«До и После: Исход»

До и После: Исход (fb2) - До и После: Исход (До и После (Талани Кросс) - 1) 1306K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Талани Кросс

Талани Кросс ДО и ПОСЛЕ: Исход

Предисловие

Примечание:

Хронология не соблюдена.

События мира «ДО» и мира «ПОСЛЕ» могут чередоваться и не всегда идут по порядку даже внутри своих временных рамок.

1 (ПОСЛЕ) В одиночку

Лиа в панике выпрыгнула из окна. Несмотря на небольшую высоту, приземлилась не очень удачно: оцарапала руку и ушибла колено. Наспех отряхнувшись, поднялась и, прихрамывая, побежала. Проселочная дорога вывела бы ее из поселка к небольшому городку, но бежать туда среди ночи без оружия — было бы глупым решением. И сущим самоубийством. Зато стоящий неподалеку амбар казался надежным укрытием. К нему она и направилась.

На мгновение Лиа почудилось, что позади кто-то злобно по-ведьмински рассмеялся. Может, увиденное — лишь чары, наведенные злой колдуньей? Ей хотелось бы в это поверить, но она прекрасно понимала, что смеяться в доме некому. Теперь некому. От этой мысли сердце сжалось до размеров пылинки.

Дверь амбара была старой, тяжелой и никак не хотела поддаваться. Порывистый ветер усиливался, деревья гудели. Растревоженная листва шелестела, будто хотела докричаться до всего мира, чтобы предупредить об опасности, хотя предупреждать было уже слишком поздно.

И почему-то вспомнился отрывок из песни Норта:

«Знай, ангел придет, конец неизбежен. Тебя забирая, пусть будет он нежен».

Третий альбом «В ожидании смерти» набрал наибольшую популярность. Поклонницы были в восторге. Такой молодой, загадочный и мрачный Норт — её Норт — покорял всех и‍ текстами, и голосом. Остальным членам банды тоже перепадало, но все ведь знают: сливки почти всегда снимает вокалист.

Теперь все осталось в прошлом. Не будет больше ни фанаток, ни песен, ни голоса, который волновал ее душу.

Лиа трясло, то ли от мыслей об этом, то ли от холода. Ветер трепал уже не деревья — ее одежду — легкую майку и шорты, просачиваясь между бледной кожей и хлопковой тканью. По телу побежали мурашки. Она в очередной раз толкнула двери, не слишком надеясь на успешный исход, и все-таки ввалилась в амбар.

«Успокойся, детка, упокойся с миром…» — еще одна строчка из глупой песенки возникла в голове так не вовремя.

Лиа захлопнула за собой тяжелую дверь и сползла вниз, прижавшись к ней спиной. Замерла, сидя на корточках. Ей должно было быть горько и страшно, она могла бы даже биться в истерике, потому что потерянное ей не сможет вернуть ни один волшебник на свете. Но сердце наполняла лишь злость. К тому же до конца принять увиденное она была не в состоянии. Пытаясь подавить в себе зарождающуюся ярость, попробовала переключиться на мысли, которые могли ее успокоить.

«Я сбежала, я в безопасности».

Лучшим решением теперь будет ночевка в амбаре, а утром, когда солнце озарит светом тот проклятый дом, придется решить, что делать дальше. Главное — пережить эту жуткую ночь.

В голове всплыла любимая поговорка Норта: «Что будем делать в четверг, если умрем в среду?»

— Я сделаю все, чтобы не умереть в среду… — прошептала она, понятия не имея, какой сегодня день недели.

В амбаре было темно. Лиа едва различала очертания предметов. Но это не казалось ей важным, ведь в амбаре было безопасно, и он худо-бедно защищал от нахального ветра, а стог сена, стоявший неподалеку, давал надежду на то, что ночью она не замерзнет. В покинутом доме остались кровать и теплое одеяло…

Она обняла коленки и уткнулась в них лбом. От мысли, что ей придется пройти через все в одиночку, мутило.

