«Сборник фэнтези»

Сборник фэнтези (fb2) - Сборник фэнтези 380K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Галина Владимировна Булахова

Сборник фэнтези Галина Булахова

© Галина Булахова, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Шуточки домового

Глава первая. Переезд

Из дома выносили мебель: старые жильцы переезжали. Всё было в движении.

Домовой, который перешел жить в этот дом с начала его постройки, сидел на своей подушечке, бурча себе под нос:

– Несите, несите, хоть всё выносите… только мою подушечку не трогайте, а то не позавидуете, я вам потом устрою кузькину мать!

Он закрылся в кладовке и оттуда, слушал, как мебель, которую тащили, скоблила пол.

– Не могут приподнять, что ли её, пол мне тут скоблят, утупки паршивые!

Какое-то время была тишина. Домовой хотел было уже выйти, но услышал опять шаги. Шаги торопливо бегали по комнатам. Вдруг дверь в кладовку открылась, это оказалась внучка хозяйки. Та, увидев подушку, схватила её и понесла, крича:

– Бабуля… тут вот ещё подушка какая-та осталась!

Домовой в ужасе бежал следом, проклиная всё и вся.

– Маруся, брось, брось её сейчас же… это не наша подушка! – закричала Авдотья Сидоровна, всполошившись.

– А чья? – спросила Маруся озадаченно.

– Садись, садись, мы уже едем, я тебе потом как-нибудь расскажу, – говорила бабушка, залезая в машину, держа большого рыжего кота в птичьей клетке.

Та бросила подушку и поспешила к бабушке.

Домовой поднял подушечку и, зло бурча, понёс её в свой дом:

– Своих подушек им мало, мою хотели забрать, комаки тараканьи! Выжил я их, наконец, выжил!

Домовой ходил по дому, облегченно вздыхал и думал, куда бы примоститься со своей подушечкой. Его любимое кресло забрали, и поэтому, недолго думая, он забрался опять в кладовку.

Утром Евпатий – так звали домового – услышал, как входная дверь открылась, и он, потирая руки, произнёс, приоткрыв дверцу кладовки:

– Так-так-так!.. Посмотрим, посмотрим.

Теперь домовой наблюдал то же самое, только наоборот: теперь мебель заносили. Вдруг на пол из пластмассовой коробки будущая хозяйка этого дома выпустила кота.

Домовой, увидев кота, прикрыл дверь, злорадно улыбнулся и, предвкушая последствия, прошептал:

– Сейчас повесели-имся! Эти коты, в отличие от людей, нас видят и слышат.

Глава вторая. Элвис

Кот важно ходил по квартире, обнюхивая всё. Наконец, он остановился около кладовки и стал пытаться открыть дверь, царапая её когтями.

– Кы-ыш, чувырла кочеврыжная!

Домовой держал изо всех сил дверь с другой стороны.

– Пошел про-очь, ёшкин кот!

Котяра, несмотря ни на что, продолжал стоять около двери, выгнув спину, злобно завывая.

– Бры-ысь, чума болотная! – кричал ему домовой.

Кот топтался около кладовки, шипя и завывая.

– У, чучело блохастое, чтоб тебя разодрали блохи!

Вдруг дверца резко распахнулась, и женщина, внимательно разглядывая кладовку, спросила у кота:

– Элвис, что тут такое?

– Ой, я не могу… эта котяра – Элвис! Сейчас просто помру от смеха! – захохотал домовой.

Входная дверь при этом его хохоте резко захлопнулась.

Женщина, не обратив на это внимания, приподняла брезгливо подушку и понесла её туда, где лежал всякий хлам, приготовленный для выброса в мусор.

Евпатий сразу же побежал и забрал подушечку. Теперь он нёс её в кладовку, злобно бурча:

– Я вам покажу! Вы у меня попрыгаете! Я вам устрою! Подушечка ей моя не понравилась, шалашовка волосатая! Если бы ты знала от кого она мне досталась, то пылинки бы с неё сдувала!

Подойдя к кладовке, он увидел кота, который стоял в оборонительной позе и шипел. Домовой понял, что тут силой не прорваться. За себя он не переживал, а вот подушечку этот котяра мог попортить своими когтями. Он решил действовать как всегда хитростью, так как знал из своего опыта, что коты на ум не очень богаты.

– Слушай, как там тебя? Элвис? А ты знаешь, Элвис, что надо делать коту в новой квартире? Без этого ника-ак не обойтись. Ты же ведь тут самый главный! Я так думаю. Да-а? И хозяйка твоя это, конечно, оценит.

Шипение прекратилось, видно было, что кот прислушивается.

– Ну что? Говорить тебе, что надо делать?

Кот муркнул.

– Да я думал, что ты сам знаешь?

Кот, недоумевающе муркнул.

– Ну, ты же должен показать, что ты тут самый главный? А ты ведь самый главный?! Поэтому ты до-олжен пометить все углы. Уверен, ты знаешь, как! И после этого дом по-настоящему будет твой. Так все уважающие себя коты делают, поверь уж мне.

Кот ушел метить углы, а Евпатий занёс подушечку в кладовку и положил её подальше от глаз в угол. Он сидел теперь на ней и ждал последствия от своей зловредной выдумки, приговаривая:

– Давай, давай иди ссы, чума блохастая, ща-ас тебя!..

Глава третья. Евпатий и Элвис

Наконец, домовой дождался. Это был ему бальзам на душу. Он выглянул и увидел такую картину: кота держала за шкирку хозяйка и лупила его тапком. Видимо, он и туда нассал. Евпатий закрыл дверцу, облегченно вздохну и сказал:

– Так тебе и надо, чертоблох плешивый, будешь знать, как со мной связываться! Шипеть он вздумал на меня! Ишь!..

Когда все улеглись спать, домовой вылез из чулана и пошел на кухню. В миске из-под молока было пусто. Евпатий сел и стал стучать миской по полу.

– Я вам покажу не оставлять мне молока! – приговаривал он. – Я сейчас вам всем устрою варфоломеевскую ночку!

В кухню, наконец, прибежала испуганная хозяйка. Сонными глазами она смотрела, ничего не понимая, на миску, которая крутилась посередине кухни, будто только что упала. Недолго думая, она нашла кота, который мирно, вальяжно развалясь, спал на кресле, притащила его за шкирку в кухню и теперь трясла его над миской, приговаривая:

– Что тебе надо? Что? А? Не спится тебе?.. Не спится?..

Затем она бросила ошарашенного кота в кухне, закрыла дверь и ушла, наверно, спать дальше.

– Жа-аль мне тебя, – сказал домовой, – совсем у твоей хозяйки с этим переездом, кры-ыша поехала.

Кот испуганно покосился на крышу, потом на домового.

– Да нет, я имел в виду, что хозяйка твоя нервная очень стала, ты не находишь? Как бы чего не вышло…

Кот испуганно оглянулся на закрытую дверь, за которой скрылась его нервная хозяйка.

– Я думаю, тебе сейчас нужен друг. Хочешь со мной дружить?

– Это как? – спросил кот, косясь на дверь.

– Ну, например, можно побегать, поиграть. Ты играть любишь?

– Люблю.

– Ну, так что, будем дружить?

– Ну, давай дружить, – согласился кот.

– Так вот, пока все спя-ят, – говорил тихо домовой, специально растягивая гласные для пущей убедительности, – потихо-онечку поиграем в догоня-ялки. А потом можно спрятаться у меня в кладо-овке. Твоя хозяйка испуга-ается, что тебя нет, и будет тебя иска-ать, а когда найдёт, обра-адуется… и будет гла-адить, гла-адить тебя.

Котяра завороженно смотрел в одну точку, видимо представляя себе этот процесс.

Домовой вывел его из этого состояния вопросом:

Тебе нравится, когда тебя гладят?

– Да, нравится, – мечтательно ответил Элвис.

– Ну, так что? Будем с тобой играть в догонялки?

– Давай играть, – согласился кот.

Теперь они носились, так что полы дрожали. А когда услышали, что хозяйка проснулась, спрятались в кладовке. Элвис, тяжело дыша от беготни, ждал с замиранием сердца, когда его найдут и обра-адуются. Ждали недолго: дверца резко распахнулась в кладовку, и хозяйка, увидев кота, схватила его за шкирку, крича:

– Ага, вот ты где? Ещё и спрятался! Значит, понимаешь, что так делать нельзя? Так что же тебе неймётся? А-а? Негодяйский кот!

И выкинула его во двор.

Евпатий постоял около двери, послушал, как жалобно мяукал «негодяйский» кот, просясь обратно домой, крутанулся вокруг себя на пятке от удовольствия, и пошел опять на кухню. Сбросил пару тарелок – не разбились. Грохнул их об пол – разбились-таки.

Хозяйка опять стояла около дверей кухни, держась за голову – наверно, она у неё болела. И, решив, что это мыши, она запустила «негодяйского» кота обратно, погладив его, говоря:

– Элвис, дорогой, извини меня, что я тебя выкинула, но тут у нас, думаю, наверно, мыши, разберись с ними, пожалуйста.

Теперь кот в полной готовности стоял посередине кухни и ждал хоть какого-нибудь шороха, напоминающего мышь.

Евпатий сидел на холодильнике, с интересом наблюдая за котом. Он стал шуршать по углам, а котяра, как полоумный, тыкался везде, готовый проглотить всех мышей, только бы хозяйка не выкидывала его на улицу. Наконец, домовому надоело это развлечение, и он сказал:

– Эй, Элвис, успокойся, нет тут мышей. Это у твоей хозяйки голова не в порядке, я видел, она за голову держалась.

– А кто же скоблился тут везде? – возмутился кот.

Евпатий удивился такому проблеску ума, но сделал загадочное лицо и, положив ногу на ногу, тихо изрёк:

– Это, Элвис, ба-ба-йка.

У кота шерсть встала дыбом.

– Ладно, не боись, я с ней разобрался. Она уже ушла.

– Куда ушла? – спросил Элвис, оглядываясь.

Домовой, не задумываясь, произнёс первое, что пришло в голову, глядя на зеркало, которое стояло на столе: – В зеркало она ушла. – И добавил: – Ты в эти зеркала больше не смотри… А то ка-ак вы-ыскочит!..

Кот после этого, увидев любое зеркало, страшно шугался и впоследствии обходил с опаской все зеркала стороной.

Утром Евпатий пошел развлекаться: сбросил с тумбы вазу – она разбилась. Очень досталось опять коту. Хозяйка тыкала его туда носом и кричала, что она его всё-таки вышвырнет на улицу и он будет там почему-то червяков жрать. Евпатий, представив себе, как Элвис жрёт червяков, стал сильно хохотать. В доме при этом дрожали все люстры.

Теперь домовой и кот сидели в кладовке и обсуждали житуху последнего:

– Думаю, твоя хозяйка не в себе, – он при этом покрутил около виска пальцем. – С ней надо что-то делать.

Кот удивлённо приподнялся, переступил лапами и озабоченно сел, продолжая внимательно слушать домового.

– Думаю, тебе надо её разжалобить. Ты знаешь, как её разжалобить?

Кот задумчиво стал смотреть в угол.

– Я думаю, тебе надо поплакать, – сказал домовой, не дожидаясь, когда тот что-либо придумает. – Хозяйка услышит, что ты пла-ачешь, растро-огается, пожале-ет тебя, возьмёт на ру-уки и приласка-ает.

Кот недоверчиво покосился на дверь. Тогда Евпатий выдал веский аргумент:

– Ты же хочешь с ней помириться?

Кот послушался и завыл. Лучше бы он этого не делал. Хозяйка пришла, отлупила его тапком и выбросила опять на улицу. Евпатий сидел около двери и науськивал кота, который скрёбся с той стороны:

– Не понимают тебя тут, не понимают! Ты плачешь, можно сказать, страдаешь… а тебя – тапком! Ты… должен отомстить! Ты подумай, как ты будешь мстить, а я пока пойду за тебя отомщу! Кот перестал орать, запрыгнул на подоконник, чтобы поглядеть в окно, как за него будут мстить. А домовой тем временем, оглядев комнаты, сорвал в доме все шторы. Хозяйка стояла и, не понимая ничего, шептала:

– Что же это такое? А? Что?

Коту стало очень жаль хозяйку, и он передумал ей мстить.

Валентина вышла во двор, к ней кинулся Элвис с дикими ласками. Хозяйка, скорее по инерции, гладила его. Затем достала из кармана телефон и позвонила:

– Витюша, пожалуйста, приезжай, а то я тут умом тронусь. В доме творится что-то невообразимое.

Глава четвёртая. Витюша, ёрш твою медь…

Когда появился Витюша, Евпатий посоветовал коту защищать свою хозяйку:

– А то может произойти непоправимое для тебя!

Элвис сначала не мог понять, что значит «непоправимое», но домовой объяснил:

– Если этот Витюша тут останется жить, то хозяйка тебя выбросит на улицу и будешь там… таки жра-ать червяков. Ты любишь червяков?

– Нет, я червяков не люблю, я люблю рыбу.

Короче, Элвис по совету Евпатия нассал в кроссовки Виктору.

Жаль, что тот понял это не сразу, а только тогда, когда пришел к себе домой.

– Витюша, дорогой, тут что-то творится непонятное, – жаловалась Валентина, – шторы падают, тарелки сами бьются, люстры трясутся.

Тот был реалистом и во всякую нечесть не верил. Он методично обошел весь дом, ища чего-то, заглянул во все углы и, ничего не найдя, заявил:

– Когда руки у некоторых не оттуда растут, то всё везде падает, разбивается и звенит.

– Тряси, тряси воздух, Витюша, ёрш твою медь!.. Я тебе покажу, откуда руки у кого растут!.. Ты у меня попрыгаешь, индюк лысый – бурчал домовой. – Щас я тебе устрою счастливую житуху тут.

Кот, с прижатыми ушами в ужасе наблюдал за действиями домового. Витюша, несколько раз садился мимо стула. В чае, после того как тот сам себе его налил, обнаружилась соль. Телевизор после каждого включения сразу выключался. Закурить он так и не смог: любой огонь – зажигалки или спички – гас около сигареты. Со своей лысины он всё время стряхивал какой-то мусор и паутину. Но, несмотря ни на что, он всё-таки остался ночевать. Лёг в зале на диван, смахнув с простыни, которую только что постелил, неизвестно откуда взявшиеся хлебные крошки.

Когда все уснули, Евпатий, с заговорческим видом позвал кота к себе в кладовку. Тот шел туда с прижатыми ушами, поджатым хвостом и всё время оглядывался.

– Слушай меня внимательно. От тебя сейчас зависит жизнь твоей хозяйки.

Кота сейчас надо было видеть: у него сползли глаза к носу, а лапы просто расползлись.

– Если не ты, – напирал на него домовой, – то кто?

Кот от этих слов был на грани обморока.

– Думаю, тебе надо подружиться с этим Витюшей, – усаживаясь на свою подушечку, сказал домовой.

– Зачем? – еле выдавил из себя Элвис.

– Ну, ты же хочешь, чтобы он отсюда ушел?

– Кто?

– Витюша этот.

– Хочу, – отвечал кот, приподнявшись и нервно переступая лапами.

– Слушай тогда внимательно, – зашептал домовой. – Ты запрыгни к нему на диван, сядь и гляди на него.

– И всё?.. – глаза у кота сильно выпучились.

– Нет, не всё… Ты ему внушай.

– Что внушать?

– Ну, всё, что тебе хочется.

– А рыбу можно внушать?

– Можно.

– А много рыбы можно внушать?

– Хоть целое ведро.

Коту ведро рыбы очень понравилось, и теперь он сидел на диване и со всего духу таращился на спящего Виктора. Евпатий же стал душить его, говоря коту, что так лучше подействует. Кот недоверчиво на это смотрел, но не вмешивался. Когда же тот, наконец, громко закашлял, кот перепуганно взвыл от неожиданности. Виктор, задыхаясь, вскочил и увидел кота, который с воплями шарахнулся об стенку. Тот с трудом поймал Элвиса за диваном, открыл форточку и пытался его туда вытолкнуть. Кот дико орал и яростно сопротивлялся. Домовой же сидел в кресле, смотрел на всё это, покачивая от удовольствия ногами.

На шум прибежала хозяйка и увидела эту картину.

– Он меня душил, Валюша! Прикинь, этот мерзкий котяра меня душил! – кричал, оправдываясь, Виктор.

Хозяйка забрала у Виктора своего Элвиса и, поглаживая его, молча вышла из комнаты, закрыв дверь.

Элвис млел в руках хозяйки и благодарил домового. Тот в свою очередь отвечал, положив ногу на ногу:

– Да не за что. Всегда, пожалуйста. Сколько хотите. У меня этого добра хоть пруд пруди. Будете проходить мимо, проходите. Всегда рад…

Наутро Виктор сказал, что уходит, но куда, насколько и вернётся ли, не сказал. Валентина отнеслась к этому спокойно.

Евпатий какое-то время отдыхал у себя в кладовке, потом, потягиваясь, произнёс:

– Скучно что-то.

