«Прекрасные озерные девы»

Гарин Алексей Прекрасные озерные девы

"Мы отправились ночью.

Я лежал, стараясь не закрывать глаза — вдруг ненароком усну? Впрочем, это оказалось совсем несложно: как можно спать, когда предстоит ТАКОЕ!

За стеной долго шуршали и скрипели рассохшиеся доски. Предательский пол радостно оповещал, спит человек в соседней комнате, или еще нет… Моя мама совсем легкая, маленькая и худенькая, но и у нее не получается передвигаться бесшумно по доскам-доносчицам. Скрип-скрип — вот она прошла к окну; скрип — повернулась, скри-и-п — встала на колени перед образом Святой. Я словно видел все это сам. Правда, молится мама неслышно; вот скрипнуло уже по-другому, тягуче — металлически, это сетка кровати.

Мама легла.

За окном качались деревья, и ветки с шуршанием гладили покатую железную крышу. Если сейчас посветить из окна — самих древесных стволов не будет видно, огонек лампы выхватит из темноты лишь эти ветки, шевелящиеся, словно лапы невидимого многорукого существа.

Я не стал зажигать лампу — к чему? Увидит дядя, станет ругаться, пилить за потраченный драгоценный керосин. "Чтобы читать твои глупые книги, — скажет он, — есть здоровый солнечный свет, и незачем вводить хозяйство в лишние расходы". Наверное, он прав, ведь Дядя взрослый, хоть и мужчина, как мы. И он заботится о нас… Взрослые все знают.

И всегда правы.

Скрип за стеной давно утих, рассказав напоследок о том, что мама уснула — когда за окном раздалось неуклюжее "фьють-фьють". Эмиль. Он уверен, что так подражает крику ночных птиц, но боюсь, что птицы не взяли бы Эмиля в компанию. Хотя… собака осталась спокойна, и то хорошо. Наверное, Рексу он кажется птицей. Такой длинной, тощей, всклокоченной птицей.

Даже не собираюсь геройски спускаться из окна, как делал мальчик в одной старой книге. Только представьте себе: скрипение оконной рамы, звон задетого стекла, царапанье ботинок по стене… Хлопанье незакрытого окна, оповещающее весь дом: глядите, что-то не в порядке!

А если угодишь ботинком в стекло гостиной на первом этаже? Наверное, книги про мальчиков тоже писали взрослые — те, кто все обо всем знают.

Я тихонько приоткрыл дверь и ступил в коридор, стараясь держаться поближе к стенам. Если ставить ногу поближе к стенам, на самый край, доски почти не скрипят — это я тоже прочел в книге. Хоть в чем-то взрослый не соврал… Самым страшным было пройти мимо маминой комнаты. Вот сейчас скрипнет доска, мама проснется, встанет с постели… я услышу, как заскрипят доски, но юркнуть назад, в комнату, уже не успею…

Она не станет кричать, как Дядя — тот сразу перебудил бы весь дом. Мама только удивленно спросит — куда это я собрался среди ночи? И придется врать, выдумывая что-то несусветное и неостановимо заливаться краской…

Но пол не скрипел. Так — теперь вниз по лестнице, бесшумной, каменной. Холодной, как и положено камню. Говорят, раньше дома стоились целиком из такого вот камня, и тогда его называли странным словом "бетон". Не понимаю, как можно было в них жить — наверное, это было ужасно неуютно. Я осторожно прошел по комнате, стараясь не наткнуться на что-нибудь в кромешной темноте: шторы закрыты, и приходится идти осторожно, как по болоту. Вот что-то смутно блеснуло, заиграло искрами — и вновь погасло. Это "волшебное окно" подумало, не проснуться ли ему, и погрузилось в спячку вновь. Вот и хорошо… Они редко просыпаются по ночам, предпочитая разговаривать днем или вечером.

Взвизгнула, открываясь, входная дверь. Я замер на месте, подавляя желание шарахнуться в угол — и правильно, ничего кроме шума не вышло бы. Луч света скользнул по блестящим доскам пола… какая яркая сегодня луна. Почему-то никто не вошел… уф! По полу неслышно скользнула серая тень: это всего лишь Рекс!

Соскучился на дворе, бедняга. Рекс ужасно общительный и приставучий, как и большинство домашних собак. Извини, приятель — сегодня тебе не удастся забраться ко мне под одеяло. Я протянул руку и погладил широкую усатую морду; в ответ пес коротко мурлыкнул и исчез в темноте, по-прежнему бесшумно.

Выскальзываю за дверь… все, теперь можно идти спокойно. Если Рекс в доме — значит, во дворе никого. Наши собаки так и не смогли задавить в себе звериность до конца, и если ночью во дворе кто-то ходит — неважно, свой или гость, — пес не уйдет в дом. Будет бродить вокруг, нервно завывая: прекратите издевательство! Спать! Почему-то это не относится к нам, маленьким.

Кованая решетка ворот, конечно была закрыта — но разве это препятствие? По железным кольцам и лепесткам так удобно карабкаться. Несколько секунд — и я спрыгнул на улицу. Огляделся — где же Эмиль? А, вот он…

От забора отделилась высокая и тощая тень. Эмиля и в темноте трудно с кем-нибудь перепутать. Он уже почти как взрослый — ростом, конечно. Дядя, увидев моего друга, часто повторяет мудреное словечко "акселерация" — он вообще обожает незнакомые и непонятные слова.

- Ты что так долго? — недовольно шипит Эмиль, — я уж думал, ты струсил.

Вот еще… Скорее ты, приятель, струсишь.

- Ну и что — долго? Ты бы еще громче свистел, чтобы все мои наверняка проснулись!

Он недовольно замолкает. И рад бы поспорить, да не место и не время.

- Ладно, пошли, — примирительно говорю я. На всякий случай оглядываюсь на дом — вроде все тихо, ни одно окошко не светится.

Все в порядке.

Хотя… Я на секунду остановился, присмотрелся, чувствуя, как внутри все сжимается от страха. В верхнем этаже, на окне маминой комнаты вроде бы качнулась занавеска… Но почему не зажегся свет? Она не стала бы подсматривать исподтишка — а отдернула штору, зажгла лампу, наконец…

Показалось".

- Что ты там смотришь? Нашла что-то интересное?

Девушка подняла глаза от пачки старых, исписанных от руки и уже пожелтевших листков.

- Не знаю, кажется… какие-то воспоминания, а может, отчет. Странно, что он вообще здесь делает?

- Странно, что мы вообще здесь делаем, — хмыкнула подруга; — Что за блажь — разбирать какие-то древние бумажки, да еще и посылать для этого студенток факультета журналистики. Можно подумать, нам больше заняться нечем?

- Не кипятись. В конце концов, мы же должны изучать историю.

- Предпочитаю делать это в библиотеке, а не в архиве. Да и вообще, существуют материалы, не представляющие никакой исторической ценности — на свалку, вот и все решение.

Ее собеседница звонко рассмеялась.

- Алина, ты что, ничего не знаешь? Нас же для того и послали: разобраться в старых материалах и решить, что стоит сохранить в базе данных Университета, а что — просто на свалку. Меньше надо было прогуливать!

Девушка, названная Алиной насупилась, но не стала возражать — в конце концов, посещаемость в этом семестре у нее и вправду хромала.

"…Мы добрались до берега речушки очень быстро — благодаря яркому лунному свету. А может, оттого, что наша душа окончательно ушла в пятки, и те приобрели необыкновенную быстроту… Впрочем, Эмиль вряд ли согласился бы со мной: ему трудно признать себя трусом. Казалось бы, что такого? Мы ведь мужчины, и нам свойственно бояться.

Эмилю вечно хочется что-то доказать. Впрочем, как и мне.

Лодка спрятана в самом центре колючих зарослей — издали не увидишь, и случайно не наткнешься. С этой лодки, собственно, все и началось. Я пошарил в траве у основания кустарника — вот она! Веревка нашлась на удивление быстро. Мы с Эмилем взялись за мокрую от росы петлю, потянули — и наша красавица показалась на свет.

Лодка.

Ярко-оранжевая, похожая на огромный осенний лист, упавший с гигантского дерева. Она была сделана из какого-то странного материала — не дерева, не железа, впрочем — когда это лодки делали из железа? Легкая — в одиночку поднимешь, но прекрасно выдерживающая нас двоих.

Мы нашли ее месяц назад, в конце весны, когда отправились купаться, ускользнув от бдительного внимания "старших сестер". Нам, мальчикам, конечно же не полагается плавать в реке без присмотра — известно, что "мужчины лишены способности здраво рассуждать", как любит говорить Матушка — учительница. Но так приятно побыть одним, не чувствуя на себе презрительного взгляда Сестры, восседающей… не сидящей, а именно восседающей на скамейке возле купальни! И хорошо, если это будет взрослая Сестра, а не какая — нибудь девчонка-заместительница.

Речка недалеко от деревни была нашим тайным местом, еще с самого детства — укромным уголком, защищенным от визитов и сверстниц, и Старших. Еще бы, ведь она вытекала из самого Запретного озера.

Как-то, нырнув. я открыл глаза под водой — и в первый миг чуть не захлебнулся от удивления. Показалось, что какое-то огромное существо лежит внизу на дне, и вот-вот схватит. Я выскочил на берег как ошпаренный, крича Эмилю, чтобы он скорее вылезал — еще бы, ведь в реке появилось такое страшилище! Ну конечно, он поспешил следом. Мы отдышались на траве, посидели, а потом опасливо полезли в воду, ведь странная рыба так и не показалась на поверхности. Ну, в общем, это и оказалась наша лодка. Невесть кем и когда утопленная и забытая.

Эмиль пытался уверить меня, что эта вещь осталась от Прежних Дней, но я, конечно, поднял сказочника на смех. Даже последний балбес знает: в прежние времена люди были всего лишь дикарями, не знавшими ни культуры, ни ремесел. Не умевшими даже выращивать съедобные растения! Что еще можно ждать от людей, веками угнетавших женщин. Женщин, которые дали миру "все, что для него важно", как говорит матушка-учительница. Умение ткать пряжу, читать и писать, торговать с таинственными Другими Местами…

Короче говоря, лодка никак не могла принадлежать древним.

Эмиль, конечно, со мной не согласился. Его отец — не просто Дядя, он еще и помощник учителя, и от этого невесть что воображает о себе. Чуть ли не считая себя равным женщине… ходят слухи, у него даже хранятся запретные книги. Странно только, куда же смотрит мама Эмиля?

Конечно, про запретные книги — ну, про то, что они есть у Эмилиного… в смысле, Эмилевого… короче, у отца Эмиля, — врут.

Эмиль хороший парень, и папка у него ничего, хоть и задается.

Лодка легко скользнула в воду — и заколыхалась, словно яркий-преяркий желтый лист. Такая необычная и притягательная… У меня возникло вдруг странное ощущение — будто ступишь в эту посудину, и сразу жизнь чудесным образом изменится, станет какой-то новой, волнующей и интересной. Станет совершенно непохожей на прежнюю, и причем бесповоротно. Наверное, что-то похожее почувствовал и Эмиль: лицо его сделалось вдруг нарочито-скучным, и одновременно испуганным. Так бывает, когда человек чего-то очень боится, но старается это скрыть. Я так и представил: перед глазами моего друга сейчас проплывают картины школьных занятий, лицо матушки-учительницы — и ее страшные угрозы. Угрозы тем неразумным, наглым и непочтительным, что осмелятся нарушить Заветы Матерей-Основательниц, и отправятся-таки в проклятое место. Туда, где до сих пор гнездятся души древних демонов, порождений черных умов Древних.

Еще немного — и Эмиль выдаст массу причин, по которым мы не должны пускаться в такое опасное и необдуманное путешествие. Вдруг окажется, что вообще-то папа всегда был согласен с тем, что в Запретное Озеро соваться не стоит, и лодка это уж больно подозрительная, и вообще — у него еще с утра разыгрался насморк… И придется мне плыть одному, потому что не плыть — совершенно невозможно. После того, что знаю — невозможно.

Все началось, конечно, с моей неумеренной любви к чтению. Вообще-то, уметь читать обязан всякий, даже мужчина должен знать буквы — неважно, что ему суждено всю жизнь ловить рыбу в Озере. Иначе как же он сможет понять мудрость священных текстов? Матушка часто говорила, что наследие Святой Маргариты — самое ценное, что есть в мире, и мы обязаны хранить его и изучать. Изучать всю жизнь, так как мудрость Святой была поистине безгранична, и лишь старательно работая над собой, можно постичь ее учение. А защищать — если понадобится, то и ценой жизни. Ведь в мире — там, внизу, — все еще царит дикость и хаос…

Я, правда, не совсем понимал, почему же тогда такие важные вещи, как керосин для ламп, иголки, нитки да еще многое — мы получаем именно оттуда, из этого дикого, страшного и хаотичного мира? Неужели дикари умеют больше нас? О чем сразу и честно сказал матушке.

Конечно, матушка мне все объяснила. Дикари — те, что живут внизу, — вообще ничего не умеют. Ничего, кроме как выполнять грубую, грязную и не очень сложную работу — естественно, под мудрым руководством Сестер. За это они приобщаются к мудрости Святой Маргариты и Сестер-Основательниц. Некоторые вещи, о которых я спрашиваю, изготовлены в других поселениях Сестер, некоторые — просто добываются прямо из земли, как например, керосин. А еще Матушка сказала, что мое сомнение — "очень опасный симптом". Хороший мальчик верит своей Учительнице сразу, нимало не сомневаясь: только так он может стать настоящим мужчиной, помнящим о своем Мужском Долге.

И я, конечно же, согласился.

Наш дом очень большой — я вроде бы уже говорил об этом. Целых два этажа: на первом — гостиная, она же столовая. Она очень большая, ведь в ней должна помещаться целая Семья — нормальная, а не такая, как наша. Рядом находится кухня, теплые кладовые, библиотека… И Лаборатория, конечно. Лаборатория есть в каждом доме. (Интересно, а что это, в самом деле, такое? Даже Матушка, похоже, этого не знает, отделываясь туманными фразами о необходимости "хранить наследие матерей". Для меня Лаборатория — всего лишь небольшая комната, где на полках стоит множество странной посуды и непонятных железных коробок. У некоторых из них стеклянные стенки… впрочем, я отвлекся.)

На втором этаже — спальни. Самая большая, как и полагается, мужская — ведь она рассчитана на настоящую, нормальную семью. А у нас вот семья маленькая. У нас лишь один Дядя. Мама не любит говорить, отчего так — может быть, стесняется? Не очень-то приятно рассказывать о таком… Впрочем, наш Дядя прекрасно справляется сразу за нескольких — не зря он так любит кричать (когда Мамы нет дома), что кормит всех нас, и как ему надоело целыми днями стоять у плиты, и попробовали бы мы сами… и при этом всегда поглядывает на меня — вот, мол, скоро узнаешь, каково это.

А еще у нас есть чердак, занимающий весь третий этаж. Огромный и заброшенный.

Вообще-то он, как и положено, закрыт на замок… Ну, честное слово, я не виноват в том, что этот замок так легко открыть без помощи ключа! Просто взяться посильнее и дернуть. В первый раз это вышло у меня совершенно случайно: я попросту поскользнулся на только что вымытом полу — и чтобы не улететь кувырком вниз по лестнице, схватился за первое, что попало под руку… Я страшно перепугался, увидев, что дужка замка вышла из гнезда, и теперь его можно совершенно спокойно вынуть из петель. Перепугался настолько, что даже не подумал воспользоваться случаем… огляделся, с колотящимся сердцем — вроде никто не видел, — и задвинул дужку обратно. Если не проверять — вроде бы ничего не заметно. И ушел.

Ужас разоблачения терзал целую неделю. А потом я осторожно завел разговор с Дядей — и выяснил, что на чердак уже давным-давно никто не заглядывает. «Чуть ли не с самых Прежних Времен…» Значит, нечего и бояться. Можно было бы забыть про таинственную дверь… если бы не случайные Дядины слова.

С самых Прежних Времен!

Не знаю, как это объяснить… я почувствовал, что эти Времена вдруг словно приблизились ко мне. В самом деле, ведь наш дом, такой привычный и уютный, действительно был построен еще тогда — в таинственную и жуткую эпоху. Больше тридцати лет назад, подумать страшно! В эпоху, когда миром правили дикари-мужланы, жестокие и невежественные, еще не усмиренные строгостью и милостью женщин-Сестер. В эпоху, когда невозможны были истинные знания… Стоп!

И тут в первый раз пришла эта мысль — простая и очевидная.

Наш дом построен еще в Прежние Времена. В Прежние Времена мужчины были дики и необразованны, а женщины забиты. Но тогда — кто же построил этот дом? Кто построил в нашем поселке все старинные дома? Кто установил в нашей гостиной «волшебное окно», до сих пор остающееся непонятным даже женщинам?

Выходит, все это сделали те самые Древние?

Тем, кто будет читать эту историю, наверное, трудно будет понять, что это такое — усомниться в словах Старших Сестер. В вашем мире сомнение стало нормальной частью жизни, механизмом познания окружающего мира. В вашем, не обижайтесь…

К великому счастью, мне хватило ума ничего не спрашивать. Ничего и ни у кого. Я до сих пор не уверен, что произошло бы, спроси я об этом у Мамы. Возможно, я бы получил мудрые и спокойные объяснения, и все мои проблемы рассыпались бы в пыль… Дядя, конечно, сдал бы меня сразу, и наверняка не Маме. Ну а о матушке-учительнице и говорить не стоит, все и так ясно.

Совершить вылазку к запретной двери я решился только недели через две.

Несколько раз, днем, я украдкой взбирался туда, как бы примериваясь к задуманному. Открыть замок хотелось нестерпимо, прямо сейчас; может быть, никто не заметит? Нет, страшно… Когда домашние, наконец, улеглись и все затихло, страх вдруг заявил о себе с невероятной силой. Ну что, в самом деле, мне делать на этом несчастном чердаке? Постель уютная и теплая, и хочется спать, а вставать завтра рано. А там, скорее всего, просто пустой чердак, ничего больше…

Я вытащил себя из постели силой, словно нашкодившего и спрятавшегося щенка. Вытащил — и потянул за шкирку вперед, по темному коридору, к заветной лестнице. Открыть замок снова оказалось совсем нетрудно, просто дернуть посильнее, и дужка выскакивает из гнезда. Теперь осторожно потянуть на себя железную дверь… ой!

Мерзкий пронизывающий скрип прокатился, казалось, по всему дому, отсюда и до двери в прихожей. Я замер, лихорадочно пытаясь сообразить, что лучше — прятаться здесь или стремглав мчаться в свою комнату: от такого звука все домашние неминуемо должны были вскочить и броситься сюда! От ужаса ноги налились тяжестью, мигом сделавшись непослушно-деревянными. Прошла минута, другая… ничего. Я изумленно прислушался, не в силах поверить в удачу.

Может, закрыть проклятую дверь и потихоньку идти спать?

Ну уж нет! Зря, что ли, я натерпелся такого страха?

За дверью было странно холодно — и стояла абсолютная темнота. Я запоздало вспомнил, что не взял с собой лампу: в самом деле, здесь же нет окон! Может, вернуться? Осторожный шаг вперед, держась рукой за стену… нет, это бесполезно, в такой темноте ничего не увидишь. Пальцы нащупали на холодной поверхности какой-то выступ; я непроизвольно надавил, пытаясь на ощупь сообразить, что это — и вдруг…

Вспыхнуло так, будто из полной тьмы я вдруг угодил в яркий полдень. С трудом удержавшись от крика, я стоял зажмурившись, и перед глазами плавали разноцветные пятна; когда мельтешение наконец успокоилось, осторожно поднял веки… Вверху, под потолком, сиял яркий шар, похожий на маленькое солнце. Я ошарашено огляделся — и метнувшись к двери, осторожно прикрыл створку. Если кто-нибудь выглянет сейчас из комнаты… Дверь глухо стукнула: при свете с обратной стороны обнаружился массивный засов, который я поспешил задвинуть. Глупо, конечно, но так казалось надежнее. Ну, теперь можно спокойно оглядеться.

Стены и потолок странного помещения казались голыми — простой бетон, грязно-белый, совершенно без отделки. Впрочем, лестницы внизу тоже были из бетона — но там он был гладкий, аккуратно покрашенный в яркие тона. Здесь же… Я подошел к стене и дотронулся до холодной поверхности: на ладони остался грязный коричневый след. Как странно здесь — и как неуютно! Все вокруг оказалось покрыто пылью, даже воздух был пыльный, с каким-то странным запахом… запахом места, куда не заходили десятилетиями. Поверхность стен оказалась совершенно не такой, как внизу — не гладкой, а странно ребристой, словно вокруг оказались кости гигантского животного. По углам лежали кучи деревянного хлама — обломки стульев и другой мебели, какие-то доски, еще более грязные, чем бетон стен. В глубине комнаты возвышались три странных сооружения — вроде узких шкафов странной округлой формы, только не деревянных, а железных. А в центре помещения стояло нечто, накрытое странной блестящей тканью.

Я подошел поближе и прикоснулся к ней — ткань оказалась жесткой, гладкой и странно прозрачной. Сквозь нее угадывались очертания каких-то прямоугольных предметов… неужели?

Резко сдернув ткань, я на мгновение остолбенел. На полу возвышалась огромная стопка, нет — настоящая груда книг! Среди них были маленькие, были просто огромные, с толстыми обложками, однотонные — черные и серые, и красиво разрисованные. Я просто не верил своим глазам: в школе матушка-учительница часто говорила, что книг в Древние Времена было очень мало, и они все были рукописные. Искусство печатания появилось только после окончательной победы Сестер, когда освободившись от гнета дикарей-мужчин, женщины наконец смогли раскрыть свои таланты. А здесь — столько разных книг, и таких красивых! Я взял в руки ту, что лежала сверху: на обложке была изображена странная большая лодка, из ее борта торчали ряды весел. Надпись над картинкой гласила: «История Древнего Рима». Не помню, чтобы в школе нам говорили про какой-то там Древний Рим. Наверное, это какая-то варварская деревня? Но зачем тогда писать о ней книгу, ведь у дикарей не было и быть не могло никакой истории…

Я оторвался от рассматривания обложки. Здесь нельзя долго задерживаться — в любой момент мимо может пройти страдающий бессонницей Дядя. Надо взять с собой несколько этих странных книг, и рассмотреть не спеша. Только вот что выбрать? Их столько здесь… Склонившись, я понял, что выбрать будет все-таки проще, чем кажется. Большинство книг оказались наполнены странными значками, лишь отдаленно напоминающими нормальные человеческие буквы, да и те складывались в совершенно непроизносимые сочетания. Я подумал, что наверное, это и есть язык дикарей — только они могли написать такую абракадабру. Неужели вся эта гора книг — на дикарском… но вот мелькнуло на обложке знакомое лицо… не может быть, это же Святая Маргарита! Я посмотрел внимательнее — и не поверил своим глазам. Заглавие гласило: Маргарита Зангеровская, «Священная борьба», и ниже цифры. 2045.

Неужели мне посчастливилось найти прежде неизвестный труд святой? Если это так — представляю, как обрадуется мама! Наверное, она скажет…

«Она скажет — непослушный мальчишка, кто разрешил тебе лезть на чердак», — отчетливо произнес мой внутренний голос. Действительно, вот задачка… и все-таки это не меняло главного.

Я подобрал с пола «Историю Рима», взял книгу Святой — и, не удержавшись, толстый том со странным названием «Три мушкетера». Прочитаю — приду еще. Если, конечно, никто не узнает о моем сегодняшнем визите. Святая Маргарита, помоги мне!

В ту, первую ночь, я так и не решился приняться за чтение. Только спрятал бесценную добычу под матрас, и улегся сверху с колотящимся сердцем. В голове вертелись одни и те же мысли — где бы спрятать книги. Спрятать надежнее, так, чтобы не нашел Дядя, если ему вдруг придет в голову поменять белье в моей комнате. За Маму я был спокоен: не женское это дело — заниматься домашним хозяйством. Мама приходила ко мне редко, чаще всего в часы, предназначенные для учебы… и все-таки, что же делать с книгой Святой?

В конце концов я пришел к успокоительной мысли, что «Священная борьба» может и не принадлежать Святой Маргарите — мало ли было женщин с таким именем в Древние Времена? Это теперь немыслимо, чтобы кто-то назвал девочку Маргаритой, а в те времена такое имя наверняка еще не считалось священным… Успокоив себя таким образом, и представив, как завтра перепрячу книги в наше «тайное место», я заснул. И как ни странно, никакие кошмары меня не преследовали.

Эмиль уже открыл было рот — и я решительно шагнул вперед, в воду, совершенно не задумываясь о том, что штаны теперь придется сушить, а где это делать, совершенно неясно… Лодка казалась неустойчивой, будто яичная скорлупа, и тем не менее мне удалось забраться в нее с первой попытки, не перевернув вверх дном. У Эмиля получилось почти так же ловко, несмотря на зажатые в руке весла… он вообще хороший парень, просто иногда его требуется немножко подтолкнуть. Наша посудина качнулась; я взял поудобнее шершавую деревянную рукоять и подумал, что грести будет непросто — почему-то в этой лодке совершенно не было уключин. Может быть, древние просто не знали, что такое «уключины»? Хотя — нет… Я напомнил себе, что даже отдаленно не представляю, из какого материала изготовлена наша странная лодка, а ведь ее сделали наверняка те самые дикари, и кроме того… Кроме того, я уже не мог верить, и это было самое страшное. Не мог верить так же безоглядно, как прежде — Маме, Дяде… ну ему-то я никогда особенно не доверял, поросенку жирному. Матушке- учительнице… Я с ужасом понял, что не просто не знаю, во что теперь могу верить, а во что — нет. И все это случилось — из-за каких-то несчастных книг!

Действительно, книг оказалось всего лишь три. На следующую ночь я решил хорошенько порыться в доставшемся мне сокровище — шутка ли, целая куча. Порылся… Мне даже стало обидно: не спать, судорожно вслушиваться в шаги за дверью, выгадывать момент, когда все заснут — и все это ради того, чтобы обнаружить такую подлянку! Все остальные книги оказались написаны на дикарском языке. Ну, почти все.

Кроме одной. Кстати, хранить их оказалось на удивление просто — лишь обернуть белой бумагой и поставить на полку к другим. Я сообразил, что Мама никогда не заглядывала в них, а Дядя… да умеет ли вообще он читать?

Одна из книг, тонкая, напечатанная на блестящей бумаге — оказалась заполнена странными, яркими рисунками. Я не мог прочесть подписи (проклятый дикарский язык!), но — эти рисунки… на них были изображены женщины. Молодые, и — ужас, какие красивые!

Наверное, Матушка-учительница сошла бы с ума от злости, попадись такое ей на глаза. Женщина «должна держать себя с гордостью» — девчонки частенько жаловались, что Матушка все уши им прожужжала, рассказывая об этом главном правиле. Так часто, что это было известно даже нам… Если честно, я не знаю, что такое «гордость»; может, это просто означает «задаваться»? На первой странице книги была изображена женщина, стоящая на кухне: помещение было заполнено какими-то странными предметами, белыми или блестящими, но все равно можно было сразу догадаться, что это именно кухня. На ней оказался надет самый обычный передник — такой, как надевают мужчины, когда работают по хозяйству; на женщине он выглядел необычно и странно, но все-таки красиво. А рядом… Это было самое удивительное. Рядом с молодой женщиной стоял мужчина, и как стоял — в свободной, расслабленной позе, упираясь в пол широко расставленными ногами в здоровенных ботинках, тяжелых даже на первый взгляд. Одной рукой он нагло обнимал женщину за плечи… попробовал бы Дядя так сделать. Ладонь другой небрежно лежала на широченном брючном ремне. Вся поза этого человека выражала силу, властность и уверенность в себе — так, что у меня на миг сжалось что-то внутри, и я ощутил себя маленьким, слабым, — и абсолютно никчемным. Женщина совершенно не сердилась на это неподобающее и непозволительное поведение. Она просто прижималась к мужчине-дикарю, и на ее лице сияла ослепительная и счастливая улыбка!

Все было неправильно. Я видел просторные дома, сады с ухоженными деревьями и цветниками, и — счастливых, улыбающихся людей. Мужчин и женщин. Красиво одетых — совсем не в лохмотьях и рубищах, как должны были бы выглядеть Древние. Женщины совершенно не казались забитыми и испуганными; наоборот — в их лицах ощущалось странное достоинство. То достоинство, которого ну никак не могло быть у бедняжек прошлых столетий!

Если бы это казалось только одной книги, я бы, наверное, нашел способ справиться с удивлением. Ну, например, убедил бы себя, что это рассказ о жизни какой-то другой общины; в конце концов, даже мужчинам известно, что наше поселение не единственное. Но, на мою беду, книг было три. В «Истории Древнего Рима» шел рассказ о великой и могущественной стране, существовавшей когда-то, в далеком прошлом. Я сразу понял, что это учебник — такой же, как и те, по которым мы учимся в школе, и это означало… даже если книги и была выдумкой от начала и до конца, это означало, что в прошлом существовали школы. И не просто школы, но и какие-то «высшие учебные заведения» — на обложке было написано, что книга предназначена именно для них. Я некоторое время думал, является ли наша школа высшим учебным заведением, и все-таки решил, что нет…

Наша лодка двигалась медленно. Вот она качнулась, раздался негромкий скрип — это дно зацепило скрытую в воде корягу. Я сразу же выкинул из головы тягостные воспоминания — вот перевернемся, сразу будет не до переживаний.

Летом протоки было бы трудно увидеть сверху — даже если бы нашелся человек, способный подняться в воздух, как птица. Такой летун далеко не сразу нашел бы сверкающие серебром водяные ленты под тесным переплетением зеленых ветвей. Луна сегодня светила очень ярко, словно фонарь — но пробиваясь сквозь кроны деревьев, свет дробился на сотни маленьких блесток, красиво игравших на поверхности воды. Но — почти не рассеивающих тьму… Я крепко сжимал весло: не дай Богиня уронить — найдем только утром, когда наша безумная затея уже окончательно провалится. Если честно, мне уже было очень и очень страшно; ведь не зря же дальнюю часть озера называли Запретной.

Рыбаки не решались выходить в него дальше Пояса Островов. То, что можно увидеть с берега — это еще не само озеро; просто широкая полоса воды — и на горизонте желто-зеленая полоса. Пояс — это… Представьте, что широкое кольцо суши вдруг растрескалось на мелкие части, образовав десятки островков, прорезанных сотней с лишним узких проток. В них хорошо ловилась рыба, и самые смелые из мужчин даже иногда отваживались высаживаться на сами острова, несмотря на строгий запрет. Понятно, что нам не рассказывали об этом — но по обрывкам разговоров можно было догадаться. Мужчинам, тем более маленьким, не стоит касаться предметов тайных, отданных Богиней в ведение женщин. Но все же из разговоров, случайно услышанных, можно было понять, что охватывающая Внешний Мир паутина зла начинает действовать уже сразу за пределами берега. Говорили — тайно, шепотом, — что границы нашего благословенного мира все сужаются и сужаются, и одна Богиня знает, чем это кончится… Говорили, что над озером видели иногда огромное летающее существо, и это очень плохой признак… Правда это, или нет — но рыбачьи лодки иногда не возвращались из лабиринта проток. И тогда Старшая Мать меняла белые одежды на черные, чтобы запереться с другими Сестрами в святилище, на тайную молитву; а в школе Матушка-учительница вновь напоминала нам, в каком страшном и понизанном злодеянием мире мы живем. И как нам повезло, что волею Богини мы родились не там, внизу, а здесь, в Обители.

Наш поселок называется очень красиво: Горная обитель.

Мама рассказывала, что в мире существуют и другие поселки, но они очень далеки от нашего. И всегда находятся в таких местах, до которых трудно добраться посланцам зла. На островках посередине реки, например — ведь магическая сила воды защищает от злых энергий. Или высоко в горах, тогда жители находятся под покровительством духов камня. Наша Обитель расположена очень выгодно: с трех сторон нас прикрывают высокие горы, а с четвертой озеро. Когда-то Святая Маргарита, спасаясь от преследования «мужланов», случайно набрела на это место (конечно, это только так говорится, что случайно: все происходит или по велению Богини-Матери, или по злой воле Чернобога), и основала здесь поселение. Вот только вода защищает от темных энергий хуже, чем камень, это знают даже мужчины.

Когда я был маленьким, то часто спрашивал Маму: а что там — за пределами гор? За озером? Конечно, это было очень непочтительно — лезть к женщине с неподобающими вопросами; мужчина, даже маленький, должен знать свое место. Мужская сущность не оправдывается возрастом — так учила Святая. Но моя мама добрая, и я узнал… Нас, мужчин, не пускают в Мир исключительно для нашей же пользы, и очень глупо и безответственно грустить из-за этого. В Мире могут выжить только Сестры-Разведчицы, прошедшие особое обучение и твердые духом. Кроме того, мужчина лишен колдовского дара, присущего каждой женщине от рождения — и не сможет противостоять страшным темным силам, разлитым внизу так, как разливается вода в нашем озере. Мужчина станет пищей, словно дождевой червь, упавший в стаю рыб.

И это еще не самое страшное…

Маленьких охраняют от знания всей правды — она слишком тяжела. Но я подрос и пошел в школу — и вот тогда-то мне открылась страшная истина. Трудно передать, как это было страшно и стыдно… Помню, что Матушка-учительница даже оделась для этого по-особому, сменив обычную белую одежду Сестры на траурный черный наряд.

В тот день мы узнали, что Великая Богиня, Мать Мира, сотворила женщин и только женщин. В самом деле, разве могла Она сотворить что-либо менее совершенное? Прекрасный, гармоничный мир, населенный одними лишь женщинами, был счастлив и беззаботен: Первоженщины, счастливые в своем одиночестве, не нуждались более ни в ком, как не нуждается и сама Мать. И Богиня радовалась, глядя на творение рук своих. Но от начала сущий проклятый Темный, мрачное порождение вселенского зла, позавидовал славе Богини.

И создал свое «творение» — уродливое и страшное.

Мужчину.

Мужлана.

Мужика.

«Создание» Темного было пропитано злом изначально, во всем отличаясь от прекрасных Первоженщин — и увидев мужчину, Богиня пришла в ужас. Да и как можно было спокойно смотреть на это существо — отвратительное, с уродливыми гигантскими мускулами, свиной щетиной на лице и мерзким козлиным запахом. Первым желанием милосердной Матери было — уничтожить уродца, недостойного жизни. Но поразмыслив, она решила дать этому существу шанс измениться. Мужчина получил право существовать в преддверии Рая, при условии верной и бескорыстной службы ее дочерям. Возможно, когда-нибудь мужчины искупили бы грех своего рождения, и сделались бы более похожи на женщин… Это и удалось бы, но черное создание оказалось наделено неукротимым желанием подчинять женщину, обладать ею, господствовать над ней. А еще — змеиной хитростью. И случилось так, что поддавшись на чары, одна из дочерей Богини безобразно согрешила, вступив с мужчиной в противоестественную связь.

Так произошло Великое Грехопадение. Падшая грешница подверглась самому страшному позору из возможных — она родила. «Лучше бы ей было умереть» — сказала Матушка-Учительница, брезгливо морщась, — «лучше было умереть, чем навлечь на себя и подруг такой позор».

Что-то сокрушилось в женских душах с того дня… но все-таки и в падшем мире Великая Мать установила тот порядок, который был наиболее справедлив. В прекрасных государствах древности правили женщины; именно женщина, наделенная тайными знаниями, господствовала в семье, а мужчина послушно следовал ее советам. А во главе этих стран стояли Сестры — те, кто нашел в себе силы не поддаться искушению мужскими чарами. Они объявляли волю Богини, судили и наказывали… И казалось, что проникшее в жизнь зло постепенно отступает.

Вот тогда-то и произошло самое страшное. В мире появились пророки черной религии. Религии мужчин.

Она распространялась, словно пожар — сметая на своем пути великие и счастливые страны, где дикари-мужчины жили под мудрым и строгим надзором. Черные творения возомнили о себе, что они равны женщинам — подумать только! Несчастные сестры пытались остановить это безумие, но куда там… Не зря Темный наделил своих выродков особенной физической силой. Впрочем, просто сила была бы бесполезна против благословенного дара магии — если бы не страшный подарок Темного. Одно Космическое Зло ведает, как он смог добиться такого — но только мужчины, посвящавшие себя своему «создателю», а не Богине, становились неуязвимыми для магии Сестер. Более того, некоторые женщины по безумию своему, также принимали это "посвящение" и лишались Дара начисто.

Так мир окончательно погрузился в пучину зла.

Служители Чернобога прикрывали свои преступления искусно сплетенной ложью, так, что большинство женщин мира поддались на их сказки и добровольно отвергли свою Мать. Казалось, уже ничего нельзя сделать… и вот тогда появилась Святая Маргарита.

Помню, в каком состоянии я шел домой после этого урока. Стыд, страх перед Богиней, которая из любящей враз превратилась для меня в строгую и карающую, и, как ни странно, гнев. И оттого было еще страшнее. Я ведь понимал, что гневаюсь вовсе не на предателя-Темного или моего предка-первомужчину, а на саму Богиню. Я чувствовал себя так, словно лишился самого дорого, без чего невозможно жить дальше. Хотя, с другой стороны, кто я такой, чтобы сомневаться в словах Матушки?

Мы, конечно, учились отдельно от девочек: мужчинам нужны знания лишь о предметах приземленных, ведь они не способны к познанию Высокого. Им достаточно уметь читать, считать, помнить наизусть главные изречения Святой; да еще работать руками, чему нас учили уже не женщины. Но теперь, идя по улицам, я часто ловил на себе женские взгляды: насмешливые, презрительные, снисходительно-сочувствующие.

Мир оказался перевернут — в первый раз. Наверное, с тех пор я был готов к тому, что это случится вторично. Нельзя долго жить вверх тормашками.

- У-уу-у! — раздалось впереди, — у-уу-у!

Я заметил, как вздрогнул Эмиль, всем телом, словно в кошмарном сне. Голос Озера… Даже если ты лежишь дома, свернувшись под теплым одеялом, он рождает в душе страх — но тогда вокруг мощные каменные стены, и каждая женщина в поселке знает с детства, как отогнать злого духа. И совсем другое дело — услышать его посреди леса, когда ты один, без защиты. Я невольно коснулся висящего на шее амулета, но не стал произносить положенные слова Ритуала, знакомые с детства. Теперь нам нельзя рассчитывать на покровительство Богини. Мы задумали злое, противное ее воле дело. А взятый с собой охотничий арбалет хоть и бьет на сотню с лишним шагов, но вряд ли защитит от злой силы.

Протока слегка вильнула влево, потом выровнялась, стала прямой, как стрела, а мы почувствовали ни с чем не сравнимый аромат. Тихая и спокойная протока кончалась; впереди нас ждало само Запретное Озеро. Место, куда в течение десятков лет не заплывал ни один мужчина — по доброй воле, конечно.

В позапрошлом году туда уплыл дядя Марк… Стал Изгнанным.

Если мужчина или женщина совершали позорный поступок — настолько позорный, что не могли более находиться в Обители — тогда Совет Сестер приговаривал преступника к изгнанию. На моей памяти это случилось только раз. Дядя Марк был нашим учителем — учителем-мужчиной. Дядя Марк показывал, как нужно заточить кухонный нож (умение, полезное для каждого мужчины-хозяина), как выправить полоску железа так, чтобы можно было бриться, а не ходить похожим на Первомужчину… потом он отправился в Озеро. Так же, как мы теперь. Но мы — все же собираемся вернуться?

Лодка скользила совершенно неслышно — ну почти совершенно, если бы не тихий плеск весел. Протока тихо двигалась навстречу, только успевай поворачивать. Наши протоки вблизи Озера напоминают настоящий лабиринт: запросто можно заблудиться, но мы с Эмилем постарались выбрать самую знакомую, привычную даже в темноте.

- Слушай, а что там, за островами, как думаешь, — спросил мой друг.

Я молча пожал плечами. Наверное, большая, открытая вода, не зря же это место зовется Озером. Ничего, скоро мы сами все узнаем. Впереди на берегу замерцала яркая желтая точка, напоминая, что мы приближаемся к запретной территории: такие фонари стоят по всему побережью, хотя и без них вряд ли бы кто-то перепутал, я думаю… Мы вышли из-под прикрытия берега.

Луна, не сдерживаемая больше паутиной ветвей, повисла в пустом небе; желтоватый холодный свет залил окрестности — и озерная гладь впереди заиграла, переливаясь волшебными красками. В такие вот лунные ночи, говорят, Богиня спускается с Тонкого Неба и наблюдает за нами. Осталось пересечь полосу воды, отделяющую нас от Пояса — и вот тут внутри что-то екнуло, скрутилось по-змеиному, и я ощутил дикий, ни с чем не сравнимый страх.

Вот как, оказывается, начинаются настоящие приключения…

Мы одновременно шевельнули веслами, и лодка тихо пошла вперед. Черные глыбы островов медленно приближались; еще немного, и нас уже никто не заметит. Я уже чувствовал запах травы — резкий, необычный, совсем не такой, как в деревне. Днем Пояс Островов играет яркими желтыми и зелеными красками, но сейчас я видел лишь темное переплетение веток и травы. Еще немного, еще… и вот борта лодки зашуршали, касаясь густой травы. Мы осторожно двинулись вдоль края зарослей.

Нам по-прежнему везло: канал, ведущий вглубь Пояса, оказался совсем рядом. Именно так — канал, а не просто протока. Совершенно не понимаю, в чем разница — но рыбаки говорили именно так. Может, им просто нравилось придумывать для обычных слов свои, особые названия? Секунду я размышлял, выбрать этот путь, или поискать другой — и решил, что все дороги для нас одинаковы, к тому же другой проход может найтись нескоро, в такой-то темноте.

- Плывем туда? — голос Эмиля оказался хриплым от волнения.

- Плывем.

Мы налегли на весла, раздвигая заросли. Лодка осторожно вошла в протоку — и вот тут начались первые неожиданности. Словно бы кто-то потушил лампу, честное слово!

- Ничего не вижу… — прошептал Эмиль.

И правда. Если прежде густая листва все же пропускала солнечный свет, то здесь стояла почти кромешная тьма. Протока оказалась узкой, очень узкой, словно трещина в скале, в которую просочилась вода — и вся заросла густым, колючим кустарником; чтобы продвинуться в нем хоть немного вперед, приходилось раздвигать ветви руками. Вот интересно, как рыбаки ухитряются что-то поймать в таком месте? Очень странно. Зря я все-таки не решился пробраться в кладовую и стащить топор — ой, как бы он сейчас пригодился!

- Может, выберемся на берег, посмотрим? — предложил Эмиль. Я покачал головой.

Предложение было вообще-то заманчивым — кто еще может похвастаться, что высаживался на Острова? Красивое слово "высадиться" было в одной из тех книг, что я нашел на чердаке — по-моему, это звучало гораздо интереснее, чем просто "выйти" или "вылезти".

- Еще застрянем здесь, как мухи в паутине. Поплыли вперед.

Меня не оставляло странное ощущение — стоит выйти из лодки, и в меня сразу же вцепится нечто, поджидающее нас здесь. Я понимал, что это глупости… ну не совсем, конечно, глупости, рыбаки рассказывали всякое, но все же здесь еще не Озеро… И все же воображение упрямо рисовало совершенно невозможные страшилки — вроде шевелящихся в траве бесформенных щупалец, терпеливо поджидающих добычу. Не дай Богиня, еще весло зацепится за что-нибудь, да дернется — заору от страха. Может, стоило остаться дома? Спал бы сейчас в теплой, мягкой постели… Я мысленно обозвал себя трусом. Стоит только поддаться — и уже не справишься с собой. Интересно, мой приятель сейчас чувствует то же?

Если сейчас вернемся — не прощу себе до смерти.

Впереди замерцал свет — протока, кажется, заканчивалась. И в этот момент сзади послышался странный звук.

-Ты слышал? — вздрогнул Эмиль.

Еще бы не слышать… Словно закричал обиженный домашний пес — тоненько и зло, аж мурашки побежали по спине. Мы, не сговариваясь, прибавили ходу.

Небольшое пространство на стыке трех островов можно было бы назвать озером — только очень маленьким озером. Громада острова впереди, протока влево, протока вправо. И что-то странное торчит из воды посередине. Я пошевелил веслом, направляя лодку к этому предмету.

- Осторожнее! — прошептал Эмиль.

По правде говоря, и у меня зашевелились глупые страхи. Вот подплывем, а оно ка-ак прыгнет! Но если поддаться — все, больше не сделаешь ни шагу. Чудовища будут мерещиться за каждым углом, каждым деревом. Мы осторожно подплыли — Богиня, да это же просто фонарь!

Обычный фонарь, какие стоят по улицам нашего поселка. Только вот неведомо как оказавшийся посреди канала, по самую макушку в воде. Мы переглянулись; мне вдруг ужасно захотелось сказать что-нибудь умное, но слов не нашлось.

Я всегда думал, что озеро — это просто большая водная гладь. Много-много воды и берега кругом…

А еще меня очень занимало, почему все-таки рыбаки ничего не знают о нем. Понятно, что никто не стремится туда — но ведь должен был бы кто-то подплыть к границам Озера хотя бы случайно? Заплыть не в ту протоку, случайно бросить взгляд вперед… поддаться любопытству, в конце концов. Почему никто ничего об этом не говорит?

Разгадка оказалась очень простой. Мы прошли еще по трем каналам, стараясь не потерять направление — впрочем, это оказалось не трудно. Каналы, в отличие от проток, ни разу не изгибались, и даже, кажется, были одинаковой длины… Словно кто-то вырыл их намеренно. Я поделился этой догадкой с Эмилем и был поднят на смех: каждый знает, что Сестры здесь ничего не строили, а до прихода Святой в здешних местах не жили люди. Очень хотелось рассказать о своей находке на чердаке, но я чувствовал, что эту тайну лучше оставить при себе… Мы как раз приближались к концу пятого по счету канала, когда Эмиль вдруг удивленно вскрикнул и ткнул пальцем вперед: я присмотрелся и увидел… ничего не увидел. Ничего, кроме белесого мрака. Прямо за островом клубился густой туман, не давая рассмотреть дорогу.

Не думайте, что в нашей Долине никогда не было туманов; конечно, были… Но я ни разу не видел, чтобы он начинался вот так, сразу — ниспадая, словно белый занавес. Мы остановились, не решаясь двинуться дальше.

- Если все Озеро — сплошь в тумане, то идти вперед бессмысленно, — высказался мой друг.

- Может, тогда вернемся домой и попробуем еще раз?

Мысль была просто замечательной. В конце концов, мы и так уже проплыли до самого Пояса Островов, а может быть, даже пересекли его — никто из мальчишек такого прежде не делал! Мы можем считать себя героями, а Озеро… ну что ж, кто мешает нам попробовать еще раз, немного позже?

Когда будет не так страшно…

Внезапно я понял, что здесь что-то не так. И я даже догадываюсь, что.

- Повернем-ка назад!

Мы вернулись к началу канала, где как и в прошлые разы, находилось небольшое озеро.

- Эмиль, гляди! — я показал вверх.

- Что?

Мой приятель поднял голову — и словно только что увидел сияющие над черной тенью острова звезды.

- Так быстро рассеялся? — удивился он.

Мы торопливо проплыли в конец канала… Если бы не густая листва, закрывающая небо, наверное, мы бы смогли заметить, когда звездное небо исчезает, сменяясь сплошной белой завесой. А так — словно переворачиваешь страницу: есть туман — раз, и нет тумана. Раз — снова есть. Сплошная стена, в которой не видать дороги. И из-за которой… так и есть, оттуда явственно доносились какие-то звуки. То ли стук, то ли рычание.

Конечно, мы повернули бы назад. Обязательно. Потому что плыть в тумане, в темноте, да еще туда, откуда вообще-то не возвращаются… это уже не приключение, это глупость. Я уже видел решение в глазах Эмиля и даже не думал возражать — когда позади нас внезапно раздался тот самый собачий вой. Очень сердитый вой — словно псу прищемили в дверях длинный полосатый хвост.

- Мяя-я-я! — заорал позади невидимый зверь.

А затем в плечо Эмиля с противным чавкающим звуком вошла короткая, толстая арбалетная стрела. Ярко-красная.

Глаза приятеля расширились, словно бы от сильнейшего удивления; как-то судорожно вздохнув, он выпустил весло и опрокинулся на спину. Я отреагировал сразу — словно всю жизнь только и делал, что убегал от убийц. Собственно говоря, я до сих пор и в жизни не видел ни одного убийцы, в нашем поселке такого не бывало… мне просто полагалось оцепенеть от страха и покорно встретить следующую стрелу. Но вместо этого…

В моей голове вдруг произошло что-то непонятное — даже не знаю, как рассказать. Ну словно бы мое обычное мальчишеское "я" вдруг исчезло неведомо куда, а вместо него оказался такой странный умный механизм. Наподобие того, что тикает у нас дома в настенных часах… только вот вместо винтиков и шестеренок в нем крутились и стучали мысли. Страх куда-то пропал, исчез бесследно, также как и удивление; в голове деловито щелкало, рассчитывая… Я оттолкнулся веслом от берега, одновременно высматривая невидимого в темноте стрелка; лодка двинулась в спасительное белое марево — медленно, слишком медленно! Где-то вверху, в переплетении зарослей, противно заскрипела тетива — и колесико в голове еще раз щелкнуло: у меня несколько мгновений. Разве можно посчитать мгновения? Второе весло потеряно, грести будет трудно… я отталкиваюсь от противоположного берега, выравнивая лодку… скрип прекратился… Я падаю на дно лодки, быстро и вместе с тем расчетливо, так, чтобы не прижать неподвижное тело друга, и не опрокинуть хрупкое суденышко; почудилось, что ли? — в мою спину, словно острие иглы, упирается чужой взгляд. Холодный и отточенный…

Хлоп… щелк! Звук спускаемой тетивы и звонкий удар в борт сходятся в один хлопок, но сейчас я успеваю различить и то, и другое. Быстро встать, лодка уже миновала остров — скорее, один гребок слева, один справа… меня же никто не учил плавать так! В борту торчит еще одна стрела… странно, борт не пробит… Гребок слева, гребок справа… быстрее!

Острый нос нашей лодки стремительно рассек белоснежную стену тумана — и ЭТО кончилось. Руки внезапно налились противной, опустошающей слабостью, так что я был вынужден крепче сжать весло; колени мелко и противно задрожали, и я наконец ощутил, что такое настоящий страх. Хотелось сжаться, превратиться в букашку, спрятаться самому в себя — вдруг не заметят? Сзади плеснуло — стрела, пущенная наугад, ушла в воду за кормой. Я лихорадочно сделал еще несколько гребков; еще один выстрел прошел левее и дальше — а затем враг понял, что упустил цель.

И позади, рассекая тишину, пронесся дикий и злой вопль… уже не звериный.

Женский.

Я чувствовал себя так, словно попал в огромную крынку с молоком. Не в обычную, глиняную, тогда бы вокруг было темно — нет, в ту, дорогую и редкую, оставшуюся от Древних Времен. В ту, что без ручек, с тонкими стенками и широкой горловиной… Неяркий белый свет вокруг, везде — и ничего больше. Белый свет плыл за бортом, не давая рассмотреть воду, клубился на дне лодки, вокруг неподвижного тела, струился между пальцами. На миг я испугался — а вдруг задохнусь? — и замирая, прислушался к ощущениям в груди. Ничего страшного, воздух как воздух…

Стало непонятно, движемся ли мы, или стоим на месте — я сделал несколько гребков, но лодка словно бы висела неподвижно. Куда двигаться? Вперед? Несколько неверных движений — и мы закружимся на месте, или еще того хуже — повернем обратно, прямо под нос неведомой убийце. Как хорошо было бы сейчас оказаться в родном поселке, рядом с Мамой, или с Дядей… на худой конец, подошла бы и Матушка-Учительница! Попасть в свою комнату, лечь в теплую и уютную постель… помочь Эмилю…

Помочь Эмилю!

Мой друг по-прежнему лежал на дне лодки, там же, где сбила с ног стрела. Я взглянул ему в лицо — и испугался еще сильнее: Эмиль был совсем белый, словно окружающий туман, и казалось, совсем не дышал; в плече, ближе к ключице, похожий на какой-то уродливый куст-сорняк, торчал алый хвостовик стрелы. Почему я стою, надо же что-то делать! Руки заскользили, когда я попытался приподнять бесчувственное тело — одежда была странно мокрой и липкой. Богиня, он же истекает кровью!

Бежим!

Нестерпимо захотелось убежать — неважно куда, лишь бы подальше от этого страшного места и мальчика, который вот-вот умрет. Убежать и спрятаться, и пусть все это будет без меня, пусть я ничего не увижу! Я же не виноват, я всего лишь мужчина! Я…

Желание сейчас же, не рассуждая, прыгнуть за борт оказалось настолько сильным, что пришлось напрячь все тело — несколько раз, словно выдавливая из глубины скопившуюся трусость. Глубокий вдох, задержать дыхание, медленный выдох… неужели помогает? Пальцы по-прежнему мелко дрожали, когда я расстегивал пуговицы рубашки. Если нет бинта, можно использовать одежду, порвав ее на длинные ленты — кажется, так говорилось в той книге?

Хорошие мальчики никогда не рвут свою одежду!

Плохой мальчишка!

Богиня, что же это со мной…

Сначала нужно вынуть стрелу. Или — наоборот, не надо? Если вытащить острие из раны, кровь пойдет еще сильнее, но иначе мне не закрыть рану повязкой. Ой, а как ее делать, ведь стрела вошла в плечо, не в руку, повязка соскользнет…

Эмиль глухо застонал — и я понял, что еще немного, и мой приятель умрет. Умрет прямо сейчас, здесь, а я так и не попытаюсь помочь ему. Я так и буду плыть в лодке наедине с мертвым телом, потому что вытолкнуть труп за борт не хватит смелости. Плыть в этом белесом тумане, долго, очень долго… его тело будет гнить и распадаться, а мы будем плыть…

…всю жизнь, вечно. Это будет твоим наказанием за неповиновение Богине, мерзкий мальчишка!

- Пошла на х…, дрянь! Дура!

Я надеялся, что голос прозвучит хоть немножко грозно — но вместо этого издал беспомощный и отчаянный щенячий писк. И все же самое страшное было сказано; то, что нигде и никогда нельзя говорить женщине. Даже просто женщине — не то что Богине!

- Я не верю в тебя! Отстань!

Вот сейчас, сейчас ЭТО случится, и я буду наказан за неслыханное преступление. Сейчас… я вжал голову в плечи…

А потом — выпрямился и непослушными от ужаса пальцами взялся за твердый хвостовик.

Знак Карающей Стрелы.

Этот символ видел каждый ученик, подходя утром к дверям школы. Ярко — алая, цвета крови, стрела, пронзающая отвратительное многоголовое чудовище. Знак, установленный Святой Маргаритой для Ордена Сестер — карающая стрела, направленная в самое сердце богомерзкого мужского владычества. Гроза для дикарей внешнего мира, и защита для нашей Обители. Ну а я видел его еще чаще, с детства, сколько себя помню…

Мама любила сажать меня к себе на колени — хоть такие нежности и не положены для женщин. И я рассматривал маленький Знак, пришитый на отвороте ее одежды. Красное с черным — на белом фоне. Помню, мне было немного жаль страшное чудище — ведь ему же больно! Я сказал об этом Маме, и Дядя нахмурился — но Мама только рассмеялась. И погладила мои волосы.

Мама…"

- Нет, действительно интересно, — Юля подняла глаза от листа, — Что-то смутно напоминает. Тебе не кажется, Алинка? "Горная обитель", знак Карающей Стрелы… Прямо фантастика — и все же что-то знакомое.

Алина фыркнула и бросила на подругу выразительный взгляд.

- И эту женщину еще зовут отличницей… Вот всегда у вас, зубрил, так — затвердить, не думая, для экзамена.

- Ну ладно тебе, не тяни!

- Нет уж, напряги память, отличница. Середина двадцать первого столетия, движение неофеминисток… Исследовательский центр "Горная обитель"… ну?

- Ох, елки-палки! Ну конечно же, Дальневосточная комунна. Обкурившиеся "фемины" проникли в научно-исследовательский центр, пробрались в центральную лабораторию, заперлись — и пригрозили рвануть установку, если их не оставят в покое. Типа они начинают новую жизнь, свободную от мужчин, чем покажут пример всему миру… Большая часть персонала, как на грех, оказалась в отпуске… или наоборот, к счастью. Умные головы в Совете подумали-подумали — и решили оставить. Сколько они там продержались?

- Около тридцати лет, между прочим, — Алина вдруг рассмеялась, — и что только не придумаешь, когда замуж не берут!

- А "святая Маргарита" — это… Нет, ну тогда это точно фантастика.

- В смысле?

- Мадам Зангеровская из "Международной Ассоциации Подавления Семьи". Эта "леди", да в роли святой — это уж ни в какие ворота не лезет. Кто ж ее прославил — сатанисты, что ли? Что еще за Орден Сестер такой? Стрелы… ужастик, да и только. Хоррор.

Ее подруга слегка прикусила нижнюю губу и медленно провела рукой по волосам:

- Да нет, Юленька… очень может быть, что и не фантастика. Хотя — насчет ужастика, это ты точно подметила. Погляди-ка, что это за документы, вон там?

Юля подняла тонкую пластиковую папку — по-прежнему прозрачную, хоть и потемневшую от времени.

- Какие-то рапорты… ой, что это? Смотри!

В правом верхнем углу листа резко выделялись красные буквы: "Внимание! Строго секретно. Разглашение карается в установленном порядке!".

- Слушай, это же… это из архива "комбеза"! Как они тут оказались?

Алина усмехнулась: — Да, комитетчики свои бумаги где попало не бросали. Серьезные были люди. Найди мы их лет пятьдесят назад — замучились бы объясняться и давать подписки.

- Алинка, смотри!

"Координатору отдела НБ по дальневосточному региону специальному инспектору Лобанову В.В. — контрольный отчет.

02. 05. 2064. нами была проведена плановая проверка Объекта QF-03-1, (он же Исследовательский центр генной инженерии "Горная обитель"). Докладываю:

1) состояние в точке "Центр" без изменений. Визуальное наблюдение невозможно из-за плотного облачного покрова. Аппаратное наблюдение по-прежнему блокировано помехами невыясненного происхождения;

2) состояние в точке "Деревня" без изменений. Руководство общины выходит на контакт, но по-прежнему настаивает на продолжении изоляции. Согласно утверждениям Старейшины, "орден" сохраняет контроль над аппаратурой (частью аппаратуры?) Центра. Руководство "Ордена" настаивает, что за прошедшее время никто из жителей общины не изъявлял желания покинуть поселок. Старейшина заверила нас, что контрольно-пропускной пункт точки "Центр" остается в рабочем состоянии и открыт каждому желающему покинуть Объект, если таковые найдутся;

3) руководство "Ордена" по-прежнему препятствует контакту с рядовыми членами общины. Община твердо намерена и впредь находиться в изоляции (предполагается непрерывная практика "промывки мозгов"), в случае вмешательства угрожая полностью активировать Генераторы;

4) за время, прошедшее с предыдущей проверки, предпринято четыре попытки несанкционированного проникновения: три — туристическими группами, одна — одиночкой — "аномальщиком". (Ф.И.О. и идентификационные номера прилагаются.) В первых трех случаях разъяснена недопустимость проникновения в закрытую зону; в последнем — проведена профилактическая беседа, взята подписка о неразглашении, информирована социальная служба по месту регистрации.

С учетом вышеизложенного — рекомендую плотный контроль над Обьектом по варианту "зонтик".

Руководитель группы наблюдения инспектор Кихта Н. Е."

- Да, сильны были предки в словесности, — усмехнулась Алина.

- Это еще ладно — ты дальше читай!

"РЕЗОЛЮЦИЯ.

Первое. Рекомендовать, а так же указывать, советовать и намекать вы можете: а) своей жене, если таковая имеется; б) своим подчиненным.

Второе. Потрудитесь и впредь присылать бумажную копию отчета, не ограничиваясь сетевой писулькой.

Координатор региона

специальный инспектор генерал-лейтенант Лобанов В.В."

- Просто прелесть! — девушки расхохотались, — непременно нужно сохранить!

- Послушай, как этот… инспектор терпел такое хамство?

- Очень просто, Алиночка — это же "подселенец". Заметила, какое звание? Кандидат в пенсионеры из "прежних", поставлен на теплое местечко доживать до пенсии. Старые привычки сохранились, сотрудникам — просьба потерпеть… вообще-то жалко старика.

- Тебе всех жалко. Посмотри, что из-за этого старого пня получилось!

- Ты думаешь?!

"Я почти не помню этого — как тащил стрелу из живого тела. Нет, помню, но только "руками"; помню ощущение, а вот "картинка" исчезла, словно бы в ту минуту я ненадолго ослеп. Хотя — это же просто: всего лишь взяться за оперение, дернуть посильнее… ха-ха, посильнее. Дерните занозу, застрявшую в вашем пальце, да посильнее, попробуйте… Внутри все кричит и барахтается, словно щенок, которого тащат топить — ага, всего лишь дернуть… Рывок, и я обретаю зрение; перед глазами, в кулаке — ярко-алая, блестящая, будто лакированная стрела. (И мои руки — тоже ярко-алые и блестящие. Будто лакированные.) Четыре ровных стабилизатора, короткое древко, тяжелая, тварь, с острым и узким трехгранным острием. Такая пробьет и кость и мясо, пройдет, словно швейная иголка… Ну а потом — льющаяся густой струей кровь, моментально промокающие ленты ткани с неровными рваными краями, и судорожные попытки пристроить повязку так, чтобы она не соскользнула с раны тотчас же. Вроде бы что-то шевелилось в воде, неподалеку от нашей лодчонки, что-то медленно, будто задумчиво, прошелестело по дну, несколько раз плеснуло сбоку — мне было не до мелочей. Наконец покрасневшие бинты кое-как прикрыли рану; я уложил Эмиля поудобнее, насколько это было можно. Теперь надо подумать.

Ой, как мы влипли! Это было первое, что пришло в голову.

В нас стреляла Сестра. Это не помещалось в голове, но другого объяснения не выходило. Нас приняли за кого-то другого, перепутали, это ясно… в темноте трудно понять, кто плывет по запретной протоке. Ни один рыбак не додумается войти в Пояс ночью… А мы еще, вместо того, чтобы попытаться крикнуть, объяснить — попросту бросились бежать, словно дикие мужланы. А потом я… ой, что я наделал! Мама!

Я вдруг увидал весь кошмар происшедшего. Оскорбил Богиню, оскорбил грязно и немыслимо. Что на меня нашло? Ну да, мне показалось, что кто-то грубо лезет в мою голову, в мысли… как же я мог подумать…

Что же теперь будет?

Что-то снова заскребло по днищу лодки. Легонько, едва слышно, потом перестало, снова заскребло… Богиня, да это же просто кусты! Похоже, мы двигались по затопленному лесу: кое-где из воды торчали верхушки веток, покачиваясь от движений воды; мелькали крошечные листочки — странно, как они растут под водой, это же не водоросли? Или — здесь просто такие необычные подводные заросли?

Шлеп! Шлеп! Шлеп!

Я замер, сжимаясь в комок. Совсем рядом, метрах в ста от нас, двигалось что-то огромное, гулко и небрежно ступая по воде. Шлеп — еще шаг, аж слышно, как разлетаются брызги. Шлеп! Существо замерло, постояло так некоторое время, словно раздумывая, и я уже начал надеяться, что мы потихоньку проплывем мимо… Шлеп! В тумане, справа, появилась гигантская серая тень. Постояла некоторое время, шумно переступила, вздохнула — и отправилась по своим неведомым делам. Уф-ф! Я осторожно пошевелился, разминая враз затекшее и ставшее непослушным тело. Мамочка, что же мы наделали…

Мое весло по-прежнему валялось на дне, рядом с неподвижным телом Эмиля. Надо плыть… все, хватит приключений. Надо возвращаться. Мы выберемся из этого чернобогова Озера, объясним все, попросим прощения… главное, вовремя крикнуть, чтобы Сестра вновь не пальнула в нас из своего арбалета. Наверное, это был самый дальний пост на границе Проклятого Озера — ну в самом деле, не станет же женщина намеренно стрелять по двум непослушным мальчишкам! Я осторожно взял толстую рукоять, всю измазанную красным. Эмиль по-прежнему лежал неподвижно, и на лицо его было страшно смотреть — кожа стала мертвенно-бледной, по цвету почти не отличаясь от тумана вокруг. Ничего, скоро мы будем дома. Я осторожно сделал несколько гребков, привыкая к необычной манере движения — одним веслом вместо двух, — и заработал веслом что есть мочи.

Очень скоро полоса "затопленного кустарника" кончилась…"

"Руководителю группы наблюдения Кихте Н.Е. — срочно!

Немедленно перешлите мне отчет о состоянии детей, а так же результаты беседы (если это возможно). Подготовьте ваши соображения о состоянии общины, проживающей на территории Объекта, приблизительный сектоведческий анализ "Ордена", а так же ваши соображения о возможности спасательной операции. Хватит разводить дипломатию, девочки вконец обнаглели. Пора действовать.

Между прочим — о том, что "дедушка" впал в маразм, могли бы сообщить и раньше.

P.S. И научитесь, наконец, нормальному русскому языку!

И.О. координатора региона, специальный инспектор Козин Н.Г."

"…Не понимаю, как я мог ошибиться.

Вроде бы все просто: если плывешь вперед, то чтобы вернуться, надо всего лишь повернуть назад. Правильно, да?

Если бы… Хорошо было Древним с их хитрым прибором под названием "компас". Если верить тому, что написано в запретных книгах, они могли без труда определять по нему направление…

Увидев, что туман впереди потемнел, я ужасно обрадовался. Правда, по дну непрерывно шуршали ветки, вызывая у меня безотчетный страх, но все-таки Озеро заканчивалось. Наконец-то Острова! По сравнению с той жуткой тушей позади, мерно ступающей сквозь белесое марево, даже грядущее наказание казалось легким и совершенно нестрашным. Озеро кончается, ура! Сейчас я увижу впереди… И я увидел.

Березы выступили из тумана величественной шеренгой. Лес стоял так ровно, словно строй учеников перед Школой — казалось, их специально подровняла Матушка-учительница. Гладкие белые стволы выступали из воды идеально прямо, строго, их поверхность блестела… почти совершенно лишенная веток. Я никогда не думал, что в Поясе Островов растет такой удивительный лес! Скорее, скорее… подгоняя лодку, я заработал веслом, как сумасшедший. Как хорошо, что деревья растут не вплотную друг к другу, а словно бы рядами; я направил нос судна в один из коридоров между шеренгами стволов, радуясь, что сумасшедшее приключение уже почти осталось позади. Подул легкий ветерок, и березы качнулись — одновременно, словно связанные; наклонились вправо, влево… странно, ведь ветер совсем не настолько сильный, чтобы так изогнуть толстый древесный ствол. Эмиль застонал и что-то едва слышно пробормотал, словно бы в бреду. Я наклонился и проверил повязку — вроде бы все в порядке, кровь больше не течет… Мой друг открыл глаза и несколько мгновений смотрел на меня, не узнавая. Затем его взгляд сфокусировался, обратился прямо на меня, потом переместился выше…

- Змея.

- Где? — я лихорадочно оглянулся вправо-влево: неужели в лодку забралась речная гадюка, а я не заметил? Упаси Богиня от таких пассажирок — не опасная, но длинная и невероятно противная тварь! — Где?

- У тебя… за… спиной… — зрачки Эмиля медленно закатились под веки. Я повернулся, медленно, осторожно…

Ближайшая береза плавно изгибалась, наклоняясь к лодке.

Не понимаю, как я не сиганул за борт сражу же, не раздумывая. Движение дерева и вправду удивительно напоминало змеиное: нижняя часть ствола стояла прямо, а верхушка медленно изгибалась вниз, к нам. Тонкие ветви у самой вершины вздрогнули, будто в судороге, зашевелились… существо повело ими из стороны в сторону, будто принюхиваясь, и наклонилось еще ниже. Я почувствовал легкое, трепещущее прикосновение ко лбу, щекам… редкие, острые листья пахли совершенно так же, как и обычная березовая листва. Голова стала пустой и звенящей — мои ощущения уже нельзя было назвать страхом, это было какое-то другое чувство, запредельное… Верхушка дерева замерла возле окровавленного плеча моего друга, осторожно ткнулась в повязку; Эмиль прошептал что-то неразборчивое. Самый кончик ствола неожиданно разошелся — словно раскрылся цветок с длинными твердыми лепестками; мне показалось, будто что-то на секунду мелькнуло в середине — и спряталось.

Похожее на березу существо резко выпрямилось — и вновь замерло, неотличимое от обычного дерева. Я медленно втянул в себя воздух, расправляя непослушные легкие; похоже, все это время я не только не шевелился, но и не дышал… Сзади послышался плеск.

То, что я до сих пор считал кустарником, плавно шевелилось в воде, изгибалось, свивалось в кольца — будто одно громадное многорукое существо. Над водой на мгновения возникали кончики щупалец, уже совершенно не похожие на ветви. Какой ужас… какой ужасный и завораживающий танец! Но — что это там, позади, в тумане? Что-то черное двигалось вслед за нами, медленно приближаясь, что-то знакомое…

Лодка! Обычная рыбачья лодка!

- Дети! Эмиль, Леша! — донесся взволнованный женский голос, — где вы?

Стоящая на носу женщина держала в поднятой левой руке тускло светящий фонарь, а правой делала странные движения, словно бы разглаживая что-то. Я замер, не в силах поверить удаче — нас нашли!

- Дети! Отзовитесь!

- Я здесь! — заорал я изо всех сил. Все страхи из-за возможного (и вполне вероятного) наказания, все желания необычного — все мгновенно отступило при звуке этого голоса.

Лодка как раз достигла края березовой рощи. Я видел, как черные ветви тянутся к ней из-под воды, будто стараясь схватить, опутать и утащить к себе, в глубину. Вот одно из щупалец рванулось вверх — и скользнуло обратно, остановленное властным жестом. Магия Ордена… Где-то на краю сознания промелькнула удивленная мысль — почему они не тронули нас? Теперь я видел, что женщина в лодке не одна; рядом с ней сидели еще две фигуры — так же в накидках Сестер. Слава Богине, мы спасены… Богиня, простишь ли ты меня за кощунство?

Женщина на носу вдруг опустила фонарь вниз, на дно лодки, и быстро сунув руку в складки одеяния, достала какой-то длинный и узкий предмет. Секунда, и… Это тоже был фонарь, но какой! Бледный полумрак прорезал яркий луч света, исторгающийся прямо из рук Сестры.

- Мы здесь! — еще раз крикнул я.

- Что это? — послышался слабый голос. Я взглянул вниз — Эмиль пришел в себя, и неловко пытался сесть, опираясь на здоровую руку. Луч света нашел нас, коснулся… я сразу будто ослеп, в глазах замелькали огоньки. Мне хотелось обрадовать друга, сказать, что мы спасены, что теперь все будет хорошо, как вдруг… Я не видел, что происходит там, в лодке спасателей — но внезапно моего слуха коснулся звук, от которого внутри все замерло, а по спине побежали мурашки. Он был немыслим, невозможен сейчас!

А затем луч фонаря метнулся в сторону и резко ушел вверх. Мелькнул ствол дерева, по-змеиному изогнувшийся кольцом, — и корпус лодки затрещал, сжимаемый страшной силой. Тишину разорвал истошный, многоголосый женский визг — наверное, так кричат только перед смертью, когда становится ясно, что конец близок, и конец ужасный? Я вряд ли когда его забуду… Мгновение — и все стихло; только на том месте, где скрылась лодка, что-то шевелилось и на поверхности всплывали пузыри.

- Что там… что с нами случилось? — спросил Эмиль, заглядывая через борт; — Где мы?

Он с удивлением покосился на свою руку — и вздрогнул, вспомнив.

- Мы попали в Проклятое Озеро, — тихо ответил я. Наверное, не стоит говорить ему о том, что сейчас произошло; мой друг слишком слаб. Странно, что он вообще может шевелиться и разговаривать… Я присмотрелся — лицо Эмиля порозовело, с него исчезла мертвенная бледность. Удивительно.

- Спать хочется… произнес он невнятно.

- Спи, — ответил я; — спи. Мы плывем домой.

Я постарался произнести это спокойно — хотя прекрасно знал, что лгу.

Я осторожно подвел лодку к месту, где скрылось под водой черное рыбачье судно. На поверхности не осталось даже щепок — то, что скрывалось внизу, забрало с собой все. Неужели мне показалось? Впрочем, нет… Зацепившись коротким ремнем за торчащую ветку, странный предмет висел, наполовину скрытый водой. Я аккуратно потянулся, стараясь не качать лодку; еще немного… есть!

В моих руках оказалось странное металлическое устройство. Небольшое, хоть и довольно тяжелое, и несомненно — созданное Прежними. Что это? Я без труда узнал то место, за которое полагалось браться рукой — рукоять чем-то напоминала ножевую; правда, слегка мешала непонятная скоба, ограждавшая изогнутый крючок. Может быть, в нее полагается вставить указательный палец? Вот так… Странный предмет на удивление удобно расположился в ладони: спереди — непонятного назначения трубка, с другой стороны явно упор. Может быть, это колдовской амулет, не зря же его взяли с собой Сестры? Я осторожно потянул на себя крючок — ничего не произошло. Ладно, потом… Я перекинул ремень через плечо, не в силах расстаться с загадочной вещью, обладающей какой-то особенной, строгой и завораживающей красотой. Идти назад? Хорошо бы… может быть, странное озеро и пропустит нас обратно. Но…

Я не мог забыть тот звук — и знал, что не ошибаюсь. Богиня не прощает предателей, тем более предателей-мужчин. Нам не стоит возвращаться.

Неподвижные, белые с черным стволы медленно проплывали мимо. Я больше не торопился; впереди нас ждала полная неизвестность, а позади, похоже — смерть. Интересно, сколько из пропавших в Озере пропали вот так? Туман понемногу рассеивался, и только сейчас я заметил, что уже рассветает. Как странно… Совсем недавно, еще вечером, мне было четырнадцать лет. А сколько сейчас — двадцать, тридцать? Я ощущал себя если не стариком, то по крайней мере, уже не мальчишкой… Как там Мама?

Длинные волосы, привилегия Ордена Сестер — и черная с красным эмблема на рукаве белой накидки…

Лес кончился внезапно. Деревья расступились и остались позади, такой же ровной шеренгой. Я оглянулся — туман выпустил нас из мягких объятий, отступил, пряча в себе странный и страшный колдовской лес. Впереди был… не знаю, как назвать это. Поселок? Нет, наверное, город. Совсем, как в книгах.

Прямо перед нами возвышался большой, почти в три человеческих роста, лист железа, покрытый выцветшей краской. Сквозь ржавчину еще можно было различить надпись: "НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР ГЕННОЙ ИНЖЕНЕРИИ "ГОРНАЯ ОБИТЕЛЬ". ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!". Я понятия не имел, что такое "генная инженерия", а тем более — "научно-исследовательский центр". Что ж, может быть, мы это скоро узнаем. Водная гладь простиралась еще метров на сто, а дальше… Я вспомнил тот странный фонарь — по самую макушку в воде. Вот, оказывается, в чем дело! "Запретное Озеро" оказалось запретным городом, погруженным в озеро. Впереди шла широкая улица, застроенная одинаковыми симпатичными домиками — такими же, как и в нашем поселке, только здесь в пустых оконных проемах плескалась вода. Справа и слева, похоже, были такие же улицы, а далеко впереди — большое полуразрушенное здание. Впрочем, полуразрушенное — значит, разрушенное наполовину, так? Я совсем не был в этом уверен. В странном доме, напоминающем основание гигантской башни, сохранилось шесть этажей — а все остальное было словно откушено гигантской пастью. Какой высоты он был во времена Древних? Понять это теперь было невозможно.

Что это за звук?

Я поглядел влево, потом вправо… Далеко, на самой границе тумана, виднелись два сооружения, не менее удивительных. Что ж, посмотрим — похоже, спешить нам особенно некуда. Я шевельнул веслом, направляя лодку в нужном направлении.

Если башня в центре едва сохранилась, то эти, небольшие — выглядели совершенно целыми. Какая странная форма — вроде огромной железной шишки, поставленной вертикально. Мне показалось, что я даже вижу мелкие блестящие чешуйки Впрочем, подплыть вплотную и рассмотреть было невозможно — путь преграждал выступающий из воды забор, неряшливый и проржавевший, сделанный из толстых железных прутьев. И очень странно сделанный: железо словно бы расплавили и приложили друг к другу. Так можно было бы сделать в кузнице, если бы решетка была раз в десять поменьше… Концы прутьев оказались острыми и покрытыми зазубринами — так что перебираться через препятствие не было никакого желания. Даже если бы на решетке не сохранился предупреждающий плакат.

"Генератор № 1. За ограду не заходить! Нахождение вблизи работающего устройства опасно для жизни".

Вот интересно — сейчас этот "генератор" работает, или нет? Наверное, все же работает — от устройства исходило ровное гудение, словно от колдовской машины в Доме Сестер. Так, а с другой стороны, наверное, такой же? Номер два, или, может, номер три? Ладно, вернемся к поселку… интересно, почему о нем никто ничего не знает… Впрочем, понятно, почему. Я вспомнил страшный звук ломающихся бортов.

Но — почему же тогда остались живы мы?

На дне лодки зашевелился Эмиль. Неловко повернулся, зашипел от боли — я протянул руку и помог приятелю сесть.

- Как твоя рука, очень болит? Дай посмотрю. Как ты себя чувствуешь?

Эмиль опустил глаза, прислушиваясь к себе.

- Вроде ничего… только рука болит.

Я удивленно покачал головой. После такой дырки раненого валит с ног лихорадка — это знают даже дети, но приятель выглядел на удивление хорошо. Если, конечно, не считать бледности и пропитавшейся кровью повязки. Повязка, кстати, выглядела просто отвратительно — темно-бурая, присохшая к ране. Если бы мы только были в поселке! Несколько капель волшебного снадобья — и старый бинт покрывается густой белой пеной, а затем безболезненно отходит. Я как-то раз видел такое, когда Дядя распорол себе руку пилой. К сожалению, магические средства доступны лишь женщинам… Даже если я сниму ее — что делать дальше? Просто перевязать еще раз? Проклятье, я же не целительница!

Нет, пусть пока все остается, как есть.

- Что с нами случилось? Я почти ничего не помню — только ударило в руку, стало больно… белый свет вспыхнул…

- А то, что было в лесу, помнишь?

- Не знаю… вроде, нас кто-то звал, да?

Я вздохнул — и рассказал, как встретил лодку с тремя Сестрами, и уже решил, что мы спасены. И то, что случилось потом — как страшные деревья в мгновение ока расправились с ними.

- Понимаешь, когда нас осветило этой штуковиной — я почти ничего не видел. Но услышал… услышал, как кто-то из них взводил тетиву арбалета. Нас хотели убить, а лес этому помешал. Вот так.

- А стрела? Какой была стрела — ну та, что попала в меня?

- Красной.

Эмиль опустил глаза и сгорбился. Все знают, что красные стрелы могут использовать только Сестры. Надо было срочно отвлечь его, и я протянул другу найденный в лесу странный предмет:

- Посмотри, какая штука! Она тоже была у них.

Эмиль нерешительно взял его, повертел в руках — и так же как я, положив пальцы на рукоять, продел палец в узкую скобу.

- Ой, а что это? — он щелкнул маленьким рычажком сбоку от рукоятки; — А если нажать вот тут…

Предмет внезапно дернулся у него в руках, и с оглушительным грохотом плюнул огнем; возле моей головы что-то коротко и тонко свистнуло, и позади, где находился "генератор", послышалось металлическое звяканье. От неожиданности Эмиль разжал пальцы, и предмет упал на дно лодки.

- Леша, я нечаянно! Что это? — он явно перепугался не меньше меня.

Я оглянулся. На блестящей поверхности "генератора" появились несколько аккуратных маленьких дырочек, и теперь через них медленно сочился дымок.

- Не трогай его больше! — от испуга я ужасно разозлился, забыв, что только что сам вручил приятелю опасную штуковину. — И вообще — поплыли отсюда!

- Куда?

- В поселок. Ах да, ты же еще не видел…

Удивительный возраст — четырнадцать лет. Нам полагалось бы рыдать от ужаса, оказавшись вне своего привычного мира, без пищи, без питьевой воды (можно ли пить ту воду, что сейчас плещется вокруг?), только что пережив угрозу смерти… Но какое это имеет значение, когда перед тобой лежит целый заброшенный город? Город Древних, тех самых — таких страшных, и оказывается, таких загадочных.

Мы подплыли к крайним домам. Похоже, поселение Древних было построено в форме ровного прямоугольника, с главным зданием в центре. Впрочем, я рассмотрел еще одно, незамеченное сразу — с большим блестящим куполом.

- Смотри, у них между домами нет заборов, — удивился Эмиль.

- Вот и хорошо. Поплывем к центру?

- Нет, погоди. Давай сначала заглянем в дома!

К сожалению, это оказалось не так-то просто сделать. Ну не лезть же прямо с лодкой через дверь или окно? Я старался заглянуть в темные проемы — но видел только лишь стены. Обычные стены, выкрашенные светлой краской, как и у нас. Наконец, нам повезло — у третьего по счету дома со второго этажа спускалась узкая железная лестница.

- Осторожно, она наверняка вся проржавела — заметил приятель, когда я взялся за перекладину.

- Ты лучше лодку держи, — огрызнулся я. Завидует. С такой раной особенно не полазаешь… Я осторожно перенес вес тела на лесенку — ничего, держит. Ну, посмотрим… Железная конструкция проходит как раз мимо окна второго этажа. Так, сначала заглянем внутрь…

Я чуть было не свалился вниз, в воду, увидев, что находится на широком подоконнике. Пустые глазницы человеческого черепа, казалось, глядят прямо на меня: похоже, что скелет остался в том положении, в каком его хозяина застигла смерть. Упав грудью на подоконник, левая рука словно до сих пор цепляется за деревянную раму, а правая… В правой оказался зажат почти такой же предмет, что так напугал нас с Эмилем. Только у этого было две рукоятки — одна длинная, а другая, перед ней, короче. Рядом, на подоконнике, лежали маленькие металлические цилиндры. Я торопливо спустился вниз, не обращая внимания на град вопросов приятеля. Казалось, стоит открыть рот — и то, что осталось от давнего ужина, неудержимо рванется наружу.

Следующее открытие поджидало нас прямо за углом. От очередного домика остались только две полуразрушенные стены, стоящие углом друг к дружке. А вместо всего остального — возвышалось нечто странное. Что-то огромное, железное, с множеством выступающих деталей, заклепок… напоминающее гигантскую рыбину, выброшенную на берег. Приглядевшись, я увидел на боку стального туловища круглые окошки; а подплыв к голове гигантской рыбы, мы обнаружили еще окно — прямоугольное и вытянутое поперек. Странно, но стекла в них оказались совершенно целыми…

- Гляди! — указал рукой Эмиль. В боку чудовища зияла огромная рваная дыра. На железной поверхности, как и на развалинах домика, до сих пор были видны черные следы огня.

- Что-то мне здесь не нравится, — сказал я, стараясь, чтобы в голосе не прорвалась предательская дрожь. Друг не ответил; только еще сильнее вжал голову в плечи…".

- Знаешь, насчет бесполезной траты времени — я, кажется, поторопилась, — задумчиво сказала Алина, — Надо же, какие тайны открываются!

- Да-а, — протянула ее подруга.

- Значит, вот что в прошлом веке называлось "мирной акцией протеста". Подбитый вертолет и следы уличного боя… Детей жалко. Представляешь, каково это — расти в убеждении, что вокруг твоей деревеньки — сплошной мрак и зло?

- Ну допустим, представляю. Я же делала материал о "пасынках Махатм", когда эти придурки вконец достали Совет, помнишь? Ой, а какой материальчик я приготовлю теперь… — Алина зажмурилась, словно довольная кошка.

Юля бросила на подругу ехидный взгляд:

- Как не помнить — ты ведь там нашла своего лейтенанта, накачанного, как Илья Муромец?

- Старшего лейтенанта.

- Ах, уже старшего… Алиночка, я тебя очень прошу — не забывай, что нас здесь двое… иначе месть моя будет страшна и люта!

"Специальному инспектору Козину Н.Г.

Ситуация изменилась. Согласно полученной от детей информации, установка повреждена; боюсь, у нас нет времени на исследования. Прошу "добро" на немедленный штурм объекта по категории "Т".

Руководитель группы наблюдения инспектор Кихта Н. Е.".

- Твой лейтенант не говорил, что это за "категория Т"?

Алина ответила не сразу. Девушка намотала на палец длинный рыжий локон, глаза сузились по-рысьи;

- Это жаргон безопасников. Категория Т — "терминатор". Штурм, невзирая на потери среди гражданских или заложников. Крайний случай, ситуация глобальной угрозы.

- Ой…

- Не тяни, читай дальше!

- Кажется, несколько страниц потеряно…

"…в огромную комнату. Даже не комнату — огромный зал, с красивыми блестящими стенами. Наверное, это был полированный камень? Впрочем, и здесь на стенах виднелись черные пятна и отметины — то большие и глубокие, то короткие строчки небольших отверстий. Эмиль усмехнулся, увидев на стене кривую уродливую надпись: "Получите, шлю…" — слово явно осталось незаконченным. Мне не хотелось улыбаться — здесь еще сильнее ощущалось, как давит на сердце нечто неосязаемое; словно бы в воздухе до сих пор витают отголоски давней ярости и отчаяния. В центре зала стояли кругом шесть невысоких железных колонн, выкрашенных в яркий красно-желтый цвет; вода здесь была прозрачной, и в полу виднелся большой железный круг с рифленой поверхностью, словно крышка люка. Шагов десять в ширину — в какой же коридор он ведет? У дальней стены находилось нечто вроде помоста, и я с удивлением увидел, что если подплыть туда, то вполне можно выйти из лодки. Сразу почувствовал, как ноют мышцы, уставшие от сидения в неудобной позе…

- Эмиль, плывем туда!

Меня уже не смущало то, что в стоящих у стены креслах снова лежали человеческие кости, а на полу виднелось проржавевшее оружие Прежних.

- Леша, слышишь? — Эмиль завертел головой, — вроде, шаги?

Я ничего не слышал. Тем не менее мой друг наклонился и достал из-под скамейки свой маленький арбалет. Уперев приклад в грудь, здоровой рукой натянул тетиву и закрепил в гнезде деревянную стрелу. Я усмехнулся, понимая, что нашими стрелами вряд ли можно защититься от призраков Древних, если им вдруг захочется встать из могил — уж слишком страшное оружие они имели. Тем не менее, я тоже сдвинул рычажок на своем "дыроколе" и положил палец на крючок…

Мы как раз миновали середину зала, проплывая мимо люка в полу, когда впереди раздался шорох — и часть стены отошла в сторону. Через открывшуюся дверь в зал не спеша вошли три фигуры в белых балахонах Сестер, с лицами, скрытыми под капюшонами.

- Здравствуйте, дети.

Мы одновременно ойкнули. Это был голос… не может быть!

Женщина посередине откинула капюшон. Матушка-Учительница!

- Значит, вы все-таки решили уйти? Да, мальчики?

Я взглянул в сторону: Эмиль напряженно вглядывался в фигуру, стоящую справа от Матушки.

- Я не знаю, как вам удалось пробраться мимо патруля Сестер. Впрочем, вижу, — она усмехнулась, — вы все-таки повстречались… Почему-то Лес пропускает только вас, созданий Темного… впрочем, чему здесь удивляться. Откуда вы узнали о существовании Двери?

- Какой двери? — выдавил я.

- Ну, ну, зачем же врать своей учительнице… Той двери, до которой вы все-таки сумели дойти. Вас не устраивает наш светлый мир, вам хочется к братьям-дикарям? Что ж, семя изменника неистребимо. Эмиль, один вопрос: это отец сказал тебе? Признайся, и ты избавишь его от ненужных страданий.

Мы молчали. Я вовсе перестал что-либо понимать, только чувствовал, что сейчас произойдет что-то ужасное.

- Сестра, ну помоги же мне!

Эмиль отчаянно поднял арбалет; кончик стрелы плясал из стороны в сторону — в таком страхе не попадешь даже в стену собственного дома. Послышался негромкий смешок — и вторая женщина сбросила капюшон.

- Эмиль, сынок! Неужели ты выстрелишь в собственную маму?

- Мама… — арбалет звонко булькнул, уходя на дно. Лицо моего друга стало таким же бледным, как и тогда — когда стрела Сестры вонзилась в его мышцы, — Мама!

- Хватит, сестры, — скучным голосом произнесла Матушка, — нас ждут. Закончим то, что положено. Сестра, ты больше не испытываешь сомнений?

Она повернулась к третьей фигуре, так и не открывшей лица. Вновь перевела взгляд на нас… медленно подняла руку с зажатым в ней маленьким черным предметом…

- Подожди, — глухо прозвучало из-под капюшона, и я почувствовал, как мир рушится.

- Ты сделаешь это сама?

- Да, — сказал голос, такой родной и милый, но сейчас звенящий сталью, — я не больше не сомневаюсь. Да!

Я вдруг ощутил, что держу в правой руке какой-то предмет.

Мама — моя мама! — легко взмахнула рукой… и на грудь Матушки вдруг плеснуло красным. Учительница издала странный булькающий звук, судорожно дернулась — и получив еще один вроде бы несильный удар, рухнула в воду, окрашивая ее в алый цвет. Я вытянул руку, и оружие Древних загрохотало, дергаясь, словно живое. На стене взлетели фонтанчики пыли… вторая Сестра пригнулась, поднимая свой арбалет, уже снаряженный… ее словно ударило в грудь чем-то тяжелым, и белоснежная накидка мгновенно покрылась кровавыми пятнами. "Так вот, как это бывает", — сказал кто-то в моей голове. Последний удар пришелся в лицо — брызнули осколки костей, и женщина медленно сползла на пол.

- Мама! — дико закричал Эмиль, — Мамочка!

Я бросил бесполезную железку и нагнулся, нашаривая весло.

- Мама, я сейчас!

- Не вздумай, сынок, — она счастливо рассмеялась; — Ты действительно вырос мужчиной. Жаль, что я в этом совсем не виновата…

Мама повернулась к стене, что-то нажала — и внизу, под полом, что-то зарычало и сдвинулось. Я оглянулся — крышка в полу поползла в сторону, и вода вдруг устремилась туда, закручиваясь в страшный водоворот, увлекая за собой нашу лодку. Вверху завыло — глухо, однообразно.

Нас потащило вниз. Я еще успел обернуться — и увидеть, как рванулись из проема фигуры в белом, как что-то сверкнуло и ухнуло, разбрасывая их, словно куклы… А потом вода втянула нас в страшный черный зев наклонной трубы, и мир померк.

Я открыл глаза. Солнце садилось — тусклое, слабое. Похоже, я все-таки жив… А Эмиль, где Эмиль? Я с трудом повернулся.

Он свернулся калачиком на дне лодки, у самой кормы. Наше суденышко тихо покачивалось на волнах; я приподнялся и увидел, что мы плывем по реке. По широкой и полноводной реке, совершенно не похожей на наши протоки. Она была такой необычной… и красивой, очень красивой.

По ее берегам шумел лес — точно такой же, как на той картинке, в журнале…

- Славка, гляди! — раздался с берега удивленный женский голос.

Я посмотрел в ту сторону. Молодая девушка в ярко-оранжевом комбинезоне, такого же яркого цвета, что и наша лодка. Она показывала на нас, и ее лицо казалось встревоженным.

Из зарослей на берегу вышел мужчина — такой же молодой и так же одетый в комбинезон. И — вот ужас-то, — с широкой черной бородой.

Дикарь!!!

- Славик, ну скорее же! — воскликнула девушка. Парень быстро наклонился, подобрал с земли странный продолговатый предмет и навел на нас. "Сейчас выстрелит", — понял я, но теперь не стал закрывать глаза. Пусть… не дождутся. Послышалось жужжание, и наша лодка отчего-то замедлила ход, а затем и вовсе повернула к берегу.

- Уф! Успели, слава Богу! — облегченно выдохнула девушка; — И угораздило же тебя отлучиться именно сейчас!

- Ну отлучился, ну и что — успели же… — флегматично заметил парень.

Девушка, почти совсем девчонка, смотрела на нас широко раскрытыми, встревоженными глазами, и странно — в ее взгляде совершенно не было свойственной женщинам высокомерной злобы. Только испуг и сочувствие.

- Ребята, вы только не бойтесь! Все хорошо, все будет хорошо!

Я хотел было ответить, что совершенно не боюсь, вот еще — но лишь хрипло закашлялся.

Мужчина наклонился, подтянул лодку к берегу и подал мне руку, помогая выбраться. Я неуверенно ступил на траву.

- Ребята, вы оттуда, — девушка показала рукой куда-то за мою спину, и добавила, — сверху?

Ее голос по-прежнему дрожал, и я вдруг ощутил, что и вправду совершенно не боюсь. Я оглянулся…

Далеко, за нашими спинами, возвышалась огромная каменная стена. Гигантская. Всмотревшись, я различил внизу темное отверстие пещеры, откуда и выходил наш поток… но это уже после. А сначала…

Прямо посреди каменного обрыва, на огромной высоте, горели ярко-красные, издали заметные буквы: "ВНИМАНИЕ! ЗАКРЫТАЯ ТЕРРИТОРИЯ". И ниже: "НАСТОЯТЕЛЬНО ПРОСИМ ВОЗДЕРЖАТЬСЯ ОТ КОНТАКТОВ".

- Так вы — оттуда? — еще раз спросила девушка.

- Да не волнуйся ты так, Ленка, — добродушно пробасил мужчина, — оттуда, откуда же еще! Все согласно инструкции. Давненько мы гостей не видали…

И от этого спокойного тона, начисто лишенного раболепного преклонения перед Старшей, я внезапно разрыдался, совсем как маленький. Девушка ахнула, обняла меня, прижала к себе, словно…

И тогда я стал рассказывать обо всем, что произошло с нами за этот страшный день, выбрасывая из души накопившийся ужас. Парень тем временем вынес на руках Эмиля и склонился над ним, доставая из кармана странную металлическую трубку со светящимся окошечком.

- Ну как он? — повернулась девушка.

- Порядок… кажется. Так, колотое в левое плечо, кровопотеря… вроде небольшая. Вне опасности, короче. А вот то, что это огнестрельное, мне очень не нравится!

А я все говорил, захлебываясь, не в силах остановиться. И видел, как постепенно меняется лицо мужчины, из симпатичного делаясь холодным и жестким.

- Да… — наконец протянул он, и резко оборвал фразу, словно сдерживая какие-то слова.

- Говорил я Григорьичу — пора менять тактику. Давно уже пора — так нет же! Дождались, непротивленцы, доосторожничались!

- Славик, надо что-то делать. Срочно! — воскликнула девушка.

- Ну, положим, не срочно. Но доклад в Управление пойдет в сеть уже сегодня вечером, — мрачно ответил Славик.

Странно, они совершенно не были похожи на кровожадных и тупых дикарей. Получается, все, чему нас учили Сестры — неправда?

"А ты еще не понял, глупышка?" — ехидно спросил мой внутренний голос.

Так значит, и вправду можно не бояться? Внутренний голос задумчиво молчал.

И я решительно вытер слезы. Солнце садилось за каменную стену, и непонятная надпись на ней вдруг загорелась ярким красным светом.

Эмиль умер в больнице. Просто однажды заснул — а утром не проснулся. Даже взрослому человеку было бы…"

- Все, больше здесь ничего нет, — Юля вздохнула. — Жуткая история.

- Между прочим, уже семнадцать ноль-ноль. Пора закругляться, — Алина аккуратно убрала древнюю бумажную папку в рюкзак; — Ну что, завтра поговорим, как развить тему?

- Поговорим. Ну, пошли — скорее бы домой и в душ Я, кажется, вся пропиталась этой пылью!

Подруги вышли из дверей архива, и попрощавшись, разошлись в разные стороны. Но пройдя несколько шагов, Юля вдруг обернулась:

- Алинка, эй!

- Что?

- А знаешь — спроси сначала у своего лейтенанта… У них еще применяется эта, как ее… категория "Т"? А уже потом решим, что нам с этим делать.

И оставив ошарашенную подругу, девушка направилась к станции подземки.

Реклама на сайте