«В одиночку — холодное, страшное слово, подобное сгущающейся темноте», — к таким сравнениям приучил ее Норт, признанный мастер по части воспевания тьмы, смерти и мрака.

«А что, если ты не просто осталась одна, — вдруг заговорил внутренний голос, — что если, ты осталась совсем-совсем одна? Может, больше никого нет и никогда не будет? Что ты будешь делать при таком раскладе?»

Она несколько раз стукнулась затылком о дверь, будто это могло выбить ужасные мысли из ее головы.

— Все из-за него! Это все из-за него! Все было нормально, мы бы справились!

«Все уже давно далеко не нормально, и ты это прекрасно знаешь. Нормально уже не будет».

Лиа задрала голову вверх и, втягивая воздух через рот, стала всматриваться в густую толщу тьмы, скрывавшую крышу амбара. Пару лет назад она читала в журнале о какой-то дыхательной гимнастике, помогающей избавиться от стресса, но все, что ей запомнилось, сводилось к глубоким вдохам и выдохам.

— Может, это и не поможет, но хуже-то уж точно не будет, правда? — спросила она себя, сделала вдох и выдохнула, как положено. — Все будет хорошо, все будет хорошо, — словно заклинание шептала она, — есть и другие люди. Возможно, даже есть места, которых это не коснулось.

«Хоть себе-то не ври», — сказал ехидный внутренний голос, но Лиа прогнала его новым глубокими вдохом.

Время текло, а Лиа сидела на месте, не в силах подняться. Ее внутренний хронометр дал сбой. Лишь успокоившись, она встала и устроилась в стогу сена. Зарылась в него как в кокон и почувствовала, что больше у нее ни на что нет сил.

Ей предстояло самое страшное, что неизбежно случается с теми, кто потерял свою любовь навсегда. Ей предстояло заснуть в одиночестве. Пытки страшнее она и вообразить сейчас не могла. Как это жутко, пытаться спать, когда знаешь, что самого родного и близкого человека больше нет, что части тебя самого не стало вместе с ним.

Сны были беспокойными, рваными. Лиа видела в них Норта, но, хвала небесам, сердце пока еще не было насквозь разъедено горечью, а сознание не заполнилось ужасом до краев. Шок иногда играет роль буфера, который не дает сразу сойти с ума, не дает осознать хлынувшее отовсюду безумие. Он замедляет процесс впитывания страха и работает как амортизатор.

Прошло несколько недель с начала конца. Все изменилось в один момент, но Лиа, казалось, даже к этому почти привыкла. Теперь стало куда хуже. Ее пугала мысль, что в целом мире больше никого не осталось.

Но ей и в голову не могло прийти, что даже в амбаре она была не одна.

2 (ПОСЛЕ) У костра

Они брели по рельсам уже второй день. Такой способ передвижения изматывал, но пока казался самым приемлемым. Ночевать приходилось в лесу. Старые походная палатка и спальники всегда были отличным подспорьем для тех, кому негде преклонить головы для сна. Хотя о каком сне может идти речь, когда каждый шорох в темноте превращается в монстра, выжидающего, когда ты потеряешь бдительность? Но этот участок, спасибо тебе, кружок юных натуралистов, теперь был безопасен. Самодельные ловушки-гремелки тут же заверещат не хуже сигнализации, стоит кому-то пересечь периметр.

Джереми мог бы позволить себе поспать, но сон не шел, и причиной тому был не страх. Причиной была Анна. Глупо сожалеть о не сложившихся отношениях, когда кругом царит хаос, но он ничего не мог с собой поделать. С мыслями об Анне могли конкурировать только мысли о еде.

«О, хрустящий жареный бекон… — он мечтательно прикрыл глаза, — съесть бы хоть кусочек!»

Еда из прежней жизни — вот чего ему по-настоящему не хватало. Почти также сильно, как не хватало Анны, хотя вслух он вряд ли когда-нибудь в этом признался бы. Джереми мог бы отдать мизинец на ноге и, скорее всего, так бы и сделал, если бы кто-нибудь взамен предложил ему большой кусок дымящейся пиццы, ну или хотя бы большой бутерброд с ветчиной, сыром и соусом. Если бы он не был подростком, то такая еда уже сказалась бы на его фигуре. Но он был молод и крепок, вот только сердце у него было разбито.

«Вот как так? — терзал он себя вопросом. — Как я дал себя так облапошить? Почему пошел на поводу у своей гордости? И почему это должно было произойти перед тем, как начался этот кошмар? Злая ирония…»

Он, вероятно, закурил бы, будь у него сигареты. Джереми понимал, что это совсем не круто, как это пытаются показать в кино, да к тому же вредно, но он бы сделал это сейчас, если бы мог, так паршиво на душе у него было.

«Какая теперь разница… Какая разница, если мир сошел с ума?»

Он мог бы задуматься о более важных вещах, раз уж все равно не спал, но по закону подлости, когда хочешь сосредоточиться на чем-то важном, в голову лезет одна ерунда. Он терзал себя бесчисленными вопросами, не имевшими сейчас никакого смысла. Но ведь он подросток, а кто вправе обвинять подростка за глупые мысли?

— Арчи, дружище, зачем я тогда вообще к тебе пришел? — прошептал он в костер и бросил в него обломок ветки.

С Арчи они дружили еще с детства. Чего только ни случалось с ними, в какие только передряги они ни ввязывались. Они родились через много лет после объединения всех стран в республики. Они не видели другого мира. Их родной мир, мир, в котором они росли, был общим, смешанным, открытым для многого и сулил счастливую жизнь. Но зачастую все выходит совсем не так, как планируется.

На дне рождения у Арчи Джереми слегка выпил. Настроение поднялось, а музыка только усиливала эффект. Он был молод, популярен и красив и думал, что весь мир лежит у его ног. Одна из кокеток давно строила ему глазки, хоть и знала, что он не свободен. Но Джереми понимал, женская солидарность вещь двухсторонняя. А кокетка была ничего. В тот момент он отогнал манящие мысли и пошел искать Арчи, прихватив еще одну бутылочку пива.

«Хотя, может это не так уж и страшно. Вечер такой веселый, а пара поцелуев никому еще не вредила, — уговаривал он себя, — да и Анне она не расскажет. Какой в этом толк?»

Но он не учел одну вещь — смартфоны это и чудо, и проклятие человечества. Клик, клац — и ты в сети, уж ему ли было этого не знать?

— Ой, дурак! — протянул он, спрятав лицо в ладони.

«Какая теперь разница?» — в ответ пропел внутренний голос.

Да, от сигареты бы он сейчас точно не отказался. Костер уже тлел. Из палатки доносилось мерное сопение. Сон этот не был безмятежным, но плохой сон лучше, чем полное его отсутствие. Джереми взял в руку палку и пошевелил угли. Пламя вспыхнуло и почти тут же угасло. Больше, чем об отсутствии сигарет он жалел об отсутствии простейшего плеера. Если бы он мог сейчас вставить наушники в уши и окунуться в волны любимых треков, это спрятало бы его от собственных мыслей, ведь, если не считать алкоголя, нет лучшего лекарства, чем музыка, уносящая от проблем. Но плеера не было, и, в любом случае, Джереми не смог бы позволить себе отгородиться от внешних звуков. Подобная роскошь в нынешнем сломанном мире была абсолютно непозволительна. Теперь каждый должен был прислушиваться к шорохам, чтобы сохранить свою жизнь.

3 (ДО) Званый ужин

Кристина сидела перед зеркалом. Платье шуршало, корсет неприятно давил на ребра. На столике были разбросаны кисточки, тени, крема и прочие девчачьи средства маскировки. Дом наполняли музыка и превосходные ароматы праздничных блюд. Вечер предстоял непростой, но ей не хотелось думать об этом. Мысли упорно убегали к нему.

Джереми нравился ей с третьего класса, с тех самых пор как они целый месяц сидели за соседними партами. Он стрелял жеваной бумагой из ручки в спину девчонке-зазнайке, сидящей впереди, а Кристина тайком бросала на него смущенные взгляды. Иногда они шептались, обсуждали общих знакомых, придумывали одноклассникам забавные прозвища и шутили о всякой ерунде. После уроков он время от времени вместе со своими друзьями обстреливал визжащих от возмущения девчонок из рогатки. Не рыцарь, не герой, обычный хулиган. Как раз то, что надо, ведь девочки из благополучных семей так любят мальчишек-хулиганов. Время шло, а он так и не обратил на нее особого внимания, что не могло не печалить Кристину. Затем его перевели в другой класс, и они даже перестали здороваться в коридорах. Но интерес Кристины почему-то никуда не пропал. Она держала это в секрете и чем старше становилась, тем больше охраняла свою тайну. Никаких томных взглядов, никаких намеков на симпатию. Да и как она могла? Она же мамина красавица, а мамина красавица не влюбляется в мальчиков, это мальчики влюбляются в нее. Мать научила ее всему, что знала сама, и главным уроком было, то, что замуж по любви выходят только глупые курицы. Кристина хорошо усвоила этот урок и знала, что никакая симпатия не разрушит ее планов на будущую помолвку. Но кое в чем она все-таки себе не откажет. Это будет маленький бонус, приятный подарочек самой себе, прежде чем она окончательно откажется от своего глупого, бесцельного и ни к чему не ведущего увлечения.

Возможно, если отбросить внешние факторы, такие как мамино мнение, мнение общества, и даже собственное мнение о самой себе, как о королеве мира, она бы привлекла его внимание еще до того, как он нашел себе девушку. Кристина бросилась бы в отношения с головой и была бы счастлива. Счастлива по-простому, по-женски. Вышла бы за него замуж, готовила бы ему и их детям блинчики по выходным, а летом они выезжали бы за город на дачу и плескались все вместе в надувном бассейне. Без всех этих званых деловых ужинов, надменных разговоров и выяснений, у кого дороже машина, чья фирма престижней. Без всего того, что ожидало ее в недалеком будущем.

Конечно, Джереми был парень смекалистый и перспективный, но о таких перспективах как у Дюка Ди, который стал ее потенциальным женихом, когда ей еще не было двенадцати лет, Джереми мог только мечтать. Пускай за всеми достоинствами Дюка стоял его отец, но какая разница, если это сулит безбедную жизнь не одному поколению семьи Ди, а у нее есть все шансы войти в этот круг избранных. Отец Дюка владел крупной фирмой, которая имела филиалы во многих республиках. Думая об этом, она чуть не спалила прядь волос плойкой. Выдернув орудие пыток из розетки, она свысока оглядела собственное отражение.

«Ничего. Вполне себе ничего».

Но хорошее настроение не вернулось. Придется строить из себя восторженную дуру весь вечер, пока родители обмывают будущую «сделку». Сделкой она про себя называла их с Дюком Ди свадьбу, а сегодняшний ужин был чем-то вроде неофициальной помолвки. Конечно, свадьба состоится не сейчас, продет еще минимум три года, ведь нужно дать маминой красавице окончить школу, поступить в ВУЗ, а Дюк Ди как раз получит диплом и станет партнером в фирме своего отца. Разве не сказка?

«Сказка… Та еще сказочка», — думала она про себя, проводя помадой. «Чмокнув» губами, она послала воздушный поцелуй своему отражению и закрыла тюбик.

— Кристина, ты скоро? — раздалось за дверью.

— Еще пару минут, — чуть повысив голос и не отрывая от своего отражения глаз, сказала она в сторону двери.

«Только бы речь за ужином не зашла о Нине, — этой темы она хотела избежать больше всего на свете. — Эту дуру угораздило залететь, кто бы мог подумать?»

— Ну, разве не идиотка? — прошептала она своему отражению и продолжила причесывать волосы.

«Залететь в семнадцать то еще приключение! — как-то сказала ее мать. — И смотри не распространяйся про вашу дружбу. