«Хит сезона»

Наталья Егорова Хит сезона

Вовка Гриф задумчиво тонул взглядом в литровой бульоннице с чаем. Одинокий пакетик заварки вяло болтался в жидкости, придавая ей цвет пожухлой травы. Да и на вкус выходило сено-сеном.

Гриф подцепил толстыми пальцами кубик рафинада, макнул краешком в чай и долго наблюдал, как поднимается желтизна по невидимым капиллярам.

Так и мы, - угрюмо подумал Вовка, - ползем, ползем наверх, а все ради чего? Чтоб бултыхнуть в общую посудину свою ложку дегтя и считать, что сделали важное дело? Эх...

Директор пекарни "Хлебушек" был угрюм и раздражен. Постоянные конкуренты - многочисленная семья пекарей Айльбибековых - безнадежно обгоняли Грифа по количеству оригинальных идей. Полгода назад они отхватили слот за намагниченные хлебные палочки "Турист" ("В воде - компас, в желудке - обед!"), а совсем недавно еще один - за попискивающие булки ("Их едят - они пищат!")

"Хлебушек" же за это время изобрел лишь булочки-в-тюбике, застывающие на воздухе через минуту после выдавливания.

Вовке катастрофически не хватало свежей идеи, а штатный гений Рысевич ударился в сворачивание именных вензелей из тонких, как макароны, трубочек с кремом и думать забыл о креативе.

Голосование по нынешнему слоту заканчивалось через неделю.

Гриф сердито глянул на свою круглую очкастую физиономию, отражающуюся в чае, и погрозил ей толстым пальцем.

– Печь надо лучше, - сурово припечатал он себя и в несколько гигантских глотков прикончил чашку.

– Владимир Алексеич, - недовольно прокричала издалека кондитер-дизайнер Раечка, - Насчет семечек что у нас?

– Звоню уже!

– Тогда и насчет плесени звоните! Два дня назад обещали привезти, а все нету!

Вовка грузно поднялся с табурета и отправился делать разнос поставщикам.

На столе в конторе сидел Рысевич и, высунув для сосредоточенности кончик языка, набрасывал эскиз пирожного. Гриф мельком заглянул в бумажку: оттуда глянул улыбающийся собачий профиль.

– Опять собачка... - неодобрительно пробурчал он. - Их уже кто только не делал!

Рысевич поднял затуманенные творчеством глаза.

– Так она одноглазая. Такой еще не было, я проверял.

– Да хоть одноногая! - раздраженно воскликнул Гриф. - Собачки, ромашечки, крокодильчики - прошлый век. Где у тебя новизна? Уникальные идеи, неповторимые фирменные изюминки - где? У нас слот из-под носа уходит. Между прочим, опять к Айльбибековым: они вчера суфле "Розовые слезы" анонсировали.

Рысевич тяжко вздохнул и скомкал эскиз.

– "Слезам" много голосов не дадут. Сильно на любителя.

– Блин, ну что ты чужие голоса считаешь, а? - удрученно сказал Вовка, и вдруг разом подхватился и заорал, - Блин, понял? Блин!

Длинное лицо штатного гения вытянулось еще больше.

– За блины давно никто слоты не получал. Понял? Думай!

Рысевич с готовностью кивнул и испарился.

***

– Папка, ты мне обещал в дневнике расписаться.

На пороге конторы возникла третьеклассница Маша - дочка Грифа, его неизменная гордость и постоянный же источник беспокойства. Не по годам серьезная девочка умудрялась задавать учительницам столь каверзные вопросы и так замысловато отвечать у доски, что в упомянутом дневнике третий год прихотливо соседствовали пятерки за знания и единицы "за наглое поведение".

В последние недели, впрочем, единиц не было. Зато в колонке домашних заданий обнаружилось сочинение "Если бы я была президентом".

Гриф насторожился.

– Ты сочинение написала уже?

– Конечно, пап. Вчера еще.

– Дай-ка посмотреть...

Из раздутого портфеля была извлечена тетрадка. Гриф полистал заполненные аккуратными круглыми буковками страницы и углубился в чтение. На третьей строчке шея его начала наливаться нехорошей краснотой.

– Машка, ты чего понаписала-то, а?

– А чего? - пискнул мгновенно испугавшийся ребенок.

– "Если бы я была президентом, я бы давала слоты не за победу в конкурсе, а просто за хорошую работу. Тогда все перестанут придумывать, чем удивить людей, а в свободное время начнут изобретать полезные вещи, например, нуль-транспортировку, волшебную палочку или таблетки знания"…

Он поднял глаза от тетрадки и сурово уставился в Машкино лицо.

– Разве можно так писать?

– А почему нельзя?

– Ну... - Гриф вспотел от невозможности внятно объяснить. - Ну... понимаешь, есть такие вещи, которые тебе рано критиковать. То есть... не то, чтобы совсем нельзя, но в сочинении... короче, не надо про слоты писать, ясно?

– А у меня там дальше еще, - простодушно сказала Машка.

Гриф снова уткнулся в тетрадку.

– "Еще я бы отменила, что за полученный слот нужно придумывать правило для другой профессии. Потому что когда сапожники придумывают обязательное правило для пекарей, они могут ошибиться. Они же не знают точно, как работают пекари"...

Машка хлопала круглыми глазами из-за очков.

– Это же правда, ты сам так говорил!

Вовка мучительно покраснел.

– Мань, я же так просто говорил... ты же понимаешь...

– И мама так говорит! Помнишь, как она ругалась, когда водители сапожникам придумали, чтобы туфли с острыми носами делать, а у нее от них ноги болели?

Гриф потер шею, подбирая слова.

– Маша, ты же большая девочка. Представь, учительница твое сочинение прочитает, и что она про нас скажет?

– Что мы думающие люди, - предположил ребенок, вконец озадачив родителя.

– Она будет ругаться! - подобрал, наконец, Гриф убедительный аргумент. - Сначала на тебя, а потом меня в школу вызовет, и на меня тоже будет ругаться. Потому что про слоты писать нехорошо... в смысле, писать можно, но критиковать нехорошо, их умные люди придумывали, и вообще - так принято... специально, чтобы работники стремились повысить качество продукции, вот. Вам разве в школе не говорили?

Машка насупилась и ковыряла туфелькой линолеум.

– Все равно глупо, что геологи спортсменам правила меняют или медсестры этим... свиноводам. У нас тоже, когда физкультурница математичку замещала, она такие дурацкие задания придумывала...

Кругленькие буковки нахально улыбались из тетрадки: "Тогда бы все работали спокойно, не психовали бы во время голосования по слотам"…

Гриф бросил невольный взгляд на календарь с заштрихованной неделей голосования.

– Изменения правил тоже специально делают, чтобы одни и те же товары не побеждали. А для другой отрасли, чтобы самим себе не подыгрывать, понимаешь? Вот представь, что мы бы сами себе правила задавали, что бы получилось?

– Мы бы всегда выигрывали, да?

– Ну... нам бы стало легче выиграть... наверное. Манюш, давай-ка, перепиши все заново, а? Без слотов, а?

Машка шмыгнула носом.

– Ну ладно. Чтоб на тебя не ругались - ладно...

– Напиши что-нибудь доброе, нейтральное... - заискивающе предложил папаша. - Например, как бы ты построила много красивых удобных домов, или цветы везде посадила... Или чтоб в парке памятник кому-нибудь поставить...

– Шопенгауэру, - закивала Машка, поправляя очки на курносой кнопке носа.

– Кому?

– Шопенгауэру. Который говорил, что вся жизнь человека - страдание, - серьезно процитировал ребенок.

Гриф обалдело пригладил макушку.

– А почему ему-то?

– Жалко его, - пояснила дочка. - Представляешь, как ему тяжело было всю жизнь страдать изо всех сил.

Грифа охватила легкая паника.

– Ага. Ты, Мань, это... Может, тебе лучше Сетон-Томпсона почитать? Или Пришвина там, а?

– Ты чего, пап? Это ж для детей! - возмутилась девочка. - Ты еще скажи, Бианки с Носовым!

– А чего... хорошие писатели, - растерянно забормотал Вовка. - И в списке для внеклассного чтения были...

– Да этот список прям как для детсадовцев, - презрительно сморщилась Машка. - Я вот в книжном нового Стерлинга видела. Пап, я куплю, ладно?

Вовка с некоторым сомнением кивнул, в очередной раз дав себе слово полистать на досуге Машкины книжки. А то мало ли...

***

– Слыхал, Лексеич, чего Айльбибековы учудили? - зам по маркетингу Чуров на ходу щедро зачерпнул из мешка кунжутного семени и отправил в рот. - Ж-жны в хыб зпкьют.

Гриф непонимающе поднял брови.

– Жетоны в хлеб запекают, - пояснил Чуров, судорожно проглотив кунжут. - Металлические. Все метро рекламой заклеили: "Собери пять жетонов и выиграй безумную неделю на Эквадоре".

– Так зубы же поломают все! - засомневался Вовка.

– Уже! - радостно подтвердил тот. - В "Новостищах" писали. Так у них на упаковке меленько написано "Употребление батона в пищу может быть связано с риском для здоровья." Фиг чего отсудишь! А потом, говорят, они договор со стоматологами заключили.

– И чего, покупают? Батоны?

– Еще как! Халяву же обещали. Но если б только это... Вчера зарегистрировано объединение "Квадратная булка", принимают всех желающих. "Отруби" с "Приятным аппетитом" уже вступили, 15-й хлебокомбинат, "Бабушкины пирожки", еще пекарен двадцать мелких...

– Это они не подумавши, накануне голосования-то.

– Не скажи, Лексеич. Массой задавить могут.

Вовка удрученно забарабанил пальцами по столу.

– Мне нужна идея. Большая свежая идея, - и мрачно уставился в дверь, словно ожидая, что идея сама войдет в пекарню.

Дверь в самом деле отворилась, хлопнув об стену. Но вместо абстрактной идеи на пороге обнаружилась вполне материальная кондитер-дизайнер.

– Владимир Алексеич, ну я не знаю, что с Кошенком делать! - плаксиво заявила Раечка. - Он опять гири к рукам присобачил и глаза завязывает.

Гриф взрыкнул и потрусил разбираться.

Кошенок был третьей головной болью "Хлебушка" - после Айльбибековых и гения Рысевича. Тихо помешанный на преодолении трудностей, он то норовил связать себе руки за спиной, то украшал торт с закрытыми глазами, а то вообще замешивал тесто, болтаясь вверх тормашками под потолком.

Преодолев очередную сумасшедшую проблему, Кошенок становился покладист и ужасающе производителен: с равным мастерством он пек меренги и выращивал колонии эмпат-плесени, рисовал финтифлюшки на пирожных и идеально подрумянивал булочки-в-тюбике. Но стоило чуть ослабить внимание, и неутомимый Кошенок выдумывал себе очередное испытание.

Сейчас он самозабвенно выдавливал кремовый бордюр на двухкилограммовый торт. Розовая завитушка ложилась идеальной линией, аккуратно огибая желтые розочки. При этом с каждого запястья мастера свешивался здоровый блин от гантели, а на глазах действительно красовалась повязка с вышитой надписью "Просьба не беспокоить".

– Это как называется? Что происходит, а?

– Работаю, - невозмутимо пояснил Кошенок, снимая повязку и предъявляя кондитерский мешок с кремом.

– Работает он! Клоун! Выпендрежник! - бушевал Гриф. - Уволю! В подземном переходе так работать будешь, копейки в кепку собирать, понял!

Кошенок подбоченился гантельными блинами.

– Я, между прочим, молодой талантливый пекарь...

– Тал-лантливый, ерш твою... - жалобно закричал Гриф. - Мне мало забот, чтоб еще с твоим талантом нянькаться, а?

– А я вас, между прочим, нянькаться не просил! - завопил и Кошенок. - С вашими древними методами!

– Фигляр! У нас слот горит, а он тут невесть что доказывает!

– Это у вас слот горит, а я, между прочим, работаю!

– Что еще?! - заорал Гриф сияющему Рысевичу, что замаячил в дверях с большим подносом под салфеткой.

– Блины, - кратко ответил тот и сдернул полотно.

В пекарне повисла тишина.

Потом тоненько всхрюкнул Кошенок.

Улыбка на лице Рысевича слегка полиняла.

– Вы ж сами говорили - нужна свежая идея. Так вот - креатив.

Из бесформенных шматков теста, горкой наваленных на поднос, дырявых и кое-где подгоревших, прихотливо торчала разнообразная начинка.

– Ой, мамочки... - выдохнула Раечка.

– Это креатив? - свистящим шепотом осведомился Гриф. - Это - креатив? Это дерьмо собачье!

– Вы же сами... таких ни у кого не было, точно. Я и название придумал: "блинтрэш".

Вовка схватился за голову.

– Естественно, не было. И не будет! Господи, за что ж мне такая толпа криворуких работничков!

У Рысевича губы запрыгали от обиды.

– Это... Это гениальные блины! - срываясь на фальцет, закричал он.

– Их никто не купит! - заорал и Гриф, потрясая толстыми пальцами перед лицом пекаря.

– Так вам чтоб покупали или чтоб слот получить?

– Так за такое барахло никто ж голосовать не будет!

– Плевать! - в запале взвизгнул Рысевич. - Им просто не понять всей гениальности! Замысла! Привыкли к массовому производству!

– Печь надо лучше!

– Ручная работа!.. Уникальная!.. Каждый - неповторим!.. - бессвязно выкрикивал Рысевич и вдруг схватился за сердце, белея губами, и стек на пол. Завизжала Раечка, заорал в телефон Чуров, забегал, цепляя веригами столы, Кошенок. Вовка Гриф торопливо разбрасывал содержимое аптечки в поисках валидола.

***

Нахальная муха неторопливо шла по столешнице. Гриф бездумно наблюдал, как прихотливо движутся черные лапки по солнечным пятнам на полировке. В голове царила звонкая пустота.

– Лексеич, все собрались, - напомнил Чуров.

Вовка засопел, устроился поуютнее в скрипучем кресле. Обвел тяжелым взглядом собравшийся за столом персонал "Хлебушка": невозмутимого Чурова, жалостливую Раечку, притихшего Кошенка, угрюмого Рысевича. Зацепил взглядом школьный дневник, сиротливо притулившийся с краешку, побагровел и забарабанил пальцами по столу.

– Опять в школу вызывают? - участливо осведомилась Раечка.

– Вызывают, - тяжело вздохнул Гриф. - Теперь из-за Шопенгауэра.

– А он-то здесь при чем?

– А... - махнул рукой Вовка. - Его Машка моя с учительницей не поделила.

– Серьезная она у тебя больно, - посочувствовала Раечка.

– Умная, - хмыкнул Чуров. - Далеко пойдет.

– Слишком умная. Чересчур.

Кошенок протестующе буркнул насчет того, что ум никогда не чересчур.

Муха наткнулась на дневник и улетела. Вовка ослабил узел галстука.

– Короче, друзья мои, до конца голосования пять дней. Если мы хотим получить слот, надо... мозговой штурм, что ли, устраивать. У кого есть предложения?

Народ буровил взглядами столешницу и молчал.

– Н-ну?

– Булочки с глазами? - робко предложила Раечка. - Их едят, они глядят?

Гриф представил и поперхнулся.

– У Айльбибековых пищали.

– У них пищат, а у нас глядят!

– Один хрен. Вторичная идея.

– Грильяж с яблочными семечками...

– С чем?!

– Ну... пусть с абрикосовыми косточками.

– Ага, чтоб опять начали вопить про канцерогенность!

– Тогда с каштанами. Жареными.

– Не прокатит. Старо.

– Плюшка с морф-колонией эмпатов. Надпись, видоизменяемая в зависимости от настроения окружающих?

– Гм...

– Да вы чего? Да вы представляете, что на них напишется? Прямо на прилавке!

– Так может, и клево?

– Клево ему, елки-моталки! За такое слоты не дают. В лучшем случае, будем болтаться в хвосте десятки!

– А чурчхелу с хреном?

– Ерунда.

– Халвайтар с чесноком?

– Бред вообще.

– В конце концов, гату с антикариесными ботами!

– Дался тебе этот национальный колорит! Что-нибудь более современное.

– А мне кажется, надо взять что-нибудь ортодоксальное... обычный тортик...

– Вывернуть наизнанку?

– С шоколадными тараканами?

– Брр...

– С глистами еще скажи.

– С мигрирующими розочками...

– Самодеформирующийся в зависимости от освещения...

– С подсветкой...

– Со встроенными свечками - было.

– Не со свечками, а с подсветкой. Изнутри, сквозь прозрачное суфле, - оживился Рысевич. - Лампочки ватт по тридцать на плесневой основе, аккумуляторы съедобные. Картинку типа калейдоскопа сделать, чтоб плавно менялась.

– Розочки распускающиеся.

– Это штамп. Аквариум надо.

– Всякие будем делать: и калейдоскоп, и розочки.

Лица раскраснелись, блестели глаза. Долгожданная идея начинала вырисовываться.

– Отлично! Что пустим на разогрев?

– Чурчхелу...

– Да погоди ты со своей чурчхелой!

– Кошенка на разогрев.

– А вот на личности, между прочим, нечего переходить. Я, между прочим...

– Знаем-знаем, молодой, талантливый... С гирями на ушах, все такое. Вот и покажешь народу, на что способна новая волна.

Кошенок поиграл желваками, раздумывая, обидеться или проникнуться энтузиазмом.

– Значит так, - подытожил Гриф. - Через три часа пилотный проект тортика мне на стол. Кошенку - полную свободу действий; Раис, у тебя вроде какие-то связи в "Новостищах" были? Намекни насчет новых методик замеса там, ну, сама сообразишь. Нам сейчас любая шумиха на руку.

И припечатал ладонью дневник:

– Действуем!

***

Светящиеся тортики разлетались на ура. Особым спросом при этом пользовался не классический "Букет", не "Калейдоскоп" и даже не "Аквариум", а эпатажный "Дэнс-дэнс-дихлофос": в зеленоватой светящейся дымке вяло дрыгали лапами шоколадные тараканы.

"Квадратная булка" выступила с протестом о навязываемой обывателю жестокости при обращении с животными, но дальше десятка публикаций в сетевых изданиях дело не зашло.

Айльбибековы анонсировали саморазогревающийся рулет с несминаемым каркасом.

Мелкая пекаренка "Клецки" выставила кунжут в шоколаде "Микроша": каждая семечка индивидуально залита глазурью. Знатоки тут же ехидно припомнили, что два года назад шоколадом заливали маковые зернышки; рейтинг "Клецок" ожидаемо рухнул.

"Новостищи" уверяли, что, согласно предварительным опросам, единого лидера не будет.

"Квадратная булка" представила печенье "Мамба" с афродизиаками. В сети мгновенно поднялся крик о вводе возрастного ценза на продажу хлебобулочных изделий. И так же моментально стих.

Альйбибековы заявили о внедрении съедобных салфеток, в том числе заранее пропитанных джемом и грибным паштетом.

Раечка расстаралась, подняв массу разносторонних знакомств: "Хлебушек" расхваливали в "Автоклаве" и "Обжоре" и сдержанно поругивали на канале "Харизма".

Вовка Гриф заперся в кабинете и отключил информатор. За два дня он похудел на семь килограммов.

На площади перед "Хлебушком" в стеклянной кабинке пек сахарные рогалики Кошенок. Левая рука у него была привязана к правой ноге, левый глаз наискось закрывала повязка "Просьба не беспокоить".

Неплотная толпа любопытных наблюдала за зрелищем. Кошенок прыгал на одной ножке, ловко сворачивал рогалики, и на лице его сияло незамутненное блаженство. Горячая выпечка продавалась мгновенно.

До конца голосования оставалась самая малость.

***

– Катастрофа!

Бледный Чуров не находил достаточно сильных слов и только потрясал газетой.

– Электрики изменили правила! Никаких осветительных приборов, никакого электричества в выпечке.

Гриф поиграл желваками на скулах.

– Электрики, значит.

– Это несправедливо! - возмутился Кошенок. - За два дня до конца голосования никогда правила не меняли.

– Электрики, значит, - тяжело повторил Гриф. - А кому в прошлый раз Айльбибековы правила задавали: не электрикам ли? Про стоваттные энергосберегающие лампочки?

"Хлебушки" переглянулись.

– А точно, - протянул Чуров. - Это ж вообще кросс-изменение правил выходит.

– Надо жаловаться арбитрам, - горячо воскликнул Кошенок.

Гриф сердито зашуршал газетными листами.

– Все верно, - упавшим голосом подтвердил он. - Независимо от происхождения, состава и последующего использования энерговырабатывающих элементов. Съедобные аккумуляторы, короче, тоже нельзя.

– Плакал слот, - трагически произнесла Раечка.

– А Кошенок?

– По предварительным данным, выйдет в двадцатку, но вряд ли поднимется высоко, - угрюмо сообщил Чуров. - Обзывают "клоунадой", "бессмысленным выпендрежем" и "потаканием неинтеллектуальности в хлебопечении", во как.

– И еще земляным червяком... - едва слышно выдохнул Рысевич.

– Между прочим, попробовали бы повторить! - заносчиво выкрикнул Кошенок. - Как критиковать, так все специалисты!

– Два дня!

Вовка Гриф спрятал лицо в толстых пятернях.

– Папка, ты опять волнуешься? Тебе мама велела не волноваться... Здрасьте.

Вовка глянул между пальцем.

– Только не говори, что меня опять вызывают в школу.

– Ну, если ты просишь... не скажу.

Директор "Хлебушка" издал нечто среднее между стоном и рыком.

– Лексеич, все же два дня еще. Запасные варианты есть у нас?

– Какие варианты, елки-моталки, откуда! Нету!

– Есть! - выпятил грудь Рысевич, выдергивая из кармана скомканный эскиз. - Беспроигрышный. Вот: берем просто пшеничную муку...

– Это называется "нарезной батон", - сообщила Машка Гриф, болтая ногами.

– В каком смысле "называется"?

– Ну, я про них читала. "Нарезной батон", классика конца 20 века...

Гриф сурово уставился на Рысевича, однако креативщик ничуть не смутился.

– Это нифига не классика, - самодовольно сообщил он. - Это переосмысление классики! Потому что мы его будем делать наоборот. И печь в подвешенном состоянии. И резать вдоль!

Гриф открыл рот, но уловив знакомый блеск безумия в глазах Кошенка, выдавил только:

– Ну... попробуем.

***

– Ну?

– Еще три минуты...

– Господи, только б не мимо десятки!

– Ну? Ну же?

– Есть данные! С десятого по тридцатое...

– Вон! Кошенок - "эргозависимая методика выпечки".

– Двадцать третий...

– Между прочим, если бы "Обжора" ту статью не напечатала...

– Да ладно, молодец. Поздравляем!

– Так держать!

– Но батоны-то, батоны-то где?

– В десятку должны были попасть...

– Ой, господи...

– Десятое... Девятое - "Клецки".

– Надо же, я думал, их совсем скинут...

– Восьмое...

– Айльбибековские салфетки на седьмом.

– Глупость такая...

– Господи, неужели не попали...

– Раиса, прекрати истерику!

– Молчу...

– Шестое - опять "Квадратная булка"...

– Я ж тебе говорил, количеством возьмут.

– Пятое...

– Четвертое...

– Ой, мамочки...

– Раиса!

– Третье - опять "Квадратная"...

– Ахрр...

– Лексеич, валидольчику?

– Заткнись! Нашел время.

– Второе - Айльбибековы...

– Ой, ма...

– Ребята... Я правильно прочитал?

– Ой...

– Первое... Нет, правда, первое!

– Лексеич... чертяка, мы его взяли! Мы его все-таки взяли!

– Шампанское где?

– Ур-ра! Ур-р-ра!

– Папка, мы всех победили, да? Папка?

– Ребята, поздравляю! Нас!

– Куда шампанское дели?

– А ты говоришь, классика! Я ж говорил - беспроигрышно!

– Осторожнее!

Чмяк! Пробка вляпывается в самую середину тортика с подсветкой. Биологические лампочки вспыхивают безумным фейерверком и гаснут.

– Плевать! Потом выковырнем.

– Ну, за нас!

– Чтоб не последний!

– Чтоб еще много-много раз!

– Поздравляем!

– А кому мы правила задаем? Кому - посмотрите!

– Да какая разница!

– Ну это ж надо! Сдюжили!

– Преподавателям философии.

– Ага!!!

Восторженный крик Кошенка перекрыл все. Четыре пары недоумевающих глаз уставились на представителя талантливой молодежи.

– Я, между прочим, с третьего курса мечтал. Как меня на Хайдеггере завалили: ну, думаю, мне только слот получить, я этому Хайдеггеру...

Гриф отмер первым:

– Машка, не слушай!

Но глазенки вовкиной дочки уже светились восторгом:

– Ух ты... А вот я бы нашей учительнице... я бы ей...

– Сообразительная какая молодежь пошла, - загоготал Чуров.

Оглавление