«Условия выживания»

Леонид Кудрявцев Условия выживания

Я пущенная в небо стрела,

И нет зла в моем сердце, но…

Кто-то должен упасть все равно.

Группа «Пикник»

Часть первая: Побережье

1

Щетинистый принюхался и пробормотал:

— Пора отправить команду потрошильщиков.

Он был прав. Желтые лезли всю ночь, и количество свежих трупов у линии прибоя значительно увеличилось. Да и со старыми что-то необходимо было сделать. Залах от них уже начал довольно ощутимо досаждать. А когда завоняет «улов» сегодняшнее ночи, то нам на своих позициях станет весьма неуютно. Кроме того, база, как это случалось и раньше, задерживала подвоз боеприпасов. Нет, нехватка патронов пока еще не ощущалась, но кто знает, что может случиться в ближайшую ночь? Вдруг желтые надумают устроить действительно серьезную, продуманную, массированную атаку? И вот тут-то лишний десяток магазинов может пригодиться, да еще как.

— Ну и кто пойдет в потрошители? — осведомился Жигер. — Учтите, за последние три дня я выиграл больше партий: в «слабоумного пита», чем все вы, вместе взятые.

— Кто бы спорил? — сказал Многонагонович. — Однако если ты намекаешь, что за тебя в потрошители пойдет кто-то другой…

— А почему нет?

— Потому, — улыбнулся Многонагонович, которому в последнее время не везло в игре просто фатально, — что об этом не было уговора.

— Ах, значит, не было?

— А разве был?

— Может, мне напомнить тебе о том, как позавчера, начиная очередную игру, ты сказал…

Я повернулся к спорщикам спиной и, закурив пахнущую морской травой сигарету, взглянул на тускло светящееся, с расплывчатыми краями, пятно великого фонаря. Оно всего лишь едва-едва поднялось над горизонтом, и это означало, что до очередной кормежки еще довольно много времени. Почему бы не заняться потрошением трупов? Да и йеху застоялись. Того и гляди посчитают жизнь медом. Вот пусть и займутся трупами, уберут их в яму, впрочем, прежде трупы надо выпотрошить — и самым тщательным образом. Не дай бог на одном из них останется оружие.

Я взглянул в сторону моря и сплюнул.

Хотя какое там может быть у желтых оружие? Это не носатые и не квадратноголовые. У желтых оружие донельзя примитивное. Но все же… все же… иногда бывают и удивительные сюрпризы. Говорят, недели две назад один воин из соседнего заслона раздобыл у желтых просто замечательный клинок. Действительно старинный и неплохой сохранности. За него кто-то из офицеров отвалил десять банок повышенного рациона. А это уже не шутки. Ради такого стоит постараться.

— Очередь есть очередь, — талдычил свое Многонагонович, — очередь всегда очередь. Ну, всосал?

— Зачем же ты тогда на нее играл, если испытываешь к ней такое почтение? — ехидно спросил Жигер.

— А я на нее играл?

— Разве нет?

— Чем докажешь?

— Ну-у-у… это уже не разговор.

— А какой бы разговор ты хотел? Может, ты желаешь, чтобы все было только по-твоему?

— Нет! Но и справедливость попирать я тоже не позволю.

— Ах справедливость?!

Аяск неодобрительно посмотрел на спорщиков и буркнул:

— Может, хватит? Все равно тех, кто отправится потрошить, назовет сержант. Какой смысл об этом спорить?

И конечно, он был прав. С другой стороны, совершенно понятно, ради чего старается Жигер. Он не желает потрошить желтых, поскольку выгода с них небольшая, а вот нарваться на неприятности, причем фатальные, можно запросто. И если учесть, что сержант наш чистюля вполне понимающий, если учесть, что он в подобных случаях при наличии обоюдного согласия менял одного воина на другого, то какая-то надежда отвертеться у него есть. Вот сумеет ли он уговорить Многонагоновича? Нет, конечно, в жизни мне случалось видеть чудеса и почище, но все-таки….

Между прочим, слова Аяска не возымели никакого действия. Спорщики продолжали препираться. Что ж, это тоже метод убить время. Здесь, в заслоне, оно течет не особенно быстро. Если, конечно, из моря никто не лезет. Вот тогда со временем начинаются всякие интересные штуки. Оно может либо бежать с невероятной скоростью, либо замедляется, и тогда за одну минуту случается столько событий, сколько происходит за десять.

В прошлое дежурство…

Я потушил сигарету, окурок сунул в портсигар. Он мне еще пригодится.

Да, так вот, в прошлое дежурство на наш заслон вышла группа ракулов. Ракулы — это не какие-то там желтые. Для того чтобы хорошенько прищучить, хотя бы одного из них, в него надо всадить очередь из крупнокалиберного пулемета или же попасть точно в сердце из снайперки Многонагоновича. А патроны и к тому, и к другому буквально на вес золота, их не так-то просто достать. Поскольку отряд ракулов был не очень большой, то сержант отдал приказ экономить боеприпасы. И все, конечно, поняли, какие именно боеприпасы он имел в виду. Ну, вот и экономили. В самом конце боя парочка ракулов все же умудрилась, миновав минные заграждения, проломив бронированными телами колючую проволоку, добраться до окопов. К счастью, Многонагонович вовремя плюнул на запрет сержанта и всадил в каждого из этих ракулов по пуле, и те, прежде чем подохли, успели лишь прикончить несколько оказавшихся от них поблизости травоядных йеху. А все могло бы кончиться гораздо хуже. Значительно хуже.

— И таким образом, ты заявляешь, что более в «слабоумного пита» не игрок? — ехидно спросил Жигер.

— С каких это пор?

— Ты проиграл очередь на потрошение и не желаешь этого признавать. А карточный долг — долг чести. Это знает любой.

— Я не припоминаю, чтобы я играл на подобное.

— В самом деле? Не играл в «слабоумного пита» на очередность идти в потрошильщики?

— Нет.

— Никогда?

Я взглянул на спорщиков не без интереса.

Они уже вплотную приблизились к границе, за которой обыкновенный спор, затеянный ради скуки, заканчивается и начинается то, что называется «хорошей ссорой», как правило, превращающейся в достаточно серьезную драку. Это — в лучшем случае. В худшем варианте он становится долгой, изнурительной враждой с неизбежными фатальными последствиями.

Хватит ли хотя бы у одного из двух спорщиков характера перешагнуть эту границу? Мне почему-то казалось, что этого не произойдет. А вот кое-кому — да.

Взглянув в сторону, я успел заметить, как Дотар и Регулировщик обменялись несколькими быстрыми жестами. Дотар ставил на Жигера, а Регулировщик — на Многонагоновича.

Я покачал головой.

По-моему, они слишком торопились. Причем совершенно понятно почему. Оба не провели в заслоне и двух месяцев. А я знаю и Многонагоновича, и Жигера уже целый год. Для любого заслона это очень много. Так вот, в свою очередь могу поспорить, что до настоящей ссоры сейчас все-таки не дойдет.

Многонагонович вздохнул и спросил:

— Чего ты добиваешься?

— Правды.

— Какой правды тебе надо?

— Ты должен признаться, что играл на очередность потрошить и проиграл. А потом ты должен пойти прогуляться к самой воде, и сделать свое дело. Сегодня.

Многонагонович снова вздохнул. Он был огромен, раза в полтора больше какого-нибудь чистюли или даже среднего размера нестандарта. Старинная снайперка «м82а4» калибра 12,7 мм в его руках казалась почти игрушечной.

— Значит, ты желаешь, чтобы я сегодня пошел вместо тебя в потрошители? Э?

— Именно так!

— Угу. — Многонагонович удовлетворенно улыбнулся. — Не обижайся, но давай я уточню еще одну вещь. Ладно?

— Попробуй.

Жигер был не таким огромным, как его противник, однако пропорции его ушей, нижней челюсти и носа, бесспорно, выдавали в нем такого же нестандарта, как. и Многонагонович. А если нестандарт имеет размеры обычного человека, это еще совсем не значит, что он неважный боец. Чаще всего недостаток размера у него компенсируется кое-какими сюрпризами. Жигер, например, обладал просто чудовищной реакцией.

Быстрая реакция — против силы. Если, конечно, дойдет до драки. Правда, еще раз повторяю, это весьма и весьма сомнительно, Не будут они всерьез драться. Не такие они дураки.

— А сам. ты в потрошители идти не желаешь?

— Нет.

— А почему? Кишка тонка?

— Да пошел ты… Чтобы я сдрейфил какого-то потрошения?

Многонагонович довольно засмеялся. Он делал это весьма и весьма заразительно. Нет, физиономия у него достаточно свирепая. И это не маска.

Если Многонагонович рассердится, никому мало не покажется. Но вот если улыбнется, то уж все вокруг тоже хоть немного, но улыбнутся.

— Смешно? — меланхолично поинтересовался сержант Сафарбий, незаметно подошедший со стороны второго капонира. — Сейчас я всех так насмешу…

Я только покачал головой.

И ведь не первый раз. Как он это умудряется делать? Вот только что его поблизости не было, а сейчас он уже стоит в паре шагов от меня и обещает насмешить. Впрочем, как я уже давно заметил, у каждого сержанта есть своя причуда. Один отпустил длинные усы и ни за что с ними не расстанется, другой курит какую-нибудь причудливую трубочку и почитает ее величайшим сокровищем на свете. А этот — подходит незамеченным. Очень неудобное свойство. Для нас по крайней мере. Уж лучше бы он завел себе трубку.

Я все же не удержался и тоже посмотрел на море.

Ничего особенного там не было. Море как море. Только у самого горизонта гуляли два смерчика. Впрочем, это отсюда они виделись смерчиками, а вот тому, кто окажется к ним слишком близко…

— Многонагонович, — сказал сержант. — Бери свою снайперку и бегом на вышку. Будешь страховать команду потрошильщиков. И смотри не засни там.

Многонагонович молча отдал честь и, прихватив винтовку, отправился выполнять приказание: На Жигера он даже не взглянул.

— Команда потрошителей будет состоять из Жигера и Щапа. Жигер отвечает за йеху. Щапа — старший. Понятно?

— Понятно, — отрапортовал Щапа.

— Ну вот и хорошо. — Сержант задумчиво потер лоб. — Жигер, отправляйся за йеху. На все про все — не более пятнадцати минут. Время пошло.

Жигер хотел было что-то сказать, но, встретившись с сержантом взглядом, поспешно удалился в сторону нор иеху. Щапа выглянул из окопа и стал внимательно осматривать наш кусок берега, простиравшийся от взорванного дота до наполовину засыпанного песком остова старого корабля, очевидно, прикидывая будущий маршрут.

И кстати говоря, делал он это совершенно правильно.

Поскольку он главный, то пойдет первым. И значит, основная добыча достанется ему, но в случае неприятностей ему же светит и первая пуля. Впрочем, прикрывать будет Многонагонович, а это уже не так плохо. Этот свое дело знает великолепно. Не заснет, не отвлечется И в нужный момент сделает все возможное. Остальное — чистая удача.

Сержант задумчиво посмотрел на меня, потом вытащил из кармана портсигар и протянул его мне. Я вздохнул и взял из портсигара сигарету.

Они у сержанта Сафарбия были лучшего качества, чем мои, а от того, что последует за предложением сигареты, возьму я ее или не возьму, все равно не отделаешься.

— Нюхнешь? — спросил меня сержант.

— Может, не надо? — спросил я. Не люблю я нюхать горизонт.

— Надо.

— У локаторщиков опять поломка?

— Нет. Да только ты можешь нюхнуть так, как ни у какого локатора не получится. Учти, до конца смены осталось совсем чуть-чуть. Не хотелось бы напоследок ударить в грязь лицом.

Я хмыкнул.

Ну, это понятно. Кто мечтает о подобном? Особенно если для того, чтобы этого избежать, необходимо всего лишь припахать своего подчиненного. А чем это подчиненному обернется — какая, собственно, разница?

— Давай, — приказал сержант. — Докури сигарету и начинай. Жигер вот-вот приведет йеху. Не стоит их заставлять ждать.

Я снова хмыкнул.

Как я и говорил, хочется не хочется, а все же придется. Ну а если придется, то какой смысл тянуть время?

Я прикурил сигарету и, поймав завистливый взгляд Щетинистого, повернулся к нему спиной.

Знал бы он, какой ценой зарабатываются хорошие, сержантские сигареты… уж наверное, не захотел бы их получать таким образом. Или захотел? Кто знает этого Щетинистого? Может, он только и мечтает обратить на себя внимание сержанта и ради этого готов на все, вообще на все что угодно? Может быть, он даже сам хочет стать начальством? А с умением нюхать горизонт — это гораздо легче. И будь у меня желание кем-то командовать…

— Пора, — напомнил сержант. — Начинай. Ну, начинать так начинать.

Я потушил сигарету, спрятал окурок в портсигар и вскочил на край окопа.

Горизонт — это штука такая, она никогда не стоит на месте. Тут все зависит от погоды. В ясную, спокойную погоду он находится от берега километрах полутора-двух. Но стоит погоде расшалиться, как плотное, переливающееся всеми цветами радуги марево придвигается к самому берегу. И вот тут-то жди самых неприятных сюрпризов.

Я окинул взглядом горизонт и подумал, что сержант все-таки перестраховывается. Горизонт сегодня был где-то в километре и, похоже, собирался отодвинуться еще дальше; Смерчики по крайней мере уже исчезли, и это был очень даже неплохой знак.

Впрочем, от выполнения своих обязанностей меня это, конечно, не освободит. Нечего и мечтать.

Я слегка привстал на носках и потянулся к горизонту всем телом. У тех, кто наблюдал за мной со стороны, наверняка должно было сложиться впечатление, словно я и в самом деле пытаюсь понюхать горизонт, тянусь к нему носом.

Если бы…

Боль не торопилась. Очевидно, она знала, что я никуда от нее не денусь. Пока еще был зуд, да и то не очень сильный. Словно у меня по коже бегало несколько муравьев. Это было неприятно, но все же вполне терпимо.

Легкий зуд и ощущение маленьких лапок, бегающих по коже. А окружающий мир медленно, но неотвратимо изменялся, утрачивал какие-то тени и оттенки, превращался в плоскую картинку.

Вот она на какое-то мгновение застыла, зафиксировалась и вдруг, как и раньше, неожиданно изогнулась сначала в одной плоскости, потом в другой. Быстро, неестественно быстро, отпечаток окружающего мира, за пределами которого была лишь серая, бесконечная пустота, стал сворачиваться, словно огромное поздравительное письмо, складываемое невидимыми руками, для того чтобы его можно было засунуть в конверт. Раз… еще раз… и еще…

Но четвертого раза не получилось. Невидимые руки, совершили ошибку, и плоский отпечаток мира вдруг снова стал разворачиваться, метнувся ко мне, ударил в лицо, опутал тело…

Вокруг меня снова был трехмерный мир: Вот только теперь он являлся другим. Не существовало никакого марева, и я ясно увидел все окружающее пространство вплоть до оказавшегося почему-то невообразимо далеким горизонта, увидел берег и находящуюся на удалении от него дальше парочку островов, до сей поры скрывавшихся за пеленой, наконец-то прекратившей; существование, бесследно растворившейся. Но главное было все-таки не в них. Кроме четких очертаний берега и этих двух островов, я увидел кучку красных, похожих на оспины точек, расположившихся на одном из островков. Некоторые из этих точек двигались, и довольно шустро, а другие были неподвижны. И конечно, я знал, что это такое. Если точнее, то — кто. Поскольку на самом деле там, в обычном мире, эти точки были желтыми. Живыми, настоящими существами, готовящимися пересечь отделяющее их островок от нашего берега пространство и попытаться незаметно высадиться на побережье, на нашу землю.

Когда?

Ну, этого я сказать не мог. Я же не святой дух. А вот попытаться это приблизительно определить по каким-то признакам я был в состоянии. По каким? Ну, например, можно посмотреть на лодки. Много ли их? Как далеко они находятся от берега? Как близко к ним расположились люди?

Хм…. лодки. Небольшие, но вместительные, отштампованные из вибропластика дешевки, годящиеся лишь на то, чтобы с их помощью добраться до берега. Они лежали на песке, довольно далеко от воды, а желтые находились от них на вполне достаточном расстоянии. И это, очевидно, означало, что по крайней мере сегодня высаживаться они не собираются.

Может быть, это просто какая-то хитрость? Однако откуда они могут знать о том, что за ними кто-то наблюдает? Такие, как я, попадаются редко. Если точнее, то я еще до сих пор не встречал ни одного нестандарта с такими же, как у меня, способностями — и не только не встречал, но и ничего ни о ком подобном не слышал.

Да, так вот… Обычные радары, конечно, показывают достаточно крупные объекты, но такие небольшие группы людей обнаружить не в состоянии. И значит, желтые не могут знать, что за ними наблюдают.

И вообще пора заканчивать. Еще немного — и мне станет плохо.

Если точнее, то мне уже было плохо.

Количество муравьев, бегающих по моей коже, увеличилось неизмеримо. Да и лапки их вызывали не просто зуд, они казались тоненькими раскаленными проволочками, безжалостно ранящими мою кожу. Но я еще держался — видимо, в силу привычки.

Я еще держался и все никак не хотел уходить в нормальный мир, поскольку вдруг осознал, насколько им, этим желтым, там на островке должно быть плохо. И мне все хотелось каким-то образом определить, что они чувствуют, проверить свои догадки.

Конечно, до сего момента мне этого не удавалось. Но я ведь толком и не пробовал. А что, если получится?

И мне даже на какое-то мгновение показалось, что так и выходит, я вроде бы ощутил некий исходящий от них запах, запах нерадостных мыслей, неуверенности и странной, робкой надежды.

Да нет, вранье, никакой надеждой от них не пахло. Откуда ей было взяться, если единственное реальное для них на данный момент будущее простирается лишь до того момента, как они, переплыв в своих дешевых штампованных лодчонках отделяющую их от нашего берега воду, наконец-то на него высадятся и погибнут под нашими пулями?

Боль стала почти нестерпимой, но я все еще медлил, все еще пытался удержаться на грани, надеясь почувствовать, что мне все это не привиделось, доказать себе реальность некоей исходящей от желтых тоски и осознание своей обреченности, сквозь которое все же пробивалась надежда на немыслимую удачу.

Удачу?

Ну-у-у… если честно, то какие-то основания для нее были.

Время от времени кому-то из жителей моря все же удавалось прорваться сквозь заслоны и уйти в глубь нашего острова, уйти, проскользнуть в Нижний город, даже осесть в нем на постоянное жительство. Но только не у нас. Мы несли свою службу как надо. Может, где-нибудь у болотников…

Время!

Оно уходило, и с каждой секундой боль становилась все сильнее. Она уже мешала четко видеть окружающий мир.

Я стал уходить, возвращаться, но все же, прежде чем процесс пошел в обратную сторону, успел даже взглянуть на наш берег, попытался присмотретъся к пятнышкам валявшихся возле воды трупов желтых. С убитыми более суток назад все было и так ясно. Они все были тусклого серого цвета. А вот со свеженькими… Это была еще одна моя надежда. Мне казалось, что в один прекрасный день я сумею отличить труп менее чем суточной давности от живого, только притворяющегося им человека: Если подобное мне удастся, то потрошильщики почувствуют себя гораздо спокойнее. Исчезнет опасность, что кто-то из желтых вдруг «оживет» и попытается одного из них убить. Если я сумею на расстоянии определять, кто из желтых только прикидывается мертвым, потрошение превратится в обычную прогулку.

Ничего у меня не вышло и тут. Точки, являющиеся свежими трупами, были примерно такого же цвета, как и у живых людей. И никаких исходящих от них эмоций или чувств я не ощутил.

Как обычно — ничего. И это в очередной раз нанесло удар по моим надеждам, но не добило их, даже не нанесло им ощутимого вреда.

Я прекрасно знал, что в следующий раз сделаю еще одну попытку. А если она снова окажется неудачной, то будет ведь новый, подходящий случай. Вообще, как говорится, блаженны верующие.

А миру меня перед глазами уже вновь сворачивался и разворачивался, из плоского опять становится объемным, возвращал утраченные тени и оттенки.

Я же думал о желтых.

Похоже, мне их ощущения и в самом деле лишь почудились.

Так ли трудно вообразить, что они должны чувствовать? Тоску, осознание неизбежной гибели и глубоко под ними — робкую надежду на удачу? Именно это я якобы и уловил. Только на самом ли деле? Не занимаюсь ли я самообманом? А может, мне действительно удалось что-то почувствовать, пусть ненадолго, пусть на несколько секунд?

Нет, эти надежды стоит оставить.

Окружающий мир окончательно приобрел обычные очертания, а я соответственно снова стал самим собой. И тотчас на меня навалилась усталость такая, что не было сил даже думать о всех этих ощущениях, о том, например, почему мертвые еще целые сутки остаются такого же цвета, как и живые, о несчастных желтых…

Терзавший кожу нестерпимый зуд исчез словно по мановению волшебной палочки, но на смену ему пришла дикая слабость, и я стал медленно заваливаться набок. К счастью, сержант уже нее первый раз видел, как я «нюхаю горизонт». Он это предвидел и поэтому успел вовремя подхватить меня под мышки.

— Ну как? — спросил он, после того как помог мне сесть на край окопа.

Я рассказал об увиденном.

— Угу, — задумчиво пробормотал сержант. — И лодки, значит, лежат далеко от берега?

— Да, — подтвердил я.

— Думаешь, в ближайшие несколько часов они переправляться не будут?

— Возможно, до тех пор, пока не скроется великий фонарь. Однако кто может поручиться?

— Да, да, — пробормотал сержант. — И все-таки это приятные новости…

Наверняка он в этот момент думал о том, что, пока великий фонарь не скроется, переправляться желтые не станут. Почему-то делать это при его свете они не любили. Может быть, они считали, что он им мешает? Хотя каким образом? Большая часть воинов заслона состояла из нестандартов и видела ночью так же хорошо, как и днем, а чистюли — сержанты и офицеры — ночью использовали светособирающие линзы.

Правда, желтые об этом могли и не знать…

Ну ладно, о чем это я? Да о том, что если желтые, как обычно, полезут на берег лишь после того, как исчезнет великий фонарь, то воевать с ними придется нашим сменщикам. Так получилось, что их сержанта наш сержант не любил. И это еще мягко сказано. Какая-то там в прошлом черная кошка между ними пробежала. И можно было поспорить, что сейчас он обдумывает, стоит ли предупреждать о близкой высадке желтых наших сменщиков. Своего нюхальщика горизонта у них, понятное дело, не было.

Вот только все его сомнения напрасны. Счеты счетами, а работа есть работа. И значит, он никуда не денется, подумает, подумает, но предупредит.

Я вздохнул.

Дал бы хоть еще одну сигарету, что ли? Только разве дождешься?

Сержант уже топал прочь.

Медленно, поскольку все тело у меня саднило так, словно я только что участвовал в довольно приличной драке, я вытащил портсигар, а из него — окурок.

Прикуривая, я подумал, что сержант в общем-то прав. Вся эта слабость у меня пройдет минут через десять — пятнадцать. А ему что, все это время стоять рядом со мной со скорбным выражением на физиономии и ждать, когда я оклемаюсь? Вот еще, других дел у него как будто нет?

Сделав пару затяжек, я услышал, как сержант сухим отрывистым голосом дает надлежащие распоряжения Жигеру, советует ему зря не рисковать и прочую, надлежащую в таких случаях муру, от которой пользы, конечно, никакой. Для чего же ее говорят? Ну, преимущественно для прикрытия собственной задницы на случай каких-то неприятностей. Дескать, проводил инструкции, предупреждал…

Я выкинул то, что осталось от окурка, и снова пошарил в портсигаре.

Целых сигарет там было аж пять, но я на них даже не смотрел.

Меня интересовали окурки. Их было едва ли не десяток — и большинство довольно приличного размера. Но если я начну курить хорошие окурки один за другим, надолго моих запасов не хватит. И значит, максимально, что сейчас могу себе позволить, это самый маленький, малюсенький окурок.

Такой, как, например, вот этот.

Я внимательно осмотрел окурок со всех сторон и пришел к выводу, что курить его придется с иголки. Уж больно мал. Хотя для чего тогда я его таскал в портсигаре, как не для того, чтобы выкурить?

Иголка была туг же, в портсигаре. Осторожно наколов на нее окурок, я удовлетворенно вздохнул. Ну вот, теперь можно сделать еще четыре-пять затяжек и при этом совсем не нужно жечь пальцы. Если, конечно, действовать достаточно осторожно.

К тому времени, когда я покончил и с этим окурком, представление уже развернулось вовсю. Сунув иголку в портсигар, я взглянул на потрошильщихов. Они действовали четко, слаженно, как надо, поскольку занимались этим делом уже не первый раз.

Впереди шел Щапа. Он старался подойти к очередному трупу так, чтобы не закрывать его от Жигера и самое главное — от вышки, на которой сидел Многонагонович со своей снайперской винтовкой.

Убедившись в том, что желтый мертв, Щапа опустошал его карманы, забирал оружие, если оно было в неплохом состоянии, а также все патроны. Вооружен Щапа был пистолетом, и не зря. Если один из желтых вздумает ожить, то пистолет для ближнего боя подойдет лучше всего. Жигер был вооружен посолиднее. В руках у него был «панкор-крешер», этакая дура со сдвоенным стволом, с помощью которой можно было запросто отправить к праотцам любого пожелавшего «воскреснуть» желтого. Кстати, и не только желтого. Любого, кого потребуется. За Жигером четыре травоядных йеху тащили здоровенную повозку для трупов. То, что Жигер выбрал именно травоядных йеху, имело некоторый смысл. Конечно, в случае опасности плотоядные могли и помочь, но зато, взяв их на такое дело, все время беспокоишься, как бы они при виде такого количества дармового мяса не потеряли голову. А это — отвлекает, мешает сосредоточиться на потрошении.

Нет, все верно. Плотоядные йеху хороши в окопах, а вот для подобной операции лучше всего брать травоядных.

Кстати, насчет неприятностей…

Я подумал, что в случае заварушки было бы неплохо укрыться, и соскользнул в окоп. Положив свою личную машинку для производства дырок так, чтобы в любой момент ее можно было схватить, и навалившись на край окопа, я продолжил наблюдение за потрошильщиками. Собственно, стрелок сейчас из меня был не ахти какой. Много ли настреляешь, если пальцы все еще тебя не очень хорошо слушаются, особенно если придется стрелять, стараясь не попасть в находящихся на линии огня своих? И значит, на большее, чем быть наблюдателем, мне сейчас рассчитывать не имеет смысла. Однако все же работала привычка для надежности все время держать оружие под рукой. Здесь, в заслоне, эта привычка была более чем полезна.

Ветер переменился, отнес в сторону трупный запах и одарил меня ароматом цветущих гаркопусов.

Я покачал головой.

Поля гаркопусов начинались не менее чем километрах в пяти от побережья, а пахло так, словно до них было рукой подать. Интересные штуки иногда выкидывает ветер. И ведь, насколько я помню, такого ни разу не было за последний год. Ни разу. А сегодня случилось. К чему бы это? Или, может, вовсе ни к чему? Просто совпадение и не более.

Между тем Щапа и Жигер быстро переходили от одного трупа к другому. Щапа проворно их обыскивал, Жигер страховал, одновременно приглядывая за йеху и не забывая время от времени кинуть взгляд в сторону моря. Он уже знал, что я нюхал горизонт и что с той стороны можно пока неприятностей не ждать, но делал это в силу привычки, машинально.

Трупы. Один за другим, один за другим. Обыск, иногда заканчивающийся тем, что большая сумка на боку Жигера несколько тяжелела, шаг в сторону, для того чтобы не мешать йеху грузить труп на повозку, и после — короткий переход к следующему.

Мне приходилось заниматься потрошением. Я знал, что самая большая опасность таится именно в этой монотонности, в автоматизме движений. Подчиняясь ему, теряешь чуткость и, конечно, не так быстро реагируешь, если начинаются какие-то неприятности. Тот, кто начеку, кого неприятности не захватили врасплох, почти наверняка выкрутится. А вот хотя бы секундное промедление, неверно принятое решение чревато самой большой платой — жизнью.

Неприятности…

Я как чувствовал. Без них все же не обошлось…

Щапа остановился возле одной из наметенных морем мусорных куч и, сняв с пояса фляжку, стал отвинчивать ее колпачок. Причем ничего особо криминального в этом не было. Следующий невыпотрошенный труп находился на расстоянии не менее десяти шагов. Кроме того, за спиной у Щапы был тоже остановившийся Жигер, и значит, бояться нечего. Можно смело сделать несколько неторопливых глотков, передать фляжку напарнику и, пока тот пьет, слегка расслабиться.

Не знаю, как это случилось, может, кто-то из них обладал каким-то особым даром, но желтые стали действовать именно сейчас, не минутой раньше или позже. Как будто знали, как будто чувствовали наступление самого удобного момента. Впрочем, как я уже и говорил, возможно, кто-то из них был нестандартом со свойствами…

Все произошло очень быстро. Песок совсем рядом со Щапой зашевелился, и из него, словно черти из-под земли, выпрыгнули трое желтых. Они оказались к потрошильщикам слишком близко, и, машинально хватаясь за оружие, я уже знал, что смысла в этом нет никакого. Слишком далеко, слишком близко находятся противники, слишком велик риск положить своих. И значит, надежда была лишь на Многонагоновича с его снайперкой да еще, конечно, на то, что потрошильщики сами выпутаются из создавшейся ситуации. Выпутаются?

Все-таки первая секунда была упущена, и пока Щапа отшвыривал в сторону фляжку, пока выдергивал из-за пояса пистолет, пока Жигер делал шаг в сторону, поднимая ствол своей пукалки, их можно было уложить раз десять. И желтые просто обязаны были это сделать, поскольку не принадлежали к лохам, годящимся лишь на то, чтобы осквернить своими разлагающимися телами прибрежный песок. Нетушки, были они профессионалами, и то, как была устроена засада, а также быстрота, с которой они действовали, служили этому лучшим подтверждением.

Так что не стали они убивать потрошильщиков по очень веской причине, и если подумать…

К дьяволу раздумья… Сейчас не до этого.

Я смотрел.

Один из желтых, вытянув похожую на клешню мусорного краба руку, щеря длинные, подпиленные клыки, кривя в зверской гримасе желтое лунообразное лицо, прыгнул к Щапе. Двое других метнулись к Жигеру. И конечно, было совершенно понятно, что парочка наших товарищей не успеет пустить в ход оружие. Желтые доберутся до них раньше.

Но тут наконец в игру вступил Многонагонович, и уж он-то не сплоховал. Он выстрелил всего один раз, но этот выстрел решил исход схватки, развернул ее в нужном направлении. Пуля попала в желтого, пытавшегося добраться до Щапы, угодила в голову, и тот рухнул словно подкошенный, причем под ноги своим товарищам. Один из них споткнулся, другой отпрыгнул в сторону, и таким образом оба они потеряли драгоценную, решавшую все секунду, выигранную своим внезапным появлением на поверхности земли.

Дальше было просто. Щапа пустил в ход пистолет, а Жигер сврю пушку — и на этом все закончилось.

Я покачал головой.

Все-таки им здорово повезло. Если бы не своевременный выстрел Многонагоновича… Думаю, они ему должны поставить, и не один раз. Кстати, готов поспорить, так оно и будет. Как только мы вернемся в нижний город…

А еще меня занимала одна достаточно бесхитростная мысль. На что рассчитывали эти ребята, эта троица желтых? Нет, ну понятно, что они не собирались убивать потрошильщиков. Они всего лишь хотели захватить их и, используя как заложников, прорваться в глубь острова, может быть, даже в город. Сумевший пересечь его границу автоматически получит гражданство, и никому не будет дела до того, каким образом это случилось. И не будь выстрела Многонагоновича, это у них вполне могло бы получиться. Все-таки они были не чета другим лохам, пришедшим на этот берег для того, чтобы просто умереть. Умудрились незаметно высадиться и ловко закопались в песок, а потом ждали неизвестно сколько времени, пока поблизости от них неокажется кто-то, кого можно захватить в заложники, напали в самый подходящий для этого момент… И требовать от них, чтобы они еще и учитывали Многонагоновича с его снайперкой, было просто нечестно. Не могли они о ней знать — и все.

Так что эта троица желтых, несомненно, была самыми настоящими профессионалами, причем очень высокого уровня. Но вот на что они рассчитывали? Неужели они думали, что жить в городе — сахар и разлюли-малина? Или у них там в море, на мелких островах и отмелях, житуха еще хуже? Насколько она должна быть хуже, чтобы живые существа шли на смерть?

Я посмотрел на потрошильщиков. Они уже снова занялись своим делом. Йеху, при первом же выстреле кинувшиеся наутек, теперь переминались с ноги налогу возле тележки, ожидая момента, когда можно будет приступить к погрузке очередного трупа.

И все вернулось на круги своя, все шло обычной чередой. А еще одной засады наверняка не будет, и значит, более ничего интересного не произойдет. Значит, можно подумать о чем-то обыденном, например, о том, не облегчить ли мне свой портсигар еще на один окурок? Самый маленький? Причина вроде бы есть. Но прежде…

Я грустно улыбнулся.

Все-таки что-то в последнее время со мной происходило. Может быть, от усталости? Хотя откуда сна? Все как обычно, как всегда. Вот только, по идее, мне не должно было быть никакого дела до этих троих желтых. Совершенно никакого. Мало ли за время службы в заслоне я видел трупов, и не только тех, кто пытался пробиться в город? Не обходилось, конечно, и без трупов моих товарищей, павших от руки наиболее предприимчивых пришельцев из моря. Таким образом, я должен был остаться совершенно равнодушен к этим желтым, совершенно. И тем не менее чем-то они меня заинтересовали.

Чем? Уж не пожалел ли я их?

Сунув руку в карман, я вытащил портсигар и, задумчиво рассматривая его содержимое, попытался ответить на этот вопрос.

Да нет, какая там жалость? Не они первые, не они последние. И как можно жалеть тех, кто только что пытался причинить зло твоим товарищам? И все же… и все же…

Я вдруг понял.

Дело было не в жалости. Просто в тот момент, когда желтые еще только выскакивали из песка, мне снова показалось, будто я уловил их мысли. Холодную решимость, азарт и где-то глубоко под ними — страх, боязнь потерять жизнь.

Это стоило мне некоторых усилий, но я закрыл портсигар и сунул его в карман.

Рано, пока еще рано. Вот через полчаса я, так и быть, позволю себе еще один окурок, А сейчас…

Я сдвинул защитный шлем на затылок и устало потер лоб. Все-таки смена подходила к концу, и я действительно довольно прилично устал. Ничего, скоро нас сменят и тогда можно будет отправиться в город — на отдых. Целых пять дней. Отдыхай не хочу. Как угодно.

А иллюзия чтения мыслей… Нет, это все же другой талант, не имеющий отношения к дару «нюхать горизонт», и двух талантов сразу ни у кого еще не было.

Значит, всего-навсего почудилось. Усталость. Конец смены. От усталости и не такое покажется.

2

В соседнем вагоне ехали болотники. И ничего хорошего в этом не было. Хотя как сказать…

Я посмотрел на Многонагоновича, на его безмятежную физиономию, и подумал, что кое-кому этот факт наверняка не кажется слишком уж плохим. Кое-кто, возможно, рассматривает его как достаточно неплохую перспективу поразмяться, сбросить остатки нервного напряжения. Ну и кроме того, конечно, были определенные обычаи. Согласно этим обычаям, болотников, оказавшихся на расстоянии одного-двух купе, следовало бить. И значит…

— Сигарету? — сказал Жигер. Я удивленно приподнял бровь.

О, с чего бы это? Хотя дареному коню в зубы не смотрят. И конечно, Жигер — не сержант, сигареты у него довольно паршивые, но на дармовщинку и уксус сладкий.

Хм, на дармовщинку?

— Бери, бери, — сказал Жигер. Ну, что ж..

Я взял сигарету, задумчиво ее размял, но прикуривать не спешил. Рановато. Прежде надлежало узнать, с чего это Жигер расщедрился. Хотя так ли трудно догадаться?

— Там в соседнем вагоне, — важно сказал Жигер, — едут болотники. Они, понятное дело, не слишком притомились. Всем известно, что болото — не побережье. Такого количества, как у нас, нежелательных визитеров у них не бывает. Может, десяток-другой за смену. Короче, у них не жизнь, а сплошной праздник. И наверное, было бы неплохо этот праздник слегка попортить. А?

Он самодовольно захохотал и легонько ткнул локтем сидевшего рядом с ним Аяска. Тот осклабился.

Я кивнул.

Честно говоря, плевать мне было на болотников и на то, как они там живут. Ну, удалось им хорошо устроиться, так это их сугубо личное дело. Да и возможно, не такая уж у них жизнь веселая и безопасная. Наверняка в их деле есть свои нюансы, незнание которых, так же как и у нас, заканчивается смертью. И значит, они не лучше нас и не хуже. Они такие же, как мы. Так неужели это повод для вражды? Однако…

Ну да, существовало еще и «однако». В лице всех остальных. Тот же Многояагонович, да и наверняка все остальные воины заслона на подобные темы просто не задумывались. Они знали, что есть болотники, которых при любом удобном случае следует бить, и этого им было достаточно. Как это касалось меня? Да самым непосредственным образом. Пять дней отдыха пролетят быстро. А потом я окажусь вновь на побережье, и в одном окопе со мной будут сидеть все те, с кем я еду в этом вагоне. И они должны верить в то, что я ничем от них не отличаюсь, что я такой же, как они. Иначе… А что иначе? Да ничего особенного. Но если раз за разом показывать, насколько ты отличаешься от остальных членов команды, то ничем хорошим это не закончится. Да и что может быть предосудительного в одной драке? Всю юность, просто для того чтобы выжить, мне приходилось драться чуть ли не каждый день.

— Но прежде чем пойти и вломить этим бездельникам, — продолжал ораторствовать Жигер, — неплохо было бы узнать их диспозицию.

Я хмыкнул.

Ах вот он о чем. Вот зачем ему все это понадобилось. Корчит из себя сержанта. Ну, хорошо же…

— Не согласен? — быстро спросил Жигер.

— Почему? — пожал плечами я. — Согласен. Тебе-то что от меня нужно?

— Ну, это… диспозицию. Посмотри, как они сидят в вагоне. Мы будем знать, с кого начинать…

Я ухмыльнулся и, закурив сигарету, спросил:

— А какая разница? Просто входим в вагон и бьем им морды. Какая разница, как они сидят?

— Нет, все-таки мы должны знать… — гнул свое Жигер.

— Ничего мы не должны, — промолвил молчавший до этого Многонагонович. — Нюхач прав. Пойдем и набьем им морды. Без всяких штучек. Вот еще выпьем по глотку гаркопусовки и отправимся. А ты, Жигер, не строй из себя чистюлю-сержанта. Все равно останешься, как и был, нестандартом.

Кто-то засмеялся.

— Но я же!.. — пискнул Жигер. — Я же… дал сигарету.

— Конечно, дал, — ухмыльнулся я, злорадно пуская в его сторону дым. — Угостил боевого товарища. Добровольно. Не так ли? Или ты хочешь сказать, что сделал это, подражая сержанту, пытаясь таким образом меня унизить?

Жигер крякнул.

— Сделал, да? — спросил он.

И Боров, сидевший на соседней скамейке и с интересом прислушивавшийся к нашему разговору, тихо засмеялся.

Я развел руками.

— Ну а ты как думаешь, умник?

— Ладно, — сказал Жигер. — С кем не бывает. Оставишь хоть покурить?

— Оставлю, — сказал я.

Вот это был уже совсем другой разговор. Да и не стоило пинать ногами лежащего. Любители подобных развлечений в нашей команде не задерживались.

— Половину, — уточнил Жигер.

— Слишком жирно будет, — промолвил я. — На пару затяжек получишь. Еще одно слово — и не получишь вовсе.

— Хорошо, буркнул Жигер. — Только не забудь, оставь.

— Не забуду, — заверил его я и посмотрел в окно. Ничего особенного там, за вагонным стеклом, не было. Бесконечные, до самого горизонта, поля гаркопусов, синего цвета растений, в данный момент усеянных крупными бочкообразными головками цветов, да то и дело попадавшиеся в этом синем море полусогнутые фигуры копошившихся травоядных йеху. Вот один из них поднял длинную, вытянутую, словно башмак, физиономию и, быстро сунув в рот кусок листа гаркопуса, снова склонившись над ближайшим растением, стал подгребать к его корням землю.

Картинка эта на мгновение возникла передо мной и тут же унеслась прочь. Словно в виртуалке о старой жизни, рассказывающей, как хорошо и здорово было раньше жить на Земле, когда солнце светило гораздо ярче, чем в наше время, и вся Земля была покрыта самыми разнообразными растениями, поглощавшими как бешеные его свет. Нет, конечно, в подобных виртуалках есть и сюжет. Там даже играют сплошь чистюли, они что-то там все время друг с другом делают, стреляют друг в друга или просто общаются без всякой стрельбы и драк, но вообще-то на самом деле эти фильмы посвящены одной теме. Они о том, как хорошо и здорово было раньше жить.

И напрасно. Сейчас тоже жить неплохо. Конечно, раньше жили совсем по-другому, так что сейчас иногда даже совершенно непонятны мотивы поступков тех, давних, давно уже умерших чистюль. Но значит ли это — лучше?

— Эй, ты не слишком увлекся?

А, ну да, конечно.

Жигер.

Я сделал еще одну затяжку и сунул ему окурок. В нем было чуть меньше половины сигареты, и это было больше, чем я обещал оставить. Но стоило ли так уж жестоко наказывать Жигера? Главное, он понял, что за мой счет потешить свое самолюбие не удастся, а остальное не имеет большого значения.

— Ты, конечно, довольно странный кадр, — с чувством промолвил Жигер. — Но жлобом тебя назвать трудно.

— Согласен, — ухмыльнулся я. — Тебя тоже. Может, угостишь еще одной сигареткой?

Этому я в свое время научился на улице. Нельзя, чтобы тебя считали добреньким. Это опасно. Это могут посчитать признаком слабости. И если тебя угораздило совершить поступок, который могут посчитать добреньким, немедленно прими меры, чтобы доказать обратное. Иначе может быть очень плохо.

— Не накурился? — прищурился Жигер.

— Почему? Накурился. Поэтому и оставил тебе больше, чем обещал. Попросил же другую сигарету — про запас. Слабо отвалить еще одну?

— Да пошел ты… — буркнул Жигер, поворачиваясь к Аяску. Разговаривать со мной он более, похоже, не собирался.

Ну вот и славненько. Это мне и было нужно. Я опять взглянул в окно.

Поля гаркопусов сейчас временно отодвинулись от железнодорожного полотна шагов на сто, и весь этот промежуток был засыпан серым, хорошо утоптанным гравием. На нём, понятное дело, не росло ничего. При нынешнем дефиците земли это было совершенно необъяснимо. Однако существовало.

Я подумал, что видел эту пустую землю уже не раз. И все время, увидев ее, пытаюсь понять, отчего она пустая. Это при условии, что в городе гаркопусами засажены даже крыши многих домов. Тут же… в окружении полей, достаточно обширная полоса пустой, незанятой земли. Почему? Может, когда-то давно здесь пролили нечто настолько ядовитое, что не могут ничего посадить на этой земле даже сейчас? Что ж это такое может быть?

Полоса серого гравия все тянулась и тянулась. Я попытался придумать еще какое-то объяснение ее существования, и, как обычно, ничего у меня не получилось. А ведь еще одно по крайней мере объяснение должно быть. Мир устроен так, что любое происходящее в нем событие можно объяснить по крайней мере с двух противоположных позиций. Если не стрех, четырех, десяти… за исключением длинной многокилометровой полосы серого гравия.

Зачем она нужна?

И я его почти придумал, это второе, абсолютно логичное и достоверное объяснение, но тут кто-то в дальнем конце вагона встал и сказал, что неплохо было бы вот сейчас прогуляться и проведать наших старых друзей болотников.

Это было сигналом. Все повставали со своих мест и слаженно, целеустремленно, с трудом сдерживая возбуждение, отправились драться.

Болотники нас ждали. И ничего удивительного в этом не было. В первый раз, что ли? Сначала в их вагон вбежали Многонагонович и Аяск. Последний даже успел сшибить с ног какого-то толстого, размерами с подвального борца, болотника, а также садануть ногой в живот еще одного, и довольно удачно, но вдруг получил по голове спинкой скамейки и ушел в аут. Многонагоновича с ног было свалить гораздо труднее, и он показал себя во всей красе. Первый же ринувшийся к нему болотник получил кулаком в лоб и, перелетев через скамейку, надолго исчез с горизонта событий. Многонагонович должен был при этом разбить кулак в кровь и выйти из игры. Не тут-то было. Он даже этого не заметил и, тут же прихватив следующего нападающего, швырнул его на пол. Тут остальные наши хлынули в вагон, и поскольку Многонагонович плотно блокировал проход между скамейками, полезли через них, пытаясь добраться до врага.

Добрались. И вот тут-то началась настоящая драка, причем без всяких поз и красивостей. Все понимали, что времени осталось не так уж и много, поскольку вот-вот набегут сержанты, и стремились использовать его самым эффективным способом. Кстати, из этих же соображений дерущиеся старались не кричать. Да и честно говоря, на крики не было ни времени, ни сил. Все добросовестно мутузили друг друга.

Первый же попавшийся мне болотник сразу попытался вцепиться мне в горло. К таким фокусам я был привычен и знал, как им противостоять. Так что ничего у него не вышло. Ничегошеньки. Вот мне — повезло. Я умудрился поймать на излом его руку и так резко ее рванул, что тот рухнул на колени. Ну а после этого уж сам бог велел врезать ему хорошенько коленом по физиономии. Я и врезал. И звук при этом получился такой, как надо. Смачный, настоящий. Такой бывает, например, когда ломают нос.

Болотник приглушенно охнул, я на всякий случай врезал ему еще раз и оттолкнул его прочь. На некоторое время он был не опасен. А на меня уже наседал следующий противник… Он оказался более умелым и вполне профессионально заехал мне ногой в живот. Я этого не ждал и едва не выпал в осадок. А чертов болотник тут же попытался ткнуть мне пальцами в глаза. Я каким-то образом умудрился увернуться и попытался сделать ему подсечку. Безрезультатно. Я все еще был не в форме, и ничего у меня не вышло. Болотник в этот момент, наверное, мог бы отправить меня в нокаут. Вот только его отвлекли. Кто-то из их бражки передал ему спинку от скамейки, и пока он ее хватал, пока примеривался, как бы ловчее ее пустить в дело, на него наскочил Щапа. Тот замолотил кулаками, словно мельница, и сразу же попал болотнику в челюсть. Да не один раз. Болотник зашатался, а Щапа, вырвав у него из рук спинку от скамейки, довольно ухмыльнулся. Вот такие штуки он любил, просто обожал.

Я к этому времени уже настолько пришел в себя, что попытался пристроиться с ним рядом, но туг кто-то сбоку врезал мне так, что я белого света не взвидел. Падая, словно подбитая кегля, я успел все же увидеть, как Щапа с совершенно зверской гримасой опускает спинку от скамейки какому-то болотнику на голову. Причем все это происходило замедленно, словно в старой виртуалке, когда тем, кто ее когда-то давно делал, вдруг приходило в голову дать зрителям возможность хорошенько разглядеть, как главный герой или там героиня куда-нибудь бегут или, наоборот, задумавшись, сидят на берегу пруда, переживая свое большое несчастье, а то и падают с пулей в груди. Последнее — чаще всего.

Так вот, я рухнул как подкошенный и потерял сознание. Правда, ненадолго, но когда я смог подняться на ноги, в вагон уже ломились сержанты. Один из них меня совершенно поразил. До этого я думал, что в сержанты попадают только чистюли. У этого же уши были, как у плотоядного йеху. Правда, судя по надетой на нем форме, принадлежал он к болотникам. А у них вполне могли действовать другие правила отбора. И все же… сержант — не чистюля!

Причем этот сержант верещал так же, как и остальные, и даже, как положено, палил в потолок из пистолета.

Я все еще пытался сообразить, как такое возможно, когда оказавшийся рядом со мной Щетинистый сказал:

— Все, потеха закончилась. Уходим.

И действительно, пора было уносить ноги, поскольку сержанты уже приступили к раздаче штрафов за нарушение дисциплины, драку в поезде, неуставной вид, и прочее, и прочее. Дожидаться, пока очередь дойдет до тебя, было бы в высшей степени глупо. Нет, конечно, подобной чаши миновать не удастся. Не в этот раз, так в следующий, я попадусь, и мое выходное пособие значительно уменьшится. Но почему именно сейчас? Пусть уж это будет когда-нибудь потом. Я развернулся и увидел, что нахожусь совсем близко от выхода из вагона. Может быть, не будь того удара, я бы успел забраться глубже, и это в данный момент обошлось бы мне в некоторую сумму денег. Так что иногда вовремя получить по голове — гораздо выгоднее, чем оглоушить кого-то другого.

Щетинистый юркнул в дверь, а я вслед за ним, и мы оказались в тамбуре. Здесь уже можно было не сильно торопиться. Вряд ли сержанты заметили, как мы улизнули. А если даже это не ускользнуло от их внимания, то за нами они не последуют. Им сейчас хватит тех; кого они прихватили прямо на «поле боя». Причем поскольку в этот раз побоище происходило в вагоне болотников, то они, раз им некуда отступать, финансово пострадают больше.

Ну и правильно. В прошлый раз эти ребята нагрянули к нам, и после того, как все закончилось, пострадали в основном наши кошельки.

— Спорим, эти ребята не слишком торопились? — спросил меня Щетинистый.

— Кого ты имеешь в виду? — поинтересовался я.

— Сержантов, конечно. Это для них — прямая выгода. Чем позже, тем больше штрафов.

Тут он был прав.

Мы вошли в наш вагон, и я обнаружил, что большая часть моих товарищей все же ускользнула от заслуженного возмездия. Впрочем, можно поспорить, что в следующий раз…

Я плюхнулся на свою скамейку, машинально проверил, на месте ли чехол с моим автоматом, и, убедившись, что с ним все в порядке, облегченно вздохнул.

Все-таки пусть даже ненадолго оставлять свое оружие бес присмотра — не дело, совсем не дело. С другой стороны, не брать же его с собой, отправляясь на драку с болотниками? Особенно учитывая, что они в ожидании нашего визита и во избежание соблазна сложили свое в дальнем тамбуре.

Жигера не было. Очевидно, он попался. Воспользовавшись этим, Щетинистый уселся напротив меня и спросил:

— А вообще ты никогда не задумывался над тем, что если бы сержанты ехали с нами, то подобных драк могло бы и не быть?

— Сержанты? С нами? — Я покачал головой. — Нет, так не бывает.

— Да неужели?

— Конечно, не могу вспомнить ни одного случая.

— Возможно, — сухо сказал Щетинистый. — Однако я спросил тебя совсем о другом.

— О чем же?

— О том, почему сержанты не едут с нами? Может, потому, что это им выгодно? Может, они получают проценты с наложенных на нас штрафов?

Я почесал в затылке.

Возможно, он был прав. По крайней мере если судить сообразно имеющемуся у меня некоторому житейскому опыту. И все же…

— Ты хочешь сказать, — промолвил я, — что наш сержант не едет в нашем вагоне; для того чтобы мы подрались с болотниками и он мог на этом заработать?

— Доказательств у меня нет никаких. Однако как еще ты можешь все это объяснить?

— Да очень просто. Он едет в вагоне с другими сержантами. Поскольку так положено, так принято.

Я заметил, что к нашему разговору прислушиваются те, кто сидел поблизости, и это мне не понравилось. Не тот это был разговор, чтобы вести его при целой куче народа, Обычно такие вещи обсуждают с глазу на глаз. Но Щетинистый не унимался.

— А с чего это так положено? В окопах сержанту находиться с нами не зазорно. Воевать вместе — запросто. А вот в одном вагоне — нельзя.

— Может, пойдешь и скажешь ему об этом? — предложил кто-то с соседней скамейки. — В данный момент тебе даже идти далеко не придется. Всего лишь в соседний вагон.

И уже кто-то, очевидно, представив, как подобное может происходить и, самое главное, чем закончиться, тихо захихикал. Тут Щетинистый, по идее, должен был полезть в бутылку и, конечно, сморозить какую-нибудь глупость. А его, как водится, должны были поднять на смех. Вот только вместо этого Щетинистый лишь пожал плечами и сказал:

— А смысл? Если бы это что-то могло изменить?

— Значит, ты против того, чтобы бить морды болотникам? — уточнил кто-то с другой скамейки. Судя по голосу, это был Скотелок.

— Нет, — вяло сказал Щетинистый.

Похоже, он уже утратил к разговору интерес и защищался лишь из принципа;

— Так чего же ты хочешь?

— Чтобы нам честно сказали: вот, ребята, вы можете повеселиться. Но за это вам придется платить деньги из своего кармана. Э? Честно сказали и не делали вид, будто все это происходит случайно.

Тут тот, кто разговаривал с Щетинистым, с соседней скамейки, высунулся в проход, и я увидел, что это и в самом деле Скотелок.

— Просто, — назидательно сказал он, — сержанты — чистюли. А чистюлям не с руки ехать в одном вагоне с нестандартами. Чего ж тут непонятного? А ты если сдрейфил в следующий раз драться с болотниками, то так и скажи, а не придумывай черт-те что…

— Значит, ты считаешь, что я сдрейфил? — уточнил Щетинистый.

— Конечно.

— А сержанты не едут с нами потому, что являются чистюлями?

— Ну да.

— И даже тот сержант-болотник. Ну, с ушами, словно у йеху?

— Какой сержант? — удивился Скотелок. — Не было там никакого сержанта ни с какими ушами.

— Был, был, — подтвердил я. — И уши у него, как у плотоядного.

— Вот именно, — сказал Щетинистый, кивком поблагодарив меня за помощь. — Он почему не ехал со всеми? Он кто угодно, но только не чистюля.

Ответ на этот вопрос Скотелок найти не смог и сразу спрятался. А Щетинистый, похоже, совсем не обрадовавшись своей победе, быстро огляделся. Очевидно, он ждал, что ему возразит кто-то следующий, но таких не нашлось. Щетинистый хотел было что-то еще добавить, но тут в вагон ввалились попавшие под штраф. Впереди всех топал Многонагонович. Физиономия у него была совершенно разбитая, но довольная. Он громко говорил:

— Ну вот, а потом она меня, ясное дело, спросит, где это я так раскровянил чушку. И тут я ей расскажу, как мне пришлось схватиться с желтыми врукопашную, и какие они здоровые быки, и как было трудно от них отбиться. Поверь, девушки это любят. Их хлебом не корми, а дай только послушать про разные кровавые дела и зверства. А еще они любят, чтобы их миленький был самым разнастоящим героем и душегубцем. Если ты такой, то от них поганой метлой не отобьешься. Так и будут к тебе кидаться.

— Ох, врешь ты все, — сказал ему кто-то сзади.

— Я? Вру? — возмутился Многонагонович. — Да когда же это такое было?

— Частенько.

— Так, так… А поподробнее? Нельзя ли объяснить свою мысль поподробнее? И если Ты этого сделать не в состоянии…

— Думаешь?

— А вот…

Я подумал, что теперь у сидевших в вагоне появилось новое развлечение. Еще немного — и они начнут смаковать подробности миновавшей драки. И этого им хватит до самого города. По крайней мере разговор о сержантах более никого не интересовал.

Может, и к лучшему.

Отвернувшись к окну, я стал смотреть на расстилавшийся за ним пейзаж. Ничего радостного или красивого в нем не было. Все тот же пейзаж, что и полчаса назад. И даже серая полоса — та же. Она исчезнет только перед самым городом.

Еще у меня болела голова, тело, как обычно после хорошей драки, ломило, словно его пропустили через молотилку, а на виске назревал синяк, судя по ощущениям — не менее чем с яйцо гигантской ящерицы. Но занимало меня, конечно, не это. И даже не сержанты.

Господи, да какая там разница, имеют они что-нибудь с наших драк в поездах или нет? Главное — без этих драк не обойтись. Они помогают сбросить напряжение после заслона. По крайней мере лучше уж помахать кулаками здесь и набить физиономии ребятам, одетым почти в такую же, как у тебя, форму и получающим от этого такое же, как ты, удовольствие, чем сделать это в городе, превысить уровень допустимых законом агрессивных действий и попасть в лапы стражам порядка со всеми вытекающими из этого прискорбного факта последствиями.

Я смотрел в окно на проносящиеся мимо поля гаркопусов и пытался вспомнить, какая из драк, в которых я принимал участие, была самой грандиозной. И сделать это было не так-то легко. С тех пор когда я покинул взраститель и оказался на улице, их было немало. Причем самая большая по количеству участников, наверное, была в этом поезде, когда в одном вагоне, как обычно, схлестнулись побережники и болотники, а потом в драку включились взявшиеся неизвестно откуда заслонщики с гор. Кажется, их возили к нам перенимать опыт. Вот и переняли. А самая жестокая драка…

Я задумчиво потрогал верхний левый клык. По идее, ничего с ним плохого после такой схватки произойти не могло. При обычных обстоятельствах он мог, например, выдержать удар кувалдой. А уж удар кулака какого-нибудь болотника для него должен быть совершенно нипочем.

Вообще на сколько драк могло бы хватить того же чистюлю-сержанта, окажись он на моем месте? Думаю, на одну-две, не больше.

Эта мысль преисполнила меня чувством гордости.

Конечно, чистюли живут лучше нас, нестандартов. Однако так ли хороша их жизнь? Туда не ходи, сюда — не ходи, то — не ешь, это — не ешь. Проще говоря: им все время приходится помнить о своей уязвимости, всего бояться. Вот сигареты у них хорошие. Это точно. Этому можно и позавидовать. В остальном же…

Тут Жигер, задержавшийся в другом конце вагона, наконец-то притопал К своей скамейке, турнул занявшего его место Щетинистого и, едва усевшись, сказал мне:

— Эй, Нюхач, что-то ты сидишь невеселый. Никак переживаешь последствия драки с болотниками?

— Мне-то зачем переживать? — ухмыльнулся я. — Я не попался, с меня штраф не снимут. В отличие от некоторых,

— Вот-вот, — оживился Жигер. — Значит, ты и не сможешь доказать, что в ней участвовал. Разве что предъявишь побитую физиономию. Ну так мало ли где и при каких обстоятельствах ты ее побил?

— А кому мне это нужно доказывать? — спросил я. — Зачем?

— Ну, девушкам. Ты же слышал, как Многонагонович рассказывал о том, что им должно нравиться?

— Так то его девушкам, — сказал я. Жигер аж подпрыгнул от радости.

— А у тебя, значит, другие девушки? Особенные? — проверещал он. — Ну-ка, ну-ка, расскажи нам о своих девушках. Чем они отличаются от всех остальных.

Я обреченно вздохнул.

Ну хорошо же. Он это просил, он это и получит. Сейчас я ему дам ответы на кое-какие интересующие его вопросы и заодно сообщу некоторые дополнительные факты из его биографии. Происхождение этого любителя доставать своих соседей тоже не останется без внимания. Вот это я умею, причем неплохо.

Прикидывая, с чего именно начать, я окинул Жигера задумчивым взглядом…

Сейчас он у меня получит…

Часть вторая: Нижний город

3

— Еще один пирожок?

— Ну конечно, — сказал я. — Пару.

Пирожки мамаша Коскэ готовит просто замечательные. Не жалеет ни мяса, ни жгучей приправы. И кофе тоже делает как надо, с фиолетовой пенкой, Чертовски крепкий.

Именно поэтому, заскочив в свою берлогу, чтобы закрыть в шкаф автомат и повесить на пояс вибронож, я вышел потом на улицу и первым же делом подумал, что было бы неплохо заскочить к матушке Коскэ заморить червячка.

Вот и заскочил.

В принципе я мог бы это сделать даже не заходя домой, но не переться же с автоматом в забегаловку? Стоило стражам порядка заглянуть в нее и обнаружить меня там вооруженным более чем положено согласно закону о допустимой агрессии, как у меня начнутся неприятности. И не будет иметь никакого значения, что автомат у меня в чехле. Им-то какое дело? Попался, значит отвечай. Причем штрафом тут не отделаешься.

Лицо у мамаши Коскэ широкое, словно стиральная доска, нос — картошкой, глазки узенькие, хитрые. Она участливо спрашивает:

— Ну, как в эту смену? Тяжело?

— Угу, — сказал я и, откусив кусок пирожка, многозначительно поднял глаза вверх. Мамаша Коскэ засмеялась.

— Молодой, а уже такой подхалим… Где научился-то? Я пожал плечами и откусил еще один кусок. Пирожки просто прелесть. И кофе. С фиолетовой пленкой, очень крепкий. Такой, наверное, не осмелится попробовать ни один чистюля, не решится подвергнуть опасности свой нежный организм. А вот я — запросто. У меня — повышенная защита. Я таким рожден. Было бы только от этого легче жить на белом свете.

Ах если бы, ах если бы…

— Много лезло?

— Кого? — спросил я.

— Ну, этих, нарушителей границы, желающих стать гражданами города. Кто был в этот раз?

Я уже открыл было рот, чтобы сообщить ей, кто именно пытался пробиться в город, но передумал и лишь помотал головой. Вполне возможно, у матушки Коскэ с желтыми — одни предки. А кому интересно услышать, как убивают твоих родственников, пусть даже и достаточно дальних?

— Значит, ты не хочешь разговаривать со старухой? Небось с какой-нибудь красоткой был бы откровеннее? — хихикнула матушка Коскэ.

— Да кто они по сравнению с тобой? — промолвил я. — Ты и сейчас еще запросто всех этих юных цыпочек за пояс заткнешь. Если, конечно, захочешь.

Матушка Коскэ радостно улыбнулась и сунула мне еще один пирожок.

— Этот — бесплатно. За внимание к старухе.

— Ага, — сказал я. — Так вот, значит, каков ключик, открывающий дверь в кладовую бесплатных пирожков.

Матушка Коскэ погрозила мне пальчиком.

— Все на свете происходит только один раз. Все-все, в том числе и раздача бесплатных пирожков..

Я кивнул.

Да, туг она была права. Один раз, и повторить что бы то ни было невозможно. Создать новое — пожалуйста, а вот повторить…

Тут в забегаловку ввалились двое уличных торговцев съедобными домашними водорослями, похоже, решившие устроить себе небольшой перекур. Аккуратно сложив в дальнем углу заведения, свои лотки, они уселись за стойку. Матушка Коскэ тотчас принялась их обслуживать, а я, продолжая жевать пирожки, стал смотреть новости.

За спиной у матушки, там, где в старинных забегаловках обычно располагалось большое зеркало, находился экран стереовизора, настроенного на канал новостей. Достаточно аппетитно выглядевшая дикторша канала новостей, которой на этой неделе чуть-чуть изменили форму ушей, сделав их более остроконечными, рассказывала о некоем предприимчивом нестандарте, попытавшемся проникнуть в Верхний город. Внешне тот ничем не отличался от чистюль и попытался сделать на это ставку. Вот только ничего у него не вышло.

Вообще, судя по этому сообщению, пробраться в Верхний город совершенно невозможно и решиться на подобное мог лишь самый отчаянный безумец. Это подтверждал не только рассказ дикторши, но также и серия кадров прочных стен, энергетических барьеров, шеренг стражей порядка, вооруженных до зубов и с непреклонными лицами. В довершение показали верховного суперинтенданта. Тот заверил, что за последние десять лет ни одна из попыток незаконно пробраться в Верхний город не закончилась успехом. Так будет и впредь. Уж он-то приложит к этому все усилия.

Я подумал, что так и должно быть. Откуда суперинтенданту знать об удачных попытках? На то они и удачные, чтобы стражи порядка о них не знали. Хотя, возможно, стражи порядка и в самом деле пресекают абсолютно все подобные попытки? Все-таки речь идет о Верхнем городе. Если живущим в нем чистюлям, а еще не дай бог древним чистюлям, что-то не понравится, то тот же суперинтендант потеряет свою непыльную, хорошо оплачиваемую должность, не успев даже охнуть.

Кстати, такая ли уж она непыльная?

— А как же тогда легенды? — кивнув на экран стереовизора, спросил один из уличных торговцев.

Его товарищ пожал плечами и промолвил:

— Наверное, хозяева этой девицы их не слышали.

— Или не желают слушать. Угу?

— Возможно, и так. Зачем им это нужно? Равновесие и выживание сильнейшего. Процесс, без которого не может обойтись ни одно мыслящее существо.

— И даже йеху?

— А йеху что, не мыслящие? Если так, то и на них должен действовать закон выживания сильнейшего.

— Раньше. А сейчас?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, раньше травоядные и плотоядные йеху враждовали. Точнее, плотоядные охотились на травоядных.

Сейчас этого нет. Сейчас между ними мир. И как тогда действует этот пресловутый закон? Я мысленно с ним согласился. Действительно. Хотя представить, какой он получит ответ, не так уж и трудно. Дескать, теперь действует закон выживания сильнейшего только между травоядными и отдельно — между плотоядными. Тут просто сам напрашивается аргумент, что это не настоящая борьба за выживание сильнейшего. А потом спор мягко и ненавязчиво перейдет на личности…

Рассеянно просматривая новости, я подумал, что знаю, на кого еще не действует закон выживания сильнейшего. На чистюль. Там, в своем Верхнем городе, они живут совсем другой, отличной от нас жизнью. И еще их слишком мало. Если они введут у себя подобный закон, то их станет еще меньше. А куда уж меньше, если они вынуждены делать сержантами нестандартов? Пока еще не на самых опасных участках, на болотах, но все-таки вынуждены.

Да, да, тот самый сержант, которого я видел в поезде. Разве его существование это не доказывает?

И еще одна мысль. Если предположить, что закон выживания сильнейшего у йеху действует не полностью, а у чистюль не действует вовсе, то, значит, единственные, кто знаком с ним в полной мере, кто испытал его на своей шкуре, это мы, нестандарты? Безусловно, существует еще и пространство, расположенное за пределами нашего острова. И там кого только не водится. Желтые, ракулы и многие, многие другие. Они тоже знают, что такое закон выживания сильнейшего, не понаслышке. Правда, он у них не имеет форму закона, не имеет четко оговоренных правил. Он у них просто есть, и все.

Я понял, что, кажется, окончательно запутался в своих рассуждениях, и решил с ними завязать. Все равно в конечном счете все сводилось к одной, главной мысли. Мы, нестандарты, являемся единственными, кто на нашем острове в полной мере ощущает на себе действие закона выживания сильнейшего.

Плохо это или хорошо? Не знаю. Наверное, неплохо, поскольку в конечном счете мы станем сильнее всех прочих и, значит, неизбежно захватим власть. Может, это произойдет еще не скоро, но все же рано или поздно случится. А пока…

А пока я доел пирожки, включая тот, которым меня угостила матушка Коскэ, и занялся кофе.

Прежде всего надлежало прикинуть, как я проведу эти пять дней. Хотелось бы так, чтобы, возвращаясь на заслон, в поезде, когда все начнут делиться воспоминаниями, рассказать такое, чтобы, например, у Щетинистого отвисла челюсть. Да, что-нибудь такое необычное, из ряда вон. Не просто тупая пьянка в компании какой-нибудь очередной коряги с нечищеными зубами и грязью под ногтями, не стычка не пустыре с каким-нибудь уродом, о кулаки которого можно неплохо попортить собственную физиономию и о физиономию которого можно недурно разбить свои кулаки, а нечто.

Что именно?

Я мысленно пожал плечами.

Дане знаю я. Нечто. Необычное и волнующее. Как в виртуалках.

Проще всего, конечно, пустить дело на самотек. Авось повезет, авось кривая вывезет. Должно же мне хоть раз повезти? К примеру, как тому же Брюху с его золотоволосой чистюлей. Или как Аяску с его путешестанем в мир высокой моды. Правда, возможно, они врут как сивые мерины. Однако… Я тяжело вздохнул.

Нет, для того чтобы с тобой произошли такие удивительные приключения, надо пошевелить мозгой. Они требуют планирования и просто так с бухты-барахты не случаются.

Значит, необходимо заказать еще чашечку кофе и хорошенько подумать. Так я и сделал.

В новостях как раз показывали сюжет о каком-то чистюле, сумевшем вывести новый сорт гаркопусов, способный нейтрализовать еще целую кучу отравляющих веществ из тех, которыми так щедро насытили окружающий мир наши предки. Потом показали неплохую драку между «Свирепыми кусаками» и «Адскими нетопырями». Очевидно, освободилось несколько мест в заслоне и победители в этой схватке получат право их занять. Естественно, те из них, кто умудрится не очень сильно покалечиться.

Зрелище этой драки так меня увлекло, что я даже на минуту забыл о кофе. Собственно, месиловка была из разряда достаточно обычных, и так внимательно я ее разглядывал лишь потому, что вдруг вспомнил, как получил свою нынешнюю работу. Вот тогда драка была не в пример жестче. Или мне это лишь казалось, как ее непосредственному участнику? Как я тогда умудрился выйти из нее всего лишь с несколькими царапинами? Чистое везение.

Хотя, может быть, это испытание призвано отобрать не только самых быстрых и сильных, но еще и удачливых? Чем не критерий для будущего воина заслона?

Картинка сменилась. Теперь диктор принялся довольно занудливо рассказывать о новых дополнительных налогах на натуральную пишу, к которой относилось все, приготовленное не из гаркопусов и не из домашних съедобных водорослей. Таких, как я, простых парней это заинтересовать не могло. Разносолами меня жизнь не баловала. Даже принимая в расчет мою вполне неплохую зарплату. Вот если бы удалось устроиться охранником в Верхний город, к чистюлям…

Я отхлебнул из чашки и улыбнулся мамаше Коскэ. Та погрозила мне пальцем:

— Второй раз не получится. Если я буду бесплатно кормить каждого заигрывающего со мной молодого балбеса, то быстренько пойду по миру.

Я улыбнулся в ответ:

— Нет, нет, мамаша. У меня деньги есть, и я заплачу за все сполна. Разве ты забыла, что я только сегодня вернулся из заслона?

Один из торговцев толкнул другого локтем в бок и вполголоса сказал:

— Видишь, вон сидит… он только что вернулся из заслона. Давай спросим у него…

Вот чего мне еще не хватало, так это праздных вопросов разных торговцев. Что бы они ни собирались узнать, наверняка это полная чепуха.

Я бросил на торговцев такой взгляд, что у них махом отпала охота задавать мне какие бы то ни было вопросы, и стал допивать свой кофе. Тут в дверь вошел чистильщик мостовой, и сразу же вслед за ним — маленький, сутулый варщик обуви, мастерская которого находилась в соседнем квартале, и его подмастерье — плотоядный йеху, ведущий свое происхождение, очевидно, от собаки.

Это были первые ласточки. Наступил обеденный час, и вскоре в заведении матушки Коскэ негде будет яблоку упасть.

Я подумал, что если у меня ничего толкового не придумалось до сего момента, то рассчитывать, будто интересная мысль придет мне в голову посреди этой толпы чавкающих мастеровых, просто смешно. И значит, ничего не оставалось, как устроить веселье по стандартному, давно уже и не раз опробованному сценарию. Закатиться к Миджусе, проваляться с ней до вечера в постели, а потом отправиться на какую-нибудь вечеринку. Сегодня, по случаю возвращения из заслона очередной порции воинов, их будет в городе много.

Э? Почему бы и нет?

Я поставил пустую чашечку на стойку и, попрощавшись с матушкой, вышел на улицу.

Миджуся жила через шесть кварталов, но ради нее преодолеть такое расстояние стоило. Она была почти как чистюля. Может, только ее подводила слишком вытянутая форма головы, но для меня это не имело никакого значения. Мне это даже, наоборот, нравилось, на мой взгляд, ато только добавляло Миджусе красоты. Правда, деньги в ее обществе исчезали просто на глазах.

Мне подумалось, что если я пойду к ней, то на новую комп-систему отложить в этот раз не удастся. Более того, в долги бы не влететь. И это, конечно, плохо. В виде альтернативы было возвращение домой и еще один вечер, проведенный в псевдокрасочном, псевдоизумительно пахнущем и вызывающем псевдонастоящие ощущения виртуальном мире.

Это, конечно, неплохо. Однако для первого дня после заслона — слабовато. Нет, сегодня мне определенно хотелось чего-то настоящего. И значит… Значит, ничего не оставалось, как направить свои стопы к Миджусе. Вот прямо сейчас. Зачем же откладывать хорошее дело в долгий ящик?

Поскольку в последнее время в нашем районе было не совсем спокойно, я передвинул вибронож на видное место. Потом я закурил и, подумав, что неплохо было бы по дороге зайти в магазин и купить целую пачку сигарет, пошел в сторону дома Миджуси. Не торопясь, очень спокойным, мерным шагом. Слишком торопиться мне не хотелось. В этом районе меня знают многие, и конечно, кое-кто догадается, куда я направляюсь. Мне же не хотелось, чтобы этот «кое-кто» подумал, будто я тороплюсь, и сделал из этого какие-то выводы. Наверное, это называется мужским шовинизмом, но не хотелось, и все.

Проходя мимо гостиницы со старинным названием «Трущоба», я увидел стоящего перед ней и озабоченно оглядывающего ее фасад Крысиного Волка. За спиной у него был узкий и длинный чехол. Нетрудно было догадаться, что именно в нем находится.

Я поздоровался испросил:

— Кажется, у тебя наклюнулась работенка?

— Точно, — сказал Крысиный Волк. — Крысы опять прислали владельцу «Трущобы» ультиматум. Как и в прошлый раз, дали ему три дня. Не понимаю, что они нашли в этой гостинице? Почему она им так нравится? Короче, ничему они не учатся, совершенно ничему. — И в этот раз…

— Точно. — Крысиный Волк свирепо улыбнулся. — В этот раз я преподам им хороший урок, запоминающийся действительно надолго.

— Ну, удачи.

— И тебе, и тебе. Как там на побережье? Все нормально?

— Как обычно, — промолвил я. — Все, как в былые, добрые времена. Их частенько показывают в старых, плоских лентах.

— В смысле, солнце еще не называют великим дымным фонарем, а по всему песочку раскиданы деточки-чистюли почти совсем без одежды?

— Вот именно, вот именно.

— Черт, — ухмыльнулся Крысиный Волк. — Завтра же запишусь в заслон. Вот закончу с этой гостиницей и сразу же… А ты не врешь?

— Как можно? — сказал я. — Не веришь — узнай у любого другого воина. Кто угодно подтвердит.

— Узнаю. И если ты меня обманул… Мы понимающе улыбнулись друг другу.

Все, ритуал был полностью соблюден. Теперь можно расходиться. Каждого ждет его дело. Причем мое, я готов поклясться, более приятное. Хотя… хотя… кто знает, может быть, Крысиный Волк получает от войны с крысами такое же наслаждение, как я от свидания с Миджусей? Иначе зачем бы он ею занимался? Денег она приносит самый мизер, а опасна даже более, чем моя.

Впрочем, впрочем… мое ли это дело? Каждый имеет право на собственное понимание мира, думал я, уходя прочь от Крысиного Волка, каждый имеет право на собственный кайф, на собственную жизнь. И стоит ли мне судить кого бы то ни было, если он тебе не мешает жить? Живи и дай жить другим — один из самых золотых законов.

Я зашел в попавшуюся мне по дороге мелочную лавчонку и купил пачку сигарет. Распечатав ее, я стал заполнять портсигар. Продавец, старый, похожий на помойного кошака йеху, промяукал:

— Благодарю за покупку.

Я в ответ благосклонно кивнул.

Вообще-то йеху я не очень люблю, но это еще не повод быть невежливым. Нет, даже не так. Не то чтобы не люблю, а просто отношусь настороженно. Все-таки они произошли не от людей. И это чувствуется. Нечасто, но время от времени случается встретиться с ними глазами, когда они посмотрят на тебя… гм… по-особенному. Даже не знаю, как описать этот взгляд. Когда я первый раз его увидел, то подумал, что мне привиделось, что это плод моего воображения. А вот во второй раз все сомнения отпали. Абсолютно холодный, не несущий никаких эмоций взгляд, и только где-то в самой глубине глаз словно бы вспыхивают далекие точки костров. Но так далеко, что тут же, после того как они исчезнут, ты спрашиваешь себя, а не почудилось ли тебе это. И хотя умом понимаешь, что не почудилось, что эти крохотные огоньки что-то означают, что ты даже абсолютно точно можешь сказать, как их следует понимать, можно заключить пари, согласно которому ты уже через несколько минут убедишь себя в излишне буйной фантазии. Для того чтобы не забивать голову вопросами, на которые скорее всего ответа не найдешь. До следующего раза, когда ты вновь случайно встретишься глазами с каким-нибудь плотоядным йеху и опять поймаешь этот странный взгляд.

Короче, не люблю. И никто меня не заставит это делать.

Я переложил сигареты в портсигар, пачку кинул в ведерко для мусора и вышел из лавчонки.

— Заходи еще, — сказал мне в спину йеху-владелец.

— Обязательно, — буркнул я.

На улице я все же не удержался и, прежде чем двинуться дальше, закурил еще одну сигарету. Называется — дорвался. А ведь еще сегодня смолил окурок с иголочки. Хотя почему бы и нет? Имею полное право. Вернулся с заслона, и праву моему никто препятствовать не может. Или может?

А вот приду к Миджусе и узнаю, что она завела себе какого-нибудь хахаля…

Эта мысль мне не понравилась. Совсем не понравилась. И мне даже захотелось оказаться на месте побыстрее. А для этого можно, например, сократить дорогу. Каким образом? Ну, я-то знаю. Кстати, чем не мысль?

Я миновал еще несколько домов, а потом нырнул в знакомый мне проходной двор, которым уже пользовался не раз. В самом углу двора два мальчика-нестандарта и девочка-йеху, очевидно, имеющая своим предком оленя, играли в какую-то простенькую, старую как мир игру из тех, которые остаются неизменными, какое бы тысячелетие ни было на дворе.

Чинно усевшись на скамейке, очевидно подражая своей маме, девочка-йеху говорила:

— А ты, дорогой, как ты планируешь провести сегодняшний вечер?

Глаза у нее были большие и влажные, плоский бархатистый носик слегка подергивался.

— Ну… это… как обычно, — ответил один из мальчиков-нестандартов.

— Ага, — сказала девочка. — Значит, как обычно? Опять налопаешься силоса и устроишься на диване смотреть ленту о новейших методах возделывания гаркопусов?

— А что ты предлагаешь?

— Ну, почему мы не можем жить, как все остальные из нашей стаи? А ты что скажешь?

Теперь девочка-йеху умоляюще глядела на другого мальчика-нестандарта. Тот самодовольно улыбнулся и заученно протараторил:

— А мы пойдем прогуляться и весело провести время. Например, заглянем к «Старому толстяку» или прошвырнемся до танцулек-крутячек, попытаемся там словить… э-э… кайф.

Что там ответит девочка, у меня не было времени слушать. Кроме того, и так было ясно, что именно она ответит.

Двор с играющей детворой остался у меня позади. Я прошел узким проулочком, у выхода из него едва не запнувшись о валявшийся прямо на земле трухлявый тотемный столб какого-то, очевидно, давно исчезнувшего сообщества йеху. Здесь можно было не бояться чужих глаз, и я невольно ускорил шаги.

Переулочек закончился другим двориком, длинным и загнутым, словно крючок. Для того чтобы получить возможность выйти на улицу, мне надлежало достигнуть кончика этого крючка. Так в чем проблема?

Я миновал дверь одного подъезда, потом — другого, третьего…

Тут они и были.

Не думаю, что они ждали именно меня. Просто они стояли во дворике и, очевидно, прикидывали, чем бы им заняться дальше, что бы им такого отчебучить, а тут подвернулся я, собственной персоной. Ну как было такой случай не использовать?

«Они» — это три молодых здоровячка из какой-то вновь образованной банды претендентов на место воина заслона, на что явно намекали надетые на них одинаковые куртки из дешевой двойной псевдокожи, усеянные рядами шипов, а также штаны в обтяжку из серого материала, возможно, пластикорда. До сего момента подобной формы я не видел и, значит, не мог даже приблизительно сказать, с кем встретился, какому уставу они подчиняются. Сильно меня это не насторожило, поскольку подобные субчики к тем, кто уже стал воином заслона, не приставали. Стоит ли задирать тех, кем ты мечтаешь стать? Особенно если вероятность получить на орехи почти стопроцентная?

И все же, подходя к ним, я слегка насторожился. Не нравится мне, когда в пустом проходном дворе на дороге у меня вдруг оказываются несколько членов уличной банды, а я совершенно не представляю, каким уставом они руководствуются в общении с посторонними, не вхожими в их круг.

Начало было вполне стандартным:

— Эй, милейший, тебе никто не говорил, что здесь бесплатного прохода нет?

Зря они так…

Остановившись от них в нескольких шагах, я уточнил:

— А вас, как понял, поставили здесь взимать плату?

— Угадал.

Я свирепо улыбнулся и положил ладонь на рукоятку виброножа.

— Нос еще не дорос. В общем, так, я тороплюсь, и поэтому шутки шутить у меня времени нет. Либо мы разойдемся тихо-мирно, либо вас унесут отсюда. Выбирайте.

На то, что обойдется без драки, я почти не рассчитывал. Не та ситуация и не та компания. И сказано это все было лишь для того, чтобы потом у стражей порядка не было ко мне никаких претензий. А я уж постараюсь и обязательно оставлю одного из этих лопухов в живых. Он подтвердит, что я, как и положено, пытался вначале решить конфликт мирным образом.

Хотя какой это конфликт? Просто молодые волчата решили попробовать остроту своих зубок на ком-то более серьезном, чем свои сверстники. И допустили ошибку, кинулись не на того. Попытаться им ее объяснить? Каким образом? Слова они не воспринимают, а убегать — бесполезно. Догонят и добьют. Значит, остается только драться, причем в полную силу. Вообще-то их трое, и одно дело — демонстрировать, какой ты крутой, а другое — завалить трех бойцов, преисполненных молодых сил и веры в свою непобедимость. Тут можно только рассчитывать на опыт.

И все же… лучше бы эти молокососы передумали… Не очень-то мне хотелось сегодня драться. Весь накопившийся за время заслона пар вышел еще в поезде, во время схватки с болотниками.

— Значит, платить ты не желаешь? — задумчиво протянул один из юнцов.

И конечно, как и положено, лицо у него более напоминало крысиную мордочку, глазки были подленькие, так и сочащиеся гноем, а улыбочка была из разряда «Ну, вы тут говорите, говорите, а я-то знаю, что все вы дураки набитые». Такие почти мгновенно обзаводятся парочкой пустоголовых дружков и некоторое время проворачивают свои подлые делишки в полной уверенности, что им все сойдет с рук. Потом они неизбежно влипают в действительно серьезную историю, и, для того чтобы спасти свою задницу, не задумываясь, жертвуют дружками. Впрочем, проходит совсем короткое время, и они, обзаведясь очередными олухами, снова оказываются в седле, все с той же подленькой улыбочкой на лице. До нового большого залета.

У меня появилось искушение оставить в живых именно этого. Все-таки если подумать, то такие, как он, делают достаточно важное дело. С их помощью общество выявляет слишком уж доверчивых, не обладающих инициативой и независимым мышлением членов, и от избавляется. Я, к примеру, выжил на улице, кроме всего прочего, еще и благодаря тому, что достаточно быстро научился определять вот таких крысомордых и держаться от них подальше. Впрочем, не всегда. Иногда с ними приходится сталкиваться буквально лицом к лицу.

Я покачал головой.

И все же в живых придется оставить одного из этих двух, пустоголовых. Мне нужны правдивые показания. Не хотелось бы тратить на объяснения со стражами порядка лишнее время.

— Не желаешь? — Крысоморденький улыбнулся.

— Нет, не желаю.

— В таком случае мы вынуждены будем заставить тебя это сделать.

Ну, вот и все. Можно начинать. Правда, я должен сказать еще кое-что. Обязан.

— А вы. знаете, что я воин заслона?

— Конечно, — улыбнулся крысоморденький, — По форме. И нас это радует. Думаю, после того как мы с тобой поговорим, в заслоне появится еще одна вакансия, и наши шансы на ее получение увеличатся.

Я хмыкнул.

Это почти талант — уметь оправдывать глупые поступки, придумывать им вроде бы правдоподобные объяснения. Впрочем, стоит ли об этом сейчас думать? Я задал необходимые вопросы и получил в ответ достаточные ответы. Можно начинать.

— Не веришь?

— Почему? — сказал я, выхватывая нож. — Охотно верю. Приступим?

Нажатие кнопки на рукоятке — и зеленоватое лезвие ножа начинает вибрировать. Теперь им можно, например, разрезать стальную трубу в палец толщиной. Если, конечно, это понадобится.

— А он действительно намерен защищаться? — В голосе крысомордого слышится неподдельное удивление.

Неужели он рассчитывал, что я кинусь наутек? Ошибочка вышла, не будет этого. Кстати, еще одна ошибка состоит в том, что он предполагает, будто я стану защищаться. Не имеет смысла. Их трое, и если им удастся меня окружить, они победят. Значит, мне остается только нападать. Все решат первые несколько секунд драки. Если я успею сократить количество противников хотя бы на одного, есть шанс остаться в живых. Если нет — они меня одолеют.

Спланировать драку? Полноте, подобное пытаются делать либо гении, либо кретины, причем с разными результатами. Я ни к тем, ни к другим не отношусь. Я не смогу мгновенно оценить и предугадать, как будет действовать тот или иной незнакомый мне человек. И значит, мне остается лишь импровизировать по ходу дела. Как кинутся кости судьбы? Будет ли она ко мне. благосклонна?

Сейчас увидим…

Крысомордый вытащил из ножен внушительных размеров тесак. Его подпевалы еще только схватились за свое оружие, причем один из них оказался вооружен не ножом, а станером. Вот сейчас он резко взмахнет рукой, и она удлинится на составленный из металлических трубочек прут. Оружие мощное, но в данной ситуации слишком неуклюжее. Вряд ли от него будет польза. Впрочем, не стоит загадывать вперед. Если им удастся заставить меня перейти в оборону, эта штука себя покажет. Если удастся…

Крысомордый был настолько уверен в своей будущей победе, что смело шагнул ко мне, не дожидаясь, когда его дружки будут готовы к сражению.

Большой грех пренебрегать таким подарком.

Я метнулся к крысомордому и, несмотря на то что один из его дружков попытался меня опередить, сумел-таки, достал самым кончиком ножа, попал именно туда, куда надо, резанул по всем правилам, и предводитель этих двух олухов, обильно обрызгивая кровью собственную куртку, стал заваливаться назад, пытаясь что-то нашарить в воздухе скрюченными руками, цепляясь ими за стремительно ускользающую жизнь. А мне надо было спасать свою. Чем я и занялся. Что мне почему-то даже удалось. Хотя, по идее, шансы на это были очень малы.

Может быть, тут сыграла растерянность моих противников, конечно же, не ожидавших от меня такой прыти, но лезвие ножа одного прошло буквально рядом с моим плечом, а дубинка другого едва не задела мою голову. Я остался цел. Более того, отпрыгивая назад, я даже умудрился достать того, который был с ножом, полоснуть и его поперек груди. Никакого расчета, разум в этой мгновенной схватке был слишком медлителен и, значит, бесполезен. Действовало лишь тело, подчиняющееся желанию выжить, сохранить себя, продолжить свое существование, пусть даже за счет существования других людей. Тот самый пресловутый закон выживания сильнейшего в чистом виде.

Резкий шаг в сторону. Лезвие и стальная дубинка вновь прешли мимо. Я же не промахнулся, попал туда, куда хотел, и противник, поперек груди которого уже была прочерчена алая полоса, выбыл из игры, перестал быть опасен.

Вот теперь мне следовало подумать о последнем оставшемся в живых пустоголовом.

Так ли трудно его сначала подранить, для того чтобы убавить прыти, а потом обезоружить? Проще простого. Тем более теперь, когда мы остались один на один…

Судьба не любит слишком уж самонадеянных. В этот раз она решила сыграть не на моей стороне.

Последний из оставшихся в живых нападающих так и не понял, что мгновением назад для него настало время уносить ноги. Его дубинка снова попыталась меня достать и, конечно, опять прошла мимо. Не могла не пройти. Я сделал выпад, и он достиг цели. Вот только как раз в этот момент мой противник, очевидно, потеряв равновесие, качнулся вперед сильнее, чем нужно, чем я рассчитывал, и буквально напоролся на лезвие, которое ему должно было лишь слегка пустить кровь.

На этом схватка закончилась.

Действуя чисто машинально, я выключил нож, убрал его в ножны и окинул взглядом поле боя.

Н-да… легко выпутаться из этой истории теперь не удастся. Так или иначе, но добрая часть сегодняшнего дня уйдет на объяснения со стражами порядка. Потом придется ждать, пока их комп по съемкам с места происшествия выдаст точную реконструкцию происходившего там боя и определит меру моей вицы. Потом придется все это зафиксировать на бумаге. А стражи порядка разозлятся из-за того, что я по причине своей неуклюжести не оставил хотя бы одного свидетеля, и ничего хорошего мне это не сулит. Может, смыться?

Ну нет, я не настолько глуп. Стражи порядка все равно меня найдут, а вот мой побег с места происшествия будет говорить не в мою пользу. Я почти наверняка потеряю право на полную реконструкцию картины преступления и не смогу оправдаться.

Я оглянулся по сторонам.

Двор был по-прежнему пуст, и это было плохо. Ну хоть бы один стоящий свидетель, видевший всю драку от начала до конца, в идеале — слышавший и предшествовавший ей разговор.

Может, кто-то совершенно случайно заглянул в вентиляционное отверстие? Да нет, зачем бы кто-то мог подобное сделать? И когда подобное случалось?

И все же я с тоской окинул взглядом ряды забранных толстыми решетками небольших прямоугольников, через которые в квартиры поступал свежий воздух. Уж больно мне не хотелось терять предстоящий вечер на объяснения со стражами порядка.

Дудки. Никого там, конечно, не было.

А ведь раньше, в старые времена, все дома были снабжены окнами. И будь так сейчас, уж кто-нибудь, из любопытства выглянув наружу, мог бы стать великолепным свидетелем.

Может, окна постепенно исчезли потому, что никто не желал случайно становиться свидетелем какого-нибудь происшествия?

Я хмыкнул.

Нет, это уже перебор. В свое время во взрастителе нам объясняли, что окна исчезли во время свирепых ветров…

Хлопок двери за моей спиной и быстрые шаги. Ну вот, кто-то появился… Я обернулся.

Она была очень стройная, в дорогом платье-метаморфе из тех, которые по желанию владельца меняют фасон. В данный момент оно было коротким, не стесняющим движений и, конечно, сексуальным. Впрочем, на девушке с такой фигурой наверняка выглядел бы сексуально и мешок для гаркопусов. Когда она подошла ближе, я увидел, что она, кроме всего прочего, еще и покрыта тонкой золотистой и, как я слышал, очень модной шерсткой.

Учитывая все это, кем она является, догадаться не составляло труда. Дорогая содержанка, секретарша, деловая женщина. Что-нибудь вроде этого. Вот только что она делает в нашем районе и как здесь оказалась?

Впрочем, мое ли это дело? Такие, как она, имеют право делать что угодно, и им совсем не обязательно отчитываться перед подобными мне. Поэтому самым разумным будет не задавать лишних вопросов. Все выяснится в свое время. Но ей наверняка что-то от меня надо. Что именно?

Ну, это сейчас выяснится.

Так и случилось.

Она остановилась, не доходя до меня пары шагов, и сказала:

— Ты отлично бился. Хочешь выпутаться из неприятностей и заодно хорошо заработать?

4

— А если для того, чтобы его найти, нам придется нарушить закон?

— Мы это сделаем. На карту поставлено слишком многое.

— Даже если это сулит нам конфликт со стражами порядка?

— Конечно.

— Несмотря на последствия?

— Несмотря. Даже если тебе, для того чтобы пробиться через кордон стражей порядка, придется взять меня в заложники.

— Это опасно.

— Конечно. Но у нас не будет другого выхода. Понимаешь?

— А последствия?

— Никаких последствий. Если у нас не выгорит, то потом, когда мы окажемся на месте, я заявлю, что это был не более чем розыгрыш. Они поверят. Они обязаны будут поверить.

Я поморщился.

Они несли такую чушь, что уши заворачивались в трубочку. Причем почти без перерыва вот уже в течение по крайней мере десяти минут.

Они — это Табита, та самая девушка, подошедшая ко мне во дворе и сделавшая более чем щедрое, в чем я уже успел убедиться, предложение, а также ее приятель, работодатель, хозяин или кто он там есть на самом деле. Этот работодатель был не так давно перевалившим через рубеж среднего возраста, пока еще достаточно крепким мужчиной. И конечно, самым главным в нем являлось то, что он был чистюлей. Да не простым, а одним из древних чистюль, о чем безошибочно свидетельствовали выглядывавшие у него из носа кончики фильтров, а также слегка поблескивающие светособирающие линзы на глазах.

Кому просто жизненно необходимо пользоваться фильтрами для дыхания, как не древним чистюлям? Кстати, стражи порядка реагировали на моего работодателя вполне соответствующим образом. Он сказал им вполголоса несколько слов, и те, мгновенно утратив ко мне всякий интерес, быстренько очистили двор от трупов, а потом уехали. Имя, правда, у него было для древнего чистюли странное. Табита представила его Тискальщиком. Мне же всегда казалось, что древние чистюли должны обладать более благородными именами.

Хотя, может, это у него такое прозвище? И почему я должен знать его настоящее имя? Вполне достаточно уже того, что мне отвалили очень приличную сумму денег сразу, авансом. Если же я выполню свою работу добросовестно, то получу еще больше. И требовать в придачу к деньгам также дополнительные сведения наверняка является перебором.

Впрочем, на кое-какие выводы из услышанного и увиденного я имею полное право. Разве не так?

Судя по всему, эти двое и в самом деле нуждались в ком-то вроде меня, в ком-то, кто достаточно неплохо знает район Нижнего города, кто мот бы исполнять при них функции… гм… ну, скажем, проводника, гида, советчика, охранника, мальчика на побегушках, в конце концов. Им необходимо было кого-то найти, какого-то спрятавшегося в Нижнем городе нестандарта. К стражам порядка они по непонятным мне причинам обращаться не хотели, и это для меня было полной загадкой.

Почему? Для чего они должны были сами отправляться на поиски этого неизвестного, да еще тайно, подвергая себя опасности? Ох не похоже это на методы древних чистюль, обычно предпочитающих действовать чужими руками. И — вдруг…. А если учесть их разговоры, из которых становится ясно, что они собираются нарушить закон, то это положение не может не родить десятки и десятки вопросов.

К примеру?

Да все тот же вопрос. Зачем им нужны все эти сложности, если они могли бы добиться тех же результатов менее рискованным образом? Да, конечно, они наняли меня, но с таким же успехом и, кстати, за такие же деньги могли нанять целую банду, а потом, посиживая в самой уютной гостинице Нижнего города, ждать, когда она поставит все окрестности на уши и притащит в мешке того, кто им нужен. Вместо этого они нанимают одного-единственного нестандарта и, похоже, намереваются отправиться на поиски лично. Странно, очень странно.

С другой стороны, так ли все это меня касается? От стражей порядка меня отмазали, деньги дали и дадут еще, после того как все закончится. Причем такую сумму, ради которой стоит на время забыть о любовных приключениях. А потом? Ну, потом я выполню свою часть обязательств, получу остальные деньги и спокойненько уйду. Меня даже не касается, что эта парочка намеревается каким-то там причудливым образом вроде бы нарушить закон. Мне нет до этого никакого дела. Более того, я чувствую, что слишком уж совать нос в их дела опасно.

Ничего, только бы получить остальную часть денег. Их хватит на новый, с эффектом полного присутствия, кокон для компа, и обновить систему охраны, и еще на многое, многое… А может, я не буду ничего покупать, а вбухаю все деньги в учебу, что позволит мне подняться на ступень выше, занять какую-нибудь должность в одном из управлений. В конце концов, сколько мне еще будет везти? Ну, полгода, год, от силы — два. Потом мое везение кончится, и один из высадившихся на берег желтых или черных, а может, и какой-нибудь мерикан всадит в меня пулю. Если даже и выживу, то придется уйти на пенсию, проще говоря, стать никому не нужным отбросом, отработанным материалом, со всеми вытекающими из этого последствиями. Если же я вложу деньги в учебу и действительно пойду вверх, то передо мной раскрываются довольно радужные перспективы. Главное — долговременные.

— Ноты же не думаешь, что нам придется пойти на эти крайние меры?

— Посмотрим, — промолвил Тискальщик.

Сказано это было так, как должен говорить человек, знающий, что в этом мире почем.

Вообще этот Тискальщик, хотя ему, как древнему чистюле, в соответствии с молвой положено было являться образцом слюнтяя, ничего не понимающего в жизни, на самом деле скорее всего им не был. Даже несмотря на все глупые разговоры и неумение считать деньги.

Может, он был каким-то особенным древним чистюлей? А может, ошибается молва? Последнее — скорее всего. Среди древних чистюль наверняка, так же как и, например, среди нестандартов, есть свои умницы и глупцы, есть неженки. Плохо представляющие реальную жизнь и те, кто ее понюхал сполна.

Этот, значит, из понюхавших. По крайней мере мне так кажется. Верно ли это, поживем — увидим. А сейчас главное — не упустить свой шанс заработать побольше денег. Чем мне и надлежит заняться. Причем чем больше, тем лучше.

Гм… любопытная мысль. Чем больше — тем лучше. Но как это сделать? Как не только сполна получить причитающуюся мне плату, но еще ее и увеличить? Впрочем, а стоит ли? Может, взять что положено и уйти, плюнуть на это дело? Стоит ли соваться слишком уж глубоко в игры древних чистюль? Пахнут они, как правило, не очень хорошо и чертовски опасны. Последнее — главное. Это раньше, в древние времена, были всякие тюрьмы, каторги и прочие блага цивилизации. Сейчас, когда суши так мало, а желающих на ней обосноваться так много, человеческая жизнь не ценится ни в грош. У любого суда может быть только два приговора: либо «невиновен» и можешь отправляться на все четыре стороны, либо «виновен» и, значит, утратил право на жизнь, должен уступить место более удачливым, более умным, приспособленным. Проще говоря, условия выживания ужесточились и любая достаточно серьезная ошибка неизбежно приводит к смерти. Стоит ли так рисковать?

С другой стороны, вот он, рядом во всей своей красе, шанс, о котором мечтает каждый житель Нижнего города. Выбиться наверх, улучшить свою жизнь, получить дополнительный шанс выжить. Не буду ли я, упустив его, горько жалеть всю оставшуюся жизнь?

— А если у него этого уже нет?

— Есть, — заверил свою подружку Тискальщик. — Он с этой штукой ни за что не расстанется.

— Будем надеяться.

— Конечно. Иного нам сейчас не дано. И вообще не тратим ли мы впустую время?

— Да, конечно. Пора приступать. Вот только…

Я деликатно отвел глаза в сторону. Эти психи надумали целоваться. Точь-в-точь словно в старых фильмах. Прекрасная дева благословляет своего рыцаря на подвиг.

Хм… если учесть, что этот подвиг будет заключаться всего лишь в уплате достаточно солидной суммы. Впрочем, для многих это и в самом деле является подвигом… И все же если уж так хотелось облобызать того, кто будет действовать, то лучше бы она поцеловала меня, поскольку основным действующим персонажем буду я. А ее «прекрасный рыцарь» наверняка будет поминутно наступать мне на пятки, раздавать бессмысленные приказания и вообще всячески мешать делать свое дело.

— Нюхач, ты готов? О, вот это уже мне.

— Безусловно.

— Значит, начинаем?

— Конечно, — ответил я.

— Куда мы отправимся в первую очередь?

— К королю жуков.

— К кому? — удивился Тискальщик.

— К королю жуков, — терпеливо повторил я. — Он может нам здорово помочь. Если, конечно, захочет. Я покажу, где он живет. Ну, отправляемся?

— Табита, а ты что думаешь об этом? — спросил Тискальщик.

— Да, мы пойдем туда, — промолвила девушка. — Прямо сейчас. Вот только сначала надо проверить, не следит ли кто за нами.

Она надела очки управления, и до поры до времени отдыхавшая и восстанавливающая силы на краю стола крошечная биокиберкамера тотчас поднялась в воздух. Повинуясь мысленным командам Табиты, камера вылетела в находившееся чуть ли не под потолком вентиляционное окошко.

Ага, вот таким образом она и наблюдала за моей схваткой с троицей юных бандитов. Все-таки хорошо жить в Верхнем городе и иметь кучу денег. Ну да ничего. Возможно, мне это еще предстоит. Возможно…

Ах мечты… мечты…

— Во сколько это нам обойдется? — спросил Тискальщик. — Ну, помощь этого самого короля жуков?

Я пожал плечами.

— Пока не знаю. Конечно, бесплатно он помогать не станет, но не думаю, что вас это разорит. По крайней мере мне так кажется.

— Хорошо, — кивнул Тискальщик. — Увидим на месте.

Тут я встревожился.

— Уж не собираетесь ли вы разговаривать с ним лично?

— Конечно, собираюсь.

— Он не будет с вами разговаривать. Это должен сделать я. А вам пока стоит подождать в машине.

Тискальщик хотел было возразить, но тут Табита, уже закончившая осмотр местности и, видимо, так и не обнаружившая таинственных врагов, которые почему-то обязаны были следить за этой странной парочкой, нежно взяла древнего чистюлю за руку. Этого оказалось вполне достаточно.

— Хорошо, — сказал Тискальщик. — Посмотрим на месте.

Я про себя ухмыльнулся.

Значит, у этого парня все же можно перехватить инициативу. И конечно, когда настанет время, я не упущу случая этим воспользоваться.

Мы вышли из комнаты и потопали по коридору. По дороге я пытался прикинуть, когда они ее сняли. Скорее всего сегодня. Хотя кто знает, может быть, они частенько заявляются сюда, в Нижний город, обделывают здесь какие-нибудь свои таинственные делишки? И возможно, эта комната принадлежала им уже давным-давно. Если не весь дом… А что? Наверняка они могли себе позволить и такое…

Коридор был пуст, а сидевший возле двери охранник при виде нас проворно вскочил и вытянулся, как на параде. Тискальщик кивнул ему, как старому знакомому. Это еще более утвердило меня в мысли, что мои наниматели бывали здесь раньше, и не раз.

Впрочем, мне-то какое до этого дело? И все же… на всякий случай… почему бы на всякий случай этот факт не запомнить? Кто знает, может, он мне в будущем пригодится?

Мы прошли мимо охранника, потом спустились в подземный гараж и подошли к стоявшему в дальнем углу гаража роскошному, последней модели, движителю. Других машин в гараже не было, и, значит, гадать, кому он принадлежит, не имело смысла.

— Садись сюда, — кивнул мне на переднее сиденье Тискальщик.

Сам он сел за руль. Девушка устроилась на заднем сиденье. После того как мы расселись по местам, дверь гаража беззвучно открылась, и мы выехали на улицу.

— Куда? — спросил чистюля.

И я стал объяснять, куда надо сворачивать, для того чтобы проехать к логову короля жуков.

Мы ехали…

Мы пропылили мимо стоявших очень тесно рядов цилиндрических домиков клана травоядных йеху, предками которых были олени. У меня эти дома всегда вызывали ощущение, словно их слепили из песка с помощью гигантской детской формочки. Потом цилиндрические дома кончились, мелькнула небольшая игровая площадка, по которой гоняли мяч очень грациозные дети, и начался квартал магазинов. Здесь можно было купить все что угодно, если, конечно, у тебя есть деньги и ты не претендуешь на товары, для обитателей Нижнего города недостижимые. Кстати, если очень уж хотелось, то за большие деньги часть этих самых недостижимых товаров можно было купить на барахолке, находившейся, как и положено, недалеко от границы с Верхним городом.

На въезде в квартал магазинов стоял стального цвета движитель стражей порядка. Я подумал, что в данный момент они наверняка провожают нашу машину удивленными взглядами. В наших краях такие дорогие игрушки появляются нечасто.

Рискнут ли они остановить нас и поинтересоваться, кто на ней едет?

Нет и еще раз — нет. Причем, на мой взгляд, совершенно правильно. Судя по всему, этот Тискальщик, если его разозлить, запросто может укатать, например, в болотники.

После квартала магазинов был огромный, покрытый сизой ржавчиной оставшийся с древних времен ветролом. Он тянулся на несколько километров, и у его подножия, через достаточно приличные интервалы, стояли домики плотоядных йеху. Нам попался катафалк, явно едущий по вызову. Об этом говорил легкий дымок, выбивавшийся из трубы его уничтожителя, свидетельствовавший, что тот уж разогревается. Благодаря предварительному разогреву там, на месте, процедура утилизации покойника займет не более десяти минут. Если у покойного есть родственники, то они получат горсточку пепла, если же их нет, то он просто будет рассеян тут же, над дорогой. После этого хозяин катафалка потратит пять минут на чистку камеры уничтожителя, и можно будет отправляться за новым покойником.

Просто и практично.

Это в старые времена был нелепый обычай закапывать покойников в землю. Сейчас ее для подобного осталось слишком мало. Впрочем, говорят, что некоторые из очень богатых древних чистюль позволяют себе такую роскошь — покоиться в земле.

Не знаю. Мне кажется, это они с жиру бесятся.

— Тут прямо до самой развилки, — сказал я. — На ней — налево. И останется совсем уже немного.

— Понял, — промолвил Тискальщик.

— Когда они хватятся? — спросила у него Табита.

— Не знаю, — пожал плечами Тискальщик, — Чем позже, тем лучше. Будет большой удачей, если они хватятся, например, завтра. Этого нам будет достаточно на все про все. Однако я думаю, реально времени у нас гораздо меньше. Часа два-три…

— Так мало?

— Разве это мало?

— Но что можно сделать за два-три часа?

— Очень многое. Хотя бы найти нужного нам нестандарта. Согласна?

— Возможно. Однако все остальное тоже потребует времени.

— Идеальных ситуаций не бывает. Будем надеяться, что у нас есть хотя бы это время.

Я снова с трудом удержался от улыбки.

Ну, прямо малые дети, играющие в подлых заговорщиков — уничтожителей природы, честное слово. Тайны, шифры, пароли и явки. Впрочем, у них есть деньги, и они могут себе позволить любое развлечение, какое пожелают. Пусть даже такое. Кто знает, как буду развлекаться я, когда у меня появится не просто много денег, а много до отвращения?

Скорее бы уж это произошло. Жизнь человеческая коротка, и я могу просто не успеть испробовать все возможности, открываемые обладанием больших денег. А они у меня обязательно будут. Если, конечно, мне и дальше будет везти так, как сегодня.

В этот момент некие кружившиеся у меня в голове мысли наконец очутились на своих местах, и я твердо решил, что, получив деньги с этой странной парочки, я все-таки уйду из воинов заслона. Что мне в них делать с такими деньжищами? Надо идти дальше, зарабатывать еще большие деньги, устраивать новую, лучшую, чем сейчас, жизнь.

Новая жизнь. И более никогда уже не отправиться на пару с Многонагоновичем потрошить скопившиеся у кромки воды трупы. Хотя… разве это плохо? Нет, конечно, совсем неплохо, и вряд ли я буду скучать по такому занятию.

Однако… однако… Получается, сегодня я продал этим двум из Верхнего города не только свои силы, ум и знание местной жизни, но также некоторое количество знакомых, с которыми мне временами было не так уж и плохо. Отныне нам не по пути, отныне мы принадлежим к разным… как это называется? Ах да, к нескольким имущественным прослойкам.

Вот такая грустная мысль пришла мне в голову.

И конечно, я сейчас же себя мысленно одернул. Не о том мне сейчас надо было думать, совсем не о том. Деньги, о которых я грежу, на самом деле еще не заработаны. Так что имеет смысл подобрать слюни и хорошенько засучить рукава.

Ветролом кончился, и на развилке Тискальщик свернул налево. Тут начинались фермы гигантских жуков, и, таким образом, ехать нам оставалось совсем немного.

Запищал эхо-спикер. Тискальщик нажал кнопку. Поскольку индивидуальный экран со спикера был снят, разговор был слышен всем сидевшим в салоне движителя. Я не мог видеть говорившего, но мог бы поклясться, что это еще один древний чистюля. Слишком уж властным был у него голос, слишком сильно в нем слышались нотки человека, привыкшего командовать.

— Это ты, старый прохиндей?

— А кого еще ты рассчитывал обнаружить по моему номеру? — ухмыльнулся Тискальщик.

— Мир полон самых невероятных сюрпризов. Поэтому никогда не мешает лишний раз проверить, туда ли ты попал, куда хотел. Не согласен?

— Допустим, согласен. Что дальше?

— Ничего особенного. Просто я хотел тебе дать небольшой совет.

— Неужели? Ну давай.

— Хорошо. Только сначала ответь мне на один вопрос. Ты отправился на поиски?

— Так ты хотел дать совет или получить ответ на вопрос?

— И то, и другое. Если я ошибся и ты все же решил отсидеться дома, то никакой нужды в моем совете нет. Согласен?

Я слегка покачал головой.

Ох, любят же эти древние чистюли запутанные вопросы и запутанные ответы. Не проще ли было сразу перейти к делу? Уверен, будь на месте этих двух, например, я и Многонагонович, все решилось бы за полминуты. Хотя вот, например, от Жигера полминутой и парой фраз не отделаешься. Может быть, собеседник Тискальщика какой-нибудь древний чистюля, скроенный на манер того же Жигера?

Между прочим, отвечать Тискальщик как-то не торопился. Наконец у его приятеля лопнуло терпение и он спросил:

— Так как, нужен тебе мой совет?

Тискальщик, обернувшись, вопросительно взглянул на Табиту. Та насмешливо улыбнулась и помотала головой. Мои работодатель вздохнул и сказал:

— Мне кажется, самую главную информацию я уже получил. Ты решил влезть в это дело. Скверно.

— Тебе или мне? — хихикнул его собеседник.

— Как получится. Мне хотелось бы… Впрочем, ты и сам догадываешься, чего мне хотелось бы.

— А вот это уже неучтиво. Не буду я тебя баловать советами. Не достоин ты такой роскоши.

— Как знаешь.

Эхо-спикер пикнул два раза, и это означало, что тот, с кем разговаривал мой работодатель, отключился.

Если бы только еще хоть что-нибудь можно было понять из их разговора… Впрочем, мое ли это дело?

— Табита, что ты думаешь по этому поводу? — спросил Тискальщик.

— Думаю, у нас времени меньше, чем мы рассчитывали. Такие, как этот старый пройдоха Хукет, предупреждают о том, что готовятся сделать тебе неприятный сюрприз, только в одном случае.

— В каком?

— Если они его тебе уже сделали, если он вот-вот свалится тебе на голову.

— Вот и итак же думаю, — промолвил Тискальщик. — Интересно какой?

Словно в ответ на его слова у движителя перестал работать мотор. Сдох, как иеху, перебравший дури.

5

Я попытался вспомнить, как называется штука, с помощью которой вырубили мотор движителя, и не смог. Причем у нас в отряде она была. И не просто для выпендрежа. Пару раз она даже пригодилась, когда красноносые попытались штурмовать наш участок берега на своих больших амфибиях. Только дальше линии прибоя они благодаря этой штуке не пошли. Там и сгорели.

И все-таки как же она называлась?

— Наружу, — приказал Тискальщик. — Да побыстрее. Я выскочил из движителя, увидел, как из него брызнули Тискальщик и Табита, успел даже сделать пару шагов прочь, и тут у меня за спиной что-то тихо вздохнуло.

Не знаю, что это было, с таким типом оружия мне сталкиваться еще не приходилось, но, оглянувшись, я увидел вместо нашего движителя лишь кучу деталей. В полном смысле этого слова он развалился, распался на составляющие части.

Вот поэтому древние чистюли могут сидеть в своем Верхнем городе и в ус не дуть. Если когда-нибудь нестандарты надумают заставить их поделиться кое-какими благами, они быстро обнаружат, что их допотопные винтовки и автоматы, по сравнению с оружием, имеющимся у Верхнего города, всего лишь детские пукалки.

— Прячься! — крикнул мне Тискальщик. — Иначе такое случится и с тобой! Прячься.

Вот как, значит…

Я на всех парах рванул прочь от машины, выискивая, куда бы спрятаться. А время мое выходило, я это ощущал буквально кожей. Мне попался невысокий бетонный барьерчик, ограждавший тоненький ствол чешуйчатой ивы, и я упал плашмя, спрятался за него, кажется, даже попытался вжать голову в плечи.

И вовремя.

Послышался громкий шорох, словно бы где-то п близости промчался эскадрон гигантских жуков, и мне на спину посыпались кусочки чешуи, а также тонкие веточки, усеянные фиолетовыми листьями.

Я даже не попытался взглянуть, что там произошло с ивой, поскольку это и так было ясно. Скорее всего, она прекратила свое существование. И вообще мне сей час было не до любопытства. Мне хотелось вжаться в мостовую, расплющиться, словно блин, так, чтобы следующий выстрел неведомого врага меня не достиг ни в коем случае.

Стыдно?

О господи! При чем туг какой-то стыд? Из оружия у меня был лишь вибронож, защитой мне служил хлипкий бетонный заборчик, а противник садил в меня из какой-то дуры, о принципе действия и возможностях которой я мог только догадываться. Вот сейчас он развалит этот заборчик к чертям собачьим, и мне придется переселиться в иной, лучший мир.

Что же делать? Как выпутаться из данного положения?

Я перевернулся на бок и окинул взглядом видимый мне кусок улицы.

Может, плюнуть на все и перебежать вон в ту арку, спрятаться во дворе? А если он еще к тому же окажется проходным…

Я чувствовал, что отпущенные на раздумья секунды истекают. Вот-вот некто мне пока неведомый, но тем не менее от этого не ставший менее реальным, спустит курок или, допустим, нажмет кнопку своего странного оружия, и это скорее всего кончится для меня весьма скверно. Похоже, наступило самое время рискнуть, попытаться сменить укрытие. Тем более что до него всего несколько шагов.

Вот сейчас…

Я вскочил и метнулся к вожделенной арке. В то же мгновение за моей спиной опять послышался громкий шорох. Кажется, мне в спину ударилось несколько кусочков бетона, но я не обратил на это почти никакого внимания.

Главное — проскочить, оказаться под защитой арки, спрятать в нее, словно в раковину, свое ставшее вдруг слишком большим и очень уязвимым тело. Успеть.

Я успел.

Неведомый враг даже не попытался срезать меня на бегу. А может, его оружие требует некоторого времени на перезарядку? И если так, то это дает мне шанс. Дождаться, пока противник выстрелит еще раз, потом выскочить и, прежде чем он перезарядит свою пушку — или как там его оружие называется, — попытаться до него добежать. Лишь бы только оказаться к нему вплотную. Уж туг мне мой вибронож вполне пригодится. На близком расстоянии он очень эффективен.

Ну как, рискнуть?

И кстати, где мои наниматели? Какова их судьба? Сумели ли они надежно укрыться?

Я прижался к стене арки и еще раз окинул взглядом улицу. Оказывается, мои наниматели уцелели. Они находились в точно такой же арке, как и моя, на другой стороне улицы. Заметив, что я смотрю в их сторону, Табита даже улыбнулась и помахала мне рукой.

С работодателями необходимо быть по возможности вежливым. Я улыбнулся в ответ и тоже помахал рукой.

Тогда Табита покачала головой и показала рукой сторону того бетонного заборчика, за которым я толы что прятался.

Да уж, вовремя я решил сменить укрытие.

От заборчика не осталось почти ничего. Несколько кучек бетонного крошева, перемешанного с деревянной щепой и крупными желтоватыми чешуйками.

Я покачал головой.

А ведь этот незнакомый мне стрелок настолько одержим желанием меня прикончить, что ради этого даже уничтожил дерево. Таким образом, теперь его жизнь не стоит ни гроша. Любой желающий может лишить его этой пропащей жизни каким угодно способом, где угодно, когда угодно — и при этом лишь сделает благое дело, за которое его стражи порядка только похвалят.

Эх, как бы еще до этого стрелка добраться?

Я снова взглянул на своих нанимателей. Тискальщик взмахнул рукой, привлекая мое внимание. Я махнул ему в ответ. Тогда Тискальщик ткнул пальцем в сторону предполагаемого местонахождения стрелка и довольно выразительно провел ладонью по горлу.

Ну да, все верно, было бы неплохо гаденыша пришить. Вот только как это сделать?

Я вопросительно посмотрел на Тискальщика и развел руками. Тот кивнул на меня, а потом, вытянув в моем направлении правую руку, потер большой палец об указательный. Понять это послание было нетрудно.

Мы тебе платим деньги, значит, будь добр прими меры. И поживее.

Я вздохнул.

Знать бы еще, как подобраться к этому стрелку. Уж я бы…

Стоп, а может, попытаться обойти его сзади? Хорошо бы двор, в который ведет эта арка, оказался проходным.

Я дал понять Тискальщику, что попытаюсь обойти противника. И кстати, неплохо было бы получить подмогу. Вдвоем прикончить неведомого убийцу будет легче.

Жди… Не дождешься от этого древнего чистюли помощи. Как же, он ведь может, например, потерять один из своих носовых фильтров и случайно вдохнуть ядовитый для него воздух. Тот самый, которым я дышу без каких-либо проблем.

Отрицательно мотнув головой, Тискальщик ткнул в мою сторону пальцем. Это наверняка означало, что с убийцей мне придется драться в одиночку.

Что ж, большие деньги просто так не даются. Их нужно отрабатывать, часто с риском для жизни.

Не было смысла дальше тянуть время. Кроме того, противник мог в любой момент сделать ноги. Кстати, почему он не убрался до сих пор? Неужели он рассчитывает, что мы полезем на рожон? Любой профи на его месте должен был уже давно признать, что покушение не удалось. Что делает профессионал, если по какой-либо причине терпит неудачу? Ну конечно, не делая лишних телодвижений, быстро и ловко уходит, для того чтобы приступить к подготовке второй попытки.

А этот… Впрочем, если подумать, то можно найти объяснение даже его поведению. Возможно, на подготовку второй попытки у него просто нет времени. Он должен, обязан убить нас прямо сейчас. Причем это только одно объяснение. Будь у меня свободное время, я бы мог их настрогать хоть целую кучу.

Тискальщик надел очки управления, а Табита, вытащив из кармана биокиберкамеру, подкинула ее в воздух.

Похоже, древнему чистюле тоже интересно, как выглядит стрелок, вознамерившийся отправить нас на тот свет. Я, кстати, сейчас тоже бы не отказался иметь такую камеру. С ее помощью я мог, например, узнать, где устроился стрелок. Нет, конечно, у меня есть способность нюхать горизонт. Вот только если я ее сейчас использую, то мне потом придется потратить некоторое время, чтобы прийти в себя.

Между прочим, а с чего я решил, будто стрелок все еще на месте? Возможно, он уже давно дал тягу?

Я на мгновение высунул из-за угла руку, так чтобы ее увидел противник, и тут же спрятал. Реакция последовала незамедлительно. Снова послышался шорох, и я почувствовал, как стена, к которой я прижимался спиной, довольно ощутимо содрогнулась.

Итак, враг никуда не сбежал и он настороже.

Великолепно. Значит, и в самом деле придется с ним схватиться.

Я взглянул на Тискальщика.

Тот успокаивающе махнул мне рукой, и его камера метнулась ко мне. Пролетев буквально на расстоянии ладони от моего лица, она нырнула во двор и там остановилась, словно ожидая, когда я за ней последую.

Хм, а этот Тискальщик — не дурак. Не такую уж плохую штуку он задумал.

Я поспешил вслед за камерой. Она то взмывала вверх, определяя с высоты дальнейший маршрут, то опускалась вниз, показывая мне, в какую сторону следует идти. Короче, работала она как заправский лоцман, и поскольку я не очень-то знал этот район, хорошо мне сэкономила время. Благодаря ей мне удалось подойти к стрелку сбоку достаточно быстро.

Тот, оказывается, устроился в киоске, торгующем свежими газетами, кластерами боокчипов и прочей мелочевкой. По крайней мере, выглянув из-за угла, я увидел торчащий из него ствол какого-то оружия. Был он очень длинным, с нелепым грушевидным набалдашником, и вполне мог принадлежать штуке, способной заставить рассыпаться на кусочки движитель. Более никого на улице не было, ни единой души. Значит, все верно, стрелок находится там, в киоске.

Интересно, куда он дел продавца? Убил или просто оглушил? Впрочем, имеет ли это сейчас хоть какое-то значение? Вот уложу этого поганого стрелка, и там все выяснится.

Убивать?

Да, имею права Но стоит ли? Может, имеет смысл захватить его живьем? Может быть, мои наниматели пожелают узнать, кто его нанял?

Ох, что-то я разошелся. Эдакий супермен. Как получится, так и получится. Самое главное, что мне надлежит сделать, это заставить стрелка прекратить стрельбу и при этом самому остаться в живых. Все остальное — сверх программы.

Я снова выглянул из-за угла.

А ведь пора… Вот сейчас…

Камера вела себя как сумасшедшая. Она вилась у меня над головой, словно надоедливый комар. Похоже, Тискальщик пытался таким образом меня подогнать, заставить действовать поживее. И это было резонно. Того и гляди появятся стражи порядка. Вообще странно, что они не нарисовались до сих пор.

Я почти с ненавистью посмотрел на камеру.

А ведь с ее помощью Тискальщик может наблюдать за мной, может видеть во всех подробностях, как я действую. И если в других условиях я мог бы без последствий потянуть время, дождаться прибытия стражей порядка, то сейчас этот номер не пройдет. Если я проявлю нерешительность, стану тянуть время, то мой работодатель это тотчас увидит. Уже видит.

Так что аве, цезарь! Вперед, до победного…

Я машинально взглянул в ту сторону, где должны были находиться Тискальщик и Табита, и увидел, как девушка, на секунду появившись из-за угла, махнула мне рукой и тут же спряталась.

Вовремя!

Дуло торчащего из киоска оружия дернулось, снова послышалось шуршание, и в стену здания, возле самого угла, почти там, где только что была Табита, словно бы врезался невидимый кулак. Во все стороны полетели осколки камня.

Я покачал головой.

Ну ладно, тут все понятно. Но как же он все-таки остановил движитель? И почему, когда тот развалился на кусочки, мы остались в живых? Может быть, сработало некое создаваемое машиной защитное поле и, прежде чем выключиться, уберегло нас? А может, стрелок применил какое-то другое оружие?

Не важно, сейчас это не важно.

Я выскочил из-за утла и со всех ног кинулся к киоску.

Лишь бы только сидевшему в нем стрелку не вздумалось высунуть голову и посмотреть в мою сторону. Впрочем, он не сделал этого до сих пор. С каких веников ему придет в голову сделать это сейчас? И вообще если подумать, то его позицию идеальной назвать нельзя. Обосновавшись в этом киоске, в котором кипы стоящих на стендах газет, плакатов и красочных журналов полностью закрывают обзор с боков, он совершил большую ошибку.

Почему?

Да какая разница? Главное, он ее совершил, а мое дело теперь использовать это себе на пользу. Думать же и гадать, почему противник сделал так или эдак, самое зряшное занятие, особенно если тебе нужно не думать, а действовать.

Я, кстати, и действовал.

Оказавшись перед дверью киоска, я выхватил вибронож и рванул ручку. Дверь распахнулась, я вломился в киоск… и замер.

Никакого стрелка там не было. Была странная штуковина, похожая на старинный прибор для нагревания воды, виденный мной в одном из виртуальных музеев. Короче, эта штука была соединена несколькими манипуляторами с оружием, сильно смахивающим на снайперку Многонагоновича, которое, конечно же, ею не являлось. В тот момент, когда я ворвался в кисок, манипуляторы этой штуковины как раз дрогнули и ствол оружия слегка переместился.

И — ни единой души. Не было даже киоскера, живого или мертвого. Никого.

Я чертыхнулся. Мне захотелось со всего размаху врезать кулаком по этой железной штуковине. Вот только толку с этого никакого небыло. И изменить уже ничего было нельзя. Поскольку я попал впросак, попал, да еще как!

Я представил, как, наверное, хихикает надо мной стрелок, и мне еще раз захотелось врезать кулаком по чему-нибудь твердому, железному, ощутить боль, наказать хотя бы так себя, идиота.

А потом в крышу киоска врезалась пуля, и я об этом желании напрочь забыл. Пуля продырявила крышу и, срикошетировав от каменного пола, успокоилась в толстой стопке журналов.

Я отшатнулся к двери и, прижавшись к ней спиной, посмотрел вверх. Крыша киоска оказалась непрозрачной, и, соответственно, своего врага разглядеть я не сумел.

Что дальше?

Теперь, когда ошибка уже совершена, когда я столкнулся с ее последствиями, не так уж трудно догадаться, в чем она состояла. Хорошо хоть я не выскочил на улицу. А ведь стрелок этого ждал. Он выстрелил в крышу, ожидая, что я впаду в панику и сделаю именно это. Тогда вторую пулю он сможет влепить мне точно между глаз.

К счастью, нервы меня не подвели, и я остался на месте. К счастью? К черту такое счастье. Крыша киоска — не бронированная.

Подтверждение этому я получил немедленно.

Вторая пуля просвистела буквально у меня перед носом, срикошетировала и, пробив плакат с изображением девицы, прелести которой были лишь слегка прикрыты парочкой кусков пятнистой материи, разнесла одно из окон.

Надо было что-то предпринимать.

Этот устроившийся на ближайшей крыше гаденыш мог дырявить крышу сколько угодно долго. Может быть, уже следующая пуля попадет прямиком в меня.

Но что же делать?

Из оружия у меня был только вибронож, и прикончить с его помощью находящегося у меня почти над головой стрелка было невозможно.

Значит…

А, была не была. Хуже все равно не станет. Я шагнул к странному оружию, рванул на себя агрегат, с помощью которого стрелок им на расстоянии управлял. Что-то щелкнуло, и манипуляторы отцепились.

Великолепно.

Я сунул нож в ножны и шагнул вперед. Схватив эту «пушку», я снова шагнул, на этот раз назад, опять прижался спиной к двери и попытался нацелить ее ствол вверх. Сделать это было не так-то просто. Мешала теснота киоска и длина ствола оружия.

Все же мне это удалось. Ствол смотрел прямо вверх, и я надеялся, что у этой штуки достаточный разброс, для того чтобы хотя бы задеть стрелка. Если это случится, то я смогу выскочить из киоска и либо смыться, либо попытаться как-то вскарабкаться на крышу.

Как именно? Ну, он-то на ней каким-то образом оказался? Значит, смогу и я.

Я уже нащупал спусковой крючок и как раз собирался его нажать, когда где-то у меня над головой послышался приглушенный вопль. И конечно, это могло быть еще одной ловушкой. Однако крик действительно настоящей, неподдельной боли сымитировать не так-то легко.

Я остановился, и тут рядом с киоском, с той стороны, где поле зрения закрывали обложки журналов, с противным хлюпающим звуком упало нечто тяжелое.

Я передумал спускать курок и, аккуратно поставив оружие в угол, выскочил из киоска.

Все верно.

Буквально в полушаге от меня, прижавшись щекой к мостовой, так, словно это было самое дорогое сокровище на свете, лежал какой-то человек. Судя по форме оказавшегося в поле моего зрения уха, он был нестандартом. Впрочем, вот уж что в данный момент не имело никакого значения, так это.

Я посмотрел вверх и увидел, что над краем крыши, как раз над моей головой, торчит ствол винтовки. Похоже, упавший вниз стрелок — а то, что это именно он лежит у моих ног, у меня не вызывало никаких сомнений, — выронив винтовку, сверзился вниз с крыши. Интересно, как это получилось?

Я снова посмотрел на мертвеца.

То, что он умер, не вызывало сомнений. По крайней мере, судя по всему, шея у него была сломана А еще под головой у него медленно расплывалось красное пятно.

Таким образом, опасаться, что противник встанет и решит сделать тебе нечто неприятное, не приходилось.

За моей спиной звучали чьи-то шаги. Я обернулся. Это были Тискальщик и Табита.

— Мне пришлось засадить ему в глаз биокиберкамеру, — сказал мой работодатель. — К счастью, убийца настолько ошалел от боли, что сорвался вниз. Как бы то ни было, но камеру мы потеряли. Зато я спас твою жизнь.

Мерси, подумал я; весьма за это признателен. Правда, Тискальщик спас не только мою жизнь, но вместе с тем и свою. Если бы стрелка не удалось убить… Однако стоит ли об этом ему напоминать? Наверняка не стоит.

Я промолвил:

— Это было совершенно правильно и сделано вовремя.

А что еще мне оставалось сказать? Рухнуть к его ногам и начать их лобызать?

— Жаль, что мы теперь не узнаем, кто его нанял и почему он это сделал.

Я пожал плечами.

— Он явно профессионал. А профессионалы умеют молчать.

— У меня есть методы, которые могут заставить говорить даже профессионала.

Я взглянул на него не без интереса. Вот уж кому-кому, но этому древнему чистюле образ палача-садиста подходил как корове седло.

— Не те, о которых ты подумал, — сообщил Тискальщик. — Свои, специфические. Он бы рассказал нам все добровольно.

— Ну да, — хмыкнул я.

— Или почти добровольно, — ухмыльнулся мой работодатель.

— Кстати, — промолвила Табита, — не могу не обратить ваше внимание на то, что вскоре здесь будут стражи порядка. Учитывая разговор, случившийся перед тем, как наш движитель уничтожили…

— Да, тут ты, похоже, права, — задумчиво промолвил Тискальщик. — Этот разговор кое-что изменил. Боюсь, в этот раз нас может ожидать неприятный сюрприз. А посему не стоит ли нам отправиться дальше?

— Побег с места происшествия… — начал я.

— Пусть тебя это не волнует, — промолвил мой работодатель. В данный момент ответственность за твои действия лежит на мне. По закону.

Я кивнул.

Тут он был прав. По закону. На данный момент. А что будет, если он, этот хозяин, в самом ближайшем будущем нарушит закон и станет преступником? Да, конечно, к древним чистюлям закон относится весьма снисходительно. Однако эта снисходительность небесконечна. Есть границы, которые недопустимо переходить даже им. И почему-то у меня было ощущение, что мы находимся очень близко к этой границе, можем в любую секунду ее пересечь. Если так будет угодно судьбе.

Страх? Ни в коем случае. Просто я обладал некоторой долей интуиции. Без нее мне не удалось бы дожить до того возраста, в котором я находился. Без нее я неизбежно отбросил бы когти сразу же после того, как вышел из взрастителя. Так вот, эта интуиция мне подсказывала, что время шуток закончилось. И зря я поначалу воспринимал своих работодателей так несерьезно.

Появление стрелка, да еще вооруженного таким странным оружием, заставило меня взглянуть на них по-другому. А также и на заключенную с ними сделку.

Кстати, не продешевил ли я?

— Нюхач, и все-таки он тебя обштопал, — сказал Тискальщик.

Тут спорить было не о чем.

— Да, — признал я. — Обштопал.

— Не переживай. Тыне мог представить, что у него есть такое снаряжение. Однако в следующий раз ты должен мне доверять больше.

— Что это значит? — спросил я.

— По дороге расскажу. Нам и в самом деле не стоит здесь задерживаться.

— Хорошо, — согласился я. — Уходим. Может, стоит захватить оружие стрелка?

— Зачем? — ухмыльнулся Тискальщик. — Оно слишком тяжелое, чтобы таскать его с собой. Лучше оставить здесь. Пусть его увидят стражи порядка. Думаю, это будет для них некоторым сюрпризом.

— Если кое-кто не примет кое-какие меры, — сказала Табита.

Тискальщик пожал плечами и спросил у меня:

— В какую нам сторону?

— Вон туда. — Я указал направление.

— Хорошо, идем.

Мы двинулись прочь от киоска. Я не удержался и все-таки оглянулся.

Хотелось бы мне все же хорошенько осмотреть его оружие, понять, как оно действует, а лучше — испытать, попробовать его в деле.

Эх…

— Возможно, он не успеет, — пробормотал Тискальщик.

— Кто? — спросила Табита.

— Хукет, кто же еще. Может быть, он не успеет принять меры, и вот тогда ему придется хорошенько попотеть, чтобы замять это дело. Прямое нарушение закона о недопустимости передачи новейших технологий нестандартам.

Я сделал заметку в памяти.

Вот как! Значит, есть и такой закон. Забавно. Хотя если подумать, то чему тут удивляться? Я уже слышал, что в Верхнем городе закон выживаемости сильнейшего не действует. Нет, конечно, на самом деле-то он еще как действует, поскольку без него не может существовать ни одно общество. Просто там он не имеет статуса официального закона с четко проработанными правилами, а также границей, отделяющей законное от незаконного.

Хотя если посмотреть с другой стороны, то так ли это плохо? Там у них в этом Верхнем городе, должно быть, царит жуткий бардак. К примеру, претендент на ту или иную должность там не имеет права на законных основаниях вызвать своего соперника на поединок один на один, без правил и до смерти. Там он должен добиваться своего с помощью интриг, наветов и черт знает каких еще подлых методов. Не честнее ли сделать это с помощью ножа, дубинки или пистолета? Они там в Верхнем городе, должно быть, считают, будто, введя у себя закон выживания сильнейшего, они в скором времени увидят, что все управленческие должности заняты мускулистыми тупицами. Как же… жди… Ум помогает выживать ничуть не хуже, чем мускулы. Особенно если разрешено использовать оружие.

— И все же он может успеть, — сказала Табита.

— Да, может. Однако будем надеяться на лучшее. Тискальщик слегка усмехнулся.

Он вытащил из кармана очки управления биокиберкамерой и, не сбавляя шага, ловко зашвырнул их в ближайшую урну для отходов.

— Все-таки стрелок этот был профессионал, — сказал он мне. — Ловко придумал.

— Согласен, — промолвил я. — Штуку он выкинул, конечно, хитрую. Установил свой агрегат в киоске, а сам устроился на крыше. Его не видно, он же с помощью камеры наблюдения видит все. После этого оставалось только вовремя нажать кнопку. Что он и сделал. И если бы ему удалось разнести нас с первого выстрела, он так бы по крышам и ушел. Угу?

— Все верно, согласился Тискальщик. — На этом его расчет и строился.

— Одна ошибочка у него все же была, — продолжил я. — Небольшая… но тем не менее… Он настолько рассчитывал на первый выстрел, что не озаботился дополнительной камерой, с помощью которой мог наблюдать за пространством вокруг своего укрытия. Благодаря этому я сумел обойти его сбоку, и он заметил это только тогда, когда я уже ворвался в киоск. Так бы он мог меня подстрелить еще на подходах.

— Возможно, у него не было времени, — промолвила Табща.

— Ты хочешь сказать… — задумчиво сказал Тискальщик.

— Вот именно. Связь между звонком и появлением стрелка обнаружить нетрудно.

— Слишком быстро. Между звонком и нападением не было практически никакого зазора. Сразу, как только…

— Зазор был. Между началом звонка и нападением. Они засекли тебя, как только ты поднял-трубку. У них была минута или даже две для того, чтобы определить твое местоположение и начать действовать.

— Ты хочешь сказать, что за две минуты… Нет, слишком быстро. Уж скорее можно предположить, что в мобиле был клоп.

— Хм?..

Они замолчали, видимо, обдумывая, мог ли кто-то мне неведомый успеть устроить им большую бяку, из которой мы только что чудом выпутались. Я выждал из вежливости некоторое время и все же спросил у Тискальщика:

— Что ты имел в виду, когда говорил, что я должен тебе больше доверять?

— А? — рассеянно сказал Тискальщик. — Да ничего, особенного. Просто в следующий раз внимательнее следи за моими сигналами. В тот момент, когда ты ринулся к будке, я пытался тебе сигнализировать движениями камеры, что делать этого не стоит. Помнишь, она металась перед тобой, как муха над лепешкой травоядного йеху? Пришлось даже попросить Табиту на мгновение высунуться. Не подействовало и это. В следующий раз более внимательно следи за моими сигналами.

— Хорошо, буду следить, — заверил его я. Потом я еще раз показал, в какую сторону надо идти, и мы свернули влево, к одной из частных ферм по разведению, жуков. Где-то позади выли сирены мобилей стражей порядка, но меня это волновало несильно.

Я думал совсем о другом. У меня из памяти никак не шли очки, которые Тискальщик выбросил в урну.

Обычно так поступают те, у кого денег куры не клюют. Будет покупать новую камеру, приобретет с ней и очки. И все же… Богатые — они совсем не транжиры. На что-то они тратят деньги просто не считая, а на чем-то экономят. По моему скромному мнению, очки управления как раз та штука, на которой я бы на месте Тискальщика попытался сэкономить. Тем более что они стоят гораздо дороже камеры.

Однако он их выкинул. Не значит ли это, что он уже более не собирается ничего подобного покупать? А может, он совершенно точно знает, что подобной возможности ему более не представится?

Ох, что-то я последнее время стал слишком уж подозрительным. К чему бы это? И вообще все это совершенно не факт, никак не факт. Сделает эта парочка свои дела и вернется в Верхний город. А я, получив с них деньги, тоже не прогадаю. Использую их с толком.

К чему сомнения и подозрения?

И все же… и все же…

6

— Тебе лучше подождать здесь, — сказал я. — На улице. Король жуков не любит чистюль. Тем более древних.

— Вот как? — промолвил Тискальщик. Я пожал плечами.

— Как есть, так и говорю.

— А что, если он для меня сделает исключение? — поинтересовался Тискальщик.

— Не думаю, — усмехнулся я. — Король жуков — он единственный и исключений не делает. Я же сказал, что не любит он чистюль.

— И все-таки…

— Он может и отказаться с нами разговаривать. Со всеми.

— Мы рискнем.

На этот раз в голосе Тискальщика уверенности было чуть меньше, и все же он продолжал гнуть свою линию.

Я подумал, что перечить ему дальше не стоит.

Да, конечно, посмотрев представление короля жуков, Тискальщик может понять, что оно является чистой воды жульничеством, и, не проверяя полученные от него сведения, устроит скандал. Но это не самое страшное. Гораздо хуже будет, если он, убедившись, что предсказание короля жуков оказалось верным, ни на секунду не поверив в историю с духами, попытается узнать, каким образом можно было получить такие сведения, И услышит кое-какие слухи. Вот это будет гораздо хуже.

С другой стороны, король жуков был единственной возможностью быстро найти так необходимого моим работодателям человека. А меня, между прочим, наняли оказывать им помощь. И если вспомнить, что в схватке с наемным стрелком я не показал чудес сообразительности…

Да… ничего не попишешь. Придется все-таки Тискальщику короля жуков показать. А жаль. Одной Табите он бы лапши на уши навешал запросто. Вот Тискальщик — камешек потверже. С ним надо держать ухо востро. С другой стороны, мне в данной ситуации остается только надеяться на ловкость короля жуков. По слухам, он с подобными клиентами обращаться умеет.

— Только учтите, — сказал я, — вы должны выполнять все распоряжения короля жуков. Иначе спугнете его духов и никаких сведений не получите.

Тискальщик искоса взглянул на меня и пробормотал:

— Ну да, я слышал, как ты дорогой объяснял нам про духов этого короля жуков. Но неужели ты думаешь, что я тебе поверил? Всем известно, что духов не существует.

Я вздохнул.

— В таком случае что мы тут делаем? Возвращаемся в гостиницу и вы вольны искать того вашего знакомого нестандарта сколько душе угодно.

— Хорошо, — раздраженно промолвил Тискальщик. — Я буду выполнять распоряжения этого чертова короля жуков. Но только если я пойму, что меня пытаются обдурить, если я не получу точного адреса, ты будешь немедленно уволен и более от меня не получишь ни хруста.

— Идет, — сказал я. — А если мы получим от него точный адрес, мое окончательное вознаграждение увеличится в полтора раза. Согласен?

— Ну ты наглец!

— А как бы ты думал? — осведомился я. — Условия на условия. Так как, согласен?

Тискальщик взглянул на Табиту, и я буквально кожей почувствовал, как ему не хочется на ее глазах идти на попятную.

— Хорошо, — наконец неохотно махнул он рукой. — Пусть будет так. Ну что, входим?

— Да, конечно.

На душе у меня скребли кошки, но я все же с самым независимым видом пожал плечами, и мы вошли в дом короля жуков.

Собственно, если подходить к нему со строгими мерками, то домом он не был. Одна его часть, та, в которой король жуков устроил себе столовую, вплотную прилегала к ферме, а другая была всего лишь норой, пещерой. Причем насколько она глубока, никто не мог даже представить, поскольку король жуков никого в нее не пускал.

Мы вошли в этот полудом-полунору, и король жуков, как раз в тот момент обедавший, неодобрительно на нас покосился, но своего занятия не прервал, так и продолжал сосать из блестящей трубки белую, похожую на сметану массу, ту самую, которой на ферме откармливали гигантских жуков.

В доме дарила полутьма, которая для Тискальщика наверняка была чуть ли не настоящим мраком. Однако, как оказалось, его светособирающие фильтры работают лучше, чем я предполагал. В полутьме они светились, словно глаза плотоядного йеху. Лицо моего работодателя при их свете выглядело довольно забавным. А когда он хорошенько рассмотрел короля жуков, лицо его отразило крайнее изумление. Мне показалось, если бы он не боялся повредить фильтры, то запросто мог, например, протереть глаза.

— Кадавр, — тихо сказал он мне. — Я думал, король жуков — это кличка.

— Отражающее суть имя, — буркнул я. — Теперь понятно?

— Но ведь такого не может быть. Таких кадавров никогда не производили.

— Почему? Вот, перед тобой. Обычный кадавр. Просто взяли за основу…

Докончить я не успел. Как раз в этот момент король жуков оторвался от трубочки и буркнул:

— Убирайтесь. Древний чистюля должен уйти.

Однако Тискальщика было не так-то легко сбить с ног.

— А почему, собственно? — спросил он. — Откуда такая нелюбовь к древним чистюлям?

Король жуков аккуратно повернул перекрывающий трубочку краник, потом вытер ладонью губы, провел руками по своим блестящим бокам и наконец повернулся к нам. Некоторое время он внимательно рассматривал по очереди Тискальщика, Табиту, меня и наконец, хмыкнув, сказал:

… — Вон! Жителям Верхнего города в мой дом хода нет. Духи к ним не расположены. Совсем не расположены.

У меня слегка отлегло от сердца. Все верно, свою партию король жуков знал как надо и, похоже, собирался придерживаться ее до самого конца. Лишь бы только не сфальшивил, не дал петуха. Тискальщику будет достаточно и одного раза.

— И все же — почему? — спросил Тискальщик.

— Потому, что я так желаю. Понятно? Нестандарты, если им это нужно, могут остаться. Чистюля должен выйти вон, иначе разговора не будет. Прежде чем выйти, он должен заплатить за те сведения, которые через своих слуг получит.

Тискальщик фыркнул и сказал:

— А ты, парень, не промах, да?

— Почему бы и нет, ради разнообразия? — ответил король жуков. — Или ты привык, что тебе на дороге попадаются одни лишь лохи? Зря. Вредная привычка. Вредная и чреватая неприятными последствиями.

— Неужели?

— Да, а теперь убирайся. Иначе мои духи откажутся говорить. Вы и так уже распугали половину из них. Кстати, не забудь оставить деньги. Столько, сколько, по твоему разумению, стоит интересующая тебя информация..

Тискальщик возмущенно покачал головой, но все же вытащил из кармана несколько бумажек и, не желая подходить к королю жуков, сунул их мне.

— Учти, — сказал король жуков. — Я выдам информацию строго на ту сумму, в которую ты ее оцениваешь. Не более.

Намек был совершенно понятен.

Тискальщик безропотно добавил еще несколько бумажек и наконец вышел на улицу.

Впрочем, издавать облегченный вздох было рановато. Табита-то осталась, и уж ее, поскольку она являлась нестандартом, выгнать под тем же предлогом, что и Тискальщика, было невозможно. Значит, для нее персонально королю жуков придется ломать комедию. И все же главное было сделано. Отвести глаза ей наверняка будет легче.

Я протянул деньги королю жуков. Тот взял их и спрятал под одно из своих надкрылий.

— Ну? — сказала Табита. — Теперь он сможет начать?

Король жуков улыбнулся, причем так, как обычно улыбаются факиры перед началом выступления.

— Конечно. Что вы желаете знать?

— Если ты такой всезнающий, то почему бы тебе не прочитать мои мысли?

— Духи дают мне возможность получать кое-какие сведения. Однако они не в силах дать мне талант чтения мыслей.

— Вот как?

— Конечно.

Некоторое время они пристально смотрели друг другу в глаза, потом Табита словно бы обмякла, расслабилась.

— Ладно, — сказала она. — Начинай свое действо. Посмотрим, какие сведения оно нам принесет.

— Принесет, — заверил ее король жуков.

Лицо у него закаменело, нижняя часть тела, казалось, принадлежащая гигантскому жуку, завибрировала. Тонкие изогнутые ножки зашевелились, надкрылья слегка приоткрылись.

Я подумал, что в инфобооках упоминается о мифических животных кентаврах, являющихся помесью лошади и человека. Живи король жуков в древние времена, упоминания о нем наверняка посчитали бы не более чем фольклором. Помесь жука и человека. Как она должна называться? Впрочем, стоит ли подыскивать название? Король жуков — один, и других, насколько я знаю, более нет. Поэтому нет смысла придумывать для него отдельное название. Вполне хватает его имени.

Король жуков вытянул вперед правую руку, при этом он смотрел на нее так, словно у него на ладони действительно что-то лежало, нечто нам невидимое, но вполне реально существующее. Вот он на секунду прикрыл глаза, и у него на ладони заплясали крохотные огоньки. Поначалу они двигались хаотически, потом построились в несколько хороводов, для того чтобы через пару мгновений вновь рассыпаться и опять, погодя, собраться в единый большой хоровод.

Табита смотрела на огоньки с большим интересом словно завороженная. Мне уже приходилось видеть этот фокус, и я больше смотрел на лицо короля жуков. Сейчас оно было почти красиво. Он слегка улыбался, словно фокусник, показывающий детворе незамысловатый трюк с исчезающей монеткой, глаза его таинственно мерцали.

Трюк. Не более чем трюк. Я даже почти наверняка знал, как король жуков его провернул. Где-то неподалеку спрятана портативная голографическая палочка, сфокусированная на определенной точке его дома. И главное, что от него требовалось, это поместить ладонь точно в надлежащую точку, не промахнуться.

— Спрашивай, — промолвил король жуков. — Что тебя интересует?

— Мне нужно узнать местонахождение одного нестандарта, — промолвила Табита.

Она стала перечислять приметы этого нестандарта. Король жуков внимательно ее слушал, кивая при этом головой. А я в это время думал о том, каким образом он все-таки узнает необходимые сведения.

В то, что ему их сообщают духи, с которыми он якобы сумел подружиться, я не верил ни на мгновение. Пусть этими байками он кормит своих клиентов.

И все-таки неужели время от времени долетавшие до меня слухи о том, что он узнает сведения от тараканов, имеют под собой основания? Кстати, почему бы и нет? Тараканы есть везде, они умудряются проникнуть куда угодно, соответственно они очень многое могут увидеть, услышать, узнать. Если так, то нелюбовь короля жуков к Верхнему городу вполне объяснима.

После эпохи больших экспериментов с живыми существами, той самой, которая породила нестандартов и йеху, необычные способности, вроде моего умения нюхать горизонт, стали встречаться буквально на каждом шагу. Чистюли из Верхнего города, конечно же, поняли, какие это открывает перспективы, и у них буквально разбежались глаза. Поначалу они хватали всех, кто обладал подобными свойствами, но быстро сообразили, что нельзя делать одновременно сто дел, ничего путного из этого не получится. Поэтому был составлен список умений, интересующих их в первую очередь. Обладающие ими нестандарты после выявления сразу же доставлялись в какую-нибудь лабораторию Верхнего города и обратно, как правило, не возвращались. Те, кто обладал способностями, не попавшими в этот список, могли жить спокойно. Временно. Правда, это временное состояние продолжается до сего момента.

Впрочем, не важно. Главное, что окутывающая короля жуков таинственность, его нежелание общаться с жителями Верхнего города, мне кажется, указывают на то, что он обладает способностью, названной в этом пресловутом списке. Какой именно? Ну, поскольку он не составляет никакой тайны и несколько раз попадался мне в руки, то я могу совершенно точно сказать, что умение мысленно управлять другими живыми существами в нем значится. О призраках там не сказано ни слова.

И если поверить слухам, то совсем нетрудно сделать вывод, почему король жуков окружил себя таким туманом.

Табита наконец замолчала и вопросительно посмотрела на короля жуков.

— Хорошо, дайте немного времени, — сказал тот. — Мне нужно посоветоваться с духами, с настоящими, могучими, страшными духами. Стойте здесь и ждите. Думаю, они не обманут ваши ожидания и сообщат мне все необходимые сведения.

Он развернулся и пополз к занавеске, закрывавшей дальнюю стену дома. За ней, как я знал, находится вход в нору. Вот занавесь с тихим шорохом разошлась и, после того как король жуков мимо нее прошествовал, сомкнулась.

Мы остались с Табитой одни.

Я прислонился к стене и приготовился ждать. Табита бросила на занавеску заинтересованный взгляд. Ей явно хотелось подкрасться к ней и подсмотреть, чем это там король жуков занимается. Честно говоря, мне тоже хотелось это сделать, но я понимал, что ни к чему хорошему это не приведет.

— А может, мы… — прошептала Табита.

— Не стоит, — сказал я. — Кстати, кричать здесь, конечно, не рекомендуется, но шептать не обязательно. Так вот, о короле жуков… Он обязательно обнаружит, что за ним подглядывают, выгонит нас и откажется сотрудничать. Впрочем, если ты согласна заплатить за свое любопытство так необходимыми твоему господину сведениями…

Табита вспыхнула.

— Он мне не господин.

— Ну… — сказал я.

— У нас с ним договор. Да, я работаю на него, но в любой момент, как только этого захочу…

— А ты захочешь?

— Это мое дело, — с достоинством заявила Табита. — Слышишь? Только мое, и никаким образом не твое. Понимаешь? И даже если я не собираюсь уходить от Тискальщика прямо сейчас, будь добр больше не называть его моим господином.

Может даже, она и была права. Возможно — нет. Но как бы то ни было, извиняться перед ней все равно придется. Хотя бы потому, что она женщина, а я — мужчина. Тем более что желаемого я достиг. Отвлек девушку от занавески и даже попытался узнать что-то о ее статусе. Конечно, с отрицательным результатом, но попытка была сделана. Нет, самое время вновь налаживать отношения.

— Хорошо, — сказал я. — Наверное, я был не прав. Прошу меня извинить.

Табита показала мне язык и хотела было сказать что-то колкое, ко тут вновь зашуршала занавеска.

Вид у короля жуков был важный, исполненный собственного достоинства. Он вышел на середину комнаты, несколько мгновений, очевидно — для большего эффекта, постоял неподвижно и наконец сказал:

— Большие сильные духи сообщили вше, где находится нужный вам человек. Гостиница «Песчаная крыса», второй этаж, номер 202. Торопитесь. Если за то время, пока вы топаете к гостинице, он уйдет, вы не вправе будете требовать возвращения денег.

Я ждал, что Табита попытается возразить, может быть, даже обвинит короля жуков в жульничестве. Ничуть не бывало!

Внимательно выслушав его, она удовлетворенно кивнула и, развернувшись, потопала на выход. Король жуков подмигнул мне и скорчил гримасу, выражающую крайнюю степень презрения.

Впрочем, возможно, он поторопился. Там, на улице, был Тискальщик, и вот он-то вполне мог выкинуть какой-нибудь номер.

Я устремился вслед за Табитой и, выскочив из дома короля жуков, услышал, как она заканчивает пересказывать полученные сведения.

— Все точно? — спросил у нее Тискальщик.

— Точно, — подтвердила она. — Можешь умножить вознаграждение этому грубияну в полтора раза.

— Грубияну? — улыбнулся Тискальщик. — Значит, он уже грубиян? Неплохое начало. А насчет вознаграждения… Никто меня за язык не тянул. Пусть будет так. Эй, Нюхач, ты доволен?

— Слегка, — сказал я. — Окончательно я обрадуюсь лишь тогда, когда деньги окажутся у меня в руках.

— И этот момент наступит, — пообещал Тискальщик. — Кстати, до этой гостиницы, о которой сказал король Жуков, далеко?

— Не очень, — сказал я. — Мы можем добраться проходными дворами за четверть часа. Меньше вероятность, что влипнем в какую-нибудь очередную засаду.

— Возможно, — промолвил Тискальщик. — Однако если так будет продолжаться, то я вскоре стану заправским пешеходом. Ты не находишь, Табита?

— И это будет тебе только полезно, — промолвила девушка.

— Ну да… ну да… — с отрешенным лицом человека, думающего о чем-то своем, проговорил Тискальщик. — Значит, отправляемся? Что ж, Нюхач, веди нас дальше.

Я указал, в какую сторону нам надлежит идти, и мы двинулись в путь.

Минут через пять, когда мы миновали очередной проходной двор, я пристроился рядом с Табитой и задал вопрос, который меня мучил с того момента, как мы вышли из дома короля жуков:

— Почему ты безоговорочно поверила королю жуков?

— Я не поверила. Я точно знала, что он мне сказал правду.

— Как ты это определила?

Табита показала мне язык и демонстративно отвернулась.

— Ну, не хочешь говорить, — промолвил я, — твое полное право.

— Ладно, скажу, — неожиданно сменив гнев на милость, промолвила девушка. — Тем более что ты уже наверняка догадался, в чем дело. Или догадаешься в ближайшее время. В любом случае я не желаю, чтобы посторонние мысли отвлекали тебя от выполнения своих обязанностей.

— И в чем дело?

— Я — нестандарт, — улыбнулась она. Такой же, как и ты. Забыл? А нестандарты частенько обладают некими свойствами.

— Ты хочешь сказать…

— Нет, никакого чтения мыслей. Просто я всегда знаю, врут мне или говорят правду. Всегда. Безошибочно.

7

— Ну вот, — сказал я. — Без хлопот и происшествий. Гостиница «Песчаная крыса» находится за углом. Что вы намерены предпринять дальше?

— И ты в том числе, — улыбнулся Тискальщик. — Ты же пойдешь с нами?

Конечно, — сказал я.

— В таком случае надо было сказать «мы». Что мы намерены делать дальше?

— Хорошо. Что мы намерены делать дальше?

Я был таким покладистым, что от отвращения к себе мне хотелось… Короче, мне много чего хотелось, но, несмотря на это, я держался, являл собой просто образец самообладания. Помогало мне в этом осознание, что минут двадцать назад мое окончательное вознаграждение увеличилось ровно в полтора раза. Правда, этих денег на руках у меня еще не было. Однако, вполне возможно, окончательный расчет не за горами.

Мне вспомнился подходящий к случаю слоган из одной виртуалки. Он звучал примерно так: «У мыса Горн он получил все, что ему причиталось…» Впрочем, мысом Горн пока еще не пахло. От него меня еще отделяло некоторое расстояние. Не рано ли я расслабился?

— Да ничего особенного, — безмятежно сказал Тискальщик. — Мы просто войдем в гостиницу. Первым буду шествовать я. Мы войдем и сообщим хозяину гостиницы, что постоялец номера 202 является нашим старым, добрым другом, которому мы хотели бы сделать сюрприз. Далее — по сценарию. Любой, кто смотрел старые виртуалки, знает, как мы поступим дальше.

— Ты думаешь, владелец гостиницы их не видел? — спросила Табита. — Думаешь, он не сообразит, что на самом деле происходит?

— Наверняка сообразит, — совершенно беззаботно сказал Тискальщик. — Но я — древний чистюля. Такие, как я, в этой убогой гостинице Нижнего города появляются не часто. А пока владелец пытается понять, как ему на мое появление реагировать, мы успеем сделать свое дело. Много ли нам нужно времени? Полминуты, не больше. Нюхач, ты со мной согласен?

Возможно, он был прав. О чем я тут же и сказал.

Табита задумчиво прикусила нижнюю губу и решительно тряхнула головой.

— Хорошо, пусть будет так. Давайте действовать.

Мы двинулись к гостинице.

Я шел чуть позади своих работодателей и пытался понять, какое все-таки место в этой парочке занимает Табита. Такой же, как и я, наемный работник? Возможно. Но ведь она целовалась с Тискальщиком. Или это тоже входит в ее обязанности? Но почему тогда ее хозяин с ней сейчас советовался? Обычно так разговаривают не с наемниками, а с единомышленниками.

Хм… единомышленниками? Хорошее слово. Но может ли нестандарт быть единомышленником древнему чистюле? Что-то я о подобном до сих пор не слышал. Слишком большая между ними разница. И все же…

Подождем. Как я уже говорил, нет ничего тайного, что рано или поздно не стало бы явным.

Мы вошли в гостиницу. Причем, как и планировалось с самого начала, Тискальщик вышагивал впереди. Вид у него был страшно самоуверенный, такой, какой положено иметь древнему чистюле, надумавшему заглянуть в такую дыру, как эта «Песчаная крыса». Мы с Табитой следовали за ним по пятам, как и положень эскорту особы, занимающей достаточно высокое положение.

Увидев нас, хозяин гостиницы, пожилой плотоядный иеху, предком которого наверняка было какое-то животное из разряда кошачьих, вытянулся за стойкой как на параде.

Я подумал, что план Тискальщика попасть в нужный нам номер нахрапом, похоже, не так плох. Вероятнее всего, осечки не будет.

— Угодно комнату? — промурлыкал хозяин гостиницы.

То, что он был именно йеху, меня удивило. Редко, очень редко йеху достигают такого уровня имущественного благосостояния. Впрочем, этот был хищным, а у хищных йеху шансов пробиться вверх больше, чем у травоядных.

— Нет, никаких комнат, — быстро сказал Тискальщик. — Нар интересует жилец комнаты 202. Он сейчас у себя, не так ли?

Желтые глаза владельца гостиницы слегка сузились.

— О да, он сейчас у себя.

Тискальщик вытащил из кармана достаточно крупную купюру, положил ее на стойку перед хозяином гостиницы и сказал:

— Вот и все, что нам хотелось узнать. А это — за беспокойство.

Хозяин гостиницы издал, тихий мяукающий звук и отвесил подобострастный поклон.

— Да, чуть не забыл, — небрежно сказал Тискальщик, — Мы хотели бы сделать вашему жильцу небольшой сюрприз. Не предупреждайте его о нашем появлении. Ладно?

— Все понял. Не буду. Что-то еще? Тискальщик взглянул на Табиту, и та кивнула.

— Нет, ничего более не надо. Номер 202 находится на втором этаже?

— Да, справа от лестницы, — ответил хозяин «Песчаной крысы». — Позвольте, я вас провожу..

— Не надо, — со значением сказал Тискальщик, — Оставайтесь на своем месте.

Мы двинулись к лестнице, и прежде чем на нее ступить, я все же не выдержал, оглянулся. Хозяин гостиницы, конечно же, провожал нас взглядом. И еще… Да, я, похоже, не ошибся. У него в глазах мелькнуло нечто, подозрительно похожее на насмешку.

Значит, мы где-то прокололись. Но где? Табита подтвердила, что хозяин гостиницы действительно не собирается предупреждать своего постояльца. В чем, таким образом, подвох?

— Вот так, — сказал Тискальщик, когда мы поднимались по лестнице. — Все как по маслу.

Очень уж он в этот момент был доволен, и я вдруг подумал, что скорее всего происходящее для него является чем-то вроде большого мальчишеского приключения, декой захватывающей, но не до конца реальной игрой.

И вот это открытие было хуже всего.

Поднимаясь вслед за Тискальщиком и Табитой по лестнице, я вдруг осознал, что оказался в довольно-таки скверном положении.

Нет, лет, никто меня надуть не собирался. Я мог почти наверняка сказать, что обещанное мне вознаграждение я получу сполна. Может быть, даже к тому моменту, когда все закончится, оно еще более увеличится. Дело было не в деньгах. Все было гораздо хуже.

Почему?

Ну, хотя бы потому, что этот самый Тискальщик был в том, чем сейчас занимался, новичком, непрофессионалом. Какова была его настоящая профессия? Поначалу я подумал, что он является высокопоставленным, оказавшимся в щекотливом положении чиновником с достаточно туго набитым кошельком или, например, важным ученым. Примерно половина древних чистюль, кстати, как раз наукой и занимались. Он перегонял из компа в комп официальные файлы или занимался какими-то исследованиями, пытался, к примеру, понять, каким образом заставить съедобный планктон стать еще вкуснее и питательнее, или чем-то другим, не менее полезным, возможно, нудным, но главное — очень выгодным. А потом произошло некое событие, и он оказался в него втянутым. Причем настолько, что ему пришлось податься в Нижний город на поиски какого-то нестандарта, а также нанять себе сначала в помощницы Табиту, а потом и меня.

Являлось ли это для меня ранее тайной? Нет, непрофессионала видно за версту. И нанимаясь к Тискальщику, я прекрасно знал, кем является мой работодатель. Единственное, чего я не понимал, это каким именно непрофессионалом он является.

Будь он ученым или чиновником, то все происходящее он должен был воспринимать со страхом, с неуверенностью, позволяя тем самым мне действовать самым удобным способом.

Тискальщик же принадлежал к той породе непрофессионалов, которые называют всякие житейские неприятности приключениями и получают от них удовольствие. Он обладал острым умом и находчивостью, уже побывал в некоторых делах, но все еще до конца не стал профессионалом.

Чем это было хуже полного, осознающего свое ничтожество непрофессионала? Да тем, что он считает, будто сможет обставить профессионала. Почему ему это не удастся?

Главное преимущество настоящего профессионала в том, что он знает систему, сам принцип работы. Он прекрасно знает, как надо реагировать на ту или иную ситуацию, способен с той или иной степенью вероятности предвидеть, к чему приведет его очередной шаг, и всегда имеет более или менее подробный план действий.

Непрофессионал же, пусть даже и очень сообразительный, попытавшись с ним тягаться, окажется в гораздо худшем положении. Ему придется все время, буквально на ходу, выдумывать велосипед и постоянно тыкаться в такие места, в которые профессионал даже не подумает заглянуть, поскольку знает, что они заканчиваются тупиком.

Время. Непрофессионал неизбежно будет его терять и поэтому рано или поздно завалится. Еще раз повторяю — неизбежно.

Я вздохнул.

Да, все верно. Инициативный непрофессионал. И против нас играют профессионалы. Не говорит ли об этом так вовремя оказавшийся на нашей дороге стрелок, вооруженный по последнему слову техники? Кстати, насчет стрелка… Ну да, один профессионал уже сошел с дистанции, но имеет ли это большое значение? Те, кто его послал, на этом не успокоятся, и следующие профессионалы уже не облажаются.

Ладно, хватит о грустном. Не лучше ли попытаться прикинуть, какая у Тискальщика профессия? Конечно, кое-какие догадки на эту тему у меня были, но и тут слишком уж радужными их назвать у меня язык не поворачивался.

Лестница кончилась. Мы свернули в ту сторону, в которую надлежало свернуть, и, стараясь ступать бесшумно, потопали к номеру 202. Толстый полосатый псевдошерстяной ковер, покрывавший пол на всей протяженности коридора, весьма этому способствовал.

Перед дверью нужного нам номера мы остановились, и Тискальщик вполголоса сказал:

— Пришли. У кого есть какие мысли?

— Попытаться войти, — подсказал я.

Тискальщик взглянул на меня так, что у меня отпала всякая охота отпускать подобные замечания.

— Хорошо, — сказал я. — Признаю, что мне не стоило это говорить. Что ты предлагаешь?

— Служба доставки, — сказал Тискальщик. — В двери нет глазка, и до тех пор, пока она не будет открыта, любое наше заявление будет являться правдой. Все равно проверить его не смогут. Как только дверь откроется, мы бросаемся внутрь и хватаем того, кто ее откроет. Очень аккуратно, не причиняя ему большого вреда, но одновременно и так, чтобы он не смог оказать сопротивления.

— Дельная мысль, — сказал я.

Мне хотелось загладить впечатление от своего предыдущего замечания.

— Вот ты ее и претворишь в жизнь, — сказал Тискальщик. — Это твое дело.

Ну конечно. Меня для этого и наняли. Действовать в тех ситуациях, когда требуется грубая сила.

— В случае конфликта со стражами порядка… — сказал я, прекрасно зная, какой ответ получу. — Если этот нестандарт заявит о неспровоцированном нападении…

— Ну да, конечно, — заверил меня Тискальщик. — Со стражами порядка буду объясняться я. Давай начинай. Постучи в дверь и, услышав чей-нибудь голос, скажи, что ты из службы доставки. Ну, сам придумай, как соврать.

Он заметно волновался, похоже, считая, будто его маленькая авантюра подходит к концу. Мне бы тоже хотелось так думать, номой предчувствия были не столь радужны.

— Давай, — сказал мне Тискальщик.

Я уже хотел ив самом деле постучать, но, прежде чем это сделать, чисто машинально попытался повернуть дверную ручку. Как ни странно, она повернулась, и дверь легко приоткрылась.

Вот так сюрприз!

Мы обменялись удивленными взглядами.

Тискальщик ткнул в меня пальцем и кивнул на дверь. Я сделал знак, что понял его, открыл дверь пошире и вошел в небольшой коридорчик, заканчивающийся дверью в жилую комнату. Была там еще одна дверь, она вела в ванную, но сейчас она меня не интересовала. Вот та, за которой была жилая комната… кроме всего прочего, она была слегка приоткрыта, и это был еще один повод не сводить с нее глаз.

Я двинулся по коридорчику. Тискальщик и Табита следовали за мной по пятам. Дверь легко подалась под моей рукой и, открываясь, слегка заскрипела. Вот это было уже совсем не дело. Впрочем… впрочем… Если дверь номера не закрыта, если в него может легко проникнуть любой желающий, не значит ли это, что он пуст? А как же утверждение хозяина гостиницы о том, что его жилец находится в номере?

Первая комната оказалась чем-то вроде гостиной. В ней стояли пари кресел, обширный диван и небольшой столик. Кроме того, в ней не было ни единой живой души. А еще была дверь в следующую комнату, скорее всего спальню. И если жилец действительно был в номере, то он должен был находиться именно там.

Кстати, не значит ли все это, что мы опоздали? Не значит ли это, что тот, ради кого парочка моих нанимателей заявилась сюда, в Нижний город, уже мертв?

Впрочем, проверить это нетрудно.

Я уверенно пересек комнату и уже хотел взяться за ручку двери, но в то же мгновение она распахнулась сама, и я увидел на расстоянии метра дуло старинного револьвера, нацеленного точнехонько мне между глаз. Револьвер этот держал в руке широкоплечий нестандарт с суровым лицом человека, профессию которого угадать было нетрудно. Почти наверняка она была родственна моей.

— Не шевелись, — приказал владелец музейного экспоната.

Музейный-то он, конечно, музейный, но я не сомневался, что в случае нужды дырок он во мне понаделает за милую душу. Значит, ничего не остается, как подчиниться.

Я замер. За моей спиной послышался возмущенный возглас Тискальщика и чей-то незнакомый голос, приказывающий ему заткнуться. Судя по всему, там был еще один типус с оружием.

Откуда он взялся? Возможно, из коридора зашел в номер вслед за нами. А скорее — из ванной, где ждал, пока мы не пройдем мимо. И дождался нужного момента.

— Что дальше? — спросил я.

— Садись на диван, — приказал мне человек с револьвером. — Руки положи на колени. Если надумаешь хвататься за нож, то получишь пулю. Понимаешь?

— Еще бы, — покладисто сказал я.

Нацеленное на тебя дуло револьвера служит неплохим стимулом покладистости.

Я дошел до дивана и, стараясь не делать резких движений, уселся на него, аккуратно положил руки на колени и стал ждать дальнейшего развития событий. Немного погодя, побуждаемые к этому приказами второго нестандарта, вооруженного обрезом какой-то старинной винтовки, рядом со мной уселись Тискальщик и Табита.

Теперь мы сидели в ряд на одном диване, словно нашкодившие мальчишки перед кабинетом директора взрастителя, куда их вот-вот, одного за другим, начнут вызывать для серьезной головомойки. Собственно, почти так оно и было. Три дилетанта, попытавшиеся соревноваться с профессионалами. И то, чем все это закончилось, вполне закономерно. И уж наказанием нам будет не пометка в личном деде, а нечто худшее. Впрочем, не слишком ли я рано паникую?

Желай эти нестандарты нашей смерти, кто им мешал начать стрелять сразу, не усаживая нас на этот дебильный диван? Значит, прежде будет еще какой-то разговор. А там, может… может, и пронесет.

Я взглянул на Тискальщика.

Лицо у него было раздосадованное, но какого-то особого ужаса на нем написано не было. Либо он не понимал, чем наше положение чревато, либо, наоборот, хорошо знал и не сильно волновался.

Так первое или второе?

Я еще раз окинул комнату взглядом. Оба вооруженных нестандарта вполне грамотно заняли позиции, с которых они могли засечь каждое наше подозрительное движение и соответственно на него отреагировать. Судя по их лицам, они кого-то ждали, но не просто убивали время, а делали это, не теряя бдительности.

Вот это — настоящие профи. Они — не нам чета, они не позволят объехать себя на кривой козе.

И все же… как мы выберемся из этого достаточно неприятного положения?

— Хм… итак, это старина Тискальщик. Так я и думал.

Я буквально вытаращил глаза.

В дверях стояло существо, никогда до этого мной не виденное. И не только мной, но многими и многими в Нижнем городе. Существо это, несомненно, было кадавром, принадлежало к тому же классу, что и король жуков. Конечно, оно не было таким, как он, экзотическим, но тоже зрелище собой представляло внушительное.

Это был пес ростом с человека, здорово смахивающего на тех, которые являлись прямыми предками некоторых плотоядных йеху. Из одежды на нем была коротенькая жилетка с парой карманов. А в остальном все как положено: здоровенная зубастая пасть, четыре лапы, длинная шерсть цвета детского поноса. Короче, от обычной древней собаки оно отличалось только размерами да еще парой прилепленных к туловищу вполне человеческих рук. Пардон, не были они прилеплены, они просто росли и могли действовать, как обычные человеческие руки. Кстати, в данный момент одна из них сжимала длинную, черную, наверняка самую разнастоящую, сигару.

Сигару!

Эта штука меня буквально заворожила. Я даже и представить не мог, сколько она стоит. Конечно, если она и в самом деле была настоящая… Да нет, настоящая. В этом можно было поклясться.

Между тем кадавр сунул в рот сигару, выпустил огромных размеров облако дыма и, сделав пару шагов, остановился напротив моего шефа. Смотрел он на него вполне дружелюбно — и не только смотрел, но даже благожелательно улыбался.

Вот только не верил я подобным улыбкам. Слишком уж они душевные, слишком теплые, как реклама магазинчика, в котором продают всякую муру. Кстати, на Тискальщика она тоже никакого впечатления не произвела. По крайней мере мне так показалось.

— Ехидный Пес, — пробормотал он. — Так я и думал.

— А если думал, — ухмыльнулся Ехидный Пес, — то почему пошел в эту комнату? Кто тебе мешал придумать что-нибудь более умное?

Вопрос был резонный. И Тискальщик это понимал. Он воззрился на Табиту, словно та была во всем происшедшем виновата. А она пожала плечами и с очень независимым видом сказала:

— Хозяин гостиницы не врал. Это ты допустил ошибку. Надо было задать ему пару дополнительных вопросов. Думаю, хозяин номера все еще находится здесь, не так ли?

— Конечно, — подтвердил кадавр.

— Ну вот, — сказала Табита. — А тебе надо было спросить, нет ли в его номере кого-то постороннего. Ты этот вопрос не задал и, соответственно, попал в ловушку.

У Тискальщика дернулась щека.

Возразить ему было нечего. Девушка была кругом права. А вот он…

— Очень интересно, — сказал Ехидный Пес. — Как я понял, твоя милая подружка обладает даром угадывать правдивость выданной ей информации?

— Да, обладаю, — с вызовом сказала Табита. — Но тебя, мерзкое чудовище, это не касается.

Ехидный Пес хмыкнул и нерешительно сказал:

— Ну так уж и «мерзкое чудовище». Давненько я не слышал в свой адрес таких слов. Ты не думаешь, что произносить их в подобной ситуации рискованно?

— А мне это все фиолетово, — заявила Табита. — Я могу еще и добавить. Она добавила.

Вообще говорила она не очень долго, но в достаточной степени эмоционально. Причем если выкинуть из ее речи эпитеты и всякий имеющий к эмоциям словесный хлам, то портрет того, к кому мы попали в плен, вырисовывался следующий.

Судя по всему, он был конкурентом Тискальщика, причем давним и серьезным. Так что они усиленно старались наступать друг другу на любимые мозоли и пихаться локтями. Исподтишка и в открытую. Причем авантюра, в которую я попал вместе с моим работодателем, была далеко не первая. И раньше Тискальщик чаще всего выигрывал, давал Ехидному Псу прикурить. А вот эта…

Тут меня осенила одна интересная мысль.

Я вспомнил о стрелке. Оружие у него было просто великолепное. Не чета тем допотопным экспонатам, которыми нам угрожали наемнички кадавра. И не мог он нанять такого крутого специалиста, как стрелок. Профессионалов — мог, а крутого специалиста… Кишка у него для этого тонка.

Вот и получается…

Стоп, стоп, не слишком ли я рано сделал выводы? Все-таки этот Пес в отличие от нестандартов не имеет к человеческому роду никакого отношения. Стоило ли ручаться, что я могу предугадать его мысли? И значит, он запросто мог обладать необходимыми связями для того, чтобы нанять…

Тут я сам себя еще раз слегка притормозил.

Нет, нет, не надо углубляться в дебри. А несходство оружия? Его-то куда денешь? А тот, кто разговаривал с Тискальщиком по эхоспикеру, когда мы ехали в движителе? Я слышал его голос, и он совсем не походил на голос Ехидного Пса.

Вот и получается, что в этом деле сейчас участвует еще и какая-то третья сторона. Причем она может объявиться в любой момент. Это не считая стражей порядка, наверняка уже заинтересовавшихся некоторым переполохом в Нижнем городе. В любой момент одна из этих сторон может появиться на горизонте, и тогда…

А что — тогда? Да ничего. Все что угодно может тогда получиться.

Я взглянул на сигару Ехидного Пса и подумал, что не курил уже чертову уйму времени. Почему бы не попытаться закурить? Кстати, это еще и повод проверить, насколько наши стражи бдительны.

Тут Табита окончательно выдохлась и замолчала.

— Н-да… — Процедил Ехидный Пес.

— Прошу ее простить, — вежливо сказал Тискальщик. — Сам понимаешь, женщина…

Ехидный Пес махнул рукой, еще раз затянулся сигарой и уставился на Табиту. Похоже, он что-то обдумывал, и я мог бы поклясться, что ничего приятного девушке это не сулило.

Воспользовавшись паузой, я спросил у охранника, могу ли я закурить, и тот коротко послал меня, подальше.

Да, действительно бдительные ребята. На мякине их не проведешь. Что ж, придется ждать. Либо в голову придет еще какая-нибудь идея, либо на сцене появится еще одна команда. Кто это будет? Стражи порядка или те, кто послал стрелка?

— Вообще ты плохо воспитываешь своих помощников, — заявил Ехидный Пес. — Самки не должны…

— Я знаю, что ты хочешь сказать, — перебил его Тискальщик. — Мне эта самка нравится. Такая, какая она есть. Скажи мне лучше другое. Как я понял, эта… гм… штука… у тебя?

Пес осклабился.

Клыки у него были великолепные. Я готов был поспорить, что он каждое утро надраивает их зубной пастой.

— У тебя? — еще раз спросил Тискальщик. Похоже, ему очень хотелось это узнать. Настолько, что он даже забыл о чувстве собственного достоинства.

— У меня, у меня, — ворчливо сказал Пес. — Кому же еще она могла достаться?

— Ну и хорошо, — с облегчением сказал Тискальщик. — Я вообще-то немного побаивался, что она попадет в руки Хукета… ну, ты сам понимаешь. Он тоже включился в игру. Причем не смог придумать ничего лучшего, чем позвонить мне по эхоспикеру…

— Я знаю, — сказал Пес. — Он мне тоже звонил. Не так давно.

— О, вот как, — пробормотал Тискальщик.

Я мог бы поклясться, что ему в данный момент в голову пришли те же самые мысли о третьей, замешанной в это дело стороне.

Браво! Если он еще придумает, как нам протянуть время…

— Он зарвался, — резко, отрывисто сказал как пролаял Ехидный Пес. — И получит свое. Неизбежно получит по полной программе. Но сначала я должен закончить с тобой, сделать так, чтобы ты больше не мешался мне под ногами.

— Интересно, как ты намерен это провернуть? — ехидно улыбнулся Тискальщик.

Я поразился его наглости. Говорить такое, сидя под дулом револьвера… Впрочем, может, он и прав? Судя по всему, этот Пес является достаточно упорной личностью, и если что-то решил, никакие вопросы повлиять на его решение не смогут. — Ну, метод я придумаю, — промолвил Ехидный Пес. — Думаю, это мне по силам. Особенно если учесть, что я его уже опробовал, и он дал вполне положительные результаты.

На что это он намекает? Может быть, на того нестандарта, у которого была вещица, за которой гоняется вся эта банда сошедших с ума обитателей Верхнего города? Я вдруг подумал, что помощников у Ехидного Пса скорее всего только двое. Те, которые нас охраняли. И если учесть, что он находится тоже здесь, то кто остался с хозяином номера? Значит, они его связали? Или успокоили другим образом? Тем самым, которым собираются успокоить и нас? Каким именно, догадаться нетрудно.

А стражам порядка совершенна все равно количество тобой убитых. Главное — есть хоти бы один человек, убитый не для защиты своей жизни и не на поединке во имя закона выживания сильнейшего. Этого вполне достаточно. Таким образом, для того, кто перешагнул опасную черту хотя бы один раз, все последующее не имеет большого значения. Если он попадется, то, как бы он себя после этого ни вел, получит на полную катушку.

И если мои догадки верны…

— Значит, ты все же признаешь свое поражение? — с оттенком превосходства произнес Тискальщик.

— Поражение?

Пес, точь-в-точь как это делают люди, недоуменно вскинул брови.

— Ага, значит, ты теперь не понимаешь, что я имею в виду? — ухмыльнулся Тискальщик.

— Почему? Понимаю. Ты толкуешь о моем поражении. Как ты можешь это делать, оказавшись в таком положении? Посмотри, ты сидишь на диване не в силах причинить мне ни малейшего вреда, то, за чем ты высунув язык прибежал сюда, в Нижний город, находится у меня и к тебе уже более не вернется. Еще раз скажи мне, о каком поражении ты толкуешь?

— Но ведь ты собираешься нас убить? Не так ли?

— Возможно. Я еще этого окончательно не решил.

— Не говори глупостей. Уже решил, иначе не стал бы сообщать мне о том, что сделал с тем, я не хочу Называть имени этого вора, кто сейчас лежит в соседней комнате.

— Глупости, — сказал Пес. — Он всего лишь получил хороший удар шокером. Через несколько часов он очнется и будет спокойненько жить дальше. С чего ты решил, будто я его убил, будто я хочу убить тебя?

Врал он все. Я это чувствовал буквально кожей. Врал как сивый мерин. Но зачем ему это было нужно, что он хотел этим выиграть? Может, Тискальщик был прав? Может, убив нас, Ехидный Пес действительно проиграет какую-то игру, происходящую между ними уже черт знает сколько времени?

— Не ври, — сказал мой наниматель. — Зачем тебе, ко всему прочему, унижать себя еще и этим враньем?

Ехидный Пес устало вздохнул и сунул погасшую сигару в карман жилетки.

— Хорошо, скажу честно. Все эти детские игры в справедливые соревнования — они для вас, людей. Я же придерживался их до тех пор, пока мне было это выгодно. Достаточно долгое время. Однако сейчас выгода в подобном отпала Неужели ты не понимаешь, что штука, ради которой ты явился сюда, лишает смысла любые игры?

— Каким образом? — спросил Тискальщик. — Учти, ничего окончательного попросту не бывает. Всегда что-то сохраняется, и всегда продолжается жизнь. Нашим предкам тоже, наверное, казалось, что повышение загрязнения воздуха приведет к гибели всего живого. Некоторые животные и растения приспособились. А людям всего лишь пришлось носить обычные фильтры. Да, тяжело, но жизнь продолжается и разум существует. Он не только существует, но и продолжает развиваться, находит новых носителей. Те же йеху, нестандарты, да и сам ты разве не являешься этому примером?

— Меня не трогай, — прорычал Пес. — Ты хорошо знаешь, что я не смогу найти себе пару. А прибегнуть к услугам взрастителя мне не позволяет гордость. Таким образом, я являюсь не шагом вперед, а всего лишь тупиком. Одним из бесчисленного количества тупиков, в которые эволюция соответствующее количество раз попадала и из которых всегда выворачивала вновь на проезжую дорогу.

— Это тебя и гнетет? — участливо спросил Тискальщик.

Я понимал, что из их разговора можно почерпнуть достаточно много интересного. Можно было даже попытаться прикинуть, что же на самом деле происходит, в какую это такую игру я вляпался. Вот только сейчас меня все это не слишком интересовало. Я лихорадочно пытался прикинуть, каким образом можно спасти свою жизнь.

Вот-вот Ехидному Псу надоест трепаться, он отдаст приказание своим наемникам, И те начнут фаршировать нас свинцом.

Как этого избежать? Что придумать вот сейчас, немедленно?

— Ах ты!.. — взорвался Пес. — Да я…

— Так же, как и того, в соседней комнате? И сам сумеешь придумать, как договориться с советом Верхнего города? Учти, они должны будут воспринимать тебя на достаточно серьезном уровне. А еще тебе при этом будут наступать на пятки, и ты знаешь, кто именно. Таким образом, ты рассчитываешь в одиночку договориться в одном месте, ускользнуть от всех конкурентов, да ещё и как-то отбрехаться от стражей порядка, которые неизбежно начнут задавать неприятные вопросы?

У меня затеплилась надежда.

Может, Тискальщику все же удастся сломать Ехидного Пса, навязать ему свою волю? Судя по всему, ему это случалось делать раньше.

— И ты предлагаешь мне помощь?

— Я предлагаю тебе вместе выпутаться из неприятной ситуации, в которой мы оба оказались.

— Значит, теперь уже — «мы». Кто «мы»? Я, ты, мои люди, твои никуда не годные помощники? Кто именно?

— Почему это никуда не годные? — обиделся Тискальщик.

— Ну, на что годится смазливая девица, способная выполнять лишь одну работу — служить детектором лжи? Куда я смогу приспособить здоровяка, наверняка очень многое понимающего в драках, военных действиях и оружии, но не имеющего понятия хотя бы об азах тайных действий?

— Они со мной, — вкрадчиво сказал Тискальщик. — А без меня ты не справишься. Пес, поверь, в этот раз ты отхватил кусок, который переварить в одиночку не способен.

— Вот так, значит? — Пес сделал шаг назад.

— Да, и я говорю это не только ради спасения своей шкуры. Не думаю, что ты решишься меня сейчас прихлопнуть, не думаю, Что ты так глуп. Пойми, то, что лежит сейчас в левом кармане твоей жилетки, способно взорвать этот мир и вызвать бедствия похлеще, чем в эпоху обезумевшего ветра. Неужели ты этого не понимаешь? Одна ошибка — и мир, в котором мы живем, может перестать существовать. Конечно, на смену ему придет какой-то другой мир, но найдется ли в нем для тебя, именно для тебя, место?

— Значит, радетель за всеобщее благо? — с иронией спросил Пес.

— Если хочешь, — ни на секунду не смутившись, заявил Тискальщик. — Если тебе так угодно. Хотя, конечно, в первую очередь меня все это интересует с чисто шкурных позиций. Я-то тоже могу остаться без места в этом новом мире. И в этом мы с тобой едины, этот страх не прижиться в новом мире нас объединяет.

— Значит, объединяет? — Ехидный Пес сделал еще шаг назад и толкнул задней лапой дверь, так что она открылась. — А это тоже нас объединяет?

Со своего места я не мог увидеть того, что видел сидевший на другом конце дивана Тискальщик. Единственное, что попало в поле моего зрения, это был кусок обширной застеленной голубеньким атласным покрывалом кровати и кусок пола. Тискальщик же наверняка видел другой кусок комнаты, и вот там что-то находилось, скорее всего лежало на полу.

Вообще-то нетрудно было догадаться, что именно лежит на полу. Это же подтверждало и лицо Тискальщика. Щеки его отвисли, и вообще он как-то мгновенно постарел.

— Все-таки ты сделал это, — пробормотал он. — Все-таки сделал…

— Так получилось, — сказал Ехидный Пес. — И конечно, я блефовал. Не хотел я этого, совсем не хотел. Но раз уж так получилось, то выбора нет только идти дальше единственным оставшимся мне путем. Так как, пойдешь ты по нему вместе со мной?

Вот это уже означало катастрофу, означало, что самое большее через пару минут нас начнут убивать. Разговоры закончились. Все, что должно было прозвучать, сказано. Теперь остается только приступить к действиям.

Я прикинул, смогу ли достать в прыжке ближайшего ко мне помощника Пса. Сомнительно, очень сомнительно. Скорее всего он успеет в меня выстрелить. Но это еще не значит, что он убьет меня на месте. А одна рана гораздо лучше, чем окончательное отбытие на тот свет. Лишь бы только остальные воспользовались суматохой как надо: Хотя…

Шансов у меня, похоже, не было никаких, но не сидеть же сиднем и ждать, когда тебе продырявят голову?

И прямо вот сейчас… Главное — успеть выхватить вибронож… Я приготовился прыгнуть, и тут наконец случилось событие, которого я подсознательно ждал с того момента, как уселся на диван.

Грохот высаживаемой двери, причем двери в коридорчик нашего номера.

8

— К бою! — рявкнул Ехидный Пес.

Один из его помощников сунулся к коридорчику, но второй остался на месте, видимо, решив, что первым делом надо прикончить пленников. Его револьвер нацелился на меня…

— Эти не убегут, — скомандовал ему Пес. — Туда. К двери!

Ну-ну…

Как раз сейчас и был самый удобный момент сделать ноги.

Второй помощник бросился к двери, я было дернулся к Ехидному Псу, но тот уже успел выхватить из кармашка жилетки крошечный «дерринжер». Крошечный-то он крошечный, да только дырки девает ничуть не хуже, чем настоящий пистолет, по крайней мере на близком расстоянии. А тут куда уж ближе?

— Не надо, сказал Пес. Не вмешивайтесь и останетесь…

Договорить он не успел, поскольку как раз в этот момент рухнула вторая дверь, дверь в гостиную, в которой сидели мы.

Она придавила стоявшего возле нее помощника Пса и едва не задела второго, как раз в этот момент оказавшегося почти рядом с ней. Он отпрыгнул назад, взял дверной проем на мушку.

Как же!

Из проема в помощника Пса ударил фиолетовый луч шокера, и тот замер, словно игрушка, у которой кончился завод.

Ехидный Пес оскалил клыки и зарычал. Впрочем, почти тут же проснувшаяся осторожность заставила его резко переместиться к стене, прижаться к ней боком, выставить вперед дуло «дерринжера». А тот, кто стрелял из коридора, уже появился в проеме, и, увидев его, я непроизвольно хихикнул.

Ну да, только против такого и использовать «дерринжер».

На наемнике была субмолекулярная броня, да не просто обыкновенная броня, а еще и с искусственными мускулами, ветвистые плети которых охватывали его нога и руки. Лицо же полностью закрывал сплошной черного цвета защитный шлем; и разглядеть, какое оно за этим шлемом, было невозможно.

Он шагнул в комнату, и я невольно вжался в диван, понимая, что бежать некуда и самое последнее сейчас дело метаться по комнате. Можно нарваться на парализующий луч, и тогда минимум на час станешь беззащитным, как младенец. А номер гостиницы, в котором уже точно лежит один труп, не самое лучшее место для подобного времяпрепровождения. В этом номере в ближайшее время запросто могли появиться, например, стражи порядка.

Судя по всему, точно такие же мысли пришли в голову Тискальщику и Табите. Никто из них даже не дернулся броситься наутек. Мы по-прежнему втроем сидели на диване, словно дружная, собравшаяся в виртуальной говорильне после трудового дня семья, сидели и ждали, чем это все закончится.

А что нам еще оставалось делать?

Человек в броне сделал шаг и повернулся в сторону Ехидного Пса. «Дерринжер» выстрелил почти в упор, но толку от него, конечно, не было абсолютно никакого. Броня — она и есть броня. Потом в Пса ударил фиолетовый луч, и тот замер. Человек в броне стал поворачиваться в нашу сторону, и тут из-под рухнувшей двери, словно краб из-под раковины, высунулся помощник Пса. То ли он в тот момент, когда дверь упала на него, потерял сознание и пришел в себя только сейчас, то ли вообще его не терял, просто лежал и ждал удобного момента вступить в схватку.

В общем, дождался. Момент был самый удобный.

Быстро, один за другим загрохотали выстрелы. И человек в броне, так и не успев завершить поворот, задергался всем телом, словно от ударов электрическим током.

Не могло этого быть, ну просто не могло. Нельзя из старого обреза, пусть даже спинные щитки и тоньше грудных, нельзя причинить серьезный вред человеку, одетому в субмолекулярную броню. Хотя откуда я знаю, какими патронами заряжен этот обрез и обрезом какой винтовки он был? Вроде бы обычной старинной магазинки? Но точно ли? И вообще, может быть, у субмолекулярной брони все же есть одно крохотное уязвимое место, о котором помощник Пса доподлинно знал?

Все эти мысли мгновенно пронеслись у меня в голове, а потом выстрелы стихли, и человек в броне стал падать, валиться, словно демонтируемый памятник какого-нибудь тирана. А для меня настало время действовать.

Прежде чем помощник Пса успел перезарядить свой музейный экспонат, я уже был рядом с ним и, конечно, ловким ударом выбил у него из рук оружие. А потом мне осталось только выхватить вибронож, и, услышав его гудение, мой противник замер, словно жук, решивший притвориться мертвым, и это было с его стороны совершенно правильно.

Не собирался я его убивать, Если, конечно, он сам не даст для этого веского повода.

— Вот так и лежи, — сказал я ему. — Хорошо? Мордой в пол. Понял? И ничего плохого тебе не будет. Но если…

— Да понял я, — сказал помощник Пса. — А здорово я его приложил?

— Здорово, — от души сказал я. — И вовремя. Но если надумаешь шалить…

— Да понял я, понял…

Я повернулся посмотреть, что делают мои спутники. А они, между прочим, времени зря не теряли. Табита. рвала из руки второго помощника револьвер, сам же Тискальщик, конечно, был возле Ехидного Пса и вовсю, шарил по карманам его жилетки.

Все правильно. Любимое занятие любой победившей армии. Разнузданный и безжалостный грабеж побежденных.

Вот Тискальщик вытащил из кармана Пса небольшую квадратную коробочку и быстро сунул ее в свой карман. Вид у него было просто счастливый.

Я испытал легкое разочарование. Та штука, из-за которой все эти дурни так воевали и проламывали друг другу черепа, находилась в очень маленькой коробочке. Что же она собой представляет? Впрочем, теперь я по крайней мере знал ее размеры.

Не больше кулака Табиты.

Чей такая небольшая штучка может быть опасна? Каким образом она может уничтожить окружающий мир?

Ладно, рано или поздно все выяснится. Если, конечно, к тому моменту я еще буду в деле, если не намажу пятки. А сделать это стоило бы. Слишком уж жарко становится.

Я сунул Табите в руку вибронож и, кивнув на лежащего лицом в пол помощника Пса, сказал:

— Если что, можешь порезать его на куски. А с этим револьвером… Дай я это сделаю.

У Табиты просто не хватало силы… Я дернул револьвер посильнее, и тот вполне благополучно покинул руку помощника. Сунув старинное оружие в карман, я забрал у Табиты нож и сказал Тискальщику:

— Пора уходить. Думаю, стражи порядка будут здесь с минуты на минуту. Ни одному хозяину гостиницы не нравится, когда высаживают двери номеров и устраивают в них перестрелку, словно при нашествии взбесившихся плотоядных йеху. Спорим, наш потомок легендарного кота Феликса уже послал блюстителям законности оформленное по всей форме приглашение Навестить его скромный шалашик?

— Конечно, уходим, — согласился Тискальщик.

Лицо у него было донельзя довольное, словно у подростка, только-только покинувшего взраститель, считающего, что вот сейчас, немедленно, начнется расчудесная взрослая жизнь со всеми положенными ему по статусу привилегиями. Готов поспорить, думал он сейчас лишь о вещице, отобранной у Ехидного Пса, и ни о чем больше не мог даже помыслить.

Я подобрал с пола обрез. Оставлять его под рукой у нашего пленного было бы верхом безрассудства. Кто мешает ему зарядить его и пальнуть нам в спину? Брать с собой такое большое оружие тоже не хотелось. Значит…

Я метнулся в соседнюю комнату. И конечно, там оказался труп какого-то нестандарта с продырявленной головой. Но он меня сейчас совершенно не интересовал. Мне нужно было окно, и оно, на счастье, в этой комнате оказалось. Причем окно было открыто, и, значит, можно было не увеличивать ущерб хозяина гостиницы еще и на выбитое стекло.

Выкинув обрез в окно, я сказал своим спутникам:

— Все, теперь на выход.

И мы кинулись прочь из номера.

В коридоре не было ни души. Либо в этой гостинице было негусто с постояльцами, либо, что вероятнее всего, услышав устроенный всеми этими наемниками тарарам, они заняли в своих номерах круговую оборону. Последнее вероятнее всего.

Мы ссыпались по лестнице.

— Все-таки здорово мы выпутались, — хихикнул Тискальщик. — Так и должно было быть. Так и должно… они передрались между собой, а выиграли в конечном счете мы.

Честное слово, мне захотелось ему врезать.

Да, выпутались, но ни о какой закономерности не имело смысла говорить. Какой, к черту, расчет? Нам просто немыслимо, сказочно повезло. Шансов на то, что ворвавшийся в номер наемник окажется вооружен не безобидным шокером, а чем-нибудь посмертоноснее, и прямо с порога начнет поливать из своего оружия всех, кто ему попадется на глаза, в том числе и нас, было неизмеримо больше. Всем известно: в любой уличной драке больше всего достается случайным свидетелям, тем, кто совершенно ни при чем.

Впрочем, даже если бы я решился наплевать на то, что Тискальщик является моим работодателем, у меня просто на подобное не было времени. Я буквально кожей чувствовал, что надо уходить из этой гостиницы, рвать когти, и побыстрее. Вот-вот… сейчас…

Хозяин гостиницы находился на своем месте, и физиономия у него, как и положено, была совершенно непроницаемая. В руках он сжимал тяжеленный тесак, и это лучше всяких слов говорило, что скандалить с ним может оказаться себе дороже.

Да и какой смысл был с ним скандалить? Он-то как в этом деле мог быть замешан? Владеет гостиницей, делает деньги, не пытается вникнуть в то, что его совершенно не касается.

Все же, когда мы быстрым шагом проскочили мимо него и кинулись к выходу, Тискальщик не удержался, пропыхтел:

— Не много же он сегодня заработал. Все полученные от нас деньги уйдут на покрытие расходов. Еще и не хватит.

— Ты не понимаешь, — сказал я. — Все расходы погасит страховая компания, а деньги, которые он получил сегодня с тебя и других заговорщиков, являются его не облагаемым налогом заработком.

— Но все-таки… — начал было Тискальщик.

Как раз в этот момент неподалеку, совсем рядом, послышалась сирена движителя стражей порядка, и мы резко остановились. Нетрудно было догадаться, куда они так спешат.

— Мы не успеем! — крикнул Тискальщик. — Они нас перехватят.

— Тут должен быть черный выход, — промолвил я. И в самом деле, какая гостиница обходится без черного хода?

Мы кинулись обратно к стойке. Увидев это, хозяин гостиницы снова выудил из-под стойки тесак и приготовился пустить его в дело.

— Нет, нет, — закричал Тискальщик, выуживая на бегу из кармана пару банкнот. — Нам нужен черный ход. Мы заплатим.

Ничего лучшего он сказать не мог. С хозяином, как и положено, произошла благотворная перемена, он отложил тесак и протянул ладонь ковшиком. После того как в ней оказались банкноты, он махнул рукой, указывая, в какой стороне находится черный ход, и мы со всех ног кинулись к нему.

Этот черный ход оказался длинным, узким, донельзя замусоренным коридором. В самом его конце был штабель пустых пластмассовых ящиков, и Табита больно ушибла об угол одного из них ногу. Впрочем, самое главное все же случилось. Коридор не разочаровал нас в наших ожиданиях и закончился выходом в какой-то проходной двор, которым мы вполне благополучно и смылись.

Смылись!

Квартала через два мы остановились и попытались отдышаться. Табита, наклонившись, морщилась и осторожно гладила ушибленную ногу. Тискальщик пытался захватить как можно больше воздуха. Вот только его носовые фильтры, по-моему, не очень-то для этого годились, а дышать ртом он все равно не собирался. Оглядываясь по сторонам и прикидывая, где мы можем посидеть и обсудить наши следующие дела, я подумал, что вообще-то жизнь у этих чистюль — не сахар.

Все время бояться даже глотка нормального воздуха, есть только особую, выращенную для них пишу, и прочие неудобства. Интересно, что им еще нельзя? Ну, целоваться, положим, можно. Это я уже видел. А в остальном? Наверняка существует целый список того, что им нельзя. И совершенно понятно, почему у них не действует закон выживания сильнейшего. У них и без него идет довольно жесткий отбор. Имел глупость подышать свежим воздухом — в брак, не смог заработать деньги на особую пищу — в брак.

Если подумать, то как бы эта система была не пожестче нашего старого, доброго закона.

Пока я это обдумывал, Тискальщик отдышался так, что даже сумел хихикнуть.

— С тобой все нормально?

Табита прекратила гладить свою ногу и теперь смотрела на Тискальщика встревоженными глазами.

— Все нормально, — заверил ее он. — Просто я вдруг сообразил, что этот Ехидный Пес остался в номере и, значит, тепленьким попадет в руки стражей порядка. А те, конечно, попытаются взять его в оборот. Думаю, он выкрутится, но тем не менее обойдется это ему дорого. Что ж, за излишнюю самоуверенность надо платить.

— А если он проговорится? — спросила Табита.

— Пес? — Тискальщик на мгновение задумался, потом решительно тряхнул головой. — Нет, это не в его интересах. Если он проговорится, то у стражей порядка начнется большая паника. Они бросят все свои силы для того, чтобы наложить лапы на эту маленькую штучку, и наверняка сумеют это сделать. Тем самым Пес останется на бобах. Нет, ничего он стражам порядка не скажет. Будет молчать как рыба и постарается отделаться от них поскорее, чтобы снова вступить в игру.

Я кивнул.

Проще говоря, игра Тискальщика и прочих, в ней участвовавших, после того как в результате визита в гостиницу в его руки попала некая коробочка, не закончилась. Возможно, она будет длиться еще очень долго. Похоже, предчувствия меня не обманули. Они же мне настойчиво подсказывают, что настало время принять некое решение.

Кстати, район, в котором мы в результате наших мытарств оказались, был мне довольно хорошо знаком. И если пройти немного…

— А неплохо бы нам где-то устроиться, — сказал я. — Может быть, что-то выпить, перевести дух, попытаться прикинуть свои дальнейшие действия?

— Неплохая мысль, — сказал Тискальщик. — Можно зайти в какой-нибудь ближайший бар, но, боюсь, появление древнего чистюли там не останется незамеченным. Можно вернуться в нашу гостиницу…

— Не пойдет, — сказала Табита. — Помнишь, как хорошо нас выследил Хукет? Сейчас он потерял нас из виду, но наверняка держит под наблюдением все места, где мы предположительно можем появиться. И гостиница, готова поспорить, в его списке есть.

— Значит, какая-нибудь забегаловка? — с сомнением сказал Тискальщик. — Там нас Хукет найдет еще быстрее. Нет, только не это.

— У меня есть хорошее предложение, — сказал я.

— Говори, — промолвила Табита. — Есть одно место, где мы могли бы посидеть, не опасаясь, что нам кто-то помешает, ну и конечно, не мозоля кому бы то ни было глаза.

9

Табита и Миджуся друг другу не понравились.

Ну что ж, таковы они — женщины. Либо они сразу, нравятся друг другу и буквально с первой минуты начинают делиться всеми своими маленькими секретами, либо не нравятся и так же с первой минуты начинают вести тотальную войну с привлечением всех средств самого крупного калибра.

Табита и Миджуся явно выбрали для своих отношений второй вариант.

Меня это не сильно беспокоило, но я принял кое-какие меры. Отвел Миджусю в сторону и вполголоса ей объяснил, что Табита является помощницей моего нанимателя, проще говоря, того, кто платит мне деньги, и очень-очень неплохие. За свои деньги он имеет право рассчитывать на хорошее отношение не только к себе, но также и к тем, кто его сопровождает, После этого я уже другим тоном попросил Миджусю удержаться и не портить мне малину, а в награду пообещал бусы из настоящего розового дерева, бывшие предметом давней ее мечты. К слову сказать, Миджуся ничуть не хуже Табиты умеет определять, когда я говорю вполне искренне, и, услышав о подарке, тотчас пообещала, что ничего затевать не будет. Однако все равно виду нее, когда она глядела на Табиту, был довольно кислый.

Улучив момент, когда Миджуся вышла на кухню, я поймал взгляд Табиты и развел руками. Та пожала плечами и скорчила забавную рожицу, означавшую, что ей совершенно все это до лампочки.

Ну и прекрасно, ну и здорово.

Тискальщик вытащил из кармана небольшую зеленого цвета бутылочку, осторожно вытряс из нее крохотную таблетку и бросил ее в стоявший перед ним стакан налитой из-под крана воды. Вода забурлила, на несколько мгновений подернулась пленкой разноцветных пузырьков, потом они почернели, стали один за другим лопаться, и еще чуть-чуть погодя вода вновь стала чистой. Только на дне стакана теперь лежал в палец толщиной черный, как уголь, осадок.

Довольно улыбнувшись, Тискальщик отхлебнул из стакана и спросил у меня:

— Итак?..

— Собственно, все, — сказал я. — Что еще можно добавить?

— Почему? — промолвил Тискальщик. — Можно еще добавить, что ты хотел бы получить причитающуюся тебе плату. Не так ли?

— Это само собой разумеется, — дипломатично сказал я. — Разве не так?

— Конечно, так. В этом доме можно сделать перевод со счета на счет?

— Можно, — сказал я. — В соседней комнате есть комп.

Тискальщик еще раз отхлебнул из стакана и встал.

— Пойдем.

Мы прошли в соседнюю комнату, и там он быстренько перегнал на мой счет всю причитающуюся мне сумму. Даже с небольшой премией. Миджуся, как назло, в этот момент заглянувшая досмотреть, чем это мы занимаемся, увидев такую цифру, кинула мне довольно красноречивый взгляд. Расшифровать его было нетрудно. Судя по всему, одними бусами я не отделаюсь. Хорошо, пусть будет так.

Мы вернулись в гостиную, и Тискальщик снова хлебнул из стакана.

Я закурил сигарету, пустил дым к потолку и подумал, что ощущать себя богатым человеком не так уж и плохо. Ну, может, не совсем богатым, но человеком, обладающим по меркам Нижнего города солидным счетом.

— Ну вот, — меланхолично сказал Тискальщик. — На этом, как я понял, наши дорожки расходятся.

— Похоже, так, — согласился я. — Вы наняли меня для поисков определенного нестандарта, Эти поиски закончились, причем для вас, можно сказать, вполне удачно.

Тискальщик кивнул. Мы немного помолчали, потом Табита спросила:

— Ты доволен?

Вот, этот вопрос меня удивил.

Кто я такой, чтобы у меня интересовались, доволен я или нет? Сделал работу и получил за нее деньги. А получил ли ты при этом удовольствие и понравилась ли тебе работа… да кого это интересует?

Ох, подозрительно это.

— Ладно, — сказал я. — Выкладывайте. Как я понял, у вас есть еще одно предложение.

Тискальщик ухмыльнулся и сунул руку в карман, в котором у него лежала та заветная коробочка. Похоже, он хотел удостовериться, что она никуда не делась.

Интересно все-таки, что в ней находится? И каким образом эта маленькая вещица может иметь такую ценность? Драгоценный камень? С помощью которого можно изменить мир? Нет уж, нет таких камней. Может быть, пси-диск с информацией?; Вот это — теплее, гораздо теплее, но как-то слишком уж просто… как-то словно бы я оказался в виртуалке. Это там весь сыр-бор происходит из-за пси-диска, на котором записано черт-те что. Из-за него-то все и происходит, его до самого конца передают из рук в руки, а потом он, с помощью главного героя, все же попадает в кокон компа, и вот тут-то наступает всеобщее счастье и благоденствие.

Нет, в жизни так не бывает. Или бывает? Может ли в реальности повториться сюжет из виртуалки?

— И ты, конечно, представляешь, каким может быть это предложение, — сказала Табита.

Она не спрашивала, она просто оглашала факт. Хорошо, наверное, знать, когда тебе врут, а когда нет. Вероятно, мир представляется ей каким-то другим, не таким, как мне. Хотя, может; это и не так уж здорово? Не иметь возможности спрятаться за иллюзии, жить в мире, лишенном оттенков, в мире только черного и только белого цвета…

Ну уж нет, — сказал я. — Предложение должен делать тот, кто будет платить деньги. Это правило. Тискальщик пожал плечами.

— Хорошо, я совершенно официально предлагаю тебе заключить дополнительный контракт. С дополнительной, повышенной оплатой.

— Условия?

— Достаточно простые. Ты отправляешься с нами в Верхний город и охраняешь нас до тех пор; дока мы не продадим одну вещицу, ту самую, которую я забрал у Ехидного Пса. После этого ты получаешь деньги и можешь отправляться на все четыре стороны. Конечно, если наше предприятие закончится благополучно, если нас всех не ухлопают. Как ты понимаешь, шансы на это достаточно велики.

Ну да, что-то подобное я и ожидал. Они проверили меня в деле и теперь хотели бы работать дальше. Пока их авантюра не закончится либо победой, либо поражением.

Я не мог не спросить:

— Почему именно я? Кто вам мешает нанять профессионалов — так, как это сделал Пес? Они обойдутся гораздо дешевле, да и действовать будут гораздо лучше.

— Профессионалы… — задумчиво сказал Тискальщик. — Да, конечно, они будут действовать эффективнее. Однако нам сейчас нужно другое — надежность. Все эти наемники могут одновременно работать на двух хозяев, и в этом отношении я не хочу рисковать. Ты же нас продать не сумеешь. А если бы даже и захотел, то просто не знаешь адресов тех, кому нас можно продать.

Это, на мой. взгляд, сейчас выше какого-либо профессионализма. Если мы попадем в засаду, то нас скорее всего убьют сразу, и тут не поможет никакой самый крутой профи. Таким образом, нам сейчас нужен человек для того, чтобы просто защитить нас от неожиданных неприятностей, для того, чтобы мы не казались такими уж беззащитными. Ты подходишь и для этого. Короче, ты нас устраиваешь.

По крайней мере честно и откровенно.

— Согласен? — спросила Табита. — Только давай не будем тянуть время.

Вот еще. Вовсе я не собирался этого делать. Однако обдумать полученное предложение нужно, обязательно нужно. Знаю я теперь эти заманчивые предложения. Большие деньги так просто не даются. Зарабатывая их, необходимо рисковать жизнью. И если тебе пару раз повезло, если ты, зарабатывая их, не сложил голову, это еще не значит, что обязательно повезет и в следующий раз.

Вошла Миджуся с подносом в руках и, поставив на стол чашки с чаем для меня и Табиты, а также вазочку с печеньем из сладкого съедобного планктона, устроилась рядом со мной, прижалась ко мне боком. Я с одобрением подумал, что она наверняка почувствовала безошибочным женским чутьем, какой важный сейчас идет разговор, и именно поэтому ведет себя тихо. А иначе, для того чтобы показать перед Табитой свою надо мной власть, она вполне могла бы и выкинуть какой-нибудь номер.

Отхлебнув из чашки, я взял печенье и даже откусил от него, но тут же положил перед собой.

Нет, не соглашусь я на это очень заманчивое предложение. Повадился кувшин по воду ходить, тут его и разбили. И зачем деньги мертвому? А с теми, что у меня уже есть, я вполне неплохо устроюсь. От добра добра не ищут.

— Ты еще не знаешь сумму, — вкрадчиво сказал Тискальщик.

— Да какая бы ни была, — вякнул я.

— Вот как? Сумма была названа.

Впечатление, на которое рассчитывал Тискальщик, она произвела. Очень, очень приличная сумма, благодаря которой можно, например, переселиться в Верхний город. А там уже жизнь другая, и заработать можно не в пример больше. Впрочем, вероятность переселиться не в Верхний город, а внутрь катафалка была выше. Гораздо.

— Устраивает? — спросила Табита.

Глаза у нее подозрительно блестели. Словно у охотника, сообразившего, что в приготовленную им ловушку вот-вот попадется кто-то жирненький, вкусненький.

— Неплохо, — сказал я, — Совсем неплохо. Почувствовав толчок в бок локтем, я взглянул на Миджусю. Вид у нее был достаточно спокойный, но что она хотела бы мне сказать, угадать было нетрудно. Что-нибудь вроде: «Не прогадай. Хватай удачу обеими руками».

Удачу, Ха! Если бы…

— И ты согласен? — спросила Табита.

— Дело не в деньгах, — сказал я.

И не соврал. Табита тоже это почувствовала и, когда Тискальщик посмотрел на нее, едва заметно кивнула.

— А в чем же? — спросил древний чистюля.

— Не хочу играть втемную, — сказал я. — Мне понятно, что кое-какие вещи вы мне все равно не скажете. Не стоит наемному помощнику быть в курсе всего.

— Да и опасно, попросту опасно, — улыбнулся Тискальщик.

Я согласился:

— Конечно, и опасно. Но, кое-что вы сказать мне обязаны. Все-таки вы нанимаете меня не натирать вам в гостиной пол, а для гораздо более опасной работы. Не так ли?

— Пусть будет так.

— Поэтому я хотел бы сначала получить ответ на кое-какие интересующие меня; вопросы.

— Сначала?

— Да. Если я вам так нужен, то вы дадите мне время обдумать свое решение.

— А если нет?

— В таком случае вы допьете все, что находится в вашей посуде, если пожелаете, попробуете печенье, если вам будет угодно, мы даже пожмем друг другу руки, а потом вы уйдете дальше своей дорогой.

— А не кажется ли тебе…

— Нет, — сказал я. — В данный момент между нами нет никакого договора. Я не служу вам, и вы находитесь в доме моей подружки. Мне кажется, это дает мне право ставить кое-какие условия.

— Но в том случае, если ты примешь моё предложение…

— Да, — сказал я. — В этом случае я снова буду выполнять все приказы и беспрекословно им подчиняться.

— Хорошо. — Тискальщик картинно взмахнул руками. — Я готов ответить на твои вопросы. Только, прежде чем это начнется, мне хотелось бы обратить внимание на твою подружку. Так ли обязательно ей все это слышать? Учти, если мы проиграем, это может закончиться для нее большими неприятностями.

Тут он был абсолютно прав. Миджусю в эту историю вмешивать было совеем ни к чему.

— Детка, — сказал я ей. — Не могла бы ты посидеть на кухне?

— Но мне хотелось бы… — сказала она.

— Поверь, — перебил ее я, — так надо. Так будет лучше.

— Ну, раз ты так считаешь…

Она встала и хотела было уйти на кухню, но тут Тискальщик сказал:

— А для того чтобы хозяйке не было скучно, ей составит компанию моя помощница.

Я хотел было возразить, но потом Передумал. Небольшого времени, в течение которого мы будем беседовать, не хватит для того, чтобы наши дамы успели всерьез начать военные действия.

После того как дамы вышли, Тискальщик сказал:

— Вот видишь, как я тебе доверяю. Даже отослал Табиту. Мне незачем проверять правдивость твоих слов.

Лучше бы, конечно, он этого не говорил.

— А может, ты просто решил подстраховаться на тот случай, если моя подружка вздумает нас подслушивать?

— Возможно, и так, — согласился Тискальщик. — Ладно, тыхотел задать мне несколько вопросов. Спрашивай и давай покончим со всем этим побыстрее. Время работает против нас. Незачем давать врагам передышку, для того чтобы они успели придумать очередную пакость. Согласен? Если играем, то играем. Если нет, то мы начинаем действовать без тебя, на свой страх и риск.

В этом он был прав. Следовало поторопиться.

— Хорошо, — сказал я. — Что находится в коробочке?

— Нет, вот на этот вопрос я ответить не смогу.

— Почему?

— А зачем тебе на него знать ответ? Думаю, я могу тебе сообщить лишь, что в коробочке находится некая вещь, купить которую — и по достаточно большой цене — найдутся желающие не только на нашем острове. На данный момент она в единственном экземпляре, и с помощью этой штуки можно поставить на уши весь мир. Конечно, если у тебя хватит решимости это проделать. Ну как, достаточно?

Я испытующе посмотрел на него.

А ведь древний чистюля не врал. И значит, игра еще крупнее, чем я думал. А раз выше цена, то стоимость жизней участников игры становится и вовсе мизерной.

Нужно ли мне во все это ввязываться?

Тут я на себя довольно прилично разозлился. Размяк, успокоился. Решил, что уже вытащил свой самый главный приз в жизни, что поймал жар-птицу за хвост.

Может, и так. Да только чего я мог добиться, придерживаясь таких принципов раньше? Кто мешал мне после взрастителя податься в услужение к какому-нибудь разносчику гаркопусовых лепешек или устроиться учеником к портному-склейщику? Нет же, вместо этого я вступил в банду и стал готовиться к поединку за вакантное место воина заслона. И участвовал в нем, и победил, и занял. Для чего это было сделано? Для того чтобы остановиться на полпути, струсить, когда подвернулся шанс ухватить самый большой приз своей жизни?

Убьют? Ну таки что же? О том ли я думал, вступая в банду? Ну да, ну да, тогда мне нечего было терять. А сейчас? Да, конечно, я заработал кое-какие деньги, и вроде бы умирать, не успев их потратить, будет жалко. Но такие ли это большие деньги? Хватит ли их на всю мою жизнь? А такой случай более не повторится. И самое главное, отказавшись от него, я потом всю оставшуюся жизнь буду думать о том, совершил ли я какую-то глупость, или все же это было мудрое решение? Всю жизнь. Причем нетрудно угадать, к какому выводу я буду неизбежно приходить.

— Все? — спросил Тискальщик.

Ну уж нет, так легко он от меня не отделается.

— Нет, — сказал я. — Как ты предполагаешь действовать?

— План не так уж сложен. Мы возвращаемся в Верхний город, и если нам удастся без помех добраться до моего дома, я приступаю к торговле. У меня есть своя, принадлежащая только мне, линия, и с ее помощью я могу связаться с любым из пяти больших островов. Мелкие нам не нужны, поскольку там нет достаточно богатых покупателей. Не в счет даже их правительства. Хотя возможен, например, совместный аукцион. Это когда правительства нескольких мелких островов могут купить интересующую их вещь в складчину. Короче, далее действуем по обстоятельствам. Сейчас главное — вернуться без помех в мой дом. Там мы будем в безопасности, там у меня на подобный случай припасены кое-какие сюрпризы.

Что ж, план был не так плох. Примерно таким же руководствовался некий Кортес, с несколькими сотнями головорезов отправляясь завоевывать целый континент. Кстати, у Кортеса все получилось как надо. Почему у нас должна произойти осечка?

— И все же я не совсем понимаю, в чем моя роль. Только ли в охране вас до тех пор, пока эта вещица не будет продана?

Может, я должен буду делать ещё что-то? — Конечно, если в этом возникнет нужда. Но думаю, тебе хватит и охраны. Особенно на этапе транспортировки вещицы к покупателю. Учти, он может жить и не на нашем острове. После того как вещица попадёт к покупателю, а мы получим свои деньги, можно ничего не опасаться. Но до тех пор…

Угу… достаточно доходчиво сказано. Коротко и понятно.

— Так и думал, — пробормотал я.

— Ты испугался? — быстро спросил Тискальщик. — Насколько сильно?

— Испугался, — честно признался я. — Но не настолько, чтобы отказаться.

Тискальщик удовлетворенно кивнул.

— Теперь… — начал было он.

— Чуть-чуть рановато, — прервал его я. — Мой запас вопросов еще не исчерпан.

— Неужели? удивился Тискальщик.

— Да, не исчерпан.

— Но что тебе еще хотелось бы знать?

— Пользуясь тем, что ее здесь нет, я хотел бы узнать, в каком статусе при тебе находится Табита?

— Что ты задумал? Имей в виду…

— Упаси боже, — сказал я. — Меня интересует ее статус. Только он. Я, видишь ли, сомневаюсь, что она находится при тебе как наемный помощник. С наемными помощниками, пусть даже очень миловидными, не целуются. Если, конечно, они не наняты специально для этого. Однако, как я уже убедился, основное обязанности Табиты включают в себя не поцелуи, а использование ее умения определять правдивость собеседника. Вот поневоле и возникает предположение, что Табита находится в этом деле в статусе пусть подчиненного, но все же компаньона. Не так ли?

Тискальщик взглянул на меня с интересом.

— А ты не так глуп.

— Возможно. Ну, так как с ответом на этот вопрос? Древний чистюля развел руками.

— Да, ты прав, Табита находится при мне в самом низшем статусе компаньона, в статусе подчиненного. Что дальше?

— Подумай, — сказал я.

Было, было у меня откуда-то совершенно четкое ощущение, что сейчас, вот в этот момент, я сумею настоять на своем. Полчаса назад то, что я хотел предложить Тискальщику, показалось бы несусветной наглостью. Но вот сейчас, в данный момент…

— Я не ошибаюсь? — В голосе Тискальщика слышался арктический холод. — Ты претендуешь на статус подчиненного компаньона.

— Со всеми вытекающими отсюда финансовыми последствиями, — сказал я. — Со всеми.

— Ну, ты наглец.

Я пожал плечами и сказал: — Мое предложение остается в силе. Если оно вам не подходит…

Я блефовал. Я так блефовал, как ни разу до этого за всю свою жизнь. И все же кое-какие шансы на успех у меня были. Если я выиграю, то мое вознаграждение увеличится раза в три.

— Хорошо, — сказал Тискальщик. — Я должен его обдумать, по крайней мере в течение пяти ближайших минут.

Часть третья: Верхний город

10

Таксист, рыжеватого окраса плотоядный иеху, оповестил:

— Ну вот, сейчас будет проверка документов. Мой мобиль соответствующим пропуском снабжен, и, значит, выходить из него не нужно.

— Отрадно слышать, — проворчал Тискальщик. Он старался сохранять спокойный вид, но я-то знал, чувствовал, что сердце у него не на месте.

Ну еще бы… А вдруг кто-то из врагов Тискальщика принял какие-то меры, и нас просто не пропустят в Верхний город, а может, и задержат для душевного, обстоятельного разговора со стражами порядка?

Табита ткнула меня в бок локтем и, ободряюще улыбнувшись, сказала:

— Все будет хорошо. У них было слишком мало времени. Они просто не могли успеть задействовать еще и эти связи.

С тех пор как мы покинули дом Миджуси, ее отношение ко мне несколько изменилось. Не знаю, что у них там произошло на кухне, пока мы с Тискальщиком устраивали небольшое соревнование на звание лучшего специалиста по торгу, но когда нужда в их затворничестве отпала, лицо у Табиты было довольно загадочное.

О чем они-могли разговаривать? И почему этот разговор не закончился ссорой? Ладно, нет ничего тайного… Мобиль подъехал к воротам поближе, и таксист привычно поставил его точнехонько между щитами компа, не промахнулся ни на палец. Потом щиты слегка загудели, и мобиль окутало зеленоватого цвета облако силового поля. Началась проверка. Длилась она не более полминуты, но я знал, что за это время комп-стражник успел проверить пропуск мобиля, пропуск Тискальщика, вживленный у меня под кожу на плече тест-личностный чип, а также точно такие же чипы Табиты и таксиста. Считанные с них данные прошли целую кучу проверок, перепроверок и идентификаций с огромной базой данных стражей порядка. Одновременно с этим мобиль и все находившиеся в нем были просвечены на предмет нахождения опасных вещей, незарегистрированного оружия, взрывных устройств и многого другого. Вот кокон погас.

Я подумал, что сейчас все станет ясно. И если стражи порядка надумают нас задержать, то как на это прореагирует Тискальщик? Впрочем, догадаться не так уж и трудно. На такси в Верхний город не пробьешься. Значит, останется только поднять лапки вверх? А может, он все-таки что-то придумает?

Табита наклонилась ко мне и сказала: — Все-таки правильно мы сделали, что перед самыми воротами выкинули то музейное оружие. Его бы наверняка признали незаконным.

Я кивнул.

Конечно, она была права.

Потом я еще раз поглядел на Тискальщика, отметил, что улыбается тот в высшей степени уверенно, и вдруг понял, кем он может на самом деле являться. Нет, не ученый и не чиновник. Скорее всего он достаточно высокого полета авантюрист, занимающийся всяческими незаконными сделками, хватающийся за любую возможность срубить неплохие денежки. Может быть, это даже неплохо.

Авантюристы — такая публика, которая пролезет ради денет в игольное ушко. Вот и этот пролезет. А поскольку я являюсь подчиненным компаньоном, то почти наверняка получу свою долю. Главное — не совершить ошибок, не допустить, чтобы нам помешали.

Нам… Интересное слово.

Нет так давно «нам» означало наш отряд воинов заслона — Многонагоновича, Жигера, Щапа и всех-всех остальных. А сейчас это понятие объединяет меня, красивую девицу и древнего чистюлю-авантюриста.

Впрочем, еще не поздно вернуться назад. И если у меня не выгорит данная операция, если что-то случится с деньгами, кто мешает мне вернуться в заслон? Гм… я действительно так считаю, или просто себя

успокаиваю?

Ворота все не открывались, и наверное, это что-то значило. Что-то плохое? Скорее всего именно так. Трудно представить, что стражи ворот тянут время только потому, что не успевают организовать нам торжественную встречу с оркестром и юными полуодетыми красавицами. Я взглянул на Тискальщика.

У того по верхней губе стекала капелька пота, а он этого даже не замечал, не пытался ее смахнуть. Ну-ну…

Так что же там происходит?

Табита снова толкнула меня в бок и прошептала:

— Не волнуйся, все будет хорошо.

А как же еще? Обязательно будет. Я в это даже почти верю. Все будет просто замечательно. Вот только пусть ворота откроют. Или даже пусть они останутся закрытыми, пусть просто произойдет хоть что-нибудь…

Кажется, кто-то там, наверху, внял моим мольбам.

Рядом с воротами открылась дверца, и из нее вышел страж ворот, здоровяк травоядный йеху, предком которого явно был носорог. На нем была надета массивная, делающая его еще больше субмолекулярная броня. Правда, оружие, последней модели станер, пока еще было у него в кобуре. Но долго ли его при нужде выхватить?

Грузно и неторопливо страж ворот потопал к мобилю, остановился, не доходя до него пары шагов, и спросил:

— Кто из вас Тискальщик, кодовый номер 132048? Прошу выйти из машины.

Ну вот, начинается…

Тискальщик открыл дверцу и выбрался из мобиля.

Страж ворот окинул его ничего не выражающим взглядом И стал задумчиво что-то пережевывать. Тискальщик стоял неподвижно, как статуя. Лица его я не видел, но откуда-то был уверен, мог бы поклясться, что лицо у него тоже неподвижное и даже слегка покорное. Самое правильное выражение лица при разговоре со стражем порядка, если у тебя рыльце в пушку и недостаточно власти, чтобы сразу послать его подальше.

— С вами хотели бы поговорить в управлении охраны порядка. Кабинет 874. Сегодня. До шести часов вечера. Мы надеемся на ваше здравомыслие, на ваш долг лояльного гражданина нашего острова.

Я услышал облегченный вздох Табиты.

Потом она шепнула:

— Все нормально, Хукет не успел добраться на самый верх. Сделал что смог, но на самый верх не добрался. Теперь ему можно не спешить. Теперь он уже опоздал.

По-моему, она это говорила даже не мне, по-моему, она просто произнесла свои мысли вслух.

Что ж, если кто-то из недругов моего компаньона не успел сделать ему какое-то зло, это только здорово, я за это обеими руками. Но так ли все прекрасно? Я хорошо помнил, как стражи порядка разговаривали с Тискальщиком всего лишь несколько часов назад, с каким почтением они это делали. А сейчас…

Страж порядка снова что-то жевал. Жевал и думал, пытливо рассматривая Тискальщика, словно ожидая, когда внутри черепной коробки созреют нужные слова.

Возможно, так оно и было на самом деле.

— Откуда у него взялось такое странное имя — Тискальщик? — спросил я у Табиты.

— Самое время задавать подобные вопросы, — прошипела она.

Я пожал плечами. Мы-то чем можем помочь в данной ситуации?

— Табита и Нюхач, — спросил страж порядка. — Эти двое нестандартов, они с вами?

— Да, они со мной.

— В каком статусе?

— В статусе подчиненных компаньонов.

— Таким образом, за их прегрешения перед законом отвечаете вы? — Да, отвечаю.

— Прекрасно.

Страж ворот опять замолчал. Очевидно, ждал, когда сварится очередная партия вопросов.

— При достижении совершеннолетия он воспользовался своим правом сменить имя, — вдруг сказала Табита.

Я даже не сразу понял, что она отвечает на мой предыдущий вопрос. А сообразив это, задал еще один:

— Значит, такое право есть не только у нестандартов, но и у древних чистюль?

— Конечно. Правда, пользуются они им редко.

— А Тискальщик воспользовался.

— Воспользовался. — Табита слегка улыбнулась. — Как я подозреваю, у него были причины сменить имя. Веские.

— Ага. Но почему именно Тискальщик?

— Я его как-то спрашивала. Он сказал, что в древности была такая профессия — тискать романы. Романами называли длинные истории, рассказываемые для увеселения. Компов тогда еще не было, и о виртуалках никто даже не мечтал. Короче, были люди, которые за деньги рассказывали занимательные истории. Тискальщики.

— Всё равно не понял, — сказал я. — Он что, рассказывает истории?

— В некотором роде — да.

— Какие? И зачем?

— Много будешь знать, плохо будешь спать, — сердито сказала Табита. — Вот ты, кстати, почему выбрал себе такое имя?

Ну, ответить на этот вопрос было просто. Я и ответил:

— Оно говорит о моих дополнительных способностях. Мне казалось, они дают мне некоторые преимущества перед другими нестандартами. Я хотел это подчеркнуть, дать понять другим людям, что они у меня есть.

— Какие способности? Нюхать? Что нюхать?

— Горизонт.

— Это как?

— Очень просто. Я могу работать радаром, определять, где находятся живые существа.

— О! Да, это неплохо. Вот только зачем это нужно в городе?

— Мало ли… — сказал я. — Кроме того, не забывай, я работаю воином заслона. Там эти способности стоят весьма дорого.

Сказав это, я про себя усмехнулся.

Весьма дорого. Сигарета от сержанта, не более того. Хотя… хотя… Может, и не только сигарета. Уважение? Да, наверное. Вот только все это уважение вместо сладкого планктонового варенья на хлеб не намажешь…

— А здесь…

— Погоди, — сказал я. — Сейчас… Действительно, страж ворот наконец-то закончил со своей мысленной жвачкой и медленно, сверля Тискальщика маленькими подозрительными глазками, процедил:

— Послание вами услышано?

— Да, услышано, — покорно сказал Тискальщик.

— Можете сесть в мобиль и проехать в Верхний город. Не забудьте заглянуть в управление, иначе это будет расценено как неповиновение закону. А оно, да будет вам известно, карается сурово. Вам это известно?

— Да. — Ну, вот и хорошо.

Страж ворот развернулся и потопал к дверце.

Табита ударила кулачком о ладонь левой руки и прошептала:

— Он за это заплатит.

Тискальщик, как раз в это время садившийся на свое место, очевидно, услышав ее слова, буркнул:

— А смысл? Этот страж ворот является всего лишь деталью механизма. Ответить должен тот, кто нажимает кнопки и дергает за рычаги… Добраться до них гораздо труднее, чем до этого стража ворот… Впрочем, если нам удастся сейчас выиграть, если мы сумеем…

Он взглянул на шофера такси и осекся. Все верно, ему совсем не стоило знать больше, чем следует.

— Едем, — решительно сказал Тискальщик. — Сейчас они откроют ворота. Сейчас они их откроют.

Так и получилось. Как только страж ворот скрылся за калиткой, амбразуры, из которых торчали тупые рыльца деструктаторов, закрылись броневыми щитами, а ворота стали медленно распахиваться.

— Давно бы так, — проворчал таксист.

Во время проверки он, похоже, сообразил, что происходит нечто необычное, и сидел тихо, как мышь. Теперь же, увидев, что ничем плохим вся эта история лично для него не закончится, заметно оживился.

Я попытался прикинуть, что мы могли сделать в случае, если бы нам не дали разрешения на въезд в Верхний город.

Да почти ничего. Конечно, мы могли попытаться проскользнуть в город через грузовые ворота. Там поток транспорта гораздо больше, и, кажется, есть надежда обмануть стражей. Но так ли это? Проверка там наверняка проводится гораздо тщательнее. По крайней мере я видел, что сканирующий кокон у грузовых ворот не отключается никогда. Нет, там мы проскользнуть не могли, там у нас не могло быть никаких шансов. Ладно, хватит об этом. Стоит ли сейчас об этом думать? Все позади. Мы уже въезжаем в Верхний город, мы уже, можно сказать, в нем. Вот сейчас…

Ворота наконец-то распахнулись. Такси рвануло вперед. Тискальщик как-то резко обмяк, расслабился. Табита победно улыбнулась.

А Верхний город, более уже не отгораживающийся от нас непреодолимой стеной, наплывал на нас, натягивался, словно питон, заглатывающий пойманную жертву.

Только сейчас, глядя на проплывающие мимо дома, на людей, идущих по улицам этого города, я вдруг понял услышанное как-то изречение: «Верхний город — это не просто другой город. Это — другой мир».

Так оно и было. Причем объяснять это кому бы то ни было нe имело смысла. Понять это можно было, лишь увидев Верхний город своими глазами, рассмотрев его, почувствовав его душу, некий заложенный когда-то давно в его дома глубокий, тайный смысл. И если приглядеться, если суметь в него проникнуть…

Я тряхнул головой.

Нет уж, дружок, хватит с тебя всех этих образов, всей этой поэтики, обитающей в произведениях виртуальных классиков. Давай-ка вернемся к конкретным проблемам.

Прежде всего тебе надлежит вспомнить, что ты живешь на вполне реальной земле, и если даже вокруг тебя полным-полно всяческих тайных смыслов и поэтических образов, тебя они не касаются. Ты являешься компаньоном в довольно-таки рискованном предприятии, и если оно увенчается успехом, судьба твоя изменится самым волшебным образом. Если же оно провалится… если провалится…

Мне подумалось, что, в случае если Тискальщик потерпит поражение, мне неизбежно придется дать ответ перед стражами порядка, и наверняка мои объяснения о том, что я был всего лишь наемным работником, их не удовлетворят. И значит…

Я подумал, что опять меня повело не в ту сторону. Уж лучше бы думал о красотах и всяких тайнах, сокрытых в причудливых очертаниях домов, мимо которых мы проезжали.

А дома и в самом деле были причудливые. Не чета коробкам Нижнего города. Здесь жила элита. Чистюли, древние чистюли и нестандарты, сумевшие проявить какие-то необычные и очень полезные свойства, благодаря которым их сюда допустили.

И конечно, рубка за проживание в таких домах идет самая свирепая. Нет, конечно, я не хочу сказать, что у нас в Нижнем городе тишь да гладь. Там тоже идет постоянная борьба за выживание, свирепая и безжалостная. Может, даже не менее свирепая, чем в Верхнем. Отличаются только условия выживания. Для того чтобы выжить в Нижнем городе, достаточно быть сильным и обладать хорошей реакцией. Наличие умения соображать не обязательно. Конечно, для того, чтобы очень преуспеть, этого не хватит, но по крайней мере тыне умрешь и даже при некотором везении можешь получить право сдать материал во взраститель, получить возможность продолжить свой род. В Верхнем городе этого для выживания уже недостаточно.

Вообще любопытно получается. Что-то вроде пирамиды. На самом низу находятся те, кто живет на маленьких островах. Хотя… Есть еще и ракулы. Они разумны, может быть, даже не менее людей, но они — не люди и они живут в воде. Нет, их принимать в расчет не стоит.

Значит, все-таки мелкие острова? Хорошо, начнем отсчет с мелких островов и даже отмелей. Говорят, на отмелях тоже живут. Говорят, на них живут желтые.

Итак, есть самая низшая ступень пирамиды. Живущие на островах и отмелях, предки тех, кто во время великого потопа, видя, как стремительно уменьшается годная для заселения суша, не смог ее себе отвоевать, не сумел закрепиться на какой-нибудь возвышенности, в результате потопа превратившейся в большой остров. Здесь, как я понимаю, царствует грубая сила и нет никакого порядка. Хаос, в котором выживают лишь сильнейшие и безжалостнейшие. Далее следует Нижний город с четко организованной системой, благодаря которой средний уровень выживаемости его жителей неуклонно повышается. В первую очередь за счет постоянного отбора и отбраковки слабейших. Причем сильнейшие получают возможность продолжить свой род через взраститель, передать своим детям лучшие качества. И далее следует уже Верхний город. Здесь для выживания не обязательно быть очень сильным и ловким, хотя это только приветствуется. Здесь главное — умение мыслить, организовывать, командовать.

Именно поэтому в Верхнем городе так много чистюль. Не говоря уже о древних чистюлях. У них свое тесное общество, в котором тоже идут свои тайные войны, но нестандарту попасть в их круг, стать одним из них — невозможно. Максимум — подчиненный компаньон. И они, древние чистюли, заправляют всем, решают, как жить не только Верхнему городу, но и Нижнему.

Вся эта пирамида держится на том, что блага в виде лучших условий проживания, пищи и прочего сосредоточены в основном в Верхнем городе, часть их попадает в Нижний, ну а тем, кто живет на островах и отмелях, на них нечего и рассчитывать. Соответственно те, кто живет на этих отмелях, желая улучшить свою жизнь, да просто желая выжить, рвутся в Нижний город, а его жители мечтают попасть в Верхний…

Я усмехнулся.

И вот мне повезло. Кажется, я прорвался в Верхний город и даже стад подчиненным компаньоном у древнего чистюли. Да только чистюля этот вот-вот может лишиться жизни и, конечно, при этом не забудет прихватить и меня.

Впрочем, поживем — увидим. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Я усмехнулся еще раз.

Знать бы еще, что это шампанское собой представляет.

— Ты почему все время ухмыляешься? — спросила меня Табита.

— Да так просто, — ответил я.

И тут же подумал, что отвечать так не стоило. Табита наверняка почувствовала, что я ее обманул, и, значит, могла подумать, будто я от нее что-то скрываю, что-то замыслил. А что я могу замыслить такого, о чем ей, по моему мнению, не стоит знать?

Все-таки тяжело общаться с тем, кто может точно определить, когда ты ему врешь. Может, попытаться ее отвлечь?

— Кстати, — вполголоса спросил я у нее, — а этот Хукет — он кто?

— Никто не знает, — ответила девушка. — Все свои штучки делает через сеть. Но знает и умеет он многое. Либо виртуал, под личиной которого скрывается целая организация, либо небожитель.

Ну да, небожители. Вот еще одна ступенька пирамиды. А может, их не стоит считать имеющими к ней отношение? Небожители. Те, что, после того как вода подтаявших полярных шапок затопила сушу, ушли в небо, поселились там. Кто они и чем занимаются, известно лишь на основании время от времени возникающих и упорно циркулирующих слухов.

Вроде бы им нет до тех, кто остался на земле, никакого дела. Вроде бы они сбивают любой экраноплан, появившийся поблизости от их летающих островов. И кстати, обнаружить их острова из-за того, что атмосфера после времени свирепых ветров стала менее прозрачной, почти невозможно. Вроде бы они не более чем легенда; которую распускают, для того чтобы объяснить с ее помощью те или иные, на самом деле имеющие совсем другое объяснение, происшествия. Вроде бы они ушли не на летающие острова, а в космое и» живут на некогда принадлежавших теперь уже безвозвратно исчезнувшим странам и народам околоземных космических станциях. Вроде бы они частенько встречаются в сети и действуют там с целью претворить в жизнь какие-то тайные, а посему неизбежно зловещие планы…

Короче, небожители.

Нет, не стоит их принимать в расчет. Даже если они существуют, никакой ступенькой пирамиды они не являются, поскольку отделены от прочего человеческого рода, поскольку не желают с ним поддерживать никаких официальных отношений. Да и существуют ли они на самом деле? Сеть — огромный рассадник недостоверных сведений, слухов, легенд и прочей лишней информации. Может быть, легенда о небожителях не имеет под собой никаких оснований? Не зря же чаще всего ее пересказывают именно в сети.

— Понятно, — сказал я. — Спасибо за информацию.

— Всегда рада помочь, — сказала мне Табита.

И чувствовалось, что произнесено это было не в виде дани вежливости, а от души. Она и в самом деле будет рад мне помочь. Если представится случай. Гм… к чему бы это, так сразу? — О чем вы разговаривали с Миджусей? — спросил я.

— Да так, ни о чем, — небрежно сказала Табита. — Она у тебя молодец.

— Ты, не собираешься ее бросить после того, как разбогатеешь? — спросила Табита.

— Не думал об этом, — сказал я, вспомнив, с кем именно разговариваю.

— Ну и хорошо, — улыбнулась девушка. — То, что тебе в голову даже не пришли подобные мысли, говорит о многом. Ты это понимаешь? А вот тут мне стало не по себе. Эта девушка умела пользоваться своим даром просто виртуозно. Проще говоря, она не только умела определять, говорят ей правду или нет, но и обладала недюжинными навыками с помощью своего дара загонять собеседника в угол и, нанося укол за уколом в самое яблочко, вызнавать всю сто подноготную, достаточно точно определять, с кем именно ей приходится разговаривать.

Сейчас, похоже, она решила ради разнообразия попытаться припереть меня к стенке, залезть мне в душу.

Ну уж нет, не выйдет.

Я покосился на проплывавшие за окном дома, на время от времени попадавшиеся садики, в которых росли совершенно зря, занимая драгоценную землю, достаточно бесполезные кусты и деревья.

Надо было что-то срочно придумать, уйти от этого Вот-вот грозящего на меня пролиться ливня вопросов. Иначе я под ним погибну, иначе эта девочка сейчас меня натуральным образом выпотрошит, снимете меня шкуру, внимательно изучит мои внутренности и, прочтя по ним некое послание, вывесит сушиться на ближайшем заборе.

Уйти немедленно от ненужных вопросов… Вот сейчас, не давая ей возможности продолжить допрос.

Впрочем, кое-какой опыт в подобном у меня был. Он не раз меня выручал, например, во время наскоков Жигера.

И конечно, я его немедленно использовал.

11

Апартаменты у Тискальщика были не ахти какие.

Впрочем, у нас, в Нижнем городе, такие себе не мог позволить никто, даже управляющий всеми хозяйственными делами. Но для Верхнего… Не знаю, я ожидал чего-то более грандиозного, как в виртуалках. С огромными залами, с фонтанами, в которых вместо воды текут алкогольные напитки. Может быть, такое себе могли позволить только правители древности, и требовать подобное от обычного древнего чистюли-авантюриста было бы просто глупо… Но внутренне к чему-то такому я был готов. Роскошному и с размахом.

В действительности все оказалось по-другому.

Жил Тискальщик в трехэтажном доме с толстыми стенами и маленькими окнами. И конечно, мебель у него была сплошь дорогая, деревянная, и еще были всякие управляемые компом системы, позволяющие не заботиться о еде и пище, настоящие картины и полки, уставленные старинными книгами. Однако общее впечатление от дома у меня осталось достаточно определенное. Как-то чувствовалось, буквально ощущалось, что это не постоянное жилье, что оно является чем-то вроде походного лагеря, предназначенного лишь для краткого отдыха между делами.

Где же тогда находится его настоящий дом? Впрочем, может быть, я ошибаюсь, может, самое лучшее у него находится на третьем этаже?

— Почему нам нельзя туда, на третий этаж? — спросил я у Табиты.

— Тебе там не понравится, — сказала она. — У Тискальщика там созданы условия, при которых он может вынуть из носа фильтры, снять светособирающие линзы. Короче, расслабиться. Понимаешь? У него там установка искусственного климата и полная стерильность. Ты заметил, что он поднялся на третий этаж не по лестнице, а использовал лифт?

— Заметил.

— Ну вот. Только это не совсем лифт. Это что-то вроде шлюзовой камеры у космического корабля. Сделана она для того, чтобы на третий этаж не попали обычный воздух и грязь. Доходит? Нет? А ты представляешь, сколько ты можешь занести на третий этаж этой самой грязи? На подошвах, на одежде, даже просто выдыхая воздух. Э?

— Понятно, — сказал я. — Но ведь это же не единственная причина того, что он сразу же удалился на третий этаж?

Мне было все равно, что спрашивать. Я еще не до конца пришел в себя после того, как Табита попыталась меня выпотрошить, и теперь был готов спрашивать о чем угодно, бесконечно, лишь бы только не дать ей возможности вновь предпринять что-то подобное.

— Конечно, — слегка улыбнулась девушка. — Не единственная. Кроме всего прочего, там, на третьем этаже, расположен еще кокон новейшей модели компа, с помощью которого Тискальщик способен совершить продажу одной достаточно ценной вещицы.

— А, — сказал я. — Вот так?

— Ну да. Дело превыше всего. Сначала он договорится о продаже, а потом, если на это будет время, немного отдохнет.

Я стремительно иссякал, словно река, перегороженная горным обвалом.

— Э-э-э… А долго он будет отдыхать?

— Как получится.

Сказав это, Табита бросила на меня задумчивый взгляд. Мне пришло в голову, что она скорее всего уже догадалась о причине моей такой зверской любознательности. И мне стало стыдно. А как только это случилось, мне сейчас же в голову пришла целая куча вопросов. Правда, адресованы они были не Табите, а лично мне. Несложные, вполне логичные вопросы.

И чего это я так испугался? Нашел чего бояться. Ну, задаст она мне еще пару вопросов… Какие такие роковые тайны она может узнать? Чем я отличаюсь от обычного нестандарта? Как это может мне повредить? И конечно, самое главное: не стыдно ли мне так пасовать перед такой, пусть даже и обладающей каким-то особым даром, девчонкой, как Табита?

Впрочем, ответ на эти вопросы найти было несложно. Он маячил так близко, что для его возникновения не нужно было сильно и напрягаться.

Я не, хочу, чтобы Табита копалась в моем разуме в первую очередь потому, что это мой разум, потому, что это моя собственность, посягать на которую не должен никто. По крайней мере без моего на то разрешения. Никто. Пусть даже это будет вроде бы безобидная и очень даже соблазнительная девушка. Моё. И нечего в этих владениях делать, посторонним, кем бы они ни являлись.

— Как пройдут торги, — сказала Табита. — Может быть, покупатель живет на нашем острове, и тогда мы поедем к нему прямо сейчас. Однако скорее всего он находится на одном; из дальних больших островов, где-нибудь на другом конце шарика, и для того чтобы добраться до него, нам придется потратить много сил и времени.

— Хорошо бы все побыстрее кончилось, — сказал я.

— Мне тоже этого хочется.

Мы замолчали, и это мне совсем уж не понравилось. Вот-вот с губ Табиты сорвется очередной вопрос, она перехватит инициативу…

— Кстати, — брякнул я. — Пока суд да дело… может быть, нам стоит поесть?

— Поесть?

— Ну да. Если есть возможность и время на это… Я подумал, почему бы нам чего-нибудь не перекусить?

Действительно, — сказала Табита. — Вполне логичная мысль. Подожди, сейчас я сбегаю на кухню и что-нибудь организую. Будь здесь.

Она вышла из комнаты, и я с облегчением вздохнул.

Кажется, на время угроза миновала: Можно было собраться с мыслями и решить, как от нее избавиться совсем. А что, если обойтись без всяких обходных маневров? Кто мешает мне поговорить с Табитой начистоту? Почему я не могу ей сказать, чтобы она оставила меня в покое?

Я удовлетворенно улыбнулся и, встав с кресла; прошелся по комнате.

Конечно, назвать ее маленькой язык не поворачивался. Она была во много раз больше той конуры, которую я

занимал в Нижнем городе. Но все же, все же…

Я мысленно себя одернул.

А вот это уже меня не касалось. Тем более что скорее всего этот дом является для Тискальщика всего лишь чем-то вроде палатки для отдыха в перерывах между боями. И все же…

В углу была панель компа, стояло удобное кресло, на которое я поначалу не обратил внимания. А теперь…

Гм… любопытно, зачем Тискальщику комп еще и здесь? Для какой цели? Табита мне сказала, что у него наверху, на третьем этаже, установлена машина самой последней модификации. Зачем ему здесь еще и этот, явно не очень новый и не такой уж и мощный? Для гостей? Куда они с его помощью могут подключиться?

Искушение было слишком велико.

В конце концов, я теперь не какой-нибудь наемный помощник, я самый настоящий подчиненный компаньон и, значит, обладаю большими правами. Почему бы мне не заглянуть в комп, если мне никто не запрещал это делать?

Я сел в кресло и, положив руку на правый подлокотник, включил кокон. Меня охватило его радужное мерцание, а возникшая перед моим лицом виртуальная панель мгновенно сдвинулась назад, давая возможность, не напрягая зрения, рассмотреть все расположенные на ее поверхности точки управления.

Я вызвал меню, стал его внимательно рассматривать, выискивая что-нибудь интересное, и быстро убедился, что в памяти этого компа нет никаких виртуалок, блок-клипов, инфобооков или там, к примеру, прикольных объемов. Нет, не было там ничего увеселительного, а также познавательного. Просто обычный, предназначенный для работы комп. Конечно, если выйти через него на сеть, то можно найти все, что душе угодно, причем буквально навалом. Но это потребует от меня знания допуска, а откуда же он может быть мне известен?

Поморщившись от досады, я еще раз прошелся по всему меню и наконец ради интереса ткнулся в пункт, озаглавленный «Обзор». Как оказалось, тот делится на два подпункта, называемые «внешний» и «внутренний». Любопытно.

Ну хорошо, посмотрим, что собой представляет «внутренний».

Я ткнул кончиком пальца в информационную точку.

Как я и предполагал, это была система скрытых камер, и показывали они, что творится в той или иной комнате дома. По крайней мере на двух его этажах. Третий предусмотрительно был недоступен.

Но тоже неплохо.

Перепрыгивая. из окошка в окошко, я быстренько нашел кухню. Табита все еще находилась там и как раз в данный момент ставила на большой поднос чашечки с какими-то неизвестными мне кушаньями и напитками. Лицо у нее было сосредоточенное, а действовала она с таким изяществом, что я невольно ею залюбовался. Залюбовался? Ох, прочь эти мысли, прочь. Не стоит рисковать своим будущим благополучием. Древние чистюли, по слухам, довольно ревнивы, и если Тискальщик заметит какой-нибудь мой неосторожный взгляд, это может мне обойтись весьма дорого.

Поэтому прочь отсюда. Куда-нибудь подальше от соблазна.

Я переключился на внешнее наблюдение.

Как и следовало ожидать, теперь моим глазам предстала панорама окружающего дом пространства. Ничего особенного я там не увидел.

Нет, конечно, было любопытно наблюдать кусок улицы, по которому куда-то шли чистюли и нестандарты. Причем среди прохожих чистюль было ненормально много. Я даже увидел одного древнего чистюлю. Кем он является, я, конечно же, определил по носовым фильтрам. А вот йеху почти не было. Так, мелькнула парочка травоядных, да и то вид у них был очень неуверенный. Они явно чувствовали себя не в своей тарелке.

Потом мое внимание привлек проехавший мимо дома странного вида мобиль, и я потратил несколько мгновений, пытаясь вспомнить, где я видел такие очертания. Вспомнил. Оказывается, это был автомобиль, каким-то чудом сохранившийся с времен, предшествовавших времени свирепых ветров. Причем выглядел он очень неплохо, почти как в виртуалках о жизни в старину.

— Развлекаешься?

Я выключил кокон.

Табита уже накрыла небольшой столик рядом с диваном. Я немедленно перекочевал за него, и мы с аппетитом умяли всю принесенную ею снедь.

Вот тут мои мечты о жизни в Верхнем городе вполне оправдались. Почти ничего из того, что она принесла с кухни, я за всю свою жизнь не пробовал ни разу. И это было вкусно, необычно, это восстановило в моих глазах слегка поблекший ореол жизни в Верхнем городе.

Да, вот за такую кормежку я работать согласен.

Уплетая одно блюдо за другим, я спрашивал у Табиты, из чего они приготовлены, и та с охотой перечисляла, какие продукты и в каких пропорциях пошли на изготовление того или иного.

Настоящее, не искусственное мясо, настоящий хлеб, картошка, куча названий, объединяемых понятиями «специи», какой-то винный соус, нечто под названием, «майонез», и прочее, прочее…

Мы покончили с едой, и я почувствовал себя таким сытым, как никогда. — Сигарету? — предложила Табита.

Действительно, покурить не мешает.

Я полез было в карман за портсигаром, но тут девушка взяла с подноса и протянула мне пачку сигарет. Я взял ее и закурил. Сигареты были просто прелесть. Самого высшего качества из тех, какие мне до сих пор удавалось попробовать.

Сделав несколько затяжек, я удовлетворенно кивнул и незаметно опустил пачку в карман. Табита ничего не заметила или сделала вид, что не заметила.

— Знаешь что, — сказал я ей. — Давай договоримся…

— О чем? — лукаво улыбнулась она.

— Ты больше не будешь лезть мне в душу. Ладно? — А я это пыталась сделать?

— Разве нет? Она хихикнула.

— Ну хорошо, пусть будет так. Просто если ты обижаешься, то лицо у тебя становится таким забавным. С другой стороны, мне бы не хотелось тебя очень уж сильно доставать. Так, немножко пощипать перышки.

— У тебя это получилось, — сказал я.

— Неужели? — прищурилась она.

Ох уж эти женщины. Ну никуда они не могут без кокетства. Просто никуда.

А она не думает о том, что как раз в это время тот же Тискальщик может ради интереса посмотреть, чем там занимаются его компаньоны? Почему информация со всех следящих камер не может к тому же еще и дублироваться на третий этаж?

— Значит, договорились? — спросил я.

— Если тебе так угодно, — пожала плечами Табита. — В принципе ты тоже мог бы задавать мне разные вопросы.

— В отличие от тебя я не в силах точно определить, насколько правдивы получаемые мной ответы.

— Значит, ты мне не веришь?

Я вздохнул.

— Конечно, верю.

Табита усмехнулась.

— Ты опять забыл, что я могу точно определить…

Ну да, конечно, забыл.

— А ты опять начала лезть мне в душу, — сказал я и, погасив сигарету в пепельнице, для того чтобы прекратить этот разговор, вернулся в кресло компа.

С тихим гудением включился кокон. Я нажал несколько точек, выбирая то, что хотел бы увидеть. Потом поблизости от меня послышался голос Табиты. Видеть ее я не мог, поскольку кокон компа этого не позволял, а вот услышать, благодаря тому, что не успел включить звук, услышал.

— Ладно, давай мириться. Признаю, что была не права, и обещаю более тебя не доставать. Ты хочешь со мной помириться?

Собственно, это было то, чего я от нее и добивался. Самым благоразумным в данной ситуации было бы выключить комп, пожать ей руку и заключить перемирие.

Я уже хотел так и сделать, но тут как раз возникло окно, показывающее пространство перед входом в дом, — и я замер.

Неподвижно и торжественно, как во время дипломатического приема, по обеим сторонам от входа в дом стояли двое стражей порядка в субмолекулярной боевой броне с короткоствольными тупорылыми деструктаторами наперевес.

12

Тискальщик спустился к нам где-то через полчаса. Вид у него был озабоченный, но я мог бы поклясться, что в глубине души он доволен, очень доволен.

— Удалось? спросила его Табита.

— А разве могло быть иначе? — усмехнулся Тискальщик.

— За сколько?

Древний чистюля назвал цену.

У меня захватило дух. Если все пройдет гладко, то моя доля составит гораздо больше, чем я мог себе представить даже в самых смелых мечтах.

— И теперь осталось… — сказала Табита.

— Всего-навсего доставить товар покупателю. После чего наши мытарства закончатся и начнется веселая, беззаботная жизнь. Денег у нас будет столько, что мы не сможем их потратить за всю жизнь.

— Прежде их надо получить, — сказала Табита. Она, как любая женщина, просто не могла упустить возможность своевременно вылить на кого-нибудь ушат холодной воды.

— Безусловно, сделать это будет нелегко, — промолвил Тискальщик. — Но и не так трудно, как тебе кажется. Достаточно лишь заказать билет на рейс до острова Смарагд, вовремя сесть на экраноплан, долететь до места в целости и сохранности, и там…

— Не так быстро. Прежде всего необходимо как-то покинуть этот дом.

Мгновенно насторожившись, Тискальщик бросил: — Рассказывай.

Табита рассказала.

Тискальщик быстро сел в кресло компа и включил кокон.

Я сел поудобнее и закурил третью за полчаса сигарету. Вкус ее теперь не казался мне таким уж великолепным. Ну, сигарета и сигарета, недурного вкуса. Но обмирать от нее… у меня сейчас появились дела поважнее, чем смаковать вкус сигарет.

И прежде всего мне хотелось бы услышать, что скажет Тискальщик. За последние полчаса мы с Табитой, кажется, перебрали все варианты объяснений появления стражей порядка и даже попытались придумать, каким образом их можно обмануть, для того чтобы выбраться на свободу. Может быть, Тискальщик скажет нам нечто такое, до чего мы не додумались?

Кокон погас к тому времени, как моя сигарета превратилась в окурок и благодаря привычке, от которой я, наверное, долго еще не смогу избавиться, очутилась в портсигаре.

Выключив кокон, Тискальщик некоторое время сидел неподвижно, задумчиво глядя перед собой, потом произнес:

— Несомненно, это штучки Хукета. Все-таки он добрался до самого верха.

— Это арест? — спросила Табита.

— Да, почти арест. Не сомневаюсь, Надлежащие документы уже выписаны и находятся у стражей порядка. Теперь осталось лишь немного. Заполучить нас, надеть на нас наручники.

— Мы проиграли? — Голос Табиты звучал безжизненно, словно она вдруг забыла о существовании каких-либо эмоций.

— Проиграли? — переспросил Тискальщик, — Нет, я бы так категорически не говорил. Но если честно, мы близки к проигрышу. Черт, мне казалось, у нас есть еще пара часов. За это время мы могли бы запросто сесть на экраноплан…

Мне захотелось закурить четвертую сигарету. И вовсе не потому, что они такие хорошие. Мне просто хотелось курить, чертовски хотелось курить.

Неужели старушка удача все-таки вздумала натянуть мне нос?

— А попытаться пробиться? — сказал я. — Их всего лишь двое.

— Это на виду стоят лишь двое, — сказал Тискальщик. — Остальные расположились вне обзора камер слежения и ждут, когда мы совершим какую-нибудь глупость. Например, попытаемся прорваться. — Но почему они тогда не могут войти и нас всех арестовать? Кто может помешать им это сделать?

— Этот дом слишком хорошо укреплен, — сказал Тискальщик. — Для того чтобы войти в него, если мы не пожелаем сдаться, им придется устраивать настоящий штурм. И при этом запросто могут пострадать соседние дома. Так здесь, в Верхнем городе, не поступают.

— А как?

— Блокировав нас в доме, стражи порядка просто будут ждать, когда мы выйдем сами. Время у них есть. Почему бы и не подождать? Особенно если нет желания потерять нескольких стражей порядка. Их тренировка и выучка обходятся городу весьма дорого. — Осада, — сказал я.

— Вот именно — самая настоящая осада.

— Что они нам могут вменять в вину? — спросила Табита.

Тискальщик пожал плечами.

— Да что угодно. Вряд ли Хукет осмелится на подлог. Думаю, он просто раскопал один из моих старых грешков и передал все данные о нем, а также доказательства стражам порядка.

— Но если тебе вменяется в вину какое-то давнее преступление, — сказал я, — то наверняка ордер на арест не распространяется на нас. Значит, мы с Табитой запросто можем, оставив тебя здесь держать оборону, выйти, сесть на рейс до острова…

— Нет, нет, — улыбнулся Тискальщик. — Ордер распространяется и на вас. Какое бы старое дело ни вменялось мне в вину, вы будете отвечать за него тоже. Не забудьте, вы мои подчиненные компаньоны. По статусу подчиненных компаньонов я отвечаю за ваши проступки, но и вы тоже должны отвечать за мои.

— Это так, — подтвердила Табита. — Он не обманывает.

Я развел руками.

— Собственно, меня интересовала не столько возможность избегнуть наказания, а вариант, при котором мы могли бы доставить покупателю интересующую его вещь и, таким образом, закончить эту тайную войну. После того как вещь перейдет к новому владельцу, этот Хукет оставит тебя в покое?

— Наверняка, — промолвил Тискальщик. — Он в высшей степени рациональный… гм… осторожен… в высшей степени осторожное мыслящее существо.

Нет ничего хуже, чем сидеть на месте и ныть о том, что тебя постигла неудача. Действовать гораздо труднее, но если у тебя есть желание выкарабкаться из ямы, в которую ты провалился, надо действовать,

— Значит, нам сейчас нужно придумать, каким образом мы сможем обмануть стражей порядка, — сказал я, — Давайте действовать по порядку. Первым делом мы должны выбраться из этой осады. А потом…

— Это нетрудно, — махнул рукой Тискальщик. — В свое время я позаботился о потайном ходе. Мы можем уйти из дома в любой момент, но только толку от этого нет никакого. Мы будем вне закона до тех пор, пока одна очень ценная вещица не попадет в руки либо Хукета, либо покупателя с острова Смарагд. Хукету ее отдавать совсем не хочется, а на остров Смарагд можно попасть только по воздуху. И до тех пор пока мы остаемся вне закона, ни один экраноплан не возьмет нас на борт.

— Получается заколдованный круг, — сказала Табита.

— Вот именно, — согласился Тискальщик. — Если мы не сумеем его разорвать… Короче, получается патовая ситуация. И устроил ее Хукет. Славно же он со мной расквитался за одну проделку на острове Плоской Рыбы. Думаю, вскоре он мне позвонит и предъявит ультиматум, хотя может и потянуть время, для того чтобы я лучше осознал незавидностъ своего положения.

— А что ты с ним учудил на острове Плоской Рыбы? — спросила Табита — Не время рассказывать.

Тискальщик встал с кресла, прошелся по комнате и, плюхнувшись на старинный диванчик, из тех, что бывают лишь в виртуальных музеях, вытянулся на нем, закинул руку за голову и пробормотал:

— Итак, в этот раз мы можем запросто потерпеть поражение. Печально.

Я налил себе в чашку напиток, называемый Табитой «натуральный кофе», добавил пару ложек сахара, тщательно размешал и лишь потом сделал первый глоток.

Вкус, конечно, был очень, очень необычным, но приятным…

Хоть и говорят, что перед смертью не надышишься, но почему бы ради удовольствия не выпить еще чашечку этого вкусного напитка?

— Есть одна достаточно серьезно обнадеживающая вещь, — сказал Тискальщик. — Время. Вот этого добра у нас достаточно. Мы сможем продержаться в доме хоть месяц, хоть два. Запасов нам хватит. Правда, если они догадаются отрубить электричество…

— А они догадаются? — спросила Табита.

— Возможно. Хукет по крайней мере попытается нам этот сюрприз устроить. Он будет бояться, что мы от отчаяния уничтожим… А что, чем не мысль. Попытаться его пошантажировать?

Ничего не выйдет, — авторитетно заявила Табита. — Я в свое время очень внимательно изучала его досье. Судя по имеющимся там сведениям, на шантаж Хукет не поддается.

— Смотря чем шантажировать, — улыбнулся Тискальщик. — Если действительно уникальной, существующей в единственном экземпляре вещицей, от целостности которой зависит состояние окружающего мира…

— Могу поспорить, что ничего не выйдет… Докончить она, не успела, ее прервал писк эхо-спикера.

— Ну, вот и наш дружок, — пробормотал Тискальщик. — Сейчас мы узнаем его требования. Хотя догадаться, каковы они, несложно, совсем несложно.

— Сомневаюсь, — прислушиваясь к истошному писку, сказала Табита. — Рановато. Хукет должен был помучить тебя дольше. Кроме того, поскольку ты находишься дома, он обязан был предпочесть связь через сеть.

— Похоже, ты права, — встревоженно промолвил Тискальщик. — Кто тогда это может быть? Сейчас узнаем.

Он нажал кнопку на эхо-спикере и, приложив его к уху, спросил:

— С кем имею честь?

Внимательно выслушав неведомого мне собеседника, он сказал:

— Хорошо. Повтори все это Табите. Надеюсь, ты помнишь, какими свойствами она обладает?

— Кто это? — вполголоса спросила девушка, забирая у него эхо-спикер.

— А вот угадай, — улыбнулся Тискальщик. Что-то непохоже это было на обсуждение ультиматума. Тут пахло чем-то другим.

Я поставил пустую чашечку на столик и решил, что на еще одну отвлекаться пока не стоит. Вот Табита сказала;

— Хорошо, достаточно, я поняла.

— Ну и как? — спросил Тискальщик. — Твое мнение?

— Не врет, — сообщила девушка. — Однако ты должен учитывать вариант; при котором его просто используют, при котором он даже не подозревает о готовящемся подвохе.

— И все-таки я рискну, — сказал Тискальщик. — Есть положения, в которых привередничать не приходится..

— А если это западня?

— Ну, тогда стражи порядка продвинутся не дальше первой комнаты первого этажа. Нет, скорее всего это не обман.

Он быстро подскочил к креслу компа, опустился в него и включил кокон.

Я вопросительно посмотрел на Табиту.

— Ехидный Пес, — объяснила девушка. — Он хочет войти и предложить нам какую-то взаимовыгодную сделку. Хотя какую именно, нетрудно догадаться. Стать нашим компаньоном. Он остался за бортом и теперь желает снова превратиться в игрока.

Я вспомнил виденного мной в номере гостиницы кадавра и покачал толовой. Кем-кем, но уж тем, кто может быть надежным компаньоном, он мне не показался. Впрочем, туг все решает Тискальщик, и если он считает, что с Ехидным Псом можно иметь дело, значит, так оно и есть.

— По крайней мере, если мы выслушаем его предложение, хуже не будет, — сказала Табита.

И конечно, она была права.

— Как он войдет? — спросил я. — Помнится, вход в дом охраняют стражи порядка.

— Он сумел устроить вброс ложной информации в их комп, и стоило это ему недешево. Если все пройдет без сучка без задоринки, то стражи порядка уберут блокировку дома. Конечно, они быстро разберутся в том, что их обвели вокруг пальца, но проскользнуть к нам Пес все же успеет. По крайней мере должен успеть.

— И тогда?..

— Поживем — увидим. Кажется, у него и в самом деле есть серьезное предложение. По крайней мере он так считает.

Хорошо, подождем. Ничего иного все равно не остается.

Я поерзал, устраиваясь поудобнее на диване, и задумчиво посмотрел на кофейник.

Может, еще чашечку? Кто знает, когда я себе вновь смогу этакое позволить? А если мы не сможем выбраться из западни, в которую попали, то смогу ли я себе позволить хоть что-то? Может, все закончится обычным катафалком?

Как там говорится?

Подчиниться ветру, упасть на землю, вернуть ей взятое лишь на время… Я поежился.

Ну и мысли в голову приходят…

Нет уж, надо что-то предпринимать, и какую бы авантюру ни предложил Пес, я буду ее поддерживать. Оставаясь на месте, мы гарантированно проиграем. Это я понял еще в ранней юности, когда отвоевывая себе надлежащее место в банде.

Тот, кто ничего не делает, тот проигрывает почти всегда. Но пока не появился Пес…

Я взял чашечку и сказал Табите: — Еще кофе?

— Учти, — предупредила она, — в больших дозах кофе вредно действует на организм.

— Каким образом?

— Ну… э-э… давление поднимается.

— Но от еще одной чашечки я не умру?

— Нет, конечно.

— В таком случае наливай, не жадничай.

— Вот еще… — фыркнула Табита, берясь за кофейник. И я выпил еще кофе, а потом выкурил еще одну сигарету. А время тянулось, словно бы кто-то где-то повернул управляющий его скоростью рубильник на отметку «медленно до невыносимости».

— Ты много куришь, — сказала мне Табита. — Это тоже вредно.

— Хорошо, — покорно сказал я. — Больше не буду. По крайней мере в ближайшие полчаса. Идет?

— Ну хоть столько-то…

Кокон исчез, и Тискальщик, закинув руки за голову, потянулся всем телом, словно большой довольный кот.

— Идет, — сказал он. — Уже миновал первую комнату. Я проверил, ничего опасного с ним нет, никакого оружия.

— А сам он? — спросила Табита.

— Точно, — улыбнулся Тискальщик. — Он сам может быть оружием. С такими-то клыками. Впрочем, сейчас все будет ясно. Сейчас, сейчас… Выдай-ка Нюхачу какую-нибудь штуковину, на всякий случай. И вообще; раз мы теперь на этом острове вне закона, пора ему хорошенько вооружиться.

Табита поспешно встала, провела ладонью в нужном месте по стене и вынула из открывшейся ниши «Зиг-девил-бай-пауэр» двадцать четвертого калибра с укороченным стволом, называемый знающими людьми «газонокосильщик».

Я глазам своим не поверил.

Любой из заслона отдал бы за такую штуку полгода жизни. Не задумываясь. В ближнем бою она стоила нескольких пукалок из стандартного вооружения.

— Держи!

Я поймал «газонокосильщик» так же нежно, как отец ловит своего младенца, и сейчас же проверил наличие патронов. Магазин оказался полон, а сама «игрушка» снята с предохранителя. Даже в стволе был патрон. Короче, для того чтобы пустить ее в дело, оставалось только спустить курок.

Ну и ну… Вот тебе и авантюрист. Террорист какой-то… зачем ему такое оружие? Насколько я понял, история, подобная той, в которую мы сейчас вляпались, — исключение. А может, нет?

— Будь готов, — сказал мне Тискальщик. — Если этот парень надумает играть не по правилам, то у него есть великолепный набор зубов, который он может пустить в ход в любой момент. Уверен, он действительно желает нам сейчас предложить нечто интересное, но если разговор повернется в нежелательную сторону… Короче, ты все понимаешь.

Еще бы. Я понимал. Именно для этого меня и взяли в команду. В нужный момент спустить курок и избавиться от возникающих проблем. Моя обязанность.

И значит, хватит рассиживаться на диване. Пора занимать более выгодную позицию.

Я встал недалеко от двери, из которой должен был появиться Пес, так, чтобы, если он попытается фокусничать, срезать его, не причинив вреда своим компаньонам. «Газонокосильщик», как и положено, смотрел пока стволом в пол, но долго ли его вскинуть и спустить курок?

Ехидный Пес появился.

— Стоп! — скомандовал ему я, едва он сделал пару шагов от двери. — Вот здесь пока и стой.

Тискальщик посмотрел на меня с одобрением. Кажется, я угадал. Именно таким образом он мои обязанности и представлял. Бдительность и готовность применить оружие. Резко остановившись, Ехидный Пес удивленно спросил:

— Это еще что?

— Кое-какие предосторожности, — пояснил Тискальщик. — На всякий случай.

— И я ради этого так рисковал? Да ты знаешь, сколько мне стоило отвлечь стражей порядка от входа в твой дом?

— Наверное, дорого, — не моргнув глазом промолвил древний чистюля.

— И вообще не могу я разговаривать под дулом оружия.

— Ну, мы же с тобой разговаривали под дулами оружия твоих наемников. Короче, не тяни время. Если есть что говорить — говори. Нет? Тогда можешь возвращаться обратно.

— Хорошо, — мрачно сказал Пес — Только прикажи своему убийце, чтобы он не стрелял. Я сейчас выну из кармана сигару. Прежде чем пустить меня сюда, ты наверняка просветил меня со всех сторон и знаешь, что ничего опасного я с собой не принес.

— Закуривай, — сказал Тискальщик. — Я знаю, опасного ты с собой ничего не принес, кроме зубов, когтей и еще мыслей. А так, конечно, ничего.

— Это ты мне еще раз намекаешь, что моими предками были дикие волки? — спросил Пес, аккуратно обрезая с помощью золотой гильотинки кончик у извлеченной из кармана сигары.

— Упаси боже, — промолвил Тискальщик. — Менее всего хотел сказать тебе нечто подобное.

— А жаль. Я бы в таком случае имел право напомнить тебе, что твоими предками были грязные, блохастые, краснозадые обезьяны. Впрочем, предков мы не выбираем, и поэтому имеет ли смысл о них напоминать? Главное, что мы представляем собой сейчас.

— Дельная мысль, — промолвил Тискальщик. — Очень дельная. Так что мы представляем сейчас?

— Ну, — выпустив большое облако дыма и сунув руки в карманы жилетки, промолвил Пес. — Можно сказать, что мы в данный момент почти равны.

— За одним небольшим отличием.

— А толку-то тебе с него? — спросил Пес. — Ты все равно не сможешь эту штуку продать без моей помощи.

— Почему ты так решил?

Пес тихо зарычал. Рык этот перекатывался у него во рту, словно камешек в быстром горном ручье, вдруг сорванный с места струей, бесконечно кувыркающийся все вниз и вниз.

— А иначе тебя бы здесь уже не было, — сказал Пес. — Иначе ты бы уже его давно продал. Я думаю, что ты ну просто должен был оснастить свое убежище тайным выходом. Нет?

— Возможно, — сказал Тискальщик.

— И если ты им до сих пор не воспользовался, значит, тебе просто некуда бежать. От сети тебя еще не отрезали. И думаю, к данному моменту покупатель на наше «яблоко раздора» уже найден. Но ты, хорошо понимая, что завершение сделки будет концом всех твоих неприятностей, все-таки не спешишь ее закончить. Хотя и мог бы… Почему?

— Ты меня утомляешь, — сказал Тискальщик. — Выражайся яснее. А может, тебе зачем-то нужно потянуть время?

— Мне?

Пес, похоже, оскорбился нe на шутку. Он сжал челюсти посильнее, и сигара в его зубах хрустнула, сломалась. Он разжал челюсти, и ее обломки упали на покрывавший пол роскошный, украшенный причудливыми узорами ковер.

— Мне? — еще раз спросил Пес.

— Ладно, я не хотел тебя обидеть, — примирительным тоном промолвил Тискальщик. — Говори дальше. Так что ты хотел мне предложить?

Пес клацнул зубами, потом задумчиво зашарил по карманам, вытащил было новую сигару, но, передумав, отправил ее обратно.

— Ну? — спросил Тискальщик.

— Не нукай, не запряг, — пробормотал Пес.

— А ты наглец.

— А ты не знал?

Тискальщик тихо вздохнул. Табита промолвила:

— Кстати, обращаю внимание. Все эти щелканья зубами, перекусывание сигар и прочие штучки являются не более чем дешевыми эффектами, рассчитанными на невзыскательную публику.

— А предложение? — спросил Тискальщик.

— Я его еще не слышала.

— Ладно, — сказал Пес уже другим, примирительным тоном. — Действительно, времени осталось мало. Ответьте только сначала на один вопрос. Остров, на котором живет покупатель, находится в нашем полушарии?

Тискальщик задумался.

— Время, — напомнил Ехидный Пес. — Мы его теряем.

— В нашем, — сказал Тискальщик.

— Ну вот и отлично. В таком случае у меня есть для тебя предложение.

— Может быть, наконец-то настало время его огласить? — предложил Тискальщик.

— Да, настало, — промолвил Пес. — И пусть твоя девица подтвердит, что я говорю чистейшую правду. А предложение мое самое обыкновенное, проще не бывает, но вы его примете. Мне почему-то так кажется. Смысл его таков: у вас есть товар и покупатель. Однако товар вы к покупателю доставить не можете. Нет у вас такой возможности. Я же могу. На меня пока еще охота не началась. Стражи порядка взяли меня на заметку, но арестовывать пока не собираются.

— Э нет, — сказал Тискальщик. — Не пойдет. Прежде всего мы тебе не доверяем. И ты напрасно рассчитываешь, что мы сделаем тебя нашим полномочным представителем, поручим тебе доставить нашу вещь к покупателю.

— Но я же не обману. Можешь спросить свою девицу. Она подтвердит, что я не собираюсь вас обманывать. Мы честно продадим эту штуку, честно поделим деньги.

— Не согласен, — гнул свое Тискальщик. — Это сейчас ты настроен вести дела честно. А потом, когда деньги будут у тебя в руках… Кто знает, какая мысль придет тебе в голову?

— Но это последний ваш шанс Иначе вы так и останетесь собакой на сене. И сама — не ам, и другим не дам.

— Не пойдет, — сказал Тискальщик. — Кроме того, я думаю, стражи порядка все же должны были заметить, как ты заходил в мой дом. Теперь, если ты попытаешься покинуть наш славный остров на экраноплане, тебе это скорее всего не позволят. Неужели ты не мог предвидеть такой вариант? Это все, что ты хотел нам сказать?

— Хорошо, — резко сказал Пес. — Есть еще одна возможность. Собственно, именно из-за нее я и пришел.

— Говори. — Голос Тискальщика был преисполнен скепсиса.

— Я могу доставить вас на нужный нам остров, и не экранопланом. Есть такая возможность. Соответственно, если вы возьмете меня в команду, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Часть четвертая: Море

13

Я не раз слышал в виртуалках, что море должно пахнуть йодом. После первого заслона, вернувшись в свою халупу, я специально достал из аптеки пузырек йода и понюхал. Запах был совсем другой. Получалось, море пахло чем угодно, но только не йодом.

Может быть, создатели виртуалок ошибались? Может быть, оно так пахло раньше, а сейчас совсем по-другому? Может быть, в моей аптечке был какой-то другой йод, не такой, который нюхают создатели виртуалок?

Не знаю. Да и имеет ли это большое значение? Просто теперь, оказавшись далеко от побережья, я еще раз убедился, что запах моря не имеет к запаху йода никакого отношения Даже здесь. Пахло оно чем-то неприятным, чем-то горьким. По-моему, от этого вещества, если оно попадет тебе в рот, должно жутко першить в горле.

Я открыл портсигар, долго выбирал сигарету и наконец все же вытащил целую, одну из тех, которые слямзил в доме Тискальщика. Они и в самом деле были хороши. И когда еще мне достанутся такие сигареты? Может быть — никогда. А может…

Я подумал, что заранее загадывать не стоит. Всякий раз, когда совершенно точно знаешь, что вот сейчас тебе должна улыбнуться удача, как правило, оказывается совсем наоборот. Очень капризная дама — эта удача. И страшно любит накалывать. Хлебом не корми, но дай выкинуть нечто такое эдакое.

Я прикурил сигарету, и ветерок отнес дым в сторону стоявшего в паре шагов от меня Ехидного Пса. Тот пошевелил большим, черным, блестящим, словно ботинок стража порядка, носом и изрек:

— Какую гадость ты куришь. Переходи на сигары.

— Обязательно, — сказал я. — Вот мы провернем одно небольшое дельце и тогда…

«Газонокосилыцик» неприятно давил мне рукояткой в бок, и я переложил его на колени. Вот так будет сподручнее.

— Ненормальный, — сказал Пес. — Зачем ты повсюду таскаешь с собой это оружие? Неужели ты думаешь, что я на тебя нападу? Это при условии, что вас трое, а я — один. Какой мне смысл это делать?

Я пропустил его слова мимо ушей.

Это он ненормальный, если не понимает, что иметь при себе такую штуку, как «газонокосильщик», просто приятно. И не важно, нападет на тебя кто-то сейчас или не нападет. Главное, при тебе есть настоящая, надежная «пушка». И удовольствие доставляет просто то, что ты можешь ее держать на коленях, можешь положить на нее руку.

Кстати, ничего общего с неосознанной детской тягой к оружию, как к некой опасной и, значит, жутко притягательной тайне, это испытываемое мной сейчас ощущение не имеет. Оно возникает из понимания, что я владею продуктом труда многих и многих людей, и не только тех, кто его делал, но также и тех, кто доводил до совершенства его очертания, высчитывая убойную силу. И вот теперь эта штука может в любой момент, повинуясь моему желанию, принести кому-то смерть, а может просто безобидно дремать под твоей рукой, словно сытый хищник.

Вот-вот, словно хищник. Обладание оружием приносит то же удовольствие, как и обладание собственным готовым выполнить любое твое желание хищником: Причем главное даже не обладание, а ощущение, осознание этого обладания. Самого факта.

Тем более если это такая вещь, как «газонокосильщик».

— Ты меня не слышишь? — спросил Пес. Я поморщился.

Ну, что ему от меня надо? С тех пор как мы вышли из порта, они с Тискальщиком практически не переставали спорить. По любому поводу. Пусть даже пустяковому.

Наконец Тискальщик объявил, что ему нужно уснуть, и утопал вниз, в свою каюту. Вместе с Табитой. А я остался наверху.

Пес некоторое время добросовестно хранил молчание, давая мне возможность подумать. Кстати, я в этом нуждался, поскольку событий за последнее время произошло много и совсем не мешало бы их получше обсосать со всех сторон. Но нет, теперь он решил прикопаться ко мне.

— Так, — сказал Пес, — значит, разговаривать ты со мной не желаешь. Получается, я недостоин твоего внимания?

Я затушил сигарету и сунул окурок в портсигар.

Вообще за последние пару часов мне стало ясно, почему Пса прозвали Ехидным. Такой он и есть.

— Если ты забыл, то мы отныне компаньоны… Не забыл? Может быть, нас не познакомили? Так вот, меня зовут Ехидный Пес, а тебя, как я слышал, называют Нюхач. Не так ли?

Ну, никуда не денешься. Придется поговорить. Я ответил:

— Да. Меня зовут Нюхач.

— Это имя является отражением каких-то твоих качеств? — тотчас спросил кадавр.

— Является, — подтвердил я.

— И они нам понадобятся? Я имею в виду те, которые не касаются твоего умения пользоваться здоровенной «пушкой»?

— Вполне возможно, — сказал я.

— И ты можешь мне о них поведать?

Пришлось ему объяснить, каким именно я обладаю талантом. Причем к этому времени он уже сидел рядом со мной, дымил своей сигарой, и вид у него был самый запанибратский.

Прекрасно понимая, что он пытается познакомиться со мной не без дальнего прицела, я все же невольно испытал к нему уважение. Он действительно умел завязывать общение, умел располагать к себе. Если бы не его вечная тяга к спорам… Хотя, может, он так отчаянно спорит только с Тискальщиком?

— Здорово, — сказал Пес, когда я закончил. — Это нам вполне может пригодиться. Вдруг выйдет из строя система навигации? Тут-то твои способности и потребуются. Кстати, насколько я понял, ты способен обнаруживать не только объекты, но и животных, а также людей?

— Способен, — сказал я.

— И например, стаю ракулов?

— И их.

— Это превосходно.

Я подумал, что он совершенно зря вспомнил о ракулах. Не стоит вспоминать всуе имена тех, кто способен принести очень большие неприятности. А ракулы способны. Любому, оказавшемуся в пределах их досягаемости.

— Ты думаешь, мы доплывем? — спросил я.

— Почему бы и нет, — промолвил Пес. — При некотором везении и если нам подвернется возможность хотя бы пару раз пополнить запасы горючего, мы можем на моем кораблике совершить настоящее кругосветное путешествие. Мой корабль чудовищно устойчив, и никакой шторм ему не страшен. У него великолепная броня, и пробить ее не под силу даже ракулам с их механическими штучками. На корабле полно разнообразных припасов, он снабжен достаточно мощным оружием для обороны, и управляет им один из самых лучших шкипер-интеллектов. Причем корабль настолько автоматизирован, что не требует присутствия какого-либо обслуживающего персонала из числа живых людей. Таким образом, всякие неожиданности вроде бунта на корабле нам не угрожают. Прелестно, не правда ли?

— Проще говоря, ты утверждаешь, что у нас есть некоторые шансы добраться до нужного нам острова?

— Очень большие, — заверил меня Пес. — Иначе я ни за что бы не отправился вместе с вами. Неужели я похож на самоубийцу?

Нет, на самоубийцу он не походил.

И все-таки… Есть привычки. За то время, пока был воином заслона, я привык к тому, что все неприятности приходят с моря, привык относиться к нему враждебно, ждать от него каверз и подвохов.

Это оно выплевывало на побережье самых разнообразных монстров, а также людей с оружием, желающих либо посягнуть на мою жизнь, либо, если удастся, проскользнуть незамеченными на мою землю, посягнуть на мое право обзавестись законным потомством. И вот теперь я должен ему довериться, должен поверить, что смогу пересечь его, несмотря на все скрывающиеся под его поверхностью опасности, несмотря на обитающих в нем и плавающих по нему хищников.

А может, все-таки это удастся? Доводы Пса выглядят достаточно убедительно.

Я задумчиво посмотрел на расстилавшееся за бортом корабля и занимавшее все пространство до горизонта полотнище воды, взглянул без опаски впервые с того момента, когда мы покинули порт, проплыли мимо охранявших вход в него орудийных башен и дотов, мимо стоявших на вечном приколе военных кораблей, ощетинившихся самым разнообразным оружием, единственное назначение которых сейчас состояло втом, чтобы не пустить на сушу пришельцев с моря.

— Ты все-таки не веришь, что наше плавание закончится благополучно? — спросил Пес.

— Возможно, — сказал я.

Как он ни пытался меня завести, не хотелось мне с ним дискутировать, и все. Не хотелось, не видел я в этом смысла. Особенно сейчас. Пока еще жизнь на корабле не стала для меня привычной. Потом, возможно, это и доставит мне удовольствие. Однако до этого времени еще следует дожить.

— Расслабься, — посоветовал мне Пес. — Получай удовольствие. Можешь спуститься вниз и поесть.

— Спасибо, — сказал я. — Мне кажется, еще рано.

Что-то есть мне пока еще не хотелось. Нет, вряд ли это было следствием легендарной морской болезни. Особенно если учесть, что никакого особенного недомогания я не чувствовал. Но все же есть мне пока не хотелось.

— Не будь таким напряженным, — продолжал Пес. — Чего тебе бояться? Ну, не меня же…

— Нет, сказал я. — Пока тебя бояться не стоит.

Я не врал. Я действительно чувствовал буквально кожей, что пока Пса опасаться не стоит. Если он и надумает выкинуть какой-то фокус, например порешить нас всех, то где-нибудь под конец пути. Прежде чем мы взошли на борт корабля Пса, Табита его еще раз и очень тщательно допросила. Так что, готовь он нам сейчас какую-то каверзу, уж она бы это вызнала.

Хотя… Кто его знает? Может быть, Пес хитрее Табита? Может, ее дар иногда дает сбои?

— Пока? — переспросил, Пес.

— Пока, — сказал я. — А что, тебе это слово не нравится?

Пес задумчиво почесал правой рукой свое мохнатое словно мочалка ухо и, смешно сощурившись, спросил:

— Итак, ты из тех, кто на завтрак ест железные гвозди и запивает их соляной кислотой?

Ну конечно, это была явная подначка. Вот только — жидкая. Из тех, против которых в обществе того же Жигера иммунитет приобретается буквально с космической скоростью. Или не приобретается. Но тогда судьба твоя очень и очень незавидна. Я пожал плечами.

— Думай как хочешь. Мне нет до этого дела.

Пес показал клыки и хрипло сказал:

— Ох, парень, не зли меня. Не ровен час…

Он не шутил, и мне это было хорошо известно. Впрочем, сам я шутить тоже не собирался, вдруг сообразив, куда мы уже некоторое время назад свернули. На прямую дорогу к хорошенькой стычке. Такое случается. Некоторое время и вроде бы довольно мирно разговариваешь с кем-то, а потом неожиданно, обязательно неожиданно, понимаешь, что стычки с ним тебе не избежать. Откладывать? Уклоняться? Бесполезно. Это приведет только к ухудшению ситуации. Проверено, и не раз. Нет уж, если предстоит стычка, то лучше ее начинать прямо тут же.

Я взял «газонокосилыцик» поухватистее, резко встал и подошел к борту. Повернувшись к Псу лицом, я оперся о борт спиной. Ствол «газонокосилъщика» пока еще глядел в палубу. Хотя, согласно логике событий, я уже должен был наставить его на Пса. У того в полной мере сохранилась животная реакция, и если он надумает на меня кинуться, я могу и не успеть выстрелить.

Однако понятия «не бояться конфликта» и «провоцировать» не являются родными братьями. Я хорошо знал между ними разницу и понимал, что если я возьму Пса на мушку, то это будет уже провокацией или оскорблением, за которое он, может быть, и не сейчас, но когда-нибудь обязательно попытается отомстить. Нет, ни провоцировать, ни оскорблять Пса я не собирался. Именно поэтому ствол моего «газонокосилыцика» пока смотрел в палубу.

Пес, похоже, это оценил.

— Ладно, — тяжело дыша, сказал он. — Давай не будем ссориться. Наверное, я был не прав. Наверное, мне не стоило к тебе сейчас лезть.

Вот это было уже похоже на предложение примирения. Что ж, почему бы его не принять? Особенно если есть некоторая вероятность, что оно сделано от чистого сердца.

— Хорошо, — сказал я. — Раз ты так желаешь… я тоже сожалею об этой размолвке.

— В таком случае, может быть, ты сядешь на то место, на котором сидел?

— Сяду, — сказал я. — Только после того, как ты уйдешь с палубы или окажешься от меня на расстоянии шагов пятнадцати.

— Значит, все-таки ты мне не доверяешь?

— Доверяю. Но буду доверять еще больше, если ты сейчас оставишь меня в покое, — объяснил я. — Сейчас ты возбужден тем, что тебе пришлось извиниться. Если я сяду к тебе близко, ты можешь не выдержать и на меня броситься. Через полчасика ты успокоишься и поймешь, что поступил совершенно правильно. Вот тогда, если желаешь, мы можем поговорить. Через полчаса. Не раньше.

Глаза Пса холодно блеснули.

— Хорошо, — сказал он. — Ты еще раз прав, и я ухожу с палубы. Мне нужно отдать кое-какие распоряжения нашему «шкиперу».

— Прекрасно, — промолвил я.

Он ушел, а я, подождав немного и убедившись, что возвращаться он не собирается, вновь уселся на свое место.

Вот так наше плавание и начинается. Впрочем, все эти ссоры не имеют почти никакого значения. Кто чего стоит, выяснится во время первой же серьезной схватки с противником. Что бы Пес ни говорил, а без хорошей драки наверняка не обойдется.

Я снова положил «газонокосильщик» на колени и подумал, что Пес не упомянул еще об одной возможности.

Мы покинули дом Тискальщика через потайной выход. Причем перед уходом древний чистюля запустил программу, которая очень удачно имитировала его присутствие в доме. Как он объяснил, если понадобится, она даже в состоянии провести его голосом переговоры со стражами порядка и, запутывая их, тянуть время практически до бесконечности. В порт и на борт корабля благодаря помощи Пса мы тоже пробрались совершенно тайно. Таким образом, стражи порядка наверняка до сих пор убеждены, что мы находимся в доме, и погони за нами не будет.

Однако оставался еще Хукет. Его наверняка так дешево купить не удастся, и он обязательно что-то придумает, преподнесет какой-нибудь очень неприятный сюрприз.

А посему…

Не использовать ли мне мои способности, не попытаться ли нюхнуть горизонт? Может быть, удастся разглядеть что-то интересное? Я повесил «газонокосилыцик» на плечо и, встав, повернулся лицом к корме.

Ну, поехали…

Я привстал на носки, потянулся к горизонту всем телом, ощутил; как по коже забегали невидимые муравьи. И окружающий мир, как и положено, изменялся, становился плоским. Вот он застыл, стал более четким, а потом изогнулся…

Все было как и должно было быть, как обычно. Я опять увидел мир — весь, до настоящего, далекого горизонта. Слева от нашего корабля была целая россыпь каких-то мельчайших островков, и на них даже виднелись некие живые существа. Вот только я на них не обратил почти никакого внимания. Так, взглянул мельком. Больше всего меня заинтересовало другое.

Ровным, казалось, прочерченным с помощью линейки клином вслед за кораблем на расстоянии полутора километров двигалось десятка три красных пятнышек. Они были крупными, гораздо крупнее, чем бывают пятнышки людей. И величина пятнышек, и то, каким ровным строем они двигались, безошибочно указывало на то, что они являются ракулами.

14

— Похоже, они не собираются нападать, — сказала Табита. — Они просто плывут за нами. Зачем?

— Им нужно время для того, чтобы выбрать самую подходящую тактику, — сказал Ехидный Пес. — После того как это случится, уверяю вас, они нападут.

— И ты говоришь об этом так спокойно? — удивилась Табита.

— А что я должен делать? Рвать на себе волосы и метаться по палубе? Не поможет.

— Но хоть что-то же надо делать?

— Хоть что-то уже сделано. Шкипер-интеллект оповещен о появлении опасности, угрожающей жизни его пассажирам, и готов принять вес необходимые меры.

— А если этих мер будет недостаточно?

— Ну, тогда…

Я не стал слушать дальше и подошел к борту.

Ответ был абсолютно ясен. В таком случае все пассажиры вооружатся и будут отстреливаться. Впрочем, понятие «все пассажиры» в данном случае включает в себя всего лишь четыре единицы. А если из этого числа вычесть еще и девушку, то нас вообще останется только трое. Что могут сделать три стрелка, пусть даже и великолепно вооруженные, против трех десятков разумных монстров?

Умереть с честью? Тоже дело. Но только если иного выхода просто быть не может,

Я оглянулся на Пса. Тот как раз в этот момент что-то с жаром рассказывал Табите. Глаза его весело поблескивали, а на морде застыла этакая добродушная улыбка. Точь-в-точь домашний песик из детской виртуалки, любой ценой желающий понравиться своим товарищам.

Мне стало тошно.

Так, значит, теперь он взялся за Табиту. Впрочем, что это я так всполошился? Табиту не так-то легко ввести в заблуждение. Она не из тех легкомысленных цыпочек, с которыми подобные фокусы проходят. Кроме того, благодаря имеющемуся у Табиты дару обмануть ее не так-то легко.

Нет, лучше вернуться к ракулам. Вот об этих монстрax сейчас стоит подумать. Это действительно серьезная опасность.

Я поправил на плече ремень «газонокосильщика» и облокотился на борт.

Ракулы плыли в полукилометре от корабля. Спины их гладкими блестящими горбами выступали из воды, полосатые спинные плавники торчали словно боевые рубки подводных лодок. Рыбки-лоцманы с радужными, привлекающими тс себе внимание плавниками шныряли перед их массивными, плоскими, похожими на утюги мордами, время от времени выпрыгивая из воды, и, пролетев несколько метров по воздуху, снова в нее падая.

За всей этой демонстрацией чувствовалась спокойная, уверенная в себе сила, способная разнести в щепы не только наш корабль, но если понадобится, то и целый флот подобных скорлупок.

Шутка ли в деле? Три десятка здоровенных, взрослых, можно сказать, отборных, монстров?

Я буквально почувствовал, как у меня волосы на затылке шевелятся от страха. Те трое, стоявшие позади меня на палубе, не видели ракулов в деле, а я — видел. Я знаю, как это происходит. И стало быть, лучше всех понимаю, какая опасность нам грозит.

Спокойствие, подумал я, вот только спокойствие. Вся эта демонстрация, весь этот грозный вид рассчитаны именно на то, чтобы посеять в рядах противника панику; заставить его нервничать, делать ошибки…

Да какие, к черту, ошибки, если главная уже сделана? Мы вышли в это проклятое море. Вышли и сразу нарвались. Как там поется в старой, еще допотопной песенке? «Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал…»

Впрочем, впрочем…

Я оглянулся.

Теперь Ехидный Пес стоял очень близко, наклонив свою лохматую голову к плечу Табиты, и что-то вполголоса ей объяснял. Так и казалось, что вот он сейчас высунет длинный мокрый язык и лизнет ее в шею. Тискальщик стоял рядом с ними, прямой и какой-то весь задумчивый, словно мысленно находился сейчас далеко-далеко, может быть, все еще в своем доме, но главное, не здесь, не на этой палубе.

Короче, судя по всему, троица моих компаньонов так ничего в происходящем и не понимала. Стояли себе на палубе, словно древние туристы на борту круизного парохода, и пялились на неумолимо приближающуюся смерть.

Ну да, конечно, еще есть я и есть моя большая пушка. Может быть, мне даже удастся одного из ракулов подстрелить. Если очень повезет, то я завалю не одного, а, допустим, трех. Да нет, насчет трех ракулов я хватил. Не получится. Нападай они на нас по одному, тогда вполне возможно… Но с чего бы это они стали облегчать мне жизнь? Наверняка накинутся скопом, полезут на палубу со всех сторон…

Эх… какого черта мне надо было ввязываться в эту историю?

Я снова оглянулся.

Теперь Пес молчал, слушал, как ему что-то говорит Табита, но отодвинуться от нее даже не подумал. Так и стоял, прижавшись чуть ли не вплотную к ее плечу; высунув язык, с которого на курточку девушки вот-вот должна была капнуть слюна. Тискальщик более не был таким отстраненным и тоже внимательно слушал. Казалось, никто на ракулов большого внимания и не обращал.

А они плыли, равномерно и чуть ли не враз шевеля остроконечными хвостами, надувая и сокращая реактивные мешки, позволяющие им соревноваться в скорости с нашим кораблем.

И я, глядя на это мерное, какое-то машинное, запрограммированное движение, вдруг успокоился. Почему? Ну хотя бы потому, что мне в голову пришла очень простая и достаточно логичная мысль.

Бойся не бойся, прыгай не прыгай, можешь даже кричать как оглашенный, все это не имеет никакого значения. Если мне и в самом деле сейчас суждено умереть, значит, я умру; если судьбе будет желательно меня уберечь — я спасусь.

Судьба — все сейчас решала она. Причем то, что приходилось на мою долю, тот определяющий; будущее поступок, после которого что-то менять совершенно бесполезно, я уже сделал некоторое время назад. Теперь остается только пожинать его плоды.

Какой именно поступок? Ну, не знаю. Может быть, мне не стоило тогда сворачивать в проходной двор. Ну, не стал бы пытаться сократить дорогу, попал бы к Миджусе попозже, зато не оказался бы сейчас на палубе этого корабля. Может быть, мне не стоило принимать предложение Тискальщика? А может, просто не стоило соглашаться становиться компаньоном? От добра, как известно, добра не ищут.

Впрочем, какое это сейчас имеет значение? Совершенно никакого. Я вернулся к своим компаньонам и встал рядом с ними. Как раз достаточно, чтобы услышать конец объяснений Табиты.

— …причем есть предположение, что вот эти самые рыбки-лоцманы являются для ракулов заменителями рук. Грубо говоря, в нужный момент, тогда, когда им это необходимо, ракулы способны полностью взять их сознание под собственный контроль и с помощью вот таких «рук» выполнять различную работу.

— Я слышал еще и о том, что им после времени свирепых ветров якобы удалось захватить какую-то расу, жившую в Северном полушарии и оставшуюся без суши, — сказал Тискальщик. — Они блокировали остатки этой расы на нескольких островках и заставили их на себя работать, превратили в рабов. Раса эта состояла из искусных механиков. Я слышал, будто все используемые ракулами технические новинки произведены этой расой рабов.

— Но тут мы явно имеем дело с дикими ракулами, — сказала Табита. — Это же видно, хотя бы по форме их плавников. Так что технических чудес можно не ждать.

— Тем лучше, — промолвил Пес. — Тем лучше. Мне, честно говоря, не хотелось бы сильно напрягать защитные системы моего корабля. Наше плавание еще только начинается, и сразу устраивать большое сражение… Кто знает, что ждет нас дальше? Думаю, на всякий случай стоит поберечь боеприпасы.

Я почувствовал, как во мне зарождается надежда.

Может, пронесет? Если защитные системы корабля и в самом деле достаточно мощные… по крайней мере, судя по всему, Табита знает о ракулах немало, во всяком случае, побольше меня… и если она не сильно беспокоится…

— Вот к чему приводит прогресс, за который ты так ратуешь, — проворчал Тискальщик.

— Что? — воскликнул Пес и немедленно отодвинулся от Табиты. — Ты опять начинаешь нападать на прогресс? Тебе мало было прошлого раза? — А что было в тот прошлый раз такого уж страшного? — улыбнулся Тискальщик.

Я подумал, что они, похоже, решили возобновить свой спор. Как будто им не хватило прошлого раза? Как будто сейчас самое время для выяснения отношений по теоретическим вопросам?

— Я тебя разбил наголову, — возвестил Пес. — Я тебе доказал…

— С чего это ты решил так? Мне кажется, это ты замолчал первым?

— Я? Да какой смысл спорить с тем, кто ничего не понимает в прогрессе?

— В прогрессе? Ах в прогрессе? Хорошо же, давай вернемся к прогрессу, и я тебе докажу как дважды два, что любой возможный прогресс кончился еще до времени свирепых ветров, еще до того, как вода стала наступать та сушу?

— Причем ты же не собираешься отрицать, что наступление воды на сушу произошло в результате деятельности, вызванной прогрессом?

— Каким именно?

— Научно-техническим.

— Нет подобного прогресса. Верить в его существование может только тот, кто ничего не понимает в предмете данного спора. Чушь все это. Единственный прогресс, который возможен, это прогресс человека, мыслящего создания.

— О каком прогрессе человека идет речь? Он в принципе невозможен, он закончился в тот момент, когда человек получил свой мозг и более не сделал ни шагу вперед. Мозг человека с тех пор не претерпел никаких изменений. В то время когда научно-технический прогресс не останавливав ни на секунду, даже сейчас, когда от человечества остались жалкие крохи.

— Вот! — возопил Тискальщик. — Вот про это я и говорю. О каком вообще прогрессе может идти речь, если людей на земле осталась жалкая горстка, если они не могут дышать без помощи фильтров, если…

— Людей или мыслящих? — ехидно спросил Пес.

— А ты, значит, причисляешь к мыслящим вот этих тварей?

Тискальщик махнул рукой в сторону ракулов.

— Ты, значит, нет?

— Ну, прежде всего…

Я покачал головой. О боже! Два авантюриста, проще говоря — обычных жулика, ведут псевдонаучные споры на палубе корабля, за которым плывет целая стая монстров с явным намерением в самое ближайшее время напасть и ими пообедать. Бред свинячий.

Я посмотрел на Табиту, и она мне весело подмигнула. Похоже, она думала в том же ключе. Мы отошли в сторону, и девушка, пожав плечами, сказала:

— Встревать пока рановато. Надо позволить им достигнуть определенной стадии, и вот тогда…

Я кивнул в сторону ракулов.

— Судя по тому, что рассказывал Пес, — промолвила Табита, — система обороны корабля действительно…

Она замолчала.

Я еще раз взглянул в сторону ракулов и, перехватив «газонокосильщик» поудобнее, кинулся к борту. Ну вот; кажется, началось!

Два ближайших к кораблю ракуяа резко увеличили скорость. Теперь отделявшее их от нас расстояние стремительно сокращалось. Спорщики за моей спиной замолчали как по команде.

Стрелять было еще рановато, однако я все же взял одного из монстров на мушку. Пуля должна была угодить чуть левее красненького, похожего по форме на изображение сердца пятнышка. Там находился нервный узел. Если точно попасть в него, то ракул почти мгновенно умрет Вот только сначала надо попасть; пятнышко-то это размером с монетку. А «газонокосильщик» — не снайперка Многонагоновича. У него разброс гораздо больше. Почему он так и называется.

Все эти мысли промелькнули почти мгновенно, так, словно они мне и не принадлежали, словно кто-то невидимый зачитывал их мне в ухо. Я этому не удивился. Во время боя случается и не такое. Главное, не обращать внимание и делать свое дело.

Кстати, мы можем еще отвертеться. Если мне удастся достаточно быстро, желательно е первых выстрелов, срезать этих двоих, то остальные ракулы могут решить, что овчинка не стоит выделки. Если же эти двое не получат достойного отпора, на нас кинется вся стая. Ракулы приближались.

Я уже мог различить пятнышко, рядом с которым должен был попасть, стал ловить его мушкой, и в этот момент кто-то взял меня за плечо.

Я оглянулся.

Это был Пес.

— Не надо, — сказал он. — Не стоит тратить зря патроны. И вообще лучше тебе отойти от борта хотя бы на шаг.

— Зачем? — спросил я.

— От борта! — крикнул Пес. — Живо!

И я его послушался, сделал шаг от борта, так и не понимая, что сейчас должно произойти. А оно тут же и произошло.

Первого выстрела я не увидел, поскольку все еще пялился на Пса, ожидая, когда он мне объяснит, почему это я не должен стрелять в ракулов. Просто сильно грохнуло, а корабль тряхнуло, да так, что, останься я у борта, запросто мог бы свалиться в воду.

Я посмотрел в сторону ракулов и увидел, что один из них перестал существовать. Там, где он только что был, теперь находилась какая-то изорванная, бесформенная, окровавленная туша. Она медленно тонула.

Я попытался сообразить, что же это могло так стрелять, но так и не смог придумать. Не знал я о таком оружии, просто не слышал. Пробить броню ракула с одного выстрела может только нечто тяжелое, а тут…

— Пушка Граусса, — объяснил Мне Пес. — Находится чуть ниже…

Как раз в этот момент пушка выстрелила второй раз. На этот раз я увидел вспышку, увидел, как снаряд попал точнехонько в цель, конечно же, оказавшуюся вторым ракулом, и как эта цель разорвалась.

— Ну, вот и отлично, сказал Пес. — Я немного волновался за систему наведения, поскольку мне так и не удалось ее испробовать в деле, но, как ты видел, работает она превосходно. Впрочем, и цель достаточно большая.

Я поставил «газонокосильщик» на предохранитель и повесил его на плечо. Мне было стыдно.

Получалось, я самый настоящий паникер. Испугался ракулов, в то время когда все остальные, зная о системе защиты, вели себя совершенно естественно. Я же метался, поднимал панику, пытался открыть стрельбу.

— Не переживай, — сказал Пес. — Ты же не знал о том, как мой корабль может защищаться? Хотя… — Он хихикнул. — Мог и послушать мои объяснения.

Согласен?

Я развел руками.

— Согласен. А еще какое вооружение входит в систему защиты?

— Несколько пушек Граусса, пара крупнокалиберных пулеметов. Мне кажется, этого достаточно. Я покачал головой.

Все это, конечно, здорово. И будем надеяться, что система зашиты до окончания нашего плавания ни разу не подведет. По крайней мере сейчас она сработала как надо.

— А если на нас нападут с воздуха? — спросил я.

— Это тоже учтено. В свое время увидишь, — промолвил Пес. — Перекури, воин. Для тебя настало время большого перекура.

Он улыбнулся мне, показав белейшие в мире клыки, и потопал к Тискальщику.

Немного погодя я услышал, как они завели обычную волыну.

— Ну ты, лохматый скептик, неужели ты не понимаешь, что один из главных признаков настоящего научно-технического прогресса…

— Нет такого слова. Нет такого понятия. По крайней мере для серьезных…

Я смотрел на ракулов. Более нападать они не пытались. Плыли за кораблем ровным строем, не отставая слишком далеко, но и близко не приближаясь. Сохраняя определенную дистанцию. Словно чего-то ожидая.

15

Я рассчитывал, что отведенная мне каюта окажется большой. Как-то уже привык к тому, что в мире чистюль то и дело натыкаешься на самое неразумное использование площади.

Ничего подобного. Каюта оказалась размерами как раз с мою берлогу, в которой я жил с того момента, как покинул взраститель, ни больше ни меньше. Узкая койка, маленький стол и стул. Больше ничего.

Впрочем, мне большего и не было нужно. Раздеваться я не стал. Ракулы все еще плыли за кораблем, и кто там знает, что они могут удумать? Вдруг попытаются накинуться всей стаей, и система защиты не сумеет их вовремя остановить? В таком случае станут важны даже секунды, и на одевание их может просто не оказаться. Если разденешься, то не исключено, что так и будешь бегать по палубе голышом с «газонокосильщиком» наперевес.

Я оставил оружие на столе и, устроившись на. койке, заложил руки за голову. Где-то совсем неподалеку мерно стучал двигатель.

Постепенно подкрадывалась дрема. Еще немного, и она начнет медленно, но неудержимо закрывать глаза, путать мысли, делать их вязкими словно кисель…

Я подумал, что, очевидно, каюты на этом корабле такие маленькие потому, что много места занимают припасы, а также запас горючего. Все-таки остров, к которому мы плывем, находится так далеко. И кто знает, что может понадобиться по дороге к нему?

Интересно, как там на этом острове Смарагде? Какие там порядки? Как и у нас, или они чем-то отличаются? Может быть, там нестандарты пользуются большей свободой? Хотя какая разница? Мы всего лишь встретимся с нашим покупателем, получим с него деньги и тут же, первым же экранопланом, отправимся обратно, на наш остров. Вот Миджуся удивится, когда я вернусь обратно. А может, она за это время заведет себе нового дружка?

Хорошо, это ее полное право. Кто мешает мне, например, взять в подружки Табиту? Неужели она рассчитывает задержаться возле Тискальщика надолго? Древние чистюли постоянством не славятся. А если у меня будут деньги… много денег…

Все-таки надо будет узнать у Тискальщика, что за штуку мы собираемся продать. Чем она является? Почему так дорого стоит? Кому она нужна? К чему такая таинственность? Я ведь теперь компаньон. Зачем со мной играть в прятки?

Но зто — потом. Не сегодня. Завтра подвернется подходящий случай, и я задам Тискальщику все эти вопросы. А сейчас…

Медленно, неумолимо я проваливался в беспамятство сна, опускался в его заманчивую глубину, а тело мое охотно отдавалось предшествующей ему неге и расслабленности. Вот сейчас, вот сей момент я уйду в мир снов окончательно…

Голос был тихий, и некоторое время я его слушал, будучи в полной уверенности, что он является частью начавшегося сна. Вот только слишком уж он был логичен, слишком осязаем, что ли…

Я резко, рывком, сел. Голос от этого не исчез, даже, наоборот, кажется, зазвучал в моей голове громче. Низкий, с каким-то странным трудноуловимым акцентом, несколько смахивающим на акцент плотоядных йеху.

…А потом вы выползаете на берег, на его раскаленную спину, и если представить, что вам это даже нравится… Каково это, ходить по суше постоянно, уметь с помощью своих постоянных конечностей делать такие корабли, не бояться, что твои конечности в один прекрасный день выйдут из-под контроля, и тогда тебе придется приручать новых, а до тех пор, пока они не появятся…

— Ты кто? — спросил я.

Спросил и сам удивился тому, что я это сделал. Со стороны, наверное, то, как я разговариваю сам с собой, смотрелось весьма забавно.

Забавно? Ну, как же…

— Ага, — сказал мне голос. — Значит, мне не почудилось. Значит, ты меня все же слышишь?

— А ты меня?

— Слышу. Как я понимаю, ты тот самый человек, который ходит по плавучему средству, не расставаясь со своим ручным оружием?

— А ты кто?

— Спорим, не догадаешься?

Я сел поудобнее. В каюте было тепло, даже жарко, однако по телу моему вдруг пробежала короткая холодная дрожь. И наверное, я сейчас должен был подумать, что схожу с ума, но я этого не сделал. Не верилось мне в это, и все. Вот совсем в другое… Во что именно? Ну, хотя бы в то, что моя способность нюхать горизонт принесла мне все-таки еще одно дополнительное свойство, то, о котором я так мечтал. Возможность читать чьи-то мысли.

Не выдаю ли я желаемое за действительное? И если я прочитал мысли одного разумного существа, то почему я, например, не чувствую, о чем думает тот же Тискальщик, спящий в соседней каюте, или, например Ехидный Пес?

— Ты обладаешь телепатическим даром? — спросил я.

— Всегда мечтал. Но до сего момента…

— Однако мы разговариваем с помощью телепатии.

— Это факт.

— И как ты это можешь объяснить?

— Да никак. А разве это нужно объяснять? Неужели обязательно? Вот ты, например, можешь разговаривать самым обычным образом, не понимая, не задумываясь над тем, как это происходит. Так ли тебе, для того чтобы общаться с другими людьми, необходимо знать, каким образом ты извлекаешь из себя звуки?

— Нет, — покладисто сказал я. — Не обязательно.

— А в данном случае?

— В данном — обязательно. Тут я услышал, как мой собеседник вздохнул. И вот от этого я тихо обалдел. Не могло такого быть, если я, конечно, все понимаю правильно, не мог мой собеседник вздыхать…

Нет, даже не так. Вздыхать-то он мог, запросто, но я лично его вздохов не мог слышать. Сам факт, что я его услышал, был еще невероятнее, чем наше общение. Или я все же что-то неверно понимаю?

— Глупости, — сказал мой собеседник. Думаю, тут все очень просто. Ты обладаешь телепатические даром лишь частично. Частично им обладаю и я. Ну, словно бы один дар разъяли на две половины. Одна досталась тебе, другая — мне. Остальные не обладают даже половинкой, и поэтому ни ты, ни я с ними общаться не можем. Только между собой. Понимаешь?

— Понимаю, — сказал я.

А вот это уже было похоже хоть на какое-то объяснение. И если принять его на веру, то все становилось на свои места. Но как же быть со вздохом? Впрочем, стоит ли сейчас обращать внимание на такие мелочи?

— Значит, это мы выяснили. — В голосе моего собеседника почувствовалось облегчение. — Я-то боялся, что ты можешь испугаться, попытаешься прервать контакт, и тогда нам не удастся поговооить.

— А ты хотел бы этого?

— Иначе зачем я остался?

— Остался?

— Ну да. Наши совсем недавно держали совет и решили, что нападать на ваше судно не стоит. Слишком дорого оно достанется, а на борту там мало пищи. Они ушли, а я остался, мне было интересно проверить свою теорию, достучаться до тебя.

— Теорию?

— Именно. Я почувствовал, что мог бы поговорить с тобой, тогда, когда ты осматривал местность с помошью своего дара, а потом все пытался до тебя достучаться, все звал тебя.

— И наконец…

— И наконец это случилось. Как мне кажется, это что «то вроде туннеля. Если его прорыть, то он более не исчезнет.

— Вероятно, — сказал я. — Ты опять прав.

— Я, безусловно, прав и прекрасно об этом знаю. Не надо мне об этом напоминать, не стоит зря тратить время.

— Хорошо, — сказал я. — Давай разговаривать о том, что, по твоему мнению, не является напрасной тратой времени. О чем конкретно ты бы хотел поговорить?

Никакого особого волнения я теперь не испытывал. До меня вдруг дошла достаточно очевидная истина. Каким-либо образом использовать наше телепатическое общение во вред невозможно. Ни с одной стороны, ни с другой. И значит, мы можем поговорить, просто поговорить. Обменяться какими-то сведениями. Чем не развлечение?

— Мне хотелось бы узнать что-то о жизни на суше.

Я хмыкнул.

— Идет. Только взамен ты мне расскажешь о вашей жизни.

— Договорились?

— Договорились, — сказал я, Что бы ты хотел узнать?

— Начинай с самого начала, с твоего рождения. А вопросы я придумаю сам.

— Но ты взамен тоже расскажешь о своей жизни?

— Да, расскажу. Только первая порция информации должна исходить от тебя.

— Пусть будет так.

— Тогда начинай.

— Начинаю, — промолвил я. — Итак, я родился во взрастителе…

16

Расплывчатое пятно великого фонаря почти достигло зенита. Горизонт отодвинулся километров до двух, и благодаря этому мы заметили, как невдалеке проплыло несколько мелких островков, очевидно, бывших некогда вершинами невысоких гор. От одного из островков отчалила весельная лодка и даже попыталась гнаться за нашим кораблем, но почти тотчас отстала. Сидевшие в лодке люди в блестящих набедренных повязках выпустили несколько стрел, но ни одна из них не упала в воду ближе метров ста от корабля. Тогда островитяне разразились криками на неизвестном мне языке, и наверняка это были не пожелания счастья, радости, удачи.

— Представляете? — сказал Пес. — На этих островках, мимо которых мы буквально пролетаем, нас будут помнить всю оставшуюся жизнь. И конечно, кто-то где-то выдумает красивую легенду, такую, как, например, о Летучем Голландце. Мы войдем в легенду. Разве это так плохо?

Я подумал, что он ошибается. Не будут о нас на этих островках помнить. Живущим на них не до загадок. Им необходимо выжить, и в их положении для выживания жертвуют всем, даже памятью об удивительных, но не приносящих никакого практического результата событиях.

— С чего ты решил, будто легенда о Летучем Голландце — красивая? — поинтересовался Тискальщик, Кажется, он бьет не прочь начать новую перепалку.

— Красива любая легенда, — назидательным тоном сказал Пес. — Любая. На то она и легенда, иначе она перестанет будоражить и неизбежно забудется. Нет?

— И даже легенда об этом… как его…

— Ну… ну, давай, говори, — усмехнулся Пес. — Я тебя внимательно слушаю.

Я подумал, что влезать в словесный поединок этих двух великих спорщиков сейчас нет никакого смысла. Вот некоторое время спустя, когда они от него устанут и заключат перемирие… А пока…

Табита стояла на корме, облокотившись на леер. Я подошел и, пристроившись рядом с ней, промолвил: — У них опять сражение не на жизнь, а на смерть.

— Да, конечно, — задумчивосказала девушка. — Мне кажется, это что-то вроде спорта, неплохо скрашивающего скуку пути.

Тут она была права.

Корабль, управляемый шкипер-интеллектом, жил своей жизнью, неутомимо плыл вперед и вперед, к острову Смарагд. От нас пока ничего не требовалось. Корабль сам, в соответствии с показаниями локатора, а также в зависимости от погоды, выбирал оптимальный маршрут. В случае опасности он даже сам защищал нас, как это было с ракулами.

Таким образом, лично мне делать на его борту было пока нечего.

Хотя… хотя… кто знает, может быть, тот же Ехидный Пес только и ждет случая; чтобы от нас избавиться? Разве так уж плохо получить все деньги одному? А покупатель… Ну, какая ему разница, с кем расплачиваться? Главное, он получит так необходимую ему вещь. Вещь… Что она собой представляет?

Этот вопрос стал занимать меня все сильнее и сильнее. Ранее, когда события разворачивались стремительно и не было времени задуматься о деталях, мне даже в голову не приходило попытаться узнать, из-за чего, собственно, весь сыр-бор. Какая разница, что мы собираемся продавать, если за эту штуку платят такие большие деньги? Теперь— другое дело.

— Правда, любопытно? — сказала Табита, показывая рукой в сторону плывущего за нашим кораблем ракула. — Все его соплеменники уже давно исчезли, а этот все плывет. Какой кровожадный. Никак не может; смириться с потерей добычи.

— Откуда ты знаешь? — сказал я. — Может быть, он просто очень любопытен?

— Он хищник, а любого хищника по большому счету интересует только добыча, и более ничего.

Я кивнул.

Вот тут я был с ней согласен. И похоже, сегодня кое-кого спрошу об этом. Любопытно, каким будет ответ?

— Скажи, — спросил я, — и все-таки что это за штука, которую мы подрядились привезти на остров Смарагд? Чем она так ценна?

— Тебе это интересно? — Конечно.

— Поверь мне, если ты узнаешь, то это только излишне усложнит твою жизнь. В одной в свое время достаточно известной книге было написано: «Большое знание несет с собой большую печаль».

Я хмыкнул.

— Чем мне может усложнить жизнь знание, что именно мы собираемся продать? Не надо со мной хитрить. Рассказывай.

— Хорошо, — сказала Табита. — Я тебя предупреждала…

— А я это предупреждение не собираюсь принимать во внимание и по-прежнему желаю знать.

Табита вздохнула и сказала:

— Хорошо, пойду спрошу у Тискальщика. Думаю, теперь он будет не против. Но я тебя предупреждала…

Она отправилась к спорщикам, а я, проводив взглядом ее стройную фигурку, посмотрел на ракула.

Тот плыл за кораблем, не приближаясь к нему ни на метр, но и не удаляясь, словно привязанный невидимой нитью.

Так же его в действительности интересует? Общение со мной, или он просто ждет случая напасть? Нас слишком мало на этом корабле, и для целой стаи мы добычей не являемся. А для одного ракула? Может быть, он просто ждет подходящего случая и попутно удовлетворяет свое любопытство?

Нет, вряд ли. Какого именно случая? И как один ракул может напасть на корабль, который охраняет бдительный, не знающий усталости, не совершающий ошибок виртуальный шкипер?

И все-таки… насколько он может быть опасен, этот разумный хищник, предки которого выплыли в море примерно в то же время, когда первые нестандарты ступили на сушу? Может быть, они даже родились в одной лаборатории? Почему бы и нет? Собственно говоря, кем этот ракул является, если не таким же самым нестандартом, как и я?

— Хорошо, Тискальщик разрешил мне все тебе рассказать.

Я вздрогнул.

Ну вот, задумался и совсем забыл о Табите. А та, подкравшись сзади, застала меня врасплох.

— Это просто отлично, — не очень довольно сказал я. — В таком случае валяй рассказывай. По крайней мере одного очень внимательного слушателя я тебе гарантирую.

— Так ли это мало? — промолвила Табита. — Настоящий слушатель всегда один.

— О! — сказал я. — А ты, случайно, не снималась в виртуалках?

— Нет. Но однажды с меня сняли образец голоса и достаточно неплохо за это заплатили. Так что ты вполне мог его где-нибудь слышать.

— Возможно, — согласился я. — Возможно. Думал я, конечно, не о голосе. Как раз в этот момент Табита повернулась ко мне в профиль, и я вдруг понял, что меня тянет к этой девушке, неудержимо тянет стать к ней поближе, может быть, даже обнять…

Ну да, сказал я себе, классическая картина. Корабль, плывущий в бескрайнем море; на котором всего одна женщина и два претендента на се внимание. Любовный треугольник — фундамент любого драматического зрелища.

Поспешите занять свои места, проверьте, не забыли ли вы дома носовые платки, а не то придется вытирать слезы просто ладонями, сморкаться же — в рукав. Декорации и спецэффекты готовы, можно начинать действие.

— Так вот, об этом предмете, — сказала девушка. — Он представляет собой стеклянную запаянную ампулу, внутри которой находится некое содержимое, обладающее некоторыми свойствами вирусной культуры, но на самом деле ею не являющееся.

— Ампула? Но почему кто-то готов выложить за нее такие большие деньги?

Табита вновь облокотилась на леер и, грустно улыбнувшись, объяснила:

— Потому что если ампулу разбить, то ее содержимое может буквально взорвать окружающий мир, изменить его почище, чем после времени свирепых ветров.

— Каким образом?

— Находящееся в ампуле содержимое, вырвавшись на свободу, начинает достаточно быстро размножаться. Оно выделяет из воздуха, воды и почвы определённые вещества и, связав их, не дает взаимодействовать с окружающей средой. В результате воздух, вода и земля изменяют свою…

— Нельзя ли попроще? — сказал я. — Скажи только саму суть. Ты забыла, что имеешь дело не с древним чистюлей.

— Проще говоря, — промолвила Табита, — в этой пробирке находится фильтр, способный в течение нескольких лет очистить землю, воду и воздух от всей той гадости, которой их напичкали за поколения, предшествовавшие большому потопу и времени свирепых ветров. Если пробирку разбить, то процесс повернуть вспять будет уже невозможно.

— И что тогда получится? — ошарашено спросил я.

— Нетрудно додаться. Сначала опять наступит время свирепых ветров, а потом; после того как все успокоится, наша планета станет такой, какой она была когда-то давно. Помнишь, какой ее показывают в старых виртуалках? Вот-вот, именно такой.

Я разозлился.

— И вот этими сказками ты хочешь меня накормить?

— Это не сказка, это чистая правда.

Я заглянул Табите в глаза и понял, что она не врет.

Да, конечно, женщины обладают удивительным умением обманывать. Наверное, это у них в крови, это умение помогает им выживать, помогает им обойти многие неприятности, которым они подвергаются в мире, где правят мужчины. Однако сейчас… Нет, нет, она не врет.

— Ты хотел этого, — сказала Табита. — Ты это получил. Вот сейчас стой тут и думай.

Наверное, в голосе ее должно было слышаться злорадство. Вот только не было его там. Одно сочувствие.

Сочувствие?

— И это все? — с иронией спросил я. — Более никаких секретов у вас за пазухой не осталось?

— А этого мало? Подумай хорошо В этой пробирке находится мощь, способная принести вреда больше, чем самое лучшее из придуманных до сих пор людьми оружие. И пусть назначение его состоит в том, чтобы убрать следы жизнедеятельности человека, очистить планету от мерзости, которой ее завалили, на самом деле оно запросто может заодно и уничтожить разумную жизнь. Всю, какая в данный момент существует на этой планете. Представь, как это может произойти.

— Как? — машинально спросил я.

— Подумай, хорошо подумай.

И тут это случилось. Я наконец-то понял, что именно мне сказали. Перед моими глазами, одна за другой, словно в детском калейдоскопе, стали пробегать картины возможного ближайшего будущего. Ураганные ветра, резкое похолодание, свет, который будет резать глаза так, что придется носить темные очки, причем именно нам — нестандартам. Древние же чистюли смогут снять свои светособирающие линзы. Они будут им не нужны: А ещё — воздух. Сейчас древние чистюли могут дышать только потому, что фильтры, через которые они получают воздух, убирают отравляющие вещества. Какие фильтры спасут от слишком чистого воздуха, от воздуха, слишком насыщенного кислородом? И если таких фильтров нет, то как этот воздух повлияет на нас, нестандартов? Не окажется ли он для нас смертельно опасным?

Кстати, о нестандартах.

Есть еще и ракулы. На первый взгляд, проблема воздуха для них не имеет большого значения. Они могут дышать как на суще, так и под водой. И таким образом, скорее всего ракулы просто уйдут в глубину, перестанут показываться на поверхности. Спасет ли их это? Возможно, возможно… Но кто знает?

Кстати, насчет моря… Часть его начнет стремительно замерзать, а суша будет увеличиваться: Появятся другие виды растений. Но это — потом. А сначала будут безумные ветры и еще многое, многое другое.

— Получается, если разбить эту ампулу, то выиграют одни древние чистюли? — спросил я. — Вероятно, плохо придется даже обыкновенным чистюлям.

— Вполне возможно, — сухо сказала Табита. — Вполне возможно. Хотя кто может точно предугадать, чем это закончится? В теории можно построить любую систему, а на практике, из-за какого-то крошечного неучтенного фактора, все может оказаться совсем по-другому.

— И значит…

— Подумай, — сказала Табита. — Теперь у тебя есть занятие. Не правда ли, теперь можно забыть о скуке нашего путешествия? Есть тема для размышлений, для долгих размышлений. Мне же, похоже, придется растащить этих двух спорщиков, иначе они и в самом деле передерутся.

Она была права. Тискальщик и Пес, уже некоторое время разговаривавшие на повышенных тонах, теперь перешли на личности. Тискальщик назвал Пса «блохастой, грязной псиной» и «жалкой, тупоумной дворнягой», получив взамен «ничтожного, выжившего из ума ренегата», «изнеженного старца, страдающего разжижением мозга», «предназначенного к немедленному уничтожению в силу своей полной никчемности реликта».

— Подожди, — попросил я. — Еще один вопрос… — Ну, говори, — нетерпеливо промолвила Табита.

— Тот покупатель, которому мы везем эту пробирку, он — древний чистюля?

— Не знаю. Да какая, собственно, разница?

— Ты так думаешь?

— Конечно. Пробирка — оружие. И в ней заинтересованы все, кто обладает достаточной властью, достаточной силой, чтобы ее удержать в руках, защитить от других конкурентов. Не имеет никакого значения, кто именно желает ее купить.

— Но если это древний чистюля…

Она усмехнулась.

— Ты думаешь, он ее сейчас же и разобьет?

— Кто ему в этом помешает?

— Все значительно сложнее, — сказала Табита. — Подобное оружие является оружием только до тех пор, пока его не применили, пока им можно кого-то шантажировать.

— Но древний чистюля…

— Нет. А зачем ему это нужно? Тот, кто может купить себе эту пробирку, не нуждается в больших потрясениях. Он разобьет ее лишь в самом крайнем случае, причем только если будет твердо уверен, что на этом выиграет. Кто может выиграть от наступления времени большого потопа? Не могу представить себе такого.

— А если…

— Мне некогда, — сказала Табита. — Я пошла усмирять этих двух спорщиков. А ты пока подумай, подумай… Потом можешь подойти и задать мне еще одну порцию вопросов. А сейчас…

Она буквально бросилась к Тискальщику и Псу. К этому времени те уже замолчали и теперь лишь молча сверлили друг друга разъяренными взглядами. Похоже, теперь бранные слова их уже не удовлетворяли. Они явно прямо сейчас собирались устроить настоящий поединок, по всем правилам дуэльного искусства.

Вот только никакого поединка на самом деле не будет. Табита их успокоит и помирит, как делала это уже не раз. У нее в подобном есть большой опыт. Я снова посмотрел на ракула. Знал бы тот, какую бомбу везет этот корабль. А может, он это и знает, теперь, после рассказа Табиты? Если он способен со мной телепатически разговаривать на расстоянии, то почему бы ему и не слышать то же, что слышу я? Проще говоря, почему бы ему не шпионить с помощью моих ушей и глаз?

А смысл? Что он может сделать в одиночку? Друзья его уплыли прочь. И скорее всего такое «подсматривание и подслушивание» невозможно без моего согласия. Нужно, чтобы я тоже захотел с ним телепатически соединиться.

Нет, получается, в этом отношении я встревожился совершенно напрасно, кстати, как там наши вояки? Я оглянулся.

Табита уже стояла между спорщиками и что-то вполголоса им втолковывала. У Тискальщика лицо было пристыжённое, а Пес, опустив голову, смотрел в сторону. Хвост его нервно подрагивал.

Молодец, девчонка. Немного погодя спорщики опять начнут свою ссору, но с этим узко, похоже, ничего не поделаешь. Расхождение характеров.

Два старых врага, спорящих до хрипоты на бочке с порохом.

Я поежился.

Вот именно… Причем фитиль у этой бочки, вполне возможно, уже дымится. Он еще длинный, и какое-то время на споры есть. Вот они и занимаются всякой чепухой. Пока на нее есть время…

С другой стороны, а что им еще делать? Бегать по палубе и рвать на себе волосы? И каким образом это поможет делу? Кроме того, они точно уверены, что ампула разбита не будет. Уверили в этом себя за то время, в течение которого знают о ее существовании.

Мне же это еще предстоит.

Свыкнуться с мыслью, заставить себя воспринимать ее как нечто само собой разумеющееся. Что, бомба? Ну и прекрасно. Я всю жизнь живу на ней, я привык к этому состоянию и всяческие прыжки при этом совершенно неспортивны.

Честное слово, я почти пожалел, что стал задавать Табите вопросы об этой пресловутой ампуле. В данном случае неведение и в самом деле было благом. Однако что сделано, то сделано…

Старательно обходя своих компаньонов стороной, я перебрался к другому борту. Общаться мне сейчас с кем бы то ни было не хотелось. Вот постараться подумать, решить, что можно сделать в будущем с…

А что можно сделать? Наставить на эту милую троицу свою пушку, отобрать у Тискальщика ампулу и попытаться ее уничтожить? Каким образом? Проще всего, наверное, кинуть её вниз, в воду. Однако даст ли это гарантию, что содержимое ампулы никогда не соприкоснется с окружающим миром?

Конечно, она может попасть в ил и упокоиться в нем на веки вечные. С другой стороны, с таким же успехом она может упасть на каменистое дно и разбиться, а если глубина большая, то ее может раздавить давление воды. В этом случае содержимое ампулы активизируется, и начнется процесс, который через несколько лет закончится еще одним временем свирепых ветров, изменением условий выживания и, соответственно, гибелью большей части не такого уж и многочисленного мыслящего населения.

Невеселая перспектива. Очень невеселая.

Я посмотрел на Тискальщика и Пса. Табита сделала свое дело, и теперь они уже снова друг другу улыбались.

Может, все пока идет правильно, так как нужно? Может, действительно самым лучшим выходом будет продать ампулу? Пусть кто-то иной решит ее судьбу. И потом, как сказала Табита, покупатель будет кровно заинтересован, чтобы с ней ничего не случилось.

А еще — деньги. Ну да, как я о них забыл? Деньги, они самые. Оставив все как есть, я получу еще и деньги, а также некоторое время, чтобы их потратить.

Интересно, будет ли мне сладко жить с этими деньгами? Каждую минуту ожидая известия о том, что бомба, та самая, хранящаяся в ампуле, наконец-то рванула?

Мне захотелось дать себе пощечину.

Все, все, пора очнуться. Хватит идиотских мыслей. Неужели я когда-нибудь рассчитывал жить долго? Хоть когда-нибудь? И именно с такой целью пошел в заслон?

Нет, хватит думать всякие глупости. Пора возвращаться на грешную землю. Только четкое, холодное, рациональное мышление. Цель? Выжить любой ценой. Как обычно. При удаче неплохо было бы ухватить побольше деньжат, но это уж как придется. Это — при большой удаче.

Обдумать положение, в котором я оказался, и лишь потом действовать. Не раньше. Благо какое-то время еще есть. И вообще не мешало бы получить побольше информации. Например, откуда эта штука, эта проклятая ампула, взялась? Может быть; сейчас их где-нибудь штампуют сотнями?

Да нет, будь такая возможность, не было бы из-за этой ампулы такой битвы. Значит, она — уникум. И вряд ли в ближайшее время появятся другие. Откуда она взялась? Кто был тот нестандарт, у которого ее забрал Ехидный Пес? Не настало ли время задать кое-какие дополнительные вопросы?

Все еще раздумывая над этими вопросами, я сделал шаг в сторону своих компаньонов, и Тут в палубу в полуметре от меня ударила пуля. Оп-ля!

Я резко обернулся, пытаясь углядеть, где находится стрелок — а руки уже брали на изготовку «газонокосильщик», — и углядел.

Увлеченный своими мыслями, я, оказывается, не заметил, что справа по борту показался еще один остров. Причем на нем жили люди, явно находящиеся на гораздо высшем уровне развития, чем те, которые совсем недавно пытались подстрелить нас из луков. На берегу стояли не хижины, а самые настоящие дома, и даже виднелся небольшой причал. В данный момент он был пуст, поскольку два старых катера, для которых он предназначался, теперь на всех парах плыли за нашим кораблем. Впрочем, стреляли не с них, не совсем с них.

За одним из катеров, привязанный к нему тонким, но, очевидно, прочным тросиком, летел аппарат, здорово смахивающий на большого воздушного змея. Под ним в веревочной люльке висел стрелок. Вот аппаратик, клюнувший было носом, выпрямился, и ствол карабина в руках стрелка снова нацелился в мою сторону.

А не пора ли позаботиться о собственной безопасности, тем более что мои компаньоны это уже сделали?

В самом деле, Табита, Пес и Тискальщик, не теряя время на размышления, уж спрятались за корабельную надстройку и теперь отчаянно махали руками, призывая последовать их примеру.

Почему бы и нет?

Стрелок находился пока слишком далеко, и устраивать перестрелку было еще рановато. Да и не собирался я служить мишенью для его более дальнобойного оружия. Кроме того, мне хотелось узнать, как шкипер-интеллект справится с такой опасностью.

— К нам! К нам! — крикнула Табита. — Давай быстрее сюда!

Я кинулся под защиту надстройки и, очутившись рядом с компаньонами, спросил:

— Зачем им это нужно?

— Откуда я знаю? — буркнул Пес. — Очевидно, надеются добиться того, чтобы наш корабль остановился.

— Почему мы должны останавливаться? — спросил Тискальщик.

— Ну, не знаю, — развел руками Нес. — Просто не знаю. Может, они сумасшедшие. Возможно, у них так проходит обряд превращения в мужчину. Надо напасть на кого-нибудь и обязательно его подстрелить. Не важно, на кого. Просто после этого мальчик становится мужчиной.

— Ты так думаешь? — с сомнением спросил я. Нечто подобное, как я знал, ранее практиковалось у первобытных племен, в самые-самые древние времена. Культ предков, жертвоприношения и обряд, согласно которому мальчики превращались в мужчин. Все это из одной оперы. Очень древней… Хотя кто знает, до чего можно дойти, если ты живешь маленькой общиной на крохотном, оставшемся от огромной суши островке и каждый день ждешь, что вода вот-вот поднимется еще немного и тебе станет негде жить?

— А это имеет значение? — спросил Тискальщик. — Может быть, лучше попытаться этого стрелка успокоить? И не твоя ли это работа, Нюхач?

Возразить тут было нечего. — Где-нибудь на корабле есть нечто более дальнобойное, чем «газонокосильщик»? — спросил я у Пса.

— Конечно, есть, — ответил тот. — Однако я бы советовал пока немного подождать. Если эти ребята подплывут поближе, охранная система сделает из них решето.

— А мы тем временем, — ворчливо сказал Тискальщик, — будем вынуждены прятаться и дрожать от страха перед какой-то лодчонкой?

— Все-таки давайте подождем, — предложил Пес — Мне бы хотелось посмотреть, как защитная система справится с воздушной целью.

— Ага, — промолвил Тискальщик, — заказывая параметры охранной системы, ты, значит, рассчитывал также и на воздушную атаку?

— На всякий случай, — признал Пес. — И как видишь, такой случай подвернулся. Думаю, и еще подвернется.

— Уверен? — спросил Тискальщик, по-моему, лишь для того, чтобы как-то задеть Пса, завести его на новый спор.

А тот тяжело вздохнул и, повернувшись к Тискальщику, глядя ему прямо в глаза, сказал:

— Тискальщик, неужели ты думаешь, неужели ты можешь хотя бы на мгновение допустить, что Хукет смирится со случившимся и спокойно проглотит полученную пилюлю? Если так, то ты его совершенно не знаешь. Думаю, он сейчас рвет и мечет. Думаю, он уже определил что мы обвели его вокруг пальца, и теперь полон желания сквитаться.

Вот тут-то я окончательно понял, что кадавры и плотоядные йеху ничуть не похожи. Ни один плотоядный йеху, предок собаки, не стал бы так разговаривать с человеком, да еще при этом таким образом глядя ему в глаза. Ему не позволило бы это сделать нечто, оставшееся от поколений, в течение которых собаки жили с людьми, являлись их слугами, некое оставшееся от многих предков послушание.

Я спросил у себя, имеет ли это такое уж большое значение? И туг же себе ответил, что, безусловно, имеет. Путь нам предстоит еще долгий, и все, что мне удастся узнать о своих попутчиках, наверняка еще не раз пригодится.

— Возможно, — неохотно признал древний чистюля. — Возможно, ты и прав.

— Я прав абсолютно, — сказал Пес. — Я хочу проверить, как охранная система действует против воздушных целей, поскольку уверен, что Хукет нападет на нас с воздуха.

— Да? — спросил Тискальщик. — Уверен?

— Конечно. Насколько я знаю, у Хукета кораблей нет и послать за нами погоню по воде он не может. Что ему остается? Купить парочку экранопланов? Вот это было бы вполне логично. Ты не находишь?

Сказав это, Пес победно оскалил зубы. Похоже, он ждал, что Тискальщик начнет ему возражать. Однако тот был совсем не дурак и хорошо понимал, что бывают ситуации, когда лучше помолчать, поскольку, возражая своему противнику, будешь выглядеть очень глупо.

На меня сказанное Псом тоже произвело большое впечатление. Осознав, куда он клонит, я почувствовал себя очень даже неуютно. Так и казалось, что вот сейчас из марева горизонта выскользнет парочка экранопланов и начнет с визгом пикировать на наш корабль.

— А когда она начнет действовать? — спросил я.

— Кто? — не понял Пес.

— Ну, охранная система.

Осторожно выглянув из-за надстройки, Пес тут же спрятался за нее обратно и сказал:

— Осталось совсем чуть-чуть. Сейчас она им покажет.

Тут я уже решил плюнуть на всяческую осторожность. Мне было интересно, как охранная система расправится с этим летуном. А насчет его стрельбы… Много ли настреляешь с кувыркающегося словно форель в горном ручье воздушного змея? Этот стрелок промахнулся в меня на полметра, когда я стоял неподвижно, полностью у него на виду. Стоит ли его так бояться? Я выскочил из-за надстройки, юркнул к фальшборту и присел за ним. Выстрела не последовало, и, выждав секунд десять, я слегка приподнялся, выглянул.

Катера все так же трудолюбиво разрезали волны, стрелок все так же висел под своим летательным аппаратом, и карабин был у него в руках.

Я подумал, что, наверное, ему трудно управлять своим змеем и одновременно держать в руках карабин. Возможно, для того чтобы не выронить, он его привязал? Я бы по крайней мере поступил именно так. Вот только зачем ему это все было нужно? Какой в этом всем был смысл? Почему он, этот стрелок, не даст своим товарищам знак, что пора закругляться? Я представил, как с высоты выгладит наш корабль, представил, что стрелок видит перед собой лишь пустую палубу, вдруг понял, осознал, почему он продолжает следовать за кораблем. Это было не предположение. Я чувствовал, я знал почти наверняка, я видел наш корабль его глазами, глазами человека, всю жизнь прожившего на маленьком островке, для которого старый катер является пределом совершенства.

Ну конечно, он просто не мог оторвать глаз от корабля. Выстрелив один раз и промахнувшись, он наконец-то осознал, что именно перед собой видит, и это зрелище его просто-напросто заворожило. И не собирался он дальше стрелять, поскольку и первый-то раз выстрелил лишь из ухарства, чтобы обратить на себя внимание. А теперь… а теперь он напрочь забыл о том, что к его рукам привязано оружие. Он смотрит на корабль и испытывает восторг, восхищение от того, что такой сложный и красивый механизм может существовать…

Причем все это время расстояние между летуном и кораблем сокращается…

Я хотел было крикнуть Псу, что он может сейчас запросто отключить систему безопасности, что этот летун намне опасен, но уже было поздно.

Очевидно, те, кто находился в катерах, тоже сообразили всю бесперспективность дальнейшего преследования. Повинуясь команде сидевшего в одном из них человека, катера резко свернули в сторону от судна, так и не дотянув до невидимой границы, за которой система безопасности начинала действовать. Как я убедился спустя какие-то секунды, им не хватало всего; лишь нескольких метров.

К несчастью, в тот момент, когда катера стали выполнять этот маневр, летательный аппарат стрелка все еще летел за кораблем. Слегка провисший тросик дал ему возможность пролететь еще несколько метров. Как только он натянется… Поздно.

Из надстройки корабля, словно чертик из коробочки, выскочила округлая, ощетинившаяся дулами двух крупнокалиберных пулеметов башенка. Еще мгновение она нацеливалась на летящую фигурку, а потом ударила короткая гулкая очередь.

Я смотрел.

Никакой брезгливости я не испытывал. Мне в заслоне приходилось видеть и не такое. Сожаление? О да! Глядя, как падает в море то, что осталось от летуна и его воздушного змея, я прекрасно понимал, насколько была бессмысленна эта смерть.

Только что могло изменить мое сожаление? Кому оно было нужно? Кому от него стало бы лучше?

И несомненно, я мог бы сейчас накинуться на Пса, попытаться ему объяснить, что по его приказу было убито живое, мыслящее существо. Причем убито оно совершенно зря, при таких обстоятельствах, при которых это можно было и не делать.

А дальше что? Какие у меня были доказательства? Ах, мысли и ощущения? Ах, у меня обнаружился некий дополнительный, иногда проявляющийся дар?

Вот именно — дар. И всем остальным о нем знать не обязательно. А если я о нем им сообщу, то сделаю очень большую глупость. Пусть даже во имя некой непонятной мне в данном случае справедливости, от которой не станет легче ни мне, ни Псу, ни даже тем, кто сейчас сидит в катерах и мечтает об оружии, способном в мгновение ока потопить наш корабль.

Так стоит ли вообще что-нибудь говорить?

Я выпрямился и прошел к своим компаньонам. Пес так и лучился радостью.

— Видел? — спросил он меня, как будто я мот не заметить действия его охранной системы. — Видел, как она… Ух, я, конечно, ожидал чего-то подобного… но так быстро и точно, по крохотному летающему змею…

— Видел, — сказал я. — Действительно, весьма эффективно.

А что еще я мог сказать?

17

Тихий стук работающего двигателя. Жесткая койка. Голос ракула.

— …И после того как храбрый Игесс определил код замка, запирающего решетку, осталось лишь дождаться ночи. Пришло это время, и злобные древние чистюли ушли из здания, в котором содержались в неволе лучшие и разумнейшие прапредки, первые из равных в воде. Тогда храбрый Игесс обратился к своим соплеменникам с речью. Он сказал, что настало время вырваться на свободу. И был он поддержан всеми, поддержан громко и даже с хлопаньем по поверхности воды плавниками…

— Все понятно, — сказал я. — Короче, эти ребята надавали по мозгам охранникам и сделали ноги.

— Гм… да… что-то вроде этого. Хотя вот ног-то у них тогда и не было.

— Это конечно. Ног не было. Но в остальном все было именно так? Э? А потом, как и положено, твои прапредки организовали лучшее, светлое будущее, в котором все были равны, свободны, счастливы и каждый имел не менее двух рабов-людей.

— Это было еще потом. Но прежде им предстояло очень долго искать удобное для этого место, А еще нашлись некоторые несогласные…

— Понятно, — сказал я. — Тут мне все понятно.

— Если ты собираешься меня оскорбить…

— Упаси боже, — сказал Я. — Ни в коем случае не собирался ничего подобного делать. Просто я все это уже слышал, все это уже было в истории древних чистюль. Конечно, звучало это у них совсем по-другому, но суть была та же самая.

— Хочешь сказать, что ничего этого не было? Хочешь сказать, что наши священные легенды всего-навсего являются пересказом легенд древних чистюль?

— Менее всего, — промолвил я. — Менее всего. Просто истории свойственно повторяться. Так же как и история древних чистюль, как и история тех, кто был перед ними, ваша — всего лишь история мыслящих. А любая настоящая легендарная история описывает попытки обвести свободу, причем попытки удачные и поэтому заканчивающиеся еще большей несвободой.

— Да? Очень интересная мысль. А у вас, нестандартов, такая история есть?

Я подумал, что вот сейчас ракул задал мне действительно трудный вопрос. Хотя в чем его трудность? В моем собственном нежелании дать на него искренний ответ?

— Нет, — сказал я. — Такого у нас не было.

— Еще?..

— Возможно.

— Ага, ты, значит, можешь себе представить ситуацию, при которой…

— Просто, — попытался объяснить я, — мы, нестандарты, появились совсем недавно.

— Вам еще не осточертели прутья вашей решетки? Или вы просто пока не научились их видеть?

Я усмехнулся.

— Ты пытаешься меня спровоцировать на какие-то действия?

— Нет, просто пытаюсь тебе объяснить, что единственный оставшийся для вас путь выживания состоит в том, чтобы послать подальше всех этих древних чистюль и начать жить по-новому.

— А иначе?..

— А иначе придем мы. Мы уже пришли. И выжить вам, нестандартам, будет не так-то легко. Мы уже стучимся в ваши двери, мы уже теребим ваши заслоны. Мы уже пришли.

— Ладно, — сказал я. — Хватит запугивать. Не больно-то я всего этого боюсь.

— А зря. Подумай над таким фактом. Нам принадлежит вся вода, мы в ней чувствуем себя хозяевами, наша численность неуклонно растет. В тоже время вы, люди, скованы в своем развитии жалкими клочками земли, оставшейся после времени свирепых ветров и большого потопа.

— Ты сказал — люди.

— Я имел в виду вас, нестандартов. Подумай. Вами все еще управляют древние чистюли. А кто они такие, чтобы вами управлять? Очень малочисленный вымирающий вид, который держится наверху только благодаря собственной наглости да еще крохам оставшейся от времени своего расцвета технологической мощи. Не так ли?

— Возможно, — сказал я. — Но они нас создали.

— Нас — тоже. И что, это повод дать собой помыкать, повод позволять считать себя грязными животными? У них есть йеху, и пусть будут этим довольны. Йеху никогда не смогут до конца освободиться от памяти того времени, когда они были просто животными, никогда не смоют с себя клеймо скота.

Я подумал, что в чем-то ракул, конечно, прав. С другой стороны, куда он клонит, угадать было не так уж и трудно. А я на подначки не попадался; еще во взрастителе.

— Ладно, — сказал я. — Давай поговорим на другую тему.

— Нет, погоди, я ещё не закончил. Вот и получается, что единственной расой, способной на данный момент захватить сушу, являетесь вы, нестандарты.

— А вы, ракулы, тоже…

— Да, если это окажется вам не под силу, то сушу захватим мы. И произойдет это довольно скоро. Рано или поздно распри между нашими племенами закончатся, появится предводитель, которому удастся объединить все племена ракулов. После этого мы возьмем под свода опеку маленькие острова, а потом настанет очередь больших. И если к этому времени нестандарты не захватят власть в свои руки, нам покорится вся суша.

— Но вы не можете слишком уж долго обходиться без воды.

— Не можем. Однако ваши древние чистюли вообще не могут дышать окружающим воздухом и питаться тем, чем питаются нестандарты. Это не мешает им вами править. Добившись господства, мы всего лишь потребуем, чтобы суша была приспособлена под наши нужды. Сделать это нетрудно. Достаточно лишь покрыть ее сетью глубоких каналов.

— Ну ладно, — сказал я. — Вот ты мне это все очень хорошо объяснил, И я даже в свободное время над твоими словами подумаю. Обещаю тебе это. Теперь остается узнать, для чего ты мне это рассказывал.

— Совершенно без всякой посторонней цели, — промолвил ракул. — Я просто хотел, чтобы ты осознал, каким может быть будущее этой планеты. Причем ты прекрасно понимаешь, что определить его нам не дано. А жаль.

— Жаль?

— Ну конечно. Что может быть выше, интереснее и почетнее этого? Совершить поступок, оказавший большое влияние на будущее.

— Понятно, — сказал я. — Слушай, а у вас, ракулов, есть такое понятие, как политик? Это мыслящий, занимающийся политикой.

— Я знаю, что означает это слово, — немного помедлив, промолвил ракул. — И наверное, я бы мог стать политиком; но, к сожалению, пока для этого еще нет условий. Пока. Ты знаешь, что ракулы живут очень долго.

— Если их не подстрелят.

— Я не собираюсь лезть под пули. Никто не пошлет меня штурмовать позиции какого-нибудь заслона. Так что у меня есть большие шансы дожить до того времени, когда моя мечта осуществится.

— Думаю, политик из тебя получится, — сказал я. — А теперь скажи, ты все это внушал мне, пытаясь посеять рознь между мной и остальными пассажирами корабля?

Ракул захихикал. Звук был именно такой. Причем, судя по моим предыдущим наблюдениям, означал он то же самое, что и у любого человека. Хихиканье.

Неясным оставалось лишь одно. Как он, оставаясь полупогруженным в воду, умудряется издавать все эти хихиканья, вздохи и прочие свойственные людям звуки?

Может, спросить у него об этом? — Не со всеми, — отхихикавшись, признался ракул. — Не со всеми. Как я понимаю, самочка относится к твоему племени. Таким образом, вас на борту корабля двое, и это, несомненно, дает вам преимущество перед остальными. Не желаешь им воспользоваться? — Пока нет. А ты хотел бы посеять на корабле рознь?

— Возможно. Однако ты слишком для этого умен. Хотя я не теряю надежды. Вдруг мои слова не пропадут даром?

— И даже этого не скрываешь.

— А зачем? Ты и сам прекрасно знаешь, что я говорю правду. Вы, нестандарты, должны вырваться из-под владычества древних чистюль просто для того, чтобы ощутить себя действительно расой, поверить в свою силу. А иначе вы так на всю жизнь и останетесь на положении рабов.

— Ты забываешь об одной вещи, — сказал я. — Об одном маленьком отличии.

— Каком же?

— Размножение. Вы, ракулы, способны размножаться. Нам для того же самого необходим взраститель. Как все мутанты, мы стерильны. Проще говоря, без древних чистюль мы не сможем размножаться. Ракул хмыкнул.

— Я же не подговариваю тебя уничтожить древних чистюль. Я просто говорю, что они не должны считать вас своими рабами. И если дело только в размножении… Что ж, пусть чистюли возятся с вашими генами, пусть они отбирают материал у самых жизнеспособных нестандартов, пусть пытаются его как-то улучшить… Но под вашим внимательным руководством. Понимаешь? Откуда ты знаешь, может быть, они уже давно могли бы вернуть вам способность размножаться? Может быть, они уже давно могли бы производить размножающихся нестандартов, но понимают, что это освободит вас, даст возможность обходиться без их руководства. Как, согласен ты с моими словами? Вот тут уж вздохнул я.

Кажется, он был неисправим. Похоже, он вбил себе в голову, что может напичкать меня каким-то своими идеями.

— Почему ты молчишь? — спросил ракул. — Ты обдумываешь мои слова или решил со мной более не разговаривать.

— Скорее последнее, — сказал я.

— Вот как? А почему?

— Не люблю, когда меня считают болваном. И если ты хочешь далее со мной общаться, давай-ка прекратим разговаривать на подобные темы.

— Хорошо, раз ты не хочешь… Давай прекратим. Но сначала давай я тебе скажу одну вещь, и более мы к этому разговору возвращаться не будем.

— Ну? — сказал я.

— Очень простая мысль. Что бы мы ни делали, как бы себя ни вели, все равно для чистюль и особенно для древних чистюль мы останемся монстрами. В то время когда на самом деле монстрами являются они.

— С чего бы это?

— А как еще назвать тех, кто погубил целый мир? Ты уже забыл, что это именно по их вине начался большой потоп? Если бы не их наплевательское отношение к окружающему миру…

— Ну все, — сказал я. Это я уже слышал, причем не раз, в одной виртуалке. Есть такое хранилище информации, запрещенное, конечно…

— Вот именно — запрещенное. А кем запрещенное? Чистюлями! И это вполне логично. Никому не нравится, когда его прямо в глаза называют преступником. Даже если при этом говорят чистейшую правду…

— Но почему преступниками? — ехидно спросил я. — Если разобраться, то вы, ракуяы, ничуть не лучше. Так же как и древние чистюли, вы стремитесь к мировому господству. А как этого можно достигнуть? Любыми возможными средствами, вплоть до уничтожения других мыслящих, целых рас. Не так ли? Чем вы отличаетесь от чистюль? Только возможностями?

— И все же мы от них отличаемся, — сказал ракул. — Да, мы готовы и мы будем уничтожать другие расы, но никогда мы не пытались и не будем пытаться убить целую планету. Древним чистюлям это удалось. Пойми, не будь у планеты своих механизмов защиты, она бы уже давно превратилась в труп. Планета-труп. Каково? И все благодаря древним чистюлям. Согласен?

— Они не ведали, что творили.

— Так ли? Поройся в старых документах, посети сетевые хранилища информации. Там есть все. Уверяю, они прекрасно знали, что делают, и не начнись большой потоп…

Стоп, стоп… а ну-ка…

— Погоди, — сказал я. — Ты слишком уж уверенно говоришь о сети. Слишком много о ней знаешь. Тебе приходилось в ней бывать? Ты можешь в ней регулярно появляться под виртуальной личиной?

Ракул засмеялся. Вот только смех его мне показался слегка натужным. Или мне это действительно только показалось?

— И случайно эта личина не называется Хукетом? — продолжал допрашивать я.

— Нет, нет, — поспешно сказал ракул. — Никакого Хукета я не знаю и в сети тоже не бывал. Просто у меня есть знакомые-люди, и я довольно часто с ними беседую так же, как и с тобой. Ну, может, не на расстоянии, но так же. Они мне многое рассказывают, и когда я пожелал узнать о паутине, все подробно мне рассказали.

— Знакомые? — спросил я.

— Ну, не совсем знакомые. Они… гм… некоторым образом от меня зависят. Но я не собираюсь причинять им зла. По крайней мере до тех пор, пока они мне полезны. Вот от них я и узнал…

— Проще говоря, — промолвил я, — это — твои рабы.

— А почему бы и нет? Лучше иметь рабов, чем быть рабом каких-то древних чистюль.

Я нашарил в кармане портсигар. Пора было с этим разговором заканчивать. Вот он уже перешел в стадию личных оскорблений.

— Ты больше не желаешь со мной разговаривать? — Спросил ракул.

Я молчал.

— Хорошо, приношу свои извинения. Я, конечно, переборщил. Давай продолжим. Я закурил сигарету.

— Ну, хватит молчать. Я знаю, что ты меняете слышишь. Если так хочешь, давай сменим тему. Учти, я плыву за вашим судном только для того, чтобы иметь возможность с тобой поговорить.

Дым собирался под потолком в сизое плотное облачко, за стеной тихо урчал мотор, у меня в голове звучал голос ракула. Теперь в нем слышались умоляющие нотки.

— Отзовись, паршивый нестандарт. Отзовись, иначе я уплыву прочь. Даю тебе последнюю возможность. Обещаю более тебя не оскорблять.

— Хорошо, — сказал я. — Давай продолжим. Расскажи-ка для начала мне о том, как живут ваши рабы, и попытайся меня убедить, что они самые счастливые люди на свете.

18

— Ну а потом, — сказала Табита, — все выплыло наружу. Вульф попытался бежать в далекую страну… я не запомнила ее названия, да это и не важно, поскольку в нее он так и не попал. Экраноплан, на котором он летел, неожиданно взорвался в воздухе. В живых, как ты понимаешь, не осталось никого.

— Лаборатория? — спросил я.

— Ну да, лаборатория. Ее сразу взяли под контроль военные, под очень-жесткий контроль. Все материалы, которые Вульф не успел уничтожить, были изъяты. Все записи, пси-диски, вообще все носители информации. Кроме того, в руки военных попала и эта ампула. Вульф не успел ее взять с собой, у него просто не было на это времени. А может, он не считал ее чем-то невосстановимым? Все-таки главные формулы остались у него в голове, и он, очевидно, рассчитывал продолжить исследования, улучшить…

— Но уже не успел, — подсказал я.

— Да, конечно. Короче, после смерти Вульфа никто так и не смог далеко пройти по его стопам. Вскоре это стало вообще невозможно, поскольку начался большой потоп. Вода наступала на сушу, и не обошлось без… гм… некоторых волнений. Впрочем, что именно содержится в ампуле, военные все-таки разобрались. И придержали ее на каком-то своем хранилище. Возможно, тут не обошлось без желании кого-то обогатиться. Ну, сам понимаешь, как это бывает. Во время большого пожара всегда найдется кто-то, кто попытается продавать ведра с водой… Короче, эта ампула, пережив множество приключений, наконец осела в бывшем государственном хранилище на нашем острове. Проще говоря, она считается достоянием правительства острова, и о ее существовании до недавних пор знали только несколько чистюль.

Я покачал головой.

— Достояние острова? Это серьезно. Почему же тогда за этой ампулой охотились несколько авантюристов, а не стражи порядка? Уж они бы не оставили никакой возможности для конкуренции.

— Именно поэтому стражи порядка до сих пор и не в курсе, — улыбнулась Табита. — Никто из участвовавших в охоте за ампулой, хорошо понимая, чем это грозит, не пожелал поставить их в известность о том, что именно стоит на кону ведущейся игры. — А они…

— Нет, они до сих пор не подозревают, что ампула похищена. Тот нестандарт, которого убили в гостинице «Песчаная крыса», был одним из лучших похитителей всех больших островов. Был.

Табита присела на скамеечку, откинулась на ее спинку и аккуратно, словно примерная ученица, сложила руки на коленях.

— А кто его нанял? — спросил я.

— Не знаю. Честное слово, не все в этой истории мне понятно. Как мне известно, до того как ампула была похищена, в отношении ее соблюдалось нечто вроде нейтралитета. Как я уже сказала, о ней знали несколько древних чистюль, но никто из них не пытался ею завладеть. Похищение словно бы спустило курок, послужило сигналом начала военных действий, большой охоты на эту ампулу. Ну, дальнейшее ты уже знаешь, не так ли?

— И все-таки что с этой ампулой сделает тот, кто согласился ее купить?

— Судя по словам Тискальщика, он достаточно силен, чтобы отразить чьи-либо попытки ею завладеть. Если мы сумеем ее доставить в целости и сохранности, то о дальнейшей ее судьбе можно не беспокоиться.

— Ты в этом уверена? Может быть, он все-таки пожелает ее разбить?

— Не думаю. Судя по всему, это такая же птица, как и наши компаньоны. Просто у него денег побольше, чем у них. Нет, он будет эту ампулу хранить как зеницу ока. Она бесценна. Ампула, способная полностью изменить окружающий мир. Она стоит бешеных денег, и кто согласится ее разбить? Только альтруист, тот, кто печется о благе других, или маньяк, мечтающий о гибели мира. Похожи Тискальщик и Пес на кого-то из них?

— Не, не похожи, — сказал я.

— Вот то-то…

— Кстати, а откуда известно, что это именно та ампула? И каким образом она может изменить окружающий мир? Как действует то, что находится внутри нее? Может быть, оно уже потеряло силы?

— Известно и тщательно перепроверено. А насчет действия я спрашивала вчера у Тискальщика…

— И что он сказал?

— Он сказал, что внутри ампулы находятся-таки мизерные, каждый не более нескольких атомов, самовоспроизводящиеся механизмы. И рассчитано, что они будут действовать, даже если эту ампулу разбить спустя тысячу лет.

— Понятно, — сказал я.

Мне и в самом деле все было понятно.

Получалось, мы действительно везем с собой бомбу с часовым механизмом. Причем в конце концов она неизбежно взорвется, и условия выживания тех или иных разумных видов резко изменятся, Те, кто сейчас вымирает, кто в меньшинстве, вполне возможно, станут процветать, а те, кто сейчас в большинстве, окажутся в условиях, к которым приспособиться не смогут. Причем нет почти никаких шансов этого избежать. Весь вопрос только в том, раньше это произойдет или позже?

Может, этот ракул прав и нестандарты должны захватить власть хотя бы для того, чтобы получить контроль над такими игрушками? Кто знает, сколько подобных остатков технологий прошедших времен находится в руках древних чистюль? Как они собираются с ними поступить? И если суша действительно рано или поздно будет принадлежать нам, нестандартам, не будет ли справедливым, что мы сами начнем решать, как поступить с тем или иным реликтом, подобным нашей ампуле?

— Ты задумался об ампуле? — спросила Табйта.

Ветер слегка шевелил ее волосы, а шерстка на щеках при свете великого фонаря казалась просто восхитительной.

— Задумаешься тут, — сказал я.

И конечно, соврал. Минуту назад — может быть. Но сейчас…

Мне нужно было встать и немедленно уйти. Табита принадлежала Тискальщику, и я вовсе не собирался нарушать неписаные законы этики…

Хотя… хотя… если они неписаные… и потом, мы относимся к одному виду… А Тискальщик? Если честно, то кем она является для древнего чистюли? Игрушкой? Минутным увлечением? В то время как я мог бы…

— Эй, голубки, время разговоров кончилось. Кажется, сейчас здесь будет весело, очень весело.

Это был Ехидный Пес. В зубах у него была неизменная сигара, руки были засунуты в карманы жилетки, глаза смотрели весело и нахально.

— Что случилось?

Я был почти рад; что он не дал мне совершить глупость, последствия которой могли оказаться просто катастрофическими.

— Вот-вот у нас будут гости, — сообщил Пес. — Действительно серьезные гости. Я бы предложил даме укрыться внутри корабля, под надежной зашитой его брони. Сейчас здесь будет весьма весело. Думаю, Хукет послал против нас нечто действительно серьезное.

— Что именно? — спросил я.

— Судя по радару, корабль догоняет объект, по размеру равный боевому экраноплану. Думаю, это он и есть. Вот сейчас система защиты должна показать все, на что она способна. Я ее уже активировал и приказал отвечать по системе предельной мощности.

— Откуда ты знаешь, что это экраноплан? — спросила Табита.. — Может получиться так как с тем парнем на воздушном змее. Уверена, он не хотел нам сделать ничего плохого.

— Он в нас стрелял, веско сказал Пес. — И все, хватит об этом. А насчет боевого экраноплана… Вон, попроси своего дружка. У него есть способности, которые помогут нам определить, что именно за нами гонится. Как, сделаешь?

Дело было и в самом деле достаточно серьезное. Если Пес прав…

— Хорошо, — сказал я. — Сейчас попробую. Скоро он нас должен догнать?

— Судя по радару, минут через двадцать.

Я прошел на корму и «нюхнул горизонт». Все было так, как сказал Пес. Экраноплан, судя по размерам, действительно боевой. В нем находились пять человек, и это тоже подтверждало догадку Пса. Экипаж боевого экраноплана обычно состоял из пяти человек.

Я вернулся в реальный мир и доковылял до ближайшего сиденья. К этому времени Табита стояла уже у трапа, готовая при первых же признаках опасности спуститься вниз, а рядом со мной находились Пес и Тискальщик.

— Ну как? — спросил Тискальщик: Я сообщил о том, что увидел. Тискальщик и Пес переглянулись И чуть ли не хором сказали:

— Хукет.

— Но как он нас вычислил? — спросил Тискальщик.

— Не представляю, — промолвил Пес. — Не имею ни малейшего понятия.

— А если имеешь? Кто мог ему дать наши координаты, как не ты?

Лязгнув зубами, Пес сказал:

— Ты обвиняешь меня в предательстве? Зачем мне это было нужно? Какие выгоды я мог от этого получить?

— Не знаю, — сказал Тискальщик. — Я могу и ошибаться… однако…

— Ты ошибаешься, промолвил Пес. — И сейчас в этом убедишься. Если только это за нами летит и в самом деле посланный Хукетом экраноплан…

Он убежал к боевой рубке. — Следи за ним, — сказал мне Тискальщик. — Если Пес попытается вести двойную игру, ты знаешь, что делать. Ступай в боевую рубку. — А ты? — спросил я. — Я пока останусь здесь, но если дело дойдет до драки, присоединюсь к вам. Не бойся, излишне рисковать я не буду. Иди в рубку. Я выполнил его приказ. Пес стоял возле пульта управления, задумчиво посасывая сигару и, похоже, вел какой-то диалог с охранной системой. Пальцы его неутомимо выстукивали на старинной клавиатуре предложение за предложением.

— Почему ты не пользуешься коконом? — спросил я.

— Если ты заметил, — сказал Пес, — у меня не совсем стандартное сложение. Короче, для обычных коконов оно не подходит. Таким образом, пока у меня было мало денег, мне приходилось пользоваться обыкновенной клавиатурой, и я к ней просто привык.

— А потом? спросил я.

— А потом, когда я получил возможность заказать себе персональный кокон, я одновременно с этим, как ты понимаешь, получил возможность нанять и классных специалистов, которые пролеживают бока в коконах вместо меня. И конечно, я этой возможностью воспользовался. Никогда не любил все эти виртуальные штучки. Поэтому и на корабле по моему приказу установили старую клавиатуру. С одной стороны, как ты слышал, старого Пса новым штучкам не научишь. С другой — дополнительная гарантия, на случай если кто-то надумает похозяйничать на моем корабле. Все сейчас владеют навыками работы в коконе и почти никто не умеет пользоваться клавиатурой. Понимаешь?

Говоря это, он продолжал общаться с охранной системой.

— Понимаю, — сказал я. — Что-то выяснилось?

— Нет, все по-старому, — сказал Пес. — Вот экраноплан нас догонит, тут все и станет ясно. Однако если он действительно боевой и если послан именно за нами, моей системе предстоит серьезное испытание. Такая «птичка» почти за пределами ее возможностей. Сражаться с подобными врагами я не рассчитывал.

— Это плохо.

— Еще бы. Не вешай нос. Мы что-нибудь придумаем.

Неужели?

— Конечно. Кстати, как я понял, Тискальщик прислал тебя для того, чтобы присмотреть за мной?

Имело ли смысл это отрицать?

— Да, — сказал я. — Именно для этого.

Пес удовлетворенно кивнул.

— Узнаю Тискальщика, Всегда старался подстраховаться. Только давай договоримся об одной вещи. Как я понимаю, ты можешь очень быстро взять свою пушку на изготовку и тут же, не колеблясь, из нее выстрелить. Как я знаю, это твоя профессия, стрелять не колеблясь?

— Почти так, — промолвил я.

— Вот и правильно, что ты не хитришь. Это мне нравится. Давай договоримся, что ты мне дашь шанс. Если тебе что-то покажется, ты не будешь сейчас же стрелять, а немного промедлишь, дашь мне возможность оправдаться. Я прошу тебя только не стрелять, точно не убедившись, что я веду себя как-то неправильно.

Это могло быть как вполне резонной просьбой, так и попыткой сбить меня с толку, поселить во мне неуверенность, для того, чтобы в нужный момент выиграть отделяющее от победы мгновение. Но все же я почему-то Псу верил. В данной ситуации. Пожелай он и в самом деле нас продать, то мог это уже сделать совсем другим образом. К примеру, ночью, когда мы расходимся по своим каютам.

— Хорошо, — сказал я. — Я не буду стрелять наобум.

— Вот и молодец, — сказал Пес. — Вот и договорились.

Я взглянул в окно на одиноко стоявшего на палубе возле правого борта Тискальщика. Одна рука у него была засунута в карман куртки, и я почти наверняка знал, что именно в этом кармане находится?

Что он задумал? Зачем остался на палубе?

Не нравилось мне это. Однако я понимал, что Тискальщик решил провернуть какую-то хитрость. Возможно, задуманное у него даже получится.

— Ну, — сказал Пес. — Вот она, наша «птичка».

В самом деле из марева горизонта, строго за кормой, вынырнул короткий и толстый, смахивающий на жука экраноплан. Он стремительно приближался, увеличиваясь в размерах.

Тискальщик повернулся и что-то крикнул.

Пес отбил на клавиатуре какую-то команду, взял с пульта микрофон и сказал в него:

— Повтори, пожалуйста, еще раз. Тискальщик повторил, и на этот раз сказанное им было слышно так, словно он стоял рядом со мной.

— Разговаривать буду я.

— Ты в этом уверен? — спросил Пес.

— Да, я в этом уверен. Не забывай, ампула находится у меня.

— Это ничего не значит. Мы компаньоны.

— Конечно, мы компаньоны. Только ты намерен сразу драться, а у меня есть план.

— Ах, план?

— Вот именно, — зло сказал Тискальщик и повернулся к нам спиной.

Экраноплан. был уже так близко, что я мог разглядеть жерла торчавших по бокам кабины крупнокалиберных пулеметов, а также хищные сигарки установленных под его днищем трех «топоров войны».

Кстати, судя по эмблеме на корпусе, экраноплан был с нашего острова. И это еще раз доказывало, что ничего хорошего от него ждать не приходится.

— Так все-таки в чем состоит твой план? — спросил Пес.

— Поговорить с ними по душам, — ответил Тискальщик. — Все, давай закончим обсуждать наши планы. Возможно, они уже могут нас слышать.

Пес что-то огорченно проворчал и даже лязгнул зубами, но более ничего говорить в микрофон не стал. Очевидно, на экраноплане действительно могла стоять такая же штука, как та, благодаря которой мы слышали Тискальщика.

— И все же я подстрахуюсь, — сказал Пес. — Обрати внимание, я просто поднимаю башни. Их две.

Он отдал команду, и я увидел, как над надстройкой появилась та самая вооруженная пулеметами башня, которая вчера срезала человека на воздушном змее.

— А где вторая? спросил я.

— У нас над головой, — ответил Пес.

— Это неразумно — делать стрелковую единицу на крыше командного пункта. Враг будет стараться поразить в первую очередь ее и запросто может попасть в нас.

— Пусть сначала попадет, — проворчал Пес. — Тут знаешь какая броня?

Между тем, пока мы обменивались этими словами, экраноплан нагнал наш корабль и завис метрах в двадцати над палубой. Он висел почти неподвижно, огромный угольно-черный жук с почти беззвучно вибрирующими крыльями, ощетинившийся усиками пулеметных стволов, заклейменный белой эмблемой нашего острова.

Тискальщик стоял выпрямившись, вскинув к нему голову, и мне даже на мгновение показалось, что он пытается одной лишь силой взгляда заставить экраноплан исчезнуть. Но нет, конечно, мне это лишь показалось.

Вот Тискальщик опустил голову и слегка поежился, будто стоял на сильном ветру. И в тот же миг экраноплан загрохотал голосом Хукета, тем самым, который я уже однажды слышал в салоне мобиля.

— Оградно видеть, что я не ошибся. Честно говоря, меня грызли некоторые сомнения.

— Они не помешали тебе нажать на достаточно серьезные рычаги и послать нам вслед экраноплан.

— Не помещали. И я рад, что настоял на своем, поверил некоторым моим умозаключениям.

— Я — нет.

— Это само собой. Впрочем, ты мог бы спрятаться в трюме, мог бы попытаться отсидеться,

— Мог бы, но не стал. Кстати, а как бы ты поступил, если бы я не остался на палубе? Устроил обыск судна?

Я покачал головой.

Они разговаривали как два старых приятеля, словно бы встретились посреди моря лишь только для этого. Впрочем, я уже почти привык к тому, что в мире древних чистюль и авантюристов-кадавров так разговаривают даже давние и заклятые враги. Это ничуть не мешает им, закончив разговор, попытаться выпустить друг другу кишки.

— Упаси боже, — сказал Хукет. — У меня есть выписанное советом острова разрешение топить те корабли, которые покажутся мне подозрительными. А что может быть подозрительнее корабля, ни один член команды которого не желает с тобой разговаривать?

— Так примерно я и подумал, — промолвил Тискальщик.

— Не зря, совсем не зря. Либо я получу то, что мне причитается, либо потоплю посудину этой псины.

Хукет издал самодовольный смешок.

— А если мы будем защищаться?

— В таком случае я снесу обе твои оборонительные башенки, благо вооружение боевого экраноплана это запросто позволяет, и высажу десант. У меня здесь пять человек. Я могу взять экраноплан под свое управление, а всех их отправить вниз. Вас трое и еще девушка. Против пятерых настоящих профессионалов вы не устоите. Выбирай. Либо ты отдашь мне то, ради чего я прилетел, добровольно, и тогда я так и быть пощажу вашу скорлупку, либо… В общем, ты догадываешься. Скажу еще, что мне не хотелось бы убивать тех, с кем я вынужден сражаться-веселиться вот уже достаточно долгое время. Без тебя и псины жизнь моя станет гораздо скучнее. Однако выбора у меня нет, и ты это прекрасно понимаешь.

Я пожалел, что мы отправили Табиту вниз. Что-то было в голосе Хукета неправильное. В чем-то он хитрил, блефовал. А в чем? Уж Табита бы в этом разобралась. Однако ее нет.

— Проще говоря, это ультиматум, — промолвил Тискальщик.

— Конечно, а как ты хотел?

— Дай мне время.

— Пару минут, не больше.

Тискальщик сделал шаг к фальшборту, положил на него руку и снова посмотрел вверх. Мне было хорошо видно его лицо, и я заметил, как губы его на мгновение сложились в довольную улыбку, словно у игрока, готовящегося выложить на стол что-нибудь вроде флеш-рояла.

— Черт, — пробормотал Пес. — А ведь он надумал блефовать. Каким образом?

— Почему бы нам не садануть по экраноплану? — спросил я. — Неожиданное нападение…

— Ничего это не даст, — сказал Пес. — Слишком толстая броня. Он в любом случае успеет нам ответить, да еще как. Может быть, экраноплан мы и собьем, но корабль может очень сильно пострадать. Учти, нам еще плыть и плыть.

— Зато мы избавимся от этого Хукета, — сказал я. — И более он не будет строить нам козней.

— Так ты думаешь, что он находится на экраноплане? — спросил Пес.

— А разве нет?

— Конечно, нет. Он сидит на острове и присутствует здесь лишь виртуально. Понимаешь?

Я кивнул.

Да, в это верилось. Особенно если вспомнить, что мне уже известно об этом Хукете.

— А если… — начал я.

— О черт! — воскликнул Пес. — Что он делает?

Тискальщик снова задрал голову. В руке у него было что-то блестящее, округлое.

— Эй! — крикнул он, поднимая руку так, чтобы из экраноплана было видно эту округлую штуку, очевидно, и являющуюся ампулой. — Эй, Хукет!

— Ага! — В послышавшемся из летательного аппарата голосе чувствовалось удовлетворение. — Значит, она у тебя?

— Да! — крикнул Тискальщик, — Она у меня, и ты меня хорошо знаешь. Случается, я блефую. Однако вырвать у меня изо рта кость можно только вместе со всеми зубами. Я тебе клятвенно обещаю, что, если ты сейчас же не уберешься прочь, я ее разобью.

— Что он делает? — пробормотал Пес. — Что он делает? Он же не знает…

— Ты пытаешься меня шантажировать? — спросил Хукет,

— Конечно, — пожал пленами Тискальщик. — Разве это не заметно?

— Заметно.

— Учти, я не шучу. Я ее разобью прямо сейчас, и никто на ней не заработает ни одного хруста. Уходи прочь. Если хочешь, встретимся вновь на суше, но не сейчас.

— Смотри! — рявкнул Пес, указывая рукой на экраноплан.

В первую секунду я не понял, что он имеет в виду, а потом увидел.

Медленно, почти незаметно, корпус экраноплана разворачивался так, чтобы стволы его пулеметов были нацелены на Тискальщика.

Пес схватил микрофон и проорал:

— Тискальщик, беги! Его наняли те, кто желает, чтобы ампула была разбита.

Тискальщик повернулся к нам. На лице его была написана нерешительность. Словно бы он до конца еще не поверил словам Пса, словно бы он пытался прикинуть, не являются ли они подвохом.

И тогда Пес с размаху ударил по клавиатуре, нажал какую-то клавишу. Тотчас у меня над головой загудело; башенка на надстройке стала изрыгать огонь, а по корпусу экраноплана побежали змейки вмятин, словно укусы множества невидимых зубов. Тискальщик повернулся и бросился к надстройке.

Вот только бежать ему было не менее двадцати шагов, а стволы пулеметов экраноплана уже смотрели почти на него и тоже изрыгали огонь.

Разумнее всего, конечно, было остаться в рубке. Она защищена крепкой броней, а в дуэль на крупнокалиберных пулеметах обычному человеку не имело смысла ввязываться. И все же я понимал, что там, по палубе, убегая от проходящих буквально на расстоянии ладони от его тела очередей, бежал мой компаньон, и еще я понимал, что в такой драке даже один ствол может оказать решающее действие.

— Куда?! — рявкнул Пес.

Но я услышал его, уже выбегая на палубу и ставя «газонокосилыцик» на автоматическую стрельбу.

К счастью, в экраноплан не нужно было тщательно целиться. Попасть в него мог и только что покинувший взраститель сопляк. Я саданул по летательному аппарату от пояса, чувствуя, как отдача едва не сбивает меня с ног, но все же не отпустил спусковой крючок. Продолжал стрелять, чувствуя, как при каждом выстреле кто-то невидимый колотит меня по голове чем-то сильно смахивающим на мокрую подушку.

Эх, мне бы такую штуку там, на побережье!

И тут сознание мое как бы раздвоилось. Продолжая стрелять, я ясно, словно в виртуалке, даже с некоторым замедлением, увидел, как Тискальщик, споткнувшись, начинает падать на палубу. И наверное, это его спасло, поскольку следующая очередь прошла у него над головой. Очень близко. Не подвернись у Тискальщика нога, он бы, несомненно, остался без головы.

Вот только у этого падения был еще и другой результат.

Древний чистюля все же выпустил из руки ампулу, и та, блеснув, как золотая рыбка, по крутой дуге полетела за борт.

Перехватить ее было невозможно. Я находился слишком далеко, а Тискальщик как раз в этот момент падал на палубу, о которую должен был довольно прилично приложиться. Увидев это, я даже не попытался осознать значение того факта, что ампула упала за борт. Мне было некогда этим заниматься. Я стрелял. Просто отметил у себя в памяти, что это событие случилось, и продолжал давить на спуск.

Все-таки Тискальщик затеял свой блеф не зря. Он дал определенные результаты. Пулеметы экраноплана были нацелены на него, а не на башенки корабля, и в то время, когда они пытались подстрелить древнего чистюлю, защита корабля беспрепятственно искала в броне противника уязвимое место. И нашла. Одна из цепочек точек, вставляемых корабельными пулеметами, закончилась жирной кляксой, из которой вырвалось багровое пламя.

Экраноплан сейчас же повело вниз и в сторону. Стремительно теряя высоту, он стал падать в море, но прежде чем его накренившееся и теперь неподвижное крыло коснулось воды, из-под днища экраноплана вырвалась черная капля «топора войны» и прочертила пологую дугу, заканчивающуюся на корме нашего корабля.

19

— Примерно сантиметр в минуту, — сказал Ехидный Пес. — Возможно, эту штуку мы не отстоим. Если все будет идти и дальше таким образом, то завтра корабль отправится на дно.

— А роботы-ремонтники? спросил Тискальщик.

— Они делают все, что могут. Я выжал из них самый максимум. Перелом либо произойдет, либо не произойдет в ближайшие два часа. Потом можно будет только слегка изменить сроки, но не результат. Понимаешь, что я имею в виду?

— Еще бы, — сказал Тискальщик. — В самое ближайшее время решится, потонем мы или нет.

— Мы — нет в любом случае. А вот корабль запросто может. Учти, он не только средство передвижения, он дом со всеми удобствами, он — надежный охранник.

— Да знаю я…

— Много ли мы посреди моря без него протянем? — Там видно будет.

— В таком случае, — осклабился Пес, — пошли смотреть, что происходит внизу. Там еще хуже.

Они утопали, а я прошел к тому месту, где палуба уходила под воду, и сел. Металл холодил ягодицы, «газонокосильщик» покоился на коленях. Мне было покойно и пусто. Вообще не хотелось ничего делать. Просто сидеть и смотреть на что-нибудь, в данном случае — на море.

Не знаю, у кого как, но у меня после боя обычно наступает именно такое состояние.

Я сел поудобнее, подпер щеку ладонью и подумал, что обхитрил самого себя. Так оно и бывает. Кто толкал меня под руку настаивать на включении меня в число компаньонов? Вот теперь я получу вместо законной платы, допустим, с надбавкой за вредность обыкновенный пшик. Почему? Ну, потому, что никакой платы мне не положено. Я должен был получить проценты от продажи ампулы. А как можно получить проценты от продажи того, чего у тебя нет?

Биометаллический краб-ремонтник, неторопливо переставляя длинные ноги, протопал мимо меня и ушел по наклонной палубе под воду. Немного погодя там, куда он отправился, вспыхнула голубенькая искорка.

Похоже, нашу судьбу держали в своих клешнях именно эти красавцы. Если они успеют починить основные механизмы корабля и залатать его корпус до того, как тот пойдет ко дну, мы спасемся. Если же нет… Ну, не стоит сейчас о плохом.

— Кажется, далеко вы уже не уплывете? Ах да, ракул. Как я мог о нем забыть?

— Посмотрим, — сказал я. — Возможно, ты прав.

— Я — прав. Ваша система защиты еще работает?

— Хочешь подплыть? — улыбнулся я.

— Возможно.

— Можешь рискнуть и проверить. Однако я тебя сразу предупреждаю, что она нисколько не пострадала.

— Понятно. А я хотел попрощаться.

— Для этого обязательно подплывать к кораблю?

— Нет, конечно. Просто на прощание я хотел сделать тебе подарок.

Вот тут я удивился.

— Подарок?

— Ну да. Небольшой и, возможно, не очень ценный, но тебе эта штука пригодится.

— Любопытно, — сказал я. — А ты не…

— Нет, нет, никаких ловушек. Я не ем знакомых, тех, с кем разговаривал, тех, с кем это было интересно делать. Ты вот, например, можешь съесть свое домашнее животное?

— У меня никогда не было домашних животных.

— Ну, представь, что оно у тебя есть. Причем говорящее, рассуждающее на те или иные темы не хуже человека. И вот когда ты голоден, тебе вдруг приходит в голову идея — попытаться его съесть. Как ты к ней отнесешься, по трезвом размышлении?

— Но я не твое домашнее животное, — сказал я.

— Перестань придираться к словам, — вскипел ракул. — Ты понимаешь, что я имею в виду.

— Ну ладно, — промолвил я. — Допустим, понимаю. Что из этого следует?

— Ничего. Просто мне пора присоединиться к своим собратьям. Я устал плыть за вашим кораблем, и я голоден. Мне необходимо сначала хорошенько поохотиться, а потом залечь в спячку на несколько дней. Поэтому я хочу с тобой попрощаться и уплыть прочь.

— Даже не узнав, затонет наш корабль или нет?

— Особенно если он затонет. Я голоден, боюсь не совладать с инстинктами. Понимаешь, о чем я?

— Еще бы, — сказал я.

По крайней мере в этом вопросе он откровенен. А в других? Сколько было в том, что он говорил мне, его настоящих, искренних мыслей и сколько от желания спровоцировать глупого человечка?

Кстати, тут еще и какой-то подарок. Что может мне подарить ракул? Впрочем, говорят, они все-таки с помощью своих рыб-рук умеют конструировать различные механизмы. Так что, возможно, на этот подарок стоит хотя бы взглянуть.

— Помни о том, что я тебе сказал. Вы, нестандарты, должны осознать свою несвободу. Как только это случится, вы сразу поймете, что надо делать дальше.

— Какая тебе в этом корысть? — спросил я.

— Может быть, и есть, — хихикнул ракул. — Знаешь, мне кажется, мы еще встретимся. Не скоро и при других обстоятельствах, но мне этого очень хочется. По крайней мере будет любопытно узнать, прорастут ли семена, посеянные моими беседами.

— Нет, — заверил его я. — Не прорастут.

— А это мы еще увидим. Это покажет время. Тут он был прав.

Время все расставляет на свои места. Надо только обладать хотя бы некоторым его количеством, и ты окажешься точно на том месте, которое заслуживаешь.

Ох, хватит с философией… Не пора ли подумать о чем-то более реальном?

— Так как же твой подарок? — спросил я.

— Сейчас он будет у тебя. Главное, не подстрели мою руку. У нее находится подарок.

Я встал. Вот сейчас рассиживаться не стоило. Если ракул задумал какую-то пакость, то осуществить ее он попытается в данный момент. Нужно держать ушки на макушке. Я ждал.

На палубе по-прежнему было пусто. Внутри корабля слышался шорох и постукивания. Это передвигались с места на место и чинили пробоины крабы-ремонтники.

Я подумал, что по закону подлости сейчас на палубу должно было вынести кого-то из моих компаньонов. Однако этого не произошло. Табита, которую все же слегка контузило после взрыва «топора войны», спала в своей каюте. Тискальщик и Пес находились в трюме, осматривая полученные кораблем повреждения.

Потом я услышал тихий шорох у своих ног и, посмотрев вниз, увидел рыбу с разноцветными плавниками. Она была размером около метра, а строение ее пасти удивительно напоминало руку. Она была разделена на пять отростков, явно способных служить пальцами.

Где же подарок?

Изготовив «газонокосилыцик» к стрельбе, я наклонился к рыбе и вдруг вздрогнул.

Из ее пасти выглядывал кусочек предмета, который я менее всего на свете ожидал сейчас увидеть.

— Бери, бери, — сказал ракул. — Как ты знаешь, мы умеем не только выползать на сушу, но также и очень хорошо нырять. Достать эту вещь стоило мне некоторых трудов, но зато я добыл штучку, от которой ты не откажешься. Не так ли?

— Ты прав, — сказал я. — Не откажусь.

— Тогда забирай её. Протяни свою конечность и возьми. Не бойся, моя рука не причинит тебе вреда. Если бы ты знал, как трудно найти хорошую руку и потом приучить ее к полному послушанию. Нет, я бы ни за что не стал рисковать своей рукой. Так что бери смело. Не бойся.

Я настолько оторопел от всего этого, что наклонился к рыбе и, опустив ладонь в воду, потянулся к ее морде. Та разжала пасть и, после того как подарок ракула оказался в моей ладони, уплыла.

Я вытащил руку из воды и отступил на несколько шагов назад. До меня вдруг дошло, чем эта авантюра могла для меня кончиться.

Стоп, но ведь не кончилась? А подарок ракула…

— Ты доволен? — спросил ракул.

— Не знаю, — сказал я. — Еще не думал.

— По крайней мере — честно.

— Кстати, — сказал я, — если уж разговор зашел о честности, то можешь ты мне ответить, зачем ты мне эту ампулу отдал?

— Действительно честно?

— Да.

— Хорошо, я отвечу. Понимаешь, я сегодня весь остаток дня пытался сообразить, что мне с ней делать, и так и не смог ничего придумать. Я не могу ее уничтожить, поскольку понимаю, чем это чревато. Я не могу ее оставить себе, поскольку знаю, как к ней отнесутся мои соплеменники. Она может стать причиной еще большего раскола в наших рядах, причиной того, что мы не успеем захватить сушу. Ее осталось немного, этой суши, но на самом деле тот, кто ею владеет, тот владеет развитием технологии и действительно владеет миром. В общем, трезво подумав, я решил, что самым правильным будет отдать ее людям. Пусть за нее воюют наши враги, пусть они тратят на борьбу за нее все свои силы. Как, ты доволен таким объяснением?

— Действительно честно, — сказал я. — А ты не думал, что кто-то может эту ампулу разбить? В этом случае условия существования резко изменятся, и ракулы просто-напросто вымрут.

— Так же как и нестандарты. Я подумал, что, останься ампула у меня, шансы, что ее в конце концов разобьют, будут ничуть не меньше, а то и больше, чем если она попадет к тебе. Все остальное — судьба. Ее пути предугадать невозможно.

— Возможно, ты прав.

— Я прав в любом случае, — сказал ракул. — А теперь оставляю тебя вместе с этой проблемой и уплываю прочь. Теперь решать тебе, и мне мысль эта доставляет искреннее удовольствие.

— Последний вопрос, — сказал я. — Самый последний.

— Хорошо, я тебе на него отвечу.

— Ты только что проговорился. Судя по твоим словам, ты хорошо представляешь, чем является эта ампула. Слишком хорошо. Ты можешь, используя свою способность к телепатии, шпионить?

— Честно-честно?

— Да.

— Отнюдь нет. Все гораздо проще. Почему ты решил, что я разговаривал только с тобой? Почему ты решил, будто я не могу это узнать у кого-то другого?

— Ты говорил, что можешь общаться со мной благодаря тому, что я обладаю легким талантом к телепатии.

Ракул хихикнул.

— Но я не говорил, что ты обладаешь им единственный на этом корабле. Понимаешь, что я имею в виду?

— Кто он, этот второй? — спросил я.

— Мы договаривались только насчет одного вопроса. Могу я оставить себе хотя бы какие-то тайны?

Тут он, конечно, был прав. И никто не заставлял его быть со мной откровенным.

— Прощай, человек, я уплываю.

— Прощай, — сказал я, — Спасибо за подарок.

— Не благодари, ибо я сам не знаю, сделал тебе благодеяние или сотворил зло.

— О, кажется, ты заговорил высоким штилем? — спросил я.

— Почему бы ради разнообразия это не сделать? На прощание.

После этого он поплыл прочь, а я сунул ампулу в карман и стал прикидывать, что мне делать дальше.

Так все-таки благодеяние мне оказал ракул или, наоборот, сотворил зло?

Не знаю, действительно не знаю. Как бы и в самом деле не последнее.

20

Корпус крабы-ремонтники спасли, залатали и даже откачали воду. Таким образом, немедленное переселение на дно морское нам не грозило. Мотор спасти не удалось. Благодаря этому наш кораблик превратился в обычное очень большое корыто, целиком и полностью зависящее от воли волн.

Это означало, что скорее всего мы никогда более не попадем на сушу. Так и будем скитаться поводе волн до скончания веков.

Мысленно подбив, таким образом, итог нашей схватке с экранопланом, я облокотился на леер и стал наблюдать, как разговор двух великих спорщиков в очередной раз постепенно перерастает в ссору.

Тискальщик размахивал руками и кричал:

— Мы зря теряем время! Скоро запасы энергии кончатся, и твои крабы-ремонтники превратятся в бесполезные железяки. Поэтому, пока не поздно, мы должны построить парус. Большой парус, с помощью которого сможем управлять судном.

— Вчетвером? — мрачно спросил Пес.

— Нет, не пойдет.

— А что пойдет? Не хочешь же ты всю оставшуюся жизнь торчать посреди океана на этой железной лохани?

— Нет, не хочу.

— Тогда что ты предлагаешь?

— Построить компактный плот, которым мы могли бы без проблем управлять. С парусом, как ты хочешь.

— Компактный? Это значит — маленький?

— Если тебе угодно.

— Не согласен.

— Но почему?

— Да потому, что на него ничего не поместится. На него нельзя будет погрузить достаточные запасы пищи и воды, на нем будет негде существовать.

— Ага, тебе, значит, нужны удобства?

— Да уж, не отказался бы.

— Ну так какого же дьявола ты полез на палубу встречать этот поганый экраноплан?

Я вздохнул.

Ну вот… Сейчас Тискальщик ему ответит… Скорее бы уж Табита поднялась на палубу. Чего она там внизу копается? Уж она этих двух спорщиков успокоит.

Табита.

Я подумал, что она вполне может быть тем вторым человеком, с которым разговаривал ракул. Почему бы и нет? Она умеет узнавать, говорят ли ей правду. Не предусматривает ли такой дар наличие слабых телепатических способностей? С другой стороны, сообщение о втором человеке может быть всего лишь устроенной ракулом дымовой завесой.

Для чего? Ну, оно может быть попыткой скрыть то, что он умеете помощью своего дара шпионить за людьми.

И все же… если сказанное ракулом правда, то сообщил ли он ей, что отдал ампулу мне?

Подумав об этом, я чисто машинально провел рукой по лежавшей у меня в кармане коробочке с ампулой.

Как ни странно, но коробочка сохранилась. Я попросил ее у Тискальщика, и тот, поверив, что она нужна мне для хранения дополнительного запаса сигарет, беспрекословно ее отдал. Зачем коробочка, если ее содержимое безвозвратно покоится на дне морском?

Ах если бы… ах если бы…

Так что же сделал ракул, вернув мне ампулу, благо или вред? А может, ни то, ни другое?

Очень мало на свете вещей, являющихся только благом или только злом. Чаще всего все зависит от того, кто их будет использовать. С ампулой все еще сложнее.

Она может достаточно быстро изменить условия существования, условия выживания того или иного разумного вида. Причем она не может сделать так, чтобы стало хорошо всем. Обязательно будут проигравшие.

Если ампула будет разбита, то условия выживания улучшатся для древних чистюль, если ее удастся сохранить, то древние чистюли рано или поздно исчезнут окончательно. И если нестандарты не успеют вовремя взять в руки всю власть над сушей, то она достанется ракулам. Вот такой выбор.

Кстати, есть йеху. Но они — особая песня. Хотя кто знает, как они себя поведут, если ампула будет разбита и опять начнется время свирепых ветров?

— Но учти, — прорычал Пес, — это корыто — мое, и я, на нем капитан. Что хочу, то и делаю. Понимаешь?

— Фига с два, — возразил ему Тискальщик. — Ты был здесь хозяином. Однако теперь, ввиду чрезвычайных обстоятельств…

— Ты решил отменить частную собственность? — съязвил Пес.

— А почему бы и нет?

— Ах так?

— Да.

— В таком случае если все летит в тартарары, то почему бы не поговорить об отмене собственности на женщин.

— Что?!

— Ну, это только логично. Вслед за отменой права собственности всегда следовала отмена и всех других прав. Например, права на совесть, на мораль, на самку, в конце концов.

— Ах вот ты куда завернул? Старый, похотливый, мохнатый развратник?

— Погоди! Погоди! — закричал Пес. — Не нужна мне твоя самка. Просто я попытался оперировать твоей логикой. Ты можешь провозглашать какие угодно принципы, но будь добр их придерживаться.

— Придерживаться? Да ты знаешь, что если я прикажу Нюхачу…

Я покачал головой и подумал, что с ними еще намаюсь. Впрочем, может, когда нас действительно прижмет, они эти свои детские штучки прекратят и возьмутся за ум?

Гм… детские. Вот именно.

А туго нам придется обязательно, и еще как туго. Попытаться переплыть море на крохотном плоту, под парусом, достичь хоть какой-то земли, избежав встречи с ракулами и другими неведомыми хищниками….

Может, я зря себя терзаю всевозможными вопросами? Где-нибудь на полпути нами позавтракает какое-нибудь морское животное, или мы попадем в огромный шторм, который нас утопит… Стоит ли забивать себе голову, если поражение неизбежно?

Я прошел дальше по палубе, развернулся к спорщикам спиной и взглянул на море.

Великий фонарь уже вынырнул из-за горизонта, и пелена в той стороне, где он находился, почему-то изменила свой обычный цвет, образовав вокруг размытого желтого круга что-то вроде фиолетовой ауры.

Может быть, это являлось даже каким-то предзнаменованием, но каким?

Я подумал, что если мы поплывем дальше на самодельном плоту, а это наверняка будет так, то скрыть от своих компаньонов ампулу мне, конечно же, не удастся. Шила в мешке не утаишь.

Так, может, не стоит откладывать явление чуда в долгий ящик?

Да, но тогда мне придется ответить на вопрос, как ампула ко мне попала, придется рассказать о ракуле. Чем это для меня чревато? Не заподозрят ли меня компаньоны в том, что я умею читать их мысли? И как это скажется на наших взаимоотношениях?

Вопросы… вопросы…

Я повернулся к океану спиной и увидел Табиту. Она в очередной раз увещевала спорщиков, и те ее уже внимательно слушали. Потом она замолчала, и после некоторой паузы заговорил Тискальщик.

Ну, вот и хорошо. Значит, сейчас с ними можно будет о чем-нибудь договориться, сейчас они по крайней мере могут мыслить логично.

Я пошел к своим компаньонам и, оказавшись на достаточно близком расстояний, услышал, как Тискальщик говорит:

— …и все равно он должен быть гораздо вместительнее. Учти, мне лично понадобится весь мой запас фильтров, а также очистителей воды и пищи. Без этого я просто не выживу.

— Что-нибудь придумаем, — пробормотал Пес. — Кстати, ты уверен, что Хукет не пошлет на наши поиски еще один экраноплан?

— Кто его знает? Может и послать. Правда, второй экраноплан у совета ему выцарапать, возможно, и не удастся. Кроме того, плот, который мы сделаем, будет меньше и, значит, обнаружить его станет труднее.

Я остановился рядом с ними, и Табита, повернувшись ко мне, спросила:

— Нюхач, а ты что выбираешь? Пристроить к нашему судну парус или сделать компактный плот? Мне кажется, плот будет лучше.

И тогда я вдруг как-то разом успокоился.

В самом деле, что бы нас ни ждало в будущем, какие бы испытания оно нам ни готовило, жизнь продолжается. Как бы трудно ни было в дальнейшем, надо продолжать жить, надо сражаться с окружающим миром, стараться его приспособить под себя и обязательно выжить. Таково свойство каждого разумного существа.

А ампула? А то, что, оказывается, все-таки есть некто, желающий ее разбить? А будущее нашего мира?

Там будет видно. Для начала нужно построить плот и спустить его на воду. Потом мы в него погрузимся и поплывем дальше. Там впереди еще много всего, и в будущем нам неизбежно придется найти ответ на все эти вопросы. Причем не только на них. Нам наверняка придется сражаться со старыми и новыми, может быть, даже более опасными врагами, добывать пищухи воду там, где ее добыть в принципе нельзя, нам предстоит найти новых друзей и сражаться с множеством врагов.

Может быть, я даже умудрюсь найти себе подругу, может быть, ее не так уж и далеко следует искать? Но это все будет потом.

А сейчас главное — начать. Главное — для начала построить плот.

Апрель — май 2002 г.

Оглавление

Часть первая: Побережье

  1

  2

Часть вторая: Нижний город

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

Часть третья: Верхний город

  10

  11

  12

Часть четвертая: Море

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

Реклама на сайте