«Ответ Сфинкса (сборник)»

Ответ Сфинкса (сборник) (fb2) - Ответ Сфинкса (сборник) 297K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Надежда Ладоньщикова

Ответ Сфинкса (сборник)

Ответ Сфинкса

Над небом голубым…

Гуляют там животные невиданной красы…

Тебя там встретят огнегривый лев…

А. Волохонский

Я всегда хотел знать… что в этом мире есть такого, из-за чего стоит жить?..

– КОШКИ. КОШКИ – ЭТО ХОРОШО.

Т. Пратчетт.

Когда Анечка впервые увидела Чудовище, первая ее реакция была – спасать. И себя тоже.

Чудовище занималось тем, что перерывало свиным рылом двор Анечкиного дома. С высоты седьмого этажа было прекрасно видно, какое оно немаленькое, причем с крыльями. По-собачьи скребло землю лапами и мурлыкало от удовольствия. А еще у Чудовища был хвост, с помощью которого можно было выруливать в нужном направлении.

Желая убедиться, что она – не единственный свидетель этой сцены, Анечка побежала к соседям. На долгий мелодичный звонок никто не отозвался, а когда открыли, Анечка вдруг поняла, что ей нечего сказать, кроме как «доброе утро»: перед ней явилась прекрасная дама в художественно оформленном пеньюаре, очень удивленная. Пришлось узнавать, есть ли у нее горячая вода.

Положение спасла старушка тетя Маша, с дикими причитаниями, матюками и молитвами пикирующая прямо с лестницы:

– Что с вами, тетя Маша, утро доброе?! – спросила ее Анечка.

– Дівчата, мать же його! Та шо ш це таке! Чи я з ума вже зійшла?! Чи ті религиозніки чортові правду говорили…

И тетя Маша зарыдала на Анечкином плече. Видя такую сцену у себя на пороге, соседка в пеньюаре еще больше удивилась, и все узнали, что ее зовут Олей.

– Вы что, в окна никогда не смотрите?! – орала на нее Анечка, перекрывая причитания тети Маши. – Так выгляньте, будьте любезны, что там творится!

Через несколько минут Оля вопила в телефон где-то в глубине комнаты, тетя Маша будила подъезд рыданиями, а Анечка летела вверх по лестнице. На сей раз дверь открыл задумчивый мужик:

– Я с седьмого этажа…

– Ну и что? – спокойно ответил мужик.

– Там, во дворе, говорят, что-то случилось.

– А чего вы ко мне пришли? – в голосе послышалось раздражение. – Это ваши проблемы.

– Извините, но кажется нет, – удивилась Анечка.

– Как это нет? Вы не можете выйти из дому.

Тут Анечка глубоко возмутилась:

– А Вы? Вы можете?

– Я свои проблемы решаю сам, – ответил мужик и просто закрыл у нее перед носом дверь.

– Странно, – подумала Анечка вслух и побрела вниз.

Только она вошла к себе, зазвонил телефон. Незнакомый женский немолодой голос:

– Извините, пожалуйста, Вы из четвертого дома? Это из дома напротив.

– Да.

– Там…

– Да…

– Как Вы думаете, это что такое? Мы тут решили, может, кино снимают, так ведь предупреждать же надо. У меня ребенок в школу ушел. А домой как? Дороги-то нет уже, даже вашего дома не видно.

Анечка снова подошла к окну.

– Вы меня слышите? Алло!

– Да, – с трудом ответила Анечка, – кажется, или конец света, или начало, или что-то в этом роде, или так и надо, или что-то из зверинца убежало! Я не знаю.

– Господь с вами, что вы такое говорите? И не стыдно? У нас дети ведь!

– И у нас. У бабушки.

Анечка не удержала трубку. Когда подняла, трубка уже не гудела. Все, без телефона. Почувствовалась вдруг усталость. Мало того, что невозможно объяснить себе происходящее, так еще и не у кого спросить. Главное – это видит весь дом, и даже соседний. А впрочем, это еще хуже, наверное. Не только видит, а и спрашивает, где делось все то, что во дворе было.

Тем временем, картина за окном изменилась настолько, что звонить стало просто некуда. Чудовище продолжало рыть носом землю обычным способом, однако от двора сейчас уже просто ничего не оставалось. За окном наблюдалось невиданное даже по телевизору. Слева от окна, вырастали какие-то, похоже, джунгли. Справа – что-то, напоминающее лунную поверхность, прямо по центру – город с башнями, и так до бесконечности. А если быстро бегать вдоль окна, но картина получилась еще более странной – гибрид подводного царства с космическим пространством.

Неизменным оставалось только Чудовище, усердно роющее землю носом. Правда, оно стало обрастать усиками на хвосте, как у винограда, которые противно извивались и ощупывали, куда бы отрасти дальше. Эта картина просматривалась на фоне каждого пейзажа.

Три дня весь подъезд обсуждал происходящее, отчего появлялись все новые и новые подробности. К примеру, что из всех окон вид был разный. Двери не закрывались, люди бегали туда-сюда, пытаясь всех расспросить, хоть что-нибудь понять и хоть что-нибудь узнать обнадеживающее. Только чем дальше, тем все становилось непонятнее и непонятнее. И скоро все это поняли, перестали бегать, а паника начала сменяться отчаянием.

Анечка тупо бродила по квартире и думала, что надо бы навести хоть какой-то порядок. Давно не поливались цветы. Кроме того, надо было придумать, где доставать еду, когда она закончится. Можно было купить у соседей, что-то вырастить в соседней комнате или даже в подъезде. Еще есть неработающий, но вполне исправный телевизор и магнитофон, телефон Анечкин можно как-нибудь починить.

Только неужели это навсегда? А в окно лучше и не смотреть.

* * *

Вот в коридоре появилась Оля и внезапно зашлась в рыданиях:

– Он не придет! Не придет! Сидит, как сыч, никого видеть не хочет.

Анечка старалась понять, что она хочет сказать. Оля захлебывалась и глотала принесенную валерьянку. Наконец, стало что-то проясняться.

Сосед сверху, тот самый, что в одиночку способен решить все возникающие на его пути проблемы, как раз тогда в гостях у нее сидел, на рандеву. А самое ужасное проявилось потом, когда выросла между ними стена из неизвестных никому и невидимых энергий. И произошло это все, оказывается, утром, а орала за стенкой Василиса Петровна, соседка, и Олю успокаивать надо, и эту Василису Петровну надо сейчас навестить.

– Она про него знает?

– Да все знают. Мы жениться хотели.

– Сейчас идем к Василисе Петровне сначала, а потом обязательно к нему заглянем. Как зовут, кстати?

– Андрюха. Он никого видеть не хочет, сидит, не выходит со вчера.

– Ну, – ответила Анечка, – идем.

Про себя же ворчливо подумала: «Делать мне больше нечего. Я вот вообще не знаю, где мои. Там, у его матери, даже телефона нет. Дождались, называется, когда поставят!» Только так было легче, не страдать же в одиночку – с ума сойти можно.

– Идем, Олечка, успокоим Василису Петровну. Потом и я с тобой тоже пореву.

– А ты чего?

– А того же. Я тебе потом расскажу, а то матюкаться буду.

Василиса Петровна была дама видная, хоть и в возрасте. И встретила она девчонок с королевским достоинством, будто вовсе и не орала только что. Посадила за стол, пирожками угостила. Расспросила, по обыкновению, что да как. Как погода, настроение, что у кого из окна видно.

– Бедные вы мои! Вот как молодым-то сейчас приходится… Ну, кушайте, вон какие худые да бледные. Смотреть жалко.

– Да мы, Василиса Петровна, собственно…

– Чего уж там! Понимаю. Бедные девочки, в такой беде да совсем одни, и мужа-то нет даже. Только мужчины нынче…

Анечка перебила:

– Давайте, знаете что, Василиса Петровна, о мужчинах потом поговорим, а? Как Вы себя чувствуете?

– Хорошо, детки. Совсем даже неплохо, – ответила Василиса Петровна и принялась мыть посуду.

Оля с Анечкой непонимающе переглянулись, ибо худыми и бледными их назвать было сложно. Конечно, не в лучшем виде, но не до такой же степени.

– Василиса Петровна, а как Вам мое новое платье? – спросила Анечка.

– Сарафанчик этот? Ничего, и расцветочка веселенькая такая. Тебе, деточка, желтенькое всегда шло.

Наступила тишина. Волосы собирались расположиться перпендикулярно горизонту. Ибо сарафанчиков, в том числе, желтеньких, ни на ком не было, а были на Анечке синие штаны и серая рубашка. Оля, не отрываясь, смотрела на Анечку. И все же Василиса Петровна с ума не спятила, и это было заметно.

– А Олино? – продолжала Анечка.

– Ты, милая моя, девочку не обижай! – строго зыркнула в мою сторону Василиса Петровна. – Ей и так досталось уже.

– Это почему? – насторожилась Оля.

Василиса Петровна не ответила. Анечка жестом остановила Олин начинающийся монолог и продолжала:

– Да это глупости все. Жизнь одна, и надо ее прожить достойно. Что вам Чудовище? Вам бы жизнь свою устроить. Тебе, Анечка, семью. Да и Олечке бы хоть чего.

– Позвонить от Вас можно? – спросила Оля в задумчивости.

– Нет, девочки. Мне телефон нужен. Вы кушайте. А звонков мне ваших тут не надо. Мне и без звонков хорошо.

Девчонки молча ели пирожки и запивали их чаем. А Василиса Петровна хлопотала над плитой и рассказывала:

– Вот как Чудовище появилось, сразу все непонятно стало. А как раньше жили! Вы вот этого помнить не можете. А теперь только одно и осталось – как позвонит Катя из третьего подъезда, поговорим с ней о том, о сем. Катя человек умный, все про Чудовище сразу понимает, а не говорит ничего только. Одна моя радость Катерина Александровна, как чего – сразу к ней звоню первым делом, всегда она меня успокоит!

– Она что, с Чудовищем борется?

– Бороться не борется, а на двор как-то ходит, живет, как и раньше жила, почти что. И другим людям от нее радость. Детей соседских даже домой поприводила. А как – не знаю, детки. Сами уж учитесь. Я тоже раньше по двору ходила, а сейчас и носа не сунешь, Бог знает что там творится, и говорить не хочется. Вам бы только вот если бы счастья в личной жизни.

– Василиса Петровна, – спросила Анечка, – а как бы с этой Вашей Катериной Александровной пообщаться? Нам очень нужно, очень.

– Это уж я не знаю, – вздохнула Василиса Петровна. – Вы сами с ней разговаривайте.

– А можно ей позвонить?

– Можно, конечно. Только это без меня. Я ее телефон дать не могу, и не просите даже, я ж не телефонная справочная. А вы девочки неглупые, не пропадете. А если чем помочь – так я всегда. Сами знаете, я человек высокой морали. И честность я всегда очень ценила, и доброту человеческую. И Катя потому дружбу мою очень ценит, полдня можем говорить, и скучно не становится.

– А позовете, если позвонит? – у Оли еще имелись иллюзии.

– Если, Оля, даже и позвонит, так это вас не касается. Я очень Катю, Катерину Александровну то есть, ценю и оберегаю. И в обиду никому не дам, чтобы злой человек какой и близко не подошел. Всегда прослежу!

Анечка, не выдержав, заворчала:

– Это Оля – злой человек? Или я, может быть?

– Девочки. Я вас, конечно, понимаю. Я всегда стараюсь всех понимать, вы не сердитесь на меня уже. Может, сказала чего не того, я ж баба дурная, темная, да только зла никому не желаю. Дай вам Бог счастья. Может, когда и заживете получше.

В общем, девчонкам пришлось пойти восвояси ни с чем, если не считать испорченного настроения и сильного удивления. И было над чем подумать.

Во-первых, есть кто-то, кто хоть немного понимает происходящее.

Во-вторых – присутствие Чудовища способно менять вид окружающих предметов. Слава Богу, не у всех.

Андрея ругать они решили после обеда.

