«Букет средневековья»

«Корректировать Прошедшее Время допустимо лишь в том случае, если его естественный ход уже был нарушен интервентами Других, более поздних эпох».

Из «Положения о Всемирном Согласовании Времен».

«Исчезнувший робот № 770491 был обнаружен в Средневековье под кличкой Жепезнобокого барона. С целью его нейтрализации в соответствующий временной квадрат был командирован младший инспектор Руальд, затем инспектор Альвад. Однако связь с ними потеряна. Считаю целесообразным направить в Средневековье старшего инспектора Чела».

Из рапорта начальника надзора Давно Прошедшего Времени диспетчеру Большого Атемпорального Кольца.

«Вести себя следует в полном соответствии с инспектируемой эпохой, ни обликом, ни действиями, ни образом мыслей не выдавая своей принадлежности к Будущему Времени».

Из «Памятки трансвременному инспектору».

Шел круга луны четвертый год, а солнечного круга восьмой год. И было в тот год знаменье: стояло солнце в круге, а посредине круга меч, а посредине меча солнце, а над солнцем дуга, рогами на восток, откуда волхвы ожидали нашествия великого множества людей с песьими головами. Однако жители этого южного края привыкли и к знаменьям, и к нашествиям, песьи головы тоже небыли им в диковинку, поэтому месяца июля в седьмой день на постоялом дворе Сфандра, как обычно, шла бойкая торговля: заезжие купцы спешили распродать либо выгодно обменять свои товары, чтобы засветло добраться до следующего торга. Венецианцы и генуэзцы, валлийцы и сарацины, лузитанцы и ганзейцы, греки и сурожане надсадно кричали, предлагая содомские яблоки, собранные у подножия Ливана, малагский перец в зернах и стручках, в коих он произрастает, мед ливийский из тамариска и пшеницы, цейлонскую корицу, драконову кровь, добываемую из древесных пор и исцеляющую все болезни, благовонное масло из райских роз с шестьюдесятью лепестками, русинские соболя, пурпур из Крита, квасцы египетские, незаменимые при постройке храмов, кизиловые луки, абордажные копья, чаши золотые для смешивания вина, одежды золототканые, ячмень, просо, чечевицу, рабов, лошадей и еще много других товаров, призванных скрасить скоротечную жизнь человека.

Чел неторопливо шел вдоль торгового ряда, прислушиваясь к разноязыкому гомону.

— Сушеная рыба из Моря Кромешной Тьмы!

— Хорезмские таблицы!

— Вышивка по плоти для украшения кожи!

— Браминские нити о ста четырех бусинах для молитв!

— Клянусь святым Винсентом, покровителем Лузитании, тебя в миг излечит эта драконова кровь из страны, где солнце проливает на землю потоки жидкого пламени, отчего море и реки днем и ночью пышу г огненным жаром!

— Да обернется мне сладкая пища кислым соусом, если мои соболя не стоят пяти дублонов!

— Абиссинский имбирь! Абиссинский имбирь!

— Да будут ваши нивы тучны, а скот и жены плодоносны!

— Возьми трактат об астролябии, с помощью коей ты сможешь пересечь море Хабасха и увидеть Землю пресвитера Иоанна!

— Рабов на лошадей меняю! Рабов на лошадей меняю!

— Чел!

Один из сидящих на корточках невольников делал ему знаки. Он был в лохмотьях, сквозь которые проглядывало крепкое бронзовое тело.

— Руальд?

— Он самый, — заулыбался невольник.

Чел присел перед ним!

— Как это тебя?

— Да так.

— Выкупа ждешь?

— Неоткуда.

— Давно мы не виделись, Руальд.

— Давно, Чел.

— Покажи зубы.

Руальд широко разинул рот. Чел сделал вид, что внимательно осматривает зубы невольника. Затем он подошел к коновязи, отвязал свою лошадь и подвел к работорговцу:

— За этого чистокровного арабского скакуна я хочу взять вон того бездельника и обжору.

— О Чел, не напоминай мне о пище! — взмолился Руальд. — Иначе я сгрызу эту цепь, хотя мой желудок плохо переваривает кованое железо!

Тем временем работорговец осмотрел лошадь и остался ею доволен. Слуги быстро расковали Руальда, и он поднялся, разминая онемевшие члены:

— Теперь веди меня в харчевню, Чел! Предупреждаю — миской жареного ячменя ты от меня не отделаешься, молодого барашка и старого вина — вот чего требует пустопорожнее брюхо Руальда! Деньги у тебя есть?… Должны быть. Тогда уточняю: караимского барашка и финикийского вина!

— Под финикийское лучше идут живые устрицы, — улыбнулся Чел.

— А еще лучше — живые работорговцы! — захохотал бывший невольник, увлекая своего избавителя к видневшемуся у дороги трактиру. — Клянусь Антисфеном, это была бы славная трапеза! Но столь изысканные блюда не для моей утробы, Чел! Барашек, маленький полупудовый барашек, зажаренный на вертеле и взбрызнутый винным соусом, вот о чем бурчит усохшее чрево Руальда!

— Почему не выходил на трансвременную связь? — спросил Чел.

— На какую связь? — Руальд изобразил искреннее удивление.

— По-моему, у тебя усохло не только чрево, но и мозги, младший инспектор Руальд.

— Тсс!… — Руальд приложил палец к губам, оглянулся и заговорил свистящим шепотом. — Чел, умоляю тебя, никогда не упоминай об этом… ну, что мы оттуда, из Будущего… Тут за это дело на костер безо всяких проволочек, понял? И никакие связи не помогут…

— На Железнобокого вышел?

— Он на меня выше.!

— И что же?

— Ничего, обходительный малый, сослал на галеры. Я, конечно, сбежал, но его песьеглавцы снова меня поймали и продали в рабство. Тебе, Чел, я тоже посоветовал бы не связываться с бароном.

— Для меня он не барон, а робот №770491. Что с Альвадом?

— По-моему, спился Острый Локоть, так его здесь прозвали за умение работать локтями.

— И все-таки, почему вы с ним ни разу не вышли на связь?

— Железнобокий вывел из строя батареи. Кстати, будь осторожен, его банда орудует где-то поблизости,

— Именно поэтому я и прибыл сюда, болван!

Трактир был переполнен, но Руальд быстро нашел место, стряхнув со скамьи двух мертвецки пьяных бродяг. Подошел Чел с запотевшим кувшином и кружками:

— Пока у барашка подрумянятся бока, смочи свое усохшее чрево.

— Кувшин невелик, — торопливо разливая вино, заметил Руальд, — но ведь его можно снова наполнить, верно, Чел?

Тот бросил на стол пустой кошелек:

— Сначала бы не мешало наполнить его,

— Ты тоже на мели, Чел?

— Ограбили по дороге.

— Ну ничего, дай мне набраться сил! Я столкну в воду нашу весельную галеру и мы двинем туда, где четыре священных реки текут от древа жизни!

Чел поднял кружку:

— За тебя, Руальд.

— За тебя, Чел. По-скифски?

— Давай по-скифски.

— Уф! — Руальд со стуком поставил кружку на стол. — Так где же заказанный барашек? Я готов слопать его живым!

— Прежде надо его поймать, — улыбнулся Чел, — и желательно не на глазах у хозяина.

— Ты совершил преступление, Чел, — сникшим голосом сказал Руальд, наполняя свою кружку. — Ты сделал человека свободным, оставив его голодным. Чел, будь другом, поменяй меня обратно! На своего арабского попрыгунчика ты сможешь выменять сотню барашков, а мне хватит одного, понимаешь, одного!

— Меняешь свободу на паршивого барашка? Ты, я вижу, неплохо вписался в эпоху, Руальд!.

«Неплохо вписавшийся в эпоху» залпом опорожнил кружку:

— Уф!… Нет, Чел, поменять свободу на паршивого барашка — никогда! А вот паршивую свободу на румяного барашка, сдобренного винным соусом… — Почувствовав, что его тянут за ногу, Руальд наклонился, заглянул под стол. — Ну что тебе, пропащая твоя душа?

Оттуда послышалось невнятное бормотанье:

— Кто хочет жа-жареного ба-барашка?… У-угощаю…

— Да ведь это Острый Локоть!

Сильные руки Руальда вытащили из-под стола бродягу и бережно усадили на скамью рядом с Челом. Тот с трудом узнал трансвременного инспектора Альвада…

— Руальд, приведи его в чувство.

Руальд вылил из кувшина остатки вина в свою кружку:

— Выпей, Острый Локоть! Это поможет тебе собраться с мыслями и окончательно решить, готов ли ты угостить меня жареным барашком? В противном случае тебе снова придется отправиться под стол — втроем нам будет тесно!

Маленькими глотками Альвад опорожнил кружку, вытер рукавом длинные усы:

— Втроем тут и вправду тесно.

И молниеносным ударом локтя свалил Руальда па рол. Пока тот барахтался между чьими-то ногами, пытаясь подняться, Альвад обратился к Челу:

— Ты оттуда?

Тот молча кивнул.

— Как там?

— За вас беспокоятся. Как в воду канули.

Альвад ткнул пальцем в пустую кружку:

— Вот куда мы канули.

Тут возник разъяренный Руальд, схватил Альвада за ус, приподнял:

— Как насчет жареного барашка?

— Будет ба-барашек.

— Оставь его, — сказал Чел.

Альвад вытащил из-за пояса грязную тряпицу, протянул Руальду. Тот развернул и присвистнул от удивления:

— Зубы дракона!

В засаленных складках блестели звенья толстой золотой цепи диковинной работы — предмет вожделения богатых женщин того времени, известный под названием «зубы дракона».

— Больше у тебя ничего нет? — упавшим голосом спросил Руальд.

— А что — не хватит на ба-барашка?

— Я ошибся, Чел, — рассматривая цепь, сказал Руальд. — Это не Острый Локоть, а Круглый Болван…

Локоть Альвада дернулся, но Руальд успел отшатнуться:

— Ладно, не будем ссориться! Значит, ты отдаешь эту штуковину за барана, а бараном угощаешь меня? — Он сунул драгоценность себе в пазуху. — Считай, что баран у меня в брюхе. Спасибо за угощение…

В это время по трактиру пронесся ропот:

— Железнобокий!…

Услышав это, Руальд тут же вернул сверток Альваду:

— Все же свои зубы мне дороже, чем «зубы дракона».

Альвад повертел тряпицу в ладони и бросил ее на стол рядом с пустым кошельком Чела. Это прозвучало, как команда; остальные посетители трактира тоже принялись выкладывать на столы все ценное, что у них было: деньги, золото, серебро, камни, нательные кресты и талисманы, перстни, дорогое оружие. Некоторые снимали с себя одежду и обувь, полагая, что это может заинтересовать Железнобокого. Им был известен свирепый нрав барона-разбойника, оставлявшего в живых лишь тех, кто все отдавал добровольно и незамедлительно…

Разбойников было четверо, все в одинаковых железных масках, изображавших песьи головы, с одинаковыми короткими мечами, уже обагренными чьей-то кровью, и с кожаными мешками, уже отягощенными чьим-то добром. Трое неторопливо пошли вдоль столов, сметая в мешки добычу, четвертый занялся хозяином трактира, точнее содержимым его гостеприимно распахнутого кованого ларя. Ограбление протекало в спокойной, привычной обстановке, словно обе стороны — грабители и ограбляемые — желали поскорее избавиться от этой неприятной, но неизбежной процедуры. Лишь однажды царящее спокойствие нарушил истошный гортанный крик: обезумевший от боли сарацин держался за окровавленное ухо и, не веря глазам своим, глядел, как в мешке разбойника исчезает его золотая серьга вместе с его же мочкой…

Руальд шепнул Челу:

— Сарацин легко отделался, обычно они не любят воплей и, прежде чем срезать серьгу, снимают с плеч голову…

Он умолк, увидев приближающегося разбойника. Тот развернул тряпицу, подбросил на ладони «зубы дракона» и, секунду помедлив, сунул их не в мешок, а за пазуху. Затем взял пустой кошелек Чела, встряхнул его и недовольно прорычал сквозь маску:

— Чей?

— Мой, — сказал Чел.

Песьеглавец медленно повернулся к нему:

— Это все?

— Все, — сказал Чел.

Разбойник окинул его взглядом: облезлая безрукавка, вытертые штаны, основательно истоптанные башмаки — таким и должен был выглядеть хозяин пустого старенького кошелька. Однако что-то не нравилось в нем разбойнику, точнее сказать, ничего не нравилось: ни тон его голоса, ни взгляд, ни манера держать себя — во всем его облике было слишком много спокойствия…

Лезвие короткого меча уткнулось в живот Чела. Тот не шелохнулся, ни один мускул не дрогнул на его лице. Лезвие поползло вверх, задирая полу телогрейки и замерло: на поясе Чела разбойник увидел небольшой черный предмет. Это был аппарат для трансвременной связи…

Руальд закрыл глаза, будучи уверенным, что в это самое мгновение меч пронзает сердце его коллеги. Услышав короткий всхрип и стук упавшего тела, Руальд понял, что все кончено, и приоткрыл один глаз. Не веря представшей перед ним картине, он выпучил оба глаза: разбойник лежал на полу, а Чел стоял с окровавленным мечом в руке, спокойно наблюдая, как с разных сторон к нему приближаются еще три песьи головы!…

— Ну, Чел! — не то с сожалением, не то с восхищением выдохнул Руальд и заорал: — Расступитесь! Не мешайте честному поединку!

В критических ситуациях Руальду порой не хватало мужества, но его никогда не покидало чувство юмора…

Как только один из разбойников поравнялся с ним, Руальд метнулся ему под ноги, и тот покатился по полу, выпустив из руки меч. Через секунду Руальд сидел у него на спине и старательна бил железной головой о каменную плиту.

Протрезвевший Альвад поднял меч и всадил его в спину второго разбойника, который собирался сделать то же самое с Челом, обходя его с тыла. Таким образом, Челу не оставалось ничего другого, как вступить в честный поединок с третьим песьеглавцем, но тот бросился бежать, не забыв прихватить с собой мешок с награбленным добром. Правда, выбраться наружу ему не удалось, на него навалилось сразу несколько человек, и вскоре он лишился не только мешка, но и головы, о чем позаботился пострадавший сарацин…

Чел подошел к двери, выглянул наружу: ярмарка опустела, лишь несколько трупов лежало в пыли. У коновязи стояло пять оседланных лошадей, а вдали на пригорке маячила группа всадников. Услышав за спиной шорох, Чел резко обернулся и увидел перед собой молодую женщину…

«Зачем ты, Венера, опять вызываешь меня на бой? Сжалься, молю, молю…»

Смущенно сжимая в руке окровавленный меч. Чел молча глядел на незнакомку. Та тоже смотрела на него широко раскрытыми глазами.

«Когда Медею Аргонавтов вождь пленил своей красой блистательной, она, чтоб мог он диких укротить быков, Язона этим смазала…»

— Кто ты? — спросила она.

Он молчал, хотя его буквально распирало от слов, которые, громоздясь друг на друга, обретали форму когда-то выученных гекзаметров: «Вот и боюсь я того, что впадете вы в разные страсти, что Номентаном один, другая Цикутою будет… Кажется, бессловесных рыб ты могла б одарить голосом лебедя…»

Из двери вынырнул Руальд:

— Чел, пора сматываться! Хотя мое брюхо… О, мое почтение, Феопомпа! Как поживает твой батюшка, любомудрый Сфандр? Впрочем, можешь не утруждать себя ответом, я догадываюсь!… А мы вот с моим приятелем, — он кивнул на Чела, — не сдержались, так что сегодня эта стоглавая гидра недосчитается четырех голов. Жаль только, что они отрастают так скоро… — Заметив группу всадников, которая как раз спускалась с пригорка по направлению к трактиру, Руальд тронул Чела за рукав. — Может, махнем, пока не поздно? Лошади оседланы, а, Чел? Ну потешились малость, и будет! Железнобокого нам все равно не осилить…

— Я остаюсь, — сказал Чел, продолжая глазеть на девушку.

— Тогда прощай, Чел! Ты знаешь, я не трус, но предпочитаю лучше умереть от обжорства, чем от руки Железнобокого!

Руальд подбежал к коновязи, выбрал самую быструю, по его представлениям, лошадь, путаясь в стремени, вскарабкался в седло:

— Прощай, Феопомпа! Батюшке поклон от меня!

И он пришпорил лошадь. Почуяв на себе неопытного седока, та взвилась на дыбы, затем, резко опустившись, высоко взбрыкнула задними ногами, и Руальд кубырем покатился по земле. Он тут же вскочил и, прихрамывая, побежал к коновязи, чтобы выбрать другую лошадь, поспокойнее, но тут же повернул к трактиру: вздымая пыль, по дороге стремительно приближались всадники с песьими головами…

— Видно, не суждено мне умереть от обжорства! — проворчал Руальд, исчезая в дверях.

Чел взял девушку за руку и легонько втолкнул ее в дверь:

— Извини, Феопомпа, но это зрелище не для красных девиц.

Руальд, закройтесь хорошенько и не открывайте, пока я не постучу!

— Если ненароком очутишься на том свете, стучи погромче! — крикнул Руальд, гремя засовами.

Их было семеро, черных всадников с песьими головами, семь посланцев из царства Аида. Они спешились и с обнаженными мечами двинулись на Чела, который ждал их, прислонившись спиной к двери.

— Я хочу сразиться с Железнобоким! — крикнул он.

— Слишком много чести! — прорычал один из песьеглавцев. — Сначала тебе придется помериться силами с нами!

И, почти не размахиваясь, он запустил свой короткий меч в Чела. Тот едва успел увернуться — лезвие вонзилось в дерево совсем рядом, на уровне его груди — и сухим ударом вышиб меч из руки второго песьеглавца, который заходил слева. Затем отпрыгнул от двери, вправо, вступив в схватку с тремя, которые стояли слишком плотно, скорее мешая, чем помогая друг другу. Пока Чел проредил их ряды, сразив двоих и обратив в бегство третьего, левый фланг восстановил свою боеспособность: все четверо опять были при мечах и, видя, что противник опытный, решили действовать наверняка. Однако Чел не дал им возможности «сыграть в четыре руки», то есть нанести одновременно с разных сторон четыре удара. Его обагренный меч, словно молния, поочередно разил песьи головы, которые не успевали отражать удары, поскольку не видели их: это были знаменитые «фульмены» — удары молнии, секретом коих владели лишь лучшие рыцари средневековья и, конечно же, лучшие инспекторы Давно Прошедшего Времени…

Чел остановился, чтобы перевести дух. Шесть песьеглавцев лежали вразброс, шесть оцепеневших тел на июльском солнцепеке, в то время как шесть благополучно отделившихся от них грешных душ «неслись на тот свет со скоростью этого света». С несколько меньшей, но впечатляющей быстротой по пыльной дороге удалялась лошадь, неся на себе тело и душу седьмого. Чел не стал преследовать беглеца, пусть передаст Железнобокому, что есть человек, готовый сразиться с ним…

— А ты молодец, Чел! — послышалось сверху.

Гремя черепицей, Руальд съехал с покатой крыши трактира и опустился прямо на железную маску одного из песьеглавцев. Посадка получилась более чем жесткой.

— Чертов копчик! — простонал Руальд. — Эй, Альвад, слезай, мы как раз подоспели к разбору голов!

Опять загремела черепица, и Альвад приземлился рядом с Руальдом:

— Чел, если ты не воз-возражаешь, я соберу тро-трофеи…

Морщась от боли, Руальд уже обшаривал трупы:

— Надо сматываться, друзья, нас трое, а у Железнобокого сотня?

— Теперь их девяносто, — сказал Чел.

— Как бы не так! — проворчал Руальд. — Головы у этой гидры отрастают быстрее, чем ты срубил их! В том-то и беда, сто их всегда сто, не больше и не меньше. Если ты даже срубишь девяносто девять голов, их опять будет сто, потому что сотая — это голова Железнобокого, до которого тебе не дотянуться, Чел. Этот чертов робот засел в каком-то замке и спокойненько штампует песьеглавцев по своему образу и подобию.

— Но он запрограммирован только на стократное репродуцирование, — возразил Чел.

— На постоянное стократное репродуцирование, — послышался женский голос.

В дверях трактира стояла Феопомпа:

— И второе уточнение, господа инспекторы: я не штампую, а создаю бессмертную сотню по любому образу и подобию…

Чел потянулся к поясу, но принявший образ и подобие Феопомны робот №770491 — или его дубликат? — сказал:

— Батареи разряжены. Ведь Средневековью еще не известно электричество, не так ли? Зато ему известны весельные галеры. Я бы хотел или, если вам будет угодно, хотела, чтобы вы тоже поближе познакомились с ними. Бросьте его, — указала она на меч в руке Челе. — Вы ведь не можете уничтожить то, что будет создано лишь через десять веков. К сожалению, травсвременной иммунитет распространяется и на вас, господа неродившиеся инспекторы. Эй, слуги?

«… пускайся ты в море, что шумит меж Цикадами», — вспомнился Челу еще один гекзаметр, в то время как слуги ловко набивали ему на ноги колодки, вгоняя болты аппаратом трансвременной связи…

— А на галерах хоть выпить да-дают? — полюбопытствовал Альвад, с готовностью подставляя другую ногу.

— Зачем давать? Перегнулся через борт и пей сколько влезет, — невесело пошутил Руальд, потирая ушибленный копчик.

«Исчезнувший робот № 770491 был обнаружен в Средневековье под Кличкой Железнобокого барона. В надлежащий временной квадрат послана поисковая группа, подготовленная в полном соответствии с инспектируемой эпохой; младший инспектор Руальд по кличке Обжopa, инспектор Альвад по кличке Пьяница и старший инспектор Чел по кличке Ухажер. Никто из них не вышел на трансвременную связь. Считаю целесообразным направить туда главного инспектора Тика, подготовленного по комплексной программе „Букет Средневековья“ и вобравшего в себя все доблести предыдущих агентов».

Из рапорта начальника надзора Давно Прошедшего Времени диспетчеру Большого Атемпорального Кольца.