«Каста толерантных »

Василий Гавриленко

КАСТА ТОЛЕРАНТНЫХ

Фантастический рассказ

Кажется, в прошлом таких граждан, как мистер Мышкин, преследовали... Их сажали в тюрьмы, где с ними творилось непонятное и страшное; в некоторых странах их даже казнили. Чудовищно и непонятно. Совершенно непонятно. Куда был направлен взор общества? Ведь тогда уже было общество, в конце концов! Не в пещерах жили эти люди! Они стояли на высокой ступени развития, у них был Интернет, они летали - хоть и примитивно - в космос, они ели генномодифицированные, - пусть и очень примитивные, продукты. Странно. Странно и нелепо. Абсолютно не похоже на правду. Преследовать человека за его сокровенное желание, лишать его возможности удовлетворить свою страсть, ограничивать его свободу, - бессмысленно и жестоко. Это дискриминация, варварство. Невозможно поверить, что все это происходило относительно недавно. Не верю. Не хочу верить.

  -Мистер Скуратов, к вам мистер Мышкин.

  -Пригласите.

  Странный человек... Стоп! Странный не человек, а мои мысли. Человек не может быть странным, он может быть только человеком. Гм... Странный. Что это со мной? Теряю квалификацию?

  -Мистер Мышкин, рад вас видеть. Присаживайтесь.

  И все-таки что-то в нем есть ... странное. Какое странное слово! От какого корня? Неужели "страна"? А что: каждый человек суть страна, с собственными странностями. Глаза шмыг-шмыг, точно мышата напуганные. Пальцы неспокойные. Почему он комкает перчатку?

  -Позвольте вашу лицензию, мистер Мышкин.

  -Пожалуйста.

  Почему так дрожит его рука? Стандартная лицензия, - белый листок, - я каждый день вижу такие.

   "Лицензия.

  Именем Межземного Союза

  Мистеру Мышкину 2042 года рождения, место рождения г. Москва - 1 (Земля)

  Позволено убить

  Николева Андрея, 2070 года рождения, место рождения - Москва -2 (Луна)".

  Стандартная процедура. Он законно воспользуется своим правом. Как миллионы людей. Почему же он нервничает? Словно с его лицензией что-то не так... Но я-то знаю, с ней все в порядке. Его очередь, все законно.

  -Все верно, мистер Мышкин. Разрешите вас поздравить.

  -Благодарю.

  -Вы уже встречались со своим комиссаром?

  -Нет еще.

  -У вас есть возможность сделать это прямо сейчас. Мистер Безухов, войдите!

  -Добрый день, мистер Мышкин. Я – ваш комиссар.

  -Здравствуйте. Приятно.

  -Мистер Скуратов, могу я забрать у вас лицензию мистера Мышкина?

  -Разумеется.

  -Вы готовы, мистер Мышкин?

  -Да, комиссар.

  "Да, комиссар"! Какая готовность! И что только эти ублюдки находят в этом? Мразь, выблядки! И какого хрена меня постоянно назначают в первый отдел? А впрочем, какая разница. В других отделах такая же круговерть, как здесь... Прочитал бы начальник мои мысли, тут же пропер с работы. А я не хочу полететь с работы. Мне нужна работа.

  -Мистер Мышкин. Как вы знаете, вам предписан Андрей Николев, двенадцати лет, проживает с родителями по линии 2Ц. Место для реализации вашей потребности, - сквер у Октябрьского поля. Вы доедете туда с мальчиком на тролете. Да...

  -Замечательно, комиссар.

  Гнида дрожащая. С каким наслаждением врезал бы по этой гнилозубой роже! Почему такие все друг на друга похожи? Ртутные глазки за толстыми линзами очков, длинные белые пальцы, тонкие и подрагивающие. Недоноски поганые.

  -Я поднимусь, заберу мальчика и с ним спущусь к вам. Вы ждите на остановке тролета.

  -Замечательно, комиссар.

  Мразь.

  -Здравстуйте, мистер Глебов. Здравствуйте, мистер Николев. Я за Андреем.

  -Да, разумеется. Он собран.

  Мистер Глебов, мистер Николев... Пидары вонючие. Почему у детей, подлежащих лицензированию, родители - гомосеки? Хрен его знает.

  -Андрей, пойдешь с этим дяденькой.

  -Хорошо, папа.

  -Будь умницей.

  -Хорошо, папа.

  Пустой тролет подплыл к остановке. Двери бесшумно раскрылись. Мальчик лет двенадцати, белокурый и жизнерадостный, взбежал по ступенькам. Следом вошел сутулый мужчина в толстых очках. Двери затворились, тролет поплыл в сторону Октябрьского поля.

  Работники Отдела Лицензий Сергей Годунов и Николай Костанжогло прибыли в сквер рано утром. Труп мальчика лежал под кустом сирени. Разрезанная чем-то острым заляпанная кровью одежда валялась неподалеку. Живот ребенка был косо вспорот, на шее - кривой глубокий надрез, на лице - улыбка Глазго.

  Упаковав труп в целлофан, Годунов и Костанжогло понесли его к грузолету.

  Уже в крематории, глядя на сгорающий в печи труп, - плавились пластиковые волосы, пузырилась резиновая кожа, кое-где уже обнажился титановый каркас, - Костанжогло вдруг произнес:

  -Неужели, раньше они делали это с настоящими детьми?

  И тут же умолк под удивленным взглядом напарника.