«День Астарты»

Александр Розов День Астарты

1. Новый папуасский биатлон

4 февраля. AUT-news. Акапулько. Мексика.

Дейдра Вакехиа. Репортаж с авиа-фестиваля.

В кадре — молодая симпатичная женщина невысокого роста, но спортивного сложения, типичная маори, одетая в полосатые шорты и ярко-зеленую футболку, украшенную на груди снежно-белыми буквами «AUT-news».

— Привет всем, кто на нашей волне! Это я, Дейдра Вакехиа, спец-репортер лучшей на планете любительской медиа-группы Auckland University of Technology, из Аотеароа — Новая Зеландия! Сегодня на фестивале демонстрировались любительские флайеры дальнего радиуса действия. В основном, это сверхзвуковые машины. Иногда даже не верится, что это любительский фестиваль, а не военная авиабаза… Вот смотрите.

Камера движется, показывая шеренгу изящных стреловидных самолетов, похожих на учебно-боевые истребители, правда, раскрашенные в яркие веселые тона.

— …Вообще-то, я открою маленький секрет. Спонсоры многих любительских групп, представляющих флаеры этого класса, это военные фирмы: французская «Dassault», китайская «Shen-yang», североамериканская «DARPA», бразильская «Embraer»… Но, машина, к которой я сейчас подойду, имеет совершенно мирное происхождение. Ее создатель — маленькая молодая меганезийская фирма «Eretro».

Камера дает крупный план флаера, как будто выдутого целиком из очень большой стеклянной капли. Кажется, что сначала он был просто пузырем, но потом, в процессе обработки, его сплющили с разных сторон и согнули с боков. Получилось 5-метровое летающее крыло-эллипс с двумя симметричными вертикальными рулями. В середине крыло «толстело», образуя вверху — обтекатель турбины, а внизу — кабину. Ролики на выступах днища не меняли впечатление об этом аппарате, как о деформированном стеклянном пузыре… Камера показывает трех мужчин около флаера. Два молодых полинезийца и один латиноамериканец лет пятидесяти… Дейдра продолжает:

— …В прошлом году у наших северных соседей по океану возникла мода на флаеры с прозрачными корпусами. Говорят, у ее истоков стояли авиаинженер Герхард Штаубе и военный летчик Руперт фон Вюртемлемман. Теперь мода перекинулась с военных на гражданских авиастроителей… Двое парней рядом с флаером, это Оохаре Каано, он владелец фирмы, и Баикева Иннилоо, его ассистент. Оба с атолла Тероа, округ Ист-Кирибати. Тот самый Тероа, где в прошлом году развернулась феерическая история рождения клонированных младенцев древней расы Homo Erectus. А джентльмен, что стоит рядом с флаером, это Артуро Аливо, очень известный чилийский астрофизик из Антофагасты. Сегодня я, в компании вот этих троих привлекательных мужчин, приму участие в тест-драйве «Eretro» от Акапулько до меганезийской базы Ихитаи-Поерава, расположенной недалеко от острова Сала-и-Гомес, входящего в чилийские океанские владения Ester-Islands вместе с островом Рапа-Нуи. Протяженность тест-драйва около 3000 миль. Сейчас я подойду поближе к моим спутникам, и мы с ними поболтаем о флаерах, об эректусах и, вы удивитесь, об астероидах.

Камера приближается к группе мужчин, стоящих рядом с прозрачным флаером.

— Джентльмены, мы в прямом эфире, и я уже представила вас зрителям.

— Вы уже сказали, что я тоже лечу аэростопом? — спросил Аливо.

— Я на это тонко намекнула. Как и на ваши астероиды.

— Они не мои, — чилиец улыбнулся, — Они пока летают без собственника.

— …И без пилота, — пошутил Каано.

— …Опасные штуки, как я понял, — добавил Иннилоо.

— Вы правильно поняли. Они сталкиваются с Землей не так часто, как это любят показывать в Голливуде, но игнорировать такую угрозу было бы неразумно.

— Доктор Аливо, — сказала Дейдра, — а на Ихитаи-Поерава будет продолжение той конференции, которая сегодня завершилась в Акапулько?

— Не совсем так, леди. Это, скорее, будет серия наблюдений, связанных с проектом «Ballista», который моделирует ряд действий по отражению астероидной угрозы современными средствами… Не лучше ли поговорить об этом в полете?

— А мы уже можем лететь? — спросила она.

— Можем, как только сядем в кабину, — уточнил Баикева Иннилоо.

Объектив видеокамеры минуту крутится, как попало… В кадре мелькают сидения, приборная панель, движок в прозрачном обтекателе на фоне неба. Потом, Дейдра усаживается и, сквозь стенку кабины, фиксирует весь процесс взлета…

— Мы оторвались от земли и активно набираем высоту. На высоте 15000 метров, когда сопротивление воздуха будет гораздо слабее, чем в плотных слоях атмосферы, флаер сможет разогнаться до тысячи узлов… Оохаре! Поскольку пилотирует Баикева, ты, наверное, можешь рассказать нашим зрителям историю этой сверхзвуковой машины.

— Ага, — Оохаре Каане кивнул, — Я же тебе обещал. Короче, было так. Наш Тероа — это маленький атолл, все друг другу почти как родичи. Утафоа, креолы, китайцы, это без разницы. Акела Роджер и Спарк Валентайн — креолы. Санди и Келли, их vahine, они вообще-то янки, но по нашим понятиям тоже креолы. А их дети вообще-то эректусы. Считать их креолами, или утафоа, или менехуна, это вопрос биологии. А по жизни, с этими детьми получился такой детектив, что Голливуд отдыхает.

— Прошлогоднюю феерию с клонами эректус, зрители, конечно, помнят, — добавила Дейдра, — Знаменитый эксперимент доктора Джерри Винсмарта в рамках программы «Rasa Genesis», финансируемой консорциумом «Atlinc» Лайона Кортвуда и Ишвара Аванти. В США по этому поводу продолжается расследование в Конгрессе.

— А то ж! — согласился Оохаре, и продолжил, — У нас с Уфале, моей vahine, как бы есть бизнес: проа, флайки, и вообще все маленькое, моторное. А Спарк и Акела со своими vahine, в доле в партнерстве HTOPO. Ищут затонувшие корабли и клады на дне моря. Спарк серьезный спец по мини-субмаринам, но до прошлого года не хватало денег на такую субмарину, а тут эта история с клонами… В общем, появились ресурсы, и они говорят: а давайте, купим полупромышленный 3D-конфигуратор и сделаем классную субмарину. На конфигураторе это быстро. Сначала мы сделали прототип, аква-дрон.

— Мы говорим о флаере, ты помнишь? — на всякий случай сказала Дейдра.

Молодой утафоа утвердительно кивнул.

— Верно, гло. Но в начале это была летающая мини-субмарина. Это реальная тема. Ты прикинь: прошла info, что где-то на дне что-то лежит. По ходу, только что утонуло. И знающие люди собрались в рейд. А тебе ни фига не надо собраться, ты сразу села за штурвал, вжик, плюх, готово, табаш твой. Но, мы эту тему не потянули. Слишком там много тонкостей. Тогда решили: фиг с ним. Сделаем хорошую флайку. А прототип субмарины куда-нибудь пристроим, ага. И пристроили форсам. Не знаю, зачем им, но заплатили они хорошо. А флайка им не интересна. Экономичная электротурбина дает слабые параметры по удельной тяге. И маневренность у нас не та, которая нужна для воздушного боя. Зато, нашей флайкой может управлять не профи. Это плюс. Так?

— Безусловно, плюс, — согласилась новозеландка, — А как в этой авиационно-морской компании оказался доктор Аливо? Это имеет отношение к теме астероидов?

— Выражаясь на молодежном сленге, — сказал чилиец, — я упал ребятам на хвост. Хотя, данный летательный аппарат является бесхвосткой, и термин «упасть на хвост» тут фигурирует исключительно в аллегорическом смысле.

— Не вы упали нам на хвост, — возразил Баикева, — а мы вас заманили.

— Парень имеет в виду, что я живой рекламный плакат, — весело пояснил Аливо, — И я, будучи человеком ответственным, продолжу рассказ об астероидной угрозе после рекламной вставки. Маленькая меганезийская авиакомпания «Eretro» с атолла Тероа вносит свой вклад в борьбу с астероидной угрозой, помогая одному из участников экспертной группы международного проекта «Ballista» быстро добраться до штаба проекта, на риф Ихитаи-Поерава, расположенный примерно в двух тысячах миль от ближайшего континентального берега. Спасибо, ребята!

— Aita pe-a, maita te oe, — ответил Оохаре.

Чилиец улыбнулся и энергично потер руки.

— Ну, Дейдра, теперь, если вам интересно, можно поговорить об астероидах.

— Тогда, — сказала она, — Я думаю, лучше начать с истории вопроса.

— История длинная, — начал Артуро Аливо, — И я постараюсь ее сжать. Все началось с осознания следующего факта: в нашей Солнечной системе есть множество летающих камней, или даже скал, или гор, которые движутся относительно Земли со скоростью десятков километров в секунду, и достаточно часто сталкиваются с нашей планетой. Статистика такова. Метровые камни сталкиваются с нами каждый год. Стометровые скалы — примерно раз в столетие. Частота наших столкновений с горами, размером несколько километров — раз в несколько миллионов лет. Такие горы оставляют на поверхности Земли кратеры радиусом более ста километров. Наконец, очень и очень редко, Земля встречается с крупными астероидами. Мексиканский залив, вероятно, является кратером от попадания такого астероида. Удары, наносимые астероидами размером более десяти километров, могут создавать моря, раскалывать материковые плиты и уничтожать до 99 процентов живых существ на Земле, как это случилось примерно триста миллионов лет назад.

— Человечество, как я понимаю, в счастливый 1 процент не войдет, — заметила Дейдра.

— Не войдет, — подтвердил он, — В таких катастрофах выживают только очень мелкие, выносливые организмы. Бактерии, инфузории, миниатюрные членистоногие.

Новозеландка вздохнула и развела руками.

— Мы не можем стать миниатюрными членистоногими, поэтому, нам придется что-то делать с опасными астероидами, верно?

— Именно так. Идея витала в воздухе с прошлого века. Огромные ядерные арсеналы, накопленные человечеством, могут помочь отклонить или даже разрушить опасный астероид. Но этот метод нуждается в проверке.

— Отправить Брюса Уиллиса с атомной бомбой, как в фильме «Армагеддон», а?

— Примерно так, — с улыбкой, подтвердил Аливо, — Правда, на Тлалок отправится не человек, а робот, и с несколько иной миссией.

— Впервые прозвучало имя Тлалок, — сказала Дейдра, — Можно несколько слов о нем?

Чилиец утвердительно кивнул.

— Тлалок — это астероид, размером как остров Ямайка. Столкновение с ним подвело бы черту под жизнью на Земле. К счастью, он нам не угрожает. Но это удобный образец. Надо создать модель реакций астероида, чтобы, когда и если нам придется иметь дело с подобным небесным камнем, угрожающим Земле, мы знали, как себя вести. Было бы обидно пожертвовать Брюсом Уиллисом, а потом все равно получить удар огромного астероида, только не оптом, а в розницу. Последствия будут, как от целого астероида.

— Вот теперь понятно! Скажите, доктор Аливо, а насколько реально не просто создать модель, а по-настоящему отклонить или разрушить опасный астероид?

— Вполне реально. При кажущейся неспешности в области исследования космоса, мы продвинулись крайне далеко в смысле технологии, по сравнению с той эпохой, когда снимался упомянутый вами фильм с неподражаемым Брюсом Уиллисом. Если тогда защититься от астероида казалось чудом, то сейчас это понятная техническая задача. Более того, в ходе тестов мы решим несколько очень важных параллельных задач. В частности, это работа на астероиде, это наблюдение за астероидом с пилотируемой станции в миллионах километров от Земли. Так далеко люди еще не забирались.

Дейдра Вакехиа сделала большие глаза от удивления.

— Вы хотите сказать, что на Тлалок отправляется пилотируемая миссия с людьми?

— Не совсем. На самом Тлалоке будут работать только роботы. А корабль с людьми повиснет над Тлалоком, как спутник на очень низкой орбите, примерно на высоте Эйфелевой башни. Организация такой обитаемой базы, это не менее важная задача проекта, чем собственно исследование астероида.

— Еще бы! Уже ходят слухи о том, что где-то в недрах космических агентств имеется проект отправки сверхдальней и сверхдолгой экспедиции к таинственной Немезиде.

— Интересно! — оживился чилиец, — Что за слухи?

— Ну… Извините, если я ляпну глупость. Говорят, что современные двигатели уже способны, теоретически, разогнать корабль до скорости более тысячи километров в секунду, и долететь до Немезиды примерно за четверть века. Если корабль, точнее, станция, обеспечивает нормальные условия жизни, то это реально?… Или нет?

— Немезида… — произнес доктор Аливо, — …А также, ее спутник, Ктулху, стали уже культовыми объектами у любителей астронавтики и научной фантастики. Не будем разочаровывать их, и поговорим на эту тему. Тем более, что открытие Немезиды и Ктулху смело можно считать главным астрономическим событием текущего века…

1

Дата/Время: 04.02.24 года Хартии. Позднее утро.

Место: Меганезия, острова Футуна-и-Алофи

Kolia village, Fare Carpini

Микеле Карпини взял двумя пальцами выползший из факс-принтера листок и прочел.

«Iaorana roaroa коллега Чубби! Happy birthday to you! Надеемся, что этот год будет для тебя гораздо хуже, чем все последующие и гораздо лучше, чем все предыдущие, т. к. perfectio interminata est. Мы скромно рассчитываем на банкет, где увидим тебя с новым num-stripes-on-badge! Aloha faakane, poiihine y tamahine te oe. Tu Brigada Especiale».

Задумчиво встряхнув листок, как будто текст от этого мог измениться, Микеле прочел одну полу-фразу еще раз: «…увидим тебя с новым num-stripes-on-badge». Даже селедке ясно, что это не спроста… Он бросил листок на стол и, повернувшись к окну, крикнул:

— Люси! Остановись ненадолго и подойди сюда, пожалуйста!

Младшая Хок-Карпини хлопком ладони выключила движок квадроцикла-комбайна (с помощью которого в данный момент убирала кучу листьев и прочего растительного мусора, нападавшего за неделю по обе стороны дорожки, ведущей от дома к пирсу) и, демонстративно бросив машинку ровно посреди дорожки, направилась к дому. Лицо, фигура и даже походка 12-летней девчонки транслировали одно и то же послание миру:

«Смотрите: я тут занимаюсь важным делом, а меня отрывают на заведомые пустяки».

Не утруждая себя поворотом к двери (находящейся в 10 шагах), она срезала путь через невысокие, но довольно плотные заросли колючего полинезийского кустарника, легко подтянулась на руках, запрыгнула на широкий подоконник, уселась на нем и спросила:

— Ну…?

— Один старый тугодум хочет посоветоваться с юным сообразительным организмом по важному и деликатному вопросу, — мягко ответил Микеле.

— E oe, — согласилась Люси.

— … И надеется, — продолжал он, — что этот организм уже умеет держать язык за зубами.

— Организму скоро 150 лунных лет, — сообщила она, — Так что он уже умеет.

— До этого замечательного юбилея еще почти целый лунный год, поэтому я и спросил. Ладно. Мы будем считать, что умеет, несмотря на исцарапанные коленки.

— Па, ты про мои коленки хотел спросить? — в ее голосе прозвучали сердитые нотки.

— Нет, детка. Я хотел спросить вот про это.

Микеле похлопал ладонью по лежащей на столе распечатке.

— Ну… — сказала она, протянув руку и схватив листок, — … Очередная открытка маме. И что дальше?

— Num-stripes-on-badge, — уточнил он.

— Ну, маме добавили еще один stripe. По ходу, за того вомбата в Сурабае. И что?

— За вомбата… Хм… Ох уж этот сленг… Значит, Чубби у нас теперь майор, так?

— Ну, типа, да, — девочка кивнула головой.

— А почему я об этом первый раз слышу?

— Ну, по ходу, мама не хотела тебя расстраивать.

— Странно, — заметил он, — Почему это должно было меня сильно расстроить? Какая, собственно, разница? Кроме того, я бы все равно узнал, верно?

Люси неопределенно передернула плечами.

— Ну, почему должно расстроить, я не в курсе. Но, по ходу, мама собиралась сообщить тебе это в стиле: «Mais, a part ca, madame la marquise, tout va tres bien!»…

— Так, — проворчал Микеле, — Это когда маркизе сперва сообщают, что издохла кобыла, потом — что она сгорела вместе с конюшней, а потом — что сгорел весь замок, т. к. из-за открывшегося банкротства застрелился маркиз, и при падении, свеча подожгла все…

— Нет, милый, — перебила Чубби, стремительно врываясь в кабинет, — Не свеча, а аист.

Новоиспеченный майор военной разведки была одета в линялые джинсовые шорты и кухонный фартук, когда-то — небесно-лазурный, а теперь — пятнистый от фруктовых пятен. В руках у нее было полотенце, которым она вытирала мокрые руки.

— Классно выглядишь, любимая — сказал Микеле, — Но я не понял: причем здесь аист?

— А при том, — пояснила она, — что свечи сняты с вооружения еще в 16-м году. Машины ВВС на Маркизских островах вооружены аистами, а видео-протокол доказывает, что сожгли пиратский рейдер, а не торговца. Кто опять муссирует эту гнилую историю?

— О, Мауи и Пеле, держащие мир! — воскликнула Люси, — Мама, ты хотя бы в свой день рождения отвлекись от войны. Это старая французская песенка. Маркиза звонит домой, менеджеру замка, а он говорит: все хорошо, за исключением пустяка: кобыла сдохла… Кстати, ма, тебе открытка. Спец-бригада поздравляет с новой полоской и тра-ля-ля.

— Открытка? Замечательно! Микеле, я как раз собиралась тебе сказать, но не знала, под каким соусом это лучше будет выглядеть. Ну, ты понимаешь…

— Начинаю понимать, — поправил он, — Если я не ошибаюсь, то в INDEMI было четыре действующих майора: Крэмо, Журо, Лигарэ и Махиту. Смотрим, что получится через полтора года. Начнут собираться команды-участники конкурса на роль правительства. Дважды должность полковника INDEMI занимать запрещено — значит, Крэмо и Махиту выпадают. Оставались Журо и Лигарэ. А команд на конкурсе не бывает меньше трех…

— Но не обязательно брать в команду майора, — перебила она, — можно взять младшего офицера разведки, или офицера другого рода войск, или вообще стороннего эксперта.

Микеле выразительно покачал головой и закурил сигарету. Чубби тяжело вздохнула, потрепала Люси по спине и легонько похлопала по попе.

— Пожалуйста, в честь моего дня рождения, дочисти дорожку. Ладно, хорошая моя?

— ОК, мама, — со вздохом, ответила девочка, — Только вы не очень ругайтесь, ага?

— Мы не будем, — пообещал Микеле, — Только выясним кое-какие вещи, и все.

— Клянусь Фреей, — серьезно добавила Чубби.

Люси сделала трагическое лицо, издала тяжелый вздох, спрыгнула с подоконника, продралась сквозь колючие кусты, уселась за руль квадроцикла, хлопнула по выключателю и возобновила борьбу с мусором растительного происхождения.

Люси Хок-Карпини. 12,4 года.

Херово, когда тебе между 12 и 13 годами. Еще не тинэйджер (и поэтому тебя никто не принимает всерьез), но уже не ребенок (и тебя можно использовать для всяких скучных дел). Конкретно: ты еще недостаточно взрослая, чтобы самостоятельно ходить по морю под парусом (о полетах на флайке или даже на простейшем дельтике и говорить нечего), зато, если надо сесть за руль и ликвидировать сральню во дворе — какая-то гребаная фея касается тебя своей волшебной, блядь, палочкой, и ты становишься взрослой часа на 3.

Это, как бы, в социологии. В биологии тоже какая-то несправедливость. В смысле, все женские свойства уже имеются: Луна педантично поздравляет тебя с новым годом. Как это мило с ее стороны, как это романтично, и как, блядь, это поднимает настроение. А смотришь на себя в зеркало и видишь, что на танцах крутить нечем. Ни сзади, ни, тем более, спереди. Ну, хватит о грустном. Сестричка Флер сорок лунных лет назад была доска-доской, а потом — бац! Перетрахала половину Океании и уже примеривалась к Австралии. Тут бы австралийцам и крышка, но нашелся Ежик… Типа, любовь. Ежик, конечно, прикольный. Хотя, если разобраться, ничего особенного, кроме пурпурного хайра, в нем нет. Канак как канак. Ни мордой, ни ростом, ни плечами не выделяется. Котелок у Ежика варит неплохо. Лопоухость и курносость этому делу не помеха, но… ОК, считаем, что Флер повезло. Хер в руки и 7 футов под килем… Это я что, завидую?

Было бы чему. Кстати, я бы, наверное, и сейчас могла снять какого-нибудь парня. Не хитрое дело. Но фиг знает, что получится. Это у парней все просто: гидравлика начала работать — и погнали. Только следи, чтобы торпеда совсем не стерлась. А девчонкам природа подбросила задачку. Геометрия, прикладная механика и психология — в кучу. Флаг в руки разбираться: чего ты хочешь, и следует ли это делать прямо сию минуту? Поэтому парням на практической биологии в школе дают всего один, понятный совет: лучше, если ваша первая партнерша старше вас не более, чем на 10 лет иначе есть риск сформировать инфантильное поведение в сексе. А девчонки получают целых 3 совета, причем все непонятные. Вот как отличить мотивы любопытства и самореализации от сексуального влечения? Или, как отделить влечение к мужчинам вообще от влечения к конкретному парню, который оказался рядом? А как убедиться в полной технической готовности? ПОЛНОЙ! Непыльная работа давать такие инструкции. Я бы тоже могла.

Жаль, что, мне за это не платят… Вообще-то, я завидую Флер — но не по сексуальной практике, а по сексуальной географии. От Футуна, где мы, 450 миль на ост-норд-ост до атолла Олосенга, где Ежик. До Tekaviki-College, на моту у юго-восточного берега Увеа, 150 миль от нас и 300 от Ежика. Маршрутки-сардельки летают туда-сюда дважды в час.

Угадайте, в какую сторону летит Флер, если дома барбекю, а в какую — если дома куча дел? То-то. В прошлом году Ежик поднял хорошие деньги в Африке, купил себе новую летучую растопырку, а старую подарил Флер. Мама чуть головы не оторвала обоим, но подарок же… Теперь Флер само-летающая, а если дома скучные дела, то у растопырки барахлит электрофидер и она зависает у Ежика. Он инженер-электромеханик и, как бы, это чинит до утра. Сказала бы я, что он ей чинит. Конкретно-практическая психология. Но, по ходу, я зря гоню волну на Флер и Ежика. Будь у меня hoakane, я бы тоже у него зависала, если дома хозработы — фиг ли тут. А в прошлом году, когда мама смылась по своей военной ботве на 3 недели, они меня легко вписали к себе на Олосенга. Классно!

Папе загрузили что-то про рекламную акцию и бесплатный кемпинг от «Taveri-Futuna partnership». В школу я ходила по i-net. Правда, за это пришлось потом сдавать штраф-тесты, но оно того стоило. Fare у Ежика маленький (так что я жила в кухне-гостиной) и фанерный (так что когда Флер с Ежиком на 2-м этаже полировали торпеду, саунд-трек доходил до меня почти без потери громкости). Зато, в кухне-гостиной большой экран, и вечером я включала ACID-TV Kwajalein. Там шел фестиваль fantasy-action… А днем мы болтались в лагуне. Там пресноводная лагуна полмили по диагонали. Она такая одна во всей Океании. Офигенно! Правда, на закате летают комары — но есть репеллент.

Когда мама вернулась, то не очень поверила про кемпинг. Она бы нас точно расколола, если бы не Батчеры. Рон и Пума. Вот это друзья, я понимаю! Они оба инструкторы по оружию в военном секторе «Taveri-Futuna». Рон раньше был сержантом у мамы в спец-бригаде, а Пума была рейнджером в Африке. Непробиваемые ребята. Загрузили маме такую легенду: мол, не рекламная акция, а просто учебный лагерь резервистов, и меня туда вписали, как бы, полуофициально. Мама поворчала, но типа, поверила… Ну, не то, чтобы поверила, но меры 3-й степени применять не стала, а это главное…

Ну, вот. Мусор убран, можно расслабиться, пока еще чем-то не загрузили. Для начала, откатываемся в мертвую зону — в ту часть сада, которую из окна и с террасы не видно. Пока, судя по доносящемуся из дома бла-бла-бла, разбор полетов продолжается. Ну, и ладно. Авось, не подерутся. А я достаю сигареты, зажигалку и начинаю тренироваться пускать дымовые колечки. Вот у мамы они получаются красивые, а у меня — какие-то кривые и неустойчивые. Мало практики. А откуда бы ее было много, если приходится шифроваться от предков. Застукают — дадут по шее. Хотя сами курят, как пароходы…

Кстати, наш тичер по физике на примере дымовых колечек рассказывал про строение нашей вселенной, которая, оказывается, вся состоит из маленьких вихревых штучек, только, конечно, не дымовых, а типа, электромагнитных и гравитационных. Во, как!.. Вообще, если всерьез думать, что все вокруг состоит из такой вот ерунды, то крыша поедет. Тичер так и сказал: ребята, не парьтесь. Это не какая-то реальность, а модель. Типа, как навигационная карта — это модель моря, а не само море. Кто-то спросил: а настоящая реальность — это что? Тичер посмеялся и говорит: ребята, не ломайте себе голову. То, что вы видите вокруг, то, что слышите или трогаете — это и есть настоящая реальность. А теории про устройство вселенной — это инженерные модели. Они чтобы работать с реальностью. Чтобы делать ее симпатичнее на вид, на ощупь и на вкус.

Упс! Бла-бла-бла в доме затихает. Я быстро тушу окурок, выбрасываю его в мусорный контейнер, снимаю с квадроцикла панель над движком, выдергиваю вилку из слота и начинаю рассматривать ее с глубокомысленным видом. Минуты три я выступаю с этим номером без публики, а потом появляются зрители… О-ля-ля! Вот это да! Папа в белом тропическом костюме и шляпе образца XIX века. Мама в полевой форме (ей идет, чтоб мне провалиться!). Даже зеркальные очки надела. Типа, трогательное восстановление согласия в семье по полной программе. Ну, почтение Мауи и Пеле, держащим мир.

Папа поправляет старомодную шляпу и интересуется, что это я такое делаю. Я хмуро сообщаю, что мне почудился запах горелой изоляции, и я решила посмотреть что там. Прикрытие слабое, но маме не охота разбираться. У нее слишком хорошее настроение. Она благосклонно кивает и говорит мне: «Детка, мы пройдемся до кабачка дядюшки Чжана. Если прилетят ребята, предложи им кофе и все такое. Скажи: мы скоро будем».

Ага… Скоро будут. Держи карман шире… Ладно, пусть гуляют, жалко что ли… Они выходят на наш местный Бродвей (Kolia village Ramble). Оттуда доносится громкий одобрительный свист соседских парней — мамин вид в униформе производит на них неизгладимое впечатление. Так-то! Знай наших! Военная разведка рулит! Кстати, мне тоже надо переодеться — для выполнения торжественного ритуала встречи гостей.

Полчаса вдумчивой работы, и я практически готова. На мне золотистые пластиковые сандалии, радужный шнур на бедрах с пучком радужных ниточек, свисающим впереди примерно на 5 дюймов, и три ниточки яркого бисера на шее. По моему гениальному плану, они подчеркивают те бугорки, которые в биологии называются моими грудями. Проходит еще час, и в небе появляется Kiwing-biplane, раскрашенный, как попугай в джунглях Гондураса. Ага: парни сегодня изображают Uvea-University Aztecball Team. Маскировка. Так. Приводнение… Швартовка… Ну, смех, да и только, все четверо — Пападок, Дракула, Каннибал и Энкантадор одеты в спортивные маечки и шортики с эмблемой университетского спортклуба. И спортивные рюкзачки — тоже с эмблемой. Ладно, театр — так театр. Сейчас мы посмотрим, кто из нас больший артист.

* * *

Энкантадор (он же — лейтенант Тино Кабреро) картинно упал на одно колено, красиво развернул голову, воздел правую руку к небу и почти оперным баритоном, пропел:

— Oh joder conio follar per culo la ferra polla!

— Не ругайся при детях, — строго сказал Пападок (он же — обер-лейтенант Нонг Вэнфан).

— Joder te tambi, hijo de puta, — добавила Люси.

— Развитие девочек переходного возраста в экваториальной Океании характеризуется стремительностью, — сообщил Дракула (он же — военврач III ранга Керк Скагэ).

— Типа, сиськи появились, — уточнил Каннибал (он же — суб-лейтенант Уфти Варрабер).

— Так и будете стоять на пирсе? — ехидно осведомилась Люси, — проходите на террасу. Хозяин с хозяйкой сорвались в китайский кабак, приказав мне обслужить гостей. Так что, заказывайте на свой вкус. В ассортименте есть кофе, ром, сигары, оральный секс и другие легкие настольные игры.

— А пожрать что-нибудь есть? — спросил Уфти.

— По ходу, мама делала какие-то салаты. Или ты хочешь бутерброд?

— И то и другое. Вообще, давай я тебе помогу притащить.

— А пиво можно взять? — поинтересовался Керк.

— В холодильнике, где обычно, — проинформировала Люси.

— Кто-то говорил про сигары, — мечтательно произнес Тино.

— В гостиной на столе, в коробке в виде европейского гроба, — сказала она.

— А чего так? — удивился лейтенант.

— Ну, типа, намек, что курить вредно.

— Это точно, — согласился Нонг, закуривая сигарету, — А предки здорово поругались?

Люси неопределенно пожала плечами.

— По ходу, папа заподозрил, что мама собралась в полковники, а это ведь жопа, так?

— А, по-моему, это не худший вариант, — заметил обер-лейтенант.

— Смотря для кого, — сказала Люси, — хэй, Уфти, пошли, притащим парням хавчик.

Обер-лейтенант INDEMI Нонг Вэнфан. 34 года.

На месте Микеле, я бы давно поставил Чубби перед дилеммой: или я, или армия. Могу точно сказать, что я бы сделал это в 12-м году Хартии, после операции «Octoju» на Тауу. Это было летом, почти сразу после подрыва первой 24-мегатонной L-bomb восточнее Соломоновых островов. Французская эскадра остановилась на линии Онтонг — Сайкай, затем развернулась на юго-восток и, фактически под белым флагом, пошла к Вануату, сопровождаемая контрольным эскортом с нашей патрульной базы Хониара. А нашей команде предстояло под шумок зачистить ультрамусов на Тауу. И вся команда, перед отправкой на штурм-базу Нугури, собралась вот здесь же, только вместо навеса между деревьями тогда была камуфляжная сетка, натянутая между бамбуковыми опорами. И тогда нас было восемь: Чубби, я, Керк, Рон, Зено, Ив, Блаар и Уфти. Последние двое — совсем мальчишки — 16 лет, сразу после учебного лагеря. Чубби была всего на 10 лет старше их. Флер бегала, как маленький чертенок, пытаясь разобрать на детали любые предметы, которые попадались ей под руку. Люси была кроха, она едва начала ходить, еще не умела вовремя останавливаться, то и дело на кого-то и на что-то натыкалась, а произнести могла только несколько слов: «pan», «glo», «bro» «miti», «motu», «mama», «papa», «puta» и «joder». Последнее слово было сложным, и она очень им гордилась.

Сам не понимаю, почему нам казалось, что все пройдет гладко? Наверное, потому, что Чубби 20 раз повторила: «Микки, не вибрируй! По ходу, это чисто полицейская акция. Ничего такого…». Нас, правда, она инструктировала иначе: «Ребята, будьте предельно аккуратны. Авиация расстреляет только видимые точки сопротивления, а мобильные звенья противника могут ползать где угодно — хоть в ста метрах от точки высадки». И ведь как в воду глядела: Зено поймал пулю снайпера в шею, едва только выпрыгнул с флайбота в воду. Он умер, по-моему, даже не успев понять, как же такая фигня могла случиться. А Уфти повезло: пуля попала ему в броник и он отделался трещиной ребра. Впрочем, тогда он этого даже толком не заметил. Тех двух снайперов, вместе с двумя корректировщиками, мы зачистили прежде, чем они успели взять цели еще раз. Потом была, в общем-то, рутина. После авиа-налета ультрамусы сохранили всего взвод более-менее боеспособных организмов. Мы разобрались с этим за полтора часа. Чуть дольше возились с пулеметной позицией сил самообороны мустауна. По инициативе Керка мы пытались вытащить нескольких раненых гражданских папуасов, которые находились в точности на линии огня. Троих вытащили. Пятерых нет. Одну даму Рон вытащил, без всякого толка — у нее было явно смертельное ранение. А после мы накрыли все это из тюберов. В смысле — и позицию, и мустаун. Чубби не хотела никем больше рисковать.

Разумеется, мы все сделали по инструкции. Три предупреждения по кричалке: «Всем некомбатантам предлагаем покинуть позицию. Гарантируем гуманное обращение…». Только с ультрамусами это без толку. По шариату женщины — скот, а неполовозрелые дети — полуфабрикат. В критической ситуации их используют в качестве живого щита, надеясь, что противник придерживается UN-конвенций о ведении боевых действий. С нами они просчитались — у нас другие инструкции. Некомбатантов было жалко, но что делать? После обстрела, 13 из них осталось в живых. А говорят: несчастливое число… Живых травмированных комбатантов мы не считали. Чубби приказала, что их нет — ну, соответственно, их и не было. Меня тогда удивило, с какой легкостью 16-летний Уфти режет людей. Для бойца-тинэйджера, как правило, есть этический барьер в отношении безоружного противника, а тут — ничего подобного. Потом я консультировался на эту тему с военным психологом — тот меня успокоил. Просто Уфти рос в несколько другой культурной среде… А Чубби росла в обычной для канаков среде, и ее стало колбасить сразу, как только нас сменил флотский контингент. Это понятно: во-первых, Зено. Его было ужасно жаль. Такой отличный парень (потом я ездил объясняться с его мамой, и лучше это не вспоминать). Во-вторых — фарш из некомбатантов (и это тоже лучше не вспоминать). В-третьих, приказ о травмированных ей тоже дался не легко (хотя, так по инструкции: «При дефиците личного состава или в сложной тактической обстановке, немедленно нейтрализовать все потенциально-боеспособные единицы противника».

Короче говоря, на обратном пути Чубби выпала в аут. Что-то вроде тихой истерики со слезами. В принципе — здоровая и своевременная реакция нормального человека, а тем более — бойца женского пола. Рона тоже немного трясло — он все переживал из-за той гражданской дамы, которая умерла. Как потом выяснилось, его немного зациклило на этом эпизоде… В этих условиях, я, как зам команданте группы распорядился на счет алкоголя с целью снятия стресса. Рон отказался (действительно, у него был не стресс, а совсем другое — но это выяснилось позже). Чубби выхлебала пол-фляжки, причем без всякого толка. Домой мы ее доставили абсолютно пьяную и в состоянии той же тихой истерики. Керк как вынес ее из флаера на руках — так и передал на руки faakane.

Я был уверен, что Микеле сейчас обложит нас херами и пошлет на них же. Во-первых, потому, что ему не нравится наша контора, и не нравится, что Чубби там работает. Во-вторых, он, хотя и выдающийся инженер-агробиолог, но по существу — калабрийский фермер (но при этом, настоящий канак — тут слов нет). Фермеры — это ребята простые: если им хочется кого-то послать на хер, то они его немедленно и тщательно посылают.

Так вот, я ошибся. Микеле принял у Керка бесчувственно-пьяный организм Чубби, и спросил: «у вас что, минус один». Я ответил, что да. И тогда он вдруг пригласил нас в дом. Время было позднее, дети уже спали. Он усадил нас на террасе, притащил хлеб, окорок, бутылку виноградной водки и котелок какао. Потом пошел мыть Чубби под душем и укладывать в кроватку, а потом вернулся и мы еще долго общались на всякие темы. Выпили за то, чтобы Зено там было хорошо — если там вообще что-нибудь есть. Улетели мы оттуда сильно за полночь, и с каким-то очень теплым настроением… Мы потом спрашивали Чубби: что он сказал утром? Оказывается — ни слова об этом. Как будто, ничего и не было. Через год, когда Уфти пошел на сержантские курсы, Микеле взялся помогать ему с учебой (он преподает студентам и здорово это умеет). Без него Уфти никогда бы не продвинулся дальше капрала. Нашу контору Микеле все равно не любит, и работу Чубби не одобряет, но у него такой принцип: на человеческий выбор нельзя давить. Видимо, это у него какая-то особая религия, только я не знаю, какая.

С тех пор многое изменилось. Блаар погиб в Гватемале — подорвался на мине. Керк экстерном получил level доктора военной биомедицины. Уфти (опять же, с помощью Микеле) закончил офицерский колледж. Ив — обер-лейтенант в департаменте военной психологии. Рон ушел из регулярной армии — теперь он военный эксперт-инструктор в фирме «Taveri». С ним теперь Пума, это вообще персонаж почти мифический. У нас появился Тино, хороший парень, хотя и немного пижон. А Чубби стала майором, и возможно, через два года она возглавит INDEMI. По-моему, это будет правильно… Понятно, что Микеле не радует такая перспектива — но… Вот, кстати, и они.

* * *

Микеле Карпини окинул взглядом собравшуюся под навесом кампанию, почесал в затылке, проворчал что-то типа «aloha» и, вытащив из кармана костюма сигару, начал старательно ее раскуривать. Чубби сняла зеркальные очки, аккуратно повесила их за дужку в гнездо над нагрудным карманом и осведомилась:

— Люси, детка, ты уверена, что оделась сообразно случаю?

— Да, мама. Все говорят, что мне очень идет.

— Правда? А кто конкретно это сказал? И, кстати, слезь с коленей лейтенанта Кабреро, тебе совершенно нечего там делать… Тино, спихни ее немедленно.

— Но мама! — возмутилась тут же спихнутая Люси, — Это несправедливо! Если я кормлю каких-то мужчин, то почему мне нельзя посидеть у них на коленях?

— Это сложный вопрос, детка, и давай я отвечу на него не в свой день рождения, ОК? А сейчас, я надеюсь, кто-нибудь догадается спеть мне песенку, или что-нибудь…

Гости дружно грянули «Happy birthday, dear Cubby, happy birthday to you!», а затем рюкзаки были открыты и, после некоторой суеты технического характера, появился собранный из нескольких сегментов подарок.

— Y una polla me estar jodido… — потрясенно произнесла Чубби.

— А потом ты удивляешься, что дети ругаются матом, — заметил Микеле, — И, кстати, что это за… Гм… Устройство? Надеюсь, оно ничем не стреляет?

— Нет, дядя Микеле, — успокоил Уфти, — Это научно-познавательная фигня. Называется: любительский телескоп с компьютерным наведением. Прикинь: труба не больше, чем у гранатомета. Ну, разве что, толще. А увеличение — 1000 раз. Без фэйка, мы проверяли.

— Спасибо, парни! — прочувствованно воскликнула майор.

— Любимая, а ты давно интересуешься астрономией? — спросил Микеле.

— Ну, вообще-то, я с детства мечтала о любительском телескопе.

— Странно, что я об этом впервые слышу.

— Милый, ты зануда! — весело сказала Чубби и изящно повисла у него на шее, — Я люблю самого ужасного, самого чудесного зануду во всей Океании! Это так классно! Iri!!! Вы знаете, что подарили мне Микеле и Люси? Дерево! Вон то цветущее дерево!

Четверо коммандос синхронно повернули голову в ту сторону, куда она указывала. Там действительно стояло дерево метров 5 высотой, усыпанное яркими гирляндами мелких оранжево-алых цветов. У корней были видны следы недавних земляных работ.

— Мощная штука! — оценил Нонг, — Как вы это сделали? Оно же весит центнера три.

— Навесная лебедка на комбайне и хорошая команда, — Микеле хитро подмигнул дочери.

— Полтора часа всех дел, — небрежно сообщила она и добавила, — мама, а давай поставим твой телескоп в верхней мансарде, и я тоже смогу иногда в него что-нибудь смотреть?

— Что, например? — поинтересовалась Чубби.

— Немезиду, разумеется!

— Вот к чему приводит ажиотаж в масс-медиа, — констатировал Микеле.

— А что такого, па?

— Ничего, Люси. Просто все эти разноцветные журналы и сайты постоянно забывают о том, что Немезиду невозможно увидеть с Земли и вообще из плоскости эклиптики.

— Милый, а давно ты интересуешься космосом? — ехидно спросила Чубби.

— С тех пор, любовь моя, как на последнем прошлогоднем семинаре по псевдобионтам, меня достали вопросами: есть ли жизнь на планетах Немезиды, и если есть, то какая?

— А почему бы и нет? — произнес Керк.

— А почему бы гималайским ледникам не быть из сахарного сиропа? — саркастически спросил его агроинженер, — Желательно, из мятного, но можно и из ванильного.

— Хэх… Ты своим студентам тоже так ответил?

— Ну, положим, своим студентам я объяснил несколько подробнее, но у нас ведь был семинар, а не день рождения моей жены.

— Жена, у которой день рождения, хочет подробностей! — объявила Чубби.

— Гм… Любовь моя, тогда не лучше ли дождаться дока Лоу? Вот уж кого задолбали Немезидой и Ктулху до полной потери адекватности…

— Ктулху? — переспросил Тино, — Это тот, который бог виндсерферов?

— Да. И еще, так называют гипотетически-обитаемую планету — спутник Немезиды.

Чубби ласково погладила мужа по спине.

— Милый, давай ты, все-таки, немножко нам расскажешь. А я налью тебе рома.

— С лимонным соком, — уточнил он, — Ладно, раз populi настаивает… Но чур никто не придирается к стилю. Я, знаете ли, не готовился, и вообще я не астрофизик…

— Па! Ну, рассказывай уже! — требовательно перебила Люси.

— Ужас, а не ребенок, — пожаловался Микеле и, без всякого перехода, начал, — Сейчас давайте перенесемся на 5 миллиардов лет назад, когда на месте Солнечной системы находилось разреженное облако из частиц — от молекул до мелких пылинок. Вся эта ерунда отделилась от более крупной массы, вращавшейся вокруг ядра галактики, и поэтому обладала определенным моментом вращения. Это облако вращалось вокруг собственного центра тяжести, постепенно превращаясь в газо-пылевой диск. Никто не додумался помешивать все это, и случилось то, что порой случается с кашей. Частицы начали слипаться в комочки. Механизм, в отличие от каши, был гравитационный, а не адгезивный, и масштаб бедствия был гораздо больше. Крупные комки сжимались под действием собственной гравитации, разогревались при сжатии, у некоторых от этого возникли горячие расплавленные ядра, как у Земли, например, а один, самый крупный комочек в центре сжался и разогрелся так, что в нем началась реакция термоядерного синтеза. Этот комочек — вот…

Микеле показал рукой в сторону стоящего в зените солнца.

— Кстати, Оскэ и Флер летят, — сообщил Уфти, бросив взгляд на небо.

— Отлично! Тогда я сделаю перерыв и выпью глоточек того рома с лимонным соком, который мне пока еще не налила моя жена, хотя все слышали, как она обещала.

— Что ты ворчишь? Я уже наливаю. Просто это коктейль, с ним нельзя торопиться.

— Растопырка «заячьи уши», — сказал Тино, глядя на снижающуюся флайку, — Самопал.

— Нет, это серийная, — возразил Микеле, — На Рорети-Арораэ есть такая мини-фабрика…

— «Retiair Fare-Fabric», — договорила за него Чубби, — Там один из партнеров — Герхард Штаубе, шеф-пилот из Франкфурта, автор ВВС Транс-Экваториальной Африки.

— Кстати, командир, что ты о нем скажешь? — спросил Нонг.

— Скользкий тип, — ответила она, — Блестящий авиа-эксперт, но крайне конформный. В Аравии он изображал правоверного мусульманина, в Черной Африке был идеологом черного фашизма и милитаристом, а в Океании стал настоящим канаком.

— А правда, что он работает на майора Журо?

— May be, — Чубби пожала плечами, — но это их дела. Для меня важнее, что его фирма делает достаточно надежные флайки, и я не дергаюсь, когда на них летает моя дочь.

Тем временем, флайка, немного похожая на заячью морду с расставленными в стороны ушами (крыльями), торчащую из радужного круга крутящегося пропеллера, коснулась воды и уверенно покатилась к пирсу. Несмотря на легкомысленный вид, в этой флайке действительно чувствовалась какая-то надежность и основательность.

— Что-то этакое в ней есть, — проворчал Керк.

— Аэродинамичность формы, — ответил Микеле, — Теперь это проходят в колледже, как отдельный раздел прикладной геометрии. Есть некоторые плюсы в том, что помогаешь учиться почти взрослой дочери, которая, между нами говоря, порядочная лентяйка.

— По ходу, это не лень, а просто любовь, — возразил Уфти и приветливо помахал рукой выбравшейся на пирс парочке, — Надо радоваться, дядя Микеле. Не у всех бывает.

— Угу, — проворчал агроинженер, — Я делаю ее домашние задания и радуюсь.

Пока Флер довольно бесцеремонно тискала всех коммандос подряд, Оскэ подошел к Чубби, придал своей позе торжественный вид, почесал пятерней жесткую щетку своих ярко-пурпуных волос (за которые и получил прозвище Ежик), и произнес:

— Тетя Чубби… Короче, это… Мы тебя поздравляем с пожеланиями всего-всего-всего. Главное, чтобы оно было хорошее и его было как можно больше. И еще, у нас, типа, подарок, только надо его собрать, потому что он, блин, по частям. Типа, мы сейчас сожрем что-нибудь и быстро соберем. Ну, короче, надеемся, что тебе понравится.

— Я тоже надеюсь, — улыбнувшись, сказала она, — Что хоть это такое?

— Ну, типа, лодка… Но это надо показать. Вот соберем, и…

— Садись за стол и питайся, — перебила она, — Тут Микки рассказывает про Немезиду…

— Где мой коктейль? — перебил Микеле.

— Joder! — выругалась Чубби, — Я же его держу в руке. На, вот он. И только попробуй сказать, что невкусно. Обижусь и надуюсь!

— Вкусно, — сообщил он, сделав глоток, — Кстати, на чем я остановился?

— На комочках каши, — напомнила Люси, — Один из них так нагрелся, что стал Солнцем.

Микеле сделал еще глоток и удовлетворенно кивнул.

— Да! Итак, один, самый большой, разогрелся и стал центральной звездой системы. Но единственная ли это звезда в системе? Вот в чем вопрос. Мы видим на небе множество двойных и тройных звезд. Почему бы и нашему Солнцу не иметь звезду-спутник? Мы можем ее не видеть потому, что она неяркая и заслонена от нас другими космическими объектами. Что есть в Солнечной системе, кроме Солнца? Во-первых, это 4 небольшие внутренние планеты, одна из которых наша — Земля. Кстати, от Земли до Солнца 150 миллионов километров, или одна астрономическая единица — А.Е. За внутренними планетами идет пояс астероидов, а дальше 4 планеты-гиганта. Ближайшая из них — это Юпитер. Он в 320 раз массивнее, чем Земля и в 5 раз дальше от Солнца. Короче: 5 А.Е. Самая дальняя планета-гигант, Нептун отстоит от Солнца на 30 А.Е. Дальше идет пояс Койпера, огромное множество малых планет и астероидов, на удалении 40–60 А.Е. от Солнца. Все о чем я пока рассказывал, вращается вокруг Солнца по эллипсам лежащим обычно в одной плоскости — плоскостью эклиптики, или под небольшим углом к ней. Дальше, за границей 60 А.Е. начинается разброд…

— Па, ты забыл про кометы! — встряла Флер.

— Я не забыл, детка. Итак, кометы. Рыхлые астероиды из водно-аммиачного льда. Они вращаются по сильно вытянутым эллипсам, то подходя близко к Солнцу, то улетая на расстояния больше 30 А.Е. Иногда намного больше. В начале XXI века нашлось такие кометы, орбиты которых вытянуты на тысячи А.Е… Еще раньше, астрофизик Ян Оорт предположил, что на расстоянии 2000–5000 А.Е. от Солнца есть гигантский бублик, скопление комет и астероидов. Сейчас этот бублик называется Облаком Орта. Но что заставляет кометы и некоторые малые планеты двигаться от облака Орта к Солнцу и обратно? Может, где-то там есть маленькая звезда, неяркая звезда, красный или даже коричневый карлик, спутник Солнца? Мы ее не видим, она сравнительно холодная и неяркая, и заслонена космическим мусором, но ее гравитация играет с кометами…

— Немезида! — объявил Оскэ.

Микеле Карпини покачал ладонью влево-вправо, изображая неопределенность.

— Немезида бывает разная. По самой популярной версии прошлого века, это «красный карлик» с массой в 20 раз меньше, чем у Солнца и в 50 раз больше, чем у Юпитера. Он движется по вытянутой орбите с периодом 26 миллионов лет, в интервале 90.000 А.Е. - 20.000 А.Е. от Солнца. Такую Немезиду искали более полувека. В ходе поисков было установлено, что в облаке Оорта триллионы астероидов и ядер комет, а внешний слой облака лежит в 100 тысячах А.Е. от Солнца, это полтора световых года. Напомню, что в четырех световых годах от Солнца находится группа Центавра, три звезды, расстояния между которыми порядка 15.000 А.Е. (четверть светового года). Иначе говоря, между звездами нет огромных промежутков практически полной пустоты, как думали раньше. Внешние кометные скопления звездных систем смыкаются. Какие-то кометы могут вращаться вокруг Солнца и звезд Центавра, как вокруг кратной системы…

— … А вдруг, зеленые человечки с Центавра крысят наши кометы? — перебила Люси.

— Верно, детка, — Микеле кивнул, — Это их центаврийский бизнес. Ничего личного.

Секунд пять до публики доходило, потом раздалось громовое ржание. Образ зеленых центаврийских человечков, ворующих неохраняемые кометы с периферии Солнечной системы, оживил холодные просторы космоса понятными человеческими мотивами.

— Так вот, — продолжал агроинженер, — Несмотря на эти открытия, которые обошлись в миллиарды баксов, Немезиду так и не нашли. Астрономам констатировали печальный факт: такого спутника, красного, или хотя бы коричневого, карлика у Солнца нет!

— Я не понял, — сказал Нонг, — Так Немезида есть, или ее нет?

— Не все так просто, — сказал Микеле, — Евро-американских астрономов сбило с толка смешение физики с моралью. Это их хронический баг в мозгах. Гипотеза о Немезиде возникла в середине XX века для объяснения особенностей орбит транс-нептуновых скоплений и для церковного триллера о звезде возмездия, которая накажет людей за хороший секс и за недостаточный размер взносов в церковную кружку.

— Дядя Микки, а тогда почему звезду назвали эллинской богиней санкций, а не каким-нибудь хреном из римской библии? — спросил Оскэ.

— Балда, — снисходительно фыркнула Флер, — это же азы легендирования. Если бы эту звезду назвали библейским Сауроном, то из ботвы торчали бы римские уши.

— Саурон, это не в римской библии, а в англиканской фэнтези, — поправила Чубби.

— Одна и та же недобитая банда, — пробурчал Энкантадор Тино.

Микеле строго постучал донышком бутылки по столу.

— Не отвлекаемся на технику игры. Суть дела в том, что для агитации годилась только такая Немезида, которая периодически приближается к Солнцу, захватывая по дороге огромный арсенал комет и астероидов и бросая их гравитационной пращой на головы аморальной публики. Миллиарды баксов тратились ради именно такой Немезиды, и никакой другой. Немезида-пацифистка для оффи-идеологии совершенно бесполезна.

— Кажется, мы приближаемся к оргазму, — подал реплику Керк.

— К озарению? — уточнил Микеле, — Так, оно было четверть века назад, когда студенты-киви из Waitakere-MOA опубликовали объяснение, почему транс-нептуновые орбиты таковы, как будто к ним иногда приближается тот красный карлик, которого нет.

— Ну, херня же! — возмутился Уфти, — Как может приближаться то, чего нет?

Агроинженер снова постучал бутылкой по столу.

— Парень, не порти мне интригу, ОК? Три года назад, когда про студнетов-киви уже забыли, элаусестерский клуб «Тау Кита» запустил в космос занятную любительскую игрушку типа строллера… Все знают, что такое строллер?

— Длинная коктейльная трубочка, набитая пироксилином, — ответила Люси, — у нее на конце микропроцессор, и ее можно захерачить со стратостата на Луну. Типа, регата.

— В общих чертах верно, — согласился Микеле, — Если бы ты еще обошлась без мата…

Девочка передернула плечами и придала своей физиономии удрученное выражение, а Микеле, тем временем, продолжил:

— Идея сделать совсем тоненький строллер, который мог бы разгоняться до крайне высоких скоростей и нести микроминиатюрный аппарат, витала в воздухе. После появления штучек, которые подглядывают и передают видеоряд лазером сверхмалой мощности, это стало действительно интересно. Технические детали я опускаю. Микро-строллер был запущен курсом, перпендикулярным плоскости эклиптики, вот в чем весь фокус. Он разогнался до 3000 километров в секунду (одного процента скорости света), и через полтора года смог взглянуть на плоскость эклиптики, как бы, сверху, с высоты тысяча А.Е… Принцип тот же, что с наблюдателем на мачте. Как далеко можно увидеть другой корабль с верхушки мачты хорошего океанского проа?

— Миль десять, — лаконично ответила Флер.

— Верно… Надеюсь, ты проверяла это, не лазая на нее. Аналогичный метод в космосе позволяет увидеть заслоненные от Земли объекты в облаке Оорта. Ребята из «Тау Кита» искали любой красивый объект, который можно сфотографировать и показать публике, чтобы все сказали: «Офигеть!»… Микро-строллер нашел объект, прицелился, и…

— Папа, ну не тяни! — возмущенно перебила Люси, — Это была Немезида, да?

Микеле шутливо погрозил ей пальцем.

— Детка, не придавай значения названиям. Свойства этого объекта не зависят от того, назовешь ты его Немезидой или Сауроном, как предложила Флер. Поэтому, просто опишем, что это за штука. Пик ее излучения лежит в ИК-области с длиной волны 3 микрона, что соответствует температуре 700 по Цельсию, а радиус около 100 тысяч километров, в полтора раза больше, чем у Юпитера, а расчетная масса больше массы Юпитера, в 5–7 раз — так говорят ребята, которые в этом разбираются.

— Грубо говоря, это большая планета, — констатировал Нонг.

— Черта с два! — весело возразил Микеле, — Планеты холодные, а эта штука довольно горячая, как я уже сказал. Астрофизики называют такие объекты субкоричневыми карликами. Кстати, довольно распространенное явление во Вселенной.

— По ходу, это маленькая звезда? — предположила Люси.

— Ну, можно сказать и так, хотя она гораздо меньше и холоднее чем красные карлики, (минимальные истинные звезды), и даже, чем коричневые карлики, которые уже не звезды, а субзвездные объекты, еле-еле поддерживающие термоядерные реакции.

— Если нет термоядерной реакции, то за счет чего 700 по Цельсию? — спросил Оскэ.

— Этот вопрос, — сказал агроинженер, — можно отнести и к Юпитеру. Он излучает втрое больше энергии, чем получает от Солнца. Может быть, огромное давление в его ядре инициирует некоторые процессы ядерного синтеза, но дать четкий ответ…

— А у Немезиды есть планеты, да, папа? — перебила Люси.

— У Юпитера есть 4 планеты, у Сатурна — одна, и у Нептуна одна, — напомнил он, — Их называют спутниками, но это — формальность. Они достаточно велики и…

— Так у Немезиды они тоже есть? — снова перебила она.

— Их просто не может не быть, — ответил Микеле, — Так говорят знающие ребята.

— Ага! А жить там можно?

Агроинженер улыбнулся и развел руками.

— Ну, детка, это кому как.

Аудитория отреагировала ироничным хихиканьем и фырчанием. Агроинженер сделал глоток коктейля и покачал стаканом, будто прислушиваясь к звону льдинок.

— Вернемся к студентам-киви, — продолжил он, — Четверть века назад они предположили, что имеется не одна классическая Немезида массой, как полста Юпитеров, а несколько сравнительно маленьких Немезид, расположенных намного ближе, кем классическая. Каждая из них лишь впятеро больше Юпитера, поэтому поодиночке они не особенно заметны, но каждые 26 миллионов лет происходит парад Немезид (аналогичный параду планет, происходящему, как известно, 5 раз в столетие). Несколько Немезид встают в шеренгу где-то в облаке Оорта, создают возмущение транс-нептуновых орбит, а затем разбегаются, как нахулиганившая стайка подростков. А полисмен… Точнее, астроном, прибывший на место происшествия с некоторым опозданием… Думает, что так мощно насвинячить мог только крупный взрослый дядя.

— Но пока найдена только одна Немезида? — спросила Чубби.

— Насколько я знаю, полторы, — ответил он, — Про одну я сказал, а от второй, на том же видеоряде, наблюдается что-то вроде шлейфа возмущений, оставленного ей несколько миллионов лет назад. Она приблизительно того же размера, что и первая. Те студенты-киви (они сейчас уже выросли), назвали ее Мангароа, в честь длинной акулы, которую поймали Мауи и Пеле, и бросили в небо, чтобы она присматривала за звездами.

— Мангароа это тоже мини-звездочка? — спросила она.

— Не знаю. Наверное, об этом можно почитать в «NZ-astronomy Review».

— ОК. А что известно про Ктулху?

Микеле издал тихий стон, одним большим глотком допил коктейль, взял с блюдца потухшую сигару и начал раскуривать. Чубби проследила за этими манипуляциями и осторожно поинтересовалась:

— Что, все так плохо?

— Не то, чтобы плохо, — ответил он, — Просто сейчас я буду говорить о вещах, в которых почти ничего не понимаю, и повторять флейм своих студентов, а они тоже в этом не разбираются, и повторяют флейм студентов с отделения аэрокосмических систем.

— Мы запишем в протокол, что ты не несешь за это ответственность, — успокоила она.

— Именно это я и имел в виду… Итак, анализируя орбитальные отклонения Немезиды, вызванные ее спутниками, некие ребята пришли к выводу, что этих спутников четыре. Наибольший интерес из них представляет Ктулху. Это — планета размером несколько больше Марса, обращающаяся вокруг Немезиды на расстоянии около полмиллиона километров — на четверть дальше, чем Луна от Земли. При таком тесном соседстве, слабого излучения Немезиды достаточно, чтобы на Ктулху было более-менее тепло и светло. Температура на его поверхности в пределах плюс-минус 50 по Цельсию, а освещенность примерно как на Земле в ясную лунную ночь, только свет — красный.

— А воздух там как? — спросил Оскэ.

— И вода? — добавила Флер.

— Может, вам еще про ктулхианскую рыбалку рассказать? — съехидничал Микеле.

— Ну? — с энтузиазмом поддержала эту идею Люси.

— Что — ну, детка? За последние полгода написано полсотни фантастических новелл о жизни на Ктулху, а киви даже сняли короткометражный фильм, на котором каким-то образом возник лейбл «научно-популярный» и две фамилии консультантов… Мне не очень верится, что они видели, под чем подписались. Поговорите об этом с Мак Лоу.

— Док Мак считает, что там есть жизнь, или что нет? — уточнил Нонг.

— Он считает, что скорее да, — неохотно сообщил Микеле.

Флер задумчиво потянулась к лежащей посреди стола пачке сигарет.

— Это еще что!? — возмутилась Чубби.

— Ну, я типа, просто покрутить в руках… Ладно, не буду… Па, а правда, что вторая Диогенова бочка полетит к Немезиде?

— Вот уж об этом я точно ничего не знаю, — ответил он.

— Так ясно, что к Немезиде, — сказал Оскэ, — Не к альфе же Центавра.

— А может, типа, просто для теста, — возразила Флер.

— Так, по ходу, тесты были еще в прошлом году. Я же тебе объяснял.

— Это вы про что? — встряла Люси.

Оскэ почесал обеими пятернями свою ежикообразную пурпурную прическу.

— Короче, для второго Диогена делается адаптер под агрегат тераваттного лазера… ну, типа как зажигание для L-bomb, и херня, типа бустера с рефлектором. Я видел такую штуку в i-net, только она была маленькая, на сателлите, а эта — здоровая, блин.

— Не врубилась, — лаконично проворчала Люси.

— Термоядерный движок, — пояснила старшая сестричка, — Типа, та же L-bomb, но…

— А, ну так бы и говорили, а то адаптер — хераптер…

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересованно произнесла Чубби, — а подробнее про этот агрегат? Откуда такая информация? Кто сказал про термоядерный бустер для Диогена?

— Никто не говорил, тетя Чубби. Но ты прикинь: мне платят за тестирование фидера, который поставят на Диоген-2. Фидер для адаптера. Адаптер для тераваттного лазера. Тераваттный лазер нужен только для зажигания LiD-смеси, зачем же еще? И, по ходу, прошлогодние тесты с разгоном сателлита. Тут даже селедка догадается, ага!

— Инфо-утечка, — припечатал Тино Кабреро.

— Не парься, — посоветовал ему Оскэ, — Диоген-2 это корпоративный проект, а не ваш гестаповский. Фиг ли тут разводить всякие секреты?

— Ежик, блин! — возмутилась Флер, — Я тебя сколько раз просила не называть мамину контору Гестапо? Что, так трудно сказать INDEMI?

— Ну, типа, извини, — он погладил ее по спине, — И ты извини, тетя Чубби. Я же ничего такого не хотел сказать. Просто все так называют, хули тут…

— Проехали, — перебила Чубби.

— Ага, — сказал он, — Флер, пошли, соберем подарок, а то флейм какой-то незачетный.

— Пошли, — согласилась она.

— А я с вами! — объявила Люси.

— Ну, куда же без тебя, — подтвердил Оскэ, и юниорская кампания двинулась к пирсу.

2

Дата/Время: 4.02.24, 9:00–15:00

Место: Западная Новая Гвинея (Индонезийский Ириан).

Горная долина Балием.

9:00. Деревня Онелама в долине Балием

Эрих Вейдек, менеджер-директор «Tour Baliem Valley Resort, GmbH», выскочил из-под хлещущих по нейлоновой накидке струй дождя под широкий навес, и минуту переводил дыхание. Навес накрывал 5-метровый полукруг перед лестницей (или, точнее, трапом), ведущим к двери в контейнерном домике на высоких ножках. Домик был веселенького салатного цвета. Над дверью красовался силуэт стилизованной райской птички и надпись: «CSAR Hybird», а ниже — табличка: «Combat Search and Rescue. Brigade-chief office».

Существование «CSAR Hybird» оставалось загадкой для Эриха с того дня, как он (как будто, в порядке повышения) был переведен из головной компании «Exin-Travel, AG» (расположенной на его родном острове Борнео) в дочернюю фирму в Индонезийской Новой Гвинее. Разумеется, он знал, что в этой провинции (официально называемой Индонезийский Ириан) есть проблемы с политической властью. Но масштаб проблем Эрих ощутил лишь после того, как полгода назад сошел с трапа маленького самолета Cessna-Runner на почти игрушечном аэродроме миниатюрного (но крупнейшего в этой первобытной местности) городка Вамена.

Официальная индонезийская администрация располагалась в большом сарае в центре Вамены (между двумя павильончиками банковских офисов) и состояла из полиции и службы визового и таможенного контроля. Первая разбирала редкие мелкие кражи, а вторая — ставила печати и брала деньги (за плату сверх официального тарифа, печать ставилась практически на что угодно). Все рычаги реального управления были в руках неофициальной неиндонезийской администрации — CSAR «Hybird». Ей принадлежал комплекс, а точнее — военный городок в полумиле от центра Вамены, в папуасской деревне Онелама. То, что домики, ангары, электростанция, РЛС и диспетчерский пост рядом с ВПП, были выкрашены не в милитари-хаки, а в цвета, более подходящие для детской площадки, вряд ли могло кого-то ввести в заблуждение. CSAR была конторой совершенно военизированной. Даже машины на ее собственном летном поле имели очевидно военное происхождение, а сотрудники открыто разгуливали с автоматами в чехлах своих жилеток-разгрузок, как будто это они были здесь корпусом полиции.

В первый же день, Эрих осторожно расспросил местных папуасов на рынке, и после сопоставления разных ответов, решил считать CSAR какой-то спецслужбой, которая почему-то здесь действует. Этот ответ, кстати, вполне устраивал туристов и ничуть не мешал бизнесу. Загадочные (но при этом вполне доброжелательные) спецагенты даже добавляли Долине Балием экзотики (хотя, эта местность и так — экзотичнее некуда). У Эриха не было никакого желания выяснять что-то еще и лезть в политику — но он на всякий случай познакомился с офицерами этой странной организации, и даже иногда проводил в их кампании вечер за кофе и покером. А сегодня как раз «всякий случай». Эрих решительно взбежал по лесенке, постучал в дверь и, услышав небрежное: «ОК, заходите», шагнул в комнату, служившую кабинетом шефа бригады CSAR «Hybird».

Как известно, папуасы делятся на «montano» и «melano». Первые представляют собой собственно папуасов, и живут в основном в глубине Новой Гвинее. Вторые — ближе к полинезийцам, и отличаются, например, от маори, только очень темным цветом кожи. Шеф CSAR, Офо Акиа, парень немного моложе 30 лет, был типичный «melano». Как обычно в это время суток (было около 9 утра) шеф Акиа сидел за столом, в окружении четырех предметов: ноутбука, телеэкрана, кружки с какао и штурм-автомата vixi. Он просматривал рапорты и письма, смотрел по TV новости и хлебал из кружки, а оружие лежало на столе просто в силу привычки. Акиа приветствовал гостя взмахом ладони и молча указал на котелок с какао, а затем на полку, где стояли еще несколько кружек.

— Спасибо, Офо, — сказал Эрих, усаживаясь за стол и наливая себе какао, — Извини, что беспокою, но у меня тут проблема. Возможно, ты что-нибудь подскажешь…

— Какая? — лаконично спросил шеф.

— Шестеро клиентов потерялись. Австралийцы, студенты TAFE из Дарвина.

— Когда?

— Между вчера и сегодня. Вчера рано утром поехали по реке…

— Без гида? — уточнил Акиа.

— Да, — подтвердил Вейдек, — У нас многие катаются сами. Фотографируют…

— Это потому, — внушительно произнес шеф CSAR, — что гиды у вас заряжены так, что двумя руками не разрядить. А здесь не городской парк, верно Эрих?

Вейдек пожал плечами.

— Ценовая политика синдиката. Акционеры хотят вытрясти все из кошелька на ножках.

— Мудацкая политика, — сообщил Акиа, глядя в окно, за которым продолжали хлестать потоки тропического ливня — А эти твои австралийцы знали, что во 2-й половине дня вероятно начало сильного и продолжительного дождя?

— Надеюсь, что да. Прогноз висел в холле вчера еще до завтрака… Хотя, не исключено, что они ушли раньше, чем это было вывешено… В общем, могли и не знать.

— Хм… А куда они могли направиться, хотя бы приблизительно?

— Понятия не имею. Они просто взяли в аренду надувную моторку. Так многие делают.

— Засада, — проворчал шеф и положил перед гостем бланк и ручку, — Пиши заявку, Эрих. Будем искать твоих потеряшек.

— Сколько это примерно будет стоить? — спросил Вейдек.

Офо Акиа изобразил пальцами колечко и пояснил:

— Пока ничего. Типа, у нашей фирмы рекламная акция. Давай, пиши уже… — шеф CSAR извлек из кармана жилетки-разгрузки трубку woki-toki и ткнул на ней что-то, — Brigada, yellow code. Всем линейным командирам отозваться… Так… Так… Так… ОК, ребята, у «Valley Resort» пропали 6 студентов-дарвинцев. Ушли вчера на рассвете на лодке, хер знает куда. В связи с этим: Пифу, опроси вчерашнюю утреннюю смену в жралке, может, кто-то что-то слышал. И пошарь в руме у этих ребят, вдруг они рисовали кроки. Блоп, подними видео-протоколы спай-дронов, попробуй отследить их трэйс. Зорро, подними дежурную штурм-группу, через час начнем прочесывание… Не знаю! Эти обормоты могли не видеть прогноз погоды… Так, это важно. Эрих, какого цвета у них барахло?

— Какое барахло? — спросил Вейдек.

— Всякое! Лодка, палатка, плащи, штормовки… — шеф CSAR посмотрел в окно на реку, вспухшую от сбегающих в нее ливневых потоков, и сказал в трубку, — Алло, Блоп, еще посмотри, не проплывала ли пустая лодка вниз по течению… Вот-вот. За ночь уровень поднялся на метр, и их лодку могло унести, если они просто вытащили ее на берег. Ну, все, ребята. Работаем. Через 30 минут жду рапорты. Если будет что-то интересное, то рапортуйте немедленно. Приветствуются также любые толковые мысли. Все, отбой.

Акиа убрал в карман трубку, снял с полки еще один ноутбук и пояснил.

— Давай-ка, Эрих, откроем тактическую карту, и ты покажешь, куда обычно таскаются туристы-самотопы, и где они чаще всего устраивают привалы для еды и ночевки.

9:30 Высокогорные джунгли в 20 милях к West-Nord-West от Вамены.

Натянутая между деревьями палатка дрожала под хлещущими, как из брандспойта, струями дождя. Тонкий гидрофобизированный парашютный шелк, который, согласно рекламе, давал «абсолютную защиту от любых осадков», уже ночью начал пропускать отдельные капли воды. Они быстро набухали и, то тут, то там, с частотой метронома шлепаясь на вещи и на сидящих в палатке людей.

— Ларк, мне страшно! — жалобно сказала Джес, — Надо что-то делать!

— По-моему, дождь становится чуть слабее, — заметил он.

— Или мы просто к нему привыкли, — возразил Кевин, осторожно положил руку на лоб лежащего поперек палатки Грэма и озабоченно качнул головой.

— У него жар? — негромко спросила Риче.

— Не могу разобрать… Эй, Грэм, ты слышишь меня?

Правая часть обнаженного торса лежащего на спине молодого человека была изрезана глубокими ссадинами, а желтая футболка, намотанная и закрепленная скотчем вокруг правой руки от плеча до локтя, медленно набухала кровью. Лежащий с трудом открыл глаза и, едва ворочая языком, пробормотал:

— Знобит. Это только мне холодно, или вообще?

— Тут прохладно, — ответил ему Ларк, — Но я бы не сказал, что холодно.

— Черт! Черт! — воскликнула сидящая в углу Мэйв, — Она распухает, распухает!

— Покажи, — сказал Кевин, передвигаясь поближе к ней.

Левая нога Мэйв выглядела не лучшим образом. От ступни до икры она казалась толще правой ноги на верный сантиметр, а по натянувшейся коже расползлись красноватые пятна. Два часа назад девушка сунула ногу в кроссовку, не убедившись, что внутри никого нет. Кто там был — неизвестно. Возможно, скорпион, ядовитая многоножка или какая-нибудь оса. Так или иначе, это существо ужалило ее в середину стопы…

— Ну? — спросила Мэйв, — Ты можешь что-нибудь с этим сделать?

— Сейчас попробую, — сказал он.

Кевин стянул с себя футболку, приоткрыл полог палатки, высунул руку с футболкой наружу, подождал, пока она насквозь промокнет, и положил импровизированный компресс на ногу Мэйв.

— Ну, как? Чуть легче, верно?

— Не знаю! Черт! Она все равно распухает!

— Мне надо было догадаться привязать лодку, — пробормотал Грэм, — если бы у нас была лодка… Черт! На лодке мы бы спокойно дошли… И если бы не этот обрыв…

— Ты просто вел себя немного слишком уверенно, — тихо сказала Джес.

— Слушай! Я не виноват, что там был обрыв. В этом сраном дожде никто бы не мог его заметить. Везде одни и те же мокрые джунгли и… Вот, срань! И лодка… Я не знал про дождь. Я никак не мог про него знать… Кевин, моя правая рука на месте? Я вообще не чувствую, что она есть. Я вообще не понимаю, что у меня справа. Только ноет что-то.

— Все на месте, — успокоил тот, — Ты здорово расшибся, но мне кажется…

— У него заражение, вот что мне кажется, — перебила Риче, — надо выбираться отсюда…

— Как выбираться? — спросил Ларк, — Вокруг всемирный потоп, а Мэйв и Грэм…

Мэйв осторожно потрогала через компресс распухшую ногу и сообщила:

— Я бы могла прыгать на одной ноге, опираясь на кого-нибудь. А для Грэма можно, я думаю, сделать что-то вроде носилок. Разве нет?

Ларк кивнул.

— Допустим, так. И что дальше?

— Дальше мы могли бы пойти вниз по реке. Тут не очень далеко, правда?

— Да. 20 миль по прямой. Но ты же помнишь, как мы шли вверх по этой реке? Она изгибается туда-сюда, как змея! И вокруг нашего пригорка воды по колено.

— И что, так и будем сидеть, пока не сдохнем? Кевин! Скажи что-нибудь!

— Ларк, мне страшно, — снова пробормотала Джес.

Он мягко обнял ее и похлопал по спине.

— Не бойся, нас обязательно найдут.

Риче с досадой ударила кулачком по колену.

— В этих гребаных джунглях нас могут искать неделю! Кевин, черт тебя возьми! Ты же был в «Surf-lifesaving volunteers»! Ты должен уметь что-то!

— Я как раз думаю, что можно сделать.

— Что ты можешь придумать, сидя вот так, в палатке!

— А что я могу придумать, если вылезу под этот чертов дождь?

— … Под которым даже писать приходиться, накрывшись полиэтиленом, — добавил Ларк.

— Черт! — воскликнула Риче, — Я все рано иду на разведку!

— Ладно, — вздохнул Кевин, — если ты так ставишь вопрос…

10:00 Деревня Онелама. База бригады CSAR.

По словам старожилов, еще 5 лет назад Онелама не отличалась от других маленьких (полдюжины домов) папуасских поселков каменного века в 10-мильных окрестностях Вамены. Это была одна из жемчужин палео-этнографического туризма — реальных домохозяйств с бытом эпохи питекантропов. Папуасы обитали в травяных хижинах, ходили голыми, пользовались каменными топорами, луками и стрелами, копьями с костяным острием и палками-копалками, и добывали скудное пропитание охотой, собирательством, рыболовством и самым примитивным земледелием. Увидев такой реальный палеолит своими глазами, цивилизованный европеец (американец, японец, австралиец) испытывал острый приступ оргиастической мании величия перед этими полуживотными, копошащимися в первозданном Эдеме, и не жалел о внушительной сумме, в которую ему обошлись услуги турфирмы по экскурсиям в долине Балием.

Лет 10 назад главной проблемой «Tour Baliem Valley Resort, GmbH» были миссионеры. Они морочили голову папуасам местного племени да-ни, убеждали их носить штаны и платья. Питекантроп в штанах или в платье это бесперспективный объект для туризма. Кроме того, миссионеры не учили новообращенных даже элементарным правилам гигиены при использовании одежды. Штаны и платья, носимые годами без стирки, превращались в мобильные гнезда насекомых и инкубаторы микроорганизмов. Прямо бактериологическое оружие, иначе не скажешь. Это приводило к падению поголовья папуасов, и создавало дополнительный риск для туристов, не говоря уже о запахе…

Надежды на то, что индонезийские власти (более склонные к исламскому суннизму и к буддизму Махаяны, чем к христианскому протестантизму или католицизму), придавят миссионерскую активность — не оправдались. Аннексия Ириана (Голландской Новой Гвинеи) индонезийским президентом Сукарно в 1963, как и его последующая военная авантюра в отношении Малайзии, привели Индонезию к крайне неприятному кризису 1965, а сам Сукарно был отстранен от власти хунтой Сухарто и умер в тюрьме. С того времени новогвинейская провинция стала восприниматься, как символ авантюризма. Умеренный индонезийский истеблишмент обходил стороной это несчастливое место. Правда, в начале XXI века, когда в Саронге, на западной оконечности Новой Гвинеи нашлась нефть, в Джакарте разработали реформу Ириана, но конституционный суд пресек эту дорогостоящую и сомнительную инициативу. Все осталось, как было, а голландские миссионеры, все так же получая субсидии из Амстердама и Гааги и от Всемирного Совета Церквей, продолжали портить здесь этнографию и демографию.

После окончания II Холодной войны миссионерская активность усилилась притоком субсидий из фонда ЮНЕСКО, и в долине Балием, рядом с единственным маленьким госпиталем в деревне Хитигма, на окраине Вамены, началось строительство Миссии во имя Св. Хунгера Утрехта. Тогдашний менеджер-директор «Tour Baliem…» немедленно попросил о переводе в другой филиал «Exin-Travel, AG» (ссылаясь на проблемы со здоровьем после перенесенной малярии), и его место занял предшественник Вейдека — Иохан Ван-Шейд, старый дядька, который из принципа не хотел уходить на пенсию несмотря на слабое сердце. Ему пошли навстречу. Отправляясь в Балием, он немного грустно пошутил «Там, ребята я и умру, вместе с этим бизнесом». Ван-Шейд оказался прав лишь наполовину. Он действительно умер тут, полгода назад, в возрасте 76 лет, и был с почетом похоронен при участии мэра, полицмейстера и шефа CSAR. А бизнес выжил — т. к. «Миссия во имя…» закрылась в день своего торжественного открытия.

Старожилы рассказывают так: после того, как приехавший персонал миссии радостно перерезал ленточку и занес внутрь аудио-видео- и прочую миссионерскую технику, на месте событий неожиданно возник тогдашний шеф CSAR с патрулем. Он, улыбаясь, пожал руки всему прибывшему коллективу, а затем отдал короткий приказ офицеру: «Сивилов — эвакуировать, здание с имуществом — передать госпиталю, по акту». Лидер миссии пытался протестовать, но через полчаса миссионеров эвакуировали. Попытка миссионеров жаловаться официальным индонезийским властям провинции, не имели никакого результата. Бонзы сочувственно качали головами, но по их глазам опытный человек мог легко понять: «Пардон, нас уже ангажировала другая сторона». Штаны и платья так и не вошли в моду в Балиеме, а Ван-Шейд спокойно работал еще 4 года.

Казалось бы, тучи рассеялись, и Эрих Вейдек получил в управление перспективный бизнес, заново родившийся благодаря своевременному явлению CSAR… Но увы — городок CSAR, вросший в деревню Онелама (которая затем разрослась, поглотив до десятка соседних деревень), совершенно изменил здешний образ жизни. Папуасы продолжали жить в травяных хижинах и ходить голыми — но в этих хижинах как-то неожиданно образовалось электричество и водопровод во дворе, а на обнаженных папуасских телах стали все чаще встречаться чехлы-браслеты с трубками woki-toki. Вокруг Онелама как-то вдруг возникли довольно обширные огороды, и землю там обрабатывали, увы, не палкой-копалкой, а маленькими фермерскими трициклами-электромобилями с навесным эквипментом. Длинными темными экваториальными вечерами, папуасы, как и раньше, исполняли для туристов первобытные пляски у пылающих костров, но рядом папуасские дети играли с новенькими ноутбуками и прикалывались, глядя через web-cam на утренний Нью-Йорк или Рио-де-Жанейро.

Модернизацией был охвачен ближайший к Вамене сектор правого (т. е. юго-западного) берега Балием-ривер, протекающей по оси долины. Левый берег и местности в радиусе более 10 миль от Онелама пока содержали достаточно поселков, еще не испытавших на себе сокрушительный удар постиндустриальных технологий. Эрих Вейдек полагал, что они продержаться в первобытности еще лет 10 — если только CSAR не увеличит здесь свой штат (составлявший в данный момент около пятисот человек). Численность штата этой конторы и взрывная волна модернизации были взаимосвязаны. Между туземным населением Онелама и персоналом CSAR не наблюдалось никакой границы. Когда отдыхающая смена «военного городка» снимала свою униформу и шла развлекаться вместе с туземцами игрой в мяч или танцами, становилось ясно, что это — однородная этническая группа, с общим языком и обычаями, одинаковыми песнями и одинаковой манерой флирта. Разница была только в образовании, профессиональной подготовке и материальном достатке, но для молодежи на природе это не барьер.

У бойцов CSAR (язык не поворачивался назвать их работниками) было по одной или несколько туземных жены (а у бойцов женского пола, соответственно, по одному или несколько туземных мужей). Как вскоре заметил Вейдек, семьи тут преимущественно групповые, смешанные (из бойцов и туземцев обоих полов). В процессе служебной ротации, бойцы иногда менялись. Одни возвращались домой, а другие приезжали, и занимали место выбывших — зачастую, не только на службе, но и в групповой семье. Местные молодые дамы не очень следили за контрацепцией и, периодически, бойцы CSAR сажали своих беременных местных подружек в самолет и отправляли на некие «острова Фаф». Ту же процедуру часто проделывали и с беременными туземками, не имевшими к бойцам CSAR прямого отношения. Наблюдал Вейдек и возвращения с островов Фаф. Женщины прилетали с малышами где-то годовалого возраста, уже умеющими ходить, плавать и лепетать на смеси не менее, чем четырех языков.

У шеф-бригадира Офо Акиа была одна туземная жена — девчонка лет 16 (по местным понятиям, впрочем, уже вполне взрослая), и в данный момент она притащила в офис корзину свежих маисовых лепешек и объемистый армейский алюминиевый котелок густого супа со свининой, овощами, и остро пахнущими местными пряностями. Шеф бригады с серьезным видом зачерпнул из котелка ложкой, прожевал, игриво хлопнул туземку по попе и торжественно объявил:

— Клэк! Ты сварила зачетный суп. Почти как hine Пио-пио в моем farehiva на востоке!

— Твоя жена в доме на востоке варит сильно лучше? — подозрительно спросила та.

— Несколько лучше. Но учти, Клэк, что она, все-таки, старше тебя. Опыт, понимаешь?

— Опыт это хорошо, — согласилась туземка, — А можно мне смотреть, что ты делаешь?

— Эй, а кто за тебя пойдет в школу?

— А мисс Лкап мне разрешила опоздать на полчаса. Я ей сказала: у моего мужчины проблемы. Он завис в офисе. Надо кормить. И я сказала правду. Вот!

— ОК, — согласился он, — Четверть часа. А потом — марш в школу.

Клэк отодвинула в сторону одно из пластиковых кресел и уселась на полу на корточки. При этом ей пришлось глядеть на экраны ноутбуков под углом снизу вверх, но так ей, видимо, было привычнее, чем в кресле. Шеф Акиа слегка потрепал ее по лохматой, как лошадиная, грива шапке волос и переключился на деловой тон.

— Короче, Эрих, довожу тебе обстановку. Патруль поймал их пустую лодку в Балием-ривер, в районе опорного пункта Кирима, на 8 миль ниже точки, где в Балием впадает Ферфер-ривер, имеющая исток на 900 метров ниже перевала Трикора — Осуаэма. Бэк-трэкинг показал: лодка без людей отнесена от левого берега Ферфер, со стороны озера Хабема, а не со стороны пика Трикора. Это значит, что они не собирались совершать восхождение на Трикора, а вероятно, отправились к озеру. До него 3 мили на север.

— И что теперь? — спросил Вейдек.

— Теперь очерчен район поисков. Спускаясь до озера Хабема и далее, они не ушли за Ибеле-ривер, им ее не форсировать. Значит, Ибеле северная граница района, Ферфер — южная, Балием — восточная. Что касается западной, то они вряд ли двинулись вверх, к пику Осуаэма. Это надо быть уже не обормотами, а психопатами.

— А вдруг… — начал менеджер директор.

— Я учитываю это «вдруг», — перебил шеф-бригадир, — Вдоль цепи Трикора-Осуаэма, на высотах от 4700 до 3500 метров над уровнем моря, лежит полоса травянистого плато более трех миль шириной. Мы подняли там звено спай-дронов. На плато они засекут наших потеряшек в течение четверти часа — откуда бы те не появились. Для прямого прочесывания остался прямоугольник 5x20 миль. Не скажу, что это очень легко, но…

— Смотри берег Ферфер, — вмешалась Клэк, — Джунгли они не знают. Пойдут к реке.

— Зачем? — спросил Акиа, — Вдоль реки после такого дождя им точно не пройти.

— Ты знаешь, — ответила она, — Я знаю. Они не знают. Думают, так проще.

Шеф-бригадир на миг задумался, задержав руку с трубкой на полпути к лицу.

— Ладно, Клэк, посмотрим какой ты психолог…

— Я не психолог, а красивая женщина, — обиженно проворчала она, — Я тебе суп варила. Зачем ты ругаешься, а?

— Психолог, это не ругательство, а профессия, — наставительно сообщил он и сказал в трубку, — Тон-тон, внимание, приготовились слушать приказ… Так… Так… ОК, всем внимание. В связи со сказочно-хорошей погодой, у нас тематическая прогулка: поиск австралийских сивилов, 6 единиц. Полувзводам третьего корпуса: аллюр, бакс, чибо и пятого корпуса: бакс, чибо, дикси — от рубежа WE1377, поиск в направлении восток в районе, ограниченном Ибеле и Ферфер, до рубежа Балием-ривер. Пятый-дикси: одно звено на рафте пустить по Ферфер для осмотра левого берега. Остальным — обычный порядок. Начать движение в 11:00, выйти к Балием в 20:00. Быть готовыми к разбору полетов и полноценному отдыху. Отличившихся ждут призы и приколы. Исполняйте!

— Офо, какие у нас шансы? — осторожно поинтересовался Вейдек.

— Прикинь, Эрих, — проговорил бригадир, отправляя в рот ложку супа, — Это джунгли. Найти мы тут можем кого угодно, причем быстро. Но в каком виде мы его найдем…

— Психологу сильно много платят? — подала голос Клэк.

— Смотря где, — ответил Акиа, — В Северной Америке двести штук баксов в год, легко. Правда, там высокие налоги и надо еще платить за лицензию и всякую такую херню.

— Коррупция, мафия, а? — уточнила она.

— Это тоже. Но там тебя и по закону обдерут. А, допустим, у киви или у нас, такой обдираловки нет, но двести штук в год ты на этом бизнесе легко не поднимешь.

— Везде проблемы, — констатировала туземка, — а что можно взять за двести штук?

— Опять же, смотря где. У нас можно взять большой дом с хорошей фермой, своим родником или ручьем, микро-электростанцией, пирсом для катеров и ангаром.

— Йох-йох! Хорошо! Эрих, а что на Борнео-Калимантане можно взять за эти деньги?

— Все зависит от места. Субурб — одно, отсталые аграрные районы — другое, — тут ему пришлось прерваться и ответить по мобайлу, — …Да, директор Вейдек слушает.

— Добрый день, мистер Вейдек. Это Лора Форестби из Дарвина. Скажите, что такое с мобильной связью и вообще с электросвязью в вашем кемпинге?

— Лора Форестби? — переспросил он.

— Да, верно. Я — мама Джес Форестби, она в вашем кемпинге, и она вчера не позвонила домой ни днем, ни вечером, как она всегда делает. Я тоже не могу до нее дозвониться.

— Э… Видите ли, миссис Форестби, у нас небольшие проблемы…

— Пожалуйста, решите ваши проблемы, мистер Вейдек, — перебила она, — И как можно быстрее. Я уже позвонила родителям еще пятерых студентов, которые остановились в вашем кемпинге. У них тоже нет связи. Надеюсь, вам не безразлична ваша репутация?

— Прошу прощения, миссис Форестби, — ответил он, — Мы уже делаем все, что в наших силах, чтобы проблема была решена так быстро, как это возможно.

— А как быстро? — спросила она, — Сегодня днем, надеюсь, связь будет работать?

— Да, мэм. Я лично прослежу за этим. Это главное, чем я сейчас занимаюсь.

— Очень хорошо, — сердито сказала она, — Всего наилучшего, мистер Вейдек.

— Наглая тупая овца, — проворчал он, убирая трубку в карман.

Туземная жена шеф-бригадира глянула на него и бестактно поинтересовалась:

— Что, жопа?

— Ну, как тебе сказать, Клэк, — подавленно пробормотал Вейдек.

— Бардак у тебя, — хмуро объявил Акиа, — Личный состав ходит без radio-ID. Вот я своих детей приучил с трех лет: вышли из дома — надели «imi-umi». Мама, тетя, или Пио-Пио всегда видят на экране, где они. Не экономь на такой херне, Эрих. Дороже выйдет.

— Очень своевременный совет, — проворчал менеджер-директор.

— Это я тебе на будущее, — добродушно отозвался шеф-бригадир.

10:30. Берег реки Ферфер в 20 милях к West-Nord-West от Вамены.

К реке им удалось подобраться с огромным трудом, перелезая через сплетение мокрых перепутанных ветвей, под хлещущими с неба струями дождя. Широкий мутный поток цвета горохового супа тащил целые островки желтой травы и пучки кустарника. Ближе к стремнине иногда лениво проплывали стволы деревьев, покачивая над водой остатками кроны, и полусгнившие пни с корявыми корнями.

— Не знаю, как на лодке, — тихо произнес Кевин, — но пешком нам точно не пройти.

— А что, если сделать плот? — сказала Риче, — Наловить бревен, связать штормовками.

— Как быстро по-твоему это можно сделать? — спросил он.

— Да, — буркнула она, — Идиотская идея.

— Подожди, на счет штормовок это хорошая мысль. Они ведь яркие, верно?

— Да. Ну и что?

— Мы сделаем из них сигнальные вымпелы, — пояснил он, — Развесим их на берегу и на верхушках деревьев рядом с палаткой.

— Ты думаешь, их будет видно с воздуха в такой дождь? — усомнилась Риче.

— Я думаю, — сказал Кевин, — что мы не случайно слышали шум самолета. Нас ищут и пытаются что-то разглядеть. По-моему, в наших интересах облегчить им задачу.

Девушка задумалась, а потом энергично кивнула.

— ОК, я согласна. Но как мы поднимем вымпел на верхушку дерева?

— Давай сначала оставим вымпелы здесь, а потом разберемся с деревьями, — сказал он.

Через несколько минут его алая штормовка и лимонно-желтая штормовка Риче были привязаны на гибкую ветку, вытянутую над водой метра на два. Это потребовало от молодых людей довольно рискованных акробатических упражнений, зато теперь яркое двухцветное пятно можно было разглядеть, наверное, с полумили.

— Что дальше? — спросила она, обхватив себя руками за плечи. В мгновенно промокшей тонкой футболке под дождем сразу же стало холодно. У Кевина и того не было — его футболка осталась в качестве компресса на ноге у Мейв. Кожа на его голом торсе почти сразу пошла пупырышками…

— Что может быть глупее, чем мерзнуть в Новой Гвинее, — невесело пошутил он, — ОК, сейчас возвращаемся к палатке и ищем подходящее высокое дерево. Возможно, у нас получиться согнуть его, привязать штормовку, а потом отпустить и оно выпрямится.

Риче энергично помотала головой.

— Боюсь, что такого дерева там нет. По крайней мере, я такого здесь не видела.

— Ну, что ж, — сказал он, — Тогда придется лезть. В детстве у меня неплохо получалось.

— Ясно… Кевин, а что будет, если мы застрянем тут на несколько дней?

— Плохо будет.

— Насколько плохо? Что будет с Грэмом?

— Риче, не хочу тебя расстраивать, но… В общем, лучше не застревать.

— Ладно, пошли, — она шмыгнула носом, — И попробуем думать, что все будет хорошо.

11.30. Середина реки Ферфер в 20 милях к West-Nord-West от Вамены.

Первые полмили от верховий, Алул, Нуап и Тюм вынуждены были все время работать длинными шестами, отталкиваясь от топкого дна. Надувной рафт еле полз, продираясь сквозь кашу из листьев, тины и какого-то гнилого мусора. Тюм, командир звена, как и положено по инструкции, подбадривал своих бойцов.

— Йей, Алул, когда ты толкаешься, у тебя классно торчат сиськи!

— О! Правда! — обрадовался Нуап, — Просто фотомодель, ага!

— Идите в жопу оба! — проворчала она (впрочем, беззлобно: какая нормальная девушка будет всерьез обижаться на такой искренний и прямой комплимент).

— Йох-йох! Не забываем толкать! — крикнул Тюм, налегая на шест.

… Еще несколько метров…

— Йох-йох! — Алул и Нуап синхронно оттолкнулись от дна и с трудом выдернули свои шесты из толстого слоя ила.

… Йей… Йох-йох… Йей… Йох-йох…

— Тормози!!! — взревел Тюм, поскольку течение внезапно усилилось и рафт понесло с быстро возрастающей скоростью.

Команда налегла на шесты в обратном направлении. Что-то большое проскрипело по днищу рафта, но акроглассовая ткань обшивки выдержала.

— Короче, — сказал командир, — Теперь мы с Нуапом рулим, а Алул крутит головой.

— Фиг ли крутить? — спросила она, — Сказано же: левый берег.

— Ну, короче наблюдай, — уточнил он.

— До хрена ли я увижу сквозь этот сраный дождь? — проворчала она.

— По ходу, — пояснил Тюм, — за поворотом должно стать шире, течение — слабее, и мы попробуем сдвинуться ближе к берегу.

— А если поймаем корягу в днище? — спросил Нуап.

— Ладно, там видно будет, — философски решил командир, — Поворот! Налегли!

… Йей… Йох…

— Сука, падла! — завопила Алул, — Крокодил кого-то тащит!

— Гаси его!!! — в один голос крикнули Тюм и Нуап, синхронно падая на палубу, чтобы не загораживать линию огня, но продолжая работать шестами.

— Зараза… Как бы парня не зацепить, — сквозь зубы прошипела девушка.

В руках у нее уже был готовый к стрельбе короткий шведско-меганезийский штурм-автомат «vixi», модель 22 года, патрон 4.5x30mm, эффективная дальность 400 м. До огромной рептилии, утаскивающай под воду человека, одетого в яркий желто-алый спортивный костюм, было метров 700, но дистанция быстро сокращалась. Человек отчаянно боролся за свою жизнь, вцепившись в прочную ветвь растущего на берегу дерева. Ветвь изгибалась все сильнее, и было ясно: до развязки — считанные секунды. Алул присела на колено, чтобы надежнее прицелиться. Ей мешала пелена дождя, но сейчас, когда Тюм и Нуап вывели рафт на дистанцию около 200, у нее был шанс… Подумав, что она сама предпочла бы смерть от пули, а не от удушья в зубах вонючей водяной ящерицы, Алул плавно вдавила спусковой крючок четыре раза подряд.

Трр… Трр… Тррр… Тррр… И еще раз: Тррр… Тррр… Тррр… Тррр.

Гребнистый (он же — морской) крокодил — это единственный вид, распространенный в Новой Гвинее. В принципе, он может жить в соленой воде, но предпочитает пресную. Питаться он способен чем угодно — даже крабами, но предпочитает млекопитающих. Гребнистые крокодилы очень велики — иногда они вырастают до 7 метров при весе до тонны. Это делает их крайне опасными, зато в них легко целиться, даже если над водой видна только верхняя часть головы и челюсти. Когда несколько микрокалиберных стальных стрел впились ему в голову, крокодил попытался бросить добычу и уйти под воду, но зубы, загнутые, чтобы надежно держать жертву, сыграли с ним дурную шутку, зацепившись за прочную синтетическую ткань. Тогда крокодил рванулся вперед, чтобы скрыться в завалах ветвей на берегу. Конечно, он не мог знать, что при этом подставляет все свое тело под выстрелы. Дистанция составляла уже около полста метров. Тюм и Нуап одновременно воткнули шесты в дно, выдернули свои автоматы и разрядили магазины в его левый бок. Тварь рванулась вперед, запуталась в сплетении гибких ветвей, забилась, хлеща тяжелым хвостом по всему, что попало, вздрогнула и замерла. Все трое стрелков мигом сменили магазины и передернули затворы, но стрелять больше не было смысла, а время, которое только что неслось вскачь, резко замедлилось до нормального темпа.

— Чисто, — констатировал Тюм.

— Что, на хер, чисто? — раздалось в наушнике, — По кому вели огонь?!

— По ходу, командир, мы тут крокодила грохнули.

— Какого, блядь, в жопу, крокодила?! Вы что, блядь, на сафари поехали?!

— Мы думали, он тащит человека, — пояснил Тюм, — А это, по ходу, чьи-то тряпки.

— Тряпки? — переспросил командир пятого корпуса, — Ну-ка, ну-ка…?

— Они на ветке висели, а крокодил, типа, обознался.

— Какие тряпки? Как выглядят?

— Ну, типа штормовки. Красная и желтая.

— Ага! Ребята, вы молодцы! Быстро к берегу… Тон-тон! Пятый-дикси! Правый поворот! Ориентир — сигнал рафта. Прочесать там каждый, на хрен, куст. Сивилы где-то рядом!

11:45. Лагерь в 20 милях от Вамены и в 100 метрах от левого берега реки Ферфер.

Автоматные очереди, непрерывно и гулко стучавшие сквозь шум дождя, замолкли. Правда, теперь со стороны реки доносились невнятные восклицания и плеск воды.

— Черт! — прошептала Мэйв, — Черт! А вдруг это партизаны-сепаратисты?

— Ларк мне страшно! — тихо простонала Джес и закашлялась, закрывая рот ладонями, чтобы было не слишком громко. Похоже, она успела здорово простудиться.

— Жарко, — пробормотал Грэм, — Дьявол, почему так жарко! Эй, выключите печку!

— Боюсь, мы зря повесили вымпелы, — проворчал Кевин себе под нос.

— Черт! — повторила Мэйв, — Черт! Если это партизаны, то мы пропали. Черт! Черт!

— Может, у нас получится как-то с ними договориться? — предположила Риче.

— У вас, может, и получится, — произнес Ларк хрипловатым шепотом, — а нас шлепнут.

— На что ты намекаешь? — прошипела она.

Ларк скривился и пожал плечами.

— Ну, как бы тебе объяснить…

— Дьявол! Кто-нибудь! Выключите эту сраную печку! — прохрипел Грэм.

— Тише! Тише! Тише! — зашептала Мэйв, — Если нас найдут… Они еще и людоеды…

— Прекрати, Мэйв! — взвизгнула Джес.

— Я иду наружу, — очень спокойно объявил Кевин, перемещаясь к выходу из палатки.

— Ты спятил, — сказал Ларк.

Кевин обернулся, уже расстегнув полог, и пояснил.

— Это наш шанс. Нас все равно найдут. Надо показать, что мы вне игры. Вот так.

Он вышел под хлещущий ливень, выпрямился во весь рост и поднял руки над головой.

— Мы не военные! Мы туристы!

В ответ — только стук капель дождя и шорох листьев.

— Мы без оружия! — продолжал он, медленно поворачиваясь по кругу, — Мы никому не угрожаем и не участвуем в боевых действиях. Мы туристы из Австралии.

— Эй, бро! — раздался женский голос у него за спиной, — А чего ты руками делаешь?

Кевин медленно повернулся и увидел двоих парней и девушку, одетых в мешковатые штаны и жилетки-разгрузки (все, разумеется, болотно-пятнистого цвета). На ногах у незнакомцев были легкие армейские ботинки на липучках, а в руках все трое с некой спокойной небрежностью держали короткие автоматы модернового вида.

— Что я делаю руками? — переспросил он.

— Ну, вот это… — девушка убрала автомат в чехол на боку и подняла руки вверх.

— Я показываю, что у меня нет оружия, — пояснил он.

— Это в Австралии так принято, — с видом знатока сообщил один из парней.

— Бро, ты руки опусти, ага, — сказал третий, — Остальные пятеро где, в палатке?

— Да, — коротко ответил Кевин.

— И как? Все живы-здоровы-целы?

— Живы — да, а в остальном… Не очень.

Парень кивнул, коснулся маленькой штучки, прикрепленной под ухом, и сказал:

— Тон-тон! Это пять-дикси-ист. Мы их нашли… Ага, рядом. Один ходячий, ОК. Остальные, пока не знаю, как. Какие мои действия… Понял. Стоим на месте.

— Тюм, а Тюм! По ходу, надо юлу вызывать, — предположил другой парень.

— Не парься, Нуап. Без нас вызовут, — ответил тот, что разговаривал по рации.

Полог палатки зашевелился и под дождь вылезла Риче.

— Э… Мы туристы… Из Австралии.

— О! Тоже ходячая, — обрадовалась девушка в камуфляже.

— Гло, мы в курсе про Австралию, — добавил Тюм, — Алул, скажи им про куртки.

— А… — девушка в камуфляже почесала в затылке, — По ходу, ваши куртки крэк. Их крокодил жевал. И еще мы в них попали из автомата. Случайно.

— Из автомата? — переспросила Ричи.

— Типа, да. Целились в крокодила, а попали в куртки. Ну, рафт качало, ага.

— В крокодила тоже попали, — уточнил Тюм, — В кустах лежит. Можете посмотреть.

— Огромный, падла, — не без гордости сообщил Нуап, — три рожка в него захерачили…

— Ну, греб вас конем! — послышался сердитый голос позади палатки, — Хули не зажгли фальшфейер? Мы запарились топать по пеленгу!

— А ты мне приказывал? — обиженно спросил Тюм.

— А ты инструкцию читал? — ответил парень постарше, и тоже одетый в камуфляж.

Он возник из дождя, материализовавшись, как вампир в голливудском триллере и, окинув быстрым взглядом Кевина и Риче, с показной небрежностью козырнул правой ладонью.

— Хоп-командор Талго, Си-Эс-Эй-Эр. Где дизаблы?

— Кто? — удивленно переспросил Кевин, глядя, как из пелены дождя и мелькания зеленых веток таким же образом возникают еще около десятка фигур в камуфляже.

— Ну, раненые и типа того, — пояснил Талго.

— Там, — коротко ответила Риче, кивнув в сторону палатки.

Хоп-командор шагнул туда, откинул полог и, увидев Грэма и Мэйв, произнес:

— Гребаный пиздец!.. — а затем в маленькую рацию под ухом сказал, — Тон-тон! Это пять-хап-дикси. Тут два дэмэджа, из них один сабгрэйв… Ну, типа, очень… Ага, выполняю.

12:00 Деревня Онелама. База бригады CSAR.

Шеф-бригадир Акиа некоторое время молча сопел в трубку, одновременно глядя на экран одного из ноутбуков, а затем деловито произнес.

— Короче, Талго: критического, ужаленную и простуженную со стрессом кидай сюда на юле… Что значит боится?… Ну, тогда вместе с бойфрендом… Да, не влезут. Поэтому я пришлю две юлы… А те, последние парень и девчонка, они как?… Ну, пусть гуляют, их отправишь потом. Но присмотри за ними, а то они впишутся в какую-нибудь херню… Теперь по крокодилу: вытащить, обмерить, сфоткать, подготовить к транспортировке… Целиком, а не по частям… Да, на базу!.. А ты прояви смекалку. Все. Жди две юлы.

Акиа переключил что-то на трубке и коротко распорядился.

— Тратто, Тирли, берите по юле и быстро в верховья Фарфар. Четырех сивилов срочно надо перебросить на медпункт… Пеленг хоп-командора Талго… Загрузите им паек и эквипмент на сутки… Да, встретят, разгрузят, погрузят. Старт по готовности.

Еще одно переключение.

— Aloha, Варвар. У нас фигня в верховьях Ферфер. Готовься принимать трех сивилов… Привезут на юле через полчаса… Один — хреново, одна — непонятно, и одна, по ходу, с горной ангиной и нервами… Слушай, я их не видел. Свяжись с сублейтом Талго… Да, сразу же информируй. Мне надо знать, в каком они реально состоянии. Отбой.

Со стороны летного поля раздалось негромкое гудение, а затем, над крышей домика-офиса шефа бригады проплыли сквозь струи дождя два расплывчатых силуэта легких автожиров. Вейдек негромко кашлянул, привлекая к себе внимание, и спросил:

— Офо, я правильно понимаю, что всех шестерых нашли, но там серьезные проблемы?

— Ты правильно понимаешь. Я хочу какао. Тебе могу тоже налить.

— Спасибо, с удовольствием… А что за проблемы?

— Давай подождем, что скажет доктор, — предложил Акиа, ставя на стол две большие алюминиевые кружки с горячим коричневым напитком, — Чего гадать без толку…

12:30. Стоянка полувзвода CSAR в 20 милях от Вамены на берегу Ферфер.

Шелест пропеллеров двух улетающих в Вамену автожиров быстро затерялся в частом стуке дождевых потоков, обрушивающихся на 6-метровый надувной купол. Команда молодых, лет по 20, ребят в камуфляже, уже успели затащить под купол полдюжины контейнеров, привезенных автожирами, и расположилась сидя на этих контейнерах, и обмениваясь мнениями на тему о том, когда кончится дождь. Общались они на смеси какого-то океанийского диалекта с pidgin-english и ломаным испанским. В общем, без особого труда можно было понять примерно половину того, что они говорят.

Хоп-командор Талго угостил Риче и Кевина армейскими сигаретами без фильтра, и нырнул в дождь вместе с Тюмом, Алул и Нуапом — какие-то у них там были дела.

Кевин, прислонившись плечом к толстой арке дверного проема купола, сделал пару затяжек, покрутил дымящийся бумажный цилиндрик между пальцев и прочел.

— Pall Mall Kimbi… Риче, ты не знаешь, что такое Кимби?

— Понятия не имею, — хмуро пробурчала она, — Мне как-то все равно.

— Это город в Новой Британии, — отозвался один из парней в камуфляже.

— В смысле, в Новой Англии? — уточнил австралиец.

— Aita e. Новая Англия — в Америке, а Новая Британия — остров, здесь, рядом.

— Не то, чтобы рядом, — поправил другой парень, — Так, миль 700 на восток.

— Кимби красивый город, — добавила сидящая рядом девчонка, — Там второй муж моей кузины учится в техническом университете. Вернее, в колледже при университете.

— А я там подрабатывал у геологов, — сказал первый парень, — В смысле, подрабатывал в горах Баининг-Рэндж, а в Кимби у них офис.

— И как платили? — поинтересовался третий парень.

— Четверть штуки в неделю плюс хавчик.

— Йей! По ходу, нормально. А что за работа?

Публика увлеченно начала обсуждать заработки у геологов, постепенно переходя на какой-то непонятный сленг. Риче тронула Кевина за плечо и нерешительно спросила:

— Что ты думаешь на счет Грэма?

— Ну… — он задумался, — Мне кажется, они вовремя его эвакуировали.

— Эвакуировали. А дальше? Есть в Вамене что-нибудь кроме медпункта в отеле?

— Разумеется, есть! Тут современная армия, а значит военная медицина и все такое.

— Кстати, что за армия? — очень тихо спросила она, — Это ведь не индонезийская, так?

— Вообще-то да, — согласился он, — униформа другая, оружие другое, техника…

— Меня это беспокоит, — сообщила Риче, — Помнишь разговоры на счет партизан?

Кевин фыркнул, помахал в воздухе сигаретой и отрицательно покачал головой.

— Это Мэйв наслушалась в первый день в баре. Партизаны. Людоеды. Динозавры… Знаешь, Риче, мы тут всего четыре дня, и просто ни черта не понимаем.

— Зато, уже на третий день влипли в такую историю, — заметила она.

— Сами виноваты, — ответил Кевин, — Нам не следовало играть в юных скаутов.

Риче щелкнула по своей сигарете, стряхивая столбик пепла.

— Ты намекаешь на то, что Грэм всех впутал?

— Я этого не говорил. Но было глупо идти в такой поход, ни в чем не разобравшись.

— Жаль, что ты не сказал это тогда, когда мы собирались.

Он пожал плечами.

— Энтузиазм. Азарт. Мозг не сработал. И потом, я тщательно флиртовал с Мэйв.

— При чем тут флирт? — удивилась Риче.

— Перед флиртом с такой девушкой, надо делать brain-off, — пояснил он, — иначе никак.

— Не смешно, — буркнула она.

Они замолчали, докуривая последнюю пару сантиметров сигарет (что при отсутствии фильтров требует определенного сосредоточения, если вы не хотите обжечь пальцы).

Сквозь пелену дождя стали видны четыре приближающиеся фигуры. Еще четверть минуты, и под купол ввалились Талго, Тюм, Алул и Нуап, снова вымокшие до нитки.

— Мы его привязали! — объявила Алул, — Теперь хрен куда денется!

— А я вот думаю, как его транспортировать, — проворчал Талго.

— Привязать пару баллонов и спустить по реке, — предложил кто-то.

— Что, самого по себе? — ехидно уточнил Тюм.

— Ну, типа, а куда он денется?

— Никуда. Просто зацепится за любую корягу, и allez.

— Joh, foa, — вмешалась та девушка, которая рассказывала про Кимби, — а что, если нам затащить тушу на рафт?

— Она весит почти полтонны, — ответил Нуап.

— Ну и что? 6-метровый рафт рассчитан на полторы тонны. Так в инструкции.

— Ага, Гвау, — весело отозвалась Алул, — а есть инструкция, как затащить на 6-метровый рафт 5-метрового дохлого крокодила?

— Хули инструкция? — ответила та, — Нас тринадцать, плюс еще двое австралийцев…

— Прежде чем плюсовать, спроси: хотят они возиться с крокодилом?

— Я бы повозился, — сообщил Кевин, — Просто из любопытства. Кстати, как вы намерены закрепить его, чтобы он не сполз по дороге?

— Ситуация… — задумчиво согласилась Гвау.

— Это я к тому, — продолжал он, — что надо его правильно стропить.

— Может, ты еще расскажешь, как стропить крокодила к рафту? — вмешалась Алул.

— Как любой длинномерный негабаритный груз, — спокойно ответил ей Кевин, — Когда я работал на life-saving station, мы это делали каждый второй день. Ничего особенного.

— Между прочим, — сообщила Риче, — я ходила на рафтах по Талли-ривер, под Кернсом, и мне сомнительно, что крепить груз на рафт можно так же, как на катер.

— А как можно? — спросил Тюм.

Риче пожала плечами.

— Надо посмотреть на ваш рафт. Он же армейский, как я понимаю.

— Типа того, — согласился он, — Только мы не армия, а поисково-спасательный сервис.

— Я в политике не разбираюсь, — сказала австралийка, — я только спросила про модель.

— А мы в ней тоже не разбираемся, — весело ответил Тюм, — гнилое дело, ага.

— Minutado oe, — вмешался Талго, — На волонтеров надо разрешение шеф-бригадира.

13:00 Австралия, Северная Территория, Дарвин, Бринкин-дистрикт.

Лора Форестби была действительно наглая (как отмечал в своем выступлении Эрих Вейдек) не очень тупая, и уж точно не овца. Она относилась к категории тех полных, красношеих, деятельных 50-летних австралиек ирландского происхождения, которые постоянно что-то делают в бизнесе, либо дома, а если им этого не хватает для полной самореализации, то начинают тиранить муниципалитет борьбой за права олигофренов, преподавание креационизма, запрет порнографии, или что-нибудь еще в том же роде. Соседи и семья стараются направить энергию этих дам в мирное русло. Если им это удается, то все счастливы и имеют возможность трижды в неделю кушать домашние пироги, т. к. подобные дамы обожают приглашать к себе гостей по любому поводу.

В данном случае, гостями были родители двух девушек — сокурсниц Джес Форестби, а поводом — обсуждение мер потребительского воздействия на нерадивых менеджеров «Tour Baliem Valley Resort», не способных обеспечить у себя в кемпинге устойчивую телефонную связь. Если бы Лора Форестби знала, из-за чего на самом деле мобайл ее дочери оказался вне зоны действия сети — лучше даже не думать о том, что в этом случае ожидало бы нашу планету… Лора прожевала кусочек пирога, окинула собравшихся непреклонным судейским взглядом, и торжественно объявила:

— Час после полудня. Поскольку моя Джес не звонит, и никто не звонит, я полагаю…

Тут ее тираду прервала трель лежащего на столе мобайла. Лора схватила его и…

— … Ой, Джес! Мы все так волновались, так волновались! Что там случилось… Ой, подожди, я сейчас переключу на громкую связь, потому что мы все собрались…

Миссис Форестби щелкнула опцию в меню мобайла и послышался голос Джес.

— …Зачем ты опять всех взбаламутила? Мне 21 год! Тебе не кажется, мама, что я имею право на личную жизнь без этой постоянной слежки?!

— Но, малышка, я просто волновалась и хотела знать, все ли…

— Что конкретно ты хотела знать? Пользуемся ли мы с Ларком презервативами?

— Джессика! Веди себя…

— … Как, мама? Как мне себя вести, если ты из-за ерунды тиранишь бедного мистера Вейдека, который делает все, слышишь, все, чтобы мы здесь хорошо отдыхали! И мне было страшно неловко, когда мы вернулись с сафари и он сразу стал меня уговаривать позвонить тебе, потому что ты ему угрожала адвокатами…

— Джес, милая, я не угрожала ему адвокатами. Кстати, почему ты хрипишь?

— Потому, мама, что мы с Ларком были в горах. У меня было прекрасное настроение, а твой наезд на мистера Вейдека…

— А там не опасно? — перебила миссис Форестби.

— Да! Очень, очень опасно! Мэйв укусила за ногу пчела, какой ужас, да мама? А Грэм поскользнулся и поцарапал руку. А еще шел дождик. Катастрофа, да мама? Надо всех поднимать на ноги, надо пугать менеджера кемпинга адвокатами, да?

Услышав про пчелу, мистер Лафлин, отец Мэйв, подал голос:

— Привет, Джес. Насколько большие проблемы у Мэйв из-за этого укуса?

— Жуткие проблемы, — послышалось из трубки, — Она полдня прыгала на одной ноге. Сейчас она допрыгает до стола и…

— Hi! — раздался жизнерадостный голос Мэйв, — Тут так круто! Па, тут, чертовски круто! Пчела, зараза, залезла в кроссовку. Черт! Я из-за этого пропустила, как копы дырявили крокодила. Так обидно! Черт! Здешний док жуткий перестраховщик. Мол, мисс, вдруг будет бла-бла-бла, надо принять меры. Но я потом сделаю фотку с этим крокодилом.

— Мэйв, тебе не кажется, что в таком диком месте, ездить на сафари рискованно…?

— Па! Какое еще дикое место? Тут полно военных копов с вертолетами.

— Да? Но все-таки, крокодилы и ядовитые насекомые…

— Па, пчела может тяпнуть тебя и дома. Это полная фигня, поверь мне.

Миссис Эберт, мать Беатриче (или попросту Риче), спросила:

— Мэйв, Джес, а моя дочь рядом или…

— Нет, — ответила Джес, — Они с Кевином еще остались погулять в горах.

— Да? Меня беспокоит, что нет мобильной связи.

— Разумеется, нет, миссис Эберт. Там больше десяти тысяч футов над морем.

— Гм… Вообще-то Риче не говорила, что собирается заниматься альпинизмом.

— А это не альпинизм. Просто, здесь вообще высоко. Потому и связь есть не везде.

— Да? А как бы мне все-таки поговорить с Риче?

— Сейчас даже не знаю… А, подождите, тут офицер военной полиции что-то… Wow! мистер Акиа, это круто!.. Алло, миссис Эберт, у вас с собой мобайл?

— Да, конечно.

— Вот! Он может связать ваш мобайл с полицейской рацией… Ну, это что-то вроде переадресации, только наоборот… Он говорит: сейчас будет звонок…

Действительно, через секунду раздалась клавесинная мелодия. Миссис Эберт ястребом метнулась к своей сумочке и вырвала из ее недр маленькую трубку.

— Алло, алло, Ричи… Говорят, вы там в горах… Да… А почему не можешь?… Почему в воде?… Что? Ты и здесь хочешь сплавляться на рафте?… Только будь осторожна. Мы договорились?… Все равно, будь осторожна, мало ли… И позвони вечером, хорошо?…

Миссис Эберт убрала мобайл и достала из сумочки сигареты.

— Знаете, по-моему, все эти разговоры про дикость — просто рекламный трюк.

— В смысле? — спросил мистер Лафлин.

— Как наши турфирмы, которые показывают диких аборигенов, — пояснила она.

— Это достаточно странно, — заметил он, — На сайте National Geographic о долине Балием сказано, что туда до сих пор не проникла цивилизация, там живут первобытные люди и правительство Индонезии совершенно не контролирует ситуацию. На сайте Джакарты говорится то же самое и висит предупреждение для туристов по поводу опасности.

— Рекламщики, — проворчала миссис Форестби, — Они всех купили. Моя дочь специально поехала, чтобы посмотреть первобытных людей, а там кругом полиция, вертолеты. Этих туроператоров давно пора привлечь к ответственности за подкуп и за ложную рекламу, вот что я вам скажу. Надо же, первобытные люди… Жулики. Как есть, жулики.

13:20 Деревня Онелама. База бригады CSAR.

Вейдек проводил глазами удаляющихся в сторону медпункта кампанию (Ларк и Джес двигались справа и слева от Мэйв, а она прыгала на одной ноге, опираясь на их плечи).

— Уф… — выдохнул он, — А как там этот парень? Я имею в виду, Грэм.

— Нормально, — успокоил шеф-бригадир Акиа, — док Варвар сказал: перелом двух ребер, открытый инфицированный перелом плеча, ну, и так, разное по мелочи.

— О боже… Но его жизнь, хотя бы, вне опасности?

— Разумеется. Вот увидишь, Эрих, через две недели он будет прыгать, как валлаби.

— Современная военно-техническая медицина, — пояснил бригаден-инспектор Пифу.

— Хотелось бы верить… Но, надо, наверное, все-таки, сообщить в полицию…

— Фиююю, — протянул Пифу, — Ты хочешь испортить и наше шоу, и свою репутацию?

— И отдых этим ребятам, — добавил Акиа, — Они только вошли во вкус!

— Но полицмейстер уже интересовался…

Пифу широко улыбнулся и небрежно махнул рукой.

— Я уже поговорил с ним и дал ему личные гарантии, он больше не заинтересуется.

— И через две недели ничего не будет заметно? — спросил Вейдек.

— Ну, останется парочка шрамов, — сказал Акиа, — плевое дело для парня.

— Уф, — снова сказал менеджер-директор, — Мистер Акиа, мистер Пифу, я вам предельно признателен! Я… Я даже не знаю…

— Если так, — сказал бригаден-инспектор, — То несколько слов на счет признательности.

— Да, я понимаю. Правда, мои финансовые полномочия ограничены контрактом, и…

— Не парься, — перебил его шеф-бригадир, — Никаких платежей, я же тебе обещал.

— А что тогда?

— Ты слышал про мобиатлон? — спросил Пифу.

— Про биатлон — слышал. Даже смотрел. Это на лыжах и с ружьем, а мобиатлон…

— Это новый вид спорта, — пояснил Акиа, — Типа, для стран тропического пояса, где нет снега. Борьба против дискриминации в олимпийских видах спорта.

— По ходу, — добавил Пифу, — тот же биатлон, только не на лыжах, а на мото-технике. И стадион строго естественный. Никакого вмешательства в дикую природу. Это, типа, в контексте экологической тематики и всякого такого зеленого.

Вейдек кивнул.

— Ну, это понятно. А что требуется от меня?

— Помочь с организацией спортивного лагеря и стадиона, — сказал шеф-бригадир.

— Разумеется, спорт-клубы за все заплатят авансом, — уточнил бригаден-инспектор.

— А почему здесь? — удивился Вейдек.

— Секретность, — спокойно ответил Акиа, — Это как в легкой атлетике. Кто владеет эффективными методами тренировки, тот рубит золотые медали, как с куста.

— А это не помешает отдыху обычных туристов?

— Ты что, Эрих, — возмутился Пифу, — Мы же не идиоты, чтобы предлагать делать мобиатлонный стадион прямо здесь. Но зато между Раруба, Чаленга и Восиа есть отличный треугольник со стороной 5 миль. Там нет туристических объектов, ага?

— Ну… Да, пожалуй, там проблем не будет… Если без громкой стрельбы….

— ОК, — подвел итог Акиа, — Скоро мы привезем образцы спорт-инвентаря…

3

Дата/Время: 04.02.24 года Хартии

Место: Меганезия, острова Футуна-и-Алофи.

Футуна, Kolia village, Fare Carpini

Лежащий посреди стола мобайл Чубби сыграл «Bright Fiji rainbow». Микеле почесал в затылке, и посмотрел в сторону пролива, где Чубби вдохновенно обкатывала подарок Флер и Оскэ. Подарок того стоил. Этот легкий катамаран с 4-метровыми надувными поплавками ничем не выделялся бы из множества своих собратьев, если бы не легкая крыльчатка на мачте, делавшая его похожим на сказочный кораблик морских фей с ромашкой вместо паруса. В данном случае «ромашка» могла работать или как очень эффективный парус, или (при включении 500-ваттного электродвижка) как ходовой пропеллер аэробота. Милая игрушка для взрослых, так и не расставшихся с детством.

Мобайл Чубби зазвонил еще раз. Микеле вздохнул, побарабанил пальцами по столу и вопросительно поглядел на обер-лейтенанта Вэнфана.

— Лучше, наверное, послушать, что там, — сказал тот.

— ОК, — согласился агроинженер и взял трубку, — Hola! Карпини слушает… У нее день рождения. Она катается на подарке… Обычно считается, что я ее муж, но это вряд ли может вас заинтересовать. По работе мы почти не пересекаемся… Послушайте меня 5 секунд, не перебивая… Напротив меня сидят: некие Нонг, Уфти, Керк и Тино. Я не исключаю, что кто-то из них… Вот видите, как все просто… Уфти, поговори с этим торопливым парнем. Если это секретно — иди за большое дерево, оттуда не слышно… Извини, Мак. Надеюсь, я не сбил тебя с мысли.

— Ни на секунду, — Мак Лоу улыбнулся, — Я закончил на фразе: «Какова оптимальная фототрофная стратегия в условиях преимущественно-тепловой освещенности».

— А можно обычными словами? — спросила Пума Батчер, — У меня школьные пробелы.

— Можно. Каким растениям хорошо на планете, где солнце светит только в тепловом и немного в красным диапазоне, но зато расположено близко, и дает много тепла.

— Ага! — обрадовалась Пума, — Ясно! Это солнце вроде электро-печки в Антарктиде!

— Почему в Антарктиде?

— Потому, что мы с Роном ее там включали. А здесь на хрен она нужна. Скажи, Рон?

Рон Батчер выразительно кивнул.

— Пума на базе Муспелл ужас, как мерзла. Но ей там понравилось.

— Мне полярный день понравился, — уточнила она, — И снег. Но холодно, joder!

— Ну, что ж, — согласился Мак Лоу, — иллюстрация хорошая. Немезида для Ктулху это огромный, раскаленный докрасна нагревательный элемент.

— Сковородка, — подсказала Рибопо Лоу.

— … Забытая на конфорке, добавила Фэнг Лоу.

— Отлично! — воскликнул он, — В небе Ктулху висит огромная раскаленная сковородка, видимый диаметр которой в сорок раз больше, чем видимый диаметр Солнца с Земли.

— Охренеть… — тихо сказал Тино Кабреро.

— А как там на счет воды и атмосферы? — поинтересовался Ежик Оскэ, — Я имею в виду, если Ктулху размером с Марс, и на нем такая же жопа с водой и воздухом, то…

— Такая же жопа там быть не может, — строго перебил Мак Лоу, — поскольку на Ктулху, вероятно, дует живой ветер с Немезиды. Разумеется, это пока только гипотеза, но…

— Живой ветер! — повторила Флер, — Звучит клево! А что это такое?

— О! Это особое явление, связанное с тем, что Немезида, как субкоричневый карлик, в отличие от обычных звезд, имеет молекулярную, а не плазменную атмосферу. И, если солнечный ветер состоит из гелиево-водородной плазмы, то живой ветер Немезиды содержит значительное количество воды, аммиака и метана — готовых кирпичиков для органических соединений, для химической, а затем биологической эволюции.

Микеле Карпини закурил сигарету и саркастически хмыкнул.

— Все это здорово Мак. Допустим, Ктулху получил в подарок атмосферу и воду. Это довольно хлипкая гипотеза, но черт с ним. Объясни мне, дураку, откуда там возьмется фотосинтез, если излучение звезды лежит почти полностью в тепловом диапазоне?

— Я не поняла, что тут сейчас сказали, — призналась Пума, — это слишком сложно.

— Слушай, черная кошка, — сказал Рон, почесав ее между лопаток, — Все дело в квантах, частичках света. Горячая звезда дает более энергичные коротковолновые кванты, а холодная — менее энергичные, длинноволновые. Растениям нужны энергичные кванты. Они могут расщепить молекулы одних веществ, а из осколков можно получить другие вещества. Типа, как если надо подбить БТР, то ты берешь оружие, у которого энергия контакта больше, чем сопротивляемость брони.

— У! — обрадовалась бывшая африканская коммандос, — Это просто! Я поняла!

По столу неуклюже прополз подарок Батчеров — «Taveri — Crabot». Робот — трэшер, похожий на крупного краба. Он всосал крошки, табачный пепел, сгреб в корзинку на спине содержимое пепельниц и покусился на недокуренную сигару Мак Лоу, но был отогнан щелчком по панцирю. Выиграв битву, биохимик раскурил спасенную сигару, задумчиво погладил свой чисто выбритый подбородок и поинтересовался:

— Микеле, ты случайно не встречался с многоступенчатыми квантовыми процессами в металлоорганических тетрануклеарных сэндвич-комплексах?

— Впервые слышу о таком кошмаре, — ответил агроинженер.

— Ничто нормальное так называться не может, — поддержала его Люси.

— Попробую объяснить просто, — сказал Мак Лоу, — Как известно, для фотохимических процессов необходим свет с длиной волны менее 1 микрона. Например, классический фотосинтез использует зеленый свет с длиной волны пол-микрона. Фотоэлектронные процессы в полупроводниках могут инициироваться даже маленькой энергией ИК-волн длиной 5 микрон, но там не происходит химической реакции. И вот, кому-то пришла в голову идея: сделать молекулу, которая возбуждается ИК-волнами, суммирует энергию нескольких ИК-квантов, и в итоге получает энергию, достаточную для фотосинтеза.

— Типа многоступенчатой ракеты? — спросил Рон.

— Хм… Не очень хорошая аналогия, но другая мне не приходит на ум. Пусть так.

Микеле повертел в пальцах правой руки новую сигарету, а левой почесал макушку.

— Я уловил твою мысль. ОК. Ктулхианская флора способна к ИК-фотосинтезу. Но их биохимия совсем другая, и они по-любому для нас несъедобны.

— Это проблема, — согласился Мак Лоу, — синтетические организмы, которые имеют совместимую с нами биохимию, но в качестве пигмента-светоприемнка у них не хлоровилл, а… Инфраэритрофил. Я только что придумал это слово по аналогии с хлорофиллом. Оно получилось такое дурацкое что, боюсь, закрепится в сленге…

— Пусть себе закрепляется, — великодушно разрешил Микеле, — Современный язык все равно так засран, что испортить еще сильнее уже невозможно. А давай мы вернемся к самому началу, и попробуем выяснить, каковы шансы на то, что Ктулху существует в предполагаемом месте… В смысле, на именно такой орбите около Немезиды.

— Это лучше к девчонкам, — Мак Лоу протянул руки в стороны и похлопал по плечам сидящих по бокам от него Рибопо и Фэнг.

— Только, дядя Микки, чур не издеваться, — предупредила Рибопо.

— А я буду арбитром! — нахально заявила Фэнг, и демонстративно надула щеки.

Неслышно подошедший Уфти легонько дотронулся до плеча Люси и шепнул:

— Хочешь быть самой чудесной девчонкой на свете в своей возрастной группе?

— А что полагается таким девчонкам? — также шепотом поинтересовалась она.

— Ну… Какой-нибудь супер-приз.

— Я даже знаю какой, — сказала девочка, — Ты уболтаешь маму отпустить меня на Элаусестере. Если ОК, то говори, что надо делать.

— Циничная ты, — грустно сообщил Уфти, — Такая юная и прекрасная, а уже…

— Ты сам начал с гребли мозгов, ага? — перебила она.

— Ладно, — суб-лейтенант коммандос вздохнул, — Мы договорились. Ты очень быстро притащишь сюда Чубби, а я попробую ее уболтать.

— Aita pe-a, — ответила Люси, — Через 20 минут притащу. Так что мне надо сделать?

— Вот это и надо, — пояснил он, — Как можно быстрее притащить ее сюда.

— Ах, вот как… Что-то стряслось?

— Типа, да. Но рассказывать, как ты понимаешь, не могу…

— Ясно. Сраная секретность. Ладно, не очень-то и хотелось. ОК, щас сделаю… Папа, отвлекись на секунду. Можно я возьму аквабайк и сгоняю к маме, пока она вообще не слиняла куда-нибудь в Тонга на этом ботике?

— Бери, детка. Но только туда и обратно и, пожалуйста, не хулигань на воде.

— Я чисто для дела, и все, — серьезным тоном ответила Люси и двинулась к пирсу.

Люси Хок-Карпини. 12,4 года.

Я не представляю, как маму можно уболтать на такое, но если Уфти обещал — значит сделает. Он зверски хитрый, как все береговые папуасы, хотя и притворяется, простым, как медуза. Раз он не торговался за фант, значит, знает способ уболтать. Почему я так хочу попасть на Элаусестере — это целая тема. Тут надо по порядку. Во-первых, жены дока Мак Лоу — Ри и Фэ. Они оттуда. В 20-м году док Мак перебрался сюда из Европы и жил все лето на острове Алофи, рядом с нашей фермой, которая у нас на той стороне пролива. А эти девчонки, Ри и Фэ, были тогда в армии, и сняли дока на двоих. Типа, бывает. Потом они втроем переехали на атолл Никупара, на 1000 миль к юго-западу, потому что доку там предложили заниматься экстремальной биологией. Так вот, если посмотреть на этих девчонок, то сразу хочется понять: а как такими становятся? Если просто по рассказам, это не то. Есть вещи, которые надо видеть своими глазами. Вот, например, этот пирс, который они сегодня подарили маме. Офигенная штука, но ее не вдруг опишешь словами. Он маленький, но в 2 яруса, и второй — не просто антресоль, а реальная терраса, хоть гостей там принимай. Вся эта штука — надувная и обалденно эстетичная. Это на Элаусестере такой обычай: делать только красивые вещи. И еще там коммунизм. Реально, без балды. Возьмите любую агитку комми про то, какие классные будут люди в краснопузом светлом будущем и вычеркнете оттуда всю дурацкую ботву. То, что останется — это и есть Элаусестере.

Раз commie-future — значит, понятное дело, колонизация космоса. Это на Элаусестере самая козырная тема. Откуда экипаж «Диогена-1»? С Элаусестере. Откуда будет экипаж «Диогена-2»? Оттуда же. Интересно: а они, правда, полетят к Немезиде? Если бы не они, то для обычного канака космос остался бы чисто земным делом. Спутниковая связь, TV, meteo, и суборбитальные шаттлы. Типа, авиа-шаттл, но за час не 300 миль, а 3000! Или любительские «trapo», как у Батчеров. Это шаровидный папуасский спейс-планер. Он взлетает выше атмосферы и делает прыжок, как отсюда до Папуа. От Пелелиу, где живут Батчеры, до нас — два прыжка. Мама говорит: это — чума, а по-моему — классно!

В общем, спутники, тем более, суборбиталы — это чисто земные фишки. И все лунные штуки — тоже. Ведь до Луны всего 10 кругосветных путешествий. Ну, ни фига это не космос, если по-честному. А вот «Диоген» — совсем другое дело, потому что на нем ты живешь, как в доме, а летишь к той же Немезиде или к Тау, мать его, Кита, в фоновом режиме и не заморачиваешься этим делом. По ходу, «Диоген» — это просто надувная 6-метровая жилая бочка на четверых. Правда, эти четверо должны быть с Элаусестере. Любой другой экипаж переругается на хрен дней через сто, но у коммунистов-канаков такая коллективная психология, что их не напрягает жить вчетвером в общем гнезде.

Так что, Элаусестере — самое космическое место на свете. Но из-за этой космической психологии мама не хочет, чтобы я там тусовалась. Типа, для такого младенца, как я, может в такой кампании получиться негативный бытовой опыт. Ага! Зато дома у меня самая, блядь, лучшая кампания для младенцев. Сплошные, блядь, плюшевые зайчики!

Ладно, все, включаем движок, едем за мамой. 20 фунтов против дохлой селедки, что сейчас день рождения будет обосран по полной программе. Жалко маму. Хули она не уйдет с этой работы? Вот Рон ушел, а у него были перспективы ого-го! Но Рон любит Пуму, и точка. Нет, так непонятно. На самом деле все, что люди знали про любовь до момента, когда Рон встретил Пуму — это фигня, отстой и обман телезрителей. А Пума — про нее не объяснить словами, потому что для нее самой слова — это шелуха, флейм… Короче — они живут чисто по-своему. А мама так не может. Мама отвечает за жизнь и безопасность огромной толпы людей, и у нее, типа, чувство ответственности. А папа принимает ситуацию такой, как она есть. У них тоже любовь, но по-другому. И тоже в тысячу раз круче, чем вся ботва, которая отснята про любовь в кино. Но мало кто это замечает. Просто я наблюдательная. Говорят, я в этом смысле пошла в маму. May be…

Обратно на аквабайке прикатила уже Чубби, а Люси, которой торопиться было некуда, пошла приблизительно в сторону берега Футуна на подарочном «кораблике фей». Она принципиально не включала движок и пользовалась крыльчаткой исключительно как парусом. Поскольку ветер был для этого крайне неудачен, Люси шла бейдевиндом со сложной сменой галсов. На берегу ее искусство лавировки некому было оценить — все занимались прямыми и косвенными последствиями сообщения, полученного Уфти. К моменту, когда она преодолела половину дистанции, от берега отвалил катер и рванул через пролив в сторону островка Алофи. Люси не могла увидеть находящихся в катере людей (слишком далеко), но догадалась, что это Чубби плюс Нонг, Уфти, Керк и Тино (все штатные коммандос, прибывшие на день рождения)… Под впечатлением от этого рывка, Люси бросила игры с ветром и включила движок на полную мощность. Легкий аэробот преодолел оставшуюся милю за 10 минут, и причалил к новому пирсу.

Как она и предполагала, там продолжалось темпераментное обсуждение…

— … Специфика этой работы, — договорил Рон.

— Очень интересной и нужной, но немного неудобной, — добавила Пума.

— Слово «немного» явно лишнее, — проворчал Микеле.

— Мама же теперь не очень часто так делает, — возразила Флер.

— Просто, детка, ты теперь не очень часто бываешь дома, — агроинженер, потрепал старшую дочь по шее.

— Ничего подобного! Я бываю каждую неделю, по два раза, ну по одному уж точно!

Оскэ помог Люси пришвартовать пропеллерно-парусный катмаранчик и спросил:

— Ну, как игрушка?

— Зачетная! А сколько надо добавить мощности, чтобы она отрывалась от воды?

— Упс… — произнес он, озадаченно погладив пурпурный ежик волос, — надо подумать.

— Моя очередь кататься! — заявила Рибопо, уселась за штурвал и включила движок.

— Ри! Ты бы хоть спросила у людей разрешения! — крикнул ей вслед док Мак Лоу. Она лишь махнула рукой (в том смысле, что люди свои, и так ясно, что разрешат).

— Типа, детство в жопе играет, — прокомментировала Фэнг и, повернувшись к Люси, добавила, — А разгонять эту штуку до скорости отрыва не советую. Опрокинешься.

— Дизайн поменять, и все, — возразил Оскэ.

— Это смотря как, — уточнила она.

— Типа, «обратная дельта», — ответил он и, небрежно начертил большим пальцем босой ноги на песке треугольник, и стрелку, показывающую, что эта штука движется одной из сторон вперед. Потом дорисовал над углом напротив этой стороны квадрат и пояснил, — Здесь хвост. Называется «схема Липпиша», придумана сто лет назад.

— И работает? — спросила Люси.

— Еще как! Не зря же ее в колледже проходят.

— Отстой! — заявила Фэнг и нарисовала рядом что-то вроде бабочки, — Вот так лучше.

— А спереди и сбоку? — поинтересовался он.

Фэнг молча начертила на песке еще две схематичные проекции.

— Прикольно, — оценил Оскэ, и в некоторой задумчивости, закурил сигарету.

— А ваша банда отсюда летит сразу на Элаусестере? — встряла Люси.

— Ну, да. Послезавтра День Бамбуковой Флейты…

— Я поэтому и спрашиваю, — пояснила младшая Карпини-Хок.

— Ты знаешь наш календарь?

— Знаю. Вообще-то он ольмекский. 13 драконических лунных месяцев…

— Каких-каких? — переспросил Оскэ.

— Драконических, — повторила она, — Древние считали, что Луну проглатывает дракон.

— Проглатывает — и что?

— Потом выплевывает. По ходу, она несъедобная… Фэнг, а если я упаду вам на хвост?

— Не вопрос, — ответила та, — Только что скажут твои предки?

— Сейчас спрошу…

4

Дата/Время: 06.02.24, 9:00–15:00

Место: остров Пасхи (Рапа-Нуи), территория Чили.

Район Оронго — Тангата-Ману.

На Рапа-Нуи было замечательно-ясное утро. Группа американских туристов приехала с фото и видеокамерами на юго-западный берег острова, где рядом с кратером Рано-Као находятся таинственные руины Оронго (центра культа человека-птицы «tangata-manu»), на скалах вырезаны загадочные древние письмена, и открывается прекрасный вид на островки-спутники. Ближайший — Моту-Као-Као — похож на стелу, торчащую из океана в трети мили от берега. На треть мили дальше — островок в виде летящей к берегу круглоголовой птицы с 400-метровым размахом крыльев. Это — Моту-Тангата-Ману, остров человека-птицы. Фактически, это плоская скала площадью около 8 гектаров. До середины XIX века, здесь была священная деревня и место собраний, а потом старую религию (и большую часть местных жителей) уничтожили солдаты, прибывшие (как водится) вслед за католическими миссионерами. Остров человека-птицы обезлюдел — к радости гнездящихся там темных крачек…

Итак, было прекрасное утро. Туристы устроились на высоких прибрежных скалах и фотографировали Тангата-Ману, слушая местного гида. Кто-то из туристов спросил: «Скажите, что означает флажок в центре островка?». Вопрос поставил гида в тупик. Раньше он не замечал здесь никакого флажка, но теперь флажок был. Стилизованное изображение закрученной красной волны с полосой белой пены, под черным небом. Широкое полотнище развевается на серебристом флагштоке, установленном посреди Тангата-Ману. Гид улыбнулся: «Минуту, сейчас узнаю», и начал звонить по мобайлу своим коллегам. Те тоже не знали. Более того, они были совершенно уверены, что еще вчера никакого флага на Тангата-Ману не было. Через полчаса здесь собралось полсотни местных жителей (для острова с населением менее 4000 человек, это большая толпа), — они тоже не знали, что это за флаг, и откуда он взялся. Так и не получив ответа на свой вопрос, туристы с гидом уехали вдоль южного берега на запад, смотреть вулкан Рано-Роратку и аху Тогарики, а через час в Оронго прибыли трое полисменов и сотрудник чилийской национальной безопасности. Налицо была политическая диверсия: Флаг Полинезийского Народа Маори, незаконно поднятый над чилийской территорией…

К этому моменту в прессе появилась информация, проясняющая суть инцидента.

CNN, 06 февраля. Чили, остров Пасхи (Рапа-Нуи)

Всплеск полинезийского сепаратизма

Несколько медиа-студий в Новой Зеландии, на Гавайях, в Меганезии и в Папуа сегодня зачитали заявление некой экстремистской организации «Polynesian Independent Rapanui Administration» (PIRA): «Акт Реставрации Полинезийской Власти Рапа Нуи». Этот акт представлял собой кальку с Декларации Независимости США 1776 года, только вместо британских беззаконий в Америке в текст были вставлены сходные беззакония на Рапа Нуи после чилийской аннексии 1888 года. В постскриптуме Акта говорится:

«Поднятие древнего флага нашей общей прародины — Гавайики на священном острове собраний, Тангата-Ману, это акт единства полинезийского народа, знак его решимости восстановить наше управление и обычаи на островах Рапа-Нуи и Моту-мо-тере-Хива.

Мы обращаемся к полинезийским народам Аотеароа (Новой Зеландии), Американских Гавайев, Меганезии и Папуа. Во имя нашего родства и общих предков, которые смотрят на вас и на нас с небес, помогите сбросить многовековое иноземное ярмо и завоевать свободу!

Джеймс Увехику, народный администратор независимого Рапа-Нуи».

Историко-географическая справка.

Сала-и-Гомес (он же — Моту-Мо-Тере-Хива) — это миниатюрный островок в 210 милях к east-north-east от Рапа Нуи. Со спутника он может показаться выступающим над водой 200-метровым куском крепостной стены между двумя титаническими прямоугольными черными башнями размером примерно 200x200 и 300x400 метров. Вблизи он выглядит менее романтично: два соединенных перешейком бесформенных холма из комьев застывшей вулканической лавы разнообразных оттенков черного цвета. Местами они покрыты зарослями жесткого кустарника и белыми пятнами гуано.

Пресная вода на острове появляется периодически, после дождей, и образует лужу 75 метров диаметром на склоне большего, восточного холма. В период, когда лужа есть, здесь гнездятся птицы. В южной бухте между перешейком и холмами, кишат крабы и морские гребешки. В полутора тысячах метров к северо-востоку от этого острова расположен Риф Скотта, надводная часть которого незначительна. Примерно в 1700 милях к востоку находится континентальное побережье Чили. Остров Сала-и-Гомес объявлен чилийской территорией в 1888 году — тогда же, когда и остров Пасхи.

Около десяти лет назад, крупное меганезийское партнерство «REF-Paracraft», полигон которого располагается на атолле Дюси-Питкерн (1300 миль к западу от Сала-и-Гомес), предложило правительству Чили 30 миллионов долларов за этот маленький островок. Фантастически-высокая цена за полтора гектара бросовой суши — но «REF-Paracraft» нуждалось в РЛС для контроля полетов суборбитальных дронов. (Экспериментальные машины стартовали с Дюси, по баллистической параболе пересекали Южную Америку вдоль 25 параллели, и приводнялись в Атлантике, у Бразильского Флорианополиса).

Какие-то политические проблемы привели к тому, что в Сантьяго сделку отклонили и тогда партнерство обратилось уже к собственному правительству (предложив гораздо меньшую, но все равно значительную сумму, за военное прикрытие). Вскоре, грузовой дирижабль под прикрытием звена ВВС, высадил на риф Скотта строительную бригаду, которая установила платформу на сваях, и смонтировала на ней РЛС (20-метровый серебристый одуванчик), энергоблок и бытовой модуль из полдюжины контейнеров.

Когда РЛС заработала, это, разумеется, заметили, и МИД Чили немедленно направил правительству Меганезии ноту о нарушения морской границы. Ответ был следующий:

«Остров Ихитаи-Пое-Рава (черная жемчужина моряков), известный также как «Риф Скотта» — это самостоятельный участок суши, площадью около 40 кв. метров. Он был открыт полинезийским мореходом Пахи-Нгару в конце 2-го тысячелетия до н. э. Как указано в хронике Кама-Хуа-Леле, этот участок суши относится к землям свободных полинезийских общин. Чилийский «Акт аннексии острова Пасхи и Сала-и-Гомес» 1888 года (сам по себе спорный) не упоминает об этом участке суши. Таким образом, остров Ихитаи-Пое-Рава, как владение kanaka-foa, пользуется протекторатом правительства Меганезии. Морская граница, по обычаю, должна быть проведена между Сала-и-Гомес (Чили) и Ихитаи-Пое-Рава (Меганезия), на равном расстоянии от их берегов».

Возник международный скандал, в ходе разрешения которого на Рапа-Нуи состоялись переговоры при посредничестве ООН. Представитель Чили в ООН заявил: «Меганезия прибегает к грубому обману, называя островом верхушку рифа, размером с коврик, для того, чтобы вторгнуться в чужие территориальные воды».

Представитель Меганезии возразил: «Ихитаи-Пое-Рава — это полноценный остров с меганезийским населением. На нем постоянно живет два-три человека из семьи Флетч с острова Дюси-Питкерн, которые обслуживают оборудование РЛС. Остров Сала-и-Гомес, напротив, — необитаем. Там находится единственная чилийская вещь: океанологический буй-автомат образца прошлого века, причем он не работает — или испортился, или села батарейка».

На этом этапе стало ясно, что меганезийцы не уберутся с рифа Скотта (а прогнать их оттуда силой вряд ли реально — с учетом диспозиции и военного соотношения). В этих условиях, представитель Чили, согласно инструкциям, не стал обострять конфликт, а занялся торгом. Итоговый пакт «О статусе рифа Скотта/Ихитаи-Пое-Рава» содержал условие о содействии Меганезии чилийским научным экспедициям, когда и если они посетят Сала-и-Гомес. Орнитологи и океанографы, за последующие годы были здесь всего 1 раз. Патрули ВВС Чили летают над Сала-и-Гомес не чаще, чем раз в месяц.

Последние новости по теме.

Экстремистская группировка PIRA успела получить поддержку короля маори, Теранги Кааху. В интервью для «Maori-TV», в Ротаруа (Новая Зеландия) во время проходящего там маорийского фестиваля «Waitangi Day», Кааху назвал нацизмом действия чилийских военных властей на Рапа Нуи в XX веке и добавил, что частичная автономия Рапа-Нуи — недостаточная гарантия от дискриминации полинезийского религиозно-этнического большинства. Король маори — лицо неофициальное (он лишь возглавляет ассоциацию культурного наследия «Kingitanga»), однако, к его мнению прислушиваются.

Мы будем информировать вас о развитии событий. Оставайтесь на нашем канале.

* * *

Уточнив в агентстве «Hanga-Roa Travel», что следующая группа иностранных туристов появится в районе Оронго только после полудня, стражи порядка вооружились ломом и лопатой, сели в лодку и отправились к Тангата-Ману, чтобы ликвидировать беззаконие. Их ожидал неприятный сюрприз: вокруг основания флагштока стояли 4 столбика, между ними была натянута нейлоновая нитка, а на нитке — таблички международного образца: череп и кости на красном фоне, и надпись «Danger! Mines!». Это могло быть и шуткой неизвестных, но неизвестные, которые ночью забили в камень 8-метровый флагшток и подняли флаг маори, могли в шутку не только повесить таблички, но и поставить мины. Саперов на Рапа-Нуи не было. Пришлось звонить на континент, в Вальпараисо…

Новость дошла до отелей в Ханга-Роа, и все туристы сбежались фотографироваться на фоне Тангата-Ману и сепаратистского флага.

Тем временем, пилот чилийского военно-воздушного патруля засек на острове Сала-и-Гомес несколько ярких палаток. После его сообщения, с базы Матавери на Рапа-Нуи вылетел «Sea-Wolf» с полудюжиной бойцов ACFS (корпуса морского спецназа Чили). Еще через полтора часа он приводнился в бухте между восточным и западным холмами Сала-и-Гомес, и лейтенант спецназа грозно потребовал у группы туристов (которые почему-то совершенно спокойно наблюдали высадку военных):

— Всем приготовить документы для проверки.

— Разве вы полиция? — спросил парень в майке с надписью «Campamento Espacial Chile».

— Эй, солдатики, вы что, проспали полвека, как Рип Ван Винкль? — добавила девушка в бикини, — генерал Пиночет давно умер. Армия уже не рулит гражданскими людьми.

— Обыскать их, — приказал лейтенант, обращаясь к своим бойцам.

— Минутку! — вмешался старший из туристов (лет около пятидесяти), — Вот мой паспорт.

Он вынул из кармана и протянул лейтенанту темно-серую книжечку с тускло-золотыми оленем и орлом, держащими геральдический щит с перьями наверху.

Офицер механически начал перелистывать паспорт. Артуро Аливо, гражданин Чили, регистрация: Антофагаста. Дата рождения. Дата выдачи документа…

— Так в чем дело? — спросил Артуро, — Объясните.

— Сначала пусть остальные покажут паспорта, — сказал лейтенант.

— Нет, сначала вы мне представитесь, — холодно ответил тот, — Я чилиец, у нас, вроде бы, свободная страна. Я не обязан отчитываться перед армией. И скажите вашим ребятам, чтобы они опустили оружие. Это очень дурная манера, целиться в своих граждан.

— Дать этому шпаку в ухо? — тихо спросил один из бойцов.

— Помолчи, Хесус, — буркнул лейтенант, возвращая паспорт владельцу, — Все опустите оружие. Сеньор Аливо, убедите ваших друзей, чтобы они предъявили документы. Это простая формальность. Мы должны убедиться, что тут нет иностранцев-нелегалов.

Артуро Аливо пожал плечами и повернулся к своей молодежной группе.

— Ребята, все нормально. Лейтенанту поручили ловить шпионов… (он переждал взрыв жизнерадостного смеха и продолжил) … давайте не будем делать из этого проблему и ставить этого парня в неудобное положение. Передайте ему паспорта, пожалуйста.

— Черт… — проворчал лейтенант, рассматривая еще семь паспортов, — Значит, вы все из Антофагасты… А как вы сюда попали?

— Сначала представьтесь.

— Я — лейтенант ACFS, Пабло Барроса. Теперь не могли бы вы, сеньор…

— По воздуху, Пабло, — перебил Аливо, махнув рукой в сторону рифа Скотта. Сам риф невозможно было увидеть. Над ним, на ножках-опорах, стояла платформа, размером с небольшой футбольный стадион. К ее нижнему ярусу были пришвартованы различные плавучие и летучие машины: карго-ферри, катера и флаеры-амфибии. В небе над всем этим висел зеленый грушевидный аэростат с алой надписью: «AELA-Paranal Studio»..

Лейтенант почесал в затылке, резко утрачивая уверенность в себе.

— Сеньор Аливо, я правильно понял, что AELA это «Agencia Espacial Latina-America», а «Paranal» — это обсерватория, которая рядом с Антофагастой?

— Имеется в виду не обсерватория, а учебный центр астронавтики, — уточнил тот, — а что касается вашего вопроса, то я прилетел на риф Скотта позавчера, сразу после окончания международной конференции AELA по астероидной угрозе. Конференция проходила в Мексике, в Акапулько, если вам интересно.

— Простите… э … сеньор Аливо, но отсюда до Акапулько три тысячи миль!

— Вы намерены читать мне лекции по географии, Пабло? — ехидно спросил Артуро.

Молодежь опять жизнерадостно заржала. Лейтенант Барроса вздохнул, подавив острое желание грубо выругаться, и уточнил вопрос:

— Я имею в виду, сюда же нет авиарейсов из Акапулько… Да и вообще ниоткуда…

— Офицер, если вас интересуют такие подробности, то начнем, как в романах у Агаты Кристи… (Аливо, улыбаясь переждал новый взрыв смеха)… То в Акапулько, кроме конференции AELA, проходил фестиваль флаеров. Вы знаете об этом мероприятии?

— Гм… К сожалению нет…

— Ай-яй-яй. И куда только смотрит разведка… (опять смех)… Собственно, я не имел к этому мероприятию прямого отношения, и был там чем-то вроде ритуальной фигуры, представляющей науку. Фирма «Eretro» любезно пригласила меня принять участие в тестовом полете на риф Скотта, и я согласился. Это было весьма познавательно.

— Э… А как вы попали сюда с Рифа Скотта?

Доктор Артуро Аливо пожал плечами и показал рукой на две вытащенные на пляж овальные надувные лодки с подвесными электро-движками.

— Комендант базы на рифе Скотта, любезно предоставил мне и моим студентам эти средства передвижения, когда я сказал ему, что мы хотели бы провести пару дней на острове Сала-и-Гомес. Это наша чилийская территория, и это не чье-либо частное владение. Мы не обязаны ни у кого спрашивать разрешения, чтобы побыть здесь.

— Э… Да, конечно… А как ваши студенты оказались на рифе Скотта?

— Элементарно, Пабло! Мои студенты прилетели с острова Робинзона Крузо… (он переждал новый взрыв смеха)… Не с того, о котором роман сеньора Дефо, а с того, который в нашем архипелаге Хуан-Фернандос — полторы тысячи миль отсюда. ВВС Меганезии организовали нашим студентам авиа-перелет на вот эту базу прямо из лодочной гавани Крузо. Никакой бюрократии. Наша полиция на Крузо ведет себя доброжелательно и разумно. А у офицеров ВВС Меганезии имеется инструкция о содействии чилийским научным группам на Сала-и-Гомес, и они выполняют эту инструкцию. Жаль, что такой инструкции нет у наших ВВС. Знаете, даже обидно.

— Э… — лейтенант совсем сник, — Это, так сказать, не в моей компетенции…

— Ну, разумеется, — ехидно перебил Аливо, — Это в компетенции толпы бюрократов в Сантьяго и Вальпараисо. А в вашей компетенции — только тыкать в своих сограждан автоматами и требовать паспорт. Если вы уже закончили с этим важным делом, то я вернусь к семинару, который вы прервали. У меня, знаете ли, учебный план.

— Прошу нас извинить, сеньор Аливо. Это была формальность. Мы уже уходим.

Рапа-Нуи — Тангата Ману

…Саперы, вылетевшие из Вальпараисо спецрейсом, прибыли на Рапа Нуи вечером, после захода солнца (быстрее не получалось, расстояние более 2000 миль). Офицер СНБ думал, что разминирование начнется тут же, но саперы посмеялись и сказали: «Прыгающая противопехотная мина дарит ощущение полета лишь тому, кто ее ставит — всем прочим она просто вышибает мозги», а еще пояснили: «Это написал teniente Constantine Popow и, de puta madre, так и бывает, если лезешь к чужой мине в темноте»… Впрочем, они и на свету не собирались лезть к мине. Эта почетная миссия была возложена на новенького саперного робота, которого они привезли с собой. Операция началась в 7 утра. Несмотря на ранний час, в Оронго уже собрались зрители — полсотни местных и столько же туристов (оснащенных фото- видео- и web-камерами). Саперы подплыли к Моту-Нуи на лодке и выгрузили робота на колесиках — очаровательную блестящую машинку, похожую на игрушечный экскаватор. Затем они вернулись на Рапа-Нуи и, не без некоторой рисовки, развернули перед носом у туристов центр управления. Пока техник возился с ноутбуком, пультом и антенной, командир авторитетным тоном объяснял штатским: «Мы называем это: «радиоуправляемый самоходный манипулятор». Он приближается к мине, накрывает ее спецтехникой — таким особо-толстым ковшом — и… Бабах!.. Даже если в мине десять килограммов тротила, ковш защитит всех потенциальных человеческих жертв».

Техник, тем временем, тронул джойстик на пульте, и машинка медленно покатилась к нитке со зловещей табличкой… Все затаили дыхание… Проехала под ней, продвинулась еще на метр — почти до самого флагштока… И раздалось то самое «бабах!», или, точнее, короткий глухое «пуф!». В воздух взлетело ярко-алое облако, и опало, превратившись в подобие небрежно сплетенной крупноячеистой рыболовной сети. Один край этой сети накрыл робота почти целиком. Техник выругался и дернул джойстик. Робот чуть-чуть сдвинулся назад, и встал. Было видно, что натянутая сеть намертво приклеилась к его корпусу. Техник попытался провести несколько маневров, машинка стоимостью 120 тысяч долларов наехала колесами на еще один фрагмент сети, и прилипла окончательно.

«Это Spiderball, его придумали в FBI, — невозмутимо сообщил командир саперов, — тоже вроде мины, только не чтобы убивать, а чтобы ловить грабителей. Приклеивается к чему угодно, и без спецрастворителя ее не оторвешь. Так что на сегодня операция закончена».

После заката обнаружилось, что супер-клей «Спайдербола» фосфоресцирует в темноте тусклым алым светом. Флаг маори с застрявшим под ним роботом на несколько дней стал главной изюминкой Рапа-Нуи (куда там древним каменным статуям — моаи).

Лишь через 3 дня из Сантьяго прислали команду первоклассных саперов и канистру спецрастворителя. Робот был освобожден из липкого плена, а еще две клеевые мины — найдены и обезврежены. Флагшток долго и безуспешно пытались выкорчевать, а потом плюнули, и наняли сварщиков, которые просто срезали его автогеном под корень…

5

Дата/Время: 07.02.24. Утро.

Место: Меганезия, Элаусестере, атолл Раро

С воздуха Раро (второй из четырех атоллов, входящих в цепь Элаусестере) похож на бубну (или — для тех, кто не играет в карты — на ромб с вогнутыми сторонами). Если присмотреться внимательнее, то скорее он похож на двухмильный натянутый лук, из которого некий гигант собрался выпустить стрелу с запада на восток. Западная часть рифового барьера почти полностью погружена под воду, и при должной фантазии, ее можно считать дрожащей от натяжения тетивой. Маленький овальный островок-моту, расположенный в западном углу, соответственно, играет роль оперения стрелы.

Если смотреть на Вест-Моту с воды, со стороны внешнего северного рейда, то все выглядит совсем иначе. Видна только белая полоса прибоя и яркая шапка пушистой зелени над островком, да еще курсирующие туда-сюда спортивные проа и кайт-боты с парусами, украшенными фантастическими рисунками. Глядя на это с борта авианосца «Lexington», возвышающегося на 20 метров над водой, можно было представлять себя зрителем на балконе огромного морского театра под открытым небом. «Лексингтон», давно перешагнул столетний рубеж. Он был спущен на воду в 1925 в США, пережил собственную гибель в 1942 в битве за Коралловое море, был реконструирован уже в Меганезии, в качестве учебного океанского рейдера, и сейчас формально назывался «Heinlein Training Unit Lexx» (HTUL), а неформально — «Ктулху-Колледж».

Люси Хок-Карпини оказалась на борту этого эффектного морского монстра в виде довеска к доку Мак Лоу (другу и коллеге дока Джерри Винсмарта — распорядителя и фактического владельца «Лексингтона»). Вчера вечером, когда Праздник Бамбуковой Флейты перешел от танцевально-эротической фазы к сексуально-оргиастической (на которой Люси, в общем, нечего было делать), док Мак очень тактично пригласил ее составить ему кампанию, пообещав, что «будет интересно». В общем, действительно получилось интересно, но скоро голова начала пухнуть от обилия непривычной и не вполне понятной информации, так что Люси отправилась спать, выбрав для этой цели шезлонг, оставленный кем-то из студентов на открытом верхнем радарном мостике. Заснула она незаметно — звезды над головой имеют свойство баюкать — а проснулась, соответственно, рано утром. Приняв душ в бытовом модуле радарного поста, Люси спустилась на невообразимо-огромную летную палубу, и побродила между флайками самых разнообразных моделей, а когда это занятие ей надоело, устроилась у самого правого борта, опершись локтями на леер и созерцая игрушечный Вест-Моту, вокруг которого с рассвета развлекались кайт-серферы и винд-рейсеры…

— Скучаете, юная леди? — раздался негромкий баритон за спиной.

— Медитирую, — лаконично и сухо ответила она, не поворачивая головы.

Люси Хок-Карпини, 12,5 лет.

Что делает нормальный канак, видя у леера стоящую спиной к нему скучающую и одинокую девушку? Он ободряюще хлопает ее по заднице, а не задает ей дурацкие вопросы. Но для этого нужна задница, или хотя бы ее видимость. Если бы я надела, например, шорты, какая-то видимость возникла бы, а так — ребристая спина плавно переходит в костлявые ноги, и… С другой стороны, если бы он хлопнул меня по этой видимости, и я бы повернулась, то… Хэх… конечно, можно было бы надеть, скажем, топик, и тогда с другой стороны тоже была бы видимость чего-то такого… Ну, и что дальше? Смысл? Между прочим, не факт, что ради внимания этого субъекта стоит стараться и создавать какую-то там видимость… Тем более, он, кажется, вышел сюда покурить, а вопрос задал чисто для порядка. Мог бы просто сказать «aloha», чем тратить лишний воздух на выпендреж. «Юная леди, бла-бла-бла»… По ходу, после этой веселой ночи, большинство парней ни на что, кроме бла-бла-бла временно не способны. Биология установила лимит, чтобы они, сдуру, не затрахались до физического истощения…

А что это я дуюсь на весь мир? Между прочим, я вчера отлично провела время. Даже потанцевала. Понятно, что местные парни слегка подыгрывали — мол, девочка хочет казаться взрослой, почему бы не помочь — но видно же, что просто подыгрывают… А какого хрена я опять о грустном? Вот ведь, переходный возраст, грести его в жопу. На самом деле, я вчера посмотрела столько интересного, что глупо жаловаться. Взять, для начала, 3D-Online с «Диогеном-1». Не просто посмотреть, как там в этой космической бочке, а реально пообщаться с ребятами, которые там. Конечно, общались, в основном взрослые дяди и тети из «Клуба Тау-Кита», и еще какие-то военные с Капингамаранги, однако и мне удалось переброситься с экипажем парой словечек. А еще я немножко пошпионила, но результат пока в голове не уложился. Так, ошметки мыслей. Трэш… А еще я стрельнула сигарету у Рокки Митиата! Да, той самой, которая была vahine Иори Накамура, первого координатора правительства, а сейчас рулит любительским TV-каналом лунной регаты. Она, правда, сказала, что курить вредно, но это я и сама знаю. Обалденная тетка. Ей 40 с хвостиком и, вроде бы, лишнего веса верных 10 фунтов, но — вот ведь из человека прет sex-appeal! Просто как электростатика из генератора Ван-де-Граафа, который в школе по физике. Интересно, в моем возрасте, как она смотрелась в этом смысле? Тоже была костлявая и… Да что это меня опять понесло в эту сторону?!

* * *

Канак — среднего роста и по-военному подтянутый дядечка лет 50, креоло-маорийский метис, одетый только в снежно-белую набедренную повязку, стряхнул в океан столбик пепла со своей сигары и, как бы между прочим, сказал.

— У вас, юная леди, вполне эстетичное сложение, вы зря переживаете, честное слово.

— А кто вам сказал, что я переживаю? — огрызнулась Люси.

— Мимика мышц вашей спины и ног, — спокойно ответил он, — Мало кто знает, как эти части тела бывают выразительны…

— Вы что, психоаналитик? — перебила она.

— Нет, я экс-лейтенант биомедицинской службы Народного Флота и немного колдун. Тахуна. Меня зовут Рау Риано. Я с атолла Тероа, Ист-Кирибати.

— А я — Люси Хок-Карпини с Футуна-и-Алофи, Увеа-риджн. И, сен колдун, должна вам сказать, что на экстрасенса вы не тянете. Ваши идеи, на счет мимики — фигня полная.

— Если юная леди укажет на мои заблуждения, — сказал он, — то моя благодарность…

— Легко, — опять перебила она, — Вся эта мимика потому, что я собираюсь нырять, и мне надо выбрать правильную позицию. Это важно, вы знаете?

— Знаю. А вам не кажется, юная леди, что здесь несколько высоковато для …

Смысла договаривать не было, поскольку в этот момент Люси перескочила через леер, сильно оттолкнулась от края борта, и по крутой дуге полетела в океан вниз головой, выставив перед собой руки со сложенными ладонями. Она еще не успела коснуться воды, когда ее собеседник с места прыгнул вслед за ней, перемахнув через леер, уже в полете отбросив сигару и вытянув тело аккуратной стрелкой, почти что под прямым углом к приближающейся сине-зеленой, полупрозрачной поверхности…

Фок-марсовый матрос на служебном смотровом мостике присвистнул и повернулся к своему напарнику, оператору интегральной системы телеметрии.

— Чак, я не понял, сигналить «человек за бортом», или…

— Не парься, — перебил тот, — Это великий тахуна Рау. Он учит девчонку нырять… И, по ходу, уже научил. На квебрадо-фестивале в Акапулько она бы не смотрелась, но так…

— Да, неплохой прыжок, — согласился фок-марсовый, — Чак, а ты в колдовство веришь?

— В научном смысле, конечно, нет, — ответил оператор, — Но если, чисто для быта…

Палуба «Лексингтона», возвышающаяся над водой почти на 20 метров действительно оказалась несколько высоковата для любительского прыжка. От удара об воду, Люси почти выпала из реальности, и ее дальнейшие действия были чисто рефлекторными: всплыть к мерцающей далеко вверху зеленовато-серебристой поверхности, вдохнуть воздуха и лечь на спину, успокаивая бешено колотящееся сердце.

Пожилой канак всплыл следом за ней. Похоже, для него такой прыжок был в порядке вещей — вроде как холодный утренний душ, чтобы слегка взбодриться.

— Давно увлекаетесь квебрадо-спортом, юная леди? — вежливо спросил он.

— Уже больше минуты, — ответила она, — А вы-то зачем прыгнули?

— За компанию, — ответил он, — Вы прыгнули, они прыгнули, и я решил: чем я хуже?

— Они? — переспросила Люси.

— Они, — повторил тахуна и махнул рукой в сторону низко стоящего солнца.

Девушка посмотрела, и в начале не увидела там ничего, кроме волн, но потом из воды вдруг вылетели два изящных темно-серых тела. Они с легкостью взмыли на 5 метров в высоту, описали безукоризненные параболы и с небольшими всплесками нырнули под острым углом к поверхности.

— Дельфины! — вырвалось у нее. Каждый знает: встретить дельфинов — добрая примета.

— Ты прекрасна, как сама жизнь, — негромко сказал Рау Риано, — И океан ласкает твое молодое сильное тело. Ты стремительна на охоте и неутомима в любви, ты весела и насмешлива, ты умна и любопытна. Тебе нравится иногда чуть-чуть дразнить своего приятеля, который притворяется таким осмотрительным, будто ему сто лет…

Люси посмотрела на колдуна в полнейшем изумлении, лихорадочно соображая, что означает этот поток комплиментов, и как на это реагировать, а он продолжал:

— … Ты видишь двух существ, которых принято считать странными, а иногда даже опасными, но ты точно знаешь, что сейчас от них не исходит никакой угрозы. Ты не упустишь такой случай показаться своему приятелю смелой и легкомысленной. Как забавно он будет потом ворчать на тебя, но сейчас, конечно он — любящий, сильный, красивый, поплывет за тобой — чтобы защитить в случае опасности… Которой, тут, впрочем, нет. Это просто повод для увлекательной игры с твоим любимым…

Рау продолжал говорить, и Люси вдруг заметила, что дельфины приближаются. Их спинные плавники легко проскользили по поверхности несколько сотен метров, и исчезли, а затем — возникли совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.

— Красавица, — сказал колдун и провел рукой по блестящему от воды серому боку.

— Так не бывает! — заворожено прошептала Люси, — Это ведь дикие дельфины…

— Бывает, если умеешь с ними общаться, — возразил он, — Поиграй с парнем, пока я флиртую с его девушкой. Говори не задумываясь, не бойся, все получится.

— Поиграть? — переспросила она, глядя на «парня», дельфина не меньше двух метров длиной, и наверное, центнер весом, — Да, ты ведь хочешь поиграть? Тебе, наверное, нравится, когда тебе чешут бок? Примерно вот так…

Удивляясь собственной смелости, Люси протянула руку и самыми кончиками пальцев почесала дельфина между массивной головой и основанием грудного плавника. Он немного повернулся, явно показывая, где предпочтительнее чесать…

— Если я об этом расскажу, мне никто не поверит, — тихо сказала она.

— Покажешь видео, — ответил Рау, поглаживая пузо дельфинихе, специально для этого перевернувшейся на спину.

— Но откуда оно возьмется?

— Если мы еще немного поколдуем… — сказал он.

Фок-марсовый передал оператору телеметрии свой бинокль.

— Глянь, Чак. Что скажешь на счет колдовства?

— Охренеть! — потрясенно сказал тот через несколько секунд, — А как они это делают?

— Ну, они, типа, говорят специальное дельфинье слово, «oua-oua lipo», и готово.

— А может, просто прикормили? — недоверчиво предположил Чак.

— Дикого дельфина хоть месяц прикармливай. Жрать будет, а трогать себя не даст, — со знанием дела, возразил фок-марсовый, — Я же говорю: колдовство.

— Надо снять видео, — заключил Чак, и метнулся к пульту консолей выносных камер.

Дельфиньего интереса хватило минут на 10, а потом, звонко шлепнув по воде своими хвостами, они обдали двоих людей водопадом брызг и исчезли в глубине… Еще через пару минут их спинные плавники возникли над волнами где-то в четверти мили. Но осталось память от прикосновения к их коже и ощущение маленького чуда…

— Теперь к берегу? — нерешительно спросила Люси.

— Зачем? — удивился Рау, — Разве ты не хочешь еще немного поколдовать?

— О чем?

— Например, вот об этом линкоре, — колдун прицелился пальцем в небольшой лимонно-желтый тримаран, лежащий в дрейфе в четверти мили от них.

— Забавный… Но тут все забавные. Почему именно этот?

— А почему нет? Попробуй поговорить с его экипажем.

— Ну… — она задумалась, — Вы прикольные ребята. Вы можете, по приколу, переплыть океан на надувном матраце, под сомбреро вместо паруса, или пересечь Австралию на страусиной упряжке. Но сейчас у вас легкая апатия, и вы думаете: «Joder! Кто бы нас развлек?». Тут, вы видите хитовую картину: старый канакский черт и недокормленная пубертатная русалка, катаются на диких дельфинах. «Joder! — снова говорите вы, — это, наверное, то, что нам надо!». И тогда, вы быстренько… Ох, ни фига себе!

Последний возглас был связан с тем, что тримаран вдруг двинулся в их сторону.

— Ты сказала хорошее «lipo», оно сработало, — констатировал Рау.

— Но как?! Я же не колдунья!

— Откуда ты можешь знать, что ты не колдунья? Кстати, факты говорят обратное.

— Факты говорят то, для чего они сделаны, — возразила она.

— Браво! — колдун поднял руки над водой и несколько раз хлопнул в ладоши.

— Это не я придумала, — призналась Люси, — это моя мама.

В этот момент две обнаженные фигуры на тримаране (обе почти одинакового роста и почти одинакового светло-шоколадного цвета, но одна — мужская, а другая — женская) синхронно подняли сложенные рупорами руки и над морем раскатисто прозвучало:

— Док Рау!

— Как на счет абсента!?

— Мы угощаем!

— И подругу тоже!

— Друзья? — спросила Люси.

Тахуна кивнул и пространно пояснил:

— Если хочешь найти ребят, с которыми не соскучишься, то лети на атолл Рангироа в Отеваро, что на юго-востоке, и спроси, где живут Атли Бо и Олан Синчер. Городок маленький, там все всех знают. Или, если окажешься в Аватору-сити, что на севере, то зайди в офис SLAC (Sincher Light Air Cargo) — там тебе точно скажут, потому что Олан — это дочка Чимег Синчер, фундатора этой фирмы, а Атли Бо — один из лучших погонщиков небесных сарделек… В смысле - инженеров-операторов беспилотных грузовых дирижаблей. Впрочем, тебе повезло. Тебе не надо лететь и спрашивать.

Люси Хок-Карпини, 12,4 года.

Атли внешне обычный парень, полу-ирландец, полу-утафоа. Рыжий, зеленоглазый, курносый, квадратненький. А вот Олан — это да! Папа у нее был афро, но он куда-то испарился. Бывает. А мама — монголка. Реально, из Монголии. Если на Олан и Атли смотреть сзади, то они почти одинаковые: Олан такая же квадратненькая. Спереди, понятно, разница. Сиськи у Олан не впечатляющие. Так, одно название. Зато бедра и плечи — монументальные. Казалось бы, должно получаться нескладно — но ни фига подобного! Красиво получается. Не по-книжному, а по-дикому, по-неандертальски. Наверное, из-за этого неандертальского дизайна, ее фишка — доисторическая бионика. Оказывается, бионике мало современных животных, с которых можно что-то слизать, и она переключилась на вымерших. Там за миллиард лет накопилось столько инженерных решений, что закачаешься… Короче, мы выпили по микро-дозе абсента (я — совсем капельку), и док Рау поплыл назад на «Лексингтон» (у него какие-то там научно-колдовские дела), а меня оставил у этих ребят, как колдунью, тахунахине. Я даже возразить не успела. И получилось, что отказываться неудобно. Вот, я влипла…

* * *

Олан решительно объявила:

— Сейчас запалим спиртовку и будем жарить сосиски по рецепту Чингисхана.

— При Чингисхане были спиртовки и сосиски? — спросила Люси.

— Не было. Рецепт он придумал впрок. На всякий случай.

— А-а…

— Креативный дядька, — добавил Атли, — Кстати, маму Чингисхана тоже звали Олан.

— Меня тоже, а не ее тоже, — поправила Олан, — Я все-таки позже родилась.

— …А сосиски, это тотемное блюдо дирижаблистов, — продолжал Атли. (Он уже успел заскочить в рубку тримарана, и вернуться с гирляндой сосисок, висящей на шее, как ожерелье), — …Первыми дирижаблями были духи съеденных сосисок. Люси, как ты думаешь, возможна такая реинкарнация, или это просто красивая легенда?

— Возможна, если сосиски были куриные, — авторитетно ответила Люси, входя в роль тахунахине, — Курица избыла в колесе сансары дурную карму нелетающей птицы и вернулась в небо, как и положено по ее дхарме.

Олан остановилась со спиртовкой в руках, слегка приоткрыв рот от удивления.

— Круто! Атли, ты запомнил?

— Я записал, — ответил он, чирикая стилосом по экранчику коммуникатора.

— … Интересно, — продолжала Олан, — … что она скажет про нашего птеродактиля?

— Птеродактиля? — переспросила Люси.

— Сейчас, — сказал Атли и, перебросив гирлянду сосисок на шею Олан, исчез в рубке.

Через минуту он появился оттуда, держа в руках нечто, вроде очень приблизительной пластиковой модели огромной летучей мыши, с полутораметровыми крыльями. Он потыкал что-то на корпусе модели, затем, с видимым усилием, подбросил модель в воздух, и она полетела, мерно взмахивая крыльями.

— Ты какой режим поставил? — поинтересовалась Олан.

— Двойная косая восьмерка на полмили.

— Нормально. Как раз, чтобы все посмотреть.

Пластиковый птеродактиль, тем временам, удалялся с приличной скоростью, набирая высоту на длинном вираже, бывшем, как скоро выяснилось, элементом программного трека. Игрушка имитировала поведение какой-нибудь птицы-рыболова: проходила на высоте в сотню метров, как будто высматривала добычу, потом падала в пике и, почти коснувшись воды, снова взлетала вверх, чтобы зайти на следующий вираж. Когда это происходило на расстоянии больше сотни метров, могло показаться, что птеродактиль живой и действительно охотится. На малой дистанции, было видно, что его движения гораздо примитивнее, чем у птицы, и не такие плавные, но, вдруг птеродактилю так и положено? Он все-таки динозавр, существо доисторическое и не вполне изученное…

Когда игрушка вернулась и села на ют тримарана, будто нацелившись позавтракать сосисками, неосмотрительно разложенными на бумажном блюдце, Люси получила возможность рассмотреть устройство этой летающей штуки. Глубокий примитивизм! Крылья — гибкая тонкая пластина в форме сильно вытянутого ромба с заглаженными углами. Тело (оно же — киль) — просто узкий контейнер. Маленькая голова — дешевый «dragon-face», как для простейших радиоуправляемых авиа-моделей. Единственное необычное — это полупрозрачные ленты, приклеенные к крыльям и килю. Все вместе (оценила Люси) весило примерно как хорошо откормленная курица.

— Я не врубилась, на каком движке оно летает.

— Синтактин, — Атли, щелкнул ногтем по одной из лент, — искусственная мышца, как в мини-лебедке. 7 фунтов за десяток метровых полос в любой хоз-лавке. Их склеивают пакетом, в несколько десятков, чтобы было достаточное усилие, а тут много не надо.

— Это я затупила, — призналась Люси, — а какая тут батарея?

— Два аккумулятора для woki-toki. Этот птеродактиль потребляет не больше 20 ватт.

— Классно! А сколько денег?

— 32 фунта с мелочью, не считая работы. Это если все покупать по розничным ценам.

— Обалдеть, как гуманно. А это, чисто, игрушка, или для дела?

— Тут надо раскручивать тему с самого начала, — вмешалась Олан, поворачивая над спиртовкой проволочную рамку с насаженными сосисками.

Атли кивнул, закурил сигарету и объявил.

— Все началось на атолле Тероа, где Олан, после 4 лет знакомства, призналась, мне в любви, которую до того тщательно скрывала…

— Чего ты гонишь! — возмутилась она, — Все началось с этой сраной будки на сваях!

— Ладно, — сказал он, — Все началось с доставки микро-АЭС. Ребята на Тероа подняли хорошие деньги на эректусовой моде, и вложились в фабрику флаек. Соответственно, купили энергоблок на 10 мегаватт. Микро-то она микро, но весит больше двух тонн, а установить ее надо точно на опоры, и сначала посмотреть, как это все выглядит…

— Короче, обычно мы грузим дистанционно, а тут полетели на место, — перебила Олан.

— …И вот, я с одним пультом стою у опор, Олан со вторым пультом сидит в будке на сваях, потому что оттуда лучше видно, мы ставим эту херовину… — продолжил Атли.

— …Мы ее зачетно ставим, — перехватила Олан, — Все аплодируют, я выхожу из будки, забыв от волнения, что я не в офисном пункте контроля полетов, и что тут трап.

Погонщики небесных сарделек сделали актерскую паузу, после чего Атли, выступая в жанре средневекового трубодура, произнес.

— Она шагнула мимо трапа, пала к моим ногам с высоты 5 локтей, и тихо прошептала: «Joder per culo puta conio merde», что на древнем эльфийском наречии значит…

— Да я завопила, как кашалот в миг оргазма! — перебила Олан.

— Но слова я передал верно, так?

— Ну, да! Я потом еще много чего добавила на том же древне-эльфийском, пока ты нес меня в местный госпиталь.

— Вот, сбила со стиля, — расстроено сказал он, — Я только собрался спеть о том, как это признание поразило меня в самое сердце, и я взял тебя на руки, и сгорая от любви…

— Знаешь, что сказал Атли? — снова перебила Олан, слегка толкнув Люси плечом, — он сказал: «Ну, ни хрена себе, ты отъелась, в тебе верный центнер!». А я, между прочим, вешу всего 70 кило. Если бы не нога, я бы просто на него обиделась.

— Далеко нес? — поинтересовалась Люси.

— Метров полтораста, — сказал он, — Там, на Тероа, все рядом. Обычно я с женщинами такими извращениями не занимаюсь, а тут на меня нашло. Я подумал: ее мама меня растерзает. Я же обещал присматривать, как старший коллега… Короче, от испуга, я почти бежал. Вид у меня, наверное, был идиотский.

— Отличный вид, — возразила Олан, — Меня с моими параметрами раньше мужчины не носили на руках. Как возьмут меня на руки, так сразу ищут повод, чтобы куда-нибудь положить. Тебе, Люси, в этом смысле проще, ты и пол-центнера не весишь.

— Короче, — продолжал он, — Я прибегаю, а там док Рау и док Джерри Винсмарт. И Рау говорит: «Упс! Давно у нас не было военно-полевой хирургии».

— Так серьезно? — спросила Люси.

Олан пожала плечами и изобразила на лице кривоватую улыбку.

— Не так, но мне хватило. Я зависла на 2 недели у дока Рау в гостевой мансарде.

— А я наплел Чимэг, что типа, любимая дочка наступила на морского ежа, и сам взял отпуск, чтобы, типа, проконтролировать процесс выздоровления.

— Ну, это понятно. Но вы, вроде, собирались рассказать про птеродактиля.

— К тому мы и ведем, — ответил Атли, — Я стал думать, как ее развлекать. Для начала, я купил у этих тероанских авиастроителей флайку, прототип их призовой «Eretro-XF», только с обычным винтовым движком, не турбо, зато очень дешево…

— Птеродактиль, — напомнила Люси, нахально вытягивая сигарету из пачки Атли.

— Я к нему приближаюсь. Под эту сделку, я попросил у них в виде бонуса, час работы фаббера. Сделал крыло, докупил остальную фигню в лавке, склеил, обкатал немного, прицепил букет с любовной запиской и перед рассветом устроил диверсию.

— Это был не букет, а целый стог, — сообщила Олан, — Прикинь: я спала на открытой террасе, на диванчике, а проснулась в маленьком стогу цветов. А какой запах! Я чуть сразу не выздоровела. Ну, типа, захотелось реализовать то, что в записке…

— А что было в записке?

— Ой! Так трогательно! Распечатка 8 моих любимых поз из камасутры с поэтичными комментариями. А когда рядом порхает в предрассветных сумерках птеродактиль…

— Постой, Олан, а откуда Атли знал твои любимые позы?

— Как откуда? Мы уже 4 года вместе работали. Ну, флейм за кружкой какао. Я начала стажироваться в маминой фирме в 14 лет, еще когда училась в колледже.

Люси чихнула (сигареты у Атли были довольно крепкие) и кивнула головой.

— Все, теперь врубилась… Стоп, а откуда взялся дизайн этого птеродактиля?

— Я его слизал из старого бюллетеня «Aerospace Studies», Университета Торонто. Они сделали такую штуку в начале века, но тогда искусственные мышцы были экзотикой, поэтому движок там, как у паровоза: колесики, рычаги, сложно, неудобно… Ну, я это заменил, и еще поставил нижний киль вместо незачетного хвоста… Так, по мелочи.

— Расскажи про лишние ленты, — сказала Олан.

— Да! Точно! Для модели из Торонто надо было всего 6 лент, а у меня их оказалось 10, потому что их продают упаковками. Я подумал: не пропадать же им, и наклеил таким образом, чтобы можно было не только махать крыльями, а еще и сгибать посредине. Поэтому и хвост убрался. Рулить и стабилизировать можно изгибом крыла.

— В этом главная фишка, — вставила Олан, — Кстати, сосиски готовы, а их надо жрать немедленно, пока горячие. Так сказано в кодексе «Яса» Чингис-хана.

Горячие сосиски по-древнемонгольски с фруктовым чаем — это именно то, что нужно утром проголодавшемуся молодому организму для хорошего настроения.

— Foa, а для чего в Торонто юзают эти дивайсы? — поинтересовалась Люси, откусывая половину пятой (или уже шестой?) сосиски.

— Ни для чего, — ответил Атли, — Тот маленький дивайс был прототипом для большого, пилотируемого. Этот канадец, док Джеймс Делори, довел-таки дело до одноместного самолета, но, судя по сохранившимся видео, это было душераздирающее зрелище.

— Еле оторвался от полосы и четверть минуты трепыхался над ней, — уточнила Олан.

— А маленький дивайс этого дока Делори летал хорошо?

Атли утвердительно кивнул. Люси задумчиво хмыкнула, потом дожевала сосиску и, прислушавшись к ощущениям, поняла, что больше жрать не может. Олан улеглась на спину и, глядя в светло-лазурное небо, сообщила:

— С машущими крыльями какая-то засада. Пока их размах в пределах трех метров, все замечательно работает. Но тогда вес должен быть не больше 20 кило, и современные летающие птицы не вылезают за этот барьер. В древности были летающие ящерицы большего размера: весом в центнер и с размахом крыльев примерно 10 метров.

— Но они вымерли, — вставил Атли.

— Мало ли, кто вымер. Они нормально жили миллионы лет и полноценно летали при мощности четверть киловатта. На порядок экономичнее любой винтовой флайки.

— Летающим винтовым велосипедам хватает той же мощности, — возразил он.

— Полноценно летали, — повторила Олан, — А флайпед едва ползет на высоте третьего этажа на хлипких пленочных крыльях размером с волейбольную площадку.

Люси тоже улеглась на палубу по примеру Олан и спросила:

— А что будет, если сделать вашего птеродактиля размером с маленький самолет?

— Будет отстойная флайка, — ответил Атли, — Медленная и не очень экономичная. Мы считали. Там все прозрачно. Даже нет смысла делать натурную модель и проверять.

— Хм… А если махать крыльями как-то иначе? Ведь у динозавров же получалось!

— Получалось. Но неясно как. Мы заразили этой темой полдюжины элаусестерцев.

— Если и они ничего не придумают, то жопа, — добавила Олан.

— По ходу, так, — согласилась Люси, — но маленького птеродактиля тоже можно юзать.

— Эти идеи мы тоже собираем, — ответил Атли, — Ну, типа отправлять птеродактиля с денежкой в клюве на рынок соседнего острова за фруктами, если они там дешевле. Может, ты, чего-нибудь наколдуешь. Ты ведь тахунахине.

— Э… А может, попросить тахуна Рау?

— Мы уже попросили, и он наколдовал тебя.

— Наколдовал меня?… Ну, если так, то я попробую. Только мне надо подумать. И мне, конечно, надо понимать, как она летает… В смысле, как ей управляют.

— Запросто, — отозвалась Олан, — я тебя научу сразу после пищеварительного отдыха.

Люси Хок-Карпини. 12,4 года.

Хорошо, что Папа научил меня рулить авиамоделями. А Ежик и Флер научили меня рулить ими по-взрослому. Для них это не только хобби, а еще и работа. У Ежика есть партнеры, фирма Герха Штаубе, на моту Рорети. Они рисуют новую флайку, а Ежик делает электромеханику. Он ворчит: нарисовали картинку, посчитали аэродинамику — типа, классно, а куда впихнуть рабочую начинку? Он лепит кретиноид этой флайки. Слово «кретиноид» он сам придумал. Потому, что он должен работать, но ни фига не работает. Механика у него кретиноидная. Надо переделывать… Короче, я умею юзать радио-модельки, которые управляются с woki-toki, и меня не смущает, если моделька кривая. Так что, через два часа птеродактиль с моим пилотажем уже летал. Не совсем, конечно, с моим, потому что есть еще контрольная прога-автопилот, но это — детали.

Дальше я стала колдовать — как показывал док Рау. В смысле — разговаривать с этим птеродактилем. Ты симпатичный и ни на что не похожий, — говорю я ему, — людям кажется, что ты ни на фиг не годишься. Это потому что они не видят, какой в тебе сильный aku. А я увижу, ведь ты мне его покажешь, ага? Тебе ведь хочется, чтобы я пришла в восторг от твоей немереной крутизны?… И надо же: у меня перед глазами начинает бежать цепочка картинок — в основном, из маминых видео-книжек (из тех, которые от меня не очень сильно прячут). Когда открываешь файл такой книжки, то немного страшно. Можно такое увидеть, что аппетит пропадет на сутки. Смотришь в тарелку, а это самое из книжки наплывает, и хочется не кушать, а совсем наоборот…

Флер прикалывается, что типа, я еще маленькая или очень впечатлительная. А что плохого, если я впечатлительная? Папа говорит, что это хорошо: впечатлительные — креативнее… Хэй, пластиковый птеродактиль! Вот ты какой, на самом деле! Ты так здорово притворялся игрушкой, что никому в голову не приходило, кто ты есть…

* * *

Люси покрутила головой, чтобы стряхнуть наваждение. Олан тронула ее за плечо.

— Эй-эй, ты осторожнее с этим. А то застрянешь где-нибудь в параллельном мире.

— Все ОК, — Люси улыбнулась, — У колдунов нашей школы такая традиция: посещать только перпендикулярные миры.

— И что там, в перпендикулярном мире? — поинтересовался Атли.

— Там круто, бро!.. Слушайте, мне надо срочно связаться с одним парнем, пока я не забыла что-нибудь важное.

— С коллегой-колдуном? — попробовала угадать Олан.

— Нет, — Люси снова крутанула головой, — с экспертом по оружию.

6

Дата/Время: 07.02.24, 15:00

Место: Спорная территория Камбоджи и Таиланда

Остров Кутхвей

Старший командир Ним Гок, несмотря на свои неполные 30 лет, умел распознавать в людях разумную, взвешенную смелость. Тот человек, который сейчас приближался на одноместном прогулочном катере к замаскированному в мангровых зарослях причалу лагеря автономного отряда «Красных кхмеров», обладал этим видом смелости.

Ним Гок, продолжая следить за катером, дал чуть заметный условный знак — приказ пальцами левой руки. Младший командир Даом Вад, также знаками отдал приказы бойцам своего подразделения. Нос катера еще только коснулся причала, а вокруг, с разных сторон, среди заболоченных зарослей, бесшумно заняли позиции незаметные вооруженные фигуры… Гость, вероятно, догадывался, что есть скрытый комитет по встрече — но вида не подал. Он спокойно пришвартовал катер, взял с собой планшет с картой, фляжку и легкий спортивный дробовик — в точности, как обычный турист, который приехал в юго-восточный Таиланд, поохотиться на мелкую дичь…

На вид гость выглядел обычным 40-летним малайцем или тайцем. Разве что, при не совсем спортивном сложении (рост невысокий, а брюшко заметное), он двигался по единственной тропе от причала с какой-то подозрительной легкостью и ловкостью… Впрочем, поскольку этот человек (по информации от филиппинских товарищей) был далеко не обычным малайцем, его ловкость не вызывала удивления…

Пройдя около мили до назначенного места встречи — полуразвалившейся бамбуковой беседки, рядом с которой демонстративно были свалены в открытую неглубокую яму обглоданные муравьями скелеты нескольких десятков человек — гость устроился на единственной каменной ступеньке, прислонил дробовик к ближайшему бамбуковому столбу, вынул из бокового кармана свежий номер «Bangkok post», и занялся чтением.

Ждать какой-либо еще реакции гостя было бессмысленно… Ним Гок, покинул свой наблюдательный пункт, вышел на открытое место у беседки и сухо спросил.

— Твое имя, и причина появления?

— Меня зовут Джуо, — спокойно ответил тот, поднимаясь со ступеньки, — Причина — я думаю, доктор Немо назвал ее тебе. Зачем повторять еще раз?

— Если я задаю вопрос, — без выражения произнес Ним Гок, — то я получаю ответ.

— Тогда, — сказал гость, — Я скажу определеннее, чем говорил тебе доктор Немо. Я предлагаю тебе рейд, который, при качественном исполнении, выведет твой отряд из оперативно-сложной ситуации, в которой вы находитесь уже полтора года.

Ним Гок медленно кивнул. Ствол пистолет-пулемета «Sten-Next» в его руке смотрел гостю точно между глаз с дистанции всего пять метров.

— Да. Мой отряд в сложной ситуации. Это не секрет. Врагам это тоже известно. Иногда агенты врагов приходят к нам под видом друзей или платных информаторов, чтобы заманить нас в ловушку. Мы позволяем им прожить достаточно долго, день или два, чтобы они выдали нам реальную информацию. Это идет на пользу нашему делу.

Джуо вынул из кармана дешевую сигару, щелкнул зажигалкой и начал раскуривать.

— Ты не хочешь что-нибудь добавить к сказанному? — спросил красный кхмер.

— Лучше я отвечу на твои вопросы, когда ты ознакомишься с планом предлагаемой операции… — Джуо протянул Ним Гоку свой планшет, — …План начинается со второго листа, листать можно кнопкой на экране или на обложке. В первом разделе плана идет описание оперативной обстановки, в которой ты находишься сейчас. Затем — общее описание операции, а затем детализация по фазам и по задачам.

— Это займет время, — сказал Ним Гок, принимая планшет, — Оставайся здесь Джуо. В пределах поляны — можешь ходить. Попробуешь отойти дальше — умрешь.

Считая эту информацию пока вполне достаточной для гостя, Ним Гок развернулся и бесшумно исчез в зарослях.

7

Дата/Время: 07–08.02.24.

Место: Элаусестере. Атолл Раро

Тримаран ткнулся центральным поплавком в берег маленького моту, похожего на несколько распухшее и заросшее панданусами футбольное поле. Атли спрыгнул с поплавка на берег и быстро обкрутил причальный фал вокруг более-менее прочного ствола пандануса.

— Type as, welcome a campus, — сказал он, — Maeva e hore-fare.

— А ничего, что тут уже кто-то устроился? — спросила Люси, — В смысле, этот моту довольно маленький, и место, как бы, застолбили хозяева этого секс-символа.

— Как ты сказала? — Олан хихикнула, — Секс-символ?

— Ну, да. Немного абстрактно, но композиция… Ну…

Люси попыталась жестами изобразить содержательный посыл композиции, которая стояла на белом коралловом песке в десяти шагах от линии воды, мерцая гладкими поверхностями в лучах заходящего солнца. Это были два совершенно одинаковых объекта, расположенные рядом. Каждый представлял собой плексигласовое яйцо, лежащее на боку, точнее — стоящее на роликах. На тупом конце яйца был широкий трехлопастной толкающий пропеллер, а сверху — стойка с ярко-лиловым крылом-дельтоидом из гибкого пластика. Места внутри яйца хватало на две персоны.

— …Ну, дельта-флаеры «Barbaletta», договорил Атли, — модель с летнего фри-феста прошлого года на атолле Эрикуб. Кажется, третье место на конкурсе симпатий.

— Прикольная, — оценила Люси, — а какая скорость?

— 220 узлов, — сказал он, — Флайка экономичная, и разбег короткий.

— И если два сразу, то смотрится сексуально, — добавила Олан, — тут Люси права.

— Joder! — раздался бархатно-мягкий, но сильный женский голос, — Я ведь говорила юниорам: «не ставьте яйца рядом, все будут прикалываться». Нет! Поставили!

— Aloha oe, Абинэ! — весело ответил Атли, — По-моему, отлично смотрится. Хочешь, попросим Чимэг подогнать длинный дрон-дирижабль, и тогда получится…

— Я размышляю, — перебила Абинэ, — То ли послать тебя в жопу, то ли пригласить на кружку молодого вина в хорошей компании.

— Конечно, второе, — уверенно сказал он, — Это же будет гораздо веселее!

— …Тем более, нас ты точно приглашаешь, — вмешалась Олан, — А нам с Люси будет скучно без Атли, и мы станем переживать, что мы пьем вино, а он идет в жопу…

— Уболтали, — констатировала Абинэ, — Идем уже, а то юниоры все вылакают.

— А что тут за кампус? — спросила Люси.

— Это, — понизив голос, прошептала Абинэ, — Секретный временный кампус Джерри Винсмарта, про который знает лишь дюжина человек на всей планете.

Из этнографии известно, что даже всего одна молодая женщина-утафоа легко может привести в праздничное настроение практически любую компанию, Абинэ Тиингелэ, классическая утафоа из муниципалитета Икехао — Тероа, не была исключением.

— О Мауи и Пеле, держащие мир! — воскликнула она, мгновенно хватая с циновки под навесом самую большую кружку вина, — Почему именно вокруг меня творится такая безобразная несправедливость! Ведь это я, а никто другой, первая решилась купить прошлым августом дельта-яйцо, и реально начать летать на нем. Джерри, подтверди!

— По имеющейся у меня информации… — начал доктор Винсмарт.

— О Паоро! — перебила Абинэ, — Ну, почему мой самый любимый мужчина так редко говорит просто: «Да, милая»!

— Да, милая, — сказал док Джерри, — разумеется, это была ты.

Абинэ издала торжествующий боевой вопль, и исполнила плавное, стремительное змеиное движение всем телом (голову змеи изображала кружка, поднятая вверх).

— Iri! E-o! Это, честное слово, была я! Кстати, я выложила за ту первую «Барбалетту» приличные деньги и, фактически, раскрутила эту модель, летая на ней с Джерри в различные места, где была пресса, TV, и все такое. Фигурально выражаясь, именно я снесла это дельта-яйцо, в его публично-экономическом аспекте. По крайней мере, я высидела его, как долбанный антарктический пингвин!

Компания под навесом не выдержала и хором заржала. Достаточно было попытаться представить себе темнокожую, подвижную и по-кошачьи грациозную полинезийку, высиживающую яйцо среди льдов и белого снежного безмолвия Антарктиды, чтобы получить импульс неудержимого смеха.

— Прикалываетесь, да? — возмутилась она, — И это называется благодарностью нашего, якобы, прогрессивного общества по отношению к смелым субъектам, готовым нести искры нового в… В… Короче, нести их за свой счет!

— Это героический поступок, Абинэ! — прочувствованно поддержал Атли, — Особенно, учитывая последнее названное тобой обстоятельство…

— Еще бы! — перебила она, — Я же говорю, то яйцо стоило реальных денег. Это сейчас юниоры легко покупают себе по дельта-яйцу на нос за очень гуманные деньги, и не вспоминают о той слабой женщине, которая грудью пробила дорогу «Барбалетте»…

Юниоры, на которых был сделан намек — пара креоло-малайских метисов, парень лет двадцати и девушка немного моложе его — немедленно включились в тему.

— Хэй, Абинэ, — сказал парень, — Если ты слабая женщина, то я осьминог-философ.

— Которой грудью ты пробивала, левой или правой? — поинтересовалась девушка.

— Обеими, — уточнила Абинэ, и демонстративно крутанула торсом, так что ее крепкие груди фасона «виноградины» описали сосками в воздухе почти точные окружности.

— Секретный боевой прием из монастыря Шао-Линь, — хихикнув, прокомментировала креоло-малайка, — Гонконгские кино-магнаты рыдают от зависти.

— Куда им, — Абинэ пренебрежительно махнула ладошкой и отпила из кружки.

— А кто придумал так прикольно поставить дельта-яйца? — спросила Люси.

Креоло-малайка, немного школьным движением подняла руку.

— Я. У нас, со Снэпом позавчера был креативный всплеск камасутры и…

— Снэп это я, — пояснил ее приятель, — А это, соответственно, Оюю.

— …Короче — продолжала она, — Когда мы потом прилетели сюда, то нам захотелось отметить это памятным знаком. Жаль, подходящего хера не нашлось.

— Я уже предложил дрон-дирижабль, — вмешался Атли, — но Абинэ против.

— Нет, я не сказала, что против, а намекнула, что ты предложил это в грубой форме, недостаточно тактичной по отношению к дельта-яйцам.

— Ничего подобного! — возразил он, — Я очень уважаю эти яйца. И, кстати, о форме. Яйцевидные кабины с толкающим пропеллером появились у мото-дельтапланов с матерчатым крылом, которые были популярны в первые годы нашего века.

— Ну, ты сравнил! — возмутился Снэп, — Мы с Оюю два года летали на дельтиках с матерчатыми крыльями. Там яйцо на фиг не нужно, потому что скорость меньше ста узлов. Там пара надувных поплавков и ветровой щиток гораздо удобнее.

— А если в высоких широтах, где холодно? — спросила Олан.

— В Антарктике на матерчатом крыле не летают, — возразила Оюю.

— В субарктических широтах летают на дельтапланах, — заметил Винсмарт, — я видел парней, которые развлекались этим на Аляске и на севере Великих озер в Канаде.

Олан Синчер утвердительно кивнула.

— Я знаю про Канаду. А элаусестерцы, кстати, летают в Антарктике на мото-дельта с матерчатым крылом, причем без кабины, просто в пуховике. Я поэтому и спросила.

— Элаусестерцы много на чем и много где летают, — сказала Оюю, — Это другая тема.

— Вернее, это как раз та тема, — уточнил Снэп, — …Потому что док Джерри обещал…

— Ребята, я ведь начал рассказывать, — заметил Винсмарт, — Но потом случилась буза.

— Пардон, это я устроила бузу, — вмешалась Абинэ, — Но это была полезная разрядка. Правда, Джерри? Я даже могу напомнить, на чем ты остановился.

— И на чем же? — спросил он, глотнув вина из кружки.

— На Големе Лема, на жестянщиках и корчевщиках Гаррисона, на верховой езде на драконах и на возвращении технологии от болтов и гаек к квантовым машинам.

— Пиздец… — тихо произнесла Люси.

Винсмарт повернулся к ней и окинул крайне заинтересованным взглядом.

— Это свежая точка зрения на проблему. Я тоже сторонник лаконичного изложения существа дела, но в данном случае буду рад, если юная леди изложит свое мнение развернуто.

— Я просто ляпнула, не подумав, — сконфуженно ответила она.

— Ты ляпнула, не долго думая, — уточнил он, — а это принципиально иной случай, чем ляпнуть, не думая вообще. И я спросил о том, что ты подумала в течение короткого интервала времени, между сообщением Абинэ и своей лаконичной репликой.

— Я подумала… Подумала… — Люси бросила умоляющий взгляд на небо, как будто надеялась увидеть там текст шпаргалки, — …Подумала, что это винегрет. Одно дело, драконы, другое — гайки, а кванты, как бы, вовсе из третьей песни. И жестянщики с корчевщиками, которые из книжки с фантастикой про космос. Там, кстати, криво…

— Где криво? — поинтересовался Винсмарт.

— У Гаррисона в «Неукротимой планете», — ответила она.

— Замечательно, — он энергично кивнул и вытащил сигару из кармана лежащей рядом рубашки, — Тогда отсюда и начнем. Если юная леди согласится изложить фабулу этой небольшой, но любопытной НФ-новеллы Гарри Гарисона, то я буду признателен.

Люси неуверенно пожала плечами.

— Я, конечно, попробую, только у меня стиль не очень литературный.

— Валяй, как получится, — Абинэ ободряюще хлопнула ее ладонью по попе, — Иногда с матом даже понятнее, если только не перебарщивать.

— Я про литературность не совсем в этом смысле… — начала Люси.

— Да ладно, — перебила Абинэ, — сказано же: валяй как угодно.

— Ну, если так… В этой книжке, как бы, будущее. Люди расползлись по звездам и планетам. Конкретно там планета Пирр, где почти, как на Земле, только гравитация больше, землетрясения чаще, и погода быстро меняется. И главное, там озверевшие животные. И растения тоже озверевшие. Они готовы порвать человека в клочья, если только он не успеет первым. Эти озверевшие животные-растения все время быстро развиваются, у них появляются новые виды когтей, зубов, яда, и все это в природе не нужно, а нужно только для того, чтобы зачистить людей.

— Зачистить? — переспросил Винсмаарт.

— Убить, — пояснила она, — И вот, один толковый парень прикинул: это не случайно, а обусловлено оперативной обстановкой, которая сложилась у фауны и флоры, когда появился человек. До прихода людей эволюция там не создавала спецсредств для их ликвидации, это понятно. Потом этот парень узнал, что на планете есть две команды колонистов. В городе — «жестянщики», а в деревнях — «корчевщики», и между ними мифологически мотивированная война. Но при этом и обмен железок на жратву, а то невозможно выжить ни тем, ни другим. Короче, этот парень сначала у жестянщиков, потом линяет к корчевщикам, и внедряется. Упс: в деревне окружающая фауна-флора ведет себя нейтрально. Кусается, но в пределах норм травматизма личного состава. Парень врубился, что жестянщики сразу неправильно поставили себя с природой, и вокруг их города теперь стабильный ТЛВК, поэтому у них потери и вообще жопа.

Доктор Винсмарт задумчиво стряхнул пепел с сигары.

— Извини, а что такое ТЛВК?

— Театр локального военного конфликта. Sorry, но дома за столом все время так разговаривают. Это как ругаться матом. Если вокруг, то и ты.

— Ничего страшного, Люси. Если я не пойму еще какой-то термин, то спрошу.

— Aita pe-a, — она тряхнула головой, — Вот. У тамошних зверей есть телепатия, которая устроена так, что они могут кооперироваться за или против кого-то, и эта цель у них передается даже по наследству. Поэтому в ТЛВК возникают joder monsters, а вдалеке живут нормальные кошки-собачки-цветочки. Потом парень пытается всех помирить, становится двойным агентом, но это уже совсем по-дилетантски написано.

— А к уже изложенной части у тебя есть претензии? — спросил он.

— Есть, док. Эти корчевщики тоже освоили телепатию, и скооперировались с местной флорой-фауной, ОК! Раз они не совсем тупые, то надо заняться дизайном животных-растений, раз тут телепатия для этого годится. А они хер пинают. В смысле, что…

— Этот термин мне, как раз, понятен, — перебил Джерри, — А что у жестянщиков?

Люси пренебрежительно фыркнула.

— Жестянщики — дебилы. Им уже доказали: проблема в том, что они не по-хозяйски относятся к флоре-фауне, колбасят ее жестянками, без всякого толка. Они, как бы и поняли, но все равно, продолжают делать то же, что и раньше, потом что, иначе это капитуляция перед природой, а за что, блядь, воевали их отцы и деды? Ясно, что при таком анти-натуральном мифо-дизайне, их городу наступает неизбежная жопа.

— Замечательно! — воскликнул Винсмарт, — Блестяще! Ты забыла только одну важную деталь. Само слово «корчевщик» у жестянщиков табуировано. Это слово не просто неприличное, а гораздо хуже. Его произнесение — это тяжкий идеологический грех.

— Это и есть их мифо-дизайн, — сказала Люси.

— А… Понятно… Мне следовало спросить значение этого термина. Надо запомнить. Мифо-дизайн. Вот теперь мы можем перейти от литературы к истории науки. Или, я рискну выразиться шире, к истории социально-интеллектуальной деятельности. Мне очень понравилось определение «анти-натуральный». Оно характеризует тот дефект, который в значительной мере разрушил продуктивное мышление и причинил людям больший ущерб, чем все войны и катастрофы со времен ледникового периода.

— Римская библия? — спросил Снэп.

Доктор Винсмарт улыбнулся и покачал головой.

— Нет, парень. Библия, которую ты называешь римской, хотя черт ее знает, где она написана, в Риме, в Александрии или в Константинополе, это следствие. Причина в другом. Последние десять тысяч лет, люди создавали какое-никакое материальное благополучие только путем приложения тяжелого труда к природе. И из этих десяти тысяч лет, около пяти приходятся на эпоху, когда сам работник получал, мягко говоря, очень мало из того, что сделал. Чтобы это не стало фатальной проблемой, правители придумали такие религии, которые учили, что труд хорош сам по себе. Кто больше трудится, тот в загробной жизни получит вкусный пирожок. На этом религиозном фундаменте строились, одна за другой, огромные социально-политические формации, которые сейчас занимают большую часть нашей планеты. Формации конкурировали, воевали. Чтобы не стать легкой добычей конкурентов, они инициировали развитие технологии. И вот, дело дошло до технологий, для которых человек, как рабочий инструмент, просто не нужен. Там некуда приложить его умелые ручки и ножки.

— Робототехника, — сказала Оюю.

— Массовая потребительская робототехника, — уточнил Винсмарт, — Это она привела к Второй Великой Депрессии и косвенно — к возникновению Конфедерации Меганезия. Политэкономию этого процесса у вас проходят в школе.

— Ага! — подтвердила Люси, — Бытовые роботы делают хабитанта менее зависимым от плутократии. Он может определять и наполнять потребительскую корзину дешевле и качественнее, чем на том организованном рынке, где рулит плутократия. А когда у плутократов нет контроля над потребительской корзиной, то они лишаются власти и имущества. А финансовые институты исчезают и перестают давить на экономику.

— А как это влияет на труд? — спросил он.

Люси несколько удивленно пожала плечами.

— Это как и с потребительской корзиной. Хабитант может определить, сколько труда использовать прямо на себя и домашних, сколько поменять напрямую со знакомыми, которые что-то производят, а сколько — продать кому-нибудь за договорную цену.

— А что, если у хабитанта на ферме есть универсальная пальма, на которой растут все нужные ему предметы? Он в этом случае будет трудиться или нет?

— Если правильный канак, то в каком-то смысле будет, — уверенно ответила она, — Во-первых, он, по-любому, ходит в море. Во-вторых, у него дети, а пальма, даже самая продвинутая, не умеет правильно возиться с детьми. А, в-третьих, какая бы пальма не была универсальная, можно сделать ее еще универсальнее, и правильный канак точно попробует ее с чем-нибудь скрестить… Или с кем-нибудь.

— Гм… — произнес Винсмарт, — А как ты определяешь термин «трудиться».

— Ну, типа… — Люси на секунду задумалась, — …Делать что-то объективно полезное, которое дает результат.

— Оплату, — подсказал он.

— Вот и не обязательно! Например, пойти в море, наловить рыбы. Можно ее съесть в семье, а можно продать, но по-любому, ловить рыбу это труд.

— И возиться с детьми — это тоже труд? — спросил он.

— Ага! — Люси кивнула, — Дети же объективно зависят от того, как с ними возятся.

— Мнение понятно… А заниматься сексом?

— Ну… — Люси снова задумалась, — …Это смотря для чего. Если просто так, то нет. А, например, если снять парня в Y-club, то это деньги, а значит — труд. И если секс для укрепления команды в бизнесе, или для новых бизнес-контактов, то это тоже труд.

Винсмарт задумчиво покивал головой.

— Сейчас я задам еще один вопрос. Самый интересный в этой серии. Как, по-твоему: человек трудится, чтобы жить, или живет, чтобы трудиться?

— Пардон, док Джерри, — сказала она, — но, по-моему, и то и другое — полная херня.

— Почему ты так думаешь?

— Ну… — она сосредоточенно почесала коленку, — …Потому, что нормальный человек никогда так не думает. У него появляется какая-то причина — и он работает. Или не работает, если такой причины нет. Или ему становится скучно, и он решает немного поработать, чтобы развлечься. Но ему может прийти в голову и другое развлечение. Короче, по жизни очень редко так бывает, чтобы что-то было только ради чего-то.

— Допустим, что это бывает редко, — согласился он, — но представь себе человека, для которого труд — это главное в жизни. Можно ли сказать: он живет, чтобы трудиться?

Люси снова почесала коленку и утвердительно кивнула.

— Да. И этому человеку лучше сходить к врачу, потому что у него проблемы.

— Это точно! — вмешался Атли, — Если человек так думает, значит, у него синдром сверхценной идеи. В принципе, это его личное дело, но зачем мучаться и рисковать здоровьем? Я понимаю: в Штатах, Японии и Европе люди боятся идти к врачу, если проблема с мозгами. Там ведь могут посадить в психологическую тюрьму.

— В психиатрическую лечебницу, — уточнил Винсмарт.

— Ага. В такую, где практикуются пытки электротоком, удушьем и гипертермией. А в нашей стране этого нет. Психолог просто порекомендует травку, вроде конопли или пейотля, и психофизические упражнения. Или смену обстановки. Или виртуальную реальность с эффектом присутствия. Многим помогает. Из вашей Калифорнии к нам приезжают лечиться от невроза и депрессии, хотя, все теоретические основы наши биомедики изучают по книжкам ваших зоопсихологов. Прикиньте, какой парадокс?

Абинэ похлопала Винсмарта по плечу.

— Помнишь, когда мы были на Токелау, тамошний шеф полиции рассказывал про международный центр психологической реабилитации жертв насилия?

— Теперь вспомнил… Кстати, интересный поворот темы. Я до сих пор рассматривал протестантскую трудовую этику Макса Вебера как дефект европейского научного мышления, но, пожалуй, есть смысл рассмотреть ее как патологию психики.

— Я это проходила в колледже постиндустриального менеджмента, — сказала Олан.

— Вот как? И что вам про это говорили?

Молодая монголо-афро потянулась и глянула на небо, собираясь с мыслями.

— Ну, как бы, в начале XX века жил в Европе такой жулик Макс Вебер. Время было сложное: росло марксистское движение, и рабочие начинали считать, какую долю стоимости труда у них изымает оффи-правительство и плутократия. Выходило, что слишком большую, и напрашивались оргвыводы со стрельбой. Тогда хитрый Вебер придумал агитку, что в труде главное — не материальная продукция, а кармические бонусы. Грубо говоря: представим себе работника, который вручную крутит привод мельницы. Если это просто мельница — то по разности цены зерна и муки, с учетом издержек и амортизации машины, можно посчитать цену его рабочей силы. Дальше вычитаем из этой цены его зарплату, и получается дельта, на которую его надули. А теперь представим, что мельница — это еще и молитвенное колесо. Каждый оборот улучшает карму рабочего-крутильщика. Если широко распространить этот культ, то можно убедить рабочего крутить мельницу за зарплату, равную цене его витальных потребностей. Это крайне выгодно, если не учитывать долгосрочных последствий.

— Так-так! — подбодрил ее Винсмарт, потирая руки.

— …Представим себе, — продолжала Олан, — что в ходе прогресса у нас появились экономичные движки, и рабочий-крутильщик теперь нерентабелен. Неплохо бы использовать его на другом производстве. Но вот проблема: он воспримет это, как покушение на свою карму! Чтобы избежать религиозной войны, мы вынуждены оборудовать новое производство так, чтобы там был аналог молитвенного колеса. Прогресс идет дальше, и рабочий становится все менее нужен в непосредственно-продуктивном процессе, но мы вынуждены держать его там, поскольку социально-политическая стабильность требует, чтобы он 40 часов в неделю имел доступ к молитвенному колесу. По мере постиндустриализации, крупное производство с массовыми рабочими местами вообще утрачивает экономический смысл, но мы вынуждены его сохранять, как культовый объект. И мы вынуждены подавлять прогрессивные не-массовые формы производства, особенно — prosumerism…

— Что? — переспросил Винсмарт.

— Это такое сокращение от Producing-consumerism, — пояснила Олан, — Просюмеризм означает как раз ту массовую потребительскую робототехнику, про которую ты, док Джерри, говорил в начале. Потребитель на ней может самостоятельно производить нужные ему товары. Прототипы бытовой робототехники — веддинги и фабберы — появились еще в конце XX века. Первые аналогичны швейному, сварочному или сборочному автомату, вторые — химическому реактору или стеклодувной машине. На этапе веддингов и фабберов, индустриальное лобби в развитых странах «западного» образца еще способно сдерживать распространение товарного просюмеризма, путем ограничения производства и продажи этих видов роботов. Но вот следующий этап…

Винсмарт энергично кивнул в знак понимания.

— Кажется, Олан, ты приближаешься к сути дела.

— Ну, — сказала она, — Если суть в трансботике…

— В чем? — переспросил он.

— Это сокращение от транс-робототехники и транс-ботаники.

— А, понятно. Да, именно в ней.

— …Тогда, — продолжала Олан, — фокус вот в чем. На очередном витке прогресса, появляются технологии, в которых товар, как бы, не изготавливается роботами, а вырастает из трансботического полуфабриката: смеси собственно, сырья и «briski» (ассемблирующих микроботов). «Briski» может размножаться как дрожжи, или как рассада. Станислав Лем в НФ-новелле «Голем» обозначил такие (в то время еще не существовавшие) технологии, как «квантовые», потому что briski, подобно живым клеткам, работают на эффектах молекулярно-квантового уровня.

— От трансботики простое лоббирование не спасает, — веско добавил Атли, — оффи приходится прибегать к грубому насилию, как и в случаях с GM-агрокультурами, домашней энергетикой и кооперативным авиатранспортом и телекоммуникацией.

Снэп закурил тоненькую «декоративную» сигару и прокомментировал:

— Оффи вообще тупые. У них же, по-любому, еще долго останется в руках больше половины экономики: металлургия, горнорудное дело, основная химия, тяжелый транспорт… Могли бы выиграть на симбиозе всего этого с просюмеризмом, как выигрывают наши бизнесмены. Зачем делать говно и себе и людям?

— Так оффи же, — отозвалась Оюю, — Патологически-криминальные личности.

— Не все так просто, — возразил Винсмарт, — Помните, о чем мы только что говорили? Главная функция труда не экономическая, как сто лет назад, а культовая. Много ли рабочих можно занять в современной металлургии? Я не так давно был на островах Луайотте, в гостях у инженера Пак Чона, мастера на металлургическом комбинате. Разумеется, я не упустил возможности посмотреть, как там все устроено. Комбинат выпускает 2000 тонн алюминия в сутки, а численность смены — тридцать человек, включая администратора, программиста, мальчишку на моечной тележке, девчонку — бармена в рабочем кафе, четырех водителей карго-каров и двух секьюрити. Такими производствами не решить проблему всеобщего доступа к трудовому молитвенному колесу. Необходима более серьезная, согласованная работа выдающихся политиков, бизнесменов, культурных и общественных деятелей, преподавателей и ученых…

Люси потерла ладонями голову, пухнущую от избытка информации.

— Док Джерри, я не врубилась, что за серьезная работа?

— Работа, — внушительно произнес он, — по изобретению новых абсурдных и крайне трудоемких видов человеческой деятельности, чтобы хватило на всех жаждущих.

— Тоже мне, проблема, — фыркнула она, — Разбить их на две команды. Одна роет ямы, другая — закапывает. Раз в неделю — меняются, чтобы не скучали от однообразия.

— Э, нет, — сказал он, — Так нельзя. Они догадаются, что это имитация, а все должно выглядеть очень достоверно. Даже ученые, которые работают над этой проблемой, должны верить, что занимаются важными, истинно-научными исследованиями.

— Ни фига не понимаю! — воскликнула Абинэ, — Джерри, я же видела американских ученых, ты меня сам с ними знакомил! Они не выглядят идиотами, которых вот так запросто можно обвести вокруг буя!

— Если ты имеешь в виду нашу январскую поездку в Ванкувер…

— E-oe!.. Hei, foa! Мы были в University of British Columbia! У меня от одного этого перепуталась в голове вся география. И там такое количество зверски образованных людей! Я выглядела на их фоне просто троглодиткой!

— Ты преувеличиваешь, — заметил Винсмарт.

— Ни капли! — возразила она, — Меня спасало только то, что на мне был натуральный шерстяной свитер, и штаны с индейским орнаментом, так что я катила под туземку-индианку, а по канадским правилам, туземки считаются умными, если вообще могут связать пять английских слов во что-нибудь осмысленное.

— Милая, ты снова преувеличиваешь.

Абинэ вздохнула и сделала глоточек вина из кружки.

— ОК, Джерри. Допустим, я капельку преувеличила! Капельку! Но они по-любому не глупее меня, ты согласен?

— Вот это уже более объективное суждение, — сказал он.

— Ага! А теперь прикинь: какой-нибудь кекс попробовал бы мне вкрутить такое про исследования! Мауи и Пеле свидетели — я бы ему так врезала, что он до конца жизни потом лечился бы от заикания!

— Тебе никакой кекс не стал бы это вкручивать, — ответил Винсмарт, — поскольку твоя замечательная голова устроена иначе, чем у американского ученого. Ты совершенно не понимаешь основ европейской, британской и американской науки.

— Ну! Я и говорю, что я троглодитка. А ты еще спорил!

Винсмарт быстро протянул руку и пощекотал ее подмышкой.

— Ай, блин!!!

— Вот так! Дай договорить, ладно? Сейчас я возвращаюсь к исходному тезису о неком дефекте, который сыграл разрушительную роль в истории т. н. «западной» науки. О дефекте мышления, который, с легкой руки Люси, я назову «анти-натурализмом». В начале напомню, что «западная» наука родилась в католических монастырях…

— Эй-эй! — возмущенно перебила Оюю, — А как же Эллада и Римская Республика?

— Мимо, — ответил он, — Их наследие уничтожено христианскими властями Римской Империи в IV веке. Мелкие фрагменты античных книг всплыли в Европе только в середине XVIII века в виде копий, переписанных с сомнительных источников.

— Joder… — тихо сказал Атли, — а мы их еще жалеем. Депортируем вместо расстрела.

Олан легонько ткнула его в бок.

— Прикинь, они не при чем. В IV веке их еще не было.

— Они такие же, — возразил Снэп.

— Моя мама говорит, — вмешалась Люси, — что не надо расстреливать каких-то людей только за то, что они — говно. Ладно, когда была революция, но сейчас — не надо.

— Можно, я, все-таки продолжу? — мягко произнес Винсмарт, — Как бы то ни было, «западная» наука родилась в католических монастырях, при которых в XII веке были учреждены университеты, и первые 500 лет своего существования, занималась только бредом, который не имел отношения ни к физической реальности, ни к юзабельным математическим абстракциям. Чем-то реальным в университетах начали заниматься только в XVIII веке, и еще более столетия потребовалось, чтобы юзабельные области начали составлять большую часть университетской тематики. Разумеется, научная традиция сформирована в первые 700 лет, а не в последующие 200.

Атли потряс головой, выражая крайнее удивление.

— А кто же в Европе занимался техникой до XVIII века?

— Ремесленники, — сказал Винсмарт, — преимущественно, кузнецы. От поколения к поколению, методом тыка, медленно-медленно что-то двигалось, но наука была совершенно не при чем. Даже в XVIII веке технические знания давались только в ремесленных школах. Преподавать эти низменные грубые вещи в университетах считалось неприличным, а для ученого заниматься практическими проблемами было просто позорно. Прикладная наука до сих пор считается чем-то вульгарным.

— К чему ты клонишь? — спросила Абинэ.

— К тому, — сказал он, — что в нынешнем столетии в науке наблюдаются тенденции, противоположные тем, которые были в эпоху европейских коалиционных войн и буржуазных революций. Тогда правительство заставило университеты заниматься физической реальностью, а теперь поощряет возврат к исходному пустозвонству.

— Какого хрена ученые позволяют так с собой обращаться?! — воскликнула она.

Винсмарт погладил ее по спине.

— Эту фразу я слышал от тебя в Ванкувере, после того, как мы посидели на галерке во время выступления председателя попечительского совета перед профессорами.

— Ага, — проворчала Абинэ, — А ты ответил сайберским афоризмом, что кто девушку ужинает, тот ее и танцует, и добавил, что девушка с самого начала так воспитана. Но, знаешь что: это все отговорки! Настоящий ученый не нуждается в грантах и прочих подачках оффи-правительства и оффи-корпораций. Вот ты, например…

— Я — прикладник, почти инженер — перебил он, — А чистая фундаментальная наука до сегодняшнего дня живет только за счет, как ты выразилась, подачек.

— Что значит: «до сегодняшнего дня»? — вклинилась Люси.

— То и значит, юная леди. С XII века и до 7 февраля сего года.

— А что будет 8 февраля? — спросила она.

— Так… — произнес Винсмарт, — …У нас в кампании образовался телепат.

— Ничего не телепат! — возмутилась Люси, — просто я отмечаю акценты на словах.

— Хэй, Джерри, — промурлыкала Абинэ, — А что будет завтра?

— Завтра, — значительно произнес он, — будет уже по-другому.

8

Дата/Время: 08.02.24 года Хартии

Место: Новая Гвинея — Ириан, Долина Балием.

Жизнерадостный и обманчиво-добродушный бригаден-инспектор Пифу ввалился в кабинет менеджер-директора турфирмы «Baliem Resort», весь сияя, как только что начищенный медный таз с нарисованным смайликом.

— Hi, Эрих! У нас отличные новости на счет мобиатлона!

— На счет мобиатлона? — непонимающе переспросил Вейдек, — А что это…?

— Ты совсем заработался, это неправильно, надо отдыхать, — ласково и наставительно сказал Пифу, — Оставь дела на заместителя на неделю, и отвлекись. Поедем вместе, и прикинем, как все устроить на полигоне. Обзор, трибуны для зрителей, то-се. Кстати, Эрих, а когда у тебя последний раз была женщина?

— При чем тут женщины?! — взорвался Вейдек, — Я вообще не понимаю, о чем речь!

Пифу поцокал языком и озабоченно покачал головой.

— Йей! Долго обходиться без женщины это не полезно. Короче, поехали на полигон. Заодно, познакомлю тебя с такими девчонками… Сразу придешь в порядок.

— Слушай, Пифу! Какие девчонки? Какой полигон? Какой мобиатлон?!..

— Мобиатлон, — мягко напомнил бригаден-инспектор, — Это игра вместо биатлона для тропического климата, где не бывает снега. Мы с тобой и с команданте Акиа вместе придумали ее 4 дня назад. Помнишь? Классная тема! Долой дискриминацию наших тропических стран в стрелковом легкоатлетическом спорте!

Вейдек потряс головой и энергично потер виски и действительно вспомнил. Да, 4 дня назад, когда проводилась операция по спасению с австралийских туристов, откуда-то всплыла идея этого «мобиатлона». Вейдек точно помнил: ее озвучили Акиа и Пифу, а сейчас Пифу настойчиво приписывал Вейдеку соавторство…

— Да, я сообразил, о чем речь… Мобиатлон. Конечно… И что за новости по нему?

— У нас есть для тебя заявки от двадцати команд, — сказал Пифу, — Это около трех тысяч человек. Их заезд запланирован на послезавтра, так что, пожалуйста, перед тем, как мы поедем на полигон, скажи своему заместителю, чтобы он решил бытовые вопросы.

— Три тысячи человек послезавтра? О, черт! Где их размещать?!

Пифу похлопал менеджер-директора по плечу.

— Не бойся, Эрих, мы тебе поможем. Все эти ребята — спортсмены-экстремалы. Они неприхотливые. Они тут будут всего месяца два, причем в основном на тренировках.

— О боже… — прошептал Вейдек, — Это какая-то политика?

— У тебя варит голова, — с улыбкой сказал Пифу, — Хороший бизнес это всегда политика, хорошая политика это всегда бизнес, а спорт это и политика, и бизнес! Во как!

9

Дата/Время: 08.02.24 года Хартии

Место: Элаусестере. Атолл Раро.

Летная палуба авианосца «Lexington» (или — центрального офиса Международного Морского колледжа Хайнлайна) — представляла собой прямоугольник примерно 270 метров в длину и 45 в ширину. По правому борту располагалась относительно узкая полоса надстроек высотой в пять этажей. После захода солнца, когда флайки гостей и персонала отгонялись на площадки к носу и корме, центральная часть палубы, ярко освещенная прожекторами могла превращаться в открытый дансинг, в аудиторию, в стадион для игры в мяч (если игроков не особенно смущала перспектива падений на металлическую поверхность), или в своего рода агору древне-афинского образца…

Судя по тому, что надувные кубы и сферы (заменявшие на палубе столики и стулья) оказались расставлены так, чтобы в центре возник пустой круг радиусом метров 10, сегодня предполагался последний из перечисленных вариантов. Олан, Атли и Люси оперативно соорудили себе наблюдательный пункт метрах в пяти от края круга.

— По-моему, — заключила Люси, — мы неплохо устроились. В крайнем случае, я могу залезть на стол… Или на два стола… Как вы думаете, если один кубик поставить на другой, и залезть, то грохнешься, или нет?

— Пятьдесят на пятьдесят, — глубокомысленно ответил Атли.

— Тут люди уже пирамиды построили, — сообщила Олан, показывая на трехъярусное сооружение из кубиков по другую сторону круга. На самом верхнем кубике сидела девушка, надевшая, на всякий случай, защитную пластиковую каску.

По периметру круга прокатился парень на моноцикле со сферическим колесом. Он управлял ногами, а в руках держал широкоугольную телекамеру.

— Извращенец, — фыркнула Люси.

— Просто пижон, — сказала Олан.

— А вот и док Джерри! — сообщил Атли, показывая кивком головы влево.

Доктор Джерри Винсмарт, одетый в легкие джинсы и футболку с эмблемой колледжа, прошел сквозь хаотичное стойбище студентов и гостей, и занял место в центре круга. Прожекторы скрестились на его фигуре. Он надел тонированные очки и взял в руку красный в белую крапинку микрофон, стилизованный под гриб-мухомор.

— Hi, people! Aloha, foa! Я намерен сказать вам нечто… — Джерри переждал серию оглушительных свистков, хлопков и радостных выкриков, — …Нечто, на мой взгляд, достаточно важное. Итак, сегодня, в рабочем порядке, нами учреждается третий тип науки, который будет дополнять два существующих типа, а в будущем, я полагаю, вытеснит один из них, как излишний…

Винсмарт прошелся взад-вперед и продолжил.

— Как вы, конечно, знаете, науку принято делить на два типа: фундаментальную и прикладную. Фундаментальная наука занимается, грубо говоря, поиском Общей Формулой Всего, исходя из предположения, что подобная формула существует. Для решения этой великой задачи, фундаментальная наука исследует некоторые частные случаи процессов, условно относимые к физике, химии, биологии, etc. Эти частные случаи, сами по себе, фундаментальную науку мало интересуют. Это ступеньки для восхождения к Общей Формуле Всего — и только. Открыв некую физическую или химическую закономерность, и описав ее в математическом или в каком-то ином формальном виде, фундаментальная наука движется дальше. Вопросы применения найденной закономерности ее не беспокоят. Это — дело прикладной науки, которая занимается как раз практическими, жизненно-важными методами и техническими средствами применения найденных закономерностей.

Из зала послышался выкрик:

— Док Джерри! А Общая Формула Всего существует или нет?!

— Ее не существует! — четко произнес Винсмарт, — Это одна из немногих общих вещей, которые мы твердо знаем об окружающем нас мире. Позже, я объясню, почему ее не может существовать, но сейчас я хочу сказать о другом. О том, почему в Меганезии полностью отсутствует фундаментальная наука. Это уникальное положение дел! Все остальные страны на той же ступени инженерно-технического развития, и даже на ступень ниже — имеют хотя бы небольшие собственные центры фундаментальных исследований, а Меганезия — нет. На этот парадокс обращали внимание несколько серьезных ученых, в частности — известный болгарский биофизик Желев, с которым я недавно общался. В Болгарии, где уровень жизни в несколько раз ниже, чем здесь, а экономические потенциалы просто нет смысла сравнивать, фундаментальная наука финансируется, и есть два университетских научных центра мирового уровня. Желев заявил, что меганезийцы воруют, а не проводят фундаментальные исследования по причине некой идеологической установки на интеллектуальное пиратство. Не будем обижаться на Желева, а лучше разберемся, как оно на самом деле…

Винсмарт остановился в центре круга и громко спросил:

— Если в избирательной заявке появится графа: «Субсидии на поиск Общей Формулы Всего», то кто из вас нарисует там какую-либо цифру, отличную от нуля? Давайте мы вместе посчитаем. Поднимите руки, кто нарисует не ноль, а другую цифру. Надо же, никто… Полное единогласие. Интересно, почему?

— Но Док Джерри! — раздалось из студенческого сектора, — Ты сам только что сказал: Общей Формулы Всего нет и быть не может!

— Да, действительно, — согласился он, — Но, вот беда, фундаментальная наука никак не может примириться с этим обстоятельством, потому что если такой формулы нет, то фундаментальная наука полностью лишается цели… И не делайте удивленные глаза. Наличие фальшивой цели может быть двигателем позитивной, практически полезной деятельности. Если вы помните историю теплофизики, то знаете, что именно в ходе поиска несуществующего флогистона, были разработаны все основные инженерные модели и методы расчета теплотехнических процессов.

— Но, когда выяснилось, что флогистона нет, никто не заплакал! — возразил кто-то из студентов с надувной пирамиды.

— Верно! — Винсмарт кивнул, — Но вот вам пример, более близкий к сути современной фундаментальной науки. Алхимия. Кто мне скажет, какова была цель алхимии?

Кто-то радостно выкрикнул.

— Сделать из говна золото!

— Скорее уж из свинца, — весело поправил Винсмарт, — Таков был самый популярный средневековый миф об алхимиках. Они запираются по ночам в лабораториях, и тайно варят в ретортах золото из свинца. Выгодное дело… Но в действительности, как это следует из дошедших до нас манускриптов, целью алхимиков было не превращение каких-то одних веществ в другие, а т. н. «Magnum Opus», Великое Деланье, слияние, извиняюсь за бред, материи и духа и достижение просветленного сознания, которое постигает замысел и принципы творца космоса, известного также, как бог библии. В ретортах алхимики пытались воспроизвести мифический процесс сотворения мира, и создать философский эликсир. А полезные достижения алхимиков — систематизация химических веществ и реакций, и разработка химической лабораторной техники — это побочные действия, которые для самих алхимиков были досадной необходимостью, а никак не целью. Аналогичная ситуация и с современной фундаментальной наукой, с точностью до представлений о возникновении вселенной. Исторически ближайший пример «Великого Деланья» — это Большие Коллайдеры — чудовищно дорогостоящие подземные тоннели для разгона и столкновения пучков тяжелых субатомных частиц. Напоминаю, что последовательное строительство этих монстров, стоимостью 5 — 10 миллиардов долларов, началось в 80-е годы XX века и завершилось в конце первой четверти уже нашего века. 4 из них были построены полностью и запущены, а через несколько лет работы — демонтированы. Еще несколько — начаты и брошены вместе с вложенными деньгами, по 2–3 миллиарда на каждый. Интересно, что еще до начала первого строительства, инженеры предупреждали: невозможно добиться стабильных характеристик электромагнитного поля в 15-мильном туннеле: на него будут влиять сотрясения грунта, электропроводность грунтовых вод, и приливные силы Луны. Но культовый мотив: экспериментальное воспроизведение плотности энергии в первые секунды Большого Взрыва, оказался сильнее разумных инженерных аргументов.

По палубе авианосца пронесся тоскливый многоголосый вздох — публике явно было жалко десятков миллиардов бестолково убитых денег — пусть и не своих. Джерри дождался тишины и продолжил.

— …Отсюда понятно, почему КПД фундаментальной науки примерно такой же, как у первого парохода Фултона 1803 года. Тем не менее, и этот пароход изменил мир, и фундаментальная наука тоже меняет мир, несмотря на то, что около 99 процентов вложенных в нее средств, тратятся на всякую… В общем, абсолютно непродуктивно. Итак, суммирую: фундаментальная наука совершенно необходима, как двигатель прикладной науки и технологии, но надо повысить КПД — опять же, по аналогии с пароходом. Кроме того, надо переориентировать основания фундаментальной науки таким образом, чтобы они соответствовали ожиданиям инвестора-потребителя. Есть, конечно, и другой путь — я имею в виду, для Меганезии — продолжать пользоваться фундаментальных исследований, за которые платят общества в других странах.

— А почему бы и нет? — раздалось из первого ряда.

Винсмарт широко улыбнулся.

— Прямой и честный вопрос. Отвечаю: потому, что Меганезия, как и еще несколько динамично развивающихся стран, перешагнула барьер Винджа и вступила в эпоху технологической сингулярности. Теперь меганезийской экономике и технике нужен экспоненциально растущий поток фундаментальной научной продукции. Регионы-источники этой продукции — Северная Америка, Европа и Япония — относительно консервативны, а возможно даже находятся в фазе стагнации. Меганезии не хватает свежих фундаментальных данных, поступающих в инфосферу, и ваши консорциумы вынуждены уже сейчас заниматься вывозом не только данных, но и перспективного научного персонала. Уже упомянутый мной доктор Желев из Болгарии возмущался именно этой практикой. В прошлом году одна меганезийская компания… Я не буду показывать пальцем на ее директора по развитию, он находится здесь, на палубе… Переманила двух самых перспективных аспирантов доктора Желева. У этих ребят возникли обычные для Болгарии семейно-денежные проблемы, а в Меганезии им предложили жалованье по здешним стандартам плюс еще кое-какие возможности. В результате, у доктора Желева застопорилась весьма интересная и важная тема, и он высказал мне ряд довольно грубых претензий, поскольку настоящих меганезийцев в нужный момент у него под рукой не оказалось… Как вы думаете, сен директор по развитию, мне было приятно получить в физиономию ведро… гм… той субстанции, которая по справедливости предназначалась вам? Я правильно понял ваш жест, как обещание поставить мне выпивку в виде компенсации?… ОК, поговорим за ужином. Вернусь теперь от частного к общему. Вы импортируете молодых фундаментальных ученых, но не создаете своих фундаментальных школ, и эти ученые, исчерпав свой фундаментальный потенциал, становятся прикладниками. Скоро вы разграбите все доступные ресурсы данного типа в бедной восточной Европе, а также в социально-неблагополучной Японии, и шоколадная жизнь закончится. Вам придется вынимать золото из кубышки и идти к соседям-новозеландцам, или к австралийцам, и будьте уверены, они очень качественно обдерут вас за доступ к своим, недавно созданным фундаментальным школам. Кроме того, вам придется брать, что дают, а вам может понадобиться что-то другое. У вас будут то и дело останавливаться перспективные направления прогресса, и вам придется ждать у моря погоды. Это понятно?

Со второго ряда прозвучала какая-то реплика. Винсмарт снова улыбнулся и кивнул.

— Разумеется, создавать свою фундаментальную школу это не значит производить с деньгами ту операцию, которую девушка во втором ряду назвала «jodido-exodo». Не следует заимствовать глупости организационного характера. Разумеется, некоторый объем средств будет теряться, поскольку продукция фундаментальной науки носит принципиально вероятностный характер. Вложив тысячу долларов, вы можете быть совершенно уверены, что девятьсот из них не принесут ни цента. Возможно, и еще девяносто девять тоже ничего толкового не дадут. Но с одного доллара вы можете получить несколько миллионов, если повезет. Фундаментальная наука в этом смысле похожа на систематический поиск кладов на океанском дне… Мои хорошие друзья занимаются этим бизнесом, так что пример мне близок… Судя по реакции на палубе, многим присутствующим он тоже близок.

Переждав серию хлопков и взрывов жизнерадостного смеха, он продолжил.

— Итак: что имеется в фундаментальной науке и что из этого надо заимствовать? Во-первых, надо согласиться с тем, что фундаментального исследователя интересует физическое явление, а не потенциальный экономический выигрыш от применения следствий этого явления в производстве или сервисе. Если вы потребуете, чтобы исследователь предварительно доказывал вам, что такие следствия возможны, то вы испортите все дело. Приведу аналогию из античности. Те полисы, которые охотно снаряжали морских авантюристов на поиски новых земель, всегда оказывались в выигрыше, хотя значительная доля этих искателей удачи пропадала без вести, или возвращалась ни с чем. Всем было понятно, что известная им часть суши довольно невелика по сравнению с ойкуменой, и отправившись достаточно далеко в любом направлении, можно с высокой вероятностью найти землю — источник наживы… И, к слову: мне вообще не нравится термин «фундаментальная наука». Это сомнительный намек на некий тайный фундамент вроде упоминавшейся Общей Формулы Всего. Я предложил бы термин «экспансивная наука», в знак преемственности той океанской экспансии, на которой поднялись античные города, снаряжавшие мореходов.

На палубе послышались одобрительные восклицания.

— …Тем не менее, — произнес Винсмарт, — Ни один античный полис не стал бы давать деньги тому рыбаку из тонгайской сказки, который ходил на лодке вокруг острова и шлепал по воде пыльной циновкой, чтобы приманить короля селедок, исполняющего восемь желаний. Конечно, не обязательно, как в той сказке, появится акула, которая откусит экспериментатору пальцы, но деньги будут потеряны… Такой же разумный скептицизм нужен при субсидировании на не-прикладной науки. Тут мы столкнемся с очень специфической проблемой научной криптографии — традицией использования непонятных слов и выражений для создания ореола причастности к особому знанию, недоступному «профанам», которые не прошли послушничество и инициацию в священных стенах Храма Науки… Этот дегенеративный оксюморон: «Храм Науки» обязан своим происхождением европейскому средневековью. Если вы помните, в те времена в Европе господствовала христианская теократия, и какая бы то ни было интеллектуальная деятельность допускалась только при монастырях и только под контролем чиновников специального ведомства, учрежденного епископами. Многие университеты и научные школы сохраняют «храмовые» традиции, и культивируют ритуалы, снобизм и прочую мишуру, в ущерб пониманию научной проблематики. Я сталкивался с тем, что выпускники университетов воспринимают некоторые методы современной математики и кибернетики, как своего рода заклинания и волшебные палочки, работающие за счет скрытого в них тайного смысла. Я могу понять техника, который пользуется кибером, как оракулом, не интересуясь его устройством, хотя не одобряю даже этого. Но для ученого, это признак профессиональной непригодности.

Со стороны надувной пирамиды послышался выкрик:

— Док Джерри, а почему Европа со своей самой развитой фундаментальной наукой не купается в шоколаде?

— Слушайте внимательнее, и у вас не будут возникать такие тривиальные вопросы. Я только что рассказывал про культовые мотивы в расходовании денег и про храмовые традиции, превращающие студентов в послушников, а профессоров — в маразматиков. Впрочем, раз этот тезис показался непонятным, я объясню подробнее. Итак, студент приходит в университет и выбирает какое-то фундаментальное направление, чтобы приобщиться к жреческой касте Служителей Общей Формулы Всего. Как мы с вами выяснили, это вовсе не значит, что студент, а в будущем — ученый, не сделает ничего полезного. Здесь, примерно как в случае со жрецами Древнего Египта: на полсотни служителей культа, которые только восхваляют богов и переписывают с папируса на папирус изречения великих предков, приходится хоть один, который математически исследует движение звезд и планет или формулирует феноменологическую теорию свойств сплавов металлов. В условиях теократии и религиозно-культовых доминант, конструктивная деятельность этого 51-го ученого не будет особо приветствоваться правящим кланом, однако и запрещать ему эту деятельность, как правило, никто не станет. Но если он совершит какие-то открытия, способные вызвать принципиальные новации в технике, в хозяйстве, в экономике… Вот тогда ему скажут: парень, давай, сворачивай это дело! Не гневи богов! Не посягай на установленный ими порядок!.. Сейчас, чтобы вы совсем хорошо поняли… Абинэ! Брось мне мою поясную сумку!

С первого ряда к центру круга по низкой параболе пролетела черная сумочка-пояс из синтетической парусины. Винсмарт поймал ее и извлек два маленьких предмета.

— Это, как вы можете видеть, обычные безмоторные бритвы. Вот эта — производства компании «Proctor & Gamble» USA, торговая марка «Gillette», самая популярная на Западе. Она называется «одноразовой». Реально ей можно побриться раза два — три. Потом она тупится. А вот эта — меганезийская, производства «Bikini Fuega»… Нет, я ошибся, это «Flametron» Mehetia. Не важно. Бритвы этих фирм не очень различаются между собой, зато имеют принципиальное отличие от «Gillette» или любой другой американской или европейской марки. Они не тупятся. Вы это знаете не хуже меня. Кстати, ввозить их в США и ЕС больше одной на человека, запрещено таможенными правилами. Производить их в этих странах тем более запрещено, хотя технология производства подобных лезвий из т. н. «аморфного металла» основана на разработке кафедры физики твердого тела Калифорнийского университета в Беркли. А Индия и Китай не ввели таможенного запрета, и «Proctor & Gamble» теряет из-за этого около девяти миллиардов долларов выручки, или около полумиллиарда долларов прибыли ежегодно. Вот к чему приводит нарушение порядка, установленного богами!!!

Под издевательский хохот публики, Винсмарт убрал обе бритвы в сумочку, и вынул оттуда блистер с лимонно-желтыми таблетками.

— А вот другой пример. Известный всем присутствующим препарат «Destromix». Его выпускает с сентября прошлого года десяток разных меганезийских партнерств — на Самоа, в Токелау и в Феникс-Кирибати. Он разрушает любые миксовирусы, включая вирусы гриппа и чумы у человека и животных. Конкретно этот блистер — из партии, исходно предназначенной для США и ЕС, поэтому снабжен надписью: «Слишком эффективен! Только для животных! Применяя его к человеку, вы нарушаете закон и лишаете медико-фармацевтические концерны их законной сверхприбыли». Впрочем, несмотря на эту надпись, препарат пока запрещен к продаже в ЕС, а в США запрет действует в нескольких штатах, и сейчас оспаривается в судебном порядке. Кстати, прототип этого препарата создан тоже в Калифорнийском университете в Беркли… Теперь, посмотрим, что еще найдется в этой сумке… О! Тоже интересный пример!

Винсмарт поднял над головой плоскую овальную коробочку.

— Это «Lara-Woki-Toki» производства «Fiji Drive», Tahiti. Насколько я могу судить, в данной модели впервые на потребительском рынке использован т. н. «эффект радио-когерентности», полученный четыре года назад в лаборатории сверхпроводимости и квантовой ультракрионики Массачусетского Технологического Института (MIT). В научно-популярной прессе этот эффект не очень корректно назван «радио-лазером». Отличие «Lara-Woki-Toki» от обычных карманных радио-коммуникаторов в том, что дистанция связи оказывается почти на порядок больше, при равной мощности. Это позволяет, в частности, заменить привычную сеть вышек сотовых ретрансляторов на гораздо более дешевую сеть серверов-аэростатов, с шагом примерно сто миль. Для полного охвата всей территории США нужно всего несколько сотен таких серверов, достаточно простых и дешевых. Компании — провайдеры сотовой связи в этом случае оказались бы просто лишними, но… Использование «Lara-Woki-Toki» запрещено на территории США и ЕС. Основание: это средство коммуникации смогут использовать террористы. Обычные мобайлы террористы, конечно же, использовать не смогут…

На палубе очередной раз раздался жизнерадостный смех. Винсмарт пожал плечами, улыбнулся и убрал «террористический» радио-лазерный мобайл в сумку.

— Продолжим. Я прошу фок-марсового матроса повернуть прожектор так, чтобы был освещен новый флаер обер-лейтенанта Банги Ресардо, капитана «Лексингтона»…

Яркий луч скользнул по палубе в сторону носа и высветил флайку, припаркованную недалеко от леера правого борта, рядом с первой орудийной башней.

— …Этот легкий флаер выпускают на Киритимати под маркой «Aka-Ika». По-японски, «летучий кальмар». Такой перевод дают в меню суши-баров. Флаер правда, похож на кальмара, если отвлечься от леопардовой расцветки… Я обратил ваше внимание на эту симпатичную машину, потому что в ней использованы сразу три новые технологии, основанные на недавних фундаментальных открытиях. Вначале обратите внимание на плоскости. Вы не увидите поворотных элементов, которые используются в качестве рулей. Фокус в том, что плоскости сделаны из механически активного пластика. Он меняет форму в электрическом поле — как щупальце кальмара от нервного импульса. Дальше, вторая особенность. Толкающий воздушный винт будто сделан из птичьих перьев. В действительности, это фрактально-растущий полимер. В какой-то мере, формирование детали из этого полимера аналогично формированию пера птицы из биополимера коллагена… Или росту ветвящегося стебля растения. Теперь третья особенность. Флайер электрический, работает от обычного спиртового топливного элемента… Обычного для Меганезии. В США и ЕС эти спирто-водяные топливные элементы запрещены к использованию в личном транспорте, поскольку… Повод вы можете прочесть на официальных сайтах, а причина — лобби концернов, сбывающих минеральное топливо — нефть и природный газ. Но — повторю — для Меганезии этот топливный элемент обычен. Необычен электродвигатель. В нем нет привычных нам Элементов — статора и ротора с обмоткой. Вместо них — электретный псевдо-жидкий коллоид, в котором возникает сила смещения слоев, перпендикулярная наложенному электрическому полю. Электрический ток проходит от оси к стенке цилиндрической емкости, а гидродинамический ток циркулирует и крутит ось относительно стенки.

Девушка в шлеме, сидевшая на верхушке надувной пирамиды, сложила ладони в виде рупора и крикнула:

— Док Джерри, а кто придумал три эти штуки?

— Эти три штуки, — ответил он, — придумали в трех разных местах. Активный пластик родился в Брюссельском институте физхимии. Фрактально растущий полимер был придумали в институте биофизики общества Макса Планка, Берлин. Псевдо-жидкий электретный коллоид создан в Эдинбургском университете. Все три работы были удостоены довольно серьезных научных премий, но признаны бесперспективными в прикладном смысле. Напоминаю, что я сейчас отвечал на вопрос молодого человека, который сидит снизу-слева от вас: «Почему Европа с ее развитой фундаментальной наукой, не катается в шоколаде». Молодой человек, вам понятен ответ?

— Si! Maururoa! Я врубился, док Джерри! — послышалось оттуда, — Но, я не догоняю, почему юро и янки не расстреляют на хрен всех этих лобби? У нас бы за первый же просранный миллиард общаковых баксов, вывели бы этих алхимиков к ближайшей бетонной стенке и накормили бы свинцом, в порядке гуманитарной самозащиты…

На палубе раздались одобрительные возгласы. Доктор Винсмарт покачал головой и поднял вверх открытую ладонь, призывая к спокойствию.

— Ребята, не надо устраивать здесь митинг под лозунгом «Гаси козлов!». Я знаю, что Меганезия, это признанный мировой лидер в области пулеметной политологии. Но в данный момент у нас другая задача: общими усилиями собрать каркас океанийского камбуза экспансивной науки. Напоминаю: экспансивная — это такая, которая вместо фундаментальной, поскольку фундаментальная наука в Меганезии не приживется.

— Кампуса? — переспросил кто-то.

— Я же четко сказал: КАМБУЗА! — отрезал Винсмарт, — Поскольку мы в Океании, то вариться все должно на камбузе. А тем, кто, в кубрике должно быть понятно, что там варится, иначе не избежать проблем. Конечно, кок может называть свои кулинарные шедевры, как хочет — это право художника, но потребители его стряпни, которые в кубрике, имеют такое же право знать, как вся эта кулинария называется на простом матросском языке. Для этого предлагается организовать специальный переводческий мостик, или «trans-bridge». Таинственное и поэтичное название фирменного блюда: «Гармония луны и солнца над цветочной поляной», превратится там в вульгарное и неблагозвучное: «Кусок бараньей задницы, зажаренный в масле с сыром и луком». Конечно, это не очень художественно, зато никаких иллюзий. Итак ТРАНСБРИДЖ. Специальное бюро переводов с языка какой-то науки на язык обычного человека с нормальным средним или инженерно-техническим образованием.

— А это возможно? — поинтересовался поджарый смуглый креол, на вид чуть старше двадцати лет, одетый в легкий комбинезон military-koala без знаков различия.

— Хороший вопрос! Вы военный летчик?

Креол утвердительно кивнул.

— Штурм-пилот 2-го класса Сиггэ Марвин. А как вы догадались, док Джерри?

— Я краем глаза заметил, как вы смотрели на машину кэпа Ресардо. Скажите, Сиггэ, можете ли вы объяснить человеку, далекому от авиации, чем такой-то самолет в воздушном бою лучше, чем другой? Каковы его достоинства и недостатки, и что желательно было бы изменить в его конструкции?

— В общих чертах, конечно, могу. Иначе, какой я, на фиг, специалист?

— А как же специальные термины и сложные технические детали?

— Я же говорю: в общих чертах. Не в деталях. В общих чертах, можно на пальцах.

— Ну, так вот, — сказал Винсмарт, — В науке то же самое. В общих чертах, без деталей, любую проблему можно объяснить на пальцах. И, кстати, Сиггэ, почему бы вам не принять участие в программе «Трансбридж»? Программа открытая, волонтерская, а специалист по вопросам, связанным с аэродинамикой, полетами, двигателями очень пригодился бы. И вам, я думаю, это было бы полезно. Я знаю по своему опыту: когда анализируешь чужие работы, то начинаешь лучше понимать нюансы профессии.

— Я бы с удовольствием, — ответил пилот Марвин, — да только мы с ребятами здесь транзитом. У нас моб-ордеры в кармане. Утром летим в патрульно-боевую часть.

— С ребятами — это с кем?

— Нас четверо в оперативном звене, — пояснил Сиггэ, — Фрутти, Бэмби, Крибле и я.

— Фрутти — это я, — добавила девушка на верхушке пирамиды, и козырнула.

— Понятно, А эта патрульно-боевая часть в холодном регионе, или в горячем?

— Типа, в скорее второе, — ответила она.

— Вот, значит, как… — Винсмарт вздохнул, — Вы, главное, берегите себя, ОК?

— ОК! — она кивнула, — А потом, мы обязательно к вам впишемся!

10

Дата/Время: 09.02.24, 15:00

Место: Галифакс, Новая Шотландия, Канада

Таверна «Lucky cowboy».

Касси Молден, сопредседатель Международной Организации «Репортеры без границ» посмотрел на свет через свой бокал и глубокомысленно сообщил:

— Viking vine — это действительно прекрасный напиток. Знаете, в этом есть даже что-то символическое. Возрождение легенд о викингах, которые почти за пол-тысячелетия до Колумба открыли наш континент и назвали его Винланд…

— Я согласна, это все очень трогательно, — проворчала Жанна Ронеро, — но я почему-то сомневаюсь, что вы прилетели сюда из Сиэтла и пригласили меня в кабак только чтобы поделиться впечатлением об этом вине в контексте истории открытия Америки.

— Вы такая же жесткая и прямая, как полтора года назад — с улыбкой, сообщил Молден.

— А с чего бы мне стать мягкой и кривой? — съязвила Жанна, — Между прочим, если уж вспоминать тот случай, то вы тогда сгрузили мне такой мешок тухлятины, что…

— Разве это было не интересно? — перебил он.

Жанна вздохнула и кивнула головой.

— Да, Касси. Это было интересно, увлекательно и т. п. Но ваши источники оказались полным дерьмом. Уж извините за прямоту. И давайте перейдем к делу, ОК?

— Я ждал этих слов, — Касси улыбнулся еще шире, — Речь идет о галапагосских пиратах. Полагаю, вы не считаете, что они — выдумка?

— Не считаю. Но я не вижу в этом ничего нового. Пиратство старо, как мир. В античных хрониках описаны пираты Средиземного моря, в средневековых — китайские пираты в дальневосточных морях и викинги в Европейской Атлантике. В эпоху Ренессанса — Карибские пираты, в новое время — британские, голландские, германские и французские каперы в южной части Тихого океана. В конце XX века — сомалийские и нигерийские пираты, а в нашем, XXI к ним добавились арафурские и галапагосские. Я не понимаю, чему тут удивляться? Разве что, неуклюжести полиции и военного флота.

Молден сделал маленький глоток из своего бокала, и как бы невзначай, заметил:

— Вы забыли про меганезийских пиратов, которые терроризировали весь Тихий океан.

— Это была скорее война, чем пиратство, — возразила она, — Хотя, впрочем, я не вижу особой разницы. И то и другое — одинаково отвратительные вещи.

— Как удачно, что вы затронули эту тему! — воскликнул он, — Я как раз хотел сказать несколько слов о связи пиратства, политики, войны и бизнеса.

— И это тоже не новость, — заметила Жанна, — большинство карибских пиратов работали или на европейских королей, или на вест-индские торговые компании из Европы.

— Галапагосские пираты работают на морские страховые компании, — уточнил Молден.

— Ну, допустим. И какая разница?

— Разница есть. Если вы послушаете меня несколько минут…

Жанна кивнула и начала крутить в руке чашечку кофе.

— Так вот, — сказал Молден, — Все началось полгода назад, когда после Арафурского конфликта Североамериканская «PACIN», гонконгская «Jian-Global», новозеландская «Timaru-Team» и австралийская «Au-Line» занялись переделом рынка финансовых и страховых услуг для морских карго-операторов. Японцев, латиносов и филиппинцев оттерли от кормушки, австралийцы переориентировались на индоокеанский рынок, а новозеландцы, чтобы противостоять более сильным противникам, вступили в союз с новогвинейской военно-спортивной ассоциацией «Hybird», которая тесно связана с правительством Папуа и с бандформированиями ирианских сепаратистов.

— … Что еще раз подтверждает бандитскую сущность страхового бизнеса, — перебила Жанна, — знаете, Касси, не хочу быть невежливой, но давайте все-таки конкретнее.

— Конкретно я предлагаю вам трансокеанский круиз.

— Каюта люкс, разумеется? — иронично спросила она.

— Нет, обычная каюта гражданского судового офицера на тяжелом контейнеровозе.

— Как-то не очень романтично. А смысл?

— Смысл в том, — пояснил Молден, — что у данного судна новозеландско-папуасская страховка, и что оно идет мимо Галапагосов на фоне обострения кризиса TMI.

— Какого-какого кризиса?

Молден сделал еще глоток вина и пояснил.

— TMI. Tangata-Manu Islet. Это плоская скала площадью 5 гектаров в полутора милях от берега чилийского острова Пасхи, или Рапа-Нуи. Недавно на нее высадились боевики движения PIRA — полинезийские сепаратисты, требующие контроля над Рапа-Нуи. Это было чистейшее хулиганство: они воткнули там флаг маори, поставили вокруг клеевые мины и сбежали. Ничего серьезного. Но 8 февраля МИД Чили издал уточнение Акта Аннексии островов Пасхи и Сала-и-Гомес 1888 года, о том, что после слов «Пасхи…» надо читать «…с прилежащим островом Тангата-Ману».

— Хм… А до того, чей это был островок?

— До того считалось, что он — часть острова Пасхи. Когда чилийцы отняли у перуанцев острова Пасхи и Сала-и-Гомес, они не сочли нужным описывать скалы в окружающем море. Это уже сыграло свою роль лет 10 назад, когда меганезийцы заняли риф Скотта в миле от Сала-и-Гомес, ссылаясь на то, что риф ничейный.

— Эту историю я, как раз, знаю, — заметила она.

— Разумеется, знаете. Ведь на рифе Скотта сейчас мистер Фрэдди Макграт, который…

— Если вы будете вмешивать сюда Фрэдди, мы с вами поссоримся, — перебила Жанна.

— Я и не думал… Это было просто к слову. Я комментирую логику МИД Чили.

Жанна отпила немного кофе и кивнула.

— Иначе говоря, они испугались, что меганезийцы хапнут еще и эту скалу.

— Меганезийцы, новозеландцы, еще кто-нибудь — не важно. Так или иначе, лидер PIRA, некий Джеймс Увехику, тут же отправил в Верховный суд Меганезии такую бумагу.

Молден вынул из пластиковой папки лист с небольшим текстом и положил его на стол.

«Цветущий остров Рапа-Нуи со времен Мауна Оро был перекрестком морских путей и одним из восьми центров культуры Tiki. Около 5 тысяч лет назад здесь была разработана пиктография «Rongo-rongo», которая лежит в основе меганезийской рапидографии. Здесь же возникла идея авиации — в наивной форме культа человека-птицы, Tangata-Manu. В XVII веке на Рапа-Нуи счастливо жило около 15 тысяч человек. Потом туда пришли испанские оффи, ранее захватившие восточный берег нашего океана — Перу и Чили. Они разрушили хозяйство Рапа-Нуи, а жителей поработили и сдавали в аренду компаниям, добывавшим птичье говно. Из ста рабов выживал один. В конце XIX века, когда говняный бизнес стал неактуален, на Рапа-Нуи осталось 111 полинезийцев. Потом, до последней трети XX века, они были крепостными чилийских генералов, правивших на острове. Природная воля к жизни не дала полинезийцам вымереть, и сейчас на Рапа-Нуи живет 2425 их потомков. Оффи-латиносы говорят, что таким образом несли туземцам европейскую цивилизацию. Сейчас эти оффи пишут: аннексия Рапа-Нуи в 1888 означала и аннексию Motu-Tangata-Manu, как «прилежащего к нему». Ложь. Моту-Тангата-Ману это самостоятельный остров. Фактически, он не занят. Чилийские колонизаторы не возвели там даже собачьей будки. По нашему обычаю, любой свободный участок суши могут использовать те, кто готов на нем жить. Мы готовы. Помогите защитить наше право на Тангата-Ману! Джеймс Увехику, народный администратор независимого Рапа-Нуи».

— И что решил меганезийский суд? — поинтересовалась Жанна.

— Суд в тот же день отправил в Сантьяго факс с предложением уточнить статус Тангата-Ману. Вполне дипломатично, если на мой взгляд, но момент оказался неудачный. На острове Пасхи, в Ханга-Роа стены домов и дорожные знаки уже исписаны лозунгами: «Chile go home» и «Viva PIRA». Полисмены просто физически не успевают их стирать.

Чилийский кризисный штаб повел себя нервно: приказал выдвинуть из Вальпараисо к острову Пасхи эсминцы «Леонор» и «Роландо» (это 150-метровые дредноуты конца прошлого века, испанской постройки), 250-метровый авианосец «Сантандер» и еще 6 вспомогательных кораблей. Об этом сообщили час назад по CNN.

— Хм… И какое это имеет отношение к галапагосским пиратам?

— Ну, такие перемещения флотов вызывают неразбериху и пираты активизируются.

Жанна сосредоточенно почесала в затылке.

— Иначе говоря, Касси, вы предлагаете мне сунуть голову в петлю?

— Что вы! — возмутился он, — Я же говорил: у этого контейнеровоза новозеландско-папуасская страховка! Эксперты утверждают, что это абсолютно надежно.

— В смысле, что моим родным выплатят страховое возмещение? — уточнила она.

— Нет, в смысле, что это не обычная страховка, а… В общем, достоверно известна одна попытка пиратов напасть на судно, застрахованные таким образом. Пиратские катера в полузатопленном состоянии обнаружил вертолет панамской береговой охраны. Члены экипажей, точнее, их трупы, были изрешечены пулями. В интернет даже есть фото…

— Демонстратив, как при разборках кокаиновых банд во Флориде, так?

— Вроде того, — подтвердил Молден, — Блоггеры пишут, что пираты боятся подходить к кораблям, над которыми поднят красный вымпел с черной бабочкой.

— Хм… И что? Кроме меня некому исследовать эту ситуацию?

— Ну, видите ли… — Молден слегка стушевался, — …Мы просили директора корейской шиппинговой компании… Короче говоря, он согласился только на вашу кандидатуру.

11

Дата/Время: 10.02.24 года Хартии

Место: Дюси-Питкерн

Флайка Атли парила на высоте 4000 метров. Атолл Дюси отсюда казался неаккуратно выпеченным и уже немного заплесневевшим бубликом, а флайки других наблюдателей (т. е. зевак, прилетевших, поглазеть на старт «бочки») напоминали рой плодовых мошек, собравшихся полакомиться этим бубликом. Рой тоже имел форму бублика, поскольку небо в радиусе 50 миль от Дюси было закрыто для полетов из соображений безопасности — воздушный старт с грузом создает риск для легких летательных аппаратов, оказавшихся слишком близко от реактивного выхлопа. Сами аппараты создают риск для подъемной стартовой площадки — в том смысле, что какой-нибудь идиот может врезаться в один из четырех гигантских аэростатов в ее углах.

Платформа — небольшой аккуратный квадратик посреди лагуны — оторвалась от воды и начала подниматься. Сначала это можно было понять по ее тени, убегающей по атоллу против солнца, на запад, а потом с высоты, на которой парил «Sky-Drop», стал виден просвет между платформой и поверхностью моря.

— Жаль, нельзя посмотреть на нее поближе, — сказала Люси.

— А вблизи не впечатляет, — ответил Атли, закуривая сигарету, — У нее сторона длиной в милю. Видишь только кусок фермы рядом. Это как в упор смотреть на башню Эффеля.

— Это та, что в Европе? — спросила Олан, мягко отправляя флайку на новый круговой разворот (уже который по счету).

— В Париже, — уточнил он.

— А что ты там делал? — поинтересовалась Люси.

— Вывозил химический комбинат, закрытый из-за «Greenpeace». Он был не в Париже, а рядом, в пригороде, но уж раз пришлось осматривать на месте, то в сам город я тоже заглянул. Так, чисто из любопытства. Башня там забавная, и есть несколько неплохих аттракционов. Еще кофе в парке варят неплохо. Парк я забыл, как называется. А так — серое, скучное место. Сплошь камень и асфальт. Зелень только местами пробивается. Речка маленькая и грязная. Не понимаю, почему они ее не почистят. Они же не такие нищие, как в Африке. Тратят деньги на всякую фигню, а живут в плохой экологии.

— А в Лувре, где три мушкетера, ты был?

— Был, но только снаружи. Я катился на скутере по туристической схеме Лувр, Notre Dame de Paris, Монмартр, Люксембургский сад, про который старая песенка. А то, что внутри зданий, лучше смотреть по интернет, чтобы не дышать микробами от толпы.

Люси согласно кивнула, не отрывая глаз от медленно скользящей вверх платформы.

— А летом мы с Атли полетим в Монголию, — сообщила Олан.

— Типа, родина предков?

— Ну, и это тоже, и еще поющие пески, красивые озера, водопады…

— Кладбища динозавров, — подсказал Атли.

— Не вредничай. Мы же не только ради них летим. Хотя, они очень интересные.

— Кстати, они, все-таки вымерли из-за астероида или нет? — спросила Люси.

— Думаю, что нет. Просто сейчас очередной раз мода на астероиды. «Ballista», Тлалок, отработка маневров защиты от космических объектов. Короче, PR.

— А на Немезиду тоже мода?

— Немезида это культ, — вмешался Атли, — Ты же сама видела, что творится вокруг этой темы на Элаусестере. Эти слухи, что бочка полетит к Немезиде…

Платформа, тем временем, поравнялась с ними по высоте, и теперь казалась каким-то волшебным островом, вроде Лапуту, описанного в гулливеровском эпосе Джонотана Свифта. Люси стрельнула у Атли сигарету и сказала в пространство:

— А вдруг бочка, все-таки, полетит к Немезиде? Не спроста же столько разговоров…

— Многим этого хочется, — ответила Олан, — но это еще не значит…

— Как раз, значит, — перебила Люси, — Если такой полет возможен, то почему нет? А: разговоры, которые я слышала, слишком деловые, чтобы быть просто мечтами.

— Ну-ка, ну-ка? — заинтересовался Атли.

— Да хотя бы про вашего птеродактиля, — пояснила она, — Не конкретно про того, а про большой вариант, центнера на три, применительно к Немезиде, точнее — к Ктулху. Я немножко знаю элаусестерцев. Они не циклятся на том, что станет практикой фиг его знает когда. И они не дураки. Значит, у них есть причины думать, что тема горячая.

— А почему они не делали поправку на гравитацию? — спросил Атли, — Ведь на Ктулху гравитация слабее земной примерно втрое. По крайней мере, так пишут.

— Вот-вот! — поддержала его Олан, — По ходу, они прикидывали, как сделать больших птеродактилей для старушки Земли. А про Немезиду — это для отвода глаз.

— Не катит, — ответила Люси, — Элаусестерцы не хитрят таким способом. Не их стиль.

— Ну, допустим. А твое объяснение?

Люси вздохнула и нерешительно покрутила ладонью в воздухе.

— У меня есть мысль… Только чур не прикалываться, ОК?

— Честное ирландское, — сказал Атли, — Любая версия имеет право на…

— Есть вторая Немезида, и у нее планета, гораздо больше похожая на Землю.

— Йо-о… — протянула Олан, снова перекладывая штурвал, — А с чего бы так?

— Мой папа недавно за столом разговорился про эту тему и, между делом, сказал, что немезид несколько. Немезида-1 точно известна, а Немезида-2 тоже, в общем, точно. Астрономы-киви из Ваитакере нашли от нее какой-то шлейф, и назвали ее Мангароа.

Атли задумался, смешно сложив губы дудочкой.

— Сюрприз, однако… А это не может быть розыгрыш?

— Нет. Папа говорил серьезно и ссылался на какой-то астрономический бюллетень.

— Hei, foa, — перебила Олан, глядя на экранчик TV на панели управления, — В бегущей строке пошел трехминутный отсчет. Смотрим в небо, договорим потом.

— Вечером залезем в интернет и посмотрим на эту Мангароа, — подвел черту Атли.

Первые 100 секунд после старта не были впечатляющими. Обычные твердотопливные бустеры поднимали тяжелый грузовик с 10.000 до 35.000 метров. Издали наблюдалась лишь черточка инверсионного следа. Только включение электротермического движка сделало зрелище ярким. Поток низкотемпературной плазмы, в которую превращался металл реактивного ресурса, вылетал из дюз со скоростью порядка ста километров в секунду, рассеивался на десятки миль, и создавал прозрачное зеленое облако в виде вытянутого диска. Сквозь него можно было разглядеть довольно яркую даже в это солнечное утро, звездочку, похожую на мерцающий булавочный прокол в небе. Это завораживающее зрелище длилось всего несколько секунд. Потом звездочка исчезла, облако потускнело и растворилось в бледной лазури, и…

— Даже не верится, что мы это видели, — тихо сказала Олан.

— Выбросить 300 тонн груза во внеземелье — это не хрен моржовый, — заметил Атли.

— Кстати, почему так много? — спросила Люси, — Бочка с эквипментом и с запасом воды весит чуть больше двадцати тонн. А остальные 280 тонн, это что?

— Дополнительное оборудование, как сказано в релизе, — ответил он.

— Хэй! Что к чему дополнительное, при таком соотношении?

— Хороший вопрос, — согласилась Олан, — Это, типа, намек на счет версии о секретной экспедиции к Немезиде… или к Мангароа, так?

Люси пожала плечами и подмигнула ей.

— Типа, у меня мысль, и я ее думаю вслух.

— Ага… Ну, ОК… А не пора ли поворачивать нос к соседнему Хендерсон-Питкерн?

— Пора, — подтвердил Атли, — Курс на пол-румба правее веста.

— Исполняю, команданте! — шутливо отрапортовала Олан, перекладывая штурвал.

12

Дата/Время: 11.02.24 года Хартии

Хендерсон — Питкерн.

Коста Виола Нова

Эпифани взвыла, как сирена воздушной тревоги и стрелой вылетела на балкон, не прекращая отчаянно жестикулировать. В пантомиме участвовало все ее тело, даже лопатки, спина и обе половинки попы. Под ее гладкой, темно-оливковой кожей и изрядным слоем жирка, плавно и мягко перекатывались мышцы, тоже поддерживая невербальное самовыражение. На балконе Эпифани окинула критическим взглядом панораму утреннего Коста-Виола-Нова (белые двухэтажные виллы из пенобетонных блоков причудливой многогранной формы с бамбуковыми мансардами, и башенки генераторов, похожих на древние ветряные мельницы) — и продолжила трещать по мобайлу. Она перебрасывала трубку из одной руки в другую, или ловко прижимала плечом к уху, в зависимости от того, какие именно части тела были задействованы в данный момент в этом зажигательном шоу одного актера.

— Делфина, перестань дурить мне голову! Я же ни о чем таком не прошу! Ты — жена шерифа, и значит, можешь обратиться к любому гражданину. К Петронию тоже… Допустим, Петроний на работе, но ты можешь обратиться к его жене… Допустим, у Петрония нет жены, но Вивиана проводит в его доме столько времени, что может считаться женой, а не домработницей… Даже если она не может считаться женой, ситуация, имеющая место у нее на крыше… Ладно, пусть не у нее, а у Петрония на крыше, в данном случае это не важно… Хорошо, пусть это важно, но даже если она домработница, то ее не может не беспокоить то, что происходит на крыше дома ее нанимателя… Допустим, это не представляет угрозы для конструкций дома, но это совершенно не повод игнорировать такое использование крыши без согласования с владельцем… Откуда я знаю? Оттуда, что мне сказал Дамасо, а он мэр, и он-то уж, наверное, знает, кто кому что разрешал делать со своим домом… Слушай, где твой здравый смысл? Мы препираемся дольше, чем ты бы вышла на балкон и крикнула Вивиане, чтобы она поднялась в мансарду, постучала в крышу, и крикнула этим оболтусам, чтобы они заканчивали трахаться и шли домой… Эй, Делфина, ты меня слушаешь или нет? Я же говорю: я звонила на их мобайлы, а там автоответчики…

Эпифани глубоко и тоскливо вздохнула, выслушивая длинную ответную реплику Делфины, а потому, выбрав момент, снова перехватила инициативу:

— Подожди, с чего это ты должна объяснять Вивиане, откуда ты это знаешь?… Ну, допустим, спросит, и что?… Нет, ни в коем случае не ссылайся на тетю Мирту и ее телескоп во флигеле, иначе опять будет скандал, а у тети Мирты давление. Лучше сошлись на видеокамеру авиамодели… Ну, той игрушки, которую запускает мой Бенито… Ну, да. Он скажет: «это не я», но Тристан и Росита ему не поверят… Я не сваливаю на ребенка взрослые проблемы, я просто приучаю его к ответственности, потому что иначе они подумают на тетю Мирту, а у нее давление… Да, я это уже говорила, ну и что?… Делфина не надо учить меня жить… Я, конечно, могу сама позвонить Вивиане, но она ужасная болтушка! Она загрузит мне голову и я вообще забуду, зачем звонила… Подожди, при чем тут гуманизм?… Нет, а с чего это вдруг Вивиана будет стучать в крышу в самый неподходящий момент?… А кто мешает ей сначала послушать, что там происходит у Тристана и Роситы, а уж убедившись, что ничего особенного — стучать в крышу? …Хорошо, я даю трубку Стилано, и он тебе объяснит, почему это важно… Милый, поговори, пожалуйста, с Делфиной…

Аббат Стилано Кротоне — среднего роста, кругленький, смуглый, подвижный и улыбчивый — в общем, типичный калабриец, негромко хмыкнул и взял трубку.

— Привет, Делфина, как дела, как семья?… О, да, твой Никето умеет по-настоящему правильно организовать эту работу… Я, разумеется, поддерживаю… А как у вашей Элетры с тем парнем?.. Что, правда? Это же здорово! Я надеюсь, что тетя Орнелла откупорит по такому случаю пару бочонков своего фирменного вина, и мы отлично попляшем… Слушай, Делфина, мне жутко неудобно тебя отвлекать, но мы как раз собрались показать гостям Озера Фламинго… Да, тем самым гостям… А Тристан и Росита опять решили поваляться на чужой крыше, и… Вот-вот. Понимаешь, мы бы хотели, чтобы Бенито и Руфина все-таки сделали уроки, а если никто за ними не присмотрит, то надежды на это нет. Они будут балбесничать, если останутся одни… Знаешь, Делфина, ты отличный друг… Вот что: выбирайтесь вместе с Никето завтра вечером в пиццерию тети Орнеллы. Поболтаем, выпьем по стаканчику вина… Да, и, разумеется, потанцуем… Я думаю, часов в девять будет в самый раз…

Люси Хок-Карпини. 12,5 лет

Тристан и Росита приползают в дом Кротоне минут через 40 после этого разговора. Выдающееся достижение в спортивной ходьбе! Городок Коста-Виола-Нова занимает всего километр по диагонали — от пристани на конце юго-восточного мыса острова Хендерсон до длинного кораллового пляжа на восточной стороне того же мыса, а дистанция от дома Петрония до дома аббата — метров 200. По предельно довольным физиономиям Тристана и Роситы видно: за прохладные часы сегодняшнего утра они сделали на крыше Петрония все, на что хватило их эротической фантазии. Парень еле волочет ноги — Росита его заездила не по детски. 10-летний Бенито (старший киндер Эпифани и аббата) с ходу интересуется: «Эй, Тристан, торпеда не стерлась?». Ну и получает выговор от мамы: «Думал бы ты лучше об уроках, а не о торпедах». Затем Эпифани выстреливает в молодую парочку четвертьчасовую инструкцию (20 фунтов против хвоста селедки — они не запомнили и половины), и мы, наконец, выезжаем в великое путешествие к Озерам Фламинго. До них целых три мили (почти половина острова Хендерсон). Остров пересекает несколько широких просек в джунглях из карликовых пальм, и одна из них ведет ровно куда надо. Транспортное средство — обычный армейский трицикл — не спеша, преодолевает этот путь минут за 20.

Когда мы останавливаемся у первого озера в цепочке, я просто обалдеваю от этой красоты. Первая мысль: такое просто не может существовать в реальности. Стволы древовидных папоротников, с огромными кронами-зонтиками и луг синих, желтых, оранжевых и красных цветов величиной с ладонь. И лиловые фламинго, которые грациозно и лениво вышагивают по серебрящейся стеклянной глади озера, иногда выхватывая из воды мелких рыбок… И снежно белые звезды лотосов в заводях… Наверное, у меня эстетический шок. У Олан и Атли — тоже. В моей голове никак не укладывается, что четверть века назад Хендерсон был унылым известковым плато посреди океана, без капли пресной воды, и тут росли только панданусы и жесткие суккуленты, похожие на муляж травы, сделанный из зеленого полиэтилена. Остров Хендерсон — первая точка в Океании, где проведена синтетическая экосистемная хабитация. И сделал это мой папа с друзьями и коллегами… Теперь я ни капли не удивляюсь тому, как нас здесь встретили…

* * *

Раздался короткий душераздирающий визг, а затем отборная матросская ругань, произнесенная, как ни странно, нежным девичьим голосом. Следом послышался негромкий мужской голос, говоривший что-то невнятно-успокаивающее.

Эпифани вздохнула и сообщила:

— Эта неугомонная Лерна опять пыталась подружиться с фламинго.

— А это так сложно? — спросил Атли.

— Это невозможно, — ответил аббат, и крикнул, — Лерна, Руджи, что на этот раз?

— Правая ладонь, — задумчиво произнес мужской голос, — О, черт! У нас точно был в аптечке кровеостанавливающий пластырь. Лерна, держи пока руку над головой.

— Идите сюда! — крикнула Эпифани, — У нас в трицикле есть хорошая аптечка! И вы поможете нам развлекать гостей. Я надеюсь, вы знаете: у нас в гостях младшая дочь доктора Микеле Карпини с друзьями.

Через пару минут из зарослей тростника выкатился байк-амфибия, разрисованный камуфляжными узорами. За рулем сидел парень лет 20, а сзади — девушка, немного моложе. Оба были голые и мокрые. Девушка держалась за водителя левой рукой, а правую подняла над головой. Вниз от запястья стекали капельки крови.

Эпифани еще раз вздохнула, и раскрыла уже извлеченный из багажника трицикла пластиковый чемоданчик — белый с красным ромбом на крышке.

— До чего же вы оба бестолковые… Лерна, садись вот сюда, и дай руку… Руджи, не мелькай. Ты только мешаешь… О, Джа! Ничего себе… Как это тебя так клюнули?

— Но тетя Эпифани! Этот фламинго был уже прикормленный! И он смотрел очень дружелюбно. Я и подумать не могла…

— Ладно, лучше помолчи и подержи вот так губку…

— Лерна вычитала в неком сомнительном журнале, — пояснил аббат Стилано, — что у девушек с фиалковыми глазами непременно есть телепатические способности.

— У Лерны они действительно есть, — сказал Руджи, снимая с багажника своего байка спортивную сумку, — просто они еще недостаточно развиты.

Олан бросила взгляд на основательно клюнутую ладонь девушки, и спросила:

— А почему бы пока не тренироваться на ком-нибудь пушистом и не кусачем?

— Для тренировки нужен азарт, — ответила Лерна.

— По физике получается, что телепатии быть не может, — заметила Люси.

— Физике еще не все известно, — возразил Руджи, набивая табаком трубку какого-то древнего образца, — Каждый месяц открывают что-то новое.

— Ага, — Люси кивнула, — Но, по-любому, у нервов электро-поле слишком слабое. Не просто же так бесконтактный пульт, который управляется этим полем, надо ставить в скольких-то сантиметрах от поверхности тела, не дальше, а то он не уловит сигнал.

— А если в организме может получаться, как в радио-лазере? — спросил он.

Люси фыркнула.

— Это как?

— Это я в принципе. Про эффект радио-когерентности и про радио-лазер, физика до прошлого года ничего не знала. Мало ли, что еще может открыться?

— Вот когда откроется, тогда и будете совать руки к фламинго, — сердито проворчала Эпифани, — А то вы все такие ученые, что приходится заклеивать вам лапы биогелем. Кстати, Руджи, имей в виду: биогель гораздо лучше доисторического пластыря.

— Я знаю. У нас дома он есть, а в мото-аптечке как лежал пластырь, так и…

— Выбрось его к черту, и положи на его место биогель! — перебила она.

— Hei foa, а кто-нибудь, имел дело с бесконтактными пультами? — спросила Лерна.

— Мы с Олан уже год с этим имеем дело, — ответил Атли, — Если управляешь сразу несколькими дронами, то бесконтактный пульт это как палочка-выручалочка.

— Пока их не придумали, мы запаривались с этой проблемой, — добавила Олан.

— Вы профессионально пилотируете дроны? — заинтересовался аббат Стилано.

Олан утвердительно кивнула.

— Да. Мы рулим небесными сардельками в маминой фирме, SLAC, «Sincher Light Air Cargo». Может быть, вы слышали…

— Еще бы! — аббат кивнул, — У нас тут снабжение, в основном, дирижаблями.

— А у вас тут большая атомная станция? — поинтересовалась Люси.

— Нет, — ответил он, — У нас две мини-АЭС по 20 мегаватт. Нам хватает с запасом.

— Странно… — произнесла она, — А я случайно видела у вас на терминале целый пакет морских контейнеров, две дюжины, с черными трилистниками на желтом фоне.

— Это транзит с запада, с Тубуаи, — сказал Руджи, — Наверное, на Дюси-Питкерн.

— Если ты про те контейнеры, — вмешался Атли, — то это не топливо для АЭС. Там на трилистнике серединка не черная, а желтая как фон. Значит, это дейтрид лития, для термоядерных устройств. По ходу, для каких-нибудь новых космических движков.

— Многовато для движков, — заметила Олан.

— Может, это для полета на Немезиду? — предположил Руджи.

— На Тау-Кита, — буркнула Эпифани, и шлепнула Лерну ладонью по попе, — Готово, красотка. Только больше не лезь к фламинго. Хватит уже. А теперь, будь хорошей девочкой, и налей всем цветочного чая. У нас в багажнике термо-канистра.

Девушка легко вскочила на ноги.

— ОК, тетя Эпифани… Maururoa… А на счет Немезиды — почему бы и нет?

— По прогнозам, — сказал Атли, — до реального, пилотируемого полета к Немезиде, примерно лет 10. Крайне-оптимистичная оценка — 5 лет. Это по реестру прогнозов последнего выпуска FO-OF, «Future Oceania — Observation Flights».

— Все эти футуристические прогнозы… — уверенно объявила Лерна, возвращаясь с канистрой, — …можно свернуть в трубочку и засунуть в жопу их авторам.

Аббат Стилано осуждающе покачал головой.

— Не забывай, пожалуйста, что Кри рекомендовал относиться к нашим ближним с некоторой гуманностью. А ты проявляешь такой жесткий радикализм…

— Конечно, padre, — со вздохом, согласилась она, — Но есть такие ближние, которые в наглую грузят на мозг всякую… В общем, так грузят, что дюжиной экскаваторов не разгрузить! И они специально так делают, я точно говорю!

— Аналитики FO-OF делают нормальные технические прогнозы, — заметил Атли.

— Ага! Вот и давали бы эти нормальные прогнозы. А зачем они еще перепечатывают всяких психов-футурологов из Европы и Северной Америки?

Атли пожал плечами и закурил сигарету.

— Ну, такая политика редакции журнала. Они публикуют в конце каждого выпуска дайджест мировой футурологии, чтобы читатель мог без хлопот сравнить мнение аналитиков FO-OF с другими мнениями. По-моему, это толково и честно.

— Но можно как-то фильтровать, — вмешался Руджи, — Зачем перепечатывать явный параноидный бред?

— Давай конкретно? — предложила Олан.

— Давай, — согласился он, и вытащил из спортивной сумки ноутбук, — …Вот я сейчас конкретно зачитаю, что в дайджесте последнего выпуска… М. Томпсон, британский футуролог, утверждает: «Глобальное изменение климата неизбежно, и не так важно, ожидает нас потепление или похолодание, в конце XXI века человечество окажется игрушкой в руках стихий. Штормы и перепады температур приведут к деградации аграрного сектора, и мы встанем перед лицом голода»… Ну, полный мудак!

— Один автор — не показатель, — сказала Олан.

— Aita pe-a, читаю дальше: «Группа ученых под руководством Х. Дитмар из Бельгии, построила климатическую и тектоническую модель нашей планеты. Согласно их прогнозу, к 2100 году, из-за смещений в мантии Земли, Тихий океан разделится с образованием полосы суши посредине, а Карибский регион превратится в область катастрофических извержений вулканов. Цунами смоют побережье Индостана…».

Олан похлопала в ладоши.

— Хэй, бро, давай оставим климат. Там сплошное жульничество.

— ОК, пропускаю, — согласился Руджи, — Вот, пожалуйста: «По мнению Л. Вудпека из Центра Глобального Прогнозирования (Нью-Йорк) во II половине нашего века, для сохранения человечества станет необходимо с момента рождения имплантировать жителям микрочипы в мозг для включения их в глобальную информационную сеть, управляемую искусственным интеллектом и работающую, как единый организм»…

— Вудпеку это не грозит, — перебила Люси, — Ему некуда имплантировать микрочип.

— О! — воскликнул Руджи, — Прогнозы комитета ООН по глобальным проблемам! Вот шедевр: «В последней четверти текущего века, средняя продолжительность жизни в развитых странах вырастет до 110 лет, а детность упадет до 40 на 100 фертильных женщин. Это же произойдет в Китае и Индии, в новых развитых странах Латинской Америки и в странах TVIMS к началу XXII века. Трудовой ресурс сократится втрое, и трудовая миграция из нищих стран уже не сможет покрыть его дефицит…».

— Что такое TVIMS? — перебила Эпифани.

— Таиланд, Вьетнам, Индонезия, Малайзия, Сайберия, — ответил он, — Пять азиатских лидеров развития под лозунгом: «догоним Японию, или хотя бы Южную Корею».

— Хм… А где в этой картине мы?

— Мы в следующей фразе, тетя Эпифани. Вот: «…Тем более, что трудовой ресурс Экваториальной Африки все более втягивается в обслуживание милитаризованной теневой экономики тоталитарно-анархических режимов Океании».

Эпифани вздохнула и сделала глоток цветочного чая.

— Как им, наверное, страшно жить… Я имею в виду тех, которые в развитых странах читают эти прогнозы про Карибские вулканы в глобальной информационной сети с момента рождения. Я даже понимаю тамошних женщин, которые боятся рожать.

— Они и раньше боялись, — заметил Стилано, — Просто их заставляли. Общественное мнение, жесткие ограничения на контрацепцию, полная зависимость от мужчины — собственника, и внутренние установки: фундаментализм и отсутствие образования.

— Фундаментализм — это ведь только у пуритан и у исламистов, — заметил Атли.

Аббат отрицательно покачал головой.

— Нет, это гораздо более общее явление. Оно, по сути, политическое. Оно связано с какими-то ветками христианства и магометанства только как с удобной ширмой. В действительности, фундаментализм — это движение, направленное на блокирование прогресса путем устранения его социальных предпосылок. Это политический клон регулятора Уатта. Клапан сброса для социальной машины, как для парохода.

— Извините, padre, — Руджи покрутил головой, — Я не догнал, что вы сейчас сказали.

— Парень, это очень просто. Ты сам только что читал прогноз. Научно-технический прогресс, по мере приближения к зоне сингулярности Винджа, начинает разрушать фундаментальные конструкции феодально-индустриальной оффи-системы. Вместо лихорадочной гонки трудящихся за приманкой мнимо-достижимых материальных богатств — апатия и рост популярности безделья. Слишком иллюзорными оказались муляжи материального благополучия на границе сингулярности. Желание передать эстафету этой гонки за морковкой, подвешенной перед носом, угасло. Все больший процент женщин в этих странах, выбирает для себя однодетную модель, или вовсе отказывается от идеи рождения потомства. Значительный процент мужчин утратил интерес и к продуктивной деятельности, и к детям, еще в конце прошлого века.

Олан сделала большие глаза.

— Хэй! При чем тут сингулярность? У нас тоже сингулярность, а таких извращений не возникает! Сингулярность — это когда новое поколение техники изобретается в виде избыточного числа альтернатив, причем раньше, чем в практику успевает внедриться предыдущее поколение. И не надо это демонизировать! Для сингулярной экономики имеется теория диффузного управления Тоффлера-Хопкинса. При правильной игре, сингулярная экономика на порядок эффективнее, чем предсингулярная. И нечего на сингулярность пенять! Людям от нее никакого вреда, кроме пользы! Западные оффи просто запугали жителей своих стран близким абсцессом…

— Апокалипсисом, — поправил Стилано.

— Ага! Я это и имела в виду. А на западе все mass-media в руках у оффи! Получается прессующий поток инфо-помоев на мозги! Понятно, что хабитанты перепугались и перестали продуктивно работать. И рожать тоже перестали. Поэтому, им теперь не хватает рабсилы, и они пустили к себе кучу зверьков из Исламского Говнистана. А зверьки быстро перестают работать и садятся на шею местным хабитантам, так что приходится ввозить еще зверьков… А виновата, как бы, сингулярность. Ага, щас!

Аббат снова покачал головой.

— Извини, Олан, но у тебя бухгалтерия не сходится. Какая, по-твоему, нужна доля продуктивно работающих хабитантов, чтобы полностью обеспечить общество с сингулярной экономикой товарами и услугами?

— По Тоффлеру-Хопкинсу, около двух процентов от общей численности населения.

— … И ты хочешь сказать, что в развитых европейских странах нет даже этих двух процентов продуктивно работающих хабитантов?

— Вы кое о чем забыли, сен Стилано, — вмешалась Люси, — Западным оффи нельзя переводить свою продуктивную экономику на сингулярную модель, и вообще на постиндастриал. При постиндастриале у них вся система власти развалится. Она построена под индастриал, когда у большинства взрослых хабитантов руки заняты капанием канав, или кручением гаек на конвейере, или стоянием в очереди, чтобы получить место у канавы или у конвейера. Ничто другое для оффи не годится!

— Как интересно… — произнес аббат, — Ты серьезно увлекаешься политэкономией?

Люси улыбнулась ему и пожала плечами.

— Типа, мы на Элаусестере послушали несколько лекций дока Джерри Винсмарта.

— А, понятно. Примерно об этом я и хотел сказать, упомянув регулятор Уатта. Под давлением сингулярности, оффи открывают клапан и избавляются от избыточного давления прогресса в котле. У них нет другого выхода, ведь иначе котел лопнет. Но, сбросив пар, они обнаруживают, что опоздали: социальная среда перестроилась на постиндустриальный лад и уже не готова поставлять рабсилу для конвейера образца начала XX века. Поэтому на следующем шаге борьбы за выживание системы, они вынуждены бороться за социальный регресс. Но этот регресс даст плоды только в следующем поколении, после того, как победит, так что пока оффи импортируют отсталую рабсилу из стран с феодальными обычаями. Из исламских стран.

— Так-так-так! — произнес Атли, — А фундаментализм, значит, это как раз борьба за спасительный для системы возврат в европейское средневековье?

— Да, — подтвердил Стилано, — Идеологией европейского средневековья был римский католицизм и германский протестантизм, поэтому теперь оффи реставрируют этот фундамент. Отсюда — фундаментализм. Между прочим, исторически первым возник протестантский фундаментализм в США, в 20-е годы прошлого века. Именно тогда наиболее образованные оффи поняли: научно-технический прогресс превратился в главную угрозу системе. Его надо остановить. Тогда было бы достаточно остановки. Сейчас для сохранения оффи-системы нужен откат назад, на столетие, к состоянию общества, которое имело место в «западных странах» до II мировой войны.

Лерна несколько раз удивленно моргнула своими огромными фиалковыми глазами.

— Теперь я не догоняю, padre. Эти оффи что, совсем забыли про нас? Мы-то ведь не собираемся останавливать прогресс. И где они окажутся со своим средневековьем?

— Это очевидно, — ответил Стилано, — Там же, где сейчас оказались оффи исламских государств Северной Африки и окрестностей Индостана. Их власть прочна, а их благосостояние достигается импортом плодов прогресса для себя и своей семьи, а средства они получают за счет не лимитированной эксплуатации подданных.

— Они дебилы, — твердо сказала Люси, — Они забыли про страны 4-го мира.

— Про страны 4-го мира ты тоже узнала на лекциях дока Винсмарта? — спросил аббат.

— Нет, от мамы. У меня мама, как бы, немного связана с этими странами по работе…

13

Дата/Время: 11.02.24 года Хартии

Место: Середина восточного берега Сиамского залива.

Спорная территория Камбоджи и Таиланда. Кхеолонг

Товарищ Джуо (он же — Журо Журо, майор объединенной службы контрразведки и военной разведки Меганезии — INDEMI), не любил привлекать к себе пристального внимания, поэтому обосновался слегка в стороне от импровизированной трибуны, с которой в данный момент выступал старший командир локального формирования Красных кхмеров, товарищ Ним Гок. Сюда, к причалам поселка Кхеолонг — центра подконтрольной отряду Ним Гока небольшой территории, состоящей в основном из прибрежных болотистых джунглей и островов, стянулось значительное количество местных фермеров. Разумеется, они были взволнованы предстоящими событиями.

Красные кхмеры последние полувека были для них единственной относительно-стабильной властью и защитой от грабежей со стороны других военизированных группировок. С запада были пограничные силы Таиланда и исламисты Аль-Салафи, с севера — боевики сектантов-националистов Као-Дай, а с востока — т. н. «специальные подразделения МВД Камбоджи». Если какая-то из этих группировок вторгалась на соседние территории, то выбор для фермеров был такой: или бежать, унося с собой столько, сколько поместиться на телегу, или остаться и погибнуть при «зачистке».

После позавчерашней операции на севере, когда отряд Ним Гока нанес серьезное поражение самой активной в настоящий момент группировке Као-Дай, и (согласно фермерскому опыту), можно было надеяться на несколько более-менее спокойных месяцев жизни, командир Ним Гок вдруг уводит самых лучших бойцов куда-то в неизвестность. Как теперь жить? Кто защитит поселок Кхеолонг, район Дарунг и рыбацкие деревни на острове Кутхвей? Ним Гок, конечно, не подарок, он собирает продовольственный налог и размещает своих бойцов на постой в хижинах фермеров, однако его бойцы не грабят, не насилуют и не сжигают. Какая ни есть, а защита… Поэтому фермеры слушают красного командира не менее внимательно, чем бойцы.

То, что говорил Ним Гок о грядущей победе коммунизма, фермеров, в общем, мало интересовало. Красиво, замечательно, но слишком похоже на сказку. А реальность повседневной жизни (или выживания?) на этой нищей земле, где уже дольше века продолжается война непонятно кого неясно с кем — иная… Какой тут коммунизм? Собрали урожай, дожили до следующего урожая — и хвала Будде Амитаба. Чего еще можно хотеть от жизни? А как дожить, если Ним Гок уводит отборных бойцов?…

Красный командир сделал паузу, и продолжал говорить — уверенно и четко:

— … Позавчера, грамотно применяя военно-техническую помощь наших друзей-интернационалистов, мы нанесли сокрушительное поражение феодальным бандам, вторгшимся с севера. Теперь им придется долго зализывать раны на своей грязной собачьей шкуре и подтягивать силы с озера Тон-Ле-Сап. Их слабостью обязательно воспользуются исламисты, чтобы занять район Муат-Прех. Но и каратели из армии антинародного правительства Пномпеня не будут дремать. Они двинут свои силы с востока. В Муат-Прех начнется позиционная война, которая, вероятно, на несколько месяцев свяжет руки нашим главным врагам. Мы выиграли не только сражение. Мы выиграли большое количество времени. За эти несколько месяцев мы успеем занять плацдармы на юге, чтобы позже нанести оттуда внезапный удар по врагам.

Ним Гок снова сделал паузу и окинул слушателей внимательным цепким взглядом.

— Я слышал разговоры о том, что наша специальная бригада может не вернуться. Это пораженческие настроения, которым не должно быть места среди коммунистически-сознательных работников агропромышленного сектора. Подобные разговоры будут пресекаться. Мы оставляем на месте достаточное количество резервистов народной милиции и молодых бойцов, а также бойцов-ветеранов, которые временно выбыли из строя по причине ранений, но могут выполнять работу инструкторов. Мы оставляем достаточное количество оружия и боеприпасов, и оставшиеся здесь бойцы сумеют защитить территорию от мелких вражеских вылазок до возвращения специальной бригады. Мы вернемся сюда скоро и с многократно возросшими силами. Тогда мы нанесем врагу такие удары, после которых он уже никогда не поднимется на ноги. Удерживайте позиции, товарищи! Вместе мы победим! Да здравствует коммунизм!

14

Дата/Время: 12.02.24 года Хартии

Место: Тихий Океан, к западу от Панамы.

Контейнеровоз «Бангоро»

Containership «Baccarat» (длина: 250 метров, дедвейт: 50 тыс. тонн, вместимость: 3000 контейнеров, Порт приписки: Монровия-Либерия, Хозяин: южнокорейская «Quanjee Logitec Shipping, JSC») шел по маршруту Панама — Брисбен — Сурабая — Сингапур — Манила — Пусан.). Экипаж 11 человек. Капитан и старпом южнокорейцы: Чо Нак и Чхи Санг. Стармех, сайберец: Айгор Лобоу. Эти трое составляли ядро команды. Остальные: (четыре азиопейца, два пакистанца и два афро-араба) были морской рабсилой, их имена никто не трудился запомнить, и к ним обращались: «эй-как-тебя-там».

На рассвете корабль покинул порт, а к 10 утра, вышел из панамского Залива за мыс Асуэро, и взял курс примерно 2 румба к югу от чистого запада. До ближайшей суши — Маркизских островов было около 3700 миль. Впрочем, была еще одна суша: острова Галапагос, принадлежащие Эквадору (Бангоро должен был пройти примерно в 200 милях к северу от них). Еще недавно знаменитые только гигантскими черепахами и морскими игуанами, эти острова за несколько месяцев приобрели дурную славу пиратского гнезда. Пираты, то ли, латиноамериканские, то ли малайские, грабили интернационально, без дискриминации. Они пользовались схемой, отработанной в Сомали в начале века. Два скоростных катера, вооруженных пулеметами и гранатометами, легко берут грузовое судно в клещи, вынуждают принять на борт призовую команду: десяток автоматчиков. Дальше судно минируется, отгоняется к одному из сотни мелких островков архипелага Галапагос, а дальше — или грабеж, или требование выкупа за груз, экипаж и судно…

Только за январь угнано 11 судов. За первую декаду февраля — еще 8 (среди них есть и океанские контейнеровозы). Два выкуплено, один ждет выкупа. На пустом месте такая активизация пиратов невозможна. Кто-то играет большую игру на рынке перевозок и страховок. Если такие суда безнаказанно угоняют, значит это кому-нибудь нужно…

За этими мыслями Жанна не заметила, как подошел помкэп Чхи Санг. На открытом служебном мостике верхнего яруса надстройки не слышно шагов — ветер порождает множество звуков — скрип тросов, глухой звон вибрирующих металлических листов, низкий свист в выемках обшивки. В том закутке, который облюбовала Жанна, чтобы смотреть на море, и иногда курить, ветер экранировался одной из широких балок, но звуки оставались. Чхи Санг закурил сигарету и облокотился на ограждение мостика.

— Не помешаю, мэм?

— Нет, что вы. Я просто бездельничаю.

— Вид у вас очень задумчивый, — пояснил он, — Прикидываете, как начать репортаж?

— А откуда вы знаете, что я собираюсь этим заняться? — добродушно спросила канадка.

Корейский моряк улыбнулся и пожал плечами.

— Ну, вряд ли вы выбрали нашу почтенную калошу просто, чтобы сэкономить денег на дорогу. Тем более, я думаю, это стоило вам хлопот. Такие суда не берут пассажиров.

— Никаких хлопот, — ответила она, — Правда, договаривалась не я, а один парень, но он говорил, что ваш директор тихоокеанских перевозок согласился на мое присутствие на борту в этом рейсе.

— Странно, — сказал Чхи Санг, — Босс вообще-то терпеть не может прессу. Знаете, эти статейки про то, как судовладельцы экономят при найме морских разнорабочих.

— Представляю, — согласилась Жанна.

— Еще бы, — он кивнул, — Вы же видели то, что в шутку называется нашим экипажем…

— По-моему, неплохие парни, — заметила она.

— Неплохой нищий парень это не профессия, — припечатал помкэп, — И, если уж на то пошло, этих восьмерых обормотов я бы на кабельтов к судну не подпустил. Знаете, суеверный моряк это нормально, но трусливый — это ни к черту. А, уж если набрали суеверных и трусливых, то не надо было идти мимо плохого места 13-го числа.

— Плохое место — это Галапагосы? — уточнила канадка.

Помкэп кивнул, слегка скривившись, и щелкнул по сигарете, стряхивая пепел.

— Эти недоноски всего боятся. Числа 13, морского змея, летучего голландца, шторма, цунами, пиратов и страховых комиссаров. Я только что застукал вахтенного, когда он вслух молился. Я пообещал набить ему морду, если снова увижу его на вахте за этим делом. И набью, даже не сомневайтесь. Для религии есть свободное время, верно?

— Я вообще не религиозна, — ответила она, — А почему они боятся страховых комиссаров?

— Ну, кто-то сболтнул, что они людоеды, а эти дураки повторяют.

— Страховые комиссары — людоеды? Но это же бред…

— Конечно, бред, мэм. Они немного необычно выглядят, но это просто такой стиль.

— Насколько необычно? — поинтересовалась Жанна.

— Сами увидите, — пообещал кореец глянув на часы, — Они будут минут через 20. А пока, хотите кофе с бренди? Как раз успеем выпить по чашке, пока они летят.

— Спасибо, мистер Санг. С удовольствием.

— Просто Чхи, — сказал он.

— ОК. Тогда просто Жанна.

Они церемонно пожали друг другу руки и отправились в смотровую рубку.

Кофе из бойлера-автомата был так себе, но это не чувствовалось, поскольку помкэп плеснул в чашки граммов по 30 бренди. Бренди тоже был далек от идеала, но в такой смеси с кофе, дефекты качества не чувствовались.

— Чхи, а ты уже имел дело с этими… необычными страховыми комиссарами?

— Да. В феврале. Мы шли: Пусан — Тайбей — Гонолулу — Вальпараисо — Сан-Франциско — Иокогама — Тонхэ. Два перегона мимо Галапагосов, с киви-страховкой. Но тогда у нас была не такая отстойная команда: филиппинцы и малайцы с кое-каким опытом. За этот месяц, все изменилось, вот что я тебе скажу. Конкуренция стала жестче вдвое. Китайцы построили австралийцам серию новых калош вроде этой, но автоматики еще больше. У тех теперь есть дешевые экипажи из продвинутых папуасов. Наши экипажи дешевле, но уже не настолько, как раньше. А тут еще пираты, якорь им в задницу…

— Кстати, когда они появились? — спросила Жанна.

— В сентябре прошлого года, после Арафурской войны, — ответил он, — Меганезийский флот гуманизировал пиратов в австрало-индонезийских водах. Уцелевшие смылись на Галапагосы. В этом году просто житья от них не стало. Зараза…

— Гуманизировал, — задумчиво повторила Жанна, — Чхи, а откуда эта гипотеза?

Кореец пожал плечами, отхлебнул кофе с бренди и закурил новую сигарету.

— Знаешь, Жанна, гипотезы — это у ученых. А у нас чисто практически. Если из бутылки что-то вылилось, а в стакан что-то влилось, то… — он прервался на полуслове, показал пальцем куда-то в небо, и пояснил, — Летят, красавцы. Даже чуть раньше, чем обещали. Пойду встречать. Хочешь — со мной. Если не боишься.

— Чего? — удивилась она, — Если это страховые комиссары…

— Ладно, тогда пошли, — сказал Чхи Санг.

Они спустились на первую палубу и двинулись вдоль борта к носу, мимо 4-этажных штабелей коричневых, оранжевых и синих контейнеров, и вышли на форкастл как раз вовремя. К Бангоро с востока приближалась летающая штука размером примерно с малолитражный smartcar. Сверху и сзади у нее виднелись сверкающие на ярком солнце полупрозрачные круги вращающихся пропеллеров — несущего и толкающего. Зависнув над форкастлом, машинка аккуратно села в промежуток между огромными моторными катушками якорных тросов и мачтой сигнального фонаря. Очевидно, более крупный летательный аппарат сюда бы просто не вписался. Лопасти еще продолжали вращаться, когда прозрачный колпак кабины раскрылся, и на палубу выпрыгнули четверо крепких ребят, похожих скорее на коммандос, чем на страховых служащих. Впрочем, на борту машинки красовался логотип: улыбающаяся физиономия дельфина и надпись «Timaru-Team IBC» по кругу. Такая же картинка имелась на жилетках «Страховых комиссаров».

Кроме жилеток (а точнее, десантных разгрузок), одетых на голое тело, на комиссарах были мешковатые бриджи, а обувь напоминала римейк калиг римских легионеров. На затылках — каски, а на правых боках — чехлы с короткими автоматами. Они извлекли из багажника летающей машинки огромный пластиковый чемодан, а машинку откатили к штабелю и принайтовали к контейнерам чем-то вроде эластичных тканевых ремней. После этого они перестали суетиться и закурили, и стало возможно рассмотреть их.

Трое парней и одна девушка. Все четверо — папуасы «берегового» типа: рост средний, сложение — немного недотягивает до атлетического. Кожа очень темная — там, где не нарисованы яркие красные и синие узоры (а узоры есть даже на щеках). На вид всем примерно лет около 20, только один — чуть постарше. Он-то и начал разговор.

— Йэй! Ты кэп Чо Нак?

— Нет, я старший помощник Чхи Санг.

— ОК. А я — фир-комиссар Дв.

— Дв? — переспросил старпом.

— Примерно так. Не важно, Чхи. Подпиши, что мы здесь, — папуас извлек из левого внутреннего нагрудного кармана разгрузки две отпечатанные бумажки, протянул их Сангу и добавил, — одну мне, одну тебе. Для бюрократии. Потом будем вешать флаг, потом встанем на позицию, а потом не будем мешать. Только жрать давай, и ОК.

— Когда жрать? — спросил старпом, ставя подпись и возвращая один экземпляр.

— Когда все будут жрать, тогда и мы, — пояснил фир-комиссар, — Но нам надо жрать на позиции, потому что инструкция: уходить только в туалет и мыться. Это безопасность.

— Я знаю. Не первый раз. Флаг вешайте на хэдлайт, — Чхи похлопал ладонью по мачте сигнального фонаря, — А жрать в 8, 14 и 20 по местному времени.

— ОК, — Дв кивнул, — За 15 минут до — кто-то придет за жратвой на камбуз. Так?

— Нормально, — подтвердил помкэп, — Что еще вам необходимо для работы?

— Ничего, — Дв энергично покрутил головой, — Все есть.

Жанна, вслед за помкэпом, двинулась в обратный путь вдоль борта, размышляя о том, почему вполне дружелюбные (хотя и несколько экзотические) папуасские комиссары вызывают страх у матросов — ни один не подошел глянуть на «гостей». Из-за оружия? Вряд ли. Из-за раскраски? Тоже вряд ли. Значит, есть что-то, чего она не заметила…

— Не схватываешь, что в них такого? — догадался Чхи.

— Честно говоря, да.

— Понятно. Значит, или у тебя крепкие нервы, или ты бывала в Океании.

— Второе, — лаконично ответила канадка.

— Я так и думал. Ты в шашки играешь?

— Играю. Но не очень хорошо.

— Это просто чтобы скоротать время, — пояснил он, — Приходи после нуля на кэп-мостик. Собачья вахта — моя. Сыграем. Поболтаем. Посмотришь на этих. Очень познавательно.

— Спасибо, приду, — она улыбнулась, — Если не помешают злые галапагосские пираты.

Чхи тоже улыбнулся и слегка качнул головой.

— Пираты, — сказал он, подняв палец к небу, — вероятнее всего, нападут на рассвете.

15

Дата/Время: 13.02.24 года Хартии

Место: Хендерсон — Маротири — Кермадек-Рауль

Люси вздохнула и отвернулась от маленького TV-экрана на контрольной панели.

— Ну, папа, и что ужасного в этом военно-морском шоу? Ребята бы подвезли меня до Рангироа, а оттуда до дома летают рейсовые этажерки через Раротонга-Аваруа.

Хмурый, не выспавшийся и слегка осунувшийся Микеле Карпини тоже вздохнул.

— Знаешь, детка, мама у нас сверхосторожная и сверхпредусмотрительная…

— Какая, на фиг, осторожность! Ты почти спишь! Сколько ты уже за штурвалом?

— Сама посчитай, ладно? От Футуна до Хендерсона 2700 миль. Subjet делает 450 узлов.

— Шесть часов! — перебила она, — И после этого ты даже час не отдохнул перед вылетом назад! А ведь ты не профессиональный пилот, папа!

— Ладно, согласен. Это неосмотрительно с моей стороны. И что дальше?

— Дальше вопрос: зачем эта авиа-гонка, если я бы сама сегодня вечером вернулась?

— Видишь ли, детка, ты еще не совсем взрослая, и…

— Что «и»? Меня бы изнасиловали и съели на аэродроме или прямо в этажерке? Или, может быть, мама думает, что я не умею читать, и села бы не на ту этажерку?

— Просто мама испугалась, что ты не на Элаусестере, а на Хендерсоне, в зоне боевого патрулирования. Все-таки, военные игры не бывают полностью безопасными.

— Мама испугалась. Уже смешно. Испугалась, и отправила тебя, великого пилота-аса…

— Она хотела послать за тобой одного из своих парней, — перебил он, — но я сказал: нет.

— Почему?

— Потому, что ты моя дочь, а не дочь спецназа INDEMI.

— А… Понятно… — сочувственно протянула она, — Что, здорово поцапались?

— Нормально. Уже помирились.

— Ну, благодарю Мауа и Пеле, держащих мир. А почему это мы летим домой через Маротири, а не через Туамоту? Крюк миль 500 на юг, если я не путаю географию.

— Мы летим не домой, а на Аотеароа. Точнее, на новозеландский Кермадек-Рауль.

— Упс… А что скажет мама?

Микеле вытащил из кармана сигару, щелкнул зажигалкой, прикурил, и сообщил.

— Мама в командировке. И, похоже, это надолго.

— Ах, даже так… И где именно, она, разумеется, не сказала.

— Она сказала, что в Новой Британии, на инспекции какого-то полигона.

— Понятно… Осталось найти такого тупого морского ежа, который в это поверит.

— Ты же знаешь, Люси, у мамы специфическая работа.

— Да, уж знаю… А зачем мы летим на Кермадек-Рауль?

— Меня пригласили на конференцию по индуцированной зиме.

— Брр… А что это такое?

— Это явление, которое может возникнуть при выбросе большого количества пыли в атмосферу. Значительная доля солнечных лучей не доходит до поверхности Земли и средняя температура падает ниже нуля по Цельсию. Считается, что на Земле дважды случались такие зимы. Первая–300, а вторая — 70 миллионов лет назад. Из возможных причин называют супервулканическое извержение и падение астероида. Существует также теория ядерной зимы, но у нее неадекватный идеологический фон. Эту ядерную зиму, которая, якобы, наступит после взрывов нескольких тысяч H-bomb, придумали в качестве пугала во времена первой холодной войны.

— Понятно, — сказала Люси, — А ты каким боком к этому?

— У меня доклад про адаптацию некоторых растений к антарктическим условиям.

Люси задумалась, прокручивая в голове, только что полученную информацию.

— Слушай, па, а почему ты с этим докладом едешь к алармистам?

— Ну… — он слегка замялся, — Я хочу послушать доклад одного новозеландца, Энди Роквелла. Он делал модель климатического кризиса для случая падения на Землю крупного астероида. Энди хороший прикладной математик. Это любопытно.

— Па, ты ведь всегда говорил, что алармизм — херня! Что случилось?

— Ну… — Микеле замялся еще сильнее, — Вообще-то меня очень просила мама. Ей интересно мое мнение по модели Роквелла. Маме пришлось заняться совместной меганезийско-латиноамериканской программой астероидной безопасности. Это коммерческая тематика, но если безопасность, то INDEMI должна мониторить.

— Ты сам-то в это веришь? — спросила Люси.

— В астероидную опасность? — уточнил он.

— Нет! В это кривое объяснение маминого интереса к теме! Это же полная лажа!

Микеле протянул руку и ласково потрепал дочь по затылку.

— Ты мне так и не ответишь? — грустно сказала она.

— А что тебе ответить? Что я в это не верю? Ты и сама уже поняла. Давай лучше ты спросишь: «папа, а что я буду делать на острове Рауль эти три дня»?

— Ладно, па. И что я буду там делать эти три дня?

— О! Там есть вулканическое озеро в кратере действующего вулкана, залитом водой. Уникальный объект. Кроме того, там сохранились древние деревья каури, которые существуют на планете полтораста миллионов лет. И вообще, по-моему, мы можем неплохо провести время, как ты думаешь?

— Конечно, па. Но мне кажется, лучше было бы, все-таки знать, что происходит.

— Всегда что-то происходит, — задумчиво сказал он, — И мы всегда чего-то не знаем.

16

Дата/Время: 13.02.24 года Хартии

Место: Тихий Океан, к северу от Галапагосов

Контейнеровоз «Бангоро»

Сигнальный фонарь над форкастлом давал отличное освещение носовой части судна. Свежий ветер играл ярким красным флагом, на котором выделялся зловещий черный силуэт бабочки. Иногда казалось, она машет крыльями, как живая. Двое страховых комиссаров несли вахту, развалившись на широком листе брезента, рядом с парой штуковин явно военного назначения, одна из которых напоминала тубус с ножками, а вторая — тележку с чемоданом. Тут же лежали два ноутбука и было развернуто что-то вроде спутниковой антенны. Другие два комиссара — отдыхающая смена — с энтузиазмом плясали под раздающийся из небольшого динамика папуасский фольклорный ритм.

Несколько уточнений.

* Музыка представляла собой заунывное гудение на низких нотах, перемежающееся гулким и частым барабанным боем и гортанными выкриками.

* Два пляшущих парня были совершенно голыми, если не считать боевой раскраски и надетых на половые органы полуметровых жестких конических чехлов цвета охры (это украшение крепилась к тонкому ремешку, обвязанному вокруг поясницы).

* В руках у пляшущих были черные деревянные дубинки с красными узорами, и эти дубинки, с гудением, рассекали воздух, иногда соударяясь с громким глухим стуком.

* Нападая друг на друга, пляшущие издавали душераздирающий визг.

Чхи Санг двинул одну из шашек вперед, закурил сигарету и флегматично сообщил.

— Они всю ночь так будут. Это у них боевой танец.

— Красивые мальчишки, — заметила Жанна, делая ответный ход, — но я не могу понять, зачем они надевают на член эту штуку.

— Чтобы казалось, что он больше, — пояснил помкэп, — Такой ритуал. Вроде религии.

Он двинул еще одну шашку, и канадка поняла, что проиграла седьмую партию.

— Ты случайно не замаскированный гроссмейстер? — спросила она.

— Нет, просто практика. Знаешь, сколько у меня таких вахт за спиной?

— Догадываюсь… Слушай, а почему, все-таки, экипаж боится этих комиссаров?

— Я же говорю: ходят слухи, что это людоеды.

— Но это ведь бред, Чхи! Обычные, нормальные папуасские ребята.

— Ты уже имела дело с папуасами? — с интересом, спросил он.

— Да. Примерно с такими же, только без боевой раскраски и без этих штук на члене.

— Вот, значит, как, — задумчиво произнес Чхи, — А где, если это не великая тайна?

— В Меганезии. Там их вполне достаточно, чтобы составить общее впечатление.

— Ну, понятно. Но, видишь ли, Жанна, те недоноски, которых, из экономии, набрали на нашу почтенную калошу, не были в Меганезии. И вообще нигде не были, кроме своей Азиопы, или еще какого-нибудь Бастардостана…

Его тираду прервал звонок вызова по корабельной сети. Он нажал кнопку ответа.

— Да, вахтенный помощник слушает…

— Чхи, это Айгор, — раздался голос сайберца, — Зайди в машинное, ладно?

— А что там?

— Зайди, — повторил стармех, — Не хочу без тебя разбираться.

— ОК, — вздохнул Чхи, — Через минуту буду.

— Что-то серьезное? — поинтересовалась Жанна.

— Думаю, обычный бардак, — ответил он, — Извини, я отойду на несколько минут. Ты посидишь здесь, или…?

— А тебе как удобнее?

— Мне будет спокойнее, если здесь останется толковый человек.

— ОК, — она улыбнулась, — постараюсь им побыть.

Помкэп кивнул и вышел. Жанна продолжала наблюдать за экзотическими страховыми комиссарами. Они решили сделать перерыв в плясках и сейчас всей четверкой пили по очереди что-то из огромного термоса, передавая по кругу пластиковую крышку-стакан. Портативный бинокль (который канадка весьма кстати взяла с собой) давал кратность всего x30, но этого было достаточно, чтобы увидеть: комиссары оживленно болтают, смеются и вообще ведут себя как нормальные молодые ребята в перерыве на работе…

Чхи вернулся минут через 10. Он был мрачен, удрученно потирал кисть левой руки, а первым его действием было извлечь из настенного шкафчика бутылку дешевого виски и обтереть внешнюю сторону кисти этим напитком с помощью смоченной салфетки.

— Ударился? — спросила Жанна.

— Вроде того… Я теперь понимаю, почему в XIX веке офицеры торгового флота носили перчатки, — он продемонстрировал канадке травмированную конечность. На костяшках среднего и безымянного пальцев наблюдались следы контакта с чьими-то зубами.

— Брр!.. А у тебя нет другого метода воспитательной работы с матросами?

— Ну… Я понимаю, что ты придерживаешься принципов декларации прав человека, но гамадрил, который курит марихуану прямо на посту в машинной рубке…

— Даже так? — удивилась она.

— Угу, — он мрачно кивнул, — Хорошо, что Айг до середины ночи смотрит свои любимые ретро-фильмы про II мировую войну, а потом, перед сном обходит свое хозяйство.

— Так, вы вдвоем избили этого парня?

Чхи отрицательно покачал головой.

— Того гамадрила отделал Айг. А я заехал в рыло другому. Он, засранец, начал качать права. Вот, сука… Надо же так, чтобы в самом начале рейса…

— А не боишься, что команда взбунтуется?

— Команда, — ответил он, — может быть, и взбунтовалась бы. Но этот сброд — никак не команда. Они каждый за себя. Максимум — по два, как с этими… В случае чего, можно вышвырнуть к рыбам одного самого наглого, и остальные станут овечками.

— Ты серьезно? — спросила Жанна.

— Нет, шучу, — ответил он, впрочем, не слишком убедительным тоном и, явно стараясь уйти от скользкой темы, кивнул головой в сторону форкстла, — …Вот если бы команда была из таких ребят, я вообще сейчас смотрел бы CNN и в ус не дул. У них порядок. А еще говорят: папуасы — дикари. Да они в сто раз цивилизованнее тех же азиопейцев!

— Несмотря на эти пляски голыми, раскрашенными с… гм… украшениями на…?

— Да мне по херу! — воскликнул помкэп, — Пусть хоть что угодно надевают на хер! Ты посмотри: вот сейчас у них пересменка. Те, которые плясали, пойдут в душ, помоются, вернутся и оденутся. Потом те, которые дежурили, разденутся, пойдут в душ, вернутся, наденут нахерники, возьмут дубинки и будут плясать. Дисциплина, черт меня дери!

— Девушка вряд ли наденет нахерник, — заметила Жанна.

— Ну, да, разумеется. У девушки вместо этого такая штука из цветных шнурков.

— А что будет, если я попробую подойти и снять их на видео? — спросила она.

— Черт его знает. Я бы на твоем месте не рисковал.

Канадка задумчиво почесала в затылке и выдвинула новое предположение:

— А что, если я подойду к кому-то из них по дороге в душ или обратно, и попрошу разрешение на видеосъемку?

— Это вариант, — согласился Чхи, — Лучше всего поймай их командира. Ну, ты его запомнила. Тот парень, у которого на пузе нарисован синий жук с красными глазами.

— Да. Этого парня зовут Дв, верно?

— Верно. Только произносить надо по-другому, но он, вроде, и так отзывается.

Шефа «страховых комиссаров» она поймала на палубе между бытовой надстройкой и грузовыми площадками, когда он возвращался из душа на позицию. Канадка собралась было задать свой вопрос на английском — но ее остановила одна странная особенность одежды своего визави. На первый взгляд, этот хорошо сложенный молодой парень был совершенно голым, только раскрашенным. Но если присмотреться — то его левую руку чуть выше бицепса опоясывал не орнамент на коже, а эластичный тканевый браслет — и это меняло дело. Такие браслеты широко распространены лишь в Меганезии, и служат футлярами для миниатюрных мобайлов типа i-phone/woki-toki. Разумеется, эти удобные штучки можно встретить и в других странах, но… Жанна задумалась на пару секунд, и резко изменила план завязки разговора. Она использовала лексическую конструкцию языка утафоа, которая в Меганезии применяется для обращения к офицеру автономно действующего подразделения вооруженных сил.

— Iaora comandante Dv! Reportero mai au. Hina-aro au e video-para-i oe. Vaiiho oe?

И это сработало. На просьбу разрешить видеосъемку, Дв отреагировал ровно так, как сделал бы это офицер меганезийского ВМФ где-нибудь на Таити или Самоа.

— No hea y i-oa mai oe? — задал он резонный вопрос о стране происхождения и об имени, уже предполагая, что собеседница — меганезийка (а по его улыбке было ясно, что это сразу вызвало у него симпатию).

— No te Nova Scotia mai au. O Janna to-u, — она специально, не стала уточнять, что Новая Шотландия находится в Канаде. По опыту, она знала, что меганезийцы довольно часто ошибаются и полагают, будто Новая Шотландия расположена в том же регионе, где и Новая Британия и Новая Ирландия — в меганезийской провинции Ист-Папуа. Похоже, фокус удался. Дв дружески хлопнул ее по плечу.

— Aita pe-a, glo! A haere mai! Come with me.

— Mauru, — ответила она, — Thanks.

— Oe te parau Engli? — поинтересовалася он.

— E o au, — подтвердила она, — Yes I am. It’s parau-noho for me. I am huaai engli-foa.

На территориях Ист-Папуа от восточного побережья Папуа до Соломоновых островов живет очень много потомков британских колонистов, для которых английский язык до сих пор более привычен, чем лифра (лингва-франка) и утафоа (интер-полинезийский). Шеф «страховых комиссаров» кивнул, показывая, что это сообщение его не удивило.

На позиции, оборудованной на ближнем к форкастлу штабеле контейнеров, все быстро перезнакомились. Двух парней, вставших на вахту (и потому одевшихся в униформу) звали Чап и Гкн, а девушку, которая сменилась с вахты вместе с шефом — Упу. Что касается Жанны, то ее имя прозвучало, как Йана, и она решила не поправлять. Зачем?

— Пресса! Медиа! — важно сообщил Дв, хлопая Жанну по плечу, — PR. Реклама, мотор коммерции, ага. Сейчас мы устроим такое…

Коллеги по страховому бизнесу поддержали предложение «устроить такое» дружными одобрительными возгласами. Всего через пол-минуты на члене шефа уже красовался конический чехол, а Упу была одета в ремешок с пучком ярких цветных шнурков. Они взяли в руки дубинки, раздалась фольклорная барабанно-завывающая мелодия и…

Парочка взяла темп, который невозможно было долго выдержать, но короткого танца-сражения на дубинках на фоне то темного океана, то вызывающе-красного флага с черным силуэтом бабочки, то штабелей контейнеров и далекой белой надстройки, для репортажа было достаточно. Исполнители, довольные собой, уселись около Жанны.

— Ну, как? — спросил Дв.

— Круто, — честно сказала она, — Слушай, а зачем эта штука на члене?

— Это? — он снял свой конус и повертел в руках, — Ну, так, народный обычай. Киви и австралийцы носят галстуки, нези носят лавалава с узлом-бантиком, а мы вот это.

— Репрезентативно-культурологический символ состоятельности, — произнес Гкн, не отрываясь от ноутбука (на котором отображалась тактическая обстановка в данном регионе океана, по сумме информации со спутника и с переносного радара).

— Гкн учится в Кимби-бизнес-колледже на менеджера, — пояснил Дв.

— У его семьи хороший бизнес на острове Кириси, в провинции Маданг, — добавил Чап.

— Ага, — подтвердил Гкн, — У нас дом, там, в Бокбоке. А бизнес — фар-сноркелинг. Если кому-то хочется реально понырять далеко от берега — легко. Мы инструктируем и все организуем. Хочешь — приезжай. Я тебе, как прессе, сделаю discount. В tour-guide наш остров называется «Long island circle», потому что он круглый, а в середине кратер от вулкана и там озеро. Кстати, очень полезное. Я буду расширять туда наш бизнес.

— Место классное, — подтвердила Упу, — Мы туда вписались в позапрошлом месяце.

— Маданг это где? — спросила Жанна.

— Ну, пресса! — удивился Дв, — Географии не знаешь! Это залив Астролябия, на северном берегу. Если пойдешь морем с Новой Британии, то от Сагсаг это на Запад вдоль берега Папуа, 75 миль. Если хочешь сразу попасть к Гкну, то это — второй остров по дороге. В атласе смотри порт Бокбок-Кириси. Только там гавань хреновая. Много рифов.

— Мы даем своего лоцмана, — вмешался Гкн, — У нас дешевле, чем у муниципалитета.

— А лучше лети на флайке, — посоветовал Чап.

— Лэндить флайку можно прямо в озере, так что волны не проблема, — добавила Упу.

— Наши пирсы точно в юго-восточном углу. Короче, на визитке есть WWW-info.

Он вытащил из какого-то внутреннего кармана жилетки-разгрузки яркую визитную карточку: «Bok-Bok Sea-Frog / air-tours and underwater hunting», и протянул Жанне.

— Мерси, — сказала она, — обязательно посмотрю.

— Joh, foa, вы за обстановкой следите, — строго сказал Дв, — Развели коммерцию…

— Мы следим, шеф, — ответил Чап, — Все чисто. А пираты будут только на рассвете.

— Почему? — спросила Жанна.

— Ночью боятся, — пояснил он, — Мудаки. Работать в море не умеют.

— А на рассвете они точно будут?

— Ну… — Дв равнодушно пожал плечами, — Полста на полста. Или будут, или нет.

— Командир, а чего мы скучаем? — спросил Гкн, — Типа, обещали устроить, а сами…

— Да, действительно… — шеф «страховых комиссаров» почесал свою макушку, из-за жестких волос похожую на длинно-ворсистую щетку, — что бы такое придумать? Упу, давай я тебя зверски изнасилую?

— А чем отбиваться? — спросила она, — штык-ножом — рисковано, а дубинкой…

— … Дубинкой не прикольно, — договорил Чап, — Давай пожарным багром?

— Точно! — поддержал Гкн, — Вон там, на щите есть. Я видел в гонконгском кино: у монахов в китайском Шаолине были такие боевые посохи с копьем и крючком.

— Но не железные же, — с сомнением возразила Упу.

— Так ведь прогресс, — авторитетно ответил он.

— Да, прогресс, — девушка вздохнула, — Ладно. Но жаль, что не деревянный.

— Ну, беги, чего сидишь? — сказал ей Дв, — до рассвета всего полтора часа.

Упу, как подброшенная вскочила на ноги, метнулась к краю штабеля и ловко, как обезьяна, спустилась на форкастл. Дв помчался за ней, но к моменту встречи в руках у девушки был 2-метровый багор. Пока Дв наматывал на правую руку кусок брезента (в качестве импровизированного щита), Упу успела вскарабкаться обратно на штабель. Тогда Дв пробежал почти до надстройки, и там вскарабкался на контейнеры. Упу рванулась ему навстречу, отчаянно визжа и выставив перед собой багор, как копье.

Сцена, которая произошла дальше, превосходила все голливудские постановки на порядок, если не больше. Дв, вероятно, учился какому-то довольно зрелищному виду рукопашного боя — то ли капоэйре, то ли тхеквандо, а Упу, скорее всего, работала на природном артистизме и пластике. Иногда Жанне (которая снимала все это на видео) казалось, что сражение происходит как-то слишком всерьез, но… Хлесткие высокие удары ног командира раз за разом не попадали девушке в голову (куда, казалось, они были точно нацелены), а острый крюк багра со зловещим свистом проносился в трех дюймах от его живота. Минут через 20, грубая сила победила. Багор был выбит из рук Упу, а она сама — брошена на палубу лицом вниз (в той части штабеля, где света было недостаточно, чтобы различить детали происходящего). Дв издал рев дикого хищника, Упу завизжала, как кошка, которой случайно наступили на хвост, и под этот жуткий аккомпанемент последовала имитация жестокого насильственного полового акта.

После этого девушка так и осталась лежать без признаков жизни, картинно раскинув в стороны руки и ноги, а Дв отправился вешать багор обратно на пожарный щит.

— Ничего, зачетно, — оценил Гкн.

— Когда мы с тобой рубились топорами, было круче, — заметил Чап.

— У нас саунд-трек выигрывал, — согласился тот, — Звон железа, все такое…

Чап согласно кивнул и добавил:

— Упу фехтовала неубедительно.

— Что?! — возмущенно воскликнула она, мгновенно принимая сидячее положение.

— Ну, не совсем убедительно, — поправился он.

— Попробуй-ка фехтовать такой тяжелой железякой, — проворчала Упу.

— Надо было брать лопату, — предположил Гкн, — На щите она была, и она легче.

— Йох-йох! А ты не мог сразу это придумать?

— Не сообразил… Но и так зачетно. Йана, дай камеру, я скопирую на свой ноут.

Жанна протянула ему видеокамеру. Тем временем, на штабель вскарабкался Дв.

— Отвлекаемся на неслужебные дела, — строго заметил он.

— Так это полминуты, — возразил Гкн, — и все равно мой ноут резервный. Основной, видишь, не отвлекаем. Вот она, вся обстановка. Ни фига вокруг нет, кроме воды.

— Разболтались, — припечатал командир, — Вернемся в лагерь, сделаю реал-тренинг.

— Ну, вот, опять реал… — обреченно вздохнул Чап.

Дв повернулся к канадке.

— Йана, а ты знаешь австралийские танцы?

— Австралийские? — переспросила она.

— Ага. Вальс, румба, блюз, танго…

— Вообще-то, Дв, они не очень австралийские…

— Ну, это понятно, — согласился он, — Просто к нам их завезли из Австралии.

— … Кроме того, — продолжала Жанна, — я давно не танцевала. Так, в университете на любительских тусовках, пробовала танцевать танго-милонга…

— Сейчас сделаем, — перебила Упу, — Гкн, сдвинься от компа, ….Так… Значит, танго милонга… Эй, ну вы там готовы? Йана, я сниму вас с Двом на твою камеру, ага?

Жанна встала и с сомнением постучала носком кроссовки по крыше контейнера.

— Пол тут, мягко говоря, — пробормотала она, — Но, попробуем… Дв, одну руку кладешь вот сюда, другую… Примерно так. Теперь, я буду считать раз-два-три-четре. Это ритм.

Из динамиков зазвучала милонга.

— Я уже снимаю, — предупредила Упу.

— Чап, Гкн, не отвлекайтесь от вахты, — сказал Дв, — Потом посмотрите в записи.

— Ничего себе! — обиженно проворчал Гкн, — а нас что, не научат танго?

— Если Йана согласится зайти, когда вы сменитесь, то нет проблем, — ответил он.

— Давайте сначала посмотрим, что вообще получится, — вмешалась она.

* * *

…Примерно через полчаса, зрители — Упу и оба парня (которые, время от времени отвлекались от наблюдения за обстановкой) — заявили, что у командира, в первом приближении начинает получаться. А, когда над океаном начал заниматься рассвет, Жанна уже подумала, что эту запись будет не стыдно показать знакомым… Разумеется, тем, у кого достаточно широкие взгляды, чтобы не кричать «ах, ужас», от того, что танцплощадкой служат крыши грузовых контейнеров, а партнер — голый раскрашенный папуас сомнительной профессии. Она начала даже прикидывать, кому отправит этот ролик, когда Гкн буднично объявил:

— Пираты на радаре, командир.

— Черт! — уныло сказала Жанна, — Все было так неплохо…

— Не расстраивайся, — посоветовал Дв, — Ну, сделаем перерыв на час. Ты только сядь и, когда начнется, надень шлем и броник. Мало ли что… Упу, дай Йане резервные.

* * *

Через полчаса два черных силуэта быстроходных катеров уже наблюдались в бинокль. Они шли с юго-запада и северо-запада, сжимая вокруг контейнеровоза своеобразные клещи. Этот маневр — широкий охват «Бангоро» с двух сторон — вполне однозначно свидетельствовал об их намерениях…

— Что вы будете делать? — немного нервно спросила Жанна.

— Подождем, — спокойно ответил Дв, — Может, они что-нибудь хотят нам сказать. Гкн, проверь наведение, и уточни если необходимо.

— Да, шеф, — лаконично ответил тот и уткнулся в ноутбук.

К этому моменту все пятеро (включая Жанну) лежали на расстеленном брезенте.

Расстояние сократилось до полумили, и с правого (шедшего с северо-востока) катера раздался многократно усиленный динамиком хрипловатый голос:

— Эй, там! На контейнеровозе! Убрать ход, лечь в дрейф, готовиться принять на борт призовую команду!

Жанна навела на катер бинокль и увидела на носу, рядом со станковым пулеметом, кампанию пестро одетых людей индо-малайской расы, один из которых (одетый с некоторой претензией на роскошь) держал в руке микрофон, соединенный длинным крученым проводом с какой-то коробкой.

— Не интересно, — буркнул командир «страховых комиссаров», — Чап, выключи этому некультурному человеку громкость. Только громкость, а не голову.

— Да, шеф, — откликнулся тот и мягко развернул тубус на ножках.

— Эй, вы, там… — началась новая тирада из динамика, и в этот момент раздался звук, напоминающий оглушительный щелчок бича на цирковой арене.

Жанна увидела в бинокль, как от черной коробки на катере полетели мелкие осколки, а главарь с удивлением уставился на свой микрофон с болтающимся куском провода.

— Попадание, — спокойно констатировала Упу, глядя в мощный дальномер.

— Чап, приготовься нейтрализовать рулевого, — буднично сказал Дв, — огонь по команде.

В бинокль стало видно, как по людям и предметам на катере быстро ползет ярко-алый маленький кружок света. Он остановился на шее человека за штурвалом и замер, став похожим на какое-то украшение в стиле техно. Через секунду это украшение, видимо, заметили: люди на катере вскакивали с мест и показывали пальцем на шею рулевого, шевеля губами. Катер заложил широкую дугу, разворачиваясь к северу.

— Этот уходит, а второй, почему-то, нет, — сообщил Гкн.

— У них связь не налажена, — объяснил Дв, — А своего главного они не видят потому, что наш корпус заслоняет обзор. Выключи им движок.

Канадка развернулась, навела бинокль на левый катер, и почти в тот же момент снова раздался звук, похожий на оглушительный щелчок бича. Над кормой катера взлетело какое-то мелкое крошево и пыль, а затем повалил черный дым. Было видно, как люди вскакивают с мест и льют на невидимый горящий объект воду из всех попавшихся под руку емкостей. Катер потерял ход и беспомощно закачался на слабой длинной волне.

— Попадание, — снова объявила Упу.

Другой катер, уже описав дугу за кормой «Бангоро», видимо, шел на помощь.

— Пусть поплавают на веревочке, как игрушечное говно, — изрек Дв.

Некоторое время Жанна наблюдала в бинокль суету на двух катерах (главный, как и предполагалось, распоряжался группой людей с тросом, организующих буксирную связку), а затем дистанция стала слишком велика — «Бангоро» оставил катера пиратов далеко за кормой.

— В тактическом поле чисто, командир, — сообщил Гкн, — Кроме них никого не было.

— Переходим в режим обычного дежурства, — сказал Дв, снимая шлем и бронежилет и расстегивая липучки жилетки-разгрузки, — ребята, я вместе с вами радуюсь чисто и экономично сделанной работе. Это было то, что надо!

— Йох-йох! — радостно отозвались «ребята».

— А если бы они стали атаковать с кормы? — спросила Жанна, тоже снимая шлем.

— Тогда я бы дал команду Гкну, и он бы утопил их на хрен, — ответил Дв.

Гкн похлопал ладонью по тележке с чемоданом и пояснил:

— Flugelver. Дальность 30 миль. Можно даже сейчас их накрыть, — он ткнул пальцем в экран ноутбука. Там отображались оба стоящих рядом катера, помеченные красными крестиками. Рядом светились лаконичные надписи «Goal captured. Ready to destroy».

— Это ракетная установка? — уточнила Жанна.

— Ага. Типа того. Только портативная. Хорошая штука. И дешевая.

— А танго милонга еще будет? — спросил Чап.

— Честно говоря, я немного перенервничала, — призналась Жанна, — может, попозже?

— Ага, — легко согласился снайпер, — Ты заходи, гло. У нас весело!

— Это уж точно, — подтвердила она, — Обязательно зайду.

17

Дата/Время: 13.02.24 года Хартии. Раннее утро.

Место: Тихий океан в окрестностях Сала-и-Гомес

Аугусто Сармиенте опустил бинокль и недовольно пожевал губами.

— Кто допустил такой бардак? — холодно поинтересовался он.

— Штатские, сеньор контр-адмирал, — заученно ответил адъютант, капитан-лейтенант Педро Техеда. Было известно, что «старик» не любит ответов типа «неизвестно» и «не установлено», и считает, что в любом бардаке виноваты штатские раздолбаи.

— При генерале Аугусто этого просто не могло бы случиться, — проворчал тот, — При генерале Аугусто был порядок даже среди штатских. А теперь развели везде сраную демократию, и теперь бардак даже в армии и на флоте, черт побери!

Сармиенте пришел на флот юнгой, в последний год правления своего тезки, Аугусто Пиночета, и неоднозначная фигура этого военного диктатора и реформатора стала для него чем-то вроде идеала политической воли и позитивного порядка. Он снова поднес бинокль к глазам и снова осмотрел лежащий в 2 милях впереди остров Сала-и-Гомес.

На этом еще недавно пустынном островке, неделю назад устроили палаточный лагерь чилийские участники международной программы исследования астероидов, центром которой стала меганезийская платформа на рифе Скотта. Чилийцы имели полное право тут находиться и, после проверки документов, военные перестали реагировать на яркие палатки. Только вчера выяснилось, что вся чилийская группа утром 10 февраля улетела смотреть воздушный старт модуля «Диоген-2» на меганезийский атолл Дюси-Питкерн, а палатки почему-то остались. Внимательный просмотр спутниковых фото показал, что палатками дело не ограничивается. На островке загадочным образом возникли мощные капониры, ходы сообщения, и прочие признаки небольшого, но достаточно серьезного форта. Кроме сооружений, на островке появилось до полусотни вооруженных людей, а над верхней точкой островка вызывающе развевался штандарт сепаратистов PIRA: красная волна и золотая райская птичка на фоне черного неба. Сочетание этнических символов народов Маори и Папуа. На предложение покинуть остров, сепаратисты ответили, что будут сражаться за Моту-мо-тере-Хива до последней капли крови…

— Сеньор контр-адмирал! Разрешите доложить!

— Что там, Педро? — ворчливо поинтересовался Сармиенте, не отрывая глаз от бинокля.

— К вам прибыли гости: генерал Луис Мартинес из Дирекции Разведки и Национальной Обороны и меганезийский майор Аурелио Крэмо из их военной разведки, INDEMI.

— Черт… Начинается… Ладно, проводи их на флагстафф, я сейчас буду.

Контр-адмирал Сармиенте не любил спецслужбы. Одно дело — фронтовая разведка, и совсем другое — какие-то интриги, в которых впоследствии запутывается и страна, и народ, и армия, и правительство. Поэтому гостей он встретил весьма прохладно.

— Итак, сеньоры, чем вызван ваш визит на мой флагманский эсминец?

— Предстоящей операцией против сепаратистов, разумеется, — с обаятельной улыбкой ответил генерал Мартинес. Ему было немногим больше 50 лет и, если бы не военная форма, он выглядел бы просто преуспевающим хитрым лавочником.

— Вы намерены дать мне полезные советы по поводу ведения боевых действий? — не без иронии, полюбопытствовал контр-адмирал.

— Вы очень проницательны, сен Сармиенте, — спокойно и добродушно ответил Крэмо. Меганезиец выглядел моложе своих сорока трех лет. Было видно, что он регулярно занимается или спортом, или, как минимум, физзарядкой. Кроме того, полевая форма меганезийской армии вызывала некоторые ассоциации с молодежной модой «ecology-military»… Контр-адмиралу такая легкомысленность обмундирования не нравилась.

— И какой же совет вы можете мне дать, майор? — полюбопытствовал он.

— Не увлекаться недооценкой противника, — лаконично ответил меганезиец.

— Занятно, — проворчал контр-адмирал, — Вообще-то у меня создается впечатление, что главной проблемой является не то сборище мелкого хулиганья, которое вы назвали «противником», а ваша платформа на рифе Скотта, которую я, согласно инструкциям Штаба Обороны, ни при каких условиях не должен задеть. Хорошенькое дело! Как я должен себя вести, если сепаратисты перебегут на вашу сторону местной акватории?

— Никак, — сказал Крэмо, — В этом случае я просто их арестую.

— А дальше? — спросил Сармиенте.

— А дальше это уже не военный вопрос, а компетенция нашего Верховного суда.

— Что ж, это неплохо. Тогда я сегодня же загоню эту шайку в вашу акваторию, вы их арестуете, и пусть потом законники разбираются, в какую тюрьму их сажать. На мой взгляд, это уже не важно.

Аурелио Крэмо покачал головой.

— Сен Сармиенте, отнеситесь, пожалуйста, серьезно к моему совету.

— Коллега Крэмо прав, — добавил генерал Мартинес, — Эти сепаратисты не какая-то там шайка хулиганья, а организованная военная сила.

— Полста папуасов, маори и местных полинезийцев — это, по-вашему, организованная военная сила? — с оттенком брезгливости переспросил контр-адмирал.

— Увы, да, — ответил Мартинес.

— Ладно. Хорошо, что вы это сказали. По крайней мере, мне не придется обращаться с ними, как с гражданскими, и оглядываться на всякие там правила о некомбатантах.

— Не придется, — подтвердил генерал разведки.

— Так я могу, наконец, начинать действовать?

— Это на ваше усмотрение, — сказал Мартинес, — Вы же командуете операцией. А мы, с вашего разрешения, отправимся по своим делам. Не так ли, сеньор Крэмо?

— Совершенно с вами согласен, — подтвердил меганезийский майор.

— Рад был вас видеть, сеньоры, — проворчал Сармиенте, всем своим видом показывая, насколько он рад, что представители спецслужб покидают его корабль.

* * *

Дроны типа «CL», напоминают простейшего снеговика, сделанного из двух шаров, поставленных друг на друга. Летает CL наподобие геликоптера, на двух воздушных винтах, для которых перемычка служит валом. Вертикальный взлет, маневренность, круговой обзор камер и простота использования, обеспечили этим дронам высокую популярность и в сухопутных войсках, и на флоте, еще в первые годы XXI века.

CL, запущенный с борта эсминца «Леонор» успел преодолеть примерно две трети дистанции до берега Сала-и-Гомес, и передать ряд изображений фортов на острове, когда раздался едва слышный щелчок, одна лопасть нижнего ротора отлетела, и CL, несколько раз медленно перевернувшись в воздухе, рухнул в море с высоты около полукилометра. Офицер-оператор мостика дистанционного управления выругался и собрался идти докладывать контр-адмиралу, когда один сегмент остекления мостика с громким звоном лопнул, осыпав всю операторскую группу осколками.

— Что за хрень?! — удивленно воскликнул офицер, и в этот момент за его спиной со звонким щелчком разлетелся на мелкие кусочки выключатель на питающем кабеле.

Посыпались искры от закоротившей проводки. В воздухе запахло горелой изоляцией.

Экраны контроля оборудования погасли, а кулеры-вентиляторы остановились, издав напоследок обиженное гудение. «О, дьявол! — крикнул кто-то, — Мы под огнем»!

К чести контр-адмирала Сармиенто, надо отметить, что он уже через четверть минуты нашел в себе силы признать: его эскадра — под массированным обстрелом снайперов с берега, до которого сейчас было чуть больше 2000 метров (предельная дальность для лучших снайперских винтовок). Снайперы не целились в людей, иначе эта четверть минуты стоила бы жизни многим членам экипажа. Огонь велся по технике. В брызги разлеталась оптика, пули разрезали проводку, пробивали антенны радаров…

Перед лицом суровой реальности, контр-адмирал отдал приказ: экипажам перейти в укрытия, исключив перемещения по открытым палубам и мостикам, а суда эскадры отвести на безопасное расстояние от берега, и приступить к устранению последствий обстрела и восстановлению поврежденной техники. Пули поражали незащищенные броней узлы, пока дистанция до берега не выросла до полутора миль. Следующий час экипажи уточняли масштабы ущерба и тушили мелкие пожары, вызванные короткими замыканиями проводки. Два вертолета «Sea-King» на палубе авианосца «Сантандер» тушить не имело смысла: пока эскадра отступала, они сгорели почти полностью, а видеозапись этого пожара (и самого отступления эскадры) уже показывало CNN.

Такого оскорбления флоту и флагу не стерпел бы ни один флотоводец старой закалки. Контр-адмирал Сармиенте не был исключением. Опасаясь, как бы штатские крысы в правительстве не приняли какой-либо мирный план, сделав его позор не отмщенным, Сармиенте отдал приказ о начале бомбардировки форта противника по площадям. Под грохот автоматических артиллерийских установок и визг влетающих ракет, он курил сигару, пил кофе чашку за чашкой, и наблюдал, как маленький островок постепенно скрывается под огромной шапкой бурого дыма и пыли. Легкий северо-западный ветер медленно размывал все это в сторону совершенно пустого океана к юго-востоку от эскадры, и от меганезийской платформы, и объективных претензий ни у кого быть не могло. Меганезийцы, как он заметил, переместили всю легкую плавучую технику из южной акватории своей базы в северную, куда не могли долетать осколки снарядов.

Чтобы не отвлекаться на звонки либерального штатского отребья, контр-адмирал приказал капитан-лейтенанту Техеда соединять его только с президентом, с министром обороны со штабом флота, и с дирекцией разведки и национальной безопасности. Следующие два часа, никто не мешал Сармиенте любоваться впечатляющей картиной массированного артиллерийского удара эскадры по островку площадью 15 гектаров. Потом он приказал прекратить огонь: ясно же, что на острове истреблено все живое…

Через час, при попытке подойти ближе к Сала-и-Гомес, чилийская эскадра снова наткнулась на шквальный огонь снайперов. Контр-адмирала Сармиенте приказал вернуться на позицию в полутора милях от берега и повторить бомбардировку.

* * *

Мичман Леон Гарсиа из корпуса технического снабжения ВМС Чили носил прозвище Хиппи и служил на базе Ханга-Роа в т. н. «оперативной группе допоставок», которая, по мере возможности, доставляла на корабли в центрально-тихоокеанской акватории те предметы, которые недогрузили в порту. Забытое (весом до тонны) пихали в гидроплан «Кенгуру» (made in North Korea), и отправляли с острова Пасхи (Рапа Нуи) к месту, где находилось недогруженное судно. Эскадра контр-адмирала Сармиенте вышла из Ханга-Роа к Сала-и-Гомес в спешном порядке (из-за обнаружения десанта сепаратистов), не успев принять на борт массу необходимых вещей: кетчуп, дижонская горчица, крем для обуви, сгущенное молоко, гигиенические салфетки, дрожжи, оливковое масло и еще 14 позиций. Леон-Хиппи должен был взлететь из Ханга-Роа в 6 утра и доставить все это на эскадру в 7:30, но он проспал, и явился на вспомогательный аэродром около 11. Больше часа ушло на то, чтобы разбудить и привести в дееспособное состояние механика (тот спал на клумбе с жестокого бодуна). Следующий час ждали водителя автопогрузчика (ушедшего на обеденный перерыв). Итого: «Кенгуру» взлетел во второй половине дня.

* * *

После второй бомбардировки огромная шапка серо-бурого дыма и пыли расползлась примерно на милю вокруг и ее языки добрались до меганезийской платформы на рифе Скотта. Эскадра двинулась к уже почти невидимому во всей этой каше островку, и на рубеже 2000 метров снова попала под шквальный огонь снайперов. Пожарные расчеты сбились с ног, поливая углекислотным паром горящие узлы закоротившей проводки. Снайперы врага почему-то принципиально не стреляли по людям. Только по технике. Правда, полтора десятка матросов, угодили в лазарет, не вследствие ранений, а из-за мелких ожогов и легких отравлений дымом. Офицеры эскадры многозначительно переглядывались (происходящее было подозрительно похоже на тренинг-маневры в условиях, приближенных к боевым), однако пока держали свое мнение при себе.

Сармиенте собирался повторить отступление и произвести третью бомбардировку, но подбежавший адъютант с виноватым видом доложил.

— Прошу извинить, сеньор контр-адмирал, но меганезийцы требуют, чтобы…

— Какие меганезийцы? — перебил Сармиенте.

— Майор Крэмо из INDEMI, командир службы безопасности их базы на рифе.

— Так. И чего он требует?

— Чтобы мы прекратили стрельбы. Он говорит, что мы, простите за выражение, я лишь дословно повторяю его слова… засрали весь воздух над их акваторией, и у него из-за этого срывается сегодняшний график натурных тестов техники, и что если мы будем продолжать эту… простите, сеньор, но он сказал: херню, то….

— Что тогда? — снова перебил командир эскадры.

— Он сказал, что подаст рапорт штабу совместной военно-космической программы…

— Ясно. В его словах есть здравое зерно… Запишите новый приказ эскадре: продолжать движение вперед. Выйти на рубеж 1/2 мили восточнее Сала-и-Гомес. Морской пехоте приготовиться к десанту, а палубной авиации — к поддержке десанта с воздуха.

— Простите сеньор контр-адмирал, а что передать майору Крэмо?

— Передайте, что мы скоро прекратим бомбардировку, а остальное — его не касается.

Педро Техеда щелкнул каблуками и вышел, однако минут через 10 вернулся.

— Сеньор, еще одно… Там гражданские эээ… Парусники с эээ… Надписями.

— Гражданские? Хм…

Посмотрев в морской бинокль, Сармиенте увидел целую флотилию из дюжины легких катамаранов, которая, пользуясь удачным ветром, приближалась с северо-запада. На мачтах трепетали красно-бело-черные вымпелы маори, а на развернутых парусах без труда можно было прочесть лозунги, из которых «Chile go home» был единственным пристойным. Остальные повторяли его по смыслу, но в других выражениях.

— Отправьте катер, пусть арестуют этих придурков, — распорядился Сармиенте.

— И куда их?

— Хм… Пусть посидят на «Сантандере», на гауптвахте. Если не поместятся, пусть там выделят еще какое-нибудь подходящее помещение.

— А эти парусники? — спросил адъютант.

— Спустить паруса и пусть дрейфуют. Они никуда не денутся. И больше не отвлекайте меня подобной чепухой. У нас тут дела поважнее, ясно?

Эскадра двинулась вперед, продолжая вести огонь (и подвергаясь встречному огню снайперов). В полумиле от острова, головные эсминцы «Леонор» и «Роландо» начали погружаться в дымно-пылевое облако. Вспомогательные суда разошлись по флангам. Авианосец-атомоход «Сантандер» остался на рубеже полторы мили. Именно с его действий началась новая фаза этого странного морского сражения — хотя, некоторые аналитики позже утверждали, что все началось с несколько неосторожных действий военно-инженерной группы ВМФ Папуа, проводившей тесты взаимодействия звена сверхскоростных штурм-катеров совместно с меганезийскими инструкторами. Тесты выполнялись на макетах-дронах масштаба 1:4. В нормальной обстановке 3 мчащиеся в метре над волнами машинки, размером чуть больше надувного матраца, с эмблемами в виде золотой двухвостой райской птички, могли бы вызвать только любопытство, но сейчас, когда нервы у экипажей чилийской эскадры, были напряжены до предела…

Не так важно, кто именно завопил: «торпеды» и кто кому отдал приказ «огонь!». При здравом размышлении, ясно, что никакой иной реакции и быть не могло. Практически мгновенно развернулись артиллерийские автоматы и выплюнули длинные очереди 3-дюймовых снарядов с дистанции две тысячи метров. Маленькие кораблики, один за другим, взорвались, разлетевшись пластиковыми обломками и брызгами мгновенно вспыхнувшего топливного спирта… явно в акватории базы ВМФ Меганезии.

— De puta madre! — воскликнул капитан «Сантандера», лихорадочно соображая, что же теперь делать. Если бы он знал, что на расстрелянных макетах не было людей, то его поведение было бы более адекватным, а так…

— Приготовиться к отражению ракетной атаки, — скомандовал он (на тот случай, если у меганезийцев тоже есть нервные ребята).

— Сеньор капитан! — в отчаянии завопил дежурный офицер радарного поста, — Они уже атакуют! Я вижу крылатую ракету!

— Пост ПВО, огонь! — крикнул капитан, чувствуя, как волосы встают дыбом от ужаса (и его состояние можно понять: оказаться один на один против целой базы ВМФ…).

* * *

Конечно, «Кенгуру», летящий с грузом кетчупа, горчицы и далее — согласно военно-транспортному листу, был совершенно не похож на крылатую ракету. Это унылое и тихоходное детище не вполне удачного сотрудничества итальянской частной военно-авиационной кампании с казарменно-коммунистическим режимом «Страны утренней свежести», походило скорее на прямокрылую разновидность морского контейнера. Мичман Леон Гарсиа, сидевший за штурвалом этого летающего самосвала, с легким недоумением наблюдал задымление вокруг Сала-и-Гомес и маневры эскадры. В его непатриотичном сознании зрела мысль, что здесь совершается одна из монструозных глупостей, которыми так богата мировая военная история и вообще армейская жизнь. Поэтому, для него не было полным сюрпризом зрелище старта двух зенитных ракет «Terrier», реактивные выхлопы которых внезапно закрыли белым туманом палубу авианосца «Сантандер». Если бы Леон-Хиппи не ждал чего-то в таком роде, то через минуту стал бы обгоревшим трупом. А так — нескольких секунд хватило бравому мичману, чтобы накинуть на плечи лямки парашюта и молодецким пинком ноги распахнуть закрывающуюся на проволочный крючок жестяную дверь кабины. Еще секунда — и мичман Леон Гарсиа, с истошным воплем «Joder per culo!» полетел в открывшуюся внизу бездну, предательски бросив беззащитную горчицу и кетчуп.

Уже болтаясь под ярким красно-белым куполом парашюта, он мог наблюдать гибель неуправляемого самолета. Одна ракета точно поразила цель, и над океаном вспухло оранжевое облако огня, стремительно вытянувшееся вниз черными полосами дыма. Вторая ракета взорвалась через полсекунды, поразив самый крупный из падающих фрагментов фюзеляжа. Свежий ветер нес бравого мичмана на юго-восток, в сторону пустого на многие сотни миль океана. Из плавсредств у него не было даже надувного жилета (вот как вредно пренебрегать пунктами инструкции для военных экипажей).

Тем временем, шесть взводов морской пехоты, преодолев на десантных плоскодонках последние метры до мелководья, ринулись в атаку с отчаянным криком: «puta, conio», подавляя противника (невидимого в сплошном дыму) огнем из стрелкового оружия.

Через 10 минут последовал рапорт по рации: «Высота 30 на восточном холме острова взята. Потерь нет. Ведем гранатометную артподготовку для броска через перешеек на западный, малый холм. Снайперы противника отступили туда, они ведут беспокоящий огонь. Просим обработать западный холм судовой артиллерией».

Сармиенте отдал приказ капитану «Роландо» пройтись из автоматических орудий по западному холму (площадью всего 5 гектаров), и в этот момент поступил рапорт с авианосца «Сантандер». Это была очень плохая новость: «По непонятной причине автоматически заглушен 2-й из двух атомных реакторов. Система диагностики дает сообщения о риске утечки теплоносителя из внутреннего контура и о неполадках со стержнями управления. Замечено повышение уровня радиации в помещениях. Пока нельзя сказать, опасно ли это, и если да — то насколько, но ситуация нештатная».

Контр-адмирал временно передал управление эскадрой капитану «Роландо» и тут же отправился на «Сантандер», где провел весь следующий час, пытаясь справиться с неожиданной технической проблемой. С реактором происходило что-то непонятное, и даже лучшие эксперты в Сантьяго (которым он дозвонился) не могли сказать ничего определенного. Рост уровня радиации в окрестностях реактора продолжался. Когда он превысил 500 миллирентген в час, бортовая экспертная система сообщала об утечке из активной зоны реактора. Тогда Сармиенте согласился с рекомендацией бортового компьютера (которая совпала с мнением главного механика и экспертов из Сантьяго): всем покинуть судно до прибытия из Вальпараисо военно-технических экспертов с соответствующим оборудованием, системами диагностики и средствами защиты. Это выглядело разумно: операция была завершена, морпехи взяли высоту 26 на западном холме Сала-и-Гомес, и занимались прочесыванием местности в поисках укрывшихся сепаратистов. Операция вступила в чисто полицейскую фазу, и не следовало попусту подвергать опасности здоровье экипажа «Сантандера». Задержанных манифестантов с «парусной флотилии» (граждан Новой Зеландии, маори из города Роторуа), контр-адмирал отправил на эскадренном тральщике в Ханга-Роа, решив, что 200-мильная морская прогулка никак не повредит этим сердитым хулиганистым молодым людям.

Опустевший «Сантандер» встал на якорь в миле от берега, под охраной пары катеров. Чтобы не снижать боевой дух команды авианосца словом «эвакуация», Сармиенте направил 400 моряков из 600 на помощь морпехам — прочесывать Сала-и-Гомес, а остальным 200 было предписано перейти на «Леонор» и «Роналдо» и отдыхать до следующих распоряжений. В конце концов, мы же победили, не так ли? Правда, пока непонятно, где же побежденные. Это было настолько странно, что командир морских пехотинцев запросил у контр-адмирала специальных инструкций. После некоторых размышлений, Сармиенте сам сошел на берег Сала-и-Гомес.

Следующие 3 часа он, в компании морпехов, исследовал отбитую у сепаратистов территорию. В какой-то момент пришлось перевезти на Сала-и-Гомес прожекторы, (солнце зашло), но энтузиазм контр-адмирала не угас. Он приказал подробнейшим образом проводить видеосъемку и протоколирование осмотра. Оборонительные сооружения оказались настолько прочными, что в основном уцелели даже после многочасовой бомбардировки. В них зияли овальные дыры от снарядов, местами их рассекали трещины и разломы от взрывов… Ясно, что этот укрепленный район можно было удерживать много часов, но, для этого, очевидно, требовались бойцы…

…Бойцов не наблюдалось — ни живых, ни мертвых. Офицеры морпеха высказывали предположения о подземных ходах, но ничего подобного найти не удалось. Осталась версия о мини-подлодке, на которой, под прикрытием дыма, ушли защитники форта. Удивляло отсутствие фрагментов тел, которые почти всегда остаются после подобных бомбардировок. Кое-где были пятна, похожие на впитавшуюся кровь, но рядом с ними нашлись перья, так что жертвами, скорее всего, стали морские чайки, а не люди. От сепаратистов остались только вооружение — снайперские винтовки оригинальной конструкции. Они были похожи на тубусы с коробкой баллистического компьютера и станком-опорой, напоминающим самоходное шасси… Сармиенте приказал упаковать найденные образцы оружия, и приложить к каждому из них фото с места находки.

За этим увлекательным занятием его застал адъютант, который вынужден был искать командира эскадры по всему острову (тот выключил устройство мобильной связи).

— Сеньор контр-адмирал! Судя по данным радиоперехвата, нас могут атаковать ВВС Папуа. По крайней мере, их суборбитальные аппараты уже стартовали.

— ВВС Папуа?… Хм… Они собираются лететь через весь Тихий океан?

— Да. У них это займет около двух часов, сеньор контр-адмирал.

— Сколько их?

— Два звена пилотируемых штурмовиков «Bolo» и до полста оперативных дронов.

Контр-адмирал задумался на секунду и кивнул.

— Ясно. Вызывайте базу Ханга-Роа и штаб Вальпараисо. Нам необходимо прикрытие с воздуха. Срочно! И верните летный состав и обслуживающий персонал на «Сантандер». Пусть готовят истребители к вылету. Передайте задачу медслужбе — найти для наших авиаторов что-нибудь против радиации. На всякий случай. Вопросы есть?

— Мы будем воевать? — осторожно спросил адъютант.

— Нет, вышивать гладью! — рявкнул Сармиенте, — Не задавайте дурацких вопросов!

— Простите, сеньор, есть еще одна проблема. Киви идут в нашем направлении.

— Киви? Что еще за киви?

— В смысле, новозеландцы, — уточнил Педро Техеда, — По радио передали: их ударный корвет «Sphinx» вышел из порта Гуякиль, который в Эквадоре…

— Я знаю, где Гуякиль! Что на этом корвете?

— 8 ракет «Tomogauk-Lighting». Дальность 1500 миль…

— Тем более, следует поторопиться с запросом подкрепления, — перебил его Аугусто Сармиенте, — что вы встали, как корова на лугу!? Марш выполнять задачу!

— Но, если действительно начнется война…

— Дьявол вас побери, Техеда! Если мы будем готовы отразить атаку, то никто на нас не нападет! Нападают только на тех, кто не готов! Ясно вам?…

В этот момент в сумке адьютанта очередной раз запищал контр-адмиральский телефон. Техеда, со вздохом, вынул трубку и произнес.

— Адъютант командира эскадры слушает… Сеньор контр-адмирал сейчас занят и не… Извините, я не расслышал, кто… В каком смысле, с «Сантандера»?… Нет, это какой-то розыгрыш… Световой телеграф? Одну минуту…

— Что там еще? — сердито проворчал Сармиенте.

— Сеньор контр-адмирал, — испуганно пробормотал Техеда, — Это звонит какой-то тип, который утверждает, что он — командир боевиков «PIRA». Они, будто бы, захватили «Сантандер». Он говорит, что передаст вам сообщение световым телеграфом…

Через две минуты на мачте авианосца замигал яркий сигнальный прожектор.

«Командиру эскадры. Это PIRA. Судно заминировано. Любая попытка штурма, и будет взрыв. Есть мины под реакторами. Будет радиоактивное заражение. Наши условия. Вы немедленно покидаете остров. Эскадра уходит в Ханга-Роа. Даю вам один час. Если вы согласны — сообщите световым телеграфом и уходите. В случае отказа, будет взрыв».

Сообщение повторилось еще раз… Потом еще раз…

— О, дьявол! — пробормотал контр-адмирал, и тут снова зазвонил его телефон. Он резко выхватил у адьютанта трубку, — Да! Сармиенто слушает… Дьявол! Вы уже знаете? Ну, разумеется, вы видели световой сигнал… Дьявол, я не знаю, я еще не решил… Да, вы правы генерал. Это надо немедленно доложить коллегии национальной безопасности.

18

Дата/Время: 14.02.24 года Хартии

Место: США, Гавайи, Гонолулу,

Отель «Шератон-Ваикики». Бар 22 этажа.

14.02. CNN

В ночь с 13 на 14 февраля военно-политический кризис вокруг островов Рапа-Нуи (Пасхи), Тангата-Ману (Аквила) и Моту-мо-Тере-Хива (Сала-и-Гомес) — спорных чилийских островов в Полинезии, вступил в новую, драматическую фазу. Кратко напомним, как развивались события. 11 февраля боевики PIRA (полинезийские сепаратисты) заняли остров Сала-и-Гомес и утром 13 вступили в затяжной бой с чилийской эскадрой. Бой продолжался до темноты. Чилийские эсминцы, после многочасовой бомбардировки острова, прорвались через заградительный огонь, и высадили на берег десант морской пехоты. Началась битва на суше. Боевики PIRA некоторое время сдерживали натиск чилийской морской пехоты, но затем оставили остров, контратаковали на море, и захватили атомный авианосец «Сантандер». В ходе боев, чилийская эскадра захватила нескольких яхтсменов из Новой Зеландии, а также, нанесла удар по кораблям ВМФ Папуа. После этого, силы Новой Зеландии и Папуа двинулись в зону боевых действий. В это время, военный лидер сепаратистов, Джеймс Увехику, заявил, что его люди частично демонтировали атомные реакторы «Сантандера» и превратят их в атомную мину, если правительство Чили не примет условия PIRA. При посредничестве коменданта меганезийской базы Риф Скотта, было достигнуто временное перемирие. Чилийская морская пехота покинула Сала-и-Гомес, а эскадра отведена на 15 миль от острова из-за угрозы ядерного взрыва. Морской авиаотряд ВС Папуа развернул плавбазу недалеко от зоны боевых действий. Корвет «Сфинкс» ВМС Новой Зеландии, вооруженный ракетами «Томагавк» движется к Сала-и-Гомес. Судьба задержанных новозеландских яхтсменов неизвестна. О военных потерях сторон не сообщается, но на видеозаписях отмечена горящая боевая техника на палубах судов и в воздухе. Репортеры выдворены из зоны конфликта. Акватория в радиусе 150 миль и воздушно-космическое пространство в радиусе 1500 миль от Сала-и-Гомес патрулируются боевой авиацией…

Первый Заместитель Генерального секретаря Организации Объединенных Наций, датчанин Кнут Вилбраге, вздохнул, печально посмотрел через панорамное окно на пестрящее всеми цветами радуги скопище парусов в районе Яхт-Харбор, сделал маленький глоток фруктового чая, еще раз вздохнул и повернулся к собеседнику.

— Знаете, мистер Монтегю, иногда я думаю о конце истории.

— О конце истории? — удивленно переспросил Джентано Монтегю, франко-итальянец, Второй высокий советник и полномочный представитель Генерального секретаря Организации Объедниненных Наций по Африке и по наименее развитым странам, развивающимся странам, не имеющим выхода к морю, и малым островным развивающимся государствам (так официально называлась его должность в ООН).

— Да. Это концепция знаменитого политического философа Фрэнсиса Фукуямы. Он говорил, что исторические устремления XX века под большой угрозой… Впрочем, я отвлекаюсь на абстрактную тему… О чем мы говорили?

— О пасхальном кризисе, — напомнил Джентано.

— Нет, я имею в виду более конкретно.

— О поручении для меня. Миссии, как это официально принято называть.

— А еще более конкретно?

— О сомнительной выполнимости этой миссии.

— Да! Правильно! — Кнут Вилбраге сделал еще глоток чая, — Именно после того, как вы усомнились в выполнимости этой миротворческой миссии, я вспомнил Фукуяму. Мне кажется, Фукуяма ошибался, считая, что конец геополитического историзма в нашем, западном понимании — это конец истории вообще. Просто история переходит на новые рельсы, как уже было много раз. Возникают новые ценности, новые принципы и новые авторитетные фигуры, играющие по новым, но вполне определенным правилам.

Джентано кивнул.

— Да, сэр. Одно такое правило я усвоил во время своей миссии в ТЭАЛ.

— Вы имеете в виду Южные провинции Демократической республики Конго?

— Можно сказать и так, но… Реальная власть там не у правительства в Киншасе, а у лидеров Транс-Экваториальной Африканской Лиги, Мпулу — Шонао — Зулу.

— Вероятно, вы правы, — согласился Кнут, — И что за правило, позвольте спросить?

— Первое правило Мао Цзедуна, — ответил второй советник, — Винтовка рождает власть.

— Разумно, весьма разумно, — произнес первый заместитель, — с этим можно работать.

— Можно, — согласился Джентано, — если у вас винтовка большей мощности.

Кнут Вилбраге шутливо погрозил ему пальцем.

— Вы упрощаете, коллега Монтегю. Давайте рассмотрим хорошо известное в истории неравенство. Человек с дубиной сильнее человека без дубины. Это универсалия. Сюда можно подставить вместо дубины — винтовку или атомную бомбу, это тривиально. Но сюда же можно подставить друга с винтовкой или с атомной бомбой, вот что важно.

— Уже подставили, — заметил Джентано, — У Меганезии третий по величине ядерный арсенал в регионе. И, возможно, первый по оперативности. Есть информация, что они вчера перебросили на ближайший к зоне конфликта архипелаг Питкерн, более тысячи термоядерных L-бомб, мощностью по 24 мегатонны в тротиловом эквиваленте.

— Вполне по-неандертальски, — заметил Кнут, — показать всем самую большую дубину.

— Да, но кому они ее показывают? Ведь официально они заявили о нейтралитете.

— Я же сказал: всем. Эти бомбы в данном случае — не инструмент, а символ. В данном конфликте для них нет объекта прямого применения. А где символ — там правила, там авторитеты, на которые можно опереться в миротворческой деятельности.

— В каком смысле, опереться?

— В смысле, показать, что мирное решение достигнуто в ходе переговорного процесса.

Джентано Монтегю задумчиво погладил ладонью подбородок.

— Я не уверен, что правильно вас понял, мистер Вилбраге.

— Вы отлично меня поняли, — возразил тот, — Не думаю, что у вас были иллюзии, будто мирное решение действительно может быть продуктом нашей деятельности.

— Вообще-то считается, что так оно и есть, — заметил второй советник.

— Конечно, так считается. В этом весь смысл. Красивый символ, в который люди хотят верить. Дайте людям повод в это поверить — и они будут вам благодарны.

— К сожалению, здесь мы скорее разрушим эту веру. Судя по наблюдаемому развитию событий, всем трем сторонам конфликта эта война выгодна, а значит, она произойдет.

Первый заместитель медленно покачал головой.

— Джентано, вы же умный человек! Не надо повторять вздорные рассуждения наших экспертов, которые учились политической аналитике на образцах времен мировых и холодных войн. Я не зря упомянул Фукуяму. История в том понимании кончилась.

— Вы хотите сказать, — осторожно предположил Монтегю, — что пасхальный кризис это инсценировка, и что никто не собирается воевать?

— И да, и нет, — ответил Вилбраге.

— Простите, но я вас не понял.

— Это не важно. Есть вещи, которые кто-то понимает раньше, а кто-то позже. Вам не приходилось читать Борхеса, «Сад расходящихся тропинок»?

— Нет, а это имеет отношение к данной проблеме?

— Имеет, Джентано, хотя и косвенно. Сама идея фатальности ряда событий, странным образом выраженная через многовариантность путей… Непременно прочтите, вам это пригодится… Но я снова отвлекся. О чем мы говорили?

— О мирном, переговорном разрешении пасхального кризиса.

— А более конкретно?

— Об авторитетах, на которые можно опереться.

— Да, верно… Таким образом, ваша миссия состоит в поиске подходящего авторитета.

Монтегю снова погладил ладонью подбородок.

— Речь идет о человеке, я правильно понял?

— Разумеется, о человеке, — подтвердил первый заместитель.

— И для кого он должен быть авторитетом?

— Как бы вам это объяснить, Джентано… Вы читали «Театр» Моэма?

— Да. Собственно, это один из моих любимых писателей.

— Очень удачно… Так вот, мир есть театр. Поэтому, когда я говорю об авторитете, то имею в виду того человека, который будет выглядеть убедительно для зрителей.

— Для людей, которые хотят поверить в переговорный процесс? — уточнил Монтегю.

— Вот именно! — обрадовался Кнут, — Они должны увидеть фигуру, найденную нами, причем такую фигуру, которая, как им покажется, способна морально принудить все стороны к взаимным уступкам, и в итоге — к мирному соглашению.

— Но для этого стороны должны подыгрывать, — заметил второй советник.

— Дайте им подходящую фигуру — и они будут подыгрывать. Разве это не понятно?

— Хм… А что им мешает самим найти такую фигуру?

— Ничего, — ответил Вилбраге, — просто они еще не начали работать над этим. Если мы выполним это за них, они примут нашу фигуру. По сути дела, им все равно.

— Кажется, я начинаю понимать… Это должна быть символическая фигура, не так ли?

— Совершенно верно. Символическая, яркая, убедительная, артистичная.

— Значит, — заключил Монтегю, — вы полагаете, что этот кризис, все же, инсценировка.

Вилбраге допил свой чай и улыбнулся.

— Знаете, Джентано, однажды на рынке в Пхукете у меня стянули бумажник.

— Я сочувствую.

— Ничего страшного. Там было долларов двести и кредитные карточки — их я сразу же аннулировал. Я вспомнил этот случай ради самой схемы кражи. Вы знаете, что такое тайский бокс?

— Кажется, это похоже на обычный английский бокс, только там бьют еще и ногами.

— Совершенно верно. Так вот, посреди рынка, двое молодых людей, владеющих этим видом спорта, сцепились из-за чего-то. Это была жесткая, я бы сказал, даже жестокая драка. Стремительные атаки, обмен ударами, падения, кровь… Разумеется, вокруг собралась толпа, преимущественно из туристов. Через четверть часа эти парни устали драться и просто разошлись. А многие зрители обнаружили пропажу бумажников.

— Боксеры работали в кооперации с ворами? — уточнил Монтегю.

— Полагаю, что да, — ответил первый заместитель, — Но вряд ли это можно доказать.

19

Дата/Время: 15.02.24 года Хартии

Место: риф Скотта

Полковник Джино Валдес улыбался, как Чеширский Кот, объевшийся сметаны.

— Капитан Пак Ен, оперативно-тактические маневры на модельных аква-дронах 1:4 в реальной боевой ситуации выполнены вами успешно… Я бы даже сказал блестяще. Я аплодирую вашему знанию военной психологии и скорости вашей боевой реакции.

— Te me protecta foa la oro y futura, — по-строевому четко ответил Пак Ен.

— Уф, — вздохнул Валдес, — Когда офицер так формально отвечает при разборе маневров, мне кажется, что я его чем-то обидел. Я ничего такого не сказал?

— Нет, сен полковник. Просто у меня нехорошее предчувствие.

— Не нервничайте, Ен. Так всегда бывает, когда меняешь корабль. Уж я то знаю.

Пак Ен коротко качнул головой.

— Нет, сен Валдес. Из-за этого я не нервничаю. Мой хотфокс «Фаатио» приняла Паола Теваке, она была у меня помкэпом 2 года и я рад за нее, за экипаж и за корабль.

— Тогда в чем проблема?

— Во-первых, в этих папуасских штуках. Не катер, не субмарина, не скринер, не флаер.

— Другая концепция, — ответил полковник, пожав плечами, — прогресс движется вперед, требования экономики меняются, это объективная, мать ее, реальность. И потом, вы отлично освоили эту машину. Кстати, это, все же, скринер. Так сказано в инструкции.

— Полирежимный штурмкатер-скринер, — уточнил капитан.

— Да, разумеется… А что во-вторых?

— Во-вторых, я не люблю ходить под чужим флагом, даже в качестве инструктора.

— Вам ведь разъяснили, почему это необходимо.

— Разъяснили. Я понял. Но все равно, мне это не нравится. А в-третьих, извините за прямоту, но если те восемь ребят — это мои экипажи, то…

— То что? — спросил Валдес.

— То это пиздец, вот что! — негромко, но эмоционально, закончил Пак Ен.

— Вы считаете, что при таком экипаже вы не справитесь с боевыми задачами?

— Справлюсь. Но в начале придется проводить с ними тренинги уровня «RD».

— Согласен и поддерживаю, — полковник кивнул, — Вот вам конверт с первым учебно-боевым заданием. Выход в море — по готовности, после инструктажа. Приступайте.

Капитан взял из рук полковника черный конверт, козырнул, развернулся и подошел к группе из восьми молодых людей, собравшихся у пирса № 16.

— Aloha, foa. Я — кэп Пак Ен, команданте вашего подразделения. На флоте — с 17 лет, в MFRR… (капитан коснулся пальцем нашивки «Mar Forza Reaccion Rapida» — Морские силы быстрого реагирования — на комбинезоне)… — Работаю со дня основания этого рода военно-морских сил. Предыдущая должность — командир автономного штурм-катера «Фаатио». Про боевые операции рассказывать не буду, нет времени. Вопросы ко мне?

— Вам очень не нравится ваше новое назначение? — спросила молодая melano с фигурой античной легкоатлетки.

— Очень, — лаконично подтвердил он, — Кстати, представьтесь, пожалуйста.

— Леле Тангати, мастер-матрос, пилотировала скринер в патрульной службе Фиджи.

— Вы с Элаусестере?

— Да. На ваш взгляд, это плохо?

— На мой взгляд, это существенно. Кто здесь еще с Элаусестере?

Трое атлетически сложенных бронзовокожих парней синхронно шагнули вперед.

— Сержант Ромар Виони, база Пиерауроа, командовал ракетным скринером.

— Оури Хитуоно, фрегат «Пенелопа», пилот-стрелок палубного штурмового флаера.

— Эрче Тороро, база Вануату-центр, капрал-штурман фэрри тактической логистики.

— Вот оно как… — задумчиво протянул капитан, — Пол-флотилии — комми.

— Кэп, имеете что-то против комми? — спросил худощавый креоло-китайский метис, и поспешно представился, — Лю Тайпо, пилот-стрелок флаера-бомбера, база Пиерауроа.

— Вы невнимательно слушали, пилот. Я уже ответил, что считаю это существенным.

— Понял, кэп. Извините.

— Aita pe-a, — ответил Пак Ен, — кто еще хочет спросить у меня про коммунизм?

— Я, кэп, — сказала невысокая крепкая смуглая девушка, несколько нескладная, но по-своему изящная и, судя по характеру движений, крайне энергичная, — флит-сержант Лакшми Дсеи, работала в группе тактического поиска на фрегате «Пенелопа».

— Ну, спрашивайте.

— Кэп, вы умеете работать с людьми, которые вам не нравятся?

— Не умею, поэтому стараюсь сделать так, чтобы они мне понравились.

Произнеся эту двусмысленную фразу, Пак Ен еще раз окинул взглядом всю группу и поманил пальцем совсем юную девушку. Несмотря на субтильное сложение, под ее шоколадной кожей наблюдалась развитая мускулатура, а резковатые черты ее лица указывали на принадлежность к этническим папуасам.

— А вы кто?

— Чуки Буп, — ответила она, — Я, по ходу, младший матрос. Контракт на флот подписала чисто под Новый год, так что учебный кампус, а потом сразу сюда, ага!

— А вам 16 лет есть, младший матрос?

— Ну, типа того.

— Типа того, или есть? — переспросил он.

— Ну… — папуаска задумалась, приложив указательный палец к кончику носа, — Типа, в одном файле написано: 15, а в другом: 20. В среднем по-любому больше 16-ти.

— А на самом деле?

— Ну… Это филский вопрос, как говорит тичер в колледже.

— Может, философский?

— Ну, типа, да. Просто слово длинное и его середина как-то глотается.

— Середина глотается, — повторил Пак Ен, почесав в затылке, — Вы понимаете, что это боевое подразделение? Что здесь ваш неокрепший организм подвергается риску?

Папуаска громко фыркнула, оттопырив нижнюю губу.

— Кэп, я родилась в Ириане. Мой организм чуть не грохнули в детстве, ага! Когда работорговцы напали на нашу деревню. Потом еще много чего. Короче, фигли. А прикиньте, зато, я там знаю все языки: и да-ни, и ла-ни, и инг-ани, и обычаи тоже.

— Разберемся, — буркнул капитан, и повернулся к полинезийцу-утафоа лет 25, чуть тяжеловатому и флегматичному на вид, — Остались только вы. Познакомимся?

— Легко, кэп. Я — Кайемао Хаамеа, суб-лейтенант этого вот… — он щелкнул ногтем по нашивке «NORE» (Naval Operaccion Recognico y Exterminato), — Там и работал.

— Поиск и уничтожение на море, — проворчал Пак Ен, — В каком регионе вы искали и уничтожали, суб-лейт?

— В разных, кэп. В основном, на западном фронтире.

— С Арафурской акваторией знакомы?

— Был там прошлым летом. Сложно, но не запредельно. Филиппинская сложнее.

— Что ж, это радует… А вы не родич королей Рапатара?

— Родич. Правда, я вырос на Кермадеке, на Мейер-Аотеароа, но родился на Рапатара.

— Надо же! А сержант Бриджит Оданга-Хаамеа с «Фаатио», не ваша сестра?

— Нет, моя тетя. Я сын Аханео Хаамеа, сына Руанеу, а она — младшая дочь Руанеу.

— Ясно… Надо ли понимать так, что вы помощник шеф-капитана флотилии?

Хаамеа выразительно повел широкими и мягко-покатыми плечами.

— Это вам решать, команданте. Тут еще два унтер офицера, есть выбор…

— Есть, но я буду исходить из ординатного принципа. Внимание, команда! Слушай распределение экипажей. Командир 1-ой машины — я. Командир 2-ой машины — мой помощник, суб-лейтенант Кайемао Хаамеа. Командир 3-й машины — Флит-сержант Лакшми Дсеи. Лакшми, кто будет вашим заместителем?

— Сержант Ромар Виони… Если он не возражает.

— Я уже вижу, что не возражает. Вы когда-то работали вместе?

— Мы вместе были в школе ВМФ, — ответила она.

— ОК… Кайемао, кто будет вашим заместителем?

— Оури Хитуоне, с «Пенелопы», если в этом нет политических противоречий.

— Брр, — сказал Пак Ен, — Оури, ваши убеждения позволяют вам быть замом принца?

— А что в этом такого? — удивился штурмовой пилот.

— Значит, решено. Тогда моим замом будет Лю Тайпо. Нет возражений?… Так. Нам остается определить третьих лиц в экипажах. Лакшми, я думаю что, ваш экипаж надо усилить штурманом. Нет возражений? ОК. Эрче Тороро идет к вам. За Чуки Буп, с ее сомнительным средним возрастом, нужен присмотр, следовательно…

Тут Ромар, обращаясь к Лакшми, весело и не очень тихо шепнул.

— Сейчас получится, что в экипаже шеф-кэпа нет ни одного коммуниста.

— Следовательно! — повысив голос, повторил Пак Ен, — В первый экипаж ее включать неэтично. В экстремальных ситуациях я даю приказ не «вперед!», а «за мной», так что пускай за этой замечательной девушкой приглядит Кайемао. Нет возражений?

— Прикольно! — воскликнула Чуки, — Я в экипаже с реальным принцем!

— Постарайся не хулиганить на борту, ОК? — мягко сказал ей Хаамеа.

— … Леле Тангати, — продолжал капитан, — включается в мой экипаж. Леле, у вас нет возражений?… У кого-нибудь еще есть вопросы или возражения по составу?

— Кэп, а почему экипажи по 3 человека, а не по 4, как в инструкции? — спросил Лю.

— Боевые машины, как вы видите, маркированы черным силуэтом райской птичкой на красном фоне, — ответил Ен, — Они разработаны в Кимби, в Колледже транспортных инноваций, специально для формирования CSAR «Hybird», которое будет заниматься обеспечением безопасности на море в западном экваториальном регионе…

— Мы прочли инфо, шеф-кэп, и подписали заявления волонтеров, — перебила Леле.

Пак Ен, с шипением выдохнул воздух и прицелился пальцем ей между глаз.

— Мастер-матрос, если вы думаете, что ваш временный переход из ВМФ Меганезии в волонтерский корпус новогвинейской акватории отменяет правила субординации и военной этики, то вы не вполне четко понимаете, что такое военное ремесло. Любая военная структура под любым флагом следует этим правилам. Объяснить, почему?

— Нет, сен шеф-кэп! Я понимаю. Извините, сен шеф кэп! У меня характер такой…

— …Не обязательно смотреть на меня глазами влюбленной фотомодели. Я сделал вам рабочее замечание, мастер-матрос Леле Тангати. Замечание и не более того. Если вы понимаете, почему я его сделал, то инцидент исчерпан. Мы поняли друг друга?

— Да, кэп.

— Тогда я договорю с того места, на котором меня по недоразумению, перебили. Итак, машины разработаны для «Hybird», и предполагается, что на них будут работать, в основном, выпускники патрульных школ Новой Гвинеи. Но первых курсантов будем готовить мы. В экипажах оставлено для них по одной вакансии. Еще вопросы?

— Но мы уже сейчас считаемся подразделением CSAR «Hybird»? — уточнила Лакшми.

— Совершенно верно. Именно поэтому вы получили инструкции по секретности. Еще вопросы? Нет вопросов? Экипажам — 7 минут на переодевание. С этого момента вы не должны работать в униформе наших ВМФ, поскольку… Не буду повторять текст того заявления, которое вы подписали, и той инструкции, которую вы перед этим прочли. Переодевайтесь — и по машинам. Через 10 минут мы выходим в море для выполнения первой учебно-боевой задачи, — Пак Ен помахал в воздухе черным конвертом.

— А что мы будем делать? — поинтересовалась Чуки.

— Черный конверт, — сказал он, — Я вскрою его, когда мы отойдем от базы на 12 миль.

* * *

Представим себе некого неадекватного геометра, который посмотрел на правильную равнореберную пятигранную пирамиду с 5-метровыми ребрами (легко запомнить, не правда ли), и вообразил, что эта пирамида должна стать модерновым боевым катером-глайдером. Назначив один угол носом, а два противоположных угла — хвостом, геометр долго и изощренно глумился над беззащитной стереометрической фигурой, сминая и загибая края, после чего, позвал такого же неадекватного инженера, который довел эту машину до действующей плавающе-планирующей модели.

Увидев такую штуку, скользящую в двух метрах над водой почти со скоростью пули, оставляя за собой быстро опадающий шлейф тонкой водяной пыли, можно поверить в инопланетян или навсегда бросить вредную привычку пить алкоголь с утра. Впрочем, полирежимный штурмкатер-скринер «Yeka», можно не заметить, даже пройдя всего в четверти мили от него. Возможно, вы увидите на поверхности моря полузатопленный 1000-литровый пластиковый контейнер (на самом деле, это верхушка рубки, но как об этом догадаешься?). В другом случае, мимо вас может пройти 9-метровый парусный катамаран с широко расставленными надувными поплавками, Как догадаешься, что габариты туристической игрушка точно покрывают небольшой штурмкатер?

Три сцепленных между собой катамарана спокойно дрейфовали примерно в ста милях северо-западнее Сала-и-Гомес. Над мачтами реяли зеленые в белую полоску вымпелы международного эколого-натуристического движения. Кампания парней и девушек на катамаранах была одета так, как и положено натуристам, т. е. никак. SeaWolf морского патруля Чили сделал над катамаранами четыре круга на малой высоте (не потому, что возникли подозрения — просто военные летчики глазели на девушек, чтобы потом, по дороге на опорную базу Ханга-Роа, обсудить их сравнительные достоинства).

Дальнейшие эволюции катамаранов привели бы их в полное изумление — но когда эти эволюции начались, SeaWolf уже был между Сала-и-Гомес и Рапа-Нуи. Итак, экипажи натуристов исчезли под настилами (где, казалось бы, не было ничего, кроме морской воды), а затем, катамараны стремительно съежились. Над волнами появились верхушки трех рубок. Яркие рулоны, еще недавно бывшие катамаранами, исчезли в люках, а через минуту из воды вынырнули пятиугольные силуэты, разогнались, взметнув тучу брызг, и с бешенной скоростью понеслись над самыми гребнями волн куда-то на север…

Экипаж № 2.

— Не нравится мне этот автопилот, — решительно заявил Оури Хитуоно, созерцая сине-зеленые волны, огромные и ленивые, равномерно возникающие и исчезающие перед панорамным иллюминатором, — он не умеет плавно корректировать невязку курса.

— А ты уверен, что при движении под углом к волне это вообще возможно? — спросил Кайемао Хаамеа, — мы зависим от поверхности и каждый раз скатываемся по-разному, поскольку волна вдоль гребня немного неравномерна.

— Ну, я же корректирую плавно, когда держу штурвал, а этот тупой комп выписывает ломаную, и мы теряем два узла курсовой скорости.

— Невелика потеря. Мы легко держим 200 узлов курсом 32, как скомандовал шеф-кэп.

— Кай, в вдруг нам когда-нибудь понадобится предельная скорость? — спросил Оури.

— ОК, я делаю пометку — Кайемао достал бумажный блокнот и карандаш.

— Принц, зачем тебе такая штука? — спросила Чуки Буп, — есть же электронные.

— Так надежнее, — лаконично ответил он.

— А мы будем воевать с теми пиратами, которые украли киви?

— Это как фишка ляжет, — ответил он, — Пока мы занимаемся разведкой.

— Ты не веришь, что это пираты, — в утвердительном тоне сообщил Оури.

— Ты телепат? — поинтересовался суб-лейтенант.

— Нет, просто это видно. И Пак Ен тоже не верит. Это тоже видно. И я не верю.

— Почему? — спросила Чуки.

— Сейчас послушаем, что скажет нам капрал-пилот Хитуоно. Излагай, пилот.

Оури кивнул и коснулся пальцем экрана резервного навигационного монитора.

— Вот, диспозиция. Я рассуждаю просто. Летел чилийский флит-карго, и его случайно сбили свои. Бывает. Он прыгнул, и его утащило на парашюте миль на 5 к юго-востоку. Тоже бывает. Его подобрали киви-яхтсмены. Типа, они случайно там болтались.

— Ты не веришь, что это были случайности? — перебил Кайемао.

— Ну, — пилот задумался, — Тут еще есть сомнения, но дальше… Ведь с момента, когда чилийского мичмана подобрал парусник киви до момента, когда с озера Титикака взлетела пиратская «Catalina», судя по развертке со спутника, не прошло и часа.

— 52 минуты, — уточнил суб-лейтенант, — Ты хочешь сказать, что они получили сигнал, которого заранее ждали, и держали летающую лодку наготове?

— По ходу, так. «Catalina» — тихоходная штука, всего полтораста узлов. Они 10 часов летели наперехват. Они совершенно точно знали свою цель. Они приводнились, взяли яхту на абордаж, захватили четверых киви и чилийского мичмана, и полетели на свою базу на Галапагосы. Когда чилийский воздушный патруль нашел пустую яхту, и поднял всех на уши, пираты уже долетели до своей базы. Логика, ага?

Суб-лейтенант Хаамеа закурил сигарету, хмыкнул и повторил:

— Логика, ага. А почему ты думаешь, что киви на борту, а не на дне с грузом на ногах?

— Интуиция и психология. Пираты предпочитают захватывать людей живыми. С трупа взять нечего, а за живого могут дать выкуп, или он может оказаться носителем инфо.

— Толково, — согласился Кайемао, выпуская в вентилятор струйку дыма.

— Ну, так, в патруле я сталкивался с пиратами. Правда, тут другая весовая категория.

— А почему они юзают такую отстойную флайку? — вмешалась Чуки.

— «PBY Catalina» — вполне зачетная машина, — возразил Оури, — Тем более, если, это не оригинал, построенный в начале II мировой войны, а современный римейк. У нее были только два недостатка: тяжеловесность старых материалов и движков, и малая скорость. Если первое устраняется, то со вторым можно примириться. В середине прошлого века, «Catalina» прошла жесткий военный экзамен в нашем океане. Ее плюс еще в том, что сейчас ее дешевый римейк считают игрушкой авиа-фанов и не принимают всерьез.

— Сколько такой римейк берет полезного груза? — спросил суб-лейтенант.

— Примерно восемь тонн. Плюс запас топлива на 4000 миль. При такой-то дешевизне!

— Дешевизна оттого, — предположил Кайемао, — Что похороны не включены в цену.

— Некоторые летают, — заметил пилот.

— Некоторые по морю в решете ходят, — меланхолично отозвался суб-лейтенант, — но сейчас меня другое интересует. На фиг пиратам нужен чилийский мичман?

— Ну, как вариант: хотят выяснить порядок перемещения грузов в чилийском флоте и спереть какой-нибудь кораблик с военным имуществом.

— Гм… Как-то неубедительно. Притянуто за уши.

— Ага, — согласился пилот, — Вот я и говорю: это не пираты.

— А кто? — спросила Чуки.

— Там видно будет, — проворчал суб-лейтенант.

20

Дата/Время: 15.02.24 года Хартии

Место: Новая Зеландия, остров Рауль-Кермадек,

Гринлэйк Ресорт, Флитвуд-таун.

Остров Рауль в архипелаге Кермадек (на 30-м градусе Южной Широты) это самая северная новозеландская территория. Всего в миле северо-западнее, через пролив, расположены крошечные острова Мейер, которые уже являются частью Меганезии, точнее — доминиона, включающего эти острова, и атоллы Уаикаепау (они же — рифы Минервы) расположенные в 400 милях к северу. По сложившейся за 20 лет практике, между доминионом Мейер, управляемым ariki-foa (вождями, королями или мэрами) полинезийской династии Хаамеа, и Новой Зеландией — Аотеароа, существует чисто условная граница в виде ярко-желтого люминесцентного буя посреди пролива.

Собственно, остров Рауль, площадью чуть больше 25 квадратных километров, со спутника выглядит, как голова птицы с мощным изогнутым клювом, нацеленным в сторону Австралии. Глаз этой птицы — вулканический кратер радиусом около мили, центром которого является маленькое, но изумительно красивое озеро. В 2006 году, мощное извержение вулкана надолго сделало Рауль необитаемым, но потом сюда переселилось некоторое количество новозеландских маори, объединенных общим бизнесом с меганезийцами, обосновавшимися на Мейер, и на берегу пролива вырос городок Флитвуд-таун. Немного позже, правительство Новой Зеландией — Аотеароа восстановило вулканологическую станцию, а небольшая турфирма построила отель «Greenlake Resort» в уже вновь заросшем тропической зеленью кратере, на северо-восточном берегу озера Гринлэйк… Остров Рауль не превратился в национальный туристический центр, однако стал достаточно популярным местом — особенно среди организаторов конференций по природному катастрофизму. Не удивительно, что для проведения международной конференции «Экологические модели и экономические аспекты глобальной астероидной угрозы» был выбран именно остров Рауль.

Доклад доктора Энди Роквелла из Технического Университета Окленда (Аотеароа) «Моделирование динамики астероидной зимы», вроде бы, не относился к самым резонансным пунктам программы конференции. То ли дело доклад доктора Ханца из Бремена: «Сценарии гибели человечества», или доктора Регештадта из Копенгагена: «Практика эскимосов и выживание после астероидного ледникового периода». Но в действительности именно доклад Роквелла оказался наиболее ярким событием этой конференции. На то было две причины. Во-первых, этот доклад был действительно научным, а не алармистским. Во-вторых, Энди Роквелл пообещал ответить на любые вопросы журналистов по тематике конференции. В свои 42 года, он уже имел вполне сложившуюся репутацию нарушителя неписанных правил политкорректности, а это гарантировало яркий скандал — любимую пищу околонаучных корреспондентов…

Корр.: Скажите, какова вероятность столкновения нашей планеты с таким большим астероидом, который действительно вызовет новый ледниковый период?

Роквелл: Сто процентов ровно — если не будет организована интегральная система космической безопасности, о которой здесь неоднократно говорилось.

Корр.: Но падение астероидов — довольно редкое явление, разве нет?

Роквелл: Редкое, но достаточно регулярное. В настоящее время исследованы следы нескольких столкновений Земли с астероидами диаметром от 1 до 50 километров.

Корр.: Но это было очень давно, не так ли?

Роквелл: Подобные столкновения происходят с примерно постоянной частотой на протяжении четырех с половиной миллиардов лет существования нашей планеты.

Корр.: Но мы можем надеяться, что обойдется?

Роквелл: Разумеется, можем! Это как всемирная русская рулетка, передаваемая от поколения к поколению. Представьте себе супер-револьвер с барабаном на миллион патронов. Все гнезда, кроме одного пусты, но в одном гнезде — заряд, мощностью в миллиард раз больше, чем все водородные бомбы в современных арсеналах. Каждое поколение подносит супер-револьвер к своему виску, зажмуривается и нажимает на спусковой крючок… Боек щелкает по пустому гнезду. Уф! Поколение, облегченно вздохнув, передает супер-револьвер своим детям. «Не бойся детка, может, тебе тоже повезет. А если нет, то надеюсь, что тебе будет не очень больно. Это как уснешь». Я повторяю: одно гнездо заряжено, и однажды оно непременно окажется под бойком.

Корр.: О, черт! Вы нарисовали какую-то безрадостную картину.

Роквелл: Почему безрадостную? У нас в этой игре отличные шансы. Если прекратить тратить триллионы долларов на всякую ерунду вроде борьбы с кризисом фондового рынка, вызванным падением сбыта ненужных вещей, и заняться этой проблемой, то примерно через три года мы можем полностью устранить астероидную угрозу.

Корр.: А вы считаете, что такая всемирная переориентация возможна?

Роквелл: Разумеется, она невозможна! Финансово-политические олигархии, которые формально определяют направления денежных потоков, не способны остановить эту фабрику Эдема, даже будь у них такое желание.

Корр.: Фабрику Эдема? А что это такое?

Роквелл: Это из НФ-новеллы Станислава Лема «Эдем». В этой новелле фигурирует автоматическая фабрика, которая тратит ресурсы на то, чтобы сначала производить машины из вторсырья, а потом перерабатывать эти машины обратно во вторсырье. Данный цикл составляет основу социального порядка общества, построившего эту фабрику. Новелла написана в 1959. Тот пресс, который делает металлолом из новых автомобилей, не нашедших сбыта, работал уже тогда, и работает по сей день.

Корр.: Тогда почему ученые не звонят во все колокола!?

Роквелл: Потому, что это не их работа. Они ученые, а не звонари… В смысле — не демократически избранные парламентарии, президенты и прочие министры.

Корр.: Иначе говоря, вы считаете проблему неразрешимой?

Роквелл: На мой взгляд, данная проблема, с довольно высокой вероятностью будет решена. Но произойдет это не в рамках какой-либо межгосударственной программы, вроде тех, что с пафосом принимаются в ООН и тому подобных… Гм… Не буду вас шокировать своей оценкой таких организаций… В общем, проблема будет решена негосударственными структурами, которые увидят в этом свою выгоду. Обычная, объективная частная выгода всегда была ключом к решению серьезных проблем. А иерархические организации, построенные, якобы, для общественной пользы, всегда только порождали проблемы, и ни разу их не решали. Это научный факт.

Корр.: А если проблема защиты от астероидов, все-таки, не будет решена? Есть ли у человечества другие шансы? Как вы относитесь к идее «Звездного Ноева Ковчега»?

Роквелл: Эта идея принадлежит доктору Стивену Хокингу из Кэмбриджа. В начале нашего века, это был один из лучших популяризаторов современной астрофизики. Возможно, эта идея была выдвинута им просто как хорошая иллюстрация некоторых физических закономерностей. Суть идеи: мы строим космический корабль, который способен развивать скорость, близкую к световой. Теоретически, это возможно. Мы набираем в этот корабль достаточное количество людей и материалов, чтобы создать совершенно независимую от Земли колонию на планете в звездной системе в сотне световых лет от нас. Изюминка в том, что из-за релятивистских эффектов, по часам экипажа путешествие продлиться всего несколько лет, а на Земле пройдет больше столетия. Красивая и наглядная модель для читателей, которых интересует теория относительности. Именно в этом качестве я отношусь к ней положительно.

Корр.: Иначе говоря, путешествие к далеким звездам кажется вам утопией?

Роквелл: Ваш вопрос напоминает рождественскую елку с множеством веточек, на которых висят игрушки. Первая игрушка — «Субсветовой Ноев Ковчег Хокинга». Я полагаю, что это утопия. Вторая игрушка — «Сверхсветовой Червяк Морриса-Торна». Такой корабль-червяк проскакивает из Солнечной системы в систему звезды в сотне световых лет от нас через червоточину, или кротовую нору в пространстве. Он не движется со сверхсветовой скоростью, а создает в пространстве склейку и прокол, благодаря чему оказывается в конечном пункте, минуя расстояние. Если гипотеза Морриса-Торна верна, и если мы сумеем использовать эффекты червоточин, то это сказочная удача. Тогда у нас есть шанс реализовать такое, что и не снилось даже писателям-фантастам. Третья игрушка — «Нейтронный Драккар». Так называется субсветовой корабль в НФ-новелле «Паруса прадедов» гренландского автора Гисли Оркварда. Этот корабль, по мысли автора, используется для перелетов в пределах двадцати световых лет, что означает достижимость почти сотни звезд, ближайших к нашему Солнцу. Техническая сторона в новелле показана далеко не безупречно, но ошибки там носят частный, а не глобальный характер, что выгодно отличает данное произведение от большинства книг и фильмов НФ-жанра, в которых наука рядом не стояла…. Так, я вижу, что из оргкомитета мне подают многозначительные знаки. Я превысил регламент уже на десять минут. Те, кого интересует мое мнение о новелле Оркварда, могут прочесть мою статью «Теория и иллюзии межзвездных драккаров», опубликованную в журналах «Amateurs astronomy» и «Hobby space-ship modeling».

Корр.: Еще одно слово, док Роквелл. Скажите, на ваш взгляд, современный уровень развития техники позволяет построить реальный пилотируемый звездолет в рамках разумного бюджета и за разумное время?

Роквелл: Да.

Люси повернулась к отцу и негромко сказала:

— Этот Роквелл — дядька что надо, а?

— Мне он тоже понравился, — ответил Микеле, — Я собираюсь переговорить с ним, когда объявят перерыв. Кое-что в его математических трюках мне не понятно. Я надеюсь, он уделит мне несколько минут за чашкой кофе. Вряд ли это потребует больше времени.

— Ага, — Люси кивнула, — Слушай, па, я точно не хочу слушать доклад доктора Пэйста: «Развитие международной кооперации по обнаружению опасных астероидов». Ты не возражаешь, если я погуляю по окрестностям? А встретимся в 5 вечера, в холле.

— Ладно, но только если ты обещаешь вести себя очень осмотрительно, ни во что не встревать, сразу отвечать на мои звонки, и быть в холле ровно в 5, без опозданий.

— Конечно, па! Ну, я побежала?

— ОК. А местные деньги у тебя есть?

— У меня сотня киви-баксов мелочью. Вряд ли мне понадобится больше. Ну, пока.

Люси Хок-Карпини, 12.4 года

Эта свободная рубашка с широкими рукавами, без застежек и с поясом, сразу мне понравилась. Во-первых, фасон позволяет носить эту тряпочку на новозеландской территории без всяких дополнений типа штанов или (о, ужас, нах) юбки! Рубашка доходит до середины бедра, и это удовлетворяет требованиям здешнего «Закона о пристойности». О, Мауи и Пеле! Киви же нормальные люди, как они умудрились заразиться этими табу на открытое тело?… Ну и фиг с ним! Во-вторых, такой фасон рубашки создает персонажу с моими параметрами кажущуюся объемность фигуры. Появляется, как бы, попа, сиськи, и все такое прочее. А в-третьих, она разрисована орнаментом местных маори. Прикольно. Короче, я купила эту рубашку еще вчера, в гавани Флитвуд-тауна, пока папа ставил нашу флайку на паркинг. А то в футболке и шортах я кажусь даже более плоской, чем безо всего. Это же ни на фиг не годится!

Теперь понятно, что на конференции я появилась в этой самой рубашке. Охранник (ужасно скучный тип) посмотрел на меня — с сомнением, а потом на папу — с плохо скрываемым осуждением. Ага. Принял меня за его подружку. Киви и в этом как-то умудрились заразиться британскими табу. У них запрещен секс до 16 лет. Конечно, никому тут в голову не придет требовать, чтобы мы, канаки, соблюдали эти сраные ограничения между собой, но осуждающе посмотреть — это запросто… Вот, я снова прохожу мимо того охранника. Этнический юро. Лицо унылое. Я, по возможности эротично виляю попой. Он краснеет. Ага. Пуританин. Говорящий овощ-гуманоид.

Выхожу под открытое небо — красота. Зеленое озеро, как игрушечное. А какие тут деревья! Широта всего на 10 градусов дальше от Экватора, чем Тонга, а уже есть настоящие елки с зелеными иголками. Или это сосны? Я пытаюсь вспомнить, в чем разница, и вдруг… Ни хрена себе, шлепок по попе! Я оборачиваюсь, рефлекторно произнося: «joder!» (хотя здесь надо говорить: «fuck!»), и вижу дядьку, похожего на некрупного, но жизнерадостного моржа из какого-нибудь мультика. Вообще-то, он типичный утафоа, даже можно сказать, породистый. А по годам — примерно папин ровесник. Он одет в яркие шорты и меганезийскую гавайку (которая, как известно отличается от гавайской гавайки, наличием квадрата из четырех карманов)… Кажется, этот симпатичный морж с кем-то меня спутал. Он смущенно произносит:

«Pardon me, miss. From the back side you look rather like my wife… And I mistake».

«Aha papu au, — перебиваю я, — Aita pe-a, bro. E aha vahine te oe nehe-nehe?»

Мультяшный морж тут же расплывается в широкой и открытой улыбке. Он рад, что объект ошибки — не новозеландка. У киви не принято шлепать по попе. Тем более — ошибочно шлепать. А меганезийка (в смысле, я), конечно, не будет делать из этого проблему, зато спросит: за красивую ли женщину ее приняли… Обращение «bro» к человеку, который старше меня примерно втрое, звучит странно. Но не могу же я обращаться «sen» к дядьке, который шлепнул по моей попе (хотя и ошибочно)?

* * *

Утафоа, похожий на моржа, утвердительно кивнул.

— Она очень красивая, как и ты. Но она старше тебя года на три. Я перепутал из-за рубашки. Варэ купила точно такую же. Плюс: у нее тоже светлые прямые волосы и короткая стрижка. Она помчалась искать в парке одного художника. Его зовут Дако Парадино, и он, по слухам, сегодня выставил новую картину в жанре «Singular-pro», чтобы услышать мнения — экспромты прохожих. А я решил пока прогуляться. Мне нравится здешнее озеро. По-моему, оно волшебное.

— Ясно, что, волшебное, бро, — согласилась Люси, — А как на счет волшебного какао с волшебным мороженым? Фант за шлепок не по той попе, ага?

— ОК, гло, — согласился он, — Может быть, в верхней таверне в парке?

— На твой выбор, — сказала она, — Я — Люси с Футуна-и-Алофи. Тут я мало что знаю.

— А я почти здешний. Аханео с Мейер. Ну, что, идем?

Таверна на северо-восточном краю кратера выглядела, как группа садовых пагод, размещенных на нескольких уровнях по высоте. Хозяин, как и следовало ожидать, оказался китайцем, а Аханео с Мейер — его постоянным клиентом.

— Здравствуйте, дорогой господин Хаамеа! Здравствуйте дорогая госпожа! Вы хотите сразу пообедать, или сначала что-нибудь легкое, под разговор?

— Здравствуйте, уважаемый Бан Гун! В начале мы хотели бы мороженое и две кружки какао. Большие, меганезийские.

— …Фисташковое мороженое, — уточнила Люси.

— Замечательный выбор! — одобрил китаец и отправился за стойку.

Люси повернулась к Аханео.

— Хозяин таверны назвал тебя: «Хаамеа», так?

— Да. Это мое родовое имя.

— Значит, ты родич мэра-короля островов Мейер и Минерва?

— Очень близкий родич. В смысле, я и есть он… Или он и есть я. Как правильнее?

— Обалдеть! — выдохнула Люси, и бросила взгляд на юго-восток, в сторону моря.

По случаю хорошей погоды, был хорошо виден пограничный яркий буй, а за ним — миниатюрные зеленые скалистые острова Мейер, ощетинившиеся во все стороны длинными пирсами и украшенные ступенчатой пирамидой — монтажным куполом роботизированной верфи. Он будто висел в воздухе над невидимой с этого ракурса маленькой бухтой между островком Норд Мейер и цепью скал Дог-Стоунс.

— Симпатично, правда? — с легкой гордостью произнес король, — Мы придумали этот архитектурный дизайн лет 15 назад вместе с родичами, которые живут на Рапатара. Серьезная верфь была нам необходима, но ужасно не хотелось трогать сухопутную природу, ее у нас и так очень мало. И не хотелось портить ландшафт центрального пролива между Саут и Норд Мейер, он узкий, меньше ста метров. Любая большая постройка, и шарм исчезнет. Мы оставили там кампус, а верфь сделали севернее.

— Мне нравится, — объявила Люси, — Необычно и… Пропорционально.

— О! — воскликнул Аханео, — Пропорционально! Это — любимое слово Аилоо, старшей vahine моего младшего брата Лимолуа. Аилоо училась в Окленде, в «Design and Arts College of New Zealand». Там ведущие профессора помешаны на пропорциях.

— Ага, понятно, — Люси кивнула, — А твоя vahine, с которой ты меня перепутал, тоже двинулась по линии дизайна и искусства?

— Варэ? Нет, она заразилась от моей старшей vahine, Отанга палеобионикой. Отанга полагала, что наши дети этим займутся, но старшую дочку потянуло в химическую технологию, старший сын пошел в аэромобильный спецназ, а второй сын, очевидно, займется менеджментом, у него к этому склонность. Обе дочки моей второй vahine однозначно интересуются агротехникой, а остальные дети еще мелкие. Непонятно. Поэтому Отанга склонила Варэ к палеобионике, и теперь весь fare усеян макетами технозавриков. Встречаются такие монстры, каких в ночном кошмаре не увидишь. Соседи шутят: Хэй, Аханео, твоя молодая жена стала совсем седая от ужаса! Я уже говорил, что Варэ светловолосая, как и ты.

Появилась изящная китаянка, быстро расставила на столе заказ, и упорхнула. Люси сделала пробный укус мороженого, облизнулась и спросила.

— Варэ — креолка-северянка?

— Нет, она тонгайская утафоа-мелано. А светлые волосы, вероятно, от моряка родом с Аляски, совершенно беловолосого, с которым, как говорят, гуляла прабабка Варэ. Но прабабки, к сожалению, уже нет в живых, и у нее не спросишь.

— Генетика — штука загадочная, — согласилась Люси, — А в чем фишка палеобионики?

— Простые надежные схемы строения, — ответил Аханео, — Взять например, последнее увлечение Отанга и Варэ. Трилобиты. Они появились полмиллиарда лет назад, а их дальние родичи существуют до сих пор. Пока не найдено ни одного более удачного инженерного решения для складной жесткой объемной конструкции. Мы отправили концепт-модель робота на конкурс подводной техники. Посмотрим, как это пойдет.

Люси продолжая расправляться с мороженым, кивнула.

— Робот-трилобит это прикольно. А презентация есть в сети?

— Еще бы! — подтвердил он, — На сайте нашей фактории. Называется: «Trilobitapi».

— Трилобиты рулят! — завопило стремительно влетевшее в беседку нечто, слишком скоростное, чтобы можно было сходу опознать в этом человеческую фигуру.

— Варэ, ты меня когда-нибудь задушишь! — проворчал Аханео.

Девушка, обнявшая его сзади за шею, выглядела типичной тонгайской туземкой, за исключением волос — прямых, жестких, пепельного цвета.

— Не задушу. Мы в слишком разных весовых категориях! — ответила тонгайка и лихо подмигнула Люси, — Aloha glo! Ты склеила моего faakane, или это он тебя склеил? И, кстати, меня зовут Варэ. Хотя, ты уже слышала.

— Iaora glo! Я — Люси. Второй вариант ближе. Он без предисловий шлепнул меня по любимой попе, а это заход на склейку. Он говорит, что имел в виду твою попу, но…

— Ага! По ходу, за шлепнутую попу он должен тебе фант! Обед, ужин, завтрак, круиз вокруг Аотеароа и ночь любви! Никак не меньше!

— Пока мы сошлись на кружке какао и четверти фунта мороженого, — ответила Люси.

— Ты слишком гуманно с ним обошлась! Сейчас мы это исправим! Аханео, ты же не хочешь сказать, что мы не пригласим Люси на обед!?

Мэр-король выпучил глаза, изображая, что возмущен таким подозрением.

— Разумеется, мы ее пригласим. Люси, как на счет обеда у нас на Мейер?

— ОК, если в 5 вечера я успею на встречу в холле «Greenlake Resort».

— Успеешь легко! — заявила Варэ, — А сейчас будет классно, если ты быстро доешь мороженое, потому что через 10 минут Дако Парадино развернет вон там, в парке, панорамный креатив: «Астероид Церера: Хабитация. Город вертящихся тарелок». Прикинь, гло: мы это увидим первыми! А еще, можно будет высказать любые наши пожелания про новые сюжеты. Если пожелания покатят, то Парадино сразу сделает наброски… Слушай, гло: а давай я помогу тебе расправиться с мороженым?

— Давай, — согласилась Люси, — А этот Парадино действительно монстр креатива?

— Даже не передать, какой! — подтвердила Варэ, и вгрызлась в мороженое.

Люси Хок-Карпини, 12.4 года

Классное изобретение — большой надувной тент. Раскатал его на грунте, воткнул в ниппель хобот компрессора, включил — и через четверть часа имеешь посреди парка купол, размером со школьный планетарий. С одной стороны у купола вход-арка, а с другой, до которой уже почти не доходят солнечные лучи — 200-дюймовый экран из проекционной пленки. На пленке — креатив. По ходу, просто хорошая 3D-графика, наложенная на реальный ландшафт, но штука здорово торкает. Как-то сразу хочется поверить в этот маленький городок, выросший на волнистой равнине астероида, где разноцветный лед сверкает яркими бликами и радугами, и обрывается к необычайно близкому горизонту… И поверить легко, потому что городок выглядит ни капли не фантастическим, а наоборот, реалистичным. Почти сразу понятно, почему люди его построили именно так, чем им это удобно, и как они тут живут. Можно без проблем представить себя на месте тамошнего хабитанта. В школьном курсе практической психологии, это называется «рефлексия с фантомом». Если она есть, то становится интересно читать книжку, или смотреть кино, или вот такую 3D-картину…

Короче, зачет Дако Парадино по практической психологии. Сам он стоит сбоку от картины, около другого, сравнительно маленького экрана, и световым пером делает набросок. На вид это худой невысокий, но крепкий дядька. Сколько ему лет — фиг разберешь. Точно больше полста. Дако кажется похожим на мексиканца — на первый взгляд. Это потому, что он одет в джинсовые шорты типа «Акапулько», узорчатую жилетку, и шляпу-сомбреро размером с велосипедное колесо. Шляпа висит у него за спиной на ленточке — в точности, как у мексиканцев в старых ковбойских фильмах.

Если отвлечься от тряпок и приглядеться к лицу и рукам (как в той инструкции по наружному наблюдению, которую я скачала из маминой библиотеки), то видно, что никакой он не мексиканец, а скорее франко-малайский метис. А считается, что он — художник-маори. По крайней мере, так написано на листках на столике у входа.

* * *

Дако Парадино выполнил несколько быстрых движений световым пером, и на экране возник Марс — оранжевый, с едва заметной голубоватой дымкой атмосферы, черное пространство вокруг с яркими точками звезд, сверкающее Солнце ближе к верхнему правому углу, и сросток как бы немного вздувшихся серебристых цилиндров, будто растущих в стороны из длинной прямой трубы. На ближайшем к зрителю конце этой трубы, точно по ее оси, находился еще один цилиндр, гораздо большего размера. Он притягивал к себе взгляд, очевидно являясь главным объектом композиции.

— Вот, примерно так, — заключил Дако.

— А внутри? — спросил кто-то.

— Внутри… — задумчиво повторил художник, переходя к следующему экрану и снова начиная оперировать световым пером.

Люси слегка толкнула Варэ плечом и поинтересовалась:

— Что это за хрень?

— Типа, — ответила та, — орбитальный городок из «Диогеновых бочек». Маленькие это обычные, вроде тех, которые сейчас летают, а большая — это та, которую, по слухам, начали строить на верфи Киритимати. Типа, есть заказ какой-то бразильской фирмы, собравшейся всерьез заняться космическим туризмом и орбитальными отелями. Эту большую бочку раскручивают вокруг собственной оси, и на цилиндрической стенке появляется центробежный вес. Получается… Короче, Дако уже это нарисовал.

На экране возник странный искусственный ландшафт, показанный, как бы от лица человека, находящегося там же, где и зритель. Это напоминало типичную океанскую платформу, на которой, ради эргономики, функциональные сооружения окружены цветущей растительностью. Но, в отличие от такой платформы, ландшафт был не плоским, а загибался вверх. В десятке шагов перед наблюдателем, поверхность уже заметно отклонялась от горизонтали, а вместо горизонта был тот же ландшафт, но стоящий под прямым углом к поверхности около наблюдателя. Еще дальше он уже нависал, и там виднелись фигурки людей, стоящих почти вниз головой…

— Прикольно, — оценила Люси.

— Угу, — согласилась Варэ, — Но, если долго присматриваться, то крыша легко может поехать. По жизни, если ты видишь парня, который ходит вниз головой, то тебе надо завязывать курить траву. А здесь такое, как бы, норма. Я бы всерьез беспокоилась по поводу мозгов экипажа такой бочки.

— В XX веке на SkyLab, в невесомости люди как-то привыкали, — возразил Аханео.

— То в невесомости, — отрезала Варэ, — А тут строго вниз головой. Как бы, перебор…

В этот момент Люси боковым зрением заметила жест одного из зрителей в группе, стоявшей около наброска с «Диогеновыми бочками» на марсианской орбите. Этот зритель, как бы представляя себе что-то, двинул ладонь по дуге снизу вверх. Дако Парадино, стоявший к этой группе в пол-оборота, тоже заметил жест, и вернулся к наброску, негромко произнеся на ходу: «Кое чего не хватает, верно?…».

Несколько уверенных движений световым пером — и на фоне Марса образовался маленький серебристый силуэт летящего спейс-скутера, который, как можно было предположить, возвращался домой в орбитальный городок после рейда на планету. Зритель, которому принадлежал жест, обрадовано закивал и заулыбался — видимо, отсутствие видимого сообщения городка с Марсом его слегка беспокоило, а теперь проблема была устранена… Люси отметила про себя, что художник феноменально внимателен к своим поклонникам. Под влиянием некого интуитивного позыва, она незаметно вынула из наплечного браслета мобайл и, ради скрытности, не пользуясь видоискателем, сделала дюжину снимков «марсианского» наброска. Как направить камеру на объект «путем косвенного прицеливания», она знала из «Инструкции по наружному наблюдению» (составленной для оперативных работников INDEMI)..

* * *

Океанские волны набегают на острова Мейер всегда с востока, поэтому с западной стороны, в миниатюрных заводях среди фантастических нагромождений скал, море совершенно спокойно. Шум прибоя, бушующего в пятистах метрах восточнее, у скал противоположного берега островов Мейер, кажется очень далеким… Одна их таких заводей в уголке маленького поместья Хаамеа и была выбрана для послеобеденного отдыха гостьи. Обильность семейного обеда в королевском доме делала такой отдых совершенно необходимым — по крайней мере, с точки зрения Отанги (старшей жены короля Аханео). «Люси, не делай глупостей! Сейчас только 4 часа. У тебя еще баржа времени, — сказала она, когда завершилась последняя фаза обеда (десерт из фруктов в банановом сиропе), — ты спокойно можешь переваривать целый академический час, а потом Варэ отвезет тебя на Рауль. От Мейер до Гринлэйк на амфибайке 5 минут»…

Отанга дистанционно преподавала методы расчета ходовых машин в Универсальном Колледже Маритехники в Нукуалофа, и с легкостью пользовалась в быту термином «Академический час» для промежутка времени чуть меньше астрономического часа.

Итак, в начале 5-го, Люси и Варэ, лениво поплавали немного в тихом море, а затем выбрались на плоскую скалу, удобную для лежания кверху пузом. Благодаря тени перистых крон псевдо-пальм, ее поверхность была не слишком перегрета солнцем. Младшая жена короля после обеда временно утратила свою бешеную активность и превратилась в замечательный источник информации — для тех, кому не лень задавать вопросы. Люси, разумеется, было не лень…

— Как ты думаешь, кем он был в предыдущей жизни?

— Кто? — не поняла Варэ.

— Дако Парадино, — пояснила Люси.

— Ну… — юная тонгайка задумчиво погладила свой животик, — …Типа, каким-нибудь альбатросом. Парил над морем, медитировал, все такое….

— Нет, Варэ, я не в смысле реинкарнации, а в смысле предыдущей профессии.

— А-а… Ну, не знаю. Обычно концепт-художники происходят от 3D программистов. Прикинь: им становится скучно рисовать что-то обыкновенное. Поэтому, когда они выходят на соц-ренту, то начинают рисовать что-то заковыристое.

Люси покачала головой.

— 20 фунтов против селедочного хвоста, что Парадино не из программистов.

— Ну да. Он ни разу не похож на бывшего программиста. А что, если посмотреть его биографию? На экспозиции же были инфо-листки.

— Лажа, — ответила Люси и вынула листок из кармана лежащей рядом рубашки, — Вот слушай: «Дако Парадино родился в Веллингтоне. Когда он был еще ребенком, семья переехала в Порт-Морсби (Папуа — Новая Гвинея) из-за проблем в бизнесе его отца — Илайджа Парадино. В 18 лет, Дако пошел матросом на грузовой корабль австрало-индонезийской компании «JWL». После закрытия этой компании, Дако вернулся на родину и занялся частным яхтенным бизнесом. Потом, неожиданно для всех, Дако организовал первую выставку «Singular-Pro» — нового жанра…». Бла-бла-бла.

— А почему лажа? — спросила Варэ.

— А потому, что слишком гладко выходит. Он уехал с Аотеароа ребенком, значит, у новозеландских копов на него еще не было биометрии. Гражданство он оформил в новозеландском консульстве где-то в Папуа или в Индонезии. Через полвека кто-то возвращается, как бы, на родину, и говорит: «Hi! It’s me, Dako Paradino!».

Тонгайка снова погладила животик, озадаченно хмыкнула и спросила:

— Типа, как в шпионском кино?

— Не знаю, — Люси пожала плечами, — Но, согласись, он странный.

— Художники вообще странные, — заметила Варэ, — Гоген тоже был странный.

— Как бы, да, — согласилась Люси, — Но этот Парадино какой-то слишком странный. А кстати, почему ты вспомнила именно Гогена?

— Ну, если честно, то я больше никого и не помню. А Гоген мне сам подвернулся.

— Йо! — удивилась Люси, — Он полтораста лет, как умер. Как он мог подвернуться?

— Ну, положим, не полтораста, — возразила Варэ, — Он умер в 1903-м, на Хива-Оа, на Южных Маркизах. Там у него было пять vahine, а его таитянская vahine, Техуре, по каким-то своим причинам не захотела ехать на Хива-Оа. На Таити Гоген нарисовал больше всего рисунков, но самые интересные он нарисовал на Хива-Оа. Так говорит Бимини, ariki островов Еиау, племянница Аханео, дочь его брата Лимолуа, классная девчонка. Еиао — это крайне-северные Маркизы. В 22 году Хартии, ураган Эгле снес вообще все на Еиао, и пришлось строить заново. Это делали рапатарские Хаамеа, по контракту с local-foa. Мы с Аханео летали на Еиао в прошлом декабре. Оттуда всего полтораста миль до Хива-Оа, и мы заглянули в музей Гогена, из любопытства. Я бы не запомнила, мало ли куда заглядываешь из любопытства, если бы не Гоген.

Люси потрясла головой.

— Хэй, гло, я не догоняю про Гогена.

— По ходу, — весело ответила Варэ, — Я тебе не просто так сказала, что у того Гогена, который умер в 1903-м, было пять vahine на Хива-Оа. У одной девчонки, Мари-Роз Ваэохо, получился от него киндер. Короче: Поэле Ваэохо, который шеф-инженер партнерства «Fitep-Num» на Еиао, это пра-пра-пра-пра… Прикинь?

— Охереть! — призналась Люси, — Потомок настоящего Гогена. А что за бизнес?

— Фитэпы. Ну, фито-электронные процессоры второго поколения.

— Ага… А парень-то похож на Гогена?

— Ну, так… Относительно. Сейчас я тебе покажу фотки.

Тонгайка вытащила из сумочки-браслета мобайл и потыкала пальцем в экран.

— Вот! Слева направо: Бимини, Динго, Поэле и я. А на заднем плане панель с фото реального Гогена. Это мы на Хива-Оа, на фоне его музея. Ну, что похож, нет?

— Фиг знает… А что за фраза под фото: «Европейская цивилизация — это болезнь»?

— Это слова Гогена, — ответила Варэ, — Он посмотрел, что творят в Полинезии евро-христианские миссионеры, и записал в своем дневнике. Четко, да?

— Ага, зачетно… — Люси глянула на часы в углу экрана, — Joder! Без десяти пять!

— Спокойно, гло, — ответила младшая жена короля, — Садимся на амфибайк, и…

* * *

Еще в начале XXI века, один калифорнийский инженер, проектировавший моторные игрушки, придумал симпатичный гибрид трехколесного велосипеда и пластикового спасательного круга с низкооборотным полужестким воздушным винтом. Простой и безопасный «амфибайк» с движком 100 Вт медленно ездил по суше и по воде. Дети получали первоначальные навыки вождения транспортных средств. Прошло время, и некий умник на пляже Малибу решил посмотреть, что произойдет при замене этого движка на мощный движок от спортивного электроскутера. Как ему сообщил врач (в палате интенсивной терапии), эксперимент завершился на редкость удачно: всего-то сотрясение мозга и перелом пары ребер. Свидетели заезда оценили драйв, и начали осваивать новый экстремальный вид спорта. Step-by-step, детский «амфибайк» стал превращаться в смесь сверхмощного роликового пылесоса и летающей тарелки.

* * *

… Когда они, в режиме глиссера, проскочили пролив, выехали из моря на пляж, пронеслись на роликах по грунтовке от берега моря до берега озера и затормозили, подкатившись к самым дверям «Greenlake Resort», Люси несколько секунд не могла поверить, что эта безумная поездка завершилась так безболезненно.

— Классно, ага? — спросила Варэ и постучала пальцем по ее шлему, — Шляпу оставь на память. Мой E-mail и mobile у тебя есть, стучись, как-чего!

— Ты тоже стучись, — сказала Люси, сползая на твердую землю — А будешь на Футуна, заползай в гости, по-простому. Huru oe?

— E oe! Aloha! — ответила тонгайка, снова врубила движок, развернула «амфибайк», и почти мгновенно скрылась за поворотом.

Из холла отеля появился задумчивый Микеле Карпини и проникновенно произнес.

— Детка, ты молодец, что приехала точно вовремя. Но я еще просил тебя ни во что не встревать, а это экстремальное устройство твоей новой подружки…

— Па, оно только на вид стремное! — нашлась Люси.

— А зачем тогда шлем? — подозрительно спросил он.

— Типа, сувенир, — ответила она, глядя на него Абсолютно Честными Глазами.

21

Дата/Время: 16.02.24 года Хартии. После полудня.

Место: Тихий океан, Галапагосы.

Учебно-боевой турбовинтовой штурмовик «Fantrainer» (made in Germany), яркая сине-зеленая птица, украшенная опознавательными знаками ВВС Эквадора, чуть снизив скорость, ушла в плавное пике над океаном.

— Чего ты опять дурачишься, Хусто? — буркнул штурман.

— Поверни репу налево, Саво, — весело ответил пилот, и через пару секунд тактично добавил, — Ну, что, болт уже смотрит на 22:30?

— Cojonudo… — восхищенно выдохнул штурман, — А давай сделаем облет на малой?

— Основание? — спросил пилот.

— Joder!.. Ну, мы это… Заподозрили возможность наркотрафика.

— Buenos idea, amigo, — легко согласился Хусто, — А ты не зевай, снимай на камеру! О, Матерь Божья! Вот это сиськи! Саво, ты видишь какие сиськи? А животик?…

— И ножки тоже классные! — со знанием дела добавил штурман, ловя в видоискатель камеры фантастически изящную фигуру Леле Тангати.

Девушка лежала почти в центре палубы среднего из трех сцепленных надувных катамаранов, заложив руки за голову, и эротично согнув левую ногу в колене. Ее сказочно-прекрасные большие миндалевидные карие глаза скользнули немного насмешливым взглядом по силуэту низколетящего штурмовика.

— Надеюсь, парень за штурвалом не забывает иногда смотреть на альтиметр?

— В эквадорской морской авиации толковые пилоты, — ответила ей Лакшми Дсеи, поудобнее устраивая голову на животе Ромара Виони.

— …Но очень заводные, — добавил Оури Хитуоно.

— Я тоже заводная! — объявила Чуки Буп, вскакивая на ноги.

Углядев в фиберглассовой мачте подходящий аналог шеста для стриптиза, она с энтузиазмом исполнила краткий, но зажигательный вариант этого популярного в определенных кругах танца. Разумеется, телосложение юной папуаски сильно проигрывало таковому у Леле Тангати (из-за угловатости и явно недостаточной объемности фигуры), но зато драйва было хоть отбавляй.

— Откуда такая техника? — поинтересовался Лю Тайпо.

— У нас на Никаупара любительский клуб американских танцев при салуне «Aquarata Cave», — ответила младший матрос, — Я еще умею break-dance и samba, но площадка маловата, а то бы я сейчас устроила — только держись!

— А и так хорошо получилось, — сказала Лакшми, наблюдая, как эквадорский морской штурмовик, помахав на прощание крыльями, уходит на северо-восток, к базе ВМФ, расположенной в 70 милях отсюда на маленьком острове Балтра.

Оури звонко похлопал ладонью по своему колену.

— Hei, foa! Мы с кэпом Каем правы: при наличии нормального воздушно-морского патруля, у пиратов тут не может быть активно функционирующих плацдармов. А разговоры про пиратские форты на Тортуге, Пинзоне и Санта-Фе, это деза.

— Не аргумент, — ответила Лакшми, — Сомалийские пираты на Африканском роге с прошлого века работают в зоне охвата трех баз ВВС: американской, британской и французской. Не заметно, чтобы это им сильно мешало.

— А ирианские охотники за рабами работали в зоне охвата индонезийского военно-воздушного полка, дислоцированного в Соронге, — добавил Лю Тайпо, — Это самая западная точка Новой Гвинеи — полуостров Чендравасих. Там нефть на шельфе, и индонезийские военные власти там реально действуют. Ромар не даст соврать.

— Ага, — отозвался Ромар Виони, — Из всей Западной Новой Гвинеи, индонезийский контингент по-настоящему оперирует именно там. А охотники за рабами спокойно таскали свою добычу мимо них, из портов Маноквари на севере и Факфак на юге.

— …Потому, что делились табашем, — добавил Лю Тайпо.

— …По ходу, здесь пираты делятся с эквадорскими форсами, — заключила Чуки.

— …Или не пираты, — сказал Ромар.

— Только не говори, что пираты это сами эквадорские форсы, — вмешалась Лакшми.

— Не то, чтобы сами… — ответил он, — В Ириане за рабами охотились тоже на сами индонезийские форсы. Там была, как бы, официальная организация по абсорбции туземцев. Они просвещали отсталых папуасов в области индонезийского языка и письменности, а также исламского гуманизма. При организации была легальная волонтерская милиция. Она-то и добывала рабов, а военная база Соронг ничего не замечала. Зато когда наши и папуасские волонтеры начали гасить эту милицию, они мгновенно заметили и закричали про нелегальные вооруженные формирования.

— Прикинь, — снова встрял Лю Тайпо, — Если мы за полдня вычислили три пиратских плацдарма, просто обработав на компьютере видеоряд с камер спай-дронов, то что мешало эквадорцам сделать то же самое, и раздолбать эти плацдармы на фиг?

Оури медленно и задумчиво помассировал пальцем кончик носа и положил рядом с Лакшми распечатанную на листе А4 карту-схему Галапагосов.

— Прикинь диспозицию. Вот остров Санта-Круз, центральный и самый населенный в архипелаге. С севера к нему вплотную примыкает островок Балтра, где база ВМФ. Казалось бы, пираты должны держаться отсюда подальше. Но вот их три плацдарма. Основный: островок Санта-Фе, в 8 милях к юго-востоку от Санта-Круз. И второй по значению: островок Пинзон в 6 милях к западу. От Балтры до любого из них — чуть больше двадцати миль. Почему пираты устроились именно тут, а не на периферии архипелага? Тут есть острова почти на сто миль в любую сторону от Санта-Круз.

— А что скажешь про плацдарм на Тортуге? — спросила Леле.

— Я скажу, что это полный идиотизм! Голая скала-подкова в 30 милях к юго-западу от Санта-Круз и в 4 милях от северного берега острова Исабела — самого большого в архипелаге, где почти тысяча человек, не считая туристов! Этот поселок, правда, на другом, юго-восточном берегу Исабелы, но туристы болтаются везде. Там недалеко.

— Слишком много херни, — твердо сказала Лакшми, — Это, скорее всего, значит: мы не понимаем чего-то важного.

— Или не знаем ключевого элемента info, — добавил Ромар.

Чуки Буп энергично почесала плоское брюшко примерно посредине между рельефно выступающими ребрами и верхушками бедренных костей и таинственно произнесла:

— Тортуга!!!..

— Что — Тортуга? — удивился Лю Тайпо.

— Тортуга! — повторила она, — Великая цитадель пиратов! Кино надо смотреть, бро!

— Хэй, гло, прикинь географию, — ответил он, — Та Тортуга находится в Атлантике, в Карибском море, а пиратской цитаделью она был только в XVII веке.

— Ты ни хера не врубился! — возмутилась она, — Это PR! Кого гребет география, если пиратская Тортуга есть в голливудских фильмах и в компьютерных игрушках!

— И история не гребет? — иронично поинтересовался он, — XVII век давно прошел.

— Блин! — воскликнула она, — Кино и игрушки не в XVII веке, а сейчас! Ну, как тебе объяснить, а? Эта Тортуга, она уже не в истории с географией, а в общих мозгах!

— Архетип, — помогла ей Лакшми, — Знаешь, Чуки, в этом что-то есть. Хэй, экипажи! Экстренная смена вахтенных! Надо, чтобы командир и помком это слышали.

На палубах трех сцепленных катамаранов (а также под палубами) произошло некое слаженное движение, и вместо Лю Тайпо появился Пак Ен, вместо Оури Хитуоно — Кайемао Хаамеа, а вместо Ромара Виони — Эрче Тороро. Как это ни смешно, если бы эквадорский патрульный «Fantrainer» снова пролетел над катамаранами, его пилот и штурман наверняка не заметили бы изменений. Девушки остались те же самые, а из мужчин один — монголоид, и двое — меланоиды. Суб-лейтенант Кайемао Хаамео был несколько ниже ростом и существенно массивнее, чем Оури или Ромар, но какой же летчик станет глазеть на мужчин, когда на палубе есть три симпатичные девушки…

Лакшми слегка толкнула Чуки плечом и подмигнула.

— Ну, докладывай, младший матрос.

Юная папуаска немного помялась, снова почесала брюшко, и объявила:

— По ходу, это PR, и вся фишка в Тортуге. Тортуга, это типа, пиратский брэнд. Как китайские тачки «Foton» и индийский пулемет «Maxim».

— Брэнд под что? — спросил Пак Ен, — Они же не предлагают на рынке услугу «крыша серого бизнеса», как китайско-малайское «Католическое братство моряков».

— Я так далеко не думала, — сконфуженно призналась Чуки.

— Брэнд имеет смысл, если под него есть бизнес, — наставительно произнес Ен, — Если существует товар и его реклама, адресованная сегменту потребительского рынка.

— Уау… Я что, совсем ерунду сказала?

— Нет. Это интересная мысль, но ее надо додумать. Надо вычислить интересанта.

— Рынок может быть и политическим, — заметил Кайемао, — «Tortuga» может оказаться удачным брэндом для террористической сети. Под брэнд «Al-Qaida», держатели этой марки собирали деньги более четверти века, хотя известно, что эта организация, как таковая, никогда не существовала, а ее номинальный лидер был убит в Афганистане примерно за десять лет до знакового теракта в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года.

Чуки радостно захлопала в ладоши.

— А еще помните, в позапрошлом году была тема с живым ископаемым нацистским преступником, врачом-убийцей Зигмундом Рашером? Он, как бы, жил на островке Такутеа, всего в сорока милях к юго-востоку от нашего Никаупара!

— Кстати, да, — согласился Пак Ен, — Сильный брэнд, созданный на пустом месте.

— Ребята! — сказала Лакшми, — Не забываем про похищение на «PBY Catalina»! В некотором смысле, тоже живое ископаемое… Техническое ископаемое.

— И тоже времен II мировой войны, как и доктор Рашер, — задумчиво сказала Леле.

— Да, это совсем шизоидный сюжет, — заметил Эрче, — Пираты на этой «Каталине» засветили три своих плацдарма, как будто специально: вдруг мы дебилы, и иначе не сможем найти. Приводнились на Санта-Фе, постояли там четверть часа, взлетели и приводнились на Пинзоне, постояли еще четверть часа, взлетели и приводнились на Тортуге. Я не верю, что у них нет мозгов. Значит, им очень нужно, чтобы их нашли.

Пак Ен закурил сигарету и отбил ладонью на колене какой-то старый марш.

— Значит, так… Леле! Судя по твоему personal-file, ты была чемпионом школы по управлению дронами — «platillo». Квалификация не потеряна?

— С чего бы? — удивилась та, — Я регулярно рублюсь в сетевых боях на «блюдцах».

— Очень хорошо. Слушай боевую задачу. Необходимо рассмотреть эту Тортугу в максимальных подробностях. Если мы при этом потеряем «блюдце» — плевать.

— Но командир, мы ведь тогда покажем противнику, что наблюдаем за ним.

— Кто «мы», девочка? Посмотри: Тортуга всего в 4 милях от берега, где болтаются туристы, а «platillo», как ты знаешь, может купить кто угодно, и за очень скромную сумму. Пираты, скорее всего, свяжут наш дрон с любопытством фотолюбителей. В худшем случае — со случайной активностью местной полиции. Так?

— По ходу, так, — согласилась она, — Мне приступать, кэп?

— Да. И я очень рассчитываю, что у тебя хорошо получится. Второй дрон подряд мы запускать не должны, иначе пираты действительно могут заподозрить неладное.

* * *

Остров Тортуга, на 35 миль южнее которого находилась маленькая флотилия штурм-скринеров «Yeka», представляет собой одну из самых удивительных геологических формаций на Галапагосах. Это полукольцо толщиной 300 метров и радиусом тысяча, выступающее из океана на высоту нескольких этажей. Когда-то кольцо было жерлом вулкана, но миллион лет назад взрывное извержение снесло его южную половину (с южной стороны из океана теперь выступают лишь два небольших скалистых блока). Внутреннее пространство жерла залила вода, и лава застыла, образовав мелководный залив с неровным дном, куда может без опаски заходить лишь судно с очень малой осадкой. С внешней стороны полукольцо обрывается в океан настолько круто, что вскарабкаться на него есть шанс только у квалифицированного альпиниста (если он предварительно сможет пришвартоваться к скале в условиях сильного прибоя). С внутренней стороны полукольца, есть участки, на которых восхождение не требует специальных навыков. Верхняя часть полукольца — это двускатный гребень, не очень крутой, и на нем можно разместить массу полезных устройств. Кроме того, порода, составляющая вулканическую скалу, достаточно хорошо поддается современному горнопроходческому оборудованию, что означает хорошие перспективы усиления Тортуги, как естественной заготовки под мощный морской форт.

* * *

…На экранах стремительно промелькнули широкие квадратные жерла тоннелей, уходящих вглубь скалы, ажурные антенны радаров, окрашенные под цвет грунта площадки и мото-краны грузовых терминалов на внутреннем рейде, и несколько пришвартованных самоходных понтонов. Какие-то крупные объекты на воде были прикрыты камуфляжной сеткой… На турелях на вышках над терминалами пришли в движение стволы зенитных пулеметов-роботов. Спай-дрон закувыркался в воздухе, пытаясь найти «мертвую зону» этой системы ПВО. Из динамика послышался глухой грохот очередей. Совсем близко мелькнула зеленая волнистая поверхность залива, а потом дрон, по немыслимой кривой рванулся вверх, вдоль скальной стены, едва не касаясь шероховатого коричневого камня… И нырнул в один из туннелей. Оттуда навстречу ему ударил еще один пулемет, но дрон три секунды продолжал лететь, передавая на компьютер мозаику непонятных картин, проносящихся мимо. Потом — короткий треск, и эпитафия на экране: «сигнал от внешнего устройства потерян».

Леле Тангати выдохнула и закрыла глаза ладонями. У нее на лбу блестели мелкие бисеринки пота, а губы заметно дрожали.

— Я… Как…?

— Превосходно! — воскликнул Пак Ен, хлопнув ее по плечу, — Ты настоящий мастер! Объявляю тебе поощрение с фиксацией в борт-журнале. Если бы я не видел своими глазами, то не поверил бы, что на «блюдце» можно выделывать такие фортеля.

— Пей, быстро, — распорядился Хаамеа и пихнул ей под нос кружку с теплым какао.

— Угу, — буркнула она и, схватив кружку, выхлебала за пару минут.

— Еще, — сказал он, и снова наполнил кружку из термоса.

— Угу, — повторила Леле, и начала пить уже медленнее.

— Эй-эй, гло, что это с тобой? — забеспокоился Эрче.

— Все с ней нормально, — ответил суб-лейтенант, — Просто после экстремального пилотирования сахар в крови падает, и надо быстро его поднимать.

— Ага! — Эрче хлопнул себя по лбу, — Я же это читал в какой-то инструкции.

— Конечно, читал. А теперь запомнишь. На практике быстрее запоминается.

Пискнул второй ноутбук, лежащий на палубе, и голос Ромара сообщил:

— Вижу на мониторе два луча активных радаров с Тортуги. Они нас ищут.

— Флаг им в руки и барабан на шею, — сказал Пак Ен, — определи тип и позиции этих радаров. Возможно, это не те, что мы наблюдали через дрон, а еще какие-то.

— Да, кэп, — лаконично ответил Ромар.

— Они догадались, что на них смотрели не туристы и не копы, — заметила Чуки.

— По технике пилотирования, — уточнила Лакшми.

— Кэп, — раздался из динамика ноутбука голос Оури, — Я фиксирую радиоперехват: переговоры между пиратскими плацдармами Пинзон и Санта-Фе.

— Что там? — спросил Пак Ен.

— Там просто чудеса, кэп. Они обсуждают Красных кхмеров, которые, типа, полные отморозки и, дословно: «Доведут честных фартовых людей до галстука на спине».

— Что такое галстук? — спросила Чуки.

Кайемао Хаамеа хмыкнул, окинул взглядом палубу, нашел метровый кусок тонкой упаковочной ленты и ловко завязал его на шее модным галстучным узлом.

— Такое украшение. Придумано в Европе. Его носят с праздничным костюмом.

— У тебя галстук на груди, — заметила она, — а Оури сказал: «галстук на спине».

— Это сленговое, — пояснил суб-лейтенант, — Naval bandidos называют так веревку, на которой вешают за шею. В ряде стран принято душить веревкой, а не расстреливать.

— Чтоб не тратить деньги на патроны? — предположила Чуки.

— Не знаю, — суб-лейтенант пожал плечами, — Если жалко денег на патроны, то проще заколоть штыком. Я думаю, в этих странах просто такой исторический обычай.

Пак Ен задумчиво сплел пальцы.

— Я был уверен, что слухи о Красных кхмерах это фэйк.

— Ты же видел в черном конверте сканы бумаг с их логотипом, — заметил Хаамеа.

— Видел. Но все равно, это очень странно… Слушай, экипаж! Я принимаю решение переместиться в стационарную точку Рифы Монисто, расположенную в трети мили севернее острова Флореана. Поэтому приказываю: маскировочные плавсредства — свернуть, места по боевому расписанию занять, командирам машин — организовать переход на 27 миль курсом ост-норд-ост, в тихом режиме, со скоростью 20 узлов, обогнуть остров Флореана с юга и востока, выйти к названной точке, и там отдать швартовы на северной стороне внутреннего рейда Монисто. К исполнению!

* * *

Остров Флореана лежит в 30 милях к югу от центрального острова Санта Круз, и примерно на таком же расстоянии к юго-востоку от крупнейшего острова Изабела. Пунктирный контур из нескольких длинных скал в 600 метрах от северного берега Флореана, это и есть Рифы Монисто. Внутри контура — маленький залив, размером примерно с два футбольных поля. Он плохо просматривается снаружи, а высокий скальный гребень с северной стороны дает отличную возможность наблюдения за островами Тортуга, Пинзон и Санта-Фе, за южным берегом острова Санта-Круз — разумеется, если в вашем распоряжении есть радар и теле-оптика.

Во второй половине дня, ненадолго исчезнувшие надувные катамараны натуристов-экологов, вновь возникли в заливчике Монисто, а «натуристы-экологи» занялись нехитрым полевым бытом на относительно ровной площадке северной скалы. На спиртовке грелся котелок с водой. Леле крепко спала, свернувшись калачиком на надувном матраце. Чуки азартно ловила крабов (ради приготовления которых и был поставлен котелок). Эрче, Оури и Лю Тайпо стояли вахту на трех «Yeka», привычно замаскированных под катамаранами. Ком и помком сидели рядом со спиртовкой и «думали думу» (в инструкции это называется: «комсостав работает над уяснением ситуации»). Что касается Лакшми и Ромара, то Пак Ен окинул их выразительным взглядом, и с легкой доброжелательной иронией приказал: «Сержант Виони, флит-сержант Дсеи — 45 минут на психофизический тренинг и личную гигиену».

Кайемао проследил за стремительным исчезновением сержантов и коротко кивнул.

— Одобряешь? — спросил Пак Ен.

— Да, кэп. Этих людей раскидало по жизни, а Паоро снова свела их вместе. Лучше следовать указаниям Паоро. Так советовали предки, и так показывает практика.

— Ты религиозен, суб-лейт? — поинтересовался капитан.

— В очень значительной мере, кэп. У нас это, как бы, семейное.

Пак Ен задумчиво посмотрел на почти прозрачное пламя спиртовки.

— А я, наоборот, в очень незначительной мере. Почти агностик.

— Ты думаешь, — медленно произнес Кайемао, — что этой ночью будет сражение?

— По ходу, так, — подтвердил Пак Ен, — Мы видим высокую активность авиа-трафика пиратских плацдармов. Я не верю, что они готовят атаку на остров Санта-Круз или Изабела. Это им, очевидно, не по зубам. Значит, трафик связан с передислокацией, которая или планируется на ближайшие сутки, или уже началась. Мы не должны допустить, чтобы заложники были использованы пиратами, как живой щит, или как объект торга. Это достаточно четко сказано в нашем задании. Но, при составлении задания, никто не учитывал, что плацдарм пиратов настолько хорошо вооружен.

— Ясно, кэп. Тебя беспокоит, что в каждом экипаже не хватает одного бойца и что у некоторых наших ребят нет реального боевого опыта?

— Да. Меня беспокоят Леле, Чуки и Эрче. И меня беспокоит третий экипаж. Лакшми грамотный унтер-офицер, но она не управляла автономным подразделением в бою.

— Дать совет? — спросил Кайемао.

— Давай.

— Оставь третий экипаж на рубеже дальней артподготовки.

— …И штурмовать Тортугу всего двумя машинами? — спросил Пак Ен.

— Я вижу тактику, при которой это реально, — сказал суб-лейтенант и уточнил, — при условии, что нас поддержит легкая штурмовая авиация с Клиппертона.

— Я тоже ее вижу, — произнес капитан. — Давай, мы откроем блокноты и независимо напишем, кто из нас что видит. Излагаем подробно. Через полчаса сравним.

22

Дата/Время: 16–17.02.24 года Хартии. После заката.

Место: Тихий океан, Галапагосы.

Тортуга, Пинзон, Санта-Фе.

Помещение для пленников больше всего напоминало крайнюю секцию в старом плацкартном вагоне, которую отделили от остальной части воображаемого вагона стальной перегородкой. На пятерых пленников (двух женщин и трех мужчин) — три верхние полки, три нижние, один сортир с умывальником, и зарешеченное окно, выходящее на какой-то двор, за которым наблюдался обрыв и дальше — океан. На прогулки здесь не выводили. Кормили три раза в день чем-то наподобие дешевых китайских бизнес-ланчей. Белье и гигиенический набор — на уровне армии страны, борющейся за право считаться развивающейся. И так — начиная с вечера 13 февраля.

Угрюмая стража: «Красные кхмеры» (ранее казавшие и четверым новозеландцам, и чилийскому мичману, чем-то древним, мифическим, вроде Тамерлана), не вступали в разговоры, а только приносили еду. Попытка Джека Вулси (неформального лидера новозеландцев) 14-го утром требовать соблюдения его прав, привела к тому, что один кхмер молча сделал выпад своим автоматом с примкнутым штыком, так что лезвие описало короткую дугу в паре сантиметров от лица Джека. Стало ясно, что о правах можно забыть. Как заметил по этому поводу Леон Гарсиа: «Говорят, что у нас при генерале Пиночете была та же песня, только под другую музыку».

Музыка здесь была довольно специфическая. Сигналами подъема и отбоя служил «Интернационал», а в течение дня по несколько раз звучали китайские марши и кубинские революционные песни. На дворе, куда выходило зарешеченное окно, происходили построения бойцов в серо-зеленой униформе под красным флагом и произносились речи на каком-то индокитайском языке, и на карибском диалекте испанского. В первом случае для пленников это было бессмысленной вибрацией атмосферы, зато во втором Леон-Хиппи легко выполнял синхронный перевод.

Постепенно вырисовывалась такая картина. Галапагосское Пиратское общество на Пинзоне, Санта-Фе и Тортуге было жестко подчинено красно-экстремистской банде, засевшей на последнем из названных островов (где сейчас находились и пленники). Пираты платили «красным» дань, а на Тортуге еще и прислуживали им. Похоже, что «красные» вызывали у обыкновенных пиратов чувство мистического ужаса. Среди «красных» были, кроме кхмеров, филиппинцы — «хуки» (Новая Народная Армия) и перуанцы из террористической маоистской «Сандера Луминосо», а также какие-то совершенно зверского вида субъекты из «Рабочего Фронта Калимантана — Борнео».

Общий смысл речей сводился к тому, что еще немного, и мы (в смысле, «красные») накопим достаточно сил, чтобы сбросить прогнивший антинародный режим в Перу, водрузить над Лимой красный флаг, а потом победоносно пройти по всей Южной Америке, топча коваными сапогами капиталистическую нечисть. Судя по числу транспортных летающих лодок (устаревших по дизайну, но очень вместительных), которые несколько раз в день приводнялись в заливе Тортуги, выгружая бойцов и контейнеры с оружием, дело намечалось далеко не шуточное и очень кровавое…

16 февраля днем пленникам стало ясно, что вот: все начинается. У них на глазах два хорошо экипированных взвода «красных» (около 80 бойцов), провели агрессивный митинг, загрузились в стоящую у причала в заливе транспортную летающую лодку и улетели… А через час началась ураганная стрельба и какая-то плохо организованная суета. Потом еще шесть взводов «красных», по два загрузились в летающие лодки и улетели. За окном теперь мелькали только обыкновенные пираты в гражданском. Ни одного из «красных» (всегда ходивших в серо-зеленой униформе) не было видно…

Обед пленникам привезли не «красные кхмеры», а два индейско-иберийских метиса, которые, похоже, жутко трусили — и Леон-Хиппи решил: это шанс.

— Эй, парни, — как можно спокойнее, сказал он, — У вас тут что, война?

— Тут плохо, — прошептал один из метисов, — совсем плохо.

— Эй, парни, — повторил Леон, тоже переходя на шепот, — меня зовут Леон, а вас?

— Меня — Адехо, — сказал тот же метис, — А это мой младший брат Адано. Мы просто рыбаки, а пиратством занялись, потому что задолжали денег и не получалось отдать.

— Бывает, — согласился чилийский мичман, — Я с острова Рапа-Нуи, Чили, а вы?

— Мы из Чимботе, Перу, — ответил Адехо, — Мы не хотим идти на войну. Нам просто обещали немного денег. Нам не говорили про войну. Нас обманули, вот как!

— Почему мы должны умирать за Пол Пота и Кастро? — вставил Адано.

— Ни хрена не должны, — авторитетно заявил Леон.

Из коридора раздался сердитый голос:

— Эй, вы, болваны, какого дьявола вы так долго копаетесь?

— Ты самый умный, что ли? — огрызнулся Адехо, — Мы дождемся, пока они пожрут, и заберем миски и чашки, чтобы не бродить туда-сюда лишний раз. Тебе же проще, не придется крутить ключами, понял?

— Хрен с вами, — пробурчал голос.

Адехо вытер разом вспотевший лоб и продолжил — …А нам говорят: вы молодые, здоровые, должны воевать, а если откажемся, то вас расстреляют, как дезертиров. Троих за это уже расстреляли и выбросили в море.

— Даже без священника, — добавил Адано и всхлипнул, — Эти красные просто звери.

— Слушайте, парни, — еще более тихим шепотом произнес мичман, — А давайте отсюда слиняем? После заката сопрем лодку и — вперед. Я помню по географии, что тут до острова Изабела расстояние — всего ничего. Даже на веслах можно дойти. А там, на большом острове, хрен они нас поймают. Да и не до того им сейчас.

— А часовой? — с сомнением спросил Адехо.

Леон-Хиппи молча показал движение кулаком вверх-вниз.

Адехо почесал косматую шевелюру, похоже, никогда не знавшую расчески.

— А охранник, который на причале с лодками?

— Там вечером будет стоять Овидо, — вмешался Адано, — он тоже не хочет на войну за Кастро и Пол Пота. Если с ним хорошо поговорить, то он сбежит вместе с нами.

— Точно! — Адехо кивнул, — Поговорим! А после заката мы привезем ужин, и…

— Эй, парни, — вмешался Джек Вулси, доставая из кармана блокнот и ручку, — давайте разрисуем план, чтоб все было как по нотам, потому что дело ответственное…

* * *

Через час после заката, двое представительных мужчин, одетых в мешковатую серо-зеленую униформу, стояли на холме на северном берегу острова Изабела, и очень внимательно разглядывали море в бинокли-ноктовизоры.

— Парни хорошо работают веслами, — произнес один, филиппинец лет 45.

— Они слишком напрягают руки, а надо работать корпусом — возразил ему второй: латиноамериканец, лет на 10 моложе.

— Не придирайся, Ройо, — сказал филиппинец, — людям свойственно нервничать.

— Ты гуманист, Немо, — ответил латиноамериканец, — Ты слишком легко прощаешь слабости, которые недопустимы в боевой обстановке.

— Когда есть возможность, людей надо прощать, — сказал Немо, — Люди объективно являются такими, какими их сформировала социальная среда. И те, которые в лодке, далеко не худшие, хотя выросли в неправильно устроенном буржуазном обществе.

— Ним Гок опять с тобой не согласится, — заметил Ройо.

Филиппинец пожал плечами.

— Это нормально. Он не согласится, потому что до сих пор он жил только на войне и строил армию. Когда ему придется строить что-то мирное, его мнение изменится.

— Твое высказывание касается и меня? — спросил латиноамериканец.

— Да, безусловно, — Немо кивнул, и после некоторой паузы добавил, — Ройо, по-моему, асоциальные элементы смогли организовать несколько более эффективную охрану периметра Тортуги, чем ты думал. По-твоему выходило, что охранение полностью развалится через час после того, как последний сознательный боец покинет объект.

Ройо сделал резкий отрицающий жест ладонью.

— Это сумма случайности и грубой неосторожности беглецов.

— Тогда, — сказал филиппинец, — может быть, ты прикажешь своим людям, чтобы они исправили эту случайность?

— Зачем? — спокойно ответил Ройо, — Пускай буржуазные силовые структуры сами занимается ликвидацией отбросов, порожденных своим классовым обществом. Нет смысла отвлекать моих людей от подготовки нашего транспорта к полету.

Немо снова пожал плечами.

— Хорошо. В этом, возможно, ты прав. Когда ты предлагаешь вылетать?

— Как только мы убедимся, — сказал Ройо, — что отвлекающий маневр сработал и потенциальный противник развернул нос в нужную нам сторону.

— Хорошо, — повторил Немо, — Это одна из тех вещей, в которых лучше убедиться собственными глазами, чем потом сомневаться в рассказах свидетелей.

* * *

Суб-лейтенант Хаамеа оценил ситуацию и отдал короткий приказ пилоту-стрелку Хитуоно.

— Движение над целью, высота от ноль-восемь до один метр, скорость крейсерская.

— Кай, это уже не над целью! — воскликнул Оури.

— Делай, что сказано! — жестко ответил суб-лейтенант.

Через несколько секунд, «Yeka», двигаясь со скоростью 200 узлов в полуметре от поверхности воды, на перпендикулярном курсе соприкоснулась с бортом легкого шестиметрового мотобота. Ни на «Yeka», ни на мотоботе, люди почти ничего не почувствовали. На первом — потому, что толчок был очень коротким и слабым, а на втором — потому что были почти мгновенно разорваны на куски.

— Повреждения? — спросил Хаамеа.

— Комп показывает, все ОК, — отрапортовала Чуки.

— Чисто, — констатировал суб-лейтенант, — Оури, мягко подравняйся к сивиллам по их правому борту, на дистанции три метра по габаритам.

— Исполняю, кэп.

— …И еще: ты прекрасно сработал. Извини, что я рявкнул на тебя.

— Да, кэп… Просто… Я не был уверен, что так можно делать…

— Почему нет, Оури? Параметры нашей брони вполне это позволяют.

— Нет, я не в смысле технически. Я… Ну, как тебе сказать?

— Я тебя понял. Отвечаю: когда желателен минимум шума, приходится игнорировать правила эстетики. А тем парням, уверяю тебя, было не больнее, чем если бы пулей… Внимание, Чуки, открой люк и скажи ребятам в пироге что-нибудь ободряющее.

* * *

Исчезновение светящего в спину прожектора на мотоботе преследователей казалось необъяснимым. Звонкий удар — и все. А сейчас объяснение возникло из непроглядной тьмы в виде круга бледного света, вспыхнувшего по правому борту пироги. В круге возник темный контур лица и плеч, и тонкий молодой женский голос объявил.

— Все классно, ребята! Это, типа, мы, морские спасатели, ага!

Позади контура послышался приглушенный разговор, очевидно, по рации:

— Альфа, это Браво, у меня 8 сивилов в лодке типа «пирога», по ходу, они сбежали с Тортуги. Выполняя их прикрытие, я уничтожил один катер противника, и 6 единиц личного состава. Мои потери и повреждения чисто ноль. Мои действия?… Я понял, Альфа. Выполняю конвоирование лодки сивилов до острова Изабела, на борт их не принимаю, по своей инициативе в бой не вступаю, а Чарли прикрывает мне спину… Понял, Альфа, боевая операция отменяется, держу режим готовности, после общей рекогносцировки, высаживаюсь на берег острова Изабела, опрашиваю сивилов….

Остаток пути пирога проделала быстро — на буксире у непонятного, но очевидно, военного аппарата, который невозможно было толком разглядеть. Когда берег был достигнут, оба парня-новозеландца спрыгнули в воду и аккуратно перенесли своих девушек на руках, а Адехо, Адано, Овидо и Леон-Хиппи вытащили пирогу — вдруг пригодится. Тут-то и возник персонаж (всего один) из числа «морских спасателей». Темная, бесшумно перемещающаяся фигура, едва заметная среди камней.

— Hello! — раздался голос, который ранее говорил по рации, — Меня зовут Кай. Меня интересует, для начала: у вас есть какие-то неотложные проблемы?

— Черт меня побери, если я знаю, как ответить… — отозвался Джек Вулси, — Скажите, мистер Кай, вы из полиции?

— Нет, я из спецслужбы. Сейчас я уточняю, нет ли среди вас раненых или больных.

— Мы чертовски хотели бы оказаться в безопасности, — вмешалась Карин, подружка второго новозеландца, Роланда.

— …И, желательно, дома, — добавила Диана, подружка Джека.

— Раненых и больных нет, — уточнил Леон-Хиппи.

— Замечательно, — сказал Кай, — Эй, amigo, вернись назад… Назад, я сказал, или я прострелю тебе ноги!

Этот жесткий приказ относился к Овидо, нацелившемуся было исчезнуть с места действия, чтобы избежать некоторых щекотливых объяснений с властями.

— Слушайте, — вмешался Роланд, — Этот парень помог нам бежать. Нам бы очень не хотелось, чтобы с ним грубо обращались.

— Если он не будет пытаться бежать, то я не буду грубо с ним обращаться. Скажите, известно ли вам что-либо о других заложниках, пленных и иных персонах, которые удерживаются пиратами на Тортуге или на других островах?

— На Тортуге больше никого нет, сеньор офицер, — вмешался Адехо, — Точно, нет.

— Пираты силой заставляли нас обслуживать и их, и пленников, — на всякий случай, уточнил Адано, — мы точно знаем, что на Тортуге больше никого не держали. А на Пинзоне вообще никогда не было пленников. Пленники на Санта-Фе, 19 человек с панамского корабля, с большого балкера.

— Все так, — подтвердил Овидо, — На Тортуге больше никого нет, и на Пинзоне тоже, потому что там негде держать пленников. Там только корабль без людей.

— На Санта-Фе… — добавил Роланд, — я увидел в иллюминатор какое-то сооружение, похожее на тюрьму из старых вестернов. А на Пинзоне все сооружения, по-моему, открытые. Хотя я мог чего-то не заметить.

— Понятно, — донеслось из темноты, — Оставайтесь на месте, я скоро вернусь.

— Очень хочется горячего чая или кофе, — сказала Диана.

— Есть термос с какао, — ответил Кай, — Я принесу, если хотите.

Кай ушел куда-то на несколько минут. Незаметно исчез, и незаметно появился с обещанным термосом.

— Значит, так, — произнес он, — Кто может сообщить информацию о численности и вооружении противника? От этого зависит жизнь пленных на Санта-Фе.

— Вы намерены штурмовать этот остров? — спросил Джек.

— Да, причем еще до рассвета.

— Ясно, — Леон Гарсиа кивнул, — Фактор внезапности, и все такое. Вообще-то момент хороший. Все или почти все красные, улетели завоевывать Перу, а остальные парни, прямо скажем, никудышные бойцы. На Тортуге их осталось не больше сотни.

— И на Пинзоне примерно столько же, — сказал Адехо, — а вот на Санта-Фе раза в два больше, потому что там пленники, и еще один корабль.

— Супертанкер из Нуэва-Гранада, так? — уточнил Кай.

Адехо утвердительно кивнул.

— Да, большая посудина с нефтью. Людей с нее отпустили и торгуются за выкуп.

— Ясно. А где еще есть пираты?

— Еще сотни три на острове Санта-Круз, на южном берегу.

— Что, прямо на Санта-Круз?

— Да, а что такого? Там хорошая закрытая бухта. Там держат быстроходные катера и мелкие захваченные суда. А если вы, сеньор офицер, намекаете на полицию, то тут обычное дело: пираты не трогают местных, и делятся, а полиция их не замечает.

— Значит, так, — повторил Кай и положил рядом с термосом ноутбук, — у нас имеется подробная аэрофотосъемка Санта-Фе. Давайте, очень быстро разберемся, где могут держать пленников.

— Тут и разбираться нечего, — буркнул Адано, ткнув пальцем в экран, — Вот они, тут.

23

Дата/Время: 17.02.24 года Хартии

Место: Футуна-и-Алофи,

Fare Carpini.

Гудя импеллером, как огромный шмель, Subjet, немного задрал нос, коснулся воды, проглиссировал положенные 200 метров, сначала — слегка прыгая на мягкой волне, а потом — вихляя, как лодка с плохо закрепленным рулем, и остановился на расстоянии двадцати хороших гребков от пирса. Гудение стихло.

— Черт, — сказал Микеле Карпини, откидывая колпак кабины и вдыхая свежий ветер, пахнущий йодом, — Я так и не научился точно подгонять эту недоракету к причалу.

— Нормально, па! — возразила Люси, — Subjet лэндят на открытую воду точка-в-точку только пилоты-профи. А любители возят с собой весло от каяка. Я сама видела.

— Но у мамы же получается, — заметил он.

— Так у мамы же были спецназовские курсы, — напомнила она, сбрасывая сандалии и стягивая с себя майку и шорты, — Сиди и отдыхай. Сейчас будет портовый сервис.

Люси накинула на руку кольцо причального фала, перевалилась из кабины в воду и поплыла к берегу на боку, выхватывая взглядом то, что можно было увидеть с воды.

Во-первых, обе растопырки (Ежика и Флер) вытащены на берег, причем днища у них успели запылиться. Значит, они эти несколько дней торчали здесь. Ну, понятно. Fare Ежика на Олосенга, конечно, хорош, но здесь, точнее, на ферме, на Алофи — совсем другое дело. Там они, наверное, и валяются кверху попками, объедаясь фруктами. Ну, разумеется: маленького катера под тентом нет — отсюда видно. На нем и поехали…

Доплыв до пирса, Люси вскарабкалась по опущенному в воду пластиковому трапу, обернула фал вокруг алюминиевого кнехта и, как следует упершись босыми ногами, потянула. Subjet — легкая машинка, всего полтонны если без загрузки и топлива. Вот подтаскивать вручную океанский катер — это занятие не для субтильной девушки-подростка, а небольшую флайку — легко. Пара минут, и готово. Фюзеляж тихонько стукнулся о резиновую трубу, пролегающую на уровне воды.

— Welcome a harbor, sir! — торжественно объявила она.

— Где ты нахваталась этих армейских американизмов? — поинтересовался Микеле, перепрыгнув из кабины на настил пирса.

— По ходу, в кино.

— Фильмы сплошь с военным уклоном, — неодобрительно сказал он, — давай-ка я найду специально для тебя что-нибудь действительно хорошее.

— Эротику? — спросила она.

— Так, ты совершенно одичала… Вот что, если ты сваришь какао и сделаешь что-либо похожее на поздний обед, то я найду тебе хорошее кино не про войну и не про секс.

Люси Хок-Карпини, 12.4 года

Вообще-то Флер — засранка. Могла бы оторваться от своего замечательного Ежика и притащить в дом с фермы что-нибудь свежее, овоще-фруктовое. Я уж не говорю, что могла бы прокатиться до рынка и купить хороший кусок мяса. Четверть часа всех дел. Знала же, что мы сегодня прилетим…. Ага, держи карман шире. Кроме замороженных пакетов в холодильнике и китайской лапши, ни хрена нет. Ладно, хоть какао не весь выхлебали… А, и фиг с ним. Фрукты-овощи можно и завтра, после школы. В школу я обещала зайти физически, сразу, как вернусь. Не буду обманывать тичера Лапси…

Упс… Я же обещала зайти не просто так, а сказать свою тему реферата по прикладной механике. А тему надо еще придумать. А чтобы придумать, надо настроиться. А чтобы настроиться, надо спокойно помедитировать. А тут — обед… М-да, будем считать, что зеленая фасоль совместима с прозрачной лапшой…. Добавим для красоты смесь вот из этого пакета… Кстати, что там было?… Черт, морские гребешки, кальмары и тунец. В заморозках на вид и не поймешь, а читать лень… Ну, наверное, если плеснуть соевого соуса, то жрать будет можно. В крайнем случае, добавлю карри… Да, пожалуй, случай крайний, и надо добавить, пока папа не увидел. Под карри не так заметно.

Блядь! Почему какао вскипает именно тогда, когда я задумалась?.. Ну, вроде не много выскочило. Так, вытираем это дело, пока не засохло… Вот, сука! Кальмар пахнет даже сквозь карри… Плесну-ка я туда еще мидиевого масла в порядке отдушки. Правда, оно острое, но папа острое любит, а Флер и Ежик (если они приползут голодные), пускай потребляют, что получилось. Не фиг валяться кверху пузом весь день…

Так. Я думала про что-то важное… Ага, про реферат. Хорошо Пуме: У нее есть Рон, который и придумает, и напишет, и объяснит, что написал, и еще проверит, что Пума поняла. А у меня есть дырка от бублика, так что все сама… Можно уболтать папу, но неудобно. Он расстроится, что я, типа, дура. А я не дура, мне просто лень и, кстати, в моем пубертатно-переходном возрасте, это нормально. Биологически обусловлено… Блин! Вот, придумать бы что-то такое, интересное, чтобы не было так лениво… Хэй! Телескоп! Правда, он мамин, но если я скажу, что мне это надо для реферата, то…

Несколько позже. Мансарда fare Carpini

Оскэ Этено по прозвищу Ежик, оторвался, наконец, от экрана управляющего компа телескопа, закурил сигарету и улегся на спину с фантастически-довольным видом.

— Ну? — требовательно спросила Люси.

— Там скрипт для мониторинга конкретного объекта на небе. Работает непрерывно и сгружает фото-ряд на сетевой адрес, который под паролем. А тот, чей это адрес, лазает туда, и смотрит, чего нового на этом объекте.

— Кто-то, это мама, — предположила Флер, — По ходу, зачем-то ей это надо. И она нам башни отвинтит, если мы сменим настройки.

Люси согласно кивнула и издала печальный вздох.

— Да уж, это точно. А кстати, Ежик, куда он наведен?

— На Тлалок. Есть такой астероид, который…

— Знаю! — перебила она, — Там международный проект. А на фиг это маме?

— Ну… — Ежик прицельно выдохнул облачко дыма в сторону окна, — Как вариант: она следит за агрессивными альфа-центаврюками, которые готовят коварный рейд…

— Не гони волну, — перебила Флер, — Серьезно! На фиг?

Над люком мансарды появилась голова и плечи Микеле Карпини.

— Вы еще ничего не трогали?

— Мы и не собирались, — ответила Люси, — Мы, чисто, посмотреть.

— А… Тогда, ОК. Я забыл сказать тебе, детка. Мама просила ничего не трогать, если только она сама не позвонит и не попросит.

— Па, а зачем ей Тлалок? — спросила Флер.

— Гм… Не знаю. А там Тлалок?

— Ага.

— Действительно, не знаю. Может, это связано с проектом астероидной безопасности.

— Странно, почему дома, — вмешалась Люси.

— Да, — поддержал Оскэ, — Неужели в Гестапо нет служебных телескопов?

Флер звонко хлопнула его ладонью по животу.

— Ежик! Я же просила не называть мамин офис этим словом!

— Извини, я задумался. И не надо вот так по пузу. Тебе же потом на нем лежать.

— В следующий раз дам по башне, — пообещала она, и повернулась к Микеле, — Па, это секрет или как? Я имею в виду, что мамин телескоп туда наведен.

— Гм… Даже не знаю. Но, скорее всего, мама не хочет, чтобы об этом болтали.

— Тогда мы это залегендируем! — объявила Люси.

— Детка! Если и ты будешь пользоваться этим кошмарным сленгом…

— Но, па, это же по-другому не называется. И я это уже придумала!

— Что — это? — спросил он.

— Ну, — пояснила она, — Как будто, это моя настройка. Я пишу реферат по прикладной механике про движение астероидов, а Тлалок — это самый астероидный астероид.

— Ты действительно будешь писать про это реферат?

— Ага. Мне все равно надо выбрать тему. Завтра скажу тичеру Лапси. Типа, хорошее прикрытие. Па, а ты мне поможешь? Тема сложная, а ты в этом уже разобрался, я же помню, ты на Raul-island потрошил цифры из доклада Энди Роквелла?

— Потрошил цифры? — переспросил Микеле.

— Не знаю, как это правильно называется, но ты ведь понял, что я хочу сказать?

— Отлично понял. Но учти: я только помогаю, а не пишу за тебя.

— Конечно, папа.

— Кстати, молодые люди, — продолжал он, — Если кого-то тут интересует преферанс и вишневое вино последнего урожая…

— Интересует! — взвизгнула Флер.

— … То я жду таких молодых людей на террасе первого этажа, — договорил Микеле.

Его шаги проскрипели по лестнице.

— Про реферат лихо придумано, — шепнула Флер, хлопнув младшую сестру по плечу.

— Типа, озарение, — ответила Люси.

— Бывает, — согласился Оскэ, — И что? Вы решили разобраться, откуда соль в селедке?

— Как бы, да — подтвердила Флер, вскакивая на ноги, — Hei foa! Пошли пить и играть!

24

Дата/Время: 17–18.02.24 года Хартии. Ночь.

Место: Тихий океан, Клиппертон — Галапагосы.

Авиабаза Меганезии на атолле Клиппертон — это не самое спокойное место в мире, и пилот штурмовика в подразделении, находящемся на боевом дежурстве, не должен удивляться, если среди ночи его будит сигнал тревоги в сочетании с приказом «по машинам, доложить готовность к вылету для выполнения силовой операции». Еще несколько минут назад пилот 2-го класса Сиггэ Марвин смотрел увлекательный и совершенно гражданский сон про то, как он ныряет на рифах Ранкел-Палау с одной девчонкой, которая не прочь пригласить его потом на ужин, плавно переходящий в завтрак… А сейчас он сидит в кабине легкого ударного флайера «Abris» и слушает рапорты бойцов своего звена.

— Пилот Бэмби к вылету готов…

— Пилот Фрутти к вылету готова…

— Пилот Крибле к вылету готов…

Марвин говорит в микрофон:

— Звено «Чао» к вылету готово.

— Отлично, «Чао», — слышен в шлемофоне голос суб-лейта Руперта, — взлетаешь после «Амок». Курс 242, дистанция 1070. За тобой взлетает «Бака». Как понял?

— Понял, босс, взлетаю после тебя.

— Задание прочтешь на борт-компе, в полете, времени хватит, — заключает Руперт.

Марвин набирает воздуха в легкие и командует:

— Слушать экипажам «Чао»! Взлет после «Амок», по номерам, за мной. Курс 242, дистанция 1070 миль. Провести комп-диагностику машин согласно задаче. Надеть кислородные маски. Прыжок от высоты 8 тысяч до 32 тысяч метров с допустимым отклонением плюс-минус 200. Выход в расчетной точке на полтораста метров при скорости 300 узлов. Обсуждение задачи в пассивной фазе прыжка. Исполнять!

* * *

Ирвин Роллинг капитан фрегата «Персефона» ВМФ Меганезии, патрулировавшего акваторию между атоллом Клиппертон и Галапагосами, посмотрел на часы, и отдал приказ: «Слушай, экипаж! Предбоевая готовность! Перейти на курс 242! Увеличить скорость до 90 узлов! Режим радиомолчания! Время пересечения морской границы Эквадора в 12 милях западнее острова Изабела — через четыре с половиной часа».

* * *

Маленькая флотилия «Yeka», находясь в шести милях к юго-западу от берега острова Санта-Круз, открыла огонь из башенных реактивных орудий. Выглядело это не очень зрелищно. Раздается короткий звук «ффф», и яркий белый штрих на одно мгновение перечеркивает ночную тьму, а потом вверх и вдаль улетает маленькая белая искорка. Можно было бы ожидать зрелищных эффектов в точках попаданий — на позиции РЛС авиабазы ВВС Эквадора на острове Балтра (рядом с диаметрально противоположным берегом острова Санта-Круз) и на позициях радаров пиратского плацдарма Тортуга (примерно в 3 милях к юго-западу от флотилии), но и там ничего впечатляющего не произошло. Только яркие вспышки и громкие хлопки, как от китайской праздничной пиротехники. Реальный эффект оценили лишь операторы постов радиолокационного наблюдения. Компьютеры обиженно пискнули. Экраны мигнули, и по ним побежали строчки надписей, свидетельствующих о старте перезагрузки. А еще через несколько минут, на экранах появились сообщения: «Фатальная неисправность периферийного устройства «интегральный радиолокационный модуль». Рекомендуется: отключить неисправный модуль и обратиться в сервисную службу компании — поставщика».

Любой эксперт по боеприпасам специального назначения, мгновенно понял бы, что радары атакованы электромагнитной FC-бомбой (простым устройством, известным с середины XX века). FC-бомба генерирует мощный электромагнитный импульс путем сжатия взрывной волной медной катушки, в момент, когда через нее идет ток разряда конденсатора. Простая школьная физика — а эффект замечательный. Чувствительная электроника сгорает от индуцированного тока, как при очень близком ударе молнии.

Операторы радаров не были экспертами в этом вопросе, и просто ругались, глядя на компьютерную эпитафию «сдохшим» интегральным модулям… А три звена легких ударных флаеров «Abris», уже выполнили сверхзвуковой стратосферный прыжок и сбросили отработавшие твердотопливные ракетные ускорители. Теперь они шли на турбовентиляторных движках, на малой высоте, с довольно скромной скоростью 300 узлов приближаясь с вест-норд-веста к острову Тортуга… Флотилия из трех «Yeka», изменила позицию: она переместилась на 4 мили к востоку, прошла мимо северного берега острова Санта-Фе, и разделилась, взяв в «артиллерийские клещи» пиратский плацдарм в северо-восточной бухте. Эта бухта казалась очень надежным укрытием, поскольку была отгорожена от океана естественным скалистым молом. В бухту вела только восточная горловина шириной менее ста метров, которая перекрывалась, как воротами, самоходной баржей, поставленной поперек прохода. В четверти мили от горловины, бухта упиралась в пологий склон, где прекрасно разместились казармы, подсобные помещения, склады, дизель-генератор и гауптвахта для пленников…

* * *

Три звена «Abris» — дюжина машин, обошли с юга остров Изабела, затем выполнили боевой разворот с набором высоты, и, выстроившись ровной шеренгой, возникли с открытой, северной стороны круглого залива Тортуги. Планирующие мины ушли с консолей и через несколько секунд поразили цели. В воздух взлетели куски стальных конструкций, разорванные корпуса катеров, кучи щебня, горящие бочки с мазутом и почти незаметные на этом фоне клочья человеческого мяса… А флаеры метнулись на четверть-ста миль к норд-ост-норд, к острову Пинзон.

* * *

Капитан Пак Ен отдал короткий приказ «fire». Снова заработали реактивные орудия, только на этот раз снаряды были менее гуманными: 5-фунтовые хелексовые гранаты, эквивалентные (по сертификату) стофунтовым тротиловым. Причалы рассыпались на куски вместе с пришвартованными катерами. Сооружения на берегу рушились, как карточные домики от порыва урагана. В воздух взлетали горящие доски и какой-то мелкий мусор. Попыток сопротивления не было вовсе. Те пираты, которые успели выскочить из казармы, не задумываясь, мчались бегом вглубь острова, в заросли гигантских кактусов-опунций (которыми знаменит остров Санта-Фе). Забрать с собой пленников с гауптвахты никому и в голову не пришло.

* * *

Новозеландский ударный корвет «Сфинкс», шедший из Гуаякиля к Сала-и-Гомес, внезапно поменял курс с саут-вест на норд-вест, и двинулся в сторону Галапагосов.

* * *

Тем временем, дюжина флаеров «Abris» достигла северной бухты острова Пинзон. Данный пиратский плацдарм (как было заранее известно атакующим), в отличие от Тортуги, не имел средств ПВО, и иного тяжелого вооружения. Соответственно все авиабомбы атакующие применили на Тортуге, а здесь имел место расстрел целей: «катеров и прочих подозрительных плавсредств, а также береговых причальных и складских объектов» из 20-мм автоматических гранатометов на бреющем полете. В категорию «подозрительных плавсредств» попал и колумбиа-грандийский танкер. Поджечь тут, посреди уникальной галапагосской природы, эту чудо-канистру с 200 тысячами тонн нефти было бы жутким вандализмом, поэтому супертанкеру просто расстреляли надстройку, изрешетив ее гранатами в районе ходового мостика. Так завершилась атака на Пинзон. Убегающих вглубь острова пиратов можно было бы расстрелять с воздуха, но такая задача не ставилось — и флаеры развернулись на юго-восток к третьей цели — бухте на южном берегу острова Санта-Круз.

* * *

На южном берегу острова Изабела, три бывших пособника пиратов (Адано, Адехо и Овидо), принесли свои искренние извинения четверым новозеландцам и чилийскому мичману, и исчезли в темноте… Понятно, что бывшие пленники не стали пытаться задержать этих троих парней. «Они простые рыбаки, — заметил Джейк, — если бы не экономическая обстановка в Эквадоре, они никогда бы не связались с криминалом». Вероятно, будь у Джейка возможность наблюдать за дальнейшими действиями этих «рыбаков», он бы сильно изменил свое мнение. Итак, Адано, Адехо и Овидо, в очень хорошем темпе (свидетельствующем о качественной физподготовке) пробежались на восток, три мили вдоль берега, до маленькой рыбацкой деревни Вилланова. Там, под развешенными для просушки сетями, почему-то нашелся легкомоторный гидроплан, который трое «рыбаков» тут же выкатили на воду. Адано привычно занял место за штурвалом. Машинка, негромко урча движком, разбежалась, вспорхнула с воды, и — держась на предельно-малой высоте — взяла курс на север. По странному стечению обстоятельств, в этом направлении, в двухстах милях от Галапагосов, дрейфовало небольшое океанографическое судно под флагом Бразилии. Вот ведь как бывает…

* * *

В тысяче миль восточнее, с Бразильской авиабазы Уруа взлетела сводная эскадрилья десантных транспортов «Galaxy» и эскортных истребителей «Tucano». Время подлета эскадрильи составляло примерно 3 часа. Две патрульные летающие лодки «Seawolf» вылетели на северо-запад с аэродрома Араика, Чили — подлетное время около 5 часов. Третий авиаотряд: четыре «летающие канонерки» производства Папуа отправились к месту событий с севера, с аэродрома Кецаль, Гватемала, с дистанции 900 миль. Из-за более низкой скорости, их подлетное время было таким же, как и у чилийцев.

* * *

Командир базы ВВС Эквадора на острове Балтра, получил от технической службы траурный рапорт о невозможности привести в порядок дежурное звено «Fantrainer». Электроника была фатально повреждена электромагнитными импульсами FC-бомб. Выругавшись в семь этажей, командир базы Балтра вызвал по телефону старшего дежурного офицера объединенного штаба ВМФ/ВВС в Гуаякиле.

* * *

Панамские моряки на Санта-Фе, поняв, что охрана исчезла, мигом вышибли дверь гауптвахты и вырвались на волю. Несколько секунд, 19 молодых мужчин в полном недоумении обозревали горящие руины пиратского поселка и разбросанные вокруг человеческие тела, а затем с грозными воплями подобрали некоторое количество брошенных автоматов и метнулись вверх по склону, в направлении леса опунций. Нетрудно было сообразить, что уцелевшие пираты удрали именно туда… Но после нескольких неудачных контактов с густыми колючками в полной темноте, моряки осознали полную бесперспективность преследования. Прокричав в сторону леса дежурный набор ругательств и оскорблений, они дали пару-тройку неприцельных очередей вглубь леса, и вернулись на берег. Несколько раненых пиратов, к своему несчастью как раз начавших двигаться и издавать звуки, были тут же найдены и подвергнуты грубому обращению с помощью башмаков и автоматных прикладов.

К моменту появления на берегу 1-го экипажа «Yeka» во главе с Пак Еном, панамцы успели отыскать подходящий по параметрам капроновый шнур. Четверых раненых пиратов отделяли от эпического финала лишь споры экзекуторов о верном способе крепления шнура на стреле лебедки и о технике завязывания петли на шее клиента.

Пак Ен, разумеется, немедленно прекратил эту безобразную сцену, прочтя морякам краткую эмоциональную лекцию о биосоциальных основах гуманизма, а также об эквадорских законах, предусматривающих строгую ответственность за самосуд. На гуманизм панамцам, в данном конкретном случае, было плевать, но создавать себе проблемы с полицией Эквадора им совершенно не хотелось. Несколько раз пнув на прощание ногами несостоявшихся висельников, тепло пожав руки «спасателям», и подписав, практически не глядя «Протокол боевой спасательной операции на море», панамцы двинулись приводить в порядок свой балкер, пришвартованный к пирсу.

Посреди площадки, окруженной догорающими остатками сооружений плацдарма, остались четверо связанных и побитых пирата, и еще одна фигурка, закутавшаяся в матросскую штормовку явно слишком большую по размеру.

— Эй, парни, — крикнул Лю Тайпо, — Вы забыли своего юнгу, а у него, типа, стресс.

— Нет, Amigo, — ответил панамский шкипер. — Это не наш юнга. У нас нет юнги. Это обыкновенная местная блядь. Дьявол знает, чья она.

— Это и правда девчонка, — пробормотала Леле Тангати.

— Как же она местная? — удивился Тайпо, — Местные — темноглазые брюнетки, а эта зеленоглазая и рыжая. Эй, парни. Вы гоните!

— Действительно… — согласился шкипер, — …Извини, amigo. Что местная, это я сдуру сболтнул. Конечно, не местная. Просто какая-то блядь. Непонятно откуда… Ну, мы пошли. На нашей «коробке» дел до хрена. Эти mariconos (педерасты) все засрали…

— No problem, — Пак Ен кивнул, — Идите, парни. Семи футов под килем.

— И вам удачи, amigos! — шкипер еще раз пожал всем руки.

Пак Ен проводил его взглядом и повернулся к связанным пиратам.

— Так, криминальные элементы. Сейчас вы очень быстро и внятно расскажете: как и откуда взялся в вашей компании этот юный женский организм?

— Русалка, сама приплыла, — пошутил один из пиратов, будучи уверен, что теперь-то ничего, кроме посадки в каталажку ни ему, ни подельникам не угрожает. Но, через секунду, он убедился в ужасающей глубине своей ошибки…

Лезвие штыка, примкнутого к пистолет-пулемету Пак Ена, уперлось ему в горло и вонзилось примерно на полсантиметра. По шее потекла тонкая струйка крови.

— Древний корейский метод улучшения памяти, — холодно пояснил Ен, — Обычно это срабатывает на определенной глубине прокола. Но, случается, что штык доходит до позвоночника, а память к пациенту не возвращается. Тогда пациента списывают на технические потери, неизбежные в бизнесе народного целителя.

Лезвие углубилось еще на пару миллиметров. Пират выпучил глаза и завопил.

— Не убивайте, сеньор! Память вернулась, вернулась! Я все-все расскажу!

— Начинай, — лаконично приказал Пак Ен.

* * *

Эскадрилья флаеров «Abris», двигаясь клиновидным строем, описала петлю на малой высоте над южной бухтой Санта-Круз, методично расстреливая из гранатометов все подозрительные катера и причалы. Жители маленького рыбацкого городка Сауте-Кастелло-де-Санта-Круз, расположенного всего в трех милях восточнее пиратского плацдарма, проснулись и в панике начали звонить в полицию. Не получив никакого вразумительного ответа, они вновь легли спать, поскольку стрельба прекратилась. Эскадрилья ушла назад, к Тортуге, 40 миль на вест-саут-вест…

* * *

Президент Эквадора был посреди ночи оторван от здорового сна звонком министра обороны (с которым аналогичная неприятность случилась на четверть часа раньше). Министр сообщил Его Превосходительству, что потеряна связь с базой ВВС/ВМФ на острове Балтра (Галапагосы), и что по информации локальной полиции Санта-Круз, неопознанная авиация бомбардирует необитаемые берега и островки. Кроме того, в полицию на острове Изабела обратились четверо граждан Новой Зеландии и один гражданин Чили, с заявлением, что они находились в плену у неких пиратов, а затем бежали при содействии неизвестного военно-морского формирования. Имеется еще информация, что то же самое военно-морское формирование освободило панамский балкер с экипажем 19 человек, который ранее, по неподтвержденным данным, был захвачен т. н. «галапагосскими пиратами». В связи с вышеизложенным, президенту предлагалось утвердить приказ о немедленной переброске с материка на Галапагосы эскадрильи 2113 «Kfir» и эскадрильи 2311 «Dragonfly». Это предложение выглядело разумно, и президент уже собирался согласиться, но тут прозвучал вызов по второму телефону. Референт сообщал о приглашении на срочные телекоммуникационные переговоры со спецпредставителями Бразилии, Чили, Гватемалы и Меганезии.

* * *

Маленький залив Тортуги в этот ночной час выглядел так, что продюсеры фильмов — катастроф заболели бы от зависти, если бы увидели. Огромное полукольцо голой вулканической скалы было усеяно зловеще мерцающими желто-красными огнями: догорали сооружения и техника пиратского плацдарма. Вода казалась окрашенной в кровавые тона. Посреди залива собралась целая стая полупрозрачных механических чудищ, похожих на гигантских шмелей с расправленными крыльями. Рядом с ними наблюдались верхушки трех тускло блестящих пятигранных пирамид с короткими стволами орудий, а в центре этого сборища располагался огромный ярко-зеленый надувной блин, на котором расселась небольшая группа людей варварского вида.

Из этой группы резко выделялась юная рыжеволосая зеленоглазая девушка, явно светлокожая, с поправкой на обычный для этих широт загар. Она куталась в серую матросскую штормовку, как от холода — хотя температура была около 25 Цельсия.

— Хэй, Зирка, а хочешь, мы тебя переправим в твою Польшу? — предположила мастер-пилот — заместитель командира эскадрильи, яркая этническая филиппинка.

— …Кстати, легко, — добавил Сиггэ Марвин, — С базы Ранкел-Палау ребята регулярно летают в Гетеборг, в Швецию, а Польша там через балтийский пролив.

— Спасибо, но у меня там ни дома, ни родных, — равнодушно ответила рыжеволосая девушка, — Что я там буду делать? И как я приеду в Польшу без ID-бумаг?

— Зачем тебе ID-бумаги, если ты тамошняя гражданка? — удивилась Фрутти.

— Без ID мне не поверят, — пояснила та.

Бэмби похлопал Фрутти по плечу.

— Оффи-режим, прикинь?

— Жопа… — хмуро согласилась она.

— Зирка, а как это у тебя там нет родичей? — удивился суб-лейтенант Руперт.

— Рассказать? — спросила полька.

— Расскажи. Вдруг, мы за что-то зацепимся и что-нибудь сообразим.

— Ладно… Я родилась от незаконной связи. Та женщина родила меня потому, что в Польше запрещены аборты, а выехать в другую страну она не могла из-за кредита, который брала на образование и вовремя не вернула банку. Сразу после родов, она, конечно, меня бросила. Зачем ей такая обуза, как незаконный ребенок? Я попала в сиротский приют святой Целестины в Кракове. Там были строгие правила и полная изоляция от жизни. Когда я сбежала в 15 лет с одним парнем, то мне не приходило в голову, что он может продать меня в бордель. Он продал меня французскому турку, перекупщику, который снабжал девочками бордели в Марокко. Там очень ценятся блондинки и рыжие, а я, к тому же, была девственница. Через 2 года меня арендовал жирный нефтяник, чтобы я его обслуживала в кругосветном VIP-круизе. Дальше — пираты. Круизную яхту, экипаж и пассажира выкупили, а меня бросили. Я бы могла уехать, никто меня не держит. Но мне некуда. Вот, живу тут с декабря. Это все.

— Упс… — произнес Кайемао Хаамеа, — А как называлась круизная яхта?

— Это важно? — спросила она.

— Очень!

— Ладно… Она называлась «Lone Star».

— Отлично… Чуки, попробуй…

Младший матрос Чуки Буп уже открыла ноутбук. Ее пальцы забегали по сенсорной панели. По экрану побежали таблицы морского регистра…

— Вот она! Океанская яхта «Lone Star». Длина: 34 метра. Водоизмещение: 120 тонн. Мощность: 1600 КВт. Скорость: 25 узлов. Владелец: «Emerald-Voyage», Ла-Валетта (Мальта). Офисы филиалов: Касабланка (Марокко), Ницца (Франция).

— Где она сейчас? — спросил Кайемао.

— Сейчас она в круизе. Кабо-Верде, Ассенцао, Огненная Земля, Рапа-Нуи, Раиатеа, Кирибати, а дальше — Маршалловы, Каролинские и Марианские острова.

— Понятно. Где эта яхта в данный момент?

— Типа, она идет от Огненной Земли на северо-запад, к Рапа-Нуи.

— Как это мило с ее стороны, — с недоброй улыбкой проворчал Лю Тайпо.

Лакшми Дсеи молча достала из кармана мобайл и щелкнула по какому-то адресу.

— …Aloha, кэп Тоби!.. Ага! Это я!.. Слушай, кэп Тоби, есть дело — миллионов на несколько… Есть такая яхта «Lone Star», у меня тут свидетель, что ее владельцы, мальтийская контора «Emerald Voyage», сдает в аренду рабов… Нет, кэп Тоби, не ворочать веслами, это же не какая-нибудь античная галера! Контора сдает девушек-рабынь, для секса. Сейчас я скину аудио-файл, и в процессе доложу диспозицию…

25

Дата/Время: 18.02.24 года Хартии

Место: Тихий Океан, Экватор, 140-й градус Западной долготы.

Три надувных проа, дрейфовавшие в этот жаркий полдень в пустынной зоне Тихого океана, почти в 500 милях к северу от Маркизских островов, в 1000 миль к востоку от островов Лайн и более чем в 2000 миль к юго-западу от Калифорнии, несли на своих фиберглассовых мачтах характернее вымпелы. На синем поле — белый круг с двумя загнутыми хвостиками — стилизованное изображение спиральной галактики, значок «Океанийского общества любительской радио-астрономии».

Сторонний наблюдатель, не получивший предварительной ориентировки, точно не ассоциировал бы это маленькое скопление корабликов с тем, которое несколько дней назад можно было видеть в 3000 миль восточнее: в акватории Галапагосов. Конечно, конфигурация судов похожа, но расцветка другая, и экипаж: 10 человек. В акватории Галапагосов на палубе никогда не появлялось более шести.

Изменение видимой численности экипажа объяснялось просто: флотилия «Yeka» дрейфовала в меганезийских водах, и не было никакой необходимости оставлять дежурных на вахте в боевых машинах, скрытых под маскировочными надувными катамаранами. Что касается десятого человека — то это была Зирка. Рыжеволосая, относительно светлокожая полька, плотно завернувшаяся в плащ-накидку, сильно выделялась среди чернокожих или очень смуглых океанийцев, одетых, к тому же, минимальным образом (короткий, открытый коала-комбинезон, или просто пояс с несколькими карманами, или только наплечный матерчатый браслет с woki-toki).

Суб-лейтенант Хаамеа (в экипаж которого на сутки была вписана Зирка), не стал выяснять, почему она заворачивается во что-то такое, и лишь убедил ее сменить марокканскую матросскую штормовку весьма сомнительной чистоты и еще более сомнительного качества на нечто похожее из штатной экипировки. Теперь полька щеголяла в зелено-бежевой пятнистой плащ-накидке с эмблемой «CSAR Hybird» — силуэтом черной двухвостой птички-бабочки в красном круге.

Кроме плащ-накидки, Зирка вчера получила двойную дозу биопротекта (согласно рекомендации, появившейся на экранчике биомедицинского кибер-анализатора по результатам анализа крови), и всю ночь ее (по выражению Чуки): «плющило, как с перепоя». Имела место (в соответствие с предупреждением кибер-анализатора): «аллергическая реакция и неопасное кратковременное повышение температуры».

Утром маленькая флотилия «Yeka» продолжала планомерно двигаться на запад со скоростью 200 узлов, а около полудня легла в дрейф в точке 1 Ю.Ш, 139 З.Д. надув маскировочные катамараны и прикинувшись радиоастрономами-любителями.

Гость появился без опоздания: в 12:30 радар обнаружил его в южном секторе обзора.

• Тип: Электромоторная авиетка/автожир.

• Средний габарит фюзеляжа: 2 метра.

• Размах несущих плоскостей:5 метров.

• Скорость 220 узлов.

• Высота 150 метров.

• Дистанция: 20 миль.

Вскоре младший матрос Чуки Буп, вооружившись биноклем, гордо сообщила:

— Наблюдаю пластиковый чайник с коротким носиком и шестью крылышками, на дистанции 3 мили. Идет точно к нам. Поправка: теперь он с двумя крылышками и пассивным несущим ротором. Поправка: ручка сзади это толкающий пропеллер.

— …А носик, это модуль оружия, — добавил суб-лейтенант Хаамеа, хлебая какао из алюминиевой кружки, — Между прочим, этот чайник, согласно каталогу технической службы флота, называется: «Компактный учебно-боевой вироплан «Tartar».

— И все-то ты знаешь, кэп Кай, — проворчала Чуки.

— Просто это один из любимых покемонов дяди Криса, — пояснил он.

— Покемонов? — переспросил Лю Тайпо.

— Это от английского «pocket monsters», — пояснил Кайемао, — хотя, они придуманы в Японии, в конце прошлого века, для мультсериала на TV и компьютерных игр.

— Я знаю, кто такие покемоны, — сказал Тайпо, — но при чем тут этот вироплан?

— При том, что тоже немного монстр, и тоже карманный. В смысле, складывается до размеров грузового отсека рыбацкого катера-траулера. Кстати, «Tartar» состоит на вооружении аэромобильных звеньев CSAR «Hybird».

Лю Тайпо утвердительно кивнул.

— Это я тоже знаю, читал в нашей легенде. Я не знал, что их называют покемонами.

— Понятно, — отозвался суб-лейтенант, — это наша семейная шутка. Какая-то из двух младших vahine дяди Лимолуа случайно ляпнула: «покемоны», отсюда и поехало.

Пластиковый учебно-боевой чайник — покемон, негромко шелестя ротором, мягко спланировал на поверхность океана, так что днище коснулось воды на расстоянии немного больше вытянутой руки от борта проа. Откинулся в сторону фронтальный сегмент прозрачного фонаря кабины, и пилот перепрыгнул на проа, держа в руке швартовочную петлю фала. Выглядел пилот довольно колоритно: худощавый, но исключительно крепкий и жилистый креол лет более 40, с круглым, но при этом скуластым лицом, и наголо выбритой головой. Глаза у него были желтоватые, чуть насмешливые, а линия рта — прямая и жесткая.

— Aloha oe, aukane Kris! — произнес Кайемао, сделав шаг навстречу гостю.

— Hi, племянник, — весело буркнул тот, пожимая суб-лейтенанту руку, — Aloha foa! Замечательная собралась компания. Только легенда дырявая, как мишень после пулеметных стрельб. Какой, на фиг, CSAR «Hybird» без папуасов?

— А я? — возмущенно пискнула Чуки.

Крис звонко шлепнул ее по костлявой попе.

— Ну, кнопка, если ты такая прыткая, что одна можешь мелькать за три экипажа…

— Что ты прикалываешься? — фыркнула она и пихнула его в каменно-твердый живот.

— Здоровая агрессия красит девушку, — похвалил Крис и потрепал ее по жестким, как проволока, коротко подстриженным волосам, — В бою уже была?

— В ходе силовой гуманитарной операции… — сказал Пак Ен, — младший матрос Буп выполняла функции стрелка-оператора АРГ 2-го боевого экипажа флотилии. Она уничтожила 4 плавсредства и до 20 единиц живой силы противника.

— Хороший старт, — Крис кивнул и повернулся к польке, — …Ну, авантюристка, давай знакомиться. Я — Крис Проди-Хаамеа, генеральный консул короля Рапатара, в силу каприза Паоро, оказавшийся твоим рыцарем круглого стола на белом ките.

— Зирка Новак, — сказала она и, чуть помедлив, добавила, — из Кракова.

26

Дата/Время: 18.02.24 года Хартии

Место: Новая Гвинея, долина Балием (Индонезия).

Мобиатлон. Чубби Хок — Кунсонг Сай

Послышалось жужжание врубленного на полную мощность электродвижка легкого квадро-вездехода, а затем — сухо ударила автоматная очередь. На судейской башне мигнула ярчайшая красная сигнальная вспышка, и раздалась финальная сирена.

— В командном моби-туре по формуле «встречная атака», — прозвучал голос арбитра, усиленный мегафоном, — с отрывом три с половиной очка из тринадцати возможных, выиграла команда «Fatty Frogs» из Вааа-Ривер. Она выходит в финал, где сразится с командой «Stone Trolls» из Трикора-Пойнт. А команда «Bloody Moon» из Баменга сразится за третье место с командой гостей «Arctic Devils» из Гетеборга, Швеция… Сейчас — внимание на северную грунтовую дорожку, через 7 минут там начнутся индивидуальные моби-туры по стрельбе с моторных унициклов. Первым по жребию стреляет игрок из гостевой команды «Largo Negro», Флорианополис, Бразилия…

… Со стороны затянутого легкой вуалью красноватой пыли командного полигона, потянулись пешим строем спортсмены, только что игравшие «встречную атаку». Две «чертовы дюжины» типичных коммандос в полевой униформе, усиленной защитными жилетами, и щитками на коленях и локтях. Сферические шлемы откинуты за спину. Правая рука сжимает рукоять пистолет-пулемета, ствол лежит на правом плече. На униформе у всех бойцов одной команды и у большинства другой — яркие пятна от тренировочных красящих пуль.

Второй арбитр на судейской башне дунул на пробу в микрофон и сообщил:

— Внимание: командам пилотов, участвующих в первом гейме авиа-стрельб «охота на вампира», занять места во флаерах, приготовится к летным тестам. Комиссия по авиа-квалификации, приготовьтесь к оценке обязательной программы полетов.

Микрофон перешел к инфо-менеджеру игр.

— Я еще раз приветствую всех, кто приехал на первый международный турнир по мобиатлону, проходящий здесь, в долине Балием! Напоминаю, что интересного и необычного вы еще увидите в сегодняшней программе. Во-первых, австралийский уницикл «Spinor». Первый в истории одноколесный мотоцикл — внедорожник. Эта надежная машина управляется ногами. Руки водителя свободны, и он может вести эффективный огонь. «Spinor» — отличный выбор для спецназа полиции. Во-вторых, штурмовые флаеры, работающие в сложном горном рельефе, по целям в укрытиях различных типов. Это результат новой технологии связи пилота с блоком оружия.

Вниманию фирм-заказчиков: На аэродроме Онелама представлены учебно-боевые летательные аппараты: многоцелевые виропланы нового поколения, экономичные малозаметные штурмовики, десантные аппараты с гибким крылом, а также дроны нескольких классов, включая учебные — для первичной подготовки операторов. На стрелковой площадке Бауах представлено несколько концепт-моделей. Папуасский укороченный гладкоствольный полуавтомат «Remi-Novus» 12-го калибра, новый шведский многофункциональный реактивный гранатомет «Modgud», который может работать против наземных и воздушных целей, пистолет-пулеметы меганезийского производства и снайперские винтовки производства Бразилии и Новой Зеландии…

* * *

Индонезиец средних лет, одетый в темно-синие брюки и снежно-белую рубашку, выключил и убрал в портфель свой ноутбук, поднялся со скамейки, и покинул ту обзорную площадку для зрителей, с которой он в течении предыдущих двух часов наблюдал за командными состязаниями. Спустившись по металлической винтовой лестнице на грунт, он пересек прогулочную зеленую зону, а затем вошел в одно из множества небольших кафе, оборудованных под широкими пленочными тентами.

Это конкретное кафе называлось «Mauser» а на вывеске был изображен пистолет соответствующей марки. Индонезиец подошел к стойке, взял себе кофе и рюмку китайского коньяка, после чего подсел за столик к симпатичной даме — стройной, светловолосой, одетой в короткий джинсовый костюм отлично подходящий к ее спортивной фигуре. Дама совершенно не возражала против такого соседства.

— Здравствуйте, уважаемый советник Кунсонг Сай. Рада вас видеть.

— Вы прекрасно выглядите, уважаемая майор Чубби Хок.

— Спасибо. Я обожаю, когда солидные мужчины делают мне комплементы.

— Я рад, что доставил вам удовольствие. Я начну разговор с одного гуманитарного вопроса. Речь идет о губернаторе индонезийского штата Ириан-Джая. Вы, надеюсь, помните, что так официально называется территория, где мы сейчас находимся…

— Да, мистер Сай, разумеется, я помню.

— Так вот, у губернатора пятеро детей, трое из них еще малолетние.

— Как это мило… Надеюсь, они здоровы?

— Да, они здоровы, но окажутся в тяжелом положении, если их отец будет осужден за государственную измену и за коррупцию в особо крупных размерах.

Чубби вздохнула, закурила сигарету и спросила.

— А нельзя подождать, пока он тихо сбежит куда-нибудь в Таиланд?

— Нет, нельзя, — ответил Кунсонг Сай, — Президент Дипат Айтен отдал приказ о его немедленном аресте и этот приказ уже выполнен.

— Понятно… А какие есть варианты?

— Только один вариант. Если губернатор находился в безвыходном положении и был вынужден подписать некие бумаги под угрозой расправы со стороны вооруженных боевиков «CSAR «Hybird». Мы располагаем отчаянными письмами губернатора к министру обороны, Урангу Талаю. Но господин Талай не получил эти письма, из-за обычной халатности клерков своей канцелярии.

— Значит, проблемы нет? — спросила Чубби.

— Проблема есть, — возразил Сай, — Необходимы убедительные описания событий.

— А, я поняла. Сейчас мы решим этот вопрос… — Чубби извлекла из кармана плоскую трубку woki-toki, и сказала в микрофон, — …Зорро, подойди сюда. Срочное дело.

Буквально через несколько секунд, рядом со столиком материализовался молодой океаниец атлетического телосложения, в униформе «CSAR «Hybird»..

— Aloha, Чубби. Что надо делать?

— Срочно составь отчет о том, как твои парни ужасно кошмарили губернатора на протяжении… Какого времени, уважаемый советник?

— Пусть это происходило с сентября прошлого года, — сказал Сай.

— С сентября прошлого года, — повторила Чубби, — Вы угрожали содрать с него кожу, набить чучело, а остальное — зажарить и съесть заживо. Все должно быть разбито по календарю и по карте. Когда — где — что — как. Вопросы есть?

— Вопросов нет, сен майор. Отчет будет готов в 22:00. Годится?

Кунсонг Сай задумался на несколько секунд, а затем кивнул.

— Годится, Зорро, — сказала Чубби, — Жду отчет в 22 ровно.

— Исполняю, — лаконично произнес океаниец и скрылся за тентом.

— Толковый парень, — констатировал индонезийский советник, — А теперь, нам надо перейти к основной проблеме. Я не хочу произносить филиппики, но то, что здесь произошло, трудно назвать иначе, как беспардонной аннексией.

— Извините, уважаемый советник, но Западная Новая Гвинея, как мы помним, была захвачена государством Индонезия в 1963-м. Возможно, у тогдашнего президента Сукарно была какая-то позитивная концепция развития этой территории, но de-facto никакой работы, кроме мелкого нерентабельного копания в грунте и исламизации городского населения, здесь не проводилось. Большая часть населения как жила в каменном веке при голландских колониалистах, так и продолжала жить в нем до появления здесь «CSAR «Hybird». Деятельность этой группы 4 года оставалась незамеченной Джакартой, значит, в столице всем было плевать на Ириан. Только увеличение контингента «Hybird» с пятисот коммандос до четырех тысяч, вызвало беспокойство официоза, и ваш первый инспекционный приезд неделю назад.

— И к чему был этот исторический экскурс? — спросил Сай.

— К тому, — сказала она, — что если капитан не следит за обстановкой на поле, то в его ворота непременно влетает мяч. Поздно спорить о правилах. Этот гол уже заигран.

— Вы намекаете на то, — уточнил советник, — Что сейчас Меганезия и Папуа могли бы сделать Западную Новую Гвинею своей колонией или сателлитом, не предоставляя Индонезии вообще никаких компенсаций?

Чубби чуть заметно покачала ладонями, что значило: «скорее да, чем нет», но вслух сказала несколько иное.

— Нас, канаков, считают политическими торгашами. И в этом есть доля правды. Так, например, давая обещания в вопросах бизнеса, мы держим слово, даже если партнер настолько неосторожен, что появляется техническая возможность обмануть его.

Кунсонг Сай задумчиво пригладил ладонью волосы.

— Вы даже не спрашиваете, согласился ли кабинет Дипата Айтена на предложенные с вашей стороны территориальные компенсации?

— Я просто уверена, что после вашего доклада он не мог принять другого решения.

— Тем не менее, уважаемая майор Хок, он долго сомневался. Слишком неравноценный обмен по площадям территорий.

— В бизнесе считают не площади территорий, а их доходность, — возразила она, — а по доходности та территория, которая предложена в порядке компенсации, несравнимо выше, чем Западная Новая Гвинея, которая для Индонезии фактически убыточна.

— Если не считать Соронга, — поправил советник.

— Мы же договорились, — спокойно напомнила она, — что у ваших компаний останется концессия на шельфовую нефть Соронга.

— Да, но вы получаете недра в Тембагапура и Пунчак.

— Мы получаем то, вокруг чего индонезийские фирмы могли только ходить полвека и облизываться. Эти месторождения невозможно разрабатывать, если не построить там инфраструктуру. Ее не построить, не решив социальные проблемы, их не решить без нормальных отношений с хабитантами, а эти отношения у вас фатально испорчены.

— Однако, — сказал Сай, — президент Дипат Айтен был близок к тому, чтобы пойти на поводу у «ястребов» и прибегнуть к военной силе против формирований «Hybird».

Майор Хок равнодушно пожала плечами.

— Если бы такая глупость была сделана, то индонезийская армия застряла бы в этих джунглях на годы, неся потери от партизанской войны до тысячи человек в сутки, а компенсационная территория была бы отдана правительству Малайзии, за открытие второго фронта против армии Индонезии на Калимантане-Борнео. И что тогда?

— Зачем обсуждать сценарии, которые не реализовались? — спросил Кунгсонг Сай.

— Вы заговорили о влиянии «ястребов», а я просто напомнила вам контраргументы.

— Я говорил не об этом, а о сложности переговоров, которые мне пришлось вести.

— Извините, советник, — Чубби улыбнулась, — Я неправильно вас поняла. Конечно, переговоры были непростыми для вас, но ваши усилия окупаются наличием второй территории, которая задействована в операции, и вокруг которой имеются четкие, пригодные к использованию экономические интересы австралийских концернов. Я уверена, что австралийские бизнесмены быстро и достойно оценят ваш вклад в.

Индонезиец тоже улыбнулся и удовлетворенно кивнул.

— Работать с вами большое удовольствие для меня. Вы правильно понимаете многие непростые элементы реальной политэкономии.

— Спасибо, уважаемый Кунсонг Сай. С вами тоже приятно работать. У вас редкий дар вносить экономически-четкую ясность в политический расклад. Я думаю, теперь мы можем обрисовать окончательную картину… — С этими словами, Чубби извлекла из кармана портативный компьютер — handhold.

— Именно так, — согласился Кунсонг Сай, и вытащил из портфеля свой ноутбук.

27

Дата/Время: 19.02.24 года Хартии

Место: Футуна — Олосенга. Дискуссия ситуации.

У аэродрома Веле на восточном берегу Футуна, два взлетно-посадочных трека. Один сухопутный, он используется, в основном, авиакомпаниями из Австралии и Новой Зеландии, чьи скоростные лайнеры требуют длинной твердой полосы. Другой — морской, расположенный между берегом и естественным волноломом — рифовым барьером в проливе между Футуна и Алофи. Пользование этим треком практически ничего не стоит, и местные рикши, чартеры и рейсовые этажерки летают отсюда.

Люси, в порядке утренней гимнастики, прошлась пешком 2 мили от дома до пирсов гидротрека. Из вещей у нее был легкий рюкзачок и мобайл в наплечном браслете, и никакого смысла трястись в муниципальном трицикле она не видела. Куда приятнее шагать босиком по белому песку и языкам набегающих волн (кроссовки дальновидно сняты и привязаны к лямке рюкзачка). Слева — пальмы и панданусы зеленой полосы, отделяющей дорогу от пляжа, справа — море и кромка барьерного рифа вдалеке…

По пути надо обходить три маленьких кондоминиума — они занимают стометровые полоски берега — но ради этого не хочется надевать обувь. Дальше — арочный мост, выходящий на риф, а оттуда — гребенка пирсов. Этажерки восточного направления обычно летают от третьего и четвертого пирса. Там же тусуются авиа-рикши, уже поймавшие пассажира в ту сторону и согласные подсадить кого-нибудь за дешево. Именно их Люси и начала искать. На рикше, даже при подсаде, дороже, чем на 20-местной этажерке (хотя не намного, если умеешь торговаться), но так прикольнее.

Ага, нормально! 5-местный «InCub». Над кабиной — яркий воздушный шар-дисплей. «Киритимати, в 9:45, есть 2 места. По дороге: Южное Токелау и Феникс». Рядом перекуривает пилот. Пассажиры, скорее всего, геологи. Маленький гешефт: фирма оплатит рикшу до самого Киритимати, а экономия на попутчиках — в карман. Надо торопиться, один клиент уже подошел — на шарике цифра «2» поменялась на «1».

Люси подошла к пилоту и поправила рюкзачок на плече.

— Капитан, чего денег до Олосенга?

— Ну… — канак в выцветшем флотском комбезе посмотрел на небо, — … Сорок.

— Пальма-то высокая была? — поинтересовалась она, намекая на прямое попадание кокосового ореха в голову, послужившее причиной для объявления такой цены.

— А сколько дашь? — спросил пилот.

— Десятку.

— Отращивай крылья, гло, и лети так, — посоветовал он.

— Ответ ясен. Твоя очередь, кэп.

— Двадцать. Это со скидкой на возраст.

— Это без скидки, бро. Со скидкой пятнадцать.

— Такая молодая и уже такая наглая…

— У тебя только что научилась. Кто сорок зарядил? Мауна Оро?

— Ладно, семнадцать, — сказал он.

Люси и пилот символически ударили по рукам, она рассчиталась и полезла в кабину. Заднюю пару сидений занимали, как и она и ожидала, геологи. Рядом лежали один на другом два огромных чемодана, а к ним была прислонена маленькая электротачка. На левом переднем сидении расположилась классическая тетка-фермерша с рюкзаком на верных полцентнера. Рюкзак стоял так, что на правое сидение Люси пришлось почти запрыгивать — это при том, что «InCub» уже выруливал на взлет. Успела. Уселась.

Флайка, несмотря на некоторый перегруз, довольно легко оторвалась от воды и сразу заложила вираж, разворачиваясь к востоку. Ну, вот. Теперь можно глянуть новости…

19.02. Galaxy Police Flog.

Trolley 1001

Aloha foa! Это я, Элеа Флегг, за рулем 1001-й информационной тележки. Сегодня мы прокатимся на Галапагосские острова, знаменитые своими черепахами и пиратами.

При международной анти-пиратской операции, начавшейся в ночь с 16-е на 17-е, как утверждают наши источники, ни одна черепаха не пострадала. Как теперь известно, боевые действия протекали так. В начале ночи, спецотряд наших ВВС с Клиппертона провел бомбардировку наиболее укрепленного пиратского плацдарма на Тортуге. Не путать с Тортугой в Карибской акватории! Там пираты были триста лет назад. После уничтожения пиратской системы ПВО/ПКО и радарного слежения, этот авиа-отряд атаковал пиратские флоты на острове Пинзон, и в бухте на юге острова Санта-Круз.

Одновременно, в бой вступили коммандос ново-гвинейской неправительственной ассоциации CSAR «Hybird», специализирующейся на охране гражданских судов в восточной тихоокеанской акватории. Их атака пиратского порта на острове Сант-Фе позволила освободить пленников — экипаж панамского балкера и туристов. Более 50 пиратов были уничтожены, а остальные отступили вглубь острова, в кактусовый лес. Несколько пиратов были захвачены живыми и допрошены, что позволило уточнить диспозицию пиратских группировок, сохранивших боеспособность.

В середине ночи к Тортуге подошел наш фрегат «Персефона». Морские пехотинцы, вместе с пилотами клиппертонского авиаотряда и бойцами «Hybird», высадились на Тортуге, уничтожили там остатки бандформирований и взяли остров под контроль.

Перед рассветом, батальон бразильских коммандос, доставленный транспортным самолетом «Galaxy», десантировался на юге Санта-Круз, и приступил к ликвидации основных сухопутных сил пиратов. Две летающие канонерки морского спецназа Гватемалы приводнились у островов Пинзон и Санта-Фе и приступили к зачистке оставшихся там бандформирований. Новозеландский ударный корвет «Сфинкс», поддержанный с воздуха чилийскими летающими лодками «Seawolf», вышел на патрулирование к востоку от Галапагосов, чтобы пресечь инфильтраию пиратов в континентальный Эквадор и оказать содействие эквадорской береговой охране.

Контингент эквадорской авиабазы на острове Балтра не был активно задействован в операции из-за опасения, что гражданский персонал, обслуживающий базу, связан с информационной сетью пиратов. Эквадорские летчики находились в предбоевой готовности, и приступили к патрулированию окружающей акватории около 7 утра.

Операцию нельзя назвать полностью успешной. Из-за слишком долгой подготовки, значительная часть сил пиратов успела переместиться на новые плацдармы. Один плацдарм уже известен: это территория Перу в районе портов Ило и Писко. Второй плацдарм пока не установлен. Предположительно он находится на Филиппинах.

Сейчас на Галапагосах работает международный комитет по расследованию. Уже установлено, что пираты были связаны с экстремистскими группами «Хуки» (Новая Народная Армия Филиппин), «Новая Армия Красных Кхмеров» (базирующаяся в Индокитае) и «Сандера Луминосо» (Военно-Коммунистическое движение Перу).

Комитет направил правительству Перу предложение немедленно расследовать деятельность портовых чиновников в Ило и Писко, на предмет их коррупции и сотрудничества с пиратскими и левоэкстремистскими бандформированиями…

От просмотра info-media Люси оторвал голос пилота.

— Эй, нахалка, тебе с какой стороны атолла?

Она придвинулась к стеклу и глянула вниз — Олосенга был как на ладони, похожий на неспелый лесной орех в вертикальном разрезе. Толстая кожура и ядрышко (в смысле — лагуна) в центре. А пестрое пятнышко в северо-западном углу — это Тауланга-Таун.

— Мне в лагуне, у северного берега, там, где зубчик.

— Зубчик, — проворчал пилот, — Там хоть пирс есть, или нырять будешь?

— Там нормальный пирс, — возмутилась она, — И над ним интерсайн-флажок «Oscar».

— Человек за бортом? Это что, прикол?

— Нет, это в смысле, что там купаются. Ну, чтоб не наехали летающей лодкой.

— Изобретатели, — проворчал пилот.

Флайка по снижающемуся витку прошла над центром лагуны, прокатилась по воде, и остановилась у хлипкого узкого бамбукового пирса, с квадратным флажком, наискось поделенным на красный и желтый треугольники.

— Допрыгнешь? — спросил пилот, глянув на просвет от дверцы флайки до настила.

— Легко, — ответила она, и оттолкнулась, качнув рюкзачком, чтобы добавить инерции.

На широкий слип у основания пирса были вытащены обе флайки-растопырки. Рядом покачивались на воде надувная моторка и небольшой пластиковый парусник-проа. В дюжине шагов, уже на берегу, стояли два байка, прислоненные к стволу карликовой пальмы. Ага, значит, все дома… И кстати, дым… И, между прочим, вкусно пахнет.

Люси прибавила шаг, прошла через прорубленный в густом кустарнике коридор и…

— Вы что, уже жрете!?

— Спокойно, я только снимаю пробу, — ответила Флер, повертев в воздухе палочкой с нанизанными и слегка подгоревшими кусочками чего-то вроде курятины.

— Aloha, — сказал Оскэ, прерывая на секунду свое занятие (он раскладывал такие же палочки на решетке над открытым каменным очагом), — Между прочим, стрекоза, ты напрасно волнуешься. Мы купили полтушки чипи, так что жрать нам не сожрать.

— Ух ты! А томаты к этому есть?

— Соберешь и будут, — ответил он, махнув рукой в сторону маленького, не слишком ухоженного огорода, — Мы не хотели лишать тебя права участия в добывании пищи.

— Засранцы вы! — сообщила она, направляясь к кустам с огромными красно-лиловыми шарами, и прихватывая по дороге ведро, — человек летел, устал. Кстати, что мы пьем?

— Кукурузный квас, — Оскэ, постучал по канистре, — Последний крик местной моды.

— А мы не усремся? — подозрительно спросила Люси, кидая в ведро помидоры.

— Вчера пробовали, и нормально, — ответила Флер, — Расскажи: что дома?

— К папе прикатила толпа студентов, восемь штук обоих полов. Циркулируют между домом и фермой. Среди парней замечены отдельные симпатичные экземпляры, но не выдающиеся. К тому же, они по работе. Короче, делать мне там решительно нечего.

Оскэ кивнул и, перевернул несколько палочек на решетке и поинтересовался:

— А что видно в телескоп?

— Видно, как там что-то происходит, но я не врубаюсь, что. Я скачала на ноут.

— Там — это на Тлалоке?

— Типа, да. На нем, и вокруг.

— Вечером заляжем на матрацы и разберемся, ага? — предложила Флер.

28

Дата/Время: 19.02.24 года Хартии

Место: Северные Маркизы, острова Еиао

Бимини Хаамеа и Динго.

Компактный автожир оторвался от носовой площадки контейнеровоза «Бангоро» и, набирая высоту, взял курс на юго-запад.

— За что я люблю острова Еиао, — сообщил сидящий за штурвалом Гкн, — так это за оперативность в снабжении. Говоришь: «мне нужно то-то, во столько-то времени на такой-то площадке», и оно будет там. И еще парень с манипулятором-погрузчиком — чтобы покупатель не перенапрягался и не занимал площадку слишком долго… Мы заказали полтора центнера всяких товаров на юго-западную площадку Хатуту…

— Гкн, я не очень ориентируюсь в здешней географии, — предупредила Жанна.

— Так все же видно! — воскликнул папуас, тыкая пальцем в океанский ландшафт за плексовым фонарем кабины, — Вот они, острова Еиао. Слева от нас — атолл Мотуоне, кольцо 5 миль в диаметре, но почти все под водой. Только правый край торчит и платформа на ножках рядом. Там смешанная ферма: суша-море. На остальной части только морской промысел. А прямо по курсу — Хатуту, 8 миль саут-вест от Мотуоне. Приличный остров, 3 мили в длину, полмили в ширину, но ландшафт… Это гребень подводного хребта, 400 метров над морем, крутые склоны, только верх плоский. Вот площадка, с которой мы будем забирать груз. Коробки уже лежат, и есть погрузчик.

Гкн ткнул пальцем в сторону будто игрушечных кубиков и машинки, и продолжил:

— Правее западного края Хатуту, через 2-мильный пролив, идет продолжение хребта: остров Еиао-Нуи, 6 миль в длину, полторы в ширину. А ландшафт — такая же фигня. Гребень выше 500 метров над морем, типа как Гималаи!

Теперь можно было подробно рассмотреть приближающиеся скалистые гребни двух островов. Хатуту был покрыт какой-то зеленью, видимо — кустарником. На Еиао-Нуи зелени было очень мало, зато наблюдались огромные серебристые квадратные пятна. Угадав объект интереса канадки, Гкн сообщил.

— Это плантации паучьего шелка. В позапрошлом году Хаамеа придумали эту тему и теперь снимают навар.

— Паучий шелк? — удивленно переспросила она.

— Да. Такие специальные пауки, которые еще и растения. И они наматывают паутину, похожую на шерсть. Это надо видеть… Так… Ты держись, сейчас делаем лэндинг.

— О, черт!.. — выдохнула Жанна, когда внизу промелькнули скалистые, изрезанные трещинами и каньонами, обрывы и осыпи.

— Нормально… — проворчал Гкн… — сейчас будем точно рядом с грузом.

Автожир, покачиваясь, завис в воздухе, и мягко опустился на площадку, размером примерно с футбольное поле, около пирамиды из картонных ящиков и оранжевым квадроциклом с задранной вверх лапой-манипулятором.

— Уф! — произнесла Жанна и, едва открылся фонарь кабины, спрыгнула на грунт.

— Привет, бро! — крикнул Гкн парню на квадроцикле, — Подавай ящики по одному, а дальше я их руками запихну. Кабина, joder, узкая, манипулятор не пролезет.

— ОК! — отозвался водитель, и манипулятор пришел в движение.

— Счастливо, Гкн! — сказала канадка и на секунду оказалась в его объятиях.

— Ты очень сексуальная девчонка! — сообщил он, — Ну… Aloha oe!

— Aloha! — ответила она, поправила сумку на плече и, отойдя на несколько метров в сторону, чтобы не мешать погрузке, вытащила из кармана мобайл…

… Через несколько секунд, следуя короткой инструкции она повернулась и увидела автожир, почти такой же, как у папуасских «страховых комиссаров», стоящий в ста метрах выше по склону на совсем крохотном плоском пятачке, окруженном густым кустарником. Она прошла по тропинке через заросли и вдруг сообразила, что это не какие-то низкорослые дикие джунгли, а плодовый кустарник с необычными ярко-красными ягодами размером с крупные мандарины.

— Это бумбэрри, продукт генного дизайна. Природных аналогов нет, а на вкус надо пробовать, — сообщил парень-австралоид, одетый в комбинезон koala-military, — Это здорово, Жанна, что ты прилетела!

— Уф! Динго! Я тоже рада! Черт! Ты изменился! Ты выглядишь… — она замялась.

— Немного взрослее? — весело подсказал он, — Ну, так полтора года прошло. Короче: полетели в столицу. Бимини, наверное, уже накидала на стол всякой всячины.

— У вас тут есть столица? — удивилась Жанна.

— А как же! — подтвердил Динго, — Тунаоне на Еаио. Ты знаешь миф о Тунаоне?

— Кажется, нет…

— ОК, — он улыбнулся, — Расскажем за кружкой пива! Садись во флайку, двигаем.

* * *

Городок Туаоне раскинулся на юго-западном берегу Еиао-Нуи, напоминающем растопыренную и распухшую кисть окаменевшей титанической шестипалой руки, лежащую на поверхности океана. Склоны тут спускались к воде под крутым углом, предельно затрудняющим обычную постройку зданий, и домики лепились к скале наподобие осиных гнезд. Они даже по виду напоминали осиные гнезда — бумажные «кувшины». Только они были не светло-серые, как осиная бумага, а разноцветные — зеленые, оранжевые, вишневые, пестрые… В узких длинных бухтах, расположенных между пальцами каменной руки, виднелись некрупные корабли. Над двумя бухтами имелись арки мостовых кранов. Судя по движению, они активно что-то грузили…

Флайка прошла на высоте птичьего полета над центром «осиного» городка, а затем выполнила вираж со снижением над относительно широкой полукруглой бухтой с северной стороны Еиао-Нуи.

— Чуть больше километра от города, зато есть симпатичный ручей, — пояснил Динго, показывая вперед-вниз на группу домиков, прилепившихся к скале на сравнительно богатой зеленью полосе, — Сверху не видно, его закрывают кроны деревьев…

Чуть заметно двигая штурвалом, Динго повел флайку на малой высоте над полосой зелени, а затем плавно опустил на квадратную площадку между тремя домиками и миниатюрным искусственным озером на том самом ручье.

— Типа, приехали, — сообщил он, откидывая обзорный фонарь.

— Красиво! — сказала Жанна, делая шаг из кабины на землю и…

— Уау!!! — прозвучал хрипловатый баритон, и канадка вдруг почувствовала, как две сильные руки поднимают ее за подмышки в воздух.

— О! Черт!

— Не черт, а я, — сообщил баритон, и Жанна оказалась развернута на 180 градусов и поставлена обратно на грунт.

— Крис! — обрадовалась она, — Экс-сержант Крис Проди-Хаамеа!

— Точно! — подтвердил генеральный консул короля Рапатара.

— А uakane Крис тискает всех знакомых и незнакомых vahine, — наябедничал очень знакомый женский голос за спиной.

Жанна повернулась и… Разумеется, она узнала Бимини Хаамеа. Полтора года они не виделись непосредственно, но много раз общались по видео-связи. Но видео-связь не давала адекватного представления о том, как сильно изменилась эта симпатичная, но худенькая и немного нескладная девчонка, которой тогда было чуть больше 13 лет…

— Би стала зверски красивой женщиной, а? — весело объявил Крис, и звонко шлепнул сводную дочку по правой половинке попы (доступной для этой акции, поскольку на Бимини был лишь платочек-треугольник, завязанный узелком над правым бедром).

— Ни фига себе! — возмутилась она, — «Зверски»! Динго! Ты тоже так думаешь?

— Прикинь… — Динго шагнул к ней, обнял и потерся носом о ее щеку, — В некоторые моменты жизни, ты бываешь…

Он шепнул Бимини на ухо какую-то длинную и выразительную фразу. Она сделала большие глаза и недоверчиво спросила:

— Что, правда?

— Провалиться мне сквозь небо, если не так! — авторитетно ответил Динго.

— Wow! Iri! Какая я классная! Так! Пошли, я сейчас вас всех буду кормить и вообще, проявлять к вам гуманизм! У меня зверски хорошее настроение, ага! Динго, звякни Гогену, что начинается тест бумбэрри-пива по новому рецепту! Крис, позови Зирку, может быть, она перекусит с нами.

Жанна недоуменно тряхнула головой.

— Бимини, ты сказала: «Гогену»?

— Ну, вообще-то его зовут Поэле Ваэохо, но он потомок Гогена в пятом поколении.

— Ого! — воскликнула канадка, — И тоже художник?

— Нет, у нас с ним бизнес по интегральной фито-электронике. Четкий драйв! Ты не слышала про такое? Я тебе подарю кое-какие прикольные штучки, тебе они точно понравятся! Так! Пошли на террасу, снимем первую пробу пива… А Динго успел рассказать тебе историю Туаоне, именем которой назван наш город?

— Он обещал, но еще не успел.

— Ясно! Тогда я тебе расскажу! Ну, пошли уже!

Во времена предков, жил на Раиатеа kane по имени Хивео, хороший, сильный рыбак. Однажды, он вышел в море, добывать vitiionui, большого тунца. На своем proa, он прокрался в центр плывущей стаи, где самые большие рыбы, метнул свой гарпун, и гарпун воткнулся в спину тунца вдвое больше, чем proa. Во времена предков такие встречались. Тунец тянул за собой проа на северо-восток день, ночь, и еще день, а накануне второй ночи, выбросился на рифы, погиб сам и разбил proa Хивео. Рыбак остался на скалистом острове, где не было людей. Никого, кто мог бы помочь ему построить новый proa. Подумал Хивео и стал делать tahuna-hamani-roa, большое колдовство. Он взял мокрого песка, слепил из него фигурку, какая пришла в голову. Потом он разжег огонь, начал готовить мясо тунца и говорить lipo-te-tupuna, очень сильное заклинание предков, теперь его никто не помнит. И вот, когда мясо тунца приготовилось, и начало вкусно пахнуть, песчаная фигурка зашевелилась и стала девушкой. Эта девушка села у огня и сказала: «Хэй, сильный мужчина, я была где-то очень-очень далеко, и проголодалась. Поделись со мной мясом тунца». Тогда Хивео ответил: «Хэй, красивая женщина Tu-a-one (рожденная из песка), я поделюсь с тобой. Давай, будем всегда помогать друг другу? Вдвоем лучше, чем одному». Вот так они начали жить вместе, и построили proa, и fare, и Туаоне родила много детей, которые выросли сильными мужчинами и красивыми женщинами. Они поселились на всех островах Хива-Ата к югу от острова Хивео, который называется Еиао. Так было.

Бимини замолчала и сделала глоток легкого ягодного пива из глиняной кружки.

— А сейчас кто-нибудь из их потомков остался? — тихо спросила Зирка.

— В XVI веке, их было почти сто тысяч, — ответил Поэле Ваэохо, — Потом, во время европейской оккупации, число сократилось до двух тысяч, а в XX веке, за период частичной автономии, выросло до восьми тысяч. Более точные цифры есть в архиве Революционного Трибунала. В середине 1-го года Хартии на Нуку-Хива судили сотрудников неоколониалистской администрации и евро-религиозных миссий, и демографические данные на процессе, разумеется, фигурировали…

— Миссионеров судили вместе с чиновниками? — перебила она, — За что?

— За то же самое, — ответил потомок Гогена, — За культуртрегерство, причинившее объективный гуманитарный вред. Ситуация нарисовалась очевидная, и всех этих субъектов поставили к стенке. Подробнее можно спросить у моего папы, он был в Народном Флоте, и их канонерка стояла в бухте Таи-о-Хаи-Нуку-Хива.

— Миссионеры — это часть колониальной администрации, — добавила Бимини, — они работают в паре: евро-бандит с ружьем и евро-поп с крестом.

Зирка вздрогнула и плотнее закуталась в плащ-накидку коммандос «CSAR Hybird».

— Наверное, вы до сих пор нас ненавидите.

— Кого-кого мы ненавидим? — Бимини выпучила глаза от удивления.

— Христиан — европейцев, — пояснила полька.

— Гло, не говори глупостей, — ответил Поэле Ваэохо, — С чего бы нам ненавидеть ребят вроде тебя? Ты не оффи и не миссионер. А в Меганезии кто только не живет, и богов почитают самых разных. Кстати потомков Туаоне и Хивео сейчас почти 40 тысяч.

— Короче… — Бимини хлопнула Зирку по плечу, — …Если ты хочешь, то можешь даже носить здесь амулет с вашим летающим богом. Aita pe-a.

— С летающим богом? — переспросила изумленная полька.

— Ага. Это же ваш бог летает на штуке типа hang-glider, которая крепится на спине, а управляется вот так.

Бимини раскинула руки в стороны и подвигала ладонями, как будто регулировала в полете угол атаки крыла. Зирка наблюдала эту пантомиму, не понимая, что пытается показать юная меганезийка. Первой сообразила Жанна.

— Знаешь, Бимини, этот религиозный символ не имеет отношения к полетам.

— Как это не имеет? — вмешался Динго, — Есть даже миф! Этот бог жил на острове, в европейском море Медитерриа. Он сделал эту штуку из реек, а несущие плоскости сформировал из птичьих перьев, приклеенных воском. Все работало ОК, пока он не полетел в полуденный час, когда максимальная инсоляция. Воск растаял, плоскости рассыпались, и «zero». Типа, несчастный случай. Так со многими случалось на заре авиации. Зачетные флайки научились делать только после первой мировой войны.

— Дети, вы все перепутали, — проворчал Крис, — Это миф об Икаре.

— Икар это совсем другой бог, хотя тоже европейский, — добавил потомок Гогена.

— Ну, ладно, — легко согласилась Бимини, — Я просто хотела сказать, чтобы Зирка не беспокоилась, и носила те амулеты, которые ей нравятся.

Полька пожала плечами и грустно улыбнулась.

— Спасибо, Бимини, но… Понимаешь, это не амулет. Это… Я даже не знаю, как тебе объяснить. Его нельзя просто купить, он связан с таинством… С обрядом…

— Это ясно, — меганезийка кивнула, — Амулет надо правильно заколдовать, чтобы он помнил своего хозяина и помогал ему. А почему ты говоришь, что это не амулет?

— Потому что… — начала Зирка, а потом повернулась к Жанне, — …Может быть, ты подскажешь, как это объяснить? У меня не получается…

— Вообще-то, я не верю во взаимопонимание между разными религиями, — ответила канадка, — По-моему, лучше искать общие интересы в какой-нибудь другой области культуры. Например, мода. Я вижу, что Зирке нравится papua-military.

— Просто мне больше нечего надеть, — ответила та.

Бимини подпрыгнула на месте.

— Aha oe!? Come with me! Viti-viti! — она взяла польку за руку и довольно настойчиво потянула ее с террасы куда-то вглубь дома.

— Вы там не очень долго, — предупредил Крис, — Скоро начнется.

— Ага, знаем, — отозвалась Бимини уже из-за двери-циновки, и через секунду втащила польку вслед за собой.

— А что будет? — поинтересовалась Жанна.

— Дипломатический дебют дяди Лимо, — ответил Динго.

— Что?!

— Примерно так, — подтвердил Крис, — По ряду причин, чиновники ООН пригласили Лимолуа Хаамеа, как популярного полинезийского лидера, в комиссию по мирному урегулированию конфликта между правительством Чили с сепаратистами «PIRA» (Polynesian Independent Rapanui Administration). Лимолуа с юниорами на рассвете вылетели с Рапатара, значит, ориентировочно через час будут на Рапа-Нуи.

— Юниоры — это кто? — спросила она.

— Две младшие vahine Лимо — Рити и Поу, и еще Кианго, boyfriend Поу. Не очень внушительная делегация, но у них такая программа, которая надолго запомнится.

Канадка задумчиво потерла лоб.

— Не понимаю: почему Лимо согласился участвовать в этой дурацкой комиссии?

— Потому, что это может стать бешено выгодным делом! — ответил экс-сержант, — По результатам переговоров, если все пойдет как надо, наша фактория получит такие объекты на Рапа-Нуи, что… Но не буду раскрывать карты, чтобы не портить тебе удовольствие от репортажа о работе комиссии. Он пойдет в прямом эфире.

— Вот как?

— Разумеется, Лимо настоял на таком пункте регламента. В этом главная изюминка!

На террасу вернулись обе исчезавшие девушки.

— Ну? — торжественно произнесла Бимини, — Что скажет стая?

— Oh! Joder! — произнес Поэле Ваэохо, — Зирка, ты классно выглядишь в этой штуке!

— Действительно, — согласилась Жанна — А что это за ткань?

— Просто паучий шелк, — небрежно ответила Бимини, — Главное, прикинь: как фасон скомпонован с расцветкой, а? Моя идея, между прочим!

29

Дата/Время: 19.02.24 года Хартии

Место: Рапа-Нуи

Хаамеа и Ко переговоры. ООН.

На Рапа Нуи всего около четырех тысяч постоянных жителей. 90 процентов из них обитают в столице острова — городке Ханга-Роа, расположенном в южной половине западного берега. Этот миниатюрный, полностью одноэтажный городок, целиком помещается в углу, образованном берегом океана и ВПП международного аэропорта Матавери. С севера от ВПП параллельно ей проходят две главные улицы Ханга-Роа: Авенида Хоту-Матуа и Авенида Понт. Отель Хоту-Матуа (элитный по рапануйским меркам) построен между этими двумя улицами, всего в 300 метрах от терминала аэропорта. Отель Хоту-Матуа оказался выбран для переговоров по урегулированию проблемы туземного сепаратизма и из-за близости к аэропорту, и из-за достаточно вместительного ресторана, более-менее подходящего на роль конференц-зала.

Днем 18 февраля в отель прибыли континентальные чилийские чиновники: Фелипе Галего, государственный советник по международным отношениям, и генерал Луис Мартинес Дирекции Разведки и Национальной Обороны. Далее, днем 18 февраля, появился международный посредник: Джентано Монтегю, 2-ВСиПП ГС ООН АиНРСиМОГ (2-й высокий советник и полномочный представитель Генерального секретаря Организации Объединенных Наций по Африке и по наименее развитым странам, развивающимся странам, не имеющим выхода к морю, и малым островным развивающимся государствам). Утром эта компания дополнилась иностранными наблюдателями из Новой Зеландии — Аотеароа, из Папуа, из меганезийского округа Социете — Таити и из американского штата Гавайи.

Репортеры иностранной прессы прибывали на остров также начиная с 18 февраля, и Рорате Урерунги, мэр Ханга-Роа, сбился с ног, решая возникающие проблемы. Ведь репортеры вели себя вызывающе, а местные полисмены к этому не привыкли…

Последним в Ханга-Роа появился приглашенный по специальной инициативе ООН «неформальный полинезийский лидер» Лимолуа Хаамеа. В отличие от остальных участников, он не захотел пользоваться аэропортом Матавери. Его летающая лодка приводнилась в маленькой рыбацкой и туристической гавани Ханга-Пико, рядом с местом, где Авенида Понт упирается в океан, и где расположен моаи Те-Ата-Херо — каменное изваяние, вероятно, поставленное одним из древних вождей Рапа-Нуи…

Небольшой, изящный модерновый крылатый катер, окрашенный в жизнерадостно-салатный цвет, подкатил к причалу на глазах у толпы — почти тысячи любопытных местных жителей. Плексовый фонарь кабины открылся, и король Хаамеа, с грацией некрупного гиппопотама, перепрыгнул на причал. Его экипировка соответствовала ожиданиям зрителей. На ногах у короля были простые сандалии из акульей кожи, а одежда состояла из лава-лава с традиционным маорийским узором — красная волна с белым гребнем пены, под черным небом. Роль короны (если следовать европейским представлениям о королях) играла широкая головная повязка с орнаментом: зелено-красные ромбы на синем поле — герб Хаамеа. За плечом на перевязи из акульей кожи висел «hoemere»: весло-копье-меч (или полинезийская алебарда).

Спутниками короля были две девчонки-утафоа, среднего тинэйджерского возраста и парень, утафоа-креольский метис лет 20. Все трое — в униформе локальной морской полиции острова Рапатара: короткие легкие комбинезоны цвета морской волны, с эмблемой: синий круг с зелено-красным ромбом в центре. На правом боку — широкий карман, из которого торчит рукоятка компактного пистолет-пулемета. Это трио очень быстро пришвартовало летающую лодку к свободному столбику, среди рыбацких моторок, и присоединилось к королю. Рорате Урерунги, мэр Ханга-Роа, в это время протискивался к прибывшим сквозь возбужденную толпу на причале.

Лимолуа Хаамеа набрал побольше воздуха в легкие и крикнул.

— Aloha foa! — а потом, после короткой паузы, добавил, — Hola amigos!

— Ia orana Limolua! Maeva! — приветствовал его Рорате, под аккомпанемент громких возгласов, хлопков и одобрительного свиста.

Разумеется, Лимолуа и его спутники не первый раз были на Рапа-Нуи — особенном острове, называемом еще «Mata Kite-raga» (Глаз, смотрящий в небо) или «Te-Pito-te-Fenua» (Пуп Земли). Острова, который, согласно мифу, был первым на пути ariki-roa Мауна-Оро с прародины предков, через всю Гавайику, к западным островам Палау. Соответственно, сегодня, среди встречающих у короля хватало старых знакомых.

— Я рад тебя видеть, Рорате! — Лимолуа крепко пожал руку мэру Ханга-Роа, — У меня сейчас такой план. Hei foa te Rapa-Nui! Haaroo e au! Слушайте меня! Дело не простое, поэтому я иду за советом к moai Te-Ata-Hero! Кто хочет, тот может идти со мной.

— E spani-foa te a ho? — негромко спросил кто-то.

— Что значит «испанцы тоже»? — проворчал король, — Я сказал: кто хочет! Любой, кто хочет! Делить людей по крови, и рассуждать, у кого она грязнее, а у кого чище — это обычай грязных миссионеров. Канаки так не делают. Я правильно сказал или нет?

— Atau! Правильно! — раздалось несколько голосов.

— Идут все, кто хочет. E haere a-nai o-vai a na-aro, — заключил Лимолуа, и двинулся по направлению к изваянию, возвышающемуся в сотне метров от причала.

В трех шагах от каменной фигуры высотой почти в два человеческих роста, король остановился, вынул из-за спины алебарду — hoemere, оперся на нее, как на посох, и негромко начал говорить, иногда делая длинные или короткие паузы. Через минуту сложилось полное впечатление, что каменный исполин отвечает ему…

Репортер CHV из Вальпараисо нерешительно подошел к троим спутникам Лимолуа, стоявшим метров на пять дальше от моаи, и полушепотом обратился к Кианго.

— Companero, ты можешь объяснить, что происходит?

— Ariki советуется с moai Te-Ata-Hero, — спокойно ответил тот.

— Советуется? — переспросил репортер. — Это в каком-то символическом смысле?

— Просто советуется, — пояснил Кианго, — В смысле: разговаривает.

Не найдя, что еще спросить по этому поводу, репортер поймал в видоискатель своей камеры обе эти фигуры: каменную и человеческую — и снимал следующие несколько минут, пока странный разговор не завершился.

Лимолуа кивнул, забросил алебарду обратно за спину, развернулся, сделал несколько шагов назад и спокойным тоном произнес.

— В общем, дело, хотя и не простое, но понятное. Есть всего две задачи, которые надо решить на этих переговорах, а остальное можно сделать несколько позже.

— Независимость от Чили? — попробовал угадать кто-то.

— Выгнать чилийскую военную базу? — предположил другой.

— Убрать католических попов? — спросил третий.

— Нет, нет и нет, — сказал король, — Foa te Rapa-nui зависят от правительства Чили не потому, что здесь чилийские военные и церковники, а потому, что здесь нет своей экономики. Немного туризма, огороды и рыболовство на маленьких лодках — какая независимость при таком положении вещей? Почти все товары тут привозные, из Вальпараисо. Городское хозяйство и социальный сервис — на дотации с континента. Поэтому первая задача — это свой бизнес. Надо создать для него условия. Бизнес начинаются с точки роста, и эту точку надо поставить. Вот вторая задача.

— Мы думали, ты за нашу свободу, а ты все перевел на деньги, как янки! — раздался молодой мужской голос из заднего ряда зрителей-слушателей.

— Кто это сказал, пусть подойдет сюда, ко мне, — спокойно отреагировал Лимолуа.

Под удивленные возгласы, вперед вышел прекрасно сложенный полинезиец лет 20, одетый в ярко-красную футболку и джинсовые шорты.

— Вот я. Что дальше?

— Как тебя зовут и чем ты занимаешься? — поинтересовался король.

— Зовут меня Иверо. Я ловлю рыбу. Иногда катаю на лодке туристов. Что дальше?

Лимолуа медленно растянул свои полные губы в иронической улыбке.

— Представь, Иверо, что Рапа-Нуи получил независимость от Чили. Что дальше?

— Дальше разберемся, — сказал парень.

— А давай сейчас разберемся. Чилийцы ушли. Где ты будешь брать бензин для своей лодки? Кто обеспечит работу электростанции, аэропорта, сотовой связи, госпиталя, водопровода? Кто будет платить зарплату полиции, пожарным и медикам, и пенсии старикам? Кто займется поставкой продуктов и бытовых товаров в лавки и откуда возьмутся у людей деньги, чтобы это покупать?

— Эти вопросы должен решать мэр, — возразил Иверо.

— Aita pe-a, — король улыбнулся еще шире, — Выберем тебя мэром. Решай.

— Почему меня?

— Потому, что ты громче всех требовал свободы. Чей выбор, того и ответственность.

В наступившей тишине было слышно, как Иверо пыхтит, думая, что ответить.

— А я, — нашелся он, — …Позову янки и отдам им аэропорт Матавери за то, чтобы они решили все эти проблемы. А если мало, то отдам им еще бухту Ханга-Пика вместе с мысом Мохиноа для постройки порта. Я знаю, что они давно хотели все это купить!

— Интересное решение, — ответил Лимолуа, глядя на часы, — Итак, свобода под твоим управлением просуществовала 34 секунды.

— Но свобода никуда не делась! Я же отдал янки только аэропорт и бухту!

— И достаточно, — сказал король, — Остальное они и сами возьмут. И они сделают это законно, демократически. Имея тут аэропорт и порт, нетрудно получить на выборах большинство голосов. Раз — и у них свой карманный мэр.

Среди зрителей-слушателей послышались смешки. Лимолуа покачал головой.

— Иверо сказал совсем не глупую вещь. В некоторых маленьких, но довольно удачно расположенных странах, так и решают проблемы. Но отдают места под аэропорты и порты не в одни руки, а в разные. Одно — янки, другое — китайцам… А дальше надо балансировать, как если катишься с волны на доске. Но, чтобы играть в такую игру, приходится становиться диктатором. Если ты катишься с гребня волны, то тебе уже некогда объяснять людям, почему ты рулишь так, а не иначе. Это понятно?

— Понятно, — нехотя согласился парень. — Только получается, что мы так и будем под чилийцами, а это же неправильно!

— Нет, — Лимолуа, продолжая улыбаться, покачал головой, — сообщество с сильной экономикой само выбирает, с кем иметь дело, а с кем не иметь. Никто не может быть абсолютно независимым. Любое сообщество, как и любой человек, зависит от своих партнеров. Реальная свобода — это возможность самому выбирать себе партнеров, и возможность менять их по своему желанию.

— Как в сексе! — хихикнув, прокомментировала какая-то девчонка.

Снова послышались смешки. Лимолуа многозначительно поднял палец к небу.

— E-oe! Страна с эффективной экономикой, как красивая, сильная, уверенная в себе женщина. Ей не нужен хозяин или покровитель! Она приглашает к себе в дом, кого захочет, make-love с тем, кто нравится, а неприятных гостей выставляет за дверь!

— Если у незваного гостя армия, то как ты его выставишь из страны? — спросил один пожилой мужчина.

— Военная сила — это экономика плюс воля, — ответил короли, — Простая формула. За последние четверть века она проверялась много раз, и всегда срабатывала. Когда вы будете иметь сильную экономику, то сами решите, в какой степени вас устраивает чилийское правительство. Захотите — урежете его полномочия, а захотите — вообще укажете ему на дверь. И оно уйдет, потому что сила будет на вашей стороне.

Рорате Урерунги вздохнул и задумчиво проворчал.

— Почему у тебя так легко получается объяснять сложные вещи?

— Потому, что они не такие уж сложные, — сказал король, — Ну, еще потому, что мне приходится часто этим заниматься… Hei foa! Я рассказал вам, какую позицию буду занимать на переговорах. Если кто-то из вас считает, что это неправильно, то пусть говорит сейчас, по нашему общему обычаю Tiki… Никто так не считает? Тогда мы пойдем в Хоту-Матуа. Тут идти полчаса. По дороге мы можем еще поговорить.

Лимолуа махнул рукой и, вместе с тройкой «морских полисменов» и несколькими сотнями местных зрителей, двинулся вверх по Авенида Понт. Когда примерно полпути было пройдено, появился полицейский наряд, и офицер тактично попытался прекратить «незаявленную демонстрацию». Следующие полпути Рити и Поу, взяв его, как бы, в клещи, последовательно доказывали ему, что спонтанное синхронное параллельное движение сколь угодно большой группы людей, это не обязательно демонстрация. Офицер тяжело вздыхал, и периодически говорил в мегафон: «граждане, если это демонстрация, то вы должны ее прекратить, потому что она не была заявлена». Это, разумеется, только привлекало в процессию дополнительные группы людей…

Около входа в отель Хоту-Матуа стоял кордон из военных, вызванных с базы ВВС. Король, с полным спокойствием, повернулся к толпе сопровождающих и сказал:

— Hei foa! Оставайтесь здесь. Я вижу, что тут на улице уже установлен достаточно большой TV-экран. Вы все увидите и услышите… Рити, Поу, Кианго, вы успеете пообедать, пока я общаюсь. По диагонали, через перекресток — кафе Хе-Вари.

— А ты будешь там голодный? — с ноткой осуждения в голосе спросила Рити.

— Заботливая, — с улыбкой сказал он, — Не переживай. Я съем двойной ужин после переговоров. Дипломатия возбуждает у меня аппетит.

С этими словами, Лимолуа махнул ладонью, развернулся, вместе с мэром Ханга-Роа прошел сквозь армейское оцепление. Они скрылись в дверях отеля… Чтобы через четверть часа появиться на экранах — уже за большим круглым столом в центре зала полуоткрытого ресторана, с видом на бассейн и пальмы внутреннего дворика.

Диспозиция была продумана так, как будто организаторы опасались драки между оппонентами. Чилийский госсоветник Фелипе Галего и генерал Луис Мартинес оказывались на максимальном расстоянии от короля Рапатара. Его отделяли от континентальных чилийских чиновников справа — наблюдатели из Новой Зеландии, Папуа, и штата Гавайи, а слева — мэр Урерунги, 2-ВСиПП ГС ООН АиНРСиМОГ Джентано Монтегю и (рядом с Лимолуа) меганезиец с Таити. Янки из Гавайев, оказавшийся по другую руку от короля, из любопытства тронул лезвие алебарды — hoemere (небрежно положенной королем на стол), и до крови порезал палец.

— Oh! Fuck! Я думал, это просто игрушка, вроде как скипетр у королей в кино…

— Примерно так и есть, — ответил Лимолуа, — Это церемониальное оружие.

— Но чертовски острое, не так ли?

— Да. Держать hoemere в нерабочем состоянии считается дурным тоном.

— О! Вот как?

Гавайский янки хотел спросить что-то еще про алебарду, но Джентано Монтегю достаточно громко постучал авторучкой по столу и произнес:

— Сеньоры, я напоминаю, что нас видят в прямом эфире. Кроме того, у нас плотный график работы, поэтому позвольте приступить… — он открыл ранее извлеченную из портфеля толстый том-скоросшиватель с эмблемой ООН на обложке, — …Сегодня наиболее острой проблемой является атомный авианосец «Сантандер», ВВС Чили. Насколько я понимаю, экипаж был эвакуирован 13 февраля из-за утечки радиации, а позже, на корабль проникли сепаратисты «PIRA», и теперь они угрожают опасными манипуляциями с реактором, если их требования не будут выполнены. Чтобы свести объем требований к разумному уровню, мы пригласили для участия в переговорах с сепаратистами авторитетного полинезийского лидера Лимолуа Хаамеа.

— Для чего меня пригласили? — переспросил король Рапатара.

— Мы надеемся, — пояснил Монтегю, — что вы сможете объяснить сепаратистам явную нереальность требования передачи островов Пасхи и Сала-и-Гомес в их руки. Нами разработан более реалистичный проект расширения прав полинезийской этнической общины, включая культурную автономию, квоту в местном самоуправлении и…

— Дайте сюда, — перебил Лимолуа.

— Пожалуйста.

Джентано Монтегю передвинул по столу том-скоросшиватель. Лимолуа деловито полистал страницы и лаконично сообщил.

— Это не годится.

— Но над этим работали эксперты, владеющие ситуацией, — возразил Монтегю.

— Ситуацией владею я, — отрезал король, захлопнул том и толкнул по столу обратно к Второму Высокому Советнику и Полномочному Представителю Генсека ООН.

— Если вы владеете ситуацией, — мягко произнес Монтегю, — то ваше мнение и ваши предложения, конечно, должны быть рассмотрены.

— Предложения очень простые, — сказал Лимолуа, — Рапа-Нуи становится свободной экономико-технологической зоной, транспортная монополия отменяется, а остров Тангата-Ману признается полностью экстерриториальным. Точка.

— Я не понял вашей мысли о статусе Тангата-Ману, — вмешался Фелипе Галего.

— Статус независимой территории, — пояснил король, — Следует признать, что этот маленький остров не включался в состав территории Чили, а значит, жители сами управляют этой территорией. В дипломатии это называется «суверенитет».

— Там нет жителей, — заметил чилийский госсоветник.

Лимолуа Хаамеа покачал головой.

— Сейчас их там нет, поскольку 6 февраля их выгнала оттуда полиция, а военные разрушили их постройки. Это зафиксировано на видео-камеры туристов.

— Вы имеете в виду флагшток с вымпелом маори и саперные заграждения?

— Я имею в виду все сооружения, которые там были, — ответил король, — Мы можем спорить об их количестве и назначении, но они были собственностью конкретных жителей. Уничтожать чужую собственность без суда — это произвол.

— Каких жителей?! — возмутился Галего.

— Мэр Ханга-Роа имеет список жителей Тангата-Ману, которым это принадлежало.

Госсоветник Галего повернулся к Рорате Урерунги.

— У вас действительно есть такой список?

— Да, — подтвердил мэр, — У меня есть список. 11 собственников уже заявили в суд о нарушении их прав и уничтожении армией Чили их собственности на сумму семь с половиной миллионов песо.

— Сколько это в долларах? — оживился гаваец.

— Около пятнадцати тысяч, — ответил Рорате, — они требуют возмещения ущерба и признания юридического факта независимости Тангата-Ману от Чили.

— Это же бред! — возмутился Галего, — Какая независимость у голой скалы площадью несколько гектаров!

— Пять гектаров и три четверти, — педантично уточнил мэр, — Согласно историческим данным, там находилась священная деревня. В 1867 году ее уничтожили перуанские каратели. Сейчас потомки законных владельцев хотят восстановить справедливость.

Генерал Луис Мартинес, хлопнул ладонью по столу с такой силой, что зазвенели кофейные чашечки, а из сахарницы выскочила ложечка.

— Мы уже полтора века сталкиваемся с последствиями беззаконий, которые творили перуанцы на территориях с туземным населением! Я считаю, что здесь должно быть применено общее правило о восстановлении владения туземных общин. Правда, дело усложнено спорным статусом этого островка, но я думаю, что формальное признание автономии пяти гектаров скалы в море, не повредит нашим национальным интересам.

— Это важно с точки зрения религии, — пояснил мэр Ханга-Роа.

— Да, — генерал кивнул, — Вы сказали, что деревня была священная. Я считаю, что здесь можно проявить уважение к туземной религии, разумеется, при условии, если жители обязуются не приглашать на Тангата-Ману криминальных субъектов и иностранных военных и соблюдать санитарно-экологические нормы.

— Но как они будут жить на этой голой скале? — удивился госсоветник.

— Полагаю, что они знают, как, — ответил Мартинес, — Ведь они жили там веками, пока деревня не была уничтожена налетом перуанских бандитов. Конечно, я включу этот вопрос в свой доклад Его Превосходительству. И давайте переходить к следующему пункту. Сеньор Хаамеа, что вы говорили о ликвидации транспортной монополии?

Лимолуа положил ладони на рукоять алебарды и ответил.

— Еще в прошлом веке сложилась практика, согласно которой авиакомпания «LAN-Airlines» монопольно обслуживает все гражданские рейсы на Рапа-Нуи. Результат: высокие цены и отсутствие развития. Есть всего один регулярный рейс по маршруту: Сантьяго — Рапа-Нуи — Таити, и только два раза в неделю. А регулярного морского сообщения нет вообще. О каком развитии территории можно говорить?

— Вот здесь мне все понятно, — заметил Фелипе Галего, — Если есть предложения от альтернативных перевозчиков, я гарантирую, что они будут внесены на ближайшее рабочее совещание в министерстве транспорта. Это касается и Рапа-Нуи, и, также, островов Сала-и-Гомес, которые тоже должны иметь транспортное сообщение.

— Я привез некоторые предложения по этому поводу, — ответил король, — если вы не возражаете, я передам их вам после переговоров. Эти предложения касаются всего комплекса проблем, в частности — проблемы энергетики. Сейчас Рапа-Нуи не имеет современных электростанций. Только дизель-генераторы. Развитие инфраструктуры требует, во-первых, установки одной мини-АЭС мощностью 100 МВт. Только тогда возможно нормальное обеспечение аэропорта и порта на Рапа-Нуи…

— И базы ВВС, — вставил генерал, — …Которая не может быть модернизирована без нормального уровня обеспечения электроэнергией. Но, как мне, докладывали, для установки АЭС требуется согласование МАГАТЭ и еще чего-то международного.

— Требуется, — подтвердил король, — Но только не в случае свободной экономико-технологической зоны. Смысл такой зоны в том, что в ней исключаются любые ограничения технологического развития, не обоснованные объективно.

Генерал Мартинес побарабанил пальцами по столу.

— Сеньор Хаамеа, вы не могли бы объяснить: какие ограничения в этом случае исключаются, а какие продолжают действовать?

— Приведу пример с АЭС, — ответил Лимолуа, — Понятно, что реактор должен быть достаточно изолирован, чтобы не пропускать наружу ионизирующее излучение и не загрязнять окружающую среду радионуклидами. Это объективное ограничение. Но ограничение на использование АЭС просто по мотивам умозрительной опасности ядерных реакторов — субъективно. Обычно, оно возникает в интересах корпораций, продающих неядерное топливо. Политический ход в коммерческой конкуренции.

— Но как быть с проблемой ядерного терроризма? — спросил госсоветник Галего.

— С терроризмом следует бороться активными методами, — твердо сказал генерал Мартинес, — а не отказываться от прогрессивных технологий в ущерб национальным интересам из-за того, что террористы, мол, что-то могут захватить.

Фелипе Галего покачал головой.

— Но атомный авианосец «Сантандер» захвачен…

— …Из-за тактической ошибки адмирала Сармиенте, — перебил генерал, — Сейчас его допрашивает специальная комиссия по расследованию. Вы можете быть уверены: подобная оплошность не повторится. И никто не намерен из-за этого инцидента отказываться от атомного флота, необходимого для обороноспособности страны. Добавлю: гражданская атомная энергетика это тоже фактор обороноспособности.

— А как АЭС влияют на экологию? — поинтересовался мэр Ханга-Роа.

— При нормальной работе — никак не влияют, — сообщил ему представитель Новой Зеландии, — в нашей стране жесткие законы о защите окружающей среды, так что электростанции исследовались всесторонне на предмет вредных факторов. После публикации результатов ряд химических станций был заменен на атомные именно вследствие большей экологической безопасности последних.

— Вам удалось как-то урегулировать это с ООН и МАГАТЭ? — спросил Галего.

— Скорее да, чем нет, — ответил «киви», — переход на экологически благоприятные энергетические технологии был включен первым пунктом в пакет требований этнокультурного автономии традиционных общин маори. Когда вопрос оказался поставлен под таким углом, международные институты не могли давить на наше правительство. Это было бы против права этносов на самоопределение, а оно, как выражаются аналитики-неформалы, старше мастью, чем право на лоббирование.

Госсоветник удовлетворенно кивнул.

— Да, разумеется, право народов на самоопределение, это базовая ценность… — он повернулся к генералу Мартинесу, — …Скажите, вашей службе уже удалось начать переговоры с коренным населением Сала-и-Гомес?

— Мы движемся в этом направлении, — ответил генерал, — Сейчас сложно говорить о полном успехе этих контактов, но я уверен, что община Сала-и-Гомес, или, на языке аборигенов «Моту-мо-тере-Хива», присоединится к общим требованиям коренных жителей Рапа-Нуи. Я предлагаю сейчас исходить именно из этого.

Джентано Монтегю, вклинившись в возникшую паузу, эмоционально заявил:

— Извините, сеньоры, я не понимаю, какое отношение это имеет к полинезийским аборигенам, и к требованиям сепаратистской группировки «PIRA». Энергетика и транспорт это другая область. А ключевой вопрос о политической автономии, как указывают наши эксперты… — он раскрыл том-скоросшиватель, быстро полистал страницы, и нашел соответствующую главу, — … Вот, согласно их мнению, первой проблемой, которую необходимо решить, является преодоление недоверия местных жителей к акту аннексии 1888 года, согласие на который было получено у местных вождей не вполне корректным путем, поэтому…

— Мистер Монтегю, — перебил Лимолуа, — Я вам ясно сказал: это сочинение ваших экспертов никуда не годится. Пусть оно просто лежит на столе для солидности.

— Я слышал, что в древней Европе, — заметил представитель Папуа, — на серьезных переговорах клали на стол книгу, хотя читать не умели. Хорошая декорация.

Эмиссар ООН вздохнул, закрыл том и отложил в сторону.

— Сеньоры, я могу объяснить вам более кратко и без цитирования. Дело в том, что вы смешиваете, или путаете, две совершенно разные вещи. Одна — это модернизация экономики островов Пасхи и Сала-и-Гомес. Я не спорю, это тоже важная задача, но другая. А мы говорим о политических гарантиях для коренной общины аборигенов.

— Нет, это вы смешиваете и путаете, сеньор Монтегю, — возразил ему представитель меганезийского Таити, — вы пытаетесь представить аборигенов, как каких-нибудь экзотических птичек, или рыбок, для которых надо сохранить нетронутую среду обитания, и возить туда туристов. Но аборигены это люди, а людям хочется иметь современные условия жизни и работы. Политические гарантии должны начаться с ускоренной модернизации, как предлагает сен Хаамеа, а не с пережевывания всяких исторических трюков. Мне кажется, это совершенно очевидно.

— Но это путь к абсорбции аборигенов! — возмущенно возразил Джентано, — уклад их общины необратимо разрушится под влиянием современной культуры и…

— Нет, не разрушится, — перебил таитянин, — если не навязывать канакам европейскую культуру в качестве нагрузки к современным продукционным технологиям. В нашей стране это знают даже школьники.

Лимолуа Хаамеа звонко хлопнул себя ладонью по колену.

— E oe! Да! Поэтому я сказал: свободная экономико-технологическая зона. Никаких необъективных ограничений. Никакого избыточного регулирования, тормозящего модернизацию. И никакого евро-культуртрегерства в образовании! Foa te Rapa-Nui требуют доступа к современным технологиям без каких-либо условий и нагрузок.

— Это разумно, — согласился Фелипе Галего, — Но при этом не должна происходить дискриминация той весьма значительной части населения, которая придерживается континентальных традиций. Вы, сеньор Хаамеа, в меганезийском стиле назвали эти традиции европейскими, но для многих испанско-язычных чилийцев они родные.

— Это примерно 40 процентов жителей Рапа-Нуи, — добавил мэр Ханга-Роа.

— Да, — согласился король, — Эту проблему надо как-то аккуратно решать.

— Существует проверенный метод, — сообщил генерал Мартинес, — интеркультурный конгресс неформальных лидеров. На Рапа-Нуи все такие лидеры и полинезийские, анимистические и испано-язычные, католические, поименно известны. Думаю, мы сможем объяснить и тем и другим, что никто не должен ни на кого давить.

— Пока что, — заметил король, — Давление было только с одной стороны. Я говорю о постоянных попытках католической миссии канонизировать канаков.

— Катехизировать, — поправил Галего.

— Да, наверное. Но вы понимаете, о чем идет речь.

— Эксперты нашего департамента, — сказал генерал, — расскажут лидерам церкви об опасности таких форм миссионерства и я уверен, священнослужители пойдут нам навстречу. Но полинезийские религиозные лидеры должны будут воздержаться от попыток захвата доминирующих религиозных позиций на острове.

— Если Рорате Урерунги поможет, — ответил Лимолуа, — то мы решим этот вопрос.

Мэр Ханга-Роа утвердительно кивнул.

— Конечно, я помогу. Но я хотел бы напомнить про еще одну проблему. Рапа-Нуи это особый остров, здесь нельзя менять ландшафты. Я не знаю, как объяснить с научной точки зрения, но… Просто, я уверен, что этого нельзя делать.

— Тогда я уточню, — сказал король, — Мы говорим не об индустриальной модернизации образца прошлого века, а о постиндустриальной. Для нее не требуется сносить сотни гектаров естественной среды и застраивать площади бетонными коробками. Хорошее постиндустриальное производство вписывается в существующую среду. Не только в природную, но и в социальную. Оно использует то, что есть в обычаях людей, только немножко корректирует эти обычаи в сторону большей гуманитарной прагматики…

— Послушайте, — перебил Монтегю, — Это совершенно недопустимая подмена целей сохранения этнической культуры целями бизнеса. На опасность такого подхода не случайно указывали авторы раздела «защита традиционного уклада туземцев»…

С этими словами, эмиссар ООН протянул руку к тому-скоросшивателю, чтобы найти соответствующую цитату. Но Лимолуа Хаамеа, со скоростью, удивительной для его солидной комплекции, вскочил, схватил со стола свою алебарду — «hoemere» и нанес сильнейший удар сверху вниз. Длинное широкое лезвие легко пробило толстый том-скоросшиватель насквозь и глубоко вонзилось в доску стола.

Король отпустил древко (которое торчало над столом, как немного покосившийся флагшток), фыркнул, уселся на место и произнес.

— Давайте будем вести переговоры конструктивно. Если мы пришли к разумному компромиссу, то давайте запишем все это, и займемся авианосцем «Сантандер».

— Да, — согласился генерал Мартинес, — Не будем терять времени. Я сейчас прикажу офицеру технической службы установить радио-контакт с экстремистами «PIRA», удерживающими «Сантандер», через…

— …Три часа, — договорил Фелипе Галего, — этого вполне хватит, чтобы корректно сформулировать письменный вариант соглашения и утвердить его текст в коллегии государственного департамента в Сантьяго, по факсимильной связи.

Джентано Монтегю пришел в себя после легкого нервного шока, и окинул взглядом присутствующих, надеясь увидеть какую-то реакцию на варварскую выходку короля Рапатара. Мэр Ханга-Роа и таитянин, сидевшие по бокам от Джентано, совершенно спокойно беседовали на языке утафоа. На противоположной стороне стола, «киви» оживленно объяснял что-то папуасу, рисуя некую схему на листе бумаги. Гаваец, успевший сфотографировать торчащую из стола алебарду на камеру своего мобайла, теперь, похоже, рассылал это фото по MMS, всем своим приятелям. Двое репортеров (один — чилийского общенационального «CHV», второй — местного «Iaorana-Vision») спокойно продолжали снимать происходящее за столом переговоров. Эмиссар ООН мысленно вздохнул и подумал: «Ну, и что? В конце концов, моя задача состояла в организации переговоров с участием авторитетного неформального полинезийского лидера. Вот, пожалуйста. Переговоры успешно идут. Полинезийский лидер такой неформальный и авторитетный — просто волосы дыбом. А что он в жесткой форме отказался обсуждать предложения специальной комиссии ООН — так это меня мало касается. Напишу в отчете: «Пакет предложений отклонен из-за того, что авторский коллектив не учел ряд особенностей традиционного полинезийского уклада».

30

Дата/Время: 19–20.02.24 года Хартии

Маркизские острова, Еиао — Хатуту — Мотуоне

Жанна, продолжая глядеть на экран, недоуменно пожала плечами.

— Это какой-то театр политического абсурда.

— Нормальный политический театр, — возразил Крис, — Разве у вас это делается иначе?

— Ты имеешь в виду, в Канаде? — переспросила она.

— Ну, вообще в демократиях западного образца, — уточнил экс-сержант.

— У нас, конечно, тоже театр, — признала она после некоторой паузы, — Но здесь как-то слишком грубо. И зачем было втыкать в стол этот боевой топор… Или это копье?

— Это «hoemere», — напомнила Бимини, — та, что у папы, это церемониальная, а бывают охотничьи, они легче и там другое лезвие. Ими удобно бить крупную донную рыбу.

— Да, разумеется hoemere. Но, все-таки, зачем…?

— А как еще объяснить этому бонзе из ООН, что книжка — дурацкая?

— ОК, допустим, это был полемический прием — согласилась Жанна, — но что за бред про аборигенов Сала-и-Гомес? Этот островок последние 300 лет уж точно необитаемый!

— Это не бред, — возразил Динго, — там же ясно сказали: так надо, чтобы можно было заниматься нормальной энергетикой поперек правил ООН и МАГАТЭ.

— То есть их выдумали, не так ли?

— Не совсем, — ответил он, — 20 фунтов против хвоста селедки: сейчас там уже есть аборигены. И чилийские форсы, как бы, ведут с ними переговоры.

— Кстати, — заметил Поэле Ваэохо, — эта идея витала в воздухе с начала нашего века.

— Идея завезти на Сала-и-Гомес фальшивых туземцев? — спросила Жанна.

Потомок Гогена улыбнулся и покачал головой.

— Нет. Идея использовать маленькие туземные этносы против анти-атомных запретов. Японская фирма «Toshiba» в 2003-м предложила мини-АЭС мощностью 10 МВт для деревни индейцев-аборигенов на Аляске. Электричество обходилось бы индейцам примерно втрое дешевле, чем из энергосети штата, но нефтяное лобби наняло толпу «зеленых» алармистов, и акции проекта затормозили прохождение проекта.

— На Моту-мо-тере-Хива чилийцы отсекли такую угрозу, — заметил Динго, — они так перепахали островок артиллерийскими снарядами, что даже самый наглый эколог не решится сказать, будто там еще есть что-то живое… В смысле, что-то живое, кроме туземцев, которых Жанна неполиткорректно назвала «фальшивыми».

— Кто бы говорил о политкорректности, — буркнула канадка, — И, кстати, я правильно поняла, что война за Сала-и-Гомес… Или за Моту-мо-тере-Хива… Устроена чтобы уничтожить местную экосистему, как объект экологической защиты ЮНЕП?

— Не только, — вмешался Крис, — Была вторая важная задача. Чилийскому штабу флота требовались аргументы в пользу модернизации техники и тактики, и для отправки в отставку нескольких влиятельных, но психически устаревших высших офицеров. И вообще, флоту надо иногда проводить серьезные тренинги в открытом океане.

Жанна задумалась, пытаясь найти брешь в этом логичном построении.

— Подождите! А кто же сражался против чилийского флота на Сала-и-Гомес? И кто захватил атомный авианосец «Сантандер»?

— Формально это были воинственные туземцы, — ответил Динго.

— А фактически? — спросила она.

— Фактически — стрелковые роботы. Чего ты удивляешься? Никогда не видела? Они похожи на роботов-мусорщиков, тележка почти такая же, только вместо патрубка пылесоса на турели или пулемет, или микро-ракетный комплекс типа «luftfaust». А «Сантандер»… Ну, не знаю, кто его захватил. Может, просто инсценировка.

— На «Сантандер», вероятно, забросили маркеробот, — сказал Крис, — Это маленькая штучка, вроде пластиковой стрекозы. Она летает и приклеивает в заданных точках маркеры размером с кружочек конфетти. Это может быть радиоактивная метка, и в случае, если она высокоактивная, и наклеена на судне около датчика радиационного контроля, то срабатывает тревога, как при критической утечке из реактора.

Динго энергично почесал пальцами макушку и кивнул.

— Ага. Реальная версия, дядя Крис. По ходу, у южноамериканских моряков такая же нуклеофобия, как и у североамериканских. Они, если что, не разбираются: как это получается такая странная утечка. Просто эвакуируют судно, и allez. Приходи, кто хочешь, бери, что хочешь…

— Как все банально, — Жанна вздохнула, — А какой тут профит для семьи Хаамеа?

Бимини жизнерадостно хихикнула.

— А кто, по твоему, будет восстанавливать хозяйственные объекты на Тангата-Ману, варварски разрушенные перуанским бандформированием в 1867 году?

— Гм… — произнесла Жанна, — …Ты сказала «восстанавливать»?

— Ну… — Бимини посмотрела на потолок, — …Скажем так: восстанавливать, с учетом тактико-технических требований постиндастриала.

— Все равно, я ума не приложу, как можно получить серьезную прибыль от каменной площадки площадью пять и три четверти гектара.

— Давай покажем Жанне 3D-концепт, — предложил Динго.

— Ага! — согласилась Бимини, — Жанна, тебе интересно?

— Очень, — сказала канадка, — А еще меня интересует загадочный паучий шелк.

— Никакой он не загадочный! Мы тебе потом покажем плантацию.

* * *

На самом Тангата-Ману, как оказалось, ничего строить не планируется. На островке, размещалась банановая роща и маленький дольмен — marae в центре. Все остальные сооружения монтировались на полукольцевой платформе, радиусом двести метров, которой предстояло быть установленной на опоры и охватить островок с юга, т. е., с противоположной стороны от Рапа-Нуи.

— Эта штука весит всего три тысячи тонн, — сообщила Бимини, — Она монтируется на атолле Дюси-Питкерн и перевозится двумя «небесными сардельками», уже готовая. Расстояние меньше тысячи миль. На раз — привезем, на два — поставим!

— Самое креативное — это две пирамиды на заднем плане, — добавил Динго, — вот какой получится вид с берега Рапа-Нуи, с обзорной площадки Оронго.

Он сменил кадр на экране, и Жанна даже присвистнула от удивления. Полукольцевая платформа с многогранными домиками по цвету практически сливалась с морем, но треугольные гладкие грани пирамид были почти зеркальными. Они отбрасывали два отражения Тангата-Ману к наблюдателю, и казалось, что островок существует в трех экземплярах: реальный — внизу, в центре, и два фантомных — повыше, по бокам.

— Круто, ага? — спросила Бимини.

— Не то слово… И когда это появится на месте?

— Если все пойдет, как надо, то в апреле. Крис грамотно прикупил на Дюси-Питкерн космические отходы. Отработанные оболочки от больших ракетных ускорителей, сброшенные коробчатые фермы от воздушных стартов, все такое. Там после серии стартов в первой декаде февраля, этого добряка накопилось во! — девушка провела ладонью на уровне ноздрей, — А тут как раз пригодится. И дешево, что характерно!

— Надо будет еще купить, — задумчиво произнес Динго, — Сейчас еще серия стартов. Отходов нам хватит на дополнительный грузовой пирс с аппарелью.

— ОК, — Бимини кивнула, — Так и сделаем. А то товарный грузооборот растет…

— За счет того самого паучьего шелка? — предположила канадка.

— Ага, — Бимини снова кивнула, — Пошли, сейчас мы тебе покажем плантацию.

* * *

Почему-то Жанна была уверена, что увидит нечто вроде сада тутовых деревьев, на которых обитают гусеницы шелкопряда, плетущие коконы. Но ничего подобного. Здешняя плантация представляла собой непрерывные ряды длинных полых стволов бамбука, играющих роль катушек. Кольцевые шнуры — приводы от электродвижков медленно крутили эти стволы-катушки. Тысячи зеленых пауков непрерывно ползли против вращения, накручивая на катушки толстую блестящую нить путины.

— Фототропный инстинкт, — пояснил Динго, — Вращение тащит их в тень, а они хотят оказаться на солнце. Они же не только пауки, но и растения. У них фотосинтез.

— Тоже продукт генного дизайна? — уточнила канадка.

— Ага. Они появились на ярмарке биотехнологий в начале прошлого года, и мы сразу сообразили, как их надо правильно юзать. Между прочим, это не так просто. У этих пауков солнечные биоритмы, плюс им все время нужна минеральная вода… Вот, она подается по этим трубочкам… Короче, тут много тонкостей. Зато, на выходе каждый вечер — готовый продукт. В смысле, на каждом стволе — полста обмоток, и в каждой — двести метров шерсти. После заката поменял стволы, и с утра они снова погнали.

Жанна окинула взглядом высокий крутой склон Еиао, тянущийся вдоль моря на две с лишним мили, и почти весь покрытый стойками, на которых равномерно вращались бамбуковые стволы, через равные интервалы обмотанные серебристой нитью…

— Выглядит, как чертовски прибыльный бизнес. Это действительно так?

— В общем, да, — подтвердила Бимини, — Но хочется выйти на рынок с какими-нибудь интересными штуками из этого шелка. Не только одежда и всякое такое, это, как бы, просто. А что-нибудь совсем оригинальное. Скажи, Динго?

— Ага, — подтвердил он, — Тут есть вот какая фишка. Паучий шелк в горячем крепком уксусе превращается в клей. А паучий шелк, пропитанный паучьим клеем, это такой пластик-композит. Пока мы придумали только делать калиги из этого пластика. Ну, легионерские сандалии. Типа, где одежда, там и обувь. Но если хорошо пошевелить мозгами, то… Короче, надо использовать главный фокус: из толстой паучьей нитки простой робот может вязать практически любые формы. Дальше — клей и — вперед.

— Мы еще такое устроим… — неопределенно и мечтательно пообещала Бимини.

— А давай покажем Жанне литоральную ферму на Мотуоне? — предложил Динго.

— Ага, — Бимини кивнула, — Легко!

— Ребята! — взмолилась Жанна, — Давайте завтра! Слишком много для одного дня.

— Ага, завтра тоже легко, — согласилась Бимини, — Пошли домой. Динго приготовит вкусный ужин… Ну, Динго, любимый, тебе же не лень, правда? Мы пощелкаем TV-каналами, чтобы тебе было не скучно!

CHV, Сантьяго, Чили, 19.02.

Сегодня в 18:10 по местному времени о-ва Пасхи, группа офицеров нашей военной разведки поднялась на борт атомного авианосца «Сантандер», который был захвачен полинезийскими сепаратистами «PIRA» 13.02, когда экипаж эвакуировался из-за радиационной угрозы. Экстремисты, угрожая взрывом реактора, требовали передать острова Пасхи и Сала-и-Гомес под их управление. Сегодня, в 15:00, под давлением лидеров прогрессивной полинезийской общественности, в т. ч., Рорате Урерунги и Лимолуа Хаамеа, экстремисты покинули «Сантендер», предварительно отключив взрыватели мин и сбросив на воду штормтрап. Сейчас на борту авианосца работает специальная комиссия. По словам генерала разведки Луиса Мартинеса, повышение радиации, из-за которого экипаж был эвакуирован, не связано с утечкой из реактора. Вероятно, имела место утечка изотопа 63Ni из атомной батарейки резервного блока питания одного из приборов. Реактор в полном порядке и весь корабль — тоже.

По словам госсоветника Фелипе Галего, гражданские беспорядки на Сала-и-Гомес и инцидент с «Сантандером» являются результатом торможения модернизации как в военном флоте, так и в гражданском экономическом развитии наших тихоокеанских островных территорий. Международные переговоры, прошедшие сегодня на острове Пасхи (Рапа-Нуи), и принятые решения о свободной экономической зоне и об особом статусе суб-островной территории Тангата-Ману открыли широкие перспективы для развития этой территории и ее превращения в один из центров сотрудничества стран Тихого океана. Сеньор Галего сказал: «Полинезийский сепаратизм — это надуманная проблема. На этих островных территориях нет и не было серьезных межэтнических противоречий. У здешних полинезийцев и латиноамериканцев общие интересы: это развитие территории, ее промышленности, образования и транспорта. И мы всерьез взялись за решение этой проблемы».

Впрочем, госсоветник указал также: «Мы не собираемся отказываться от законных международных преимуществ, связанных с тем, что на островных территориях есть особый этнос — рапануйские полинезийцы, со своей особой религией, культурой и жизненной философией. Мы будем активно использовать это обстоятельство».

В свою очередь, генерал Мартинес напомнил, что в период перуанской оккупации островов Пасхи и Сала-и-Гомес (1770–1888) полинезийцы были почти поголовно обращены в рабство и подвергнуты геноциду. Генерал не исключил, что некоторые агрессивные силы в современном Перу желают реванша и возврата к колониальным временам, когда испанский вице-король из Лимы диктовал свою волю почти всей Латинской Америке. «Если мы установим, что конфликт вокруг Сала-и-Гомес был инициирован внешними силами, — подчеркнул генерал, — то эти инициаторы дорого заплатят за свои деструктивные действия».

Kea-TV, Гавайи — Оаху, 19.02.

Завершился феерический скандал вокруг захвата чилийского атомного авианосца полинезийскими радикалами — аборигенами Рапа-Нуи (Пасхи) и Моту-мо-тере-Хива (Сала-и-Гомес). Захват произошел после сражения чилийского флота с мобильным корпусом радикалов за контроль над Сала-и-Гомес. В многочасовой перестрелке с использованием тяжелой корабельной артиллерии (с одной стороны) и реактивных снарядов «hand-launch» (с другой стороны), остров Сала-и-Гомес был буквально перекопан по всей площади. Чилийские корабли получили ряд повреждений, а на авианосце «Сантандер» — ошибочно сработало оповещение об утечке из реактора, и экипаж был эвакуирован. Опустевший корабль захватили полинезийские радикалы.

Правительство Чили вынуждено было торговаться за возврат атомного авианосца, пригласив для консультаций 2-го советника генсека ООН, мэра Ханга-Роа (главного города Рапа-Нуи), и короля острова Рапатара (в меганезийском округе Тубуаи). Этот король и сформулировал условия, по которым стороны конфликта сохранили лицо. Чилийское правительство уступило туземцам островок Тангата-Ману, который стал своего рода «вольным городом» в океане. Острова Рапа-Нуи и Моту-мо-тере-Хива получили статус свободной экономической зоны, ориентированной на интеграцию с полинезийской Океанией (Новой Зеландией, Меганезией, и Папуа). Полинезийские радикалы рассчитывали на большее, но под давлением авторитета короля Рапатара, согласились на эти условия, и вернули атомный авианосец чилийскому флоту.

Теперь и правительство Чили, и радикалы, заявляют, что одержали победу в этом конфликте. Среди проигравших — чилийский адмирал Аугусто Сармиенте (который потерял влияние во флоте и вынужден был подать в отставку) и лидер сепаратистов Джеймс Увехику (он проиграл, поскольку симпатии жителей Рапа-Нуи оказались на стороне более умеренного мэра Ханга-Роа, поддержанного королем Рапатара).

Еще одно пикантное обстоятельство. Чилийские спецслужбы публично заявляют о наличии «перуанского следа» в конфликте вокруг Сала-и-Гомес. Этот неожиданный демарш многие аналитики считают подготовкой к новому обострению в отношениях между двумя соседними латиноамериканскими странами. Другие аналитики больше склоняются к тому, что эти заявления просто «перевод стрелок» — обычный прием политической риторики, когда источником проблем называют «враждебные внешние силы», чтобы не признавать собственные грубые ошибки.

Iaorana-Vision, Рапа-Нуи, 19.02.

Iaorana oe! Редко бывает так, что о каком-то дне можно сразу сказать: «он войдет в историю». Но сегодня — именно такой день. Некоторые уже придумывают названия: Например: «День Открытого Моря» или «День Надежды». Дело даже не в том, что сегодня политики приняли разумное и важное для нас решение. Дело в том, что это решение сразу стало частью нашей жизни. Именно такого решения мы ждали много десятилетий, поэтому сегодня у нас праздник.

Сейчас, после захода солнца, островок Тангата-Ману освещен, как днем. На этой каменной площадке всего около шести гектаров, собрались более тысячи человек. Праздник общий для всех островитян — и для полинезийцев, и для испано-язычных латиноамериканцев. Среди танцующей молодежи можно увидеть даже военных с авиабазы, которым сегодня повезло с увольнением.

Еще вчера можно было подумать, что мы страшно одиноки в этом великом океане, а сейчас видно, как много у нас друзей, и как мало на самом деле значат тысячи миль, отделяющие наш остров от их дома. Оказывается, множество людей из разных точек планеты хочет побывать на нашем острове, а многие наши жители с удовольствием побывали бы у них в гостях. До сегодняшнего дня у нас было единственное окно в окружающий мир — рейсовые самолеты LAN, раз-два в неделю. Сейчас на экранах ноутбуков у наших ребят размечены трассы авиарикш — с завтрашнего утра они уже пройдут через Тангата-Ману. А через неделю, говорят, откроется агентство, сдающее легкие самолеты с автопилотом в аренду. Оказывается, это не так дорого…

Говорят, культ Тангата-Ману, человека-птицы, возникший у нас много веков назад, отражал эту потребность: легко преодолевать расстояния, отделяющие нас от домов друзей или родичей. Кажется, эта мечта сбывается…

Бимини удовлетворенно потерла руки.

— Ага! Жанна, тебе когда надо быть на рифе Скотта?

— В полдень 23-го.

— Так! Есть идея: в ночь с 21-е на 22-е летим на Тангата-Ману. Наша птичка не самая быстрая, но за 5 часов доберемся. Ты ведь не была на Рапа-Нуи?

— Нет, — подтвердила канадка.

— Ага! День покатаемся по Рапа-Нуи, переночуем где-нибудь, утром успеем еще что-нибудь посмотреть, а потом прыгнем на Риф Скотта. Ну, как?

— Заманчиво, — согласилась Жанна, и с трудом поборола зевок. После раннего ужина (оказавшегося очень вкусным) ее неудержимо клонило в сон.

— Кому-то пора в кроватку, — констатировал Динго, — Завтра утром едем на Мотуоне, смотреть литоральную ферму, ты помнишь?

* * *

Почему утром Зирка попросилась в компанию экскурсантов на литоральную ферму — никто особо не задумывался. Ехать всего дюжину миль, места в глиссере достаточно. Бимини, воспользовавшись случаем, надела на польку еще один креативный шедевр, разумеется — тоже из паучьего шелка. Это было что-то вроде полузакрытого ретро-купальника, жизнерадостного ярко-салатного цвета.

Дорога заняла чуть больше четверти часа. В самом начале мимо них промелькнули скалистые берега острова Хатуту, а потом — только океан, и чуть заметная полоска впереди. По мере приближения, эта полоска распалась на разные слои и фрагменты. Белый коралловый песок. Пушистая зелень растений, и еще что-то бурое, рядом. А немного в стороне — что-то длинное блестящее и какое-то движущееся яркое пятно.

Наконец, стала видна вся диспозиция. Слева: коралловая отмель метров 300 длиной и около сорока метров шириной. На ней — растительность, похожая на деревья. Правее — совсем недавно возведенная (судя по блеску) алюминиевая платформа-многоножка на мелководной полосе рифового барьера. Огромная бурая куча водорослей. Ярко-алый экскаватор-амфибия, выгружающий очередной ковш такой же бурой массы.

Из кабины экскаватора высунулся мощный загорелый мужской торс с круглой бритой головой. На короткой крепкой шее был надет тускло-серебристый обруч… Голубые прищуренные глаза скользнули по приезжим слегка насмешливым взглядом. Потом раздался хрипловатый низкий голос.

— Привет, черный бвана! Докладываю: хороший белый негр сильно-сильно работает!

— Хоб, ты уже задолбал этой шуткой! — обиженно произнес Динго.

— А мне весело, как ты каждый раз теряешься, — сообщил тот и заухал, как смеющийся тролль в детском мультике.

— Сейчас поймаю медузу, — пригрозила Бимини, — и швырну тебе в физиономию.

— Ладно, не дуйтесь, — Хоб добродушно махнул своей внушительной лапой, — Просто я скучаю в одиночестве. Клакс на мотоботе укатил тралить на южную стену барьера, а вертихвостка Фунди уже полчаса торчит на дне и ставит опоры под восьмой сегмент платформы. Только пузырьки: буль-буль-буль. Одиночество. Тоска.

Динго вздохнул и сообщил:

— Девчонки, это Хобарт Освальд, самый вредный янки в галактике, но зато классный драйвер и механик. Хоб, это Жанна Ронеро из Канады и Зирка Новак из Польши.

— Хобарт Освальд, — повторила Жанна, — Сержант Освальд, спецотряд по борьбе с терроризмом с субмарины «Норфолк».

— Бывший сержант бывшего спецотряда, мэм. — уточнил янки, — Сейчас я каторжник, прикованный ошейником к плантации вот этих ребят. Ничего личного. Это бизнес.

— Ты правда каторжник? — недоверчиво спросила Зирка.

— Чтоб мне лопнуть, если вру. Нас тут трое каторжников. Очень удобно для покера и преферанса, а для бриджа нужен четвертый. Хорошо, что наша Фунди всегда может склеить толкового парня, который умеет не только трахаться, но и шлепать картами.

Зирка еще более недоверчиво покачала головой.

— Или я чего-то не понимаю, или ты не боишься лопнуть.

— Не веришь — спроси у этой девчонки, — посоветовал Хоб, кивнув на Жанну.

— Он действительно каторжник, — подтвердила канадка, — его по-свински подставили в сентябре прошлого года.

— Не меня одного, — уточнил он, — Всю нашу команду вместе с командиром. Эй, босс, можно мне сделать перерыв и выпить по чашке чая со свежими людьми?

— Aita pe-a, — ответил Динго, — Включи конвертер, он пока как раз сожрет твой улов.

— Я к тому и веду, — сказал Хоб, легко спрыгивая из кабины, находящейся на высоте примерно второго этажа стандартной постройки.

Бимини хлопнула ладонью по своему бедру.

— Хоб! Пожалуйста, пользуйся трапом, ОК? Есть техника безопасности.

— Ты замечательная девчонка, но зануда, — сообщил он и, пройдя до края платформы-многоножки, ткнул клавишу на выносном пульте. На платформе сразу ожила некая машина, похожая на самоходную гусеничную цистерну, и поползла к бурой куче.

— А где тут пьют чай? — поинтересовалась Жанна.

— На островке, под бананами, — сообщил Динго, разворачивая глиссер.

— Под бананами? — переспросила она.

— Ну, да. Видишь, они там растут.

* * *

На узкой 300-метровой отмели действительно росли древовидные травяные стволы высотой в два человеческих роста. Огромные листья создавали отличную тень, а на толстой циновке рядом с пол-кубовой бочкой и цилиндрическим бойлером, были в некотором беспорядке разбросаны алюминиевые кружки и прочая мелочь.

— В перспективе, — объяснял Динго, — мы надстроим платформу над большей частью барьера атолла, загрузим переработанными водорослями, и получится нормальная плантация на пятьсот гектаров. Лагуна станет почти закрытая, и в ней можно будет разводить bull-kril. Ну, это такие трансгенные креветки размером с колбасу.

— Я знаю, — Жанна кивнула.

— …Или… — продолжал он, — …можно попробовать разводить эламидные водоросли. Эламид это типа каучука. Изобретен недавно, но уже становится ходовым товаром.

— Буржуй ты, Динго, — весело буркнул Хоб, разливая чай по кружкам.

— Вот как? — возмутилась Бимини, — У твоей vahine это называется: «хозяйственный талант», а мой faakane, значит, буржуй. Ни фига себе подход!

— Моя Лорин — потомственная колорадская фермерша, — возразил он, — Ей так на роду написано. А твой парень — потомственный австралийский абориген, верно?

— И что, мне теперь можно только охотиться на кенгуру? — ехидно спросил Динго.

— Ну… — Хоб пожал плечами, — …Я просто высказал свое мнение.

Бимини сладко потянулась и сообщила.

— Лорин, vahine Хоба, вообще-то классная. Она с детьми приезжала на христианские новогодние hauoli-roa…

— Рождественские каникулы, — поправил Хоб.

— Ага… Так вот, это она придумала варить пиво из бумбэрри. Мы ей тут присмотрели хорошую ферму на Нуку-Хива, всего 60 миль отсюда. Типа, в Колорадо она бы могла сдать в аренду свою ферму, а здесь взять эту. Какой смысл 10 лет кататься туда-сюда?

— Это если освободят досрочно, — уточнил Хоб, — Мне дали 20 лет, если вы помните.

— По-любому, какой смысл кататься, — сказала Бимини, — Я не врубаюсь.

— Такой смысл, что Лорин — американка. И я американец. И дети у нас американцы. А, допустим, пожили они 10 лет на Нуку-Хива, и дети точно вырастут меганезийцами. Парню 5 лет, а девчонке вообще 2 года. Тут и к гадалке не ходи, все и так понятно.

— А вы, все-таки, подумайте, — мягко произнесла она.

— Поживем-увидим, — проворчал янки, — Я только с ноября тут сижу. Еще толком не осмотрелся. А ты сразу давишь на психику. Сразу видно, что из королевской семьи.

Динго ласково похлопал свою vahine по попе.

— Прикинь, Би, он сегодня наезжает сильнее, чем обычно. Хэй, Хоб, что случилось?

— TV я посмотрел, вот что!

— Ну, посмотрел. И что?

— И то, — буркнул Хоб, — Большая война на носу. Может, даже, третья мировая.

— А обосновать? — спросила Бимини.

— Да запросто, — сказал янки и, растопырив ладонь, приготовился загибать пальцы, отсчитывая обосновывающие аргументы…

* * *

К концу дня, на политико-аналитический диспут за чаем под бананом наслоилось множество других, гораздо более ярких впечатлений. Тем не менее, когда Жанна собралась сладко поспать в уютной гостевой мансарде, в голову внезапно полезли аргументы бывшего сержанта спецназа, а ныне — каторжника, Хобарта Освальда. Слишком четко это выстраивалось в ряд, придавая внутреннюю логику текущим событиям. Слишком похоже на адекватное объяснение смысла событий последних месяцев… Покрутившись немного на лежбище, Жанна поняла, что сходу уснуть не получится. Ну, и ничего страшного. Можно взять несколько тонких легких сигар, спуститься из мансарды во двор, и посидеть у миниатюрного искусственного озера, пуская колечки дыма в звездное небо. Кстати — довольно увлекательное занятие…

…Жанна не заметила, в какой момент рядом возникла Зирка. Сейчас юная полька завернулась в «Caribbean spindrift»: (короткую крупноячеистую пляжную накидку, связанную из толстых нитей). Материал, разумеется, опять «паучий шелк».

— Привет. Ты ждешь кого-то?

— Нет, — ответила Жанна, — Просто не спится.

— Мне тоже, — сообщила Зирка, усаживаясь рядом, — Поболтаем немного?

— Почему бы и нет. Кстати, тебе идет эта тряпочка. Новый креатив Бимини, верно?

— Да. Она сказала, что раз у меня привычка во что-то заворачиваться, то нужна такая накидка, в которой я при этом буду выглядеть… Ну…

— Эротично? — предположила канадка.

Полька кивнула, а потом пожала плечами.

— Она так и сказала. А я не уверена, что мне надо так выглядеть. Мне не хотелось бы привлекать к себе внимание… Понимаешь?

— В Меганезии, — сказала Жанна, — Ты привлечешь к себе внимание, если оденешься подчеркнуто неэротично. Здесь это не принято.

— Здесь вообще странно, — со вздохом, произнесла Зирка, — Здесь люди не понимают простых вещей, а когда я пытаюсь объяснять, то слова как будто запутываются.

— Знакомая ситуация, — ответила канадка, — Просто в Меганезии другая культура.

Зирка снова кивнула и как-то очень неуверенно спросила:

— А если я попробую объяснить тебе? Может, тогда ты мне что-то посоветуешь?

— Ну, если это важно… По крайней мере, я постараюсь дать тебе толковый совет.

— Для меня это важно, — подтвердила полька, — Тебе рассказали мою историю? Нет? Я воспитывалась в католической школе-интернате в Кракове, в 15 лет сбежала с одним парнем, а он меня продал, как кобылу. И 2 года мной пользовались. Брали в аренду.

— О, черт, — произнесла Жанна, — Я думала, что в Меганезии такое невозможно.

— А это было не в Меганезии. Сюда я попала уже потом. И я не знаю, что мне делать дальше, когда закончатся мои дела с полицией…

— У меганезийской полиции к тебе есть претензии? — спросила канадка.

— Нет, я им нужна на несколько дней, как свидетель. А потом мне надо будет как-то устраиваться в жизни. Бимини и Динго предлагают остаться здесь. Говорят, что в их бизнесе еще одна пара рабочих рук пригодится.

— По-моему, это неплохой вариант, — осторожно заметила Жанна.

— Опять стать чьей-то кобылой? — грустно спросила полька.

Жанна от удивления чуть не выронила из пальцев сигару.

— Что ты выдумываешь, Зирка! Эти ребята ни за что на свете не будут с тобой так обращаться. Черт побери! Скорее Луна превратится в кусок сыра!

— Не как с кобылой, — уточнила девушка, — А как с подобранным на улице бездомным котенком. Они замечательные люди и, честное слово, я благодарна и им, и Крису, но пойми: я не хочу быть котенком, которого кто-то выбрасывает, а кто-то подбирает.

— Да… Понимаю… — пробормотала Жанна, — …Знаешь, что: попробуй поговорить с полисменами. Ты же все равно будешь с ними общаться. Если ты решила остаться в Меганезии, то я думаю, они подскажут, где тебе проще будет найти жилье и работу.

— А здешняя полиция этим занимается? — удивилась Зирка.

— Да, насколько мне известно. Меганезия, по сути, иммигрантская страна, а полиция выполняет здесь более широкие функции, чем в Канаде, США или Австралии.

Полька задумалась на минуту, а затем кивнула.

— Спасибо. Наверное, я так и сделаю. А ты можешь дать мне еще совет?… Я не знаю теперь, как вести себя с мужчинами. Я чувствую себя как… Как коврик, об который вытирали ноги. Мне кажется, здесь к этому совсем другое отношение, чем в Европе, поэтому здесь никто не понимает, что со мной. А ты понимаешь?

— Наверное, да, — сказала Жанна, стараясь тщательно подбирать слова, — Некоторые стороны жизни стали для тебя отталкивающими, и ты стараешься их избегать.

— Я просто боюсь этих сторон, — уточнила Зирка, — Когда на меня кто-то смотрит с интересом, я начинаю чувствовать себя кобылой на ярмарке. И знаешь, что самое противное? Я не верю, что этот интерес может значить что-то другое. С чего бы мужчинам смотреть на меня иначе, если я такая и есть?

Чтобы собраться с мыслями, Жанна прикурила потухшую за разговором сигару.

— Знаешь, Зирка, я уверена, что ты ошибаешься и на счет мужчин и на счет себя. Мне кажется, что тебе надо отключиться от этого куска воспоминаний. Просто задвинь их подальше и вспомни что-то хорошее. Какого-нибудь симпатичного одноклассника, с которым ты танцевала на школьных дискотеках. Наверняка же такое было.

— Не было. Я училась в католическом интернате для девочек.

— О, черт! — произнесла канадка, — Ну, тогда, что-нибудь из кино…

— Из кино, — повторила полька, — однажды, в 7-м классе мы с девчонками нашли способ обойти фильтр, который отсекал интернет-доступ к сайтам с «adult content» и скачали эротический фильм. Сестра-надзирательница поймала нас, когда мы его смотрели. Мы получили по десять ударов розгами по заднице и по три дня строгого поста.

— О, черт! Вас там били?!

Зирка кивнула и спокойно пояснила.

— Розги это еще ничего. Больно, но терпимо. Строгий пост — это хуже. Когда ты долго стоишь голыми коленями на досках и молишься. А на третий день начинает крутить кишки от голода. Главное — научиться тупеть. Тогда легче. Тогда все происходит не с тобой, а с каким-то телом, как в законе Архимеда. Его куда-то погружают, оно что-то вытесняет, про это есть формула в учебнике, но телу это безразлично. Мне потом это здорово помогло. Знаешь, когда какой-нибудь жирный вонючий ублюдок…

— Давай, ты не будешь настраивать себя на негатив, — перебила Жанна, — Вспомни что-нибудь хорошее. Что-то же точно было!

— Было, — согласилась Зирка, — В 8-м классе мы попробовали с одной девчонкой… Ну, сделать, как в том кино… Если бы сестра-надзирательница нас поймала, то нас бы затиранили. В общем, тогда я и решила, что сбегу. И подвернулся этот парень…

— Подвернулся? — переспросила канадка.

Возникла длинная пауза. Потом Зирка качнула головой.

— Наверное, он не просто так подвернулся. Ходили всякие слухи, что ректор нашего интерната кое с кем связан, и… Как я раньше не догадалась? Хотя, что это меняет? Получилось то, что получилось… Жанна, ты веришь в предопределенность?

— Отчасти. Иногда бывают удивительные совпадения, но редко. А, как правило, все зависит от самих людей.

— А бог? — спросила полька.

Жанна пожала плечами.

— Я агностик, и не вижу каких-либо серьезных оснований верить в бога.

— Не видишь… — повторила Зирка, — А я уверена, что бог, все-таки, есть. Но совсем не такой, про которого обычно говорят. Он другой. На него можно надеяться.

— Не буду спорить, — Жанна улыбнулась, — Когда есть надежда, это хорошо.

— На острове Санта-Фе, в Эквадоре… — Зирка тоже улыбнулась, — …Меня бросили после одной истории. Мне было не на кого больше надеяться. Я ложилась со всякими уродами просто за еду и за место на тюфяке под крышей. Прошел один месяц. Потом второй. А потом этот гнилой поселок на Санта-Фе в одну ночь прихлопнули морские рейнджеры: папуасы и меганезийцы. Мне показалось, что начался апокалипсис. Эти уроды, которые только час назад считали себя там хозяевами, метались, как крысы. А я смотрела, как снаряды разрывают их в клочья, и смеялась. Мне было легко и весело!

— Тебя могли случайно убить, — заметила канадка.

— Могли, ну и что? Мне было не страшно. А потом… Не помню. Кажется, я впала в ступор. Потом рейнджеры долго думали, что со мной делать, и вот, я здесь. Скажи, Жанна, а в апокалипсис ты тоже не веришь?

— Не верю.

— А в то, что утром говорил Хоб про третью мировую войну?

— Пожалуй, тоже не верю. Он излагал все очень логично и последовательно, но мне кажется, у людей хватит ума не доводить дело до такого идиотского финала. Третья мировая война легко могла начаться еще в прошлом веке из-за Кубы, потом — из-за Афганистана, потом — из-за космических противоракет. И уже в нашем веке — из-за «теракта миллениума» в Нью-Йорке, из-за Великой Колумбии, и из-за Меганезии. Каждый из этих кризисов как-то гасился. А ведь были логичные сценарии военной эскалации. Не менее логичные, чем сценарий «Великой войны за передел Южного Полушария», который так убедительно получился у Хоба.

Зирка недоверчиво вздохнула.

— Ты правда веришь в разум тех, кто всем этим управляет?

— Нет, пожалуй, не в разум, — ответила Жанна, — Пожалуй, я верю в их трусость. Даже желая начать большую атомную войну, они в последний момент, или даже раньше, струсят и все отменят. Те люди, которых в прессе называют крупными политиками, в действительности — просто мелкие, жадные, трусливые пакостники, дорвавшиеся до власти. Они корчат из себя Наполеонов, но думают только о собственной заднице.

— Почему-то сейчас я верю тебе больше, чем Хобу, — сказала полька.

Канадка пожала плечами и улыбнулась.

— Наверное, мой единственный аргумент надежнее суммы всех его аргументов.

— Наверное, так. Знаешь, Жанна, мне очень хочется получить какой-то такой совет, который я бы потом могла вспоминать каждый раз, когда мне станет трудно. Мне кажется, что у тебя он есть. Давай, ты его скажешь? Завтра утром я уже улетаю, и неизвестно, увидимся ли мы когда-нибудь.

— Совет? — переспросила Жанна.

— Да. Совет. Такой же простой и надежный, как тот твой аргумент.

— Тогда вот что… Ты говорила, что тебе было не страшно под артобстрелом. А твоя главная проблема сейчас в том, что ты боишься гораздо менее опасных вещей, чем попадание снаряда. Переступи через этот страх. Каждый раз переступай через него и смейся. Мне кажется, это тот способ решения проблем, который тебе подходит.

— Спасибо, — серьезно сказала Зирка, поднялась на ноги и плотнее закуталась в свою «карибскую» накидку.

— И еще одно, — сказала Жанна, — Если ты собираешься остаться в Меганезии…

— Собираюсь. Какой мне смысл еще куда-то ехать?

— …Тогда попробуй забыть этот жест, — канадка изобразила, что запахивает на себе несуществующий плащ, — Не прячься. Ты красивая девушка, и парни иногда будут отпускать тебе примитивные комплементы на улице. Здесь в этом не видят ничего неприличного или обидного. Наоборот, это форма общественного признания.

— За такими комплиментами часто следуют действия, — невесело заметила полька.

Жанна отрицательно покачала головой.

— Не в Меганезии. На тусовке в баре возможен еще легкий шлепок по попе, но это максимум допустимого по обычаям канаков. Приезжие из стран, где принято грубо обращаться с женщинами, не рискуют делать что-либо подобное в Меганезии.

— Потому, что полиция? — спросила Зирка.

— В лучшем случае — полиция, в худшем — линчуют на месте. Так что, чувствуй себя спокойно и уверенно. А лучше всего — прибейся на несколько дней к какой-нибудь компании студентов, и очень быстро освоишь местные обычаи на практике.

— Жанна…

— Да?

— Еще раз, спасибо. Я тебе напишу по E-mail, когда устроюсь, хорошо?

— Конечно, пиши!

…Зирка тряхнула головой, развернулась, и быстрыми шагами направилась к дому. Канадка проводила ее взглядом и подумала, что теперь, после этого странного и сумбурного разговора заснуть будет еще сложнее…

31

Дата/Время: 21.02.24 года Хартии

Акватория Питкерн. Яхта «Lone Star»

С первого дня круиза, на яхте «Lone Star» сложился ритуал вечернего прощания с Солнцем. Все шестеро пассажиров устраивались в легких шезлонгах на просторной носовой площадке, и смотрели, как постепенно тускнеющий огненный шар тонет в бескрайнем океане. Когда последний его краешек исчезал, сумерки стремительно превращались в ночную тьму, а в бархатно-черном небе вспыхивали яркие звезды. Следующие полчаса порождали разговор либо о космосе, либо о религии, либо о футурологии. Этот разговор развивался за ужином, а при возникновении особенно удачной темы — продолжался иногда до полуночи, в баре с мини-боулингом.

Сегодня удачная тема всплыла из обмена репликами между девушками «Y-ata». Ниу нашла на небе созвездие Тукана, и поинтересовалась:

— Которая звезда в Тукане — эпсилон?

— Меньшая из тех трех, которые в кучку, — ответила Хики, — А что?

— Да так, — сказала Ниу, — Просто я не догоняю, почему ее так часто рисуют.

— В смысле, какую-то планету из ее системы? — уточнила Хики, и после короткого утвердительного кивка Ниу, добавила, — Это, как бы, миф. Один фантаст в середине прошлого века написал про какую-то эпсилон-туканскую планету что-то эстетично — эротичное, и этот имидж прижился. Как с нашей Тау Кита.

Ниу возмущенно фыркнула:

— Ну, ты сравнила! Тау Кита реальная штука! Во-первых, она близко, и есть проект экспедиции. Во-вторых, там точно есть планеты, и много…

— Хэй, Ниу, ты этот проект видела?

— Слушай, Хики, если ты намекаешь, что у автора проекта протек чердак…

— …Чего тут намекать, если у него креза во весь мозг?

— … По-твоему, это доказательство, что проект — отстой!?

— …Я еще раз спрашиваю: ты проект видела?

— А ты?

— Я тоже не видела, — нехотя призналась Хики.

— Ага! — торжествующе воскликнула Ниу, — Вот, давай посмотрим, e-oe?

— ОК, давай посмотрим.

— Хики, о каком проекте речь? — вмешался Чатур Раджхош.

— Это, — сказала она, — Слегка крезовая тема. Еще до Алюминиевой Революции, один эквадорец, Хуан Ларосо, приехал на Элаусестере строить звездолет…

— Выращивать экипаж, — поправила Ниу.

— ОК. Выращивать экипаж, а потом строить звездолет для экспедиции к Тау-Кита.

— Док Джерри Винсмарт что-то рассказывал мне об этом, — заметил Лайон Кортвуд.

— Док Джерри это круто! — объявила Ниу.

— Джерри Винсмарт, наш партнер, интересуется звездолетами? — с чрезвычайным удивлением переспросил Ишвар Аванти.

— Иногда мне кажется, — сказал Лайон, — что Джерри интересуется всем на свете.

— Что вообще характерно для выдающихся ученых, — добавила Джой Кортвуд.

Аванти покачал головой.

— Да, Джой, конечно. Но звездолет — это как-то… Фантастично…

— Новая техника всегда вырастает из фантастики, — произнес Раджхош, — Потому что, больше ей вырастать неоткуда. Однажды мне попала в руки книга о фантастических изобретениях Леонардо да Винчи в конце XV века. Субмарина, самолет, дельтаплан, геликоптер, орнитоптер. Даже робот… Я был поражен.

— Меня это тоже удивило, — ответил Лайон, — Хотя, есть мнение, что чертежи машин Леонардо это фальсификат второй половины XIX века. В комментариях к той книге, которую я читал, пишут, что эти чертежи впервые упоминаются только в 1880 году.

— А я читала наоборот, — заметила Хики, — что это плагиат Леонардо с чертежей то ли Архимеда, то ли кого-то еще из античной Эллады на море Медитерриа.

— По-моему, Хики, — заметила Джой, — это спекуляция на шарме тайн древности.

— Все может быть, — согласился Раджхош, — Однако описание виманы, летательного аппарата, аналогичного современным флаерам с несущим фюзеляжем, приведены в нашем эпосе, в Махабхарате. Я, конечно, не разделяю мнения энтузиастов, которые считают, что в Махабхарате описаны уже существовавшие машины. Я думаю, это описание фантазии, но фантазии достаточно детальной. В наше время ее назвали бы эскизом-скетчем, или технической концепт-идеей.

— А что у этой виманы с движком? — поинтересовалась Ниу.

— Судя по описанию, ртутная турбина с передачей на винто-вентилятор в кольцевом оптимизаторе потока в центре фюзеляжа, — ответил тот, — Аппараты по такой схеме строили и испытывали в Германии в 1944, и в Штатах, после войны, по трофейной германской документации. Турбина применялась обычная, газовая. Фирма «Avro» получила значительные средства из военного бюджета США, но машина «606-A» оказалась неудачной, хотя и прошла первичные летные тесты. Проект закрыли.

Лайон Кортвуд развел руками.

— Вы, Чатур, поражаете меня гораздо больше, чем Леонардо.

— Чем же? — спросил Раджхош.

— Тем, — пояснил американец, — что вы успеваете следить одновременно и за далеким прошлым военной мобильной техники, и за ее перспективным настоящим и, как мне кажется, даже за ее будущим. Я имею в виду ваш интерес к космическим аппаратам. Знаете, для действующего топ-менеджера крупной военной компании, это большая редкость. В США в нашем веке так работал Барт Рутан, но его фирма «Aircraft/Scales Composites» была раз в триста меньше, чем ваша «Bharati Naval Group».

Раджхош вздохнул и грустно улыбнулся.

— Видите ли, Лайон, эта работа почти сорок лет является моей жизнью… Иногда я задумываюсь: а правильно ли это? За все приходится платить…

— Чатур, извини, что перебиваю, — вмешалась Хики, — А кто-нибудь пробовал строить флайки по скетчам Леонардо? Это ведь существенно, ага?

— Пробовали, — ответил он, — И самая интересная история произошла с действующей моделью геликоптера. Чтобы объяснить суть этой истории, мне нужен лист бумаги, поэтому, если никто не против, мы бы могли пойти в кают-компанию. Тем более, я полагаю, что кэп Лаврентис уже переживает по поводу времени нашего ужина…

* * *

Когда в январе Ишвар Аванти предложил этот круиз, Лайон Кортвуд согласился без всякого удовольствия. Лайон с Джой планировали после авиационного фестиваля в Акапулько лететь на Гваделупу, где открылся интересный, судя по отзывам, центр парусного спорта и отдыха «Вега» молодой креативной компании «Equa-Tour» — но вмешались обстоятельства, которые с равным основанием можно было отнести и к деловым, и к личным. Незадолго до Нового года в возрасте немногим более 50 лет скончалась жена Чатура Раджхоша, директора по развитию «Bharati Naval Group» (Мумбаи), троюродного дяди Ишвара Аванти, президента компании «Rinbax» (Дели), делового партнера и почти друга Лайона Кортвуда. По североамериканским меркам семейные беды троюродного дяди, это по уровню значимости что-то вроде экологии амазонской сельвы. Печально, но не настолько, чтобы принимать в этом деятельное личное участие. Иное дело — в Индии. Ныне покойный отец Чатура (и двоюродный дедушка Ишвара), Пури Раджхош, четверть века назад помог мужу младшей сестры Ишвара выбраться из очень неприятной финансовой истории, а это обязывало…

Итак, Чатур потерял любимую жену, с которой прожил более тридцати лет. Нельзя сказать, что их совместная жизнь протекала совершенно безоблачно. Очень частые служебные разъезды Чатура и деловые переговоры, поглощавшие львиную долю его времени, не лучшим образом влияли на отношения. Но все то время, которое у него оставалось, он посвящал жене и четверым детям. Он изобретал необычные домашние праздники, он тщательно выбирал маршруты для отпуска и всегда ухитрялся дарить желанные подарки… Дети росли, и в прошлом году последний, младший, обзавелся собственной семьей. В декабре Чатур уже спланировал рабочий график так, чтобы полететь с женой на февральский карнавал в Рио-де-Жанейро, и вдруг…

Потом все только выражали соболезнования и бездеятельно наблюдали, как Чатур Раджхош теряет интерес к жизни. Все кроме двоих: 47-летнего Ишвара Аванти и 40-летней Ратри Дэвадра, эксперта сектора медико-биологического контроля состояния экипажей экспериментальной техники «Bharati Naval Group». Для активности в деле спасения Чатура, Ишвар имел причины семейного характера, а Ратри… У нее были особые причины, о которых она не распространялась. План, который изобрели эти неординарные (каждый в своем деле) люди, казалось, не имел никаких шансов быть реализованным. Кортвуд прямо заявил Ишвару Аванти: «Я не знаком с мистером Раджхошем, но из всего, что вы говорите, следует, что он никогда не согласится на подобный познавательно-эротический круиз». На что Аванти ответил: «Лайон, это психология. Если согласитесь вы, то Чатур тоже согласится».

Кортвуд сказал, что согласится, только если жена позитивно воспримет такое резкое изменение программы отпуска. Джой не любила VIP-технологии отдыха, к которым относятся, в частности, круизы на океанских яхтах, но… Выслушав предложение, она кивнула: «А знаешь, Лайон, мне кажется, это очень неплохая идея! Мне всегда было любопытно: что люди находят в этих длинных океанских круизах? Кроме того, как я помню, ты все равно собирался когда-нибудь показать мне Меганезию».

В результате, в назначенный день, в яхт-харборе Палмэйра (остров Сал, Кабо-Верде) встретились семь человек. Лайон и Джой Кортвуд, Ишвар Аванти, Чатур Раджхош, Андреас Лаврентис (Капитан яхты «Lone Star» компании «Emerald-Voyage»), и две молодые меганезийки из округа Йап-Каролины, прилетевшие как «i-net-Y-ata» (т. е. девушки по интернет-знакомству на предмет секса за деньги). Такие знакомства в Меганезии — штука вполне обычная, а вот вариант с перелетом в другие акватории, наоборот, является редкостью. Меганезийки из базового школьного курса знают о дефектном отношении к сексу вообще (и в частности, к сексу за деньги) в странах, управляемых оффи, поэтому принимают подобные приглашения лишь от людей, имеющих предельно позитивную репутацию в Меганезии. Кортвуд и Аванти имели соответствующую репутацию, а Чатур Раджхош был фигурой, хорошо известной в Меганезии («Bharati Naval Group» активно сотрудничала с рядом партнерств Вест-Кирибати и региона Палау — Папуа). В общем, как без церемоний выразилась Ниу, девушка Аванти, недавняя выпускница колледжа локальной телекоммуникации и энергетики: «Aita kanaka ra, o-mea kane-kane te au» (Не канаки, но по-любому свои дядьки). Хики, девушка Радшхоша, младший техник муниципальной контрольно-спасательной службы, повела себя деловито с первой минуты: «Чатур, я заранее извиняюсь за педантичность, но давление и пульс будем измерять трижды в сутки».

И все покатилось гладко, как на подшипниках — вероятно, потому, что меганезийки относились к своей роли (непристойной с позиции «западной» морали), как к вполне естественному и нормальному занятию. Для Аванти это не было сюрпризом — в ходе своих деловых поездок в Меганезию, он уже имел дело с «Y-ata». Раджхош привык к своей «компаньонке» неожиданно-быстро, и только в шутку жаловался: «Хики меня тиранит этим дурацким биомедицинским анализатором, это какое-то извращение!..».

Через декаду «Lone Star» переместилась через Магелланов пролив в Тихий океан, и повернула к северо-западу. Раджхош как-то незаметно оттаял и превратился в очень общительного и остроумного дядьку. Иногда на него наваливалась тоска — но эти приступы депрессии были все реже. Еще полдекады, и «Lone Star» вышла в теплые широты. Джой Кортвуд переняла у меганезиек моду «lavalava lanton-style» (одежду, состоящую только из яркого платочка, сложенного треугольником и завязанного на узелок над правым бедром) — а Лайон обнаружил, что его жене это здорово идет…

Неудобно чувствовал себя лишь кэп Андреас Лаврентис. Он психологически не мог признать за «девушками по вызову» тот же статус, что и за VIP-пассажирами. В его представлении, это было так же нелепо, как говорить кошке «sorry, madam», но ему приходилось делать это самому и требовать того же самого от экипажа яхты.

2 дня «Lone Star» дрейфовала у Рапа-Нуи, а затем двинулась на запад, и к вечеру 21 февраля, около 8 вечера пересекла границу акватории Меганезии в округе Питкерн.

* * *

Пассажиры уже завершили ужин, и Чатур Раджхош, вооружившись тюбиком клея и маникюрными ножницами Джой, продолжил свой рассказ о геликоптере Леонардо, параллельно делая нечто из кружка бумаги, пары спичек и соломинки для коктейля.

— Я напомню: Хики озвучила мнение, что машины Леонардо — это плагиат с машин Архимеда. Так или иначе, воздушный винт, изображенный Леонардо в его эскизе геликоптера, это копия Архимедова винта, или шнека. Архимед придумал шнек, как наклонный транспортер для подъема воды из мелких бассейнов. Была ли у него идея использовать этот винт, как воздушный, мы не знаем, однако, мы можем проверить, жизнеспособна ли эта идея. У меня в руках мини-модель геликоптера Леонардо…

— И эта модель полетит? — недоверчиво спросила Джой.

Радхош энергично крутанул в ладонях соломинку. Бумажный геликоптер взлетел к потолку кают-компании и, продолжая вращаться, медленно спланировал на пол.

— Как видите, оно работает. Вопрос: этот ротор-улитка лучше или хуже, чем роторы современных геликоптеров, которые состоят из двух или более узких полос, как бы вырезанных из архимедова винта — геликоида?

— Хуже, — уверенно ответила Ниу, — Поток отбрасываемого вниз воздуха меньше, чем когда обычный винт. Воздух захватывается всего одной кромкой. Типа, одна рабочая лопасть. А подъемная сила получается сбоку от центра тяжести машины, и все будет раскачиваться, как мы сейчас и видели.

— Бедный, бедный Леонардо, — произнес Раджхош, — неужели все так плохо?

— Мне кажется, — заметил Кортвуд, — что у вертолета Леонардо винт был не такой.

— Вы наблюдательны, Лайон, — с улыбкой согласился тот, — винт, или шнек, на эскизе Леонардо имеет два витка, а у меня чуть меньше одного, поскольку так было проще сделать модель. Один поперечный разрез в бумажном кольце, и готово.

— Чатур, — с подозрением в голосе произнесла Хики, — по-моему, это не единственная причина, почему ты так сделал. Тут какой-то трюк, ага?

— Конечно! — Раджхош кивнул, — Я ведь очень хитрый, это всем известно.

Хики в задумчивости потерла уши и продолжила.

— По ходу, трюк в том, что этот винт можно сжать, и получится дисковое крыло. Или дисковое крыло с прорезью можно растянуть, и снова получится винт. Так, нет?

— В первом приближении, так, — согласился он, — Тебе осталось только учесть важное замечание Ниу на счет симметрии подъемной силы…

— Для симметрии, — перебила Ниу, — Надо делать два разреза и два полукольца шнека.

Он широко улыбнулся и утвердительно кивнул.

— Совершенно верно! Приблизительно так устроен легкомоторный автожир «Paja», разработка Гренландской авиатехнической ассоциации. Он был показан в августе прошлого года на Неандертальском фестивале в Акурери, Исландия. Механически-простое преобразование винтовой несущей плоскости в дисковое крыло, делает этот аппарат очень технологичным. В этом смысле он явно превосходит меганезийские виропланы, в которых 4-лопастной винт преобразуется в X-образное крыло.

— Как бы, не обидно, — сказала Ниу, — Виропланы у нас придумали почти четверть века назад, еще при Конвенте. Ясно, что появляется что-то новое. И не обязательно у нас.

Хики щелкнула пальцами, привлекая к себе внимание, и сообщила.

— Кстати, Paja переводится с эскимосского на индийский, как Rakshi.

— Дьяволица? — удивился Кортвуд.

— В мифологии индуизма, — заметил Аванти, — демоны, или дьяволы, особенно те, что женского пола, это совсем не такие существа, как в христианской мифологии.

— По ходу, эскимосская мифология ближе к индийской, — добавила Хики, — есть ли в христианских мифах что-нибудь среднее между дьяволицей и девушкой-оборотнем?

— 9-хвостая лиса? — предположила Джой, — Правда, она не христианская, а даосская.

— Ну, типа того… — Хики неопределенно покрутила пальцами в воздухе.

— Откуда ты знаешь эскимосскую мифологию? — поинтересовался Раджхош.

— А я в прошлом году стажировалась месяц в трансполярной поисково-спасательной службе. В нашей Антарктике, а потом в Северной Гренландии. В Антарктике была сплошная ночь, а в Гренландии — сплошной день. Прикольно, но холодно, joder…

— Joder! — эхом отозвалась Ниу, повернувшись к двери кают-компании.

— What’s fuck? — произнес Кортвуд, тоже поворачиваясь.

…Молодой латино-креол в сине-зеленой пятнистой униформе меганезийской морской патрульной службы, козырнул левой ладонью (правая осталась на рукоятке пистолет-пулемета).

— Aloha foa! Извините за беспокойство. Проводится операция по задержанию банды работорговцев… Freeze here, dolt, or I’ll shoot you.

Официант Ставракис, к которому была обращена последняя реплика, замер, будто действительно замерз. Его рука, протянутая к двери подсобки, застыла в воздухе.

— Какого хрена ты пугаешь людей, бро? — совершенно спокойно произнесла Хики, поднимаясь из-за стола, — Какие тут, в жопу, работорговцы?… Ставракис, прекрати дрожать и сядь за стол… Не бойся, из-за этого в тебя не выстрелят.

— Бро, представься по форме, ОК? — добавила Ниу, обращаясь к патрульному.

— Капрал Урбан Паллади, опорный пункт Хендерсон-Питкерн.

— Ага. А я — Ниу Гакнак с Йапа. Ну, Урбан, и где ты тут нашел работорговцев?

— Прикинь, гло, — сказал Паллади, — наш свидетель уже опознал кэпа Лаврентиса и старпома Хадзидаки. По ходу, и этот Ставракис не просто так дергается… Леди и джентльмены. Еще раз пардон за беспокойство. Проводится полицейская операция. Никаких проблем. Мы продолжаем вести яхту по программе вашего круиза.

— Что, уже и рулевого сменили? — поинтересовалась Хики.

Капрал Паллади кивнул.

— Это в первую очередь. Так по инструкции.

— А откуда вы взялись на борту? — спросил Кортвуд.

— Так с дирижабля. Если интересно, потом выйдем на палубу, я вам его покажу. Вы можете даже сделать фото на память на его фоне.

— Я не понял, что вы сказали о работорговцах, капрал, — вмешался Раджхош.

— И мы хотели бы убедиться, что с экипажем обращаются по-человечески, — добавил Аванти, — Вы так жестко ведете себя с арестованными, капрал Паллади…

— Если вы про этого субъекта, — капрал показал стволом своего пистолет-пулемета на дрожащего, Ставракиса, — То я его и пальцем не тронул. По вопросу о работорговле, докладываю: Свидетель Зирка Новак опознала капитана и старпома, как участников работорговых операций, происходивших на этом судне.

— Мое право контроля, — произнесла Ниу.

— Тебе составить компанию? — спросила Хики.

— Нет, я сама разберусь. А кому-то из нас надо остаться тут… Капрал, куда идти?

— Тебя проводят, гло, — ответил Паллади и, не оборачиваясь, крикнул — Алло, Джезо, проводи гражданского контролера к лейтенанту, и возвращайся на пост.

— Ясно, Урбан, — донеслось из-за двери кают-компании.

* * *

…Лейтенант Фабризи Тентели, итало-креолка, как и капрал, и как рядовой Джезо, расположилась за столиком в капитанской рубке. Перед ней стоял ноутбук, на диск которого, судя по мигающему на экране значку микрофона, шла оперативная запись. Напротив нее сидели белые, как мел, кэп Лаврентис и старпом Хадзидаки. Слева от лейтенанта устроилась очень юная светлокожая и рыжеволосая девушка, одетая в крупноячеистую «карибскую» пляжную накидку цвета морской волны…

Фабризи была всего года на три старше Ниу. В общем — почти ровесница, поэтому разговор сразу получился простой и непринужденный.

— Aloha! — сказала лейтенант, хлопнув своей ладонью по ладони йапианки, — Как бы, будешь граждански контролировать, ага?

— Типа того, — подтвердила Ниу, — Ты это… Объясни: что за фигня?

— Легко! Вот эта девушка, Зирка Новак, она из Польши.

Ниу кивнула в знак понимания.

— Я была в Польше. Это на западном берегу атолла Киритимати — Ист-Кирибати.

— Нет, — лейтенант махнула рукой, — Зирка из той Польши, которая в Европе. Там, на южном берегу балтийского пролива, напротив Скандинавского полуострова.

— У вас тоже есть Польша? — удивленно спросила Зирка.

— Ага, — подтвердила Ниу, — Симпатичный городок, человек пятьсот. Там с восточной стороны, в клине лагуны, классный хант-дайвинг. Это чуть больше двух с половиной тысячи миль на северо-запад отсюда. Можно долететь аэро-стопом. Рекомендую.

— Давайте уже к делу, — вмешалась Фабризи, — Короче: владельцы «Lone Star» купили Зирку на рынке рабов в Марокко у европейских киднэпперов, и принуждали к секс-обслуживанию вот этих субъектов во время VIP-круизов.

Лейтенант ткнула пальцем в список на экране ноутбука. Там были и полные имена с фамилиями и адресами, и просто имена с пробелами на месте фамилий и координат. Радом с некоторыми именами были указаны только косвенные данные: этническая принадлежность, используемый язык и особые приметы.

— Упс… — протянула Ниу, — Зирка, а что ты не смылась на стоянках?

— На стоянках, — ответила полька, — Я сидела в чулане со швабрами, и цепь на ноге.

— Joder… По ходу, весь экипаж знал, так?

— Да. На яхте слепые не работали.

— Ситуация… — задумчиво сказала йапианка, — Значит, я так мыслю, что экипаж, по большей части, в расход, а яхту — под конфискацию, верно?

— Это как суд решит, — дисциплинированно уточнила Фабризи Тентели.

Ниу вздохнула и почесала в затылке.

— Херово… Перед индусами и янки неудобно, прикинь?

— Да, некрасиво получается, — согласилась лейтенант, — Будем что-то придумывать.

— Что значит «в расход»? — прошептал старпом Хадзидаки.

— Обыкновенно, — буркнула Ниу, — Пулю в лоб и мясо в море… Хэй, Фабризи, есть классная тема! Суду же по фиг, где выставить конфискованную яхту на аукцион.

— Хэх… Типа, да, но обычно выставляют по месту офиса локального суда. Значит, получается, в Адамстаун-Питкерн.

— Так это обычно, а не обязательно! Почему не выставить на Марианских островах? Между прочим, там рядом Китай, Япония и Тайбэй, а американский Гуам вообще посредине! На Марианах можно сдать эту яхту раза в два дороже, чем в Адамстаун-Питкерне, где в окрестностях вообще не наблюдается покупателей на такие штуки.

Фабризи Тентели тоже почесала в затылке и кивнула.

— По ходу, аргумент. Я поговорю с дежурным судьей. Может, и получится.

— А когда суд? — спросила Ниу.

— По Хартии выходит, что послезавтра до полудня. В расход выводит только полная коллегия, а на ее сбор даются сутки. Значит, к послезавтрашнему утру мы дойдем до Адамстоун-Питкерна, и встанем на рейд. Ну, а дальше понятно.

— Подождите! Послушайте! — отчаянно воскликнул Лаврентис, осознавший, что счет остатка его жизни пошел, что называется, на часы, — Все было совсем не так!

— А как? — хмуро спросила лейтенант.

— Я объясню! Леди офицер! Эта девчонка, она проститутка, с ними везде делают так, чтобы не случилось проблем. Если их отпускать на берег, то они точно что-нибудь украдут, наглотаются наркотиков, или напьются дешевого алкоголя до полусмерти. Откуда мы знали, что она не только проститутка, а еще и чья-то там рабыня?

Возникла пауза. Две молодые меганезийки смотрели на капитана Лаврентиса, как на крайне странный, но очень негигиеничный предмет. Зирка бросила на них короткий любопытный взгляд, и повернулась к капитану и старпому. На ее лице теперь сияла радостная улыбка — как у маленькой девочки, поймавшей на аттракционе-хваталке огромную мягкую пушистую игрушку.

Ниу покачала головой и произнесла.

— Надо вас, говнюков, сбросить под гребные винты прямо сейчас.

— Запрещено регламентом, — лаконично предупредила лейтенант.

— Это понятно, — согласилась йапианка, поднимаясь из-за стола, — Вопросов к полиции больше не имею. Фабризи, Зирка, заходите потом в кают-компанию, какао там самый обыкновенный, зато кофе классный. Типа, все равно будет второй ужин.

Лейтенант кивнула головой и положила на край стола бланк и авторучку.

— Закончим с этими кексами и зайдем. Ты распишись тут, что гражданский контроль проведен, и что нарушений не обнаружено. И дату — время.

— Угу, — пробурчала Ниу и, черкнув пару строчек, размашисто расписалась.

— Нальешь кофе моим парням, ОК? — спросила Фабризи.

— Aita pe-a, — ответила йапианка, и вышла из капитанской каюты.

— О, боже… — прошептал старпом Хадзидаки, — …Леди офицер, что вы делаете?

— Что — что. Оформляю на вас бумаги в суд.

— Я ценный свидетель, — еще тише прошептал он.

— Свидетель чего? — равнодушно спросила она.

— Я бы хотел поговорить об этом с глазу на глаз, леди офицер…

— У меня нет времени на такую херню, — отрезала лейтенант, — или выкладывайте, что знаете, или заткнитесь и не мешайте мне работать.

Хадзидаки часто и напряженно задышал, а потом, как будто преодолевая невидимое препятствие, хрипло произнес.

— У меня есть вся база VIP-клиентов. Тех, которые заказывают рабынь… И рабов… Многие заказывают несовершеннолетних… Почти детей…

— Что еще? — спросила она, без особого интереса.

— Это очень серьезно! Это компромат! — воскликнул старпом.

Фабризи Тентели оторвалась от ноутбука и посмотрела на него с нескрываемым отвращением.

— Это полная херня. В кланах оффи огромная доля сексуальных маньяков. Это всем известно. Кто и как именно там маньячит, полицию Конфедерации не интересует.

— …Но это не все! — в отчаянии крикнул Хадзидаки, — Еще я знаю человека, который владеет самой полной базой поставщиков! Кто добывает рабов для секса, куда и как перевозит, где передает, как происходят денежные расчеты…

— Понятно, — перебила она, — Значит, так Хадзидаки. Садитесь за стол, берите бумагу, ручку, и пишите все, что вам известно… Сержант Брисс! Зайди сюда.

В рубке возник квадратный парень-melano.

— Чего надо?

— Забери Лаврентиса, он больше не нужен. А для этого субъекта… — она показала на Хадзидаки, — …вызови INDEMI. Да-да. У нас тут становится весело, прикинь? Потом проводи Зирку в кают-компанию. А потом зайди ко мне, разберемся, что дальше.

— Я бы хотел гарантий, — тихо произнес старпом.

— Гарантии? — переспросила она, — Забудьте это слово, Хадзидаки. Теперь с вами будут работать ребята, которые засунут вас в мясорубку, начиная с пальцев ног, если вы им дадите хоть малейший повод думать, будто вы что-то пытаетесь скрыть. Такие дела.

32

Дата/Время: 21–22.02.24 года Хартии. Рассвет — полдень.

Место: Атолл Мангарева. Опорный пункт INDEMI

Большой Мангарева находится на пересечении Южного Тропика и 130-го меридиана Западной долготы. Это ромбический атолл 13 миль в поперечнике с неправдоподобно красивой мелководной лагуной, внутри которой расположен целый архипелаг мелких островков с общей площадью суши более полутора тысяч гектаров. До Алюминиевой революции здесь жило менее тысячи человек, а после — население удвоилось за счет быстрого постиндустриального развития этого дальнего угла бывшей Французской Полинезии. Точкой экономического роста тут стало предприятие «Non-Emission Hull Metallurgy» (корпусная металлургия без выбросов) — NEHE-fabric. На утафоа «nehe» означает: «чистый», «симпатичный». Очень удачное имя для фирмы с экологически-чистым производством. NEHE-fabric добывала магний из океана (в литре обычной океанской воды содержится 4 грамма магния), и штамповала авиационные корпуса.

Самолеты из легких магниевых сплавов (в полтора раза легче алюминия) пытались строить с 30-х годов XX века, но коррозионная нестойкость сильно ограничивала применение этих материалов. Но менее, чем через сто лет, аморфная металлургия (технологии стеклообразного металла) отчасти решила проблему. По крайней мере, живучесть корпуса стала достаточной для легких, очень дешевых флаек с коротким сроком эксплуатации. Бизнес завертелся. К 5-му году Хартии, модель «Sky-Manga» приобрела популярность, и за этой ширмой отлично поместилось нечто иное…

Какой-то остряк, впоследствии, переиначил расшифровку названия NEHE вот как: «Nuclear Energy — Hydrogen Explosions» (Ядерная энергия — водородные взрывы). В действительности, основной деятельностью предприятия была разработка цикла термоядерной технологии — от получения дейтрида лития-6 из океанской воды и до систем лазерного зажигания термоядерного синтеза (по краденой документации, с участием переманенных перспективных специалистов). После крайне жесткой демонстрации меганезийской 24-мегатонной L-бомбы в 12-м году Хартии, завеса секретности потеряла смысл. Теперь NEHE-fabric открыто занималась обоими направлениями: металлургическим и термоядерным. От старых времен осталось производство неуклюжих по современным меркам флаек «Sky-Manga», а также — прекрасно организованный форт — опорный пункт INDEMI на островке Агакау.

Именно в форт Агакау и угодил старпом яхты «Lone Star» Анастас Хидзидаки, доставленный двоими неласковыми и неразговорчивыми парнями на вироплане непосредственно с борта яхты. Вопросы к конвоирам натыкались на абсолютное равнодушие: «Куда вы меня везете?» — «Туда». Остальные ответы — того же типа.

…Внизу появилась изумительная панорама атолла Мангарева: множество зеленых островков, и больших и миниатюрных, в лагуне, окаймленной рифовым барьером. Вироплан приземлился на площадке внутри ограды (металлическая сетка, эстетично замаскированная под полосу кустарника) на некрупном островке в западном секторе лагуны. Конвоиры вытолкнули Хидзидаки наружу, а затем, через двадцать шагов, втолкнули в дверь невысокого угловатого сооружения, тоже замаскированного кустарником. В глаза ему ударил ослепительный свет лампы, прозвучало несколько коротких фраз на утафоа, а потом дверь с тихим щелчком захлопнулась…

Ослепляющая лампа погасла, и старпому показалось, что в помещении полумрак.

— Слева от вас стул, — раздался спокойный хрипловатый мужской голос, — Садитесь и слушайте. Я — Виго Рэдо, капитан военной разведки INDEMI. Это понятно?

— Да… — выдавил из себя Хидзидаки. Теперь он уже мог разглядеть стул слева и стол прямо перед ним. За столом сидел смуглый креол лет около 35, одетый в пятнистую зелено-бежевую униформу. Он смотрел одновременно на арестованного и на экран ноутбука. Взгляд капитан был, казалось, более безразличным, чем у куклы Барби.

— Если вам понятно, то почему вы не садитесь?

— Э-э… — произнес старпом, и сел на стул.

— Я читаю показания, которые вы дали полиции Питкерна. В них фигурирует некий Мехмед Алимбек, этнический турок, гражданин Франции. Вы утверждаете, что он является ключевым звеном в сети западноевропейской работорговли. Это так?

Хидзидаки сглотнул слюну и кивнул. Капитан вынул из кармана серый пистолет с толстым цилиндрическим стволом, положил перед собой на стол и строго сказал:

— На мои вопросы вам следует отвечать не жестами, а словами.

— Да! — выпалил старпом, — Все так и есть, как я написал в показаниях.

— А откуда вы можете это знать? — спросил Виго Рэдо.

— Хозяин всегда говорил, что имеет дело только с Мехмедом, а не с шантрапой.

— Имя хозяина?

— Я же написал в показаниях. Натуф Рбия. Он хозяин турфирмы «Emerald-Voyage».

Капитан передвинул мышкой текст на экране.

— Я смотрю ваши показания. Вы не сообщаете там, что Натуф Рбия неоднократно обсуждал с вами вопрос о поставщиках секс-рабынь.

— Но он и не обсуждал это со мной. Он просто говорил при мне об этом.

— А почему он говорил об этом при вас?

Старпом выразительно покрутил головой из стороны в сторону.

— Я не знаю. Наверное, он не считал нужным скрывать это от меня.

— А почему вы вообще присутствовали там, где обсуждался этот вопрос?

— Хозяин меня вызвал, вот я там и оказался, когда говорили про Мехмеда.

— И сколько раз происходили такие тематические совпадения? — спросил капитан.

— Не помню точно. Раза два… А может, три…

Виго Рэдо взял со стола пистолет и покачал в руке.

— Так два раза или три? А может, четыре или пять?

— Подождите, прошу вас…. Я попробую вспомнить… Наверное, три….

Ствол пистолета быстро повернулся и… Анастас Хидзидаки подпрыгнул на стуле, завопил от невыносимой боли и, продолжая стонать, схватился за кисть левой руки. Ощутимо запахло горелым, как будто в огонь бросили клок шерсти.

— Это термический лазерный импульс, — сообщил капитан скорчившемуся на стуле старпому, — Он вызывает обугливание кожи площадью со шляпку гвоздя и ожоговую травму вокруг. Это практически не опасно для здоровья. Совсем другие последствия возникают при попадании такого импульса в глаз. Но, если вы будете сознательно сотрудничать, а не пытаться меня дезинформировать, с вами этого не случится. Мы поняли друг друга, Хидзидаки? Да или нет?

— Да, — прошептал тот, в ужасе глядя на ствол пистолета, направленный ему в лицо.

— В таком случае, я повторяю вопрос: почему вы вообще присутствовали там, где обсуждался вопрос о поставщиках секс-рабынь?

— Хозяин иногда отправлял меня с поручениями к Мехмеду.

— Вы не сообщили в своих показаниях, что встречались с Мехмедом Алимбеком.

— Но я с ним и не встречался! Я ездил к его доверенным людям!

— Об этом вы тоже не сообщили, — заметил Виго Рэдо и подвинул в сторону старпома пачку листов бумаги и авторучку, — Поэтому сейчас быстро и подробно пишите: где, когда, с какой целью, с кем конкретно из людей Алимбека вы встречались. От вас не требуется литературный стиль, так что пишите, не останавливаясь. Когда все, что вы знаете, будет изложено на бумаге, положите ручку. Вы поняли меня?

— Да.

— Тогда почему вы еще не начали писать?

— Я уже начал! — воскликнул Хидзидаки, хватая за авторучку, — Я уже пишу!

Остров Агакау, полдень.

Виго Рэдо вышел за территорию и оглянулся на закрывшиеся за ним металлические воротца, немного сюрреалистически смотревшиеся в (как бы) живой изгороди.

Воротца были покрашены точно под цвет окружающего их колючего кустарника (растущего сквозь ячейки стальной сетки) и снабжены яркой табличкой:

«NEHE-fabric engineering polygon».

«Magneto-hydrodynamic laboratory».

Дальше находилось изображение: в красном круге — белая человеческая фигурка, пересеченная черной молнией, похожей на пиявку. И дополнительная надпись:

«Stuff only! Danger E-rays inside!».

Капитан хмыкнул, повернулся к берегу лагуны, до которого здесь было около сотни метров. Только что начался трехчасовой siesta-break, по теории, установленный для тихого отдыха в тени и прохладе в самую жаркую часть дня. Но это в теории, а на практике почти весь свободный от дежурств персонал опорного пункта… (Пардон! Инженерного полигона!)… В 12:01 оказывался в лагуне, в компании своих местных приятелей и приятельниц… Над водой хаотично летали несколько любительских спортивных снарядом (круглые и овальные мячики, бумеранги, летающие тарелки). Мелькали голые тела разных оттенков — от молочно-шоколадного и бронзового до угольно-черного. Периодически раздавался жизнерадостный визг…

Служебные комбинезоны были более-менее аккуратно сложены в ряд на полпути от ограды до берега. Отметив это, как положительный признак дисциплины, Виго Рэдо дошел до самого берега, удобно уселся на достаточно плоский коралловый выступ, закурил сигарету и стал смотреть на пару маневрирующих в лагуне парусных лодок. Скорее всего, кто-то из местных подростков тренировался ходить сложными галсами против ветра (пока у них это получалось не очень уверенно)… Иногда Виго бросал короткий взгляд на балующихся в воде сотрудников опорного пункта…

Меньше, чем через полчаса, одна из маленьких компаний, развлекавшаяся метанием бумеранга, распалась. Отделившийся от нее парень стремительно доплыл до берега и выбежал из воды рядом с тем местом, где обосновался капитан. Парень был крепко сложенный (даже слишком крепко для своих 20 с небольшим лет), рост — чуть выше среднего, кожа — почти черная, волосы — темные, прямые, черты лица — совершенно европейские, глаза — бесцветные, как кусочки льда. Такая игра генов…

— Хэй, командир, что-то случилось? — негромко спросил он.

— Бросай якорь, Лауа, — капитан похлопал ладонью по коралловому выступу, — у нас образовалось кое-какое дело, а в этом деле есть кусочек для тебя и твоих ребят.

— Свистнуть им? — спросил Лауа.

— Не надо. Они увидят, что ты здесь, и появятся сами. Заодно посмотрим, через какое время это случится. А пока… Ты заканчивал инженерно-физический колледж, так?

— Средний колледж, пять семестров после восьмилетки, — уточнил парень, — а что?

— Да так, — Виго Рэдо сделал неопределенный жест плечами, — Я очередной раз прочел вывеску на воротах опорного пункта, про лабораторию магнито-гидродинамики, и очередной раз вспомнил, что мне надо знать значение этого термина.

— Типа, это к тому, командир, чтобы я по-быстрому объяснил на пальцах про МГД?

— Типа, да, — подтвердил капитан.

— Ну, тогда, вот, — произнес Лауа и начал чертить пальцем на коралловом песке.

Исходно его звали Лауантай Силтакиркко. Имя Лауантай — потому что он родился в субботу, а его мама, этническая финка, Орвокки Силтакиркко, считала, что назвать ребенка по дню его рождения, это замечательная идея. Био-папа — мелано-папуас из северной акватории Кораллового моря, куда-то делся, поэтому в выборе имени не участвовал. Домашний папа (таитянин, faakane Орвокки) полагал, что имя — это не главное, так что пусть vahine называет мальчишку, как ей нравится. И в чем-то он оказался прав. Длинное имя со временем разделилась пополам, а фамилия вообще исчезла, и парень получил нашивки мастер-сержанта INDEMI уже как Лауа Нтай.

Мастер-сержант Нтай дорисовал чертеж на песке и начал объяснять.

— Главная штука, которой, как бы, занимается наша как бы лаборатория, это МГД-генератор с термоядерным эмиттером. Вот тут у него реактор с соплом. Плазма с температурой порядка 0.1 мега-электрон-вольт, или миллиард градусов Кельвина, вылетает через сопло, и попадает в рабочую трубу с перпендикулярным магнитным полем. Сила Лоренца отклоняет заряженные частицы по другому перпендикуляру. Электроны — в одну сторону, а положительные ионы — в другую. Там поставлены электроды, которые снимают электрический потенциал, и в этой цепи возникает индукционный ток, который считается по формуле Фарадея. Dixi.

— Выглядит довольно просто, — заметил капитан, — И как наши успехи в этом деле?

— В смысле, как успехи той лаборатории? — Лауа Нтай показал глазами на восток, в сторону едва различимого отсюда островка Пуруруи (до него было почти 6 миль).

Виго Рэдо кивнул головой.

— Конечно, именно в этом смысле.

— Ну… — мастер-сержант поднял взгляд к небу, — …В обычном, атомном, урановом варианте, оно работает. Их уже начали ставить на экспериментальную мобильную технику. А в термоядерном варианте — проблемы. С охлаждением справились, но из рабочей трубы прет такое излучение, что это можно юзать только в космосе.

— И что, уже юзают?

— Ну, типа, да. С ноября прошлого года.

— Понятно… А перспективы у нас есть?

— Перспективы у нас зверские. Мы уверенно ползем к мечте человечества о великой энергетической халяве, когда на Марсе, как в песне, будут расти тыквы…

— В песне там цвели яблони, — возразил мелодичный женский голос у них за спиной.

— Учишься подкрадываться, Шейла? — спросил капитан.

— Ага! — подтвердила обладательница голоса, появляясь перед ними.

Эту невысокую, плотную 19-летнюю маори, трудно было назвать по-настоящему красивой. Лицо лунообразное, ноги толстоваты, бедра немного узковаты, а плечи, наоборот, широковаты, и груди фасона «виноградины» на фоне этих плеч кажутся неубедительными. Черты лица тоже не для фотомодели. Нос, как кнопка, а глаза выпученные, как при сильном удивлении, губы слишком полные. Но эта девушка излучала такой бешеный оптимизм, что внешность уже не имела особого значения. Капрал-пилот Шейла Бритт шагала по жизни, как маленький веселый носорог: снося любые мелкие препятствия, и не очень расстраиваясь, ткнувшись носом в слишком крупные для ее скромной весовой категории.

— Чего грустишь, командир? — сходу поинтересовалась она.

— А заметно? — спросил он.

— А то нет! Сидишь в сиесту на берегу, одетый. О чем это говорит?

— Это говорит, — согласился Виго, и добавил, — Фигурант нам достался предельно дерьмовый. Твою игрушку пришлось пустить в дело.

— Ага! А ты еще не хотел ее брать!

— Это вы о чем? — вмешался Лауа Нтай.

— Вот об этом, — сообщил капитан и извлек из кармана серый пистолет с толстым цилиндрическим стволом, — Херово, когда приходится так работать.

Шейла Бритт задумчиво почесала ногтями круглый подбородок.

— И куда ты ему залепил?

— В левую кисть и пообещал, что второй импульс будет в глаз. Реально, я бы не стал выжигать ему глаз. Выстрелил бы в щеку…. Короче, все равно говняное дело.

— Но ведь сработало, ага?

— Сработало, — неохотно подтвердил Виго Рэдо, — Кекс раскололся до самой жопы.

— Не парься, командир, — сказал Лауа, — по инструкции, к такому контингенту можно применять меры третьей степени.

— Можно, но… — капитан махнул рукой и замолчал, не договорив фразу.

Из воды резво вышел бронзовокожий креол, чуть постарше Шейлы. Он был крайне худощав — казалось, что он состоит из тонких ломаных палочек, как человечек на пешеходных значках типа «выход здесь». Правда, при внимательном рассмотрении, оказывалось, что стрелок-инструктор Дарт Тигрис — далеко не хрупкий субъект. Его несолидное телосложение сочеталось с какой-то форсированной жилистостью.

Он мазнул флегматичным взглядом глубоко посаженных карих глаз по пистолету в правой руке капитана, и отрапортовал, как на занятиях по оружейной подготовке.

— Спецдивайс «LIRA». Предназначен для поражения незащищенных горючих или термочувствительных элементов боевой техники, и органов зрения личного состава противника, незаметным для наблюдателя способом.

— Зачет, — буркнул Виго, — А теперь, раз звено в сборе, обсудим кое-какую ситуацию.

— На счет того кекса? — предположила Шейла.

— На счет его показаний, — уточнил капитан, — Сейчас — слушайте внимательно…

Виго Рэдо убрал спецдивайс «LIRA» обратно в карман, поднялся на ноги и сделал несколько шагов из стороны в сторону перед маленькой аудиторией и повторил.

— Слушайте внимательно. Это — вводная info по первому длительному автономному заданию вашего звена. Итак. У нас в руках оказалось доверенное лицо Натуфа Рбия, марокканца, фактического директора и хозяина турфирмы «Emerald-Voyage». Эта турфирма организует VIP-круизы с бортовыми рабами для секса или сексуально-суррогатных манипуляций. У турфирмы только один поставщик всех типов рабов: Мехмед Алимбек, гражданин Франции. Дела с ним ведутся по такой схеме. Натуф направляет Мехмеду заказ на тех или иных рабов. Когда Мехмед подтверждает, что способен выполнить заказ, доверенное лицо Натуфа приезжает в Париж, и в банке «Voyage Finance» снимает по чеку со счета «Emerald-Voyage» необходимую сумму в форме евро-купюр. Далее, он везет купюры в Руан 70 миль от Парижа, где передает гаранту по имени Масуд на пригородной вилле по адресу: Сен-Этьен, 18-3. На этом осведомленность источника, в смысле — Анасатаса Хадзидаки, исчерпывается. Он не владеет информацией о добыче и трафике рабов до их передачи заказчику в портах Марокко, Джибути или Бирмы. Какие есть вопросы по этой части сообщения?

Мастер-сержант Лауа Нтай посмотрел на небо и почесал макушку.

— Хм… Командир, а ведь из теории следует, что главный говнюк, в смысле — хозяин бизнеса, это Масуд, который гарант. Иначе бы цепочка не работала.

— Не обязательно, — ответил капитан, — Есть еще второй вариант: хозяин бизнеса это фактический владелец или автономный топ-менеджер банка «Voyage Finance».

— Joder… Про банк я как-то не подумал.

— Понятно, — Виго кивнул, — Ты сделал четкий вывод, но не придал значения важному эпизоду с банком, потому что для тебя это малознакомый экономический объект. На будущее имей в виду: банк, страховая компания, адвокатское бюро и религиозно-благотворительная организация — это наиболее значимые формы обще-криминальной деятельности в развитых странах условного Запада. В отличие от бандформирований, хорошо известных вам по Индокитаю, Южной Америке и Африке, эти формы могут проводить криминальные операции практически открыто. У них легальный статус.

— Блин… — проворчала Шейла, — …В разведшколе же проходили.

Капитан выразительно пожал плечами.

— Просто до сих пор для вас это была голая теория. Еще вопросы?

— А как узнать, кто фактический владелец банка? — спросил Дарт Тигрис.

— Это довольно просто. В данном случае мы будем это знать к вечеру, а для общего понимания полистай книжку Джой Прест «Основы финансового рэкета в развитой индустриальной экономике». Написано весело и понятно. Не пожалеешь.

— Ясно, командир. А мы где будем работать по этому делу? Во Франции?

— Нет, ребята, — Виго покачал головой, — Для операций в стране с развитой службой контрразведки вы еще не созрели… По первой части вопросов больше нет? Тогда я перехожу ко второй части. Источник сообщил: 13 марта, после завершения круиза и высадки клиентов на Сайпане, Марианские острова, яхта «Lone Star», должна была двинуться на восток, через Филиппины и Индонезию. 20 марта в пограничном порту Ранонг-Менанг (Таиланд — Бирма), им предстояло принять на борт 3 единицы живого товара, и отплыть к Мальдивам. В порту Мале 25 марта им следовало взять трех VIP клиентов, совершающих круиз Мальдивы — Маврикий — Сейшелы — Бахрейн. Затем, в Бахрейне живой товар подлежал продаже. Там уже есть покупатель.

Лауа Нтай снова почесал макушку.

— Командир, я хули толку с этой info? Все знают, что «Lone Star» спалилась вместе с экипажем, а значит, круиз с девочками отменяется.

— Ничего подобного, — ответил Виго Рэдо, — Ты, мастер-сержант, на базе правильных данных строишь нелогичное умозаключение. По логике так: «Lone Star» спалилась, поэтому, в Ранонг-Менанг и далее — на Мальдивы, должна быть выдвинута другая аналогичная яхта. Об отмене круиза и речи быть не может. Будущие VIP-пассажиры заплатили вперед по четверть миллиона долларов. Уже заплачены деньги поставщику живого товара в Бирме. С покупателя в Бахрейне деньги тоже получены вперед. Дать задний ход в такой ситуации уже невозможно, поэтому вывод один: в игру вводится резервная техника с резервным экипажем.

— Если они будут действовать по старому плану, — заметил стрелок-инструктор Дарт Тигрис, — то они полные дебилы.

— У них своя логика, — возразил капитан, — Индийский океан, по крайней мере, эта его часть, не входит в акваторию Меганезии, и хозяева «Emerald-Voyage» считают, что особого риска для их бизнеса там нет. Вероятно, они примут ряд дополнительных мер безопасности при получении живого товара. Они могут изменить Ранонг-Менанг на какой-то другой пункт встречи с поставщиком. Но маршрут Мальдивы — Маврикий — Сейшелы — Бахрейн они сохранят. 25 марта они, имея на борту живой товар, возьмут пассажиров в порту Мале, двинутся к Маврикию и далее — по графику.

— Мы накроем их в открытом океане? — спросила Шейла.

Капитан утвердительно кивнул и поднял вверх открытую левую ладонь, призывая к предельному вниманию.

— Вы должны иметь в виду еще одну их меру безопасности. Скорее всего, они дадут экипажу приказ: в случае угрозы захвата, сразу избавиться от живого товара. Океан удобное место для сокрытия улик. Гирю на ноги и мясо в воду.

— Но для них это не решение проблемы, — возразил Дарт, — пара пинков по почкам, и пассажиры дадут исчерпывающие добровольные показания. Разве нет?

— Да, но эти показания не сработают против «Emerald-Voyage» в Европе и Северной Америке, — сказал Виго, — Если мы не предъявим западной прессе живых рабынь, то репутации турфирмы ничто существенное не угрожает.

— А мы собираем предъявлять рабынь западной прессе? — уточнил Лауа Нтай.

— По условиям задачи, мы должны создать такую возможность, — ответил капитан.

— Кого еще брать живыми, командир? — поинтересовался Дарт.

— Хороший вопрос. Как минимум — рабынь и пассажиров, а также, не менее, чем трех членов экипажа из восьми. Я буду считать, что задача выполнена отлично, если вы зачистите только двоих вахтенных, и возьмете живыми остальных шестерых членов экипажа, включая кэпа и старпома. Если вы возьмете живыми всех, то задача будет считаться выполненной идеально.

Лауа Нтай посмотрел на раскаленное, почти белое, небо и тяжело вздохнул.

— Но, хотя бы, невредимыми их брать не обязательно?

— Не обязательно, — подтвердил капитан, — Надо, чтобы они могли давать устные и письменные показания, и участвовать в опознаниях. А остальной их организм нам безразличен. Но, я надеюсь, что никто из вас не будет на этом основании играть в фашистского доктора. Я понятно выразился?

— Мы же правильные канаки, командир, — слегка обиженно проворчала Шейла.

— Не дуйся, — Виго протянул руку и хлопнул ее по колену, — У меня инструкция по профилактике неконструктивного насилия в боевых операциях. Движемся дальше. Вопросы по второму разделу есть? Нет? Тогда — раздел третий. Ваши партнеры при выполнении задачи… Для начала — вопрос по географии. Кто из вас может показать на карте риф Фантой, находящийся в оперативном театре задачи?

Лауа, Шейла и Дарт переглянулись, и выразительно пожали плечами.

— Ясно, — констатировал капитан, — Риф Фантой вам неизвестен. В этом нет ничего удивительного. О нем пока знает очень узкий круг лиц. Это подводный риф, наиболее высокие точки которого лежат на глубине 20–30 метров. На этих точках установлены опоры, а на опорах — платформа, принадлежащая научной организации — Мпулуанское Океанологическое Агентство (МОА). Полевой директор агентства — Нкеле Бова станет вашим основным партнером в предстоящей операции.

— Мпулуанский океанолог? — с сомнением в голосе произнес мастер-сержант Нтай.

— Да. Мпулуанский океанолог. Что тебя удивляет?

— Ничего такого, командир. Просто у Мпулу никогда не было выхода к океану.

— Верно, — Виго Рэдо кивнул, — Республика Мпулу не имеет выхода к океану. Но это совершенно не исключает научного интереса к океанологическим исследованиям. Короче: сказано — океанолог, значит океанолог.

33

Дата/Время: 21–22 февраля 24 года Хартии

Место: Перу. Порт Ило, Тихий океан — Предгорья Анд, Мадре-де-Диас.

…В туристическом справочнике об этом месте сообщалось следующее:

«Город Пуэрто-Малдонадо, столица провинции Тамбопата самого малонаселенного, наименее развитого и наименее изученного района Перу. В нескольких часах езды от города по реке Мадре-де-Диас находится объект дикой природы: Национальный парк Ману — 5 тысяч квадратных миль. Отели: «Васко-Палас»***. «Васко-Джангл»**. И только что модернизированный домашний отель (эко-авиа-кемпинг) «Амазоника»**. Трансфер: самолет из Куско, 200 миль, из Ило — 300».

В интернет-варианте того же справочника шли отзывы туристов — о перебоях в водо- и электроснабжении, об ужасах малдонадского транспорта, и о крысах, хозяйничающих в ресторанах и номерах отелей — трех- и двухзвездочного. О кемпинге не было ничего — он открылся только неделю назад.

В Глобопедии можно было найти интересные дополнения: «Крупный поселок Пуэрто-Малдонадо, расположен в мало-населенном районе (менее 2 человек на квадратный километр), в 200 милях восточнее ближайшего города (Куско). Вследствие близости границ (30 миль от границы с Боливией и 100 миль от границы с Бразилией), нерешенных этнических конфликтов между потомками испанских конкистадоров и аборигенами — индейцами кэчо, и практического отсутствия дорог и бездействия полиции, Пуэрто-Малдонадо можно считать самым опасным местом в Перу и одним из самых опасных в Южной Америке. Фактически, поселок находится в центре тлеющего вооруженного конфликта между мафиозными семьями Васко и Витори, контролирующими местную экономику (в основном это — контрабанда, торговля кокаином и перепродажа нелегально добытых товаров, в меньшей степени — туризм). Кроме мафиозных войн, угрозу представляют боевики Революционного движения Тупак Амару, скрывающиеся в джунглях, и полицейский силы Перу и Боливии, борющиеся против этого движения, и действующие здесь практически бесконтрольно».

Первый февральский выпуск бюллетеня Интерпола «Монитор организованной преступности» содержал свежие данные: «Противостояние криминальных перуанских кланов Васко и Витори на правом берегу Мадре-де-Диас, рядом с границей Боливии, приобрело политический фон. Клан Васко, под контролем которого ранее находился туризм и сбыт краденных автомобилей в Боливию, усилился за счет траффика товара галапагосских пиратов через порт Ика (в ста милях севернее Лимы) и провинциальный центр Куско. Это позволило лидерам клана заявить претензии на кокаиновый бизнес, традиционно принадлежавший Витори. Получив от пиратов отряд наемников, Васко угрожают открыть против Витори военные действия, если те не согласятся на раздел плантаций коки на правом берегу Мадре-де-Диас. Оба клана опасаются усиления боевиков Тупак Амару, вступивших в альянс с новым этнико-сепаратистским движением Кэчо-Юпанки, и ведут тайные переговоры с руководством гарнизона боливийской провинции Пандо, имеющим долю в нарко-траффике на реке Мадре-де-Диас».

* * *

Подтянутый тридцатилетний мужчина индокитайской внешности пролистал на своем ноутбуке эти три и несколько других файлов, и тронул за плечо соседа — молодого креола, похожего на профессионального танцора.

— Тино, прочти инфо и посмотри топографию зоны… Э… Туризма.

— Сто сорок девятый раз? — уточнил креол, отворачиваясь от иллюминатора.

— Чем считать разы, лучше повторить, — поучительно сказал индокитаец.

— Нонг, ты правда настаиваешь?

— Нет, я не настаиваю, но, по-моему, это полезнее, чем глазеть с этой высоты на сельву. Все равно ты не разглядишь деталей, пока мы не начнем снижаться.

20-местный компактный «Etagere» тащил по зеленому ковру тень, похожую на литеру «H» с излишне толстой перекладиной. Перекладина была фюзеляжем, похожим на салон микроавтобуса, а боковые палочки — задними и передними крыльями. Киль и движок над фюзеляжем собственных теней не отбрасывали: солнце было на полпути к зениту и освещало самолет сверху-спереди-справа.

Позади них оживленно трещала компания из четверых молодых людей.

— Пойми, Хелги, жизнь продолжается! — внушала эффектная девушка-латино, размахивая изящными руками так, что под ярко-желтой майкой подпрыгивали круглые упругие груди, — Был такой хороший парень — Йохан. А, вернее, он и сейчас есть, но к тебе это не имеет ни малейшего…

— Долли, не учи меня жить, ладно? — перебила ее круглолицая светловолосая европейка, довольно худая, несколько плоская и чуть-чуть нескладная.

— Я не учу тебя жить! — возмутилась латино, — Я просто тебе помогаю пережить этот… Этот… De puta madre…

— Сложный период, — вмешался чуть полноватый парень-мулат, явно ее приятель.

— Точно, Аристо! Сложный период! У каждого это рано или поздно случается!

— Ну, и зачем меня на этом акцентировать? — хмуро спросила Хелги.

— Да это не я… Долли всплеснула руками, — Это ты себя акцентируешь!

— С чего ты взяла?

— С того! Мы находим тебе такую забойную тему! Находим тебе самые удобные трансферы из Гааги, встречаем тебя в Манаусе вместе со Скалди… Скалди, ну какого дьявола ты молчишь, а?

Плотный, широкоплечий, немного флегматичный на вид северянин, отвернулся от иллюминатора и несколько растерянно сказал.

— Еще раз, спасибо ребята. Без вас из Нуука сюда было бы сложно добраться.

— Я балдею от ваших скандинавских названий, — вмешался Аристо, — И как вы только выговариваете такое. Ну-ук. Два «у» подряд. Надо же!

— Это не скандинавское слово, а эскимосское, — поправил Скалди.

— Это почему еще эскимосское?

— Потому, что эскимосы — это аборигены Гренландии. Я тебе уже говорил.

— Ну, да… — согласился Аристо, — А разве эскимосы это не датчане?

— Нет. Они больше похожи на… — Скалди задумался на секунду, — Вот на того парня, который впереди через проход.

Он показал глазами на инструктора Цао Цао, который играл со своим соседом, рейнджер-капралом Фарго Солана, в стоклеточные шашки на экране мобайла.

— Ух ты! — воскликнул Аристо и слегка тронул Цао за плечо, — Эй, амиго, можно личный вопрос, без обид?

— Можно, — невозмутимо ответил инструктор.

— Скажи, ты кто в этническом смысле?

— Китаец, — ответил тот.

— Спасибо, амиго. Просто мой приятель сказал, что ты похож на эскимоса.

— На эскимоса похож я, — вмешался Комо Кубан с заднего ряда, — Правда, только наполовину. Моя мама алеутка, а алеуты — это южные эскимосы.

— Ух ты! — повторил Аристо, обернувшись и встретив слегка насмешливый взгляд миндалевидных желтовато-карих глаз на невозмутимом широкоскулом лице крепко сложенного, невысокого парня непонятной расы, — А я думал, что ты мексиканец.

— Небольшой промах, — Комо улыбнулся, — Я гражданин Гватемалы.

Комо сообщил чистую правду о своей маме: она действительно была этническая алеутка. Она эмигрировала более двадцати лет назад с острова Амчитка на атолл Бокатаонги (округ Маршалловы острова). Разумеется, на счет гражданства Комо соврал. Он был гражданином Меганезии, сержантом рейнджеров INDEMI. Хотя, его гватемальский паспорт ничем не отличался от настоящего: можно рассматривать в микроскоп, или пробивать по базе полиции — никаких проблем.

Такие же паспорта были еще у тринадцати рейнджеров, севших в маленьком южном перуанском порту Ило на самолет кемпинга «Амазоника» как эко-авиа-туристы. Прочие участники сводного отряда, идентифицировались другими бумагами. Обер-лейтенант Нонг Вэнфан и лейтенант Тино Кабреро щеголяли с паспортами Гаити. Цао Цао считался гражданином Ямайки. Пилот и штурман — кузены Панчо и Эмио Оджак, типичные индейцы, имели гражданство маленького острова Гренада, спецтехник Лайм Зигерт происходила, якобы, из Суринама. Она, как наиболее коммуникабельная во всем сводном отряде, и занялась «наведением мостов с гражданским контингентом прикрытия» (т. е. с четырьмя молодыми людьми, которым выпало отправиться в «Амазонику» именно в этом самолете). Эта процедура была учтена в плане. Должна создаться легенда о том, почему все пассажиры этого рейса так хорошо знакомы между собой.

У Лайм, четырехкомпонентной квартеронки по происхождению, экспрессия и артистизм были на уровне генов. Песенку «Te amo Paramaribo hermosa» она исполнила танцуя на узкой полосе между двумя рядами сидений, под хлопки ладоней, задающие ритм. Песенка простая и заводная, так что подпевали все.

— Ты оттуда, из Парамарибо? — поинтересовалась Хелги.

— Ага. Прадедушка был германцем, нацистским преступником. Во время второй мировой войны он расстрелял кого-то не с той стороны, с которой надо. Но это выяснилось уже потом, и ему пришлось линять в Суринам. Такие дела.

— Парамарибо — прекрасный город, — заметил Аристо.

— Да, замечательный, — согласилась Лайм, которая никогда в жизни там не была. Прадедушка служил в Люфтваффе, после войны эмигрировал не в Суринам, а в Австралию, а его внучка перебралась в меганезийскую Новую Каледонию.

Сержант Текс Киндава, миниатюрная девушка-афро с сильной и гибкой фигурой гимнастки, решила поддержать эту инициативу фольк-арта.

— Алло! Чиф Мокко! Спляшем казарменный брейк-дэнс?

— Прямо во флайке? — с сомнением в голосе уточнил суб-лейтенант Аттила Мокко.

— Нельзя, да…? — грустно спросила она.

— Можно, — решил он, — Но без экстрима.

Стрелок Лэсси Чинкл мгновенно положила к себе на колени пластиковый планшет и принялась отбивать дикий ритм. Танцоры с криком «Йо-хо-хо!» завертелись по салону, используя для опоры не поверхность пола (как в обыкновенном брейк-дэнс), а спинки сидений. Остальные пассажиры осмотрительно пригнулись.

— Вы совсем не охеревайте, — попросил Эмио Оджак, оборачиваясь во втором пилотском кресле, — Здесь не грузовик, на хрен, раскачаете машину…

— Мы будем аккуратно, — пообещал суб-лейтенант, прыгнул и встал на руки. То же самое сделала Текс, и в воздухе завертелись две пары ног.

Долли в восторге захлопала ладонями над головой.

— Во, дают, а? Я балдею от этих ребят.

— Ты их на воле не видела, — сообщил капрал Квэк Таури.

— Вау! — воскликнула Долли, — Мне уже страшно!

— … А этот кадр… — капрал показал глазами на Тино Кабреро, — легко может взбежать по стене на потолок.

— Не верю! — заявил Аристо.

— Пари на дюжину пива? — спросил Кабреро.

Аристо кивнул и протянул ему руку.

— Скалди, разбей!

Гренландец хлопнул ладонью по их сцепленным рукам и объявил:

— Заметано.

— Ребята, а вы кто вообще? — задала резонный вопрос Хелги.

— Мы — карибские эко-авиа-туристы, — серьезно сказал Нонг Вэнфан.

— Самая модная штука от Белиза до Бермудов, — добавил Цао Цао.

— До Бразилии, значит, еще не докатилось, — заключила Долли.

— У нас все на квартал позже, чем в Майами, — вздохнул Аристо.

— Зато в Манаусе мы будем первыми, — Долли хлопнула его по спине, — Круто!

— А вы по какому виду туризма? — поинтересовался Тино.

— Я просто эколог, — ответил Скалди, — Занимаюсь многоярусными лесами.

— Ни фига себе! — протянул стрелок Екен Яау, которого Текс, после танца, выпихнула с бокового места, чтобы посмотреть в иллюминатор на сельву.

— Где ты в Гренландии находишь многоярусный лес? — спросил Мокко.

Скалди улыбнулся, извлек из кармана мобайл и вытащил на экран одно фото.

— Пожалуйста: многоярусный лес в Гренландии. Лишайниковый.

— Красиво, — сказал суб-лейтенант, — Только маленькое.

— Вот я и полетел в Тамбопата смотреть на большое, — весело ответил он.

— А Хелги — репортер, — гордо добавила Долли. «CSTV», Гаага, Нидерланды.

— Йо! — вскричал Тино, — Ты пишешь только про экологию или про все?

— Про все, интересное моему зрителю — ответила она, — И, я не столько пишу, сколько снимаю. CSTV это не газета, а телеканал.

— Ага! Я врубился! Аристо и Долли это операторы, верно?

Хелги отрицательно покачала головой.

— Нет. Это мои друзья. Они нашли этот новый кемпинг в джунглях.

— Вообще-то у нас с Долли маленькое архитектурное бюро, — сообщил Аристо.

— Вроде семейного бизнеса, — добавила она, — Мы год назад решили пожить и поработать вместе. Что-то получается, а что-то не очень. Золотых гор мы не нажили, ну и черт с ними. Деньги — не главное, верно?

— Конечно, не главное, — согласилась Лайм, — Главное в жизни, это креатив.

— Точно! — воскликнул Аристо.

— А ты кто по профессии? — спросила Хелги.

— Я ландшафтный дизайнер! — гордо сообщила спецтехник.

— Почти коллеги! — обрадовалась Долли, — А ты, Тино?

— Ой-хэй! — лейтенант Кабреро сделал большие глаза, — Разве можно рассказать словами рокот прибоя и шелест листвы, песни ветра и музыку дождя?…

Он, жестом фокусника, мягко провел ладонью по яркой пятнисто-клетчатой рубашке и в его руке возникла миниатюрная бамбуковая дудочка. Лейтенант поднес ее к губам, и по салону поплыла переливчатая шотландская мелодия.

* * *

Остаток пути пролетел незаметно. «Этажерка» ушла вниз по крутому витку спирали, под крыльями мелькнула бурая, лениво покачивающаяся и матово отсвечивающая поверхность широкой Мадре-де-Диас, потом узкий зеленый коридор над одной из многочисленных проток, а потом — маленькое озеро. Лодочное днище фюзеляжа звонко шлепнуло по воде, и самолет, несколько неуклюже проскользив метров двести, остановился у широкого бревенчатого причала, над которым развевался зеленый вымпел с желтым рисунком: контур летящей стрекозы на фоне глобуса. От основного причала шли узкие пирсы, у которых стояли еще три «Этажерки», десяток машин, похожих на гибрид дельтаплана с авиеткой, а также квадроциклы-амфибии и надувные мотоботы.

Комитет по встрече резко контрастировал с этой футуристикой. Молодая пара, видимо, индейцы-кэчо, одетые только в набедренные повязки с орнаментом.

— Чимал Авкай, менеджер, — представился мужчина, — Тума Авкай, моя скво.

— Привет, — сказала Тума, — Вообще-то слово «скво» из лексикона канадских индейцев, но у приезжих оно ассоциируется со всеми индианками вообще.

— Мы стараемся соответствовать, — весело добавил Чимал.

— Тогда вам, как мужчине, непременно нужен томагавк, — пошутила Хелги.

— Это понятно, — согласился он и сделал какое-то стремительное движение.

По воздуху со свистом пролетел вращающийся предмет, затем раздался тупой гулкий удар. В одном из столбов-опор пирса торчал топорик с полуметровой рукояткой. Узкое стальное лезвие вошло в дерево дюйма на полтора.

— Круто! — воскликнула Долли, — А можно посмотреть эту штуку?

— Никаких проблем, — индеец кивнул, — Если понравится, можете купить такой томагавк у нас в холле всего за девять баксов. Полезная вещь в хозяйстве. В комплект с томагавком входит иллюстрированная инструкция и учебный фильм на диске.

— Посмотрите после обеда, — добавила Тума, — Там у нас много интересного. Сейчас я провожу вас в ваши бунгало и вы отдохнете после дороги, а через час откроется шведский стол. Ориентируйтесь по указателю ложка-вилка.

Тино Кабреро поднял руку жестом воспитанного школьника.

— Два вопроса! Продают ли в баре пиво и достаточно ли прочна эта беседка?

— На первый вопрос — да, — ответила индианка, а на второй — смотря для чего?

— Ну, она не рухнет, если я по ней пробегу?

— Не рухнет. Она сделана из хороших, крепких бревен.

— Классно! — воскликнул лейтенант, — Хэй-хэй, забег на пари!

Он разбежался, будто хотел протаранить стену беседки лбом, но в последний момент отклонил туловище назад. Его ноги протопали по стене и шаркнули по потолку. Затем он перевернулся через голову и мягко приземлился на ноги.

— Банзай! Пиво мое!

— Ни фига себе… — протянула Долли, — А я думала, такое бывает только в кино.

— Просто прикладная механика, — весело ответил Тино, — Законы Архимеда.

— Ньютона, — педантично поправил Нонг Вэнфан.

— Да, точно! Я все время путаю этих древних юро.

Чимал несколько раз хлопнул в ладоши, и сообщил:

— Для любителей спорта и активного отдыха… Есть такие?

— Есть! — завопили эко-авиа-туристы.

— Так вот, — продолжал индеец, — Через час после обеда желающим предлагается рейд по озеру и окрестностям, где фауна, флора и прочая дикая экология. Ну, а сейчас, берем вещи и идем за нами. До ваших бунгало всего двести шагов, но я прошу вас сразу обработаться репеллентом от москитов… (Он взял с полки в беседке маленькую плоскую пластиковую банку). Это безвредное вещество с цветочным запахом. Такая амазонская парфюмерия. Такие же баночки есть в ванной каждом бунгало, в кафе и в главном холле. Это подарок нашим гостям.

Хелги пригляделась к яркому рисунку двухвостой райской птички на баночке и надписи вокруг нее: «Experimental Production of Papua Air-Space Agency».

— Вы берете репеллент от москитов у космического агентства Папуа? Странно…

— Ничего странного, — возразила Тума, — он эффективный и недорогой.

— Нет, странно другое. Разве в космосе есть москиты?

— В папуасском космосе, наверное, есть, — предположил Аристо.

Индианка улыбнулась.

— Может быть, но я думаю, они выпускают это для наземных служб.

* * *

Четверо серьезных атлетически сложенных молодых мулатов, одетых в ярко-красные рубашки, свободные белые брюки, лаково-блестящие черные туфли и портупеи с армейскими пистолетами, пришвартовались на спортивном катере к этому же причалу через три часа. Половина туристов укатила на экскурсию, а другая половина распределилась между пляжем и мини-футбольным полем. В холле не было никого, кроме сотрудников кемпинга.

Двое мулатов остались на катере, а двое зашли в холл демонстративно держа правые ладони на рукоятках пистолетов. Старший из пришедших улыбнулся и поманил пальцем девушку, сидевшую за стойкой.

— Иди сюда крошка, поболтаем о жизни.

— Вероятно, вам нужен финансовый менеджер, — ответила девушка, улыбаясь в ответ, и нажала что-то на пульте селекторной связи.

— Пфф, — немного обиженно фыркнул мулат, — На вид такая сексуальная, а на деле такая необщительная. Почему, Хайме, как ты думаешь?

— Плохо их теперь воспитывают, Кортэ, — поддакнул младший из двоих.

— Вот! — старший многозначительно погрозил пальцем, — Плохо воспитывают.

В холл вышел высокий индеец лет тридцати, одетый в шорты и фирменную зеленую майку с желтой эмблемой кэмпинга.

— Ачак Мокоа, финансовый менеджер. Чем я могу быть полезен сеньорам?

— А сам-то как думаешь? — спросил Кортэ.

— Зачем гадать? — индеец улыбнулся, — Лучше выслушать гостя, не так ли?

— Ну, тогда слушай. Мы от дона Васко. Пора платить.

— Сеньоры имеют в виду некую сумму наличными без чека, не так ли?

Старший мулат повернулся к младшему.

— Хайме, как ты думаешь, почему он все время говорит «не так ли»?

— Наверное, в Штатах учился, хотя и индеец, — предположил тот.

— Похоже, — Кортэ кивнул, — Вот что, Ачак, ты чертовски прав. Мы пришли за деньгами. У вас появилось где-то полсотни постояльцев, значит, с вас пять гринов.

— Сеньоры имеют в виду пять тысяч долларов США, не так ли?

— Клянусь пресвятой девой, ты снова чертовски прав.

— Тогда, с разрешения сеньоров, я уточню этот вопрос у хозяйки.

— Валяй, только быстрее.

Ачак кивнул, снял с пояса мобайл и, набрав короткий номер, сказал:

— Сеньора Гамбоа, тут посетители от дона Васко по поводу счета на пять тысяч долларов… Да, они назвали мне именно эту сумму… Они исходят примерно из ста долларов за клиента… Да, округленно… Я могу спросить об этом, однако, как мне кажется, они предполагают получить эту сумму немедленно.

— Тебе чертовски правильно кажется, — встрял Хайме… Ух ты, какие сиськи!

Последняя фраза была вызвана тем, что в холл вошли капрал Додо Тат и суб-лейтенант Гвен Нахара. На руке Гвен висело пляжное полотенце, а Додо ровно таким же образом перебросил через руку два халата. Из одежды и на нем, и на ней, имелись только купальные шортики, так что изящный бюст Гвен был доступен для обозрения с любого ракурса. Не обращая ни малейшего внимания на реплику Хайме, эти двое подошли к девушке за стойкой и заговорили о сувенирных деревянных масках.

— Сеньоры, — сказал финансовый менеджер, — Вопрос решен положительно…

— Еще бы, — фыркнул Кортэ.

— … Прошу со мной в служебную комнату, — договорил Ачак, развернулся и двинулся вглубь холла, в направлении двери с надписью «STAFF ONLY».

— Штатовские штучки, — проворчал Кортэ, тоже повернувшись и шагая за ним.

— Гринго всех заразили своими дурацкими словечками, — поддакнул Хайме, и пошел за старшим партнером.

Гвен и Додо синхронно сбросили на пол висевшие на руках тряпки и, казалось, вовсе не целясь выпустили в головы мулатам короткие очереди из ультра-компактных пистолет-пулеметов «Mobitir». Собственно, они могли бы с той же точностью попасть с втрое большего расстояния, чем какие-то смешные восемь метров.

Цао Цао глядя в бинокль, тихо скомандовал кузенам Оджак: «fire». Эмилио и Панчо плавно нажали гашетки. Пули из снайперских полуавтаматов «HAL» с трехсот метров пришли оставшимся на катере мулатам одному — в затылок, а другому — в переносицу. С одинаковым результатом, разумеется.

Девушка за стойкой, вздохнула, печально созерцая два красно-белых веера, образованных содержимым черепов Кортэ и Хаймэ.

— Засрали мне весь холл. Почему не выстрелить в спину, чисто и культурно?

— Ребята правы, Синти, — заметил Ачак, — Вдруг бы там были бронежилеты?

— Да мне отсюда видно, нет на них бронежилетов!

Додо покачал головой и поучительно сообщил:

— Бывают тонкие поликарбоновые бронежилеты, которые не вдруг заметишь.

— Откуда у этой помоечной шпаны возьмутся поликарбоновые бронежилеты!?

— Не надо недооценивать противника, — возразил капрал.

— Все равно пришлось бы мыть пол, — цинично добавила Гвен, глядя на лужи, расползающиеся из области бедер распростертых на полу трупов, — как учит физиология, расслабление сфинктеров после смерти…

— Вы все такие умные, — перебила Синти, выходя из-за стойки, и доставая из стенного пенала швабру, — Чем читать лекции, лучше подтяните брандспойт и уберите отсюда дохлятину… Ой, блин, гребаная жизнь! Ребята! Какого хрена вы тащите это прямо по полу, а?! Подложите под них полиэтилен, неужели так трудно?..

* * *

Сирена Тереза Ината де Гамбоа (для друзей — Синти), младший и самый непоседливый ребенок в семье Игуасо Хоакина де Гамбоа, отставного генерала Agencia Brasileira de Inteligencia (ABIN), получила воспитание, мягко говоря, не слишком подходящее для девочки. Жена генерала, Анхелес Консуэла родила за двадцать лет жизни с ним, трех мальчиков и одну девочку. Последние роды для Анхелес с ее слабым сердцем стали фатальными… За следующие двадцать лет, Игуасо, не смог надолго сойтись ни с одной женщиной, и Синти выросла среди четырех мужчин — военных (оба сына генерала, по семейной традиции, пошли на службу в военную разведку). Последствия подобного воспитания — со скандалами и полицией — начались, как только Синти минуло 14 лет, а когда девушке исполнилось 19, Игуасо спросил совета у приятеля и коллеги — Райвена Андерса из меганезийской Inteligencia de militar (INDEMI). В итоге, юная бразилька купила в перуанской дыре почти обанкротившийся домашний отель «Amazonica» и вписалась в экоавиатуристический бизнес…

* * *

Через полчаса следы инцидента в холле были убраны, а два трупа догружены в катер к тем двум, которые лежали там после метких выстрелов кузенов Оджак. Затем, катер был отправлен по течению в сторону полноводной Мадре-де-Диас.

Синти отошла на середину холла, окинула цепким придирчивым взглядом только что повешенную на стену репродукцию Дали «Текущее время» (прикрывшую след от пули, прошедшей мимо цели), и сказала.

— Сойдет… Кстати, Ачак, ты здорово разговаривал со мной по мобайлу. Мне показалось даже, что тебе отвечала какая-то баба.

— Конечно, отвечала. У меня был включен монолог Лауренсии из «Овечьего источника» Лопе де Вега. Хорошая штука аудиокниги, верно Синти?

— Да, хороший маневр, — согласилась она, — А про что это?

— В общих чертах, — сказал финменеджер, — Это про одного наглого тупого маньяка из католического военного ордена, который трахал крепостных девчонок не по согласию, пока его за это не порвали на кусочки размером с фрикадельку.

— Законно порвали, — оценила генеральская дочка, — Нечего позорить погоны. Офицер, который не может найти девчонку по согласию — просто мудак! Дьявол! Где Габи? Эй, Габи! Хрен ли я тут распинаюсь? Админ ты, а не я!

Тихо приоткрылась дверь «STAFF ONLY», и из-за нее выглянула Габриэла, креолка лет семнадцати, похожая на сильно загоревшую куклу Барби. Месяц назад, когда в кемпинге «Amazonica» еще полным ходом шла реконструкция, сутенер привел Габриэлу с целью предложить секс-услуги семерым крепким мужчинам — он считал их боливийскими гастарбайтерами. Это была ошибка, в результате которой он оказался случайно съеден крокодилом типа кайман, а девушка осталась в кемпинге на спец-должности «мисс Организуй-Все-Быстро». Она проявила себя, как аккуратный и бойкий сотрудник, но в острых ситуациях генеральская дочка (находившаяся в Мадре-де-Диас практически анонимно), все же, подменяла мисс ОВБ за администраторской стойкой.

Итак, дверь «STAFF ONLY» тихо приоткрылась, из-за нее в холл очень осторожно выдвинулась треть смуглой мордашки и мигнула большим красивым глазом.

— Ой-ой-ой, Синти, а что тут было-то?

— Ну, поболтали кое с кем. Ерунда. Займись реальными проблемами. У наших гостей в шестом бунгало есть претензии по сантехнике. Найди этих раздолбаев, Карло и Чучо. Когда гости вернутся, вся сортирная хрень должна работать, как часы. Точка.

— Да-а, — протянула девушка, — поболтали, как же! А выстрелы? Кого-то убили?

— О, святая Тереза! Ну, убили, и что? Сантехника от этого не исправилась.

— Все-все, Синти, я уже бегу!

Габриэла стремительно пересекла холл и выскочила на улицу. Примерно через минуту, издалека послышался ее слегка писклявый рассерженный голосок:

— Карло, ты жопа… Почему? Пошли в шестой домик, я объясню. А где Чучо? Меня не бахает, что он заснул. Или буди его, или работай один, мне по фигу…

* * *

Уже на закате, дону Эдуардо Васко предъявили найденный рыбаками катер с трупами его курьеров. Дон, разумеется, пришел в ярость и немедленно созвал семейный совет, на котором возобладало мнение: инцидент — это заявка семьи Витори на туристическим бизнес. Вполне логично: если Васко претендуют на кокаин Витори, то Витори претендуют на туризм Васко. Такие спектакли со «стрельбой по пехоте» разыгрывались в Мадре-де-Диас каждые два — три года. Разумеется, вероломный акт Витори не должен был остаться безнаказанным. Встречный акт возмездия надлежало совершить в течение суток, не позже…

Тогда же на закате, в кемпинг «Amazonica» вернулись с эко-экскурсии гости, полные свежих впечатлений. До своего бунгало № 8 Долли, Хелги, Скалди и Аристо добрались, едва волоча ноги от усталости.

— Аут! — выдохнула Долли, обрушиваясь на диван в маленькой кухне-гостиной, выполнявшей в бунгало роль тамбура и центрального помещения. Вход был с лестницы через балкон, напротив находилась ванная, а по бокам — две спальни. Бунгало на две семьи представлял собой коробку из водостойких картонных панелей на прямоугольном алюминиевом каркасе с четырьмя ножками (еще до обеда Аристо ехидно заметил: «хозяева тут не перетрудились с дизайном, и не перенапряглись с инвестициями»). Впрочем, после нескольких часов того, что правильнее было бы назвать не экскурсией, а марш-броском по пересеченной местности, даже такие спартанские апартаменты казались чудом комфорта.

— Парни, сюда не заходить, я приму горячий душ, — сказала Хелги, исчезая за циновкой, заменяющей дверь в ванную (тут вместо всех дверей были циновки).

— А мне вот что интересно, — задумчиво начал Скалди, — То ли это я совсем не в форме, то ли эта группа туристов как-то уж слишком хорошо подготовлена.

— Просто довольно спортивные ребята, — ответил Аристо, вытягиваясь в кресле-шезлонге и забрасывая ноги на невысокий столик.

Гренландец улыбнулся и медленно покачал головой.

— Нет, амиго. Чтобы отмахать пятнадцать миль пешком по не очень-то ровным джунглям и на весельных надувных лодках по протокам, а после, без перерыва, пойти гонять в футбол, недостаточно быть просто спортивными ребятами.

— Замаскированные инопланетяне, — предположила Долли.

— Роботы-андроиды! — крикнула из душа Хелги, — «Терминатор» все смотрели?

— Роботы не играют в футбол, — проворчал Скалди.

— Играют! — крикнула Хелги, — Чемпионаты «Robocup» проводятся с 1997 года!

— Ладно, — проворчал он, — Роботы тоже играют. Но не так, как эти ребята.

Со стороны мини-футбольного поля доносились удары по мячу, прореженные азартными воплями и непечатными возгласами, как минимум, на трех языках.

— А твоя версия? — спросил Аристо, закуривая сигарету.

— Не знаю, — гренландец пожал плечами, — Я просто поделился наблюдениями.

— Давайте я тоже поделюсь наблюдением, — снова крикнула Хелги, — Здешние фермеры выращивают картофель ради ботвы. Набивают мешки и…

— Это не картофельная ботва, а кока, — перебила Долли, — Она тут, как чай.

— Ты сказала «кока»? Но это же наркотик!

— Наркотик называется кокаин, а кока — растение, где он содержится, — уточнил Аристо, — Коку тут заваривают уже пять тысяч лет, и ничего, не сторчались. В Штатах десять лет делали кока-колу на экстракте коки, и тоже не сторчались.

— Быть того не может! В США очень строго с наркотиками!

— Я проверю, — сказал Скалди, включая свой ноутбук, — Мне это тоже странно.

Когда Хелги, завернутая в полотенце, появилась из душа, на экране уже была статья Глобалпедии «История кока-колы». Там черным по белому значилось:

«Основные ингредиенты кока-колы — патент от 08 мая 1886, (Атланта, штат Джорджия): четыре части листьев коки на одну часть орехов кола. Рецептура изменена в 1904 году. Под давлением расистски-настроенного большинства среднего класса, «The Coca-Cola Company» включила в технологию удаление кокаина из исходного растительного сырья (после статьи в New York Tribune, утверждавшей, что негры пьют кока-колу для усиления агрессивности)».

— Черт! Черт! — воскликнула она, — Но теперь-то известно, что это наркотик!

Долли лениво потянулась на диване и так же лениво сообщила:

— Угу. Так же, как чай, кофе, какао, алкоголь и табак. Ты же репортер, должна понимать: это просто лоббизм. Плутократы, производившие виски и кофе, задавили плутократов, производивших коку. Теперь люди на Западе легально подсажены на кофеин и алкоголь, а кока запрещена, за нее сажают в тюрьму.

— Только здесь, в Тамбопата, на это всем глубоко насрать, — добавил Аристо.

— Это точно, — поддержал Скалди, — В этих краях тысячи гектаров коки. Это основной экспортный продукт Восточного Перу и Боливии. Наверное, где-то рядом большая плантация, вот с нее и возят эту ботву, которую ты видела.

— Слушайте, — вмешалась Долли, — Вы не обидитесь, если я пойду спать?

— И я, тоже, — с готовностью, поддержал Аристо.

— Какие обиды? — Скалди подмигнул, — Я пойду погулять… Чтобы вам лучше засыпалось. Хелги, как на счет посмотреть часок-другой здешнюю вечернюю жизнь? Тут, вроде бы, есть кафе с дансингом или вроде того…

— Пошли, — согласилась она, — Вдруг там интересно?

* * *

В открытом кафе было совершенно пусто — если не считать флегматичного незнакомого индейца, игравшего роль бармена. Кемпинг «Amazonica» как-то внезапно затих. Четверть часа назад эко-авиа-туристы азартно гоняли мяч и визжали на всю округу, а теперь вдруг пропали.

— Мне это напоминает отбой в армии, — негромко сказал Скалди.

— Ты служил в армии? — спросила Хелги.

— Нет, но я две недели жил на базе ВВС в Каанааке, это наш крайний север.

— Там тоже есть многоярусные лишайники?

— Да. Если быть точным, там больше ничего и нет. Я имею в виду, из флоры.

— Ясно… Так, этот кемпинг кажется тебе похожим на военную базу?

— В общем, да. Много аналогий… Хотя, как известно, аналогии лгут.

— Аналогии лгут, — повторила она, — Знаешь, есть один деликатный вопрос…

— Какой?

— Ну… как это сказать… В общем, Долли меня про тебя не предупреждала.

Скалди понимающе кивнул.

— Сюрприз, верно? У меня то же самое. Но не обижаться же на ребят.

— Конечно, нет, — согласилась она, — Они ведь хотели, как лучше.

— Совершенно верно, — он снова кивнул, — У многих счастливых парочек такая особенность: они пытаются устроить личную жизнь друзей. Иногда получается грубовато. Не надо ворчать, но не обязательно подыгрывать, если ты об этом.

— Вот-вот. В спальне две кровати, и все такое.

— Тогда нет проблем? — спросил он.

— Никаких, — подтвердила она, — Просто у меня такой этап в жизни… Ну…

— Хелги, не говори о том, о чем тебе не хочется.

Она немного грустно улыбнулась.

— Ты тактичный парень, Скалди.

— Гренландский обычай, — он подмигнул, — Хочешь еще этого цветочного чая?

— Да, с удовольствием… Надеюсь, он без наркотиков.

— Вот тут ты зря надеешься. Почти все высшие растения содержат алкалоиды, а считать данный алкалоид наркотиком или нет, это, как справедливо заметила Долли, вопрос чисто формальный, юридический или лоббистский.

— Ты меня разыгрываешь. Еще скажи, что ромашка — наркотическое растение.

— Еще какое! Она содержит наркотик пиретрин. Для насекомых это яд, вроде стрихнина, а для людей — успокаивающий препарат. Применяется при кашле. Алло! Амиго! — Скалди махал рукой бармену, — Принеси нам, пожалуйста, еще один чайник этого наркотического чая. Он просто замечательный!

— Цветочного чая, или чая с кокой? — невозмутимо уточнил индеец.

— Цветочного, такого же, как в первый раз.

— Но там нет наркотика, сеньор.

— Недоработка адвокатов, — весело сказал он, — Ничего, это не главное.

Бармен привычными движениями заварил чайник, и подошел к ним.

— Я не понял, что вы сказали про наркотики и адвокатов.

— Это просто, амиго. Если адвокаты хотят срубить денег, то они делают такой закон, по которому какой-то цветочек или травка — это запрещенный наркотик. Куча людей оказываются преступниками, и адвокаты трясут с них деньги.

— Точно, сеньор! — согласился индеец, — Так они и дурят нормальных людей.

— А полиция к вам не придирается из-за чая с кокой? — спросила Хелги.

Индеец расхохотался, звонко хлопая себя по бедрам.

— Что вы, сеньора! Полиция тоже любит коку. У нее хорошая доля в плантациях дона Витори, вон там, — индеец махнул рукой в сторону холмов между озером и рекой Мадре-де-Диас, — Сейчас там первый сбор урожая, в этом году кока рано созрела. Мы тоже немного купили. Дюжину мешков. Для колорита.

— Немного? — переспросила она, — А сколько же тогда много?

— Много это речной корабль. Тысяча мешков и больше. Коку покупают гринго через боливийских солдат, чтобы делать «снежок». Порошок, который нюхают. Полное говно. Вредно. А кока-чай — полезный. Его многие пьют вместо кофе.

— Понятно… А дон Витори это мафия?

— Нет, сеньора. Мафия в Майами и в Нью-Йорке, а в Тамбопата все проще.

Они допили чай и вышли на слабо освещенную дорожку к своему бунгало.

— Слушай, Скалди, а как ты думаешь, можно добраться до этих плантаций?

— В каком смысле, добраться?

— Ну, просто дойти, — пояснила Хелги, — Это же не очень далеко.

— Наверное, можно, только зачем?

— Я хочу снять это на видео.

— Не думаю, что это хорошая идея. Местным отцам отечества может не очень понравиться, что про них снимают кино. Есть риск нажить себе проблемы.

— Вряд ли здешние крестные отцы встают на рассвете и бегают по своим полям, отгоняя репортеров, — возразила она, — Если выйти перед рассветом, то можно дойти до плантаций, когда там еще вообще никого не будет.

Скалди задумчиво поцокал языком и покачал головой.

— Фермеры тут встают очень рано, и их это тоже не приведет в восторг.

— Мне кажется, что им наплевать, — возразила Хелги.

— А если нет? — спросил он.

— Ну… Как-нибудь выкручусь.

— Как-нибудь… Ты бы, лучше посоветовалась с администрацией кемпинга.

— Зачем? Чтобы они хором убеждали меня этого не делать? Нет уж. Я пойду сегодня… Точнее, завтра, перед рассветом.

— Одной тебе идти точно нельзя, — заметил он.

Хелги улыбнулась и развела руками.

— Увы. Я забыла положить комплект попутчиков в свою дорожную сумку.

— Вообще-то, — сказал Скалди, — Я знаю одного парня. Он, конечно, не какой-то зверский Чингачгук, но все-таки, лучше, чем вообще ничего. Как ты думаешь?

— Зачем тебе это надо? — спросила она.

— Мне это совершенно не надо, — ответил гренландец, — Но, видишь ли, если ты пойдешь одна и с тобой что-то случится… Это меня никак не устраивает.

— А если с нами обоими что-то случится?

Он пожал плечами.

— Тогда, значит, не повезло.

* * *

Семья Васко собрала для священной акции возмездия почти триста бойцов. В основном, это были вчерашние фермеры или бродяги, но сотня человек могла считаться солдатами: они или раньше участвовали в таких сражениях, или же разбойничали частным образом. Еще была полусотня галапагосцев — бывшие пираты на местном театре выглядели серьезной военной силой. Как правило, мишенью акций возмездия становились офисы вражеского клана в городе, или загородные виллы дона и его ближайших родичей. Несколько реже наносились удары по инфраструктуре — вражеским пристаням и речному транспорту. Но ни разу еще в истории местных бандитских войн боевые действия не затрагивали плантации коки — основу продуктивной экономики Мадре-де-Диас. Все, однако, когда-то случается впервые — и семейный совет Васко постановил: рано утром ударить по земельным угодьям Витори. Такая операция во время первого сбора урожая этого года означала для Витори срыв крупных контрактов и огромный экономический урон. Минус был в том, что такая акция лишала значительную часть фермеров традиционного дохода, но Эдуардо Васко решил, что главное — победить сейчас, а с фермерами потом можно подружиться, раздав подарки из резервного семейного фонда, как раз и предназначенного для таких случаев.

* * *

Марш-бросок Хелги и Скалди провели достаточно успешно, за одним только исключением: к плантациям коки они вышли не к половине шестого утра, как планировали, а около семи. На полях уже полным ходом шли работы. Фермеры старательно срезали сростки листьев и складывали в корзины, которые затем ставили в тележки с конной тягой и увозили в сторону берега. Оттуда ехали тележки с пустыми корзинами и цикл повторялся. Хелги выбрала позицию на подходящем (не слишком высоком, но и не слишком низком) холме и заработала портативной видеокамерой. Панорама — Крупные планы — детальные съемки работающих — снова крупные планы — детальные съемки тележек, увозящих корзины — и снова крупные планы — детальные съемки вооруженной охраны…

Она очень своевременно включила zoom, снимая охранника. Он как раз увидел посторонних и начал действовать в соответствии с местным обычаем. Хелги не могла поверить, что это здесь делается так просто, поэтому просто удивилась.

— Скалди, смотри, этот тип…

Скалди тоже был не в курсе местных обычаев, но, в отличие от нее, не питал никаких иллюзий на эту тему. Увидев, что охранник поднимает автомат, он схватил Хелги за плечо и упал на землю, увлекая ее за собой. Почти в ту же секунду гулко грохнула короткая очередь — пули просвистели метрах в трех. Следующие несколько секунд, до них доносились какие-то реплики, а потом ударили один за другим три одиночных выстрела — уже более прицельно. В полутора метрах взлетели фонтанчики пыли.

— Ползем назад, — прошипел Скалди, — А то нас подстрелят к чертовой матери!

Они развернулись лежа, и прижимаясь к грунту, поползли с вершины холма по противоположному от поля склону. Раздалось еще пара выстрелов, а потом, все более громкие голоса, которые явно приближались.

— Они за нами гонятся! — шепнула Хелги.

— Верно… Вот что… пока нас прикрывает холм, вскакиваем и бежим вниз.

— Куда вниз?

— Подальше отсюда. Все! Побежали!

Спринтерский рывок оказался очень коротким в силу особенностей местности. Через полсотни метров, влетев в заросли кустарника, они внезапно оказались у края оврага, в который и скатились, не успев затормозить. Этот казус спас им жизнь. Бежавшие следом охранники были восприняты сосредоточившимися на противоположном краю оврага бойцами Васко, как превентивно-атакующий авангард Витори. Раздалась три оглушительные очереди из старых, но вполне работоспособных пулеметов «Lewis». Затем, шипя, взлетела сигнальная ракета, и отряды Васко устремились в атаку, преодолевая овраг по нескольким узким мостикам. Но охрана Витори тоже не дремала: над полями заунывно загудела сирена, после чего что-то басовито звякнуло и среди боевых порядков Васко разорвалась первая 120-миллиметровая мина. За ней — вторая. Послышались проклятия и истошные вопли раненых. Прикрывающие группы бойцов Васко несколько суетливо, но быстро, развернули базуки, и над холмами пронеслись реактивные гранаты, оставляя за собой шлейфы остро пахнущего серого дыма. Сражение вокруг сердца региональной экономики началось…

* * *

Овраг был неглубоким и не очень крутым. По его глинистому дну тек ручеек мутной жижи, питаемый ирригационными канавами. Туда-то и приземлились Хелги и Скалди, секунд на десять утратив восприятие физической реальности. Первым пришел в себя Скалди и, хрипло зашептал на ухо Хелги:

— Только не вздумай шевелиться! Лежи, как лежишь!

Со стороны склона холма слышались хлесткие щелчки выстрелов, то и дело сливающиеся в вибрирующий грохот.

— У меня лицо наполовину в этом дерьме! — отплевываясь, прошептала она.

— Черт! Потерпи, ничего страшного. У тебя кости целы?

— Кажется, да… Что тут…

Окончание реплики заглушили взрыв мины на противоположном краю оврага, метрах в пятнадцати от них. Сверху посыпались комья земли, а над головами, медленно вращаясь, пролетело длинное бревно от снесенного взрывом моста.

— Война, — шепнул он, — влипли…

Раздался надсадный рев моторов и через сравнительно пологую часть оврага перекатились, один за другим, несколько обшарпанных армейских джипов с прямоугольными коробками над кабинами. Через несколько секунд по ушам резанул многократно повторенный пронзительный свист. Овраг заволокло исключительно едким и пахучим дымом. Вдалеке послышалась серия глухих взрывов. Потом вдруг оглушительно бабахнуло совсем рядом, на дно оврага полетели комья земли, осколки стекол и разодранные листы металла. Рядом с головой Скалди упала ступица колеса с обрывками шины.

— Блядь, — коротко бросил он, уже не понижая голоса. Было ясно, что в таком непрерывном шуме никто их не услышит.

— Слушай, — сказала Хелги, — А что если позвонить по мобайлу?

— Кому? — спросил он.

Она, вытащила трубку и глянула на экранчик.

— Ну, хотя бы, Долли. Ее номер — последний записанный. Не надо набирать.

— Звони, — согласился Скалди, — Хуже не будет.

* * *

Долли разлепила веки, вздохнула и подняла голову с довольно волосатой, но исключительно уютной груди Аристо.

Мелодия «terrasamba», установленная в качестве звонка мобайла, повторилась.

— Ну какого черта, а? — сонно пробурчала Долли, нашаривая трубку.

— Кто это там? — спросил разбуженный Аристо.

— Не знаю… Если это тетя Нера, то просто ужас, что я сейчас скажу.

— Просто скажи, что она не вовремя. Она же не вредная тетка.

Мелодия прозвучала в третий раз. Долли, наконец, нашла трубку.

— Да! Кто это?.. Хелги?… Черт! Не поняла, где ты?.. Война? Подожди… Ну, да, я слышу что-то вроде грозы или… Под обстрелом? У какого холма, как вы туда попали?… Понятно-понятно… Сейчас, мы уже одеваемся… — Долли вскочила с кровати, — Аристо, быстро одевайся, пошли в администрацию, Хелги и Скалди попали под какой-то обстрел, мафия что-то делит… Хелги, скажи точно, где вы находитесь?… Овраг? Тут куча оврагов! Какой-нибудь ориентир… Ну, ясно…

* * *

Кемпинг уже успел утратить всякое сходство с гражданским объектом. Он был очевидным образом разбит на площадки, где комплектовались наборы каких-то видов оружия. По дорожкам проезжали еще вчера вполне мирные квадроциклы-амфибии, над капотами которых теперь стояли небольшие орудия на турелях. Около пирса экипажи суетились рядом с небольшими боевыми летательными аппаратами, которые вчера были замаскированы под авиетки-дельтапланы. В полусотне метров от причала стоял катер вполне военного вида. В нескольких точках берега разворачивались реактивные артиллерийские установки.

Аристо недоуменно почесал в затылке.

— Долли, похоже, тут дело не в мафии. Это какая-то серьезная война.

— Ты не о том думаешь! Черт с ней с войной, надо спасать ребят.

— Как бы нас с тобой тут не шлепнули, в порядке какой-нибудь секретности.

— Хотели бы, уже бы шлепнули, — возразила она, — Эй! Эй! Лайм!

— Да? — отозвалась мастер спецтехники, резко останавливаясь.

— Слушай, тут такая…

— Идите за мной, — перебила она, — Объясните по дороге.

Они зашли в холл административного корпуса, который уже превратился в локальный штаб корпуса (непонятно только, какой армии). За стойкой администратора, восседал обер-лейтенант Нонг Вэнфан, глядя то на экран монитора, то на группу «эко-авиа-туристов», одетых в камуфляжную форму.

— Мокко! Быстро взял свой полувзвод, и в аэропорт. При сопротивлении гаси там всех. Перуанские форсы и копы должны были уйти. Не ушли — их проблемы.

— Цао! Взял три вироплана, этажерку, загрузил авиабомбы и отработал мосты.

— Гвен! Взяла штурм-катер, и третий полувзвод с виропланами. Выдвигайтесь к границе Боливии. Займите позиции в миле от нее. Минируйте тактически-значимые маршруты.

— Тино! Взял второй полувзвод с виропланами и ребят Чимала. На тебе — зачистка всех вооруженных групп в радиусе десяти миль. Это bandidos. Живыми брать только очевидно — перспективных. Янис, поддержишь их страйк-дронами, потом сразу подключишься к работе «зонтика». А пока «зонтик» разворачивает Уэно.

— Лайм! Активируй свою баллистику и сноси перуанские комплексы ПВО, РЛС и ВПП. Согласно схеме. Начни с авиабазы Куско, дальше по убыванию значимости.

— Панчо, Эмио, берите две этажерки, забросайте радио-минами весь фарватер в двадцати милях выше по реке, и развесьте там спай-дроны.

— Ачак! Готовь своих парней, через два часа вы входите в город. Вас поддержит четвертый полувзвод. Зи, ты слышал. Возьми штурм-катер и прикрой их с реки. Займи речной порт, при сопротивлении — сноси там все на хрен!

— Я с резервом остаюсь здесь. Если что: мой заместитель — Уэно Киро.

— Вопросы ко мне…?

Долли и Аристо проскочили к стойке.

— Послушайте, — начал Аристо, — Я не знаю, кто вы и с кем воюете…

— Не важно, — перебил Нонг, — Что у вас за проблема?

— Хелги и Скалди, они в овраге, рядом с полями коки, под обстрелом.

— Joder! Как их угораздило там оказаться?… Тино, постой! У тебя в зоне, там где боевые действия между bandidos, двое сивилов.

— Там полоса огневого контакта в полмили, — сказал тот, — Где их искать?

— У Хелги включен мобайл! — воскликнула Долли, — Можно позвонить и…

— Не надо, — перебил Нонг, и повернулся к парню сидевшему у другого конца стойки, — Уэно, возьми пеленг номера, который скажет эта девушка и передай точные координаты на коммуникатор Тино. Тино, зачистку начни оттуда, по инструкции «действия при наличии цивильных лиц в зоне операции».

— Приступать? — деловито уточнил лейтенант Кабреро.

— Да.

— Там еще фермеры! — крикнула Долли вслед Тино, уже бегущему к дверям.

— Про фермеров я знаю, — отозвался он, не оборачиваясь.

Нонг Вэнфан почесал в затылке, потом ткнул пальцем в сенсорную панель селекторной связи и сказал в микрофон.

— Синти, тут двое активных бразильских сивилов, займись, пожалуйста.

— Полминуты, — прозвучал ответ из динамика.

— Это мы, что ли, «активные бразильские сивиллы»? — пробормотала Долли.

— Ну, да, вы же не военные, — ответил обер-лейтенант, — Извините, ребята, я в данный момент жутко занят. Потом поговорим.

В холл стремительно ворвалась Габриэла и схватила Долли и Аристо за руки.

— Пошли в кафе! Сейчас я вас накормлю, там горячий кофе, и булочки!

* * *

Хелги с сомнением посмотрела вверх, на наклонно лежащие бревна одного из бывших мостов через овраг. Вроде бы, они лежали надежно, одними концами оставаясь на краю оврага, а вторыми глубоко воткнувшись в глину на другом склоне. Правда, падая после попадания мины, вся конструкция разъехалась, и между бревнами зияли зазоры в три ладони шириной…

— Скалди, а ты уверен, что мы не зря сюда отползли?

— Бревна хоть как-то нас прикрывают, — ответил он, — Я ничего лучше не вижу.

— Угу. Я тоже, — сказала Хелги, и чихнула от дыма, наплывшего волной после очередного обмена артиллерийскими ударами. Сейчас здесь был оперативный резерв атакующей армии Васко. Авангард прочно закрепился на склоне холма. Сражение шло за господствующую высоту, которую продолжали удерживать Витори, отстреливаясь из пулеметов, и забрасывая ближний тыл противника минами. Васко отвечали огнем из базук и ракетных установок на джипах.

Наступило затишье. Обе стороны ждали, когда дым после очередного обмена ударами рассеется, и снова станут видны боевые порядки противника. Слышны были только стоны раненых и треск пламени — неподалеку догорали остатки какого-то автомобиля. Хелги вдруг охнула и схватилась за правый бок.

— Ты что, ранена? — прошептал Скалди.

— Мобайл, — ответила она, — Он вибрирует.

— Ну, да. Ты же поставила на виброрежим.

— Так мне ответить или?.. Я даже не знаю…

— Отвечай, конечно! Вдруг это Долли?

Хелги прижала трубку к уху и тихо спросила:

— Долли, это ты?

— Это аварийная группа кемпинга «Амазоника», — ответил незнакомый мужской голос, — Хелги, скажите, Скалди далеко от вас?

— Нет, он рядом. Мы лежим под разбитым мостом и…

— Я вижу ваш мост, — перебил голос, — Скажите, прочно ли он держится?

— Вроде бы, да. Толстые бревна. Они, кажется, лежат устойчиво. А что нам…?

— Отлично! — снова перебил голос, — Оставайтесь там, не двигайтесь с места.

— И что дальше? — воскликнула она, — Здесь стреляют! Здесь черт знает что!

— Мисс, я же сказал: сидите там и не двигайтесь. Сейчас мы вам поможем. В ближайшие десять минут я вам перезвоню.

— Перезвоните, и что?

— … И скажу, что делать, — пояснил голос и отключился.

Следующие несколько секунд Хелги тупо смотрела на замолчавшую трубку.

— Кто это оказался? — спросил Скалди.

— Аварийная группа кемпинга, — недоуменно произнесла она, — Не знаю, что это такое, но они просили сидеть здесь и не высовываться.

— Мудрый совет, — проворчал он, — А то мы как раз собирались пойти собирать цветочки… Вот, зараза! Этого еще не хватало!

— Чего этого? — удивилась она.

— Авиация, — пояснил Скалди, показывая пальцем на просвет между бревнами, сквозь который был виден кусочек неба, — Только что пролетели штук пять.

— Может, быть, это авиация правительства? — с надеждой спросила Хелги.

— Нам от этого не легче. Я читал, что при таких конфликтах штурмовики ВВС бомбят всех подряд, а уже потом разбираются. Разбомбят не тех — спишут на мафию, и у них никаких проблем. У разбомбленных — тоже уже никаких…

Окончание его монолога перекрыл нарастающий свист, раздавшийся, как показалось, со всех сторон сразу, а затем земля вздрогнула. Взрывов они не услышали — поскольку оглохли на некоторое время от акустического удара, вызванного фронтом волны сжатия от детонации тяжелых термобарических боеприпасов. В воздухе повисла завеса из пыли и копоти, сквозь которую невозможно увидеть что-либо на расстоянии дальше вытянутой руки. Бревна разбитого моста над головами Хелги и Скалди подпрыгивали, но держались, и только зазоры между ними становились все шире. Щебень, тлеющие щепки и комья глины сыпались сквозь эти зазоры, как ливень. А потом вся эта чехарда резко прекратилась: земля не дрожала, мусор не сыпался, бревна не качались.

Скалди что-то говорил, но Хелги казалось, что он просто зачем-то открывает и закрывает рот. Она хотела ответить, но не услышала своего голоса. Он ткнул пальцем в ее карман, где лежал мобайл. Она вытащила трубку, и, уже чуть-чуть начиная слышать отголоски звуков, нажала «ответ».

— Говорите, пожалуйста, громче! Нас оглушило!

Собеседник пытался говорить громче, но она все равно не могла разобрать слов.

— Ничего не получается! — крикнула она, — Давайте лучше SMS!

Скалди хлопнул ее по плечу и показал жестами, что идея блестящая.

Через несколько секунд на экране возникло сообщение:

«Из-за проблем с плотиной, ваш овраг заполнится водой. Течение не будет слишком сильным и быстрым. Мимо вас проплывут дощатые поддоны, вам надо забраться на них и сплавиться до озера. Там мы вас подберем. Не вылезайте из оврага. Территория вокруг вас пока под огнем. Ответьте «да», если поняли».

* * *

По кемпингу еще плавали полупрозрачные полосы кисло пахнущего дыма, но режущий уши визг взлетающих в небо реактивных снарядов уже смолк.

— Ну, что за хрень! — проворчала Синти, — Направление ветра было известно со вчерашнего дня. Что мешало разместить пусковые комплексы так, чтобы эту срань сносило в любую другую сторону? А теперь даже кофе пахнет химией азота.

— Синти, можно уже вытереть со столов? — осведомилась Габриэла.

Хозяйка кемпинга отрицательно покачала головой.

— Подожди пять минут. Видишь, пыль еще оседает. Кстати, через час разбуди обормотов, которые у нас по уборке, и пусть помоют стены и балконы… Нет, сначала пусть смоют из брандспойтов говно с крыш, потом уже стены, а потом балконы, внешние лестницы и окна.

Габриэла поставила на стол поднос с очередной порцией кофе и булочек.

— Знаешь, Синти, надо бы пообещать уборщикам премию.

— ОК, Габи. В размере недельного оклада. Напиши про это месседж Ачаку.

— Но он же на войне, — возразила она.

— Война только сегодня до ужина, — ответила Синти, — Дальше мы работаем в нормальном режиме мирной туристической жизни. Финансовый отдел тоже.

Аристо кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.

— Синти, ты, кажется, в курсе, что тут происходит. В смысле, про эту войну.

— В курсе. А что тебя интересует?

— Ну, вообще… Кто, с кем, за что…

— Вообще, так, — сказала она, — Народная армия Кэчо-Юпанки, при поддержке коренного населения, которому надоела коррупция властей Перу, этническая дискриминация и мафиозные разборки в провинциях Мадре-де-Диас, Укаяли, Куско, Хуанса, Ика, и всех провинциях к югу от названных…

— Это же половина Перу! — воскликнул Аристо.

— Нет, всего треть. А по населению и вовсе десятая часть, если не меньше.

— Ну, допустим… И что там?

— Я же тебе сказала: чаша терпения вылилась, и…

— Переполнилась, — механически поправила Долли.

— Ну, да. Переполнилась и вылилась. Народ выступил на стороне Ачака Моноа Юпанки, наследника королей Куско-Инка и лидера движения Кэчо-Юпанки.

— А мне казалось, что он финансовый менеджер кемпинга, — заметил Аристо.

Синти утвердительно кивнула.

— Да, он тут работает. Почему бы наследнику королей Куско-Инка не работать в хорошем экологически-ориентированном бизнесе? Вечером он подпишет акт о переходном правительстве Республики Кэчо, а выборы пройдут под контролем международных сил, которые появятся примерно к обеду.

— Хм… А что за международные силы?

— Здесь — наши, а на юге — чилийцы. Только провинция Пуно еще не поделена. Озеро Титикака это… Короче, не отдавать же его чилийцам полностью, верно?

— Э… — Аристо почесал в затылке, — А кто такие «наши»?

— Бразильцы, разумеется. Вы же бразильцы, как и я.

— Вообще-то мы не знали, что ты бразилька, — встряла Долли.

— Да? Черт! Ну, извините, я забыла вас предупредить.

— Ничего страшного. А какие новости про наших ребят?

— Там все под контролем, я же тебе уже говорила.

Долли вздохнула и побарабанила пальцами по пыльному столу.

— Знаешь, Синти, когда военные говорят «все под контролем»… Не то, чтобы я совсем не доверяю, но хочется знать точно.

— ОК, сейчас я выясню ситуацию на текущий момент, — хозяйка кемпинга взяла лежащую на столе рацию, — Тон-тон. Уэно, это Синти, что с моими клиентами, которые оказались в… Да, про них… Какая еще, в жопу, плотина… Блядская жизнь! И как эта ситуация решается?… А хули я об этом узнаю последней? Мы партнеры, верно? А тут ситуация, и никто не доложил… Ну, война. Знаешь, мой папа говорит, что всегда можно найти кучу причин… Нет, это не претензия, но здесь их друзья… Вот это толково! Подключи меня к этому видеоряду… Какой канал?… Ни хрена не поняла. Восьмой-бис, это что на моем мониторе?… Ага…

* * *

Небольшая речка, в которую превратился овраг, постепенно расширялась, и ее течение становилось медленнее. Импровизированный рафт из двух дощатых поддонов, сцепленных четырьмя гнутыми кусками металла — бывшими частями кузова автомобиля — уже не пытался застревать и крутиться, а плыл ровно.

— Слушай, Скалди, я очень нужна для управления? — спросила Хелги.

— Не то, чтобы очень, — ответил он, отталкиваясь длинной жердью от мели по правому борту, — а что? Ты хочешь еще раз позвонить?

— Нет, я хочу снять все вот это на видео.

— Ты фанатка, — вздохнул он.

— Но это же моя работа!

— Работа? Ну, ладно. Только держи свою жердь наготове, мало ли, что впереди. Этот овраг петляет, как спина Ермуганда.

— Кого-кого?

— Мирового змея, — пояснил он, — За поворотом может быть, что угодно.

Хелги положила жердь вдоль рафта, достала камеру, повернулась к корме и поймала в видоискатель колыхающуюся тучу дыма и пыли на склоне холма, откуда они отчалили четверть часа назад. Казалось, снимать там совершенно нечего, однако интуиция подсказывала ей обратное. Она чуть-чуть повернула объектив… Ага! Вот оно! Шесть то ли авиеток, то ли вертолетов с короткими крыльями и небольшим горизонтальным пропеллером, раскрашенных желто-зелеными узорами, ровной шеренгой проходят над вершиной холма, ныряют в пике, с подвесов под крыльями срываются тусклые огоньки и несутся к земле, оставляя за собой тонкие серые шлейфы. Там, за холмом, вспухают и быстро тускнеют шары оранжевого пламени. Летающие машины разворачиваются, а следом за ними летит новая такая же шеренга…

— Скалди, — тихо сказала она, — Там, похоже, что-то основательно разрушают.

— Это война, — спокойно ответил он, — Причем не наша. Мы и так зря влезли.

— Как это не касается? Там же люди!

— Люди. И что дальше? Ты хочешь исправить мир своей видеокамерой?

— Не исправить… Просто показать… Это должно быть известно.

Скалди вздохнул, снова отталкиваясь от мели по правому борту, на которую их рафт все время норовил выскочить.

— Ну, допустим, это стало известно гражданину «N», типичному жителю города Амстердама. Что от этого изменилось?

— Ты считаешь, что ничего? — откликнулась она.

— Я просто задал вопрос, — пояснил Скалди, — Кстати, впереди озеро.

— Что-что?

— То замечательное озеро, где нас, возможно, подберут, — пояснил он.

— Нас точно подберут, — сказала она, — И вообще, знаешь, нельзя жить с таким скептическим отношением ко всему.

— Почему нельзя? — спросил он.

— Потому, что… Ну, просто, мне кажется, что так нельзя…

Изложив этот глубокий аргумент, Хелги повернулась, и начала рассматривать озеро в оптический видоискатель, используя его, как подзорную трубу. Долго искать не пришлось: надувная моторная лодка — пятиметровый «Zodiac» резво скользила по воде точно в их сторону. На антенне трепетал на ветру вымпел кемпинга, около носовой пулеметной турели стоял знакомый индеец-бармен, а рядом с ним — Аристо. Сзади угадывались еще две человеческие фигуры.

— Ну вот! — воскликнула Хелги, — Я же говорила!

— Будем считать, что в этот раз нам повезло, — заключил Скалди, последний раз отталкиваясь от мели справа, — Хотя, если честно, это был не самый спокойный рафтинг в моей практике.

Лодка описала полукруг и круглый борт оказался совсем рядом.

— Перелезайте сюда, ребята! — крикнула сидевшая сзади Долли.

Индеец рядом с ней протянул руку, чтобы помочь Хелги перепрыгнуть и очень серьезно сказал Скалди:

— Не забывайте, пожалуйста, свои вещи на плоту, сеньор.

— Спасибо, амиго, — гренландец ловко шагнул в лодку, — Если бы там были мои вещи, и если бы не твое предупреждение, я бы точно их там забыл.

Индеец с важным видом кивнул.

— Я поэтому вам и сказал, сеньор. Вы, туристы, бываете такие забывчивые из-за новых впечатлений.

— Чего-чего, а новых впечатлений нам хватило, — согласился Скалди.

Хелги, тем временем, с радостным визгом, повисла на шее у бразильки.

— Долли, ты классная! Вообще не передать, какая ты…

— Когда все сядут на места, мы поедем, — тактично намекнул бармен, дождался, когда все четверо туристов разместились на бортах, и врубил движок.

Лодка развернулась и, быстро заскользила к противоположному берегу.

— Вообще-то, ребята, вы нас здорово перепугали, — сообщил Аристо.

— Так вышло, — Скалди развел руками, — Это издержки профессии репортера.

— Издержки, — бразилец фыркнул, — Надо было нас предупредить.

— А вы бы нас отпустили? — вмешалась Хелги.

— Нет, конечно! — ответил он.

— И правильно бы сделали, — тоном школьной учительницы добавила Долли.

— Интересно, здесь такие сражения в порядке вещей? — спросил Скалди.

— А-а, — протянул Аристо, — Так вы еще ничего не знаете. Тут происходит что-то вроде перерисовки границ под флагом борьбы за права коренного населения и против организованной преступности.

— Вот как? И кто кого перерисовывает?

— Наши и чилийцы перерисовывают перуанцев и боливийцев.

— Ясно, — гренландец кивнул, — И много отхарили?

— По слухам, много. Я еще не читал свежие новости, но…

— Ребята, а с что с вами там произошло? — перебила его Долли.

— Я все расскажу, — пообещала Хелги, — но сначала мне надо помыться, заклеить царапины, и вообще, привести себя в человеческий вид. Я ужасно выгляжу, да?

— Ты нормально выглядишь, — возразил Скалди, — Есть мелкие замечания, но, по обычаям эко-авиа-туризма… Кстати, эко-авиа-туристы, это ваши коммандос?

— Не наши, — ответила Долли, — У них вообще не латиноамериканский диалект.

— Не ваши… Странно… Надо посмотреть, что пишут про это в интернет.

— А мне надо срочно отправить видеозаписи в редакцию, — добавила Хелги.

Скалди удивленно поднял брови.

— Ты же собиралась мыться и заклеиваться.

— Ну, да. Я сначала отправлю записи, а потом это.

— Знаешь ты кто? — сказал он, — Ты репортер-самурай на грани камикадзе.

Это же время. Река Мадре-де-Диас, в миле от границы с Боливией.

Четыре семиметровых открытых катера (тип «Пиранья» по кодировке ВМФ Боливии) проскочили условную линию на реке Мадре-де-Диас и вторглись в суверенную акваторию Перу. Ничего особенного, кого в этой глуши волнуют подобные мелочи. Традиционный бизнес здешних пограничников — помогать одному кокаиновому дону в конфликтах с другим. На катерах было по шесть бойцов, итого 24: два отделения из трех, составляющих пограничный взвод, а третье отделение, выполняло в это время официальную часть службы.

Капрал Квэк Таури опустил бинокль и недоуменно почесал в затылке.

— Нет, я не понял… Это что, действительно военно-патрульные катера?

— Ты же видишь: пулемет на носу, — ответила лейтенант Гвен Нахара.

— Ну, пулемет. И по двое взрослых на четверых детей. Это точно военные?

— В Боливии, ввиду особенностей экономики и демографии, около четверти вооруженных сил укомплектовано лицами моложе 16 лет, — ответила Гвен.

— Командир, — жалобно сказал капрал, — Нельзя их на мины. Давай, просто шуганем.

— Ясно, что шуганем, — согласилась она.

— Командир, а может, они просто так сдадутся?

— Нет, Таури. Просто так не сдадутся. Какой-никакой, а флот. Все, закончили болтовню, работаем. Слушай приказ: По прохождению замыкающим катером отметки +1900 от границы, орудие, очередями, с упреждение восемь метров, поперек курса… Fire!

Башня штурм-катера с 40-милиметровым шестиствольным артиллерийским автоматом плавно повернулась, и со звонким грохотом выплюнуло очередь. На середине реки спокойная вода вдруг как будто взбесилась, вспучившись огромными фонтанами. Два головных катера перевернулись сразу. Один протаранил на полной скорости фонтан, поднятый снарядом, и весь экипаж просто смыло. Неуправляемая машина описала длинную дугу и влетела в густые прибрежные заросли. Последний катер зарылся в водяную воронку и встал на нос, будто какой-то сюрреалистический поплавок…

Из заросшей боковой протоки тихо, как призрак, выдвинулся штурм-катер, похожий на бронетранспортер-переросток, и унылый голос, многократно усиленный мегафоном, обратился к двум дюжинам изрядно шокированных боливийских моряков, которые, не вполне понимая, что произошло, барахтались в неуклюжих армейских спасжилетах.

— Станция Тамбопата, конечная. Просим пассажиров покинуть реку и выйти на левый берег, с поднятыми руками. Кто сам вылезти не может, пусть поднимет правую руку — вытащим. Кто не может поднять правую руку — пусть крикнет… Парень, что ты поплыл к правому берегу? Там болото. Вернись!.. Эй, вы двое, которые поплыли к границе! Быстро к берегу, а то догоним и надерем уши…

Это же время. Бывшие плантации дона Витори.

Вироплан на пару секунд завис в воздухе и мягко опустился на узкий пятачок земли между полем зеленеющей коки и парой брошенных телег с корзинами. Первым из кабины выпрыгнул Цао Цао, следом за ним пилот Ким Хвен. Со стороны временного тентового лагеря второго полувзвода к ним почти бегом направился Тино Кабреро.

— У тебя пожрать есть? — спросил Цао Цао, как только лейтенант оказался на расстоянии, позволяющем общаться, не повышая голоса.

— Не завтракали? — посочувствовал Тино.

— Чем? — фыркнул Ким Хвен, — Мухами на лету? Мы бомбили, между прочим.

— Короче, — подвел итог Цао Цао, — Ты нам зубы не заговаривай. Раз ты просил, чтобы мы сразу после рейда летели сюда, то ты нас и кормишь. Справедливо?

— А разве я возражаю? Сейчас ребята вам притащат хавчик прямо сюда.

— Мы и сами можем дойти до полевой кухни, — заметил Ким.

Лейтенант улыбнулся и покачал головой.

— Нет, ребята. Давайте вы пожрете здесь. А пока вам несут хавчик, распечатайте мне с борт-компа протокол боевого вылета.

— Это зачем еще? — подозрительно поинтересовался пилот.

— Ким, так надо, я потом все объясню.

— С тебя бутылка текилы, и можешь не объяснять.

— Вечером, за ужином, — сказал Тино.

— Ну, ясно, что не сейчас. А что это у тебя там за парни привязаны?

Ким Хвен кивнул в сторону массивного столба ограды, от которого шли три веревки, заканчивающиеся петлями, затянутыми на ногах у троих помятых персонажей унылого вида.

— Галапагосские пираты, — ответил лейтенант, — Правда, бывшие. Их последнее место работы: гвардия одного местного мафиози. Мафиози там (Тино махнул рукой в сторону догорающих в двух милях к югу развалин виллы), а эти здесь, поскольку перспективные.

— Перспективные? — скептически переспросил Цао Цао, — А по-моему, это обыкновенная, бестолковая бандо-пехота. Надо было зачистить их там, и не париться.

— Ты человек технический, грубый, и не понимаешь, — проникновенно возразил Тино, — К людям надо иметь правильный подход…

— Опять ты нам зубы заговариваешь, — перебил Ким, вручая ему пять листов, только что распечатанных борт-компом, — Где наш хавчик уже?

* * *

Через пять минут лейтенант Кабреро вернулся к троим привязанным к столбу персонажам и, особым безразлично-брезгливо-печальным голосом, произнес.

— Все, парни. Жопа вам. Родные есть, кому что передать?

— А что ты ужас нагоняешь? — насмешливо спросил Симон, уроженец Манагуа, даже закончивший 5 классов средней школы. Другие двое — Марио и Бланко, происходили из никарагуанской деревни, и так складно говорить не умели.

— Мне от вашего ужаса теперь никакой пользы, — проворчал Тино, — поскольку начальство решило вас отдать дак-конговцам. А я к вам чисто по-человечески, вдруг, там, родителям или жене что-нибудь передать.

Симон перевел взгляд с лейтенанта на Цао Цао и Ким Хвена. Они курили около вироплана, в ожидании обещанного завтрака. Для никарагуанца не было особой внешней разницы между китайцем, корейцем и вьетнамцем, так что эти двое вполне могли сойти за вьетнамцев. О вьетнамском спецназе военной разведки «Дак-Конг», Симон, Марио и Бланко знали от коллег по бандитизму, ранее промышлявших в Южно-Китайском море. У Дак-Конг была жуткая репутация, особенно — у группы «Чин-Сат». Она уже полвека охотилась по всей планете за камбоджийской маоистской оппозицией — «Красными кхмерами», причем обе стороны (преследователи и преследуемые) за это время докатились до методов, которые даже зверскими было назвать нельзя (звери гораздо человечнее).

— Ты гонишь, — заметил Марио, — Столько людей в эту летучую кастрюлю не влезут. Она вообще двухместная. Ну, может, трех, но никак не пяти.

— Это не проблема, — ответил Тино, — Вам вколют кетамин в шею, и погрузят в багажник, как дрова, штабелем. Глазки откроете уже на вьетнамском фрегате.

— Как так? — выдавил из себя Бланко.

— А вот так… — Лейтенант Кабреро извлек из бокового кармана комбинезона три листа бумаги. Обычный наблюдатель мог бы поклясться, что это листы, полученные от Ким Хвена, но, это были совершенно другие бумаги, изготовленные полчаса назад.

— Прочтите акты о передачи, напишите внизу «ознакомлен», дата, и подпись. Вот фломастер. У меня он только один, так что расписываться будете по очереди.

— Это что? — прошептал Симон, у которого внезапно сел голос.

Каждая бумага выглядела факсимильной копией официального акта-запроса о выдаче особо опасного террориста. Сверху — эмблема Дак-Конг (вертикально поставленный меч на фоне щита, и на переднем плане — пятиконечная звезда с серпом и молотом). В середине — фото в фас и в профиль. Внизу — полдюжины подписей, удостоверяющих разные согласования и разрешения. Документ был составлен на довольно плохом испанском, но смысл читался легко. Каждый из троих пиратов (фото см. выше, имя-фамилия не установлены) запрашивался вьетнамской разведкой в связи с его участием в организованной криминально-террористической деятельности «Новой Армии Красных кхмеров».

— Я ни хрена это не подпишу! — заявил Бланко.

— Точно! — согласился с ним Марио, — Засунь эту бумажку себе в жопу, понял?

Лейтенант равнодушно пожал плечами.

— Не хотите — не надо. Я напишу: «от подписи отказались».

— Слушай, амиго, тут какая-то ошибка! — заявил Симон, — Ну, ты сам посмотри. Какие мы, на хрен, кхмеры, тем более — красные?

— А, фиг вас знает, — Тино снова пожал плечами, — Может, вы с этими красными кхмерами пересекались в Никарагуа, на Галапагосах, или еще где-нибудь.

— Сука! Блядь! — застонал Марио и начал биться головой о столб. До него вдруг дошло, что они, действительно, пересекались с камбоджийскими отморозками, когда те приезжали с Тортуги на Санта-Фе за данью в декабре и в январе.

Бланко и Симон с трудом урезонили парня, повиснув у него на плечах. Тино закурил сигарету и сочувственно вздохнул.

— Парни, мой вам совет: не молчите. Болтайте что угодно, лишь бы складно и близко к теме. Пока вы так болтаете, они вас не будут сильно пытать. Ну, там, вырвут ногти, и только. Но если замолчите, то начнут выдавливать глаза, или засунут вас головой в клетку с голодной крысой, или…

— Ты бога побойся, говорить такие вещи! — перебил Бланко.

— Я-то тут причем? — удивился Тино, — Если бы это от меня зависело, я бы вас поставил к стенке, и все. Даже попа бы вам нашел, если для вас это важно.

— Вот! — вмешался Симон, — Ты нормальный парень. Как ты можешь нас отдать этим иродам? Разве это по-людски?

— Да, я понимаю… Но и вы поймите, парни: у меня приказ.

Симон бросил короткий опасливый взгляд на Цао Цао и Ким Хвена, которые обстоятельно кушали, и вовсе не выглядели свирепыми. Такие обыкновенные индокитайские парни… Как ни странно, именно эта непохожесть на палачей и вызывала ужас. Они, наверное, не хотят никого пытать, но у них приказ, и они обстоятельно его выполнят — от «A» до «Z», от ногтей до голодной крысы…

— Эй, амиго, — зашептал Симон, обращаясь к Тино, — Ты на кого работаешь?

— По ходу, на бразильцев, — ответил лейтенант.

Это была самая простая и понятная легенда. Бразильские речные эскадры уже пересекли границу в верховьях Амазонки, и стремительно двигались по рекам Укаяли и Пурус, отрезая восток Перу от центрального региона. Корабли ВМФ Бразилии без боя заняли тихоокеанский порт Ика-Писко. К югу, в портах Ило и Молендо, высадилась чилийская морская пехота. Куско оказался зажат в клещи чилийским мотострелковым корпусом, наступающим с юго-востока по шоссе, и бразильским воздушно-десантным полком, высадившимся севернее города. ПВО Перу здесь была дезорганизована внезапным ракетным ударом из кемпинга «Амазоника», и в воздухе восточнее Лимы безраздельно хозяйничала бразильская авиация. Для Симона эта ситуация не являлась тайной. В лагере на приличную громкость работал канал NBR-news, каждые четверть часа передававший «Сводки о ходе панамериканской контртеррористической операции».

Надо сказать, что Симон вообще был неглупым парнем, а перед лицом угрозы оказаться во вьетнамской камере пыток, его разум обострился чрезвычайно.

— Слушай, амиго, а ведь твоим бразильским боссам мы тоже интересны. Мы до хрена всего знаем! И про красных кхмеров, и про коммунистов из перуанской «Sendero Luminoso» и про этих кокаиновых донов, которых вы шлепнули. Мы расскажем, как засылали долю копам, чтобы те не видели, как фартовый хабар разгружается в Ика. А ты думал, что тут задаром все было шито-крыто? Твоим боссам это будет очень в тему. Они много кого смогут взять за жопу!

— Ты в каком чине ходишь, амиго? — подыграл Марио.

— Лейтенант, — абсолютно честно ответил Кабреро.

— Вот! — включился Бланко, — А сделаешь такой подарок своим боссам, сразу станешь капитаном, и грех на душу не возьмешь. Двойная выгода!

— А хули вы до этого битый час молчали, как тунцы в салате? — спросил Тино, изображая, что в нем борются два главных солдафонских желания: ничего не делать, и выслужиться перед начальством.

— А мы думали, может, и так выкрутимся, — честно признался Симон.

Через час. Территория кемпинга.

Синти Гамбоа подкатила на квадроцикле к бунгало № 8, лихо развернулась почти на месте, затормозила, сложила ладони рупором и заорала:

— Эй-эй! Пресса! Есть два забойных шоу! Горячие боливийские мальчишки и горные галапагосские пираты!

— О! Черт! Черт! — воскликнула Хелги и выскочила на балкон, держа чашечку кофе в одной руке и гамбургер в другой, — Куда надо ехать и как быстро?

— Сейчас! — крикнула Синти, — Хватай свою видеокамеру и двигай сюда!

Хелги метнулась обратно в бунгало и чуть было не столкнулась со Скалди. Он тоже вышел на балкон, помахал Синти рукой и спросил.

— Место для оператора-ассистента в карете найдется?

— Разумеется, — ответила та, — Я же в курсе, что вас двое.

— Спасибо, Скалди, — негромко сказала Хелги.

Гренландец подмигнул, улыбнулся и слегка хлопнул ее по плечу.

— Все ОК, мисс Свободная Пресса. Каждому Дон Кихоту нужен Санчо Панса.

— Знаешь, эти намеки на ветряные мельницы! — воскликнула она.

— Я на них не намекал.

— А на что ты намекал?

— Ни на что. Просто, я придумал афоризм. Если тебе не понравилось…

— Время! — перебила Хелги, — Давай поспорим об этом по дороге.

Кемпинг, бунгало № 8, около десяти вечера.

Хелги допечатала последнюю фразу репортажа и поставила точку. Перечитала фразу еще раз, выдохнула и повернулась к Скалди — он лежал на своей кровати, несколько небрежно обернув вокруг пояса и бедер полотенце, и перелистывал свежий номер «Journal of Biogeography».

— Ничего, если я еще раз тебя отвлеку? — спросила она.

— Ничего, — ответил гренландец и закрыл журнал, заложив страницу пальцем.

— Вот, послушай, как я тут написала: «…Эта однодневная война двух самых развитых и мощных южноамериканских стран против своих слабых соседей, вызывает чувство горечи. Надуманный повод в виде мифической оси левого терроризма от красных кхмеров до латиноамериканских маоистов «Sendero Luminoso» и галапагосских пиратов (которых притянули за уши к «новейшей коммунистической угрозе»). Грубая сила вместо права и массовая пропаганда вместо массовой информации. Все, как сто лет назад, за исключением одного лучика света, который, все же, есть в этой темной истории. Индейцы кэчо, чья маленькая, но прекрасно организованная армия обеспечила Бразилии и Чили возможность почти бескровного блицкрига, сделали огромный шаг на пути к независимости. Сегодня я видела искреннюю радость этих прекрасных людей. После пяти веков бесправия, у них возник шанс стать хозяевами своей земли».

Возникла пауза.

— Это финал такой? — уточнил Скалди, и отложил журнал в сторону.

— Да. А что, слишком много пафоса?

— Пафос — дело вкуса. Может, так и надо. А вот неточности — это плохо.

— Где конкретно ты видишь неточности?

— Последние три фразы. Эта маленькая армия — не кэчо, и о независимости даже речи нет. Кэчо радуются по другой причине. Во-первых, уничтожены бандиты, которые здесь всех уже достали. Во-вторых, здесь теперь территория развитой страны. В-третьих, здесь будет узел «Skytrain» — магистрали, по которой через Анды пройдет поток пассажиров и грузов между Манаусом и новыми бразильскими портами на Тихом океане. Это значит: будет работа, благополучие и развитие.

— Skytrain — это гибрид канатной дороги с дирижаблем? — уточнила Хелги, а ее пальцы уже бегали по сенсорной клавиатуре ноутбука.

Скалди переместился из лежачего положения в сидячее и кивнул.

— Да. И я не ничуть удивлюсь, если окажется, что маленькая армия, которую ты приняла за кэчо — это силовая структура Транс-Андского Консорциума. В этот консорциум входят Бразилия и Чили, но не входят Боливия и Перу.

— Откуда ты знаешь? — спросила она.

— Зайди на сайт Skytrain-Transcontinental, там есть список.

— Понятно… Значит, никакой Республики Кэчо не будет?

— Почему же? Как раз будет. Консорциуму нужен финансовый и таможенный оффшор. Плюс — кока. Вряд ли консорциум откажется от этого выгодного бизнеса. Полагаю, местным кока-фермерам будет перепадать больше, чем при донах, а донов прихлопнули, чтобы они не лезли со своим бандитским рылом. Освободили от них экологическую бизнес-нишу в трофической цепи коки.

— Можно порадоваться за фермеров-кэчо, но это не отменяет того обстоятельства, что международные отношения больше похожи на те, что существуют в дикой природе, а не на те, что приняты в обществе приличных людей, — подхватила Хелги, — Ставлю точку. Спасибо, Скалди! Получилась классная концовка!

— Ты что, записывала за мной? — удивился он.

— Ну, да. У нас, репортеров, нахальная манера: хватать чужие мысли. Все, вот теперь мне самой нравится… Оп!.. Порядок! Я отправила. Ура!

Хелги выключила ноутбук, встала и потянулась, поднявшись на цыпочки, как будто хотела достать пальцами потолок. Зеленая накидка с желтым рисунком стрекозы и глобуса (слишком тонкая и короткая, чтобы считаться халатом) задралась до середины попы. Скалди одобрительно похлопал в ладоши.

— Ты отлично выглядишь. Просто как с рекламного фото этого кемпинга.

— Черт! — Хелги опустила руки и запахнула накидку, — Я поленилась после душа надеть что-нибудь еще. Дома мне всегда лень это делать, и здесь…

— Нет проблем, — перебил он, — Я тоже не пуританин.

— … Знаешь, — сказала она, — у меня голова кругом от впечатлений. Этот день… Просто как маленькая жизнь, верно?

Скалди почесал в затылке и заговорщическим тоном сообщил.

— Я знаю парня, который лазает по скалам почти голый, и без страховки. Он возвращается весь ободранный и абсолютно счастливый. У него эйфория от удивления, что он остался жив. Наверное, ради нее он этим и занимается.

— Мне просто нравится моя работа, — ответила она, — А экстрим я не люблю.

— Правда? Вот бы не подумал…

— Правда! Я ужасная трусиха, и рискую, только если иначе никак. Сегодня мне очень повезло, что ты был рядом. Я так растерялась… Наверное, у меня был дурацкий вид, когда я стояла, как страус, и глазела на того парня с автоматом.

— Смешнее всего ты выглядела, когда сидела под теми бревнами, раскрашенная всеми сортами глины, с мобайлом в руке, и пыталась что-то объяснить Долли. Жаль, в тот момент у меня были проблемы с чувством юмора.

— А мне было просто очень страшно, — призналась Хелги.

— Это и называется: «проблемы с чувством юмора», — пояснил он, — Ежегодно в похожих ситуациях погибает около сотни журналистов. А все ради того, чтобы какой-нибудь унтерменш, маркетолог лака для ногтей, выпил пива в кресле у телевизора, и порадовался, что это все не с ним. Ну, как? Тебе смешно?

Хелги возмущенно хлопнула ладонью по спинке стула.

— Черт! Ты совершенно невозможный тип!

— Да, — Скалди улыбнулся и развел руками, — Мне неоднократно это говорили.

— … Но почему ты тогда пошел со мной? Тебя ведь тоже могли убить! И какой-нибудь, как ты выражаешься, унтерменш, порадовался бы, что это не с ним!

— Если бы убили, то меня бы это уже не волновало, — ответил он, — Но, если бы оторвало ногу или руку… На той стороне оврага валялась чья-то рука. Точнее, кисть. Ты видела? Думаю, если ее владелец жив, то ему сейчас очень обидно.

— Так почему, черт возьми, ты пошел со мной?

— Я же не знал, что там будет настоящая война.

— А второй раз, когда мы поехали с Синти?

— Тогда было уже не так опасно. Я составил тебе компанию на всякий случай.

— Ты выкручиваешься! — объявила она.

— Нет. Просто вспомни, как было дело. Я пригласил тебя в кафе, это был вполне нормальный флирт. Потом ты собралась на плантации коки, и что мне, в этом случае, оставалось? Потом мы влипли, и вот тогда пришлось выкручиваться.

Она прошлась по маленькой комнатке взад-вперед.

— Так… Значит, это был флирт… А я и не заметила…

— Ты сказала, что у тебя такой этап в жизни, — напомнил он, — Бывает так, что человеку меньше всего хочется, чтобы кто-то трогал ту тему, которая его больше всего волнует.

— Вау! Вот это афоризм! — Она схватила блокнот и ручку, — Подожди, я запишу, иначе забуду!.. Готово… Извини, что перебила.

— Нет проблем. Я уже все сказал.

— Все сказал? Черт! И что теперь?

Скалди сдвинулся к окну, так что половина кровати оказалась свободной.

— Я не знаю, что у тебя за этап, но если вдруг он не настолько фатальный…

— А, я и сама не знаю… Тебе не нужен свет?… Тогда я его погашу… — Хелги щелкнула клавишей выключателя, улеглась на спину рядом с гренландцем и заложила руки за голову, — …Любовь, слезы, мелодрама. Не хочется об этом.

— Тогда не надо, — сказал он и провел кончиками пальцев по ее щеке и шее.

— Я боялась, что все так и будет, — тихо сказала она.

— Я делаю что-то не то? — спросил Скалди, убирая руку.

— Предсказуемость, — ответила Хелги, — Когда я прилетела в Манаус и Долли объявила на счет тебя… Ну, в общем, ключевым было слово: «Отдолбить».

— Отдолбить? — переспросил он, — По-моему, этот термин не вполне адекватно отражает биодинамику гармоничного секса.

Хелги крикнула «Вау!», вскочила с кровати и включила свет.

— Ты что?

— Я только запишу! — ответила она, чиркая в блокноте, — Классная фраза! Мне всегда не хватает таких коротких фишек для оживления репортажей, и я их собираю, по рубрикам. Мне так советовал наш профессор в университете.

— Знаешь, что, — сказал он, — Ты выключи верхний свет и иди сюда вместе с блокнотом, а я включу лампочку над подушкой. По-моему, так будет удобнее.

— Действительно, — согласилась она, и вернулась в кровать — по дороге сбросив халат-накидку на спинку стула, — А ты не обидишься?

— С чего бы? Я бы даже почитал, что там, если это не секрет.

— Конечно, читай, — она легла на бок и пристроила голову у него на груди.

Скалди взял блокнот и открыл одну из последних заполненных страниц. Под рубрикой: «ВОЙНА» было записано восемь коротких высказываний:

+ Это необходимая мера для физического выживания человеческих жертв.

+ Знакомился с местным населением без кондома, микробиолог хренов.

+ Почему пленные не высушены, не подогреты и не приготовлены в пищу?!

+ Сами в цель попадают только сперматозоиды, а на войне надо аккуратнее.

+ Для этого и сделано всемирное тяготение в баллистическом компьютере!

+ Вы все — одна большая жопа. Надо делать не как лучше, а по инструкции.

+ Солдат! Поверни бинокль с моих сисек в сторону оперативной обстановки.

+ Вас тут 14 идиотов, а со мной — 15. Давайте решим эту дурацкую проблему!

Гренландец весело фыркнул, положил блокнот на тумбочку, рядом с «Journal of Biogeography», и пощекотал Хелги за ухом.

— Интересно? — спросила она.

— Я бы сказал, выразительно. Можно, я почитаю это завтра, на свежую голову?

— Угу… Скалди, а давай с тобой дружить?

— Давай, — согласился он, и его пальцы мягко, как кошачьи лапки, прошли по ее позвоночнику от затылка до лопаток и обратно.

— Скажи мне что-нибудь неожиданное, — попросила она, — Что-нибудь необычное.

— Уунарток, — ответил он.

— Что это? — спросила Хелги, переворачиваясь на спину.

— Волшебное место в Кюджаллеке, недалеко от моего дома. Там геотермальные озера. Можно купаться и играть в снежки. Приезжай как-нибудь в гости, если хочешь. Но ты, вероятно, имела в виду что-то другое необычное. Ну, например, захватывающее путешествие… — пальцы, все так же мягко, двинулись в путь, переступая подушечками по ее коже, — … Мы изучим топографию местности, поднимемся на господствующие вершины… Оглядимся по сторонам, а потом начнем не торопясь, спускаться вниз…

— … А дальше? — шепнула она.

— А дальше, мы исследуем тектоническую активность…

34

Дата/Время: 23.02.24 года Хартии. Раннее утро.

Место: небо над Тихим океаном к северо-востоку от Рапа-Нуи.

Борт «Trapo-Bat».

Аппарат, похожий на полутораметровый мыльный пузырь с сидящей на нем пятиметровой бабочкой, прошел верхнюю точку параболы примерно в тысяче километров над океаном и двинулся по ее нисходящей ветви. Он двигался со скоростью почти 5 километров в секунду, но двум молодым людям, которые полулежали в надувных креслах внутри пузыря, казалось, что он еле ползет.

— Безумно красиво, но очень страшно, — просипела Гвен сквозь тихое шипение чистого кислорода, поступающего в маску с давлением (согласно циферблату контрольного манометра) полтораста миллиметров ртутного столба.

— По науке, эта штука безопаснее, чем субзвуковая флайка, — пропищал в ответ Тино, — просто непривычно. Невесомость, и всякое такое.

— Невесомость меня как раз не очень беспокоит. Меня раздражает эта фигня с голосом, — сообщила она, — Как будто у меня ларингит или что-то типа того.

— Зато разрывающее напряжение в оболочке впятеро меньше, чем если бы у нас было обычное атмосферное давление, — заметил он, — Об этом в инструкции…

— Я читала, — перебила его Гвен, — Но любители летают с большим давлением.

Лейтенант Кабреро покрутил кистью руки.

— Во-первых, у нас модель для коммандос — она компактная, и все такое. А, во-вторых, на то они и любители. Правительство не отвечает за их полеты. Хотят информировано рисковать своей умной головой — их право, верно?

— Верно, — Она чуть улыбнулась, — Мы с тобой такие осторожные ребята, ага? Никогда не рискуем. Разве что, побегаем немного в зоне боевых действий.

— Эта война была довольно спокойной, — заметил Тино, — У меня почти не было отклонений от плана. Только парень с девчонкой, которые нашли себе на жопу приключений у меня в секторе обстрела. Они такие классные, как оказалось.

Суб-лейтенант Нахара качнула головой в знак согласия.

— Они приезжали ко мне на позицию вместе с Нонгом и Синти, а я возилась с боливийскими юниорами. Такие симпатичные мальчишки… Я чуть не набила морду их сержанту. Он, кретин, чуть не привел их прямо на тот свет.

— Говорят, тебе за них влетело от Нонга.

— Влетело. Они были мокрые, а во что их переодеть? Ну, я приказала развести костер, и говорю им: мальчишки, раздевайтесь и грейтесь. А они — ни в какую. Стесняются. Мне что силой их раздевать? И от пайков отказались. По ходу, из патриотизма. Дети, хули с них взять? Жаль, тебя не было. Ты бы их уболтал.

— Я был занят, — ответил Тино, — Я галапагосских пиратов убалтывал.

— Наслышана. Лихо у тебя вышло. А они сами сочинили всю эту херню, или…?

— Сами. Я им только дал справочник «Терроризм в странах третьего мира».

— Талантливые парни… Где их будут судить?

— В Аотеароа, в Окленде. По-моему, цивильно. Им дадут лет по 25 в отличной новой тюрьме в Гисборне. Ее специально построили для террористов.

— Не честно, — заметила Гвен, — Твои сраные пираты поехали в тюрьму с трехразовым питанием, беговой дорожкой и баскетбольной площадкой, а мои хорошие солдатики отправились домой в Боливию, доедать хрен без соли.

Тино снова покрутил рукой в воздухе.

— Эти мальчишки могли бы остаться в Тамбопата, разве нет?

— Могли бы. Я им предлагала. Но они же патриоты, joder conio. Кстати, как по-твоему, куда нас с тобой отправляют? Есть какие-нибудь соображения?

— Есть соображение, что на рифе Скотта лежит черный конверт. Через полчаса, когда мы приводнимся, команданте базы сунет нам его в зубы.

— Это понятно, — согласилась она, — А что, по-твоему, в конверте.

— Короткая инструкция, и еще один черный конверт, — ответил он.

— Ни хрена себе… А так бывает?

— Я сам такое не получал, — ответил лейтенант, — но люди говорят, что бывает… Прикинь, Гвен, мы проходим тепловой порог в ионосфере. Высота 300 км, температура за бортом — 1200 Цельсия. Тебе не жарко?

Гвен попыталась улыбнуться под прижатой к лицу кислородной маской.

— Шутишь, Тино?

— Ага. Когда мне немножко страшно, я немножко шучу. Попробуй. Помогает.

— Хм… Единственное, что мне приходит в голову, это секс в невесомости.

— Люди пробовали, говорят — не получается. Нет гидростатического давления, кровь циркулирует иначе, и у парня не встает, а у девушки не раскрывается..

— Да брось ты! Я смотрела репортажи с наших «бочек», там во всю зажигают!

— Там есть псевдо-гравитация, из-за вращения. Примерно, такая, как на Луне. Поэтому, там можно ходить, плавать и заниматься сексом.

— Но раньше на орбитальных станциях этого не было, — возразила она, — а экипаж там работал по несколько месяцев. Значит, как-то выкручивались.

— Не-а, — ответил он, — Не выкручивались. Научный факт.

— Свинство! — возмутилась Гвен, — Какого хрена их так надолго отправляли?

— Ну, типа, тогда была идеологическая борьба красных и синих. Чей астронавт дольше просидит на орбите с нестоячим хером, у того идеология сильнее.

— Вот, извращенцы… Слушай, Тино, у меня глюки, или возвращается вес?

— Возвращается, — подтвердил он, — Мы начали торможение в мезосфере. Когда дойдем до стратосферы, начнется что-то вроде больших воздушных ям.

— Вообще-то меня не укачивает, — сообщила она.

Лейтенан Кабреро снова покрутил рукой — ему не хватало пространства для привычной интенсивности жестикуляции.

— Прикинь, Гвен, есть разная качка и разные ямы. Здесь они бывают полмили глубиной. Воздушные флуктуации, что-то типа того. Ну, это как воронка в водостоке, только из воздуха. Она вертится, и очень-очень… О-о-очень…

То, что произошло дальше, можно было сравнить с гигантской каруселью, наискосок падающей с телевышки, и продолжающей вращаться в падении. Представим себе ощущения пассажира в кабинке такого аттракциона…

— Офигеть, как классно! — просипела Гвен сквозь кислородную маску.

— Если тебе понравилось, то в тебе сидит фанат — пилот спейс-скутера.

— Может, и сидит, но пусть, гад, только попробует вылезти.

— Обычную любительскую модель так не раскачивает, — уточнил Тино.

— Да, ты уже говорил, что наша — компактная. Дело не в качке, а в том, что я не доверяю этой штуке. Может, я не права, но, почему-то…

— Потому, что женщинам свойственен здоровый консерватизм, — авторитетно объявил Тино, — Мужчину накрыло — и фиг с ним, а у женщины потомство.

Сейчас полет на высоте около тридцати километров казался стремительным, однако, он уже происходил гораздо медленнее. Легкая машина гасила свою инерцию, растопырив довольно короткие, но широкие «бабочковые» крылья против потока пока еще очень разреженного воздуха. Еще несколько минут, и завертелся пропеллер. Маленький неуклюжий суборбитальный аппарат стал авиеткой — правда, тоже неуклюжей. Скоро сработал клапан, и пузырь кабины перестал быть герметичным. Теперь он сообщался с окружающим воздухом (давление которого было примерно как на вершине Эвереста). Руки лейтенанта Кабреро привычно лежали на штурвале — он приступил к активному пилотированию. Остров Рапа-Нуи исчез за поднимающийся горизонтом, зато остров Моту-мо-тере-Хива (Сала-и-Гомес) и риф Скотта теперь были видны, как на ладони.

Гвен похлопала его по плечу и показала пальцем на кислородную маску. Он отрицательно покачал головой (еще рано), и, разглядывая платформы базы, пробурчал себе под нос.

— Ну, наворотили! Прямо, звездные войны, долбить их клизмой!

— Если тебе интересно, — сказала Гвен, — То у нас на экране уже нарисовался маршрут захода на посадку. Типа, оперативный диспетчерский сервис.

— Сервис, — продолжал бурчать Тино, — А где цветы и музыка для покорителей космоса на шарике для пинг-понга?… Кстати, можно снимать намордники.

* * *

Капитан-комендант Янис Петроу, он же — Норманн, встретил их на одном из пирсов, которые, подобно зубьям гребенки, расходились от нулевого яруса.

— Aloha foa! Welcome a base! Мы специально подогрели воду в океане, чтобы геройские астронавты могли со вкусом поплавать. Имеется также завтрак в китайском стиле, чилийское сухое вино и специальный приз от штаба.

— Iaora, Норманн, — ответил лейтенант, — Приз, это то, что я думаю?

— Ты догадлив, как всегда, Энкантадор, — Янис протянул ему черный конверт.

— Надеюсь, дальше мы полетим на чем-нибудь человеческом? — спросила Гвен.

— Ну… — капитан почесал в затылке, — Смотря что называть человеческим.

— То, что летает в воздухе, а не хер знает где, — уточнила она.

— Тогда все ОК. Это флайка, а не рахитичная баллистическая ракета.

— Не обижай наш «Trapo-Bat»! — возмутился Тино и ласково погладил ладонью оболочку пузыря, — Какой не есть, а мы на нем в космос летали!

— Я в курсе, — Янис кивнул, — Пошли, покажу вашего нового пластикового коня.

— Опять пластикового?! — воскликнула Гвен.

— Не капризничай. Пошли-пошли. Он пластиковый, но хороший. И еще я вас познакомлю с одним человеком. Человек тоже хороший.

* * *

Широкий и плоский нос-трап парома почти беззвучно ткнулся в буфер стенки одного из причалов «гражданского сектора» базы Риф Скотта. Из динамика раздался бодрый голос: «Вы прибыли на территорию Меганезии. Просьба при выходе с пирса через гейт на терминал периметра повернуться на секунду к желтому окну фейс-контроля. Если включится зеленый свет, то нет проблем, переходите белую линию. Если включится красный свет и звуковой сигнал, то обратитесь к дежурному офицеру на контрольном посту слева от вас».

У Жанны проблем не возникло. Полицейский компьютер опознал ее, и она перешагнула белую линию на полу без всяких звуковых эффектов. Вернее, звуковые эффекты появились, но позже, секунды через три.

— Жанна! Жанна из Новой Шотландии! Четыре румба вправо!

— Что? — она повернулась, и увидела Огромную Радостную Улыбку. Улыбка находилась на лице одной из дюжины фигур в пятнистом камуфляже. Молодой латино-креол, чуть выше среднего роста, симпатичный…

— Что, не узнала? Африка, позапрошлый год, Макасо — Мпулу…

— Черт!.. Тино Кабреро?

— Ну! — воскликнул он, мгновенно оказываясь рядом, — Давай, пошли уже! А то девчонки разберут новую игрушку на детали, и на чем мы тогда полетим?

— Куда полетим? — спросила она, шагая рядом с ним к полукруглой арке с надписью: «STOP! Zone de militar especial».

— Понятия не имею, — беспечно ответил Тино.

— Брр! Я не поняла. Как можно лететь куда-то, понятия не имея, куда?

Они вышли на другой терминал периметра — уже в военном секторе.

— Это просто, — сказал лейтенант, — Сначала мы взлетаем, а потом вскрываем конверт, и там есть карта, координаты, описание аэродрома, и все прочее.

— Гм… Вообще-то я думала, что Фрэдди здесь, на рифе Скотта.

— Фрэдди — это кто?

— Фредерик Макграт, эксперт по аэрокосмической инженерии, мой приятель.

— А-а, — сказал Тино, — Тут была, как бы, немножко война, и их перебросили на другую базу. По ходу, для безопасности.

— И, разумеется, все секретное? — уточнила она.

— Типа, да. Тебя предупредили, что группа — под зонтиком до конца апреля?

— В смысле, что на более раннюю дату нет обратных билетов? — уточнила она.

Лейтенант кивнул и двумя ладонями изобразил закрывающиеся ворота.

— Точно так. И еще — коммуникация только через контролируемый канал.

— Знаю. Что еще ужасного? Видеокамеры в каждом углу, даже в сортире?

— Ну, да, — он снова кивнул, — как на любой спец-базе.

— О, черт! Лучше бы я не спрашивала…

— Не парься. Эти записи никто не смотрит. Камеры там на случай кризисной ситуации. Ну, типа, срочно надо всех эвакуировать, а кого-то не досчитались.

Они опять свернули направо, на один из пирсов, веером расходившихся от терминала, и двинулись мимо одинаковых небольших флаеров стоящих через несколько метров друг от друга. Модель Жанна узнала — характерный дизайн, несколько раз мелькавший в LantON-line — Tecnicion-nova. Стеклянный пузырь, сплющенный и вытянутый в крыло-эллипс с утолщением вдоль малой полуоси и двумя вертикальными рулями по бокам. «Eretro-XF» — компактный, дешевый и простой в управлении семейный трансокеанский самолет.

— Военный департамент Меганезии тоже повелся на рекламу? — спросила она.

— Ага! — весело подтвердил Тино, — Типа: мы не пробиваем звуковой барьер, а перепрыгиваем его сверху. Это же драйв! Ну, а если серьезно, то это первый в истории сверхзвуковой флаер, пригодный для начальной летной подготовки.

Судя по экипажам, тут действительно были сплошные курсанты, мало кому из которых уже стукнуло двадцать лет. Только трое из персон, наблюдавшихся на пирсе, относились к более солидной возрастной группе. Инструкторы — судя по тому, что на их коротких серо-зеленых комбинезонах-koala были нашивки с литерой «E». Комбинезоны большей части курсантов (точно такие же, только с нашивками с литерой «N»), лежали на брезентовых ковриках, а их владельцы возились с техникой, оставив на себе только что-нибудь вроде лава-лава или шортиков с яркими рисунками и надписями типа: «Матрица поимела меня — я поимел матрицу!», или: «Эволюция! Верни людям хвост!».

Лейтенант Кабреро вдруг подмигнул Жанне, прижал палец к губам, и быстро подкрался к одной из машин со снятой панелью за кабиной. Экипаж был занят техническим осмотром, и из проема торчали только две попы и две пары ног, Первая попа довольно округлая, а ноги цвета темной бронзы — несколько более толстые и мускулистые, чем это принято считать гармоничным у молодежи женского пола. Снежно-белые шортики на этой попе украшала угрожающая черная надпись «Danger! Mines!» и черный рисунок черепа со скрещенными костями.

Рисунок на лазурных шортиках, обтягивавших вторую попу, был мирным: на правой половинке — цветочек, а на левой — летящая к нему толстенькая пчелка. Сама попа (тоже принадлежащая лицу женского пола) выглядела угловатой, почти что квадратной. Ноги цвета молочного шоколада были стройными, но чересчур жилистыми, какие бывают от неумеренных легкоатлетических тренировок.

Итак, лейтенант подкрался и звонко шлепнул ладонью по попе, маркированной предупреждением о минах. В ответ на это, темно-бронзовые ноги стремительно выполнили танцующий шаг назад, и одна из них описала широкую дугу через область пространства, где мгновение назад находился живот Тино. Сейчас там остался только воздух, поскольку лейтенант в это же самое время исполнил красивое сальто назад и, приземлившись на ноги, заявил:

— Ничего себе! А вдруг бы это был не я?

— Я видела твое отражение на стенке топливного бака, — ответила девушка, — и, кстати, надеялась на нежное поглаживание. А тут такой брутальный шлепок…

Голос у нее был бархатистый, но немного хрипловатый, а телосложение — слишком основательное, чтобы стать фото-моделью. Широкие, по-мужски развернутые плечи, слишком большой объем талии и недостаточно пышная грудь. Ее лицо — лунообразное, с большими загадочными глазами под тяжелыми веками, как на древних статуэтках майя, создавало обманчивое впечатление флегматичности. Жесткие, коротко подстриженные, черные, как уголь, волосы, казались круглой шерстяной шапкой.

— Привет, — сказала канадка, — Я Жанна Ронеро, «Green World Press».

— Суб-лейтенант Гвен Нахара, спецназ INDEMI, — представилась девушка.

— Хоп-командор Оо Нопи, группа активных операций PASA, — сказала вторая девушка, в шортиках с пчелкой и цветочком, — Я про тебя знаю, Жанна Ронеро. Твои африканские репортажи мне очень помогли.

— Я рада… — Жанна улыбнулась, — А чем именно помогли?

Оо широко и открыто улыбнулась в ответ. Ее полные губы были настолько выразительны, что, казалось, их изгиб может выразить самые тонкие оттенки отношения к собеседнику. В остальном, ее лицо с относительно узким лбом, массивными надбровными дугами и крупным приплюснутым носом выглядело несколько застывшим. Янтарные глаза будто зацеплялись за собеседника, вызывая ассоциации с крупным хищником, который таким взглядом изучает будущую добычу. Из-за стрижки «коротко-игольчатым ежиком» уши казались немного оттопыренными. В общем, красотой она не блистала. Зато ее осанка и рисунок ее движений были такими грациозными, что какая-нибудь «мисс Вселенная» с международного конкурса красоты, выглядела бы рядом с Оо Нопи неуклюжей хромой коровой, страдающей искривлением позвоночника. Пропорции тела Оо тоже были близки к идеалу, но вот формы… С квадратной попой и маленькими грудями в форме конических кульков, на конкурсе красоты делать нечего.

Все эти наблюдения Жанна успела сделать, прежде, чем Оо Нопи ответила:

— Полезная информация. Я смотрела их перед тем, как ехать на стажировку.

— Ты стажировалась в Африке?

— Да, в прошлом году, в одной штурм-группе ВВС Транс-Экваториальной Лиги.

— Давайте поболтаем по дороге? — предложил Тино, — Кто пилотирует?

Гвен хлопнула Оо по плечу. Та коротко кивнула.

— Я налетала двадцать часов на этой машине и сдала технический экзамен.

— ОК, — согласился лейтенант, — Жанна, как ты на счет места рядом с пилотом? Оттуда хороший обзор для видеосъемки.

— Спасибо, это то, что надо.

— Тогда мы с Гвен сядем сзади… Короче, foa, сейчас ставим панель на место, занимаем места, согласно купленным билетам, и поехали.

* * *

Хоп-командор Нопи, видимо, действительно отлично знала эту машину. Взлет показался мягким, как подъем на эскалаторе. Сзади раздалось одобрительное ворчание, а затем — треск разрываемой плотной бумаги конверта и шуршание, а через несколько секунд — дружный протяжный свист и крепкие словечки.

— Курс, команданте? — не оборачиваясь, спросила Оо.

— Сто восемьдесят четыре точка два, — несколько растерянно ответил Тино.

«Eretro-XF», плавно, но быстро набирая высоту и скорость, развернулся носом почти на чистый юг.

— Куда мы летим? — Поинтересовалась Жанна.

— Муспелл, — сообщила Гвен, — Трансантарктические горы. Два шага до полюса.

— Трэк 3300 миль, время полета примерно три часа с четвертью, — невозмутимо добавила Оо, мгновенно отметив пункт назначения на бортовом компьютере.

35

Дата/Время: 23.02.24 года Хартии. Ранний вечер.

Место: Трансантарктические горы.

База ВВС/АКС Муспелл.

Прямо по курсу однообразный ландшафт сплошных снежных полей сменялся цепями серо-желтых пиков, похожих на египетские пирамиды, возведенные какими-то особо безумными фараонами вплотную друг к другу и даже друг на друге. Если бы Древний Египет после этой строительной вакханалии подвергся мощнейшему снегопаду и оледенению Нила, то получилась бы примерно такая картина, как в окрестностях ледника Скотта в Трансантарктических горах.

— Я ни хера не вижу здесь базу, — спокойно сообщила Оо Нопи.

— Судя по навигационному компьютеру, она вон в той седловине, — лейтенант Кабреро немного привстал, выдвинувшись над передними сидениями между Жанной, и ткнул пальцем в зеленый круг на экране, наложенный на карту.

— Здесь она есть, — хоп-командор кивнула, — А где она на местности?

— Ситуация… — задумчиво произнесла Гвен.

— Ничего такого, — оптимистично ответила ей Оо, — В крайнем случае, я сделаю лэндинг вон там, на лед. Он ровный. У нас это было на тренировках.

— Разве в Папуа есть ледники? — удивилась Жанна.

— Есть маленькие. Они в горах Вабаг-Маоке. Для тренировки достаточно.

— Отставить экстрим, — вмешался Тино и вытащил мобайл, — Я все узнаю, и мы сделаем лендинг по-человечески… Aloha! Борт K1013 вызывает девятый сектор базы Муспелл … Это классно, что ты меня видишь. А я тебя не вижу, прикинь? Давай уже сделаем с этим что-нибудь… Ты уже сделал? И что…

— Я вижу ВПП, — перебила Оо, показывая рукой в сторону седловины.

— Mauru bro, — сказал Тино в трубку, — Все видно, мы уже снижаемся. Готовьте много горячего какао и четыре самых теплых комбинезона… Ну, прикинь, мы думали, у тебя глобальное потепление и надели шорты и майки, а оказалось… Joder! Я ни хрена не шучу… Какой мудак сказал про потепление? А это очень важно?… Вот и я говорю: какая теперь разница, какой…

Взлетно-посадочная полоса — длинный ярко-зеленый прямоугольник с желтой осевой линией — быстро приближалась.

— Что за фигня какая-то, — проворчала Оо, — высота двести метров, но я так и не вижу базы. У них что, полоса отдельно от всего?

— И, кстати, где комитет по встрече? — добавила Гвен.

— Ветер благоприятный, носовой, — продолжала хоп-командор, — Что-то мне не хочется ехать по этой штуке, поэтому сделаем вот как…

«Eretro-XF» плавно задрал нос и, чуть покачиваясь, медленно провалился вниз, слегка покачивая крыльями, потом завис на секунду и остановился.

— …Приехали.

— Зачетно! — оценил Тино, — Почти вертикальная посадка…

— Я же сказала: ветер носовой, благоприятный.

Зеленая ВПП исчезла, будто ее выключили. Точнее, ее лазерную подсветку выключили, и теперь флайка стояла просто на снегу, который отличался от окружающего снегового поля только тем, что был очень плотно укатан. При первом, беглом взгляде казалось, что вокруг нет ничего, кроме сугробов из слежавшегося и искрящегося на солнце снега, да еще — отдельных валунов, отколовшихся от желто-серых утесов, окружающих седловину. Но, при более внимательном взгляде, обнаруживалась, что сугробы имеют подозрительно-правильные формы — как будто, кто-то упражнялся в наглядной стереометрии, вытесывая из снега комбинации кубов и конических многогранников…

Тренькнул мобайл Тино. Он взял трубку, слушал четверть минуты, кивал и односложно отвечал «ОК» или «Ясно», а затем объявил экипажу.

— Короче, так: ледник Скотта это вам не риф Скотта, температура за бортом не плюс 25 по Цельсию, а наоборот, минус 25. Чтобы наш личный состав ничего себе не отморозил, нас отбуксируют вместе с флайкой. Брутто, так сказать…

— Гребаное чудо! — перебила Оо, — Снежный человек на снежном тракторе!

На поле бодро выкатился белый квадроцикл с толстыми белыми колесами, под управлением персонажа, упакованного в толстый белый комбинезон. Машинка остановилась точно перед носом флайки, «снежный человек» ловко обернул буксирный трос вокруг стойки переднего ролика, и сцепка двинулась в сторону одного из кубических сугробов. Когда они были в нескольких метрах, стенка сугроба беззвучно поднялась внутрь, открывая пространство ангара.

— А, из чего все это сделано? — спросила Жанна.

— Судя по виду, обычное пеностекло, — сказал Тино, — Хорошая дешевая штука.

— Пеностекло?

— Ну, да. Типа, как мыльная пена, только из расплавленного стекла. Потом оно застывает и получается фигня, которая на вид, как очень плотный снег. Из нее отливают строительные панели. Изоляция тепла и звука — как у пенопласта…

Снаружи к флайке подошел человек, одетый в линялые джинсы и шерстяной свитер, и постучал костяшками пальцев по пластику кабины.

— Черт! — крикнула Жанна, — Это же Фрэдди!

— Быстро открывай колпак, Оо, — распорядилась Гвен, — А то гражданское лицо пробьет его головой. Типа, любовь…

— Да ну вас на фиг! — возмутилась Жанна, и в этот момент колпак откинулся…

* * *

Жанна окинула взглядом каюту (она знала, что жилой юнит на меганезийских военных объектах называют «каютой» независимо от того, является ли объект морским судном). Нормальное помещение — в наличии есть все необходимые предметы для двух людей без претензии на особенный комфорт.

— Ну, что, — сказала она. — Нормальная такая мансарда. Мечта начинающего художника-сюрреалиста. На стенах — цветовая гамма «цветущие джунгли», из восьми углов ни одного прямого, а окно вообще круглое.

— Психологи считают, — сообщил Фрэдди, — что это разнообразие форм снижает нервное напряжение, повышает эмоциональный тонус, и все такое.

— Ну, психологам виднее. Санузел в этой казарме один на всю толпу, я угадала?

Фрэдди пожал плечами и кивнул.

— Что общий — это верно, но на счет казармы — это ты зря. Там очень мило.

— Да? Будет здорово, если ты скажешь, где это. Я летела больше трех часов…

— Понятно. Хочешь после душа переодеться в местном стиле?

— А есть во что?

— Еще бы! Целая куча тряпок на все случаи антарктической жизни.

— Потом посмотрю, — решила Жанна, — Пока меня интересует только большое полотенце. Желательно пушистое, но…

— Именно пушистое, — перебил он, и вынул из стенного шкафа нечто вроде квадратного и плоского лилового дикобраза с нежными мягкими иголками.

— Ничего себе!.. — удивленно сказала она, — Впервые вижу такую штуку.

— Тут много занятного, — заметил Фрэдди, вручая ей дикобраза, — А то, что тебя интересует, расположено в центре первого этажа. Везде есть указатели: тучка с дождиком.

* * *

Санузел был лишь кусочком центральной композиции базы «Муспелл-9». Это Жанне с ходу объяснил лейтенант Кабреро, с которым она столкнулась, можно сказать, нос к носу, когда принимала душ.

— Прикинь, тут искусственная лагуна, с кафе на ножках и садиком в таитянском стиле, с маленьким водопадом, цветочками и всем прочим.

— Где — тут? — удивленно переспросила канадка, не понимая, как это в конусе с основанием метров 20 в диаметре может поместиться что-либо подобное.

— Ну, в самой середине, — пояснил Тино. Кафе — в кубике над ангаром, куда нас буксировали, а кубик воткнут торцом в конус Ты в курсе планировки базы?

— С чего бы? Я здесь еще и получаса не была!

— Ясно… Мы тебе все покажем, вот только Гвен оттопчет Оо и…

— Что-что сделает?!

— Оттопчет. Ну, так рекомендуется после долгого пилотирования. А, пошли поторопим их, а то эти ленивые бисексуалки…

Его реплику перебил возмущенный вопль Гвен откуда-то сверху:

— Что ты гонишь, а?

— Просто проверка слуха, — невозмутимо ответил лейтенант, — Пошли, Жанна.

Они поднялись по узкому трапу и, пройдя через стеклянную дверь попали в небольшую комнату, заполненную горячим паром. На одной из разбросанных в живописном беспорядке толстых бамбуковых циновок, лежала на животе Оо, а Гвен, исполняла на ее спине что-то вроде танца в стиле твист.

— За ленивых бисексуалок схлопочешь по уху, — сообщила она.

— Вот так всегда, — расстроился Тино, — Скажешь девушкам комплимент, а они…

— Это что, массаж? — поинтересовалась Жанна.

— Да. Китайский. Мы уже почти готовы. Верно Оо?

— Э… Э… Э… — нечленораздельно ответила та.

— По-моему, пора бросать ее в воду, — заметил Тино.

— Да, наверное, — согласилась Гвен, — Оо, бросаем тебя в воду?

— Э.

— Ясно. Бросаем. Взяли ее за руки — за ноги, и в ту дверь.

Приняв участие в этом процессе, Жанна не предполагала, что в воду они все четверо упадут автоматически. За той дверцей, на которую указала Гвен, был коротенький мостик, обрывавшийся над круглым шестиметровым бассейном.

Плюх!

Если бы не разносторонний опыт пребывания в Меганезии, Жанна бы точно растерялась. Какой сюрприз: вынырнуть полностью голой, в бассейне, рядом с площадкой кафе, где посетители. Ладно бы они тактично сделали вид, будто ничего не заметили, так нет же!

— Порядок! — воскликнул меганезийский офицер, старший той группы, которая организовывала их прибытие, — Если вокруг Тино Энкантадора три красивых женщины, то Рагнарек еще не скоро. Если две — то это уже подозрительно, ну, а если меньше — то дело дрянь, проект «Вселенная» дал фатальный сбой и будет закрыт.

— Между прочим, Рэмси, — крикнул Кабреро, — Это не то, что ты подумал!

— Нет, это именно то, что я подумал! Ты тут плескаешься с девушками, как альфа-самец пингвинов, а мне, между прочим, надо сдать тебе вахту и лететь в Порт-Фобос.

Суб-лейтенант Нахара лениво перевернулась на спину, выплывая в центр бассейна, и авторитетно объявила:

— Ты зануда, Рэмси! Отсюда до Порт-Фобос двадцать миль. Взлет — лэндинг. На что спорим: ты специально тут торчишь, чтобы прилететь позже, чем команданте Фобоса распределит задания на вторую половину дня.

— Точно! — поддержала Оо, — Я этот фокус освоила, когда была еще капралом.

— Пойду-ка я переоденусь к обеду, — сказала Жанна, которая чувствовала себя немного неловко посреди этой дискуссии, — Тино, как тут вернуться в…

— Вылезай вон на ту лесенку, — ответил он, — Душевая прямо за занавеской.

Она выбралась из бассейна, откинула яркие ленты занавески, но еще успела услышать негромкий обмен репликами, донесшийся с площадки кафе.

— Дейдра, ты случайно не знаешь, где я мог видеть эту девушку?

— Я думаю, Энди, ты видел ее по TV. Это Жанна Ронеро-Хаамеа из Канадской Новой Шотландии. Она — классный экстрим-репортер, подруга доктора Фрэдди Макграта, и шестая жена рапатарского короля Лимолуа.

Доктор Энди Роквелл повертел в тонких сильных пальцах опустевшую пластиковую кофейную чашечку и уточнил:

— Лимолуа Хаамеа — это кузен Аханео Хаамеа, короля островов Мейер?

Дейдра Вакехиа утвердительно кивнула и поинтересовалась.

— Ты знаком с Аханео?

— Да, и неплохо. Мы с ним рыбачили у рифов Минервы, а его старший сын, Кайемао, посещал мои лекции по сетевому планированию. Талантливый парень. Жалко, что он пошел в армию. А с Лимолуа Хаамеа мы виделись у нас в Окленде на симпозиуме по эволюционным методам оптимизации в авиа-инженерии.

Доктор Артуро Аливо недоверчиво поднял брови.

— Я совсем недавно видел Лимолуа Хаамеа в TV-репортажах о полинезийских сепаратистах и конфликте на острове Пасхи. Мне он не показался человеком, которого может интересовать теория оптимизации, и вообще наука.

— Почему? — удивился Роквелл.

— Потому, что он… Как бы это выразить корректно?..

— Полный дикарь, — подсказала Дейдра, — У него такой стиль, док Артуро. Это у Хаамеа что-то вроде традиции, и он ей следует. Точно так же многие ученые в вашей стране по традиции участвуют в церковных обрядах.

— А мне показалось, — вмешался доктор Мануэло Папай, — что и конфликт, и эти переговоры были просто большим шоу, на котором и сценаристы, и артисты, включая и сеньора Хаамеа, сделали неплохие деньги.

— Если быть более точным, — заметил доктор Йан Шан, — то для заключительного этапа этого шоу был необходим официально-дикий полинезийский вождь. Без этой фигуры афера не замыкалась. Вы в этом убедитесь, если поставите мысленный эксперимент.

— Какой именно? — поинтересовался Артуро.

— Попробуйте вычеркнуть короля и найти хотя бы один сценарий переговоров, при котором все пришли бы к соглашению без существенных издержек, и при этом все выглядело бы достаточно достоверно для постороннего зрителя.

— Гм… Любопытная постановка вопроса…

Энди Роквелл подошел к кофеварке-автомату и, очередной раз наполняя свою чашечку, тоже высказался:

— А, на мой взгляд, еще интереснее оценить, каковы были бы дополнительные издержки заказчиков при отсутствии короля Лимолуа. Это обобщение задачи коллеги Йана для более широкого множества штрафных функций.

— Кажется, тут все еще перемывают мои косточки! — жизнерадостно объявила Жанна, появляясь в кафе под руку с доктором Фрэдериком Макгратом.

— Мы и не начинали перемывать, — возразила Дейдра, — Речь шла о короле.

Фрэдди похлопал в ладоши, требуя внимания.

— Коллеги, позвольте, я вас представлю моей девушке.

— Давай без особых церемоний? — предложил Энди, — Я, как скромный парень, начну с себя. Энди Роквелл из Auckland University of Technology, факультет прикладной математики. Эта леди (он кивнул в сторону Дейдры) оттуда же. Джентльмен с сигарой, размером с паровозную трубу — Артуро Аливо из Университета Антафагасты, Чили, а джентльмен рядом — Мануэло Папай, из Института Технологии Астронавтики, Форталеза, Бразилия. А теперь, Жанна, обратите внимание на того джентльмена с бамбуковой курительной трубкой, который делает вид, будто он тут случайно. Это Йан Шан из Высшей школы прикладной механики, Аваруа — Раротонга. К сожалению, я не могу сейчас представить вам еще троих симпатичных парней — они ушли вместе с вашими приятелями и с вояками из Порт-Фобос, совершать какой-то милитаристский ритуал. Поскольку мы на военной базе, без этих штучек никак не обойтись.

Жанна улыбнулась и озорно подмигнула Роквеллу.

— В вашем рассказе, сэр, не хватает всего одной маленькой детали.

— Правда? — удивился он, — Неужели я забыл кого-то представить?

— Нет. Вы забыли рассказать мне, почему весь этот научный цветник собрался в обстановке умопомрачительной секретности в одном из наиболее недоступных мест нашей замечательной планеты.

— А вы разве не знаете?

— Я знаю только, что это как-то связано с международной программой астероидной безопасности, в которой участвуют страны второго космического эшелона.

— Надо же, как нас приласкали, — проворчал Мануэло.

— К сожалению, сеньора Ронеро-Хаамеа права, — заметил Артуро, — Если сравнить нас с Китаем, Индией, США или даже с ЕС, или даже с Австралией и Японией…

— … То пока мы действительно во втором эшелоне, — договорил Фрэдди.

— Пока, — многозначительно повторил Энди.

— Именно пока, — подтвердил Йан.

— Это надо понимать так… — медленно проговорила канадка, — …Что затевается нечто, радикально меняющее космические рейтинги в мире. Верно?

Дейдра Вакехиа покачала головой и подняла палец к потолку.

— Все рейтинги на этом фоне — просто фигня, — объявила она, — И вообще, на этом фоне фигня все, что раньше делалось в космосе.

— Сильно сказано… — заметила Жанна, — Иначе говоря, астероиды это прикрытие, а в действительности, они не при чем…

— Наоборот, очень даже при чем! — возразил Фрэдди, — Ты не представляешь, до какой степени они при чем.

— Конечно, не представляю! Может быть, вы скажете прямо, в чем дело?

Мануэло Папай повернулся к Артуро Аливо..

— Коллега, вы, я знаю, мастер говорить коротко и понятно.

— Я могу попробовать экспромтом дать формулировку… — Начал чилиец.

— Так! — сказала Жанна. — Я вся превратилась в огромное ухо…

— Не смущайте меня, леди… Так вот, суть эксперимента в том, что…

* * *

Геликоптер, похожий на сильно обожравшуюся стрекозу-альбиноса, громко застрекотал, прыгнул на несколько метров над зеленым кругом площадки и заскользил по воздуху на высоте полсотни метров вниз, вдоль ледяной реки, ползущей с восточной седловины хребта Скотта-Бирдмора. Шестеро в белых комбинезонах, оставшиеся у ангара, помахали ладонями ему вслед на удачу, а потом один из них вынул из кармана дистанционный пульт, нажал кнопку, и посадочная площадка исчезла. Она просто перестала как-либо выделяться на однообразно-белом фоне снежного поля.

Лейтенант Кабреро убрал пульт обратно в карман и констатировал:

— Типа, объект приняли. Какие будут мнения? У нас принято высказываться, начиная с младших по ордеру. Если нет возражений…

— У нас тоже, — лаконично сообщил капитан Гектор Гамбоа и полез в карман комбинезона за сигаретами, — Так что я последний.

— При одинаковых званиях, — добавил Тино, — первое слово за гостями. Хоп-командор в Папуа это то же, что суб-лейтенант у нас. Оо, начинаем с тебя.

Хоп-командор Нопи чуть заметно пожала плечами.

— Ну, по-моему, главная проблема, что нас мало. Если вахты распределять по инструкции, то получится шесть одиночных четырехчасовых вахт. Одиночная вахта при периметре сорок миль, в здешних условиях — аут. Предлагаю парные вахты, по четыре часа, при двух активных сменах и одной отдыхающей.

— А как ты предлагаешь составлять график? — спросил лейтенант Барроса.

— Знаешь, Пабло, когда нас шесть человек, можно и без графика. Как-нибудь договоримся, в рабочем порядке.

— Пожалуй, да, — согласился чилиец.

— А кого ждем? — спросил Тино.

— Ну… — папуаска задумчиво переступила с ноги на ногу, — раз с воздуха нас прикрывает Порт-Фобос, то остается только инфильтрация по низу. Либо наземный, либо низколетящий транспорт. Нельзя исключать и пешеходов.

— Пешеходов? — переспросил бразилец, — Здесь?

— Представь себе, Гектор, в Антарктиде есть лыжный туризм, — ответила она.

— У нас в Веллингтоне есть клуб антарктических лыжников, — поддержал ее лейтенант Лютер Эванс, — Даже пробовали пройти весь континент на лыжах.

Гамбоа затянулся сигаретой, выпустил изо рта дым вместе с облаком пара, и покачал головой:

— Сколько психов на свете! А еще говорят: человек — разумное существо.

— Врут, — лаконично ответил Тино, — какие еще идеи, Оо?

— По существу, больше никаких. Разве что… Я не знаю, насколько это хорошая идея, но, по-моему, нам надо очень быстро стать командой.

— Это хорошая идея, — твердо сказал бразилец, — Нам имеет смысл общаться за чашкой кофе просто так, о жизни.

— Это я и имела в виду. У меня все.

— ОК, — согласился Тино, — Гвен, какие у тебя мысли?

— У меня мысль о третьем пункте оперативной инструкции, — ответила суб-лейтенант Нахара, — Надо попробовать поставить себя на место противника.

Лейтенант Кабреро согласно кивнул.

— Этим надо заняться, как только каждый прокрутит по одной вахте. Еще?

— Еще надо толком понять, что за проект мы прикрываем.

— Согласен. Но это тоже не пятиминутная тема.

— Да. Я пока в смысле, что надо присмотреться к нашим сивилам. Они больше знают о проекте, и от них можно получить косвенные данные о противнике.

— Тоже принимается. Дальше?

— Дальше я бы как можно быстрее начала патрулировать. А то неспокойно.

— Начнем, как только все выскажутся… Пабло, что ты скажешь?

— Холодно, — ответил лейтенант Барроса, — У меня нет боевого опыта в условиях сильного холода и снега. Только тренинги… Я здесь один такой, или…?

— Не один, — ответил Тино, — Еще Лютер.

— У меня вообще нет боевого опыта, — уточнил новозеландец, — У нас вообще-то тихая страна, поэтому я имел дело с противником только в группе захвата.

— Кого захватывал? — поинтересовался капитан Гамбоа.

— Террористов. По сути, это полицейская работа, только стрельбы побольше.

Тино хлопнул его по плечу.

— Это, как раз, в тему. Полицейский опыт нам тоже пригодится.

— Надеюсь, что так. Есть кое-какие мысли… Когда до меня дойдет очередь…

— Уже дошла, — перебил его Барроса, — Я только хотел сказать, что в каждой патрульной паре должен быть хоть один человек с опытом снежной войны.

— Принимается, — сказал Тино, — Излагай свои мысли, Лютер.

Новозеландец потер руками в перчатках щеки и глянул на Гектора, который продолжал курить, держа сигарету в голой руке.

— Тебе не холодно?

— Нет. Я привык, когда воевал в Андах кое с кем кое за кого.

— Ясно… Так вот, я хотел спросить. Тино, мы же будем оказываться в других населенных пунктах, верно?

— Будем, но в пределах территории Муспелл.

— ОК, — Лютер кивнул, — Этого достаточно. Я думаю, что нам надо обращать внимание на всякие слухи. Наземная террористическая группировка не начинает работать, не изучив обстановку. Это общение с людьми, а значит — слухи.

— Воздушный десант работает без этого, — заметил Барроса.

— Не наш случай, — возразил Тино, — Если что, с десантом разберутся ребята из корпуса ПВО Порт-Фобос. Пути вероятного противника Оо уже назвала.

— Тогда возражение снимается.

— Излагать дальше? — спросил Лютер.

Тино кивнул и, по примеру Гектора Гамбоа, вытянул из кармана сигарету.

— Так вот… — продолжал новозеландец, — …Что касается путей. Мне кажется, необходимо установить возможные пути противника конкретно. В горах мало дорог. Над каждой можно повесить спай-дрон, и уже легче, правда?

— А как быть с низколетящими аппаратами? — поинтересовалась Гвен.

— Точно так же. Низко лететь можно не над каким угодно рельефом.

— Толково, — согласился Тино.

— На тропах поставить контрольки, — добавила Оо, — это проще, чем дроны.

— Тоже толково. Что еще?

— Еще последнее: рассказывать друг другу обо всем необычном, что замечено на маршруте патрулирования. Даже если это смутные ощущения или что-то такое.

Лейтенант Кабреро энергично кивнул.

— Да, согласен. И рассказывать сразу, немедленно… Гектор, что мы упустили?

— Две вещи, — ответил бразилец, — Во-первых, это дроны противника. Я бы не исключал их наличие. Полагаю, надо сегодня же проверить, надежна ли наша система их обнаружения и ликвидации.

— Я мог бы этим заняться, — сказал Лютер, — У меня есть опыт.

— … И во-вторых, — продолжил бразилец, — наша легенда. Она слишком слаба. Обычные тесты легкой авиации для условий подобной местности можно было проводить в более удобном районе горной Антарктики. Нашей легенде нужен второй слой. Например: под прикрытием авиа-тестов мы ищем что-нибудь…

— Что например? — спросил Тино.

— Пока не знаю. Я бы привязал это к здешней мифологии, к байкам, которые рассказывают в Порт-Фобос, к чему-то, что люди охотно будут повторять.

— Что-то вроде НЛО? — предположил Пабло Барроса.

Бразилец скупо улыбнулся и подмигнул ему.

— Неплохой пример. Осталось выяснить, какие зеленые человечки тут в моде.

— Принимается, — подвел итог Кабреро, — Итак, распределяем задачи на сегодня. Гектор, как на счет полетать со мной в паре сейчас и в ночную вахту?

— Я так и думал, что ты это предложишь. Это хорошее решение.

— ОК. Вылетаем через десять минут. Через четыре часа — приготовится Пабло и Гвен. На рассвете — Лютер и Оо. Есть возражения? Вижу, что нет. Лютер пока проверяет анти-дроновую защиты. Оо изучает рельеф. Пабло ищет в интернет местные легенды про НЛО и прочую хрень, которую мы могли бы искать. Гвен идет в кафе и раскручивает наших сивилов на информацию.

* * *

Йан Шан с умилением посмотрел на Жанну и тихо осведомился:

— Ну, как? Вкусно?

— Угу, — она кивнула, дожевывая курицу с ананасом под карамельным соусом.

— А хочешь еще? Когда моя дочка и младший зять прилетают ко мне в гости, я непременно готовлю это блюдо, и они всегда просят добавки.

— Что значит, младший зять? — поинтересовался доктор Аливо.

— Младший муж моей дочки, — пояснил меганезийский китаец.

— Гм… У нее несколько мужей?

— Двое, насколько мне известно. Со старшим мы видимся довольно редко, а младший не так сильно занят по бизнесу, и появляется раза три в месяц.

Чилиец смущенно покрутил головой.

— Боюсь, мне никогда не понять ваших семейных обычаев.

— Это элементарно, Артуро, — вмешался доктор Папай, — Много ли ты видел студенток, у которых только один мужчина?

— Вообще-то, Мануэло, я обычно не интересуюсь их личной жизнью.

— И напрасно. Это позволяет лучше понять их внутренний мир.

Жанна, воспользовавшись паузой, спросила:

— Доктор Шан, а вы часто здесь сами готовите?

— О, да. Я люблю это дело, оно стимулирует фантазию. Так что ты скажешь по поводу добавки?

— Разве что чуть-чуть, а то Фрэдди так на меня смотрит…

— Фрэдди! — с упреком сказал доктор Шан, — Ты что, не доверяешь моей кухне?

— Я доверяю, коллега Йан, но у женщин есть такая штука, как фигура…

— Ладно-ладно, я положу совсем немножко… Вот… Фигуре ничего не грозит.

— Тут всех вкусно кормят, или только прессу? — весело поинтересовалась Гвен, возникая в кафе, как чертик из коробочки.

Доктор Шан повернулся к ней и придал своему лицу обиженное выражение.

— Детка, когда дядя Йан откажется накормить красивую женщину, это будет значить, что дядя Йан умер. Садись за стол, а я, для начала, налью тебе чашку горячего какао. У тебя щеки красные от мороза. Ты ведь с улицы, не так ли?

— Да, команданте! — она, уселась за стол с видом примерной школьницы.

— … И оставь эти армейские манеры за столом, — добавил он, ставя перед ней огромную кружку, над которой поднимался пар. Еще через минуту, рядом появилась пластиковая миска, наполненная курицей с ананасом.

— Спасибо, док Шан. Извините, что перебила. Вы, наверное, обсуждали что-то интересное? Я имею в виду, до того, как заговорили о женских фигурах.

Дейдра Вакехиа потянулась, а затем утвердительно кивнула.

— Энди говорил эпатажную речь о том, почему международным политическим организациям не следует раньше времени знать о проекте «Астарта».

— На этот вопрос я ответил уже в преамбуле спича, — возразил Роквелл, — им не следует знать потому, что они куча слабоумного зажравшегося мяса. Именно вокруг этого тезиса возникли дебаты, повлекшие за собой продолжение моего спича, в котором я доказывал этот тезис.

— Вот это да! — воскликнула суб-лейтенант, — Оказывается, мое мнение можно научно обосновать! Это круто, загрызи меня селедка!

— Это тривиально, — сказал доктор Роквелл, — Давайте, поставим мысленный эксперимент, как любит делать коллега Йан. Мы сообщили ООН и прочему ЮНЕСКО об этом проекте. Что они сделают?

— Обосрутся, — лаконично ответила Гвен.

Новозеландец широко улыбнулся и похлопал в ладоши.

— Крепко сказано, но по сути, верно.

— Извините, — вмешалась Жанна, — Но это нормальная реакция. Когда я здесь впервые услышала об эксперименте, я тоже… Как бы сказать культурно…

— Никак, — перебил Фрэдди, отхлебнув подозрительно-синего напитка из пол-литрового стакана, — Ты сказала: «Oh! Shit!» и только. Вот это действительно нормальная реакция. Тебе не пришло в голову кричать: «Караул! Что будет с международными финансами и сложившимися на мировом рынке ценами?! Биржевой кризис обрушит хрупкое галактическое равновесие, построенное титаническими усилиями лучших умов человечества!».

— Нет, я еще много чего сказала. В частности, о том, где гарантии, что ваша космическая игрушка не бабахнет каким-нибудь концом по старушке-Земле.

— Гарантия — известные нам законы небесной механики, — заметил Роквелл.

Жанна протестующе помахала в воздухе вилкой.

— Я уважаю небесную механику, но откуда вы можете точно знать, как она отреагирует на такое грубое вмешательство? Прецедентов еще не было!

— Нет, были, — возразил он, — События такого масштаба обычны для Солнечной системы. Пример: падение комет на Юпитер в 1994 и 2009 годах. Кометы для внутренней области Солнечной системы — это чужаки, так что их удары по планетам можно считать внешним воздействием.

— А какой был там тротиловый эквивалент? — поинтересовалась Гвен.

— Не помню точно… Коллега Аливо, вы не подскажете…?

Чилийский астрофизик кивнул и сообщил.

— Взрыв самого крупного из фрагментов кометы Шумейкера-Леви в 1994 был эквивалентен шести миллионам мегатонн тротила. Всего упал двадцать один фрагмент. Коллега Роквелл прав: это — ординарное космическое событие. Что касается эксперимента «Астарта», то там эквивалентная мощность окажется больше на два — три порядка. Подобное событие для Солнечной системы я бы назвал сравнительно редким, но никак не уникальным.

— А ничего, что вы работаете с точностью плюс-минус два слона? — спросила Жанна, — Это же не маленький «бумм!» вроде тех, какие наш учитель химии показывал в школе на уроках, чтобы как-то заинтересовать нас, балбесов.

— Мы работаем с запасом, — пояснил доктор Папай, — Кроме того, вокруг нас в космосе нет супермаркета, где можно выбрать в точности такой шарик для боулинга, который нам нужен, согласно расчетам коллеги Роквелла.

— Большая удача, что хотя бы такой шарик нашелся, — добавила Дейдра.

Доктор Папай шутливо погрозил новозеландке пальцем.

— Не надо говорить об удаче раньше времени. Будущее туманно.

— Удача — штука относительная, — заметила суб-лейтенант Нахара, — с пугающей скоростью работая вилкой над кулинарным шедевром доктора Шана, — Когда говорят: «удачный выстрел снайпера», то имеют в виду, что повезло ему, а не фигуре, оказавшейся в прицеле.

— Леди офицер смотрит в корень, — объявил доктор Роквелл, — Говоря о реакции международных политических институтов, я имел в виду именно это.

— Они и есть фигуры в прицеле? — уточнила Жанна.

Новозеландец коротко кивнул и отправился к кофеварке. Дейдра Вакехиа снова потянулась, зевнула и немного лениво прокомментировала:

— Давно пора смыть эти авгиевы конюшни в канализацию.

— Вообще-то, по легенде, конюшни не смыли, а промыли, — педантично уточнил доктор Аливо, — Геракл перекрыл какую-то реку, не помню, какую именно, и направил ее воды в конюшни, которые были на тот момент так основательно… Э-э… Вы понимаете… Что традиционные методы уборки уже не дали бы результата.

— Вот-вот! Я это и хотела сказать.

— А что такого произойдет с международными институтами? — спросила Гвен.

— Сейчас попробую объяснить, — сказал Роквелл, возвращаясь за стол с полной чашечкой и сразу же отхлебывая почти четверть ее содержимого, — Вспомним мировой порядок, существовавший до начала колонизации Северной Америки. Старый Свет был вполне стабильной помойной ямой, в которой уже несколько веков не происходило ничего существенного, кроме вялого гниения. Заморские колонии европейских монархий были просто далекими выселками, а военные конфликты давно превратились в дружеские междусобойчики каких-нибудь потомственных дегенератов, вроде Габсбургов или Гогенцоллернов. Вдруг, за океаном возникает альтернативная территория, деятельные жители которой, отфильтрованные позитивной селекцией из европейского планктона, дружно говорят этим столпам старого мирового порядка: «А шли бы вы все на…». И немедленно после этого, Европа взрывается революциями, королям начинают рубить головы на площадях… В общем, происходит смена стиля.

Доктор Аливо, успевший за это время раскурить огромную кубинскую сигару, саркастически хмыкнул и ехидно заметил:

— Во всей этой красивой теории есть один неустранимый парадокс: наш проект финансируют не марсиане, а земные правительства и бизнес-группы. Те самые круги, которые поддерживают нынешний мировой экономико-политический порядок и его международные институты. Получается, что одной рукой они за такой порядок, а другой рукой — за его разрушение.

— А что вас удивляет? — спросил Роквелл, — История повторяется. В XVIII веке, когда Североамериканские штаты боролись за свое существование, Франция и Испания поддержали их военной силой. Ясно, что Людовик XVI и Карл III не питали никакой симпатии к либертальным идеям Декларации Независимости и встали на сторону мятежной колонии только чтобы ослабить Англию.

— Эффект стран второго эшелона, — поддержал Фрэдди Макграт, — Точно так же, Германия во время первой мировой войны финансировала Ленина. Полагаю, коммунистическая идея была противна кайзеру, но он хотел нейтрализовать Россию и ослабить Антанту, представлявшую первый эшелон великих держав.

— Это диалектика, — добавил Йан Шан, — Старая общественно-экономическая формация сама выращивает своего могильщика.

— О, боже! Мы докатились до марксистской агитации за столом, — доктор Папай трагически взмахнул руками, опрокидывая котелок с какао.

Суб-лейтенант Нахара остановила падение котелка быстрым движением левой руки, не прекращая при этом орудовать вилкой, которую держала в правой.

— При чем тут агитация? — спросил меганезийский китаец, — Я привел правило диалектики, записанное еще Гераклитом, в V веке до новой эры.

— Только не говорите мне, что Гераклит придумал исторический материализм, общественно-экономические формации и классовую борьбу! — сказал Папай.

— Коллега Макграт помянул Ленина и открыл ящик Пандоры, — констатировал доктор Аливо, пыхтя своей сигарой.

— Я просто нашел удачную аналогию, — возразил Фрэдди, — В начале прошлого столетия тоже были страны, которые развились слишком поздно и опоздали к столу, за которым делили великий колониальный пирог. Сейчас — то же самое, только пирог уже космический.

— Совершенно точно! — поддержал его доктор Шан, — Ленин тогда писал, что к империалистическому столу угощений Германия пришла последней.

Бразилец поднял глаза к небу (точнее, к потолку) и снова взмахнул руками.

— Я понимаю, почему коллега Йан сыплет цитатами из Маркса и Ленина. Он родился и вырос в Китае, при коммунистическом режиме, но вы-то из Канады, коллега Фрэдди, откуда у вас эти красные лозунги?

— Послушайте, Мануэло, я не виноват, что Маркс и Ленин иногда говорили правильные вещи. Даже Мао Цзэдун иногда говорил правильные вещи.

— Это какие, например? — поинтересовался доктор Аливо.

— Например, что винтовка рождает власть.

— Людоедский принцип, — проворчал Мануэло Папай.

— Вы готовы это опровергнуть? — невозмутимо спросил канадец.

Жанна доела последний кусочек курицы и, пользуясь тем, что он отвлекся, нахально подвинула к себе его стакан с синей жидкостью, пачку сигарет и зажигалку. Жидкость оказалась соком, похожим на смесь манго и яблока, а сигареты — трансэкваториально-африканскими «Оngo-Willem Plant», очень ароматными, но слишком крепкими. Она сделала затяжку и чихнула.

— Ну, ничего себе! — воскликнул Фрэдди, окинув взглядом произошедшие на столике перемещения предметов.

— На меня дурно повлияли проповеди марксизма, — пояснила Жанна, — я вдруг перестала признавать право частной собственности на аграрные ресурсы.

— Что, коллега, доигрались в серп и молот? — съехидничал Аливо.

Дейдра Вакехиа бросила взгляд на противоположную грань пирамидального потолка и, со вздохом, произнесла.

— Как референт, информирую почтенное собрание, что через 10 минут у нас по плану сеанс связи со звездным десантом… В смысле, с объектом «Barbus».

— О, дьявол! — воскликнул бразилец, и все, кроме Жанны и Гвен вскочили из-за стола.

— Скиммер краббер бумс! — скомандовал Роквелл.

Ярко-лиловая пластмассовая штуковина в углу кафе, которую Жанна до этого момента принимала за мусорное ведро, сделанное в форме гигантского краба, шевельнулась и, смешно шагая лапами, двинулась по помещению, деловито всасывая гротескным хоботком крошки, пыль и табачный пепел…

36

Дата/Время: 23.02.24 года Хартии. Утро.

Место: Адамстаун-Питкерн харбор. Борт яхты «Lone Star».

Лейтенант Фабризи Тентели вошла в кают-компанию с широкой и жизнерадостной улыбкой на лице.

— Доброе утро, уважаемые пассажиры! Наша общая маленькая проблема оперативно улажена. У меня в руках копия процедурного постановления суда. Я зачитываю:

«Компетентная судебная коллегия округа Питкерн, приняла к рассмотрению дело об эксплуатации рабов на яхте «Lone Star» и установила следующие факты:

— На борту «Lone Star», при соучастии экипажа, неоднократно содержались рабыни, которых силой принуждали сексуально обслуживать пассажиров.

— В рейсе Кабо-Верде — Марианы, выполняемом яхтой «Lone Star» сейчас, никто не содержался в рабском состоянии и не находился на борту против своей воли.

Соответственно, суд переходит к определению санкций для членов экипажа, а яхта конфискуется и продается с аукциона. Из аукционной выручки будут выплачены определенные судом компенсации. Чтобы не нарушать интересы пассажиров, суд назначил местом аукциона остров Сайпан (Марианские острова) и за счет бюджета процесса нанял временный экипаж для выполнения рейса к этому пункту».

Ниу помахала ладонью в воздухе.

— Хэй, Фабризи, а экипаж уже есть? Посмотреть на него можно?

— Экипаж уже на причале, сейчас приглашу, — ответила лейтенант и положила копию постановления на середину стола.

— А что с Зиркой? — поинтересовалась Хики.

— Там дальше в процедурном постановлении про это написано. Читайте. А я, как бы, поехала работать дальше. Попутного ветра и хорошего настроения! Aloha oe!

— Aloha!

Фабризи развернулась и исчезла за дверью. Лайон Кортвуд пожал плечами, а Ишвар Аванти хмыкнул. Хики цапнула со стола листок и быстро пробежала глазами.

— Ага! Они пишут: «Фигуранту Зирке Новак, бывшей гражданке Польши (Европа), предоставить, по ее заявлению, гражданство Конфедерации и транспорт до кампуса Польша (Киритимати, Ист-Кирибати). Социальному инспектору кампуса Польша — организовать социализацию гражданки Новак, согласно общей инструкции».

— Это я ей посоветовала Польшу на Киритимати! — гордо сообщила Ниу.

— Как там оказалась Польша? — удивленно спросила Джой.

— Обыкновенно, — Ниу пожала плечами, — Это пуэбло организовал польский инженер Станислав Пелзински, лет полтораста назад. Главное, он придумал, как решить там проблему с пресной водой для аграрного бизнеса. В XIX веке это было сложно!

— Надо же! А поляки там сейчас есть?

— Типа, да, — подтвердила Ниу, — Точнее, польско-маорийские метисы. И в языке там остались польские слова. Вместо: «de puta madre», они говорят: «kurewska robota».

— Там точно есть экспериментальный космодром и верфь-полигон — заметил Чатур Раджхош, — Полигон построен американцами, в прошлом веке для nuclear-tests. И космодром для space-shuttles, если не ошибаюсь, тоже построили они… Гм… Эти молодые люди и есть наш новый экипаж?

Последнее замечание относилось к четверым персонажам, тихо возникшим в кают-компании. Двоим из них — невероятно жилистому индомалайцу и гибкой изящной карибской мулатке было лет по 25. Другим двоим — атлетически сложенному, очень темнокожему океанийскому туземцу и довольно светлокожей креолке, похожей на танцовщицу стиля «break-down» — около 20 лет. Все они были одеты в разноцветные майки и шорты, а на левом плече у каждого висел небольшой рюкзак цвета хаки…

— Точно так, сэр! — невозмутимо произнес индомалаец, — разрешите представиться: временный шкипер Додо Тат. Это… (он коснулся плеча мулатки)… штурман Лайм Зигерт. А это… (он показал на чернокожего атлета и брэйк-танцовщицу) — …мастер-матросы Екен Яау и Лэсси Чинкл. Уважаемые пассажиры, мы готовы приступить к.

— «Приступить к» — это интересный оборот речи, — оценил Лайон Кортвуд, — Но мне кажется, что для такой яхты требуется вдвое больший экипаж. В экипаже, который арестовала полиция, было 8 человек.

— Для обеспечения хода нужно всего двое, — проинформировал Додо, — Но, согласно контракту, пассажирам должен быть обеспечен комфорт и все такое.

— Я могу быть барменом, — добавил чернокожий Екен Яау и, мгновенно оказавшись за стойкой бара, схватил три увесистые бутылки.

Еще секунда, и пассажиры увидели почти что профессиональную работу жонглера. Бутылки, вращаясь, взлетали к потолку, и падали обратно в руки Екена.

— Классно! — воскликнула Хики.

— Я еще умею смешивать всякие коктейли, — гордо объявил он, возвращая бутылки на место, — …и на глаз разливаю литр на шестерых, поровну, даже если кружки разные.

— Кстати, на счет этого «Кло-дю-Марки», — произнесла карибская мулатка, провожая глазами бутылки, — Вам его продали, как французское?

— Эта турфирма, «Emerald Voyage», включает напитки в баре в цену круиза, — ответил Аванти, — На бутылках написано, что оно французское, значит, видимо, так и есть.

— Просто для info, — сказала она, — Это китайское производство. Вероятно, Сычуань.

— Вы уверены, мисс Лайм?

Мулатка обворожительно улыбнулась.

— На сто процентов, сэр. Я не очень понимаю в винах, зато разбираюсь в технике. Вы можете не сомневаться: розлив и упаковка выполнены на комбинате в КНР.

— Теоретически, — добавила брэйк-танцовщица, — Можно надеяться, что эти китайцы приобрели реальное «Кло-дю-Марки» во Франции, а у себя только расфасовали…

— …Но это было бы как-то не по-китайски, — договорила Ниу, — так Лэсси?

— По ходу так. Но мало ли, какие чудеса бывают в жизни.

Чатур Раджхош негромко рассмеялся.

— Удивительный круиз. Просто одно приключение за другим. Работорговцы, десант полиции, китайское вино вместо французского…

— Коммандос вместо экипажа… — в тон ему, добавила Хики.

— Коммандос? — переспросил он, внимательно глядя на новый экипаж.

— Типа, да, — нехотя признался индомалаец Додо, — но сейчас мы в отпуске, честное скаутское слово. Мы по-любому решили оторваться в гостях у Лэсси на Понпеи, в Микронезии, где Нан-Мадол. От Сайпана до Понпеи меньше тысячи миль. Так что, выходит: по дороге. Плюс — срубаем денег. Ничего, что я так откровенно?

— Я не нахожу ничего плохого в том, что ваша команда заработает денег, — произнес Раджхош, — А когда мы выходим из порта?

— Как только пассажиры скажут «поехали», — ответил Додо.

— Тогда — поехали, — сказал индус.

37

Дата/Время: 24–25.02.24 года Хартии

Место: Остров Борнео (Калимантан),

Султанат Бруней. Бандар-Сери-Бегаван.

Если бы программу круиза составлял Хэнк Худ, третий помощник капитана лайнера «Royal Diamod», то они снялись бы с якоря, самое позднее, утром 24 февраля, а скорее всего — даже ночью. Возможно, будь его воля, «Royal Diamond» вообще пошел бы с Палавана в Сингапур через малазийский порт Бинтулу, а не через этот заповедник 1001 ночи. Но программу составлял не он, и стоянка в Брунее была с утра 23 по утро 25. В первый день туристы смотрели парад паноптикума, который здесь назвался армией, а второй день туристам давался на осмотр города, в т. ч. — «ночной жизни», которой, по мнению Хэнка, в этой карликовой шариатской стране (где женщины и алкоголь под запретом), не было вообще. То ли дело в Бинтулу… Но программа есть программа.

С минарета центральной мечети завопил муэдзин, призывая правоверных мусульман к намазу «Иша» (пятой из ежедневных обязательных молитв). Хэнк закурил сигарету и посмотрел на часы — 8 вечера. Первый час полной темноты — если не считать уличных фонарей и светящихся за спиной окон городского госпиталя. Согласно объяснениям придурка в приемном покое, почтенный директор, доктор Аман Саиф, должен прийти ровно в четверть девятого. А без него никто не может разрешить забрать на лайнер эту бельгийскую идиотку, которая (вопреки рекомендациям) днем съела что-то в уличном кафе, и через час выпала в аут прямо на улице. На глазах у макак из местной полиции. Вместо первой помощи ей устроили тест на алкоголь и наркотики, а теперь еще и не отпускали из госпиталя без подписания судовым офицером особого акта. Ясно, что сомнительное удовольствие общаться с местными чурками по этому вопросу выпало младшему из судовых офицеров — т. е. третьему (и последнему) помощнику капитана.

С севера, со стороны моря, и с востока, со стороны залива и гавани, со свистящим шипением взлетели яркие оранжевые фейерверки. Хэнк успел подумать, что местные вояки оказались даже большими идиотами, чем он считал раньше, и перепутали дату салюта (иллюминация по случаю национального праздника вооруженных сил Брунея закончилась вчера около полуночи)… В этот момент, с трех сторон что-то полыхнуло. Взрывная волна оглушила его и сбила с ног — он упал довольно удачно: на песочную дорожку, а не на столбики ограждения газона, собрался было встать на ноги, но потом передумал и просто отполз на газон за живую изгородь из аккуратно подстриженных кустов какого-то цветущего растения. Судя по вспышкам и мощным взрывам в разных частях города, шла нешуточная бомбардировка, а с востока — не то с причалов, не то от правительственного комплекса, доносилась характерная дробь пулеметных очередей. Совсем недалеко к северу взлетали к небу огромные языки пламени — что-то горело в аэропорту. В общем, ситуация была та, в которой лучше не вставать и не высовываться.

Создавалось впечатление, что Бандар-Сери-Бегаван, построенный на полосе суши, шириной всего 6 миль, между морем и длинным узким заливом, взят с моря в клещи, и сейчас реактивная артиллерия штурмующих разнесет здесь все на мелкие кусочки.

«Говно, а не страна, — с тоской подумал Хэнк Худ, — Ни женщин, ни виски, ни музыки человеческой, ни пожрать нормально, а тут еще какая-то война, или революция, хрен их разберет, этих макак… Вот повезло, так повезло… Если еще капитан Гленфорд (говнюк, холуй и трус, каких мало) отчалит, плюнув на меня и на туристов — то вообще жопа»…

* * *

Эти подозрения по поводу капитана были беспочвенны. Мистер Гленфорд совсем не собирался отчаливать. Он лежал на причале в кампании офицера таможни и двух полисменов. Всех четверых настигла одна автоматная очередь. Капитана никто не собирался убивать — просто в момент налета ему не повезло: его приняли за одного из стражей порядка (а они, согласно приказу, подлежали расстрелу на месте).

Невысокий жилистый кхмер лет 25, одетый в полевую униформу-хаки китайского производства и вооруженный тайским автоматом STEN-NEXT, пнул труп Генфорда, покачал головой и сказал двум кхмером помоложе:

— Дураки! Товарищ Ним Гок будет недоволен.

— Мы найдем других судовых офицеров! — ответил один из отчитываемых парней.

— Не болтайте. Ищите, — сказал первый.

— Да, товарищ Кхеу Саон! — хором ответили парни.

Товарищ Ним Гок в это время занимался важным делом: склонял к сотрудничеству дежурного распорядителя золотого депозитария Национального Банка. Количество бронированных дверей с кодовыми замками, которые установил антинародный режим султана, было таково, что их вскрытие с помощью взрывчатки заняло бы часа два. Это недопустимая потеря времени. Несколько сотен тонн золота следовало еще вывезти из хранилища и погрузить на корабль, а это объективно длительная работа… Ним Гок не хотел лгать распорядителю, что оставит его в живых. Но ведь умереть тоже можно по-разному. На примере одного из захваченных полисменов, распорядителю показали, что этот процесс может быть крайне болезненным, а на примере другого — что наоборот, может быть очень легким. В итоге стороны пришли к разумному соглашению.

Затем, младшему командиру Нун Чиену было доверено заниматься транспортировкой ценностей. Полтораста трудоспособных антинародных элементов, пойманных на улице, были для этого временно оставлены в живых. Реквизированные самосвалы подогнали к воротам. Оценив, что погрузка займет около часа, Ним Гок решил провести инспекцию дворца султана — здание, внутренней площадью около пяти гектаров. Важно было обеспечить вывоз компактных ценностей (золота, платины и драгоценных камней), а не всякой громоздкой мишуры, которой окружила себя семья антинародного правителя. К сожалению, сразу же после штурма дворца была допущена ошибка: уничтожены все эксплуататоры и члены их семей, так что не у кого было разузнать о тайниках, которые, возможно, имелись в этой огромной резиденции. Зато существенную пользу принесли данные из обычного туристического справочника «T. Cook Tour Guide»: «Дворец султана Брунея, Истана-Нурул-Иман — самая дорогая резиденция планеты. (Согласно Книге рекордов Гиннеса). Ванных с золотой сантехникой здесь 257 штук. Первый в списке драг. камней бриллиант «Эспрей», оцененный в 398 млн. долл. (см. полный список). Купола дворца покрыты золотом, вес которого составляет …».

…И так далее. Семья султана любила выставлять напоказ золото и бриллианты…

Что касается банковских офисов, то с реквизицией имеющихся там ценностей должны были справиться младшие командиры. Ним Гок взял на себя гораздо более сложную задачу: сортировку гражданских лиц, выбраковку бесперспективных и мобилизацию перспективных на строительство оборонительных сооружений. Эта мера должна была вселить ужас в сердца врагов революции и показать непреклонную готовность красных кхмеров удерживать город до последнего жителя. Население Бандар-Сери-Бегавана составляло, по справочнику, 30 тысяч, и Ним Гок рассчитывал, что бежать успели не более половины. Сейчас дороги были уже перерезаны, и по громкоговорителю каждые четверть часа объявлялся приказ: всем жителям собраться на набережной Салан, для решения трудовых задач революции. Уклонисты подлежали смертной казни за саботаж.

* * *

Хэнк Худ не питал иллюзий по поводу новой революционной власти в столице Брунея. Кто бы не были эти субъекты, они вряд ли соблюдают гуманитарные конвенции ООН, поэтому единственный способ уцелеть — это не попадать к ним в лапы. Тут было два варианта: отсидеться или смыться. Чтобы отсидеться — надо хорошо знать город и, где отсиживаешься и, что немаловажно, быть похожим на местного — а третий помощник, несмотря на загар, выглядел типичным англо-саксом. Оставалось смываться. Для этого можно было использовать либо дороги, либо реку Сунгай. Хэнк выбрал реку. До причалов у здания Министерства юстиции было рукой подать, а там (как еще до заката заметил Хэнк), было пришвартовано несколько полицейских катеров. Они выглядели достаточно быстроходными, и на таком катере был шанс проскочить мимо постов.

Он не учел, что Ним Гок провел те же рассуждения еще в ходе подготовки рейда на Бандар-Сери-Бегаван, и пост (четверо кхмерских бойцов) уже был выставлен под большим красивым зонтиком-навесом на причале. Спускаясь по широкой лестнице к причалу, Хэнк засмотрелся на приземистую темную кучу, из которой бессистемно торчали руки и ноги (это были служащие юстиции, пережившие артналет — их ликвидировали позже, при прочесывании). Прикидывая, покинула ли зондеркоманда место экзекуции, или еще болтается неподалеку, Хэнк на миг утратил бдительность и ткнувшийся в спину ствол автомата стал для него полной неожиданностью…

* * *

Когда третьего помощника капитана привели в полевой военно-революционный штаб (оборудованный рядом с бывшим телецентром), у товарища Ним Гока было хорошее настроение. Младший командир Туа Сим только что доложил по рации о завершении минирования морской акватории. Теперь от Куала-Белаит на западе до мыса Муара на Востоке, в море выдавалась 70-мильная дуга заграждения из 500-фунтовых мин. Мины стояли в шахматном порядке, с интервалами 200 метров, надежно ограждая нефтяные вышки месторождения Сериа-Тутонг и внешний рейд Бандар-Сери-Бегаван от любых поползновений империалистических хищников. Персонал вышек нефтяной компании «Shell», проинформированный об этом событии по радио, немедленно покинул свои рабочие места и, преодолев минные заграждения на резиновых спасательных лодках, бежал на северо-восток, через Брунейский залив на малазийский остров Пулау-Лабуан, оставив в руках революционной власти вышки и полузалитые нефтью танкеры.

Ним Гок был доволен и тем, что более половины персонала посольств и консульств захвачены живыми: ценный материал для воздействия на прогнившие буржуазные режимы. Несколько менее успешно обстояло дело с плутократами-кровопийцами Большинство из них повели себя глупо, и погибли, не принеся никакой пользы делу революции. Но, нашлось немало и таких, которые предоставили в распоряжение революционных сил коды своих кредитных карточек, дававшие доступ к некоторым суммам денег, нажитым путем хищнической эксплуатации трудящихся масс. Пока неповоротливые буржуазные банкиры находились еще в неведении относительно положения дел в Брунее, эти деньги были переведены по дружественным каналам на неотложные нужды продолжения революционной борьбы.

Убедившись, что материальная база продолжения операции обеспечена, Ним Гок дал младшему командиру Лон Бусану по радио условный код «Счастливый рассвет над Красным Тайванем» (подкрепление не требуется, выполняйте задачу в юго-восточном углу оперативного театра, по мере получения подкреплений в живой силе и технике).

Две летающих лодки «PBY Catalina», летевшие к Брунею с северо-запада, над Южно-Китайским морем, свернули к востоку на 4 румба, обходя Калимантан по морю Сулу.

Что до собственных потерь революционного батальона, то они оказались примерно такими, как и ожидалось: из 566 бойцов 24 убитых и приравненных к ним тяжело раненых. 40 легко раненных вернутся в строй к утру. Хороший результат.

Итак, у Ним Гока было хорошее настроение, поэтому он даже разрешил британским гражданским судовым офицерам разговаривать с ним сидя. Из четырех офицеров круизного лайнера «Royal Diamod» двое были потеряны: капитан застрелен в ходе ликвидации буржуазной полиции. Второй помощник находился в отеле «Empire» и, вероятно погиб при обстреле (этот отель был разрушен полностью взрывом газовой магистрали при попадании реактивного снаряда). Остальные двое были задержаны.

Первый помощник капитана, Торнтон Лимбур (пойманный в офисе порта) и третий помощник Хэнк Худ (арестованный патрулем при попытке бежать на полицейском катере) представляли собой противоположные друг другу образцы жителей стран загнивающего западного империализма. Это было очень познавательно.

* * *

Пока его вели по городу, Хэнк понял, что он влип по полной программе. Не надо было быть адмиралом Нельсоном, чтобы разобраться в событиях предыдущих нескольких часов. Местные зажравшиеся нефтяные макаки проспали налет косоглазых комми… Комми подвели к полуострову что-то вроде самодельных ракетных катеров (видимо, переоборудованные траулеры или ferry) и расстреляли город практически в упор. А местные вояки, пригодные только для парадов и разгона митингов, наверное, метались, как крысы, и погибли под пулеметным огнем, так и не успев понять, что происходит.

Теперь красные кхмеры (которых Хэнк до этого дня считал каким-то мифо-триллером смутных времен между I и II Холодными войнами) методично, точнее — механически истребляли население. Хэнку и его провожатым пришлось постоять полминуты, пока процессия из нескольких сотен людей, связанных проволокой, медленно ковыляла от площади четырех отелей к дворцу Йасан и мечети Омара Али Сайфуддина. Проволоку тащил трактор, так что деться людям было некуда. Лицо молодого парня — водителя казались будничными — такая работа, похоже, не вызывала у него особых эмоций. Что касается трупов на панели, остовов сгоревших автомобилей, обрушившихся балконов, стен и столбов ЛЭП, языков пламени, вырывающихся из разбитых окон — то они уже воспринимались просто как элемент городского пейзажа. Вот такая ночная жизнь…

Финальный пункт их пути оказался в парке-полуостровке Куа-Белас, в офисе «Shell». Пропустив отъезжающий самосвал, из кузова которого свешивались руки и ноги, провожатые втолкнули Хэнка в дверь, и он оказался в застекленном со всех сторон помещении. За компьютером сидел кхмер, лет примерно 30 лет, одетый так же, как остальные, но… Что-то неуловимое сразу выдавало в нем лидера.

— Садись и жди, — бросил он, не оборачиваясь.

Хэнк пожал плечами и уселся на кожаный диван рядом с тяжело дышащим толстяком, одетым в испачканную какой-то дрянью парадную гражданскую морскую униформу. Только через несколько секунд, Хэнк узнал его — это был первый помощник капитана «Royal Diamond», Торнтон Лимбур, которого за глаза называли «заместитель кэпа по вылизыванию клиентских жоп».

— Хэнк, — зашептал он, — Это звери, настоящие звери, они убьют нас!

— Не каркай, Торнтон, — посоветовал третий помощник Худ.

— Ты не понимаешь! Они всех убьют. Это красные кхмеры из Камбоджи…

— Да заткнись ты! — прикрикнул на него Хэнк, — И вообще, давай я буду разговаривать!

Лидер кхмеров повернулся на крутящемся кресле и окинул Худа цепким взглядом.

— О чем ты хочешь разговаривать?

— О чем спросишь.

— Умно сказано, — оценил кхмер, — Меня зовут Ним Гок, на мои вопросы надо отвечать коротко и ясно, мои приказы надо выполнять сразу и не рассуждая. Это правило. Ты третий помощник Хэнк Худ, а это первый помощник Торнтон Лимбур. Так или нет?

— Да, — лаконично ответил третий помощник.

— Вы вдвоем сможете управлять лайнером «Royal Diamond», вывести его в открытый океан и привести туда, куда я укажу на карте?

— Да, если судно не повреждено и на нем достаточно горючего.

— А нас потом отпустят? — спросил Лимбур.

— Твой человек недисциплинирован, — сказал Ним Гок, обращаясь к Хэнку, — Он задает вопрос старшему командиру, не спросив твоего разрешения. Ты должен навести среди своих людей дисциплину. Если кто-то нарушает порядок или не нужен, ты должен это доложить Суок Тсому. Товарищ Суок Тсом будет тебя контролировать. Ты понял?

— Да.

— Это хорошо. На какую дальность сейчас подготовлен «Royal Diamond»?

— На полторы тысячи миль.

— Мне надо две тысячи миль, — сказал лидер кхмеров, — Чего для этого не хватает?

— Может не хватить горючего, — ответил Хэнк.

— Доложи Суок Тсою, сколько и какого, и куда его заливать. Судно отплывет между девятью часами утра и полуднем, в зависимости от обстоятельств. К 9 утра все должно быть готово. Тебе понятна твоя задача, капитан Худ?

— Вообще-то, я — третий помощник, а капитан…

— Мертв, — перебил Ним Гок, — капитан теперь ты. Ты за все отвечаешь. Еще вопросы?

— Когда я получу данные о маршруте, чтобы проложить курс?

— Когда я решу тебе их дать.

— Понятно, — сказал Хэнк, — больше вопросов не имею.

— Хорошо. Суок Тсом! Ты слышал. Веди их на корабль.

— Да, товарищ Ним Гок, — раздался спокойный голос за спиной у третьего помощника.

25.02. CNN, Экстренный выпуск.

Сегодня ночью лево-экстремистская организация «Khmers Red Army Corps», которую считают последним боевым отрядом режима Красных Кхмеров Пол Пота, и которая известна зверскими массовыми актами насилия в Камбодже, в Бирме и на островах Сиамского залива, провела рейд на северный берег Калимантана. Красные кхмеры подавили сопротивление вооруженных сил Брунея массированным огнем реактивной артиллерии с кораблей и захватила столицу — Бандар-Сери-Бегаван, а также взяли под контроль нефтяные прииски компании «Shell». Судя по первым утренним снимкам со спутников, город в значительной мере разрушен и горит. Акватория заминирована. На берегу возводятся оборонительные сооружения. Численность военной группировки, захватившей Бандар-Сери-Бегаван (и, возможно, еще несколько провинций Брунея) остается неизвестной. Экстремисты сообщили по горячей линии CNN, что ими казнен султан Али Хосни Балхи, а также члены его семьи. Сотрудники дипломатических представительств, согласно тому же сообщению, задержаны военной комендатурой красных кхмеров. О судьбе тысяч туристов, находящихся в Брунее пока ничего не сообщается. На Калимантан уже вылетел Фарук Шубри, Первый высокий советник и полномочный представитель Генерального секретаря ООН по Африке и наименее развитым странам, развивающимся странам, не имеющим выхода к морю, и малым островным развивающимся государствам. Силы быстрого реагирования Малайзии стянуты к границам Брунея. Акватория патрулируется 2-м флотом ВМС Индонезии (подошедшим примерно в середине ночи) и катерами береговой охраны Малайзии.

Фарук Шубри прибыл на борт индонезийского вертолетоносца «Бекан» около 8 утра. Солнце уже было достаточно высоко, и картина почти разрушенного города предстала перед зрителями во всем своем безобразии. Невозмутимый капитан Ахмат Байонг по-военному кратко разъяснял высокому гостю текущую ситуацию.

— Вот это, прямо перед нами — догорает отель «Empire». Справа от него никакой особой активности на берегу нет. Там вообще все заминировано. Нефтяники эвакуировались. Немного левее свежий большой пожар — это горит комплекс Йасан-Сайфуддин. Около часа назад кхмеры загнали туда толпу каких-то людей, а потом все взорвали. Отсюда детали не были видны, но они сразу выложили видео в интернет. Там подробно…

— Спасибо, я уже смотрел, — поморщившись, ответил Фарук, — А что там с самолетом?

— С британским «Typhoon-Eurofighter»? — уточнил Ахмат.

— Да. Где он?

— Где-то там, — капитан махнул рукой в сторону пролива между Брунеем и Лабуаном.

— Так это была авария, или ракета, мистер Байонг?

Капитан фыркнул и пожал плечами.

— Ракета, конечно. С вон того траулера. Видите, его мачта торчит между нефтяными вышками и берегом. Стрелять мы по нему не можем, иначе взорвется это нефтяное хозяйство. А подойти ближе тоже не можем — там морское минное поле… А пилот не успел катапультироваться. Самолет взорвался в воздухе. Можно потом попробовать поискать на дне, может быть, что-то осталось. Тут не настолько глубоко.

— А вы не могли бы, хотя бы, отогнать террористов от берега. Я имею в виду, они же строят там какие-то укрепления, это может осложнить… Я имею в виду, если спецназ будет штурмовать или что-то в этом роде.

— Э… — капитан почесал в затылке, — Тут вот какое дело, мистер Шубри. Укрепления строят жители. Красные кхмеры мобилизовали их на каторжные работы. Сооружать баррикады из бетонных столбов. Рыть траншеи. Таскать мешки с песком. Там впереди есть еще линия траншей, она залита нефтью. Видимо, в случае штурма ее подожгут.

— И что тогда?

— Не знаю, — капитан снова пожал плечами, — Но я не завидую парням, которые будут штурмовать этот берег. Кино «Битва за Иводзиму» смотрели? Вот, будет вроде того.

Фарук потер ладонями глаза (он здорово не выспался) и спросил.

— Мистер Байонг, а чего требуют террористы?

— Ну, это политика, — ответил Ахмат, — Им нужно международное признание нового правительства Брунея. Коммунистической Республики Северный Калимантан, как выразился этот парень, Ним Гок, когда разговаривал со мной по радио.

— Они надеются, что кто-то их признает? — изумился Первый высокий советник.

— Это не моего ума дело, мистер Шубри, — проворчал капитан, — Нашу эскадру сюда послали, чтобы малазийцы под шумок не хапнули Бруней. Я думаю, что у начальства было подозрение, что малазийцы все это специально затеяли. Раз-два — спасательная операция, полчаса и нет никакого Брунея. Мол, народ высказался за присоединение брунейского муниципалитета к провинции Саравак.

— По TV Малайзии передают наоборот, — заметил Фарук, — Что Индонезия направила эскадру в Брунейский залив, чтобы под предлогом спасательной операции, высадить десант и объявить о присоединении Брунея к индонезийской провинции Понтианак.

— Врут, засранцы! — возмутился капитан.

— Они ссылаются на мятеж шейха Азахри в 1962, когда т. н. Народно-Освободительная Армия Северного Калимантана попыталась обеспечить аннексию Брунея, Саравака и Сабаха правительством Индонезии.

— Так то когда было! — еще больше возмутился Ахмат, — Еще при Сукарно. А, если уж вспоминать, то весь этот Бруней придумали британцы, чтобы иметь вечную нефтяную концессию. Такие государства-ошметки всегда рано или поздно кто-то подгребает под себя. Теперь, эти жулики из «Shell», как миленькие, будут платить кхмерским комми.

— Но это же вздор! — воскликнул Фарук.

Капитан закурил сигарету и задумчиво проследил за полетом горелой спички в океан.

— Я, конечно, мало что понимаю в политике. Но красные кхмеры не спалили нефтяные платформы, а спалили только город. Вокруг платформ они все заминировали, и, что характерно, дали персоналу смыться — а могли бы расстрелять. И о чем это говорит?

— А о чем это говорит? — переспросил Первый высокий советник.

— А о том, — сказал Ахмат, — что красные кхмеры хотят иметь навар с этой нефти.

— Но вы только что говорили, капитан, будто все это малайская провокация.

— Это начальство так думает, — пояснил тот, — Оно не говорило с Ним Гоком, а я с этим типом говорил по радио. Он не подставной. Он реальный отморозок. И «Shell» будет платить его краснопузой банде за концессию, иначе они спалят тут все к Иблису в ад. Сами виноваты. Устроили тут заповедник протухших динозавров.

— Вы имеете в виду семью покойного султана? — уточнил Фарук.

— Никого я не имею в виду, — проворчал Ахмат и, пользуясь первой подвернувшейся возможностью сменить тему, ткнул пальцем в небо, — вон, смотрите, опять британцы летят. Две пары «Harrier». Вот идиоты. У японцев, что ли научились?

— Чему научились?

— Ну, этому… Камикадзе… Авиа-суициду, если попросту. Наверное, это заразное. На филиппинском Палаване, откуда они летают, во II мировую была база самураев, и…

В этот момент четыре стреловидных самолета ушли в пике и от их крыльев к берегу протянулись белые полосы быстро тающего дыма. Почти одновременно, со стороны города и со стороны невидимого отсюда траулера-ракетоносца, выросли несколько похожих полос, тянущихся, как щупальца в небо… Одна пара самолетов успела развернуться и взмыть головокружительными свечками, а вторая была настигнута на развороте. Из их кабин вылетели какие-то маленькие штучки, а всего через секунду на месте обоих «Харриеров» вспухли ярко-оранжевые шары пламени. В море по крутым дугам полетели обломки, волоча за собой шлейфы черного дыма. В бело-голубом небе раскрылись парашюты, похожие с такого расстояния на семечки одуванчика.

— Дуракам везет, — сообщил капитан, — ветер южный, их отнесет в море, а не к этим…

— Наверное, надо их спасти, — нерешительно заметил Фарук.

— Малайцы подберут, — успокоил его Ахмат, — у них маневренные катера, а мы пока развернемся на нашем тяжеловозе… О, глядите, там британских дипломатов ведут.

С этими словами, капитан передал собеседнику бинокль.

— О, Аллах! — воскликнул тот через минуту, — Что они собираются делать?

— То самое, — мрачно ответил капитан, — Этот Ним Гок пообещал расстрелять тут, на берегу, весь персонал посольства Великобритании: если авиа-налет повторится.

— Но этого же нельзя допустить! Сделайте что-нибудь!

— Что? — спросил Ахмат, — У меня приказ стоять на этой позиции, огня не открывать.

— Но их же действительно сейчас расстреляют!

— Ну, да. Я же говорю: эти авиа-налеты малыми силами, да еще предсказуемые, и по устаревшей схеме атаки — идиотизм. Сейчас не середина прошлого века, мобильные системы ПВО есть у каждого квалифицированного террориста.

В бинокль было видно, как полтора десятка маленьких фигурок почти синхронно, но беспорядочно, взмахнули конечностями и рухнули на песок.

— Ни за хрен собачий угробили своих людей, — прокомментировал Ахмат.

— Слушайте, мистер Байонг, нельзя же просто так стоять… Нужны переговоры…

— Ну, да. Надо или обещать этому отморозку признание, или идти на штурм.

— Но можно же найти компромиссный вариант!

— Нельзя, — отрезал капитан, — Это красные кхмеры. Они и слова-то такого не знают, «компромисс». Или будь по-ихнему, или они всех гасят. Если, конечно, их самих не загасят раньше. Вот, в конце прошлого века вьетнамцы им так ввалили, что…

— Там что-то происходит! — тревожно перебил Первый высокий советник показывая пальцем на берег, в направлении примерно между догорающим отелем «Empire» и вынесенной в море шеренгой нефтяных платформ.

Действительно — среди мелких, неразличимых отсюда строений, взлетали вверх султанчики бурого дыма, а хорошо прислушавшись, можно было уловить чечетку пулеметных очередей и гулкие разрывы мин. Почти сразу же, на палубе возникли несколько суетящихся моряков с прижатыми к голове наушниками и с коробками переносных раций в руках. Из динамиков доносилось:

— … Народно-Освободительная Армия Северного Калимантана…

— … Просим огня! Поддержите нас! Мы сражаемся из последних сил…

— … На рубеже реки Сунгай между Пекан-Тутонг и Куала-Абанг…

— … Стремятся форсировать реку. У них минометы и реактивные огнеметы…

— … Кхмеры наступают по двум дорогам, через Пананджонг и Ламунин…

— … Готовят обход с юга, со стороны Медит…

— … Не дайте им форсировать реку, это наш последний…

Над теснящимися вдоль берега домишками начинали подниматься темные, чуть наклоненные к северу столбы дыма, постепенно сливавшиеся в широкую полосу.

— … Эскадра «Восток-Рапид», ответьте штабу флота…

— … Боевой приказ: отрезать огнем наступающие части от тылов…

— … Вести огонь по направлениям…

— … Верхнее и нижнее шоссе, и рубеж Медит — Керангам…

— … После артподготовки десант два МСШБ, бухта Тутонг — Телисаи…

— … Общее время «Ч»…

— … Перенос огня вглубь юго-восточного направления плюс четыре и пять…

Первый высокий советник крутил головой, ничего не понимая в происходящем.

— А Народно-Освободительная Армия жива! — пояснил ему Ахмат, — Вот, чудеса! Они удерживают Тутонг! Сейчас мы вместе врежем краснопузым! А вы бы шли в укрытие, мистер Шубри. Сейчас будет жарко. У кхмеров тоже есть, чем по нам стрельнуть.

ABC/ATV Сидней-Лабуан-Бруней.

Экстренный выпуск.

Около 10 часов утра, Красные кхмеры, расширяя зону оккупации Брунея, выдвинули патрульные группы из центральной провинции Муара на Запад, в сторону Тутонга. К этому моменту они уже полностью контролировали полосу моря вдоль всего берега Брунея, поскольку малайская береговая охрана и индонезийский флот не могли пройти через минные заграждения. Но в провинции Тутонг, при попытке форсировать реку Сунгай, кхмерский авангард встретил сопротивление проиндонезийских волонтеров из Народно-Освободительной Армии Северного Калимантана (НОАСК). Волонтеры были вооружены только легким стрелковым оружием, и не могли долго удерживать позиции под огнем кхмерской реактивной артиллерии, но им на помощь пришел индонезийский флот. После часа артобстрела с кораблей, кхмеры отступили к Бандар-Сери-Бегавану. Индонезийцы, пользуясь этим, высадили десант морской пехоты и начали наступление вглубь Брунея, на запад, к провинции Муара, и на юг, к малазийской границе. В это же время, силы быстрого реагирования Малайзии, заняли Тимбуронг — восточную провинцию Брунея, которая отделана от остальной части страны заливом и которую не успели взять под контроль красные кхмеры. Кхмерские силы отступили в провинцию Муара, а затем, сконцентрировались в районе порта на западном берегу Брунейского залива. В этих условиях начались переговоры с лидером кхмеров Ним Гоком. Кхмеры потребовали свободного выхода в море на 4 судах — траулере, переоборудованном в канонерскую лодку, двух малых кораблях боевого охранения и британском круизном лайнере «Royal Diamond», захваченном ими в порту. При невыполнении этого условия Ним Гок угрожал расстрелять до 2000 заложников — дипломатов, туристов, а также сотрудников банков и компании «Shell», и до 10.000 местных жителей, а кроме того, взорвать нефтеналивные емкости в порту. По итогам переговоров, проходивших при участии представителя ООН, Высокого советника Фарука Шурби, требования были приняты, и вооруженные отряды красных кхмеров вышли из Брунея, взяв с собой до 1000 заложников. Остальные заложники освобождены, инфраструктура порта почти не пострадала. В настоящий момент провинция Тимбуронг контролируется малайской армией, провинции Муара, Тутонг и Белайт — корпусом морской пехоты Индонезии и отрядами НОАСК. На нефтяных платформах «Shell» находится временный военный контингент Индонезии. Представители компании «Shell» туда не допускаются. Как утверждают источники, из международной комиссии, созданной по распоряжению генсека ООН, провинция Муара (куда входит столица Брунея) превращена в руины и напоминает огромное поле битвы. Из четверти миллиона жителей осталось около 20 тысяч. Около 100 тысяч успели бежать в соседнюю Малайзию. Остальные, вероятно, убиты, но пока есть надежда, что еще несколько тысяч живы и находятся под руинами зданий. По мнению Фарука Шурби, налет красных кхмеров на Бруней является самым бесчеловечным актом нашего столетия. Корабли с кхмерскими боевиками на этот час вышли в нейтральные воды Южно-Китайского моря и движутся на северо-восток. О дальнейшем маршруте и о порте назначения лидер боевиков не сообщает.

38

Дата/Время: 25–27.02.24 года

Место: Западная Новая Гвинея

Южное побережье 137 В.Д. 6 Ю.Ш.

В горах Пенанунган Маоке, на высоте около 3000 метров лежит маленький городок Тембагапура. Оттуда есть всего одна дорога — на юг, к арафурскому побережью (до которого всего 30 километров по прямой). По этой дороге можно попасть в аэропорт Тимика и далее — в морской порт Амампаре. Эти три населенных пункта, в которых в сумме не набралось бы и 10 тысяч человек, были бы мало кому интересны, если бы в Тембагапуре не присутствовало богатейшее на планете месторождение меди, урана и золота. Медный рудник в Тембагапуре кое-как начали разрабатывать в конце XX века, хотя он не приносил и тысячной доли того, на что рассчитывали при его постройке. О добыче урана пока забыли — для этого требовалась техника. Золото мыли кустарным методом в стиле старателей времен «Золотой лихорадки» на Юконе. Медный рудник работал нерегулярно, то и дело, закрываясь из-за погодных условий или по состоянию дороги. Мост через горную реку Айква, которую дорога пересекает в районе Тимики нередко приходил в аварийное состояние, и по нему становилось невозможно возить тяжелые грузы. А тот вечер 25 февраля стал для этого моста роковым.

Перед закатом, две летающих лодки «Catalina», пройдя на малой высоте, сбросили несколько стофунтовых бомб, и старый мост распался на части. Затем, продолжая движение на юг, летающие лодки прошли над маленьким аэропортом Тимика и еще несколько бомб упали на единственную взлетно-посадочную полосу, а очередь из пулемета подожгла емкости с горючим. Прежде, чем заинтересованные лица успели сообразить, что происходит, огонь распространился на ангары и самолеты, и старый аэропорт фактически перестал существовать. Обе «Каталины» продолжили полет и, приводнились у причалов Амампаре. Гости привлекли внимание местных жителей короткой очередью из пулемета по крыше управления порта, а затем лидер гостей, представившийся, как Лон Бусан, младший командир Армии Красных Кхмеров, доходчиво и быстро объяснил населению, кто теперь здесь главный. Предыдущая администрация (олдермен, судья, казначей, распорядитель порта, таможенник и 4 полисмена) были арестованы, а муниципальная касса реквизирована. Новые хозяева начали сходу наводить новые порядки. Они хорошо ориентировались в обстановке, поскольку (к изумлению многих) у них уже были осведомители в местной среде — из крайне-левого крыла нелегального национально-освободительного движения «OPM» (Organisesi Papua Meldeka). Соответственно, кроме «представителей антинародной власти», кхмеры в первый же вечер арестовали с десяток частных лиц, которые (при попустительстве полиции) промышляли здесь работорговлей и морским разбоем. На рассвете состоялась показательная публичная экзекуция: «криминальные элементы» были заживо распилены на старой бензиновой пилораме. Это произвело на аборигенов тяжелое впечатление. Они подозревали, что клиентами пилорамы станут и арестованные старые администраторы, а затем все состоятельные жители. Это казалось совершенно логичным (с учетом репутации красных кхмеров и эффектного начала их деятельности в Амампаре). Но — ничего подобного. 9 арестованных были приговорены Революционным трибуналом всего к 15 суткам обязательных работ по благоустройству поселковой территории. Аборигены с облегчением вздохнули: эти красные кхмеры оказались еще ничего (не то что, звери, которых показывало TV из Брунея). В общем, власть, как власть, не хуже других. Подумаешь, комми? Жить не мешают, и ладно. К такому же мнению пришли жители Тимика, который красные кхмеры, поднявшись в предгорья, заняли в ночь с 25 на 26. Там они провели перепись и инвентаризацию, и оставили гарнизон: 12 бойцов во главе с комендантом. Старую администрацию они арестовали и приговорили на месте к 15 суткам работ по благоустройству поселка.

Едва жители успокоились, как в полдень последовал следующий сюрприз: к причалу Амампаре подошел чистенький cargo-ferry под австралийским флагом, доставивший штабель 40-футовых контейнеров и двести крепких парней вполне кхмерского вида. Правда, эти парни были одеты не в china-military (как красные кхмеры), а в обычные футболки и шорты. За выгрузкой контейнеров, австралийский экипаж весело болтал с товарищем Лон Бусаном и его заместителем, Хун Тянгом. Это поразило жителей даже больше, чем вид еще четырех летающих лодок «Catalina», довольно быстро собранных австралийскими инженерами из фрагментов, привезенных в контейнерах.

Другие контейнеры оказались набиты картонными коробками, маркированными, как пылесосы, кондиционеры, холодильники, телевизоры, компьютеры и стиральные машины. По некому странному стечению обстоятельств, на самом деле, эти коробки содержали пулеметы, гранатометы, штурмовые винтовки и боеприпасы к ним…

Через несколько часов на австралийский корабль загрузили уже пустые контейнеры и торжественно проводили его в порт Дарвин (лежащий в 600 милях к Юго-Западу). На флагштоке над пирсом трепетал на ветру красный вымпел с желтой пагодой, а из динамика звучал интернационал на китайском. Австралийские моряки подпевали и махали с кормы такими же вымпелами, только маленькими, сувенирными…

Несколько позже, капитан cargo-ferry был вызван в австралийскую полицию для дачи объяснений по поводу трафика оружия и снабжения террористической группировки. Бестрепетно выслушав обвинение, он предъявил полицейскому офицеру контракт с организацией «Jack Sparrow Club», расположенной в буферной зоне Трегросс-Лихоу (острова на границе между Австралией и Меганезией). По контракту, отправитель поручал морскому перевозчику доставку специального оборудования для съемок документально-художественного фильма «История коммунизма в Индокитае». Как нетрудно догадаться, полисмены нагрянули к отправителю, в зону Трегросс-Лихоу. Общение получилось конструктивным: администратор «Jack Sparrow Club» сразу предъявил контракт с северокорейской государственной киностудией «NKF»… Северокорейская студия NKF, будучи спрошена по факсу, «не подтвердила, но и не опровергла факт контракта на съемки революционного фильма в Новой Гвинее». По австралийско-меганезийскому соглашению о буферной зоне, этого контракта было достаточно, чтобы освободить клуб от ответственности за сомнительную поставку.

* * *

В ночь с 26 на 27 красные кхмеры привели в боевое состояние привезенную технику и перед рассветом тихо заняли портовый городок Кокенау и рыбацкий поселок Ута в 25 милях западнее по берегу (в сумме — около 10 тысяч жителей, в основном — фермеры и рыбаки, и немного торговцев и ремесленников). Никто не пытался оказать оккупантам сопротивление — это было бы явным самоубийством. В Кокенау у кхмеров тоже были осведомители. Ровно в полдень, несколько десятков «криминальных элементов» были разложены на дороге и раздавлены трактором. Арестванная администрация городка, по уже сложившейся практике, занялась благоустройством территории. 700 километров побережья Новой Гвинеи, от перешейка Семанджонг на западе до непроходимых болот Долак на юге можно было считать взятыми под контроль. Других портов и серьезных населенных пунктов на юго-западном берегу острова Новая Гвинея просто не было. На самом юге, между болотами Далак и границей Папуа, существовал городок Мерауке и парочка деревень, но они, на сколько было известно командиру Лон Бусану, утратили связь с индонезийским северо-западом, фактически, находились под протекторатом соседнего Папуа, как естественная часть территории папуасского округа Дару-Веам.

* * *

Между тем, отправленная из Амампаре штурмовая авиагруппа из двух «Каталин», приводнилась на горном озере Энаротали (в 40 километрах по прямой от Кокенау), и поселок у озера оказался в руках кхмеров. Тамошние жители восприняли церемонию спуска флага Индонезии над рынком и подъема красного флага с желтой пагодой совершенно равнодушно. Олдермен лишь поинтересовался, не изменится ли размер оброка. Получив ответ: «не изменится» он совершенно успокоился и проводил младшего командира Даом Вада на маленькое плато Ублалу, в двух шагах от деревни. Здесь можно было видеть грандиозные вершины четырехтысячников на востоке и на западе, поскольку Ублалу находился в сердце хребта Пегунунган Маоке, рассекающего Западную Новую Гвинею на Север и Юг. Отсюда была видна долина реки Дереуо и узловой пункт Уандаи, пересечение единственной дороги с северного побережья на южное, с единственной дорогой из западных долин в центральную, гористую, область. Повернувшись к юго-востоку, можно было увидеть у своих ног рудники Тембагапура. Товарищ Даом Вад огляделся и его сердце переполнилось радостью победы.

— Слава Революции! — завопил он, вызывая многократное раскатистое эхо.

— Да, у нас очень красиво, — с гордостью ответил ему олдермен. Он подумал, что это немного странный молодой парень, но ему льстило такое яркое и непосредственное выражение восторга гостя при виде этих гор, родных для жителей Энаротали.

Для теста полноты контроля, одно звено бойцов штурмовой группы, спустилось по единственной дороге из Энаротали в Кокенау на велосипедах. Это заняло около трех часов, и результат оказался положительным. Никаких посторонних формирований, претендующих на этот район, не обнаружилось, и младший командир Лон Бусан мог ответственно отправить старшему командиру Ним Гоку кодовое радиосообщение: «Сверкают серебром под луной воды Сиамского залива».

39

Дата/Время:.28.02.24 года

Место: Море Банда

«Royal Diamond»

CNN, 28.02. Дневной выпуск.

Судьба более, чем тысячи заложников на круизном лайнере «Royal Diamond» и трех кораблях сопровождения, перемещающихся в малайском регионе, остается в центре внимания. 25-го около полудня, боевики Армии Красных Кхмеров, покинули ранее захваченный ими Бруней, вышли в море и двинулись на северо-восток, в сторону филиппинского острова Палаван. Филиппинские ВМС были приведены в состояние боевой готовности, но после наступления темноты, корабли красных кхмеров вдруг развернулись к юго-востоку, и прошли между Калимантаном и Филиппинами, держа курс на Молуккские острова. В ночь с 26 на 27 они прошли у восточной оконечности острова Сулавеси. Катера и самолеты индонезийской береговой охраны непрерывно следили за ними, чтобы не допустить десанта кхмеров и повторения трагедии Брунея.

После полуночи, у восточного берега острова Халмаэра, корабли экстремистов снова сделали разворот — теперь на юг. В полночь с 27 на 28 они прошли между островами Буру и Серам. Если они сохранят этот курс, то после полуночи, пройдут восточнее острова Тимор, и 1 марта могут атаковать нефтяные платформы, расположенные между Восточным Тимором и северо-западным побережьем Австралии. Из-за этой угрозы, ВМС и ВВС Австралии переведены в режим боевого патрулирования, но, по мнению военных аналитиков, вероятность такого развития событий крайне мала. Для атаки на нефтяные платформы, красным кхмерам придется пройти через т. н. «Линию Смерти» — демилитаризованную зону на линии Тимор — Кай, которая с середины прошлого года находится под контролем морской патрульной базой ВС Меганезии на островах Лоти.

Меганезийские рейнджеры ориентированы на борьбу с морским разбоем по формуле «поиск и немедленное уничтожение». Они вообще не вступают в переговоры. На этом основании, аналитики полагают, что ночью корабли кхмерских боевиков сменят курс и двинутся в обход «Линии Смерти». Тогда у них остается два варианта: юго-запад, вдоль северного берега Тимора, к мелким, никем не защищенным островкам между Алором и Флоресом, и северо-восток, где на берегах Новой Гвинеи, тоже есть незащищенные территории. Активизация националистических лево-экстремистских групп в Западной Новой Гвинее может быть следствием подготовки почвы именно для второго варианта.

Аналитики спорят, путешествие «Royal Diamond» в неизвестность продолжается, а в Брунее работает комитет ООН по расследованию преступлений против человечности. Подтвержденное число жертв налета Армии Красных Кхмеров превышает 70 тысяч человек, и международный трибунал в Гааге уже открыл уголовное дело по обвинению Ним Гока и его подручных в геноциде. Кроме гуманитарных последствий, налет имел серьезные последствия в экономике и политике. Еще 26 февраля стало известно, что красные кхмеры вывезли весь золотой запас Брунея и сокровищницу семьи султана. Только золота вывезено несколько сотен тонн. Кроме того, со счетов многих богатых туристов, пропавших без вести во время трагических событий в Брунее, оказались списаны значительные суммы денег. Интерпол ищет следы этих сумм. Второй фактор экономической напряженности — это нефтяные платформы района Сериа. Как заявили сегодня правительства Индонезии и Малайзии, компания «Shell» не будет допущена к нефтепромыслам до проверки информации о сговоре между ее топ-менеджментом и бывшим правительством Брунея. Сейчас большая часть нефтепромыслов работает под контролем индонезийских военных. Группа платформ в восточном Сериа осталась под контролем малазийских военных, высадившихся туда во время боев 25 февраля. Само существование государства Бруней оказалось под вопросом. Основная часть страны контролируется вооруженными волонтерами НОАСК и морской пехотой Индонезии, а провинция Тимбуронг — силами быстрого реагирования Малайзии. Правительства этих стран заявили о нежелательности приезда принца-наследника Брунея, его высочества Рахмана Касима Балхи, который находится в Оксфорде, где учится в университете. По словам советника ООН Фарука Шубри, тема Брунея будет рассматриваться на сессии…

Товарищ Суок Тсом, неслышно подойдя сзади, тронул капитана Хэнка Худа за плечо.

— Тебя хочет видеть командир Ним Гок. Он в библиотеке.

— Большое спасибо, Тсом, — сказал Хэнк, вставая с кресла, — Я иду.

Бывший третий помощник, а теперь, поневоле, капитан (или даже адмирал), из некого озорства, использовал при разговорах с «красными товарищами», наиболее вежливые обороты речи, и произносил их самым искренним и доброжелательным (но никак не заискивающим) тоном. Иногда ему удавалось уловить на бесстрастных лицах кмеров легкую тень смущения, и это хоть как-то отвлекало от невеселых размышлений.

Командир Ним Гок равномерно, как робот, ходил вокруг стола, на котором была очень аккуратно наклеена карта из 16 листов А4, распечатанных из интернет. Видимо, кхмер привык работать с бумагой, а не с экраном, и пока не собирался менять эту привычку.

— Новый участок маршрута, — сказал он, оборачиваясь к вошедшему, — Посмотри.

— Здравствуй, — ответил капитан, подходя к столу, — Рад тебя видеть.

— Здравствуй. Я тоже рад, — механически ответил Ним Гок. Хэнку уже в который раз показалось, что красный командир старается запоминать эти вежливые обороты.

Одного взгляда на карту было довольно, чтобы понять: аналитики не ошибались, утверждая, что Ним Гок обойдет «Линию Смерти». Правда, он предпочел первый, восточный вариант обхода, а не второй, западный, считавшийся аналитиками более вероятным. Двухзвенная ломаная шла через середину моря Банда, поворачивала к северному берегу Тимора, и обрывалась около порта Дили. Как обычно, Ним Гок изобразил только ближайший фрагмент маршрута. Дальше — снова неизвестность.

— Обязательно ли идти в пролив между островом Ветар и Тимором? — спросил Хэнк.

— Обязательно. Надо пройти вплотную к берегу.

— Я должен сказать, Ним Гок, что это серьезный риск. Рифы…

— Сделай так, чтобы риск был не слишком велик, но берег был не очень далеко.

— Позволь уточнить: не очень далеко — это сколько в милях?

— Одна миля, — лаконично ответил кхмер..

— Это крайне высокий риск, — заметил капитан.

— Да, — спокойно согласился кхмер, — что нужно, чтобы его уменьшить?

Хэнк Худ на минуту задумался.

— Нужна детальная карта глубин с точностью не менее четверти кабельтова, подробное текстовое описание прибрежной полосы, и спутниковые фото в высоком разрешении.

— Все это будет у тебя через два часа. Что-нибудь еще?

— Еще нужно солнце. Идти туда до рассвета, значит играть в русскую рулетку.

— Глупая игра, — сказал командир, — Поэтому мы пойдем точно на рассвете.

— Ну, что ж, — капитан напряженно вздохнул, — Тогда шансов несколько больше.

— Мне не нужны шансы. Мне нужно сделать все четко и безошибочно.

— Ну, разумеется, — рассеяно ответил бывший третий помощник, — Тебе нужно чудо. Я постараюсь совершить что-то такое. Мне и самому не хочется отправиться на дно.

— Ты нервничаешь, Хэнк.

— Конечно, нервничаю. Мне жаль, что нельзя выпить рюмку виски.

— Да. Алкоголь в красной армии запрещен. Но ты можешь использовать женщину.

— Для чего? — не понял капитан.

— Снять нервное напряжение, — пояснил тот, — Скажи Суок Тсою, которую женщину из имеющихся на борту, тебе привести. У тебя есть время, пока не появятся нужные тебе данные. Женщина снимет твое напряжение, а потом ты будешь спокойно работать.

— Видишь ли, Ним Гок, — со вздохом сказал Хэнк, — У меня несколько иные привычки.

— Если у тебя другая ориентация, скажи Суок Тсою, чтобы привел тебе мальчика.

— Нет, просто я привык иначе обращаться с женщинами. А так… Мне это не подходит.

Красный командир невыразительно пожал плечами.

— Не знаю, что такого ты привык делать с женщинами. Но в любом случае, ты должен успокоиться. От тебя потребуется мастерство и исполнительность. Теперь иди.

40

Дата/Время: 28.02.24 года Хартии

Место: Горы Западно-Центральной НГ

CSAR, Опорный пункт Трикора

Хоп-командор Рке слегка подправил настройку дальномера, и лениво сообщил.

— Наблюдаю в направлении на 1 румб южнее запада летучую табуретку отстойного сиреневого цвета высота 400 от грунта, скорость 75 узлов, дистанция 30 миль.

— А про экипаж и вооружение кто доложит? Гомер? — спросил тан-командор Буу.

— Экипаж один дилетант в каске и очках, рулить едва умеет, оружия нет ни хрена.

— Похоже, это то самое, — задумчиво сказал тан-командор.

— А может, турист такой тупой? — возразил Рке.

— Такой тупой, что полез на табуретке через центральный хребет?

— Ну, мало ли, какие дураки бывают…

— Такие не бывают, — отрезал Буу и поднес к губам микрофон, — Трикора вызывает Онелама. Гость на подходе. Отметка 09–01 на радаре. Дивайс: сингл-гиро Бенсен сиреневого цвета, открытый, под управлением пилота-любителя.

* * *

Бригаден-инспектор Пифу улыбнулся, кивнул и повернулся к шеф-бригадиру Акиа.

— Это они, Офо. Больше некому.

— Странно, — проворчал Акиа, — Почему они не запросили помощь по рации.

— По ходу, думают, что гонец надежнее.

— Гонец, — фыркнул шеф-бригадир, щелкнул мышкой одну из позиций меню на своем компьютере и сказал в микрофон, — Ойк, встреть гостя, проводи на Опорный пункт Хабема… (еще одно переключение) … Лкап, дай на локальные штабы 23-й и 24-й авиагрупп оперативную картину по южному берегу… (снова переключение)… Блоп, командуй 23-й и 24-й готовность к учебной атаке всем составом. Боекомплект рабочий. Цели предупредительные, при агрессивных актах — вести огонь на поражение ЛС и БТ. Оперативная картина с РЛС будет через пару минут. Сигнал к атаке общий. Повторяю: общий. Вы начнете тогда же, когда и все начнут.

— Ты сразу намерен обозначить атаку? — спросил бригаден-инспектор.

— Сразу, как только гонец заполнит анкету, — уточнил шеф-бригадир, — Хотя, в крайнем случае, как ты знаешь, мы бы все равно это сделали. Без вызова по рации и без гонца.

— Мне ли не знать. Вот бы я загребся мастерить фэйк запрос от директора Территории…

— Не радуйся раньше времени, а то сглазишь, — сказал Акиа, — Еще не известно, с чем он летит и вообще долетит ли.

— Летит с чем надо, — уверенно возразил Пифу, — А если не долетит и разобьется, то будь уверен, перед своей трагической смертью, он успеет шепнуть нужные слова, ага!

— Фу как цинично…

— Да ладно тебе, Офо. Не в игрушки же играем.

— Просто не все надо говорить в слух, как выражается мой умный папа… Ладно, давай собираться. Мы тоже перемещаемся на озеро Хабема. Поскольку там уже активирован оперативный штаб, нам здесь больше делать нечего. И надо взять с собой Керима. Не лететь же за ним в последний момент, верно?

— Надо, только не с нами, — уточнил Пифу, — Это неполиткорректно. Пусть лучше его привезет кто-нибудь из моих ребят, и разместит пока в гостевом домике. ОК?

— ОК, — согласился шеф-бригадир.

* * *

Амани Чиан не очень-то надеялась, что старый автожир системы Бенсена (летающая табуретка с пропеллером и рулем сзади, и 6-метровым винтом сверху), до сих пор применявшийся только для облетов Территории — т. е. 10-километрового радиуса полиметаллического рудника Тембагапура — сможет преодолеть сто с лишним миль, перевалив при этом через хребет, возвышающийся на 4000 метров над уровнем моря. Красные кхмеры, оседлавшие перевалы на западном хребте, в горах Пенунаган Маоке, даже не пытались стрелять, хотя, наверное, могли бы сбить ее автожир ракетой. Как невесело подумала Амани, кхмеры просто не считали нужным тратить боеприпасы на игрушечный коптер, который разобьется, без посторонней помощи. Над вершинами восточного хребта, Пенунган Пунчак, постоянно кружат ветры 15–20 метров в секунду. Здесь не место для прогулочных полетов ультралегкой авиации. К счастью, автожир все-таки довольно устойчивая штука. Он лишь раскачивался на этих воздушных качелях, и иногда зависал на месте при встречных порывах ветра, но не опрокидывался. Это было так страшно, что хотелось кричать от ужаса, но, это было не смертельно. Верхняя точка осталась позади, и теперь надо было аккуратно, осторожно спуститься вдоль северного склона в долину Балием, и найти базу военизированной группировки «CSAR Hybird»…

Вообще-то, Амани не очень представляла, что она будет делать, когда найдет CSAR. Совсем не исключено, что ее просто не будут слушать. «Ах, на ваш рудник напали Красные кхмеры? Сочувствуем вам, девушка, но при чем тут мы? В Индонезии есть армия, полиция, спецслужбы — вам, наверное, лучше обратиться к ним…». Да, кто ее видел, эту армию-полицию в здешних местах?! Тембагапура — это не Джакарта и не Сурабая. Тут было два десятка бездельников-полисменов и спецагентов, которые с уверенным видом проверяли бумаги у служащих горнорудной кампании и у редких туристов. Когда красные кхмеры, оседлавшие перевал, стрельнули для острастки из миномета, и на площади взорвался пяток мин — стражи порядка первыми драпанули в джунгли. Еще бы! Это вам не бумажки листать — тут ведь и убить могут. Запросто…

Был у Амани некий аргумент, предположительно, способный преодолеть равнодушие CSAR. Этот аргумент — золото Тембагапура, образцы которого она везла с собой.

Директор Территории, Хамза Самари, главный инженер Герман Баумрош и старший офицер внутренней безопасности Лаван Ратиб, четверть часа обсуждали, что делать в сложившейся ситуации. По слухам, внизу на побережье уже хозяйничали несколько кхмерских батальонов, наводя коммунистический порядок в духе учения Пол Пота. Голозадым папуасам нечего беспокоиться — их никто не тронет, а вот бизнесменов, имеющих дело с дорогостоящими металлами, тронут, и еще как. Силы собственной безопасности — полсотни парней, вооруженных карабинами — могут оказать красным некоторое сопротивление, но какие у них шансы против пулеметов и минометов?

В центральном Ириане была только одна сила, способная противостоять красным кхмерам — это «CSAR Hybird», нелегальное военное формирование, контролирующее северные горные районы, маскируясь под службу спасения и спортивный клуб. О численности и вооружении их солдат было известно только по слухам, но… В любом случае, ни от кого другого помощи ждать не приходилось. Был контраргумент: CSAR могло оказаться союзником красных кхмеров. У них имелись кое-какие сходства — например, практика гонений на религиозных миссионеров. Что если красные кхмеры и «CSAR Hybird» играют в злого и доброго волка, загоняя овец в ловушку?

Решающим в споре звать или нет, стало слово Лавана Ратиба. «Здесь золото, — сказал офицер, — а золото мгновенно ссорит друзей. Даже если сейчас они заодно, то увидев золото, они передерутся между собой, и у нас появится шанс, хотя бы, уйти отсюда живыми. На большее нам просто нет смысла рассчитывать. Один человек отправится через горы, на базу CSAR, и покажет им золото, а остальным я советую отсидеться в джунглях — по примеру наших доблестных государственных защитников. Они не зря удрали в джунгли, они знают: здесь никто не будет вести сплошное прочесывание».

Оставался вопрос: кто отправится с золотом через горы на единственном летательном аппарате, имеющем шанс не вызвать на себя огонь кхмеров. Амани выбрали, будто бы потому, что она в полтора раза легче, чем любой из мужчин в руководстве рудника, а следовательно, может взять больше образцов. На самом деле, она подозревала, что ей просто дали самый большой шанс выжить. Когда она уже готовилась к вылету, до нее донеслись слова Ратиба: «Если у краснопузых есть напалм, джунгли никого не спасут». Джунгли не спасут. Спасет ли золото? То золото, которым набиты карманы ее куртки?

Занятая этими мыслями и, одновременно, управлением, Амани не заметила, в какой момент рядом возник изящный кругленький коптер с прозрачным пузырем кабины. Коптер оказался немногим больше ее «Бенсена», но это явно была современная и достаточно мощная военная машина, причем вооруженная. Перед кабиной на турели имелось какое-то небольшое многоствольное орудие, или пулемет — Амани в этом не разбиралась. А вот в эмоциональных жестах пилота разобраться было несложно. Он призывал ее следовать за ним, и когда она махнула рукой, давая знак, что поняла, он змейкой увел коптер по идущей по склону расщелине, к виднеющемуся внизу озеру.

* * *

Военный городок у озера Хабема, на одной из площадок которого Амани довольно неуклюже, но успешно, посадила свой «Бенсен», сразу навел ее на мысль, что слухи ничуть не преувеличивали возможности CSAR. Наоборот, они преуменьшали эти возможности, причем на порядок. И никакое тут было не «военное формирование», а просто оккупационный корпус — прекрасно вооруженный и организованный. Только непонятно чей. Большинство бойцов казались переодетыми и обученными местными жителями. Впрочем, она не успела тут ничего толком рассмотреть — ее моментально провели в один из быстросборных домиков, и она оказалась в армейском офисе, в компании двоих офицеров. Один из них указал ей на плетеное кресло.

— Присаживайтесь, девушка. Какао будете?

— Послушайте, — начала она, — я не знаю, кто вы….

— Бригада Combat Search and Rescue «Hybird», — перебил он, — Я шеф-бригадир Офо Акиа. Боец рядом со мной — бригаден-инспектор Пифу Рю. А вы…?

— Амани Чиан, геолог из «Tembagapura Mining Company». Послушайте, на нас напали красные кхмеры. Вы знаете, кто это такие?

Шеф-бригадир пожал плечами.

— Красные кхмеры — это красные кхмеры. Разумеется, напали. У вас там полезные ископаемые. Ценная штука. Лакомый кусок для любого завоевателя.

— У нас там не просто полезные ископаемые. У нас там золото!

С этими словами, Амани начала выкладывать из карманов куртки на стол прозрачные пластиковые пакетики с золотым песком и мелкими самородками.

— Это понятно, — сказал Пифу, — А вы не подскажете, уточнен ли объем запасов меди и каковы шансы по поводу урана? Вообще, хотелось бы получить общую оценку этого месторождения. Торий, титан и редкоземельные элементы нас тоже интересуют.

— Сейчас там красные кхмеры, — напомнила она.

— Это как раз не проблема, — сказал Акиа, — Заполните анкету, и мы решим вопрос.

Пифу, тем временем, подвинул к ней ноутбук, на экран которого была выведена форма, предназначенная для заполнения.

— Потом мы распечатаем, и вы распишетесь, — пояснил он.

— Да, конечно… Но я не понимаю… Вы тут официально?

— Просто бюрократия, — уклончиво ответил бригаден-инспектор.

Не тратя больше времени на выяснения, Амани начала быстро заполнять графы.

Через несколько минут, Пифу глянул на экран через ее плечо и сказал Акиа:

— Офо, тут, по ходу, все ясно. Я так думаю: пора звать Керима.

Шеф-бригадир кивнул и взял со стола один из микрофонов (их лежало тут штук 10).

— Мистер Зиа Керим, вас не затруднит зайти ко мне в офис. На юго-западе сложилась чрезвычайная ситуация, и мне неловко принимать решение без вашего присутствия… Большое спасибо. Я, разумеется, подожду.

— Кто такой Зиа Керим? — спросила Амани.

— Он майор индонезийской контрразведки, — пояснил Акиа, — В условиях этой красно-кмерской эпопеи мы информируем друг друга, чтобы потом не было претензий.

Ничего толком не поняв из этого объяснения, Амани снова уткнулась в ноутбук и к моменту проявления майора Керима, уже подписывала распечатанные экземпляры.

— Hello. Что у вас случилось? — деловито спросил он.

— Красные кхмеры в Тембагапура, — лаконично ответил Пифу.

— А-а… Быстро они… А девушка оттуда?

— Да, — хмуро ответила Амани, — Я не знаю, живы ли остальные. Они бежали в джунгли.

— Короче, Зиа, мы их будем спасать, ОК? — спросил Пифу.

— Ну, наверное, — ответил индонезийский майор. Похоже, ему было скучно.

Шеф-бригадир буркнул «ага», и взял со стола один из микрофонов.

— …Добрый день. Позовите, пожалуйста, к аппарату старшего офицера вашей группы.

— Назовите ваше имя, должность, цель звонка, — раздался из динамика чей-то уныло-флегматичный голос с заметным индокитайским акцентом.

— Бригаден-командор Офо Акиа, руководитель «CSAR Hybird», военного контингента республики Хитивао. Цель моего звонка: определить порядок добровольного вывода вашего вооруженного формирования из провинции Тимикагату.

— Какой республики? — переспросил унылый голос.

— Хитивао, — спокойно повторил Акиа, — Это бывшая Ириан-Джая. Заодно доложите вашему командиру об этом изменении политической ситуации, ему будет интересно.

— Хорошо, подождите у аппарата, — ответил его собеседник, ничуть не изменив тон.

Зиа Керим нервно побарабанил пальцами по столу.

— Мистер Акиа, я не понял, это ход в переговорах, или начало гражданской войны?

— Мы занимаем территорию Западной Новой Гвинеи. По решению Национальной Ассамблеи, на вывод военных и управляющих структур Индонезии дается 11 дней.

— А есть уже и Национальная Ассамблея? — удивился майор Керим.

— По ходу есть, — подтвердил Акиа, — От кого-то же я получаю приказы.

В этот момент из динамика раздался другой голос — жесткий и уверенный.

— Говорит Лон Бусан, командир красной армии. Какие у вас основания желать, чтобы наши войска отошли с законно занятых территорий?

— Основания простые, командир Лон Бусан. Мы освобождаем республику от любых посторонних вооруженных формирований. Как сторонники мира и гуманизма, мы предлагаем всем выйти свободно, с сохранением дружбы и без пролития крови.

— Чтобы делать такие предложения, надо обладать силой, — заметил красный кхмер.

— Вы настаиваете на демонстрации силы? — спросил шеф-бригадир.

— А разве может быть иной ответ? — сказал собеседник.

— ОК. Будет демонстрация. Наши ВВС будут атаковать только учебные цели. Если вы хотите сохранить свою живую силу и технику, то не открывайте огонь.

— Мы посмотрим, — дипломатично ответил Лон Бусан.

— Смотрите, — согласился Акиа, и сказал в другой микрофон, — Дождь в Йотунхейме.

Майор Керим снова побарабанил пальцами по столу.

— Я обязан доложить своему руководству.

— Я понимаю, — сказал Акиа, — Вы можете воспользоваться нашими средствами связи.

— Спасибо, но у меня есть свои.

— Извините, майор, но они уже несколько секунд, как не работают.

— Ах вот даже как… В таком случае, я воспользуюсь вашим предложением. Вы хотите, чтобы я передал какую-то информацию для руководства от вас?

— Да. Если не трудно, напомните, что вашему военному контингенту при перемещении рекомендуется использовать флаги международного свода сигналов и универсальный белый вымпел. В случае технических проблем — пусть обращаются к любому офицеру CSAR, или сюда, в штаб, по горячей линии. Мы сразу же поможем. Как говорится в заявлении Национальной Ассамблеи, — Акиа многозначительно поднял указательный палец к небу, — мы хотели бы сохранить дружбу и взаимопонимание, и установить добрососедские взаимовыгодные отношения между людьми наших стран.

Пока он договаривал эту вычурную фразу, вокруг все явственнее слышался звук — как будто рядом разворошили огромный пчелиный улей. Эта аналогия становилась очень четкой при взгляде на небо. С берегов озера Хабема казалось, что над плоскогорьями, один за другим, в воздух поднимаются рои пчел. Но, в воздухе, они вели себя скорее подобно стаям перелетных птиц: выстраивались треугольниками и двигались каким-то хорошо известным им курсом. Основная стая шла с востока на запад над озером и по земле ползла ее огромная тень в виде регулярного орнамента из V-образных картинок.

— Вы подняли в воздух все свои боевые дроны? — спросил Зиа Керим.

Акиа покачал головой.

— Нет, только патрульно-штурмовые. Так, на всякий случай. А бомберы и истребители пока остались на базах.

— Пока, — буркнул индонезиец, — Интересные у вас, однако, представления о дружбе и добрососедстве.

— Уж какие есть, — равнодушно ответил шеф-бригадир.

* * *

Давным-давно, в середине прошлого века, Роберт Шекли написал фантастическую новеллу «Watch-Bird» (Страж-птица). Ее направленность была уныло-алармистской: роботы погубят человечество. Созданный для полиции летающий робот, размером примерно с альбатроса, способный распознавать криминальные действия, и на месте карать злодея с помощью высокоточного оружия, быстро становится проклятием человечества. Армады безжалостных и бесконтрольных самообучающиеся роботов, начинают опознавать всех людей, как злодеев, и задают им перца… «Watchbird» мгновенно стал культовой фигурой для продвинутых военных. Летающие разумные железяки, способные самостоятельно задать перца солдатам противника, или (как вариант) оппозиционным элементам в собственной стране — это же fine! Cool! Wow!

За следующие полвека, западный оборонительный альянс ввалил в реализацию этой милитаристской мечты несметные миллиардов долларов (добытых, разумеется, из карманов налогоплательщиков), построил 5 поколений различных ударных дронов и в конце первого десятилетия XXI века предъявил планете первых страж-птиц (по имени Killer-Bee), приближающихся к тому, что было описано у Шекли. Все были поражены мощью современной военной науки, но еще больше — ценой этих птичек. Это было не принято говорить громко, но сложилось мнение, что уж лучше армия грабителей, чем армада этих летучих потрошителей карманов граждан. Парадокс был еще и в том, что технические решения (общий дизайн, схема управления, размещение двигателя и т. п.) оказались заимствованными у частных авиамоделистов, делавших для игрушечных воздушных боев пластиковые дроны похожего размера, ценой порядка ста долларов.

Гражданам просто забыли сказать, что главной целью создания страж-птиц (или Killer-Bee) была не национальная безопасность, а дележка их денег, изъятых через налоги.

Чуть позже, лидеры меганезийской Алюминиевой революции заметили эту ценовую несообразность, и в небе появилось экономичное поколение роботов-киллеров — из дешевых материалов, с дешевыми сенсорами, процессорами и движками, и дешевым вооружением (таким, как капсулы с самовоспламеняющимся белым фосфором). Они остались в истории под красивым именем «Merdador Nocturna» (ночные говновозы).

Еще лет через 20, океанийские авиа-эксперты пришли к выводу, что супердешевые «говновозы» — тоже крайность, и стали искать оптимум в древней и прочной, как пирамиды, системе координат: «цена-эффективность-технологичность». Затяжные военные действия в центральноафриканском и индомалайском регионах, оказались отличным полигоном для этих дронов и для фабрик-автоматов по их производству. Штурмовые дроны «Wabi», так внезапно массово возникшие в небе Западной Новой Гвинеи были закономерным этапом этого экономико-технического процесса. Кстати, слово «Wabi» — не из папуасского языка. Это просто аббревиатура от «Watch-Bird»…

* * *

Красные кхмеры, занявшие провинцию Тимикагату, не знали всей этой истории, и появление маленькой эскадрильи, которая отделилась от основного штурмового авиакорпуса, была для них полной неожиданностью. Серые V-образные силуэты, пикирующие с неба над горными вершинами со скоростью пушечного снаряда, показались им миражом, обманом зрения… Атака заняла около десяти секунд. Микрокалиберный пулемет выпускает за это время до тысячи пуль, бомб-бластер — сбрасывает до полусотни капсул с взрывчатой или зажигательной смесью, а боевой ослепляющий лазер обычной конструкции дает 200 прицельных импульсов.

Примерно через четверть минуты после начала атаки (когда стая Wabi уже ушла на полкилометра от берега и разворачивалась над морем), до младшего командира Лон Бусана дошел общий смысл происходящего. Надо отдать ему должное: приказ «Всем положить оружие, никому не стрелять и не двигаться» был самым разумным в такой ситуации. Бойцы красной армии, дисциплинированно положили оружие и замерли, в ужасе глядя, как снова набравшие высоту дроны уходят в стремительное пике. Еще несколько секунд, и они вторично прошли над военным лагерем на бреющем полете. Снова взлетел в воздух мусор с поражаемых мини-бомбами свалок, а жестянки из-под консервов запрыгали под ударами микрокалиберных пуль. На грунтовке, ведущей от деревни к причалам, расплескались кляксы горящего фосфора, и над землей поползли облачка едкого белого дыма. В порядке эпилога, подломились обработанные пулями опоры навеса на деревенском рынке, и вся хлипкая конструкция, крытая пальмовыми листьями медленно и даже торжественно завалилась на бок… А стая дронов к этому моменту уже виднелась где-то вдалеке, как рой серых точек над вершинами гор.

В подсумке у Лон Бусана требовательно запищала портативная рация. Он растерянно достал ее и нажал кнопку «ответить в дуплексном режиме».

— Hola, товарищ Лон, — послышался голос загадочного командира вооруженных сил неизвестной ранее республики Хитивао, — Я надеюсь, демонстрация боевой техники прошла спокойно? Серьезно пострадавших нет?

— М-м… — замялся Лон Бусан, быстрым опытным взглядом оценивая положение дел вокруг, — благодарю вас, товарищ Акиа, все прошло достаточно спокойно.

— Я рад, товарищ Лон. Надеюсь, мы сейчас придем к взаимовыгодному соглашению?

— Да, безусловно… Как быстро нашим отрядам следует покинуть территорию?

— До заката, — лаконично ответил командарм республики.

Лон Бусан задумчиво задержал взгляд на длинной натянутой веревке, на которой сушились недавно выстиранные рубашки и штаны красноармейцев. Сейчас в этой униформе оказалось столько дыр от пуль, что сквозь них можно было наблюдать за действиями местных жителей, заливающих водой горящую свалку старых циновок.

— Товарищ командарм Акиа, не могли бы вы дать нам срок до полуночи? Мы готовы выполнить любые условия, но нам необходимо время для сбора людей и техники.

— Хорошо, товарищ Лон. Значит, поступим так. Через 2 часа в вашу ставку в Кокенау прибудет хоп-командор Винни и шесть полувзводов рейнджеров. Вы будете сдавать населенные пункты его людям последовательно: Энаротали, Тембагапура, Тимика, и далее — порты Амампаре, Ута и Кокенау. Из Кокенау вы уйдете ровно в полночь.

— Да, товарищ Акиа. Я жду товарища хоп-командора Винни в Кокенау через 2 часа.

— Правильно, товарищ Лон. Отбой.

Командир красных кхмеров убрал рацию в подсумок и оглядел своих подчиненных командиров, уже дисциплинированно собравшихся вокруг него.

— Так! — сказал он, подняв вверх ладонь, т. е. требуя предельного внимания, — Здесь, в Западной Новой Гвинее победило национально-освободительное движение. Народная армия смела гнилой колониальный буржуазный режим и будет строить новую жизнь. Наша помощь им больше не требуется. Вы только что видели, как хорошо они умеют защищать завоевания своей революции. Когда-нибудь мы тоже будем иметь такие машины, которые нам сейчас показали ново-гвинейские товарищи. Мы передаем им занятые нами населенные пункты, и движемся дальше, туда, где трудовому народу необходима наша военно-организационная помощь. К 23:30 следует подготовить все подразделения к стремительному броску, туда, где враг не ожидает нашего удара!

2. Большой красный крокодил

41

Дата/Время: 01.03.24 года Хартии

Место: Остров Тимор.

Давным-давно остров Тимор был огромным крокодилом, миль 300 в длину. Он плыл с юго-запада, из индийского океана, к Новой Гвинее, но, проходя между Австралией и Сулавеси, напоролся на рифы Алор, и с горя окаменел. Интуитивно понятно, что если история имеет такое начало, то и продолжение, скорее всего, не радостное. Правда, до XVI века все было нормально, австралоиды, папуасы и меланезийцы жили на спине окаменевшего крокодила, ловили рыбу, выращивали себе на огородах овощи и прочие бананы, не подозревая о таких вещах, как борьба за мировое господство. Потом сюда пришли каравеллы, и Тимор был аннексирован португальской колониальной империей, что принесло жителям нищету, рабство, христианство, гонорею и сифилис. В XIX веке голландские работорговцы решили заняться здесь бизнесом, и отняли у португальского короля туловище крокодила, оставив ему голову и ломтик на левом (северном) боку, который называется Оекусси. В 1942 году японские имперские войска захватили весь Тимор, и устроили там концлагерь. В 1945 их выгнали, и ООН стала делить Тимор по новой. Этот процесс затянулся, а в 1975 на остров вторглись войска индонезийского президента Сукарно и истребили треть жителей (из уцелевших в предыдущих сериях).

Следующие четверть века индонезийская армия воевала с партизанами (а заодно — с аборигенами). Потом, в виду явной бесперспективности процесса, сюда пригласили миссию ООН, чтобы поделить все еще раз. В результате туловище вместе с хвостом (островком Роти) осталось за Индонезией, а голова, ломтик на левом боку и островок Атауро в 12 милях от левого крокодильего глаза, стали называться «Демократическая Республика Тимор-Лесте (восточный Тимор)». Столицей назначили городок Дили в левом глазу, и объявили, что теперь на Тиморе настанет счастливая жизнь. Не тут то было! Жители, отвыкшие работать (в виду полной непродуктивности этого занятия в условиях непрерывных войн), остались в состоянии перманентной нищеты и голода, а столица с дивной регулярностью подвергалась захвату вооруженными бандами. Иначе говоря, случилось то же самое, что и в других зонах миротворческой активности ООН.

Такова была ситуация на 4 часа утра 1 марта, когда круизный лайнер «Royal Diamond» вместе с «ракетным траулером» и двумя океанскими катерами, оказались у тиморского побережья в 3 милях северо-восточнее Дили. Здесь далеко в море выступает высокий скалистый мыс, который в нужное время скрыл маленькую флотилию, идущую почти впритирку к рифам, от следующих за ней на дистанции 20–25 миль кораблей ВМС Индонезии. ВМС Тимор-Лесте или еще не заметили грубейшего нарушения своих морских границ, или не успели отреагировать, или уже вообще не функционировали.

Бывший 3-й помощник, а ныне — капитан Хэнк Худ, был слишком занят управлением лайнером, идущим самым малым ходом, чтобы заметить, когда началась операция морского десанта. Только позже он увидел, что на воду спущены шлюпки, а оба катера устремились к порту. Следом, ускоряясь, двинулся траулер. Затем, за спиной Хэнка бесшумно, как тень, возник красный командир Ним Гок.

— Слушай меня внимательно, капитан Худ. Твоя задача выполнена хорошо, и ты мне больше не нужен. Заложники тоже не нужны. В интересах нашего дела я поступлю гуманно, и не буду вас ликвидировать. У меня нет времени на заложников, которые находятся на траулере и на катерах. Их выбросят в воду, чтобы они не мешали. Тебе следует идти самым малым ходом, по проложенному курсу, и не пользоваться рацией еще 20 минут. Если ты не послушаешься, то я взорву лайнер ракетой. Когда 20 минут пройдет, делай все, что хочешь. Можешь попробовать спасти людей, которые будут в воде. Это уже твое дело. Я с тобой прощаюсь, капитан Худ.

— Прощайте, командир Ним Гок, — не оборачиваясь, ответил Хэнк.

Бывший 1-й помкэп «Royal Diamond», Торнтон Лимбур нервно оглянулся.

— Слушай, Хэнк, этот псих действительно ушел! Они все ушли!

— Не отвлекайся, Торнтон, иначе мы налетим на что-нибудь.

— Слушай, надо сматываться, они все равно взорвут лайнер. Это же красные кхмеры!

— Прекрати болтать и займись работой! — рявкнул Хэнк.

* * *

Шесть «Каталин», вылетевшие из Кокенау около полуночи, без помех прошли чуть севернее островов Ветар и Алор, и развернувшись к югу, вышли прямо к причалам городка Макасар — административного центра провинции Оекуси. Триста кхмерских бойцов по-хозяйски выгрузились из самолетов на пирсы.

Их встречали лишь два флегматичных ночных портовых сторожа, которые сидели на корточках и играли в маджонг. Рядом лежали два старых дробовика. Вооружение…

— Гуманитарная помощь? — заинтересованно спросил старший сторож.

— Революция, — лаконично поправил его Лон Бусан.

— А-а, — протянул тот, сразу утрачивая интерес к происходящему.

— Китайцы? — спросил другой, помоложе, и потому более любопытный.

— Нет. Красные кхмеры.

— Кхмеры… Надо же… А у вас есть сигареты? За две сигареты я провожу в мэрию.

— Почему ты думаешь, что нам нужно в мэрию?

— А куда? Аннексия, демилитаризация, все хотят мэрию. Революция, наверное, тоже.

— Я дам тебе одну сигарету, — решительно сказал Лон.

— Жадные вы, китайцы. Вот индонезийцы давали две, а австралийцы давали доллар.

— Мы кхмеры, — напомнил младший командир.

— Ладно, кхмер, — сказал сторож, лениво вставая, — Давай сигарету, и пошли.

Через четверть часа, красный флаг с желтой пагодой поднялся над офисом местного правительства… В маленькой провинции Оекуси, где жило меньше 10 тысяч семей, цивилизация состояла лишь из следов пребывания разных оккупационных корпусов и прочих вооруженных контингентов. Смена власти считалась тут неким нерегулярным, неприятным, но, как правило, не фатальным явлением природы. Главное, чтобы не убивали и не жгли дома. Желательно, чтобы еще и не грабили, но это уж как повезет…

* * *

Ситуация: круизный лайнер в незнакомом заливе, где есть значительное число рифов, скал, затонувших на мелководье судов и прочих невидимых подводных препятствий. Человек за бортом. Вернее люди — примерно сотня. На лайнере не осталось ни одной шлюпки. Плюс — вокруг вот-вот могут начаться боевые действия. Плюс — весь экипаж находится в состоянии нервного стресса, на грани шока от пережитых ужасов. Плюс — единственный помощник капитана нашел где-то банку спирта и мгновенно нализался. Флаг в руки капитану, организовывать в таких условиях спасательную операцию. Но бывший 3-й помощник Хэнк Худ за последние несколько дней уже так привык решать невыполнимые задачи, что взялся за это без промедлений и с полной уверенностью в успехе. План он придумал за полминуты, а затем начал решительно отдавать приказы. Матросы вообще-то были не обязаны ему подчиняться, но за последние 3 дня, они уже пришли в то состояние, когда человек подчиняется любому, кто приказывает строгим голосом. К моменту, когда истекли заявленные Ним Гоком 20 минут, на палубе «Royal Diamond» уже лежал 500-метровый капроновый трос, и на него через каждые 5 метров были навязаны пустые пластиковые 30-литровые канистры из-под питьевой воды (за последние дни их накопилось достаточно). Получилось что-то вроде поверхностного трала, и можно было (выражаясь языком рыболовов) «обметать им косяк людей». Для этой операции требовалось одно маленькое судно, пусть даже гребная лодка, которая управляла бы дальним от лайнера концом трала. Казалось бы, взять его неоткуда — все шлюпки забрали кхмеры, но был еще надувной спасательный рафт «Hydra-Raimar» с комплектом весел. Неясно, зачем этот рафт включили в лист оборудования лайнера, но сейчас он был очень кстати. Добровольцев на рафт Хэнк искать не стал — просто отдал приказ первым же четверым морякам, способным выполнить такую работу.

Когда рафт и лайнер разошлись на достаточное расстояние, чтобы трос с поплавками-канистрами образовал дугу, обеспечивающую охват кучи бессистемно плавающих в заливе людей, над виднеющимся вдали центром города взлетели султанчики дыма и раздались первые взрывы. Война продолжалась. Хэнк тихо порадовался, что никто из брошенных в воду заложников не пытался плыть к берегу. Там он ничем не мог бы им помочь. Теперь главное, чтобы из города не начали обстреливать залив. Один снаряд, упавший в воду среди людей, и… Хэнк отогнал эту мысль и продолжал работать.

* * *

В Дили местных мирных жителей было немного — люди стали покидать неуютный и опасный город еще в конце прошлого века. Кому интересен город, где нет работы, а электричество и водопровод функционируют от случая к случаю, и постоянно кто-то с кем-то воюет (индонезийцы с индепендентами, мусульмане с христианами, «голубые каски» с молодежными бандами, нефтяные и кофейные магнаты — с конкурентами)? В деревне — лучше, там можно кормиться натуральным хозяйством (огород, рыбалка), а в городе можно подрабатывать, когда не стреляют. Заработал долларов 5 — и нормально. Можно купить спички, камеры для шин старого велосипеда и батарейки для плеера.

Молодые и симпатичные девушки подрабатывали в городе проституцией. Женщины постарше, с маленькими детьми, при определенном артистизме, имели шанс получить гуманитарную помощь, иногда раздаваемую миссиями ООН или «Красного креста».

По выходным многие мирные жители ездили продавать агропродукцию на городской маркет, а вовсе отчаянные даже ставили на окраине маленькие кафе под навесами на четырех столбах. Строить тут что-то более капитальное — нет смысла, все равно через месяц — другой, сожгут при очередном дележе власти или при захвате города бандами.

О красных кхмерах и их зверствах никто из мирных жителей не слышал, а зрелище многочисленных, организованных, одинаково одетых и хорошо вооруженных людей, высаживающихся на берег и входящих в город, было тут таким же привычным, как перемена погоды. В 5 утра, дядя Жосе, владелец кафе-навеса рядом с причалами для рыбацких лодок, накладывая тушеные овощи с маисом в миски своим самым ранним клиентам — парням, выходящим на утренний лов рыбы, проводил глазами арьергард кхмеров и прокомментировал: «В городе опять кто-то с кем-то не поделился. Сейчас, точно, кого-нибудь убьют». И почти сразу же после этих его слов, со стороны города послышались сначала одиночные выстрелы, потом — пулеметные очереди, а следом за ними — гулкие взрывы. Дядя Жосе имел заслуженную репутацию эксперта по таким вопросам. Его политические прогнозы были лаконичны и почти всегда сбывались.

Один из рыбаков поднес к глазам старый бинокль (принадлежавший когда-то офицеру японского флота, пропавшему здесь без вести на войне с партизанами в конце 1942).

— Дядя Жосе, а почему индонезийские фрегаты остановились и не идут сюда?

— Потому, — авторитетно сказал кафе-холдер, — что граница. Территориальные воды.

— Чьи? Наши, что ли?

— То ли наши, то ли ООН-овские. В общем, без ООН заходить нельзя.

— А эти зашли, — заметил другой рыбак, кивнув в сторону флотилии красных кхмеров.

— Они бандиты, им можно, — лаконично разъяснил дядя Жосе.

— Отморозки, — согласился парень с биноклем, — Вон, в миле от берега, каких-то людей сбросили в море. Человек сто, не меньше. А теперь вытаскивают их как-то через жопу.

— Может, пройти на лодке, помочь? — спросил третий парень.

— Не лезь, а то убьют, — посоветовал второй, — Тебе-то какое дело?

Первый рыбак, продолжая обозревать море в древне-японский бинокль, проворчал:

— Еще какие-то штуки. Вообще не понимаю, что такое.

— Где? — спросил Жосе, наполняя чашки из кофейника, древнего, как череп динозавра.

— На полпути к Атауро, — сказал тот, передавая ему бинокль, — На, посмотри.

На фоне небольшого холмистого островка виднелась обычная старая лодка с двумя узкими поплавками-аутригерами, вынесенными на рейках по бокам, и незамысловато украшенная синей и желтой полосами, неровно проведенными вдоль борта.

— Ну, — проворчал Жосе, — Это же калоша братьев Лабриа, Франсо и Албео. Они с этим китайцем поймали какое-то говно. Кажется, дохлую акулу. И что?

— Дядя Жосе, протри глаза. Какая это, на хер, акула.

— Сам протри хером глаза. Молод еще, учить меня… — с этими словами, кафе-холдер присмотрелся внимательнее и изумленно выдохнул, — Долбиться конем, что за херня?

* * *

Естественно, тиморцы не могли найти этой вещи более адекватного определения, чем «что за херня». Ничего похожего на gliderboat «Yeka» они никогда не видели, им даже сравнить было не с чем. То, что они приняли Пак Ена за китайца — тоже понятно. Ведь китайцы есть везде, а корейцы на них похожи, но менее распространены в мире.

В данный момент кэп Пак Ен сидел на верхушке рубки Yeka, полупогруженного для маскировки. С позиции индонезийских кораблей, он был совершенно незаметен: его закрывал корпус лодки братьев Лабриа, которые эмоционально излагали кэпу свое представление о сложившейся ситуации. Говорил в основном Франсо, как старший.

— Ты пойми, hombre, мы на Атауро только-только как-то устроились после прошлой войны. Вот, купили лодку, и домик с участком в Маумета. Наша сестричка Элвира занимается огородом, и у нее есть пай в bonecar-fabric в Виа-Койн, где Eco-village, кемпинг для туристов.

— Bonecar-fabric? — переспросил Пак Ен.

— Boneca, игрушечный человечек, doll… — начал объяснять Албео, а потом пошарил в лодке и протянул капитану смешную, нескладную, но очень выразительную куклу, сшитую из мягкой материи. Глаза у куклы почему-то были в виде звездочек.

— Я понимаю, понимаю, — Пак Ен кивнул, — просто странно. Здесь кукольная фабрика. Посреди этой гребаной столетней войны…

— Мама говорит, эту фабрику сделали в 2006, когда пришли австралийские солдаты и навели тут порядок, — пояснил Франсо, — А потом они ушли. Я понимаю: на хер мы им нужны. У них-то дома намного лучше, чем здесь. А мы… Сам видишь. То одни уроды придут, то другие. Проще жить в норах, чем каждый раз все отстраивать заново.

Пак Ен снова кивнул и бросил взгляд через пролив в сторону Дили. Дым над центром города постепенно становился обильнее, гуще и темнее. Что-то там разгоралось.

— Так вы поможете, или смоетесь? — спросил Албео.

— Пока — поможем, потом — как прикажут, — ответил капитан.

42

Дата/Время: 02–03.03.24 года Хартии Утро

Место: остров Атауро и Восточный Тимор.

Капитан Пак Ен, Тан-командор Курр, суб-лейтенант Хаамеа, суб-лейтенант Уфти Варрабер (он же — хоп-командор Винни) и суб-лейтенант Руперт — автоматически организовавшийся штаб вооруженных сил Атауро — заседал в кафе кемпинга «Eco-Village», в поселке Виа-Койн, на юго-восточном берегу, в трех милях от южной (ближайшей к Тимору) точке Атауро — мыса Эромауко. На повестке дня стояло:

1. Выяснение своей боевой задачи.

2. Организация военного городка.

3. Выяснение вопроса о власти.

4. Текущие меры по обороне.

Первый вопрос вообще-то выглядел странно. Одно дело — уяснение поставленной командованием боевой задачи (т. е. ситуация, когда приказ получен, и надо только разобраться, что он практически означает). Совсем другое — когда офицер со своим подразделением прибыл в определенный пункт (куда ему приказали прибыть), и тут оказывается, что никто не может отдать ему следующий, совершенно необходимый приказ: о том, что данное подразделение должно сделать в этом пункте.

В течение двух суток из ново-гвинейского региона на Атауро прибыли:

— Шесть «Yeka»: тройка кэпа Пак Ена, плюс папуасская тройка, прибывшая вчера.

— Дюжина флаеров «Abris»: эскадрилья Inter-Brigade Mobile суб-лейтенанта Руперта.

— Четыре летающих канонерки и два дирижабля-дрона (полста тонн полезного груза в каждом), приведенные из порта Фак-Фак тан-командором Курром.

— Полувзвод коммандос во главе с Уфти-Винни, возникший ночью непонятно как.

Всем командирам этих подразделений был дан приказ прибыть на остров Атауро, и разместиться, ожидая следующего приказа — который поступит не позже 6 утра, 2-го марта, т. е. сегодня ранним утром. Но приказ не пришел ни в 6, ни в 7, ни в 8 утра…

В этих условиях, офицеры (по инструкции) независимо друг от друга отдали своим подразделениям приказы «принять штатные меры по обороне объекта, приступить к организации временного лагеря», после чего собрались на совещание. Доложив (как старший по званию) сложившуюся ситуацию, кэп Пак Ен произнес традиционное:

— Теперь прошу всех высказаться, — и закурил сигарету.

— По-моему, — сказал Кайемао Хаамеа, — надо принять ситуацию, как она есть. Объект налицо: остров Атауро. Наш потенциальный противник: во-первых — исламисты, во-вторых — красные ультра. Дальше — как учили: охранение, снабжение, разведка.

— Типа того, — поддержал тан-командор Курр, — А снабжение из Фак-Фака будет, мне команданте Офо Акиа лично обещал. Значит, по-любому будет.

— Тогда мое дело проще селедочного хвоста, — сказал Руперт, — Я обеспечиваю авиа-разведку и охраняю воздушный периметр. Только надо как-то сообразить, где тут проходит периметр. Слишком все близко. Индонезийцы… Восточно-Тиморцы…

— А по-моему, коллеги, — произнес Уфти, — Все гораздо херовее, чем вам кажется.

— А конкретно? — буркнул Пак Ен.

Уфти вытянул губы трубочкой и издал печальное гудение, после чего объявил:

— Если я не ошибаюсь, то среди нас пятерых я один из INDEMI… Ага. Так и есть. И выходит, что я лучше информирован. По ходу, все тут знают, что колбасу закрутили, чтобы индонезийцы без стрельбы убрались из Западной Новой Гвинеи, которая была Ириан, а теперь Хитивао. Отсюда: красные кхмеры, Бруней, и далее — Тимор.

— Тимор-то при чем? — спросил Кайемао.

— При том, что красных кхмеров надо было куда-то перебросить из Брунея, чтобы индонезийский флот мог хапнуть там нефтяные платформы «Shell».

— А не проще было их зачистить? — спросил Руперт.

— Не знаю, — Уфти-Винни пожал плечами, — Наверное, решили, что это неэтично.

— Ясно, — проворчал Курр, — А мы здесь, чтобы они не очень расползались, так?

— Типа того, — подтвердил Уфти, — Но в INDEMI был какой-то еще план про красных кхмеров. Точно я не знаю — не мой уровень. Но задачу нам должны были поставить развернутую, и только сегодня, а не раньше, чтобы не было инфо-утечки. А теперь получается, что ее нам не поставят ни сегодня, ни в ближайшем будущем.

Пак Ен погладил ладонью подбородок и хмыкнул:

— Это почему?

— А потому, кэп, что всех кураторов операции сегодня с самого утра потащили в Верховный суд. До специального разрешения суда, им запрещено отдавать любые приказы. Это я узнал сегодня полседьмого утра. Что-то мне стало неспокойно, и я позвонил на неслужебный личный мобайл майора Чубби Хок. Ну, по жизни так получилось, что я, как бы, друг ее семьи. Вот. И она мне говорит: «Прикинь, Уфти, приехали мы в Хониару, а тут жара, и у нас чернила высохли. Пользуемся только казенными, и только когда разрешат. Так что, крутите мозгами без шпаргалок».

— Всех кураторов — это кого именно?

— Всех — значит всех. Райвена Андерса, Журо Журо и Чубби Хок.

— Полковника Андерса отстранили? — удивился Кайемао, — А кто рулит в Гестапо?

— Пока не отстранили, а блокировали полномочия, — уточнил Уфти, — Верховный суд заседает в Хониаре, и таскает туда всех старших офицеров INDEMI. А полномочия передали пока шеф-майору ВВС, Нуэу Умбуре. Во как…

Руперт задумчиво постучал ногтями по столу.

— Типа шоу: «прижатие лисьего гестаповского хвоста кованым судейским сапогом». Почему никогда не получается проверить бухгалтерию INDEMI в рабочем порядке? Непременно этот ритуальный бардак с преторианцами, как при угрозе путча…

— По ходу, — сказал Уфти, — На этот раз дело не в экономическом аудите, а в какой-то нетипичной фигне. Я подозреваю, что Верховный суд решил исследовать кое-какие подробности этих политических игр с красными кхмерами.

Кайемао утвердительно кивнул головой.

— На месте судьи, я бы тоже так решил. Уж очень херово это выглядит. Короче, я так понимаю, что приказов оттуда мы не получим. Значит, надо запросить штаб ВМФ.

— Мы перевелись из ВМФ Меганезии в CSAR «Hybird», — напомнил Пак Ен.

— А мы с ребятами аналогично перевелись в отряд волонтеров IBM, добавил Руперт.

— Это почти одно и то же, — заметил Уфти.

— Таким образом… — произнес Кайемао, — Наш штаб ВМФ нами заниматься не будет. Получается, что надо запрашивать штаб «Hybird»… Кстати, коллега Курр, тебе ведь отдавали приказ именно в штабе «Hybird».

— Точно так, — ответил тан-командор Курр, — Мне приказал лично шеф Офо Акиа.

— Ага! И что он тебе приказал?

— Приказал так: выдвинуться на остров Атауро для военной защиты прогрессивного правительства этой территории и прилегающей акватории.

— А какое тут правительство? — поинтересовался Руперт.

— Уже никакое, — сказал Пак Ен, — Тут был какой-то ланд-губернатор, назначенный из Дили, но когда на горизонте возникли красные кхмеры, он слинял с аппаратом.

— С каким аппаратом? — спросил Курр.

— С аппаратом провинциальной администрации, — уточнил Ен, — Короче, все смылись, включая полицмейстера, фининспектора и главного санитарного контролера.

— Йох-йох… — тан-командор почесал пятерней жесткую кучерявую шевелюру, — тогда которое прогрессивное правительство я должен защищать?

— У нас это в третьем пункте повестки дня, — педантично напомнил Уфти.

— А ты что-то об этом знаешь? — спросил его Кайемао.

Уфти-Винни неопределенно пожал плечами.

— По ходу, это info не моего уровня. Я знаю, что здесь должно было сегодня ночью появиться какое-то прогрессивное правительство. Ну, как это обычно делается. Но, поскольку вчера кураторы получили вызовы в Верховный суд на утро, операцию с правительством свернули, и его нет… Может быть, Хенаоиофо Тотакиа знает.

— Кто? — переспросил Кайемао.

— Это полное имя Офо Акиа, шефа «Hybird», — сообщил Курр, — Шеф родом с атолла Номовау, это у вас в Меганезии, в акватории Тонга и Фиджи.

Кайемао покачал головой и вытащил из кармана комбинезона сигарету.

— Однако, сюрприз… Курр, ты ведь будешь ему звонить и уточнять приказ?

— Точно так, — подтвердил тан-командор.

— А ты можешь ему сообщить, что я хотел бы переброситься с ним парой слов? По родственному. Мы с ним родичи, хотя и дальние.

— Скажу, — пообещал Курр, вытаскивая из поясного кармана мобайл.

* * *

Когда тан-командор Курр передал трубку Кайемао Хаамеа, тот с ходу заговорил на чистом utafoa. Не на смешанном utafoa-lifra, повсеместно принятом в Меганезии, а на нативном полинезийском, бывшем в ходу до появления в Океании первого европейца. Остальные успевали выхватывать из потока речи лишь отдельные словосочетания.

— Прямо как в историческом кино, — негромко пробурчал Руперт.

— Угу, — отозвался Пак Ен, — Натурально, будет кино, вот увидишь.

— А что такого? — удивился Курр, — Ну, родичи…

— Сейчас я тебе популярно объясню, — сказал Уфти, и мгновенно построил на столе экзотическую инсталляцию из сложенной корабликом салфетки и дюжины спичек.

— Йох… Это что за фиговина?

Уфти поправил несколько спичек, чтобы они ровно лежали на борту бумажного кораблика, и пояснил:

— Это tiki-proa, древняя-древняя лодка, на которой ariki-roaroa Мауна-Оро пришел в Гавайику, или Океанию, во главе foa-tupuna, первых утафоа, из Uta-Ru-Hiva, страны предков. На веслах сидели его спутники. Потом у них были всякие приключения, а в финале они получили правильный закон канаков, Parau-i-hoe, который Мауна-Оро начертил знаками Rapik на камнях Taputapuatea-marae, на острове Раиатеа. Там они построили свои proa, и на них разошлись по островам и атоллам, где стали ariki-foa, королями канаков. Но это было позже, а на старте, на веслах tiki-proa, среди прочих, сидели и два парня. На этом весле (Уфти пометил фломастером одну спичку) — был Этеемао Хаамеа, а вот на том (он пометил фломастером другую спичку) — Ниоалио Тотакиа. На острове Раиатеа они, как и все спутники Мауна-Оро, побратались и разошлись дорогами Паоро. И Этеемао стал ariki острова Рапатара, а Ниоалио — ariki атолла Номовау. Прикинь?

— Прикидываю, — Курр кивнул, — А когда это было?

— Немного больше трех тысяч лет назад, — ответил Уфти, — веке в XII до новой эры.

— Охренеть… — произнес тан-командор, — И что теперь?

— А, фиг знает. Сейчас что-нибудь решат… По-королевски. Надо же, блин: всякие философы говорят: социальный прогресс, постиндастриал, бла-бла-бла. Ага, щас!

Кайемао закончил разговор, передал трубку Курру и глянул на собранную на столе инсталляцию из бумажного кораблика и спичек, две из которых были помечены.

— Уфти, ты все перепутал! Смотри: Этеемао сидел слева, на втором ряду от кормы, а Ниоалио тоже на левом ряду, у переднего аутригера. Вот поэтому, Этеемао пошел в сторону Атиу и Раротонга, а Ниоалио — в сторону Фиджи и Тонга. Понятно?

— Ага, — согласился Уфти, — Главное, логично.

— Ну, и что решили граждане короли? — поинтересовался Руперт.

— Типа, — задумчиво произнес Кайемао, — Хенаоиофо сказал: если образовалась такая ситуация, то надо делать по правилам Parau-i-hoe. Тогда получится прогрессивное правительство. В смысле, Хенаоиофо признает это правительство прогрессивным.

— Какое правительство-то? — не понял Пак Ен.

— Типа, что я поставлю на горе весло с вымпелом Хаамеа, и буду ariki-te-Atauro.

Пак Ен покрутил в руке пачку сигарет.

— Это в смысле, что ты будешь королем?

— Если отбросить тонкости, то да, — подтвердил Кайемао.

— Нормальный вариант, — заметил Руперт.

— Все равно ничего другого в голову не приходит, — добавил Уфти.

— Короче, этот вопрос решили, — заключил Курр, убирая мобайл, — Давайте теперь разберемся с военным городком, потому что бойцам положены бытовые условия.

* * *

Сегодня первая послеполуденная вахта досталась 3-му экипажу «Yeka» (Лакшми Дсеи, Ромар Виони, Эрче Тороро и Тюм Бик). Тропический ливень, типичный для этого сезона на Тиморе, наконец, закончился. Небо стремительно прояснилось, облака исчезли и в зените бело-голубого неба возникло ослепительное солнце, а температура подскочила почти до 40 по Цельсию.

— Не люблю муссонный климат, — сообщила Лакшми, — слишком много воды с неба.

— Дело привычки, — отозвался Тюм, — У нас вот еще и не так бывает.

Нуап, Алул и Тюм — папуасское пополнение 1-го, 2-го и 3-го экипажей, — оказались не особенно хорошими специалистами для моря (их предыдущим местом работы были джунгли Хитивао, а специализацией — скрытные пешие рейды). Но, благодаря своей исключительной коммуникабельности и почти полному отсутствию психических комплексов, они быстро осваивали технику работы на штурмкатере-скринере. Тюм, в данный момент, дежурил у мультиканального монитора, связанного с четырьмя спай-дронами, парящими на высоте до тысячи метров с разных сторон острова Атауро.

— Интересная штука климат, — заметил Эрче, — Тимор дальше от Экватора, чем Новая Британия, а такая жара…

— Широта не главное, — сказал Ромар, — Главное: течения и доминирующий ветер.

— И рельеф, — добавил Тюм. — В предгорьях со стороны влажного ветра, бывают такие ливни! Тот, что прошел сейчас — это так, покапало из лейки. Йох… Как мне про такие штуки надо рапортовать?

— Про какие? — спросила Лакшми, поворачиваясь к его монитору.

— Ну, вот: пять гражданских катеров, а в них грузятся какие-то кексы с автоматами.

Ромар тоже глянул на экран и выпалил.

— De-ar-fo 35 Ci-tra 5 Dili fish-har r3m.

— Йох… — Тюм почесал макушку, — Значит, вооруженное десантное формирование 35 кексов, 5 гражданских транспортов, рыболовный порт Дили… А что такое «r3m»?

— Значит: они в 3-минутной готовности.

— Скачай типовые fleet-codes в мобайл, — посоветовал Эрче.

— Точно! — обрадовался папуас, — Скачаю. А что с этими кексами?

Эрче пожал плечами.

— Поставь на автоматический мониторинг, чтобы система про них сообщала каждые 5 минут. Чисто для спокойствия, и чтоб не отвлекаться.

— Ага… — пробормотал Тюм, и занялся настройкой автомата слежения.

— Поразительная жара, — сказала Лакшми, глядя в оптический дальномер, — Влажность воздуха около 85 процентов, но вымпел уже высох.

— Который королевский, на весле? — спросил Ромар.

— Он самый. Кстати, что ты думаешь про это… Ну… Политическое новшество?

— По-моему, нормально. В семье Хаамеа хорошие менеджерские традиции. Конечно, ритуал с этим веслом и монологом, обращенным к Мауи и Пеле, держащим мир, и к тотемной акуле Калахикиемао, это несколько…

— Старомодно? — подсказала она.

— Нет, просто зачем пафос в управлении социальной экономикой коммюнити из двух тысяч дворов. По-моему, пафос в политэкономии — это лишнее. А по-твоему?

— Не знаю. Наверное, в большинстве случаев да, но тут — военная угроза. И этот жест Кайемао придал жителям уверенность. По-моему, они сразу стали меньше бояться.

— Гораздо меньше, — уточнил Эрче, — суб-лейт Кай оказался очень убедителен в роли потомка спутника Мауна-Оро и наследника античных морских королей.

Лакшми энергично кивнула.

— Вот-вот! С одной стороны, это, вроде бы красивый миф, и не более. Но с другой… Прикиньте, мальчишки: когда Кай выполнял этот ритуал, и когда он говорил эти заклинания, я несколько раз ловила себя на том что начинаю во все это верить.

— Это потому, — сказал Ромар, — что ты самая романтичная девушка на планете.

— Про романтику! — вмешался Тюм, — А как тут принято снимать девчонок?

— Прикинь, бро, я знаю об этом не больше, чем ты, — заметил Эрче, — давай сразу, как сменимся с вахты, пойдем в Виа-Койн и разведаем, ОК?

— Запутали, — сказал Тюм.

— В смысле?

— В смысле, договорились… Йох… Кексы идут к нам. Что они тут забыли, а?

— Что бы они тут не забыли, — глубокомысленно произнесла Лакшми, бросив короткий взгляд на экран, — Им это здесь не дадут. Ромар! Гранатомет к бою, боеприпасы типа «фосфор». Эрче, рапорт в штаб! Тюм, дай на мой монитор обзор того берега.

* * *

Пак Ен извлек из бокового кармана запиликавший мобайл.

— …Да, третий, понял тебя… А куда конкретно?… А вооружение?… Гм… А что на том берегу?.. Понял тебя. Продолжайте наблюдение, огонь пока не открывать.

— Что там, кэп? — спросил Кайемао.

— Если мне не изменяет интуиция, — сказал Пак Ен, — то наши южные соседи проводят разведку боем, исходя из своих неадекватных предположений о наших… Точнее, об атаурских силах самообороны… Так. Их рабочие частоты у нас есть. Скажи своим ребятам, чтобы сканировали эфир по ключевому слову «Атауро». Мы увидим, как у красных кхмеров организован радиообмен с мобильными группами. Если сигналы кодированы, пусть займутся взломом шифра.

— Понял, — отозвался Кайемао, и тоже вынул мобайл.

Одновременно еще раз запиликал мобайл Пак Ена.

— …Да, Курр, я уже знаю. 5 легких катеров, взвод кхмерской разведки со стрелковым оружием. Они идут к точке западнее мыса Эромауко, видимо, к населенному пункту Бераю, там удобная бухта… Один предупредительный, в ста метрах по курсу, когда головной катер пересечет рубеж 6 миль… Да, будем считать: это deadline. Если они продолжат движение, то через 3 минуты расстреливай их нахрен…

Кайемао звонко щелкнул пальцами.

— Кэп, радиообмен идет на кхмерском, зато без кодирования. Я приказал ребятам настроить компьютерный транслятор. Это займет несколько минут.

— Ладно, — Пак Ен кивнул, — Сейчас их десант получит гейзер прямо по курсу, а ты попробуй заняться дипломатией на частоте их штаба. Как-никак, ты теперь король.

— Ariki-foa правильнее переводить, как «мэр автономии», — поправил Кайемао.

— Доминиона, а не автономии, — в свою очередь поправил капитан.

— ОК, мэр доминиона. А как с ними разговаривать? Я дипломатии не учился.

— Я тоже, — сказал Пак Ен, — Мне кажется, надо вести себя чисто по-соседски. Мы не собираемся с ними ссориться. Просто пусть не лазают через наш забор.

— ОК, — повторил Кайемао. — Попробую держаться в этом стиле.

* * *

С наблюдательного пункта в башне старого маяка, построенного больше двухсот лет назад, еще португальцами, на мысе с востока от бухты Дили, движение катеров было видно в морской бинокль, как на ладони. Когда в ста метрах перед ними над морем поднялся снежно-белый конус брызг и пара, адмирал Ройо Исо четко определил:

— Трехдюймовый миномет, навесной выстрел с закрытой позиции на берегу.

— Ложитесь в дрейф и ждите, — приказал Ним Гок в микрофон рации.

— Намек, что место занято, — проворчал доктор Немо.

Комбриг Ним Гок чуть заметно пожал плечами.

— Один миномет еще не основание занять место. Надо уточнить их силы.

— Воздушная разведка, — предложил Ройо Исо.

— У нас мало самолетов, ими не следует излишне рисковать, — сказал Ним Гок.

Рация на столе пискнула: сигнал вызова по штабной сети.

— Да! — рявкнул адмирал Исо в микрофон.

— Это младший командир Туа Сим докладывает, — раздалось из динамика, — на связи человек. Представился: мэр Доминиона Моту Атауро. Назвался: Кайемао Хаамеа. Он хочет говорить с начальником штаба. Что я должен ответить?

— Я с ним поговорю, — сказал Ним Гок, — Туа Сим, дай мне связь с этим человеком.

— Есть связь, товарищ комбриг!

Командир красных кхмеров помедлил пару секунд и произнес.

— Кайемао Хаамеа, на связи комбриг Ним Гок, из штаба армии Социалистической Республики Тимор-Лесте. На каком основании вы разместились на острове Атауро, который принадлежит к нашей территории?

— Доминион Моту Атауро, — донесся спокойный голос из динамика, — это отдельная автономная территория с прилежащей 6-мильной акваторией. Такова реальность. Я предлагаю признать ее. Мы в ответ готовы признать 6-мильную акваторию с вашей стороны пролива, отделяющего Тимор от Атауро.

— Чем вы можете подтвердить эту реальность? — спросил Ним Гок.

— Приезжайте, или пришлите кого-нибудь из своих людей, — ответил Кайемао, — Мы покажем достаточные подтверждения.

— Хорошо. Мы отправим трех человек на катере без оружия. Где их встретят?

— Там же, куда шли ваши пять катеров с бойцами: в бухте Белаю. Мы встретим их у причала. Пусть идут под флажком «Kilo» международного свода сигналов. Те пять катеров с бойцами я предлагаю вам отозвать назад, чтобы они не подвергали себя бесцельному риску на море.

— Мы договорились, — лаконично ответил комбриг.

* * *

Младший командир Лон Бусан, как и положено, начал осматривать бухту Белаю в мощный морской бинокль, как только дистанция до берега сократилась до 4 миль. Вначале, на фоне маленькой игрушечной рыбацкой деревушки со старыми лодками, стоящими у сколоченных тяп-ляп деревянных причалов, опытный глаз младшего командира выделил четыре подозрительных пятна цвета хаки. По мере сближения становились различимыми контуры боевых квадроциклов-амфибий с реактивными минометами на турелях. Комитет по встрече… Еще немного — и Лон Бусан, не без удивления узнал офицера, с несколько демонстративным легкомыслием сидящего на капоте одного из квадроциклов. Они встречались совсем недавно, на берегах Новой Гвинеи. Наличие этого офицера здесь, на Атауро, уже проясняло ситуацию…

Катер ткнулся бортом в хлипкий деревянный причал, и кхмерский командир легко перепрыгнул на настил, быстрым шагом вышел на берег и протянул руку офицеру.

— Здравствуйте, хоп-командор Винни.

— Здравствуйте, младший командир Лон Бусан. Мир тесен, ага? Ну, давайте будем знакомиться. Это чек-командор Зорро, он вам известен по Западной Новой Гвинее, Хитивао, а это — мастер-пилот Сиггэ.

— Так, — Лон Бусан кивнул и представил двух своих спутников, — Это представитель революционного правительства Тимор-Лесте, товарищ Хомбре Оже, а это младший командир Суок Тсом.

— Замечательно, — сказал Винни, — Ну, что? Сначала маленькая экскурсия, а потом официальный визит к мэру Хаамеа, а?

— Это хорошая программа, — согласился Лон Бусан.

— Мы любим гостей, — Винни улыбнулся, — что хотите посмотреть? Авиация, флот, артиллерия, амфибийная мото-техника, системы слежения и перехвата?

* * *

Экскурсия вместе с официальным визитом заняли практически весь световой день, поэтому посланцы Социалистического Тимора докладывали комбригу Ним Гоку, адмиралу Ройо Исо и доктору Немо о результатах уже на закате.

— Военный контингент на Атауро невелик, — начал Лон Бусан, — Я уверен, что его численность менее двухсот бойцов. Но они обеспечены мощной боевой техникой. Особенно существенна авиация. Она состоит из легких многоцелевых самолетов, способных совершать быстрые рейды, и тяжелых летательных аппаратов, которые способны наносить массированные артиллерийские удары. Имеется также легкая амфибийная техника, выполняющая функции мобильной артиллерии, и несколько мобильных РЛС, которые сканируют воздушное и морское пространство в радиусе приблизительно полста миль. Это одна сторона из двух.

— Ясно, — Ним Гок кивнул, — А вторая сторона?

— Вторая сторона, товарищ комбриг, это происхождение контингента. Тот офицер, который нас встретил, мне известен. Он контролировал вывод наших десантных подразделений из Западной Новой Гвинеи.

— Атауро захвачен армией западных папуасов? — уточнил Ройо Исо.

— Да, товарищ адмирал. Это формирование «CSAR Hybird». Кроме них имеются небольшие контингенты из Восточного Папуа, и из Меганезии.

— Это соответствует нашим данным, — заметил доктор Немо, — Мы уже выяснили, что Кайемао Хаамеа, мэр Атауро — меганезиец. Хаамеа — военно-аристократический род, происходящий из юго-западного сектора бывшей Французской Полинезии.

— В Меганезии существует потомственная военная аристократия? — с чуть заметным удивлением спросил комбриг, — До сих пор я считал, что Меганезия — страна анархо-социалистической ориентации.

Доктор Немо сосредоточенно повертел в руках карандаш.

— Не все так однозначно, товарищ Ним Гок. Социальные отношения в Океании выходят далеко за рамки стереотипов, принятых европейско-американских политологической школой и требует иных подходов. Но эти отношения вполне объяснимы исходя из здравого смысла. Тебя не удивит наличие в социалистической стране потомственных фермеров, или металлургов, или преподавателей, или инженеров.

— Да, — согласился кхмер, — Это рабочие профессии, и нет ничего плохого, если они передаются из поколения в поколение. Это не противоречит учению Ленина-Мао.

— В некоторых провинциях Меганезии и Папуа, — сказал Немо, — военно-гражданский правитель небольшого атолла или острова — это тоже рабочая профессия.

— Эксплуататорский класс не может быть рабочей профессией, — заметил Ройо Исо.

Хомбре Оже, по обыкновению, молча крутивший в правой ладони буддистские медитативные шарики, лаконично ответил.

— Поэтому они не эксплуататоры.

— Правитель-аристократ это всегда эксплуататор, — возразил адмирал, — У него есть привилегии, и он систематически обирает подданных.

— Двадцатая часть их дохода, — ответил Оже, — Зарплата правителя по обычаю.

— Кто помешает ему забрать третью часть, или две трети? — спросил Ним Гок.

— Табу, — сказал Оже.

— А привилегии? — напомнил Ройо Исо.

Оже качнул головой из стороны в сторону, что означало: нет. Ним Гок задумчиво посмотрел на свои ладони, как всегда делал, столкнувшись с необычной задачей, и поинтересовался:

— Как долго существует этот аристократический род?

— Три тысячи двести лет, — ответил Оже, — Приблизительно.

— Мне понятен принцип, — объявил комбриг, — Но надо знать больше. Хомбре Оже подготовь подробное досье на этого человека, Кайемао Хаамеа. Через два часа.

Хомбре Оже качнул головой вверх-вниз, что значило: да.

* * *

Муссонный ливень, обычный для этого сезона на Тиморе, начался около полуночи, продолжался всю ночь, и утром стало ясно, что он продлиться еще довольно долго. Длинные струи воды лениво падали со светло-серого неба на темно-серое море, не успевая по дороге даже толком разбиться на капли. С каменистых холмов Атауро скатывались маленькие новорожденные горные речки, тащившие в море кучи веток, листьев и разнообразного природного и аграрно-техногенного мусора.

Pueblo-militar (военный городок), возникший позавчера на юго-восточном берегу, в районе Виа-Койн, южнее туристического и делового центра Eco-Village, состоял из шатров «tipi», поднятых над грунтом на легких квадратных столах-платформах на трубчатых ножках. Самый древний и самый верный способ избежать подтопления. Коническая форма шатров, в сочетании с гидрофобным материалом, обеспечивала отсутствие протекания сверху. В общем, ливень не создавал особых неудобств для военного контингента Атауро… Вернее, для той части контингента, которой не приходилось по какой-то причине торчать под открытым небом.

Четверо молодых людей, собравшихся на надувном понтоне, временно заменяющем пристань около одной из групп шатров, очевидно, относились к той части военного контингента, которой в этом смысле не повезло. Обстоятельства требовали…

Все четверо — полинезиец, латино-океанийский креол и две папуаски — были одеты в одинаковые килты флотского образца и накидки с эмблемами «CSAR Hybird». Около понтона стоял маленький катамаран-глиссер, раскрашенный морским камуфляжным узором и снабженный малокалиберным 6-ствольным пулеметом на носовой турели. Сторонний наблюдатель подумал бы, что это какой-то дополнительный патруль, назначенный в связи с погодными условиями, но если бы он услышал разговор…

Та из папуасок, что была постарше и покрепче сложена, вытянула губы, трубочкой, фыркнула, сдувая с кончика носа каплю дождевой воды, затем бросила взгляд на ближайший к причалу шатер, и произнесла:

— На Эскориал это не тянет.

— Хэй, Алул, на что это не тянет? — переспросила вторая папуаска.

— Эскориал, — повторила первая, — Читай «Хроники капитана Блада», Чуки.

— Типа, называется, ответила, ага, — пробурчала младшая.

— Эскориал это дворцовый комплекс в Мадриде, — объяснил полинезиец.

— Мадрид это в Таиланде? — попробовала угадать Чуки.

— В Испании, — поправил он, — В Европе, ближе к восточному берегу Атлантики.

— Далеко… — оценила она, — Кай, а ты там был?

— В Испании был, в порту Бильбао. А до Мадрида… Времени не хватило.

— Я был в Эскориале, — проинформировал креол, — Так, ничего, особенного.

— Уау! Оури, а что ты там делал?

Креол пожал плечами.

— Так, посмотрел. Для общего развития. Говорили, что, типа, 8-е чудо света.

— Очень большая хреновина? — спросила Чуки.

— Не особенно, — Оури снова пожал плечами, — Стандартный авианосец US-fleet представляешь? Эскориал в длину на треть меньше, а в ширину втрое больше.

— Пфф, — фыркнула она, — тогда чего смотреть?

— Типа, архитектура, — пояснил он, — моя третья профессия.

— Дворцовая архитектура, — произнес Кайемао, глядя на тот же самый шатер, — у нас выглядит несколько скромнее. Хотя, по-моему, достаточно оригинально.

Шатер отличался от остальных tipi наличием дополнительного полусферического надувного купола, серого с серебристым оттенком. Размером купол был примерно с легковой автомобиль. Со стороны моря на нем имелась надпись «Fare te ariki-foa», выполненная ярко-зеленой краской, довольно аккуратно (если смотреть издалека).

— Мне нравится, — добавила Чуки, — …В смысле, на первое время.

— Кстати, — сказал Оури, — Давай, я вам потом нарисую нормальный проект? Я почти полгода ничего толком не рисовал. Даже соскучился по этому делу, прикинь?

— Давай! Я даже тебя обедом накормлю, чтобы не на халяву.

— Нас, — уточнила Алул, — Мы с Оури с позавчерашнего дня обедаем вместе.

— Aita pe-a, — согласилась Чуки, — Так даже веселее.

Кайемао Хаамеа негромко хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание.

— Значит, так. Оури, Алул, еще раз объясняю задачу. Во-первых, выйти на дистанцию уверенной видимости с катером Ним Гока и дать нам радиотелекс «i-see-target». Во-вторых, подать ему световой сигнал, и дождаться ответа. Если ответа не последует в течении четверти минуты, то дать радиотелекс «link-fail», затем развернуться и идти назад. Если световой сигнал будет вовремя, то дать радиотелекс «meet-ok», и затем, сопроводить катер сюда. Особый случай: катер гостей или экипаж, или вооружение, отличается от заявленного. Если вы в какой-то момент это обнаружили, то должны немедленно дать радиотелекс «it-s-foe», и уходить в порт Белаю. Вопросы есть?

— В особом случае оружие применять, или как? — спросила Алул.

— Только для самозащиты, — ответил Хаамеа, — В этом особом случае, ваша задача: радировать и смыться. А дальше минометчики без вас решат проблему.

— Вопросов больше нет, — сказала она.

— Вопросов не имею, — добавил Оури, — Приступать?

— Да. И аккуратнее там.

Пара согласованно заняла места в глиссере, и через несколько секунд, легкая машина почти беззвучно рванулась с места и исчезла в серой пелене дождя…

— Чуки, у нас минут двадцать на подготовку, — сказал Хаамеа, глянув на часы.

— В смысле, переодеться и сварить какао? — уточнила она.

— …И подумать, не забыли ли мы про что-нибудь важное, — добавил он.

* * *

В серьезных ситуациях, младший матрос Чуки Буп имела привычку думать вслух, и сейчас она занялась этим ответственным делом, как только шагнула внутрь tipi через треугольный проем, закрывающийся клапаном.

— Я думаю так! — объявила она, сбрасывая накидку, расстегивая липучку на килте и развешивая все это на крючочки, рядом с вентиляционным отверстием, — Ним Гок отправил разведку, и она доложила, что атаковать нас нереально. Тогда он подумал: наверное, надо договариваться. Но о чем? Если бы просто о границе, то зачем ехать самому? Лучше отправить кого-то, кого не жалко если что! А он рискует и едет сам, потому что хочет говорить о чем-то, что не должны знать, кто попало. Так?

— Пока логично, — согласился Кайемао, — мы об этом уже говорили.

Он успел сменить накидку и килт на форменные шорты и рубашку «CSAR Hybird» с нашивками ваи-командора (офицера, командующего боевым кораблем 3-го ранга в автономных операциях), и сейчас пытался справиться с пуговицами. Их было всего четыре, но очень непривычных: в виде гантель, пролезающих в петлю лишь в одном положении. Любовь папуасов к пуговицам всегда была для него загадкой…

— Пока мы решили так! — продолжила Чуки, — Ним Гок знает, что ты король, и хочет говорить, как лидер с лидером, глаза в глаза, и узнать, кто сильнее. Это такой ритуал, который не терпит никого рядом. Кроме меня конечно. Я не в счет.

— Именно так, — снова согласился он. Согласно диспозиции Чуки (одевшаяся в одну набедренную повязку) должна была играть роль девочки на побегушках, которая занимается кухней и прочим бытом, и ничего не понимает в серьезных разговорах.

Младший матрос кивнула, артистично изобразила на лице искренне-добродушную туповатую улыбку, и стала рассуждать дальше.

— …Мы думали так! Этот ритуал имеет смысл, только или если военные силы почти равны, или если вдруг противостоящий командир окажется безвольным, и тогда его можно победить меньшей военной силой. Ним Гок знает: у нас достаточно военной техники, чтобы заколбасить его бригаду вместе с его авиа-группой и группой флота. Остается второе. Он надеется, что у тебя проблемы с волей. Но я думаю, Ним Гок не рассчитывает на это. Он опытный командир, так что 20 фунтов против хвоста дохлой селедки: он знает про тебя не намного меньше, чем ты знаешь про него.

— Тогда зачем этот театр типа «поговорим как вождь с вождем»? — спросил Хаамеа.

— Затем же, зачем и в сказке про собак и кускусов, — ответила Чуки, насыпая какао в котелок и наливая туда воды.

Кайемао Хаамеа развел руками.

— У нас такой сказки нет. Типа, другой фольклор.

— Я тебе потом расскажу, — пообещала она, — А сейчас чисто по смыслу. Вождь может уступить другому вождю только если никто не знает. Иначе получится как это… Ну, фигня, из-за которой самураи делали харакири.

— Потеря лица? — догадался он.

— Уау! Точно! Ним Гок смотрит объективно и видит, что надо кое в чем уступить. Но терять лицо ему нельзя. Поэтому — театр для вождей с глазу на глаз.

В кармане рубашки пискнул мобайл, информируя о полученном сообщении. Когда Кайемао достал его, раздался повторный писк. На экране высветились две коротких кодовых фразы: «i-see-target» и «meet-ok».

— Все идет нормально, — сказал он, — Чуки, а как, по-твоему: какие уступки Ним Гок считает важными для нас, и что он хочет выгадать, сделав эти уступки?

— Ну, ты спросил… — протянула она, — …Знаешь, что я думаю? Ним Гок считает: есть общие проблемы для тиморских комми и для атаурцев. Как бы, это выгоднее решать вместе. Но атаурцы… Я имею в виду, условные атаурцы… Ну, ты понял… Не будут совместно ничего делать с режимом, при котором хабитантов колбасят, как куриц на празднике Уунгура, Змея-Радуги. Я думаю, разговор пойдет о чем-то таком.

— Сюрприз… — задумчиво произнес Кайемао.

Чуки помешала большой алюминиевой ложкой содержимое котелка, потом почесала пятерней жесткие волосы, превратив их из аккуратной шапочки в инсталляцию типа «воронье гнездо» и, несколько неуверенно произнесла:

— Ним Гок, конечно, отморозок, но для него это не главное.

— Хэх… А что для него главное?

— Помнишь, Кай, ты мне рассказывал про своего дедушку, Руанеу. Что для него было главное, когда он стал править островом Рапатара?

— Тут даже нечего сравнивать! — заявил Кайемо, — Дедушка Руанеу всегда хотел только одного: благополучия для rapatara-foa, сегодня, и в будущем. Когда он взял власть на Рапатара, за четверть века до Алюминиевой революции, там была нищета, как…

— …Как на Тиморе, — подсказала Чуки, — И, чтобы что-то изменить, надо было сначала выставить кое-кого за дверь. А кое-кого вообще зачистить. Так, ага?

— Так. Но у дедушки Руанеу была светлая голова. Никакой херни типа: все отнять, всех загнать в колхоз, и все поделить через жопу…

— Есть люди, — многозначительно сказала она, — Которые делают херню потому, что им нравится делать херню. А есть люди, которые делают херню только потому, что их не научили делать по-человечески. Разные вещи, ага?

— А есть люди, — в тон ей заметил Кайемао, — которые делают херню потому, что они уверены: так надо. Вот надо, и все. Таким только пулю в лоб.

— Надо еще разобраться, почему они уверены, — начала Чуки, а затем, глянув в широкое круглое окно, затянутое полиэфирной пленкой, проинформировала, — Там катер и наш глиссер уже подходят к причалу. Типа, сейчас все увидим.

* * *

Небольшое кафе в Eco-village, при фольклорной кукольной фабрике и мини-отеле состояло из двух ярусов: нижний — побольше (с площадкой-дансингом), верхний — поменьше (с балконом — обзорной площадкой). Сегодня с самого утра на лестнице, ведущей с первого яруса на второй висела табличка «Зарезервировано. Банкет». Не вешать же табличку «рабочее совещание штаба вооруженных сил» (как справедливо заметила по этому поводу Элвира Лабриа, замещавшая администратора). Штатная администрация испарилась 1-го марта, когда красные кхмеры вторглись на Тимор и, кажется, не собиралась возвращаться. Полдюжины австралийских туристов, которым никто ничего толком не объяснил — остались. Бросить их без обслуживания было немыслимо для таких гостеприимных людей, как атаурцы. Плюс — появился военный контингент, свободная смена которого нуждается в культурном отдыхе, а иногда — в площадке для совещаний. Вояки платят полновесными меганезийскими фунтами или папуасскими кинами. Почему бы их не обслуживать? Дело не хитрое…

Утром 3-го марта на втором ярусе кафе собрались четверо участников банкета: тан-командор Курр, хоп-командор Винни (он же — суб-лейтенант Уфти Варрабер), мастер-пилот Сиггэ Марвин, и всего час назад прилетевший с острова Рапатара Крис Проди, генеральный консул короля Лимолуа Хаамеа. За столом обсуждались два главных вопроса: организация военного и гражданского развития территории и вероятные взаимоотношения с соседями — прежде всего, с Соц-Тимором.

Выслушав краткие сообщения Курра и Винни, генеральный консул покачал бритой головой и хлопнул крепкой ладонью по столу.

— Вот что я вам скажу, парни. Красным сейчас не до того, чтобы атаковать Атауро. Название «Тахрир» вам ничего не говорит?.. Понятно. Вы еще не в курсе. Объясняю. «Тахрир» — это индонезийские исламисты. И вчера вечером их мулла Али Мартази произнес речь про неверных и джихад, и началась мобилизация их боевиков под руководством некого Касима Хайруддина, так что до войны осталось недели две.

— Я не врубился, против кого джихад, — подал голос тан-командор Курр.

— Против Красных кхмеров, — пояснил Крис, — Если вы помните, они недавно были на гастролях на Калимантане. В результате перестал существовать исламский султанат Бруней, а количество живых мусульман уменьшилось на шестизначное число.

— Ситуация… — буркнул Винни-Уфти.

Крис, соглашаясь, кивнул и продолжил:

— Сейчас, по данным из компетентных источников соц-тиморское правительство с понятным энтузиазмом заключает контракты на закупку оружия. Они начали в 7 утра, подписались уже на полмиллиарда долларов поставок из нескольких стран ЮВА.

— А почему они не покупают у наших? — удивился Сиггэ, — Между прочим, я вчера показывал их полпредам рэптор «Abris». Такие петли крутил в воздухе! Они кивали, засранцы: типа классно! Нравится! А покупают хрен знает у кого. Даже обидно.

— Прикинь, — сказал Винни, — Они покупают только по проверенным каналам. У них существовал с нашими хороший канал, через старших офицеров INDEMI, но из-за судебного разбирательства, этот канал кажется кхмерам ненадежным. Короче, наши пролетают мимо денег. Не судьба. И мы здесь тоже из-за этого подвисли. Действуем, согласно инструкции, исходя из собственного понимания обстановки.

— Скорее всего, — предположил Курр, — красные теперь будут искать военного союза с Атауро, или, по крайней мере, добиваться гарантий, что мы не ударим им в спину.

— Кстати, foa, — задумчиво произнес Сиггэ, — А где гарантии, что исламисты со своим гребаным джихадом не полезут сюда?

— 20 фунтов против ложки селедочной чешуи, что полезут, — ответил Винни, — Мне ли исламистов не знать?

Рапатарский генеральный консул снова кивнул.

— Я к этому и веду парни. Надо комплектовать дополнительные силы и вооружаться.

— Против этой шпаны справимся и тем, что есть, — возразил Курр.

— Ты кое-чего не учитываешь, бро, — заметил Винни, — У индонезийских исламистов контакты в Джакарте: в штабе флота, в правительстве, и в парламенте. Как учит нас политология, красные в данном случае, это наши естественные союзники.

— …Хотя они тоже не подарок, — проворчал тан-командор..

— …Однако, — договорил Винни, — они нуждаются в нас больше, чем мы в них.

— Кроме того, — веско сказал Крис, — на красных можно сделать неплохие деньги. Мы, разумеется, не сможем сходу вписаться в их заказы на вооружения, но им нужны и гражданские машины. Вы в курсе, что красные, параллельно с подготовкой к войне, начинают аграрно-постиндустриальную модернизацию?

— Постиндустриальную или до-индустриальную? — с сомнением, переспросил Курр.

Крис собирался что-то ответить, но тут по лестнице на второй ярус, как чертик из коробочки, выскочила Чуки Буп, мокрая с головы до ног, босиком, одетая только в пеструю яркую набедренную повязку.

— Aloha foa! А хавчик вы уже заказали? Жрать хочется… Я тут пробежалась, типа, в порядке физкультуры… Уау! Крис! Классно! Обалдеть! Ты уже здесь!?

— Я уже здесь, — подтвердил он, — А почему ты устроила этот марафонский бег?

— Какой, на фиг, марафонский? Тут чуть больше полумили. А устроила потому, что спалилась. Главное: непонятно, на чем!

— Как именно спалилась? — поинтересовался Винни-Уфти.

— Я же говорю: непонятно, — ответила она, вышла на балкон, сняла свою набедренную повязку и энергично выжала, — …foa, есть здесь что-нибудь типа lavalava?

— По-моему, вот это в самый раз, — сказал Сиггэ и передал ей узорчатую хлопковую салфетку размером с небольшое полотенце.

— Mauru, bro… — Она завернула на себе салфетку, а набедренную повязку повесила на выступающую рейку стропил навеса, — …Так вот, я играла по-любому не хуже, чем бразильские профессионалки в своих сериалах… По ходу, этот комми очень хитрый. Примерно как поющая собака в джунглях. А как, все-таки, на счет хавчика?

Тан-командор Курр кивнул в знак искреннего понимания, встал, подошел к проему лестницы, ведущей на первый этаж, крикнул:

— Элвира! А можно заказать завтрак? У нас девушка в стадии голодного истощения!

— Никаких проблем! — крикнула снизу Элвира Лабриа, — Надеюсь, ей подойдет тот австралийский завтрак, который сейчас делается для туристов?

— Отлично подойдет! — крикнула Чуки, — Главное, чтобы его было много!

— Может быть, вы все позавтракаете? — спросила Элвира.

— Спасибо, сеньорита! — ответил Курр, — Мы завтракали на полевой кухне, но мы с удовольствием выпьем крепкого кофе с какими-нибудь булочками.

— Ясно. Никаких проблем! Все будет через десять минут.

Генеральный консул повернулся к Чуки и поинтересовался.

— Что ты имела в виду, когда сказала о поющей собаке?

— Ну, в нем что-то такое есть. Он дикий, хитрый и непонятный, хотя может казаться простым и дружелюбным. Как эта дикая собака, которая живет в горных джунглях, и никто не знает, на кого она будет охотиться в следующий раз.

— А мой дед верит, что эти дикие собаки разговаривают пением, — многозначительно добавил Курр, — и что в них вселились духи предков, строивших большие каменные колодцы. Я сам в это не верю, но мой дед просто так болтать не будет.

— Foa, давайте без мистики, — предложил Винни-Уфти, — Вернемся к нашим селедкам. Точнее, к Ним Гоку и его команде. Чуки, ты же продержалась часть разговора, ага?

Младший матрос Буп утвердительно кивнула.

— Я, как бы, крутилась по хозяйству, и держала ушки на макушке. Сначала было про статусы. Ним Гок сказал, что красные пришли на Тимор навсегда. А Кай, конечно, ответил, что мы тоже пришли на Атауро навсегда. Ним Гок это воспринял, типа, с пониманием. Взяли карту, разметили границу. Потом, Ним Гок закинул удочку про потерю связи «со старшими товарищами в Океании». Так он выразился. Кай на это ответил, что мы и сами по себе неплохо устроились. Типа, друзей у нас много, и в Папуасских землях, и в Океании, где острова наших родичей. А то, что у INDEMI проблемы в суде, так это в Меганезии бывает каждую тысячу дней. Ничего такого. Дальше, само собой, разговор зашел про херовых соседей. Про исламский западный Тимор и про индонезийский «Тахрир». Ним Гок повел к тому, что скоро война и что атаурцы с красными тиморцами, типа, в одной лодке. Тогда Кай сказал: у нас общие враги, но разные цели, так что, будем говорить не про одну лодку, а про договор о действиях против агрессоров. Других общих целей у нас пока не наблюдается.

— Жестко мой племянник формулирует ответы, — с сожалением заметил Крис.

— А не фиг строить гнилые заходы, — сказала Чуки, — Сначала они полезли с морским десантом, а теперь набиваются в друзья. Ага, щас.

— Что ответил Ним Гок? — поинтересовался Винни.

— Ну, он спросил: может быть, Кай — принципиальный противник коммунизма? Кай ответил: в смысле коммунизма — не принципиальный, но в смысле заложников, или концлагерей, или рабов, или еще всякого такого — очень принципиальный. Ним Гок выслушал это, и говорит: надо поставить точки над «i» в вопросе о целях партии Народного доверия — компартии Восточного Тимора, чтобы товарищ Кай не верил сообщениям лживой империалистической пропаганде, которую распространяют продажные западные масс-медиа. Это было дословно так, и я запомнила.

Сиггэ Марвин оживился:

— Hei foa! Давайте я по-быстрому сбегаю за кем-нибудь из наших комми? Ну, тех элаусестерцев, которые не на вахте. Оценим что там за цели у этой партии.

— Нечего оценивать, бро, — Чуки похлопала пилота по плечу, — Меня на этом самом моменте выпихнули, прикинь?

— Выпихнули? — переспросил тан-командор Курр.

— Типа, да. Ним Гок так посмотрел на меня, потом на Кая, а потом сказал: Типа, мы слишком надолго отрываем молодого бойца. Ему надо не наливать нам какао или раскладывать печенье, а заниматься боевой и политической подготовкой. Как он догадался — хрен знает. По ходу, хитрый, как поющая собака. Это я уже говорила.

* * *

…Над лестничным проемом возникла улыбающаяся физиономия молодого парня, атаурца, а затем — он весь, с двумя металлическими подносами. На первом из них находились чашечки с кофе и блюдца с горячими булочками, а на втором — завтрак в австралийском стиле.

— Уа-уа! — воскликнула Чуки, — Как я хочу жрать! Вот это мне!

— Приятного аппетита, — немного растерянно сказал парень, внезапно обнаружив, что второй поднос, как бы сам собой, исчез с его левой ладони.

— Mauru-roa, bro! — ответила она, сходу вгрызаясь в сэндвич с яичницей и беконом.

— Obrigado, amigo, — добавил Винни-Уфти, с такой же ловкостью освобождая парня от второго подноса, — Ты бы мог просто свиснуть снизу, и мы бы сами спустились и все принесли. У вас тут и так рук не хватает, ага?

— Да, — согласился тот, — Многие испугались красных кхмеров. Сразу уехали.

— Зато вам достался хороший бизнес, — заметил Курр, — Меньше людей — больше доля.

— Может, и так, — согласился парень, забирая подносы, содержимое которых уже перекочевало на стол, — Но рук действительно не хватает. Побегу вниз…

Он, действительно почти бегом, исчез в лестничном проеме… А еще через секунду раздался его истошный вопль и звон упавших подносов.

— Joder! — буркнул Винни, — аккуратнее надо.

— Пошли, поможем, вдруг он ушибся, — предложила Чуки.

В этот момент атаурец, с почти побелевшим от ужаса лицом, выскочил, как пробка, обратно из лестничного проема и метнулся в дальний угол помещения.

— Что за херня? — удивился Крис Проди. Все остальные отреагировали молча: как на тренингах «ведение боя в замкнутом пространстве». Они четко распределились по площади яруса, разобрав сектора обстрела. Пистолет-пулеметы «Vixi» в руках, и уже сняты с предохранителей. Готовность к открытию огня согласно обстановке.

— Там!.. Там…! — парень-атаурец тыкал пальцем, в сторону проема.

— Ребята, — раздался снизу спокойный голос Кайемао Хаамеа, — Уберите пушки, все спокойно. Это мы с комбригом Ним Гоком.

43

Дата/Время: 02.03.24 года Хартии. Утро.

Место: Борт яхты «Lone Star».

Ист-Кирибати, Атолл Тероа.

Яхта «Lone Star» цивилизованно вошла на малой скорости в подковообразную лагуну Тероа по осевой линии, и теперь до дальнего берега было около мили, а дуги подковы окружали яхту с обеих сторон. Одна дуга представляла собой голую песчаную косу, на которой располагались последовательно:

— Несколько квадратных прудов, рядом с которыми стояли аляповатые металлические башенки, похожие на большие самогонные аппараты (каковыми они и являлись).

— Ярко-оранжевый цилиндр на ножках (микро-АЭС производства «Bikini-fuega»).

— Группа блестящих ангаров, пирсов и открытых площадок с мобильной техникой.

Чатур Раджхош, находившийся (как и остальными пятеро пассажиров) на обзорном мостике яхты, мгновенно развернулся в сторону ангаров, настроил бинокль и начал разглядывать упомянутую технику с все возрастающим интересом.

— Древнеиндийские виманы есть? — весело спросила Хики.

— Нет, — отозвался он, продолжая смотреть в бинокль, — Но я вижу несколько легких самолетов времен Второй мировой войны… Кажется это работающие копии…

— Конечно, они работающие, — вмешался Кортвуд, — Это фабрика Оохаре Каане, я вас познакомлю сегодня же и, я уверен, что он покажет вам все это вблизи.

— Ты хорошо его знаешь, Лайон? — уточнил индус.

— На Тероа все хорошо знают всех, — Кортвуд улыбнулся, — Это маленький атолл. Его центральный поселок, кстати, с противоположной стороны.

— Да? — переспросил Раджхош и развернулся на 180 градусов.

— Не совсем с краю, а ближе к середине, — уточнил американец.

Вторая дуга подковы была более широкой. Ее покрывали заросли низкорослых пальм и кустарника, среди которых, со стороны лагуны, виднелись невысокие постройки самой разнообразной формы. В лагуну выходили узкие полоски пирсов, некоторые из которых были частично прикрыты навесами, иногда — в форме остроконечных шляп или пагод.

— Я знаю это место по видео, — сообщила Джой, указывая на группу пирсов украшенную маленьким зеленым аэростатом с ярко-желтой надписью. Глядя в бинокль, можно было прочесть, «E9. Cambus staff», — …Нам сюда, верно?

— Наш кэп туда и разворачивается, — проинформировал Ишвар Аванти, и добавил, — Мне давно хотелось непосредственно познакомиться с нашими… Не знаю, как сказать.

— Очень близкие партнеры, — предложил свою версию Кортвуд.

— По-моему, — сказала Джой, — Это называется: «друзья».

— Да, — он кивнул, — Но в бизнесе слово «друзья» звучит двусмысленно.

— У наших итало-креолов, — вмешалась Ниу, — есть такое выражение: «друзья друзей». Означает: «мафиози из моего клана». Смешно, ага!

Кортвуд неопределенно качнул головой. За последние полгода, по TV несколько раз употреблялось выражение «Тихоокеанская таблеточная мафия» применительно к калифорнийской корпорации «Atlink» и индийской фирме «Rinbax», а также лично к Кортвуду и Аванти, и заодно к доктору Джерри Винсмарту. Когда в ноябре Fox-News назвала Лайона Кортвуда «крестным отцом обезьянолюдей», это его даже не удивило. Консервативная пресса упорно называла «homo erectus» устаревшими терминами «обезьяночеловек» и «питекантроп», видимо, чтобы психологически усилить главное публичное обвинение против Кортвуда: обвинение в том, что он специально размывает границу между ветеринарными и медицинскими методами, чтобы выловить миллиарды долларов из этой пограничной неразберихе между животными и людьми.

Заявления консервативной прессы, о том, что эректусы — это «наполовину обезьяны», с точки зрения Лайона Кортвуда были не более, чем PR-ходом конкурентов, но Джой в какой-то момент предложила: «Лайон, поставь себя на минутку на место девчонок, для которых это родные дети». Под девчонками понимались Санди Рэндолф и Келли Клай, которые, с точки зрения юстиции США являлись «суррогатными матерями клонов ископаемых человекообразных существ». Мужья Санди и Келли, меганезийцы Акела Роджер и Спарк Валентайн, с предельным безразличием относились к таким фразам в прессе, но Келли и Санди, родились и выросли в США и жили там до прошлого года. Нельзя было ожидать от них такого же психологического иммунитета… Взглянув на положение дел с этой позиции, Кортвуд серьезно обеспокоился и, стал действовать по своему любимому принципу «лучшая оборона — это нападение». Он вышел на весьма влиятельную в приполярном атлантическом регионе «Неандертальскую партию». Эта партия громко заявила о себе в Канаде, Исландии и Скандинавии, а в Гренландии она получила 40 процентов мест в парламенте — фолкентинге, фактически став правящей.

PR-пляски консерваторов вокруг дилеммы «обезьяна или человек» и оскорбительные высказывания в адрес доисторических представителей рода «homo» (к которому, как известно, относятся и эректусы, и более поздние неандертальцы) действовали на современных «неандертальцев» как красная тряпка на быка. Неандертальская партия выступала за «восстановление качества человеческого общества, деградировавшего в период временного упадка неандертальской культуры в приполярном ареале».

Достаточно было установить первый контакт, и «палеолитическая дружба» между «эректусами» и «неандертальцами» вспыхнула, как степной пожар. Вскоре Келли реализовала свою мечту: спеть на эстраде для широкой аудитории (по телемосту Кюджаллек — Тероа, в паре с гренландкой Кари Лейв). А Санди, известная своими познаниями в ремесле хакера, занялась «политико-аналитической работой». Это словосочетание означало, попросту: поиск компромата на лидеров гренландской консервативной оппозиции. Успехи в этой области были достигнуты так быстро, и оказались столь значительны, что Кортвуд не мог отделаться от мысли, что Санди получает от кого-то информационные пасы… Впрочем, какая разница.

Кортвуд к месту вспомнил свой недавний визит в столицу Гренландии, город Нуук. Вообще-то он приехал на переговоры о снабжении новыми аптечками служащих базы ВВС США в Туле (по-гренландски — Канаак), но заодно попал на слушания по поводу очередной акции «Neanderthal Shelter» — программы защиты детей от насилия…

…Джой похлопала его по плечу, возвращая в «здесь и сейчас».

— Лайон, ты бы тоже помахал девчонкам рукой.

— А? Что?

— Нас встречают… — она показала рукой прямо по курсу.

На квадратном мостике, поднятом над пирсами «E-9» на высоту примерно полтора человеческих роста, наблюдались две эмоционально жестикулирующие фигурки существенно разного телосложения и стиля одежды. Первая — молодая афро, носила только короткий пятнистый папуасский килт, состоящий, в основном, из навесных карманов. Вторая — примерно ее ровесница, но белая (а с учетом местных условий — светло-коричневая), и сравнительно худая, была одета в модный у местных юниоров комбинезон-фартук «ere-style» (радикально облегченный аналог майки и шортов).

— Это как раз Келли и Санди, — пояснил Кортвуд для Раджхоша.

— Симпатичные девушки, — откликнулся индус, — …Мне кажется, Лайон, ваши ребята довольно скромно устроились, с учетом их денежного состояния.

— Нормально устроились, — возразила Хики, — главное: креативно, и места много.

Fare (океанийский коттедж) начинался прямо от трех параллельных пирсов. Терраса первого накрывала пирсы почти до середины, образуя навес и балкон второго яруса. Правое и левое крыло коттеджа представляли собой почти самостоятельные корпуса, построенные в разном стиле. Один напоминал латиноамериканское колониальное бунгало, другой выглядел, как сицилийский деревенский дом, воспроизведенный архитектором, привыкшим работать по принципам ультра-техно. В комплексе, fare производил впечатление чего-то довольно древнего, и начавшего строиться в эпоху бамбука и веревок, а достраивавшегося в эпоху алюминия и стеклопластика.

* * *

Через час, теплая компания из пассажиров и экипажа «Lone Star», четверых взрослых хаусхолдеров «E-9», и четверых детей, обосновалась в «сицилийском» крыле дома на «дозорной башне»: круглой легкой площадке под навесом-зонтиком, вынесенной на дюралевой опоре над мансардой. Отсюда, с высоты около восьми метров, открывался замечательный вид на весь атолл Тероа (на котором, как и на большинстве атоллов, максимальное естественное возвышение ландшафта не выходило за пределы четырех метров над уровнем моря). На башню вел трап из мансарды, а спуститься с нее вниз можно было двумя путями: медленно — по тому же трапу, либо быстро (со скоростью свободного падения) — с узкого мостика-консоли, выступающего над искусственной квадратной заводью — бассейном. Акела Роджер (худощавый англо-креол) и Спарк Валентайн (плотно сложенный таитянин или сильно загорелый спано-креол) тут же продемонстрировали, что маршрут мостик — бассейн совершенно безопасен. Затем, в торжественной обстановке (в смысле — под видеозапись для истории) гостям дали возможность потискать четырехмесячных эректусов. Уолт и Ксена, Блэйд и Фелиси, казались абсолютно неразличимыми парами. Санди и Келли признались, что в ноябре рисовали цветным маркером литеры на попах киндеров, чтобы не перепутать, кто чей, однако, теперь дети стали (по словам Санди) «яркими индивидуальностями», и это исключало ошибки опознания. У всех «индивидуальностей» была шоколадная кожа, волнистые угольно-черные волосы и темно-янтарные глаза.

Понаблюдав за тем, как киндеры пищат, хихикают, улыбаются, хватают и бросают разноцветные надувные игрушки, переворачиваются, и даже ползают, «нативные» меганезийки пришли к общему мнению, которое высказала Лайм Зигерт.

— По ходу, зачетные маленькие англо-франко-креольские канаки.

— Почему англо-франко-креольские? — спросила Келли.

— Фокус в том, гло, — пояснила армейский спецтехник, — какими слогами они пищат. Конечно, есть универсальные слоги, но, в моменты крайнего неудовольствия, можно различить оттенки. Англо-креольские tama стараются воспроизвести слово «Fuck!», франко-креольские — слово «Joder!». Ваши tama используют первые слога от обоих вариантов. То же касается и положительных эмоций… Короче, принцип понятен.

Санди ткнула Акелу пальцем в бок.

— Я тебе говорила: не ругайся при детях. А ты, типа: «они еще не понимают»…

— Детям полезно знать всю содержательную лексику, — возразил он, — Так в теории.

— Отмазался, — со вздохом, констатировала Санди.

— На вид, ваши tama, как yasava-melano, — заметил Екен Яау.

— Это где? — спросила Келли.

— Это Вест-Фиджи, — сказал Спарк, — По ходу, Екен назвал ближайших похожих foa, потому что он сам фиджиец.

— Логика, — согласился стрелок-коммандос, и добавил, — А где тут бар? Я сейчас такой зачетный коктейль смешаю. Вы его точно не пробовали, я его только что придумал. Главное: он безалкогольный. В смысле, кормящим мамам тоже можно.

— Что, и без кофе, и без травки? — подозрительно спросила Санди.

— Если Екен говорит: можно, значит: можно, — авторитетно сообщила Лэсси Чинкл.

— Екен — лучший бармен спецназа, — гордо добавил капрал Додо Тат.

— Бар в том большом ящике, на котором сейчас сидят Хики и Ниу, — сказал Акела.

— Мы чувствовали, что там что-то есть, — заметила Хики.

Ишвар Аванти закурил сигарету и многозначительно заметил:

— В Меганезии, вещи очень часто кажутся не тем, чем являются.

— Это везде так, — возразил Чутур Раджхош, — Вот, «Lone Star». Нам казалось, что это нормальная яхта, а выяснилось, что галера рабовладельцев. Приключение…

— Приключение… — повторила Джой, — Мой муж притягивает приключения. Не спорь, Лайон. Ты нашел приключение даже в столице Гренландии, тихом, спокойном городе Нуук, где меньше 20 тысяч жителей. Но прилетаешь ты, и готово: огромный скандал.

— Милая, я не виноват, что там была полярная ночь, а это не сезон для туристов, и я оказался там единственным заметным представителем общественности США.

— Дорогой, я не говорю, что ты виноват. Ты это притягиваешь не нарочно… И вот, я включила CNN и увидела тебя в гренландском суде с этой шлепалкой в руках…

— Лайон классно смотрелся! — объявила Келли, — Это было такое шоу!

— Я не знаю этой истории, — сообщил Раджхош.

— О! — воскликнула она, — Лайон выступил круче, чем Эйб Линкольн! Все началось с девчонки из Алабамы. Ей 16 лет, ее зовут Нитани, и она сбежала из дома, чтобы не посещать школу, где ее били по закону этого штата от 1995 года. В половине штатов разрешено бить учеников в школе, а в половине запрещено. Разрешено на Юге, где у власти белые баптисты. Нитани нашла в Интернет, виртуальную тусовку «Снежные львы». Это, в основном, ребята — тинэйджеры, которые работают в заполярье.

— В заполярье нехватка персонала, — пояснил Кортвуд, — Имея 8 классов образования, нетрудно устроиться разнорабочим в Канаде, на Аляске, или в Гренландии.

Келли утвердительно кивнула и продолжила.

— …Эти «львы» нарисовали для Нитани план, как ей добраться до неандертальского убежища в Канаде. Оттуда неандертальцы перебросили ее в Гренландию. А девчонка, перед тем, как смыться, сперла в школе ту шлепалку, которой ее били по заднице, и предъявила гренландской полиции и то, и другое. Когда губернатор Алабамы прислал адвоката, гренландский суд захотел послушать мнение американской общественности. Лайон! Ты оказался самой зачетной общественностью в истории Америки!

— Если честно, — ответил он, — я просто озверел. Я никогда не интересовался, что там в штатах «баптистского пояса» со школьными правилами. И вдруг мне показывают эту подростковую задницу, и шлепалку. Я сначала подумал: это ракетка для пинг-понга. Потом рассмотрел: нет, не ракетка, а специальная штука для битья. На нее даже есть сертификат фирмы-производителя, с адресом и телефоном. Я спросил у адвоката из Алабамы: «Вы понимаете, что производство палок для битья школьников, это позор нации?». А он процитировал библию: «Не жалей розги для своего ребенка». Тогда я позвонил своему юристу, изложил ему суть дела, и сказал: «Иззи, сделай так, чтобы активисты этого бизнеса с задницами, получили проблемы на собственную задницу». Иззи ответил: «Если это массовое битье по заднице имело религиозный контекст, то можно использовать статью 6-c Международного положения о преступлениях против человечности». Судьям понравилась идея, и они постановили, что полиция должна подготовить список для оформления международных ордеров на аресты. В наш век компьютерных сетей, преобразования информации происходят быстро. Через час суд получил список членов Совета Штата по образованию и списки членов городских и окружных советов по образованию, а еще через полчаса разослал все это по адресам. Адвокат из Алабамы бросился звонить губернатору штата, чтобы этих фигурантов предупредили на счет осторожности при выезде за границу, мало ли что…

Ишвар Аванти недоуменно пожал плечами.

— Я не понимаю. Неужели такой ордер где-то станут исполнять?

— У нас станут, — ответил Екен Яау, — но, белые баптисты из таких советов не суются в Меганезию. И в Папуа тоже. И в страны Транс-Экваториальной Африканской лиги.

— Дело не в исполнении, — сказал Кортвуд, — дело в факте судебного производства по серьезному обвинению. Я несколько раз бывал в подобной ситуации, но я к этому готовился, а они — не готовились. У нас интересная система: тебя еще только начали обвинять, но пресса уже пишет, что ты — реинкарнация Гитлера, страховая компания снижает твой индекс надежности, а банк сразу ужесточает условия по кредитам.

— Гренландский суд передал информацию в прессу? — спросил Раджхош.

— Нет, — Кортвуд покачал головой, — Info в прессу слил один мой парень, специалист по таким фокусам. Главное — броский анонс: «Мистер NN обвиняется в том, что он, под влиянием религиозного фанатизма, совершил массовые истязания детей. На NN выдан международный ордер. За похожие преступления сейчас разыскиваются…». И дальше список психопатов — террористов с их фото, а на почетном месте — фото мистера NN.

— Не очень-то честный прием, — заметила Хики.

— А у нас такие политические традиции, — ответила Санди, — …В смысле, не у нас, а в Штатах. Мы с Келли меньше года в Меганезии, а исходно, мы американки. По нам в прошлом году проехали таким же катком. А нашу подружку взорвали. Мы с Келли выкарабкались еле-еле. Мы смывались с Гавайев, как в рыцарском романе, fuck it…

— Нас даже здесь, на Тероа, дважды пытались грохнуть, — добавила Келли.

Лайм Зигерт энергично покивала головой.

— По ходу, я в курсе. В августе: ракетная атака из Арафурского моря. Мы после этого забрали архипелаг Удан-Лоти, между Бабаром и Тимором. А в сентябре был прорыв американской субмарины U-215A «Норфолк» сюда, в Ист-Кирибати. Какие-то зомби-самураи, или типа того. А экипаж субмарины даже толком не знал, кого везет. Так?

— Так, но не совсем, — ответил Кортвуд, — История с «Норфолком» сложнее. Самураи оказались спецназом NSA. Конгресс за это вышвырнул из NSA половину комсостава. Спецназовцы теперь сидят у вас за решеткой…

— Трое за решеткой, а еще трое — на разных каторгах, — уточнил Спарк.

— Да, — американский бизнесмен кивнул, — Теперь, про экипаж субмарины. Кэп Харалд Ходжес сидит на каторге на Самоа в службе поиска и спасения. В смысле, не сидит, а рассекает по морю на «Пингвине»… С остальных содрали штраф и вернули домой в Штаты. Итог: матросы снова на службе в US Navy, но все шесть офицеров уволены.

— У вас в штабе ВМФ полные идиоты? — удивился Екен Яау, — Что за бред? Выгнать в отставку классных офицеров-подводников?! Они же не виноваты, что их бросили на одной субмарине против страны, которая в top-10 по военному потенциалу!

— Как я понимаю, — сказал Кортвуд, — их вышибли из US Navy именно потому, что они получили прекрасные отзывы ваших морских военспецов. Хотя, не знаю. Интересно другое: в Нууке я встретил Стюарта Палфри помкэпа «Норфолка», и Фрэн Лаудер, девушку-лейтенанта с этой же субмарины. Оба в униформе ВМФ Гренландии.

— У-упс… — озадаченно произнесла Лэсси Чинкл.

Кортвуд сделал паузу, чтобы прикурить сигарету и насладиться произведенным на слушателей впечатлением… В наступившей тишине, требовательно запищал один из киндеров. Следом, почти сразу — второй, а затем — двое остальных.

— Иногда, эта банда требует хавчика синхронно, — сообщила Келли, перемещаясь к надувному «киндеродрому», — Лайон, рассказывай, это зверски увлекательно.

— Мы, как бы, остаемся в зоне слышимости, — добавила Санди и, расстегнув липучки своего «ere-style», тоже передвинулась к детям.

— Чертовски удобный мини-комбинезон, — заметила Джой Кортвуд.

— Ага, — Санди улыбнулась, — Пойдем гулять, и купим тебе такой же. Тут рядом лавка мамаши Джимбо. Вот то блестящее архитектурное техно.

Джой повернулась и увидела гигантский прозрачный зонтик, совмещенный с копией пирамиды Хеопса из радужного пластика в масштабе 1:20, и серебристым ангаром.

— Гм… Это здесь называется «лавка»?

— Да. Ее немножко перестроили в прошлом году. Там еще мини-отель с таверной и дансингом, и всякое такое… А Лайон не забудет рассказать ту странную историю?

— Я как раз начинаю, — сообщил он, — Мы с Палфри и Лаудер посидели в кафе, и они изложили последовательность событий примерно так. В конце сентября, шестерых офицеров «Норфолка» выпустили после уплаты правительством США штрафа 20 миллионов долларов с носа. Разумная сумма, с учетом обстоятельств. И офицеры полетели на Гавайи. Оттуда их отправили на базу 3-го флота в Сан-Диего, а там их осчастливили увольнением со службы «За грубое нарушение Устава флота».

— Бюрократическое блядство! — припечатала Ниу.

— Примерно так, — Кортвуд кивнул, — и тогда Палфри позвонил Ходжесу на Самоа.

— В Меганезии можно вот так позвонить каторжнику? — удивился Аванти.

— Почему нет? — ответил Акела, — Просто, разговор контролируется, только и всего.

Кортвуд затянулся сигаретой и продолжил.

— Палфри позвонил Ходжесу, и спросил, что тот посоветует. Ходжес переговорил с какими-то коллегами-папуасами, Палфри не сказал, с кем, и дал совет: наняться в Гренландию, где идет процесс создания своего боевого флота. У Палфри был ряд сомнений, но Ходжес сказал ему, что нечего валять дурака, и что Гренландия, как и Канада, это та же Северная Америка. Никакого ущерба офицерской чести.

— И что? — спросил Спарк, — Все эти шесть офицеров завербовались в Гренландию?

— Именно так, — подтвердил Кортвуд.

— А разве у Гренландии есть боевые субмарины? — поинтересовалась Лайм Зигерт.

— Судя по тому, что я видел, нет. Палфри показал мне в Нууке с пристани свой новый боевой корабль. Похоже на очень крупного слона на очень длинных водных лыжах.

— На носорога, по мнению авторов, — сказал Раджхош, — Это «Ski-Rhino». Скорость сто узлов, экономичность, возможность автономно оперировать в открытом океане.

— Хороший пиратский катер-рейдер, — констатировала Лэсси Чинкл.

— …Но для серьезной войны слабовато, — добавил Екен Яау.

Чатур Раджхош кивнул в знак согласия, и добавил.

— Сейчас гренландцы строят несколько дешевых атомных мини-корветов.

— Интересно, кому они собираются врезать? — задумчиво произнесла Хики.

— Я думаю, — ответил Раджхош, — что это их главная военная тайна.

— Политика Гренландии… — сказал Кортвуд, — вообще странная штука. Выборы в фолкентинг дали 40 процентов неандертальцам и 30 процентов — христианским консерваторам, сторонникам интеграции с Европой. По 15 процентов получили эскимосские общины и красно-зеленые. Христианские консерваторы потеряли 10 процентов по сравнению с предыдущими выборами, и партией, формирующей правительство, стали неандертальцы. Весь фокус в субсидиях из ЕС. Чем меньше становится денег из Европы, тем меньше голосов у христианских консерваторов. Последний кризис надломил спину их дойной корове, а найти денег у спонсоров в Северной Америке они не смогли, или не успели. А неандертальцы толково этим воспользовались и, придя к власти, начали крушить социальную базу христиан-консерваторов. Отняли все льготы у Лютеранской церкви датского народа, затем вышвырнули из школ всех, кто сочувствовал евро-христианам, и пригласили в Гренландию конголезцев-контрактников. Те выдавили иммигрантов-мусульман и Исламский банк развития перестал субсидировать евро-христианских лидеров.

— А Исламский банк их субсидировал? — удивилась Келли.

Кортвуд улыбнулся и развел руками.

— Разумеется! А на кого еще мусульмане могли делать ставку? Но с появлением в Гренландии конголезцев из Мпулу, Зулу и Шонао, они, конечно, закрыли кран.

— По ходу, логично, — сказала Ниу.

— Теперь, — продолжал Кортвуд, — у неандертальского кабинета одна проблема: найти стабильный источник денег. В стране 50 тысяч жителей, а экономика — только рыба, немного руд цветных металлов, немного туризма, и платежи за аренду от военных и транзитных баз. Канадцы и папуасы готовы создавать в Гренландии технологичные производства, но только если часть территории будет радикально преобразована. Это преобразование вызывает беспокойство у двух миноритарных партий — они боятся за экологию и за традиционные эскимосские промыслы. А христианские консерваторы играют на этих опасениях и набирают в фолкентинге более половины голосов против таких проектов. Вот такие странные расклады.

— Мы помогаем неандертальцам! — добавила Санди.

— Евро-христиан и исламистов надо гасить, как в Папуа, — высказался Додо Тат.

— В Папуа, — заметил Аванти, — были не выборы, а Сентябрьский военный переворот. Другой политический инструмент. А в Гренландии демократия, там так нельзя.

— Кстати, о переворотах, — оживился Акела, — Может, для этого дела неандертальцы и вербуют толковых военных, вроде Палфри с его командой?

— Интересная идея, — сказал Кортвуд, — При реформе вооруженных сил Гренландии, большая часть мобильных подразделений оказалась укомплектована контрактниками-конголезцами, экономическими мигрантами из Мпулу. Они имеют боевой опыт…

Гудение, возникшее несколько секунд назад на пороге слышимости, превратилось в достаточно громкий звук, чтобы на него следовало обратить внимание.

— Это Уфале и Оохаре! — объявила Келли.

— По-моему… — произнес Раджхош, — …это «Eretro».

— С чего бы им летать на чем-то другом? — резонно заметил Спарк поднимая к глазам морской бинокль, — …Кстати, они в полном составе. С киндером. И, по ходу, к нам.

«Стеклянный» эллиптический самолет-бесхвостка приводнился с таким неуклюжим изяществом, которое свойственно некрупным, толстым добродушным животным. С немного демонстративной уверенностью, машина подъехала не к пирсу, а к пологому пляжу. «Eretro» легко выкатился на белый песок и застыл в трех шагах от воды. Из узковатого люка выбрался парень лет 25. Он принял из кабины мальчишку, совсем маленького, немного больше полугода от роду, а потом, чисто символически, помог выбраться девушке, на вид лет около 18. Все трое явно принадлежали к расе утафоа, аборигенов «полинезийского треугольника». Светло-шоколадная кожа, темно-карие большие глаза, крупные черты лица. Девушка не была особо грациозной, а парень не выглядел особо атлетичным, но телосложение обоих отличалось удивительно-мягкой покатостью линий. Оба были одеты в ярко-пестрые набедренные платочки lavalava, а ребенок, никак не был одет… Девушка что-то сказала парню на богатом кратными гласными языке утафоа. Парень кивнул, вошел в море почти по пояс, и аккуратно положил ребенка в воду.

— Черт! — настороженно произнесла Джой Кортвуд, — Это не опасно?

— А что такого? — удивилась Хики, — ходить их мелкому рано, а плавать самое то…

— Пошли, встретим! — сказала Санди, вскакивая на ноги, — И давайте, тоже выкупаем мелких. Чур, киндеродром тащат мальчишки!

* * *

Чатур Раджхош не был ни чрезмерно амбициозен, ни слишком падок на лесть, но заявление Оохаре Каане: «Доктор Ражхош, я еще в колледже прочел вашу книжку «Озарения и ошибки в истории военно-морской авиации», задело индуса за живое. Книжка (или, скорее, брошюра), действительно вышла неплохая. Чатур написал ее в быстром темпе, после очередного расширения «Bharati Naval Group», как лаконичное пособие для молодых инженеров, пришедших из чисто гражданской отрасли. Он не предполагал, что эта брошюра может стать популярной в 7 тысячах миль от Индии, причем в стране, где военно-морская авиация развивается наиболее динамично…

Конечно, Оохаре сказал это не просто так. Маленькая утафоанская хитрость: теперь Раджхош с искренним удовольствием рассматривал флайку «Eretro» со всех сторон. Ценные замечания совершенно бесплатно сыпались из уст специалиста с 40-летним стажем. Чатур был тоже не прост. Разумеется, он догадался, что его «купили», но не показал вида. Теперь его экстраординарный энтузиазм в осмотре «Eretro» не вызывал подозрений у молодого собеседника. А Чатур, между прочим, помнил телерепортаж, прошедший месяц назад из Акапулько, где говорилось, что «Eretro» задумывался, как малая летающая субмарина… «Bharati Naval Group» сейчас работала над ныряющим боевым флаером по заказу ВМФ Индии. Почему бы не подсмотреть, если есть, что?

Уфале, тем временем, завладела вниманием Кортвудов.

— Вам, конечно, уже наплели, что эректусы ничем не отличаются от обычных melano с Вануату или Фиджи. Ага, фиг там! Джой, ты видела, чтобы грудные дети специально ныряли, чтобы взять что-нибудь со дна? Я вот не видела. И моя мама не видела. Даже uahinehine Тавохаги, которой 70 лет, и та не видела. Обычные грудные дети ныряют и выныривают, а на дно не смотрят. Нырять на дно они начинают года в два, так?

— Знаешь, — сказала американка, — у нас грудные дети обычно не плавают в море.

— Ах, да, у вас другие обычаи. Короче: видишь, как плывет Экехе, мой сын? А теперь смотри, как плывет Ксена, дочка Санди. Они рядом, видишь разницу?

— А док Джерри говорит: это не факт! — вмешалась Санди, — Просто, твоему киндеру 7 месяцев, а нашим только по 4, и конечно, они по разному плавают! Вот, смотри, твой плывет в конкретную сторону, у него даже ритм, а наши пока просто погружаются и всплывают за воздухом, а направление какое попало.

— Ага, — сказала Уфале, — Значит, ты говоришь, что Ксене, типа, просто лень всплывать, пока не нужно вдохнуть. Так, да?

— Да. И, по-моему, это самое простое и четкое объяснение.

— А я тебе говорю, что когда Экехе было 4 месяца, он вот так не смотрел под водой!

— Есть идея на счет эксперимента, — вмешался Екен Яау.

— Ну?? — хором спросили обе девушки.

— Санди, — сказал он, — мне нужна какая-нибудь любимая игрушка Ксены.

— Aita pe-a, — Санди бросила фиджийцу оранжево-люминесцирующий мячик, а может быть, маленькую игрушечную надувную тыкву, или китайский фонарик.

— Годится, — сказал он, — Моя сестра учила свою дочку нырять раньше, чем это обычно делают, и придумала вот что… Смотрите!

Екен нырнул, проплыл вдоль дна и оказался точно под 4-месячной дочкой Санди, на глубине около метра. Затем, он перевернулся под водой на бок и повертел китайский фонарик в руке, чтобы Ксена могла это увидеть, очередной раз погружаясь под воду. Сначала показалось, что этот маневр совершенно не заинтересовал ребенка, но при следующем нырке, она погрузилась чуть глубже и протянула руку к фонарику, но не смогла достать. Екен переместился под водой и поднял руку с фонариком поближе к поверхности. Ксена погрузилась, и кажется, посмотрела на игрушку, потом всплыла, погрузилась еще раз, чуть глубже, протянула руку и схватила фонарик.

— Oh! Holy shit… — произнесла Келли, тоже наблюдавшая за экспериментом.

— Я права, прикинь? — сообщила Уфале, толкнув Санди плечом.

— Joder!.. — удивленно воскликнул Акела.

Ксена, всплыла на поверхность, не выпуская из рук пойманный китайский фонарик, перевернулась на спину и пыталась зачем-то положить игрушку к себе на животик. Несколько раз китайский фонарик выскальзывал, но, будучи надувным, конечно, не тонул. Девочка брала его с поверхности и продолжала свои упражнения. С какой-то попытки ей удалось пристроить игрушку на животике, чуть выше пупка. Что делать дальше, Ксена не знала, запищала от огорчения, и успокоилась только когда оказалась вместе с игрушкой на руках у мамы.

— Док Джерри офигеет, когда мы расскажем, — заметил Спарк.

— А я, кажется, врубилась! — объявила Лэсси, подплыв к Екену.

— В смысле, во что? — не понял он.

— В то, зачем киндеру класть на пузо пойманную вещь, — пояснила она.

— Ну… — фиджиец почесал в затылке, — Наверное, чтобы рассмотреть получше.

— Нет! Ксена и так прекрасно видела эту тыкву. Просто это еще один хватательный инстинкт! Ты знаешь, как каланы, морские выдры, жрут моллюсков? Они ныряют, хватают моллюсков со дна, и кладут к себе на живот, ровно так, как сделала Ксена, а потом вскрывают лапами и жрут! По ходу, эректусы в древности делали так же.

— Негритосы в Австронезии и сейчас так делают, — сказал подплывший Додо Тат.

— А их киндеры во сколько месяцев начинают нырять на дно? — спросила Лэсси.

— Хрен знает… — капрал качнул головой, — …Но раньше, чем у нас, это точно.

— По ходу, про негритосов тоже надо рассказать доку Джерри, — заключил Акела.

44

Дата/Время: 03.03.24 года Хартии

Место: Футуна, океан и Ротума

Китовая операция и Хаген Клейн.

Флер, которая насвистывала что-то себе под нос в процессе прокручивания «пульса блогосферы», вдруг замолчала и ткнула пальцем в одну из картинок с комментарием.

Оскэ посмотрел на экран и остановил руку с кружкой на пол-пути ко рту…

— Йо-о… Вот это надо посмотреть.

— Не поняла, — призналась Люси, глядя на картинку, — Ну, кораблик…

— Ты прочти, — сказал Оскэ.

— Ну… Судно «Семасу» (порт приписки Тиба-Хонсю, зарегистрировано, как научно-исследовательское судно), добыло в австралийском секторе Антарктики до 20 малых китов. С продуктом промысла на борту, судно прошло западнее Аотеароа, и следует курсом норд-ост, к фронтиру округа Фиджи… Joder! Есть же 47 артикул Хартии!

— Вот то-то и оно.

— Jodidos, — добавила Флер, — Я бы им даже время на эвакуацию не давала.

Оскэ пожал плечами.

— Есть постановление Верховного суда: давать полчаса.

— Зачем они поперлись в нашу акваторию? — спросила Люси, — Они что, дебилы?

— По дороге разберемся, — сказал он, — Быстро грузим малый туристический набор…

Погрузка и вылет на растопырке могли бы уложиться в норматив для сил быстрого реагирования. Микеле Карпини перед вылетом успел взять с Оскэ слово, что тот не полезет в рискованные ситуации и не позволит туда лезть девчонкам. Вот так. Всего четверть часа назад пили чай — а сейчас втроем летят на юго-запад, со скоростью 300 узлов, и под ними стелется серо-синее полотно океана, кажущееся бесконечным….

Растопырка была 8/3-местная (как еще обозначить конфигурацию кабины, в которой помещаются пилот и два пассажира, но если пассажиры стандартного человеческого размера, то получается немного тесно?). Люси можно было рассматривать, как 2/3 стандартного пассажира, и в данном случае, она и Флер комфортно размещались за спиной Оскэ. Места хватило даже на раскрытый ноутбук, с которого Флер излагала остальным информацию, только что выловленную из интернет.

— По ходу, было так. Эти уроды на «Семасу» убили китов и хотели, как это обычно делают, обогнуть Австралию с запада, повернуть к северо-востоку, мимо Тимора, и проскочить западнее Новой Гвинеи, через Индонезийскую акваторию, потом — мимо Филиппин, мимо Тайбея и домой в Японию.

— В треугольнике Тимор — Калимантан — Новая Гвинея сейчас такая колбаса, что туда лучше не лезть, — заметил Оскэ.

— Тогда они могли взять западнее, через Зондский пролив между Явой и Суматрой…

— Им бы топлива не хватило.

— Aita pe-a. Можно купить в Джакарте.

— На это нужны деньги и разрешение от шип-онера.

Люси удивленно подняла брови.

— А лезть через наш океан им шип-онер разрешил?

— По ходу, так, — подтвердила Флер, — И у них был шанс проскочить. В Австралийской Антарктике наши за ними не следили, и они сошли бы за океанологическое судно. Но австралийские «зеленые» час назад застучали этих кексов нашему патрулю.

— А эти, на «Семасу» еще не знают? — спросила Люси.

— Или не знают, или рассчитывают, все же, проскочить. Других-то путей у них нет.

— Почему нет? — вмешался Оскэ, — Вернуться, радировать, что жопа, и ждать помощи.

— Ага, и шип-онер повесит на тебя все убытки.

— А так не повесит?

— Так, наверное, можно списать на произвол полиции или типа того… О! Еще инфо: патруль пропустит их на полста миль вглубь нашей акватории, для однозначности.

Оскэ удовлетворенно кивнул.

— Тогда мы точно успеем на фейерверк.

Около 11 утра «Семасу» пересек «airwall-line», полуофициальную морскую границу меганезийской акватории, и продолжал двигаться на юг, вдоль 175-го меридиана. В полста милях впереди по его курсу уже начали собираться зрители с Фиджи и Вануату, которым было ближе всего до этой точки океана. Несколько блоггеров повесили над обреченным кораблем спай-дроны, и теперь в интернет шла теле-трансляция online. Только тогда экипаж «Семасу» заметил слежку и, согласно не очень-то обдуманным инструкциями шип-онера, начал избавляться от вещественных доказательств…

— О, Мауи и Пеле, держащие мир… — прошептала Флер, глядя на экран.

— Что это? — спросила Люси, непонимающе глядя на какие-то большие серо-белые и розово-белые предметы, которые падали с корабля за борт, поднимая вееры брызг.

— Это киты, — так же шепотом, сказала старшая сестра, — То, что от них осталось.

Оскэ протянул назад левую руку.

— Дай посмотреть, что там.

— Держи, — Флер, передала ему ноутбук, — Я не могу это видеть.

Минуту Оскэ смотрел на экран, потом вернул ноут обратно и прокомментировал:

— Вот теперь этих субъектов запросто могут линчевать.

Люси с трудом подавила приступ тошноты.

— Joder conio! Зачем они это делают?!

— По логике их шип-онера: нет продуктов промысла — нет доказательств. Видеозапись любительская, куски трупов — уже в море, палуба отмыта. Типа, мы не при делах.

— F-fuck them, — сквозь зубы, прошипела Флер, и поднесла к глазам бинокль, — Ага, я, кажется, вижу живую цепь… Ежик, сделай круг. Прикинем, где лучше лэндиться.

— Рано, — ответил он, — Вот когда им дадут предупреждение, тогда прикинем. Мы — не лодка, нам потом будет трудно ползать туда-сюда по морю. А круг — да, сделаю.

Сверху было видно, что 60-метровый «Семасу» уже окружен кольцом катеров, проа, мини-траулеров и летающих лодок. Поплавковые мото-дельтапланы (deltiki), будто огромные яркие чайки, перелетали с место на место. Над кольцом уже виднелись несколько полицейских виропланов. Они то почти неподвижно зависали в воздухе, то скользили туда, где радиус начинал уменьшаться.

— Миля безопасности, — сказал Оскэ, — Это как при операциях против naval bandidos.

— Ты раньше такое видел? — спросила Люси.

— Один раз, когда болтался в резервистах. Был у меня такой период в жизни…

— Предупреждение! — объявила Флер, сделав звук на ноутбуке погромче.

Спокойный и четкий голос какого-то патрульного офицера на пяти языках сообщал капитану и экипажу, что судно «Семасу» нарушило артикул 47 Великой Хартии (о морских хабитантах, подлежащих прямой защите), и будет уничтожено. Экипажу предоставлено полчаса, чтобы покинуть судно (согласно биллю Верховного суда о гуманности в отношении криминальных субъектов, практикующих разбой на море).

— Вот теперь можно лэндиться, — констатировал Оскэ, уводя растопырку по длинной нисходящей спирали.

— Ты куда нацелился? — спросила Флер.

— На линию его курса. После стопа машин, эта калоша пройдет по инерции около трех миль, а мы встанем на полмили дальше. Если что — отползем еще назад.

* * *

Флайка проглиссировала сотню метров и остановилась, размеренно покачиваясь вверх-вниз и из стороны в сторону на длинных пологих волнах. Оскэ открыл единственную треугольную дверь (она же — ветровое стекло), откинул ее вперед — и растопырка сразу стала похожа на прогулочную лодочку с миниатюрным носовым мостиком. По кабине прошелся легкий свежий ветер, а со стороны постепенно приближающегося кольца донеслись звуки — то низкое трубное гудение, то глухой металлический скрип.

— Кто-то включил голоса китов, — произнесла Люси.

— Песни китов, — поправила Флер.

— Динамик киловатт на несколько, — заметил Оскэ, закуривая сигарету, — А сейчас еще стрелять начнут.

— Стрелять? — удивилась Люси.

— Из помпушек 12-го калибра, сигнальными патронами, — пояснил он, — Типа, пугать, чтобы эти, на калоше, растерялись, не успели спустить шлюпки, и прыгали в воду в спасательных жилетах, без плавсредств. Так раньше делали, наверное, и сейчас так.

Он не успел договорить, как над морем, перекрывая песни китов, разнеслись резкие хлопки выстрелов из крупнокалиберных ружей. Следом раздался рев из мегафона патрульных: «Прекратить огонь! Немедленно! Арестуем, блядь, на хер! Эй, там, на траулере с синей полосой! Вы оглохли или охерели? Арестую вместе с корытом!.. Задолбали!.. Так, шутки кончились! Белая яхта с красным парусом, лечь в дрейф, приготовить судно к досмотру! Сука! Кто опять стрелял… Эти, нет? Где с юга? Гидроплан, что ли?.. Ага. Желтый гидроплан «Ifrit», лечь в дрейф, приготовиться к досмотру… Эй! Попробуй только, взлети, я тебе движок прострелю…».

Кольцо было уже рядом, и по изменению направления, откуда слышались выстрелы, становилось понятно, что полисмены на катере пытаются урезонить стрелков, но те, дождавшись, пока полиция займется конкретным нарушителем, или уедет к другому сектору кольца, вновь открывают огонь, невзирая на риск ареста и штрафа. Над водой поплыли клочья густого желтоватого тумана — кто-то разбрасывал дымовые шашки.

Растопырка внезапно оказалась в компании нескольких скоростных мини-катеров с группами вооруженной молодежи. Те дали синхронный залп в сторону «Семасу» и рассыпались на своих мощных легких машинах в разные стороны. Из полицейского мегафона раздалось: «Греб вашу мать! Флайка-амфибия, бесхвостка с треугольным мостиком, лечь в дрейф, приготовиться к досмотру…».

— Влипли, — со вздохом, сказал Оскэ, — Сейчас начнется фигня. Вы не лезьте, я сам…

Последние слова заглушил рев движка, и вплотную к их растопырке остановился, развернувшись на пятачке, катер, похожий на огромный наконечник стрелы.

— Так, — сказал один из двоих угрюмых полисменов, — Как к вам туда пролезть?

— Тут, по ходу, одна дверь, — ответил Оскэ, — прыгай на мостик, и лезь.

— А он не отломается на хрен?

— Вроде, не должен.

— Не должен, — задумчиво повторил коп, и прыгнул. Флайка ощутимо качнулась от немалого веса, бухнувшегося на нос, но дверь-мостик, и правда, выдержала. Оскэ подвинулся, и полисмен пролез внутрь. Обычный молодой melano в камуфляже.

Оглядев троих авиаторов, он развел руками и объявил:

— Типа, обыск. Все барахло ко мне, сюда. Оружие в первую очередь.

Оскэ пожал плечами и протянул полисмену два микрокалиберных пистолета LEM (первый — свой, второй — который передала сзади Флер). Люси, не долго думая, перебросила вперед рюкзак с «малым туристическим набором».

— А где помпушки, из которых стреляли? — недоуменно спросил коп.

— По-любому не здесь, — ответил Оскэ.

— Ха… Вы что, успели выбросить их в море?

— Ага. И еще проветрить кабину. Ты понюхай, бро, тут гарью не пахнет.

Коп задумчиво втянул носом воздух и почесал в затылке.

— Вот, фигня. И, правда, не пахнет.

— То-то и оно, бро. Мы вообще не стреляли.

— А кто стрелял?

— Какие-то баламуты. Я их толком не разглядел.

— Так, хули ты сразу не сказал, что не вы?

Оскэ снова пожал плечами.

— Ну, во-первых, ты не спрашивал, а во-вторых, ты бы не поверил.

— Логик хренов, — проворчал коп, возвращая оба пистолета, и в этот момент мимо на бешеной скорости пронесся небольшой ботик на подводных крыльях, подняв волну, качнувшую растопырку так, что все незакрепленные вещи попадали на пол. Издалека опять раздались выстрелы и песня китов на вдвое большей мощности, чем в начале.

— Совсем люди охерели, — вздохнул коп, оставшийся на катере, — Йанчо, хули ты там долбишься? Ясно, что это — не те. Давай, уже, поехали дальше.

— Все, Бонго, уже иду, — ответил Йанчо, выбираясь обратно на треугольный мостик.

Перед тем, как перепрыгнуть на катер, он повернулся и бросил:

— Вы бы не торчали тут, ребята. Через 10 минут прилетят штурмовики, и будет вообще пиздец что. Лучше взлетайте, а то въедет какой-нибудь мудак. В воде, кстати, акулы.

— А чем будут бомбить? — крикнула Флер.

— Как обычно, — ответил коп уже со своей палубы, — большие бочки с пирогелем.

Катер взревел и умчался, подняв облако брызг и мелкой водяной пыли.

— По ходу, он прав, — заметил через несколько секунд Оскэ.

— Ага, — нервно согласилась Флер, — Давай, а то здесь стремно и ни фига не видно…

Дверца-мостик захлопнулась, застрекотал пропеллер, растопырка, переваливаясь, прокатилась по волнам и плавно ушла в небо. Внизу развернулась полная картина происходящего. «Семасу» лежал в дрейфе, видимо, уже покинутый. Из-за нервной обстановки, его экипажу удалось спустить на воду только одну резиновую лодку из четырех. Три четверти экипажа бултыхались в воде в спасжилетах, стараясь отплыть подальше от корабля. Человек на носу шлюпки, кажется, что-то кричал в рупор.

Люси тронула Оскэ за плечо.

— Ежик, как думаешь, тот коп не соврал про акул?

— По ходу, не соврал. Если кидать в море мясо с кровью, то акулы учуют и пойдут за кораблем, как привязанные. Биологический факт.

— Штурмовики, — лаконично сообщила Флер, показывая пальцем куда-то на запад.

В небе возникли три серо-зеленых пятнышка. Через мгновение это уже были силуэты, похожие на фантастических гигантских шмелей. Они ровной цепочкой ушли в пике в полумиле от «Семасу», от их брюшек оторвались большие цилиндрические предметы, пролетели по геометрически-идеальным дугам и обрушились на корабль. Было видно, насколько легко они пробили надстройку и проломили палубу… Из дыр показалось разгорающееся пламя. Оно казалось, в начале, тусклым, но быстро набрало яркость и выплеснулось вверх, как оранжевый гейзер. Тяжелый шлейф дыма сносило на юг, а надводная часть корабля уже оседала от жара. На краях бортов появились пурпурные пятна, послышался звук, будто лопнула огромная басовая струна, корабль вздрогнул и начал резко уходить кормой в воду, одновременно заваливаясь на бок. Вокруг него, с шипением поднялись облака грязно-белого пара, а когда рассеялись — на поверхности океана остались лишь несколько небольших лениво вращающихся водоворотов.

В круге безопасности, тем временем, появились спасательные плакботы, похожие на стофутовые овальные тазики. Каждый из них выдвинул стрелы-лебедки с сетками на конце троса, вылавливая из воды бултыхающихся людей. В последнюю очередь, как полагается, сняли людей с надувной лодки. Все. Операция завершилась.

— Домой, — негромко сказал Оскэ.

— Ага, — как-то потерянно отозвалась Флер.

Флайка описала широкий полукруг и развернулась на северо-восток. На пару минуту наступило молчание. Всем было как-то не по себе от этого массового шоу.

— Почему все так херово? — спросила Люси, — Я думала, это как-то иначе…

Оскэ снова полез за сигаретами и, прикуривая, пробурчал:

— А как еще?

— Ну, например, этих арестовать и на депорт, а корыто — конфисковать и на аукцион.

— Кто купит корыто из-под китобоя? — возразила Флер.

— Ну… Можно найти уродов, которым это не важно.

— Вот-вот. Давай выпустим побольше уродов в наш океан, а то без них скучно.

— Ладно, допустим, не аукцион. Но зачем вот так…?

— Да, некрасиво получилось…

— Девчонки, хотите позитивных эмоций? — перебил Оскэ, — Гляньте вот туда.

Он показал вправо-вниз. Там низко над водой летел треугольник, развернутый одной стороной вперед. Над центром треугольника зачем-то была узкая двускатная крыша.

— Прикольная сикорака, — оценила Флер, — это она взлетает или приводняется?

— Это она скользит, — ответил он, — Помните, на ДР тети Чубби был флейм про скрин-глайдеры, а я рисовал схему Липпиша? Так вот это она. Но без хвоста и с вот этим…

Оскэ на секунду отпустил штурвал и изобразил ладонями двускатную инсталляцию.

— Ежик, а давай ты притрешься поближе к этой штуке, — предложила Люси.

— Я, конечно, могу и так, но, мне кажется, лучше познакомиться с пилотом. Если он правильный канак, то даст посмотреть. Интересно же…

Флер кивнула и постучала пальцем по экрану ноутбука.

— Я вижу локальную сеть этой сикораки. Такая же, как и у нас. Я кину месседж, ага?

= Aloha! Мы летим слева. Смотрим на твой дивайс. Прикольный!

= Iaora oe! Вижу вас. Тоже прикольная машинка. Вы кто/откуда?

= Я Флер с Футуна. Пилот — Оскэ с Олосенга, мой hoakane. И Люси, моя сестра.

= А я Хаген с Ротума. Почти соседи. А сестра симпатичная?

Флер повернулась к Люси.

— Парень спрашивает, ты симпатичная?

— Дай сюда ноут, — ответила та и, завладев средством коммуникации, написала:

= Hi! Это Люси. Пингвины в Антарктиде, с которыми я make-love последние 50 лет находили меня сексуальной. Но мы расстались из-за климата. Мне так не хватает их нежных клювов. Мужчины-люди грубее и ничего не понимают в женской красоте.

= Я тебя хорошо понимаю! После секса с морской коровой, женщины homo sapiens вызывают у меня только недоумение. Не за что подержаться.

= Не надо об этом, или я зарыдаю. А можно посмотреть поближе твой самокат?

= Фишка на фишку. Я покажу свой, а вы — свой. ОК?

= ОК. Где встречаемся?

= У меня на Ротума. Это на норд-вест-норд отсюда.

= ОК. А где конкретно?

= Треть мили к северу от северо-западного берега Ротума — два островка. Мой тот, который чуть меньше и ближе к берегу. Называется Хауаити. С запада бухта, 50 м шириной. Лэндитесь. Я дойду за час, а вы долетите быстрее.

= ОК. Отбой.

= До встречи. Отбой.

* * *

Островок Хауаити оказался торчащим из моря холмиком неправильной формы, а его площадь, на глаз, была четверть гектара. В основном его покрывали пышные заросли карликового пандануса, а на южной стороне присутствовало кубическое строение лилового цвета, с несколькими окнами причудливой формы. Плоская крыша строения была вровень с вершиной холма, а над ней возвышалась блестящая 5-метровая воронка водоконденсатора и мачта с пропеллером ветряка. Так выглядел fare Хагена с воды из западной бухты островка. Краткое наблюдение с воздуха, перед посадкой позволяло утверждать, во-первых — что строение действительно кубическое, во-вторых — что с востока есть вторая, совсем крохотная бухточка, под живописным обрывом. Что касается оформления западной бухты (куда приводнилась растопырка), то здесь был короткий пирс из дюралевой решетки и типовой полуцилиндрический ангар на сваях.

— Прикольно устроился этот Хаген, — заключил Оскэ.

— Не перетрудился с благоустройством территории, — уточнила Флер.

Люси кивнула и иронично добавила:

— Папа сделал бы холм террасами и посадил виноград, но у этого парня другой стиль.

Оскэ многозначительно поднял палец к небу.

— О! Стиль — это правильно. У меня тоже похожий стиль, верно, Флер?

— Вообще-то, Ежик, тебе просто лень, но, если хочешь, давай считать это стилем. Да здравствует позитивная лень, двигатель прогресса, стиль постиндастриала и символ информационной эры. Круто я завернула, ага?

Послышалось негромкое, почти мелодичное стрекотание пропеллера, и в бухту, как мираж, скользнула сикорака. Ее непринужденное движение над поверхностью воды, действительно наводило на мысли об оптическом обмане. Впрочем, она почти сразу шлепнулась на воду и подошла к пирсу, как нормальная, грубо-материальная лодка. Причалила она с удивительной точностью, и в тот момент, когда ее борт (а точнее — короткое крыло) коснулся пирса, из кабины одним очень экономичным движением выскочил светло-бронзовокожий креол на вид — около 25 лет, среднего роста и очень необычного телосложения. Казалось, он собран из кусков разных людей. По-детски округлое лицо не подходило к худощавому телу, узкие плечи — к жилистым сильным рукам и ногам, а темно-карие глаза — к золотисто-соломенной щетке прямых волос.

— Aloha foa! — сказал он, — Welcome a fare-te-Hagen-Klein. А вы — Оскэ, Флер и Люси? Упасть мне сквозь небо! Люси, классно выглядишь. Это из-за секса с пингвинами, а?

Люси сложила руки перед грудью, и тихим голосом произнесла.

— Ах, Хаген! Как мило услышать комплимент от ценителя морских коров.

— В женщинах homo sapiens я тоже немного разбираюсь. В теории, по книжкам.

— Хаген, — вмешался Оскэ, — А для чего на твоем линкоре такая штука типа крыши?

— А это просто крылья. Они сложены, но если надо лететь, то они раскладываются. Правда, вручную, но это — минутное дело. Я тебе потом покажу.

— Ни фига себе… Так эта сикорака еще и летает…

— Хэх… Ты сказала «sikoraka»?

— Ну… Это просто слово для чего-то этакого, непонятно-движущегося.

— Хэх! А я думал, это на языке Ротума. Похоже на «siva ko raka». По-местному это: «девятый учебный юнит». Я и удивился, почему вдруг девятый? Он один такой.

— Самоделка? — спросила Люси.

— Ага. Я еще в колледже сделал маленький дрон по такой схеме — из интереса. А эту сикораку я слепил от нечего делать, когда сидел на каторге.

Оскэ, сочувственно покивал головой и спросил для ясности.

— За что тебя упаковали, бро?

— Подделка отметок в судовых коносаментах. Я работал в доле с филиппинцами из «Международного католического братства моряков»… Короче, заигрались и слегка подсели. Мне приклеили 2 года вот тут, — Хаген наклонился и похлопал ладонью по грунту, — Саперное дело. Все вокруг было заминировали во время войны за Хартию. Минное ограждение для реактивных батарей, простреливавших акваторию Фиджи и трассу Сидней-Самоа. Ну, типа: враг не пройдет. Потом, еще почти 20 лет руки не доходили, а когда в мэрии подумали: «пора бы это убрать» — как раз, подвернулся я.

— Так ты здесь остался после каторги? — уточнила Люси.

— Ага. Место стало насквозь знакомое и практически родное, по понятной причине, а земля тут дешевая — тоже по понятной причине, и дом уже готовый, не надо строить.

— Дом, в смысле, бывший форт батареи?

— Какая ты догадливая. У пингвинов научилась?

— А ты у морских коров научился фэлсить коносаменты? — парировала она.

— Один-один, — уважительно согласился Хаген.

Люси Хок-Карпини, 12,5 лет.

У нас было не меньше трех причин, чтобы зависнуть у Хагена Клейна. Во-первых, сикорака, это понятно. Во-вторых, реальный ракетный форт времен революции. Это прикольно. И, в-третьих: киты. От той истории с китобоем «Семасу» осталось такое чувство: как в дерьмо ныряли. Надо было это стереть чем-то хорошим на ту же тему.

Сидим мы у Хагена в форте, на крыше, в саду… Ну, не в саду, а в том, что само собой выросло на этой крыше за 20 лет. Называется: «парк в английском стиле»… Пьем из древних кружек со штампом «Rotuman Revolucion Fuego Brigada» легкое домашнее триффидное пиво, и тут Хаген вспоминает про старый плафер на мелководной банке Таеовае, милях в двадцати к северо-западу отсюда. Ядро плафера — несколько тысяч гектаров густой планктонной каши, конечно, окружено плавучей изгородью, но по-любому, что-то расползается, и вокруг кишит планктон и рыба. Киты часто кормятся около разных плаферов, но долго не задерживаются. Слишком много там людей.

Плафер Таеовае — исключение. Клан горбатых китов, кочевавший между Фиджи, Австралией и Аотеароа, прибился к этому плаферу, и тут живут два-три китовых поколения. Вроде бы их несколько сотен, но никто точно не считал. А когда Хаген рассказал, как здешние киты общаются с людьми, то мы сначала не поверили. Это слишком невероятно. В голове не укладывается. А с другой стороны, человек же не предложил верить на слово, а, как правильный канак сказал: «хотите — посмотрим?»

Вообще-то, если смотреть формально, то Хаген не тянет на правильного канака. Ни хозяйства, ни семьи. Даже fare — не fare, а бывший артиллерийский капонир. У Ежика, какой бы он ни был раздолбай, хотя бы, что-то семейно-хозяйственное — in progress, а Хаген, по ходу, вообще от этого абстрагировался. Даже топливный спирт покупает! В углу, у двери — шеренга канистр «Alco-fuel». При такой доходной работе (он дизайнер робото-моторики), деньги на фюэл — это мелочь. Но жить в деревне, иметь четверть гектара земли, и не поставить бродильню с перегонным кубом? Не понимаю!

С другой стороны, субъект не безнадежен. Триффиды, все-таки посадил (хотя, если разобраться, не великий труд: закопал на солнечном склоне, около соленой воды, и собирай 6 урожаев в год). А, кстати, пиво он из них делает классное: не крепкое, не сладкое, не кислое, а ровно то, что надо. Значит, хозяйственная жилка у Хагена есть. Безнадежный в хозяйстве человек не может делать хорошее пиво! Между прочим, и сикорака — тоже показатель. Такие самоделки для хозяйства очень полезная штука…

На парня с такими рабочими параметрами, быстро падает одна, а то и две девчонки, и дальше само собой получается, что семья, дети, и нормальное для канака хозяйство. А здесь, почему-то, не падают. Из-за криминального прошлого? Фигня. Не воровство, не разбой, и не что-нибудь извратное. Снимать в порту стружку с коммерческих грузов — тоже безобразие, но из другой сферы. Кстати, «Международное католическое братство моряков» (оно же — «береговое братство»), гнилого субъекта в долю не возьмет.

Значит, причина в другом. Может, внешность? Странная, ну и что? А кому-то как раз понравится. Характер? Как пишут в P-files на маминой работе: «коммуникабельный, эмпативный, динамичный, с чувством юмора». Что-то такое со здоровьем? Нет, все фигня! Из осмотра деталей интерьера помещений (мой поклон авторам инструкций с маминого компа), видно: разные женщины в доме появляются — и исчезают, оставляя мелкие следы своего недолгого пребывания. Одна такая исчезла несколько дней назад, оставив трогательную записку: «Хаг! С тобой было здорово! Прощай! Удачи тебе!».

Откуда я знаю про записку? От неаккуратно протертого зеркала в ванной. Женщины иногда юзают всякий крем, губную помаду и краску для body-art не по назначению, и следы еще долго видны через люмо-тестер, который есть в обычном мобайле.

Что же, все-таки, не так с Хагеном? Мне интересно, и я начинаю прислушиваться к интуитивным сигналам, как рекомендовано в маминых рабочих инструкциях. Хаген вызывает у меня едва заметное беспокойство. Чем? Движениями. Какими именно? Простейшими, казалось бы. Вот, он берет котелок и наполняет водой. Он насыпает в котелок какао. Он ставит котелок на плитку. Он включает электричество. Что не так?

Попробуем аналогии. Первое, что всплывает в голове. Как-то раз Рон и Уфти затеяли дуэль на paint-guns среди кучи пустых картонных ящиков, (Папе привезли на Алофи дивайсы для нового мини-комбайна). Мы с Флер визжали от восторга. Ковбойские фильмы отдыхают — там такого нет! Человек выпрыгивает из укрытия, и его оружие следует за взглядом, а потом сразу выстрел. Бац! Ни одного лишнего движения, все рассчитано и отработано сотни раз. Каждое звено тела работает функционально…

Я наблюдаю, как Хаген прикуривает сигарету. Функционально. Экономично. Это движение отработано сотни раз — и оно всегда точно повторяется, когда Хаген хочет прикурить. Вот так, на всех его бытовых действиях — с котелком, с выключателем, с пакетом какао — лежит печать такой повторяемости. Когда он болтает и оживленно жестикулирует, его движения естественны, но когда он прерывается, чтобы глотнуть какао, рука выполняет точную последовательность операций с чашкой…

Знает ли он про эту свою странность? Понимает ли, как тревожно это выглядит со стороны? Знает ли, почему с ним это происходит (а, действительно — почему)? И любопытно: с сексом у него как с жестами, или как с чашкой? Если второе, то ясно почему такая надпись на зеркале… А что бы я делала на месте этой девушки? Ну, я увидела странность. И что? Уж точно, я бы не струсила и не смылась, как дура…

* * *

Трудно сказать, кем являлись с китовой точки зрения люди на плафере и человеческая техника. Скорее всего — какими-то непонятными существами, которые то оказывались маленькими, медлительными, неуклюжими и беззащитными, а то вдруг становились огромными, мощными и стремительными. Но эти существа в любом случае вели себя дружественно, и рядом с ними на китов и китовых детенышей ни разу не нападали ни акулы, ни косатки, а планктона и мелкой рыбы вокруг почему-то всегда оказывалось видимо-невидимо. Возможно, с китовой точки зрения, это свойство чужих — создавать вокруг себя поле безопасности и изобилия пищи — казалась каким-то необъяснимым природным эффектом, но эффектом стабильным и надежным. Эти странные существа оставались для китов чужими и подозрительными, но каждая самка в клане знала, что рядом с ними можно оставить детеныша, и он будет в полной безопасности.

Стоит ли удивляться, что самки подталкивали китят поближе к надувным рафтам, с которых ныряли сотрудники плафера в перерывах, и на которых ездили инспекции периметра. А потом, киты обнаружили, что чужих можно приманивать — и это очень просто: чужих привлекают китовые игры и песни… Это — прагматичное объяснение. Сотрудникам плафера больше нравилось другая версия: китам здесь хорошо, они счастливы и хотят поделиться этим счастьем с людьми…

Так или иначе, здесь полдня не проходило, чтобы какая-нибудь китовая компания не устроила «песни и пляски». Под аккомпанемент басовитого гудения и мелодичного скрипа, огромные бурые тела вылетали вверх на всю свою длину, и шлепались в море, выплескивая целые водопады искрящихся брызг, а затем «бабочки» китовых хвостов поднимались над поверхностью и игриво покачивались из стороны в сторону, будто спрашивая зрителей: «Ну, как? Понравилось? А хотите еще?».

Тем не менее, киты так и не стали ручными. Они совершенно точно пели в расчете на внимание людей, но избегали прямого контакта с ними. Детеныша еще можно было погладить (хотя его мама сразу начинала нервничать и бить грудными плавниками по воде), а подросшие киты — уплывали при любой попытке подойти к ним ближе, чем метров на двадцать. Врожденное недоверие удерживало их от контакта с человеком…

* * *

Над водой прозвучал глухой гул или мелодичный рев или мычание на басовой ноте. Казалось, он доносится со всех сторон одновременно. Потом, в паре сотен метров от надувного «Зодиака» над водой поднялся грудной плавник длиной в два человеческих роста и гулко хлопнул по воде. В другой стороне раздалось шипение в вверх взлетел фонтан воды в форме размытой литеры «V». И снова послышалось гулкое мычание.

— Здорово! — воскликнула Флер, — А можно с ними поплавать?

— Ты что? — ответил Оскэ, — Они весят тонн по тридцать. Если такой заденет…

— Не заденет, — возразил Хаген, — Они не приближаются к людям. Разве что, мелкие.

— А мелкие — это какие? — поинтересовалась Люси.

— Ну, новорожденные они метра четыре. Можно пройти вокруг плафера и поискать. Обычно они рождаются в феврале или в августе. Сколько-то февральских тут есть.

— А это еще что? — спросил Оскэ, показывая на полутораметровый красно-белый шар, только что взлетевший над морем и плюхнувшийся обратно.

Хаген улыбнулся и развел руками.

— Это они в мячик играют. Хотите верьте, хотите нет. Кто-то придумал выкинуть им несколько надувных буев. Им интересно.

— Может, это у них рефлекс все выталкивать? — предположила Флер.

— Может, и рефлекс.

Снова послышался хор китовых голосов — на этот раз мычание было вибрирующим, скорее даже мяукающим. Потом оно перешло в мелодичное бульканье и ритмичный скрип, а минутой позже — завершилось неописуемым звуком, как будто кто-то икнул глубоким басом, на нижнем пределе человеческой частотной слышимости.

— А кто-нибудь пробовал это перевести? — спросила Люси.

— Пробовали, — сказал Хаген, — Где-то опубликовано. Фэйк с прицелом на тряпичного фраера с вот такими ушами… (он нарисовал в воздухе уши a-la спаниель).

— Хм… А почему ты уверен, что фэйк?

— Потому, что слишком по-человечески. Типа, переводчик, воображает себя горбатым китом и пытается соответствовать. Комплименты китовым девушкам, и все такое.

— Почему бы киту не спеть комплимент своей девушке? — вмешалась Флер.

— Я не сказал, что они этого не делают, — уточнил Хаген, — Киты поют серенады своим подружкам, мамы поют колыбельные своим китятам. Если кто-то из китов придумает новую песню, то через месяц, другие киты у него эту песню стянут по-братски. Это особенно касается серенад. Китовые девчонки скучают, если им поют одно и то же.

Флер кивнула.

— Ну! Я их отлично понимаю. Только почему они нас сторонятся?

— Потому, что мы какие-то стремные, — ответил Оскэ, — Посмотри на нас со стороны.

— Как-то не хочется, — ответила она после некоторой паузы.

— Вот и я о том же.

— А, по-моему, — сказала Люси, — Они просто любят гулять сами по себе. Как кошки.

— Но кошка, хотя бы, разрешает себя погладить, — заметила Флер.

— Смотря кому. Кошкино доверие это не простая штука.

С разных сторон раздался каскад быстро меняющихся звуков — как будто лопались огромные пузыри, всплывающие в густом сиропе и свистел выкипающий чайник, а минутой позже все перекрыл хор гудков — как будто корабли сигналили в тумане…

45

Дата/Время: 03.03.24 года Хартии Утро.

Место: Бывшее Перу. Оккупационная зона Бразилии.

Тихоокеанское побережье, порт Ило.

Скалди поправил на одном плече — свой рюкзак, а на другом — рюкзак Хелги, поднес ладонь к глазам, чтобы не слепили солнечные блики, отражающиеся от поверхности океана, и окинул взглядом два мощных бетонных пирса, отходящие от берега. Один полностью занимала флотилия из двух фрегатов и полдюжины ракетных катеров с бразильскими флагами. Около другого стояли два огромных контейнеровоза — тоже военных, судя по окраске и по наличию на пирсе охраны из полусотни солдат.

Он вздохнул, почесал в затылке и объявил.

— По-моему, здесь нет этого парня.

— В E-mail было четко сказано: 8:00, крайний пирс справа, — заметила Хелги.

— Но ты же видишь: тут их всего два, и оба заняты вояками, и правый, и левый.

— Крайний справа, — повторила она, — Когда так пишут, то обычно имеют в виду, что справа несколько пирсов.

— Можно, конечно, посмотреть вот эти, — Скалди махнул рукой в сторону нескольких деревянных рыбацких пирсов, уходящих от берега с небольшими интервалами.

— Ну, да, — Хелги кивнула, — Давай дойдем до последнего из них, и посмотрим.

Последнее из этих сомнительных шедевров плотницкого ремесла, судя по виду, было исторически первым. Почерневшие от времени опоры из бревен, возможно, помнили времена конкистадоров, да и большинство досок узкого настила выглядели не моложе столетия. Древний пирс уходил к округлым скалам — огромным валунам, торчащим в полусотне метров от берега, и огибал их так, что дальний конец не просматривался. Посреди пирса, рядом с парой деревянных лодок, играла компания чумазых детей.

— Крайний справа, — произнес гренландец, — И что мы видим?

— Может, этот Тапа-Того просто опаздывает? — предположила Хелги.

Один из детей, кажется, старший из компании, повернулся к ним, и крикнул:

— Сеньор и сеньора ищут самолет?

— Догадливый мальчик, — ответил ему Скалди, — А ты знаешь, где он?

Парнишка расплылся в улыбке, подошел поближе и протянул руку.

— Всего один американский доллар, и я покажу.

— Нет, дружок. Ты покажешь, и получишь доллар.

— А чего это я тебе буду верить на слово?

— Я выгляжу чуть-чуть солиднее, — объяснил Скалди.

— Поклянись, что без обмана, — потребовал парнишка.

— Клянусь главным клыком великого моржа, который живет на северном полюсе.

— Ладно, пошли…

Юный проводник повернулся и зашагал по скрипучим доскам в сторону валунов.

Казалось, что спрятать за этими камнями самолет попросту невозможно — но, тем не менее, он там был. На воде лежало нечто сине-зеленое, напоминающее приземистый спортивный автомобиль с округлыми обводами и двумя парами коротких широких крыльев: одной — по бокам, другой — поверх торчащего сзади киля. Дизайн аппарата завершали: пропеллер на обтекателе над крышей, и два поплавка, которые выступали вперед на манер клыков упомянутого Скалди великого моржа.

— Давай доллар! — строго потребовал проводник.

— Держи, Аль-Капоне, — гренландец протянул ему зеленую бумажку.

— Спасибо сеньор. Только ты чуть обознался. Я не Аль-Капоне, а Фуэрте Руэс.

— ОК, я запомню.

— Да, сеньор. Если еще чего-то надо найти, то сразу зови меня, — с этими словами, парнишка убежал, сжимая в кулачке законную добычу.

— Скалди и Хелги? — спросил сзади чуть вибрирующий баритон.

Гренландец и голландка одновременно обернулись и увидели сидящего на одном из валунов худого, невысокого но крепкого пожилого индейца (или малайца), одетого в широкие шорты и жилетку-разгрузку на голое тело. За плечами у него висела шляпа-сомбреро размером с велосипедное колесо. Гренландец поклялся бы вторым клыком великого моржа, что пять секунд назад этого человека тут не было.

— Это — мы, — подтвердила Хелги, — А вы…

— Тапа-Того, — перебил тот, — Мы кое о чем сговорились, точно?

— О полете в Гватемалу, — сказал Скалди, — Пуэрте Кецаль. Тысяча долларов США.

— Все правильно, — индеец кивнул, — Забирайтесь в тачку. Через два часа мы будем на Галапагосах, перекусим в Пуэрте-Айоро, а еще через два часа — в Кецале.

— Мы слышали, на Галапагосах проблемы с пиратами, — осторожно заметила Хелги.

— Уже никаких проблем, мертвые не кусаются, — ответил Тапа-Того, и заразительно рассмеялся.

Лететь с Тапа-Того было весело. Величайший авиа-рикша после Антуана де Сент-Экзюпери (как он объявил через минуту после взлета), знал самолет, как свои пять пальцев, поэтому не слишком отвлекался на управление. Основным его занятием в процессе полета была ободряющая болтовня с пассажирами. Они даже не заметили, в какой момент начали рассказывать пилоту о своих приключениях. Он умел слушать и вставлять иногда два-три слова, чтобы рассказчики ощутили его искренний интерес.

Приблизительно через час, когда события были изложены, пилот, от избытка эмоций, хлопнул себя по колену и восхищенно заявил:

— Классно вы отдохнули ребята! Познакомились, погуляли, и на войну посмотрели! А Галапагосы, это вообще призовая игра. Вы же в начале туда не собирались, точно?

— Да, — подтвердила Хелги, — Мы думали лететь обычным рейсом, из Ило в Манаус, а оттуда по домам, но из-за войны все расписания сбились…

— Так оно к лучшему. Я же говорю: Галапагосы. — Тапа-Того на секунду повернулся к Скалди, — Пуэрте-Айоро на острове Санта-Крус. Там центр Чарльза Дарвина, который придумал эволюцию, и маленький лес. Только я не знаю, он многоярусный, или еще какой-нибудь. Тебе, как экологу, виднее.

— А мы сможем там погулять немного? — спросил Скалди.

— Конечно! Если у вас есть время. Там и перекусить можно, в кафе. Слушай, а у тебя в Гренландии какой лес? Я слышал, там деревья такие, с иголками, растут на болоте.

— Можжевельник, — уточнил гренландец, — Вообще-то, это кустарник, а не дерево. Он растет на крайнем юге, где сравнительно тепло и нет льда. Не обязательно на болоте.

— А севернее у вас что-нибудь растет?

— Мох и лишайник. Для других растений слишком холодно.

— Тюю… — протянул рикша, — Когда ничего не растет, это невесело. Вот в Антарктиде делают купола. Кстати, научились у вас, северян. Вы это называете: «парник».

— Ты из Антарктиды? — удивилась Хелги.

Тапа-Того рассмеялся и снова хлопнул себя по колену.

— Нет, я канак-островитянин с Рапа-Нуи. А в Антарктиду иногда вожу пассажиров. В Пуэрто-Колибри и в Хоррор. В Хорроре огромный парник, — пилот даже на секунду отпустил штурвал и расставил руки, чтобы выразить размер «парника», — А в центре парника — маленькое озеро и бамбуковый лес, его вырастили для хороших эмоций.

— Я знаю, — Скалди кивнул, — Видел на сайте. Но это, в общем, не лес, а декоративная оранжерея. А лес — это естественная экосистема. Открытая.

— Если открыть, то все замерзнет, — возразил Тапа-Того, — Вот, если бы можно было повесить лабысло, как в Хорроре от ядерного реактора, только большое, тогда да…

— Лабысло? — переспросил Скалди.

— Да. Такое искусственное солнышко со смайликом. Его придумал в начале века один русский, Макс Фрай. Оно висело в небе над маленькой страной на берегу моря. Но в Хорроре маленькое лабысло, оно может греть только внутри парника-купола.

Хелги улыбнулась и пожала плечами.

— Таков путь сказок. От чуда в небе до прозаической лампочки в парнике.

— Не все так однозначно, — возразил Скалди, — Существует проект реальнго лабысла, которое висело бы именно в небе, а не на стенке оранжереи.

— Какой-нибудь гипер-фантастический реактор на супер-спутнике? — спросила она.

— Нет, все гораздо проще. Никакой гипер-фантастики. Спутник-зеркальце висит на геостационарной орбите в полярной зоне и пускает солнечный зайчик.

— П-ф-ф… Зайчик… — разочарованно протянул Тапа-Того.

— … Зеркало, площадью пятнадцать квадратных километров — добавил гренландец.

— Пятнадцать чего? — изумленно переспросила Хелги.

— Квадратных километров, — повторил он.

Тапа-Того задумчиво поцокал языком.

— А как этакую огромную дуру вытащить на орбиту? Пригласить миллиард китайцев, чтобы они раскрутили на веревке?

— Такие зеркала, — пояснил Скалди, — строят из модулей: колец-каркасов из микронной трубки, на которые натянута молекулярная пленка. Свернутый модуль — как пачка сигарет, и по габаритам, и по весу. Но в космосе достаточно приложить небольшой электрический потенциал, чтобы модуль развернулся в блин радиусом сто метров и площадью 3 гектара. Такие блины висит на длинном манипуляторе робота, тоже микронной трубке. Остается направить солнечные зайчики в нужную сторону.

— Ага, знаю, — проворчал Тапа-Того, — Видел. Один такой блин висит по дороге из Меганезийской Антарктиды на Таити, над плавбазой Блимп-Порт. Хорошая штука, гораздо ярче полной Луны, для лэндинга достаточно. Но тепла от него нет ни хрена.

— Разумеется, нет, потому, что он один. А я говорю о пятистах. Разница примерно как между карманным фонариком и электрическим бойлером.

— А вес? — спросил пилот.

— Полтора центнера. Его можно выбросить на орбиту дешевым спейс-скутером.

— Хех… По логике, вроде, так… А само зеркало дорогое?

— Дорогое, но не запредельно. Проблема не в сумме денег, а в идиотах-алармистах, рассказывающих страшилки про глобальную угрозу климату.

— А что произойдет на самом деле, если повесить такое зеркало? — спросила Хелги.

Скалди ответил после некоторой паузы.

— В XIII веке викинги основали городок на маленьком красивом островке у западного побережья Гренландии, в глубоком заполярье, на 73-й широте. Они дали городку имя: Упернавик, что значит «Место, куда приходит весна». Этот островок всего две мили длиной, но там есть бухта, фьорд и даже озеро. Сейчас там примерно полторы тысячи жителей. Со времен викингов на Упернавике значительно похолодало, но они такие ребята, что не сдаются. Правда, у них слишком много льда и слишком мало солнца.

— Когда мало солнца, это неправильно, — серьезно сказал Тапа-Того.

— Проект полярного зеркала для Упернавика разработан лет десять назад, — продолжал Скалди, — Тогда это было чудовищно дорого, но с появлением псевдо-жидких пленок, цены упали. Океанийская Ассоциация «Humi-Troll» готова сделать это «под ключ» за миллион долларов ровно, причем с рассрочкой платежа. Для них это еще и реклама. Муниципалитет Упернавика покроет эти расходы за счет туризма в первом же сезоне. Представляете, сколько людей захочет побывать там, где на небе два солнца?

Тапа-Того, в задумчивости, несколько раз цокнул языком.

— А почему муниципалитет не соглашается, если все такое шоколадное?

— Муниципалитет Упернавика согласен, но фолкентинг, с подачи консервативного европоцентристского крыла, блокировал этот проект по основаниям безопасности. С точки зрения парламентских экспертов, это, якобы, негативно повлияет на климат. Я видел этих экспертов и их выкладки. Элементарная безграмотность, декорированная болтовней об экологической ответственности. На самом деле, 30 гигаватт солнечной энергии, которую зеркало будет переизлучать на Землю, это меньше, чем суммарная мощность электростанций в любой крупной развитой стране.

— А что будет на самом деле, если повесить это зеркало? — вторично спросила Хелги.

— Упернавик будет получать примерно столько солнечной энергии, сколько получает остров того же размера в экваториальных широтах. Кроме того, там исчезнет ночь, в частности — полярная ночь. Локальный климат будет близок к тропическому, правда, иногда, при арктических штормах, возможны заморозки. Слабые холодные ветры не коснутся островка, их будет отталкивать вертикальный конвективный поток воздуха, идущий от нагретого грунта. Полагаю, там приживутся субтропические растения, а в прогретой воде у берега размножится планктон и привлечет косяки рыбы.

— Не понимаю, — сказал Тапа-Того, — Раз ты все знаешь, то почему ты не выступишь по вашему гренландскому TV, и не объяснишь все это людям?

— Кто меня туда пустит? Все основные TV-каналы ориентируются на большинство в фолкентинге, которое верит идиотским агиткам экологов-алармистов.

— Что, все ориентируются? — недоверчиво спросил пилот.

— Все, кроме специализированных и чисто развлекательных, — уточнил Скалди.

— Ага! Не все! А что, если связаться с самым популярным развлекательным каналом?

Скалди развел руками и покачал головой.

— Представь себе: я звоню на «Viking Wave», где сплошная музыка, эротика, спорт и авантюрные комедии, и говорю: а можно у вас выступить про космическое зеркало?

— Ну! — согласился Тапа-Того, — Самый четкий вариант!

— Мне ласково посоветуют идти на… — Скалди сделал многозначительную паузу.

— Почему так? — удивился пилот.

— Это очевидно, — заметил гренландец.

— Не все очевидное верно. Почему бы тебе не попробовать?

— Ну, не знаю… — протянул Скалди.

— Я серьезно, — сказал Тапа-Того, — Позвони, вдруг их тоже волнует эта тема.

— Действительно, почему бы и нет, — поддержала пилота Хелги, — По крайней мере, ты открыто заявишь о своей позиции.

— Если вы думаете, что от этого будет толк… — флегматично проворчал Скалди, — то я, разумеется, позвоню. На Галапагосах нормально работает сотовая связь?

— Не хуже чем в каком-нибудь Нью-Йорке, — уверенно ответил пилот, — через 20 минут будем там, и сам убедишься.

* * *

Тональный гудок в трубке. Музыкальная фраза. Мелодичный голос автомата:

«Hi! Вы позвонили на TV-студию «Viking-Wave», Нуук, Гренландия. Подождите полминуты, мы вам ответим! Мы всегда рады звонкам наших зрителей…».

Снова тональный гудок и живой женский голос.

— Hi! Это Viking-Wave. Меня зовут Тайки Вайс, а вас?

— Скалди Турсен. Я эколог, из Кюджаллека.

— Правда? Это здорово, что вы, эколог, смотрите наши передачи! Что вам нравится в наших программах, или что бы вы хотели нам посоветовать?

— Вообще-то, — сказал он, — Я хотел бы выступить в поддержку проекта спутникового светотеплового коллектора для острова Упернавик.

— А-а! Лабысло? Огромное зеркало, которое можно повесить на орбите?

— Да, — ответил Скалди, — Я считаю, что фолкентинг допустит огромную ошибку, если заблокирует этот проект. Моя точка зрения вполне обоснована, и я хотел сообщить публике ряд фактов… В общем, дать объективную информацию по лабыслу.

— О! Круто! Один момент, я позову Раста…

На четверть минуты в трубке наступила тишина, а потом раздался мужской голос.

— Hi, герр Турсен! Я — Раст Кялво, продюсер программы «Привет, Страна!». Вы очень удачно позвонили! У нас идет серия передач под общим названием «Дотянуться до Солнца», в поддержку этого смелого и крутого научного фокуса. Wow! Как я удачно выразился! Фокус с солнцем в фокусе!

— Вот как? — удивился Скалди, — Это замечательно. Чем я могу вам помочь?

— Как это чем? Вы же ученый эколог! Вы сможете объяснить телезрителям с позиции современной науки, что наше новое солнце — это круто, это самое экологичное, самое полезное… Вы, конечно, знаете очаровательную суперсексуальную Кари Лейв? Она исполнит свою новую композицию: «Dig og mig skinne labyslo». Ребят прет от слова «Labyslo»! Это русское слово, заимствованное. Как «sputnik». Русские век назад, при коммунистах, много чего придумали для космоса. У них были проблемы в заполярье, и они хотели сделать labyslo, но не успели, их страна развалились. Так вот: у нас будет хит сезона. Кари Лейв споет прямо на берегу Нуук-фиорда, в концептуальном пиктобикини цвета льда! Лед на фоне тела на фоне льда!

Скалди, наконец, ухитрился вставить слово:

— Послушайте, Раст, это все очень интересно. Я надеюсь, фре Лейв не замерзнет, но я хотел бы понять свою роль в этом деле. Я никогда не участвовал в развлекательных программах для молодежи, а выглядеть идиотом на самом популярном TV-канале…

— Don’t worry! — перебил продюсер, — Все выйдет на сплошной плюс! Я же сказал, мы с вами вместе проработаем текст и стиль. Но до этого будет еще круглый стол. Тут нам придется напрячься не по-детски! Будут оппоненты. Мы обязаны показать их мнение. Свобода прессы. Но я в вас верю, вы настоящий ученый. Когда вы будете в Нууке?

— А когда надо?

— Чем раньше, тем лучше. Я буду тянуть начало круглого стола до вашего приезда. А после круглого стола будет шоу под открытым небом! Голографический телемост с атоллом Тероа на Экваторе. У нас: Кари Лейв и неандертальцы, у них: Келли Клай и эректусы. Это круто! Это будет реально заводить ребят у экранов, вы согласны?

— Наверное, да, — согласился Скалди, — По времени: я сейчас на Галапагосах, вылетаю отсюда в Гватемалу, и там сажусь на ближайший скоростной рейс Кецаль — Нуук…

— Отлично! — снова перебил продюсер, — Вы звоните мне перед вылетом, и я подгоню тоббоган прямо к посадочной полосе. Вы будете вместе с мисс Сонстром?

— Э… Вообще-то, я могу у нее спросить…

— Да! Обязательно! Представитель независимой прессы из европейской Скандинавии!

— Слушайте, Раст, а откуда вы вообще про нее знаете?

— Откуда? Ха-ха! Вы шутник, герр Турсен! А телерепортаж про войну в Андах? Wow! Круто! Видеосъемки под обстрелом! Вы с ней чертовски отчаянные люди! Значит, я рассчитываю на вас обоих. На объяснения про экологию в позитивном смысле. Какие будут перспективы у окружающей среды в свете лабысла… В общем, вся эта физика, химия и биология, это по вашей части, вы же ученый. Главное, позвоните из Кецаля и скажите рейс. Менеджер вас встретит и привезет в студию. Мы договорились?

— Похоже, что да, — подтвердил Скалди.

— Отлично! Блеск! Я не прощаюсь, увидимся сегодня в Нууке!

Скалди покачал головой и убрал трубку в карман.

— Я опять слышала слово «Лабысло», — сказала Хелги, — Кто это был, если не секрет?

— Продюсер самой популярной в Гренландии молодежной TV-программы. Похоже, началась ураганная реклама этого зеркала… Ты не знаешь, что такое пиктобикини?

— Это три тряпочки, каждая размером со спичечный коробок. А что?

— Самая популярная девчонка в Гренландии, в этих тряпочках споет прямо на берегу Нуук-фиорда что-то под названием: «Нам с тобой светит лабысло». Это будет сегодня вечером, точнее, ночью. До этого нас приглашают на круглый стол сражаться против алармистов в прямом эфире. Нас с тобой вдвоем, я имею в виду.

— Это не шутка? — подозрительно спросила Хелги.

— Какие шутки? Он очень хочет, чтобы я уговорил тебя тоже быть на этом шоу.

— Меня и уговаривать не надо. Я же не идиотка, чтобы пропустить такое событие.

— Итак, едем вместе? — уточнил он.

Хелги кивнула головой, а потом задумчиво потерла ладонью подбородок.

— А знаешь, Скалди, ведь получается, что с этим авиа-рикшей все подстроено.

— Да, я уже это понял. Его наняли те же люди, которые стоят за этой рекламой.

— Вот-вот, — она снова кивнула, — Похоже, мы снова влипли куда-то вместе…

— Похоже… Тебя это тревожит?

— Да нет, не особенно. Ведь у вас в Гренландии, кажется, не стреляют.

— Кажется, нет, — не очень уверенно подтвердил он.

46

Дата/Время: 03–04.03.24 года Хартии.

Место: Ист-Кирибати, Атолл Тероа. Гренландия. Нуук.

Более века назад, в 1936-м, Ясуши Каяма спроектировал для Императорской военной авиации Японии легкий истребитель Ki-27. Эта удачная машина стала одной из самых массовых, и использовалась в Индокитае и на Тихом океане в течение всей войны.

Полвека назад, Чатур Раджхош, тогда еще ученик 8-го класса, посмотрел американо-японский фильм «Tora! Tora! Tora!» об атаке на Перл-Харбор, и мгновенно заразился брутальной романтикой военно-морской авиации.

Чуть меньше года назад, Оохаре Каане и Уфале Пиакари расширили свой маленький семейный бизнес, начав переделывать старые военные самолеты в авиетки (обычное занятие для Океании, где после Второй мировой войны, на островах, и на дне моря остались тысячи японских «Zero-Sen», американских «HellCat» и прочих моделей).

В конце сентября прошлого года, молодые офицеры — фри-юнионисты совершили военный переворот в Папуа, а в ноябре, в ходе ликвидации банд неоколониалистов, обнаружили в джунглях замаскированную японскую военную базу, где имелось два десятка Ki-27, которые вышли с конвейера 1940-м. Теперь их приобрел за смешные деньги тероанец Факир Слай, для Оохаре и Уфале — своих соседей и партнеров.

Полдюжины из этих машин, уже прошедших реновацию, были замечены Чатуром Раджхошем, утром 2-го марта, когда «Lone Star» входила в лагуну Тероа, и в сердце признанного мэтра индийской морской авиации разгорелась юношеская мечта…

* * *

Хики, находясь в состоянии боевого бешенства, сделавшего бы честь норманнскому берсеркеру, ворвалась на центральную террасу 2-го этажа хаусхолда E-9 когда Келли, Спарк, Санди и Акела совершали там обычный кофейный ритуал.

— Вы все охерели, а? — сходу поинтересовалась она, дрожащим от гнева голосом.

— Ну, я даже не знаю… — протянул Акела, озадаченный такой постановкой вопроса.

— …Зато я знаю! — перебила она, — Вы точно охерели!

— Что случилось-то? — поинтересовался Спарк, ставя на стол кофейную чашечку.

— Вот это! — произнесла Хики, показывая рукой в небо.

Над лагуной весело кувыркался серебристый винтовой самолетик конфигурации «классика», с эмблемой в виде красного кружочка на боку фюзеляжа. Иногда он закладывал настолько крутые виражи, что крылья, казалось, становились почти в вертикальную плоскость, а зрители могли наблюдать то пару торчащих поплавков, похожих на калоши, то прозрачный фонарь кабины, в которой угадывались две человеческие фигуры, расположенные по мотоциклетному: одна позади другой.

— Ничего такого, — сказала Келли, — Это Оохаре обкатывает очередной «Kiss».

— Какой, в жопу, kiss!? — воскликнула Хики, — У него подозрение на гипертонию с признаками тахикардии!

— У него только один раз были проблемы с сердцем, — возразил Спарк, — И никаких подозрений, просто он неаккуратно нырял с аквалангом. Потом все прошло.

— Ты о чем говоришь? — спросила Хики, выпучив глаза от удивления.

— О том, — вмешалась Санди, — что беспокоиться за Оохаре нет оснований…

Самолетик завизжал, как атакующая кошка, и свечкой ушел в центр неба, а затем выполнил пологую «горку» и пролетел над поселком уже почти бесшумно.

— Мне нравятся этот электродвижок на полмегаватта! — объявил Акела.

— Да ну, — возразил Спарк, — Если нужна такая тяга, то лучше не винт, а турбина.

— Нет, я бы поставил кольцевой обтекатель вокруг винта, как у рэпторов «Abris».

— У «Abris» в кольце не винт, а ультра-вентилятор, — педантично поправил Спарк.

— И, по-любому, это уже не будет зачетное ретро, — добавила Келли.

— При чем тут Оохаре! — воскликнула Хики, хлопнув ладонями по столу.

— Это его бизнес, — пояснила Санди, — он вчера вам рассказывал. А ретро-флайки необходимо обкатывать на всех режимах, а то мало ли что…

— Пусть обкатывает, aita pe-a! Но какого хера он взял Чатура в кабину?!

— Он взял Чатура в кабину? — недоверчиво переспросила Келли.

— E oe! Joder! Я пошла в лавку за свежими лангустами и за фруктами, и та девчонка, которая там торгует, между делом, сказала, что Уфале поехала в Икехао на катере, а Оохаре с Чатуром пошли летать на самурайском истребителе!

Снова раздался кошачий визг. Ki-27 на малой высоте пересек лагуну со скоростью примерно 200 узлов, превратился в серебряную точку у горизонта, развернулся, и промчался над лагуной в обратном направлении.

— Надо, на всякий случай, найти тахуна Рау, — вынес вердикт Акела.

* * *

Fare доктора Рау Риано, примерно через час.

…Обстановка в «медицинском секторе» просторного дома великого тахуна и (по совместительству) тероанского врача, напоминала кульминационные кадры очень страшного голливудского триллера. На стенах — церемониальное оружие и древние языческие маски. На полках — тускло блестящие корпуса электронной аппаратуры. В районе одного из углов — кресло из пористого пластика. В кресле сидит обнаженный мужчина, весь обклеенный круглыми присосками, от которых отходят электрические провода. Рядом с ним — худощавый смуглый человек среднего роста, одетый в чью-то старую военную униформу, готовясь приступить к экзекуции, спокойно говорит:

— Что вы так нервничаете, Чатур? Боитесь медицины?

— Да. Боюсь, — проворчал Раджхош, — Вы, врачи, конечно, замечательные люди. Но, как ткнете куда-нибудь чем-нибудь… А потом как скажете что-нибудь…

— Считайте, что я не врач, а добрый волшебник, — предложил Рау Риано, — Знаете, мне часто приходится иметь дело с детскими травмами. Дети — это такие очаровательно-непоседливые существа, что они непременно на что-нибудь наступают, куда-нибудь прыгают, что-нибудь съедают, или балуются с небезопасными предметами. И знаете, Чатур, лучший способ сделать так, чтобы они не пугались врача, это рассказывать им сказки. В какой-то момент я понял, что взрослые — это тоже немножко дети. Им тоже спокойнее, когда с ними имеет дело не врач, а добрый волшебник, рассказывающий сказки. Вам я расскажу сказку о перегрузках. Принято считать, что наиболее сильные перегрузки испытывают военные пилоты и астронавты. На заре реактивной боевой авиации и космической техники, пилотам приходилось выдерживать до 10G. Потом биомедицина установила порог безопасности: 6G. Столько может выдержать хорошо тренированный человек примерно полминуты, если правильно расположит тело. При предельно неправильном расположении, когда вектор перегрузки направлен от ног к голове, все гораздо хуже. Но не будем о грустном. Итак 6G. Они действуют даже на аттракционе «американские горки», правда всего 2 секунды. А 4G допустимы для гражданской авиации. Никаких проблем для здоровья, ни в момент перегрузки, ни впоследствии, если проблем не было до того. А проблемы могут быть даже у очень здорового человека. И тогда возможны внезапные потери сознания даже при 4G. Не случайно инструкция ВВС Меганезии запрещает создавать ускорения более 3G при пилотировании на малой высоте … Вам кажется, что я говорю банальности?

Чатур Раджхош чуть слышно вздохнул и ответил.

— Видите ли, доктор Рау, я работаю в области военно-морской авиации, поэтому о перегрузках и ускорениях знаю не понаслышке.

— О! Я совсем забыл! И вы, наверное, можете сказать, какие перегрузки вы создали сегодня, когда этот оболтус Оохаре позволил вам сесть за штурвал Ki-27! А?

— Вряд ли больше, чем 4G. Я знаю, вы скажете, что при моем здоровье…

— У вас замечательное здоровье! — перебил тахуна, — Но, вы его плохо бережете. Вы дважды в этом полете создали на виражах перегрузки около 8G. Они были очень короткими, и вы не заметили, а борт-комп их зафиксировал, и ваш организм тоже.

— Я не почувствовал, — признался индус.

— Разумеется, вы же не профессиональный пилот.

— Я вообще не пилот. Мне иногда приходится сидеть за штурвалом, но тогда рядом обязательно сидит инструктор с дублирующим пультом. В этот раз у Оохаре был дублирующий пульт. Я пилотировал в воздухе, но взлет и посадку выполнял он.

Великий тахуна понимающе покивал головой.

— Ситуация ясна. Но, вы подвергли себя риску не в эти два момента, а тогда, когда выполняли «горку». Перегрузка от ног к голове 3G. При 5G теряют сознание даже тренированные люди. К счастью, это тоже длилось очень-очень недолго.

— Вы специально занимались проблемой перегрузок? — спросил Раджхош.

— Немного. Я был в числе экспертов ВВС по использованию диаграммы Штаубе, по которой можно определить воздействие перегрузок в зависимости от времени и от ориентации вектора. А знаете, откуда Штаубе взял исходные данные?

— Вероятно, проводил тесты на центрифуге, — предположил индус.

— Нет, — Рау улыбнулся и покачал головой, — Штаубе просто собрал видео-протоколы соревнований «Red Bull Air Race», которые называют авиа-слаломом. Бесшабашные ребята летают над рекой, между высокими буйками, со скоростью 200 узлов. Такие соревнования проводятся с 2003 года. Перегрузки на виражах достигают там 12G. А флайки используются обычные, спортивные, без противоперегрузочных дивайсов. Хитрость в том, чтобы избежать длительной перегрузки.

— А с какой целью Штаубе создавал эту диаграмму? — спросил Раджхош.

— Вероятно, — сказал Рау, — Это связано с новой тактикой воздушного боя. От гонки за скоростью — к гонке за ускорением. Секундное ускорение 20G дает вам возможность в следующую секунду оказаться в ста метрах от точки, в которой вас ищет противник. Перегрузка 20G безопасна, если она длится не более секунды. Известны случаи, когда автогонщики оставались целы при аварийных перегрузках 100G. удар об ограду на скорости 100 метров в секунду, и остановка за одну десятую секунды. Арифметика.

Раджхош шумно выдохнул, выражая свое несогласие, и высказался:

— Ускорение 20G и больше — это для радиоуправляемых дронов. Я полагаю, за ними будущее военной авиации. Человек в таких условиях плохо функционирует.

— Я думаю, — ответил Рау, — что по этому поводу вы сможете услышать другое мнение, более квалифицированное, чем мое. Заодно, вы сможете пройти профилактические процедуры, которые я рекомендую после вашего не вполне осмотрительного полета.

— В чем состоят процедуры? — настороженно спросил Раджхош.

— Пить молодое пальмовое вино в хорошей компании, — ответил великий тахуна.

* * *

Лагуна, недалеко от берега, на глубине два с половиной метра, через час.

Крупная рыба-жаба с неодобрением посмотрела на индуса сквозь тонкую стенку из плексигласа, презрительно вильнула хвостом и уплыла в коралловую расщелину.

— Не обращай на нее внимания, Чатур, — посоветовала Абинэ Тиингеле, — Это одна из самых невежливых рыб в нашей акватории. Крабы, и те, ведут себя приличнее.

— ОК, я буду выше этого, — Раджхош улыбнулся, — А кто придумал этот маленький водолазный колокол в качестве… Э-э… Клубной relax-room?

— Спарк, конечно, — ответил Джерри Винсмарт, — Это был хороший способ объяснить балбесам, которых ты видел наверху, тему «прикладная аэростатическая механика», которую они проходят на первом курсе колледжа.

— Эланг, Тиви и Окедо вовсе не балбесы, — возразил Рау, — просто, в их возрасте людям свойственно больше думать о рыбалке, сексе и игре в мяч, чем об уроках.

— Им где-то лет по пятнадцать? — спросил индус.

— Вероятно, меньше, но не намного. Они из племени утафоа-упаики, а там никогда не придавали значения точному исчислению возраста. Определяли на глаз.

— Гм… Понятно… А почему в прошедшем времени?

— Потому, что того племени упаики больше нет. Был один маленький поселок, но его уничтожило цунами 19-го года. Выжили только они. Теперь Упаики это третье племя тероанских утафоа, наряду с Иннилоо и Пиакари. Так случается…

— Так случается… — индус кивнул, — Ваш океан иногда бывает жестоким…

Великий тахуна пожал плечами и разлил молодое пальмовое вино из длинной узкой бамбуковой бочки в традиционные чашки из скорлупы кокосовых орехов.

— Океан такой, какой он есть. Он живой, а живые существа не всегда предсказуемы.

— Мне тоже иногда кажется, что он живой, — задумчиво произнес Раджхош.

— Опять эта нахальная рыба! — возмущенно воскликнула Абинэ и, мгновенно сбросив пляжную накидку, нырнула под край колокола.

Сквозь прозрачную стенку можно было наблюдать короткую погоню за рыбой-жабой (которая, поняв, что ей грозят нешуточные неприятности, метнулась к спасительной расщелине). Абинэ опоздала секунды на три. Повисев немного под водой около этой расщелины, она подобрала кусок коралла и метнула туда, вслед улизнувшей рыбе, и проплыв назад, снова проскользнула под краем купола и вынырнула внутри.

— Рыбы-жабы очень хитрые, — сообщила она, — …хотя на вид тупые.

— Абинэ, — сказал Рау, — Мне кажется, Чатуру будет интересна твоя история о дронах.

— Хэх… История, как бы, не совсем моя. За что купила, за то и продам.

— В любом случае, интересно, — ответил индус.

Подруга доктора Винсмарта сделала глоток из чашки и тряхнула головой.

— Aita pe-a. Рассказываю. В конце прошлого года я делала работу для ВМФ Папуа по модернизации движков летающих канонерок. Папуасский кэп, Лрл Нопи, классный парень, рассказывал, как использовались дроны «Wabi», в Западной Новой Гвинее (бывшем Ириане, а теперь — Хитивао), для вытеснения исламских колониалистов. Поселения мусульман были компактными, и полностью зависели от снабжения по автодорогам, которых там крайне мало. Папуасы отслеживали автоколонны, а потом атаковали с воздуха. Простреливали грузовикам капоты и шины. Путь заблокирован. Снабжения нет, пока индонезийские колониальные власти не пришлют тягач. Такая гуманная стратегия работала, пока колониалистам не прислали активные гасители радиообмена. Это спецдивайс против дронов. Он засекает дрон, находит его канал радиообмена с оператором, и забивает радиопомехами. Дрон лишается управления. Примитивный дрон в этом случае падает. Дрон с хорошим борт-компом пытается восстановить связь, а если не получилось, то самостоятельно уходит домой на базу. Австралийцы, разработчики гасителя, гуманные ребята. Они не предполагали, что программа дрона в этом случае переходит к автономному поиску и нейтрализации противника. Дроны образуют локальную боевую сеть, и работают…

— А как они определяют противника? — спросил Раджхош.

— Там, — сказала Абинэ, — был прописан алгоритм распознавания образов, по которому противником считался любой, на ком колониальная униформа, и любой вооруженный человек, не похожий на туземца. Эскадрилья «Wabi» автономно работала полсуток по нескольким городкам. Не стало ни военных, ни полисменов. На следующий день из джунглей пришли туземцы и убили всех гражданских жителей. Там свои счеты…

Индус задумчиво покачал на ладони чашку из скорлупы кокосового ореха.

— Насколько я знаю папуасов, они завершают такие рассказы каким-нибудь выводом.

— Да. Лрл озвучил вывод. Когда применяешь дроны, нельзя рассчитывать только на отдаленного оператора. Или дроны должны быть роботами с программой автономных боевых действий, или оператору надо находиться в пилотируемом аппарате, в составе эскадрильи. А лучше и то и другое. Лрл очень высоко оценивает «распределенные штурмовые группы». Это вроде тяжелого бомбера, размазанного на несколько миль. Основные компоненты вооружения летят отдельно от операторского флаера.

— Я уже вижу продолжение, — заметил Винсмарт, — Оператора заменят продвинутым роботом с искусственным квази-интеллектом, и на следующей войне, прецедент, о котором рассказывал тебе Лрл, покажется детским утренником.

— Хэх! Джерри, ты веришь, что искусственный интеллект будет создан так быстро?

— Милая моя, он создан примерно век назад. Первая прикладная работа: «Логическое исчисление идей, относящихся к нервной активности», Уоррен Мак-Каллок, 1943.

— Первая работа по искусственным нейронным сетям, — уточнил Рау, — Искусственная нейронная сеть это еще не искусственный интеллект.

Винсмарт одним глотком опустошил свою чашку и отставил ее в сторону.

— Это вопрос определения, коллега Рау, — если мы говорим об имитации интеллекта человека, то ты, конечно, прав. Но для большинства прикладных задач, в частности, военных задач, это совершенно не нужно. Человеческое решение не есть наиболее эффективное решение. Имитация именно интеллекта человека требуется только для биомедицинских задач, таких, как интегральное протезирование головного мозга.

— Кибернетическое бессмертие? — спросила Абинэ.

— Да. Хотя термин неудачный… Но это вообще отдельная тема.

— Пусть это отдельная тема, — вмешался Раджхош, — Но твое утверждение о низкой эффективности человеческих решений, по-моему, можно опровергнуть.

— Это интересно, — сказал Винсмарт, — И как же?

— Эволюция, — ответил индус, — Человек стал хозяином Земли потому, что его интеллект эффективнее прочих систем принятия решений, возникших в процессе эволюции. А современные искусственные нейронные сети ближе к нервной системе насекомых.

— Гм… Коллега Чатур, вы уверены, что хозяева планеты именно мы, а не насекомые?

Раджхош, несколько озадаченный этим вопросом, похлопал себя ладонью по пузу и глянул сквозь прозрачную стенку на пару крабов, сцепившихся в борьбе за куриную косточку. Подростки утафоа-упаики, обосновавшиеся на рафте поверх подводного колокола, видимо, поедали жареную курицу и бросала съедобные отходы вниз.

— Крабы — на всякий случай уточнил тахуна Рау, — не насекомые, а ракообразные, хотя, тоже членистоногие, наряду с пауками и многоножками.

— В такой-то мере я помню школьную биологию, — проворчал индус, — Ладно, оставим в стороне вопрос о том, кто хозяин на планете. Насекомых на Земле больше чем людей, поэтому аргумент, который я применил, выглядит неубедительно. Но, насекомые не имеют перспективы. Вы можете себе представить, что муравьи вырвались в космос и начали осваивать ближайшие планеты, а потом и планетные системы других звезд?

— Насекомым, — сказал Рау, наливая всем еще вина, — не повезло на старте. Трахейное дыхание без активной вентиляции годится только для маленьких существ. Если бы случайный расклад мутаций полмиллиарда лет назад был чуть-чуть иным, то Земля принадлежала бы муравьям, а динозавры и, тем более, люди не возникли бы вовсе.

— Допустим, — произнес Раджхош, — Это бы случилось. Но как быть с ответом на мой вопрос? Разве муравьи, даже очень большие, смогли бы создать астронавтику?

Винсмарт погрозил пальцем рыбе-жабе, вновь возникшей за стеклом, и объявил:

— Коллега Чатур, вы меня раззадорили. Я делаю рокировку и встаю на вашу позицию. Человеческим интеллектом, самым эффективным из того, что нам известно, является только такой интеллект, который способен создать технологию прорыва в космос и космической экспансии. Интеллект, который на это не способен, не следует считать человеческим. Интеллект это социальное явление. У муравьев, кстати, тоже…

— А ты уверен, что у муравьев вообще есть интеллект? — перебил Раджхош.

— Я не уверен. Зато я уверен, что интеллекта, о котором я говорю, нет в большинстве человеческих сообществ. Но тест Тьюринга, считающийся базовым для работ по теме ИскИн, требует, чтобы ИскИн-система продемонстрировала свое соответствие таким неэффективным, бесперспективным, ни к черту не годным образцам!

Абинэ Тиингелэ задумчиво почесала себе за ухом.

— Джерри, я не врубилась, что ты сейчас сказал.

— Сейчас объясню. Все действия, применительно к объективным ситуациям и целям, можно условно разделить на разумные и неразумные. Круг действий обыкновенного человека включает и разумную, и неразумную компоненту. Типичные люди из самых типичных сообществ, в ряде ситуаций почти всегда совершают вполне определенные неразумные действия. С другой стороны, есть ряд разумных действий, практически никогда не совершаемых этими типичными людьми типичных сообществ. Фильтры психики, созданные типичными социальными штампами, делают людей…

— …Дебилами, — подсказала Абинэ, — А при чем тут тест Тьюринга?

— При том, что этот тест требует от ИскИна соответствия критерию типичности для человека из типичного сообщества. Только тогда, такой же типичный респондент ошибется и примет ИскИн за такого же…

— …Дебила, — договорила Абинэ, — Оффи хотят, чтобы ИскИн, был ограничен оффи-идеологией. Оффи оболванили людей, а теперь хотят оболванить даже компьютер!

— Ты демонизируешь оффи, — заметил Винсмарт, — автор теста, Алан Тьюринг, не был госчиновником. Правда, во время войны он работал в разведке Альянса и занимался взломом шифров 3-го Рейха. Он ненавидел нацизм. Что касается теста, то Тьюринг, конечно, не имел в виду, что ИскИн должен стремиться удовлетворить требования типичного… Гм… Обывателя к собеседнику. У него были сложные отношения с традиционалистским обществом. Судьба Тьюринга, это, наверное, одна из самых позорных страниц в истории Англии. Но я отклонился от темы.

— Ты собирался сделать какой-то вывод, — заметил Раджхош.

Винсмарт улыбнулся и покачал головой.

— Коллега Чатур, я не папуас. Я не всегда могу сделать вывод в конце истории.

— Тем не менее, — возразил Рау, — вывод напрашивается.

— Ой! — Винсмарт протестующее поднял ладони, — Только не говори опять, что традиционалистское общество надо уничтожить путем тотального геноцида.

— Культуроцида, — поправила Абинэ, — И заметь, это сказал ты, а не док Рау.

— В некоторых традициях, — вмешался Раджхош, — есть глубокая целесообразность.

— Это, смотря в каких, — ответила она, — Например, высшие и низшие варны у ваших индийских традиционалистов…

— Я и сказал: в некоторых, — ответил индус.

— Только без обид, ОК? — Абинэ слегка похлопала его по колену, — в древней Индии придумали классные вещи. Камасутру, шахматы, десятичное исчисление, решение квадратных уравнений, и йогу. Но, я не понимаю, зачем там так много мистики.

— Кроме того, — добавил Винсмарт, — родители Алана Тюринга жили в Индии, и там поженились. Правда, Алан родился уже в Лондоне.

— Вероятно… — заметил Рау, — нам не обойтись без рассказа о биографии Тьюринга. Подобную ситуацию на линии судьбы часто называют индийским словом «karma».

— Карма, — возразил Раджхош, — это гораздо более широкое понятие…

Он не договорил фразу, и с любопытством посмотрел сквозь прозрачную стенку. Со стороны поверхности, почти вертикально вниз, плыли три светло-шоколадных тела. Несколько секунд, и они, проплыв под краем колокола, вынырнули внутри.

— Это мы! — объявила Тиви.

— Ситуация! — добавил Эланг, — foa уже собрались в лавке у мамаши Джимбо!

— По ходу, скоро телемост с Нууком, — уточнил Окедо.

— Келли звонила, — дополнительно уточнила Тиви, щелкнув ногтем по наплечному матерчатому браслету с коммуникатором (единственному, что на ней было надето — впрочем, мальчишки были одеты точно также).

— Мы там необходимы, чтобы точно был скандал? — поинтересовался Винсмарт.

— Скандал будет по-любому, док Джерри, — авторитетно сообщил Эланг, — а вы там необходимы, потому что ученые всей планеты должны быть заодно, как мафия. Так говорит tahunaloa Рау, а ему так говорят manuloaloahine Ваиора и Таранга.

— Великие богини говорят не совсем так, — мягко уточнил Рау.

— Не совсем, — признался мальчишка, — Но по смыслу…

* * *

Нуук, Гренландия, тогда же (поздний вечер по местному времени).

Телецентр студии «Viking-Wave», был расположен в двухстах шагах от малой гавани, в классическом для Гренландии двух-с-половиной-этажном доме с двускатной крышей. Собственно, телестудия располагалась в зале в два этажа по высоте и в половину всего здания по площади. Интерьер имел претензию на форму античного амфитеатра, но без излишеств, в стиле экономичного ультрамодерна. «Круглый стол» действительно был круглым, и располагался на арене. Ведущие — парень и девушка, одетые в серебристые футболки и шорты — приготовились бродить вокруг с беспроводными микрофонами, и давать ориентиры телеоператорам… Парень глянул на часы, дал отмашку и крикнул:

— Привет страна!!! В эфире Раст Кялво и Тайки Вайс! Мы начинаем наш круглый стол, который займет самое клевое место в нашей серии передач «Дотянуться до Солнца»!

— Мы! — крикнула Тайки, — Приветствуем парней и девчонок из Упернавика, которые приехали сюда узнать: будет ли у них лабысло? Будет ли на их морозном острове в заполярье так же тепло, как у ребят, которых мы видим на большом экране…

— Это атолл Тероа! — объявил Раст, — Тамошние парни и девчонки собрались в Djimbo-dancing, чтобы позажигать вместе с нами… Aloha foa!

— Hej venner! Skool! — раздался многоголосый рев из динамиков.

Ведущие выждали, пока публика немного успокоится, и Тайки продолжила.

— Мы, гренландцы, справедливая и демократическая нация, поэтому, мы даем право первого слова тем, кто против лабысла. Герр Йохан Грютсон, депутат фолькентинга, партия евроинтеграции. Йохан, вы в кадре! Все слушают ваши аргументы!

— Я рад, что мы остаемся демократической страной… — негромко, но четко произнес высокий и очень худощавый мужчина лет 55, одетый в строгий серый костюм, — Мы свободны только до тех пор, пока готовы уважать даже то мнение, с которым мы не согласны. Солнечный светотепловой коллектор, который нам предлагают, это очень интересное научное изобретение, но так ли оно безопасно для окружающей среды, как утверждают его сторонники? Коллектор сбросит на маленький остров чудовищное количество энергии. Я не буду загромождать вам голову цифрами, а приведу понятное сравнение. Это как если бы над Упернавиком каждые полчаса взрывали такую же атомную бомбу, как та, что уничтожила Хиросиму! Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: подобные атомные эксперименты на населенном острове…

— Бред! — громко перебил его кряжистый мужчина лет 35, одетый в джинсы и яркую штормовку, расстегнутую на объемистом пузе, обтянутом зеленой футболкой с алым силуэтом норманнского драккара. У него была лохматая рыжая шевелюра плавно переходящая в короткую и такую же лохматую бороду. Посреди всей этой красоты располагался нос картошкой и по бокам, несколько выше, два нежно-голубых глаза.

Скалди повернулся к Хелги и чуть слышно сообщил.

— Это Гисли Орквард, наш писатель, он входит в top-20 мировой научной фантастики.

— Бред! — повторил Орквард, — Вы потому не приводите цифры, что хотите всех нас облапошить своими дурацкими сравнениями. Я тоже сделаю сравнение. В городе Копенгаген, столице Дании, куда вы катаетесь выпрашивать подачки…

— Соблюдайте приличия! — возмутился Грютсон.

— …Миллион автомобилей, — ничуть не смутившись, продолжал фантаст, — Когда эти автомобили включают свои движки, в окружающую среду улетают те же 30 гигаватт тепловой мощности, что и от лабысла, против которого вы выступаете. Те же самые атомные бомбы дважды в час! Почему город не сгорел к черту? А потому, что ваша аналогия это бред свинячий! Я приведу еще один пример! Эй-эй, ребята, смотрим на большой экран, где Тероа! Видите дядьку рядом с обалденной девчонкой в лиловой пляжной накидке? Дядьку зовут Джерри Винсмарт, он янки, крупный ученый, автор проекта «Эректус» и автор медицинских наноботов, которые спасли прорву людей. Меганезийское правительство подарило ему для науки авианосец, переделанный под плавучий колледж. На этом авианосце атомный движок 300 мегаватт. Три чертовых хиросимских бомбы в неделю! Док Джерри! Скажи, я прав?

На экране было видно, как доктор Винсмарт подошел к одному из микрофонов.

— Привет, Гисли! В первом приближении, так и есть. С физическими аналогиями надо обращаться аккуратно. Еще пример: когда я прилетел с «Лексингтона» на Тероа, эта девчонка… Да, да, именно ты, Келли!

— Hi all! — завопила Келли в другой микрофон.

Зал в Нууке отозвался приветственным ревом. Келли Клай тут хорошо знали.

— …Так вот, — продолжил Винсмарт, — Она прыгнула на меня, и я получил удар той же энергии, как если бы в меня выстрелили в упор из мощного полицейского «кольта». И никаких проблем. Эта аналогия не учитывает существенных сторон процесса, как не учитывает их и та спекулятивная аналогия, которую привел мистер Грютсон.

— Сэр Джерри! — окликнула его Тайки Вайс, — Можно задать вам еще вопрос?

— Можно, — он кивнул, — И можно без «сэр». Я простой американский парень.

Все собравшиеся в дансинге Джимбо дружно заржали. Тайки, ничуть не смутившись, пояснила:

— Я сказала «сэр», потому что вы рыцарь Австралии. Это совершенно официально…

— В общем, да, — он снова кивнул, — В прошлом году мне дали орден за одну историю.

— За спасение островов Килинг от бактериологического оружия, — уточнила она.

— Ну… — Винсмарт развел руками, — Я там был консультантом. Просто стоял рядом…

На этот раз заржали обе аудитории — гренландская и меганезийская.

— Сэр Джерри, — продолжала Тайки, — Как по-вашему, что произойдет на острове Упернавик, если над ним будет подвешено лабысло?

— По-моему, примерно то, что написано в экспертном заключении. Установится своеобразный климат, примерно как в субтропическом высокогорье.

— Сэр Джерри, а как на счет теплового загрязнения? — спросил невысокий подвижный мужчина, датско-эскимосский метис, примерно ровесник Винсмарта.

— Это Угиэк Хуглейк, — сообщил Скалди, снова наклонившись к Хелги, — он тингман, председатель парламента, из партии «красно-зеленых». Компромиссная фигура…

— Тепловое загрязнение? — переспросил Винсмарт, — Ну, разумеется. Гисли здесь уже приводил пример: любой развитый мегаполис выбрасывает в окружающую среду тепловую мощность того же порядка, что и предлагаемый светотепловой коллектор.

— Это я понял, сэр Джерри. Но в Упернавике такая мощность выделится на гораздо меньшей площади. Ученые опасаются, что возникнет мощный циклон, или тепловой торнадо, как они говорят. Не хотелось бы получить такую штуку.

Винсмарт отрицательно покачал головой и улыбнулся.

— Я не специалист, но в экспертном заключении есть расчетная схема этих циркуляций воздуха. Ничего общего с тепловыми торнадо, которые возникают при действительно сверхмощных источниках тепла у поверхности земли. Например, ядерный взрыв, или огромный пожар. А вот действующего вулкана уже недостаточно. В Антарктике, на новозеландском острове Росса, на 78-й широте, на 5 градусов ближе к полюсу, чем Упернавик, есть вулкан Эребус с лавовым озером в кратере. Температура выше 700 градусов Цельсия. Перепад температур с окружающей средой на порядок больше, чем предполагается на Упернавике. И никаких тепловых торнадо.

— Вот это чертовски понятный аргумент, — произнес Хуглейк, — Спасибо.

— Никаких проблем, — ответил Винсмарт, и подняв на ладони протянутую кем-то чашку пальмового вина, добавил, — Scool!

Две аудитории, соединенные телемостом длиной 6500 миль, зааплодировали ему.

— Позвольте, я тоже обращусь к эксперту-ученому, — сказал Грютсон, — рядом со мной сидит профессор Гор Барстоу из Вестминстерского университета, Британия, эксперт постоянной комиссии ЕС по биоэтике.

— Отлично! — объявил Раст Кялво, — слушаем английского профессора Барстоу!

— Спасибо… — Гор Барстоу поправил модные очки в тонкой оправе, смотревшиеся гротескно на его носу, похожем на клюв страуса, — …довольно сложно оспаривать тенденциозные выкладки недобросовестных экспертов в аудитории, где собрались уважаемые и почтенные представители общественности, но не ученые…

— Вы намекаете, что мы неграмотные идиоты? — поинтересовался Скалди.

— Нет, ни в коем случае. Просто вы работаете в других областях жизни.

— Лично я работаю как раз в той области жизни, — отрезал Скалди, — я читаю курс «математическая экология и биокибернетика» в университете Нуука.

— Э-э… — англичанин слегка замялся, — Я имел в виду большую часть аудитории.

Скалди ехидно хмыкнул и развел руками.

— Не стесняйтесь, профессор. Объясните мне, а я уж как-нибудь растолкую всем остальным, если они сами не поймут тонкостей вашей высоконаучной биоэтики.

— Хорошо, — Барстоу кивнул, — Я начну с того, что воздушные циркуляции, которые возникнут вследствие работы этого коллектора, что не отрицают даже эксперты, поддерживающие проект… Ведь не отрицают?

— Не отрицают, — сказал Скалди, — что дальше?

— Дальше вот что. Эти циркуляции не вызовут торнадо, они покажутся не слишком страшными на берегу, но они вызовут циркуляции в море, у берегов. Такое быстрое течение распространится на большие площади, и нарушит режим нереста рыбы. В атмосфере циркуляция вызовет другой биологический эффект. Она нарушит пути миграции морских птиц, которые являются естественным регулятором популяций промысловой рыбы. В рыбных косяках начнут распространяться инфекции, и ваша замечательная страна рискует лишиться своих рыбных богатств…

Гренландский эколог звонко хлопнул ладонью по столу.

— Расчеты в студию! Я хочу посмотреть, какой гений гидродинамики заключил, что циркуляция воздуха с радиусом немного больше мили и скоростью полтора метра в секунду, может создать морское течение. И я хочу глянуть, как он аргументировал влияние этой циркуляции на птиц, миллионы лет летающих при штормовых ветрах приполярной Атлантики. Или он думает, что в окрестностях Упернавика мигрируют птички-колибри?… — Скалди переждал взрыв хохота в зале и продолжил, — У нас тут жесткие природные условия, и наука должна оперировать цифрами и фактами.

— А ваша наука уверена, что учла все цифры и все факты? — спросил англичанин.

— Нет, — ответил Скалди, — За кадром остаются флуктуации. Взмах крыла бабочки в Акапулько может вызвать ураган на Гавайях. Взмах крыла другой бабочки, может предотвратить засуху в Техасе. Это невозможно учесть. Но науке абсолютно точно известно, что никакая комиссия по биоэтике не сможет отменить закон сохранения энергии, даже если все участники этой комиссии будут махать крыльями.

Зал снова взорвался хохотом. Барстоу пожал плечами и поинтересовался:

— Могу я продолжить?

— Конечно, профессор, — с преувеличенной вежливостью ответил Раст Кялво.

— Спасибо… Вы не учитываете важного факта. Постоянная освещенность и высокая температура воды у берегов вызовет взрывное размножению планктона, а это грозит дисбалансом всей экосистемы моря Баффина…

— Эту жвачку мы жевали больше 20 лет назад, — раздался из динамика насмешливо-спокойный голос Рау Риано, — …тогда Иори Накамура выиграл конкурс, включив в программу развития пункт о планктонных фермах. Это давало снижение расходов на энергетику, и он стал координатором первого правительства. Тогда эксперты ООН кричали, что плаферы превратят океан в болото, заросшее GM-планктоном. Но Иори четко объяснил: экономике нужен дешевый топливный спирт, и наш Верховный суд поддержал его. Плаферы работают больше 20 лет. Скажите, профессор Барстоу, где заросший океан? Зачем вы обманываете людей, антинаучными заявлениями?

— Но вы вынуждены огораживать планктонные поля! — возразил англичанин.

— Огораживается только плотная часть поля, — сказал Рау, — Та часть, где проводится минеральная подкормка фитопланктона. А высокая концентрация планктона вокруг никому не вредит. Излишки планктона замечательно съедают рыбы и усатые киты.

— Много планктона — много рыбы, это хорошо — подтвердил пожилой эскимос, одетый в свободные штаны и рубашку с фольклорным орнаментом, — А вы не добываете китов?

— Нет. По Хартии нельзя добывать разумных существ. Например, людей или китов.

— Мы с прошлого года тоже не добываем китов, — сказал эскимос, — А людей мы очень давно не добываем. Прапрадедушка моего прапрадедушки еще добывал людей, когда бывало сильно голодно. Трудные были времена. Сейчас гораздо лучше.

— Да, — согласился Рау, — В то время и мои предки иногда кушали людей, если больше ничего нет. Все из-за христианских миссионеров. Они привезли неправильных богов и дураков-гринго, которые добывали гуано и загадили море у берегов.

Скалди негромко пояснил для Хелги:

— Это Туюк Имартаак, олдермен фолкентинга от национальной партии иннуитов.

— Зверски колоритный дядька, чуть слышно шепнула Хелги.

Тем временем, ненадолго задумавшийся эскимос утвердительно кивнул.

— От неправильных богов бывают большие беды. Ты верно сказал. А правда ли, что вы научились приручать китов, как собак, и они для вас выслеживают косяки рыбы?

— E-oe! Я отвечу так. Дельфины загоняют рыбу в сети там, где канаки с ними хорошо подружились. С большими китами иначе. На них прикрепляют маленький контейнер с аппаратурой, и смотрят: куда кит плывет, о чем он болтает с другими китами, и какие существа где живут, и где какие течения, и где какие вещества растворены в воде.

— О-хо! Киты показывают, что где в море. Это умно! А что ты думаешь про лабысло?

— Про лабысло я думаю то же, что и ты думаешь. В наших антарктических водах есть транзитная плавбаза, над ней лабысло, а около базы — плафер. Лабысло маленькое, не греет, но дает свет, и планктон растет быстро. Много планктона — много рыбы.

— Послушайте! — вмешался Барстоу, — Мы не должны обсуждать серьезные проблемы экологии и биоэтики на таком первобытном уровне!

Эскимос повернулся к английскому профессору, и громко жестко произнес.

— Не учи нас жить, европеец. У нас серьезная проблема, но это не лабысло, а интриги европейцев вроде тебя… — эскимос встал из-за стола повернулся к большому экрану и добавил уже для Рау, — Я иду на улицу, там другой микрофон, и мы поговорим, канак.

— E-oe, — великий тахуна кивнул в ответ, — мы хорошо поговорим, иннуит.

Тингман Угиэк Хуглейк проводил эскимоса взглядом, вытащил из кармана длинную курительную трубку и, начав набивать ее табаком, как бы невзначай, заметил.

— Достопочтенный Туюк Имартаак высказал спорную, но интересную мысль.

— Это не мысль, а грубость, — возразил одутловатый мужчина средних лет, сидевший в группе оппонентов, вместе с английским профессором и Йоханом Грютсоном.

— Одно другому не помеха! — весело сообщил некрупный дядька, круглый, как мячик и одетый во что-то яркое и пестрое. На его совершенно лысой голове красовалась кепка, тоже пестрая, и повернутая козырьком к затылку. Под его невысоким широким лбом блестели маленькие темные бусинки глаз.

— Мы не в детском театре, герр Лунгвист, — желчно ответил одутловатый.

— Но и не в детском саду, герр Алтенвогт, — парировал круглый, — Я думаю, профессор Барстоу не заплачет, как ребенок, которому злой пастор наплел про чертей в аду.

— Знаете, герр Лунгвист, ваши намеки на религию здесь неуместны.

— Почему же? Очень уместны! В вашем углу изрядно пахнет евро-христианством.

— Давайте не будем устраивать фарс, — сказал одутловатый.

— Тогда не отвлекайтесь от темы, — ответил круглый.

Возникла коротка пауза, воспользовавшись которой Скалди сообщил Хелги.

— Тот, который с Грютсоном и британцем, это Дотграм Алтенвогт, второй человек в парламентской фракции евро-центристов. А вот этот пестрый — Хеймдал Лунгвист, олдермен фракции неандертальцев. Наш человек. Потом выпьем с ним эля.

— Как-то он не похож на неандертальца, — заметила Хелги.

— Неандерталец, — пояснил Скалди, — это не экстерьер, а мировоззрение.

Дотграм Алтенвогт сосредоточенно повертел в руках авторучку.

— Хорошо. Я не буду отвлекаться и отвечать на грубости. Я не ученый-эколог, и мне трудно оценить доводы специалистов с той и другой стороны. Но допустим всего на минуту, что ультра-оптимизм в отношении лабысла над Упернавиком абсолютно обоснован. Так не может быть, но допустим. Мы повесили лабысло, и все прекрасно. Никаких торнадо, никаких течений, плодится планктон, плещется рыба. Что дальше? Конечно, такой прекрасный светотепловой коллектор захотят иметь и другие наши заполярные поселки, еще севернее. Сависсивик, Сиоропалук, Канаак-Туле, Этаавик и Анноаток. Мы не сможем им отказать. Наши соседи, канадцы на Баффиновой Земле, посмотрят на наш опыт и тоже повесят лабысла над своими поселками. Дальше, мы решим: надо иметь лабысло в Нууке. А канадцы решат: надо иметь лабысло в гавани Форбишер-Бэй. Скажите нам, доктор Скалди Турсен: какая капля переполнит чашу?

— Отвяжитесь от дока Скалди, — резко ответил ему Лунгвист, — Мы обсуждаем одно конкретное лабысло над Упернавиком, а не всемирную экологию.

— Мы обсуждаем не само лабысло, а последствия, — возразил Алтенвогт.

— Последствия этого лабысла, — уточнил олдермен неандертальцев, — а не последствия сотни воображаемых лабысл. У вас есть, что сказать по существу, или нет?

— Я и говорю по существу! Давайте задумаемся. Меганезийцы и новозеландцы пока ограничились лабыслами площадью по три гектара. Они действуют осмотрительно. Почему мы говорим сразу же о лабысле в полторы тысячи гектаров?

Лунквист выразительно посмотрел на оппонента, как на полного болвана.

— Герр Алтенвогт, вы понимаете разницу между потребностями транзитной базы, где просто происходит отдых пилотов и дозаправка машин, и города, где полторы тысячи постоянных жителей, включая детей?

— Разумеется, я понимаю разницу. И я предлагаю: сначала определить, какая мощность светотеплового коллектора действительно нужна Упернавику, и заказать именно такой агрегат, а не монстра, у которого гектар рефлектора на каждого жителя этого городка!

— Жулик! — рявкнул Орквард, — Ваша стая гиен почуяла, что на этот раз вам не удастся провалить проект, и вы решили его заболтать в обсуждениях гектаров и киловаттов!

— За это вы ответите в суде, — сказал Алтенвогт.

Писатель-фантаст встал из-за стола, и в картинном ужасе выпучил глаза:

— Ой! Как страшно! И что сделает суд? Изваляет меня в дерьме?

— Я… Не понимаю… — неожиданно-тревожно произнес Алтенвогт, следя взглядом за шустрой и по-своему симпатичной метиской, девчонкой-подростком, которая бегала по рядам маленького амфитеатра, раздавая зрителям яркие буклеты с какими-то цветными фотографиями.

— Не понимаешь? — ехидно переспросил Орквард, — Ну, сейчас мы тебе объясним…

Девчонка, тем временем, раздав все буклеты, подбежала к Тайки Вайс и вручила ей запечатанный конверт с эмблемой криминальной полиции Гренландии.

— Гм… — произнесла телеведущая, — Спасибо, Норэна. А мы можем это дать на экран?

— Полицмейстер сказал: транслируйте хоть на всю галактику! — ответила девчонка.

— Гм… — повторила Тайки, вскрывая конверт, — …Тут, кроме диска, еще и протокол…

— Зачитай его, пока я ставлю диск, — сказал Раст Кялво.

— Вы… Вы не имеете права! — жалобно пробормотал Алтенвогт.

— Полицмейстер сказал: имеем, — не по-детски жестко огрызнулась Норэна.

В зале послышался издевательский хохот. Тайки подняла руку, призывая к тишине, и зачитала текст: «Департамент «E» Криминальной полиции провел расследование по заявлению Бурхи Заахи, гражданки Нигера, проживающей в Акурери (Исландия), об обмане в форме уклонения от оплаты оказанных сексуальных услуг. Расследованием установлено: Дотграм Алтенвогт, гражданин Гренландии, получив от потерпевшей в кредит особые услуги «Brown rein» (фетишизм, копрофилия), потребителем которых являлся на протяжении последних 4 лет, не оплатил, как обычно, услуги через «web-money», сославшись на то, что произвел оговоренный платеж в размере 2500 EU, и не отвечает за сбои в платежной системе. Экспертиза данной транзакции показала, что Дотграм Алтенвогт случайно или намеренно вставил в настройки web-кошелька ряд ключей, меняющих код получателя платежа в ходе операции, и фактически, произвел платеж на свой собственный резервный счет, а не на счет потерпевшей. Видео-запись, сделанная потерпевшей Бурхи Заахи, подтверждает факт оказания услуг…».

В амфитеатре тихо хихикали, глядя на второй большой экран, где шла увлекательная «Видеозапись, подтверждающая факт оказания услуг». Огромный амбал, одетый в матросскую робу, прошел на арену, неся ведро, закрытое крышкой, и торжественно водрузил его на стол перед Алтенвогтом, после чего сбросил крышку на пол.

— Это тебе от всех моряков Упернавика, бесплатно.

— Oh! Shit! — изумленно произнес профессор Барстоу, и был совершенно прав. Ведро оказалось наполнено именно этим. По студии распространился навозный аромат.

— Дьявол! — воскликнула Тайки, — Кто-нибудь! Уберите отсюда это говно!

В амфитеатре заржали в полный голос. Матрос, принесший ведро, уже куда-то исчез. Дотграм Алтенвогт несколько секунд сидел неподвижно, а потом, опрокинув стул, метнулся к выходу и скрылся. Публика на несколько секунд затихла, и стали слышны чеканные шаги парадных флотских башмаков. Из амфитеатра на арену спускался коренастый мужчина чуть моложе 50 лет, одетый в адмиральскую униформу.

— Раззявы! — объявил он и, подняв с пола крышку, закрыл ведро, — Эх вы! Стыдитесь, потомки викингов! С обычным говном не можете справиться! А если война?!

— Мы будем сражаться, и мы победим! — пискнула Норэна.

— Так держать! — одобрил адмирал, взял ведро за ручку, с видимым усилием поднял со стола, и повлек в сторону дверей.

— Вы все знаете босса ВМФ Гренландии, адмирала Эгилмунда Торлаксона! — ничуть не растерявшись, произнес в микрофон Раст Кялво, — И я хочу сказать: наш военный флот поддерживает лабысло! Мы получили дюжину E-mail от экипажей боевых кораблей и летающих лодок. Флот — за! Сейчас я переключаю канал нашего второго экрана с этой неаппетитной записи на трансляцию с камеры у ворот студии…

…На экране можно было наблюдать, как адмирал прошел с ведром мимо мусорного контейнера, выбросил туда крышку, а затем аккуратно вылил содержимое ведра под огромный куст декоративного можжевельника. На обратном пути, адмирал отправил ведро в мусорный контейнер, вслед за крышкой, после чего, тщательно вымыл руки снегом в ближайшем чистом сугробе, и вернулся в студию.

— Слава адмиралу Торлаксону, победителю говна! — завопила Норэна.

— Нахальная у нас молодежь, — пробурчал он и с математической точностью метнул за шиворот девчонке маленький снежок, предусмотрительно спрятанный в горсти.

— Ай! — пискнула она, — Гадский дядя…

— Учись преодолевать удары стихии, крошка, — торжественно произнес адмирал и, под оглушительные аплодисменты публики, вернулся на свое место в амфитеатре.

Тайки Вайс включила вентилятор на максимальную мощность и сказала в микрофон:

— Привет, страна! Я глянула на монитор! Нас смотрят почти 20 тысяч гренландцев. За границей нас смотрят в Канаде, в Исландии, на Аляске и в Скандинавии, а в Южном полушарии: в Меганезии, Папуа, Новой Зеландии, и у истоков великой реки Конго, в Африке! Слушайте! В сумме нас смотрят почти пять миллионов зрителей! И сейчас я снова дам слово оппонентам лабысла. Мы ведь свободная страна… Герр Грютсон?

— Спасибо, Тайки. Я удручен этой скандальной ситуацией с членом нашей партии. Я уверяю всех, что мы не потерпим подобных людей в своих рядах. Но это не должно повлиять на объективность подхода к проблеме, которую мы обсуждаем. И сейчас я спрашиваю у сторонников проекта: почему они не хотят начать с меньшей площади лабысла? Пусть не из одного сегмента, как на транзитных базах, о которых тут уже говорили, а, скажем, из десяти? Профессор Барстоу говорит, что это безопасно…

— …И бесполезно, — перебил Скалди, — Прочтите пояснения к проекту, герр Грютсон. Расчеты показывают: 500 сегментов это минимум. Меньший рефлектор просто не обеспечит перехода через критическую точку изменения локального климата.

— Значит, — вмешался Барстоу, — Вы подтверждаете, что цель — изменение климата.

— Конечно, подтверждаю! Этого никто и не скрывал.

Британец утвердительно кивнул головой.

— Никто не скрывает, что цель — это изменение климата с исконно-гренландского на субтропический, соответствующий оптимуму не для гренландцев, а для конголезцев. Именно конголезцы сейчас составляют большинство иммигрантов в вашу страну, по оценке, которую я видел, их число уже перевалило за тысячу, а это более 2 процентов населения Гренландии. Страны истоков Великого Конго, это Транс-Экваториальная Африканская лига, нелегальные автономии Мпулу, Шонао и Зулу. Это агрессивная религиозно-этническая общность банту-нова, расширяющая сферу своего влияния…

— А что это вы заговорили о геополитике? — перебил «красно-зеленый» тингман Угиэк Хуглейк, — Вы же профессор по экологии и биоэтике, разве нет?

— Да, — Гор Барстоу кивнул, — И тема, которую я затронул, касается именно биоэтики. Общность банту-нова пассионарна. Она может поглотить гренландскую культуру, и навязать вам свое нигилистическое отношение к биоэтике. Вы знаете, что в Мпулу уничтожено 3/4 саванны? На ее месте простираются гигантские заболоченные поля триффидов, ультрапродуктивных трансгенных растений, которые признаны самыми опасными для континентальной биосферы и запрещены во всех цивилизованных государствах? А вы знаете, что в Мпулу, Зулу и Шонао разгромлены миссии всех гуманитарных организаций, включая миссии Международного Красного Креста и Полумесяца, а сотрудники многих миссий зверски убиты? Вы хотите, чтобы та же ситуация с экологией и биоэтикой сложилась в вашей стране? Вы хотите, чтобы Гренландия утратила европейскую культуру и превратилась в Северное Конго?

— Заткните пасть этому расисту! — раздался молодой и звонкий женский голос.

— Мисс я не давал повода для… — рассержено начал Барстоу, но его голос утонул в восторженном реве публики.

С дальнего ряда амфитеатра в сторону арены, легкой, будто танцующей походкой двигалась Кари Лейв, секс-символ Гренландии, одетая только в очень короткую аквамариновую тунику, закрепленную на левом плече бронзовой фибулой. В ранней юности Кари занималась горными лыжами, потом ушла в спортивные танцы, а еще оказалось, что у нее голос и чувство ритма, и здоровая, задорная агрессивность.

— Я всех спрашиваю! — крикнула она, хватая со стола микрофон, — Какого хрена здесь поливают помоями нашу страну и наших ребят, и белых, и черных?!

— Не заводись, Кари, — мягко сказал Раст Кялво.

— Я уже завелась, дальше некуда! Эй, парни на галерке! Я видела у вас гитару. Ну-ка выдайте мне на раз: «Brave swart broer»… (С заднего ряда послышалось несколько звенящих аккордов)… Классно! Вот так. Слушайте! Когда был декабрьский шторм, восьмерых наших рыбаков отнесло хрен знает куда, в северную горловину пролива Девиса. И парень по имени Лкоджа, пилот летающей лодки наших ВМФ, искал их полдня… Хотя, какой, на хрен день в середине полярной ночи… Он их нашел, всех восьмерых. Этот парень, он черный, родом из Мпулу. Сейчас песня для него, на его втором родном языке африкаанс… О-хо! Парни на галерке! Ритм! Поехали…

Daar is 'n brave swart broer Op die wit aarde In die ysige see Daar is 'n brave swart broer Hy het 'n sterk hande Dit hou die wiel… (Есть храбрый черный брат, На белой земле, У ледяного моря Есть храбрый черный брат, У него крепкие руки, И он держат штурвал).

Переждав бурю аплодисментов, Кари Лейв тряхнула головой и продолжила.

— Мне подозрительна их гнилая европейская биоэтика. Они рассуждают про всякие пассионарности и про некультурных банту-нова, а сами притащили в свою Англию огромную толпу исламистов, миллиона четыре, кажется, и прогнулись перед этими зверьками. Те ползают по Трафальгар-сквер, как по своему вонючему Сомали, и скандируют, что ислам, будет править Англией, Европой и всей планетой! Скоро англичанкам придется носить хиджаб, а их государственная англиканская церковь объявляет, что это нормально! Эй, мистер из Вестминстера, есть, что возразить?

— Я не буду вести дискуссию в таком тоне! — воскликнул Барстоу.

— Ему нечем крыть, — констатировала Кари под смех зала, — А я вам еще скажу про те триффиды, которыми нас пугал этот профессор. Триффиды это питательные бананы, которые растут со скоростью бамбука. Их изобрел англичанин, Мак Лоу Линкс. Он настоящий ученый, не то, что некоторые… За это его выгнали с работы, и из дома, а потом посадили в тюрьму, и через полгода выкинули на улицу без документов. И он бродяжничал, пока ему не помогли партизанской тропой уйти в Меганезию, откуда биоэтику вышибли к черту. Потом, Линкс завез триффиды в Мпулу, где был голод и нищета. Прошло три года, и Мпулу за счет триффидов стала процветающим краем. Иммигранты оттуда, это заводные ребята, которым интересно работать в необычной стране, а у нас чертовски необычная страна, клянусь Седной и Одином!

Из динамика раздался голос Лайона Кортвуда.

— Сто процентов, все так и есть! Кстати, привет, викинги!.. — он переждал всплеск ответных приветствий, — … Док Джерри перед телемостом рассказал мне про Алана Тьюринга. Про того Тьюринга, который во время войны против нацистов работал в разведке Альянса и взломал код «Enigma». Без этого Британия проиграла бы войну на море. А главное, он придумал штуку, которая называется «Машина Тьюринга». На ее принципе работают все компьютеры. Слово «компьютер» тоже придумал Тьюринг. Мистер Барстоу, вы гордитесь Тьюрингом, величайшим британцем нового времени?

— В каком смысле? — осторожно спросил тот.

— В прямом смысле! В том, в котором я горжусь Норбертом Винером, американцем!

— Вы так неопределенно ставите вопрос, мистер Кортвуд…

— Да? Проверим… Мисс Сонстром, вы ведь нидерландка?

— Верно, Лайон, — ответила Хелги.

— Отлично! Вы гордитесь великим нидерландским ученым Христианом Гюйгенсом?

— Что за вопрос? Конечно, горжусь! Я не поняла, в чем подвох?

— В вашем случае, ни в чем. А вот у мистера Барстоу есть проблемы с Тьюрингом.

— На что вы намекаете, черт возьми!? — возмутился британский профессор.

Кортвуд протянул руку и, как будто прицелился в Барстоу пальцем сквозь экран.

— Я не намекаю, а утверждаю: история Алана Тьюринга это несмываемый позор британской науки и британской нации. Алан был гей. Ничего особенного. Просто гомосексуальные отношения с одним его приятелем. Но в 1953 году британский суд приговорил Алана к кастрации за гомосексуализм. Итак, величайшего британского ученого, кастрировали путем инъекции специального химического вещества. И не нашлось ни одного ученого, или политика, или общественного деятеля, который бы публично заявил: ваша юстиция дерьмо, и я не желаю иметь с вами никаких дел! Ни одного! Все оказались подонками, слабоумными, либо засранцами! Тьюрингу также запретили работать по профессии. Через год он покончил с собой. Принял яд.

— Это что, действительно так было? — тихо спросила Хелги.

— Да мисс, — ответил Кортвуд.

— Вот, срань! — произнес Орквард, — Этот гениальный парень спасал свою страну от гитлеровцев, а оказалось, что такие же гитлеровцы были там, внутри, у власти.

Тингман Угиэк Хуглейк с подозрением посмотрел на британского профессора.

— В вашей стране, уже после Второй мировой войны, по вашим законом, по суду, покалечили человека какой-то дерьмовой инъекцией просто за то, что он гей?

— Увы, это так. Но уже в 70-е годы этот закон отменили.

— Но, теперь у вас шариат, — заметил олдермен неандертальцев Хеймдал Лунгвист.

— Нет, это какая-то нелепая клевета!

— Вы что, профессор, держите нас всех за идиотов? — весело спросил неандерталец, и крикнул ведущему, — Раст, будь другом, покажи на большом экране ту страницу из бюллетеня Верховного суда Британии… Да, именно эту. Вот тут черным по белому: шариат применяется в Британии с 2008 года, это официальная информация.

— Но лишь в частных случаях и не в полном объеме! — возразил британец.

— …Применяется, — констатировал тингман, — Значит, в социальных вопросах я скорее послушаю попугая в зоопарке, чем вашу биоэтику. К тому же, вы, солгали нам.

— Я вынужден покинуть это мероприятие, — сказал Гор Барстоу, вставая с места.

Олдермен евроцентристов Йохан Грютсон посмотрел ему вслед и вздохнул.

— Мне кажется, мы ведем себя недостаточно цивилизовано.

— А мне кажется, — ответил Хуглейк, — что вы, герр Грютсон попали в очень плохую компанию. Сначала второй человек в вашей фракции, а теперь ваш консультант…

— Я могу обойтись и без консультантов, — резко перебил Йохан, — Я умею читать, и посмотрел, что пишет авторитетная пресса по вопросу о лабысле и всем подобным авантюрам, за последствия которых никто не может поручиться… Раст, поставь, пожалуйста, запись доклада с Конференции ООН по устойчивому развитию. Я там пометил фрагмент на несколько минут, который нас касается.

— Никаких проблем, — сказал Раст Кялво и поднял руки над головой — Привет, страна! Привет всем, кто нас смотрит! Сейчас мы увидим, что думают про нас в ООН!

Конференции ООН по устойчивому развитию.

Доклад доктора Заурмана, эксперта UNEP

(United Nations Environment Program). Фрагмент.

…Наука, ее величество наука, это огромная сила. Но любая сила должна применяться разумно. Мы не должны уподобляться первобытным людям, которые, едва придумав подсечно-огневое земледелие, пустили его в ход везде, где можно. Они сжигали леса, сеяли злаки, а через три года бросали истощившуюся землю и выжигали следующий участок леса. Они двигались по континентам, оставляя за собой пустыню. Пустыни на карте мира, это последствия древнего, дикарского, безоглядного применения науки и технологии. При современной динамике НТР, мы рискуем за одно поколение сделать пустыней всю планету. Итак, мы нуждаемся в стратегии ограничений, которая носит название «устойчивое развитие». Я расскажу об этой стратегии вкратце.

Я уже упомянул термин НТР. Научно-техническая революция. Это предельно меткое выражение, которое заставляет нас увидеть аналогию с социальными революциями. В начале — много прекрасных лозунгов о свободе, и о новом счастливом мире, который можно, будто бы построить, если сначала снести до основания старый, обветшавший, негодный мир. Революция начинается с бури разрушения. Уничтожается жизненный уклад, создававшийся веками. Уничтожается религия, мораль, семейные ценности, и структура общества, построенная на стабильных имущественных и управленческих отношениях. Далее, на волне энтузиазма, несколько лет наблюдается впечатляющий прогресс, но потом общество погружается в хаос и нищету. Здесь мы видим четкую аналогию с подсечно-огневым земледелием, только применительно к обществу.

Научно-техническая революция сулит нам неисчислимые блага, но она ставит нам условие: снесите до основания те общечеловеческие ценности, которые сложились в практике Объединенных наций. Откажитесь от тех принципов защиты природных экосистем, защиты генома человека, защиты культурной самобытности человеческих сообществ, защиты семьи, и защиты прав личности. Откажитесь от гуманистических принципов культуры, от милосердия, от помощи бедствующим, от толерантности к инакомыслящим. Откажитесь от равноправия наций, от миролюбия, от ограничения военной силы. Откажитесь от всего этого, и тогда НТР вознаградит вас несметными богатствами. Тогда и только тогда. Только на этих условиях.

Сюжет, как у Гете в Фаусте, не правда ли? Дьявол говорит: откажись от этой ерунды, называемой «душой», и распишись вот здесь каплей крови. Это мелочь! Ты даже не почувствуешь боли. И получишь молодость, здоровье, несметные богатства и такие возможности, которые сейчас не можешь даже вообразить. Ну, смелее, подписывай! Дьявол не сообщает настоящую цену. Фауст узнает ее, когда будет слишком поздно! Точно так же действует и НТР. Просто поразительно точная аналогия!

Полвека мы боремся с искушениями НТР и, вроде бы, добились серьезных успехов в области контроля над опасными технологиями. Но дьявол изобретателен. Он делает рекламный трюк. Он говорит: «Вот новейшие научные достижения. Вы можете, как выражаются в автосалонах, провести на них тест-драйв, и убедиться: я действительно предлагаю вам прекрасные вещи, а после тест-драйва, мы поговорим о сделке!». Эта дьявольская уловка состоит в том, что наука, на современном этапе, все чаще и чаще делает открытия, которые сразу же могут превращаться в технологию. Век назад, от научного открытия до внедрения в производство проходило немало лет, и эти годы требовали значительных средств. Это было по силам только развитым странам, где существуют цивилизованные ограничения. Слаборазвитые страны получали только технологии, допустимость которых была подтверждена цивилизованной проверкой.

Сейчас, как я уже сказал, стоит некоторым открытиям появиться в форме научных публикаций, и через несколько месяцев, мы видим, что страны — аутло, называемые «четвертым миром», несмотря на свой низкий уровень развития, уже применяют технологии, которые следуют из опубликованных данных. Для перехода от этих научных данных к практическому применению оказывается теперь достаточно того малого научного потенциала, который страны — аутло получают воровством мозгов, заманивая и подкупая ученых с незрелыми или слабыми моральными принципами.

Таким образом, мы уже не имеем права считать, что научные знания сами по себе безвредны, и что контролировать надо только их применение. Отсюда следует новая стратегия устойчивого развития, которая состоит, прежде всего, в том, что центры и лаборатории естественных и точных наук должны быть обеспечены экспертами из гуманитарно-этической сферы, функция которых: определять допустимо ли развитие системы фундаментальных знаний о природе, человеке и обществе в том или ином направлении. Сегодня нами, под эгидой ООН, создан прототип Научно-Этического Совета. В текущем году, мы намерены, при поддержке Совета безопасности ООН и Комиссии Евросоюза по правам человека, построить механизмы контроля, которые охватывали бы главные научные центры Западной Европы. Письма НЭС носят пока рекомендательный характер, но мы надеемся найти понимание у правительств стран, входящих в Евросоюз или ассоциированных с Евросоюзом в той или иной мере.

Скалди успел за время показа фрагмента, выкурить одну сигарету и, без перерыва, закурил вторую. Затем хлебнул минеральной воды из бутылки и сообщил:

— Тут четверть часа назад вспоминали Гитлера. Так вот, Гитлер, все же, был лучше.

— Что вы такое говорите, доктор Турсен! — с негодованием воскликнул Грютсон.

— Гитлер был лучше, — повторил Скалди, выпуская струйку дыма под потолок, — Он, конечно, был психопатом и расистом, он поддерживал явно параноидные оккультные учения, и заимствовал у англичан практику лагерей смерти…

— Я думала, что у большевиков, — заметила Хелги.

— Нет, большевики тоже эпигоны. Лагеря смерти придумал фельдмаршал Робертс в Африке в 1900 году, во время второй и последней англо-бурской войны.

— Хрен с ним, с фельдмаршалом, — проворчал тингман Хуглейк, — давай ближе к делу.

— Так вот, — продолжал Скалди, — Гитлер поддерживал ряд параноидных оккультных учений, но он никогда не отрицал роль объективной науки. Случаи, когда Гитлер по оккультным мотивам тормозил объективные исследования, единичны. Он никогда не призывал поставить науку под систематический контроль оккультизма. А этот доктор Заурман протолкнул через ООН оккультный совет по контролю над наукой.

— При чем тут оккультизм? — возразил Грютсон.

Скалди выпустил под потолок еще одну струйку дыма.

— Оккультизм здесь главное. Заурман говорит о явно оккультных общечеловеческих ценностях, которым должна быть передана инквизиторская власть, и которые будут сражаться против дьявольских, вредоносных естественных наук.

— Вы передергиваете! — воскликнул Грютсон, — Это не оккультные ценности.

— Нет, они именно оккультные, потому что они записаны в бумагах ООН без всяких объективных оснований, и не как чье-то личное мнение, а как священные догматы с папируса из пирамиды, где лежат мумии Будды, Моисея, Христа и Магомета.

Зал взорвался хохотом. Скалди успел сделать еще затяжку и продолжил.

— Все священные бумажки такого рода устроены одинаково. Несколько банальностей, вроде того, что нехорошо воровать и давать ложные показания в суде, а вокруг море бреда. Про экосистемы, про дьявола и душу Фауста, про толерантность к исламскому джихаду и братство удавов с кроликами. Я воздержусь от анализа всей этой чуши, и рассмотрю только первый пункт. Экосистемы. Вот вам факт: на одном квадратном километре экосистемы умеренного пояса могут прокормиться два человека. Если мы имеем более ста человек на квадратный километр, как в Евросоюзе, то, надо выбирать. Или важнее экосистема, и тогда 98 процентов жителей организованно отправляются в крематорий. Или важнее жители, и тогда в крематорий отправляется экосистема, а на освободившейся площади возникает агросистема. Внутри нее мы можем создавать экологические парки того или иного размера, просто потому, что нам это нравится. Экопарк — это продукт агротехнологии, построенный для отдыха людей. К исходной экосистеме он имеет мало отношения. Какая экосистема в Монреале с плотностью населения 5000 на квадратный километр? А вот экопарк возможен даже в micro-flat в студенческом кампусе. Поставьте на полку аквариум с рыбками. Чем не экопарк?

Публика, среди которой хватало молодежи, хорошо представляющей себе размеры бесплатных квартирок в кампусе, жизнерадостно заржала. Скалди улыбнулся.

— Я рад, что у меня получилось быстро объяснить суть дела. Работа эколога не в том, чтобы бегать и кричать: «не трогайте этот камешек, там гнездится птичка», а совсем в другом. В том, как создать вокруг, а желательно — и внутри человеческих поселений биологическую среду, в которой люди комфортно себя чувствуют. При правильном экологическом подходе, можно организовать мегаполис с монреальской плотностью населения, и при этом совершенно экологичный. Как лес. Я не шучу. В Австралии уже существуют несколько поселков такого типа. В них уютно, если вы готовы спокойно отнестись к тому, что какая-нибудь сумчатая белка может устроить гнездо в ветках над вашим кабинетом и внезапно насрать вам на клавиатуру компьютера.

— А крыши там что, нет вообще? — поинтересовалась Кари Лейв.

— Крыша есть, но прозрачная, а ветки деревьев прорастают сквозь дом, и у тебя под потолком легко может оказаться сплетение этих веток, привлекательное для белки.

— Обалдеть! — Кари хлопнула в ладоши, — Вот это настоящая экология!

Скалди снова улыбнулся и утвердительно кивнул.

— Настоящая экология это прикладная наука о построении комфортабельной среды обитания людей. Именно людей, а на черт знает кого! Конечно, экология должна учитывать не только локальные эффекты но и глобальные процессы, определяющие климат и состояние биосферы. Здесь надо четко понимать: глобальное равновесие в природе, о котором обществу прожужжали все уши, это безграмотное вранье. Нет и никогда не было никакого долговременного равновесия в масштабах биосферы. Все крупные экосистемы сложились в последние 10 тысяч лет, причем каждые несколько веков они сильно меняются из-за «малых ледниковых периодов». Тысячу лет назад в Гренландии был мягкий умеренный климат, а слегка южнее, на Лабрадоре, даже рос виноград. 600 лет назад почти все покрыли льды. Сто лет назад началось очередное потепление, на котором наживается толпа жуликов… Парниковые газы, Киотский протокол, миллиарды разворованных баксов, но я, в общем, говорю о другом. Самое интересное: НТР, которую этот мошенник Заурман объявляет источником угрозы, наоборот, снижает нагрузку на биосферу. Сто лет назад любое крупное предприятие загрязняло окружающую среду огромным количеством отходов. Столбы дыма над трубами тепловых электростанций, металлургических цехов, а также пароходов и паровозов, казались символами технологии. А сейчас, это можно увидеть только на старых фотографиях, или где-нибудь в совсем недоразвитых странах 3-го мира.

— А тепловое загрязнение? — спросил Грютсон.

— Да, — Скалди кивнул, — В локальных окрестностях мощных АЭС это проблема, но в глобальных масштабах биосферы это мелочь, в пределах естественных колебаний теплового потока от природных процессов. В любом случае, тепловое загрязнение является следствием несовершенства технологий, а не их развития. Совершенная технология выбрасывает в окружающую среду минимум паразитного тепла…

Йохан Грютсон нервно постучал пальцами по столу.

— Этак, у вас выходит, что науку вообще не надо контролировать. Пусть творит, что угодно, мол, все будет на пользу. Что-то мне не верится.

— Науку неплохо бы контролировать, — с легкой иронией ответил Скалди, — Но сразу возникает три вопроса: кто, как, и с какой целью.

— Последний вопрос проще сушеной трески, — проворчал тингман Хуглейк, — с целью, чтобы от науки была польза. Чтобы не палить общинные деньги зря. Это раз. И чтобы наука не делала вредных вещей, вроде военных бактерий и ядовитых газов. Это два.

— Нормально, — согласился Скалди, — а как это сделать?

— Как? — тингман почесал в затылке, — Ну, есть же люди, которые разбираются в науке. Например, ты. Или док Винсмарт. Или британец, который придумал те триффиды, про которые здесь болтала Кари. Любое дело должен контролировать тот, кто в этом деле разбирается. А как контролировать, я думаю, зависит от того, какая именно наука.

— Поставили медведей сторожить мясо, — скептически заметил Грютсон, — Они вас, герр Хуглейк, обведут вокруг пальца за наши общинные деньги, вот и все.

— А вы-то сами что предлагаете, герр Грютсон?

— А я думаю, что ООН неплохо предложила, — ответил тот, — …Хотя Скалди и ругает их гитлеровцами. Контроль должен быть от общества, а не изнутри.

— Экспертами из гуманитарно-этической сферы, да? — насмешливо спросил олдермен неандертальцев.

— Да. И что здесь странного, герр Лунгвист?

— Скалди уже сказал, что здесь странного. Вы подумайте сами, герр Грютсон, что за эксперты такие? На того вруна-лондонца из Вестминстера я не согласен, а вы?

— На докторе Барслоу свет клином не сошелся, — ответил Грютсон.

— Ну, — неандерталец кивнул головой, — Предложите кого-нибудь другого.

Олдермен евроцентристов задумался, пощелкивая ногтем по бутылке с минеральной водой. С улицы в студию вернулся Туюк Имартаак, олдермен иннуитов, как ни в чем не бывало уселся за стол, сбросил куртку «Аляску» на спинку кресла и коротко спросил.

— Про что говорим?

— Йохан ищет, кто будет контролировать науку, — проинформировал Хуглейк.

— О-хо, — произнес эскимос и демонстративно зевнул.

— Я думаю, — произнес Грютсон, — у меня появился ответ, который всех устроит. У нас хороший персонал гражданской авиации. Люди, которым я доверяю, говорили, что у наших пилотов и бортинженеров образование почти такое же, как у янки в MIT. Это значит: они разбираются в науке, в общих чертах. Я думаю, если предложить, то они согласятся заниматься контролем. Мы можем им доплачивать сколько-то, из нашего фонда прочих расходов, и им самим будет интересно и полезно для квалификации.

— Неплохая мысль, — буркнул тингман, раскуривая свою трубку, — наши авиаторы ответственные ребята. Правда, молодые. У некоторых еще детство в жопе играет.

— Предложите кого получше, — проворчал в ответ олдермен евроцентристов.

Тингман Хуглейк пожал плечами.

— Я же согласился, что идея нормальная. Герр Имартаак, что скажете.

— Я доверяю летчикам, иначе бы не летал, — ответил эскимос.

— Я, в общем тоже согласен, — сказал Хеймдал Лунгвист, — только вопрос в том, как реагировать на тех советников, про которых говорил Заурман в ООН.

— Никак, — ответил тингман, — Мы свободная страна, разберемся без чужаков.

04 марта, чуть позже полуночи. Нуук.

Туристический офис у малой гавани.

Футбольное поле при туристическом офисе Нуука, в двадцати шагах от телестудии «Viking-Wave» — это большой плюс. Поле, правда, грунтовое. Это минус, но не очень большой, поскольку большую часть года оно засыпано снегом. Рядом — малая гавань. Безусловный плюс. Но, с моря Баффина может дуть ледяной ветер с такой минусовой температурой, что от этого плюса мало что остается. Впрочем — это вопрос вкуса. А в футбол можно играть и на укатанном снегу. И не только играть в футбол…

Но началась уличная часть телевизионной тусовки не с футбольного поля, а с ледяных холмов около гавани. Если нет ветра и снегопада, то с этого места получаются самые впечатляющие панорамные видеосъемки скал противоположного берега фиорда. При наличии мощных прожекторов, снимать можно даже ночью. Этой ночью прожектора светили идеально — с фарватера фиорда, с катера-рейдера «Fenrir». У Кари Лейв был отличный фон для выступления… До последнего момента многие не верили, что она действительно будет исполнять новую композицию «Dig og mig skinne labyslo» около ледяных холмов, и действительно в одном пиктобикини. Однако…

…Однако, в момент появления Кари Лейв в световом круге, показалось, что на ней вообще ничего нет, но, приглядевшись, можно было иногда различить три блестящих треугольника на теле. Пиктобикини было (как и обещали) цвета льда, так что наличие этого предмета одежды становилось заметно только по отбрасываемым бликам. Что касается самой песни, то, не рассчитывая на игру голосом (при таком морозе) Кари сделала ставку на четкий ритм, пластику и игру громкостью звука…

— Я придумал новый эстрадный термин, — сообщил Скалди, когда музыка на минуту стихла, и ребята из группы поддержки, ловко запихнули Кари в пилотский полярный комбинезон с заранее включенным подогревом.

— Эстрадный термин? — переспросил Орквард.

— Да, — реальный эколог кивнул, — Вокальный криоэкстремизм. Можешь использовать в очередной саге, если окажется в тему.

— Вокальный криоэкстремизм, — повторил фантаст, — Вроде звучит неплохо.

— Скажите это Кари, — посоветовал Хеймдал Лунгвист, — Ей точно понравится.

— У вас тут часто вот так поют? — поинтересовалась Хелги.

— Не очень часто, — ответила Норэна, — Сегодня было первый раз.

…Из динамиков раздался оглушительный визг. На огромном лазерном «воздушном экране», куда транслировался видео-ряд из дансинга мамаши Джимбо было видно поразительное явление: из-под купола-навеса на танцующих падали хлопья снега. В экваториальных широтах такие вещи вообще-то не происходят.

— Это, типа, акт солидарности! — послышался из динамика голос Келли. Сейчас Спарк откроет вам маленький секрет…

— Это, как бы, физика, — пояснил Спарк, — Мы привезли с фабрики Оохаре несколько термосов с жидким азотом. А поскольку у нас высокая абсолютная влажность…

Его прервал хохот, топот свист и аплодисменты. Тероанцы, очнувшись от шокового удивления, оценили сюрприз… На циновках, на столиках, и на стойке бара таяли от экваториальной жары маленькие сугробы, образовавшиеся за несколько секунд, пока вскипал под куполом жидкий азот с температурой минус 180 Цельсия.

Гисли Орквард почесал пятерней рыжую бороду, в которой намерзло немного инея.

— Ха! Криоэкстремизм это сильно. Я чувствую драйв.

— А ты не чувствуешь, что нам пора бы выпить горячего имбирного эля? — спросил Скалди, — А то мы заморозим Хелги.

— Я, между прочим, родом не из тропиков, — слегка обиженно ответила она.

— А ты когда-нибудь пила горячий имбирный эль? — поинтересовался Хеймдал.

— Нет. Когда бы я успела? Мы только прилетели, и сразу в эту TV-мясорубку…

— Ну, пошли! — сказала Норэна, кивнув в сторону одного из ярких надувных шатров, поставленных по периметру заснеженного футбольного поля.

— Тебе, крошка, пить эль еще рано, — авторитетно произнес Хеймдал.

— Не очень-то и хотелось, — юная метиска фыркнула, — Я буду пить папуасский какао и прикалываться, когда вас с мороза от горячего эля развезет, как морских свинок.

Большая часть публики пока что тусовалась у костра, а точнее — спиртового факела в одном из углов поля. Внутри шатра было достаточно просторно и, разумеется, тепло. Ассортимент, правда, ограничивался горячими сосисками, имбирным пивом, какао и чудовищно-крепким травяным чаем.

— Сегодня мы победили! — объявил Хеймдал, поднимая кружку, — …Skool!

— Skool! — поддержали остальные, и кружки со звоном сдвинулись над столом.

— Это здорово, что мы победили, — сказала Хелги, сделав первые глотки, — Но, было бы вообще здорово, если бы мне кто-нибудь объяснил, что же получилось в итоге. Про комиссию по науке я вообще не поняла. В докладе ООН было совсем про другое…

— Верно, — с легкостью согласился олдермен неандертальцев, — Но Грютсон не полный дурак, чтобы на этом настаивать. Да это ему и не надо. Он, по сути, обычный бюргер-консерватор. Вот Алтенвогт — другое дело, но с ним покончено. Мы дали Грютсону возможность сохранить лицо в момент, когда ему уже стало ясно, что он проиграл.

— Он мне не нравится, — проворчал Орквард, — Он зажравшийся лютеранский осел.

— Мне тоже, — спокойно согласился Хеймдал, — Но консервативные бюргеры есть, и они должны иметь представителя на тинге. Пусть будет Грютсон. Он, в общем, безвреден.

Скалди сделал пару больших глотков горячего эля и вытер губы ладонью.

— За что я не люблю политику, так это за компромиссы со всякими болванами. И я не хотел лезть в это грязное дело…

— Если ты не займешься политикой, то она займется тобой, — процитировал Хеймдал.

— Не грусти, Скалди… — Орквард похлопал реального эколога по плечу, — Ты встал на правильную сторону, с правильными викингами, а не с этими европейскими… Э…

— …Договаривай-договаривай, — поощрила его Хелги.

— Извини, — НФ-литератор развел руками, — Лично к тебе это никак не относится. Но ты видела этого Барстоу из Лондона, и ты смотрела выступление другого жулика в ООН.

— Его зовут Заурман, — подсказала Норэна.

— Заурман… — весело произнес Хеймдал, — Это не жулик. Это супержулик! Он даст сто очков вперед тем жуликам, которые выдумали озоновые дыры и парниковые газы.

— Озоновые дыры и парниковые газы существуют, — заметил Скалди, — Просто, они не имеют отношения к той шумихе, при помощи которой кое-кто нажил миллиарды.

Олдермен неандертальцев бросил на стол свою пеструю кепку и кивнул лысой, как биллиардный шар, головой.

— Это ясно. Так вот, Заурман в сто раз хитрее, чем озоновые и парниковые жулики. Он придумал пугало, про которое никто никогда не докажет, что оно фэйк. И это пугало будет грести для Заурмана деньги из бюджета ООН, из научных центров Европы, и из фондов американских спецслужб. Он станет дьявольски богатым ублюдком!

— При чем тут американские спецслужбы? — удивилась Хелги.

— Это элементарный трюк, — сказал Хеймдал, — Представь: в каком-то научном центре Евросоюза работает толковый парень вроде доктора Мак Лоу, про которого сегодня рассказывали. Но Мак Лоу — молекулярный генетик, а этот парень, например, физик-ядерщик, теоретик, очень продвинутый в области квантовой хромодинамики.

— Как-как? — переспросила нидерландка.

— Квантовая хромодинамика, — повторил он, — Очень крутая штука про нейтроны и протоны. Я не в курсе деталей, но запомнил красивое название. И вот, этот парень, работает, например, в CERN, в Женеве, строит модели на компе, и приближает тот великий день, когда нейтронные драккары будут бороздить просторы галактики…

— Что ты опять докопался до моих нейтронных драккаров? — проворчал Орквард.

— Ничего такого, просто к слову… — олдермен улыбнулся и хитро подмигнул.

— Нейтронные драккары, — пояснил Скалди Турсен для Хелги, — это звездолеты из НФ-новелл нашего Гисли. Они на ядерной тяге, с субсветовой скоростью…

— Дай ей почитать «Паруса прадедов», — перебил Орквард, — И это не новеллы, а саги.

Скалди отпил еще эля и утвердительно кивнул.

— Я так и сделаю…. Хеймдал, так что с этим хромодинамическим парнем?

— У него беда! — объявил олдермен, — К нему явился инквизитор из Научно-Этического совета, и говорит: «доктор Такой-то, ваши физические теории в корне противоречат библейской морали и общечеловеческим ценностям, поэтому, ваша вредоносная тема закрывается, а вы займитесь чем-нибудь другим и больше не грешите».

— Что за фигня! — воскликнула Хелги, — В школе, по физике я учила основы квантовой механики. Это имеет не больше отношения к морали, чем таблица умножения!

— Научно-Этическому Совету лучше знать, имеет или нет, — наставительно произнес Хеймдал, — Тебе нужно обоснование? Пожалуйста: неопределенность Гейзенберга настраивает молодежь на анархизм, моральный релятивизм, и отрицание всеведения библейского бога. Эту неопределенность надо немедленно запретить!

— Ты шутишь? — с надеждой спросила она.

— Как бы не так! Я могу показать тебе статью в «Bible study today», где это написано.

— Но это же психованные фанатики! — взорвалась Хелги, — надо быть полным кретином, чтобы принимать это всерьез.

Хеймдал Лунгвист прожевал сосиску, запил элем и качнул головой.

— Поправляю: надо быть полным кретином, чтобы НЕ принимать это всерьез. Такие аргументы во многих странах становятся основанием для очень жестких законов. На «круглом столе» мы обсуждали приговор Тьюрингу. Допустим, это в прошлом. Но ряд законов, которые также обоснованы исключительно библейскими догмами, существуют сегодня в некоторых странах Евросоюза, и обычно, поддерживаются Еврокомиссией по биоэтике. Это например: запреты, связанные с сексом, с эротикой и вообще с неодетым человеческим телом, запреты в сфере науки: на модификацию и гибридизацию генома человека и на репродуктивное клонирования, запреты в медицине на аборты…

— Ты не согласен, что эти запреты — кретинизм? — перебила она.

— Это социально-политическое явление, — ответил он, — Его необходимо учитывать, и принимать меры по борьбе с этим явлением.

— Как в Меганезии, — вмешался Орквард, — Судить библейских агитаторов по быстрой процедуре, и расстреливать к свиньям собачьим.

— В Меганезии, — уточнил олдермен, — Запрещено запрещать что-либо сверх артикулов тамошней Хартии, и расстрелом карается пропаганда любых избыточных запретов.

— И правильно! — вставил НФ-литератор.

— Может, и правильно, — сказал Хеймдал, — Но, чтобы установить такую норму права, отцам-основателям Меганезии пришлось провести репрессии против, казалось бы, безобидных людей, связанных, как там говорят, «с культурой неоколониализма».

— Ключевые слова: «казалось бы», — мрачно произнес Скалди.

— Ты такой радикал? — слегка насмешливо поинтересовался олдермен, — А ты готов расстреливать школьных учителей, редакторов газет, и сотрудников гуманитарных благотворительных миссий? По глазам вижу: не готов. Значит, этот путь не для нас.

Орквард посмотрел на дно опустевшей кружки и растерянно почесал шевелюру.

— Вот, дьявол… А какой путь для нас?

— Не торопись, Гисли. Сначала — предпосылки, а потом — решения. Главная проблема благополучного общества западного образца состоит в том, что его граждане готовы терпеть оскорбления и выполнять абсурдные требования до тех пор, пока им тепло, безопасно, сытно, и они убеждены, что так будет завтра, и через год, и через 10 лет. Гражданин Евросоюза смотрит на соседние регионы: Азиопу и Северную Африку, наблюдает там ужасы нищеты и гражданской войны, и думает: «ну, на фиг, я лучше потерплю подонков и жуликов в правительстве, заплачу налоги на прокорм наглых исламских мигрантов, и соглашусь на слежку за собой со стороны спецслужб, и со стороны страховых и банковских чиновников». Он стерпит это, потому что боится получить то страшное, что он видит в соседних регионах 3-го мира.

— А вот Кортвуд, — вмешалась Норэна, — …Говорит: кто готов променять свободу на безопасность, тот не будет иметь ни свободы, ни безопасности.

— Это сказал президент Франклин, — уточнил Хеймдал, — А ты будешь замечательным другом, если притащишь Гисли и Скалди еще по кружке эля, и что-нибудь себе.

— ОК, — согласилась она, — Только, подожди рассказывать дальше. Я быстро…

Хелги Сонстром сосредоточенно потерла виски, и спросила:

— Хеймдал, а я не ошибусь, если скажу, что ваша партия получила большинство в фолкентинге только потому, что гренландцы заметили: субсидии из ЕС начинают постепенно иссякать? Люди отдали вам свои голоса из страха перед ближайшим будущим, которое вдруг стало выглядеть очень несимпатично. Я права?

— Примерно так, — подтвердил он, — Дело не только в том, что субсидии из ЕС стали уменьшаться. Такое бывало и раньше. Дело в том, что на этот раз Евросоюз не в экономическом кризисе, а в системном, из которого один выход: на кладбище. И возвращения высоких евро-субсидий уже не будет. А, с другой стороны, появились альтернативные потенциальные партнеры, которые пока значительно беднее, чем Евросоюз, но они быстро усиливаются, а Евросоюз — слабеет… Как у нас говорят в подобных случаях: хочешь ехать дальше — ищи новую собачью упряжку.

Вернулась Норэна, и поставила на стол две кружки пива, чашку какао, и спросила:

— Что там про собачью упряжку?

— Аллегория, — пояснил олдермен, — Это значит: гренландцам теперь надо шевелить мозгами, чтобы выбирать правильное направление и двигаться в сторону большего благополучия. А задача нашей фракции: делать так, чтобы евро-христианство с его догматами, каждый раз оказывалось в самой неудачной позиции. Знаешь, в какой?

— Между голодным ртом и куском мяса, — мгновенно ответила девчонка.

— Совершенно верно. Тут у нас на руках все козыри. Евро-христианство построено на принципе: «духовные ценности важнее, чем материального благополучия». Мы каждый раз ставим их в такие условия, что они предлагают гражданам претерпеть материальные лишения, ради каких-то фантомов. Граждане начинают обоснованно воспринимать евро-христиан, как врагов, и поступать с ними соответственно. Сначала, их прокатили на выборах, а потом начали выдавливать их на обочину социальной жизни. Сегодня было ведро дерьма. Завтра будет что-нибудь посерьезнее. А послезавтра нашим оппонентам придется выбирать: или отказаться от евро-христианства в пользу простого, по-своему здорового, безыдейного фермерского консерватизма, или уносить ноги из Гренландии.

— Но вы уже победили! — воскликнула Хелги, — Зачем эта травля инакомыслящих!?

Олдермен неандертальцев поднял правую руку и покачал указательным пальцем из стороны в сторону, как маятником метронома.

— Они не инакомыслящие. Они вообще не мыслящие. Они социальные кретины. Это сказала ты, а не я. А кретинизм — это патология. Ее надо сводить под корень, чтобы исключить рецидивы в будущем.

— Значит, — грустно заключила Хелги, — вы делаете то же самое, что и отцы-основатели Меганезии. Только те отрубили хвост собаке одним ударом, а вы режете этот хвост по частям, да еще руками общественности. Как славно быть ни в чем не виноватым!

— Вина, — спокойно сказал Хеймдал, — это просто социальный ярлык. Общество всегда приклеивает его на лоб побежденному. А победитель не виноват никогда. Ты можешь считать, что это несправедливо, но это объективный факт социологии.

Хелги обмакнула палец в эль и нарисовала на столе печальный смайлик.

— Долой вину, долой мораль, долой общечеловеческие ценности, так?

— Ты только что вернула меня к Заурману! — весело объявил олдермен, — К нему и к его чудесным общечеловеческим ценностям, главная из которых состоит в том, что НТР эквивалентна библейскому Сатане, и враждебна человеческому роду. Долой генетику, долой кибернетику, долой квантовую механику и ядерную физику, так?

— О, черт! С чего ты взял, что НТР враждебна общечеловеческим ценностям?

— Не я, а Заурман, — поправил он, — Выгоду Заурману и его компании, могут принести только те общечеловеческие ценности, которым враждебна НТР, и ради которых надо запрещать НТР на стадии технологий, или даже на стадии фундаментальных теорий. Помнишь, я начал с умного парня, который занимается квантовой хромодинамикой в Женеве? Заурман пришел к нему, и запретил этим заниматься. А на следующий день к парню пришел агент Смит из Массачусетса, и сказал «Хелло, доктор Такой-то! У вас проблемы с этими святошами из Научно-Этического Совета? Я сочувствую и я готов гарантировать, что если вы переедете в наш Технологический институт, то никто не посмеет приблизиться к вам со своей дурацкой этикой! С 22 ноября прошлого года в Соединенных Штатах действует «Билль о регулировании». Он распространяет закон Шермана «О сговорах по ограничению развития промышленности» на такие случаи. Советника «научной этики» у нас арестует FBI по обвинению в государственной измене, если он гражданин США, или в шпионаже и диверсии, если он иностранец».

— Это действительно так? — недоверчиво спросила Хелги.

Хеймдал медленно, многозначительно кивнул.

— Это действительно так. Конечно, этот билль применяют не всегда и не ко всем, но за попытку тормозить исследования, связанные с национальной безопасностью, билль применят на всю катушку… На катушку электрического стула. Есть такой смешной обычай в США: зажаривать людей электрическим током… О! Я чуть не забыл! После успешной беседы с доктором Таким-то, агент Смит тайно встретится с Заурманом, и вручит ему пачку зеленых общечеловеческих ценностей, в знак большой и толстой признательности правительства США за морализацию науки в Евросоюзе.

— Этого не может быть! — прошептала Хелги.

— Этого не может НЕ быть, — поправил Хеймдал, — Такие услуги всегда оплачиваются чрезвычайно щедро. Правда, через несколько лет Заурман может погибнуть в какой-нибудь автокатастрофе. Янки — мастера на такие фокусы. Но это уже…

Окончание фразы олдермена утонуло в очередном всплеске шума тусовки, которая продолжалась на заснеженном футбольном поле. Там появилась Кари Лейв (уже не в пиктобикини, а в ярко-зеленом пуховике с рыжим профилем мифологизированного неандертальца). На огромном воздушном экране, транслирующем видео с Тероа, из дансинга мамаши Джимбо, параллельно возникла Келли Клай в шортах и майке тоже зеленого цвета и с тем же рыжим изображением.

— Hello again! — крикнула Келли, — Сейчас мы вместе с Кари споем песню про «Monkey trial». Про тот «Обезьяний процесс», который устроили библейские фанатики против Джона Скоупса, парня из Теннеси, который в 1925 году отказался исполнять закон о запрете на теорию эволюции жизни и человека. Этот процесс не завершен. Он будет продолжаться, пока на планете есть субъекты, которые хотят запретить нам жить в соответствии с нашими желаниями, и пользоваться достижениями науки. Видите ли, в особых книжках: библии и коране написано, что человек не произошел от обезьяны, а сделан бедуинским богом из грязи, и должен копаться в этой грязи пока не сдохнет. В прошлом году я и Санди тоже оказались в центре обезьяньего процесса. Вы знаете эту историю. Я рассказывала, и в прессе все это тоже есть…

Публика загудела в подтверждение того, что история известна.

— …И, — продолжала Келли, — До меня дошло, что с людьми, готовыми забить камнями любого, кто не хочет жить по их особым книжкам, компромиссы невозможны. Только обезьяний процесс, и никаких переговоров!

— Обезьяний процесс! — крикнула Кари Лейв, — О-хо! Дайте ритм!

If we are strong and we are free Who can forbid our wishes to be? Just in this last war they will fail! There is the «Monkey trial». We are really from monkey evolved We’ll not the «Monkey trial» avoid. Take your gun! It’s time for our To delete the true-believers out Earth belongs us as entail There is the «Monkey trial». We are really from monkey evolved We’ll not the «Monkey trial» avoid. Ages ago we were monkeys. Now we hold in arms the keys From all earth, sea and air There is the «Monkey trial»…

* * *

Хелги вздохнула, посмотрела на Скалди и поинтересовалась:

— Тебе нравятся революционные песни латиноамериканского типа? Эти откровенные призывы взять ружья и перестрелять оппонентов ко всем чертям, чтобы не возиться с поисками компромиссов?

— Это поп-арт, а не трактат по научной политологии, — заметил он.

— Отговорка, — сказала Хелги, — Мир это текст. Если люди сто раз спели хором какие-то слова, то на сто первый раз они могут хором сделать именно это. Взять, и стрельнуть.

— В кого? — весело спросил Хеймдал, — В своего соседа, с которым по вечерам пьют в кабаке эль? Хелги, у нас очень большая и очень малонаселенная страна. Для нас такие песни, в политическом смысле не революционные, а национально-освободительные.

— И от кого вы национально освобождаетесь? — с иронией, спросила она.

— Интересный вопрос, — сказал он, — Но от кого-то мы точно освобождаемся. Год назад у нас были исламские мигранты, общеевропейские нормы лицензирования, и запреты на якобы опасные промышленные и биомедицинские технологии. При этом у нас не было продуктивного экономического развития. Теперь, после ряда очень жестких скандалов, ситуация поворачивается наоборот. Значит, видимо, что мы от кого-то освобождаемся.

— Или от чего-то, — добавил Орквард, — А, кстати, почему песенка в папуасском стиле? Я ничего не имею против папуасского basic-english, мне просто интересно.

Хеймдал допил свой эль, фыркнул и пожал плечами.

— Наверное, они тоже национально освобождаются. У них в прошедшем сентябре был прогрессивный военный переворот, а недавно они освободили запад своего острова.

— Обычно, такие песенки пишутся до события, а не после, — заметила Хелги, — или, они намерены освободить что-то еще? Побороться за свое национальное освобождение во всех морях и на всех континентах как это принято у янки и у меганезийцев? И, кстати, странное дело: у вас тут тоже милитаризация.

— Это в смысле, что адмирал вынес ведро с дерьмом? — съехидничал Орквард.

— Нет, это в смысле, что в зале вообще было немало военных. Я нидерландка, так что немного разбираюсь в кораблях, и вижу, что корабль, который стоит тут в гавани, это модерновый океанский катер-рейдер. На борту катера написано: 009 «Fenrir». Через столик от нас сидят два парня, Один из них в униформе и с нашивкой на рукаве: 004 «Njord». Видимо, где-то есть и 001, и 005, и 008, а может быть, и 010. Так?

— Так, — согласился Хеймдал, — А почему бы нам не иметь нормальный военный флот?

— А почему он вдруг понадобился? — парировала она, — Ясно, что не для парадов или народных гуляний, а для дела. Вот, мне и интересно: для какого?

— Международные отношения, — сказал олдермен, — устроены так, что вес в них имеет только та страна, которая владеет военной силой. Не мы это придумали…

— Какие проблемы, фрекен…? — произнес хрипловатый голос почти над ухом Хелги.

— О, черт! — выдохнула она.

Около нее, улыбаясь, стояли оба парня, на которых она обратила внимание. Один в гражданском (джинсы и свитер) был совсем юный европеец, лет 15. Второй, в форме мичмана ВМФ Гренландии, атлетически сложенный африканец лет 20.

— Никаких проблем, парни, — ответил Скалди, — Моя подруга интересуется нашими кораблями, и прочла твою нашивку, мичман.

— Меня зовут Хелги Сонстром, я журналист из Нидерландов, — добавила она, — и мне интересно: против кого Гренландия собирается воевать на море?

— Падайте сюда, ребята, — добавил Орквард, — Я поставлю вам выпивку.

— Не хулигань, Гисли, — строго сказал Хеймдал, — парни при исполнении.

— Я при исполнении, да, — уточнил африканец, — меня зовут Намангоканера-Ке, но для друзей просто Манго. А это Отто Хаземан из Германии, я его сопровождаю.

— …Чтобы меня не съел белый медведь или морж, — улыбнувшись, добавил европеец.

— Моржи не едят людей, — сообщила ему Норэна.

— Правда? Ну, клево! Манго, если увидишь моржа, не стреляй в него, ладно?

Норэна кивнула в знак поддержки, и добавила специально для африканца.

— Морж это вроде вашего бегемота, только морской.

— Я их уже видел, — сообщил он, — Да, те же бегемоты, только с ластами.

— Так, пьяницы, — произнес Хеймдал, взглянув на часы, — Уже почти два часа ночи, а я обещал семье, что приеду сразу после круглого стола.

— Сам ты пьяница, — вежливо ответил Орквард пожимая ему руку.

…После ухода олдермена, Турсен и Орквард все-таки, поставили новым знакомым выпивку, правда, в виде допускаемого регламентом ВМФ «ультралегкого флипа», по крепости примерно равного кефиру. Выпивка, как известно, располагает к историям.

История Намангоканера-Ке, (для друзей просто Манго).

21 год назад в Южно-Центральном Конго-Заире, в зулусском поселке Индуу, в почти нищей семье, происходящей, однако, из военной аристократии, родился 5-й по счету ребенок, здоровый мальчишка. Он получил длинное имя, которое, впрочем, все стали сокращать до удобного «Манго». Государство Конго-Заир трещало по швам и, вскоре зулусский вождь Амаба Ка Тумери, потомок Чаки Сензангакона, объявил себя инкоси (королем), а своей столицей сделал Тейжери. Именно туда пошел Манго наниматься в армию, едва ему исполнилось 14 лет. По семейной традиции, к этому возрасту он умел обращаться с ножом, ассегаем, охотничьим ружьем и штурмовой винтовкой.

В середине прошлого года, во время сражения за Линге в верховьях Замбези, Манго получил второй Серебряный Щит Зулу, и принц Озогаи, сын короля Тумери, спросил: «Намангоканера-Ке, у тебя есть мечта?». Манго ответил: «У меня есть мечта, о интуни. Хотелось бы мне попробовать себя в морском сражении. А у нас нет моря. Плохо, да». Интуни, принц, задумался, и сказал: «У нас нет моря. Но твоя мечта может сбыться в другой стране. А когда у нас будет выход к морю, я пошлю бойцов учиться у тебя».

Манго эмигрировал в Гренландию, завербовался в ВМФ и, после 50-дневных курсов военного моряка, был распределен на катер-рейдер 004 «Njord» командиром звена палубных стрелков. За время осенне-зимней кампании, Манго получил четыре знака отличия: один — за отвагу при спасательной операции на море, еще три — за грамотные действия на 8-й тресковой войне. Именно Манго принадлежала идея расстрелять из снайперских автоматов антенны радара патрульного корвета ВМФ Ирландии, который прикрывал «свои» рыболовные траулеры, вошедшие в 200-мильную экономическую акваторию Гренландии… В общем, Манго оказался хорошей находкой для флота.

История Отто Хаземана.

16 лет назад, престарелый Матиас Хаземан, жуткий зануда и успешный бизнесмен, владелец фирмы «Gelion, GmbH», (фото-сенсоры и фотоэлектрические конвертеры), женился на 25-летней домработнице Еве-Розе. Матиас хотел получить две вещи: красивую женщину для того занятия, которое ему казалось сексом, и наследника для фирмы. Ева-Роза хотела получить тоже две вещи: деньги и статус жены бизнесмена, которого часто приглашают на светские банкеты. Родившийся сын, Отто Хаземан интересовал зануду Матиаса только фактом своего существования (фирма достанется потомку, а не кому-то там!). Еве-Розе ребенок был совершенно ни к чему (обуза, отвлекавшая от того, ради чего она вышла замуж!). Но, разумеется, ради приличия и принципов, следовало устроить жизнь сына на высшем уровне. Для этого и созданы элитные закрытые школы-пансионы, куда богатые, но психически неполноценные родители могут спихнуть своих детей. Общество дальновидно позаботилось…

Как только Отто исполнилось 6 лет, Матиас и Ева-Роза, радостно передали его в руки опытных педагогов католической Школы-Пансиона «St. Jorgen», Бремен. Потянулись годы того, что называется «правильным воспитанием мальчика в строгости и верности традициям»… Никто из педагогов не произносил публично за воротами школы слово «побои», или даже «телесные наказания» (Что вы,! У нас в Германии этого давно нет!). Однако это было. Более того, именно на этом строилась вся система (Вы же не хотите, чтобы ребенок был неблагодарным, невоспитанным зверенышем? Надо применять проверенные средства — режим и… То, о чем не принято говорить вслух)… Побои применялись не сильные, и не частые. Доза была ровно такая, чтобы поддерживать обстановку постоянной подавленности и унижения, чтобы приучить воспитанников бездумно подчиняться любым, даже совершенно нелепым требованиям начальства. Общество готовило детей к взрослой жизни в свободной демократической стране…

Мысль о побеге возникла у Отто в 13 лет, когда он, готовясь к сочинению по древней истории, прочел на одном из сайтов, что примерно таким способом в древнем Риме воспитывали рабов. Тем не менее, продвинутые рабы, своим мнимым послушанием и пассивностью обманывали бдительность добрых воспитателей и, выбрав подходящий момент, бежали. Отто решил, что будет продвинутым рабом. Методы Древнего Рима оказались очень кстати. Вот они, «вечные истины на вечной латыни».

За следующие два года, Отто приобрел среди педагогов школы репутацию робкого, послушного, старательного, и слегка туповатого юноши. От него не ждали никаких сюрпризов. А он, в ходе неразберихи традиционного карнавала в середине февраля, добрался на поезде до Эмдена, и обратился в конспиративное агентство гренландской программы «Neanderthal Shelter». А затем была неделя ожидания, и ночной выход из порта на маленьком сейнере, с последующим переходом на борт катера-рейдера ВМФ Гренландии 004 «Njord», в нейтральных водах Северного моря…

Здесь Манго вклинился в рассказ Отто, похлопав его по плечу и сообщив.

— …Сегодня я его охраняю, на всякий случай. Так кэп приказал, да!

— Не свисти, — возразил Отто, — ты сам вызвался, чтобы посмотреть на Кари Лейв.

— Я вызвался, да. Но кэп согласился и мне приказал. Потому, что ты очень ценный.

— Не я, а контрольный пакет фирмы «Gelion», — уточнил мальчишка.

— Да. Контрольный пакет ценный. А ты мне друг. Без тебя я бы хер сдал экзамен по математике и механике в спец-колледж. А теперь я учусь на офицера! Уауа!

Эта часть разговора происходила уже в салоне маленького самолета «авиа-пони», летящего из Нуука в Кюджаллек. Скалди, Хелги, Орквард, Норэна, Манго и Отто обеспечили заполнение половины всех пассажирских мест. Вторая полудюжина пассажиров не участвовала в разговоре, если не считать участием здоровый храп. Близилось условное утро (условное, поскольку реальный восход солнца предстоял несколько ближе к полудню). В какой-то момент Хелги вспомнила свой вопрос, на который так и не получила вразумительного ответа.

— Манго, а как ты думаешь, против кого вооружается Гренландия?

— У… — задумчиво произнес зулус, — Это дело темное. На большой войне, бывает по-всякому. Я так думаю: мы будем воевать против тех, против кого выгодно, и против исламистов, они мешают. Против Европы — как получится. Против Канады — точно не будем, мы союзники. А против янки если и будем, то чуть-чуть, если они у нас в зоне будут ловить палтуса. А можно против кого-то повоевать за янки, если они заплатят.

— Ты сказал: на большой войне? — переспросила Хелги.

— Да, — Манго кивнул, — На большой войне, которая началась в этом году.

— Ты думаешь, это новая мировая война? — уточнил Орквард.

— Не знаю, — зулус пожал плечами, — Есть специальные ученые, историки. Они потом напишут в книжке, мировая это была война, или нет.

— На войне, — вмешалась Норэна, — главное дело: что-нибудь отхарить, пока все заняты. Например, пару Азорских островов, Корву и Флориш, которые поближе к нам.

Орквард поднял брови и выпятил нижнюю губу.

— Ты решила стать военным экспертом?

— Нет. Но я болтала в кафе с пилотами-меганезийцами. Они всегда что-то харят, если война. И они сказали: португальцы не пойдут воевать, если отобрать у них только два самых северо-западных Азорских острова, а остальные семь островов оставить.

— Они тоже считают, что началась мировая война? — поинтересовался Отто.

— Да, — сообщила девчонка, — Но у нас тут тихо. Это хорошо, правда?

— Угу, — он кивнул и немного нерешительно спросил, — А что ты делаешь вечером?

— Ну… — Норэна покрутила ладошкой в воздухе, — …Я про это еще не думала.

— Тогда что, если пойти в кафе? — предложил он.

— В «Javladrakkar», — сказала она, — Там всегда можно упасть кому-нибудь на хвост.

— У меня есть кое-какие карманные деньги, — заметил Отто.

— ОК. Сегодня поужинаем на твои деньги, а завтра упадем кому-нибудь на хвост.

* * *

Через 2 часа. Кюджаллек-дистрикт, Уумуит.

— О могучий и свободный ярл Уумуит-фиорда! — произнес хриплый, словно пропитый голос комп-секретаря, — За время твоего длительного и славного заморского похода поступило 78 звонков и 997 писем, 940 из которых удалены, как спам…

— Ясно, — перебил Скалди, — Сейчас приготовь большую ванну для меня и моей дамы.

— Будет сделано приблизительно через 6 минут 48 секунд, о могучий и свободный ярл Уумуит-фиорда, — меланхолично ответил комп-секретарь, и замолк.

— Почему он у тебя говорит так длинно? — спросила Хелги.

— Потому, что я его так запрограммировал.

— Это понятно. А почему ты его так запрограммировал?

— Потому, что дома не надо суетиться, а это многословие настраивает на спокойный, размеренный лад, — объяснил Скалди, распихивая по разным отделениям огромного холодильника бананы, яблоки, ананасы, грейпфруты и какие-то более экзотические фрукты, а также картошку, бекон, яйца, и тушки каких-то бройлеров-переростков… Короче говоря, все то, что было только что куплено на мини-маркете Уумуит-квер.

Хелги почесала в затылке, наблюдая эту процедуру, и спросила:

— Слушай, мне показалось, или все это зверски дешево?

— Это просто нормальная цена, — ответил он, — В прошлом году наше неандертальское правительство разрешило океанийцам построить в Ангмагсалике, на юго-восточном берегу, аэрокосмическую базу. Теперь они таскают к нам свои дешевые продукты на дирижаблях — карго-дронах. Эти штуки долетают от Микронезии до Гренландии за 60 часов, притаскивают по полтораста тонн, и цена перевозки просто смешная.

— И в результате был скандал с отказом от поставок из Евросоюза? — уточнила Хелги.

— Скандал был в результате того, — сказал Скалди, — что Евросоюз впихивал нам свои ужасно дорогие продукты, делая вид, что это гуманитарная помощь. Но какая это, к свиньям собачьим, помощь, если они учитывали все эти суммы во взаиморасчетах за пользование нашими морскими и территориальными ресурсами? Конечно, субъектам, которые делают политику в Евросоюзе не нравиться платить реальную цену за вылов нашей трески и палтуса, и за добычу полезных ископаемых на нашем шельфе, но эти субъекты нам не друзья и не родственники. Пусть платят или убираются. Янки, кстати, ведут себя честнее. Они платят и за квоты на рыбу, и за свою авиабазу Канаак-Туле. А с канадцами и с океанийцами у нас совместный бизнес. Янки предлагали нам бешеные деньги, если мы откажемся пускать сюда океанийцев, но…

— …Но вы предпочли не продаваться янки с потрохами, — договорила она.

— Точно! Какая ты умная! Кроме того, нам нравится мини-маркеты, на которых есть дешевые свежие фрукты, еще позавчера бегавшие в огороде на Экваторе.

Хелги легонько ткнула его пальцем в живот.

— Я тебе открою страшную тайну: фрукты не бегают по огороду.

— Неужели? — удивился он, — А я-то думал: почему у них нет лапок.

— Вот, потому и нет, — сказала она, — Или, точнее, потому и не бегают, что нет лапок. Слушай, а что у вас за бизнес с океанийцами?

— Робототехника, — ответил Скалди, — плюс, трансполярная авиация, плюс космос. Но космос это уже с участием канадцев. Хотя, в трансполярной авиации тоже много кто участвует. Есть даже геополитический термин: «Страны трансполярного тракта».

— Хм… — произнесла Хелги, — Значит, видимо, есть еще и военное сотрудничество?

— Конечно, есть. У нас без этого никак. Даже за треску и палтуса воюем. Правда, без членовредительства, а более-менее гуманно. Манго рассказывал в общих чертах. За арктическую нефть может получиться жестче. Арктика вообще жесткий регион.

— О могучий и свободный ярл Уумуит-фиорда! — вмешался комп-секретарь, — ванна для тебя и твоей дамы готова.

— Отлично, — сказал Скалди, — Вот что, Хелги, я тут немного разгребу бардак, который я оставил перед отъездом, и по диагонали просмотрю почту. А ты иди вот в эту желтую дверь. Там ванна и все такое. Начинай отмокать, а я скоро буду. Там, кстати, есть экран. Канал по умолчанию: «Greenland Splash TV». Приколы, новости, все такое…

Ванна представляла собой чан из тусклого металла, больше двух метров в диаметре, наполненный водой при температуре, переходной от теплой к горячей. В помещении пахло можжевельником. Сушеные связки этого растения лежали на полке на стене, а экран на другой стене был наклонен так, чтобы удобно было смотреть, лежа в чане.

«Черт! Забавно!», — вслух произнесла Хелги, разделась, аккуратно сложила одежду на пустую полку под связками можжевельника и осторожно погрузилась в воду. Через полминуты, вода уже перестала казаться горячей, и Хелги, устроившись поудобнее, переключила внимание на экран. Еще через полминуты она поняла, что «Splash» это авторский канал Кари Лейв. Секс-символ Гренландии умела быть и телеведущей…

4 марта, «Greenland Splash TV», Нуук.

События и комментарии прошедших суток.

В эфире Кари Лейв! Всем привет! Главная новость дня: олдермены фолкентинга под председательством тингмана Хуглейка подписали сегодня ночью проект протокола, по которому лабысло в Упернаике будет установлено 31 марта, как это и предлагалось Ассоциацией «Humi-Troll», (Тувалу — Нукуфетау). При этом, неандертальская партия пошла на разумный компромисс с евроцентристами в вопросе о контроле над научными исследованиями, которые могут представлять объективную опасность. Олдермены согласились с тем, что такой контроль необходим, но выразили абсолютное недоверие Научно-Этическому Совету при ООН и его отделу в Евросоюзе. Функции контроля в Гренландии будут осуществлять волонтеры из клуба сотрудников нашей гражданской авиации. У меня в гостях лидер клуба, пилот и авиаинженер Эйвол Нансон… Эйвол, с чего по-твоему надо начать эту необычную для летчиков работу?

Эйвол Нансон: Ничего тут нет необычного! Мы этим все время занимаемся. К нам каждый день поступают всякие научные новшества. Есть полезные, а есть на фиг не нужные. Например радио лазер… Вообще-то это не лазер, просто его так называют. Отличная штука! Радиус радара и связи вырос на порядок. А вот, например, новые атомные батарейки вместо топливных элементов, это бред. В смысле, это, наверное, полезный источник для военных флаеров дальнего действия, но у нас-то другие задачи. Каждый раз приходится разбираться: что за штука, какие у нее плюсы и минусы, и сколько она стоит в деньгах. С наукой всегда так: она предлагает — мы выбираем.

Кари Лейв: А как быть с фундаментальной наукой, где никаких штук еще нет, а есть формулы, модели, и какие-нибудь лабораторные стенды?

Эйвол: Я понимаю, что такое фундаментальная наука. Пока там только формулы или модели на компьютере, это дешево. И пусть ученые делают, что им интересно, Вдруг, придумают что-нибудь? Так всегда бывает. Сто ученых работают в мусорное ведро, и только один чего-то добивается. Но заранее никогда не известно, кто из ста одного. А когда уже начинаются стенды, тут могут быть большие расходы. Я понимаю, ученым интересно посмотреть, как сталкиваются частички с энергией в сколько-то ГэВ, но и треске понятно, что расходы на это должны быть в разумных пределах. И расходы должны зависеть от того, что из этих экспериментов может получиться для практики. Принцип такой: пусть ученый нам объяснит популярно: что может выйти при самом лучшем результате эксперимента. Если что-то крутое, то, наверное, стоит дать денег. Пусть попробует, а не вышел позитивный результат — ну, значит, не судьба.

Кари: А если фундаментальный эксперимент приведет к каким-то чудовищным последствиям? Как предсказать такой риск?

Эйвол: Да брось ты, Кари, это все ерунда. Если бы нашу вселенную было так легко расколбасить, она бы развалилась миллион лет назад. Я помню, 10 лет назад ученые всерьез занялись микроскопическими черными дырами. А всякие дураки, вроде того англичанина с его биоэтикой, рисовали 3D фильмы-страшилки. Блин, на хрен, дыра всасывает Землю, и всем настает задница. Неуд по физике, короче.

Кари: Ладно, с физикой ты меня убедил. А биология? Смертоносный вирус?

Эйвол: Если бы такой страшный вирус мог получиться случайно, то мы давно бы передохли. Специально его, может, и получится сделать, но когда такое делают специально, то надо вовремя схватить автора за задницу. С комп-вирусами все так и происходит. Не зря в полиции спецотдел по этим вирусам. Вообще, я считаю, что в научных делах проблемы создают не ученые, а или политики, или бизнесмены. Они заказывают всякое дерьмо вроде иприта или чего-то такого, а ученый тоже хочет заработать, как и любой человек. Это я к тому, что надо контролировать не столько ученых, сколько мутных людей с большими деньгами и большими амбициями.

Кари: Клянусь Седной и Одином, у тебя четко устроена логика. Еще один вопрос. Ты смотрел выступление Заурмана. Он считает: есть знания, к которым людям лучше не прикасаться. Лучше не знать и даже не думать об этом. А твое мнение?

Эйвол: Он зажрался, вот какое мое мнение. Я посмотрел на сайте ООН, какое там жалование главного эксперта по биоэтике. У меня в глазах зарябило от нулей. Мне кажется, он специально выдумывает страшилки, чтобы ему не урезали пару нулей. Никакая биоэтика таких денег не стоит, я тебе точно говорю! А вредных знаний не бывает. Вернее, бывает. Если ты чего-то не знаешь, а субъект, который нацелился обчистить твою акваторию — знает. Тогда его знание для тебя вредное.

Кари: Спасибо, Эйвол, ты все разложил по полочкам. А теперь: что думают об этом ученые. У нас на связи доктор Мак Лоу Линкс, изобретатель триффидов. Тот самый доктор Мак Лоу, которого так критиковал биоэтик Барстоу. Сейчас Мак Лоу живет в Меганезии на атолле Никаупара, регион Южный Кук. Док Мак, что скажешь?

Мак Лоу Линкс: Привет, Кари. Мне и добавить особо нечего. Если я не в состоянии объяснить Эйволу, чем и для чего я занимаюсь, то грош мне цена, как ученому.

Кари: Значит, ты не против такого контроля?

Мак Лоу: Не против, если его будут осуществлять люди с хорошим техническим образованием. Не важно даже, в биологии, в химии, в энергетике в экономике, или, например, как Эйвол — в авиации. Вопрос тут не в специализации, а в самом стиле мышления. Идея Заурмана деструктивна потому, что он настаивает на контроле за учеными со стороны гуманитариев.

Кари: Я вообще-то тоже гуманитарий. Я эстрадный артист и тележурналист.

Мак Лоу: А ты считаешь себя ученым?

Кари: С чего бы? Ученый это, например, ты, а у меня, другая работа.

Мак Лоу: А вот Заурман считает себя ученым. Гуманитарным ученым. Это такой оксюморон. Как удочка со свинцовым поплавком, или с пенопластовым грузилом.

Кари: Ты хочешь сказать, что в гуманитарной области ученых быть не может?

Мак Лоу: Совершенно верно. Гуманитарная область субъективна и опирается на ощущения, на интуицию, на экспрессию, а не на научный метод. Наука это то, где наблюдают как можно объективнее, ставят эксперименты, и обобщают результаты, формализуют, как правило, инструментами математики, и опять ставят эксперимент, чтобы разобраться: в каких пределах работает эта формула.

Кари: Ну, нет док! Я тоже ставлю эксперименты. Я делаю передачу, и аудитория реагирует. Люди говорят: О! Клево! Или: Тьфу! Отстой! И я это учитываю.

Мак Лоу: Это называется: «протонаука». Суммирование наблюдений уже есть, но формализации еще нет. Протонаучным путем человек изобрел множество полезных вещей: лук и стрелы, удочку, обработку земли и выращивание пищи.

Кари: Wow! Оказывается, я — протоученый! А Заурман? Он наверное, тоже на что-то ориентируется, когда рассуждает о биоэтике.

Мак Лоу: Конечно. Он ориентируется на то, дадут ли ему денег.

Кари: Э… Хм! Что-то вроде платного гадания на картах?

Мак Лоу: Хуже. Гадальщик старается построить сбывающийся прогноз, а биоэтик игнорирует реальность. Он похож на придворного льстеца при восточном деспоте.

Кари: Что-то вроде психоаналитика для очень богатого нервного ублюдка?

Мак Лоу: Да. С той разницей, что в качестве нервного ублюдка выступает не только носитель власти, но и значительная часть подданных, у которых промыты мозги. Я понимаю, что сделал обидное для многих заявление, но посмотрим правде в глаза. Примерно половина жителей стран 1-го мира верит в существование абсолютных моральных правил, и очень расстраивается, если реальность вскрывает внутренние противоречия этой глупейшей иллюзии. Биоэтика, как род жульничества успешно паразитирует на желании массы людей любой ценой избежать столкновения своих нелепых представлений с объективной реальностью.

Кари: Извини, док, но это уже какие-то абстрактные философские дебри.

Мак Лоу: Нет, это очень конкретно. Приведу пример. В конце прошлого века было установлено, что шимпанзе и бонобо достаточно интеллектуальны, чтобы общаться с людьми и друг с другом на языке жестов типа «амслен» для глухонемых и выполнять тесты на компьютере, и работать операторами несложных машин с дистанционным управлением. В Меганезии это используется довольно давно, с тех пор, как дюжина молодых бонобо была приобретена в юго-восточном Конго. Теперь там республика Мпулу, та где впервые начали массово культивировать триффидов. Впоследствии, пришлось спасать бонобо, их и так было около десятка тысяч, а тут — серия транс-экваториальных войн… Сейчас в Океании живет несколько сотен бонобо. Они бы сотрудничали с людьми во множестве областей, если бы могли говорить обычным образом, а не на «амслене», но: их речевой аппарат устроен иначе, чем у нас. Бонобо произносят звуки на вдохе, а мы — на выдохе. Попробуй, скажи что-нибудь на вдохе.

Кари: Гха… Афф… Блин! Ни хрена не выходит!

Мак Лоу: Ага! У бонобо та же проблема, только наоборот. Идея генной модификации бонобо с целью решить эту проблему, витала в воздухе. И я горжусь тем, что сен Токо Саокео, который проходил у меня стажировку, внес серьезный вклад в это дело.

Кари: В смысле, он вывел породу говорящих бонобо?

Мак Лоу: Пока рано делать выводы, но родилось уже несколько детенышей, которые издают звуки на выдохе. Их мамы очень переживали. Наверное, им казалось, что их малыши больны. А малыши, не имея физической возможности подражать тем звукам, которые произносит мама, стали понемногу подражать звукам человеческой речи.

Кари: О, Фригг!.. Ты хочешь сказать, что они говорят, как человеческие младенцы?

Мак Лоу: Не то, чтобы они говорят. Они произносят те же звуки и слоги, что и наши младенцы в таком возрасте. По крайней мере, если судить по моим детям.

Кари: Обалдеть… Это жутко интересно… Но мы отвлеклись, верно?

Мак Лоу: Нет, мы говорим все о том же. Я привел пример того, против чего борется биоэтика. Представь себе состояние туриста-европейца, который прилетел на Таити, зашел в бар, а бармен там — бонобо. И бонобо спрашивает «Что желаете, сэр? Рюмку абсента и стакана кокосового молока, а? Это наш фирменный коктейль».

Кари: Я бы подумала: «Блин! Я что, выкурила сигарету с травкой?!». Хотя, наверное, ничего такого… Попугаи же умеют говорить, а собаки — приносить тапочки. Верно?

Мак Лоу: Верно. А бонобо умеют смешивать коктейли, и вообще выполнять разные работы на кухне. Обычные бонобо. Не говорящие. И, пока они не говорящие, можно верить, что мы неизмеримо выше их. Согласно биоэтике, человек, это нечто иное. С трибуны ООН биоэтики не цитируют древнееврейский миф о сотворении человека по образу бога Иеговы, но очень громко про это думают. А животные, по этому мифу, это бессловесное мясо. Бессловесное! Это важно! И если бонобо разговаривает, пусть в пределах всего полтораста слов, но вполне осмысленно, то миф рассыплется, и тогда приходится объективно сравнивать качества двух существ: человека и бонобо.

Кари: Не подумай, что я расистка, но, по-моему, человек все равно намного умнее.

Мак Лоу: Вероятно, да. Но это уже не очевидно. Это требует проверки. А если мы рассмотрим не только разум, а сумму качеств, которые, определяют, например, наше отношение к партнеру по работе, то далеко не каждый человек выиграет у бонобо.

Кари: О, Фригг!.. Кажется, док, ты прав… И что говорит по этому поводу биоэтика?

Мак Лоу: Биоэтика по этому поводу впадает в истерику. Для биоэтики, которая на протяжении полувека скрывала, что она основана ни на каком не на гуманизме, а на церковных поучениях и догмах, говорящие бонобо — это смертельный удар. Они не влезают в завуалировано-библейскую биоэтическую картину мира, их там просто не может быть. А это всего один элементарный пример. Таких примеров много, во всех областях естественных наук, а не только в биологии и генной инженерии.

Кари: Так. Я правильно поняла, что чиновники ООН и Еврокомиссии поддерживают биоэтику потому, что у них не хватает наглости восстановить инквизицию?

Мак Лоу: Примерно так. А если точнее, то инквизиция никогда не прекращала своего существования. Менялись только названия, но не принципы и не доктрина. Главный принцип: государственная церковь господствует над обществом и над наукой, а если факты показывают несостоятельность ее догм, то тем хуже для фактов. Церковь легко запретит ставить эксперименты, в которых эти неудобные факты наблюдаются. Даже в случае, если от этого будет зависеть существование человечества, они это запретят, и никогда не поступятся своей инквизиторской властью. Отсюда надо делать выводы.

Кари: Замечательно! Спасибо док Мак! Теперь мы имеем исчерпывающее объяснение деятельности Научно-Этического Совета ООН. Если на референдум вынесут вопрос о применении меганезийского «пиф-паф» к этим ублюдком, то я точно выскажусь «за»!

А теперь, мы переходим от научных и этических загадок к загадкам нашего северного океана. История такая детективная, что хоть зови Шерлока Холмса…

Скалди, бросив толстый теплый халат на полку, с урчанием погрузился в чан.

— Уф! Извини, что задержался. Ну, как тебе моя ванна?

— Потрясающая штука! Где ты такую купил?

— Я ее нашел! — гордо произнес Скалди, — В прошлой жизни эта штука была головным обтекателем американской ракеты «Taurus». Ты бы видела, как я буксировал ее за тоббоганом. Просто Илиада и Одиссея. Я чуть не сжег движок. Но я сделал это!

— Теперь постучи себя кулаками в грудь, — посоветовала Хелги.

Он гулко постучал, а потом поинтересовался:

— Ну, как? Годится?

— То, что надо, — она кивнула, — Понимаешь, по TV сравнивали человека и бонобо по комплексу качеств, и я решила посмотреть… В общем, ты мне больше нравишься.

— Тогда я счастлив! А при чем там наш рейдер? Он что, захватил бонобо в плен?

— Наш рейдер? — переспросила Хелги… — А, это идет следующий сюжет. Что-то в детективном жанре на фоне океана… Черт! Черт! Он в точности, как 009 «Fenrir», который ночью стоял в гавани Нуука. С него еще светил прожектор.

— Да, — Скалди кивнул, — Но это 007 «Nidhegg». Они все одинаковые в этой серии.

— Давай, все-таки, послушаем? — предложила Хелги.

4 марта, «Greenland Splash TV», Нуук.

События и комментарии прошедших суток (продолжение).

…Вызывает ряд сомнений. Сенегальский сухогруз «Vuna» шел из Дакара в Нарвик, с грузом арахиса и хлопка (так в бумагах). Зачем судну, которое везет арахис и хлопок, эскорт в виде фрегата «Touda» ВМС Сенегала? Другое дело, если бы в бумагах было указано ведро алмазов в капитанском сейфе, но про алмазы сенегальцы заявили только после абордажа, и не как о грузе, а как о личном имуществе капитана. Правда, когда у капитана спросили, откуда такие чудеса, он сказал: «Алмазы не мои, а одного парня, который просил не болтать…». Понятно. Сенегал уже полвека оказывает бандитам из Сьерра-Леоне услуги по сбыту награбленных камней. А теперь — хроника событий.

Оба корабля шли на норд по 20-му меридиану, а в 200 милях от Исландии повернули к норд-осту, в сторону Нарвика. «Touda» (в целях безопасности при маневре в ночное время) увеличил дистанцию с эскортируемым судном — т. е. повернул первым и ушел вперед на 2 мили. На радаре фрегата отобразился скоростной катер, но сенегальцы решили, что это исландский патруль, и не обеспокоились. А катер подошел к борту сухогруза и, угрожая ракетной атакой, заставил выдать пассажира по имени Мусави. Командир «Touda» узнав о происшествии, рискнул оставить «Vuna» без эскорта и преследовать катер, уходящий на юг со скоростью 35 узлов. Через 2 часа, командир фрегата прекратил погоню и вернулся. Но катер вернулся значительно быстрее, взял сухогруз на абордаж, и ушел на запад с ведром алмазов из капитанского сейфа.

Командир фрегата снова отправился в погоню, и объявил в эфир об акте пиратства. О первой атаке с захватом пассажира, он не объявлял. Следующие 3 часа «Touda» вел преследование катера, опять со скоростью 35 узлов, потом снова потерял его, а потом получил сообщение от самолета RER канадских ВВС о скоростном катере, который находится в заданном районе и игнорирует вызовы по радио. Правда, катер шел не с востока на запад, а с запада (со стороны Гренландии) на восток. Командир фрегата заключил: это тот самый катер, и он возвращается, чтобы выполнить третью атаку.

А вот вторая половина головоломки. Катер-рейдер 007 «Nidhegg» класса «Ski-Rhino» вышел из нашего восточного порта Миармиут, и следовал в режиме радиомолчания, согласно условиям совместных с Исландией морских маневров по противодействию браконьерскому промыслу. Около 5 утра, в 300 милях к юго-западу от Рейкьявика, в нейтральных водах к нему обратился командир сенегальского фрегата с требованием немедленно лечь в дрейф для досмотра, угрожая ракетной атакой. Лейтенант Сэлмон Траск, командир катера, не отвечая на запрос, включил средства радио-маскировки, а когда фрегат открыл огонь, воспользовался трехкратным преимуществом «Nidhegg» в скорости, получил позиционное преимущество, и обстрелял командную надстройку «Touda» учебно-боевыми ракетами с магниево-спиртовой огнесмесью.

Из-за начавшегося пожара и дезорганизации комсостава, «Touda» прекратил бой и старший из оставшихся в строю офицеров объявил о капитуляции фрегата. Лейтенант Траск пригласил наблюдателей из Рейкьявика, с базы ВМФ Исландии. К их прибытию, пожар был потушен, ходовые свойства «Touda» условно восстановлены. Исландские офицеры подписали протоколы осмотра обоих судов, участвовавших в инциденте, и согласились с тем, что «Nidhegg» действовал законно, как судно, атакованное на море. Пленные сенегальцы были переданы исландской стороне, а фрегат «Touda» объявлен гренландским призом по законам морской войны, и приведен в порт Миармиут.

В первые часы после инцидента, сенегальская сторона заявила, что атаки на сухогруз «Vuna» тоже совершил «Nidhegg», но после изучения протоколов, изменила позицию, добавив: «…или другой гренландский катер класса «Ski-Rhino». Версия гренландской стороны: сухогруз был атакован пиратским судном какой-то из криминальных групп, делящих нелегальный рынок оружия. Кстати, сразу после инцидента контрразведкой Норвегии в порту Нарвика был найден нелегальный склад оружия на сумму около ста миллионов долларов — примерно столько, сколько стоило злополучное ведро алмазов. Опять же, кстати: тело Мусави Али Расани, иранца, офицера снабжения «Pasadaran» (корпуса Стражей исламской революции) найдено на необитаемом островке Суртсей в сорока милях от южного берега Исландии. Мусави убит тремя выстрелами в живот (обычай сицилийской мафии) и брошен рядом с ежедневным маршрутом постоянной эколого-вулканологической службы, работающей на островке…

Хелги плеснула водой в задумавшегося Скалди.

— Эй, ты что, медитируешь?

— Нет, я наблюдаю за одной очень красивой женщиной. Знаешь, когда она смотрит новости по TV, у нее такое выразительное лицо…

— Ты сам мне посоветовал этот канал, — напомнила она, — Между прочем, необычайно познавательно! Я столько узнала о гренландских пиратах…

— О каких еще пиратах?! Наши ребята действовали законно. Исландцы подтвердили.

— Угу, — Хелги кивнула, — Не иначе, как им перепал стакан алмазов из того ведра.

— Не придирайся, — сказал Скалди, — Это война, а, как со свойственной тинэйджерам прямотой, выразилась Норэна: на войне главное, что-нибудь отхарить.

— Норэна… — задумчиво отозвалась Хелги, — Симпатичная девчонка, но странная.

— Нормальная гренландская девчонка, — сладко потягиваясь, возразил он, — Кстати, ее полное имя: Норэна Анна-Мария-Магдалина Кииклик. Ее мама, крещеная эскимоска, поэтому первое имя в честь духа белой медведицы, это хороший тотем, а дальше три имени в честь христианских женских духов их библии.

— В честь кого-кого из библии? — удивленно переспросила нидерландка.

— Духов, кого же еще? Не делай большие глаза, все элементарно. Когда здесь еще был разгул лютеранского миссионерства, попы убеждали наших эскимосов креститься, рассказывая, что в этом случае библейские духи будут помогать во всяких делах. Ну, конечно, мамы-эскимоски стали давать своим детям по три-четыре-пять имен, чтобы приманить побольше духов-помощников. А хочешь, завтра метнемся в Уунарток, на геотермальные пруды, и я тебя познакомлю с парнем по имени Атаксак Иисус Матти Марк Лука Иоанн Нууйалик? Он главный инженер-энергетик локальной коммуны. А потом, надо бы показать тебе залив Диско. Там айсберги, красота, и пять городков на берегах. Все пять совершенно разные. В общем, туда надо ехать на неделю. Там есть неплохие мини-отели, или можно подбить на это дело Гисли Оркварда, у него очень реальный морской катер с камбузом, горячим душем и кубриком на четверых.

— Э… — произнесла она, — Знаешь, мне когда-то надо возвращаться в Гаагу.

— Когда и если тебе будет действительно надо ехать в Гаагу… — произнес Скалди и погладил ее по бедру, — …мы, конечно, обсудим эту тему. Но не сейчас, правда?

— Да, — согласилась она, — Конечно, не сейчас.

47

Дата/Время: 04.03.24 года Хартии Ранний вечер.

Место: Футуна-и-Алофи. Ферма Карпини.

Флайка-тандем «Vitiare-kamikaze», похожая на четырехкрылую четырехметровую торпеду, издавая пропеллером звук, более характерный для газонокосилки, чем для пилотируемого самолета, прошла над горловиной пролива между Футуна и Алофи. Дальше — мягкий сброс высоты, короткое глиссирование, и торпеда, на остаточной инерции, выползла на мокрый песок пологого пляжа, прилегающего к ферме.

Микеле покачал головой и подошел к флайке ровно в тот момент, когда прозрачная полусфера колпака кабины отлетела в сторону от сильного толчка изнутри.

— Тебя обидели? — спросил он.

— Пошло все в жопу, — ответила майор Хок, уперлась руками в борта с двух сторон, вылезла из кабины и уселась на фюзеляж, — Дай сигарету, а?

Микеле прикурил две сигареты и протянул одну ей. Она кивнула, сделала затяжку и выжидательно посмотрела на него.

— Ты не спрашиваешь, что случилось?

— Нет, Чубби, хорошая моя. Я уже спросил, и ты мне уже ответила.

— Я выгляжу зареванной маленькой дурой, верно?

— Ты выглядишь женщиной, которую я люблю, — ответил он.

— Знаешь, как я хочу все тебе рассказать? — спросила она.

— Но ведь не расскажешь, — ответил Микеле, — Так что, просто выбрось это из головы, сними эту чертову униформу, и я накормлю тебя ужином. Будет овощной экспромт на углях и какао, сваренный в котелке над костром. Я бы сделал все по-человечески, на кухне, но я соскучился, и не смогу от тебя далеко отойти. Я сделаю первобытный очаг прямо тут, буду готовить, и смотреть, какая ты красивая.

Майор Хок медленно расстегнула липучки на комбинезоне.

— Нас отстранили. Райвена, Журо и меня. Верховный суд. Это очень хреново.

— Из-за чего? — спросил Микеле, складывая маленький открытый очаг из камней.

— Судьи считают, что мы планомерно инициировали ряд военных конфликтов.

— Боюсь, что с их точки зрения это так и выглядит, — заметил он, — Этот цирк вокруг необитаемых островов около Рапа-Нуи и странная битва с галапагоскими пиратами, завершившаяся тем, что Чили и Бразилия откусили треть Перу…

— Это, как раз, ерунда, — сказала Чубби, — В конфликте на Рапа-Нуи не погиб ни один человек и красиво возникли два международных культурных центра: Сала-и-Гомес и Тангата-Ману. Это образцовая операция… Конфликт в Перу. Бразильцы вышли бы к Тихому океану так или иначе. Этого требует логика их развития. Если бы не наша спецоперация, они бы отутюжили Перу штурмовой авиацией, расстреляли перуанские порты с крейсеров и прошли бы по стране бронетехникой, не считаясь с издержками.

— Тем не менее, погибло около семисот человек, — заметил он.

— Погибло девятнадцать мирных жителей, — возразила она, — Все остальное — потери бандформирований. Мы представили показания очевидцев. Конечно, девятнадцать человек — это тоже трагедия, но существует термин «уровень ниже бытовых потерь среднего мирного дня». Это значит — меньше, чем в ДТП и бытовых авариях.

— Суд согласился, что так можно делать? — удивился Микеле.

— Суд согласился, что это лучше, чем война с числом жертв порядка десяти тысяч. Мы направили объективно неизбежную войну по самому гуманному из возможных путей.

— Гм… А, кстати, зачем мы вообще туда полезли? Не из-за гуманизма же.

— Ну, во-первых, официально, нас там не было. А во-вторых, Бразилия и Чили сделали крупные взносы в наши соц-фонды, и заключили с рядом меганезийских партнерств контракты на еще более крупные суммы, часть из которых тоже пошла в соц-фонды.

— Тогда я не понимаю, за что вас отстранили, заметил он.

Окончательно освободившись от одежды, Чубби села на корточки около очага и стала греть руки над разгорающимся огнем.

— Я замерзла, — тихо сказала она, — смешно, да? На термометре плюс 26, а я мерзну.

— Хочешь, я принесу плед? — спросил он.

— Не надо. Лучше разожги сильнее огонь. Это сейчас пройдет.

Микеле покачал головой и бросил в очаг охапку сухих триффидных стволов. Пламя взвилось к темнеющему небу. Оранжевые искорки закружились, как светлячки.

— Причина вашего отстранения засекречена?

— Да. На один месяц, одну неделю и один день, как допускает Хартия.

— А дальше?

— Дальше нам дали 11 дней на представление суду полной информации.

— А потом?

— Суд, — коротко ответила она.

— Как год назад, по итогам африканской эпопеи, — со вздохом, произнес он, — ты снова будешь сидеть ночи напролет, собирая доказательства того, что твой шеф не вылез за пределы Хартии, а я буду гладить тебя по умной голове и варить тебе какао… Кстати, можно ставить котелок с какао. Если ты готова пить его с привкусом дыма.

— Я даже готова найти и притащить подходящий клубень ямса, который ты запечешь экспромтом. Только скажи, где растет самый вкусный.

— Четвертая площадка слева, там, где на штоке значок в виде смайлика.

Когда она вернулась, торжественно держа над головой клубень килограммов на пять, Микеле помешивал в котелке жидкость шоколадного цвета. Солнце почти зашло, и пылающий костер с каждой минутой казался все ярче. Чубби потянула носом воздух.

— Мне кажется, или это тот правильный какао, который гибрид с муирапуа?

— Именно так, — он подмигнул, — Дети смылись на Арораэ до завтра, приблизительно до полудня. Следовательно, у нас длинная ночь, плавно переходящая в позднее утро.

— Мне нравится этот тонкий намек, — она потерлась носом о его щеку, — А у тебя завтра много дел, или не очень?

— Ничего такого, что я не мог бы слегка передвинуть, — ответил Микеле.

— Чудесно! У меня нет слов!.. Слушай, а зачем Люси полетела на Арораэ?

— За компанию, наверное. Ты считаешь, что зря?

— Ну, как тебе сказать…?

— Скажи, как есть. До сих пор ты хвалила тамошний молодежный квартет.

— Молодежный — да, но там еще Штаубе….

Микеле аккуратно разлил какао в полукруглые глиняные чашечки.

— А что Штаубе? Ты, вроде бы, говорила, что он очень конформен, и ведет себя как правильный канак, поскольку от него этого ждут. При этом, он талантливый авиа-инженер, и умеет хорошо объяснять. Почему бы детям с ним не общаться?

— Все так, — согласилась Чубби, — Просто момент сложный. Понимаешь, из-за нашего отстранения от работы многие процессы оказались вне контроля.

— Я понимаю, что тебя это беспокоит, — сказал Микеле, — Но при чем тут Штаубе?

Чубби сделала первый глоточек и зажмурилась от удовольствия.

— Милый, мне очень не хочется сейчас говорить об этом… Такой чудесный вечер…

— Тогда и не говори. Выбрось это из головы.

— Нет, давай я все-таки скажу, а потом уж выброшу, ладно?

— Ладно, — согласился он, — Но только чтоб потом обязательно выбросить.

— Да… Так вот, Штаубе не терял связи с Африкой и с Чоро Ндунти. Чоро, видимо, уже знает, что нас троих отстранили от работы. Для него начался праздник непослушания. Представляешь, сколько фокусов он успеет сделать, пока за ним не присматривают?

— Но в INDEMI же не только вы трое, — заметил Микеле.

— Верно. Но только мы трое знаем, на что способен этот фигурант.

Микеле громко фыркнул и начал раскапывать лопаткой уже образовавшиеся угольки, чтобы устроить ямку для запекания клубня ямса.

— Может, он на многое способен, любовь моя, но не на такую глупость, о которой ты сейчас очень громко подумала.

— И о какой же глупости со стороны Ндунти я так громко подумала?

— О попытке попытаться причинить вред нашим детям, — пояснил агроинженер.

— А что ему помешает? — спросила она, — Между прочим, у Чоро на меня зуб.

— Во-первых, — наставительно произнес Микеле, — если даже и так, то он не решится обидеть ближайшую родственницу дока Мак Лоу.

— Что-что?

— Любимая, ты не в курсе. По обычаю tiki, наша Флер сводная сестра обеих жен дока, поскольку она возилась с его детьми в его fare в первые дни после их рождения. Надо знать обычаи, это важно. А док Мак Лоу в Транс-Экваториальной Африке второй по значимости персонаж пантеона, после Йемайи, матери всего живого. Ну, а во-вторых, Ндунти прекрасно к тебе относится. Никаких зубов и иных режущих предметов.

— На чем основано это предположение? — спросила Чубби.

— Он сам говорил при встрече. Хотя я и не работаю в вашей шпионской лавочке, но достаточно разбираюсь в людях, чтобы в простом случае понять, врут мне или нет.

— Ты встречался с Чоро Ндунти?!

Агроинженер утвердительно кивнул и начал закапывать клубень в угли.

— Joder! — воскликнула Чубби, — Как это было и почему я впервые об этом слышу?

— В конце осени, на интернациональной выставке малых агротехнических машин в Морондава, это на Мадагаскаре. Ты впервые это слышишь потому, что ты была в Австралии и разбиралась с каким-то микробным скандалом, а детей я отправил на Никаупара, отдохнуть у того самого дока Мак Лоу, потому что они очень просили.

— Понятно… А что делал Ндунти на этой выставке?

— Видимо, что-то покупал. Мы пересеклись с ним на фуршете. Я встретил там Наллэ Шуанга с женой. Мы выпили по рюмке кампари и поболтали о жизни, а потом они познакомили меня с генералом Ндунти и с дочкой полковника Нгакве, муж которой серьезный бизнесмен в мадагаскарском машиностроении. Хороший парень, кстати.

— И в этой компании перемывали мои бедные косточки? — уточнила Чубби.

— Нет, настолько далеко дело не зашло. Просто мы заговорили о семьях, и Ндунти отозвался о тебе так высоко, что… Жалко, ты не слышала. Это бы подняло тебе настроение. Вообще, он показался мне гораздо более симпатичным, чем тот образ, который сложился под влиянием твоих рассказов.

Майор Хок улыбнулась и пожала плечами.

— Видишь ли, милый, я знаю Чоро не по флейму на фуршетах, а по другим делам.

— Конечно, он не плюшевый зайчик, но к тебе он относится с искренней симпатией.

— Ладно, — Чубби вздохнула, — Попробую успокоиться и довериться твоей интуиции.

— Вот это правильно. А теперь сделай то, что обещала.

— Что именно?

— Выбрось из головы все, что касается работы.

— Уже выбросила. Думаю только о длинной ночи, плавно переходящей в утро.

48

Дата/Время: — 04–05.03.24 года Хартии

Место: атолл Арораэ

Птеродактиль и Герхард Штаубе

Хаген Клейн посмотрел сначала вниз, а потом — на короткую инструкцию — месседж: «Атолл Арораэ, северный берег лагуны на южном краю, со стороны Рорети-Таун».

Хмыкнул и снова посмотрел вниз. Вот Арораэ. Не столько атолл, сколько длинный остров, пять миль длиной и полмили шириной, и похожий на узкую лодку, идущую курсом норд-вест. Лагуна скорее похожа на полосу моря между рифовым барьером и самим островом, так что северный берег лагуны правильнее было бы назвать южным берегом моту-Рорети… Впрочем, какая разница? Главное — все понятно. Предельно четким движением, Хаген положил свою «сикораку» (вот, привязалось название) в пологое пике к этой узкой полосе воды. Упав с семисот метров до трехсот, он увидел нужный ему пирс: над ним висел яркий оранжевый надувной баллон в виде планера — камикадзе «Ohka» (или в виде флайки «Vitiare» — самой дешевой и одной из самых популярных концептуальных авиеток прошлого года). Продолжая снижаться, Хаген выровнял машину, и выбрал точку касания пирса, а дальше его рефлексы сделали все сами. Торможение в воздухе на последних метрах, короткое глиссирование по воде… Касание при уже выключенном движке, мягкое, как финал кошачьего прыжка.

Парень франко-креол и девушка-маори, одетые в рабочие килты «Ratiair Fare Fabric» (оранжевые с зеленым силуэтом «Ohka»), дружно зааплодировали.

— Классный лэндинг, бро! — сказала девушка, едва он перепрыгнул с крыла на пирс.

— Ты Хаген, верно? — добавил парень и, дождавшись кивка, добавил, — А я Томо.

— Дики, — представилась девушка, — Ты как на счет чашки какао, Хаген?

— Хорошо! А еще лучше, если это будет реальная, большая армейская кружка.

— О! — Томо, многозначительно выпучил глаза, — Правильного канака сразу видно!

— Правильный fare тоже видно сразу, — Хаген улыбнулся и показал рукой в сторону беседки на пирсе, — Вон там, на столике стоят ровно такие кружки, какие надо.

Все трое хором расхохотались. Хорошее начало знакомства…

* * *

Хаген сделал первый глоток горячего какао с корицей, достал из кармана сигарету и поинтересовался.

— А что стрелки забили прямо перед закатом? Намечается фартовая тема?

— В точку, хомбре! — подтвердила Дики, — Но все законно.

— Это хорошо, что законно, — он кивнул, — А в чем фарт?

— Фарт традиционный, африканский, — сказал Томо, — Подробнее расскажем, когда все соберутся. Типа, чтобы дважды не повторять. А пока трое наших возятся там (Томо показал рукой в сторону нескольких больших арочных ангаров), и трое ваших еще в воздухе. Они звонили перед твоим лэндингом. Сказали: долетят через четверть часа.

— ОК. Подождем, — согласился Хаген, и прикурил сигарету, — А когда начнется война?

— Ну, ты догадливый! Скоро начнется. Но если подсуетимся, то успеем срубить денег.

— Если ты впишешься в дело, — добавила Дики.

— Если деньги хорошие, а дело законное и по профессии, то почему бы не вписаться. Однако, хотелось бы знать, о чем речь, прежде чем сказать «да» или «нет». Не люблю попадать в непонятное. Такая вот у меня особенность психики.

Томо и Дики переглянулись, Томо коротко кивнул и Дики хлопнула Хагена по плечу.

— Все по-честному, бро. Заказ: фабрика для сборки дешевых шестиместных десантных флаеров малого оперативного радиуса. Производительность сто изделий в день.

— Как быстро? — спросил он.

— Через две недели, — ответила девушка.

— Ну… — он покрутил сигарету между пальцами, быстро считая в уме, — Допустим, мы ориентируемся на учебно-десантный «Delos». Простая, дешевая модель, и как раз на шестерых. KIT-комплекты можно брать у партнерства «Ta-o-Vave», на Тонга, там они совсем дешевые… Качество, правда, говняное, но кое-как летают. А вся фабрика — это один полупромышленный юнит-фиттер. Скорость сборки — из таких KIT-комплектов: четыре — пять изделий в час. Примерно то, что нам и надо.

Томо уважительно кивнул и поинтересовался:

— Юнит-фиттер «Flexembler», прошлогодняя модель фирмы «Taveri» годится?

— Нормально, — сказал Хаген, — Сойдет для сельской местности. Только я вот чего не догоняю: на фиг я вам нужен в этой комбинации? К KIT-комплекту для «Delos» идет готовая программа сборки. Загрузили ее в мозги юнит-фиттеру и погнали. А моя интересная персона вам для этого никаким боком не требуется. Вот такие дела.

Дики повернулась к Томо и подмигнула.

— Он парень, что надо, ага?

— Точно! — подтвердил Томо и снова повернулся к Хагену, — Совет классный, бро, но только не для нашего случая. У нас специальные требования к этим машинкам.

— «Delos» не впишутся по цене в бюджет этой войны? — предположил Хаген.

— Впишутся, — сказала Дики, — Но, есть другие проблемы. Так что, бро, ты нам реально нужен в проекте. И твоя доля будет равная со всеми.

— Доля — долей. Но если это будет вообще какая-то новая модель, то я один не нарисую программу для ее сборки. За несколько дней — точно не нарисую.

— Ты еще не видел эту машинку, — возразила она.

— Не видел. Но, по-любому, флайку собрать — это не птичку из яйца высидеть.

— Ну, у тебя интуиция! — восхищенно воскликнул Томо, — Я ваще обалдеваю!

— А что я сказал-то? — удивился Хаген, — Кстати, вот ребята летят на растопырке.

— Ага, — подтвердила Дики, глянув в небо, — Ну, я пошла звать Герха, Лаго и Рали.

Люси Хок-Карпини, 12.5 лет

До чего же прикольная штука — жизнь. Когда смотришь вперед — ни фига не ясно, что будет, а когда оглядываешься — наоборот, кажется, что все цепляется одно к другому, вроде звеньев цепочки. Вот я прыгнула с борта «Лексингтона» — и все покатилось. Док Рау, потом Атли и Олан с пластиковым птеродактилем. Мое дилетантское колдовство. Жутковатая практичность оружейного бизнеса, в котором у меня теперь образовалась доля, к которой прилагается тайна. Нехорошая тайна, с одной стороны, а с другой, это захватывает… А все началось 7 февраля, на Раро-Элаусестере, когда Атли, Олан и я баловались с игрушечным птеродактилем, и думали: для чего бы его приспособить.

Сначала я позвонила Рону и Пуме. Они долго расспрашивали, как и что, а потом как ляпнули на счет летающей мины… И готово. У меня контракт с Чимег Синчер, мамой Олан, главной теткой в «Sincher Light Air Cargo». Атли и Олан резко поверили в мою магию, и уговорили поколдовать еще, и придумать: как из маленького птеродактиля сделать большую флайку. А я позвонила папе, про древних птеродактилей. Самые большие птеродактили, оказывается, весили, как лошадка-пони. Говорят, что лошади летать не могут. Ага, щас! Еще как могут! Папа рассказал мне по видеофону во всех подробностях, как у них это получалось. Не у лошадей, конечно, а у птеродактилей.

Откуда папа все это знает? Может, когда-то хотел вывести летающего пони, а потом просто руки не дошли? Надо спросить как-нибудь… Короче, главный фокус больших птеродактилей был в том, что у них крыло было не только на передних лапах, а и на задних. Типа, как перепонка у белки-летяги. И махали они этой фигней попеременно: передние — задние, передние — задние. Получалась, как бы, волна. А на высоте они растопыривались и планировали. В общем, классные звери, жалко, что вымерли.

А Флер и Ежик, которые сидели вместе с папой за столом, как-то подозрительно вцепились в этого птеродактиля. Конечно, я это заметила, потом наползла на них. Рассказывайте, красавцы, что это вам так понадобился птеродактиль? Они сначала темнили, а потом раскололись, что есть реальная тема. И очень кстати, подвернулся Хаген. Профи дизайнер робото-моторики. Сначала казалось, что он нужен только как парень, программирующий роботов, чтобы монтировать эти машины из деталей. Но, когда мы вдевятером собрались на Арораэ, «за круглым столом», Хаген как-то сразу оказался главным. Он не суетился, а все с ходу раскладывал по полочкам…

А я классно придумала пристроиться за столом рядом с ним. Я сижу справа от него, а слева от него — Герхард Штаубе, лидер «Ratiair fare fabric», бывший министр военной авиации страны Шонао, которая в Африке. Про него отдельный разговор. Вообще-то, сейчас мне не до него. Я сейчас незаметно наблюдаю за Хагеном. Он рисует на листе бумаги что-то вроде плана-графика со стрелками и фигурками. Интересно, как у него получаются такие движения. Вот рука была неподвижна — а вот она переместилась и провела ровную-ровную окружность… Потом дугу… Потом нарисовала стрелку. Оп: снова замерла неподвижно. Кого-то, может быть, напрягает эта четкость, а меня — ни капли. Это ведь не что-то механическое, а живое, только необычное и непривычное.

Если представить себе тот бамбуковый пирс у fare Ежика на Олосенга, где они с Флер частенько занимаются сексом, и где я люблю лежать, листая какой-нибудь журнал, а иногда — просто глядя в небо. Допустим, что я лежу пузом кверху и смотрю в небо, а рядом — Хаген. Почему бы и нет? И допустим, что его рука движется… Так, сейчас я прикину, как ей лучше двигаться… Ага… Вот это было бы здорово. Я не очень четко представляю, что я бы стала дальше делать… Наверное, я бы смотрела дальше в небо, пока он бы мне что-нибудь не предложил… Или что-нибудь еще не сделал. В таких ситуациях у людей все само получается — по крайней мере, так говорят…

Ну, вот, блин… Только я размечталась, а тут прервали на самом интересном месте… Ладно, зато, кажется, намечается что-то прикольное. По ходу, покажут прототип…

Штаубе несильно хлопнул ладонями по столу и произнес:

— Я полагаю, что нашим уважаемым партнерам самое время посмотреть прототип машины. Прошу вас коллеги, пройти на мини-полигон.

— Чего ты так официально? — спросил Оскэ.

— Острый приступ еврокультуры, — с иронией ответил тот, — Увидел земляка и…

— Земляк — это Хаген? — поинтересовалась Флер.

Штаубе чуть заметно улыбнулся и утвердительно кивнул.

— Моя мама наполовину германка, дед родом из Баварии, — сообщил Хаген, — Про папу знаю только, что он был красным бомбером, а откуда он родом — мама не говорила.

— А я из Франкфурта, что в Гессене, — сказал Штаубе, — Это соседняя земля с Баварией.

— Гессен это там, где придумали яблочное вино? — спросила Люси.

— Откуда ты знаешь? — удивился тот.

— Папины друзья в Коста-Виола-Нова наливали. Говорят, по гессенскому рецепту.

— Коста-Виола-Нова это где?

— На Хендерсон-Питкерне, три с половиной тысячи миль на east-south-east отсюда.

— Надо же! Я и не думал, что его кто-то делает в Океании. Познакомишь?

— Легко. Хоть прямо сейчас, по интернет.

— Мы с тобой договорились, — Штаубе церемонно пожал ей руку, — Только давай мы отложим это на несколько часов, а сейчас займемся делом.

Хаген Клейн, 24 года.

Жаль, что я не умею говорить торжественные речи. Сейчас это было бы очень кстати. Такая трогательная встреча трансэкваториально-африканской, ново-калабрийской и малайско-новозеландской мафии… Слезы умиления на глазах. Что характерно — все ужасно честные. Все завязали с темным прошлым и, рука об руку, пошли в светлое, извиняюсь, будущее. Вообще-то, направление правильное: не фиг свинячить в своем доме. Нам здесь жить. Мир большой — других мест много. Там и повоевать можно, и пограбить. А что? Все равно там повоюют и пограбят — так уж лучше мы, чем какие-нибудь засранцы. Банда у нас собралась — что надо, и банд-кэп достойный.

Штаубе — это имя, это — брэнд. Смешно смотреть на имбецилов в ООН и ЕС, которые думают, что отрезали Штаубе от Европы и прочего западного мира. Конечно, если он прилетит в Нью-Йорк, в Париж или в свой родной Франкфурт, то ему завернут ласты прямо на трапе. Только зачем ему туда лететь? Как вчера по секрету сказал мне дядя Няонг (не последний человек в малайском андеграунде), есть во Франкфурте лавочка: «Протестантское интернациональное братство германцев». Хер его знает, кто такие интернациональные германцы и против чего они протестанты, но лавочка считается религиозной — типа, христианские корни Европы. Добрые германские бизнесмены в конвульсиях альтруизма жертвуют туда N миллионов через новозеландский «Erebus Innovation Bank». Банк козырный, штаб-квартира — на острове Росса в одноименном антарктическом море на 77-й широте (попробуй-ка проверь, чем там занимаются). И, когда эти N миллионов (за вычетом комиссионных) всплывут в Центральной Новой Гвинее, то хрен докажешь, что это те самые деньги. А там сейчас самое продвинутое производство дешевой пиратской техники. И никаких налогов. Отстегивай местным военным властям долю за прикрытие — и работай на здоровье. Главное, потом дома, в Германии громко возмущаться: дикие папуасы, наученные злыми меганезийцами, хитростью и обманом лишили нас — прибыли, а наше родное государство — налогов…

Казалось бы: при чем тут Штаубе, эксперт-пилот ICAO, экс-министр ВВС маленькой страны Шонао в Африке, военный преступник по Гаагской конвенции, технический директор семейной фирмы «Retiair Fare Fabric»? Вот это, ребята, самое интересное!

Герхард Штаубе, одинаково «свой парень» для европейских авиа-консорциумов, для меганезийских бизнесменов и для авторитетных полевых командиров непризнанных стран, оказался идеальным посредником. Европейские и американские консорциумы начали заплывать в нашу экономическую гавань еще лет двадцать назад, прячась от суперналогов и прочего государственного рэкета своей родины, но посредничество Штаубе придало этому делу комфорт, так любимый западными предпринимателями.

Когда в Транс-Экваториальной Африке готовится очередная заваруха по переделу территорий, Штаубе узнает об этом одним из первых от своего бывшего босса Чоро Ндунти, генерал-президента непризнанной страны Шонао. Штаубе покинул пост министра в этой стране, но остался неофициальным военным консультантом и, как оказывается, не только консультантом… Генерал Ндунти и его партнеры по Транс-Экваториальной Лиге — это бравые ребята. Они не остановятся, пока им есть, куда наступать. По ходу, меня не колышет, для нападения на кого из стран-соседей Лиги Ндунти заказывает эти десантные флаеры, но интересно: сумею я угадать, или нет.

На севере Центральное Конго. Туда они уже ходили, откусили кусок и переваривают. Скорее всего, отпадает. На западе Ангола с берегом Атлантики. Это заманчиво для Альянса, не имеющего выхода к океанам, но захапать всю Анголу, где имеется какая-никакая армия? Нет, это им не по зубам. На юге Самбая — полуразложившаяся и уже частично растащенная по кускам. Можно хапнуть еще кусочек и выйти к великой реке Замбези, которая впадает в Индийский океан, но судоходна лишь в нижнем течении, в Мозамбике, на юго-востоке. На востоке — Танзания (она для них слишком велика) и Малави, которую легко можно проглотить. Там красивое озеро Ниаса, но какой в нем экономический смысл? Стоит ли ради него затевать войну? Вопрос…

Нет, надо рассуждать от цели. Транс-экваториальные африканские лидеры — это не Чингисхан, они воюют не для тупого расширения территории, а для захвата полезных ископаемых и торгово-транспортных путей. Первого они нахватали выше крыши, а с вторым у них проблема: выход к союзникам — Мадагаскару, Меганезии и Папуа есть только по воздуху над землями не очень дружественных соседей. Логично было бы воевать за выход в Индийский океан, где к тому же, прямой путь к Индии и Китаю…

Допустим, цель я определил правильно. Теперь идем от технического средства — от летающего транспорта, который делается для этой войны. Я уже час кручу на экране монтажный 3D-проект этого флаера, и убеждаю авторов заменить некоторые узлы на более технологичные, а некоторые узлы — убрать вообще. Чтобы успеть нарисовать программу сборки, мне необходимо сократить до минимума количество и сложность роботизируемых операций. По мере обсуждений, я понимаю, какие характеристики флаера существенны для его военного применения. От него не требуется ни высокая скорость, ни особая маневренность. Важна лишь простота управления, надежность и способность использовать для вертикального взлета и посадки любую площадку или любой просвет открытой воды. Видимо, будет заброска малых групп рейнджеров на разрозненные точки в труднодоступной местности. Джунгли, горы или болота…..

Пока я напрягаю фантазию, пытаясь угадать хитрый план операции, мои последние поправки в дизайн флаера, со скрипом, принимаются. Можно начинать рисовать программу для робота-фиттера. Вернее, нужно начинать. Времени-то в обрез…

Люси довольно точно угадала, время, когда Хаген сделает перерыв, и появилась в виртуальной лаборатории ровно тогда, когда он отвернулся от стерео-экрана, снял сенсорные перчатки управления симулятором фиттера и закурил сигарету.

— Слушай, — спросила она, — а ведь эта штука годится не только для войны, верно?

Хаген утвердительно кивнул.

— Конечно, не только. Флаеру все равно, что перевозить, людей, бомбы или тыквы.

— Ага… А если на другой планете?

— Какая планета, флаеру тоже все равно, — сказал он, — А вот гравитация и давление…

— Это я понимаю. Механика. Я вообще-то конкретно интересуюсь про Ктулху.

— Про которого Ктулху?

— Ну, про планету, которая крутится вокруг Немезиды.

— Гм… А что про нее известно?

Люси печально вздохнула и пожала плечами.

— По ходу, ничего не известно. Но мало ли, вдруг у тебя интуиция.

— Интуиция… — задумчиво повторил Хаген, — Интуиция подсказывает, что интересная с нашей точки зрения планета, это такая, на которой мы можем ходить и дышать. А если можно дышать, значит, давление не ниже, чем четверть атмосферы. В такой уж точно можно летать, если гравитация не слишком велика. Но планета с гравитацией, скажем, втрое больше чем на Земле, нам уже не интересна, так?

— Ну, типа, так.

— Получается, что ответ скорее положительный, — заключил он.

— Классно! А можно, я посмотрю, как ты работаешь? Никогда не видела, как делается моторика для роботов. Прикольно же…

48

Дата/Время: — 07.03.24 года Хартии

Место: Космос. Орбита астероида Тлалок

Виик зачерпнула содержимое котелка, покачала ложку перед носом, медленно вылила обратно в котелок, а затем повторила эту процедуру еще пару раз. Ярко-синий кисель шлепался в котелок порциями, похожими то ли на маленьких медуз, то ли на крупных амеб. Каждый плюх сопровождался слабым радужным мерцанием.

— Беее, — задумчиво произнес Еру.

— Вот-вот, — согласилась она.

— Давайте уже, попробуйте на вкус, — нетерпеливо сказала Эоли.

— Вы говнюки, — сообщила ей Виик, — Ты и Тойо колоссально-невообразимые говнюки.

— Ты еще ни капли не съела! — возмутился Тойо.

— Во мне нет героизма, — ответила она, — Пусть Еру пробует.

— А меня потом поцелуют? — спросил Еру.

— Да, непременно. Если ты выживешь.

— Ладно… — он зачерпнул ложку и решительно вылил ее себе в рот, — Готово! Ну, давай целуй быстрее, пока я еще живой…

Эоли окинула взглядом пейзаж Гималаев и вздохнула.

— Эллада. Юность театрального жанра. Классическая драма. Foa, кто пририсовал хер к вершине Эвереста?

— Ну, я, — ответила Виик, принимаясь за еду, — А что, не красиво?

— Красиво, только по цветовой гамме не подходит. Надо было черный, или, наоборот, белый. Получился бы классный контраст. А ты влепила какой-то розовый…

— ОК, после обеда перекрашу.

— Кстати — вкусно?

— Угу. А как вы это сварили, такое страшное, с этим тошнотворным мерцанием?

— Это я нашел такую люминесцентную реакцию, — гордо ответил Тойо, — Она в книжке «занимательные эксперименты на уроках биоорганической химии».

Объективно, обед состоял из водоросли-псевдобионта, названной красивым именем «флорелла», и приготовленной в кухонном комбайне. Из этой же флореллы состоял завтрак. Из нее же предстояло возникнуть ужину. Других продуктов питания на борту космической бочки просто не было. Четверо обитателей бочки создавали пищевое разнообразие с использованием самых неожиданных вкусовых и цветовых добавок, и сегодняшний обед не выделялся особой оригинальностью. Бывало и не такое.

Что касается окружающего гималайского пейзажа, то он был просто динамической картинкой на экране, покрывавшем внутреннюю поверхность обитаемого модуля — цилиндра диаметром шесть метров и высотой восемь. Сейчас, по случаю обеда, все четверо жителей бочки находились в ее условно-нижнем сегменте. За прозрачным потолком над их головами плескалось море — в смысле, бассейн в условно-верхнем сегменте. В облаках над морем начинались служебные помещения, они переходили в широкую длинную трубу, ведущую в технический модуль, к реактору и двигателям. Снаружи все это выглядело, как огромная несимметричная вращающаяся гантеля.

Жители бочки, двое мальчишек и две девчонки, лет примерно двадцати, очевидно, принадлежали к разным расам. Еру был похож на темнокожего карибского «zambo». Тойо — на канадского индейца, Эоли — на китаянку, а Виик — на таитянку. Полное отсутствие одежды на четверых астронавтах, позволяло заметить особенности их телосложение и пластики движений, и заключить, что эти ребята сформировались в одинаковых условиях. Можно было уверенно сказать, что они с раннего детства практически все время проводили на природе, и привыкли легко и непринужденно выполнять действия, связанные с разными типами физических нагрузок. С такой же уверенностью можно было сказать, что они выросли в социальной среде, с крайне насыщенной межличностной коммуникацией, способствующей развитию некого своеобразного артистизма, сочетающего легкое позерство и самоиронию.

Еру, с демонстративно-громким хлюпающим звуком, всосал в себя очередную ложку синего киселя, бросил взгляд на небольшой служебный экран на ножке над кухонным комбайном и глубокомысленно сообщил:

— Foa, по ходу, у нас юбилей.

— Чего-чего? — спросила Эоли.

— Юбилей, говорю. Спайдер поставил тысяча двадцать четвертый контейнер.

— Два в десятой степени? — догадался Тойо.

— Ага.

— Приготовим торт со свечами? — предложила Виик.

— Торт из флореллы не получится, — заметил Еру, — скорее уж пицца.

— Ну, пицца со свечами, какая, на фиг, разница. Тойо, а можно ту дрянь из книжки по химии сделать пятнышками и поярче?

— Можно сделать колобок в форме Тлалока, — заявила Эоле, — А эти светящиеся фигни слепить в виде контейнеров…

— …Запросто, — подтвердил Тойо.

Виик радостно взвизгнула и закончила мысль:

— … Потом нажать кнопку, и ебс!!!

— … А ты потом будешь этот «ебс» оттирать от стенок? — поинтересовался Еру.

— Ладно, — вздохнула Виик, — Пусть они просто засветятся. Без экстрима.

«Бочка» сейчас являлась искусственным спутником астероида Тлалок, и обращалась вокруг него по двухсоткилометровой орбите с периодом три четверти земных суток. Одновременно оба этих тела (искусственное и естественное) двигались по довольно вытянутой орбите относительно Солнца, находясь в фазе приближения к светилу. С каждым днем размер и яркость Солнца на обзорных экранах чуть-чуть возрастала, а температура поверхности Тлалока чуть-чуть увеличивалась. Кое-где из трещин в его каменной основе вылетали фонтанчики пыли и тумана — испарялись замерзшие газы, скопившиеся за то время, пока астероид был далеко от Солнца. Теоретически, эти фонтанчики за счет реактивной тяги могли чуть-чуть изменить его траекторию, но практически газового льда было для этого слишком мало.

49

Дата/Время: — 08.03.24 года Хартии

Место: Плавучий остров между Футуна, Нукуфетау и Ротума

Округ Тувалу включает девять атоллов, и самый южный из них — Ниулаките. Это — известный географический факт. Но через полтора века, в восьмидесяти милях к юго-востоку от Ниулаките, над водой появится десятый атолл — Лаеманау. В начале над поверхностью моря начнут появляться рифы его будущего западного берега, потом — длинный полумесяц, вытянутый с севера на восток, а потом — рифовый барьер вокруг сорокамильной лагуны. Ну, а пока Лаеманау — это мелководная коралловая банка, где хороший дайвер может кое-где добраться до живописного дна даже без акваланга. От островов Футуна-и-Алофи до этого будущего атолла примерно полтораста миль на северо-запад, а от острова Ротума — немного меньше двухсот миль на восток…

Утром, 8 марта, около 9 утра, Микеле Карпини завтракал вдвоем с младшей дочкой. Майор Чубби Хок прилетала домой на пару дней, и снова исчезла в тумане, а вчера вечером смылась Флер вместе со своим бойфрендом. В итоге, сегодня получился простенький завтрак в виде яичницы с беконом на две персоны. По сложившейся семейной традиции, на финальном этапе завтрака, Микеле сидел в любимом кресле-качалке с сигарой в одной руке и чашечкой кофе в другой, а Люси читала ему самые любопытные интернет-новости и крутила видео-ролики.

— Па! Смотри! Это же круто! Давай слетаем, все равно тебе сегодня нечего делать!

— Детка, — проникновенно сказал Микеле Карпини, — Из того, что у меня сегодня нет лекций и не намечено плановых мероприятий в ассоциации агро-инженеров, еще не следует, что мне нечего делать.

— Но ты ведь даже не спросил, что там!

— Хорошо, я спрашиваю: что там?

— Вот!!! — гордо объявила Люси, поворачивая ноутбук экраном к нему.

07.03, 22:00, ITV «Pulso de la Dia».

Как уже сообщалось, 2 марта закончился 10-летний срок каторжных работ известного гражданина Наллэ Шуанга с Нукуфетау (округ Тувалу). 3 марта он и его vahine, Эстер Блейз гражданка США из Финикс, штат Аризона, вылетели из Макасо (Республика Мпулу, Транс-Экваториальная Африка) и 4 марта прибыли в аэропорт Мотулало.

Это событие вызвало ажиотаж среди жителей Нукуфетау и окружающих островов, и первые три дня сен Шуанг был практически недоступен для представителей прессы. Только сегодня вечером корреспонденту «Pulso» удалось поймать Наллэ и Эстер в их новом fare на Мотумуа-ислет. Полную видеозапись можно увидеть по ссылке, а ниже представлены фрагменты, которые, на наш взгляд, наиболее интересны читателю.

Папуа.

Корреспондент: Наллэ, со времен событий десятилетней давности, в регионе Папуа — Новая Гвинея многое изменилось. Как ты оцениваешь эти изменения?

Наллэ Шуанг: Разумеется, позитивно, если я, в общем, за это и боролся. Я рад за тех людей, которые теперь свободны от физического и психического насилия со стороны религиозно-политических сил неоколониального типа. Я искренне обрадовался смене политической системы в Папуа в сентябре, а теперь радуюсь независимости Западной Новой Гвинеи — Хитивао. Конечно, есть и неприятные моменты, но это жизнь.

Корр.: Ты имеешь в виду акты насилия над определенными социальными группами?

Н.Ш.: Репрессии в отношении этих групп необходимы. Но не надо превращать их в геноцид. Надеюсь, что в Хитивао таких ситуаций будет меньше, чем было в Папуа.

Корр.: А как ты сейчас оцениваешь свою акцию, проведенную десять лет назад?

Н.Ш.: Я поступил так, как считал правильным, а суд сделал то, что сказано в Хартии.

Корр.: Но, в итоге, вышло по-твоему?

Н.Ш.: Знаешь, это не важно. Ты пытаешься упростить ситуацию, а жизнь никогда не бывает так однозначна. В ней часто оказываются правы и судьи, и осужденные.

Корр.: Или и те и другие оказываются неправы?

Н.Ш.: Да. Любая сторона всегда в чем-то неправа. Это жизнь, как я уже сказал.

Африка.

Корр.: А что ты скажешь о режимах в Транс-Экваториальной Африке?

Н.Ш.: Военные диктатуры. Другого там и быть не могло. Позитив в том, что это — прогрессивные военные диктатуры, а не регрессивные, как до войны 20-го года. Полковник Нгакве стал президентом Мпулу в ходе прогрессивного переворота.

Корр. А что позитивного в генерале Ндунти, который как был диктатором Шонао до войны, так им и остался после нее?

Н.Ш.: Силой обстоятельств, в ходе войны он встал на сторону прогресса.

Корр.: А если завтра, силой обстоятельств, он встанет на противоположную сторону?

Н.Ш.: Нет. Он понял, что прогресс — это сила. Объективная сила. Она не зависит от политической конъюнктуры. Где ты видел диктатора, который откажется от силы?

Корр.: Логично. Но эту объективную силу он направляет на завоевательные войны.

Н.Ш.: Да. В Центральной Африке уже пятьсот лет так: или ты жрешь, или тебя жрут.

Корр.: Это тоже логично, но Ндунти и его партнеры по Лиге — полковник Нгакве и зулусский король Тумери — уже переносят войну за пределы Центральной Африки.

Н.Ш.: Разумеется. Ведь это не их война. Она пришла к ним из Аравии и Европы.

Корр.: Ты хочешь сказать, что она туда и вернется?

Н.Ш.: (пожимает плечами): Ты сам это сказал. Мне нечего добавить.

Корр.: Эстер, а твое мнение? Ты ведь жила в Африке дольше, чем Наллэ.

Эстер Блейз: Несколько дольше. Я приехала в голодную, кошмарную бедствующую страну, где ни один человек не чувствовал себя в безопасности. А четыре дня назад я улетела из страны, где живут бедно, но… С драйвом. Там есть тяга к агрессии, и это печально. Но это неизбежная оборотная сторона того, что люди почувствовали себя людьми. Они теперь сыты, вооружены и могут постоять за себя и за свои семьи. Там, конечно, нет той демократии, которая у меня на родине, но там нет и унизительного рабства и бесправия, которое было до войны.

Корр.: Что-то вроде «Дикого Запада» из истории твоей родины?

Э.Б.: Я не думала об этом. Но сходство действительно есть.

Корр.: Ты будешь скучать по Мпулу, по своему дому в Макасо?

Э.Б.: Конечно! И по друзьям тоже. Сильно заскучаем — приедем туда в гости.

Н.Ш.: Точно! Тем более, мы всем обещали, что обязательно приедем.

Меганезия.

Корр.: Наллэ, какие у тебя ближайшие планы? Семья? Политика? Наука? Бизнес?

Н.Ш.: Во-первых, семья и дом. Во-вторых… Наверное, это ближе к бизнесу.

Корр.: Можно спросить, что — это?

Н.Ш.: Интересный проект, о котором мы говорили с Торресом, когда он приезжал в Мпулу. Тогда мы не могли его начать. Он был координатором, а я — каторжником. В прошлом году, когда Торрес вернулся в фирму «Magellan-XXI», он с Флэггом, своим партнером, и с моими родичами, при моем виртуальном участии, стал это развивать.

Корр.: Можно я снова спрошу, что — это?

Н.Ш.: Еще до каторги я занимался поселками на океанском мелководье, где глубина порядка двадцати метров. Тема удалась, как ты знаешь.

Корр.: Еще бы! Эти поселки сейчас называют «шуангеро», ты в курсе?

Н.Ш.: Да. Так вот, Торрес и Флэгг в это же время занимались расширением мелких островков, их достройкой плавучими газобетонными понтонами. Тема тоже удалась.

Корр.: Еще как! Их фирма «Magellan-XXI» на этом и поднялась!

Н.Ш.: Правильно. И мы решили объединить эти идеи. Сейчас фирмы, добывающие минералы в океане, поднимают на поверхность огромное количество измельченной породы, большая часть которой потом выбрасывается обратно. А ведь это готовый полуфабрикат для газобетона. Тысяча тонн породы — это пять тысяч кубометров газобетона, или три тысячи квадратных метров плавучего острова.

Корр.: И на какой стадии сейчас этот проект?

Н.Ш.: На стадии прототипа. Позавчера он был отбуксирован на коралловую банку Лаеманау, 300 миль к юго-востоку отсюда. Газобетонный плавучий атолл. Кольцо внешним диаметром четыреста метров и внутренним двести. Площадь 9 гектаров. Называется это: «Solar Iceberg». Да, разумеется, внутрь есть проход для катеров.

Корр.: А этот прототип будет открыт для публики?

Н.Ш.: Да, с завтрашнего утра. Но стартовый фестиваль там будет через неделю.

Фестиваль

Подробно о фестивале «Solar Iceberg», который официально откроется 15 марта, но неофициально начнет работать с завтрашнего дня, можно прочесть на сайте фирмы «Magellan-XXI», на личном блоге сена Шуанга а также на сайте самого фестиваля.

— Пожалуй, ты права, — сказал Микеле, — Это любопытно.

— Ну! Я же говорю: давай полетим сегодня, а то завтра туда прилетит толпа людей, там будут толкаться, наступать на лапки, и еще, расхватают все самые классные призы!

— Призы в бросалку, надо полагать, полагается выиграть мне?

— Ну, папа, тебе же не трудно!!!

— Детка, если я буду часто повторять этот фокус, меня перестанут пускать на ярмарки.

— Вот и ничего подобного! Туда даже Рона с Пумой пускают, хотя Пума там вообще хищнически себя ведет. Прикинь, это же для коммерсантов по-любому реклама!

— Тебе не говорили, что ты чудовищно-циничный ребенок?

— Конечно, говорили! А что я могу сделать?

— Пожалуй, ты можешь налить мне еще кофе, и одеться во что-нибудь, пока я его пью. Полагаю, ты не намерена лететь совсем голая?

— Ага! А ничего, если я еще позвоню одному парню?

— У тебя появился парень?

— Ну, не то, чтобы парень, — слегка сконфуженно ответила она, наливая кофе, — а так, хороший знакомый. Типа, по бизнесу.

— У тебя еще и бизнес появился?

— Ну, не то, чтобы бизнес, а так, хобби, но если повезет, то потом получится бизнес.

— По крайней мере, скажи, из какой это области.

— Чисто по технике. Всякие проекты летающих штучек.

— Проекты ладно, но если увижу тебя за штурвалом, то надеру твои красивые ушки. А теперь бегом одеваться. Я докуриваю, допиваю кофе, и мы летим.

По итогам этих событий, старый фиолетовый «Safari» с рисунком летучей рыбы на фюзеляже, простой и надежный, как каменный топор неандертальца (любимая флайка Микеле) взлетел с Футуна примерно в десять утра и через полтора часа приводнился в лагуне гигантского кольца, дрейфующего на месте будущего атолла Лаеманау.

Разумеется, плавучий атолл уже начали осваивать тувалийские бизнесмены. Простой ландшафт газобетонного кольца оживляли яркие разноцветные полусферы, конусы, пирамиды и кубики надувных шатров — кафе и мини-маркетов, и площадки обычных фермерских аттракционов типа «врежь молотом по наковальне», «залезь на гладкий столб» и прочее в том же роде. Приметную сикораку Хагена Люси разглядела еще с воздуха — она была припаркована к причалу, и владельца на ней уже не было. Далее сработала логика и психология — они подсказывали, что человек обычно ищет тот вид деятельности, который более всего соответствует его профессиональным навыкам.

Когда они добрались до аттракциона «зааркань зверя», искомый персонаж уже успел отличиться — он стоял с сигаретой в зубах, держа под мышкой огромную пушистую игрушечную панду.

— Ни фига себе! — воскликнула Люси, — Ух, какая классная! Кстати, привет! Папа, это Хаген с Ротума. Хаген, это папа Микеле.

— Aloha, сен Микеле, — Хаген отвесил легкий поклон.

— Iaora. Можно просто «Микеле», без церемоний. Я, знаешь ли, простой фермер.

— ОК, понял… Люси, держи, — он протянул ей выигранную панду…

— Ну ваще! Ура! Я буду впадать в детство! А ты не видел, где бросалка?

— Которая с бумерангом? — уточнил Хаген.

— Ну, да!

— Вон там, а что?

— Щас увидишь. Па! Пошли за призом!

Аттракцион «проскочи кольца» числится среди самых азартных. Пять стандартных гимнастических обручей, закрепленных на высоких столбах, расставленных по дуге, требуется пробросить классическим австралийским бумерангом, а стоять при броске следует перпендикулярно их осям. На это клиенту дано три попытки. Если бумеранг пролетит через одно кольцо, то призом служит что-нибудь вроде сувенирной чашки. Пролет через два кольца тянет на приличный компас или радиоприемник. И далее по возрастающей. Пробросить пять колец считается почти невозможным делом, так что призы тут уже на существенные суммы — несколько сот фунтов.

Микеле заплатил пятерку, взял бумеранг, взвесил его в руке, покрутил так и сяк, и небрежно метнул. Легкий планирующий снаряд описал в воздухе замкнутый цикл и вернулся ему в руки. Не было пройдено ни одного кольца, но окружающая публика заинтересовалась — такой бросок уже говорил о том, что играет не новичок.

Микеле снова покрутил бумеранг в руках и бросил. На этот раз получилась сложная восьмерка, завершившаяся в руках у игрока, но без результата. Мимо. Зрители слегка разочарованно загудели — они предполагали, что хоть одно кольцо будет пройдено.

Микеле покачался с пятки на носок и метнул бумеранг опять с той же кажущейся небрежностью. Снаряд взмыл высоко вверх, и начал полого пикировать, описывая длинную кривую… Зрители на секунду застыли… и разразились оглушительными воплями — потому что бумеранг спокойно пролетел сквозь все пять колец.

Распорядитель аукциона почесал в затылке и внятно произнес:

— Охуеть… В смысле, я хотел сказать, вы выиграли суперприз…

— Мне иногда везет, — доверительно сообщил ему Микеле.

Тем временем, Люси по-хозяйски окинула взглядом четыре возможных суперприза и ткнула пальцем в большую картонную коробку полутораметровой длины.

— Вот это!

— А оно в нашу флайку влезет? — подозрительно спросил Микеле.

— Влезет, если сложить заднее сидение, — уверенно сказала Люси.

— Пожалуй… А ты влезешь рядом со мной на переднее сидение вместе с этой фауной?

— Конечно, па, — она прижала к себе игрушечную панду, — Мы ведь с ней некрупные, правда, зверь? «Зверь», которому нажали кнопку на пузе, утвердительно заворчал.

— Ладно… — вздохнул агроинженер, — А по весу?

— Полцентнера ровно, — проинформировал распорядитель.

— Все ОК, — добавила Люси, — Мы с тобой вдвоем весим сто тридцать, а «Safari» по сертификату берет двести двадцать. Так что еще с запасом!

Микеле задумался, а потом махнул рукой.

— Уговорила. Берем.

Хаген крякнул, и взвалил приз на роликовую тележку (и где он успел ее раздобыть?).

— Люси! Показывай, куда везти.

— Туда! — она показала в сторону припаркованного в двух сотнях метров от них «Safari».

— Тебе помочь? — спросил Микеле.

— Нет, и так нормально…

— А хоть что это такое?

— Я тебе дома покажу, — выпалила Люси, прежде чем Хаген успел открыть рот, — А тут танцуют! Ну что вы оба тормозите? Давайте, уже быстрее грузим коробку, и пошли!!!

* * *

Вторично Микеле поинтересовался назначением коробки, только вечером, когда они с Люси вернулись домой (еще бы не поинтересоваться, когда практически в одиночку начинаешь выгружать такую штуковину из самолета).

— Ну, — смущенно сказала Люси, — Это называется «Медуза». Что-то типа маленькой разборной аэро-лодки. Тут все, кроме аккумулятора и электро-движка. Я завтра сама куплю. Можно, я возьму квадроцикл и съезжу в Малае? Я аккуратно, честное слово.

— Можно, — вздохнул Микеле, — Но послушай-ка меня.

— Да, папа?

— Перед тем, как ты сядешь на эту аэро-лодку, я прочту ее сертификат.

— Па, там ничего такого…

— Вот в этом я и хочу убедиться. Ты уловила мою мысль?

50

Дата/Время: — 10.03.24 года Хартии

Место: Антарктида.

Если бы метеорология была точной наукой, то ничего подобного с ним бы не случилось. Но погода это такая штука, что на нее, как отмечал знаменитый Бен Бова, может повлиять даже взмах крыла бабочки, пролетевшей в пяти тысячах миль от того региона, где мы беремся что-либо предсказывать. В этот день, по мнению синоптиков, до 13:30 в горах этого сектора континентальной Западной Антарктиды должна была стоять отличная солнечная погода. Ветер южный, до пяти метров в секунду. Далее прогнозировался легкий снегопад с постепенным усилением ветра, и к вечеру — снежная буря со штормовым ветром.

Пилоту легких аэросаней «Lotus-LIV», легко развивающих на снежном поле скорость 80 узлов, стартовавшему около 10 утра, должно было с многократным запасом хватить времени для того, чтобы спокойно пересечь полтораста миль высокогорной равнины и доставить центнер груза к пункту назначения. Но, примерно через полчаса после старта, капризным божествам антарктической погоды стало скучно, и они начали шоу гораздо раньше срока. Сначала пилот заметил, что следы от трех лыж, до того хорошо различимые в зеркало заднего обзора, теперь мгновенно заметаются поземкой. Будь у пилота больше опыта работы на белом континенте, он немедленно повернул бы назад, но этот пилот прибыл сюда недавно из региона, где снежные бури видят только по TV. Он не придал этому особого значения, и забеспокоился лишь полчаса спустя, когда видимость резко снизилась из-за падающего снега, а ветер усилился так, что машину стало ощутимо сносить к северу, вправо от курса. Теперь уже было бессмысленно разворачиваться: за кормой осталась почти половина пути. Что вперед, что назад… За четверть века эксплуатации в Антарктиде, «Lotus-LIV» показал себя надежной машиной, и даже его китайская реплика (которую вел пилот) способна была выдерживать полярный близзард — насыщенный снегом и мелкой ледяной крошкой воздушный поток, мчащийся по снежной равнине со скоростью до 30 метров в секунду. Это давало пилоту некоторый шанс.

Ветер дул поперек курса, и пилоту приходилось удерживать нос аэросаней под углом два румба левее курса, а курс держать по гирокомпасу. Близзард совпал с сильной вспышкой атмосферных помех. Сателлитарная навигация давала сбои, взять пеленг пункта назначения он не смог, а визуальные ориентиры исчезли в крутящейся пелене снега. Через полчаса езды вслепую, пилот сделал еще одну попытку поймать волну пункта назначения (который должен был быть где-то рядом), и на этот раз, ему удалось зафиксировать сильный устойчивый сигнал. Следуя этому найденному пеленгу, он ехал более часа, слабо представляя себе собственную скорость, и только потом понял, что сигнал явно идет откуда-то издалека. Тем не менее, он продолжал держать этот курс, поскольку стоять на месте было нельзя (быстро занесет снегом, и не откопаешься), а если ехать, то лучше хоть куда-нибудь, чем вообще никуда.

На самом деле, он поймал мощный радио-шум из зоны максимума ионосферных возмущений над южным магнитным полюсом, рядом с противоположным краем континента, у берегов Земли Виктории в Восточной Антарктике…

* * *

К восьми часам вечера ветер стих. В воздухе кружились легкие снежинки, а в ясном небе разгорались неправдоподобно-яркие звезды. Лейтенант Кабреро и капитан Гамбоа, по сложившейся за эти дни традиции, вышли на свежий воздух, чтобы выкурить по сигаре, проконтролировать, как робот-бульдозер расчистит и выровняет летное поле после близзарда, убедиться, что погодные условия не представляют серьезной угрозы, и разрешить патрульный вылет.

— Вот она, наша красотка, — сказал бразилец, показывая своей сигарой на ярко-голубую точку над горизонтом, — Отсюда она кажется такой маленькой…

— Астрологи говорят: она управляет гармонией, — заметил Тино.

— Ты в это веришь? — спросил Гектор.

— Иногда верю, иногда нет. Смотря по обстоятельствам.

— Да? А я только в детстве верил во что-то такое. Сейчас даже и не вспомнить.

— В детстве проще, — согласился меганезиец, — А потом насмотришься всякого…

— Это точно… — бразильский капитан кивнул, — Ну, что дадим нашим ребятам полетать под всей этой романтикой?

— Думаю, да, — лейтенант кивнул, — Правда, мне странно, почему нет стокового ветра. Обычно он начинается прямо на закате и дует до рассвета.

— Ничего странного. Близзард перемешал слои воздуха. К середине ночи они расслоятся, и холодный потечет вниз. Я снял одну девчонку в Порт-Фобос в последней поездке. Она метеоролог. Очень толково объясняет.

— Специально снял девушку-метеоролога? — поинтересовался Тино.

— Нет. Снял потому, что симпатичная. А про метеорологию мы поболтали в антракте между первым и вторым актом. С этим делом у нее тоже толково.

— Это ты хорошо зашел, — оценил лейтенант.

— Повезло, — ответил бразилец, — Ну, что, командуем ребятам боевой вылет?

— Ага, — Тино вытащил из кармана комбинезона woki-toki и сказал, — Тон-тон! Лютер, Оо, одевайте штанишки и выкатывайте игрушки.

Минут через пять фронтальная панель ангара поднялась внутрь и вверх, и на рулежную дорожку выкатился короткий флаер-канард, на ходу повертел для контроля короткими передними крыльями вверх-вниз и стабилизаторами на длинных задних влево-вправо, коротко разогнался и по плавной дуге взлетел в небо. Следом появился компактный автожир с яйцевидным фюзеляжем. Его кормовой толкающий винт уже вращался, а верхний несущий винт с шестью широкими лопастями, раскрутился сразу за порогом ангара. Тихий шелест — и машинка, поднявшись в воздух, описала один виток восходящей спирали над расчищенной площадкой, а затем ушла в темноту.

* * *

В условно-восточном секторе полыхнуло сначала тусклое зеленое пятно и, расползаясь, превратилось в серию мерцающих столбов.

— Тон-тон! Лютер, гляди, полярное сияние.

— Где?

— У тебя слева по борту… Ты сними ноктовизор, в нем не увидишь.

— Wow! Cool!

— Ага! Классно!

Столбы изогнулись, превратились в горизонтальную восьмерку, и ее верхушка вспыхнула красноватыми бликами.

— Чертовски красиво! — воскликнул новозеландец.

— Ну! — согласилась папуаска, — Гораздо красивее, чем на видео, точно?

— Еще бы!.. Обалдеть!.. Смотри, и с другой стороны тоже!

— С какой?

— На условном западе! Как красная звездочка с кольцом!

— Не вижу! Где там…

— Да вот же…

— Ага… — подтвердила Оо, — Но я вижу только ореол.

— Это потому, что ты идешь на меньшей высоте…

— Погоди, Лютер, это ни хрена не полярное сияние! Это ракета, alarm-fire!

— Ты думаешь?… — спросил Лютер, — Черт! Действительно похоже…

— Да я тебе точно говорю! Засеки координаты и пройди над этим местом.

— Сейчас, только развернусь…

Флаер-канард лег в крутой вираж и пронесся на малой высоте над глетчером.

— Оо! Там какая-то хреновина внизу, я не рассмотрел.

— Поняла тебя. Сделай на эту штуку лазерный маркер, я попробую там зависнуть.

От темного силуэта, движение которого на фоне неба было различимо только по чередованию закрываемых им звезд, протянулся вниз тонкий, но яркий алый лучик. Флаер описывал круги на высоте около трехсот метров, удерживая маркер на цели.

— Ты его видишь? — спросил Лютер.

— Да. Уже снижаюсь… Сейчас включу фару…

В конусе голубовато-белого света галогенного прожектора, засверкала неровная поверхность льда, упирающаяся в скалы, у которых были наметены сугробы в два человеческих роста. Из одного сугроба торчала, как в начале показалось Оо, нога в серебристой штанине, с надетой лыжей. Лыжа была ярко-оранжевая, относительно короткая и широкая — такие формы используются в некоторых видах слалома.

— Прикинь, Лютер, — сказала она, выбирая место для лендинга, — тут горнолыжник.

— Кто-кто!?

— Ну, мудак скатился на лыжах с глетчера и влетел в сугроб. Только нога торчит.

— На лыжах с глетчера? Откуда такой суицидник на наш голову?

— Хер знает, — лаконично ответила ему папуаска и, через минуту, мягко посадила свой автожир на плоский участок скалы в сотне метров от места лыжной драмы.

Убедившись, что автожир стоит достаточно устойчиво, она перебросила через плечо ремень пистолет-пулемета, накинула капюшон, опустила на глаза очки-ноктовизор, передернула затвор, сняла оружие с предохранителя, и вылезла из кабины.

— Ты что там делаешь? — раздался голос Лютера в наушнике.

— Я уже на грунте. Смотрю, как добраться до этого спортсмена… Или не спортсмена… Прикинь, это ни хрена не человеческая нога. Она больше раза в два… И вообще, она металлическая… По ходу, робот-слаломист, греб его мать в гайку…

— Эй, Оо, а может, это аэросани?

— Толковая идея, — проворчала папуаска, осторожно спускаясь по каменной осыпи к сугробу, из которого торчала лыжа на металлической стойке, — Ты, Лютер, вот что: свяжись с базой. Скажи: типа, нашли в говно разгребанные аэросани. Обследуем.

— ОК, сейчас свяжусь. Ты там осторожнее, вдруг диверсант…

— Если будет баловаться, то словит пулю, — очень тихо ответила она, подкрадываясь к сугробу вдоль линии скал.

Пар, поднимающийся над одним из склонов сугроба, она заметила сразу: в условных цветах ноктовизора он казался полупрозрачным зеленоватым туманом. Несколькими секундами позже, обнаружилась узкая нора, из которой шел этот пар. Оо нашла среди камней укрытие поудобнее, опустилась на колено, взяла нору на мушку и крикнула:

— Алло, спортсмен, вылезай оттуда. Оружие на снег. Руки за голову.

— Снаружи холодно, просто пиздец, — раздался из сугроба унылый глухой голос.

— Сейчас брошу в твою нору фальшфейер, — пригрозила папуаска.

— Злая ты, — проворчал он, — Гонишь человека на мороз, и еще руки за голову. У меня, между прочим, нет никакого оружия.

— Вылезай, разберемся, — жестко ответила она.

Послышалось ворчание, скрип снега, и из норы появилось тело в дутом оранжевом комбинезоне. Фигура медленно выпрямилась, заложив руки за голову.

— Ну, куда идти-то? А то я замерзну тут вообще.

— Кто еще там внутри? — спросила Оо.

— Там до хера всего. Шестнадцать наименований, общий вес сто четыре килограмма. Список у меня во внутреннем кармане, но я комбинезон расстегивать не буду, лучше сразу застрели. И давай, веди меня куда-нибудь, а то я упаду, и будешь тащить.

«Осторожнее с этим субъектом!» — послышался в наушнике голос Тино.

— Да, команданте, — ответила ему Оо и обратилась к оранжевому, — Иди вон туда (она показала стволом направление) … Шаг влево-вправо считается за побег, а прыжок на месте — за попытку улететь. Стреляю без предупреждения. Все. Пошел.

— Чего ты такая злая? — проворчал он, начиная движение, — Жизнь не сложилась?

— Заткнись и иди! — рявкнула папуаска.

«В инструментальной коробке есть самоклейка, — снова послышался голос Тино, — Ты положи этого кекса на снег и скрути ему грабли. Знаешь, как, или объяснить?».

— Знаю, — ответила она, — Все будет по инструкции. Куда его транспортировать?

«В Порт-Фобос, на критический терминал локальной полиции. А по дороге попробуй допросить его по-быстрому. Кто-откуда-куда-зачем. Ну, ты понимаешь».

— Да, команданте.

* * *

За двадцать минут полета до Порт-Фобос, Оо успела основательно допросить этого странного парня. Ей почти не пришлось задавать вопросы — он сам болтал всю дорогу.

— Я люблю женщин, даже в армии, — начал он, — Но в патруль женщинам нельзя. Эти феминисты в Сантьяго совсем охренели. Вот ты, красивая, сексуальная девчонка, а патрульная служба тебя портит. Перед тобой привлекательный мужчина, а ты в него целишься из пушки, вместо того, чтобы…

— При чем тут Сантьяго? — резко перебила хоп-командор Нопи (хотя, ее не оставила равнодушной реплика на счет «красивой и сексуальной» — из-за своей экзотической внешности, она редко слышала подобные комплименты).

— Ну, как при чем? Это ведь в столице решают, в какие войска принимать женщин, а в какие — нет. Вот девушка — авиа-диспетчер, это здорово! Ты летишь, и душа радуется, когда ты слышишь ее голос в шлемофоне. А девушка — патрульный это…

— Подожди, — снова перебила она, — Ты что, думаешь, что ты в чилийском секторе?

— Ну, а где же еще? Если я утром выехал из Пепси-Колы…

— Откуда выехал?

— Ты что, крошка, совсем недавно тут служишь? Это база Пенсакола-Маунт, что над шельфовым ледником Ронне. Ее все так называют, имей в виду. Я выехал на запад, к Тиел-Маунт, а тут — шторм, который проспали метеорологи, я поймал не тот пеленг, скорее всего, Пуэрто-Палмер, и завернул к северу, а потом вылетел на ледник и…

— Не морочь мне голову, — перебила Оо, — Ты не мог проехать за день четыреста миль.

— Четыреста миль? — переспросил он, — А где я вообще?

— Ты в приполярной части Земли Мэри Бэрд, в западном крыле гор королевы Мод. Я подобрала тебя в скалах на леднике Скотта, по которому тебя снесло.

— Так я в меганезийском Муспелле?

Папуаска утвердительно кивнула. Он издал горестный вздох и посмотрел на свои связанные липкой лентой руки.

— Ну, тогда все понятно… Знаешь, крошка, есть такая штука: черная полоса. И Леон Гаргсиа угодил в самую черную. Месяц назад, недалеко от Рапа-Нуи, один пидорас с нашего же крейсера сбил меня ракетой. Потом я попал в заложники к отморозкам — маоистам. Я устроил оттуда побег, но потом меня, на всякий случай, перевели в этот Дантов Ад. А теперь, наверное, я попал в какую-то супер-секретную зону.

— Ничего «супер», — ответила Оо, — Тут полигон легких флаеров для международной океанской полиции. Коммерческие тайны. Скоро конкурс, все хотят сорвать куш и опасаются промышленного шпионажа. И ты очень похож на…

— … Да какой из меня, на хрен, промышленный шпион? — перебил Леон, — Ты крошка, наверное, заразилась паранойей от своих боссов!

— Паранойя не заразна, — авторитетно ответила хоп-командор Нопи, — но твой великий поход вдоль всех гор Западной Антарктиды не внушает доверия ни на сантим. Может оказаться, что ты никакой не Леон Гарсиа, а…

— Да как же не Леон Гарсиа! — возмутился он, — У меня специально татуировка на хую: слева — лев, а справа — лисица. С чего бы у меня на хую было нарисовано не мое имя?

— Специально для чего? — спросила она.

— С девчонками знакомиться, — пояснил Леон, — Знаешь, как удобно?

— Не знаю. Но мне кажется, полиции интереснее совпадение отпечатков пальцев.

— Есть отпечатки! У меня их сняли в четырнадцать лет, в полиции Ханга-Роа. Мы с ребятами сперли бочку пива, нажрались, и нас повязали копы. А у меня тогда была обалденная девчонка, чем-то похожая на тебя. Тоже черная, с короткой стрижкой и глаза… Ну, такие, кошачьи… Мы с ней поролись на всех пляжах, даже где туристы. Здорово было! Потом она склеила какого-то богатого гринго и укатила в Штаты, а я расстроился и пошел в армию. Кстати, неплохо. Научился водить тачку, самолет, и вообще все, что ездит. Группа оперативных допоставок. Не слышала?

— Нет.

— Ну, ты вообще! Это же самая главная сила в армии и на флоте, потому что всегда найдется лох, который забудет погрузить то, без чего воевать никак невозможно… Крошка, как ты думаешь, меня не выгонят из армии за эту историю с аэросанями?

— По ходу, не должны, — сказала она.

— Вот и я думаю, что не должны… А это что, уже Порт-Фобос?

* * *

Критический терминал локальной полиции Порт-Фобос был вынесен за пределы основного поселка и представлял собой специальное место, где можно без опасений разрешить приземление аппарата с любым живым или мертвым грузом. Автожир коснулся бетонки летного поля и покатился в сторону широких открытых ворот, над которыми мигала зеленая стрелка. Едва он въехал внутрь, как ворота захлопнулись, вдалеке загудел мощный вентилятор калорифера, с разных сторон вспыхнул свет и появилась возможность рассмотреть внутренность огромного бетапластового ангара.

Здесь было совершенно пусто — только у противоположной стены, в двухстах метрах впереди, стоял четверо бойцов полицейского спецназа в полной амуниции.

— Всем выйти из флаера, — скомандовал один.

— Aita pe-a, — сказала Оо и, выпустив сначала Леона, вышла сама.

— Сен Нопи, стойте на месте, — последовала новая команда, — Мужчина, идите вперед и остановитесь у красной линии.

Леон пожал плечами, прошел сто метров до середины ангара и остановился на жирной линии, проведенной поперек всего пола.

— Что теперь? — спросил он.

— Снимите с себя всю одежду, и все технические устройства.

— Да? И как я это сделаю, когда у меня руки замотаны херней вроде скотча?

— Справа от вас на линии лежат ножницы.

— А-а, ну так бы и сказали…

Он взял с пола ножницы, перерезал ленту, опутавшую руки, затем нагнулся и снял толстые сапоги, после чего вылез из дутого комбинезона, как бабочка из куколки. За четверть минуты Леон разделся догола, сложив все предметы одежды пачкой поверх лежащего на полу комбинезона.

Леон был хорошо сложен, хотя и более тяжеловесно, чем полагается по античной классике для атлетов. Его мускулатура не выпирала на всеобщее обозрение, а была прикрыта некоторым (впрочем, тонким) слоем жира. Ноги были чуточку коротковаты, руки — чуть длинноваты, а смуглое тело — покрыто курчавым темно-рыжим волосом. В других обстоятельствах, эти отклонения от античного идеала были бы не слишком заметны, но сейчас в сочетании с усталым и обиженным выражением лица, все это придавало чилийскому мичману вид грустного орангутана, в самом расцвете сил.

— Поднимите руки, и медленно повернитесь вокруг, чтобы мы убедились, что на вас не осталось каких-либо предметов, — сказал полисмен.

— Ну, убеждайтесь, — ответил Леон и, с некоторой претензией на грацию, сделал один оборот в стиле медленного танца с воображаемой партнершей.

— ОК, — полисмен кивнул, — Теперь идите к нам.

— Одну минуту … Парни, а можно эта девушка подойдет хотя бы метров на десять? Я обещал показать ей одну татуировку…

Старший из полисменов пожал плечами.

— Сен Нопи, если вас действительно интересует, можете подойти на эту дистанцию.

— Вообще-то любопытно, — сказала она, и приблизилась.

— Смотри! — Леон взялся за кончик пениса двумя пальцами, оттянул его вперед для лучшего обзора и повернулся из стороны в сторону, — Видишь, слева лиса, справа лев.

— Да, — сказала Оо, — Это очень симпатично выглядит.

— Когда хер стоит, то еще красивее, — задумчиво сообщил он.

— А в чем прикол? — спросил один из младших полисменов у своего шефа.

— В том, что парня зовут Леон Гарсиа, — пояснил ему старший, — И хер получается, как визитная карточка. В смысле, парень уверяет, что он Леон Гарсиа, а как по правде…

— Он говорит, что его пальцы есть в картотеке полиции Ханга-Роа, — перебила Оо.

— Проверим, — пообещал полисмен, — Если вы закончили этот фестиваль бодиарта…

— Все, я уже иду к вам, — сказал Леон, и направился к полисменам, — Кстати, парни, а в вашей конторе есть чего-нибудь пожрать? Клянусь обеими сиськами святой Терезы Авильской, я не жрал с раннего утра. Это в натуре, бесчеловечно…

— Не волнуйся, накормим.

— А кто такая Тереза Авильская? — спросил другой младший полисмен, застегивая на Леоне наручники.

— Как! Ты не знаешь кто такая святая Тереза Авильская? Ну, ты темный! Как же ты в полиции работаешь?

— Вот так и работаю. До сих пор обходился. Ну, пошли, по дороге расскажешь.

— Подожди секунду, — Леон обернулся к Оо, — Крошка, а как тебя потом найти?

— Просто набери на любом мобайле адрес «OONOPI» в местной сети. Это я.

51

Дата/Время: — 11.03.24 года Хартии

Место: Футуна-и-Алофи.

Мечты о китовой эротике.

Люси часто задышала и негромко вскрикнула во сне. Оскэ хмыкнул и предположил:

— Перегрелась?

— Похоже, — сказала Флер и довольно ощутимо шлепнула сестру ладонью по попе. Та вздрогнула, перевернулась на бок, открыла глаза, потом приняла сидячее положение, помотала головой и сфокусировала взгляд на окружающей реальности.

— Кошмары? — спросил Оскэ.

— Нет. Или не совсем. Типа, немножко кошмар с эротическим уклоном.

Флер удивленно подняла брови.

— Ну, ты и завернула. Это в каком смысле?

— Э… В общем, сюр какой-то.

— Интимное, или расскажешь?

— Нет, не интимное. Я же говорю: сюр.

— Излагай, пока не забыла, — посоветовал Оскэ.

Люси энергично потерла ладонями лоб, чтобы сосредоточиться, и начала:

— Короче, плаваем мы в море с горбатым китом. Болтаем о всякой чепухе.

— С китом? — переспросила Флер.

— Ага. Во сне он, по ходу, говорящий. Ну, слово за слово, и он, типа, кладет мне свой плавник на грудь, потом гладит вниз и начинает ненавязчиво массировать клитор.

— Кит? — снова переспросила Флер.

— Ну, во сне же, — напомнила Люси, — Так вот, все классно, но у него эрекция. По ходу, надо что-то делать, и меня это начинает беспокоить.

— А как у этого кита с размерами? — деловито поинтересовался Оскэ.

— Пропорционально. Это и беспокоит. Я говорю: прикинь, у меня это первый раз, и с твоим дивайсом могут быть проблемы. А он, типа, расстроился: что ж ты заранее не предупредила? Где я теперь посреди моря себе другой куплю?

— У берега, он бы, конечно, нашел, где купить другой хер, — прокомментировал Оскэ.

— Блин, Ежик, это же во сне… Ну вот, я тоже расстроилась, и говорю ему: ОК, давай попробуем с этим, только очень осторожно.

— Я так и знала, что тебя потянет на подвиги, — заметила Флер, — и как? Влез?

— Ага, щас! Ты меня разбудила в самый ответственный момент.

Оскэ щелкнул пальцами в воздухе.

— По ходу, своевременно. А то вдруг была бы секс-травма.

— Во сне? — Люси скептически хмыкнула.

— Если во сне можно кончить, — вмешалась Флер, — то можно и получить секс-травму.

— Ни фига. Если во сне упасть с крыши, то ведь не разбиваешь башку.

— Я имела в виду психическую сексо-травму.

— Вот и я о том же, — поддержал Оскэ, — Ты, Люси, в следующем сне лучше клейся к дельфину. У него нормальные габариты хера. Одна знакомая девчонка в колледже рассказывала, что пробовала make-love с дельфином, и это примерно, как с парнем.

Флер почесала себе спину между лопатками и объявила:

— Тут есть три варианта. Или это был такой странный дельфин. Или у нее были такие странные парни, или, что скорее всего, она просто парила всем мозги на счет этого.

— Ты, Флер, такой крупный дельфинолог?

— Ну, знаешь, я видела дельфиний секс, так что…

— В деталях? — перебила Люси.

— Ну, я не присматривалась. В тот момент меня это не интересовало…

— Вот! — сказал Оскэ, — А говоришь, как будто наблюдала процесс в упор.

— Ладно, — сказала она, — Потом найдем в сети видео, и посмотрим кто прав.

— Разумно, — согласился он, — заодно, может, какую новую позу увидим.

— Только у нас! Поза дельфин! Камасутра отдыхает! — продекламировала Флер, тоном рекламного агента, и повернулась к Люси, — Я не знаю, своевременно ли это, но, если такое дело… Может, найти тебе парня, а? Типа, для первого опыта.

Люси улыбнулась и пожала плечами.

— Вообще-то я уже сама нашла. Вот только разберусь, своевременно ли это.

— Хаген? — уточнил Оскэ.

— Ага.

— Ну… — задумчиво произнесла Флер, — не знаю, надо ли начинать с такой экзотики.

— А то, ты начинала с Простого-Хорошего-Парня-С-Опытом, — съехидничала Люси.

— Вообще-то, — вмешался Оскэ, — Если взять Уфти и Хагена, то Уфти экзотичнее.

— В смысле секса, Уфти просто хороший парень, — возразила Флер, — а вот Хаген…

— Ну, ты супер! — перебил он, — И по дельфинам спец, и по Хагену. Может, он в этом смысле тоже просто хороший парень, а?

Флер мягко погладила его по плечу.

— Ежик, любая женщина почувствует, что Хаген — странный в этом смысле. Так уж мы, женщины, устроены, понимаешь?

— Она права, — негромко сказала Люси, — Он действительно странный, но… Короче, так получилось, что этим он мне и нравится. Наверное, я влюбилась, или типа того.

— Аргумент, — буркнул Оскэ, — Алло, эксперт-дельфиносексолог, что будем делать?

— Не подкалывай, Ежик, — возмутилась Флер, — Тут, ситуация…

— По ходу, первая любовь в моем возрасте, это нормально, — перебила Люси, — Ежик, а Ежик, тебе, как мужчине, виднее: а я ему нравлюсь, как женщина?

Оскэ взъерошил свою фирменную пурпурную стрижку и вытащил из пачки сигарету.

— Ни фига себе, ты поставила вопрос… Ты понимаешь, в твоем переходном возрасте…

— Я тебя не про свой возраст спросила.

— Дай мне договорить. Так вот, в твоем как бы, переходном возрасте, как бы женщина выглядит, как бы, не совсем, как женщина, и поэтому…

— Ежик, не будь говном, ладно? Не надо про ножки-палочки и про дюймовые сиськи.

— …Не перебивай, ОК? Дай договорить.

Люси вздохнула, замолчала и улеглась на живот, подперев ладонями подбородок.

— Так… — задумчиво протянул Оскэ, — А про что я начал?

— Про то, как выглядят женщины, — напомнила Флер.

— Точно! Женщины выглядят, как женщины…

— Какая глубокая мысль!

— Слушай, Флер, если и ты будешь меня перебивать, то я вообще потеряю мысль.

— ОК, я тоже молчу, — сказала она, и улеглась рядом с младшей сестрой, точно так же подперев ладонями подбородок.

— О! — торжественно произнес он, — Я вспомнил главное! Понимаешь, Люси фишка не только в формах. Про формы не беспокойся. У тебя за последнее время задние лапки натренировались, попа стала стереометрической и даже сиськи визуализировались…

Люси слегка толкнула сестру в бок.

— Когда вы с Ежиком познакомились, он тебе говорил такие же комплименты?

— Нет, — Флер погладила Оскэ по колену, — Он мне читал эротичекие хокку.

— Повезло тебе…

— Что вы опять перебиваете? — возмутился он, — Я только-только подошел к главному.

— Молчим-молчим, — хихикнув, сказала Флер.

— Так вот, — продолжил Оскэ, — Женщина, как бы, неявно предполагает, что все особи мужского пола видят в ней эталон сексуальности. И это у нее выражено в движениях.

— Круто, — сказала Люси, — А с чего бы ей так предполагать?

— А просто ей так хочется, и все. Даже если она страшная, как атомный гриб…

— Спасибо, ты тоже очень красив.

— Я не про тебя, я в принципе. Тут дело не во внешности, а во внутреннем убеждении.

— Ага. И откуда оно у меня появится?

— Изнутри, понятное дело. Киту же ты понравилась в сексуальном смысле.

— Так то во сне.

— Ну, и что? Вот, буддисты верят, что вся жизнь — это сон, и никто пока не опроверг.

— Yo-o! — выдохнула Флер, — Ежик, ты здорово придумал! Я от тебя балдею!

Оскэ улыбнулся до ушей и постучал себя кулаками в грудь, подражая жестикуляции самца гориллы, завлекающего самку для спаривания. Флер одним легким и гибким движением вскочила на ноги, предварительно шлепнув Люси по попе.

— Пошли, мелкая, посекретничаем. Я тебе кое-что объясню. А Ежик, может быть, пока присобачит к раме стойку с движком и крепления баллонов. Правда, Ежик?

— Ну, ни фига себе! А кто меня будет развлекать? Я уже молчу про помогать…

— Мы тебе поставим забойную музыку. И вообще: кто у нас великий инженер?

— Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, — проворчал он, с демонстративной неохотой вставая и надевая защитный фартук, — Вот такая дхарма в этой сансаре.

52

Дата/Время: 12–13.03.24 года Хартии

Место: Хауаити — Ротума.

Маленькая сиреневая моторка, с нарисованной на борту улыбающейся мидией, была похожая на двухместную люльку карусели в Луна-парке. Она медленно отползла от причала, развернулась на пятачке, а потом мгновенно разогналась, поднимаясь над волнами на коротких подводных крыльях, и рванула на юг, к берегу Ротума…

Хаген Клейн, 24 года.

Руни оказалась смелой девушкой. Утром, прежде, чем исчезнуть в тумане, она даже попила со мной какао и, со здоровым аппетитом, слопала яичницу, сделанную мной по специальному секретному рецепту (с сыром и ломтиками кальмаров). Про туман — это эпическая аллегория. Погода ясная, без осадков, ветер умеренный, давление 760 мм, температура 26 С, самочувствие нормальное, настроение — меланхоличное, местами херовое. Эфаик, тахуна клана Атоаэ ротумских утафоа, которые живут на Хауануи, островке через стометровый пролив к северу от моего Хауаити, говорит, что на меня наговорено tapulipo, особое злостное колдунство, отбивающее друзей и женщин. Если представлять ситуацию в его модели мира, то так оно и есть. Замените колдунство на проф-специфику, и получится объяснение в обыкновенной постмодерновой модели.

Почему это так действует на людей — это вопрос академический, т. е. ни хрена еще не изученный. Когда я в 14 лет выбрал в колледже группу дизайна робото-моторики, нас предупреждали: могут быть социо-коммуникативные проблемы. Это уже тогда было известно. Но я, конечно, не поверил — подумал, что ерунда. На 3-м курсе я уже начал понимать, что это не совсем ерунда, но подвернулось «братство», а через 3 года нас нахватили, и мне вклеили робото-саперную каторгу на Хауаити. Проблема этой самой коммуникативности временно отошла на задний план, а потом было поздно. Если бы, допустим, я даже сменил работу, навыки бы все равно остались. В общем — te Paoro. Судьба. Я сижу на краю крыши, болтаю ногами в воздухе, курю сигарету и смотрю на сиреневую моторку, которая уходит на юг, в сторону виднеющегося в полумиле яхт-харбора городка Оинафа. Кстати — милый городок, и люди симпатичные. Женщины, в частности. Если общаться с человеком меньше часа, он ничего такого не замечает. В следующие четыре часа у него начинает нарастать беспокойство, а через сутки, он понимает, что ему дискомфортно находиться рядом со мной. И он (или она) исчезает.

Теоретически, могло быть гораздо хуже — если бы люди реагировали сразу. А так, я твердо знаю: у меня есть 5 часов на полноценное общение с человеком. За это время можно все успеть, а дальше — te Paoro. Если я общаюсь с кем-то меньше 2 часов, то кумулятивный эффект не проявляется. При новой встрече у человека не всплывает остаточное беспокойство от прошлого раза. Так что, в баре, в дансинге, в харборе и в офисе ротумского филиала партнерства «DiproX», в Мотуса-таун (куда я захожу раз в неделю), у меня репутация слегка эксцентричного, но довольно приятного парня.

На утафоа из клана Атоаэ (вернувшихся на Хауануэ, когда я разминировал островки и длинную песчаную косу Онехаупу, мое «проф-обаяние» почему-то не действует, или вернее, оно действует очень слабо. С этими утафоа как-то сразу сложились соседские отношения. Формально, мы с тахуна Эфаиком — товарищи по одной из трех его vahine. Иногда Плао заглядывает на какао и секс. Реже — задерживается до утра и оставляет какой-нибудь амулет типа ложки, чашки, или бамбуковой подставки для котелка. По мнению Плао, рано или поздно один из амулетов сработает, и нейтрализует tapulipo, которое ко мне, как бы, приклеилось, пока я тут долбался с минными полями. За что я люблю «нативных» утафоа, так это за их особый оптимизм: рано или поздно, так или иначе, в этой жизни или не в этой, любая проблема или будет решена, или исчезнет.

Кстати, вот, семейка Эфиака как раз ставит сети, чтобы тралить вдоль косы Онехаупу. Участвуют: сам тахуна, две его жены, один его товарищ по жене, два старших сына и старшая дочь. Два мелких киндера и одна жена (которая сейчас на 8-м месяце), сидят дома. Рыбы на Онехаупу много, об этом мне сообщил Эфиак при первом знакомстве: «Хорошо, — сказал он, — что тебя посадили. Такое рыбное место пропадало, а теперь ты уберешь мины, и здесь снова можно будет жить и ловить рыбу». Простой парень этот Эфиак, хотя и колдун. Что подумал — то и сказал. А может, и не простой. Может, он проверял, как я отреагирую. Моя реакция показалась ему правильной, и теперь меня считают за своего. Версия… Кстати, не составить ли этим ребятам кампанию в порядке смены рода деятельности (иногда я с ними рыбачу, за справедливую долю в улове). Я уже собираюсь реализовать эту идею, но тут звонит мобайл.

Хаген взял с чайного столика трубку.

— Aloha, это Клейн.

— Iaora, Хаген! Это Люси с Футуна-и-Алофи. Ты там сильно занят?

— Нет, а что?

— Ну, просто, как на счет того, чтобы, съездить еще раз послушать китов?

— Aita pe-a, — сказал он, — прилетайте, съездим.

— А можно сегодня?

— Легко. Правда, у меня есть сегодня работа, но это все равно дома, так что не влияет.

— Договорились, — сказала она.

— Если не найдете меня дома, то я рыбачу с утафоа у косы, напротив восточной бухты.

— Ага, понятно. До встречи.

— До встречи.

Покрутив трубку в руке, Хаген пихнул ее в браслет, браслет застегнул над бицепсом, надел шорты и пластиковые сандалии (полезная вещь для хождения по мелководью, достаточно богатому колючей донной фауной), и спустившись по восточному склону Хауаити, с ходу, нырнул. До косы напрямую было всего полтораста метров, и рыбаки находились сейчас как раз недалеко от места максимального сближения. Разумеется, Хагена заметили почти сразу и приветственно замахали над головой руками, а через 5 минут обнялись, перебросились несколькими фразами, и быстро перераспределились, чтобы новому участнику тоже нашлось место. Веселое дело тралить на низкой воде…

Люси Хок-Карпини, 12,5 лет.

От Футуна до Ротума идти 300 миль на вест-норд-вест. Большой Фиджи остается в полутораста милях слева, а Тувалу — в двухстах милях справа. Короче: вокруг пустой океан, всю дорогу. С Футуна я вылетела на «Медузе» полтора часа назад, скорость примерно 70 узлов. Я старательно не думаю о том, что будет, если я промахнуь мимо маленького острова Ротума, потому что дальше на этом курсе нет ничего, до самой Микронезии (до которой, разумеется, моих аккумуляторов не хватит — они всего на 8 часов полета). Вообще — обалдеть можно… Полет! Всего в метре над волнами, но не касаясь воды. Типа, я — авиатор. Когда Флер и Ежик забросили меня домой вместе с «Медузой», папа сначала чуть не поотрывал нам головы. Потом прокатился сам, и примерно час думал, а потом разрешил мне кататься на этом недалеко от берега. Ну, разумеется, пока он был дома, я так и делала. Кстати, управлять этой штукой так же просто, как обычной надувной моторкой. Ну, почти так же. Я за день научилась.

Дальше — мамы нет (она, типа, все еще на Новой Британии, инспектирует), а у папы случилась конференция ассоциации агроинженеров, и он полетел на 5 дней на Увеа. Считается, что я осталась дома, учиться, ага. Тичеру Лапси я позвонила сразу после папиного отлета — типа, у меня креатив, я на этой неделе позанимаюсь рефератом, а потом, как-чего, догоню. Он согласился: я нормально учусь, а креатив одобряется…

Опять старательно не думаю о том, что будет, если я промахнусь. Это невозможно. Позиционер в мобайле работает, я себя вижу на карте с точностью до метра. Более сложное упражнение — не думать, что будет, если накроется движок. Тогда придется звонить копам, копы доставят меня домой и проведут с папой беседу про… Так! Не думать об этом. Такие вентиляторы-моноблоки не ломаются, если только по ним не врезать молотком, или чем-нибудь таким — например, птица попадет в лопасти. Так. Птицы не наблюдаются. Ничего не наблюдается. Одинаково пустой океан в любую сторону. Пара самолетиков пролетела — высоко, и меня не касается. И дирижабли.

Почти полчаса меня развлекали эти огромные сардельки, ползущие по небу. От них исходило какое-то ощущение надежности. Потом — еще самолетик, и все. Пустота…

Жутковато одной в пустом океане, посреди маршрута. Вот с обычной флайки всегда видно какие-нибудь кораблики, а с «Медузы» мал обзор. И еще — укачивает. Летишь вплотную над длинными волнами, и «Медуза» повторяет их форму. Вверх — вниз. И горизонт тоже качается перед глазами: вверх — вниз. Так и заснуть можно. На всякий случай, я сильно ущипнула себя за бедро. Кстати — больно. Может, и синяк будет.

Заранее представляю себе ситуацию. Я дошла до Ротума, точнее, до Хауаити. Одна. Сюрприз, сен Хаген. А на бедре у меня вот такой синяк. К моему экстерьеру только синяка не хватает для полного… М-да… Но, по-любому, думать про Хагена гораздо приятнее, чем про всякую херню, которая может… Точнее не может… Случиться по дороге. Типа, я дошла до Хауаити, объехала, вписалась в западную бухту, и говорю: «Aloha, Хаген! Правда, я классный пилот?». А он… Что он скажет?

Упс… Патрульный «Пингвин». Если прихватят — все, жопа. Копы, папа, беседа про… Хотя, за что меня прихватывать? Я иду, никого не трогаю, бедствие не терплю, а под шлемом и штормовкой мой возраст фиг разглядишь. О! Покатили мимо. Флаг в руки. Ловите пиратов и придурков, а у меня — эротическое приключение, которое полиции не касается… А, океан ни разу не пустой, как оказалось. Патрули на страже, такие дела. Сразу как-то спокойнее. Ну, океан … Так что же, все-таки, скажет Хаген?

В мыслях всякая херня. Типа: он звонит Флер или Ежику и… Ой, тогда мне точно отвинтят голову, ведь было сказано: игры с «Медузой» только в виду берега. Типа, другое: Он сажает меня в свою сикораку, через час выгружает на Футуна, и говорит: «Девочка, никогда больше так не делай, это рискованно». И улетает. Или вообще аут: звонит копам и говорит: «Тут у подростка башню снесло, вы бы…». Все. Жопа. Нет, копам Хаген, конечно, звонить не будет, а вот Флер или Ежику — запросто.

Нет! Все! Надо думать о хорошем. Тем более, ходу осталось меньше ста миль. Час с хвостиком. Вот, например, он говорит: «Ух, ни фига себе! Ты пролетела 300 миль на такой хреновине?». А я ему: «Хаген, дело в том, что…». А что? Непонятно. ОК, буду следовать инструкции из маминой книги. Есть легенда. На этом и стоим. Я прилетела послушать песни китов. Ну, каприз. Дурацкий? Да, а что? И, типа, ему нечем крыть. Начало придумано, а правильная завязка разговора — половина успеха. Так сказано в маминых книжках, а их сочинили люди, которые этих разговоров провели столько…

Еще полчаса я прокручиваю разговор дальше, так и сяк… А потом я вижу птиц! Yo! Теперь я врубилась, как радовались древние моряки увидев много птиц в небе. Они понимали, к чему это, и орали во все горло «Пиздец! Земля!». Или что-то типа того.

* * *

Из улова Хаген взял только трех крупных груперов и одного морского угря — тоже приличных размеров. Утафоа (особенно — женщины) хихикали, догадываясь, что ему банально лень потрошить рыбу. На самом деле, не то, чтобы лень, просто некоторая брезгливость к изобилию мелких отходов. А так — несколько взмахов ножа — и все. Лишние детали стремительно растаскиваются чайками, а целевой продукт пихается в холодильную камеру. «Как это готовить, пусть решают гости, точнее — девчонки. Они, кажется, хозяйственные, — подумал он, — Может, получится что-нибудь вкусное».

Старательно отмывшись от рыбьей биологии, Хаген выбрался на заросшую зеленью крышу и, листая свежераспечатанный номер «Wild Life», незаметно задремал, точнее заснул, причем так крепко, что не слышал слабое стрекотание пропеллера «Медузы», въехавшей в его маленькую акваторию и причалившей к пирсу.

Люси, тем временем, немного пришла в себя, освободилась от шлема, штормовки и надувного спасжилета, размяла слегка отсиженные ноги, еще раз прокрутила в мозгу легенду и, сложив ладони рупором, крикнула:

— Хаген! Ха-ген! Ты тут или как?

— Я? — пробормотал он, просыпаясь и принимая сидячее положение, — …Как бы, тут.

— Ха-ген!

— Я тут! — крикнул он, и подошел к краю крыши, — Люси, а где ребята?

— Ну, типа, я одна!

— Шутка оценена! Зачет! — Хаген сбежал вниз по внешнему трапу форта и подошел к пирсу, — А серьезно? Где все?

— Приколись, — устало ответила Люси, — Я прилетела одна, на этой штуке.

Несколько секунд он переводил взгляд с нее на «Медузу» и обратно. Потом спросил:

— Что-то стряслось?

— Нет, — она пожала плечами, — Просто прилетела. Ну, киты, все такое…

— 300 миль, вот на этом?

— Ну, да. А что такого? Погода сегодня на маршруте тихая, океан спокойный.

— Ты с кем-нибудь советовалась, прежде, чем устроить такой экстрим?

— Сам же понимаешь, что нет, — ответила она.

Хаген почесал в затылке и покрутил головой из стороны в сторону.

— Дела… Ладно, пошли пить какао и разбираться.

Люси проследовала за ним на кухню и, глядя на его предельно-четкие, экономичные движения, негромко сказала:

— Давай, знаешь, как? Я позвоню Флер, и скажу, что, типа, уболтала тебя прилететь за мной на Футуна, и прокатить к китам. Что здесь такого?

— Она попросит меня к трубке, — заметил он.

— Ну, и что? — спросила она.

— Просто, думаю, — ответил Хаген, — Во-первых, зачем я это сделал. Во-вторых, почему заранее не поговорил с твоей сестрой. В третьих… Как ты планировала возвращаться?

— Ну, я могу так же. Только аккумулятор подзаряжу, на всякий случай.

— Не дури мне голову, ОК? Есть два варианта: или за тобой прилетят ребята, или тебя отвезу я. В любом случае, вопрос: что делать с твоим транспортным средством?

— «Медуза» если сдуть баллоны и сложить раму, поместится в твой багажник.

— Так… Значит, получается, я тебя привез вместе с «Медузой».

— Ну, да. Типа, покататься здесь, — подсказала она.

— Вообще-то я бы не поверил в эти сказки.

— Нормально! — возразила она, вынимая мобайл, — Знаешь, как я умею грузить?…

Пока Хаген стоял спиной к ней, манипулируя пачкой какао, котелком и ложкой, она щелкнула вызов и, в темпе пулеметной очереди, отбарабанила заготовленную речь. К моменту, когда он, освободив руки, повернулся, Люси уже протягивала трубку ему.

— Поговори с Флер, ОК?

— Ладно, — он, со вздохом, взял трубку, — привет Флер… Да… По-моему, она селедку уболтает играть на гитаре… Aita pe-a. Я не сильно занят… А куда? На Футуна или на Олосенга?… ОК, договорились … Aloha, hoa-hoa (Он положил трубку на стол).

— Видишь, все получилось! — воскликнула Люси, пихая свой мобайл в карман.

— Вижу. Ты рыбу готовить умеешь?

— Я все готовить умею. А что?

— В холодильнике, — сказал он, — А я пока поработаю. Потом питаемся и едем к китам.

* * *

Угловатая ядовито-зеленая клешня в темном шаре стерео-экрана сомкнулась на краях хитро усеченного конуса, развернула его и прижала основанием к плоской стенке..

— Не то, — буркнул Хаген себе под нос, вынул руку из висящей на проводке сенсорной перчатки, и взял из пачки сигарету, — Не то…

Он щелкнул зажигалкой, и стал поворачивать шар последовательно, вокруг всех трех осей, разглядывая, как клешня держит конус. Увиденное его не устроило. Переложив сигарету в левую руку, он опять вставил правую в перчатку. Клешня повернулась и поставила конус в исходное положение. Потом несколько раз, смыкалась на его краях. Каждая очередная попытка едва заметно отличалась от предыдущей.

Снова вынув правую руку из перчатки, Хаген опять переложил в нее сигарету, встал с кресла и прогулочным шагом обошел вокруг стерео-экрана, насвистывая «Nehe-nehe vahine Tahiti, ia ora oe». Слух у него явно не дотягивал до абсолютного, и от мелодии оставался узнаваемым только ритм. С ритмом все было хорошо. Почти идеально.

Хаген налил себе кружку какао, снова сел в кресло и, не торопясь, докурил сигарету, иногда делая пару глотков из кружки. Потом взял со стола пластиковую модель того конуса, что был на экране и минут пять крутил его в руках. Снова надел сенсорную перчатку и несколько раз выполнил серию: взял конус, повернул, сдвинул, отпустил.

Снял перчатку, коснулся группы точек на сенсорной панели наблюдая, как клешня самостоятельно выполняет операции, хватая выезжающие из глубины экрана конусы, поворачивая их и прилепляя к вертикальной поверхности сбоку. Хмыкнул, и показал экрану отставленный средний палец правой руки. Коснулся еще пары точек на панели. Стерео-экран погас. Взял со стола модель конуса и поставил на полку.

Люси почесала себе за ухом, выжидательно посмотрела на него, а затем спросила:

— Эта работа всегда делается примерно так?

— В принципе, да, — подтвердил он, — Хотя, бывает не один обрабатываемый объект, а несколько, и тогда надо еще правильно разбить операцию на примитивы. Бывает, что объект один, но пластичный, или эластичный, или даже полужидкий, типа желе.

— А можно, я попробую? — спросила она.

— Aita pe-a, — сказал Хаген, снова включая экран, — Что тебе поставить для начала?

— Ну, наверное, есть что-нибудь учебное.

— Естественно, — подтвердил он, подвигал пальцем по сенсорной панели и в объемном экране возник кубик и ступенька под низким потолком, — Вот, задачка для 1-го курса.

— А что надо делать?

— Просто подними кубик и поставь на ступеньку. Без лишних движений.

— Всего-то? — удивилась она.

— Не задевая потолок, не чиркая кубиком по ступеньке, — уточнил он.

Скоро Люси увидела, что задача не так проста, как кажется. Ей удалось справиться с кубиком минут за 10, но, как показала диаграмма в углу, доля избыточных движений составила больше половины. Хаген улыбнулся и пояснил:

— Обычно люди, даже выполняя самые простые операции, тратят время и энергию, в основном, на что-то лишние. Для людей это нормально, но для робота-манипулятора такая моторика не годится. Надо обучить его процессор экономичным движениям для требуемого класса операций. Для класса, заметь, потому что очень редко бывает, чтобы детали были разложены так, как удобнее. Гораздо чаще они рассыпаны, как попало.

— Ага, — сказала Люси, — И как бы по-дурацки они не лежали, робот должен брать их и ставить на место быстро и экономично, не крутя их впустую. Так?

— Да. И желательно, чтобы с этим справлялся как можно более простой манипулятор.

— Типа, чтобы было быстро, точно и дешево, верно?

— Верно, — подтвердил Хаген.

Люси откинулась в кресле и внимательно посмотрела на него.

— А знаешь, Хаген, ты ведь тоже при этом обучаешься. И у тебя из-за этого проблемы.

— Знаю, — спокойно ответил он, — Это проф-девиация. А ты догадливая.

— Ага. Еще я наблюдательная и любознательная. Почему ты не говоришь женщинам, с которыми знакомишься для секса, что у тебя эта самая девиация?

— Так… — сказал он, — Интересно, а из чего ты заключила, что я им не говорю?

— Знаю, — передразнила она, — Так, почему?

— Потому, что без толку. Это действует подсознательно. Психологи проверяли. И не-психологи тоже. Если предупреждать заранее, то получается еще хуже.

— А почему это так действует? — спросила она.

Хаген качнул головой, потом развел и свел ладони.

— Пишут, что это вызывает ассоциации с опасными насекомыми. Они, будто бы, тоже делают простейшие движения по кратчайшим траекториям. Поди, проверь, так ли это.

— Все равно, лучше знать заранее, — твердо сказала Люси, — Моя мама говорит, что страх бывает, если не знаешь. А если знаешь, то не страшно. Или не так страшно.

— Это не страх, — возразил он, — Это подсознательное отторжение. Так в психологии.

— Не важно, — Люси махнула рукой, — Насрать на психологию. Если я что-то понимаю, тогда я могу сама решать, отторгнуть это или нет. А вот если не понимаю, то за меня решает какая-нибудь дурацкая психологическая ерунда в подсознании.

— Тоже мама сказала? — поинтересовался Хаген.

— Нет, это в одной маминой книжке. Книжка реальная, по ней мои друзья учились.

— Да, — задумчиво сказал он, — интересная у тебя мама и друзья.

— Очень, — лаконично подтвердила она.

— Очень, — повторил он — Гестаповский спецназ, верно?

— Ты, как Ежик, — обиделась Люси, — Почему не сказать «разведка» или «INDEMI»?

Он улыбнулся, подмигнул, взял со стола пачку сигарет, и подбросил вверх. Пачка перевернулась в полете, и упала обратно на стол, но по дороге из нее выпала одна сигарета. Хаген взял ее из воздуха указательным и средним пальцем, как клешней, щелкнул зажигалкой и прикурил. Снова подмигнул и менторским тоном произнес:

— Ты мне не говорила о том, как надо, и как не надо, называть работу твоей мамы.

— Ты не спрашивал.

— Надо же, — сказал он, — И правда… Люси, а ты знаешь, кто такие готтентоты?

— Племя такое, в Африке. А что?

— Если у готтентота украли корову, — сообщил Хаген, — то это плохо. А если готтентот украл чью-то корову, то это хорошо. А кое-кто так же относится к секретам.

— Ты давно догадался? — спросила она.

— Да. Я тоже наблюдательный и любознательный.

— А почему не сказал?

— Ты не спрашивала.

Люси тоже улыбнулась (только улыбка вышла несколько кривоватая) и кивнула.

— Типа, я поняла.

— Извини, я заигрался, — сказал он, — Я не хотел тебя обидеть.

— Ты и не обидел. Все честно. И, кстати, рыба готова. В смысле, мне кажется, ее уже можно есть. Или уже нельзя. По-любому, жарить ее дальше бесполезно.

Люси Хок-Карпини, 12,5 лет.

Что меня дернуло колдовать на манер тахуна Рау? Все-таки, горбатые киты — это не дельфины. Они тоже игривые, тоже прыгают под настроение, но размер… Обычно смотришь на них издалека, и не задумываешься, какие они большие, но когда меня потянуло на колдовство… Короче, я уболтала Хагена подойти к ним на «Зодиаке» на веслах на сто метров и начала с ними флэйм. Типа, какие они очаровашки, и как им, наверное, хочется поиграть. Пару раз я пробовала подражать гудящим вздохам и скрипящим трелям. Хаген хихикал — по ходу, вид у меня был дурацкий… Потом мое колдунство вдруг сработало, и один кит (не очень большой по их понятиям: голова примерно как наш 4-метровый «Зодиак-классик», а от носа до хвоста — метров 12) подплыл почти вплотную. До этого момента мне хотелось поиграть с китом, как с дельфином, но теперь… Он оказался СЛИШКОМ БОЛЬШОЙ, и самое главное, я не успела ему объяснить, что он великоват для игры с нами. Его грудной плавник-ласт размером с крыло авиетки, возник над надувным бортом лодки, на нас полились небольшие водопады, а потом Хаген крикнул: «Хвост!!!». Да, это был, конечно, он. Огромная такая нежно-коричневая бабочка на ножке. Хвост помахал нам, а потом шлепнул по воде. Наш «Зодиак» подпрыгнул, а киту, видимо, показалось, что нам нравится, и мы этим прыжком приглашаем его играть еще. Он боднул лодку своей огромной головой в правый борт. Я почувствовала: взлетаю, успела только сказать «блядь!», и плюхнулась в воду, а перевернувшаяся лодка наподдала мне по жопе — хорошо, что надувная, а не жесткая. Мы с Хагеном одновременно вынырнули, а кит решил сменить жанр и прыгнул. Когда очаровашка весом 20 тонн, вылетает из воды полностью, всем телом — это красиво. Только хрен вы это оцените, если плаваете в нескольких метрах рядом. Бабах! Ниагарский водопад отдыхает. Мы отфыркиваемся. Довольный собой кит повернулся на бок и машет нам грудным плавником. Типа: «А, правда же, я классный!». Правда-правда! Только плыл бы ты уже куда-нибудь…

Длинный грудной плавник оглушительно шлепнул по воде и исчез, а на его месте появился гораздо более короткий спинной. Разрезая воду, как рубка субмарины, он покатился в сторону остальной китовой кампании, которая продолжала трубить и скрипеть, жизнерадостно кувыркаясь в ходе какой-то игры вроде пятнашек.

— Больше не приманивай его! — крикнул Хаген.

— Я не буду, — сказала Люси, — Честное слово, я не знала, что так выйдет.

— Не знала… Кто тебя научил этому безобразию?

— Один канак на Элаусестере.

— Понятно… Не зря у меня недоверие к комми. Эти научат.

— Он не комми, он там приезжий, — возразила она.

— Да? Мало им своей дури. Еще приезжают всякие…. Давай переворачивать лодку.

— Давай, — согласилась Люси, — А как?

— На виндсерфе ходила? — спросил Хаген.

— Пробовала.

— А отрывать парус от воды, если завалилась на бок — пробовала?

— Ну, да, как же без этого.

— Ну, сейчас будет аналогичный случай.

Дав это обещание, Хаген нырнул на полминуты, а когда появился на поверхности — в руках у него был средний кусок шнура, оба конца которого уходили под воду.

— Это я вытравил обвязку, которая по борту, — пояснил он, — Ты подплывай к лодке с другого борта и лови. А потом будем тянуть.

— Она слишком тяжелая, — с сомнением сказала Люси.

— Раскачаем, и получится, — ответил он.

Вылезти на мокрый надувной борт перевернутого «Зодиака» и выпрямиться, держа в руках веревку, идущую от другого борта — это не очень сложно (особенно, если число попыток не ограничивается). Синхронно раскачаться, изо всей силы дергая веревку на себя, и при этом не шлепнуться в воду — сложнее. Но и здесь тоже число попыток не ограничено. Очередной рывок увенчался успехом. Дальний борт оторвался от воды и пошел вверх — лодка стала поворачиваться вокруг своей осевой линии. Люси и Хаген упали в воду, не отпуская веревки, и дно лодки шлепнулось на них сверху.

— Блеск! — воскликнула Люси, вынырнув через несколько секунд.

— Нормально, — согласился Хаген, — Лезь первая, я за тобой.

Он, вежливым толчком под задницу, помог ей перевалиться через борт в лодку, затем переполз туда сам и, задумчиво похлопав себя по карманам мокрых шортов, сообщил:

— Кажется, до дома мне не светит покурить.

— Это трагедия? — весело спросила Люси.

— Это катастрофа, — проворчал он, включая движок.

— Хаген, а давай я буду рулить?

— Ну, давай. Посмотрим, какой ты моряк.

Первые четверть часа они молчали. Слышалось только слабое гудение движка и плеск рассекаемой воды. Хаген улегся на дно лодки и смотрел на облака, прикрыв ладонью глаза от солнца, заходящего по правому борту в направлении кормы. Люси увлеченно капитанила, стараясь ни чуточки не отклониться от точного курса на Хауаити. Потом, когда справа стал отчетливо виден северный Берег Ротума, она спросила:

— Хаген, а давай я у тебя зависну до завтра? Тебе же лень сегодня куда-то лететь, ага?

— Звони Флер, — лаконично ответил он.

* * *

Ядовито-зеленая клешня на экране деловито подобрала десяток разбросанных в беспорядке усеченных конусов и аккуратно приклеила их к боковой стенке.

— Fertig! — буркнул Хаген, и энергично потянулся — …Vollscheissen!

— Как-чего, я кофе сварила, — крикула Люси с кухни.

— А у меня был кофе? — удивился он.

— Ага. Я порылась в том снарядном ящике, который у тебя вместо буфета. Там много всякой фигни. Сгущенка, кофе, презервативы, средство от насекомых, безмоторные бритвы, таблетки от поноса и от простуды, шоколад, куриная тушенка, батарейки…

— Слушай, — сказал он, глянув на часы, — Уже почти полночь. Ты бы ложилась спать.

— А ты? — спросила она.

— Та-ак… — протянул Хаген, — Надо бы кое-что уточнить.

— Ты приходи пить кофе, — сказала она, — Заодно уточним, если хочешь.

Он выключил комп, поднялся из кресла, покрутил головой и вышел на кухню.

— Кофе — это хорошо, но в то же время…

— Ты сядь за стол и попробуй, — перебила она.

— ОК… — он сел на табуретку и сделал глоток из кружки, — … Подтверждаю. Хорошо. Теперь так… (он сделал еще глоток) … есть понятие: разумная осмотрительность.

— Я не Карлссон, — снова перебила она, — с крыши на твой хер прыгать не буду.

— Лексикон у тебя, однако… — проворчал он, закуривая сигарету.

Люси пожала плечами.

— Гарнизонное детство. Я попала в дурную компанию еще до рождения. Тебя это так сильно напрягает? В смысле, твое эстетическое чувство?

— Не выделывайся, — спокойно посоветовал Хаген, — В этом нет стиля.

— Ты говоришь, как мой папа, — заметила Люси, — И вообще, не сползай с темы.

— Считай, по теме я уже все сказал.

— Все сказал? Ну, я просто не поняла. Я думала, будет длинная нотация…

— Нотация есть в школьном учебнике. Раньше это проходили в пятом классе.

— Сейчас тоже, — проинформировала она, — Так что, ты не беспокойся.

— Я и не беспокоюсь, — он снова отхлебнул из кружки, — Отличный кофе.

— Я рада. А какие у нас планы на завтра?

— На завтра? Я еще не думал. Хочешь, покажу тебе Хафлиуа, расколотый остров. Там вертикальная трещина, а в середине застрял огромный кусок скалы. То ли мост, то ли морские ворота. Под ним можно пройти на лодке. Вообще, тут есть, где побродить.

— Мне уже нравится! — сказала Люси, — Кстати, ты видишь: твоя девиация на меня не действует, потому что, кто знает, тот не боится. А подсознание — это отстой. Ясно?

— Si, commandante! — ответил он, по-армейски приложив ладонь к голове над ухом.

— Не выделывайся, в этом нет стиля, — передразнила она.

13.03.24. Хафлиуа, западнее Ротума.

Маленький островок Хафлиуа, расположенный в 4 милях к западу от берега Ротума, издали похож на лежащую на боку огромную скульптуру осы, выгнувшейся для атаки. Роль перемычки в ее теле (осиной талии) играет застрявший в падении, на полпути к поверхности воды кубический обломок скалы. Со стороны воображаемого жала, где островок изгибается, образуя открытую бухту, есть причал и маленькое кафе. Хагена, разумеется, тут знали. Едва сикорака пришвартовалась, бармен крикнул из-за стойки:

— Ia orana, Хаг! Это и есть та девчонка, с которой вы вчера наехали на кита?

— Мы не наехали! — возмутилась Люси, выскакивая на причал, — Мы просто играли.

— Вы играли с китом? — недоверчиво спросил бармен.

— Что тебя удивляет, Таркэ? — спросил Хаген, — Люси — tahuna, ей заколдовать кита не сложнее, чем тебе поджарить две яичницы с беконом и сыром. Я понятно намекнул?

Бармен расхохотался, от избытка чувств хлопая себя по бедрам, а потом поставил на стойку стеклянную сковородку и, приступая к стряпне, поинтересовался:

— А если по-честному, что там было с этим китом? Ребята с плафера говорят: лодка взлетела метра на два, вверх тормашками. Думали, вам allez.

— Китовый серфинг, — ответила Люси, устраиваясь за столиком, — Типа, спорт такой.

— Ты гонишь, гло, — с сомнением, произнес Таркэ.

— Темный ты парень, — ответил ему Хаген, — Наверное, и ундину первый раз видишь.

— Чего-чего?

— Тебе незачет по географии, бро, — нагло добавила Люси.

— Ты сиськи еще не отрастила, учить меня географии, — возмутился бармен.

— У этнической ундины, — авторитетно сказал Хаген, — Сиськи всегда маленькие.

— И рост у нас небольшой, как у андаманцев, — поддержала Люси его игру.

— А-а… — сконфуженно протянул бармен, — То-то мне показалось, что тебе лет 13.

— Вообще-то, лет до сорока мы подрастаем, но медленно, — сказала она.

— Вот оно как, — удивился бармен, ставя сковородку в микровэйв, — А я видел в одном фильме, что у ундин растет рыбий хвост вместо ног.

— Сказки Голливуда, — лаконично ответил Хаген, — Миссионеры, дегенераты, видели традиционный танец ундин, а там такая юбочка. Отсюда и поехало.

— Как про папуасов сочиняли, что у них бамбуковый хер полметра, — вставила Люси.

— Миссионеров надо душить, — охотно согласился Таркэ, — но про серфинг вы гоните.

Хаген пожал плечами.

— Нет серфинга без сбоев. Наш кит сначала нормально катил лодку, а потом дернулся.

Люси, чтобы внести полную ясность в вопрос о китовом спорте, пояснила:

— Прикинь, бро, в простом серфинге, с волной иногда бывает такая же фигня.

— Так то с волной, — сказал бармен и восхищенно добавил, — Ну, вы реальные вандалы.

Люси Хок-Карпини, 12,5 лет.

Прикольно устроена жизнь. Для всех Хаген — экзотика, а для меня, как бы, наоборот, самый понятный парень на свете. Можно говорить ему, все что придет в голову, и не будет проблем со всякими обидами. Можно упасть к нему на лежбище, свернуться калачиком у него под боком, и сказать: «я тут просто посплю, ага?». И все понятно, и никаких вопросов, и никакого: «что дальше?». Он один раз сказал мне про разумную осмотрительность — и все. Типа, думай сама. Мне это нравится. Если его о чем-нибудь спрашиваешь, то он или отвечает, или нет. Никаких фишек типа: «а с какой целью ты этим интересуешься?». Спросил человек — значит, ему интересно, вот с какой целью!

Это, как бы, introduction, для объяснения, почему я с ним заговорила про Тлалок, про запутки с мамой, и про войну… Короче, про всю эту непонятную хрень. Ну, а если по порядку, то утром мы проснулись ленивые, и решили позавтракать прямо на Хафлиуа. Типа, за четверть часа пути с голода не умрем, а там — кафе. А бармена мы напарили зачетно! Теперь я — этническая ундина, происходящая из северо-восточной Атлантики. Оказывается, там, в Копенгаген-харборе, есть бронзовая ундина на берегу, похожая на меня, и с ногами у нее все ОК. Хаген показал ее бармену через интернет, чтобы тот не распространял антинаучных историй про рыбий хвост. Между прочим, мама родом из северо-восточной Атлантики, так что легенда с железной базой, не подкопаешься.

Это, как бы, ход моей мысли — почему я заговорила с Хагеном про маму. Не в кафе, разумеется (там лишние уши), а потом, когда мы уже пошли гулять по Хафлиуа. На верхушке островка надежнее: все просматривается, и видно, где люди, а где — нет.

* * *

Камешек, брошенный Хагеном, пролетел по длинной дуге и шлепнулся в воду почти точно в центре кругов, только что разошедшихся от камешка, который бросила Люси.

— С детства так развлекался, — пояснил он, — Надо просто увидеть траекторию.

— Хаген, а ты роботами для космоса когда-нибудь занимался? — спросила она.

— А как же. Любой монтаж и ремонт телесистем на орбите — это роботы. Куча задач.

— Значит, рубишь в этом?

— Так, более-менее, в пределах проф-необходимости.

— А можешь посмотреть одну фигню, и сказать, что это?

— Если посмотрю, то одно из двух: или смогу, или нет.

Люси достала мобайл и вытащила на экранчик ряд фото с телескопа в мансарде.

— Вот. Только давай я сначала не скажу, где это. Для чистоты эксперимента.

— Ладно. Попробую сообразить сам.

Он снял и бросил на песок свою майку, положил поверх нее мобайл, лег на живот, и закурил сигарету, рассматривая первое из фото, оказавшихся ему интересными.

— Ну? — спросила Люси.

— Какие-то контейнеры, — ответил Хаген, — Их устанавливают по регулярной схеме.

— Это я и сама вижу.

— … Схема: сетка с шагом километра полтора, — продолжал он, — а размер контейнеров, наверное, метра два. Если это склад, то зачем они так далеко друг от друга, а если это пункты оперативного снабжения, то почему так близко?

— Откуда ты знаешь расстояния? — спросила она.

— Так это же Тлалок, верно? Средний диаметр около 90 километров. Дальше — просто арифметика и пропорции. Я неплохо считаю в уме.

— А как ты догадался про Тлалок?

Хаген, своим любимым жестом, развел и свел ладони.

— Наблюдательность. Ты, Флер и Оскэ несколько раз о нем заговаривали, и всегда с таинственным видом, как будто там, как минимум, сокровища фараонов.

— Если ты такой умный, — обиженно проворчала она, — то скажи, что в этих контейнерах.

— Это уже надо быть экстрасенсом, — заметил он.

Люси наморщила лоб и энергично почесала в затылке.

— Давай, я спрошу по-другому. Для чего бы ты мог так расставить контейнеры?

— Я? Даже не знаю… По такой сетке ставят донные мины, если хотят начисто закрыть какую-то акваторию. Я снимал эти мины, и это первое, что пришло в голову. Но зачем минировать Тлалок, тем более, там и моря нет? Значит это другое. Еще по такой сетке ставят мачты ветряков, но это явно не они, и потом, ветра на Тлалоке тоже нет.

— Хаген! — перебила Люси, — Я спросила: чем это может быть, а ты говоришь, чем это не может быть! Давай по тема, а?

— ОК. Давай попробуем рассуждать по порядку? — предложил он, возвращая ей мобайл.

— Давай, — согласилась она.

— Тогда лучше отвалить подальше от любопытных туристов, вон туда.

Он показал рукой на северо-восток, где в паре миль от них виднелся миниатюрный круглый зеленый островок, похожий на клумбу из-за окружающего его по периметру кольца рифовой отмели.

— Толково, — оценила она, — Людей почти нет. Только причалить негде.

— Потому и нет, что причалить негде. Это Хатана, остров первого ротумского короля Рахо. Там очень красиво. Мы на сикораке перескочим через отмель, припаркуемся к островку, устроим временный Бейкер-стрит 221-b, и поиграем в Холмса и Ватсона.

— Надо купить трубку с табаком, — уточнила Люси, — Сигареты не покатят.

— Вернемся на причал и купим, — сказал он, — Таркэ продает и то и другое в комплекте.

* * *

Она немного наклонилась вперед и уперлась ладонями в ствол пандануса. Ее стройная спина выгнулась изящной дугой. Он медленно и нежно провел своими ладонями от ее лопаток до круглых ягодиц, затем обратно, вперед, разглаживая ее бока, а затем, его ладони мягко охватили полусферы ее упругих грудей. Она сильнее выгнула спину и нетерпеливо переступила ногами, качнувшись из стороны в сторону. Он переместил левую ладонь ей на спину чуть выше крестца и плавным движением подался вперед, правой рукой придав своему члену нужное направление. Ее тело сразу откликнулось: волна напряжения прошла от кончиков пальцев ног до плеч. Он положил ладони на ее бедра и начал ритмично двигаться, едва заметно ускоряя темп. Она поймала ритм и…

Люси оторвалась от окуляров портативного дальномера, и сообщила:

— Эти ребята точно нам мешать не будут.

— Что, с ходу занялись делом? — спросил Хаген.

— С разбега, — уточнила она, — Типа, они какие-то сексуально-форсированные.

Он кивнул, нажал кнопку на корпусе, и 10-метровая тонкая соломинка-мачта с бинокулярным объективом втянулась в корпус дальномера.

— Круто, — сказал мальчишка лет восьми, проследив за этой процедурой.

Двое ребят того же возраста согласились: «круто!» а одна девчонка спросила:

— Дядя Хаген, почем взял такую оптику?

— В Паго-Паго, на конверсионном сейле, за сто фунтов. Это устаревшая модель.

— Зато цена гуманная, — заметил кто-то из мальчишек.

— А хочешь, про форсированных объясню? — спросил у Люси другой мальчишка.

— Ну? — откликнулась она.

— Тут эротик-аура, — авторитетно объявил он, растопырив пальцы, вероятно с целью иллюстрировать мощность ауры, — от нее знаешь, как кончают? Тра-та-та-та.

— Шутишь?

— Нет, реально. Это все знают. Сама попробуй. Вот, с дядей Хагеном, например.

— Сюда за этим иногда катаются аж с Большого Фиджи, — гордо добавила девчонка.

— Классная идея, но у меня сейчас учеба, — ответила Люси, показав глазами в сторону включенного ноутбука, — Типа, не до того в данный момент жизни.

— Можно вечером, — утешил ее третий мальчишка, — Аура все время есть.

— Это хорошо, что все время, — сказала Люси, укладываясь рядом с ноутбуком.

Дети, сразу же утратив к ней и Хагену интерес, попрыгали в воду и стайкой поплыли через узкий пролив к отмели, где стоял их легкий проа с надувными баллонами. Люси проводила их взглядом и улыбнулась.

— Симпатичные ребятишки. Твои родичи, или как?

— Нет, просто знакомые, — ответил Хаген, — Когда не школьный день, они болтаются по мелким островкам и ловят крабов. Тут прорва крабов. Тоже, наверное, из-за ауры.

— Не иначе, — согласилась она, — Так мы с тобой говорили про логистику, верно?

Хаген кивнул и начал набивать табаком свежеприобретенную глиняную трубку.

— А сейчас у тебя обыкновенные движения, — заметила Люси, наблюдая за ним.

— Я раньше не курил трубку. Еще не освоил трек. Это быстро проходит.

— Ясно… Так что там с логистикой?

— С логистикой вот что. На Тлалоке больше тысячи одинаковых объектов. Где-то их сделали, и доставили на стартовую площадку Дюси-Питкерн в точно нам известный, короткий интервал времени.

— Но их могли доставить раньше, мелкими партиями, — возразила она, — В маминых книжках написано, что перед большими войнами так делали, для секретности.

— Вариант, — согласился он, — Но тогда должен был быть какой-то спецсклад, верно?

Люси отрицательно покачала головой.

— Если эти шутки замаскированы под что-нибудь обычное, то они лежали на обычном складе. Так уже полвека провозят оружие в зоны локальных войн.

— Да, тоже вариант. Но мы же считаем, что это серьезные объекты, а не какие-то там автоматы с патронами, гранаты, толовые шашки и прочая мелочь?

— По ходу, так.

— … И тогда, обычные, казалось бы, объекты, необычайно тщательно охраняли. Так?

— Ага, — подтвердила Люси, — Но это было незаметно, потому что делалась операция прикрытия: войны и теракты со всех сторон, чтобы был режим усиления охраны.

— Подожди… — Хаген зажег табак в трубке и затянулся, — … Ты думаешь, что Сала-и-Гомес, Галапагосы, Перу, Бруней, Ириан, Тимор — это все прикрытие, камуфляж?

— Ага, — повторила она, — Ну, заодно, решили какие-то второстепенные проблемы. Их подогнали по времени, типа, для экономии ресурсов.

Хаген сделал еще одну затяжку и почесал в затылке.

— По ходу, когда весь груз будет доставлен, военное шоу резко закончится. Так?

— Ага, — в третий раз произнесла Люси.

— Ты сама до этого додумалась? — спросил он.

— Нет. Мы втроем. Флер, Ежик и я.

— Умники… А для чего понадобилось прикрытие в виде такой огромной кучи говна?

Люси импульсивно хлопнула себя ладонями по бедрам.

— Вот это и непонятно! Ходят слухи про Немезиду… Хаген, а давай, ты поможешь разобраться? Это же херово, когда что-то такое происходит, а мы, как болваны!

— Легко сказать, — проворчал он, — Все так запутано, что не поймешь, где акулы, а где прилипалы. Нужна наколка… Хвост… Что-то, за что можно потянуть этот клубок.

— Утечка информации, — подсказала Люси.

— Да, типа того. Кто-то кому-то что-то ляпнул, или попросил, что-то такое, или…

— Конференция на Рауль-Кермадек, в Аотеароа! — воскликнула она, — Про зиму!

— Про какую, на фиг, зиму? — удивился Хаген.

— Про искусственную. Вулканическую, астероидную, ядерную. Ну, короче, такую, от которой вымерли трилобиты, динозавры… Ну, всякие археологические звери. Когда поднялась пыль или сажа, стало мало солнца, и они замерзли, как в Антарктиде. Это бывает при падении астероида, извержении супер-вулкана, или взрыве супер-бомбы. Прикинь: мама просила папу послушать там конкретно про астероидную зиму.

Хаген снова зажег погасшую трубку и сосредоточенно кивнул.

— Так… Про астероид и динозавров я где-то читал. И астероид у нас есть: это Тлалок. Интересно, а он не собирается упасть на Землю? Это бы все объясняло. Отвлечь всех игрой в войну, чтобы не было паники, и по-тихому грохнуть этот астероид атомными бомбами, как Брюс Уиллис в «Армагеддоне». Есть такой старый фильм…

— Мы об этом тоже думали, — перебила Люси, — Но Тлалок не подходит к Земле ближе нескольких миллионов километров. У меня про него реферат по механике, прикинь?

— Реферат? Хм… А можно его почитать?

— Ага. Он капельку не доделан, он кусочками, но я тебе объясню, что там где. А ты поможешь мне его доделать, ладно? А то мне 16-го числа надо его сдать тичеру.

— ОК. Ставим этот пункт в план. Но не сбрасываем со счетов тему Брюса Уиллиса.

Люси удивленно фыркнула.

— Я же сказала: он летит мимо. На фиг его взрывать? Это же ужас, сколько денег!

— После взрыва хрен докажешь, что он летел мимо, — ответил Хаген, — так делают для рекламы. Если товар на триллион фунтов, то можно миллиард-другой вбить в PR.

— Можно доказать! — возразила она, — Есть же записи наблюдений!

— Это у нас в Меганезии так можно доказать, — сказал он, — А этот товар — для внешнего рынка, для «Золотого миллиарда». Там верят красивым картинкам, а не цифрам.

— Извини, я затупила. Проверяем про Брюса. Только как?

— Очень просто. Если штучки на Тлалоке — это бомбы, то их где-то недавно сделали. Никто же не держал столько бомб впрок. А если сделали, то материалы, поставки…

— …Логистика, — договорила она, — Но моим рефератом мы тоже потом займемся, а?

Хаген пыхнул несколько раз трубкой и утвердительно кивнул.

— Обязательно займемся. Что-то с ним не так, с этим Тлалоком.

— Ага, — согласилась она, — Тогда я, наверное, зависну у тебя до завтра, так?

— Звони Флер, — лаконично ответил он.

* * *

То ли после полудня аура над Хатана усиливалась, то ли сюда добрались любители, вылетевшие на гидро-авиетках поздним утром с Большого Фиджи, но так или иначе, около двух часов дня, на кольцевой отмели вокруг стояло до дюжины легких флаек. Прибывшие на них парочки распределились по тенистым участкам берега и начали увлеченно и громко эксплуатировать магические свойства островка.

— Прикинь, — сказала Люси, — У той малайки, что в полтораста метрах справа, оргазм длится уже почти полчаса. Везет же людям!

— Она визжит просто по приколу, — ответил Хаген, — Или чтоб парень сильнее завелся.

— Куда сильнее? — возразила она, бросая короткий взгляд на партнера миниатюрной малайки — атлетически сложенного афро, двигавшегося в ритме швейной машинки.

— Ну, а вдруг у него еще есть скрытые ресурсы организма?

— А вдруг, нет? Вот спалит весь фюэл, и кувырнется в голодный обморок… А, кстати, Хаген, ты не хочешь пообедать, или что-нибудь типа того.

— Та-ак. Это намек, что ты проголодалась?

Люси звонко похлопала себя ладошкой по втянутому животу, и уверенно кивнула.

— Будем кормить, — сказал Хаген, — Как тебе нравится название кафе: «E-13»?

— Смотря, чем там кормят.

— В основном — наша местная кухня. Тунец, запеченный в листе банана, филе чипи с ямсовым пюре, кусочки манго с кокосовым кремом…

— Ну, все! Поехали уже! — возмущенно перебила она.

* * *

Остров Ротума имеет форму лежащей на боку восьмерки, а в ее перемычке находится Матуса-таун. Север перемычки — открыт в океан и там расположен порт, а юг отрезан двухмильной дугой барьерного рифа. Между рифом и берегом — мелководье, богатое яркими разноцветными коралловыми рыбками и прочей симпатичной фауной, а почти посредине барьера, на песчаной отмели стоят на паре поплавков 15-метровые крылья и кусок хвостовой части днища от японского гидросамолета-разведчика «Aichi E-13». В одном из сражений на Тихоокеанском театре II мировой войны, этот самолет (в числе сотен таких же машин) рухнул в воду, а почти через сто лет, кому-то пришло в голову использовать его уцелевшую часть. Поплавки стали стойками бара, крылья — длинным противосолнечным навесом, а кусок днища — мостиком для прыжков в воду.

Этот мостик Люси сразу опробовала. 5 метров — как раз та высота, с которой можно попрыгать для поднятия тонуса до обеда (который, разумеется, заказывал Хаген). К моменту, когда прыжки ей надоели, на столике уже возник набор блюд, и кувшин с ледяным лаймовым соком, а также котелок с горячим шоколадом по-фиджийски.

— А мне здесь нравится! — объявила она, делая первый глоток сока, — Хаген, ты влип! Теперь я буду нарочно зависать у тебя, чтобы посидеть под этой убитой флайкой!

— Мне полагается взвыть от ужаса? — громким шепотом спросил он.

— Нет, просто принять к сведенью, — ответила Люси, — А что, все-таки, значило твое мычанье и фырканье над теми сводными таблицами?

Хаген вздохнул и повертел между пальцами вилку.

— Знаешь, мне не хотелось бы делать тенденциозных выводов…

— Скажи, как есть, — перебила она.

— ОК. За 4-й квартал прошлого года производство изотопа литий-6 превысило прогноз почти в полтора раза. Производство дейтерия — аналогично.

Люси перебила его:

— Короче, кто-то потребил сырья на несколько тысяч лишних L-bomb, так?

— Не мы первые сделали этот вывод, — заметил Хаген, — Аналитики по ABC и CNN уже месяц болтают про подготовку к третьей мировой войне, кошмарят телезрителей и…

— Херня! — перебила она, — Эти бомбы сейчас, в контейнерах на Тлалоке, верно?

— Я не удивлюсь, если они, и правда, там, — сказал он.

— Они точно там! Но для чего?! — воскликнула она.

— Тише ты, — буркнул Хаген, — Вот придем домой, и посмотрим твой реферат.

— И доделаем его, ладно?

— Конечно, доделаем, как же без этого…

* * *

Тлалок — каменная глыба со средним диаметром около 90 километров и массой около пятисот триллионов тонн, обращался по вытянутой орбите с периодом примерно 400 суток со скоростью 18 километров в секунду. Он то удалялся от Солнца дальше, чем Марс, то подходил ближе Меркурия (таким образом ведут себя многие астероиды). Тлалок пересекал орбиты всех четырех планет, но в обозримом будущем не собирался опасно сближаться с Землей. В текущем году Тлалок должен пройти в полумиллионе километров от Венеры. Она, своим гравитационным полем незначительно изменит его орбиту, но и это изменение не сделает Тлалок опасным для Земли….

«Из недавних докладов LAOCAD (Latin-America and Oceania Contra-Asteroid Defense) следует, что Тлалок выбран в качестве объекта для отработки контр-астероидных мероприятий из-за своих размеров. Большинство астероидов в списке потенциально-опасных, имеют размеры порядка километра. Их масса слишком мала, чтобы в случае падения на Землю, вызвать действительно фатальный катаклизм. Иное дело — Тлалок. Падение такого астероида стерло бы с лица Земли все живое (кроме, возможно, каких-нибудь бактерий). Выброс в атмосферу и околоземный космос тысяч триллионов тонн пыли и сажи, экранирующих солнечный свет, вызвал бы индуцированную зиму. Наша планета на столетия стала бы заледеневшей и безжизненной… — Хаген задумался на минуту, и дописал, — …Если бы мы жили на Венере, то наши астрономы включили бы Тлалок в список предельно-опасных астероидов, кандидатов на ликвидацию в целях самозащиты. Но, мы живем на Земле и для нас проект «Тлалок» — это только учения».

— Ну, как? — спросил он, — Финал так, нормально получился?

— Просто классно! — заявила Люси и погладила его по плечу.

Не отводя руку, она провела ладонью вверх до его шеи, а потом вниз, едва касаясь кожи подушечками пальцев… Одним таким жестом женщина может сказать мужчине больше, чем сотней слов.

Хаген Клейн, 24 года.

Когда Ину, vahine Тану, родила мир, ее старшие дети — Мауи и Пеле — не знали, как его держать, и спросили совет у своей сестры — Паоро. Она сделала что-то вроде проекта: Liporoa-te-moana. Разумеется, там записано далеко не все, но если что-то записано, то никуда не денешься. У меня там что-то такое про секс. Сплошные шутки, смешные для всех, кроме меня. Первый опыт на каникулах после седьмого класса. Бойкая девчонка-резервистка, лет 25, на рафтике, намотала на винт водоросли. Конечно, я ей помог, она что-то спросила, я что-то ответил, девчонка взяла инициативу в свои руки… И не только инициативу… И не только в руки… Скоро мы оказались, в миссионерской позе (рафтик надувной, маленький, на нем сложно разместиться вдвоем, но лежать не жестко). И, в самый неподходящий момент, два хрена на катере на подводных крыльях, идут мимо, видят, что у нас ответственное дело, и решают свернуть — чтобы не отвлекать. Но при развороте, их корыто дает такую волну, что рафтик (уже сильно раскачанный нашими упражнениями) переворачивается и у девчонки срабатывает «капканный рефлекс». К счастью, она сразу сообразила что делать, и говорит: «Так, короче: я расслабляюсь, ты вставляешь мне в жопу палец и двигаешь от себя, в смысле, назад». Со второй попытки операция получается, и мы висим в воде уже расцепленные. Тут подкатывают эти два хрена на катере, с дистанции метров десять, один кричит: «У вас что, заклинило?», и, получив утвердительный ответ (без уточнения, что проблема уже решена), еще громче кричит лично мне: «Хэй, бро, быстрее, пихай своей девчонке палец в жопу!!!».

Если кто составляет список казусов при сексуальном дебюте у мальчиков — дарю этот пример. Наверное, такое редко встречается, но знать полезно. А если кто составляет список для взрослых мужчин — то дарю еще пример. Года три назад мне, по дешевке досталось мощное электропневматическое ружье «Sharkill». Длина — всего полметра, а калибр — как у зенитки. В соответствие с названием, оно для охоты на акул. Будь эта штука у того янки из фильма «Челюсти» — пропала бы интрига. Оторвало бы той акуле полголовы первым же выстрелом… Вещь! Только я успел испытать ружье у себя на северной стороне, как нарисовалась Плио со старшим киндером (ему тогда было лет восемь). Мы попили какао, а потом, ему — рыбалка, а нам — секс. Где у меня хранятся спиннинги, парнишка, разумеется, знает… Какой дебил придумал сделать «Sharkill» в таком дизайне и еще лилового цвета? На вид получается игрушка. И вот, когда у нас с Плио общение на лежбище на крыше в самом разгаре, вдруг возникает мелкий с этой пушкой в руках. «Дядя Хаген, а зачем такой прикольный фонарик?…». Ну, интересно ребенку, что тут странного? Ясно, что если он нажмет кнопочку, то мне и Плио — allez. Фарш грубого помола. И я очень-очень тихо говорю: «Ну, ты молодец, что принес эту штуку, мы как раз хотели крикнуть, чтобы ты ее нам принес…». Он протягивает мне пушку, я ее беру, сажусь на лежбище и выпадаю в аут. Плио целует мальчишку в нос, говорит «Ну, иди, гуляй», и спрашивает у меня: «Хаг, а зачем нам для секса фонарик? Типа, еще светло, все видно». Я говорю: «Ну, типа это я затупил», и запираю пушку в железный шкаф в углу, где карабин, патроны и нитрогиколевые шашки… А в сексе пришлось сделать технологический перерыв на час. Потом, правда, нормально…

У меня еще много таких историй, одна лучше другой. Эти две — так, для примера. И никогда заранее не знаешь, какая получится фигня. Вот и сейчас. Если бы девчонке просто взбрело в голову стартовать в смысле секса, то это нормально. Ее организму виднее, когда и с кем это надо делать, и моя роль была бы обычной для взрослого мужчины в такой ситуации: оставить ей много хороших воспоминаний на будущее. Никаких проблем — тем более, при моей проф-специфике, техническая сторона дела выполняется ровно так, как надо. Но только, Люси настроена не на парня-функцию «эксперименто-примо». Она пробует играть взрослую женщину, которая решила…

Она года на четыре моложе того возраста, в котором девушки обычно начинают такие игры, но иногда у нее получается очень убедительно. Бармен Таркэ на Расщепленном Острове — не дурак, и людей повидал много, но он поверил в «этническую ундину» и общался с Люси, как будто ей, лет двадцать, и она держала образ «взрослой ундины» (хотя, по заметной опытному глазу моторике лица и рук было видно: ей это не легко). Игры с Таркэ отняли у нее море нервных ресурсов: час после выхода из бара она вела себя, как обычная девчонка-подросток, а потом… Этот более, чем взрослый разговор относительно Тлалока. Хотя, если в ее семье такие темы обычны… Я в 5 лет знал, как отличить копа от хомбре и сивила от форса, хотя и не представлял себе социальные функции любого из четверых, да и словосочетание «социальные функции» было мне, разумеется, незнакомо. Дети, обычно, играют в то, чем живут окружающие взрослые.

Если отвлечься от некоторой недорослости, Люси — исключительно симпатичная и интересная девчонка (по крайней мере, на мой личный вкус). Будь ей года на три больше… иначе говоря, через три года так и будет, и зачем сейчас делать из этого проблемы? Значит, проблемы не делаю, а наоборот: решаю их по мере появления.

Люси часто задышала, ее тело напряглось так, как будто она намеревалась встать на гимнастический мостик, а потом — длинный выдох, почти вскрик. Полный релакс.

— Уф… Уф-уф… Это было здорово! Даже лучше чем с китом.

— С кем, с кем? — удивленно переспросил Хаген, медленно убирая ладонь из нижнего сектора ее живота.

— Ну, был у меня такой сон… Короче, там кит своим ластом сделал что-то похожее… Отдаленно похожее. С тобой конечно, лучше! И еще, с китом меня Флер разбудила совершенно не вовремя. Мы только-только собрались перейти к… Ну, к тому, что в книжках называется «коитус», и тут она шлепнула меня по заднице. Такой облом.

— Сочувствую, — сказал он, — когда в такой момент обламывают, это обидно.

— Ну, а я о чем? Давай сейчас я не буду просыпаться… ну, ты понимаешь?

— Не надо беспокоиться, — сказал он, мягко поглаживая ладонями ее живот и маленькие груди… — Я не во сне, честное слово. Я настоящий, материально-биологический. Даже если тебя сейчас шлепнуть по попе, я никуда не исчезну.

— У-ау, — пропищала она, лениво и длинно потягиваясь всем телом, — Кто тебя знает? А вдруг ты моя эротическая фантазия, прикинь?

— Очень реалистичная, — уточнил он.

— Классно! — сказала Люси, переворачиваясь на живот, — А тогда погладь мне спинку, реалистичная эротическая фантазия… Выше, там где лопатки… Ага! А потом можно ниже и не останавливайся… Да… Я как раз об этом подумала…

— Если тебе покажется, — начал он, — что что-то не так, то ты сразу…

— Взвизгну, как резанная, — перебила Люси, — Давай, лучше ты сам почувствуешь, ОК?

* * *

Закат солнца — как будто огромный оранжевый шар медленно, как шарик мангового мороженного, тает в океане, и с его нижнего края течет мерцающий густой поток…

— Ты тоже подумала про мороженое, — сказал Хаген.

— Ты заметил, как я облизнула губы? — спросила Люси.

— Да. Очень характерное движение.

— Значит, не я тоже, а ты тоже, — поправила она, — Ты подумал про мороженое, когда я облизнула губы, значит — позже меня. Логично?

— Получается, так, — согласился он.

Они лежали рядом на квадратном надувном рафте, вытащенном в море. С него было интереснее наблюдать закат. Солнечная дорожка оказывалась так близко, что до нее можно было дотронуться рукой.

— Смешные существа люди, — сообщила Люси, — За столько тысяч лет не сообразили придумать слова для таких моментов, как сейчас. Мне столько всего хочется сказать, гигабайты бродят в голове, а нет ни одного подходящего слова. Свинство, ага?

— Утафоа в таких случаях поют, — заметил он, — Ну, не совсем поют, а….

— Я знаю, — перебила она, — Только у меня не получится. Буду пищать, как хомяк.

Хаген погладил ей спину и добавил:

— Киты тоже в таких случаях поют.

— Ага, вот так… — Люси изобразила гудяще-скрипящую серенаду горбатого кита.

— Нет, скорее так, — ответил он, и тоже попытался прогудеть, а затем скрипнуть.

— Классно! — решила она, — Это будут те самые слова, я так решила. Теперь осталось только придумать, как их записывать, и можно сочинять стихи!

— Я никогда не пробовал сочинять стихи, — предупредил Хаген.

— Ну, и правильно. Нечего было пробовать, пока мы не придумали эти слова!

— Придумали киты, — уточнил он, — А мы, как бы, заимствовали.

— Не важно… — она хлопнула ладошкой по воде, — Надо еще послушать китов. Может, прокатимся завтра утром, а? Послушаем, и запишем на диск.

— Прокатимся, — согласился он, — Только давай в этот раз без колдовства, ОК?

53

Дата/Время: 14.03.24 года Хартии. Утро.

Место: Пелелиу, Палау. Fare Butcher

Ярко-синяя блестящая флайка, похожий на уменьшенный реактивный истребитель, с густым гудением, быстро снижаясь, сделала круг над миниатюрным полуостровом и зашла на приводнение у домашнего пирса дедушки Еу.

— Я думала, к нам, — немного грустно сказала Пума, проводив самолетик коротким и цепким взглядом, — Я думала, может быть, это Чубби.

— У Чубби «Subjet», а это «Goblin», — заметил Рон, — Силуэты похожи, но «Goblin» — дорогая сверхзвуковая флайка для пилотов-профи. Хэх. И кто на ней прилетел к Еу?

— Месяц назад были ученые, — напомнила Пума, — Те, которые геронтологи. Они еще спрашивали, как у него с этим… (девушка выразительно постучала себя пальцем по макушке)… А я им сказала, что уж не хуже, чем у некоторых, умников, да!

— Ученые… — задумчиво повторил Рон, — …Машинка не характерная. Ученые обычно летают на том, что проще в управлении и безопаснее. Ладно, потом выясним.

Пума согласно кивнула.

— Его дела. А то будет ворчать: всюду вы нос суете, делать вам, молодым, не хер.

— Это точно, — согласился экс-коммандос, выбивая из пачки сигарету.

— Лучше будем думать, как помочь Чубби, — добавила Пума.

— Как — как… — он щелкнул зажигалкой, — Как в инструкции, вот как.

— Опять непонятно, на какой мы стороне, — буркнула она, — Я не люблю, когда так.

Рон протянул руку и мягко погладил ее по спине, выше лопаток.

— Этого никто не любит, Черная кошка, но в жизни всегда много разных сторон.

— Ты это уже говорил, — пробурчала она, — А я все равно так не люблю. Давай думать.

— Давай, — согласился он, — Сначала систематизируем имеющуюся информацию.

Пума уселась на пирсе, скрестив ноги, и начала загибать пальцы.

— Верховный суд вызвал и отстранил Райвена, Журо и Чубби, когда Красные Кхмеры захватили Восточный Тимор. Это раз. Верховный суд собрался в Хониаре. Близко к Тимору и к Папуа. Это два. Папуасы пошли на запад, в Арафурское море, и начали зачистку исламистов на ЮМО, Южных Молуккских островах, которые, формально индонезийские, но там гражданская война и ООН. Это три. Наша группа ВМФ там, в Арафурском море, на островах Удан-Лоти помогает папуасам. А как еще? Они наши союзники. Это четыре. На Атауро, Северном Тиморе, на западном краю Арафурского моря, наши и папуасские волонтеры. Как бы: мы с папуасами делаем ножницы, чтобы отрезать от Индонезии зону ЮМО. И мы не сами это решили, а нас поставили перед фактом, что мы вместе с папуасами идем это завоевывать. Это не хорошо, когда нас ставят перед фактом. Суд забеспокоился, и сейчас вызвал всех троих в Хониару, да!

— Ты кое-чего не учла, сен младший инструктор, — сказал Рон, — Как ты думаешь, в чем выгода индонезийских оффи от владения ЮМО?

— Это просто, — ответила она, — Индонезийские корпорации качают там со дна нефть и делятся с этими оффи.

— Верно, — он кивнул, — В зоне ЮМО нет ничего интересного для индонезийских оффи, кроме морской нефти. Использовать сами острова не получится. Туземное население в основном, папуасское, а индонезийские оффи в прошлом веке прислали туда каких-то исламистов. С тех пор там гражданская война. Последние 10 лет, она идет не только на суше, но и в акватории. Стало невозможно даже добывать морскую нефть, и поэтому, индонезийские оффи позвали ООН. Но ООН не справилась с naval bandidos.

— Это все знают, — заметила Пума.

Рон Батчер снова кивнул и сделал очень хитрое лицо.

— Да, Черная кошка. Но не все обратили внимание на то, что осенью прошлого года там заработала одна группа индонезийских морских нефтяных платформ. Знаешь где?

— Где? Скажи, Тигра.

— На участке акватории, контролируемом патрулями с нашей базы Удан-Лоти, — сказал Рон, — Там нет политических боевиков и naval bandidos. Там безопасно, а это — выгода.

— У-у! — Пума задумчиво почесала себе спину, — Получается так: индонезийским оффи выгоднее не удерживать ЮМО, а отдать, если им разрешат качать нефть со дна.

— Типа, да, — подтвердил Рон, — Другое дело, что, австралийские оффи будут немного обижены. Они рассчитывали через ООН получить там концессию. Теперь не получат.

— Они не могут сильно обижаться, — возразила Пума, — Это не их море, и не море ООН.

— Тем не менее, Черная кошка, для них это упущенная выгода.

— У-у! А индонезийским оффи не жалко своих исламистов, которых там зачистят?

— В Индонезии, — ответил экс-коммандос, — много партий, оффи-кланов, — Там есть и религиозные нейтралы, и умеренные мусульмане, и исламисты. Исламисты не имеют абсолютного большинства, а остальным оффи-кланам даже выгодно их ослабить. Это позволит пересмотреть доли при дележке денег. Кто ослабел, того…

— Браслет снят, — перебила Пума.

— Браслет снят, — мгновенно отозвался Рон, — Двигаем!

* * *

Дедушке Еу давно перевалило за сто лет. Он помнил еще вторую войну, японскую оккупацию, и великую битву за Пелелиу в 1944. Его многочисленные потомки, до праправнуков включительно, обитали в самых разных частях Океании, но судьба сложилась так, что на самом Пелелиу никто из них не обосновался, и дедушкиными бытовыми делами занимались, в основном, соседи: Рон с Пумой и констебль Крэгг. Вообще-то дедушка Еу был еще вполне крепок, ловил рыбу, ворчал на молодежь и обсуждал политику за кружкой пальмового вина. Но когда человеку больше ста лет, всякое может случиться — и соседи убедили его постоянно носить радио-браслетик, выполнявший, помимо функций обычных часов и компаса, еще и функцию контроля пульса владельца. Если с пульсом происходило что-то странное, браслетик давал тревожный сигнал на соседские коммуникаторы. Другой вид тревожного сигнала подавался в случае, если браслетик терял контакт с запястьем владельца.

Дедушка Еу мог, конечно, забыть, что — это контрольный прибор, а не просто часы, и снять браслет перед сном, но это случалось крайне редко. Сейчас браслет был снят в середине дня, и это могло значить, что дедушка использовал прибор, как экстренное средство связи, чтобы сообщить: «ребята, у меня проблемы».

* * *

Сняв браслетик и положив на стол, дедушка Еу, надел вместо него американские армейские часы 1942 года выпуска и невозмутимо сообщил своему собеседнику (атлетически сложенному метису лет тридцати).

— Вот это, я понимаю, вещь. Основательная. Металл. На века. А эти современные фитюльки… Тьфу. Ни веса, ни вида. Одно слово: полимер. Это тот же полиэтилен, который для одноразовых пакетов… Делать часы из того же говна, из чего пакеты. Глупость какая… Совсем у людей мозгов не стало, вот что я тебе скажу… А кстати, парень, как тебя зовут? Что-то я тебя вообще здесь раньше не видел, а я на Пелелиу вообще всех знаю, кроме, разве что, тех, кто только сегодня родился, и тех, кто умер больше ста лет назад. И по всему выходит: непонятно, откуда ты такой взялся…

— Меня зовут Майо Теллем, — спокойно повторил метис, — Я лейтенант преторианской гвардии Верховного Суда Конфедерации.

— А-а, — задумчиво произнес дедушка Еу, — Майо Теллем, преторианский лейтенант. Похоже, я тебя знаю. Интересно, откуда я тебя могу знать? Ты ведь не здешний.

— Я вам представился семь минут назад, и три минуты назад, сен Еу.

— Да? Наверное, я не расслышал. Не переживай, парень, это бывает.

— Спасибо. Я не переживаю, сен Еу. Так, вам известно имя Жерар Лаполо?

Дедушка Еу громко хмыкнул, взял со старого трехногого стола гладкую бамбуковую палочку и начал задумчиво ее жевать. Минуты через полторы он сообщил:

— Всю жизнь курю сигары. Доктор говорит: вредно. Я обещал, что брошу, чтобы он поменьше приставал. Вот, сделал такую палочку. Это в книжке называется: «эрзац». Германское слово. В Германии придумали делать вместо вещей «эрзац». Был такой «эрзац-мед», году, наверное, в сорок пятом. Трофейный. Американские «Джи-Ай» угощали. По тем временам было неплохо, а вообще-то, говно-говном, как и любая синтетика. А ты куришь? Если что — кури, я не против.

— Спасибо, сен Еу, я не курю. Я хотел бы узнать ваше отношение к Жерару Лаполо.

— Мне без разницы. Что «Житан», что «Жерар». Я же тебе сказал, парень: кури, если хочешь. Хотя я французские сигареты никогда не любил. Табак не тот. Вот у нас в Имелечоле — настоящий табак. Съезди на рынок, тут рядом. Можно даже пешком.

— Спасибо, сен Еу, но я уже сказал, что не курю.

— Нет, парень. Ты только что сказал, что куришь «Житан». Я тебе сказал: кури, если хочешь. Нравятся тебе французские сигареты — твое дело. Но наш табак лучше.

Лейтенант Майо Теллем, улыбнулся и кивнул.

— Я верю, что ваш табак лучший. Но я имел в виду человека по имени Жерар Лаполо. Некоторые источники утверждают, что вы и Жерар Лаполо — это одно и то же лицо.

— Что-то я не понял, что ты сказал, — проворчал дедушка Еу, — Я на Пелелиу всех знаю. Даже тебя знаю, хотя ты здесь всего минут десять. Если я не знаю этого Жерара, то, значит, его здесь нет, и не было. Ты лучше меня спроси про того, кто здесь был.

— Посмотрите сюда, — предложил Майо, выкладывая на стол несколько фото, — человек, который здесь изображен, безусловно, похож на вас.

Еу мельком взглянул издалека на фотографии, а потом встал из кресла качалки.

— Что-то я не разберу ничего. Пойду-ка я принесу свои очки. Они где-то должны быть. Вчера я их точно видел. Может быть, на кухне? Хотя, не знаю…

— Позвольте, я помогу вам, — сказал лейтенант, поднимаясь с табуретки. Ему очень не хотелось терять подозрительного дедушку из виду.

Послышалось негромкое жужжание мотора, а потом веселый возглас:

— Дедушка Еу! Я тебе хавчик привезла! И таблетки-витамины!

— Сейчас правнучку попросим найти, — сказал Еу, — Она всегда все находит. Очень пронырливая. Только я забыл, как ее зовут. Майо, ты не знаешь, как ее зовут?

— К сожалению… — начал лейтенант.

— Привет, дедушка! — воскликнула прекрасно сложенная девушка-афро, возникая на террасе в обнимку с ярким пластиковым пакетом, — Hi, bro! Это ты новый парень из муниципального социального сервиса?

— Нет, это другой парень, — сказал Еу, — Тот еще едет. А ты найди мои очки.

— Подожди, дедушка, вот я разберу пакет, и займусь твоими очками. ОК?

— Почему ты никогда не делаешь, что я прошу? — обиделся он.

— Ничего не случиться, если ты побудешь три минуты без этих очков, — возразила она, запуская руки в пакет, который уже успела водрузить на стол.

— Простите, вы не могли бы… — начал Майо Теллем.

Тут снова послышался приближающийся шум мотора.

— Вот это, наверное, социальная служба, — сказала девушка, — Надеюсь, дедушка Еу, он привез твои журналы и диски.

— Это какие еще такие журналы-диски? — проворчал Еу.

— Опять ты ни фига не помнишь, — вздохнула она, — сядь вон в то кресло, и не мешай.

— Командует… — продолжал ворчать дедушка, лениво двигаясь к указанному креслу в самом углу, — Еще сиськи не отрастила, а туда же, командовать, креветка бесхвостая.

— Извините, я немного опоздал! — жизнерадостно крикнул смуглый, крепкий, но явно неуклюжий креол, с громким топотом, взбегая по лесенке на веранду. Огромный веер ярких журналов с зелеными динозаврами на обложках, похоже, заслонял ему обзор…

Он споткнулся на последней ступеньке и влетел на террасу головой вперед, рассыпая журналы по полу. Лейтенант Теллем рефлекторно повернулся, посмотреть, что с ним. Девушка, возившаяся у стола с пакетом, тоже повернулась. Лейтенант успел боковым зрением увидеть в ее руках серый вытянутый предмет длиной около фута, а потом по глазам с двух сторон ударили ослепительные алые лучи лазерных целеуказателей.

— Руки за голову, и замри! — отрывисто скомандовал креол, как по волшебству, теряя жизнерадостное добродушие вместе с неуклюжестью.

— Мигом, сука! — так же отрывисто добавила «правнучка», — Считаю до одного!

Уже зажмуривая глаза, чтобы не лишиться зрения, Майо Теллем увидел, что лазерные целеуказатели закреплены на «карманных» пулеметах — «palmagun», перспективной экономичной модели сезона. Ага (мелькнула мысль на краю сознания) «правнучка» и «социальный работник» следят за новинками оружейного рынка… Впрочем, при той диспозиции, которая сейчас сложилась, не было разницы, какая именно «трещотка» в руках у этой парочки. Даже при очень неплохой боевой подготовке преторианского лейтенанта, два грамотных стрелка с автоматическим оружием в пяти метрах от него, образующие прямой угол с целью (т. е. с ним), не оставляли ему ни единого шанса… Лейтенант медленно заложил руки за голову, и спокойно спросил у «дедушки»:

— А можно было обойтись без этого цирка-шапито, сен Лаполо?

Дедушка промолчал, а «социальный работник» дал еще два приказа: «На колени» и «Ложись лицом вниз, руки держи за головой». Картина Айвазовского «Приплыли».

Выполнив эти приказы, Майо, так же спокойно сообщил:

— Ребята, я офицер преторианской гвардии при исполнении. Вам нужны проблемы?

— Черная кошка, ты видишь на нем униформу? — спросил «социальный работник».

— Ни фига не вижу, — ответила «правнучка», — По-моему, он в гражданском.

— Вот и я не вижу, — сказал тот, — Так что, бро, не надо песен. Отвечай: кто такой?

— У меня в левом нагрудном кармане жетон с ID, — сказал Майо, — Там написано.

— Бро, меня даже во сне не гребет твой левый нагрудный карман. Ты без униформы, а значит — ты просто швонц, наехавший на нашего дедушку Еу.

— А в правом боковом кармане у него пушка, — проинформировала «правнучка».

— Вижу, но молодец, что заметила, — сказал «социальный работник», и повернулся к дедушке, — Дядя Еу, чего от тебя хотел этот парень?

Еу развел руками, демонстрируя полнейшее непонимание.

— Хер знает. Спрашивал про какого-то Жерара Лаполо. Намекал, что я это он и есть.

— Про Жерара Лаполо? Вот как?

— Ну, да! Он и при тебе меня им назвал. И фотки мне в нос тыкал, шпион хренов.

— Вот как? Это здорово меняет дело, — «социальный работник», не оборачиваясь, сгреб фотографии со стола. В это время раздался звонок телефона.

Дедушка вынул из кармана жилетки мобайл и поднес к уху.

— Да, Крэгг. Ты тоже заметил сигнал?… Нет, нет, мальчик, все хорошо, просто мы тут поймали японского шпиона… Ну, не знаю. Может, с войны прятался. У него немного протек чердак, и он меня допрашивал… Да, совсем псих…. Лежит на полу… Нет, не убили, просто попросили, и он лег… Плетет всякую херню… А, ты скоро приедешь? Сейчас?… А ты наручники и бумажки возьмешь? Надо же это… Оформить. Это же шпион, а не какой-нибудь там… Нет, не старый. Примерно твой ровесник… Ну, ты приезжай уже, и сам посмотришь. У него пушка в кармане. Во как!.. Ну, ждем.

Послышался приближающееся завывание полицейской сирены, потом шорох волны, набежавшей на пирс, и грохот тяжелых башмаков по лестнице… На террасе возникло новое действующие лицо: довольно грузный, мощный рыжеволосый мужчина-англо, одетый в камуфляжную униформу с нашивками констебля локальной полиции.

— Этот, что ли, шпион? Сейчас оформим…

— Я лейтенант преторианской гвардии Верховного Суда Конфедерации, Майо Теллем.

— Сейчас разберемся, — пообещал констебль, ловко застегивая стальные «браслеты» на ногах и на руках лежащего, — Ребята, помогите распотрошить клиента.

Через минуту лейтенант Теллем, все так же со скованными руками и ногами, сидел за столом, на котором было аккуратно разложено содержимое его карманов.

— Вы бы хоть представились по форме, — сказал он.

— Это легко, — ответил рыжий, и сунул ему в лицо ID — констебль Крэгг У, локальная полиция Имелечола, комюнити Пелелиу, округ Палау. При допросе ведется аудио- и видео-съемка. По Хартии, вы предстанете перед судом не позднее часа после ареста.

— А за что я арестован?

— За проникновение в частное жилище и попытку рэкета.

— Какого хера! — взорвался лейтенант, — Перед тобой же лежит мой жетон!

— А передо мной много чего лежит, — невозмутимо ответил Крэгг, доставая из кармана фотокамеру, — Жетон, пушка, документы всякие. Фиг знает, что тут настоящее, а что — фэйк. Рон, ты подкладывай мне бумажки по одной, а я буду фоткать для протокола.

— Не надо этого делать, черт возьми! Это секретные документы!

Пума переместилась за спину Майо и коснулась стволом оружия его затылка.

— Дернешься — убью.

— А что ты с ним так жестко? — спросил Крэгг.

— Преторианец он или нет, но обученный, — ответил вместо нее Рон, — Расслабишься на секунду, и он тебе голову отвинтит, даром, что в «браслетах».

— О, как… Ну, тебе виднее, ты у нас спец… Ты бумажки-то подавай, ага?

— Крэгг, ты запиши: он ищет какого-то Жерара Лаполо, — вмешался дедушка Еу, — Он ненормальный псих, он думает, что я и есть этот Лаполо. Ты, Крэгг, скажи судье, что нельзя его отпускать. Я читал, бывает такой идефикс в мозгу: человек начинает искать какого-нибудь Равану из Вед, или Сатану из Апокалипсиса, или Аримана из Авесты.

— Ну, положим, Жерар Лаполо будет покруче этих троих, — заметил Рон, продолжая методично подкладывать констеблю под камеру разложенные по столу бумажки.

— А этот Лаполо, он из какой религии? — спросил Крэгг..

— Не из какой. Он существует в действительности, если не помер. Он был командиром INFORFI при Фронте Хартии, а потом еще год при Конвенте, до первых выборов.

— INFORFI? Info Forza Foa Iniciativa? Ни хрена себе… А сколько ему лет?

— Около семидесяти. Двадцать пять лет он работал в подполье, а в легальном режиме — всего год, но этого одного года всем хватило. Мало никому не показалось.

— Вот это точно… — согласился дедушка Еу, — А я и не знал, как звали этого упыря.

Рон Батчер слегка качнул головой, подавая очередную бумажку.

— Не все так однозначно, дядя Еу.

— Ты тогда был совсем маленький, и не знаешь, — возразил дедушка.

— Я знаю, что на INFORFI свалили все «зачистки» первого года, — возразил Рон, — это обычное дело. То же самое было в Папуа, и в Африке, а сейчас будет в Хитивао и на Тиморе. Сначала гасят кого попало списком, а потом надо на кого-то свалить, чтобы общество не перестреляло друг друга в ходе вендетты.

— Так-таки INFORFI было не виновато, — ехидно проворчал Еу.

— Виноваты — все, — отрезал Рон, — Если уж на то пошло, вина в таких процессах — это вообще негодный термин. Когда происходит объективная колбаса по историческому материализму, то кого в какой позе колбаса застала, тот оказался или гасителем или погашенным. Это как на войне, когда инициатор давно сдох, а боевые действия еще ведутся. Какое там, виноват — не виноват… Сраная экзистенциальная философия.

Констебль Крэгг сделал фото последней бумажки и произнес:

— Уф! Теперь займемся идентификацией личности.

— Вот-вот, — обрадовался дедушка Еу, глядя, как констебль разворачивает маленький ноутбук, — Давай-давай, а то личность этого кекса мне очень подозрительна.

— … Арестованный, смотрите в это окошечко, — сказал констебль… — Так, что мы тут видим?… Гражданин Майо Теллем, пол: M, родился в 4-м году до Хартии, на атолле Ликиеп, округ Маршалловы острова, живет: округ Ист-Самоа, Ваа-о-Фоноти, 118H (household — punalua), … А это: «EHO-1794E, enter A-code for info», что такое?

— Андаманское море, 17-год. Наберите номер моего жетона — прочтете больше.

— Рон, ты не знаешь, что это за история? — спросил Крэгг, набирая номер.

Экс-коммандос утвердительно кивнул.

— Была такая неприятность. Освобождали заложников. Наших и не наших. Проблема состояла в том, что не в нашей акватории, а на Никобарах. У нас вышло два «zero».

— Ты был там? — поинтересовался Майо.

— Нет, я был южнее.

— В группе, которая блокировала аэропорт Кутараджа? Типа, землеройки?

— Нет, мы отрезали акваторию от Ачоха по шестой параллели, — ответил Рон, — Типа…

— … Улитки, — договорил преторианец.

— Точно.

— Так этот кекс не шпион? — спросил дедушка Еу.

— По ходу, нет, — ответил Крэгг, — Но он наехал на тебя против правил. Короче, сейчас напишем иск, поедем в суд и прилепим парню штраф полштуки в твою пользу.

— Давайте решим на месте? — предложил лейтенант.

Дедушка согласно кивнул и пояснил.

— Если ты не шпион, то в суд ехать неинтересно. Давай на месте.

— Ну, тогда я снимаю железки, вы рассчитываетесь, и я пишу в рапорте, что…

— Тут секретные документы, — перебил Майо, — Давай попробуем без рапорта?

— Ты что? — удивился констебль, расстегивая на нем «браслеты», — Как это без?

— Дай мне позвонить дежурному верховному судье, и я решу вопрос.

— Попробуй. Вот твой мобайл. Если судья разрешит, то и ну его, этот рапорт.

Преторианец взял со стола мобайл и повернулся к Рону.

— Бро, поможешь в одном деле?

— А что надо? — поинтересовался экс-коммандос.

— Это ты сейчас с судьей поговоришь, и будет понятно.

Fare Butcher, через час.

Ложка в руке лейтенанта Майо Теллема двигалась со скоростью лопасти пропеллера. Уровень густого тунцового супа в объемистой миске стремительно убывал — в недрах здорового лейтенантского организма исчезала уже вторая порция. Пума смотрела на Теллема с тем одобрительным выражением лица, какое свойственно полинезийским хозяйкам, если их гости по-настоящему хорошо кушают.

— Oomo ahou oe? — спросила она, когда ложка со скрежетом прошлась по дну миски.

— Aita, maururoa! — сказал он, погладив себя по животу, — E maita ra e mea rahi!

Пума оглянулась на Рона и задумчиво спросила:

— Может, еще поджарить кальмаров с бататом?

— Да вы что, ребята, я же лопну! — воскликнул Майо.

— Потом, — твердо сказал Рон, и поставил на стол банку самогона.

— Ага! — поняла Пума, и поставила рядом миску с маринованными крабами.

— Алкоголь за штурвалом профессиональной машины… — начал лейтенант.

Экс-коммандос наполнил самогоном маленькие чашечки и решительно сказал:

— Профессиональная машина отменяется. Не будем сверкать, как жопа в гостях.

— А на чем ты думаешь лететь пять тысяч миль до Рароиа? — спросил преторианец.

— Это не важно. Сначала, попробуем перемешать море пальцем и отделить акул от прилипал. Рассказывай, лейтенант. Будем разбираться с самого начала.

— Ну, — Майо вздохнул, — Когда я прилетел на атолл Рароиа, все пошло криво. «Угол Рароиа» включает этот атолл и еще шесть атоллов к северу и к востоку от него. Это выселки между Туамоту и Маркизами… Не вдруг разберешься, что там и как.

— Стоп! — сказал Рон, — А что было до того, как ты полетел на Рароиа?

— Как далеко откатывать запись? — спросил Майо.

— Начни с того, откуда возникла небанальная идея найти Жерара Лаполо.

Преторианец кивнул, сделал глоток из чашечки и вытер губы ладонью.

— Хорошая у вас самогонка, ребята… Так вот, вся эта ботва началась третьего марта. Коллегия Верховного суда отстранила шефа INDEMI и двух майоров за дерьмовую историю с Тимором. Ну, там еще до этого была история с Брунеем. Тоже дерьмовая. Короче, они всех запарили с этим красным кхмерским приливом. Правильно, что их отстранили. Дальше, по прецеденту 16-го года, шефа разведки замещает любой шеф-майор ВВС, по выбору суда. Назначили Нуэу Умбуре. Я ничего не хочу сказать, он хороший офицер, спокойный, умный, грамотный, с боевым опытом, это все знают…

— … Но он ни разу не сексперт, — вставила Пума.

— Ни разу ни что?…

— Не эксперт по secret service. Извини, перебила. Крути дальше.

— В общем, да. В этом проблема. Ситуация вокруг острая. По ходу, мы в полушаге от большой неконтролируемой войны. В такой шторм капитана не меняют. Но коллегия Верховного суда единогласно объявила Райвену Андерсу недоверие, и хочешь — не хочешь, а надо искать адекватного игрока на замену.

Рон задумчиво покачал чашечку на ладони, как будто взвешивая.

— Интересно, почему Лаполо?

— А потому, что состав суда такой. Ребята, вы не подумайте, что я нелояльный парень, только очень уж неудачно на этот раз получилось. Сейчас такое совсем не в тему.

— А можно подробнее? — спросил Рон.

— Можно. Просто по персонам. Те трое, которые по жребию. Фиту Локис. Седьмой ребенок в семье фермера-тонгайца и иммигрантки из нищей Азиопы. Ему 36 лет, он работает на острове Бугенвиль оператором литейной машины. Он правильный канак, ничего не хочу сказать, но в школе учился еще до революции, и вообще… Ну…

— Ясно, — подвела итог Пума.

— Да, — согласился Майо, — Дальше, Оган Селту. Такой реальный креол-островитянин, вроде тебя, Рон. По ходу, вы с ним ровесники. Он мото-механик, работает на рынках округа Норд-Кук. Туда-сюда, показал — продал — поднял денег. Сломалось — починил, опять поднял денег. Есть деньги — забил на работу на месяц — другой — третий… Он отличный парень, у него три жены, куча детей, он их всех любит, но…

Пума нетерпеливо хлопнула себя по коленям.

— С этим тоже ясно. Дальше?

— Третья по жребию — Иланэ Ианао с Аитутаки, округ Саут-Кук. Молодая девчонка, маори, очень красивая. Она учитель экоистории в школе. В этом проблема.

— По-моему, наоборот, то, что надо, — заметил Рон, — Она хорошо знает теорию и умеет объяснять другим, а значит…

— Она слишком хорошо знает постмарксизм и слишком хорошо умеет его объяснять, поэтому суд иногда склоняется к решениям с риском радикальных последствий. Что случится, если наш флот и флот папуасов, захватят ЮМО, и пойдут дальше на север? Северо-восточные Молуккские острова, потом филиппинский остров Минданао…

Рон снова покачал чашечку на ладони и неопределенно пожал плечами.

— Одно из двух: или все утрутся, или будет серьезная война, а потом эмбарго.

— А если руководство INDEMI выведено из игры и тушить пожар некому?

— Слушай, Майо, на это никто не пойдет!

— Почему же? — возразил преторианец, — Для народа это выгодно, новые территории с полезными ископаемыми и дешевыми трудовыми ресурсами, обеспечат грандиозный экономический бум, а война… Ну, погибнет сотня — другая наших. Вряд ли больше. Средний наш сивил скажет: это цифры порядка годичной смертности от несчастных случаев. Значит, допустимо. А то, что мы окажемся вплотную к барьеру Хопкинса…

— Ты это… Не драматизируй! Где сотня — другая «zero», а где барьер Хопкинса?

— При чем тут я? Почитай мировую прессу бро. Невиданная вспышка завоевательной активности в Южном Полушарии и строительство развивающимися странами второго эшелона обитаемых космических баз с атомной начинкой. Вот и сценарий Хопкинса.

— Какой мудак приплел одно к другому? — тихо спросил Рон.

Лейтенант Майо Теллем допил самогон из чашечки и снова вытер губы ладонью.

— Мир полон приколов, бро. В «Иудео-Христианском Западном Мире» многие любят рассказывать публике о том, как наступит новый ледниковый период, и все, на хрен, передохнут, кроме, быть может, нескольких миллионов где-то на задворках планеты. Тамошняя публика с удовольствием про это слушает. От невыносимого ужаса, у них получается вроде оргазма, которого они не умеют достигать естественным путем.

— Что такое барьер Хопкинса? — поинтересовалась Пума.

Рон ласково потрепал ее по затылку и спине.

— Я тебе потом расскажу, ладно, Черная кошка? А сейчас давайте вернемся к судьям.

— Ладно, Тигра… Про тех, что по жребию ясно. А что с теми, которые по рейтингу?

— Так, — сказал лейтенант, — Первая по рейтингу: Чои Сче, журналистка, отдел науки «Pacific Social News». Симпатичная малайско-океанийская метиска, 28 лет. Она ведет бешено-популярный цикл передач «Космос, который принадлежит нам»…

— Мой любимый, да! — вставила Пума, — Мы с Роном голосовали за Чои!

— Ну… — Лейтенант вздохнул, — Она действительно толковая девушка, но именно она предложила всем судьям по рейтингу независимо друг от друга двинуться на поиски кандидата на руководство INDEMI. Немного в стиле рыцарского эпоса, верно?

— Может, это была не худшая идея, — заметил Рон.

— Может быть. В общем, ее недостаток в том, что она — убежденная технократка и полагает, что любая международная политика — это дурацкое шоу, что рулят только объективные продукционные потенциалы конкурирующих сообществ, а значит: чему быть, того не миновать. Короче, это, еще один радикальный постмарксист.

Пума лизнула самогон из своей чашечки и лаконично объявила:

— Чои Сче права.

— Хрен его знает, — сказал преторианец, — Так. Идем дальше: Кими Укмок…

— Та, с которой Рон говорил по телефону? — уточнила Пума.

— Да, верно. Она алеуто-таитянка, 25 лет. DJ на Video-MBL-Antarctic, живой символ колонизации Западной Антарктики. Ее программу «Flash-boom» смотрит и слушает молодежь по всем трем берегам нашего океана, и в середине тоже. Кими неглупая девчонка, она блестяще умеет разбирать бизнес-конфликты, даже очень серьезные и сложные. Но на международные проблемы она смотрит, как простой средний канак.

— В каком смысле? — спросил Рон.

— В таком, что есть Меганезия… Ну, скажем, Меганезия со странами-сателлитами, а вокруг — прикольный внешний мир, с которым можно торговать, ездить туристом, и иногда немножко грабить. Война с ее точки зрения — это просто такой рискованный бизнес, которым занимаются солдаты. Как бизнес подводных горно-добывающих партнерств, где риск не меньше, чем на профессионально исполняемой войне. Кими уверена, что война, по-любому, не затронет нашу акваторию — нас, по ее мнению, слишком боятся, чтобы сюда вторгнуться. Билль об атомной самозащите никто не отменял и, как она думает, никто не готов получить пару гигатонн на свои города. В какой-то мере, она права, но не в полной. Нельзя ничего абсолютизировать, так?

Рон Батчер согласно кивнул, и лейтенант Теллем продолжил.

— Последний из судей по рейтингу: Тодзи Миоко, 48 лет, родился в Японии, служил лейтенантом на вертолетном авианосце «Рюдзе», попал под акт атомной самозащиты, потом остался на атолле Улиси в Микронезии по приглашению координатора Иори Накамура. Технический директор партнерства «Ulithi Nami Airspace».

— Монументальный дядька, — сказал Рон, — Про него можешь не рассказывать. Он папа малобюджетного космоса, а мы с Пумой как раз фанаты этого дела.

— У нас есть папуасский спейс-скутер, — гордо добавила она, — Я тебе потом покажу.

— Вы реально летаете на этой бомбе? — удивился Майо.

— Еще как! Это классный dick, ты просто не пробовал!

— Hinehine Paoro (почтение ей) пока что хранила меня от этого удовольствия. Так вот, Тодзи Миоко — действительно потрясающий дядька, но он демонизирует войну, он ненавидит ее, как ненавидят какого-нибудь очень неприятного человека.

— Я тоже ненавижу войну, — заметила Пума.

— Нет, это другое… Как бы тебе объяснить… В общем, он за политику предельного невмешательства и сдерживания. Вооруженные силы только защищают собственную акваторию и граждан, причем делают это с предельной жесткостью, но никогда не принимают участия в инициативных атакующих операциях вне страны.

— Так не честно! — возмутилась она, — Люди в других странах тоже хотят жить хорошо. Почему нельзя им помочь? Тодзи Миоко родился не в Меганезии, и я родилась не в Меганезии, и даже Иори Накамура родился не в Меганезии. Разве мы от этого хуже канаков, которые родились здесь? А папуасы? Они такие же канаки и их надо так же защищать от оффи. Если это не получается без войны, то надо воевать, да!

Майо Теллем вздохнул и погонял пальцем пустую чашечку по столу.

— Не люблю политику. Война такое говно, а начинаешь рассуждать, и без нее никак не обойтись. Что-то есть гнилое в этой логике… Ладно, мы опять куда-то далеко уплыли.

— Ты хотел описать поход трех рыцарей за новым шефом INDEMI, — напомнил Рон.

— Нечего описывать, — вздохнул преторианец, — Все трое вернулись с одной и той же кандидатурой: Жерар Лаполо. Все остальные кандидаты оказались или недостаточно опытными, или уже отработанными — в том смысле, что по Хартии нельзя дважды занимать должность главкома того или иного рода вооруженных сил, или….

— Или…? — переспросил Рон — … Или включенными в управление существующей структуры INDEMI. А во главе структуры стоял Райвен Андерс. Суд не доверяет ему и любым его креатурам.

Рон плеснул в три чашки еще немного самогона и иронически хмыкнул.

— А Жерару Лаполо по прозвищу Рулетка, суд, значит, доверяет?

— Откуда ты знаешь его прозвище? — поинтересовался Майо.

— Оттуда. Лаполо — это главный герой сказок военной разведки, а я там работал.

— Короче: ты считаешь, что это ошибочный выбор?

— Нет, — Рон покачал головой, — Я считаю, что это слепой выбор. Допустим, в меню сомнительного кафе есть тринадцать блюд. Дюжину из них мы попробовали, они съедобные, но на вкус — дерьмо, а о тринадцатом мы не знаем, что это. Оно может оказаться вкусным, пальчики оближешь, а может — ядовитым, ласты склеишь. Или, сначала пальчики оближешь, а потом ласты склеишь. Так по жизни тоже бывает.

— Теперь ты драматизируешь, — заметил преторианец.

— Да, конечно, — согласился Рон, — один Лаполо океан не выпьет и атоллы не съест.

— Тигра! Ты темнишь! — возмутилась Пума, — Скажи: он хороший или херовый?

За столом возникла некоторая пауза.

— Я не знаю, хороший он или херовый, — медленно произнес экс-коммандос, — …но я считаю: имеет смысл попытаться найти его и посмотреть, что он такое. А если у нас получится, то дальше по обстоятельствам. С тринадцатым блюдом всякое бывает.

— И как ты предлагаешь его искать? — спросил Майо Теллем.

— В начале, я бы послушал рассказ о том, что уже делалось в этом направлении.

— Так, — сказал преторианец, — Вернемся к Углу Рароиа в северо-восточному Туамоту. Чисто для географии. Вершина угла — два больших петлеобразных атолла: Рароиа и Такуме. В полтораста милях к востоку от них Фангатау, и Факахина, а на таком же расстоянии к норд-ист-норду — атолл Напука, и сухой мини-атолл Тепото-Норд. Это восточная и северная ветки. В двухстах милях на ист-норд-ист от вершины — самый дальний маленький атолл Пукапука. Он замыкает конфигурацию, как бы, в ромб. В двухстах милях к северу от Пукапука лежат Маркизские острова, но это к делу не относится. Угол Рароиа, как я уже сказал, это выселки на несколько тысяч жителей.

Пума водрузила на стол раскрытый ноутбук с уже найденной картой района.

— Так-то будет удобнее, чем на пальцах. Вот они: Рароиа, Такуме, Фангатау, Факахина, Напука, Тепото и Пукапука. Семь атоллов, да! Все как в бухгалтерии!

— Согласен, удобнее. Теперь о специфике. В рифовых барьерах Рароиа и Такуме такой фарватер, что на внутренний рейд можно пройти только на легком проа или надувной лодке. Еще у четырех атоллов барьеры вообще сплошные, а у Тепото лагуны нет, есть только искусственное пресное озеро. В общем, для обычного канакского бизнеса это не подарок, а большинство местных забили огромный болт на бизнес и вообще на работу.

— А на что они живут? — поинтересовалась Пума.

— Инвесторы нон-операнты (их там много) живут на пенсионную ренту с социальных фондов. Рефюзеры (их там тоже много) получают социальный минимум. Еще больше бездельников «ваго». Живут на ренту с доли в природных ресурсах. Иногда рыбачат.

— Нон-операнты и рефюзеры это понятно, — сказал Рон, — А из каких денег остальные взрослые ребята платят социальные взносы?

— Вот, из ренты с доли в нацсобственности и платят — ответил преторианец, — У них ни хрена нет, только хижина с водосбором и солнечной батареей, и каталка-неворовалка. Wheel-no-steal. Транспорт, который не интересен вору и не требует охраны полиции.

— А взносы на медицину?

— Только на экстренную, а для остального у них tahuna. Колдун.

— А колдун разве бесплатно колдует? — удивилась Пума.

— Нет, но он с тебя возьмет, что дашь. Деньги — так деньги. Рыбу — так рыбу.

Рон Батчер в глубокой задумчивости покачался на табуретке.

— Хм… А что в этой резервации делает Жерар Лаполо?

— Живет он там. В банке данных написано: «Муниципалитет Рароиа, кондоминиум Напаитэ, хаусхолд S091», но попробуй-ка, найди. Напаитэ — это общее название для атоллов Рарона и Такуме. Если оба атолла распрямить, то получится полоса длиной больше ста миль и шириной метров триста. Хаусхолды пронумерованы, как попало. Местные жители, на вопрос «как найти…?», отвечают вопросом «зачем тебе?»…

— А что ты им отвечал? — поинтересовался Рон.

— Отвечал: у меня к нему дело.

— Ага. А тебя спрашивали: «какое?».

— Гм… Откуда ты знаешь?

— Логика, — пояснил экс-коммандос, — Прилетает столичный пирожок, явный форс из спецслужбы, шифруется под сивила и что-то вынюхивает. Куда он должен идти?

— На хер! — встряла довольная своей догадливостью Пума.

— Как они угадали, что я из спецслужбы? — спросил Майо Теллем.

— А откуда ты еще можешь быть, такой экзотический? — насмешливо сказал Рон, — Ты прилетел на флайке, которая по цене, как хорошая ферма, с домом и пристройками, с водоисточником, причалом, мини-траулером и трактором. Кто ты есть в их глазах?

Преторианец почесал своей мощной лапой стриженную макушку и предположил.

— Ну, типа, бизнесмен.

Пума схватилась за живот от хохота, и шлепнулась на пол, болтая в воздухе ногами.

— Бизнесмен! Уа-уа! Бизнесмен! Ой-ой!

— Чего ты прикалываешься? — обиженно проворчал Майо.

— Не обижайся, бро, — Рон, хлопнул его по плечу, — Но на бизнесмена ты не похож.

— Ты ни разу не бизнесмен! — торжественно объявила Пума, усаживаясь обратно на табуретку, — Ты или спецслужба, или японский шпион. Ниндзя-черепашка, да!

— Опять-таки, не обижайся, бро, — продолжал Рон, — Но лучше тебе было оставаться в морской мотопехоте. Ниндзя из тебя никакой. И чего тебя потянуло в преторианцы?

— Я не в ниндзя пошел, а в преторианскую гвардию. Меня суд пригласил четыре года назад, по сумме характеристик. В гвардии жесткий отбор, но платят втрое против морпеха. Когда уйду в отставку, у меня будет старт-кэш для какого-нибудь бизнеса.

Рон покачался на табуретке, закурил сигарету и повернулся к Пуме.

— Хэй, Черная кошка! Зачитай характеристику этого парня.

— Легко! — ответила она, — Мастер физической, технической и стрелковой подготовки. Спокоен. Смел, но осмотрителен. Грамотно и точно выполняет приказы. Тактичен к младшим коллегам. Умен. В меру общителен. Предельно этичен, верен и честен. Брр!

— Брр — это что? — упавшим голосом спросил Майо.

— Брр — это уже не из характеристики, — уточнила Пума.

Преторианец мощно потянулся и издал глубокий тяжелый вздох.

— У меня что, поперек морды все это написано?

— Ага, — ответила она.

— Потому ты и попал в преторианцы, — добавил Рон, — туда других не берут. Такая специфическая работа, что боец должен быть прозрачен, как кварцевое стекло. Но заниматься шпионажем с таким набором качеств… Ты его дом-то нашел?

— Нашел. Потратил два дня. Это на Такуме. Бамбуковая хижина на четырех столбах, дюжина шагов по диагонали. Вместо двери — циновка, а на ней номер «S091». Ниже — записка: «Скоро бу. Жерар». По виду, записку написали и приклеили неделю назад.

Рон понимающе кивнул и прокомментировал:

— Обычно в таких местах «скоро бу» означает от получаса до полумесяца.

— Мне так и сказали, — подтвердил Майо.

— Кто сказал? — поинтересовался экс-коммандос.

— Одна девчонка, социальный инспектор. Зовут Нехе Офаифаи. На вид, лет двадцать.

— А что она еще сказала?

— Много всего. В частности, что Лаполо — жадина и сквалыга, каких мало. За сантим медузу оближет. Он сам сквалыжничает и всех тамошних нон-оперантов этому учит. Девчонка рассказала, что они в хлам разорили соцфонд «Bora-Bora Moana Integro».

— Это как? — удивился Рон.

— А вот так. Все, что чем-нибудь торгует, может и разориться. Пенсионно-страховые соцфонды торгуют вероятностью. На ней можно прогореть, как и на любом товаре. В данном случае, Жерар Лаполо со старичками нон-оперантами, тупо затаскал фонд по судам. Они пересчитали каждый сантим инвестиций по всем сводкам вероятностей из архива соцдепартамента правительства, и нашли дельту в сотых долях процента по сравнению с той расчетной методикой, которую применял фонд. Обман потребителя. Жопа. Суд, компенсация, пени, банкротство, все с молотка, ошейник, Антарктида.

— Что, попались на стрижке хвостов?

— По ходу, так, — ответил Майо, — Суд решил, что социально-опасные последствия были незначительными, так что про ошейник и Антарктиду, это я ввернул для красоты. Топ-менеджеры отделались частичной конфискацией и запретом на профессию.

Пума снова лизнула содержимое своей чашки и недовольно пробурчала:

— Я ни хрена не понимаю, про какие хвосты вы говорите.

— Это, Черная кошка, такой трик в бизнесе. Когда ты продаешь возмещение ущерба от вероятного события, то достаточно кое-что округлить в четвертом знаке, и твоя цена покажется юзеру приемлемой, а на самом деле она задрана. Это как накормить рыбу песком, перед тем, как продавать ее на рынке на вес. Не каждый покупатель заметит, насколько рыба полегчала, когда ее выпотрошили. А Жерар Лаполо взвесил потроха и закричал: «Hei, foa! Вас напарили! Вам тут догрузили песка по цене рыбы»!

— Тогда, выходит, он не сквалыга, а правильный канак — заметила Пума.

— Не все так просто, — возразил Майо, — У любой рыбы в потрохах есть сотня — другая песчинок. Какое же море без песка? Вопрос: где граница между песком, который мог попасть в рыбу случайно, и песком, который продавец специально в нее напихал?

— А где? — спросила она.

— Вот в этом судьи и разбирались. А какое они приняли решение, я уже доложил.

— Ты же в колледже делала тесты по основам теории вероятности, — добавил Рон.

— Угу… Делала… Тигра, а давай ты мне потом еще раз объяснишь?

— Обязательно. А сейчас давай вытянем из Майо, что он еще высмотрел про Лаполо?

Лейтенант Теллем встал и прошелся по широкому балкону взад вперед.

— По ходу, больше ничего интересного. Со слов Нехе Офаифаи, на Такуме он бывает редко, но оставляет немеркнущие следы. Ему 72 года, но он крепкий дядька. Может поплясать на hauoli, и все прочее — тоже. Женщинам он нравится, и у него на Такуме много детей. Они делятся на две группы: его дети, но не его, и не его дети, но его.

— Извини бро, но ты сам-то понял, что сказал? — поинтересовалась Пума.

— Тут иначе не скажешь, — пояснил он, — Это все от жадности и от сквалыжничества. С одной стороны, у Жерара Лаполо есть биологические дети, но он не хочет делать с их мамами общий хаусхолд — типа: если потом разбегутся, то его vahine заберет долю из хаусхолда. По обычаю, это никак не его дети, а чисто мамины. С другой стороны, лет десять назад, он затеял вот какую дурь. Нашел среди рефюзеров восемь девчонок с грудными детьми, предложил им подать заявки на реставрацию гражданских прав, и начал давать им деньги, чтобы они платили соцвзносы. Девчонки на это пошли: им хотелось оставить малышей при себе, а у рефюзеров суд обычно отбирает детей.

Рон Батчер погладил свой бритый затылок и покачал головой.

— За такие фокусы можно загреметь на каторгу, если не дальше. Верховный суд ясно пишет: скупать гражданские права у рефюзеров — это против Хартии. Если персонаж отказался от гражданских прав, чтобы даром получать социальный паек, то пускай и сидит без прав. А если кто-то хочет купить себе лишний электоральный голос или протащить явного рефюзера на публичный пост, то кого-то надо ставить к стенке.

— Верно, — согласился Майо, — Но этот сквалыга, когда его потащили в суд, сказал, что вовсе не хотел этого делать, а давал им деньги просто из личной симпатии.

— Кто поверит такой отмазке? — вмешалась Пума. — Он что, судей за дураков держал?

Преторианец утвердительно кивнул.

— Суд ему так и сказал, и пригрозил посадить за противодействие правосудию. Тогда Лаполо пояснил: его беспокоит судьба этих детей, и он считает, что им лучше расти вместе с биологическими мамами. Мол, он готов за свои средства обеспечивать этим детям достойное содержание и домашнее развитие, если они останутся при мамах.

— Взял бы этих девчонок в свой хаусхолд, если средств хватает, — заметил Рон, — я так понимаю, они бы не возражали.

— На атолле Никаупара живет кузнец, Вуа у него в хаусхолде шесть vahine, — добавила Пума, — я не слышала, чтобы у кого-то было больше, но почему бы и нет?

— Щас! — фыркнул Майо, — Так он и выделил восемь долей в хаусхолде! Он жадный!

Пума скорчила рожицу и пренебрежительно махнула рукой.

— Жадный? Ну, и шел бы в жопу!

— Так нельзя, — заметил Рон, — Пусть он жадный, но он гражданин и есть Хартия.

— Точно, бро, — сказал преторианец, — Вот и судьи к этому пришли. Гражданин Лаполо желает взять на себя заботу о восьмерых детях, мамы которых — рефюзеры и заведомо неспособны обеспечить им социально-приемлемое развитие и содержание. Значит, он готов выполнять родительские функции. Aita pe-a! Пусть это будут его дети. Если он разрешит биологическим мамам тоже заниматься этими детьми, то это его право. Но у самих мам гражданских прав нет по рефюзу, и пусть не пытается купить им эти права. Лаполо сказал: ОК, и теперь у него восемь детей ad-lex, а социальный наблюдатель периодически контролирует, чтобы условия развития и содержания выполнялись.

— Как же он их выполняет, если он целыми неделями «скоро бу»? — удивилась Пума.

— Он не обязан выполнять их лично. Он договорился с одной своей подружкой, Хани Хироа, она локальный инспектор департамента экологии на Такуме. Купил большой модульный fare, поставил его недалеко от своего fare, и подарил Хани. Он платит ей хорошие деньги, чтобы она занималась этими детьми. Хани лет 35, она симпатичная женщина, у нее несколько толковых мужчин и трое своих детей. Она отлично умеет ладить с детьми. Со слов Нехе Офаифаи, там нет никаких существенных проблем.

— А те биологические мамаши ее не донимают? — спросил Рон.

— Один раз попробовали. Она просто вызвала констебля, он провел с этими активными девушками профилактическую беседу: пообещал в случае рецидива год общественно-полезного труда на бетономешалке на атолле Тепото. Больше проблем с ними не было.

— Что ж, разумно… Ты сказал: она подружка Жерара. А в чем это выражается?

Лейтенант Теллем вздохнул и потер ладонью квадратный подбородок.

— Много в чем. Например, есть мальчишка одиннадцати лет. Его зовут Утето Хироа-Лаполо. Постороннего биологического папу к полному имени не добавляют.

— Интересное кино… — Рон подбросил в руке пустую чашечку, — …А в чем еще?

— Я заходил к Хани Хироа. Она вполне доброжелательно меня встретила, мы хорошо поговорили. По ее мнению, Жерар мог бы уделять больше внимания сыну, но и так неплохо. Он иногда берет мальчишку в некие путешествия. Подробно об этом она не распространялась, зато показала мне фотоальбом, из-за которого я и оказался здесь.

— Ага! Фотографии, на которых дедушка Еу похож на Жерара Лаполо, так?

— Верно. Там главная фигура снята не вблизи, и действительно можно перепутать. А Пелелиу я, разумеется, узнал. Такие островки-холмы с джунглями есть только здесь.

Рон хмыкнул и снова подбросил чашечку в руке.

— Интересно, она специально подсунула тебе этот ложный след?

— Мне кажется, что нет. Я думаю, Хани Хироа не знает, что этот след — ложный.

— А с этим мальчишкой, Утето Хироа-Лаполо ты не пробовал общаться?

— Пробовал. Мальчишка симпатичный. Он немного нескладный, как они все в таком возрасте, но подвижный и глазки умные. Я его спросил: а папа когда приедет?

— И что он тебе ответил?

— Воспроизвожу дословно, — преторианец откашлялся и пропищал, — Вы бы лучше не ходили тут попусту, сен офицер. Вдруг папа захочет приехать домой, а с вами ему неинтересно встречаться? Лучше уезжайте. Вы еще не старый. Зачем вам умирать?

— Добрый тактичный ребенок, — задумчиво произнес Рон, — А что он еще сказал?

— Ничего. Хани шлепнула его слегка по попе и сказала, чтобы он не болтал ерунду, а лучше сбегал в лавку за хлебом. Он ускакал, а Хани мне очень выразительно сказала: «Утето у нас такой фантазер, но, может, вам и правда, не надо тут ходить попусту?».

— Типа, поговорили… — задумчиво констатировал Рон.

— А давайте посмотрим, что в тех секретных бумагах, — предложила Пума.

— Какие они теперь секретные, — буркнул преторианец, толкая папку на центр стола.

Рон Батчер вытащил листы и развернул веером.

— Ага. Типа, ориентировка. Жерар Лаполо, год рождения: предположительно, 48 до Хартии. Место рождения: Неизвестно. бла-бла-бла…. Неизвестно… неизвестно… Ни хрена не известно… Ну, а это все знают… И это тоже… А вот это интересно. Если, конечно, это правда. Глянь, Черная кошка, что ты про это думаешь?

— У-у-у… — протянула Пума, заглядывая ему через плечо, — Поэтому и Рулетка?

— Типа, да, — Рон кивнул, — Знаешь, распечатай-ка подробную карту этого дела в виде переводной картинки форматом A3. Только не забудь про зеркальность.

— У-у… И куда ее потом?

— На фюзеляж флайки, куда же еще?

— Ага! — обрадовалась она, и мгновенно исчезла в доме.

— Что ты такое затеял? — подозрительно поинтересовался преторианец.

— Психология, — лаконично ответил Рон, — Пошли, Майо, посмотрим боевую технику.

* * *

Довольно большой арочный ангар, примыкал справа к контейнерному дому. Внутри наблюдалось смешение жанров. В одном углу был склад оборудования для учебных стрельб и, судя по характеру дырок в гасителях для пуль, стреляли здесь далеко не из спортивного оружия. В другом углу стоял нарядно покрашенный маленький японский танк TeKe-94, слегка переделанный для каких-то бытовых целей. Рядом лежал целый штабель того, что в вооруженных силах называется: «оборудование для автономных действий десантного звена в условиях…». Здесь имелись комплекты для открытого океана, для атоллов, для джунглей, для высокогорья, и даже для глубокого заполярья.

— Развлекаетесь туризмом? — поинтересовался преторианец.

— Ага, — подтвердил Рон, — Берем комплект для атоллов, и пошли грузить в машину.

…Держа в руках по увесистому рюкзаку, они двинулись к противоположному концу ангара. Сперва они прошли мимо папуасского спейс-скутера «Trapo», похожего на полутораметровый мыльный пузырь, на который надели что-то вроде пластиковой ковбойской шляпы, а дальше… Лейтенант Теллем остановился и почесал макушку, разглядывая небольшое V-образное летающее крыло — штурмовой дрон «Wabi».

— Бро, тебе не стремно держать дома такие вещи?

— Так он же учебный, без оружия, — сказал Рон, и после паузы добавил, — я с него снял гранатомет и запер в сейф, на всякий случай, а то гости иногда балуются.

— А-а, — задумчиво протянул преторианец.

— Ну, вы где там а!? — крикнула Пума, — Я уже картинку перевела, а вы…

— Уже идем! — ответил экс-коммандос.

…Через несколько секунд Майо в недоумении уставился на нечто, напоминающее угловатую коробку размером с малолитражный автомобиль. Крышка коробки была снабжена парой широких треугольных крыльев, торчащих вверх под углом градусов тридцать. На корме у коробки имелся внушительный четырехлопастной пропеллер.

— Это что за хрень?

— Растопырка, — лаконично ответил Рон.

— Э… Не понял…

— Модельный ряд «Abrirador» (растопырок) фирмы «Retiair», образует две линейки: по цене и вместимости. По цене: офигенно дешевые, очень дешевые, просто дешевые, и недорогие. По дробному числу человеко-мест: полутораместные, 8/3-местные, 11/3-местные, и самые большие — 15/2-местные, рассчитанные на десантное звено с тонной груза. Это, — Рон Батчер хлопнул ладонью по фюзеляжу флайки, украшенному свежей яркой картинкой в виде карты Гренландии, — просто дешевая, 11/3-местная.

Преторианец покачал головой.

— Кошмар. Мой старший сын складывает оригами и то изящнее.

— А сколько ему лет? — поинтересовался Рон.

— Скоро пять.

— Ну, ясно. Он же еще ребенок. Взрослые так не умеют. Робот, тем более, не умеет. Особенно, если робот простейший, а программа монтажа — любительская.

— Хм… Шутка черного юмора, так? А где, кстати, у этой штуки хвост?

— Нет хвоста. Экономия.

— А-а… — протянул лейтенант.

— …И места меньше занимает, — договорил Рон, — Ты не беспокойся, она надежная. Позиционируется, как семейная машина для среднего класса в аграрных регионах.

— Для тех, кто очень любит семью, — хмуро прокомментировал Майо, — А я правильно угадал, что мы именно на ней и полетим?

— Ага, — весело ответила Пума, — про твою служебную флайку мы скажем констеблю, чтобы он ее передал вашему локальному штабу, а полетим на этой, так-то лучше, да!

— А какая скорость у этой растопырки?

— У базовой модели 300 узлов, но мы купили продвинутую. 400 узлов. До Рароиа мы долетим за пол-суток, не считая транзитных посадок. По-любому, ночью будем там.

— Это в смысле, что мы полетим прямо сейчас?

— Через двадцать минут, — уточнил Рон, — Черная кошка, ты проверь пока движок и механику, а мы с Майо притащим УПСы. Посмотрим, сколько штук сюда влезет.

— Что такое УПС? — поинтересовался Майо.

— OOPS — Operation One Person Shuttle, — пояснил экс-коммандос, — Это будет еще одна приманка, на которую мы попробуем поймать нашу акулу.

— Заодно оторвемся, и кое-каких денег поднимем, — добавила Пума.

54

Дата/Время: 14.03.24 года Хартии. Полдень

Место. Футуна-и-Алофи. Футуна, Колиа, fare Carpini.

Сикорака Хагена ушла в плавное пике, затем почти зависла на высоте меньше метра, проскользила, едва касаясь воды, и мягко выехала поплавками на песок у основания пирса. Люси первой выскочила из кабины, спрыгнула с крыла на землю и крикнула.

— Видали лэндинг?! Круто, ага!

— Зачетно, — согласился Оскэ, — Эй, Хаген, что это за мешок?

— Рыба, — ответил тот, — Прими уже оттуда, он тяжелый…

Оскэ схватился за горловину почти двухметрового черного пластикового мешка и, с неожиданной при его комплекции силой, дернул к себе. Мешок глухо шлепнулся на грунт. На пластике ясно читались белая надпись: «For dead men».

— Что за на фиг? — удивилась Флер.

— Американский, армейский, — пояснил Хаген, — У них для трупов специальные мешки. Типа, чтобы все было единообразно. На Филиппинах транспортная служба сколько-то приворовывает и продает за дешево. Хорошие мешки, прочные и с застежкой.

— Триффиды в доме есть? — деловито спросила Люси, — Я там у Хагена запекала рыбу с триффидами. Он говорит: жрать можно. Хаген, скажи, можно жрать?

— Можно. Даже вкусно местами.

— Тогда, по ходу, ты готовишь обед, — заключила Флер.

— Как так!!!

— А что? Все честно: вы позже нас прилетели.

— Но мы хавчик привезли!!!

— Ладно, я помогу. Заодно подсмотрю твой рецепт. Ежик, а ты оттащи это на кухню.

— Ну, вот, — проворчал он, взвалил мешок «For dead men» на плечо и двинулся к дому.

Хаген, прикрыв ладонью глаза, посмотрел в небо.

— Hei, foa, там еще кто-то летит. Кого ждем?

— М-гм, — буркнула Флер, снимая с полки под навесом морской бинокль, — Вроде мы больше никого не… Упс… Прикольно! Папа летит. А собирался быть завтра.

Люси толкнула Хагена в плечо.

— Хорошо, что мы до вечера у тебя не зависли. Я же, как бы, сижу дома и учусь.

— Да, это мы вовремя, — согласился он.

* * *

Фиолетовый «Safari» с рисунком летучей рыбы на фюзеляже резко упал на последние полметра, шлепнул поплавками по воде, качнулся из-стороны в сторону и, по-утиному переваливаясь, по длинной дуге покатил к пирсу.

Хаген кашлянул и неодобрительно покачал головой.

— Девчонки, давайте, что ли, я научу Микеле лэндиться по-человечески? Продолжая в таком стиле, он когда-нибудь долетается до неприятностей.

— Обычно он, все-таки, поаккуратнее, — заметила Флер.

— А должно быть всегда поаккуратнее, — Оскэ многозначительно поднял указательный палец к небу — Хаг совершенно прав. Надо как-то уболтать дядю Микки.

— Эй-эй, Хаген, — встряла Люси, — А ты как его собрался учить?

— Куплю ему такой же сенсореактивный дивайс, как у меня для работы, и…

— Ага, — перебила она, — У него потом не будет этой твоей проф, как ее…?

— Исключено, — сказал Хаген, — Это если года два, регулярно, с разными задачами.

— Ну, ладно… Тем более, хорошая штука, дома пригодится.

— Только не слишком увлекайтесь этим, — уточнил он, — По той самой причине.

Самолетик добрался до причальной стенки и ткнулся поплавком в резиновый пояс на уровне воды. Пропеллер застыл. Боковой сегмент плексового фонаря кабины отъехал вбок, Микеле Карпини спрыгнул на пирс и окинул встречающих хмурым взглядом.

— Привет, па… — робко сказала Флер.

— Привет, дети, — сказал Микеле, — Значит так, сейчас мы рассаживаемся на террасе за столом, и вы мне быстро, подробно и понятно рассказываете, чем занималась мама последние полста дней.

— Мы-то откуда знаем? — спросила Люси, глядя на отца честными глазами.

— Детка, — ответил он, — Давай-ка ты сейчас побудешь очень взрослой, потому что у нас серьезная ситуация. Маму арестовали в Хониаре.

— Арестовали? Па, ты что…?

— … По решению Верховного суда, — договорил Микеле, — А теперь, мы соберемся за столом, вместе выясним, почему это произошло, и решим, что с этим делать.

* * *

Флер, автоматически оказавшаяся в роли хозяйки дома, молча налила всем какао. Задумалась на полминуты, и достала из бара бутыль виноградного самогона и пять бронзовых рюмочек-наперстков. Плеснула в каждый по капельке.

— Спасибо, детка, — сказал Микеле, — Так, кто начнет объяснять?

— Па, — спросила Флер, — А ты полковнику Андерсу звонил?

— Я разве не сказал? Он тоже арестован. Мама, он и майор Журо.

— Во, как… — пробормотал Хаген, почесав в затылке, — Типа, они трое были в деле.

— В каком? — быстро спросил Микеле.

— Ну, типа если троих сразу нахватывают, — пояснил он, сосредоточенно крутя в руке рюмочку, — то, по ходу, они сообща крутили фартовую тему и сообща влипли.

Люси под столом толкнула его ногой.

— Хаген! Выгружай все! Не тяни селедку за хвост!

— Все, так все, дядя Микки. Тема: взорвать Тлалок, и снять с этого сильный табаш. А, чтобы боковые не бросили когти на стол, надо было замутить шухер в другом лабазе. Рапа-Нуи, Титикака, Бруней, Тимор… Оп, и распилили табаш в круге без боковых.

— Парень, где ты набрался этого каторжного жаргона?

— Ну, если такой вопрос… Прапрадед воевал за нацистов, прадед — за коммунистов в Латинской Америке, дед торговал кокаином в Гондурасе и сел, мама уехала на Фиджи, родила меня от парня, который был бомбером в «Action-Direct» и где-то накрылся. Она склеила одного киви, и улетела на Аотаироа. Я закончил колледж, вписался в мутную тему с «Береговым братством», и сел за коммерцию, ненадолго. А сейчас — нормально.

Микеле отпил половину из своей рюмочки, и пожал плечами.

— Ладно. Я тоже не граф де ла Фер… А теперь расскажи про Тлалок подробнее.

— Он заминирован, — сказал Хаген, — Несколько тысяч L-bomb, по 24 мегатонны каждая.

— Откуда ты это взял?

— Па, телескоп же! — вмешалась Люси, — И индуцированная зима, помнишь?

— И бум на производстве лития-6 и дейтерия — добавил Хаген, — Все четко, дядя Микки, цифра к цифре. Люси, метни доказуху на стол. Там толковому хомбре все видно.

Люси вышла на секунду, вернулась с ноутбуком и положила его на середину стола.

— Там фолдер называется «Tlalok». В нем вся инфо. Один файл — реферат, а остальное таблицы и графика. Ну, по ходу увидишь, ага?

— Увижу, — отозвался Микеле, — Так, дети. Вы посидите тут час, а я пойду в кабинет, и попробую все это прочесть и переварить. Вы пока никуда не звоните и не поднимайте лишнего шума. Сначала — разбираемся, потом — делаем. Всем понятно?

— Чего ж тут непонятного, дядя Микки, — проворчал Оскэ.

— По понятиям так, — согласился Хаген.

Микеле кивнул, взял со стола ноутбук и вышел. Флер громко шмыгнула носом.

— Вот, блядство… Выходит, мама влипла из-за литиевого и дейтериевого бизнеса?

— С чего ты взяла? — спросил Оскэ.

— Ну, Хаген же сказал про литий, дейтерий и табаш.

— Я не сказал, что табаш на литии и дейтерии, — уточнил он, — Литий и дейтерий это, наоборот, затраты, а сам табаш на чем-то астероидном… Короче, не знаю.

— Астероид это просто камень, — веско заявила Люси, — там клады не зарыты.

— По-любому, им предъявили не астероид и даже не литий с дейтерием, — подвел черту Оскэ, — Суд это не интересует. Им предъявили войну. Давайте отсюда крутить весла.

— Которую войну? — спросил Хаген.

— Их не так много, — сказала Флер, — Давайте по порядку. Рапа-Нуи с окрестностями…

— Отпадает, — перебила Люси, — Там был балаган, а не война.

Флер кивнула и продолжила:

— Галапагосы…

— Тоже мимо, — сказал Хаген, — Законная тема, ликвидация базы naval bandidos.

— … Перу…

— Эту селедку не она тралила, — ответил Оскэ, — Чилийцы и бразильцы сами…

— … Бруней.

Возникла пауза. Хаген закурил сигарету. Оскэ лизнул из своей рюмочки и сказал:

— Бруней это реальная жопа. Больше ста тысяч трупов. Геноцид в полный рост.

— А мама при чем? — возразила Флер.

— По ходу, красные кхмеры не сами по себе хлопнули по Брунею, — сказал он.

— Нет, — возразил Хаген, — В Брунее были сплошные исламисты. Какой там, на фиг, геноцид? Это как с naval bandidos: законная ликвидация.

— Ты где такое прочел? — поинтересовался Оскэ.

Хаген, чуть заметно повел плечами и улыбнулся.

— В книге жизни, бро. За погашенных исламистов суд никого ни разу не обидел.

— Да, это так. Правда, были еще дипломаты и туристы…

— Дипломаты это оффи, — вмешалась Флер, — За них не накажут. А туристов никто специально не гасил. Случайные жертвы. Нечего было ездить в исламский султанат. Кстати, я вот что подумала: ведь наши разменяли Бруней на Ириан… В смысле, на республику Хитивао — Западная Новая Гвинея. Индонезийцы забрали брунейские нефтяные платформы и их форсы ушли из Ириана без единого выстрела. Верно?

— Кстати да, — поддержала Люси, — ничего маме не будет за этот Бруней. Хороший исламист — мертвый исламист. А то, что нормальных канаков, западных папуасов, освободили без войны — это вообще… Короче, за это бонус надо выписывать.

Оскэ цокнул языком и выразительно покачал головой.

— Так, да не так. В Брунее кхмеры гасили всех. Они не разбирались: исламист, или обычный задолбанный мусульманин, взрослый или ребенок…

— Так кхмеры же гасили, а не Чубби! — перебил Хаген.

— Это не отмазка, — грустно сказала Флер, — Кхмеров суд посчитает, как инструмент.

Хаген кивнул, посмотрел на потолок, что-то прикидывая, и предположил:

— По ходу, лет пять за это вклеить могут. Но это не катастрофа, так?

— Сказать папе, чтоб не слишком нервничал? — предложила Люси.

— Подожди, — старшая сестра потерла ладонью лоб, — Не все так просто. Раз папа нервничает, значит, тут может быть хуже отсидки.

— ВМГС — то за что? — воскликнул Хаген, — Тут и близко ничего такого нет!

— Восточный Тимор, — лаконично ответил Оскэ.

— Что — Восточный Тимор?

— Ну, в итоге туда загрузили красных кхмеров, а это сам понимаешь…

— Не понимаю! — Хаген хлопнул ладонью по столу, — Что они там сделали?

— Для начала, захватили власть.

— Но там и раньше у власти были скоты. Может, красные кхмеры не хуже.

— Хуже, — возразил Оскэ, — Прочти про Пол Пота и камбоджийский процесс.

— Так это было больше полвека назад, — вмешалась Флер.

— Ты думаешь, за это время они, занимаясь разбоем в джунглях, стали лучше?

— Ну, мало ли… — пробормотала Флер.

Люси громко щелкнула ногтем по бутылке.

— Hei foa! Может, посмотрим по i-net, чего там, на Восточном Тиморе?

— Да, — одобрил Хаген, — Если там не совсем херово, то и нам не совсем херово.

Флер на минуту вышла и вернулась с ноутбуком.

Анонсы по запросу «Восточный Тимор Красные Кхмеры»

CNN (Нью-Йорк). Иногда они возвращаются. Мы думали: «Красные Кхмеры» — это история. Музейный экспонат: самый кошмарный режим прошлого века. Но сейчас трагедия Камбоджи повторяется в Восточном Тиморе. Коммунистические боевики, захватив нищую (200 долларов в год на семью) страну, обратили в рабство более ста тысяч восточно-тиморцев, т. е. треть взрослых жителей. Безработных (а их здесь 50 процентов трудоспособного населения) хватают прямо на дорогах и помещают в «коммунистический трудовой лагерь» за колючей проволокой. Попытка избежать принудительного труда карается немедленной смертью. Сам труд в нечеловеческих условиях, на голодном пайке — тоже смерть, только медленная. По мнению экспертов ООН, если мировое сообщество не вмешается в ситуацию в ближайшее время, то Восточный Тимор станет одним гигантским кладбищем…

BBC (Лондон). За последние сто лет мир не видел более возмутительной и позорной политической сделки. Респектабельные на вид правительства нескольких стран ЮВА наняли банду маоистов для уничтожения маленького государства Бруней вместе с населением, которое, по мнению соседей, жило слишком благополучно за счет своих природных ресурсов. По примеру Карла IX, отдавшего почти 500 лет назад приказ о геноциде протестантов во Франции, страны-заказчики приказали палачам-маоистам: «Убейте всех, чтобы никто потом не мог бросить нам упрек»… Позорная сделка и позорная цена. Красным палачам за эту гнусную работу отдали во владение другую маленькую страну — Восточный Тимор — вместе с миллионным населением. Красные Кхмеры возобновили эксперимент по превращению целой страны в лагерь смерти…

Metro-TV (Джакарта). Нельзя строить политику на человеческих страданиях. Это — моральный принцип, общий для Востока и Запада. К сожалению, лобби топливно-энергетических супер-корпораций, во многом контролирующее политику и СМИ в некоторых странах Запада, лишено моральных ограничителей. Ряд западных медиа-агентств ищут в нашем регионе виновников брунейской и тиморской трагедии, и маоистского реванша. Но разве у нас, в ЮВА, истинные корни кризиса? Нет! Лидер «Красных кхмеров» учился «революционной деятельности» в Париже, и именно французская колониальная политика привела к тому, что маоизм стал популярен в Камбодже. И давайте вспомним: когда после пяти лет правления, режим Пол Пота в Камбодже был свергнут, западные политики в ООН требовали, чтобы «Красным Кхмерам» была возвращена власть. Они поддерживали ту партию, которую сейчас называют «маоистскими палачами». Есть ли совесть у этих политиков? Кто, вопреки истинной воле народов, создал в ЮВА два искусственных карликовых государства — Бруней и Восточный Тимор? Все те же западные политики, находящиеся на службе у транснациональных концернов с офисами в Лондоне, Нью-Йорке, Париже и Женеве. Первое из этих псевдо-государств было позорным реликтом средневековья, а второе — вообще существовало лишь на бумаге. Теперь, когда эти геополитические нонсенсы показали свою нежизнеспособность, обвиняют, почему-то, нас….

Syn-Hua (Пекин). Военный крах, постигший Бруней и Восточный Тимор — это новое доказательство системного банкротства псевдо-демократического капитализма в Индоокеанском регионе. Буржуазные СМИ пытаются свалить все беды жителей этих стран на «коммунистический режим красных кхмеров». Как будто, до того, Бруней и Восточный Тимор были благополучны. В действительности, общеизвестно, что когда окружение султана Брунея купалось в роскоши, всего в нескольких километрах от столицы трудящиеся жили, как в каменном веке. То же и в Восточном Тиморе, где в роскоши купались менеджеры нефтяных концессий, а население жило впроголодь. Утверждение о том, что в гуманитарной катастрофе на Восточном Тиморе виноваты коммунисты — заведомо ложно. Современное правительство народного доверия с участием коммунистов, наоборот, планомерно старается преодолеть деградацию экономики, порожденную буржуазными экспериментами в этой стране.

Galaxy Police Flog (Самоа-Апиа). Новая дележка восточно-индоокеанской пиццы, по некоторым признакам, приближается к финалу. Какие бы неформальные договоры не заключались в начале, теперь что сделано, то сделано. Индонезийская Западная Новая Гвинея стала папуасским Хитивао, а бывший султанат Бруней по-соседски распилен между Индонезией и Малайзией. Армия красных кхмеров, которой, как в бильярде, сыграли от двух бортов (точнее, берегов) — брунейского и западно-новогвинейского, закатилась в восточно-тиморскую лузу. «Мавр сделал свое дело — мавр должен уйти» (вместо мавра — кхмер, но это детали). Концентрация на западе Тиморе боевиков из исламского формирования «Тахрир» (при явно плановой пассивности индонезийских спецслужб), наводит на мысль, что в ближайшей тиморской войне, игроки решили избавиться от лишних (и несимпатичных) фигур: и от Красных кхмеров, и от Тахрира, путем их взаимной аннигиляции в ходе скоротечных боевых действий…

Микеле Карпини, уже некоторое время стоявший за спиной четверки молодых людей (увлеченно изучавших прессу), прочел последнюю фразу и резюмировал.

— Молодцы, дети. Разобрали ситуацию. Правда, оптимизма это не добавляет, но…

— Почему не добавляет? — перебила Флер, — Если комми и исламисты взаимно того…

— А население? — спросил он, — Там миллион жителей, ты не забыла?

— Я не врубаюсь, — вмешался Хаген, — Если там такая жопа, то почему жители еще не смылись? Чего они там сидят и дожидаются очередной войны?

— Оно так всегда бывает, — со знанием дела, ответил Оскэ, — Когда я работал в Транс-Экваториальной Африке, там было то же самое. Жопа, а люди, почему-то не линяют.

— А насколько там сейчас жопа? — спросила Люси, — Ну, пресса же может врать…

— Правильно, детка, — сказал Микеле, — давай-ка мы это выясним.

— Давай-ка Флер это выяснит, — уточнила она.

— Верно, — согласился он.

Старшая сестра сделала большие глаза.

— Папа! Почему именно я?

— Потому, хорошая моя, что ты сможешь сделать это быстро. Мы с тобой знаем одного парня, который во всех маминых темах оказывается в самой…

— … Жопе, — договорила Люси.

— Ага… — Флер, щелкнула пальцами — Если только у него включен OWL…

Она подвинула к себе ноутбук и щелкнула по значку со стилизованной совой. Сова взмахнула крыльями, и, секунд через десять, мигнула ярко-желтыми глазами. Флер мгновенно забарабанила пальцами по сенсорной панели.

= Hi, Винни! Как твои опилки?

= Hello, Крошка Ру! Жизнь продолжается!

= Как у тебя там, Винни? Очень херово?

= Бывало хуже. Работа идет. Сейчас тихо, дальше — как получится.

= А прикинь, Винни, мама Кенга сейчас в зоопарке.

= Она не забыла взять сумку?

= Нет. Но она забыла где-то витамины. Ты можешь сказать, где?

= Знаешь пустыню на южной опушке?

= Ну?

= Сверху — река, в реке — крокодил.

= Который крокодил?

= Крошка Ру! Это крокодил, который хотел сожрать папуаса, но не доплыл.

= Знаю. Витамины у него?

= Однозначно.

= Винни, а ты с ним хорошо знаком? Он действительно такой страшный, как говорят?

= Кому — как. Крокодилы белыми и пушистыми не бывают.

= Это понятно. А у него характер не портится?

= Нет, стал даже лучше. А ты решила заняться зоологией?

= И я, и Ослик Иа, и все-все-все. Интересует поведение, ограничение и питание.

= Может, тебе нужно кино про него?

= Да! Классно!

= Диск в среднем дупле у птички. Я ей скажу через 10 минут и она отдаст тебе его за песенку про перышки. Только зайди другой дорогой и не забудь протереть пыль.

= ОК! Винни, ты настоящий друг! Я поделюсь впечатлениями!

= ОК. Стучись, как-чего.

* * *

Оскэ уже притащил другой ноутбук и толкнул его по столу к Флер. Она тут же стала набирать что-то. Микеле в недоумении покрутил между пальцами зажженную сигару.

— Э-э… Я не понял, что это было?

— Па, это же просто! — удивилась Люси, — Флер сказала Уфти, что маму закрыли. Он спросил, серьезно ли. Флер ответила, что серьезно…

— Как это она ответила? — перебил Микеле.

— С сумкой, — пояснил ему Хаген, — Ну, с вещами. Значит, надолго.

— А-а… Ясно. А при чем тут витамины?

— Витамины это флэйм. Просто надо дважды спросить «где?», и тогда собеседник тебе объяснит, где он находится.

— Так. Я начинаю понимать… Крокодил это, видимо, Тимор. Река это пролив севернее Австралии, а папуас это, соответственно, Новая Гвинея.

— Ну! Видишь, па, все элементарно.

— Гм… Не сказал бы, что элементарно… А кассета с фильмом — это…?

— Видео-файл на любительском блоге, — перебила она, — Птичка это Mery Bird Land, среднее дупло это Хоррор-таун. Он ниже по широте, чем Муспелл-вилл и выше, чем Пуэрто-Колибри. Значит, это блог «My-MBL-Horror».

— А песенка — это пароль, надо полагать? И файл ты потом сотрешь, верно?

— Ну, конечно, папа! Видишь, ты уже ориентируешься.

* * *

Кино начиналось с цепочки роликов о кхмерском десанте 1-го марта. Видеоряд был, в основном, снят на плохие камеры дешевых мобайлов, но были и более качественные фрагменты с меткой RSF-video (репортеры без границ) в правом-нижнем углу кадров.

В начале на экране наблюдались лодки «Zodiac» с вооруженными людьми в темно-зеленой униформе, плывущие к берегу. На заднем плане явно гражданский корабль, с которого выпускались в сторону какой-то цели на берегу реактивные снаряды.

Потом появился центр маленького, преимущественно двухэтажного, городка, видимо заснятого непосредственно после артобстрела и штурма. Продырявленные пулями и горящие автомобили, пробитые снарядами и тоже горящие дома. Трупы на дороге.

С короткой дистанции были сняты небольшие организованные группы смуглых солдат индокитайской внешности, в темно-зеленой униформе, вооруженных автоматами типа STEN-NEXT с примкнутыми штыками. Они деловито и быстро двигались по улицам, а иногда вытаскивали кого-то из домов и пускали в ход штыки. Короткие перестрелки засняты пару раз, и в кого там стреляли — непонятно. Маленький правительственный комплекс репортер снимал долго, акцентируя внимание на разрушенных зданиях и на куче трупов, небрежно сваленных на круглой площади.

«Взяли тепленькими и прислонили для ясности», — выразился по этому поводу Хаген.

Дальше следовал архив «Tele-Comrade» (TV-канала Socialictic Republic Timor-Leste), охватывающий период с 2 по 13 марта и организованный по тематическим рубрикам:

— Партия Народного Доверия.

— Военное дело.

— Борьба с бандитизмом.

— Перевоспитание.

— Мирный труд.

— Молодежная программа.

— Международные отношения.

Итак, Восточный Тимор стал социалистическим и однопартийным. Партия Народного Доверия 1 марта взяла власть (от имени трудового народа), а 2 марта — восстановила телетрансляцию и сообщила народу об этом радостном факте. Народ (как сообщала хроника), воспринял это с небывалым энтузиазмом и 5 марта, на общенациональной конференции депутатов трудящихся, вручил упомянутой партии всю полноту власти.

Товарищи Доктор Немо, Ним Гок, Ройо Исо, Хомбре Оже и Симона Сид, составляли политбюро партии, которое теперь и управляло страной. На вид, доктор Немо был филиппинцем, комбриг Ним Гок — кхмером (единственным в этой команде), адмирал Ройо Исо — латиноамериканцем, и только Оже и Симона — этническими тиморцами.

(Посмотрев на них, Люси сразу заявила: «Оже — серьезный дядька, а Симона — кофе приносит, со стола вытирает, печатает на компе, и так, вообще, для эстетики»).

Симона Сид, видимо, действительно была для эстетики: она играла роль PR-lady, и маячила на первом плане то при раздаче дешевых телевизоров и велосипедов тем фермерам, которые вступали в агро-кооперативы, то на фоне медицинских пунктов, открытых новой властью в нескольких деревнях, то на пунктах записи молодежи в волонтерскую милицию. Ее живость немного компенсировала апатию аборигенов.

Местные жители, похоже, радовались подаркам, но подозревали, что конструкция мироздания неизбежно приведет к тому, что вслед за подарками на них посыплются неприятности сопоставимого, а то и большего размера. Для этого были не только метафизические, но и очевидные военно-политические предпосылки.

Военное дело стояло на почетном втором месте вовсе не из любви однопартийных режимов к милитаризации жизни. В западную, индонезийскую часть Тимора шли транспортные корабли с боевиками «Тахрира» и оружием, и было ясно, что война разразится уже в текущем месяце. Армия СРТЛ в несколько раз уступала своему будущему противнику по численности, зато она имела профессиональное ядро из кхмерских, филиппинских и латиноамериканских военных-нелегалов. Солдаты из местной молодежи составляли, если судить по кадрам, только вспомогательные подразделения. Они разгружали в порту морские контейнеры с оружием, и строили противопехотные и противотанковые заграждения. Стрелковые тренинги с ними проводились, кажется, в основном для поддержания энтузиазма этих мальчишек и девчонок. Командиры явно не собирались бросать их в бой на этой войне…

…А вот в операциях по борьбе с бандитизмом эти молодые ребята уже участвовали. Понятие «бандитизм» здесь толковалось очень широко. В него включались и просто безработные, грабившие на дорогах и, собственно, «классические» банды, и группы исламских боевиков с которыми часто шли перестрелки на кое-как демаркированной границе с Западным Тимором. К категории «потенциальных бандитов» новая власть относила всех постоянных обитателей палаточных городков для беженцев. Городки построила миссия ООН в конце прошлого века, и они превратились в полноценные трущобы с населением полтораста тысяч человек, имевших только два источника существования: международная гуманитарная помощь и мелкий разбой на дорогах. Жители палаточных городков подлежали не поголовной ликвидации на месте (как бандиты), а (как сообщалась в хронике) «добровольному перевоспитанию».

(«…И толстый-толстый слой шоколада», — скептически прокомментировала Люси).

На европейском политическом сленге «Перевоспитанием» называется уничтожение «асоциальных элементов и носителей чуждой идеологии», желательно, с получением хозяйственной выгоды. Самый распространенный метод — тяжелая работа (например, в каменоломнях) почти без еды — изобретен 500 лет назад католическими европейскими padre в Новом Свете для «перевоспитания» туземцев-язычников. Метод оказался эффективным: примерно 80 миллионов перевоспитались и умерли. В эпоху первых двух мировых войн этот же метод применялся в СССР, Германии и Японии, а позже — в молодых «развивающихся национальных демократиях» Азии и Африки. В европейской полит-мифологии авторство «Метода Перевоспитания» приписывается советским коммунистам. Грубый, но действенный PR-ход, позволяющий прикрыть торчащие уши самой традиционной и массовой европейской религиозной лавочки.

Салот Сар (более известный, как Пол Пот) изучал «Перевоспитание» во Франции, у католиков-гуманитариев. Близость к истокам метода принесла Салот Сару мировой рекорд в «Перевоспитании». За 4 года Красные кхмеры «Перевоспитали» четверть населения Камбоджи. Ним Гок, в отличие от Салот Сара — Пол Пота, в католических университетах не учился. Его наставниками были прагматичные бандиты, которые не превращали истребление людей в культ, т. е. считали убийство средством, а не целью. Соответственно, «Перевоспитание» по версии Ним Гока выглядело неубедительно…

Общее мнение лаконично и четко выразил Хаген:

— Это обычная каторга на строительстве, но хавчик — говно. Это даже отсюда видно.

— Почему говно? Конвоиры едят из того же котла, — возразил Оскэ.

— Вкуснее оно от этого не становится, — стоял на своем Хаген, — И вообще, что это за сортир? Накопали ям, и сри туда, как зайчик. Трудно, что ли, нормально сделать? А вместо душевой вообще бочка на ножках. Про домики я просто молчу. Сараи. И еще инструмент. Кто же такие работы делает лопатами? Трактором проще и дешевле.

— Страна бедная, — заметила Флер, — Соответственно, и каторга такая.

— На ликвидационный лагерь по-любому непохоже, — вмешалась Люси.

— Это самое существенное, — поддержал ее Микеле Карпини, — Я не вижу тут ни одного голодного человека. И ни одного серьезно больного.

— Эти кхмеры не совсем красные, — подвел итог Оскэ, — А на тракторы у них денег нет.

Тракторы (точнее — трехколесные мини-тракторы) появились в следующей рубрике — «мирный труд». Ним Гок и доктор Немо передавали сто этих машин представителям только что созданных социалистических агро-кооперативов.

— Это «Jirafa», — Хаген ткнул пальцем в трактор, — Их выпускает фирма «Ta-o-Vave» на Тонга, для малобюджетных стран. Дешевле — только одноколесная садовая тачка.

— Откуда знаешь? — спросила Люси.

— Я программировал моторику для сборочного робота под это производство.

— Мир тесен, — проворчал Микеле.

— Это точно, дядя Микки. А товарищи коммунисты сэкономили на своих фермерах.

— Так ведь даром отдают, — вставил слово Оскэ, — Все лучше, чем ничего.

— Фиг даром, — фыркнула Флер, — Потребуют долю с урожая, я тебе точно говорю.

— С урожая чего? — спросил Микеле, — Что там вообще выращивают?

— Ну… — она задумалась, — … Не знаю. Можно посмотреть в интернет.

— Да, — Микеле кивнул, — И еще глянем, какие там грунты и как обрабатываются.

— Это еще зачем, па?

— Так, на всякий случай… А это что за шоу?

На экране мягко и стремительно вертелись несколько парней в серой униформе.

— Типа, красивый камбоджийский бокс в молодежной программе, — ответил Оскэ.

— Реклама записи в милицию, — добавил Хаген, — Вон, справа-сверху картинка.

— Ну, рекламный ролик, — согласилась Флер, — А вообще — нормальная молодежная программа. Музыка, танцы, спорт и…

— Добровольная запись в лагеря коммунистического труда, — мрачно подсказал Оскэ.

— Добровольность — фэйк, — сказала она, — Но эти лагеря не похожи на тот долбанный кошмар, про который в прессе… Хотя, конечно, вопрос еще, что и как там снимали…

— Вот-вот, — хмуро добавила Люси.

— Тихо, дети, — вмешался Микеле, — Начинается рубрика международные отношения.

Международные отношения у СРТЛ были только с тремя странами.

Очень плохие — с Индонезией (в виду будущей войны).

Мутные — с Австралией (по концессионной нефти в Восточно-Тиморской акватории).

Вполне приличные — с ДМА, Доминионом Моту-Атауро (Северный Тимор).

* * *

Каким образом маленький остров Атауро, лежащий менее, чем в 15 милях к северу от столицы Восточного Тимора, города Дили, избежал захвата кхмерскими рейдерами, в начале было непонятно. Видимо, что-то там произошло еще 1 марта.

— Атаурцы в первый день пнули красных кхмеров по клешням, — предположил Хаген.

— Чем пнули? — поинтересовалась Флер, — И кто конкретно пнул? По справочнику, там 8000 жителей, из них половина — еще дети. А посчитай еще женщин, стариков…

— Но пнули же, — возразил он.

— Ага. Вот я и думаю: кто. Не местные же рыбаки на лодках из фанеры second-hand…

— Упс… — перебил Оскэ, тыкая пальцем в экран.

«…Рабочий визит товарищей Ним Гока и Ройо Исо в дружественный ДМА, — вещал диктор, — Они передали мэрии ДМА двух иностранных асоциальных элементов из группировки т. н. «голубых касок» для последующей передачи властям их стран. Эти асоциальные элементы были вчера задержаны милицией за попытку пособничества бандформированиям. В ходе визита, товарищи Ним Гок и Ройо Исо посетили новый морской грузовой терминал, фабрику легкомоторной техники и экспериментальную ферму агро-кооператива, а также мобильную батарею береговой охраны…».

— Фанера second-hand, — передразнила Люси старшую сестру.

— Типа, рыбаки, — буркнул Хаген, глядя на квадроциклы-амфибии с гранатометами и комплексами ПВО на турелях, легкие штурм-флаеры «Abris» учебно-боевые компакт-виропланы «Tartar», и мото-понтоны с мортирами жуткого калибра.

— У пирса под маск-сеткой вообще что-то зверское, — предположил Оскэ, снова тыкая пальцем в экран, — Может, ракетные летающие лодки, или типа того.

«…Посетили эко-деревню-кемпинг в Туа-Койн, — продолжал диктор, — и беседовали с туристами из Австралии. Товарищ Ним Гок признал, что в данный момент на Тимор-Лесте не так спокойно, как на Атауро, но подчеркнул: это временные трудности, из-за бандитизма транснациональных плутократов и фундаменталистов. Он предложил не верить лживой буржуазной пропаганде и приезжать в СРТЛ уже в следующем сезоне, когда будет построен новый аэропорт и улучшена транспортная инфраструктура…».

Люси сложила губы трубочкой и, предразнивая диктора, повторила:

— …Когда будет улучшена транспортная инфраструктура, лошадки после дождика не будут увязать в грязи на тропинке в аэропорт, и туристы смогут туда добраться.

— А я вот думаю о том, что показали на ферме, — задумчиво сказал Микеле, — Это ведь свежие посадки триффидов, и они сделаны ровно по той методике…

— …Которую ты придумал вместе с доком Мак Лоу еще давно, на Алофи, — перебила Флер, — И Уфти этому учился для Африки, а значит Уфти там, на Атауро!..

— …Но на военной технике эмблема — не наш пропеллер, а папуасская райская птичка.

— Уфти всегда называет себя настоящим папуасом, — заметил Оскэ.

— Да, — согласился Микеле, — Но при чем тут эмблема?

— Может, лучше у него спросить? — вмешался Хаген, — Связь же есть.

55

Дата/Время: 14.03.24 года Хартии

Место. Восточный Тимор и Атауро. Хроники.

Адмирал Ройо Исо похлопал ладонью по стеклопластовому фюзеляжу вироплана.

— Товарищ Винни, а как быстро можно обучить стрелка-пилота для этой техники?

— Ну, чтобы просто научиться летать и стрелять, достаточно трехнедельных курсов.

— Так мало?

— Почему мало? Тут для начала нужна только первичная летная подготовка.

— Я пилотировал обычную авиетку, — сказал адмирал, — но это ведь совсем другое.

— Ничего не другое! — возразил Винни, — Попробуй и увидишь. Кэп Ен, разреши мне показать коллеге, как летают на «Тартаре»?

Пак Ен почесал в затылке и повернулся к Ним Гоку.

— Хэй, комбриг, как по-твоему это соответствует программе визита?

— Технику надо смотреть в действии, — заметил кхмер, — Как иначе?

— Он прав, Пак, — поддержал Ромар, — Тем более «Tartar» — машина простая…

— Yo! — добавил Дв, — Они хотят покупать. Никто не берет свинью в мешке, не глядя.

— ОК, — Пак Ен махнул рукой, — Летите, но без экстрима, слышишь, Винни?

— Мы сделаем облет акватории острова, и все, — пообещал командос, — Ну, стрельнем во что-нибудь учебное, вроде портового мусора, его там много плавает.

Виропланы этой модели носили неофициальное прозвище «alatetere» (т. е. крылатый чайник) — отчасти за некоторое внешнее сходство, а отчасти, за крайнюю простоту пилотирования. Их предшественники, созданные без малого четверть века назад, уже были очень простыми, т. к. проектировались для патрульных пилотов с минимальной подготовкой. Затем они еще упростились — для пилотов из Транс-Экваториальной Африки, и еще раз — для начальной подготовки 15-летних курсантов ВВС Папуа. Уже ходили шутки, что следующий клон этих машин будет оборудован термостатом для молока и соской… В общем, проблем с взлетом у адмирала Ройо Исо не возникло.

Когда остров Атауро мягко провалился вниз, Винни подмигнул пилоту и спросил:

— Ну, что? Нравится игрушка?

— Игрушка, — повторил Ройо, нервно поглаживая штурвал, — С трудом верится, что это боевая машина. Ты воевал на такой?

— Нет, я на ней только сдавал учебно-боевой минимум и летал в зоне конфликта.

— Ясно… А хотелось бы посмотреть, как она ведет себя в реальном бою.

— Когда вернемся, спроси у ребят Два, — посоветовал Винни, и добавил, — Сейчас очень мягко делай левый разворот на два румба. Тут чувствительность выше, чем у авиетки.

— Делаем обход против часовой стрелки? — уточнил Ройо.

— Ага. Пройдем над проливом на пол-пути к Ветару, потом облетим северный берег Атауро на удалении 12 миль с востока на запад, дальше развернемся к югу, пройдем между Атауро и Алором, а потом — на восток, мимо Тимора, и на север, на базу. По дороге, я думаю, по-любому найдется, во что пострелять.

Через четверть часа, когда они летели над морем, севернее цепи Малых Зондских островов, адмирал, уже вполне освоившийся с управлением, сообщил:

— Вижу некрупное дерьмо из старых досок. Это годится для учебной мишени?

На волнах покачивался потемневший от времени стандартный деревянный поддон 800x1200, средняя из пяти досок которого проломилась. Вероятно, это случилось приблизительно месяц назад, в каком-нибудь порту на юге Сулавеси, и бригадир грузчиков, произнеся ряд непечатных слов, отправил вышедшую из строя вещь странствовать по маршруту дующего в это время года северо-западного муссона.

— Маловата хреновина, но сойдет, — решил Винни, — Короче: картинка на стекле над штурвалом — это экран баллистического компа. Типа, прицел. У нас есть dazzle-gun (ослепляющий лазер), и автоматический гранатомет-пневматика. По такой мишени стреляем из гранатомета, а лазер на малой мощности юзаем, как целеуказатель.

После четырех неудачных заходов на цель, Ройо выполнил-таки правильное пике и по одобрительному кивку инструктора, надавил гашетку. Очередь из четверть-фунтовых гранат легла поперек поддона. Взлетели фонтаны воды и обломки досок.

— Чисто, — констатировал Винни.

— Хорошее оружие, — заметил довольный адмирал, — а на чем бы испытать dazzle-gun?

— Ну, мы обычно стреляем по надутым кондомам.

— По надутым кондомам? Серьезно?

— Ага. Они есть в любой армейской аптечке, и попадание сразу видно. Лопаются.

Адмирал заржал и от души хлопнул Винни по плечу.

— А вы там, в Папуа, веселые парни, как я погляжу.

— Вы на Тиморе тоже не грустные, — откликнулся тот.

— Но, давай, все-таки, попробуем найти мишень в море, — добавил Ройо, — а кондомы оставим на крайний случай. Вообще-то они нам для другого пригодятся.

На этот раз заржали оба.

Вироплан повернул к югу, над проливом между Атауро и Алором.

В кармане комбинезона пискнул мобайл. Винни вынул трубку и глянул на экранчик.

= Hi Винни! Это опять я! Хочу спросить.

Винни вынул стилос и ответил:

= Hola, Крошка Ру. Это очень срочно?

= А ты занят?

= Да. Освобожусь через час.

= Тогда стукни мне, ОК?

= Да. Как только так сразу.

Он убрал трубку обратно в карман.

— Подружка из дома? — спросил Ройо, успевший прочесть сообщения на экране.

— Ага.

— Ясно. А здесь уже нашел кого-нибудь?

— Я тут недавно, так что пока только присматриваюсь. А ты?

— Вот и я тоже. Здесь симпатичные девчонки, верно?

— Даже очень, — согласился Винни, — Так… Посмотри на радар. Видишь точку? Ткни пальцем, комп доложит, что это за фигня.

Адмирал кивнул и коснулся точки, отображающей объект в 30 милях к югу от них, примерно между Макасаром и Дили. На экране мгновенно возникла таблица.

Объект: Легкий скоростной вертолет.

Класс: Военный, вспомогательный.

Модель: «Agusta-340», made in EC.

Вооружение: 1 Minigun, 2 Aspic.

Максимальная скорость: 180 узлов.

Элементы движения:

Координаты: S 008.81, E 125.64.

Курс: 41.9.

Высота: 5400 метров.

Скорость: 165 узлов.

Винни сморщил нос, издал тихое мычание и удивленно спросил.

— Что за наглый тип? Прет на военном вертолете по чужому небу. Тормознем его?

— Он впятеро тяжелее нас, — заметил Ройо, — у него скорострельный пулемет и ракеты.

Винни улыбнулся и подмигнул.

— Это не бокс, прикинь? Главное — мы маневреннее и на нашей стороне внезапность.

— Винни, ты действительно предлагаешь его подрезать?

— А что, смотреть на него, что ли? Тебя сменить за штурвалом?

Адмирал отрицательно качнул головой.

* * *

Двое сотрудников британской CTU (Countr-Terrorism Unit), прибыли три дня назад из Манчестера в Дарвин, сутки назад — из Дарвина на базу ВВС Австралии Ашмор-риф, а полтора часа назад вылетили с Ашмора к острову Ветар. Там на опорном пункте ВМФ Индонезии в поселке Илваки, с вечера 1 марта содержался некто Хэнк Худ: бывший третий помощник капитана круизного лайнера «Royal Diamond», соучастник военных преступлений и террористических актов, совершенных «Армией Красных Кхмеров». После десятидневного дипломатического сутяжничества, контрразведка Индонезии согласилась отдать Хэнка Худа его родной британской спецслужбе — «на условиях самовывоза», как выражаются бизнесмены. Двум агентам CTU как раз и предстояло выполнить этот самовывоз. Полет через воздушное пространство Индонезии был, разумеется, согласован, а идея согласовывать что-либо с непризнанными властями Западного и Северного Тимора никому даже в голову не приходила. Агентам просто приказали идти выше зоны действия ручных «Стингеров», которые (как считалось в Лондоне) были единственным средством ПВО в этих «нелегитимных автономиях».

На появление легкомоторного флаера в двух милях по левому борту, агенты никак не отреагировали. И эта модель, и опознавательный знак на ее фюзеляже: черный силуэт двухвостой птицы-бабочки на красном фоне, были им неизвестны. Напротив, зеленый круг с белыми литерами «ISAF» в центре и белой надписью арабской вязью по краю, красовавшийся на фюзеляже вертолета «Agusta-340», был хорошо известен Ройо Исо.

Тот, кто дал агентам CTU вертолет с опознавательным знаком «International Security Assistance Force» в исполнении для исламских регионов, подложил им колоссальную свинью. На Восточном Тиморе эта эмблема ассоциировалась не с Международными силами безопасности, а с поддержкой, которую национал-фундаменталистское крыло правительства Индонезии оказывало нелегальным исламским формированиям.

— Тахрировские ублюдки, — сказал адмирал, — Они уже и вертолеты получили.

— Будем гасить, — заключил Винни, — Короче, так…

* * *

Лазерные импульсы мощностью порядка ста ватт не могли повредить вертолет, но их хватило, чтобы ослепить экипаж сквозь остекление кабины. Вертолет продолжал сохранять курс, и оставалось только догадываться, каких усилий воли это требует от ничего не видящего пилота. Впрочем, эти усилия были напрасны. Ройо Исо без труда зашел ему в хвост и, с дистанции 500 метров, выпустил две очереди из гранатомета: первую — короткую, пристрелочную, вторую — длинную, точно в цель. Взрывы гранат вырвали куски из фюзеляжа вертолета. Еще несколько секунд машина держалась в воздухе, фонтанируя топливом и маслом из перебитых шлангов, а затем, окутываясь дымом, провернулась вокруг своей оси, завалилась на бок и рухнула вниз.

— Сдохни, сука! — напутствовал ее Ройо (иногда его тянуло на ковбойскую патетику).

— Цель поражена, — лаконично констатировал Винни, глядя на расплывающееся по воде маслянистое пятно (сам вертолет уже пошел ко дну).

Адмирал хлопнул его по плечу.

— Ты отличный инструктор, Винни!

— А ты отличный курсант, — ответил тот, — Будь другом, на базе скажи, что тормознуть нарушителя, это была твоя инициатива.

— Нет проблем. А это важно?

— Ага, — Винни кивнул, — Типа, я обещал кэпу, что без экстрима, а оно вот как вышло…

* * *

На опорном пункте Илваки (остров Ветар), старший офицер контрразведки глянул на часы, пожал плечами и наставительно сказал своему заместителю по хозчасти.

— Никогда нельзя верить штампам. «Британцы — пунктуальная нация» — это типичный расхожий ложный штамп. Как видишь, их курьеры такие же раздолбаи, как наши.

— Да, сердар. Но куда они могли деться?

— Шайтан их знает. Может, остров перепутали, а может, вообще передумали лететь.

— Надо же… А что нам теперь делать с арестантом? Брать с собой на Флорес?

— Ты что, с ума сошел? Он же не вписан в эвакуационноый лист!

— Так, оставим его в камере?

— Что за глупости? Кто его будет кормить и выгуливать?

— А что тогда?

— А ничего, — сказал старший офицер, — Нашему начальству он не нужен, а иначе нам не приказали бы отдать его британцам. Но британцы за ним не прилетели, а значит, им он тоже не нужен. Выведем его за ворота с вещами, и пусть катится.

— Может быть, передать его локальной полиции? — нерешительно спросил заместитель.

— Без сопроводительных документов полиция его не примет, — отрезал старший, — а все документы по нему секретные, потому что контртеррористические. Так что не говори ерунды. Утром гони его в шею отсюда. У нас и без него хватает дел с эвакуацией.

56

Дата/Время: 14.03.24 года Хартии. Вечер

Место. Футуна-и-Алофи. Футуна, Колиа, fare Carpini.

= Hello, Крошка Ру. Я освободился. Спрашивай.

= Hi, Винни! Ослик Иа видел слева от крокодильего лежбища кусты чертополоха и говорит, что они не совсем правильно растут. Ты можешь сейчас на них посмотреть?

= Да, они рядом, в двух шагах. А что с ними не так?

= Ослик сам тебе покажет. А ты проследи за его хвостом. Ну, ты понял.

= Не думаю, что это хорошая идея. Тут неправильные пчелы и они как раз собрались делать неправильный мед.

= Ослику насрать на это. Он хочет реформировать крокодилий чертополох по своим вкусам и привезти вам в подарок новый волшебный горшочек Ученого Кролика. Его невозможно отговорить. Просто береги его хвост. Скажи, где ты его встретишь завтра вечером, чтобы помочь дойти и донести горшочек?

= А горшочек тяжелый?

= Нет, он маленький, в рюкзачке.

= Понятно. Пусть топает прямо в мою сторону. Там всего одна дорога. Левее большого хера — зеленый листок. Он — последний, дальше пусто. Там, в таверне, за час до заката.

= Сейчас, возьму подзорную трубу… Ага, вижу… ОК! Я поняла. Удачи Винни!

= Счастливо, Крошка Ру.

* * *

Разумеется, Флер, делая скоростную дешифровку географического указания Уфти, смотрела не в подзорную трубу, а в интерактивный атлас южного полушария.

Если идти из Тихого Океана, через Коралловое море в Арафурское, то миниатюрный остров Тиктик окажется как раз по дороге. Он лежит сразу за Торресовым проливом, примерно в 25 милях к югу от папуасского берега и в ста милях к северо-западу от австралийского мыса Йорк. Если представить себе Австралию, как толстую зверушку, лежащую кверху пузом на море Уилкса, то мыс Йорк предстанет ничем иным, как копулятивным органом этого милого существа. Что касается островка Тиктик, то он похож на зеленый листочек 1000 метров в длину и вдвое меньше в ширину. Он лежит посреди пятимильного кораллового поля, как будто упал туда с некого исполинского дерева, а потом приспособился к автономной жизни.

Будь это коралловое поле на полтора метра выше — Тиктик стал бы полноценным и экономически-перспективным атоллом. Будь оно на полтора метра ниже — и Тиктик получил бы достойную роль гавани для катеров австралийских дайвинг-туристов. Но природа посмеялась над Тиктиком, вырастив кораллы меньше, чем необходимо для формирования надводной площади, но достаточно, чтобы закрыть доступ к островку кораблям с осадкой больше локтя. Во времена распада неоколониальной системы в Океании, пираты, знавшие здешние протоки, проводили сюда свои узкие катера и скрывались от полиции Папуа, от береговой охраны Австралии, от индонезийских патрульных и рейнджеров с Британских Соломоновых островов. «Бандитский фарт» кончился вскоре после меганезийской Алюминиевой революции. В одну прекрасную лунную ночь, две канонерки Народного флота, замаскированные под плоскодонные траулеры, зашли на коралловое поле и буквально утопили пиратскую базу в горящем напалме. Лет через пять, никому не нужный островок был аннексирован Меганезией. Дожди уже смыли остатки напалма и кучи обугленного мусора, и Тиктик снова стал зеленым и нарядным. На вид — конфетка для морского экотуризма… Туристические партнерства несколько раз пытались справиться с недоступностью островка для более-менее грузоподъемных транспортных средств — все попытки с треском провалились.

После этого аукционная цена аренды Тиктика значительно упала, и островок очень дешево достался фирме SLAC (Sincher Light Air Cargo) с атолла Рангироа. Это место оказалось удобным для транзитного склада контейнеров перевозимых дирижаблями (которым коралловое поле ничуть не мешало). Постепенно рядом со складом вырос маленький полигон, кэмпинг и лавка, а буфет при контрольном мостике аэродрома превратился в таверну, куда часто заглядывали «дикие» туристы — для ультралегких авиеток, дельта-флаеров и надувных лодок коралловое поле тоже не было помехой.

* * *

Микеле Карпини посмотрел на образ Тиктика и окрестностей, и пожал плечами.

— Не самое удобное место, но могло быть и хуже. Я думаю, что авиа-рикша до туда из Порт-Морсби стоит около полста фунтов, а до Порт-Морсби есть рейсовые этажерки.

— Зачем так париться? — спросила Люси, — Давай лучше я наколдую тебе попутку.

— Что-что ты сделаешь? — переспросил он.

— Ну, типа, буду колдовать. Tahuna-hamani.

— Милая моя, ты уверена, что это хорошая шутка?

— Люси действительно умеет делать странные вещи, — вмешался Хаген, — Не знаю, что называется колдовством, но это чертовски похоже.

— Я скажу правильное lipo, и остров назовет попутчика, — добавила она, — Только надо выйти на берег и повернуться в его сторону. Иначе будет неэтично.

Дав это пояснение, Люси перепрыгнула через ограждение террасы и напрямик через кусты побежала к морю. Разумеется, она собиралась говорить не совсем с островом, а точнее даже, совсем не с островом, но некоторое колдовство в этом присутствовало. Иначе как объяснить, что после этого разговора (который, кстати, велся по обычному мобайлу), нашлось «по дружбе» совершенно бесплатное место в скоростном флаере, вылетающем на Тиктик завтра ранним вечером с Большого Фиджи?

57

Дата/Время: 15.03.24 года Хартии, ранний вечер

Место. Фиджи — Тиктик

…Сикорака приводнилась в четверти мили от берега. Хаген потянулся всем телом и, повернувшись к Микеле Карпини, глубокомысленно произнес:

— За что я люблю Висеисеи, так это за боковую петлю Квин-Роад.

— Хм, — ответил тот, — не сказал бы, что она оживляет пейзаж. А где тут пирс G-18-bis?

Если ехать по Квин-Роад по западному берегу Вити-Леву (главного острова Большого Фиджи) на север от аэропорта Нади, то примерно через десяток миль основная дорога сдвинется от моря, срезая полуостров Висеисеи, но довольно широкая ветка шоссе пройдет по берегу, ощетинившись более, чем сотней длинных пирсов. Попытка мэрии Висеисеи улучшить нумерацию пирсов привела к ужасной путанице, но эту систему обозначения решили больше не менять, из опасений, что новая будет еще неудобнее. Впрочем, для Хагена Клейна это не составляло проблемы.

— Мы стоим ровно напротив него, дядя Микки, — сообщил он, — Я тут, как бы, немного занимался бизнесом с грузами, и помню все терминалы даже во сне.

— Это тот самый бизнес из-за которого…?

— Ага, — Хаген кивнул, — Тот самый, за который мне прилепили каторгу.

— Ты с этим завязал? — поинтересовался Микеле.

— Yo. У меня теперь другой бизнес. С роботами. А что?

Микеле пожал плечами, закурил сигарету и ответил:

— Просто хочу знать заранее, к чему еще готовиться.

— Ну, это нормально, — произнес Хаген, и тоже закурил.

Некоторое время они молча сидели на коротком широком крыле сикораки, глядя то на мерцающие солнечные блики на нежно-зеленых волнах, то на пирс G-18-bis. Одна из причальных платформ была заставлена дюжиной пятифутовых кубиков авиационных контейнеров. Рядом лениво слонялись четверо персонажей (трое парней и девушка) в буро-зеленом тропическом камуфляже и с армейскими автоматами «vixi» в чехлах на правом боку. Хаген, сопоставив кое-какие наблюдения, уверенно сообщил:

— Как бы, твои попутчики, дядя Микки.

— Экипаж на подходе? — уточнил тот, глядя на серое пятнышко в небе.

— Типа, да. Вот они и засуетились. Кстати это «Kongo-Bee». Хороший галеон.

Микеле Карпини с некоторым подозрением посмотрел на приближающийся флаер.

— Похоже на усеченную акулу.

— Это «Kiribati Concorde», — сообщил Хаген, — Модель действительно похожа на акулу, которой отрубили хвост вместе с жопой.

— И грудные плавники ей велики, — добавил Микеле, — И форма какая-то квадратная.

— Квадратное сечение, дядя Микки, это чтобы удобнее было вертеть хабар. Кстати, по понятиям, нам пора тук-тук. Типа, поможем этим хомбре — как правильные канаки.

* * *

Попутчиков звали: Алибаба, Омлет, Гаучо и Юкон. Микеле Карпини с первой минуты стал «дядей Микки» (Mikki-Tio), и все из-за Хагена. Что должны подумать бывалые канаки, увидев что вполне взрослый парень с манерами и сленгом «хомбре-коста» (т. е. товарища в «береговом братстве моряков»), называет некого субъекта «дядей»? В этом дискурсе, указание на профессию «агроинженер» вызвало у попутчиков ассоциацию с «agriculture agents» (так на сленге называют организаторов групп бойцов-наемников).

Хаген откланялся (с традиционными в определенной среде взаимными пожеланиями «Близкого харбора и богатого хабара») и отошел от пирса на своей сикораке. Микеле с попутчиками загрузились в «Kongo-Bee» и заняли места на пятачке между штабелем контейнеров в хвосте и неотделенной от пространства фюзеляжа, пилотской рубкой. Рыжебородый широкоплечий пилот, представившийся, как «Торин — аэровикинг», выруливая на открытую воду, проворчал в порядке приветствия:

— Нагрузили, блядь, пластита. Если что, валькирии загребутся нас собирать по частям.

— Не пластита, а полинитроглита, — поправил Алибаба.

— А не один ли хер? — отозвался пилот.

— Темный ты, бро, как полярная ночь, — ответила ему Юкон.

— А ты такая просветленная, прямо бодхисаттва Гуань-Инь.

— Как он ее назвал? — оживился Омлет.

— Это по-буддистски, — пояснил ему Гаучо, — Религиозный термин. Не переводится.

Турбина «Kongo-Bee» издала пронзительный визг, и флаер, с неожиданной легкостью (которую трудно было заподозрить в небольшой машине при такой загрузке) свечкой взмыл в небо. Пассажиры попадали на надувные решетки амортизаторов, и оценили действия пилота словами, из которых «долбогреб» было самым ласковым.

— Рейс грузовой, мягкие диваны не предусмотрены, — проворчал Торин.

— Мог бы предупредить! — возмутилась Юкон, — Не мешки с говном везешь!

— Извини, гло. Я не хотел. Просто привык быстро отрываться. Могу налить реального хитиваоского самогона, для компенсации. В смысле, налить некуда, но есть фляжка.

— Это меняет дело! А он из чего, кстати?

— Из личинок большой навозной мухи, — гордо ответил пилот.

— Из чего…?!

— Хех… Это я прикололся. На самом деле он из местного винограда. Большие лиловые ягоды, даже больше, чем у нашего самоанского винограда, с твой кулак размером.

Микеле Карпини не удержался и поправил.

— Это полиплоидный сорт нашего самоанского винограда. Этот сорт возник спонтанно, поскольку в Хитивао, а точнее в высокогорной части Новой Гвинеи, есть выходы ряда радиоактивных минералов в почвенные воды. В частности — это природный радон.

— Надо же! — удивился Торин, — А ты откуда знаешь?

— Я же агроинженер.

— Ах да, верно… Надо же, выходит это тот же самый виноград…

— Ты фляжку давай, — перебила Юкон.

Флаер продолжал двигаться, задрав нос градусов на тридцать от горизонта. Торин порылся под своим креслом и поднял над плечом пинтовую алюминиевую фляжку.

— Только предупреждаю: это круче абсента.

— А мы не пугливые, — ответила девушка, встала, опираясь на Алибабу и, взялв из руки пилота емкость, глянула сквозь обзорный фонарь кабины, — Joder! Красота! Это мы на какой уже высоте?

— По альтиметру 16200 метров.

— Ни хрена себе… — протянул Омлет, — А какая же будет крейсерская высота?

— 25000 метров. Эта штука… — пилот похлопал по корпусу пульта, — … Быстро летает только если воздух разрежен раз в двадцать. Весь фокус в лобовом сопротивлении.

— Я слышал про такую тему, — встрял Гаучо, — Это было в рекламе тероанской флайки «Amigator». Типа, мы не пробиваем лбом звуковой барьер, мы его перелезаем сверху.

— Я смотрел их тест-драйв, — добавил Омлет, — Классная фигня: быстрая, компактная, дешевая, и четверо помещаются, но только уж слишком похожа на сковородку.

— У нее аэродинамика такая, сковородочная, — авторитетно произнес Алибаба, — Эй-эй, Юкон, чего ты присосалась к фляжке? Ты тут не одна, прикинь?

Девушка хихикнула и передала фляжку сидящему рядом Гаучо, а он, сделав изрядный глоток, протянул емкость Микеле, предупредив резко осипшим голосом.

— Зверское пойло. Реально, крепче абсента. Еще там анис, или хрен знает…

— Эвкалипт, — поправил Микеле, глотнул жгучей жидкости и передал фляжку Омлету.

— Откуда знаешь? — спросил тот, в свою очередь, приложившись к фляжке.

— Запах. Уж эвкалипт от аниса я как-нибудь отличу.

— Черт, я забыл, что ты агроинженер. А тот парень намекнул, что ты это…

— Это тому не мешает, — наставительно произнес Алибаба, отбирая фляжку, — Кросс-профессии. Прикопал что-нибудь, а сверху засеял тыквами. Та же тема, что и у нас.

— А вы кто? — поинтересовался Микеле.

— Бывшие экологические копы, — ответил Алибаба, — А ныне борцы за свободу Атауро.

— Вандалы вы, — букнул пилот, — Где это видано, делать дроны из пластита.

— Не пластита, а полинитроглита, — снова поправил Алибаба.

— Один хер, взрывчатка. Короче, давай сюда самогонку.

Алибаба сделал еще глоток, закрыл пробку и вложил флягу в протянутую назад руку.

— А ты что, прямо за штурвалом будешь квасить?

— Ага, — подтвердил Торин, открыл пробку, сделал глоток, закрыл, убрал под кресло и пояснил, — Если на борту пять тонн нитро-хер-знает-чего, то можно и за штурвалом.

— Дроны из взрывчатки? — спросил Микеле.

— Это экономичнее, — ответила Юкон, — Ни лишних материалов, ни лишнего веса. Что летит, то и взрывается. Полинитроглит со стекловолокном это просто гибкий пластик, ничем не хуже тех, из которых делают обычные дроны и флайки.

Омлет кивнул в знак согласия с коллегой и добавил:

— Это — не обычный дрон, а этот… — он помахал в воздухе руками, как крыльями.

— Орнитоид, — подсказал ему Гаучо.

— О! Точно. Никак не могу запомнить это монгольское слово.

— Почему монгольское? — удивился Микеле.

— Потому, что монголы придумали. Он простой, как коврик…

— Ни фига, не монголы, — возразила Юкон, — Его придумали комми, на Элаусестере.

— Что вы грузите человеку! — вмешался Алибаба, — Все было не так. Изобрели этот орнитоид действительно монголы, но не монгольские, а наши, с Туамоту. А сделать орнитоид из пластиковой взрывчатки придумала одна ведьма, на Элаусестере, но не местная, а племянница дока Винсмарта, у которого Ктулху-колледж и эректусы.

— У него две племянницы с эректусами, — заметил Омлет, — это которая?

— Это третья, она лет на десять моложе тех двух.

— Стоп-стоп, — вмешался Микеле, — Я неплохо знаю Джерри Винсмарта. У него две приемные племянницы-янки. Я впервые слышу, что есть еще третья.

Алибаба пожал плечами и выдал естественное, на его взгляд, объяснение.

— Я же говорю: она еще маленькая, потому ты и не слышал. Она тоже приемная, но не янки, а калабрийка из Коста-Виола-Нова, что на Хендерсон-Питкерне.

— Как раз янки, — вмешалась Юкон, — Имя у нее северо-американское.

— С чего это северо-американское? У меня есть подружка-киви, она тоже Люси.

— Ее зовут Люси? — уточнил Микеле.

— Да. И это… — Юкон постучала пальцами по контейнеру, — …Называется «LK Luci».

— Что значит «LK»?

— Light Kamikaze, — пояснила девушка, — Так обозначают дроны-бомбы до ста фунтов.

— Вот и приплыли… — со вздохом произнес он, — …Легкий камикадзе.

— А хули делать? — сказал ему Гаучо, — Если есть дивайс, то надо его как-то называть.

Микеле Карпини снова вздохнул и задумался.

Алибаба похлопал его по плечу.

— Прикинь, дядя Микки, тут месседж пришел. Парень, с которым ты сговорился, тебя встретить на Тиктике не сможет. По ходу, у него спецрейд. Но наш карго-офицер не возражает, если ты прокатишься до Атауро вместе с нами на «Yeka».

— А откуда ты знаешь, что мне надо на Атауро?

— Так мне же месседж пришел, — и Алибаба постучал ногтем по экранчику мобайла.

58

Дата/Время: 15.03.24 года Хартии. Вечер

Место: Тиктик — Атауро

На закате коллективные погрузочные работы завершились. Последняя титаническая сарделька, набитая оружием, почти бесшумно снялась от терминала и ушла в темнеющее небо.

— Allez, foa, — констатировал незнакомый парень в комбинезоне с нашивками офицера ВВС Папуа, — Пошли релаксировать.

Публика (человек сорок) потянулась к открытому кафе на площадке между грузовыми терминалами, нависающими над морем на высоте три человеческих роста. Здесь был шведский стол: кинул десятку, и жри, сколько влезет. Те кто, желал употребить что-то вроде пива, вина, самогона, или хорошего кофе, звали бармена и за дополнительные деньги, получали искомое. Многие кампании из нескольких человек, заняв столик, ставили посреди него бумажный флажок с коротким кодом из букв и цифр, и каким-нибудь ярким изображением. Четверка, к которой присоединился Микеле, тоже имела свой флажок: код — VA-3, и изображение толстой пупырчатой лимонно-желтой жабы.

— Мы третья волонтерская авиагруппа, — пояснил Алибаба, устанавливая флажок. Нас найдет вторая авиагруппа — она тоже отправляется сегодня — а потом служба военно-технического обеспечения передаст нам машины, и мы метнемся.

— Еще пассажир, — напомнила Юкон.

— Ага, точно, — Алибаба кивнул, — У нас, дядя Микки, кроме тебя еще пассажир-геолог.

Парень — океанийский креол и девушка — этническая японка уселись за соседний столик, и выставил на середину флажок с кодом VA-2 и рисунком красной лошадки-пони. Алибаба собрался начать процедуру знакомства с VA-3, но тут…

— Вот это чика! — восхищенно прошептал Омлет глядя на молодую женщину-melano, уверенно направляющуюся к их столику.

— Как бы, геолог, — уточнил Гаучо и заинтересованно хмыкнул.

— Брют Хапио с Новой Каледонии, — представилась она, подойдя ближе.

— Алибаба с Фиджи, — ответил старший, и добавил, — Везет нам с личным составом…

Четверо за соседним столиком в это время знакомились со своим пассажиром — им достался парень-блэк, невысокого роста, мощного телосложения и зверского вида. Помимо того, что он и от природы был явно не красавец, его лицо от левой брови до правой щеки пересекал широкий шрам, а нос… Точнее остатки носа… В общем, все вместе не внушало симпатию с первого взгляда. Но, «красные пони» оказались выше эстетических предрассудков, и менее, чем через минуту, уже обменивались с парнем доброжелательными репликами и дружескими хлопками по плечам.

А еще через несколько минут посреди площадки возник маори лет сорока с очень неприметным лицом. На его комбинезоне был бейдж с кодом: TSV.

— Вторая и третья группа авиа-волонтеров, пошли к машинам, — негромко сказал он.

59

Дата/Время: 15.03.24 года Хартии

Место: Антарктида

Звонок на мобайл застал Оо Нопи во время дневного обхода машинного парка. Из нескольких десятков образцов флаеров выбиралась пара, для использования в трех следующих вахтах. Поддержание легенды о тест-драйвах требовало разнообразия патрулирующей техники. Хоп-командор остановилась между конвертопланом с двумя пропеллерами на концах крыльев-консолей и неоклассической «летающей рамой», и вынула из кармана трубку.

— Iaora. Кто это?

— Hola! Крошка, ты меня совсем забыла, или…?

— Леон? Ну, не ожидала…

— А вот и зря. Оказалось, что я не шпион, и меня дружно освободили. Здорово, да?

— Поздравляю.

— Спасибо, крошка. Только, похоже, из армии меня все-таки выгонят.

— За что?

— Долго рассказывать. Я же говорил: черная полоса. Пока меня перевели на месяц в обслугу международного транспортного узла здесь в Муспелле, а потом не продлят контракт — и все. Катись, Леон Гарсиа, на все четыре стороны.

— Откуда знаешь? — спросила она.

— От солдатского телеграфа. Мои бумаги уже отправили в Монталва, в центральный антарктический штаб, а мне ничего не сказали. Это верный признак.

— И что теперь?

— А ничего. Узел пока строится, его включат только в мае. Работа — как у негра под бананом. Вот, сегодня отвез на стройку в пятый сектор два ящика каких-то железок. Теперь еду домой… В смысле, в «Подсолнечник». Это я знаешь, в каком смысле?

— В каком?

— Ну, в таком, что почему бы нам не встретиться? Если ты не против.

Оо в некотором замешательстве бросила взгляд на капитана Гамбоа, который сейчас замещал коменданта сектора (лейтенант Кабреро отсыпался после патрулирования).

— Легкая тахикардия, хоп-командор? — с чуть заметной иронией спросил капитан.

— Ну…

— Можешь не отвечать, у тебя все написано на лице. Кто этот парень?

— Леон Гарсиа, тот, который…

— Которого приняли за диверсанта. Я помню. Нравится?

— Ну…

— …Не вижу проблемы, но держи ушки на макушке, — Гектор Гамбоа поднял правую ладонь, — Внимание, группа. Принимаю решение: предоставить хоп-командору Нопи увольнение до восьми часов утра. На ближайшей собачьей вахте ее подменяю я, или другой волонтер — если таковой вызовется…

Суб-лейтенант Нахара молча сделала шаг в его сторону.

— Mauraroa, Гвен, — негромко сказала Оо.

— Aita pe-a, — ответила та и подмигнула, — Позажигай там как следует.

Оо кивнула и спросила в трубку:

— Леон, ты когда доедешь до «Подсолнечника»?

— Ну, если четко, то через полчаса.

— ОК, значит, через полчаса там, у входа.

* * *

«Подсолнечник» был одним из трех примерно одинаковых по качеству отелей Порт-Фобоса. Трехэтажная инсталляция из десятифутовых «бытовых» контейнеров-кают.

— Слушай, крошка… — сказал Леон, едва за ними закрылась дверца, — Ты не обидишься, если я прямо сразу затащу тебя в койку? Ну, в смысле, некоторые девушки почему-то любят сначала поболтать минут пять, а…

— Мне тебя раздеть, или ты сам? — перебила Оо, — Я читала в каком-то журнале, что некоторые мужчины любят, когда их раздевают. Что-то там с возбуждением.

Этот короткий монолог она произнесла уже лежа на квадратном лежбище, которое занимало большую часть площади каюты. К этому моменту, на Оо не оставалось ни одного предмета одежды.

— Нет, я сам, — ответил Леон, быстро раздеваясь, — Вообще-то в этом что-то есть, но…

— Я просто спросила, мало ли…

— Давай я тебе, для начала, сделаю настоящий индейский массаж, — предложил он.

— Классно! — сказала она, — Как мне для этого лечь?

— Лежи, как лежишь. Расслабься. Я тебя сам буду переворачивать, как надо.

Оо раскинулась по лежбищу в позе морской звезды.

— Примерно так?

— Именно так, — подтвердил он, усаживаясь рядом, — Правильный индейский массаж начинается с ног, снизу вверх, от стопы к бедру… Ну, что? Нравится?

— Ага… А если бы немного выше…

— Ты что, куда-то торопишься?

— По ходу, нет.

— Вот и не мешай делать все по науке. Думаешь, это так просто? И не хихикай.

— Мне щекотно!

— Ладно, тогда хихикай, но не очень громко. А я тебе расскажу, как массаж делается дальше. После ног идут руки от кисти до плеча, а потом плечи, шея и верхний отдел спины, а дальше нижний. Тут я тебя переверну на животик, так что не удивляйся…

— Молодец, что сказал! — обрадовалась Оо, — А то бы вдруг я удивилась? А дальше?

— Все тебе расскажи, — проворчал Леон, разминая и разглаживая ее ноги, — Ну, ладно. Дальше полагается массировать грудки и животик. Сначала все вместе, по часовой стрелке, а потом все по отдельности, правую грудку, потом левую, а потом…

… Потом в индейском массаже предусматривалось много разнообразных путей — «в зависимости от циркуляций внутренней энергии» — как с умным видом объяснил ей мичман Гарсиа. В течение следующих двух с половиной часов «Внутренняя энергия» циркулировала по-всякому. После второй циркуляции, обитатели соседнего бытового модуля громко включили ламбаду, а после четвертой Оо решила, что всех мужчин, которые были у нее раньше, следует считать легкой милой разминкой, а вот сейчас… Сейчас происходило что-то, для чего в лексиконе хоп-командора Нопи отсутствовали адекватные слова и выражения. Не то, чтобы это ее беспокоило. Скорее, это казалось странным — как странными казались события в сказках про радужного змея Уунгура, которые в детстве рассказывала ей бабушка. Потом, бывало, что маленькая Оо долго рассматривала радугу над озером Квеак, пытаясь представить, как бы выглядела эта огромная семицветная арка, если бы начала извиваться зигзагами и кольцами…

Леон медленно провел ладонями по ее щекам.

— Оо, проснись, ты куда-то уплыла.

— Ага, — ответила она и, не открывая глаз, накрыла его ладони своими, — На пять тысяч миль к норд-весту. Там остров Кириси. Если оттуда посмотреть на юг, то в хорошую погоду виден берег Папуа, а если ночь — то огни над городом Роинджи-Нова. А если пройдет ливень, то над озером бывает огромная, яркая радуга. Как живая.

— Скучаешь по родине? — спросил он.

— Нет, я просто вспомнила, как все было в детстве.

— В детстве все видится как-то по-другому, — согласился Леон, — А я вспомнил, как мы играли в дикарей в бухте Хотуити-Онетеа. Даже пробовали добывать огонь: крутили палочку в лунке на дощечке. Сначала не получалось, а потом мы сообразили, что надо крутить не руками, а веревкой. Ну, вроде, как тетивой лука. Наматываешь и фррр!

— Можно даже без лука, — заметила Оо, — Только веревка нужна эластичная. Есть такая специальная лиана, она как каучуковая.

— Ты тоже в это играла? — спросил он.

— Типа того. Меня научила бабушка. Еще полвека назад, в Папуа не везде можно было достать спички или зажигалку. Добывали огонь, как в каменном веке. У нас на ферме старый дом, его мой прапрадед со своим отцом и братьями сложили из камней. Сейчас туристы приезжают — не верят. Говорят: в середине XX века так не могли складывать, прикинь? А у нас, что середина XX, что тысячу лет назад, все было одно и то же.

— Ну, это ты загнула, — недоверчиво сказал он.

Оо открыла глаза, улыбнулась и чуть заметно качнула головой.

— Да, что-то менялось. Лет триста назад приехали миссионеры из Европы и агенты по развитию земель. Они натворили всякого… Троглодиты бы не додумались до такого свинства. Моя мама помнит время последних миссионеров, а я — нет. Когда я пошла в школу, все уже изменилось. Моя умная бабушка придумала оставить на одном куске нашей семейной фермы все почти так же, как было до прогресса, но без миссионеров, конечно. Теперь у нас там кемпинг «Bok-Bok Sea-Frog», для фридайверов, прикинь.

— Так ты воротила туристического бизнеса? — пошутил он.

— Нет. Семья большая, а кампус маленький. Там работает мама с нынешним мужем, и тетка со своим парнем, и младшая сестра. Я в аэрокосмическом спецназе. Один брат катается на торговых судах, вооруженным комиссаром, а другой — на военном флоте. Поднимем денег на службе, и развернемся по-настоящему. Купим еще три летающие лодки (две у нас уже есть), и будем таскать туристов из Австралии. У нас все втрое дешевле. Освоим островок Крван. До него 10 миль, там никого нет, а дайвинг — ух! Австралийский большой барьерный риф отдыхает! И вообще, у нас природа лучше.

Леон легонько похлопал девушку по животику и подмигнул:

— Хорошо рекламируешь. С огоньком. Жаль, я так не умею.

— Ты просто не пробовал, — сказала она, — Да тебе, в общем, это и не очень нужно.

— Как раз, очень. Смотри: из армии меня фьють. Значит — что? Домой, на Рапа-Нуи. Правда, дома у меня там нет, но куда-нибудь впишусь. Как-никак, я там родился. А дальше, ищу работу. Тут с моей профессией два варианта: или развозить туристам китайские обеды, или развозить самих туристов. За второе платят больше, но надо разбираться в рекламе. В смысле, вешать лапшу на уши. Правда, еще нужна будет лицензия. Хер знает, как ее получать…

— Лицензия на что? — спросила Оо.

— Вот на это самое, — пояснил он, — тачка, катер, самолет — это транспортные средства, туристы — это пассажиры. На транспортировку пассажиров нужно разрешение.

— Это понятно, — согласилась она, — Если люди не разрешают себя возить, то…

— Да нет же, при чем тут люди. Разрешение дает департамент транспорта. Или не дает.

Папуаска вытянула губы трубочкой и прогудела что-то слабо артикулированное.

— Вот-вот, — сказал Леон, — Не все так просто в мирной жизни.

— Может, тебя, все-таки, не выгонят из армии? — предположила она.

— Выгонят-выгонят. Я же говорил: бумаги уже отослали в Монталва. И еще, я сегодня поболтал с одним парнем, мичманом из управления персонала. Он здорово понимает логику штабных. Он мне прямо сказал: знаешь, Гарсиа, там наверху считают, что ты завербован INDEMI и вообще, что ты скрытый маоист. Короче, опять же, шпион.

— Этот парень — болван, — твердо сказала Оо, — Прикинь: если бы INDEMI завербовала маоиста, то и отправила бы его шпионить за маоистами, а не за чилийской армией.

— Ты не понимаешь, крошка, — проникновенно ответил он, — Все гораздо сложнее.

— Расскажи, — потребовала она, — Я не тупая, разберусь.

— Ладно. Только давай я тебя заодно угощу ужином. Ну, в смысле, это вообще-то полагается делать до секса, а не после первой трети, но…

— После первой трети — это как? — перебила она.

— А вот так. У тебя увольнение до утра. День прошел. Вечер и ночь остались.

— Ух ты! Вот это перспектива!

— Ну, — согласился он, — Только мне надо хорошо отожраться, чтоб все работало.

60

Дата/Время: 15.03.24 года Хартии. Ночь — утро.

Место: угол Рароиа, атолл Факахина

Факахина расположен в 130 милях к востоку от атолла Рароиа, в 300 милях к югу от Маркизских островов, в 1500 милях к норд-три-весту от Рапа-Нуи, и в 3600 милях от порта Ило в Трансэкваториальной Америке.

Факахина — это классический атолл-бублик диаметром 3 мили, с шириной суши в пределах 200–600 метров. На восточном краю бублика есть старый аэродром с ВПП длиной полмили, две кокосовые плантации и городок Тарионе: несколько десятков маленьких, симпатичных, одно- и двухэтажных домиков. Между этим игрушечным городком и ВПП в эпоху Фронта Хартии вырос огромный ангар: цех-полуавтомат по переработке вторичного алюминия, а на внешнем берегу атолла, у причалов — мини-верфь, тоже полуавтомат с тремя двадцатиметровыми универсальными стапелями. В эпоху революции, тут из переработанного металлолома и прочих отходов строилась легкая боевая техника для диверсионных налетов. Впоследствии, мини-верфь купил местный мото-клуб, а цех приобрело металлургическое партнерство «Flametron», и модернизировало его (актуальность утилизации лома со временем только росла).

Тарионе — яркий, изящный, и благополучный городок с крошечным архитектурным центром из пары каменных зданий XIX века на берегу лагуны, прекрасным учебно-социальным комплексом, кемпингом для туристов, и доброжелательными жителями, представлял собой лицо атолла. Сюда относился аэродром и верфь — все маленькое, чистенькое, как на картинке. Металлургический цех слегка портил картинку, но он обеспечивал высокооплачиваемой работой значительную часть жителей Тарионе, а экологическая инспекция следила, чтобы он не повредил экологии атолла. Туристы, прибывавшие сюда на рейсовых этажерках или на своих флайках, или на проа через маленький южный гейт в рифовом барьере, обращали внимание только на лицо, и совершенно не замечали задницу, занимавшую всю восточную сторону Факахина.

Атолл Факахина, из-за расположения в «Углу Рароиа» (где, в силу неких сложных социальных процессов, скапливался гуманитарный балласт) отличался от среднего меганезийского атолла аномально-высокой, просто огромной долей бездельников. В заднице обитало вдвое больше людей, чем в благополучном Тарионе. В хижинах из бамбука, полимерной пленки и пустых ящиков, тут обитали «ваго» (обыкновенные принципиальные бездельники) и «рефюзеры» (официальные бездельники, купившие минимальный социально-потребительский пакет ценой отказа от гражданских прав).

Никакой угрозы для жителей Тарионе от этой задницы не исходило. Констебль был начеку, и социальный инспектор не дремал. Обитатели «восточного поселка» знали: любое, даже мелкое криминальное посягательство, или любое видимое безобразие в отношении среды обитания, или в отношении своих коллег по безделью, приведет к облаве, санкциям и люстрациям. Но социум благоволил к жителям задницы, если они никому не создавали проблем. Право быть полным бездельником и жить, как попало, никому не мешая, и никого ни к чему не пытаясь принудить, признавалось в числе базовых принципов Хартии и культуры Tiki. Человек — хозяин своего образа жизни…

Факахина отличался от среднего атолла-бублика не только в социальном плане, но и в природном. В его мелководной лагуне развивалось несколько крохотных внутренних атоллов. Один из них, Ихопуаа (свиное рыло), со своей лагуной и тридцатиметровым коралловым островком, лежал всего в полутора милях к востоку от пляжа Тарионе и замечательно просматривался практически из любой точки поселка…

* * *

Приводнение «растопырки» рядом с Ихопуаа прошло незамеченным, поскольку дело было уже на закате солнца. После заката, появление источников света на островке не удивило жителей. Парочки туристов иногда устраивали романтический make-love на Ихопуаа — ничего особенного. Но утром на островке оказался армейский конический шатер «Tipi» с воронкой-водосборником и спутниковой тарелкой, а в микро-лагуне — странная флайка и маленькая машинка неясного назначения. Какой уважающий себя житель провинциального атолла тут не схватится за бинокль? Да никакой!

* * *

Майо Теллем медленно и задумчиво обошел вокруг экземпляра «OOPS», только что приведенного в «боевое положение», крякнул и потер ладонью подбородок.

— Ребята, я не хочу ничего плохого сказать о фирме, в которой вы работаете, но эта хреновина похожа на двухколесную надувную детскую ванночку.

— Да, — согласился Рон, — Я тоже в разговоре с шефом отметил оригинальный дизайн.

— Ты сказал: «полное говно», — уточнила Пума.

— Я выразился мягче, — возразил он, — Я сказал: «Фонси, это полное сам-знаешь-что».

— А что он ответил? — поинтересовался преторианец.

— Он ответил: «коллеги попробуйте отбросить предубеждение». Вот мы и пробуем.

С этими словами, экс-коммандос шагнул в «детскую ванночку» и взял в руку пульт, соединенный с машиной гибким кабелем.

— Может, сначала спихнуть ее в воду? — предложила Пума.

— Нет, я хочу начать с самого кошмарного, — сказал Рон, опустился на одно колено и качнулся телом из стороны в сторону, проверяя равновесие, — Вроде бы, устойчиво…

Он тронул пальцем кнопки на пульте, OOPS бесшумно двинулся с места и, скрипя широкими роликами по коралловому песку, медленно поехал к воде.

— Прибавь обороты, — предложил Майо, — А то никогда не доползешь до моря.

— Ладно, — сказал Рон, снова тронул панель управления, машинка внезапно прыгнула вперед, правый край переднего ролика наехал на крупный кусок коралла и…

— …Voorsteven per culo… — договорил экс-коммандос, поднимаясь с грунта. Машинка лежала на боку, задний ролик, снабженный гребными лопастями, крутился в воздухе.

— Интересно, — произнес Майо, — А если, к примеру, ты вылетишь в воде, то она так и поедет без тебя, до ближайшего берега?

— Не фиг говорить под руку, — буркнул Рон, — прибавь обороты, прибавь обороты…

Он поставил «ванночку» в нормальное положение, снова залез в нее, взял пульт, и двинулся вперед самым малым ходом. Через минуту машина съехала в воду и, не преподнося более никаких сюрпризов, так же медленно поплыла от берега.

— Перед тем, как прибавлять обороты, установи режим: «выключить движок, если на кнопку не давят!», — крикнула Пума, продолжая снимать все происходящее на видео.

— Я уже и сам догадался, — донеслось в ответ, и… «ванночка» стремительно набрала скорость, и помчалась вокруг островка. На втором витке она уже глиссировала, едва касаясь воды кормой и оставляя позади веер мелких брызг.

Долго эта феерия технического абсурда длиться не могла. Суровые законы механики сказали свое веское слово. Корма на миг оторвалась от воды и «ванночка» совершила изящный кувырок через нос (в авиационной практике называемый капотированием).

— Хэй! Тебе помочь? — закричал Майо, видя, как вынырнувший из воды Рон пытается забраться обратно в капризную машинку.

— Нет! — крикнул тот, — Это не сложнее, чем с каноэ. Только борта скользкие, joder…

— Ты, главное, на сушу на такой скорости не выезжай! — громко посоветовала Пума.

К моменту, когда OOPS тихо выкатился на берег островка, весь пляж Тарионе уже сверкал яркими бликами — лучи солнца отражались от многочисленных биноклей и прочей оптики, которой вооружились жители поселка.

— Сейчас прикатит местный констебль, — предположил Майо, — потом экологический инспектор, а потом все, кому не лень.

— Незачет, — лаконично ответила Пума.

— Это почему? — удивился преторианец.

— Вот, — сказала она, и махнула рукой в сторону восточного барьера Факахина.

— Дети «ваго» в провинции всегда шустрее, чем копы, — наставительно добавил экс-коммандос, расстегивая липучки и стряхивая с себя мокрый комбинезон-koala.

Лейтенант Теллем поднес к глазам бинокль и… Длинно выругался от удивления… Небольшой «архаичный» проа из двух толстых полых стволов бамбука в качестве поплавков, соединенных квадратным настилом из дюжиной более тонких стволов, достаточно быстро двигался на веслах. Парус на двойной фиджийской мачте типа «ласточкин хвост» был сложен, ввиду почти полного отсутствия ветра. Конечно, не конструкция проа удивила преторианца. Дело было в другом…

* * *

Проа ткнулся скосами днищ обоих поплавков в скрипучий коралловый песок. Уже успевшая войти по пояс в воду Пума протянула руки и распорядилась:

— Давай сюда мелкого!

Девочка лет двенадцати передала ей младенца (похоже, еще грудного) и спрыгнула в воду. Еще пятеро подростков спрыгнули раньше и намеревались, как это принято при долгих стоянках, вытолкнуть свое плавсредство на сушу, но…

— Кыш на берег, юниоры — безапелляционно заявил Рон и кивнул Майо. Вдвоем они с легкостью приподняли проа и просто выставили его из воды на берег.

— Ну, вы кони! — восхищенно воскликнул один мальчишка, на вид примерно ровесник девочки с младенцем, — Вы из спецназа, что ли?

— Не совсем, — ответил Рон, — А ты просто так интересуешься, или как?

Мальчишка неопределенно пожал плечами.

— Ну, мало ли… Кстати, меня звать Чип. Это — Дейл и Монти, это — Шрек и Фиона, а мелкий, которого держит твоя vahine — это Зи. А это — Гэйдж, его мама.

— Я тоже люблю мультики, — сказала vahine Батчер, — Я — Пума, мой faakane — Рон, мы военные инструкторы, а самый большой парень — Майо, социальный наблюдатель.

— Ух ты! — заинтересовался Монти, — а кто из вас кого инструктирует?

— Чего ты тупишь, Монти, сказала ему Фиона, — Видишь же, они тестируют dick.

— Это действительно твой малыш? — поинтересовался лейтенант Теллем у Гэйдж.

— Мой, мой, — ответила она, энергично кивая.

— Это ее ребенок, — авторитетно подтвердила Фиона, — только Гэйдж еще не очень научилась говорит на lifra. Если что, спросите меня, я переведу.

— Ладно, учту, — сказал преторианец.

— А такой пузырь сколько денег стоит? — поинтересовался Шрек, глядя на OOPS.

— Пока нисколько, — ответил Рон, — Экспериментальный образец.

— А прокатиться дадите? — вмешался Дейл, — Ну, хотя бы чуть-чуть.

Экс-коммандос окинул обоих мальчишек критическим взглядом. Они выглядели ровесниками Гэйдж, и, скорее всего, управлять такой машиной им было рановато.

— Знаете, ребята, нам не жалко, но только если разрешат ваши родители.

— Давай позвоним дяде Эдо? — предложил Дейл, толкнув Чипа плечом.

— Он не разрешит, пока не посмотрит и не потрогает, — проворчал тот.

— А давайте, — сказала Фиона, — лучше позвоним тете Сатти и уговорим, чтобы она попросила дядю Эдо просто посмотреть через web-cam, и разрешить.

— А если… — произнес Монти, — …Пригласить их к нам в гости на обед, вместе с этой штукой, чтобы дядя Эдо это потрогал, и тогда он, наверное, разрешит.

— Вы жрать хотите? — в лоб спросил Шрек.

Пума задумчиво посмотрела на Рона.

— Мы ведь еще не завтракали, да!

— Можем пригласить на завтрак, — уточнил Монти.

— Сюда коп едет, — мрачно сказал Чип, и показал пальцем на стреловидный бело-синий катер, мчащийся к островку от пляжа западного берега.

— Все-таки, я не очень сильно ошибся, — констатировал Майо.

* * *

Катер погасил скорость и аккуратно выскочил на песок там, где берег Ихопуаа был наиболее пологим. В воду соскочил молодой утафоа-креольский метис в униформе.

— Констебль Кирли Нанто, локальная полиция Тарионе. Представьтесь, пожалуйста.

— Aita pe-a, — сказал Рон, направляясь к нему.

Гэйдж дернула Пуму за штанину шортов и тихо прошептала.

— Не давай ему ребенка!

— Конечно, не дам. А с чего бы он стал просить?

— Не давай, — повторила та.

— Да. Договорились, — Пума постаралась как можно выразительнее кивнуть.

Рон, диктовавший полисмену имена и описание характера деятельности маленькой группы на Ихопуаа, оглянулся на них обеих, и недоуменно пожал плечами.

— Эти сорванцы вас здорово донимают? — спросил констебль.

— Нет, конечно. Это же дети. Им интересно.

— Почему они боятся полиции? — вмешался Майо.

— Ну… — Кирли замялся, — Была тут одна история. Долго рассказывать.

— А мы никуда не торопимся, — он показал полисмену жетон, — Лейтенант Теллем, преторианская гвардия Верховного суда. Так почему дети боятся полиции?

— Теперь еще и преторианец… — проворчал констебль.

— Что значит, еще? — тут же спросил Майо.

— То и значит… Все из-за этого блядского Жерара Лаполо.

— Из-за Лаполо? — изумленно повторил лейтенант.

— Ага, по ходу, ты еще ни хрена не знаешь, — заключил Кирли, доставая из кармана форменного комбинезона сигарету, — Давай присядем. Расскажу в цветах и красках.

Рассказ констебля Кирли Нанто.

Эта история началась около восьми лет назад. Двадцатилетний пилот Эдо Раамуа выполнял патрулирование Ново-Гвинейского Моря севернее Папуа и юго-западнее меганезийской Новой Ирландии, и попал под обстрел батареи ПВО непризнанного султаната Солангай, занимавшего Острова Адмиралтейства. После этого началась «четырехдневная война», по итогам которой султанат исчез, а к Меганезии отошли острова в море Бисмарка и Новая Британия. Но это все потом, а в тот день снаряд из автоматической зенитной пушки прошил стеклопластиковый фюзеляж вироплана, и только аварийная автоматики спасла жизнь пилоту Эдо Раамуа, относительно мягко посадив на воду то, что осталось от легкой машины. Военно-спасательная служба подобрала Эдо раньше, чем он истек кровью. Он пришел в сознание через неделю, в госпитале Кавиенга, где медики осторожно сообщили ему о потере обеих ног и левой руки. Он просил пистолет с одним патроном — ему мягко отказывали. Он спорил, он доказывал, что на него зря тратят время, что после выхода из госпиталя он все равно проживет ровно столько, сколько надо, чтобы добраться до оружейного магазина, совершить нужную покупку и отойти за угол… Потом он решил, что застрелиться никогда не поздно, и почему бы не попробовать пожить хотя бы немного.

Компенсация по ранению сделала его очень состоятельным покупателем, а военная пенсия позволяла жить на широкую ногу. Вот только ног у Эдо теперь не было. Он некоторое время размышлял, где же обосноваться, и в конце концов остановился на маленьком чистеньком городке Тарионе на атолле Факахина. Тихое красивое место, прекрасный дом на самом берегу лагуны, и почти идеально работающая социальная служба — а что дальше?… Через две недели, перепробовав около дюжины моделей «роботизированных пластических серверов» и около полсотни бытовых киберов, он приобрел то, что в общих чертах его устраивало, и отказался от услуг социального работника: «Бро, теперь я хочу видеть тебя только как гостя, на чашку кофе. Так что, заходи, если хочешь, один или с друзьями, но обслуживать себя я буду сам»…

При правильном выборе техники: робосервера и киберов, обслуживать себя самому оказалось не так сложно, но, опять же — а что дальше?… Эдо стал шарить в интернет, надеясь найти готовый рецепт. Он быстро обнаружил сообщества людей с похожими проблемами, и даже небольшое армейское сообщество травмированных, участники которого — в основном тоже молодые люди — лишились конечностей или функций организма в ходе боевых действий. Три месяца он крутился там виртуально, а потом слетал на встречу участников на Раиатеа — и понял: не то. Состояние уважаемого, но беспомощного гражданина, которому общество помогает прожить остаток жизни в комфорте, никак не устраивал этого деятельного двадцатилетнего парня. Он не согласен был вливаться в сообщество «комфортно доживающих», он хотел жить по-настоящему. Первым его актом в этом направлении стало приобретение флайки…

Эдо Раамуа, хороший военный пилот отлично знал, что ему нужно: дешевый учебный вироплан «UATL», где ручное управление из кабины дублировано дистанционным с компьютера, находящегося на земле — или тоже в кабине. Чтобы управлять «мышкой», достаточно одной руки… Он чувствовал, что стоит ему снова дотянуться до неба, и он преодолеет некий рубеж, отделяющий его от полноценной жизни — и это предчувствие оказалось верным. Едва лишь земля послушно провалилась вниз, а вокруг раскинулось огромная поверхность океана с причудливыми зелеными кольцами атоллов, Эдо вновь ощутил себя хозяином своей жизни, свободным и независимым, как ветер. А когда он вернулся на землю, то возникла мысль о женщине. Не о том, чтобы пойти в Y-club, где какая-нибудь женщина, в основном из сочувствия, за условную сумму займется с ним сексом, а о том, чтобы по-настоящему, как раньше, снять девчонку и оторваться…

Робосервер давал возможность ходить, но только в стиле Буратино, и плавать в стиле полудохлой клячи, поэтому обычные способы, которыми снимают девчонок (танцы, фланирование по набережной, игра в мяч на пляже) не годились. Эдо понимал, как непросто найти девушку, которую бы привлекло тело-обрубок, даже если это тело принадлежит такому классному парню, как он… Поиски в интернет продлились год.

* * *

Эта история началась около семи лет назад. Шестнадцатилетняя Сатти Ниил впервые вписалась в резервисты, и попала в группу силовой поддержки локальной полиции на неспокойном из-за притока эмигрантов с новых территорий острове Коломбангара в Соломоновом море. Во время рейда в порту Кунджи, какой-то идиот-нелегал вздумал отстреливаться от полиции из ручного пулемета. Через пару секунду этого субъекта превратили в решето, но он успел выпустить одну очередь… Три пули попали Сатти в живот, одна — в грудь и две — в голову. Девушку оперативно доставили в госпиталь и медики отстояли ее жизнь, но они не смогли спасти ни ее зрение, ни репродуктивные функции. Правда, им удалось в основном, восстановить координацию движений…

Компенсация по ранению сделала ее весьма состоятельной дамой, а военная пенсия, которая причиталась ей, как солдату, потерявшему трудоспособность из-за ранения, полученного, фактически, в ходе боевых действий, давала возможность не думать о заработках, купить хороший дом в красивом и уютном месте — а что дальше?

Уяснив масштаб бедствия, Сатти хотела умереть, но почему-то этого не получилось, и она, в специализированном госпитале на Таити, начала осваивать «brain-robot interface vision» (BRIV). Через пару недель она научилась распознавать предметы, а еще через месяц первый раз смогла читать с экрана компьютера. Ее роботизированное зрение не являлось полноценным — так, эрзац, позволяющий выделять регулярные структуры из мозаики мелких разноцветных многоугольников, но оно позволяло общаться по сети. Ясно, что Сатти Ниил отправилась в интернет, чтобы разобраться, как теперь жить…

* * *

Эта история началась, когда Эдо Раамуа и Сатти Ниил встретились в интернет. Всего через несколько дней Сатти вышла из рейсовой этажерки Папаеэте (Таити) — Тарионе (Факахина), и впервые увидела Эдо своим эрзац-зрением. Он обнял ее — живой правой рукой и пластиковой левой — поцеловал в нос и шепнул на ухо: «Поехали домой»…

* * *

Жители Тарионе искренне радовались за этих молодых людей и думали, что парочка будет заниматься в основном друг другом. Первые несколько недель так оно и было. Очень изящная девушка в небольших выпуклых тонированных очках на эластичном обруче (так внешне выглядел аппарат BRIV) и довольно обыкновенный юноша со странной раскачивающейся походкой (этот утиный шаг был максимумом того, чего удалось добиться тренировками с робосервером) по вечерам прогуливались в районе крошечного архитектурного центра Тарионе. Они питались в маленьком китайском ресторане и там же заказывали себе что-нибудь с доставкой на дом. Дядюшка Цзи — хозяин ресторанчика — очень гордился этими клиентами (а скорее, уже друзьями). Пожалуй, он был единственным в городке, кто одобрял безумные (с точки зрения остальных тарионейцев) полеты этой странной влюбленной парочки на вироплане. «Очень сильные люди, — говорил Цзи, многозначительно поднимая палец к небу, — я пожилой человек, много где был, много людей видел, но таких сильных раньше не встречал». Вскоре, Эдо и Сатти расширили круг своих занятий. Теперь их все чаще видели на маленькой верфи мото-клуба на внешнем (океанском) берегу. Из-за своих жизненных обстоятельств, эти молодые люди вынуждены были хорошо освоиться с робототехникой, а она, по сути, одна и та же, что в производстве, что в быту. Теперь добавим сюда квалификацию Эдо, как военного летчика, и техническое образование Сатти (она два года изучала в колледже энергетику и механику мобильных машин). Понятно, что примерно через пару лет эти двое (уже окруженные ореолом местных мифов), превратились в лидеров клуба. Еще через год они реализовали некую мечту.

Рассказывают, что один дедушка тарионеец, ноноперант-инвестор (т. е. типичный пенсионер, живущий на ренту от пая в соцфонде), в последние годы увлекавшийся крепкими напитками по утрам и вечерам, в тот день навсегда отказался от алкоголя. Увидев Сатти в ее очках-роботовизоре за штурвалом маленького скринера, мягко приводняющегося около пирса рядом с кафе, он решил, что текила довела его до галлюцинаций, в просторечии именуемых «белочкой». Всего через минуту, бурная реакция других (бесспорно трезвых) посетителей кафе убедила его, что он не бредит, однако короткого шока хватило, чтобы создать стойкое отвращение к выпивке.

Впоследствии, оригинальный, простой, дешевый, и предельно-легкий в управлении скринер «Medusa» стал достаточно популярен в Туамоту и на Маркизах, но это уже совершенно другая история. Эдо и Сатти продолжали жить в уютном доме у самого берега лагуны на восточной окраине Тарионе (если слово «окраина» вообще можно применять к поселку, где от края до края всего полмили), и делить свое время между пешими и морскими прогулками, осторожным сексом, китайским ресторанчиком и креативом в мото-клубе. На любительской мини-верфи никакой ультра-модерн не построишь, но в виртуальной реальности, подобных ограничений нет. Из-под пера (точнее, из-под «мышки») Эдо и Сатти появлялись футуристические летательные аппараты, и заполняли их галерею-блог. Как-то нечувствительно, они оказались художниками жанра «Singular-pro» и, после небольшой международной выставки «Futurex», легко сошлись с одним из отцов жанра — Дако Парадино с острова Рауль (архипелаг Кермадек, Новая Зеландия — Аотеароа). Этот эксцентричный и немного загадочный семидесятилетний маори обладал неиссякаемым оптимизмом, которым постоянно и щедро делился с новыми друзьями, через разделявшие их пол-океана.

Дако Парадино убедил Эдо и Сатти в том, что катастрофические последствия их физических травм не вечны. Лет через двадцать, в крайнем случае, через тридцать, технологический прогресс сможет реставрировать органы, которых они лишились. «Юниоры, у вас еще все впереди! — уверенно заявлял он на их inet-party, — даже при современном уровне техники, вы многого добились, а с каждым годом (с каждым!) возможностей будет все больше. Техника взмывает к звездам по экспоненциально-степенной кривой, и набирает такую бешеную скорость, которую мы сейчас даже представить не можем! Это не я, старый дурак, вам говорю, это наука говорит!».

Следующее принципиально-важное событие в жизни молодых людей было связано с ресторанчиком дяди Цзи. С некоторых пор, у него подрабатывали трое мальчишек из восточного поселка. Шустрые сорванцы восьми-девяти лет развозили на специально купленных дядей Цзи велосипедах коробки с china-food, имели с этого немного денег плюс бесплатный шведский стол и мелкие подарки по многочисленным праздникам (китайским и меганезийским). Прозвали сорванцов Чип, Дейл и Монти, по аналогии с диснеевскими бурундуками-спасателями. Как они жили в свободное от ресторанного бизнеса время, никто толком не знал. Здоровы, сыты, одеты и при деле — видимо, все нормально. Через год после появления «спасателей», социальная инспекция накрыла стойбище хиппи, откочевавшее с детьми с какого-то из соседних атоллов (где облава произошла на год раньше). Мамашам влепили по году каторжных работ за сокрытие неспособности содержать детей социально-приемлемым образом, папаш, как обычно, выявить не удалось, а дети подлежали передаче в социально-благополучные семьи по конкурсу. Дяде Цзи, за нарушение артикулов Хартии о трудовых отношениях, грозили крайне серьезные неприятности, если бы сорванцы не добежали до fare Raamua-Niil. Кирли Нанто (в то время только что назначенный констеблем в Тарионе), постучался в дверь через четверть часа, и вежливо попросил хозяев передать ему и социальному инспектору троих беспризорников, случайно оказавшихся в этом доме…

То, что случилось дальше, Кирли до сих пор не мог вспоминать без содрогания. Из глубины дома раздался истошный детский крик: «Тетя Сатти, не отдавай нас», и уверенный ответ молодой женщины «Не бойтесь, вы под защитой Хартии». Эдо, продолжая стоять в дверях, ответил констеблю и инспектору:

— С каких это пор наши дети стали беспризорниками?

— Но, Эдо, это ведь не ваши дети, — заметил констебль.

— Ты плохо информирован, бро, — сказал Эдо.

— Послушайте, сен Раамуа, — вмешался инспектор, — есть судебная процедура, а ваше намерение забрать детей без конкурса, противоречит Хартии.

— Вы что, глухой? — холодно поинтересовалась у него Сатти, подойдя и встав рядом со своим faakane, — Вам ясно сказано: это наши дети. Наш fare под защитой Хартии, так?

— Извините, сен Ниил, но вы удерживаете этих детей у себя…

— Это кто же их удерживает? — перебил Эдо.

— Простите, — мягко сказал констебль, — Есть решение суда. Я обязан его исполнить…

— Продолжай, бро, — поощрил его бывший военный пилот, — … Исполнить, а в случае сопротивления, применить силу. Ну? Давай, примени к нам силу.

— Я что, псих, по-твоему? — обиделся Кирли, которому было совершенно ясно, каково окажется мнение всех жителей Тарионе о нем и его деятельности, если он, и правда, применит силу в такой ситуации и к таким людям.

— Надеюсь, что нет, — ответила ему Сатти, — Ты всегда был правильным канаком.

— А что нам делать? — растерянно спросил социальный инспектор.

— Доложить судье, что тут ошибка, — сказал Эдо, — Разве есть другие варианты?

Других вариантов не было. Идиотская ситуация оказалась перевалена на судей и они собрались, чтобы решить, как теперь поступать и с детьми, и с дядей Цзи… В разгар спора, на суде возник Жерар Лаполо, величайший сквалыга региона, и заметил, что у судей нет никаких оснований отвергать заявлению Сатти и Эдо относительно детей, поскольку все непосредственно-заинтересованные люди с этим заявлением согласны. Тогда, дядя Цзи ни в чем не виноват: дети помогали ему с согласия родителей. И суд постановил: «Отменить решение, принятое без учета ключевого факта, а гражданам Раамуа и Ниил вынести замечание за то, что их дети не посещают базовую школу».

Не то, чтобы после этого трое сорванцов начали жить в fare Raamua-Niil. Скорее, они остались «кошками, которые гуляют сами по себе», но школу они теперь посещали трижды в неделю, как положено, и учились более-менее прилично. При этом, они продолжали иногда подрабатывать развозкой china-food у дяди Цзи — видимо, уже по привычке (этот заработок не имел для мальчишек экономического смысла — вещи и деньги на карманные расходы обеспечивали «родители»). Социальная инспекция регулярно заглядывала в fare Raamua-Niil. Обычно, в сам момент визита Чип, Дейл и Монти отсутствовали. Сатти звонила по мобайлу, строго говорила «Дети! Домой!», и через час (не позже!), все трое возникали, будто материализовавшись из воздуха.

На этом история обзаведения Эдо и Сатти потомством «ad-lex» еще не завершилась. Около года назад, марокканский шейх Казим Ат-Дареш, летел по делам ЮНЕСКО из Канберры (куда прибыл ранее из Джакарты) в Мехико (откуда, после переговоров, возвращался домой в Рабат). Летел он с комфортом, в VIP-апартаментах аэробуса австралийской авиакомпании «Qantas», с транзитной посадкой на Таити. Он хотел воспользоваться услугами авиакомпании «Etihad» (Абу-Даби), но это выходило вдвое дольше (через Манилу и Гонолулу). Небо над всей меганезийской акваторией было закрыто для перевозчиков из стран Исламской конференции, в ответ на очередное объявление джихада против Меганезии. Итак, шейх летел с комфортом: с личным поваром, массажистом, тремя секретарями из восьми и двумя женами из четырех.

Каким образом младшая жена (купленная в Таиланде, через посредника за большие деньги) покинула самолет в аэропорту Таити — неизвестно. Может, притворилась, что пошла в сортир, а потом кто-то недоглядел… Казим очень переживал (мало того, что деньги пропали, так и его сын, которого вынашивала эта жена, тоже пропал), однако, заявить о пропаже властям Меганезии он не решился, и аэробус улетел в Мехико без одиннадцатилетней Танар. Каким образом девочка вышла из аэропорта, оказалась на берегу залива Матаваи и попала в кампанию к двум подросткам — баджао (морским кочевникам) остается полнейшей загадкой. Эти подростки тоже сбежали, а точнее — покинули свой морской табор, что по обычаям баджао допускалось. У них была своя лодка, и они намеревались искать удачу в восточной стороне Туамоту. Почему нет?

Морской переход на расстояние более пятисот миль продолжался (с остановками в лагунах экономически перспективных атоллов) приблизительно две недели. Как это выдержала тайская девочка-подросток на пятом месяце беременности — опять-таки, загадка. Дальнейшую ее судьбу решила встреча на тусовке морских бродяг в лагуне Факахина с тремя «бурундуками — спасателями». Их эмоциональный рассказ о «тете Сатти, которая сражалась с bandido-пулеметчиком» и о «дяде Эдо, летчике, который воевал за Хартию в Новой Британии», произвело на пару баджао достаточно сильное впечатление. Они согласились посоветоваться с такими дельными людьми о том, что делать с подобранной на Таити девочкой, растущее пузо которой в сочетании с явно нетипичным для такого состояния возрастом, вызывало у ребят беспокойство…

* * *

Констебль Кирли Нанто выразительно замолчал, бросил окурок четвертой по счету сигареты в пакет для мусора и налил себе какао из котелка, принесенного Пумой.

— Так Фиона и Шрек это баджао? — спросила она.

— Угу, — он кивнул, — Настоящие имена у них длинные, к тому же, по их обычаю, не всякому можно их говорить. Типа, магия. А Шрек и Фиона очень подходит.

— А как Эдо и Сатти решили проблему с беременной Гэйдж — Танар?

— Они решили, ага, — проворчал констебль, — Сейчас объясню, как они решили. Сатти позвонила мне и говорит: «Прикинь, Кирли, моя дочка беременна. Неделя, примерно, двадцать пятая». Ну, я ее очень тактично спрашиваю: «Ты офигела, нет? У тебя же все трое детей мальчики». А она… Блин…

— Что она? — поторопил его лейтенант Теллем.

— …А она говорит: ты просто еще не в курсе, бро. У меня шестеро детей. Четверо мальчиков и две девочки, одна из них это вот… А ей лет около двенадцати.

— А ты на это что сказал?

— Сказал: ну, пиздец вообще… Потом пришел посмотреть. Ну, да. На вид лет около двенадцати, и пузо уже такое… Я поговорил с нашими медиками, они подсказали, кто спец по таким ситуациям. Есть на фрегате «Пенелопа» военврач, Рохо Неи, он изучал рожающих юниорок-комми на Элаусестере, это 350 миль к юго-западу отсюда.

Пума Батчер бросила взгляд на подростков, которые уже успели найти в мини-лагере вытянутый мяч для регби, и сейчас, пытались придумать к нему правила в процессе, собственно, игры, на берегу и в воде. Рон задумчиво почесал в затылке.

— Мы с Пумой часто бываем на Элаусестере. Это другой случай. Тамошние юниорки рожают в пятнадцать, в четырнадцать, но уж никак не в двенадцать. И еще: ты видел, какие они здоровые? А это таиландка и выглядит на свои двенадцать.

— Ну, — Кирли кивнул, — док Рохо это самое и сказал. Но, других-то вариантов не было. Сделали, как там. Стимуляция, и в семь месяцев — шлеп. Вроде, ничего, все здоровы. Фигня началась, когда стали решать, кто заплатит за всю эту медицину.

— Страховой фонд, — не задумываясь, ответила Пума.

— Какой фонд? — спросил Кирли, — Гэйдж здесь появилась без страховки, и в уже таком состоянии, в каком страхуют только те фонды, что специализируются на космонавтах, коммандос и экстремальных дайверах. Ставки соответствующие.

— Тогда кто заказал, тот и платит, — предположил Рон.

— Все верно, бро, — констебль кивнул, — Эдо и Сатти выложили семь штук фунтов, они ребята не бедные. Их это устраивало. Гэйдж здорова и мелкий здоров. Тем бы дело и закончилось, не появись опять этот блядский Лаполо.

— Опять? — удивленно переспросил Майо, — да он просто морской демон какой-то.

Констебль махнул рукой и потащил из пачки очередную сигарету.

— Что ты, бро! Морской демон это так, явление природы, а Лаполо гораздо хуже! Он прослышал о семи штуках и подбил ребят взыскать это с правительства по суду. Мол, правительство допустило рабовладение на территории Конфедерации, значит, оно и виновато во всей этой фигне. Пусть компенсирует затраты за счет резервного фонда.

— Ну, это уже перебор! — возмутился Рон, — Откуда правительство знало, что какой-то марокканский шейх купил девчонку на невольничьем рынке в Таиланде?

— Оттуда. Лаполо приперся в суд, потребовал, чтобы вызвали шефа INDEMI, и в лоб спросил: «Полковник Андерс, у вас есть досье на шейха Казима Ат-Дареша, из Рабата, гражданина королевства Марокко?». Досье, разумеется, было. Подробное. А дальше Лаполо говорит: «Если бы этого Казима вытряхнули на Таити из лайнера и взяли за жабры, то он бы выложил любую компенсацию, только чтобы убраться живым. И это нормально по праву, потому что авиатранспорт в аэропорту не экстерриториален».

— Бред, — фыркнул Рон, — Если транзитных пассажиров так вытряхивать, то через наши аэропорты никто летать не будет. Это минус миллионы фунтов, а то и миллиарды.

— Ага, — Кирли кивнул, — Представитель правительства говорил то же самое. А Лаполо процитировал Хартию. Там не написано, транзитный ты или нет. Обратил человека в физическое рабство — получи ВМГС.

Пума задумчиво сложила губы дудочкой и почесала себе спину.

— По ходу, этот Лаполо в чем-то прав, а в чем-то нет.

— Он квирулянт, — возразил констебль, — Ему наплевать, прав он или нет, ему просто нравится собачиться в суде, как детям нравится играть в пятнашки. Верховный суд отказал, и он вытащил эту тяжбу на Конференцию окружных судов. Полсотни судей неделю обсуждали, на кого надо повесить эти семь тысяч. Решили, что пополам.

— Вот! — обрадовалась Пума, — Я же говорю: в чем-то прав, а в чем-то нет! Если бы им ничего не компенсировали, то вышло бы, что правительству насрать, что по нашему океану ползают всякие говнюки. А если бы им все компенсировали, то в завтра у нас миллион таких швонцев пошли бы в суд, и отхарили из общака штук по несколько!

— Жаргон у тебя… — буркнул Майо.

— Так быстрее и понятнее, — лаконично ответила она.

Кирли прикурил сигарету, которую до того крутил в пальцах, и продолжил.

— …Все это дело, конечно, публиковалось в «Судебном мониторе», который можно прочесть в интернет из любой страны, и из Марокко тоже. Шейху доложили, и он подумал: эти приемные родители очень бедные, раз они таскаются во все суды из-за мелкой суммы. И послал адвоката, чтобы выкупить своего биологического сына.

— Куда послал? — не поняла Пума.

— Сюда, — констебль для понятности похлопал ладонью по грунту, — Вернее, адвокат сначала написал Лаполо на e-mail: есть такой вопрос и надо обсудить сумму. Ну, как адвокат с адвокатом. Типа, он решил, что Лаполо это такой меганезийский адвокат.

— А ты откуда знаешь, что он написал? — подозрительно спросил лейтенант Теллем.

— Ну… — произнес констебль, подняв глаза к небу.

— Майо, что ты как маленький, — проворчал Рон.

— Ладно, проехали, — проворчал преторианец, — А что Лаполо?

— Точно не известно. С этого ящика он не отвечал. Но, по ходу, как-то сообщил, что предложение интересное. Типа: приезжай, обсудим. Тот и приехал, как дурак.

Возникла многозначительная пауза.

— Утонул в море? — предположила Пума.

— Нет, — Кирли покачал головой, — Закопался ночью в песок, вон там, в углу пляжа.

— Это как…?

— Ну, по ходу, так, — констебль изобразил гребки ладонями, — А рано утром парень, уборщик, пошел сгребать мусор, и нашел адвокатскую голову.

— Голову адвокат сам себе отрезал? — не скрывая скепсиса, спросил Рон.

— Нет, голова была при нем. Просто он закопался до подбородка.

— Сам? — спросила Пума, не скрывая сомнений в голосе.

— Утверждает, что сам. Типа, выкопал яму, встал в ней руки по швам, и закопался.

— Чем закапывался-то? Хером что ли?

— В протоколе он написал: «Не помню». Он почти ничего не помнил, и очень хотел побыстрее улететь домой. А у меня не было оснований его задерживать. Такие дела.

— Кирли, а ты сам общался с Жераром Лаполо? — спросил Майо.

Констебль многозначительно кивнул.

— А как же! Обыкновенный дедушка-фермер, маори или малаец, а может, метис. И разговоры сплошь фермерские. Природа, погода, грядки с ямсом и рыбалка. Когда он играет с другими дедушками в шашки, то не вдруг угадаешь, который из них Лаполо. Любит детей, ворчит на молодежь, рассказывает про старые добрые времена, когда пальмы были маленькими, а селедки — большими и жирными. Если попробуешь с ним говорить о серьезных делах, то оглянуться не успеешь, а разговор уже идет о том, как правильно варить кукурузное пиво. И еще он любит говорить о женщинах. Это у него третья по значимости тема — после селедки и пива. Женщинам, кстати, он нравится.

— И с адвокатом он поступил, как фермер, — пошутил Рон, — типа, маленькая грядка…

— А вы слышали историю про круизный лайнер «Pacific Ring»? — спросил констебль.

— Нет, — сказал Майо, — А это тоже имеет отношение к Лаполо?

Кирли снова кивнул и сделал несколько глотков уже немного остывшего какао.

— У мексиканца, капитана лайнера, оказался фэйк на морской карте. Пролив между атоллами Рароиа и Такуме был нарисован на четверть мили шире, чем в реальности. «Pacific Ring» налетел на рифы южной оконечности Такуме на скорости 25 узлов, распорол борт ниже ватерлинии, и начал опрокидываться, практически на ходу.

— Происки Лаполо? — снова пошутил экс-коммандос.

— Нет, наоборот. Лаполо организовал местных молодых бездельников, и они сняли пассажиров и экипаж раньше, чем это мексиканское корыто показало киль. Когда появилась спасательная служба, лайнер уже фотографировали на память дайверы на глубине сто футов, а круизная публика в полном составе сидела на солнышке и пила ямсовый самогон для снятия стресса. Лаполо сделал было вид, что он не при чем, но молодежь сдала его прессе с потрохами. Ветеран гражданской войны за Хартию…

— Чтобы обогнать спасательную службу, нужна обученная команда, — заметил Рон.

— Ну, — согласился констебль, — Так и есть. Я в тот момент случайно оказался на юге Такуме, и все видел. Они работали по той же схеме, что и ваш полувзвод.

Рон Батчер сделал большие глаза, артистично изображая полное недоумение.

— Что-что?! Какой — такой, наш полувзвод?

— Бро, не прикидывайся морским огурцом. Что я, не видел, как вы работаете? Вот, на берегу полсотни бичей, болтают ногами в воде, или лежат кверху пузом. Свисток — и тринадцать из них резко начинают что-то делать. Ну, спецоперация или типа того.

— Я уже три года, как в отставке, — проворчал экс-коммандос.

— Не важно, — Кирли махнул рукой, — Понимаешь же, о чем я говорю. Сидели на берегу обыкновенные тинэйджеры — ваго, вдруг — оп! Одни раскатали сорокафутовые рафты, другие притащили баллоны со сжатым воздухом, третьи — еще что-то. На раз-два-три врубили движки и рванули к лайнеру на паре «Зодиаков» и пятерке рафтов.

— Откуда они взялись, такие прыткие, да еще обученные? — удивился Майо.

— Местные кадры, — ответил констебль, — Лаполо придумал для юниоров-бездельников такую игру: «догони халяву». Get a free ride. Типа: через полчаса, там-то приводнится дирижабль-дрон, в карго-боксе — пиво и разные прибамбасы, бесплатно — для тех, кто успел. Стоянка дирижабля — три минуты ровно. Погнали… Freeriders.

— Игровой тренинг, — определил Рон, — Так обучают в спецшколе морских коммандос.

Лейтенант Теллем погладил ладонью свой картинно-квадратный подбородок.

— И много у Лаполо таких обученных фрирайдеров, замаскированных под «ваго»?

— Ага, так он тебе и отчитался, сколько их и что они еще умеют. Держи карман шире.

— А в суд? — спросил преторианец.

— А что ты ему предъявишь?

— Ну, если идти логически…

Договорить он не успел. Со стороны группы подростков послышался радостный визг: «Едут! Дядя Эдо с тетей Сатти едут! Уауауа!!!». От одного из домашних причалов на восточном краю Тарионе отвалил белый катамаран-траулер с объемной коробчатой рубкой на баке и широкой площадкой под стрелой лебедки на юте.

— Нормальное корыто, — вынесла свой вердикт Пума, — А как оно пролезает в лагуну?

— Оно легкое, осадка полметра, — ответил Кирли, — Топ-модель местного дизайна.

— Это я договорился! — гордо объявил подошедший Шрек, — сейчас все поедем к нам завтракать! Здорово я придумал? Только самоходный пузырь не забудьте взять, ага?

— Возьмем все три, — пообещал Рон, — у нас еще два не надутых в багажнике.

— Свои пушки тоже не забудьте, — сказал констебль, — Вообще-то у нас не воруют, но какие-нибудь юниоры могут захотеть побаловаться, а это… Короче не игрушки.

— А можно вы нам дадите пострелять вот из этого? — спросил Монти, показывая на «карманный пулемет» (к которому присмотрелся после замечания констебля).

Пума погрозила ему пальцем.

— Все игры с техникой только с разрешения взрослых. Такое правило, да!

— Ребята, давайте снимем контрольный блок с флайки, — предложил Майо, — А то еще какой-нибудь юниор захочет покататься.

— Правильно, — одобрил констебль.

Рон как раз успел выполнить эту нехитрую процедуру, когда катамаран подкатил к самому берегу, и из просвета между поплавками выдвинулась небольшая аппарель… Парочка, о которой тут столько было рассказано, оказалась на вид совсем не такой необычной. Сатти — изящная креолка, одетая в шорты и топик с какой-то незнакомой эмблемой. BRIV-аппарат на эластичном обруче выглядел как тонированные очки. Некоторую скованность движений можно было даже не заметить, если не слишком приглядываться. Другое дело — Эдо. Странность его «утиной» походки была заметна сразу, несмотря на свободную одежду вроде сиреневого тонкого кимоно. Левая рука обыкновенно двигалась при шаге, и только вид кисти выдавал ее искусственность.

Эдо Раамуа приветственно махнул рукой и улыбнулся.

— Aloha foa! Наши сорванцы еще не провели среди вас экспроприацию?

— Они у нас как галки, — добавила Сатти, — хватают все, что блестит.

— Они классные! — возразила Пума, — Мне даже дали потискать вашего мелкого.

— О! — удивилась Сатти и, повернувшись к Гэйдж обменялась с ней несколькими короткими фразами на тайском.

— Кирли, ты уже много про нас наябедничал? — поинтересовался Эдо.

— Самую малость, — ответил констебль, — Больше про вашего приятеля Лаполо.

— А-а. Понятно. Жерар это главный возмутитель спокойствия и PR-maker нашей маленькой провинции. Если бы не он, полиция умерла бы от скуки.

— Угу, — буркнул констебль, — Лучшее средство от скуки. Почти как падение астероида.

— К чему ты сказал про астероид? — поинтересовался лейтенант Теллем.

Кирли пожал плечами.

— Ну, так… Тема на слуху.

— На слуху… — задумчиво повторил преторианец.

— В нашем china-pub это одна из любимых тем флейма, — добавила Сатти, — И, кстати, Жерар тоже этим интересуется. А дядя Цзи даже специально повесил там второй TV-экран, для «Astronomy and space technology hot-news» и «Cosmos que nos pertenecer».

— А я балдею от Немезиды, — сообщила Пума, — Что толку с астероида? Камень и все.

— Foa, мы ведь собрались завтракать, — напомнил Эдо, — так что welcome a board.

* * *

…Полицейский катер резко подал назад от берега островка Ихопуаа, развернулся на пяточке, описал дугу, стремительно набирая скорость, и уже глиссируя, помчался на восток, к дальней стороне рифового барьера Факахина.

— Опять будет делать облаву, — хмуро прокомментировал Чип.

— Кирли хороший парень, — укоризненно ответил ему Эдо, — а вы его обижаете. Разве правильные канаки так поступают?

— Все равно, он коп, — возразил Дейл.

— Кто-то ведь должен работать копом, не так ли? — вмешалась Сатти.

— Должен… — мальчишка кивнул, — но я бы не хотел.

— …А, значит, — спокойно продолжала она, — Кирли выполняет ту работу, которая необходима всем. Вам, дети, в том числе.

— Но вы с дядей Эдо платите ему за это взносы, — сказал Монти.

— Верно, — она кивнула, — Ну, и что? По-твоему из-за этого можно его обижать?

— Нет, но… — мальчишка замялся, — … Все равно, с копом сложно дружить.

— В жизни, — сказала девушка, — Надо уметь делать не только простые вещи. Дети! Давайте договоримся: завтра вы пригласите Кирли на ужин.

— А может, ты сама пригласишь, тетя Сатти? — спросила Фиона.

— Нет, радость моя. Это сделаете вы. Конкретно: ты и Шрек. Мы договорились?

— И чего ты встряла? — буркнул Шрек, — вот, схлопотали… Да, договорились, тетя Сатти.

— Э… Может, мы уже поедем? — спросил Эдо.

— Ну, конечно, — она кивнула, — По ходу, все давно на борту.

Эдо Раамуа на пару секунду замер, как будто прислушиваясь к чему-то, а затем движок заработал, и катамаран медленно попятился назад. Через четверть минуты последовал мягкий разворот, и носы поплавков прицелились в сторону восточного края Тарионе.

— Как ты этим управляешь? — заинтересовалась Пума.

— Так же, как управляю ногами и левой рукой, — ответил он, — Прикинь, гло: если у тебя есть трансмиттер Е-волны, то почему бы не использовать его для управления бытовой техникой. Всего-то: вывести сигнал на мобайл с woki-toki, и управляй чем угодно.

— Е-волна, это то электричество, которое в нервах? — уточнила она.

— Типа, да, если не придираться к словам.

— Ух ты! Круто! А флайкой ты так можешь управлять?

— Хоть звездолетом — при условии, что я вижу, что там вокруг. Для этого мне нужно надеть такие же очки, как у Сатти, только и всего.

Девушка протянула руку и погладила его по щеке.

— Эдо тебя разыгрывает. На самом деле, в BRIV-очках он ни фига толком не видит. В таких случаях, он управляет, просто глядя на монитор. Это я к ним адаптировалась, поскольку у меня не было выбора, но все равно, водитель из меня хреновый. Когда предмет перемещается, даже не очень быстро, он у меня размазывается в пятно.

— Со звездолетом тебе было бы проще, тетя Сатти, — авторитетно заявил Шрек, — Нам в школе говорили, что за Солнечной системой в космосе, вокруг ничего особенного не болтается. Ну, как здесь в океане, дальше Пукапука ничего нет до самой Америки.

— А Немезида? — спросил Рон и подмигнул мальчишке.

— Ты меня не путай! — возмутился тот, — Немезида, она еще на нашей поляне.

— Космос поделен, — констатировал Эдо, — Осталось поставить пограничные знаки.

— Что ты прикалываешься? — слегка обиженно сказала Фиона, — Разве не так?

Малыш Зи на лежбище пискнул. Гэйдж взяла его на руки и поднесла к левой из двух выпуклостей, которые формально следовало считать ее грудями. Зи отреагировал адекватно, но, без особого успеха. Сатти вздохнула и объявила:

— У мелкого второй завтрак. Ладно, до дома две минуты, там покормим нормально.

— А нам комми возят свежее молоко на халяву! — похвастался Дейл.

— Балда ты, — буркнул Монти, — Не на халяву, а по Марксу.

— Маркс это главный комми, но он уже умер, — пояснил Чип специально для гостей.

— Мы в курсе про Маркса, — ответила Пума, легонько щелкнула мальчишку по носу, и ловко увернулась от его попытки ответить тем же, — …А на Тепи-Элаусестере я даже пробовала доить морскую корову. Но корове больше хотелось играть, прикинь?

Эдо развел руками (и стало заметно, что левая движется по-другому, чем правая).

— Эти комми хорошие ребята, но ставят нас в неудобное положение. Как будто мы не можем заплатить. Но не отказываться же из-за этого и не переходить же на молоко с маркета, которое уже с консервантами… Сами понимаете. Формально мы вышли из положения: организовали для них бесплатную стажировку на нашей клубной верфи.

— Правда, непонятно, кому от этого больше выгоды: им или клубу, — добавила Сатти.

— До мухи-одуванчика они бы без нас не доперли, — заметил он.

— Муха-одуванчик придумалась случайно, из-за эластикайта, — возразила она.

— А что это такое? — поинтересовался Майо Теллем.

— Ктулхианская тема. Дома расскажем, — ответил Эдо, — Сейчас я аккуратно причалю…

Второй раз фокус с управлением катамараном с помощью Е-волны уже не произвел такого сильного впечатления, но зато последующие действия… Едва они вышли на причал, как четырехъярусный коттедж в стиле «мексиканская пирамида», начал жить собственной жизнью. Над одной из террас второго яруса раскрылся солнцезащитный навес, под него из какой-то комнаты выкатились несколько столиков, и собрались в единую конструкцию, где-то раздался шум воды и жужжание кухонного комбайна…

— Мы хаусхолдеры с физическими проблемами, — пояснила Сатти, — и нам приходится организовывать быт как-то вот так…

Пума протянула руку себе за спину и сосредоточенно почесала между лопаток.

— Типа, вы что, и домом так управляете?

— Это она управляет, — Эдо кивнул в сторону Сатти, — у нее в каждой комнате глаза…

— Но тонкие операции у тебя получаются лучше, — ответила девушка, — Может быть, ты накроешь на стол? Мальчишки, покажите гостям нашу галерею. Фиона, помоги Гэйдж покормить мелкого. А я пойду, соберу каких-нибудь свежих овощей на огороде.

— Давай, помогу, — предложила Пума.

— Не надо, — Сатти улыбнулась и покачала головой, — Это моя тренировка. Знаешь, как сложно поймать самый обычный помидор, если он спрятался среди зелени, и ветерок слегка покачивает стебли с одной частотой, а листья, с другой?

— Поймать помидор? — Пума удивленно выпучила глаза, — Ой, я забыла, что ты… Э…

— Забыла, что я биологически слепая? Гло, это самый классный комплимент! — Сатти показала двумя пальцами знак «Victory» и двинулась в сторону огорода.

— Пошли смотреть галерею! — сказал Шрек, хлопнув задумавшуюся Пуму по плечу.

Галерея представляла собой небольшой круглый холл первого этажа. Его стена была оклеена пленкой-видеоэкраном. В центре находился подиум с некими артефактами, изготовленными на бытовом фаббере из пластика. Фигурки фантастических зверей соседствовали с не менее фантастическими архитектурно-ландшафтными сюжетами. Модели реалистичных машин стояли вперемежку с предельно сюрреалистическими. Некоторые артефакты имели аннотации вроде такой: «Трехногий парусно-ушастый марсианский жираф, появится лет через двести, в ходе селекции ездовых кроликов». Изображения на экранах в основном относились к «техно»: эскизы плавучих, летучих, ходячих и катающихся видов транспорта, вписанных в подходящий для них пейзаж.

Рон Батчер пригляделся к одной из картин.

— А это что за фейерверк?

— Ты что? — удивился его непонятливости Шрек, — Это зеркало-лабысло! Его ставят на спутнике и пускают солнечный зайчик. Вот, в углу написано: «Лабысло Упернавика». Упернавик это островок в Гренландии, которая у вас нарисована на флайке.

— Артисты, — фыркнул Монти, — Гренландию рисуют, а про зеркало-лабысло не знают.

— Вы гоните, — возмутилась Пума, — Мы были рядом с Гренландией в прошлом году, и никакого лабысла не видели! Скажи, Рон?

— Вообще-то Черная кошка, мы были на Баффиновой земле, по другую сторону моря.

— Тоже мне, море. Триста миль шириной. А Упернавик там как раз напротив, да!

— Лабысло подвесят только в апреле этого года, — вмешался Дейл, — А тут его авансом нарисовал Дако Парадино, художник с Аотеароа, друг тети Сатти и дяди Эдо.

— Откуда известно, что подвесят? — поинтересовался лейтенант Теллем.

— Утето с Такуме говорит, — ответил Чип, — А ему папа сказал. Его папа зря не скажет.

— Его папа — Жерар Лаполо? — уточнил преторианец.

— Ага, — мальчик кивнул, — А его мама Хани Хироа. Она экологический инспектор, она иногда нас катает на патрульном «Пингвине» до Пукапука или до Тепото! А вы нам обещали дать прокатиться на вашем пузыре и пострелять из этой прикольной фигни.

Мальчишка похлопал ладонью по чехлу «карманного пулемета», прицепленному к комбинезону на правом боку экс-спецназовца.

— Если ваши взрослые разрешат, — пунктуально уточнил Рон.

— Ага! — радостно согласился Чип и, повернувшись к стене, ткнул пальцем в еще одну картину, — А вот это — эластикайт. А это (он ткнул в соседнюю картину справа), муха-одуванчик. Они так рядом, чтобы все врубались, как одно получилось из другого.

— Похоже на бумажный самолетик с резиномотором, — заметил лейтенант Теллем.

— Эластико-бумажный, — поправил мальчишка, — Видишь, у него пропеллер это просто растопыренный кусочек носа? Все из одного листка, а нос закручен. В этом и фишка.

— На спор придумали? — предположил Рон.

— Ага! Дядя Эдо ловко обставил комми. Они думали, они самые креативные. Фиг там! Правда, муху-одуванчик они потом сами придумали. Она вырастает на специальном кусте, как цветок, отрывается и улетает. А месяц назад ее в натуре сделали, вот!

— Откуда в кустах резиномотор? — недоверчиво спросила Пума.

— От инженерии с генами. Муху-одуванчик будут разводить на Ктулху, когда долетят, поэтому картина называется: «Летающие цветы Ктулху». Их можно посадить в одном месте, а дальше они сами везде разлетятся. Это как раскидать семечки с флайки.

— Я все равно не поняла про гены и резиномотор.

— Это совсем просто! — встрял Шрек, — Есть растения, в которых каучук. Надо только, чтобы он вырастал закрученный, а когда он раскручивается, то крутит пропеллер.

Не слишком рассчитывая на убедительности собственных слов, юный баджао начал сплетать пальцы изображая, каким образом вырастает закрученный каучук, и в этот момент в холл-галерею своей «утиной» походкой вошел Эдо Раамуа.

— Не каучук, а резилин или его аналог, эламид, а так все правильно. Для инфо: резилин есть у прыгающих и летающих насекомых. Это крайне эластичный белок, его полосы выполняют функции механического аккумулятора и резиномотора.

— Типа арбалета? Взводишь медленно, отпускаешь быстро? — предположил Рон.

— Да. Только в резилине можно запасти энергии гораздо больше и надолго. Например, взводишь месяц, отпускаешь за день. Саранча пролетает около тысячи миль на одном заряде. Пчела летит не так далеко, зато может подзаряжаться полмиллиарда раз.

— Ты еще и биохимию знаешь? — удивилась Пума.

— Нет, так случайно совпало, — ответил Эдо, и покачал вверх-вниз своей искусственной рукой, — У меня тут эламидовые шнуры на сгибателях, поэтому я заинтересовался.

— А он дорогой, этот резилин, или эламид? — практично спросила она.

— Не очень. Раза в три дороже каучука. А получается так же, из ГМ-фитопланктона. И давайте уже завтракать. Стол накрыт, Сатти всякой вкусной флоры притащила…

* * *

Столовая — терраса второго этажа под солнцезащитным навесом, была именно таким местом, где можно с аппетитом перекусить в это время дня. Экваториальная жара, нарастающая по мере превращения раннего утра в позднее, пока еще практически компенсировалась легким прохладным морским ветерком. Ближе к полудню здесь начнется пекло — но до полудня достаточно времени…

— Хорошего солдата узнают по обстоятельности питания, — весело заявила хозяйка, наблюдая, как трое гостей орудуют ложками и китайскими палочками.

— Так точно, Сатти, — Рон кивнул, — А еще хорошего солдата узнают по близости его работы к военной технологии. Эти ваши мухи-одуванчики — неплохое оружие, и оно растет на грядках само собой, практически даром.

— Мы придумали только прототип, на спор, — напомнила она, — И я слабо представляю, какое у этих фито-мух может быть военное применение.

— По-моему это напрашивается, — заметил экс-коммандос, — Если считать, что эти мухи растут, как высокопродуктивная зеленая масса — скажем, двадцать тонн на гектар, то урожай с квадратного километра уже является серьезной военной силой. Миллиард согласованно летящих объектов массой по одному — два грамма — это то же, что стая саранчи. Это возможность тихого и внезапного выведения из строя боевого крейсера, уничтожения в воздухе эскадрильи самолетов, блокирования наземной магистрали…

— У мух-одуванчиков нет согласования, — возразил Эдо, — это неуправляемые микропланеры с резиномоторным пропеллером, которые летят случайным образом.

Рон эмоционально взмахнул в воздухе палочками с зажатым в них кусочком краба.

— Ну, это дело времени. Сегодня — неуправляемые, завтра — управляемые. Кстати, я говорил пока только о нейтральной биомассе. А ведь эти фито-мухи, как и обычные растения могут содержать какие-нибудь эффективные токсины или, например, легко воспламеняющиеся эфиры. Главное научить их добираться до цели разрозненно, и собираться в кучу только непосредственно в момент атаки, и дело в шляпе!

— Тигра, а что, если в каждую фитюльку засунуть капельку того урана, который для бомбы? — спросила Пума, — Фитюльки потом соберутся в критическую массу, и бум!

— Хрен их знает… — задумчиво сказал Рон, — … Надо попробовать посчитать.

Хозяйка дома изумленно покачала головой.

— Гм… Мы ни о чем таком даже и не думали, когда заключали то пари. Верно, Эдо?

— Вообще-то, — ответил он, — дело было так. Мы в мото-клубе пробовали новые формы полужестких пластиковых крыльев. Это выгодная штука, дешевая и надежная. Но то теория, а на практике получалась, в основном, фигня. При этом, тесты каждой формы стоят денег, и жалко выкидывать их на ветер. Наверное, точнее будет сказать, что мы придумали эластикайт не столько на спор, сколько из жадности.

— В точности, как «palmagun»! — сказала Пума, — Жадность двигатель прогресса, да!

— Мощный афоризм! — оценила Сатти, обгладывая косточку манго.

— Интересная штука, — заметил Эдо, глядя на два «карманных пулемета (все оружие, по обычаю Tiki, было снято перед едой и лежало на сервировочном столике), — это ведь пневматика, если мне не изменяет сообразительность?

— Магнитоэлектротермопневматика, как выражается Фонси, — ответил Рон, — Это шеф филиала. Он фанат пневматики и считает огнестрельное оружие реликтом палеолита. Когда мы получили заказ на очередную малобюджетную войну под ключ…

Лейтенант Теллем остановил руку с круглым румяным пирожком на полпути ко рту.

— Как ты сказал? Малобюджетную войну под ключ?

— Да, а что? — Рон кивнул, хватая палочками кусок омлета с тунцом, — Это третий по частоте вид заказов. Чаще бывает только техническое перевооружение и обучающая стажировка личного состава. Бывает, мы инициативно бросаем на рынок какую-то новинку совместно с «Interdyn», партнерами-шведами из Гетеборга, но это уже реже.

— И где война на этот раз? — спросил преторианец.

Экс-коммандос, пережевывая тунца, равнодушно пожал плечами.

— Нам сообщают только ландшафт, климат и характер планируемых боевых действий.

— А нам обещали дать пострелять, — пискнула Фиона.

— Правда? — спросил Эдо и, после утвердительного кивка Рона, взял со столика один «карманный пулемет», — Так-так… Калибр 8 мм, вращающийся блок из трех стволов. Мини-фантазия на тему многостволки Гатлинга. Весит фунта четыре. Он заряжен?

Пума сделала большие глаза. Для нее носить незаряженное оружие было нонсенсом.

— Ну, да, а как же? Полный боекомплект.

— Понятно. А какие пули?

— Просто свинцовая картечь, — Пума вынула из бокового кармана своего комбинезона сетчатую коробку размером с пачку сигарет, набитую тускло блестящими серыми шариками, — Здесь двести штук по три грамма. У тебя там, в бункер справа от ствола вставлена точно такая же. Хватает на 13 секунд непрерывного огня. Три секунды на замену магазина, и работай дальше. Машинка не заедает, только греется. Топливный элемент перезаряжай по инструкции. Электротермический агрегат делает четыреста атмосфер только так. Скорость на срезе ствола полкилометра в секунду.

— Боеприпас слабый, — пробурчал Чип с набитым ртом, — Разве что, курицу грохнуть.

— Ты прикладную механику учил? — спросила она. — Ну, и какая дульная энергия?

Мальчишка тяжело вздохнул, вынул мобайл из браслета над левым бицепсом и стал сосредоточенно тыкать пальцем в маленький сенсорный экран.

— Посмотрим, как здесь учат в школе, — весело сказал Майо Теллем.

— Учат хорошо, — ответила Сатти, — Вопрос только, чему.

— Триста семьдесят пять джоулей! — гордо объявил Чип, — Точно?

— Еще бы, — фыркнула Сатти и повернулась к Пуме, — Прикинь, эти оболтусы нашли в интернет интерактивную шпаргалку. Хитрые. Ладно, хоть слово «джоуль» выучили.

— Зато у нас Гэйдж тоже хорошо решает задачки!

— Немножко, — лаконично уточнила таиландка с диванчика в уголке, где она уютно устроилась вместе со своим малышом.

— Что, они и тебя научили этому безобразию?

— Ага, — смущенно ответила мама-юниорка.

— Вот за это… — строго произнесла Сатти, … Я кому-нибудь надеру уши.

Дети хором вздохнули и притихли, неубедительно изображая, что им стыдно. Эдо покрутил «карманный пулемет» в руке и критически заметил.

— Чип прав. Маловато. Примерно столько же, сколько у стандартного американского полицейского пистолета и в пять раз меньше, чем у хорошей штурмовой винтовки.

— Но вдвое больше, чем у «Нагана» образца 1895 года, — возразил Рон, — а «Наган» это реальная вещь. Он отлично работал в двух мировых войнах, а в Африке его юзают и сейчас. Заявленная дальность полста метров, но по жизни двести. Сам видел.

— Так эта штука по параметрам на уровне «Нагана»? — поинтересовалась Сатти.

— Нет, — ответил Рон, — У «Palmagun» примерно те же стрелковые параметры, что у пистолет-пулемета «Uzi» 1949 года. Это при намного меньших габаритах и весе.

— Ста лет не прошло, как наши форварды вышли на уровень «Uzi», — пошутил Эдо.

Рон жестом актера греческой драмы воздел руки к небу.

— О, Мауи и Пеле, держащие мир! Ребята, это оружие не для «Звездного десанта» Хайнлайна! Это для армии бедной страны, где и на такое едва хватает денег!

— Лучше бы они экономикой занялись, а не войной, — вставил веское слово Шрек.

— Yo! — согласилась Пума, — Но первое без второго у них как-то не получается.

— А почему? — спросила Гэйдж.

— Не знаю, — Пума пожала плечами, — В нашем мире есть вещи, которые через жопу. Поэтому бывает война. А начинаешь это исправлять — опять же, получается война.

— Давайте уже пойдем стрелять и кататься на пузыре, — вмешалась Фиона.

— На пузырях, — поправил Монти, — Там еще два, но они еще разобранные. Рон, Пума, можно, мы сами их надуем и соберем? Мы аккуратно, мы инструкцию посмотрим!

— Что скажете? — спросил Эдо.

— Пускай, — ответил Рон, — Наш шеф-инженер утверждал, что эти штуки даже ребенок может собрать. Если что, скажем: типа, провели такой тест, и вот результат.

— Я думаю, так, — сказала Пума, — Мы обкатаем эти штуки здесь, а если у детей будет хорошо получаться, то поедем на Ихопуаа. Там и пострелять можно.

* * *

Возвращение всей компании на островок Ихопуаа (само собой ставший полигоном с ведома локальной полиции) произошло уже на глазах нескольких десятков зрителей, вышедших в лагуну на своих рафтах, «Зодиаках», проа и тримаранах. Откуда-то даже появились несколько моторных дельтапланов и небольших летающих лодок. Гонки на трех УПСах с участием всех желающих продолжались до самого обеда. Тарионейцы и наиболее шустрые подростки из восточного поселка получили отличный бесплатный аттракцион, констебль и волонтеры местной спасательной службы — хорошую порцию адреналина, а Рон и Пума — выполненную программу тест-драйва, с которой в других обстоятельствах им вдвоем пришлось бы возиться неделю, не меньше.

К обеду, дальновидный дядюшка Цзи подогнал на рейд Ихопуаа сампан (мобильный сегмент своего ресторанчика) и, в ожидании второго отделения шоу (стрельб из «карманных пулеметов»), в лагуне пошла бойкая торговля съестным и выпивкой. В процессе подготовки, кто-то привез пару ведер 8-миллиметровой картечи (этот вид боеприпасов используется и в популярных помповых «Remington» 12-го калибра). Нашлись волонтеры, которые быстро обметали будущий сектор обстрела буйками с мозаикой красных и белых квадратов (код «uniform» международного свода морских сигналов — «вы идете к опасности») и привезли на островок кучу пустых пластиковых бутылок, старых канистр, бочек и прочей ерунды, пригодной в качестве мишеней.

В 3 часа после полудня, Рон позвонил Фонси, директору филиала «Taveri-Futuna» на Ореор-Палау и спросил, какой бонус тот даст за непрерывную видеосъемку стрелков любителей, производящих из двух «palmagun», в полевых условиях порядка 10.000 выстрелов, или столько, сколько выдержит это оружие. Они торговались примерно четверть часа в лучшем канакском стиле, и сошлись на взаимовыгодной сумме…

… Стрелковая вакханалия длилась до самого захода солнца. Сначала баловались подростки, потом их сменили ребята постарше, потом взрослые и даже пенсионеры. Малобюджетные машинки трещали четыре часа с короткими перерывами на смену магазинов. В воздух взлетали фонтаны белой известковой пыли и клочья пластика. Многие жители так или иначе разбирались в оружии, и не верили, что пневматика способна выдержать такое количество выстрелов. Некоторые не уезжали домой в ожидании момента, когда резиновые детали, все-таки, выйдут из строя, и заключали разные пари на эту тему. Рон и Пума намеренно не сообщили присутствующим, что резиновых деталей в «palmagun» просто нет, и снимали удивленные лица местных стрелковых авторитетов на видео, на фоне непрерывно работающих пулеметов…

Когда половина солнечного диска уже утонула за горизонтом, публика, все-таки, разъехалась. Последними островок покинули двое муниципальных уборщиков на плавучем мини-кране с грэб-манипулятором, которым они собрали и увезли остатки мишеней. Центнер картечи, оставшийся на островке и вокруг, по общему согласию признали безразличным для эстетики и экологии и уборке не подлежащим…

Едва мини-кран отвалил от берега, Рон и Пума разложили инструментальный столик, включили фонари и видеокамеры по углам и, не торопясь, разобрали оба «карманных пулемета» на детали. Судя по довольному ворчанию, ситуация им нравилась.

— Что вы такое делаете, а? — поинтересовался лейтенант Теллем.

— Это называется «мастер-контроль», — пояснил экс-коммандос. Прикинь, Майо, эти машинки сделали примерно по 15.000 выстрелов в полевых условиях. Пыль, соленые брызги, все такое. Если у механики есть слабые места, то они должны проявиться.

— Я стерла налет свинца. Стволы, как новенькие, — объявила Пума, — Прикольно.

Майо взял в руки блок с тремя стволами и покачал перед глазами, глядя в каналы.

— Да, как будто только что с фабрики. Что это за сплав?

— Титан с чем-то, — ответила она, — В сертификате написано. Рон, помнишь как мы выбирали на озере прозрачные камешки с волосками? Там ведь был титан, ага?

— Кварц с диоксидом титана, — уточнил он, — По крайней мере, так объясняла Брют.

— Ну! Я и говорю! Интересно, а вот это… — Пума щелкнула ногтем по зеркальной поверхности цапфы, — … Из того африканского титана или из папуасского?

— Это вы о чем? — спросил преторианец.

— Есть такая классная девчонка, Брют Хапио с Новой Каледонии, — ответил Рон, — Она геолог, мы с ней познакомились в стране Шонао, в Транс-Экваториальной Африке..

— Там был кое-какой беспорядок из-за гуманитарной войны, — добавила Пума, — Брют прилетела на Удеди раньше прикрытия, и мы ее охраняли, а она нам рассказывала про Землю в разрезе, и про минералы, из какого что делают, и что это по деньгам. А Тигра сцепился с ней и со Штаубе про титан: выгодно ли его возить оттуда в Меганезию.

— С Герхардом Штаубе по прозвищу Камикадзе? — удивленно переспросил лейтенант.

— Ага! Он приехал вместе с генералом Ндунти. Вообще, если рассказывать с начала…

61

Дата/Время: 15–16.03.24 года Хартии

Место: Арафурское море. Тиктик — Атауро.

В последних лучах заходящего солнца, «Yeka» скользил в метре над волнами, как охотящийся альбатрос. Геолог Брют Хапиа, вздремнувшая на полчаса, открыла глаза, зевнула, подняла левую руку и глянула на табло пластикового браслета-органайзера.

— Работаешь на эту команду? — поинтересовался сидевший рядом Алибаба.

— На какую команду?

— На «Taveri-Futuna», — пояснил он, и постучал пальцем по табло. Под календарем и часами, на фоне контура эргономичного компактного пистолет-пулемета светилась надпись в жанре черного ковбойского юмора: «Shoot fast, laughs last. Taveri-Х-blast».

— А-а, — догадалась она, — Нет, там работают мои друзья. А это подарок, на память об экстремальных двадцати четырех часах у дикого озера.

— Yo! — взвизгнула Юкон, — Групповик на диком озере! А это был MMF или FFM?

— MMC, — ответила Брют, — В смысле, military — military — civil. Дело было осенью позапрошлого года, в Транс-Экваториальной Африке… Ну, что гнать дальше?

Омлет и Гаучо, выполнявшие в данный момент функции пилота и оператора блока оружия, хором буркнули нечто утвердительное, а Микеле Карпини просто кивнул. Дорожные истории, это, наверное, лучший из развлекательных жанров фольк-арта…

Брют загадочно улыбнулась и продолжила.

— Даже маленькая война приводит к огромному бардаку. Меня угораздило попасть на озеро Удеди в стране Шонао через сутки после того, как армия Альянса разгромила конгайский федералистов, и бардак был в апогее. Меня должны были забросить туда вместе с техниками, полевой лабораторией и полувзводом рейнджеров прикрытия на грузовом дирижабле. Вместо этого меня привезли разведчики на попутном вироплане, бросили там с набором типа «юный натуралист», и привет горячий.

— Что, вообще одну? — изумился Гаучо.

— Нет, это же наша армия. Мне нашли группу прикрытия: двух отставных ветеранов. Парень-креол лет менее тридцати и девчонка-тинэйджер, афро. Симпатичные такие.

— Какое это, в жопу, прикрытие, — проворчал Алибаба.

— Вот и я подумала про жопу. А потом внезапно приехала банда элитных гвардейцев тамошнего президента на джипах с пулеметами, и они их закошмарили до икоты.

Юкон тряхнула головой и фыркнула как маленький бегемотик.

— Большое дело: толпой и с пулеметами закошмарить двух человек. Тоже мне, элита.

— Гло, ты не врубилась, кто кого закошмарил, — ответила Брют.

— А-а… — протянул Омлет.

— Взяли sniper-gun и чпокнули пару гвардейцев из укрытия? — предположил Алибаба.

— Нет. Ни разу не стрельнули. Даже пальцем не тронули. Молча.

— Ни фига себе… — Гаучо поскреб ногтями щетину на щеке, — …Заколдовали что ли?

Брют снова загадочно улыбнулась и пожала плечами.

— Понятия не имею. Но закошмарили качественно.

Алибаба побарабанил пальцами по колену и поинтересовался:

— А как звать этих ветеранов?

— Если официально, то старший инструктор Батчер и младший инструктор Батчер.

— Рон и Пума? — спросил Микеле.

— Точно. Ты их знаешь?

— Дружим семьями, — ответил он, не вдаваясь в сложные и запутанные подробности.

Омлет ткнул Гаучо локтем в бок и негромко сказал.

— Прикинь, друзья у дяди Микки, типа, агроинженера.

— Ну, — Гаучо кивнул, — Двое чпокают один прикапывает. По ходу, кооперация.

— Что вы выдумываете! — возмутился Микеле, — В мирной жизни они хорошие ребята.

— Кстати да, — встала на его сторону Брют, — Мало в мире таких людей, которые всегда готовы помочь. Я молчу, что к Батчерам в любое время можно вписаться в гости, хоть ночью. Правда, они на Пелелиу, это от моего fare в Новой Каледонии две с половиной тысячи миль, но, когда я работала на островах Северного Папуа, они были рядом и….

— А что с групповиком у озера? — перебила Юкон.

— Там было без секса, — ответила геолог, — Там хватало другого экстрима.

— Пфф… А я думала…

Брют многозначительно подняла правую ладонь, как на судебной присяге.

— По заявкам аудитории, перехожу к Батчерам и секс-экстриму. Дело было в прошлом году. На меня накатила депрессия от фермерской домашней среды. Оба мои faakane — фермеры, и три tuanofaakane — фермерши, и дети бы росли фермерами, если бы я их не отправляла каждые выходные к моей маме в Нумеа-сити. Нет, вообще-то фермерская семья это классно. Приедешь из какой-нибудь жопы, а дома все такое благополучное-благополучное, простое-простое. Покопаешься в огороде, пощиплешь свежие овощи прямо с грядки, а если есть настроение, то и секс прямо там же, не сходя с места…

— Подумаешь, секс на грядке, — снова перебила Юкон, — Какой же это экстрим?

— Это предисловие, — пояснила Брют, — Оно к тому, что от такой простой жизни тоже устаешь, и надо оторваться. Вот, в такой момент, я и позвонила Батчерам — а они в командировке на Баффиновой земле, у Северного полюса. Ну, скажите: облом?

— Облом, — подтвердил Алибаба, а остальные кивнули в знак согласия.

— А вот и нет! — объявила она, — С такими ребятами облом физически невозможен. Рон подумал минуту, и говорит: «Слушай гло, я сейчас звякну хорошим ребятам, они тебе перезвонят». Через минуту мне звонит девчонка: «Aloha, Брют! Садись на рейсовую этажерку до Раротонга, а мы тебя встретим в кафе, между морем и аэровокзалом. Оно одно такое, там дельта всего сто метров. Ну, мы полетели, а ты звякни, как взлетишь».

Юкон даже присвистнула от восхищения.

— Вот это заход! От Новой Каледонии до Раротонга две тысячи миль на восток, так?

— Чуть меньше, но это не важно. Я ей: «Ты хоть скажи, как тебя зовут?». А она такая: «Меня зовут Ру, а моего hoakane зовут Ежик, и ты ориентируйся по нему, у него hair пурпурного цвета, а чтобы ты совсем нас узнала, мы оденем майки с флагом Шонао. Знаешь, какой там флаг?». Ну, понятно, что я знаю. Я там месяц работала.

— А какой там флаг? — спросил Омлет.

— На черном фоне золотая морда кошки и сверху синий орел в планирующем полете. Издалека все вместе можно принять за грустного двухцветного зайца. Ну, я немного покапризничала, а потом собрала сумку и вперед. Решила же оторваться…

* * *

Микеле сразу узнал в героях начинающейся истории Флер и Оскэ, но решил пока помолчать об этом, понимая, что в противном случае, изложение сильно изменится. Следующие несколько минут шли более-менее нейтральные эпизоды. Прибытие на Раротонга. Встреча. Авиа-растопырка Ежика. Короткий перелет на атолл Никаупара. Салун-мотель «Aquarata Cave» (Нора Водяной Крысы). Но потом…

— … Я почистила перышки, — азартно продолжала Брют, — и спрашиваю: какая у нас программа. Ру говорит: «Пошли к кузнецу». Я сначала не врубилась. Думала, что это прозвище, а это настоящий кузнец. Горн с огнем, молот, ковочный робот, все дела…

— А при чем тут секс-экстрим? — снова перебила Юкон.

— При том, гло, что этот кузнец… Короче, атлеты, которых придумали в Элладе, по сравнению с кузнецом Вуа — дистрофики. При этом, он толковый парень. Ему лет тридцать, он западный папуас, хититва. Ну, там привет Ежик, привет Ру, как дела? Привет, Вуа, дела ОК, знакомься, это Брют, привет Брют, ля-ля-ля. Типа, вы пока посидите, а я сейчас доделаю вот эту алебарду, и тогда погуляем-попляшем.

— Алебарду? — удивился Гаучо.

— Да. Такой гибрид копья, меча и топора. В древности алебардой воевали, а сейчас ее юзают для подводной охоты. Потом Вуа подарил мне одну. Хорошая штука… Но это было позже, а тогда я смотрела на спину этого парня, и тихо балдела.

— Спина это хорошо, — встряла Юкон, — а как на счет остального?

— От остального я балдела громко, — ответила Брют, — Подробности интересуют?

— А как же!!!

Подробности Брют излагала примерно полчаса. Артистично. С огоньком. Парни восторженно свистели. Юкон громко вздыхала (по ее собственному признанию — от черной зависти), а когда рассказ о сексуальном экстремизме кузнеца был окончен, эмоционально поинтересовалась:

— А местные девчонки тебя не отбуцкали за пользование их природным ресурсом?

— Нет, мы ведь все сделали по-честному. Двум девчонкам, которые рассчитывали на кузнеца в эту ночь, дали Ежика в качестве компенсации. Он, конечно, не love-machine, однако, тоже ничего себе. Утром девчонки выглядели вполне довольными.

— Значит, — констатировал Алибаба, — вне игры осталась только девчонка Ежика.

— Если бы ты видел эту юниорку Ру, — ответила Брют, — Тебе бы и в голову не пришло сказать такую чушь. Она оделась в сувенирную травяную юбочку, нарисовала на себе bodyart a-la troglodyte, прикинулась абсолютно дикой туземкой из амазонской сельвы, знающей только сельвовый язык, и склеила в баре австралийца из международного морского патруля. За ночь она его укатала до неподвижности, а утром, пользуясь его беспомощно-сонным состоянием и уверенностью в ее неграмотности, выкачала с его мобайла коды доступа к инфоленте о морских происшествиях на текущие сутки!

Сразу осознав экономические перспективы владения такими кодами, экипаж «Yeka» — весь, кроме Микеле Карпини — разразился одобрительными криками и улюлюканьем, после чего Брют продолжила свой веселый и увлекательный рассказ.

— Полдня мы прекрасно валяли дурака, не забывая смотреть на ленту, и вдруг: Wow! Восточнее Ниуэ, всего в четырехстах милях от нас, из-за небрежного крепления, с сухогруза, идущего из Коста-Рика в Австралию, полетели за борт бальсовые бревна.

— Много? — спросил Омлет.

Брют сказала, сколько и, переждав хоровой вздох «Ни хрена себе», продолжала:

— Свистит боцманская дудка! Над «Норой Водяной Крысы», взвивается «Веселый Роджер»! Собирается ватага реальных хомбре. Взлетают флайки с надувными мото-лодками в багажниках… Joder! Адреналин хлещет из ушей!..

Захватывающая сага о морском мародерстве, триумфальном возвращении ватаги на Никаупара через сутки, с кучей награбленных бальсовых бревен на буксире, и о последовавшей за этим бешеной оргией, была досказана, когда «Yeka» уже миновал острова Танимбар и Бабар, и до Атауро оставалось чуть больше двухсот миль. Брют завершила это фольклорное произведение эпилогом в духе «Одиссеи» Гомера:

— Потом, когда я вернулась домой, это было такое счастье! Простая и благополучная фермерская жизнь! Девять часов здорового сна! Незатейливый секс на грядке!

Экипаж снова разразился восторженными нечленораздельными звуками, наподобие аудио-заставки «просыпающиеся джунгли». Алибаба хлопнул Микеле по плечу.

— Хэй, дядя Микки, что ты загрустил?

— Что я загрустил? — несколько растерянно отозвался Микеле, — Ну, понимаешь…

Причины его задумчивости были понятны. Он, разумеется, и раньше знал, что Флер — девушка непосредственная, но и представить себе не мог, как далеко простирается эта самая непосредственность. Собственно, фокус, проделанный Флер с австралийцем из морского патруля, уже больше напоминал довольно циничную спецоперацию. А эта история с бревнами… В общем, он счел за лучшее объявить другую причину.

— Видишь ли Алибаба, я задумался относительно бальсы. Это удивительное растение. Фактически, в процессе его роста образуется природный пенопласт с очень удачным соотношением весовых и механических характеристик.

— Ясное дело, — согласился Гаучо, — потому за бальсу и платят хорошие деньги.

— Промышленный ствол бальсы вырастает за 7 лет, — продолжал Микеле, — Это очень быстро для дерева, но слишком медленно с экономической точки зрения. А, с точки зрения биологии, эта ячеистая структура, в которой девять десятых занимают поры, теоретически может вырастать до требуемого объема всего за месяц, как бамбук.

— Ты, что, серьезно? — поразился Алибаба.

— Вполне. Генная модификация, которая для этого требуется, в общих чертах ясна. Я поговорю с одним коллегой… Нет, с двумя коллегами… И, если окажется, что у них аналогичное мнение, то мы займемся этим проектом. Навскидку, я не вижу ни одной причины, которая мешала бы культивировать ГМ-бальсу на Футуна, Увеа и Фиджи.

Омлет, от избытка чувств, ударил кулаком по ладони.

— Вот это будет круто, дядя Микки! Поплавки для проа, корпуса для легких катеров, Крылья и пропеллеры для флаек, виллы быстрой сборки. Ты кучу денег поднимешь!

— Бро, тебе нужны партнеры? — прямолинейно поинтересовалась Брют, — Есть семья фермеров с дюжиной гектаров земли в Новой Каледонии. Ну, ты понимаешь…

— А у моего старшего брата есть лазерная лесопилка, — сообщил Омлет, — Я тебе, дядя Микки, не для балды назвал всякие штуки. На ней все это можно делать, прикинь?

— Бальсу надо покрывать или полимерной пленкой, или алюминиевой, — авторитетно заявил Гаучо, — Кузен нынешней vahine моего папы…

— Стоп! — перебил Микеле, — Надо сначала сформировать геном этого растения.

— Ну, ты, главное, скажи, когда сформируешь, — подвел итог Алибаба.

62

Дата/Время: — 16.03.24 года Хартии, раннее утро

Место: Туамоту, Факахина Ихопуаа — Норт-Кук, Тинтунг.

Лейтенант Майо Теллем поставил кружку с горячим какао на пластиковый ящик и вытащил из кармана, лежащей рядом жилетки-разгрузки, морской бинокль.

— Что там? — лениво спросила Пума, приподнимая голову с пуза Рона Батчера (она улеглась туда четверть часа назад, после купания).

— Малый грузовой аэроглиссер как-то проскочил через южный гейт атолла.

— Грузовой? — переспросила она, — Но в гейте воды меньше, чем по колено.

— Посмотри сама, — он небрежно бросил бинокль через плечо в ее сторону.

Бинокли для сил специального назначения, делаются ударопрочными, но Майо ни секунды не сомневался, что младший инструктор не даст инструменту упасть. Так и получилось. Правда, ловя бинокль, она заехала локтем Рону по уху…

— Что за на фиг? — обиженно пробурчал экс-коммандос, — Я лежал, никого не трогал…

— Ой, какая миска! — перебила Пума, — Тигра, там миска с пропеллером!

— Пропеллер, — флегматично произнес он, — Можно поставить на что угодно, даже на тыкву. Станет ли тыква от этого вкуснее, вот в чем вопрос…

— Ты что, не выспался? — поинтересовалась она.

— Среднему экземпляру Homo sapiens, — так же флегматично продолжал он, — чтобы чувствовать себя выспавшимся, требуется около восьми часов сна в сутки. Если ты, замечательная Черная кошка, вспомнишь, что позапрошлую ночь мы летели сюда, а прошлую ночь мы исследовали эротические эманации этого островка…

— Тебе приснилось, — перебила Пума, — Я не видела тут ни одной эманации.

— А ты вообще когда-нибудь их видела?

Она отрицательно помотала головой.

— Нет. А как они выглядят?

— Они выглядят, — сказал Рон, — примерно как запах хорошего шотландского виски.

— Но запах же не видно! — возразила она.

— Ты совершенно права. Вот и с эманациями та же история.

Пуме потребовалось меньше секунды на осознание того, что ей морочат голову. Еще через секунду экс-коммандос получил по другому уху (уже преднамеренно), а, затем, после короткой потасовки, Пума была схвачена и выброшена в море.

— Майо! — крикнула она, вынырнув в нескольких метрах от берега, — Ты видел, как мой мужчина со мной обращается? Он издевается и бьет меня почти каждый день, да!

— Веселитесь? — спросил лейтенант, стараясь улыбнуться.

— Yo! — подтвердила она, выбираясь на берег, — А ты почему такой грустный? Мы тебе мешали спать? Ты извини, островок маленький, а тут эти… Эманации…

— Нет, я выспался, но я в полном ауте. Никаких шансов найти Лаполо. Во-первых, он профи, во-вторых, тут все на его стороне — и жители, и даже местность.

Рон закурил сигарету, подошел к нему и похлопал по плечу.

— Ты рано начал переживать. Мы всего сутки работаем в зоне поисков. Лаполо это не мидия, его так сходу не найти.

— А что значит найти? — проворчал Майо, — Я уверен, что Лаполо вчера был в двадцати шагах от нас, среди местных дедушек. Из них многие были в солнцезащитных очках. Попробуй, узнай его. Он играет с нами в кошки-мышки… Или в мышки-кошки.

— Не исключено, что был, — согласился Рон, — Если это так, то он видел Гренландию на фюзеляже нашей флайки и, возможно, решит пообщаться хотя бы, из любопытства.

— Пообщаться, закапав нас в песок по шею, как того адвоката? — уточнил преторианец.

— С некоторыми людьми только так и следует общаться, — заметил экс-коммандос.

— Hei foa! — вмешалась Пума, — Смотрите, та миска плывет сюда!

Экзотическое плавсредство уже успело пересечь лагуну и постоять на муниципальном причале Тарионе (Видимо, выгрузив или загрузив что-то), а сейчас быстро скользило к островку Ихопуаа, едва касаясь воды круглым выпуклым дном. Действительно, миска метров семи в диаметре, с широким Т-образным самолетным хвостом и пропеллером. Шофер миски — малайка лет двадцати, сидела около носовой кромки (т. е. напротив хвоста), за рулем мотоциклетного образца, с прозрачным ветрозащитным щитком. Ее одежда состояла из шортов с поясом, к которому крепился чехол с рацией, и яркого пластикового ошейника. Борт миски украшала надпись «Tepoto-Nord Fare-Duro 04».

Метрах в пяти от берега миска затормозила и слегка осела в воду. Малайка крикнула:

— Aloha foa! Есть тут такой Майо Теллем из Ваа-о-Фоноти, Ист-Самоа?

— Это я, а что? — отозвался преторианец.

— Тебе посылку просили передать, — сообщила она, наклонилась на секунду-другую, а потом подняла над головой бумажную коробку, вроде тех, в которых обычно продают небольшие торты, — Только скажи, бро, откуда ты родом, чтобы ошибки не было.

— Ликиеп, Маршалловы острова.

— Ага, совпадает! — Девушка спрыгнула с невысокого борта миски (глубина тут была примерно ей по пояс) и, держа, коробку на плече, выбралась на берег, — Foa, угостите табаком и огоньком субъекта принудительного труда!

— Легко, — отозвался Рон, протягивая ей пачку сигарет и зажигалку.

Малайка передала коробку преторианцу, вытащила из пачки сигарету, прикурила, выпустила из ноздрей струйки дыма и энергично тряхнула головой.

— Меня запарило это каторжное начальство, морского ежа всем им в жопу.

— Чем? — поинтересовалась Пума.

— А то ты не видишь, гло, — ответила она, и кивнула в сторону своего транспортного средства, — Дали вот такое угребище, и я на нем развожу всякую херню с пищевой фабрики на Тепото-Норд. На фабрике совсем тоска, так что я сама попросилась в транспорт, но здесь тоже не подарок. На рассвете — развозка в Напука и Пукапука. Полтораста миль туда, и обратно примерно столько же. Возвращаюсь на Тепото, там перерыв на второй завтрак, а потом вторая развозка: Фангатау и Факахина. Маршрут ненамного короче. Правда, на этом мой долбанный в жопу трудодень заканчивается.

— От кого посылка? — спросил лейтенант, тактично дождавшись перерыва в ее спиче.

— А, хрен знает, — малайка махнула рукой, — На Пукапука, в кафе «Moana-Vela», где тусуются авиа-рикши, мне ее передал какой-то мальчишка, сказал, куда и для кого, и заплатил денежку. А мне-то что? Для меня не проблема отвезти лишнюю коробку. А скажите, foa, вы не переломитесь угостить субъекта принудительного труда обедом? Ломает сейчас переть 130 миль до Тепото. Да и вообще, хочется разнообразия.

— Хреново кормят? — спросил Рон.

— Да, нет, хорошо кормят, но армейский рацион задолбал. Ненавижу, когда все по полочкам и сплошной порядок. На, получи, девочка, свои белки, жиры, углеводы, витамины, и прочие калории с микроэлементами, согласно таблице, joder conio.

— Aita pe-a, — сказала Пума, — Накормим. А тебе не влетит за неявку к обеду?

— Не влетит. Я же говорю, трудодень кончился, а я считаюсь субъектом с невысокой социальной опасностью, так что, до отбоя начальству насрать, где я. Главное, что в радиусе. Но за этим следит эта хрень, — малайка щелкнула ногтем по ошейнику.

Майо Теллем разрезал ленточку, снял крышку, а затем поднял колпак из тонкой серебристой фольги. На картонном поддоне коробки стоял болотно-зеленый металлический цилиндр вроде 3-фунтовой жестянки консервов. Сверху крышка-полусфера с пятью металлическими рогами толщиной с карандаш.

— Ребята, отойдите от меня подальше, — напряженным голосом сказал Майо..

— Что там у тебя такое? — удивленно поинтересовался Рон.

— Итальянская «Valmara», мина-лягушка, — ответил тот, — В ней бывают сюрпризы.

— Стой и не двигайся, — быстро сказал экс-коммандос, — если у этой штуки добавлен электро-емкостной индикатор, то она может прыгнуть, если сместишься.

— Знаю.

— Вот и хорошо, — сказал Рон, — Девчонки, быстро идите в воду. Между вами и этим подарком должен быть аэроглиссер. Но оставайтесь в пределах слышимости.

— Рон, ты тоже уходи! — негромко сказал преторианец, продолжая прикрывать всех от «подарка» собственным телом.

— Майо, я уже большой мальчик. Давай я буду делать то, что считаю нужным, ОК?

Дождавшись, когда девушки выполнили его рекомендацию, экс-коммандос крикнул:

— Хэй, субъект принудительного труда, как тебя зовут.

— Нен-Ю! — донеслось в ответ.

— Отлично. А меня — Рон. Теперь, Нен-ю, подробно расскажи, как тебе передали эту посылку и что ты потом с ней делала. Интересуют все детали. Это важно.

— Да какие там детали! Прибежал мальчишка, наверное, сын или племянник кого-то из авиа-рикш, притащил эту коробку, поставил на мой столик, дал мне денежку и сказал, кому ее отвезти. Он знал, что на второй развозке у меня Факахина. Это все знают.

— Ясно. Что дальше?

— Ну, дальше я бросила ее в сетку для мелкого багажа. У меня там еще десяток таких посылок. Потом допила кофе с булочкой, и погнала. Какие тут детали?

— Бросила? А если бы там было что-нибудь стеклянное?

— Тогда бы мальчишка меня предупредил, он же не дурак. А отправитель, на всякий случай, еще нарисовал бы на коробке бутылку.

— Тоже ясно. А много было людей вокруг, когда он передавал тебе коробку?

— Ну, я не считала. Человек двадцать, не меньше.

— ОК. Ты молодец, Нен-ю… Майо, теперь ты. Скажи, что произошло с упаковкой?

— В коробке был колпак из фольги, я просто его поднял, и сейчас держу в руке.

— Так… Присмотрись. Есть ли какие-нибудь ниточки, волоски, что-нибудь еще, что связывало бы подарок с этим колпаком?

— Нет, но к цилиндру мины приклеен широкий длинный кусок пластыря. Как будто залепили большую прорезь в корпусе.

— А на цилиндре есть какая-нибудь маркировка?

— Нет… Вернее, мне кажется, маркировка закрыта этим пластырем.

— Так, — сказал Рон, — Я уже знаю, что это. Я сейчас подойду к тебе. Не беспокойся.

— Joder! Не смей! Если ты знаешь, что надо делать, то объясни мне!

Рон вздохнул и невыразительно пожал плечами.

— Ладно. В конце концов, это же тебе прислали. Левой рукой возьмись за цилиндр, а правой сними пластырь. Под ним должна быть краткая инструкция.

— Надеюсь, ты не ошибся… (раздался звук отдираемого пластыря)… Что за херня? Тут написано: «ВЫПЕЙ И РАССЛАБЬСЯ».

— Все правильно. Я же сказал: там инструкция. А сейчас, продолжая удерживать левой рукой цилиндр, правой отвинти полусферу с рогами. Под ней должно быть горлышко.

— Горлышко?! — изумленно переспросил преторианец.

— Ну, разумеется, горлышко. Это фляжка, Майо. Фляжка в форме прыгающей мины.

* * *

Во фляжке оказалось полтора литра отличного яблочного самогона (называемого в литературе кальвадосом). Приняв по паре глотков и (в соответствие с инструкцией), расслабившись, присутствующие решили пообедать на месте, заказав china food с доставкой в ресторане дядюшки Цзи. Выбор блюд взяла на себя Нен-ю, без ложной скромности отрекомендовавшаяся лучшим знатоком китайской кухни вообще, и ее океанийской ветви — в частности. Рону, Пуме и Майо даже в голову бы не пришло заказать специальную жаровню, в которой потребители сами готовят очень тонкие ломтики предварительно маринованного мяса, чтобы затем завернуть их в теплые лепешки с запеченными овощами и стрелочками зеленого лука….

— Я люблю питаться азартно, — сообщила она, после расправы над обедом, — Для этого, прежде всего, надо найти хорошую кампанию и грамотно упасть ей на хвост. Когда я сидела в полицейской клетке, там был парень, психолог, он объяснил, что это у меня сублимация охотничьего инстинкта. Я не очень врубилась, но звучит красиво.

— Типа, ты на нас охотилась? — уточнила Пума.

— Типа того, — Нен-Ю кивнула, — Только без обид, ОК?

— Ясно, что без обид. А психолог за что там сидел?

— Он делал тесты с чем-то психологическим, это случайно попало ему в чай и у него перекосило крышу. Он угнал кран-баржу с бетонными блоками, и сложил на пляже башню, но не рассчитал, и она упала на чей-то катер. Пустой, к счастью. Была ночь.

— Руки надо мыть после химии, — менторским тоном произнес Рон, — а ты за что?..

Молодая малайка пожала плечами и улеглась на песок, заложив руки за голову.

— Это длинная история, бро. В финале я разбила башку здешнему социнспектору.

— Критично разбила?

— Нет, не критично. Средне сотрясла то, что там вместо мозгов, и сделала фонарь-бинокуляр на вывеске, — она провела пальцами вокруг глаз, поясняя про «фонарь».

— Социнспектору? — переспросил Майо Теллем, — Нехе Офаифаи?

— Нет, тому парню, который работал до нее. Нехе назначили в наш угол как раз после этого случая. Она даже приезжала ко мне в тюрьму, на Тепото. Хорошая девчонка, но слишком правильная. По-всякому предлагала мне социализироваться, когда я выйду.

— И во что тебе обошлась битая социнспекторская голова? — спросил экс-коммандос.

— Суд вклеил дюжину месяцев, пять осталось.

— Гуманно, — прокомментировал он, — А с социализацией, по-моему, у тебя проблем не будет. В углу Рароиа явный дефицит рабочих рук, так что…

— Ты о чем, бро? — перебила она, — Я «ваго». Я никогда не работала и не собираюсь.

— А сейчас ты что делаешь? — спросила Пума, показав глазами на аэроглиссер-миску.

— Сейчас я на каторге. Альтернатива: тупо сидеть в клетке. А на свободе другое дело.

Пума в некотором недоумении почесала себе между лопаток.

— Ну, и какая альтернатива на свободе?

— Просто жить! — воскликнула Нен-ю, — Прикинь, гло: небо, солнце, море, и волны набегают на песок. Рыба плещется, ветер играет кронами пальм над твоей головой, симпатичный парень ласкает твое тело… Все это, такое неповторимое, происходит с тобой каждую минуту, каждый удар сердца. Тратить волшебные мгновения жизни на какую-то там работу, это дистиллированный кретинизм, вот что я тебе скажу!

— Классно! — воскликнула Пума, — А вот у меня не получается так складно говорить. В колледже тичер по прикладной философии и риторике еле-еле мне поставил зачет. Он объяснял, что я умная, только у меня это… Специальный узкий склад слов. Типа того.

— Узко-специализированный словарный запас, — подсказал Рон.

— Точно! Но я все равно не понимаю: если есть хорошая работа и хорошо платят, то почему бы не поработать? Потом можно купить что-нибудь полезное, да!

— Потому, — вмешался Майо Теллем, — что у «ваго» такая асоциальная философия.

— Какая же у нас философия? — иронично и вызывающе поинтересовалась Нен-ю.

— У большинства из вас — никакая, — ответил преторианец, — Просто планктон. А у некоторых, у тебя, например, философия тотальной безответственности.

Малайка сладко потянулась, а потом, протянув руку, похлопала его по бедру.

— Ты хороший парень, Майо, но простой, как ножницы. Незамутненный продукт архаичной трибы-артели и казармы. А берешься рассуждать про философию.

— Личные оскорбления это не аргумент в споре, — спокойно сказал он.

— Какое еще оскорбление? Я что, сказала неправду?

— Мы обсуждаем не мою биографию, — напомнил лейтенант.

— Сползаешь с вопроса, — заметила она, — Давай честно: я сказала правду, или нет?

— Слушай, что ты вцепилась в мою личность?

— Да мне просто тебя жалко. Я же говорю, ты хороший парень, ты мог бы жить, как человек, а не как вешалка для преторианского мундира с нашивками.

— Откуда ты знаешь, что преторианского?! — взорвался он.

— Оттуда, что у тебя на лбу написано: «Ответственность, ответственность и еще раз ответственность». Сначала, лет с пяти — перед родом, потом — перед всем обществом, перед солдатами твоей команды, перед семьей. У тебя и семья, наверняка, такая же казарма. Пуналуа из выпускников какого-нибудь военного колледжа. Что, не так? По глазам вижу, что так. И детей вы там также воспитываете. Слава ответственности!

Преторианец несколько раз кивнул головой, как заведенный, и ответил:

— Ты своих детей, конечно, воспитываешь лучше.

— У меня нет детей. Будут, когда я этого захочу. А если ты намекаешь, что у меня их отберет суд, то это мимо. Есть такие ребята: Эдо и Сатти. Я с ними договорилась.

— И не стыдно будет взваливать заботу о детях на двух травмированных ветеранов?

— Это ты травмированный, а не они, — отрезала Нен-ю, — А Эдо и Сатти люди будут помнить тысячи лет, и слагать про них песни, как про Мауна-Оро и его спутников.

— Ну, понятно, — лейтенант Теллем снова кивнул, — Они вечны, как звезды, а от меня, дурака, останется только дым из трубы. Только, видишь ли, гло, меня этот расклад устраивает. Я парень не амбициозный. Я не собираюсь попадать в эпос. Я просто хочу оставить наше море следующему поколению в чуть-чуть лучшем состоянии, чем я сам получил его от предыдущего. Надеюсь, я смогу это сделать. А будут ли меня помнить через тысячу лет… Честно говоря, мне на это насрать. Казарменный менталитет, ага.

Нен-ю вздохнула и еще раз похлопала лейтенанта по бедру.

— Извини, бро. Я не хотела тебя обидеть. Просто я вижу мир так, а ты — иначе. Бывает.

— Это точно, — поддержала ее Пума, — а вот я ни разу не видела каторжную тюрьму.

— Должен тебе сказать, Черная кошка, — заметил Рон, — что это далеко не Нан-Мадол.

— Ну, и что? В Нан-Мадол мы с тобой летали, а в каторжную тюрьму — нет. Отсюда до Тепото лететь меньше получаса. Давай посмотрим? Там еще искусственное озеро…

Экс-коммандос внимательно посмотрел на свою vahine и хлопнул в ладоши.

— Hei foa, ничего, если мы вас бросим на пару часов? Типа, слетаем на экскурсию.

— Aita pe-a, — ответила малайка, — Озеро там красивое. А сама тюрьма полное говно. Но, мало ли, вдруг вам понравится? Вопрос вкуса.

* * *

«Растопырка» немного неуклюже развернулась у берега, пробежала по поверхности лагуны полтораста метров и, оторвавшись от воды, ушла в светло-голубое, почти что белое небо. Рон бросил взгляд на оставшийся внизу сплюснутый бублик Факахина, повернул штурвал, ориентируя флайку носом к северу, и поинтересовался.

— Хей, Черная кошка, в тебе проснулся интерес к архитектуре?

— Ты что, не понял? — удивилась она, — Ты, Тигра, наверное, правда, не выспался.

— Тю-ю… — протянул он, — Я прошляпил что-то важное, так?

— Важное, да! — Пума тряхнула головой, — У них время только до вечера. Ей нужен мужчина. Ему нужна женщина. Островок маленький. Мы немного мешали.

— Это я затупил, — признался Рон после некоторой паузы.

— Ты смотрел по-другому, чем я, — ответила Пума. — Наверное, это такая философия.

16.03.24. Там же. Ранний вечер.

Аэроглиссер-миска, набрав скорость, уверенно проскочил мелководный южный гейт Факахина и, кажется, растворился в мерцающих на волнах рыжих бликах заходящего солнца. Лейтенант Майо Теллем опустил бинокль и стукнул себя кулаком по колену.

— Hei foa! Вот объясните мне: как такая классная девчонка может быть «ваго»?

— С какой целью ты этим интересуешься? — спросил Рон, закуривая сигарету.

— Joder! Неужели это непонятно? Она умная, смелая, сильная, красивая. Вы же сами видели! Если бы не эти дурацкие социально-негативные идеи, она бы могла жить по-настоящему интересной, насыщенной жизнью, сделать столько всего…

— Ты приглашал ее после каторги в свою punalua, на Ист-Самоа? — перебила Пума.

— Откуда ты знаешь? — удивился он.

Младший инструктор Батчер улыбнулась и фыркнула:

— Просто.

— Вы все такие умные, — слегка обиженно проворчал преторианец, — Может, объясните, почему она предпочитает вернуться в кривую бамбуковую хижину с водяной бочкой вместо ванной, и к проа из палочек с парусом из тряпки со свалки? Нам было здорово вместе — и ей, и мне. Я бы понял, если бы у нее здесь был кто-нибудь постоянный. Это другое дело. Но у нее никого нет, это понятно, и она сама это сказала. Что за фигня!?

— 20 фунтов против хвоста селедки, — сказал Рон, — что она, в ответ, пригласила тебя приезжать сюда, в ее хижину, когда и если ты захочешь продолжить знакомство.

— De puta madre! Откуда вы все знаете, а?

— Это очень старая история, бро, — ответил экс-коммандос, щелчком пальца стряхивая пепел себе под ноги, — Две с лишним тысячи лет назад на Море Медитерриа, в старой бочке жил один хиппи. Он кушал, что найдет, а одевался со свалки. Однажды к нему подкатил социализированный гражданин и предложил: «Бро, научись устраиваться в обществе, и тебе не придется жить в бочке». А хиппи ответил: «Бро, научись жить в бочке, и тебе не придется устраиваться в обществе».

— Ты намекаешь, что Нен-ю права, что забила на все и на всех, и живет вот так?

— Конечно, права. Это ее жизнь. Она живет так, и никому не мешает жить по-другому.

Преторианец снова стукнул себя кулаком по колену.

— Joder! По праву все верно. Это Хартия. Но по жизни… Знаешь, как обидно?

— Ей тоже обидно, — сказала Пума.

— Откуда ты знаешь?

— Я женщина и она женщина. Я вижу.

— Понятно… — Майо задумчиво посмотрел в сторону южного гейта, — …И как же мне теперь поступать в этой идиотской ситуации, когда всем обидно?

— Не знаю, — Пума покачала головой, — Но, если ты приедешь сюда и заглянешь в ее хижину, то она, я думаю, приедет на Ист-Самоа и заглянет в fare твоей punalua.

— Признание чужого выбора, — добавил Рон, — С этого начинается любое соглашение.

— Знаю, — буркнул Майо, — проходил в школе. Fuck! До чего дурное место этот «Угол Рароиа». Поручение не выполнил, зато попал в непонятное. Влип, короче.

Рон улыбнулся и поднял палец к небу, раскрашенному лучами заката.

— Мы забыли тебя порадовать. Поручение ты выполнил.

— Эй, алло, ты не забыл, в чем состояло мое поручение?

— Выпадением памяти не страдаю, — ответил экс-коммандос, — Тебе было поручено разыскать Жерара Лаполо с целью предложить ему от лица Верховного суда пост временного директора INDEMI.

— Ага, — преторианец кивнул, — А я даже не нашел его, не говоря уже про остальное.

— Какая разница, нашел ты его или нет, если цель достигнута?

— Рон, не морочь мне голову, ладно?

— Я не морочу тебе голову. Ты просто еще не в курсе новостей. Сегодня днем Жерар Лаполо явился в офис Верховного суда в Лантоне и принял предложенный пост.

Лейтенант Майо Теллем озадаченно покрутил головой.

— Я не врубаюсь. А откуда вы это знаете?

— На Тепото, — вмешалась Пума, — нас пригласил на чашку чая директор каторжной тюрьмы. Хороший парень. И там был включен TV. Это новость дня, да!

— О, Мауи и Пеле, держащие мир!.. Почему вы мне сразу не позвонили!?

— Знаешь, мы подумали: ты занят, ты make-love с Нен-ю. Зачем мешать?

— Но я обязан немедленно после выполнения задачи явиться в Центральный Штаб Преторианской Гвардии в Лантоне! Немедленно, понимаешь?

— Понимаю. Поэтому сегодня мы рано ляжем спать, а завтра утром полетим в Лантон. Правильно, Тигра?

— Ага, — подтвердил Рон, — Прикинь, Майо, рабочий день в штабе — до 18:00, и раньше завтрашнего утра ты там по-любому не нужен. Дежурный офицер, поставит галочку о твоей явке, и все. Если это произойдет утром, то ничего не изменится. Так что, давай лучше выспимся по-человечески. Это повысит нашу боеспособность и все такое.

63

Дата/Время: 15.03.24 года Хартии

Место. Тимор — Роти

Остров Тимор, как и положено крокодилу (даже и окаменевшему) имеет хвост. Этот хвост, тянущийся на 50 миль к юго-западу, отделен от туловища узким проливом, и считается самостоятельным объектом — островом Роти. Вокруг дальнего от Тимора кончика хвоста, на манер плюмажа, разбросано несколько мелких островков, очень популярных у австралийских дайверов и серферов. Австралийские туристы являлись основой товарно-денежной экономики. Прочая экономика состояла из натурального хозяйства и обмена. Местные войны почти не коснулись Роти. Сто тысяч обитателей крокодильего хвоста жили более-менее спокойно, хотя так же бедно, как на Тиморе.

Португальская христианизация во времена Империи, и индонезийская исламизация в период правления Сукарно, прошли как-то незаметно. Ротианцы с ленивым интересом слушали рассказы про Иегову и Иисуса, или про Аллаха и Магомета, но значительно больше занимались чисто практическими вопросами — вроде урожая батата и маиса.

Тем временем, из огромного порта Уджунгпанданг на Сулавеси (откуда до Тимора и Роти, примерно 500 миль хода — сутки на любом корыте), группами по двести — триста человек прибывали мюриды нелегального радикально-исламского альянса «Тахрир». Несмотря на заявления о противодействии терроризму, ни полиция, ни, тем более, судовладельцы не проверяли багаж у этих организованных групп пассажиров (веря на слово, что там — агротехнический и строительный инвентарь). У пассажиров на лбу не было написано, что они радикалы-боевики, а на странности их поведения и на сигналы обеспокоенных граждан можно было, при желании, закрывать глаза и уши.

В конце февраля — начале марта, на Тиморских территориях появилось около 10 тысяч вооруженных людей, горевших желанием навести здесь исламский порядок. Ходили слухи о новой войне с Восточным Тимором, которая начнется со дня на день, но пока радикалы наводили свой порядок в индонезийском секторе: на западном Тиморе и на Роти. Немногочисленный полицейский корпус все более впадал в апатию, и никак не реагировал на заявления граждан, силой принуждаемых к шариатскому поведению.

Западный Тимор стремительно превращался в военный лагерь, а островок Роти стал полигоном для отработки методов приведения жителей к состоянию правоверности. Ротианкам пришлось срочно привыкать заматываться с головой в платки-хиджабы, а ротианам — падать на колени лицом к востоку и молиться при повторяющемся 5 раз в сутки заунывном вопле муэдзина. Вопль раздавался из мощного динамика, на балконе здания мэрии единственного на этом острове городка Баа (расположенного в середине северного берега Роти). В мелких деревнях новый порядок не так ощущался: воинам ислама было некогда туда ездить, и авто-транспорта, реквизированного у жителей для нужд защиты ислама, едва хватало, чтобы рассылать патрули по острову и подвозить продовольствие двумстам бойцам и гражданской обслуге, расквартированным в Баа.

На маленьком островке Ндана у юго-западного берега Роти, где обосновалось около полусотни австралийцев — любителей экстремального морского спорта, ни о каких исламских новациях не слышали, поскольку на основной остров ездили лишь раз в несколько дней в ближайший поселок Нембрала — чтобы пополнить запасы еды и выпивки. Два парня и две девушки, которые отправились на закупки 13 марта, не подумали, что их въезд в поселок на старом арендованном джипе, в обычной одежде отдыхающих, и появление в таком виде на местном рынке, окажется религиозным преступлением, тяжким нарушением шариата и повлечет немедленный арест.

Не дождавшись четверых своих товарищей, австралийцы утром отправили двоих наиболее оборотистых парней, хорошо знающих португальский — чтобы выяснить ситуацию и решить проблемы. Пока никто не волновался. У морских экстремалов попадание в полицию за мелкое хулиганство — не редкость, и посланцы, для начала, нанесли визит единственному в Нембрала полисмену. Он сразу же подтвердил, что действительно, четверо их товарищей арестованы, и увезены в Баа, но на вопрос о причинах ареста толком ответить не смог, и только настоятельно отговаривал двух австралийцев от поездки в столицу островка. Будь парни не так заведены и более наблюдательны, они действительно бы не поехали — но… Вечером 14 марта они не вернулись. Вместо них, перед закатом на Ндана пришел на лодке молодой парень, местный рыбак по имени Луиш, и сообщил австралийцам шокирующую новость…

* * *

В 9:30 утра 15 марта, Джед Олдсмит, капитан корвета «Индевер» ВМС Австралии, был оторван от очередной чашки кофе неожиданным приглашением в радиорубку. После получаса общения по рации с гражданским абонентом, он собрал офицеров в кают-компании для обсуждения чрезвычайного происшествия.

— Значит, такое дело, — начал он, — В 13 милях к северу от нашей позиции, находится островок Ндана. Там кампус наших серферов и дайверов — в основном из Дарвина и окрестностей. Так вот, в связи с обострением местной военно-религиозной обстановки, четверо из них арестованы, а еще двое — расстреляны прямо на улице. Сейчас к этим ребятам на Ндана приехали еще виндрейсеры с соседнего островка Ндао — у них тоже двое оказались под арестом в Баа. Итого, наших на Ндана сейчас человек 70. Они уже обзвонили всех: и МВД Индонезии в Джакарте, и наше посольство. В Канберру, в наш МИД, они тоже звонили. Итог: индонезийцы ответили: это гражданские беспорядки, и предложили подать жалобу. Наши обещали связаться с индонезийцами и заняться этой проблемой. В общем, бюрократия затянется на неделю — минимум, а что такое здешняя тюрьма… Короче понятно. Прошу высказывать предложения в обычном порядке.

— Джед, а у нас приказ не вмешиваться, да? — спросила Кэтлин Финчли, судовой врач.

— Ты очень догадлива, — проворчал он, — Мы охраняем, формально «жизнь и имущество австралийских граждан», а фактически — нефтяные платформы консорциума NAP.

— Но это «фактически» нигде не написано, — заметила она.

— Не написано. Но в любом случае, у меня нет полномочий на сухопутную операцию. Единственное, что я могу сделать без приказа — это эвакуировать всех ребят. Но, они отказываются бросать своих в каталажке, и я отлично их понимаю.

— А если по-тихому? — спросил боцман Джим Джонс.

— Не получится, — ответил 2-й лейтенант Лаэрт Касер, — тут все за всеми следят.

— Если ребята не смоются, то через день-два их тоже загребут в каталажку, — хмуро заметил помкэп Билл Сеймур.

Кэп Олдсмит молча пожал плечами в знак того, что это очевидно.

— Может, устроим провокацию? — предложил 1-й лейтенант Харп Бейкер.

— А конкретнее? — спросил капитан.

— Хрен знает… Какой-нибудь обстрел с берега, вроде того…

— Это все сложно, — заметил боцман, — Я вот думаю: раз бойфренд Кэт тут, рядом…

— У нас с Пак Еном чисто дружеские отношения! — возмутилась Кэтлин.

— Это ты своей мамочке расскажи, — проворчал Джим, — Я не о том. Мы знаем, что у меганезийцев приказы по-другому составляются, чем у нас.

— Пак на острове Атауро, это примерно 250 миль от нас, — заметил Джед, — Он сейчас инструктор тамошнего военного контингента. Другие люди, другая техника…

— Ну, мало ли, — настаивал Джим, — Спросить-то можно.

— Я ему звоню, — сказала Кэтлин, доставая мобайл и набирая номер.

— Только не открытым текстом, ладно, — мягко попросил капитан, — Радиоперехваты…

— Джед, я же не полная дура, — ответила она, — … Ой, Пак, это я не тебе… Да, Aloha… Просто вот, решила спросить, как у тебя… Ну, а у нас… Да! Представь: нам забыли погрузить «Red devil» в жестянках… Да, он самый… Наша команда без этого пойла просто не может работать. У тебя случайно его нет?… Знаешь, Пак, это правда, очень срочно. Вопрос жизни и смерти. Ну, не могут люди без этой ерунды… Wow! Если ты действительно можешь, то на островок Ндана, ты знаешь, где это?… Слушай, Пак, ты великий друг. Я тебя обнимаю… А как ты успеешь так быстро?.. Ух, ты! Ну, отбой.

Судовой врач, с несколько растерянным видом, пихнула мобайл в карман.

— Ну, что? — нетерпеливо поинтересовался боцман.

— Пак сказал: все понятно, привезу пойло через два часа.

— Вот оно как… Хм… А он точно понял, что к чему?

Кэтлин улыбнулась одними уголками губ.

— Он сказал: у нас как раз есть толковые грузчики с большим практическим опытом.

— Кому-то будет жопа, — констатировал Джим.

— И я даже догадываюсь, кому именно, — добавил Билл Сеймур.

* * *

На северном краю восточного берега 5-километрового овального островка Ндана есть длинный дугообразный пляж, куда открытый океан накатывает прекрасные длинные волны. Здесь раскинулся большой, пестрый палаточный лагерь с некоторым набором простейших благ современной технологии: полевые кухни, 1000-литровые бочки на опорах, душевые кабинки, антенна спутникового TV и интернет, солнечные батареи, фонари около площадки для дансинга и футбольного поля, и прочее в том же роде. Обычно днем на волнах можно увидеть множество фигурок, катающихся на досках разного фасона — простых и парусных, а также зрителей на надувных матрацах. Но сегодня ничего подобного не было, и замечательные волны пропадали даром.

Под солнцезащитным навесом из отслужившего свое, старого параплана, совещался «штаб самообороны» из четверых парней и одной девушки, выбранных еще вчера, методом прямой демократии. В данный момент обсуждался вопрос об арсенале. В кампусе нашлось два десятка самострелов для подводной охоты, десяток пистолетов «гражданского» типа, столько же дробовых короткоствольных револьверов и четыре довольно мощных помповых ружья «Ithaca». Для битвы против патрулей исламистов, вооруженных старыми, но вполне рабочими автоматами типа M-16, это не годилось. Старшина штаба — серфер Ник Вэнс — просил оружие у капитана корвета, но увы. У австралийских ВМС был приказ не вмешиваться в береговые конфликты. Обещание капитана Олдсмита организовать помощь дружественных аборигенов, данное полтора часа назад, и теперь снова повторенное, Вэнс воспринял, как гнилой уход от ответа. С трудом подавив желание обозвать Олдсмита кондомом, он прервал связь и объявил:

— Короче, так. Пушки они нам не дадут. У них сраный приказ, ясно?

— Яснее некуда, — проворчал Пит Ролинг предводитель виндрейсеров с Ндао.

— Может, ночью? — предложил второй виндрейсер, Эндрю Стокс.

— Что — ночью? — спросил Тони Боуэн, авторитетный дайвер из Дерби.

— Резать, — уточнил Эндрю.

— Ты когда-нибудь резал человека? — спросила серфер Нелли Фогг.

— Ну, в драке было дело, — ответил тот, — Даже отсидел потом 6 месяцев.

— Я имею в виду, обдуманно и насмерть, — уточнила Нелли.

— Короче, не покатит, — заключил еще один серфер, Джо Грассер.

— А, по-моему, толковая идея, — возразил некий блэк, одетый в тропик-милитари.

— Тебя-то кто спрашивает? — проворчал старшина, — Нас пятерых выбрали. Точка.

— Остальные пусть пока помолчат, — подвел черту Ролинг.

— Правда, Зорро, не встревай, — заметил другой блэк, тоже в тропик-милитари.

— Что-то я этих двоих вообще не помню, — задумчиво произнесла Нелли.

— Вы откуда, парни? — настороженно спросил Ник Вэнс.

Тот, который предлагал приятелю не встревать, улыбнулся и передернул плечами.

— Меня зовут Винни, а это — Зорро. Мы мимо проходили. Ну, остановились послушать, чисто из любопытства. Если мы мешаем, то…

— Вы откуда? — перебил Эндрю Стокс.

— Мы, типа, аборигены, — раздался спокойный голос немного со стороны.

Обладатель голоса, тоже блэк, лет 25, флегматичный на вид и немного склонный к полноте, стоял чуть поодаль, в непринужденной позе. На его салатной майке была круговая ярко-желтая надпись: «Dominion Motu-Atauro — North Timor». Но гораздо сильнее взгляды собравшихся привлекла другая деталь. На плече этот блэк держал предмет, горячо любимый голливудскими продюсерами военных драм: радикально облегченный вариант 6-ствольного скорострельного пулемета системы Гатлинга.

— У-упс… — протянул Эндрю, заворожено глядя на пулемет.

— Парни, вы как-то не очень похожи на аборигенов, — осторожно заметила Нелли.

— Мы аборигены в первом поколении, — уточнил Винни, — Так фишка легла.

Тем временем из мангровых зарослей севернее пляжа появилась еще одна фигура: молодой монголоид в коротком сером комбинезоне типа «koala». На правом боку был пристегнут открытый матерчатый чехол с коротким модерновым автоматом. Слева на груди, на месте эмблемы, был нашит зеленый смайлик с глазками в виде звездочек.

— Это Пак, наш кэп, — продолжал объяснять Винни, — а парень с пулеметом — это Кай, он, соответственно, помкэп. Кай, тебе не надоело держать на плече эту пушку?

— Наверное, надоело, — согласился Кай, и уселся под навесом рядом со «штабистами», положив пулемет около несерьезного на его фоне, «гражданского арсенала».

— Зачем был этот цирк шапито? — проворчал подошедший Пак, устраиваясь рядом.

— Типа, для поднятия боевого духа, — отозвался Зорро.

— Ладно, проехали… Кай, что скажешь?

Блэк в майке почесал мощный загривок и произнес:

— Тут прозвучало разумное предложение на счет ночи. Я бы ориентировался на 2 часа после полуночи. В исламизированных населенных пунктах ночная жизнь отсутствует, сивилы по ночам сидят дома, и это радикально упрощает фильтрацию.

— Шестеро заложников, — напомнил Пак.

— Они пока не заложники, шеф, — заметил Винни, — Они просто под арестом.

— Кстати, да, — поддержал Зорро, — Их не рассматривают, как единицы торга.

— Пока не рассматривают, — уточнил Пак, многозначительно подняв палец к небу.

— А нам и надо только пока, — ответил ему Кай, — Потом нечего будет рассматривать.

Кэп с хрустом потянулся и спросил для ясности.

— Значит, предлагаете начать с налета на тюрьму в Баа в 2 часа после полуночи?

— Это разве тюрьма? — отозвался Зорро, — Это говно. Вот в Эль-Шана мы…

— Легенда! — перебил его Винни.

— Ну, короче, в одном месте, — поправился тот, — Мы брали реальную тюрьму. Три периметра, переклички через четверть минуты, прожектора крест-накрест, вышки, колючка под током, пулеметы на вышках, стена с острой верхней кромкой…

— Взяли? — перебила Нелли.

— Ага. Я тогда еще маленький был, меня поставили чисто на комп-корректировку.

— Корректировку чего? — переспросила она.

— Огня, ясное дело. Это же не тяп-ляп, все должно быть полсекунда к полсекунде.

— Кстати, о комп-корректировке, — сказал Кай и, сложив ладони рупором, крикнул в сторону мангровых зарослей, — Алул! Притащи ноут с сателлинком!

— ОК! — послышалось оттуда через мгновение.

— Wow! — выдохнул Ник Вэнс, — Вас там еще много, в этих кустах?

— Не очень, — ответил Пак.

Из хаоса зеленых и бурых стеблей почти бесшумно появилась темнокожая девушка, одетая (если можно так выразиться) только в портупею с таким же автоматом, как у капитана. В руке она несла легкий штатив с параболической антенной и ноутбук.

— Ну? — осведомилась она у Кая, — Чего искать?

— Зорро тебе объяснит. Он уже делал эту работу.

— Объясняй! — сказала девушка, усевшись рядом с Зорро и ткнув его локтем в бок.

— Охренеть, — пробормотал предводитель виндрейсеров Пит Ролинг.

64

Дата/Время: 15–16.03.24 года Хартии. Ночь

Место. Тимор — Роти

Ночная иллюминация в столичном городке Баа была и так весьма скромной, а при Исламском Новом Порядке вообще почти сошла на нет. Маленькие отели, рыбные ресторанчики, дансинг и любительский футбольный стадион не функционировали, а соответственно, не работало и освещение рядом с ними. Только вокруг рыночной площади — около мэрии, госпиталя, пожарной будки и водонапорной башни, здания полиции и тюрьмы, светились в четверть накала лампочки ржавых уличных фонарей образца середины XX века. Постройки тут одноэтажные, реже — двухэтажные, а те, которые имеют 3 или 4 этажа можно пересчитать по пальцам. Большая часть городка, спускающаяся к морю вдоль извилистой речки, хорошо просматривается с воды, если корабль имеет достаточно высокий наблюдательный мостик, или, как в случае Yeka — мини-спай-дрон — «летающее блюдце».

— Порядка у них нет, — констатировал Оури, глядя на экран, — Как справедливо отметил Зорро на оперативном совете, это говно, а не тюрьма. Охрана тоже говно. На посту в нарды играют, чай пьют, и фонарь светит на пост, а не наружу. Они ничего вокруг не видят, а сами — как мишени в тире… Впрочем, почему как? Мишени и есть.

— Там рядом полицейский участок, — заметила Чуки.

— Ну, и что? — ответила ей Алул, — там все окна темные. Мне вот не нравится пост на другой стороне площади. Тоже 4 придурка, играют в нарды, но слишком уж близко.

— Я их накрываю одним выстрелом, — сообщила Чуки, глядя на экран баллистического компа гранатомета, — Дальше — две казармы, электростанция и топливные емкости.

— Только по команде, — напомнил Оури, — ребята сказали, что попробуют без шума. И, кстати, это не казармы, а отели.

— Теперь там размещены комбатанты, значит — казармы, — резонно возразила Алул.

Всего в 10 метрах от них, по неровному настилу старого железобетонного причала, внесенного в море на Т-образных сваях, проскрипели башмаки часового, который бессмысленно слонялся от фонаря на въезде до фонаря на дальнем от берега краю. Остальные трое часовых на этом посту находились в караульной будке в середине причала и, вероятно, пили чай и играли в нарды — как принято в этом контингенте.

— Почему он не проверит причальные тросы судов? — спросила Чуки.

— Потому, что мудак, — сказала Алул, — И командир у него мудак. Не поставил, как положено, задачу по охранению, вот боец и ходит, как мудак. Дилетанты, однако.

— Если смотреть с нашей точки зрения, то это плюс, — философски заметил Оури.

— А что наши австралийцы тоже дилетанты, это минус, — ответила ему Алул.

— Морское дело они знают, — возразил он, — а для их задачи только это и надо.

* * *

Часовой на причале постоял под дальним фонарем, развернулся и потопал назад, в сторону берега. При поверхностном осмотре казалось, что все в порядке, но если бы часовому вздумалось тронуть трос одной из трех 13-метровых барж (этот трос был перерезан в трех метрах от кнехта, к которому баржа, как бы, была привязана)… Но часовому не вздумалось. Это сколько лишних движений надо сделать? На фиг!

— Уффф, — выдохнул Эндрю Стокс.

— Тише ты! — зашипел на него Джо Грассер.

— Иногда неаккуратность капельку продлевает жизнь, — шепнул Кай Хаамеа и убрал пистолет с глушителем обратно в боковой карман комбинезона.

Со стороны моря, проскользнув между баржами, бесшумно подплыл Ромар.

— Вэнс и Боуэн уже прицепили баржу к нашей Yeka, — шепотом доложил он, — Лакшми приказала им оставаться там. Она за оружейном пультом, а Эрче — за штурвалом.

— Очень разумно, — одобрил Кай, — Теперь спокойно ждем.

* * *

Городская тюрьма представляла собой бетонную коробку с одной круглой дыркой, размером с ладонь, в качестве окна, и с железной дверью, запираемой на вульгарную задвижку. Дверь выходила на маленькую площадку под навес, стоящий на четырех столбах. Под навесом дежурили четверо охранников в черных балахонах. Точнее, охранники сидели у стола и бездельничали. Двое играли в нарды, двое пили чай и подсказывали. Штурмовые винтовки типа M-16 беспорядочно валялись на столе.

Выстрелы из компактного пистолет-пулемета Mobitir с глушителем, не громче щелчка пальцами. Упавшая доска для нардов с фишками наделала куда больше шума (один из игроков, падая, зацепил ее рукой). Винни и Зорро, перепрыгнув низкую ограду площадки, метнулись к железной двери, а Тюм и Нуап остались прикрывать их. Через секунду, с поста на другой стороне площади, у мэрии, охранники кликнули своих приятелей. Те, разумеется, уже не могли ничего ответить, зато ответили Дв, Гкм и Чап, занимавшие позицию в 10 шагах от этого поста, за штабелем поддонов — не долго думая, всадили в охранников несколько коротких очередей из пистолет-пулеметов с глушителями.

Винни сбил задвижку, а Зорро распахнул дверь. Изнутри накатила волна смрада.

— Это спасательная операция спецназа Австралии, — негромко сказал Винни, — Всем выходить тихо, двигаться по нашим командам. Сейчас организованно выходите!

В ответ изнутри раздался довольно громкий плач младенца.

— Joder conio… — растерянно пробормотал Зорро.

* * *

Оури оценил обстановку на экране, связанном со спай-дроном, и распорядился:

— Чуки, новая последовательность целей: электростанция, отель у площади, отель на северном въезде, и топливные емкости. Огонь по команде. Алул, когда наши ребята очистят причал, вылезай на рубку, выдвигай трещотку и прикрывай сивилов. Огонь открываешь по обстановке, в случае целесообразности, без команды. Вопросы?

— Ясно, — отозвалась Чуки, тыкая стилосом в экран баллистического компьютера.

— Ясно, — откликнулась Алул, опуская на глаза ноктовизорные очки.

* * *

Кай Хаамеа, стоя на боковом выступе одной из бетонных свай быстро выпрямился и дважды выстрелил из пистолета в спину отвернувшемуся часовому. Тот вздрогнул, выронил автомат и мешком осел на настил. Ромар высоким ударом ноги выбил окно караульной будки, метнул внутрь цилиндр, похожий на пивную жестянку, и тут же, оттолкнувшись от края настила, прыгнул в воду. Внутри караульной будки негромко бухнуло, из окна полыхнуло тусклым оранжевым светом, легкая крыша прыгнула и, распавшись на части, рухнула внутрь. Над остатками будки поднялось облачко дыма.

В 10 метрах слева от причала пришла в движение большая куча водорослей, из нее показалась рубка катера, открылся люк, и над ним поднялась турель с пулеметом.

На дальнем от берега краю причала, материализовалась Упу с таким же пулеметом, и заняла удобную позицию, прикрытую железной опорой причального фонаря.

Джо и Эндрю поставили на «свою» баржу сходни. Ромар вылез из воды на соседнюю баржу, ближнюю к берегу, и занял позицию для стрельбы. Кай снял с пожарного щита старый кислотно-щелочной огнетушитель и, по-хозяйски войдя в караульную будку, погасил пеной лениво разгоравшееся там пламя.

* * *

Непонятно, что понадобилось этому тахрировцу в третьем часу ночи на темной улице, ведущей от центра к причалу. Он остановился и с недоумением уставился на темную движущуюся массу, не поняв, что это просто группа из двух десятков людей. Зорро, не дожидаясь вопросов, выстрелил ему в голову. Тело упало бесшумно, только автомат негромко звякнул, упав на грунтовку (Дв тут же подобрал оружие, и коротко шепнул: «трофей»). Из уже оставшегося позади узкого поперечного переулка раздался чей-то оклик на бахаса. Винни жестом приказал группе продолжать движение, а сам исчез в темноте. Через несколько секунд, сзади послышался чей-то слабый хрип, затем Винни догнал группу, показал Дву второй такой же автомат и шепнул: «Типа, еще трофей».

* * *

За эти несколько минут, Чуки четырежды бросала вопросительные взгляды на Оури, однако, все четыре раза он отрицательно качал головой, и палец девушки замирал, не нажав красное окошко меню со словом «launch». Операция продолжалась в тишине, нарушаемой лишь шарканьем шагов, приглушенным кашлем и тихим детским плачем. Как грудной младенец оказался тюрьме — выяснять было не время и не место. Мать, совсем молодая женщина, значительно моложе 20 лет, пыталась было прикрывать ему ротик, но Зорро жестом показал ей, что делать этого не следует. Детский плач — не тот звук, который может вызвать чьи-то подозрения (в Баа куча маленьких детей, и кто удивиться, что они иногда пищат), а такой младенец легко может задохнуться, если неаккуратно закрыть ему чем-нибудь лицо. Пусть лучше немного пошумит.

* * *

Дождавшись, пока последний «сивил» поднимется на борт баржи, Кай пинком ноги сбросил сходни в воду, подошел к полуразрушенной караульной будке и быстро, но аккуратно, налепил на ее стенку стикер с яркой картинкой: красный силуэт кенгуру в белом круге с синим контуром — эмблему ВВС Австралии. Баржа, тем временем, уже отчалила, утягиваемая в море невидимым отсюда первым «Yeka».

На третий «Yeka», стоявший у дальнего края причала (под которым скрывался в течение всей операции), быстро, но без спешки, спустились Дв, Гкн и Чап. За ними ушла Упу с пулеметом. Захлопнулся люк, и темная тень почти беззвучно уползла в море.

Второй Yeka еще стоял с открытым люком. Кай разбежался, прыгнул, пролетел метров пять, с тихим всплеском погрузился в воду и вынырнул уже рядом с бортом (или полу-крылом). Винни протянул командиру экипажа руку и, с легкостью, втянул его внутрь.

— Здоровый же ты конь, хотя по виду не скажешь, — проворчал тот.

— Он тщательно маскируется, — с показной серьезностью, сообщил Зорро.

Тем временем, Оури привычно перебросил группу ключей на контрольной панели, и Yeka, чуть слышно гудя турбиной, пополз прочь от берега.

— Как все прошло, ребята? — спросила Алул.

— Типа, нормально, — откликнулся сзади Винни, стягивая с себя мокрую одежду. В той тесноте, которая образовалась внутри второго «Yeka», это было не так-то просто.

— Не расслабляйтесь, ребята, — строго сказал Кай, — Остается еще довести сивилов до Ндана, в условиях возможного беспокоящего поведения противника.

— Противник пока не беспокоится, — проинформировала Чуки, глядя на экран.

— Пока, — повторил Тюм, — Но при первой же смене любого из трех караулов, он точно забеспокоится. Плюс, еще два «zero» сделали на обратном пути. Короче, foa, у нас не более получаса. Я бы реально рассчитывал на 10 минут.

— И что дальше? — спросила Алул.

— Дальше все зависит от того, насколько они идиоты, — ответил Кай.

* * *

Переполох в Баа начался через 20 минут. Судя по перемещению мощных источников света (прожекторов и фар) на берегу, лидеры «Тахрир» сначала подумали, что все еще только начинается, враг проник в город и надо срочно организовывать оборону. Около получаса им потребовалось, чтобы понять: это был налет на тюрьму и освобождение заключенных, а 14 убитых мюридов — просто побочный результат этого налета. Затем началось беспорядочное и безрезультатное обшаривание моря лучами прожекторов, и только когда взошла Луна, кто-то заметил дрейфующую в нескольких милях от берега баржу с австралийским флажком на ютовом штоке. Вообразив, что беглецы еще там, тахрировцы послали на перехват катер с бойцами, и взяли пустую баржу на абордаж.

14 бывших арестантов — шестеро австралийцев и восемь местных (включая грудного младенца) — были сняты с баржи парусниками виндрейсеров еще в 3 часа ночи и без проблем доставлены на островок Ндани, где, в связи с этим, началось нечто среднее между праздником победы, разбором полетов и плебисцитом о дальнейших планах.

На корвете «Индевер», вахтенный офицер (1-й лейтенант Харп Бейкер), разбудил капитана Олдсмита и, на резонный вопрос «какого хрена…?», радостно ответил:

— Со мной связался кэп Ен. Он передал, дословно: «Шесть контейнеров «Red devil» доставлено на Ндана. Это все, что имелось в окрестностях. Правда, два контейнера немного повреждены, это беспокоит, и лучше бы их осмотрел специалист».

— Так… — пробормотал Джед Олдсмит, — Шесть контейнеров. Значит, вытащил всех. Чудеса… Повреждены, это значит… Мда, придется будить Кэтлин. Вот что, Харп, свяжись с Еном, спроси, что надо для обработки и транспортировки контейнеров. Я думаю, он все объяснит. Сразу готовь 4 «Зодиака» к спуску на воду. Экипажи по 6 человек. Пусть ими командуют боцман Джим Джонс и 2-й лейтенант Лаэрт Касер. Разумеется, Кэтлин Финчли со своим медицинским комплектом, тоже идет.

— Ясно, Джед. Можно один вопрос?

— Спрашивай.

— Джед, получается, что Пак со своими парнями, напали на исламистов, так?

— Вероятно, так. А ты ждал чего-то другого?

— Нет, я просто уточнил. Значит, ситуация обострилась. Я правильно сделаю, если распоряжусь о переходе к предбоевому режиму несения службы?

— Да, — подтвердил кэп Олдсмит, — Раздай экипажам «Зодиаков» оружие по норме для ведения боевых действий на суше. Это мой прямой приказ под мою ответственность.

65

Дата/Время: 16.03.24 года Хартии. Раннее утро.

Место: остров Роти

Пак Ен подошел к трем фигурам, на холме над северным пляжем, откуда открывался прекрасный вид на двухмильный пролив между Ндана и юго-западным берегом Роти. Восходящая Луна приближалась к первой четверти, и ее серп давал достаточно света.

— Так и знал, что найду вас здесь, — проворчал капитан, — Не хватает только Алул.

— Она дежурит на мостике, — ответил Кай Хаамеа, и махнул рукой в сторону пушистой темной полосы мангрового леса левее пляжа, где был замаскирован второй Yeka.

— Ясно. Знаешь, Кай, у тебя уже не экипаж, а банда tahatua.

— Мы что, плохо работаем? — обиженно спросила Чуки, по-турецки сидевшая на песке с ноутбуком на коленях, — И что такое «tahatua»?

— Вы хорошо работаете, — шеф-капитан похлопал ее по спине, — а tahatua это береговые братства, полинезийские пиратские кланы. Они были популярны при колониализме.

— А что потом?

— Потом по-разному. Одни пошли в более-менее нормальный морской бизнес. Другие деградировали, стали naval bandidos и, в основном, попали под зачистки. Такие дела.

— У нас нормальный морской бизнес, верно? — спросила девушка.

— Нормальный, — подтвердил он и, повернувшись к Хаамеа, спросил:

— Когда, по-твоему, они нас атакуют?

— Полагаю, примерно через час после рассвета.

— Почему не прямо на рассвете?

— На утренних сумерках они делают намаз, — ответил Кай, — По их религии, это один из обязательных ритуалов. Исключения — только в непосредственно-боевой обстановке. Действия против нас они, вероятно, считают полицейской акцией. Не тот случай.

Шеф-капитан кивнул головой и закурил сигарету.

— А ты сам как думаешь, Ен? — спросил Оури.

— Я думаю о том, будет ли артподготовка перед атакой.

— У них тут отсутствует артиллерия, — заметил Кай, — Все тяжелые вооружения уже собраны на Тиморе. Завтра они завершат переброску сил в центр Тимора, к пунктам сосредоточения, а послезавтра утром атакуют обе территории восточного Тимора.

— Откуда такая информация? — поинтересовался Пак Ен.

— Отсюда, — ответила Чуки, звонко щелкнув ногтем по корпусу ноутбука.

— Понятно, младший матрос. А какие есть мысли по поводу схемы их атаки?

— Вот эти два больших катера в харборе западнее Баа, — ответила она, ткнув пальцем в экран, — Они обойдут Роти с запада.

— Почему именно так?

Девушка развернула экран так, чтобы ему было лучше видно, и начала объяснять.

— Потому, шеф-кэп, что с востока им не обойти. Пролив между Роти и Тимором сейчас забит кораблями с оружием и людьми. Все это везут из Купанга через пролив на юг Тимора, в Нунколо и Бесикама, а оттуда — в центр острова, откуда начнется большое наступление. Часть везут на северный берег, в Атапупо, но это нас не волнует. Это я просто для инфо говорю, вдруг тебе интересно.

— Мне интересно, — подтвердил он, рассматривая дуги и стрелки на экране.

Оури слегка коснулся его плеча.

— Шеф-кэп, а ты думаешь, опасения конфликта с австралийцами их не удержит?

— Не удержит от чего? От войны на Тиморе, или от полицейской операции здесь?

— На Тиморе понятно, что не удержит. Я имею в виду, здесь, — уточнил пилот.

— И здесь не удержит, — уверенно сказал Пак Ен, — Они не верят, что против них играет австралийский спецназ. Они считают, что это уловка локальных оппозиционных сил.

— Не верят даже после того, как сюда подошли «Зодиаки» с австралийского корвета?

— Они не видели эти «Зодиаки».

— То есть, как не видели? — удивился Оури, — Здесь болтается 5 самолетов высотной разведки индонезийского корпуса морской авиации. У них радары, ноктовизоры…

— Не путай ВМС Индонезии и боевиков «Тахрир», — ответил ему шеф-капитан, — Это разные силы с разными интересами. Правительство и штаб в Джакарте не во всем поддерживает тахрировцев, и уж точно не делится с ними данными авиа-разведки.

— А почему бы не перегнать австралийские «Зодиаки» на этот берег? — спросил Оури.

— Зачем?

— Ну, если тахрировы их увидят, то, вероятно, передумают атаковать.

— А зачем нам, чтобы они передумали?

— Так-так-так, — проговорил пилот, прикидывая что-то в уме, — Нам выгодно, чтобы тахрировцы провели неподготовленную атаку. Про нас они не знают, а в участие австралийского спецназа — не верят. Они думают, что против них — австралийские дилетанты и аборигены, недовольные ультра-исламизацией. Они начнут атаку, как операцию против повстанцев с легким стрелковым оружием… Допустим, что они пошлют сюда 2 катера с сотней десантников. Но, Шеф-кэп, если мы их грохнем, то окажемся, как бы, стороной военного конфликта. Ты думаешь, это нормально?

Пак Ен сделал глубокую затяжку и выпустил из ноздрей струйки дыма.

— Слушай внимательно, капрал-пилот. У нас три задачи. Первая: защитить сивилов. Вторая: сохранить личный состав. Третья: не оказаться в говне. Третья задача — второстепенная. Решаем две первые. Ищем способ нейтрализовать вооруженного противника, избежав при этом потерь среди своих. Способ найден. Ты его сам замечательно описал. Теперь ищем, как при этом не оказаться в говне.

— И как же? — спросил Оури.

— Очень просто, — ответил Пак Ен, — Это сделаем не мы.

— А кто?

— Не важно, кто. Пусть потом в этом разбираются те, кому это интересно… А если разберутся, то пусть попробуют доказать… Кай, я полагаю, что в таких играх у тебя больше опыта, чем у меня. Тебе понятно, как это делать?

— Если австралийские «Зодиаки» задержатся до… — начал тот.

— Задержатся, — перебил шеф-капитан.

— Тогда я знаю, что и как делать.

— Отлично, Кай. Принимай командование флотилией до… — Пак Ен бросил короткий взгляд на часы, — … 8:00. Задачу я поставил. Я буду в гражданском лагере.

— Кайемао Хаамеа командование флотилией принял, — спокойно ответил Кай.

* * *

Когда Пак Ен вернулся в гражданский лагерь на западном пляже, перепалка между военно-морскими и спортивно-морскими австралийцами была в самом разгаре.

— Ни хера мы отсюда не уйдем! — вопил Ник Вэнс, — Пусть нелегалы тахрировцы убираются, а мы здесь в своем праве, у нас годичные индонезийские визы!

— Вы мудаки! — рычал боцман Джим Джонс, — Тахрировцы срали на ваши визы. Они просто вас всех перестреляют! У вас уже двое убитых, один раненный и одна секс-травмированная. Хули вы еще дожидаетесь?

— Это еще кто кого перестреляет! — крикнул Эндрю Стокс, — Ты не в курсе, парень! Сегодня ночью мы с аборигенами так врезали тахрировским ублюдкам…

— Какие это, к черту, аборигены! — перебил 2-й лейтенант Лаэрт Касер.

— А кто же это по-твоему? — встрял Тони Боуэн, импульсивно обняв за плечи сидящую рядом Леле Тангати.

Бывший мастер-матрос скринера патрульной службы Фиджи, а ныне — 2-й пилот 1-го экипажа флотилии штурм-катеров Yeka, убедительно притворялась аборигенкой. Ее одежда состояла из традиционного ротианского сомбреро с конической верхушкой и светлой просторной рубахи с красным орнаментом, перехваченной на талии сумкой-поясом, тоже с местным орнаментом. Из сумки торчала рукоятка автомата «vixi», что должно было указывать на принадлежность девушки к Фронту Аборигенов Роти.

Австралийский лейтенант с досадой ударил кулаком по колену.

— Слушайте, ребята, вы охренели! Вы что, хотите поучаствовать в здешней войне?

— Мы уже участвуем, — ответил ему Джо Грассер, — И освободили своих товарищей, а некоторые козлы, не буду показывать пальцем, лежат в дрейфе и страдают хуйней.

— Повторишь такое — не хватит денег на стоматолога, — предупредил Джим Джонс.

— Ха! — воскликнул Джо, вскакивая на ноги, — Давай, проверим, кто уйдет без зубов.

— Стоп, парни! — Нелли Фогг, привычно встала между двумя молодыми мужчинами, готовыми затеять бокс без правил, — Мы все австралийцы, и если мы начнем драться между собой, то… Короче, у нас и так проблемы. Пожмите друг другу руки, ОК?

— Ладно, — Грассер вздохнул, — Извини, приятель. Я понимаю, у тебя просто приказ.

— Проехали, — буркнул боцман, и пожал протянутую серфером руку.

— А теперь, — продолжала Нелли, — давайте все спокойно послушаем, что нам скажет лейтенант. Нам надо знать обстановку, чтобы не наделать глупостей.

Она подошла к Лаэрту Касеру и по-дружески положила руку ему на плечо.

— Благодарю, мэм, — ответил он, — Я постараюсь объяснить, почему мы призываем вас эвакуироваться с этого островка. Сейчас разгорается новый военный конфликт между Восточным Тимором и проиндонезийскими силами, неофициально поддержанными радикально-исламской фракцией в правительстве в Джакарте. Тут сложная ситуация: индонезийские власти никогда не были едины в вопросе о разделе Тимора, поэтому сейчас силовые структуры Индонезии ничего здесь не контролируют. Армия, флот и полиция не хотят лезть в политику и откровенно бездействуют.

— А по нашим данным, они помогают «Тахриру», — заметила Леле.

— Кто-то, может быть, помогает, — согласился Лаэрт, — но, опять же, неофициально.

— Официально, или неофициально, но из-за этой поддержки, здесь на Роти власть оказалась в руках фундаменталистов, подонков и психопатов, — отрезала она.

— Я вам сочувствую, но это ваше… э… внутреннее дело, и…

— Ты сам-то понял, какую херню сказал? — перебил невысокий и крепкий, почти квадратный молодой мужчина, пол-лица которого было заклеено пластырем.

Он, слегка прихрамывая, медленно вышел на середину стихийно возникшего круга слушателей и продолжил.

— Меня зовут Боб Уолш, я из Гирравина, что под Дарвином, я шестой год хожу под парусом вокруг Роти. Тут никогда не было проблем из-за религии. Какая, на хрен, разница, христианство, ислам, буддизм или еще что-нибудь? А сейчас, здесь уже не религия, а сраное блядство! Какие-то «стражи шариата» набросились на нас с Чарли прямо на улице, избили прикладами и засунули в клоповник. Четверых ребят из серф-клуба загребли тоже непонятно за что. Одну девчонку изнасиловали, а ее парня так обработали арматурой, что он встать не может, лежит вон там, в лазарете, можете посмотреть. Девчонка, кстати, там же. Двух наших дайверов просто застрелили.

— Я сожалею… — начал лейтенант.

— Заткнись и дай договорить! — заорал Уолш, — Посмотри вон туда. Видишь девчонку с малышкой? Их вместе сунули в клоповник за то, что она кормила малышку грудью на причале. Муж за нее вступился — его застрелили. Это может быть чьим-то внутренним делом, а, моряк? Молчишь? То-то и оно.

Молодая женщина, поняв, что речь идет о ней, резко встала, подошла к лейтенанту и боцману и начала говорить что-то на ротианском диалекте (смеси португало и тетум). Находящийся рядом Луиш, рыбак из местных, взялся переводить.

— Ее зовут Ируту, она из Корбафо у восточного порта. Она говорит: хорошо, что ваши солдаты пришли и освободили их из тюрьмы, а то бы ее маленькая дочка умерла. Она просит, чтобы ваши солдаты прогнали тахрировцев, а лучше убили, и совсем остались здесь. Она говорит: жаль, ваши солдаты не пришли раньше. Она потеряла мужа, и ей будет трудно прокормиться, но если вы оставите солдат здесь, то жить будет можно… Теперь она просто плачет. Она правильно сказала.

— Э… — протянул лейтенант Касер, — я не понял: про каких солдат она говорила?

— Про ваших солдат, которые ночью убили много тахрировцев и вывезли людей из тюрьмы. Называется: австралийский спецназ.

— Австралийский спецназ? Я ничего не знаю об этой операции.

Луиш сдвинул на затылок сомбреро и равнодушно пожал плечами.

— Значит, это была секретная операция. Тебе про нее не сказали.

— Секретная? А где сейчас этот спецназ?

— Они просили не говорить, — лаконично ответил рыбак, — Извини, я им обещал.

— Эй, Лаэрт, что-то здесь не так, — негромко сказал боцман Джонс.

— Сам вижу, — буркнул лейтенант.

— Может, поговорить с Кэт, чтобы она расспросила Пак Ена? — предложил боцман.

— Пожалуй… Но не сейчас. Она возится с травмированными, а кэп Ен ей помогает.

— Ну, это понятно… Слушай, Лаэрт, может, хотя бы эвакуируем женщин и тех, у кого травмы? На это, наверное, все согласятся.

— Верно, — сказал Касер и, подняв руку, громко сказал, — Внимание! Послушайте меня! Если вы хотите воевать за здешний народный фронт — дело ваше. Но пусть те, кто не может сражаться, уедут с нами. Им точно нет смысла здесь находиться.

— Вот это уже толково, — согласился Ник Вэнс, — Ребята! Пусть остаются только те, кто может держать оружие и хочет надрать задницу тахрировцам. А девчонкам, и правда, лучше перебраться на «Индевер». И парням, у которых травмы — тоже. Все согласны?

— Ты думаешь, я стреляю хуже тебя? — холодно спросила Нелли Фогг, — Моих друзей грохнули, а я смоюсь? Фильтруй флейм, Ник.

— Не наезжай! Я в смысле, что не все девчонки умеют стрелять. Ну, и вообще….

— А если вообще, — перебила она, — то все просто: остаются здоровые волонтеры. Точка. Кстати, у нас здесь кое-чего не хватает.

— Чего? — спросил он.

— Австралийского флага над островом, вот чего! Мы что, прячемся?

Через четверть часа, на фоне постепенно светлеющего неба, на центральном холме островка Ндана на 30-футовой мачте развернулся синий флаг с «Юнион-джеком» с шестью белыми звездами. Кто-то врубил аудио-систему на максимум — 500 ватт, и из динамиков грянуло:

Australians all let us rejoice, For we are young and free; We've golden soil and wealth for toil, Our home is girt by sea…

* * *

Капитан Джед Олдсмит оторвал глаза от 60-кратного бинокуляра на мостике, грубо выругался и ударил кулаком по ни в чем неповинной переборке.

— Чего ты нервничаешь? — поинтересовался помкэп Билл Сеймур.

— Я не нервничаю. Я просто представил себе объем клизмы, которая меня ждет. Лаэрт копается, как старая черепаха. Неужели так трудно было успеть до восхода? Мы и так вперлись в индонезийские территориальные воды, а теперь еще можно наблюдать нас дефилирующими в трех милях от индонезийского острова, над которым эти балбесы подняли наш флаг, — Олдсмит посмотрел в небо и добавил, — А вот и индонезийский разведчик. Сейчас сделает пару кругов над нами и островком, и снимет чудное кино.

— Индонезийцы сами хороши, — заметил Сеймур, — Не контролируют своих психов…

— Предлагаешь мне так и ответить на комиссии в генштабе флота в Канберре?

— Скажешь, что вывозил раненых. Это допускается по морскому праву.

— А флаг над чужим островом, по-твоему, тоже допускается?

— При чем тут флаг, Джед? Не мы же его подняли!

— Поди, докажи, что не мы… — проворчал Олдсмит.

На мостике появился здорово обеспокоенный 1-й лейтенант Харп Бейкер.

— Кэп, на радаре два 30-метровых катера, идут с севера, вдоль западного берега Роти. Дистанция 14,5 миль, скорость 25 узлов. Судя по курсу, они направляются к острову Ндана. И это, похоже, не катера ВМС. В индонезийском флоте таких калош нет.

— Значит, «Тахрир»?

— Больше некому, кэп.

— О, Черт! Вот, говно! Хотел бы я знать: есть ли на островке, чем отбиваться, кроме ручных пулеметов на наших «Зодиаках»?

— А если нет? — спросил Сеймур.

— Из этого и будем исходить, — жестко сказал Олдсмит, — Выходим на позицию для предупредительного выстрела поперек курса.

* * *

Чуки Буп ткнула пальцем в экран и радостно взвизгнула.

— Сдвинулся, сдвинулся! Кай, ты был прав!

— Не отвлекайся, младший матрос Буп, — строго оказал Хаамеа, — у тебя самая сложная учебно-боевая задача: автоматическое переключение целей в ходе ведения огня. У операторов 1-го и 3-го экипажей по одной цели, а у тебя две.

— Но я уже ввела в баллист-комп все команды! Ты сам проверил 5 минут назад!

— Да. Но в боевых условиях оператор должен постоянно наблюдать за индикацией контроля целей. В реальной обстановке в любой момент что-то может измениться.

* * *

Лейтенант Бейкер, глядя в дальномер, жестким, почти лязгающим голосом сообщил:

— От головного до берега 3 мили.

Капитан Олдсмит сжал поручень с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

— Кэп, может хватит ждать? — нервно спросил Сеймур.

— Не торопи меня, Билл.

— Я не тороплю. Просто, что мы будем делать, если они не остановятся?

— Вот то и будем, — ответил капитан.

— Тогда не лучше ли предупредить этих субъектов заранее?

— Не лучше. Я хочу, чтобы не оставалось сомнений.

— У тебя еще есть сомнения? — удивился Сеймур.

— У меня нет, а у тех, кто потом будет разбираться — могут быть.

— А, по-моему, Джед, ты рассчитываешь на чудо.

— На какое еще чудо?

— На такое, — пояснил помкэп, — что Пак Ен не оставил людей без прикрытия.

— Это не чудо, Билл, это опыт. Я знаю Ена не первый год.

— От головного до берега 2,75 мили, — сказал Бейкер.

* * *

— Этот Олдсмит хороший парень, но предсказуемый, — сказал Кай Хаамеа, — Он даст предупредительную очередь, когда катера окажутся примерно в двух милях от нас.

— Почему именно так? — спросил Оури.

— Чтобы они не подошли на дистанцию, с которой смогут вести огонь из пулеметов.

— А если он, все-таки, не даст эту очередь? — поинтересовалась Алул.

— Тогда мы обойдемся без него, — ответил Кай, и сказал в микрофон, — Еще раз! Всем экипажам! Повторяю, огонь открывать без команды, по наблюдаемому орудийному выстрелу корвета, либо с отметки 1,7 мили. Огонь вести до полного уничтожения противника. Операторы! Ваши указательные пальцы в сантиметре от «launch key»!

* * *

— От головного катера до берега 2,5 мили, — раздался голос Бейкера.

Сеймур шумно выдохнул и передернул плечами.

— У всех бывают ошибки, Джед. Я тебя уверяю, Пак Ен не исключение.

— Первое носовое приготовиться, огонь по команде, — приказал Олдсмит.

— Первое носовое к стрельбе готово, прицел взят, — послышалось из динамика.

— Вот, срань! — прорычал Сеймур, глядя в бинокль, — Ублюдок на головном катере готовится стрелять. Он уже взялся за скобы своей трещотки.

— Не дергайся, — сказал капитан, — У них эффективная дальность 2000 метров.

— Я не дергаюсь, но каково нашим ребятам на берегу?

— Не отвлекай меня Билл. У нас боевой корабль, а не церковный хор. Военные моряки должны обладать определенной выдержкой. Это тебе понятно?

— Понятно, Джед. Я уже молчу.

— …От головного катера до берега 2,25 мили.

— Блядь! — прошипел Олдсмит, ударяя кулаком по поручню, — Первое носовое, огонь!

* * *

Автоматическая пушка корвета, с оглушительным грохотом, выплюнула очередь.

На трех «Yeka» пальцы операторов синхронно коснулись ключа на сенсорном экране.

Снаряды подняли цепь фонтанов брызг в сотне метров перед катерами.

Реактивные мины из орудий на башенках «Yeka», рванулись к целям.

Моряки на корвете шумно выдохнули при виде призрачных шлейфов серого дыма, протянувшихся к катерам из невидимых с палубы точек севернее островка Ндана.

На месте катеров вспухли шары желто-оранжевого пламени, быстро потускнели и превратились в расплывающиеся темно-бурые шапки. По ушам хлопнули тяжелые раскаты грома, как будто недалеко ударили сразу несколько молний.

В море, с легкими всплесками, посыпались обломки техники и фрагменты тел.

— Пиздец! — коротко и емко охарактеризовал ситуацию капитан Олдсмит.

— Кэп! Клянусь, я стрелял перед ними! — послышался из динамика изумленный голос канонира, — Я никак не мог их зацепить! Это хрень какая-то…

— Спокойно, Лич, это не ты их накрыл, — сказал капитан и, помедлив, добавил, — только черта с два нам кто-нибудь поверит, когда мы станем об этом рассказывать.

— Кто же все-таки? — задумчиво пробормотал помкэп Сеймур, — Судя по эффекту, по катерам бахнули сорокафунтовыми минами, не меньше. Значит, где-то спрятаны реактивные орудия. Джед, может быть, пройдем около того места, и посмотрим?

— Валяй, Билл, — со вздохом, сказал капитан, — …Принимай командование, и валяй. А я пошел пить кофе и мысленно прощаться с погонами. Вернусь через 22 минуты.

* * *

Три «Yeka», как огромные причудливые жуки, на малых оборотах турбин уползли в незаметную с моря узкую полосу открытой воды в мангровых зарослях.

— Первые пилоты в машинах, все остальные играют в аборигенов, маски на фюзеляжи, фейеры в небо, пузыри в воду, типа, фестиваль, — скомандовал суб-лейтенант Хаамеа.

— Йох-Йох!!! — радостно завопила Чуки, выскользнула из комбинезона, открыла люк и плюхнулась в воду, — Hei, foa! Бросьте мне коробку ракет! Я буду делать фейерверк!

— Детский сад, — фыркнул суб-лейтенант, поднимая коробку надписью по-китайски.

— Кай, я так понимаю, что маскировку придется натягивать вдвоем? — спросила Алул.

— Ну, да, — ответил он, — Оури, мы с Алул вылезем, а ты подай нам рулон маск-сетки.

* * *

Над островом снова возникли шлейфы дыма, волочащиеся за яркими звездочками.

— О черт! — крикнул первый лейтенант Бейкер, — Они еще кого-то обстреливают!

— Ни хрена не понимаю… — пробормотал Билл Сеймур.

Шлейфы оборвались, а звездочки беззвучно погасли.

— Сигнальные ракеты? — предположил первый лейтенант.

— Не знаю, Харп, — ответил помкэп, — Сейчас мы увидим эту позицию…

— Я ее уже вижу, там какая-то фигня… — начал Бейкер, и тут в его нагрудном кармане пискнул телефон внутренней связи, — …Черт! Меня зовут на радарный пост.

* * *

На северном пляже Ндана шло веселье. Четыре молодые парочки мило резвились на мелководье, а их одежда (длинные рубашки, широкие штаны и островерхие сомбреро) была в живописном беспорядке развешана на ветках мангров. Яркие оранжевые мячики прыгали над водой. Иногда кто-нибудь вынимал из стоящей на большом камне коробки небольшой цилиндр, и в небо взмывали маленькие ракеты.

Увидев приближающийся корвет, вся эта молодежь мгновенно выбралась на берег, расхватала цилиндры и устроили массовый фейерверк. Исчерпав запас шутих, они перешли к более простым формам самовыражения. Парни махали австралийскими флажками, а девушки пританцовывали и эротично вращали бюстами.

— И что это за фиеста, Билл? — хмуро осведомился Олдсмит, появляясь на мостике с чашечкой кофе в одной руке и дымящейся сигарой в другой.

— Понятия не имею, Джед. У тех двух девчонок, что справа — классные сиськи, а что касается всего остального — ракеты уже кончились. Это были даже не сигнальные, а обыкновенные китайские шутихи, которые у нас пускают на Рождество.

— Билл, не морочь голову, шутиха не может разнести на куски 30-метровый катер.

— Вот и я о том же. Может быть, катера подбиты торпедами с субмарины, а китайские шутихи — это отвлекающий эффект?

Капитан отрицательно покачал головой.

— Это исключено. Я четко видел: катера попали под обстрел реактивными минами. В каждый пришло по три штуки. И вспышки были над водой, а торпеда, как известно из закона Архимеда, не может взорваться выше ватерлинии.

— Я тоже это видел, — поддержал канонир Лич, — Однако, кэп, батареи тут нет. А может, Билл в чем-то прав? Огонь вела субмарина, спрятанная у берега. Отстрелялась и ушла.

— Там глубина метра 4, не больше, — возразил Олдсмит, — какая, на хрен, субмарина?

— Посмотри, Джед, — сказал Сеймур, глядя в бинокль, — Провалиться мне, если на холме, рядом с флагштоком, не Пак Ен с нашей Кэтлин. Пак нарядился аборигеном…

— По-моему, — мрачно ответил капитан, поднося к глазам бинокль, — Тут все нарядились аборигенами, кроме нас. И поэтому, именно мы теперь окажемся в полной жопе.

На мостике возник первый лейтенант Бейкер.

— Джед, на радаре еще один катер, 14-метровый «Swordfish», идет с ист-норд-иста, 60 узлов, дистанция 20 миль. Эта модель есть у «голубых касок» на Тиморе.

— Только их нам не хватало… Они идут к нам или к Ндана?

— Пока непонятно, может быть, и так и так.

* * *

Кэтлин Финчли тихонько похлопала Пак Ена по спине.

— Если ты будешь настолько откровенно обнимать меня за попу, то на «Индевере» перестанут верить в наши платонические отношения.

— А так, пока верят? — весело поинтересовался он.

— Ну, по крайней мере, иногда делают вид, что верят, — Кэтлин встала на цыпочки и энергично помахала рукой в сторону корвета, до которого сейчас было около мили.

На запястье у Пак Ена завибрировал браслет-коммуникатор.

— Да, — сказал он, прижав ладонь к щеке, — Да, Леле, этого и следовало ожидать. Готовь свой театральный набор, я сейчас подойду.

— Что еще стряслось? — спросила Кэтлин.

— Миротворцы. Видимо, им положено составлять протоколы по таким инцидентам.

— Ен, надеюсь, ты не будешь больше подставлять Джеда и вообще наших?

— А я разве кого-то уже подставил? Мне-то казалось, что я наоборот, мобилизовал кое-каких ребят, чтобы выручить наших, или ваших, короче, австралийцев.

— Кое-каких ребят, которые представились австралийским спецназом, взяли штурмом тюрьму, перестреляли охрану, и взорвали два катера с боевиками? — уточнила она.

— Кэт, согласись: по смыслу это должен был быть именно австралийский спецназ, а не какой-либо иной. Сама логика событий подсказывала…

Финчли картинно схватилась за голову.

— Все, все, я молчу! Ты жуткий софист, Ен. И жуткий темнила. Я не удивлюсь, если половина аборигенов в шляпах a-la Гэндальф это, на самом деле, твои ребята.

— А я удивлюсь, — ответил он, — Слушай, Кэт, давай пойдем в лагерь. Мне надо срочно превратиться в местного китайца, а это требует определенных действий…

— В местного китайца? — изумленно переспросила она.

— Ну, да. Это такая должность, к которой прилагается определенная внешность. Одна аборигенка обещала меня по-быстрому привести в соответствие…

— Аборигенка? — подозрительно переспросила Финчли.

— Ну, типа, ты же понимаешь…

— Понимаю-понимаю. А для кого ты намерен утроить этот маскарад?

— Для миротворцев, — ответил Пак Ен, — Ведь это мне придется с ними общаться.

* * *

Почтенный Пин Юй, встретивший через час четверых «голубых касок», сохранял определенное сходство с Пак Еном, но был лет на 10 старше, фунтов на 20 тяжелее, обладал слегка отвисшими щеками, и носил выпуклые очки в старомодной оправе.

— Я мало что могу предложить кушать такому высокому гостю, — удрученно начал он, наливая чашку чая лейтенанту миротворцев, ирландцу Суолу Коннелу, — потому что бизнес немного нарушен из-за новой войны, и это очень плохо. Великий Лао Цзы говорил, что, когда начинается война, это самое большое бедствие для народа.

— А что у вас за бизнес? — поинтересовался Соул.

— Хороший, честный бизнес, — заверил Пин Юй, — хорошие телевизоры, фонарики, батарейки, маленькие дешевые рации на 5 миль, много маленьких полезных вещей.

Ирландец хмыкнул и окинул быстрым взглядом подручных китайца — судя по виду, местных жителей — которые, при появлении «голубых касок» даже не потрудились спрятать автоматы и пулеметы. Трое бойцов лейтенанта Коннела чувствовали себя несколько неуютно: хотя им тоже предложили чай и печенье, расстелив отдельную циновку рядом с их катером. За «хозяйский стол» пригласили только офицера. Мягкое указание на иерархию. И мягкий намек на соотношение сил: скорострельный «мини-гатлинг» был, как бы случайно, наведен на катер миротворцев.

— Если господину сказали, что я гангстер, то господина обманули, — добавил Пин Юй.

— Мне про вас сказали только, что вы знаете о вооруженном инциденте, — ответил ему лейтенант Коннел, — Начато расследование, и я бы хотел задать вам ряд вопросов.

— Задавайте, господин офицер, мне нечего от вас скрывать, я честный бизнесмен.

— Я только что общался с капитаном австралийского корвета, — сказал лейтенант, — Он утверждает, что дал лишь предупредительную очередь, а два катера с людьми были уничтожены кем-то другим. Вам что-нибудь известно об этом, мистер Пин Юй.

Китаец медленно сделал несколько глотков чая (Соул сразу заключил: этот мафиози решает, что говорить, а что — нет), тяжело вздохнул, сделал еще глоток, и сообщил:

— Тут многие стреляют. Тахрир стреляет. Фронт Аборигенов стреляет. Австралийский флот стреляет. Спецназ стреляет. Простому бизнесмену трудно разобраться.

Ирландец кивнул (подумав про себя, что если этот тип — простой бизнесмен, то Аль-Капоне был шоколадным зайчиком).

— Я это понимаю, уважаемый Пин Юй. А вы видели момент уничтожения катеров?

— Да. Это случилось сразу после того, как австралийский флот прислал сюда лодки за своими раненными, — ответил китаец, выразительно показав глазами на последний «Зодиак», куда моряки, под руководством Финчли, грузили медицинскую технику. Предпоследний «Зодиак» находился уже в море, на полпути к корвету.

— У них были раненные? — удивился лейтенант Коннел, — Откуда они взялись?

— Ночью в Баа была атака спецназа. Вы разве не знали, господин?

— В Баа сложная обстановка и мы там сейчас не работаем. А что там было ночью?

Китаец несколько раз многозначительно кивнул головой и отхлебнул еще чая.

— Было так, господин. Тахрировцы убили здесь много людей, и среди них мужа этой женщины, который был очень достойный человек, а ее саму посадили в тюрьму.

— Он тоже был бизнесмен? Ваш партнер? — уточнил Коннел, глядя на очень молодую женщину, которая, похоже, чувствовала себя в безопасности среди вооруженных подручных китайского мафиози. В данный момент, двое боевиков (парень и девушка, вооруженные папуасскими армейскими автоматами) помогали ей мыть полугодовалую девочку в пластиковом контейнере, назначенном детской ванночкой.

— Он был очень честный, уважаемый бизнесмен, — значительно сказал китаец, — Ируту, подойди, пожалуйста, сюда совсем не надолго.

Молодая женщина кивнула и подошла к ним, без колебаний оставив свою кроху на попечение пары боевиков. Кроха тоже восприняла это совершенно спокойно, из чего лейтенант заключил: и для молодой матери, и для младенца, эта кампания является дружественной, своей, практически семейной. Коннел решил, что это не спроста.

— Ируту, — спросил, тем временем, китаец, — Этот офицер из ООН спрашивает: твой достойный муж делал честный бизнес? Надо ответить для официальной бумаги.

— Адриано не нарушал закон! — ответила она, — Он был честный простой рыбак! Вы спросите людей! Вам все скажут! Люди! Скажите ему!

Человек десять, явно ротианские аборигены, одновременно громко заговорили на причудливой смеси португало, тетум и пиджин инглиш. Смысл их высказываний был понятен без перевода. Они безусловно подтверждали честность покойного Адриано. Ируту, тем временем, всхлипнула, вытерла глаза ладонью и вернулась к младенцу.

Лейтенант Коннел подумал про себя: «интересно, что за рыбу ловил этот Адриано в кампании с китайским мафиози», а китаец, тем временем продолжал.

— … Тогда люди собрались и решили: раз власть не может или не хочет справиться с Тахриром, значит, здесь будет другая власть. Люди добыли оружие, пригласили сюда спецназ, ночью взяли штурмом тюрьму в Баа и освободили своих друзей. Утром сюда пришли катера Тахрира с вооруженными мюридами, и спецназ их потопил.

— Чей спецназ? — спросил Соул Коннел, — какой страны?

Китаец снова отхлебнул чая и выразительно показал глазами на развевающийся над холмом австралийский флаг, а затем на группу австралийских морских спортсменов, которые осматривали только что извлеченные из большого пластикового контейнера короткие крупнокалиберные ружья с пистолетной рукояткой, и оживленно обсуждали что-то с двумя боевиками. Лейтенант заметил: контейнер точно такой же, как тот, в котором только что купали младенца. На контейнере имелась фирменная маркировка: «Combat half-auto shotgun «Remi-Novus», 12-caliber, made in Papua».

Последний австралийский «Зодиак» отвалил от берега, и Кэтлин Финчли помахала китайскому мафиози рукой. Он улыбнулся и помахал ей в ответ, а затем спросил у ирландского лейтенанта.

— Я могу еще чем-то помочь господину офицеру?

— Пожалуй, что нет, — ответил Коннел, — спасибо за чай и все такое.

* * *

Изящный, как гоночная машина, «Swordfish» с «голубыми касками» на борту, красиво стартовал от берега, и развернулся не обратно, на ист-норд-ист, к опорному пункту миротворческих сил UN на Тиморе, а на юг, к расположенному в ста милях от Роти австралийскому Ашмор-Риф (на базу ВВС Северного Округа).

— Нам здорово повезло, парни, — проинформировал Соул Коннел, — потому что мы не попадем на войну исламистов с комми. Можете мне поверить: все, что уже было на Тиморе — детский сад по сравнению с тем, что будет завтра утром.

— Ну, это вряд ли, командир, — заметил один из бойцов, — У них тут такое уже было.

— Нет, такого вообще нигде не было, — ответил лейтенант, — Не зря вся миссия ООН эвакуируется на Ашмор. Тем парням, которые остаются до завтра, не позавидуешь.

— Да почему, командир?

— Да потому, что кое-кому стало выгодно устроить там мясорубку. И отмороженный Тахрир, и отмороженные красные кхмеры, не случайно там появились. И то, что вы видели на Роти — тоже не спроста. Все расписано и поделено, это я вам говорю!

— А что все-таки случилось на Роти? — спросил другой боец.

— Просто часть этой сраной игры, — ответил Коннел, — Роти расписали австралийцам, а поскольку все должно выглядеть культурно, для начала появляется Тахрир, и достает жителей так, что им любая колониальная администрация покажется медом. А потом, доблестные австралийские моряки вместе с народным фронтом, всех спасают. Никто особо не заботится о деталях, поэтому разведку боем и захват плацдарма на Ндана провели заранее. Когда комми свяжут силы муслимов на Тиморе, австралийские «спортсмены» сразу возьмут штурмом Баа, и жители попросятся в состав Австралии.

— Тогда почему там какой-то китаец?

— Черт его знает. Может быть, он возит туда оружие и боеприпасы для австралийцев.

— А что будет на самом Тиморе?

— На Тиморе, парни, будет самая настоящая, взрослая война. Может, там в горах что-то такое нашли. Золото, платину, уран, да мало ли… В общем, население стало мешать, и сейчас его зачистят. А краснопузые и исламисты — это чтобы все смотрелось прилично.

66

Дата/Время: 16.03.24 года Хартии. Раннее утро

Место: Тимор. СРТЛ

Комбриг Ним Гок обошел вокруг мерцающей на столе экран-карты будущего театра военных действий и остановился со стороны запада.

— Товарищи, — сказал он, — Я совершенно согласен с планом штаба обороны, но считаю необходимым его дополнить. Я вижу две опасности. Одна — это тяжелая бронетехника, которая на рассвете прибыла в Купанг… (кхмер начертил стилосом стрелку к порту на западной оконечности Тимора). Сейчас ее перегрузят на небольшие транспорты, и она отправится в Бесикама на южный берег и в Атапупо на северный. Такая бронетехника может атаковать на северо-восток, по береговым трассам еще до заката. Если техника прорвется через минные заграждения, то наше положение сильно осложнится.

— Что ты предлагаешь, товарищ Ним Гок? — спросил доктор Немо.

— Прежде, чем предлагать, я назову вторую опасность, — сказал кхмер, — Индонезийские корабли могут вмешаться на стороне «Тахрира» и поддержать их морской десант в Атапупо, на транс-тиморской магистрали, в направлении главного удара, а также — в Макасаре, на нашей выделенной западной территории Оекусси.

— Такой риск существует, — согласился адмирал Ройо Исо.

— Да, — сказал комбриг, — Поэтому я предлагаю, во-первых, немедленно нейтрализовать порт Купанг, а во-вторых, блокировать Атапупо вместе с полосой северного побережья противника, зажатой между нашей основной территорией и территорией Оекусси.

— Каким образом? — спросил доктор Немо.

— Провести внезапную бомбардировку грузовых терминалов Купанга.

— Допустим, это возможно, и первая задача будет решена. А как ты решишь вторую?

— Если мы до 12:00 нейтрализуем Купанг, то наши союзники закроют сектор моря от острова Атауро на севере до Оекусси на западе и до оконечности Тимора на востоке.

Адмирал в упор посмотрел на хомбре Оже — тот молчал с самого начала совещания, безмятежно вращая в ладони пару каменных тибетских шариков для медитации.

— Как атаурцы закроют море на сто миль влево и вправо от своего острова? Они же объявили, что нейтральны и не будут инициативно открывать боевые действия.

— У них есть монгольские бомбы-автопланеры, — ответил за него комбриг, — этот вид оружия может применяться так, что потом не определить, откуда оно запущено.

Хомбре Оже, продолжая вращать шарики, утвердительно кивнул.

— Допустим, — снова согласился адмирал, — А как мы нейтрализуем Купанг?

Ним Гок протянул руку со стилосом и аккуратно обвел кружком маленький, около полумили в длину, островок напротив порта Купанг, в центре северной горловины Купанг-бэй. Он увеличил этот участок на экране, и стало видно, что на островке нет ничего, кроме старых бамбуковых причалов для рыбацких лодок и дюжины сараев.

— Это остров Тибок. Неделю назад я приказал скрытно перебросить туда 10 единиц «Urflug». Дальность выстрела из них — 5 миль. Они накрывают всю гавань Купанга.

— Сколько у тебя там людей, и сколько снарядов? — спросил доктор Немо.

— Двадцать бойцов и двести 30-килограммовых бомб.

— Интересно, интересно, — пробурчал доктор Немо, — Если твои люди отработают это количество бомб, то, пожалуй, эффект будет достигнут.

— Они смогут, — уверенно ответил комбриг.

— Это может сработать, — согласился Ройо Исо, — Мы ничем не рискуем, а выигрыш…

— Выигрыш хорош, — договорил доктор Немо, — действуй, товарищ Гок.

* * *

Внезапная артиллерийская бомбардировка противника, проведенная средь бела дня, с позиции, расположенной на его же, противника, территории, в 5 милях от главного и единственного большегрузного порта на театре еще не начавшихся боевых действий… Это было настолько невероятно, что никому и в голову не пришло предвидеть такую возможность. Тем более, Тибок, торчащий, как шляпка гвоздя, вбитого в горловину Купанг-бэй, воспринимался не иначе, как часть самых нищих городских окраин.

Кучка оборванцев-бичменов, собирающих в окрестностях Купанга старые лодки, и перетаскивающих эту рухлядь на Тибок, с целью как-то отремонтировать их и кому-нибудь продать за хоть какие-то деньги — что может быть безобиднее? Кто бы мог подумать, что фальшивые бичмены, под видом подручных материалов для ремонта, перевозят на островок простейшие, но крайне надежные, 4-ствольные реактивные минометы и боеприпасы к ним? Вот так, совершенно незаметно, на Тибоке возникла небольшая, но довольно мощная артиллерийская батарея одноразового применения.

Получив в 8:30, 16 марта, условный код по гелиографу, и подтвердив получение приказа, тоже гелиографом (т. е. зеркальцем) бойцы младшего командира Даом Вада, вроде бы, продолжали мирно трудиться. Они приводили в рабочий вид два швербота вытащенных на берег, и поднятых на самодельные рамы, сколоченные из бамбука и накрытые драными листами брезента для защиты работников от палящего солнца.

Внимательный человек, вероятно, заметил бы мелкие изменения, произошедшие в производстве работ после 9 утра. Почему, например, тачки с досками и смоляными бочками, стали перевозиться из огромного полуразвалившегося сарая к рамам под брезентом чаще, чем до этого, и почему колеса этих тачек оставляют на земле более глубокие колеи, чем можно было бы ожидать исходя из представлений об их грузе?

Когда в 10:30 уставшие работники сделали перерыв и разошлись в разные стороны, внимательный человек задался бы вопросом: с чего это они так целенаправленно распределились рядом с другими маленькими группами бичменов, занимающихся какими-то нехитрыми делами на этом островке? А через пару минут все «лишние» умерли. Им не повезло: они оказались в неправильном месте в неправильное время.

В 10:42 брезентовые пологи упали с бамбуковых рам, и на привычно изнывающий в предполуденном зное порт Купанг, глянули 40 стволов калибра 6 дюймов. По двое кхмерских бойцов встали справа-слева от каждого из 4-ствольных орудий. В 10:45, заранее наведенные минометы, с грохотом выплюнули 30-килограммовые снаряды. Бойцы сделали по два наклона, и в каждом из 4 стволов вновь оказалась готовая к выстрелу мина. Второй залп. Интервал 15 секунд — можно проверять по часам. Это упражнение с орудием «Urflug» бойцы Даом Вада умели выполнять на «отлично».

В 10:46:20 все двести мин отправились по заранее назначенным адресам. В каждом орудийном расчете, один боец закрепил под станиной своего миномета тротиловую шашку, второй чиркнул спичкой рядом с огнепроводным шнуром, затем все бойцы развернулись и побежали по тропинке на северно-западный берег, где стоял наготове старый, качественно отремонтированный, полста-футовый швербот. В11 утра они отплыли от берега курсом на юго-запад, к проливу между полуостровом Купанг и северным островком Симау. Это — кратчайший путь из Купанг-бэй к острову Роти.

Кому-то может показаться, что Даом Ваду следовало стремиться уйти подальше от обстрелянного им Купанга: на северо-запад, в море Саву, простирающееся между Тимором и Флоресом на полтораста миль. Ничего подобного. Младший командир действовал совершенно логично. Вместо того, чтобы бежать в открытом море, он отправился туда, где его швербот быстро затерялся среди таких же старых калош, бороздивших извилистые, богатые рыбой, проливы между Тимором, Симау и Роти. Планам Даом Вада способствовали и результаты обстрела. Вид расползающегося над Купангом чудовищного облака нефтяного дыма от горящих складов и топливных емкостей на терминалах порта, привлек множество зевак. Рыбаки и морские рикши собирались на своих суденышках в кучки, чтобы вместе поглазеть на пожар. Людям свойственно развлекаться, наблюдая развитие катастроф, происходящих не с ними. Обыкновенных западно-тиморцев, пожары и разрушения в грузовом порту никак не касались. Там получали свой доход нефтяники и гастарбайтеры с Сулавеси. Раньше можно было заработать, катая туристов — но, с появлением «Тахрира», все туристы разбежались, а от боевиков заработка не было никакого — одни только неудобства.

События в самом порту развивались так. Когда первая порция из 40 мин внезапно обрушилась на склады ГСМ, электростанцию, транспортное депо, и единственную причальную стенку, оборудовнную для обработки большегрузных судов, портовые рабочие мгновенно сделали вывод, что обещанная война началась на сутки раньше. Вторая порция мин, последовавшая через 15 секунд, утвердила их в этом мнении, и началось бегство всех во все стороны, подальше от опасного места. Никто не хотел оказаться около складов боеприпасов, когда туда ударит мина или доберется пламя разгорающегося пожара. В том, что оно доберется — сомнений не было: пожарные и полисмены тоже покидали порт, не собираясь бороться здесь с огнем. Мэр Купанга, предварительно сообщив чиновникам администрации города, как его задолбали все мировые религии, приказал пожарным офицерам бросить все силы на то, чтобы не допустить распространения пожара в город. С портом он простился в момент первого минометного залпа — он и раньше подозревал, что все закончится чем-то в этом роде.

Военный комендант Купанга имел приказ: «До особых распоряжений, не допускать участия военнослужащих в вооруженных религиозно-этнических беспорядках». В результате, сосредоточенный здесь армейский корпус пассивно наблюдал, как мины разносят и поджигают портовые сооружения, терминалы и корабли у причалов. Лишь через полчаса, получив приказ: «дать отпор…», комендант поднял по боевой тревоге сухопутный и морской гарнизон — но это уже не имело никакого смысла. На Тибоке остались только трупы зарезанных оборванцев-бичменов, бамбуковые рамы, старые шверботы и взорванные толовыми шашками 4-ствольные станковые минометы. На территории порта бушевало пламя, рвались в огне боеприпасы, шли на дно тяжелые грузовые суда и рушились в море сминающиеся от жара рельсовые краны. Военный комендант прокатился на патрульном катере на безопасном расстоянии, обозрел всю картину в мощный бинокль, с чувством произнес слова: «гребаный Перл-Харбор», и отправился в офис, составлять длинный рапорт о чрезвычайном происшествии.

В полдень огонь добрался до ракет «Qassam-11». За последие дни в Купанг завезли несколько тысяч единиц этого оружия. Его большая часть уже была перемещена в Кефаменану — пункт сосредоточения основных сил на транстиморской магистрали — но порядка тысячи еще оставалось на складе. Теперь их твердотопливные движки начали самопроизвольно срабатывать. «Кассамы» вылетали из штабелей на паллетах почти параллельно земле (а не под углом 30–60 градусов к горизонту, как положено при их боевом запуске на дистанцию 5 — 15 миль), но разлет все же, составлял более мили, и комплекс отелей и причалов на мысу западнее порта попал под шквальный обстрел.

Австралийцы в лагере на островке Ндана, наблюдавшие эту картину на экранах своих ноутбуков (куда транслировался сигнал со спай-дрона), разразились улюлюканьем и свистом. Теперь стало очевидно, что никакого подкрепления контингенту «Тахрира», размещенному на Роти, из Купанга не придет. Группировка в Баа, составлявшая теперь порядка сотни бойцов, была отрезана от основных сил.

Пак Ен закурил сигарету и, повернувшись к Кайемао Хаамеа, негромко сказал:

— 20 фунтов против дохлой селедки, сейчас придет депутация от волонтеров и начнет требовать, чтобы мы вели их на штурм Баа.

— Тебя это беспокоит, кэп?

— Беспокоит, Кай! Мы рассчитывали, что австралийские регулярные силы займутся решением этого вопроса, а мы вернемся на Атауро. Ты помнишь: у нас полтораста волонтеров, и их надо правильно сориентировать. Осталось меньше суток до начала активных боевых действий у наших красных соседей, а мы торчим здесь.

— Противник психически подавлен, долго не продержится, — заметил Кай, показывая пальцем на северо-восток, где на фоне бледно-лазурного неба виднелся титанический столб черного дыма, поднявшийся над горящим в 60 милях отсюда портом Купанг.

— Я не специалист по сухопутным операциям, — ответил Пак Ен, — Но я могу оценить потери в нашей живой силе при штурме города. У нас будет 5 — 10 убитых и до 25 серьезно раненых. Формально я не отвечаю за этих ребят, но у меня есть принципы.

— У меня они тоже есть, — спокойно сказал Хаамеа, — И я примерно представляю, как избежать потерь среди волонтеров и среди местных сивилов.

— Примерно, или представляешь?

— Представляю с точностью до некоторых деталей.

— Отлично! Вот ты ими и командуй. Тем более, у тебя есть опыт войны на суше. Свой экипаж пока передай Оури, по-моему, он нормально справится.

— Да, кэп. Можно мне взять шесть спецназовцев?

— Разумеется, Кай… А, вот и депутация. Я пошел. Буду на берегу около флагмана.

67

Дата/Время: 16.03.24 года Хартии.

Место: остров Роти

Капитан Олдсмит угрюмо взял трубку, поданную вторым лейтенантом Касером.

— Да, сэр!..

— Какого дьявола вы творите капитан? — раздался в ответ хрипловатый голос адмирала Генри Уинсдейла, — Меня только что вызывали на ковер к начальнику штаба флота! Я читал рапорт инспекции ООН. Там пишут, что вы захватили индонезийский остров и подняли там австралийский флаг, что ваши бойцы, переодетые в гражданское, ведут боевые действия на суше, и что вы расстреляли два катера мусульманской милиции.

— Простите, сэр, но это не…

— Дисциплина, капитан! — рявкнул Уинсдейл, — Разболтались! Отвечать будете, когда я задам вам вопрос! Ясно?

— Да, сэр!

— Так вот, это еще не все. В штаб поступил телекс о том, что вы расстреляли ракетами главный город Западного Тимора. Я видел подтверждающие фото со спутника! Что вы молчите, капитан Олдсмит? Язык проглотили?

— Вы меня не спрашивали, сэр!

— Не умничайте тут! — рявкнул Уинсдейл, — Вы и так уже одной ногой под трибуналом!

— Я не умничаю, сэр! Но я не делал ничего из того, что мне приписывают. Купанг был обстрелян за час с четвертью до полудня, а я сегодня открывал огонь только через час после рассвета, и больше мои орудия не стреляли.

— Ага! Значит, вы признаете, что открывали огонь без приказа?

— Нет, сэр! Я дал предупредительную очередь поперек курса катеров с вооруженными нелегалами, которые начали атаку на австралийских граждан — некомбатантов. У меня есть приказ: защищать жизнь и имущество австралийцев, оказавшихся…

— Не морочьте мне голову! — перебил адмирал, — Эта ваша меткая предупредительная очередь есть на видео с индонезийского самолета береговой охраны! Эти два катера получили прямые попадания и взорвались!

— Нет, сэр! Катера взорваны реактивными минами с берега. Это работа ротианских сепаратистов. Мои офицеры подтвердят под присягой — они видели шлейфы…

— А австралийский флаг тоже подняли сепаратисты… как вы их назвали?

— Ротианские, сэр! Остров называется Роти. А флаг подняли наши спортсмены.

— Откуда, дьявол побери, у вас на борту спортсмены?!

— Не у меня на борту, сэр! Они сами приехали на Роти, заниматься спортом.

— Хорошие же у них представления о спорте, дьявол им в глотку… Ладно, капитан, я разберусь в этом безобразии. Я буду у вас на корвете через час, и к моменту моего прибытия, вы должны подготовить детальный рапорт обо всех этих событиях.

— Да, сэр!

— Детальный, вы меня поняли? Повторите!

— К вашему приезду через час я должен подготовить детальный рапорт обо всех этих событиях, сэр!

— Вот, так-то лучше. А то разболтались… Отбой, капитан.

Олдсмит еще пару секунд слушал писк в мелодичный трубке, после чего аккуратно положил ее не пульт и негромко сказал.

— Вот, пидор…

— Похоже, — заметил помкэп Сеймур, — этот старый хрен сгрузил на тебя все дерьмо, начиная с всемирного потопа.

— Ты чертовски прав, Билл. Оказывается, Купанг сжег тоже я. А сейчас, этот старый кондом летит сюда, чтобы… Сам понимаешь.

— Понимаю… Наверное, Джед, настроение у тебя испорчено, дальше некуда, поэтому если ты посмотришь в бинокль на Банбае, хуже уже не будет.

— А что там такое?

— Там австралийский флаг над деревней, — спокойно ответил Сеймур.

— Блядь… — тоскливо протянул капитан.

Из радарной рубки, почти бегом, вылетел 1-й лейтенант Бейкер.

— Кэп, на радаре «Cessna-182», дистанция 40 миль, идет с юго-востока, высота 2000, скорость 130 узлов. Запрашивать его, или как?

— Для адмирала Уинсдейла, вроде, еще рано, — заметил Сеймур.

— В смысле? — удивился лейтенант.

— В смысле, Харп, что у нас через час будет адмирал. Суши весла.

— Жопа, — констатировал лейтенант, — Так мне делать запрос к этой «Сессне»?

— Зачем? — спросил Олдсмит.

— Ну… Не знаю…

— Вот и не делай, если не знаешь. Чтоб ты понимал: сейчас каждое наше телодвижение делает ту жопу, про которую ты сказал, на фут глубже. Этим и руководствуйся.

Через 20 минут в поле зрения возник элегантный беленький самолетик с ярко-зеленой надписью на фюзеляже: «Gibb-River-TV, Kalumburu». Капитан Олдсмит проследил в бинокль, как самолетик сделал круг над островком Банбае (находящимся в 4 милях к северо-востоку от Ндана, и отделенным от берега Роти узким, как река, проливом). Предположительно, телеоператор снимал с разных ракурсов маленькую деревню и австралийский флаг, развевающийся над ее центром. Выполнив аэро-видео-съемки, самолетик пошел на снижение и приводнился около длинного песчаного пляжа.

— Черт, — буркнул капитан, — Только нашего австралийского TV здесь не хватало.

— Но это же логично, Джед, — заметил помкэп Сеймур, — если где-то вешают флаг, то значит, кто-то будет снимать его на видео. Зачем иначе вешать? А Калумбуру — это ближайшее отсюда место в Австралии, где есть свое TV. Всего 300 миль, и они тут.

— Ты счастливый парень, Билл, — сказал Олдсмит, хлопнув его по плечу, — Ты каким-то образом находишь логику в этом гребаном бардаке.

— А может, посмотрим? — спросил подошедший Джим Джонс.

— Посмотрим — что? — не понял капитан.

— Ну, телек, — уточнил боцман, — В смысле, для TV Калумбуру такой вот репортаж это событие века. Бобру ясно: они гонят это в прямой эфир. А мы хоть увидим, что там.

— Ладно, — согласился Олдсмит, — за немимением других планов, будем смотреть TV.

16.03. Gibb-River-TV, Kalumburu.

Дженнифер Арчер

В кадре — белый песок пляжа, изумительно-сапфировое море, маленькие деревья с пушистыми, будто специально подстриженными кронами и неказистые хижины аборигенов. Сами аборигены образуют яркую, пеструю толпу на примыкающей к бамбуковым рыбацким причалам рыночной площади. Над всем этим небольшим столпотворением, на высокой бамбуковой мачте полощется австралийский флаг.

Камера выхватывает из общей картины маленькую смешанную группу: десяток аборигенов и европеоидов, вооруженных модерновыми укороченными ружьями с пистолетными рукоятками. Эта группа выделяется еще и яркими опознавательными знаками — синяя бандана с белой звездой.

Находящаяся в центре группы девушка в типично-серферском «прикиде» (широкие пестрые шорты и свободная рубашка, застегнутая только на три нижние пуговицы) приветственно машет рукой съемочной группе. Репортер «Gibb-River-TV», одетая, сообразно случаю, в легкий тропический костюм защитного цвета, тоже появляется в кадре, и начинает комментировать ситуацию.

— Привет, всем, кто нас смотрит! С вами — Дженнифер Арчер. Я нахожусь в Банбае, у берега острова Роти, что чуть западнее Тимора. Сегодня рано утром силы Народного Фронта Аборигенов, вместе с австралийскими волонтерами и силами специального назначения, начали военную операцию по освобождению Роти от боевиков исламской экстремистской организации «Тахрир». Деревня Банбае освобождена сегодня утром. Сейчас ситуация здесь контролируется силами Народного Фронта. Функции военного коменданта выполняет Нелли Фогг, она наша соотечественница из города Дарвин… Нелли, у вас есть время ответить на несколько вопросов?

Девушка в серферском прикиде забрасывает ружье за спину и подходит ближе.

— Да, Дженни, у меня есть несколько минут… Короче, спрашивай.

— ОК, Нелли. Наши телезрители и те, кто читает наш блог, в курсе ситуации на 12:00. Какие изменения произошли с этого времени?

— Ну, во-первых, мы взяли под контроль поселки Банбае, Нембрала, Мбуан, Седах… Короче, большую часть Роти. Террористы отступили в городок Баа, это что-то вроде столицы. Наши волонтеры вместе со спецназовцами занимают холмы вокруг Баа и патрулируют море, чтобы эти… Короче, чтобы главари террористов не удрали.

— Скажи, Нелли, а были еще серьезные бои после полудня?

— Нет. Из этих поселков тахрировцы отступили без боя. Я так понимаю, что они хотят удержаться в Баа. Может, надеются получить подкрепление. Но это нереально. Порт Купанг на Тиморе, где главные силы террористов, уже уничтожен.

(Камера на несколько секунд поворачивается и показывает столб дыма на востоке).

— Нелли, а в Купанге тоже была операция спецназа?

— Я не знаю. Там свои дела. У нас и без того проблем хватает. Если нашим придется штурмовать Баа, то будет много раненых, так что в Банбае и в Нембрала мы заранее организуем пункты, чтобы оказывать первую помощь, а кого-то сразу отправлять на «Индевер», где есть квалифицированная военно-медицинская группа.

(Камера поворачивается и несколько секунд показывает австралийский корвет).

— Нелли, а ты нормально себя чувствуешь в качестве военного офицера?

— Как видишь, работаю. Нормально. Знаешь, Дженни, бывают ситуации, когда надо самому взять оружие и решить кое-какие проблемы, потому что больше некому.

— А индонезийские власти? Это же, кажется индонезийская территория?

— Может и так, но только индонезийские власти сдали Роти тахрировцам, а что эти ублюдки творили, находясь у власти, я тебе уже рассказывала по телефону.

— А спецназ? — спросила Дженнифер.

— Ну, да. Спецназ здорово работает. Это такие ребята… Короче, то, что надо.

— Кстати, Нелли, а что это за спецназ? Какой страны?

— Знаешь, Дженни, здесь такие гнилые политические игры, что ребята работают без опознавательных знаков. И я их отлично понимаю. В Канберре сидят старые пни, рассуждают про законы, и жуют сопли. А здесь у наших военных руки связаны. Им приходиться или молча смотреть, как убивают австралийцев, или… Ну, ты поняла.

— Э… В общем, да, поняла. А что конкретно сейчас происходит в Баа? Можно ли туда добраться? Мне бы хотелось показать телезрителям реальную картину…

— Добраться не проблема. Это на противоположном берегу, 12 миль к северо-востоку отсюда. Но сейчас там опасно. Мы получаем оттуда регулярные сводки. Как только сопротивление террористов подавят, ты сможешь перелететь туда.

— А каковы планы… Я имею в виду, когда примерно это произойдет?

— Точно не скажу, Дженни, но ребята твердо намерены сделать дело до заката, чтобы террористы ночью не разбежались.

* * *

Ржавые ворота одного из блоков бетонного гаража рядом с офисом муниципальной администрации Баа, шевельнулись и громко заскрипели. Кайемао Хаамеа не мог определить, какие именно, и никак не мог услышать этого скрипа. Он наблюдал за обстановкой в бинокль с вершины холма в полумиле от центра города. Тем не менее, никаких сомнений в этом скрипе, у него не было. Если десяток обедающих крыс разбегается, бросив трупы двух боевиков, лежащие у шлагбаума на выезде из гаража, значит, что-то спугнуло милых зверушек. А, поскольку на улице не было никакого движения (кто пробовал двигаться — о тех позаботились снайперы) значит, движение происходило внутри гаража, и крысы отреагировали на скрип (больше не на что). Это указывало, что люди в гараже готовятся к внезапному прорыву (а для чего бы еще им скрипеть воротами). Да… Сигнальных привычек крыс они не учли.

— Стрелковые расчеты, готовьтесь вести огонь по транспорту противника, — приказал Кайемао в микрофон, — следите за гаражом мэрии. Скорее всего, они выберут улицу, выходящую на восточную трассу, и попытаются набрать максимальную скорость.

На всякий случай, он глянул в бинокль на стрелков, расположившихся за мешками с песком по обе стороны грунтовки, ведущей на восток, и поэтому пропустил момент начала прорыва. Подержанный 9-местный внедорожник «Ford Expedition», с ревом вылетел из гаража и, сбив шлагбаум, понесся по улице туда, куда и предполагал суб-лейтенант. Прорвись он, и у пассажиров был бы шанс укрыться среди болотистых мангровых зарослей на восточной оконечности Роти, изрезанной мелкими солеными протоками. Но стрелки-волонтеры под командованием капрала Чапа совершенно не собирались допускать такой возможности. Восемь залпов стреловидной картечью из ружей «Remi-novus» 12-го калибра, «пришли» в лобовое стекло, в капот и в передние колеса машины, Левое колесо оказалось поражено первым — и машина завалилась на левый борт, с противным скрежетом проехала на нем несколько метров в сторону от грунтовки, а затем начала лениво разгораться.

— Дизельная, наверное, — предположил Тони Боуэн, — а то бы взорвалась.

— Ничего подобного! — возразил Эндрю Стокс, — Это только в кино, если бензин, то непременно взрывается, а по жизни обычно сгорает просто, вот так.

— Когда догорит, посмотрите, кому интересно, — прервал их спор Кайемао, — а сейчас работаем. Ник, возьми вопилку и сделай им первое и последнее предложение.

Ник Вэнс покрутил в левой руке микрофон, подключенный к 500-ваттному динамику, негромко откашлялся и произнес тоном шерифа из голливудского вестерна:

— Эй, уроды! С вами говорит волонтер Вэнс из австралийского спецназа! Вы окружены! Сопротивление бесполезно. У вас есть 5 минут на то, чтобы сдаться нам. Тогда у вас появится шанс на снисхождение правосудия. Вы должны выйти из Баа по восточной грунтовке, без оружия, колонной по одному, держа руки над головой. А, если через 5 минут мы этого не увидим, то начнем артобстрел, а потом штурм, и те из вас, кто, по невезению останутся в живых, попадут в руки аборигенов. У вас 5 минут на то, чтобы выйти из города без оружия с поднятыми руками. Я все сказал. Время пошло.

* * *

Помкэп Сеймур проводил взглядом улетающий на северо-восток «Cessna», а затем повернулся на юго-восток, откуда приближался административный вертолет ВМС «Osage», и глубокомысленно произнес:

— Неравноценная замена. Девушка на самолете мне нравилась больше.

— Мне тоже, — согласился Олдсмит, — Но при назначении на должности в штабе флота, наше мнение почему-то не учитывают. Знаешь, Билл, шел бы ты к Кэтлин в лазарет с жалобой на адскую боль в левом полужопии, а я попробую сам сожрать все говно.

— Это будет не по-товарищески, — заметил помкэп.

— Плевать, — отрезал капитан, глядя, как вертолет зависает над площадкой на юте, — Ты понимаешь, если этот кондом выставит с флота еще и тебя, то экипаж развалится.

— Ладно, — со вздохом, ответил Сеймур, — я пошел лечить полужопие.

Олдсмит проводил его хлопком по плечу и сказал в микрофон.

— Всем, кроме отдыхающей смены и дежурных постов, построится на юте. Офицерам — доложить о состоянии судовых объектов и подразделений экипажа.

Вертолет, легкомысленно вильнув хвостом, опустился на площадку, и адмирал Генри Уинсдейл, придерживая рукой фуражку, чтобы ее не унесло потоком воздуха от еще вращающегося ротора, спустился на палубу корвета.

— Сэр! — провозгласил Олдсмит, старательно чеканя слова и выпучив глаза, — Экипаж корвета «Индевер» построен в количестве…

— Отставить, капитан, — перебил адмирал, — Вы временно отстранены от командования судном, до завершения моей инспекции. Пока «Индевером» буду командовать я. Это надежнее. Отправляйтесь к отдыхающей смене. Кру-гом! Марш!.. Офицеры, слушаю рапорты по установленной форме! Проверим, как здесь соблюдается дисциплина.

* * *

Олдсмит, стараясь шагать в стиле «буратино», добрался до полубака, остановился у пожарного щита и начал старательно раскуривать сигару. Он был несколько обижен нарочитым жлобством Уинсдейла, но по существу, действия адмирала его не очень удивили. Капитан, допустивший развитие такой провокации, как на Роти, подлежит временному отстранению — это обычная практика. Скорее всего, он подлежит также увольнению с флота. Кого-то надо назначить крайним, а больше, вроде бы, некого… Самое забавное (думал Олдсмит), что его случай типичен. Молодого инициативного командира отправляют на самые непонятные участки. Он действует в непонятной обстановке и, конечно, допускает ляпы. После очередного ляпа, его вышибают с флота, благодаря чему в среде комсостава поддерживается привычная консервативность… Короче говоря, надо было думать о поисках работы и вообще о смене стиля жизни. Единственный плюс состоял в том, что он сможет больше времени уделять семье. Остальное, увы, сплошные минусы. Но, с другой стороны (подумал капитан), все его действия за эти 10 часов, были правильны, что бы не думало на этот счет большое начальство. Будущая отставка станет для него крайне неприятной, но не позорной…

К моменту, когда он додумал до этой точки, «Индвевер» вдруг начал набирать ход, разворачиваясь к северу. Олдсмит стал перебирать в уме возможные причины этих странных действий Уинсдейла на посту капитана, когда рядом с пожарным щитом остановился боцман Джим Джонс и, вежливо кашлянув, сказал:

— Джед, давай я тебе кое-что скажу?

— Ну, давай, — согласился капитан.

— Если тебя вышибут, я тоже уйду. Хочешь, вместе займемся бизнесом? Что-то вроде: «Олдсмит и Джонс, морские суда от настоящих профессионалов».

— Звучит интересно, но у меня сейчас не очень хорошо работает голова.

— Ну, я же не сказал, что решать надо прямо сразу. А давай, я тебе еще кое-что скажу. Знаешь, почему мы развернулись на север и врубили полный ход? Потому, что наш спецназ взял Баа! Во как! И мы туда идем за пленными тахрировцами!

— Чего-чего? — переспросил Олдсмит.

Боцман привалился мощным плечом к щиту, закурил сигарету и произнес:

— Значит, когда старый пень тебя отправил, и начал загребывать мозги остальным офицерам, появилась наша крошка Кэт с телефоном. Вот, говорит, сэр, ситуация: командир нашего спецназа просит помощи. А раз вы теперь за капитана, то это получаются ваши дрова. И адмиралу не отползти: он же сам вписался в капитаны.

— Какой, на хрен, командир спецназа? — удивился Олдсмит.

— Хер его знает. Но Баа они взяли, и еще полста пленных. А гражданские аборигены, понятное дело, обижены на тахрировцев, и говорят: а давай их порежем в лапшу? Командир спецназа отвечает: это не гуманно, а аборигены на него наезжают. У них обычай на счет лапши. Командир спецназа сказал: если этих пленных не вывезти в ближайшие час-два, то будет лапша, и антигуманный позор австралийскому флагу. Австралийский флаг уже поднят над мэрией, и если что — потом не отмажешься.

* * *

Если бы после полудня в определенной точке моря к северу от Роти оказался очень внимательный наблюдатель, он обратил бы внимание на три объекта, похожие на полузатопленные 1000-литровые контейнеры синевато-серого цвета. Контейнеры, согласно принципам Архимеда, плыли одним углом вверх, т. е. вели себя адекватно в смысле ориентации на поверхности. Но вот парадокс: они согласованно и довольно быстро двигались против волны, так что за ними иногда возникал чуть заметный кильватерный след. Если бы у такого наблюдателя была бурная фантазия, он мог бы создать новую легенду a la Летучий Голландец. Но, там не было наблюдателя — ни с фантазией, ни без нее. А если бы он оказался в этом месте, то экипажи контейнеров выбрали бы другой маршрут, на котором не болтаются наблюдатели и не мешают хорошим людям смотреть TV после работы.

Младший матрос Буп, исполняя ранее полученные инструкции, ткнула локтем в бок командира 2-го экипажа, суб-лейтенанта Хаамеа.

— А? — сонно спросил он, наполовину приоткрыв левый глаз.

— «Индевер» на экране по TV, — лаконично сообщила она.

— Ы, — удовлетворенно заключил суб-лейтенант, открывая второй глаз, перемещаясь в сидячее положение, бросая взгляд на экран и извлекая из кармана сигареты.

16.03. Gibb-River-TV, Kalumburu,

Дженнифер Арчер

В кадре, изящная и мощная матово-серая туша корвета величественно продвигалась к причалу Баа. Минута, и с грохотом упали в воду якоря. С борта на причал скользнули сходни-лесенка, и по ней начала спускаться группа офицеров. Во главе делегации был, разумеется, адмирал Генри Уинсдейл в белом кителе. В процессе движения, его лицо становилось все более озадаченным. Причина таких эволюций мимики стала понятна, когда камера повернулась, показывая встречающих.

Прямо на причале, построившись в довольно ровную шеренгу, стояли бойцы Фронта Аборигенов Роти. Одеты они были, разумеется, не в униформу, но на головах имелись одинаковые синие банданы с белой звездой, а одинаковые короткие ружья волонтеры одинаково взяли на правое плечо, что придавало построению вполне армейский вид.

Лишь только адмирал Уинсдейл ступил на твердую землю, как боец с правого фланга двинулся ему на встречу и, приложив ладонь к бандане, начал что-то говорить. Тут же включилась Дженнифер, и выдала в эфир глубокомысленный комментарий.

— Сейчас мы видим, как командир корпуса Народного Фронта формально докладывает прибывшему из Канберры в зону боевых действий адмиралу Уинсдейлу о взятии под контроль административного центра Роти, города Баа… Вертолет адмирала час назад совершил посадку на корвет «Индевер», экипаж которого на рассвете вступил в бой с террористами, и обеспечил корпусу Народного Фронта плацдарм на юго-востоке… Я напоминаю, что сегодня после полудня последняя группировка террористов сложила оружие. Сейчас над мэрией города Баа поднят флаг Австралии.

Камера переместилась и показала мэрию и развевающийся над ней флаг. Зазвучал австралийский гимн, и камера показала адмирала Уинсдейла и Ника Вэнса, стоящих напротив строя волонтеров по стойке смирно. Офицеры с «Индевера», разумеется, выстроились по стойке смирно позади адмирала.

Алул, сидевшая за штурвалом, недоуменно почесала макушку.

— Кай, я не догнала. Этот адмирал, он что, совсем идиот?

— Он не идиот. Он просто иначе не может. Это рефлекс. Ну, как, типа, я кричу: «цель слева!», — последние слова сублейтенант проговорил коротко и очень четко.

Ладонь Алул метнулась к правому боку, а ее тело начало разворачиваться прямо в пилотском кресле, в поисках удобного упора. Впрочем, это движение продолжалось каких-то полсекунды, не более.

— Кстати, глупая шутка, — проворчала она, — я же управляю. Мало ли что…

— На скорости 3 узла в пустом открытом море за секунду ничего такого случиться не может, — ответил он, — И это не шутка, а иллюстрация про рефлекторные действия. Ты показала рефлекторное движение, отработанное на тренировках. А у адмирала так же работают рефлексы, связанные с ритуальными позами, шагами, жестами, флажками, специальной музыкой. Короче, с тем, из чего состоит армия доинформационной эры.

Оури оторвался ненадолго от выполняемого, согласно инструкции, «обязательного тестирования систем вооружения после выхода из боя», и тоже глянул на TV-экран.

— Интересно, когда до этого артиста дойдет, что он играет не в том спектакле?

— А до него не успеет дойти, — сонно ответил Зорро с полки-гамака в хвосте салона.

— Сейчас по плану начнется народное ликование, — пояснил Винни, листавший журнал «Antarctica Agricultura Tecnologia Nova», лежа в гамаке второго яруса.

— Шеф-кэп сигналит: «свободное море», — сообщила Чуки.

— Скрин-режим, полный вперед, — скомандовал Кайемао Хаамеа.

— Исполняю, — лаконично отозвалась Алул.

…Три предмета, только что казавшиеся полузатопленными контейнерами, один за другим, выпрыгнули из воды, превратившись в короткие широкие силуэты штурм-скринеров. А еще через минуту, они уже скользили в метре над волнами со скоростью около двухсот узлов. До Атауро им было примерно час хода…

* * *

Кэтлин Финчли знала Пак Ена уже не первый год и, в общем, могла ожидать чего-то в таком роде, но все равно, в первый момент она испытала гипнотический эффект этого любительского масс-шоу. Незаметно, но довольно энергично, покрутив головой, она стряхнула наваждение, и посмотрела на происходящее трезвым взглядом. Комсостав «Индевера», во главе с адмиралом, официально прибывшим сюда из Канберры, перед телекамерами приветствовал вооруженное формирование, водрузившее над Роти флаг Австралии. Более наглой и демонстративной аннексии эти места не видели со времен индонезийского президента-милитариста Сукарно в 60-е годы прошлого века.

Кажется, до Уинсдейла (который стоял перед Кэтлин, так что она видела только его аккуратно выбритый затылок), тоже стало понемногу доходить понимание того, в чем именно он участвует. Упомянутый затылок начал нервно подергиваться — вероятно, адмирал лихорадочно изобретал способы выхода из этой щекотливой ситуации. Но додумать он не успел — на причал выбежала небольшая толпа детей с охапками ярких синих и белых цветов, и начали совать эти огромные букеты в руки австралийских офицеров. Уинсдейл мгновенно стал похож на майское дерево. Предпринять что-либо осмысленное в таком виде он, разумеется, уже не мог.

Вслед за детьми, как и полагается в таких представлениях, офицеров атаковала группа местных девушек — они мгновенно рассредоточились и заключили офицеров в цепкие объятия, а на адмирале повисли сразу две достаточно увесистые представительницы прекрасного пола (видимо, для надежности — чтоб уж точно не вырвался). Над толпой аборигенов поднялись сотни австралийских флажков, а на трибуну (точнее, на крышу какого-то одноэтажного сооружения) взобрался внушительного вида местный дядька. Снизу ему подали микрофон, и Кэтлин поняла, что до этого были еще цветочки, в вот теперь начнутся ягодки… Точнее, крупные ягоды.

Дядька вытер лоб огромным узорчатым платком, откашлялся и произнес:

— Мы, народ острова Роти, приветствуем австралийских воинов-освободителей! Они пришли на помощь в трудный час! Благодаря их решимости и оружию мы смогли победить и изгнать с нашего острова чужаков-фанатиков, которые терроризировали наших мирных людей. Австралийцы из Дарвина, Дерби, Калумбуру и Мелвилла уже давно стали для нас больше, чем просто соседями и гостями. Наш остров — это часть общего австралийского дома. Теперь, когда флот Австралии защищает нас наравне с другими северными территориями, мы можем вздохнуть свободно. Нам больше не придется зависеть от того, какая дурь придет в голову какой-нибудь милитаристской банде фанатиков в Джакарте, на Сулавеси или на Тиморе… Свобода и Австралия!

— Свобода и Австралия! — охотно подхватила толпа местных жителей, и над головами снова замелькали австралийские флажки.

Оратор снова вытер платком вспотевший лоб и спустился с трибуны (или с крыши), уступив место Нелли Фогг. Она смотрелась очень эффектно в синей бандане с белой звездой и с крупнокалиберным ружьем, которое так и продолжала держать в руках.

— Австралийцы! — крикнула она в микрофон, — Сейчас я обращаюсь ко всем вам, как к австралийцам, потому что мы вместе сражались и мы победили! Сейчас нам главное, чтобы всякие типы в Джакарте, в Канберре, и в Нью-Йорке в ООН не заболтали нашу победу, так что не расходимся и не расслабляемся, пока не будет принято решение! Я говорю: никто из нас, волонтеров Северных Территорий, сражавшихся за Народный Фронт, не уедет домой, пока главный вопрос не будет решен! Свобода и Австралия!

— Свобода и Австралия! — снова поддержала толпа.

Нелли спрыгнула на руки подошедшим серферам и ее раза три высоко подбросили в воздух, под одобрительные хлопки и свист собравшихся. Обалдевший от этой речи и вообще от всего происходящего, Уинсдейл оглянуться не успел, как освободившийся микрофон буквально впихнули ему в руки.

— Э… — сказал он, — Я рад что… Мы едины в понимании того, что, терроризм — это наш общий враг. И я рад, что… Что народ Роти оказался освобожден от криминальных террористических формирований. Я сожалею, что индонезийская полиция и армия не выполнила свои функции, и народу при поддержке австралийских… э … граждан, самостоятельно пришлось справляться с террористическими элементами… Но если говорить о статусе острова Роти… То ни австралийская армия, ни волонтеры не могут решать такие вопросы… Изменение границ — не наша функция. Мы здесь только для целей защиты жизни и имущества наших граждан… И мирного населения. Поэтому я думаю, надо избегать радикальных решений, а действовать в соответствие с нормами международного права и… Ну, наверное мне больше нечего добавить…

— Свобода и Австралия! — отозвались собравшиеся, снова взметнув верх флажки.

Повторно заиграл австралийский гимн.

16.03. Gibb-River-TV, Kalumburu,

Привет всем, кто нас уже смотрит и тем, кто только что переключился на наш TV-канал! С вами — Дженнифер Арчер с острова Роти. Я продолжаю прямой репортаж из города Баа. Сейчас происходит передача арестованных боевиков «Тахрир» команде корвета «Индевер». Вы видите, как волонтеры Народного Фронта Аборигенов Роти организуют коридор в толпе… А это выводят боевиков. Они одеты в типичные для исламистов черные балахоны. Их руки связаны за спиной кусками электропровода…

Волонтеры, стоящие по бокам коридора с трудом сдерживают местных жителей. Те, кажется, готовы растерзать террористов на месте… Сейчас из толпы кто-то бросил камень… Кажется, сильно попал одному из боевиков в голову. Командир волонтеров призывает жителей к сдержанности. Боевики, по одному поднимаются по трапу на борт «Индевера». Их рассаживают прямо на открытой палубе, по двое, спиной к спине под охраной наших военных моряков… (Пауза) … Офицер только что объяснил мне, что такой способ размещения пленных диктуется флотским уставом 1942 года.

Вот, оператор повернул камеру, и вы видите процедуру передачи оружия, которое конфискованно у боевиков «Тахрир»… В основном это автоматы, очень похожие на старые американские «M-16»… Мне, подсказывают: это индонезийские автоматы, сделанные по образцу «M-16». Они стояли на вооружении армии Индонезии до ее модернизации в начале века. Как боевики получили это оружие из индонезийских арсеналов — вот вопрос, на который кому-то придется отвечать всерьез…

Уже целая груда оружия сложена на листах брезента перед группой наших морских офицеров, возглавляемых адмиралом Уинсдейлом… Вот, адмирал слушает рапорт командира волонтеров, и отдает приказ… А, понятно. Моряки начинают переносить оружие на борт «Индевера»… Снова звучит австралийский гимн…

* * *

Джим Джонс извлек сигарету и подошел к Олдсмиту, который уже курил у открытого иллюминатора, краем глаза глядя на экран в противоположном углу кают-компании.

— Что ты думаешь про всю эту херню, Джед?

— Вообще-то, — ответил временно отстраненный капитан, — Я теперь об этом думать не обязан. Пусть Уинсдейл думает своей большой адмиральской головой.

— Не! — боцман покачал головой, — Я тебя не по службе спрашиваю, а по жизни.

— А если по жизни, Джим, то я — везучий парень. Окажись я на месте Уинсдейла — мне точно была бы крышка. А он позвонит в Канберру, и главная фигня начнется там.

— Ну, это понятно, кэп. Но так и так получается, что ты не виноват. На тебя теперь не сгрузят всю эту хрень, я правильно понимаю?

— Вроде бы, правильно, — согласился Олдсмит, — Но ты не забудь, Джим: здесь все еще только начинается. Война на носу. По TV говорят, что уже завтра.

— А нас-то это как касается, Джед? То на Тиморе, а мы — здесь.

— По-моему, — задумчиво ответил капитан, — Куча говна раз в триста больше, чем нам казалось утром… В общем, давай надеяться на лучшее, но готовиться к худшему.

— Но тебе хоть вернут командование «Индевером»? — спросил боцман.

— Думаю, что да. Адмирал, как мне кажется, уже по горло накомандовался.

Кэтлин Финчли влетела в кают-компанию, как деятельное и предельно-симпатичное привидение. Впрочем, сбросив белый халат и оставшись в обычной униформе, она утратила мистический имидж.

— Кэп, ты смотришь TV? — с ходу выпалила она.

— Смотрю. Охереваю понемногу. Думаю, как мы повезем этот сраный обезьянник на палубе по уставу 1942 года.

— Ты не то смотришь, кэп. Самое интересное — на «Kimbi-View».

— А что это такое?

— Это папуасский университетский инфо-канал, — пояснила Кэтлин, и схватила со стола пульт, — Они базируются в Кимби, на Новой Британии, но сейчас их военкор передает с Атауро. Знаешь, кого этот военкор сейчас показывает? Смотри! Узнаешь этого парня?

— Oh! Goddamn! Это же Пак Ен!

— Ха! — выдохнул боцман Джонс, — Вот это, я понимаю, адмирал! Не то, что у нас!

* * *

16.03. Kimbi-View, Атауро.

Военный корреспондент, волонтер Пепе Кебо.

… Дополнительный корпус океанийских волонтеров, численностью 150 человек. Вы видите их на экране. Ребята прилетели сегодня рано утром, уже успели отдохнуть и познакомиться со своими командирами боевых расчетов и экипажей. Тип природы оперативного театра здесь не сильно отличается от западно-океанийского, а боевая техника вообще та же самая, так что ребята быстро включились в обстановку.

Я чувствую себя почти старожилом Атауро, поскольку прилетела из Фак-Фака с предыдущей группой волонтеров, на сутки раньше. Почему-то последние дни, предшествующие началу войны, всегда кажутся невероятно-длинными. Наверное, человеческая психика так устроена — она растягивает время в десятки раз…

Сейчас у нас, как бы, церемониальный момент. Офицеры штаба, вернувшиеся после рекогносцировки, рассказывают о текущем положении дел. Война за Тимор сегодня, фактически, началась. В западной части оперативного театра, ВМФ Австралии, при поддержке своих и местных волонтеров, занял остров Роти. Артиллерия Соц-Тимора провела превентивную атаку на Купанг, и полностью разрушила грузовой порт. На центральном и восточном участках оперативного театра, пока тихо.

Комфлота, кэп Пак Ен указал самые рисковые, на его взгляд, направления. Первое: северный берег. Здесь всего 10 миль на северо-восток до оконечности острова Ветар, принадлежащего Индонезии, и сейчас контролируемого формированиями «Тахрир». Существует опасность инфильтрации террористов под прикрытием рыбацких судов, ведущих промысел практически на всей площади пролива. Пак Ен пояснил: «Штаб обороны Атауро не планирует создавать индонезийским рыбакам проблем в бизнесе, однако ariki-foa Хаамеа обратился к ним с предупреждением: любое судно, которое примет на борт вооруженных людей для переправки с Ветара на Атауро, будет без разговоров уничтожено вместе со всем экипажем, до последнего человека». Пак Ен добавил также: «Поскольку дистанция здесь крайне мала, артиллерия Атауро будет открывать превентивный огонь по любым военным объектам на берегу Ветара».

Второе направление: западный берег. Здесь около 20 миль до острова Алор, где есть небольшой армейский контингент Индонезии, но есть и формирования «Тахрира». С точки зрения Пак Ена: «Риск на этом направлении значителен. Неясно: где кончается индонезийская армия и начинаются нелегалы-исламисты. Возможно, такая путаница создана специально. Мы тут полностью закрыли нашу 12-мильную зону для любых вооруженных судов, и патрули имеют приказ открывать огонь без предупреждения».

Третьим направлением риска является наш остров Жако, примыкающий к восточной оконечности Тимора. Жако включен в территорию Доминиона Атауро 14 марта — по Бераю-Дилийскому договору об экономическом сотрудничестве между Доминионом Атауро и Соц-Тимором. В 20 милях к северу от Жако находится остров Кисар, где по данным разведки, есть объекты «Тахрира». Возможно, с Кисара готовится десант на Восточный Тимор, в район Тутуала, но, по мнению комфлота, попытка захвата Жако формированиями «Тахрир» маловероятна. Дословно кэп Пак Ен сказал: «Жако — это круглый остров радиусом немного более мили, покрытый лесо-кустарником. Там нет населения и технических объектов. Пролив между Жако и основным Тимором менее полумили, так что он может интересовать «Тахрир», как плацдарм для десанта. Мы размещаем на Жако минимальный контингент, чтобы обозначить свое присутствие».

Как я поняла мнение комфлота, контингент на острове Жако будет выполнять роль статистов, показывающих «Тахриру», что место занято и не надо сюда лезть. Меня ситуация вокруг этого маленького островка интересует особо, поскольку я попала в подразделение которое через полчаса отправляется именно туда. Как бы, пионеры — первопроходцы… Я успела прочесть текст Бераю-Дилийского договора. Его смысл прозрачен. Политбюро Соц-Тимора отдало Жако, во-первых, как оплату за большую поставку оружия, во-вторых — для укрепления обороны своего восточного хвоста. У красных не хватило ресурсов, чтобы перекрыть акваторию в этом месте, поэтому они предпочли отдать Жако более-менее дружественным атаурским соседям, чтобы не рисковать, что этот кусочек территории превратится в плацдарм исламистов.

Сейчас я поворачиваю камеру. Вот наша команда: «контингент контроля Жако». Как говорят на флоте: There are few us, but we are in «koalas». Нас мало, но мы в «коалах». Между прочим, атаурские комбинезоны «koala-emao» эргономичнее, чем стандартная океанийская флотская «sea-koala». Говорят: новейшая научная разработка. Во как!

Я поворачиваю камеру… Это мобильная батарея береговой обороны… А это наша летающая канонерка и пара авиа-рэпторов эскорта… А вот, на летающую канонерку грузят нашу мото-технику. Десантные квадроциклы, мобильную РЛС и все такое…

Ага! Появился ariki-foa Кайемао Хаамеа. Понятно. Сейчас нам скажут что-нибудь интересное. Ну, и я надеюсь — пару слов для психологической поддержки. Это не помешает, потому что некоторая нервозность имеет место — уж как водится…

* * *

Кэтлин ткнула пальцем в фигуру Хаамеа, появившуюся на экране.

— Этого парня я видела на острове Ндана!

— Я его тоже видел, — хмуро сообщил кэп Олдсмит, — После расстрела двух катеров, компания молодежи купалась у берега и пускала шутихи. Я думал, это туземцы.

— Это что получается? — пробормотал боцман Джонс, — Это получается, что на Роти приезжал правитель Атауро, а мы и не знали?

— А ты знал, что Пак Ен командует флотом Атауро? — иронично поинтересовался кэп Олдсмит, — Вот то-то и оно. Здесь все не так, как кажется.

— Дурят нас, — печально отозвался боцман, — Все нас дурят. Даже обидно…

68

Дата/Время: 16.03.24 года Хартии. Ранний вечер.

Место: Тимор. Провинция Оекуси — эксклав СРТЛ

Микеле Карпини ткнул единственную кнопку, имеющуюся на руле мини-трактора, и стрекотание движка смолкло. Машинка, похожая на трехколесный велосипед с очень толстыми пластиковыми шинами, остановилась в пяти шагах от широкой неглубокой борозды (пятой по счету), только что прорытой в глине.

— Хэнк! Включай насос, я крикну, когда хватит!

— Включаю! — донесся голос с противоположного края маленького поля.

Борозды постепенно начали заполняться мутноватой водой из дождевого резервуара. Вдоль них уже шли Инеш, Диогу и Атонсу, и сыпали на дно толченый известняк из ржавых ведер. Процедура посадки флореллы выполнялась уже в третьей деревне и молодые люди запомнили последовательность операций. Подсказок не требовалось.

Хон Кех невозмутимо стоял на пригорке в полсотне шагов от поля. Он был похож на монумент индокитайскому партизану. Низкорослый худощавый парень в мешковатой зеленой униформе, привычно держащий на плече штурмовую винтовку. Ему поручили охранять гражданских специалистов — он старательно охраняет. Все остальное его не касается. Старшим товарищам виднее, какие приказы отдавать.

Десяток взрослых местных жителей — фермеров с женами плюс дюжина деревенских детей следили за странными действиями агроинженера и его ассистентов с умеренным любопытством. Здесь не умели скрывать свои мысли, и их мнения читалось на лицах: «Вот ведь, странный дядька приехал. Вроде, трактором пользоваться умеет, значит, наверное, фермер, но в растениях ни черта не понимает. Выбрал самое бросовое поле: сплошная глина, вода плохо уходит, застаивается. Что тут будет нормально расти, тем более, если насыпать столько извести? Но, вроде бы, он знает, что делает. И, опять же: поле не личное, а кооперативное, если ничего не вырастет, то не так обидно…».

Полное изумление местной публики (с перешептыванием и негромкими возгласами) вызвал способ посева. Микеле двигался вдоль борозды с пластиковой банкой в руке, и через каждые десять шагов плюхал в воду комок зеленого желе.

— Кажется, эти ребята сейчас решат, что вы колдун, — предположил подошедший Хэнк.

— Гм… Не исключено. И что из этого следует?

— Черт его знает, — бывший третий помощник капитана пожал плечами, — все зависит от того, как здесь относятся к колдовству. Они же, вроде, католики.

— Католицизм — это вообще понятие растяжимое, а в деревне — особенно, — ответил ему Микеле, — Вы знаете, аграрное дело даже в Европе всегда было чуточку колдовством.

— Честно говоря, не знаю. Я — городской парень, всегда имел дело с техникой, а в этом бизнесе… — Хэнк кивнул в сторону зарослей кукурузы на фермерских полях, — … я ни черта не смыслю, будь то картошка, бананы или эти ваши водоросли.

Микеле подмигнул ему и бросил очередной зеленый комок в борозду.

— Агробиология, Хэнк, это та же техника. Считайте агрокультуру машиной, которая производит белки, жиры, углеводы и т. д. Ваш взгляд на это дело сразу изменится.

— Оно не похоже на машину, — заметил бывший третий помощник.

— А вы считаете, что машина обязана быть с шестеренками и поршнями? Что только прямые потомки благородного паровоза вправе претендовать на титул машины?

— Ну, не обязательно шестеренки, но что-то такое… Искусственное.

— Флорелла как раз искусственная, я же вам утром рассказывал.

Хэнк задумчиво проследил, как очередной комок плюхается в мутно-бурую воду и расползается тончайшими зелеными волосками, как будто растворяясь без остатка.

— Черт! Вы меня решили запутать, не так ли? Но есть четкий признак: искусственным называется то, что сделано человеческими руками.

— Кристалл процессора в ваших часах сделан руками? — поинтересовался Микеле.

— Нет, он как-то выращен… Не знаю деталей, я не спец по электронике.

— Выращен, — повторил агроинженер, — Но, тем не менее, считается машиной. На дворе XXI век, уважаемый капитан Худ. Другая эпоха. Массовую продукцию уже перестают делать руками. Это дорого, неэффективно, и просто скучно, согласитесь.

— С одной стороны, да, — начал Хэнк, — А с другой стороны… Посмотрите, Микеле, там какие-то нервные ребята приехали. Интуиция мне подсказывает, что они к нам. Я этих ребят видел в первой деревне, где мы свинячили… Пардон, экспериментировали.

Парень и девушка подкатили на старых велосипедах, на багажниках которых было привязано по пластиковому бидону, и немедленно собрали вокруг себя всех местных зрителей. Содержимое бидонов, очевидно, вызвало самый живой интерес. К моменту, когда Микеле и Хэнк подошли поближе, образец в виде горки желеобразной салатно-зеленой тины уже лежал на листе полиэтиленовой пленки, а фермеры экспрессивно обсуждали вопрос: можно трогать эту хрень руками, или лучше поостеречься.

— … Заросло этой вот штукой, — тараторила девушка, — Все борозды вот в такой каше.

— А наружу каша не вылезает? — поинтересовался кто-то.

— Пока, вроде нет, — ответил парень.

— Ну, тогда еще ничего…

— Я же вам сказал, — вмешался Микеле, — когда масса нарастет, часть надо пересадить в следующий водоем. Какие проблемы выкопать борозду, насыпать известняка и залить водой? Чего вы беспокоитесь, все идет, как положено.

— Да? — девушка всплеснула руками, — А дальше что? Этак, послезавтра у нас все поля придется перекопать бороздами для этой тины! А куда ее девать?

— А это я вам тоже объяснял. Флореллу можно есть в сыром виде, или варить ее, или жарить. Еще ее можно сушить, молоть и использовать, как кукурузную муку. На корм домашним животным и птице она тоже подходит. В чем проблема?

— Это можно есть? — ехидно спросила девушка, — Мистер, вы что, очки дома забыли?

Микеле улыбнулся, зачерпнул полную горсть тины, отжал ее в кулаке и попросил:

— Кто-нибудь принесите хлеб, уксус и соль.

— Вы что, собираетесь совершить суицид? — поинтересовался Хэнк.

— Нет, просто перекусить немного.

— Черт! Вы уверены, что это стоит делать?

— Вполне уверен, капитан, не беспокойтесь… Спасибо мэм, — последняя реплика была адресована даме, притащившей корзинку с кукурузными лепешками, пакетик соли и стеклянную бутылку с коричневатым домашним уксусом.

Зрители, с все возрастающим беспокойством наблюдали, как агроинженер аккуратно отрывает кусок лепешки, шлепает сверху отжатый комок изумрудно-зеленой тины, поливает уксусом, солит, заворачивает конвертиком, и…

— Пресвятая дева Мария, — пролепетала дама с корзинкой.

— По-моему, очень неплохо, — сообщил Микеле, продолжая жевать, — Между прочим, местный уксус отлично подходит к этому блюду. Вообще домашний винный уксус гораздо лучше, чем тот, что производится для массового рынка. Попробуйте, Хэнк.

— Э… — бывший третий помощник почесал в затылке, — … Вообще-то я в жизни много всякого пробовал… А на что это похоже? Я имею в виду, на вкус?

— Ну, как вам сказать… — Микеле откусил еще от своего конвертика, — … Есть некое сходство со спаржей. А также с китайским соевым мясом. И еще с шампиньонами.

— Ясно… Как там вы это делаете…?

Хэнк решительно оторвал кусок лепешки, запустил руку в бидон, выташил ком тины и, аккуратно отжал, после чего размазал по лепешке, изобразив нечто вроде бутерброда.

— Уксус и соль, — подсказал Микеле.

— Да, я чуть не забыл… Так… Ну, с нами королева и святой Патрик… М…м…м.

— Ну, как, капитан?

— М…м…м… Я бы сказал: похоже на домашний сыр со специями. Вообще-то я бы не отказался от глотка виски к этому… Гм… Блюду.

— Не знаю, как на счет виски, но самогонка здесь, наверное, есть. Кстати, из флореллы можно гнать самогон или топливный спирт. Она хорошо сбраживается.

— Надо же, какое полезное растение! Хэй! Молодые коммунисты! Хотите попробовать, каковы на вкус плоды агробиологического прогресса?

Инеш, Диогу и Атонсу нерешительно переглянулись. Было видно, что до сих пор они представляли себе плоды прогресса несколько иначе. По крайней мере, не как комья зеленой субстанции, выросшие за несколько часов в мутной известковой воде.

— Нормальная еда? — спросил Хон Кех, неслышно подойдя к Микеле.

— Нормальная, — предложил тот, — Попробуй.

Кхмер в точности повторил действия предыдущих экспериментаторов, невозмутимо прожевал получившийся конвертик, и сообщил:

— Да. Можно есть.

Сделав это емкое замечание, он так же невозмутимо вернулся на свой пост.

Среди фермеров тут же разгорелся спор. Одни утверждали, что если трое поели этой ерунды, и ничего не случилось, значит, она съедобна. Другие возражали им, что, во-первых, еще не так много времени прошло, а во-вторых, иностранцы и солдаты едят любую ерунду, и как-то переваривают, а что будет с нормальным человеком — это большой вопрос. Вот если бы кто-то из своих попробовал и выжил — тогда…

…Тогда Инеш осторожно сунула руку в бидон, извлекла порцию флореллы и стала тщательно отжимать воду.

— Ты, главное, на это не смотри, — подсказал Диогу, — Закрой глаза.

— Точно, — поддержал его Атонсу, — Я сейчас тебе сверну пирожок, а ты думай, что это булочка с домашним сыром.

— Уксусом не забудь полить, — педантично напомнил Диогу.

— Угу… Вот, уже полил… Кажется готово… Инеш, держи, главное глаза не открывай.

Девушка, еще сильнее зажмурившись, взяла «пирожок» и сделала первый укус — как мышка, пробующая зернышко сомнительного происхождения.

— Ну, как? — спросил Диогу.

— Уксуса многовато, а так, вроде, ничего, — ответила она, и вторично укусила пирожок.

Хэнк Худ громко похлопал в ладоши.

— Браво! Процесс пошел. А интересно: здесь меганезийские фунты принимаются, как платежное средство? В смысле, я бы купил виски, или хорошего самогона…

Фермеры с энтузиазмом подтвердили, что меганезийские фунты здесь в ходу, и что местный кукурузный самогон в сто раз лучше, чем фабричный австралийский виски, причем стоит втрое дешевле. Для друзей даже впятеро дешевле.

Хэнк Худ, 30 лет.

Если бы мне месяц назад сказали, что я буду безработным беженцем с замороженным банковским счетом и без гроша в кармане, к тому же, разыскиваемым за маоистский экстремизм, в зоне межрелигиозного конфликта на Тиморе — я бы плюнул в лицо тому предсказателю. А вот. Влип по самые уши. Правда, сейчас у меня есть работа, но, во-первых — временная, а во-вторых — мутная. Этот Микеле — такой же агробиолог, как я — шоколадный гномик. В смысле, агробиология, это (выражаясь языком индонезийских контрразведчиков, с которыми я вынужден был общаться две недели к ряду) «рабочее прикрытие». Чем Микеле тут занимается на самом деле — черт его знает. По-моему, он нахально собирает информацию о здешнем режиме, на глазах у охранника — красного кхмера. Тот (по глазам вижу) это понимает, но не препятствует — потому что Микеле представитель Атауро, а Атауро — это региональный лидер милитаризации. Им можно шпионить (попробуй, запрети — до вечера не доживешь).

Так что, Микеле выясняет, как тут проходила коллективизация и модернизация, кого обидели, а кого — наоборот, кого закрыли в трудовой лагерь, а кому подарили трактор, нравится ли фермерам красный кхмерский социализм или не очень. В двух других деревнях фермеры не особо болтали на эти темы, а тут, в Фатусуба у них развязались языки от самогона. Слушать интересно — вообще-то, имея некоторый опыт общения с красными кхмерами, я представлял себе их правление совсем иначе. Нет, конечно, я не думал, что они начнут здесь всех подряд расстреливать, взрывать, резать и закапывать живьем в землю, как в Брунее. Я себе представлял так: они всех загонят в трудовой лагерь, отберут всю собственность, вплоть до ложек и чашек, ну и так далее — читайте опусы про Пол Пота и его веселых друзей. Оказалось — черта с два. Они даже сделали коалиционное правительство — но, не с кем попало, а с другими маоистами — из Новой Народной Армией Филиппин, из перуанских ультралевых «Сандеро Луминосо» и из каких-то местных коммунистов.

Живут тут экстремально-бедно. Хижины из соломы, с удобствами во дворе и старыми бочками вместо водопровода. Транспорт — велосипед, или телега с лошадью. Одежда — хуже, чем на бесплатной раздаче у Армии Спасения. Но так здесь было и до красных. Тимор уже четверть века бессменный чемпион Азии по бедности. Что изменилось? Из рассказов (под самогон) следует, что в начале, красные кое-кого пограбили и кое-кого расстреляли — но без фанатизма, не так, как в Камбодже или в Брунее. Фермеров это вообще не коснулось. Их коснулось другое: заманивание в социалистические агро-кооперативы. Хочешь подключиться к электро-генератору, пользоваться трактором-комбайном, иметь дома TV и получать качественную медико-социальную помощь? Вступай в кооператив. Не хочешь — оставайся, как есть. Прямой открытый подкуп. Но силой никого туда не загоняют — а это уже цивилизованность, как мне кажется.

Публика (опять же под самогон) ругает власть. Мол, выдумали всякие новшества, и теперь приходится больше работать. Раньше не было смысла работать — придет кто-нибудь, и ограбит, а сейчас кхмерская полиция перестреляла грабителей, и смысл появился, но работать лень. А в кооперативе работать приходится, там такие правила. Людям обидно. Хочется, чтобы все даром — а фиг. Ясная психологическая картина.

Кто по-настоящему симпатизирует маоистской власти, так это молодежь. Всего за две недели красная коалиция организовала им спорт-клубы и локальный туризм — но это только на условиях записи в армейские, полицейские или трудовые отряды. Опять же, подкуп. В общем, понятно, на что пошло брунейское золото. На подкуп жителей и на закупку оружия для предстоящей со дня на день войны. Война — это единственное, что сильно пугает местных жителей. Только возникли какие-то перспективы, и снова все может рухнуть в глубокую жопу. Волонтеры и каторжники возводят заграждения из колючей проволоки, устраивают минные поля в пограничной полосе и ремонтируют форты, которые построили еще португальцы в XVIII веке.

Один из фортов — на холме, метрах в пятистах от нас. Пока мы болтаем и пьем самогон, мимо несколько раз проезжают грузовики (редкое явление в этой местности) и в форте начинается ленивая работа по установке привезенной техники. Война или не война, а быстро здесь работать не умеют, или не хотят, или и то и другое сразу. Форт, как особо важный объект, имеет топливозаправочную станцию — бочку на ножках и с краником. Очень кстати, т. к. топливо в баке старого «Виллиса», на котором мы путешествуем, на исходе. Хон Кех тыкает пальцем в свои наручные часы — пора ехать в Макасар. Нам с Микеле надо вернуться на Атауро до заката, а от Макасара до Атауро 80 миль морем. Верных полтора часа на нашем мотоботе — хоть он и на подводных крыльях…

* * *

Сервис на топливозаправке был ненавязчивый. Двое постовых: один — кхмер, другой — местный парень, следили за сохранностью топлива и казенного мерного ведра, и за соблюдением нормы заправки. Топливо следовало сцедить через краник в ведро, после чего, залить в бак и сделать запись в контрольном журнале. Этой процедурой занялись Атонсу и Диогу. Постовой кхмер отошел в сторону покурить с Хон Кехом и Инеш, а Микеле и Хэнк отправились к кустам, освобождаться от излишней воды в организме. Понять, что означает внезапный гудящий свист над головой они не успели: взрывная волна швырнула их в кусты (удачно сыгравшие роль подушки безопасности).

Форт и заправочная станция — стратегические объекты на одной из всего двух дорог, имевшихся в Оекуси, оказались в числе первоочередных целей обстрела ракетами «Qassam-11». Большинство реактивных снарядов разорвалось более, чем в полсотне метров от цели, но четыре угодили в форт, а одна — в топливную емкость. Ракеты выпускались залпом в сорок штук, поэтому все произошло в одно мгновение. Когда Микеле и Хэнк выбрались из цепкого колючего кустарника, чертыхаясь и застегивая молнии на штанах, склон холма выглядел, как имитация извергающегося вулкана: сплошной черный дым, подсвеченный тусклыми языками пламени.

— О, черт! — воскликнул Хэнк, — Опять! Да что же мне не везет-то так!

— Нам везет, — бросил Микеле, — А вот тем, кто там, действительно… Короче, пошли, попробуем вытащить, если там кто-нибудь остался жив…

Его реплику прервал длинный пронзительный крик на одной ноте. Агроинженер и бывший третий помощник капитана, не тратя лишних слов, метнулись, стараясь ориентироваться на этот крик, поскольку разглядеть что-либо сквозь дым было решительно невозможно. Внутри облака дыма видимость оказалась уже терпимой — примерно как в обычном тумане, и они сразу увидели источник крика. Инеш лежала лицом вниз, и на ее спине горели остатки одежды, смоченные каплями топлива.

Хэнк действовал быстро и точно — благо, варианты проблем при пожаре не лайнере отрабатывались раз сто, не меньше. Сдернув с себя куртку, он плотно прижал ее к лежащему телу, погасив пламя.

— Оттащи ее отсюда! — крикнул Микеле, — А я попробую найти еще кого-нибудь.

— Осторожнее, — сказал Хэнк, — Там могут взорваться снаряды и еще всякая херня.

— Угу, — отозвался агроинженер, двигаясь в сторону горящих остатков «виллиса».

Над их головами послышался короткий нарастающий свист, закончившийся глухим «бумм!» где-то за холмами. Обстрел продолжался, но теперь его целью, похоже, были объекты ближе к берегу. Сюда снаряды больше не летели — по крайней мере, пока…

То, что осталось от Атонсу, Диогу и местного постового, не было смысла проверять на наличие признаков жизни: парни стояли слишком близко от емкости и от места взрыва. Микеле постоял всего пару секунд рядом с тем, что от них осталось, а потом двинулся туда, где была найдена Инеш — по логике, Хон Кех и второй постовой должны были оказаться недалеко. Вряд ли Микеле нашел бы их, если бы не поскользнулся в липкой луже, растекшейся рядом с большим куском обшивки емкости. Она накрыла обоих, но постовой каким-то образом оказался разорван почти пополам, а вот Хон Кех выглядел целым. Микеле лег на землю, ухватил его за кисть и бедро, втащил себе на плечи и, с трудом поднялся на четвереньки, а потом на ноги… Кхмер застонал и шевельнулся.

— Ничего, — пробормотал агроинженер, — Сейчас выберемся отсюда, найдем врача…

В небе опять пронзительно засвистело, а потом с севера донеслась серия взрывов…

Хон Кех оказался довольно легким, так что Микеле почти бежал с ним на плечах в сторону, где были слышны голоса. Вынырнув из дыма, он обнаружил рядом с теми самыми кустами, кроме Хэнка, пятерых уже знакомых деревенских парней и одного мужчину постарше — незнакомого. Он растерянно стоял с классическим докторским чемоданчиком (белый пластик, красный крест) видимо соображая, как помочь Инеш, которая лежала на куртке Хэнка.

— Быстрее, делайте что-нибудь! — крикнул Микеле, — У меня еще раненый!

— Ты не видел, что с остальными? — спросил бывший третий помощник, пока местные парни помогали осторожно уложить кхмера на расстеленный кем-то кусок брезента.

— Видел, — хмуро сказал агроинженер, — Давай, посмотрим, жив ли кто в форте.

— Рискуем подорваться, — заметил Хэнк.

— Да. Что дальше?

— Ничего. Просто сказал свое мнение.

— ОК, — Микеле кивнул, — тогда пошли.

Форт XVIII века, даже с учетом легкой модернизации, проведенной за последние две недели, был не рассчитан на взрывы тридцатифунтовых зарядов тротила. Реактивные снаряды превратили его в груду камней и битого кирпича. Судя по струйкам черного дыма, под обломками что-то, не спеша, догорало. На полуразрушенной центральной площадке лежала голая и ободранная нога, а чуть поодаль — тяжелый ботинок.

— По-моему, мы напрасно сюда поднимались, — заметил Хэнк.

— Может, и так, — Микеле пожал плечами, — Но проверить надо. Вот тот угол, как мне кажется, разрушен меньше прочих.

— Да, относительно, — уточнил бывший третий помощник и скривился, увидев труп, половина головы которого лежала в стороне от заваленного камнями туловища.

Через секунду оба рефлекторно пригнулись, услышав свист снарядов над головами. Потом раздались уже привычные гулкие взрывы где-то на севере. Агроинженер тихо выругался и наклонился над чем-то необычным.

— Хэнк, как по-твоему, это живая рука или нет?

— Э… Гм… Вроде бы, палец дергается.

— Значит, мне не привиделось. Давай попробуем откопать.

69

Дата/Время: 16.03.24 года Хартии.

Место: Тиморский регион.

СРТЛ. Дили. Штаб обороны. Ранний вечер.

По исходным планам лидеров «Тахрир», артподготовке полагалось начаться 17 марта, через час после рассвета, но успешно проведенный красными кхмерами артобстрел Купанга и стремительный захват австралийцами острова Роти, привели к изменению планов. Артподготовка началась за два часа до заката, 16 марта.

Штаб обороны СРТЛ предполагал такое развитие событий. Разрушение порта Купанг означало проблемы со снабжением для 7-тысячной группировки, сосредоточенной в Кефаменана, главном транспортном узле западной ветки Транстиморской магистрали. Ясно, что командование противника будет сжимать график и начнет наступление как можно раньше. Как и следовало ожидать, массированный удар ракетами «Qassam-11» накрыл населенные пункты в 10-мильной полосе к востоку от границы, а также всю площадь маленькой выделенной территории Оекусси и ее административный центр — городок Макасар. Это были, выражаясь военным сленгом «прогнозируемые потери».

А вот массированный артналет на столицу СРТЛ — город Дили, который никак не мог попасть в 15-мильный радиус досягаемости ракет «Qassam-11» — оказался для штаба сюрпризом. Шестидюймовые снаряды падали на город, прицельно поражая хлипкие, наскоро возведенные пункты электроснабжения и коммуникации. Через минуту после начала обстрела, Нун Чиен доложил по телефону:

— Товарищ комбриг, обстрел ведется с моря, с северо-западного направления.

— Ясно, Чиен. Займись эвакуацией гражданской техники и населения на юго-восток.

Сказав это, Ним Гок положил трубку, затем аккуратно приложил к карте две линейки, сделал пометку карандашом и повернулся к хомбре Оже.

— Северо-тиморцы не выполнили соглашение. Они не закрыли свой сектор моря. Нас обстреливает морская мобильная установка в 13 милях юго-западнее Атауро.

Оже сдвинул один наушник и невозмутимо сказал:

— Извини, товарищ Гок, я не слышал.

— Северо-тиморцы не выполнили соглашение, — повторил комбриг, — Они допустили корабль противника, вооруженный «Кассамами», в свой сектор ответственности.

— Наши друзья держат слово, — невозмутимо ответил хомбре Оже, — Они сообщают: обстрел Дили ведет с острова Алор батарея в Танджонге на юго-восточном мысу. Расстояние оттуда до Атауро 25 миль, и там уже индонезийская территория.

Ним Гок снова приложил линейку к карте и покачал головой.

— Не реально. От Танджонга до Дили 30 миль. Вдвое больше дальности «Qassam».

— Это не «Qassam», — все так же невозмутимо уточнил хомбре Оже, — Это «DONAR», производства ЕС. На батарее четыре орудия. Так говорят наши друзья.

— У тахрировцев не было арт-установок такого класса, — заметил доктор Немо.

— Теперь есть.

— Значит, Индонезия вмешалась на стороне «Тахрира», — заключил Ним Гок.

Адмирал Ройо Исо ударил кулаком по столу.

— Эта батарея легко сметет всю нашу оборону вдоль северного берега, от границы до самого Дили. Тогда даже если мы уничтожим центральную группировку, северная группировка пройдет эти 50 миль, не встретив серьезного сопротивления. Взорванные мосты не проблема, если каньоны не придется форсировать под огнем.

— Мы их не остановим, — согласился Ним Гок, — но у нас есть практика партизанских действий. На пересеченной местности с оврагами и «зеленкой», мы измотаем их за неделю, и вынудим уйти. Я предлагаю штабу этот путь.

Хомбре Оже отрицательно покачал головой.

— Северяне уничтожат эту батарею? — спросил Ройо Исо и Оже снова кивкнул.

— Через десять минут, — лаконично ответил Оже.

Остров Алор.

В литературе и кино птеродактили, нападающие на людей, эксплуатируются более столетия. Иногда это выглядит неубедительно, а иногда — зрелищно и натурально, но всегда технически примитивно. Голливудские 3D птеродактили шумят и бестолково машут огромными крыльями, стараясь порвать ненавистного гомосапиенса зубастым клювом или когтями. Против растерянного некомбатанта это может сработать, но в случае, когда птеродактиль имеет дело с вооруженной и чему-то обученной группой оппонентов, ему нужны другие средства, другая тактика, и никакого лишнего шума.

Артиллерийская батарея самоходных орудий «DONAR» на юго-западном мысу Алора, подвергся именно такой, тихой атаке. Если точнее, то она была тихой до финального момента, когда стремительные крылатые силуэты врезались в корпуса 6-дюймовых самоходных орудий. Дальше было громко…

В деревеньке Танджонг, увидев над мысом яркие всполохи, а через несколько секунд, услышав короткую серию оглушительных взрывов и еще несколько взрывов послабее (когда детонировали боеприпасы), отреагировали на событие позитивно: «Слава Аллаху, попали только по этим идиотам, а не по нам». Примерно через полчаса тишины, жители, движимые смесью любопытства (все-таки, интересно, чего там?), практичности (может, что уцелело, в хозяйстве пригодится), и гуманизма (вдруг, там кто живой, надо помочь), двинулись к позиции батареи.

Народ здесь был тертый и к войне уже привычный. Зрелище причудливым образом разорванных человеческих тел, перемешанных с комьями земли и искореженными деталями механизмов, никого особо не удивляло — не первая война в этих краях.

Подобрали трофеи, а также раненых и контуженых — короче, всех, кто остался в живых. Потом, позвали деревенского муллу — он покряхтел, поохал и прочел над остальными солдатиками что-то приличествующее случаю. Обычное дело на войне. Единственное, что удивило танджонгцев — это бред одного контуженого солдатика. Парень приставал ко всем с рассказом, что мол, за миг до взрыва видел летящего альбатроса без головы. Альбатрос пикировал, как при охоте на рыбу, и с крыльями и телом у него все было нормально, а головы не было напрочь.

Слушатели многократно переспрашивали: может, дело было через миг после взрыва? Тогда понятно, почему без головы. Там и у людей головы оторвало, но этот солдатик упорно стоял на своем: не после, а до. Наверное, в голове у него все перевернулось…

Аллах (а может, какой-нибудь другой местный бог) вознаградил добрых фермеров дюжиной вполне пригодных к употреблению колес — только чуть-чуть погнутых.

СРТЛ. Дили. Штаб обороны.

Ройо Исо взял трубку зазвонившего мобайла, произнес короткое приветствие, и начал молча слушать длинное сообщение.

— Что там? — спросил Немо через минуту.

Адмирал жестом попросил его подождать, и еще через полминуты проинформировал:

— Противник завершил артподготовку по Оекусси и начал концентрацию сил для атаки. Центральная группировка выделила моторизованный корпус, который через три часа сможет выступить из Кефаменана через юго-восточную границу эксклава на Оесило и далее на север, на Макасар. Южная группировка противника движется из Купанга к северо-западному побережью через Наиклиу, и далее, видимо, пойдет по берегу, через Нитабе, чтобы атаковать восточную границу Оекуси и занять порт Ситрана. Там наша оборона практически уничтожена их реактивной артиллерией.

— Мои бойцы перебрасывают резервы из порта Маквелаб, — сказал Ним Гок, — Они уже взяли морской плацдарм, на котором можно развернуть батарею для обстрела дороги.

— У тебя есть связь с Маквелабом? — спросил Ройо.

— Сейчас она прервана, но мои бойцы знают, что делать.

За столом возникла короткая пауза.

— Так или иначе, сейчас от нас не зависит, потеряем мы Оекуси, или нет, — подвел промежуточный итог доктор Немо, — Там все решается на месте.

— Если противник получит еще одно подкрепление по воздуху, через аэропорт Саут-Купанг, то одна батарея может с этим не справиться, — заметил адмирал.

— Не получат, — лаконично ответил Хобре Оже.

— Почему ты в этом уверен?

— Потому, что «Тахрир» нападет на Жако.

— На остров Жако, а не на наш берег? — удивленно переспросил Немо.

Хомбре Оже молча кивнул.

— Хорошая новость, — сказал адмирал Ройо Исо.

— Странно, — заметил Немо, — Ведь было сообщение, что Жако передан ДМА.

— Видимо, «Тахрир» думает, что это наша дезинформация, — предположил Ним Гок.

— Нападение на атаурцев будет стоить им аэропорта, — заключил адмирал, — Я думаю, противник будет деморализован, и это станет лучший момент для ответного удара. Товарищ Гок, твое мнение?

Комбриг кивнул в ответ и констатировал:

— Я считаю, наша сухопутная операция теперь понятна.

— Хороший воздух и тишина? — спросил доктор Немо.

— Да, — подтвердил Ройо Исо.

Оже снова кивнул.

Ним Гок взял трубку и сказал в нее два слова: «Buenos Aires».

Хомбре Оже был еще лаконичнее и сказал в свой микрофон одно слово: «Hush».

Провинция Оекуси — эксклав СРТЛ

Младший командир Суок Тсом оказался крепким парнем. Даже когда он лежал без сознания под грудой битого кирпича (остатков стенки, которая его спасла, приглушив удар взрывной волны), его тело все равно пыталось выбраться из-под завала. Очнулся Суок Тсом уже в агро-кооперативном медпункте деревни Фатусуба, когда фельдшер Куэло с двоими волонтерами-ассистентами, стащили с него одежду и начали смывать гарь, пыль и кровь прохладной водой.

— Где я? Где все?

— Ты в госпитале, рядом с фортом, — пояснил один из ассистентов, — вас всех накрыло ракетами. Все, кроме тебя погибли. И трое наших тоже.

— Все погибли? А что со мной?

— Тебя выкопали из-под обломков два инженера с Атауро. Они еще вытащили одного солдата-кхмера, который приехал из макасарского гарнизона, и одну нашу девчонку, которая из милиции. А тебе здорово досталось. Док Куэло лучше объяснит.

— … Но не сейчас, — перебил фельдшер, — Сначала внимательно осмотрим… Проклятая война!.. Парень, если тебе здорово больно, я могу сделать анестезию.

— Подожди! — перебил кхмер, — У меня приказ, я должен его выполнить. Позови сюда коменданта гарнизона, или старшего по армейской группе.

Фельдшер покачал головой.

— Тут есть только наши волонтеры самообороны.

— Тогда позови тех, что с Атауро. Надо выполнить приказ!

— Приказ — приказ, — проворчал Куэло, — Сам едва живой, а все о приказах… Проклятая война!.. Микеле, Хэнк, тут раненый хочет сказать вам что-то важное.

Только сейчас, когда с лица раненого исчез слой пыли, Хэнк узнал старого знакомого.

— Здравствуйте, Тсом. Как вы себя чувствуете?

— Здравствуй, капитан Худ. Я знал, что ты во всем разберешься и будешь с нами.

— Вообще-то я с мистером Микеле с Атауро, — уточнил Хэнк.

— … Слушай, — продолжал кхмер, — Из порта Маквелаб на остров Батек надо доставить орудия и снаряды. Там младший командир Даом Вад. Он все скажет. Дай мне рацию.

— Пожалуйста, — Хэнк протянул ему свой woki-toki, — Вы знакомы с этой моделью?

— Меганезийская, «Fiji Drive», знаю, — сказал Суок Тсом, проворно нажимая значки на сенсорном экране, — Сейчас я передам Даом Ваду…

Младший командир приложил трубку к щеке и быстро заговорил на камбоджийском. Фельдшер Куэло удрученно развел руками и обратился к Микеле.

— Как объяснить этому парню, что с такими травмами нельзя работать. А то он сейчас схватит автомат и побежит в атаку… Не знаю, возможно ли это физически, но…

— Поговори, — перебил кхмер, протягивая трубку Хэнку.

— Гм… — сказал тот, — Ладно… Здравствуйте, Вад. Не знаю, виделись ли мы на «Royal Diamond»… Ах, у вас было задание в другом месте?… Значит, не виделись. Кстати, не надо называть меня «товарищ командир», это не соответствует… Минутку! Нельзя ли подробнее рассказать, в чем ваша проблема? Возможно, тогда я… Наступают с юго-запада?… Так, дайте сообразить. Из Бабау и Баратэ в Наиклиу на побережье, и что…? Черт! Действительно, неприятная ситуация… Так, и что нам для этого требуется…?

Он говорил еще минут десять, потом дал отбой и хотел было что-то спросить у Суок Тсома, но тот уже успел отключиться.

— Спит, — пояснил Куэло, — Нормальная реакция при шоке и черепно-мозговой травме.

— Я рад, что у него нормальная реакция, — пробормотал Хэнк, и повернулся к Микеле Карпини, — Знаешь, у меня проблемы. С запада едет большая толпа исламистов. Если ничего с этим не сделать, то уже ранним утром они окажутся здесь.

— Тогда это не только твоя проблема, — заметил агроинженер.

— В общем, ты прав, но, раз уж меня назначили военным комендантом Маквелаба…

— Ты принял командование портом Маквелаб? — удивленно перебил Микеле.

— Да, а что мне оставалось делать?

— Ничего. Все правильно. Продолжай.

— … Так вот, мне надо усилить артиллерийскую батарею острова Батек, чтобы… Черт! Надо ехать, иначе будет поздно.

— Поехали вместе, — предложил Микеле, — По дороге объяснишь, что к чему.

— ОК! Осталось выяснить, на чем. Наш лимузин…

— Мы отвезем! — раздался голос за спиной, — У нас мини-трактор и прицеп!

— Мы знаем дорогу, а вы в темноте заблудитесь, — добавил второй голос.

— Тут всего десять километров, но дорога немножко кривая, — уточнил третий.

Бывший третий помощник быстро обернулся и окинул взглядом трех парней старшего школьного возраста.

— Holy shit! Дети, вы с ума сошли! Это война, понятно?

— Понятно, капитан Худ, — очень спокойно ответил один из парней, — Это — война, а мы — волонтеры. Меня зовут Сезар, а это — Ришо и Тодо.

Хэнк бросил взгляд на агроинженера и, не увидев возражающих жестов, сказал парню:

— Ладно, Сезар. Поехали. Где там твой Буцефал?

— Буцефал был не у Цезаря, а у Александра Македонского, — поправил Микеле.

— У меня не буцефал, а мини-трактор с прицепом, — напомнил Сезар.

— Это даже лучше, — серьезно сказал ему Хэнк.

* * *

Дорога из Фатусуба в Маквелаб была не кривоватой, а безобразной. Собственно, она вообще была не дорогой, а просто полосой неровно укатанного грунта. Какая бы то ни было подсветка тут отсутствовала, но Сезар вполне уверенно вел трехколесный мини-трактор с двухколесным прицепом, где сидели Хэнк, Микеле, Ришо и Тодо. Прицеп подпрыгивал на ухабах, и попытка Хэнка нарисовать схему ситуации в блокноте, при свете ручки-фонарика, была отброшена в первые пять минут. Пришлось пользоваться словесным изложением тактической обстановки.

— Наш кусок берега, — начал объяснять он, — это 25 миль, не считая изгибов береговой линии. Вот и весь Оекуси. Здесь есть четыре порта. Перечисляю с востока на запад: Сакато, Макасар, Маквелаб, Ситрана. После артобстрела остался, фактически, один Маквелаб, остальные три — в хлам. Маквелаб уцелел потому, что он дальше всего от западно-тиморской территории, а почему его не расстреляли с моря — черт его знает. Наверное, море контролирует атаурский флот. Во всяком случае, штаб комми умно поступил, сделав в Маквелабе резервный парк военной техники.

— У наших договор с вашими про море, — встрял Тодо, — За это мы вам отдали Жако. Хороший островок, кстати. А ваши нашим еще отгрузили оружия, кораблей десять. Только наши еще не успели в нем толком разобраться. Это же не простая шлепка.

Парень похлопал ладонью по своей двустволке, поясняя значение последнего слова.

— Попробуем разобраться на месте, — пробурчал Микеле.

— Ясно, что в своих машинках вы разберетесь, — оптимистично ответил Ришо.

— Так я продолжу? — спросил Хэнк, и продолжил, — Как я понял из объяснений своего нового коллеги, товарища Даом Вада, оборона основной территории СРТЛ в полном порядке. Оборона Оекуси с юга и с востока от нас — тоже организована. Но на западе случился просчет. Война началась раньше, чем думали, и на остров Батек не успели доставить пушки и снаряды из Ситрана. Даом Вад со своими коммандос занял остров слишком поздно — исламисты успели раздолбать порт Ситрана.

— Остров Батек — это что? — спросил агроинженер.

— Это — блин в море, диаметром четыреста метров, примерно в пяти милях от западно-тиморского берега и в шести с половиной от нашего. Этот островок — спорный, но, по факту, он был западно-тиморский, т. е. индонезийский… До сегодняшнего вечера.

— Оттуда что-то хорошо простреливается? — предположил Микеле.

Хэнк энергично кивнул и уточнил:

— Не что-то, а что надо. Северная дорога в Оекуси с западного края Тимора, где базы исламистов, огибает горы и идет по берегу через городок Наиклиу, ровно напротив Батека. Четыре мили дороги и городок, где все транзитные склады — как на ладони.

— Так. Понятно. Нам надо расстрелять все это раньше, чем экспедиционный корпус исламистов там пройдет. Так?

— Верно. А еще лучше — ровно тогда, когда он будет проходить. После Наиклиу, дорога поворачивает от берега на юг, вглубь Тимора, делает большую петлю и, через мост на пограничном каньоне, выходит в наш городок Нитабе. А из Нитабе уже есть дороги и вглубь нашего эксклава, и к нашему берегу. В общем, нельзя, чтобы они прошли.

— Тоже понятно. А какие у нас аргументы?

— Со слов моих новых коллег, — сказал Хэнк, — это минометы полуметрового калибра, установленные на самоходных понтонах. Снаряды — сферические, весом центнер…

— Это пневмо-мортиры, — перебил его Микеле, — обычное гражданское устройство. Я прекрасно знаю, как они работают. Сто раз пользовался.

Капитан Худ фыркнул и недоверчиво выпучил глаза.

— Для чего в агроинженерии двадцатидюймовая пушка?

— Долго перечислять. Из них разбрасывают стимуляторы или наоборот, инсектициды, гербициды, или дефолианты. Из них выстреливают патроны-генераторы пенопласта. Центнер смеси дает поплавок 15 метров в диаметре. Такими штуками обметывают по периметру акваторию с планктонным полем, чтобы сделать плафер. Морскую ферму.

— Весьма познавательно, — сказал Хэнк, — Но у нас там не пена, а фуллернит. Это такая взрывчатка, вроде динамита, только раз в пять хуже… Или лучше… Смотря, с какой стороны ты находишься, когда эта срань взрывается.

— Хорошая, дешевая взрывчатка, — возразил Микеле, — На острове Хендерсон мы этой штукой сделали сеть прудов с пресной водой. Теперь там даже гнездятся фламинго, представляешь? Единственная беда фуллернита — высокая чувствительность, так что, приходилось перевозить его в контейнерах с надувной внутренней стенкой…

— Это очень трогательно, особенно фламинго, — отозвался Хэнк, — Но в Маквелабе две обычные самоходные баржи, доверху груженые этими фуллернитовыми бомбами. И стенки у барж, я полагаю, тоже обычные, железные.

— Хм… Надеюсь, бомбы не просто накидали в грузовые сетки, как арбузы.

— Ты оптимист, Микеле. Лично я опасаюсь, что они загружены именно так.

Микеле Карпини почесал в затылке.

— Joder! Сотовая и сателлитарная связь куда-то исчезли. Хорошо было бы расспросить экспертов про фуллернитовые бомбы, а woki-toki дальше тридцати миль не добивает.

— С сотовой связью понятно, — заметил капитан Худ, — Дюжина ретрансляторов на весь эксклав, рядом с большими поселками. Исламисты сразу расстреляли и то, и другое.

— Логично, — согласился агроинженер, — Тогда судьба сателлитарной связи мне тоже понятна. Кто-то отстрелил в стратосферу сотню тонн экранирующей микро-пыли, и теперь не работают ни сателлофоны, ни спутниковые системы навигации.

— А кто? Наши или исламисты?

— Не знаю. Мне так, с ходу, не понять, кому это выгоднее в военном смысле. В любом случае, когда приедем, надо попробовать восстановить сотовую связь.

— Как? — удивился капитан, — Построить новые вышки-ретрансляторы?

— Вышки — это прошлый век, — ответил Микеле, — Полный отстой, как выражаются мои замечательные дети. Надеюсь, твоим новым коллегам хватило ума купить не только пушки и бомбы, но и обычные комплекты обеспечения армейского корпуса.

На этот раз в затылке почесал капитан Худ.

— Это не мое дело, но ты слишком хорошо для агроинженера разбираешься в войне.

— Не в войне, Хэнк, а в военной технике. И не слишком хорошо, а просто как обычный нормально образованный гражданин. Что тебя удивляет?

— Да так, ничего… — начал капитан, и тут им в глаза ударил ослепительный свет.

— Стоп! Выйти из машины, предъявить бумаги!

— Дурак, блядь, мы капитан-коменданта Худа везем, — спокойно ответил Сезар.

— Сам дурак, — откликнулся хриплый, тоже мальчишеский голос, — На тебе, блядь, не написано, что ты везешь коменданта. А который из вас комендант Худ?

— Это я, — ответил Хэнк, спрыгивая на землю, — Ну, парни, докладывайте, какая у нас обстановка в Маквелабе? Полная жопа, или нет еще?

— Вроде, пока нет, — ответил голос постарше, — Пошли, товарищ Худ, сам увидишь.

Провинция Оекуси — эксклав СРТЛ. Порт Маквелаб

Микеле Карпини на несколько секунд задумался, подбрасывая в руке кусочек мела, а потом, со словами «ну, это тоже может пригодиться», начертил крестик еще на одном пятифутовом контейнере.

— Все, — сказал капитан Худ, — Это — двадцать четвертый и последний. В плоскодонки больше не влезет. Третий ярус там грузить нельзя. Перевернется.

— Ладно, — Карпини вздохнул, — Только возьмем еще вон те два десятифутовых.

— Черт! Микеле! Куда их?

— У нас перед рубками на обоих понтонах как раз есть еще свободное место.

— Там нельзя ставить! Мы загородим обзор снизу!

— Просто будем рулить стоя, вот и все. Тринадцать миль можно обойтись без кресла.

— ОК, — вздохнул капитан, — Но больше не торгуемся.

— Не торгуемся, — Микеле кивнул и поставил крестики на десятифутовых контейнерах.

Хэнк Худ повернулся к безмолвному кхмеру — командиру охраны порта.

— Значит так, коллега Кхеу Саон. Вот этот пятифутовый контейнер грузите на третью плоскодонку, там во втором ярусе есть место. И закрепите, пожалуйста, как можно надежнее. Эти десятифутовые поставьте на пушечных понтонах, перед кабиной. Их привяжите стропами к опорам леера. Потом пусть все отходят от терминала на…

— На пятьсот метров, — подсказал агроинженер.

— Да. На пятьсот метров. Когда мы отойдем на четверть мили, можно возвращаться, а мальчишки пусть садятся в плоскодонки и идут следом за нами, тоже на дистанции четверть мили. Повторите им это, перед тем, как они отойдут от причала. Это — все.

— Да, товарищ Худ, — отозвался кхмер, — Я все запомнил. А кто будет тут за старшего?

— Вы и будете, коллега Кхеу Саон. Если будут какие-то проблемы, то вы свяжетесь по рации со мной или с коллегой Карпини. Теперь — приступайте к догрузке.

Кхмер кивнул и дал знак стоявшим в стороне разнорабочим. Они притушили свои самокрутки, взяли тележки и, не спеша, двинулись к штабелям контейнеров.

— Покурим? — спросил Микеле, хлопнув капитана по плечу.

— Покурим, — согласился тот, — Вдруг, это в последний раз?

— Фи! — возмутился Микеле, — что у тебя за настроение?

— Это я так пошутил. Извини, если не смешно.

Провинция Оекуси — эксклав СРТЛ. Акватория.

В сорока милях севернее Оекуси, на противоположной стороне моря Саву из западной бухты острова Алор, вышел катер класса «Pegasus», и начал разворачиваться в проливе между островами Алор и Пантар. Завершить маневр ему не удалось. Несколько серых теней обрушились на его носовую надстройку и ютовую ракетную установку. Восемь ракет «Гарпун» с двухцентнерными боеголовками, детонировали, с легкостью оторвав корму. Факел из горящих капель мазута взлетел в небо, как огромный фейерверк.

Микеле Карпини, заметив далекую вспышку боковым зрением, глянул через правое плечо, но над морем уже снова стояла тьма. Вторично он обернулся через пять минут, когда до него донесся слабый звук взрыва — и снова не увидел ничего, кроме тьмы. В секторе обзора был только один светящийся предмет — кормовой фонарик на барже, которую тянул за собой самоходный понтон, управляемый Хэнком. В кильватере этой баржи держался Микеле, управлявший таким же самоходным понтоном с такой же баржей на буксирном тросе. На ее корме тоже был фонарик, на него ориентировались Сезар, Ришо и Тодо. Каждый из мальчишек вел рыбацкую моторку-плоскодонку, с двухъярусным штабелем из пятифутовых контейнеров. Моторки здорово оседали на корму, а их слабые движки едва тянули этот груз — но значительная скорость им и не требовалась. Все равно самоходные понтоны с баржами на прицепе не могли идти быстрее четырех узлов. Чтобы пройти «чертову дюжину миль» (как пошутил кэп Худ перед отплытием из Маквелаба) надо было потратить три с лишним часа времени…

Микеле Карпини, 47 лет.

Наверное, есть люди, которым везет. Люди, которым удается прожить долгую и счастливую жизнь, ни разу не попадая в такие ситуации, в которых большая часть их опыта оказывается совершенно непригодной. Я везучий, но не настолько, поэтому периодически (хотя и редко) попадаю. Больше двадцати лет назад, я иммигрировал в совсем молодую и, в общем, нищую страну, где намеревался просто заниматься своей работой без идиотских запретов и ограничений. Начал… Вдруг — раз, и ночной арест. Обвинение в руководстве организованным криминальным формированием. Вот вам и свобода. Правда, меня выпустили в тот же день, но в стране, где судят час и ставят к стенке через пять минут после вынесения приговора, не нужно много времени, чтобы осознать себя потенциальным сырьем для мясорубки.

Мне было чудовищно обидно — несмотря на то, что в моем случае все обошлось. И я поступил так, как поступает любой активный идеалист: начал реставрировать свой основательно подпорченный социальный идеал. Наверное, так делали многие люди, похожие на меня или наоборот, предельно непохожие — потому и добились чего-то, приблизительно того… Кстати, это очень емкая формулировка: «добились чего-то, приблизительно того». В том смысле, что не добились того, чего хотели (идеалы, как известно, недостижимы), но приблизительности хватает, чтобы гордо надувать щеки.

Итак, я занялся реставрацией своего подпорченного социального идеала, и был в этом совершенно не оригинален — ни по целям, ни по методам. Только образование у меня оказалось получше, чем у большинства других реставраторов, и плюс еще знаменитое калабрийское упрямство… Я и оглянуться не успел, как с моей подачи в мясорубку угодили несколько тысяч субъектов. Многие — за дело, остальные — за кампанию. Так всегда бывает, если применяешь «Стандартную Процедуру Реставрации Идеала».

Семья. Она как-то незаметно появилась у меня в процессе применения «Стандартной Процедуры…». Очаровательная, порывистая и непосредственная девчонка — курсант школы военной разведки. INDEMI, или «Gestapo nostra», как выражаются отдельные акулы пера… Сейчас я поражаюсь своей тогдашней близорукости. Мне казалось, что Чубби, начав семейную жизнь, автоматически выпадет из этой военной обоймы. Как нетрудно догадаться, не она выпала, а я впал. А следом, впали наши подросшие дети.

Впрочем, даже если бы я знал все заранее, то, все равно привел бы в свой дом именно Чубби. Даже если бы я знал, что сегодня мне окончательно не повезет (какой-нибудь засранец стрельнет по моему чудному грузу, и я распадусь на фрагменты), то и в этом случае, мое тогдашнее решение осталось бы твердым и неизменным. Я — калабриец, я упрямый и тупой, как стадо носорогов. Как бы то ни было, я много чего успел в этой жизни, хотя… Да, много интересного можно еще сделать, но это зависит не только от меня, а и от того гипотетического засранца, который или стрельнет, или нет. Если я и жалею о чем-то, то только о том, что у девчонок вместо детства получилась какая-то сплошная спецоперация. Сейчас бессмысленно извиняться перед ними за это: они обе выросли такими, какими выросли — красивыми, умными, смелыми, замечательными… Прошлое — прошло, и невозможно себе представить, что они могли бы быть другими.

Так или иначе, все, что я сделал, более-менее закономерно привело меня сюда, на эту идиотскую войну, потому что я интуитивно понимаю: от того, что произойдет здесь, зависит то, выберется ли Чубби из этой непонятной ловушки. Joder! Если бы я знал в общих чертах, что в действительности делается с Тлалоком и как это связано с кучей концентрированного политического дерьма, то мне было бы гораздо проще… Но я ни черта не знаю, и вынужден тыкаться почти наугад. Да, наверное, есть люди, которым везет, они ни разу не попадают в такие ситуации. У них понятная жена, понятные дети, понятные дела. Я им завидую, но нет смысла думать, что получилось бы, если бы мне тоже вот так повезло. Ведь тогда на моем месте сейчас был бы совсем другой человек. Вернее, он был бы у себя на ферме, а не на моем месте. С чего бы везучему человеку оказываться за штурвалом плавучей таратайки, идущей с грузом бомб на прицепе по простреливаемому всякими засранцами ночному морю?

* * *

…Два 40-метровых широко-корпусных десантных катера класса LCUR, шли на юг с острова Пантар. До Макасара им оставалось два часа хода. Они везли батальон, 800 бойцов. Этот батальон, вне сомнения мог бы вытеснить с побережья Оекуси в горы группировку восточных тиморцев, потрепанную артобстрелом… Но этим катерам не суждено было дойти до цели. Бесшумные серые тени, напоминающие крупных чаек, спикировали из ночного неба, и ударили с разных сторон…

Нескольких сверхлегких мин-орнитоптеров (или птеродактилей) было недостаточно, чтобы разрушить бронированное судно водоизмещением 200 тонн, поэтому удары нацеливались в самые уязвимые точки: двигательные агрегаты на корме, и мостики надстройки, где располагались экипажи и узлы управления. Почти все десантники остались невредимы, и даже смогли быстро потушить локальные пожары. Но катера превратились в пассивные груды металлолома, дрейфующие посреди 40-мильного пролива между Пантаром и Тимором. Невеселое положение для пассажиров…

Этот эпизод войны остался незамеченным для Микеле Карпини. Несколько взрывов потерялись в десятках других взрывов от непрекращающейся артиллерийской дуэли между «Тахриром» негласно поддержанным индонезийской группировкой, и силами восточных тиморцев, негласно поддержанными океанийскими волонтерами Атауро.

Чтобы выдержать такой негласный режим, требовалась аккуратность и спокойствие. Полулегальному штабу индонезийской группировки не хватило ни того, ни другого. Чтобы получить плацдарм для атаки на крайнюю восточную тиморскую провинцию Тулуала, штаб отправил десантный контингент с индонезийского островка Кисар на островок Жако, отделенный от Тулуала узким проливом. Попытка тихой высадки не удалась — маленький номинальный атаурский гарнизон (дюжина волонтеров), открыл огонь, и тогда штаб приказал поддержать десант артиллерийским огнем с Кисара.

Начал раскручиваться маховик прямого вооруженного конфликта между «группами поддержки». Атаурские авиа-рэпторы атаковали боевые позиции и инфраструктуру противника на Кисаре, Ветар и еще пяти мелких островка, расположенных восточнее Атауро и севернее Жако. Это происходило в 200 милях к востоку от того места, где находился сейчас Микеле, и не было им замечено, но вот другая атака…

…Где-то далеко на северо-западе вспыхнуло мерцающее желто-оранжевое зарево, похожее на полярное сияние. Сам источник света был на небольшой высоте, и его заслоняла зазубренная линия гор центрального массива. Микеле оценил дистанцию дальномером, встроенным в бинокль, и получилось 65 миль. Это соответствовало действительности. Бесшумные летающие мины добрались до аэропорта Купанга, и поразили переливные узлы огромных емкостей с керосином. Воздушный мост для формирований «Тахрир» и для индонезийской группировки перестал существовать.

Акватория южнее Тимора. «Buenos Aires».

Два обыкновенных на вид малых контейнерных судна типа FerryCat, приняв на борт по дюжине 20-футовых контейнеров, вышли в море из порта Суаи, расположенного на южном берегу СРТЛ, и двинулись дальше на юг. Оказавшись в нейтральных водах, их экипажи, с помощью бортового крана, начали производить с контейнерами операции, которые любой моряк назвал бы идиотскими. Ну, какой нормальный человек будет устанавливать контейнер на ферму надстройки косо, под углом более 30 градусов к горизонту? Ситуация прояснилась, когда торцевые двери контейнеров были сняты и в небо уставились конические головные элементы 300-миллиметровых ракет. Любой военный эксперт узнал бы в таком контейнере пусковой модуль бразильской системы залпового огня «Astros», с дальностью стрельбы 50 миль.

Дальше пошла тяжелая работа. Аккуратно установить контейнер, выверить угол его наклона и ориентацию, выполнить пуск. Отдохнуть полминуты, наблюдая, как яркие факелы движков уменьшаются вдали и исчезают среди звезд в черном небе. Дальше — опять установка, наклон, ориентация, пуск. И полминуты отдыха. Начав эту работу примерно в 10 вечера, бойцы младшего командира Лон Бусана завершили ее около часа ночи. У бортов тонули последние сброшенные в воду контейнеры. Люди буквально валились с ног от усталости, но были счастливы. Они хорошо выполнили задание чрезвычайной важности для победы революции. Лон Бусан отдал приказ: «спустить шлюпки, покинуть суда». Еще полчаса тяжелого труда и вот, паруса подняты, можно отдохнуть, покурить и тихо поболтать со своими товарищами. Два брошенных судна неустановленной принадлежности, медленно и торжественно погрузились на дно на глубине 2000 метров. Кому интересно — пусть попробует поднять. Флаг ему в руки…

Разумеется, все станции слежения зафиксировали пуск 96 ракет из точки в 13 милях южнее Тимора, с апогеем 25 километров, но гуманитарная катастрофа еще не была объявлена, и никто даже пальцем не пошевелил, чтобы выяснить, куда и зачем они полетели, что было в боеголовках и каковы результаты их попадания.

Итак в 10 часов вечера 16 марта. В городке Кефаменано, расположенном прямо на транс-тиморской магистрали восток-запад, в 10 милях к югу от границы провинции Оекусси (выделенной территории СРТЛ), раскинулся лагерь центральной ударной группировки Тахрира с вооружением и боевой техникой. Формировалась автоколонна для движения к границе Оекусси и последующей атаки. В той стороне наблюдалось зарево — там что-то горело после массированного арт-налета ракетами «Кассам». В лагере царила обычная шумная суета, всегда сопутствующая таким массовым войсковым перемещениям.

На серию слабых хлопков в небе никто даже не обратил внимания, а это распались кассетные головные части первого ракетного залпа «Astros» и теперь вниз летело множество самостоятельных 3-фунтовых мин. Послышался нарастающий вой, и тут, конечно, кто-то крикнул «налет» и «воздух». Бойцы, как и положено, шлепнулись на грунт, потом раздались взрывы (почему-то очень слабые). В разных концах лагеря послышались вопли и хрип — кого-то зацепило. Многие бойцы начали кашлять (как показалось в начале — от поднявшейся пыли). Прошло четверть минуты, и несколько человек, хватаясь за горло, забились в судорогах, как при эпилептическом припадке. Количество кашляющих и бьющихся в судорогах, стремительно росло. Никто еще не понимал, что происходит. Облачка тумана над лопнувшими минами невозможно разглядеть в темноте. Санитарные команды не могли понять, куда ранены люди, явно впадающие в кому. На них не было заметно никаких внешних повреждений. В этой обстановке раздалась новая серия хлопков, затем вой и опять серия разрывов мин. И лагерь, и улицы были покрыты кашляющими и корчащимися людьми, а многие уже лежали неподвижно, извернувшись перед смертью каким-то немыслимым образом. Наконец, кому-то пришло в голову объяснение, и раздался вопль «газы!».

За Кефаменано, транс-тиморская магистраль идет на восток, затем изгибается дугой к северу, через городок Атамбуа, выходит к морю в порту Атапупу (в 30-мильной полосе северного берега, отделяющей эксклав Оекусси от основной Ист-Тиморской территории). Далее магистраль пролегает по берегу, через границу, и соединяется с Ист-Тиморской сетью дорог. Ясно, что эта трасса стала главным направлением движения атакующей армии, и ее авангард разместился в Атамбуа и Атапупо. Вторая по значимости Вест-Тиморская магистраль идет на восток по южному берегу, через городки Нунколо и Бесикама. Эти магистрали соединяются на востоке — в Атамбуа, а на западе — в Сое. Западнее Сое, до Купанга идет единственная широкая дорога. Эта простая дорожная география определила и пункты сосредоточения наступающей тахрировской армии, и цели ракетной атаки: Кефаменано, Атамбуа, Атапупу, Нунколо, Бесикама, Сое. Как впоследствии рассчитали эксперты, каждая цель получила примерно по 8 тонн ОВ «Зарин» — простого в производстве, эффективного нервно-паралитического вещества.

Зарин производится с 1939 года в полсотне стран, но никто ни разу не признался, и поэтому, зарин всегда возникает на мировой арене, как бы, из ниоткуда. Тем не менее, известно, что запасы зарина в средней развитой стране 3-го мира составляют 50 — 100 тонн. Из-за невысокой стойкости этого вещества, эти запасы приходится возобновлять каждые 2–3 года, а старые запасы — уничтожать по довольно дорогой технологии. Тот зарин, который был применен в данном случае, судя по химическому анализу, отжил большую часть срока, отведенного ему законами химии, и вооруженные силы некой страны сделали выгодный бизнес, избавившись от него таким вот способом.

Остров Батек. Спорная тиморская территория.

Успешное прибытие к острову Батек получилось для Микеле совершенно не таким знаменательным событием, как он себе представлял. Все было очень по-деловому. Стремительно возникшие из темноты надувные моторки с солдатами — кхмерами. Дисциплинированный и спокойный офицер Даом Вад. Четко понимающий, что и как делать, капитан Хэнк Худ, который сначала поставил к причалу свой мото-понтон с прицепленной баржей, а потом сменил Микеле за штурвалом и проделал такую же операцию со вторым мото-понтоном и прицепом. После этого, Микеле, само собой, оказался центральной фигурой разворачиваемой батареи.

А потом, когда с работами на батарее все стало все более-менее понятно, как-то само собой получилось, что Микеле занялся другими делами, свойственными менеджеру в условиях военного времени.

Восстановление мобильной связи.

Выяснение точек и путей снабжения.

Инвентаризация ресурсов.

Инвентаризация транспорта.

Организация логистики.

Проще всего оказалось наладить связь. Стандартные «Летающие соты» в контейнерах были в полном порядке. Задать на ноутбуке сетку размещения с шагом восемь миль, и включить модули автономного энергоснабжения, а дальше — дроны сами надуются, превратившись в пятиметровые дирижабли, сами уплывут по воздуху на заданные позиции, сами бросят там контрольные якоря, чтобы не сносил ветер, и сами отрапортуют: «Hei foa, если кто-то хочет кому-то позвонить, то мы к вашим услугам».

Скоро капитан Хэнк Худ, носился на добытом где-то катере с подводными крыльями между Батеком, Маквелабом и Ситрана, говоря по двум мобайлам одновременно. Три тиморских юниора — Сезар, Ришо и Тодо — были назначены «группой снабжения» и, с фермерской обстоятельностью, занялись этой работой. Поехал — загрузил — привез — разгрузил. Знакомое, дело — и не важно, делается оно в мирное время или на войне.

Карпини, который вырос в глазах кхмерских бойцов до уровня «главного военспеца округа, товарища инженера Микеле», получил под командование двух ординарцев — мальчишек лет пятнадцати, которых звали Ан и Хин (по крайней мере, их имена, в восприятии Микеле, звучали так, а они отзывались на эти имена в его исполнении).

СРТЛ. Дили. Штаб обороны.

Эффект от применения почти 50 тонн зарина «второй свежести», штаб обороны СРТЛ имел возможность оценить по данным радиоперехвата. На огромном столе, рядом с экраном-картой, валялась куча листочков, с довольно однообразными текстами:

«2-й заместитель командира корпуса Кефаменано-центр. Попали под газовую атаку. Потери — каждый шестой. Половина живых — небоеспособна. Продолжают умирать».

«Комендант Атапупу. При бомбардировке ядохимикатом, сводный отряд потерял примерно треть состава. Много отравленных в разной степени. Пришлите медиков!».

«Командир автоколонны Сое-центр. Нас обстреляли химическими минами. 2/3 моих людей — отравлено, много убитых, не могу наладить управление. С востока через нас бегут бойцы и жители, на трассе затор. Дайте подкрепление и скажите, что делать».

Комбриг Ним Гок пробежал глазами десяток листков и повернулся к доктору Немо.

— Сколько времени местность будет отравлена?

— Вероятно, 2–3 часа. В жарком морском климате это вещество быстро разрушается.

— Три часа слишком долго. Надо атаковать сейчас, иначе мы потеряем инициативу.

— У нас есть противогазы и защитные плащи, — заметил Ройо Исо, — И нашим людям не придется лезть в места максимального заражения, так что, опасность не велика.

— Мои люди не обучены воевать в противогазах и тяжелых плащах, — сказал комбриг.

— Давайте определимся с задачами контратаки, — предложил доктор Немо, — Мы же не собираемся захватить и удержать западно-тиморские территории. Завтра регулярная индонезийская армия вытеснит нас оттуда. У нас есть всего несколько часов, и я бы предложил использовать их для разрушения инфраструктуры противника.

— Это разумно, — согласился Ройо Исо, — Пока корпус противника дезорганизован и отступает, инфраструктура не защищена. Мы можем добиться хорошего результата.

— У меня есть 5 батарей «Urflug» и около полутора тысяч мин, — сказал Ним Гок.

— Я могу взять на себя порт Атапупу и береговой участок магистрали, — добавил Ройо.

— Авиация, — коротко сказал хомбре Оже.

— В каком смысле? — спросил доктор Немо.

— Использовать наши транспортные самолеты и бочки с горючим.

— Да, — согласился комбриг, — Пока у них дезорганизована ПВО…

Ройо Исо протянул руку и постучал пальцем по экрану-карте.

— Есть еще одна мысль. У нас есть атаурские виропланы и та группа пилотов, которая пробовали на них летать, и довольно успешно. Мы можем атаковать врага там, где он точно нас не ждет: на юго-западном краю Тимора, где его базы на берегу Купангского залива и главные транспортные развязки. Это осложнит работу их штаба и, возможно, приостановит наступательные действия северной группировки.

— Но там есть ПВО. Мы можем напрасно потерять пилотов, — заметил Немо.

Звякнул мобайл Ним Гока. Он взял трубку и, видимо услышав что-то крайне важное, жестом призвал всех к тишине.

— Да… Понял тебя, Даом Вад… Хорошо. Не задерживайтесь с этим… Теперь жди, не прерывай связь, сейчас штаб примет решение… — комбриг повернулся к остальным и сообщил, — Капитан Худ и военный инженер Карпини доставили на Батек и привели в боевую готовность крупнокалиберные орудия. Еще, они восстановили сотовую связь вдоль побережья Оекуси. В этих обстоятельствах я согласен с товарищем Исо.

Доктор Немо потер ладонями покрасневшие от табачного дыма глаза и кивнул.

— Да. Это меняет дело. Я тоже согласен.

Хомбре Оже, продолжавший крутить тибетские шарики, кивнул молча, не тратя слов.

Остров Батек. Спорная тиморская территория.

Примерно через час Хэнк Худ, очередной раз вынырнув из темноты, заявил:

— Слушай, Микеле, тут главный кхмер хочет с тобой поговорить.

— Это который?

— Ним Гок, разумеется. У них один главный. Набери его. У Даом Вада есть номер.

— Ясно. Наберу. Кстати, Кхеу Саон еще не звонил?

— Пока нет. Мы же озадачили его этими красными ромбами всего четверть часа назад.

— Четверть часа — это куча времени. Позвони, поторопи его.

— ОК. А что в этих контейнерах с красным ромбом?

— Медицина, — ответил Микеле, — Таблетки, пластыри, инжекторы и всякая техника… Короче, то, что нужно раненым. Надо было сразу подумать об этом, но я как-то не сообразил. Я первый раз на войне, понимаешь?

— Лучше поздно, чем никогда, — отозвался Хэнк, тыкая пальцем в меню мобайла, — Hi, коллега Саон. Вы нашли контейнеры с красным ромбом… Ах уже два? Замечательно! Сейчас я скажу, что с ними делать… Микеле, что с ними делать?

— Пусть грузит на любой транспорт и везет по медпунктам, — ответил агромнженер, — Я надеюсь, у него есть связь со всеми медпунктами в эксклаве?

Капитан Худ почесал щеку, успевшую зарасти щетиной, и покачал головой.

— Не уверен… Алло, Саон, у вас есть связь со всеми медпунктами?… Как, не знаете? О, черт! Микеле, он не знает их мобайл-номеров.

— Ну, что за фигня! — возмутился агроинженер, — Пусть этот парень объявит по местной радио-сети, чтобы все медики отзвонились и сказали, где они находятся, сколько у них пациентов, и что им надо. И пусть оставят телефоны для связи.

— Ясно… Алло, Саон, вы слышали, что сказал коллега Карпини?… Да, и немедленно.

Микеле, тем временем, набрал продиктованный Даом Вадом номер и услышал:

— Это Ним Гок. Что у вас?

— Это Микеле Карпини. Это я хотел спросить, что у вас. Вы просили позвонить…

— Да, товарищ Микеле. Хорошо, что вы наладили связь. Нам надо установить четкую координацию управления огнем. Меня интересует глубина территории, которую мы сможем поразить при максимальной дальности…

— Так, Ним Гок, — сказал Микеле, — Давайте определимся, во что мы будем стрелять, и какого результата хотим добиться. ОК?

— ОК. Мне нравится ваш меганезийский подход. Начнем с главной задачи…

* * *

Трехметровый ствол мортиры качнулся вниз, захватывая шар-снаряд из лотка, потом качнулся вверх и замер на долю секунды. Раздался звонкий, гудящий хлопок, свист, и ствол снова качнулся вниз. Из лотка в него скатился новый снаряд. Вторая мортира повторила те же операции с отставанием на секунду. Первая — вторая, первая — вторая. Движение стволов и хлопки выстрелов, завораживали так же, как качание маятника и тиканье старинных часов. Донесшиеся через две минуты далекий гром взрывов лишь усиливал наваждение. Взрывы тоже звучали равномерно. Секунда — взрыв, секунда — взрыв. Хэнк Худ энергично тряхнул головой.

— Черт! Мне сейчас показалось, что я заснул и вижу идиотский сон.

— Просто мы оба порядком устали, — заметил Микеле Карпини, — Сейчас, когда машина заработала и напрягаться больше не надо, организм включил режим релаксации.

— Ты еще скажи, что сейчас ляжешь спать, — проворчал капитан.

Агроинженер улыбнулся и постучал по экрану одного из трех раскрытых ноутбуков.

— Я бы с удовольствием, но надо еще разобраться с баллистической коррекцией, потом научить этих мальчишек… (он кивнул на двух ординарцев-кхмеров, с любопытством наблюдающих за его действиями)… Самостоятельно управлять системой, а потом я обещал этому парню, Ройо Исо, организовать лазерное целеуказание для его пилотов. Понятия не имею, почему он сам не может этим заняться, но выяснять некогда.

* * *

Пневмо-мортиры продолжали размеренно посылать снаряды в темноту. Левая-правая, левая-правая. Кхмерские бойцы едва успевали укладывать стокилограммовые шары, покрытые пенорезиной, на ленты транспортеров-фидеров. На берегу Тимора, в пяти — шести милях отсюда, темнота уже не была полной. Там разгорались оранжевые точки пожаров, постепенно сливаясь в светящиеся штрихи и мерцающие пятна.

Младший командир Даом Вад подошел к агроинженеру и уселся рядом на корточки.

— Товарищ Микеле, помогите мне определить результаты бомбардировки. Я должен доложить об этом в штаб, а в бинокль виден только дым.

— Слушайте, Вад, я не военный. Вы сказали: надо расстрелять этот участок дороги с движущимся транспортом и окружающими сооружениями — я и расстреливаю. А что конкретно получается, это уж вам виднее. Я могу показать изображение с дрона, а вы сами разберитесь, что оно значит, — Микеле ткнул пальцем в экран, — И вообще, будет лучше, если вы будете самостоятельно управлять огнем. Ваши парни, по-моему, уже поняли, как это делается. Эй, юниоры, я про вас говорю! Вам понятно, как стрелять?

Ан и Хин дружно закивали. Понятнее некуда: Вот карта, вот крестик. Куда поставишь крестик, туда и летит снаряд. Тут и ребенок разберется.

— А как управлять дроном? — спросил Даом Вад.

— Ужас! — Микеле вздохнул, — Чему вас учили в офицерской школе?

— Ничему, — признался младший командир, — Я там не был. Я учился в джунглях.

— В джунглях… — проворчал агроинженер, — Ладно, садитесь ближе, я вам все покажу.

* * *

У Микеле Карпини был неплохой опыт обучения молодых людей интересным играм с авиамоделями. Флер, а позже — Люси, делали первые практические шаги в управлении полетами именно под его руководством. Сейчас первая уже летала вовсю, а вторая… Вторая тоже летала, но он об этом пока не знал (хотя, такие подозрения у него были). Младший командир Даом Вад рос там, где у подростков нет летающих игрушек — и теперь, в некотором смысле, наверстывал упущенное в детстве.

Через полчаса позвонил Ройо Исо и сообщил, что виропланы на подходе к западному району и ждут указания объектов атаки. Второй дрон в автономном режиме кружил на высоте километра над мостом при слиянии двух рек Бесама и Локо в одну широкую Минэ, у поселка Нгилминэ в 35 милях от залива Купанг. Здесь находилась ключевая и самая уязвимая точка транс-тиморской магистрали, в данный момент — плотно забитая людьми и машинами отступающей армии Тахрира… Можно ли уничтожить солидный мост полтораста метров длиной, имея лишь несколько маленьких виропланов с легким вооружением? Разумеется, нет. А можно ли дезорганизовать уже подавленного противника так, чтобы он сам перегрузил мост и вызвал его разрушение?..

Пост на восточном конце моста пропускал машины ровно с такой частотой, которая соответствовала предельной нагрузке на опоры, но на западном конце такого поста, разумеется, не было. Какой смысл? Назад никто и не пытался ехать… До той минуты, пока голова отступающей колонны, переехавшая через мост внезапно не попала под обстрел. Это было полной неожиданностью — никому и в голову не приходило ждать атаки с запада. Люди, ослепленные светом фар своих машин и оглушенные ревом двигателей, не могли оценить характер нападения. Они лишь видели, что в голове колонны что-то горит и взрывается, и что движение застопорилось. Непрерывная канонада с севера и зарево пожаров (работа мортир с Батека) наводили на мысль, что противника из Оекуси перешел в контрнаступление и движется сюда. В этом случае безопаснее всего было отступить обратно, через мост, на восточный берег Минэ…

Водители, понукаемые паническими криками людей, сидящих в кузовах, начали разворачивать свои грузовики, или просто давать задний ход. Прежде, чем старшие командиры успели разобраться в ситуации, машины на мосту двинулись назад, все сильнее уплотняясь, а с запада — стали въезжать на мост совершенно бесконтрольно, практически корпус к корпусу. Мост выдерживал этот вес, пока плотное скопление грузовиков не заняло всю его середину. Только тогда массивные стальные опоры, рассчитанные на полуторакратную перегрузку, начали медленно сминаться. Настил накренился и треснул. Машины полетели вниз, как сброшенные со стола игрушки, а затем, мост завалился вбок и вниз, и стал грудой обломков на дне каньона…

Организованное отступление вооруженной группировки превратилось в паническое бегство. Едва авианалет закончился, часть группировки, оказавшаяся на западной стороне каньона, продолжила движение к заливу Купанг, но уже не как колонна, а как медленно ползущая пробка, в которой все стараются проехать побыстрее, а машины, двигатели которых заглохли, сталкивают с дороги, и бросают на произвол судьбы. Те бойцы, которые остались на восточной стороне, бросая технику, в полной темноте, беспорядочной пешей толпой двинулись к южному берегу по сужающейся до восьми миль полосе между каньонами рек Минэ и Иасау. Им казалось, что это спасение, что кхмеры так далеко не пойдут… Они глубоко заблуждались. Штаб обороны СРТЛ не упустил возможности добить врага. За оставшиеся до рассвета два часа, небольшой мобильный отряд, высадившись с трех летающих лодок в той части побережья, куда устремились бегущие, провел встречное прочесывание местности на несколько миль вглубь Тимора. Пленных они, разумеется, не брали. На рассвете, выполняя директиву штаба, все отряды и все авиа-звенья вернулись на свою территорию, а все батареи прекратили огонь. После десяти часов непрерывной канонады, на острове наступила тишина, нарушаемая лишь треском пламени разгорающихся все сильнее пожаров….

* * *

Батарея на острове Батек прекратила огонь значительно раньше — просто потому, что стрелять было больше не во что. Весь прибрежный участок дороги, четыре городка, вытянувшиеся вдоль нее, и поселки на две мили от моря, были стерты с лица земли.

По приказу Даом Вада, плавучая батарея была замаскирована в узкой (полста метров шириной) протоке между юго-западным берегом островка и короткой полосой рифов. Сверху могло показаться, что здесь стоят брошенные рыбацкие плоскодонки и свалена куча строительного мусора, а с моря эта протока вообще не просматривалась.

В центре островка, на бывшем индонезийском опорном пункте (два фанерных сарая, склад-ангар и кухонный навес) нашлось какое-то количество продуктов и цистерна с пресной водой. Кухонный инвентарь уцелел — вчерашний короткий бой при захвате островка кхмерами обошелся почти без стрельбы: индонезийское подразделение, не ожидавшее атаки, погибло тихо… Даом Вад разрешил бойцам разжечь найденный примус, вскипятить воду и заварить чай. Когда это было сделано, он, в знак уважения, лично притащил «товарищу военспецу-инженеру» кружку чая и армейские галеты.

— Спасибо Вад. Это очень кстати, — Микеле покрутил в руке металлическую кружку и прочел вслух надпись, нацарапанную на ее боку: «Bendaku Bintangi Pasarpan».

— Что это значит? — спросил кхмер.

— Это значит: кружка принадлежала парню по имени Бинтанги Пасарпан. Бинтанги на бахаса — звездочка, — Микеле сделал глоток, и продолжал, — … Если подробнее, то лет двадцать назад родился мальчик, и мама с папой выбрали ему красивая имя. Пели ему колыбельные. Дарили игрушки. Радовались его первым словам и первым шагам. Они думали: он вырастет, познакомится с красивой девушкой, у них будет дом, семья. Не исключено, что он с этой девушкой уже успел познакомиться, до того, как попал сюда. Здесь были армейцы или «Тахрир»?

— Были в индонезийской форме, — ответил Даом Вад.

— Значит, Бинтанги пошел в армию, — заключил Микеле, — Через несколько дней, его родным придет бумажка: Так и так, пропал без вести в ходе боевых действий. Они, наверное, будут еще долго надеяться, что мальчик найдется. Так иногда бывает…

— К чему ты это говоришь, товарищ Микеле? — спросил Даом Вад.

Агроинженер пожал плечами, откусил кусок галеты и запил чаем.

— Просто задумался о жизни. В моем возрасте это нормально… Куда вы их…?

Младший командир молча показал рукой в сторону моря.

Микеле посмотрел туда и кивнул.

— Понятно… Значит, так и будет пропавшим без вести. Мальчик по имени Звездочка.

— Это война, — нерешительно заметил кхмер, — Так было надо.

— Это очень хуево, что так было надо, — ответил Микеле, и бросил взгляд на северный берег Тимора, затянутый шлейфами черно-коричневого дыма, — Натворили мы с тобой дел, Даом Вад. У людей были дома, это строилось много лет, даже много поколений…

— Вот победит социализм, и все будет построено лучше, чем было, — уверенно возразил младший командир, — И жить люди будут счастливее, в новых домах.

— У тебя есть семья? — спросил Микеле.

— Откуда? — искренне удивился Даом Вад.

— Гм… А сколько тебе лет?

— Наверное, больше двадцати.

— А тем мальчишкам? — Микеле кивнул в сторону Ана и Хина, которые хлебали чай, не отрываясь от ноутбуков, связанных со спай-дронами. Вообще-то юниоры выполняли разведывательное патрулирование акватории, но сейчас было видно, что они просто в восторге от игры с управляемыми самолетиками.

— Наверное, меньше двадцати, — ответил кхмер.

— Я и сам вижу, что меньше, — проворчал агроинженер, — А как они будут жить после войны? И как ты сам будешь жить? Ты думал об этом?

Даом Вад отрицательно покачал головой.

— Не думал. При социализме все будет понятно. А если нет, то командир объяснит.

Микеле прожевал галету и сделал еще пару глотков чая.

— Наверное, я некорректно поставил вопрос. Лучше так. Эта война кончилась, а новой войны в обозримом будущем не предвидится. Ты в резерве. Твои действия?

— Отдыхаю, подгоняю снаряжение и устраняю неисправности, проверяю, чтобы мои бойцы тоже это сделали, контролирую, чтобы у них была еда и место для сна, пополняю ресурсы боеприпасов и материалов. Жду приказов командира.

— Гм… Похоже, я опять не так поставил вопрос.

Карпини задумался над формулировкой, и в это время Хин крикнул:

— Тревога! Индонезийский флот!

— Где? — спросил Даом Вад, мгновенно оказываясь рядом с операторами спай-дронов.

— Вот! Вот! — мальчишки тыкали пальцами в экраны, не очень представляя себе, как соотнести наблюдаемые боевые корабли с географическими правилами.

— Дайте-ка мне… — вмешался Микеле.

Через полминуты диспозиция стала предельно понятной. Эскадра, состоящая из двух крупных военных кораблей и двух поменьше, на полпути от Флореса к Тимору, шла курсом юго-восток. До берегов эксклава Оекуси ей оставалось чуть более полста миль. Спорный островок Батек, лежащий в пяти милях от берега, находился у нее на пути.

— Наше преимущество это закрытая позиция и орудия, приспособленные чтобы вести высокий навесной огонь, — произнес Даом Вад, — Мы подпустим их на 8 миль.

— Если они подойдут ближе, чем на 10 миль, — спокойно сказал Карпини, — то от нас останется только фарш, — Вообще-то, они могут достать нас ракетами даже со своей теперешней позиции. Поэтому, я не думаю, что нам сейчас надо суетиться.

— Лучше умереть сражаясь! — возразил Даом Вад.

— Лучше жить, — отрезал агроинженер, вынимая мобайл из кармана.

— Что ты хочешь делать? — подозрительно спросил младший командир.

— Проверить, достаточно ли внимательна фронтовая разведка на Атауро… — пояснил Микеле и сказал в трубку, — …Aloha foa, вы видите эскадру, четыре штуки, на восемь-девятнадцать, сто двадцать шесть — два?… Почему спрашиваю? Ну, понимаете, я на Батеке, и эти штуки идут ровно в мою сторону… Я не беспокоюсь, просто спросил… Какие-то меры принимать надо?… Ну, конечно, посмотрим… Aita pe-a, maeva po-a.

Он убрал трубку обратно в карман и закурил сигарету.

— Что ты узнал, товарищ Микеле? — нетерпеливо спросил Даом Вад.

— Ничего нового, Вад. Разве что, направление, в котором интересно смотреть.

— Какое направление?

— Восток — северо-восток. Собственно, я так и думал.

— Я ничего не понимаю, — признался младший командир.

— Я сейчас объясню, — сказал Микеле, — Пока вооруженный контингент Индонезии, в основном, соблюдал нейтралитет… Скажем так, с незначительными отклонениями… Другие крупные контингенты тоже не особо вмешивались, чтобы не обострять. Но открытое выдвижение группы из вертолетного авианосца, эсминца и пары ракетных катеров, это уже совсем другое дело, и все, кто стоял на низком старте…

Акватория севернее Тимора.

Садай Илимгау, первый помощник капитана индонезийского вертолетоносца «Бекан», искренне уважал своего шефа, капитана Ахмата Байонга. Садай попал на серьезный боевой корабль недавно, и был слишком неопытным для должности второго лица на мостике. Только благодаря разумному и неизменно спокойному стилю руководства каперанга Байонга, молодой кавторанг Илимгау смог всего за месяц подтянуться до должного уровня, и в ходе операции в Брунее, уже выглядел достойно. Молодого Кавторанга часто коробил демонстративный цинизм шефа, но он все равно старался находиться по возможности рядом с Байонгом и набираться опыта. Вот и теперь шеф, обозрев в бинокль виднеющийся в четверть-ста милях прямо по курсу островок Батек, отпустил предельно-циничное замечание о контр-адмирале Менанге, который сейчас находился на флагмане эскадры — эсминце «Керадж».

— Есть люди, — сказал Ахмат Байонг, — которых назначают командирами за ум, а есть — которых назначают за глупость. Это диалектика. Ее придумали древние греки.

— Ахмат-тван, а что он делает неправильно?

— Все, — лаконично ответил каперанг.

— А что бы вы делали на месте Менанга? — осторожно спросил Садай.

Байонг в показном ужасе выпучил глаза.

— Сохрани Аллах от того, чтобы попасть на такое место. Оно для тех дураков, которые получают дурацкие приказы и по-дурацки их выполняют, а потом у других, самых главных дураков, есть, на кого свалить свою дурь.

— Дурацкий приказ? — переспросил кавторанг.

— Конечно, дурацкий. Если требовалось раздолбать восточных тиморцев, то надо было подойти в середине ночи, врезать по ним ракетами с полста миль, потом дочистить с вертолетов и из арт-установок, высадить десант, а дальше дипломаты бы как-нибудь отмазались. А вот хрен. Нас отправляют в светлое время суток, и приказывают сперва оценить обстановку, а потом взять под защиту наши территории на Тиморе. Причем спорные территории, такие, как Оекуси и Батек, в этом приказе считаются нашими. Полный кретинизм! Воевать и трахаться, надо или по-настоящему, или никак. А если путать секс с онанизмом, а войну с адвокатурой, то обязательно получишь по яйцам.

— Но мы же не хотим развязать большую войну, — возразил Садай.

— Если не хотим, так не хрен средь бела дня тащить эскадру к спорным территориям.

— Но Ахмет-тван, не отдавать же их просто так!

— Лучше отдать просто так, чем отдать, получив по яйцам, — отрезал Байонг.

— От кого? — удивился кавторанг, — Что могут красные кхмеры против нашей эскадры?

Командир авианосца громко фыркнул.

— При чем тут красные кхмеры? Они вообще пешки, как и наши сраные борцы за веру. Дело не в них, а в том, у кого первого сдадут нервы. И у наших очкастых умников в Джакарте нервы оказались хлипкие. Поэтому мы получили дурацкий приказ, поэтому эскадрой командует Менанг, и поэтому мы сейчас окажемся в глубокой заднице.

— Ахмет-тван, я, конечно, не одобряю методы «Тахрира», но парламентская фракция «Справедливость», которая их поддерживает… Я не знаю точно, как это говорится на политическом языке, но, в общем, они по-своему болеют за нацию…

— Это нация болеет ими, — оборвал каперанг, — Они холера. Это из-за них мы просрали восточный Тимор, просрали Ириан, просрали Роти, а сейчас просрем что-нибудь еще. Запомни, Садай: времена, когда войну выигрывал тот, кто собрал самую большую толпу мудаков, кричащих «Кто-то-там акбар!», давно прошли. Кого-то там, наверху, задолбали эти крики. Он и так знает, что он великий, а эти болваны, которые кричат под руку, его нервируют. Общаться с богом — если, конечно, ты в него веришь, следует в семейном кругу, а не на площади, не в парламенте, и тем более, не на войне.

— А мне казалось… — начал кавторанг Илимгау, но договорить не успел.

На поверхности моря вдруг возник (или выскочил, или надулся) красно-белый шар диаметром в рост человека, и из мощного динамика заскрипел механический голос.

«Внимание! Вы приблизились к границе акватории Восточно-Тиморского Союза, закрытой из-за боевых действий. Предлагаем вам немедленно изменить курс. Мы не хотим применять силу, и надеемся, что вы добровольно последуете нашему совету».

Робот сделал паузу и начал повторять текст еще раз, но с эсминца раздалась очередь автоматической пушки, и шар лопнул, разбросав по волнам лоскутки оболочки.

— Теперь Менанг-тван довыебывался, — прокомментировал Ахмет, и поднес к глазам бинокль, осматривая акваторию против часовой стрелки — с юга к востоку.

— Подумаешь, расстреляли буй с голосовым роботом, — возразил Садай.

— Возьми бинокль, и посмотри вон туда, — ответил каперанг, махнув рукой на восток.

Впрочем, кое-что было видно уже и без бинокля. По всей двадцатимильной ширине пролива между Алором и Тимором, с поверхности моря поднималось что-то вроде множества капель сюрреалистического косого дождя, который решил вдруг идти не сверху вниз, как полагается по закону гравитации, а наоборот снизу вверх. В бинокль можно было рассмотреть, что на самом деле, он состоит не из капель, а из достаточно крупных твердых предметов с четкой геометрической формой. Они взлетали с моря широкими шеренгами, с просветами и интервалами метров двести.

— Что это за дьявольщина? — тихо спросил кавторанг.

— Дроны, — спокойно ответил Байонг, — Те, которых большинство, они в форме «H», это бомберы. Те, что в форме «V» — штурмовики, они подавят ПВО. А похожие на ромбы — истребители. Они на случай, если наш великий флотоводец сдуру прикажет поднять в воздух вертолеты. Хотя, наверное, он уже сидит в гальюне со спущенными штанами.

Пока капитан «Бекана» произносил этот монолог, волны дронов уже закрыли почти половину неба. Легкие машины шли на малой высоте. Снизу их силуэты выглядели сеткой с регулярными ячейками. Передний этой сетки был почти над эскадрой, а на востоке, дроны продолжали взлетать с поверхности моря.

— Н-н-надо вызвать истребительную авиацию с Флореса, — выдавил из себя Садай.

Ахмат Байонг отрицательно покачал головой.

— Что тут может сделать десяток — другой обычных истребителей? Разве что, красиво погибнуть за… Ну, за какую-нибудь красивую херню… Посчитай приблизительно, сколько этих дронов. Простая арифметическая задача. Длина и ширина, интервалы и просветы. Кстати, это полезное упражнение на выдержку.

Кавторанг отчаянным усилием воли подавил ужас, поднимавшийся из самых глубин подсознания от вида такого чудовищного числа боевых машин и от их равномерного слаженного жужжания, сливавшегося в звонкий гул, идущий, казалось, со всех сторон одновременно. Двадцать миль — ширина… А длина? Тридцать? Больше? Пусть будет тридцать. Интервалы и просветы около кабельтова. Это получается… Получается…

— Шестьдесят тысяч? — прошептал он.

— Около того, — согласился Ахмат, — А сейчас еще одно упражнение: попробовать не обосраться. Я на 99 процентов уверен: эти дроны, пока, просто акт устрашения.

* * *

Пять (всего пять!) дронов-бомберов качнули крыльями и упали в пике. От их сине-зеленых брюшек отделились овальные предметы и по длинным красивым параболам полетели вниз, издавая оглушительный вой. Несколько секунд, и в четверти мили по курсу эскадры взметнулись пять титанических гейзеров, а по ушам будто пришелся механический удар. Это был фронт взрывной волны — его прикосновение ненадолго погружает человека в полную глухоту. Буруны, разбежавшиеся от точек взрывов, не особенно сильно, но ощутимо качнули корабли с носа на корму и обратно.

Дроны, тем временем, начали выполнять впечатляющий маневр. Их сетка, как бы, разделилась, и теперь закручивалась над эскадрой в две огромные, воронки, миль по десять радиусом. Казалось, небо сошло с ума и вращается в двух противоположных направлениях одновременно. При взгляде на это, начинала кружиться голова…

Послышался требовательный писк телефона-рации. Ахмет спокойно взял трубку.

— Капитан первого ранга Байонг слушает! Да, господин контр-адмирал… Слушаюсь, господин контр адмирал… Так точно, задача ясна. Разрешите выполнять?..

— Он приказывает идти в атаку? — с плохо скрываемым ужасом спросил Садай.

— Что ты, парень? Конечно, нет! Он драпает, а нам приказывает занять позицию и обеспечивать национальные интересы Индонезии.

— Нам одним?

— Ну, почему одним? У нас экипаж, и неплохой, как ты мог заметить… — Байонг снял трубку внутреннего телефона и приказал, — Машина стоп, рули направо три румба.

— Что я должен делать? — спросил кавторанг.

— Спокойно приходить в себя. Ты хорошо держался, парень, но пока с тебя хватит. Я приказываю тебе выпить кофе и найти в Интернете три самых дурацких анекдота.

— Э… Это серьезно?

— Более чем. Приходить в себя — это часть нашей работы. Жду через час с рапортом.

— Э… о чем.

— Об анекдотах, не о кофе же! — и Байонг ободряюще хлопнул помощника по плечу.

Флагман эскадры — эсминец «Керадж», вместе с ракетными катерами «Гажах» и «Синган», развернулся и лег на обратный курс к Флоресу. Вертолетный авианосец «Бекан» оставался в зоне конфликта один на один с вероятным противником.

70

Дата/Время: 17.03.24 года Хартии. Утро.

Место: Тинтунг, Лантон-сити

Причалы гидроавиапорта у площади Ганди.

При расставании, лейтенант Майо Теллем затискал обоих Батчеров чуть ли не до перелома ребер, взял с них сто одно обещание, что, оказавшись по любому поводу на Самоа, они заглянут в гости (независимо от того, будет дома сам Майо, или нет).

— Моя семья, — сказал он, — это такие классные парни и девчонки… Короче, это долго объяснять. Лучше увидеть. Мы вам такое устроим, чего в даже в кино не бывает. Вы, главное, прилетайте. Все мои уже сегодня будут в курсе! Отвечаю!

Еще раз обнявшись с Пумой и Роном, преторианец спринтерским рывком пересек площадь, мгновенно поймал какого-то мото-рикшу, и укатил в сторону центра.

— Уф! — сказала Пума, — Все люди произошли от обезьян, а этот от белых медведей. Помнишь, Тигра, какого медведя мы видели на Баффиновой Земле?

— Еще бы! Я так перепугался, что чуть его не пристрелил, а ты закричала: «Тигра, не трогай его, он хороший». И чем он тебе так понравился?

— Ну, он такой большой и пушистый. Майо, конечно, поменьше, но тоже хороший.

В десяти шагах от них из открытого окна одного из типичных лантонских смарт-каров (очень короткого, относительно высокого и невероятно верткого) внезапно раздалась родная мелодия «The battle of Peleliu». Рон и Пума синхронно обернулись, и…

— Как вы смотрите на чашку какао вон в том плавучем кафе? — спросил персонаж лет семидесяти, невысокий, худощавый, похожий то ли на маори, то ли на мексиканца.

— Iaora oe, — отозвался Рон, — Если моя vahine решит, что это сообразно…

— Ну, да, — сказала Пума, с нескрываемым интересом разглядывая собеседника.

* * *

Взяв по полулитровой кружке какао с высокой фигурной шапкой мороженого, они устроились за ярко-сиреневым круглым пластиковым столиком в дальнем от берега уголке плавучего кафе, оборудованного на блоке из дюжины газобетонных понтонов. Жерар Лаполо задумчиво посмотрел куда-то в сторону центра лагуны и произнес.

— Разумеется, вас обоих ни капли не интересует, с какой целью я вас пригласил.

— Совершенно верно, — Рон кивнул, — Какая нам разница?

— Значит, называть цель встречи бесполезно? — спросил Жерар.

— Да, — лаконично ответил экс-коммандос.

— Мы же не дураки, чтобы вам поверить, — с циничной прямотой добавила Пума, и по-кошачьи слизнула языком верхушку мороженого.

Новоиспеченный шеф INDEMI добродушно улыбнулся.

— Итак, вы приняли мое приглашение просто, чтобы посмотреть на меня вблизи?

— Ага, — Пума кивнула, — Про вас рассказывают столько историй. Типа, как про Лох-Несское чудовище, которое живет в Шотландии, если его только не выдумали.

— Как видишь, девочка, меня не выдумали, — весело сказал он.

— Вижу, — подтвердила она.

— … А карманные пулеметы вы взяли на случай, если я опасный хищник?

— Нет, — ответил Рон, — Просто решили, что не следует их оставлять во флайке.

— Почем вы их сейчас продаете? — спросил Жерар.

— Это зависит от комплектации и от объема поставки. Для новых, экспериментальных типов бытовой техники, в т. ч. стрелкового оружия, ценовая политика «Taveri-Futuna» предусматривает значительные скидки даже на небольшие партии. Если вы возьмете полста единиц для военно-спортивного клуба на Такуме, то я предложу вам вариант, согласованный с нашей дирекцией: «два по цене одного». В сумме это составит…

— Вы всем клубам предлагаете такие ломовые скидки? — перебил шеф INDEMI.

Рон Батчер изобразил руками жест циркового артиста, сделавшего удачный фокус.

— Нет, это специальное предложение для молодежного клуба, организованного лично вами. Ваш выбор оружия это хорошая реклама для фирмы-производителя.

— Сообразительный мальчик, — одобрительно произнес Лаполо, — Узнать об этом клубе было несложно, но предвидеть нашу сегодняшнюю встречу… Как получилось, что ты ушел в отставку сержантом коммандос? Это прикрытие или кадровый идиотизм?

— Вас интересует сама отставка, или мое звание на момент отставки, или причина, по которой я работал в INDEMI именно в качестве коммандос? — спросил Рон.

— Действительно, сообразительный мальчик… Ты уже думал о собственном бизнесе?

— Да, но только в перспективе. Дирекция «Taveri» обычно предлагает специалистам создание партнерства-сателлита через 5 лет работы. Это открытая кадровая политика фирмы. На мой взгляд, срок определен разумно. Мы с Пумой работаем там 3 года.

Жерар Лаполо отхлебнул растаявшего мороженого с поверхности какао.

— Значит, можно сказать, что вы вообще не хотите расставаться с этой фирмой. Ведь партнерство-сателлит это, фактически, часть структуры. Автономный отдел.

— Достаточно автономный, чтобы нас это устраивало, — уточнил Рон.

— Но основное направление вашей работы при этом сохранится. Я прав?

— Сохранится. Какой смысл нам его менять?

— Верно. Никакого. Я рассчитываю, что клуб на Такуме станет вашим постоянным клиентом… — Жерар повернулся к Пуме, — …Я смотрел, как ты обращалась с моим мальчишкой на любительских стрельбах на Ихопуаа. Его зовут Утето, и он у меня, наверное, самый шустрый из всех.

Пума утвердительно кивнула.

— Лейтенант Теллем его узнал. Этот мальчишка — сын Хани Хироа, ага?

— Да. Он больше похож на нее, чем на меня. Настоящий утафоа. Что скажешь о нем?

— Классный! — коротко и емко ответила Пума.

— Немного завидуешь, а? — проворчал Жерар, — Ничего, твои тоже будут шустрые, не сомневайся. Что тебе говорит медицина?

— Говорит, что динамика ОК, но еще года полтора лучше бы подождать.

— Медицину надо слушаться, — авторитетно заметил он, — Ты еще очень молодая, зачем тебе торопиться и рисковать попусту? Тем более, ты ведь хочешь по-элаусестерски…

Для иллюстрации последней фразы, Лаполо поднял правый кулак, и отогнул вверх сначала три пальца, а потом, как бы немного сомневаясь, отогнул и четвертый.

— По ходу, так, — подтвердила Пума и улыбнулась.

— Моя vahine немного экстремистка, — сообщил Рон.

— Я женщина, мне лучше знать, да!

— Женщины, они такие, они все лучше знают, — шеф INDEMI улыбнулся, став вдруг похожим на обыкновенного деревенского дедушку, — Мужчина даже и оглянуться не успеет, а в доме уже полно мелких. Только успевай их всех кормить, выгуливать и укладывать спать. А тут как раз придет время заняться своим бизнесом. Сложно…

Экс-коммандос закурил сигарету и, после паузы, спокойно сообщил:

— Нам приходилось решать значительно более сложные задачи. Эта, по крайней мере, приятная, чего не скажешь о тех, которыми иногда приходилось заниматься в армии.

— Да, разумеется, — Лаполо кивнул, — Можно, например, договориться с твоей старшей кузиной и ее faakane, и подбросить мелких на их ферму на Бабелтаоп-Палау. Всего 30 миль к северо-востоку от Пелелиу, и твоя кузина будет даже рада. У нее трое своих киндеров. Где трое, там и семеро. С другой стороны, вы поможете ферме деньгами, и будете прилетать пару раз в неделю. Неплохой вариант… Но оптимальный ли?

— Есть лучше? — спросил Рон.

— По-моему, есть. Нерегулярные стартовые проблемы бизнеса обычно приходятся на первый год. Дальше уже легче. Через два года, это налаженная система, и свое время можно планировать так, чтобы хватало и на семью, и на бизнес, и на хобби. Если вы стартуете сейчас, то через два года все будет иначе. Конечно, полностью исключать кузину Рона не получится, да и незачем. Все иногда подбрасывают детей родичам на ферму. Но это не окажется постоянной необходимостью, вот в чем разница.

Произнеся этот спич, шеф INDEMI сделал большой глоток какао и перевел взгляд на центр лагуны, как будто реакция собеседников не особенно его интересовала.

— Аргументация кажется основательной, — спокойно ответил Рон, — Но, в реальности, ситуация иная. Если мы начнем собственный бизнес прямо сейчас, то нам придется рассчитывать только на себя, и все делать с нуля. А если мы планово выделимся из головной фирмы через два года, то будем иметь на старте уже работающую бизнес-единицу, с которой гораздо меньше нерегулярных проблем.

— А если вы получите работающую бизнес-единицу прямо сейчас? — спросил Жерар.

— Исключено, — ответил экс-коммандос, — У «Taveri-Futuna» четкая политика. Если специалист уходит в свой бизнес не тогда и не так, как оговорено с дирекцией, то это только его проблемы. Базовая фирма не будет участвовать в его бизнесе и не даст ему забрать с собой готовую функционирующую структуру отдела. Это вполне логично.

— Бывают специальные ситуации, — возразил Лаполо, — когда базовой фирме выгодно создать партнерство-сателлит с конкретной тематикой и конкретным лидером.

— Бывают, — согласился Рон, — И тогда сотрудник, которому предлагается роль лидера, узнает об этом от представителя коллегии директоров или от директора филиала.

— А ты позвони сейчас в Ореор, директору своего филиала, — предложил Лаполо.

— Зачем я буду сейчас звонить Фонси?

— Например, чтобы просто сказать «привет, как дела», или что-то в этом роде. У вас достаточно неформальные отношения, так что это его совершенно не удивит.

3. Рулетка и баллистика

70

Дата/Время: 17.03.24 года Хартии. Утро.

Меганезия. Остров Ротума

Хаген спал без задних ног. Люси тихонько приподняла голову с его груди и очень аккуратно переместила его руку со своей спины на лежбище. Очень не хотелось его будить. Она взяла с тумбочки свой браслет с мобайлом и, ступая кончиками пальцев босых ног, бесшумно спустилась по лестнице с крыши на площадку над восточным обрывистым берегом. Только после этого, она набрала номер. На этот раз, вместо вчерашнего голоса коммуникационного робота «аппарат абонента вне зоны действия сети», в трубке раздался нормальный гудок… Еще гудок… Есть!

— Aloha. Инженер Карпини слушает…

— Папа! Привет! Ты как там? Мы здорово волновались. Прикинь: с Тимором не было вообще никакой связи. Ни сотовый, ни спутниковый каналы не работали!

— Да, детка, я в курсе. Я как раз помогал с восстановлением сотовой связи, ну и еще всякое, по мелочи. Тут немножко война, и соответствующие проблемы…

— Да, мы знаем, мы смотрим по TV. Папа, ты там осторожнее, ладно? В тиморской акватории просто какой-то кошмар! Ты там в каком месте?

— Я на Батеке. Это такой маленький островок…

— О, Мауи и Пеле! — перебила она, — Ты что, папа! Там же очень опасно!!!

— Детка, — мягко сказал он, — Когда я ехал на Батек, была другая ситуация, а сейчас тут спокойно. Индонезийский авианосец стоит в 15 милях от Батека, между ним и нами — папуасская летающая канонерка, а в 20 милях к юго-востоку — наш фрегат. Ты умная девочка, и понимаешь, что при таком раскладе никто ни в кого стрелять не будет.

— Да, — согласилась она, после некоторой паузы, — Если так, то вроде ничего. Но ты все равно осторожнее, ладно? А то вдруг какой-нибудь идиот… Лучше уезжай на Атауро.

— Согласись, детка, мне здесь виднее. Лучше скажи, какие новости про маму.

— Мы с ней встретились! — радостно объявила Люси, — Нас не хотели пускать, но мы с Хагеном их так построили! Жалко, ты не видел.

— С Хагеном? — удивленно переспросил он.

— Ну, да. Мы решили, что Флер с Ежиком подежурят дома, а мы слетаем в Хониару. Короче, прикинь, Хаген маме даже немножко понравился. Про тебя мы, конечно, не сказали, что ты на Тиморе. Сказали: полетел в Лантон, разбираться. Правильно?

— Да. Вы молодцы.

— Ага! Вот! Жалко, нам было толком не поговорить. Судья, зараза, приказала, чтобы преторианцы торчали рядом, пока мы с мамой общаемся. Типа, в Хартии не сказано, чтобы разрешали видеться с родичами обязательно с глазу на глаз. Ну, блин…

— Рассказывай: как она? — перебил Микеле.

— Если честно, то херово, — со вздохом, ответила Люси, — Нервничает и очень без тебя скучает. Прикинь, па, она тебе написала письмо, прямо там. Есть требование, чтобы никаких вариантов на шифровку, поэтому…

— Детка, я это знаю. Скажи: что в письме?

— Там только: «Я люблю тебя». И так на целый лист. Раз двадцать, наверное. Ну, ты приедешь домой, я тебе его отдам, и сам увидишь. Она ничего не рассказывала, а все время спрашивала. Про тебя. Про Флер и Ежика. Про нас с Хагеном. Говорила, что мечтает, как вернется домой и займется фермой. Типа, там надо навести красоту, ну, всякое такое. Про дерево спрашивала, которое с цветами, рядом с домом. Я сказала: нормально, цветет, что ему сделается. Она так обрадовалась… Потом нас, все-таки, выперли. Но мы застолбили тему, что ты приедешь. Так что тебе уже не надо будет собачиться с охраной. Судья сказала, типа: пусть сен Карпини мне позвонит на счет времени, и никаких проблем. Только все это тоже будет при преторианцах.

— Вы с Хагеном действительно молодцы, — сказал Микеле, — А она там питается?

— Ага. Там кормят по реальной армейской норме.

— Детка, я понимаю, что там кормят. Я спрашиваю: она кушает или…

— А-а, я врубилась. Ну, на вид так… Без аппетита.

— Ладно. Приеду к ней, и разберусь… Слушай, детка, ко мне тут приехал один парень. Давай, я тебе перезвоню попозже.

— Уфти? — спросила Люси.

— Нет, Ним Гок.

— Кто???

— Ним Гок, — повторил Микеле, — Все, я тебя целую, обнимаю, перезвоню.

Люси немного повертела в руке трубку и убрала ее в браслет и задумалась, прикусив указательный палец правой руки (что означала напряженную работу мысли). Ладонь Хагена мягко легла ей на плечо.

— Могла бы и разбудить меня. А то я просыпаюсь — ты пропала.

— Но ты так классно спал!

— Как кенгуренок в сумке, — подтвердил он, — А ты что, дозвонилась до дяди Микки?

— Ну! Прикинь: он на Батеке. Помнишь, ночью мы последний раз смотрели TV…?

— Да, помню… Там было про бои вокруг Батека… А что он там делает?

— Я не поняла. Слушай, Хаг, давай посмотрим, что там, а то я дергаюсь.

— Спокойно. Сейчас мы все выясним. Беги умываться, а я сейчас настрою несколько каналов, а заодно поставлю какао и вообще соображу, что у нас с завтраком.

Atauro-Diz (DMA-Inform):

В течение сегодняшней ночи продолжались интенсивные боевые действия по всей терракватории Тимора. Волонтерам Атауро пришлось применить вооруженную силу против бандформирования «Тахрир». Уничтожены мобильные береговые и плавучие батареи противника на архипелаге Малук-Барат-Дая, захвачены два десантных судна с экипированным контингентом морской пехоты. В боях за остров Жако два волонтера получили ранения. На рассвете произошел инцидент с эскадрой ВМС Индонезии, направленной с острова Флорес для пресечения террористической активности в индонезийской части Тимора. Эскадра была остановлена на подходе к острову Батек предупредительным огнем робот-авиации. Пострадавших нет, инцидент исчерпан, авианосец «Бекан» ВМС Индонезии включен в рабочую группу урегулирования.

Сейчас рабочая группа, при участии эмиссара ООН м-ра Фарука Шубри, уточняет сложившуюся ситуацию. Представители ДМА, СРТЛ, Австралии и Индонезии в настоящий момент находятся на Атауро, в Eco-Village Camp. Совещание идет без присутствия прессы, однако направления дискуссии известны.

— Статус острова Роти, контролируемого Фронтом Аборигенов и ВМС Австралии.

— Статус острова Батек, контролируемого сводным отрядом самообороны Оекуси.

— Деколонизация Южно-Молуккских островов с папуасским туземным населением.

— Кооперация при восстановлении гражданской жизни на Тиморе.

— Расследование причин войны и установление стороны-инициатора.

— Расследование действий спецназа ВМФ/ВВС Австралии на острове Роти.

— Расследование террористической деятельности бандформирования «Тахрир».

— Расследование участия ВС Индонезии в бандформировании террористов.

— Расследование участия корпораций Меганезии и Папуа в милитаризации региона.

— Расследование применения химического оружия на Транс-тиморской магистрали.

— Расследование актов геноцида с применением обычных видов вооружений.

Самыми острыми являются первые три направления, особенно — третье. Южно-Молуккские острова объявляли о независимости от Индонезии в 1950-м, но их освободительное движение было разгромлено индонезийской армией. Вторично независимость была объявлена в конце прошлого века, и ее подавили исламские террористы, поддержанные, опять же, индонезийской армией. В начале XXI века, конфликт исламистов с туземцами продолжал обостряться, и в 20-е годы привел к гражданской войне, и острова стали тотально-криминализованной зоной. В середине прошлого года, отсюда произошел ракетный обстрел Меганезии, после чего ВМФ Меганезии взяли под контроль полосу акватории и микро-архипелаг Удан-Лоти. В настоящий момент, вся остальная акватория Южно-Молуккских островов взята под контроль флотами Папуа, Хитивао и Атауро (Австронезийским Фриюнионом), и на островах идет жесткая деисламизация. По мнению ряда аналитиков, мусульманское население обречено, и предметом торга с правительством Индонезии будет только сохранение за индонезийскими корпорациями точек нефтедобычи в акватории.

Самым неотложным вопросом является четвертый. Война практически полностью уничтожила инфраструктуру Тимора к западу от 126-го меридиана, и частично — на восточной оконечности Тимора. Если не предпринять немедленных мер, то более миллиона хабитантов окажутся в ситуации, технически несовместимой с жизнью.

Четверть часа назад мэрия Атауро достигла соглашения с правительством СРТЛ о совместных операциях в Восточном Тиморе и эксклаве Оекуси. В Порто-Еромауко формируется экстренная группа. Участие гражданских волонтеров приветствуется. Подробная информация — на сайте нашей мэрии в разделе «Timor rescue operation».

Tele-Camrad (Socialistic Republic Timor-Leste — SRTL):

Империалистические силы и их грязные наймиты — исламские террористы потерпели сокрушительное поражение! Сегодня ночью, преодолев последствия вероломного и бесчеловечного обстрела наших мирных городов и деревень, народная армия СРТЛ перешла в наступление. При поддержке волонтеров из стран доброй воли и союзного флота Доминиона Моту-Атауро, наши войска, следуя верному учению Ленина и Мао, разгромили врага на его территории, уничтожили вооруженных выродков, их боевую технику, и военные сооружения, лживо замаскированные под гражданские объекты.

После того, как доблестные артиллеристы уничтожили центральную вражескую группировку, мотопехота под командованием товарища Ним Гока прошла по всем основным дорогам, разрушая пункты военного снабжения и транспорта, которые коварный враг намеревался использовать для агрессивной войны против СРТЛ.

Военно-морские силы руководимые товарищем Ройо Исо, прошли вдоль побережья Тимора, не оставив ни одной военно-морской базы, а морская авиация, прошла над островом, добравшись до каждого спрятанного военно-промышленного узла.

Военно-инженерные силы, по плану товарищей Немо и Оже, провели минирование подступов к нашей территории, и взорвали гидротехнические сооружения, которые вражеская армия могла бы использовать для снабжения водой и электричеством.

Мы вырвали ядовитые зубы империалистической гадине, раздавили ее в собственном логове, и стерли с лица земли этот оплот войны и мракобесия, который десятилетиями угрожал мирному труду наших фермеров. Запоздалая попытка вражеского реванша на рассвете позорно провалилась. Их армада, готовая атаковать остров Батек — исконную часть нашей территории, защищаемой батареей самообороны, была отражена. Верные союзническому долгу военно-воздушные силы Хитивао-Папуа встали на пути врага у самых подступов к нашим территориальным водам.

После боевых действий, старший командир Ним Гок прибыл на остров Батек, чтобы выразить, от имени народа, удовлетворение мастерством и стойкостью этой батареи. Благодаря умелым действиям бойцов батареи, была восстановлена телефонная связь, налажено снабжение, и враг не смог войти на исконную территорию эксклава Оекуси. Бронированный кулак, направленный против этой нашей провинции, развалился под ударами артиллерии, а уцелевшие враги и их пособники трусливо бежали в горы.

Сейчас товарищ Ним Гок прибыл на дружественный Атауро, по приглашению мэра и друга тиморского народа, Кайемао Хаамеа, для мирных переговоров с буржуазными соседями — Австралией и Индонезией. В этой войне наша страна снова показала свою приверженность идеалам социализма и отстояла свой выбор светлого будущего.

Kimbi-View (Meganezia New Britain — Papua — Hitivao):

Aloha foa! Это опять я Пепе Кебо, репортер нашего университетского канала. Как вы поняли из видео-зарисовки про боевые действия на Жако (маленьком островке в ста милях к востоку от главного острова Атауро), конфликт был жесткий. Кадры, где все крутится, это не я вертела, это у меня выбило камеру взрывной волной. Кстати, вещь: работает — во! Совместное производство меганезийского «Bikini Fuega» и папуасского PASA. Сделано для космоса. Выдерживает взрыв сверхновой звезды или прямой удар метеорита. Это я загнула, но камера действительно классная. Итак, я снова на Атауро, поскольку война уже закончилась, и самое интересное теперь происходит здесь.

Между прочим, я не зря затронула космос. Та зеленая хрень, которая сейчас на ваших экранах — это самая настоящая космическая каша. Тот, кто смотрел наши репортажи о космической бочке, наверняка ее узнал. Это — флорелла, продукт генно-инженерной ретроэволюции, т. н. псевдобионт. Два миллиарда лет назад, от такой зеленой ерунды произошли все водоросли, а потом вообще все растения. Для жизни флорелле нужно много тепла, света, и растворенных в воде карбонатов, но уж если это все есть, то она растет с дикой скоростью. Биомасса может удваиваться раз в четверть часа. Четверо персонажей около флореллового поля… точнее, мелкого узкого пруда… Как раз, по-моему, решают, что делать с этой растущей кашей. Помните сказку «горшочек, вари»? Аналогичный случай. Флорелла съедобна в любом виде, и некоторые эксцентричные ребята находят ее вкусной… А свинки и птички, как видите, лопают ее с аппетитом. Только растет она во много раз быстрее, чем местное поголовье домашних зверушек успевает ее жрать. Кстати — имейте в виду: это поле засеяно только вчера утром…

Но, хватит произносить монологи. Пора знакомиться с коллективом. Пока я еще не подошла близко, рассказываю про этих четверых, слева направо. Элвира Лабриа из общественного совета Атауро. Рядом — Ним Гок. Тот самый. Лидер Армии Красных Кхмеров из коалиционного правительства СРТЛ. Рядом — док Микеле Карпини, вице-президент ассоциации агроинженеров Уоллис-и-Футуна. Это он привез на Атауро штаммы флореллы и рассадил ее на пробу. Около него — помкэп Хэнк Худ с лайнера «Royal Diamond». Из-за проблем с британской шиппинговой компанией, он здесь… Короче, начинаем непосредственное знакомство с этими интересными людьми.

— Iaorana foa! Я — Пепе Кебо, репортер Kimbi-View, информационного канала Интер-Океанийского Колледжа в Кимби на Новой Британии, и на Умбои. Я покажусь очень нахальной, если задам вам несколько вопросов для наших зрителей?

— Конечно, покажетесь! — ответил Микеле, — Репортер без нахальства это же нонсенс! Ковбой без коня, кольта, шляпы и трезвый. Короче, профессионально непригодный.

* * *

Вообще-то девушка была мало похожа на репортера. Скорее — на курсантку военно-технической школы. В силу особенностей профессии Чубби, на fare Карпини-Хок достаточно часто бывали молодые ребята из таких заведений, и Микеле легко мог отличить их от гражданских по видимой привычке к униформе и оружию.

— О! — воскликнула она, делая большие глаза, — А вы за словом в карман не лезете!

— Мы, фермеры, вообще находчивые, — сказал он, — Так что у нас с вопросами?

— Ну, в начале: чья была идея посадить флореллу вне космоса? В смысле, на Земле.

Микеле улыбнулся и пожал плечами.

— Наверное, моя. Когда я сюда собирался, то подумал: а что здесь окажется самым полезным? И решил: наверное, что-нибудь большое и съедобное. И сунул в рюкзак двадцать банок с культурой. Долго ли набрать их из термо-пруда у себя на ферме?

— По-моему, — заметила она, — это не просто большое, а ОЧЕНЬ большое. Что об этом думает Элвира Лабриа, как представитель местных жителей?

— Много не мало, — ответила та, — Уж что делать с едой, мы всегда найдем. Домашняя живность это жрет, значит, уже лишним не будет.

Пепе Кебо бросила взгляд на нескольких почти круглых хрюшек, которые в полном изнеможении растянулись рядом с корытами, наполненными флореллой.

— По-моему, домашняя живность уже исчерпала свой потенциал.

— Вы, мисс, еще не видели наш самогонный аппарат, — вмешался Хэнк Худ, и показал рукой в сторону стоящего в тени под бамбуковым навесом блестящего цилиндра.

Цилиндр был высотой метра два и примерно столько же в диаметре, а над ним гордо возвышалась спиральная труба, уходящая к пластиковой бочке.

— Ничего, симпатичный, — оценила Пепе, — У меня дома такой же, только поменьше.

— Вот-вот, — Хэнк кивнул, — а уж спирта точно много не бывает.

— Еще это можно сушить, молоть и получается мука не хуже кукурузной, — добавил Микеле, — правда, она не вполне обычного цвета.

— Зеленовато-бурого, — уточнил Хэнк, — Выглядит жутковато, а так ничего.

— После переговоров попробую что-нибудь испечь из нее, — сказала Элвира, — Ним Гок пообещал, что съест. По крайней мере, попробует.

Кхмер коротко кивнул и лаконично сообщил:

— Хороший боец ест любую еду.

— Ну, уж не любую, — возразила Пепе, — По инструкции, условно-съедобные объекты употребляются в пищу лишь в крайних случаях. Иначе боец может выбыть из строя.

— Знаете, — несколько обиженно отреагировала Элвира, — может, по вашим военным инструкциям и можно кормить людей черт знает чем, но я так не делаю. И уже если приготовлю что-нибудь, так это будет вкусно. Между прочим, салат из флореллы с помидорами, луком и кукурузным маслом, тут вчера все ели. И никто не говорил про какое-то там условное…. Надо же такую чушь придумать про еду.

— Когда вкусно, это, разумеется, лучше, — дипломатично согласился Ним Гок.

— А у вас, в СРТЛ тоже будет выращиваться флорелла? — спросила репортер.

— Она уже выращивается. Товарищ Микеле вчера утром и днем провел практические занятия на фермах в Оекуси. Сейчас этот опыт распространяется по всей территории.

— Ого! Сен Карпини, вы успели сделать это перед самой войной?

Микеле отрицательно покачал головой.

— Не успел. В смысле, мы с Хэнком уже все сделали и собирались возвращаться, но угодили под обстрел.

— Мы здорово влипли, — подтвердил капитан Худ, — Мы ведь совсем не собирались попадать на войну, а тут такая… Ну, как это говорят в прессе…?

— Жопа, — помогла ему Пепе.

— Вот-вот. Именно она.

— Да, — согласился Ним Гок, — Здесь мы допустили ошибку. Мы не предполагали, что противник начнет артподготовку так рано. Но товарищи Микеле и Хэнк достаточно быстро наладили координацию с младшими командирами в Оекуси, и ситуация была взята под контроль. Я считаю, что это позитивный пример взаимодействия на войне.

— У-упс, — протянула репортер, — Микеле, значит вы, не только агроинженер, но и…

— Ничего подобного, — перебил он, — Мы с Хэнком просто действовали по обстановке.

— Как именно, если не секрет?

— Ну, — Микеле качнул головой, — Вряд ли это может остаться секретом. Было так:…

* * *

Люси почесала спину, вытащила сигарету из лежащей на столе пачки и прикурила.

Хаген тяжело вздохнул и несколько вымученно произнес:

— Я обещал дяде Микки делать тебе замечания, если ты куришь.

— Угу, — ответила она, — А папа обещал, что ни во что такое не полезет. Теперь я уже опасаюсь, как бы не пришлось навещать его там же, где и маму.

— По ходу, ничего ему не будет, — уверенно возразил Хаген, — Ты сама прикинь: он-то реальный волонтер, без фэйка. Вот, допустим, ты судья. Что ты ему предъявишь?

— Не знаю… Но как-то это слишком круто…

— Не слишком. Что, по-твоему, дядя Микки должен был сидеть, сложа руки?

— Нет, конечно! Папа молодец! Но тамошние сивилы попали под колбасу ни за что.

— Они бы по-любому попали, — снова возразил он, — дядя Микки тут при чем?

71

Дата/Время: 17.03.24 года Хартии. Утро.

Место: Тиморский регион.

Акватория южнее острова Роти.

Высокая блондинка в пестрых шортах и канареечном топике с синим изображением китового хвоста на бюсте, вышла на мостик вместе с помкэпом Сеймуром, и резко протянула руку боцману Джонсу, со словами.

— Трэйси Рэднек, из Дерби.

— Джим Джонс, из Аделаиды, — ответил он, тряхнув ее ладонь в своей лапе, — хорошо выспались, мисс?

— Ты что, реально думаешь, что мы с Биллом дрыхли? — удивилась она.

— Я из вежливости, — уточнил боцман, — Мама меня учила так здороваться по утрам.

— А-а! Надо же…!

— Хм-м, — промычал Сеймур, глядя на северо-восток, — А что там опять горит?

— Ты проспал… В смысле про… Э… Пропустил последние новости, Билл.

— Какие новости? — удивилась Трэйси, глянув на часы, — Еще только семь утра. Кстати, Билл, отвезешь меня на берег? Я на семь тридцать забилась с ребятами вон там…

Девушка ткнула рукой в сторону виднеющегося слева по борту острова Банбае, где образовался стихийный PR-штаб Народного Фронта Аборигенов Роти.

— Отвезу, не проблема… Я не понял, Джим. Что за новости, и что там горит?

— До полуночи сгорел Восточный Тимор, а теперь горит Западный.

— Ах, вот как? Игроки второй раз поменялись ролями. А что именно там горит?

— Все, — лаконично ответил боцман.

— То есть, как?

— Все, что может гореть, — уточнил Джонс, — Восточные тиморцы ночью затравили западных газом-зарином, а потом прошлись по ним, как гребаный Сарданапалм.

— Сарданапал, — педантично уточнил помкэп, — Ассирийский царь из библии. Он жил примерно три тысячи лет назад, когда напалм еще не придумали.

— Тогда был греческий огонь, — вставила Трэйси, — Тоже срань еще та. Я в кино видела.

— М-да, — сказал Сеймур, вооружаясь биноклем, — Уинсдейл не случайно вчера слинял. Теперь снова мы крайние… Джед уже в курсе?

— Кэп дрыхнет, — ответил боцман, — Вчера, когда ты пошел в увольнение, он долбанул стакан виски, передал мостик Бейкеру, сказал: «меня все загребло», и лег спать.

— Ясно… А что индонезийцы? Я имею в виду, легалы.

Боцман несколько секунд чесал чисто выбритый подбородок, решая с чего начать.

— Ну, во-первых, на рассвете все чуть не передрались. Индонезийцы подогнали сюда четыре корыта: вертолетный авианосец, эсминец и два ракетных катера. Увидев такое дело, папуасы — союзники атаурцев, подогнали гребаную тучу боевых дронов. Все небо было в дронах, чтоб мне провалиться к чертям в ад, если вру. Индонезийцы хотели подойти к спорному острову Батек, а папуасы метнули им пять тяжелых бомб поперек курса. Так бабахнуло, аж здесь стекла дребезжали. Как вы не проснулись…?

— Мы устали на физзарядке, — ответила Трэйси, и показала энергичными движениями бедер, в чем, собственно заключалась упомянутая физзарядка.

— А, тогда ясно, — боцман кивнул и продолжил, — Потом индонезийцы убрали все свои корыта, кроме авианосца, а папуасы убрали все дроны, но прислали четыре летающие канонерские лодки. Ну, эти бронекатера с орудийной башней и складными крыльями.

— Знаю, — ответил Сеймур.

— Потом пролетело звено меганезийских штурм-флаеров «MoonCat», которые на манер треуголки Наполеона, а за ними карманный фрегат. С меганезийской базы на острове Удан-Лоти до Тимора рукой подать. Ну, ты знаешь, мы же там были. Наши, не будь дураки, тоже решили блеснуть. Выдвинули сюда охеренно-модерновый крейсер из Хедленда. Пока что все просто стоят и выпендриваются, но еще не вечер.

Сеймур хмыкнул и озадаченно покачал головой.

— Вот это действительно, реальное говно. Джед как в воду глядел.

— А то! Индонезийцы еще высадили десант спецназа на свой кусок Тимора. А к нам прилетела их национальная безопасность на гидроплане, аж из самой Джакарты.

— Куда к нам?

— Сюда, на «Индевер», составлять протокол о нарушении границы. Ну, они попили с Бейкером кофе, подписали все, и улетели к северо-тиморцам, на Атауро. Они четко мыслят: на хрена лезть в мясорубку? А у нас и у северо-тиморцов — тихо. Никто не подстрелит. И, кстати, туда же, на Атауро прилетит всякое ООН. Так сказали по TV.

— Логично, — сказал Сеймур, — Я тоже хочу. И жопой не рискуешь, и платят хорошо.

Боцман многозначительно поднял к небу указательный поднял.

— О! Про платежи. Тут полчаса назад подвалил Луиш, не на своем мини-сейнере, а на старом, убитом шверботе, и говорит: вчера поменял у красных кхмеров, с доплатой.

— У красных кхмеров? — изумленно переспросил Сеймур, — А где он их нашел?

— Здесь, на Роти, на восточном берегу, он там рядом рыбачил.

— Надо же… Я бы побоялся в такое время. А кто кому доплачивал?

— Они ему, конечно. Полторы штуки баксов золотом. Реальный слиток 50 граммов.

— Надо же, комми, а заплатили. Что-то в этом мире перевернулось.

— Да уж! Слиток можешь посмотреть. Луиш попросил пока подержать в сейфе. С этим нужно вдумчиво, потому что на слитке штамп: «Royal Bank of Brunei». Понимаешь?

— Ну, еще бы…

— Эй, Билл, ну поехали! — Трэйси требовательно толкнула помкэпа плечом.

— Поехали, — согласился он, — Джим, если кто спросит: я сейчас до Банбае и назад.

— Можешь болтаться там хоть до полудня, — ответил боцман, — Сейчас всем по херу.

Северный Тимор — Доминион Моту-Атауро (ДМА).

Фарук Шубри, Первый высокий советник и полномочный представитель Генерального секретаря ООН, обладал богатым опытом переговорной работы в зонах вооруженных конфликтов, но то, что творилось здесь сейчас, явно выходило за рамки этого опыта.

Начать с обстановки. В 15 милях к северу отсюда, на другой стороне пролива, вторые сутки шла война. Не локальный конфликт в виде политизированного вооруженного бандитизма, а классическое «длительное силовое противостояние организованных и обученных групп, вооруженных профессиональными средствами уничтожения». А на Атауро, на пляже Eco-Village плескались в воде и гоняли по белому песку мяч стайки местных детей, глазели на местную экзотику туристы, оживленно работал рынок, на причалах рыбаки торговали рыбой и ракушками прямо с лодок. Здесь раскатывали по узким улочкам велосипеды и трициклы, и ранние посетители в маленьких открытых ресторанчиках пили кофе, споря о футболе и политике. Здесь никто не вздрагивал от слышных через пролив взрывов. Война была рядом — но, в то же время, где-то далеко.

Фарук задумчиво посмотрел на сидящую посреди стола, рядом с вазочкой с яркими цветами, смешную, немного нескладную синюю матерчатую куклу с глазами в виде звездочек. Ну, разумеется: раз переговоры проходят на террасе кукольной фабрики (самого колоритного местного предприятия), то кукла на столе быть просто обязана.

Спецпредставитель МИД Австралии, Морис Бойд дипломатично откашлялся.

— Да, извините, — спохватился Фарук, — Я немного отвлекся.

— Ничего страшного, сэр, я повторю. На наш взгляд, те претензии, которые высказал уважаемый мистер Кунсонг Сай, не вполне обоснованы. Наши вооруженные силы не вторгались на территорию Индонезии, а лишь провели гуманитарную операцию на острове Роти, где имели место жестокие репрессии и расправы над гражданами со стороны нелегальных вооруженных формирований организации «Тахрир».

— Прошу прощения, — возразил директор департамента национальной безопасности Индонезии, — Я позволю себе повторить: высший офицер ВМС Австралии публично объявил аннексию острова Роти, а это уже далеко не гуманитарная операция.

— Позвольте вас поправить, коллега Кунсонг Сай! Адмирал Генри Уинсдейл в своем выступлении в Баа, указал, что вопрос о статусе Роти находится в компетенции международных органов юстиции, как и вопрос об отделении Роти от Индонезии.

— Да, но это говорилось под австралийским флагом, незаконно поднятым над зданием муниципальной администрации острова…

— Позвольте! — перебил Фарук, — Мне кажется, что вопрос об острове Роти сейчас на втором месте. Как бы то ни было, там прекратились вооруженные столкновения, там удовлетворительно работает народная милиция и медицинские учреждения…

— Незаконно вооруженная милиция с австралийскими инструкторами, — уточнил Сай.

— Там нет наших инструкторов, — возразил Бойд.

— Простите, а какую роль, по-вашему, там играл и играет австралийский спецназ?

— Его там просто нет и не было! — ответил австралийский спецпредставитель.

— Знаете, коллега, это не серьезный разговор. У нас есть видеодокументы.

— ОК, давайте разберемся, кто и что на них отображено.

— Именно на этом я и настаиваю, коллега Бойд.

Первый высокий советник умоляюще воздел руки над головой.

— Господа, прошу вас, давайте сейчас займемся действительно неотложной темой о прекращении боевых действий на Тиморе, и нам надо выработать договоренности с лидерами… — он сделал жест ладонью в сторону Ним Гока и Кайемао Хаамеа.

— ОК, — согласился Морис Бойд, — В начале я хотел бы услышать мнение ООН об их статусе. Особенно о статусе мистера Ним Гока. По моим данным, он разыскивается Гаагским международным трибуналом за военные преступления в Брунее.

— Разве меня трудно найти? — спросил Ним Гок, — Пусть приезжают. Я здесь.

— Это международно-юридический термин, — пояснил ему Фарук.

— Есть еще и вопрос о военном применении ОВ «Зарин», — добавил Бойд.

— А кто его применил? — поинтересовался кхмер.

— Ваша сторона конфликта, судя по всему.

— Это в вас говорит предубеждение против социалистического строя, мистер Бойд.

Австралиец картинно развел руками и повернулся к Элвире.

— Мисс Лабриа, можно попросить у вас чашечку кофе?

— Конечно, — ответила она, — вам со сливками?

— Нет, черный. И два кусочка сахара.

— Нет проблем. Одну минуту.

Фарук Шубри, позвенел ложечкой по стакану, из которого пил минеральную воду.

— Господа, давайте обсудим практический вопрос разведения враждующих сторон.

— Каких сторон, уважаемый высокий советник? — спросил Кунсонг Сай.

— Извините, мистер Сай, я не понял вашего вопроса.

— Я спросил, какие враждующие стороны вы предлагаете развести.

— Вооруженные силы Восточного Тимора и индонезийских федералистов.

Директор индонезийского нацбеза покачал головой.

— На Тиморе нет ни тех, ни других.

— Позвольте! — воскликнул Фарук, — А кто же тогда там воюет?

— По моим данным, уже никто, — ответил Кунсонг Сай, — Вооруженные формирования непризнанной Социалистической Республики Тимор Лесте, СРТЛ, в 6:00 прекратили огонь и отошли за линию демаркации, на восточную территорию и в эксклав Оекусси. Морская авиация непризнанного Доминиона Моту Атауро, ДМА, вернулась на свои аэродромы еще раньше. Мистер Хаамеа, поправьте, если я ошибаюсь.

— Если быть точным, то в 5:45, - ответил Кайемао.

— Благодарю, — индонезиец кивнул, — …А кто такие федералисты? Я о них не слышал.

— По-моему, человек из ООН имеет в виду «Тахрир», — предположил Ним Гок.

— Ах, вот оно что! Так вы говорите о бандформированиях, господин советник?

— Ну… — Фарук задумался, подбирая слова, — Я стараюсь избегать жестких оценочных категорий. Это может помешать дальнейшему переговорному процессу.

— Какие переговоры могут быть с бандитами? — удивился Кунсонг Сай, — Если они не сдаются, их уничтожают. По этому вопросу у нас нет разногласий с правительствами СРТЛ и ДМА. По другим вопросам мы тоже придем к компромиссу. Мы достаточно разумные люди, и понимаем: нам предстоит еще долго жить бок о бок на этой земле.

Вернулась Элвира и поставила на стол бронзовый поднос с трогательно-пузатым бронзовым кофейником, чашечками, сахарницей, и кучей всякой съедобной мелочи.

— Мне показалось, что всем не помешает выпить кофе и перекусить, — пояснила она.

— О! Большое спасибо, мисс Лабриа. — сказал Морис Бойд и, повернувшись к Первому высокому советнику, напомнил, — Вы пока не ответили на вопрос о позиции ООН. Мы сейчас говорим с правительствами, которые могут быть признаны, или же с полевыми командирами, которые не могут получить признание в качестве легальной власти?

— Мне кажется, — ответил Фарук Шубри, — что однозначно решать этот вопрос сейчас просто нецелесообразно. Мы урежем степени свободы на переговорах, и это может фатально повлиять на судьбы людей, находящихся в зоне боевых действий.

Бойд отхлебнул кофе и сосредоточенно потер указательным пальцем подбородок.

— У нас ведь встреча без галстуков, не так ли?

— Безусловно, так, — подтвердил Первый высокий советник.

— В таком случае, я буду говорить прямо. В ходе известных событий, здесь, на Тиморе возникли три новых политических субъекта: СРТЛ, ДМА и НАР. Полагаю, они все, в одинаковом статусе, должны быть представлены на переговорах..

— Что такое «НАР»? — перебил Кунсонг Сай.

— Национальная Автономия Роти, — пояснил австралиец.

— Не надо приплетать сюда Роти, это совсем другой случай, — возразил индонезиец.

— А почему другой?

— Потому, что в случае Ист-Тимора мы имеем дело с уже признанным политическим субъектом, который раздробился надвое, а на Роти просто возник вздорный казус.

— А казус в Брунее не вздорный? — меланхолично поинтересовался Бойд.

— При чем тут Бруней? Его судьба обсуждается другой комиссией.

— Я рассуждаю абстрактно, — ответил австралиец, — Субъекты «X» и «Y», по некому искусственному резону «R», захватывают и делят между собой третий субъект, «Z», а затем, взаимно признают права друг друга на захваченные доли. Такая партия может разыгрываться и более, чем с двумя интересантами. Тогда возникает длинная цепь разменов, но в итоге, за все платит «Z», потому, что он слабее, а партнеры «Z» теряют деньги, вложенные в концессионные предприятия. Взгляд этих партнеров на игру и на справедливость, будет зависеть от того, получат ли они адекватную компенсацию.

— Интересная задача, — согласился Кунсонг Сай, — Как определить размер компенсации, достаточный для того, чтобы сторона-получатель оценила игру, как справедливую?

— Мне кажется, что мы поняли друг друга, — констатировал Морис Бойд.

Кунсонг Сай едва заметно улыбнулся и кивнул.

— Полагаю, что это так, однако необходимо оговорить детали и гарантии.

— Абсолютно с вами согласен, — подтвердил австралиец..

— Да отвлекитесь же, наконец, от обсуждения политических гешефтов! — в отчаянии, перебил их Фарук, — На Тиморе, каждую минуту гибнут мирные люди. Надо срочно заняться ликвидацией гуманитарной катастрофы, а то все крайне осложнится!

— Мистер Шубри прав, — заметил Кайемао, — Штаб Обороны СРТЛ занимается только своими гражданами, а полтора миллиона жителей Западного Тимора брошены. Если оставить их так, без водоснабжения, питания и медицины, зато с противопехотными минами, то это полный… Катастрофизм. Людей жалко, и вообще, это неправильно.

— Сначала мы решим свои внутренние проблемы, — ответил Ним Гок, — Потом может обсуждаться вопрос о помощи людям из угнетенных классов Западного Тимора.

— Это понятно, Гок, но этим ребятам могли бы помочь индонезийцы и австралийцы.

— Разве я им мешаю, Кай? Пусть занимаются, это их территория и их проблема.

— Это территория Индонезии, — уточнил Бойд.

— Но проблема наша общая, как мы уже выяснили, — напомнил Кунсонг Сай, — нам необходим хороший PR, иначе, как сказал мистер Шубри, все крайне осложнится.

Австралиец подумал несколько секунд и кивнул.

— Да, вы правы… Я думаю, нам с коллегой Саем необходим таймаут, чтобы запросить дополнительные полномочия.

— Совершенно необходим, — подтвердил индонезиец, — я предлагаю, встретиться здесь завтра, в это же время, в том же составе.

— В расширенном составе, — поправил Бойд, — Надо пригласить представителя НАР.

— Давайте обсудим это ровно в полдень, за чашкой кофе? — предложил Кунсонг Сай.

— Не возражаю, коллега.

* * *

Представители Индонезии и Австралии синхронно встали и откланялись.

— Упс… — сказал Кайемао, проводив их взглядом, — Вот и поговорили…

— Буржуазия, — презрительно сказал Ним Гок, — Все продается. Все предмет торга.

— Ты на себя посмотри, — укоризненно ответила ему Элвира, наливая всем кофе.

— Я солдат. Я выполнял свой долг, защищая трудящихся своей страны.

— Вашей страны? — переспросил Фарук.

— Моей страны, — подтвердил кхмер.

Первый высокий советник растерянно замолчал, уткнувшись в чашку кофе.

Элвира повернулась к Ним Гоку и Кайемао Хаамеа.

— Слушайте, может быть хватит болтать? Вы же обещали, что быстро поговорите и поедете наводить порядок на Большом Тиморе.

— Сейчас мы допьем кофе и поедем, — сказал Ним Гок.

— Простите, — вмешался Фарук, — А нельзя ли мне поехать с вами? Я бы хотел оценить положение дел на месте.

— Да. Оденьтесь неброско. Обувь лучше кроссовки. Каска и бронежилет обязательно.

— У меня их нет, — сконфуженно ответил Фарук.

— Каску и бронежилет я вам подарю, — вмешался Кайемао.

— Спасибо, мистер Хаамеа.

— Если вы едете с нами, то собирайтесь, — подвел черту Ним Гок.

72

Дата/Время: 17.03.24 года Хартии.

Место: Меганезия, остров Ротума

Люси помешивала ложкой в кастрюле, где (по только что изобретенному рецепту) начинал вариться оригинальный суп-ассорти из свежих морепродуктов (попавшихся в дрифтер на утренней рыбалке), с большой дозой томатной пасты (чтобы не слишком привлекать внимание к тому, что именно туда попало). Вторая рука у нее оставалась свободной, что позволяло одновременно со стряпней, переключать TV-каналы.

Kimbi-View (Meganezia New Britain — Papua — Hitivao):

Aloha foa! Это я Пепе Кебо, репортер нашего университетского инфо-канала. Я уже успела перепрыгнуть с острова Атауро на Большой Тимор. Почувствуйте разницу… Вообще-то, здесь и раньше было не шоколадно, а после вчерашних массированных ракетных обстрелов, все это выглядит вообще малопригодным для жизни…

(По экрану поплыло нечто, напоминающее документальные кадры Дрездена в 1945, непосредственно после окончания боевых действий Второй мировой войны. Затем появилась картинка, снятая с низколетящего самолета, а затем карта).

… Общая картина ночной битвы за Тимор выглядела так. Это очень приблизительная реконструкция. Мой графический креатив по отрывочным данным. Точная хроника и топография событий сейчас никому не известна. Ее изучает международная комиссия, вместе с которой я приехала с Атауро. Напомню: утром на Атауро завершился, как выражаются в ООН, первый раунд переговоров об урегулировании всей этой жопы.

Только что эта комиссия объявила свой график работ по редемаркации территорий и обследованию населенных пунктов на ближайшие три дня. Он вот такой…

Люси пригляделась и крикнула:

— Хаген! Тут по Kimbi-View показывают про это дело! Давай, уже, иди сюда!

— Вижу, — отозвался Хаген и, через минуту, возник на кухне, продолжая говорить по мобайлу, — … Короче, Скрэб, по ящику показывают ровно то, что и я тебе сказал. Эта комиссия в ближайшие два дня не полезет туда, где распыляли зарин. Считай, весь центральный Тимор от Кефаменано до Сои, открыт для старателей. Нет, не для каких угодно, а для тех, которые поделятся… Скрэб, не тупи. Ты хомбре, и я хомбре, мы же понимаем, о чем говорим? Нет, ты понял, или мне звонить папуасам?… Да, они дадут меньшую долю, но они не будут грузить на мой мозг всякую шнягу, как некоторые, не буду тыкать пальцем… Вот! Уже реальный фартовый разговор. А то что, да почему…

Прозвучала резкая мелодия «Рок-нео-техно» на мобайле Люси. Она схватила трубку.

— Да, папа!.. Подожди, сначала скажи, ты как в целом?… Ты хотя бы покушал?… Что значит, «не спрашивай глупости»? Если ты испортишь желудок, то мама мне голову оторвет, когда выйдет из тюрьмы… Да, нам обеим, и Флер, тоже… Кстати, мы завтра летим домой, а Флер с Ежиком летят навестить маму… Ладно-ладно. Хаг сейчас по мобайлу трет про это самое… Ну, там есть один хомбре, он все привезет, без денег… Ничего такого, ему только надо попастись кое-где… Слушай, па, давай тебе Хаг все толком объяснит… Вот, он сейчас договорит с тем хомбре… Ага, вот…

Люси пихнула свой мобайл Хагену (он как раз закончил предыдущий разговор).

— Aloha, дядя Микки! Значит, того парня зовут Скрэб… Да, просто Скрэб. Мы с ним запутали, что он все купит по твоему списку, и притащит, а эти твои отморозки… В смысле, я хотел сказать, кхмеры… Ну, не твои, просто кхмеры, пустят его пастись на поляну, на пару дней… Ну, в смысле через границу туда-сюда… И еще: можно там в Оекуси нанять грузчиков? Нормально, за деньги… Ну, чтобы грузить это самое…

Хаген бросил взгляд на стодюймовый экран, развернутый во всю стену. Спутниковая картинка в высоком разрешении показывала кусок Транс-Тиморской магистрали в окрестностях Кефаменано, где в беспорядке стояли грузовики, бронемашины легкие полевые орудия, и прочая техника, брошенная отступающей тахрировской армией. Увеличив разрешение до предела, можно было разглядеть трупы бойцов, застигнутых газовой атакой. Их личное оружие (штурмовые винтовки M-16) конечно, ничуть не пострадало от зарина. Хоть прямо сейчас бери, и стреляй… На картинке к западу от Кефаменано, ближе к другому узлу магистрали — городку Сое — виднелась еще одна колонна брошенной техники. Она была в худшем состоянии (поскольку, попала под бомбежку), но и тут, при определенной сноровке, можно было неплохо поживиться.

— … Ну, короче, дядя Микки, там твои ребята расколбасили три или четыре полка, а железки остались… Слушай, ну, какое это мародерство? Это же не людей грабить. А железки по-любому кто-нибудь приберет, так лучше пусть хомбре с понятиями, чем какие-нибудь пидорасы… Нет, железки, не в смысле металлолом, а в смысле всякие пушки, пулеметы, ну, все такое… Ага, металлолома там хоть жопой ешь… В смысле, много. Но тому хомбре это не очень интересно, он больше по оружию… Ну, не очень симпатично выглядит, а с другой стороны, что там у тебя симпатично?… Вот-вот, я и говорю… А у тебя беженцы, живые люди, им жить где-то надо, спать, кушать. Типа, хорошее дело делаем… Да, дядя Микки. Ты запиши мобайл этого хомбре.

73

Дата/Время: 18.03.24 года Хартии. День.

Пелелиу. Fare Butcher

Этот легкий разъездной аквабайк можно было считать бесшумным — если только не принимать во внимание острый слух африканки, еще в подростковом возрасте два с лишним года воевавшей в джунглях. Пума, дремавшая в шезлонге на пирсе, напротив экрана маленького телевизора, подняла голову и повернулась в ту сторону, откуда донесся, как будто, комариный писк. Собственно, аквабайк — оранжевое пятнышко на поверхности моря — стал виден с этого ракурса только через полминуты.

«У-у!», — произнесла она в пространство, и включила электроплитку под котелком с заранее сваренным, но уже давно остывшим какао. Аквабайк подкатил к пирсу почти ровно тогда, когда напиток в котелке забулькал, и реле выключило плитку.

— Я об этом мечтал всю дорогу! — объявил Рон, шумно потянув носом воздух.

— Еще я могу приготовить обед, — сказала Пума, — Но потом. Без тебя мне было скучно готовить, а сейчас мне хочется послушать, что о чем с тобой говорили в дирекции.

Экс-коммандос принял из ее рук полную доверху кружку и сделал первый глоток.

— М-м! Мечта сбылась… А о чем говорили… Если в двух словах, то о партнерстве-сателлите и о специальной стартовой теме.

— О том, на что намекал Жерар Лаполо? — уточнила Пума.

— Да. А возможно — о том, что он подстроил.

— Подстроил, — уверенно сказала она, — Давай, мы догадаемся, зачем?

— Давай, — согласился Рон, — Тащи сюда нашу секретную Африку.

— Ладно, — со вздохом, сказала она, и направилась к дому, даже мимикой своей спины демонстрируя, как ей лень куда-то идти и что-то приносить.

Секретная Африка Батчеров состояла из двух вполне обычных элементов (ноутбука и гибкого экрана «салфетки» с диагональю полста дюймов) и одного необычного (файла, содержащего подробный «артиллерийский» атлас транс-экваториальной части этого континента, и специфическую свежую информацию о разных пунктах, которая была собрана отнюдь не по энциклопедиям и туристическим справочникам).

Разложив экран — «салфетку» на столе Пума прислонилось к одной из опор навеса, и приготовилась смотреть и слушать. Рон глотнул еще какао и провел пальцем черту от северной оконечности озера Ниика на юго-восток, до озера Нияса, на юг по всему его западному берегу, и еще южнее, до Верхних Слоновых Болот.

— Это планируемая малобюджетная война, — сказал он, — ВС Мпулу занимают полосу в практически неохраняемой Юго-Восточной Самбае, до границ с Танзанией и Малави, одновременно высаживают десант в акваторию озера Ниаса, и атакуют Малави с двух разносторонних плацдармов, сухопутного и водного. Ничего особенного, так?

— Ничего, — согласилась Пума, — Мы уже говорили. Одна ночь и половина дня. Все.

— Не все, — возразил Рон, — Главный вопрос, Черная кошка?

— Зачем, — ответила она, — Вот главный вопрос, да! Полковник Нгакве заберет Малави. Симпатичная страна, с большим озером триста миль в длину. Очень хорошо для его бизнеса с туристами. Но туда сначала надо вложить больше денег, чем у него есть.

Экс-коммандос кивнул и покрутил ладонью в воздухе, призывая ее излагать дальше.

— Значит, — продолжила она, — Цель не только Малави. Есть что-то еще, что даст выгоду сразу. Например, выход в Индийский океан для кораблей с товарами. Тогда в его тему придут его партнеры с Мадагаскара, и мало ли, кто еще. Тогда понятно, зачем.

— Выход в океан, — согласился Рон, — Но как?

— Один путь, — сказала Пума, подойдя к карте, — От южной Ниаса и Верхних Слоновых Болот, на юг по реке Ширэ, до Замбези. Там сто миль до океана на юго-восток через Нижние Слоновые Болота, которые принадлежат Мозамбику. Это проблема, да!

— Проблема, — Рон снова кивнул, — И как ее можно решить?

Пума, глядя на карту, протянула руку за спину и задумчиво почесала лопатки.

— Мы с тобой говорили, Тигра. Ключ к Нижней Замбези — это порт Чиндэ в дельте, на Индийском океане. Он маленький, двадцать тысяч людей, и почти нет гарнизона. Но удержать его можно, только если у тебя контроль над морем, а то мозамбикский флот выгонит тебя. Ключ от Чиндэ — это атолл Бассас, в океане, в трехстах милях к юго-востоку. Он, как бы, французский, но там никогда никого нет. Можно прийти, взять, и никто не заметит. Ты ставишь там ракеты и мозамбикский флот не придет в Чиндэ.

— Так, — согласился Рон, — Есть ли еще проблемы?

— Есть, да. Мало владеть ключом. Надо удержать фарватер длиной сто миль. Опасные места — там, где проложены дороги. Это здесь, в Тетэ и здесь, в Сэна. Если ты можешь перерезать дороги и удержаться на островах на реке в болотах, то ты выиграл. Но для этого надо специальную технику. Ее нет. Мы решили: наверное, Нгакве хочет забрать Малави впрок и ждать, когда придумают эту технику. Вот зачем он заказал эту войну.

Рон закурил сигарету и выжидательно посмотрел на Пуму.

— Ага, — сказала она, — Раз нам предложили делать партнерство-сателлит уже сейчас, значит, технику придумали. Будет война с выходом к океану, с большой политикой, с большой кучей говна, и «Taveri-Futuna» не хочет иметь это говно для себя.

— Ты самая умная Черная кошка в Галактике! — объявил Рон и, чтобы выразить свое восхищение, звонко шлепнул ее по попе.

— Уау! Я угадала! А что нам дадут за то, что мы будем иметь это говно вместо них?

— Нам отдадут подряд на тактическое планирование и менеджмент!

— Уу-аа-уу… — протянула Пума, погружаясь в глубокую задумчивость…

74

Дата/Время: 18.03.24 года Хартии. Ранний вечер.

Тимор, Оекуси

Kimbi-View (Meganezia New Britain — Papua — Hitivao):

Aloha foa! Это я Пепе Кебо, репортер нашего университетского инфо-канала. Я уже в другой части Большого Тимора, в Оекуси. Это эксклав СРТЛ, представляющий собой треугольник северного побережья в середине западной половины острова. Во время боевых действий полуторадневной войны, Оекуси подвергся жесткой бомбардировке ракетами «Qassam-11». Из семи имеющихся здесь поселков городского типа, шесть оказались почти полностью разрушены. Кроме того, уничтожены узловые пункты на четырех основных дорогах, и все объекты энергетики, связи и снабжения топливом.

Временным административным центром эксклава сейчас является деревня Фатусуба, расположенная в холмистой местности на перекрестке двух главных местных трасс, в пяти милях южнее единственного уцелевшего порта Маквелаб. Сейчас я с камерой забралась на руины древней, еще португальской, цитадели на холме. Отсюда хорошо видна вся деревня. Тусовка на рыночной площади — это результат нашего приезда. Я приехала вместе с комбригом Ним Гоком, командующим сухопутными силами СРТЛ. Если вы смотрели мои предыдущие репортажи, то помните его. А в администрации Оекуси сейчас главные: Микеле Карпини, волонтер, меганезиец с острова Футуна и капитан Хэнк Худ, британец, тоже волонтер. Про них тоже было в репортажах.

Так, теперь об особенностях пейзажа. Первое, что вы тут видите, это огромная куча раздолбанной техники на площадке у дороги, и интенсивное транспортное движение вокруг нее. Это, как бы, зарождение местного бизнеса. Технику тащат через пока не перекрытую границу, с территории Западного Тимора. Как бы, военные трофеи, хотя некоторые считают, что это плоды мародерства. Все зависит от точки зрения.

Суть бизнеса в том, что приезжие ребята-малайцы привозят сюда быстровозводимые домики и бытовое оборудование, а вывозят трофейное оружие и еще какие-то узлы, которые снимают с техники. Вы на экране видите, как нанятые ими местные фермеры «раздевают» привезенные грузовики и бронемашины до состояния металлолома. Этот металлолом, кажется, собираются здесь как-то использовать. Выясню позже.

Дальше, вы видите улицу из уже собранных домиков… Прикольно смотрится на фоне местной соломенной архитектуры. В Оекуси более десяти тысяч человек остались без крова, и теперь их проблемы решают вот так. Не худший вариант, как мне кажется.

Следующий интересный объект — рвы, заполненные такой зелененькой ерундой. Кто смотрел мой позапрошлый репортаж, уже знает, что это флорелла. Вообще-то, она тут здорово разрослась, особенно ближе к побережью. Видимо, позавчера, при обстреле Макасара, какой-то снаряд попал в один из первых рвов с флореллой, а вчера днем прошли сильные ливни, и все это размыло. Потом вышло солнышко… Ну, понятно…

Утилизация флореллы, похоже, становится серьезной задачей. Сейчас у вас на экране здоровенная металлическая дура, ее как раз заканчивают монтировать. Как нетрудно заметить, это самогонный аппарат. Если на глаз, то емкость кубометров тридцать. Не знаю, как это будет работать, но выглядит внушительно. Пока что, на сколько я могу судить, топливный спирт тут гонят в обычных домашних котелках со змеевиками, а электричество получают с солнечных батарей и ветряков. Ветряки вы видите в кадре. Спирт, кстати, не только топливный. Самогон тут неплохой, примерно как дешевый виски… Штука с большими лопастями, это, между прочим, не электрогенератор, а самодельная ветряная мельница. Домашние лепешки из флорелловой муки я успела попробовать. Не скажу, что я испытала гастрономический оргазм, но есть можно…

Последний интересный объект… Сейчас я поверну камеру вверх… Вот, этот пузатый маленький дирижабль на привязи обеспечивает местную мобильную связь. Кто из вас имел дело с армией, тот видел эти ретрансляторы раньше. Их вешают для временной связи на диких территориях. А тут, похоже, временная связь будет еще долго…

Ну, все. Общую панораму я дала. Пойду на тусовку к местным, обсуждать политику. Отсюда до деревни пять минут пешком, и я как раз успею рассказать вам о здешних политических раскладах. В СРТЛ фактически правит Политбюро Партии Народного Доверия из пяти человек. Все они коммунисты, но разные. Напоминаю, какова общая коммунистическая идея: если богатый Пит юзает бедного Сида, то это херово. Более жесткий вариант этой идеи: если Пит богаче, чем Сид, то это херово, даже когда один другого не юзает. Совсем жесткий вариант: если у Пита и у Сида есть хоть сколько-то собственности, то это уже херово, а надо, чтобы все было общее. Я полагала, что для Красных Кхмеров и, в частности, для Ним Гока, характерен последний вариант, но я с этим промахнулась. Не так все просто. Мы с Ним Гоком ехали из Дили в Фатусуба примерно час и успели поговорить на эту тему. Попробую рассказать про это кратко.

Ним Гок готов грохнуть Пита, если тот попытается юзать Сида. Ним Гок уверен, что у Пита и Сида все должно быть общее. Но правильно ли силой отнимать собственность, которую Пит нажил, никого не эксплуатируя, а просто работая на ферме? Здесь у Ним Гока (и, видимо, у всего политбюро) возникают сомнения, так что, принудительная коллективизация хозяйств не проводится. Ним Гок считает глупым и возмутительным поведение несознательных фермеров, не желающих вступать в колхоз, но он не готов заставить их силой оружия (хотя технически это несложно сделать). В результате, тут вместо колхозов, как объединений ферм, образуются кооперативы по использованию земель и средств, награбленных правительством народного доверия на Тиморе (путем «экспроприации паразитических классов»), и до того — в Брунее (путем «ликвидации антинародного режима»). Отсюда и доверие народа: подарки все любят, а что дарят общине, а не отдельным фермам, так ведь дареной селедке плавники не считают…

О! Вот какая я умница! Как раз успела рассказать основы политэкономии местного коммунизма, пока шла к площади. А что тут в центре тусовки? Ну, просто праздник какой-то! Ним Гок спорит об экономике с Микеле Карпини. Надеюсь, что зрители в достаточной мере увлечены, и никто не заметит, если я поверну туда микрофон…

* * *

Агроинженер, одетый только в соломенную шляпу и болотного цвета шорты с целой дюжиной карманов, отчаянно жестикулируя зажженной сигаретой, договорил фразу:

— … совершенно никакой практической разницы, это просто дурацкие ярлыки.

— Товарищ Микеле, но это не материалистическая позиция, — возразил Ним Гок, — Мы знаем, что марксизм начинается с отношений вокруг собственности.

— Не надо вырывать куски фраз из контекста! Марксизм начинается с продуцирующих технологий и отношений контроля над средствами их реализации и над продукцией!

— Это и есть отношения вокруг собственности, — заметил Ним Гок.

— Нет! Давай я приведу пример. Вот буржуй, у него есть в собственности кирпичная фабрика. Вот трое рабочих. Они делают на фабрике в день 1000 кирпичей. С каждого кирпича — прибыль 10 сантимов. 100 фунтов в день. По 20 фунтов этот буржуй платит рабочим, а 40 фунтов забирает себе. Присвоение прибавочной стоимости. Так?

— Так, — подтвердил кхмер.

— Буржуй, — продолжал Микеле, — не бездельник. Он организует снабжение и сбыт. В равном партнерстве он бы получал столько, сколько и рабочие: по 25 фунтов. Так?

Ним Гок кивнул.

— Так. Но он у тебя присваивает лишних 15 фунтов. Это и есть эксплуатация.

— Да! Поэтому рабочие сделали революцию, но… Внимание!.. Отнимать у буржуя фабрику не стали, но приняли закон: буржуй обязан платить рабочим по 30 фунтов.

— И ему останется 10 фунтов? — вмешался Хэнк Худ, — Да он пошлет к черту этих пролетариев! Скажет: забирайте фабрику и управляйте ей сами за десятку.

— А пролетарии, — ответил Микеле, — примут закон против саботажа. И пусть только попробует бросить фабрику. Раз, и к стенке эксплуататора! Или в трудовой лагерь.

— Выходит, — произнес Хэнк, — раньше буржуй с пролетариев сдирал 15 фунтов их прибавочной стоимости, а теперь они втроем сдирают те же 15 фунтов с него. Все осталось так же, только стороны поменялись. Ты это хотел сказать?

— Нет, — Микеле покачал головой, — Строй, который получился, это не капитализм, а феодализм. Собственник стал крепостным рабочим, силой прикрепленным к своей собственности, а рабочие, хотя и трудятся, но, в какой-то мере, стали феодалами.

— Сознательные пролетарии так не поступят, — веско заявил Ним Гок.

Микеле в притворном ужасе взмахнул руками:

— Ты же материалист! Разве можно опираться на такую идеалистическую штуку, как сознательность? Нет уж, давай плясать от объективных, материальных факторов.

— Хорошо, товарищ Микеле. Я согласен. Собственность — это буржуазная ложь. Надо говорить про контроль над производством и распределением.

— А у кого в руках контроль? — спросил агроинженер.

— У того, кто владеет вооруженной силой, — уверенно ответил комбриг.

— Да, Ним Гок, с этим не поспоришь. Значит, эксплуататорский класс паразитирует на трудящихся не за счет некой мифической собственности, а за счет вполне конкретной вооруженной силы. Эта сила поддерживает правила, выгодные эксплуататорам. Так?

— Так, — согласился кхмер, — И, для справедливости, сила должна быть у трудящихся.

— Вот тут проблема, — Микеле вздохнул, — Если я фермер, и занимаюсь растениями, или если я рабочий, и занимаюсь машинами, то я вряд ли научусь еще и профессионально владеть оружием. С другой стороны, ты — солдат, ты воюешь… Со скольких лет?

— С тринадцати, — ответил Ним Гок, — И это не проще, чем работать фермером.

— Никто и не спорит. Но, согласись: именно ты владеешь вооруженной силой.

Кхмер медленно покачал головой.

— Я взял оружие не для эксплуатации, а чтобы сражаться за интересы трудящихся.

— Да, — согласился Микеле, — Вопрос в том, как именно ты понимаешь их интересы.

— Понимаю просто: защита от вооруженного врага. Я солдат, это моя работа.

— А дальше? В мирное время? Сейчас?

— Сейчас — построение социализма.

— А что это за штука, социализм? Мы ведь с этого начали, верно, Ним Гок?

— Верно, товарищ Микеле. Мы с этого начали. Я понял, о чем ты говоришь. У меня недостаточное образование. Сейчас мир, и у меня есть время, чтобы учиться. Но ты можешь ответить сейчас на один вопрос? У тебя в примере буржуй трудящийся, он управляет. А что, если он получил капитал по наследству, нанял управляющего и не делает ничего полезного, паразитирует? Я читал Ленина. Это называется «рантье».

— Есть такой вариант, подтвердил Микеле, — А в чем вопрос?

— Вопрос: отнять все имущество у рантье, это справедливо?

— Справедливо по отношению к кому?

— К обществу, — уточнил кхмер.

Микеле выбросил потухший окурок, закурил новую сигарету и предложил:

— А давай, сначала ты ответишь на простой вопрос: может ли человек при социализме передать нажитое имущество по наследству своим детям или родичам? Или после его смерти имущество должно быть изъято из семьи в пользу всего общества?

— До коммунизма… — кхмер задумался на секунду, — …Имущество, нажитое трудовым путем, может передаваться по наследству. Иначе мы ограбим трудящегося. Но это не значит, что его дети или родичи могут жить на унаследованные средства, не работая.

— А если не хотят работать? — спросил Микеле, — Что тогда? Надо силой заставить их работать, несмотря на то, что у них есть законные средства к существованию?

— Видимо да, — согласился Ним Гок, — Есть принцип: кто не работает, тот не ест.

— Ясно. А теперь вспомним Маркса. Для какой формации характерно принуждение к труду? Для социалистической, буржуазной, феодальной, или рабовладельческой?

Ним Гок озадаченно почесал в затылке.

— Я задал простой вопрос, а ты опять отправил меня в начало разговора. Почему?

— Это потому, что ты задал не простой вопрос, и даже не сложный, а неразрешимый в такой постановке. В твоей модели человек стремится только к тому, чтобы есть и не работать, и только ты с автоматом стоишь на пути к этой его цели. Если так упрощать модель, то она будет неадекватна. Надо учитывать сложность форм поведения людей.

— Где про все это можно прочесть? — спросил Ним Гок.

— В учебнике по экоистории для колледжа.

— У вас на сотовом адресе есть E-mail box? — вмешалась Пепе Кебо.

— Да, — кхмер кивнул, — Я стараюсь использовать все каналы коммуникации.

— ОК. Я вам сброшу туда файл. Я учусь в Kimbi-college, у нас классный учебник. Ни капельки не скучный. Короче, сами увидите!

Микеле Карпини посмотрел на нее с некоторым подозрением.

— Хей, Пепе, мы что, говорили в прямой эфир?

— Ага! Это было увлекательно. Я вижу по хост-монитору, что нас многие смотрят. А можно, я еще наберусь наглости и задам вам всем кое-какие вопросы?

— Да, — ответил комбриг, — Сейчас мы идем к раненым в госпиталь. Вы можете пойти с нами и поговорить с моим младшим командиром Суок Тсомом, бойцом Хон Кехом и местной девушкой-волонтером Инеш Весто. Товарищ Микеле и товарищ Хэнк из-за религиозных предрассудков не говорят, что вытащили всех троих из руин форта под артобстрелом. Придется сказать мне.

— Какие религиозные предрассудки, я вообще сциентист! — возмутился Микеле.

— А я протестант, — добавил Хэнк Худ, — у нас таких предрассудков нет.

— Тогда почему я узнал об этом не от вас, а от доктора Куэло?

— Потому, что эта информация не имела военного значения, — ответил агроинженер.

— Имела, только ты этого не замечаешь, война не твое ремесло, — возразил кхмер, и повернулся к журналистке, — Так вы идете с нами?

Пепе Кебо с готовностью кивнула.

— Yo! Вдруг я тоже буду чем-то полезна этим раненым… Скажите, Ним Гок, а вот эти остовы разбитых машин, они для чего-то будут использоваться?

— На продажу, — ответил он, — Товарищ Микеле договорился с одной фирмой…

— Партнерство «Fakfak Termet» в Хитивао, — уточнил Карпини, — Это всего 600 миль на северо-восток. У них модерновое оборудование по утилизации тяжелой техники. Мы, разумеется, отдадим туда не все. Кое-что выгоднее переработать и использовать здесь. Завтра нам доставят электропечь с формовочным роботом для переработки алюминия. Точно такой же комплект, как на Атауро. Это хорошая рекомендация: ее выбирал по просьбе кэпа Пак Ена его дядя, инженер металлургической фабрики на Луайоте.

— В каждой провинции должно развиваться машиностроение, — припечатал Ним Гок.

— Какое конкретно здесь? — спросила Пепе.

— То, в котором есть потребность, — ответил кхмер, — Корпуса лодок, рамы для легких комбайнов, сборные мачты и лопасти для ветровых электрогенераторов.

— Ясно. Красивая программа. А кто будет управлять ее реализацией?

— Политбюро одобрило предложение товарища Микеле. Лучше спросить у него.

— Aita pe-a, — сказал Карпини, — Я договорился с дирекцией Esperanza-college, на наших островах Удан-Лоти, это в 250 милях к востоку отсюда, о стажировки их студентов в Оекуси. Ситуация здесь соответствует тематике колледжа. И здесь очень красиво. Я думаю, что желающих хватит. А я, хоть и уеду домой, но контакт терять не буду.

— Ого, Микеле! — воскликнула Пепе, — Вы лихо работаете. А можно острый вопрос?

— Давайте.

— Микеле, вы знаете, что Гаагский трибунал объявил о вашем розыске, как военного преступника? Вас обвиняют в уничтожении городов на юго-западе Тимора.

— До чего же у меня сложная международная карма, — вздохнул агроинженер, — Знаете, Пепе, меня третий раз обвиняют в чем-то таком. Впервые это случилось почти 20 лет назад, из-за репрессий против фундаменталистов-биоэтиков в Меганезии. Вторично я оказался злодеем 2 года назад, из-за Первой Транс-Экваториальной войны в Африке. Кстати, я во время той войны ни разу не был в Африке… Теперь еще здесь. Такими темпами, скоро Голливуд предложит мне роль Дарта Вейдара в «Звездных войнах».

— Кто такой Дарт Вейдар? — поинтересовался Ним Гок.

— Боевой командир с плохим имиджем, — ответил Микеле, — зрители-янки это любят.

В одном из карманов комбинезона Пепе зазвонил мобайл.

— Так! Это спутниковый канал, дирекция PASA. Что-то интересное… — она поднесла трубку к уху, — … Что? Ого! Ни хрена себе! Все кто, нас смотрит! Я переключаю на двухминутное чрезвычайное сообщение.

18.03, 17:00, PASA-TV, inter-vision, Papua-Hitivao/Индонезия-Джакарта.

20 минут назад в ходе торжественной церемонии спуска на воду новейшего ракетного корвета «Канген» в порту Джакарта, группа террористов-смертников обстреляла из пулеметов с крыши одного из портовых сооружений правительственную делегацию. Дипат Айтен, президент республики, Уранг Талай, министр обороны, скончались на месте, адмирал Бангин Пасат, командующий ВМС, тяжело ранен. Общее число жертв пока не сообщается. Четверо террористов (принадлежавших, согласно официальному сообщению, к радикально-исламистскому формированию «Тахрир») уничтожены на месте бойцами Службы Охраны Президента. В Индонезии объявлено чрезвычайное положение. Председатель Объединенного Комитета Начальников Штабов и Служб Разведки и Контрразведки, Ледан Бану, временно принял руководство страной. Он выступил по трем национальным каналам TV с обращением к гражданам, и призвал соблюдать спокойствие. По его словам, ситуация берется под контроль. Министром обороны временно назначен командующий корпуса быстрого реагирования, генерал-полковник Юсуф Обари, командующим ВМФ — адмирал Малонг Сай. Чрезвычайные полномочия по стабилизации положения в стране получили директор Департамента Национальной Безопасности, высший советник Кунсонг Сай и директор Военной Контрразведки, генерал Самир Ралонг. На улицах Джакарты наблюдается скопление военной техники и патрули спецназа. По неофициальной информации, спецслужбами произведен ряд арестов среди весомых политических фигур. Задержан лидер Партии Справедливости, Одонг Найпур, генерал армии Абдул Зитан и адмирал Асхаб Седар. Военные контингенты быстрого реагирования введены в султанаты Ачох и Джокия, а также на Малые Зондские острова и в Западный Тимор. Только что стало известно о бегстве из Джакарты двух религиозных лидеров: это Касим Хайруддин, которого считают одним из идеологов «Тахрира» и радикальный мулла Али Мартази. Они оба официально объявлены в розыск по подозрению в организации теракта. В остальном обстановка спокойная, транспорт, магазины и почта работают в обычном режиме. В администрациях отелей туристам сообщают, что никакой опасности нет, и можно спокойно выходить на улицу. С завтрашнего дня объявлен трехдневный траур. О дате заседания парламента по вопросу о досрочных выборах президента не сообщается.

75

Дата/Время: 19.03.24 года Хартии.

Оекуси — Небо над Арафурским морем и Папуа.

…Алибаба похлопал ладонью по 5-метровому эллиптическому крылу-фюзеляжу экономичной сверхзвуковой любительской флайки «Eretro-XF».

— Ну, как вам моя покупка? Красивая птичка, а?

— Хорошо, что она прозрачная, — заметил адмирал Ройо Исо, — в некоторых случаях, прозрачный цвет обеспечивает малозаметность.

— Прозрачный цвет, — повторила Брют Хапиа, — Классный термин!

— Ройо, ты хочешь купить такие флайки для ВВС, так? — спросил Микеле Карпини.

Адмирал утвердительно кивнул.

— По-моему, из нее выйдет хороший высотный морской штурмовик. Надо сделать из задней части салона бункер на четыре стофунтовые бомбы с лазерным наведением.

— Что ты все про войну? — проворчал Алибаба, — У нас уже мирная жизнь, прикинь?

— Привычка, — лаконично ответил Ройо.

— Понятно, — сказал волонтер, — Ну, что, Брют, больше ничего брать не надо?

— А больше все равно не влезет, — заметила она, глянув сквозь прозрачный корпус на заставленный картонными ящиками кормовой отсек.

— Ну, тогда, ОК. Дядя Микки, устраивайся, чувствуй себя как дома.

Карпини махнул рукой и полез на переднее пассажирское сидение. Через полминуты Алибаба устроился в пилотским кресле и захлопнул колпак кабины.

— Типа, от винта, как говорили в древности.

Негромко загудела турбина, и эллиптическая флайка «прозрачного цвета» поползла от пирса, одновременно разворачиваясь носом к открытому морю.

— Мы не перегружены? — спросил Микеле.

— Фигня, у нас еще резерв полцентнера… Ну, погнали!

Короткий разбег, море провалилось вниз, потом под крылом проплыл зеленый берег Оекуси и желтые крыши домиков порта Маквелаб. Флайка набирала высоту. Вот, по левому борту стала видна цепочка островов — Пантар, Алор, Атауро, Ветар. Вслед за ними, уже по правому борту показалась восточная оконечность Тимора и круглый островок Жако, а впереди — остров Кисар. Флайка уже развернулась носом на восток.

— Гляди веселей, дядя Микки, — сказал Алибиба, — Скоро прилетим на Хониару, а твоя vahine соскучилась, прикинь? Условия для секса вам устроить обязаны. Хартия, ага!

— В присутствии полдюжины преторианцев, — проворчал Микеле.

— Ну и хули? — спросил волонтер, — Это их проблемы. Пускай смотрят и завидуют, или пускай отворачиваются. Вам-то с ней что до них?

— Теоретически, ничего, — согласился агроинженер, — Но дело не только в сексе.

— Понятно, что не только. Эти красные из Камбоджи, Филиппин и Перу, не такие уж плохие ребята, но отдавать под их власть миллион человек… — Алибаба сделал паузу и покачал головой, — … Я думаю, твоя vahine подсядет в fare-duro лет на несколько.

— Ты бы на месте судей отправил мою жену на каторгу? — спросил Карпини.

— Я отвечу, дядя Микки, только ты не обижайся, ОК?

— Не буду. Какие обиды, если я сам спросил?

Волонтер кивнул и помассировал свой затылок, собираясь с мыслями.

— Ну, если по порядку. Я понимаю, Бруней. Туда этого Ним Гока бросили типа, как атомную бомбу. Формально, это правильно. Как при четвертом координаторе этому Брунею объявили войну, так мир и не заключали. Ладно. Но то, что сделали с теми туристами на лайнере «Royal Diamond», это ни в какую гавань не лезет. Они зашли в Бруней по круизу, типа как в зоопарк, а их в общую колбасу. Понятно, что никто Ним Гоку не приказывал колбасить туристов, но он привык так делать, и ребята в INDEMI должны были это знать. Тут галлон ума не нужен. Вот им первый штрафной балл. Что красные кхмеры делали в Новой Гвинее, я не знаю. Если просто попугали кого-то, то ладно. Нужен был повод, чтобы папуасы послали колонизаторов нах? Нужен. Вышло зачетно. Сделали независимость Хитивао без войны, и с соседями-индонезийцами не особенно поругались, и отхарили для нас острова Фаф и острова Сауткар. Типа, под шумок. Кстати, вот еще: красиво решили вопрос с мусульманами в Хитивао.

Карпини удивленно поднял брови.

— Честно говоря, я думал, что все мусульмане уехали… Я имею в виду, все, для кого приверженность этой религии имеет принципиальное значение.

— Не бывает, чтобы уехали все, — отватил Алибаба, — Кому-то просто некуда. С островов у северного побережья почти никто не уехал. В моем полувзводе один парень оттуда.

— Мусульманин? — удивился агроинженер.

— Нет, нормальный папуас. Но у него соседи-мусульмане. Когда по TV объявили акт о независимости Хитивао, соседи привели своих детей в его fare. На всякий случай. По раскладам получалось, что сейчас будет геноцид, а дети по-любому не виноваты. Но комиссар из CSAR Hybird все уладил. Оказывается, по новым научным данным, есть текст, где написано нормальное мусульманское учение. Называется «зеленая книга».

— «Зеленая книга» называется «коран», — заметил Микеле, — Там мистический нацизм.

Алибаба несколько раз утвердительно кивнул.

— Вот и я так думал. А по научным данным, слово «коран» означает просто «чтиво». Чтиво, которым пользуются исламисты, это фэйк, непонятно кем написанный, когда мусульмане воевали с католиками, тысячу лет назад. Типа, такая военная агитка. А настоящее мусульманское чтиво — «зеленая книга». Ее реставрировал в прошлом веке один парень, ливиец. Он был боевым офицером, а потом пошел в политику.

— Муаммар Каддафи? — в полнейшем, шоковом изумлении, спросил агроинженер.

— Точно! — обрадовался Алибаба, — И откуда ты все знаешь, дядя Микки?

— Я помогал старшей дочке по экоистории, а теперь помогаю младшей. И, чтоб мне провалиться сквозь небо, если Каддафи реставрировал эту книгу, а не написал сам!

— По последним научным данным, — ответил волонтер, — сам Каддафи только вставил в книгу кое-какие свои мысли про современность, и все думали, что он автор. Кстати, я прочел эту книгу, там все, кроме этих вставок, довольно толково, и похоже на Хартию. Про право жителей на природные ресурсы и реальную экономическую автономию. В древности жили не дураки. Кое-что они не догоняли, но и мы не все догоняем, верно?

Карпини погладил ладонью живот, как будто это помогало переварить услышанное.

— Алибаба, я не припомню, чтобы у Каддафи было написано о религии.

— Ну, дядя Микки, это же не главное! Там сказано про религию, как форму культуры. Слово «аллах», кстати, означает просто «бог». Древние ливийцы почитали какого-то главного бога. Что-то связанное с аграрной магией. Типа, в культуре это осталось. Ну, примерно, как в Полинезии есть Мауи и Пеле, а у папуасов Уунгур и две его жены.

— А пророк Магомет? — поинтересовался Микеле.

— А что Магомет? Древний военный лидер, объединитель Аравии. В эпоху крестовых походов, он уже был древним и мифическим. Ясно, что на него ссылались в военных агитках, типа как на авторитет. Про него толком ничего не известно. Нет записей. В Аравии в те времена еще не было письменности, ее завезли позже, из Месопотамии.

— Интересная версия… И, что? Мусульмане согласились с этой трактовкой?

Волонтер повел плечами в знак некоторой неопределенности.

— Ну, это же такое дело… Нормальные мусульмане согласились. По ходу, почти все согласились. Только отъявленные исламисты пошли против науки и гуманности. Их выявили и это… Нейтрализовали. Цивильно, без геноцида, поставили к стенке. В них была вся проблема. Вопли с минарета по утрам, дурацкие мешки на женщинах…

— Ты хочешь сказать, что мусульманки теперь ходят без хиджабов?

— Ясно, что без. Прикинь, дядя Микки. Ты мусульманин. Твоя женщина вышла из fare, надев этот мешок. Ее тормозит патруль. Дама, кто предложил вам носить эту одежду? Ваш мужчина? Понятно. Где он живет? Так, мы записали. Извините за доставленное беспокойство. Aita pe-a, вы можете надевать, что угодно, или вообще ничего. Но…

— Что — но? — спросил Микеле.

— … Но патруль придет к ее мужчине, в смысле, к тебе, с некоторыми вопросами. Я не говорю, что тебя поставят к стенке, но жесткий разговор тебе гарантирован. Прикинь, отпустишь ты свою женщину на улицу в этом мешке, или купишь ей другую одежду?

— Ясно, что я выберу второй вариант.

— Вот! — Алибаба поднял палец к потолку кабины, — Гуманная социальная логика! Вся культура должна быть добровольной. При этом условии, ты и твоя женщина можете почитать любых богов, какие вам нравятся. Никаких, нескольких, одного, половинку.

— Половинку? — удивился агроинженер.

— Ну, да. Халфиты считают, что существует только половинка бога. По их философии, если бы существовал хоть один целый бог, то мир бы выглядел совершенно иначе.

Карпини улыбнулся и покачал головой.

— Занятная теология… Но мы как-то ушли от исходного вопроса.

— Да, точно! Если бы я был судьей, то считай, штрафной балл я зачеркнул. А дальше главное: Тимор. Тут, прямо скажем, твоя vahine, неоправданно рисковала. А ну, как Красные Кхмеры устроили бы там все по заветам товарища Пол Пота. Прикинь?

— Мне кажется, Красные Кхмеры с первого дня были… — Микеле задумался, подбирая слова, — …Скажем так, под мягким контролем.

— Может, оно и так, — произнес Алибаба, — Но, даже под этим контролем, они натворили всякого беспредела. По ходу, как у нас во времена Конвента. И кто за это отвечает?

— А кто отвечает за то, что было у нас во времена Конвента? — спросил Микеле.

Алибаба пробурчал под нос какую-то мелодию, собираясь с мыслями, и ответил:

— Э, нет, дядя Микки. Так можно оправдать что угодно. Типа, если бы не сделали эту маленькую бяку, то непременно сделалась бы большая, а благодаря нашей маленькой бяке, мы приведем братьев — тиморцев к светлому будущему. Нет. Судить надо не по философии — типа, что было бы, если бы, а по факту. Бяка сделана — автор отвечает. А иначе кто угодно будет устраивать военные игры без санкции суда, а потом общество будет разгребать последствия. Короче: есть Хартия. Дирекция INDEMI не спросила санкцию суда на эту Тиморскую спецоперацию? Нет! Значит — виновата. И точка.

— По факту, так по факту, — согласился агроинженер, — Я рассуждаю, как бухгалтер. Выполнена операция с Красными Кхмерами. Есть ее фактические последствия. Они в плюс или в минус? Камбоджа — плюс. Без Ним Гока и его бойцов там стало спокойнее. Бруней — плюс. Мы выиграли войну, которая санкционирована судом. Новая Гвинея — плюс. Содействие независимости Хитивао санкционировано судом. «Royal Diamond», конечно, минус… Восточный Тимор — плюс. Там видна позитивная динамика.

— Ну, дядя Микки, про динамику еще рано говорить. Мало ли, как оно обернется. А в Западном Тиморе зато устроили полную жопу. Такую, что даже и сравнить не с чем.

— А что бы ты, Алибаба, делал на месте восточно-тиморского политбюро? Строго по Хартии: Каждый гражданин находится под безусловной защитой правительства. Эта защита не зависит ни от какой политики, ни от какой дипломатии, и осуществляется любыми средствами без всякого исключения. Как поступить с плацдармом агрессии, которым Западный Тимор являлся для Восточного с начала века и до позавчерашнего дня? Ты рассуждал бы о допустимых методах ведения войны, которую, кстати, не ты начал, или ты защитил бы граждан всеми средствами, как того требует Хартия?

— Ну, ты загнул, дядя Микки, — проворчал волонтер, — какое они, к свиньям собачьим, правительство? Кто их звал? Кто их выбрал? По факту они узурпаторы, завоеватели.

Микеле вздохнул и покрутил в воздухе пальцами, будто жонглируя шариками.

— Понимаешь, Алибаба, это спорно. Они пришли, как завоеватели, они узурпировали власть, но в критической ситуации они действовали так, как должно было действовать нормальное правительство, защищая жителей своей страны. И жители, между прочим, прекрасно понимают, что кхмерский оккупационный корпус сражался за них, и бойцы адмирала Исо из маоистской «Сендеро Луминосо» сражались за них. И филиппинцы — «хуки», которых привел доктор Немо — тоже. Если ты скажешь восточным тиморцам то, что сказал мне, то они тебя не поймут. Для них эти люди уже не чужаки… Как, между прочим, и мы с тобой, и кэп Хэнк Худ, и папуасские волонтеры… Знаешь, Алибаба, по-моему, ты сам не веришь в то, что сказал мне. Если бы ты в это верил, то черта с два ты оказался бы на фронте в кампании маоистов-оккупантов. Еще скажи, что я не прав.

— Мое субъективное мнение, это не аргумент, — возразил волонтер, — Мало ли, во что я верю? Ты давай, опирайся на объективные факты, как должны делать судьи, ОК?

— Судьи, Алибаба, это тоже люди, — ответил агроинженер, — А мнение любого человека субъективно по определению, на что бы он не опирался. Если бы у тебя были промыты мозги, или если бы ты не владел информацией, то твое мнение немногого бы стоило. А если ты составил свое мнение осознанно и информировано, то оно уже аргумент.

Алибаба с озадаченным видом почесал стриженую макушку.

— Спасибо Мауи и Пеле, держащим мир, что жребий выпал не на меня. До чего же это мутное дело, быть судьей. Но, по-любому, на «Royal Diamond» получилось безобразие, которое никакой щеткой не оттереть. Вот тебе, дядя Микки мое субъективное мнение. Вообще, если смотреть шире, то INDEMI последнее время много на себя берет. Ее для чего создали? Для защиты от внутренних и внешних угроз и для информационного обеспечения санкционированных военных действий. А она чем занимается? Какое-то тайное общество по переустройству мира. Таких мечтателей надо гнать с публичной службы и лишать политических прав! Пусть свой огород переустраивают, во как! Ты извини, дядя Микки, я про твою vahine ничего плохого не хотел сказать. Просто…

— Никаких обид, — перебил Микеле, — Я же сам завел разговор на эту тему. А по поводу огорода мне тоже приходила в голову мысль, что так было бы лучше.

— В каком смысле? — удивился Алибаба.

— В смысле, такая мечта. Я тоже немного мечтатель, понимаешь?

— Ну, это понятно, дядя Микки. Ты ученый, а в науке без этого никак невозможно. О! Поскольку мы заговорили про мечты. Ты уже успел что-нибудь придумать на счет быстрорастущего бальсового дерева? Я вот думаю, и мне кажется, что дело верное…

76

Дата/Время: 19.03.24 года Хартии.

Хониара. База ВМФ и Преторианской гвардии

Невозмутимый и неулыбчивый преторианец отработанным жестом указал на дверь в светло-сером барьере, украшенном сверху двумя рядами колючей проволоки.

— Сюда, пожалуйста, сен Карпини.

— Благодарю вас, — сухо сказал агроинженер, толкнул дверь, прошел через короткий тамбур, толкнул вторую дверь и оказался в углу миниатюрного квадратного дворика, огороженного с трех сторон таким же барьером с «колючкой». Четвертую сторону занимал стеклянный павильон, оборудованный как single-room в недорогом отеле. На платформах, поднятых над углами дворика, виднелись фигуры часовых.

А потом Чубби, сидевшая на бамбуковой скамейке за бамбуковым же столом, под карликовым панданусом посреди дворика, отбросила журнал с яркой обложкой, порывисто вскочила, в два прыжка оказалась рядом и повисла у него на шее.

— Микки! Большой пушистый Микки! Я соскучилась!

— Я тоже, соскучился, маленькая глазастая Чубби.

Он обнял ее и уткнулся лицом в ее светлые жесткие волосы.

— А ты мне позавчера снился! — объявила она, — Представляешь, я видела длинный-длинный сон про то, как ты первый раз поил меня домашним вином из самоанского винограда. Помнишь, мы прилетели с тобой из Лантона, ты показывал мне ферму на Алофи, а потом предложил выпить стаканчик молодого вина?

— Я предложил не «стаканчик», а «капельку». Это не мера объема, а мера…

— О! Эта капелька так ударила по моим юным мозгам! — перебила Чубби, — Я осознала смысл своих действий только где-то под утро.

— Ближе к полудню, — уточнил он, — Ты проворчала, что сено колючее, и царапается.

— Между прочим, оно действительно царапалось! Оно каждый раз царапается. Ужас!

— Но ты говорила, что это тебя возбуждает.

— Да, но если бы оно научилось возбуждать меня не царапаясь, это было бы лучше!

— Любовь моя, ты когда-нибудь видела самообучающееся сено?

— Нет. Но мало ли, чего я не видела? Например, я до тебя не видела таких красивых, сексуальных, изобретательных мужчин. Это ведь не значит, что тебя не бывает?

— Я бываю, — ответил Микеле и бросил взгляд на двух охранников-преторианцев на вышках, — Симпатичные у тебя тут мальчики.

— Ага, — негромко подтвердила она и потерлась носом о его щеку, — Они специально отобранные. Знаешь, какой конкурс в преторианскую гвардию?

— Догадываюсь. А зачем здесь этот цирк-шапито с постами на вышках и стеклянной крышей? В вооруженных силах не хватает камер видеоконтроля?

— Наверное, судьи доверяют преторианцам больше, чем электронике. В этом есть своя логика. Никто никогда не знает точно, на кого работает некая компьютерная система.

— Как будто с людьми не то же самое, — фыркнул он.

Чубби совсем домашним движением взъерошила ладонью волосы на его макушке.

— Ну, милый, я же сказала: СВОЯ логика. Чуть-чуть извращенная, если на мой взгляд. Между прочим, я сижу в архитектурном памятнике эпохи Конвента. Он называется «Prison Solarium». До революции тут был частный зоопарк одного плантатора. Когда плантатор смылся, зоопарк национализировали и переделали для социальных нужд.

— А кого здесь держали? — поинтересовался Микеле.

— Плантатор держал крокодилов. Поэтому — бассейн и травка. А скамейку и столик тут поставили уже потом, по просьбе капитана Ланзара, командира стрелков Батакской Армии Сопротивления. Его тут держали два дня, в середине первого года Хартии, а на третий день — расстреляли по приговору трибунала, из пулемета вон с той вышки.

Микеле повернулся в направлении, куда она указала рукой. Пулемет (конечно, уже новый), стоял на том же месте. Рядом прохаживался невозмутимый преторианец…

— Шутки у тебя, любимая, как у бойфренда нашей Люси.

— Наверное, я от него заразилась, — предположила Чубби, — Кстати, как он тебе?

— По-моему, хороший парень, хотя, как выражается молодежь, немного стремный.

— А, по-моему, Люси такой и нужен, — заметила она, делая шаг назад и окидывая его внимательным взглядом, — А знаешь, ты здорово выглядишь. Даже хочется за тобой поухаживать. Садись на историческую скамейку, а я сварю тебе какао. У меня есть раритетный аккумуляторный электро-котелок. Наверное, это первый такой котелок в Океании. Судя по лейблу, он сделан партнерством «Ta-o-Vave» Тонга, 22 года назад.

Чубби метнулась в стеклянный павильон. Микеле видел, как она наливает воду в потускневшую от времени алюминиевую емкость и насыпает порошок из пакета.

— А я тут на днях имел удовольствие заниматься агротехникой на их современной продукции! — крикнул он, — Мини-трактор «Jirafa», что-то наподобие пластикового трехколесного детского велосипеда с моторчиком. Но работает, что характерно!

— Где это ты так отличился? — спросила она, возвращаясь с котелком в руках.

— На Тиморе, в Оекуси…

Едва он произнес эти слова, как из динамика, приклеенного к стволу пандануса, послышался гудок, а затем молодой спокойный женский голос:

— Сен Карпини, суд запретил обсуждать с Чубби Хок военно-политические темы.

— Какая, joder conio, военно-политическая тема! — взорвался Микеле, — Я копал агротехнические траншеи для водорослей навесным диггером мини-трактора! Вы понимаете разницу между мини-трактором и танком или бронетранспортером?

— Я понимаю разницу, сен Карпини. Я только напомнила вам о темах, которые суд запретил обсуждать с майором Хок, чтобы вы случайно не вышли за рамки.

— Успокойтесь! — рявкнул он, — Я не буду обсуждать с женой свое участие в боевых действиях на Тиморе и в разработке аграрно-экономической политики СРТЛ. Она спокойно может сама посмотреть это по TV. Вы развели тут дурацкие секреты, и…

— Я лишь напомнила вам о судебном запрете. Артикул 108 Великой Хартии…

— Не смейте меня перебивать! Я вам сейчас напомню Хартию! Назовите ваше имя и должность! Это — первое, что вы обязаны были сделать, когда открыли рот, чтобы предъявить какое-то требование к гражданину Конфедерации. Ну?

— Капрал Трин Маренго, 9-й спецотряд преторианской гвардии Верховного суда.

— Пригласите вашего дежурного офицера, капрал Маренго. Я намерен заявить ему о нарушении, допущенном его подчиненным. Официально заявить, вы поняли?

— Но сен Карпини…

— Что — но?

— Извините, я… Я, наверное, забыла…

Чубби улыбнулась и погладила Микеле по щеке.

— Пушистый Микки, Трин хорошая девочка, просто она немного нервничает. Тебе действительно так хочется, чтобы ее наказали? Ну, если честно?

— Ладно, — он вздохнул, — Трин, не приглашайте офицера. Проехали. Просто я тоже нервничаю. Давайте взаимно не будем осложнять жизнь. Мы поняли друг друга?

— Да, сен Карпини, — сказал голос из динамика и замолк.

Микеле снова вздохнул, глядя, как Чубби наливает какао в две армейские кружки.

— Знаешь, любимая, там, в Оекуси, безумно красиво. Чем-то похоже на наш Раиатеа. Зеленые холмы, скалы… Черт, у меня тут отобрали мобайл, я бы показал фото…

— Милый, я смотрела PASA-TV. Ради тебя, разумеется, а не ради природы, но природу тоже посмотрела. Как тебе тамошние девчонки, а?

— Встречаются очень даже… — он нарисовал ладонями в воздухе некую комбинацию выпуклостей и вогнутостей, — Разумеется, не такие красивые, как ты, но все же. Хотя, самую симпатичную уже успел склеить кэп Хэнк Худ с «Royal diamond». Она была в нашей агротехнической группе. Когда начался обстрел, она стояла слишком близко к топливному баку, а по нему как раз залепили в первую очередь. Хэнк вытащил ее… Кстати, если я не ошибаюсь, эту девушку тоже показывали по TV.

— Да, — подтвердила Чубби, — Правда, сейчас она не в лучшей форме.

— Еще бы, — Микеле отхлебнул какао, — У нее обгорела большая часть спины, сгорели волосы, и она сильно ударилась лицом, когда ее отбросила взрывная волна. Но, как утверждает местное светило медицины, она поправится довольно быстро. Тем более, бравый кэп Худ таскает ей охапки цветов и смотрит такими глазами…

Майор Хок улыбнулась и кивнула.

— Это существенное дополнение к обыкновенной скучной медицине. Ты, кажется уже успел подружиться с Худом? Я так поняла из TV.

— Еще бы! Мы с ним вместе выбирались из такой задницы… Ладно, не будем ставить хорошую девочку Трин в сложное положение. Я тебе в другой раз расскажу, ладно?

— Aita pe-a, — ответила она, — А что ты там затеял в аграрной сфере? Судя по TV, весь остров Атауро и вся провинция Оекуси уже по уши в этой флорелле.

— Это кажется, что по уши. Одной только транспортной компании Хэнка нужно будет несколько тонн топливного спирта в день. Он уже купил в рассрочку два трофейных корабля, их только надо привести в порядок и поставить новые движки. Папуасы ему помогут, они на этом морского ежа без соли съели. А корпуса кораблей отличные.

— Кэп Худ остается на Тиморе? — уточнила Чубби.

Микеле сделал еще пару глотков какао и утвердительно кивнул.

— Да. Во-первых, у него там такая девушка. Во-вторых, перспектива с бизнесом. А в-третьих, домой ему хода нет, он объявлен пособником Красных Кхмеров… И я тоже. Возможно, мне закроют въезд в Австралию, Аотеароа, США и ЕС. Жаль, конечно…

— Вряд ли, — ответила она, — Скоро им будет не до того. В мире многое меняется.

— Не будем о политике, — предложил Микеле, — Лучше, давай я расскажу еще про одну аграрную тему. Я вышел на это с подачи нашей Флер. Ты знаешь, что такое бальса?

— Легкое дерево, — ответила Чубби, — Из него строили плоты в Мезоамерике, а сейчас используют в авиамоделях и в чем-то еще.

— Примерно так, — подтвердил он, — Это быстрорастущее дерево, близкий родственник баобаба. Плотность древесины бальсы немногим более центнера на кубометр из-за крупноячеистой губчатой структуры…

— О! — воскликнула Чубби, — На счет губчатой структуры. Ничего, что я перебила?

— Ерунда, — он махнул рукой, — Так что?

— Пока я не забыла. Хаген устроил показательный скандал вокруг выполнения правил бытового обеспечения интернированных. У него в кармане была распечатка правил, утвержденных судом еще лет 10 назад. Там полтораста пунктов, и он заставил все их выполнить. Теперь у меня есть столик, ракетки и шарик для пинг-понга, мячик, восемь энциклопедий на ноутбуке, бумага для оригами и натуральная губка в ванной.

— Натуральная губка? А это принципиально?

Чубби пожала плечами и улыбнулась.

— Не знаю. Не исключено, что в этом есть какой-то смысл.

— Может, провести практический тест? — спросил Микеле.

— Мне тоже приходила в голову эта мысль, — сообщила она, — Но не было ассистента.

— Я бы мог попытаться ассистировать, — заметил он, — Пошли, проверим?

77

Дата/Время: 19.03.24 года Хартии. Вечер.

Пелелиу, Эсколкуар — Нгетенгчау.

По восточному берегу Пелилиу, параллельно рифовому барьеру, на милю с северо-востока на юго-запад тянется узкая прямая коса Элечол-ра-Нгерикл. Она отсекает от мелководного моря ровный прямоугольник: двести гектаров чересполосицы, которая обозначена на карте, как Эсколкуар. Это не залив, не болото, не джунгли, а все в кучу.

Такой специфический ландшафт встречается еще в нескольких местах на Пелелиу, но только здесь он настолько обширен (по меркам острова, где вся суша занимает менее полутора тысяч гектаров). Название Эсколкуар восходит к сержанту Джонсону из американской морской пехоты. В ходе битвы за Пелелиу в сентябре 1944, он обозвал участок-137 на тактической карте армейским термином «Asshole square». На местном диалекте это словосочетание трансформировалось в «Эсколкуар» — в стиле туземных топонимов, таких, как Ладемисанг, Имелечол, Клоулклубед или Нгетечирур.

После Алюминиевой революции, когда население быстро развивающегося Пелилиу выросло от семисот до полутора тысяч жителей, предлагались различные проекты превращения Эсколкуара в полноценную сушу, но это оказывалось дороже, чем по старинке возводить платформы на мелководье в изгибах чистой береговой линии. Эсколкуар оставался «непродуктивной частью внутренней акватории», а крохотный болотистый островок Нгетенгчау посреди Эсколкуара — «непродуктивной частью территории». Когда Рон Батчер (директор партнерства «TeKe-Toys») подал в мэрию ближайшего городка Ладемисанг заявку на аренду всего Эсколкуара, его приняли с распростертыми объятиями, и цена оказалась более, чем гуманной.

Теперь Рон и Пума Батчер осматривали свой новый рабочий полигон, расположенный всего в полутора милях к Sauth-West-South от их fare. Точнее, они просто сидели под навесом на плоской крыше 20-футового пластикового домика-контейнера, только что привезенного и поставленного на четыре высокие ножки на северном берегу микро-островка Нгетенгчау, и любовались экзотической природой соленого джунгле-болота.

За этим вдумчивым занятием их и застало сообщение о боях на Сибуту и Ситангкаи.

19.03. LantON-line

Филиппины. Тави-Тави,

Кади Касим Хайруддин и мулла Али Мартази, лидеры террористической исламской группировки «Тахрир», бежавшие из Индонезии, скрываются на острове Сибуту в архипелаге Сулу, на юго-востоке филиппинской провинции Тави-Тави (т. н «Зоне. Мусульманского Минданао»), в 20 милях от Калимантана. Хайруддин и Мартази разыскиваются за терроризм, в т. ч., в связи с террористическим актом 19 марта, в порту Джакарты, при котором был убит президент Индонезии и министр обороны, и ранены еще ряд гражданских и военных чиновников. Ледан Бану, временный глава правительства Индонезии, потребовал от властей Филиппин немедленной выдачи Хайруддина и Мартази. Власти Филиппин «с пониманием отнеслись к требованию Индонезии», но указали, что его выполнение «потребует времени и усилий». Остров Сибуту сейчас контролируется исламскими сепаратистами «Абу-Саяф», союзными с «Тахриром». Шейх Сухрави Джамал, лидер «Абу-Саяф», заявил что «Хайруддину и Мартази предоставлено убежище, как преследуемым за религиозные убеждения».

Сегодня утром начались интенсивные перестрелки между исламистами «Абу-Саяф» и боевиками филиппинских левых радикалов «Хуки», которые базируются на островах Ситангкаи (т. н. «Филиппинской Венеции»), примыкающих к острову Сибуту с запада. Вчера «Абу-Саяф» получил подкрепление в виде бойцов «Тахрир», бежавших из Индонезии. «Хуки» вчера приобрели на Восточном Тиморе и перевезли на Сингкаи крупную партию оружия. Каждая из сторон стремиться к полному контролю над островной группой Сибуту-Ситангкаи, из-за значения этих островов, для транзита контрабанды между малайским и индонезийским Калимантаном и филиппинским островом Тави-Тави (деловым центром одноименной провинции).

Власти Малайзии (владеющие ближайшей к этим островам частью Калимантана) уже заявили к Филиппинам требования пресечь расширяющиеся боевые действия, и явно высказали намерение в противном случае высадить на Сибуту и Ситангкаи морской десант. Власти Филиппин ответили нотой, назвав это заявление «угрозой аннексии» и напомнив мировой общественности о событиях в Брунее в конце февраля этого года.

По просьбе Филиппин, на Сибуту и Ситангкаи вводятся миротворческие силы ООН. Первые группы «голубых касок» — по 50 из Южной Кореи и Австралии прибудут на Сибуту 25 марта. О планах расширения контингента ООН будет сообщено позже.

Инфо из Всемирной энциклопедии для путешественников

«T. Cook Tour Guide». Сибуту и Ситангкаи

Острова Сибуту и Ситангкаи (Филипины) находятся на равном расстоянии (около двадцати миль) к юго-западу от центра филиппинской провинции Тави-Тави и к юго-востоку от северной (малайской) части острова Калимантан (Борнео). Климат тут экваториальный, муссонный, температура ровная в течение всего года, 25–28 по Цельсию. Море вокруг изобилует мелководными коралловыми банками и отмелями. Остров Сибуту напоминает вытянутую с севера на юг и немного изогнутую сосиску длиной 15 миль. Острова Ситангкаи, лежащие в миле к западу, похожи на такую же сосиску, только уже нарезанную и с вынутыми кое-где ломтиками. Всего на Сибуту и Ситангкаи около полста тысяч жителей, но точно никто не считал. Места здесь мало цивилизованные, нет ни дорог, ни электричества. Группы хижины отделены одна от другой проливами или болотистыми джунглями. Единственное надежное средство передвижения — лодки. Хозяйство — натуральное. Основной промысел — рыболовство. Острова Ситангкаи с чудесными песчаными пляжами и пролив между ними и Сибуту — прекрасное место для экологического туризма и дайвинга. Население относится к туристам дружелюбно, арендовать хижину на берегу можно очень дешево, правда обычные удобства там отсутствуют. Один отель с определенным набором удобств функционирует на Сибуту в поселке Тандубанак, но он довольно близко к местной мечети, что создает определенные проблемы, с учетом сепаратистских настроений мусульман. Возможны также проблемы с малярией и другими инфекциями. Следует пройти вакцинацию перед поездкой, а на месте дезинфицировать питьевую воду.

— Мгм… — многозначительно произнес Рон, и повернулся лицом к экрану ноутбука, по которому шла трансляция, — Черная кошка, как тебе эта Филиппинская Венеция?

— Говно, — лаконично ответила Пума, — У нас здесь то же самое, но гораздо лучше.

— Вот-вот, — экс-коммандос одобрительно кивнул, — А теперь раскрой более подробно центральную часть своего рапорта.

— Центральную? — переспросила она, — Ага… Что здесь то же самое? Ну, это понятно. Протоки, джунгли, болото. По ходу, такая же оперативная специфика местности.

— Отлично. А мы ведь выбирали для полигона место, сходное с нашим планируемым оперативным театром в Транс-Экваториальной Африке. Так?

— Ну, да, — Пума кивнула, — В заливной части Замбези почти так же, только вода там пресная и более тухлая, а вместо рыб-лягушек — просто лягушки. Жирные такие.

Она собралась спрыгнуть с крыши, чтобы поймать (для иллюстрации) одну из рыб-лягушек (официально именуемых «илистыми прыгунами» или «периофталмусами»), которые смешно скакали на грудных плавниках и хвостах среди корней мангров.

— Стоп! — Рон удержал ее за руку, — Ты не договорила вывод.

— А что вывод? Мало ли в мире похожих мест?

— Черная кошка, а ты знаешь, что такое генеральная репетиция?

— У-у… — прогудела Пума и задумалась, прикусив кончик указательного пальца, — Я поняла! Завтра прилетят ребята из десантного корпуса «Замбези». Мы покажем им технику. Кроме флай-транспортеров, которые еще не готовы. Мы будем их учить по быстрой программе, сначала немного здесь, в Эсколкуаре, а потом на генеральной репетиции в Сибуту-Ситангкаи. До туда 700 миль. Не так далеко. Я точно угадала?

Рон улыбнулся и трижды хлопнул в ладоши.

— Ты угадала. С учетом сторон конфликта, Ндунти и Нгакве будут двумя руками «за».

— Да! — Пума кивнула, — Только надо решить про десантный транспорт, потому что тех флай-транспортеров, которые для настоящей войны, еще нет.

— С транспортом понятно, — сказал он — Учебно-десантный «Delos». Те же шесть мест.

— Тигра, а где мы возьмем десяток «Делосов» так быстро?

— А ты помнишь, Черная кошка, что есть такой Наллэ Шуанг, который вернулся?

— Yo! — обрадовалась Пума, — Наллэ это может! Да!

Вопрос, хватит ли нам времени, — продолжал Рон, — Необходимо успеть ровно перед «голубыми касками». У нас всего четыре дня на тренинги и планирование.

— В корпусе «Ехидна» хорошие солдаты, — заметила она. — Их не надо долго учить.

— Верно… — согласился экс-коммандос, — …Тем не менее, возможны потери.

— Потери возможны, даже когда идут по улице, — сказала Пума, — Зато, если мы это сделаем, меньше потерь будет на настоящей войне. Опыт, да! И еще, я подумала про Чубби. Ее будут судить 25-го. От ареста до суда не больше, чем 11 дней по Хартии. Я думаю так. Суд смотрит, из-за нее получилась фигня, или нет? Суд видит: ага, Чубби сидит, а все равно новая фигня, почти там же. Значит, Чубби не виновата, да!

— Спорно, — заметил он.

— Нет, не спорно! Суд судит, как в учебнике по прикладной логике, если «X» то «Y», а если не «X», но все равно «Y», то при чем тут «X»? Хочешь, Тигра, я нарисую!

— Это хорошая идея, — согласился Рон. Ему был понятен ход рассуждений Пумы, но он справедливо полагал, что ей не помешает повторить кое-что из курса колледжа…

78

Дата/Время: 20.03.24 года Хартии. Утро.

Антарктида. Муспелл. Порт-Фобос.

Отель «Подсолнечник».

Оо Нопи вытянулась на лежбище, заложив руки за голову, и улыбалась, глядя в синий пластиковый потолок. На ее шоколадной коже блестели мелкие бисеринки пота.

— Ты уплываешь, крошка, — тихо сказал Леон, и провел подушечками пальцев по ее подбородку, шее, по ложбинке между грудями, по животу… — о чем ты думаешь?

— Так, ни о чем. У нас дома был потолок почти такого же цвета. На нем жил геккон. Точнее, он просто жил в доме, а по потолку бегал, когда охотился за мухами. Когда варили сладкую кукурузную кашу с бананами, мух налетало много, он обжирался, и иногда шлепался. А мы его подсаживали обратно. Он был совсем ручной.

— А, по-моему, ты грустишь, — заметил Леон, игриво пощипывая кожу на ее животе.

— Это ты грустишь. У тебя случилось что-то херовое, а ты делаешь вид, что нет.

— Ты такая догадливая, просто ужас, — проворчал он.

— Когда любишь, то чувствуешь, — ответила Оо, — Это просто.

— Как ты сказала? — удивленно переспросил он, приподнимаясь на локте.

— Так и сказала. Что здесь такого?

— Ну… Это даже как-то внезапно…

— Ты привык к женщинам, которые скрывают, — перебила она, — Я другая.

— Это точно, — согласился он, — Ты вообще… Ну, как это? Ну, ты понимаешь…

— Что у тебя случилось? — перебила папуаска.

Он вздохнул, щелкнул пальцами, протянул руку к висящей на спинке стула куртке, пошарил в кармане, вытащил сложенный лист бумаги и молча протянул ей.

«Мичману Леону Гарсиа. 20.04 с.г. истекает срок вашего контракта с Вооруженными Силами. Продление контракта признано нецелесообразным. В связи с изложенным, предлагаю вам явиться в 16:30, 19 апреля, в офис кадров по месту службы (Муспелл, Порт-Фобос, представительство ВС Чили в международном контингенте MBL) для оформления документов об увольнении и денежном расчете. Майор С. Родригес».

— Все по закону, — прокомментировал Леон, — Предупредили ровно за месяц.

— Как ты и думал, — добавила она, повернулась на бок и провела ладонью по его груди.

— Все равно, одно дело — думать, а другое — когда уже конкретный пинок под жопу.

— Мне тоже пришла бумага, — сообщила она, и змеиным движением переползла через Леона, дотягиваясь до своего комбинезона.

Он, пользуясь удобным случаем, пошлепал ладонями по обеим половинкам ее попы.

— Представь: я не смог удержаться. Твоя попа это… В общем, у тебя такая попа…

— Я так и не поняла какая. Но, видимо, тебе нравится.

— Еще как! Она такая, что когда по ней шлепаешь, то сразу начинает вставать хер.

— Да, я уже вижу, — подтвердила Оо и, усевшись на свои пятки, развернула бумагу так, чтобы Леон мог прочесть:

«Хоп-командору Оо Нопи. Сообщаю вам, что по сумме набранных вами баллов на дистанционных экзаменах, вы приняты в Военную Академию PASA при факультете авиационно-космических технологий «Kimbi Transport Innovation College» (KTIC). К началу учебных занятий (30 апреля с.г.) вам следует прибыть в Маули-таун (остров Умбои) на базу АКС, С пожеланиями успехов, бор-командор АКС Дж. Кодо».

— Остров Умбои это где? — спросил он.

— Сейчас покажу, — сказала она, энергичным толчком ладоней опрокинула мичмана на спину, и начала рисовать пальцем у него на животе, — вот это остров Кириси, там мой дом, вот это, в тридцати милях к северу, Большой Папуа. Вот это, в двадцати милях к востоку, маленький остров Толокива, он как одна гора в виде верхушки зеленой луковицы, а в двадцати милях к юго-востоку от него остров побольше, это Умбои. А дальше на восток, четверть-ста миль от Умбои, еще больший остров. Меганезийская Новая Британия. Там Кимби. Но я буду учиться на Умбои. Жить я буду дома. Утром летать туда, а в четыре пополудни — обратно. И два выходных в неделю. Классно, ага?

— Ага, — согласился он, — Но как подумаю, что еще месяц, и я больше тебя не увижу…

— Это почему? — удивилась она.

— Ну, как? Я через месяц полечу на северо-восток, ты еще через десять дней на северо-запад. Вечером я выйду на мыс Анакаи, за которым заходит солнца, и подумаю: там, в десяти тысяч километров, за океаном, есть та женщина… Ну, ты понимаешь…

— Ты, все-таки, нашел бизнес у себя на родине? — грустно спросила Оо.

— Нет, — Леон покачал головой, — У меня ни хрена нет на Рапа-Нуи. Но что это меняет?

Оо порывисто и стремительно вскочила на ноги.

— Эй, ты что, совсем затупил?

— Что ты прыгаешь? — спросил он.

— Я прыгаю, потому что ты тупишь! У меня на Кириси есть бизнес, и в Академии мне будут платить кое-какие деньги. А у тебя на Рапа-Нуи нет бизнеса. Значит — что?

— Значит, ты в шоколаде, а я в жопе, — ответил он, — Я же говорил: черная полоса.

— Нет, ты реально затупил! Собери мозг в кулак и смотри. Я показываю.

Папуаска вышла на середину маленькой каюты и показала пальцем на северо-восток.

— Там у тебя нет бизнеса, нет дома, нет семьи. Ни фига нет. А там… — она показала на северо-запад, — есть бизнес, дом, женщина. Все есть. Теперь думай: куда ты едешь, на северо-восток или на северо-запад?

Леон сел на лежбище по-турецки и сосредоточенно почесал густые волосы на груди.

— Это что же получается? Это ты, как бы, приглашаешь меня к себе жить?

— Да. А что здесь такого?

— Ну, я спросил. Мало ли: вдруг я не так понимаю. Вообще, мне это нравится! А как сделать, чтобы меня 20-го апреля отсюда не выпихнули?

— Заплатим за 5 дней в этой каюте, а 25-го улетим. Ты присмотри на конверсионном маркете летающую лодку. Тут дешевле, чем на Большой воде. Нужна шестиместная, и запас хода — тысяча миль. Нам хватит, если лететь через Баллени и Маккуори.

— А зачем шесть мест?

— У нас же бизнес! Туристы! А мы и флайку берем дешево, и на проезде экономим!

Леон снова почесал волосы на груди.

— Ого, у тебя котелок варит!.. Э… Слушай, у меня же вашей визы нет. Как быть?

— Дай мне любой свой ID с фото, я пошлю его факсом в нашу локальную полицию.

— Что, и все?

— Да. Мы платим налог на полицию, чтобы не думать о такой фигне… Ты выбирай не самое говно, но простую, надежную и дешевую. А скорости хватит полтораста узлов.

— Это нам два дня лететь до Папуа, — заметил он.

— Так мы потому и вылетаем с запасом, прикинь? А пилотировать будем посменно.

— Ну, тогда, вроде нормально… Э… Слушай, тут еще вот что…

— Что?

— У меня хер стоит просто так. В смысле, без дела… Я ничего не хочу сказать, но…

79

Дата/Время: 22.03.24 года Хартии. День.

Пелелиу, Эсколкуар, Нгетенгчау

Рон, стоя на крыше домика-контейнера, повернул бинокль. Поле зрения окуляров переместилось с цепи африканских коммандос (редкой и почти невидимой среди низкорослой, но густой и яркой зелени) на позицию «противника». Противник, как водится, состоял из железных бочек, ящиков, и пластиковых мешков с мусором.

Выход на рубеж атаки лейтенант Котто выполнил корректно. Теперь ему осталось провести саму атаку без подсказок. Рон поправил наушники с микрофоном и…

— Тон-тон! Проверка связи.

— Штаб группы на связи, — раздался хрипловатый голос Котто.

— Проверка размещения полувзводов по звеньям, — распорядился Рон.

Из наушников понеслось:

— Это Первый-Альфа, на точке ноль-восемь-дробь-два-четыре, лицом к сектору джей плюс-минус два румба… Это Первый-Браво на точке один-ноль-дробь-три-пять…

Рон слушал и смотрел на экран ноутбука, где отображались сигналы с персональных радио-маячков, проверяя точность рапортов. Боевые стрельбы на такой вот сложной местности — это не шутки. Одна ошибка, и оглянуться не успеешь, как твои курсанты перестреляют друг друга. Но африканцы вышли на заданные точки четко…

— Внимание, группа! — сказал Рон, — Готовность пять… Три… Одна… Пошли!

Звук от залпа пневматики не совсем такой же, как от огнестрельного оружия. Более глухой и, в то же время, с каким-то звоном. Это можно записать в плюс. Если сильно повезет, противник потеряет секунду-другую, соображая, что случилось. Усиление эффекта внезапности… Взрывы четверть-фунтовых гранат разносят в клочья ящики. Тяжелые высокоскоростные снаряды из «динамических» ружей дюймового калибра навылет пробивают толстостенные железные бочки (как бы, бронетранспортерную технику противника). И последний аккорд артподготовки: снова гранаты, но уже со «сгущенкой» — желеобразной самовоспламеняющейся огнесмесью на основе спирта (напалм и фосфор при тренингах на обитаемых островах запрещены — экология).

А вот теперь, согласно плану тренинга, противник успевает сориентироваться. Два пулеметных гнезда, как бы, сохранили боеспособность. В направлении готовящихся к атаке коммандос летят пули… Точнее, красящие шарики из пэйнт-бластеров. Реально, бластеры размещены вне зоны учений. «Ответным огнем противника» дистанционно управляет сидящая здесь же, на крыше, Пума со своего ноутбука, но на позиции есть условные пулеметные гнезда — просто фонарики, мигающие при ее выстрелах. Их-то и должна подавить «ручная артиллерия» африканцев… Ага, подавила. Теперь придется преодолеть полтораста метров пересеченной местности… Качественно пересеченной.

Африканские коммандос появляются как чертики из коробочек, и проскакивают по несколько метров — по болоту, по кочкам, заросшим колючими кустами, по скользким каменистым выступам… Проныривают узкие протоки… И делают все это, как будто, независимо друг от друга Кажущаяся хаотичность перемещений это единственный способ избежать значительных потерь. Пума теперь стреляет одиночными. Летят красящие шарики, мигают фонарики, изображающие нескольких оставшихся в строю бойцов противника. Африканцы, почти не замедляя движение, расстреливают их из «карманных пулеметов». Рон пунктуально диктует на аудио-рекордер замеченные ошибки… Точнее, мелкие оплошности. Впрочем, на войне все оплошности крупные. Такой уж это бизнес, где любая мелочь может стоить кому-то жизни или здоровья…

Над пеленой дыма от горящих ящиков взмывает ярко-алый вымпел.

— Задача выполнена, — это запыхавшийся голос лейтенанта Котто в наушниках, — наши условные потери: один «zero», ноль «hard», два «light».

— Если «zero» оказался случайностью, то отличная работа! — объявил Рон, глянув на секундомер, — Собирай парней к пункту управления. Сейчас — обед, а потом разбор полетов. Мы должны выяснить, как получился «zero» и еще двое «покрашенных».

— Да, шеф!

— Ни хрена себе, страйкбол, — изумленно пробурчал социальный наблюдатель за его спиной, — Мне показалось, прошло полчаса, а оказывается три минуты.

— На войне всегда так, Олоис, — сообщила ему Пума, — Какая-то ерунда происходит с временем. То оно длинное-длинное, а то короткое-короткое.

— А, понятно, — соцнаблюдатель кивнул, — Как вы нервы не порвали, на такой работе?

— С чего бы им рваться, если в тебя не попали? — удивилась Пума.

— Он имеет в виду стресс и все такое, — пояснил ей Рон и повернулся к Олоису, — Есть замечания к нам, или все нормально?

— Типа, да, — подтвердил социальный наблюдатель, — В смысле, что, да на оба вопроса. Только вы не забудьте убрать это говнище… В смысле, отходы тренировок.

Он махнул рукой в сторону «позиции противника», где среди расстрелянных бочек и разорванных пулями мешков, догорали щедро залитые «сгущенкой» ящики.

— А как же, — Рон коротко кивнул на стоящий около домика оранжевый квадроцикл с лапой, оканчивающейся двойным ковшом, похожим на челюсти акулы, — Видишь, мы специально купили отличный грэбер. Хочешь такой же? Могу устроить тебе скидку.

— Ну, Батчер, ты в своем репертуаре. Ты и на этом срубаешь комиссионные?

— Ага! Прямая информация от юзеров — лучшая реклама, а реклама — мотор торговли.

— Экий ты аргументированный. Слушай, а почему горелой взрывчаткой не пахнет?

— Так ведь оружие пневматическое, — напомнил Рон.

— Но гранаты-то не пневматические, а?

— Ну, да. Только в них взрывчатка не нитрат чего-нибудь, а теазид. Прикинь?

— А что это такое? — спросил Олоис.

— Что-то химическое, оно есть в справочнике. Это придумали для взрывных работ в населенной местности. При взрыве получаются почти сплошной азот. Он не пахнет, фирму не штрафуют. Экономия. Кстати, если тебе будет надо, я могу устроить…

— Стоп! — соцнаблюдатель поднял руки вверх, — Пойду домой, пока ты мне бомбы со скидкой не продал. Заглядывайте с Пумой в кафе «Hit Takeoff», хлопнем по рюмке.

— ОК, заглянем! — крикнула Пума.

Олоис уже бодро скатывался по лесенке с крыши — как большой мячик с ножками. Изрядная толщина пуза, казалось, никак не сковывала его движений. Он оседлал разрисованный цветочками байк-амфибию, и деловито погнал напрямик, через двухсотметровую полосу болота, на запад, к авиагородку Нгедечелабед. А к домику быстрым шагом двигались африканские коммандос — четыре полувзвода.

Рон приветственно махнул им рукой, поднял бинокль и глянул в сторону своего fare, расположенного в полутора мили к Nord-East-Nord отсюда, на полуострове Оураие.

— Черная кошка, ты видела ту этажерку?

— Ту, которая уже полчаса торчит у нашего пирса? — уточнила она.

— Да, А ты заметила эмблему: человечек — вытянутая звездочка с головой-кружочком?

— Ага. Эмблема «Humi». Это ребята от Наллэ. Он передал: их зовут Ринго и Екико. Я думаю: надо их тоже накормить обедом. Правильно?

— Еще бы, — согласился он, — Они прямо с Нукуфетау, а эта модель этажерки делает не больше двухсот узлов. Ребята летели пол-суток. Значит: накормить и отдохнуть.

— Тогда, — заключила Пума, — Я возьму глиссер и сгоняю за ними. А ты пока можешь начинать всех кормить. Это не сложно. Я сварила густой суп, называется «пудинг», осталось только всех рассадить, и всем дать миски и ложки. У тебя получится?

— Справлюсь как-нибудь, — Рон слегка шлепнул ее по попе, — Давай, вези их сюда.

* * *

Среди здоровенных африканских коммандос, Ринго выглядел подростком, хотя был примерно их ровесником — тоже около двадцати лет. Худощавый и гибкий океаниец-melano с кожей, более черной, чем у африканцев-банту. Яркие сине-зеленые глаза и рыжеватые волосы указывали на маленькую примесь ирландской крови. Екико, была младше года на три. Изящная до кажущейся хрупкости смуглая девушка с прямыми выгоревшими волосами и большими светло-серыми глазами монголоидного разреза. Этническая японка, выросшая в Океании, под здешним опаляющим солнцем.

Ребята выглядели чуть-чуть сонными, но лопали с аппетитом, и оживленно болтали. Двенадцатичасовое посменное пилотирование «этажерки» не исчерпало их дневного запаса жизненной энергии (как она в них помещалась в таком количестве — загадка).

— У нас сейчас такой период в жизни, — трещала Екико, — когда надо себя проверить в настоящем деле. Попробовать, что ты можешь, а то потом будет уже сложнее.

— Так дядя Наллэ говорит, — многозначительно вставил Ринго.

— Еще он считает, что война это не наше, — продолжала она, — Я впечатлительная, меня выворачивает от этого. Ринго тоже нехорошо себя там чувствует. Ну, точно, не наше.

— Вы были на войне? — удивился лейтенант Котто.

Екико кивнула, черпнув ложкой очередную порцию того, что Пума считала пудингом.

— Да, мы ездили волонтерами на Атауро, ДМА. Только три дня назад вернулись.

— Попали в гарнизон острова Жако, — добавил Ринго, — Это такой маленький атаурский островок около самого восточного мыса Тимора.

— Какой болван отправил вас в зону прямых боевых действий? — спросил Рон.

— Так никто же не знал, что там будут прямые. Думали, что там чисто для контроля, а получилось… — молодой мелано оборвал фразу и невесело вздохнул.

— Думали, — фыркнул сержант Лаас, и забросил в себя ложку пудинга, на ходу ловко вытащив оттуда кусочек птичьего перышка (в кулинарных шедеврах Пумы почему-то всегда оставалось некоторое количество несъедобных компонентов), — Вот ведь, бля, мыслители… Командир, мы же разбирали полуторадневную войну, точно?

— Точно, — подтвердил Котто, — И всяко выходило, что противник захотел бы оседлать восточный мыс, а это удобнее всего сделать через Жако. Это и лягушке понятно. Да!

— Это если бы на Атауро не было морской авиации, — заметила Пума, — Но она была.

— А кто это знал наперед? — поинтересовался африканский лейтенант.

Ринго посмотрел на него удивленными глазами.

— По TV еще 15 марта объявили: СРТЛ передала ДМА остров Жако. Все знали!

— Это было слишком похоже на военную уловку красных, — ответил Котто.

— Версия об уловке не объясняла, почему фактория Мейер, начала активно закупать оружие для СРТЛ, — возразил Рон, — С чего бы Кайемао Хаамеа и Крис Проди-Хаамеа стали тратить деньги из фамильного бизнеса рапатарских королей, если бы Жако не передавался в их совместный с папуасами доминион Атауро?

— Красные могли сами заплатить за оружие. У них было золото из Брунея.

— Вот именно, что было, — парировал Рон, — Порядка миллиарда долларов. Но создание армии, флота, полиции и военной разведки с нуля, и экстремально-быстрые социальные реформы в стране с населением более миллиона, это очень дорогостоящее занятие. Через две недели у них уже были вооруженные силы, кооперативные фермы с комбайнами и электростанциями, медпункт в каждой деревне, трудовые лагеря, коммунистическое TV, современная телефонизация и товарно-продовольственные запасы. Красные за неделю решили проблему почти ста тысяч бездомных бродяг. Да, они их посадили в трудовые лагеря, но обеспечили им жилье, питание, гигиену и медицину, а нагрузка была не больше, чем у обычных сезонных рабочих. Все эти действия стоили красным большей части брунейского золота. Проблема еще в том, что им приходилось платить за все втридорога. Фирмы развитых стран не хотели официально иметь с ними дело, а «серые» посредники драли дикие комиссионные за свои торговые каналы.

— Шеф, ты здорово разобрался в делах этих красных, — заметил лейтенант, — Будто и не уходил в отставку из военной разведки.

Рон улыбнулся и подмигнул африканскому командиру.

— Все проще, бро. К концу первой декады своего правления, красное политбюро СРТЛ сообразило: если платить такими темпами, то копилка скоро покажет дно, и не хватит денег на кое-какую необходимую военную технику, а война на носу. За неимением альтернатив, они переступили через предубеждения и обратились к мэрии Атауро.

— Предубеждения? У красных кхмеров? — недоверчиво спросил военфельдшер Шапшу.

— Именно так, док, — экс-коммандос кивнул, — Хаамеа в глазах этих комми выглядели классово-чужими. Еще бы: родовая аристократия, одна из старейших в Океании.

— Классовые предрассудки дорого им обошлась, — добавила Екико, — Гкн Нопи говорил: если бы они сразу обратились к атаурцам, то война пошла бы совсем иначе. У СРТЛ с самого начала была бы легкая штурмовая авиация, и тот ураганный обстрел Дили и Макасара, с которого все началось, просто не мог бы произойти.

— Кто такой Гкн Нопи? — спросила Пума.

— Папуасский волонтер-профи. Он учился экономике в Кимби, и рубит в этом деле. В военном деле он тоже рубит, а то бы мы здесь не сидели. Рон, я тебя перебила? Sorry!

— Aita pe-a, — он слегка хлопнул девушку по плечу, — Так вот, атаурцы выторговали у красных остров Жако, а потом передали заказ на вооружение хорошим знакомым в дирекции «Taveri-Futuna». Заказ попал в наш филиал на Ореор-Палау, и мы с Пумой оптимизировали поставки. С 10 по 13 марта мы работали почти по 24 часа в сутки.

— Даже make-love не успевали, — с горестным вздохом, проинформировала Пума.

Услышав эти слова, африканские коммандос хором выразили инструкторам глубокое соболезнование. Они были едины в мнении, что такое надругательство над природой недопустимо. Тем более — в отношении таких замечательных ребят, как Рон и Пума.

— …Но выгода была большая, — продолжала она, — Мы продали красным виропланы и квадроциклы с нашими гранатометами, вот такими… (Пума похлопала ладонью по гранатомету на оружейном столике)… Только на турелях. И еще тяжелые мортиры.

— С пневмо-мортир начиналась история филиала на Ореор-Палау, — добавил Рон, — их заказали для разброски морских буев, а потом у основателей возникла идея заняться оружием, и они сделали «Sharkill», мощную пневматику для подводной охоты.

Ринго хлопнул себя по колену.

— То-то я думал: почему мне кажутся такими знакомыми ваши гранатометы!

— Любишь охотиться на акул? — спросила Пума.

— Мы этим подрабатывали в прошлом году, — он обнял Екико и добавил, — Этот бизнес придумала она. Мы подняли на этом кое-какие деньги, верно ронин-сан?

— Верно, — японка кивнула, — А вот ронин из меня оказался фиговый…

— Ты гонишь! — решительно перебил ее Ринго, — Ты классный ронин! Hei foa, хотите, я покажу фото, как Симона Сид вручает Екико орден Мартовской Революции?

— Но их вручили всем, кто был на Жако! — возразила она.

— А там все были классные ронины, — парировал он и положил на середину стола свой мобайл, — вот, смотрите. По-моему, зачетно…

Мобайл пошел по рукам африканских коммандос.

— А что такое «ронин»? — спросил сержант Лаас.

— Свободный воин в древней Японии, — ответил Ринго, — Он, в отличие от самурая, не служил феодалу, а сражался за то, что считал правильным. Ну, и иногда за деньги.

— А кто такая Симона Сид?

— Она работает в Политбюро СРТЛ, занимается правительственной информацией.

— У! Симпатичная! — оценил лейтенант Котто, глядя на экран мобайла, — А этот орден правильно дали. Мы с парнями были на похожей операции летом позапрошлого года: сражение за остров Мбабала на озере Уалилупе. Продержались вечер и ночь, а утром прилетели наши бомберы. Остров мы отбили, а он стратегический. Так мы забрали у Самбаи провинцию Южная Луапула. Президент подарил каждому из моих парней маленький мадагаскарский джип, а мне, как командиру, еще охотничье ружье. Да!

— Ну, раз ты говоришь, значит правильно… — Екико немного грустно улыбнулась.

Пума задумчиво почесала себе спину и цинично заявила:

— Красные — жадины. Могли, кроме ордена, тоже подарить вам что-нибудь полезное.

— У них это не принято, — заметил Ринго, — ценные подарки это реликт капитализма.

— А захомячить брунейское золото это не реликт?

— Так они не для себя хомячили. Прикинь: комбриг Ним Гок живет в общей казарме, вместе со своими солдатами, и одевается так же, и вообще у него нет ничего своего.

— Ну, и дурак, — припечатала она.

— У Пол Пота была своя авторучка, чашка и настольная лампа, — сообщил Рон.

— Тоже дурак.

— А султан Брунея с этим своим дворцом с золотыми куполами, золотыми унитазами и золотыми мусорными ведрами, по-твоему, был умнее? — поинтересовалась Екико.

— Совсем глупый дурак, — уверенно ответила Пума.

Екико покачала головой и, проглотив последнюю ложку пудинга, спросила:

— Интересно… А что бы ты, такая умная, делала с полутора миллиардами долларов?

— У-у… — Пума снова почесала спину, — Я бы сказала своему мужчине, эй, давай мы сделаем что-нибудь толковое с этими деньгами. Тигра, что бы ты мне ответил?

— Ты хитрющая Черная кошка, — проворчал Рон, и повернулся к Екико, — А ты, гло, некорректно ставишь вопрос. Тут нужны четкие вводные. Мы получили эту сумму на месте Ним Гока, или на месте условно-живого султана (у которого, кстати, было раз в двадцать больше денег), или на нашем собственном месте?

— На месте Ним Гока, — уточнила она.

— Уточни: на какой стадии его одиссеи?

— По состоянию на полдень 1 марта, сразу после захвата Восточного Тимора.

— Я бы отдал этот кусок Тимора западным папуасам — Хитивао, в обмен на хорошую поляну для бизнеса в их зоне контроля, и не имел бы проблем. Жители Восточного Тимора в этом случае тоже не имели бы проблем. Войны бы просто не произошло.

— А западные папуасы пошли бы на это? — спросил Ринго.

— Видимо, да. На Атауро они пошли даже на менее выгодные условия присутствия.

— Шеф, а если бы правительство Хитивао тебя обмануло? — вмешался Котто.

— Зачем, бро? Это испортило бы им всю политическую игру, и репутацию вдобавок.

Ринго переглянулся (и, кажется, даже перемигнулся) с Екико и кивнул.

— ОК, Рон. Ты на поляне в Хитивао и у тебя миллиард баксов. Что дальше?

— Скорее всего, мы бы вложились в космос, как ты думаешь, Черная кошка?

— Немезида! — радостно воскликнула Пума, — Это было бы классно, да Тигра?

— Это был бы многошаговый проект, — уточнил он, — В принципе, можно разрисовать сетевой график с профитом после каждого шага. Но этим, ребята, я займусь только в случае, если у меня действительно окажется сумма такого порядка.

Гости с Нукуфетау снова переглянулись и теперь уже точно подмигнули друг другу.

— Слушай Рон, — осторожно сказала Екико, — А нам можно к тебе в команду?

— Мы умеем не только собирать моторные штучки из модулей, — добавил Ринго.

— Нам, вообще-то Наллэ посоветовал к вам прибиться, — призналась она.

— Мы просто хотели сначала поговорить, — уточнил он, — Ну, чтобы убедиться.

— В чем убедиться, ребята? — Рон скептически хмыкнул, — Бизнес нашей команды это война, а не космос. По крайней мере, пока. Вам мало было одной войны? Я не знаю, почему Наллэ дал вам такой совет, но… Думаю, он несколько поторопился.

— Наллэ предупреждал, что ты отреагируешь примерно так, — ответила Екико.

— Тигра, нам же нужны толковые ребята, — вмешалась Пума, — Ты же сам говорил!

Рон вздохнул и несколько раз легонько ударил кулаком по ладони.

— Говорил. Не спорю… ОК, если вы не хотите отдохнуть… Так, вижу, что не хотите. Тогда, давайте соберем моторные штучки из модулей. Я имею в виду, «Делосы». Эй, парни! — добавил он, обращаясь к африканским коммандос, — сейчас вам предстоит практическое знакомство с авиа-десантными транспортами «Delos» малого радиуса действия. В принципе, они не слишком сильно отличаются от тех десантных мото-дельтапланов, с которыми вы все имели дело раньше, но… Любое отличие имеет значение. Активная помощь при монтаже и контрольных тестах — приветствуется.

— А как с тем нашим вопросом? — поинтересовался Ринго.

— Обсудим после ужина, — лаконично ответил Рон.

80

Дата/Время: 24.03.24 года Хартии. Вечер.

Море Сулавеси.

Филиппины. Тави-Тави, Сибуту-Ситангкаи

Катамаран-траулер «Ikilik» (на языке Папуа-Куануа — «Малышка»), порт приписки — Факфак, Хитивао (Западная Новая Гвинея), лениво дрейфовал почти в центре моря Сулавеси. Отсюда было примерно одинаковое расстоянии (около двухсот миль) до филиппинских Минданао и Тави-Тави, до малайского Калимантана-Борнео, и до индонезийского Сулавеси-Целебес. Ничего особенного в этом двадцатиметровом кораблике не наблюдалось. Западные папуасы ловят рыбу в нейтральных водах…

Солнце медленно тонуло в темнеющем море со стороны Калимантана, превращаясь в медно-красный, слегка сплюснутый и усеченный снизу диск. Четверо рыбаков (двое мужчин и две женщины) довольно лениво собирали на палубе глубинные ловушки с подсветкой, по всей видимости, намереваясь забросить их после захода солнца. Будь рядом сторонний наблюдатель, он видимо, отметил бы, что все четверо принадлежат к различным расам: креол, melano, африканка и японка. Опять же, ничего необычного. Хитивао — страна полиэтническая, кого там только нет. Если бы этот наблюдатель отвлекся на час сразу после наступления темноты, он бы и дальше не заметил ничего странного — те же четверо рыбаков, с помощью стрелы ютовой лебедки, так же лениво погружают в воду ловушки с фонарями подсветки. Главное произошло за этот час.

На палубе внезапно появилось значительное количество вооруженных людей. Стрела лебедки начала извлекать из кормового бункера предметы, похожие на связки досок. Заработали компрессоры, и предметы стали быстро превращаться в нечто наподобие дельтапланов с движками и полузакрытыми надувными лодками под крылом. Эти аппараты, все той же стрелой, опускались за борт, в них спускались по шторм-трапу и занимали места по шесть человек. Дальше — раскрутка пропеллера, разбег и взлет. Эта операция повторилась восемь раз подряд. Аппараты, негромко жужжа пропеллерами, улетели примерно на запад, в сторону Калимантана… Проводив последнюю группу в полет, четверо «рыбаков» занялись постановкой ловушек. Скоро на поверхности моря торчали по кругу яркие надувные буйки-метки над заброшенными снастями, а рыбаки развалились на палубе — видимо, чтобы бездельничать до рассвета, когда ловушки с попавшейся туда рыбой надо поднимать на борт и загружать добычу в бункер. Опять ничего такого, что могло бы вызвать подозрение у стороннего наблюдателя.

Другое дело, если бы наблюдатель был еще и слушателем. В этом случае, разговор на палубе безусловно натолкнул бы его на мысль, что какие-то это странные рыбаки…

— Рон, а ты раньше делал такие вещи? — спросил Ринго.

— А как же, — отозвался экс-коммандос, — Это канонический фокус. Его придумали, как минимум, сто лет назад, а технику отработали в начале нашего века. Правда, обычно я оказывался туристом, а не барменом. В смысле, летел, а меня провожали и встречали.

— Рон, можно задать тебе личный вопрос? — нерешительно сказала Екико.

— Почему бы нет? И зачем такое официальное предисловие?

— Просто… — она запнулась, — …Просто я подумала: когда делаешь это не первые, а во второй, третий, пятый раз… Когда ты уже знаешь, как это будет выглядеть… Тебе не бывало страшно?

— Конечно, бывало. Это нормально. Если бойцу в такой ситуации вообще не страшно, значит у него проблемы вот тут, — экс-коммандос выразительно постучал себя по лбу костяшками пальцев, — К страху надо относиться, как к естественному явлению.

— Нет, я не это хотела спросить. Страх, что тебя ранят или убьют, это понятно. Я про другое. Тебе не страшно знать, что из этого получается, и как это будет выглядеть?

— Ой-ей, — протянула Пума, — У меня так тоже было, да! Первое время я очень боялась смотреть, как умирают на войне. Мертвых не боялась, нет. Мертвых боялись только совсем дураки, которые верят что, зомби получаются сами собой. Я не верила.

— Зомби? — переспросил Ринго.

Пума включила электрочайник, стоящий на циновке, и утвердительно кивнула.

— Зомби можно сделать, наверное. Хотя я не видела. Но само собой так не бывает.

— Черная кошка, — вмешался Рон, — я тебе объяснял, почему это невозможно сделать.

— Объяснял, — согласилась она, — Ну, а вдруг очень сильный hungan… tahuna-roa…

— Давай, ты спросишь у дока Мак Лоу? — предложил он.

— Неудобно, — проворчала она.

— Удобно, — возразил он, — Хочешь, я сам спрошу, при подходящем случае?

— Уау! Спроси. Интересно послушать, что скажет док, — ответила она и повернулась к Екико, — …Так вот, мне было страшно. Неделю. Месяц. Потом привыкла. Теперь мне кажется: ничего такого. Есть вещи, которых надо бояться. А этого не надо.

— Сколько тебе тогда было лет? — спросила Екико.

— Точно не знаю. Думаю: тринадцать или четырнадцать.

Ринго покачал головой и закурил сигарету.

— Наллэ говорил, что ты родилась и выросла в Африке, в Южном Конго. Верно?

— Да. Но я думаю, не это влияет. Я думаю, влияет, что тебе некуда деться. Тогда легко привыкаешь. А если можно избежать, то привыкнуть труднее. Тигра, это так?

— Это тоже, — Рон кивнул, — А если можно избежать, то все зависит от настроя. Если ты уверен, что участие — это правильный, лично для тебя выбор, то валяй. Все получится. Если не уверен, то это не твоя работа. Такие дела… Не знаю, как еще объяснить.

— Я была уверена, — сказала Екико, — Я и сейчас уверена. А вот, не получилось.

— Что именно не получилось? — поинтересовался Рон.

— Можно, тогда я расскажу с самого начала? — спросила она.

— А иначе и не получится, — ответил он, — только, видимо нам придется прерываться.

Екико крепко сплела пальцы, видимо, соображая, с чего начать.

— Наверное, это был просто какой-то импульс. Типа: вот настоящее дело! Оно есть в данный конкретный момент. А вот мы… Такие… Как это лучше сказать?

— Это не объясняй, — помогла ей Пума, — Это понятно.

— Ну, тогда и дальше понятно. Раз-два прошли тестирование, физподготовка, знание техники, все такое. Кстати, был конкурс: семьсот претендентов на полтораста мест.

— Уау? Конкурс?

— Это обычное дело, Черная кошка, — заметил Рон, — Сколько мы срубили денег за один волонтерский вылет в Транс-Экваториальном Конго? А тут, по ходу, не один.

— А-а… — Пума понимающе кивнула, — Тогда это тоже понятно.

— Мы не за деньгами гнались, — уточнила Екико, — В смысле, и за деньгами тоже, но не столько за ними сколько… Я уже сказала. Проверить себя. Утром 16 марта, на Атауро, волонтеров разбавили полусотней профи и распределили на полувзводы, по разным специализациям. Мы с Ринго попали в один из полувзводов мобильного наблюдения. Восемь волонтеров и четыре профи из военизированной спасательной службы Папуа.

— Служба «CSAR Hybird», — уточнил Ринго.

— Спасатели? — насмешливо переспросил Рон.

— Ну, да, а что?

— Так, ничего… И какой контингент перебросили на островок Жако?

— Вот наш полувзвод и перебросили, — ответила Екико.

— Один? — спросила Пума.

Японка утвердительно кивнула.

— Да. Все думали: там будет тихо. Островок — блин в милю радиусом, там ничего нет, кроме лесо-кустарника. Ну, еще хорошие пляжи. Наш базовый лагерь как раз был на пляже, на северном мысу. Очень красивое место, и хороший обзор. Мы видели оттуда индонезийский остров Кисар в двадцати милях к северу. Через оптику на теле-мачте, разумеется. Кисар размером около пяти миль, он более сухой, не такой заросший, как Жако, и обитаемый. И там уже была группировка «Тахрир», что-то вроде усиленного батальона и батареи в деревне у южного берега, практически напротив нас.

— Вы так и торчали на мысу, как мишени? — спросил Рон.

Она сделала большие глаза и покрутила головой.

— Нет, конечно! Мы днем, сразу после высадки, покрутились там, поставили базовый лагерь: пару шатров, тент для техники, штангу с атаурским флагом, понаблюдали за тахрировцами… А они — за нами, наверное. Потом, ближе к вечеру, Дв приказал нам запустить spy-drone и переместиться почти к центру Жако. Типа, на всякий случай.

— Дв — командир полувзвода, папуас, — сообщил Ринго, — Он классный парень, но мы, ворчали на него, когда перлись через заросли. У нас было три легких амфибии, они открытые, а кусты колючие… В общем, удовольствие такое, на любителя.

— Ага! — обрадовалась Пума, — Базовый лагерь оставили, как приманку. Толково, да!

— Дв этого нам не сказал, — пояснил Ринго, — потому мы и ворчали.

— Если честно, — добавила Екико, — мы еще не врубились, что вот-вот влипнем.

* * *

На самом деле, все восемь волонтеров на Жако до последних минут не верили, что окажутся в зоне т. н. «прямых боевых действий». Даже ракетный обстрел восточной оконечности Тимора в районе Тутуала (всего в трех милях к северо-западу от них), воспринимался как событие, не имеющее к ним прямого отношения.

Сразу после заката, из дальней от них бухты острова Кисар вышел сейнер, и двинулся курсом South-West-South, будто намереваясь обойти опасную тиморскую акваторию с востока. Разумный маневр, вполне разумный: зачем рыбакам лезть туда, где стреляют? Когда Дв приказал пройти спай-дроном над палубой сейнера на минимальной высоте и внимательно изучить данные фотосъемки, волонтеры подумали, что это или простая формальность (мы же наблюдатели), или игра (все равно скучаем), а оказалось — ничего подобного. Все игры уже закончились. С высоты полста метров были отлично видны вооруженные люди на палубе и уже надутые лодки «Zodiac» для десантирования.

Теоретически, оставался шанс, что фальшивый сейнер просто совершает обходной маневр, планируя миновать Жако, повернуть на запад и высадить морской десант на южный, менее тщательно охраняемый, берег Тимора. Практически Дв в это не верил, поэтому немедленно после получения фото, занялся разметкой позиций и секторов обстрела на восточном берегу Жако. Пояснения для личного состава были просты: «Ребята! Через час это корыто развернется рылом к нам и «Зодиаки» будут висеть на талях, по четыре вдоль каждого борта. Итого: 96 гостей. А на корыте останется еще примерно столько же для второго захода. Мы ведь их не приглашали, верно?».

К этому моменту уже был реализован план «Hush» — принудительная радио-тишина, вызванная массой тонкого металлического аэрозоля, распыленного над Тимором и окружающей акваторией. Связаться с Атауро, и с любой точкой дальше 20-мильного «радио-горизонта» в ближайшие три часа было невозможно. Самое время испугаться…

* * *

Екико провела ладонью по лицу и тряхнула головой.

— По идее, мы должны были перепугаться, но Дв так спокойно объяснял нам, что надо делать, и остальные профи вели себя тоже спокойно. Типа: обычная рабочая ситуация. Темнота позволяла незаметно подъехать на амфибиях к самому восточному берегу, а дальше просто использовать баллистический компьютер. Как в игре. Навел крестик, нажал «Enter». В смысле, мы одновременно нажали, по сигналу.

— Мы подпустили этот корабль на две мили, — уточнил Ринго, — Дв пять раз повторил: главное для нас плотно отстреляться, смыться к другому берегу и рассредоточиться.

— Мы даже не видели цель, — продолжала Екико, — В смысле, видели только на экране. Просто ткнули значок в меню. Меня прямо-таки удивило, когда гранатомет на турели выстрелил по-настоящему. Бум-бум-бум… По три выстрела с каждой машины. Сейнер загорелся. Мы наблюдали это всего несколько секунд, и дали деру. Странно, но и тогда мне казалось, что это не всерьез. Как-то слишком игрушечно все выглядело. Потом нас накрыл артналет с Кисара, и тогда стало страшно… Я не думала, что бывает настолько страшно. Я лежала в какой-то ямке среди кустов, и мне больше всего на свете хотелось закопаться с головой. Каждый раз, когда эта дрянь свистела в воздухе, казалось, что она летит точно в меня. Сначале этот свист совсем слабый, а потом все сильнее и ближе… Потом удар по всему телу. Значит, мимо. И сверху сыплются камешки. Чувствуешь, как они бьют по телу, но кажется, что оно не твое. Не знаю, в какой момент ранили того мальчишку с Новой Ирландии. Просто я краем сознания поняла, что кто-то кричит… А вот Дв молчал, хотя его тоже зацепило… Правда, не так сильно. Все это продолжалось вечность. Я помню какое-то отупение, как будто мне уже все равно… Как объяснить?

Экс-коммандос кивнул и осторожно похлопал ее по плечу.

— При артобстреле всегда так. Это защитная реакция психики. От тебя в этот момент ничего не зависит. Все решает слепой случай. И психика работает так, чтобы твой организм не напрягался попусту. И знаешь, что: лучше не старайся вспоминать этот эпизод детально. Тебя уже слегка трясет… Ну, ты поняла.

— Да, Рон, — она послушно кивнула, — Наверное, я лучше не буду про это…

* * *

Дв совершенно четко рассчитал: этот артобстрел не может вестись долго. Накануне военный штаб Атауро объявил: «Любая атака против объектов на территории ДМА должна немедленно пресекаться путем полного уничтожения атакующих групп, всей инфраструктуры в зоне их дислокации и всех потенциально-военных объектов»…

Дальняя связь штаба с автономными группами не функционировала, но лазерная связь с дронами наблюдения в акватории сохранялась. Обстрел был засечен немедленно. Через несколько минут, звено авиа-рэпторов, усиленных планирующими минами, методично стерло с лица земли батарею на Кисаре, и маленький порт, и поселок, жители которого дальновидно покинули остров еще два дня назад. Маленький эпизод маленькой войны.

* * *

После небольшой паузы Екико вздохнула и снова потерла лицо ладонями.

— Я не сразу поняла, что стреляют уже не в нас. Взрывы продолжались, но сотрясений земли не было. Потом меня полминуты тормошили, чтобы я начала соображать.

— А это было со всеми волонтерами, — сказал Ринго, — Меня трясли точно так же.

— Да, верно, — она кивнула, — Я стала въезжать в тему, но такой калейдоскоп в голове… Надо было срочно что-то делать с Джоси, с тем парнем, из Новой Ирландии, но я не представляла что. Он получил осколок в живот, и оттуда лезло все, что внутри…

— На голодный желудок поймал? — со знанием дела поинтересовалась Пума.

— Да. Нас предупреждали по поводу еды.

— Правильно предупредили, да!

— Если бы не профи из «CSAR Hybird», то он бы точно умер, — сказала Екико, — но они быстро вкатили ему какой-то spec-mix из «аптечки коммандос».

— Первый шприц-тюбик справа, — уточнил Рон, — По приколу, это называют: freeze-me.

— Реально это было совсем не смешно, — заметила Екико, — Парень после инъекции выглядел почти как труп. Дв был ранен в плечо, но остался в сознании и даже шутил, когда его обрабатывали. А командование принял Гкн, другой профи из CSAR Hybird. Дело в том, что у нас образовалась еще проблема: с того подбитого сейнера каким-то образом спустили на воду три надувных «Зодиака». Пока мы лежали на грунте, под артобстрелом, они прошли больше полпути до нашего островка…

Пума задумчиво поскребла ноготками голое колено и поинтересовалась:

— А ваши тачки остались на ходу?

— У одной амфибии пробило что-то осколками. Мы поехали на двух уцелевших. Гкн оставил с ранеными двоих ребят, которые лучше соображали в медицине. А восемь человек поехали… Я и Ринго попали в первый экипаж, где были Гкн и Упу, девушка-профи, из CSAR. Помню, что на меня опять наплыло какое-то чувство нереальности происходящего. Наверное, из-за нервного шока, и еще из-за ноктовизора. Когда ночь превращается во что-то яркое, раскрашенное условными цветами, все окружающее выглядит, как сон… Или как какой-то бред, если учесть, что мы там делали.

— Yo! — согласилась Пума, — Меня это тоже прикалывает. Особенно в море. Дельфины становятся разноцветными, как коралловые рыбки. И выдохи, как фейерверки, да!

— К сожалению… — вздохнула Екико, — у нас там были не дельфины. Joder! Почему эти идиоты не пошли в другую сторону, на восток? Там всего 30 миль до острова Малкал.

У Пумы был свой взгляд на подобные вещи, и она рассудительно прокомментировала.

— Хорошо, что они идиоты! А то они бы пошли туда, и вы не смогли бы их убить.

— Прикинь, гло, — вмешался Ринго, — У нас не было цели их убивать. Если бы они ушли куда-нибудь на фиг, пусть бы себе жили!

— Это исламисты, — возразила она. — От них проблемы. Зачем надо, чтобы они жили?

— Это люди, — отрезала Екико, — Они думали, чувствовали, кого-то любили… Они даже почти не сопротивлялись. В начале кто-то из них дал несколько очередей из автомата наугад, в темноту… А потом они просто что-то кричали, махали тряпками. Наверное, белыми, но через ноктовизор цвета другие… Трое наших профи и еще одна девчонка, военный корреспондент, стреляли из «HAL», винтовок с лазерным маркером. Они специально старались не продырявить лодки. В тех людей, которые в воде, сложнее целиться. Все равно, продырявили, конечно, и оставшихся добивали в воде. А я была корректировщиком огня на втором номере. Когда до меня дошло, что происходит… В общем, меня вывернуло. Меня и сейчас выворачивает, когда я вспоминаю.

Рон слегка качнул головой, достал из кармана сигарету и покрутил между пальцев.

— У тебя абсолютно здоровая реакция, гло. И, в принципе, ты права: людей убивать нехорошо. Это, как бы, общее правило. Но Пума тоже права. В этом частном случае, людей надо убивать, потому что от них проблемы. Вот, представь: они бы дошли до Малкала, а ведь там кто-то живет. Скорее всего, там обычные рыбаки и фермеры, в основном нормальные люди, хотя и мусульмане. На хер им нужен такой подарок?

— Убивать фактически безоружных? — спросила она, — Расстреливать тех, кто сдается?

Экс-коммандос щелкнул зажигалкой, прикурил и кивнул.

— Да. Именно так, в идеале, и следует вести войну. Твоя квалификация и техническое обеспечение должны превратить противника в практически безоружную мишень, не способную нанеси тебе ущерб. Пойми, Екико, что война это не рыцарский турнир, а социальный бизнес. Примерно как работа ассенизатора. Уборка говна на обитаемой территории. Люди не хотят жить в говне и с исламистами. Кто-то должен это убрать.

Он сделал паузу, на одну затяжку, и продолжил:

— Про исламистов, сдающихся в плен. Лет десять назад мы до хрипоты спорили на эту тему с Ивом Козаком. Три года назад, Наллэ пытался доказать мне, что Козак прав…

— Ты не сказал: о чем конкретно был спор? — перебил Ринго.

— Это длинная история. Расскажу, если хватит времени. Так или иначе, в вашем случае командир поступил верно. У вас было трое профи и семеро волонтеров, ограниченно-боеспособных из-за шока. Плюс два раненных. Куда вам еще брать пленных?

— Но через час к нам подошло подкрепление. Три штурм-скринера «Yeka», морские рейнджеры, и два военных медика. Мы бы сумели удержать пленных до их прихода.

— Может быть, да, — сказал Рон, — А, может быть, нет. Командир не должен подвергать личный состав необоснованному риску.

— А как те два парня? — вмешалась Пума — Ваш командир и волонтер-новоирландец?.

Ринго поднял кулак, оттопырив вверх средний и указательный пальцы. «Victory».

— Все живы. Правда, когда мы улетали, Джоси еще хреново выглядел, но вчера уже прислал SMS. Пишет, что кишки стали на полтора метра короче, но все остальное приклеилось на место. Грозился через месяц пригласить нас в гости. А Дв в порядке, только рука упакована в биостатик, и медицина говорит, что с войной ему придется завязывать. Ему понравилось на Жако. Он прикидывает, как там устроить ферму.

— А мы, тем более, с войной завязали, — добавила Екико, — Это точно не наше… Рон, а скажи, это… Ну, ты понимаешь… Когда-нибудь пройдет?

— Тебе совсем по правде ответить? — осторожно спросил экс-коммандос.

Она задумалась на несколько секунд, подперев кулачком подбородок.

— А можно по правде, но оптимистично?

— Можно. Ты помнишь, как в детстве тебя первый раз кто-то серьезно обидел?

— Именно первый раз? Не знаю. Я не уверена, что помню это точно…

— Вот и здесь так же, гло. Тогда, в детстве, тебе показалось, что произошла ужасная трагедия. Мир сломался. Он испортился и, наверное, необратимо. Он уже никогда не станет таким же чудесным, как раньше. Это действительно трагедия, причем каждый человек ее испытывает. И живет дальше. И оказывается, что и в этом состоянии, мир довольно симпатичная штука. Просто он не совсем такой, как тебе казалось раньше.

— Спасибо, Рон. Наверное, я надеялась услышать примерно такое объяснение. А это ничего, что я, столкнувшись с войной, так раскисла? Другие люди как-то прочнее…

— А это ничего, что люди вообще разные? — с серьезным видом спросила Пума, — Это ничего, что они не вылупились из одинаковых яиц в инкубаторе? Это не страшно?

Екико смотрела на нее несколько секунд с удивленным недоумением, а потом вдруг рассмеялась, как-то очень легко и весело.

— Ребята! Как здорово, что Наллэ посоветовал к вам прибиться.

— Угу, — проворчала Пума, — Наллэ Шуанг, он великий, а мы так, пописать вышли, да!

— Вы не великие, вы замечательные, — ответила Екико, — Вы… Короче, вы это вы.

— Угу. А то я не знала, что мы это мы. Тигра, а расскажи ребятам, как великий Наллэ Шуанг сверлил тебе голову, что люди это люди.

— Сверлил голову? — Рон удивленно наморщил лоб.

— Очень сильно греб мозги, — уточнила она, — Он это умеет.

Экс-коммандос чуть поморщился и энергично почесал себе за ухом.

— На самом деле, Черная кошка, это называется «прикладная риторика». Как раз тот предмет, по которому ты с некоторым напряжением получила зачет в колледже.

— Я привыкла говорить прямо.

— Да, — согласился он, — Это здорово. Но как быть со стилем составления инструкций?

— Я учусь, — ответила Пума, — А ты хотел рассказать про Шуанга, и еще про Козака.

— ОК. Начну по хронологии, с Ива Козака. Тогда, почти 10 лет назад, мы были совсем молодые и зеленые, но считали себя о-го-го какими… У нас случился отпуск после задания, и мы всей командой устроили подводное сафари в лагуне Эаурипик, на юге центральных Каролин. По вечерам — умные разговоры в единственном местном баре. Кстати, называется «Harley Davidson». Рекомендую… Команда в сборе, и разговоры крутились вокруг прошлого рейда. Так вот: Ив Козак, вбросил тему: если бы мы не зачистили тех моджахедов-юниоров, а поймали бы живыми, притащили на островок, откуда им не смыться, и попробовали их социализировать — что бы получилось?

— Моджахеды-юниоры? — переспросил Ринго, — Насколько юниоры?

— Младшему было лет двенадцать. Это не предел. ООН пишет, что есть и по десять.

Ринго посмотрел на Рона с явным недоверием:

— Y una polla…И вы их убили?

— Да. Мы зачистили всю вооруженную группу, захватившую заложников. Этих тоже.

— Бред какой-то… — произнесла Екико, — …А откуда они там взялись?

— Из тренировочного лагеря «Дарул-Ислам» в Бенкале, на Суматре. Мы передали info индонезийской контрразведке, и этот лагерь они накрыли, но он был не последний.

— Но неужели нельзя было как-то иначе?!

— Как? — спросил Рон, — Мы потом, на Эаурипике, раскладывали так и этак. Ничего не получалось. В какой-то момент я сказал: допустим, мы взяли бы их живыми, ну и что дальше? Куда их? За решетку в зоосад? Ив Козак стал спорить, что особых дефектов психики у них не было, и если бы их поместить в среду, где нет программирующего фактора… В смысле, нет промывания мозгов, и отсутствует возможность исполнять ритуалы, то психика сама пришла бы в естественное состояние меньше, чем за год.

— А Наллэ тоже так считает? — поинтересовался Ринго.

— Не то слово. Он меня просто растерзал своей логикой. Еще бы: Наллэ это ходячая энциклопедия, а я, между прочим, простой сержант, академий не заканчивал…

Екико громко и ехидно фыркнула.

— Знаешь, Рон, если ты простой сержант, то я сайберский мамонт. А Наллэ, кстати, никогда не занимается голой софистикой. Он практик. Если говорит, то и делает.

— Это точно, — проворчал Рон, — Нынешняя тема с экстерриториальными бубликами задумана им еще в Африке. Может, не в деталях, но в принципе.

— Точно-точно! — вмешалась Пума, — Он намекал, да! Мы жили в одном общем fare в Макасо-Мпулу, вчетвером: Наллэ, Эстер, и мы с Тигрой. Помню-помню!

— Бублики — это газобетонные плавучие острова? — уточнил Ринго.

— Они самые, — подтвердил Рон, и тут у него в кармане запищал woki-toki…

* * *

Вызов прогнозируемый. Находящееся в радио-рубке «звено тылового обеспечения и резерва» (т. е. пятеро африканских коммандос плюс военфельдшер) докладывало: все «Делосы» прошли 12-мильную отметку у восточного берега Сибуту, и через 5 минут мобильные звенья приступят к активной фазе операции…

Противник вел себя тоже прогнозируемо, по-раздолбайски. Десяток маленьких спай-дронов, запущенных заранее, уже давно висели над Сибуту, постоянно передавая на тактические экраны в радио-рубке изображения с высот 100, 250 и 500 метров. Из них можно было заключить, что штаб здешнего филиала «Абу-Саяф», разместившийся в единственном отеле в более-менее крупном поселке Тандубанак, никак не прикрыт с востока (если не считать прикрытием дюжину вооруженных бездельников, которые неубедительно притворялись часовыми). Еще около двадцати боевиков находились внутри этого одноэтажного сооружения, еще пять — внутри сооружения локальной электростанции отеля, и еще по столько же — рядом с мечетью и пожарной будкой. Остальной вооруженный контингент числом до двухсот нес службу в следующем порядке: две трети спали в казарме (оборудованной в одном крыле отеля), а треть патрулировала несколько причалов западного берега и въезд на единственную здесь грунтовую дорогу, пересекающую широкую часть островка с северо-запада на юго-восток. Раз в полчаса, возникали ленивые перестрелки с «Хуки», сходным образом патрулирующими на лодках свои берега вдоль группы мелких островков Ситангкаи в двух-трех милях к западу, на другой стороне пролива. Никому и в голову не могло прийти, что воздушный десант с моря способен в темноте высадиться в мангровых болотах у восточного берега Сибуту, и внезапно атаковать ключевые точки острова.

Первый огневой контакт активной фазы прошел ровно как на учениях на Пелелиу за одним только исключением: здесь не было Пумы, стреляющей шариками с краской. Вместо нее африканских коммандос развлекали полусонные боевики, бессистемно стреляющие в темноту с криками «Хуки, хуки напали!». Наличие у коммандос очков-ноктовизоров (и отсутствие таковых у боевиков) делало боевое столкновение, мягко говоря, неравным. Примерно как дуэль трезвого зрячего с пьяным слепым. Обычный солдат, поднятый среди ночи по тревоге, мало боеспособен в первую минуту. Только потом он «включается в обстановку». В данном случае, никакого «потом» не было. Боевики «Абу Саяф», выбегавшие из казармы, представляли собой почти идеальные мишени. Результат работы «карманных пулеметов» с дистанции менее ста метров не очень отличался от результатов, которые дали бы «классические» ручные пулеметы.

Сто секунд. Финал первого огневого контакта. Коммандос бесшумно растворяются в болотистой местной «зеленке». На «полную зачистку» нет времени. На второй точке дислокации «Абу Саяф» — в поселка Тункох в южной половине острова — наверняка заметили разгорающийся в Тандубанаке пожар. Примерно через полчаса, из Тункоха двинется колонна, три — четыре древних грузовика, по сорок боевиков в каждом. Она выйдет на единственную грунтовку и поползет по ней со скоростью посредственного бегуна. Одновременно, к Тандубанаку начнут стягиваться где-то около семидесяти боевиков, которые до этого патрулировали опасный западный берег.

Итого: после уничтожения незащищенной автоколонны на марше (задача, прекрасно знакомая любому африканскому коммандос), и разгрома того маленького гарнизона, который остался в Тункохе, противник будет располагать всего одной группировкой в Тандубанаке, численностью менее ста человек, не имеющей ни управления, ни боевого охранения. Она (а следом — и весь Сибуту) еще до рассвета станут легкой добычей «Хуки», которые переплывут с Ситангкаи через канал, на уже не охраняемый берег.

Вопрос: Откуда «хуки» узнают о резком изменении тактической обстановки?

Ответ: С ними уже связалась «Inter-Brigade Mobile» (автономный боевой отряд т. н. «Пятого Интернационала»), и передала сообщение: «БЫТЬ НАГОТОВЕ».

Ремарка: Название «Inter-Brigade Mobile» (IBM) не имеет отношения к всемирно-известной фирме «International Business Machines» (IBM), но компьютерные системы анализа радио-перехвата не умеют отделять одно от другого. IBM и IBM…Такие «случайные» совпадения часто используются в военно-прикладной лингвистике.

* * *

Пробило четыре склянки. Два часа ночи. До конца «собачей вахты» на «Малышке» оставалось еще два часа. До утренней зари — около полутора часов. До планового завершения учебно-боевой операции на Сибуту — полчаса. До огромнейшей кучи неприятностей — всего двадцать минут. Точнее, неприятности уже начались…

— Шеф Батчер, мне не нравятся оба эти корыта, и большое и маленькое, — проворчал старший сержант Нанво, тыкая толстым черным пальцем в экран радара, — Сраный крейсер ООН слишком близко подошел к Сибуту. А эта лоханка, катер, идет в нашу сторону уже полчаса. Думаю, это или копы, или филиппинская береговая охрана.

— Я просто пошлю их на хер, — ответил Рон, — здесь нейтральные воды.

— А они тебе скажут что-нибудь про обыск на тему наркотиков и пиратских дисков.

— Тогда я тупо подниму красной флаг с черный бабочкой. 20 фунтов против хвоста селедки, что они сдрейфят брать на абордаж мирных рыбаков из Хитивао. Тут чуть больше семисот миль до Факфака. Подлетное время авиа-патруля CSAR — два часа. Филиппинцы не успеют уйти в свои территориальные воды. Зачем им такой риск? Конечно, мы при этом некрасиво засветимся, но… Короче, мы это переживем.

Старший сержант Нанво несколько раз цокнул языком, качая массивной головой.

— По отдельности, вроде, так, а если вместе? Катер будет крутиться рядом и ждать возвращения наших птичек. Увидит — просигналит, и получи вертолеты с крейсера.

— У «голубых касок» мандат только на Сибуту и Ситангкаи, — возразил Рон, — Они не полезут в середину моря Сулавеси. И старт миссии у них по графику только утром.

— Ой-о! А вдруг это «голубые каски» какой-нибудь особо вредной породы?

— Да, — Рон кивнул, — Этого нельзя исключать. Ладно, пойду маячить на палубе.

— Зачем? — спросил Нанво.

— Затем, что обстановка на судне должна соответствовать легенде. До заката у нас на палубе торчали четыре рыбака. Наиболее логично, если они и сейчас торчат там же, присматривают за буйками, дремлют, или пьют чай, или играют в маджонг… Черная кошка, ты умеешь играть в маджонг?

— Нет, — ответила Пума, — А это интересно?

— Увидишь, — сказал он, закрепляя за ухом клипсу ларингофона, — Хэй! Екико, Ринго, пошли на палубу, научим мою vahine играть в маджонг.

* * *

Через четверть часа, когда семиметровый скоростной «Aqua-Ferrari» (разумеется, не итало-французского производства, а местного малайского, супердешевого гаражноотверточного), развернулся и затормозил недалеко от борта «Малышки», стало ясно: никакой полицией и береговой охраной здесь даже не пахнет. Четверо ярко одетых субъектов с дешевыми китайскими пистолет-пулеметами «Norinco Type 85», грозно завопили, призывая капитана «Малышки» для делового разговора.

Рон Батчер, одетый в пестрые широкие шорты и свободную штормовку, артистично придал себе вид Самого Несчастного И Бедного Рыбака (СНИБР) и подошел к борту.

Главный из четверых субъектов на катере смерил СНИБРа презрительным взглядом, демонстративно сплюнул в воду и достаточно громко процедил сквозь зубы.

— Я Ларел-Эман. Ты знаешь меня?

— Я не имею такой высокой чести, большой-человек-господин, — пролепетал Рон, — я простой рыбак Джонни Вайгеа с островка Вайгеа, что на юго-востоке…

— Ты дурак, — сообщил Ларел-Эман, — Ты должен меня знать, потому что это моя часть моря, и если ты здесь рыбачишь, то ты должен мне платить. Ты понял?

— Я понял, большой-человек-господин. Но я очень бедный, денег почти совсем нет.

— У тебя большая лодка, — возразил Ларел-Эман, — Значит, есть и деньги. Ты дашь сто американских долларов и можешь рыбачить эту неделю. Когда ты захочешь рыбачить здесь в следующий раз, то сам вызовешь моих людей по рации, чтобы заплатить.

— Но большой-человек-господин! — взмолился Рон, — сто долларов это очень большие деньги! У меня семья, жена, и пять детей, и мои родители, и родители жены, и…

— Тебе лучше найти эти деньги, — перебил «владелец части моря», — А иначе я заберу с твоей лодки вещей на эти сто долларов, по цене, которая покажется мне правильной.

— Хорошо-хорошо, большой-человек-господин…

Рон, артистично играя невыносимый ужас, начал рыться в карманах, и вот… О, какое счастье!.. Обнаружил там стодолларовую купюру.

— Вот! Я нашел! Если мне кинут шнур, я привяжу ее. Так, большой-человек-господин?

— Что-то ты мне подозрителен, Джонни Вайгеа, — задумчиво ответил Ларел-Эман, — это странно, что у бедного рыбака в кармане бумажка сто долларов. А она там одна?

— Это были мои последние деньги большой-человек-господин! — в ужасе завопил Рон.

Дистанция между катером и «Малышкой» составляла всего каких-то пять метров, и главарь морских рэкетиров мог рассмотреть лицо СНИБРа в боковом свете довольно мощного носового фонаря катера. Увиденное только укрепило его подозрения.

— Знаешь, Джонни Вайгеа, ты не похож на бедного рыбака. Та маленькая цена в сто долларов, только для бедных рыбаков. А ты богатый и будешь платить двести.

— Ладно, — сказал Рон и вынул из кармана вторую стодолларовую купюру.

Такой стиль ответа был грубой ошибкой, но экс-коммандос одновременно слушал по ларингофону переговоры с бойцами на Сибуту и доклады старшего сержанта Нанво о тактической обстановке. Приблизительно три минуты назад, с крейсера, идущего под флагом ООН, поднялся тяжелый вертолет «Chinook» и взял курс на Сибуту. Это было очень странно и, что гораздо хуже, африканские коммандос не имели инструкций на случай появления «голубых касок». С чего бы — если их пересечение никак не могло произойти: миротворцы должны были появиться только через несколько часов, когда африканцы уже давно покинут остров, и прибудут на борт «Малышки». Сейчас Рон должен был срочно придумать и довести до бойцов новый порядок действий, а вместо этого он тратил время на идиотский торг вокруг одной-двух сотен долларов. Решать проблему жестко Рон опасался — была ненулевая вероятность, что эти фигуранты на катере — приманка, провокация, устроенная, чтобы экипаж «Малышки» раскрылся.

В этот момент Ларел-Эман имел замечательный шанс заработать двести долларов и спокойно уйти. Кажется, тень такой мысли промелькнула на его невозмутимом лице, однако, уже через несколько секунд жажда легкой и большой наживы взяла верх над разумными опасениями джентльмена удачи, оказавшегося в необычной ситуации.

— Ты слишком подозрительный человек Джонни, — заключил Ларел-Эман, — Давай мы поговорим дальше на твоей большой лодке. Я хочу посмотреть ее. Ты же не против?

— О! Конечно-конечно! — с радостной готовностью согласился Рон, от избытка чувств роняя купюры на палубу, и начиная нагибаться, чтобы поднять их…

Вообще-то, он мог полностью доверить это дело Пуме, которая уже заняла отличную стрелковую позицию на полубаке, но решил тоже поучаствовать — на всякий случай. Длинные очереди из двух «palmagun» ударили почти одновременно и с предельно-коротких дистанций 15 и 5 метров. Вот к чему приводит даже небольшое нарушение нормального баланса естественной жадности и естественной осторожности.

Через пять секунд Пума оказалась у борта рядом с Роном, и глянула на результаты.

— Wow! Тигра, а почему они получились такие разорванные?

— Потому, что подлет короткий, и снаряды почти не потеряли скорости, — ответил экс-коммандос, — Они сильно деформировались, соприкоснувшись с целью, и получился значительный экспансивный эффект. Как у пуль с раскрывающимися надрезами.

— У-у! — протянула Пума, — Хороший эффект, да! А можно сделать так, чтобы…?

Ее вопрос был прерван громким утробным звуком. Ринго и Екико подошли ближе, и девушка увидела то, что лежало в катере. Она успела только перегнуться через борт, чтобы корректно выполнить процедуру, именуемую на сленге «кормление рыбок».

— Joder! — пробормотал Ринго, осторожно обняв Екико за плечи, — Хэй, ты как…?

— Ну, почему со мной такое…? — жалобно спросила она, возвращаясь в вертикальное положение и вытирая губы ладонью.

Пума ласково погладила ее по спине и удрученно произнесла:

— Извини, мы нечаянно. Ты туда не смотри. Лучше смотри на небо, там звездочки…

— Хэй, ребята! — перебил Рон, — У нас проблемы. Быстро все в радио-рубку. Мне нужна каждая голова, и каждая извилина!

— Я только помоюсь, — сказала Екико.

— ОК. Но быстро, ладно?

— А что случилось? — спросил Ринго.

— Наши парни завалили ООН-овскую вертушку, — лаконично ответил экс-коммандос.

* * *

Вообще-то, сержант Лаас действовал строго по инструкции. Обнаружив «Chinook», приближающийся с востока к позиции своего звена, он определил это, как подход подкрепления противника (числом до полста десантников). Дальше последовала стандартная процедура поражения низколетящей крупномерной воздушной цели. Дюймовый шарик весом 1/5 фунта, из «динамического» ружья на скорости более километра в секунду, продырявил фюзеляж снижающегося вертолета над кабиной и разрушил расположенный там носовой двигатель. Правда, передний несущий винт продолжал вращаться пассивно, и это позволило пилотам (ценой огромных усилий) посадить двадцатитонную вертушку на одном кормовом двигателе. О заходе на запланированную площадку уже и речи не было. «Chinook» относительно мягко плюхнулся на брюхо в болото в полумиле к западу от берега и к югу от грунтовки.

Тут бы взводу «голубых касок» из Южной Кореи и крышка. Африканские коммандос легко и непринужденно расстреляли бы их по инструкции, не позволяя выбраться на местность. Но, после своевременного приказа Рона, они дисциплинированно заняли закрытые позиции в радиусе 200 метров от точки посадки и стали вести наблюдение.

Сорок южнокорейских парней, неприятно удивленных настолько «теплой» встречей в воздухе, в быстром темпе покинули полузатонувший и отчаянно дымящий «Chinook», пытаясь как-то занять круговую оборону на крайне неподходящем для этого участке местности. В это же время, в рубке «Малышки» шел спринтерский мозговой штурм. Допустить инспекцию островка «голубыми касками» прямо сейчас, значило засветить проведенную операцию от и до (включая и эпизод с вертолетом). Вариант «зачистить» ранних гостей был отброшен сразу, как негодный с любой нормальной точки зрения. Смыться и плюнуть на засветку тоже не получалось. Радар южнокорейского крейсера обшаривал берег Сибуту метр за метром. Он засек бы даже такие некрупные летящие объекты как учебно-десантные «Delos» (пока что замаскированные в зарослях).

Парадоксальное решение было найдено менее, чем за десять минут — правда, детали пришлось додумывать и уточнять уже на ходу. Все началось с трофейных штурмовых винтовок «Pindad» (упрощенная индонезийская реплика старой шведской «Bofors»). Громоздкое, но дальнобойное оружие, бывшее на вооружении отрядов «Абу Саяф», сейчас на Сибуту можно было просто снять с убитых. Сами убитые, впрочем, тоже пригодились — три десятка свежих трупов составляли необходимую часть плана.

…Театрализованная военная драма в театре-буфф под открытым небом началась с ураганного обстрела пустого вертолета из винтовок «Pindad» и пулемета «Madsen» (разумеется, тоже трофейного). Южнокорейцы держались браво: отстреливались в сторону противника, скрытого зеленкой даже от неплохих корейских ноктовизоров «Daewoo». Положение у них было аховое — по два запасных рожка с патронами на каждого бойца, и по несколько зарядов для подствольного гранатомета. Скоро их автоматы замолчали, лишь иногда огрызаясь в темноту одиночными выстрелами. Атакующие приободрились и начали морально подавлять осажденных с помощью грозных криков «Аллах акбар» и иных по той же теме (из карманного армейского разговорника). Финал драмы игрался в духе голливудского ковбойского «Happy end» (когда одни хорошие парни уже в полной заднице, приходят другие хорошие парни и убивают всех плохих, а потом все хорошие парни веселятся и пьют кока-колу).

При свете дня и взыскательной аудитории, артистов забросали бы помидорами, но в ночной темноте, в сельской местности, при условии стрельбы боевыми патронами (последнее крайне важно для убедительности) спектакль имел головокружительный успех. Благодаря профессиональному мастерству вооруженных артистов, ни один из сорока зрителей не был ранен (царапины, ушибы и тому подобное — не в счет). После общей победы над злыми экстремистами, у южнокорейцев психологически не было возможности удержаться от братания с бойцами «хуки» и «IBM». Капитан крейсера, получив рапорт лейтенанта «голубых касок» о том, что все как-то обошлось, никто не убит и не ранен, а миссия выполняется в обычном режиме — вытер пот со лба и отдал приказ ложиться на обратный курс, домой в Инчхон.

Африканская интербригада (якобы с Кубы), таинственным образом испарилась на утренней заре. Также испарились все десантные «Делосов» (хотя ни один из них не взлетел из укрытий на восточном берегу). Примерно в это же время — на рассвете, на Сибуту появились активные крепкие ребята из «Catholic International Brotherhood of Seafarers» (на сленге — «береговое братство» в полицейских отчетах «шиппинговая малайско-китайская мафия»). Они пришли на двух 25-метровых катерах класса «Sparviero» на подводных крыльях (якобы, гражданских, грузовых, построенных по военному проекту только чисто для скорости), и переставили на причал несколько морских контейнеров. Лейтенант «голубых касок» с тоской наблюдал, как «хуки» с радостно-азартными возгласами вытаскивают оттуда автоматы, минометы, ящики с боеприпасами, и самоходные автоматические гранатометы на мото-тележках.

На вопрос лейтенанта: «Где сейчас проходит линия противостояния враждующих сторон?». Ему ответили: «Никакой линии и не было, а были бандформирования, но сейчас (с вашей помощью, сэр!), они полностью уничтожены. Но «голубым каскам» лучше здесь остаться. Статус Сибуту и Ситангкаи неопределенный, а народ как вы, знаете, высказал свою волю, и это его право по Конвенции ООН, не так ли, сэр? Мы мирные рыбаки, но готовы защищать свою независимость с оружием в руках…».

Лейтенант погрустнел еще больше — до него дошло, что из-за какой-то непонятной политической игры, миротворцы ООН окажутся живым щитом для зарождающейся карликовой республики контрабандистов. Потом (провожая взглядом стремительно уходящие в море катера «берегового братства») он подумал: «Какое мне дело до этих мафиозных игр? Ну, контрабандисты. Людей не убивают и не грабят, и в рабство не захватывают — и ладно…». Сделав этот вывод, лейтенант повеселел… На Сибуту и Ситангкаи настал мир (благодаря своевременному вмешательству ООН!). Через час разразился чудовищный дипломатический скандал — но это уже другая история.

81

Дата/Время: 25.03.24 года Хартии. День.

Хониара.

Капитан преторианской гвардии дождался, пока один из трех шариков выкатится из прозрачного барабана судейского барабана, и объявил:

— Согласно воле подсудимых и по их праву, записанному в Великой Хартии выбор председателя суда, как ранее выбор очной тройки судей, определил жребий. Из трех очных судей — Кими Укмок, Огана Селту и Чои Сче, председателем стала Чои Сче.

— Ясно, — сказала изящная самоа-малайка, и взяла со стола маленький деревянный молоточек, — Давайте уже начинать. Не будем тянуть селедку за хвост. Подсудимые Райвен Андерс, Журо Журо и Чубби Хок, вы хотите что-нибудь сказать до того, как начнется процедура опроса?.. Не хотите? Тогда приступим к опросу… Скажите, сен Андерс, вторжение Красных Кхмеров на Тимор было частью операции, «Libratron»?

Отстраненный полковник INDEMI кивнул в знак того, что вопрос ему понятен.

— Это было частью не собственно, операции, а т. н. фазы сброса. Если мы вовлекли в решение задачи постороннюю группу, то должны обеспечить и ее выход из игры.

— Вот как, — задумчиво проговорила Чои, — Значит, вы сбросили Красных Кхмеров на Тимор просто потому, что их надо было куда-то девать. Почему вы не использовали какой-нибудь необитаемый остров, где это не вызвало бы негативных последствий?

— Потому, что кхмеры не согласились бы на такой финал, сен судья. Все протоколы переговоров есть в нашем рапорте, оттуда ясно, почему был выбран именно Тимор.

Чои Сче покачала в воздухе председательским молоточком.

— Нет, сен Андерс! Оттуда ясно только, почему Ним Гок считал Восточный Тимор удобным полигоном для своих сомнительных социальных экспериментов. А вопрос поставлен иначе: почему вы выбрали эту территорию для… Гм… Сброса.

— Причина одна и та же, сен судья. Ситуация на Восточном Тиморе была настолько безобразна, что политика Ним Гока не изменяла положение жителей к худшему.

— Это очень спорное утверждение, — заметила Чои, — Вы читали отчет о последствиях полуторадневной войны? О масштабах разрушений? О количестве жертв?

— Да, — ответил он, — Объем негативных последствий примерно такой же, какой был в предыдущих войнах на этом острове. Но прошлые войны длились месяцами, а сейчас меньше двух дней. Кроме того, я считаю нужным указать на позитивные последствия полуторадневной войны. После нее войны там прекратились на много лет, или даже десятилетий. Возникли факторы стабилизации, в первую очередь, Атауро и Роти.

— Ценой дестабилизации всего региона, — заметила Чои, — Индонезия, Филиппины…

Райвен Андерс вздохнул и медленно покачал головой.

— Нет, сен судья. То, о чем вы говорите, относится к развитию процессов, объективно обусловленных социально-экономическим профилем австронезийской акватории. В качестве примеров можно привести режимный кризис в Джакарте или сегодняшнюю ситуацию, сложившуюся в Сибуту-Ситангкаи. Операция «Libratron» на всех стадиях просто использовала объективно существующий политэкономический вектор.

— Это не аргумент, — заметила Чои, — Атомная бомба просто использует объективный вектор падения потенциалов ядер. Вопрос: где, когда, как и с какими последствиями.

— Я не ищу отговорок, — пояснил Андерс, — Но не все процессы, которых вы назвали, являются результатами проекта «Libratron». Я напоминаю: 2 марта мы все трое уже фактически были выведены из игры. Нас вызвали сюда, в суд для объяснений, а на следующий день вообще отстранили, и события развивались вне нашего контроля.

— Сен Андерс, это намек на то, что во всем, начиная с утра 2 марта, виноват суд?

— Нет, сен судья. Я лишь обращаю ваше внимание на приложение к нашему отчету: «Сценарий управляемого конфликта в зоне 25 плюс 10». Когда 2 марта управление конфликтом прервалось, сценарий начал развиваться по совершенно иному пути.

Возникла длинная пауза. Было слышно, как все трое судей листают страницы. Затем, судья Оган Селту отчеркнул какой-то пункт и обратился к Райвену Андерсу.

— Знаете, сен разведчик, я посмотрел файл предыдущей недели, про Бруней. Там план выхода отряда кхмеров путем захвата туристического лайнера с заложниками. Вы что, считаете это нормальным? Типа, издержки разведывательного производства?

— Нет, сен судья. Но на территориях подконтрольных исламистам, все ненормально.

— При чем тут исламисты? — удивился Оган, — Экипаж и туристы на «Royal Diamond» оказались в заложниках у Красных Кхмеров, а не у исламистов. И это был ваш план!

— Позвольте, я отвечу развернуто, сен судья, — сказал Райвен, — Если мы оперируем на исламистской территории, то нам приходится прибегать к симметричным методам. В порядке грубой аналогии: когда полисмен пресекает бандитизм, он стреляет в людей. Бандиты тоже люди. Но никакие другие методы тут не работают. Туристы попали в заложники из-за того, что находились на территории, подконтрольной исламистам. В контексте той же аналогии: сами, по своей воле, шагнули на линию огня. Я, конечно, сочувствую им, но их никто не заставлял ехать в явный рассадник бандитизма.

— Ладно, — судья, махнул рукой, — В Брунее, допустим… А в море? С каких это пор по нашему морю могут спокойно идти корабли с рабами на борту?

— Это было еще не наше море, — возразил Андерс, — Пакт Меганезия-Хитивао-Атауро о морском контроле заключен 2 марта… Кстати, этот пакт стал возможен только после реализации соответствующей фазы проекта «Libratron».

— Не сползайте с темы, сен разведчик! Почему авиаотряд с нашей базы Удан-Лоти не ликвидировал «Красных Кхмеров» утром 1 марта, после того, как они сбросили всех заложников в море у берегов Тимора и пошли на штурм Дили? Вот, на столе рапорт коменданта Удан-Лоти, капитана Аги Табаро. Флаеры были уже в воздухе, готовые за полторы минуты расстрелять кхмерский десант. Почему не был отдан приказ «Fire»?

Райвен Андерс достал из кармана сигареты, вопросительно глянул на председателя и, после ее кивка, закурил. В зале повисла напряженная тишина…

— Я дам два ответа. Один формальный, а другой человеческий. Начну с формального. Политическая картина на утро 1 марта позволяла сделать прогноз о начале войны за передел Тимора уже в этом месяце. Военный потенциал Восточного Тимора на тот момент был практически нулевым, а кхмеры могли быстро изменить эту ситуацию. Уничтожив их, мы de-facto, выступили бы на стороне исламистов, что недопустимо.

— Ловко запутано, — проворчал Оган, — А какой человеческий ответ?

— Человеческий, — сказал Райвен, делая глубокую затяжку, — Он очень простой. Мы договорились с определенными людьми. Пусть, с не очень хорошими людьми. Они доверились нам. Мы доверились им, в разумной мере. Они выполнили свою часть договора, и стали нам не нужны… Более того, стали неудобны. Представим, что мы воспользовались ситуацией и ликвидировали их. Кто мы будем после этого?

— Joder! — судья Оган хлопнул ладонью по столу, — Я не готов играть в эти гребаные шахматы по вашим гребаным правилам. Вы, сен разведчик, специально сначала все запутываете, как вам нужно, чтобы потом по-любому, выползти сухим из воды! Это понятно, что с вашим опытом можно обвести непрофессионала вокруг буя. Только я скажу вот что: на фиг нам разведка, которая нас же обводит вокруг этого самого буя! Хартия четко говорит: все правительственные службы должны быть под контролем kanaka-foa. А если вы нами крутите, как хотите, то вы ни хрена не под контролем!

— Что плохого для kanaka-foa мы объективно сделали? — спокойно спросил его Райвен Андерс, — Свободный и дешевый доступ наших горнорудных партнерств в Западную Новую Гвинею, к Тимбагапура, где величайшие в мире месторождения полиметаллов, расширение нашей экономической акватории на большую часть морей Австронезии, свобода для полутора миллионов туземцев Хитивао (бывшего Ириана) — это плохо?

Судья Кими Укмок, до этого, как будто, скучавшая над распечатками, подала голос:

— Плохо то, что мы обо всем узнаем не ДО, а ПОСЛЕ. Я согласна с Оганом. INDEMI фактически вышла из-под контроля. Эта служба проводит тайные операции, и только потом объявляет публике: «Смотрите, сколько денег мы принесли в копилку!». Эти авантюры превратились в систему, и дирекция INDEMI никому не сообщает о том, в какой момент и с какой вероятностью может произойти сбой. Сегодня мы узнаем, что всего три недели назад были на грани термоядерного конфликта, но все обошлось. Мы даже нажили по несколько тысяч фунтов в расчете на каждого гражданина. Ура! Все аплодируют. Но в любой азартной игре случаются не только выигрыши. Проигрыш в подобной игре может стать для нас фатальным. Это не моя фантазия, а известный в политэкономии сценарий перехода через барьер Хопкинса.

— Давайте будем последовательны, коллега Кими, — вмешалась Чои Сче, — Если теория Хопкинса верна и Большой Барьер существует, то мы неизбежно шагнем через него в ближайшие двадцать лет, как бы это не было печально. А если Хопкинс ошибался, то ничего подобного не произойдет ни завтра, ни через двадцать лет, ни через сто.

— А что это за барьер такой? — поинтересовался Оган Селту.

— Барьер тератонной войны, — ответила Кими Укмок, — Сен Сче говорит, что это, типа, объективное явление, а я так не считаю. В любом случае, не следует лезть на рожон.

— Тератонной войны? — переспросил он, — Это что-то вроде третьей мировой?

— Так, — со вздохом, сказала Чои Сче, — Похоже, нам потребуются пояснения эксперта. Коллеги, я предлагаю заслушать по этой теме Мелло Соароша, координатора фонда-департамента технического развития. Очень удачно, что он оказался в зале. Так… Сен Соарош, подойдите, пожалуйста, сюда, к судейскому столику…

Мелло Соарошу было на вид где-то между сорока и пятьюдесятью годами — точнее не определишь. Этнический индеец-кечо с примесью португальской крови, худощавый и жилистый, он был исключительно элегантен. Белая рубашка в стиле «кимоно» с алым орнаментом и ярко-лимонный килт, в сочетании с осанкой, свойственной охотникам-горцам, делали его похожим на персонажа неоклассического вестерна.

— Вот повезло, так повезло — проворчал он, выходя на свидетельское место, — Пришел, называется, послушать… Вечно у меня проблемы из-за любопытства. Сен судья, мне излагать классическую гипотезу Хопкинса, или свою точку зрения по этому поводу?

— Излагайте так, как вы бы рассказывали своим студентам, — ответила она.

— ОК, — Соарош кивнул, — Поехали от причала… Давным-давно, больше двадцати лет назад, когда я занимался мобильными минно-взрывными системами в крематории…

Оган Селту удивленно кашлянул. Мелло Соарош улыбнулся и пожал плечами.

— …Пардон, я имею в виду Военно-Инженерный Центр «Creatori» времен Конвента. Считается, что шефом Центра был североамериканец Сэм Хопкинс, хотя я ни разу не видел его. Может, его и вовсе не существовало. Миф. Но, как бы то ни было, именно Хопкинс считается автором доктрины тератонной войны и управляемого ренессанса, который за ней последует. Ее суть в следующем. Население планеты растет по некой восходящей кривой и, во второй половине века, достигает критического значения — существенно больше десяти миллиардов. Основной прирост идет за счет популяций низкого качества, и наступает точка выбора. Вариант № 1: Некачественный материал погасит прогрессивные регионы и вызовет откат в очередное средневековье. Будет многократный спад производства, и голод снизит население планеты до равновесного уровня. Такие волны уже случались в истории. Вариант № 2: Фактор «T» превентивно снизит население планеты примерно в десять тысяч раз — до одного миллиона людей. Снизит не равномерно по всей площади, а так, что население депрессивных регионов обнулится, а население наиболее прогрессивных регионов упадет всего в тысячу раз.

— Извините, — перебил Оган, — а что это за фактор такой?

— Фактор «T», — ответил Соарош, — Это и есть тератонная война. Война с суммарной мощностью примененных термоядерных зарядов порядка тератонны тротилового эквивалента. В смысле, порядка тысячи миллиардов тонн тротила. По окончании этой войны, согласно Хопкинсу, на мелких островах, избежавших уничтожения, начнется вертикальный ренессанс машинной цивилизации, разрушенной в остальных частях планеты. Гарантией такого ренессанса станут космические базы-поселки, которые заведомо не будут затронуты боевыми действиями. Вот такой сценарий. Разумеется, Хопкинс, как это свойственно политэкономическим идеалистам, считал, что после тератонной войны на планете настанет вертикально-прогрессивное светлое будущее. Человечество попрыгает по планетам, как зайчик, дотянется до ближайших звезд, и вообще подгребет под себя все симпатичные места в нашей галактике. Это вкратце.

Кими Укмок энергично тряхнула головой, как будто освобождаясь от наваждения.

— Доктор Соарош, а что такое сам барьер Хопкинса?

— Это критическое значение комплексного критерия Хопкинса. В него входят такие параметры, как доля политически-нестабильных территорий на планете, суммарное количество людей, вовлеченных в локальные конфликты, доступность технологий, необходимых для строительства космических поселков, объем производства сырья и аппаратуры для термоядерных зарядов, и глобальный уровень криптократии.

— Уровень чего, простите?

— Криптократии, — повторил он, — Технологии неявного управления, исходящего от анонимного источника и направленного на цели, скрытые от управляемых. От них скрывается даже сам факт управления. Криптократия порождает процессы, которые выглядят для не информированного наблюдателя, как естественные.

— Joder! — растерянно произнес Оган Селту, — Это слишком похоже на то, что сейчас. Скажите, сен Соарош, а как мы близко к этому самому барьеру?

Мелло погладил ладонью свой затылок и поправил ворот своей рубашки-кимоно.

— Сен судья, мне представляется, что прежде, чем ответить на ваш вопрос, я должен сообщить свое мнение о теории Хопкинса вообще.

— Да, конечно, — согласился Оган, — Хотелось бы знать, насколько это точная теория.

— ОК, — Мелло кивнул, — Тогда придется воспользоваться некоторыми сленговыми терминами для выражения своей оценки теории Хопкинса. Суд это допускает?

— Да, — ответила Чои Сче, — Если нам будут непонятно, то мы попросим пояснений.

— Думаю, моя оценка будет понятна и так, — ответил он, — Я готов аргументировано и вполне ответственно заявить, что теория Хопкинса — это полная хуйня.

В зале послышались смешки и одобрительный свист. Чои Сче вздохнула и постучала председательским молоточком по столу.

— К порядку, foa!.. Доктор Соарош, при всем уважении к вам, хотелось бы услышать аргументы в обоснование вашей оценки.

— Аргументы простые, — ответил он, — Планета слишком велика, чтобы быть целиком вовлеченной в один глобальный политэкономический процесс. Существует предел сложности систем, выше которого подобное невозможно. Сложность человеческой популяции с ее социальными процессами, лежит далеко за этим пределом. Хопкинс закономерно поставил вопрос о критическом перенаселении и низком качестве тех социумов, которые вносят в перенаселение наибольший вклад. Но, он некорректно ответил на этот вопрос, пытаясь объявить некое общее и окончательное решение.

— Правильно ли я поняла, что Хопкинс сделал некорректные выводы из корректных предпосылок? — уточнила Чои.

— Правильно. Больше того, это очень удачная формулировка. Поздравляю.

— Спасибо док Соарош. Иначе говоря, рост доли нестабильных регионов и рост числа людей, вовлеченных в локальные войны, и рост уровня криптократии, имеет место?

— Да, — подтвердил он, — Но имеют место и позитивные явления в области технологии, которые тоже упомянуты в работах, приписываемых Хопкинсу. Я об этом говорил.

— Понятно, док Соарош. А насколько эти процессы охватывают нашу страну? Прежде всего, интересует криптократия в сочетании с вовлеченностью в локальные войны.

— Разумеется, этот комплексный процесс происходит и у нас, — подтвердил Мелло.

Чои Сче задумчиво переложила несколько листков на столе и повторила:

— …Происходит и у нас. А как далеко они могут зайти? В военный конфликт какого масштаба может вовлечь нас криптократия?

— Ну… — он сделал паузу — … Теоретически, верхний предел мощности локального конфликта не определен. Все зависит от конкретных обстоятельств и предпосылок.

— Понятно, — сказала она, — А вы могли бы прокомментировать сценарий локального конфликта на предмет его теоретической реализуемости?

— Я могу попробовать, если увижу этот сценарий.

— ОК, — Чои повернулась к преторианскому офицеру, — Будьте любезны, организуйте демонстрацию видео-файла № 105-8 на большой экран в зале.

Материалы Верховного Суда Конфедерации Меганезия. Видео-файл № 105-8.

Название материала: Популярно-аналитический 3D фильм «Особая точка».

Производство: «Akureyri Special Military Review», Исландия, 22 марта с.г.

Текст: Политика территориальных разменов и компенсаций, проводимая военными спецслужбами Меганезии в Азиатско-Австронезийском регионе, не является чем-то принципиально-новым в мировой военной истории. Это модернизированный римейк стратегической игры Имперской Японии в период от Реставрации Мэйдзи в 1868 до второй мировой войны. У этой игры три простых и циничных базовых принципа: Сильные договариваются, отбирают и делят. Слабые платят. Недовольные умирают.

Видеоряд: Фрагменты черно-белых (более, чем столетней давности), кинохроник японских операций на Дальнем Востоке и в Индокитае плавно и почти незаметно перетекают в цветные видео-хроники меганезийских операций в акваториях и на архипелагах вокруг Новой Гвинеи, и недавних событий в Брунее и на Тиморе.

Текст: Азарт дележки наследства одряхлевших европейских колониальных империй стремительно охватывает политические круги развивающихся стран: Индонезии и Малайзии, Вьетнама и Камбоджи, Мадагаскара и Транс-Экваториальной Африки. В азартную игру втягиваются Чили, Новая Зеландия, Бразилия, Австралия и, конечно, тяжеловесы: США, Китай и Индия. Папуа (важнейший сателлит Меганезии) вдруг оказывается связан военно-партнерскими отношениями с Канадой, Гренландией и Швецией, имеющими свои территориальные претензии — но в другом полушарии.

Видеоряд: экран делится пополам. Слева — заголовок «XX век, канун второй мировой войны». Там постепенно прорисовывается схема политических альянсов и захватов территорий в 30-е годы прошлого века. Справа — заголовок «XXI век, вероятно, канун третьей мировой войны». Там синхронно прорисовывается схема недавних событий.

Текст: Котел уже перегрелся, и пар требует выхода. Необходим только повод. Народ должен увидеть врага через призму отвратительного, бессмысленного насилия.

Видеоряд: экран делится пополам. Слева — заголовок «XX век, канун первой мировой войны. Австро-Венгрия. Сараево. Убийство фанатиками-сепаратистами эрцгерцога Фердинанда». Справа — заголовок «XXI век, вероятно, канун третьей мировой войны. Джакарта. Убийство фанатиками-фундаменталистами президента Дипата Айтена». С обеих сторон экрана параллельно идут хроники, разделенные почти полутора веками.

Текст: И там, и там убиты не только люди. Расстреляна сама политическая доктрина мирных компромиссов. Теперь ее сменит доктрина примитивных силовых решений, реализация которых крайне упрощается современным уровнем военной техники.

Видеоряд: Волна из десятков тысяч папуасских боевых дронов, закрывшая небо над проливом между Ветаром и Тимором. Индонезийская флотилия во главе с огромным вертолетным авианосцем. Полоса столбов воды от взрывов тяжелых авиабомб.

Текст: Это еще не война. Это пока игра. Своего рода учения. Два молодых и сильных хищника приглядываются друг к другу, как к будущим партнерам в реальной войне.

Видеоряд: экран все так же делится пополам. Слева: «XX век, канун второй мировой войны. Москва. Переговоры Риббентроп — Молотов о разделе Европы между Третьим Рейхом и СССР». Справа: «XXI век, вероятно, канун третьей мировой войны. Атауро. Переговоры Байонг — Хаамеа о разделе Филиппин между Меганезией и Индонезией».

Текст: Как и в случае второй мировой войны, все должно начаться с захвата «Особых точек» — стратегически-важных регионов, которые по каким-либо причинам оказались слабо защищены от «блицкрига», и к тому же, нападение на них будет идеологически обосновано. В данном случае это самый южный (второй по величине) филиппинский остров Минданао с примыкающим к нему на западе архипелагом Сулу. Столетний конфликт правительства с исламскими сепаратистами «Фронт Моро — Абу Саяф» и аграрными маоистами «Хуки», сделало этот регион абсолютно нищим и практически неконтролируемым Манилой. Неловкие попытки Манилы урегулировать проблемы с мусульманами, предоставив им ограниченную автономию в провинции Тави-Тави, привели только к росту исламского экстремизма и ожесточению аграрных маоистов, которые здесь конкурируют с исламистами за контроль над трафиком контрабанды. Мирное население поддержит любую власть, которая наведет тут порядок. Отсюда следует схема раздела региона между Индонезией и Меганезией.

Видеоряд: Карта Филиппин. Остров Минданао уже раскрашен в национальные цвета Меганезии, Архипелаг Сулу — в национальные цвета Индонезии. По экрану плывут цифры: площади территорий, численность населения, объемы минеральных ресурсов.

Текст: Это вторжение идеологически обосновано для Индонезии — тем, что Тави-Тави предоставило убежище лидерам «Тахрир», которые назначены виноватыми в потере Ириана и авторами террористического акта в Джакарте. Для Меганезии — враждой к исламу и римскому католицизму (двум самым влиятельным конфессиям Минданао). Ничто, казалось бы, не препятствует повторению вот этого сценария.

Видеоряд: Хроника японской оккупации Минданао зимой 1941 — 42 года.

Текст: … Однако, надо учитывать интересы Британии, связанные с высокой долей присутствия ее компаний в филиппинском нефтяном бизнесе, а также с ее военным присутствием на базах Балабак-Палаван, Давао и Лангуян. Сами по себе британские военные группировки невелики и их ликвидация не составит проблемы, но если они быстро получат помощь из метрополии, то блицкриг на Минданао может сорваться.

Видеоряд: Анимационная карта-схема прогноза боевых действий на Минданао и в окружающей акватории с расширением зоны британо-меганезийского конфликта.

Текст: Меганезийский генштаб, безусловно, учитывает в своих планах британское упорство при ведении боевых действий вдали от своей метрополии (это упорство проявилось, например, на войне за Фолклендские острова в 80-е годы XX века). По законам Меганезии, генштаб обязан снизить боевые потери в живой силе, и может использовать для этого любые средства, без всякого исключения. Судя по развитию военно-космической программы, генштаб решит эту проблему одним ударом в самое уязвимое места британской военной машины — компактную метрополию, лежащую в радиусе всего 300 километров от города Манчестер. Запомним: 300 километров…

Видеоряд: Карта Соединенного Королевства с наложенным на нее кругом. Несколько диаграмм: доля населения и доля промышленного потенциала, попавшие в круг.

Текст: Переместимся в космос, где уже более месяца развивается проект «Ballista», направленный, как утверждается, на отработку защиты Земли от крупных опасных астероидов путем изменения их орбит мощным термоядерным взрывом. Тестовым объектом выбран астероид Тлалок, который ничуть не угрожает Земле. Просто он оказался удобен для эксперимента — так сказано в открытом описании проекта.

Видеоряд: Анимация внутренней части Солнечной системы. Показаны траектории движения Марса, Земли, Венеры, Меркурия и (ярко-зеленым) астероида Тлалок.

Текст: … После тестового взрыва, Тлалок немного изменит свою траекторию но, как уверяют авторы проекта, и после этого никак не будет угрожать Земле. Из-за военно-политического обострения в феврале и марте, проект «Ballista» как-то выпал из зоны повышенного внимания мировой общественности. Никто, кроме рабочей группы, не знает, каков конкретно тестовый заряд и каковы на самом деле будут последствия. В настоящий момент, Тлалок уже слишком удалился от Земли в направлении Солнца. Никакие средства наблюдения не позволяют выяснить, какой же заряд установлен на поверхности астероида, и каковы окажутся последствия его подрыва. Логика военно-политического противостояния, которое мы исследуем, побудила нас обратиться к специалистам по космической механике, и вот какую картину они нарисовали.

Видеоряд: На той же карте Солнечной системы, анимация взрыва, а затем, медленно прорисовываемая новая (ярко-красная) траектория Тлалока. По мере его движения обратно от Солнца, рядом мелькают даты. Вскоре становится заметно, что Тлалок приближается к Земле. Масштаб анимации увеличивается, и теперь на экране только Земля, Луна и Тлалок. Потом остаются только Земля и Тлалок. Потом — Британские острова, как они выглядят из стратосферы… И чудовищная круглая черная тень, закрывшая собой весь остров Ирландия…. Замедленная съемка. Манчестер за миг до прикосновения астероида… Вспышка. Города нет — на его месте воронка, а над ней и вокруг нее вспухает огненная сфера. Один за другим испаряются города. Целиком. В начале — люди и деревья, потом — автомобили, потом каменные здания. С особенной любовью показано разрушение Лондона. Учтен каждый архитектурный памятник…

Текст: Острова Великобритания больше нет. На его месте — кольцевой архипелаг из обожженных скал, а в центре — впадина наподобие Марианской. Но это еще не все…

Видеоряд: Имитация съемки со спутника: чудовищная клякса накрывает всю северо-восточную Атлантику. Километровая приливная волна сметает все на европейском атлантическом побережье, продвигаясь на сотни миль вглубь континента. Мелькают руины городов. Амстердам… Гаага… Брюссель… Париж…

Текст: Продолжение фильма «Особая точка» появится на нашем сайте через неделю. Следите за нашими обновлениями. Напоминаем: пока это только прогноз. Пока…

Фильм закончился. В зале суда послышались невнятные (и не слишком приличные) восклицания и робкие свистки. Чои Сче постучала молоточком по столу.

— К порядку, foa! Доктор Соарош, как вы прокомментируете данный видеоматериал?

— Бойкие ребята, — ответил он, — Я думаю, спекулянты недвижимостью отвалили им хорошую долю от прибылей, нажитых после массовой демонстрации этого кино.

В зале послышались смешки. Чои снова постучала молоточком по столу.

— Ну, а если говорить по существу, — добавил Мелло, — то агентство «Akureyri Special Military Review» — это известный поставщик фриков на рынке военно-политической аналитики. Я помню один их шедевр: Лаос провоцирует войну между Швецией и Уругваем в Северной Атлантике, чтобы без помех высадить десант в Гибралтаре с секретной авиабазы на Кипре, и захватить океанские ворота Средиземного моря.

Он подождал, пока председатель суда установит тишину, и продолжил.

— Я не вижу смысла обсуждать эту политическую юмореску. Могу только сказать несколько слов о достоверности сюжета с падением астероида. Твердый незачет по прикладной механике. Тлалок — это вам не птичка насрала. Это ядро в полста миль диаметром. Я вообще не представляю, что будет, если такая штука упадет на Землю. Астероид всего десять миль в диаметре, упавший на Землю 65 миллионов лет назад, создал кратер, из которого образовался Мексиканский залив.

— Я слышала, что из-за этого вымерли динозавры, — заметила Кими Укмок.

— Да, есть гипотеза, что они не пережили этого события, — ответил Мелло, — не в том смысле, что они эстетически не смогли принять такое изменение рельефа. Просто выброшенная в атмосферу пыль частично экранировала Землю от Солнца. Случилось похолодание, длительностью несколько тысячелетий, и бедняги этого не пережили.

— Док Соарош, а какой бы кратер получился от Тлалока? — спросил Оган Селту.

Мелло покачал головой и погладил ладонью затылок.

— Видите ли, сен судья, дело тут уже не в размере кратера, а в том, что динамические характеристики соударения Тлалока с Землей дают для критерия Маруямы значение, выше критического. Грубо говоря, это означает, что при падении Тлалока, литосфера нашей планеты будет разрушена на значительной площади, и аморфные породы из мантийной области под очень высоким давлением и при температуре до двух тысяч градусов Цельсия, выплеснутся на поверхность. Я слабо представляю, что при этом произойдет, но 20 фунтов против хвоста селедки, что жизнь на Земле прекратится.

— Вообще? — недоуменно спросил Оган.

— Ага, — Мелло кивнул, — Так что, все домыслы по поводу использования Тлалока в качестве астероидного оружия надо воспринимать так же, как звонок в полицию с сообщением об угрозе посетителя бара убить бармена атомной бомбой.

Чои Сче снова постучала по столу молоточком, чтобы прекратить смех в зале.

— Я правильно поняла, док Соарош, что Тлалок сюда притянут за уши?

— Если принять за аксиому, что у этого астероида есть уши, то да, правильно.

— Так… С этим, по крайней мере, ясно… Хотя… А почему вокруг проекта «Ballista» развели такую секретность? Если он не имеет военного значения, то какой смысл?

— Это понятно, сен судья, — ответил Мелло, — При той истерии, которая образовалась вокруг астероидной угрозы, владение технологией нейтрализации крупных опасных астероидов это колоссальный гандикап в космическом бизнесе. Если создатели этого проекта докажут, что научились отклонять астероиды, то покойный султан Брунея покажется рядом с ними нищим тиморским фермером. Как тут не засекретить.

— Логично, — согласилась она, — А каковы вообще перспективы астероидного оружия?

— Нулевые, — сказал он, — Полвека назад в этом был смысл, но сейчас, когда уже есть компактные электро-реактивные бустеры… Зачем искать астероид? Проще разогнать железную болванку весом тонн триста до тысячи километров в секунду — и бум!

— Бум… — задумчиво повторила Чои, — А что вы скажете о версии про Минданао?

Мелло Соарош удивленно развел руками.

— Ну, знаете, сен судья… Я не специализируюсь на военно-экономических расчетах. Может быть, это выгодно, но мне кажется, что за последний год мы с друзьями уже хапнули достаточно. Лучше разобраться с этим, прежде чем лезть в новую драку.

— Я имела в виду не целесообразность аннексии Минданао, а обоснованность версии исландцев о том, что INDEMI тайно готовит подобную операцию, не потрудившись представить проект и бюджет войны на согласие в Верховный суд и в правительство.

— Ах, это?.. Но я уже высказал свое мнение об «Akureyri Special Military Review». Я не вижу смысла всерьез рассматривать конъюнктурную болтовню этих пустозвонов.

Чои Сче поиграла председательским молоточком и кивнула.

— Ваше мнение понятно. С ним, видимо, следовало бы согласиться, если бы не одно странное обстоятельство. Исландский фильм появился 22 марта, следовательно, его авторы никак не могли знать о событиях на Сибуту и Ситангкаи в ночь с 24 на 25. В сегодняшнюю ночь. Эти события полностью укладываются в версию о подготовке к вторжению на Южные Филиппины. Не исключено, что это первая фаза вторжения.

— Решать, разумеется, вам, сен судья, — ответил Мелло, — но лично я не считал бы это достаточным доказательством. Регион очень нестабильный. Подобный фокус могла провернуть там какая угодно третья сила. По-моему, лучше собрать разведданные, и только на их основе уже делать какие-то принципиальные выводы.

— К сожалению… — Чои Сче вздохнула, — … Нам придется делать эти принципиальные выводы на основе той информации, которую мы имеем сейчас. Один из судей подал заявку на применение высшей меры гуманитарной самозащиты.

В зале наступила полная тишина. Чои Сче поднялась со своего места и произнесла.

— В соответствие с Великой Хартией, будет рассматриваться вопрос об очевидных и достаточных основаниях для пресечения деятельности подсудимых высшей мерой гуманитарной самозащиты. Согласно принятой процедуре, сейчас будет объявлен перерыв на 11 минут. Затем суд заслушает заявления каждого подсудимого, без ограничения времени. После этого, будет объявлен перерыв на 111 минут, которые считаются достаточными для того, чтобы каждый судья определил свое мнение по заявленному вопросу. Если все шесть, или хотя бы пять судей, выскажутся в пользу применения названной меры, она будет применена, если только, в течение 11 часов, Конференция окружных судей не соберется и не использует свое право вето.

— Прошу слова, сен судья! — раздался спокойный, но громкий мужской голос из зала.

Взгляды присутствующих обратились к худощавому дядечке невысокого роста, то ли малайцу, то ли маори, лет, наверное, шестидесяти, а может и больше, поднявшемуся с места из сектора, отведенного, что называется, для зевак. Одет он был в неброскую старую армейскую тропическую униформу, которая популярна у провинциалов этого возраста. В общем, дядечка был совершенно незаметен, пока не заявил о себе.

— Если я правильно понимаю Великую Хартию, — продолжал он, — То каждый житель Свободной Конфедерации, владеющий важной информацией по делу, обязан оказать содействие суду. Я владею такой информацией. Мое имя Жерар Лаполо, у меня есть некоторый опыт в подобных делах, и я прошу суд уделить мне некоторое время.

По залу прокатился чуть слышный ропот, соседи дядечки заметно шарахнулись в стороны, как будто опасаясь то ли обжечься, то ли испачкаться. Чои Сче немного растерянно огляделась и поиграла председательским молоточком.

— Гм… Я полагаю, в интересах объективности, следует отложить перерыв на время, необходимое полковнику Лаполо, чтобы сообщить нам существенную информацию. Имеются ли возражения у судей?… Нет?… Сен Лаполо, пройдите на место свидетеля.

Под продолжающийся ропот публики, Жерар Лаполо вышел к судейскому столику, и развернулся так, чтобы видеть и судей, и зал.

— Я очень внимательно слушал все, что здесь говорилось, — начал он, — И я совершенно точно знаю, когда у судей появился мотив приклеить Андерсу, Журо и Хок «черную метку». Это случилось в тот момент, когда судья Селту справедливо заключил, что не может разобраться в планировании операций разведки, и что сен Андерс в состоянии (цитирую) обвести его вокруг буя. В общем случае, это заключение тривиально. Оно формулируется так: профессионал в своей профессиональной области всегда может обвести непрофессионала вокруг буя. Эта формула справедлива много тысяч лет. Она вступила в силу с того дня, как у людей появилось разделение труда. Люди уже давно привыкли к такой ситуации. Например, я не понимаю во всех деталях, как работает движок моей флайки, и почему он перестал работать нормально. Я иду к сену Селту, который является профессионалом в этой области, он говорит, что случилось и, за согласованную цену, ремонтирует движок. Я не знаю, как он это сделал, но если мой движок после его вмешательства заработал нормально, то меня не беспокоит это мое незнание. Это тоже общая формула: работа профессионала оценивается по полезному результату, а не по процедуре, которая непрофессионалу заведомо непонятна.

— К чему это длинное предисловие, полковник? — поинтересовалась Кими Укмок.

Лаполо чуть заметно обозначил улыбку уголками губ и складочками в уголках глаз.

— Нетерпение и порывистость украшают молодую женщину… Вы, сен судья, сейчас напомнили мне одного удивительного человека… Ее звали Лестата Пенанори, она командовала спецотрядом Народного Флота. «К чему это длинное предисловие» — ее любимое выражение. Она погибла в начале весны первого года Хартии, в битве за Киритимати, и похоронена там, в море, по обычаю Tiki. Когда я пролетаю над этими местами, то всегда говорю: «Хэй, Лестата, мы выиграли то сражение!». Может, она слышит… Извините, я отвлекся. Вы спросили: «К чему это длинное предисловие». Отвечаю: к тому, что если вы вдруг начнете проверять еще не доделанную работу профессионала, то у вас возникнет масса сомнений. Почему тут сделано вот так, а не иначе? Или, может быть, вот этого вообще не следовало делать? Вы не понимаете, а проверить результат еще не можете. Пытаясь разобраться во всем этом сходу, вы все сильнее подозреваете профессионала в жульничестве. Сейчас я говорю уже о нашей сегодняшней ситуации. Разумеется, если бы Андерс, Журо и Хок совершили нечто, очевидно противоречащее Хартии — например, попытались узурпировать власть, или отправили солдат Конфедерации на войну, не согласованную с Верховным судом и правительством по плану и бюджету, или нарушили личную автономию какого-либо хабитанта Конфедерации, то никакого результата и ждать было бы не надо. Вот он, результат: Хартия нарушена. Но какой очевидный проступок допустили эти трое? А никакого! В Тиморской войне участвовали только те граждане Конфедерации, которые поехали волонтерами, это их автономное право. INDEMI нарушила бы Хартию, если попыталась бы препятствовать им. Операция в Брунее и захват «Royal Diamond» — это экзогенное дело. Там не участвовал ни один гражданин Конфедерации, ни в каком качестве, и не нарушен прямой интерес ни одного нашего гражданина. Значит, как бы отвратительно и жестоко ни выглядели эти действия и их результаты, в них нет и не может быть нарушения Хартии. Разумеется, остаются специальные виды нарушений. Например, здесь звучал намек на пособничество в рабовладении. Если есть подобное подозрение — именно подозрение, поскольку никто не сказал тут об очевидности — то, наверное, надо разобрать этот случай и установить, имело ли место это нарушение…

— К чему вы клоните, сен Лаполо? — перебила Чои Сче.

Жерар удовлетворенно кивнул, как будто дожидался именно этого вопроса.

— Я клоню вот к чему, сен судья. То единственное и действительно очевидное, в чем обвиняют Андерса, Журо и Хок, сформулировали сен Селту и сен Укмок. Я сейчас перескажу своими словами. По Хартии, правительственные службы должны быть под контролем граждан. Характер деятельности INDEMI таков, что судьи не знают, как контролировать ее текущие операций. То, что все завершенные операции до сих пор заканчивались позитивно, и по ним представлены отчеты, не гарантирует позитивного результата операций, которые пока в работе. Суд, в соответствие с Хартией, желает контролировать эту работу, но не может. Нет профессиональной подготовки. Тогда делается заключение, что INDEMI вышла из-под контроля, и предлагается ВМГС.

— Эк вы завернули, полковник, — вмешался Оган Селту, — Типа, судьи, не понимают в нашей работе, и пусть не лезут. А мы потом сами отчитаемся, когда сочтем нужным. Типа, INDEMI уже и Хартия не писана. Такая она у нас исключительная! Ага, щас!

Лаполо поднял руки ладонями вверх и медленно громко произнес:

— О, Мауи и Пеле, держащие мир! Защитите меня от такого безумия! Великая Хартия должна исполняться всегда, без каких бы то ни было исключений. Это единственный социальный принцип, в правильности которого я полностью убежден. Беда в том, что Хартия никогда не исполнялась в этой части! Да, foa! За два десятилетия суд так и не нашел способа контроля текущих операций INDEMI, и проверял только результаты! А ведь никакая служба не гарантирована от ошибок и от субъективных эксцессов!

— Вот мы и занялись этим контролем, — сказал Оган, — чем вы недовольны, а?

— Нет, сен судья, — Лаполо покачал головой, — Вы не контролем занялись. Вы занялись наказанием офицеров INDEMI за то, что вы не нашли способа их контролировать. Вы всерьез готовы наказать их за то, что Верховный суд до сих пор не создал процедуру, которую, согласно Хартии, должен был создать более двадцати лет назад!

Чои Сче постучала молоточком по столу.

— Держитесь в рамках, сен Лаполо! Вы можете предлагать суду, но не обвинять суд!

— Я не обвиняю, сен судья, — возразил он, — Я констатирую неприятный факт.

— И что толку с вашей констатации? — ядовито осведомилась она, — Вы сначала, как дважды два, доказали нам, что суд объективно не может контролировать разведку, а теперь пеняете суду, что он этого не делает!

— Извините, сен судья, но я доказал совсем не это. Я доказал, что суд сейчас не имеет необходимых инструментов такого контроля, хотя создать их совсем не сложно.

— Вот как? Это уже становится интересным. И как же это сделать?

— Как известно, — начал Жерар, — Хартия предписывает суду иметь один-единственный профессиональный институт контроля и исполнения: преторианскую гвардию. Чтобы избежать эксцессов со стороны преторианцев, Хартия предписывает принимать на эту работу только людей, предельно открытых по складу своей психики. Таких людей, лояльность которых не окажется маской. Это верный принцип, но надо отдавать себе отчет в том, что такие люди абсолютно не способны к шпионской деятельности. Мне было профессионально интересно, как будет действовать тот преторианский офицер, которому вы поручили розыск меня. Должен вам сказать: это было жалкое зрелище. Хорошего и, в общем, неглупого парня, с легкостью обвели вокруг буя сначала мой одиннадцатилетний сынишка, а потом — моя молодая vahine. В итоге, этот парень, стоявший в двадцати шагах от меня, развернулся и полетел на другой конец нашего океана, полагая, что найдет меня там. А там он принял за меня гражданина, который годится мне в дедушки. Я не преувеличиваю, сену Еу намного больше ста лет. Этот дедушка тоже обвел его вокруг буя, и незаметно пригласил двух ребят. Они, в свою очередь, обвели преторианца вокруг буя, и упаковали в кандалы, как воришку…

— С какой целью вы издевались над нашим офицером? — перебила Чои.

Лаполо многозначительно поднял к потолку указательный палец.

— Интересный вопрос, сен судья. На самом деле, мне было интересно, сможет ли этот парень использовать свои прекрасные качества — верность, открытость, честность — в ситуации, когда они, казалось бы, совершенно бесполезны, и даже вредны. Парадокс! Парень смог! Он настолько очаровал этих двоих ребят, приятелей дедушки, что они метнулись вместе с ним обратно через наш океан, и поймали меня на приманку, как макрель на блесну! И они не содрали с преторианца ни сантима, при том, что чувство табаша у них в крови: настоящие канаки, за три фунта босиком кенгуру догонят.

— Так-так… — Чои Сче повернулась к дежурному преторианцу, — Офицер, найдите мне полный отчет лейтенанта Майо Теллема за вторую декаду марта. Немедленно… Сен Лаполо, а какой вывод следует из этой вашей, бесспорно занимательной, истории?

— Вывод такой, сен судья. Хартия не случайно ограничила профессиональный аппарат суда одной лишь силовой поддержкой, без мозгов. Я не хочу сказать, что по критерию преторианского отбора проходят только идиоты. Наоборот, это в основном, неглупые ребята. Но в их мозгах, выражаясь языком техники, все извилины прибиты гвоздями. Такие и только такие люди должны профессионально помогать суду. Окажись рядом с вами фигуранты вроде меня, кто тогда поручится, что вы не превратитесь в объект манипулирования?

— Скорее, я поручусь за обратное, — хмуро проворчала Чои, — И что дальше?

— Я думаю, — сказал Жерар, — Смысл этого артикула Хартии, в том, что суд Свободной Конфедерации, это vox foa, прямая воля хабитантов, а не какое-то профессиональное суждение о чем-либо. Ведь не случайно Хартия запрещает существование института адвокатуры и вообще профессиональной юриспруденции. Никто не может решать за kanaka foa, что справедливо, а что — нет. Но при этом, Хартия никак не ограничивает возможность судей пользоваться помощью волонтеров. Наоборот, она это поощряет! Преторианец, о котором я уже рассказывал, поступил по Хартии, когда обратился за помощью к ребятам, с которыми случайно пересекся в ходе своих дурацких…

Чои Сче решительным жестом остановила реплику разведчика.

— Мне понятна ваша мысль, сен Лаполо. Вы предлагаете отправлять преторианцев за экспертами из числа жителей, не вовлеченных в правительственную деятельность.

— Не обязательно преторианцев, — ответил он, — Скорее, даже желательно не их, а вас, самих судей. И зачем отправлять, если есть современные средства коммуникации? В нашей стране несколько тысяч жителей вполне профессионально владеют методами рекогносцировочной аналитики. Для судебного контроля любого проекта INDEMI в стадии реализации, достаточно пригласить 5–7 спецов. Разве это очень сложно?

— Видимо, не очень, — согласилась она, — а как вы тогда сохраните секретность?

— Это уже наша проблема, — ответил Жерар, — Мы готовы представить суду проект стандартной операции размытия, которая нейтрализует информацию, попавшую в открытые источники из-за… Скажем так: излишней разговорчивости волонтеров.

— ОК, — Чои кивнула, — я вношу билль о волонтерах в план завтрашнего заседания.

Жерар Лаполо картинно развел руками и спокойно резюмировал.

— Мне кажется, что Андерс, Журо и Хок не виноваты в попытке противодействия судебному контролю. Ведь никто не может противодействовать тому, чего нет.

— Мы сами разберемся, — резко ответила Кими Укмок, — Что у вас еще, полковник?

— Еще всего три пункта, сен судья. Во-первых, я хочу обратить внимание суда на следующее обстоятельство. Секретные, а значит — сложно-контролируемые виды деятельности, характерны не только для INDEMI, но и для полиции и для службы рекогносцировки и вербовки Фонда-Департамента Технического Развития… Доктор Соарош, как я вижу, кивнул… Я обратил на это внимание, чтобы пояснить: никакое эффективное правительство не может обходиться без секретных акций.

— Это и селедке понятно, — заметил Оган Селту.

— Простите, сен судья, но такой уж я педант, — Лаполо снова развел руками, — Теперь, второй пункт. Он касается ключевого факта, побудившего судей принимать всерьез юмористический креатив, который содержится в исландском фильме. Я говорю о профессиональной ликвидации исламского бандформирования на Сибуту, которая проведена сегодня ночью. Вполне ответственно сообщаю: это была коммерческая операция, исполненная производителями оружия и морскими контрабандистами. Ее действительная цель — создать автономный плацдарм бизнес-андеграунда у берегов Калимантана, под эгидой ООН, и одновременно испытать в боевых условиях новые перспективные модели малобюджетных стрелковых систем. Подробный отчет будет представлен суду, как положено, через 66 часов от момента фиксации инцидента.

Кими Укмок нервно похлопала себя по колену.

— Полковник, вы можете ответить прямо сейчас: кто-то из наших в этом замешан?

— Разумеется, да, — подтвердил он, — Последние двадцать лет ни одна такая ерунда не обходится без кого-нибудь из наших венчурных бизнесменов. Но, поскольку это не криминал по Хартии, разведка собирает информацию о таких инцидентах просто на всякий случай — вдруг пригодится… Вот, пригодилось…

— Да уж… — задумчиво откликнулась Кими, — … А что в вашем третьем пункте?

— Третий пункт, сен судья, немного философский. Все мы понимаем, что к старшим офицерам вооруженных сил, в частности — к офицерам военной разведки не может применяться ВМГС в форме депортации. Только в форме расстрела, и никак иначе.

Чои Сче ударила молоточком по столу.

— Не надо давить на жалость, сен Лаполо.

— У меня и в мыслях этого не было, — ответил он, — Жалость вообще глупое чувство, можете мне поверить. Философский пункт вот какой: в первой части заседания, сен Андерс отвечал на вопрос суда: «Почему не ликвидировали «Красных кхмеров» после того, как они выполнили свою функцию в проекте «Libratron»? Андерс сказал: «Мы договорились с определенными людьми. Пусть, с не очень хорошими людьми. Они доверились нам. Мы доверились им, в разумной мере. Они выполнили свою часть договора, и стали нам не нужны… Более того, стали неудобны. Представим, что мы воспользовались ситуацией и ликвидировали их. Кто мы будем после этого?»

— И что дальше? — спросила Чои.

— Все, — ответил Жерар, — Мне больше нечего сказать.

82

Дата/Время: 25.03.24 года Хартии. Вечер.

Море Сулавеси — Хитивао, Факфак.

Порыв ветра резко и гулко хлопнул тентом, натянутым над полубаком. Рон потер указательными пальцами виски, а потом потянул из пачки сигарету. Пума сидела неподвижно, как маленький черный сфинкс. Казалось, она выпала из окружающей реальности, и видит только экран ноутбука. Сейчас видеокамера показывала судей, расходящихся на 11-минутный перерыв, после которого им предстояло прослушать заявления подсудимых, а еще через 111 минут ответить на вопрос: да или нет?…

Екико энергично толкнула Ринго в бок и показала глазами на лесенку, ведущую с полубака на корму основной палубы «Малышки». Он согласно кивнул, и оба, тихо поднявшись с круглых циновок из-за невысокого чайного столика, отправились на полуют. Делать там было, в общем, нечего, но на пластиковой крыше низкой, почти целиком утопленной в корпус судна, кормовой надстройки, было удобно лежать и расслабляться. «Малышка» лежала в дрейфе, ожидая возвращения своих «птичек». «Птички», вместо того, чтобы лететь в гнездо, шли сложенными, на 25-метровом полувоенном катере класса «Sparviero». Катер назывался «Думбо» и принадлежал господину Чен Мо из «Catholic International Brotherhood of Seafarers».

С точки зрения не информированного внешнего наблюдателя, «Малышка» сейчас полностью соответствовала образу обычного рыбацкого катамарана. На рассвете ее экипаж поднял ловушки, вывалил какой-никакой улов в бункер-фризер, затем смыл морской мусор с палубы, выпил какао и устроился отдыхать после бессонной ночи. Девушка и парень, разлегшиеся голыми на полуюте, пузом кверху, и иногда лениво поглядывающие на экран ноутбука, четко вписывалась в эту хозяйственную версию происходящего. Но, если бы внешний наблюдатель слышал их разговор…

— Их ведь не должны расстрелять, правда, Рио? — спросила девушка.

— Я не знаю, Еки. Правда, не знаю, — ответил Ринго.

— Что, значит, не знаешь? Ты бы как ответил на месте судей?

— Я-то ответил бы «нет». Судьи, если бы они слышали, что нам рассказывал Рон про Чубби Хок, тоже ответили бы «нет». Но они этого не слышали, прикинь?

— А если бы ты не слышал? — спросила она.

— Тогда я бы ответил «нет» потому, что мы были на Тиморе, и видели, что там и как.

— А если бы ты не был?

— Тогда я бы ответил «нет» потому, что нельзя отвечать «да», не разобравшись.

Екико с досадой хлопнула ладошкой по пластику крыши.

— Не то, Рио, не то!

— А что — то? — спросил он.

— Причина, — сказала она, — Я не уверена, но кажется, судьи подозревают, что офицеры разведки хотели узурпировать власть. Ведь это только что случилось в Индонезии!

— В Индонезии есть государство, — возразил Ринго.

— Я же не говорю, что в точности, как в Индонезии, — уточнила Екико, — Как-то иначе. Криптократия, как сказал док Соарош. Тобой управляют, а ты даже не замечаешь!

Ринго протянул руку и похлопал девушку по бедру.

— Я в это не верю. Вернее, так: каждый неявно управляет каждым, с кем общается. Транзакции в социальных играх. То, что учили в школе на экоистории. Типа, если государство фильтрует масс-медиа, то оно может неявно управлять пятью из шести жителей, а одного из шести просто прессовать, чтоб не возникал. Но у нас-то ничего подобного не было. Эти три офицера-разведчика не пытались управлять нами… Вот лидеры Атауро, те да, еще как! Нас они хорошо подсекли, как марлина на спиннинг.

— По-твоему, они нас облапошили?

— Формально — нет, а по жизни… Вербовщики волонтеров всегда обманывают. Мы это знали, так что обижаться нам не на что. За чем поехали, то, в общем, и получили.

— Ты жалеешь, что поехал волонтером на войну?

— Нет. Я жалею, что ты поехала.

— Ты считаешь, что я маленькая? — почти обиженно спросила она.

— Просто я люблю тебя. А тебе там было плохо.

— Что было, то прошло. Я привезла опыт. Что теперь говорить? Лучше скажи, Рио, ты сумел бы доказать что разведчики не устраивали криптократию? В смысле, доказать судьям? Мне кажется, это самое главное. Мы еще можем успеть.

— Mana-o-foa? — спросил он.

— Да! Мы должны попробовать… Нет, мы должны это сделать! Если мы не сможем то, значит, все было напрасно, и мы ничему не научились там, на Тиморе!

— Ага… — произнес Ринго, — Значит, доказать…

— Думай! — сказала Екико, хлопнув его по плечу, — Я побежала за вторым ноутбуком.

* * *

Galaxy Police Flog. Trolley 1001

25.03.24. Дело о теории заговора INDEMI

Гуадалканал, Хониара и мир вокруг.

Trolley-Jockey Элеа Флегг.

Aloha foa! Приветствую пассажиров инфо-тележки номер десять ноль один! Итак, на очереди хронологическая панорама судебного процесса сегодняшнего жаркого дня!

10.00. Судьи собираются. Ничто еще не предвещает особой драмы. Довольно резкий (путем ареста) способ работы с тремя старшими офицерами нашей военной разведки INDEMI, неофициально и ласково называемой «Gestapo Nostra», казалось, никак не повлияет на ход самого процесса. Рутинная судебная проверка соблюдения главной спецслужбой Конфедерации бюджетных и гражданских операционных правил.

10.30. В суде демонстрируется сделанный трэшевым инфо-агентством в Акурери (Исландия) ролик-триллер про 3-ю мировую войну и зверское астероидное оружие. Эксперт, док Соарош, характеризует все эти домыслы научным термином «хуйня».

11.00. Внезапно, всем троим старшим офицерам (т. е. полковнику Райвену Андерсу, майору Журо Журо и майору Чубби Хок), предъявлено обвинение в покушении на Хартию. Запущена машинка высшей меры гуманитарной самозащиты.

11.30. Жерар Лаполо, ветеран и лидер печально знаменитых «эскадронов смерти» INFORFI эпохи Конвента, а ныне — полковник INDEMI, входит в жесткий клинч с судьями. Он обвиняет суд в грубом неисполнении функций контроля, записанных в Хартии, и в переваливании ответственности с больной головы на здоровую.

12.00. Суд начинает заслушивать последние заявления обвиняемых офицеров. По их внутренней жеребьевке первым выступает майор Журо Журо. Он говорит: любая социальная система находится или в фазе экспансии, или в фазе коллапса. Поскольку система Хартии имеет потенциал экспансии, она должна наступать, а не уходить в оборону. Если суд запретит жесткую военно-агентурную экспансию, то это будет для Меганезии катастрофой. В общем, яркая, зажигательная и слегка агрессивная речь.

12.00. Количество полученных судом сообщений «mana-o-foa» переваливает за 10.000. Хартия дает возможность любому гражданину Конфедерации публично обратиться к Верховному суду с заявлением о фактах и обстоятельствах, которые суд не заметил в процессе слушаний. Обычно, число «mana-o-foa» не превышает сотни, но сейчас суд оказывается завален этими сообщениями. Председателю суда приходится привлечь волонтеров из мэрии Хониары для сортировки и компиляции «mana-o-foa».

12.30. Суд заслушивает заявление майора Чубби Хок. Она говорит о фактических, проверяемых последствиях спецопераций, проведенных INDEMI в Западной Новой Гвинее (Хитивао), на прилежащих островах, а также в зоне Тимора. Согласно тем документальным материалам, которые она предъявляет, несмотря на войну, общая социально-экономическая ситуация в Восточном Тиморе улучшилась по сравнению с таковой на 28 февраля (т. е. по сравнению с «до-кхмерским периодом»). Что касается обстановки на Северном Тиморе (Атауро) и на Австралийском Тиморе (Роти), то там уровень благополучия жителей уже выше, чем в соседней Индонезии. Майор Хок предлагает суду опираться не на домыслы и фобии, а на цифры и факты.

13.00. Суд заслушивает заявление полковника Райвена Андерса. Отстраненный шеф INDEMI указывает на то, что война спецслужб это мировая константа на протяжении тысячелетий, и страна, которая произвольно ограничивает допустимый арсенал своих спецслужб в этой войне, ставит себя на грань поражения. Андерс говорит о том, что плотность агентурного влияния примерно постоянна для данного региона и снижение собственного влияния тут же приведет к его замещению влиянием извне. Он также обращает внимание суда на то, что INDEMI ни разу не отступила от Хартии внутри страны и не имеет ни одной претензии по нарушению личной автономии граждан.

13.30. Судьи удаляются на 111-минутный тайм-аут для принятия решения. Согласно Хартии, ВМГС применяется по решению не менее пяти Верховных судей из шести.

14.00. Реакция вне Меганезии. Лилонгве (Малави, Африка, 6:00 местного времени). Директор филиала Международного Комитета Красного Креста в Малави заявил о крайнем удовлетворении тем, что майор Хок (которую он назвал патологической садисткой и фанатичкой фашизма) предстала перед таким судом, который не знает жалости и милосердия, и выразил надежду, что теперь она ответит за свои кровавые преступления. Руководитель Католического Благотворительного Фонда Марии Магдалины в Лилонгве присоединился к этому заявлению. Он также сказал, что благодарит своего бога за то, что последний (по мнению оратора) поставил предел злодеяниям этой женщины, и выразил надежду, что перед расстрелом она успеет раскаяться во всем содеянном. Ректор Исламского Университета в Лилонгве также присоединился к заявлению, добавив, что у всех мировых религий общие корни, и мусульмане пострадали от злодеяний Хок не меньше, чем христиане. В порядке комментария — историческая справка. В 20–22 году Хартии, произошли процессы модернизации в центре Транс-Экваториальной Африки. Офицер Хок, представляя меганезийскую резидентуру, занималась, в частности, ликвидацией католических и исламских миссий, а также миссий «Красного Креста» в регионе (миссии поощряли массовый бандитизм с целью получения человеческих органов для черных рынков).

14.30. Адэ Нгакве, президент Республики Мпулу и Чоро Ндунти, президент Страны Шонао, связались по многостороннему видео-каналу с известным агро-инженером Микеле Карпини (faakane Чубби Хок) и с очень близким другом семьи Хок-Карпини, доктором Мак Лоу Линксом, знаменитым генетиком, автором ультрапродуктивных триффидов. Сегодня триффиды — основная пищевая и промышленная агрокультура в Мпулу и Шонао, а доктор Мак Лоу — признанный национальный герой этих стран. В разговоре обсуждалось заявление общественно-религиозных лидеров в Лилонгве по поводу майора Чубби Хок. Доктор Мак Лоу был потрясен и самим процессом против Чубби Хок, и «заявлением трех». На видеозаписи он плачет, как человек, которого постигла личная трагедия. Микеле Карпини, конечно, тоже потрясен происходящим. Несколько раз на экране появлялся Оскэ Этено, faakane старшей дочери Чубби Хок, электромеханик-технолог, соавтор первой военно-авиационной фабрики в Шонао. Карпини, Мак Лоу и Этено были единодушны в мнении, что демарш в Лилонгве не должен остаться безнаказанным. Сейчас этот видео-сеанс с короткими перерывами многократно повторяется по национальным каналам Mpulu-TiRa и Shonao-ViAu.

15:00. (07:00 по Центрально-Африканскому времени) Правительства Мпулу и Шонао предъявили ультиматум правительству Малави. Они требуют ареста всех служащих миссий Красного Креста, Фонда Марии Магдалины и Исламского Университета в Лилонгве. Далее, все упомянутые лица подлежат суду Высшего Трибунала в Кумбва, столице Мпулу. На исполнение этого ультиматума дан 1 час. Если к 8:00 упомянутые лица не будут задержаны для экстрадиции в Мпулу, последует объявление войны.

15:30. Занио Умван, президент Малави, обратился к президентам Мпулу и Шонао с просьбой продлить срок ультиматума на два дня и провести переговоры с участием представителей ООН с целью достигнуть компромиссного решения. Просьба была отклонена. По спутниковым мониторам наблюдается высокая активность на военных аэродромах в Мпулу и Шонао, и формирование колонн боевой техники на дорогах восточного и северо-восточного направлений. Готовится эвакуация дипломатических миссий из Лилонгве. По южной дороге из Лилонгве движется толпа беженцев.

15:30. Судьи возвращаются в зал. Председатель Чои Сче объявляет, что предложение о ВМГС не набрало квоту из пяти голосов и, таким образом, отклоняется. В судебном заседании объявлен перерыв до 10:00, завтра. Обвиняемые остаются под арестом.

83

Дата/Время: 25.03.24 года Хартии. День.

Море Сулавеси — Хитивао, Факфак.

Пума подпрыгнула с места, как кузнечик, мгновенно переходя из состояния глубокой печали к состоянию захлестывающего восторга. Еще какая-то доля секунды, и она, с пронзительным визгом, бросилась на шею Рону, повалив его на пол. Еще несколько секунд, и Ринго и Екико взбежали по лесенке, и шлепнулись на них сверху. А затем, раздалась серия выстрелов, и над катером «Думбо», который сейчас был соединен с «Малышкой» швартовыми, в небе вспыхнули яркие красные сигнальные ракеты.

— Это что за сюрприз? — проворчал Рон, придавленный тремя юными организмами.

— По ходу, этот господин Мо тоже беспокоился за Чубби, — предположила Пума.

— Там этот кекс пришел, — заметила Екико, перегнувшись через леер, чтобы увидеть с полубака грузовой трап, положенный вдоль швартовых, — типа, менеджер.

— Это Ван, — уточнил Ринго, — Который помогал перегружать к нам «Делосы».

Екико еще сильнее перегнулась через леер и сообщила:

— Упс! Два малайца тащат корыто со льдом, а там шампанское.

— Так, — сказал Рон, вскочив на ноги, — Мне пора проявлять капитанскую вежливость.

— На «Думбо» поднят желтый и красный вымпелы, — заметила Пума, — Тигра, это что?

— Это большая радость, Черная кошка.

— Типа, как у нас? — уточнила она.

— Типа того…

Визит господина Чен Мо (ничем не примечательного сорокалетнего толстенького китайца, одетого в снежно-белую рубашку и желтые шорты с множеством блестящих заклепок) был недолгим. Он выпил на полубаке «Малышки» по глотку шампанского с Роном, Пумой, Екико, Ринго и африканским лейтенантом Котто, а затем пригласил на борт «Думбо» Рона и Пуму (чтобы разделить общее счастье и немного поговорить о бизнесе). За пару минут решились процедурные вопросы. «Думбо» как и «Малышка», направлялся в Хитивао, в порт Факфак. Ничто не мешало им двигаться параллельными курсами. Рон торжественно нахлобучил на макушку Ринго свою капитанскую шляпу, Пума перевесила на шею Екико серебряную боцманскую дудку, и Батчеры, вслед за господином Мо переместились на «Думбо». Швартовы убраны, корабли расцепились, винты завертелись, «Думбо» с «Малышкой» набирают скорость. Курс South-East.

Капитанская гостиная «Думбо» в исходной планировке итальянского ударного катера «Sparviero» была боевой рубкой. Господин Чен Мо, не страдал комплексом нувориша, поэтому не произвел существенных переделок, а сохранил строгую военно-морскую эстетику. Добавились только мягкие пуфики, изящный чайный столик, качественный бесшумный кондиционер и телеэкран во всю стену…

Galaxy Police Flog. Trolley 1001

25.03.24. Дело о теории заговора INDEMI

Subtopic: Африка. Малавийская война.

Trolley-Jockey Элеа Флегг.

08:00 в Центральной Африке. Истек срок исполнения ультиматума, предъявленного правительствами Мпулу и Шонао правительству Малави. Колонна бронетехники в количестве до 4000 машин, вышла к северно-западной границе Малави (в бывшем северном самбайском округе Чамбеши, аннексированным Мпулу неделю назад). Штурмовая авиация Мпулу и Шонао уже находится в воздухе. По оценкам, сейчас к западной границе воздушного пространства Малави приближается до 5000 боевых самолетов и дронов. В Мзузу и Лилонгве — паника. Армия Малави (два пехотных батальона, в сумме до 3000 бойцов) отступила на юг, к городам Блантайр и Зомба. Авиация Малави (6 самолетов, и 7 вертолетов) не проявляет активности. Озерная флотилия переместилась к восточному берегу озера Ниаса. Только что поступило сообщение: Гражданский самолет, взлетевший с аэродрома Лилонгве, расстрелян в воздухе истребителями с эмблемами ВВС Шонао, в миле к востоку от города.

08.30. Авиация Шонао нанесла демонстративные бомбовые удары вблизи дорог и стратегических объектов на территории Малави. Пострадавших нет — бомбы были нацелены на безлюдные пустоши. Армия Малави отступила из Блантайр и Зомба в неизвестном направлении. Бронетехника Мпулу продвинулась на 5 миль, взяв под контроль малавийские города Читипа и Катумби, не встретив сопротивления.

09:00. До тридцати летающих канонерок ВВС Шонао приводнились на северо-западе озера Ниаса. Сопротивление партизан подавлено реактивной артиллерией, захвачены порты Каронга и Чилумба. По двум основным дорогам на юг движется мпулуанская бронетехника. Полста транспортных летающих лодок ВВС Мпулу высадили десант в порту Макокола, на юго-западном берегу Ниаса. Моторизованный десантный корпус продвинулся на запад до шоссе М5, отрезав Лилонгве от южного округа Блантайр.

09:30. Занио Умван, президент Малави, бежал из столицы. Перро Кумэ, мэр Лилонгве, отправил по факсу акт о безоговорочной капитуляции. Транспортные автожиры ВВС Мпулу доставили оккупационный контингент непосредственно в Лилонгве. Назначен военный комендант. Населению города предложено соблюдать спокойствие. Патрули военной полиции проводят аресты. Военнослужащим Малави предложено прибыть: армии — в Лилонгве, флоту — в Макокола для получения полугодового жалования (не выплаченного правительством Умвана), и продолжения службы. Бойцы ВВС Малави только что получили жалование в золотых солидах Транс-Экваториальной Лиги.

Господин Чен Мо коснулся губами рюмочки с коньяком и причмокнул.

— Удивительное время. Война длится полтора часа и страна захвачена. Немаленькая страна, 17 миллионов жителей. А в Мпулу всего 4 миллиона и в Шонао 1 миллион с четвертью, если справочник не врет. Вам не кажется, что мир быстро меняется?

— Мир всегда меняется, господин Мо, — заметил Рон, — И чем дальше, тем быстрее.

— Эти миллионы мало что говорят, да! — добавила Пума.

— Почему вы так думаете? — заинтересовался китаец.

— Я не думаю, я знаю! Вы сказали: 17 миллионов! У! Много! Но из них 9 миллионов моложе 14 лет. Еще 4 миллиона старше 30. Они думают так: Э, я уже совсем старый, скоро пора умирать. До 40 лет дожить очень сложно. Половина — женщины. У одной женщины двое детей подрастают, но работать пока не могут. Еще двое только учатся бегать. Еще один грудной, еще один в животе. Она сильная женщина, иначе бы уже умерла, но она занята только прокормом. Тяжело работать на поле вручную, но еду больше взять негде. Хорошо, если у нее есть мужчина. Если он здоровый, он может работать и защитить от воров. Но половина мужчин — без земли. Половина тех, что с землей — слабые, просто никакие. Итого: взрослых и деятельных всего полмиллиона.

— Вы родом из тех мест, не так ли? — спросил господин Чен Мо.

Пума быстро тряхнула головой из стороны в сторону.

— Не из тех. Миль 400 на юго-запад. Но жизнь почти такая же. Только там была война, меня рано продали в армию, и у меня сложилось по-другому. Теперь, я расскажу про Мпулу. 4 года назад там было то же самое только еще хуже, из-за войны. Там жило 2 миллиона. Из них, взрослых молодых сильных мужчин и женщин — по полста тысяч. Остальные — доживали, и думали: Э, надоело, когда же я сдохну? Это понятно?

— Вы очень хорошо и понятно объясняете, — без тени юмора ответил господин Мо, и бросил взгляд на Рона. Тот молчал, отдав своей vahine инициативу. Четверти часа хватило ей, чтобы рассказать о мгновенной гражданской войне, о стремительной триффидной агропромышленной революции, тотальном разделе земель, социально-демографической реформе и продукционной пост-индустриализации, о блицкриге в Конго-Лову, и абсорбции полутора миллионов молодежи из оккупированной зоны.

Господин Чен Мо отпил чуть-чуть коньяка и закурил тонкую манильскую сигару.

— Сколько же сейчас людей под ружьем в Мпулу? — спросил он.

— Полагаю, около двухсот тысяч, — ответил Рон, — плюс до полста тысяч в Шонао.

— Да… Сильная армия для Центральной Африки… А что за маленький контингент использовался вами в рейде на Сибуту? Они не похожи просто на элитный отряд.

— Это военные студенты. Учебная группа бригадных инструкторов.

— Они еще учатся? — поразился Чен Мо, — Куда дальше, во имя Будды Амитаба?

— Они учатся учить других бойцов, — пояснил экс-коммандос, — А это далеко не то же самое, что уметь воевать самому. Это требует другого уровня знаний и опыта.

— Вот! — сказал китаец, — Тогда я понимаю, почему у них такие умные глаза. Слишком умные для солдат, даже для элитных. Господин Рон, а насколько сложно подготовить такого бригадного инструктора? Сколько это занимает вашего времени и ваших сил?

Рон задумчиво почесал макушку, и Пума успела ответить первой.

— Смотря кого учить. Парней, что были в рейде, мы знаем больше трех лет. Они из бригады команданте Хена, отличного инструктора, даже лучше нас.

— Команданте Хена… — повторил Чен Мо, — …Принц Хенаоиофо Татокиа сын короля Фуопалеле с атолла Номуавау, лучшего командира спецназа во всей Океании.

— Вы прекрасно информированы, — заметил Рон.

— Это важная часть моего бизнеса, — скромно ответил китаец, — Честная торговля, увы, требует защиты, а защита требует информации. Когда верные люди сообщили, что в Западной Новой Гвинее, индонезийском Ириане, появился командир Сопротивления, которого зовут Акиа Офо, я спросил здесь и там. Так я догадался, что это — тот самый команданте Хена, который воевал в Африке. Значит, подумал я, скоро индонезийцам придется уйти из Ириана. Когда мне сообщили, что там есть еще командир Винни и командир Зорро, то я подумал: Это инструкторы Уфти Варрабер и Данте Пафимоту. Значит, скоро появится уважаемая Чубби Хок, ведь в мире есть устойчивые пути.

— Yo-o! — с нескрываемым восхищением протянула Пума, — У вас, как в INDEMI!

Явно польщенный господин Чен Мо, скромно улыбнулся.

— Я стараюсь учиться на лучших образцах. Доктор Хок замечательный образец. Наш старший брат, доктор Лян, говорит: учитесь у таких людей, и цените дружбу с ними.

— Вы знакомы с Чубби? — спросил Рон.

— О, да! Мы встречались в Тавао, на Калимантане в прошлом году. Доктор Хок тогда сказала замечательные слова: «У всех морей один берег, и у всех достойных людей, которые ходят по морю, в обычае дружелюбие и взаимопомощь»… Как это верно!

— Чубби классная! — авторитетно подтвердила Пума, — Хорошо, что все обошлось!

— К сожалению, суд не закончен, — заметил Чен Мо, — Доктор Хок еще не оправдана.

Пума решительно взмахнула рукой, будто сметая невидимое препятствие.

— Это все фигня! Ничего ей теперь не сделают!

— Почему вы так уверены в этом? — спросил он.

— Потому, что Lipo te Paoro. Нельзя голосовать ВМГС второй раз.

— Не совсем так, — вмешался Рон, — Хартия не запрещает суду повторно поставить этот вопрос, если открылись какие-либо дополнительные факты. Но, реально на это никто никогда не пойдет. Lipo te Paoro — не артикул Хартии, но… Как бы тут объяснить…

— Паоро это богиня судьбы у канаков, не так ли? — помог ему Чен Мо.

— Да. Если билль о ликвидации человека не прошел, то считается, что Паоро сказала магические слова, lipo, чтобы этот человек остался жить. Идти против так очевидно объявленной воли Паоро… Как минимум, это крайне, неосмотрительно.

— Я понял, — сообщил Чен Мо, — А применить другие санкции, не смерть, суд может?

— Да. Может. Паоро объявила только то, что касается жизни, а остальное…

— Насрать на остальное, — перебила Пума, — Подумаешь, каторга. По-любому, дальше Антарктиды не пошлют. А мы туда летали и, если что, снова полетим, только так!

Рон отрицательно покачал головой.

— Чубби не отправят в Антарктиду. Скорее, на какой-нибудь голый экваториальный островок размером с футбольное поле, и миль двести гладкого океана вокруг.

— Тем лучше, а то в Антарктиде холодно, — невозмутимо прокомментировала Пума.

— Счастлив человек, у которого есть такие друзья, — задумчиво произнес китаец, — Но, однако, три года назад, вы ушли из ее команды. Это ведь была не маскировка?

— Не маскировка, — подтвердил экс-коммандос, — У нас с Чубби оказались несколько разные взгляды на цели и средства. Я не думаю, что имеет смысл это объяснять.

Господин Чен Мо сложил ладони вместе и стал на миг похож на изваяние Будды.

— Да, я знаю. Вы — кошки, которые гуляют сами по себе. Так, кажется, у Киплинга?

— Вы действительно очень хорошо информированы, — ответил Рон.

— Значит, — продолжал китаец, — Нет смысла звать вас в мою команду, и нет смысла предлагать вам деньги. Хотите, предложу вам партнерство, как между равными?

— Благодарю, господин Чен Мо, но у нас с вами разные экономико-весовые ранги.

— Да, господин Рон, это проблема. Но ведь порой дружат люди с разными рангами.

— Вы предложили бизнес-партнерство, а не дружбу, — заметил экс-коммандос.

— А если бы я предложил вам дружбу? — спросил Чен Мо.

— Тогда я бы ответил вам: дружба — хорошая штука. Давайте взаимно присмотримся.

— Давайте, — Чен Мо кивнул и улыбнулся, — Я буду для вас выгодным клиентом. Меня интересует экономичное и эффективное стрелковое оружие, воздушный, морской и амфибийный рейдовый транспорт, системы тактической разведки и те специальные тренинги, которые вы проводите с перспективными молодыми людьми из Транс-Экваториальной Африки. У меня, господин Рон, всегда найдутся для этого хорошие НАТУРАЛЬНЫЕ полигоны с мишенями, которые соответствующими вашему вкусу. Думаю, вы можете это оценить по достоинству.

— Да, это действительно ценно, — согласился Рон.

— Мы поняли друг друга, — заключил китаец.

84

Дата/Время: 25.03.24 года Хартии. Вечер.

Гуадалканал, Хониара. Частный флэт. Семья Карпини.

Больше десяти лет прошло с тех пор, как Бенвенто Наполи, бесшабашный парень, приехавший в Меганезию из Италии с карманами, пустыми, как межгалактическое пространство, учился на ускоренных курсах агроинженерии в биотехнологическом колледже Увеа-и-Футуна у доктора Микеле Карпини. Не то, чтобы Микеле как-то особенно ему помог. Несколько раз подбросил немного денег, и провел несколько дополнительных занятий. Но Бенвенто (ныне — мажоритарный совладелец одного из самых процветающих фермерских партнерств на острове Гвадалканал) полагал, что причиной его бизнес-успеха является, не в последнюю очередь, содействие доктора Карпини. Когда 23 марта семья Карпини в полном расширенном составе приехала в Хониару, у них не было никаких резонов отказываться от предложения Бенвенто предоставить им гостевой бунгало при своем маленьком поместье в Танагхале, в нескольких милях от центра Хониары. По меркам Северной Америки или Западной Европы, это был довольно скромный домик. Единственная изюминка — киноэкран в маленькой сауне. Другое дело — относящийся к бунгало ангар с пирсом. Единиц транспорта здесь было штук тридцать. Вероятно, они скапливались здесь по мере морального устаревания. Ближе к входу имелись несколько новых мотоколясок, скоростной байк, катер, гидроплан и внедорожник «Hammer» (малайская реплика). Продвигаясь вглубь ангара, можно было прослеживать историю техники со времен японской оккупации. У дальней стены стояли две танкетки, маленький грузовик и самолетик-биплан — все образца примерно 1940 года, но, судя по виду, во вполне работоспособном состоянии. Кроме того, в бунгало, (как и в любом доме любого уважающего себя фермера-канака) имелся бар с образцами домашнего алкоголя.

Вечером 25 марта, это последнее обстоятельство было для семьи Карпини самым существенным — после шоковых событий на суде, и (в итоге дня) устранения угрозы наихудшего из возможных исходов (ВМГС) всем просто необходимо было выпить. Карпини выбрал легкое розовое молодое вино из папуасского винограда, и разлил по стеклянным граненым стаканам папуасского же производства (судя по клейму в виде двухвостой райской птички на донышке).

— У меня до сих пор это не укладывается в голове, — сообщил он.

— Что именно, па? — спросила Флер, делая маленький глоток.

— Я не понимаю: как вообще могли поставить на голосование ВМГС?

— От испуга, — лаконично ответил Оскэ, — Мне кажется, это у Фиту Локиса, который с Бегенвиля, сдали нервы. Молчал-молчал, слушал про астероидную и термоядерную войну, про всеобщий абзац, и про все такое, а потом от испуга ткнул известно какой значок на своем терминале.

— По ходу, он чего-то такого начитался еще до суда, — заметил Хаген, — И вообще, я не понимаю, что мы это пережевываем? Ну, поставили на голосование. Большое дело. Между прочим, для того судей шесть, а не один. Забаллотировали — и в аут. Давайте выпьем за тетю Чубби, и чтобы ей сегодня снились хорошие сны. Хули переживать? Больше тридцадки не дадут, дальше Антарктики не пошлют.

— Не каркай про тридцадку, — буркнула Флер.

Хаген постучал кулаком по столу (чтоб разбить плохое заклинание, если оно, все же, образовалось) и пояснил:

— Это просто присказка такая. А если серьезно, то этот кекс вовремя ткнул значок «ВМГС». Теперь заиграно. А если бы ткнули позже, то оно могло бы по-всякому обернуться. Мало ли, кто бы еще испугался.

— Лаполо молодец, — произнесла Люси, лизнув вина, — Четко поездил им по ушам.

— Может, он и подстроил, чтобы у того нервного кекса палец потянулся к главному значку, — добавил Хаген, — Типа, разыграл, как по нотам, чтобы вытащить своих.

— Может и так, — Люси кивнула, — Про Лаполо я почти во что угодно могу поверить. Прикиньте, foa, я его узнала. В смысле, опознала. Жерар Лаполо и новозеландский художник-технофутурист Дако Парадино — это один и тот же человек. Я уверена. Провалиться мне сквозь небо, если я ошиблась. И он еще в начале февраля знал про реальную цель проекта с астероидом Тлалок. В этом я тоже уверена.

Микеле отставил стакан и хлопнул ладонями по столу.

— Дети! Я уже ни черта не понимаю!

— Мы тоже пока не понимаем, па, — Флер погладила его по плечу.

— Есть мнение, — добавил Оскэ, — что все эти военные кошмары, просто прикрытие для проекта Тлалок, точнее — «Ballista». Это официальное название.

— И Лаполо был в этой игре еще до назначения полковником? — спросил Микеле.

— Не уверена, — сказала Люси, — Но цель он знал. Может, по каким-то левым каналам.

— Мелло Соарош тоже знает, — добавила Флер, — Поэтому он и заводил селедку за риф, когда начались разговоры про астероиды.

— Хм… А какая цель у этого проекта?

— Мы не знаем, па. В этом и весь фокус. По ходу, это самая охеренная тайна.

Мелодично тренькнул мобайл Карпини, лежащий на столе, между кружками с какао, контейнерами из-под china food, стаканами и листками с записями и распечатками.

— Еще кто-то решил, что лучше вех понимает, как нам выкручиваться, — со вздохом, констатировал Микеле, и поднес трубку к уху, — Да, Карпини слушает… Э… Да, я, разумеется узнал… Приятно слышать, что ты нас поддерживаешь… Извини но, я не понимаю, при чем тут яхт-харбор?… Нет, мне, конечно, не составит большого труда приехать, но я хотел бы знать, зачем… О, Мауи и Пеле, держащие мир!.. Когда, ты сказал, надо приехать?… А пирс…?… Понятно, ОК, я буду.

Микеле положил трубку на стол и окинул взглядом весь молодежный квартет.

— Теперь я не удивлюсь, даже если позвонит Генсек Политбюро Компартии Китая.

— Кто это был? — спросила Флер.

— Это был Ним Гок. Да-да, тот самый. Он что-то там прислал на попутной флайке с Тимора. Наверное, документы или видео… В общем, мне надо приехать через час к девятому туристическому пирсу в здешний яхт-харбор и забрать неизвестно что.

— Девятка в Хониара-Харбор это для иностранных авиа-туристов с любительскими машинами, — сообщил Хаген, — По ходу, он в стороне. Если прилетят совсем тупые придурки, на чем-то, что загорится. Для безопасности… И, кстати, о безопасности: знаешь, дядя Микки, я поеду с тобой.

— Слушай, мы же не на Тиморе. Что со мной может случиться?

— А мало ли… Этот Ним Гок такой мутный… И потом, я что, помешаю?

— Па, он прав! — безапелляционно заявила Люси.

— Давайте-ка я тоже с вами, — сказал Оскэ, — И пушки возьмем, для гарантии.

Хаген задумчиво покрутил пальцами.

— Расклад… Двое там и трое тут… Или трое там и двое тут… Нет, Ежик, давай-ка ты останешься тут. А про пушки, это правильно. Пусть будут под рукой. Так надежнее.

— Точно, — согласилась Флер, поднимаясь из-за стола, — Сейчас притащу.

— Захвати и наши тоже! — крикнула Люси уже ей в спину, — Там спортивная сумка…

— Знаю, — перебила старшая сестра, поднимаясь по лесенке в «детскую» спальню.

Микеле взмахнул руками и хлопнул ладонями по столу.

— Дети! Что за дурацкая игра в wild-west?! От кого вы собрались отстреливаться?!

— По ходу, дядя Микки, этого никогда наперед не знаешь, — произнес Хаген, вот, был, к примеру, случай на Рааевавао. Один хомбре пошел играть в покер, а пушку забыл, и…

— Хватит этих криминальных историй, — перебил Микеле, — Делайте, что хотите! Если нравится, можете хоть миномет поставить на стол. Только не доиграйтесь до визита полиции, нам только этого не хватало. Я понятно выразился?

— Понятно, дядя Микки, только давай, ты вяжи по-своему, а я буду вязать по-своему. Самое четко-золотое правило в любом фартовом деле. Обоим спокойнее, ага?

— Знаешь, Хаген, у меня большое желание заняться культурой твоей речи. Ты уж меня извини, но этот стиль бандитского притона… В общем, это не украшает.

— Да, дядя Микки. Это у меня дурная привычка.

Вернулась основательно нагруженная Флер и, с шумным выдохом, грохнула на стол яркую спортивную сумку и небольшой армейский рюкзак. Громко звякнул металл…

— М-да, — проворчал Карпини.

— Вы там аккуратнее, с посылкой, — наставительно сказала Люси, — В посылках очень разные вещи могут оказаться. Главное, перед тем, как открывать…

— Детка! Что за глупости! Ним Гок не будет посылать мне мину или что-то такое…

— Он фанатик, па, — возразила она, — Откуда ты знаешь, что взбрело ему в голову?

— Это не фанатизм, это другое, — возразил Микеле, — Уж я-то лучше его знаю.

— Ладно, пусть он не фанатик, а просто парень со странностями, — предложил свой компромиссный вариант Оскэ, — Алло, Хаген, ты ведь имел дело с минами, так?

— С противопехотными и с малыми морскими, — уточнил бывший клиент каторги.

Оскэ удовлетворенно кивнул, извлек из бокового кармана рюкзака и положил на стол устройство, напоминающее простенький фотоаппарат с экраном-видоискателем.

— Умеешь пользоваться этой штукой?

— А то! — Хаген уверенно кивнул, — Это ты молодец, что догадался взять с собой.

— Типа, амулет, — пояснил Оскэ, — Мне его в Африке подарил местный гестаповец.

— Амулет зачетный, — согласился Хаген, убирая аппарат в карман висящей на стуле штормовки, — не стопроцентный детектор, но, все же, с ним спокойнее.

— Может, хватит уже? — спросил Микеле, — Мы не на Тиморе и не в Африке.

— Все, больше не будем, — пообещал Оскэ.

— Па, давай я сварю еще какао? — предложила Флер.

— Свари, детка, — агроинженер тяжело вздохнул, — Хоть какое-то мирное занятие…

* * *

Яхт-харбор Хониары — столицы Гуадалканала и округа Соломоновы острова — даже и после полуночи оставался бойким местом. Линии люминесцентных прожекторов на центральной пристани Кросс-Пойнт и на пристанях двух островков, лежащих в пяти милях с северо-востока и северо-запада, от огромной открытой гавани, создавали в акватории сюрреалистическую картину: ярко освещенная поверхность моря под совершенно черным небом. Сотни разноцветных мелких катеров, проа и гидрофлаек шныряли между сравнительно крупными грузопассажирскими судами-ferry и тоже довольно крупными гидропланами-этажерками локальных авиалиний, под громкий аккомпанемент ругани, несущейся из мегафонов с катеров портовой полиции.

Даже на крайнем слева девятом пирсе любительской зоны гавани, милях в двух от основного столпотворения, были отлично слышны перлы полицейской лингвистики, призванные изложить претензии и требования к слушателю через краткий рассказ о шокирующей специфике его сексуального поведения.

Хаген, довольно изобретательно использовал компактность и малый радиус поворота мотоколяски, и вписался в узкий просвет между огромным портовым бульдозером и мини-автобусом. С этой позиции отлично просматривался расположенный в полста метрах выход с девятого пирса и изящная арка — гейт полицейского въездного контроля.

— Типа, теперь ждем, — подвел итог Хаген, — дядя Микки, а хомбре от Ним Гока сам нас найдет, или надо идти, ловить его у гейта, чтоб не потерялся?

— Думаю, лучше подойти, — сказал Карпини, глянув на часы (до оговоренного момента оставалось минут 10) — …Если он отправил кого-то из своих кхмеров-юниоров, то…

— Ясно, дядя Микки. А наши копы не завернут ласты этому юниору прямо тут? Ну, в смысле, парни Ним Гока еще не насвинячили на нашей территории?

— Они вообще тут никогда не были, если я не ошибаюсь, — ответил Карпини.

— Ну, и молодцы, — одобрил Хаген, — Вот уж без кого мы точно не скучали.

За этим оптимистичным разговором, они дошли до площадки на выходе из гейта. Тут встречающих было мало, человек двадцать. Одетые в жилетки и килты из фрагментов морских карт авиаэкстремалы «deltiki», и папуасские бродячие коммерсанты в tropic-militari, плюс — трое военных-резервистов… В общем, довольно обычный полуночный ассортимент. На все это флегматично взирали два полисмена. Они окинули Микеле и Хагена коротким профессиональным взглядом, и мгновенно утратили к ним интерес.

— Типа, мы скучные, — констатировал Хаген.

— А кто не скучный? — поинтересовался Карпини.

— Кто? Ну, бывают кексы с характерными вывесками. Того и гляди, или кого-нибудь грохнут, или взорвут себя посреди публики, или что-то стырят. А мы с тобой, как бы, обыкновенные. На нас смотреть — только время зря тратить.

Агроинженер угостил дочкиного hoakane сигаретой, закурил сам и произнес.

— Знаешь, после визита на Тимор, я стал смотреть на такие вещи более серьезно.

— Так это и правильно, — Хаген кивнул, — Знаешь, какое говно иногда приезжает?

— Мы тоже не подарок, — заметил Карпини.

— Это точно… О! Смотри, дядя Микки, какой артист! Форс же, а прет в сектор для туристов. По ходу, стороны перепутал. Ему надо в военный сектор, справа от Кросс-Пойнт, а он, болван, делает лэндинг слева…

Оба полисмена, видимо, тоже заметили эту странность, и сделали стойку, но через несколько секунд их внимание к снижающейся флайке пропало.

— Ага, — продолжал комментировать Хаген, — По ходу, это волонтеры с Атауро. Тоже болваны. Рисуют на домашней растопырке эмблему тамошних ВВС, типа, мы такие герои… Вот, не понимаю таких людей: на фиг они выделываются?

Авиетка — растопырка, приблизительно трехместная, с опознавательными ромбиками «Atauro Volant Assault Navy» коснулась воды, прокатилась до дальнего края пирса и остановилась у причальной стенки. Поднялся плоский носовой люк-дверь, из кабины быстро выбрался на настил пирса один человек, люк захлопнулся, растопырка отошла назад, коротко разбежалась по воде, и взлетела. Хаген почесал в затылке.

— А это не твоего хомбре привезли, дядя Микки? Типа, оттуда, ага?

— Черт его знает… — проворчал Микеле, присматриваясь к одетому в military мужчине, который быстро шагал по пирсу к арке въездного контроля, — … Fuck! De puta madre!

— Что такое? — удивился Хаген.

— Что такое?! — переспросил Карпини, — Это Ним Гок, вот что!

— Это, в смысле, как?

— А вот так. Сам же видишь…

* * *

В караулке управления INDEMI по внутренней безопасности порта раздался тройной частый сигнал зуммера. Дежурный офицер отвлекся от партии в ре-дзю и от кружки цветочного чая, и бросил взгляд на оперативный монитор…

— Y una polla! Зиг, посмотри сюда.

Сержант (и партнер офицера по ре-дзю) посмотрел и шумно выдохнул.

— Joder!..Кэп, а это не может быть ошибкой опознания?

— По ходу, нет. Видишь, надежность три девятки за запятой.

— Угу… Вижу… — проворчал Зиг, — Будем паковать его?

— Паковать? — переспросил офицер, — А что ты ему предъявишь?

Сержант поскреб ногтями щетинистый подбородок.

— Ну, типа, в виду явной социальной опасности.

Офицер отрицательно покачал головой.

— Мимо, Зиг. Ты же не думаешь, что он тут начнет всех кошмарить, как Пол Пот.

— Не думаю, кэп, — согласился сержант, — Но это не дело, чтобы он тут шлялся.

— Не дело, — хмуро согласился офицер.

* * *

Полковнику Жерару Лаполо было немного обидно, что его разбудили. Снилось ему, кажется, что-то хорошее, и вот на тебе: звонок телефона…

— Слушаю… — проворчал он, — … Да, полковник Лаполо. Что дальше?

Закуривая сигару, он прослушал слегка сумбурный доклад дежурного офицера порта.

— Так. Значит, сюда прилетел Ним Гок, только и всего?.. Стоп, стоп! Отвечайте на мой вопрос, капитан! Случилось что-либо еще, кроме факта приезда Ним Гока, или нет?… Понятно. Это значит: нет. И какой был смысл меня будить ради этого сообщения?

Слушая объяснения офицера, явно не готового к такой постановке вопроса, Лаполо прошел на кухню и поставил чайник… Надо же, как неудачно разбудили…

— Капитан, ну что вы тут повторяете: «надо что-то делать, надо что-то делать». Что за детский сад? Есть инструкция на случай появления фигурантов данной категории. Вы знакомы с этой инструкцией?.. Замечательно. Значит, вы грамотный офицер и вам не хватает только одного качества: самостоятельности в принятии решений. Собственно, инструкция и составлена для того, чтобы облегчить вам этот непростой процесс…

Лаполо щелчком стряхнул пепел с сигары и уселся в бамбуковое кресло-качалку. Он всегда питал слабость именно к этим легким креслам. Они улучшали его настроение.

— … А сейчас, капитан, я хочу услышать ваше решение… Да, в форме доклада о тех мероприятиях, которые вы планируете в связи с появлением Ним Гока… Именно вы, капитан, а не я. Не тяните селедку за хвост! Пункт первый?… Так, хорошо. А теперь второй… Тоже хорошо… Дальше считайте пункты сами… Ну, просто замечательно! Можете ведь, когда захотите… Да, это значит: я одобряю. Но вам незачем было меня будить. Вы спокойно могли бы доложить мне это на утреннем рабочем совещании…

Полковник налил кипяток в алюминиевую кружку с порошком какао и сахаром, и поставил кружку на электроплитку. Примитивный, но привычный армейский метод.

— … Нет, капитан! Не хватало еще, чтобы вы разбудили верховных судей. Это будет просто безобразие. У них завтра утром сложное слушание, пусть себе спят… Ну, а преторианцы тут вообще не при чем, нечего переваливать на них наши задачи… Да, теперь вы все правильно поняли. Работайте, капитан… Ничего страшного, просто в следующий раз решайте такие вопросы сами. Это ваша компетенция… Удачи.

* * *

Хаген Клейн остался замыкающим (чтобы глянуть, нет ли за ними хвоста). Микеле Карпини вошел первым, и представил человека, появившегося следом за ним.

— Значит, так дети, это Ним Гок, комбриг вооруженных сил СРТЛ.

— Упс… — выдохнула Флер.

— Сюрприз… — задумчиво констатировал Оскэ.

— С тебя двадцатка! — объявила ему Люси.

— Nehe, — буркнул он, шлепнул на стол купюру с портретом королевы Лаонируа.

Ним Гок с некоторым недоумением повернулся к Карпини.

— Товарищ, Микеле, это какой-то обычай встречи?

— По моему, это просто пари, — ответил агроинженер, — Так?

— Ага, — подтвердила Люси, — я угадала, с чем вы вернетесь, а Ежик пролетел…

— Ты угадала, что я прилечу в Хониару? — удивился кхмер.

— Нет, я угадала, что это будет человек, а Ежик говорил, что будет носитель с инфо. Конкретно тебя я не угадала. Па, а что вы стоите в дверях? Идите за стол.

— Пожалуй, — решила Флер, — Надо выпить рома. Кажется, тут был фиджийский…

— Я не употребляю алкоголь, — сообщил Ним Гок.

— Тогда я могу подогреть тебе какао. Кстати, welcome.

— Благодарю, — он, кивнул, пересек комнату и уселся на циновку рядом с Оскэ, — Я воспользуюсь твоим компьютером и интернетом?

Оскэ пожал плечами и подвинул ноутбук к гостю.

— Aita pe-a. Но имей в виду: в Хониаре усиление, и каналы сканируются разведкой.

— Я всегда это имею в виду, — спокойно ответил Ним Гок.

— Его накормить надо, — заметил Хаген, — На растопырке с Тимора лететь часов 6, и сомневаюсь, что пассажиру подавали ужин в салон.

— На растопырке? — переспросил Оскэ.

— Ну, да. Типа, той, которая у тебя, только, по ходу, папуасской сборки.

Люси встала, зевнула, потянулась, и спросила:

— Как на счет тунца с бататами, Ним Гок? Мы это ели, и вроде, пока живы.

— Благодарю вас, — кхмер, не оборачиваясь, кивнул, а его пальцы уже двигались по сенсорной панели ноутбука, — я буду есть, что предложите.

Микеле глянул на экран через его плечо и удивленно присвистнул.

— Вот, не думал, что ты интересуешься цветоводством!

— Я не интересуюсь, — лаконично ответил тот.

— Гм… Но ведь это форум о цветоводстве, не так ли?

Флер, легонько похлопала отца по плечу.

— Па, это же элементарно! Нужен кодовый сигнал, что он прибыл успешно.

— …В форме, нераспознаваемой посторонними! — крикнула Люси с кухни.

— Да, — все так же лаконично подтвердил Ним Гок и ткнул пальцем значок «Send». На форуме возникла тема: «Декоративные оливковые лотосы для домашнего водоема».

— Я единственный человек в семье, который не привык к конспирации, — проворчал Микеле, — Флер, плесни мне капельку рома… Спасибо детка… Ним Гок, мне очень хотелось бы знать: как ты намерен поддерживать наших разведчиков в суде?

Кхмер коротко кивнул.

— Хорошо. Я сразу расскажу об этом. Я намерен выступить перед вашим судом, и объяснить судьям, как был организован бросок нашей красной армии на юг, и что в действительности происходило и происходит на Тиморе. Кроме того, я привез тебе, товарищ Микеле, аналитический отчет, составленный нашим комитетом социальной безопасности вместе с инфо-службой вооруженных сил Атауро.

— Ты думаешь, я смогу разобраться в этом до 10 часов утра?

— Я помогу, — лаконично пояснил кхмер, извлек из длинного бокового кармана тонкую книжку и конверт с оптическим диском, и положил на стол, — Бумажная копия более короткая, а на диске — более полная, с наглядными материалами.

— Можно мне тоже почитать? — спросила Флер.

— Мы работаем все вместе, — ответил Ним Гок.

— Логично, — сказал Оскэ, вытащил из конверта диск и вставил в слот своего ноутбука.

Из кухни появилась Люси и поставила перед красным комбригом поднос, на котором стояла кружка, котелок какао, и две тарелки — со свежими лепешками и с тунцово-бататновым миксом. Там же лежали бамбуковые палочки для еды.

— Я смутно помню, что у кхмеров техника питания та же, что в Китае.

— Правильно, — подтвердил Ним Гок, — Благодарю.

— Люси, глянь, какая фишка, — сказала Флер, листая бумажную копию отчета.

Хаген, тем временем налил себе рюмку рома, закурил сигарету и устроился за спиной Оскэ, читая с экрана через его плечо. Микеле, сделал глоток из своей рюмки, тяжело вздохнул, и положил на стол свой ноутбук.

— Оскэ, отвлекись пожалуйста и скопируй эту инфо ко мне на диск.

— Легко, дядя Микки… — он поиграл пальцами на сенсорной панели… — Инфо у тебя.

— Спасибо… Так… Что мы здесь видим…?

85

Дата/Время: 26.03.24 года Хартии.

Хониара.

Чои Сче постучала молоточком по столу, призывая к тишине в зале.

— Foa, давайте будем вести себя цивилизованно. Все мы, включая и судей, несколько взвинчены появлением определенных персон в зале… Однако, я не думаю, что шум поможет разобраться в ситуации… Пресса! Прекратите мигать фотовспышками! Это мешает работать. Снимайте как-нибудь без этого. Здесь не кино, так что студийное качество не требуется… Ним Гок, подойдите, пожалуйста, к судейскому столику, и поясните цель вашего приезда на заседание по данному делу.

Комбриг, одетый в старую китайскую мотопехотную униформу без знаков различия, невозмутимо прошагал до столика и остановился в пол-оборота к залу.

— Я приехал с пятиминутным сообщением для суда, и я прошу предоставить мне это небольшое время. Далее, я отвечу на любые вопросы, кроме тех, которые являются военной тайной моей страны или международного коммунистического движения.

— Гм… — буркнула Чои Сче, и бросила короткие взгляды на обоих своих коллег, и на мониторы, по которым с залом были связаны еще трое верховных судей, — … Раз нет возражений со стороны судей… В общем, мы вас слушаем.

— Благодарю, судья, — кхмер чуть заметно кивнул, — В феврале этого года, моя группа контролировала треугольник Дарунг — Кхеолонг — Кутхвей, на побережье и островной системе части Сиамского залива, в районе условной демаркации между Камбоджей и Таиландом по 103-му меридиану. После Рангунского сговора агентов империализма, называющих себя ООН, с продажными лже-социалистами Вьентьяна, мы лишились поддержки из братского Лаоса. Это оказался серьезный удар в условиях войны на три фронта: с национал-сектантами Као-Дай, с исламистами Аль-Салафи и с регулярнвми армиями прогнивших антинародных монархических режимов Пномпеня и Бангкока. Согласно учению Ленина-Мао, в случае временного силового превосходства врагов, следует отступить, чтобы сохранить и увеличить силы для будущего победоносного удара. Кроме того, наше тактическое отступление сталкивало национал-сектантов и исламистов с камбоджийской и тайской армиями. На это важное для нашей борьбы обстоятельство указывал товарищ Джуо, известный вам, как Журо Журо, когда мы встречались на острове Кутхвей 7 февраля. План товарища Джуо позволял нам, при поддержке братских движений Филиппин, Калимантана-Борнео и Тихоокеанской Латинской Америки, совершить внезапный для врагов бросок на юг. Там, за счет полученных для революции средств, мы могли приобрести у сочувствующих нам прогрессивных австралийских рабочих необходимую боевую технику, и провести освобождение трудового народа Восточного Тимора от гнета транснациональных нефтяных магнатов и местных эксплуататоров. За эти 25 дней, на месте разоренной войнами, полуфеодальной страны возникло социалистическое общество, которое справилось с голодом и с империалистическими агрессорами, двинулось по пути продуктивной модернизации, и установило братские отношения с прогрессивными соседями — Атауро, Хитивао и Роти, — несмотря на разницу наших социальных систем. Сейчас, от имени народа и компартии Социалистической Республики Тимор-Лесте, я выражаю глубокую признательность волонтерам из Меганезии, Папуа, Австралии и других стран, которые сражались рядом с нами на войне и помогают восстановлению народного хозяйства после победы. Я готов ответить на вопросы и дать пояснения.

Наступила тишина. Кхмер завершил свое выступление настолько внезапно, что в зале просто не успели сразу сориентироваться. Первым отреагировал судья Оган Селту.

— Сен Ним Гок, из вашего сообщения выпал эпизод с Брунеем и «Royal Diamond».

— Это технический эпизод, — ответил комбриг, — поэтому я не стал рассказывать о нем отдельно. Что вас интересует в этой операции?

— Прежде всего, интересует роль подсудимых в ее планировании, — сказал судья.

— Роль товарища Джуо неоценима, — сказал Ним Гок, — Схема военной логистики и транспорта, расчет времени, порядок синхронизации действий, и разведданные о противнике, определили наш успех. Это блестящая работа военного специалиста.

— Только его? — спросил Оган, — больше никто из них в этом не участвовал?

— Мне не известно об участии товарищей Райвена и Чубби, — ответил кхмер.

— Ответ ясен… — судья кивнул, — … А захват лайнера «Royal Diamond» с туристами-заложниками присутствовал в плане майора Журо?

— Там присутствовал произвольный лайнер, способный принять на борт необходимое число людей и пройти наш маршрут. И это были не заложники, а живой щит. Мы не выдвигали требований, а лишь удерживали этих людей на борту, чтобы лишить врага возможности обстреливать нас. Мы освободили этих людей без всяких условий, как только прошли маршрут и выдвинулись на рубеж атаки напротив порта Дили.

— Вы их не освободили, а сбросили в воду, — возразил Оган.

Ним Гок равнодушно пожал плечами.

— В боевых условиях у нас не было другого способа, как их отпустить, не подвергая лишнему риску десантную операцию.

— Вот как… А план майора Журо содержал инструкции о том, как обращаться с этими людьми? Я имею в виду, не только перед десантом, но и на всем маршруте.

— Зачем? — удивился Ним Гок, — Это стандартная процедура, она и так была понятна.

— Была понятна… — повторил судья, — … И майор Журо не мог не знать, что насильно помещенные на борт пассажиры, будут использоваться, как рабы.

— Они не использовались, как рабы. Наша идеология не допускает рабства.

— Я не знаток вашей идеологии, но известно, что на лайнере и трех ваших кораблях, пассажиры-мужчины принуждались к тяжелым работам, а женщины — к бытовому и, в частности, к сексуальному обслуживанию ваших бойцов и работающих мужчин.

— У нас был 80-процентный некомплект штатного экипажа, — ответил кхмер, — поэтому матросами работали все. И мои бойцы, и пассажиры. А бытовое обслуживание в пути тоже необходимо. При социализме трудоспособные люди не бездельничают.

— Это и называется обращением в рабство, — заметил Оган.

— Нет, это не называется обращением в рабство, — спокойно возразил Ним Гок, — Раб и хозяин не питаются из общего котла, не живут в одинаковых бытовых условиях, и не работают по одному общему графику труда и отдыха.

Оган Селту шумно выдохнул и ударил себя кулаком по колену.

— Все равно, принуждать к труду — это свинство.

— У нас разные идеологии, — невозмутимо ответил кхмер.

— А сейчас в вашей стране есть принуждение к труду? — спросила Кими Укмок.

— Да. Есть. Для отдельных категорий граждан.

— Для каких? — спросила она.

— Для нарушителей порядка, и для тех, кто ведет паразитический образ жизни.

— И для военнопленных, — произнесла Чои Сче, листая один из отчетов.

— Да, разумеется, и для них, — подтвердил он, — Они тоже нарушители.

— Так, — сказала Кими Укмок, — В отношении нарушителей я еще могу это понять. Но принуждать людей, которые не нарушили ничьих прав — это преступление.

Ним Гок внимательно посмотрел на нее, как будто что-то быстро оценивая.

— Судья, могу я задать вам вопрос?

— Задавайте.

— Предположим, вы приехали к нам, в Тимор-Лесте. Вы видите, что люди заняты продуктивным трудом. Вы ничем не заняты. Вы поможете им, если вас попросят?

— Попросят или прикажут? — уточнила она.

— Попросят, — повторил он, — Вы можете отказаться, никаких проблем.

— Никаких? — подозрительно переспросила судья.

— Абсолютно никаких. Перед вами даже извинятся за бестактность.

Кими Укмок, в некоторой задумчивости потерла щеки ладонями.

— ОК, а я спрошу: сколько мне заплатят за мою помощь?

— Равную долю со всеми, — лаконично ответил Ним Гок.

— Понятно… А если я скажу: «нет, ребята, на своей ферме я заработаю больше?».

— Никаких проблем, — ответил он, — Работайте на своей ферме. Ваше право выбора.

— А если я захочу нанять кого-то из ваших парней себе в помощь?

— Никаких проблем, но позовите комиссара. Комиссар проверит, что вы не обманули работника. Что вы заплатили ему не меньше, чем следует за такую работу.

— А если я буду платить больше, и переманю всех работников из вашего колхоза?

— Тогда вы хороший менеджер. Партия пошлет к вам стажеров, чтобы они учились.

— Но учтите, — сказала она, — Сама я уже пахать не буду.

— Это правильно, — согласился он, — Поскольку, вы выполняете работу менеджера.

— А что, если я найму менеджера, а сама буду сидеть под пальмой и бездельничать?

Кхмер сделала паузу, а потом недоверчиво покачал головой.

— Нет, судья, вы так не сделаете. Вы не выдержите долгого безделья.

— Почему же? — возразила она, — Вот решу написать книжку про секс морских ежей, и ферма станет мне неинтересна. Буду сидеть, мечтать, и иногда строчить на компе.

— Это не называется «бездельничать», — заметил Ним Гок.

— Shit! — буркнула она, — Ну, я не умею просто бездельничать. А кто-то умеет. Это его естественное право! А вы его — в концлагерь. Оган правильно сказал про свинство.

— Много вокруг вас таких, которые умеют? — спросил он, — Бездельников, которых вы готовы считать своими друзьями или, хотя бы, хорошими соседями?

— Немного. Но они есть. И если вы, Ним Гок, не понимаете, для чего они нужны, то, значит, у вас мозги промыты коммунизмом до зеркальной гладкости!

— Коллега, не оскорбляйте свидетеля, — мягко сказала Чои Сче.

Кими тяжело вздохнула и обреченно махнула рукой.

— Извините, Ним Гок, вы меня завели, и я несколько вышла из себя.

— Не вы первая, — ответил кхмер, — Товарищ Микеле, когда выступал по нашему TV со своей точкой зрения на марксизм, тоже вышел из себя, доказывая, что бездельники определенного сорта нужны обществу. Это было очень ценное творческое развитие марксизма. Если бы не товарищ Микеле, мы бы рисковали это пропустить. Сейчас мы изучаем этот вопрос. Ключевое слово: «нужны». Они тоже выполняют работу, только надо решить, как она должна быть организована и как ее оценивать.

— Мы уже ушли слишком далеко в сторону, — заметила Чои Сче, — Скажите, Ним Гок, а товарищ Микеле это, случайно не Микеле Карпини.

— Да, это Микеле Карпини, агроинженер. Он в зале в четвертом ряду слева.

— Понятно… Скажите, сколько сейчас заключенных в ваших концлагерях?

— В лагерях трудового перевоспитания, — поправил он, — Около полутораста тысяч. К сожалению, мы еще не разработали процедуру, как выявлять симулянтов и выгонять оттуда, поэтому число недопустимо велико. Это проблема.

— Выгонять из концлагеря?! — Оган Селту выпучил глаза от удивления.

— Из лагеря трудового перевоспитания, — снова поправил Ним Гок, — У нас невысокий уровень жизни, а в ЛТП хорошая организация труда, бытовые условия, качественное питание, и медицинский мониторинг. Отдельные несознательные люди симулируют паразитический образ жизни, и их довольно сложно выявить, чтобы выгнать.

Оган посмотрел на Чои Сче, которая уже начала что-то искать в интернет. Процедура поиска заняла менее полминуты, и она молча повернула экран в его сторону.

— Бред какой-то, — проворчал он.

— Просто хорошо организованный кооператив, — заметила она, — ничего особенного. В дюжине стран есть коммунистические кооперативы ничуть не хуже.

— Но там в них не сажают, как на каторгу, — возразил он.

— А тут сажают, — ответила Чои, — В общем, по-моему, это к делу не относится.

Кими Укмок посмотрела на экран своего ноутбука и согласно кивнула.

— По-моему, тоже… Сен Ним Гок, а какие у вас отношения с вооруженными силами Меганезии, в частности, с военной разведкой, INDEMI?

— У нас хорошие рабочие отношения с мобильным контингентом базы Удан-Лоти и с западным департаментом INDEMI. Мы рады, что отношения восстановились после двухнедельного перерыва, вызванного вашими организационными проблемами. Нам очень не хватало вашей поддержки в предвоенный период, но утром 17 марта, группа штурмовой авиации с базы Удан-Лоти пришла нам на помощь вместе с друзьями из Хитивао. Я надеюсь, что сотрудничество будет продолжаться. Формат отношений с патрульной службой в соответствие с пактом о морском контроле от 2 марта, был слишком узким и не отвечал реальным потребностям нашего взаимодействия.

— А отношения с другими структурами правительства Меганезии? — спросила она.

— Мы сотрудничаем с двумя техническими колледжами и одним университетом.

— Это не правительственные, а социальные структуры, — поправила Кими.

— Тогда, видимо, больше ни с кем, — констатировал Ним Гок.

— Так… А с меганезийскими бизнес-структурами?

— Здесь у нас очень широкое сотрудничество. Но я не могу рассказывать вам все по соображениям военной тайны. Я заранее предупреждал об этих ограничениях.

Чои Сче, продолжая глядеть на экран, поиграла молоточком, и спросила:

— А вы можете ответить: поставлялось ли вам оружие из Меганезии в предвоенный период, и проходили ли военнослужащие СРТЛ подготовку на нашей территории?

— Нет на оба вопроса. 14–15 марта мы приобрели крупную партию меганезийской военной техники, но не прямо, а через Атауро. Прямо у вас мы приобретали мини-электростанции, аграрные машины, средства связи и медицинские товары.

— Понятно… А после войны?

— Сейчас мы расширяем сотрудничество и в военной, и в гражданской области. Ваша военная разведка владеет этой информацией в достаточной степени.

— Тоже понятно. Понадобится — спросим у сена Лаполо. Коллеги, у кого еще остались вопросы к сену Ним Гоку?

— У меня, — сказал Оган Селту, — Я не понимаю, чем СРТЛ будет платить за поставки. Брунейское золото не резиновое, надолго не растянешь, извините за прямоту.

— Оно уже кончилось, — спокойно ответил кхмер, — Так что, мы платим из внутренних источников. Морские нефтяные концессии с Китаем, Индией и Австралией, затем горнодобывающее предприятие совместно с вашим новокаледонским консорциумом. Кроме того, мы создали небольшие металлургические и отверточные производства. Первое время они будут работать на внутренний рынок, а там — посмотрим. Какие-то доходы можно получить от туризма, но эта сфера у нас еще недостаточно развита.

Кими Укмок пометила что-то на своем ноутбуке и поинтересовалась.

— Сен Ним Гок, почему сюда приехали лично вы, а не кто-то из сотрудников вашего правительства? Такой визит-экспромт был очень рискован, вы не находите?

— Нет. Не очень. Потому, что это экспромт. Враги не успели отреагировать, когда я вылетел с Тимора, а когда я тут, среди надежных друзей, они вряд ли могут что-либо сделать. Я знаю стиль вашей военной разведки, и вполне доверяю ее мастерству.

— Я поняла вашу логику, — сказала Кими, — Но почему вы, а не кто-то из сотрудников?

— Потому, что под угрозой оказалась репутация моей страны, — ответил он, — в такой ситуации руководитель обязан лично высказать свою позицию и ответить на любые вопросы. К тому же, это был мой долг перед боевыми товарищами: Джуо и Микеле.

— Гм, — Кими качнула головой, — Я иначе представляла себе этику красных кхмеров.

— Вот я и приехал, чтобы опровергнуть эту дезинформацию, — сказал Ним Гок.

Чои Сче бросила взгляд на мониторы, а затем на обоих своих коллег.

— Похоже, здесь вопросы исчерпаны. Благодарю вас, сен Ним Гок, присядьте… Сен Карпини, пройдите, пожалуйста, к судейскому столику.

Микеле, одетый в несколько старомодные джинсы типа «банан» и футболку с яркой эмблемой «Фиолетовой Летучей Рыбы» (клуба океанийских терраформеров), очень спокойно вышел на место свидетеля. Чои Сче внимательно посмотрела ему в глаза.

— Сен Карпини, в базе INDEMI вы фигурируете, как резерв-капитан. Подозрительно крупные нашивки для резервиста. Как так получилось?

— Четыре года назад я руководил проектом триффидов для Африки. Тема считалась военной, и мне прилепили эти нашивки, чтобы не нарушать субординацию.

— А после завершения этого проекта, вам еще приходилось работать на разведку?

— Нет, если только не рассматривать мою помощь собственной vahine, как работу.

— Помощь? — переспросила судья, — Например ваша одиссея на Тиморе, так?

— Нет, — ответил он, — На Тимор я поехал просто разобраться, что происходит.

— Разобраться… Гм… Координировали ли вы эту поездку с сотрудниками INDEMI?

— Нет. Я просто, отправился туда на попутном транспорте атаурских волонтеров.

— Вы утверждаете, — вмешался Оган Селту, — что отправились на Тимор на попутном транспорте, но на другой день вы командовали военной коммуникацией в эксклаве Оекуси и артиллерийской батареей на острове Батек. Не странно ли?

— Это получилось случайно, — пояснил Микеле, — Я попал под обстрел, и оказался в ситуации, когда… В общем, двоих ребят, которые мне помогали с агротехникой, разорвало на куски у меня на глазах. Те, кто выпустил в нас ракеты, стали для меня личными врагами. Это понятно. А дальше я действовал по обстоятельствам.

— Кто-нибудь может подтвердить ваши слова? — спросила Кими Укмок.

— Целая толпа, — ответил агроинженер, — Например, все население деревни Фатусуба.

— Это проверено и подтверждено, — вмешался Лаполо с места, — Можно посмотреть в четвертом томе нашего отчете о полуторадневной войне.

— Это проверено, — задумчиво произнесла Чои, — Сен Карпини, а почему вы сначала поехали на Тимор накануне войны, и лишь после этого встретились со своей vahine?

— Я же сказал, сен судья: мне надо было разобраться, что происходит. Я этнический калабриец, и не умею разбираться в чем-то, не потрогав это руками. Такой обычай.

— Ну, и как? — спросила она, — Разобрались?

Агроинженер утвердительно кивнул.

— Да, сен судья.

— Гм… А вы можете поделиться с нами своими выводами?

— Легко, — ответил он, — Главный вывод в том, что вас, я имею в виду, суд, «юзают в темную». Этот термин я подцепил из лексикона своей vahine. Он означает…

— Мне известно, что он означает, — перебила Чои Сче, вибрирующим от возмущения голосом, — Кто, по-вашему, решился на такую наглость?

— Долго перечислять… — со вздохом, ответил он, — … Но, видимо, придется…

Galaxy Police Flog. Trolley 1001

26.03.24. Дело о теории заговора INDEMI

Trolley-Jockey Элеа Флегг.

Aloha foa! Пассажиры тысяча первой тележки, крепче держитесь за поручни! Мы начинаем обзор самого скандального заседания суда за последние десять лет!

Все началось с сюрприза. Ночью в Хониару тайно прилетел влиятельный лидер из правящей пятерки (политбюро) коммунистической территории Тимора — Ним Гок, командир Красных Кхмеров. В результате, судебное заседание началось с диспута о марксизме, в частности — о таких эксцессах этого политэкономического течения, как захват заложников, коммунистический трудовой секс и организация концлагерей. В общем, оказалось, что при всем безобразии этого дела, тиморские Красные Кхмеры далеко не такие монстры-каннибалы, как при Пол Поте. Сейчас это просто военно-аграрные социалисты, стремящиеся к научно-техническому прогрессу в соломенных хижинах и достигающие в этом некоторых успехов. Конечно, они «краснее» наших африканских союзников — трансэкваториалов, но если разобраться, то на фоне этой «ультра-красной» риторики, мы видим те же самые агрокооперативы в окружении частных ферм, геологические концессии и отверточные производства… И родные физиономии наших инструкторов. Ну, вы поняли, откуда у нас с вами появилась дополнительная социальная рента, первую порцию которой мы поделим 30 апреля.

Вокруг этого аппетитного денежного довеска и строилось выступление футунского агроинженера Микеле Карпини, а речь Ним Гока была, скорее, аперитивом к этому главному блюду. Суть тезиса доктора Карпини: и наш Верховный суд, и всех нас, основательно поимели. Скандальное отстранение трех старших офицеров INDEMI в первых числах марта, было инспирировано внешней силой — путем мощного вброса страшилок в mass-media. Результат: больше половины брунейского золота, изящно подрезанного красным командиром Ним Гоком, уплыла не к нам, а к китайским и таиландским китайцам. Потом-то наши ребята спохватились, но золотой галеон уже махнул рулем: целая куча предвоенных оружейных контрактов уплыла на север. Мы успешно просрали примерно по триста монет на каждого хабитанта.

Когда судья Чои Сче, с третьей попытки, прекратила горестный вой в зале, доктор Карпини обрадовал присутствующих тем, что это только начало лажи. Нас не только кинули на деньги. Пользуясь тем полуфабрикатом, который наша разведка уже почти приготовила, но не успела подать на стол, чилийские форсы выгодно сбыли на Тимор списанный зарин, а сурабайский клан Бану-Сай устроил управляемый национальный позор, скинул политических конкурентов и сел на главную бочку в Индонезии.

Но и это еще не все. Когда наши бизнесмены врубились в тему и резво метнулись за объедками китайского обеда, нас опять поимели. Пока Жерар Лаполо разбирался в получившемся бардаке, малайские «береговые братья» успели провернуть гешефт с трофейной западно-тиморской техникой и, в ночь с 24 на 25 марта, хапнуть острова Сибуту и Ситангкаи около Калимантана. Для этого они наняли то ли наших, то ли папуасских парней с нашим вооружением и нашей рейдовой тактикой. Еще какой-то игрок воспользовался этим, и утром втер судьям исландский трэш о плане третьей мировой войны, порожденном старшими офицерами INDEMI. После этого, как мы помним, суд поставил на голосование билль о ВМГС. Ряд римских, женевских и аравийских лавочек, которые оперируют в Африке, и имеют огромный зуб лично на майора Чубби Хок, не смогли сдержать радости. Их бурное самовыражение задело близкого друга Чубби Хок, доктора Мак Лоу, фигуру крайне авторитетную в Транс-Экваториальной Африке. Он отреагировал очень эмоционально — вплоть до реплик в стиле: «Я ненавижу насилие, но, будь я там, и будь у меня в руках оружие…».

У военных лидеров Мпулу и Шонао уже все было готово к вторжению в соседнюю Малави. Им не хватало только повода. Страшная обида, причиненная всеми здесь любимому «Доку Маку», оказалась очень своевременной. Через три с половиной часа после самовыражения общественно-религиозных клоунов, объединенные мобильные группировки Мпулу и Шонао полностью оккупировали соседнюю страну. Внимание, вопрос: кому был выгоден трюк с исландской фантазией на тему третьей мировой?

Не торопитесь с ответом! Лидеры Мпулу и Шонао — это промежуточный ход в игре, которая еще только разворачивается. Скорее всего, они просто пробежали по этому игровому полю и, сами того не зная, подали мяч автору комбинации. Мяч — это улем (преподаватель исламской теологии) Фаттах Абу-Джебрин, который сумел бежать из Малави через Мозамбик в Исламскую Республику Коморские острова (полуголодное шариатское государство в северной части пролива между Африкой и Мадагаскаром). Разумеется, он уже успел произнести речь по поводу гонений на правоверных. Речь оживила местных «ультра». Они как раз ищут повод для аннексии Майотте, острова в коморском архипелаге, который не входит в исламскую республику, а имеет статус «заморской территории Франции». Вы верите, что это случайность? Я вот не верю.

Пока автор комбинации не виден, но, вероятно, скоро объявится. А я возвращаюсь к событиям сегодняшнего судебного заседания. После занимательной лекции доктора Карпини и наведения порядка в зале, суд, без особого энтузиазма опросил Райвена Андерса по поводу нескольких наших коммандос и морских рейнджеров, которые с подозрительной внезапностью уволились из наших вооруженных сил и почти сразу оказались в числе военизированных волонтеров в Хитивао и на Атауро. Андерс был непоколебим. Он не отрицал, что одобряет этот их поступок, но настаивал, что имело место выражение личной воли упомянутых бойцов. Бойцов опросили по телефону, и позиция Андерса подтвердилась. Поди теперь проверь, как оно было на самом деле.

Затем, суд долго выяснял у майора Журо Журо, кто планировал массовые расправы с жителями Брунея и аккредитованными там иностранными дипломатами. Журо, как нетрудно догадаться, сказал «это не я», а имевшийся в зале Ним Гок сказал «это я», и объяснил почему (опираясь на классовое учение товарищей Ленина и Мао).

Под занавес, суд вызвал майора Чубби Хок, чтобы она повторила условия секретного Балиемского пакта между руководством INDEMI и индонезийским кланом Бану-Сай, согласно которому производились территориальные размены. Возникла полемика о совместимости таких договорных разменов с Хартией, но, как обычно бывает в таких двойственных случаях, не нашлось убедительных доказательств ни «pro» ни «contra».

Ввиду явной бесперспективности дальнейших дискуссий, суд удалился на перерыв, и через два часа вынес решение, которое можно назвать: «ни два, ни полтора».

Троим офицерам вклеили «Berufsverboten» по всему списку публичных должностей, абсолютное лишение политических прав на 10 лет, ограничение гражданских прав и полицейский надзор на 5 лет, и по полтора года каторжные работ. Полковник Райвен Андерс отправляется в Антарктику, в Пуэрте-Колибри. Майор Журо Журо наоборот, точно на экватор, на остров Джарвис (известковый ромб длиной две мили с высохшей лагуной в центре), на трети пути между Лантоном и Гавайями, и на двести миль юго-западнее Киритимати. А майор Чубби Хок едет домой. Суд предписал ей: «Заняться любой общественно-полезной деятельностью, не дальше двадцати миль от острова Алофи, округ Футуна-и-Увеа». В общем, получилось криво. И формулировка суда: «Санкции за деятельность, несовместимую с принципами Великой Хартии», звучит неубедительно. Типа, мы не поняли, что вами нарушено, но вы так насвинячили, что наказать вас надо — поэтому, вот вам! Одно радует: суд принял билль о привлечении волонтеров для контроля над INDEMI. Билль выглядит толково. Будем надеяться, что судебное позорище, длившееся почти весь март, больше никогда не повторится.

* * *

Судья Чои Сче бросила короткий взгляд в сторону восьмерых преторианцев, которые уводили Райвена Андерса и Журо Журо, а затем повернулась к немного растерянной гротескной группе: Микеле Карпини с семьей и Чубби Хок, разделенные шеренгой из четверых преторианцев. Понятно, что в общем случае, на каторгу надо конвоировать, однако с другой стороны, в данном случае это выглядело полным абсурдом.

— Коллеги, одну минуту, — сказала Чои, — Давайте примем процедурное решение…

— … Самоходом, — лаконично уточнил Оган Селту.

— Да, — согласилась Кими Укмок, — Зачем эти нелепости…

— Ребята, отойдите, — распорядилась Чои, обращаясь к преторианцам.

Микеле сделал два шага вперед и Чубби, как-то осторожно, будто бы, неуверенно, положила ладони ему на плечи.

— Милый, ты извини, что так все получилось…

— Ерунда, — ответил он, — Сейчас полетим домой…

— Ага, — сказала она, и тут Флер и Люси почти повисли у нее на шее.

— Так, дети, — строго сказал Микеле, — Вот это в суде уже лишнее. Пошли отсюда. Нам, между прочим, надо собрать вещи и выпить по чашке кофе перед дорогой…

86

Дата/Время: 26.03.24 года Хартии. Середина дня.

Хитивао (Западная Новая Гвинея), Болота Мберамо

Широкий северный выступ острова Новая Гвинея на 142-м меридиане приближается к Экватору. Здесь расположена грандиозная речная система Мберамо. С востока она не особенно широка, зато на запад простирается до залива Сареро, богатого изумительно — красивыми островами. За заливом Сареро находится группа полуостровов, висящих на восточном хвосте Новой Гвинее, как гроздь виноградин. С севера этой грозди, через перешеек от залива Сареро, расположен порт Факфак. Вернемся, впрочем, к Мберамо. Крупные и мелкие реки текут с Центрального Хребта на север, разливаются по очень пологой низменности и превращают сорокамильную прибрежную полосу в огромное болото площадью более миллиона гектаров. Его пресноводная часть плавно и почти незаметно переходит в соленую, там где мангровые заросли отвоевывают у океана маленькие островки, а океан, размывая волнами дельты рек, превращает их в сильно изрезанные, ветвящиеся заливы. И в теплой воде, на пропитанной влагой суше, и во влажном теплом воздухе жизнь кишит в самых экзотических формах. Если какой-то биолог желает открыть десяток-другой новых видов бабочек, птичек или лягушек, то добро пожаловать сюда… Но (признаемся честно) у него есть шанс случайно открыть новый вид какой-нибудь экваториальной лихорадки и войти в анналы современной медицины в качестве первой документально зафиксированной жертвы этой болезни.

В жаркий и душный послеполуденный час 26 марта, на болотистом, заросшем всякой экзотической флорой берегу большого треугольного озера Додом, в 20 милях к югу от берега океана, у костра, с трудом разожженного, благодаря значительной порции топливного спирта, расположилась компания: полдюжины крепких молодых мужчин. Были они типично-папуасской наружности, одетые в boggy-military и вооруженные укороченными скорострельными «Remi-Novus» 12 калибра (далекими потомками полицейского ружья «Remington/Ithaca», прославленного фильмом «Terminator»). На металлической сетке над огнем готовилось что-то наподобие барбекю.

К единственному в обозримом ландшафте твердому участку берега была причалена небольшая самоходная баржа, груженая морскими контейнерами в три яруса. Как ее провели из океана в озеро через мелководные протоки — это коммерческая тайна.

Чуть поодаль от компании у костра, на поплавке вытащенной на берег гидроавиетки, сидели еще трое мужчин: два папуаса, один европеец. Явно начальство, хотя одеты совершенно также, как остальные… Все трое были персонажами, довольно хорошо известными в этих кроях. Европеец — Эрих Вейдек, исполнительный директор «Tour Baliem Valley Resort, GmbH». Папуасы — мастер-стрелок CSAR Hybird, Гкн Нопи и унтеркэп ВМФ, Лрл Нопи, совладельцы семейной фирмы «Bok-Bok Sea-Frog».

Вейдек вытащил из пачки размякшую от влаги сигарету и раз семь подряд попытался добыть огонь из зажигалки. Бесполезно. Гкн вынул из специального кармашка своей жилетки-разгрузки зажигалку, и она, почему-то, дала пламя с первого раза.

— Ну, почему она у тебя никогда не намокает? — немного обижено спросил Вейдек.

— Потому, что карман натерт изнутри парафином. Физика. Я тебе уже говорил.

— Черт… Вылетело из головы… Эта чертова влажность…

— Нормальный климат, — возразил Лрл, — В смысле, бывает и хуже. Вот, например, в Антарктиде: ночью ниже минус полста по Цельсия. Плюнешь, а на снег падет уже ледышка. Наша сестренка Оо там работалет на тест-драйвах патрульных флаеров.

— Она там kane склеила, — заметил Гкн, — В конце апреля привезет сюда.

— Что привезет? — не понял Вейдек.

— Kane, — повторил Гкн, — По-вашему, Der Ficker.

— Der Ehemann, — поправил Лрл, — а то, что ты сказал, это только вот…

Унтеркэп оттопырил средний палец правой руки и подвигал им вперед-назад.

— А-а, — Гкн кивнул, — Понятно.

— Ага, — продолжал Лрл, — Здесь, хотя бы, тепло. Жить можно. Главное, запастись репеллентом от насекомых, и пиявок отжигать вовремя.

— Я обычно сыплю солью, — заметил Вейдек.

— Можно и солью. Только не отрывать. У нас один морпех оторвал, такая фигня…

Вейдек затянулся сигаретой и поморщился.

— Коллеги, давайте сменим тему, ладно?

— Не вопрос, Эрих, — сказал Гкн, — Давай сменим. Есть хорошая тема, раз мы с тобой пересеклись на этом заказе. Прикинь, эти ребята — ну заказчики — оставят нам свой базовый лагерь — типа, в счет части оплаты. Давай вообще будем делать совместные программы, а? У тебя — континент, в смысле, Большой Папуа. У нас — острова, море, рыбки всякие. Это называется: комплексный подход. Типа, мы накрываем большой сегмент рынка. Еще включим Атауро и, для совсем экстремалов — Красный Тимор.

— Ты загнул на счет Красного Тимора, — заметил Лрл.

— Чего это я загнул? Знаешь, как там классно? Горы, озера, и сразу рядом море.

— Ага, а если опять война? Не ты ли мне рассказывал, как вы влипли на Жако?

— Так то тогда! А теперь все ОК! Лишних загасили, и даже трупы убрали. Ну, не все конечно, но что не убрали, то за месяц крокодильчики растащат…

— Ой, не гони! Крокодил не потащит труп с суши.

— Еще как потащит, если жрать захочет!

— А я говорю, не потащит! У него такого рефлекса нет!

— Ну, хер с ним, с крокодилом, — сдался Гкн, — Птички растащат.

Лрл отрицательно покачал головой.

— Никакая птичка череп не утащит. Мозги выклюет и бросит. Я сколько раз видел.

— Ну, подумаешь, череп? — сказал Гкн, — Наоборот, хорошо. Экзотика…

— А можно опять сменить тему? — попросил Вейдек.

— Да, это меня куда-то занесло. Так как на счет кооперации, Эрих?

— Я — за. Давайте прикинем. Мне, в частности, было бы интересно расширить тему мобиатлона на море. Я смотрел турецкие проспекты, там в районе Мармариса они устраивают очень зрелищные морские бои. Пушки… Петарды…

— Классно! — Лрл хлопнул ладонями по коленям, — Огнемет!

— Напалм, экология, — возразил Вейдек.

— Отставить напалм, Эрих! Наши штатные струйные огнеметы, которые на летающих канонерках, заряжаются сгущенным спиртом с магнием. Мы это применяли в первой декаде марта, когда делали зачистку на юге, в районе острова Колепом.

— И как оно? — поинтересовался Гкн.

— Оно в сто раз дешевле, чем снаряды. Сначала с рубежа двадцать миль подавляешь артиллерию, а потом подходишь, и как засадишь из огнемета с двухсот метров…

Вейдек поднял вверх руки в протестующем жесте.

— Лрл, только не надо рассказывать, во что или в кого вы стреляли из огнемета. Меня интересует мирное применение. Аттракцион.

— Запросто, — ответил унтеркэп, — Я разузнаю, почем продают списанные огнеметы.

— Лучше купить по конверсии целую канонерку, — заметил Гкн, — а лучше две или три.

— Кстати, да… Модель «020» уже списывают. Завтра буду в хозчасти, спрошу.

— Ты что? Мы убьемся по деньгам! Спроси про учебные модели, наверняка они еще остались. Позвони прямо сейчас по фону. Вдруг сразу что-то скажут. Хотя бы цену.

— А что это вообще такое? — поинтересовался Вейдек.

— Это когда старую боевую технику продают в гражданский бизнес, — пояснил Гкн.

— Нет, я знаю, что такое конверсия. Я интересуюсь, что такое летающая канонерка.

— Йох-йох! — воскликнул Лрл, — Это хорошая штука! Сейчас я тебе объясню…

За лекцией, которая продолжилась уже в расширенной аудитории (парни у костра крикнули, что мясо готово) незаметно промелькнули два часа, а потом…

— Летят, — лаконично сообщил Лрл, глядя в морской бинокль.

— Много? — так же лаконично поинтересовался Гкн.

— Нет, только оргкомитет. Десяток «Делосов».

— Делосов? — переспросил Вейдек.

Лрл молча передал ему бинокль и указал рукой на юго-запад. Десяток летательных аппаратов, больше всего похожих на моторные дельтапланы с поплавковым шасси, двигались ровным строем в три уступа на высоте около полтораста метров. Каждая машина несла экипаж пять-шесть человек, одетых в яркие спортивные майки.

— Интересная техника, — проворчал Вейдек, — Опять военная?

— Конверсионная, — успокоил Гкн, — Все ОК. Эрих, а как на счет девочек?

— На три мили выше по реке Вааа, начинаются поселки племени татутату. Я с ними договорился о снабжении, о девчонках, и о проводниках для охоты на птицу Бэ.

— А девчонки симпатичные? — подозрительно спросил Лрл.

— Ну, знаете, — возмутился Вейдек, — здесь вам не Париж, чтобы еще капризничать.

87

Дата/Время: 26.03.24 года Хартии. Вечер.

Над океаном, восточнее Соломоновых островов

Растопырку болтало. Не то, чтобы сильно — но для не очень опытного пилота вполне достаточно, чтобы заставить напрягаться. Оскэ протянул руку и погладил по затылку Флер, сидящую за штурвалом.

— Слушай, Итла, может, тебя сменить? Тяжело же…

— Фигня, — ответила она, — Типа, я тренируюсь. Ты лучше посмотри, как там предки.

Оскэ протянул руку назад, вытащил с верхней полки маленького багажного отсека ноутбук, включил и поводил пальцем по сенсорному экрану.

— Ага! Позиция S12, E171, «Safari», любительский, курс 98 (направление на Футуна), высота 1100 метров, скорость 225 узлов. Через три часа будут дома. Так, а это у нас «Undefined screener», позиция та же минус четверть угловой минуты, скорость та же, высота — ноль. В смысле, меньше полста метров. Угадай с трех раз, кто это?

— Угадываю с одного раза. Люси с Хагеном на сикораке. Тактично висят у предков на хвосте, в 15 милях. Типа, чтобы не мешать, но приглядывать. Как договаривались.

Ним Гок, сидевший впритирку к Оскэ в кормовой части того, что у данной модели считалось пассажирским салоном, глянул на экран через его плечо и спросил:

— Можно ли увидеть, где здесь мы?

— Мы — вот: Позиция S8, E170, «Abrirador», любительский, курс 64 (направление на Арораэ), скорость 240. Высота 2000.

— Я понял, — кхмер кивнул, — А «Итла» — это прозвище Флер? Оно что-то значит?

— Это палеолитическое племя в сельве Амазонки, — ответила она, — Под настроение, я одеваюсь только вот в эту псевдо-травяную юбочку, и становлюсь родом из племени Итла. Как тебе кажется, мне идет такой стиль? Только честно?

Ним Гок оказался несколько озадачен этим вопросом.

— Не понимаю… Если человек откуда-то родом, то при чем здесь настроение?

— Я родом оттуда, откуда хочу, — возразила она, — Личная автономия.

— Вы иногда злоупотребляете своей свободой, — заметил комбриг.

— Злоупотребление свободой это оксюморон, — снова возразила девушка.

— Оксюморон? Я не так хорошо знаю иностранные языки…

— Словосочетание-бессмыслица, — перебил Оскэ, — Оно выглядит, как бы, по правилам языка, но ничего не значит. Ну, например: «зеленый звук»…

— Под кактусом зеленый звук запросто бывает, — заметила Флер.

Оскэ задумчиво почесал себя за ухом.

— Да, по ходу так… Ну, другой пример…

— Что значит «под кактусом»? — спросил Ним Гок.

— Кактус лофофора, — пояснил Оскэ, — Он содержит психотропные вещества.

— Вы употребляете наркотики? — удивился кхмер.

— Да, и что? Ты же пьешь чай, кофе и какао. Просто, надо знать, как, в каких дозах на человека действуют те или иные вещества. Когда и для чего их применяют, а когда их применение рискованно. Этому учат в школе, в пятом классе. Базовая безопасность.

Флер покрутила левой ладонью над головой, привлекая к себе внимание.

— Ежик, ты обещал объяснить Ним Гоку про оксюмороны.

— Да! Верно! Короче, пример: квадратный литр. Или: дойный пингвин.

— Я понял, — сказал красный комбриг, — Но при чем тут злоупотребление свободой?

— При том, что оксюморон, — ответил Оскэ, — Не говорят ведь: «он злоупотребляет дыханием». Для канака, дышать и быть свободным это почти одно и то же.

Ним Гок кивнул в знак того, что аналогия понятна, и спросил:

— Значит, свобода это для вас самоцель?

— Нет, — ответила Флер, — Это образ жизни… Или просто жизнь.

— Но ведь бывают случаи, когда свободу надо ограничивать, — заметил он.

— Кому надо и для чего? — поинтересовался Оскэ.

— По ситуации надо. Например, дисциплина в армии или на производстве.

— Ага, — Оскэ слегка пожал плечами, — Там свобода ограничена, потому что иначе не получается. Это так объективно устроено. Но ты сказал про злоупотребление. Типа, свобода, как бы и не ограничена, но использовать ее, как бы, нельзя. Оксюморон.

— Мы в неравных условиях спора, — заметил Ним Гок, — Я не учился в школе и не знаю логики так хорошо, как ты и Флер. Я умею спорить только на примерах.

— Тогда, давай на примерах, — предложил Оскэ, — пусть все будет по-честному.

Кхмер снова кивнул и задумался примерно на полминуты, а потом сказал:

— Вот наша с вами ситуация. Я попросил вас отвезти меня туда, где можно заказать дешевые надежные летательные аппараты, без лишних вопросов, и объяснил, как это важно для сотен тысяч людей. Вы согласились, хотя я не обещал вам за это денег…

— Какие, на фиг, деньги? — возмущенно перебила Флер, — Ты рисковал жизнью, чтобы помочь маме! Не знаю, как у вас, а у нас это кое-что значит, прикинь?

— У меня были совсем другие мотивы, — заметил он.

— Это без разницы, — ответил Оскэ, — Короче, твой пример не из той кассы.

— Мой пример из той кассы, — возразил Ним Гок, — Вы изменили свои планы, и вы не употребили свою свободу. Вы поступили так из чувства долга. Вот смысл примера.

— Нет! — воскликнула Флер, — Как раз употребили! Мы сделали то, что хотели!

— Странно… — произнес комбриг, — … Очень странно. Я слышал почти тоже самое от твоего отца, Флер. И я слышал похожие вещи от ваших волонтеров. Видимо, мы по-разному понимаем некоторые выражения. Это возможно?

У Оскэ Этено, кажется, даже уши задвигались от напряжения мысли.

— Есть такая тема в книжке, которую написал Иори Накамура…

— Ваш первый координатор правительства? — уточнил Ним Гок.

— Он самый… В книжке Накамура приводит одну историю про Бодхидхарму. Типа, однажды Бодхидхарма устроился на работу садовником городского парка, и быстро сделал парк невероятно симпатичным и уютным. При этом сам Бодхидхарма палец о палец не ударил. Просто попросил жителей, чтобы ходили гулять в парк со своими садовыми ножницами и подрезали ветки, где некрасиво или мешает. И никто не мог упрекнуть Бодхидхарму, что он обманывает тамошних foa, и эксплуатирует, как бы, бесплатно. Ведь они делали только то, что им нравится, и чисто для себя. Прикинь?

Флер, снова покрутив левой ладошкой над головой, добавила:

— А если бы Бодхидхарма сказал жителям: «Алло, ну-ка поработайте на меня», то сам понимаешь, куда бы они его послали с такими заходами.

— Хорошая история о коммунистическом воспитании, — сказал Ним Гок.

— Коммунизм-то тут каким боком? — удивился Оскэ.

— Жители работали на общее благо, не требуя денег, — пояснил кхмер.

— Ты что!? Какое, на хрен, общее благо? Они все делали только для себя! Если бы ты сказал им: «Алло, ну-ка поработайте на общее благо», знаешь, куда бы тебя послали?

— Но не сразу, — уточнила Флер, — Против пулемета без подготовки не попрешь.

Возникла пауза. Красный комбриг поднял глаза и уставился в черное звездное небо, прекрасно видное сквозь наклонную прозрачную боковую панель салона. Оскэ тихо вздохнул, и пригладил свою экстравагантную пурпурную стрижку. Флер беззвучно побарабанила кончиками пальцев по пластику штурвала.

— Извини, Ним Гок, мы слегка погорячились.

— Правда, — поддержал Оскэ, — Это была кривая шутка юмора.

Кхмер, продолжая глядеть на небо, медленно покачал головой.

— Нет, это был очень полезный спор. Я понял важную мысль великого кормчего Мао, высказанную в пункте 4 директивы «О культурной революции», в 1966 году.

— Что за мысль? — спросила Флер.

— Единственным методом культурной революции является самоосвобождение масс, и здесь недопустима какая-либо подмена, — сказал Ним Гок, — Это была цитата. Я понял, почему великий кормчий пишет, что суть революции и коммунизма в освобождении производительных сил. Что только свобода обеспечивает экономическую победу.

— По-моему, это понятно, — заметил Оскэ, — человек, работающий под принуждением, ненавидит свою работу, а как можно хорошо делать то, от чего тебя тошнит?

— Если понятно, то почему у вас в стране есть каторжные работы?

Оскэ покачал головой и выразительно скрестил пальцы.

— Каторжные работы у нас не принудительные. Не хочешь работать — не надо. Любой приговоренный в любой момент может отказаться от работ и просто сидеть в тюрьме.

— Я не знал. И многие ли отказываются?

— Очень немногие. Просто сидеть и ничего не делать это скучно и неинтересно.

— Тогда, — сказал кхмер, — я не понимаю, почему у вас еще не победил коммунизм, и не исчезла частная собственность. Ведь то, что ты сейчас сказал, это коммунистическое отношение к труду. При таком верном взгляде, зачем тебе частная собственность?

— То есть, как зачем? Канак не может жить без своего proa и своего fare. И без своей флайки тоже. Ну, ты, Ним Гок, и залепил!.. Зачем мне собственность? Надо же!

— Но ты мог бы пользоваться общественной собственностью.

— Это не всегда удобно, — возразил Оскэ, — Люди, когда создают партнерства… Ну, это вроде ваших кооперативов на Тиморе… Они, обычно, объединяют там только то, что служит для бизнеса. А то, что просто для жизни, оставляют частным. Прикинь?

— Странно, — сказал Ним Гок, — я бы объединял все. Меньше лишних хлопот.

Флер хлопнула себя ладонью по лбу и радостно заявила:

— Я врубилась! Ним Гок, у тебя есть женщина?

— Естественно, у меня бывают женщины.

— Я не только про секс, — уточнила Флер, — Я про женщину, с которой ты, более-менее постоянно живешь. Типа, ты приходишь домой, она тебя кормит обедом, и все такое.

— Нет. Мне удобнее питаться в армейской столовой, вместе с бойцами.

— Ага, понятно. А жить тебе удобнее в казарме?

— Да, — подтвердил он, — Это действительно удобнее и это экономит время.

— Тоже понятно, — сказала девушка, — А дети у тебя есть?

— Вероятно, да, но я не знаю этого точно.

— Ага… — протянула она, — … Вот теперь ситуация, как на ладони.

— Ага! — подтвердил Оскэ, — Знаешь, Ним Гок, ты ведь живешь на войне.

— Война кончилась, — возразил комбриг.

Флер покачала головой.

— Может быть, и кончилась, но только не для тебя. Ты живешь, как на фронте. Для фермера, рыбака, или рабочего, ты инопланетянин, чужак. И твои бойцы — тоже.

Ним Гок бросил взгляд в зеркальце над пилотским креслом. Он хотел убедиться, что девушка не шутит. Судя по выражению лица, она говорила вполне серьезно.

— Я не понимаю, почему ты так считаешь, — признался он, — Я не понимаю, почему мы инопланетяне для людей, бок о бок с которыми мы воевали и работаем. Когда наши бойцы не заняты военной подготовкой, они участвуют в гражданском труде вместе с фермерами, на равных. Я — тоже, когда есть время. Мы им не чужие! Мы друзья!

— Вы друзья, — согласилась Флер, — Надежные друзья. Но вы совершенно чужие. И не говори, что ты этого не замечаешь. Ты слишком проницателен, чтобы не заметить.

Кхмер помедлил несколько секунд и кивнул.

— Ты права. Но я не понимаю, почему.

— Да потому, что тебе удобнее жить в казарме, питаться в столовой, и даже штаны, которые на тебе, это не твоя собственность, а общенародная, как у вас говорят! И женщины сходятся с тобой на час — два, и все. Кроме хорошего секса и здорового потомства, от тебя ждать нечего, и любая женщина это видит! Неужели тебе трудно понять, что при таком стиле ты чужой для всех, кто живет обычной жизнью!

— Для вас тоже? — спросил он.

— Ты помог маме, — напомнила она.

— И у нас есть опыт с элаусестерцами, — добавил Оскэ, — Мы знаем kommi-lifestyle.

— Кто такие элаусестерцы?

— Ну, океанийские коммунисты. Тоже без дома, без штанов, и питаются в столовой.

— Это шутка? — спросил кхмер.

Оскэ энергично помотал головой из стороны в сторону.

— Какие шутки! Они единственные реальные kommi на планете! Пока другие kommi болтали про будущее, элаусестерцы взяли и построили коммунизм in vivo, прикинь!

— Этого не может быть, иначе я бы знал, — произнес Ним Гок, с едва заметной ноткой неуверенности в голосе, — Скорее всего, это фальсификация.

— Фальсификация? — возмутился Оскэ, — Щас тебе!

— Покажи ему наши ролики с Элаусестере, — предложила Флер.

— А я, по-твоему, что делаю? — откликнулся он, пристраивая на коленях ноутбук.

88

Дата/Время: 26–27.03.24 года Хартии. Вечер.

Хитивао, болота Мберамо, озеро Додом.

Лучи инфракрасных лазеров — маркеров были, разумеется, не видны невооруженным глазом, так что вокруг стояла глубокая темнота. Небо затянуто плотными низкими облаками, скрывшими звезды. Светился только маленький костер, и два из дюжины кругло-конических армейских шатров «tipi-tents» (сквозь стенки из ацетатного шелка немного проникал свет от включенных внутри люминесцентных ламп).

Трудно было поверить, что пилоты видят два ярких контрастных луча, указывающие направления лэндинга для своих «Screen-Shuttle». Сквозь хоровое кваканье лягушек донесся слабый, звенящий, шорох. Через минуту он превратился в хорошо слышное гудение, а чуть позже, к нему добавился громкий дробный плеск воды, разрезаемой поплавками. Из темноты к выступу длинного южного берега озера, где расположился базовый лагерь, с двух сторон почти беззвучно выплыли едва мерцающие в отсветах костра угловатые туши. Возьмите два больших туристических автобуса с лодочным днищем вместо шасси, поставьте их параллельно на полкорпуса друг от друга, затем впишите их оба в одно широкое крыло, приделайте сзади ласточкин хвост, а сверху — пропеллер в кольцевом обтекателе. Примерно так выглядит медленный, довольно примитивный, но экономичный и надежный маловысотный шаттл — катамаран на полтораста невзыскательных трансокеанских пассажиров (например, коммандос из аэромобильной бригады ВС Мпулу). Всего сутки полета — и они на месте…

— Мастер шеф-инструктор! Спецотряд «Ехидна» в количестве трехсот двух бойцов и шести пилотов прибыл с базы Мадагаскар — Фантой. В строю все, биомедицинские процедуры прошли все, происшествий нет, докладывал штаб-лейтенант Мчела.

Рон Батчер козырнул в ответ и улыбнулся.

— Вольно, парни. Вы видите, что попали в полную задницу?… (В ответ — здоровый, жизнерадостный смех в строю)… Ни хрена вы не видите! Во-первых, тут темно. Во-вторых, вы и представить себе не можете, насколько эта задница широка и глубока… (Снова смех в строю). Единственное, чем я могу облегчить вашу предельно херовую участь, это жратвой! Свежим мясом птицы Бэ, которая тут водится в неограниченном количестве! Ну-ка подняли грабли, кому не лень побегать за мясом!.. (Триста рук в едином движении взлетают вверх)… Отлично! А кто умеет охотиться ночью? (Снова триста рук)… Ну, тогда мы с вами не останемся голодными. Надеюсь, вы все успели выспаться в пути. Ни сегодняшней ночью, ни следующими ночами, вам тут спать не придется. С этой минуты, спецотряд «Ехидна» начинает ночную жизнь. Подъем в 7 вечера, отбой в полдень. С 8 вечера до 4 утра — тренинги в полевых условиях. С 5 до 8 утра — спецкурс по технике и тактике. Дальше, до отбоя — шашки, футбол или секс по личному вкусу… Ну, что затихли? Задумались, с кем секс? Отвечаю: во-первых, есть птица Бэ. Она размером со страуса, даже толще. То, что надо, нет?… Joder! До чего вы капризные засранцы!.. Ладно. Для поддержания того, что в шутку называется вашим боевым духом, сообщаю: имеется договоренность с девчонками из племени татутату. Если вы им понравитесь, то вам не придется изучать приемы межвидовой эротики с птицей Бэ… (Восторженные возгласы в строю)… Тихо! Сейчас унтер-офицерам — 10 минут на контроль боеготовности полувзводов и доклад ротным офицерам. Офицерам явиться ко мне и доложить через четверть часа. Через полчаса мы начинаем первый полевой тренинг… Штаб-лейтенант Мчела, идем со мной, надо переговорить…

* * *

А, тем временем, Екико и Ринго опять включили лазерный маркер — в этот раз, только один луч для единственной легкой флайки, двигавшейся не с запада (как африканские шаттлы), а с востока, со стороны Меганезии. Через несколько минут, послышался все усиливающийся вибрирующий писк — будто над озером снижался москит размером с лошадь. Когда флайка, коротко и почти бесшумно прокатилась по воде и ткнулась скругленным носом в берег, в свете костра, стало видно: обе аналогии (с москитом по типу, и с лошадью по размеру) не так далеки от реальности. Вытянутая пластиковая гондола была чем-то похожа на тело экстремально обожравшегося насекомого, а пара крыльев по креплению, форме и наклону, были, как у москита, готовящегося взлететь.

Пилот выбрался из маленькой одноместной гондолы, спрыгнул в воду (тут ему было немного выше, чем по колено), и, с чувством, произнес.

— Jodido culo!.. В смысле, aloha foa… А тут пиявки есть?

— Aita pe-a, bro, — ответила Екико, — Тебе сколько надо? Ведро, два…?

— Ну их на фиг вообще! Foa, помогите вытащить этот dick на сушу. А, кстати, я — Лаго. Типа, инженер-инструктор партнерства «Retiair». А вы — Ринго и Екико, e-oe?

Вновь прибывшего они рассмотрели уже у костра, когда «москит» был вытащен, и начался обычный для таких случаев ритуал распития какао. Лаго оказался примерно ровесником Ринго. Он был того же роста, но несколько более плотного сложения, и принадлежал к другому этническому типу. Характерный светло-бронзовый цвет кожи разглядеть при свете костра невозможно, но манеры выразительно выпучивать глаза и сопровождать речь плавно-стремительной жестикуляцией обеими руками, хватало для того, чтобы узнать в Лаго — вест-кирибатийского метиса.

— Бионика это кошмар!! — объявил он, — Я ничего не имею против синтактиновых приводов! Классная штука. Но если на них переводится вообще все подвижное, то получается фанатизм!

Слово «фанатизм» сопровождалось широким почти круговым гребком рук в стиле «брасс», так что какао чуть не выплеснулся из кружки, а Ринго лишь чудом успел увернуться от горящей сигареты и поинтересовался.

— Чего ты так нервничаешь, бро?

— Я не нервничаю, просто меня еще колбасит после полета на этой штуке.

— Это что, тоже орнитоптер? — спросила Екико.

— Ты что, гло? Какой, на фиг, орнитоптер? Видишь же, у него на жопе нормальный пропеллер? Но все управление на квазимышцах, в смысле, на синтактине.

— Ага… — девушка повернулась и окинула взглядом «москита», — Плоскости цельно-подвижные, независимые, и каждая на своем шарнире крутится как угодно?

— В точку! — объявил он, снова взмахнув руками, — Именно, что как угодно! Здесь все управление — педаль реостата движка, и два джойстика на крылья. Ты прикинь: это прототип боевых флаек-рэпторов серии «Abris». Герхард в прошлом году придумал сделать дешевый рэптор на базе наших «Abriradors», растопыпрок! Маневренность!

— Каждое крыло повторяет движение джойстика? — уточнил Ринго.

— Ну! — воскликнул Лаго, — Можно вверх, вниз, вправо, влево, и еще крутить по- или против часовой стрелки. Любой каприз! На морском полигоне это торкает! Типа, вот какой я Икар, все могу! Ну, я, кретин, и взял эту флайку в рабочий полет. А, если ты летишь не над полигоном, а над океаном, то страшно! Я ни фига об этом не подумал!

Ринго понимающе покивал головой.

— Слишком много возможностей управления это действительно жутковато.

— Во! А я о чем!? Я пролетел миль двести, потом вызываю по рации Герха, и говорю: «Прикинь, я сейчас обосрусь!». Ну, а он мне: «Спокойно, включи дистанционный контроль и отдыхай, я тебя поведу с земли». Герх офигенный пилот, таких на нашей планете по пальцам можно пересчитать. Он бы меня провел, как по нотам. Но мне же обидно! Я говорю: «Нет, я сам!». Я же передним мозгом понимаю: бояться нечего, а заднему мозгу, в смысле, подсознанию, все равно страшно.

— И что? — спросила Екико.

— Ничего. Вот, долетел. На переднем мозге.

— Почтение Мауи и Пеле, держащим мир, — сказала она, — а Герх — это Штаубе?

— Ага, — подтвердил Лаго, отхлебнув из кружки, — Вообще, если по правде, то флайку с управлением джойстиками он придумал в начале для мирных целей. Для тети Тоник — младшей сестры Джины, мамы нашей vahine Рали. Тете Тоник нужно было простое управление флайкой, потому, что у нее жизнь так сложилась. В 17 лет она, по загулу, родила сына. Ничего такого. Года через два, она сошлась с рыбаком с Фиджи. Они прожили вместе лет семь. Тетя Тоник родила дочку, потом вторую. Классно. А потом случайность на море, и этого рыбака, ее faakane, не стало.

— Фигово… — проворчал Ринго.

Лаго хлебнул какао, заново прикурил потухшую сигарету и продолжил.

— Тетя Тоник с этим рыбаком жили очень просто, как многие на Южных Фиджийских Спорадах. Флайку не юзали. Только мини-траулер и катер, чтобы ездить на маркет. А когда, после того несчастного случая, она с киндерами переехала к тете Джине, то это была проблема. На Арораэ взрослая тетя не умеет летать… — тут Лаго сделал паузу и выразительно развел руками, показывая, какой это нонсенс, — … А вообще, тетя Тоник просто клад! У нас с ребятами тогда был установочный период с нашей фирмой, и мы спихивали наших мелких, в основном, ей. А полтора года назад мы познакомились с Герхом. Он тогда был министром ВВС в стране Шонао.

— Эту историю нам Наллэ рассказывал в цветах и красках, — сообщила Екико.

— Одиссея и вендетта мастер-пилота Штаубе, — добавил Ринго.

— Это было круто! — подтвердил Лаго, воздев кулак к небу, — Наш квартет 2x2 выполнял только отвлекающий маневр, но все равно, классно, что мы участвовали, ага?

Екико изобразила знак «Victory» двумя пальцами, и напомнила.

— Ты говорил про тетю Тоник и управление двумя джойстиками.

— Точно. Значит, так. Год назад Герх разобрался с вендеттой и прилетел жить к нам, а Квар, сын тети Тоник, ему сейчас 12, автоматически к нам прибился. Точнее, к Герху. Тетя Тоник жутко переживала. «Ой, где мой мальчик?». А дядя Герх решил покатать мальчика вокруг всего Вест-Кирибати. Почему нет, если все равно тест-драйв? Это с нашей точки зрения так, а с ее… Ужас. Метание тарелок. Жалобы тете Джине. Потом, тетя Тоник переехала к нам, чтобы ругать Герха, если он берет Квара на тест-драйвы.

— Ругать мужчину удобнее всего, если спишь с ним, — заметила Екико, — Так проще выбрать подходящий момент, чтобы уж наверняка проняло.

— А ты врубаешься, гло! — уважительно произнес Лаго, — Таким образом, была у нас punalua два на три, а стала — три на три с половиной. В смысле, что Квар уж на пол-мужчины точно тянет, и даже больше. Типичные заказы клиентов он обрабатывает не хуже взрослого. Он даже немного летает, правда, пока только с инструктором.

— Мальчишка тоже летает с джойстиками? — спросил Ринго.

Ларго взмахнул руками и отрицательно помотал головой.

— Нет! Он привык к обычным флайкам. В школе учат на тренажерах. Джойстики это только для тети Тоник. Не дело же: ей скоро 30, а она не летает. Это в авиационной семейной фирме! Позор, на фиг!

— И как результаты? — поинтересовалась Екико.

— Ну, кое-что начало получаться. Так, в первом приближении. Но сейчас у нее, типа, технологический перерыв… — Ларго выразительно провел ладонью по воображаемой выпуклости в нижней части живота, — …И Герх с ней занимается на тренажере. А на рэпторе «Abris» мы подняли хорошие деньги. Реальная вещь! И проверен на войне!

Ринго встал, подошел к «москиту» и щелкнул ногтем по крылу.

— Дашь прокатиться?

— Легко. Только давай утром. Она и так непривычная, а в темноте вообще… Joder! Я обещал позвонить домой, как прилечу! — Лаго выдернул из кармана мобайл и ткнул пальцем в меню на экране, — … Ну, чего они, спят что ли?… Hei! Aloha! А это я! Все классно!.. Ну, как тебе сказать? Болото, пиявки, змеи… Фиг знает, какие. Ну, может, кобры, а может, наоборот, анаконды. На них не написано… Нет, я не видел, но foa говорят: есть… Что? Ух ты!.. А ты не прикалываешься?… Круто! Сейчас включим…

Galaxy Police Flog. Trolley 1001

26.03.24. Африканские чудеса.

Trolley-Jockey Элеа Флегг.

Aloha foa! Пассажиры тысяча первой тележки, если вы думали, что наши Верховные судьи смогут отдохнуть хоть день, то фиг вы угадали! Излагаю суть дела. Как уже сообщалось, вчера утром, войска Мпулу и Шонао оккупировали Малави. Поскольку поводом для вторжения послужили высказывания социально-религиозных лидеров исламского и католического толка, произнесенные в Лилонгве, военная комендатура немедленно занялась арестами и интернированием лиц, причастных к деятельности организаций-обидчиков. Еще вчера стало ясно, что разбираться будут радикально.

Напоминаю: в первые минуты вторжения, истребители ВВС Шонао расстреляли над Лилонгве самолет с опознавательными знаками Красного Креста, на котором страну пытались покинуть сотрудники миссии МККК и католической миссии Фонда Марии Магдалины. Обломки самолета и более ста трупов лежали в миле от взлетной полосы, пока комендант не приказал вывезти обломки на склад вторсырья, а трупы сбросить в старую дренажную канаву и засыпать известью. Так же обошлись с трупами еще трех сотен активистов религиозных миссий, расстрелянных по приказу коменданта. Как сообщал инфо-листок комендатуры, еще около пяти тысяч человек, арестованных в Лилонгве и других городах Малави по подозрению в фундаментализме, помещены в загон для скота в городке Макокола на берегу озера Ниаса.

По сообщениям независимых наблюдателей, интернированы ортодоксальные семьи «нелояльной религиозной ориентации». Дети не старше десяти лет отняты у семей и увезены в неизвестном направлении. Беременные женщины, и кормящие матери с младенцами, также увезены неизвестно куда. Комендатура заявляет, что ни тех, ни других, ни третьих, вообще не было среди задержанных. Вечером стало известно, что судьбу интернированных в Макокола решит сегодня военно-полевой суд, и рядом с лагерем экскаватор выкапывает канаву, достаточную для их захоронения.

Сразу же после этого, к президентам Нгакве и Ндунти обратился хорошо известный эксперт по социальным вопросам, Наллэ Шуанг из Нукуфетау-Тувалу, с просьбой рассмотреть его проект решения проблемы. Содержание их телефонного разговора неизвестно, но после него Наллэ Шуанг обратился к Верховному суду Меганезии с запросом: не нарушит ли он Хартию, если купит несколько сотен молодых людей в возрасте 11–15 лет, которые в противном случае будут убиты, или отправлены на каторжные работы. Международные эксперты утверждают, что шансы выжить на каторжных работах по строительству гидротехнических объектов в Зангела (Юго-Восточное Шонао), для подростков невелики. Там сложные условия труда и быта.

После трехчасовых консультаций, суд ответил: действия Шуанга будут допустимы по Хартии, при пяти условиях:

— Купленные люди не будут ввезены на территорию/акваторию Меганезии.

— Им будут обеспечены определенные гуманитарно-биологические условия жизни.

— Они не будут принуждаться к тяжелому или опасному труду.

— Они получат возможность выбора другого подходящего места жизнедеятельности.

— Соцнаблюдатели из Меганезии смогут контролировать выполнение этих условий.

Немедленно после электронной публикации решения суда, в Маколола произошла сортировка интернированных. Трудоспособные субъекты старше 15 лет исчезли (по мнению независимых наблюдателей, они вывезены в Зангела). Нетрудоспособные перевезены на мозамбикский берег озера Ниаса и высажены там без объяснений. Возрастная группа, названная в заявлении Шуанга, вывезена неизвестно куда.

Такова была ситуация в полдень по Гавайскому времени (4 часа утра по центрально-африканскому). Новая информация поступила в 20:00 по Гавайям. Около семисот молодых людей переброшены авиатранспортом в гавань Боуэни (Остров Майотте — северо-восток Коморского архипелага, заморское владение Франции, не входящее в состав Исламской Республики Коморские острова). Там примерно 300 подростков (вероятно, из католических семей) были переданы местным властям, а примерно 400 оставшихся погружены на ролкер «Uxias» (порт приписки — Нусибе, Мадагаскар). Это судно вышло из гавани на север, а затем повернуло на восток. Видимо, его маршрут пройдет южнее мадагаскарских островов Глориоз и севернее Мадагаскара, а далее, пересечет Индийский океан по 10-й параллели Южной Широты.

Если предположения о маршруте верны, то «Uxias» пройдет 4000 миль (это займет, с учетом скорости судна, около недели) и бросит якорь в районе Тимора. Смысл этих перемещений пока не раскрывается. Шуанг ограничился кратким комментарием: «Операция, санкционированная Верховным судом, идет по графику, проблем нет».

Но проблемы есть. Хосни Раджани, Президент Исламской Республики Коморские острова, назвал действия администрации острова Майотте (разрешившей провести погрузку интернированных в своей гавани) «Преступным соучастием в торговле мусульманскими детьми» и указал, что Майотте является незаконным владением Франции, которое необходимо вернуть в состав единого государства коморского архипелага. С этим заявлением согласны и религиозные лидеры данной страны.

Хосни Раджани обратился к странам, которые обладают серьезным военно-морским потенциалом в регионе, и к международным организациям, с просьбой освободить пассажиров «Uxias» силовым путем. Правительство Мадагаскара ответило: любая попытка атаковать судно, законно идущее под мадагаскарским флагом, будет актом пиратства или войны, а также обратилась к иностранным военным контингентам на островах Глориоз с напоминанием: условия аренды включают поддержание порядка в прилежащих нейтральных водах. От контингентов получены заверения, что любой военный или пиратский акт в зоне их ответственности будет немедленно пресечен.

Обстановка носит явный характер спланированной провокации. Точнее, развития провокации, начатой ранее — о чем сообщалось во вчерашнем выпуске.

Пискнула стационарная рация, затем послышался голос Рона.

— Ринго, Екико, вы уже включайте позиционный мониторинг! У меня личный состав в поле! Порядок я вам объяснял: вы должны видеть каждого из трехсот парней учебной группы, а также каждого из полусотни парней группы обеспечения! Как поняли?

— Поняли, шеф, — ответил Ринго в микрофон.

— Отлично. Отзвоните, когда сосчитаете точки на экране. И быстро, ребята! Нам тут не нужны проблемы в первую же ночь!

— Мы уже работаем над этим! — крикнула Екико, разворачивая и включая стодюймовый экран позиционного монитора, — Три минуты и все будет ОК.

89

Дата/Время: 27–28.03.24 года Хартии.

Риф Фантой (база МОА в нейтральных водах)

470 миль к востоку от Мадагаскара, 60 миль к юго-западу от Каргадос

Океанологический корвет «Octopus»

Яхта «Golden Sun» турфирмы «Emerald-Voyage».

Острова Карагадос (Маврикий)

Мобильная океанологическая лаборатория «Octopus» могла показаться плавучей баскетбольной площадкой (такие же габариты 30x15 метров, и похожая разметка). Наличие невысокого полукруглого горба на носу во всю ширину судна (в котором располагался ходовой мостик и рубка управления оружием), не слишком меняло эту картину. Внизу «Octopus» имел четыре изящные ноги — по паре на левый и правый стреловидный поплавок, а больше в его форме не было ничего примечательного.

Дизайн этого судна, построенного в январе на верфи Тонга Нукуалофа, был почти полностью слизан с проекта «Kaimalino» (US Navy 1973) — крайне удачного, но не доведенного до логического финала. Заложенная в конфигурации идея поплавков — гидрофойлов была реализовано только теперь, и «Octopus» мог, несмотря на свой чемоданный вид, легко набирать скорость 70 узлов. А площадка, конечно, была не баскетбольная, а вертолетная, т. к. судно (если отвлечься от его «океанологической» легенды) являлось автономным мини-корветом. Для этого класса боевых кораблей, палубная авиация — это вещь совершенно необходимая.

Экипаж из трех человек (мастер-сержант Лауа Нтай, Капрал-пилот Шейла Бритт и стрелок-инструктор Дарт Тигрис) без всяких приключений провел «Octopus» через Коралловое море и Индийский океан до платформы на рифе Фантой (в 470 милях к востоку от Мадагаскара, и в 60 милях к юго-западу от островов Каргадос) и передал заказчику — Мпулуанскому Океанологическому Агентству (МОА).

Агентство имело к океанологии не больше отношения, чем передаваемый корвет. «Научный» персонал МОА (1-й морской мобильный батальон ВС Мпулу) встретил «Octopus» с нескрываемым энтузиазмом. До сегодняшнего дня, флот базы состоял из десятка малых траулеров (переделанных в военные транспорты), сотни 7-метровых легкобронированных штурм-глиссеров со стрелковыми комплексами на турелях, и двадцати летающих лодок (которые, впрочем, относились уже к авиации базы, а не к флоту). В честь прибытия первого реального боевого корабля, директор базы МОА (командир батальона) Нкеле Бова устроил после обеда маленький банкет с танцами, а затем, гостей разместили в казарме спец-взвода «E», в командирском кубрике.

Взводные казармы на платформе базы риф Фантой представляли собой контейнерные модули по четыре 6-местных кубрика с одним «общественным блоком». В каждом кубрике имелась резервная койка, так что технически — проблем с размещением не возникло, а психологически — …Тоже не возникло, поскольку мпулуанцы давно уже считали канаков «своими». После быстро организованной перестановки, население «командирского» кубрика выглядело так. Собственно, командир — лейтенант Ифарбо (высокий, крепкий парень, готтентот, говоривший с резким щелкающим акцентом). Мичман Рунк (трек-бур, т. е. африканский голландец). Стрелок-навигатор Мкаси (типичная деревенская девчонка-банту). Радист Гуло (молодой парень, похожий на карибского latino). И трое меганезийских разведчиков.

— Взвод «E» значит: «экспериментальный», да! — гордо объявил лейтенант Ифарбо в первый же вечер за ужином, — У нас интернационал и интерпрофессионал!

— Чего-чего? — переспросила Шейла.

— А вот смотри, — начал объяснять мпулуанский лейтенант, — Во-первых, тут есть все этносы. Банту, трек-буры, готтентоты (это я), и даже китаец. Вот, капрал Тунг-Лим.

— Мой папа китаец, — пояснил капрал (невысокий широкоплечий чернокожий парень, отличавшийся от среднего мпулуанца только необычным разрезом глаз), а моя мама бушменка. А я учусь на морского пилота. Интересно, да! Вот наш инструктор!

— Мастер-пилот Сиггэ Марвин, — отрекомендовался названный персонаж.

— Самый правильный инструктор, — с гордостью добавил парень-банту, сидящий по другую сторону от мастер-пилота, — Учит даже тому, как не сгореть в самолете, если подбили. И как гасить гадин-исламистов и гадин-колониалистов!

Лауа Нтай окинул Сиггэ быстрым взглядом и поинтересовался.

— Ты каролинец, бро?

— Палауанец, — ответил мастер-пилот, — а вы, foa?

— Мы, типа, сборная солянка, — сказал Лауа, — Шейла — маори с Тонгарева-Кук, Дарт — самоананец, а я — таитянин. Но наполовину — финн, раз тут говорят про этносы.

— Финны — это где? — спросил Ифарбо.

— Это на северо-восточной Атлантике. Там есть длинный-длинный залив.

— Где айсберги? — уточнил кто-то.

— Нет, — Лауа покачал головой, — В заливе айсберги не вырастают. Только в океане.

— Точно! — подтвердил Рунк, — Про это даже есть фильм: «Титаник».

— Да, — Ифарбо кивнул, — Ужас, какой фильм. Fuck! Лед в океане. Брр! Так вот! Мы интернациональные и интерпрофессиональные. У нас все профессии! Теперь даже настоящий океанский корабль и настоящая дальняя техническая разведка!

— Босс Сиггэ, а мы будем учиться взлетать с этого корабля? — спросил Тунг-Лим.

— Ага, — сказал мастер-пилот, — И взлетать, и садиться.

— А у нас получится?

— Конечно! Куда же вы денетесь?

На этой позитивно-оптимистичной ноте завершился первый ужин тройки канаков-разведчиков на базе Фантой. Разговор в командирском кубрике о пилоте Марвине случился когда «личный состав» после «индивидуальной помывки» расползся по двухъярусным койкам. Шейла вернулась из душа последней, влезла на свою койку второго яруса, улеглась поудобнее, и поинтересовалась.

— Когда он успел стать инструктором?

— Кто? — спросил Дарт Тигрис.

— Сиггэ Марвин. Я с ним оказалась вместе в душе, и немного рассмотрела. Кстати, симпатичный парень. Но на вид ему 20 лет с хвостиком. Отсюда вопрос: когда?

— Рассказать? — предложила стрелок-навигатор Мкаси.

— Она его тоже рассмотрела, — весело добавил радист Гуло.

— Я его еще потискала и расспросила, — сообщила она, — Сиггэ закончил колледж на Капингамаранги в ноябре прошлого года, и с тех пор участвовал в восьми военных кампаниях. Архипелаг Спратли. Лусонский пролив. Галапагосы. Моллукское море. Остров Биак. Остров Колепом. Остров Тимор. И Малави. Так и успел. Еще, у него инструкторский талант! Их авиа-отряду потребовалась срочная замена, и они взяли пилота с Западной Новой Гвинеи, из партизан с 2-недельным обучением.

— Что за фигня?! — искренне удивился Тигрис, — За 2 недели можно обучить пилота-любителя — это понятно. А боевого пилота…

— Камикадзе обучали как раз за 2 недели, — заметил Лауа Нтай, — только я не понимаю: зачем сейчас такой экстрим? У нас что, мало нормальных боевых пилотов?

Мкаси щелкнула пальцами в воздухе, чтобы привлечь к себе внимание.

— Другие условия, amigo. Не ВВС Меганезии, а Inter-Brigade Mobile, IBM.

— Это я как-то не учел, — согласился меганезийский мастер-сержант, — А они что, всем авиа-отрядом ушли из регулярных форсов и полетели в Австронезию волонтерами?

— Как-то так, — подтвердила она, — Сиггэ говорит: в Европе, сто лет назад, регулярные форсы тоже уходили волонтерами в интербригаду, и ехали на войну, гасить гадин-фундаменталистов по личному убеждению.

— Гражданская война в Испании, 30-е годы прошлого века, — уточнил Лауа Нтай.

— Мутная какая-то война в этом году, — проворчал мичман Рунк, — Непонятно кто, непонятно с кем, непонятно где, непонятно на какой технике… Все непонятно.

— Так и должно быть, — авторитетно сказал Ифарбо, — Потому, что сингулярность.

— Хэй, бро, — подала голос Шейла, — Сингулярность это гвоздь не от той стенки.

— Это почему? — спросил лейтенант.

— Потому, что сингулярность это про НТР и про экономику. Про то, как динамика технологий влияет на производственный цикл и потребительский рынок.

— Ну, — согласился он, — а война это разве не экономика и не технология?

— Резонно, — отреагировал Дарт Тигрис.

Гуло покрутился на койке и тоже решил высказать свое мнение.

— Я не понимаю. Сингулярность. Новая военная технология. Ладно. Но почему вдруг война везде? Или не то, чтобы война, а какая-то колбаса. Даже в Северной Америке и Западной Европе, где давно такого не было. Что за нах? Звезды, что ли, так встали?

— Отставить астрологию, — ответил Ифарбо, — Все объясняется чисто рационально.

— Знаешь, как? — спросила Мкаси.

Мпулуанский лейтенант шумно вздохнул, собираясь с мыслями.

— Ну, раз ты вот так спросила — давай разбираться. Почти сто лет назад была мировая война. Началось с интербригад в Европе, а закончилось атомными бомбами где-то в Японии. Тогда жирные гадины-империалисты обосрались от ужаса, да! Потому что атомная бомба — от нее не спрячешься. И решили: мы не будем больше воевать, нет! Лучше мы сделаем ООН, поделим весь мир на ломтики, а дальше будем друг у друга покупать. Кусочек туда, кусочек — сюда. А где-то подальше от Западной Европы и Северной Америки сделаем отсталые независимые страны, для войны.

— Эй-эй, командир, ты же сказал, они договорились не воевать, — заметил Рунк.

— Не воевать у себя, — уточнил Ифарбо, — Но где-то воевать им надо, потому что при империализме нужен патриотизм, чтобы промывать людям мозги, а без войны он не получается. Вот, в Америке за десять лет после войны накопилась слишком умная молодежь. Что делать? Делать войну во Вьетнаме. Полста тысяч американцев там погибли, триста тысяч покалечились. И стала стабильность, да! Империалистам понравилось. Потом так делали много где. Особенно — на Ближнем востоке. Зачем расплодили там стольких исламистов? А затем, чтобы было, куда послать лишних молодых людей, чтобы их убили, или покалечили, а то вырастут умными, и не будет стабильности. Потом придумали: зачем кого-то посылать? Дорого! Лучше привезем исламистов к себе, чтобы они делали теракты и убивали прямо здесь. Дешево, да!

Гуло, со скрипом почесал пятерней жесткую шевелюру.

— Это ясно, командир. А что теперь случилось с их стабильностью?

— А то ты сам не видишь? Стабильность затормозила им прогресс. НТР стала у них двигаться медленнее, а у других — быстрее. Другие начали их догонять. Называется: многополярный мир. Вот, их догнали и говорят: Эй! Нам что-то не нравится, как вы поделили мир. И кто вы, вообще, такие, с вашим ООН? Это раньше вы были лидеры прогресса и всех имели, а теперь вы не очень-то сильнее нас. Идите на хер со своими правилами и со своим ООН. Мы теперь сами поделим, как хотим. И стало так!

— Когда стало? — спросил Рунк.

— Постепенно, — пояснил Ифарбо, — Потому, что инерция. Как в механике.

— А по CNN говорят, что во всем виноваты чина, нези и бразо, — заметила Мкаси.

Лауа Нтай потянулся, зевнул и ответил.

— Это просто, гло. Китай самый большой и страшный. Меганезию еще 20 лет назад объявили врагом цивилизации. А правительство Бразилии хапнуло Коридор инков от Амазонии до Тихого океана. Такой большой кусок, что мировой порядок зашатался.

— Мировой порядок, мировой порядок, — немного сонно пробурчала Мкаси, — По CNN тысячу раз говорили про мировой порядок. А что такое этот мировой порядок?

— Это примерно то, про что объяснял Ифарбо, — сказал Лауа, — После второй мировой войны, выигравшие оффи собрались на тусовку и расписали планету по наделам, как древние феодалы. Лучшие наделы — себе, похуже — своим прихлебателем, а совсем хреновые — кому попало. В политологии это называется: раздел мира внутри клуба политических элит. А порядок такой: если кто-нибудь хочет изменить границы этих наделов, например — отделиться, то он должен пойти на поклон к своему феодалу, в смысле — к элите, и просить себе вольную. А если он хочет что-то присоединить, то должен идти на поклон к тусовке главных феодалов, типа как к королевской семье.

— А если не пойдет? — спросила она.

— Тогда его надел не признают, и будут говорить, что он вор или агрессор.

— А если люди за него?

— По херу, — ответил мастер-сержант, — Когда это феодалы учитывали мнение людей?

— В ООН это называется «уважение государственного суверенитета», — авторитетно добавил Ифарбо, — Надел земли с крепостными людьми отдали какому-то феодалу, и теперь и этот надел, и эти люди, и все их потомки, принадлежат этому феодалу и его наследникам до скончания времен. Так думали эти, которые в ООН.

Гуло снова громко поскреб пятерней свою проволочно-жесткую шевелюру.

— Ну, про это, вроде, объяснили. Почему тогда открыто не послать ООН на хер и не переделить все толком, как людям удобнее? А то сплошные спецоперации, и всякие интербригады. Я считаю: свое надо брать открыто, чтоб никто не подумал, будто ты берешь чужое. Один древний умник даже сказал: «честность — лучшая политика».

— Это сказал Бенджамин Франклин, — сообщила Шейла, — Сейчас по нему в колледже разведки изучают технику политической интриги. В 70-е годы XVIII века он, путем обмана, стравил между собой короля Франции и английских оффи. В результате, в Америку были отправлены огромные деньги из французского бюджета, а потом и военный корпус, руками которого США выиграли войну за независимость.

— Зачетная спецоперация, — добавил Дарт Тигрис, — Бен Франклин сохранил столько американских жизней, что янки до сих пор его почитают. По ходу, есть за что.

— Кстати, — заметил Лауа Нтай, — Франклин ни фига не поступился своей честностью, потому что у него был принцип: «честно то, что служит правому делу».

— У-у… — протянул Гуло, — А которое дело правое?

— А вот это уже относительно, — ответил мастер-сержант, — Типа, как пулемет. Он или хороший, или плохой, смотря по тому, каким концом он к тебе повернут… Hei foa, я выскажу новаторское предложение: давайте спать. Нам завтра с утра надо начинать шпионить за сексуальными извращенцами, а это занятие нервное и трудоемкое.

— Это шутка такая? — спросил Ифарбо.

— Ты удивишься, бро, но это серьезно, — ответил меганезийский разведчик.

* * *

Нет ничего прекраснее, чем утро в открытом океане в экваториальных широтах при солнечной безветренной погоде, на палубе яхты… Или корвета. С точки зрения лиц мужского пола, особенно здорово, если рядом на этой палубе принимают воздушные ванны симпатичные девушки (девушкам, кстати, это полезно — поскольку именно в утренние часы сочетание морского воздуха с еще не жгучим солнцем оказывает позитивное влияние на кожу и прочие части организма). Даже если эти девушки, параллельно с воздушными ваннами, работают на ноутбуках с удаленными спец-объектами (а если точнее — со «spy-drones»), это ничуть не портит эстетического впечатления от… В общем, от того, чем девушки повернуты к зрителю.

И до чего же противно, если какой-нибудь чиновник именно в этот момент начинает приставать к вам с назойливыми и невыполнимыми требованиями.

— Босс, нас запрашивает береговая охрана Маврикия! — сообщил Гуло, высунувшись из открытого окна радиорубки.

— Какого хера… — вздохнул Ифарбо, — Что им надо?

— Дураки какие-то, — ответил радист, — Говорят: лечь в дрейф для досмотра.

— А где они? — спросил мпулуанский лейтенант.

— Шесть миль к северо-востоку от нас. Я думаю, это патруль с островов Каргадос.

— Ну, скажи им, что мы — международные экологические ученые, у нас идет важный эксперимент, мы изучаем миграцию стаи креветок, и нам нельзя останавливаться.

— Слушаюсь, босс, — сказал Гуло, и его голова исчезла в рубке.

— Маврикийцы все время к вам пристают с этими глупостями? — спросил Лауа Нтай.

Ифарбо отрицательно покачал головой.

— Нет. Наши штурм-глиссеры они уже знают и, как бы, отворачиваются. А корвет они впервые видят. В смысле, такой классный океанологический корвет, как наш.

— Лучше, чтобы они пока не знали, что это ваш корвет, — сказал меганезиец, — Если ты видишь какой-то способ избежать засветки…

— Это предусмотрено, — сказал лейтенант, и повернулся к девушкам, принимающим воздушные ванны, — Мкаси, вызови Сиггэ, пусть он договорится с маврикийскими патрульными. Про корвет пусть им не объясняет. По легенде, мы, пока, экологи.

— Да, босс, — откликнулась она, и извлекла woki-toki из кармана лежащего рядом комбинезона.

Из радио-рубки снова высунулся Гуло.

— Босс, они настаивают на досмотре. Говорят, что мы в их территориальных водах.

— Херня, — припечатал Ифарбо, — Маврикий — страна ООН, и признает конвенцию, по которой территориальные воды не больше 12 миль. Мы в 14 милях от Каргадос. Это значит: мы в их эксклюзивной экономической зоне, но в нейтральной акватории. Промысла мы здесь не ведем, поэтому пусть идут в жопу.

— Так им и передать, босс?

— Передай все, кроме херни в начале и жопы в конце, — уточнил лейтенант.

— Босс, есть визуальный контакт! — доложил унтер-офицер, сидевший в поворотной орудийной башенке над мостиком, — могу влепить им очередь прямо перед носом!

— Не надо, Кауф. Мы же ученые-экологи, а ученые-экологи так не поступают.

— Понял, босс. А как поступают ученые-экологи?

— Ученые-экологи, — наставительно произнес Ифарбо, — в таких случаях вызывают экологическую полицию.

* * *

Тренинги сводной группы пилотов-стажеров над акваторией вокруг базы Фантой происходили 24 часа в сутки. Утром, днем, вечером, ночью, кто-нибудь из стажероа находился в воздухе, и отрабатывал приемы патрулирования, инфильтрации сквозь барьеры ПВО, уничтожения морских целей и ведения маневренного воздушного боя. Сейчас ближе всего к корвету «Octopus» оказалась пара учебно-боевых «Vitiare». Эти ультра-модерновые реплики японских крылатых торпед «Ohka» образца 1944 года (придуманных когда-то для пилотов камикадзе), сейчас, почти через столетие, стали популярны среди гражданских авиаторов и в военно-летных школах. А беспилотная версия «Vitiare», с боезарядом в тонну весом, представляла собой серьезное оружие, способное поражать крупные военные корабли и объекты береговой обороны…

В данном случае, в небе находились пилотируемые учебные «Vitiare» и поражать они никого не собирались, тем более — маврикийцев, отношение к которым было вполне доброжелательное. Даже к маврикийцам — патрульным. Ну, что делать, если у людей такая работа? Несмотря на зловещую маркировку 6-метровых крылатых торпед (из пижонства, стажеры рисовали на серых корпусах машин японский красный кружок и символ камикадзе: белый 5-лепестковый цветок вишни — сакуры), атаковать они не собирались, но… Две серые тени, пикирующие со скоростью 300 узлов, произвели на патрульных сильнейшее впечатление. «Vitiare» с оглушительным визгом пронеслись, казалось, над самой палубой патрульного катера, и свечками ушли в небо.

Свободная часть экипажа корвета «Octopus» увлеченно снимала этот зрелищный спектакль (происходящий менее, чем в полумиле от них) на камеры мобайлов. Было хорошо видно, как маврикийский катер разворачивается и уходит на северо-восток, к островам Каргадос. Из окна радио-рубки высунулся Гуло и обиженно сообщил.

— Они грубо ругаются в эфире. Говорят: мпулуанские пилоты совсем психи, да!

— Провинциалы, — ответил Ифарбо, — Кино не смотрели, камикадзе не видели.

— А у нас тут другое кино, босс, — мрачно сообщила Мкаси, — прямо скажу: хреновое.

— Я тебе говорила: не смотри, — мягко сказала Шейла, погладив ее по плечу.

— Ну, говорила, — все так же мрачно согласилась мпулуанка, встала и отошла к лееру. Заметно было, что она с трудом удерживалась, чтобы не стравить завтрак за борт.

Ифарбо и Лауа Нтай одновременно присели на корточки с двух сторон от Шеллы и глянули на экран ноутбука.

— Так это выглядит, — холодно произнес меганезийский разведчик.

— Вот, говно… — в некоторой растерянности произнес мпулуанский лейтенант, — Я не понимаю, зачем они это делают? Они совсем глупые психи или что?

— Это… — ответил Лауа Нтай, — сложный социально-политический вопрос.

— Какой это, на хрен, политический вопрос?! — эмоционально возразил подошедший мичман Рунк, — Это очень богатые психованные извращенцы, и только!

— Когда психованные извращенцы очень богатые, — ответил Дарт Тигрис, — это уже политика. Тем более, если они занимают большие должности в Евросоюзе.

— Объясните! — почти жалобно потребовала Мкаси, возвращаясь к компании.

Мастер-сержант Лауа Нтай поднял вверх левую ладонь.

— Рассказываю по порядку. В середине февраля была операция против галапагосских пиратов. Наши ребята накрыли базы пиратов на островах Тортуга, Пинзон, Изабела и Санта-Фе. На Санта-Фе, в пиратском лагере нашлась девчонка из Польши.

— Из Польши? — удивился Рунк, — Ей что, ближе некого было грабить?

— Девчонка была не из пиратов, а сама по себе, — уточнил мастер-сержант, — Она туда попала в конце прошлого года, следующим образом. Яхта «Lone Star» мальтийской турфирмы «Emerald Voyage», принадлежащей марокканцу Натуфу Рбия…

— Яхта «Golden Sun» тоже его, а? — спросила Мкаси.

— Так точно, — Нтай кивнул и продолжил, — Яхту «Lone Star» во время круиза в конце прошлого года захватили пираты, и угнали на Санта-Фе. Потом Рбия выкупил у них экипаж, клиента — нефтяника, и саму яхту. А полька была на яхте секс-рабыней, и ее бросили, чтобы не создавать огласки. Она жила на Санта-Фе до той самой операции. Конечно, наши ее эвакуировали, а она рассказала эту историю. Яхта «Lone Star» в это время была опять в VIP-круизе с новыми клиентами, но со старым экипажем. Она шла через всю нашу акваторию, от Рапа-Нуи на вест-норд-вест, на Марианские острова.

— Тут-то вы их всех и прихлопнули, — предположил лейтенант Ифарбо.

— Прихлопнули только экипаж, — уточнил Тигрис, — Клиенты были нормальные.

Мичман Рунк вытаращил глаза от удивления.

— Как на яхте рабовладельцев могут быть нормальные клиенты?

— Объясняю, — вмешалась Шейла, — Есть такой дядька, Чатур Раджхош, из Индии.

— У-у! — перебила Мкаси, — Номер один в морской авиации. Фирма «Bharati», да!

— Верно, — Шейла кивнула, — У Раджхоша в конце года умерла жена, и он резко стал уходить в аут. Так бывает. И его друзья, Аванти и Кортвуд, решили его встряхнуть.

— Это правильно, — согласился Ифарбо, — Но почему на яхте рабовладельцев?

— Просто, хорошая яхта, — ответила она, — Индусы нормально склеили по internet двух наших девчонок из округа Йап, а Кортвуд был с женой. Хорошая компания… Когда полиция Питкерна взяла яхту на абордаж и завернула ласты экипажу, наши девчонки сначала очень удивились. Какие, на фиг, рабовладельцы? Обычная круизная фирма.

Мкаси цокнула языком и печально вздохнула.

— Из-за гадов-рабовладельцев сломали круиз доктору Раджхошу. Плохо, да…

— Ничего не сломали, — возразил Лауа Нтай, — просто поменяли экипаж. Прикинь: яхта пошла под конфискацию и аукцион, а она стоит серьезных денег. Под это дело наняли четверых ребят из нашего спецназа. Они ехали в отпуск, и им было по дороге. А яхту поставили на аукцион конфиската уже потом, на Марианах, на Сайпане.

— А этих ребят наняли вести яхту через весь ваш океан? — удивился мичман Рунк.

— Ага, — подтвердила Шейла, — Я же говорю: им было по дороге. Плюс, еще оплата.

— А как доктор Раджхош? — спросила Мкаси.

— Мы встречались на Марианнах, — ответил Лауа Нтай, — когда «Lone Star» пришла в Сайпан, мы с ребятами три часа лазили там. Эта яхта — близнец «Golden Sun», и мы решили исследовать… Ну, понятно… А Раджхош хорошо выглядел. За ним из Дели прилетел самолет его фирмы. Кроме пилота, была еще их биомедик, доктор Дэвадра. Такая женщина… Ну, в общем, есть, на что посмотреть. Она прямо там распаковала медицинский чемодан, провела тесты, и объявила: док Раджхош в полном плюсе.

— Она к нему неровно дышит, — авторитетно добавил Шейла.

— Это с чего ты взяла? — поинтересовался Дарт Тигрис.

Шейла с озорством подмигнула:

— Женская магия, прикинь?

— Тогда почему она сама не поехала с Раджхошем в этот круиз? — удивилась Мкаси.

— Не знаю, — Шейла пожала плечами, — по ходу, какой-то индийский обычай.

— Я так и не понял, при чем тут политика? — вмешался мичман Рунк, — Вы только что рассказали: нормальные люди, даже если очень богатые, нормально развлекаются в круизе. Никаких извращений. А тут… Греб их мать…

Последняя реплика была вызвана тем, что мичман бросил взгляд на экран ноутбука.

— Тут типичный случай для большого оффи-бизнеса — ответил Лауа Нтай, — Зачем, по-твоему, большому оффи-бизнесмену деньги и положение в обществе?

— Ну, наверное, чтобы делать свой большой бизнес еще больше, — предположил Рунк.

— Э, нет, — меганезийский мастер-сержант покачал головой, — делать реально большой бизнес могут такие люди, как Раджхош, Аванти и Кортвуд. А те три клоуна, которые сейчас на «Golden Sun», никогда не делали бизнес. Они делали карьеру. Лизали жопу начальству, перекладывали бумажки туда-сюда, и принимали самые посредственные, примитивные решения. Плюс — интриговали против таких же клерков, как они сами.

Лейтенант Ифарбо задумался, сморщив лоб, а затем предположил:

— Но теперь у них много денег, и они могут делать свой собственный бизнес.

— Не могут, — отрезал Лауа Нтай, — Они уже по психике сформировались, как клерки. Посредственность, усидчивость и полное отсутствие креатива, вот набор их главных качеств. В оффи-бизнесе ценится именно это. Так, зачем им деньги и положение?

— Ну… — мпулуанский лейтенант задумался еще сильнее, — …Я бы на их месте купил большую ферму, нанял бы много работников и приказчика, а сам бы занимался чем-нибудь вроде хобби. Я люблю возиться с ретро-машинами, да! Еще, у меня бы была большая семья. Примерно три женщины и много детей. Я и так видный парень. Если добавить ко мне много денег, то я буду еще сильнее нравиться женщинам.

Компания вокруг ноутбука дружно заржала.

— А что я такого сказал? — слегка обиженно поинтересовался лейтенант.

— Ты нормально сказал, — весело ответила Шейла, — но ты не врубаешься в масштаб. Представь, что у тебя сто миллионов баксов. Многовато для фермы, а?

— Я бы еще купил золота и прикопал на черный день, — невозмутимо ответил он.

— Ты мыслишь не по-европейски, — заключил Лауа Нтай, — Ты не думаешь о том, что должен иметь нечто, чего нельзя иметь за меньшие деньги. Для европейского оффи-бизнесмена цель: добиться таких денег и статуса, чтобы иметь то, что недоступно и запрещено более бедным. Например, арендовать океанскую яхту-люкс с послушным экипажем, и издеваться там над рабынями. Вот это сейчас вы и видите на экране.

— Я и говорю: они психи, — подвел черту мичман Рунк.

— Я и не спорю, — ответил меганезийский мастер-сержант, — просто, я объяснил, почему этот вопрос — политический. А теперь, давайте перейдем к плану операции.

* * *

Острова Каргадос отстоят больше, чем на двести миль к норд-ист-норду от Гран-Маврикия. Это — маленький коралловый архипелаг (а точнее — атипический атолл) похожий на серп, вытянутый с севера на юг на 30 миль. Над водой возвышаются верхушки коралловых рифов, десятка два из которых можно назвать островами. Их суммарная площадь — полтора квадратных километра. Единственный более-менее населенный островок Рафаэль (около сорока жителей, рыбаков) находится на северо-западе Каргадос. В полутора милях от него лежит миниатюрный островок Сирен, имеющий удобную якорную стоянку. Яхта «Golden Sun» находилась как раз на этой якорной стоянке. Два маленьких дрона, запущенных с «Octopus», пролетели 14 миль, разделявшие «океанологический» корвет и яхту. Далее, каждый дрон выполнил свою функцию. Первый — проник на яхту и, пролетев по помещениям, отстрелил несколько видео-камер величиной с дробинку в заранее намеченные точки, после чего покинул «оперативную зону». Второй — завис в двухстах метрах над яхтой (на такой высоте его невозможно было заметить снизу). Этот второй дрон имел шесть своих видео-камер, кроме того, являлся сервером-транслятором для видео-камер, размещенных на яхте. Таким образом, группа на корвете «Octopus» имела сомнительное удовольствие наблюдать жизнь экипажа и пассажиров яхты «Golden Sun» во всех ее проявлениях.

* * *

На закате, корвет вернулся на риф Фантой. Поскольку информация о типе «живого товара» на борту яхты полностью подтвердилась, план действий, весьма поэтично названный капитаном Виго Рэдо «Летучий Голландец» вступал в силу. Это, в свою очередь, значило, что «Octopus» должен принять на борт определенное количество спецтехники, и определенный специальный контингент, чтобы на следующий день отправиться в море и ждать (по выражению Лауа Нтая) «Типа, в засаде»…

90

Дата/Время: 28.03.24 года Хартии.

Арораэ

Герхард Штаубе внес в конфигурацию последние коррективы, длинно размахнулся и выполнил мягкий бросок. Бумажный самолетик поднялся метра на три вверх, сделал «горку», а затем медленно и долго планировал, слегка покачивая крыльями, пока не приземлился в метрах в пятнадцати от места старта.

— Этот — лучше! — авторитетно заявил Квир, и пошел подбирать летательный аппарат.

— Вот! — удовлетворенно произнес Герхард, — Как я и предполагал, что проблема этой модели не в центре масс, а в оконечности крыльев. Рали, я получаю плюс балл?

Рали фыркнула что-то одобрительно-утвердительное.

— Я не понимаю смысла, — признался Ним Гок.

— История авиации, — сказал мастер-пилот, — Первыми летательными аппаратами были китайские бумажные змеи. Первые самолеты делались по тому же принципу. В эпоху мировых войн, многие конструкторы в США и Японии начинали разработку новых концептов с бумажных самолетиков. Кен Блэкберн, создатель концепта современных дронов «Killerbird», занимался аэродинамикой простых самолетиков-оригами. Барнби Вайнфайн в конце прошлого века разработал «Facetmobile», легкий самолет с лучшим соотношением надежность — простота — экономичность на базе самого обычного, всем известного бумажного самолетика. Вот такого…

Штаубе быстро сложил из листа бумаги самолетик и метнул — правда, не так далеко.

— Этот не тянет, — прокомментировал Квир, возвращаясь назад с первой игрушкой и подобрав по дороге вторую.

— Я просто торопился, герр мастер-инспектор, — возразил Штаубе, ласково потрепав мальчишку по затылку, — на самом деле, это одна из лучших конфигураций с еще не полностью раскрытым потенциалом. «Facetmobile» возник из нее в одно движение…

Мастер-пилот взял в руки этот второй бумажный самолетик и, действительно одним движением немного расправил по вертикали, сделав, как бы, объемным.

— Вот так. Запускаем… Согласитесь: неплохо?… — Штаубе повернулся к Квиру, уже подобравшему самолетик, — …Помнишь, как делать оригами «Tats-Maki»?

— Пфф! — гордо фыркнул тот, и занялся свертыванием очередной бумажной игрушки.

— А есть еще вот такая штука, — сказала Ралли, быстро свернула нечто из другого листа бумаги, и протянула кхмеру — Угадай, что это?

Ним Гок покрутил предмет в руках и ответил.

— Это американский бомбер-невидимка, класс «Spirit Stealth».

— Нет, это древнее японское оригами «Цикада», — возразила она, — Джек Норторп, автор «Stealth» тоже увлекался бумажными самолетами, прикинь.

— Ним Гок, ты ведь знаешь Кайемао Хаамеа? — спросила Рали, — Он твой сосед, так?

— Не совсем сосед, — поправил кхмер, — Он лидер Атауро, острова через пролив от нас.

— Ну, — Рали кивнула, — На фотках с твоего берега видно его берег. Я и говорю: сосед.

— Да. Я не учел, что вы считаете всех, кто ближе горизонта, соседями по морю.

Рали снова кивнула и продолжила.

— Так вот, его дядя, Лимолуа Хаамеа, король Рапатара, поставил тему с летающими оригами на кибер-базу. Этот фокус называется техническая кибер-архитектура, или технозаврики. Можно наплодить миллион конкурирующих дизайнов. Но, его первая успешная флайка оказалась вариацией на тему классического оригами «Журавль».

— Я не верю в такую мистику, — сообщил Ним Гок.

— И правильно, что не веришь, — сказал Герхард Штаубе, — Тут нет никакой мистики. Множество сверток планарных фигур с подходящей аэродинамикой, не безгранично. Вспомним, что оригами охватывают 900 классических форм, и сразу станет понятно, почему многие авиационные контуры обнаруживают подобие с оригами.

Квир громко свистнул и продемонстрировал результат своей деятельности: бумажную бабочку с двумя парами крыльев-лепестков. Птичка пролетела метров семь.

— Ты купил фабрику, которая выпускает такие же, но большие и с приводом, — пояснил мальчишка, обращаясь к Ним Гоку, — Не веришь? Посмотри сам.

Красный бригадир подошел к лежащей на земле игрушке и присел на корточки.

— Да. Похоже. Они такие дешевые, потому что копия с древней бумажной модели?

— Это одна из причин, — подтвердил Штаубе, — Вторая — это метод полета. Tats-Maki появился у нас, как тестовый планер, для исследования режимов машущего полета. Разные траектории несущих плоскостей, разные виды синхронизации, особенности нестационарной аэродинамики. Об этом можно долго рассказывать. Потом нам было жалко расставаться с ним. Этот аппарат стал, в какой-то мере, боевым товарищем…

— Это серьезно, — согласился Ним Гок, и кивнул в знак полного понимания.

— Поэтому, — заключил Штаубе, — мы довели его до уровня любительской флайки.

— А в Японии Tats-Maki был пиратским морским драконом! — вмешался Квир, снова свистнул, и вторично запустил птичку, — … Этот дракон неожиданно взлетал с воды, грабил торговые корабли, и смывался раньше, чем…

— … А вот свистеть не надо! — прервала его тетя Тоник, выходя из дома, — Квир! Ну, сколько раз надо тебе повторять? Не свисти громко на берегу! Рыбу отпугнешь!

— А в школе говорят, что это миф, — заметил мальчишка, — В древности нельзя было свистеть на берегу, потому что свистом подавали сигналы между проа в темноте и в тумане, а если свистеть с берега то получалась путаница. Но теперь есть радио.

Тетя Тоник шумно выдохнула, и встала посреди двора, как на капитанском мостике корабля — ноги врозь для устойчивости, кулаки уперты в широкие бедра. Сейчас она выглядела монументально, и даже архетипически. Если бы ее видел Поль Гоген, то, наверное, счел бы свою знаменитую серию «Женщины Таити» предварительными набросками с симпатичных, но неубедительных моделей. То ли дело, тетя Тоник. На первый взгляд, она мало отличалась от таитянок Гогена. Тоже среднего роста, и тоже одета лишь в яркий пестрый платок — lavalava, с кажущейся небрежностью обернутый вокруг бедер. Кожа цвета молочного шоколада. Формы, несколько тяжеловесные по меркам европейских эстетов. Ноги слишком толстые, груди слишком тяжелые, соски слишком крупные, и черты лица слишком заглаженные. Плюс — животик, порядочно округлившийся к пятому месяцу беременности. При втором взгляде на тетю Тоник, наблюдатель, несомненно, отметил бы некую (выражаясь механистичным языком модернистской эстетики) натуралистичную интегральность ее имиджа. Появившись в поле зрения, тетя Тоник мгновенно стала необходимым связующим звеном типичного океанийского деревенского (или пост-урбанистического) пейзажа. Без ее центральной фигуры, все окружающее казалось каким-то слегка недоделанным и недоверченным.

Еще раз выдохнув и вытерев капельки пота со лба, тетя Тоник произнесла:

— Значит так, Квир! Ваша teacher, Хоагаэ, толковая девчонка, и прорву всего знает по механике, и химии, и математике с физикой. Но рассуждать про приметы, которыми пользовалась еще моя прабабка, у Хоагаэ еще сиськи не выросли. Ты, конечно, ей не говори, но это точно. Сколько ей лет? Двадцать? А детей? Один? Ну вот, и понятно, почему она так говорит. Так что, физика-механика это хорошо, но по жизни, если не хочешь остаться без улова, то не свисти громко на берегу. Так-то, сынок! А, между прочим, ты меня сбил этим свистом. Я хотела сказать, что суп почти готов, поэтому, бегом беги в лавку дяди Панпао за свежими лепешками! И выбери те, что горячие.

Проводив взглядом Квира, умчавшегося в сторону лавки, до которой тут было метров триста, тетя Тоник повернулась в сторону моря, прикрыв ладонью глаза от солнца.

— Ну, надо же! Герх! Посмотри, Герх, эти обормоты уплыли нырять к самым рифам. У мелких опять будут исцарапаны все коленки! Так… Рали, позвони-ка им на мобайл, пускай плывут домой, скоро садимся обедать… И принеси сразу аптечку, будешь их заклеивать. И еще, принеси с кухни котелок какао, фрукты, и все такое… Я бы сама принесла, но ты же знаешь, Герх мне запретил… Много он понимает…

— Так! — возмутился Штаубе, — Я тебе специально и неоднократно показывал то, что написано в медицинской энциклопедии. Есть научно-обоснованные нормы…

Последовала семиминутная лекция по медицине, из которой следовало, что Герхард Штаубе проштудировал, как минимум, Большую биомедицинскую энциклопедию и полевой справочник фельдшера. В какой-то момент тете Тоник надоело слушать эти умные слова, и она, воспользовавшись одной из пауз, перебила лектора.

— Ага! То-то я троих родила без этих норм.

— … И подвергала себя лишнему риску, — твердо сказал он, — В доме всегда есть, кого попросить принести что-нибудь тяжелое, и мы с тобой договорились, не правда ли?

— Ладно-ладно. Я просто так, к слову… Между прочим, там твой коп едет на катере. Наверное, его тоже надо покормить, как ты думаешь?

— Скандер Дункан? — уточнил Штаубе.

— Угу. У тебя, вроде, один личный коп, и только у него во всем Вест-Кирибати такой дурацкий катер… — тетя Тоник повернулась к Квиру, который как раз завершил свой пробег до лавки и обратно, — …Сынок, ты не говори лейтенанту Дункану, что у него дурацкий катер. Зачем его расстраивать? Ему и так это каждый раз говорят в баре.

— Говорят: электро-клизма с лопатой, — пунктуально уточнил мальчишка.

— А ты меньше слушай, что говорят в баре, — сказала ему тетя Тоник.

Вернулась Рали, и водрузила на стол пятилитровый круглый котелок, чудовищных размеров плодоовощную корзину (от мандарина до арбуза), и армейскую аптечку.

— Зря они так прикалываются, — высказалась она, — Зачетный акваглайдер, а носовое подводное крыло в виде лопаты… Ну, такой авторский экстерьер. Кстати, Ним Гок, сейчас коп будет до тебя докапываться по ерунде. Ты не обижайся, это его работа.

— Разве я что-то нарушил? — поинтересовался кхмер.

— Нет, — ответил Штаубе, — Но я под полицейским надзором по решению суда, и моих гостей опрашивают на предмет… В общем, обычное протокольное занудство.

Ним Гок равнодушно пожал плечами.

— Если это для охраны порядка, то на что обижаться? А почему ты под надзором?

— Трибунал в Гааге требовал моей выдачи — за мои действия на посту министра ВВС Шонао, в Африке. А наш суд счел мои действия сомнительными. Отсюда — надзор.

— Империалисты не любят проигрывать свои преступные войны, — заметил кхмер.

— Никто не любит, — уточнила Рали, — Но долбанные европейские оффи при этом еще изображают из себя плюшевых зайчиков.

— Кондомы, — лаконично припечатал Квир.

Небольшой катер с футуристическим корпусом в стиле «летающая тарелка», резко развернулся у берега, так что на секунду из воды показался край подводного крыла, вынесенного вперед на штанге, и ткнулся бортом в резиновый демпфер пирса.

— Маленький еще, — прокомментировала тетя Тоник, — Детство в жопе играет.

— Он толковый парень, — возразил Штаубе.

— Угу. Но одно другому не помеха…

Полисмену было немного больше двадцати лет. Типичный тюрко-малайский метис, невысокий, несколько квадратного телосложения, круглолицый, с огромными, очень выразительными карими глазами под длинными, будто нарисованными ресницами. Синевато-зеленая униформа — мешковатая рубашка с короткими рукавами и кучей карманов, и широкие шорты, также с кучей карманов, на удивление гармонировали с такой неклассической по армейским понятиям, фигурой. Даже короткий и немного неуклюжий на вид полицейский пистолет-пулемет на боку, как-то шел ему.

— Aloha foa! Iaorana, сен Штаубе!.. А вы — Ним Гок, гражданин СРТЛ, верно?

— Да, — лаконично подтвердил кхмер.

— Я лейтенант Скандер Дункан, из окружной полиции Вест-Кирибати. Мне придется задать вам несколько вопросов. Предпочитаете ответить за столом, или в стороне?

— Зачем куда-то отходить?

— ОК! — лейтенант кивнул, — Foa, вы разрешите присесть за стол?

Тетя Тоник повела плечами и громко фыркнула.

— Скандер, что ты, как неродной? Садись, бери чашку, или кружку, что нравится…

— Благодарю, сен Тоник… Сен Ним Гок, с какой целью вы прибыли на Арораэ?

— Чтобы познакомиться с людьми и договориться о поставках техники.

— Ага! А какой техники? Транспортной, аграрной, промышленной, военной…?

— Военной и транспортной.

— Как будто ты не знаешь, чем мы торгуем, — вставила Рали, наливая ему какао.

— Спасибо, гло… У меня инструкция, прикинь… Сен Ним Гок, а кто вам сообщил, что здесь можно приобрести именно ту военную технику, которая вам требуется?

— Люди говорят.

— Ясно… А каким путем вы прибыли сюда?

— Меня подвезли друзья. Вот они. Скоро подплывут сюда.

Кхмер одним движением глаз указал в сторону моря. Своеобразный караван из шести человек находился метрах в ста от берега. Над водой, как аварийный буй выделялась пурпурная макушка Оскэ. Он плыл на боку, загребая ногами и правой рукой. Левая выполняла роль буксирного фала — к ней прицепились двое мальчишек-трехлеток. Девчонка, примерно их ровесница, использовала в качестве буксира Флер, плывшую параллельным курсом. Еще одна девчонка, года на три старше, плыла чуть впереди, совершенно самостоятельно и уверенно.

— Ага, — снова сказал лейтенант Дункан, — Вижу знакомые фигуры. Инженер Этено и старшая Хок-Карпини. Ну, это понятно… Вы что-нибудь купили, сен Ним Гок?

— Да.

— Можно поинтересоваться, что именно?

— Пиши расписку, Скандер! — вмешалась Рали.

— Aita pe-a, — ответил лейтенант, вынул из кармана копирку, авторучку, два бланка «Меморандума о неразглашении бизнес-инфо, полученной в ходе инспекции», и стремительно заполнил бланки, поставив внизу дату и подпись, — На, держи, гло, и распишись на моем экземпляре, что получила… Ну, теперь все ОК?

— ОК, — подтвердила девушка, — Тебе скинуть на мобайл контракт с приложениями?

Полисмен, убирая в карман авторучку и свою копию расписки, покачал головой.

— Нет, мне только приложение, где спецификация. И на словах — что там такое.

— Сбрось ему, Рали, а я объясню, — сказал Штаубе, — В спецификацию включены три разные группы товаров. Первая: элементы локальной ПВО. Спай-дроны и дроны с ослепляющим лазером, и прочее. Вторая: пилотируемые ЛА двойного назначения. Летающие лодки — растопырки и туристические камикадзе.

— Туристические камикадзе? — переспросил полисмен.

— Это наш новый брэнд для моделей «Vitiare», — сказал Штаубе, — Как ты знаешь, их прототип — японский «Ohka» 1944 года, классика камикадзе. Недавно наши ребята обнаружили, что обозначение «камикадзе» популярно среди туристов из Австралии, Калифорнии и Франции. Странный факт психологии, но его надо учитывать.

— Ага! — полисмен почесал в затылке, — Психология потребителей — загадочная штука. Кстати, о ваших ребятах. Где Лаго, Томо и Дики? Если не секрет, конечно.

— Не секрет. Томо и Дики там, общаются с заказчиками, — шеф-пилот махнул рукой в сторону ангара с грузовым пирсом в двухстах метрах слева от них, — а Лаго сейчас в Новой Гвинее, на тест-драйве другой нашей перспективной модели.

Скандер Дункан снова почесал в затылке и спросил:

— А что в третьей группе товаров?

— Фабрики-полуавтоматы, — ответил мастер-пилот, — Одна производит «авиа-пони», летающее крыло — мотопланер. Это очень экономичная гренландская модель на базе старой советской, столетней давности. Другая производит флоп-флаеры «Maki».

— Флоп-флаеры? — переспросил полисмен, — А можно ли на них посмотреть?

Штаубе глянул в сторону берега — детский сад уже был извлечен из воды и осмотрен, оставалось только помыть мелочь под душем, заклеить их расцарапанные коленки и усадить за стол обедать. Этим сейчас как раз и занялись Флер, Рали и тетя Тоник. Что касается Оскэ и Квира, то они, вроде как, были свободны…

— Ежик, я тебя попрошу об одной вещи, ОК?

— Aita pe-a, Герх. Что надо?

— Сделай круг на папирусном драконе. Квир тебе покажет, где эта штука.

— Легко, — ответил Оскэ.

— А можно мне вместе с Ежиком? — спросил мальчишка.

— Хэй-хэй, Герх, а вдвоем это не опасно?! — крикнула тетя Тоник.

— Не волнуйся, не опасно. Эта двухместная любительская модель.

Лейтенант Дункан знал Штаубе не первый день, и ждал какого-нибудь сюрприза, но пилотируемый бумажный гибрид дельтаплана и бабочки, медленно летящий в десяти метрах над землей, попеременно взмахивая двумя парами крыльев и иногда, кажется, почти останавливаясь в воздухе… Это показалось полисмену перебором.

— По-моему, вы офонарели, — растерянно прокомментировал он.

— Мы обогнали мото-дельтаплан и по компактности и по дешевизне, — как ни в чем не бывало, сообщил Штаубе, когда «Maki» приземлился на площадку возле дома.

— Мы переплюнули даже элаусестерцев! — гордо уточнила Рали.

— Так уж и переплюнули, — скептически произнесла Флер.

— Ага! Я вот этими руками считала! Хоть они и комми, а куража у нас побольше!

— По-моему, вы все тут… — начал полисмен, но вовремя вспомнил пункт должностной инструкции о тактичности, и договорил — …проводите небезопасные эксперименты.

— А я доверяю квалификации мастера Штаубе, — заметил Ним Гок.

— И, это ведь не обычная бумага, а более прочный вид биопластика, — добавил Оскэ.

— Ну, дело ваше, — со вздохом, сказал лейтенант.

— Хватит о делах, — распорядилась тетя Тоник, — Суп уже на столе. Квир! Сбегай в тот ангар, позови Томо и Дики… И заказчиков, если они еще не ушли.

* * *

Через час после обеда, полисмен отбыл, а взрослая часть семьи Штаубе (включая тетю Тоник и даже Квира) занялась какими-то внезапно возникшими клиентами, оставив «мелких» под присмотром Флер и Оскэ, так кстати «зависших» в гостях. Присмотр в самое жаркое время дня был несложен — дети плескались на мелководье, стараясь держаться в тени тента, натянутого над L-образным пирсом. Ним Гок, вероятно, под влиянием вторично всплывшей темы Элаусестере и коммунизма, решил вернуться к разговору, начатому в полете из Хониары на Арораэ — и вылившемуся тогда в показ видео-роликов о коммунистическом обществе по-элаусестерски.

— Как вы считаете, общество на Элаусесте устроено хорошо или плохо, правильно или неправильно? — спросил он, без всякого предисловия.

— Ну, и вопросик… — протянула Флер.

— Вопрос простой, как гвоздь, — заметил Оскэ, — для самих элаусестерцев оно устроено хорошо и правильно, а для остальных это дело вкуса. Кому что нравится.

— Это субъективный подход, — возразил кхмер, — Идеалистический. Не марксистский.

Оскэ удивленно развел руками.

— Как это не марксистский? Вот тебе другой способ производства, и вот тебе другое устройство общества. Для их экономико-продукционного цикла такой образ жизни удобнее, вот тебе и исторический материализм в конкретном приложении. Ага?

— Так, — Ним Гок кивнул, — Ты хорошо объяснил. Но ты не сказал главного: это более эффективный способ производства, чем в остальной Меганезии, или менее?

— Ну, допустим, более. И что из этого?

— По ходу, ты сам себя поймал, Ежик, — весело сообщила Флер, не отрывая взгляда от подопечной детворы, — По классическому истмату, если эффективнее, то надо к нему переходить. Ты же не говорил про разветвленное будущее. А зря, зря…

— Да! — обрадовался Оскэ, — Есть несколько перспективных социальных технологий, которые могут работать параллельно. Кооперация разных моделей прогресса.

Ним Гок задумался, что-то взвешивая в уме, и снова кивнул.

— Хорошо. Возможно, вы правы. Возможно, есть несколько хороших вариантов. Но, воспроизвести у нас на Тиморе проще именно тот из них, который на Элаусестере.

— Тебе так понравилось то, что ты увидел в ролике? — спросила Флер.

— Не важно, — ответил он, — Мое мнение субъективно и не играет роли.

— Как это, не важно!? Ты что, готов строить систему, которая тебе не нравится?

— Да, если это реально работающая прогрессивная коммунистическая система.

Флер, которая до этого лежала на животе, подперев подбородок ладонями, теперь, немного лениво, переместилась в сидячее положение, затем, пошарила в карманах валяющейся рядом жилетки Оскэ, нашла сигареты и закурила.

— Ты уж извини за прямоту, Ним Гок, но с таким подходом к делу, ничего у тебя не получится, ни с прогрессом, ни с коммунизмом.

— Почему? — спросил он, — Ведь элаусестерская модель жизни очень простая и очень дешевая. Людям там не нужны дома и одежда, не нужна личная собственность. Они обходятся только объективно-необходимыми материальными благами, и используют любые возможности для продуктивного труда и научно-технического творчества. Не менее важно, что они ведут здоровый образ жизни, и у них здоровые, развитые дети.

— Пиздец, — спокойно и буднично произнесла девушка, — Ты ничего не понял.

— Объясни, — спокойно ответил Ним Гок.

— Даже тебе, хотя ты насквозь комми, и то не нравится система, существующая на Элаусестере, — сказала она, — А для тиморцев, которым коммунизм как-то не очень интересен, это вообще кошмар! Конечно, можно выгнать людей из домов, отобрать одежду и все имущество, и заставить работать по скользящему графику профессий. Никаких проблем, если у тебя пулеметы. Но невозможно заставить людей жить по-элаусестерски. Ну, построишь ты особую каторжную тюрьму, которая прославится изощренным издевательством над заключенными. Тебе оно надо?

— Пройдет время, и люди убедятся: эта система эффективна, — возразил кхмер, — она обеспечивает им насыщенную, интересную и благополучную жизнь.

Оскэ мягко вынул сигарету из пальцев задумавшейся Флер, вызвав обиженный визг:

— Ни фига себе!!!

— Я обещал дяде Микки, что буду следить, чтобы ты меньше курила, — невозмутимо пояснил он, делая затяжку, — и, кстати, сигарета у тебя дымилась без толку, а мне она нужна, чтобы сосредоточиться и придумать хорошее, техничное объяснение.

— Ага! Великая задача! — она фыркнула, — И селедке понятно: если загнать людей на каторгу, без всякого выбора, то ничего эффективного не получится! Если человек не хочет, то лучше даром кормить его в тюрьме, потому что его работа будет убыточна.

— Человек захочет, если ему правильно объяснить, — парировал Ним Гок, — когда есть видео, показывающее, чего люди могут добиться в коммунистическом обществе, я не нахожу проблемы в том, как объяснить трудящимся смысл перехода к этой системе.

— Вот так, — заключил Оскэ, потрепав Флер по шее, — А ты мне про селедку. Не так все просто. Тут надо объяснять материалистически, по-инженерному.

— Ты объясняй уже, — проворчала она, — А то, пока ты просто кидаешь понты.

Широко улыбнувшись, Оскэ подтянул к себе свою жилетку, извлек из одного из двух самых больших карманов старомодный планшет и быстро нарисовал посреди листа бумаги ровный квадрат с несколькими входящими и исходящими стрелками.

— Это биологическая машина, которая что-то потребляет и что-то производит. Она, в обиходе, называется «человек». Юзать любую машину надо в нормальном рабочем режиме, иначе она даст низкий некачественный выход, или вообще сломается. Так?

— Ты подходишь к человеку, как эксплуататор, — возразил красный комбриг.

— Нет, я подхожу, как марксист и материалист. Человек — это производительная сила. Остальные его свойства — просто надстройка. Рассуждать иначе — идеализм, ага?

Ним Гок на минуту задумался, а потом несколько неуверенно кивнул.

— Хорошо. Наверное, ты прав. Что дальше?

— Дальше все просто. Мы ставим машину в определенную среду, откуда она будет получать комплектующие, расходные материалы и все такое. Потом включаем блок питания, начинаем грузить в машину сырье и выгружать продукцию. Питание — это понятно. Биологические потребности. А вот среда… У машины типа «раб, копающий канавы и таскающий кирпичи», требования к среде примерно такие же, как у машины типа «лошадь». Машине типа «свободный фермер», уже нужна более сложная среда: «деревенская инфраструктура» — включая дом, семью, соседей и кабак, зато на ферме производительность в сто раз выше, чем на плантации с рабами. Исторический факт. Дальше начинаем рассматривать машины типа «квалифицированный рабочий». Или, например, машину типа «инженер-технолог», — Оскэ постучал себя пальцем по лбу.

— И какая среда нужна машине — тебе? — спросил Ним Гок.

— Очень сложная и многообразная, насыщенная множеством всяких вещественных и информационных штучек, с обширным физическим пространством и возможностью передвигаться по нему туда-сюда, когда мне хочется. И это не все — список слишком длинный. Проще всего, платить мне за работу оговоренный эквивалент, чтобы я сам, свободно, это себе купил в среде-рынке. Поэтому общество и создает среду, где есть товарно-рыночная система, и защищает мою свободу и купленное мной имущество.

— На Элаусестере нет товарно-рыночной системы и нет личного имущества, но там, наверное, есть инженеры-технологи, — возразил кхмер.

Оскэ утвердительно кивнул, затянулся сигаретой, и выпустил в небо струйку дыма.

— На Элаусестере есть классные специалисты… Вернее, полиспециалисты, с тремя — четырьмя инженерными профессиями, и еще несколькими рабочими и аграрными профессиями. Креативные универсалы. Это новый уровень производительных сил. Соответственно, машине типа: «элаусестерец» требуется еще более сложная среда. Товарно-рыночная система его уже не устраивает. Ему необходимо получать очень дорогостоящие технические средства, услуги, возможности, независимо от текущего личного бюджета. Далее, ему нужно общество таких же креативных, раскованных и предельно открытых людей, поскольку элаусестерцы всегда работают командой. Эти команды так переполнены любопытством, что не могут держаться в рамках разумного риска, и им надо обеспечить силовую защиту, организованную так, чтобы почти не ограничивать их свободу. В эквивалентном выражении такая среда стоит ужасающе дорого, но продуктивность машины типа «элаусестерец» в несколько раз выше, чем производительность машины типа «Оскэ Этено». Во как!

— Ага-ага! — подтвердила Флер, — Знаешь, Ним Гок, прежде, чем начать строить дом по модному проекту, обычно прикидывают: а хватит ли на это сил и ресурсов?

На этот раз красный комбриг задумался уже надолго. Похоже, он снова прокручивал в голове содержание видео-ролика об Элаусестере, и оценивал те элементы устройства тамошней жизни, на которые до того не обратил достаточного внимания. В процессе размышлений, он убеждался в объективности того положения дел, которое несколько эпатажно изложил Оскэ. Иначе говоря, он убеждался в том, что коммунизм еще очень долго будет не по карману его стране. Не только элаусестерский коммунизм, а любой коммунизм. Это значило, что многие планы, на которые возлагались такие большие надежды, придется надолго отложить, и сосредоточить усилия на чем-то существенно ином. Но на чем, если единственная цель, ради которой все делалось, так далека?

Флер протянула руку и осторожно похлопала его по плечу.

— Не парься, бро. Лао Цзы сказал: дорога в тысячу миль начинается с первого шага.

— Шага куда? — спросил Ним Гок.

— Ну… — девушка сосредоточенно почесала свое колено, — …Типа, я не владею вашей обстановкой, но папа же у вас был, и он тебе что-то советовал. Вообще-то папа в этих делах разбирается. У него одна из рабочих тем — хабитация дезайров.

— Как ты сказала?

— Ну, дезайры. Островки, где ни хрена нет — ни растений, ни пресной воды. Прикинь: вообще ни хрена. Голые скалы и песок. Папа отработал технологию их заселения и развития. Как сделать нормальную природу и нормальные поселки с экономикой, микрокультурой и производством, У вас на Тиморе стартовая позиция куда лучше.

Красный комбриг задумчиво покивал головой.

— Это хорошо. Но кому принадлежит то, что построено на этих островках?

— Тому, кто делал, или платил, — ответила девушка, — где-то одной — двум семьям, если островок маленький. Где-то — муниципальному комюнити. Где-то — тому партнерству, которое выполняло работы или инвестировало ресурсы. Что-то перепродали через агентство по развитию новых территорий. По-любому, там нормально живут люди.

— Нас не устраивает фирма-инвестор, — сказал Ним Гок, — нам не нужны капиталисты.

— Если ты запретишь людям объединять средства, чтобы купить что-то, то под запрет попадут и кооперативы, и просто состоятельные фермеры — заметил Оскэ, — Между кооперативом и фирмой-партнерством разницы почти никакой. Или, например, здесь: команда Штаубе — это состоятельная семья или семейная фирма капиталистов?

— У вас в Меганезии сложная социальная формация, — ответил кхмер, — Я ее пока не понимаю. У нас на Тиморе проще. Эксплуататоры, эксплуатируемые и безработные. Первых мы ликвидировали, третьих трудоустроили.

— … Вторые на очереди, — добавил Оскэ, стряхивая пепел щелчком ногтя.

— Я не понял тебя. На очереди — значит…?

— Значит, они, либо разбогатеют, и тогда вы их ликвидируете, или у них не окажется работы, и вы их трудоустроите. Это твой алгоритм в динамике. По ходу, это запрет эффективно работать. А то, заработаешь, разбогатеешь и угодишь под ликвидацию.

— Быть богатым не запрещено, — возразил Ним Гок, — Не запрещено даже нанимать на ферму работников по справедливой цене. Запрещено только эксплуатировать. Я это говорил у вас на суде, в Хониаре, и повторяю сейчас.

— Тогда что тебя не устраивает? — удивился Оскэ, — У вас нормальная, малобюджетная социальная машина. Стабильно работает, если отрегулировать армию, чтобы она не разбойничала на территории, но гасила коммерсантов, которые хотят стать оффи. О! Кстати! Есть отличная книжка: «Страны четвертого мира: Стратегия прогрессивно-постиндустриальных военных диктатур». Автор — Джой Прест. Она работала в инфо-бригаде нашего революционного подполья, потом — офицером инноваций Народного Флота, а последние 5 лет была в программах трансэкваториальной модернизации.

Флер потянулась, зевнула и слегка ироничным тоном объявила.

— Ежик, ты не понимаешь. Ним Гок хочет реализовать симпатичный идеал, а ты ему предлагаешь скучную бяку про то, как правильно строить военную диктатуру.

— Это ты не понимаешь, — возразил он, — Никакая это не бяка! Если по классическому марксизму, то военная диктатура, это первая фаза прогрессивной демократии.

— Не военная диктатура, а революционная диктатура пролетариата, — поправил кхмер.

— Ага, — Оскэ кивнул, — Но по Марксу, она военная и демократическая. А пролетарии, кстати, это свободные граждане с домом, семьей, но без денежных богатств, которые работают и способны носить оружие. Так в Центуриатной реформе Сервия Туллия.

— Кто такой Сервий Туллий?

— Римский военный диктатор-реформатор, жил 25 веков назад, или даже больше.

— Свободные граждане с домом, семьей, но без денежных богатств… — Медленно и размеренно повторил Ним Гок, — …которые работают и способны носить оружие. Я думаю, что это полезная книжка. Где ее можно найти?

— Книжку Джой Прест? Она свободно лежит в интернете. Сейчас найду, — Оскэ снова порылся в необъятных карманах своей жилетки и вытащил маленький ноутбук.

91

Дата/Время: 29.03.24 года Хартии.

Алофи — Футуна

Микеле выключил движок, и надувная моторка по инерции, мягко выползла на песок узкого пляжа рядом с ярким домиком-коробкой, гордо именовавшейся «Центральной Усадьбой Латифундии Карпини». Вытащив легкую лодку на пляж, за линию прилива (необходимое действие, если вы не хотите подарить свое имущество морским феям), Микеле подошел к усадьбе и прочел приклеенную над дверью записку:

«Милый! Я не потерялась, я работаю в новом северо-западном углу участка».

Заглянув в небольшой ангар, примыкающий к домику, он сразу обнаружил, что там отсутствует мини-бульдозер и прицеп-компрессор с пневматической киркой. Не надо было особо напрягать мозг, чтобы догадаться: слышное даже с берега дребезжащее тарахтение означает работу этой пневматической кирки на экстремально-бросовом участке склона горы Колофау. Три гектара почти сплошного камня примыкали с юго-запада к двум гектарам старого, ухоженного участка Карпини, и являлись одним из немногих мест на острове Алофи, не нужных даже фермерам-канакам (совершено не избалованным качеством земель). Позавчера днем Карпини, к нескрываемой радости мэрии Футуна-и-Алофи, взял это безобразие в аренду на 50 лет, а вчера расписал и разрисовал на плане полную программу агротехнических работ, необходимых, чтобы здесь можно было заниматься нормальным фермерством.

Микеле хорошо представлял себе суммарную трудоемкость этих работ, и еще три дня назад, ему бы даже в голову не пришло в это ввязаться но… Когда вечером 26-го они летели домой с Хониары после окончания суда, Чубби сказала: «Милый, мне сейчас хочется заняться какой-нибудь тупой и грубой работой — для рук, а не для головы». Спорить оказалось бесполезно. Все его аргументы натыкались на ее непробиваемое скандинавское упрямство. В 8 утра, немедленно после завтрака, Чубби отправилась реализовывать программу. Разумеется, Микеле не предполагал, что, вернувшись в 6 вечера из университета, обнаружит свою жену все еще продолжающей эту работу…

Фигура, одетая в несколько мешковатый оранжевый комбинезон, накрытая такой же оранжевой каской с плексовым щитком для лица, сжимала в руках пневматическую кирку, как голливудский Рэмбо — ручной пулемет. Обломки слоистой серой породы отлетали от терзаемого склона, как шрапнель. Поодаль громоздились несколько куч аналогичных обломков. Они с какой-то жутковатой аккуратностью были сдвинуты бульдозером ровно на размеченные по плану квадратные площадки. Минуту-другую Микеле наблюдал за этой деятельностью, а потом, выбрав момент, когда грохот стих, пронзительно свистнул. Чубби опустила кирку и медленно повернулась.

— Любимая, положи, пожалуйста, инструмент и сними каску, — мягко сказал он.

— Сейчас! — крикнула она, и длинной серией ударов снесла очередной выступ склона.

Окинув взглядом склон, оценив достигнутый эффект и, видимо, оставшись довольной, Чубби выключила компрессор, и положила на багажную решетку бульдозера кирку, а рядом — каску. Потом повернула к Микеле свое лицо, серое от слоя тонкой каменной пыли. Он медленно вдохнул и выдохнул, чтобы успокоиться, а затем сообщил:

— Любимая! Ты не совсем правильным путем делаешь эту работу.

— Что не так? — спросила она.

— Объем и настрой, — ответил Микеле, — Давай-ка я сяду за руль, ты сядешь сзади, мы отгоним технику в ангар, а потом пойдем в сауну и спокойно обо всем поговорим.

— Ладно, давай, — согласилась она.

* * *

Маленькая, традиционно-простая сауна, встроенная в «Центральную Усадьбу», была исключительно удобным местом для откровенных разговоров. Тут, благодаря массе поводов, чтобы отвлечься (увеличить или уменьшить нагрев, или плеснуть воды на раскаленную электроплиту из искусственного камня) разговоры шли без чрезмерного напряжения, без надрыва, в общем — в режиме, щадящем нервы участников.

— А давай, ты расскажешь, что случилось? — предложил Микеле, когда Чубби, быстро покрутившись под душем, вошла в уже разогретую бамбуковую комнатку сауны.

— А что еще можно рассказать? — спросила она, усаживаясь на скамейку рядом с ним.

— Наверное, что-то можно, поскольку что-то же приводит тебя в состояние боевого бешенства, известного нам из легенд о воинах-берсерках с родины твоих предков.

— О! — Чубби хлопнула его ладонью по пузу, — Есть история о реальных берсерках!

— Я, разумеется, с удовольствием ее послушаю, — ответил Микеле, — Завтра утром, мы пройдем с тобой на проа до коралловой отмели за восточным берегом, забросим там донки, сядем на поплавке с сигаретой и кофе, и ты мне ее расскажешь. Но это завтра утром, если ты не возражаешь. А сейчас мы попробуем выяснить, что случилось.

Экс-майор военной разведки грустно улыбнулась и развела руками.

— Милый, зачем что-то выяснять? Все и так понятно. Меня с позором вышвырнули с любимой работы. Перед этим, я декаду посидела в клетке, откуда в эпоху Конвента выходили только на дайвинг в пластиковом мешке со щебенкой для веса. Для меня голосовали расстрел, но голосов не хватило. Мне очень доходчиво объяснили, что я социально-опасна, и интернировали меня на полтора года в 20-мильном радиусе. Я мотивированно расстраиваюсь, или все это должно было меня развеселить?

— Завтра… — ответил Микеле, — … Там, на отмели, мы с тобой поймаем самого тупого лангуста, оторвем ему голову, и вместе трахнем ему мозги. Как тебе эта идея?

— От тебя трудно что-либо скрыть, — вздохнула она, — Дело, конечно, не только в этом, хотя, и это не подарок. Главное, мне обидно и стыдно, что я вела себя, как последняя засранка в отношении тебя и наших девчонок. Из-за меня ты поехал на эту гребаную войну… Мне страшно подумать, что могло бы… В общем, не хочу об этом.

Микеле протянул руку и почесал ей чуть ниже лопаток. Чубби изящно выгнула спину дугой, как потягивающаяся кошка, и громко мурлыкнула от удовольствия.

— Это все давно прошло, — сказал он, — Мы закрыли эту тему, когда я приезжал к тебе в каталажку, и ты поила меня какао из раритетного котелка, и мы вспоминали основы камасутры, а болваны-преторианцы на вышках страдали от черной зависти. Если ты помнишь, мы пришли к выводу, что эти эпизоды завершились для нас в явный плюс. Иначе говоря, нам здорово повезло. Правда, 25-го мы порядком понервничали, из-за голосования ВМГС, но ты и раньше влезала в рискованные игры, нам не привыкать.

— Я больше не буду, честное-честное слово! — сказала она тоном маленькой девочки, которую мама застукала за сомнительными экспериментами с горючим и спичками.

Микеле снова почесал ей спину, на этот раз вдоль позвоночника.

— Это не порицание, а предисловие, — пояснил он, — Я очень хорошо знаю, как ты себя ведешь, выскочив из капкана. Если бы ты налакалась шнапса, или если бы ты вдруг потащила нас всех на какой-нибудь гала-концерт на Самоа или на Фиджи, то я бы ни капли не удивился. Но тут другое. А значит…

— А значит? — вопросительно повторила за ним Чубби.

— … А значит, ты еще не совсем выскочила из капкана, — договорил он, — и я почему-то надеюсь, что я тот человек, который может тебе помочь. А ты, почему-то, пытаешься избежать моей помощи. Возможно, ты просто не хочешь впутать меня в рискованную ситуацию, но опыт показывает, что если запахнет жареным, то я все равно впутаюсь.

Чубби взвесила в руке ковшик, черпнула воды из бака, и плеснула на плиту. Раздалось громкое шипение, и комнатка наполнилась полупрозрачной завесой горячего пара.

— Микки, — задумчиво произнесла она, — Большой пушистый Микки, который хочет все знать. Самый любимый, самый чудесный, самый уютный Микки, который, из-за моих служебных дел, все время влипает в истории…

— У тебя теперь нет служебных дел, — заметил он, — А если кто-то в правительстве или в военных структурах думает иначе, то я добьюсь, чтобы суд закатал его на каторгу еще дальше, чем Журо и Андерса. На какой-нибудь плавучий трэшер в самой жопе нашего океана. И не на полтора года, а на десять. Я слышал: из спецслужб не уходят, но это не про тебя. Я говорю вполне серьезно, и про суд, и про трэшер. За мной не заржавеет.

— Микки, это другое, клянусь Фреей!

— Что — другое?

— Вообще, другое, — ответила она, — Настолько другое, что даже ты, со своей огромной умной головой, вряд ли сможешь это вообразить. Я вот не могу, и не знаю, кто может.

— Это уже переходит все границы! — возмутился Микеле, — Я не знаю, кто и что может вообразить, зато я знаю, что у любой такой херни есть конкретный автор. Он должен сидеть со своими великими идеями на трэшере, в куче говна! И он будет там сидеть!

— Дался тебе этот трэшер… Микки, пожалуйста, не лезь в это!

— Я уже в это влез! Я в этом по уши! Даже наши девчонки в этом по уши! И даже их бойфренды! И все крутится вокруг одного вопроса: что произойдет с Тлалоком при взрыве пакета L-bomb до ста гигатонн в тротиловом эквиваленте? Это тот вопрос, от которого Мелло Соарош элегантно ушел на суде, когда речь зашла об астероидном оружии. Я по его глазам видел: он знает настоящий ответ. И ты, любимая, тоже его знаешь. Твой телескоп отслеживал что-то на Тлалоке, а я, по твоей просьбе, летал в Аотеароа, на Рауль, и делал конспект доклада Роквелла о модели астероидной зимы. Отправлять эксперта INDEMI было нельзя. Секретность. Лаполо не понял бы в этом докладе ни строчки, поэтому он изображал художника-футуриста в парке, а я за него работал. Это называется: «юзать в темную». А теперь, ты говоришь: не лезь.

— Уф! — выдохнула Чубби, — Ты что-то путаешь. Та конференция прошла в середине февраля, когда Жерар Лаполо еще был вне игры.

Микеле улыбнулся и слегка похлопал ее по попе.

— Нет, любовь моя, это ты что-то путаешь. Или, что скорее всего, тебе просто забыли сообщить. Это обычный стиль для спецслужбы, верно?

— Не в этом случае, — возразила она, — Я видела реестр допуска, и Лаполо там не было.

— Вот как? А персонаж по имени Дако Парадино там был?

— Тоже не было. А кто это?

— Это артистический псевдоним Лаполо в Аотеароа — Новой Зеландии. А тебе достался урезанный экземпляр реестра. Полный реестр, как выражаются на безобразном сленге спецслужб, это «информация не твоего уровня». Такие дела. Интересно, что еще тебе забыли сообщить твои бывшие коллеги? И какая доля вранья в том, что они не забыли тебе сообщить? Может быть, все вообще обстоит иначе, чем тебе кажется?

Чубби задумалась на пару секунд, а потом энергично покрутила головой.

— Нет, Микеле. Нет. Все не может обстоять иначе, потому что… Joder! Я не могу это объяснить. Если бы ты знал содержание проекта, ты бы понял.

— Ах, вот оно что! — сказал он, — Значит, проект устроен так, что этапы его реализации можно проследить объективно… Если знаешь, когда и куда смотреть. Я прав?

— Ми-ке-ле, — негромко пропела она, — Ты самый-самый любимый! Давай, мы не будем говорить об этом сейчас? Я устала, перегрелась, проголодалась… В общем, давай мы сейчас поплывем домой и пообедаем… Или поужинаем… А потом поговорим, ладно?

— Чубби, скажи честно, ты хочешь отложить этот разговор, или хочешь избежать его вообще? Если второе, то я больше не буду на тебя давить, и попробую сам…

— Первое, — перебила она, — Первое, а не второе. Просто, мне надо немного подумать.

92

Дата/Время: 30.03.24 года Хартии. Раннее утро.

Хитивао, болота Мберамо, озеро Додом.

В рассветных сумерках, огромный птеродактиль возник над кромкой низкорослого заболоченного леса, как серая тень в полупрозрачном тумане, как призрак, как мираж порожденный чрезмерным увлечением марихуаной. Две пары крыльев равномерно и мощно работали в противофазе: передние — задние, передние — задние, как будто по единой летательной перепонке назад пробегали крутые волны. Секунду — другую, он выбирал место для посадки, а затем, почти остановился в воздухе и резко увеличил частоту взмахов (послышался звонкий шелест, как от листа кровельного железа под сильным ветром). Вертикальное снижение на последние 5 метров — и касание грунта. Крылья сложились. Борт фюзеляжа откинулся вверх, и Лаго крикнул изнутри:

— Клубничный джем, сливочное мороженое, свежие булочки с кремом!

— …И две свиньи, — добавила Йи, соскакивая на землю, — Птеродактиль их утащил.

Эта совсем юная девушка из племени татутату, несмотря на весьма невысокий рост (характерный для аэта-андаманской расы), обладала удивительно-гармоничным телосложением, возможным только у человека, с раннего детства приучившегося к разнообразным движениям, связанным с промыслом в условиях дикой природы. Превосходно тренированные мпулуанские коммандос казались рядом с ней слегка неуклюжими, и (как ни странно) довольно светлокожими. У татутату кожа была не шоколадного, а почти антрацитового цвета.

Рон почесал в затылке, глядя на две крупные свиные туши с характерными группами дырок от сферических 8-миллиметровых пуль.

— Что, сразу двух утащил?

— Большой, он смог, — пояснила Йи, поправляя «palmagun» в чехле на легкой широкой матерчатой перевязи. Кроме этой перевязи и пестрого плетеного шнурка на поясе, на девушке не было ни одежды, ни обуви. Большие темные выразительные глаза юной татутату смотрели таким открытым и честным взглядом, что не поверить в версию о птеродактиле, утащившем двух свиней в один прием, мог только крайне бестактный собеседник.

Пума тоже почесала в затылке и свистнула в серебряную боцманскую дудку. Рядом мгновенно материализовался капрал дежурного полувзвода.

— Хэй, мастер второй инструктор! Что тут?

— Типа, трофеи, — ответила она, — По-научному, называется: десерт к завтраку.

— Забирать? — уточнил он.

— Ну не смотреть же.

— Ya! — согласился он, и заорал во все горло, — Второе звено восьмого полувзвода!! К машине! Мигом разгружать жратву!

— Вы выгребли всю лавку в кемпинге Вейдека? — поинтересовалась Екико, глядя, как африканские курсанты выгружают из птеродактиля объемистые картонные коробки.

— Типа, да, — ответил Лаго, — Мы с ним заранее договорились, что он сделает двойную заброску на этот кемпинг. Половина — туристам, половина — нам.

— А свиньи? — спросил Ринго.

Лаго пожал плечами.

— Неизбежные жертвы палеонтологии. Хозяину мы заплатили, конечно.

— Две по цене полутора, хорошая сделка, — добавила Йи, — а какао есть?

— Тебе, как всегда повезло, — ответила Екико, хлопнув ее по плечу, — пошли, налью.

Пума, пристально наблюдавшая за деятельностью хозяйственного звена, крикнула:

— Эй-эй! Парни, алло! Одну коробку мороженого оставьте штабной группе! — потом повернулась к Лаго и Йи, и добавила, — Вы жрать будете?

— Еще бы! — Лаго, потянул носом, — Там у вас птица Бэ на углях, точно?

— E foa! Вы уже висите в сводке утренних происшествий кемпинга! — крикнул Ринго, успевший зайти на блог «Baliem Valley Resort».

* * *

Происшествие называлось «Новое наблюдение гигантского птеродактиля!».

Администрация кемпинга напоминала читателям, что птеродактилей видели в Новой Гвинее уже несколько раз в текущем веке, а трижды удалось заснять полет на видео. Сегодняшняя съемка — четвертая. Она сделана на мобайлы двоих туристов, которые застали охоту очень крупного птеродактиля на домашних свиней на окраине деревни.

Ниже был выложен видеоролик примерно на четверть минуты. Качество съемки оставляло желать лучшего (точнее, оно было ровно таким, как и планировалось). В светло-серой пелене, на фоне размытой неровной полосы низкорослого леса, вдруг вырисовывается такая же размытая мерно машущая крыльями тень. Она пикирует на невидимый объект в нескольких сотнях метров от оператора, дальше видны только хаотически прыгающие пятна, а потом огромная тень взлетает, удаляется, все так же равномерно взмахивая крыльями, и растворяется в тумане.

Под окошками роликов шли текстовые комментарии очевидцев.

«Этот птеродактиль был огромный, как слон, а когти у него, мне кажется, длиной с человеческую руку. Я не мог их хорошо разглядеть из-за тумана, но птеродактиль растерзал двух свиней за несколько секунд. Кошмарный монстр!».

«Мы были в шоке! Тело этого чудовища было огромным, как грузовик, и крылья размером с самолетные, а голова маленькая, ее почти не видно. Все произошло так быстро… Какое счастье, что мы не успели отойти от деревни!».

* * *

Рон вдумчиво ознакомился с описанием и заключил:

— Герр Вейдек поднимет на этой рекламе хорошие деньги. И туристы не будут бегать поодиночке, что тоже плюс… Одного не понимаю, как вы так быстро затащили две свиные туши внутрь.

— Просто в ролике только старт и финиш, — пояснил Лаго, — Когда птеродактиль стал приземляться, эти туристы бросились бежать. Вторую половину они снимали, когда обернулись и увидели, что птеродактиль взлетает. Реально мы тащили полминуты.

— Все равно, неплохой результат, — сказал Рон, — А с какой дистанции вы стреляли?

— Я стреляла, — отозвалась Йи, прихлебывая какао, — с полста шагов.

— С земли или еще с воздуха?

— С воздуха, навскидку.

— Интересно. И какие замечания по оружию?

Туземка пожала плечами.

— Хорошее оружие. Лучше, чем мой дробовик.

— А что не понравилось? Что бы ты сделала по-другому? Поменяла?

— Я бы сделала отдачу слабее. Но тогда, наверное, выстрел ослабнет.

— Это смотря как сделать, — вмешалась Екико, — Мы придумали кое что…

— Придумали, как отменить парочку законов Ньютона? — съехидничал Лаго.

— Отдача зависит от импульса, а результат — от дульной энергии, — заметил Ринго.

Пума положила на землю, посреди круга собравшихся, широкий лист с горкой испеченных кусков мяса птицы Бэ, и высказала свое мнение.

— При стрельбе навскидку многие наши парни говорят про отдачу. Проблема. Да!

— Мы не успеем до начала акции сделать то, что предлагают ребята, — заметил Рон.

— Сейчас не успеем, — согласилась Пума, — но это не последняя война.

— Оптимистка ты, — заметил Лаго, перебрасывая горячий кусок мяса на ладонях.

— Реалистка, — поправила она.

— Это точно… — он кивнул… — А что за идея, ребята?

Екико молча развернула экраном к нему один из ноутбуков. Некоторое время Лаго с недоумением смотрел на 3d эскиз. Потом, откусив от немного остывшего куска мяса, прожевал и поинтересовался:

— Какой сорт травы вы курите в это время суток?

— А по существу? — спросил Ринго.

— А это и есть по существу, бро. Предложить игрушку для ярмарочного тира, вместо боевого оружия можно только по укуру, да и то не после всякой травы.

— Почему игрушку? — поинтересовалась Екико.

— Потому, что свинцовая дробинка 4.5 мм весит полграмма! Таким снарядом можно грохнуть только крысу, да и то не очень жирную.

— Крысу? — возмутилась она, — Да у нас дульную энергия в полтора раза выше, чем у «Palmagun»! Начальная скорость пули — полтора километра в секунду! Прикинь?

Рон улыбнулся и покачал головой.

— Это у вас на компе полтора километра в секунду. В реале такие скорости возможны только для твердых стреловидных пуль. Мягкий свинцовый шарик просто размажет сопротивлением встречного воздуха.

— Во-первых, не шарик, — возразил Ринго, — У нас тут конфигурирующее сужение и из ствола вылетает уже капля с более стабильной аэродинамической формой.

— Ну, значит, ее размажет чуть позже, — ответил экс-коммандос.

— Чуть — это насколько? — вмешалась Екико.

— Не знаю. Но по-любому, очень быстро.

— Ага! — она утвердительно кивнула, — Через четверть секунды. Пуля пролетит около трехсот метров, и перед разрушением будет сохранять скорость около километра в секунду. Энергия 250 джоулей — как в упор из револьвера времен I мировой войны.

— Не продержится эта капля четверть секунды! — уверенно сказал Лаго.

— Догматизм, — парировал Ринго.

— Если вы настаиваете на развернутой критике, то надо подумать, — проворчал Рон.

— Ага, вот с этого бы и начинали!

Йи подвинулась поближе, с любопытством глянула на экран и поинтересовалась.

— А почему из такого короткого ствола дробинка полетит так быстро?

— Это потому, — начала объяснять Екико, азартно рисуя стилосом на экране, — …что в стволе такой формы, давление остается постоянно-высоким на участке….

Лаго, с все возрастающим недоумением, повернулся к Рону.

— Слушай, но это же абсурд, нет?

— А хрен его знает, — ответил экс-коммандос, — Еще полвека назад абсурдом казались стреловидные пули весом полграмма. А оказалось — хорошая штука… В общем, надо посчитать. А потом проверить на макете. Мне так кажется.

— Веселые вы ребята, стрелковые оружейники, — произнес Лаго.

— Если ничего не получится, то мы продадим эту штуку в музей военно-технической херни, — сказала Пума, — Я про такой читала в i-net. Там платят хорошие деньги за толковые вещи. Типа: атомная субмарина — космический корабль, гусеничный танк с крыльями, или кривоствольный пулемет для стрельбы из-за угла. Не прогадаем. Да!

— Вот ты как? — возмутилась Екико, — А спорим на двадцатку, что будет работать?

— Ну, спорим, — невозмутимо согласилась Пума.

Рон «разбил» их руки, закурил сигарету и констатировал:

— Одно хорошее пари уже есть. Значит, три дня прошли не зря. Йи, что скажешь про наших парней? Я имею в виду, ориентацию на местности и технику передвижений.

— Парни хорошие, — ответила туземка, — А остальное… Честно, а?

— Честно, — со вздохом, подтвердил он.

— Если честно, то у нас вот такие дети лучше ходят по лесу, — Йи показала ладонью от земли рост мальчишки среднего школьного возраста.

— Гм… А в чем проблема наших парней?

— Они неправильно дышат, — без тени сомнения, сказала она.

— А ты можешь научить, как правильно?

— Да. Но меня никто не просил.

— Ясно… Пума, свисти в дудку. Сейчас будем дополнять программу.

Через пять минут штаб-лейтенант Мчела и лейтенант Котто были озадачены тем, что следующей ночью их бойцам предстоит учиться подкрадываться к птице Бэ на десять шагов, так, чтобы она не услышала. Тест: убить птицу броском десантного ножа или легкого боевого топорика, или заточенной саперной лопатки (кому что привычнее).

— Азартная будет ночка, — предположила Екико, когда офицеры отправились доводить поставленную задачу до личного состава.

— Я вот чего не понимаю, — сказал Лаго, цапнув с листа еще кусок мяса, — Откуда тут взялась эта птица Бэ? Четвертый день ее жру, а вопрос мучает. Какая-то она не такая.

— Птицы Бэ были всегда, — авторитетно сообщила Йи, — Но в доисторические времена, которые были до моей бабушки, все птицы Бэ ушли в глубокую пещеру и заснули. А потом, когда радуга повернулась на небе, они проснулись. Так про это рассказывают.

Ринго посмотрел на уже по-настоящему утреннее, светло-лазурное небо (как будто рассчитывая увидеть там ту самую волшебную радугу) и тактично заметил:

— В «Ново-гвинейских дневниках» Наллэ Шуанга приводится другая версия.

— Наллэ был на каторге не в Хитивао, а в Папуа, к востоку отсюда, — заметил Рон.

— Ага, — Ринго кивнул, — Все там и началось. Лет 10 назад, какие-то ребята, биологи из университета Окленд в Аотеароа, подняли тему о генно-инженерной реконструкции эпиорниса, нелетающей птицы в несколько раз крупнее страуса, которая еще пол-тысячелетия назад обитала от Мадагаскара до Австронезии. Потом брэндом стало название воромпатра, но это не важно. На том этапе, 10 лет назад, просто выясняли: может ли в современной природе выжить птица такого размера. Не долго думая, эти ребята взяли какую-то плодовитую и скороспелую породу домашних уток, и сделали сотню вариантов особей с так или иначе отключенным геном контроля роста. Законы Аотеароа запрещает выпускать такое на свободу, а законы Папуа — пожалуйста.

— Птица Бэ это просто утка? — удивилась Пума.

— Нет, не просто. Это единственный из вариантов ГМ-уток, который выжил в дикой природе. Точнее, в здешних болотах. Как-то им очень в тему оказались эти условия. Кстати, «птица БЭ» это аббревиатура от «Бета — Эпиорнис». Ну, типа, бета-версия.

Рон покрутил в пальцах сигарету и скептически проворчал.

— Как-то они подозрительно-быстро размножились. Всего за десять-то лет…

— Это же утки, — напомнила Екико, — В 5 месяцев они начинают нести яйца, причем с интервалом меньше недели. И растут, растут, растут…

— К полутора годам они весят до центнера, — продолжал Ринго, — Такая крупная птица может защитить кладку и птенцов от любого здешнего хищника, кроме крокодила и человека. Птицы Бэ живут прайдами, и у их потомства очень высокий коэффициент выживаемости. А когда прайд разрастается, сливается с несколькими другими, и на занимаемой территории им уже не хватает пищи, они срываются в разбойный набег.

— В ночной набег, как говорит Йи, — уточнил Лаго.

Туземка утвердительно кивнула, и хлопнула ладонью по грунту.

— Так! Они идут разбойничать ночью. Те, что поменьше — летят, а большие не могут. Поэтому плывут по протокам, а где-то переходят в брод. Раньше, когда я была еще маленькая, водились дневные и ночные птицы Бэ. Дневных всех перебили. А ночные, наоборот, размножились. Их очень много, но их не легко найти. Вы сами видели. А крокодилы подкарауливают их в некоторых местах. Могу показать. Крокодила тоже можно кушать, только надо правильно приготовить.

— Я умею! — заявила Екико, — Вернее, я знаю, где хороший рецепт из крокодила. Ну, в общем, если мы его грохнем, то я попробую приготовить.

— В какую ночь идем? — лаконично поинтересовалась Йи.

— Сегодняшняя у нас уже расписана, — сказал Рон, — значит, в завтрашнюю… Так, foa! Время! Лаго, Пума, пошли проводить занятия по матчасти. Йи, Екико, Ринго — с вас последние новости по целевому региону.

Galaxy Police Flog. Trolley 1001

30.03.24. Африканский кризис.

Восточная ветка. Архипелаг Чагос.

Trolley-Jockey Элеа Флегг.

Aloha foa! Приветствую пассажиров инфо-тележки номер десять ноль один! У меня херовые новости. Эти долбанные исландские шаманы из «Akureyri Special Military Review», гейзер им в жопу, таки накаркали нам проблемы с Британией.

Теперь все по порядку. В восьмистах милях южнее Индии, сразу за Мальдивами, на седьмом градусе южной широты находится архипелаг Чагос. Это огромная система атоллов и коралловых островов, радиусом почти сто миль. Суши там шестьдесят квадратных километров, но главное не это, а очень удачное расположение посреди трансокеанских маршрутов между Африкой и Австронезией. В позапрошлом веке британцы оттяпали их у французов и с тех пор юзают. Во времена Первой Холодной войны, они выгнали туземцев (около тысячи людей) и сдали Чагос в аренду янки на полвека. За это время, Восточный Блок распался, и аренда перестала быть интересна. Бывшая военная база ВМФ янки стала британской, с контингентом тысячи полторы. А туземцы продолжали судиться против незаконного выселения. Даже британский суд признал, что они правы, но, по обычной оффи-манере, ни фига им не вернули.

С начала нашего века и до сегодняшнего дня, ситуация на Чагосе выглядела вот как: британские моряки сидели в юго-восточном углу этого архипелага, на единственном официально-обитаемом атолле Диего-Гарсиа — подкове 10 миль в поперечнике. На остальной, как бы необитаемой, территории-акватории, резвились морские туристы — чисто по нахалке приходя на лодках с Мальдив или прилетая на флайках еще откуда-нибудь. Британские патрули их лениво оттуда гоняли. Потомки туземцев утратили надежду на исполнение билля суда, и пропали, как казалось, неизвестно куда.

Вторая сюжетная линия. Как я уже рассказывала, в ночь с 26 на 27 марта, с острова Майотте (французского анклава на Коморах) вышел ролкер «Uxias» (порт приписки — Нусибе, Мадагаскар). На нем, как сообщали независимые источники, принудительно вывозились 400 юниоров 11–15 лет, из мусульманских семей Малави. Этих юниоров интернировали оккупационные мпулуанские власти, а затем продали гражданину Меганезии, Наллэ Шуангу (оптом, за 5 фунтов, по сантиму с четвертью за каждого).

Отправка этого гуманитарного (скажем так) груза разожгла давно тлеющий конфликт между Майотте и Исламской Республикой Коморские острова, но сейчас — о другом. Ролкер «Uxias» обошел с севера Мадагаскар (приняв попутный груз в порту Эмбр), и двинулся на восток вдоль 10-й параллели Ю.Ш. Его маршрут проходил в нейтральных водах, в 200 милях южнее британской базы Диего-Гарсиа на архипелаге Чагос. В зоне максимального сближения, «Uxias» был остановлен британским корветом «Invincible», специально вышедшим с этой базы «для проведения военно-морской операции».

Капитан ролкера, м-р Пайоле Арокаро, отказался подчиниться приказу с британского корвета, лег в дрейф только после предупредительного орудийного выстрела поперек курса, и дал в эфир сигнал «SOS», с комментарием: «Я атакован британским военным судном, по мне ведется огонь». Далее, несмотря на официальный протест капитана, на борт «Uxias», угрожая экипажу оружием, поднялся отряд британских бойцов «MSF» (морской спецназ). Видео-репортаж об этом передавался online, репортером Берилл Коллинз, находившейся на «Uxias» от департамента дикой природы правительства Австралии в связи с деятельностью по защите редких видов животных. На четвертой минуте этого репортажа, офицер MSF напал на Берилл, и трансляция прервалась.

Да, я забыла сказать, при чем тут дикая природа. Как оказалось, ролкер не перевозил никаких мусульманских подростков. Груз состоял из девяти пар редкого животного: мадагаскарского лемура — руконожки (или ай-ай), из специфических растений, и из различного оборудования для адаптации этого существа на новом месте. Три пары должны были прибыть в Австралию, и по две пары — в Новую Гвинею, Аотеароа и Меганезию. Ай-ай сопровождали двести специалистов-зоотехников с Мадагаскара. Специалисты и экипаж задержаны британским спецназом и лишены средств связи.

Напомню, что правительство Мадагаскара еще 26 марта заявило дословно: «Любая попытка атаковать судно (по тексту — «Uxias»), законно идущее под мадагаскарским флагом, будет актом пиратства или войны». Поскольку атака состоялась, президент Мадагаскара был вынужден заявить (цитирую выборочно): «Я констатирую, что по действующим международным законам, наша страна оказалась объектом открытой военной агрессии, и таким образом, находится в состоянии войны с Соединенным Королевством. Исходя из этого факта, я обращаюсь к нашим союзникам по Альянсу Австронезийской Обороны — к Меганезии, Мпулу, Папуа, Хитивао и Атауро, чтобы спросить: готовы ли они к выполнению условия пакта о коллективной безопасности, согласно которому агрессия против любой из сторон есть агрессия против каждой».

Президент Мпулу, Премьер-министр Папуа и Штаб-Секретарь Народной Ассамблеи Хитивао заявили, что армии и флоты их стран: «Поддержат симметричные военные операции Мадагаскара против ВМФ Британии, если таковые будут начаты de-facto».

Координатор правительства Меганезии приказал активировать интегральную сеть космической защиты, объявил в вооруженных силах «Yellow code» (повышенная боеготовность), и экстренно направил запрос Мадагаскара в Верховный суд.

Мэр Атауро перевел системы ПВО и корпус военно-морской авиации в режим MART (минутная готовность к атаке), и объявил новый набор военных пилотов — волонтеров.

Из района Мадагаскара в зону конфликта (в нейтральную акваторию, 200 миль южнее Чагос), направился самолет Мпулуанского Агентства по Океанологии (МАО), c опознавательными знаками «красный ромб» — для оказания помощи на море, согласно международным конвенциям. За время его полета ситуация значительно обострилась. Туристический проа с шестью гражданами Меганезии попытался подойти к ролкеру и оказать помощь (по морским обычаям — поскольку с судна был передан сигнал «SOS»). Произошла словесная перепалка с офицерами британского корвета (трансляция с web-камеры туристов шла в интернет в режиме online). По ее итогам, морские пехотинцы с корвета задержали туристов, применяя к ним силу и угрожая оружием.

Для нашего Верховного суда, который собрался решать, в общем, чисто сквалыжный вопрос о задержанных по ошибке лемурах ай-ай и театральных нотах про войну, этот арест наших граждан стал крайне неприятным сюрпризом. Председатель судебной коллегии позвонил в Лондон, рассчитывая решить вопрос сходу, чтобы не обострять ситуацию — но там ответили: «Арест ваших граждан — нарушителей границы лежит в компетенции военных властей на Чагос». Коллегия суда тут же вызвала военного координатора, и в прямом эфире заслушала его красочный доклад «О технических перспективах боевых действий против ВМФ Британии в Индоокеанском регионе».

Под влиянием ярких иллюстраций и анимационных схем, показанных по TV, как это обычно бывает, начались массовые отмены авиа- и морских рейсов, объявления форс-мажоров по крупным сделкам, перекосы на товарных и фондовых биржах, и (привет исландским военным аналитикам) пробки на выездах из мегаполисов в Британии. В коллегию суда поступила нота-предупреждение МИД Британии «О крайне тяжелых последствиях враждебных действий Меганезии против Соединенного Королевства». Коллегия потребовала разъяснений нашего военного координатора и, получив их, приказала поднять уровень тревоги с «Yellow» до предвоенного «Orange».

К этому моменту уже забеспокоились все. Наверное, после нескольких телефонных разговоров «Кокосовой пятерки» (Вашингтон — Пекин — Дели — Лантон — Канберра), дурацкий казус решился бы за считанные минуты. Но! Очень некстати (а для кого-то, видимо, очень кстати) до зоны конфликта долетел самолет мпулуанского «красного ромба». Короткий радиообмен между экипажем самолета и капитаном британского корвета, спор о правах, и пуск с корвета ракеты ПВО «Arrow» с дистанции 25 миль. Мпулуанский экипаж покинул самолет за 10 секунд до попадания, продолжая вести репортаж online. На видео наблюдается взрыв, снятый из-под купола аварийного параплана. Не нужно особых знаний, чтобы определить по разлетающимся обломкам тонкого пластика: самолет был гражданский, не имеющий военного снаряжения.

Тут раздался характерный треск — у Верховного суда лопнуло терпение, и коллегия приказала военному координатору: «Немедленно пресечь агрессивные действия в нейтральных водах и воздушном пространстве — по возможности (но не в ущерб поставленной задаче) избегая гибели людей». Через полторы минуты после приказа, спутники «Space Lasso» произвели по акватории Чагос залп ракетами «Metal Hush». Данный класс ракет является средством тотального радиоэлектронного подавления. Акватория-мишень накрывается «зонтиком» из нанометровой металлической пыли, полностью исключающей обмен радиосигналами на дистанции свыше 30 миль. В вооруженных силах был объявлен уровень «Red» (техническое начало войны).

Можно с уверенностью сказать, что на этом этапе конфликт достал уже всех, без исключения. «Кокосовая пятерка», наконец, созвонилась. Состоялся разговор на нормальном, человеческом (а не дипломатическом) языке, и было решено:

1) Стороны прекращают пугать себя и окружающих термоядерной войной.

2) Никто не лезет ни с какими миссиями в зону Чагос.

3) «Кокосовая пятерка» немедленно начинает патрулировать периметр Чагос.

4) Когда осядет металлическая пыль, пятерка займется урегулированием.

В общем, перебиты все горшки, а стороны конфликта еще будут разбираться друг с другом не один месяц. Связи с «военно-карантинной зоной» не будет еще часа два, поэтому мы пока не знаем, что там с нашими шестью юниорами-туристами, двумя гуманитарными мпулуанцами, экипажем «Uxias» и девятью парами лемуров ай-ай.

Зато стало известно, куда делись 400 юниоров (проданных Наллэ Шуангу). Малое грузовое судно «Sea-Mule 50x50» (экономичная перевозка до 50 тонн со средней скоростью 50 узлов), вышла с острова Майотте через час после «Uxias», и сегодня доставила 404 пассажиров на плавбазу «Hat-Hat», дрейфующую в нейтральных водах между Атауро и Восточным Тимором. Транспортировка в условиях скученности не сказалась на здоровье пассажиров — это подтвердил медик из службы соцконтроля.

О том, что такое плавбаза «Hat-Hat» — см. репортаж моей коллеги Пепе Кебо. Она студентка KTIC из Новой Британии, стажируется в Тиморском регионе, и ведет экстремальный блок на университетском инфо-канале Kimbi-wiew.

Aloha foa! Это я Пепе Кебо!

В начале — общая информация о «бублике Шуанга». В основе плавбазы «Hat-Hat» лежит прототип: «Solar Iceberg», установленный около месяца назад на мелководной банке Лаеманау (округ Тувалу) — кольцо из газобетона, внешним диаметром четыреста метров и внутренним двести, с каналом — входом на внутренний рейд. Плавучий атолл площадью 9 гектаров. «Hat-Hat» состоит из четырех таких колец, собранных в конструкцию типа цветка клевера и, в отличие от прототипа (просто плоского бублика), имеет готовую хозяйственную инфраструктуру типа той, которую можно увидеть на естественных обитаемых атоллах сходного размера.

Работники меганезийского соцконтроля (которых пригласили на плавбазу, как того требовал билль Верховного суда), написали в отчете «При эксплуатации внешней акватории, объект пригоден для жизнедеятельности 1200 постоянных хабитантов». Действительно, 3 centesimo (сотки) на одного человека — это очень даже приличный участок суши. Сейчас на «Hat-Hat» половина расчетного населения: 600 человек. Это четыреста подростков 11–15 лет, с гигантским скандалом вывезенных из Малави, и двести наших океанийских волонтеров (меганезийцев и папуасов) 17–22 года.

Разумеется, соцнаблюдатели задали каждому из хабитантов вопрос: «Можете ли вы указать другое, более подходящее для вас место, где у вас есть жилье и источники существования?». Волонтеры высказались в том смысле, что мест-то много, но такое прикольное они видят впервые, да и компания подобралась — прикольнее некуда.

Ответы малавийских подростков были менее оптимистичными и почти одинаковыми:

«Могу назвать, это — там-то… (название местности в Малави)… но туда пришли чужие солдаты, они нас убьют». От многих не удалось добиться никакого внятного ответа. Соцнаблюдатели указали это в отчете, как «естественные психологические проблемы первичной адаптации на новом месте», и уехали до следующей плановой инспекции.

Ну, это их мнение, а меня как-то насторожила эта реакция подростков, и я, чтобы все выяснить, вписалась в эту тему. Поскольку точное число малавийцев оказалось 404, возникли две волонтерские вакансии, а я прохожу под верхней планкой возраста, мне удалось взять бублик Шуанга на абордаж, и полста дней я проведу здесь. По-моему, администрация «Hat-Hat» не в восторге от студенческой прессы в моем лице — но им придется меня терпеть, потому что я попала сюда, пройдя объявленный ими конкурс. Подробности — в следующих репортажах. За вкус не ручаюсь, но горячо будет!

93

Дата/Время: 30–31.03.24 года Хартии. Вечер — ночь.

Место: Тимор. Хат-Хат — Атауро.

Любовь Ним Гока.

Пилот-помкэп Оури Хитуоне проводил заинтересованно — задумчивым взглядом юркую маленькую надувную лодку «Zodiac-Rollup» с двумя персонажами на борту. Негромко стрекоча мотором, лодка быстро пересекла ярко освещенную внутреннюю акваторию плавучего атолла Хат-Хат и выскочила наружу через северный канал. Там, за темной полосой моря, в семи милях отсюда мерцали огни на южном берегу Атауро.

Алул, бесшумно подкравшись, несильно, но чувствительно ткнула Оури локтем.

— Что, спишь стоя?

— Просто задумался, — сказал он, — А тыкать в ребра, кстати, не обязательно.

— Я думала, тебя надо разбудить, — без тени смущения, ответила она, — А то мало ли…

— Ну, если это трогательная забота, то я трепещу всеми фибрами правого полушария головного мозга… И подкорки тоже.

— Я не поняла, что ты сказал. По-моему, Оури, ты просто пижон. А где Элвира?

— Уехала с Ним Гоком на его «Зодиаке». Типа, с серьезными намерениями.

— О, как… — папуаска наморщила лоб и вытянула губы дудочкой, — …Ну, дела…

— Он так прямо и конкретно предложил проводить ее домой… — добавил Оури.

— Ну, дела… — повторила Алул, погружаясь в глубокую задумчивость.

— Что, спишь стоя? — передразнил он.

— Я не понимаю, — начала она рассуждать вслух, — С одной стороны, Ним Гок — парень видный, а, с другой стороны, мало ли вокруг парней? Элвира — такая симпатичная и хозяйственная, и ей уже больше двадцати лет. Ей нужен толковый мужчина в доме — чтобы понимал в жизни, а не какой-то солдат удачи, перекати поле, на одну ночь.

— Ним Гок не какой-то солдат удачи, а грамотный боевой офицер, — заметил Оури.

— Йох! Зачем Элвире грамотный боевой офицер? У нее огород и доля в фабрике кукол. Гражданский бизнес. А какой из военного маоиста гражданский бизнесмен?

Оури покрутил перед собой указательными пальцами, как будто хотел изобразить лотерейный барабан в процессе розыгрыша.

— В чем-то ты права. Но, по-моему, хороший парень на одну ночь ей тоже пойдет на пользу. А то, что она все время одна? Не физиологично.

— Ты, наверное, не в курсе, — сказала Алул, — У нее была своя семья, только недолго. А потом — какой-то мелкий конфликт, слепой артобстрел… На Большом Тиморе такое случалось в каждом втором доме. Тогда она и уехала на Атауро, с мамой и братьями.

— Теперь не может забыть? — спросил Оури.

— По ходу, так, — подтвердила папуаска.

Рядом, как чертик из коробочки, возникла мастер-матрос Чуки.

— Вы что, совсем офигели? — возмущенно начала она, — Мы с Кайемао там задолбались помогать волонтерам собирать этот гребаный эллинг, сделанный через жопу где-то на Тувалу, а вы тут стоите, как моаи на Рапа-Нуи. Вы что, море первый раз видите?…

— Ним Гок склеил Элвиру Лабриа, — перебила Алул.

— Fuck the world… — потрясенно произнесла Чуки.

* * *

Ним Гок быстро огляделся, поставил в угол пузатую спортивную сумку с эмблемой «Arorae Free-fishers Club», повесил пистолет-пулемет на свободный крючок рядом с фартуком в цветочек и кухонным полотенцем, и сел за стол на диван, на расстоянии вытянутой руки от своего оружия.

— Здесь Атауро, — мягко напомнила ему Элвира, — Здесь это не обязательно.

— Привычка, — сказал красный комбриг, — Тебе неприятно, что оно на виду?

— Ничего страшного, — сказала она, — Хочешь фруктового чая с печеньем?

— Да. Наверное. Я хотел с тобой поговорить. Если ты решишь, что этот разговор не к месту, то сразу скажи.

— Ладно, — согласилась она, включая электрический чайник.

— Мне объяснили, — начал Ним Гок, — что я веду неправильный образ жизни и подаю плохой пример своим бойцам. Это серьезный недостаток и я хочу это поменять.

Элвира уселась на плетеный стул напротив него и пожала плечами.

— Я мало что понимаю в армейских делах.

— Это не армейское, а бытовое дело, — уточнил он, — Я ношу военную униформу даже в выходные дни, кроме того, у меня нет семьи, я живу в казарме, и питаюсь в бригадной столовой. Такой образ жизни не соответствует нормам мирного времени.

— Тут не поспоришь, — согласилась она.

— Да, — кхмер кивнул, — Я только что был в командировке в Меганезии, и там товарищи помогли мне выбрать удобные гражданские комбинезоны, и оружие, которое хорошо подходит, чтобы носить в кармане такой одежды, не нарушая гражданский стиль. Эти вещи лежат в сумке. Если тебе интересно, я могу показать.

— Одежда это интересно, — Элвира улыбнулась, — Как девушка со швейной машинкой, я люблю приглядываться к новым фасонам. Вдруг понравится? И, конечно, я смогу тебе сказать, насколько это выглядит по-граждански.

Ним Гок кивнул, помолчал немного, глядя на свои ладони, и продолжил.

— Элвира, я хотел посоветоваться с тобой не только об одежде, но и о семье.

— А что тут советоваться? — спросила она, — Найди женщину, которая тебе нравится, и которой нравишься ты, вот и все. По-моему, все нормальные люди так делают.

— Да, — согласился комбриг, — Скажи, я тебе нравлюсь?

— В каком смысле? — осторожно спросила она.

— В том смысле, в котором женщине или нравится мужчина, или нет, — уточнил он, и добавил, — У тебя чайник закипел и выключился.

— Ой, да, действительно…

Она поднялась из-за стола и увлеченно занялась маленьким кухонным колдовством с набором сушеных фруктов и двумя чайниками — большим электрическим и маленьким фарфоровым китайским, с картинкой «влюбленные драконы» (золотой и лазурный). Чайники перекочевали на стол вместе с чашечками, корзинкой печенья, сахарницей и разноцветными розетками с джемом, медом и чем-то еще… Молчание затягивалось.

— Я как-то неправильно задал вопрос? — поинтересовался Ним Гок.

— Вопрос?.. — Элвира внимательно посмотрела ему в глаза, — …Ты задал вопрос?

— Да. Если я сделал это неправильно, то объясни, в чем моя ошибка.

— Твоя ошибка? Я не знаю… Просто это странно… Обычно, спрашивают по-другому.

— Я могу спросить по-другому. Скажи: как?

— Нет, какой смысл по-другому, если ты уже спросил. А зачем тебе это надо?

— Для семьи, — невозмутимо ответил он.

— Подожди! Ты действительно считаешь, что такие предложения делаются вот так?

Ним Гок, глядя на свои ладони, очень спокойным голосом пояснил:

— У меня нет опыта организации семьи.

— Слушай, а как ты вообще… Ну… У тебя же, наверное, были женщины.

— Да, — подтвердил он.

— И ты предлагал им? Приказывал? Покупал? Или просто брал силой?

— По разному. Но никогда не брал силой. Это недопустимое поведение для солдата. Хочешь, я налью чай? Ты нервничаешь, и у тебя сейчас может не получиться.

Элвира коротко кивнула, он спокойно взял китайский чайник, налил красно-розовый напиток в две чашечки ровно до половины высоты и спросил.

— Надо доливать кипяток в чайник или в чашки?

— В чайник, но только не до самого верха, — ответила она.

— Вот так? — спросил он, выполнив ее инструкцию, — А теперь закрыть крышкой?

— Да… — она снова так же коротко кивнула… — И давай кое-что проясним. Ты решил создать семью просто, чтобы показать пример своим бойцам?

— Нет, я так решил потому, что это более правильный образ жизни.

— Понятно. Но, почему ты предложил это мне? На Большом Тиморе сколько угодно молодых одиноких женщин, которым не надо ничего объяснять.

— Потому, — сказал он, — что семья это важное дело, которое получится только с таким человеком, который обладает необходимыми качествами. И у тебя есть эти качества: смелость, ответственность, ум, физическое здоровье, сексуальная привлекательность.

— Ты странный, — тихо сказала Элвира, — Очень странный.

— Это, на твой взгляд, серьезное препятствие? — спросил он.

— Не знаю… Я даже не знаю, почему я поехала с тобой. Может быть, от удивления.

Красный комбриг сделал чуть заметное движение плечами.

— Никто лучше тебя не знает, почему ты поехала.

— Нет, — она покачала головой, — Есть человек, который знает лучше. Это ты. Ты что-то заметил, и понял, что я поеду. Что именно ты заметил, Ним Гок?

— Я немного чувствую отношение людей, — ответил он, — Если бы не это, меня бы давно убили. Если хочешь, я могу научить тебя. Надо просто очень внимательно смотреть на несколько точек на лице и руках, оценивать меру напряжения тела человека и звук его голоса и дыхания. Ни одно целенаправленное движение не начинается без подготовки. Сначала в сознании возникает план, и только потом — действие. Заметив план, можно выиграть две десятых секунды. Часто бывает, что это цена жизни.

— Как я поняла, ты умеешь чувствовать не только ненависть, — заметила Элвира.

— Да. Ты правильно поняла. Не только.

— Значит, — заключила она, — задавая свой вопрос, ты уже знал ответ.

— Я его и сейчас не знаю, — возразил Ним Гок, — Одно дело — что ты чувствуешь, другое дело — что ты скажешь. Люди не всегда говорят то, что они чувствуют.

Элвира вздохнула и медленно провела пальцем по столу, будто рисуя что-то.

— Ты мне нравишься, Ним Гок. Слышишь, я это сказала. Но этого недостаточно, чтобы жить вместе. Извини, но я вообще не представляю, как женщина может жить с таким человеком, как ты. И я не представляю, как ты можешь жить с какой-либо женщиной.

— Ты опасаешься, что у меня есть какой-то критический дефект? — спросил он, взял со стола чашку, и сделал маленький глоток.

— Нет, не дефект, — ответила она, — Я не хочу повторять той ерунды, которую про тебя говорят, но… Нет, я не знаю, как это объяснить.

— Тогда, возможно, ты опасаешься зря, — заметил комбриг, — Но, если окажется, что эти опасения обоснованы, то я уйду. Это не тот случай, когда нет пути к отступлению. А, когда путь к отступлению есть, то есть право на ошибку ради опыта. Так меня учили.

— Ты всегда так невозмутим? — спросила Элвира.

— Решая важную задачу, надо контролировать эмоции, — ответил он, — Этому меня тоже учили. Возможно, это не всегда правильно, но до сих пор самоконтроль мне помогал.

— Ты хочешь сказать, что сейчас решаешь важную задачу?

Ним Гок утвердительно кивнул, взял ложечкой из розетки немного яблочного джема, слизнул его, а потом запил парой глотков чая.

— Давай ты прекратишь ее решать, — предложила она, — Давай просто поговорим.

— Давай, — согласился он, — О чем тебе интересно?

— Мне все интересно. Где ты был, что видел…

— Я был в очень необычной стране, — сказал комбриг, — Мне не все там понравилось, но зато я очень многое понял. Лучше рассказывать это с самого начала, с момента, когда меня встретили в Хониаре товарищ Микеле и друг его младшей дочки. Я должен тебя предупредить, что если рассказывать все, то получится долго.

— Долго? — переспросила Элвира, — Ты куда-то торопишься?

— Нет. У меня завтра выходной день и я свободен до послезавтрашнего утра.

— И ты собираешься остаться у меня?

— Я бы хотел остаться, если ты тоже хочешь.

— Я этого хочу, — сказала она.

* * *

Galaxy Police Flog. Trolley 1001

31.03.24. Африканский кризис.

Архипелаг Чагос (Терра Илои).

Коморские острова.

Мадагаскар.

плавучий атолл «Hat-Hat».

Trolley-Jockey Элеа Флегг.

Aloha foa! Дорогие пассажиры тысяча первой тележки, я офигеваю! Держитесь за поручни, и смотрите, что произошло на Чагос вчера после полудня, ночью и утром. Напоминаю: после того, как вчера «Кокосовая пятерка» со скрипом уладила наш конфликт с Британией, Чагос еще два часа находился под оседающим зонтиком из экранирующей пыли, выброшенной в стратосферу нашими ракетами «Metal Hush». Мобильные военно-морские авиагруппы стран «Кокосовой пятерки» вышли на патрулирование периметра Чагос, а когда пыль осела, и радиосвязь с корветом «Invincible» ВМФ Британии восстановилась, подошли к нему, и к арестованному им мадагаскарскому гражданскому судну «Uxias». Наши морские рейнджеры, согласно приказу Верховного суда, начали с ультиматума: ролкер «Uxias» с экипажем (полста матросов во главе с капитаном Пайоле Арокаро, репортер Берилл Коллинз, двести зоотехников, девять пар лемуров ай-ай), и еще шесть наших туристов, должны быть освобождены немедленно, без каких-либо предварительных условий. «В противном случае, — говорилось в ультиматуме, — все британские вооруженные суда в акватории Океанийской Системы Безопасности, будут рассматриваться, как пиратские».

После получасового скандала, ультиматум выполнили. Мадагаскарское судно «Uxias» оказалось повреждено при штурме британскими морпехами, а матросы и зоотехники пребывали в депрессии от угроз и физического насилия. Капитан Арокаро, репортер Берилл Коллинз и шесть наших туристов, получили легкие травмы (проще говоря, их били, с их слов — прикладами автоматов). Лемуры ай-ай, к счастью, не пострадали, но находились в обстановке, явно ненормальной, с учетом их впечатлительности.

Стороны-получатели лемуров (Австралия, Папуа, Аотеароа и Меганезия) оперативно отреагировали на угрозу и направили к месту событий авиагруппы для спасения этих милых пушистых существ. С меганезийской стороны в операции участвовала авиа-эскадра ВВС/ВМФ «Vector» с Палау. Я не думаю, что зоологические задачи следует решать такими средствами, но все ОК. Наши лемуры доставлены на Палау. Судя по мордочкам, гиперзвуковой полет на этом флаере им не повредил. (см. ролик № 1).

Следующая фаза. С патрулем «Кокосовой пятерки» связались по радио сотрудники «красного ромба» (их флайку сбили ракетой с корвета «Invincible»). Оказывается, их подобрали туземцы архипелага Чагос. Далее: картина Айвазовского «Приплыли». С севера, с огромной (и якобы, необитаемой) системы атоллов в центре архипелага, прилетела авиетка туземцев, и на борт флагмана патруля поднялись оба сотрудника «красного ромба» и мэр Терра-Илои (Чагос)… Илои — это туземцы, афро-франкские креолы, вроде наших океанийских melano, населяющие архипелаг с XVIII века.

Появление местных (пусть и нелегальных) властей оказалось очень кстати, т. к. они предложили удобное решение проблемы с мадагаскарским кораблем. «Uxias» был отбуксирован к атоллу Эгмонт, на 70 миль к норд-вест от британской базы на атолле Диего-Гарсиа, и поставлен на рейд в туземном порту (формально не существующем). Экипаж корабля и наши туристы сошли на берег для медицинского обследования. Корабль разгружается для мелкого ремонта, после которого сможет выйти в море.

Главная интрига ситуации — это порт, туземная инфраструктура и вообще туземцы.

Британские оффи утверждали, что все туземцы с Чагос (около двух тысяч человек) высланы в 1973 году на Сейшелы и Маврикий, где бесследно абсорбировались. Мэр Терра-Илои, мистер Тиам Агале, быстро доказал, что все не так просто. Несмотря на системный геноцид туземцев (в т. ч., прочесывание зондер-командами и применение отравляющих газов), до трехсот туземных семей продолжают жить на пятнадцати коралловых островах центрального атолла и полста островах еще четырех атоллов.

В следующие два часа выяснилось, что по официальной британской версии, военные патрули только сносили пустующие дома, а газом отравили только бродячих собак, причем занимались этим не британские, а американские солдаты. Американцы на это заявили, что, взяв Чагос в аренду, понятия не имели о туземцах, а британские власти скрыли от них и факт наличия туземцев, и факты геноцида. Мистер Агале, в общем, присоединился к позиции американцев, а британские власти обозвал «нацистами» и передал прессе такие фото, что их показывают по CNN с табличкой «уберите детей, беременных женщин и людей со слабым сердцем от экранов». Мэр организовал для прессы экскурсию по гигантской акватории архипелага, показав ряд хозяйственных объектов и жилищ (в которых обитали семьи с детьми). Все это так замаскировано в ландшафте, что заметить искусственные сооружения можно только в упор.

О туземцах, оказывается, знали и туристы, и коммерсанты на соседних Мальдивах — короче, все, кроме британского правительства. Мистер Агале потребовал, чтобы британские военные (которых он назвал «бандитами и убийцами») убирались вон с архипелага, и предупредил, что терпение туземцев лопнуло, и они вооружились. Он продемонстрировал прессе нелегально приобретенное стрелковое оружие, а также гранатометы с химическими боеприпасами: (зажигательными и отравляющими), и портативные ракетные установки ПВО/ПКО типа «Luftfaust-Raffer» (made in Papua).

Старшие офицеры контингента «Кокосовой пятерки» немедленно создали кризисный штаб и установили временную демаркационную линию между юго-восточным углом архипелага (где находится атолл Диего-Гарсиа с базой ВМФ Британии) и остальными атоллами. Протест со стороны британского правительства признан необоснованным.

Пока творились эти чудеса, из района Мадагаскара к месту событий прибыли два мпулуанских «Screen-Shuttle» с мобильной группой «красного ромба» и репортерами. Сейчас на островке Опасная банка (запад Центрального атолла) идет подготовка к международным переговорам о статусе архипелага, а репортеры пока знакомятся с обычаями туземцев на самом населенном атолле Перос в полста милях севернее.

Только что, МИД Британии опубликовал коммюнике, где утверждается, что вся эта свистопляска вокруг мусульманских подростков и мадагаскарских лемуров затеяна специально ради военной провокации и отторжения Чагос от Британии. И никаких туземцев, мол, на Чагос не было, а было около полсотни чьих-то коммандос. Они проникли на архипелаг подобно туристам-нелегалам, построили имитации жилищ и хозяйственных объектов, и показали это прессе. На «Uxias», под видом матросов и зоотехников, была, будто бы вторая группа коммандос, которая и привезла крупную партию оружия (а затем выгрузила его на атолле Эгмонт). Наконец, третья группа коммандос, как утверждается, прибыла под видом гуманитарной миссии «Красного ромба». Так, на архипелаге образовался батальон спецназа и артдивизион ПВО/ПКО, развернутый для атаки на базу Диего-Гарсиа, электронное оборудование которой повреждено сперва «Metal Hush», а затем (типа, случайно) еще лазерами-маркерами боевых флаеров. Далее выражено крайнее возмущение, бла-бла-бла — как обычно.

Коммюнике, конечно, тенденциозное, но логика и хронология в нем на высоте — не подкопаешься. А, с другой стороны — если ты не хочешь стать жертвой элегантной провокации, то не занимайся морским пиратством в интересах исламистов. Ага!

Следующая новость у нас именно об исламистах 25 марта, после аннексии Малави войсками Мпулу и Шонао, в Исламскую Республику Коморские острова (ИРКО — шариатское государство в Мадагаскаром проливе) бежал Фаттах Абу-Джебрин, исламский радикал, сторонник силового захвата Майотте (юго-восточного острова коморского архипелага, считающегося территорией Франции). После тотального уничтожения исламистов и христианских ортодоксов в Малави, и после продажи четырехсот мусульманских подростков в тиморскую акваторию (при техническом содействии властей Майотте), влияние Абу-Джебрина сильно возросло. Его идеи повторил президент Хосни Раджани, уже как официальную доктрину ИРКО.

Сегодня Раджани поставил Майотте перед альтернативой: декларация о включении в Исламскую Республику в течение суток или силовое включение с радостями войны и репрессий. Жители Майотте (200 тысяч против почти миллиона в ИРКО), попросили Париж прислать военных с острова Реюньон (единственной колонии Франции в этом регионе, где сохранена довольно серьезная база ВМС). Париж обещал помочь, через месяц, если будет одобрение парламента. Большинство на Майотте — это умеренные мусульмане, и под шариатскую власть они не хотят. Католическое меньшинство — тем более не хочет. Но там хватает и исламистов, которые поддержат вторжение ИРКО.

Президент Мадагаскара, Артен Норанцеа выступил с заявлением: «Мадагаскар готов принять и любое количество эмигрантов-католиков с Майотте. Мы не самая богатая страна в мире, но мы твердо обещаем всем беженцам нормальные бытовые условия, питание, медицину и в близкой перспективе — достойную работу». Норанцеа не стал скрывать, что программа приема беженцев связана с участием Мадагаскара в Транс-Экваториальной Африканской Лиге и в альянсе со странами Океании и Австронезии.

* * *

А теперь — о плавбазе (или плавучем атолле) «Hat-Hat». Репортаж Пепе Кебо. Она студентка KTIC из Новой Британии, стажируется в Тиморском регионе, и ведет экстремальный блок на университетском инфо-канале Kimbi-wiew. С 30 марта она находится на Хат-Хат в качестве волонтера, и у нее накопилась масса впечатлений.

Aloha foa! Это я Пепе Кебо!

В начале напомню, что такое Хат-Хат. Четыре кольца из газобетона, каждое — внешним диаметром четыреста метров и внутренним двести, с каналом — входом на внутренний рейд. Штука похожа на цветок клевера, площадью примерно 36 гектаров. Сейчас здесь 404 подростка в возрасте 11–15 лет, которые депортированы из Малави из-за исламизма их семей, и 202 океанийских волонтера (меганезийцы и папуасы) в возрасте 17–22 года. Я как раз одна из волонтеров. Чтоб сохранить эту историю для экоисториков, я веду протокол, а где словами никак, там втыкаю ролики (на Хат-Хат в каждом углу — vid-cam, на всякий случай). Ну, погнали.

Прибытие. Авторы тетрабублика не стали изобретать байк, а сделали, как на флоте. Приехал, снял гражданские тряпки, смыл под душем гражданское настроение, надел униформу, и — марш защищать жизнь, свободу, безопасность и собственность! Там, в душе, я и познакомилась с напарником (мы прибыли последними — по доп-конкурсу, объявленному на две образовавшиеся вакансии). Его зовут Снел Длай. Он ни разу не похож на улитку, и вообще-то его зовут Снл, из племени длай, но так удобнее. Его двоюродный дядя — Дв Длай, он командовал обороной острова Жако. Кто не видел — посмотрите мой репортаж, я там тоже была. Из-за ранения, Дв ушел из рейнджеров и решил устроить ферму там, на Жако, и позвал Снела в партнеры, по-родственному. А, пока Дв долечивает плечо, и добирает команду для фермы, делать Снелу нечего…

Снел — механик-универсал, на вид похож на древнего негритянского боксера средней весовой категории, только глаза умные. Вообще, парень веселый. Я уже моюсь, а он, вместо «Aloha» или «Hi», хлопает меня по заднице, говорит: «О! Хороший звук!» — и, конечно, получает от меня по морде. Познакомились. Помылись. Пошли одеваться.

Все без затей. Простая машинка «Taveri Robotic Art Knit» (TRAK). Выбираешь в меню размер, фасон и рисунок, и она выплевывает тебе майку, шорты и калиги из «паучьего шелка». Все одноразовое. Я говорю: тут как на учебной базе флота. Домики — взводные казармы. Два этажа, четыре 6-местных бокса, гигиенический комплекс, хозблок, кают-компания с террасой. Креативно и симпатично, но малобюджетно и кубично..

Смотрим на нашу банду. Мама! У них такой вид, будто их завтра расстреляют! Двое мальчишек сбились в одном углу, две девчонки — в противоположном. Ни капли не представляя, что с ними делать, мы со Снелом ползем в кают-компанию… А там уже торчат Екен Яау, фиджиец-melano, типа, команданте нашего взвода и Лэсси Чинкл, девчонка-микронезийка с Понпеи. Их юниоры в том же виде. Вот, влипли!.. Мы вспоминаем, что у нас ведь есть инструкция. Читаем…. Читаем… Мама! Интересно, ребята, которые сочинили инструкцию, сами-то представляют себе, как практически выполнить эти сорок пунктов? Но, поскольку других конструктивных идей у нас нет, пробуем сделать так, как написано в инструкции… В меру своего понимания.

Как это было — словами не описать, но вот ролик. Он склеен из записей vid-cam…

94

Дата/Время: 30–31.03.24 года Хартии.

Мини-корвет «Octopus» (ВМФ Мпулу)

Яхта «Golden Sun» турфирмы «Emerald-Voyage».

Акватория Маврикия южнее Каргадос.

Атолл Мангарева, Меганезия.

Принадлежащие Республике Маврикий острова Каргадос (на севере), Родригес (на востоке) и Гран-Маврикий (на западе) образуют равносторонний треугольник, со стороной примерно 250 миль. В ста милях к западу от Гран-Маврикия расположен французский остров Реюньон, в 600 милях к северу — маврикийский Агалега, а еще севернее начинается акватория Республики Сейшельские острова.

За час до заката 30 марта, яхта «Golden Sun» снялась с якорной стоянки на севере островов Каргадос, обошла барьеры центрального кораллового атолла этого мини-архипелага, и взяла курс на юго-восток. Не составляло большого труда понять, что капитан планирует пройти по маршруту: Родригес — Гран-Маврикий — Агалега. На Реюньон он точно не намерен заходить — слишком велик риск проблем с «живым товаром», который могут случайно обнаружить на борту яхты французские власти. Следовательно, всю ближайшую неделю яхта, по программе, должна оставаться в акватории Маврикия, и следующий пограничный контроль пройдет только в порту какого-то из Сейшельских островов. До этого, никто не озаботится всерьез фейс-контролем пассажиров и экипажа — а это очень существенное обстоятельство…

Итак, перед закатом капитан направил яхту «Golden Sun» на юго-восток, предполагая пройти за вечер и ночь 250 миль, и утром выйти к острову Родригес. А после заката, «океанологический» «Octopus», ранее дрейфовавший между Карагос и рифом Фантой, тоже взял курс на остров Родригес. Он легко догнал яхту и повис у нее на хвосте на дистанции 5 миль. Поскольку мини-корвет шел без огней и сравнительно малым (для кораблей такого класса) ходом, вахтенные на «Golden Sun» не имели никаких шансов обнаружить нежданного соседа. Круизная жизнь на борту яхты шла своим чередом.

В кают-компании клиенты беседовали о всякой всячине за коктейлем и развлекались изобретением новых фокусов с присутствовавшими здесь же «живыми игрушками». Капитан (непременное присутствие которого на таких вечерниках было требованием клиентов), старался поддерживать разговор. Двое матросов (по совместительству — охранников) прислуживали за столом и ассистировали при реализации фокусов.

На борту «Octopus», мичман Рунк, которому выпало по жребию сидеть у монитора, транслирующего аудио-видеоряд с бага, прилепленного к потолку кают-компании «Golden Sun», ругался на фламандском, курил чудовищно-крепкую сигару и чихал. Девушки — пилот-капрал Шейла Бритт и стрелок-навигатор Мкаси — периодически поддерживали его советами типа: «Не задумывайся об этом слишком глубоко». Но мичман все равно задумывался, и продолжал ругаться, дымить сигарой и чихать. На втором часе этого унылого процесса, мастер-сержант Лауа Нтай оторвался от своего монитора (где рисовал перемещения «объектов» по яхте), тронул за плечо стрелка-инструктора Дарта Тигриса и негромко предложил:

— Давай кто-нибудь из нас сменит этого парня.

— Я его сменю, — так же тихо ответил Дарт.

— Может, бросим монетку? — предложил Лауа.

Стрелок-инструктор отрицательно качнул головой.

— Не надо. Мне проще, у меня профессиональная специфика.

— Ты уверен?

— Я уверен, — Дарт подошел к мичману Рунку и похлопал по плечу, — Allez, бро. Моя очередь хлебать это говно.

— Я не слабак, бро, — немного обижено заметил тот.

— Это работа, — возразил Дарт, — Меня к ней готовили, а тебя — нет. Разные профессии, ровно как в мирной жизни, прикинь?

— Рунк, он прав, — поддержал радист Гуло, — Вот, я уже тебе кофе наливаю.

— Ладно, — вздохнул мичман, освобождая место, — Профессия это сила. Спасибо Дарт. Реально, меня загребло смотреть на этих ублюдков.

Наблюдение продолжалось. Два десятка расклеенных по яхте багов позволяли, при аккуратной работе, отслеживать и местоположение, и характер занятий каждого из пассажиров и членов экипажа. Кроме того (и это важно!) «объекты» не трудились «фильтровать флэйм». В их разговорах проскакивали имена людей, названия фирм, описания событий и действий, и прочая потенциально ценная информация.

Прошло еще часа полтора. Стрелок-инструктор Тигрис, смотревший на экран с таким безразличием, как если бы там крутили скучнейший «семейный» сериал, лаконично сообщил:

— Объекты готовятся расползаться по каютам.

— Долго они сегодня, — проворчал лейтенант Ифарбо, бросив взгляд на часы.

— Зато заснут быстро, — заметила Мкаси.

— Откуда такой вывод? — спросил он.

— Это просто, босс. Они сейчас ничего не смогут, — тут стрелок-навигатор показала выразительными движениями бедер, чего именно не смогут пассажиры, — поэтому, прикажут пристегнуть «кукол» на цепь, а сами вырубятся.

— Она права, — добавил Дарт, — «Объекты» перевозбудились и выпили по несколько крепких коктейлей. Они и так не физкультурники, плюс еще алкоголь…

— Капитан в начале вечера выпил три двойные порции виски, — добавил Рунк, — мне кажется, у него уже не все хорошо с координацией.

Ифарбо побарабанил пальцами по переборке.

— Так, парни и девчонки. Ближе к делу. Раз вы говорите то, что говорите, у меня есть основания назначить активную фазу через час. Кто имеет возражения?

— Лучше через час тридцать, — сказал Лауа, — Через час десять старпом сделает обход палубы и ходового мостика. До этого вахтенные будут притворяться старательными парнями, а после — забьют на работу и станут смотреть всякую ботву по TV.

— Откуда знаешь про старпома? — спросил мпулуанский лейтенант.

— Из показаний старпома другой яхты, «Lone Star». На всех яхтах фирмы «Emerald-Voyage» такая инструкция на счет ночного обхода.

— Тогда ты прав, — согласился Ифарбо и поднес ко рту микрофон, — Подразделение! Объявляю боевой приказ!

* * *

…Яхта «Golden Sun» напоминала нелепо-большое ювелирное украшение на черном бархате прилавка. Ярко светились прожекторы на палубе, и сверкали отраженными бликами хромированные части корпуса. На корме мерно тарахтели два дизельных двигателя. Рулевой отчаянно зевал, глядя на развитие футбольного матча Багамы — Австралия в борьбе за кубок Университетов Британского содружества (строжайше запрещенный инструкцией портативный телевизор лежал на пульте). Вахтенный наблюдатель в бешеном темпе тыкал пальцами в клавиши на мобайле, рассчитывая выиграть супер-приз сетевой игры «заклюй червяка»… Четверо матросов, в данный момент свободных от вахт, спали здоровым сном. Старпом тоже успел задремать, выполнив положенный ночной обход, а капитан, усугубивший три двойных виски бокалом шампанского, ворочался на койке, то засыпая, то просыпаясь от спазмов в области желудка. Три пассажира, употребившие значительно большее количество алкоголя, лежали на шикарных кроватях в своих каютах в состоянии скорее легкого наркоза, чем сна. Не востребованные в эту ночь «куклы» свернулись на ковриках в подсобном помещении, пристегнутые за лодыжки цепочками к стальной скобе.

Такова была ситуация в 1:40 ночи, когда катапульта на палубе «Octopus» бросила в звездное небо один за другим два ударных дрона «WaBi». Вслед за этим, четыре вироплана «Tartar», в кабинах которых уже сидело по три коммандос плюс пилот, раскрутили винты и с легким гудением взлетели с «баскетбольной» площадки. Эти действия происходили в полной темноте. Согласно инструкции по специальным операциям, штурм-группа и техперсонал работали в ноктовизорах… Дроны «WaBi» вышли на позиции через три минуты после запуска — когда виропланы были еще на полпути к «Golden Sun». Операторы дронов легко нашли на экранах цели — двоих вахтенных — и дали по одной очереди пластиковыми шариками из пневматического пулемета. Шарики были с начинкой — мгновенно действующим нейротоксином — и вахтенные «выключились», даже не успев понять, а что же произошло.

Первая пара виропланов зависла в нескольких метрах над носом и кормой яхты, и на палубу выпрыгнули по трое человек. Следом, тот же маневр повторила вторая пара. Девять коммандос и трое спецов из INDEMI распределилась по небольшому судну…

Капитан, устав бороться с бунтующим желудком, поднялся с койки, и потащил свое полусонное тело к борту, чтобы «порычать на море». Его появление на палубе было неправильно понято одним из африканских коммандос — капитан получил в грудь короткую очередь из пистолет-пулемета с глушителем, и умер на месте. Вот почему нельзя смешивать виски с шампанским, особенно — перед сном…

Еще две минуты, и всех спящих уже выволокли на палубу и уложили лицом вниз… Точнее, всех за исключением мертвого капитана, мертвого рулевого (которому по непонятной причине не помог антидот), условно-живого вахтенного наблюдателя (которому антидот начал помогать — штатным образом), и троих «кукол».

Найти «кукол» не составило никакого труда — на то и баги видео-аудио слежения, расклеенные по яхте. Но что делать с этими тремя девчонками дальше? По плану операции, эту проблему следовало решить «когда она станет актуальной».

* * *

Ослепительное солнце над атоллом Мангарева чуть сдвинулось к западу от центра голубовато-белого небосвода. Шел последний час сиесты. Как обычно в это время, персонал базы INDEMI форт Агакау (замаскированной под лабораторию магнито-гидродинамики предприятия NEHE), плескался в лагуне, гонял мячик с местными ребятами, в общем — военные разведчики юзали часы полуденного отдыха на всю катушку. Старшему офицеру форта, капитану Рэдо, было всего 30 лет, так что он участвовал в подвижных играх вместе со всеми. Как же иначе? Хорошее боевое подразделение — это не просто группа людей, работающих в одной конторе. Это — команда, в которой рабочие отношения сплетены с личной симпатией.

Обычно, Виго Рэдо с удовольствием участвовал в коллективных играх. Команда, оказавшаяся под его управлением, ему нравилась… Но сегодня ситуация была не обычная. На другой стороне Земного шара трое ребят — первая в жизни капитана автономная опергруппа, подготовленная лично им «от и до» — выполняла первое самостоятельное задание. И надо же такому случиться, что рабочая зона оказалась втянута сразу в два интенсивных военных конфликта — на Чагос и на Коморах.

Перед самым началом сиесты, капитан Рэдо санкционировал начало активной фазы операции, доверившись мнению мастер-сержанта Нтая «Все ОК, командир, боевые действия нас не затрагивают, в целевой акватории все спокойно». Теперь исход дела зависел от того, правильно ли Нтай оценил обстановку. Алмазное правило офицера разведки: когда от тебя ничего не зависит, веди себя спокойно и уверенно, улыбайся, шути и радуйся жизни. Сейчас Виго Рэдо старался вести себя именно так, но ему не хватало артистизма, и ребята заметили, что капитана «колбасит»…

Сейчас, когда он, вместе с остальными вылез на берег, чтобы по-быстрому облиться пресной водой и успеть высохнуть, а потом надевать униформу, его окружили, и…

— Командир, что у нас в целом?

— Как там звено сержанта Нтая?

— Ясно, что «top-secret», но…?

— Если, там надо помочь, то мы…

Капитан закурил сигарету и покачал головой.

— Ребята, помощь неактуальна. Все решается прямо сейчас.

— Что, вот в сию минуту? — недоверчиво спросил кто-то.

— Возможно и так, — подтвердил Виго.

— De puta madre… — растеряно произнес кто-то еще.

И в этот момент в наплечном браслете капитана зазвенел служебный мобайл…

— Валет слушает, — ответил он.

— Валет, это Доктор. Мы выиграли три-ноль. Три мяча в воротах! Наши игроки уже отдыхают. Лидер и еще один игрок, перегрелись. Пришлось ставить им холодные компрессы. Ничего такого, просто жара.

— Я рад за наших парней, Доктор! Я верю: они сделали все, что могли. А как наши запасные игроки? Мы можем надеяться, что они не хуже?

— Они что надо, Валет. В отличной форме!

— Это радует, Доктор. А как там зрители? Они признали нас командой сезона?

— Зрители колеблются, Валет. Против нас играли так грубо, что это вызвало шок на трибунах, несмотря на то, что мы убедительно победили.

— Что, доктор, все так серьезно?

— Это публика, Валет. Она многого не понимает, она недоверчива, и она склонна к истерикам. Но другой публики у нас нет, и надо как-то работать с этой. Сейчас они успокоились, но это ненадолго. Для работы с ними нужен грамотный ди-джей и спокойная обстановка. А у нас проблема с погодой. По прогнозам, жара усилится.

— Да, Доктор. Погода — это проблема. Нам надо настаивать, чтобы следующая игра проходила на новом стадионе гребного клуба, где трибуны защищены от солнца. Я договорюсь с их администрацией, не беспокойся. Ди-джей там тоже есть. На тебе — транспорт. И не тяни с этим. Помнишь девиз: спорт — это скорость?

— Помню, Валет. А как нам организовать PR? У нас засняты гигабайты отличного материала. Но как переработать это в форму, которая даст нам хорошую прессу?

— Доктор, у нас образовался дефицит работающих PR-мейкеров. Тебе известны наши общие организационные проблемы. Приходится опираться на хороших любителей. В гребном клубе есть девчонка по имени Лэсси. Она вам все объяснит. Удачи, Доктор.

95

Дата/Время: 31.03.24 года Хартии. Утро.

Место: Атауро (Северный Тимор).

Пассажиры.

Домик Элвиры Лабриа был скорее приложением к огороду, чем самостоятельным объектом жилой недвижимости. Соответственно, кухня, как таковая, с печкой для серьезных кулинарных процедур, располагалась не внутри домика, а снаружи, под навесом, рядом с водяным баком и бойлером. Здесь можно было готовить, стирать, принимать душ, и питаться (если не идет слишком сильный дождь). Практичный и дешевый подход к ведению домашнего хозяйства в здешних условиях..

Сильный дождь прошел в середине ночи, а сейчас небо хотя и оставалось довольно пасмурным, но с него падали лишь редкие капельки воды. Таким образом, процесс приготовления завтрака под навесом у печки, не должен был вызывать удивления. Поведение стайки атаурской детворы, спрятавшейся у живой изгороди, и увлеченно подглядывающей за этим совершенно обычным делом, выглядело странным.

Ariki-foa (мэр) Кайемао Хаамеа задумчиво хмыкнул, а мастер-матрос Чуки Буп выразительно вытянула губы дудочкой и недоуменно почесала пятерней спину.

— Я так думаю, они глазеют на Ним Гока, — предположила она.

— По-моему, Ним Гок уже декаду, как не считается экзотикой, — заметил мэр.

— Смотря, что он делает, — возразила Чуки.

— А что он такого может делать? Стоять на голове? Танцевать брэйк?

— Нет, но он вчера остался в гостях у Элвиры. Есть про что посплетничать.

Увидев приближающегося мэра с подругой, стайка малолетних бытовых шпионов стремительно рассыпалась по сторонам (опасаясь получить шлепок по заднице за подглядывание), а еще через минуту, Кайемао и Чуки уже могли рассмотреть через невысокую живую изгородь то, что было предметом детского любопытства.

Элвира, одетая в легкий пестрый халатик, сидела за кривоватым дощатым столом и завороженным взглядом смотрела на орудующего около печки Ним Гока. Красный комбриг, одетый только в обернутое вокруг бедер полотенце и выцветший фартук, выполнял операции, которым мог бы позавидовать цирковой жонглер. Выливая на горячую сковородку порцию полужидкого теста из ковшика, он как-то добивался равномерности слоя, а затем резким движением встряхивал сковородку. Круглое и плоское кулинарное изделие взлетало в воздух, совершало математически-точный переворот, и падало обратно на сковородку не прожаренной поверхностью. После дожаривания, следовало встряхивание другого типа — и готовое изделие, пролетая полметра, шлепалось на блюдо поверх кучки таких же круглых штучек.

Чуки, понаблюдав несколько минут, снова почесала спину и констатировала.

— Охренеть…

— По-моему, это какая-то тренировка из ниндзюцу, — неуверенно сказал Кайемао.

— Ниндзюцу это что? — спросила она.

— Профессиональный комплекс японских коммандос, — пояснил мэр, — Старая школа, которая существовала гораздо раньше II мировой войны. Ты что, правда никогда не слышала про ниндзя?

— Йох! — Чуки хлопнула себя ладонью по лбу, — Ниндзюцу это от ниндзя, правильно? Ниндзя-черепашки! Есть такая комп-игра по старому-старому мультику.

Ним Гок сбросил последнее изделие на блюдо, и повернулся в их сторону.

— Доброе утро, товарищи. Может быть, вы позавтракаете с нами?

— Действительно! — воскликнула Элвира, которая (в отличие от красного комбрига), кажется, только что заметила наблюдателей у изгороди, — Заходите сюда! Ним Гок приготовил столько этих пирожков, что…

— Это называется «blin», — педантично уточнил он.

— Да! — она кивнула, — Эти «blin» можно кушать с джемом или с сиропом…

— Нас уговаривать не надо, — объявила Чуки, — Мы не завтракали, прикинь?

— Тогда быстро за стол! — распорядилась молодая тиморка.

Пока гости усаживались за стол, Ним Гок успел снять и повесить на гвоздь фартук, и теперь стал виден длинный жутковатый рваный шрам на его смуглом торсе.

— Старый французский штык, — пояснил он, заметив короткий взгляд мэра, — Боец не следил за штыком, штык затупился, и когда попал в ребро, то соскользнул.

— Откуда ты знаешь, что штык французский? — спросила Чуки, хватая первый блин.

— Я потом рассмотрел оружие. Это была винтовка Лебель-Бертье образца 1916 года. Надежное оружие, если поддерживать его в порядке. Тот боец не поддерживал.

— Ним Гок, пожалуйста… — негромко сказала Элвира, погладив кхмера по плечу.

— Да, конечно, — он кивнул, — Это неправильная застольная тема.

— Блин вкусный продукт! — объявила Чуки и цапнула второй экземпляр с блюда.

Элвира улыбнулась, кивнула и подвинула поближе к ней розетку с джемом. Ним Гок повернулся к Хаамеа и сообщил:

— «Blin» действительно происходит из старых боевых искусств, как ты сказал там, за изгородью, но придумали его не японцы, а русские. Меня этому научил инструктор северный кореец, а его самого научил дед, который учился в десантной академии в Советском Союзе. Очень полезное упражнение для снайперов. Оно учит чувствовать значение малых колебаний руки. Древние придумали много полезного.

— Это точно, — согласился Кайемао, жуя блин, — Древние соображали, что к чему. Вот, например, те же дома на ножках. To fare-ima-pape. У вас в Индокитае они тоже есть. Европейцы, болваны, воротили нос. Типа: дикарство. А если цунами, то их дома на фундаменте падают, хотя и каменные, а наши, на ножках, обычно выдерживают.

— Да, это так, — подтвердил Ним Гок, — Главная сила волны проходит под полом и не причиняет вреда. Волонтеры-канаки говорили мне, что эти дома еще и дешевые.

Хаамеа утвердительно кивнул.

— Они дешевые, простые, быстро возводимые, и разнообразные по форме. В нашем pueblo militar, что к югу по берегу отсюда, штук двадцать разных вариантов.

— Я видела, и мне понравилось, — заметила Элвира.

— Вообще-то, — сказала Чуки, — у нас уже не военный городок, а резервистский. Наши ребята, как бы, гражданские по бизнесу.

— Не важно, — сказала Элвира, — Мы все уже привыкли говорить Pueblo Militar.

— Тебе действительно понравилось? — спросил кхмер.

— Да, — тиморка кивнула.

— Значит, мы построим дом таким же методом, — подытожил Ним Гок.

— Ты так быстро решаешь… — тихо произнесла она.

— Прикинь, Элвира, fare по-любому пригодится, — вмешалась Чуки, — Я тебе вот что подскажу: если хорошо накормить Оури и Алул, то Оури сходу нарисует классный проект. Мы с Каем так сделали. По-моему, получился хороший fare.

Ним Гок налил всем фруктового чая и заключил:

— Я думаю, это хорошая мысль. Элвира, поправь меня, если я ошибаюсь.

— Наверное, хорошая, — ответила она, с некоторой неуверенностью в голосе.

— Слушай, Ним Гок, — сказал Хаамеа, — А ты знаешь бирманский язык?

— Я знаю официальный бирманский язык, — ответил красный комбриг, — еще я знаю тайский, пинлонг и палаунг, он похож на кхмерский. А что тебе надо перевести?

— Вообще-то, мне надо не перевести, а поговорить. У нас образовались три персоны, которые, кажется, понимают только по-бирмански.

— Образовались? — переспросил Ним Гок.

— Ну, если точнее, — пояснил мэр, — То наши рейдеры накрыли в западной акватории Индийского океана яхту рабовладельцев. Получилось так, что контингент удобнее оказалось перебросить сюда. Они прилетели на Атауро около семи утра. Теперь мы шевелим мозгом, чтобы разобраться, где у этой селедки хвост.

— Ясно, — кхмер кивнул, — Три персоны — это рабы или рабовладельцы?

— Рабыни. Совсем молодые девчонки. Про них известно только, что они из Бирмы.

— Так. А рабовладельцы?

Кайемао Хаамеа небрежно махнул рукой.

— Эти из Европы. С ними уже работают. Я временно отдал разведчикам под это дело оборудованный технический ангар. Все необходимое там есть. А трех девчонок мы оставили в fare у Лакшми и Ромара. Лакшми знает тайский. Плюс, у нас есть комп-транслятор с бирманского. Но все это как-то не очень помогает.

— Ясно, — повторил Ним Гок, — Я допью чай, переоденусь и мы пойдем.

— Я пойду с вами, — сказала Элвира, — я не знаю бирманского, но, возможно, я многое пойму, даже не зная языка.

— Хорошо, — красный комбриг кивнул, — Пойдем все вместе.

* * *

Идти до военного городка было минут 10 — и все это время Ним Гок объяснял своим спутникам, что решение надеть униформу с нашивками комбрига Красных Кхмеров является не ошибочным, а наоборот, очевидно-правильным. И автомат «Sten-Next», привычно пристроенный на ремне за правым плечом — это тоже правильно.

Последняя дискуссия на эту тему произошла в гостиной fare Лакшми и Ромара.

— Вам надо понять, товарищи, — терпеливо и спокойно объяснял Ним Гок, — что для бирманских батраков и малоземельных фермеров-общинников, эксплуатируемых феодальной диктатурой, Красные Кхмеры — это солдаты-освободители. В начале революционного движения некоторые соратники Пол Пота допускали ошибки в управлении деревней, но это было давно. Это уже стало историей. Современная реальность такова: когда мы совершали рейды вверх по Меконгу, до пограничной территории Лаос — Бирма, то восстанавливали справедливость, проводили полную зачистку феодально-бандитского элемента, освобождали трудящихся и раздавали продукты и вещи. Для дела революции мы проводили конфискацию автомобилей, западных денег, золота и ювелирных изделий в домах эксплуататоров, но это не затрагивало дома простых фермеров. Поэтому население нас поддерживало.

— ОК, — со вздохом, согласилась Шейла Бритт.

— Но давай ты будешь очень аккуратен, — добавил Ромар.

— Ты не представляешь, что пережили эти девчонки, — сказала Лакшми.

— Думаю, сен Ним Гок представляет, — заметил Хаамеа.

— Да, товарищ Кай, — подтвердил комбриг, — Я представляю. И сначала я разъясню девушкам ситуацию. Потом Шейла сможет задать им вопросы. Я буду переводить.

Ним Гок решительно откинул циновку на входе в гостевую комнату, где пока что разместились девушки, сделал три шага внутрь, остановился и отчеканил.

— Min gla ba! Djen do khmera rudro comandor Nim Gok…

— Резковато, — буркнула Лакшми.

— Joder… — произнесла Шейла, — Он их перепугает…

— Надеюсь, он знает, что делает, — сказал Хаамеа.

— Я тоже надеюсь, — тихо сказала Элвира.

В этот момент из-за циновки послышалось довольно оживленное щебетание, иногда прерываемое короткими четкими репликами комбрига.

— Упс… — выдохнула Чуки, — По ходу, нормально…

— Кажется, он разбирается в ситуации лучше, чем все мы, — констатировал Ромар.

— И он для них выглядит привычнее, — добавил Кайемао.

Щебетание стало громче. Все три девушки тараторили наперебой. Потом Ним Гок откинул циновку и спросил:

— Товарищ Шейла, ты не возражаешь, если я с ними погуляю по улице?

— А они хотят погулять? — удивилась капрал-пилот.

— Да. Это их убедит, что они не попали из одного плена в другой, а свободны.

— Тогда конечно я не возражаю. Пусть убеждаются столько, сколько надо.

Наглядная демонстрация свободы подействовала на трех юных бирманок с какой-то совершенно фантастической скоростью. Первые четверть часа девушки, чуть что, старались оказаться поближе к Ним Гоку, и часто обращались к нему с тревожными вопросительными репликами, начинавшимися со слова «bachjaun…?» (…почему?). Объяснения комбрига, видимо, оказывались понятными и успокаивающими, так что бирманки начали описывать вокруг сопровождающих круги все большего радиуса. Кажется, они проверяли, насколько широки пределы свободы. На море они сначала смотрели с опаской, потом — с интересом, а потом — зашли по колено в воду и начали играть с волнами. Они делали по несколько шагов вслед откатывающейся волне, и с громким визгом отбегали назад, когда следующая волна накатывалась на берег.

Шейла почесала макушку и поинтересовалась у Ним Гока.

— Коллега, как, по-твоему, долго они будут вот так бегать взад-вперед?

— Долго, — сказал кхмер, — Но лучше их не торопить.

— Тогда пусть играют, сколько надо. Может, дать им мячик, или что-то типа того?

— Это хорошая идея, — согласился Ним Гок.

* * *

В обычном техническом ангаре, временно отданном под комнату для допросов, два сотрудника «INDEMI» смотрели на 100-дюймовом экране документальную хронику по новейшей истории индонезийского и австронезийского регионов. Почетное место в киноленте занимала деятельность Красных Кхмеров — от их налета на Бруней и до последней Тиморской войны. Дополнительными (невольными) зрителями оказались бывшие пассажиры и экипаж яхты «Golden Sun». Они сидели по трое в трех сетчатых контейнерах напротив экрана. Их уже проинформировали о том, где они находятся, поэтому их реакция на фильм оказалась острой и нервозной. Вольфганг Рорхбаум, наиболее титулованный из пассажиров, генеральный консультант Еврокомиссии по контролю за финансовой и кредитной деятельностью, выдавил из себя фразу:

— Но позвольте! У нас же есть права…

— Права, — задумчиво повторил мастер-сержант Лауа Нтай и повернулся к стрелку-инструктору Тигрису, — Хэх… Дарт, этот фигурант произнес слово «права», так?

— По ходу, так, — подтвердил Тигрис.

— Ага. Значит, мне не послышалось… Герр Рорхбаум, вы всерьез считаете, что у вас имеются какие-то права?

— Э-э… — протянул генконсультант, — Вы ведь из «Интерпола»?

— Хэх… Дарт, этот фигурант думает, что мы из «Интерпола», так?

— По ходу, так, — снова подтвердил Тигрис, — Мы же показали ему ID этой лавочки.

— Ага! Точно! — мастер-сержант хлопнул себя ладонью по бедру, — Видите ли, герр Рорхбаум, мы пошутили. Эти ID были карнавальные. А в действительности мы из опергруппы «Inter-Brigade Mobile», IBM. Мы работаем по программе пресечения работорговли совместно с полициями стран 4-го мира. В данном случае, нашими партнерами являются: милиция Доминиона Моту-Атауро и служба безопасности Социалистической Республики Тимор-Лесте. Такие дела.

Арестанты подавленно замолчали, пытаясь переварить это сообщение. Тигрис, тем временем, повернулся к монитору камеры наружного обзора, и произнес.

— О! Гляди, Лауа, по ходу, эти девушки — соотечественницы комбрига Ним Гока.

— Ого! Сюрприз! — воскликнул мастер-сержант Нтай, и переключил изображение с монитора на 100-дюймовый экран.

На пляже Ним Гок непринужденно перебрасывался большим ярким мячом с тремя бирманками и общался с ними на каком-то явно родном для них языке.

— …А может, и не просто соотечественницы, — развивал свою мысль Тигрис, — может, родственницы. Ага! Во, как они ему улыбаются.

— …Или односельчане, — предположил Нтай, — Короче, по-любому, свойственники. А значит, как я мыслю, сейчас от красных будет запрос на выдачу этих фигурантов.

— Типа, да, — согласился Тигрис, — И что мы ответим?

— Я так мыслю, что отдадим, — сказал мастер-сержант, — Какие проблемы?

— Мне кажется, мы могли бы договориться, — подал голос из контейнера вице-спикер Средиземноморского отделения ЮНЕСКО Конрад Нейдлиц.

— О чем? — фыркнул Нтай.

— О деньгах, — напрямик пояснил тот.

Мастер-сержант скривился и поскреб слегка небритую щеку.

— Прикинь, Дарт, этот фигурант предлагает нам взятку.

— Типа, коррупция, — согласился стрелок-инструктор.

— Ага, — Нтай кивнул, — Эти юро привыкли, что все продается.

— Сумма может быть весьма значительной, — присоединился к разговору директор Суэцкого филиала Центрально-Европейского Инвестиционного банка Парсиваль Фелклинг, сидевший в одном контейнере с Рорхбаумом и Нейдлицем.

— Значительная сумма — это сколько в цифрах? — лениво поинтересовался Тигрис.

— Миллион долларов, — выпалил банкир.

— Тююю, — разочарованно произнес стрелок-инструктор, — Лауа, ты слышал? Этот фигурант сказал: «миллион долларов».

— Ага! — ответил мастер-сержант, — Я как-то раз прочел у Ленина: типа, европейские буржуи такие жадные, что сами продадут комми веревку, на которой те их повесят.

Дарт Тигрис энергично кивнул.

— В точку! Этот Ленин был головастый дядька, хоть и комми.

— Сто миллионов, — твердо произнес Рорхбаум.

— Прогресс, — лаконично прокомментировал Нтай.

— Типа, да, — согласился Тигрис, — Может, отмажем его за сто миллионов?

— Не факт, что у него есть сто миллионов, — скептически заметил мастер-сержант.

— Мы втроем соберем эти деньги, — уточнил чиновник Еврокомиссии.

— Тююю, — стрелок-инструктор вновь выразил разочарование, — Прикинь, Лауа, он предлагает это за всех троих.

— Несерьезно, — припечатал Нтай.

Возникла короткая пауза. Трое бывших пассажиров «Golden Sun», покрутились в контейнере, обмениваясь многозначительными взглядами.

— Мы соберем триста миллионов, — тихо сказал Парсиваль Фелклинг.

— Триста миллионов US-долларов золотом, — уточнил Тигрис.

— Извините, — сказал банкир, — но такая операция невозможна. Это же десять тонн.

— Фигурант прав, — заметил мастер-сержант, — Золотом не получится. Пусть будет купюрами по 20 долларов. Только, чур, не новыми, а юзаными.

Фелклинг тяжело вздохнул.

— Послушайте, полтораста тысяч пачек двадцаток это тоже нереально.

— А как вы предлагаете? — спросил Нтай.

— Мы переведем их на любой счет, который вы укажете, — ответил банкир.

— Хэх… — мастер-сержант почесал в затылке, — Если бы у нас был счет…

— Если у вас его нет, то я могу вам его открыть за час.

— Ага! А потом списать с него наши деньги? Знаем мы такие фокусы.

— Какие гарантии вас устроят? — спросил Фелклинг.

— Хэх… Если бы я в этом разбирался…

— Надо позвать Диггера, — перебил Тигрис.

— О! Точно! — Нтай поднял палец к потолку, — Надо позвать Диггера.

— Кто это? — с тревогой в голосе, спросил Нейдлиц.

— Надежный парень, — ответил стрелок-инструктор.

— И головастый, вроде Ленина, — добавил мастер-сержант.

На этой стадии коррупционного диспута, Генрих Думстад, старпом «Golden Sun», сообразил, что в сделке никак не упоминается экипаж яхты.

— Эй! — воскликнул он, — А как же мы!?

— Вы? — равнодушно переспросил Вольфганг Рорхбаум.

— Да, мы! Мы что, по вашему, не люди?

— К сожалению, — вздохнул консультант Еврокомиссии, — наши фонды ограничены.

— Эй! Вы что, бросаете нас?

— Давайте будем реалистами, — предложил Конрад Нейдлиц.

— Да вы просто суки! — завопил кто-то из матросов.

— Вы грубы, — заметил чиновник ЮНЕСКО и, обращаясь к мастер-сержанту, очень спокойно попросил, — Вы не могли бы избавить нас от общества этих людей?

— Легко! — ответил Нтай, вытащил из кармана своего комбинезона алюминиевую боцманскую дудку и свистнул.

Из противоположного угла ангара появилась дюжина папуасов, одетых в униформу «tropic-military», и вооруженных пистолет-пулеметами с примкнутыми штыками.

— Чего надо, команданте? — спросил их предводитель.

— Этих шестерых мы передаем местным властям — сказал мастер-сержант, — Только сделайте так, чтобы когда красные кхмеры будут их забирать, старшина по конвою написал расписку по установленной форме, а не как попало.

— Ясно, команданте, — ответил предводитель папуасов, и дал знак своим бойцам.

Через минуту, шестерых членов экипажа уже вели к выходу из технического ангара, одинаково приставив им штыки к спине между лопатками. Матросы повиновались конвоирам (а что им было еще делать), но при этом ругали бывших VIP-пассажиров такими словами, какие редко услышишь даже в голландском портовом борделе.

— Ничего личного, — произнес Нтай, проводив глазами процессию, — Ним Гоку надо содрать с кого-нибудь кожу. Без этого никак.

— Надеюсь, они не будут долго мучаться, — со вздохом, сказал Парсиваль Фелклинг.

* * *

31.03. Университетский инфо-канал Kimbi-wiew.

Тимор — Атауро — Хат-Хат.

Репортаж Пепе Кебо.

Aloha foa! Это я Пепе Кебо с плавучего атолла Хат-Хат! Цинично воспользовалась приятельскими отношениями с Лэсси Чинкл, моей соседкой по жилому модулю, и получила возможность пообщаться в непринужденной обстановке нашего клуба с математиком Кватро Чинклом — ее сводным братом… Кватро, ты возмущен таким бессовестным поведением прессы в моем лице?

Кватро Чинкл: Я возмущен, если говорить о тебе, как об абстрактном представителе прессы. Но если говорить о тебе конкретно, то с чего бы я стал возмущаться вполне естественным поведением симпатичной девушки? Я имею в виду твое естественное желание узнать поближе такого привлекательного парня как я. Ответ принят?

Пепе Кебо (смеется): Ответ принят! Скажи, а как у тебя получилось появиться здесь практически мгновенно после звонка Лэсси?

Кватро Чинкл: Я бы не сказал, что мгновенно. Я прилетел через 4 часа после звонка Лэсси. Объясняю, как это получилось. С 13 по 27 марта я проводил цикл занятий в экономическом колледже на Хотсарихиэ, на юго-западе округа Палау. После этого я задержался там на три дня, просто потому, что место очень интересное. А потом я собирался погостить у Лэсси на острове Понпеи, Каролины. Вдруг, она звонит мне и сообщает, что находится не дома, а на Тиморе. Парадокс в том, что с Хотсарихиэ до Тимора вдвое ближе, чем до Понпеи. Даже при моих любительских способностях к пилотированию, собственно дорога заняла у меня два с половиной часа.

Пепе Кебо: А что именно ты любительски пилотируешь?

Кватро Чинкл: Турбовинтовой «Fiji-canard». Это несколько устаревшая флайка. Лэсси сразу после «Aloha!» обозвала меня «тормозной улиткой». Она с детства считает меня медлительным. Я привык. Последний раз я обиделся на нее лет 15 назад — она ночью намазала мне физиономию зубной пастой. С тех пор Лэсси немного повзрослела.

Пепе Кебо: А почему тебя назвали «Кватро», если из пятерых детей ты второй по старшинству, а не четвертый?

Кватро Чинкл: Потому, что практически я появился в доме четвертым, уже после Алюминиевой революции. Я родился на Киритимати, приблизительно в 5-м году до Хартии. Во время гражданской войны 1-го года, там произошло крупное морское сражение, а в городке Банан была батарея колониальных гвардейцев. Ее снесли из корабельной артиллерии вместе с частью городка. Я в тот момент гулял, а от дома практически ничего не осталось. Потом меня подобрал военный патруль, а дальше — обычная процедура. Вообще-то с новой семьей мне повезло. Хотя, почему с новой? Просто с семьей. Ту, которая была, я едва помню. Так, что-то отрывочное.

Пепе Кебо: Кватро, а как начался твой увлекательный роман с математикой?

Кватро Чинкл: По-семейному. Братик Тревор учился в 5-м классе, а я — в 3-м, когда внезапно обнаружилось, что я очень неплохо могу решать его домашние задания по математике и по прикладной механике. Тревор в тот период был фантастическим балбесом. Это сейчас он солидный парень, у него две vahine, шестеро детей и очень неплохой региональный бизнес. «Elvis-y-Chinkl Energetic Facets Fabric», на атолле Пингелап. Детали для химических аппаратов и мини-АЭС. В общем, для меня весь интерес к математике начался с тестов из его учебника. Когда Тревор пошел в 8-й, подготовительный класс перед колледжем, мы спалились. У нас был общий тичер, который догадался, что некоторые тесты делает один человек. Сперва он, конечно, подумал, что Тревор делает тесты за меня, а когда выяснилось, что все наоборот… Короче, тичера зовут Эйраэро Онно. Это он толкнул меня в серьезную математику.

Пепе Кебо: А что такое серьезная, современная математика? Это — наука или это абстрактное искусство, у которого бывают научные приложения?

Кватро Чинкл: Я выскажу свое мнение. Математика для науки это как венчурное подразделение авиастроительной фирмы. Математика создает прототипы научных методов, о которых заранее неизвестно, найдут ли они практическое применение в обозримом будущем. Так венчурный авиа-дизайнер рисует некий концепт флайки. Оригинальный, эстетичный, сверкающий своей новизной, и не задумывается о его конкретном практическом назначении. Этот концепт может оказаться востребован обществом через год, или в более отдаленном будущем, или вообще никогда. Для единичного концепта это заранее не известно, это статистическая величина, и она определяет инженерно-экономический потенциал исследуемого класса венчурного дизайна. Научно-прикладной потенциал математики устроен примерно так же.

Пепе Кебо: А можно на примере?

Кватро Чинкл: Легко. Когда Феликс Хаусдорф в конце XIX века занялся некоторыми обобщениями и парадоксами понятий «предел» и «непрерывность», это выглядело интеллектуальной игрой, заведомо не имеющей отношения к жизненной практике. А сейчас это называется: «общая топология» и широко применяется в компьютерной и биологической инженерии, в структурно-экономическом анализе, в физике высоких энергий, в конструкционной химии, и в расчетной гидро- и аэродинамике.

Пепе Кебо: Математика — это игра, из которой то и дело возникает что-то полезное?

Кватро Чинкл: Объективные экономически значимые результаты. Так точнее. Твое определение применимо не только к математике, но и к любой экспансивной науке.

Пепе Кебо: Экспансивная наука — это наш океанийский аналог того, что на условном западе называют фундаментальной наукой? Идея Камбуза дока Джерри Винсмарта?

Кватро Чинкл: Дело не в западе и востоке. Экспансивная наука по Винсмарту — это фундаментальная наука, абсолютно очищенная от телеологии.

Пепе Кебо: Очищенная от теле-чего?

Кватро Чинкл (смеется): Ты даже слова такого не знаешь. Я сам его узнал только в феврале. Телеология — это главный глюк еврокультуры. Есть аксиома: Вселенная сотворена неким психологически-человекоподобным субъектом. Этот субъект, как принято у людей, изготовил Вселенную со смыслом, для достижения какой-то цели. Следствие: социальная функция фундаментальной науки — это постижение целей божественного творца, а не поставка идей для прикладной науки и для инженерии. Вторичное следствие: фундаментальная наука оплачивается по той же схеме, что и морально-идеологический PR, и должна поставлять результаты, поддерживающие доктрину оффи-религии. Прочие результаты считаются не столь важными. Пример: Премия Темплтона для ученых, пропагандирующих библейскую доктрину, почти в полтора раза больше, чем премия Нобеля для ученых, делающих что-то толковое в области естествознания. Это иллюстрация приоритетов в фундаментальной науке.

Пепе Кебо: Ага! Теперь понятно. Кватро, а ты участвуешь в Камбузе Винсмарта?

Кватро Чинкл: Конечно! Я вписался в тему 8 февраля, в день основания Камбуза.

Пепе Кебо: И чем ты там занимаешься, если это не страшный научный секрет?

Кватро Чинкл: В основном — экспансивной математической экономикой. Это новая область науки, которая исследует наиболее общие свойства систем коллективного производства, потребления, и порождения новых поколений. Частные случаи — это муравейник, пчелиный рой, стая пеликанов, община людей или других обезьян. Все множество возможных экономических систем отображается на абстрактный класс, напоминающий обобщенные уравнения нелинейной химической термодинамики. Подобная модель позволяет строить прогноз изменения структуры той или иной экономики. Это важно: до сих пор экономическая прогностика работала только с изменениями параметров объекта, при условии неизменности его структуры. Она, например, могла прогнозировать развитие экономики некого племени первобытных охотников и собирателей только до момента, когда те изобрели земледелие. Метод прогнозирования предполагал, что ничего принципиально нового в экономической структуре не появляется. С этим связан тотальный крах «прогнозов миллениума», сделанных неплохими, в общем, экономистами в 2000-м году на 10 и 25 лет.

Пепе Кебо: А если я скажу, что ты занимаешься экономическими прогнозами в нашу веселую эпоху технологической сингулярности, то это будет верно, или нет?

Кватро Чинкл: Отчасти верно, но следует подчеркнуть, что модели ЭМ-экономики выходят далеко за пределы того, что мы привыкли называть словом «экономика».

Пепе Кебо: Хэй, Кватро! Ты говоришь загадками.

Кватро Чинкл: ОК. Поясню на примере. Рассмотрим не очень далекое будущее, лет примерно через двести, в довольно вероятном варианте «субсветовой конкисты». Я намеренно пользуюсь популярным термином из научной фантастики. Итак: люди расселились по звездным системам в радиусе сорок световых лет, применяя только технологии движения, которые известны сейчас. Никаких прыжков через дыры в пространстве. Сигналы мы передаем со скоростью света, а летаем медленнее света. Смотрим: что у нас получилась? Сотня быстрорастущих колоний, которые могут обеспечить себя всем необходимым для жизни, но для каждой колонии что-то из материалов окажется в колоссальном избытке, а что-то — в дефиците. Так возникает интерес к межзвездному товарообмену. Но даже самая простая транзакция, когда на запрос сразу отвечают отправкой товара, займет десятки лет. Что делать, Пепе?

Пепе Кебо (чешет в затылке): Фиг знает. По-любому, будут как-то выкручиваться.

Кватро Чинкл: Ответ, по существу, верный. Так вот, ЭМ-экономика, в частности описывает системы с таким запаздыванием, и предлагает рациональные модели построения товарных транзакций и человеческих миграций в таких системах.

Пепе Кебо: Классно! А про это где-нибудь написано?

Кватро Чинкл: Могу предложить мою книжку: «Стратегия межзвездных улиток. Потребительская и трудовая мотивация в экономике без навязчивого голода».

Пепе Кебо: Про улиток понятно. А что значит вторая фраза?

Кватро Чинкл: Вот это самое забавное. Ты не задумывалась о том, что экономика в классических развитых и развивающихся странах построена на голоде. Голод — это основной мотив. В беднейших развивающихся странах это действительно нехватка товаров первой необходимости, включая пищу. А в развитых странах такого голода давным-давно нет, приходится придумывать его суррогат. Чтобы система работала, экономически-активный субъект должен воспринимать потребность, например, в автомобиле нового выпуска, как голод. Он купил автомобиль, но через два года — проголодался. Старый автомобиль уже условно переварен. Надо покупать новый. Индустриальная цивилизация тащит мотив голода из древних рабовладельческих империй. Социалисты прошлого века написали этот мотив в виде лозунга: «Кто не работает — тот не ест». Оффи-социалисты были простые ребята: открыто делали с подданными то, что на условном западе практикуется в завуалированной форме.

Пепе Кебо: А какой мотив у нас в Океании?

Кватро Чинкл: Транспортно-коммуникационный голод. Когда маленькие группы хабитантов разделены расстояниями в сотни миль, потребность в эффективных инструментах дальней коммуникации и в скоростном индивидуальном транспорте оказывается более, чем достаточной, чтобы двигать материальный прогресс.

Пепе Кебо: Тоже голод… Ты думаешь, более симпатичный мотив невозможен?

Кватро Чинкл (улыбается): Вот прочтешь мою книжку — тогда узнаешь.

Пепе Кебо: Ну, ты хитрый! Я тогда тоже буду подкалывать. Скажи, правда, что ты живешь одновременно в дюжине студенческих кампусов, а своим домом тебе лень заниматься? Это мне Лэсси сказала.

Кватро Чинкл: Лэсси — засранка. Я ей надеру уши. Если получится. За 5 лет работы в коммандос, она стала такая здоровая лошадь… Ладно, отвечаю на вопрос. По жизни получилось так, что после окончания колледжа, я прыгал с места на место, нигде не задерживаясь больше, чем на месяц. Какой тут, к селедкам в зубы, дом? Но я твердо обещал маме, что к 30 годам где-то выпаду в осадок, а я парень честный.

Пепе Кебо: Так тебе, типа, уже 29.

Кватро Чинкл: Так я, типа, почти выпал. Мне как раз подвернулась тема на первой родине, на Киритимати. Hamani te Paoro. Я в середине февраля взял там участок на полуострове Сесилеле, немного восточнее Польши. Там только пара раздолбанных капониров и бетонный пирс, но место симпатичное. Я уже заказал недорогой дом с установкой и нанял через местную социальную службу менеджера домохозяйства, папуаса, судя по фамилии. Сарвак… Нет, Вевак… Или Анвак… Вспомнил! Новак!

Пепе Кебо: Новак — это рядом с городком Долак, на острове Колепом, у юго-западного берега Новой Гвинеи. Там здорово все раздолбали при зачистке исламистов, еще до декларации независимости Хитивао. Много молодежи оттуда подалось в Меганезию. Вообще-то я, как этническая папуаска, должна тебя предупредить: аккуратность в организации жилищного строительства — это не самая сильная наша сторона.

Кватро Чинкл: Я в курсе. Но мне важнее, чтобы все сделалось более-менее быстро.

Пепе Кебо (улыбаясь): Ну, это как раз наша сильная сторона… А какие у тебя планы здесь, на Тиморе? Просто надрать уши младшей сестричке?

Кватро Чинкл: В общем, примерно так. Я приехал повидаться с Лэсси и обещал ей посмотреть на организацию этого тетрабублика. Сообщить свое мнение и возможно, сформулировать несколько советов. Насколько я понимаю, на Хат-Хат не все гладко. Кроме того, я жутко любопытен, а здесь такие чудеса: справа — реальный океанский король из рода Хаамеа, слева — такие же реальные Красные Кхмеры. Экзотика…

Пепе Кебо: А другим волонтерам Хат-Хат можно будет узнать твое мнение?

Кватро Чинкл: Почему бы и нет? По дороге сюда я грубо затиранил по телефону администрацию тетрабублика и выдавил из них разрешение пожить неделю в этом кампусе. Они пытались отказать, но я пригрозил им, что пойду в суд, получу ордер социального наблюдателя, и пройду по их афере, как Годзилла по Хиросиме.

Пепе Кебо: Так ты будешь жить прямо здесь, на Хат-Хат?

Кватро Чинкл: Да. Конкретно: сектор CD, корпус 04 модуль VIII.

Пепе Кебо: О! Это административный корпус, который рядом с нами! Кватро, а ты вообще, как, компанейский парень?

Кватро Чинкл (смеется): А сама-то ты как думаешь?

* * *

Лэсси слонялась на улице возле выхода из телекоммуникационной рубки. Кватро, который, из-за своего среднего роста и немного пухлой комплекции, казался до этой секунды немного неуклюжим, как мультяшный пингвин, с внезапным проворством выбросил вперед руку и попытался схватить девушку за ухо. Ему лишь чуть-чуть не хватило скорости, и пальцы щелкнули в воздухе. Она гордо показала ему язык.

— Натыркалась в своем спецназе, — проворчал он, — Как тебя теперь воспитывать?

— Воспитатель нашелся, — фыркнула Лэсси, — Короче, не тормози. Едем на Атауро!

— Вот так сразу? — спросил он, — А отдохнуть с дороги? А пожрать чего-нибудь?

— Ну, ты зануда, Ксон! Там и пожрем, в эко-вилла. Угадай: кто там есть?

— Сферический конь в вакууме? — предположил Кватро.

— Нет! Там есть Кайемао Хаамеа и Ним Гок. Оба, прикинь?

— Круто… — произнес он.

— Лэсси, а почему ты его назвала Ксон? — спросила Пепе.

— А, — Лэсси махнула рукой, — Детское прозвище. Кватро был чемпионом школы по «Xonix». Это такая старая комп-игрушка.

— Кто же не знает «Xonix», — Пепе кивнула, — Типа, компьютерная античность!

* * *

… Компания в маленьком кафе при «экологической деревне» собралась достаточно пестрая: Кайемао с Чуки, Ним Гок с Элвирой, тройка разведчиков: Лауа Нтай, Шейла Бритт и Дарт Тигрис, а также три юные бирманки, одетые в разноцветные пляжные накидки из паучьего шелка, и оттого похожие на живой светофор.

— У моей кузины Бимини, — пояснил Кайемао после быстрой процедуры первичного знакомства, — бизнес с пауками-шелкопрядами и хобби: модели таких тряпочек. Мой сводный дядя Крис, директор нашего департамента экономики, организовал тут одну паучью плантацию, и теперь Атауро и Хат-Хат по уши в креативе Бимини.

— Зачетный креатив, — заметила Чуки, тоже одетая в накидку, только другого фасона: похожую на жилетку с полудюжиной карманов, — Я в этой штуке очень сексуально смотрюсь, правда?

— Безусловно, — подтвердил Кватро, — А можно узнать, что здесь за мероприятие? Я подозреваю, что попал сюда не случайно.

— Лауа, Шейла и Дарт — твои соседи по модулю на Хат-Хат, — сообщила ему Лэсси.

— Только не говори мне, что дело только в этом, ОК? — ответил он.

— Дело в этих девушках, — сказал Лауа, — Они из Бирмы. Имена у них сложные, и мы договорились использовать созвучные прозвища: Беат, Чарм и Притти.

Кватро Чинкл кивнул, и улыбнулся всем трем бирманкам.

— Замечательно. Так в чем проблема, прекрасные леди?

— Они понимают только на родном языке, — сообщила Шейла.

— Вот как? А я не знаю бирманского. Может быть, по-китайски? Я могу немного…

— Китайский они тоже не знают, — сказал Ним Гок, — Но бирманский знаю я, и могу перевести, если надо. Позже приедет молодой боец, он будет переводчиком.

— Ясно, — Кватро кивнул, — А в чем, все-таки, проблема?

— У тебя крепкие нервы? — спросил Лауа.

— В разумных пределах, — ответил математик, — А к чему этот вопрос, бро?

— К тому, не повредит ли тебе просмотр документального фильма о специфическом бизнесе, где присутствуют очень неприятные эпизоды, связанные с насилием.

— Вероятно, не повредит. Но зачем мне на это смотреть?

— Это как раз про то, в чем проблема, — пояснил мастер-сержант. Если ты согласен, то давай, отскочим в сторонку после ленча.

— ОК, согласен, — откликнулся Кварто.

Фильм назывался «Международная работорговля. Часть 4-c. Рабы для сексуального обслуживания в клубном VIP-туризме». Собственно, сцен насилия там содержалось минимум, демонстрирующий специфику запросов потребителей. Остальной контент состоял из схем добычи, продажи и транспортировки рабов, и трафика денег в этом бизнесе. Отдельный раздел рассказывал об истории и структуре VIP-клубов и об их важной роли в формировании финансово-политической элиты развитых стран.

Кватро Чинкл воспринял и фильм, и комментарии Лауа Нтая, достаточно спокойно.

— Надо сказать, ребята, я узнал не так много нового, — констатировал он, обращаясь к троим разведчикам, — Разве что, некоторые детали. Кроме того, я не понимаю, какое отношение имеет эта info к проблемам тех юных леди из Бирмы. К их сегодняшним проблемам, а не вчерашним. Возможно, им нужна поддержка психолога, но никак не помощь математика. Вы согласны со мной?

— Тут ты прав, — мастер-сержант кивнул, — Мы познакомили тебя с этими девушками, просто чтобы показать, что проблема реальна. Прикинь, сколько похожих девушек находятся сейчас в том же состоянии, в котором эти бирманки находились вчера.

— В фильме были цифры, — сказал Кватро, — И что дальше? Вообще, почему я должен тянуть из тебя info, как будто это я разведчик, а не ты? Давай, выкладывай уже!

Лауа Нтай сконфуженно почесал макушку.

— Ну, короче, так. Мы прихватили яхту, где были эти девчонки и трое VIP-туристов. Перспективный гумус. Один директор крупного банка в Европе, второй — чиновник еврокомиссии по финансам, а третий — из ЮНЕСКО. Третий, как бы, не в тему, но… Короче, не случайно же он попал в эту компанию. Мы привезли всех троих сюда, и закошмарили. Они сидят в клетке и думают, как собрать триста миллионов долларов выкупа. Мы, как бы, сделали вид, что готовы на коррупцию, но с другой стороны, ни хрена не доверяем. И мы позвали консультанта, чтобы эти субъекты нас не надули. Субъекты должны рассказать от и до, как они протащат деньги из Европы до самого грязного банка в мире, где можно эти деньги превратить в золото или что-то такое. Понятное дело, что консультант — это ты.

— Любопытно, — произнес математик, — Они должны при мне прозвонить всю цепочку переброски денег из легального бизнеса в криминальный. И они на это согласились?

— Типа, да, — Лауа снова кивнул, — Мы пообещали иначе выдать их Ним Гоку, а он бы прокрутил их в колбасу, или сварил в бойлере. Он резкий парень, этот Ним Гок.

Математик задумчиво помассировал ладонями щеки.

— Итак, эти субъекты у вас в состоянии полной открытости к сотрудничеству. Но я сомневаюсь, что их каналы еще работают. Коллеги этих… Гм… Субъектов, вовсе не идиоты. Узнав, что носители определенных схем и кодов попались, они немедленно отсекут этот канал доступа.

— В том-то и фишка… — сержант Нтай сделал паузу и подмигнул математику, — …Что коллеги нашего гумуса узнают о происшествии только через две недели. А пока, они уверены, что банкир, еврокомиссар и юнесковец отдыхают на яхте на Маврикии.

— Гм… А как так получилось?

— А вот так! — гордо сказала Лауа Нтай.

96

Дата/Время: 31.03–06.04.24 года Хартии.

Яхта «Golden Sun» турфирмы «Emerald-Voyage».

Острова Родригес — Гран-Маврикий — Агалега

Острова Атауро — Хат-Хат — Тимор.

Остров Родригес, расположенный в 300 милях к востоку от Гран-Маврикия — это симпатичный, зеленый вытянутый купол суши, площадью около тысячи гектаров, окаймленный с западной стороны барьерным рифом, который отстоит от берега на полторы — две мили. Живут на Родригес примерно сорок тысяч этнических банту — потомков африканских рабов, завезенных французскими коммерсантами во второй половине XVIII века. Рабовладение на маврикийских островах отменили в 1835-м, в период английского владычества, а независимость острова получили в 1968-м.

Считается, что Родригес — это маленькая копия Гран-Маврикия, поэтому туристы заглядывают сюда реже (зачем смотреть маленькую копию, если есть большая?). В действительности же этот островок обладает совершенно оригинальной природой, которую, впрочем, может оценить только тот, кого интересует природа, как таковая. Среди туристов больше распространен интерес к другим вещам — как то: сервис в ресторанах и отелях, качество пляжей и разнообразие развлечений. В этом смысле, Родригес уступает столичному Гран-Маврикию, но для тех туристов, которые хотят развлекаться подальше от любопытных посторонних глаз, он подходит лучше.

VIP-пассажиры яхты «Golden Sun» относились ко второму типу туристов, поэтому запланировали самую длительную стоянку на Родригес, а не на Гран-Маврикий.

В лагуне Родригес есть несколько мелких островков, имеющих режим заповедника, и местные столпы тур-бизнеса, идя навстречу VIP-клиентам, организовали там (в зоне, закрытой для простых туристов) мини-отели высшей категории комфорта. Таким был маленький отель на островке Суорд на юге лагуны, который заранее заказали на эти несколько дней господа Рорхбаум, Нейдлиц и Фелклинг. Однако, из-за превратностей судьбы, они сейчас отдыхали в менее комфортных условиях на острове Атауро, а их оплаченные места на Суорд занимали трое этнических трек-буров (т. е. голландцев — африканеров): Отман, Бруиз и Кауф, бойцы 1-го морского мобильного батальона ВС Мпулу. Комнаты для прислуги досталась новому экипажу яхты, тоже из трек-буров. Капитаном (вместо того, который поймал автоматную очередь в грудь), был назначен мичман Хеден, а функции старпома достались мичману Рунку.

Условия полной приватности, старательно созданные персоналом мини-отеля, почти идеально подходили для сокрытия подобной грубой подмены людей. Было, однако, и обстоятельство, осложнявшее подмену. Оно от персонала отеля никак не зависело, и сказалось через полчаса после того, как пассажиры и экипаж яхты сошли на берег островка Суорд. В кармане рубашки лейтенанта Хедена внезапно зазвонил мобайл покойного капитана яхты.

— Начинается… — констатировал Рунк.

— А ты не каркай, — проворчал Хеден, и нажал кнопку, но не на самом мобайле, а на присоединенной к нему маленькой серой коробочке…

* * *

Этому нажатию кнопки на Родригос-Маврикий предшествовали некие события в совершенно другой точке Земного шара — на Атауро.

«Родной» экипаж яхты (за вычетом невосполнимых потерь в виде капитана и одного матроса) — т. е. шесть человек во главе со старпомом, цинично преданные своими VIP-пассажирами, были эскортированы под конвоем полувзвода папуасских коммандос непосредственно в резиденцию правителя острова.

Резиденция выглядела не очень величественно, зато оригинально. Она напоминала перевернутую титаническую шляпу-цилиндр примерно 20 шагов в диаметре и три человеческих роста в высоту, жизнерадостного апельсинового цвета. Шляпа была поставлена на шесть ножек-опор и обвита винтовой лестницей в полутора оборота. Стенку шляпы прорезали несколько окон, а поля шляпы, видимо были террасой: их окружал леер, а сверху имелся кольцевой навес. Шляпа стояла посреди небольшого дворика, окруженного с трех сторон невысокой, чисто символической изгородью, а с четвертой — морем, куда отходил широкий крытый бамбуковый пирс.

«Стойте здесь и ждите! Верховный правитель Кайемао та-Аханао Хаамеа арики те Атауро, выйдет к вам, когда сочтет нужным», — сказал командир папуасов. Конвой развернулся и просто ушел, оставив шестерых моряков без всякой охраны.

Минут пять ничего не происходило. Дворик был пуст, ближайшие люди — рыбаки на легкой лодке, наблюдались метрах в трехстах. Они, не торопясь, складывали сети. До арестованных моряков с «Golden Sun», им явно не было никакого дела… Судовой механик Орландо бросил нерешительный взгляд на старпома Корнелиса и, поймав поощрительный кивок, означавший «попытайся», сделал несколько шагов в сторону изгороди. Примерно на седьмом шаге, грохнул выстрел. Почти из-под ног механика взвилось облачко пыли, выбитое пулей. Он подпрыгнул, и торопливо вернулся к остальным. Прошло еще минут десять, а затем циновка в нижнем дверном проеме «цилиндра» с тихим шорохом откинулась, и во дворик вышел молодой темнокожий полинезиец массивного телосложения, одетый в короткую униформу-комбинезон неброского цвета морской волны. Его голову охватывала синяя с зелено-красным орнаментом повязка — bandana. Клапаном-липучкой на правом боку был закреплен компактный пистолет-пулемет, а такой же липучкой на левом боку — штык-нож.

Окинув флегматичным взглядом шестерых моряков, полинезиец лениво сообщил.

— Вы — говно.

— П-п-простите? — переспросил старпом Корнелис.

— Конкретно ты, глухое заикающееся говно, — уточнил правитель, — Назови свое имя и должность на яхте «Golden Sun».

— С-с-старший помощник капитана Агрипа Корнелис.

— Ты старший среди тех, кого сюда привели, так, Агрипа?

— Д-д-да.

— Слушай внимательно, Агрипа. Вы очень плохо поступили с родичами моего друга, правителя Восточного Тимора. Его зовут Ним Гок. Он спрашивал про вас. Он хотел сделать с вами что-то по своим обычаям. Но вы моряки, а отдать моряков, чтобы их сварили в котле, или раздавили колесом, это табу. Я вас не отдам…

Экипаж «Golden Sun» хором издал тихий вздох облегчения. Кайемао продолжил.

— …Наш обычай говорит: таким как вы, надо связать руки и ноги, и бросить на берег, чтобы вас съели крабы. Здесь много крабов. Не очень долгая смерть. Всего полдня.

Через несколько секунд, до адресатов дошел смысл его сообщения…

— Боже… — выдохнул кто-то.

— Пиздец, — хрипловато и явно машинально произнес кто-то другой.

Совсем молодой парень, лет около двадцати, рухнул на колени.

— Ваше величество! Прошу вас, ради всего святого, не делайте этого!

Кайемао небрежно поднял вверх левую ладонь.

— Не сотрясай воздух попусту. Назови свое имя и должность на яхте «Golden Sun».

— Я — Брэм Земмах, простой матрос. Я не знал, что там будет. Просто мне нужны были деньги. У меня скоро будет ребенок, это большие расходы, и меня бес попутал…

— Кто такой «бес»? — перебил Кайемао.

— Бес? — растерянно переспросил Брэм, — Это… Это… Такой, с рогами, с копытами…

— Может быть, бык?

— Нет, не бык. Я не знаю, как объяснить…

— А как у тебя может быть ребенок? Разве ты женщина?

— У моей жены будет ребенок. Я клянусь, что не лгу!

Мэр Атауро чуть заметно кивнул в знак понимания и поинтересовался.

— Она красивая?

— Да! Лотта очень красивая! Очень!

— Она тебя любит?

— Конечно! Мы женились по любви!

— Она знает, на какую яхту ты нанялся и что там было?

— Нет! Конечно, нет!

Кайемао снова кивнул и произнес.

— Ты ей позвонишь и расскажешь. Тогда останешься жить.

— Но ваше величество! Я не могу рассказать это Лотте!

— Это твой выбор.

— Нет… Подождите… Я согласен. Я расскажу.

— Так, — Кайемао кивнул в третий раз, — Сделай два шага вперед, сядь и молчи.

Брэм Земмах встал, дважды шагнул вперед и уселся на землю. Его трясло.

— Везет же некоторым засранцам, — негромко проворчал Орландо.

— Назови свое имя и должность на яхте «Golden Sun», — отреагировал мэр Атауро.

— Фриц Орландо, судовой механик.

— Ты тоже хочешь жить?

— А кто не хочет? Скажи, что надо делать. Я сделаю.

— Сделаешь все, что я прикажу? — уточнил Кайемао.

— А куда я денусь? Конечно, все сделаю.

Кайемао Хаамеа кивнул в четвертый раз и скомандовал:

— Кто еще готов все сделать — шаг вперед.

* * *

…Когда на островке Суорд в лагуне Родригес (Маврикий), мичман Хеден, нажал кнопочку на маленькой серой коробке, присоединенной к мобайлу убитого капитана «Golden Sun», звонок прозвенел в радиорубке мини-траулера, стоящего у пирса при резиденции Кайемао Хаамеа. Проинструктированный должным образом старпом Корнелис, по кивку атаурского офицера разведки (не потрудившегося представится) поднял трубку.

— Слушаю…

— Эй! — раздался удивленный голос из динамика, — Это ты, Агрипа?

— Да, господин Иджил. Мне пришлось забрать трубку кэпа Бадмара.

— Эй! А что с ним?

— Я извиняюсь, господин Иджил, но он, вроде как, нездоров.

— Что ты мелешь? Он так нездоров, что не может говорить?

— Говоря по правде, господин Иджил, кэп Бадмар слегка перебрал виски.

— Опять?! Он же обещал хозяину, что это не повторится!

— Ну, вот так, — со вздохом, ответил Корнелис.

— Пассажиры это видели?

— Нет, господин Иджил. Я пока объяснил его отсутствие чем-то вроде гриппа. Это сработало. Но, когда он проснется и пойдет за новой бутылкой…

— Никаких пойдет! Прикажи механику запереть его в каюте!

— Но мы уже в отеле, на Суорд…

— Тогда пусть механик запрет его в номере. И пусть сделает, чтобы дверь никак не открывалась изнутри.

— Я извиняюсь, господин Иджил, но, поскольку Бадмар — капитан, только вы можете отдать такой приказ, а не я. Фриц рядом, я могу передать ему трубку.

— Давай!

Корнелис передал трубку сидевшему рядом Фрицу Орландо.

— Да, господин Эйчл.

— Иджил! Меня зовут Иджил! Когда ты это запомнишь, дурная башка!

— Виноват, господин Иджил.

— Вот так! Скажи, капитан Бадмар сильно пьян?

— Ну, как обычно при запое.

— Вот, негодяй… Где он сейчас?

— Лежит в своем номере. Дошел почти своими ногами.

— Вот и хорошо! Запри этого барана, чтобы пассажиры его не видели. Ясно?

— Ясно, господин Иджил. Только если ему вечером не дать шнапса, он будет бить кулаками в стену, и вообще…

— Дай ему хоть ящик! А пока слушайся Корнелиса, как капитана.

— Так я, вроде, и так слушаюсь.

— Не умничай! Дай мне Корнелиса.

Трубка опять перекочевала к старпому.

— Слушаю, господин Иджил.

— Что сейчас делают пассажиры?

— Приказали накрыть стол, а сами собираются купаться. Только ждут герра Нейдлица, который тоже вчера… Э-э… Перебрал, и теперь долго переодевается. Герр Фелклинг читает «Financial Times», а герр Рорхбаум смотрит по TV всякую… Ну, в общем, что показывают, то и смотрит.

— Он точно не смотрит ничего важного?

— Точно, господин Иджил.

— А как там эти… Ты понял?

— Понял, господин Иджил. Они более-менее в порядке. Ничего особенного.

— Ну, ладно. Не забудь мне позвонить, когда пойдете на Гран-Маврикий. Все.

В трубке пискнул сигнал отбоя.

— Кто этот фигурант? — спросил один из атаурских разведчиков.

— Иджил Рбия, племянник Натуфа, хозяина, — ответил Корнелис.

— Он всегда так разговаривает?

— Обычно. А иногда и грубее.

— Понятно, — констатировал разведчик, и закурил сигарету.

* * *

Тем временем, на островке Суорд, в кармане мастер-матроса Отмана тоже зазвонил мобайл — принадлежащий герру Вольфгангу Рорхбауму, генеральному консультанту Европейской комиссии по контролю за финансовой и кредитной деятельностью. Суб-лейтенант взял трубку и нажал кнопку на присоединенной к ней серой коробочке.

Звонок прозвенел в радиорубке патрульного катера, дрейфовавшего между Атауро и плавучим атоллом Хат-Хат. Вольфганг глянул на сержанта Нтая, и поднял трубку.

— Алло!

— Здравствуйте, уважаемый господин Рорхбаум. Я вас не оторвал от дел или отдыха?

— Добрый день, Иджил. Нет, я в данный момент не занят. А что?

— О! Просто я хотел осведомиться, все ли у вас хорошо, нет ли пожеланий.

— Все хорошо не бывает, — ответил Вольфганг, — Нас весьма обеспокоило, что здесь, оказывается, тоже есть грипп. Милейший капитан Бадмар просто свалился с ног. А реклама утверждала, что на Маврикии абсолютно здоровый климат.

— Да, мне уже сообщили. Я надеюсь, что старпом Корнелис, справится с работой.

— Пока он справляется. К сервису у нас нет претензий.

— О! Я рад. Еще раз простите за беспокойство, уважаемый господин Рорхбаум.

— Всего доброго, Иджил, — сказал Вольфганг и нажал отбой.

Мастер-сержант Нтай широко улыбнулся и потер руки.

— Ну, дорогие мои буржуи, пора знакомиться с Диггером.

* * *

…Кватро Чинкл подкатил к патрульному катеру на легком пластиковом аквабайке, похожем на детскую игрушку, и на финише не сильно, но чувствительно, ткнулся в правый борт рядом со сброшенным штормтрапом.

— Joder! Эта смешная штука меня не слушается!

— Не ушибся? — спросил стрелок-инструктор Дарт Тигрис.

— Нет, — ответил математик, взбираясь на палубу, — Но обидно.

— Просто ты первый раз сел на «водяного ослика», — заметил Дарт, — Он в 4 раза легче обычного аквабайка, и к этому надо приспособиться. Да, кстати, к тебе есть просьба: приспособиться к прозвищу «Диггер». Мы решили, что тебе оно будет удобным, по аналогии с Ксоникс. То — классическая компьютерная игра-аркада и это — тоже.

— В досье INDEMI есть все мои детские прозвища? — поинтересовался математик.

— Не знаю, все ли, но там их пять штук.

— Значит, все, — констатировал Кватро, — ОК, Диггер, так Диггер. А где плутократы?

— В кают-компании. Шейла уже сварила кофе с корицей.

— Про кофе с корицей тоже из моего досье?

— Ага, — ответил Дарт, — А разве плохо, что сварен такой кофе, какой ты любишь?

— Неплохо, — признал Кватро, и протянул руку к дверце.

Стрелок-инструктор придержал Чинкла правой рукой за плечо, а левой моментально извлек из своего кармана нечто и протянул ему.

— Надень, так положено.

— Гм, — буркнул математик, небрежно нацепил на нос предложенные зеркальные очки шириной в пол-лица, и вошел в кают-компанию, навстречу запаху кофе и корицы.

Лауа Нтай крепко пожал ему руку, а Шейла Бритт чмокнула в щеку и объявила трем джентльменам средних лет, сидящим за столом в напряженных позах.

— Это Диггер. Так что выкладывайте вашу схему на стол и объясняйте.

— Она уже на столе, — ответил Парсиваль Фелклинг и развернул раскрытый ноутбук экраном к севшему напротив него Кватро Чинклу.

— Рассмотрим… — произнес математик, глядя на картинку, напоминающую проект водопровода для коттеджа средних размеров, — …Так …В начале вы раздаете пакет кредитов по 25–50 миллионов. Фирмы-кредитополучатели, как я понимаю, ваши.

— Да, — подтвердил банкир.

Математик кивнул и продолжал комментировать, отхлебывая кофе из кружки.

— …Так …Вот они движутся, движутся, движутся… Банковские службы контроля, по некой причине пропускают эти платежи… Допустим… Вот сумма собралась в кучку. Осталось ее перевести… И вот так ее перевели… Стоп! Что за детский сад? Мы ведь взрослые люди, мистер…

— …Парсиваль, — подсказал Лауа.

— …Мистер Парсиваль, — повторил Кватро, — Трюк с передачей фирмы, у которой на банковском счете сто миллионов, исчезающих раньше, чем новый владелец успел оформить на себя управление счетом, это детский сад. Я советую вам перерисовать четыре последних шага схемы, иначе мы не достигнем желаемого результата.

Мастер-сержант внимательно посмотрел на Фелклинга и произнес:

— Больше так не шутите, дорогой Парсиваль, иначе вы поедете отсюда не домой, а в Социалистический Тимор. Хотите, я расскажу, что с вами там будет?

— Не надо, — тихо произнес банкир.

— Не надо, — повторил Лауа, удовлетворенно кивнул и повернулся к Кватро, — Скажи, Диггер, а остальная схема, кроме последних четырех шагов, нормальная?

— Вполне, — подтвердил математик.

— А можно начинать ее реализовывать до того, как те шаги будут исправлены?

— Можно. Это операции другого рода. Они не зависят от планируемого финала.

— О! — мастер-сержант поднял вверх указательный палец, — Хорошая новость! Дорогие финансисты, начинайте работать. По первым шагам схемы. А последние четыре шага доработайте к вечеру, и снабдите подробными письменными комментариями, чтобы доктору Диггеру удобно было это анализировать. Вопросы есть? Вопросов нет.

* * *

Шестеро моряков — бывший экипаж яхты «Golden Sun», запертые в кубрике мини-траулера у пирса резиденции правителя Атауро, за отсутствием других доступных занятий, уныло пялились в иллюминатор по правому борту. Мини-траулер слегка поворачивало на легкой волне влево-вправо, так что оказывался виден то краешек резиденции, то холмистый участок берега с дорожкой, по которой периодически прокатывалось что-нибудь маленькое, двух- или трехколесное.

Механик Орландо проводил взглядом симпатичную, темнокожую, прочти голую девчонку, проехавшую на серебристом скутере, вздохнул и произнес.

— Живут же… Долбанные дикари.

— Слава богу, что дикари, — заметил старпом Корнелис, — У них твердые моральные принципы. Нельзя отдавать моряка краснопузым иродам. Табу. Нельзя, и точка!

— Зато можно скормить моряка крабам, — проворчал Орландо.

— Не скормили же, — парировал старпом.

— А мне даже в кайф, что толстосумов поимеют, — добавил кок «Golden Sun», Дитт Пфердштрасс, — Сколько крови эти три сраных козла из меня выпили! Чай им, сукам, должен быть не горячий, и не холодный, а «комфортной», блядь, температуры!

— Тебе хорошо, — отозвался матрос Брэм Земмах, — а мне придется звонить Лотте и рассказывать про это вот…

— Тоже мне, проблема, — кок презрительно фыркнул, — Задвинь ей: «из любви к тебе я прошел через бла-бла-бла». Бабам нравится, когда бла-бла-бла про любовь, а про все остальное они ни хрена не понимают, и пропускают мимо ушей. Понял, юнга?

— Это, может, у тебя такие бабы, а Лотта не такая.

— Лучше слушай не болтовню феминисток, а советы умных людей, — отозвался кок и, улегшись на койку второго яруса, добавил, — А, пошло все в задницу! Я буду спать.

* * *

В это же самое время, в трех тысячах милях западнее — на островке Суорд в лагуне Родригес — моряки подставного экипажа «Golden-Sun», вместе с подставными VIP-пассажирами, откровенно скучали в маленьком супердорогом VIP-отеле. Согласно программе, пассажиры должны были развлекаться с «живыми куклами», экипаж — обслуживать их, а персонал отеля — появляться в оговоренный час один раз в сутки, выполнять функции по уборке и привозить готовый завтрак, ленч, обед и ужин.

Фактически, для одиннадцати подставных лиц, доступными оказывались всего три развлечения: играть в мячик на пляже или в воде, смотреть TV и делиться мнениями относительно личных качеств исходных пассажиров и исходных членов экипажа. Последние два развлечения можно было практиковать параллельно — собравшись за круглым столом в общей гостиной. Мичман Рунк (по бумагам — старпом Корнелис) переключал TV-каналы, а мичман Хеден (по бумагам — капитан Бадмор) и старший мичман Кауф (по бумагам — банкир Фелклинг) с азартом спорили, чей «прототип» больший извращенец.

Кауф небрежным ударом об стену через полотенце выбил пробку из бутылки вина «Chateau Petrus», одним длинным движением разлил содержимое по одиннадцати хрустальным фужерам (вышло примерно по 70 граммов на персону) и объявил:

— Короче, сейчас будет мой аргумент. Вот выпейте это… Выпили?… Ну и…?

— Хорошее вино, — сказал один из бойцов, — У нас в Мпондо делают похожее. Идет нарасхват. Даже из Кумбва за ним приезжают, да!

— И почем идет? — спросил Кауф.

— За 20-литровую канистру — четверть золотого солида или 7 меганезийских фунтов.

— Ага. А вот это, которое ты сейчас выпил — 800 евро за три четверти литра.

— У! Это кто же его так зарядил?

— По фиг, кто зарядил. Но тот, кто купил — извращенец, верно?

— А кто работает на такого извращенца, — вмешался Хеден, — тот дважды извращенец!

— Может, ему просто деньги очень нужны, — возразил Кауф, — а вот вам еще один мой аргумент. Почему пассажиры решили здесь сидеть, как болваны? Ведь, если просто посмотреть в бинокль, то увидишь на пляже на берегу Родригес, таких девочек…

Над столом пронесся печальный хоровой вздох экипажа.

— У них были с собой секс-рабыни, — заметил Хеден.

— Да, — Кауф кивнул, — Но какой смысл? Это как ехать в Папуа со своими кокосами. Вообще, какой смысл для нормального мужчины покупать рабыню?

— А я читал, что, у них в Европе так принято, — заметил кто-то из бойцов, — Типа, со свободной женщиной они неуверенно себя чувствуют, и у них не встает хер.

— А я читал, что в Европе это запрещено, — возразил другой.

— Как можно запретить, чтобы хер вставал? — удивился первый.

— Блин! Не хер запрещен, а рабыни.

— Это по-европейски, — заметил Хеден, — там запрещают, чтобы потом брать взятки.

— Четкий бизнес, — прокомментировал Отман.

Кауф поднял вверх кулак, жестом боксера — победителя финала олимпиады.

— Вот! Я же говорю: извращенцы.

— У! — воскликнул мичман Рунк, прибавляя звук, — Глядите, какую хреновину подвесили над Гренландией! Второе Солнце! Называется: «Лабысло»!

— Чего ты гонишь? — недоверчиво переспросил морпех Бруиз.

— Ты на экран смотри, — посоветовал Рунк.

* * *

31.03. Северо-западная Гренландия.

Хелги Сонстром, прямой репортаж.

Упернавик. Солнце и Лабысло.

Остров Упернавик похож на обгрызенный скалистый ромб, длинная двухмильная диагональ которого ориентирована на норд-ост-норд. Самый большой надкус — юго-западная бухта, с южной стороны которой полукольцами располагаются типичные гренландские коттеджи — домики с простыми двускатными крышами, и однотонно-покрашенными в желтый, синий, зеленый или оранжевый цвет стенами. Сооружения порта еще проще: цилиндрические топливные емкости и прямоугольные склады.

К западу от городка, в середине ромба устроена насыпь с 800-метровой ВПП, вполне способной принимать небольшие грузопассажирские самолеты. К северо-востоку от аэродрома расположены три маленьких мелководных озера, соединенных узенькими каналами-протоками, последняя из которых выходит в море, и по ней в озера можно подняться на эскимосском каяке или надувной лодке. Дальше к северу — дикая часть острова с несколькими фиордами, как будто прорубленными топором в скалах.

На юге, в обжитой части Упернавика, есть маленький фиорд — он служит гаванью для мелких рыбацких судов. Через узкую протоку около южного мыса лежит островок, похожий на четырехсотметровую каменную варежку, небрежно брошенную в море. С трех сторон (севера, востока и юга) Упернавик окружен необитаемыми островами, а с запада находится трехсотмильный пролив, за которым канадская Баффинова земля.

С ноября по март в узких местах проливы между островами часто оказываются забиты льдом, так что Упернавик, как бы, разрастается за полярную ночь, а потом будто тает. Сейчас он имеет обычные, естественные размеры… День уже стал длиннее ночи, но полярное солнце еще не прогрело скалы достаточно, чтобы с них сошел снег и лед. До настоящей весны, когда здесь появится немного зеленой растительности… Впрочем, с сегодняшнего дня… Вернее, вечера, поскольку время к закату… Все будет иначе. Не случайно почти все население сейчас на улице… Около тысячи людей, одетых в яркие полярные куртки, то и дело смотрят то на небо, то на часы. Погода ясная, идет слабый снег, вернее отдельные снежинки крутятся в воздухе… До «момента — ноль» остаются считанные минуты… От солнца осталась только узкая алая полоска на западе. На небе появляются пока еще бледные звезды. Возможно, здесь они видны в последний раз…

Так… Я направляю камеру чуть выше и правее яркой звезды Арктур, альфы созвездия Волопаса. Это одна из самых ярких звезд северного неба… А рядом с ней… Так, одну минуту, это уже не звезда, потому что она очень быстро разгорается… Так, я хочу вам сказать, что наступил «момент — ноль»… Сейчас вы видите, как звезды стремительно меркнут, потому что разворачивается космическое зеркало на высоте около трехсот километров… Вам лучше будет послушать комментарий специалиста… Я немного отвожу камеру в сторону, потому что ничего не видно, зеркало уже слишком яркое… Видите, небо светлеет и становится бледно-голубым… А теперь — что происходит на улице. Сотрудник мэрии кричит в мегафон, чтобы люди не смотрели на лабысло без темных очков… Напомню: лабысло — это сленговое название космического зеркала.

Вот, я показываю небо через камеру со светофильтром. Вы видите: лабысло имеет вытянутую форму. Оно собрано из секций, ориентированных так, чтобы отражать солнечный свет именно на остров… Черт! Черт! Какое оно огромное! Кажется, оно больше Луны… Когда взойдет Луна надо проверить… Нет, можно не проверять. Как сказал комментатор, видимый размер у лабысла действительно больше, чем у Луны.

Так… Я показываю два термометра. Первый затенен, а второй на солнце. Точнее, на лабысле… Затененный термометр показывает минус 9 Цельсия… Столбик второго термометра ползет вверх прямо на глазах… Сейчас он перелез через ноль… Вот, я показываю публику. Некоторые уже сняли куртки и остались в свитерах… А это я направила микрофон в сторону людей… Так, я прошу прощения у зрителей, которые знают датский, эскимосский… Или какой-либо скандинавский язык. Тут немного ненормативная лексика… Очень ненормативная… Смысл реплик… В общем, люди находят происходящее удивительным. Они не вполне верят своим глазам. Почему-то повторяют слово «снег»… О, черт! Я поняла! Снег начал таять на крышах домов. Я показываю ближайший дом, вы видите, с крыши течет вода… Так, я снимаю куртку.

Скалди, подержи камеру… Направь куда угодно… Извините, я попросила друга подержать камеру. О! Кстати, покажи меня… Видите, я осталась в свитере, тут на солнце… На лабысле… Уже не холодно… Скалди, что ты снимаешь?! Черт! Черт! Немедленно отдай камеру. Как маленький, честное слово… Так… Я хочу сказать: девушка, которая сейчас была в кадре topless, не показатель. Тут не настолько тепло, чтобы загорать, хотя… Вот термометр, который на лабысле, на нем почти плюс 20.

Напоминаю, что сейчас, вообще-то, уже ночь, в смысле — вечер после заката. Мне не верится… Окружающим, по-моему, тоже. Люди смотрят на часы, на небо, и снова на часы… О! Столбик второго термометра сдвинулся. Сейчас уже минус 7. Я направила объектив на камни, вы видите — снег на них тоже начал таять… Минутку, я не могу понять, куда все показывают пальцами… Скалди, ты что-нибудь понимаешь? Что? О, черт! Действительно, туман… Полоса тумана над морем… Так, минутку… Скалди, повтори в микрофон, а то я перепутаю…

Э… Гм… Всем привет, это Скалди Турсен, из Кюджаллек-дистрикт. Кольцо тумана, которое образовалось на некоторой высоте, над морем вокруг острова объясняется простым физическим эффектом. Теплый воздух с Упернавика имеет более высокую влажность. Он поднимается за счет конвекции, и образует краевые завихрения уже в холодной зоне, где температура около минус девяти. Там влажность этого воздуха оказывается выше равновесной, и выпадает роса, точнее, туман из кристаллов льда.

Спасибо, Скалди! Итак, мы наблюдаем красивое физическое явление… Можно даже заметить маленькие радуги… Так, местные школьники, кажется, решили провести эксперимент с линзой… А, мне подсказывают, что это будет фейерверк, а бикфордов шнур вот этой ракеты зажгут линзой от лучей лабысла… Почти как на олимпийских играх… Смотрим что получится… О! Загорелся! Смотрим на ракету… Ох, ни х… В смысле, я хотела сказать, что ракета оказалась мощная… На этой позитивной ноте, я завершаю репортаж с заполярного гренландского острова Упернавик, где заработало космическое зеркало, которое создаст здесь климат близким к субтропическому.

* * *

Прошло три дня, и разговор о Гренландии зашел по совсем другому поводу, в совсем другой компании, в трех тысячах миль к востоку от маврикийского острова Родригес. Компания состояла из сержанта Нтая, пилота Бритт, стрелка Тигриса, еще одного сотрудника INDEMI, который представился просто как обер-лейтенант, и одного математика — Кватро Чинкла (оперативный псевдоним — Диггер). Их рабочая встреча проходила после полудня, 3-го марта, на плавучем атолле Хат-Хат, прямо на крыше административного корпуса 04-CD, под солнцезащитным навесом.

Кватро Чинкл, несколько манерно начал свой доклад с общенаучных данных.

— Гренландия. Величайший остров на планете. Площадь в четыре раза больше, чем у Франции, но население — в восемь раз меньше, чем у маленького острова Гваделупа (карибской колонии той же Франции). Вот такая смешная география-демография. В первой четверти нашего века, она плавно отделилась от европейской Дании, чьей колонией являлась несколько веков, и заняла выгодное буферное геополитическое положение между Евросоюзом, Канадой, США, и Океанийским содружеством, к которому присоединилась по линии интернационального транс-полярного сервиса.

— Мы в курсе геополитики, док Диггер, — заметил обер-лейтенант.

— Рад за вас, — сказал Кватро, — Итак, несмотря на сегодняшнее буферное положение, Гренландия, по историческим причинам, сохраняет ассоциацию с Евросоюзом, но не подчиняется европейским оффи-властям. Это позволяет реализовать наш алгоритм. Сейчас обратите внимание на схему движения псевдо-денег. Она на экране.

Обер-лейтенант повернулся так, чтобы видеть одновременно и докладчика, и экран ноутбука, и спросил:

— А почему приставка «псевдо»?

— Потому, что перемещаются не эквиваленты реальной стоимости, а номинальные долговые обязательства, априори не имеющие никакого материального покрытия. Я заостряю на этом внимание, чтобы было ясно, почему наши… гм… гости так легко собрали значительную сумму, номинально равную 300 миллионам US-долларов. В действительности, эта сумма представляет собой лишь набор цифр, произвольно дорисованных к прочим обязательствам Европейского Инвестиционного банка по субсидированию тех или иных проектов и обслуживанию предыдущих долгов.

— А сколько всего этих обязательств? — поинтересовалась Шейла Бритт.

— Примерно 15 триллионов долларов.

— Какая-то херня… — задумчиво произнесла она, — Значит, по бухгалтерии, каждый европеец, включая грудных детей, в среднем должен примерно 20 тысяч долларов.

— Да, а что тебя тут удивляет? В странах условного Запада, организованный обмен реальных ценностей помимо банков запрещен, и банки налагают на коллектив экономически-активных жителей номинальный долг, равный сумме: совокупный общественный продукт, плюс цена политических амбиций оффи-клана, плюс цена административно-принудительного поддержания этой нелепой системы.

— Но Рорхбаум, Нейдлиц и Фелклинг обещали рэкетирам реальные деньги, так?

Математик широко улыбнулся и утвердительно кивнул.

— Да, Шейла, в этом главный фокус. Система тщательно следит, чтобы номинальные деньги, фактически, обеспеченные менее, чем на треть, обменивались на реальные ценности только в очень ограниченном объеме. Это — защита от банкротства. Она на западном сленге называется: «государственный контроль за финансами и кредитом». Разумеется, наши гости, с учетом их веса в оффи-клане, могут отчасти обходить этот контроль. В нашем случае, они смогли вытащить эти 300 миллионов US-долларов из финансового оборота в торговый, и сформировать из них аккредитив, выставленный Гренландским филиалом банка Люксембург-Коммерс против договорной поставки полутора миллионов карманных компьютеров «Clip-Cat» из Колумбии.

— Сделка явно кривая, — заметил Лауа Нтай, — Откуда в Колумбии, даже теоретически, могут взяться эти компьютеры в таком количестве?

— Сделка и должна быть кривая до ужаса, в этом вся фишка, — ответил Кватро, — Давай рассмотрим скелет операции. Евроинвестбанк по соглашению с ЮНЕСКО, выдал ряд кредитов на компьютеризацию отсталых стран Азии и Африки. Псевдо-деньги через несколько промежуточных стадий пришли к дилеру — подставной мальтийской фирме, имеющей счет в банке Люксембург-Коммерс. Она подписала контракт на поставку компьютеров «Clip-Cat» с подставной колумбийской фирмой, которая принадлежит покойнику. Он погиб в кокаиновых разборках, а его ID используют. Там это принято.

— А кому принадлежит мальтийская фирма? — спросил Тигрис.

— 18-летней девушке, возможно — симпатичной, но понятия не имеющей ни о каком бизнесе. Мальтийский обычай: как ребенку исполнилось 18, так на него открывают множество фирм, и по секрету отдают фирмы всяким субъектам. Этим и живут.

Стрелок-инструктор Тигрис задумчиво почесал кончик носа.

— Извини, док, но я не врубился. Аккредитив же раскрывается продавцу, когда тот предъявит товар, готовый к передаче покупателю. Так в справочнике.

— Демон сидит в деталях, бро, — весело ответил Кватро, — Эти компьютеры предъявят эксперту банка — держателя аккредитива, и он подпишет, что видел их и сосчитал.

— Хэх… Он что, мечтает сесть в тюрьму?

— Нет, бро. Он ничем не рискует. Есть там компьютеры, или нет, банк все равно не отправит эти 300 миллионов в Колумбию. Банк примет копии бумаг на раскрытие аккредитива и пообещает платеж против оригиналов этих бумаг. Вы… Вернее, злые рэкетиры… Как и обещано, отпустите домой троих «гостей». Но, по предъявлении оригиналов бумаг, возникнет проблема: Европейский финансовый контроль запретит проводить этот платеж, о чем Люксембург-Коммерс вас, с прискорбием, уведомит.

— Хэх… И он запретил бы, даже будь все полтора миллиона «Clip-Cat» в наличии?

Кватро Чинкл вновь улыбнулся и энергично кивнул.

— Совершенно верно! Я же объяснял про защиту системы от банкротства! Ясно, что в Колумбии эти деньги сразу вышли бы в материальный оборот, а этого никак нельзя допускать, если речь идет о значительных суммах.

— Хитрые твари, — констатировала Шейла Бритт.

— Хитрые, — согласился он, — Но они не хитрее нас с вами. Мы заставим их жевать их собственный хвост, про который они забыли. Европейский финансовый контроль не успеет отреагировать, когда гренландская полиция арестует эти 300 миллионов USD прямо на аккредитиве, как деньги, отмытые для заведомо-криминальной операции. Согласно «Общеевропейской конвенции о контроле за банковскими транзакциями», гренландцы просто обязаны будут это сделать. Поскольку эта сумма учтена на счету Гренландского филиала банка Люксембург-Коммерс, она окажется в компетенции властей Гренландии. Соответственно, когда гренландский суд установит, что у этих псевдо-денег нет легального владельца, сумма будет списана в бюджет Гренландии.

— А как их полиция узнает вперед всех? — спросила Шейла.

Лауа Нтай молча выразительно развел руками.

— …Joder! — произнесла девушка, — Это я затупила… Понятно. Нет вопросов.

— Порадуемся за эту маленькую прекрасную страну, — добавил Нтай, — и немного посочувствуем нашим гостям-финансистам. Им не хватит всего нескольких часов неопределенности, чтобы получить желанный билет домой, и они отправятся на занимательную экскурсию по Социалистическому Тимору. И, кстати, все честно.

Кватро Чинкл подумал минуту и пожал плечами.

— Да, пожалуй. Но, с матросами, я полагаю, можно поступить более гуманно.

— Вероятно, да, — подтвердил обер-лейтенант, — С учетом сообщения матроса Брэма Земмаха, на мой взгляд, можно было бы ограничиться каторгой. Но, решает суд.

— Что за заявление? — поинтересовался Кватро.

— Видите ли, требовалось жестко психологически надавить на матросов, чтобы они безоговорочно сотрудничали с нами. Мы попросили сделать это Кайемао Хаамеа, поскольку у него подходящий имидж. Он отлично решил эту задачу, а побочным продуктом давления стало аудио-видео сообщение одного матроса к своей жене. В сообщении он подробно рассказывает о вербовке экипажей на туристические яхты, принадлежащие фирме «Emerald Voyage», а также о том, что входило в обязанности экипажей этих яхт во время VIP-туров. Я имею в виду манипуляции с рабынями.

— Гм… — произнес математик, — А почему он решил рассказать об этом своей жене?

— Это связано с необычными методами, которые применил сен Хаамеа.

— Гм… Он что, подсыпал матросам LSD в чай?

— Ничего такого, — ответил обер-лейтенант, — только словесное убеждение.

Математик собрался было спросить что-то еще, но в этот момент Шейла Бритт пронзительно свистнула и ткнула пальцем в анонс новостей на экране.

* * *

Galaxy Police Flog. Trolley 1001

03.04.24. Африканский кризис.

Архипелаг Чагос и атолл Диего-Гарсиа

Обострение на Коморских островах.

Блокада Транс-Экваториальной Лиги

Trolley-Jockey Элеа Флегг.

Aloha foa! Мы продолжаем катиться в тысяча первой тележке. Начнем с ситуации с архипелагом Чагос, где, после войны за свободу лемуров ай-ай, внезапно возникли туземцы с современным оружием, попросившие британскую базу ВМФ выйти вон.

Сейчас комиссия по урегулированию обсуждает вариант: международное признание страны туземцев (Терра-Илои) за их отказ от претензий на атолл Диего-Гарсиа, где британская база ВМФ. Грубо говоря, предлагается оставить все так, как оно само получилось на сегодняшний день. Кто где встал, там того и тапочки. Я думаю, что, согласно закону всемирной лени, на этом варианте все и сойдутся — так проще. По-любому, кого-то тут здорово облапошили. Но главное, никого не убили, и ни один симпатичный пушистый лемур ай-ай не пострадал. Остальное, в общем-то, фигня.

Теперь — об обстановке на Коморских островах. Президент Исламской Республики Коморские острова (ИРКО) Хосни Раджани, как уже сообщалось, 31 марта поставил французскую островную территорию Майотте перед альтернативой: добровольное включении в Исламскую Республику в течении суток, или война и оккупация.

Казалось бы, Майотте — жопа. Но не тут-то было. Проследим логику мпулуанского президента Адэ Нгакве, который показал себя в этой истории не только хорошим военным, но и хитрым дипломатом-интриганом. В ИРКО входят три острова. Это Большой Комор (северо-западный) и острова Ажуан и Мохели почти на пол-пути от Большого Комора до Майотте. Крупный Ажуан и маленький Мохели уже однажды отделились от Большого Комора в конце XX века, и попытались получить статус «заморской территории Франции», но… В начале XXI века, армия Большого Комора вместе с армией исламизированного Африканского Союза, вернули обоих в единое государство (сперва Мохели — угрозами, а потом Ажуан — военным вторжением).

Углубимся еще в историю и обнаружим, что первыми туземцами Ажуана были австронезийцы и полинезийцы. Какой сюрприз, а? Разумеется, за последующие пять веков, они в основном уже обращены в ислам, но для пропаганды сойдет и так.

В эмоциональной речи Адэ Нгакве говорит о благодарности к меганезийцам, и о происхождении меганезийцев от древних полинезийцев, а также о том, что помощь родичам друзей — это долг приличного человека. Он говорит о вторжении на Ажуан в конце первого десятилетия XXI века, как об исламской агрессии против этнически-полинезийского населения… Вообще-то, современные ажуанцы никогда в жизни не считали себя полинезийцами, и их сепаратизм был не из-за ислама, но политическая риторика требует жертв. Правда — это первая жертва войны… Нгакве говорит, что готовящаяся агрессия против Майотте есть продолжение военного распространения исламизма на Коморах, и напоминает о заслугах Франции перед прогрессом. Он без запинки перечисляет всех французских энциклопедистов эпохи Просвещения и по второму разу напоминает о благодарности — теперь уже к французам. А дальше он доказывает, что не зря три года учился по дистанционной программе в колледже экономической психологии и методов менеджмента Тувалу — Нукуфетау. Нгакве объявляет: у каждого человека и у каждого народа есть право на ошибку. Нам надо отнестись с пониманием к ошибочному религиозному выбору жителей Майотте, и защищать их, хотя среди них так много мусульман. Мы видим в них, прежде всего, французов, приверженцев свободы. Их ошибочный выбор не станет для нас поводом отказать им в защите от исламистов — врагов свободы, демократии и прогресса.

Все ждали: а что скажет Чоро Ндунти — президент Шонао, ближайший партнер Адэ Нгакве по военно-политической коалиции и известный мастер интриги? На этот раз, Ндунти превзошел сам себя. Он внезапно объявился на Майотте с элитным военным отрядом численностью около ста человек и с партией скорострельных ружей 12-го калибра для волонтеров самообороны. В порту Акоуа у северо-западной бухты, откуда всего 40 миль до острова Ажуан (входящего в ИРКО), на рыночной площади, он выдал короткую, грубую и крайне зажигательную речь, и спросил толпу: «Хочет ли народ, чтобы мы ушли, не оказав помощи?». Народ (понимая, что Акоуа, вероятно окажется первой целью вторжения с Ажуана), разумеется, крикнул, что не хочет, и стал быстро вооружаться подарками Ндунти. Полиция впала в ступор и не вмешивалась. Префекту Майотте, Пете Зингале, пришлось срочно приехать в Акоуа и выразить Чоро Ндунти благодарность. Ндунти ответил (цитирую): «Быть здесь — мой долг перед идеалами демократии. Нам с вами надо продержаться считанные дни. Президент Нгакве сейчас договорится с Мозамбиком о воздушном коридоре для бомберов, и на месте Морони (столицы ИРКО) останется груда развалин. Потом Ажуан и Мохели ассоциируются с Францией, по примеру Майотте, по воле их народов, а Большой Комор заберем мы, по обычаям войны»… Это шоу транслировали по французскому национальному TV.

Хосни Раджани, президент ИРКО моментально понял, что дело дрянь — коморские вооруженные силы из полутора тысяч балбесов со старыми автоматами ни фига не защитят от авиа-налета и десанта, и завопил «Help me!» на всю планету. Фаттах Абу-Джебрин наоборот, очень обрадовался. Он уже видит себя новым Ясиром Арафатом, собирающим с арабских нефтяных шейхов миллионы баксов на нужды партизанской войны моджахедов против неверных, захвативших страну. Выгодный бизнес, кстати.

Африканский союз и Лига арабских государств уже потребовали от ООН — санкций против Мпулу и Шонао, а от Танзании и Мозамбика — воздушной блокады «стран — агрессоров». Это уже камень в наш огород, foa! Мы получаем по воздушному мосту дешевый урановый концентрат, технический кварц, бериллий, литий и титан. Завтра Верховный суд заслушает проект правительства по действиям в данной ситуации.

* * *

…А, тем временем, круиз яхты «Golden Sun» по акватории Маврикия продолжался. Покинув остров Родригес, яхта совершила ночной переход до Гран-Маврикия, там задержалась на сутки и приняла на борт 5-килограммовый контейнер с охлажденной черной икрой (стоимостью 30 тысяч евро, с учетом доставки спецрейсом с Каспия). Снявшись с якоря, «Golden Sun» двинулась к следующему пункту круиза, островам Агалега, отдаленным более, чем на полтысячи миль от Гран-Маврикия. Этот переход должен был занять 5 суток. Затем планировалось несколько дней отдыха на Агалега, перед следующим переходом — уже на Сейшельские острова.

Капитан Бадмор, согласно легенде, продолжал «грипповать» (находиться в весьма длительном запое). Хозяева «Emerald Voyage», уже не сильно беспокоились по этому поводу. Старпом Корнелис, судя по отзывам VIP-пассажиров успешно справлялся с ролью командира яхты, а относительно Бадмора была достигнута договоренность с частной клиникой на Сейшелах, где выводили из запоев, без лишних вопросов, и не удивляясь глупостям, которые пациент может говорить в состоянии белой горячки.

6 марта, в первые сутки перехода «Golden Sun» с Гран-Маврикия на Агалега, пакет документов, нужных для честной закупки полутора миллионов несуществующих колумбийских мини-компьютеров за счет средств, выделенных ЮНЕСКО из фонда помощи недоразвитым афро-азиатских странам, был готов. Официальные лица без трепета поставили на нем свои согласующие подписи, и «процесс пошел».

Финальный аккорд должен была прозвучать 11 апреля (от невыносимого ужаса, плененные чиновники развили невиданную ранее скорость). Сотрудники INDEMI полагали, что Кватро Чинкл останется на Хат-Хат еще на несколько дней, чтобы дождаться эффектной кульминации, но математик, как оказалось, был не намерен отменять свой семинар на Фунафути-Тувалу, запланированный на 8 апреля…

06.04. Университетский инфо-канал Kimbi-wiew.

Тимор — Атауро — Хат-Хат.

Репортаж Пепе Кебо.

Aloha foa! Это я Пепе Кебо с плавучего атолла Хат-Хат! Сегодня возникла удачная возможность ненадолго поймать известного математика Кватро Чинкла. Он неделю провел на атолле Хат-Хат и в окрестностях, а завтра улетает домой на Киритимати. Поделишься впечатлениями, Кватро?

Кватро Чинкл: А как же. С чего начать? С Тимора, с Атауро или с Хат-Хат?

Пепе Кебо: А давай, в той последовательности, в которой ты их сейчас назвал.

Кватро Чинкл: ОК. Тимор для меня ассоциируется, в первую очередь — с таверной дядюшки Жосе в рыбацком порту Дили. Это потрясающе! Тунец фаршированный мидиями! Паштет из лангуста со специями! И, конечно, домашнее фруктовое вино. Дядюшка Жосе — замечательный человек. С ним просто приятно поговорить. Далее: Симона Сид. Страна, в правительстве которой есть такие зверски красивые молодые женщины — это перспективная страна! Но больше времени я общался с Ним Гоком и доктором Немо. Очень здравомыслящие люди, но у нас с ними разные убеждения.

Пепе Кебо: А как ты вообще относишься к коммунистической идее?

Кватро Чинкл: Смотря, что называть этим словом. Например, для дядюшки Жосе коммунизм в конкретной форме тиморского социализма, это отличная штука! Вот посмотри. Дядюшка Жосе не лишился своей таверны. Это трудовая собственность, которая разрешена. А «McDonalds» в центре Дили конфисковали, как буржуазную собственность, и передали Школе кибернетики имени Пол Пота. Дядюшку Жосе контролирует комиссар — на предмет социальной справедливости к работникам, но поскольку таверна почти семейная, там и так никого особо не эксплуатировали. При прошлом режиме был беспредел чиновников, бандитизм, и война — а новый режим покончил и с тем, и с другим, и с третьим. Ему хватило недели для реконструкции экономики после полуторадневной войны, а западная половина Тимора, казавшаяся вечным источником бандитизма и военной агрессии, превращена в пустыню. Оттуда бежали почти все жители. Есть только база ВМФ Индонезии в Купанге… А вот еще достижение нового режима — это перспективы для молодежи. Появилось несколько современных аграрно-технологичных и постиндустриальных предприятий, а 1 мая откроется инженерно-технический колледж современного океанийского образца. Тиморская молодежь засматривается НФ-фильмами. Прогресс стал их кредо. Их не смущает бедность, поскольку предметами первой необходимости новый режим всех обеспечивает, а динамика благосостояния — положительная. Неплохая картина, а?

Пепе Кебо: Значит, по-твоему, коммунизм — это классно?

Кватро Чинкл: Не торопись, Пепе. Я изложил дело с позиции vox populi, со стороны дядюшки Жосе, с позиции рыбаков и фермеров, посетителей его таверны, с позиции

Хомбре Ожо и Симоны Сид, представляющих этот социальный слой в правительстве. Такая позиция в экономическом смысле есть просто кооперативный постиндастриал социалистического типа. Не скажу, что это классно, но, в общем, неплохо. А теперь взглянем на ситуацию глазами Ним Гока, доктора Немо и Ройо Исо. Каждый из них оставил на родине — в Камбодже, на Филиппинах, в Перу — своих многочисленных сторонников, и несет этические обязательства перед ними. Социалистический Тимор победил в войне и получил импульс развития не без поддержки извне. Скоро придет время возвращать долги. Что, кстати, соответствует доктрине экспорта революции.

Пепе Кебо: Значит, грубо говоря, коммунизм — это разжигание войн в 3-м мире?

Кватро Чинкл: Ты опять торопишься. Я изложил субъективные точки зрения, но существует объективный политэкономический вектор. Он определяет все будущие области серьезных военных операций. И тиморская красная армия, так или иначе, развернется в направлении, заданном этим вектором. То же касается и гражданской экономики. Тиморское политбюро по объективным причинам будет проводить ту политику, которая позволит их стране занять подходящую нишу в региональном разделении труда внутри Большого Транс-Экваториального Конгломерата.

Пепе Кебо: Теперь у тебя выходит, что нет разницы, коммунизм или что-то другое.

Кватро Чинкл: В данном случае коммунизм сыграл роль пусковой катапульты для постиндастриала. Это важная роль, причем позитивная.

Пепе Кебо: И все-таки: что ты скажешь о самой коммунистической идее?

Кватро Чинкл: Давай сначала сформулируем саму идею. Если отвлечься от всяких финтифлюшек, то это замена мотива к труду. В до-коммунистическую эру мотив — утоление товарного голода. При коммунизме мотив — эмоциональная разрядка. Вот пример: секс. Пара людей совершает значительную работу, затрачивая объективно столько усилий, сколько при тяжелом физическом труде, и получает удовольствие от процесса, а не от какого-то материального результата. Подробнее об этом — в моей книжке: «Стратегия межзвездных улиток». Про секс там тоже есть.

Пепе Кебо (смеется): Теперь я ее точно прочту! А что ты скажешь про Атауро?

Кватро Чинкл: Атауро — это фронтир. Как американский Дикий Запад двести лет назад. Я вижу тот вопрос, который вертится у тебя на языке. Американский Дикий Запад за 30 лет расширился от Миссисипи до берегов Тихого океана, поглощая индейские земли. Куда двинется этот фронтир и чьи территории он поглотит? Аналогии неоднозначны… Хотя, мэр Хаамеа вполне соответствует образу шерифа из вестерна, а волонтеры самообороны Атауро — это такие ковбои, что и не снились Голливуду. В общем, на Атауро мне зверски понравилось, и я сюда еще приеду. Тем более, мы с шерифом… В смысле, с Кайемао Хаамеа, договорились по колледжу. В основном, я буду преподавать дистанционно — от Атауро до Киритимати почти 5000 миль, но, в общем, долететь не проблема.

Пепе Кебо: А как там твой дом на Киритимати?

Кватро Чинкл: Три дня назад, менеджер просигналил, что дом готов. Оказалось, что менеджер — не парень папуас, а девушка полька. Из Польши, которая на Балтийском заливе в Северо-Восточной Атлантике. И ее фамилия произносится «нОвак», а не «новАк». До сих пор я знал из поляков только Станислава Лема, основателя научно-технической футурологии. В смысле, знаю по книгам. Он умер до моего рождения.

Пепе Кебо: Поздравляю с готовностью дома… А что ты скажешь про Хат-Хат?

Кватро Чинкл: Это очень жесткий социально-психологический эксперимент над несколькими сотнями людей. Мы с тобой уже пару раз говорили на эту тему tet-a-tet, поэтому я не буду повторять некоторые вещи… Если кратко, то Хат-Хат это грубая попытка реставрировать естественное состояние человеческой психики у группы юниоров, от рождения до пубертата подвергавшихся дефективному воспитанию. В качестве метода реставрации выбрано погружение в социальную среду, в которой невозможно следовать дефективным стереотипам поведения. Известно, что если погрузить в такую среду взрослого индивида, воспитанного в фундаментально — христианской или мусульманской среде, то его психика разрушится. Он просто превратится в овощ. Эксперимент Хат-Хат установит, у какой доли подростков в пубертатный период психика еще достаточно пластична, чтобы выдержать полное разрушение фундамента и перестроиться на другом принципе… А все остальные превратятся в овощи. Это — цена эксперимента в гуманитарном исчислении. Если оценивать в цифрах, то овощем станет примерно каждый шестой. Я тебе излагал аргументы в пользу такой оценки, ты можешь их опубликовать, я не возражаю.

Пепе Кебо: Но у пяти шестых все будет ОК?

Кватро Чинкл: Хотелось бы на это надеяться. В любом случае, я не намерен терять контакт с двумя малавийскими мальчишками, которые живут в соседнем модуле, и которым я, в общем-то случайно, дал повод рассчитывать на некоторую поддержку. Короче говоря: я попался в ловушку Экзюпери.

Пепе Кебо: Ты в ответе за тех, кого приручил?

Кватро Чинкл: Да. Фактически, надо мной тоже поставили эксперимент. И этот эксперимент очень дорого обойдется авторам Хат-Хат. За мной не заржавеет.

Пепе Кебо: Ты потребуешь экстремальных санкций через суд?

Кватро Чинкл: Я еще не решил. Мне надо спокойно подумать и все взвесить.

Пепе Кебо: Понятно… Теперь, если не возражаешь, сделаем шаг назад. Ты говорил о дефективных стереотипах в системе, связанной с двумя конкретными религиями. Ты считаешь, что у этой дефективности религиозная основа?

Кватро Чинкл: Скорее, наоборот, у этих религий дефективная основа. Мы с тобой в прошлый раз говорили о телеологии. Помнишь: аксиома о неком человекообразном создателе Вселенной, цели которого должны приниматься верующим человеком, как определяющие и первоочередные. Мы в тот раз обсуждали влияние этой аксиомы на европейскую науку, но влияние на бытовую психику не менее деструктивно.

Пепе Кебо: Тут, я с тобой не соглашусь. У меня есть знакомые христиане, католики, отличные ребята. Мы бывали в самых разных ситуациях… Ну, ты понимаешь.

Кватро Чинкл: Католики были океанийские, а? Так, я не ошибся. Существует одно принципиальное отличие океанийского католицизма от европейского. И та и другая религия говорят о неком субъекте, создавшем Вселенную с гуманитарными целями. Однако, океанийский католицизм говорит, что эти цели неизвестны, и предлагает каждому человеку самому в них разобраться, исходя из интуиции и опыта общения с окружающими людьми. Европейский католицизм, напротив, утверждает, что цели известны и описаны, и что определенный круг лиц умеет их верно интерпретировать применительно к конкретным жизненным ситуациям. Нетрудно заметить, что в евро-католицизме, как и в евро-христианстве, и в исламе, фигура создателя Вселенной по существу эквивалентна тому самому кругу лиц — интерпретаторов.

Пепе Кебо: Эти интерпретаторы как-то очень похожи на оффи.

Кватро Чинкл: Это и есть оффи. В библейских религиях Старого света центральное божество сливается с правящим оффи-кланом. Это дает оффи-клану экономический выигрыш на неком отрезке истории. Апелляция к прямому приказу центрального божества заменяет оплату за труд, а, в предельном случае — вообще все социально-психологические мотивы. Предельный случай — это и есть религиозный терроризм. Верующий человек испытывает столь сильную потребность в мнимом одобрении со стороны центрального божества, что не может жить без знаков этого одобрения.

Пепе Кебо: …И не получая их длительное время, он превращается в овощ?

Кватро Чинкл: Вообще-то, он уже заранее овощ. Просто это не заметно, пока его действиями управляют извне потоком религиозно-интерпретированных сигналов.

Пепе Кебо: …Но если они уже заранее овощи, то эксперимент не выглядит таким жестким, как ты сказал в начале.

Кватро Чинкл: Нет, выглядит! Представь, что имеется сто кошек, из них двадцать плюшевые, а остальные — живые. И некий умник, чтобы отделить одних от других, начинает тыкать всех кошек иголками. В приличном обществе за это бьют морду.

Пепе Кебо: В общем, да. Я врубилась. И мы по уши в этом… Эксперименте. Так?

Кватро Чинкл: С этим не поспоришь.

Пепе Кебо: …Завтра ты улетишь домой, но еще приедешь на Хат-Хат, верно?

Кватро Чинкл: Я приеду и кое-что привезу. За вкус не ручаюсь, но горячо будет.

97

Дата/Время: 06.04.24 года Хартии.

Место: Малайзия. Западный Калимантан.

Крайняя западная область Малазийского Калимантана (или Борнео) — это полуостров Лахад-Дату. По его юго-западному берегу тянется непрерывная цепочка маленьких рыбацких поселков, где всегда рады туристам — новые люди, да еще, как правило с деньгами, приговоренными к расходованию на морские прогулки, бытовую экзотику, сувениры и прочий развлекательный сервис. Поселок Пунгпекан ничем не выделятся среди прочих, кроме, разве что, минимального расстояния до островков Ситангкаи и Сибуту, которые еще в марте были филиппинские, а теперь — непонятно чьи. Как бы, находящиеся в процессе приобретения суверенитета. По такому случаю, паспортно-визовый контроль практически отсутствует, и от Пунгпекана до Северного Ситангаи можно доехать за час на обычном катере, а если ехать лень, то можно полюбоваться живописными берегами в бинокль (невооруженному глазу видна лишь ярко-зеленая полоса над поверхностью моря). За весьма умеренную сумму можно выйти в море на местной разновидности моторного сампана с маленьким кафе на борту, и перекусить, любуясь теми же красотами уже с дистанции в пару миль. Этот вариант выбрали два пожилых солидных господина, один из которых был, вероятно, китайцем, а другой — возможно, малайцем, а скорее всего — каким-то метисом. Они устроились за тем из столиков, с которого открывался вид на дюжину ветряков на мачтах и на две легкие канонерки береговой охраны пока еще непризнанной автономии Ситанг.

Хозяину сампана было невдомек, что китаец в белых брюках и рубашке с коротким рукавом — это генерал SSD Китая Гихоу Зян, а метис в широких пестрых шортах и жилетке на голое тело — это полковник INDEMI Меганезии Жерар Лаполо.

— Хорошая работа, — высказал свое мнение генерал, делая глоточек кофе.

— Не наша, — уточнил полковник, улыбнувшись одними уголками глаз.

— Я знаю вашу стратегию малых фирм-сателлитов, — Гихоу Зян также скупо и почти незаметно улыбнулся, — для Океании, с традиционным сочетанием личной свободы и социального партнерства, это замечательно-удобная кадровая политика.

— От человека с вашим опытом трудно что-либо скрыть, — сообщил Лаполо.

— Тем не менее… — китаец вздохнул, — … Вам это довольно часто удается.

Лаполо неопределенно пожал плечами и закурил тонкую яванскую сигару.

— … Даже сейчас, — продолжал Гихоу, — когда ваша структура, по явному и досадному недоразумению, лишилась нескольких лучших сотрудников, вы цепко держите свой главный секрет, а это крайне сложно при подобных пертурбациях.

— Мы не относимся к контролю за информацией, как к своего рода фетишу, — ответил меганезиец, — поэтому, нам удается, до известной степени, размывать пакеты данных, собираемые дружественными конкурентами в нашей акватории и вокруг нее.

— Вы употребили интересное словосочетание «дружественные конкуренты», — заметил генерал, — Мне кажется, это правильно. Дружественность предполагает возможность в некоторых важных делах перестать на время конкурировать и решать общие задачи.

— Вне сомнения, это так, — согласился Лаполо.

— … Одним из таких дел является исследование космоса, — продолжал китаец, — Такие перспективные исследования, как проект «Ballista». Разумеется, мы знаем, что тема защиты Земли от астероидов представляет собой лишь внешнюю легенду проекта.

Лаполо так же неопределенно пожал плечами и жестом попросил бармена принести новую (третью по счету) чашку горячего шоколада.

— … Я оценил качество защиты информации о цели путем создания множественных внутренних легенд, — продолжал Гихоу Зян, — Мы выявили из их числа семь таких, которые достаточно правдоподобны, и одна из них может оказаться реальной целью. Прежде всего, это субпроект «Дамокл», почти абсолютное оружие сдерживания, от которого нет и в обозримом будущем, не будет защиты. Далее, субпроект «Ксанаду», использование термоядерных зарядов для превращения Тлалока в скорлупу, внутри которой разместится космическая колония. Третий субпроект «Кассандра», который предполагает особые эффекты физики пространства при взрыве, как то: появление тоннеля, позволяющего обходить ограничение Эйнштейна. Четвертый: «Астарта», освоение естественного спутника Венеры, неизвестного широким научным кругам вследствие развернутости его орбиты перпендикулярно плоскости эклиптики. Пятый: «Эдем», нанесение по Венере астероидного удара, чтобы вызвать похолодание, после которого эта планета станет пригодной для колонизации. Шестой: «Гном», отправка корабля с экипажем к коричневому карлику Немезиде. Последний: «Пламя», поиск и использование вулканоидов — астероидов, обращающихся почти вплотную к Солнцу, втрое ближе, чем Меркурий. Если они существуют, то из них можно сделать почти вечный и неисчерпаемый источник энергии… Как вы это прокомментируете?

— Мне нравится третий вариант, «Кассандра», — ответил Лаполо, и коротким кивком головы поблагодарил бармена, принесшего чашку шоколада, — …В детстве я просто зачитывался фантастикой о «кротовых норах», сквозь которые корабль прилетает к планетным системам в сотнях световых лет от нас, и встречает братьев по разуму.

Китайский генерал отпил чуть-чуть кофе и медленно покивал головой.

— Мечты о встречах с необычными друзьями у далеких звезд — это прекрасно. Я тоже люблю научно-социальную фантастику. И, мне кажется, наши вкусы здесь сходятся. Станислав Лем. Мне будет жаль, если в ответ вы опять просто пожмете плечами.

— Я сам расстроен, что порой, мне приходится поступать против этикета в отношении уважаемого коллеги, — ответил меганезиец, — к счастью, на этот вопрос я могу прямо ответить: да, вы угадали, и мне по-человечески любопытно — как?

— Мечты, — ответил Гихоу Зян, — Человек с активной жизненной позицией, делает их реальностью. Позвольте мне процитировать на память наши с вами общие любимые строки из Лема. «Я родился в Гренландии, недалеко от Полярного круга, в той части острова, где тропический климат сменяется умеренным, а пальмовые рощи уступают место высокоствольным лиственным лесам. У нас был старый дом со множеством сверкающих стеклами окон и веранд; такие строения часто встречаются в тех местах. Окружавший его сад сквозь открытые почти круглый год двери и окна проникал в комнаты нижнего этажа»… Молодость автора. «Магелланово облако». 1955 год.

Жерар Лаполо улыбнулся и проследил глазами за струйкой дыма от своей сигары. Полупрозрачный серый шлейф, огибая край полотняного навеса, уплывал в небо.

— Да, коллега. Разумеется, Магелланово облако.

— Я рад, что мы поняли друг друга в чем-то важном, — сказал китаец, — А вы помните термин «Прокрустика» в романе Лема «Эдем»?

— Конечно, помню, — подтвердил Лаполо, — Прокрустика и центросамотяг, наиболее эффективные приемы социального контроля в цивилизации Эдема.

— Да, именно так. Я упомянул о них в связи с экспериментом на плавучем атолле. По стечению обстоятельств, его проводит ассоциация «Humi-Troll» — та, которая зажгла второе солнце над островом Упернавик в Гренландии.

— Практический гуманизм, — ответил меганезийский полковник, — Очень деятельная жизненная философия, опирающаяся на Гуманистический Манифест Миллениума.

Гихеу Зян снова покивал головой, допил кофе и жестом попросил бармена принести следующую порцию такого же.

— Я знаю, что Humi, или Humanifesto, если брать полное название, это, своеобразная религия, которой следует большинство жителей Нукуфетау-Тувалу, и доктор Наллэ Шуанг, в частности. Но к ней не принадлежит ни Эрнандо Торрес, ни вы, коллега.

— Вы совершенно правы, — подтвердил Лаполо.

— … Тем не менее, продолжал китаец, — эксперимент на плавучем атолле «Hat-Hat» опирается на ваши исследования, коллега, на вашу практическую работу в области социологии молодежных групп, которую вы вели 20 лет на атоллах в Углу Рароиа.

— Я не считаю это социологической работой. Скорее, хобби.

— Вы скромничаете. Работа ваших фрирайдеров на Чагос… — генерал SSD не стал договаривать, а чуть слышно похлопал в ладоши, имитируя аплодисменты.

— Просто, я собрал талантливых ребят, — ответил полковник INDEMI.

— Талант проявляется только при правильном руководстве, — с некоторым пафосом произнес китаец, — Между прочим, и тактика снабжения, и маскировка объектов на островах Чагос показались мне знакомыми. Где я мог видеть что-то аналогичное?

— Думаю, вы проходили это в военной академии, — предположил Лаполо, — тактика Вьетконга. 60-е годы XX века. Антиамериканское сопротивление во Вьетнаме.

— О! Ну, конечно! Меня дезориентировало применение этой тактики в условиях не джунглей и болот, а коралловых атоллов и моря. Творческое развитие идеи. Снова аплодирую вам, коллега… Но ведь в случае с «Hat-Hat» вы имеете, в основном, не талантливых молодых людей, желающих заняться интересным делом, а социальный мусор, продукт воспитания в среде деревенских религиозных фундаменталистов.

Меганезийский разведчик сделал отрицающий жест ладонью.

— Наши эксперты полагают, что в этом возрасте молодые люди еще не становятся продуктом чего-либо. У них достаточно гибкая психика, чтобы постепенно начать копировать стиль поведения, доминирующий в микросоциуме, и оптимальный для адаптации в нем. Вы к месту упомянули «прокрустику» из «Эдема». Гибкая психика способна занимать ту форму, в которую помещена… В то Прокрустово ложе, если следовать лингвистической логике Лема. Добавим сюда «центросамотяг» из того же «Эдема». Опять, следуем лингвистической логике Лемма. Быстро адаптирующиеся субъекты становятся центральными фигурами микросоциума. Примером, к которому тянутся остальные. Это закономерность социальной биологии стайных приматов.

— …Именно то, что Конрад Лоренц назвал этологией, — резюмировал Гихеу Зян.

Подошедший бармен поставил перед ним чашечку кофе и вежливо осведомился:

— Господа — ученые? Правда?

— Мы этнографы-этологи, — уточнил Лаполо, — Изучаем социальную структуру диких племен туристов. Вы обращали внимание на то, что туристы образуют стойбища, по образцу первобытных людей или дикарей, еще сегодня живущих в каменном веке?

— Э-э, — протянул бармен, — Я раньше об этом не задумывался, но похоже так и есть.

— Подробнее вы сможете прочесть об этом в журнале «Nature», — серьезным тоном добавил Гихеу Зян, — Вероятно, в конце будущего года, мы с коллегой опубликуем результаты исследований туристических кочевий в разных точках планеты.

— О! Благодарю! Я непременно прочту это, — сказал бармен, и удалился в состоянии легкого шока от столкновения с передним краем современной науки.

Китаец улыбнулся ему вслед, сделал первый маленький глоток, и спросил.

— Коллега, вы видите какие-либо препятствия к привлечению наших студентов для участия в этой интересной научно-исследовательской работе?

— Вы имеете в виду Хат-Хат или Чагос? — утонил меганезиец.

— Разумеется, в первую очередь, Чагос, но Хат-Хат тоже, для создания объективно достоверной легенды. Мы могли бы поучаствовать в обеспечении оборудованием.

— Если вы имеете в виду специальное оборудование для исследования эфира вблизи британской базы Диего-Гарсиа, то оно уже установлено. Ваши студенты могли бы пользоваться этим оборудованием… На условиях взаимной стажировки.

— Могу предложить РЛС на Сокотре, — ответил Гихеу Зян, — Сейчас это актуально.

Жерар Лаполо в притворном ужасе развел руками.

— Вы страшный человек. Вы читаете мои мысли. Именно там, и именно сейчас. Не затруднит ли вас принять наших студентов на Сокотре уже завтра утром?

— Никаких проблем, — ответил генерал, — Я распоряжусь, и вечером с вами свяжется ответственный сотрудник. А, раз уж об этом зашла речь, как вы намерены решать проблему с воздушной блокадой над побережьем и над Мозамбикским проливом? Проблема наша общая, и мы могли бы координировать усилия.

— Безусловно, — подтвердил меганезиец, — Вы не возражаете, если я сделаю несколько набросков на салфетке? Я в таких случаях доверяю бумаге больше, чем компьютеру.

— Я тоже, — ответил китаец, — Сжигание бумаги более надежно, чем стирание файла.

98

Дата/Время: 09.04.24 года Хартии.

Место: Киритимати. Окрестности Польши.

Полуостров Сесилеле-Капокапо

На спутниковых фото атолл Киритимати похож на боевой топорик с широким, почти квадратным лезвием, и довольно короткой толстой рукояткой. Развив эту фантазию, можно сказать, что на зеленое лезвие топорика нанесен лазурно-белый орнамент. Это главная особенность Киритимати. Кроме внешнего кораллового барьера, периметр которого составляет более восьмидесяти миль, в самой лагуне имеется сеть мелких барьеров, делящих ее на множество бассейнов размером в несколько сотен метров. Площадь Киритимати (более 300 квадратных километров) из-за этого определяется интегрально, а не как на других атоллах, где площадь суши и площадь лагуны четко разделены и в справочниках пишутся раздельно, через дробь.

Вторая, топонимическая особенность Киритимати — это названия городков. Слева от главного, северо-западного гейта на внутренний рейд лагуны, расположены Польша и руины Парижа, а справа — Лондон. Если дальше обходить атолл вдоль берега океана берега по часовой стрелке, то за Лондоном будет Табак и Банан с международным аэропортом. Дальше, уже на рукоятке, расположен бывший американский военный аэродром и вспомогательный космодром. При второй координатуре, правительство Ашура Хареба стимулировало работу ассоциации малобюджетного космоса в этом районе, и на юго-восточном берегу лагуны, вырос городок Аляска. Население атолла приблизилось к десяти тысячам (против пяти тысяч до революции), а затем его рост замедлился — канаки не любят создавать излишнюю скученность.

Тем не менее, на Киритимати еще оставалось некоторое количество симпатичных и свободных участков. Один из таких участков присмотрел в середине февраля Кватро Чинкл. На обухе «топорика», немного восточнее городка Польша, вдоль внешнего (океанского) берега атолла от основного кораллового барьера отделяется несколько мелких полуостровов причудливой формы, имеющих собственные полузакрытые мелководные заливчики, основательно заросшие водорослями. Эти участки суши (объединенные общим названием полуостров Сесилеле) по понятным причинам не слишком удобны для строительства (соответственно, цена муниципальной аренды минимальна), зато у них оригинальные ландшафты. Кватро Чинкла, как человека достаточно обеспеченного, больше привлекало второе обстоятельство, чем первое, однако, как и любой правильный канак, он был азартен до дешевого приобретения симпатичных и оригинальных предметов — пусть даже и чуть-чуть неудобных.

Сейчас Кватро на своем «Fiji-canard» снижался со стороны юго-западного берега Киритимати, и имел возможность рассмотреть произошедшие за полтора месяца изменения на своем участке — полуострове (отмеченном на подробной карте, как Сесилеле-Капокапо из-за пары полуразрушенных старых капониров). Сейчас, в соответствии с проектом, капониры и соединяющая их бетонированная траншея, превратились в цоколь легкого двухэтажного коттеджа. Точнее, весь коттедж был построен на дюралевых опорах, заделанных в эти дореволюционные сооружения. Реальная экономия, греющая сердце правильного канака. Коттедж был окружен не особенно плотной, но заметной зеленью, приятно отличавшейся от исходно голого известкового грунта. «Бонус от строительной фирмы», — подумал Кватро, заходя на посадку в заливчике от горловины которого до пирса имелась как раз достаточная дистанция для пробега флайки… Касание воды — торможение — разворот у пирса.

Кватро поднял фонарь кабины, взял в руки моток троса и ковбойским движением набросил петлю на металлический столбик в углу пирса, после чего подтянул свою флайку вплотную к резиновым причальным демпферам и перепрыгнул на причал. Выкатывать флайку на слип не имело смысла — море по прогнозам, не собиралось особенно волноваться в ближайшие недели. Пришвартовал — и достаточно. Кватро двинулся по короткой (шагов двадцать) укатанной грунтовой дорожке от пирса к коттеджу. С обеих сторон от дверей виднелись большие ярко-зеленые с лиловыми крапинками шары цветущего декоративного кустарника. На полузакрытой террасе второго этажа, выдвинутой из фасада далеко вперед на двух опорах, и на небольшой боковой мансардной террасе, в кадках стояли перистые пальмы с густыми кронами. Хороший способ создавать тень в жаркие послеполуденные часы…

Из-за коттеджа появилась довольно хрупкая на вид светловолосая девушка, одетая в джинсовые шорты и однотонную зеленую рубашку с коротким рукавом. В руке она держала садовые грабли и, кажется, сейчас думала на тему, куда бы их прислонить.

— Aloha glo, — сказал Кватро, — Ты Зирка Новак, я угадал? А я — Кватро Чинкл.

— Очень приятно, сен Чинкл, — ответила она.

Он улыбнулся и развел руками.

— Хэй, гло, я не официальное лицо и мне не сто лет. Просто Кватро, ОК?

— ОК, Кватро — девушка кивнула, — Ты, наверное, хочешь посмотреть дом, и бумаги, которые оставили строители из фирмы «Oho-Kiri». Они все закончили 3-го апреля, поэтому последнюю неделю я здесь просто… Ну, как это сказать…

— Разумеется, я доплачу тебе за эту неделю. Aita pe-a. А что ты делала этими ретро-граблями, если не секрет?

— Ну… — Зирка слегка пожала плечами, — Мне было нечем заняться, и я решила, что немного приведу в порядок участок, раз я все равно здесь. Мне не совсем удобно в кампусе социальной службы, а социальный инспектор сказал мне, что по каким-то правилам я могу жить в этом доме, пока присматриваю, до возвращения владельца.

— Да, — подтвердил Кватро, — Это нормально. А что не так в социальном кампусе?

— Ну… Это долго объяснять.

— Не хочешь — не говори, я просто спросил. А что ты здесь приводила в порядок?

— Ну… Тут было как-то уныло без зелени, а строители мне сказали что здесь очень дешевые декоративные растения. И, правда, это стоило просто гроши.

Кварто энергично покрутил головой из стороны в сторону.

— Бррр! Значит, ты неделю занималась здесь озеленением и ландшафтным дизайном. Превосходно! А теперь, давай прикинем, сколько я тебе должен, и рассчитаемся.

— Мне неудобно было даром пользоваться твоим домом, — возразила она.

— Так… — сказал он, — Сколько времени ты в Меганезии?

— С последней недели февраля. А это важно?

— Просто, — пояснил Кватро, — тогда понятно, почему ты не знаешь кое-каких правил. Прикинь, если я не рассчитаюсь за работу с человеком, которого нанял, то суд мне выпишет зверский штраф. И храни меня Мауи и Пеле, держащие мир, от того, чтобы ляпнуть в суде, что ты поработала на меня бесплатно по этическим мотивам. За этот способ эксплуатации у нас сажают на каторгу. И это правильно. Короче: давай мы договоримся о цене, и я переведу на твой счет эту сумму.

Полька снова пожала плечами.

— В социальной службе мне выдали книжку, страниц сто «Правила и обычаи жизни в Меганезии», но я не успела прочесть. И я не знаю здешних расценок за работу.

— Расценки… — сообщил Кватро, — …Договорные, но не ниже соц-минимума. Я тебе предлагаю триста фунтов за ту неделю. Ты можешь торговаться. Это нормально.

— Пусть будет триста фунтов, — ответила она.

— ОК. Мы договорились, — он вынул мобайл, — У тебя счет под каким именем?

— Под моим, как в иммиграционной анкете. Мне его открыла социальная служба.

— Под твоим… — повторил он, тыкая стилосом в экранчик, — Все, сумма переведена. Проверь, пожалуйста… Все ОК? Отлично! А теперь, ты не могла бы устроить мне небольшую экскурсию по дому. … Кстати, трайк привезли? Я заказывал трайк…

— Трехколесную амфибию? — уточнила она, — Да, привезли. Она в ангаре за домом.

— А всякие домашние штуки? В смысле, мебель, комп, TV, microwave, freezer…

— Я покажу на месте, — сказала Зирка, — Ты не оставил инструкций, а транспортники спрашивали, что куда ставить, я говорила так, как мне казалось рациональным.

Экскурсия по дому заняла около получаса. Не осмотренной осталась только жилая «гостевая» мансарда. Полька, со вздохом, сообщила:

— Там кое-какие мои вещи. Можно, ты посмотришь потом, когда я их заберу?

— Aita pe-a, — ответил Кватро, — А как ты на счет того, чтобы зайти в ближайшее кафе и выпить по кружке пальмового пива? По обычаю правильных канаков, заказчик после успешных работ, проставляется подрядчику. В смысле, я проставляюсь тебе. Потом я подброшу тебя с вещами туда, куда тебе надо. Я сегодня все равно бездельничаю.

— А это обязательно? — спросила она.

— Не обязательно. Просто на трайке удобнее, чем на твоем микроллере. Я правильно понял, что у тебя из транспорта есть только этот карманный самокат с корзинкой?

— Правильно, — подтвердила она, — Если подвезешь, то спасибо. А можно без пива?

Кватро улыбнулся и утвердительно кивнул.

— Пиво это не догма. Хочешь какой-нибудь коктейль? Или какао с мороженым?

— А я не сильно нарушу обычаи, если попрошу сразу отвезти меня в соц-кампус?

— Обычаи, — сказал он, — Дело добровольное. Стоп! А почему в соц-кампус?

— А куда же еще? — удивилась она.

— Но ты сказала, что тебе там неудобно. Почему ты не арендуешь что-нибудь?

— При работе от случая к случаю, мне по карману только кампус, — ответила Зирка.

— Логично. Но ты можешь арендовать модуль в другом кампусе, где тебе удобнее.

Зирка отрицательно покачала головой.

— Это неудобство останется в любом кампусе. Можно, я не буду объяснять?

— Ты ничего никому не обязана объяснять. Но, если тебе нужна работа и жилье, то мы можем договориться. У меня такой род деятельности, что я часто буду уезжать на несколько дней, на неделю, и так далее. Кроме того, я из рук вон плохо умею вести домашнее хозяйство. Мне по-любому нужен кто-то, кто бы присматривал за домом и участком и поддерживал порядок, а у тебя это замечательно получается. Если тебя на первое время устраивает та мансарда, то можно обсудить зарплату и прочие условия.

— Вряд ли меня устроят «прочие условия», — ответила полька, — многие девушки в соц-кампусе зарабатывают таким способом, и не считают это чем-то особенным, но…

— Минутку, гло, — перебил Кватро, — под «прочими условиями» при найме понимается график работы и дополнительный соц-пакет. Типовой вариант — это 5 шестичасовых рабочих дней в неделю, 5 дней отпуска в квартал или 20 в год, и профессиональное обучение за счет работодателя. Или, другой вариант, 5 семичасовых рабочих дней, и отпуск, соответственно, длиннее. В соц-пакет можно включить жилье, транспорт и коммуникацию за счет работодателя. Ну, и так далее. Что в этом особенного?

— В этом ничего, — согласилась она, — Но часто «прочие условия» означают другое…

Математик задумался на секунду, а потом покрутил пальцами в воздухе.

— Так. Я понял. Ты имеешь в виду «Y-brano». Секс за деньги. По нашим обычаям это предлагается открыто — если предлагается. А я предлагаю присмотр за домом.

— Только присмотр за домом? — спросила она.

— Еще за участком, — уточнил он, — Короче, то, чем ты уже занималась по факту.

— Тогда… — Зирка пожала плечами, — …Тогда, наверное, я согласна.

— Подожди! Нам еще надо договориться о зарплате, графике работы и соц-пакете!

— А можно, ты, как работодатель, сам предложишь какой-нибудь вариант?

— Можно, — сказал Кватро, — Ну, что, пишем текст или договариваемся на словах?

— На словах, — лаконично ответила она.

Galaxy Police Flog. Trolley 1001

09.04.24. Африканский кризис.

Юго-запад Индийского океана.

Решение по архипелагу Чагос

(Терра-Илои и Диего-Гарсиа).

Aloha foa! Мы продолжаем катиться в тысяча первой тележке. Итак, Африка.

Вчера незадолго до полуночи, эскадра ВМС султаната Оман (авианосец, ракетный крейсер, минный тральщик, четыре ракетных катера и два вспомогательных корабля) вошла в северную горловину Мозамбикского пролива «с миротворческими целями». Имеется в виду воздушно-морская блокада Мпулу и Шонао — наших союзников и торговых партнеров в Центральной Африке. Напоминаю: эскадра вышла 5 апреля из порта Джазаир-Хуриа на юго-восточном побережье Омана, затем обогнула с востока подконтрольный китайским властям архипелаг Сокотра (вблизи Африканского Рога). Оман получил свои ВМС четверть века назад — как вспомогательные, для поддержки военно-морской и военно-воздушной базы США в этой стране, на острове Масира. В дальнейшем, они стали индоокеанским флотом «Совета по сотрудничеству арабских государств Персидского Залива» (Саудовская Аравия, Кувейт, Бахрейн, Катар, ОАЭ, Оман). База 5-го флота США «Масира» обеспечивает им техническую поддержку.

Мозамбик также присоединился к воздушной блокаде. Танзания пока ограничилась ужесточением контроля за транзитом летательных аппаратов над своей территорией. Блокада (или ужесточение контроля — что почти то же самое), это не только военно-тактическая акция, но и экономическая. Она ударяет по поставкам горнорудных материалов из Мпулу и Шонао в Менганезию и Папуа, и по трансферу с китайской концессии Итумбо (созданной в горном массиве между Шонао и Зулустаном) по воздушному мосту в, собственно, Китай. Всем было ясно, что правительство Китая отреагируют жестко, и аналитики строили прогнозы, предполагая начало сложной многоходовой военно-политической игры вокруг стратегических морских путей..

Фиг они угадали. Правительство Китая, наоборот, всех удивило простотой решения. Сегодня, в 3:30 по центрально-африканскому времени, силы быстрого реагирования НОАК, переброшенные по воздуху из Итумбо, захватили Конголезскую провинцию Матади и спорную территорию Кабинда. Иначе говоря — взяли под контроль участок Атлантического побережья от 5-го до 6-го градуса Южной Широты (около 60 миль с несколькими портами, дельтой реки Конго и нефтяными полями к северу от нее). В коммюнике Госсовета КНР сказано: «Наши действия не являются агрессией. Это объективная защита нашей независимости при экспорте минеральных ресурсов». Не пускают в Индийский океан — не надо. Пойдем в Атлантический.

Правительство Конго тихо утерлось. Жаловаться в ООН, когда в полста милях от Киншасы стоит бригада НОАК? Только пикнешь, и у тебя революция. Могло бы пожаловаться правительство Кабинды, но его, видимо, съели крокодилы. Бывает.

Такие фокусы делаются только в китайском цирке. Нам надо выкручиваться другими методами. Пока в акватории от Занзибара до Южного Мадагаскара пасется флотилия «прозападных» аравийских союзников Атлантического альянса, у нас есть только три варианта: или ждать, пока им надоест, или развязать крупную войну в индоокеанской акватории, или как-то их облапошить. Лучше — последнее, но ближе — второе.

Сегодня наш Верховный суд, со скрипом, решил: «Структуры правительства, армии и флота Меганезии окажут Мпулу и Шонао любую разумную поддержку в ликвидации блокады, кроме прямого участия в боевых действиях». Фиг знает, что из этого выйдет. Аналитики считают: блокада поставок из Африки по-любому компенсируется в июне поставками из Хитивао и из СРТЛ, но где мы, а где июнь? Кроме того, бизнес-планы опирались на рост поставок, так что мы ощутимо вляпались по экономике.

Теперь хорошая новость. По Чагос все договорились — как я и предсказывала, на том самом варианте (кто где встал, там того и тапочки). Британская база ВМФ остается на атолле Диего-Гарсиа. Атоллы Большой Центральный, Эгмонт, Бленхейм, Саломон и Перос, и семь погруженных атоллов входят в состав Автономии Терра Илои (АТИ).

Почему это хорошая новость? Объясняю: АТИ уже заключила с созданным сегодня нашим консорциумом «Atollon» интегральный контракт на развитие акватории. Мы получаем шикарную логистическую развязку в Индийском океане! Если бы при этом сохранились африканские поставки, то мы вообще были бы в шоколаде… Впрочем, блокада — это явление временное, так что можно позволить себе рюмочку оптимизма.

Кватро Чинкл, продолжая смотреть на 100-дюймовый TV-экран на затененной стене просторной кухни-гостиной, негромко хлопнул ладонью по столу и пробурчал:

— Joder… Где же кукловод?

— Я сварила какао! — крикнула Зирка с «кухонной» стороны этого помещения, — Могу налить тебе тоже, если ты хочешь!

— Ты в курсе, что этого нет в твоем контракте? — спросил он.

— Я же тебе не по контракту предлагаю, а просто по-человечески, — почти обиженно откликнулась полька, — Думаешь, мне так трудно налить вторую чашку?

— Если по человечески, то наливай, — сказал Кварто, — Заранее, спасибо.

99

Дата/Время: 11–12.04.24 года Хартии.

Мадагаскарский пролив. Коморские острова. Акватория Майотте.

Остров Сокотра (140 миль к востоку от Сомали), База ВМФ Китая.

Аравийский полуостров. Султанат Оман. База ВМФ США Масира.

Гренландия, Нуук. Филиал банка Люксембург-Коммерс.

Маврикийские острова Агалега.

После того, как эскадра Омана вошла в Мозамбикский пролив, и вместе со странами побережья, организовала воздушную блокаду Трансэкваториальной лиги, власти Исламской Республики Коморские острова очнулись от парализующего ужаса перед вероятным авиа-ударом Мпулу и Шонао. План коморской аннексии Майотте начал реализовываться с той точки, в которой он застыл после речи Ндунти в Акоуа.

От порта Чиророни на юге Ажуана до северного берега Майотте — 40 миль, поэтому, именно в Чиророни готовился десант ИРКО — один батальон регулярной армии и три батальона волонтеров, всего до двух тысяч бойцов. Шесть паромов, реквизированных ради святого дела объединения Комор, были назначены десантными транспортами, а Десяток мотоботов береговой охраны должны были поддержать этот десант огнем из станковых пулеметов и гранатометов непосредственно при высадке.

В 7 утра 11 мая батальоны начали погрузку на паромы.

Согласно разведданным штаба ВС ИРКО, им предстояло подавить сопротивление спецотряда Французского Иностранного Легиона (менее сотни бойцов), и трехсот волонтеров самообороны (плохо организованных и слабо вооруженных). По поводу военного контингента «гостей» (сотни элитных бойцов шонао) информация была противоречивой: то ли они еще здесь, то ли смылись, чтобы не оказаться в блокаде.

С учетом подавляющего численного перевеса, штаб ИРКО решил атаковать северный берег Майотте в двух точках: Акоуа в западной стороне и Ахара в восточной. Таким образом можно было сразу выйти на обе ветки дороги, ведущей в столицу — Дзаудзи. Выступающая из центра северного берега Майотте гряда рифов, заканчивающаяся необитаемым островком Мтсамборо (миля в поперечнике), не волновала штаб — а напрасно, поскольку паромам надо было пройти менее, чем в трех милях от него.

Около полудня, проходя на минимальном расстоянии от Мтсамборо, паромы вдруг попали под обстрел. Обычные минометы — тюберы вели навесной огонь с закрытых позиций на островке, имея заранее выверенные углы прицеливания. Мины весом по полста фунтов, летели по высоким параболам и, попадая в цель, взрывались среди плотной массы людей на открытых палубах. Тихоходные паромы не имели никакой возможности выйти из-под обстрела. Мотоботы прикрытия (для их вооружения такая дистанция была слишком велика) на полной скорости рванулись к островку, чтобы подавить огневые точки противника. Через пять минут первые из них подошли на расстояние выстрела и… Попали под плотный пулеметный огонь с точек, прекрасно защищенных нагромождениями дикого камня. Дуэль в таких условиях была явно не в пользу небронированных мотоботов, и командующий дал сигнал к отступлению. Все уцелевшие суда отошли на безопасное расстояние, а офицеры начали изобретать план спасения нескольких сотен бойцов, оказавшихся в воде после гибели двух паромов. Но проблемы атакующих еще не закончились. С южной, закрытой стороны Мтсамборо выползла самоходная баржа (неуклюжая стальная коробка), продвинулась в сторону паромов ИРКО, и открыла огонь из таких же тюберов, что и на береговой батарее…

Отступление превратилось в бегство. Баржа не могла догнать паромы, а тем более — мотоботы, но сотни плавающих в воде людей были брошены на верную смерть. В акватории возникли обычные рыбацкие лодки, и… В общем, пленных тут не брали.

Внезапно обстановка снова изменилась. Баржа прекратила огонь, и отступающие с удивлением увидели, что с нее поспешно спускают надувные «Зодиаки». Рыбацкие суденышки развернулись и ушли за островок. Следом, помчались и надувные лодки. Победители спешно покидали поле выигранного, вроде бы, боя. Суть происходящего прояснилась меньше, чем через полчаса. С запада, на бешеной скорости, неслись два ракетных катера из эскадры ВМС Омана. Они открыли огонь сходу, и их реактивные снаряды разнесли в клочья баржу, а затем начали сносить вероятные огневые точки береговой батареи — нагромождения каменных глыб на берегу островка Мтсамборо.

Командиры катеров оказались так беспечны, что не обратили внимания на действия противника около причалов городка Зангдоу (ближайшего порта на самом острове Майотте). Ракетный залп с этой позиции, отдаленной от катеров на 6 миль, оказался полной неожиданностью. Примитивные ракеты «Luka» — двухметровые обрезки тонкостенных стальных труб, набитые «карамелью» (смесью сахара и селитры) и снабженные самодельными двадцатифунтовыми бомбами — разумеется, не могли причинить бронированным боевым катерам фатального ущерба даже при прямом попадании. Тем более, из полсотни выпущенных самодельных ракет, в цель попали только две (обе в ближайший катер), а взорвалась только одна. Потери: трое убитых, пятеро раненных, и изуродованная башенка носового зенитного орудия.

Командир звена катеров пришел в неистовство. Следующие полтора часа, они вели непрерывный огонь по Зангдоу — по причалам, портовым сооружениям и по домам, оказавшимся в радиусе досягаемости реактивных орудий. Расстреляв весь боезапас, катера развернулись и укатили на запад, оставив за кормой горящий городок…

За это время моряки ИРКО успели вытащить из воды тех своих товарищей, которые подавали признаки жизни и, не испытывая больше судьбу, ушли назад, в Чиророни. Солнце уже клонилось к закату. На поверхности моря плавали обломки и трупы, и огромные пятна мазута и копоти. Вот такой морской бой по-коморски…

* * *

Через полчаса после этого инцидента, контр-адмирал Теодор Рестейн (командующий базой 5-го флота США на острове Масира) получил звонок от генерала НОАК Исяна Чанбао, командующего временным военным контингентом на Сокотре. Эти старшие офицеры были знакомы — в последние дни они общались по согласованию движения эскадры Омана в зоне контроля китайской РЛС и береговой ракетной батареи.

— Уважаемый коллега, — начал Исян Чанбао, — я должен сразу же расставить точки над значками: этот разговор не вполне официальный. Это важно и это есть та причина, по которой я связался с вами по вашему личному, а не по служебному телефону.

— ОК, уважаемый коллега Чанбао, — согласился Рестейн, — Не имею ничего против. По моему, неофициально у нас даже лучше получается.

— Да, я согласен, неофициальные контакты часто удобнее. У меня есть для вас важная информация или совет: лучше будет сейчас убрать всех американских инструкторов с оманской эскадры. Это надо сделать в течение двух часов. Потом может быть поздно.

— Извините, коллега Чанбао, но для этого нужны крайне серьезные основания.

— Серьезные основания у вас есть, — ответил китаец, — После инцидента с обстрелом французской территории Майотте оманскими ракетными катерами, вы решили, что необходимо собрать своих людей, выслушать их рапорты, и дать ценные указания.

— Это называется: повод, — заметил контр-адмирал, — а каково реальное основание?

— Реальное основание, уважаемый коллега Теодор, таково, что иначе американские инструкторы будут убиты, и это станет очень неприятной проблемой для всех нас.

Рестейн был так удивлен, что даже утратил чувство такта.

— Кем, черт возьми, они будут убиты?

— Это совсем не важно, — ответил Исян Чанбао, — А важно этого не допустить.

— Но… Но, коллега Чанбао, откуда такая информация?

— Из надежных источников, коллега Теодор. Плохими источниками я не пользуюсь.

— ОК, — согласился американец, — Конечно, ваши источники заслуживают доверия, но чтобы отозвать инструкторский состав с эскадры в боевой обстановке, недостаточно одних только слов даже такого уважаемого человека, как вы, генерал.

Исян Чанбао горестно вздохнул.

— Мне очень жаль, если это действительно так. Я очень хотел спасти американских инструкторов. Я пошел на не вполне официальный разговор, и передал вам важную военную тайну. Было бы очень хорошо для всех, если бы вы отозвали инструкторов, пользуясь поводом, который у вас есть. Они остались живы, я не напрасно раскрыл военную тайну, а этот наш разговор так и остался неофициальным.

— Это намек, что разговор может стать официальным? — осторожно спросил Рестейн.

— Увы, — китаец снова горестно вздохнул, — Если американские инструкторы окажутся убитыми, будут проблемы. Руководство вызовет меня и задаст вопрос: что ты сделал, чтобы этих проблем не было? Мне придется им ответить: я позвонил контр-адмиралу Теодору Рестейну, и объяснил ситуацию на словах. Он, к сожалению, отказался мне поверить без доказательств, а я не имел права передать ему секретные расшифровки радиоперехватов. Я нарушил секретность даже этим словесным сообщением. Ничего больше я точно не мог бы сделать, поэтому моя совесть теперь чиста.

Американец от души врезал кулаком по столу.

— Значит, если что-то произойдет, вы сделаете меня крайним? Представите дело так, словно я ответственен за гибель шести отличных парней?

— Не надо так нервничать, коллега Теодор, — мягко сказал Исян Чанбао, — Никто еще не убит, и не будет убит, если каждый из нас честно выполнит свой долг солдата. Очень тяжело смотреть в глаза матери, потерявшей сына и жене, потерявшей мужа, когда ты знаешь: от тебя зависело, чтобы он жил. От одного твоего слова. Очень тяжело потом смотреть в глаза собственной матери, или своей любимой жене, если она знает…

— Прекратите на меня давить! — возмущенно перебил Рестейн, — Скажите, лучше, что за опасность им угрожает? Религиозные фанатики в экипаже? Чья-то диверсия? Ракетная атака? Нападение какого-то вражеского флота, хотя я ума не приложу, какого…?

— Опорный пункт ваших ВВС есть в порту Мтвара, южная Танзания, — произнес Исян Чанбао, — Там есть конвертопланы «Tiltrotor». Оттуда до эскадры всего 300 миль. Не придется даже брать штатные вертолеты с авианосца и крейсера. Ваш конвертоплан долетит за час, снимет ваших людей, и доставит их в Мтвара.

— Вы проигнорировали мой вопрос, — заметил контр-адмирал.

— Я не имею права на него отвечать, — сказал китаец, — Поэтому, предпочел дать вам хороший совет. Действительно, очень хороший.

— Совет… — проворчал Рестейн.

— Да, — подтвердил генерал, — Хороший совет. Всего доброго, коллега Теодор.

Контр-адмирал повертел в руках замолчавшую трубку, сунул ее в карман, и быстрым шагом вышел из своей комнаты в жилом корпусе базы, не глядя захлопнув дверь за спиной. До пункта оперативно-аналитического наблюдения было шагов двести…

* * *

Дежурный офицер — лейтенант Гомер Симпсон (вот угораздило парня, и с именем, и с фамилией), по прозвищу Слайд, попытался было поднять дежурную группу по стойке «смирно», но контр-адмирал махнул правой рукой, а левую положил Слайду на плечо, слегка придавив к операторскому креслу.

— Не напрягайтесь, парни… И девушки. У нас тут образовалось два дела, одно быстрое, второе — не очень. Радист дальней связи, пишите мой приказ-телетайп для авиаотряда нашей опорной базы «Мтвара», Танзания. Вы готовы?

— Да сэр, — ответила сержант-радист Венди Уайтби.

— Я диктую:

«Срочно! Направить борт CP-04 к авианосцу «Ар-Рашид», и борт CP-06 к ракетному крейсеру «Аль-Мансур». Снять группы военспецов US-Navy-5 и доставить их на базу «Мтвара». Обеспечить средствами связи и довольствием, ориентировочно на сутки. Докладывать о ходе исполнения приказа лично мне. Рестейн».

— Отправлено, сэр!

— …Теперь приказ-телетайп — для наших инструкторов на авианосце «Ар-Рашид» и ракетном крейсере «Аль-Мансур»… Одинаковые в оба адреса… Пишите:

«Изменения режима миротворческой операции, вызванные инцидентом на Майотте, требуют нового регламента. В связи с этим, приказываю: прибыть на базу «Мтвара», Танзания, ознакомиться с текущими открытыми новостями, до 22:00 отправить мне рапорты-предложения, и к 7:00 быть готовыми их обосновать. Вашу передислокацию будут осуществлять CP базы «Мтвери», ориентировочно через час. Рестейн».

— Отправлено, сэр!

— Отлично! Копии — мне, я распишусь. Вижу по вашим физиономиям: вам чертовски хочется знать, что происходит. Объясняю. Поскольку наши арабские, как бы помягче выразиться… Союзники обстреляли ракетами деревню на французском Майотте. Мы оказались по уши в дерьме. Если французы подтащат на эту гребаную ярмарку что-то интересное с Реюньона… Я не хочу узнать об этом, когда наши арабские… Гм… Уже навалят полные штаны. Через 10 минут, я хочу видеть всю оперативную обстановку в Мозамбикском проливе. Это должно быть на большом экране, с комментариями. А я попробую пока выпить чашку тех помоев, которые в этой дыре называются «кофе».

* * *

Пока контр-адмирал Рестейн пил кофе (кстати, очень неплохой), почти в 5000 милях северо-западнее, в городе Нуук (столице Гренландии), вне какой-либо связи с этими безобидными действиями старшего офицера US-Navy, случилось нечто невиданное. Группа уборщиков-китайцев, предоставляемых местной аутстаффинговой фирмой филиалу банка Люксембург-Коммерс, внезапно взбунтовалась. Распределившись по помещениям офиса филиала (что, разумеется, не вызвало беспокойства у персонала), китайцы внезапно извлекли из своих пластиковых ведер компактные автоматы «UZI» и хором объявили: «Всем замереть! Это полицейская спецоперация по борьбе с мафией!».

Персонал банка (включая и охранников), послушно замер, здраво рассудив, что полицейская это операция, или просто налет, или внезапный коллективный психоз, постигший уборщиков, но если дернуться, то можно легко схлопотать пулю в свой любимый организм. Нам оно надо? Нам оно не надо. Значит, не дергаемся.

Далее, злые китайцы, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся иннуитами (т. е. эскимосами), предъявили окаменевшим от удивления сотрудникам банка свои ID «Полиция Гренландии — спецотряд по борьбе с организованной преступностью». Следующим ходом, один из полисменов уверенно занял рабочее место оператора-операциониста и его пальцы забегали по пульту сетевого терминала. Из принтера поползла распечатка транзакций последней операционной недели. Затем, случилось страшное: сумма в размере 300 миллионов USD, учтенная в числе аккредитивов, обнулилась, а в протоколе операционного дня банка возникла запись: «Перевод на специальный счет департамента юстиции в Национальном банке Гренландии, на основании международной конвенции о борьбе с финансированием терроризма».

Старший офицер спецотряда, жестом опытного картежника, вынул из кармана и развернул веером пачку бумаг с гербом: на синем фоне белый медведь сидит на невидимой табуретке и курит помятую сигарету. Вообще-то (по геральдическому описанию), герб изображал «вставшего на дыбы белого медведя с открытой пастью, поднятой левой передней лапой и высунутым языком», но так уж как нарисовали…

«Постановления о задержании подозреваемых лиц на 12 часов, — сообщил старший офицер, — Пожалуйста, в организованном порядке, подойдите ко мне, по одному, и распишитесь, что ознакомлены. Внизу есть поле, где вы можете записать протест».

* * *

Фальшивый экипаж и фальшивые VIP-пассажиры яхты «Golden Sun» вторые сутки бездельничали в мини-отеле «La Digue Point» на острове Южный Агалега, когда на мобайлы мичмана Хедена и мичмана Рунка пришли идентичные SMS:

«Ночь будет тихая и ясная, не пропустите зрелище восхода Луны».

Хеден прочел это дважды, потом хлопнул ладонью по колену и громко объявил:

«Уа-уа, парни! Мы сделали это! На закате снимаемся с якоря и идем на Чагос».

* * *

Эскадра ВМС Омана патрулировала акваторию к северу от наиболее узкого места Мозамбикского пролива (на 17-м градусе Ю.Ш., где от Африки до Мадагаскара не намного больше двухсот миль) и к югу от коморских островов. Участками особого внимания считались: С запада — россыпь мелких островков вдоль южного побережья Мозамбика (туда мог быть скрытно переброшен транспорт, способный преодолеть полтораста миль до Большого Комора). С юга — сама горловина пролива (с совсем крошечным островком Жуан-Нова, аннексированным Мадагаскаром у Франции в позапрошлом году). С востока — Мадагаскар. С северо-востока — микро-архипелаг Глориоз-Лийс, сданный Мадагаскаром под военно-морские базы своим союзникам.

К этому микро-архипелагу оманцы не рисковали приближаться (поскольку военные арендаторы пригрозили «открыть огонь без дополнительных предупреждений»), но ролкер «Uxias», идущий оттуда на юг, сквозь патрулируемую акваторию, не выглядел защищенным. Почему бы не досмотреть его «жестко» просто из принципа? Реальных подозрений ролкер не вызывал, но он шел из «враждебного порта»…

Радио-телекс: «Ролкеру — немедленно изменить курс, подойти к головному кораблю эскадры на дистанцию два кабельтова и лечь в дрейф для военного досмотра».

Ответ: «Судно следует в центр южного расширения Мозамбикского пролива к атоллу Бассас с грузом оборудования для кемпинга фирмы «Equa-Tour». Атолл приобретен фирмой у правительства Франции. Рейс легальный, гражданский, и военный досмотр судна будет нарушением морских законов в части правила о некомбатантах».

Второй радио-телекс: «В случае неподчинения, эскадра откроет по вам огонь».

Ответ: «Считаем ваши действия незаконными, но подчиняемся грубой силе».

* * *

Контр-адмирал Теодор Рестейн, слушал аудио-поток радиоперехвата из динамика и наблюдал обстановку на огромном экране, занимавшем целиком одну стену пункта оперативно-аналитического наблюдения. Он допил восьмую по счету чашечку кофе, бросил взгляд на часы (было 21:15) и довольно неполиткорректно произнес.

— Эти ублюдки как нарочно создают нам проблемы с французами. Сначала Майотте, теперь французские коммерсанты. Как ты думаешь, Слайд?

— Я думаю, сэр, — ответил лейтенант Гомер Симпсон, — что они создают нам проблемы просто потому, что они ублюдки, — Они всем создают проблемы. Натура такая. И еще, если позволите, сэр…

— Излагай, — разрешил Рестейн.

— Очень хорошо, сэр, что вы убрали оттуда наших парней, инструкторов. А еще лучше было бы вообще не давать этим макакам ни инструкторов, ни кораблей, ни авиации. Смотрите, сэр, они досматривают уже четвертую гражданскую группу. Час назад они издевались над индусами на балкере из Порт-Мозамбик. Перед этим — докопались до контейнеровоза кенийцев, идущего из Момбаса в Дурбан. Они прицепились даже к китайским яхтсменам на спортивном паруснике. Я думаю, сэр, этих субъектов просто нельзя выпускать в море. Пусть ебут верблюдов в своей пустыне. Извините, сэр.

Слайд замолчал. Остальные восемь дежурных операторов тоже молчали, глядя на свои рабочие экраны, но и так было видно, что они согласны со своим лейтенантом в этом вопросе. «И не только они…», — подумал контр-адмирал. Он перевел взгляд на синюю точку в левой верхней четверти экрана, ползущую к берегу Танзании. Конвертоплан с шестью военспецами на борту уходил на базу Мтвара.

— Нам все еще нужна их вонючая нефть, вот в чем проблема, — проворчал Рестейн, — лет через десять, мы перейдем на альтернативные источники, и это блядство закончится.

— Простите сэр, — сказал один из операторов, отвернувшись от экрана, — Рядовой Джим Лумис, сэр. Разрешите сказать?

— Говори, солдат.

— Я думаю, сэр, мы бы давно уже перешли на эти самые источники, если бы эти самые макаки не купили кое-кого на самом верху еще четверть века назад, а то и раньше.

— Так-так, продолжай, — поощрил его Рестейн.

— Еще я думаю, сэр, что мы не на той стороне. Мы играем за макак, мы помогаем им блокировать трансэкваториалов, а надо бы брать у трансэкваториалов их биодизель в полтора раза дешевле нефти, как делают южноафриканцы, и послать макак на хер.

— Не на той стороне, — медленно повторил контр-адмирал, — ОК, солдат. Твое мнение понятно. А теперь — собрались и делаем нашу работу на той стороне, на которую нас поставили выбранные нами конгресс и президент… Слайд, каков, по-твоему, самый вероятный сценарий атаки на эскадру? Быстро! Я хочу слышать спонтанное мнение.

— Субмарина, сэр, — мгновенно ответил лейтенант, — На месте французов, я бы послал хорошую неатомную подлодку-невидимку, на Реюньоне есть две такие.

— Дальше? — спросил Рестейн.

— …Дальше, сэр, я бы подошел к этим макакам, которые собрались там в кучу, как бараны… (лейтенант подошел к экрану и показал световым пером на три черточки севернее Мохели и западнее Майотте, обозначавшие позиции авианосца, ракетного крейсера и одного из вспомогательных судов)… На вот тех я бы вообще плюнул… (лейтенант показал световым пером на шесть черточек ближе к Майотте — минный тральщик, второе вспомогательное судно и четыре ракетных катера), и занялся бы главными. Один хороший залп, пара торпед в авианосец, и пара в крейсер — и все. А остальных, оставшихся без прикрытия, порвут мадагаскарцы. Они здорово злы на оманцев. Из-за этой блокады они теряют «transit-fee», миллионы баксов в день.

Контр-адмирал прошелся перед экраном туда-сюда, потирая ладонью свой чисто выбритый подбородок, и бурча под нос старую мелодию классического «disco».

— А что нам известно о текущей позиции этих субмарин с Реюньона?

— Ничего, сэр. Считается, что они там, на своей базе, в порту Сен-Дени.

— Считается… — буркнул Рестейн.

— Им надо пройти тысячу миль, сэр, — добавил Слайд, рисуя световым пером дугу, начинающуюся в семистах милях восточнее центрального Мадагаскара, а затем, огибающую его с севера и оканчивающуюся на позиции оманской эскадры.

— Они могли выйти в море 31 марта, — заметил контр-адмирал, — Сразу после наглого ультиматума президента ИРКО, субмарины могли быть посланы на защиту Майотте.

— Тогда бы они уже были рядом с Коморами, сэр, — возразил лейтенант, — Если так, то непонятно: почему они не вмешались, когда оманские катера обстреливали Зангдоу?

— А потому, лейтенант, что только полный кретин пойдет на демаскировку субмарин-невидимок ради уничтожения двух паршивых ракетных катеров! Вы все правильно сказали, лейтенант. Вот их цели! — Рестейн протянул руку к стене-экрану и постучал пальцем по двум черточкам, которые изображали авианосец «Ар-Рашид» и ракетный крейсер «Аль-Мансур», — Эти невидимые подводные лодки рыщут где-то здесь.

— Разрешите вопрос, сэр? — сказала сержант Венди Уайтби.

— Спрашивайте.

— Я хотела сказать, французы почти без сопротивления отдали Мадагаскару сначала Глориоз-Лийс, потом Жуан-Нова и Европа-Кота в проливе… Сейчас, судя по радио-перехвату, они продали какому-то своему бизнесмену атолл Бассас, видимо, чтобы получить хотя бы деньги, пока и это не отобрали мадагаскарцы…

— Ваш вопрос, мисс, — мягко напомнил контр-адмирал.

Сержант Уайтби смущенно тряхнула головой.

— Да, сэр. Почему вы уверены, что французы так же не бросят и остров Майотте?

— Хороший вопрос, сержант. Есть три причины. Первая: все те пункты были мелкими необитаемыми клочками суши, куда едва можно впихнуть одну ВПП и пару казарм. Другое дело — Майотте, там 200 тысяч жителей. Это, в основном аборигены, но, они граждане Франции, и постепенно приобщались к цивилизации. Вторая: Майотте это последний психологический рубеж перед Реюньоном, потеря которого станет просто национальной катастрофой и превратит Францию в политического карлика. Третье:

интуиция подсказывает мне, что генерал Чоро Ндунти, диктатор Шонао, не стал бы рисковать своей шкурой, появляясь на Майотте, если бы не был кое в чем уверен.

— Но он же дикарь, сэр, — возразила Венди.

— Вот именно, — сказал Рестейн, — Его инстинкты дикаря подсказывают ему верный порядок действий в сложнейших ситуациях. Это охотничий пес с верхним чутьем. Поэтому, я приказываю… Внимание, всем! Срочно заняться поиском французских субмарин класса U-215A. О любых подозрительных объектах и событиях сразу же докладывать мне. Я буду в своем кабинете. Спать, похоже, сегодня не придется.

* * *

В 23:10, ролкер «Uxias» оказался в 3 милях от авианосца и ракетного крейсера, и убрал ход до «самого малого». Экипажи оманских кораблей, разумеется, не могли видеть, как под днищем стометрового ролкера, открылся непредусмотренный исходным проектом контейнер, и из него почти беззвучно выплыли шесть объектов, похожих на «летающие тарелки» с детской карусели в луна-парке. Эти «летающие тарелки» разделились на две группы по три, и двинулись под водой к авианосцу и крейсеру соответственно. Ролкер, тем временем, переключил машину на «полный назад», затем остановил ее.

В 23.50 дистанция между «Uxias» и военными сократилась примерно до мили. Оманцы включили мощные прожекторы, и высветили из черной, непроглядной ночи ожидаемый силуэт ролкера. Два взвода морских пехотинцев приготовили к спуску на воду шлюпки, чтобы подойти к кораблю, подлежащему досмотру. Тем временем, «летающие тарелки» мягко, бесшумно прилипли к центрам днищ огромных корпусов военных кораблей.

В 23:50:15 (это время точно зафиксировалось всеми, кто проводил мониторинг моря) синхронно прогремели взрывы шести зарядов фуллернита, по две тонны каждый. На экранах, принимающих трансляцию со спай-дронов, были видны сначала — короткие зеленоватые подводные вспышки, окрасившие черную поверхность океана в тускло-изумрудные тона, затем — подсвеченные ярко-желтым пламенем столбы воды и пара, приподнявшие над водой гигантские серо-блестящие туши кораблей, и с легкостью переломившие их пополам. Обломки еще падали в воду, когда вспыхнули несколько тысяч тонн дизельного топлива. Огромные жидкие костры стремительно растекались, распадаясь на множество горящих пятен, покрывающих океан в радиусе сотен метров.

Оманский вспомогательный корабль «Эш-Шихр» и мадагаскарский ролкер начали маневрировать, уходя от плавучего пожара, в чадящем пламени которого то и дело, возникали грохочущие фейерверки — это детонировал боезапас. Экипажи ракетного крейсера (около четырехсот моряков) и авианосца (около трех тысяч моряков и около двух тысяч авиационного персонала) никто не пытался спасать. Оманские военные моряки с «Эш-Шихр» не умели этого делать, а моряки с ролкера — не хотели. «Аль-Мансур» и «Ар-Рашид» погибли вместе со ста процентами личного состава…

* * *

Контр-адмирал Теодор Рестейн ворвался на пункт оперативно-аналитического наблюдения за пять минут до полуночи. Лейтенант Гомер Симпсон и все восемь операторов и радистов, в немом изумлении смотрели трансляцию со спай-дрона.

— Что вы на это пялитесь? — рявкнул контр-адмирал, — Пожара никогда не видели?! Субмарина, пустившая торпеды, обнаружена или нет?! Слайд! Я тебя спрашиваю!

— Нет, сэр! Разрешите…

— Какого черта! — перебил Рестейн, — Любая субмарина, даже U-215A, будь она хоть трижды невидимая, всегда демаскирует себя при торпедном залпе! Где она?!

— Ее нет, сэр. Разрешите, я объясню?

— Валяй. Объясняй. Только быстро.

— Там не было ни субмарины, ни торпед, сэр. Это совершенно точно.

— А кто взорвал два корабля? Олени Санта-Клауса?

— Похоже, сэр, это были заранее установленные мины на днищах. Очень большие, с зарядами в несколько тонн. Я не знаю, кто, когда и каким образом их установил, но посмотрите замедленную запись. Мы ее крутим уже третий раз.

— Бред какой-то, — проворчал контр-адмирал, — Ну, показывайте, что там…

Лейтенант пару раз щелкнул мышкой, и на экране начала медленно разворачиваться картина взрыва, уничтожившего ракетный крейсер. Его корпус, более узкий, чем у авианосца, позволял рассмотреть происходящее несколько подробнее… Мелодично звякнули часы, отбивая первые ночные склянки. Полночь. Начало собачьей вахты.

Рядовой Лумис, бросил печальный взгляд на световое табло и тихо проворчал:

— Goddamn! Будь мы на «коробке», сейчас бы сменились, и это говно разгребала бы следующая вахта. А в береге, черт, дежурства по восемь часов…

— Помолчи, Джим! — шикнула на него сержант Уайтби.

— Я молчу, Венди. Просто подумал вслух… А что теперь будет, а?

— Спроси чего попроще, — буркнула она.

— Сдай назад, Слайд, я хочу посмотреть еще раз, — сказал Рестейн.

— Да, сэр! — отозвался лейтенант Симпсон, переключая видеозапись на начало.

В общем, картина была уже ясна контр-адмиралу, но он хотел убедиться… Ну, вот, убедился. Взрыв произошел не в воде, рядом с атакуемым судном (как бывает при использовании любой современной торпеды), а непосредственно на его корпусе. В отличие от ситуации, когда судно получает удар расширяющегося пузыря высокого давления, здесь произошло нечто вроде прожигания танковой брони кумулятивной гранатой. Стальная плита днища прожжена, как бумага по поперечной линии в трех местах, поэтому крейсер легко развалился пополам, когда взрыв приподнял его над водой… Значит, три толково установленные мины. Какие тут, к дьяволу, торпеды…

От этих мыслей его оторвал крик одного из операторов.

— Сэр, кажется, субмарина всплыла и расстреливает «Эш-Шихр»!

— Что значит, «кажется»?! — проревел контр-адмирал, разворачиваясь к нему.

— Докладывает рядовой Джон Бриггс. Ну, вы посмотрите сами, сэр! — оператор ткнул пальцем в экран, — Я думаю, она всплыла под прикрытием дыма, и теперь стреляет из автоматического орудия. Ее ни хрена не видно, а «Эш-Шихр»… Вот, опять попали.

Рестейн и сам видел, как сквозь плотное, кое-где подсвеченное тускло-оранжевым пламенем, одеяло дыма от горящего на поверхности мазута, полыхнула бело-желтая полоса реактивного выстрела, а через пару секунд взрыв разнес часть борта в самой середине корпуса оманского вспомогательного корабля. Его частично разрушенная надстройка уже горела, а по палубе беспорядочно метались фигурки матросов.

— Расстреливает с шести кабельтовых, как на учениях, — мрачно прокомментировал сержант Лумис, — Французы, они большие гуманисты. Особенно подводники.

… Полыхнула еще одна бело-желтая полоса, и на этот раз снаряд попал в емкости с запасами топлива. Над кормой вспомогательного корабля взвилось вверх огромное полотнище пламени, и за минуту, «Эш-Шихр» превратился в пылающий факел…

— …Крышка, — объявил кто-то из операторов.

Негромко выругавшись сквозь зубы, контр-адмирал глянул на часы (было 00:11), и повернулся к экрану на стене. Западное соединение эскадры ВМС Омана перестало существовать. От места его гибели поспешно уходил на юг мадагаскарский ролкер. Сейчас он уже был милях в пяти… А от восточного соединения эскадры отделились четыре ракетных катера и на полной скорости двигались в ту сторону, где, как им, вероятно, казалось, еще шел бой. Чтобы добраться туда им требовалось около часа. Минный тральщик и второй вспомогательный корабль остались в районе Майотте.

Стоявший рядом лейтенант Симпсон вдруг шагнул влево и уставился на ту часть оперативной карты, которая отображала северо-западное побережье Мадагаскара.

— Oh! Shit!.. Я так и знал…

— Что ты знал, Слайд? — спросил Рестейн, и, проследив за его взглядом, произнес то же самое, — Oh! Shit!..

От пункта Зарамакрозо, под Мадзунгом, обозначенного на карте, как «Коммерческий аэродром мадагаскаро-меганезийского предприятия «Malgi-Apu», на норд-вест-норд двигалось скопление маленьких крестиков, которого не было тут всего минуту назад. Надпись рядом информировала: «Легкие авиа-рэпторы «Abris-Glass» ВВС Мпулу — 36 единиц, скорость 300 узлов, эшелон: 1000–1500 метров, летающие канонерские лодки ВВС Шонао, 40 единиц, скорость 200 узлов, эшелон: 500 метров».

Лейтенант тронул центр скопления крестиков световым пером — и на карте сразу же проявился узкий длинный сектор покрытия вероятных объектов атаки: оставшиеся корабли оманской эскадры и пункты на островах: Мохеле, Ажуан и Большой Комор. Около каждого объекта было указано вероятное время атаки. Минному тральщику и второму вспомогательному кораблю оставалось жить полчаса, ракетным катерам — немного больше, а военным и правительственным объектам ИРКО — примерно час.

— Французы предупредили мпулуанцев заранее, сэр. А мадагаскарцы дали аэродром.

— Видимо, так, Слайд, — согласился контр-адмирал, — Венди, посмотри, что есть про предприятие «Malgi-Apu» в Мадзунге.

— Да, сэр, — отозвалась сержант Уайтби и ее пальцы забегали по клавиатуре, — Готово. Прочесть сэр, или вы посмотрите?

— Читай, — ответил Рестейн, продолжая созерцать оперативную карту.

— Совместное предприятие «Malgi-Apu». Профиль: энергетическое и транспортное машиностроение. Поставляет военную технику странам Транс-Экваториальной Африканской Лиги. Владельцы: гражданин Рамбори Сенджорао (Мадагаскар) и партнерство «Bikini Fuego» (Маршалловы острова, Меганезия). Гражданин Рамбори Сенджорао женат на Мчолэ Нгакве (дочери Адэ Нгакве, президента Мпулу).

— Понятно, Венди. Сейчас срочно оповещай все наши медиа-каналы, которые можно принимать на Коморах. Пусть прерывают программы и дают сообщение для наших граждан, находящихся на этих островах. Через час начнется бомбардировка, надо держаться подальше от правительственных офисов, промышленных предприятий, электростанций, скоплений транспорта, портов, аэродромов, развязок шоссейных и железных дорог. Начни с CNN, его точно смотрят… Быстро, Венди, быстро!

* * *

В кармане рубашки контр-адмирала требовательно запиликал мобайл.

— Черт! Начинается… — он выхватил трубку и прижал к уху, — Рестейн слушает… Да, мистер Язиф, я в курсе ситуации… Да, возможно, это была субмарина… Я сказал: возможно… Да, возможно, она еще там… Я знаю, сколько ваших моряков погибло, однако это не упрощает идентификацию… Да, я вижу авиа-рэпторы на оперативной карте… Нет, мистер Язиф, я не могу ничего с этим сделать… Я весьма сожалею, но, скорее всего, эскадра обречена… Да, вся. Вероятно, часть личного состава удастся сохранить путем немедленной эвакуации с кораблей… Нет, я не имею возможности поднять в воздух наши дальние истребители… Они совершенно исправны, но мне не ставилась эта задача… У меня только одно командование, мистер Язиф, это комитет начальников штабов ВС США. При всем уважении к мистеру Рафайли… ОК. К его величеству Рафайли, если у вас так принято. Я не исполняю его приказы, он султан Омана, а не президент США… Вы можете поднять свои F-517, но они не долетят…

Слушая скороговорку собеседника, Рестейн жестом попросил чашечку кофе, а потом ответил в трубку:

…Мистер Язиф, дальность самолета зависит от ТТХ, а не от того, сколько вы за него заплатили. Долетят FA-88, но это бессмысленно… Потому, что до туда 1900 миль. Полетное время два с половиной часа. Прибавьте к этому время подготовки к полету. Авиа-рэпторы ВВС Мпулу успеют отбомбиться и уйдут на свою базу…

Венди Уайтби протянула контр-адмиралу пластиковую чашечку. Он поблагодарил ее кивком головы и продолжил разговор по мобайлу.

…Извините, я не понял. Ракетой средней дальности по Мадагаскарскому аэродрому? Никаких проблем, ракета ваша, но… Не перебивайте, я еще не договорил. Если вы сделаете это, то ПВО Глориоз-Лийс собьет вашу ракету, а потом их робот-авиация отутюжит вашу столицу так, что там передохнут даже тараканы… Никаких проблем, мистер Язиф, жалуйтесь на меня президенту, или Папе Римскому… Я отозвал наших инструкторов потому, что ваши корабли обстреляли французскую территорию… Это никак не меняет дела…. Нет, не я отозвал инструкторов перед тем, как потопили ваши корабли, а ваши корабли потопили после того, как я отозвал инструкторов… Не надо пугать меня своим султаном. Он может гневаться, сколько хочет… Какой, к дьяволу, сговор с французами?… Мистер Язиф, я не намерен общаться в таком тоне… Гм…

* * *

В левой стороне оперативного экрана возник ряд мигающих точек, довольно быстро движущихся на восток через прибрежную полосу Мозамбика к Коморским островам. Идентификационная надпись сообщала: «Ракетоплан-дрон «Tente» ВВС Шонао. 50 единиц, скорость 2550 узлов, эшелон: 16000 метров, запуск из центральной акватории озера Ниаса, Малави. Вероятные цели атаки: район Морони, остров Большой Комор. Осталось до поражения целей — 15 минут».

— Дикарская акция устрашения, — буркнул один из операторов.

— Или артподготовка перед десантом, — выдвинул свою версию лейтенант Симпсон.

Теодор Рестейн, вытер пот со лба и уже собрался высказаться, одновременно убирая трубку обратно в карман, но тут она снова зазвонила.

— Черт… Рестейн на связи… Да, сэр, оперативная карта передо мной… Нет, сэр, это невозможно изложить в двух словах… Есть отставить формальности. ОК, Вилли, я попробую. Началось с того, что эти кретины влезли в свару французских и арабских коморцев и расстреляли деревню на французском берегу. Я отозвал инструкторов на всякий случай… Да, Вилли, была дополнительная информация, но об этом лучше по другому каналу связи… Один наш лейтенант, толковый парень, высказал мысль, что французы отправят субмарину-невидимку с Реюньона… Нет, здесь не было никаких дополнительных данных, но лейтенант Гомер Симпсон — толковый парень… Но его, правда, так зовут, он не из мультика, а из сектора радиоразведки. Я приказал искать субмарину, но она уже сидела в засаде, поджидая крейсер и авианосец, это те цели, которые назвал лейтенант. Она их поимела, как только они встали в удобную позу. Эскадра лишилась ПВО… Да, Вилли, французы предупредили транс-экваториалов заранее, и те держали штурмовики наготове… У меня нет радиоперехвата, но все их действия согласованы… Вот этого я тоже не понимаю, Вилли. Торпеды были такой мощности, что мы даже подумали: вдруг это какое-то другое оружие. Но потом эта субмарина всплыла и расстреляла «Эш-Шихр»… Я не могу утверждать, что это была именно U-215A. Она пряталась в дыму, мы не видели надстройку… ОК, мои ребята попробуют установить ТТХ этой торпеды. Думаю, французы скрыли от нас новую разработку, а теперь, после рекламы, выйдут с ней на рынок… Да, мне уже звонил министр обороны Омана. Невменяемый субъект… Нет, я не послал его в жопу, но разговор у нас не сложился … Да, я согласен, что момент эвакуации инструкторов выглядит подозрительно, но у меня были основания… Есть, понял. До связи, Вилли.

* * *

После разговора с адмиралом Вилли Дэнброком, Теодор Рестейн даже и не пытался убрать трубку. Вилли предупредил его о следующем звонке… А вот и этот звонок.

— … Да, это контр-адмирал Теодор Рестейн… Да, я могу говорить… Сенатор, я не понимаю, о чем вы говорите… Нет, у нас не было никакой договоренности с ВМС Франции, и с командованием их базы на Реюньоне тоже… Я отозвал их, чтобы их не убили… Я повторяю, сенатор, у нас не было договоренности с французами… Я могу объяснить на примере. Ваш сын зашел на чашку кофе к соседу, а тот вдруг спятил, схватил винтовку и начал стрелять из окна по прохожим. Тогда вы звоните сыну и говорите: парень, смывайся оттуда, а то угодишь под полицейские пули… Нет, я не считаю вас дебилом, но вы сами просили объяснить… Нет, сенатор, эти чертовы, в смысле, оманские дипломаты, морочат вам голову. На паромах были не гражданские лица, а вооруженный десант. И на записи четко видно: береговая охрана Майотте отбивала этот десант, когда оманские катера атаковали ее. Оманцы спровоцировали ответный огонь, а потом расстреляли причальные сооружения и жилые дома…

Контр-адмирал отвлекся на секунду и жестом попросил налить ему еще чашку кофе. Сержант Уайтби кивнула и занялась этим вопросом, а Рестейн вернулся к разговору.

— …Сенатор, я не угрожал министру обороны Омана… Я не угрожал обстрелять их столицу… Так, вы позволите мне ответить?… Язиф требовал, чтобы я начал военные действия против авиации Трансэкваториалов и против Мадагаскара. Я отказался, и он заявил, что выстрелит по Мадагаскару ракетами. Я предупредил, что тогда союзники Мадагаскара сотрут Маскат с лица земли… Нет, я не говорил, что мне насрать на их султана, я просто сказал, что он не президент США… А как я должен был ответить?

С правой стороны оперативного экрана появилась группа новых воздушных объектов, движущихся от Мадагаскара к Коморам. Идентификационная надпись сообщала: «Транспортно-десантные «Screen-Shuttle» аэромобильной бригады Мпулу — 8 единиц, скорость: 120 узлов, эшелон: 100–200 метров. Легкие авиа-рэпторы «Abris-Glass» ВВС Мпулу — 24 единицы, скорость 120 узлов, эшелон: 500–700 метров».

Кто-то из операторов негромко прокомментировал: «Сначала артподготовка, а теперь десант под прикрытием с воздуха». Другой, так же негромко заметил: «А наш Слайд, голова, сразу догадался». Гомер Симпсон изобразил на лице ослепительную улыбку, достойную рекламного проспекта зубной пасты «чистящей белее, чем добела».

…Сенатор продолжал читать Теодору Рестейну лекцию о нормах дипломатического этикета в отношении коронованных особ. Контр-адмирал прикинул: это — на полчаса, никак не меньше и, жестом поблагодарив Венди, принялся за кофе (как-то умудряясь глотать его абсолютно беззвучно — что выдавало опыт длительного, бессмысленного телефонного общения с профессиональными политиками высокого ранга).

…Ракетопланы-дроны с полуторатонными боезарядами, разносили в пыль объекты военно-гражданской инфраструктуры в районе столицы ИРКО на Большом Коморе.

…Авиа-рэпторы и летающие канонерки, спокойно и методично сжигали корабли оманской эскадры, лишенные ПВО и теперь совершенно беззащитные.

…Аэромобильные транспорты, под прикрытием другой группы авиа-рэпторов, неотвратимо приближались к Ажуану, Мохели и Большому Комору.

…Министр Язиф бродил по своему саду, ломая голову над тем, как утром доложить султану Рафайли о потере большей части кораблей ВМС Омана и о гибели примерно шести тысяч моряков и летчиков. Горе семей погибших его мало волновало. Он был классическим арабским аристократом, в его глазах не существовало особой разницы между простолюдином и ишаком. «Ислам» означает «покорность». Простолюдин — покорно работает, а когда надо — покорно умирает. Простолюдинка покорно рожает каждый год, чтобы не иссякла тягловая сила и пушечное мясо. А вот праведный гнев султана… Этот гнев надо куда-то направить. В нужную сторону. Подальше от себя.

…Шестеро инструкторов под навесом во дворе жилого блока базы Мтвери, слушали звеняще-потрескивающие песни ночных цикад и распивали с трудом добытую пинту виски за здоровье контр-адмирала Теодора Рестейна.

…Сенатор говорил, говорил и говорил. Такая у него была непыльная работа…

…А простой на вид, но очень изящный и быстроходный тримаран парочки молодых китайских яхтсменов, как привязанный невидимой ниточкой, следовал в нескольких милях за ролкером «Uxias» в северное расширение Мозамбикского пролива к маленькому атоллу Бассас, проданному фирме «Equa-Tour» с Гваделупы.

100

Дата/Время: 12–13.04.24 года Хартии.

Мадагаскарский пролив. Как бы, яхтсмены…

Атолл Бассас. Как бы, туризм…

Аннексия дельты Замбези.

Над Мозамбикским проливом дул обычный для этой акватории сухой африканский западный ветер. Яхта-тримаран «Фэнхуан» (Феникс), шла в галфинде, на север — под углом около восьми румбов к ветру. Для грамотных виндрейсеров (каковыми были технической эксперт-стажер SSD, Юн Чун и лейтенант спецназа «DaDui», Линси Ли), движение с нужной скоростью при таких условиях под парусом, в режиме экономии топливного ресурса движка, не представляло проблемы. Тримаран легко скользил по волне, сквозь черную ясную ночь, постепенно отставая от ролкера «Uxias». Догонять ролкер не требовалось. Согласно заданию, надо было выйти к атоллу Бассас завтра к вечеру. При таком удачном ветре, есть вероятность, что включать движок вообще не понадобится. В любом случае, сейчас можно идти в режиме парусника, смотреть телевизор и отдыхать. На рассвете, после прохождения горловины пролива, можно включить мотор — если понадобится…

Двухчасовая фестивальная программа «Rokki-TV» в честь «Yuri’s Night» (или «World Space Party») завершилась стремительной прокруткой видео-фрагментов на фоне лиц:

* Юрия Гагарина (первого космонавта Земли, 12 апреля 1961).

* Нила Армстронга (первого землянина, шагнувшего на поверхность Луны).

* Джона Янга (Водителя moon-rover в 1972 и капитана SpaceShuttle-1, 12 апреля 1981).

* Барта Рутана (Автора первого частного космоплана SpaceShipOne, 20 мая 2003).

Юн Чун, едва слышно вздохнула, и пояснила.

— Мне немного обидно, что все вот так…

— Что нет ни одного нашего? — попробовал угадать Линси.

Она отрицательно покачала головой — …Что трое из четырех — американцы, из капстраны? — сделал он вторую попытку.

Она снова покачала головой и ответила:

— Мне обидно, что нет пятого: того, кто первым шагнул на другую планету. На Марс. Когда я училась в школе, то думала: вот-вот, еще несколько лет, и… И ничего…

— Насколько я знаю, — осторожно сказал Линси, — это оказалось гораздо дороже, чем думали в прошлом десятилетии, и гораздо менее перспективно, чем тогда надеялись.

— Мне иногда говорят, что я слишком сильно увлечена космосом, — немного грустно произнесла Юн, — ты тоже так думаешь?

Линси Ли застыл на пару секунд (у него была такая своеобразная манера думать — предельно быстро и сосредоточенно) и ответил:

— Не согласен. Ты перспективный сотрудник инженерной разведки, ты не можешь не увлекаться, иначе ты перестанешь любить свою работу, а это неправильно.

— Ты хороший человек, Линси, — сказала она, — Но ты ужасный прагматик.

— У меня сложно с романтикой, — согласился он, — возможно, это профессиональное. Возможно, также, что со мной скучно. Я немного сожалею об этом.

Эксперт-стажер загадочно улыбнулась и пожала плечами.

— Нет, Линси, с тобой не скучно. С тобой странно. Мне кажется, что ты столько раз выполнял упражнение «У-Сун отодвигает с пути гору Меру», что вымышленная гора стала для тебя, как настоящая. И ты раз за разом пытаешься отодвинуть ее с пути, но это может сделать только У-Сун, который вымышлен, как и сама гора. А ты — настоящий.

— Это слишком сложно для меня, — признался лейтенант спецназа, — Я имею в виду, не сдвинуть гору, а понять эти древние философские иносказания. Инструктор-шифу в разведшколе делал мне замечания за то, что я не работаю в этом направлении. А это, наверное, просто не мое… Так бывает, знаешь?

— Знаю, — подтвердила она, — Извини, что говорю так непонятно. Может быть, лучше я сделаю чай, а ты пока переключишь TV на те новости, которые ближе к нам?

Le Figaro Media. 11–12 апреля.

Специальный выпуск.

Подожженный континент.

Комментатор: Шарль Фонтейн.

Салют всем, кто смотрит, читает или слушает нас в этот непростой момент. Я, как и многие патриоты Франции, чувствую сейчас естественную гордость за наш флаг, за наших сограждан, сражавшихся на баррикадах Северного Майотте, и за наш флот, одержавший блестящую победу в сражении за Коморские острова. Все, что я скажу дальше, не отменяет законной гордости за свой народ и страну. В этой победе, как, наверное, и в любой военной победе, есть место горечи и тревоге. Горечь. Пятьдесят восемь граждан Франции погибли. Волонтеры, солдаты и мирные жители, чьи дома подверглись варварскому обстрелу. Горечь. Наш президент, увлекшись чрезмерной политкорректностью, не поздравил наших моряков. Наша субмарина уничтожила два мощнейших боевых корабля противника, это самая выдающаяся победа французского оружия со времен второй мировой войны. Де Голль обращался к нации через четверть часа после побед, менее значимых, чем эта. Но, президента можно понять, и я обязан перейти к тем тревожным особенностям, которые, увы, сопровождали нашу победу.

Кто командовал силами самообороны Майотте, и кто поднял французский флаг над островами Ажуан и Мохеле? Мы видели по TV, что этим человеком был Чоро Ндунти, президент республики Шонао. Непризнанной республики. Страны-изгоя. Также, мы видели, чья авиация обеспечивала поддержку нашей субмарины и наших волонтеров с воздуха. Это была боевая авиация республики Мпулу, тоже страны-изгоя. Автономии Шонао, Мпулу, Везиленд и Зулустан возникли на территориях Конго-Заир и Самбаи менее десятилетия назад, без согласия ООН, и союз с ними считается политическим моветоном. Наверное, это одна из причин, по которым наш президент пока молчит. Вторая причина: жесткий и негуманный стиль ведения боевых действий, который, с самого начала задали наши противники: Исламская Республика Коморские Острова (ИРКО) и султанат Оман. Оман входит в альянс арабских стран Персидского залива, основных поставщиков нефти — это, вероятно, третья причина.

Но взглянем на эти три причины объективно. Да, Мпулу и Шонао не признаны ООН, однако, они — политическая реальность. Чем они хуже признанных ООН радикально-исламских феодальных монархий Аравии, которые являются главными спонсорами международного терроризма? Чем они хуже того же Омана, Саудовской Аравии или Эмиратов, с которыми не стесняются вступать в военно-политические союзы такие государства, как США и Англия? Я был и в Мпулу, и в Эмиратах, и могу сравнивать. Уверяю вас, Мпулу (при всех своих проблемах) гораздо цивилизованнее шариатских теократий Аравии. Разумеется, я не сторонник военных диктатур, притворяющихся республиками — но реальность такова, что подобные режимы существуют в половине мира (Латинская Америка, Юго-Восточная Азия, Африка, Океания и Австронезия).

Теперь о второй причине. Негуманные методы. Да, это ужасно, но давайте взглянем правде в глаза. Война по своей сути противоположна гуманности, и мы, как страна, подвергшаяся агрессии, только следовали ее логике. Разумеется, по-человечески я не приветствую такие действия наших союзников, как бомбардировка инфраструктуры Большого Комора и «зачистки» проведенные там десантным корпусом. Я также не приветствую расстрел оманского вспомогательного корабля нашими подводниками. Повторяю: с точки зрения гуманизма все это недопустимо. Но поймите: война никак иначе не ведется! Защищая свою страну, мы вынуждены играть по этим правилам.

И третья, меркантильная причина. Нефть, ради которой (будем называть все своими именами) цивилизованный мир закрывает глаза на мерзкую суть ближневосточных шариатских режимов, принимает у себя их лидеров, заискивает перед ними и даже снабжает их современным оружием (не буду показывать пальцем — все и так знают, которая из западных стран докатилось до военного альянса с нефтяными шейхами). Больше полувека нам твердят: «давайте потерпим, а то они обидятся и перестанут продавать нам нефть». Потерпим их терроризм, молча проглотим все оскорбления, позволим им хозяйничать на нашей территории? А может, хватит? Свет не сошелся клином на нефти, а тем более — на аравийской нефти. Наша страна на 80 процентов обеспечена ядерными источниками. Давайте лучше покупать уран у наших новых африканских союзников, готовых строить с нами прямые и честные отношения.

Уже начались крики о том, что Франция, мол, возвращается к методам XIX века: стратегии колониальных захватов, политике силы и дипломатии канонерок. Но вы посмотрите, кто кричит громче всех. Английские дипломаты, для которых Франция испокон веков была опасным конкурентом и американские нефтяные миллиардеры, которые уже так срослись со своими аравийскими партнерами, что скоро наденут хиджабы на своих жен и дочерей. Ах, да еще те бонзы в ООН, которые давно стали слабоумными марионетками или прислугой королей нефтяных вышек. Пусть кричат громче про XIX век. Тогда мы вспомним, что славу Франции принес Наполеон I.

101

Дата/Время: 12.04.24 года Хартии.

Оман, остров Масира, база ВВС/ВМС США

Лейтенант Гомер Симпсон выждал ровно три с половиной минуты после того, как за контр-адмиралом Рестейном закрылась дверь, и почти не глядя, поиграл кнопками на своем терминале. На резервном экране появилась заставка CNN. Конечно, служебная инструкция запрещала смотреть ITV во время дежурства, но, в силу обычая запрет не вполне распространялся на «собачью вахту». Кроме того, сейчас имел место один из особых случаев, когда можно считать ITV-новости разновидностью разведданных.

Мгновенно пробежав глазами список «горячих» новостей, лейтенант резюмировал.

— Ребята, наше дерьмо всплыло на вторую хит-позицию. Выше нас только футбол. Заголовки — fun! Французская субмарина торпедировала стабильность в регионе! На Большой Комор вошли головорезы Французского Иностранного легиона. Массовые расстрелы в Морони. Позорный союз Франции с африканскими каннибалами.

— Кого-то уже съели? — поинтересовалась сержант Уайтби.

— Может, и съели, — ответил он, — Включи логику, Венди. Если кого-то все равно уже расстреляли, то какого черта должно пропадать мясо?

— Бррр! — выразительно произнесла сержант.

— А говорят, ничего такого, — вмешался Джим Лумис, — На вкус, как свинина.

— Кривая тема, какая-то… — проворчала она, — А, между прочим, там мигает мулька: «Пресс-служба президента Французской республики, прямой эфир».

— Через минуту и сорок секунд, — уточнил лейтенант, — Не знаю, что там интересного. Заранее понятно, что он скажет. У него нет выбора. Он в мышеловке…

Один из операторов недоверчиво фыркнул.

— Это ты, все же, загнул, Слайд. Мне так кажется.

— Если кажется, Рэй, то бросай курить марихуану… Кстати, у кого есть сигареты?

— С марихуаной? — уточнил другой оператор.

— Нет, Карл, в данный момент мне хочется обычного табака.

— Нет проблем, командир, — ответил тот, и протянул лейтенанту пачку сигарет, не преминув бросить неодобрительный взгляд на табличку «No smoking!» на стене.

— Как, по-твоему, Слайд, они признают субмарину, или нет? — спросила сержант.

— Ни то, ни другое, Венди. В этом весь смысл.

— То есть, как? — удивилась она.

— Дипломатия в мышеловке, — пояснил лейтенант, и небрежно ткнул световым пером в мигающее окошко прямого эфира.

Появилась сначала — заставка «Пресс-служба президента Французской республики», а затем — конференц-зал, набитый репортерами…

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Я начну с официального заявления. Французская республика, в соответствии с нормами международного права и конституцией страны, предприняла действия по силовой защите своей территории от агрессивного вторжения и попытки частичной аннексии. Мы сожалеем, что ситуацию вокруг Майотте, Ажуана, Мохели и Большого Комора не удалось уладить мирным путем, и надеемся, что в дальнейшем, заинтересованные стороны придут к стабильному соглашению по территориальным вопросам. Мы выражаем соболезнования семьям и друзьям тех 58 граждан Франции, которые пали жертвой боевых действий, а также семьям мирных коморских граждан, которые потерпели ущерб в ходе мер по отражению агрессии. Заявление «О позиции Франции по коморской проблеме» будет внесено в парламент послезавтра в полдень. Напоминаю, это было заявление президента. Сейчас я готов ответить на вопросы.

(Пауза).

ВОПРОС: Кто приказал французской субмарине U-215A атаковать корабли Омана?

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Я не буду комментировать военные аспекты операции.

ВОПРОС: Но вы подтверждаете факт атаки этой субмарины?

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Частные вопросы военной тактики не имеют отношения к делу.

Сержант Уайтби изумленно повернулась к Гомеру Симпсону.

— Ну, Слайд… Ты… Ты вообще… Ну, ни фига себе!

— Слайд крут! — подтвердил рядовой Джон Бриггс.

— Я просто иногда включаю голову, — скромно пояснил лейтенант.

— Командир, а от союза с африканцами он как отмажется? — спросил Лумис.

— Элементарно, Джим. Он скажет, что все, кто за мир и стабильность, это союзники Франции, бла-бла-бла. Или что-то в этом роде.

ВОПРОС: Означают ли действия Иностранного Легиона и союзного африканского корпуса реколонизацию Коморов Францией и возврат к состоянию до 1973 года?

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Вы задали несколько вопросов в одном. Отвечу на последний, который понятен. Франция придерживается закрепленного в документах ООН права наций на самоопределение. Народы Ажуана и Мохели в 1998 голосовали за статус заморской территории Франции, но их силой вернули под власть Большого Комора. Сейчас они подтвердили выбор 1998. Этот факт, будет учтен в наших дальнейших действиях. А жители Большого Комора пока не определились со своим выбором.

ВОПРОС: Как можно проверить выбор народа, если все три названных вами острова оккупированы Иностранным Легионом и африканскими трансэкваториалами?

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Для таких ситуаций уже существует типовой регламент ООН.

ВОПРОС: Африканские союзники Франции — это не признанные страны. Как ООН сможет применять свой регламент, если войска этих стран контролируют Коморы?

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Это вопрос к соответствующему комитету ООН.

ВОПРОС: А как Франция строит отношения с этими африканскими союзниками?

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: Мы признаем сложившиеся политические реалии. Если где-то сложилась автономия, то надо строить отношения по фактическим обстоятельствам.

ВОПРОС: У Франции есть политические соглашения с Мпулу и Шонао?

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: У нас есть соглашения на уровне локальных представителей.

ВОПРОС: Есть ли на локальном уровне военный союз Франции с Мпулу и Шонао?

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ: В случае появления агрессора в каком-либо регионе, все страны доброй воли в этом регионе, естественно становятся военными союзниками.

Джим Лумис подпрыгнул на стуле и захлопал в ладоши.

— Командир! Тебя надо выбирать в Конгресс, черт меня возьми!

— Что ты мелешь, Джим, — ответил лейтенант, — Меня же там убьют, как Кеннеди!

— Да, это я как-то не подумал… — согласился рядовой.

— Гляди, Слайд! — вмешалась Венди, — Там мигает «Старик» с нашей прессой!

— Ну, блин, вот ведь, долбанный мир, — озадаченно произнес Гомер Симпсон, и ткнул световым пером в мигающее окошко с надписью «Ответы адмирала Вилли Дэнброка, представителя Комитета Начальников Штабов, на вопросы прессы в прямом эфире».

* * *

Прямой эфир уже успел начаться, и передача оказалась включена посреди ответа.

Адмирал ДЭНБРОК: …В этой обстановке, контр-адмирал Рестейн принял решение: отозвать наших военспецов с кораблей оманской эскадры. Правильное решение.

РЕПОРТЕР: Если проще: он приказал оставить наших союзников без технической поддержки за несколько часов до сражения? Так?

Адмирал ДЭНБРОК: Это не наша война, и нечего нашим парням на ней умирать.

РЕПОРТЕР: Адмирал, ходят слухи, будто французы, по секрету, шепнули нам, что потопят эскадру, и именно после этого, а не после Майотте, мы убрали спецов.

Адмирал ДЭНБРОК: Я отвечу так. Даже без специальных разведданных и чьих-то предупреждений, было ясно, что эскадру кто-нибудь атакует. Китайцы, французы, меганезийцы, мадагаскарцы… Скажу прямо: поход этой злосчастной эскадры был идиотским. Мы предупреждали об этом мистера Рафайли, султана. Он не слушал.

РЕПОРТЕР: Значит, султан Рафайли отправил эскадру вопреки рекомендации штаба пятого флота? А он часто так делает? В смысле, мы разве это не контролируем?

Адмирал ДЭНБРОК: Он купил эти корабли, и делает, что хочет. Он же считает себя самым умным на планете. Потомок Магомета, и всякое такое. Вот и поумничал.

Венди от избытка чувств хлопнула ладонями по столу.

— Браво, Старик! Классно!

— Как бы Старику не влетело за неполиткорректность, — заметил Бриггс.

— Фигня, — авторитетно возразил Слайд, — Старика специально просили ляпнуть что-то этакое, чтобы отвлечь внимание. Чтобы этот надутый оманский верблюд оскорбился, переключился на Дэнброка и забыл про главную тему. Ну, вы меня поняли.

— Толково придумано… — согласилась Венди.

РЕПОРТЕР: Адмирал, а вам не кажется, что мы запутались? В смысле, одни наши союзники напали на других наших союзников, те в ответ, потопили три корабля, и пригласили отморозков-трансэкваториалов, которые, на глазах у мировой публики, раздолбали остальную эскадру. Теперь непонятно, как нам с этого сползать…

Адмирал ДЭНБРОК: Мы не нанимались решать все взаимные проблемы всех наших союзников по всему миру. Да и вообще, надо сначала разобраться, кто что натворил. Оманцы не признались, что обстреливали Майотте, а французы, соответственно, не признались, что потопили эти корабли. Я пока ни в чем на сто процентов не уверен.

РЕПОРТЕР: А что говорит CIA? Это же их работа, выяснять такие вещи.

Адмирал ДЭНБРОК: Ну, CIA секретничает, как обычно. Я больше доверяю нашей разведке флота, а она говорит, что здесь много кто приложил руку. Это не какой-то изолированный эпизод, это цепочка, которая не вчера началась.

РЕПОРТЕР: А конкретно можете сказать, кто?

Адмирал ДЭНБРОК: А я уже почти всех назвал. Китайцы, французы, меганезийцы, мадагаскарцы… Транэкваториалы, разумеется. Саудовцы, потому что оманцы — их конкуренты. Индусы, потому что там их интересы. И мы. Мы всегда замешаны.

РЕПОРТЕР: Значит, замешаны все… Адмирал, а как вы считаете, чем этот компот закончится? В смысле, данный конфликт. Кто что хапнет? Ну, и вообще…?

Адмирал ДЭНБРОК: Ну, вы спросили… Я не спец в политических прогнозах, но есть такое правило: если топят авианосцы и крейсеры, то делят континенты.

* * *

Лейтенант щелкнул зажигалкой, прикурил сигарету (которую до этого просто крутил между пальцами), и выпустил из ноздрей струйки дыма.

— А знаете, что? Старик-то прав. Я в смысле, на счет континента.

— Ну, — вздохнул Лумис, — Надеюсь, это говно будет уже не в нашу вахту.

102

Дата/Время: 12. 04.24 года Хартии.

Мадагаскарский пролив. Атолл Бассас.

Как бы, туризм.

Два винтовых «эйр-бага» — не самых модерновых и быстрых, но надежных, и потому весьма популярных военно-транспортных и конверсионных самолетов, размером с микроавтобус, встретили рассвет над крохотным островком Жуан-Нова, в горловине Мозамбикского пролива. Они шли на юго-восток от Майотте к атоллу Бассас. После ярких ночных событий, обычно оживленная акватория пролива выглядела несколько пустынной — никто не верил, что сражением под Майотте все закончится…

Генерал-президент Чоро Ндунти зевнул, потер красные после бессонной ночи глаза, вытащил из нагрудного кармана полевой десантной униформы толстую кубинскую сигару, щелкнул раритетной кремнево-фитильной зажигалкой и начал раскуривать. Добившись равномерно-устойчивого дымления, он громко, выразительно хмыкнул и сообщил сидящему рядом капитану Бобби Дуайту.

— Попрятались, засранцы. Чувствуют, что пахнет паленым, да!

— Я тоже чувствую, — спокойно сообщил бывший капитан наемников, а ныне — шеф военной разведки непризнанной республики Шонао-Ка, — Что-то очень непонятное происходит в этом дурацком мире. Иначе бы эта игра не получилась.

Второй пилот Тоон Граф повернул голову и сообщил:

— В журнале «Тайная Астрология» пишут, что сейчас особое сочетание Сатурна с Водолеем, при котором случаются самые большие жопы.

— Вечно ты читаешь всякую херню, — проворчал Ндунти, — А я тебе говорю так: самая большая жопа случается, когда у людей с самыми большими деньгами голова набита дерьмом. С дураками жопа случается всегда, как ты не поставь звезды.

— Точно, босс, — согласился первый пилот, Хэм Финген, — Но такую дурь, как с этой несуществующей субмариной, ничем, кроме чудес со звездами не объяснить.

— Если ты видишь в этом дурь, значит, ты вчера перебрал виски, — ответил генерал.

— Я не в самой субмарине вижу дурь, — пояснил Финген, — А в том, что французский президент признался, что это его субмарина. Это как сознаться в том, что ограбил несуществующий банк, отказаться от адвоката и сесть в тюрьму на пустом месте.

— Юридически он не сознался, — возразил Дуайт, — по-моему, его пресс-секретарь дипломатично ушел от ответа. Конечно, это выглядело несколько…

— Херня! — перебил генерал, — Никуда он не ушел. Ромсо! Хватит спать! Давай-ка, распечатай мне «The Times» и налей кофе, не зря же мы взяли этот термос.

Заспанная, но все равно симпатичная девушка — банту, военный референт и главный хозяйственный ревизор ВВС Шонао, Ромсо Эгавае сидевшая за его спиной, с хрустом потянулась и привычным движением раскрыла и включила лежащий рядом ноутбук.

— Есть вчерашний номер и экстренный выпуск, — сообщила она.

— Экстренный, — ответил Чоро, — А вчерашний можешь засунуть кому-нибудь в жопу.

— Понятно, — отозвалась Ромсо, включила принтер и отвернулась к снарядному ящику, используемому, по традиции ВВС Шонао, вместо буфета.

— Эй! А нам тоже кофе! — крикнул Тоон Граф из второго пилотского кресла.

— Хоть бы раз ты сказал: «пожалуйста», — проворчала она, — вот пошлю тебя на хер…

— Ну, блин, тебе трудно, что ли? — обиженно протянул он.

— Ладно, — буркнула Ромсо, — Так и так я собиралась налить всем…

Она наполнила первую кружку и передала генералу вместе с распечаткой.

— Угу, — сказал Ндунти и сунул распечатку под нос Дуайту, — Читай вслух… Юрист.

— Мерси, крошка, — произнес капитан, левой рукой принимая протянутую ему вторую чашку кофе, а правой разворачивая поудобнее переданные генералом листки.

— Нет проблем, кэп, — ответила военный референт, наполняя третью чашку.

Дуайт сфокусировал взгляд на странице и удивленно выпалил:

— Греб вашу мать…

— В «Times» так не пишут, — педантично сообщил ему Ндунти.

— Да, Чоро. Но я просто глазам не верю… Франция официально признала… Черт!

— Читай подряд, — велел генерал.

«…Пресс-секретарь президента явился к ожидающим его представителям прессы уже после полуночи и несказанно обрадовал их почти бессодержательным официальным коммюнике на тысячу знаков. Единственным намеком на реальное положение дел в данном документе было упоминание всех четырех островов Коморского архипелага подряд, через запятую, без указания принадлежности. В свободном переводе с языка дипломатии на человеческий, это значит, что Франция не признает государственной автономии Исламской Республики, включающей в себя три из этих островов.

В ответах на вопросы, пресс-секретарь лавировал между политическим этикетом и прямым признанием в военной экспансии. Дипломатично признав факт расстрела оманских кораблей посланной с Реюньона субмариной U-215A (цитата: я не буду комментировать военные аспекты операции), пресс-секретарь занялся оправданием французской аннексии, которая (цитата: является реализацией права наций на самоопределение). На вопрос о том, как данное право может быть реализовано под прицелом пулеметов Иностранного Легиона и транс-экваториальных африканских гангстеров, пресс-секретарь ответил. Что это — проблемы ООН, а не Франции.

Самым трудным оказался вопрос о военном союзе Франции с трансэкваториальными гангстерскими квазигосударствами (Мпулу и Шонао), но, после лавирования, пресс-секретарь признал, что они (цитата: естественно становятся военными союзниками). Разумеется, это признание было очень неприятным. Новые друзья Франции к тому моменту уже разрушили ракетными ударами столицу Коморских островов, и взяли штурмом несколько других городов, где расстреляли сотни мирных жителей, за нелояльность новому трансэкваториально-французскому колониальному режиму…».

Капитан Дуайт недоуменно поднял глаза от текста.

— Что за чертова херня, Чоро? Почему пресс-секретарь не сказал, что их субмарина и рядом не стояла с этим делом, и что они не имеют никаких дел с тобой и с Нгакве?!

Генерал Ндунти пыхнул пару раз сигарой, выпуская под крышу салона облачка дыма.

— Ты хороший солдат и хороший разведчик, Бобби. Ты здорово подловил вчера этих ублюдков-исламистов. Акулы там обожрались их вонючими кишками. Ха-ха! А они, дураки, расстреляли французский город. Никто уже не может сказать, что мы и наши друзья поступили плохо, когда сожгли их эскадру. Как они горели на своих дурацких кораблях по полмиллиарда баксов за каждый. Это было хорошо. Да! Сам Наполеон радовался, глядя вниз с полей Иалу! Но ты, Бобби, ни хера не смыслишь в политике.

Ндунти отправил к потолку еще одно облачко дыма, отхлебнул кофе и продолжил.

— … На Майотте 200 тысяч французов. Они ни хрена не похожи на французов, ты сам видел. Но у них гражданство. Это политика. Французский президент должен их всех защищать. Он так обещал, когда его выбирали. Да! Но он не может, потому что толпа дармоедов в парламенте говорит: «Эй, это дорого и опасно, на нас обидятся жирные исламисты и не дадут свою вонючую нефть! Не надо защищать, может, обойдется». И французские корабли стоят на базе, а солдаты сидят в казарме. Это тоже политика. И коморские исламисты про это знали, иначе не поплыли бы завоевывать Майотте. Тут появляемся мы, и защищаем на Майотте этих французов, непохожих на французов, и делаем для них то, что обещал их президент. Офицер их Иностранного Легиона жмет твою руку, Бобби, и называет тебя братом, а префект говорит мне хорошие слова, и французские девушки дарят нам цветы. Если французский президент теперь скажет: «Ндунти — гангстер», то французы ему ответят: «Ты пидорас, где ты был, когда он защищал наш народ». И ему нечем будет крыть. Да! Поэтому он говорит в телевизор: «Ндунти не во всем прав, но он наш друг». И это все слышат, понимаешь, Бобби?

Капитан Дуайт глотнул кофе и утвердительно кивнул.

— Это я понимаю. Но при чем тут субмарина?

— У-у! Очень при чем! Слушай дальше. Когда мы защищали французский народ от коморских исламистов, на нас напали еще оманские исламисты. Большие силы. Мы с трудом отбились днем, и кто знает: что бы было завтра? Французский народ говорит президенту: «Эй-эй, чего ты ждешь? Там Ндунти сражается за наш Майотте! Давай, быстрее, отправляй ему на помощь флот с Реюньона!». Президент отвечает: «Я буду стараться это сделать». Это тоже в телевизор, и тоже все слышат. Да! Потом, ночью приходит что-то и бух! Взрывает главные корабли оманских исламистов. Весь народ, который слышал, что президент говорил в телевизор, понимает: «Уау! Это сделала та наша подводная лодка, которую французский президент прислал с Реюньона». Если президент говорит: «Нет, я не посылал», то народ понимает: «Это военная тайна, да!».

— Черт! — Дуайт ударил кулаком по своему колену, — Я не врубился, что ему никто не поверит, если он начнет утверждать, будто ни хрена не посылал субмарину!

Ндунти расплылся в широкой, довольной улыбке и снова пыхнул сигарой.

— Вот, Бобби. Так он прилип. Но это не все! Адэ Нгакве поднимает свои самолеты с Мадагаскара, а наши парни запускают ракеты с озера Ниаса, и мы начинаем гасить оманских и коморских исламистов. Все говорят: «У! Французский президент теперь воюет в союзе с людьми Шонао и Мпулу! Он им тайно сказал про субмарину, и они оказались наготове». Одни говорят: «это хорошо». Другие говорят: «это плохо». А президенту надо выбрать: говорить для первых, или для вторых. Что ты выберешь?

— Ясный хрен, первых, — ответил Дуайт..

— Вот! — генерал поднял толстый палец к потолку, — … А если ты так выбрал, то ты, президент Франции, не можешь сказать «Это не мы поставили французский флаг на Мохели и на Ажуане, и комендатуру на Большом Коморе. Это сделал злой Ндунти».

Капитан задумчиво почесал в затылке.

— Но ведь его пресс-секретарь не сказал и обратного.

— А, лишние слова, — Ндунти пренебрежительно махнул рукой, — Все и так поймут.

— Может, я глупая, — вмешалась Ромсо Эгавае, — Но зачем мы отдали Коморы каким-то французам? Можно было забрать себе. А мы забрали себе только маленькие островки Канзо, которые у южного берега Мохели. Я не понимаю. У-у!

— Хорошая женщина, хозяйственная, все хочет забрать в дом, — с явным одобрением в голосе, произнес генерал, — Но не всегда получается забрать все сразу. Ты забираешь Коморы. Все говорят: «У! Ты агрессор! И ты сама по себе, никого за тобой нет». Все приходят и отнимают Коморы назад. У тебя нет ни больших островов, ни маленьких островков, а есть только побитое лицо. Плохо. Да!

— Эй-эй! — возразила она, — А как же сейчас ты хочешь забрать всю дельту Великой Замбези от Чиндэ до Куэлиманэ на берегу океана, и реку вверх до Бобокамбене. Это намного больше, чем Коморы. Мы не уйдем без всего и с побитым лицом, нет?

Генерал допил кофе и протянул ей свою кружку назад.

— Налей еще, и слушай. Будет так. Ночью наши люди на тех специальных самолетах, которые придумал для нас Герхард, прилетят в главные поселки в нижнем течении Великой Замбези, и скажут: мы это забираем. По рукавам реки пройдут мотоботы на воздушных экранах, которые нам продали папуасы. Мозамбикцы не успеют ничего сделать до утра. Наши люди оседлают мосты на трассе EN1 и EN7 и еще плотину на Каборабаса. Они разрежут Мозамбик на северный, южный, и средний, который будет наш. Утром их президент Анзизо Джауджи станет думать: что делать? Воевать там, на болотах, среди рукавов рек, его солдаты не умеют. А наши — учились, и у наших есть специальная техника. Да! Джауджи будет звать Африканское Содружество, чтобы помогли прогнать нас — но те задумаются: «У! Вдруг тут не только Ндунти и Нгакве? Вдруг за ними стоит кто-то — французы, или чина, или еще кто-нибудь? Мы пойдем воевать за мозамбикскую реку, которая не наша, а они нас взорвут, как они взорвали оманские корабли. Зачем нам проблемы из-за чужой реки?». И они ответят: «Анзизо, воюй сам, если хочешь, а мы не будем, нет». И тогда придет наш человек. Он скажет: «Анзизо, ты был не прав, когда делал блокаду своим соседям. А мы правы, что отняли твою реку. Сейчас видишь, никто тебе не поможет. Давай, сделаем по-соседски. Ты отдашь нам Нижнюю Замбези, а мы отдадим тебе Большой Комор». Анзизо Джауджи скажет: «Мало». Наш человек ответит: «Это не мало. Это хороший остров, он всего в полтораста милях на восток от твоего северного берега. Бери это, иначе не получишь совсем ничего за свою реку». И Джауджи, по-соседски, согласится. Так будет. Да!

Капитан Дуайт недоверчиво покачал головой.

— Я не понял, Чоро: как ты сможешь отдать Мозамбику остров Большой Комор?

— А это потому, — ответил Ндунти, — что ты ни хера не смыслишь в политике. Есть специальный фокус, называется: «Международный миротворческий контингент». Мозамбикский контингент приходит на Большой Комор со специальной бумагой, поручением: следить, чтобы злые Мпулу и Шонао не обижали коморцев. Вот так он приходит, а потом его ни хера не выгнать, и это становится его остров. Да!

— Получается, что нам надо удерживать Большой Комор, — заметил Дуайт.

— Да, Бобби. Это надо.

— Это будет не просто, Чоро.

— Не просто, — согласился генерал, — Но и не так сложно, как ты сейчас подумал.

— Не так сложно? — переспросил капитан.

— Да, — подтвердил Ндунти, — Схрон надежнее в той реке, где больше крокодилов.

— Мы начинаем снижение, — проинформировал Хэм Финген.

* * *

С высоты птичьего полета, атолл Бассас напоминал обруч, грубо деформированный ударом молотка с северо-восточной стороны. Потом, в виду явной дефектности, этот обруч бросили в океан, где он не утонул, а остался на поверхности и даже вырастил широкую плотную сеть подводных корней. Месяц назад, тут не было ничего, кроме известковых плит. На узких, лишенных пресной воды «motu» кораллового кольца не росли даже неприхотливые панданусы и суккуленты. Но сейчас на скоплении самых крупных «motu» в северо-восточном секторе атолла, виднелся целый городок, вернее, кемпинг. Симпатичные яркие круглые домики. Серые кубические модули двух мини-электростанций. Воронки конденсаторов пресной воды (похожие на фантастические поганки размером с баобаб). От кемпинга, и в море, и в лагуну, длинными прямыми лучами расходились пирсы под широкими навесами. В лагуне наблюдалось много мелкого воздушно-морского транспорта и несколько более крупных кораблей. Кары с контейнерами выезжали из недр ролкера «Uxias». Строительство продолжалось…

* * *

Пума, растянувшаяся на бамбуковом настиле пирса, под легким навесом, и лениво наблюдавшая за бойцами, выгружавшими очередной (примерно трехсотый по счету) морской контейнер, скосила глаз вправо-вверх, и лаконично сообщила:

— Чоро Ндунти.

— Похоже, — согласился Рон, на миг оторвав взгляд от экрана ноутбука.

— Е! Е! — удивилась Йи, тоже глянув на небо, — Как вы можете видеть, кто внутри?

— Манера знакомая, — объяснил экс-коммандос, — 20 фунтов против дохлой селедки: считается, что он или еще на Коморах, или что он улетел к себе в Лумбези.

— Прикинь, — добавила Пума, похлопав татутату по колену, — У каждого серьезного человека есть свой стиль, когда, как и на чем лететь. Чоро серьезный человек. Да!

Йи приняла позу, выражавшую особую задумчивость (уселась на пятку левой ноги, поставила согнутую правую ногу перед собой, сложила обе руки на правом колене, а сверху водрузила подбородок) и проследила взглядом снижение и приводнение двух «эйрбагов». Похоже, она фиксировала происходящее в своей почти фотографической памяти прирожденного охотника новогвинейских болотистых джунглей…

— Тебе удобно сидеть вот так? — спросила Пума (в который раз за время знакомства).

— Я так привыкла, — ответила Йи (так же, как и в предыдущие разы).

— Чоро, — продолжала Пума, глядя, как «эйрбаги», замедляясь, скользят по спокойной светло-зеленой воде лагуны к свободному, крайнему слева пирсу, — … Всегда что-то привозит. Что-то полезное, вроде подарка. Такой обычай. Правильный. Да. Сейчас подарок большой, во второй флайке. Поэтому их две. Что бы это могло быть…?

— Возможно, Черная кошка, он просто теперь летает с охраной, — заметил Рон.

— Нет, — коротко и уверенно ответила она.

— ОК, — сказал экс-командос, поднимаясь на ноги, — Пошли, встретим, и посмотрим.

* * *

…Чоро Ндунти действительно привез полезный подарок. Второй «эйрбаг» (который пилотировали молодые лейтенанты ВВС Шонао — Колин Маас и Дитер Хотман), был загружен узкими и довольно легкими полутораметровыми пластиковыми пеналами. Вытащив один такой пенал на пирс, эта парочка изобразила пантомиму в духе «цирк приехал», после чего Колин объявил:

— Леди и джентльмены, только сегодня и только у нас…

Дитер произнес специальное заклинание:

— Клоодзак! Абракадабра! Доннерветтершайзе!

… После чего, они с двух сторон подняли крышку пенала.

— Шуты гороховые, — проворчал Ндунти, без особого, впрочем, раздражения.

Алибаба, глядя на содержимое пенала, недоуменно почесал в затылке.

— Это, типа, гибрид разборного надувного катамарана, пляжного зонтика и китайской бумажной ширмы? — скептическим тоном спросил он.

— Комплект для плавучего кафе на три столика, — высказал свое мнение Гкн.

— Маскировка, — предположил Янис Петроу, — Парни, что вы там спрятали?

— А, по-моему, Гкн угадал, — заметил Хабба.

— Точно! — подтвердил Нитро, — Это плавучее кафе. По Лумбези ходили такие.

— У нас это называется «сампан», — уточнил Даом Вад, — А вот здесь… (кхмер ткнул пальцем в металлическую муфту на бамбуковой трубе каркаса) … есть специальная турель для станкового пулемета или гранатомета. Хорошая маскировка. Мы такой пользовались на Меконге.

— Меконг это во Вьетнаме? — спросила Скиппи.

Даом Вад неопределенно покачал головой.

— Это большая река. Течет из Китая, потом по границе Лаоса с Бирмой и Таиландом, а дальше через Камбоджу и Вьетнам. Там, ниже Лонгсюена, огромная дельта.

— Как у нашей Замбези? — спросил Ндунти.

— Да, — ответил кхмер, — Почему-то, эти дельты получились похожими.

— Надо же. Чудеса природы. А ты воевал в дельте Меконга?

— Да. Они двое тоже, — красный командир скупым движением ладони указал на своих бойцов и пояснил, — Туэк Ан и Туэк Хин два года под моим прямым руководством. А командир нашей группы сейчас Янис. У него больше опыта, поэтому так решено.

Ндунти окинул очень внимательным взглядом двух юниоров, и цокнул языком.

— Хорошие бойцы. Но невеселые, как и ты. Вот ваш командир… — тут Ндунти показал глазами на улыбающегося Яниса, — он веселый, как мои летчики.

— Прикинь, Чоро, я канак, а они кхмеры, — ответил Петроу, — Разные обычаи.

— У нас не принято показывать эмоции, — добавил Даом Вад.

— Обычаи… — произнес генерал, по-дружески кивнул им и повернулся к Рону, — А здесь есть те бойцы, которые взорвали оманский авианосец и ракетный крейсер?

Рон повернулся к Зиппо и кивнул. Зиппо улыбнулся и поднял правую ладонь.

— Наш экипаж. Нитро, Хабба, Скиппи, и я за кэпа.

— Очень хорошие взрывы, — сказал Ндунти, — У вашей команды большой опыт в этих делах? Вы уже делали где-то минную войну?

— В Мпулу, четыре года назад, — ответил Хабба, — Мы взрывали плотины на реке Брур, чтобы отсечь противнику пути отхода и направить к Уква, под минометы команданте Хена. Кэп Зиппо командовал авиатранспортом. А красотка Скиппи — наш стажер.

— У-у! — Ндунти поднял глаза к небу, — Вы воевали вместе с великим команданте Хена! Сила! А чем вы так хорошо взорвали оманские корабли?

— Беспилотные мини-субмарины, — сказал Зиппо, — Разработка партнерства HTOPO, известных морских кладоискателей с атолла Тероа, в Центральном Кирибати.

— Ой-ей! — Ндунти расхохотался, хлопая себя ладонями по бедрам, — У вас хорошие кладоискатели! Да! А тот, третий оманский корабль? Его тоже сжег ваш экипаж?

— Нет, его сожгла «Yeka» экипажа Гкна. В этих делах у них опыта больше, чем у нас.

Генерал с неподдельным интересом посмотрел на команду-четверку Гкна.

— Видно, что вы много воевали. Где, если это не тайна?

— Мы с Упу и Чапом работали по этой теме в морях Австронезии, потом в восточно-центральном Тихом океане и совсем недавно на Тиморе. В боях за остров Жако наш капитан Дв получил ранение. Теперь я за кэпа. Борт-механика Тзэ мы пригласили из другого боевого экипажа. Кэп Дв ушел на гражданку. Мы тоже уйдем. Но позже.

Ндунти понимающе развел руками.

— Любая война, даже если она идет сто лет, когда-нибудь закончится переговорами и миром. Да! Так сказал советский генерал Суан, который воевал против исламистов в Европе и в Азии, в конце прошлого века. Он был умный человек и хороший солдат.

— Много убил? — поинтересовался мпулуанский лейтенант-инструктор Котто.

— Много. Но потом его убили.

— Исламисты? — спросил Мчела, капитан аэромобильного корпуса Мпулу.

— Нет, — Ндунти покачал головой, — Свои предатели. Он не зачистил их вовремя.

— У великих людей тоже есть ошибки, — заметил Даом Вад, — И мы на них учимся.

— Верно, — согласился генерал и скользнул все тем же заинтересованным взглядом по команде-четверке Алибабы, — А вы не воевали в Африке, нет?

— Мы воевали на Тиморе, — ответил Алибаба, — А до того работали в экологической полиции и вместе служили в боевом резерве береговой охраны у берегов Папуа.

— Это эксперты по амфибийному применению машин типа «Yeka», — добавил Янис.

— Мы были в группе проектантов в KTIC, — сказала Юкон, — это центр транспортных инноваций на Новой Британии. Омлет и Гаучо испытывали бета-прототип «Yeka».

— У-у! — протянул Ндунти и помнил пальцем Фингена и Графа, — Слышали? Давайте, начинайте подлизываться к этим экспертам! Они научат вас, как небольшая машина воюет не хуже, чем боевая субмарина-невидимка за полмиллиарда баксов!

Тоон Граф козырнул, вытащил из кармана комбинезона фляжку и поинтересовался:

— Как уважаемые леди и джентльмены относятся к триффидному самогону?

— Пока не знаем, — ответил Гаучо.

— Практика покажет, — добавил Омлет.

— По пять капель, — строго сказал Алибаба, — Ночью боевой вылет, вы не забыли?

— Для пробы хватит, — рассудила Юкон.

Пума посмотрела на Колина Мааса и Дитера Хотмана, которые, вместе с четырьмя бойцами аэромобильного корпуса Мпулу, собирали рядом, на пирсе, что-то вроде пятиметрового сампана на двух надувных поплавках, и толкнула Ндунти в бок.

— Чоро, а зачем, все-таки, ты привез разборные плавучие кафе?

— Догадайся сама, опасная маленькая женщина, — с улыбкой, произнес генерал.

— Уауа! — Пума озадаченно почесала себе спину между лопаток и повернулась к Даом Ваду, — Бро, в каких случаях вы воевали на таких штуках?

— Оперативная обстановка на границе Лаоса и Камбоджи, — начал объяснять красный командир, — … складывалась так, что днем мы были прижаты штурмовой авиацией противника, и сидели в «зеленке», зато ночью могли менять позиции, потому что у противника не было опыта маловысотного патрулирования в темноте.

— Ага! — сказала Пума, — Днем рулил противник, а ночью — вы!

— Верно. И на рассвете мы вливались в поток обычных сампанов на Меконге.

— А турель для станкового оружия? — спросила она.

— Иногда мы проводили внезапные налеты на закате, — ответил кхмер, — А иногда, нам приходилось вступать в бой с речными патрулями, производившими досмотр.

— Так, так, — обрадовалась Пума, — Я понимаю…

Рон Батчер переглянулся с Чоро Ндунти.

— Твоя женщина стала совсем хитрая, сейчас расспросит и догадается, — удрученно констатировал генерал и перевел взгляд на Йи, которая устроилась в тени от паруса одного из проа, приняла свою особую задумчивую позу и молча наблюдала за всем происходящим — …А вот эта твоя женщина тоже такая хитрая или еще нет?

— Йи Вааа наш новый партнер, — ответил Рон, — она потомственный охотник и знает некоторые вещи, которые для меня оказались совершенно новыми.

— Об охоте или о войне? — спросил Ндунти.

— На людей охотятся так же, как и на другую дичь, — не меняя позы, сообщила Йи.

— Ой-ой! — генерал в притворном ужасе закрыл голову руками, — Я боюсь обеих твоих женщин, Рон! Тебе самому не страшно с ними, нет?

Йи в некотором недоумении, повернулась к Рону.

— Твой друг так шутит?

— Типа того, — подтвердил экс-коммандос, — А, может быть, он намекает, что ему и его друзьям до сих пор не предложили какао и все такое…

— Не понимаю: почему не сказать сразу? — татутату одним неуловимым движением распрямилась, как пружина, — Зови своих друзей, Чоро. Я налью тебе и им какао.

— О! Это правильно! — генерал подмигнул ей и, взмахнув рукой, крикнул, — Эй! Бобби! Ромсо! Идите сюда, нам предложили посидеть за кружкой в хорошей кампании!

* * *

Пума возникла на террасе второго этажа «административного» домика где-то через четверть часа. Отстегнув на ходу чехол со своим «palmagun» и мгновенным точным аккуратным движением положив его на пластиковый журнальный столик (рядом с оружием остальных присутствующих) она уселась на циновку напротив Ндунти и уверенно заявила:

— Я знаю, почему такие кафе-сампаны. Да.

— Излагай, Черная кошка, — сказал Рон.

— Наши «Ptero» летают ночью, где захотят, — начала она, — Но днем патрули Мозамбика создают проблемы. А если надо двигаться днем? Вот! Тогда нужен этот сампан. Бойцы его собрали, разобрали свой «Ptero», погрузили на сампан, а поверх накидали всякую шнягу, как у простых фермеров или торговцев. Оделись тоже как фермеры или торговцы. Отплыли, и никто их не заметил. Вокруг сколько угодно таких лодок с такими людьми. Да! Подплыли к новой позиции. Проверили: никто не следит? Вышли на берег, быстро разобрали сампан. Исчезли. Получается, как если бы сампан куда-то уплыл. А если, все-таки, проблемы, то они поставили пулемет или гранатомет на турель, и отбиваются. А еще, они могут днем приехать на маркет, купить что-нибудь нужное, послушать, что там говорят люди, и самим тоже что-то сказать. Пустить нужный слух. Так получается материальное и информационное обеспечение. Высокий второй ярус, хорошо придуман. Свободная четверка отделения может отдыхать внизу, а вахтенная пара стоять наверху в вести наблюдение, и говорить через гелиограф с другим сампаном. Никто не удивится солнечным зайчикам с сампана, а радиоперехват услышит только тишину. А ночью можно поставить на второй ярус снайпера — сектор обстрела гораздо больше, чем с позиции на низком берегу или на простой лодке. Я ничего не упустила, нет?

Генерал Ндунти погрозил пальцем Ромсо Энгвае.

— Про сигналы гелиографом, мимо радиоперехвата, ты не думала, а это важно! Да!

— Я бы тоже не подумала, — призналась Пума, — Это Даом Вад сказал. Ромсо, это ты изобрела такую полезную лодку?

— Это мы втроем, с Колином и Дитером. Еще Бобби давал советы. Что, классно?

Пума решительно тряхнула головой.

— Классно! Да!

Рон встал, потрепал Пуму по спине и негромко сказал:

— А теперь додумай идею с гелиографом.

— У-у! — она бросила на него удивленный взгляд, — Что еще додумывать?

— Возьми свое оружие, Черная кошка.

Пума, одним длинным движением встала с циновки, шагнула к столику и, через две секунды, в ее руках уже был выдернутый из чехла карманный пулемет.

— Ночь, — лаконично скомандовал Рон.

Девушка тут же выдернула из чехла два небольших предмета и произвела несколько манипуляций. Теперь у нее на лице красовались очки-ноктовизор, а целеуказатель с «рубиновым» лазером поменялся на ночной вариант с инфракрасным лучом.

— Вот! — сказала она, — Я готова!

— Думай, — лаконично сказал экс-коммандос.

Возникла пауза, а потом Йи Вааа молча подошла к столику, взяла свое оружие, также сменила дневной целеуказатель на ночной, переместилась в противоположный угол и, целясь куда-то над головой Пумы, поиграла кнопкой включения луча.

— Уауау! — взвизгнула Пума, — Я поняла! Вернее, Йи поняла! Ночью с верхнего яруса сампана можно разговаривать IR-лазерами, как гелиографами! Никто не увидит!

— Нашим ребятам это может пригодиться, — заключил Рон.

Дуайт бросил цепкий взгляд на оружие в руках папуаски.

— Здесь у всех трехстволки «palmagun», а у тебя какая-то специальная пушка. Совсем легкий short-gun, одностволка, и калибр не 8, как у «palmagun», а меньше пяти.

— Четыре с половиной на входе, четыре ровно на выходе, — уточнила Йи.

— Можно посмотреть? — спросил капитан.

Йи шагнула к нему и протянула оружие стволом вверх, — …Благодарю, леди… Вот так штука. Ни фига не понимаю… — он тронул Ндунти за плечо, — Чоро, глянь, какая игрушка!

Генерал подозрительно посмотрел на бутылку фиджийского рома на столе, потом на уровень этой жидкости в стакане Дуайта, а потом на оружие в его руках.

— У… Да! Это что, такая шутка, Рон? Недавно было первое апреля, поэтому?

— Типа того, но не совсем, — сказал экс-коммандос, встал, подошел к самому бордюру террасы и крикнул, — Алло! Парни! Метните на воду пяток мишеней-брикетов! Йи стрельнет в порядке рекламной акции.

— Оно, правда, стреляет? — недоверчиво спросил Ндунти, возвращая оружие татутату.

Йи кивнула, быстро меняя инфракрасный целеуказатель на «рубиновый» и жестом пригласила генерала занять позицию у бинокуляра, закрепленного на бордюре. Еще полминуты она ждала, пока в лагуну, рядом с закрытой защитными алюминиевыми листами караулкой на боковом пирсе, не шлепнутся пять пестрых шайб размером с суповую тарелку, а потом… Казалось, девушка стреляет навскидку, практически не целясь. Звук выстрелов был совершенно необычным: как будто на хлесткий щелчок циркового бича наложился пронзительный визг стекла, царапаемого гвоздем…

Демонстрация завершилась. Ндунти оторвался от окуляров и почесал свой загривок.

— Это розыгрыш? Там спрятаны другие пули, а маленькие дробинки, они для вида?

— Не розыгрыш, а физика, — поправила Йи, убирая свое оружие в чехол и возвращая на столик, — называется: неравновесные деформации и аэродинамика.

— Где ты нахваталась таких слов? — проворчал он, — Вроде, еще маленькая…

— От моих партнеров, — невозмутимо ответила девушка, — Ринго и Екико, они ученики Наллэ Шуанга, они занимаются техникой для космического агентства Папуа, и они партнеры в новой фирме Рона и Пумы. Физика объясняет, как из маленькой дробинки сделать в стволе пулю, которая сильно разгоняется и хорошо летит. Вот так!

— Ученики Наллэ Шуанга, — задумчиво повторил генерал, — Наллэ, он такой, он всякое может… Скажи, Рон, как ты переманил к себе людей от Наллэ?

— Я не переманивал. Наллэ сам предложил ребятам работать с нами.

— Это ружье они придумали за один вечер, — гордо добавила Йи, — А вот этот образец, который мне дали, чтобы я тестировала, сделался через две недели. Но, конечно, им помогли старшие. Наллэ и его дядя Ематуа, который тоже работает с космосом.

— У-у, — Ндунти снова почесал загривок, — А эти машины «Yeka» тоже сделал Наллэ?

— Наллэ, Ематуа и еще несколько толковых ребят из PASA (Papua Air-Space Agency) и KTIC (Kimbi Transport Innovation College), — ответил Рон.

— А «BMW», Bubbles Magic Wind, тоже придумал он?

— Название придумала я, — вмешалась Пума, — Обожаю придумывать абратуры…

— Аббревиатуры, — поправил Рон.

— Загребешься выговаривать, — заметила она, — И незачем. И так ведь понятно. А сами «BMW» придумала Юеле, племянница Наллэ. Она учится в базовой школе. Они всем классом сперли баллон водорода и играли в улетающие мыльные пузыри. Взрослые их застукали и надрали им уши, кроме Юеле, потому что она рассказала Наллэ идею про «BMW», и его торкнуло! А название я потом придумала. Так было, да!

Генерал плюхнулся за стол, и с шумом выдохнул, так что расширились ноздри.

— Эй, Бобби, налей-ка мне тоже этого рома. Наллэ Шуанг начал придумывать оружие. Теперь этому миру точно жопа, да! Вот тебе, Бобби, и Гуманистический Манифест, в который он, будто бы, верит. Наверное, Манифест сказал ему: «У! Посмотри: в мире живут какие-то неправильные люди!». Хэй, Рон: так было?

— Нет, Чоро, — Рон отрицательно покачал головой — В Манифесте не появилось ничего нового. Война для humi всегда признавалась, как средство, и никогда — как цель.

— Средство для чего? — спросил Ндунти.

— Для того, чтобы людям стало жить лучше, — ответил экс-коммандос.

Ромсо Эгвае издала носом гудящую фонему, явно одобрительного толка.

— Правильно! Чтобы людям стало лучше, надо быстро убить всяких уродов. Разве ты, Чоро, говоришь не то же самое? Наллэ тоже не дурак, и тоже это понимает. Да!

— Вот ведь, непоседа, — буркнул Ндунти и отвесил ей звонкий шлепок по попе.

— Ай!

— Вот и «ай»! Я Рона сейчас спросил, а не тебя. Ты не слышала, нет?

— У-у, — немного обиженно протянула Ромсо, и занялась поеданием сэндвича.

— Насколько я знаю учение humi, — сообщил Рон, — О войне там сказано примерно следующее: «Если война неизбежна, то надо сделать ее более короткой, менее разрушительной и смертоносной, и с максимально убедительным результатом».

— Ты тоже стал humi? — осведомился генерал.

Экс-коммандос неопределенно пожал плечами.

— Не больше, чем ты, Чоро. Для тебя, как и для меня, война — это бизнес. Но бизнес не делается ради бизнеса. Его цель — выгода. Стабильная выгода получится, только если люди, которые вокруг тебя, тоже не в убытке. Если ты взял город, то выгоднее будет управлять им, чтобы жителям было хорошо, а не грабить его, чтобы тебя ненавидели.

— О! — многозначительно произнес Ндунти, взяв в левую руку стакан и прицелившись указательным пальцем правой — в потолок, — Бобби! Ромсо! Вы это слышали? До вас дошло, в чем главная сила нези?

— А что такого сейчас сказал Рон? — удивился Дуайт, — Ну, да, выгоднее. Что дальше?

— Дальше все! — генерал ударил кулаком по столу так, что жалобно звякнули стаканы и бутылки, — Сила нези не в том, что они это знают. Другие тоже это знают. Нет, Бобби! Сила в том, что нези всегда про это помнят, вот в чем! Теперь тебе ясно?

— Пожалуй, тут есть глубокая мысль, — согласился капитан.

Ндунти еще раз ударил кулаком по столу.

— Очень глубокая! Да! Рон, ты сказал очень нужную мысль! Мы с Адэ Нгакве начали делать так в Малави. Как одни люди подражают другим. Мы подумали: «Попробуем сделать, как нези — вдруг, у нас тоже хорошо получится?». Теперь я понял, почему. Я скажу Нгакве: «Слушай, Адэ, я понял, как мы сделаем на Великой Замбези! Да!».

— Нижнюю Замбези еще нужно взять, — заметил Рон.

— Верно, — Ндунти кивнул, — И мы ее возьмем! Ты хороший солдат, Рон. Если ночью наступление, а накануне ты сидишь и пьешь со своими женщинами и гостями, то это значит, что у тебя все готово. Иначе, ты бы сейчас метался туда-сюда, как голодный леопард, и рычал на всех, чтобы они правильно готовились.

— Готовность — еще не гарантия успеха. Ты это знаешь, Чоро.

— Ты прав! Да! Но где гарантия, что сегодня солнце зайдет, а завтра снова взойдет? Гарантии нет ни в чем. Жизнь это бизнес, а бизнес это риск. Но человек, который рассчитывает, что солнце зайдет и взойдет, не сильно рискует ошибиться, да!

103

Дата/Время: 12–13.04.24 года Хартии.

Мадагаскарский пролив.

Оман, Масира, база ВВС/ВМФ США

Атолл Бассас и Нижнее Замбези.

…Венди, в длинном прыжке-падении, дотянулась до мяча и успела переправить его назад, от боковой линии. Правда, она уже не успела амортизировать удар об пол, и здорово приложилась лицом об площадку — искры из глаз. Но это не имело значения. Слайд (центровой защитник) четко отпасовал мяч налево — уже готовому к прыжку нападающему Бриггсу. Лумис в центре прыгнул над сеткой одновременно с ним, и команда авто-логистики на долю секунды замешкалась при постановке блока. Удар Бриггса был резким и коротким. Бац! Партия!

— Wow! Пиво наше! — завопил Лумис.

— Классно! — пробормотала Венди, вставая на ноги. В глазах еще плавали искорки.

— Эй, сержант, у тебя кровь! — заметил Рэй.

— Да? — спросила она и провела ладонью под носом, — Черт, и правда…

— Так! — сказал Слайд, внимательно глянув на нее, — Рэй, за льдом, Карл, за платком!

Сержант Уайтби помотала головой.

— Уф! Что, я сильно разбила физиономию?

— Нет, — ответил лейтенант, ободряюще хлопнув ее по плечу, — Только нос. Вообще, гуманоидный нос это такая штука…

— Какой-какой нос? — переспросила она.

— Ну, та модель, которая приляпана где-то посреди вывески у каждого полноценного индивида Homo sapiens, — пояснил он, — Тонкий инструмент. Много капилляров…

— Венди, это просто обалдеть, как ты достала тот мяч! — восторженно заявил Лумис.

— Эй, Венди, ты как? — спросил подошедший лейтенант авто-логистов.

— Спасибо, Зенд, я в норме, — ответила она, — Все ОК.

— Ты уверена? Может, звякнуть доку?

— Нет, Зенд, я уверена. А лучший доктор — это хорошее пиво.

— А, намек понял, — весело отозвался тот, — Организуем, нет проблем.

Вернулись Рэй и Карл с огромным, как простыня, белым платком и ведерком льда.

— Эй, парни, у меня же не слоновий хобот! — заметила сержант.

— Спокойно, сядь и смотри в верхний угол, — сказал Слайд и, когда она выполнила эту рекомендацию, аккуратно прижал к ее переносице быстро свернутый кулек со льдом.

— Уф! — выдохнула Венди.

— Вот так, — сказал он, — Все по правилам передовой медицинской науки.

— Ага, передовой, — скептически заметил Бриггс, — это еще моя прабабка знала. Кстати, Венди, это было круто! Я думал, этот мяч ни хрена не достать! Жаль, видео не…

Окончание его фразы утонуло в резком и прерывистом механическом визге, на фоне которого прозвучал оглушительно-четкий голос:

— Боевая тревога! Боевая тревога! Всем группам занять позиции по «красному коду». Повторяю: всем группам занять позиции…

— Блядь! — в отчаянии произнес Лумис, — Я как чувствовал…

Через несколько секунд, они уже со всех ног бежали по коридорам базы к резервному пункту оперативно-аналитического наблюдения…

* * *

На большом оперативном экране мигали красные огоньки рядом с дюжиной меток, отображающих недавно созданные базы боевой авиации трансэкваториалов вдоль западного берега озера Ниаса и на озерных островах Ликома, в полутора милях от восточного, мозамбикского берега. Идентификационные надписи рядом с огоньками выглядели одинаково: «Неопознанные объекты. N единиц. Возможно, легкие дроны-бомберы «Vitiare» ВВС Шонао. Скорость 40–50 узлов, эшелоны по высоте: до 1000 метров». Значения N поражали воображение. 1500 единиц… 3000 единиц… 5000… Чудовищная армада ползла на восток, в воздушное пространство Мозамбика. Из-за низкой скорости этих летательных аппаратов, мозамбикские ВВС и ПВО успевали принять меры. С аэродромов взлетали поднятые по тревоге эскадрильи древних, но надежных советских истребителей МиГ-17 образца 1950 года (сделанных где-то в Малайзии). Батареи ПВО обстреливали армаду противника зенитными ракетами и снарядами из китайских реплик древних советских комплексов ПВО «Нева-М» и «Шилка». Атакуемые объекты десятками взрывались в воздухе, но их были тысячи. Неотвратимо, как саранча, они закрывали небо над северным Мозамбиком.

Джим Лумис вытер пот со лба и хрипло прошептал.

— Все, парни. Это большая война. Они сейчас снесут мосты, дорожные развязки и аэродромы, долетят до океана и раздолбают ВМФ Мозамбика прямо в портах.

— Потом они высадят с Большого Комора десант в бухте Амелиа, — добавила сержант Венди Уайтби, — и перережут 247-ю дорогу. Навстречу им двинется десант, который высадится на восточном берегу озера Ниаса. Так они оттяпают от Мозамбика полосу двести миль между 15-й параллелью на юге и границей Танзании на севере. Dixi.

— Так точно! — согласился Джим.

— Вот и мозамбикцы так думают, — прокомментировал лейтенант Гомер Симпсон, наблюдая на экране, как поднятая в воздух штурмовая авиация ВВС Мозамбика собирается на севере, у берега океана, у озера Ниаса и у границы с Танзанией.

— Ты хочешь сказать, что трансэкваториалы их надули? — спросил Бриггс.

— Ага, — ответил лейтенант и выразительно кивнул.

— А что будет, командир? — спросила сержант Уайтби.

— Ну, Венди, это так просто не угадаешь. Надо посмотреть на развитие событий.

— Радиоперехват, босс! — сказал Рэй, — Транэкваториалы передают: «BMW движутся нормально, мониторинг ведется, несем некоторые потери от ПВО Мозамбика».

— Этих BMW уже 25 тысяч штук в воздухе, — заметил Карл, — Мозамбикцам не хватит боеприпасов и самолетов, чтобы отбиться. Они уже потеряли два истребителя.

— Слайд, а с чего это BMW начал производить авиацию? — спросил Лумис, — да еще и продавать ее трансэкваториалам?

Лейтенант Гомер Симпсон похлопал его по затылку.

— Учи историю, боец. BMW в 1916 году основана, как авиационная фирма. У них же пропеллер на эмблеме. Но, когда Германия проиграла войну, союзники запретили им делать самолеты, а фабрики авиадвигателей демонтировали и вывезли.

— О, как… А я думал, они только автомобильные…

— Вот, дерьмо! — воскликнул Лумис, тыча пальцем в свой экран, — Я вижу невидимку! Ребята, я вижу французскую U-215A. Вот она, всплыла между коморским Мохели и мозамбикским Порт-Амелиа. Венди, ты была права про бухту Амелиа!..

— Танзанийцы перевели свои ВВС в предбоевое состояние, — сообщил Бриггс.

— Венди, стучи телетайп штабу, — распорядился лейтенант, — Готова?.. Диктую: «По данным оперативного наблюдения, в полста милях от берега Мозамбика, на южной широте тринадцать точка двадцать, наблюдаем объект, напоминающий субмарину, вышедшую в надводную позицию. Объект опознан, как U-215A ВМС Франции».

— Отправлено, — лаконично отрапортовала сержант.

— Все, субмарина исчезла, — сказал Лумис, — Хрен ее знает, зачем всплывала…

— Затем, — сказал Гомер Симпсон, — чтобы ее увидели.

Джим Лумис растерянно почесал в затылке.

— Слайд, ты, правда уверен, что это подстава?

— Ага. После этого дурацкого всплытия, я уверен на сто процентов с хвостиком.

— Еще радиоперехват, — сообщил Рэй, — Мозамбикцы просят срочной военной помощи Африканского Союза. Говорят: силы неравны, мы несем большие потери…

— Еще один их истребитель исчез с радара, — добавил Карл.

Сержант Уайтби переключила свой монитор в другой режим и сообщила:

— Обстреляны Ист-Ликома и трасса-129 в юго-восточном Малави.

— Мозамбикцы обстреляли? — уточнил лейтенант.

— Ну, да. Не сами же трансэкваториалы обстреляли свой остров и свою дорогу.

— Верно, Венди. Я уже начинаю понимать, по каким правилам играют в этот гольф.

— Что ты начинаешь понимать, сынок? — послышался сзади хрипловатый голос.

— Охереть…, - сказала Венди, повернув голову… — В смысле, здравствуйте, сэр.

В дверях стояли адмирал Вилли Дэнброк и контр-адмирал Теодор Рестейн.

— Лейтенант, быстро докладывай. Что ты понял? — резко приказал Дэнброк.

— Ну, я еще не совсем понял сэр… В смысле, пока рано делать выводы.

— Не рано. В самый раз. Африканский союз и Совет по сотрудничеству арабских государств Персидского Залива готовы поднять в воздух боевую авиацию.

— Мудаки, — брякнул Слайд, — Ой, извините, сэр.

— Не трать время на гребаные извинения! Говори как угодно, но только быстро!

Лейтенант Симпсон кивнул.

— Да, сэр. Это подстава, сэр. Я не знаю, что за говно запустили трансэкваториалы, но уверен: это не то, что комп выдает, как вероятную идентификацию. Похоже, но не то.

— А что? Что это может быть? — спросил Рестейн, — Давай, парень, включай мозги!

— Сэр, я… Я не могу так сразу…

— Теодор, не дави на него, — мягко сказал Дэнброк, — Дай ему подумать. У нас есть еще восемь минут. Дадим ему пять из них… Сынок, ты понял? У тебя пять минут.

— Да, сэр… Разрешите, я закурю? Здесь вообще-то нельзя, но…

— Делай, что хочешь! Но ответ должен быть через пять минут!

В кармане кителя Денброка раздалась мелодичная трель.

— Черт бы всех побрал, — буркнул он, вынимая мобайл, — Да, что там… Это вы, мистер Язиф? У вас что, часы убегают? Я же сказал, когда будет ответ… Кто? Это тот Джаад Абдель Талха, который…? Понятно. Вот с ним я и буду говорить, а не с вами… ОК, в таком случае, я не прерываю связь…

— Это тот Абдель Талха, который саудовский министр обороны? — спросил Рестейн.

— Да, Теодор. И, к тому же, он председатель объединенных вооруженных сил этого арабского совета по сотрудничеству… Да, мистер Талха, это Дэнброк, слушаю вас… Извините, но я уже сказал мистеру Язифу, сколько нам требуется времени, для того, чтобы оценить обстановку и принять решение… Как, уже в воздухе?! Кто отдал им приказ?!.. Ах, совещание глав совета? А наше мнение, значит, не играет роли, я вас правильно понял?… Значит, вы говорите: главы Высокого Совета свободны в своих решениях и подчиняются только Аллаху?… Это я процитировал вас, чтобы избежать недоразумений, когда в этом придется разбираться дипломатам… Объясняю, мистер Талха: дипломатам придется разбираться в том, почему ваши ВВС игнорировали тот регламент согласования боевых действий, который подписан моим правительством с вашим Советом. Теперь я понимаю, что они считают себя связанными только своим религиозным долгом, а не бумагами, которые они ранее подписали, поэтому… Нет, я правильно вас понял, и я специально переспрашивал вас, чтобы в этом убедиться… Повторяю: радиоэлектронное сопровождение ВВС США вы получите только в том случае, если наш штаб сочтет это целесообразным. Решение будет принято через 4 минуты и 20 секунд. Ни секундой раньше… Вот как? Если вы сейчас будете звонить нашему президенту, то я даже пальцем не пошевелю, пока не получу лично от него прямых указаний, что, когда, и как мне делать… Будете звонить? Передумали? Ну, в таком случае, ждите три с половиной минуты. До свидания.

Адмирал сунул трубку в карман и повернулся к Рестейну.

— Наши арабские союзники уже направили авиацию в зону конфликта. Похоже, они считают, что на нас можно давить, поставив перед фактом.

— К сожалению, этот фокус им уже несколько раз удавался, — заметил контр-адмирал.

— Верно, Теодор. Но ситуация еще ни разу не была такой дерьмовой, как сейчас.

— Мы на грани конфликта с Китаем, да, Вилли?

— С Китаем, с Индией, с Меганезией и черт знает, с кем еще, — подтвердил Денброк и тронул за плечо Слайда, — Сынок, ты придумал что-нибудь?

— Да, сэр, — неуверенно ответил лейтенант, — Я не знаю, насколько это существенно, но ветер… Понимаете, тут такая странная штука…

— Парень, не тяни кота за яйца!

— Да сэр… Эти трансэкваториальные штуки, они летят строго по ветру. И не только в смысле направления, но и в смысле скорости. У них примерно та же скорость, что и у ветра в соответствующем эшелоне по высоте.

— Но это же не воздушные шарики, черт возьми! Компьютер опознал их, как бомберы. Кроме того, они уже уничтожили четыре мозамбикских истребителя и две зенитные установки. Воздушные шарики не умеют стрелять, ты в курсе?

Слайд качнул головой и развел руками.

— Сэр, дело в том, что комп, видя неопознанный ЛА, присваивает ему возможную идентификацию по ближайшему по ТТХ известному классу. Из известных классов, очевидно, не нашлось ничего ближе этих дешевых дронов-бомберов, вот и…

— А как быть с уничтоженными истребителями и зенитками? — перебил адмирал.

— Это просто, сэр. В такой неразберихе, при устаревшей технике и довольно низкой квалификации личного состава, часто происходят ошибки. Стрельба по своим.

— Это похоже на правду, — сказал Дэнброк, — Но чего добиваются трансэкваториалы?

— Я не уверен, сэр, но, по-моему, им нужна свобода рук на другом фронте.

— На каком — другом?

— Не знаю, сэр. Это слишком далеко от всего того, с чем я до сих пор имел дело.

Контр-адмирал Рестейн бросил взгляд на оперативный экран.

— Самолеты арабского Совета по сотрудничеству в Персидском заливе. Восточная авиагруппа вылетела из оманского Мадрака, а западная — из саудовского Джизана. Видимо, они еще вчера перегнали туда дополнительную технику. Готовились…

— Огибают с востока и запада китайскую Сокотру, — проворчал Дэнброк, — Они хотят добраться до трансэкваториалов, но до колик боятся сюрприза от китайцев.

— Позвольте, сэр? — спросила сержант Уайтби.

— Да! Что там? — спросил адмирал.

— Западная, Саудовская авиагруппа вне игры, — сержант постучала пальцем по своему экрану, — Эфиопы не пропускают их через свое воздушное пространство. Зато в игре Сомали. Из Могадишо взлетели шесть «Jee-Loo».

— Гм… Что это за модель?

— Это советский МиГ-19 образца 1957 года. Китайская копия, специально для…

— Понятно, — перебил Дэнброк, — А Танзания и Кения?

— Был радиоперехват, сэр, — сообщил Рэй, — Они не участвуют.

— А саудовцы только что повернули назад, — добавил Карл, глядя на свой экран.

— Так… И кто у нас в воздухе?

— Оман, Бахрейн и Сомали, — ответила сержант Уайтби (она автоматически заменила лейтенанта Симпсона, отвлеченного для строго-умственной работы).

— Кого-то здесь надувают, — проворчал Дэнброк, и повернулся к Рестейну, — А что ты думаешь по этому поводу? Кто и зачем заварил эту идиотскую кашу?

— Я думаю, Вилли, что это не сами трансэкваториалы. Это кто-то большой.

— Китайцы… — сказал Дэнброк, — …Индусы. Французы. Меганезийцы. ЮАРовцы.

— …А еще, — продолжал контр-адмирал, — я думаю, что одни арабы грубо подставили других арабов. У них это национально-религиозный вид спорта.

В кармане у Дэнброка раздалась мелодичная трель. Он хмыкнул и достал мобайл.

— …Адмирал Вилли Дэнброк на связи… Да, мистер Ар-Раиз… Извините, но я уже обсудил это с мистером Джаад Абдель Талха, и с минуты на минуту жду его звонка, поэтому… Он в курсе вашего звонка? Отлично! Вот тогда, пусть мистер Талха сам повторит свое требование… Нет, мистер Ар-Раиз, я, конечно, не считаю вас просто посредником, но я настроен иметь дело с одним лицом из вашей организации, а не с несколькими… Переключайте, я не прерываю связь… — Дэнброк прикрыл трубку и сообщил Рестейну, — Это министр обороны Бахрейна, как и следовало ожидать. Они отправили в Мозамбикский пролив два гиперзвуковых AV-54, которые купили у нас полгода назад, по 99 миллионов баксов за штуку, и теперь… Да, мистер Талха, я вас слушаю… Да, мы приняли решение. Ответ отрицательный… Потому, что признано нецелесообразным… Я не думаю, мистер Талха, что американский адмирал обязан отчитываться перед вами или вашим руководством… А если вы снова завели речь о сговоре с врагом, то позвольте спросить: почему ваши самолеты и самолеты ОАЭ возвращаются на базы?… Конечно, вы не обязаны мне докладывать. Так же, как я не обязан докладывать вам. Мы поняли друг друга? Замечательно. Всего доброго.

Лейтенант Гомер Симпсон поднял руку жестом школьника.

— Разрешите доложить, сэр!

— Да, сынок. Что там видно?

— Вот это, сэр… — Слайд обвел световым пером черточки, отображающие два судна в сорока милях от побережья центрального Мозамбика, около дельты Замбези, — Они опознаются, как лихтеровозы. Формально, они идут из Мадзунга (Мадагаскар) во Флорианополис (Бразилия), намерены обогнуть Кейптаун, выйти в Атлантику, и все такое. Но почему они так прижались к Мозамбикскому берегу?

— Ты докладываешь или задаешь загадки? — проворчал Дэнброк.

— Я стараюсь рассуждать логически, — пояснил лейтенант, — Тот лихтеровоз, который севернее, сейчас напротив порта Куелиманэ, а второй, который в ста милях южнее — напротив порта Чиндэ. Я полагаю, сэр, что это не случайная диспозиция. Одно судно такого класса несет полсотни небольших самоходных барж с малой осадкой… Или, столько же боевых катеров для тактических операций на мелководье.

— Иначе говоря, парень, ты считаешь, что готовится морской десант?

— Да, сэр. А все остальное это, как выражаются шпионы: «операция прикрытия».

— Прикрытие? — переспросил адмирал, — Какого же масштаба должна быть основная операция, если ей требуется такое прикрытие?

— Не знаю, сэр.

— Понятно, что ты не знаешь. Я просто размышляю вслух…

— Одно слово, сэр, — встряла сержант Уайтби.

— Говорите, — разрешил Дэнброк.

— Тут сообщают, что президент Мпулу сделал важное заявление.

— Гм… Интересно… Найдите запись.

— Да сэр…

Заявление Адэ Нгакве, президента республики Мпулу.

От имени своего народа, от имени всех народов Транс-Экваториальной Африки, я обращаюсь к нашим союзникам и ко всему цивилизованному человечеству. Друзья! Братья! На ваших глазах сейчас совершается наглый акт исламистской агрессии, направленный против наших стран. Когда бандитские главари террористических исламских режимов поняли, что им не удастся задушить нас воздушной блокадой, они начали прямую военную атаку на нашу территорию. В качестве повода, они выбрали мирные научные исследования нашего Океанологического Агентства, и представили безобидные зонды-аэростаты, предназначенные для исследования ветра, как боевые самолеты-бомбардировщики. Небо еще не видело такой грязной лжи! Любой может собрать на земле фрагменты этих зондов, бессмысленно расстрелянных ПВО и ВВС Мозамбика, или пронаблюдать зонды в воздухе, и убедиться, что они не могут быть носителями какого-либо оружия. Это пузыри, надутые теплым водородом, и ничего больше! А нашу территорию, наши мирные поселки и промышленные предприятия, обстреливает мозамбикская артиллерия. К нашим границам движется боевая авиация Сомали, Бахрейна и Омана, не скрывая своих агрессивных намерений. Я заявляю, что, несмотря на численное превосходство противника, мы будем сражаться за свободу и демократию, за свою независимость, до последней капли крови. Мы будем драться на земле, на море, и в воздухе. Мы призываем наших союзников — Францию, Меганезию, Мадагаскар и Папуа, оказать нам военно-техническую помощь, как записано в наших соглашениях. Мы будем вместе сражаться, и вместе мы победим!

Адмирал Дэнброк повернулся к Слайду.

— Черт меня побери… Сынок, похоже ты прав. Радист! Транслируй срочный приказ отряду авиаразведки базы Мтвара, Танзания. Направить три звена тактических спай-дронов в сектор боевых действий в северном Мозамбике. Задача: получить четкую видеозапись, на которой видны объекты, атакуемые мозамбикскими ВВС и ПВО!

— Готово, сэр, — отрапортовала сержант Уайтби.

— Так… — Адмирал повернулся к Рестейну, — … Теодор, сделай так, чтобы когда эти чертовы пузыри полетят над нейтральными водами, наши парни поймали несколько образцов. Я хочу предъявить видеозапись и сами пузыри, когда комиссия Конгресса начнет заниматься этим делом… А она начнет, я уверен.

— Будут образцы, Вилли, — уверенно ответил контр-адмирал.

Джим Лумис ткнул пальцем в экран.

— Сэр, французская субмарина дала серию радарных импульсов! Похоже, она хочет отследить ситуацию в воздухе. Может быть, готовится к подводному запуску ракет!

— Ты уверен, что это импульсы от субмарины? — спросил Дэнброк.

— Ну, да. Они идут из точки рядом с позицией, где она всплывала, и наш компьютер опознал сигналы, как… Короче вот, сэр, на экране…

— Вижу, — перебил адмирал, — Черт! Французы совершили большую ошибку. Им не следовало проявлять себя в зоне действия радаров AWAKS оманской эскадрильи.

— Так точно, сэр! — отозвался Рэй из соседнего кресла. — Оманцы сразу засекли эту субмарину. Вот эта двойка FA-88, сейчас врежет…

— Не думаю, что это будет умный поступок с их стороны, — проворчал Дэнброк.

На несколько секунд повисла тишина, а потом…

— …Врезали, — констатировал Рэй, — четыре крылатых ракеты «воздух-море».

— Похоже, французам от них не уйти, — прошептала сержант Уайтби.

— А им и не надо уходить, — ответил Карл, показывая на свой экран.

Адмирал повернулся к большому оперативному экрану. Над островом Мохели мигали несколько точек. Рядом уже имелась идентификационная надпись «Неопознанный тип ракет зенитного комплекса, возможно — «Crotal-LON», производство Франция».

— Странно… — произнес он, — … Когда это французы успели их там поставить? Теодор, разведка сообщала что-нибудь о доставке боевой техники на Мохели с Реюньона?

— Разведка сообщала о доставке охраняемых грузов с Мадагаскара, — ответил Рестейн.

— Понятно, — сказал адмирал, продолжая смотреть на экран, — Значит, сейчас начнется дуэль. Хотел бы я знать, чего еще ждет французская авиация на Реюньоне. По логике вещей, ей давно уже пора быть в воздухе… А что скажет наш умник?

— Сэр? — неуверенно отозвался лейтенант Симпсон.

— Да, да, я имел в виду именно тебя.

— Да, сэр. Я думаю, никакой дуэли не будет. Сейчас оманская авиагруппа попробует подавить зенитные установки на Мохели, и это будет сигналом. По-моему, все уже заранее решено. Оманских, бахрейнских и сомалийских летчиков просто сдали.

— Так, в первом пункте ты уже не ошибся, — заметил Дэнброк, наблюдая регистрацию пуска ракет «воздух-земля» с оманских самолетов, — Посмотрим, что будет дальше.

— Охотники ждут, когда все компьютеры однозначно определят цель оманских ракет, чтобы потом не было вопросов, сэр, — уточнил лейтенант.

Адмирал в некотором сомнении покачал головой, наблюдая на экране ускоряющееся развитие событий. Оманские самолеты дали еще один залп ракетами «воздух-земля», после чего выбросили ложные цели и начали выполнять маневр уклонения… Ракеты «воздух-море» встретились с французскими зенитными ракетами, и исчезли с экрана. Через несколько секунд, рядом с первой группой ракет «воздух-земля» появилась надпись: «Цель — объекты на южном берегу острова Мохели, Коморы». В правом поле экрана возникло сообщение: «В воздухе самолеты «Mirage-9-Z», ВВС Франции, пункт отправки: Сен-Дени, Реюньон, количество: 4 единицы. Курс NW, скорость 800 узлов».

— Проснулись, — буркнул Дэнброк.

— Я ошибся, сэр, — сказал Слайд, — Все этого и ждали. Просто пуска ракет было мало.

— …F-f-f-fuck… — тихо произнес Карл.

Экран, как по волшебству, покрылся мигающими красными точками и надписями, сообщающими о пусках зенитных ракет с каких-то кораблей в акватории, которые до этого момента казались гражданскими. Появились короткие стрелочки с надписями: «регистрация воздушного взрыва…» или «регистрация импульса боевого лазера…». Оманские самолеты начали исчезать. На их месте появлялись краткие компьютерные эпитафии (точное время и координаты гибели, и координаты падения обломков).

— Радиоперехват, сэр! — сообщил Рэй, — Обоим бахрейнским гиперзвуковым машинам передали ультиматум. Приказывают идти к Сокотре на лэндинг.

— Кто приказывает? — спросил Дэнброк.

— Они не представились, сэр, — ответил рядовой, — Просто идите, или… Ну понятно.

— Да, понятно, — согласился адмирал, наблюдая, как отметки, обозначающие на экране гиперзвуковые AV-54, разворачиваются по широким дугам на север к Сокотре, — Вот, примерно так мы и помогаем Китаю осваивать новые перспективные технологии…

…Шесть сомалийских «Jee-Loo» пока продолжали лететь на юго-запад, курсом на Малави, а с острова Гран-Комор, оккупированного вчера Транс-Экваториальной Африканской Лигой, шли на северо-запад два рэптора «Abris-Glass» ВВС Мпулу.

— Почему трансэкваториалы отправили туда только два борта? — изумилась сержант Уайтби, — Они же вчера перебросили на Коморы больше полсотни таких рэпторов!

— Потому, — буркнул Гомер Симпсон, — что так сомалийцы не побоятся атаковать.

— Подстава? — спросила она.

Лейтенант Симпсон коротко кивнул. Адмирал Дэнброк в некоторой задумчивости посмотрел сначала на экран, а потом на лейтенанта.

— Парень, ты действительно думаешь, что эти фитюльки из плексигласа годятся для воздушного боя, а не только для расстрела незащищенных судов из гранатомета?

— Я уверен сэр!

— Даже если против них настоящие истребители, пусть существенно устаревшие, но с современным вооружением, и, к тому же, с тройным численным превосходством?

— Да, сэр. Я читаю материалы о технике вероятного противника, потому и говорю.

— Под вероятным противником ты имеешь в виду Меганезию?

— Да, сэр. «Abris-Glass» это меганезийская разработка текущего года. А что они наш противник, это я не сам придумал, нас ориентировали на инструктажах.

— Судя по тону, ты не очень-то в это веришь, а?

— Даже не знаю, как сказать, сэр. Они здорово научились воровать у нас технические разработки, и в этом смысле, они, конечно противник. Вот я и думаю, что мы будем правы, если тоже у них украдем кое-что из продвинутой техники.

— Из продвинутой техники? — переспросил адмирал, — Но «Abris-Glass» не выглядят продвинутыми. Скорее, наоборот. Они ведь не реактивные, а винтовые, не так ли?

— Они ультра-вентиляторные, — ответил Симпсон, — но у них предусмотрен навесной ракетный бустер для баллистических стратосферных пробегов на скорости полторы тысячи узлов, как сейчас. А так, их рабочая скорость — до пятисот узлов.

Адмирал Дэнброк присмотрелся к табличке на экране рядом с отметками «Abris».

— Хм… Действительно. За счет этого они перехватят сомалийцев восточнее острова Занзибар… И как по-твоему будет развиваться воздушный бой?

— Насколько я понимаю, сэр, — начал лейтенант…

Небо над океаном, восточнее Занзибара.

Пилот Сиггэ Марвин воевал с декабря прошлого года, из них последние полста дней воевал почти непрерывно. С момента, когда он пересел с учебного «La-7-Albatros» в кабину первого боевого флайера, ему довелось летать на самых разных машинах — от гиперзвукового штурмовика «MoonCat» до легкого компактного вироплана «Tartar». Машину «Abris-Glass» он оценил с первого боевого вылета. Так бывает…

Две группы самолетов, принадлежащих к двум разным технологическим эпохам, стремительно сближались на почти перпендикулярных курсах. Когда дистанция сократилась до сорока миль, сомалийские пилоты обнаружили пару «Abris» на своих радарах и начали разворачиваться на юго-восток, в их сторону…

В шлемофоне раздался звенящий от азарта голос Бэмби.

— Тон-тон! Первый! Гляди-ка, они, типа, решили с нами повоевать.

— Точно так, Второй, — откликнулся Сиггэ, — Покажем им, как падают звезды?

— Легко, Первый! Твои — левые, мои — правые, ОК?

— ОК, Второй! Приготовились — на мизере режем голову и рисуем гнутое сердечко!

— Понял, Первый! Я готов.

— Следи за болванками, Второй. На их пуске — сбрасываем балласт и погнали!

Бэмби (он же, сейчас — Второй) успел подумать о том, какой Сиггэ классный парень: сумел мягко настоять на рокировке боевых расчетов. Обычно Бэмби летал в паре с Фрутти. Сиггэ, после нелепой гибели Крибле над Молуккским морем, летал в паре с заменившим его Пэоем. Пэой — парень, что надо, но сейчас ему бы просто не хватило опыта. Фрутти бы опыта хватило, но… Сиггэ не сказал вслух «Фрутти, ты, все-таки женщина, а задача головной пары несколько рискованная». Он сказал совсем иначе, поэтому Фрутти не обиделась. Он сказал, что у хвостовой пары ювелирная работа: эскортирование «медленных» летающих мин, и рулить этой парой лучше женщине.

Дистанция сократилась до двадцати миль, и головная пара сомалийских «Jee-Loo» выпустила по одной самонаводящейся ракете «Tien-Chien». Они искренне верили в эффективность этого оружия — и в чем-то они были правы. Обе ракеты безошибочно поразили сброшенные стартовые бустеры. Маленькие электронные мозги ракет по-своему, тоже были правы: они выбрали цели, содержащие больше всего металла, и имеющие самую высокую температуру. Даже сомалийские пилоты в первый момент подумали, что поражены именно самолеты противника — ведь сами «Abris-Glass» на радарах выглядели, как неидентифицируемые дисперсные пятна. Так отображались обычно маленькие стаи птиц. Разница только в высокой скорости, невозможной для живого существа. За те секунды, которые потребовались на осознание смысла этой разницы, дистанция сократилась до пяти миль. В это время «Abris-Glass» отстрелили перед собой контейнеры с тончайшими металлическими паутинками, дали длинные прицельные очереди из малокалиберных скорострельных пулеметов и разошлись в стороны, захватывая шестерку «Jee-Loo» в клещи. На экранах сомалийских радаров возникли расползающиеся узоры из неидентифицируемых целей… Еще через три секунды, сомалийцы, обстреляли узлы этих узоров ракетами малой дальности. А в следующую секунду обе сомалийские головные машины столкнуились с сотнями стреловидных пуль на встречных курсах, со скоростью три километра в секунду.

В небе вспухли два огненных шара, быстро вытягивающихся и тускнеющих. Четыре оставшихся «Jee-Loo» начали разворачиваться, стараясь уйти из сектора обстрела, и потеряли скорость, чем фактически подписали себе смертный приговор.

«Кривое сердечко» — собственно, маневр охвата. Сиггэ и Бэмби действовали, как на тренировках в колледже, и как в предыдущих воздушных столкновениях. Разделить функции между пилотом и бортовым компьютером. Задать компьютеру алгоритм маневра. Сосредоточиться на управлении тактикой. Разделить свое внимание между монитором оперативной схемы боя и прямым наблюдением обстановки. Следить за конусами потенциальной атаки противника и корректировать алгоритм маневра при каждой открывшейся возможности оптимизации. Разрешить бортовому компьютеру самостоятельную реакцию на цель (он быстрее успеет выстрелить).

… Две сражающиеся группы фактически слились. Теперь способность «Jee-Loo» разгоняться до тысячи узлов на длинном линейном участке полета не играла роли. Начался маневренный бой на скоростях менее пятисот узлов, и все преимущества оказались на стороне легкого «Abris-Glass» с его цельно-поворотными несущими плоскостями, отклоняемым вектором тяги ультра-вентилятора и гораздо меньшим радиусом циркуляции при маневре, чем у «Jee-Loo».

…Через ноктовизор ночное небо и море выглядит, как фантастический ландшафт, придуманный продюсером-сюрреалистом. Самолеты противника, очереди из их автоматических пушек (выпущенные наобум), и вражеские ракеты (направленные примерно туда же), преобразуются в четкую картину на оперативной карте-схеме. Четверть-секундные перегрузки до 20G на виражах и переворотах, немыслимых для самолетов прошлых поколений, вбивают тело в пневматическое кресло-демпфер.

…Со стороны могло показаться, что «Abriss-Glass» вообще лишены инерции, как мифические «летающие тарелки» инопланетных зеленых гуманоидов. На их фоне сомалийские «Jee-Loo» выглядели неуклюжими, как дирижабли. Они не успевали за маневрами противника. Попробуй, успей, если тебе приходится двигать штурвал, а противник управляет своей машиной через биоэлектрический сенсор, связанный с бортовым компьютером. И попробуй увернуться от очередей из малокалиберных скорострелок, срабатывающих автоматически, с дистанции миля, если твой силуэт окажется на траектории, пересекающейся с расчетной траекторией пуль… Машины поколения «Jee-Loo» просто не годились для маневра на пятачке в несколько миль, и сомалийских пилотов даже не обучали маневренному бою. Предполагалось, что в реальности все решит обмен ракетными ударами на средней дистанции. От первого «огневого контакта» до взрыва последнего «Jee-Loo» прошло меньше пяти минут.

* * *

300-метровый балкер «Магистеро» шел под сейшельским флагом с Мадагаскара в Джибути с грузом строительных материалов (так было сказано в коносаменте), и его приближение к сомалийскому берегу никого не должно было удивить. Правда, чтобы обогнуть Африканский рог и войти в Аденский залив, ему не требовалось подходить НАСТОЛЬКО близко к этому берегу, но кто в Сомали обращает внимание на такие мелочи? Когда с его палубы начали группами по восемь взлетать дроны-бомберы «Vitiare», это тоже прошло никем не замеченным. Они поднялись на полста метров и двигались к берегу, выстраиваясь в воздухе, наподобие птичьей стаи. Маломощные движки, установленные на эту, самую дешевую версию таких машин, сообщали им скорость всего 80 узлов, но большего в данном случае и не требовалось. Пара авиа-рэпторов «Abris-Glass», держась в том же эшелоне, охраняла медлительную стаю от случайных встреч, а неслучайным встречам было неоткуда взяться. Внимание всех заинтересованных лиц обратилось к гораздо более зрелищным воздушным боям и к перемещениям резервов сторон — участников… Из Могадишо в сторону Занзибара взлетела дюжина истребителей «Fagot» (МиГ-15) и пара «Jan-Zii» (МиГ-21) — весь боеспособный резерв ВВС правительства Южного Сомали. Навстречу им, с Комор вылетели несколько десятков «Abris-Glass». Казалось, сомалийские пилоты готовы вступить в явно самоубийственное столкновение, но скоро они развернулись и ушли обратно на базу… В то время, как «Abris-Glass» продолжили полет к Занзибару…

* * *

Адмирал Дэнброк и контр-адмирал Рестейн задумчиво рассматривали картину на оперативном экране: два самолета-победителя, барражирующие почти на границе танзанийской 12-мильной зоны восточнее Занзибара, и полсотни таких же машин, летящие, как бы, им на подмогу (в чем уже не было, кажется, никого смысла).

— Забыли, как разворачиваться? — брякнула сержант Уайтби, стараясь найти какое-то объяснение происходящему.

— Все идет по плану, Венди, — возразил Гомер Симпсон, — А мы этого плана не знаем. Собственно, так и должно быть, если план секретный. Верно?

— Не знаю, Слайд, — проворчала она, — …О, черт! Еще и летающие канонерки… Их-то зачем подтягивают к Занзибару? Они что, собираются напасть на Танзанию?!

— Посмотрите, — Джим Лумис ткнул пальцем в экран, — Мпулуанцы перебрасывают с Мадагаскара на Коморы еще один авиаотряд. Тоже рэпторы и летающие канонерки.

— Радиоперехват, — сообщил рядовой Пруст, — Хотя, нет. Это на гражданской частоте.

— Что там, Рэй? — спросил лейтенант.

— Там обращение президента Адэ Нгакве к правительству Танзании… — оператор повернулся к двум старшим офицерам, — Разрешите включить громкую запись?

— Включай, — распорядился Дэнброк.

Обращение Адэ Нгакве, президента республики Мпулу.

сопредседателя штаба обороны Транс-Экваториальной

Африканской Лиги к правительству республики Танзания.

Сейчас я говорю с вами, как с людьми, с которыми нас связывают многие годы добрососедских отношений. Вы — банту и мы тоже банту. Спросите себя: надо ли враждовать ради выгоды чужаков-арабов, которые веками наживались на том, что стравливали банту между собой? Спросите свой народ: с кем он дружит и с кем он говорит на одном языке? Мы не скрываем обиды на блокаду, направленную против нашего народа, но это соседская обида, и мы готовы забыть ее. Сейчас я, ваш сосед, прошу: пропустите наши боевые самолеты над своей территорией. Мы взяли эти самолеты у наших друзей для защиты свободы и демократии. Я обещаю: если вы пропустите их, то ни одна бомба не упадет на ваши города и деревни. Эти самолеты пересекут вашу территорию без единого выстрела. Я прошу вас: примите разумное решение. Пусть ваши потомки будут вспоминать вас с благодарностью. Пусть вы останетесь в памяти народа, как разумные правители, сохранившие мир со своими братьями. Пусть никогда с вами не произойдет то, что сейчас произойдет с нашими врагами, с исламистами Южного Сомали, пославшими против нас свою авиацию. Повторяю: я говорю с вами, как сосед, как банту, как брат, и я уже слышу ваш ответ, потому, что он звучит в моем сердце. Этот ответ — да! Поэтому, я отправляю наши самолеты по воздушному коридору от Занзибара до нашего общего озера Ниаса. Я благодарен вам, и народ благодарен вам, соседи и братья, за ваше мудрое решение.

Адмирал Дэнброк задумчиво вытащил сигарету из пачки лейтенанта Симпсона, но, вспомнив, что бросил курить двадцать лет назад, положил ее обратно.

— Ну, и сукин же сын этот Нгакве… Ни хрена себе, попросил по братски…

— Южное Сомали, сэр, — сообщила сержант Уайтби.

— Что — Южное Сомали?

— Массированная точечная бомбардировка вдоль всего побережья, от Кимимайо до Могадишо. Порты, аэродромы, электростанции, мосты, дамбы, склады топлива.

— Кто бомбит, черт побери?

— Я не понимаю… Карл! Дай спутниковую картину! Быстро!

— Да, Венди! Секунду… — пальцы оператора забегали по клавиатуре, — Черт! Вот ведь несчастная страна это Сомали. Что бы не случилось, ее всегда кто-нибудь бомбит…

Рэй Пруст, тоже засуетился, переключил что-то на своем терминале, и доложил:

— Еще один радиоперехват, сэр! На мозамбикской армейской волне. Гарнизоны в Куелиманэ и Чиндэ вызывают генеральный штаб, и сообщают, что они окружены боевыми кораблями противника и им предложено сложить оружие. Я ни черта не понимаю, сэр: как там можно быть окруженным кораблями? Берег только с одной стороны, с востока, а с запада суша…

— С запада рукава дельты Замбези, — поправил Слайд, — Река, протоки и болота…

— Ну, да, а это имеет значение?

— Имеет, — лаконично припечатал Дэнброк.

— Сэр, тут что-то непонятное, — сказала сержант Уайтби, — Из эфира исчезли все радиостанции и TV-трансляторы Мозамбика.

— Как так? — удивился адмирал.

— Я сама не понимаю, сэр…

— Так выясните это, как можно быстрее.

— Да сэр… — отозвалась она и забарабанила по клавишам.

— Ищи в открытых источниках, Венди, — подсказал Гомер Симпсон.

Адмирал повернулся к лейтенанту.

— Ты опять что-то угадал, умник?

— Я не уверен, сэр, но я бы на месте… В общем, на месте тех, кто…

— Говори яснее, черт возьми!

— …Я бы развесил на сайтах что-то вроде ультиматума.

— Я нашла, сэр! — объявила Венди, — Это уже висит в интернет и передается по радио.

Меморандум ZAREMO (Zambezi Resistance Movement): «Безответственная политика коррумпированного правительства FRELIMO привела Мозамбик к экономическому кризису и военной катастрофе. В этих условиях Ассамблея Представителей Народов Замбези приняла решение: объявить об автономии своих территорий, в границах по берегу океана: от Куелиманэ на севере, до Чиндэ на юге, вверх по Замбези до Бобо, и далее — севернее Замбези и восточнее реки Деземге, до границы Малави. Основные населенные пункты на этой территории контролируются комиссариатами ZAREMO. Чтобы избежать кровопролития при попытках продажного правительства FRELIMO вторгнуться в нашу автономию, мы временно взяли под контроль гидротехнические объекты Кабора: плотину на водохранилище. Наша автономия не претендует на эти объекты, но ГЭС и плотина заминированы. В случае любых действий против нашей автономии, плотина, удерживающая воды Кабора, будет взорвана, с понятными последствиями для городов ниже по течению, до разлива Кассанга. Чтобы избежать любых сомнений в вопросе о контроле над Кабора, мы выполним демонстрационное отключение электричества на четверть часа. Мы готовы рассмотреть конструктивные предложения парламента Мозамбика о демаркации границы с нашей автономией».

Info 1: ZAREMO — радикальная этнополитическая фракция оппозиционной партии RENAMO, не признавшее мирного договора 1992 года между RENAMO и правящей FRELIMO, после 17 лет гражданской войны. ZAREMO опирается на деревенское население восточно-центрального Мозамбика (племена дельты Замбези, потерявшие земли и речные берега при аграрной реформе и приватизации по программе МВФ и Всемирного Банка 1995–2010). В прошлом десятилетии ZAREMO свернуло боевые действия, но в марте с.г. получило подкрепление от IBM (Inter Brigade Mobile).

Info 2: Мозамбик. 24 миллиона жителей, 20 из них — деревенские, заняты в аграрном секторе. Только 10 процентов плодородных земель обрабатывается. Более половины жителей неграмотны. Мозамбик входит в десятку беднейших стран мира.

Info 3: Водохранилище Кабора на реке Замбези (провинция Тете) образовалось после постройки в 1974 плотины и ГЭС на реке Замбези. Эта ГЭС производит 90 процентов электроэнергии Мозамбика. Площадь водохранилища: 2,7 тысяч кв. км., а его средняя глубина: 20 метров. Плотина длиной около 300 метров находится в районе Сонгао, в скалистой малонаселенной местности. До ближайшего города (Мванза) — 140 миль.

* * *

Вилли Дэнброк задумчиво погладил подбородок.

— Эти ребята из ZAREMO — IBM взяли президента Анзизо Джауджи за яйца. Точнее, конечно, не они, а эти два разбойника — Нгакве и Ндунти. А еще точнее — те ребята, которые стоят за ними. Им нужны судоходные низовья Замбези, верно, умник?

— Я думаю, да, сэр, — ответил Симпсон, — Сначала захват Малави, а потом — это. И переброска дополнительной боевой авиации на озеро Ниаса.

— А какая дистанция от плотины до их ближайшей ракетной батареи в Малави?

Сержант Уайтби несколько раз щелкнула мышкой и, глядя на экран, сообщила:

— В Дзаланиама, это в ста милях к северо-западу, размещен мобильный тактический ракетный комплекс с достаточным радиусом поражения, если вы об этом, сэр.

— Я именно об этом, — подтвердил Дэнброк, — Не важно, заминирована ли плотина. Нет смысла пытаться выбить оттуда трансэкваториалов. Они могут просто расстрелять ее ракетами, а сказать, что ее подорвали бойцы ZAREMO в знак протеста, бла-бла-бла.

— Но ведь это можно проверить, сэр, — возразила Венди.

— Ерунда, — адмирал лениво махнул рукой, — Кто в центральной Африке проверяет…

104

Дата/Время: 14.04.24 года Хартии.

Все на Футуна.

Нетерпение Хок.

Микеле Карпини пару раз подбросил в руке дощечку размером с четверть ладони, и положил ее на стол. Выражение лица у него было при этом хитрое и загадочное.

— Ну-ка дети, кто угадает, что это такое?

— Фиг ли угадывать? — удивилась Флер, — Бальса, только, по-моему, хреновая.

— Ты у нас, конечно, крупный специалист по бальсе… — начал агроинженер.

— Кто тебе рассказал, па? — перебила она.

— Нашлись люди, — он подмигнул, — Парню, австралийцу из патруля, не влетело за это?

— По ходу, нет, — вмешался Оскэ, — Коды доступа к ленте происшествий иногда просто подбирают, или выкачивают через спай-трейсер. А мы никого не обидели, мы только подобрали в море то, что плохо лежит. Что с борта упало, то пропало. По ходу, там и разбираться никто не стал. Может, вообще не заметили… Так это бальса или нет?

— Не бальса, — сказал Хаген, — иначе бы дядя Микки не спрашивал.

— А это что за сюжет? — поинтересовалась Чубби, наливая всем какао.

Люси, откусывая кусок от многослойного горячего бутерброда с беконом, сыром и авокадо, лаконично и емко проинформировала:

— Как-то на Никаупара, она оделась в шнурки, типа под дикую индианку super-sexy, склеила в «Водяной крысе» одного офицера, а потом выпотрошила его мобайл.

— Так… — пробурчала Флер, — а ты откуда знаешь?

— А ты громче свисти по фону, как затрахала австралийца до потери бдительности.

— Ну, ты засранка… — возмутилась старшая сестра.

— Мне уши затыкать, когда ты гонишь волну? — невозмутимо парировала младшая.

— Да уж не растопыривать, как слон!

— Ты так свистишь, что и растопыривать не надо!

Чубби, профессиональным взглядом оценив мимику обеих, строго сказала.

— Девочки! Прекратите пинаться под столом! Что вы, как маленькие?

Флер демонстративно забралась в пластиковое кресло с ногами.

— Все, все, проехали. Видишь, ма, я уже никого не пинаю.

Хаген протянул руку и взял со стола дощечку.

— Я, конечно, не спец, но, по ходу, это губка, только какая-то древовидная.

— Губка? — переспросил Оскэ, — Дай посмотреть.

— Смотри, — Хаген перебросил ему дощечку, — Можно хоть здесь нырнуть у рифа. Они растут на кораллах, типа как бутылки. А высушишь — и получится штука типа этой.

Оскэ кивнул, вертя дощечку в руке.

— Что я, губок не видел?… Но они же в виде трубок, а это кусок от бревна.

— Ежик, а с чего ты взял, что от бревна? — спросила Флер.

— С чего?… — он сосредоточенно почесал подбородок, — Ну, как бы, дощечку обычно вырезают из бревна. Вот я и подумал… Дядя Микки, а что? Хаг реально угадал?

— Не совсем, — ответил агроинженер, — Но почти. А, если разобраться, то Хаген стал катализатором этой идеи. Док Мак Лоу долго смеялся, когда я ему сказал…

— Па, не тяни селедку за хвост! — вмешалась Люси, — Давай, рассказывай уже!

Микеле отпил какао, откинулся на спинку кресла и закурил сигарету.

— Пожалуй, все началось с того, что я занялся плантациями флореллы на Атауро и на Тиморе, а один парень по имени Алибаба все время долбил мне, какой бизнес можно сделать, если научиться выращивать бальсу с высокой скоростью. Хотя бы с такой, с которой растет бамбук. Я обещал подумать и, в общем, думал именно в сторону GM-гибрида с бамбуком. Когда я летел с Тимора к Чубби в тюрьму, меня подвез как раз Алибаба — и снова долбил про бальсу. А в тюрьме Чубби рассказала мне, как Хаген закатил колоссальный скандал из-за отсутствия натуральной губки. Я приехал, когда губка там уже была, но Чубби рассказывала об этом с такой гордостью, что было бы странно не проверить эту губку в деле… В смысле, потереть спинку, и вообще…

— Нужен же какой-нибудь заводной повод для make-love в ванной, под стеклянным колпаком, над которым вышки преторианской охраны, — помогла ему Чубби.

— Я мог бы и без повода, — уточнил он, — Я соскучился, был несколько возбужден, и…

— …Однако, с поводом еще лучше, — перебила она.

— Ма, у тебя в тюрьме была не такая губка, — заметила Флер, отобрав у Оскэ дощечку и тоже вертя ее в руке, — там была обыкновенная, а эта, в натуре, какая-то древовидная.

— Я же говорю: это был катализатор, — напомнил Микеле.

Флер провела ногтем по поверхности дощечки.

— Па, а ведь эта хрень так и выросла, в виде прямоугольника, правда?

— Да, — ответил он, — Но не хрень, как ты только что выразилась… Кстати, это не самый удачный жаргонизм… А скелет колонии псевдобионтов, аналогичных той же флорелле, только растущих в виде плотной массы, почкуясь аналогично дрожжевым грибкам, и создавая скелет, аналогично губке. Когда у меня возникла эта идея, и я поделился ей с доком Мак Лоу и доком Джерри, они хором заявил, что в такой постановке задача GD почти тривиальна.

— What’s GD? — спросила Люси.

— Генетический дизайн. Видишь ли, расхожий термин GM не отражает суть дела. При работе с псевдобионтами, производится не модификация, а дизайн генов.

— Ага… А почему, все таки, колония выросла в виде прямоугольника?

Агроинженер стряхнул пепел с сигареты и улыбнулся.

— Просто кювета была прямоугольная. Колония повторяет форму емкости, в которой растет. В смысле, она заполняет емкость, и форма, естественно, получается такая же.

Люси захлопала в ладоши.

— Iri! Классно! Их ведь можно вырастить в любой штамповочной форме, ага?

— В общем, да.

— В склянку, фартовый заход на табаш, разлетись мои понты! — заключил Хаген.

— Ты обещал постараться ограничить это вот, — укоризненно произнесла Чубби.

— Ну, я стараюсь, — он слегка смутился и взял сигарету из пачки Микеле, — Просто тут такая… Ф-ф… Экономически-перспективная тема… Эмоции… Ну, ты понимаешь.

— Протобионты рулят, — поддержала Люси, — Я в феврале, когда была на Элаусестере, потерлась на семинаре, как раз у дока Мака и дока Джерри, про хабитацию космоса.

— Ктулху? — спросила Флер.

Люси неопределенно пожала плечами.

— Говорили-то про Ктулху. Может быть. А может, и нет. Мы же вместе прикидывали, верно? И там концы с концами не сходятся. Типа, кто-то что-то не договаривает.

— Это точно, — Флер кивнула, — А про что говорили док Мак и док Джерри?

— Чисто про интегральное агро-обеспечение. В смысле, если мы прилетели, и делаем колонию на Ктулху… Или на Не-Ктулху… То нам надо сразу производить всякие машины, которые с собой не повезешь. И машиностроительную фабрику с собой не повезешь. А семечки или рассаду привезти можно.

— Типа, выращивать машины из семечек? — спросил Оскэ.

— Типа, да. Вроде вот этого, — Люси постучала пальцем по дощечке из «древовидной губки», — Пусть не машину, но вырастить детали точно можно. Вот я и вспомнила.

— Может, что-нибудь вырастим на пробу, а дядя Микки? — предложил Хаген.

Микеле поднял указательный палец к потолку и утвердительно кивнул.

— Правильно мыслишь. Я привез два десятка разных штаммов, которые мы совместно натворили с Джерри и Маком. Не знаю, будет ли у них качество лучше, чем у этого, который Флер охарактеризовала, как «хреновый», но для проверки сойдет. И я буду весьма благодарен кому-то, если кто-то завтра утром поможет нам с Чубби соорудить экспериментальную плантацию этой губки на ферме. Космос — это замечательно, но слишком неопределенно на данный момент. То ли Ктулху, то ли нет. А Земля — вот.

— А всем можно участвовать? — спросил Хаген.

— Ну, да, — подтвердил Микеле, — Если они хотят.

— Они хотят, — сказал Оскэ, — Флер, ты как?

— Уж я-то не пропущу такой прикол, — ответила она, — Па, а как быстро это растет?

— Так же, как и другие наши псевдобионты. Удвоение массы где-то за четверть часа.

— Круто! — оценила Люси, — Ма, а, все-таки, когда снимут секретность с проекта?

— Какого проекта, детка?

— Ну, того самого. Про Ктулху. Или про Не-Ктулху.

Экс-майор INDEMI побарабанила пальцами по столу, вытащила из пачки сигарету и потянулась было за спичками, но Хаген быстрым движением протянул руку со своей зажигалкой и язычок пламени возник ровно там, где надо.

— Joder! — буркнула Чубби, делая первую затяжку, — Никак не могу привыкнуть к этим твоим фокусам. Ты всегда так чувствуешь время и дистанцию?

— Нет, тетя Чубби. Только в знакомой обстановке, при многократных повторах одного моторного акта. Ну, я же рассказывал. Это как инстинкты у насекомых.

— Да… — она кивнула, — …Надо будет почитать про это. Просто интересно, как…

— Ма, — перебила Люси, — Если ты не хочешь отвечать, так и скажи.

— Значит, так, — сказала Чубби, хлопнув ладонью по столу — Во-первых, детка, не надо давить на меня таким примитивным способом. Если ты хочешь научиться делать это правильно, я дам тебе хороший обучающий диск, договорились?

Люси медленно покачала головой и посмотрела ей прямо в глаза.

— Спасибо, ма, это будет классно, но сейчас я не собиралась на тебя давить. Я просто устала от этой неопределенности, понимаешь? Мы все устали. И ты тоже. Тебе хуже всего, потому что ты, к тому же, устала молчать. Ма, что происходит?

— Значит, так, — повторила экс-майор, — Ничего ужасного не происходит. Годзилла не вылупился из яйца, марсиане не высадились на боевых треножниках, черная дыра не засасывает Солнечную систему во вселенскую жопу. Поэтому: отставить панические настроения. Сейчас мы с Микеле романтично пройдемся до кабачка дядюшки Чжана. Микеле меня пригласил раньше, чем ты задала свой вопрос, и я ему обещала. У него первая рука, по понятиям любого правильного канака. А если тебе так интересно, что будет не лень проснуться пораньше, и прийти в наш домашний центр любительской астрономии, скажем, в четыре часа утра, то я покажу тебе ответ на твой вопрос. Мне кажется, это гораздо интереснее, чем просто слова. Ты согласна со мной?

— Ну, нормально! — возмутилась Флер, — А мы?

— Всех касается, — уточнила Чубби.

105

Дата/Время: 15.04.24 года Хартии. Ранняя ночь.

Место: Трансантарктические горы.

База ВВС/АКС Муспелл.

Из динамиков прозвучал густой, гулко-звонкий двойной удар колокола. Смена вахт. Последняя до… Нервное напряжение за столиками в маленьком кафе, над круглым бассейном к этому моменту уже было так велико, что Жанна невольно вздрогнула.

Суб-лейтенант Гвен Нахара встала и ободряюще хлопнула ее по плечу.

— Расслабься, гло! И не забудь сохранить этот день для истории.

— Тебя пробило на пафос, партнер? — поинтересовался капитан Гектор Гамбоа.

— Типа, да. Ну, что, кэп? Пошли на защиту рубежей?

— Пошли, — он кивнул, — Под открытым небом в это время суток термоядерные взрывы особенно красивы.

— Прикалываешься, партнер? — спросила Гвен.

— У тебя пафосное настроение, а у меня поэтичное, — ответил бразилец, и они оба, в стремительном темпе направились к переходу в военно-технический блок.

Артуро Аливо посмотрел на лейтенанта Пабло Барроса, и спокойно поинтересовался:

— Это какое-то специальное упражнение для коммандос?

— Что вы имеете в виду, профессор?

— Я имею в виду эту пластиковую палочку для размешивания сахара в кофе. Вы уже сломали ее пальцами на восемь кусочков. Мне в жизни так не сделать. Это какое-то упражнение для силы пальцев? Кажется, альпинисты тренируются сходным образом.

— Вообще-то, — сказал лейтенант, — я просто нервничаю.

— Нервничаете? Надо же… — пробурчал чилийский астрофизик, и аккуратно извлек из красно-золотистой коробки толстую сигару, — А почему? Я вам уже объяснял, Пабло: данный эксперимент, по своей механике, не очень отличается от эксперимента «Deep impact» 2005 года, а по используемому источнику энергии он такой же, как военные термоядерные эксперименты 60-х годов прошлого века.

— Не совсем так, коллега, — возразил Энди Роквелл, — Я не буду придираться к такой мелочи, как тип инициации термоядерного заряда. В нашем случае не плутониевое зажигание, а лазерное…

— Вы только что сказали, что не будете к этому придираться, — перебил чилиец.

Новозеландский математик обаятельно улыбнулся и пояснил:

— Я лишь дал ясное указание на то, к чему конкретно не буду придираться.

— Ах, вот как? Ну, тогда, прошу прощения. А к чему вы будете придираться.

— К тому, что вы игнорировали сочетание эффектов, а это вовсе не то же самое, что каждый из них по отдельности. В «Deep impact» тестировался принцип бильярда, но ударом кия, если продолжать аналогию, был химический реактивный двигатель. В военных экспериментах типа «Starfish» тестировалось термоядерное устройство на космическом объекте, но только как бомба, а не как двигатель.

— Послушайте! — возмутился доктор Аливо, взмахнув сигарой, которую уже успел раскурить за время монолога новозеландца, — Это же нонсенс! Вы придаете какое-то мистическое значение типу реактивно-теплового двигателя, тогда как механический эффект, ради которого все делается, совершенно от этого не зависит.

— Весьма зависит, коллега Артуро. Другая скорость истечения реактивной массы. Хочу обратить ваше внимание еще и на то, что в эксперименте «Deep impact» использовался заранее сформированный блок реактивного топлива, а в нашем эксперименте «Ballista» этот блок представляет собой естественную неоднородную формацию…

— Чуть больше расчетов, только и всего, — буркнул чилиец.

— … Часть этой формации, в то же время, является и разгоняемым снарядом, а точнее — ансамблем снарядов с разной массой и разными элементами движения, — договорил новозеландец.

Лейтенант Барроса, каким-то уже запредельным, нечеловеческим усилием, переломил короткий кусочек пластиковой палочки еще надвое. Крак!

— Круто! — сказала Дейдра Вакихеа, — Пабло, а ты можешь пальцами согнуть монетку?

— Я не пробовал, но вряд ли. Когда монеты делались из золота, это было реально, но их теперь делают из никелевого сплава.

— Номинализация денег, — философски заметил Роквелл, мгновенно переключаясь на новый фронт, — Между прочим, что мне нравится в Меганезии, так это алюминиевый стандарт. Деньги, сохраняющие фактическую товарную ценность.

— Там в ходу не сам алюминий, а стандартные расписки на него, — возразила Жанна.

— Товарные расписки, — уточнил Роквелл, — а это, на порядок ближе к товарной ценности, чем чисто номинальные деньги, используемые в других развитых странах.

— Разве меганезийские фунты это не деньги? — удивился доктор Аливо.

Новозеландец отрицательно покачал головой.

— Таки, нет коллега. Это именно расписки на столько-то фунтов алюминия.

— Надо же… Я не знал. Что же касается вашего замечания о специфике снаряда, то я должен вам сказать, коллега Энди, что даже заранее подготовленный, искусственный снаряд, все равно имеет неоднородности, и их приходится выявлять на стенде перед запуском, чтобы корректировать приложение импульса.

— А как быть с мощностью взрыва? — вмешалась Жанна, — Ведь, насколько я поняла, никогда ранее люди не взрывали ничего даже близкое к этому.

— Что вы, Жанна, — доктор Аливо махнул рукой, — более высокая мощность взрыва не усложняет, а упрощает задачу. Меньшее значение имеют побочные факторы.

Со стороны военно-технического блока появились бойцы предыдущей вахты, уже успевшие снять полярные комбинезоны. Лейтенант Лютер Эванс, как обычно, был в легком спортивном костюме производства КНР, но с эмблемой ANZSAS: оранжевая птичка киви на пестром круге. Хоп-командор Оо Нопи (тоже как обычно) оделась в компактное нечто на липучках, похожее на модернизированный кухонный фартук — черный с золотой картинкой двухвостой райской птички-бабочки.

— А где половина научного состава? — сходу поинтересовалась она.

— Там, — Дейдра махнула рукой в сторону радарного поста (игравшего роль пункта космической связи), — пытаются придумать еще что-нибудь полезное.

— А где шеф Кабреро?

— Там же. На тот случай, если придется делать что-то экстренное. Хотя, по-моему, он торчит там просто потому, что ему спокойнее видеть, что творится на мониторах.

— Дейдра, налей кофе, а? — попросил ее Лютер, — Снаружи такой мороз…

— Как вчера, — уточнила Оо, шлепаясь за столик рядом с Аливо и Барроса, — … И как позавчера. По ходу, тут всегда так. А что нового вообще?

Доктор Аливо глубокомысленно наморщил лоб.

— Если леди интересуется экстренными событиями, то сообщаю: сеньоры офицеры переломали большинство приборов для размешивания сахара и скоро нам придется использовать вместо мешалок собственные указательные пальцы.

— Трагично, — согласилась Оо, бросив взгляд на плоды деструктивной деятельности чилийского лейтенанта, — Пабло, ты что, правда переживаешь?

— Не люблю сидеть, как болван, ни черта не понимая, — пробурчал он.

— Будь выше этого, — сказала она, хлопнув его по широкой спине, — Я тоже ни фига не понимаю, однако даже не потеряла аппетит. Кстати, а пожрать что-нибудь есть?

Жанна Ронеро многозначительно кивнула в сторону круглого котла на электроплите.

— Йан Шан, прежде чем скрыться в радарной рубке, сварил тут нечто под названием «королевский пингвин с остро-сладким цветочным вкусом».

— Что же вы так с пингвином? — слегка расстроилась папуаска.

— Пингвин условный, — уточнила Жанна, — фактически, это курица.

— А-а, тогда другое дело, — хоп-командор встала и решительно направилась к котлу.

— Везет же некоторым, — заметил Лютер, — действительно, аппетит не пропал…

Оо Нопи плюхнула в пластиковую тарелку добрую пинту супа-пюре с фальшивым пингвином и самым серьезным тоном ответила:

— Никто не доказал, что мировые катастрофы лучше встречать на голодный желудок, поэтому надо руководствоваться общим правилом: жрать, пока дают.

— Какая еще мировая катастрофа? — удивился доктор Роквелл, — Оо, вы же культурная, образованная девушка. Что вы повторяете бредни недоумков из Fox-News-TV?

— Док Энди, я в жизни не смотрела эту херню, — ответила она, возвращаясь за столик с тарелкой, — Но мой парень говорит, что ходят всякие слухи, типа того.

— Ваш парень? Чилийский мичман, который после стакана виски проехал на аэросанях половину Антарктиды?

— Я не знаю на счет виски, — ответила она, принимаясь за суп, — Леон говорит, что был трезв, как мумия Тутанхамона. А на счет слухов, это точно.

— И что там, в этих слухах? — поинтересовался Артуро Аливо.

— Всякое, профессор. Говорят, что Тлалок это корабль космических пришельцев. Это первый вариант. Еще вариант: меганезийские милитаристы хотят повернуть его так, чтобы разбомбить Манчестер, который в Англии.

Доктор Аливо удивленно поднял брови.

— Именно Манчестер? Не Лондон?

— Именно Манчестер, подтвердила папуаска. Не знаю, почему так. А еще говорят, что маньяки-ученые превратят Тлалок в черную дыру, и она всосет все на хрен. Мол, есть такое предсказание в книжке-библии. В той самой, которая лежит в римском пабе.

— В римском пабе или у Римского папы? — переспросил чилийский астрофизик.

— Вот это я толком не догнала, — призналась Оо, — а это существенно?

— Нет, не особенно. А что эти слухи сообщают о мощности заряда?

— Только чисто качественную характеристику, профессор.

— В каком смысле? — спросил он.

— Говорят: «охеренный», — уточнила хоп-командор.

— Очень информативно, — заметил лейтенант Барроса.

— Ага, — согласилась она, — Вообще, в слухах с цифрами беда. Жанр такой.

— А какую называют дату? — поинтересовался Роквелл.

— Вот с этим, как раз, точно, док. Шестое июня, шесть часов утра по Гринвичу.

Новозеландский математик удовлетворенно кивнул и прокомментировал:

— Массовая дебильность, в отличие от хаотической индивидуальной дебильности, обладает дивной регулярностью и предсказуемостью.

— 6.06.6:00? Апокалипсис? Три шестерки? — спросила Жанна.

— Разумеется, — подтвердил он.

Лютер Эванс выхлебал две чашки кофе и пошел наливать себе третью.

— Как ты его столько пьешь? — удивилась Оо, — У меня бы уже сердце выскочило.

— Привычка, — ответил он, — Слушай, а где твой приятель собирает такие слухи?

— В хозчасти при штабе чилийского военно-технического представительства. Леон подружился там с несколькими парнями, которые болтаются между тут и Большой Землей, вот они и приносят на хвосте всякое такое.

Тренькнул динамик селекторной связи и раздался голос Фрэдди.

— Алло, Жанна, ты там не скучаешь без меня?

— Скучаю! — крикнула она, — Уже начала с горя толковать Апокалипсис!

— Брось его к дьяволу, — посоветовал он, — У меня есть кое-что интереснее. Из бочки прислали твое интервью. В смысле, воткнули свои ответы в твой аудио-вопросник.

— Отлично! — воскликнула Жанна, — А где он?

— У тебя на ноутбуке. Я сбросил по локальной сети.

— Wow! Фрэдди, я люблю тебя!

— Это здорово, любимая! Это первая по-настоящему хорошая новость после завтрака!

— Жанна, дай послушать! — потребовала Дейдра.

— Нет проблем. Сейчас притащу из каюты эту штуку…

* * *

Жанна: Aloha foa! Пришло время рассказать широкой публике о проекте «Ballista». Думаю, что будет справедливо предоставить право первой руки вам.

Еру: Ну, если для широкой публики… Мы установили на астероиде…

Виик: … Приличном астероиде, полста миль диаметром.

Еру: … Термоядерные заряды, достаточные, чтобы хорошо пихнуть его в сторону от привычной орбиты.

Тойо: … Частично перемолов в пыль. А еще часть превратится в реактивную массу.

Виик: … Кусочек астероида потеряем, но иначе никак. Физика…

Эоле: Давайте уже к теме, а? Короче, все это, за вычетом потерь попадет в Венеру. Примерно как в баскетболе: раз — и мяч в кольце.

Еру: Ты хотела к теме.

Эоле: Я к ней и иду. Падение астероида на теплую планету с плотной атмосферой…

Виик: Горячую, с очень плотной.

Эоле: Тем более… Вызывает эффект экранирования за счет огромной массы пыли в стратосфере и в ближнем космосе. Лучи Солнца не доходят до поверхности. Зима.

Тойо: Так. Давайте я объясню совсем просто. Венера — это очень удобная для людей планета, она почти как Земля по размерам и гравитации. Но там слишком горячая и слишком плотная газовая оболочка. Выше четырехсот градусов Цельсия и больше девяноста атмосфер.

Виик: … И это состояние поддерживается за счет парникового эффекта. Атмосфера плотная и удерживает солнечное тепло, поэтому прогревается. Грубо говоря, так.

Эоле: … Но если заслонить солнце пылью и заодно выбросить взрывом часть газовой оболочки, то получится новое устойчивое состояние с давлением порядка ноль девять атмосферы и температурой, в среднем, градусов на десять выше, чем на Земле.

Еру: Короче говоря, там можно будет жить. Не сразу, разумеется. Там надо решить проблемы с кислородом и водой. Воды там мало, но она есть, а потом, что-нибудь придумаем. А кислород… Там сколько угодно углекислого газа для фотосинтеза.

Виик: Короче, хабитация. Земля, дубль два. Типа, вот.

Жанна: Ваши мысли и ваши ощущения тогда, когда вы узнали, что вам предстоит, и сейчас, перед моментом «Z».

Тойо: Когда узнали — офигели. Это мягко говоря.

Виик: Очень мягко.

Эоле: Даже не с чем сравнить.

Еру: Эмоции. Не вербализируется.

Тойо:… А сейчас… Азарт?

Виик: Меня немного колбасит. Но в меру.

Эоле: Как Армстронг перед первым шагом на Луну.

Еру: Считаем секунды. Увлекательное занятие. Я серьезно.

Жанна: Сколько времени и как вы готовились к этому проекту?

Эоле: К этому — неделю.

Еру: Мы готовились к другому проекту.

Виик: К Немезиде, чего тут скрывать?

Еру: …Но технически, для нас без разницы. Тренировки те же.

Эоле: … А вообще — два года. Ничего особенного. Матчасть, физподготовка.

Тойо: Психологически мы и так были готовы. Жизненный принцип.

Эоле: Лететь к звездам — это естественное состояние человека.

Виик: … Мы так считаем. А у кого другое мнение — ну, это его мнение.

Жанна: Что изменит этот проект в мире?

Эоле: Все. Вообще, все.

Виик: Но не сразу.

Эоле: Но достаточно быстро.

Еру: Человечество перестает зависеть от одной-единственной планеты.

Виик: Это как в древности: мореход открывал новую территорию, и туда кто-то мог переселиться. Реально, переселялись более активные люди. А шлак практически не попадал. Типа фильтр по качеству. А здесь масштаб в миллионы раз больше.

Тойо: Да сам факт все изменит. Если мы можем заниматься переустройством планет, значит, мы уже что-то значим в этой части вселенной. А не просто фауна.

Эоле: Начинается новая глобальная гонка. В хорошем смысле. Гонка прогресса. Цель появилась, а то на Земле не всему можно найти приложение. А в космосе — всему.

Жанна: Вы стремились к Немезиде, а попали к Венере. Не разочарованы?

Виик: Немезида никуда не убежит. Вообще, когда нас начали готовить к проекту «Starlight», было ощущение авантюры.

Еру: Ну, не готовы мы сейчас лететь на расстояние порядка тысячи А.Е. В смысле, технически не готовы к пилотируемому полету. Дроны — другое дело.

Тойо: Короче, мы даже обрадовались. Понятная, реальная задача.

Эоли: Между прочим, наш проект делает более реальным и тот, с Немезидой.

Еру: Мы отрабатываем технологию жизни в космосе. Не типа, как на орбитальной станции, после которой лечиться надо, а типа, как дома, где живешь нормально.

Эоли: И это тоже. И вообще, надо преодолеть психологический барьер.

Тойо: О! Это главное! Космос принадлежит нам, а в какой последовательности его прибирать к рукам — это дело техники.

Жанна: Вы сейчас рядом с Венерой. Вы довольно долго за ней наблюдали. Как она воспринимается? Не жалко?

Эоли: Не так близко. Она для нас кружочек в десять раз меньше, чем Луна с Земли.

Еру: Потом мы подойдем близко, на около-венерианскую орбиту, но это потом. Но изучали мы долго. По видео с телескопов. Сейчас эта планета красива только очень издалека. А при увеличении… Абстрактно, конечно, можно в этом что-то найти, но конкретно, Венера это как пустыня, в процессе обработки горящим напалмом.

Виик: Если бы там мог хоть кто-то жить, пусть не люди, а какие-то другие существа, конечно, ее было бы жалко трогать…

Тойо: Тогда бы мы и не трогали.

Еру: Ну, не дело, когда планета бесхозная.

Эоли: Вот после хабитации это действительно будет очень красиво.

Виик: Кстати, мы тут целую галерею нарисовали. Сейчас я сброшу… Ага… Ушло. Готово. Это, конечно, приблизительно…

Тойо: …Но отражает суть дела. По-моему, так.

Жанна: Как теперь издалека вами воспринимается Земля, люди, их проблемы?

Еру: А также, как и с Земли воспринимались. Мы решаем человеческую проблему расширения ареала. Расстояние тут не влияет.

Тойо: Другое дело, что на Земле есть искусственно созданные проблемы, или даже вообще не проблемы, а фантомы, экзистенциально-культурный кретинизм.

Еру: На эти проблемы расстояние тоже не влияет.

Эоли: Если воспринимать мир реально, то восприятие не меняется.

Виик: Мы просто делаем интересное дело. Очень интересное. Какие-то проблемы решатся, если у нас все получится.

Эоли: Чем больше у нас получится, тем больше проблем решится. Ага!

Жанна: У вас не будет связи с Землей десять часов. Ваши планы на это время? И, разумеется, ваши планы на ближайшее будущее?

Эоли: Упс… Ну, если все будет ОК, то сначала посмотрим параметры того, что получилось, а потом закатим hauoli. Фиесту. Карнавал и все такое.

Виик: …И снимем про это кино. Потом перешлем на Землю.

Еру: А потом мы продолжим программу работ по проекту. У нас будет три недели до столкновения Тлалока с Венерой. Мы ляжем на такую орбиту вокруг Солнца, чтобы оказаться к моменту столкновения на достаточном расстоянии и далеко от плоскости эклиптики, а приблизиться к Венере уже после того, как результат будет понятен.

Тойо: Придется разбираться, на каком расстоянии от Венеры и в какой плоскости там будет безопасно, с учетом летающих вокруг обломков и крупной пыли.

Эоли: Какие-то из обломков, образовавшихся после сегодняшнего взрыва, и из тех, которые возникнут после столкновения, вероятно, превратятся в спутники Венеры. Маленькие спутники, всего несколько сот метров, но и они могут пригодиться.

Виик: Ляжем на безопасную венерианскую орбиту под большим углом к плоскости эклиптики, будем жить и наблюдать. В начале лета встретим две новые «бочки». Их отправят с Земли после первых наших рапортов, если все ОК. А дальше видно будет.

Еру: Как штаб проекта порекомендует — с учетом мнения экипажа.

Тойо: У нас свой нормальный автономный ресурс на две тысячи дней. А если нам еще подвезут ресурсы… Короче не факт, что мы сразу заторопимся на Землю.

Виик: Поселок из трех бочек — это круто! Одна из прибывающих бочек — копия нашей, зато другая гораздо больше.

Еру: Мы видели ее макет. Это реальное жизненное пространство, поселок на орбите.

Жанна: …И что-нибудь, что вы сами хотите сказать.

Виик: Aloha foa! Iaorana! Это во-первых. А, во-вторых… Все, кто делал проект… Ну, в общем, они здорово сделали эту работу. Креативно!

Эоле: У меня мысль — хватит уже воспринимать космос, как экзотику. Считайте, что это новые острова в океане. Ну, не совсем в океане, но смысл такой.

Еру: А я просто скажу: ребята на Земле! Будьте сейчас с нами. Мы одна команда, так?

Тойо: Ну, а я скажу: все еще только начинается!

* * *

Снова тренькнул динамик.

— Прошу внимания, коллеги! — слегка напряженным тоном сообщил доктор Мануэло Папай, — До абсолютного времени «Z» осталось две минуты, а до относительного, с учетом светового лага на дистанции 145 миллионов километров, около десяти минут. Наверное, я бы сказал что-нибудь приличествующее случаю… Но, никто из нас не придумал, что бы такого сказать, поэтому мы просто решили вывести оба обратных секундных отсчета — абсолютный и относительный — на большой экран в кафе.

На экране под потолком возникли два числа

107

593

— Вот и пиздец… — с философским спокойствием констатировала Оо Нопи.

106

Дата/Время: — 15.04.24 года Хартии

Место: Космос. Бочка.

В аварийном модуле было тесно. Четыре человеческих организма, впихнувшиеся в трехметровый металло-керамический конус, внутри которого кроме них находилось некоторое количество оборудования. Зато были и некоторые плюсы (которыми эта передислокация экипажа и обосновывалась). Во-первых — безопасность. Если что-то (непонятно, впрочем, что) пойдет не так, шансов выжить и выполнить управляемое возвращение к Земле, была в сотни раз выше, чем в случае, если экипаж останется в тонкостенной надувной «бочке». Во-вторых, тут имелись обычные иллюминаторы. Можно сказать много хорошего об электронных видео-системах, однако, прямое наблюдение, своими глазами — это… В общем, это как-то примиряло с теснотой.

Поле зрения вращалось, как колесо медленно движущегося велосипеда — точнее, это вращалась станция — гантеля с бочкой на одном конце и ходовым блоком с другой, а аварийный модуль располагался в центре масс и, соответственно, на оси вращения.

Тлалок с этой дистанции, разумеется, был не виден — но он находился точно на осевой линии того иллюминатора, в который сейчас смотрели все четверо, извернувшись так, чтобы подлезть к круглому окну с четырех сторон, и соприкоснувшись головами.

«Обратный отсчет абсолютного времени, — прошептал кибер.- …Десять… Девять».

— Усилить звук? — спросил Еру.

«Восемь».

— На фиг, — сказала Эоле, — и так…

«Семь» … - слышно.

«Шесть…. Пять…».

— Меня трясет, — буркнула Виик.

«Четыре…»

Тойо молча положил ладонь ей на затылок…

«Три… Два… Один… Ноль абсолютного времени».

— Mauraroa, — тихо сказала она.

— Aita pe-a, — отозвался Тойо.

За тонированным стеклом иллюминатора, в угольно-черном пространстве, на фоне россыпи звезд, на ладонь в стороне от центра виднелась Венера, размером с мелкую монету… На самом деле, все уже должно было произойти, но световой волне, чтобы добраться от Тлалока до наблюдателей, требовалось существенное время.

«Обратный отсчет относительного времени, — …Десять… Девять…»,

— Вот теперь… — шепнула Эоле…

«… Восемь»

— … серьезно.

— Если что, — ответила Виик…

«Семь»

— …Мы даже…

«Шесть»

— … Не заметим…

«Пять»

— … Как нас…

— Уф, — вздохнул Еру.

— … Не станет, — договорила она.

«Четыре… Три…»

— Ну, это… — заметил Тойо.

«Два…»

— … Вряд ли.

«Один…»

Точно в центре экрана вспыхнула маленькая, как булавочный прокол, но нестерпимо-яркая звездочка. Быстро расползаясь, она превратилась в постепенно тускнеющую и остывающую от голубовато-белого до желто-оранжевого, круглую кляксу. Через миг, клякса выбросила в стороны полупрозрачные, мерцающие лучи, и стала похожа на фантастическую морскую звезду, всплывающую из глубины черного пространства.

«…Ноль относительного времени, — прошептал кибер, — Телеметрия ведется, вся аппаратура работает в штатном режиме, добавочная доза радиации — две десятых миллирентгена, текущий добавочный фон — сорок семь микрорентген в час».

Тлалок теперь был виден, как огненно-желтая точка в центре голубовато облака светящегося газа с размытыми краями, радужно переливающимися в ярких лучах невидимого с этого ракурса Солнца.

— Ёбс… — зачарованно произнесла Виик.

— Это точно, — согласился Еру.

«Локатор сообщает, — продолжал шептать кибер, — В конусе потенциального риска отсутствуют движущиеся фрагменты макро-размеров. Но, система просит вас не переходить в главный жилой модуль до завершения тестов оборудования. Это займет приблизительно две минуты. О результатах будет представлен рапорт».

107

Дата/Время: 15.04.24 года Хартии. 4:15

Все на Футуна.

Обсерватория и вокруг.

Музыкальную фразу из римейка красивой шотландской баллады Чубби выставила в качестве звонка мобайла, как она говорила: «для демобилизационного настроения». Сейчас, в четверть пятого утра, в мансарде, рядом с открытым люком, из которого уставилась в чуть заметно светлеющее небо труба любительского телескопа, как-то слишком похожая на ствол пушки в орудийном порте древнего парусного фрегата… Сейчас эта мелодия прозвучала странно и тревожно.

Чубби взяла трубку.

— Да… Iaorana, Жерар… Нет, не сплю… А… Так, я поняла… И… Ах, только чтобы сказать?… Благодарю. Жизнь идет, куда она денется?… Взаимно. Aloha oe.

Микеле посмотрел на нее, затем на трубку, которую она положила на столик.

— Жерар Лаполо?

— Да, — подтвердила она, — Он был так любезен, что сообщил мне время.

— Надо же… И когда будет бабах?

— Уже, — ответила Чубби, — Но мы его увидим в 4:22:47. Скорость света…

— Это понятно, ма, — перебила Люси, — А давай, ты скажешь, угадали мы, или нет.

— Мы тут устроили мозговой штурм, — пояснила Флер, — Типа, не зря же…

— Вот, значит, как… — произнесла экс-майор INDEMI, — То-то, спать никто из вас не ложился. Ну, и который здесь главный мозговой штурмовик?

— Хаген, — лаконично сообщил Оскэ, — Он большой спец в таких делах.

— В каких делах? — подозрительно спросила Чубби.

— Ну… — Оскэ смущенно почесал свою пурпурную стрижку, — …Как бы, в теневых.

Экс-майор фыркнула и повернулась к Хагену.

— Итак, сен аналитик теневых дел, что сказали нам гадальные карты?

— Карты, тетя Чубби, легли так, что туз пик поперек дамы червей. Типа, твоя бывшая контора решила разбомбить Венеру. Так?

— Ответ верный, — лаконично прокомментировала она, — А зачем?

— Типа, астероидная зима. Пирожок вкусный, но слишком горячий…

— Тоже верно. А дальше?

— Дальше захомячить ее, и юзать. Ну, заселить ее экстремалами — авантюристами. Или сделать там каторгу для VIP-клиентов. Лишнее можно сдавать в аренду китайцам или индусам, кто больше зашлет в оркестр. Еще можно поиграть на бирже в Штатах или в Европе. Там сегодня будет весело! Кто знал заранее, тот хорошие деньги поднимет.

Микеле глянул на часы (было 4:19) и закурил сигарету.

— М-да… Вот тебе и Ктулху… И как я, старый дурак не догадался? Все лежало на поверхности. Орбита Тлалока. Термоядерные заряды в диком, но никому толком не известном количестве. Конференции по индуцированной зиме и астероидной угрозе. Подозрительно-резко возросшая популярность генного дизайна с прицелом на такие условия, которых на Земле никогда не было и не будет…

— Милый, это же главный закон аналитики, — сказала Чубби, ласково погладив его по плечу. — Когда знаешь ответ, то кажется, что даже селедка могла догадаться.

— Но мы молодцы? — спросила Люси.

— Да. И вы будете совсем молодцы, если включите большой экран и все такое…

— Секундное дело, — бросила Флер, оказываясь рядом с терминалом компьютера.

— Еще один скользкий вопрос, — сказал Микеле, — Получается, что на том процессе вы водили Верховный суд за нос, не так ли?

Чубби отрицательно покачала головой.

— Никак нет. У суда был полный пакет файлов проекта. Разумеется, там техническое описание, а не популярное в стиле Хагена. И суд, убедившись для порядка, что деньги идут не из конфедеративного бюджета, просто отложил это в сторону, как не имеющее отношения к делу. Суд заслушал ответы дока Соароша, и не стал рыться в деталях…

108

Дата/Время: 15.04.24 года Хартии. Ранняя ночь.

Место: Трансантарктические горы.

База ВВС/АКС Муспелл.

На большом экране под потолком кафе закончился обратный отсчет относительного времени, и сразу, вслед за этим началась трансляция с околоземного орбитального телескопа. Экран заняло сплошное белое пятно вспышки, и детали возникли лишь несколькими секундами позже. Теперь Тлалок был похож на светло-серый неровный шарик из магния, подожженный с одного края, и вбрасывающий в темноту широкий конус белого дыма, подсвеченного пламенем. В поле зрения различалось что-то еще, также разогретое, но существенно меньшего размера — видимо крупные обломки.

Оо Нопи, глядя на экран, энергично помассировала ладонями уши:

— Йох-йох!.. Я не поняла… Это так и должно быть, или нет?.. В смысле, нам можно радоваться, или надо что-то с этим делать?

— Картинка соответствует прогнозу, — ответил Роквелл, — Но, пока у нас нет данных с локатора и от баллистической программы об элементах движения основной массы Тлалока и осколков, я бы, из осмотрительности, подождал открывать шампанское.

— Но ребята в бочке, по крайней мере, остались целы? — спросила папуаска.

— Да, разумеется, если только не подрались за лучшее место у иллюминатора. Бочка движется в «мертвом конусе», со стороны самого взрыва, ей там не угрожают даже мелкие осколки. В ту сторону вылетает только плазма и испарившийся грунт.

— А излучение, радиация? — спросила Жанна.

— Ну что вы! — сказал ей доктор Артуро Аливо, — На расстоянии четырех миллионов километров это не более опасно, чем фотовспышка вашей камеры. Вопрос в другом: соответствует ли нашей модели баллистика осколков и баллистика пылевой массы.

Дейдра Вакихеа встала из-за столика и потерла красные от недосыпа глаза.

— Если Энди говорит, что шампанское пить рано, то я сварю всем кофе.

— Помочь тебе? — спросил Лютер.

— Нет, не надо, я хочу чем-нибудь занять руки. Нервы разыгрались.

— А-а… — сказал новозеландский лейтенант, — Тогда свари мне две чашки, ОК?

— Без проблем, — ответила она.

Раздался резкий щелчок: Пабло Барроса сломал очередную пластиковую палочку.

— Извините… Ни черта не могу с этим сделать. Профессор, а когда мы узнаем эти элементы движения?

— Чтобы корректно ответить на этот вопрос, мне придется объяснить, какие процессы развиваются на астероиде от момента «Z» до выхода на пассивную баллистическую траекторию, — сказал Аливо и сделал паузу, чтобы раскурить сигару.

— А разве она баллистическая не сразу после взрыва? — удивился Барроса.

— В том-то и дело, что нет. Разумеется, основной импульс астероид получил в первую секунду, когда несколько кубических километров грунта испарились и, со скоростями порядка сотен километров в секунду, улетели в виде атомов и ионов. На месте этого грунта образовалась воронка. Там грунт прогрет на большую глубину до температур, существенно выше температуры кипения некоторых его фракций. Кипение и выброс парожидкостной смеси из каналов в грунте будет продолжаться еще около часа. Это, разумеется, придаст астероиду некоторый дополнительный импульс. Собственно, вы можете посмотреть на экран. Эти красивые светящиеся фонтаны — ни что иное, как те самые выбросы паро-жидкостной смеси.

— Не забудьте про осколки, коллега, — сказал доктор Роквелл.

— Что вы придираетесь? — возмутился чилиец, — Осколки это частный случай. Можно рассказать про каждый осколок, и про каждую пылинку в отдельности…

— Мы договорились рассматривать пыль, как распределенный по фракциям ансамбль частиц, а не как множество индивидуальных объектов, — заметил новозеландец.

Артуро Аливо повернулся к Дейдре, возившейся с кофейным автоматом.

— Слушайте, как у вас получается ладить с этим ужасным занудой?

— Это сложный феномен психологии, — сказала она, — Для корректного ответа на ваш вопрос, мне придется начать с разницы между мужчиной и женщиной.

— Передразниваете, — проворчал он, — Я что, действительно так смешно выражаюсь?

— Я не передразниваю, а подражаю. Мне нравится ваш стиль, док Артуро.

— А-а, — сказал он, — Ну, тогда другое дело. А некоторые мои коллеги считают, что я старомодно излагаю свои мысли.

— Они вам просто завидуют, — заговорщически понизив голос, ответила Дейдра.

Звякнул сигнал селекторной связи и из динамика раздался усталый голос Йан Шана.

— Коллеги, я не хотел бы торопиться с выводами, но мы только что сделали оценку имеющихся данных и, рассчитали основные траектории, с некоторой погрешностью, которая тоже поддается оценке. Посмотрите, пожалуйста, на экран.

— Мы присоединимся к вам через несколько минут, — добавил голос Мануэло Папай.

— Жанна, готовь коварные вопросы, не пожалеешь, — заключил голос Фрэдди.

Оо Нопи посмотрела на экран и поинтересовалась.

— А что означает эта улитка?

— Это нисходящая орбитальная траектория Тлалока, — сказал Аливо, — я считаю, что мы имеем положительный результат, хотя, не лишним будет провести точные расчеты.

— Послушайте, — вмешался Лютер Эванс, — Нельзя ли нам узнать…

Дейдра, танцующим шагом подошла к его столику, поставила перед ним две чашечки кофе и тоном стюардессы в авиалайнере, объявила:

— Прослушайте, пожалуйста, эту информацию. Тлалок вышел на финишную кривую в виде одного крупного фрагмента, нескольких мелких и кучи пыли. Далее, расписание следующее. Передний край пылевого облака достигнет Венеры 3 мая, а к 8 мая почти полностью окажется на орбите планеты, по аналогии с кольцами Сатурна, но гораздо толще. Его тень в значительной степени закроет экваториальную область Венеры от Солнца. Падение фрагментов размерами порядка километра, начнется 4 мая и будет продолжаться до 11 мая. Основная часть Тлалока упадет 5 мая. Точная информация о времени и пункте прибытия имеется на экране.

Энди Роквелл одобрительно кивнул и добавил:

— О графике охлаждения Венеры я расскажу позже, поскольку… — он сделал паузу и выразительно кивнул в сторону Тино Кабреро, который появившегося в кафе, держа в руках две темно-зеленые пластиковые бутылки и ведро, полное снега, — … Поскольку, среди прочих особенностей Папуа, главнейшей для нас в данный момент является…

— Какая, док Роквелл? — перебила Оо.

— Ваша родина, хоп-командор, — торжественно ответил он, — это единственная страна, производящая вино под маркой «Шампанское» в литровых пластиковых бутылках.

Оглавление

1. Новый папуасский биатлон

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  30

  31

  32

  33

  34

  35

  36

  37

  38

  39

  40

2. Большой красный крокодил

  41

  42

  43

  44

  45

  46

  47

  48

  48

  49

  50

  51

  52

  53

  54

  55

  56

  57

  58

  59

  60

  61

  62

  63

  64

  65

  66

  67

  68

  69

  70

3. Рулетка и баллистика

  70

  71

  72

  73

  74

  75

  76

  77

  78

  79

  80

  81

  82

  83

  84

  85

  86

  87

  88

  89

  90

  91

  92

  93

  94

  95

  96

  97

  98

  99

  100

  101

  102

  103

  104

  105

  106

  107

  108

Реклама на сайте