И пошел гулять по дому. Случайно увидел, как в сервант хозяйка положила золотую цепочку, взял её и подбросил коту в миску.

Сердце у него радовалось, когда хозяйка её там, наконец, обнаружила. Но она почему-то не стала ругать Элвиса.

Что-то подозревая, Валентина заказала экстрасенсов.

Глава пятая. Последствия экстрасенсов

Они приехали… руками махали, махали…

Евпатий сидел на спинке кресла в обнимку с котом и ухохатывался.

Один экстрасенс, важно усаживаясь в кресло, заявил, что это дух какой-то там бабушки, которая была графиня… и поэтому хозяева дома должны оставлять в мисочке молоко, что бы задобрить этого духа.

– Насчёт молока они правы, да, Элвис? А вот насчёт бабушки-графини?.. С какого перепуга они это взяли, дуреманы казённые, что она графиня? Вот подумали хотя бы своими ушибленными мозгами, что графиня всё-таки должна жить в замке.

Да-а-а… жил я когда-то давно-о в замке… бр-р… не хочу больше. Там столько всякой нечисти!.. Тебя эта нечисть, Элвис, просто сожрала бы.

У того по спине пробежали мурашки, а хвост нервно задёргался.

– А вот насчёт молока, – продолжал домовой, – это то, что надо?

При этом он пристегнул экстрасенса булавкой за ворот к креслу. Котяра сразу же смылся под диван от греха подальше.

Последствия были очень смешные для домового и не очень – для экстрасенса.

После их ухода хозяйка стала оставлять молоко в миске и по совету экстрасенсов, натыкала по всей квартире иконки.

Домовой ходил, смотрел, разглядывал эти иконки и злорадно хихикал:

– Гляди, Элвис, твоя хозяйка думает этим меня испугать, что ли? Ну-ну! Вот раньше были иконы так иконы, их люди кистями писали. Помню, спрятал кисти у одного такого художника, так он та-ак переживал… умолял меня отдать. В те времена люди знали о моём существовании, уважали. Отдал, конечно, ему эти кисти, очень уж просил. Уж как он меня потом благодарил… и молоко, и блины с мёдом, и каши разные. А сейчас никакого уважения, молока, и того не допросишься. А эти иконки – наштамповали картинки и думают что это иконы!..

Он собрал их все и положил в мусорное ведро. Через какое-то время услышал, как хозяйка, найдя их там, истерически стала охать.

Вдруг Евпатий услышал вой пылесоса. Дверь в кладовку открылась, Валентина пылесосом стала высасывать из всех углов пыль и засосала подушку. Она подняла её и долго смотрела, вспоминая: «Эту подушку я, по-моему, уже выкидывала… странно».

Взяла её, вышла во двор и отнесла в мусорку. Домовой бежал следом, страшно ругаясь. Хозяйка вернулась домой и захлопнула дверь. В дверь тут же постучали. Она, недоумевая, кто это, открыла.

Глава шестая. Сядь рядком, потолкуем ладком

На пороге лежала подушка. Не успев что-либо сообразить, увидела, как подушка зашевелилась и поползла по полу к кладовке, дверца открылась, и подушка исчезла в кладовке.

Домовой злобно при этом бурчал:

– Стой, стой теперь, соображай, если есть ещё, чем соображать после увиденного сейчас. Попробуй взять ещё раз мою подушечку! Я тебе устрою, я тебе покажу, чувырла кочевряжная!

У Валентины, наблюдавшей эту картину, подкосились ноги, и она сползла по косяку на пол без чувств. Домовой выглянул, пробурчав:

– Этого мне только не хватало.

Евпатий намочил полотенце и положил ей на лоб. Затем подтащил скамеечку, положил на неё ноги хозяйки, объясняя коту:

– Это надо, чтобы кровь прилила к голове.

Затем притащил плед и укрыл, продолжая бурчать:

– Она подушечку мою выкидывает, потом, видите ли, в обморок падает, а я тут мучайся с ней!..

Элвис же сидел и озадаченно следил за всеми действиями Евпатия.

Через какое-то время хозяйка пришла в себя. Она приподнялась и заметила, что заботливо укрыта, с головы упало мокрое полотенце.

Она позвала:

– Витя, это ты?

В ответ было молчание. Валентина поднялась и, пошатываясь, обошла дом. Виктора она, конечно, не нашла. Набрала его номер телефона, но там сбрасывали звонок.

Евпатий, обиженно бурча, пошел к себе в кладовку:

– Вот помогай, спасай!.. Я ей полотенце на голову, я её укрываю, можно сказать, забочусь, а она: «Это ты, Витя?» Твой Витюля сбежал! Туда ему и дорога, безрукий утупок.

Валентина сначала долго сидела за столом, видимо, о чем-то думала, потом пересела на диван, открыла ноутбук и надолго «зависла» там. Затем отложила его и произнесла вслух по слогам:

– До-мо-вой…

Евпатий открыл дверцу кладовки и выглянул оттуда.

Валентина заметила это и почему-то поджала ноги.

Домовой хихикнул на это и с интересом стал наблюдать за хозяйкой.

Она опять взяла ноутбук и стала оттуда читать:

Милый мой домовой, хозяин мой дорогой,

Сядь рядком, потолкуем ладком,

Ешь, пей, наслаждайся,

В доме моём не ругайся.

Где лад – там и клад.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Аминь.

Евпатий с каждым, словом подходил всё ближе и ближе. Он залез на диван и сел рядышком с Валентиной, с другой стороны заскочил Элвис. Так же, как и кота, она сейчас чувствовала того, кто сидел рядом с ней. Какое-то время она сидела, привыкая к этому ощущению, по спине почему-то бегали мурашки. Потом вдруг спохватилась и, создав страницу на экране ноутбука, напечатала там:

– Привет.

И вслух сказала:

– Можешь тут написать? Вот тут нажимаешь на буквы, и они появятся вот тут, она показала пальцем на экран.

Сначала на экране появилось: пппп оъ=\-0ипав. jnbgf//…

Потом написалось без нажатия клавиш:

– Привет.

– Давай с тобой дружить, – улыбаясь, обрадованно написала Валентина.

– Давай, – отвечал ей домовой. Сам себе при этом удивляясь, что мирно общается с хозяйкой.

– Ты домовой?

– Да.

– А у тебя есть имя?

– Есть.

– И как тебя звать?

– Евпатий.

– Мне нравится, красивое русское имя. А меня звать Валентина.

– Я знаю.

– А это твоя подушечка, которая в кладовке?

– Моя.

– Извини, что я её выкидывала… я же не знала, что она твоя.

– Хорошо, извиняю.

– Тогда мир?

– Мир.

В общем, с этого дня в этом доме было всё хорошо.

С помощью домового, Валентина вышла удачно замуж. У неё родились двое мальчиков. И эта семья стала жить долго, мирно, и всегда у них был лад.

От нечего делать Евпатий продолжал над Элвисом периодически подшучивать, но эти шуточки были не такими уже зловредными.

А зеркал кот так и продолжал шугаться, и никакие уговоры не действовали.

Пророчество лешего

Глава первая. Как это всё началось

– Тихо ты шагай!

– Чё тихо-то?

– Та не чё, а что.

– Ой, не надо меня сейчас поучать.

– А ты под ноги смотри.

– Чё под ноги-то? Иду, как могу.

– Чё-чё… видишь, оглядывается.

– Ну, вижу.

– Под ноги смотри, говорю. Идёшь, хрустишь ветками. Навязался на меня!

– Да, а я чё!

– Да не чё! Хозяин с собой меня позвал.

– Ой, а кудой мне тоды деваться?

– Кудой, тоды… Говорить можешь нормально?

– Мне так привычнее говорить. Я переживаю ведь. Все мои сараи сгорели, так же как и твой дом. Раз тебя позвали, то и мне место найдётся, – говорил дворовой домовому.

– Ладно, не злись.

– А я и не злюсь. Мне всё так жалко… так жалко! А какой жеребец Дамир был! Я его так любил. У него грива была, как ше-елк. Видел, какие я ему косы заплетал? Жив ли он остался?

– Видел я, видел, не переживай, жив твой Дамир. Он успел выскочить из сарая. Тут почти вся семья сгорела, только дочурку и спас хозяин. А ты… Дами-ир, ко-осы…

– Ладно, давай не будем ругаться, мы же всё-таки братья. Как ты думаешь, долго мы ещё будем идти по этому лесу?

– Думаю, ночь и ещё день.

– Может, давай сядем, отдохнём.

– Я тебя за собой не звал. Хочешь отдыхать – отдыхай, я тебя не держу.

– Ох, ты!.. Смотри!

– Что? Где?

– Вон там, за ёлками, кто-то прячется.

– Ох, ты-ы!

– Что?

– Этих нам только не хватало!

– Кто это?

– Лесавки… кочевряжку им в волосы! Видимо, услышали, нечисти лесные, как Катенька плакала.

– А кто они такие?

– Деточки кикиморы и лешего.

– Ишь ты-ы! И чё теперь?

– Чё – чё… Ишь, радуются, нечисти лесные. Задумали что-то.

– Смотри, а наш-то хозяин, по-моему, отдыхать собрался.

– Это хорошо, пусть отдохнёт,

– Да-да, и нам не мешало бы отдохнуть.

– Тебе бы только отдыхать. Привык на сеновале валяться да животных изводить.

– Чё ты?.. Чё животных-то? Чё изводить-то?

– А помнишь, козу хозяин привёл? Зачем её извёл? А?

– Не понра-авилась мне она. Не ко двору пришлась, – деловито сказал дворовой.

– Не понра-авилась, не ко двору… – передразнил его домовой. – Хозяйство надо беречь, а ты только и можешь косы лошадям плести.

– А вот и не только ко-осы, – тянул обиженно дворовой, – у меня на дворе был всегда поря-ядок.

– Поря-ядок? А петуха кто позволил лисе утащить? Такой красавец был.

– Та ну-у его! Разве так кукарекают? Он же не кукарекал, а орал дурнинушкой. Мне больше курочка серенькая нравилась.

– Ладно, всё с тобой ясно.

– А вот с тобой не всё ясно.

– Это что ты имеешь в виду?

– Ты говоришь, я петуха позволил лисе утащить? А ты-то, ты? Ты позволил целому дому сгореть! Что же так плохо следил-то, что пожар случился?

– Я здесь не виноват. Наш дом подожгли лихие люди.

– И ты видел, кто поджег?

– Видел. И хорошо их всех запомнил.

– Кто-то из местных?

– Нет, пришлые.

Глава вторая. Катюша и её батюшка

Василий уходил от своего сгоревшего дома, всё дальше и дальше. Единственно, от большой семьи у него осталась только маленькая дочечка.

Он с ней в тот злополучный момент вышел во двор. И вдруг увидел, как какие-то люди подпёрли двери, закрыли ставни, и подожгли его дом.

Первое, что хотел сделать Василий, это броситься спасать свою семью, свой дом. Но около него была его маленькая дочурка, и он, стиснув зубы, зажимал рот Катеньке, чтобы их не услышали. Сидел за стогом и ждал, когда эти нелюди уйдут, наконец. За ту ночь Василий от всего пережитого весь поседел.

Там, далеко-далеко за лесом, куда шел теперь Василий, была деревня, в которой, он родился и в которой, не был уже лет двадцать. И теперь шел туда, думая: «Ничего… не пропадём с Катенькой. Кузнецы везде нужны».

С собой было самое ценное – это дочечка, а за плечами сидор со всякой утварью, которую удалось на скорую руку собрать, а позади чуть далече за ними шли его домовой и дворовой.

Катюша, споткнувшись за корягу, упала и стала плакать, больше не от боли, а чтобы батюшка услышал, остановился, и подождал её. Василий подошел, взял её на руки и, продолжая идти, успокаивал:

– Тихо, солнышко моё, устала, милая, вот до полянки дойдём, и будем отдыхать.

Катеньке было пять годиков. Для своих лет девчушка была очень смышленая, не по годам развитая, пока не пришла беда. После случившегося пожара, где сгорели её матушка и сёстры, она перестала говорить, и теперь, либо плакала, либо мычала. Там, в той деревушке, куда они шли, жила его родная бабка-ведунья. Вот к ней Василий и шел, чтобы та излечила от немоты его дочурку. На небольшой опушке он спустил с рук Катю, говоря:

– Никуда далеко не уходи, сейчас костерок разожжем, покушаем, отдохнём.

Глава третья. Лесавки

– Лярка-а, слышала?

– Слышала, Марка.

– Неужели дождались?

– Дождались, сестрица, дождались!

– Теперь осталось за малым.

– Ага, сестрица, только бы всё сложилось

– Уж мы постараемся, чтобы сложилось.

– Смотри, смотри, они остановились.

– Вижу, вижу, должно, отдыхать собрались.

– Вон мужик пошел, наверно, за хворостом для костра. Давай иди его путай, а я займусь девчонкой.

– Сестрица, а почему это ты займёшься девчонкой, а не я? Я тоже хочу ею заняться.

– Да потому, Марка, что я тебя старше, на целых пять лет. У кого хочешь спроси, и каждый ответит: старших надо слушать. У старших опыта поболее. Не переживай, сестрица, успеешь ею натешиться.

Марка зашла впереди Василия и стала шуршать по кустам.

Василий, услышав шорохи и подумав, что не плохо бы хоть какой-никакой дичинки на ужин зажарить, поспешил за этими шорохами.

Лярка теперь, в свою очередь, натыкала в пределах видимости для девчонки цветы.

Катерина обрадовалась такому количеству цветов и стала их собирать, складывая в букет. И вот она уже стояла перед лесавкой с огромным букетом цветов и с интересом разглядывала странную зелёную обитательницу леса, ни сколько не боясь её и не удивляясь. Лярка, как только могла, со всего духу улыбалась, и протягивала ей лукошко с ягодами. Катюша, увидев ягоды, которые ей протягивали, бросила цветы, схватила кузовок и стала быстро запихивать ягоды в рот.

На миг Лярка взглянула в глаза девчонки и отступила.

Что-то её вдруг насторожило. Но, поборов себя, она с диким громким визгом, схватила Катю и побежала с ней вглубь леса. Услышав громкий визг сестры, к ней присоединилась и Марка.

Теперь они ходили вокруг, так сказать, своей добычи, визжа и завывая от радости.

Катя же никак не реагировала на все их действия. Она просто спокойно и с интересом разглядывала этих странных существ.

Лярка подошла к Кате и сказала ей, как можно страшнее шипя:

– Ты теперь, на-аша… сестри-ичка!..

Катенька на это шипение никак не отреагировала, только отмахнулась от неё как от мухи. Сначала долго молчала, как бы собираясь с силами, потом, звонко засмеялась и неожиданно для самой себя заговорила:

– Ха-ха, рассмешили! Испугать меня, что ли, вздумали? А? Что топчитесь тут вокруг меня? Шипите мне тут на ухо! Вот что я вам скажу: зря вы меня сюда притащили! Вы теперь так просто от меня не отделаетесь! Значит, так… для начала… – говорила Катюша, загадочно смотря на высокую сосну, – давайте мне мёда, ягод, орехов, грибов и еще… – она на секунду задумалась, и добавила, – кузовок живицы кедра. Вот!

Марка отпрянула и, посмотрев на Лярку, спросила изумлённо:

– Нет… ну, ладно… ягоды, грибы, мёд – это понятно… а живицу? Живица ей-то зачем?

– А ты что её слушаешь? Бросишься для неё, грибы с ягодами собирать?

– Не знаю. Но всё как-то не так пошло. Не нравится мне она. Я ещё там это почувствовала. Ты глаза её видела?

– Ну, видела!

Шептались между собой лесавки.

– Почувствовала она… Ну да, ну да… Кто-то там говорил о старшинстве и об опыте?

– И всё-таки что-то с ней не то. Я пока её тащила, так мне, руки жгло.

– И что ты про это думаешь, сестрица?

– Не буду я так уверена, но, по-моему, эта девчонка – будущая ведьма.

Катерина же, усевшись деловито на пенёк, с нескрываемым интересом продолжала разглядывать этих странных созданий, которые её сюда зачем-то притащили и теперь стояли и о чём-то там шептались. Ей было не только не страшно, а наоборот, очень забавно и интересно. И ещё она радовалась тому моменту, что вдруг ни с того ни с сего, наконец, заговорила. После долгого молчания ей сейчас хотелось говорить и говорить. Катюша встала с пенька, поставила руки в боки, выставила ножку вперёд:

– Эй!.. Вот интересно мне, а вы кто такие-то?

Лесавки переглянулись и ответили почти одновременно, заискивая и улыбаясь:

– Мы?.. Мы твои сестрички.

– Не-а… Мои сестрички умерли. Они в доме сгорели. Я это точно видела, – ответила спокойно Катя.

– Ну-у… так во-от, – на ходу придумывала Лярка, – мы вот воскресли и пришли к тебе.

– Не-а… Вот тебя как звать?

– Лярка.

– А тебя?

– Марка.

– Ну, так вот… не получается.

– Что не получается?

– Обманываете вы меня, вот, что получается. Я вас насквозь вижу, – сказала Катюша, смешно нахмурив бровки.

– Почему ты так решила, что мы обманываем? – спрашивали лесавки, озадаченно переглядываясь.

– Потому что моих сестричек звали Машуха и Варюха.

Лесавки, топтались около неё, а Катюша продолжала:

– Вы что, так и будете тут вокруг меня крутиться?

– А что?

– Я кушать хочу, вот что! Раз притащили меня сюда, так кормите!

– А почему ты не просишься к своему папе? – попыталась перевести разговор Лярка.

– Да что про это-то? С этим уже всё решено. И вас за это поругают, – как-то загадочно ответила Катерина.

Лесавки опять переглянулись.

– Я не поняла, – топнула ножкой нетерпеливо Катя, – вы будете меня, наконец, кормить?

– Чем? – еле выдавили из себя лесавки.

– Вы что?!. Я же уже говорила! Давайте мне мёда, ягод, орехов, грибов. Да и кузовок живицы кедра, смотрите не забудьте!

– А хочешь, мы тебя обратно к батюшке отнесём?

– Э… нет! Вы так просто от меня теперь не отделаетесь, я же вам уже за это сказала. Не добудете, что сказала, худо вам будет, вот увидите. Устала я тут с вами… Всё, идите, добывайте. А я пока посплю.

Глава четвёртая. Василий и Леший

Василий, услышав непонятный звук, вернулся к тому месту, где оставил свою дочурку, но там её не обнаружил. Он бегал кругом, зовя Катю. В конец, измотавшись, теперь стоял и стучал по дереву кулаком:

– Какой же я дурак… балбешка стоеросовая! Зачем ушел? Зачем бросил дочурку одну?

И вдруг, обернувшись, закричал:

– А вы где были?

Домовой и дворовой в ужасе смотрели из-за кустов на все мытарства Василия. Но когда тот закричал: «А вы где были?» —

они переглянулись, и дворовой спросил у домового, испуганно заикаясь:

– Это он к-к кому обращается?

– Ты не поверишь но, по-моему, к нам.

– Знаю про вас, знаю, всю дорогу за мною шли. Выходите и поведайте, что тут было? – спросил Василий.

Домовой и дворовой, которые, не очень-то любители показываться на глаза человеку, стояли в нерешительности. Но повелительные нотки Василия вынудили их выйти к нему.

Они стояли перед Василием, переминаясь с ноги на ногу, как провинившиеся дети.

– Ну, что скажете? Что видели? Где моя дочурка?

– Видели, всё видели, – начал быстро говорить домовой, – лесавки Катеньку утащили.

– Да-да, – подтвердил дворовой, – они, подлые, цветами да ягодами её заманили.

– А вы где были?

– Да что мы могли-то?

– Ладно, кто такие эти лесавки?

– Они деточки кикиморы и лешего. – И добавил тихо: – Нечисти они лесные.

– И что теперь делать?

– Думаю, надо лешего искать, – отвечал ему домовой.

– Лешего? И где его искать?

– Тут другое.

– Что другое?

– Для человека встреча с ним может закончиться большими неприятностями, если ты вдруг придёшься ему не по нраву.

– Ты о каких неприятностях говоришь? У меня его чертовы деточки, дочку выкрали, а вы меня тут пугаете неприятностями. Лучше подскажите, как его найти?

– Ладно, слушай.

– Ну, слушаю!

– Надо нарубить молодых берёзок или осинок, разложить их кругом так, чтобы верхушки были направлены в середину круга. Затем надо снять с себя крест…

– Это ещё зачем? – возмутился Василий, прикрывая крест рукой.

– Ты слушай и не перебивай. Ты спрашивал – я отвечаю.

– Хорошо-хорошо, слушаю.

– Крест снять с себя обязательно. Положить его надо на землю за кругом, войти в центр и громко крикнуть: «Дедушка!»

– Ну и?

– Ну, и леший, думаю, тут же появится. Самое главное, в глаза ему не смотри. Да и подарки приготовь.

– А что ему надо?

– Думаю, соль, табак, еду там какую… а впрочем, он и сам может сказать, что ему надо.

– Ты что, встречался с ним когда?

– Нет, не привелось.

– А что так всё знаешь?

– Ну, я многое чего знаю…

Василий стал готовиться, как научил его домовой. Поодаль, на пеньке, сложил для подарка лешему всё, что у него было.

Наконец, Василий зашел в центр круга и тихо спросил:

– Ну, что, кричать?

– Погодь, погодь, нам с ним встречаться никак нельзя, сейчас отойдём подалее, и тоды кричи, – засуетился дворовой.

Когда домовой с дворовым скрылись, Василий закричал что есть духу:

– Дедушка!!!

Вдруг задул ветер и тут же сразу стих, из-за подъельника показался небольшой старичок с трухлявым посохом, покрытым мхом. Сверху на этом посохе, сидел филин, который беспрерывно всё время отряхивался.

Василий сразу заговорил, кланяясь:

– Вот тебе, Леший, гостинец, на пеньке лежит, прими не побрезгуй. Всё, что было у меня, с тобой поделился. Если что надо ещё, скажи. Знаю забот у тебя много, извини, отвлекаю. Не обратился бы к тебе кабы не беда. Что-то детки твои расшалились, дочурку мою похитили. Ты уж сделай милость, помоги. Пусть вернут мне мою Катеньку. Это всё, что осталось у меня от моей семьи.

Филин в очередной раз встрепенулся, ухнул и слетел с посоха.

Василий встревоженно проводил его взглядом.

– Доброго здравия тебе, Василий, – заговорил Леший. – Знаю я тебя. Знаю и про твоё великое горе. Хороший ты человек, уважаешь мои законы, лес не рубишь, животных не пугаешь, предлагаешь мне подарки. Спасибо. Я помогу тебе, за это ты не беспокойся. А вот, то, что я тебе сейчас скажу, запомни раз и навсегда:

Дочка твоя Катерина, имеет силу несказанную, и будущее у неё великое. Береги её. Придёт время, я ей подмогну чуток, направлю. А сейчас ложись и спи, – сказал Леший, стукнул посохом и пропал.

Глава пятая. Они поняли, но поздно

Лесавки забеспокоились и не зря, потому что вдруг откуда ни возьмись, появился старичок и грозно сказал:

– Что же вы наделали, негодницы? Вы что же, не увидели, что не простая эта девочка?

– Да мы поняли, но только поздно, когда уже сюда притащили. Мы хотели её обратно отнести, да только она упёрлась и говорит, что никуда не пойдёт, пока мы не выполним её требования.

Леший, стукнув посохом, крикнул:

– Дать всё, что сказала Катерина, даже с лишком! Отнести туда, куда они идут. И ещё будете провожать всю дорогу, чтобы ничего не случилось. Там с ними домовой с дворовым – их не пугать.

Лесавки тихонечко перенесли Катерину к отцу. И пока те мирно спали, бросились исполнять указания Лешего.

Глава шестая. У неё большое будущее

Утро застало Катю в объятиях отца. Тот радовался, видя её живой и невредимой.

– Ну, хватит тебе, батюшка, совсем затискал, – ответила Катюша.

– Ох, ты, солнышко моё, да ты никак заговорила! Вот чудо-то! – продолжал обнимать и целовать своё чадо Василий. – Ну, расскажи, расскажи, где ты была? Тебя не обижали там?

– Да нечего рассказывать, да и не обижали меня, батюшка.

И вдруг глазки её стали серьёзные, и она неожиданно закричала:

– Так!.. Эй, Марка, Лярка, я не поняла, а где то, что я просила?

Она обводила полянку взглядом, а Василий удивлённо, слегка улыбаясь, смотрел на свою дочурку.

Она побежала к ёлочке, там вдруг появились лукошки с ягодами и грибами.

– Вот, батюшка, вот, смотри, это всё нам, – говорила Катенька, смеясь и поднося батюшке лукошки с ягодами и грибами.

– Какая ты у меня умница, – только и смог вымолвить Василий. – И тут же вспомнились слова лешего, что у его дочурки, большое будущее. Он при этом, глубоко вздохнул и не стал спрашивать, откуда это всё.

Подкрепившись, они пошли. Дальнейший их путь был, как говорят, без сучка и задоринки. Лес, наконец, закончился, и показалась их деревня.

Когда Василий подошел к своему дому, то увидел, что ставни и двери заколочены.

Катерина вздохнула и сказала:

– Батюшка, а бабушка твоя уже как два года померла, ты не знал?

– Нет, не знал, доченька.

Василий отодрал от двери доски и теперь искал ключ.

Затем, повернувшись к Кате, спросил:

– Не удивлюсь, если, ты знаешь и где ключ.

– Ключ? Вон там, под крыльцом, за камушком, – не задумываясь, ответила Катерина.

Войдя в дом, Василий увидел несколько кузовков с ягодами, с грибами, мешок с орехами, мешок пшеницы, и мешок с мукой.

Отдельно на столе, стоял туесок с кедровой живицей.

Василий, взглянул на Катю:

– Это, наверно, дочурка, всё тебе?

– Да, батюшка, это не мне, это нам.

– Хорошо-то как. На первое время хватит. Давай-ка, Катюша, ты по хозяйству, а я на речку схожу, может, рыбки поймаю, ушицы сварим.

– Хорошо, батюшка.

– Эй, домовой с дворовым, давайте присоединяйтесь, помогайте Катеньке. Чтобы к моему приходу в доме всё блестело, и печь была натоплена.

Глава седьмая. Катерина

В общем, с этого момента, началась простая привычная деревенская жизнь.

Батюшка научил её читать. У её прабабушки было много разных старинных книг, которые её правнучка теперь читала увлеченно, умножая свои знания.

Деревенские стали поговаривать о ней:

– В лес зачем-то ходит одна.

– С животными разговаривает.

– А рыба-то так и прыгает к ней в руки.

– А глаза? Вы видели, какие у неё глаза?

– Видели, видели – зелёные.

– Вот я и говорю… ведьма она, ведьма.

Катерина выросла и превратилась в красавицу.

А коса у неё была просто загляденье. Как махнёт косой, деревенские парни просто цепенели, от её красоты. Никто из местных юношей не решался не то, чтобы подойти, даже смотреть на неё боялся.

Да и слава о ней как о ведунье пошла умножаться.

Из дальних деревень к ней приходили за помощью. Многих она вылечила, многих на ноги поставила. Одни ей кланялись, другие крестились, третьи завистливым взглядом провожали.

Глава восьмая. Встреча с Витославом

Как-то гуляла Катерина по лесу и повстречала подружек своих лесавок.

– Катеринушка, а мы к тебе, – обратились те, – родитель нас послал.

– Леший, что ли? – усмехнулась Катя. – Ну, ладно, говорите, зачем послал?

– Пойдём, тут недалече.

– Ну, пошли, раз недалече.

Через час ходу подошли они к терему.

– Ну и? – спросила Катя.

– Ты туда зайди, – говорили, пятясь лесавки, – и там увидишь.

Она стояла и смотрела на высокий частокол. Оглянулась, а лесавок и след простыл.

Ворота были закрыты. Обойдя кругом, увидела небольшую калитку. Зашла. К ней с лаем кинулись огромные собаки. Катя подняла руку, и они успокоились. Зашла в терем, на кухне около печки возилась повариха.

Катерина тихо, стараясь быть незамеченной, поднялась по лестнице и зашла в приоткрытую дверь.

На кровати, не сразу заметила юношу, который лежал скорчившись. Катерина, теперь, стояла и смотрела на него.

Он был очень бледный, с черными кругами под глазами. И ей было уже всё понятно о нём.

– Здрав будь, добрый молодец, на многие лета, – с поклоном сказала Катя.

– Кто тут?

Юноша приподнялся и невидящими глазами заморгал.

– Меня звать Катерина.

– Кто тебя сюда впустил? – повелительно спросил юноша.

– Никто меня не впускал. Сама зашла, – отвечала Катерина спокойно. – А как зовут тебя, добрый молодец?

Юноша обессилено опустил голову на подушки, долго молчал, затем произнёс:

– Витослав меня звать.

– О-о, какое хорошее имя. А ты знаешь, что оно означает?

– И что?

– Прославленный победами, вот что оно означает. И помни это всегда, особенно когда станет совсем худо.

Витослав, а можно спросить у тебя?

– Спрашивай.

– Что ты тут делаешь? Мне кажется, что твоё место совсем не здесь.

– Болен я сильно, да и ослеп. Брат меня сюда свез, чтобы я тут на свежем лесном воздухе выздоравливал.

– Ну да, ну да… А ослеп ты недавно…

– Это вопрос или заключение?

– Да я это верно знаю.

– Откуда ты можешь знать?

– А хочешь, я тебе зрение верну? – спросила очень ласково Катерина.

– Это как?

– Травами, Витослав, травами. Ну и чуток заклинаниями. Ты согласен?

– Ну, скажем, для начала, я согласен, – ответил Витослав.

Терять ему было нечего. А вдруг её само провидение послало ему?

– Тогда лежи, жди меня, раз согласен, – сказала Катерина. – Мне надо сходить за снадобьем. Обо мне никому не говори. И самое главное… ничего не кушай и не пей, пока я не приду.

– Да что же я скажу поварихе?

– Скажи, что аппетита нет. Запомни, ничего не кушай и не пей. Я постараюсь быстро вернуться. Договорились?

– Договорились. А ты, правда, вернёшься?

– Не переживай, уж точно вернусь.

Глава девятая. Катюша и помощь Евпатия

Когда-то очень давно, ещё не зная для чего, она потребовала от лесавок живицу кедра. Теперь Катерина шла домой именно за ней.

Настоенная за столько лет, она имела сейчас чудотворную силу.

Придя домой, обратилась к батюшке:

– Меня не будет какое-то время. Надо одному человеку помочь.

– Если надо, Катюша, значит, так надо.

– Помощь мне нужна там.

– Извини меня, не смогу тебе помочь, стар я стал.

– А мне ты, батюшка, и не нужен, мне нужны дворовой и домовой.

– Так это не ко мне. Это ты у них спрашивай.

Катерина повернулась к печке и громко крикнула:

– Эй, домовой и дворовой, выходите, разговор есть.

Катерине ещё несколько раз пришлось их звать.

Наконец, перепачканные, все в паутине, сонные вышли те из-за печки, шатаясь от долгой спячки.

– Сходить надо кой-куда, и там мне ваша помощь нужна.

– Да мы чё… мы не чё, – начал дворовой.

– Это как хозяин скажет… отпустит ли? – добавил домовой.

– Катюше нужна помощь, надо помочь, – сказал Василий.

– Извини, Катерина, – мы вдвоём никак не можем уйти… – отвечал ей домовой. – Ты выбери кого из нас.

– Хорошо, ты, домовой, старше, у тебя опыта поболее, ты и пойдёшь со мной.

Пока шли обратно, Катерина рассказывала домовому:

– Там, в лесу, в тереме, куда мы идём, находится юноша Витослав, и его явно травит кто-то. Он даже ослеп недавно. Вот ты и поможешь мне всё там незаметно выведать.

– Видимо, юноша не простой, а знатного рода, раз хотят от него избавиться. И, думаю, это кто-то из ближайших родственников, – отвечал домовой.

– Точно… Он говорил о своём брате, который якобы его для лечения туда определил.

– Слушай, домовой, а давай я тебе имя дам. А то домовой да домовой. Не возражаешь?

– Нет, не возражаю. Зови меня Евпатий, это моё имя.

– Хорошо, Евпатий. Ну вот, мы и пришли. Видишь терем?

Катерина, так же как и в прошлый раз, поднялась в покои незаметно. А домовой, который теперь Евпатий, по терему пошел увидеть чего и разузнать, что да как.

Глава десятая. Молодец местный домовой, и ты молодец

– Здрав, будь, Витослав. Ну, вот я и пришла, – обратилась Катерина.

– Наконец! Что же так долго? – говорил юноша приподнимаясь. – И тебе здравия на многие лета, Катерина.

– Извини, если заставила тебя ждать.

– А ты, правда, сказала, что вернёшь мне зрение?

– Правда. И на ноги тебя обязательно поставлю.

– Ну и когда мы начнём? – нетерпеливо спросил Витослав.

– Прямо сейчас и начнём. Мне нужна для начала свеча.

– Вон там, в ларце, около иконостаса, возьми.

Катерина усадила Витослава, подперев его подушками, зажгла у него в руке свечу и начала говорить заклинание:

– Заря Марья настаёт, Солнце-батюшка встаёт из-за гор горьких, из-за рек быстрых, слёз солёных, глаз незрячих.

С ними Господь придёт, свет глазам принесёт.

Сёстры святые, скоропомошницы, снимите чары колдовские с очей раба божьего Витослава.

Аминь.

В разведённой воде с живицей Катерина сказала, чтобы тот загасил свечу, которую держал в руке, пока Катерина читала заклинание.

И теперь она промывала этой живицей глаза Витославу.

Вытерев глаза, Витослав гневно закричал:

– Я всё равно не вижу! Ты меня обманула!

– Не всё так быстро делается, – говорила ему тихо, но уверенно Катерина. – Через три дня промывая этим раствором глаза, ты будешь видеть. Но самое главное, в это ещё и верить надо.

Витослав откинулся на подушки, и теперь лежал, нервно подёргивая веками.

– Прошу тебя, поверь мне, Витослав. Не было меня до этого и не было бы меня потом. Но вот я есть, пришла к тебе, которая хочет тебе помочь. Расслабься и прими моё лечение. А пока отдыхай, спи.

Катерина вышла и тихо позвала:

– Евпатий.

– Тут я, тут.

– Ну что, выяснил?

– Выяснил я, выяснил: в вино подмешивается отрава. Тутошний домовой мне такое понарассказывал… если бы не он, то тот юноша давно бы помер. Этот местный домовой, несколько раз переворачивал на пол отравленное вино.

– Молодец этот домовой, и ты молодец.

Я на вас надеюсь. Не допустите больше, чтобы его продолжали отравлять. А кто подсыпает-то отраву?

– Так повариха и подсыпает.

– Ах ты! Надо от неё избавиться.

– Это как?

– В подпол её упрячьте, вот как.

Катерина вернулась к Витославу и спросила:

– А что в тереме так мало народу? Только повариху и видела.

– Слуги за провизией в город поехали.

– Это хорошо. Так вот, что я тебе хочу сообщить, Витослав. Не всё благополучно тут у тебя в тереме.

– Что ты имеешь в виду?

– А то и имею. Только выслушай меня спокойно и поверь мне.

– Говори.

– Скажу прямо тебе, всё как есть скажу. Травят тебя здесь.

Витослав резко приподнялся и сел, тяжело дыша.

– Не правда! Лжешь ты всё!

– Да какой мне прок врать тебе. Я тебя совсем не знаю, и кто ты, не знаю, и какого рода-племени ты, не знаю. Я пришла к тебе и просто хочу помочь. И это всё, что я хочу.

– Откуда ты взяла, что меня травят?

Катерина не захотела рассказывать о домовом. Не зачем ему об этом знать. И ответила:

– Проследила незаметно и узнала всё. Я, как только тебя увидела, сразу всё стало понятно. Я ведунья и болезнь твою сразу распознала. Ты лучше подумай, кому дорогу-то перешел, что тебя тут заперли и травят?

– Травят… – обреченно сказал тот.

– Да, Витослав, травят. И это верно, как я тут перед тобой стою.

– Неужели братец? Да… что тут думать? На него это похоже.

– Ладно, пока ты тут думаешь да предполагаешь, пойду тебе кушать готовить. А потом опять лечением займёмся.

– А повариха где?

– Поварихой теперь буду я. А та в подполе сидит. Она тебя и травила. Слуги приедут, подтвердишь, что я новая повариха. Ну а ту, скажешь, отослал. Ведь ты же можешь её отослать?

– Могу. Я всё могу.

На третий день, утром, Витослав, промыв в очередной раз глаза раствором, выпив целебного отвара, заметил, сначала проблески света. К вечеру повторив процедуру, уже смотрел и видел свою спасительницу. Он не только смотрел на неё, а просто любовался её красотой.

Катерина улыбалась Витославу, радуясь, что тот видит.

Силы к нему постепенно возвращались, и они уже гуляли не только по двору, а уходили гулять в лес.

Глава одиннадцатая. Астролог. Его предсказание и проклятие

Давным-давно в царских покоях родились двойняшки – мальчики, которых назвали Витослав и Болеслав.

Через пять лет позвали астролога, который должен был предсказать их судьбу.

Тот долго колдовал, что-то чертил, смотрел на звёзды, и через неделю он стал говорить:

– Буду говорить, всё как есть, государь. Не обессудь.

– Говори.

– Обоих твоих детей через тринадцать лет будет связывать простая девушка. Эта девушка откроет глаза одному брату на другого. И это закончится смертью последнего.

Царь в гневе закричал:

– Кто её отец и где искать?

Астролог посмотрел в свои талмуды, ответил:

– Отец её кузнец, а деревня стоит около горы с одной стороны и озера с другой. Начнётся и закончится это всё огнём…

Астролог не успел договорить. Царица упала в обморок, а царь со словами «врёшь, негодяй» стукнул того жезлом по голове.

Умирая, астролог только и произнёс:

– Проклинаю я вас! И умрёте вы от одного из ваших сыновей!

Царь подозвал к себе воеводу:

– Всё ты знаешь, всё слышал. Теперь дело у меня к тебе очень важное и секретное.

– Говори, царь-батюшка, всё сделаю, землю как собака рыть буду, лишь бы угодить тебе, государь.

– Ну, так слушай. Найди деревеньку, которая стоит между горой и озером. Там живёт кузнец. Помнишь, астролог говорил, что закончится это всё огнём. Так вот, подожги его дом вместе со всей семьёй. Понял меня?

– Ну как не понять? Всё сделаю в лучшем виде.

Взяв в помощь слуг, воевода исполнил всё, как наказывал ему царь.

Глава двенадцатая. Только тебе, царевич, надо царствовать

Прошло время. Витослав и Болеслав выросли.

Витослслав проводил время то в библиотеке, то на охоте, то учился биться на мечах.

А вот Болеслав оправдывал своё имя. Он страстно стремился к славе, и хорошо понимал, что царствовать он может только после того как его отца не будет. Да ещё тут и братец мешался.

Прознал как-то Болеслав, что жена воеводы может гадать. И пришел он к ней:

– Тяжко мне, Авдотья. Погадай мне. Да скажи, что делать? Если научишь, что делать, озолочу, а нет – головы лишишься!

Болеслав молчал, а та всё карты раскладывала да поглядывала на царственного отпрыска. Она уже всё знала, что тот жаждет. Да не решалась начать. Наконец, она сказала:

– Хорошо, царевич, всё знаю, всё вижу.

Болеслав напрягся.

– Тебе надо царствовать. Только тебе, царевич.

– Да как же тут царствовать? – возмутился тот. – Батюшка в полном здравии! Братик под ногами путается!

– Эту проблему можно решить.

– Как же это можно решить?

– Для начала твоих родителей можно убрать.

– Это как?

– Ну, скажем, потихонечку, незаметно, – говорила вкрадчиво Авдотья, – травить.

Болеслав отпрянув в испуге, закричал:

– Ты что, ведьма, на дыбу захотела?

– Помилуй, царевич, это не я говорю, – залепетала Авдотья, – это карты говорят. Ты же просил погадать? Вот я и рассказываю тебе всё, как карты говорят для тебя.

Болислав смотрел на карты, нервно перебирая перстни на пальцах.

Авдотья, не теряя времени, поставила на стол флакон с черной жидкостью со словами:

– Надо добавлять в вино не больше пяти капель.

Встала и ушла.

Болислав, недолго думая, схватил флакон и быстро убежал.

Авдотья рассказала своему мужу о том, что к ней приходил царевич, и о том, о чем они договорились.

– Да ты что, старая, совсем ополоумела? Ты хочешь, чтобы мне голову отрубили? – испуганно закричал воевода.

– Тихо ты, тихо кричи! Если мы ему поможем, то он нас потом озолотит, – шептала ему Авдотья, – а нет, можем и головы лишиться. Это слова царевича. Что уж тут выбирать, и так и так головы лишиться можем.

*

Через полгода царь с царицей после долгой болезни умерли.

А ещё вскоре заболел и Витослав.

Авдотья подсказала Болеславу:

– Ты брата отошли куда-нибудь с глаз подальше.

– Как это? И куда?

– В лесу есть терем, ты его туда свези и скажи, что это для его здоровья надо. А меня поварихой к нему приставь. Я уж для тебя, царевич, расстараюсь.

Глава тринадцатая. Царевич Витослав, или Теперь и до развязки недалеко

Авдотья, жена воеводы, сидела в подполе.

Кактерина спускала ей туда два раза в день еду. И вот однажды, когда они с Витославом ушли гулять в лес, в кухню в поисках чего-нибудь подкрепиться зашел слуга. Он услышал в подполе какие-то звуки и стуки. Открыл задвижку подпола и спросил:

– Кто тут?

– Оттуда с воем и воплями, перепугав на смерть слугу, выскочила повариха, ничего не объясняя, выбежала из терема и скрылась в лесу.

Когда Катерина обнаружила, что та сбежала, она загадочно сказала сама себе:

– Вот теперь и до развязки недалеко.

Через день во дворе терема появился воевода с небольшой дружиной. А по лестнице в покои бежал домовой.

Катерина, увидев Евпатия, вышла к нему:

– Ну, что у тебя?

– Там, там, – взволнованно говорил домовой, – ты знаешь, кто это там приехал?

– Ну и кто это?

– Ну, во-первых, это царский воевода!

– А во-вторых?

– А во-вторых, это тот, кто поджёг наш, то есть ваш дом. Я его видел там, как тебя сейчас вижу. Ты маленькая тогда была, может, и не помнишь? А я его запомнил, и хорошо запомнил.

– Я? Я, всё помню! – крикнула Катерина, развернулась и зашла к Витославу со словами:

– Ты помнишь, я тебе рассказывала, что наш дом кто-то поджег.

– Да, помню.

– Так вот, тот, кто поджёг мой дом, поднимается сейчас сюда.

Воевода, с порога увидев, что Витослвав в полном здравии, упал на колени и пополз со словами:

– Царевич, не погуби! Прикажи, всё исполню! Бабу мою бес попутал. Прибежала, воет. Совсем с ума сошла.

– Подойди ко мне, воевода, – сказал Витослав.

– Слушаю, царевич.

– Слушай меня, слушай, внимательно слушай, воевода. И отвечай всю правду, как есть, отвечай. Сразу скажу, что я знаю эту всю правду. И если будешь врать, то я казню тебя тут же.

– Спрашивай, царевич, всё скажу.

– Отвечай, кто приказал меня травить?

– Не вели казнить, прикажи слово молвить, царевич!

– Говори.

– Это братец ваш приказал. Говорил, головы лишимся, если не согласимся.

– Отвечай ещё! Матушка и батюшка – его рук дело?

– Его, царевич, его.

– Не вели казнить, царевич!.. Помилуй, не по своей воле так делали, а по приказу вашего братца! Век буду верным, помилуй мою седую голову!

– Ещё хочу спросить, воевода, это ты тринадцать лет назад, поджег дом кузнеца в деревне?

– Царевич, помилуй, это ваш батюшка приказали поджечь этот дом. Я не смел, ослушаться царского указа.

– Ты знаешь, почему он так приказал?

– Знаю.

– Говори.

– Там было какое-то предсказание астролога. А батюшке твоему не понравилось, и он этого астролога на месте убил. А мне приказал поджечь тот дом.

– Зачем дом-то поджигать?

– Не знаю? – соврал воевода. И добавил: – На то была царская воля.

Витослав крикнул солдат, которые приехали, сопровождая воеводу.

– Слушайте приказ: арестовать воеводу! По приезду арестовать и его жену! Посадить их в крепость до особых моих распоряжений. А сейчас будете сопровождать меня.

Витослав вскочил на коня и поскакал во дворец.

Глава четырнадцатая. Он царевич… а я с ним так запросто

Катерина, узнав, что Витослав оказывается царевич, прошептала:

– Царевич?!. Господи!.. А я с ним так запросто?.. И что же теперь? Что же теперь мне делать?

После того как Витослав ускакал, Катерина, потихонечку, стараясь быть незаметной, вышла из терема и пошла в лес. За ней бежал домовой. На краю леса она оглянулась, поклонилась в пояс, развернулась и пошла домой. Всю дорогу она тяжело вздыхала. Что-то творилось с ней сейчас непонятное, никогда ею не изведанное.

Глава пятнадцатая. Я призываю тебя к ответу

Царевич Витослав скакал во дворец. Он был в гневе на своего брата за то, что по его вине умерли его матушка и батюшка.

– Как он мог? – шептал он себе. – Как можно отравить тех, кто тебе даровал жизнь? Да ещё и меня хотел извести! Не будет тебе, Болеслав, от меня пощады! Ты поплатишься за содеянное! Правда, на моей стороне!

Слёзы гнева и обиды застилали ему глаза.

Прискакав во дворец, он застал брата за трапезой.

– Болеслав, – крикнул с порога Витослав, – я всё знаю! Призываю тебя к ответу!

Тот, увидев брата в полном здравии и услышав обвинения в свой адрес, сильно испугался.

– Выходи, и отвечай за содеянное!

– В чём же ты меня обвиняешь?

– В том, что ты отравил матушку и батюшку! А ещё ты пытался отравить меня! Бери в руки меч, я тебя жду! Пусть провидение за нас всё решит.

Глава шестнадцатая. Битва братьев

Дрались они на мечах долго.

Вот ранен тяжело Витослав. Теперь ранен и Болеслав. Оба уже еле стояли на ногах, истекая кровью. Витослав, хоть и владел, хорошо мечом, но болезнь у него забрала много сил, и теперь вместе с тяжелой раной, эти силы покидали его.

И вдруг в его голове пронеслись слова Катерины: «Твоё имя означает, прославленный победами, помни это всегда, особенно когда совсем станет худо».

Витослав собрал все свои силы, нанёс последний решающий удар, и Болеслав упал.

Витослав обессиленно опустился на колени перед своим братом.

– Прости меня за всё, – еле слышно прошептал умирающий Болеслав.

– Прощаю тебя. И ты тогда прости меня. Уходи с миром, – ответил ему брат.

Глава семнадцатая. Поиски Катерины

Пока раны затягивались, Витослав всё время думал о Кате. Вспоминал, как она его лечила, как они гуляли по лесу. Как говорили, говорили, и наговориться не могли.

И как только окреп, сразу же поскакал в терем, надеясь, что она находится там. Но там её не оказалось. Тщетно он расспрашивал у всех о ней. Никто не видел, никто не знал, где она. Помнил он со слов её, что за лесом её деревня около реки. Но деревень за лесом около реки было много. И Витослав стал искать, методично объезжая каждую деревню.

Глава восемнадцатая. Так что скажешь, кузнец Василий?

– Дедушка Василий, дедушка Василий, – кричали ребятишки, повиснув на ограде.

– Чего раскричались, озорники?

– Тебя спрашивают, дедушка, и Катерину спрашивают. Вон карета едет, и всадников много. Знатная карета.

Карета остановилась возле его дома. Василий вышел, поклонился.

– Ты будешь Василий-кузнец?

Боярин на коне прикрикнул на Василия:

– Перед тобой государь, отвечай, не заставляй его ждать!

Василий испуганно упал на колени и стал пуще кланяться.

– Погоди, боярин, не пугай его. Ответь мне, пожалуйста, добрый человек, ты кузнец Василий?

– Я государь. Да только стар я стал, не могу уже молот держать, не гневайся, государь, на меня.

– Не гневаюсь я на тебя. Только ты мне как кузнец не нужен. Ты мне ответь, дочка у тебя есть?

– Есть дочка.

– А как её зовут?

– Катеринушкой её зовут.

– А дома ли она?

Василий неуверенно оглянулся на двери. Он не знал, что ждать от этого визита, плохого или хорошего?

Катерина же сразу увидела из окна, как подъехал Витослав. Но никак не решалась выйти: сердечко у неё сильно билось, а щёки горели. Наконец, поборов свои чувства она открыла двери и, низко кланяясь в пояс, сказала:

– В добром ли ты здравии, государь?

– В добром, Катерина, в добром.

И, обращаясь к Василию, Витослав спросил:

– Позволь, хозяин, в дом твой зайти? Разговор есть.

– Не царские у нас, конечно, хоромы… ну проходи, государь, в горницу, коль не побрезгуешь.

– Я к тебе, Василий, с особенным визитом, – начал Витослав.

– Слушаю тебя, государь.

– Не буду ходить вдоль да около. Дочка мне твоя приглянулась очень. Покоя мне без неё не стало. Люба она мне. Хочу замуж её взять.

В горнице наступила звенящая тишина.

– Так что скажешь, Василий? – разорвал тишину Витослав.

Тот вздрогнул и, придя в себя, налив, себе чаю, хитро улыбаясь, сказал:

– Я то что? Ты у дочки спрашивай. – И, набравшись смелости, добавил: – Уж не знаю, люб ли ты ей? Я её неволить не стану.

– Катерина, – обратился Витослав, – ответь, люб я тебе или нет?

Катюша стояла ни жива, ни мертва. Комок счастья сдавил её горло, и она, поэтому молчала.

– Катенька, – повторил он свой вопрос, – ответь, люб я тебе или нет? Если не люб я пойму и не обижусь и зла таить не буду.

– Люб, Витослав, люб, – тихо проговорила Катерина.

Глава девятнадцатая. Вот и сказке конец

И была у них свадьба.

И долго говорили об этой свадьбе потом.

И больно народу было по душе, что простая крестьянка теперь у них царицею стала.

И царствовали они всё своё царство на славу.

И дети их не осрамили.

И кузнец Василий, батюшка Катин, также жил во дворце.

И про бедный народ в этом царствии никогда не забывали.

*

И мы, домовой и дворовой, в том царствии жили-были.

И вам, честной народ, что видели, обо всём доложили.

Тайный Дед Мороз

31 декабря. Новый Год, можно сказать на «носу», а настроения праздничного ноль. Раньше, когда была семья, это был настоящий праздник. А теперь вот уже два года один. Было бы хорошо к кому-нибудь в гости, и там встретить, но друзей в этом городе, в который переехал недавно, пока не было. Да ещё и на две недели «выгнали» в отпуск. Что вот делать в этом отпуске?..

Константин стоял на остановке и разглядывал объявления, которых было много. Его взгляд задержался на объявлении.

Для одиноких.

Ровно в 24–00 позвоните по номеру +79780500000, и к Вам, придёт тайный Дед Мороз (бесплатно).

Автобуса всё не было. Взгляд его уже который раз останавливался на этом объявлении, особенно слово «бесплатно» завораживало.

А собственно, что я теряю, если это бесплатно? Приглашу мужика, который Дед Мороз. Посидим, отметим. Может, ему также не с кем встретить Новый Год.

Константин сорвал объявление.

И сразу заработали мысли. Ну, приглашу я его… А дома даже ёлки нет. Всё-таки, какой – никакой, а Дед Мороз придёт. Выпить надо взять, да и закуску надо какую-то.

Подошел автобус, и он, проехав свою остановку, сошел на центральном рынке. Выбор ёлок был огромный. Живую не захотел покупать, приобрёл небольшую искусственную ёлочку, которая вся переливалась огоньками. В супермаркете купил несколько готовых салатов, шампанское и коньяк. Время: 21–30. Константин торопился. Домой он зашел 22–15. Раздевшись, стал устанавливать ёлочку. Когда она загорелась, Костя как-то грустно улыбнулся и вздохнул. Вспомнилась семья… Он тряхнул головой, как бы сбрасывая с себя это наваждение. Взглянул на часы: 23–20. Время приближалось, сердце почему-то учащённо забилось.

А вдруг это какой-то мошенник или вор… Ой… да ладно вор! Что у меня тут воровать? Костя огляделся… – даже телевизора нет. А если мошенник?.. Ну, ладно, там будет видно…

На журнальный столик поставил шампанское, коньяк, рюмки и бокалы, по тарелочкам разложил салатики.

Уселся в кресло. Стрелки медленно двигались к заветным цыырам.

И вот, наконец, Константин стал судорожно набирать номер телефона.

Послышались гудки, гудки, гудки…

– Почему-то не отвечает, – прошептал вслух Костя.

И тут откуда-то, сзади, послышалось:

– С Новым годом!

Костя посмотрел на телефон, потом резко вскочил с кресла. И, не увидев никого, стал, недоумевая, оглядывать квартиру.

– Ну, во-первых, не надо так нервничать, а во-вторых, в объявлении же ясно было сказано, что я тайный Дед Мороз и поэтому меня не видно, – сказал тихий бархатный мужской голос.

– Я и не собираюсь нервничать, – ответил Константин, – просто как-то неожиданно.

– Ну и молодец, что не нервничаешь. Садись, расслабься.

– А ты что, действительно Дед Мороз? – спросил Костя, садясь обратно в кресло

– Да, действительно.

– Что, настоящий?

– Да, настоящий.

– Жаль, что тебя не видно.

– Почему?

– Ну, как-то общаться было бы удобнее.

– А ты хочешь общаться?

– Ну да, конечно.

– Ну, давай общаться. У тебя очень красивая ёлочка.

Костя посмотрел на ёлочку.

– Ну да, старался, специально для твоего прихода купил.

– Молодец.

– Ты со мной как с маленьким.

– Хочу добавить, Костя: я с тобой буду до трёх часов.

– Ну ладно, договорились. Слушай, а Снегурочка у тебя есть?

– Есть.

– А где она?

– Зачем тебе она?

– Да так, для полного комплекта чтобы. Сидела бы там, – Костя показал кивком на кресло, – хихикала бы.

Кресло слегка двинулось, и там послышалось хихиканье.

– Что, она уже тут?

Костя, напрягая зрение, пытался хоть что-то увидеть в кресле. Но там было пусто.

– А это… зайчиков там, лисичек тоже можешь?

– Зачем тебе зайчики и лисички?

– Ну, ты же Дед Мороз.

– Ну да.

– Ну, в мультиках там вокруг тебя зайчики, лисички прыгают…

– А-а-а, понятно… Ну и сколько?

– Что сколько?

– Зайчиков, лисичек?

– Ну, не знаю… по паре, наверно.

– Хорошо.

– Что хорошо?

– Они у тебя уже есть.

– Тоже невидимые?

– Тоже.

– Жаль, что невидимые… И где они?

– По полу бегают, около Снегурочки.

– Слушай, какой-то ты странный Дед Мороз.

– Почему?

– Я тут, можно сказать, готовился, шампанское покупал, салаты.

– Я вижу. Молодец.

Костя нервно открыл шампанское, налил в два бокала и спросил:

– Ты со мной хоть пить будешь за Новый год?

– Буду, – ответил спокойно Дед Мороз.

– Ну, на. Давай за Новый год, – отодвинув второй бокал в сторону, своим чокнулся по нему и выпил. Ставя бокал на столик увидел, что тот бокал уже был пустой.

– Слушай, ну, например, все Деды Морозы с подарками ходят. А у тебя мне подарок есть?

– Может, и есть. Но его надо заработать.

– Это как?

– Я же Дед Мороз.

– И что?

– Ты должен стишок рассказать или песенку спеть.

– Ты это серьёзно?.. Прямо как в детском садике… Не представляю себя читающим стишок.

– Я это серьёзно, если, конечно, хочешь получить подарок.

– И что ты мне подаришь, если я тебе это… так сказать, сбацаю?

– Всё, что захочешь.

– Так уж и всё?

– Всё.

– Телевизор, например… ой, нет, машину лучше!.. Можешь машину?

– Могу.

– Что, серьёзно можешь машину?

– Да, серьёзно могу.

– Любой марки?

– Да, любой.

– И что надо делать?

– Я уже тебе сказал.

– А, ну да… песенку спеть. – Костя задумался. Кроме, как про ёлочку, на ум ничего пока не приходило.

– А можно про ёлочку спеть?

– Можно про ёлочку. Пой.

Костя чувствовал себя идиотом, но запел:

– В лесу родилась ёлочка, в лесу она росла

Зимой и летом стройная зелёная была.

Зайчишка-зайка серенький за ёлочкой скакал…

И чего-то там волк… пробегал.

Не помню дальше. Так пойдёт?

– Нет, не пойдёт.

– Почему?

– Песенку надо от начала до конца спеть – и получишь свой подарок.

На кресле хихикнули.

Костя открыл коньяк, налил в две рюмки. Свою выпил. Из второй рюмочки так же исчез коньяк, как и шампанское из бокала.

– А можно другую песенку?

– Можно, – тихо и невозмутимо ответил Дед Мороз, – ты так не переживай, я никуда не спешу, время пока есть, вспоминай, думай.

Константин сидел и шевелил мозгами. А там, как назло, ну ни одной песенки, хоть какой-нибудь от начала до конца он не помнил. То же самое было и со стишками. Он начинал то один стих, то другой, и всё тщетно.

На кресле хихикнули.

Костя разлил по рюмочкам коньяк, выпил, вздохнул и сказал;

– Жаль.

– Что тебе жаль?

– Да не помню я, оказывается, ничего.

– Тебе так важен подарок?

– Конечно, важно! Ты прикинь, разговаривать с настоящим Дедом Морозом и не получить подарка.

На кресле опять хихикнули. Константин взглянул туда, тяжело вздохнул:

– А ты правда настоящий?

– Правда.

– А можешь доказать, что ты есть? – попробовал пойти на хитрость Константин.

– Что ты хочешь?

– Ну, сотвори какое-нибудь чудо. Можешь что-нибудь видимое создать?

– Что именно?

– Щенка хочу пуделя, говорят, они очень умные. Давно мечтаю.

– Расскажи стишок или спой песенку.

– Опять снова-здорово.

– Извини, такие правила.

Костя взглянул на часы: там было уже 02–56.

– Тебе уже пора? Да?

– Да, пора.

– Ну, давай тогда выпьем на посошок?

– Давай.

Константин выпил, рюмка Деда Мороза также опустела.

– Хорошо посидели, да? Послушай, а можно, я тебе на следующий Новый год позвоню? Выучу песенки, стишки и ты подаришь мне подарок.

Ответа не последовало. Костя взглянул на часы: 03–02.

Константин сидел, ел салат и думал:

Кому расскажи, что ко мне приходил Дед мороз, ведь не поверят.

Вдруг в дверь позвонили.

Странно. Кто там? Может, Дед Мороз зайцев своих забыл. Открыв дверь, Константин увидел на пороге корзинку, а в ней сидел белоснежный щенок пуделя…

– Ну, вот теперь будет чем заняться в отпуске, – говорил счастливый Костя, занося это маленькое счастье в квартиру. – И не нужна нам машина, да, малыш?

Родные души

Она жила в доме, напротив, со своей мамой. Девочка часто болела, была очень худенькой и бледненькой. Со сверстниками почти не играла. Она сидела под деревом со своими куклами.

Это были божественные минуты для дерева, когда Лизочка, так звали девочку, возилась там в низу. Она, то облокачивалась, то прикасалась к дереву. И от этого по коре вверх пробегало что-то тёплое. Если бы дерево могло опустить свои ветки и погладить это человеческое создание по головке… Но это было не возможно. И поэтому свою любовь оно проявляло по-своему. Дерево отдавало этому ребёнку свою живительную энергию. Оно ухаживало за этим человеческим созданием, как могло: если было жарко, то листики располагались так, что бы была густая тень, да и дождь, если начинался внезапно, дерево старалось укрыть её по дольше, чтобы дождь не сразу мог её намочить, пока мама не заберёт Лизочку. Конечно, когда шел дождь, для дерева были долгожданные дни: оно и радовалось этому, и огорчалось. Дерево знало, что именно в такую погоду Лизочка болела чаще всего. В эти дни она редко показывалась в окне. Но если иногда мелькала её белокурая головка, то дрожь пробегала по всему стволу дерева, от нетерпения увидеть девочку. Иногда Лизочка подолгу стояла в окне, замотанная шарфом. В эти минуты дерево изо всех сил тянулось к ней, не зная, что делать. Очень хотелось развеселить это грустное личико. Оно раскачивалось в разные стороны и взмахивало ветками.

Лизочка улыбалась и говорила:

– Мамочка, посмотри, мне дерево машет веточками. Посмотри, мамочка, ведь ветра нет, а оно машет. Я знаю, мамочка, это оно мне машет веточками. А как ты думаешь, дереву холодно?

– Нет, дорогая, не холодно, оно же дерево. Хватит там стоять, отойди от окна.

– А когда я уже пойду гулять? Я уже не кашляю.

– Скоро, скоро, сокровище моё.

И вот всё-таки наступало это «скоро», этот долгожданный день, когда Лизочка выходила на улицу.

Все ветки у дерева, взлетали вверх и опускались вниз.

Можно было подумать, как будто было дуновение ветра. Дерево шелестело листочками. Зовя её к себе:

– Иди ко мне, Лизочка, иди, прикоснись, притронься. Я дам тебе больше здоровья, чем все эти доктора.

Лизочка улыбалась дереву, подходила к нему. Её, тянуло к нему, как магнитом. Она не понимала, почему, но рядом с деревом чувствовала себя очень хорошо, даже кашель становился мягче, а вскоре и совсем прекращался. Лизочка чувствовало тепло, которое давало дерево. Она подолгу стояла, прижавшись к нему, и тихо-тихо рассказывала, как она болела, как её лечили, как приходила тётя доктор и выписывала горькие таблетки, которые пить она ни как не хотела. А ещё приходила медсестра утром и вечером делать укол.

– Если б ты знало, как это больно! Я так плакала…

В эти минуты дерево замирало и тоже плакало: на листиках выступали капельки влаги. Если бы оно могло, хоть что-то сделать! Но что тут сделаешь, если тебе Богом дано стоять и молчать!?

Лизочка потом приносила свои куклы, садилась на маленькую скамеечку и играла, бормоча себе что-то под носик.

В эти минуты дерево грустно смотрела в окно на мать девочки и вздыхало:

– Вот если бы она знала, что моими плодами, а не лекарствами можно вылечить Лизочку. Ну, неужели она не видит, что мои плоды собирают все, кому не лень? Но только не она! Что-то надо делать, чтобы она обратила, наконец, на меня внимание. Но вот что и как?

Но пока всё, что могло делать дерево, – это создавать около девочки чистый воздух и отдавать ей свою живительную энергию.

Был сентябрь. На других деревьях такие же плоды только ещё набирали сок, а на этом дереве уже были огромные сочные гроздья. Дерево очень гордилось этим, ловя взгляды людей.

«Мама Лизочки должна обязательно обратить на меня внимание! Такого ни на одном дереве нет»!

Оно приподнимала ветки и с удовлетворением разглядывала свои плоды.

Вот уже опять, наверное, месяц Лизочки не было видно ни на улице, ни в окне. Дерево очень переживало, качаясь из стороны в сторону в забвении.

Наконец, дерево увидело, как к дому подъехала машина скорой помощи. Было видно, как вынесли Лизочку, и внесли в машину. Дерево взмахнуло всеми ветками, сотрясая своими плодами, которые свисали огромными гроздьями:

– Куда вы её несёте? Вот возьмите, сделайте лекарство, и ваша девочка будет здорова! Ну почему вы люди такие?.. Почему ничего не видите? Ведь всё что надо, всегда рядом, всегда под рукой, только протяни и возьми! Животные и те знают, где и когда какую травку пожевать, а эти люди как будто не с этой планеты, ни чего не чувствуют, ни чего не видят, такие не разумные!..

Дверца в «скорую» захлопнулась, и машина уехала.

– Боже, вразуми этих людей! Почему они слепы и глупы? Ведь я так старалась, что бы меня заметили.

Дерево приподняло ещё раз свои ветки и бессильно опустило их:

– Неужели не видать? Не может быть! Видать! Да ещё как видать! Я чувствую, как на меня с нетерпением смотрят люди. Вот скоро ударит мороз – и готово. Да, готово!

Дерево продолжало не терять надежду.

– Её мама должна поднять глаза! Она должна увидеть! Где же Лизочка? Как она там?

Мама девочки периодически появлялась. Вид у неё был озабоченный. Она заходила ненадолго домой и опять уходила. Однажды она опять зашла домой, вышла, и вдруг остановилось, оглянулось, и внимательно посмотрела на дерево.

Дерево замерло:

– Что это значит?

Мама Лизочки ушла, а дерево с недоумевающей надеждой замерло:

– Что бы это значило?! Неужели она поняла?! Неужели до неё дошло?!..

На следующий день дерево опять увидело «скорую» которая остановилась прямо рядом с ним. Оно сначала отпрянуло назад, но потом подалось вперёд. Дверца машины открылась, и дерево увидело на руках у мамы Лизочку.

Какая радостная дрож пробежала по всему дереву!

Мама, обращаясь к Лизочке, спросила:

– Это дерево? Да, сокровище моё?

– Да! Мамочка, поднеси меня ближе, пожалуйста.

Шофер вышел и подошёл, тоже, спрашивая:

– Это из-за этого дерева была такая истерика у вашей дочурки?

– Да. Каждый день просила привезти её сюда, к этому дереву. Даже стала отказываться от еды. Вот врачи и разрешили, даже машину дали.

Наконец Лизочка прикоснулась к дереву, и судорожно облегчённо вздохнула.

В этот момент дерево чувствовала себя как человек, который может спасти, но ему не дают, а ещё у него связаны руки и заткнут рот.

Что тут можно сделать!?

Всю жизненную энергию, которая скопилась за это время, дерево стало посылать в Лизочку.

Но рука вдруг оторвалась.

– Мамочка!.. Пожалуйста!.. Ещё!.. Не уходи!..

– Мы пока никуда не уходим, не капризничай.

Шофёр стоял и разглядывал дерево.

– Очень красивое, – заметил он, – вы знаете, эти плоды ещё и лечебные. Какие они большие. Никогда таких не видел. Вот только не припомню, от какой они хворобы. Ну, что поехали? У меня ещё вызова.

«Скорая» уехала. Лизочка очень плакала уезжая. Ей не хотелось покидать дерево.

Больно было на всё это смотреть, и сделать было ничего нельзя.

После того как «скорая» увезла Лизочку прошло недели три. Всё это время дерево находилось в небытии.

И вот то, что, наконец, оно увидело, трудно было, представить, даже предвидеть. Ну, всё, что угодно, но только не это!..

Из дома вынесли небольшой гробик. В нём лежала Лизочка.

– Когда? Как? Это же Ли-зоч-ка!..

Прошелестело дерево. У него сработали тормоза, и всё ушло куда-то в землю. Дерево заскрипело и треснуло.

Похоронная процессия прошла мимо, и стала удаляться. По мере удаления плоды стали скручиваться и чернеть. Дерево смотрело в след уходящей Лизочки и чувствовало, что тоже уходит. Больше ни кто не увидит плоды на этом дереве, и весной оно больше ни когда не зазеленеет. Дерево ушло вслед за девочкой.

ТАМ!..

ВЫСОКО-ВЫСОКО НА НЕБЕ, ИХ ДУШИ ОБЯЗАТЕЛЬНО ВСТРЕТЯТСЯ!!!

ОНИ СЯДУТ НА КАКОМ-НИБУДЬ КРАСИВОМ ОБЛАКЕ, ИЛИ НА РАДУГЕ…

ОНИ БУДУТ БОЛТАТЬ НОГАМИ, БУДУТ СМЕЯТЬСЯ, БУДУТ ОБНИМАТЬСЯ!!!

А ЕЩЁ ОНИ БУДУТ НАЗЫВАТЬ ДРУГ ДРУГА ПО ИМЕНИ…

Кусок атласа

Глава первая

Купленный кусок атласа предназначался для шторки.

У Анны Петровны в зале было небольшое окно, абсолютно ненужное. Оно выходило почему-то в соседнюю комнату. Уже никто и не помнил, для чего оно было нужно.

Но теперь Анна Петровна решила, что оно портит весь интерьер зала.

На окно повесили шторку.

Но в зале, где висело много разных картин, некоторые доставшиеся по наследству, были очень старинные. На них изображались далекие её предки. На их фоне шторка смотрелась убого.

– Да, – сказала Анна Петровна, – что-то не так. Надо будет отдать её Дашеньке. У нее золотые руки. Такое получается, что сам и люди любуются.

Принесенный атлас Дашенька натянула на большие квадратные пяльцы. Долго, смотрела на него, чему-то, улыбаясь. Видимо представляла будущий рисунок. Прикасаясь к этому куску ткани, Дашенька ощущала сначала прохладу, которая сразу под руками теплела. Разный материал имел разный характер. То шов получался не ровный, как не старайся, то нитка застревала и без конца рвалась. С этим не было никаких проблем. Иголка скользила ровно, без зацепок, Дашенька меняла только, то один, то другой цвет. И пела. Она всегда пела, когда работа была в радость. Вышивая, она поглаживала, любуясь.

Прошел не один день пока, наконец, шторка была готова.

Глава вторая

Анна Петровна стояла и молча, смотрела на шторку.

Да, такой красоты она давно не видела.

«Действительно у этой девушки руки золотые. Надо будет подарить ей что-нибудь из своих платьев».

Дашенька же стояла, замерев, с прижатыми руками к груди.

Она не могла понять, нравится или нет барыне её вышивка.

Ну, то, что красиво, это она знала, скорее чувствовала. А вот вдруг надо было как-то по-другому вышить.

Анна Петровна, наконец, улыбнулась. Дашенька облегченно вздохнула и тоже улыбнулась.

Анна Петровна была по натуре своей не многословна. И поэтому всё, что она могла сказать это:

– Молодец, Дашенька, зайдешь ко мне после ужина.

Шторку несли в зал целой процессией. Впереди шла Анна Петровна, за ней Дашенька со шторкой, следом ещё несколько слуг. Шторку натянули и повесили. Ещё некоторое время, постояв и посмотрев на свою работу, все разошлись.

Оставшись одна, шторка стала оглядывать зал. Он был большой, стены были высокими. Посередине стоял черный рояль. Около стен стояли стулья с очень красивыми резными ножками. Спинки и сиденья были оббиты красным атласом. Шторка это сразу отметила. Наверно таким же, как и я, была раньше. От чего ей стало приятно сознавать, что рядом есть хоть что-то родственное.

На стенах висели картины разной величины в красивых резных рамах. На них изображались мужчины, женщины или просто, как вон та, маленькая картина – ваза с цветами.

Рядом со шторкой, слева, висела большая картина: красивая дама в шляпе, и в дорогом атласном платье.

– Надо же, платье-то атласное!

Шторке захотелось поговорить с этой картиной. Она чуть потянулась навстречу к картине, обращаясь к ней, сказала:

– Извините, можно мне спросить у вас?..

Но в ответ картина фыркнула пренебрежительно. И обращаясь к герцогу напротив, сказала:

– Вы только посмотрите! Эта тряпка еще смеет со мной разговаривать!

– Не обращайте на неё внимания, сударыня.

Такого шторка не ожидала, у неё даже края завернулись от досады.

– Тряпка, – это же надо такое сказать! Ну, какая я тряпка? Сама Анна Петровна любовалась мной. И вообще я не просто так вишу, я закрываю окно. А значит, я нужнее, чем эти картины, которые просто так висят, и пользы от них ни какой. Пыль только собирают.

Ей хотелось чувствовать свою значимость, и она в этом себя убеждала. Так ей было легче.

Глав третья

Однажды в зал двери распахнулись, от чего шторка зашевелилась. Слуги бегали туда-сюда, заносили столы, что-то выносили. Двери закрывались и открывались. Шторка, ходила ходуном. Наконец, она не выдержала и спросила у маленькой картины с цветами:

– Что случилось?

У большой картины она не рискнула спросить.

Картина долго пренебрежительно молчала.

Шторка терпеливо ждала.

Наконец, картина с нескрываемым раздражением сказала:

– Такое бывает каждый год. Сегодня именины у нашей хозяйки.

– Наверно, это очень интересно? – сказала шторка, пытаясь продолжить начатую беседу.

Но картина больше не отвечала.

Шторка не обиделась. Она, стала просто с интересом наблюдать за происходящим.

Где-то заиграли музыканты. Их шторке не было видно, но это напомнило шторке о Дашеньке. Ведь шторка рождалась с песнями.

Но вот стали появляться незнакомые, но очень важные мужчины и женщины в красивых нарядах, совсем как на картинах. Люди ходили от одной картины к другой, восхищаясь при этом. Шторке всё больше, и больше становилось, как-то, не по себе. Она, наконец, поняла, что ей тоже хочется, Что бы её заметили.

– Ну чем я хуже их? Я тоже красивая. А они старые. Каждой лет по сто с хвостиком. А я новенькая, Вон как ниточки мои блестят. Ведь новое всегда лучше, чем старое. Правильно вон та дама сказала, что им цены нет. Конечно, нет, какая же может быть цена, если с этого герцога краска сыпется. Нет! Они меня просто не видят в этом углу. Ну почему это окно именно здесь, а не где-нибудь посередине?

Из этой самоистязающей обиды шторку вывел возглас:

– Ах!

Шторка замерла! Перед ней стояла дама в красивой шляпе с перьями. Она смотрела прямо на неё.

– Ах, – опять сказала дама, – боже, какая прелесть!

Она обернулась и, обращаясь в зал, позвала:

– Георгий Петрович, подойдите сюда, будьте любезны.

Подошел солидный мужчина лет сорока пяти.

– Посмотри дорогой, ты видел ещё такое где-нибудь? Какое чудо!

Шторка точно знала, что ни вверху, ни внизу никаких картин не висело.

Значит, это «ах» предназначалось ей шторке. Да-да! Именно ей.

Перед шторкой уже стояло человек пять, и все разглядывали её. Да, её разглядывали как те картины! Ей захотелось закричать:

– Вот видите! Я тоже!

Что тоже она не знала, но что тоже – это она точно чувствовала и знала.

Перед собой она слышала, – прелесть, прелесть!

И от этого вся её сущность заполнялась гордостью за себя.

Эти важные люди не обошли её своим вниманием. Они заметили её тут, в этом углу. И восхищались, пожалуй, даже громче, чем картинами.

Когда праздник закончился и зал, наконец, опустел, шторка с нескрываемой радостью и любопытством посмотрела на картины. И тут она услышала:

– Нет, вы только поглядите, – сказала картина с дамой в красивой шляпе, – эта тряпка вообразила себе, что она может сравниться с нами!

– Успокойтесь, сударыня, она не стоит, чтобы вы так нервничали, – поддержал её герцог.

– Господа, господа, – вмешалась картина с рыцарем на коне, – неужели этот кусок тряпки заслуживает, чтобы вы ему уделяли столько внимания.

– Да барон, вы правы, у нас, действительно, есть о чем поговорить.

Шторка взглянула на стулья, как бы ища у них поддержки, ведь они тоже оббиты атласом. Но стулья жили своей какой-то жизнью, и не вмешивались ни во что. И шторка осталось в гордом одиночестве переварить эту обиду.

– Ну почему они так со мной, почему? Только потому, что я шторка, а не картина? Но вот если бы меня одеть в рамку, я бы была не хуже их.

Шторке очень нравились рамки у картин. Она с тоской и каким-то трепетом разглядывала узоры на рамах. Они придавали картинам богатый и роскошный вид.

К Анне Петровне частенько заезжали знакомые. А теперь, некоторые специально посмотреть на шторку. Шторке было очень приятно. Однажды шторка опять увидела ту даму, которая её первая заметила. Дама стояла перед шторкой и больше не восхищалась, она стояла и молчала. От чего шторке стало как-то не по себе. Затем она ушла, и больше её шторка не видела.

Однажды Анна Петровна зашла в зал с двумя дамами, которые слышали об этой шторке и теперь стояли и смотрели. Восхищениям не было конца. Дама в черной шляпе, наконец, сказала, что этой шторке не место здесь висеть.

– Да-да, – подхватила другая дама, – её надо оформить и повесить на видное место. А окно надо просто заделать.

«Хорошо, – подумала Анна Петровна, – надо будет подумать над этим предложением. Ведь действительна хорошая работа. Молодец Дашенька».

Глава четвёртая

Оставшись одна, шторка стала обдумывать весь этот разговор.

«Что значит оформить? И что значит не место ей тут? По-моему, я неплохо справляюсь со своими обязанностями».

Ей хотелось спросить, что это всё значит, Хотя бы у той картины с цветами. Но она не решалась. Она боялась опять услышать в свой адрес какие-нибудь колкости.

Через несколько дней дверь открылась, и шторка увидела Дашеньку. Дашенька шла прямо к шторке, рядом шли еще две девушки. Дашенька подошла к шторке. Та всей силой подалась навстречу, колыхнувшись при этом. Дашенька улыбнулась, погладила её. Шторка замерла, ощущая давно забытое чувство. Как часто она вспоминала об этих руках. Ей невыносимо захотелось услышать её песни и чтобы её руки опять, и опять трогали и гладили её.

Шторку сняли с веревки. Натянули на почти такие же пяльца, на которых Дашенька её вышивала. Затем измерили, поставили и ушли.

Шторка недоумевала, – что всё это значит? Она, силилась понять, но не могла. Ей было трудно сосредоточиться в таком непривычном положении. В таком виде шторка простояла дня два.

И вот дверь открылась, и в зал вошли два мужичка. Один нес сундучок с инструментами, другой нес (кто бы мог подумать!) раму. Рама была очень красивая, резная, покрытая лаком. Шторка посмотрела по сторонам. – Для кого предназначалась эта рамка? Кому? Картины все были в рамах. Может новую картину собираются вешать?

Мужички, подошли к натянутой шторке, и поставили около неё раму.

– Неужели мне? – прошептала про себя шторка, – быть не может! Но ведь поставили около меня! Значит! Фух!

У шторки дух перехватило.

– Ну да, это мне! Меня хотят одеть в раму. Невероятно!

Сколько втайне, от всех она мечтала об этом!

И вот, смотрите, все смотрите!..

Наконец шторка было в раме. Рама, была свежая, пахла лесом и лаком. Пока её вешали, она украдкой поглядывала на картины. Она видела, вернее, чувствовала в них удивление и досаду.

– Ну вот! Ну, вот теперь я им покажу, что я не тряпка, и теперь я даже не шторка, а настоящая картина.

С этими словами её, наконец, повесили.

Она висела теперь, на противоположной стороне, и вид зала был совсем другой. Она просто висела и не о чем не думала, просто осваивала своё новое качество.

Картины смотрели на шторку (теперь картину якобы!) с нескрываемым интересом. Не часто происходит, что-либо подобное. Картины молчали и просто глядели на картину-шторку. Раньше не проходило и пяти минут, чтобы в её адрес не было сказано что-то колкое. Да, действительно, они не знали, как им теперь поступать. Как им к ней теперь относиться: как к равной или как?

А самой шторке было сейчас абсолютно безразлично, как на неё смотрят картины. Она, шторка, которая висела там, в углу, и прикрывала ни кому не нужное окно, теперь вот в раме, на самом видном месте. И замете, в очень красивой и новой раме.

– Да, пожалуй, моя рама, красивее, чем у этих картин. И теперь я, пожалуй, даже равноправная. А может, даже и лучше. Ну, конечно, лучше, ведь я не обычная картина, а вышитая. А поэтому лучше!

К картине-шторке подошла Анна Петровна, долго смотрела на неё, потом сказала, – хорошо, – и ушла.

Да действительно, хорошо! Шторке было очень хорошо, и как-то сделалось сразу, очень спокойно

Теперь в этом своем новом качестве для картины-шторки пошли однообразные дни. Она уже привыкла, что ею восхищаются, да и с картинами у неё сложились, наконец, равные отношения. Они одинаково висели, на них одинаково смотрели, они были равноправными.

Вечерами, и длинными ночами, (ведь картины не спят) какая-нибудь картина рассказывала свою или людскую историю. Картины знали много интересного, потому что они много повидали на своем веку. Шторке не было что рассказать, т. к. она ещё ничего не успела увидеть и пережить. Но слушать ей очень нравилось. Как только какая-нибудь картина принималась за очередной рассказ, шторка-картина, замерев, слушала. Конечно, рассказ не сразу начинался. Картины как всегда, спорили за очередность, долго выясняли, кто же последний прошлый раз рассказывал? Картина с герцогом на коне, которая прожила не один век, всегда спорила отчаянно. Она доказывала с таким усердием, что на ней появлялись все новые и новые трещины. И всё время с неё, что-то сыпалось. Наутро прислуга, подметавшая пол всегда недоумевала, – ну почему около этой именно картины столько пыли и какой-то песок. Она смотрела на картину и качала головой. Если герцог на картине мог бы отвернуться от стыда, он обязательно это сделал. Картине с герцогом было очень неудобно, что после ночных баталий, только около неё было столько мусора. Но рассказы именно герцога шторке-картине нравились больше чем другие. Они были насыщенны – мифическим и таинственным. Выражаясь по человечески, волосы становились дыбом и по шкуре бегали мурашки. В общем, у шторки, было, что-то в этом духе, когда она слушала его рассказы.

И вот в один из таких вечеров, вернее было уже за полночь, герцог, выдержав очередную баталию (видимо, сам герцог при жизни был отчаянным воякой) стал рассказывать про то, как его, то есть картину с ним, похитили из замка:

– Была гроза, вот как примерно сейчас. Всё гремело, сверкало, дребезжало, завывало. В зал вошли двое в плащах с факелами, долго ходили, а потом срезали именно меня, завернули и унесли. Единственно, за что можно было переживать, это чтобы не намокнуть. Но они меня всё-таки подмочили. Вон там, в низу, сбоку, теперь там краска осыпается. Меня везли по морю, была такая буря, что я даже при жизни такой не видел. Долго команда боролась, но корабль всё-таки добрался до берега. Капитан…

Глава пятая

И в это время вдруг дверь в зал тихо открылась. Герцог замолчал. Двое мужчин со свечками вошли в зал. Оглядевшись, первый сказал?

– Ничего не видно.

Второй, шикнул на него:

– Тихо ты!

Они стали подходить к каждой картине, освещая её свечкой, и при этом говорили:

– Нет, не эта.

Шторка с интересом наблюдала за происходящим. Подумала:

– Наверно опять пришли воровать картину с герцогом. И за окном дождь с громом, всё сходится как он и рассказывал.

Она посмотрела на картину с герцогом, около которой сейчас остановились эти двое.

– Нет не эта, – в который раза кто-то из них сказал.

– Интересно, тогда, за какой картиной они пришли?

Она стала оглядывать остальные картины, к которым эти двое еще не подходили.

В это время свет осветил её. И она услышала:

– Это она!

– Ты точно знаешь, что именно эта?

– Да-да! Петрович мне её обрисовал.

– Но может быть! Вон тот герцог и то лучше. Старинная картина!

– Петрович сказал ясно, вышитую!

– Ну, вышитую, так вышитую. Тихо ты, чего орёшь!

– Снимай, чего стоишь. Быстрее!

«Не может быть, – думала шторка-картина, и это со мной, меня хотят украсть! И куда меня? Что как этого герцога повезут, по морю, и будет шторм, и меня намочат? А что если корабль утонет? Тогда Дашенька и Анна Петровна очень огорчатся. Нет, мне не хочется, что бы меня отсюда снимали. Мне здесь очень хорошо. Я привыкла. И вообще мне не хочется никуда плыть! Нет, неужели, это всё со мной? Ну почему со мной»?!

Ей захотелось стать не заметной, даже стать опять просто шторкой и висеть там, в углу, никем не замеченной. Впервые ей захотелось стать некрасивой и незаметной.

«Вот если бы сейчас сюда зашла бы Анна Петровна или хотя бы Дашенька. Они бы меня ни за что не отдали! Ну, где все?!! А»???

Но люди по обыкновению своему ночью спят. Не спят только вот эти…

Её сняли, скрутили и понесли.

Когда её, наконец, развернули, то картина увидела, что на неё смотрит мужчина и услышала:

– Да именно она, – сказал тот.

Картина-шторка увидела как этот мужчина, что-то дал этим мужичкам, и они ушли.

Шторке этот мужчина показался очень знакомым. Когда то она его уже видела. Она не успела додумать, где она его видела. Её скрутили опять, завернули в бумагу, завязали бантом, и понесли.

«Сейчас меня отнесут на корабль», подумала шторка.

И вот её опять стали разворачивать. Шторка услышала:

– Ах! Александр Петрович, вы душка! Неужели это то, что я просила!?

– Да, дорогая, для тебя я ничего не пожалею и на всё пойду!

– Так уж и на всё? – кокетливо говорила она, развязывая бант и разворачивая бумагу.

Шторка была развернута.

– Ах! – опять сказала дама.

Шторка сразу её узнала. Это была та самая дама, которая её первая увидела. И та, которая потом приходила, стояла, и молча, на неё смотрела.

Странное и в то же время жуткое предчувствие пронизало шторку.

Подержав какое-то время шторку, любуясь, она бросила её на тахту и, обращаясь к Александру Петровичу, – сказала:

– Не желаете отобедать с нами?

– С удовольствием.

А шторка осталась лежать в смятом состоянии. Нехорошее предчувствие её не покидало. В таком смятом положении она лежала долго. Казалось, о ней забыли. Шторка просто лежала, ни о чем не думая. Она просто ждала, что будет дальше. Ведь её, зачем то выкрали, принесли сюда. Значит, она нужна и скоро за ней придут и повесят. Там, будут, возможно, другие картины, мы познакомимся. И я им со временем буду рассказывать, как меня выкрали, как мне было страшно, и как ей не хватает её старых друзей.

Глава шестая

Наконец пришла та дама, с женщиной и распорядилась:

– Вот из этого!

Женщина взяла шторку и понесла её в комнату, очень напоминающую ту, в которой вышивала её Дашенька.

– Что же они хотят со мной делать? А ну да, конечно, когда меня снимали с рамы, там вверху и внизу задрались ниточки. Конечно, они хотят меня подремонтировать. И я буду опять как новенькая, меня повесят на самое видное мес…

Тут шторка увидела в руках у той женщины, которая её принесла не иголку с ниткой, а ножницы!

НОЖНИЦЫ!? Огромные ножницы!

– Ножницы! – прошептала в диком ужасе шторка.

– ЧТО!? ЧТО!? Что она собирается делать?

Страх, жуть, охватил шторку!

– Где же эта дама? Она, наверно, не знает, что эта ненормальная женщина собирается со мной сделать? Она же, меня сейчас действительно разрежет!

Женщина поднесла ножницы к шторке, собираясь уже начать резать, как услышала слабый треск. Шторка разрядилась статическим электричеством. Это всё, на что была способна шторка, защищая себя.

Не обращая внимания на это, женщина разрезала шторку на две части. Из шторки сделали две подушки: большую и маленькую.

Их принесли и положили на диван. Да! Такое трудно было представить!

– Теперь я по-ду-ш-ка! Я подушка! Подушка! И ничего не исправишь, не изменишь! Самое страшное, что ни чего не воротишь! Теперь даже Дашенька меня бы не узнала. Нет, если, конечно, присмотрелась, то узнала. Но где Дашенька? Где? А я лежу вот тут подушкой.

Но время шло, и надо было как-то с этим мириться. И шторка-подушка мирилась. Рядом лежала её сестричка, а значит, она не одна.

В комнате, где лежала шторка-подушка напротив, стоял большой камин, над камином висели часы. Комната была большая. Когда камин растапливали то Вероника Владимировна, (так звали ту даму), располагалась поближе к камину на диване, подкладывала под себя подушку. Когда просто лежала, когда читала. Шторка поначалу ни как не могла понять, нравится ей это или нет. Но потом она поняла, что просто хочет быть нужной. И если ею пользуются, значит, она нужна. А это самое главное быть кому-то нужной. Вероника Владимировна брала её почти везде с собой даже когда куда-нибудь выезжала. Её засовывали в угол, облокачивались на неё, иногда даже садились. Постепенно шторка-подушка стала замечать, что нитки, которыми вышивала её Дашенька, в некоторых местах потрепались и висели некрасивыми разноцветными клочками. Все чаше и чаше подушка вспоминала о Дашеньке, вспоминала её пение, ласковые руки.

– Вот если бы она увидела, в каком состоянии я нахожусь. Она обязательно всё поправила, она бы взяла иголку, нитку и отремонтировала меня. И я бы еще раз услышала её песни. Интересно как там герцог? Все так же воюет? Вспоминают ли они обо мне? Наверно уже и забыли. Посмотреть бы на них еще хоть один разочек, послушать их истории. Ой! Нет! Нет – они увидят, что я подушка, и будут смеяться надо мною. Собственно, чего я так нервничаю? Никто не собирается меня туда нести. Да и пусть я буду тут.

Все меньше и меньше пользовались подушкой. И вот, в один прекрасный день, её взяли, и бросили на пол.

– Уронили, сейчас поднимут. Так не раз бывало.

Но поднимать её, ни кто не спешил. Мало того Вероника пододвинула её ногой и поставила на неё обе ножки.

Если бы подушка могла плакать, она расплакалась бы от обиды. Как можно вытерпеть такое унижение!

Шторка-подушка сразу как-то скукожилась, и обмякла.

– Что же, ноги так ноги. С грустью она поглядывала на свою сестричку, которая так и лежала в углу дивана. Ею мало пользовались.

Вышивка на подушке всё больше и больше рвалась, потому что у Вероники были остренькие каблучки, и они с каждым разом всё больше и больше выдергивали нитки. Веронике это тоже не нравилось, так как всё время приходилось наклоняться и освобождать каблучок от ниток.

Однажды её взяли в карету.

– Всё-таки разнообразие, чем валяться под диваном в пыли.

Вероника как всегда поставила на неё свои ножки. Около разъезда пришлось остановиться. Вероника хотела быстро выйти из кареты, но зацепилась каблучком за нитки…

И тут, случилось не поправимое! Вероника сильно махнула ногой, и подушка вылетела из кареты. Врезавшись в дерево, она сползла на землю.

– УФ! – только и смогла сказать себе подушка, – вот это д-а-а!

И тут она увидела, как дверца захлопнулась и карета поехала!

– А я!? Ничего себе! Они забыли меня! Ну да сейчас Вероника Владимировна будет ставить ножки и заметит, что меня нет, и вернется за мной…

Шли дожди, палило солнце, потом снег, холод, сырость, грязь. Подушка пребывала в небытии. И вот однажды подъехала карета, и из неё вышла, – кто бы мог подумать! – Анна Петровна. Ну, конечно, шторка её сразу узнала, очень обрадовалась. Всей своей сущностью она пыталась, что-то сделать. Да-да именно сделать. Впервые за своё существование она пожалела, что не может двигаться.

– Что же делать? Она не видит меня! Ну, вот же, вот я! Я тут! Ну, пожалуйста, увидьте меня, поднимите меня! Отнесите меня к Дашеньке! Неужели не увидят? Я так долго ждала, я столько вытерпела!..

И в это время её как будто кто-то услышал. Порыв ветра подхватил подушку и подкатил прямо под ноги к Анне Петровне.

– Ну вот, ну же! Сейчас меня увидит, обрадуется, поднимет. И я!.. Ну! Пожалуйста!!!

Анна Петровна посмотрела брезгливо на этот грязный комок, поморщилась, села в карету, и уехала.

– ВСЕ!!!

Последнее, что подумала подушка:

– Теперь всё!

– Я не беду больше подушкой.

– Я не буду больше картиной.

– Я не буду больше шторкой

– Меня больше нет!!!..

– Простите, если, что не так!..

Старый дом

Старый 2-этажный дом на четырёх хозяев из последних сил ждал к себе жить людей, у которых душа в любви, и хотелось, чтобы люди, которые поселятся, заботились и о нём. Дом не сносили, так как в нём когда-то давно жил известный композитор. И теперь он охранялся законом, но не людьми. Дом вспоминал те дни с трепетной грустью. За ним всегда ухаживали, часто ремонтировали. В Доме везде были ковры, цветы, даже в коридоре на лестнице. А сейчас!? Что это за люди, которые не берегут то место, где живут!? Дому это всё очень надоело, и поэтому с этими несносными жильцами он стал бороться по-своему. С большим усилием Дом выживал их всех из себя. Последних жильцов, которые жили на втором этаже, он прямо-таки «избил» дверями и с периодической точностью «топил» водой. Семью алкашей с первого этажа, после того как они вынесли ванну и продали, вообще затопил фекалиями. Достал так всех своей непредсказуемостью, что даже слесари стали отказываться ходить и чинить в этом доме что-либо. Они рассказывали друг другу о том, что там гаечные ключи прямо из рук выскакивают. Один слесарь ящик с инструментами нашел на улице, хотя хорошо помнил, что поднимался с ним на второй этаж. Двери в туалете, когда туда заходили, сами собой захлопывались и только со взломом открывались. В общем, стали поговаривать, что там поселилось привидение или, чего хуже «барабашка».

Дом прекрасно знал, что без людей долго не протянет. Года два он пустовал вообще, глубоко вздыхая и скрепя всеми ставнями. Но абы с кем он больше не хотел и не желал жить.

И вот по лестнице на второй этаж поднимался мужчина лет 28-ми в сопровождении хозяйки этой квартиры, которую Дом в своё время тоже выжил. Та поднималась со своим будущим квартирантом и трещала без умолку. Она расхваливала квартиру с каким-то истерическим всхлипыванием, говоря, что там есть мебель, посуда, кастрюли и даже в шкафу постельное бельё, подушка и одеяло. Голос её дрожал, чувствовалось, что она очень боится упустить этого клиента, при этом она почему-то всё время оглядывалась по сторонам.

«Если бы не я… и не мои усилия, – говорил себе Дом, презрительно глядя на эту женщину, – ты, жадное создание рода человеческого, вынесла бы отсюда всё! А так… вот человеку пригодится… может быть…»

Сергей, пока поднимался на второй этаж с хозяйкой, которую почти не слушал, думал: «Перила обязательно поправлю, стены зашпаклюю. Сама квартира, наверно, также нуждается в ремонте…»

Он был прав насчёт ремонта, когда хозяйка открыла дверь в его будущую квартиру.

Он стоял на пороге и размышлял: «За такую мизерную плату можно сделать хороший ремонт и жить. Ничего, ничего всё со временем поправлю. В любом случае я домой не вернусь. Такого не прощают!.. От предательства надо быстро уходить, не оглядываясь».

Сергей целый день бегал по городу, ища сначала квартиру или на худой конец комнату. Везде цены были ему не по карману. К вечеру он был готов уже на любое жилье, хотя бы на короткий срок, так как перспектива остаться на улице, где моросил осенний дождь, его не устраивала. Ему, наконец, дали номер телефона и сказали с каким-то сарказмом:

– Там будет невероятно дёшево.

Сергей не обратил внимания на этот сарказм, так как был очень уставшим. Он позвонил, договорился о встрече.

И теперь Дом, замерев, смотрел на этого человека:

«Ну, то, что этот новенький жилец там ремонт думает делать, это ещё ни о чём не говорит. Думать эти люди могут что угодно, но не все делают. Вон, с третьей квартиры, кричал, что ремонт сделает, а сам, негодяй, все батареи вынес и продал, а деньги пропил. Я ему потом устроил!.. Долго вспоминать будет! Посмотрим, посмотрим на этого… Хоть бы ему понравилось тут. А вдруг этот жилец – то, что надо? Да нет, надо постараться, чтобы ему понравилось…»

Сергей потянулся к выключателю. Хозяйка, опережая его действия, извиняющимся голосом запричитала:

– Да нету туточки свету, отключено всё давно, да и лампочек нету. Я вот керосиновую лампу вам приготовила.

Хозяйка чиркнула спичкой и стала поджигать фитиль у видавшей виды керосиновой лампы.

Но Сергей, уже больше по инерции, продолжал начатое движение и всё-таки нажал на включатель. И свет загорелся. У хозяйки вид сделался очень испуганный, растерянный и озабоченный. Здесь давно не было света, так как она сама лампочки выкрутила. Сергей же воспринял это нормально: он не знал о том, что знала хозяйка.

– Давайте уже расплатимся, как договаривались, – тихо, переминаясь с ноги на ногу, промямлила хозяйка.

Она получила деньги и, выйдя, перекрестясь, поспешила уйти.

Но напоследок Дом решил напугать эту, как он про себя её называл, дурынду рода человеческого. Двери прямо перед нею захлопнулись, и та в кромешной тьме долго в страхе копошилась, пытаясь открыть их. Выпустил Дом её после того, когда та истерически завизжала, зовя на помощь своего квартиранта. Двери не открывались, несмотря на то, что замка там не было, его эта «дурында» также выкрутила. Был крючок, но только с внутренней стороны. Двери тут же открылись, когда появился Сергей. Но хозяйки уже и след простыл. Та выскочила как ошпаренная с причитаниями. Он постоял, пожал плечами, затем спустился вниз закрыть двери, но задержался на пороге. На улице было тихо-тихо и тепло, блестели пожелтевшие листья деревьев, остатками дождя капая в лужи. Небо было усеяно звёздочками. Сергей закурил и присел на скамейку. Она на удивление почему-то оказалась сухой. Он даже не задумался над тем, что после дождя скамейка сухая.

А Дом радовался: «Пусть, пусть посидит, отдохнёт, я ему специально скамеечку сухую приготовил, и погодка ему в благодать…»

Сергей сидел, курил, наслаждаясь свежим воздухом, этой тишиной, этой красотой и, наконец, своей свободой. Он не думал ни о чём. Просто сидел и просто курил…

Закрыв двери, он поднялся к себе, теперь в свою квартиру. Квартира была двухкомнатная, комнаты большие, кухня просторная. Вся мебель накрыта пожелтевшим целлофаном, защищающим её от пыли. Сняв осторожно со шкафа целлофан, он увидел обещанные простыни и полотенца.

«Хорошо, – отметил он, – будет на чем первое время поспать, пока не куплю себе всё новое».

Прошел на кухню, вспомнил: хозяйка говорила, что газа нет – отключили. Сергей увидел коробок спичек, лежащий на печке, как будто специально приготовленный, взял его, зажег спичку и открыл вентиль – газ вспыхнул.

«Странная хозяйка… Зачем обманывать: то света нет, то газа нет? Что там она ещё говорила нет? А… воды нет. Ну-ка?..»

Он открыл кран, там что-то засвистело, потом забулькало, и вода, наконец, потекла. Видно было, что воду долго никто не включал, так как она вначале пошла очень ржавая, но со временем полилась чистая. Сергей стоял и смотрел на льющуюся воду, а Дом в это время наслаждался своим умением из ничего сделать что-то. Потому как в доме действительно всё было отключено.

«Ничего-ничего, он всё починит, всё подключит», – говорил с надеждой себе Дом.

Сергей сполоснул чайник и поставил на газ.

Пока там, на улице, после звонка ждал хозяйку этой квартиры, зашел в магазин и купил себе кофе, сахар и две булочки. Теперь он пил кофе маленькими глоточками, ходя по квартире и разглядывая всё вокруг. На его лице блуждала удовлетворённая улыбка. «Отлично!.. Отличненько!.. Завтра беру на работе отпуск… Дадут, дадут, никуда не денутся. Я два года отпуск не брал. И-и-и…»

С этими словами он постелился и лёг спать. Долго ворочался, не мог заснуть…

«Телевизор надо обязательно… наличкой не получится… в кредит возьму… на ремонт много уйдёт… нанимать не буду, сам всё сделаю… краску… обои… двери… окна… выключа…»

Сергей заснул. Дом также притих, ожидая утро.

А Камака… он всё-таки был

Галина разложила материал на столе, приложила выкройку, взяла в руки мелок и ощутила, как он тут же раскрошился в руках. Поискала другой… не нашла.

Рядом, усердно сопя, сооружал что-то из кубиков её сынок.

Ему было три годика.

Галина, чтобы выйти из положения, вспомнила, что мел можно заменить мылом.

– Пашуха, – обратилась она к сынуле, – сходи в ванну, там, в мыльнице, лежит маленький кусочек мыла, принеси мне его, пожалуйста.

Тот бросился выполнять мамину просьбу, при этом, пнув не получающийся из кубиков гараж.

Паша открыл дверь в ванную и увидел, как какое-то маленькое существо тащило под ванну тот самый кусочек мыла, за которым его послала мама.

*

Допустим, если бы это существо увидел мужчина, он бы, наверно, схватил палку и попытался вытащить его. Или ещё чего похуже.

Если бы его увидела женщина, ну та, наверно, стояла и, возможно, визжала бы.

Так как взрослые знают, что вот такого не должно быть. Потому что такого, в принципе, не должно быть. И всё!

А ребёнок прореагировал на это спокойно.

В его доме не было, конечно, животных, но у бабушки была и кошка, и собака, а у соседки, тёти Веры, была крыса, которую ему давали держать в руках. И при этом просили:

– Погладь, погладь. Его звать Тёма.

Паша, конечно, гладил этого Тёму. А тот почему-то оставлял на нём какие-то мокрые странные следы.

И поэтому наличие какого-то существа в ванной не вызвало у ребёнка отрицательной реакции, а только интерес.

*

Паша вышел из ванны, включил свет, зашел и лёг на пол, стараясь разглядеть, куда это существо затащило кусочек мыла, за которым его послала мама.

Он долго лежал, пытаясь что-либо увидеть, но там, под ванной, было темно и пусто. Его внимание привлекло колёсико от машинки, которое недавно потерялось. Паша обрадовался находке, достал его и понёс в зал, намереваясь приделать недостающую деталь к машинке.

– Мамуль, я нашел колесо от машины, – сказал радостно малыш.

– Я тебя зачем посылала в ванну?

– А тот кусочек мыла, – Паша замялся, не зная, как это объяснить, – ну… тот… котолый там живёт… утащил его под ванну.

– Кто утащил?

– Ну, этот…

– Кто этот?

– Я не знаю, как его звать, – сказал невозмутимо Паша.

– Не выдумывай. Мама тебя попросила помочь, а ты?

– Мамуль, ну… понимаешь, – Паша развёл ручки в стороны, – ему, наверно, тоже понадобилось это мыло.

– Кому?

– Ему, понимаешь, ему. Мамуль, а ты возьми длугое мыло.

– Что ты выдумываешь? Какое другое? Кому ему?

– Ну, длугое мыло. И ему котолый там живёт, – Паша махнул ручкой в сторону ванной комнаты.

– Ты зачем это всё выдумываешь?

– Я не выдумываю, – сказал деловито Паша, сосредоточенно приделывая колёсико к машине, – я видел, он туда, под ванну, утащил твоё мыло.

Галина зашла в ванну и увидела, что мыльница, в которой лежал обмылок, валяется на полу. Она нагнулась, поискала глазами, где бы могло валяться то мыло, за которым она посылала сына, но его нигде не было. Отрезав небольшой кусочек от другого целого куска мыла, она вышла из положения.

За обедом Паша серьёзно спросил:

– Мамуль, а почему ты его не колмишь?

– Кого?

– Ну, этого…

– Кого этого?

– Ну, котолый живёт под ванной.

– Пашуха, ну что ты всё выдумываешь?

– Я не выдумываю.

При этом он положил, деловито на салфетку кусочек котлетки, слез со стула, и отправился в ванную.

А Галина с мыслями: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало», – пошла дошивать.

Паша зашел в ванну, развернул салфеточку с котлеткой и подвинул подальше под ванну. При этом он лёг на коврик, подложил поудобнее кулачки под подбородок и стал внимательно наблюдать.

Наблюдения продлились недолго: ребёнок заснул.

Галина нашла его в ванной на коврике, взяла на руки и отнесла в кроватку.

Проснулся Паша со словами:

– Мамуль, а он съел котлетку?

– Кто?

– Ну, этот, котолый в ванной.

Галина, естественно, выкинула котлетку, которую сынуля оставил под ванной.

– Съел, съел.

На стуле висел только что сшитый костюмчик.

– Ну-ка, Пашунь, давай примерим.

Паша надел костюмчик и радостно стал гладить себя ладошками по шортикам. Затем побежал к зеркалу смотреться.

– Нравится костюмчик?

– Нлавится.

– Ну-ка, поцелуй маму за этот костюмчик.

Паша с удовольствием обнял и поцеловал маму.

– Мы пойдём сейчас папу встречать с работы.

– В этом? – спросил радостно Паша, выпячивая смешно животик, имея в виду костюмчик.

– Ну да, в этом.

– Папа увидит… обладуется. Да, мамуль?

– Да, Пашуха.

Они шли по улице встречать папу.

– Мамуль, а этот, котолый под ванной, точно съел котлетку?

– Точно.

– А ты видела?

– Видела.

Паша недоверчиво посмотрел на маму. Он даже попытался зайти вперёд и заглянуть ей в глаза, продолжая настойчиво спрашивать:

– Плавда?

– Правда, – не колеблясь, ответила мама.

Паша какое-то время шел молча, потом спросил:

– А ему там сейчас не скучно?

– Нет, солнышко, не скучно, он сейчас отдыхает, – не задумываясь, ответила Галина, включаясь в его игру. И как бы подыгрывая ему, спросила:

– А как его звать?

– Я не знаю.

– Ну, ты спроси у него.

– Когда сплосить?

– Ну, когда придём домой.

– Холосо, сплосу.

Они встретили папу. Тот расхваливал костюмчик, целовал Пашу, потом маму, затем они сидели в кафе, ели мороженое, папа пил пиво. И тут Паша радостно заявил:

– Папуль, ты знаешь, а у нас дома кто-то живет.

Видно было, как папа напрягся, сжимая бокал с пивом.

Галина незаметно для Паши снисходительно улыбнулась, поднесла палец ко рту, пытаясь предотвратить ненужные взрослые вопросы, показывая глазами на сына и поддакивая ему:

– Мы его видели, папа. Да, Паша?

– Да, папуль, я его видел, он мамино мыло под ванну утащил.

– Мыло?.. Под ванну?.. Ну, ну!.. – с вызовом сказал Анатолий.

– Толь, – попросила Галина, – не начинай. Это фантазии сына всего лишь.

– Хорошо, разберёмся, чья это фантазия, – сказал папа, допивая пиво и как-то странно при этом, поглядывая на маму.

Дома он заглянул во все углы квартиры и, не найдя ни кого, сел ужинать. Мама почему-то едко заметила, папе:

– Надо было ещё под ванну залезть! Тебе же ребёнок сказал, что под ванной он.

После ужина мама села дочитывать свою толстую книжку. А папа лёг на диван и включил телевизор.

Паша почувствовал, что обстановка в квартире стала напряжённой и, чтобы как-то разрядить её, стал бегать, прыгать и весело припевать:

– А под ванной кто-то есть… а под ванной кто-то есть…

Не сговариваясь, мама, и папа вдруг стали кричать на него:

– Успокойся!

– Не выдумывай!

– Никого там нет!

– Иди-ка ты в ванную комнату, – сказал, наконец, папа, – постой там и подумай над своим поведением.

Паша ушел и стал там тихо плакать. Затем он лёг на коврик и стал жаловаться, тому, которого видел под ванной:

– Лугаются и лугаются… Я им хотел пло тебя ласказать… А они на меня накличали…

Из-под ванны молчали.

– Ну, не молчи… Я же знаю, что ты там есть… Ну, выходи…

Паша поднялся, сел на корточки и стал опять плакать. Вдруг сквозь слёзы услышал:

– Ты не плачь, они скоро помирятся, и всё будет хорошо.

Паша обрадовано, во все глаза разглядывал существо, вытирая слёзы. Он тут же вспомнил, что мама просила узнать, как его звать. Паша, спросил:

– А как тебя звать?

– Меня звать Камака.

– Я тебе котлетку плиносил, ты её съел?

Камака не хотел обидеть ребёнка и ещё больше настроить против мамы, ответил:

– Съел, спасибо.

Камака жил в этом доме с момента его постройки. Там, за ванной, чуть выше ножки, была небольшая ниша, сделанная нерадивыми строителями. За ванной этот строительный брак был не виден. Там и поселился Камака.

Поролоновая мочалка, покрытая носовым платочком, служила ему постелью. Кусочек полотенца был вместо одеяла. В одном углу стопочкой лежали тоненькие разноцветные, ароматные кусочки мыла, в другом – малюсенький томик со стихами. И самой большой его ценностью была толстая свечка, которую он иногда ночью зажигал и читал свои любимые стихи, хотя знал их все на зубок.

Особенно ему нравилось, когда дома не было никого. Тогда он осторожно выходил из своего убежища, шел в зал, стаскивал со стеллажа книжку и читал её. При этом он брал из вазочки яблоко и грыз. В холодильнике всегда было его любимое молоко, и он пил его, сколько хотел. Самым главным его принципом было: всё за собой убирать. Чтобы никто не догадался о его существовании.

Камака хорошо знал на собственном опыте, что нельзя попадаться на глаза человеку. Как-то, очень давно, он имел такой неприятный случай попасться на глаза хозяйке. Вспоминать об этом было очень неприятно. После того случая пришлось искать себе новое жилище. Камака долго искал и нашел его в новостройке, то есть в этой квартире.

Любил также он собирать ароматные разноцветные обмылки, особенно ему нравились маленькие, тоненькие кусочки, которые замечательно пахли.

Когда он услышал, что за тем клубничным обмылком, о котором давно мечтал и с нетерпением ждал, сейчас придут, Камака поспешил его забрать.

И вот… не успел!..

Теперь он сидел за ванной, переживал и надеялся, что эти взрослые не поверят ребёнку, который твердил о его существовании. А когда Камака услышал, а потом увидел этого плачущего ребёнка, его маленькое сердёчко сжалось, и он, пожалев малыша, вышел к нему со словами:

– Ты не плачь, они скоро помирятся, и всё будет хорошо.

– А как тебя звать? – спросил малыш, вытирая слёзы.

– Меня звать Камака.

– Я тебе котлетку плиносил, ты её съел?

– Съел, спасибо.

– А мне ладитили не велят, что ты тут есть.

– Ну и пусть не верят.

Паша улыбнулся и сказал:

– А пойдём, я тебя маме покажу.

– Нет, не надо.

– Она холосая.

– Всё равно не надо.

– Ну, тогда давай с тобой длужить?

– Давай, – и тут же добавил: мы будем дружить, но теперь это у нас с тобой будет страшная тайна. Хорошо?

Паша во все глаза, восторженно смотрел на Камаку.

Из зала послышалось:

– Паша, иди сюда.

Паша вышел, прошел в зал. Папа продолжал смотреть телевизор. Он хотел подойти к нему и рассказать, кого он видел сейчас в ванной, но не решился. Заглянул в свою комнату, там мама стелила ему кроватку.

– Мамочка, а знаешь, как его звать?

– Кого?

– Ну, этого, котолый живёт под ванной?

– И как его звать? – со вздохом спросила мама.

– Он мне сказал, что его звать Камака.

– Как интересно, – безразлично сказала мама, – раздевая Пашу.

– Он мне сказал, что у нас с ним есть тайна.

– И какая у вас с ним тайна?

Паша задумался, потом добавил шепотом, округлив глазки:

– Стла-а-ашная!..

Мама, улыбаясь, погладила сына по головке, поцеловала:

– Спокойной ночи. Спи, выдумщик ты мой.

– Мамуль, а эта стлашная тайна и у тебя тепель есть?

Мама улыбнулась:

– Конечно, есть. Всё, спи.

Галина выключила свет, прикрыла дверь и, подойдя к мужу, сказала:

– Ты бы посмотрел, что там под ванной делается. Может, там крыса завелась, всё-таки первый этаж, дом старый, полы тоже старые.

– Что, прямо сейчас идти смотреть? – буркнул муж, отворачиваясь к стенке.

– Я тебя и не заставляю сейчас смотреть. Завтра, например.

– Завтра с утра мне надо в гараж.

Галина, теряя терпение, закончила разговор словами:

– Так… я сказала, а ты сам решай, когда тебе надо будет там посмотреть!

Утром Галину разбудил, стук и грохот падающей табуретки. Она вышла в коридор и даже испугалась вначале. Весь линолеум был поднят. Анатолий стоял и торжественно смотрел на своё творение.

Галина ещё раз оглянула всё сотворённое мужем, надела тапочки и, наконец, спросила:

– Ну и что это ты тут устроил?

– Ты сама сказала посмотреть. Вот я и посмотрел.

– Вот так… Сейчас, оказывается так смотрят?

– А ты как хотела?

Анатолий показал в нескольких местах около стены прогнивший пол.

– Видишь?

– Ну, вижу. И что?

– Думаю, это прогрызено крысами.

– Ужас какой-то. И что теперь?

– Вот получу зарплату, и надо будет всё дерево выкинуть и сделать стяжку.

– И как ты это всё представляешь?

– Возьму завтра неделю на работе за свой счет. Пока тут все будет делаться, мы поживём у мамы.

*

Галина собрала вещи, закрыла на замок в зал дверь, Анатолий подогнал машину, и они уехали к маме.

*

Камака вначале обрадовался, что дома нет никого. Но когда обнаружил, что в зал дверь закрыта на замок, он очень расстроился. А когда открыл холодильник, очень огорчился: он был пустой. Только в хлебнице нашел кусочек хлеба.

В квартире стучали, гремели. Потом вообще весь пол залили цементом, и наступила тишина. Из ванной выйти было невозможно. Камака уже давно доел кусочек того хлеба и теперь сидел и грустил. Вдруг из угла, напротив ванной, появилась крыса. Она обежала всё вокруг и скрылась в том же углу.

Камака обрадовался этому. Значит, есть выход. Он пролез через ту дыру, где исчезла крыса, и спустился в подвал. Там проследив за крысами, пролез в другую дыру и попал в квартиру. Быстро сориентировавшись, Камака нашел холодильник. И там, к его удовольствию, было молоко, которым он напился от пуза, и по привычке залез под ванну.

*

Два раза Камака ходил проверять, не вернулись ли хозяева в ту квартиру. И вот на третий раз, он не смог попасть туда, к себе, в свой укромный уголок. Та дыра, из которой он вылез, была замурована цементом. Ещё долго он прощупывал каждый уголок в надежде найти хоть какую-нибудь щелочку, чтобы вернуться домой. Но всё было тщетно.

Больше всего Камака переживал за свой томик со стихами. И еще ему было жалко, что он больше не увидит того маленького мальчика, с которым он познакомился.

*

Прошло много времени.

Паша вырос и теперь жил в этой квартире со своей семьёй. Как-то он, наконец, надумал поменять старую ванну. Когда ванну убрали и вынесли, Павел увидел в углу небольшую нишу, в которой лежала поролоновая мочалочка, покрытая носовым платочком, сверху лежал кусочек полотенца. В одном углу стопочкой лежали тоненькие кусочки мыла, явно кем-то аккуратно сложенные, в другом – малюсенький томик. Ещё там же лежали свечка и спички. Всё это сейчас было покрыто многолетней пылью.

Павел с интересом взял маленький томик и тут же вспомнил Камаку, с которым он познакомился в том далёком детстве.

Он вспомнил, как он плакал, а этот Камака его утешал.

– Он всё-таки был!.. А они мне не верили! – со вздохом сказал громко Павел и тихо, с трепетной надеждой позвал, оглядываясь:

– Кама-ака-а-а…

На глаза Павла навернулись слёзы. Это были слёзы о том, что никогда не вернётся тот Камака… А ещё не вернётся детство…

Оглавление

Шуточки домового

  Глава первая. Переезд

  Глава вторая. Элвис

  Глава третья. Евпатий и Элвис

  Глава четвёртая. Витюша, ёрш твою медь…

  Глава пятая. Последствия экстрасенсов

  Глава шестая. Сядь рядком, потолкуем ладком

Пророчество лешего

  Глава первая. Как это всё началось

  Глава вторая. Катюша и её батюшка

  Глава третья. Лесавки

  Глава четвёртая. Василий и Леший

  Глава пятая. Они поняли, но поздно

  Глава шестая. У неё большое будущее

  Глава седьмая. Катерина

  Глава восьмая. Встреча с Витославом

  Глава девятая. Катюша и помощь Евпатия

  Глава десятая. Молодец местный домовой, и ты молодец

  Глава одиннадцатая. Астролог. Его предсказание и проклятие

  Глава двенадцатая. Только тебе, царевич, надо царствовать

  Глава тринадцатая. Царевич Витослав, или Теперь и до развязки недалеко

  Глава четырнадцатая. Он царевич… а я с ним так запросто

  Глава пятнадцатая. Я призываю тебя к ответу

  Глава шестнадцатая. Битва братьев

  Глава семнадцатая. Поиски Катерины

  Глава восемнадцатая. Так что скажешь, кузнец Василий?

  Глава девятнадцатая. Вот и сказке конец

Тайный Дед Мороз

Родные души

Кусок атласа

  Глава первая

  Глава вторая

  Глав третья

  Глава четвёртая

  Глава пятая

  Глава шестая

Старый дом

А Камака… он всё-таки был Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg