«Выжить»

Юрий Погуляй Выжить

— Ты чего встал? — спросил Лунобой. Застучала наматываемая на лебедку цепь гарпуна. Тук-тук-тук-тук. Звук уходил в туман и таял в нем, растворялся. Кто-то там, в небытии, жрал этот стрекот. Жрал и вязко причмокивал.

Скальд не мог отвести от дымки взгляд. Белесые клубы плотно затянули черную равнину моря. Душные пары чувствовались даже здесь, на вмурованной во льды железной пристани.

— Эй?

Тук-тук-тук.

— Ты хотя бы раз видел, чтобы эта штука стреляла? — проворчал Скальд.

Лунобой пару раз моргнул, раздумывая, покосился на гарпун.

— Она еще сделает свой выстрел. Поверь мне. Хватит болтать, поднимайся на борт!

— Не ори, — ответил Скальд. — У меня предчувствие дурацкое. Может ну его, сегодня, а? Туман, видишь, какой?

— Не сильнее обычного! Пошевеливайся. Опаздываем.

Борода Лунобоя от дыхания покрылась инеем. Мех на капюшоне парки уже обледенел. Быстро холодает. Сегодня ночью опустилось до минус двадцати. С севера задувало уже неделю, и по ночам было слышно, как все громче стонет лед по ту сторону пролива. Если морозы усилятся, то рыба уйдет глубже и промысел встанет. Понятно, конечно, почему Лунобой так гонит.

Скальд взошел по гудящему трапу на металлическую палубу бота. Крутанул ручку стопора и, засопев от усилия, закрутил ворот, поднимающий сходни на борт. Бобби махнул ему рукой, оторвавшись на миг от гарпуна. Исключительно бесполезная приспособа. Надежда подбить с ее помощью крупную дичь многие зимы так и оставалась надеждой, переходя в область несбыточных мечтаний. Десятилетиями одну рыбу ели и еще десятки лет будут. Сочное мясо осталось лишь в памяти детства. Тогда в многокилометровой проталине между ледовой пустыней и их деревенькой водились как морские быки, так и настоящие синие тюлени. Теперь все иначе.

Он глубоко вдохнул, отчего волосы в носу затвердели, и опять посмотрел на море. Туман сегодня был слишком уж густой. Будто вода не парила под ним, а тлела сокрытым до поры до времени огнем.

— Дурной туман, — сказал Скальд. Лунобой отмахнулся, взялся за ручку кабины. Бобби Пятый закончил с цепью гарпуна, еще раз поправил само орудие, проверил поворотный механизм и после этого, довольно ухнув, заметил:

— Подморозило.

Скальд поморщился от очевидности Бобби. Лунобой скрылся в кабине, плотно закрыл за собой дверь, чтобы не выпускать тепло. Туман накатился на кораблик и моментально накрыл деревеньку. Даже звук двигателя стал глуше.

— Ничего мы не поймаем сегодня, — сказал Скальд, и мгла всосала его слова. — И гарпун этот надо продать!

— Кто не пробует, то и не ловит, — рассудительно отметил Пятый. — Развеет.

Солнце превратилось в едва уловимое светлое пятно в белом супе из пара.

— Никуда не денется, — добавил Бобби.

— А если нет?

— На все воля моря, — философски сказал Пятый.

* * *

К северному краю пролива ходила только их компания. Слишком далеко от прячущихся среди ледников деревень, слишком близко к ветрам дикой пустыни, слишком велика вероятность что чертов гарпун на их боте будет использован для затопления случайного конкурента.

Лунобой годами трудился над репутацией, и многие на побережье считали, что он может отдать такой приказ. Поэтому без рыбы команда Луны возвращалась крайне редко.

Тумана на северном краю было меньше, но он все равно забивал легкие влажными клочьями. Рыбаки замотались шарфами, чтобы не вдыхать холодеющую на морозе влажную взвесь и кристаллики льда превратили шерсть в потрескивающую при движении броню. Работали посменно, отогреваясь в теплом брюхе бота, пока товарищи ставили или снимали ловушки.

Здесь, среди приборов, туман оставлял мысли Скальда. И каждый раз, когда сверху приходила замерзшая группа, он одевался с надеждой, что мгла ушла.

Однако даже к полудню пелена не развеялась, напротив, снова загустела, и тем перестала быть просто стихией. Она превратилась в замышляющую что-то тварь, затаилась. Скальд все чаще ловил себя на мысли, что хочет домой. Тем более, что вопреки его собственным мрачным пророчествам улов они собрали богатый.

— Может, хватит? — спросил он у Лунобоя, когда они вывалили в грузовой отсек содержимое девятой сети. Влажные рыбины били хвостами, но мороз стремительно сковывал их холодными тисками и движения добычи замедлялись, а вскоре блестящие тела и вовсе застывали, изогнувшись, навсегда.

— Нет, что с тобой сегодня, а? Ты как будто в море не ссал! — возмутился капитан.

— Туман…

Лунобой закатил глаза с заиндевевшими ресницами, подхватил колотушку у грузового отсека и бахнул ею по железу три раза. Тут же резвее застучал двигатель бота, труба чихнула черным дымом, и посудина поползла к следующей установленной ловушке. У штурвала в тарахтящем моторном отсеке сейчас сидел Бобби. И ему единственному было тепло.

Остальные топтались по палубе, покрытые ледяной коркой от брызг и пара, вымазанные в рыбьей слизи и раскрасневшиеся от работы. Улов был богат, стоило уже и посетовать на утреннее нежелание отправляться на промысел, но Скальд все равно чувствовал себя неуютно в этом тумане.

Он ждал, когда закончится смена, но несмотря на то, что двое товарищей уже выбрались наружу и топтались на морозе — Лунобой ее не объявлял. Видимо, у него был план.

Движение в студнеобразной дымящейся воде первым увидел молодой Эд. Он вскрикнул что-то нечленораздельное, восторженное и замахал руками, указывая на нечто в море. Скальд будто примерз к палубе. Этот жест… В нем был знак судьбы. Злорадный ее хохот. Туман, наконец, исторгнул то, что в нем скрывалось.

Загудела платформа гарпуна.

— Это бык! Черная душа, это же бык! — крутил рычаги Освальд Глаз. Он плюхнулся в люльку стрелка. Эд и их третий компаньон, рыбак по прозвищу Старый, торчали у поручней и вглядывались в туман.

Скальд попятился.

— Ребята! Это же настоящий бык! — восторженно заорал Глаз.

Подводные звери редко поднимались на поверхность. Последнего Скальд видел, когда охотился еще с отцом, в детстве. Забытый вкус сладкого, нежного мяса вновь проступил на губах.

Но что-то упрямо толкало Скальда назад. Туман был переполнен ужасом. Что-то хищное скрывалось в нем. Что-то, превращающее охотников в добычу. Что если…

Лунобой подошел к борту, у которого пританцовывал Эд, всмотрелся в призрачную воду. Освальда он не остановил, хотя следовало бы наорать за самоуправство.

— Мы прямо на него идем! Бить надо! Вспугнем же! — громко сказал Глаз, не отрываясь от дуги прицела.

Лунобой молчал. Бык это шикарная добыча.

Если это действительно бык…

Скальд хотел было предостеречь друзей, но вместо этого сделал еще шаг назад. Туман обманывает его с самого утра. Что если и сейчас в нем говорит накрученная паника? Ведь если товарищи правы, то они богаты. Не, пусть сами разбираются.

— Ну? Чего молчишь? — взвыл Глаз.

— Это бык, Луна! Точно! — сказал Старый.

Их головы вместе со словами изрыгали пар. Лунобой всматривался в туман, вцепившись в поручни. Он хмурился, кривил губы, но все равно молчал.

А если они ошибаются? Что если…

— Луна! — Глаз терял терпение. Он склонился над прицелом, но тут Старый шагнул к турели, оттолкнул друга в сторону.

— Перед смертью бы мяса нормального, человеческого, пожрать, — прохрипел он и спустил рычаг.

Скальд уткнулся спиной в шлюпку. В груди заклокотало от предчувствия и осознания свершившегося. Раскатисто лязгнуло, затрещала разматывающаяся цепь, ликующе воскликнул Старый.

— Попал!

И тут воздух загудел, затрещал. Скальд прыгнул в шлюпку и уже оттуда увидел, как Эд вытянулся в струну, задрал голову к небу. Парень мелко задрожал, забулькал, вспыхнул облачком испаряющейся воды и каменной сваей рухнул на палубу. Лунобой забился у поручней, тоже выпрямившись во весь рост и будто пытаясь выдернуть стальные стойки фальшборта.

Зло таящееся в тумане дотянулось до рыбаков, превратив их в мычащие, бьющиеся в исступлении статуи.

— Скат… — прошептал Скальд. Он лежал в шлюпке, стараясь не касаться ничего металлического.

Невидимая сила подбитого чудища подняла Глаза из люльки стрелка. Ноги сведенные током разогнулись, но Освальд зацепился ремнем за какой-то штырь и ткнулся носом в металл. Из глазниц повалил дым. Рядом с платформой трясся вытянувшийся во весь рост Старый.

По палубе бегали огоньки. Тело Лунобоя у поручей еще раз дернулось. Мертвая рука сорвалась со стальной опоры. Завоняло паленой шерстью и горелым мясом.

Скальд почувствовал, что вспотел под паркой. Да что там вспотел, его можно было выжимать.

Двигатель затих. В навалившейся на корабль тишине вдруг послышался короткий лязг. Потом еще один. Цепь лебедки застучала быстрее, увлекаемая в воду подбитой гадиной. Скат, которого рыбаки приняли за морского быка, пошел на глубину.

Скальд вцепился в борта шлюпки, в ожидании толчка. Один раз он видел ската. Была ясная погода, и черную тушу, с морщинистой дырой для дыхания, невозможно было ни с чем перепутать. По ней пробегали огоньки скрываемого тока, чудесным образом не вредя самой твари.

Почему они не увидели их в тумане? Чем они вообще смотрели, идиоты?

В любом случае махина была раза в два больше их кораблика, и уж ей-то ничего не стоило играючи перевернуть рыбацкий бот. Тем более если этот самый бот только что пустил ей в спину зазубренный гарпун.

Разматывающая цепь стучала все сильнее, все чаще, и ему вторило сердце Скальда.

А потом все остановилось.

Со страшным скрежетом корабль швырнуло в сторону и чуть притопило. Завыл металл, и с оглушительными щелчками стали вылетать заклепки из гарпунной платформы. Само орудие скривилось, изогнулось и поползло к краю палубы, сдирая металл с корабля будто плоть. Что-то страшно затрещало, и Скальд увидел, как по телу бота пробежала трещина, а в следующий миг гарпун вместе с частью обшивки рухнул в воду.

Скальд выпрыгнул, заметался по кренящейся палубе, отцепляя шлюпку. За его спиной шелестели скатывающиеся в море тела товарищей с вытекшими от удара ската глазами.

Когда с лязгом и стуком покатилась шлюпка, Скальд уже сидел внутри, опять вцепившись в борта мертвой хваткой.

От падения захватило дух. Лодка сломала фальшборт и ткнулась носом в ледяную воду, подняв тучу брызг.

— Помоги! — заорали откуда-то сзади.

Бобби! Живой!

Последний, чудом выживший в стальном брюхе корабля, выбрался наружу, когда бот завис, балансируя на грани падения. А когда с жалобным стоном металла посудина перевернулась — Бобби упал в студеную воду в нескольких метрах от шлюпки. Скальд двинул веслами, разворачивая судно, вмиг оказался рядом с тонущим и, прежде чем разбухшая одежда утянула Бобби на дно, затащил его в лодку.

Отстранился, торопливо стряхивая с себя воду. Тут и без лишней сырости было довольно прохладно. На морозе вода это враг.

Бобби стал неуклюже стягивать с себя мокрую одежду. Он страшно стучал зубами и прерывисто дышал, однако, Скальд это видел очень ясно — пальцы Пятого уже не слушались.

— Ч…. что… было… это…

— Скат. Они подстрелили ската, — он внимательно наблюдал за мокрым приятелем. Мороз убьет его. Ничем не поможешь. Тут и сухому бы выжить.

— Х… х… хл… — Бобби белел на глазах, губы наливались синевой.

Скальд не пошевелился. Он мог помочь приятелю, путающемуся в леденеющей, вытягивающей тепло одежде, но тогда промок бы сам. А вода это что? Правильно. Смерть.

— Хл… хл… — вяло промямлил Бобби. — Пм… пом… ги…

Скальд нахохлился на банке, пристально глядя на товарища. Тот запутался в рукавах и слабел. Бобби била крупная дрожь. Он беспрестанно дергал челюстью, а осоловевший, преисполненный удивлением взгляд потерянно скользил по туману.

Белесая пустота и бесконечность окружили шлюпку. Скальд поискал в дымке пятно солнца, чтобы определиться, куда ему плыть. Надо выживать.

— Откуда тут птицы? — вдруг спросил Бобби ясным, четким голосом. Он откинулся на спину и смотрел в небо. На лице его воцарился покой. — Красивые.

Изо рта вырвался один едва заметный клочок пара. Затем, через паузу, второй. Третьего дыхания Скальд не дождался.

Птиц на небе не было. Да если бы и были — их наверняка бы пожрал проклятый туман. Однако Скальд не удивился последним словам Пятого. Он уже видел, как умирают от переохлаждения. Люди на пороге смерти всякое говорят, всякое видят. Он отколупнул от парки намерзшие льдинки, глянул в сторону солнца. Сейчас оно должно быть как раз на юге. А значит, грести нужно в ту сторону. Бот шел сюда почти час. Если повезет, то к ночи догребет. Тут, главное, не сдаваться. Главное — выжить.

Сраная дрянь. Повезло, так повезло. Ведь если в ледяной пустыне еще можно как-то пережить холод, то тут, на черной прогалине незамерзающего моря, в плену удушливого пара — все становится не так прозаично. Здесь льдом не обложишься, от ветра не уйдешь.

А холодные пальцы последнего уже пробирались под парку.

Стараясь не смотреть на Бобби, Скальд взялся за весла.

Весь день единственными звуками его мира был плеск воды о шлюпку, да глухой из-за тумана стук уключин. Но потом сквозь вязкую плоть пара пробился низкий, хриплый рев рога.

Скальд в тот момент греб уже медленно, все чаще давая себе передышки. Он очень замерз. Холод сковал тело, и движения стали заторможенные. По оледеневшим мышцам пробегали волны озноба, волосы под меховой шапкой взмокли и, наверняка, покрылись инеем. Труп Бобби он положил так, чтобы хоть немного защититься им от ветра. Это мало помогало, но лучше что-то, чем остаться со стылыми порывами один на один.

— Туман должен был рассеяться, — вырвалось у Скальда. Странный рог напугал его. — Должен был!

От страха открылась второе дыхание, и он, сверяясь с почти исчезнувшим солнцем, стал махать веслами чаще. Рев приближался. Тягучий звук двигался где-то за бурлящей стеной из тумана, и от него по спине бежали мурашки.

Или это уже началась лихорадка.

Скальд никак не мог отделаться от ощущения, что из белой мглы кто-то наблюдает за ним. Он чувствовал этот леденящий мертвый, но жаждущий взгляд. С каждой минутой присутствие было все ярче, все сильнее. Туман густел. Туман издевался над замерзающим рыбаком.

— Ты чувствуешь его, — прошелестел Бобби, и Скальд сипло заорал от ужаса и закашлялся. Покрывшийся коркой льда труп лежал на боку, на банке напротив, и не шевелился. Но остекленевшие глаза смотрели на выжившего приятеля с весельем безумца.

— Капитан Адриак идет, — сказал мертвый Бобби, и лед на его синих губах затрещал.

Скальд выдрал весло из уключины, ударил им покойника, а затем торопливо вклинил лопасть между телом Бобби и лодкой. Налег на него всем телом, надеясь выкинуть труп за борт. Пятый не поддался — он примерз к банке и злорадно скалился, пока Скальд рывками качал весло вверх-вниз. От выброса адреналина стало жарко.

Крак.

Он уставился на обломок весла. Горло сжало от обиды.

— Не противься ему, — проскрипел Бобби. Синие льдинки вместо глаз сверкнули. — Иди с нами.

— Кто ты! — прохрипел Скальд. — Кто ты, сраная ты дрянь?!

— Я — Бобби. Ты дал мне замерзнуть. Забыл? Сидел, смотрел, как я умираю, — замерзшие губы треснули в улыбке. — Луна сказал, что ты и им дал умереть.

Скальд вытащил кисть из задубевшей рукавицы, потер ею онемевшие щеки, подул на скрюченные пальцы. Нет. Он никому не дал умереть. Он выживал. Просто выживал. Рыбак сунул руку обратно, а затем посмотрел назад, на белую стену тумана. Солнце стремительно садилось.

— Люди как звери, Бобби, — произнес Скальд. — Они либо ждут опасности, либо дохнут, подстрелив сраного ската! Вникаешь?

Он отложил сломанное весло в сторону, чувствуя, как немеет от холода тело. Принялся разминаться, поворачивая корпус то влево, то вправо, топая ногами.

— Ты не выплывешь. Адриак скоро будет здесь. Не мучай себя. Мне тепло, — поземкой среди торосов прошелестел мертвый Бобби.

Рог загудел в густом небытии. Еще ближе.

— Пошел ты, — сказал Скальд. Он вытащил из уключины целое весло.

— Перестань. Ты же понимаешь, что никуда не денешься с одним веслом. Ты покойник, и скоро будешь совсем как я, Скальд. Адриак заберет и тебя тоже. Заберет в лучшую из команд.

От холода клонило в сон. Интересно, сколько до деревни? Сколько вообще до берега? Он много прошел. Вряд ли кто-то когда-то столько проходил за один раз на веслах, по стылому морю. А он смог. У него стерлись в кровь руки, онемели плечи, но он был еще жив.

В груди поселился огонь, и наружу прорвался надсадный, болезненный кашель. Скальд сплюнул слизь за борт, вытер слюну рукавом, и вновь посмотрел в туман, сжимая бесполезное весло.

Надо выжить. Любой ценой надо выжить. Скальд с трудом разогнулся и стал грести уцелевшим веслом, загребая им то с одного борта, то с другого. Мертвый Бобби глумился над ним, буравя живого товарища ярко-синим взглядом, но Скальд его не слушал.

Он двигался как механизм, как деталь рыболовецкого бота. Влево-вправо, влево-вправо, налегая на весло всем телом. Проталкивая его сквозь густую воду. От холода мутнело сознание, но Скальд не останавливался, чувствуя, как из тумана что-то надвигается. Рев рога звучал все ближе, и, наконец, в тумане проступило нечто черное, огромное. Рыбак, ослабевший, сжимающий в руках обледенелое весло, хрипло дышал раскаленным воздухом. Корабль. Такой же, как в древних историях про времена, когда такие махины рассекали по теплым морям и океанам. Рядом с ним рыбацкий бот показался бы разбитой яичной скорлупой.

Судно выдвинулось из небытия, разрезав туман могучим носом. Дымчатые пальцы стихии соскальзывали со ржавых бортов.

— Капитан здесь, — прострекотал оледеневший Бобби. — Адриак пришел, Скальд. Идем с нами. В тепло.

Оглушительный рев ударил по барабанным перепонкам. С корабля послышался жуткий лязг, и повеяло теплом. Замерзающий Скальд потянулся к нему всем телом, несмотря на то, что это был злой жар. Пронизывающий. Нагревающий лишь кости.

От него заныли зубы.

Одеревеневший от холода, он всем телом откинулся назад, чтобы посмотреть наверх. С фальшбортов свисали отрезанные человеческие головы. Они болтались на цепях, и мертвые глаза заглядывали рыбаку в душу. Видать, не всем хватило места на палубе.

Корабль остановился. Простонал металл, и ему ответил далекий голос льдов. Тело Бобби затрещало, отрываясь от шлюпки. Со звуком рвущейся ткани оно отлепилось от банки и поплыло наверх, прямо по воздуху. Руки Пятого раскинулись в стороны, будто хотели обнять небо.

— Не мучайся, Скальд, иди с нами, — прошелестел мертвый приятель на прощание.

Там, наверху, вдоль бортов корабля стояли люди. Много людей. Они выстроились очень плотно друг к другу. Десятки, сотни черных силуэтов, пристально наблюдающих за добычей проклятого капитана. Скальд опустил взгляд, ему показалось что он увидел среди странных пассажиров — Лунобоя.

Труп Бобби исчез где-то на палубе, и корабль содрогнулся, как рыгающий после плотного ужина человек.

Скальд сел прямо, повел плечами. Пальцев на руках и ногах он уже не ощущал, а нос стал как стеклянный. При хорошем ударе его можно было бы разбить вдребезги.

От этой мысли он сипло хихикнул.

Корабль навис над затерянной в тумане шлюпкой и терпеливо ждал. Скальд сжался в комок, косо глядя на черные борта. Может, Бобби прав? Может, нет смысла барахтаться?

Холод наступал, а кости напротив ломило от невидимого жара, которым никак не удавалось согреться. Обняв весло, рыбак дрожал и смотрел на корабль, а тот через сотни мертвых глаз наблюдал за ним. И звал… Тихонько, по имени. Голосами Глаза, Лунобоя, Бобби, Эда и Старого.

— Как…. так… — просипел он, и закашлялся. Даже связки задубели от холода. — Как… так…

Он вспомнил, как замерзает на льду рыба.

Корабль вновь загудел, будто вопрошая, скоро ли. А Скальд сместился к краю шлюпки. Его воротило от внимательного, голодного взгляда. В этом тумане, в этой тишине, он может умирать еще долго.

Бобби прав — куда в море деваться с одним-то веслом?

— Не хочу… — губы скривились сами собой. — Не хочу!

Он облокотился на борт шлюпки. Корабль молчал. Хотелось вспомнить что-нибудь хорошее из детства, но из-за мороза в голове спутались мысли и образы. Скальд посмотрел в воду. Один раз перевалиться и все, конец. Тишина и покой. Он слышал, что море в такой мороз на самом деле теплое. Вполне может и согреть его напоследок. И правда, чего мучиться, да?

Он смотрел в серые, зовущие воды.

«Прыгай. Прыгай. Прыгай».

Скальд перекинул ногу через борт. Воспаленный от холода мозг вдруг ввернул образ, как выгибались тела товарищей, убитых скатом. Как падали они один за другим на палубу, скошенные смертью, превращенные в замороженное жареное мясо.

— Н… нет… — он вырвался из транса, вцепился в весло и опустил его в воду. Налег на него, толкая лодку по дымящемуся морю. Затем переполз на другой борт, трясясь от холода. Сделал слабый гребок.

— Х…х… тебе… — просипел он. — Не с…дам…ся. Сдох… ну, а не сд…

В спину дунул пронзительный ветер и сорвал туман с места. Клочья белого пара стремительно растаяли, и вместе с ними исчез и корабль-титан. Скальд скорчился на банке. Несколько минут он смотрел на очистившийся горизонт, а затем пошевелился. Попытался сделать гребок, но весло выскользнуло из слабых рук и ушло на дно.

Скальд поник. Какое-то время он сидел недвижимо, опустив голову. А затем неуклюже лег на дно лодки, свернулся там калачиком. Он сражался. Он не сдох так просто, как они.

Стоило ли оно того? Помогло выжить, а? Может, стоило попытаться помочь хотя бы Бобби? Может, со спокойной совестью умирать легче?

Конец-то все равно один оказался. Выжить любой ценой не получилось, может, стоило красиво сдохнуть?

Очень хотелось спать. Нужно было встать, двигаться, делать хоть что-то, но не осталось никаких сил. Скальд закрыл глаза. Из глубин моря поднималось тепло. Оно окутывало его, как мама одеялом.

— В ж… жопу… — прошептал он и позволил себе провалиться в божественный сон.

Но в самый последний момент что-то лязгнуло спереди. Лодка дернулась и затрещала. Скальд проснулся, открыл холодеющие глаза и услышал далекий собачий лай и свисток песьего наездника. Он попытался встать, но не смог подняться, не смог зацепится отмороженными руками за борта шлюпки. Поэтому просто перевернулся на спину и уставился на вспыхивающее огнями ночное небо.

— Тв…ю… ж… мать… — в изумлении выдохнул Скальд и закрыл глаза, челюсть тряслась как будто в нее вселился демон.

Лай приближался.