«Будущее с грифом «секретно»»

Владимир Ильин Будущее с грифом "секретно"

– Здравствуйте, это я вам звонил… К сожалению, у меня мало времени, поэтому заранее прошу не перебивать меня и не задавать лишних вопросов… Можете звать меня Андреем. Да, просто Андреем.

Но позвольте задать вначале вам один вопрос… Увлекаетесь ли вы фантастикой?.. Что же, я так и думал. Видите ли, то, о чем я вам расскажу, наверняка покажется вам не более, чем фантастикой, но, тем не менее, это все было на самом деле. Если мой рассказ вас заинтересует, то в конце нашей встречи я постараюсь предоставить кое-какие доказательства…

Я родился… Впрочем, не буду терять время на пересказ своей биографии. Скажу только, что в шестьдесят третьем году, будучи военным летчиком, я подал рапорт и, пройдя жесткий отбор, был зачислен в отряд космонавтов. Как многие мои ровесники, в то время я бредил космосом… Потом была учеба, тренировки, и, наконец, настал тот день, когда я был окончательно готов к полету…

Однако шло время, в космос летали мои товарищи, а про меня словно забыли. Меня

даже ни разу не включили в дубль основных экипажей!

В семьдесят третьем мне было тридцать пять лет… Не похоже, что мне сейчас пятьдесят два?.. Пожалуйста, не перебивайте меня, ведь из моего рассказа вам все станет ясно… Итак, в семьдесят третьем я был в отличной форме, физически. Морально же я чувствовал себя неважно… В общем, я уже подумывал об уходе из Звездного городка.

Кстати, к тому времени у меня родился сын – Мишутка. Роды у жены были тяжелыми, и ребенок родился слабеньким, часто болел…

В тот знаменательный для всей истории день, когда я, наверное, уже в десятитысячный раз крутился на центрифуге, меня неожиданно вызвали к командиру отряда. Но его в кабинете не оказалось, зато там меня ожидала весьма пестрая и колоритная компания. Во главе стола восседал незнакомый мне генерал-лейтенант с голубыми петлицами авиатора. Остальные были в штатском. Как я понял, это была некая отборочная комиссия, только трудно было догадаться, кто же ее председатель, потому что авиационный генерал во время всей беседы молчал, как рыба…

Как всегда бывает в подобных случаях, начали с моих анкетных данных. Потом перешли на выяснение моей преданности коммунистическим идеалам, партии и так далее… Когда мне надоели туманные вопросы и когда я уже решил поинтересоваться, в чем, собственно, дело, мне неожиданно сделали предложение, на которое я должен был незамедлительно дать принципиальный ответ. Мне предлагали перейти в некую организацию "закрытого типа" и начать работу на совершенно новой технике…

Раздумывал я недолго. Почему-то мысленно я предположил, что речь идет о дальнейших космических исследованиях (в то время среди космонавтов ходили слухи, будто готовится совместный советско-американский полет на Марс), и поэтому дал свое согласие. Кроме того, сами понимаете, что в те времена означал отказ от "ответственного задания партии и правительства", а именно так ставился этот вопрос. Так что особого выбора у меня не было.

Поскольку с меня тут же взяли подписку о неразглашении не только содержания беседы, но и самого факта, что она имела место, то я никому ничего не сказал. Даже жене… Ну а потом вступили в действия невидимые рычаги этого, как я потом убедился, гигантского и могущественного механизма под кодовым названием "Проект-90"…

На следующий день меня отчислили из отряда космонавтов "по состоянию здоровья". Весь Звездный городок сочувствовал мне. Пряча глаза, жали руки и давали советы, куда можно неплохо устроиться "на гражданке". Разумеется, я не воспользовался этими советами, потому что спустя месяц мне пришел вызов. Я собрал чемоданчик, объявил жене, что отбываю в "длительную командировку", и отправился в путь.

В назначенный день и час в определенном месте меня ждала легковая машина с затемненными стеклами. Когда я сел на переднее сиденье, молчаливые люди в плащах, что сидели сзади, надели мне на глаза светонепроницаемую повязку и предупредили, что если я буду сидеть тихо, то избавлю их от необходимости возвращать меня домой…

Ехали мы часов пять, не меньше. И по гладким шоссейным, и по тряским грунтовым дорогам… Когда машина остановилась, меня ввели в какое-то здание, а затем долго вели нескончаемыми переходами и коридорами. Потом так же долго спускали куда-то вниз на скоростном лифте. Так я попал в Проект, но мне до сих пор так и неизвестно его местонахождение на карте. Единственным очевидным фактом является то, что он расположен глубоко под землей…

Я вас еще не утомил? Тогда позвольте продолжить рассказ… Итак, Проект-90. Это был, как вскоре выяснилось – если в этом случае можно вообще говорить о какой-то ясности, – гигантский научно-промышленный комплекс. В его состав входили многие конструкторские бюро, производственные подразделения и сектор по подготовке людей "для работы на новой технике"… Буквально с первого же дня я убедился в том, что Проект окружен непроницаемой завесой тайны. Словно высокая стена, от внешнего мира его отделял режим строжайшей секретности. Во-первых, персоналу Проекта было запрещено общаться между собой на темы, не связанные с работой. Для контроля повсюду была установлена специальная аппаратура, поэтому каждый шаг сотрудников Проекта был известен руководству. Во-вторых, здесь трудились как бы безымянные люди. Друг друга они звали по имени-отчеству, но не было гарантии, что эти имена настоящие, потому что, например, мне в первый же день "присвоили" имя Андрей, и пришлось привыкнуть к нему, как к родному…

В-третьих, Проект обходился, как это ни странно в наше бюрократическое время, без какой бы то ни было служебной документации-переписки, циркуляров, приказов и тому подобного. Все указания и распоряжения отдавались начальниками непосредственным исполнителям устно, а производственные чертежи, если и существовали, то, как я подозреваю, держались "за семью замками" и уничтожались сразу, как только в них отпадала надобность…

Интересная деталь: по-моему, никто в Проекте, кроме десятка-другого руководящих лиц, так и не ведал, над чем идет работа. Было известно лишь, что создается некое Изделие, а его "ввод в эксплуатацию" обозначался многозначительным словечком "Мероприятие". Общее руководство Проектом осуществлял человек по прозвищу Сам. Это была таинственная личность – под стать пресловутому Изделию. Его почти никто не видел, потому что с внешним миром и с сотрудниками Проекта он общался по телефону или через своего помощника, который, очень может быть, был нем с самого рождения…

Я ждал, что в самое ближайшее время со мной будет проведена разъяснительная беседа, и тогда, наконец, все станет понятно. Так было, когда меня зачисляли в отряд космонавтов. Но я заблуждался… В первый день меня разместили в небольшой, скромно обставленной комнатке в недрах подземного лабиринта. В комнате имелись стол, небольшое кресло, узкая кровать, стенной шкаф. С помощью специального пульта я мог заказывать любые блюда, заказ поступал через дверцу в стене, где было смонтировано крохотное лифтовое устройство. А с потолка за мной, как надсмотрщик в тюремной камере, неусыпно следил глазок телекамеры.

Учеба началась на следующий день после моего прибытия. Она оказалась весьма странной. Насколько я мог тогда судить, меня готовили к действиям в непредвиденных экстремальных ситуациях, поскольку, помимо повышения физической закалки, мои инструкторы уделяли внимание и психологической подготовке, привитию мне хладнокровия и умения владеть собой в любых условиях. Таким образом, оставалось только голову ломать, к чему же меня готовят – уж не к разведывательной ли деятельности "в тылу врага"? Одно было очевидно: ни к какой "работе на новой технике" меня не готовили…

Беседа, которую я так ждал, состоялась лишь спустя полгода. И беседовал со мной не кто иной, как Сам.

Это был плотный лысоватый человек пятидесяти с лишним лет. У него было довольно непримечательное, невыразительное лицо, а глаза… глаза следует описать отдельно. Самое страшное в этом человеке было то, что его чуть навыкате, неопределенного цвета глаза были вечно подернуты пеленой бесконечного равнодушия, словно их владелец уже все повидал в этом презренном мире и словно он видел, так сказать, насквозь своих собеседников…

Сам восседал в роскошно обставленном кабинете за чудовищным по размерам письменным столом, на котором одиноко стоял стакан с горячим чаем. Сбоку от стола был пульт со множеством разноцветных кнопок и клавиш.

Беседа наша началась довольно необычно. Сам не стал уточнять факты моей биографии- скорее всего, он уже знал меня к тому времени как облупленного. Вместо этого он с места в карьер осведомился, верю ли я в светлое будущее всего человечества. Я имею в виду коммунизм, пояснил он. Вопрос был явно из разряда провокационных, я на такие отвечал чисто рефлекторно еще со времен октябрятского детства…

А когда по-вашему, наступит это самое светлое будущее, настаивал Сам. Признаться, я несколько затруднился с ответом. Тогда он извлек откуда-то из глубин своего монстрообразного стола красную книжицу, но открывать ее почему-то не стал, а процитировал наизусть: "Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!"… "В это вы верите?", спросил Сам. Конечно, я не верил в это. Но вслух, как полагается коммунисту, заявил, что не имею морального права не доверять Программе Партии и так далее, и тому подобное…

Несколько секунд Сам молча разглядывал меня, покусывая губу, а потом неожиданно заявил следующее. Естественно, дословно я не помню, что он тогда говорил, но звучало примерно так.

Тебе (он как-то незаметно стал обращаться ко мне на "ты") доверяется ответственная и высокая миссия стать первым человеком, совершившим путешествие во времени, говорил Сам. В результате напряженного труда и титанических усилий всего советского народа вообще и нашего научно-производственного коллектива в частности ученым и инженерам удалось создать легендарную Машину Времени, говорил он. Правда, дальность ее действия пока невелика – всего семнадцать лет, но начало новой эре, эре хрононавтики, будет положено… Главное – сделать первый шаг. Гагарин ведь тоже сделал всего один виток вокруг Земли… В ходе испытаний, говорил Сам, состоялись пробные запуски хронокапсулы с различными животными на борту – как и перед полетом человека в космос. Запуски прошли успешно, потому что процент гибели человекообразных обезьян близок к нулю…

Мероприятие будет осуществляться в полном автоматическом режиме, продолжал Сам. Тебе останется выполнить лишь ряд простейших операций…

Ладно, чисто технические подробности своей истории я опущу, хотя вам это, наверное, тоже было бы интересно. К сожалению, меня поджимает время…

Но главное, говорил мне тогда Сам, заключается в твоем задании. Ты должен будешь совершить как бы экскурсию по городу С. – нашему обычному, провинциальному городку, только образца одна тысяча девятьсот девяностого года – и постараться максимально подробно зафиксировать, как живут люди семнадцать лет спустя. Достигнуто ли всеобщее благополучие? Иными словами, построено ли, наконец, коммунистическое общество?

И еще, сказал Сам. По ряду причин твоя миссия пока должна быть тайной – в том числе и для живущих в 1990 году. Поэтому тебе придется обойтись без какой бы то ни было аппаратуры и положиться только на свою память.

Беседа незаметно переходила в инструктаж. Спустя полтора часа он осведомился, есть ли у меня вопросы. Вопросов у меня, конечно же, была масса, но я предпочел задать один-единственный: когда намечено осуществить Мероприятие? И тут Сам вверг меня в состояние, близкое к шоку. Завтра, сказал он…

Мероприятие состоялось в целом успешно, и через двое суток я вновь сидел в кабинете у Самого. Путешествие во времени оказалось не таким уж безболезненным, как его расписывают некоторые фантасты. Перегрузки были чудовищными, поэтому во время "полета" и ТУДА, и обратно я несколько раз терял сознание, и теперь у меня ныли все кости. Но все это было не столь важно. Важнее было другое: что докладывать Самому?..

Все происходило буднично, будто я съездил в С. на поезде. Сам спокойно попивал свой неизменный чай, и в глазах его плескалась такая серая скука, что я не выдержал и сделал, наконец, выбор, будучи уверенным в своей правоте.

Я стал рассказывать Самому, насколько прекрасно будущее нашей страны, идущей по пути строительства коммунизма, и как хорошо живется в ней людям, когда нет никаких проблем, когда каждый может радостно трудиться на благо свободного общества, и в том же духе…

Рассказывал я все вдохновеннее и когда закончил свое патетическое повествование, Сам признал, что оно звучит достаточно убедительно и зажигательно. Но на самом деле это, мягко говоря, – плод твоей фантазии, а грубо говоря – вранье, добавил он, глядя мне в глаза.

Мне показалось, что пол подо мной качнулся и поплыл в сторону, как это бывает при искусственной невесомости. Но я тут же пришел в себя – сказались навыки, полученные при психологическом тренинге – и стал активно протестовать. Но Сам не стал меня слушать. Он нажал под столом кнопку, и откуда-то из скрытых динамиков в кабинете зазвучал незнакомый мужской голос. Он рассказывал о том, что ожидает нас спустя семнадцать лет, причем это было подлинное будущее, каким его видел и я… И ничего радужно-идиллического в этом будущем не было. Потом послышался голос Самого, который задавал своему собеседнику многочисленные уточняющие вопросы…

Когда Сам, насладившись произведенным на меня эффектом, выключил запись, я окончательно пришел в себя. В голове моей вертелась только одна мысль: "Что теперь со мной сделают?,.".

Оставь иллюзии, сказал Сам. Никакой ты не первый. Вот кто был действительно первым. А вот этот, еще один, если хочешь знать, был вторым. Правда, "раскололся" он лишь на пресс-конференции, а до этого долго водил нас за нос. Смотри…

Он опять нажал кнопку – на этот раз на боковом пульте – и на стене раздвинулись шторки экрана. Тут же погас свет, и замелькали кадры. Я увидел большой зал, заполненный людьми с блокнотами, диктофонами, фотоаппаратами и кинокамерами. Аудитория суетилась, сверкали вспышки "блицев" и лучи юпитеров. На сцене, за столом президиума, рядом с Самим сидел черноволосый молодой человек в строгом костюме.

Сам поднялся и произнес короткую, но не лишенную пафоса речь. В заключение он представил представителям прессы первого человека, "прорвавшегося сквозь завесу времени в будущее". Человека звали Сергей Антонов. Завершая выступление, Сам повысил голос: "Слава нашей новой победы – на этот раз над Временем – всецело принадлежит Коммунистической партии, богатырской мощи социалистической системы, всему советскому народу- строителю коммунизма!". В зале грянул Государственный Гимн, все встали и устроили продолжительную овацию…

Когда Антонов вышел к микрофону, зал притих. И в этой тишине юноша вдруг заявил: "А теперь я хочу, чтобы вы знали правду о нашем будущем, как бы горька она ни была"… Видно было как Сам опустил голову и словно онемел…

Антонова прервали как раз в тот момент, когда он сообщил, что через семнадцать лет в стране не будет ни бесплатных благ, ни подлинной свободы, ни настоящего равенства всех людей. В зале раздался оглушительный свист, топот ног, послышались громкие гневные выкрики: "Провокатор!.. Это же агент мирового империализма, товарищи!.." Из-за кулис выскочили дюжие мужчины с бесстрастными лицами и увели сопротивлявшегося Антонова под руки из зала. Перекрывая шум, юноша кричал: "Это же правда, поймите!.. Вы должны учесть и не допустить этого!"..

Ты был не первым, Андрей, устало повторил Сам, когда вновь зажегся свет в кабинете. И даже, как видишь, не вторым. Но об этом никто не будет знать…

Что с ним стало потом, спросил я, уже ни на что не надеясь. Какая тебе разница, отмахнулся Сам. Главное, что об этих… никто никогда ничего не узнает. А репортеры, спросил я. Это наши люди, сказал он. Вся пресс-конференция была спектаклем, чтобы проверить Антонова. Он не нравился мне с самого начала… Но довольно об этом. Ты лучше скажи: почему ты все-таки решил ввести нас в заблуждение? Зачем ты хотел разукрасить будущее в розовый цвет?

Почему вы так уверены в том, что я вас обманываю, спросил я. (Я решил держаться до последнего.) Ведь мои предшественники могли лгать или… или у них помутился разум…

Вместо ответа Сам криво усмехнулся и опять привел в действие киноаппарат. На этот раз на экране появились совсем другие кадры.

Серое, пасмурное небо, с которого сыплется дрянная морось… Кривые, грязные улицы города, постепенно приходящего в упадок… Я сразу узнал этот город. Камера двигалась по моему маршруту там, в 1990 году, причем снято было именно то, что видел я… Включился звук, и стал слышен лязг и дребезжание обветшалого городского транспорта… Показалось даже, будто в ноздри вновь ударил удушливый смрад выхлопных газов… Толпы людей на автобусных остановках… Усталые, озлобленные лица… Длинные витки очередей на тротуарах и проезжей части возле замызганных, пустых магазинных витрин… На каждом шагу – нищие, бродяги, кажется, их будут называть бомжами; пьяные люмпены, разнузданные девицы, размалеванные, как папуасы… Безногий инвалид наяривает на гармошке рок-н-ролл… Давка у булочной: крупным планом – озверелые, потные физиономии с выпученными от ненависти глазами… Воздух – и тот, казалось, пропитан потом, матом и вонью… За углом- беспричинная ссора быстро перерастает в драку, а прохожие только ускоряют шаги…

– Хватит? -спросил Сам и отключил проектор. Из-за того, что во рту пересохло, я не мог произнести ни слова и только кивнул. Объяснений не требовалось, я уже догадался, что камера была спрятана в моей одежде. Они все-таки не доверяли мне. Значит, я был прав в своих подозрениях… Я с самого начала подозревал, что во всем этом кроется какой-то подвох. В голове просто не укладывалась бредятина насчет путешествий во времени. Нет и не было никакой Машины Времени, и не было никакого "полета в будущее". Скорее всего, меня специально довели перегрузками до потери сознания, а потом усыпили и высадили в городе, тщательно подготовленном для проверки таких, как я, "первопроходцев"… Значит С. был городом-декорацией, населенным артистами, которые играли свои роли по заранее сочиненному и искусно отрежиссированному сценарию…

Признаться, когда это до меня дошло, я разозлился и в запальчивости выложил свои мысли в лицо Самому.

И тогда он нанес мне последний удар. Нет, сказал он, по-отечески улыбаясь. Зря ты так подумал… Никакой мистификации с нашей стороны не было. Будущее, которое ты наблюдал, – самое настоящее, и ты действительно побывал в нем.

Словно десятикратная перегрузка вдавила меня в спинку стула. Я не мог и пальцем пошевельнуть, и постепенно отчаяние и ужас овладели мной, а в голове билась мысль: подумать только, через каких-то семнадцать лет, всего через семнадцать лет!..

– Испугался, – добродушно полюбопытствовал Сам, по-своему истолковав мое замешательство. – Ну и напрасно! Ты – именно такой человек, который нужен Проекту…

Понимаешь, Андрей, говорил он, люди так устроены, что вечно надеются на лучшее. У любого человека есть мечта о счастливом будущем, говорил Сам, смачно прихлебывая чай из блюдечка. И если из поколения в поколение люди ни на шаг не продвигаются к тому идеальному общественному устройству, о котором мечтают, то рано или поздно наступает крах иллюзий, и следуют трагические социальные потрясения… То, что было записано в Программе партии насчет перспектив построения коммунизма, – это, конечно же, утопия… Да-да, утопия, не смотри на меня так! Но у любой утопии есть и конструктивное начало. Это не я сказал, многие западные социологи, футурологи и прочие "-логи" уже давно сделали вывод о том, что существующий в сознании людей образ будущего способен оказать значительное воздействие на их жизнедеятельность. Вспомни хотя бы наши довоенные годы: на голом энтузиазме народ преодолевал все мыслимые и немыслимые трудности и преграды на пути к превращению страны в великую и могучую державу! А почему? В то числе и потому, что в его сознании удалось сформировать образ безбедного будущего, в котором нас ожидает сплошное процветание да изобилие… Но эту веру в завтрашний день нужно постоянно чем-то подкреплять. К сожалению, ныне усилий одной только идеологии уже не хватает, чтобы убедить людей в правильности нашего курса… Слова наши все больше стали расходиться с реальным положением дел, и ты сам видел, к чему это приведет в девяностом году…

Когда было сделано открытие, позволившее создать так называемую Машину Времени, наверху поняли, как его можно использовать. И вскоре весь советский народ узнает, что в течение неполных двух десятилетий планы партии сбудутся. Представляешь, как возрастет сразу производительность труда у нас, а?

Сам довольно хохотнул и даже потер руки. Значит, вы хотите, чтобы я врал людям по поводу того, что их ожидает, потрясенный, спросил я. У меня еще не укладывалась в голове вся эта дьявольская схема.

Сам усмехнулся. Не бойся, заверил меня он. Впредь тебе не придется напрягать свою фантазию, этим займутся специалисты, весь дальнейший сценарий будут сочинять они…

И еще, продолжал он. Некоторое время наша работа будет носить закрытый характер. С сенсационными заявлениями мы еще успеем выступить… А пока нас интересуют всевозможные сведения о будущем, о реальном будущем… Так что готовься к очередным Мероприятиям, Андрей.

В течение последующих шести месяцев они гоняли меня, как белку в колесе. Я потерял счет перемещениям в будущее и обратно. За это время инженеры и ученые смогли расширить возможности Изделия. В частности, стало возможным перемещаться не только во времени, но и в пространстве, и вскоре я смог попадать в Москву будущего…

Задания мои были однотипными. В основном я занимался изучением прессы в читальных залах и библиотеках. Аппаратурой меня по-прежнему не снабжали, поэтому огромные объемы информации приходилось хранить в памяти. Потом я стал пользоваться специально изобретенной для меня системой сокращенной записи…

Руководство Проекта-90 интересовало буквально все о будущем, но предпочтение отдавалось политике и экономике. Чтобы не разбрасываться, я, как мне было предписано изучал будущее в строгой хронологической последовательности.

Работа моя продолжала оставаться исключительно секретной. Мне, как и прежде, были запрещены любые контакты с людьми из будущего, а также какие бы то ни было отклонения от заданного маршрута движения. Я не сомневался, что все мои действия контролировались – для этого у моих шефов было достаточно средств и возможностей.

Таким образом, я в действительности был пленником Проекта. Не могло быть и речи о моем выходе за пределы подземелья. Даже с сотрудниками, имевшими ко мне допуск, мне было запрещено разговаривать, так что все операции, связанные с Мероприятиями, выполнялись молча.

С большим трудом мне удалось добиться разрешения Самого на то, чтобы звонить по телефону жене, – и то в строго отведенные дни и часы и с массой всевозможных ограничений. Я не мог ничего сказать жене, я не мог ответить правду ни на один из тех бесчисленных вопросов, которыми она меня обычно засыпала… На первых порах мне было достаточно слышать ее такой родной, но такой далекий голос и неразборчивое милое лопотание сынишки, который в мое отсутствие потихоньку рос, начал ходить, а затем и говорить… Но такое общение на расстоянии все больше стало угнетать меня, и я уже проклинал тот день, когда согласился быть втянутым в эту сверхсекретную затею…

А вскоре я окончательно сломался. И произошло это в конце восемьдесят второго, после смерти Брежнева. Находясь в этом году, я решил нарушить запрет. Я только хотел позвонить жене и узнать, что теперь стало с ней и с сыном, как они живут и… и, наконец, что стало со мной самим к тому времени. Не буду описывать технические ухищрения, на которые пришлось пуститься, чтобы обмануть своих невидимых контролеров… Скажу лишь, что мне удалось, и с неописуемым волнением я смог набрать дрожащей рукой телефонный номер, словно выгравированный в моем мозгу. В этот момент я был сам не свой…

Простите, можно закурить? Черт, спички ломаются… Благодарю вас… Нет-нет, со мной все в порядке, сейчас это пройдет…

Мне тогда ответил незнакомый мужской голос, и у меня в душе сразу возникло сосущее предчувствие тревоги. Человек, ответивший на мой звонок, что-то жевал и явно куда-то торопился, но мне все же удалось вытянуть из него самое главное. Мои жена и сын были давным-давно мертвы… Они погибли в автомобильной катастрофе, куда-то ехали на такси, что ли, я так и не понял толком, да это, в сущности, было не очень важно… Погибли они мгновенно, не мучаясь, и случилось это девять лет назад… Всего через четыре месяца после начала моей работы в Проекте…

Уже потом, когда я, задыхаясь, ничего не видя, не слыша и не соображая, метался по этому, чужому мне, городу, стало, наконец, ясно и остальное.

Руководители Проекта сделали близких мне людей заложниками. Это была, по их мнению, твердая гарантия того, что ни в будущем, ни в настоящем я не выкину какой-нибудь фортель. С помощью этого рычага они крутили и вертели мной, как им было угодно. А после катастрофы придумали выход из положения, используя монтаж из записи голоса моей жены. Ну а с голосом ребенка им было еще проще организовать фальсификацию…

Меня дурачили все это время, потому что я был им нужен.

Они дурачили меня и в отношении работы. Они вовсе не собирались предавать гласности существование Проекта и полученные результаты. Зачем? Им самим нужна была информация о будущем, чтобы быть застрахованным от каких-либо политических сюрпризов, угрожающих их положению "рулевых в государстве". Они хотели во что бы то ни стало сохранить ту бесчеловечную социальную систему, в которой каждой личности была уготована учесть пешки и в которой отдельные люди обманывали целые народы… Они хотели увековечить свою власть…

О многом я передумал в тот черный день. Первой моей мыслью было – не возвращаться, остаться и затеряться в этом неуютном, полном хаоса и проблем, но все-таки более свободным, чем раньше, времени… Но потом я решил отомстить Им. Я решил отплатить своим шефам их же монетой. Долгое время они, извините за выражение, пудрили мне мозги, и я решил, что настал мой черед вводить Их в заблуждение…

С этого момента я стал снабжать руководство Проекта самой настоящей дезинформацией о будущем. Я намеренно менял весь ход событий в стране после восемьдесят второго года. Я сам сочинил сценарий, выдавая его за реальность. Естественно, в этой моей выдумке не было ни Горбачева, ни перестройки, ни Ельцина…

И еще одна деталь не давала мне покоя. Я тщательно просмотрел всю прессу будущего, перерыл горы документации в архивах и спецхранах, но нигде так и не нашел даже намека на Проект-90. Будто его никогда не существовало… Что с ним стало после апреля восемьдесят пятого? Были возможны два варианта: или Проект каким-то образом прекратил свою деятельность еще до указанного времени, не оставив после себя ни следа, или же… Или он действует и поныне, но ушел в такое "глухое подполье", что найти его невозможно.

И тогда я решил, что в любом случае потомки должны знать правду, чтобы их никто не смог водить за нос красивыми сказками о "светлом будущем". Я позвонил в редакцию вашей газеты… Почему именно вам? В других местах мне могли не поверить, а вы любите печатать подобные вещи, уж извините за откровенность…

У меня остается еще немного времени, так что я мог бы ответить на ваши вопросы… Как? У вас нет ко мне вопросов?! И вы не собираетесь писать на эту тему?! Так какого тогда черта?!.. Подождите, подождите… Что за абракадабру вы несете? Странно. Очень хочется спать, а ведь мне еще обратно… Спать… спать… Я уже сплю и ничего не…

– Значит, вы считаете, что эксперимент прошел успешно?

– Как по маслу, Александр Михайлович! Во-первых, "объект" усвоил заложенную в него программу так, будто это все с ним было на самом деле… Во-вторых, он совершенно не подозревал, что это – именно программа… А в-третьих, он сумел, так сказать, творчески подойти к этой программе, в результате чего был создан эффект психологической достоверности. Взять, например, историю с гибелью его жены и ребенка. В первоначальной "легенде" этот вариант отсутствовал…

– Ну что же, отлично. От имени руководства выражаю лично вам благодарность… Теперь ничто не мешает нам приступить к главной работе. Назовем ее… ну, скажем, "Проект-2005", а? Сценарий готов?

– На днях я вам его представлю, Александр Михайлович.

– Кстати, постарайтесь больше внимания уделить в нем деталям. Именно детали создают достоверность… Ну вот, на сегодня – все… Вопросы?..

– Что будем делать с "объектом"?

Как – что? Где вы его взяли на этот раз? Опять из камеры приговоренных к высшей мере?.. Нет, Александр Михайлович. В психиатрической больнице номер два… Главврач там – полностью наш человек, к тому же на всякий случай мы взяли с него подписку о неразглашении… А у этого "объекта" диагноз был что-то вроде вялотекущей шизофрении… Ну и отправьте его обратно к психам! Так даже лучше: если у него что-нибудь и останется в памяти из нашей программы, то потом это всегда можно списать на… как ее?.. шизофрения, говорите?.. Еще что-нибудь? Да не мнитесь вы, говорите прямо, что вас смущает?

– Видите ли, Александр Михайлович… Только сейчас мне пришла в голову одна мысль… Дело в том, что перед вводом программы "объекту" тщательно стерли всю оперативную память. Иными словами, у него не должно было остаться воспоминаний о том, как развивались события в действительности после семьдесят третьего года… Каким же образом ему стало известно о смерти Брежнева в 1982 году, о перестройке, Горбачеве и прочих фактах? Ведь мы ему это не вводили!..

– Что вы хотите этим сказать?

– Я вот думаю… А не задели ли мы случайно другую программу? Программу, которая была в него заложена кем-то до нас?!..