Придя домой, Аленка оглядела то, во что была одета. То есть штаны и рубашку. В свете Чудовища Василиса Петровна умудрилась разглядеть в них желтенький сарафанчик.

Еще совсем недавно жизнь казалась такой обыкновенной.

* * *

Наконец-то Анечкина собака выползла из-под ванны. Подошла, глядя на нее человечьим взглядом и пытаясь вилять поджатым хвостом. Ну что ей сказать? У Анечки обычная собака, без крыльев. Симпатичный небольшой зверек, сидя перед которым, Анечка может говорить все, что в голову придет. Самое интересное, что ее понимают. К окну близко собака не подходит, тянет носом и ложится подальше.

За окном снова непонятно что – ночь или день, видно только на часах. Впрочем, правильно ли идут часы, тоже никто не знает. Кажется, идут правильно пока. Анечка никогда раньше так внимательно не заглядывала в окно.

За спиной тихонько заскулили. Собака почуяла что-то, хвостиком виляет.

– Кто там, хоть ты скажи.

Наверное, собаке легче, чем Анечке, понять что-то о собаках – даже с собаках с пятачками.

За окном снова видны то деревья, то крупные выразительные звезды, то еще что-нибудь. И только Чудище по-прежнему роет… возможно, землю, только из-под нее тоже что-нибудь появляется все время. Надоело.

А, может, просто выйти во двор – и будь что будет? Чего бояться уже?

Анечка – выйдет, она решила. Пусть даже ее съест это неизвестное Чудовище, но так больше нельзя. Да, нельзя, никак. Вот туфли, а вот лестница.

Скрип двери, тугая пружина, и дальше – а ничего там, за дверью. Невероятный мороз, колючий, невыносимый, прямо из-за двери. Кто-то остановил ее – или показалось?

Очнулась в комнате, как потом поняла, у Оли. Никого, но было хорошо слышно, как они с Андреем разговаривают в кухне.

– А кто ее ее знает. Совсем она, что ли.

– Это от одиночества, – начала Оля.

– Оля. Одиноки мы все. И ты, и я, и тетя Маша. И Василиса Петровна – я ничего не говорю, она женщина несчастная.

– Андрюша! Она нам в последний раз такое говорила!

– Ну что она вам «такое говорила»?! – начал выходить из себя Андрей. – Она всегда «говорит такое»! Понимаешь, всегда. У нее в голове всегда был хаос, а теперь и подавно. Что ж ты, или Аня, мне не скажешь ничего «такого»? В человеке дело, понимаешь, в человеке! Как ты думаешь – почему всем разное из окна мерещится?

– Понимаешь, – почему-то спокойно начала Оля, – Чудовище-то, ведь оно у всех Чудовище.

– Да хоть триста тридцать три Чудовища! Не так все просто.

– Пойдем посмотрим.

Анечка валялась на диване и смотрела в потолок.

– О, привет! – сказала Оля и села на край дивана. Анечке было лень шевелиться, она просто улыбнулась. В дверях загрохотал Андрей:

– Шоб я тебя там больше не видел! Копаю себе картошку спокойно. Да я там собак десяток заведу, перед подвалом, чтоб вообще к двери никто из вас не подходил! За два этажа! Злых собак заведу – по соседям насобираю. Тоже еще – Герда нашлась. Выход, как говорится, с другой стороны!

– С какой?

Андрей ничего не ответил, Оле как-то удалось его успокоить, и стало опять уютно, по-домашнему. Анечке вспомнилось, как они тоже раньше вот так же все разговаривали – чуть не заревела.

– Когда это закончится? Ну что это такое.

– Кушать хочешь? У нас картошка есть, будешь?

– Буду, – и Анечка заревела окончательно.

Назавтра Анечка уселась писать письмо. Подруге детства, ее это успокаивало.

Она так увлеклась, что не заметила, что у нее посреди комнаты стоит Андрей и разглядывает стены за неимением другого дела. Значит, еще и открыты двери. Ну и ладно.

– Это что, эпопея «Война и мир?»

– Почти. Привет.

– У Катерины Александровны операция! Ясно? Вот тебе и все объяснение. Получилось, что эта тетя с некоторых пор со вставным позвоночником.

– К-как?

– Очень просто. Как надо во двор выйти, она его вынимает, и получается, что руки с головой тогда прямо из седалища растут. Только Оле не говори, она нервная очень.

– Я тоже нервная.

– Ты хотела знать? Чтоб больше интересно не было. Муж ее, как увидел, на девятый этаж на квартиру удрал. Говорит, это ж не по улице ходить, это на заду ездить! И не видит ничего дальше носа, зрение у нее совсем изменилось. – И Андрей, наконец, устало рухнул на ковер. Посидеть. Внизу хорошо, если люстра не упала.

– Андрюша… Где ты такой ужас взял? Может, это прикол?

– Сейчас везде – один только прикол… Пожалуйста, соври чего-нибудь Ольге, она интересуется. Только этого не говори. Я просто не знаю, что делать. Вы ж бабы, помоги.

– Ну хорошо, это мысль. Бабы так бабы – я специально повспоминаю все известные в народе бабские темы и забью ей ими всю голову. А дальше расскажешь про Чудовище?

Андрей вздохнул:

– Я ведь тоже не понимаю – ничего.

* * *

«Куда звонить в экстренных случаях». Анечка листала телефонный справочник, такой бесполезный теперь, наверное. Вот. Ветеринар.

– Да, добрый день, – ответили ей, к удивлению, вполне вразумительно.

– Алло! – завопила Анечка, – добрый день! Это ветеринарная больница? У нас какое-то Чудовище во дворе завелось. Большое, страшное, с крыльями.

– Которое двор носом роет?

Анечкиной радости не было предела! Мало того, что ответили, так еще и не посчитали ее слова, мягко говоря, странноватыми. В общем, можно продолжать.

– Да, которое роет, которое вообще все на свете перерыло! Мы все в таком ужасе…

– Девушка, да что Вы! Это же милейшее существо, это счастье Ваше, редчайшее явление!

Редчайшее явление? Этого Анечка не ожидала.

– Да ваше… явление… Я на улицу выйти не могу, и не только я, а все, потому, что улицы нет! И куда звонить?

– Девушка! Послушайте меня. Я Вам расскажу. Вы ничего о нем не знаете.

– Мы уже насмотрелись и что?

– Так спросите.

– Так и спрашиваю: где мои родные и близкие и что мне делать?

– Вот, – заявил старичок. – Хорошо.

– ???

– Хорошо… Дело в том, что это Вы спросите у «Чудовища», или как вы говорите. Оно ж, девушка… как вас, кстати?

– Аня.

– Хорошо… – Опять протянул старичок. – Да-а. Так вот. Аннушка, не горячитесь, это чудо называется трансморф полиструктивный проникающий. Он выпускает нооподии?

Анечка удивленно молчала.

– Ну, обрастает оно такими – будто бы кисточками на хвосте?..

– Обрастает. И что?

– Да. Это он и есть… – И ветеринар погрузился в размышления. Потом задумчиво сказал:

Сложно Вам, сложно… Тут главное – не бояться его. Его изучить надо.

Анечка почувствовала беспросветное отчаяние и спросила просто уже что попало:

– А хоть откуда оно взялось? Из параллельного мира?

Старичок рассмеялся:

– Просто нашел его кто-то, и все. Может, и в параллельном мире, а может, и сами создали, а может, оно тут всегда было. Вы – не думайте…

– Не думаю, и что думать, не знаю!

– Вот послушайте дальше.

– Извините, оно хоть не летает? Крылья все же.

– Может быть, и летает. Только зачем ему летать?

– Кто-нибудь вообще знает, что это?

Конечно, риторический вопрос. Повисло странное молчание. Анечка ничего не поняла и продолжала размышлять про себя. И вдруг Ветеринар, так же задумчиво сказал:

– Я, конечно, ветеринар, но ведь это только слово. Оно означает, конечно то, что я ветеринар, но из этого слова очень сложно понять, что я священнослужитель.

– Ой. А какой… – Анечка собралась спросить, какой именно религии Ветеринар, но вдруг поняла, что разницы нет.

– Если Вы священнослужитель, то я вижу Цербера. Я, мы, его все видят, и ему в нашем дворе абсолютно не место! Пожалуйста, отправьте его обратно – в мифологию. Только это не тот Цербер, что в мифологии, тот без крыльев! Или как оно называется?

Анечка, наконец, выдохлась от этого монолога и снова замолчала, смысла все равно нет никакого. Может, это Осирис был, только у того тоже крыльев нет. А, какая разница, один чёрт.

Ничего понятного Ветеринар не сказал, а сказал звонить еще. На том они и попрощались. Что Чудовище никуда не денется, Анечке уже понятно, и самое главное – именно это, а не как оно называется, и какая религия у Ветеринара. Похоже, ничего не понимал и он.

* * *

На рассказ о разговоре с Ветеринаром от неизвестной религии Андрей отреагировал бурно.

– Что я говорил. Чудовищ порождает только, только и исключительно сон разума – вы не знали? Об этом писал еще Юнг в… То есть, это сказал не Юнг. Юнг только об общественном бессознательном… Вот оно, призрак безысходности, безвыходности призрак. Если царит хаос, значит, он существует, в окно смотрели?

– Андрюша, ну не до такой же степени, чтоб все на свете превратилось в этот хаос, а чудовища всякие по двору бродили. И вообще нам всем сейчас немного не до Юнга.

– До такой! Нет хуже беды, чем наш идиотизм. Есть не только сила ума, есть и наоборот. Сейчас из окон наблюдаем, а потом, кто знает? Если дальше так будет, у всех свои миры образуются, чего доброго, и будем в них пребывать. Есть очень заумное слово «архетип», объяснить термин? Или он из космоса прилетел, а понимать все это будет Пушкин, наверное.

Анечка осторожно вставила слово:

– Ну а как же быть с тем, что что у всех из окна все разное? Хоть ты понимаешь? Хоть что-нибудь объясни.

– А чего, вполне понимаю. И совсем не понимаю, что теперь делать. Толку от моего понимания. Суть одна. И что каждый сам по себе, и что полный хаос, и непонятно, куда и как. Понимаю, так что. Все понимают и рассматривают это, кто как может, со своей точки зрения.

– Андрюша, не настолько же буквально.

– А как видите – настолько. Есть теории, начиная от энтропии и заканчивая буддизмом, где вместо чертей силы невежества… Из нашей головы оно взялось, и моей тоже, или не головы, только мы сами и разрушаем, а вот откуда взялись мы, я…

Девчонки уже догадывались, что будет дальше – это у него надолго, и срочно убежали к Ане.

Некоторые истины постигать Анечка никогда не пытается, аргументируя любителям философии свою точку зрения цитатой из устной речи соседки бабы Фроси: «вы как хотите, а я как знаю». Только разговор с ветеринаром к таким истинам не относился. Уже третий день она пыталась поверить, что за окном не конец света, а неизвестное явление, с которым надо уметь обращаться. Но если это Цербер, то почему у него (не говоря о пятачке уже) крылья? У чертей крыльев нет. Или есть? Или они остались еще с тех пор у них, когда они еще были ангелами?

Тут Анечка надолго задумалась о том, был ли когда-нибудь Цербер ангелом. Получается по всему, что был. С одной стороны, все старались что-то понять, а с другой – это все философии, а что делать? Чудовище-то двор перерыло, и перерыт двор, и все.

Вполне может быть, что эта летучая собачка (или хрюшка) действительно какая-то разновидность Цербера. А этот зверь, как известно, живет под землей. Может, ему просто неуютно у нас во дворе, и он (или она) пытается попасть к себе, под землю, оттого и роет. А что уж получается – да не у всех все получается как надо. Может, этот зверь вообще не понял, что это плохо, на не видит, а как мы себя чувствуем, не подозревает. В общем, не буду спешить с выводами. У Цербера, наверное, свои проблемы, тем более, что и выглядит оно не ахти для Цербера. А для Осириса и подавно – как и они все не похожи на древних египтян.

Как бы ни было, Анечка решила: она постарается как-то пообщаться с Чудовищем и спросить. И тогда, тогда… она замечталась. Тогда они вызовут экскаватор!

Андрей ушел в себя дальше развивать тему, Оля до сих пор пытается вытащить его на свет Божий, а Анечка дня три разглядывала из окна одну какую-то чертовщину, с различных расстояний и под разными углами, все думая над словами то Ветеринара, то Андрея.

Итак, надо думать об этом чудовище хорошо… Нет, для начала – не думать плохо. Допустим, оно ее заметит. Как вообще с этим существом общаться? Оно не знает ничего о том, как было здесь до нее, как должно быть. А может, так и должно быть, а может, как-то еще должно быть. Собака с крыльями и пятачком. Пускай себе эта собака живет под землей, если ей нравится. В общем, Анечка уже немного поняла, что именно ей делать.

Несколько дней Анечка бродила вдоль окна, стараясь, следуя совету Ветеринара, как-то изучить Чудовище.

Еще раз пройти направо и назад. Стекло!..

Ослепительное нечто, битое стекло на полу. Неизвестно откуда вдруг зазвучавший стук колес, громче, громче, до оглушительного шума, как удара – и тишины небытия.

Очнувшись в неведомом пространстве и времени, Анечка первое, что увидела – поезд, бешено летящие перед ней колеса, и подумала, что, наверное, это вся ее жизнь была поездом.

Небо. Последние вагоны. Никого вокруг. Анечка увидела пространство – она его уже видела где-то, наверное, во сне. У нее появилась вдруг уверенность в том, что Чудовища бояться не надо. Там, в ушедшем поезде, осталась вся жизнь, вся ее жизнь и была этим поездом. Но почему-то Анечка жива, а поезд уходит вдаль, шум постепенно затихает, а значит, поезда больше нет.

Так думала Анечка, идя прямо вперед – она всегда знала эту дорогу, а вспомнила только сейчас. Ее мучила единственная мысль: куда ушел тот поезд?.. И было интересно, что дальше. А дальше, похоже, был лес. Темный лес, как и полагается в сказках. Анечка начала вдруг понимать, откуда они, сказки, берутся. Она свернула немного в сторону, и увидела огонек – наверное, ей было нужно именно туда.

Подойдя к большому камню, Анечка легко отодвинула его и спустилась в ярко освещенное пространство, посреди которого горел небольшой, но настоящий огонек. Еще ярче полыхали отраженным светом стены, сплошь увешанные гранеными подвесками, покачивание и перезвон которых усиливал ощущение сказки. А вот ее отражение – Анечка это поняла сразу. Почему отражение? Она это просто знала всегда. Отражение спокойно глядело на нее, в украшениях вспыхивали отблески. Они понимали друг друга, даже говорить ничего не нужно было. Существует это отражение на самом деле, или все дело в отблесках? Анечка заметила, что держит в руках бусы, в которых переливаются неведомым светом подвески – Анечка перебирает подвески, как четки, надевает на себя бусы. Можно просто сидеть у огня, чтобы смотреть в огонь. Неведомо, сколько проходит времени, кажется, времени здесь вообще нет. Огонь разрастается, занимает все пространство. Теперь и пространства нет тоже. На Анечку задумчиво смотрят глаза ее отражения. Выражения в них нет? Или есть? Анечка вдруг перестала понимать, что такое выражение. Если долго смотреть в огонь, можно не видеть кроме огня больше ничего. Если вглядеться внимательнее, можно уйти, наверное, в какое-то странное зазеркалье. Так Анечка подумала и ей вдруг захотелось туда попасть, в это зазеркалье.

Где-то в ее сознании вспыхнул свет, и течение света уже несло ее, и все полетело в ослепительную бесконечность, в которой даже само движение потерялось, и этому, казалось, не будет, не может быть ни конца, ни края. И Чудовищ тут нет и быть не может. Чудовища бывают только у людей, а вообще-то они не существуют. Конечно, и ада под землей нет. Наверное, Церберу тут стало просто нечего делать, а на поверхности он жить не может, и срочно закапывается обратно.

И вдруг Анечка увидела, что мир больше никуда не летит. Она находится в самом прекрасном в мире саду, около самого прекрасного в мире своего дома. Ей еще нет и 300 лет, но она часто задумывается о жизни и смерти, и ей совсем не страшно – ведь на самом деле она знает, что будет жить вечно.

Уже давно все мудрецы наперебой спорят о том, когда наступит конец света – они его давно пророчат. Одни говорят, что все смоет вода, другие – что все взлетит на воздух, а третьи предполагают, что придет на Землю огонь небесный. Анечке давно надоело их слушать – это длится уже пару веков, а может, и дольше, только она этого не помнит, и ей никто не рассказывает. Пусть все эти мудрецы спорят еще пару веков.

И какая разница, что еще пару веков все будут ждать конца света. Она и так давно знает, что он будет, только не знает, когда. Ей недавно это рассказали дельфины – в этом океане их много, они приплывают прямо к берегу и иногда говорят с людьми. Говорят они редко – их надо упрашивать. Иногда Анечка приносила им сорванные с дерева вкусности, но дельфины иногда их проглатывали и просто молча, улыбаясь, уплывали в свои глубины – Анечка к этому привыкла, ей нравились дельфины.

Она не умела, как они, говорить с Небесами, где, по их рассказам, тоже жили животные, только сказочные, и их отражения всегда живут на Земле, только в редкие времена люди их видят.

Жалко, что мудрецы дельфинов не слушают. Анечке (почему-то она помнила, что ее зовут Анечкой, как-то одновременно со всем это помнила) хотелось бы увидеть сказочных небесных животных. Или хотя бы их земные отражения – она почти всегда мечтала об этом, с тех пор, как дельфины впервые ей рассказали.

Она не знала, какие они, эти животные. Поняла, что одно отражение, к примеру, живет под Землей, там темно и, наверное, страшно. Оно сторожит там собранные людьми за все время сокровища, которых никто никогда не видел. Может, там еще кто-то есть, но Аленка дальше ничего не поняла. Другое появляется только на поверхности, чтобы осветить людям дорогу, но никто не знает, когда появляется и где.

А может, это только отражения, сами-то животные в Небесах живут. Дельфины не умеют выражаться понятно – они вообще разговаривают не словами, а совсем иначе, поэтому люди и не стремятся обычно их понимать – это сложно. Большинство людей разговаривает друг с другом.

Тут Анечка заснула. Можно ли заснуть в этом волшебном мире, да еще и увидеть сны – один другого непонятнее? Можно, оказывается. О том, как в совсем другое время и в других странах люди будут говорить тоже о каких-то сказочных животных. Что люди станут обожествлять, к примеру, львов и кошек, но все это произойдет позже… Намного позже. Весь сон Анечка пыталась понять, когда все это должно произойти, но так и не поняла этого. Все, что ей удалось вспомнить, хотя и смутно, это в самом деле произошедший однажды конец света (Анечка и тут не поняла точно, кто из мудрецов оказался прав – от чего) и каких-то людей в каком-то другом мире, которые призывали неизвестных ей богов. И никогда не говорили с дельфинами. И никогда дельфины ей об этом ничего не рассказали.

Она заметила, что продолжает молча смотреть в огонь. Но огонь задрожал, стал бледнеть, все снова стало меркнуть перед глазами, мир опять постепенно стал терять свои очертания, и Анечка почувствовала, что снова летит в тишину, и ей почему-то не хотелось в нее – так иногда не хочется просыпаться. И очень удивилась, когда вдруг до нее дошел, как показалось, голос другой Вселенной:

– Аня! Слышишь меня? Скорее, она очнулась!

Анечка открыла глаза и увидела Олю с Андрюшей.

* * *

Приходить в себя долго Анечке не пришлось, и она решила, что впредь вместо нервных потрясений займется чем-нибудь попроще. К примеру, откроет кладовку и истребит в ней хаос. Конечно, она постаралась именно это и сделать, и вот занимаясь этим уже полдня.

Вот только помогает ли это занятие от Чудовища? Анечку вдруг захлестнуло чувство полной бессмысленности абсолютно всего, и она зашлась в истерике, сидя на корточках перед кладовкой, воя, причитая и раскачиваясь. Она ведь сделала все, что могла, а может, и чуточку больше. Шепча даже жуткий мат, Анечка подняла глаза, увидела старую дорожную сумку, туфли, зачем-то повытаскивала все это…

Нет, только не это. С ума Анечка еще не сходила.

А если с ума она не сходила, то почему у нее в руках – те самые бусы из сказочного сна? Может, это и сон был, что она сидела в саду и вспоминала, что ей сказали дельфины о небесных животных. Конечно, она когда-то читала и про Атлантиду, и еще много чего – удивляться нечему. Только что у нее в руках, откуда оно взялось?

Можно сидеть во сне, в саду, предположительно, в Атлантиде, думая о дельфинах. Можно даже заснуть во сне и увидеть львов и кошек, которых обожествляют в другом мире. И после этого даже проснуться в том же сне и в том же саду.

Однако нельзя эти бусы держать в руках наяву, сидя перед кладовкой, где их никогда не было и быть не могло. Уж это Анечка точно знала. А спятить с ума в ее планы не входило.

А впрочем, почему спятить? В последнее время вообще все более чем странно. Не зная, что думать, осмелев и потихоньку приходя в себя, дотронулась до вещи. Странная, легкая, ее можно свернуть в кулачке. Подвески занимают чуть больше места, но тоже необыкновенно легкие.

Все еще сидя около кладовки с бусами на коленях, Анечка думала: то ли они у нее всегда были и потому в бреду прибредились, то ли видение и вправду стало реальностью. Нет, не было. Такого вообще не бывает. По крайней мере, не встречалось, никогда и нигде. Где же оно взялось, все-таки? С того света?

Анечка надела бусы на себя, подумав, что так и будет в них ходить все время.

Может, из-за бус, а может, из-за других миров, из которых появились эти бусы, но чувство бессмысленности жизни у Анечки вдруг куда-то пропало, сменившись пониманием, что у нее есть не только бусы, а странное знание непонятно о чем – о кошках, львах, и дельфинах. И от этого вдруг стало радостно на душе.

Подойдя к окну, она поняла, что чудеса еще не закончились. Ибо там, кроме знакомого Чудовища, разгуливало еще одно живое существо, по виду – лев, только здоровенный и необыкновенно красивого, яркого оттенка. И этот Лев, как всякая кошка, спокойно гулял сам по себе, причем беспорядок ландшафтных картин ему никак не мешал. Совсем не мешал. Лев вальяжно гулял по обычному двору, среди деревьев, кустиков, дорожек, которые, как это ни удивительно, были такими же, как всегда, и около Льва не превращались в неведомый хаос. Хотя собака крылатая никуда не делась, она сторонилась Льва, когда они подходили близко друг к другу. Просто сторонилась, как сторонятся ветра, даже не ворчала.

Анечка даже не поняла, видят ли они друг друга – Лев и Чудовище. В любом случае, она теперь совсем не боится идти по своему, такому знакомому, двору. Просто потому, что видит ту самую дорожку, по которой ходила всегда. Дорожка существует, как существует видимый теперь Анечкой Лев, как существуют бусы из другого мира – как существуют другие миры.

Анечка смотрела в окно, и не знала, чему удивляться больше – тому ли прекрасному, что она нашла в себе и у себя? Разве просто бусам? Или тому, что могла видеть теперь в мире? В любом случае, что-то произошло. Тот, иной мир, теперь навсегда с ней – вместе с бусами. А значит, что-то произошло в мире вообще.

На лестнице ей встретилась тетя Маша, но пытаться с ней поздороваться было бесполезно: тетя Маша ее просто не замечала! Потом, не заметив, что Анечка что-то ей говорит, повернулась и пошла к себе.

Когда Анечка позвонила в дверь, Оля открыла и… завопила не своим голосом. И даже удрала от Анечки в комнату. Анечка добилась от Оли только слез и малопонятных причитаний.

– Да что ты видишь?! Можешь сказать по человечески? – Анечка ничего не понимала.

– Ты кто?

– Аня я, Аня! Что ты видишь хоть?

– Ты… ты кто?

– А кто?

– Ты…такое… на этом таком… это с другой планеты, да?

– У тебя температура? Я – Аня. С седьмого этажа над тобой.

Телефон где?

– Зачем?

– Андрюшу звать.

Но Андрюша как раз появился сам. Хоть и узнал Анечкин голос, но когда увидел ее, встал как вкопанный на пороге. Анечка продолжала ничего не понимать. У нее заканчивалось терпение:

– А ты что увидел? Тоже инопланетян?

– Да нет… – задумчиво ответил Андрей. – Не инопланетян, не ангелов и даже не Абсолют… Скажи мне, а как это тебе удалось?

– Да что, наконец?

– Это неописуемо. Н-немогу объяснить. Что ты сделала?

Анечке все это надоело, она она сняла бусы и громко бросила на пол.

И все сразу успокоились. Поставили на кухне чайник, нашлось даже варенье. Полные щеки не помешали делиться впечатлениями. Ребята развлекали Анечку фантастикой, которой сами не понимали, а она рассказывала им быль, причем так же безрезультатно, и продолжалось все это достаточно долго. Оля и даже Андрей по очереди примеряли сказочные бусы, но Андрей смотрелся в них глупо, а Оля – хоть и нарядно, но без дополнительных чудес. И поэтому, наверное, Андрей стал почесывать подбородок двумя пальцами – большим и указательным. Еще вспомнили, как странно тогда говорила о них Василиса Петровна – что бы, интересно, она о бусах сказала? Но Анечке не хотелось идти спрашивать Василису Петровну прямо сейчас.

Выйдя во двор, Анечка от радости боялась вздохнуть, чтоб это все опять куда-нибудь не исчезло. Шла, рассматривая знакомый двор так, будто никогда раньше не видела, или не видела давно – а может, так и было? Лев должен был бы быть где-то здесь, но почему-то его было пока не видно.

К вечеру (кстати, был день, который клонился к вечеру) Анечка заметила, что вдалеке тоже ходят люди. Она просто шла и напевала себе под нос. Если будет так продолжаться, можно просто жить дальше – обычной, привычной, Анечкиной жизнью. «Что там было у Вангелиса с Бахом, т. е. наоборот, о возвращении рая?» – подумалось вдруг ей.

На скамеечке сидела какая-то дама с собачкой. Может быть, никто теперь ничего и не знает про Чудовище, или просто не помнит?

День заканчивался хорошо, и день завтрашний обещал быть не хуже. Теперь, наверное, все будет хорошо. Начинало смеркаться, и Анечка побрела домой. Она увидела вдруг, как начали падать листья.

А дома – настойчивый дверной звонок тети Маши.

– Ты шо ж это, а? Та як же ты так, люды он целый дэнь звонять! И Василиса Петровна тэбэ не бачила даже…

– Теть Маша…

– Не надо! Не надо, Аня. У всіх зараз жизнь плохая. Так надо ж человєком буть! А як кому плохо стане? Не надо, Аня, закриваться од всіх.

– Заходите, чего вы на пороге, – Анечка просто не знала, что тете Маше сказать. Не поверит она про дельфинов, Льва и бусы из другого мира.

– А-а. Ото ж.

– Ну, я…

– Больше так шоб не делала. Я тобі борщу принесу.

Тетя Маша ушла, и Анечка начала поскорее соображать, что ей теперь говорить говорить людям – обо всей этой мистике говорить не хотелось. Впрочем, наверное именно об этом написано во всех религиях, или это были открытые только Анечкой миры, она не знала.

Затем вдруг появилась Василиса Петровна. Было скучно, Анечка что-то говорила Василисе Петровне о том, как она рисует и слушала в ответ междометия.

– Аннушка, художества всевозможные я, конечно, очень люблю, когда-нибудь посмотрю обязательно Ваши работы, но отрываться совсем от реальности…

– Какой, простите, реальности? – Анечке надоел этот длинный вежливый разговор на пороге ни о чем.

– Нашей, Анннушка, нашей, увы, печальной реальности.

Василиса Петровна, уже расспросила тетю Машу и, казалось, была готова к поистине бесконечному общению.

Анечка, конечно же, надела свои бусы. Василиса Петровна только молча чему-то очень удивилась и сразу ушла.

И не надо, поняла Анечка, ничего понимать. Это – Чудо, а где и какой во всем этом смысл, она пока еще не поняла и сама.

* * *

День за днем Анечка отправлялась искать то ли Льва, то ли хоть какую-нибудь разгадку.

Однажды, идя по знакомой уже дорожке, Анечка увидела, наконец, нечто необычное: у нее под ногами были следы большой кошки.

Вглядываясь в следы, она заметила, что они светятся. В них плавают цветные блики и еще пока почти неразличимые намеки на картинки. Анечка протянула руку, и зайчик оказался на ладони. Подвески на бусах дрогнули и потянулись вперед. В зайчике на ладони она снова увидела призрачные башни.

Казалось, что в этих солнечные зайчиках разноцветные блики. В лучах даже будто различимы полупризрачные фигурки. Людей? Не сказать точно, чьи. Анечка присмотрелась внимательнее и увидела, что башни – за горизонтом. Они призрачны. И они – что-то совсем другое. Кто знает, есть ли в них Львы. Может, это их родина, а может, их их светило, или их храм. В любом случае, хотя Анечка почти дошла до самого горизонта, львов тут нет. Их вообще нет на Земле. Все это находится, очевидно, где-то в небе, в космосе, в ином мире.

Анечка рисовала львов, кошек, солнечные зайчики и дельфинов, и от нечего делать дарила их всем соседям. Ей нравились лучи, играющие в пожелтевших деревьях, нравились даже свои ежедневные и пока безуспешны поиски того, чего не существует.

Но однажды утром, глядя в окно, она увидела идущую по двору Олю. Забыв про наступившую осень. Анечка распахнула окно настежь и позвала ее по имени. Оля подняла голову и улыбнулась – как всегда, светло, и, как всегда, будто ни в чем ни бывало.

Зайдя к Ане, Оля бросила в угол сумку и плюхнулась в кресло:

– Аня, я все-таки не понимаю! Смотри, тетя Маша уже привела в порядок полклумбы! Там цветы весной зацветут. Не понимаю. Человек, что ли, ко всему привыкает, или время лечит даже от Чудовищ? Аня?

Анечка только молча пожала плечами – она тоже не знала.

Чудовище становилось каким-то странным – оно вроде бы и существовало, и будто поблекло, постепенно таяло, становясь полупрозрачным призраком, особенно в пасмурную погоду. Причем оно было все дальше, дальше и дальше от их двора. Но Анечку занимало теперь не Чудовище, и она об этом почти не думала.

– А что Андрюша говорит?

– А пошли спросим мудреца, это идея, – сказала Оля, поднимаясь с кресла.

Андрей ничего не сказал, а только жестом обвел висящие на стенах Анечкины картины:

– Они у Ани волшебные, как я это объясню? Как и бусы почти. Они открывают нечто в человеке, мире, свет открывают. Вот и все, все просто, больше не знаю, – улыбнулся Андрей.

Потом помолчал немного и начал длинную лекцию о Сфинксе, иных мирах и ушедших временах, о кошках египетских и не египетских, подземном мире, легендах и великой силе искусства в истории всех цивилизаций.

На этот раз его никто не перебивал до самой ночи. Правда, слушали рассеянно и думали о чем-то своем.

– «Кошка таинственна, загадочна и близка ко всему, что не дано постичь человеку. Она – душа древнего Египта, хранительница легенд ныне забытых городов Меро и Офира. Она – родственница Царя Джунглей и наследница тайн зловещей седой Африки. Сфинкс – ее двоюродный брат, и они говорят на одном языке, но кошка древнее Сфинкса и помнит то, что тот уже позабыл», Говард Ф. Лавкрафт, «Кошки Ультара», – процитировал Андрей, взяв с полки какую-то книгу. – «Две жизни в нас до гроба есть, есть грозный дух, он чужд уму» – а это вот Лермонтов. Если будить в себе кого-то, то лучше львов и котят, «невиданной красы», а не чудовищ.

В небе взошла большая, яркая звезда. Или планета. Анечке казалось, что там бродят большие, хвостатые, пушистые неземные кошки и улыбаются. Ей вдруг подумалось, что суть не в кошках – совсем не в кошках. При чем они? Ее собака, тоже небольшая и пушистая, мирно спала у ног. И в чем же она тогда, эта суть?

– Аня, у тебя тоже все прекрасно будет, – неожиданно произнес Андрей. – Я не успокаиваю, я просто знаю. Иначе не может быть. У тебя не может.

На Аню смотрела с неба удивительная звезда, с которой, наверное, и сейчас где-то в океане, говорили дельфины и по которой ходили, улыбаясь, чудесные, разноцветные, неземные коты. Аня улыбнулась им в ответ. Конечно, все будет хорошо.

– Спасибо, Андрюша, должно быть.

Эпилог

– А помнишь, – спросил Анечкин муж, когда они гуляли по берегу озера, – как мы нашлись тогда?

– Помню, – засмеялась Анечка. – Я очень тогда удивилась! Смотрю я в зайчик солнечный, и вдруг – вдруг я вижу кентавра! В солнечном зайчике ты тогда кентавром был. Интересно, как я сама выгляжу, если в зайчик заглянуть? Мы думали, так просто – человека увидеть, а вот – кто его, человека, знает. Сначала мне показалось, что это Пегас, потом рассмотрела – ан нет, это Кентавр! А тут ты и сам идешь, только без лошадиного хвоста и в нормальном виде! Говоришь: «чтоб человеком остаться, надо, случается, еще и лошадью быть!» – я запомнила!

– Наверное, это оттого, что я все мечтал придержать небо, чтоб оно на землю не упало, только не получился из меня атлант, видишь.

– Иногда все совсем не так, как мы видим.

– А ты говоришь, мол, теперь я от вас никуда не уйду!

Так они шли по берегу и наперебой вспоминали, вспоминали и вспоминали.

– Поэтому ты с тех пор только и рисуешь, что природу, солнечные дни, кошек, львов, луну?

– Нет, не поэтому, – вдруг задумчиво сказала Анечка. – Совсем не поэтому. – Потому, что иначе я буду вспоминать Чудовище. Ведь оно есть. А есть ли? – Анечка опять замолчала. – Может, его и нет, а что это тогда – я не знаю. Чтобы перестать об этом думать, Анечка принялась внимательно наблюдать, как Дениска догоняет собачку, собачка – Дениску, и как все они сейчас догоняют свое детство.

Конечно, все дело в погоде. Солнце садилось, а луна только всходила, поэтому светила было сейчас два – и луна, и солнце.

Как и много веков назад.

2000 г.

Свет в середине туннеля

Одна серебристая фигура сказала другой:

– Постарайся, чтобы тебя поняли. Люди тогда были немного другими.

А приблизительно в наше время к другому человеку пожаловали чудеса.

Если у Максима нет потомков, тогда это привидение. И тоже неправильно – привидения денег не платят, тем более вперед.

Запахло бы чертовщиной, если попросили бы, например, душу. А то работай честно за умеренную плату, пиши потомкам письма.

Максим разводил кактусы и читал за едой. Время от времени, конечно, и влюбиться пытался, но чем дальше, тем яснее становилось, что женщины – не просто представители другого пола, они вообще существа другого вида, применяющие почему-то логику непосредственно к жизни, чего нормальные люди стараются не делать. Любовь к ним у Макса стала плавно трансформироваться в глобальную мировую, в частности, к книгам и кактусам – те и другие чем-то напоминали женщин. Только им не нужно было ничего объяснять. Его всегда раздражала необходимость кому-то что-то объяснять. Женщины этого не любят и обычно рассматривают как проявление невнимания. Максим был молчалив и казался угрюмым, но злым не был никогда. Друзей у него тоже было мало. К тридцати шести годам у людей обычно заканчивается обмен опытом в области мелочей жизни, иногда возобновляясь к старости. А еще Максим был уверен, что потомков у него тоже не было.

А что писать? Надо, наверное, пока яблок послать, из продуктов чего.

* * *

Сегодня Лин шел к Магу с надеждой. В этот раз ему помогут, должны помочь. Уже сам этот дом заставлял верить. Дверь со звонком, сад. Лин шел и думал, думал. Вначале не верилось. Казалось, просто очередная бесплодная попытка, которую все же предпринять надо – ведь, если этого не делать, что делать еще?

Ему пытались помочь неоднократно. Посудите сами, неприятно иногда во что-нибудь превращаться. В последний раз он прямо у всех на глазах превратился в большое насекомое. Вывод был однозначным: линия предков разорвана, только восстановить ее не по зубам даже очень хорошему специалисту. Лин очень устал от этого, но присущий ему от природы оптимизм заставлял снова и снова искать выход. В первый раз он думал по дороге о чем-то отвлеченном и зашел, готовясь выйти быстро и ни с чем. Но Маг, чувствовалось, относился к вопросу серьезно, и притом скептически, ибо сам понимал, что все это почти нерешаемо. Сегодня Лин шел к Магу второй раз.

Дом Мага был удивительным! Сплошной антиквариат, даже кресла – и те на полу. Лин нигде еще на полу не сидел, все ведь давно привыкли к креслам под потолком, и от этих кресел на полу веяло не чудачеством, а сказочной древностью. За окнами был просто сад, настоящая природа. Лин озирался по сторонам, а Маг улыбался.

– Присаживайся, Лин. Непривычно? Да, так вот. Не могу я жену его найти. Где? Да просто нет у него жены. Любовь есть, например, к книгам и кактусам. А жены нет. Да, вероятность есть. Он, видишь ли, скорее всего женится и потомство будет, только по времени не совпадает. Какой-то идиот создал парадокс, причем нестандартным методом. А – не путешествовал во времени. Там кусок времени изменен, будто разорван и заделан в каком-то месте.

В общем, так. Что мы имеем? У Максима этого любовь какая-то есть. С этого и начнем, Лин. Нам надо сделать так, чтобы она, эта любовь его, к чему бы она ни была, но воплотилась здесь, на земле. Конечно, мы не сотворим ему жены. Все, что можешь сделать – построить Город, пусть и маленький. Город, который сможет быть тебе прапрапраматерью, к примеру. Тогда должна восстановиться вся линия, а значит, и у Максима появится пара. Тебе понятна идея? Город твой будет жить, а ты, может, и всю жизнь будешь его строить.

– Маг?.. А если не такой получится?

Маг рассмеялся:

– А не такого быть не может. У предка с потомком линия. Не построишь не свой, даже если захочешь.

– А если кто… Если мешать будут?

– Будут. И мешать будут, и помогать. Это дело жизни твоей. Понимаешь? Дело твоей жизни. Да. Еще, Лин. Другие дела бросать не обязательно, в жизни может быть много дел.

Маг что-то посчитал, подумал и добавил:

– Вот послезавтра пойдешь. Вместе пойдем, отправлю. Поговори, объясни, попроси писать тебе. Пока подумать надо, послезавтра утром жду.

* * *

Странная ночь. Максим уставился в обшарпанный шкаф, подумал немного и начал царапать первые буквы:

«Глубокоуважаемый Потомок! От имени Вашего Предка посылаю Вам яблоки и еще кой-чего, в надежде, Что Вы будете этому рады. Сообщаю Вам, что я не женат. Детей у меня нет, но очень хотелось бы, чтобы они были. Потому я очень рад вашему чудесному и неожиданному визиту. Спасибо за трудоустройство в Пространстве и Времени, за высокооплачиваемую работу, я уж постараюсь.»

Максим задумался. Чего бы он хотел? Вообще-то, много чего не так в жизни. Ну, начнем с детства. Нет, с сейчас. Нет, все же с детства. Кто его знает!

«Хороший ты человек, сын мой. Или ты внук? Слушаешь меня. Диссертацию, что ли пишешь? О чем бы тебе хорошем рассказать? В детском садике…»

И отложил до завтра.

* * *

Маг долго расшифровывал закорючки на древнем языке. Смысла в них не было.

Да, он понимал все, что касалось этого человека. Но Город… Как с помощью всего этого можно построить Город?

У кого бы спросить? Маг долго качался в кресле, выплескивая эмоции в отталкивание от пола. Совсем по детски. Но тут вошла жена Зоя. У Зои и Ридана детей было много. Трое выросли и уехали. Четверо – в обучении. А пара крошечных близнецов успешно выполняют роль домашних ангелов. Зоя оставила их на собаку – лучшую няньку найти сложно. Сейчас ее, Зои, очередь воспитывать детей. Но вот не выдержала, почувствовала что-то эдакое… Любопытство заело.

– Зоя, ты?

Маг заметил, что сегодня она хорошо выглядит. Ей всегда шли такие платки – завязанные над ухом и свисающие до колена. Красивая…

– У меня появлялась Релла… Ридан… у тебя все нормально?

И он рассказал Зое о Лине.

* * *

Максим в чтение уходил с головой – так, что ничего вокруг не видел. Если в этот момент звонил телефон или, не приведи Господь, дверной звонок, до Макса не сразу доходила суть происходящего, как будто его только разбудили. Беспорядок в квартире раздражал, конечно, но всегда не находилось времени – то работа, то новую книгу почитать. Макс вообще занимался уборкой исключительно в состоянии вдохновения. Книги и кактусы – это, конечно, святое.

Максим вспомнил о кактусах и вышел на кухню. На кухне сидел Потомок. И они до пяти утра говорили о женщинах, точнее, не совсем о них, а непонятно о чем.

– Ну тебе не все равно? Ну как я тебе это объясню.

Смысла, казалось, в этом всем никакого не было. Лин изображал внимание и старался не уснуть. Конечно, ему скучно, но это нужно, очень нужно Магу. И жизненно важно для него. Но чувствовал себя Лин глупо.

* * *

Вломившись к Магу, Лин завопил прямо с порога:

– Я не знаю, я так больше не могу! Человек душу выкладывает, а я… Маг, Ридан, пусть он лучше письма пишет.

– Писал уже, – спокойно, с легкой иронией сказал Маг, – бесполезно. У многих из них есть привычка раскрывать душу собеседнику почему-то ночью, традиционно употребляется алкоголь внутрь. Вам, конечно, нельзя, я не пойму ничего потом.

– Ну зачем?

– Алкоголь? Трудно сказать, но…

– Нет! Зачем вообще все это? – Лин с трудом держал себя в руках.

Маг задумчиво перевел взгляд с потолка на Лина:

– А вот сейчас и посмотрим, зачем нам это все. Ты должен все увидеть своими глазами. Город строить тебе.

– А тебе-то это все зачем?

– Не скажу, – засмеялся Маг. – Но мне это очень нужно, иначе бы не брался. У нас уже есть Туннель, это вроде хода то ли мыслей Максовых, то течения его ли времени. И сейчас мы его будем смотреть.

Конечно, легче было Ридану, когда никто не мешает. Возникла идея, а с идеями приходится повозиться. Что он понимает? Ридану было самому очень интересно посмотреть туннель.

– Иди сюда. Только ни звука! И постарайся не шевелиться.

Лину стало обидно, но через секунду об этом пришлось забыть. Туннель двигался прямо в лицо. Просто картинки, необыкновенно живые пейзажи, невиданная архитектура, небо во всех своих видах, странные, как горящие цветы, звезды – как будто светящиеся. И никого из людей, только природа и здания.

Внезапное резкое движение Мага, рассекающее нечто невидимое с криком «Раз!»

Потом все это повторилось. И пейзажи, и выкрики Мага. Лин успел подумать про себя, что он как-то считает Максовы попытки влюбиться, наверное, так и есть, но все он не понял ничего. Туннель вдруг закончился. Маг отмахивался от Лина – приходил в себя. Лин вышел во двор. Да, он добросовестно выслушал Максовы рассказы. Как из всего этого можно построить Город, и как понимать Туннель? И кто ему подскажет?

На крыльце появился Ридан:

– Ну как тебе? Наверное, не понял ничего.

– Ничего не понял, – печально признался Лин.

– В общем, картины есть, начинай строить. Объяснять буду по ходу. У тебя все – здания, пейзажи. А вот в конце загадка… – И Маг задумался.

И вдруг Лин начал понимать. Все эти пейзажи, как и чувства, сменяют друг друга, образуя Туннель. Лин нарушил молчание и поделился с Магом. Тот долго рассматривал его, как экзотического зверя, покачал головой:

– Надо же, додумался. Так, этого еще не хватало!

Маг схватил Лина, который опять превратился, и потащил в дом. Из первого же зеркала глянуло на этот раз большеглазое существо непонятного вида, по пояс Ридану. Некая помесь обезьяны с гуманоидным инопланетянином.

Вид у Мага был рассеянный, будто он что-то потерял в комнате и пытается найти.

* * *

Сегодня типично весенняя погода – дождик, к тому же вечер, светятся дождевые капли, романтика! Может быть, никто никогда ее не полюбит. Пока ей достаточно своей любви. И без любви она замуж не пойдет! Так и сказала вчера маме. Теперь мама со спокойной душой по вечерам вяжет, а папа смотрит телек.

В юности все существует только здесь и сейчас. Наверное, где-то здесь и прячется тот самый, загадочный и неуловимый, смысл жизни. Может, когда-нибудь она осмелеет и найдет повод познакомиться с ним. Может быть, тогда вся любовь пройдет. И может, поэтому Дина раздумывала обо всем этом, раз в десятый уже проходя мимо Максова окна. И вдруг увидела там Лина.

Домой она позвонит от Ленки! Дворники на стекле. Удивленный взгляд таксиста. Скорость. Половина девятого. Капли с зонтика. Подъезд на другом конце города, этаж, еще этаж… Почему так долго?!.

– Ленка!..

– Дина? Что случилось?

– Ленка…

– Ну заходи, ты мокрая вся, тапочки вот.

Они прошли в обычную, типично студенческую комнату Ленки: стол, шкаф, полки, тикающие часы и, конечно, формулы на стенах. Среди формул иногда попадались бумажки с аккуратно написанными непонятными фразами вроде “Ор. Т. пав.”. Никто не знал, что это значило, но, видимо, очень помогало жить. Ленка же так записывала цитаты и черновики, чтоб никто, кроме нее, не мог прочесть. Дина долго смотрела в окно. Знакомая картина, вызывающая воспоминания. Они вместе поступали, вместе думали, вместе ревели. И вместе составляли, как мозаику, свою картину мира, в котором каждая из них собиралась жить долго и счастливо, и, конечно, не как все. Тихий двор, женщина с зонтиком…

– Я его видела только что, – сказала Дина и зарыдала.

Ленке было непонятно, что в этом такого, чего не было вчера, и она предложила поесть. Но все оказалось не так просто. Дина подняла на нее взгляд, полный тайны, ужаса и отчаяния:

– Ленка, я знаю, я сошла с ума.

– Я это тоже знаю, ты давно сошла с ума.

– Нет, не то. Только ты никому?

– Да кому?

– Лен, я видела… Такого не бывает, это…

– А, – начала понимать Ленка. – У него кто-то был?

– Д-да. Ну, нет, не люди. Это у меня сумасшествие. Что ж мне делать теперь?

И Дина все рассказала. Что видела не кошку, не собаку, не привидение даже, а нечто невообразимое: маленькое, косматое, с огромными глазами, причем оно вскоре превратилось в человека, парня.

Девочки синхронно взглянули на часы. Около двенадцати. Значит, завтра они будут смотреть вместе. И все прояснится. Конечно, никому.

* * *

В мире, где жил Лин, строить город было несложно, ибо желающих иметь собственные города было немного, как немного могло быть чудаков, взявшихся подмести просто так улицы, все на них покрасить, и прополоть газоны. А город строить? Во времена Лина строить города никто не хотел – делать, что ли, нечего? Переносные домики, даже очень симпатичные – это еще куда ни шло. Недвижимость постепенно уходила в небытие как таковая. Одним это нравилось и казалось признаком прогресса, другие отчаянно негодовали, томимые ностальгией по каменным набережным, дворцам с богатым историческим прошлым, никогда не упуская случая раскрыть глаза окружающим на падение архитектурных нравов.

Теперь (или тогда, как вам нравится больше) выражение “переехать” приобрело буквальный смысл: зачем подавать или менять свое любимое жилище, если можно просто взять – и переехать? Включить чего-то там и поменять место, попросту перекочевать.

И все же должны же быть и нормальные города в старом понимании! Не сборище объединившихся жильцов, а произведения архитектурного искусства, сами по себе прекрасные уже потому, что кто-то это признает.

В общем, хочешь город строить – строй на здоровье. И придумывать Лину ничего не нужно было – достаточно заглянуть в Туннель. В нем отображалась в избытке и природа, и архитектура. Лин подумал, что, если это Максов внутренний мир, то невообразимая красота. И, кажется, это как-то было связано с любовью, но в этот вопрос Лин углубляться не стал.

Нужно было только правильно объединить фрагменты, но Маг ведь сказал, что неправильно быть не может. И действительно, вело какое-то сорок восьмое чувство: вот знал он, что это именно так. А откуда знал? А иначе просто не может быть, ибо Макс его предок.

Вы знаете, что такое счастье? Если вы думаете, что это что-то определенное, напрасно. Это просто чувство, что у вас есть именно то, что нужно, без чего нельзя обойтись. Оттого человек и счастлив.

Максим не знал, почему ему так спокойно в последнее время. Вот спит в соседней комнате странный зверек, который вдруг свалился на его многострадальную голову, а от этого почему-то хорошо. И кактусы будто другие, радостные. И Саня заходил, это тоже хорошо. Еще, наверное, надо собаку. Любовь – маловероятно. Сложно с ней, с любовью.

Макс намочил тряпку, и в это время позвонили в дверь.

На пороге стояла девушка. Совсем молоденькая, волосы темные.

– Вам кого?

– Извините… Я по очень важному делу. Вы меня не знаете.

Еще, что ли, потомки? Да вроде не ночь.

– А Вы кто?

– Я расскажу. Можно зайти? Да вы не бойтесь, я не кусаюсь.

У Макса в другой комнате спит зверек. Что делать? Положиться на волю провидения или сказать что-нибудь ужасное, только что?

– Это касается Вашего друга.

– Заходите, – решился Макс.

Девушка прошла на кухню, что-то ища глазами. И сразу оглушила Макса, вопросив ангельским полушепотом:

– Пожалуйста, покажите ваше необыкновенное существо.

Макс молча стоял и смотрел в стену.

– Может, показалось. – Дина растерялась совсем.

И зачем она пришла в чужой дом с дурацким вопросом? Не в шутку инопланетянина искала. А Максвскакивал и ронял кухонные предметы. Началась как раз для него романтическая, длинная, но совсем не удивительная история о том, как одинокий Максим превращался по собственному желанию в семейного человека.

«Надо же, что ее сюда привело, – думал он. – Иначе бы так и не встретились никогда. Надо же, Потомок…»

Потомок что-то не появлялся.

Этого Маг не ожидал. Та еще картина: спрятавшийся под одеяло Лин (почему он не уходит? Сюда, в свое время?) и эта милая парочка на кухне.

Маг присмотрелся к Дине внимательнее. Это Релла. Как – Релла? Да эта девушка все время на глазах родителей! Она не уходит никуда! Она не может появляться в других мирах.

Релла всегда казалась Ридану странной. Что-то в ней такое нездешнее, она одна из самых лучших архитекторов.

Ридан метался по комнате, но спросить было не у кого.

Кроме Реллы. Маг набрал номер. Да, живехонька, крышу покрасить решила. Вон, на четвереньках ползает по своему архитектурному сокровищу, улыбается.

– Слазь, дорогуша, поговорить надо, срочно, лично!

– А ты не видишь, у меня тоже срочно! Давай закончу, потом.

– Нет, не пойдет.

– Совсем очумел, видишь, крышу крашу, полезным делом занята.

– Очень надо поговорить, – по изменившемуся тону Мага Релла поняла, что что-то действительно произошло.

Поэтому она слезла с крыши и отправилась к Магу.

– Ну? – появившаяся Релла смотрела на Ридана без любопытства и беспокойства, как на больного.

Ридан не знал, с чего начать.

– Скажи, как тебе новые идеи приходят в голову?

– Ха! Это то самое неотложное и срочное? Насчет идей можно ознакомиться в соответствующих справочниках и пособиях. Могу даже посоветовать самые распространенные.

– Смеешься. Хорошо, вот: ты уверена, что сегодня только что красила крышу?

– Сам видел. Ну, – Релла мучительно соображала, что происходит.

– Я тебя еще и в другом месте видел. Причем в то же самое время. В одном из миров. Как тебе?

Ничего не знает?

– Ты существуешь в двух лицах, ты понимаешь хоть? Но это ты! Ты и больше никто! Немного моложе, конечно, немного другая внешне… Впрочем, понятия не имею, как ты выглядела в этом возрасте… Но это ты! Погляди.

И Ридан показал ей Дину у Макса в доме, и рассказал ей всю историю Лина.

– Я. Да, именно так я и выглядела. Но моя молодость осталась совсем в другом месте, причем… Ну, не буквально же! И сам понимаешь, моя молодость была в другое время, не настолько давно.

– «Где твои семнадцать лет», – грустно пошутил Маг. – Как сказал кто-то из древних. И что теперь делать?

– Ну, у меня есть пока только соображения. В мистику не верю, наверное, какое-то природное явление.

– Нет таких природных явлений.

– Кто у нас есть, кому эту чушь можно рассказать? Ну, Зоя. Еще?

– Наверное, никто.

Не было еще такого. Думай, Ридан.

Вдруг Ридан понял. Понял гораздо больше, чем сам ожидал. Не было другого выхода – надо отправляться туда, где не существует времени. Он слышал, что есть существа, которые живут одновременно в прошлом и будущем, неизвестной природы существа. Вообще-то Маг имел весьма слабое представление о них, но поискать все это решился.

Ибо то, что произошло, произошло в мире вообще, а не с кем-то из людей. И построенный Город может быть не только воплощенной на земле любовью одного человека – он может одним своим появлением изменить время, изменить что-то в мире. Все же надо идти туда, к этим сверхсуществам, за ответом. В другом месте его не найти.

Маг вызвал Лина – возможно, прощаться.

А самое сложное – сейчас объяснить все это Зое.

* * *

Все произошло для Лина слишком быстро. Он не верил ушам, не готов был остаться без Мага. Мелькнула дурацкая мысль: «Наверное, я снова начну превращаться…»

– Неужели из-за меня?

– Нет, мир сам, наконец, пришел к этому. Пойми, мир существует в нас, мы и есть этот мир, со всеми нашими городами, он же не не сам по себе, не что-то отдельное от нас – мир этот. Пойми, что-то случилось, никто не знает, что. Я отправлюсь туда, где не существует времени, а что потом – не знаю.

– Маг, может, останься и ты, и все, как есть?

– Ты хочешь, например, завтра увидеть не меня, а крокозябру? Или я буду (или не я, а кто угодно), как Релла, в нескольких экземплярах и при этом неизвестно где? Лин, да пойми же, не в тебе дело! Что-то случилось – у нас. У нас, а не у тебя.

– Маг, а почему эти существа сами нас не спасают? И как можно жить там, где не существует времени?

– Ты у меня, что ли, спрашиваешь?

Лин задумчиво отправился строить Город. Все вокруг будто замерло, будто ничего, просто ничего не было нигде, кроме дороги под ногами и слышной откуда-то старой песни, когда-то даже любимой.

Лин вспомнил о Релле, о Максиме, обо всей этой истории, и вдруг подумал, что, когда люди строят свои города, они изменяют прошлое, настоящее и будущее. Изменяют свою жизнь своей жизнью. Какая простая мысль. Лин повернул назад, чтобы пойти и сказать это Магу.

Увы, Ридана он уже не нашел. Нигде.

* * *

Город строился. У Лина был все тот же Туннель, не было Ридана. С его исчезновением исчезло что-то очень важное. Лин строил Город так, будто не себе помогал, а воплощал идею всего святого, всего, что потеряно с уходом Мага. Они часто виделись с Зоей и детьми. Она ждала. Она стала для Льина продолжением его единственно родной души здесь. Да, он думал навестить Макса, но не мог – Макс просто не поймет эту потерю в мире, становящимся чужим Лину. И все-таки теперь он не одинок, пока строит Город.

Туннель выглядел странно. Льин не мог досмотреть его до конца, по всей длине. Все, что можно было выразить, Лин, как мог, выразил. Где-то посередине просматривался яркий, но мягкий свет, не поддающийся никакому описанию. Теплый свет. Не задумываясь о том, что означает этот свет посередине туннеля, Лин постарался как можно лучше отобразить его в реальности.

В самом центре города зажегся огромный светильник в окружении фонтанов. Что это, Льин не знал. Он только каждый день смотрел, как переливалась радуга и светилось всеми цветами стоящее рядом женское изваяние.

Статуй и светильников в городе было много. Людей и животных, реальных и фантастических. Получался очень красивый город. Его дом, его мир в мире без Ридана. Теперь это особенно чувствовалось. Оставался дом со звонком и Зоя с детьми.

Наверное, это то, к чему привыкнуть нельзя.

Однажды, глядя в знакомое зеркало в доме Мага, Лин понял: он уже вечность ни в кого не превращался. Стал старше, но это был он. Можно теперь просто жить, как живут его все люди. Впрочем, они живут по-разному. И, если бы Маг передал ему хоть немного своих знаний, кто-то еще, наверное, построил бы город. Что же произошло, если то, что произошло, было важнее этого?

Несколько раз встречал Реллу. Помолодела будто за это время, вся в делах – помогает кому-то оформлять интерьеры, нормальный себе человек.

Это понять невозможно. В мире что-то случилось, Ридан бросился спасать, можно сказать, принес себя в жертву. А не случилось ничего. Как-то невероятно спокойно все. И бед как будто никаких в последнее время, а ведь раньше – повсюду. Что же тогда случилось?

Какая прекрасная погода.

Лин подавил в себе истерику, встал и пошел в свой город. Там ему было легче.

* * *

По дороге, навстречу ему, шел Маг. Счастливый и совсем не изменившийся.

Подошел к остолбеневшему ученику и сказал:

– Я только что виделся с Зоей.

– И это все?!

– Привет, Лин.

– Где ты был?!

– …Да, так ты спрашивал, почему они нас сами не спасают, – Маг хлопнул Лина по спине, повернулся, и они пошли в город. – Так вот: они не могли нас спасать, пока хоть кто-нибудь, хоть один человек, не захочет этого. Ну, я и пошел. Ты не заметил, что мир стал лучше?

А ведь так и есть. Лин припоминал, как постепенно все менялось, как сам он перестал превращаться, а Релла становилась счастливой, только его ничего не волновало это время, кроме Города и потери Ридана. Да, так и есть, получается.

– Пойми, не вдруг же! Да, и самое главное: мы тоже их спасли.

Лин даже остановился:

– В каком смысле?

– В прямом. Мы – их часть, как ты – часть Макса. И они, а вернее, оно, существует в прошлом и будущем сразу. Мир – целое. Кстати, идем твой Город смотреть. Город твой в том мире очень понравился, а я-то еще его и не видел.

– Когда ты исчез, я подумал – про города…

Лин понял, как был прав Маг, когда сказал, что вся эта его очень личная история ему крайне необходима неизвестно почему. Все становилось на свои места.

В свою очередь, Маг, надо признаться, до сих пор понятия не имел, что произошло на самом деле. Он ничего не выдумал, но и сам все равно мало что понял. Да и зачем понимать?

– Да, наверное, все замечательно, – сказал себе Лин, идя с Магом по знакомым улицам, мимо знакомых причудливых домов к приближающемуся своему (или не совсем своему) Городу. – С кем не бывает?

2000 г.

Психология для чайников

Все это началось, когда наш педколлектив надумал обзавестись психологом. Звали нового специалиста Алина Витальевна, она использовала странные жаргонизмы вроде «техника», «коррекция» и т. п. применительно к нашему учебно-воспитательному процессу, отчего получила прозвище «наладчик педагогической системы».

Однако с настоящим техником у них наблюдалось глубочайшее непонимание. Однажды он сказал ей:

– Я перезагрузил. Работайте.

– Не выражайтесь, пожалуйста, – ответила Алина Витальевна.

– Но я правда перезагрузил! Только что.

– Употребление жаргона в детском доме неадекватно. Здесь вам не подворотня.

– Ученье – свет! – засмеялся техник и приставным шагом отправился за дверь.

– Психопат, – покачала Алина головой и занялась работой.

* * *

Лично у меня подобное непонимание начало возникать с директором. Дело в том, что мне казалось более целесообразным завести у нас самодеятельность, финансирование которой было теперь сокращено безобразным образом, только ради того, чтоб не отставать от времени. Мне было обидно и грустно, и в печали своей я забрел к Алине на какой-то тренинг или что-то в этом роде. Может, это не так уж и плохо. Нет, наши выступления не заменит ничего.

Наша вечной памяти художественная самодеятельность… Я слонялся по коридорам и думал о том, что иная художественная самодеятельность по мощности воздействия на личность далеко обскакала все тренинги мира.

Важно ли, что у нас получалось в итоге – важно, как мы были захвачены процессом. Детдом – не лучшее место для малолетнего джентльмена. На сцене вполне можно было этот прискорбный факт начисто выбросить из головы.

С чего началось? С директора. Или не с директора? Да нет, все все равно началось с директора. Мода – игрушки для взрослых. Тоже самодеятельность. М-да… Самодеятельность детей пришла в противоречие с самодеятельностью взрослых. А кому, все-таки, было хуже?

У меня начинала тихо ехать крыша. Жизнь у всех нас была только одна, и где-то мы все были в положении равном. По разным параметрам все равно кому-то было труднее. На уровне одной головы начали ссориться «логика с этикой».

Войдя к Алине, я бухнулся в кресло и заявил:

– Что ж, теперь лечите! Наладчик. У меня не в порядке с головой. И вы это наладить не сможете. Что там у Вас за программы?

* * *

Надо отдать Алине должное, кое-то она все-таки могла. Я вначале считал ее полной идиоткой, но она оказалась идиоткой неполной. Ее хорошо научили умные люди еще более умным вещам. Но почему именно Алина? А, все равно это разные вещи – постигать мир и выражать непостижимое.

В общем, после сеансов у меня в голове отложилось странное нечто, вылезающее на поверхность во сне. Я пытался Алине пожаловаться, но добился обратного результата: она проявила к моим снам живейший исследовательский интерес, вплоть до их записывания. Потом ее занесло в библиотеку, она там надыбала какого-то историка, и они вместе уехали далеко и надолго в древнеегипетскую фигню.

От директора влетело обоим. Мне – за то, что гружу человека непонятно чем, а Алине – за самодеятельность. Вот. Опять двадцать пять. Алина таким образом, чуть не полетела с работы, а я схлопотал выговор, не считая личных отзывов о моем психическом состоянии. Мне не очень хотелось выкинуть этого придурка в окно. За все хорошее. И было жаль детей, у нас же не питомник, в конце концов, подопытных кроликов! Мода.

В общем, самодеятельность, даже в условиях диктатуры моды, у нас будет. С театром договорюсь, с музеем, наконец. С гаражом, ангаром или подвалом! Нельзя же так. Скоро отпуск, я проведу его на даче, избавлюсь от дурацкой ночной фантастики. Какой? Сейчас расскажу.

Например, то, что мне приснилось в самом начале.

* * *

Пейзажи, дороги, небо, дождь. Когда я увидел мир издалека, было уже поздно. Помещение, в котором я теперь находился, очень напоминало больницу. Я заметил, что рядом со мной стоит телефон. Подтянулся и снял трубку. Мне тут же ответили:

– Приветствуем Вас в вашей печали с превеликим и искренним сопереживанием.

– Вы кто такой?

– О, в печали своей каждый одинок, и даже друг здесь – друг по несчастью.

– Кто у вас главный? Здесь есть Президент?

– К сожалению, Президент сейчас слишком счастлив, он работает поваром в Направлении Радости, а за главного в нашем Направлении Печали теперь дворник, которому вчера стало немного хуже, и сейчас никого несчастнее пока нет. Соединить вас?

Я решил ничему не удивляться и попросил соединить. В трубке захрипели:

Какая печаль привела печального человека в наше печальное общество к нашей печали?

– Где я нахожусь? – пытался понять я.

– О, неведение – великая печаль, – ответили мне, и телефон замолчал.

* * *

Ночь. Комната. Кухня. Натыкаюсь на двери, наступаю на кота. Реакция кота разбудила меня окончательно.

До утра думал. Сидел на кухне, пил чай и думал. Когда пришел на работу, коллеги хором поинтересовались, что именно я пил. Нет. Так дальше нельзя.

Автобус. Дождь. Мне тихо начинает надоедать абсолютно все. Не могу так, без самодеятельности. Дни стали обыкновенными, наползала рутина. Педагогическая рутина, наверное, хуже любой другой.

Что придумать и кто меня поймет?

Замечаю, что становлюсь скучным и угрюмым. Вопрос кажется нерешаемым. Читаю «ПК для чайников» перед сном с целью прийти в себя. Достаю Алину Витальевну ненужными спорами. Даже слышал, что уже успел ей понравиться. Только я достаю ее по совсем другой причине. Показываю на счастливых людей и спрашиваю, что она с ними сделала. А она с ними не делала ничего и объяснить их счастье не в состоянии. Значит, счастье у людей бывает и просто так.

Почему? Я ничего не хочу доказать, просто она действует мне на нервы, особенно в роли поставщика моего счастья. И еще я понимаю, что она не виновата ни в чем.

Что-то доказываю директору. Ночью опять снится та же ересь. Причем, не совсем та же, а продолжение. Алина с ненормальным интересом чего-то по этому поводу соображает. А ересь на этот раз оказалась точным продолжением того, из-за чего я вчера наступил на кота. Коту ничего не сделалось, зато я свой сон запомнил. Несколько миров сразу можно увидеть только во сне. Хоть сказки пиши!

* * *

Самое удивительное – здесь, в этом внутрисонном мире, тоже было солнце. Причем только одно. Самое обычное, какое я видел всю свою жизнь. И здесь я, как и в жизни, тоже ничего не понимал, что я теперь, и где нахожусь. Не на другой планете, не в другом мире, и время, как будто бы, тоже наше. И все же изменилось абсолютно все. И было очень страшно не вернуться, а что надо вернуться, я понимал. В общем, это не похоже ни на что вообще.

Я не помню, чтобы когда-нибудь видел или слышал о таких странных местах – ведь это не больница, не санаторий и не село – что-то такое, чего не бывает. Какое-то Направление Радости… Бог знает что!

Наверное, необходимо туда попасть – в это Направление Радости, а радости у меня сейчас немного. Но и там бывший Президент – только повар, постоянного начальства как бы нет вовсе. Но кто-то же должен управлять всем этим!

Я выглянул в окно, если это можно так назвать. Жилище, в которое я попал, напоминало то ли сарай, то ли чум, впрочем, здесь было довольно чисто и просторно, постепенно приходило ощущение уюта. За странной формы проемом, напоминающим окно, сразу бросилось в глаза множество аккуратных дорожек, бегущих во все стороны и при этом неизвестно куда, так как поблизости ничего не находилось кроме речки с песчаным берегом. А может, все строения были просто за нашим холмом. Еще больше удивляло отсутствие людей. Мне вдруг захотелось написать кому-нибудь письмо.

– Хочу быть счастливым! – крикнул я в это пространство.

Передо мной появился старик. Он сказал:

– Тебе надо в Направление Мечты?

– Да, наверное.

Двое ребят подбежали ко мне, почти что подхватили меня и помчались по дорожкам. Я продолжал ничего не понимать.

Потом начал понимать, что очнулся именно в Направлении Мечты. Почему это помещение так называлось, сказать трудно, но было очень интересно его разглядывать: я лежал в просторной комнате без окон, зато из нее выходило не меньше десятка коридоров и дверей. С одной стороны, я чувствовал себя в самом центре, но с другой был почти уверен, что там, за стенкой, кто-то есть, и каждый из них – в таком же положении – тоже в самом центре. Мне оставалось разглядывать стены, увешанные картинами, больше здесь не было ничего.

Я ждал. И кажется, долго.

И дождался. Вдруг шевельнулась занавеска на одной из дверей и появилась женщина. Я удивился и снова ждал. И женщина сказала мне:

– Пока что я занимаю пост Наиразумнейшей в этом заведении. Мои мечты и ожидания на сегодняшний день меньше, чем у других, состоят из иллюзий. Поэтому мне позволено приветствовать тебя и мечтать, что твои мечты начнут осуществляться в наилучшем для тебя направлении. Кстати, можешь включить в свои мечты еще одну: стать Наиразумнейшим, ведь это дает право мечтать понимать мечты других – что очень интересно!

Я был слишком измучен, чтобы вникать в смысл сказанного, но все же спросил:

– И тут карьеристы?

– Нет. Просто на всякий случай, ведь кто-то же должен занимать этот пост. Но вообще я пришла не за этим. Я должна рассказать тебе о наших правилах. Без знания их ты можешь совсем запутаться и оказаться в самом начале своего пути. Итак. Первое, что тебе нужно запомнить: постарайся не думать о реальном положении вещей в настоящее время, но при этом не игнорируй его. Ты научишься. Все знай, но ни о чем не думай.

Женщина мне нравилась. Она была немного старше меня, но я всегда мечтал встретить такую женщину. Мне стало тепло и хорошо. В первый раз я ни о чем не жалел, и потому слушал с интересом. Во что она была одета? Какая разница? Не помню. Нормальная, обычная одежда, зато лицо… Но и это я не могу описать. Впрочем, тоже нормальное, если не считать одной странности: оно как будто всегда было мне родным, созвучным. Мне даже не пришло в голову думать о том, была ли женщина красивой. Как бы там ни было, возвращаться мне не хотелось, и я слушал дальше:

– И двигайся вперед. Чем обширнее твои мечты, тем больше вероятность исполнения хотя бы одной из них. Ты можешь достигнуть звания Реалистичного, Мыслящего, Наиразумнейшего. А вообще-то у тебя три пути: навсегда остаться у нас, попасть в Направление Радости, или вечно пребывать у истоков своего исследования, глядя в направлении Печали. Выбирай сам.

– Прости, – перебил я, – а как насчет других вариантов? Что – то уж слишком мрачно! Только радость, мечты, печали… А что-нибудь другое у вас найдется? Для пришельца вроде меня? И кстати, давно хотел спросить – где я нахожусь? Почему?

– Много хочешь знать! – Мне понравился ее смех, мать и дитя сразу. – Да, слишком много здесь всего, кроме печали и радости, только тебе это понимать рано, рано изучать полутона всему свое время! Ведь ты еще как ребенок, – улыбнулась женщина. – Пройди до предела день и ночь, а потом уже совмещай одно с другим и выходи за пределы. Зачем ты здесь? Как бы тебе объяснить… Ну, можно для начала так, только это тоже неправда: кажется, ты просто мешал Васе и глубоко окунулся в свои печали.

– Да что-то не припомню.

– Вася просто шел вперед. Ты оказался на пути.

– Не совсем понимаю.

– Ну, это сложно. В общем, твое существование в том виде, как было, как-то мешало ему.

– Я… умер?

– Нет! Слушай дальше. Ты просто сейчас находишься в другом измерении, в другом состоянии ума – в вашем мире это состояние называют сном.

– И?

– Не поймешь. Это напоминает то, как вода, к примеру, становится паром. Здесь, в этом измерении, пространство и время имеют несколько другие качества, и ты имеешь возможность находиться и в своей жизни, и еще в какой-то, тебе неведомой – возможно, во всем том, что могло бы быть или не могло, но, говоря вашим языком, приснилось.

– Получается, Вася просто вытеснил меня из реального мира в какой-то другой? И ничего не сказал? Вот сволочь…

– Вася и сам об этом не знает. Он просто живет себе, как всегда, но по некоторым причинам тебе из-за него интереснее и не так сложно жить во сне. Возможно, твое пребывание в другом измерении – результат какой-то медитации или психотехники, я не знаю.

Она махнула рукой и провалилась сквозь землю. Или пол. Я лихорадочно обдумывал этот разговор. Я должен, наоборот, все свои планы воплотить не во сне, а в обычной жизни – почему я ее сейчас не помню, и как мне вспомнить? И почему она сказала, что именно сейчас, а не в остальное время я сплю?

За стенкой кто-то стонал. Он выл, вопил, плакал, потом успокоился. Но все равно мне было страшно. Ничего себе, Направление Мечты! Наверное, как и я, только что из Печали.

Надо попробовать радоваться, другого способа оказаться в Направлении Радости нет. Но радоваться не получалось. Получалось только мечтать. Но за стенкой опять кто-то выл. Я старался мечтать. Старался долго.

Потом снова явилась Наиразумнейшая. Мы чудесным образом вдруг оказались в каком-то обычном городском скверике – самом обычном, как в привычном мне мире, в котором, кажется, я уже когда-то жил.

– Ты ведь хотел оказаться в своем мире, как всегда? – будто угадав мои мысли, спросила Наиразумнейшая.

– Нет. Не совсем. Я хочу просто домой, в свой обычный мир, к своему коту и чайнику, без всяких направлений.

Она задумалась. Потом медленно сказала:

– Иных миров много – так много, что можно в них заблудиться. Но мы в них путешествовать, как многие несчастные, не будем, а найдем наилучшее решение твоих вопросов в том мире – из этого измерения – как вы говорите, подсознания, сна или вроде того. Главное, никогда не терять свой мир.

* * *

Ничего удивительного, что я проснулся с огромным желанием действовать. Хотелось навести порядок в своей родной голове. Так и шел, под впечатлением всего приснившегося по улице. Еще бы понять, что все это значит.

Моя депрессия понемногу начала медленно переходить в сущие муки ада. Я завуч, а не сценарист! А если иногда и сценарист, то для художественной самодеятельности детей. И зачем мне еще сценарист – для моей головы, в которой вдруг появился с помощью Алины никому не нужный сериал. Алина этот сериал так просто объясняла образным мышлением, а я не знал, каким боком приделать к самому себе. Я ругал Алину на чем свет стоит и просил избавить от этого бреда, чтоб мое подсознание (или что там вместо него) спало спокойно, как всегда. И было при этом абсолютно все равно, как оно называется – хоть сном сивой кобылы в лунную ночь, т. к. понимать все это я не мог и не хотел.

* * *

Я начал все чаще думать о Васе. Ничего странного – Вася историк, я деток своих в музеи вожу, ничего ненормального, никаких ссор. А ненормальным, как мне самому, наверное, кажется, становлюсь я сам с чувством горячей благодарности к нашему директору!

Не знаю, причем Вася, а вот директор точно причем. Лишить нас художественной самодеятельности, а потом взять в штат психолога, дабы никто не тосковал. Нечего сказать! Может, Вася еще раз зайдет, пожалуюсь хоть ему.

Васю я хорошо помню – человек со странным, задумчивым взглядом, который любил рассказывать всякие истории об истории, до которых мне не было никакого дела, но он меня не раздражал.

Алина мне сказала, что, наверное, если проанализировать, можно понять что-то важное. Даже если он мне не враг. Я анализировал, но не понимал.

Я ходил по улицам, все время теперь думая о Васе. Я заметил, что вообще почему-то теперь постоянно помню о Васе. Надо, наверное, позвонить и так и сказать – что Алина откопала с помощью психотехники в моем подсознании что-то важное, и как-то с ним связанное, но не знаю, что.

С целью развития мышления логического я читал на ночь «ПК для чайников», причем Алине об этом не рассказывал… А мой сериал продолжал жить своей жизнью и даже обрастал новыми подробностями. Нет, с меня хватит техник и коррекций, предпочитаю вальсы Штрауса!

Наконец я ушел в отпуск, и Вася оказался моим соседом по даче. Я пропалывал грядки в шортах и шляпе и, наконец перестал думать о нем и об Алине. Я смотрел на него и думал, что на даче я ему уж точно ничем мешать не могу – впрочем, как и везде. Вася спрашивал про мои грядки, про петрушку и укроп.

Целый месяц отпуска я пытался что-то понять. Мы с Васей выкорчевали у меня старые деревья и посадили новые. Там, где на Васином участке раньше были хризантемы, теперь рос крыжовник, который мы собирались вместе продать, Вечером мы сражались в шашки со счетом сорок на тридцать пять, и вообще жизнь шла довольно неплохо.

Вася рассказал мне о своих исследованиях, и что думает о древних… не помню, ком, но ничем я ему не мешал, и был в этом уверен.

* * *

Но однажды Потусторонний Мир мне приснился снова.

На меня кто-то смотрел. Внимательно и молча. Я вскочил.

– Снова здесь? – спросила наиразумнейшая.

– Почему? – спросил я. На меня напали сразу все человеческие чувства. И мне было непонятно, где я оказался а этот раз. Она долго смотрела на меня, потом ответила:

– Не понял.

– Опять мешал Васе?

– Нет. Но ты пытался понять и не понял.

– Не могу я понять, как я ему мог мешать, ежели он огород со мной копал, и в чем мог мешать. Со свету не сжил и в шашки играл. Ни в чем не мог мешать, и это понял.

Она вздохнула. Встала и взяла меня за руку:

– Продолжаем экскурсию.

– Это Направление Мечты, Радости или Печали?

– Это Точка Отсчета.

– Приехали! Это еще что такое?

– Отстань, пожалуйста. Ты понять хотел или задавать глупые вопросы?

Мы находились на бегу живописного озера. Из воды показалась русалка:

– Вот, – показала рукой на меня, обращаясь к русалке, Наиразумнейшая, – мой постоянный собеседник. Он все время мечтает что-нибудь понять.

– А воспоминаниями его не интересуют?

– Не замечала. Больше интересует, как попасть в Направление Радости – и о радости мечтает.

– А, – сказала русалка и скрылась под водой. Наиразумнейшая пояснила:

– Она главная в Направлении Воспоминаний. Там у нее целый дворец. Красота, сокровища… Вася, когда уходит в сны, нередко посещает этот дворец – из любви к истории. И когда ты ушел в свои воспоминания, то мог тоже оказаться в Направлении воспоминаний.

– Сейчас попробую вспомнить.

– Не вспоминай много – тебе в направлении радости.

– А что за Точка Отсчета?

– Точка отсчета – одно из самых невероятных вещей в Русалкином дворце. Но находится она на таких глубинах памяти, которые непостижимы даже Русалке – Владыке Воспоминаний. Она только смутно помнит… Впрочем, остальные миры и их обитатели тем более про Точку отсчета вообще ничего не знают.

– В этом мире картина была такая: Вася прочно обосновался в Озере, исследуя, Дворец Памяти, и вдруг заметил тебя. Однако этот мир устроен так, что Русалка – не только существо, а одновременно и то, что вы в своем мире называете архетипом. И одно из проявлений-воплощений этого архетипа имеет к Васе в вашем мире прямое отношение, но личное. А Дворец Памяти – это совсем другая тема. И в этом мире Вася просто забеспокоился. И, конечно, в вашем мире это ему неизвестно, ибо Русалка тебя не помнит.

И тут меня осенило:

– Неужели ты тоже – архетип, который имеет воплощения в нашем мире?

– Все миры взаимосвязаны, все темы и существа воплощаются так или иначе в разных мирах, и мы все находимся везде сразу. Но это понять еще сложнее.

– То есть все это происходит и в нашем мире, но мы не знаем?

– В какой-то степени.

– Получается так, что я должен беспокоиться за происходящее у меня в жизни, если Вася замечтается о чем-нибудь?

– Для его главное – история, прошлое, Направление Воспоминаний – не настолько мечтатель Вася, чтоб тебе беспокоиться. Тем более, что стремишься ты в Направление Радости. Русалка в вашем мире воплощена и в Алине тоже.

* * *

Я вдруг проснулся в полдень у себя на даче. Вася стоял в дверях, уставясь в окно.

– Странно… Мне такой сон снился, сказал я.

– Да бывает. Как приснится – хоть стой, хоть падай. У меня Алька специалист по снам.

– А ты давно этот, другой мир, во сне видишь? – задал я более чем странный вопрос.

– Другой или не другой, – ответил мне Вася. – Тот же самый, Просто ни черта мы в нем не понимаем. Да и не надо. – Последовал не менее странный ответ Васи.

И мы замолчали.

– И еще мне кажется, где-то есть такая Точка Отсчета… Там все, все есть. Все, что было, и будет, и существует ныне.

– Точка отсчета? – Я бы удивился, но предел удивления давно прошел. – Ты там был, видел?

– Нет, не видел. Просто знаю, что она есть. Понимаешь, ее просто не может не быть. Все на свете где-нибудь да берет начало, хоть с чего-то да начинается хоть с Большого Взрыва, хоть с Божьего Творения.

– Я знаю! – завопил я, хватая Васю за плечо. – Знаешь, есть другой мир.

– Догадываюсь. Конечно, есть, – ответил Вася.

* * *

Сколько не повторял я себе, что много думать вредно, а вот опять проснулся и думал. Приснилось на этот раз мне следующее: Сначала – Бал Архетипов во Дворце Памяти – странный, совсем не напоминающий бал. Разнообразные удивительные существа что-то вспоминали, объясняя друг другу, причем больше все это напоминало ярмарку разноцветием и многообразием. Все, что я понял – что все эти пытались увидеть во всем этом что-то главное, важное для себя, и немного толпились, чтоб хоть краем глаза увидеть Точку Отсчета.

К нам бесшумно подплыла Русалка. Она подплывала к каждому существу, чтобы проводить в глубины Дворца Памяти, где существо оставалось наедине с собой и тем, что там было. Точку Отсчета я не помню. Помню только, что там не было никого, кроме меня, и меня самого тоже не было. А кто тогда там был – не знаю. Но раз я это помню, значит, я там был и не был одновременно. И Вася там тоже был, хотя там вообще не было никого. Хорошо, что я не успел это понять – мое путешествие повернуло обратно.

Через минуту я увидел большое зеркало, а в нем – бегущие на меня картины, как будто я сам двигался на большой скорости и видел их из окна. Картины эти казались необычно знакомыми, но рассмотреть их не удавалось. Я смотрел на эти картины, как завороженный, пока не заметил прямо перед собой полочку, а на ней – красивую, необычную клавиатуру. Вдруг случайно на полочке перед зеркалом я заметил клавиатуру странного вида и, отскочив, свалился в кресло позади себя.

Кроме калейдоскопа картин и клавиатуры здесь ничего не было. Но было хоть что-то.

Потом я долго пытался рассказывать все это Васе.

– Единство мира – это, конечно, хорошо, – сказал мне Вася. – И у меня бывает. Мне когда-то такой ужас был – что меня разложили в функциональные ряды. Я какую – то степень искал. Не читай после захода солнца «ПК для чайников»! Народная примета.

И я понял, что я сделаю. Я открою у нас обычный кружок рисования – и завешу стены картинами. А сам засяду писать фантастику.

И Васе с Алиной будет что вспоминать.

2000 г.

Оглавление

Ответ Сфинкса

Свет в середине туннеля

Психология для чайников Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg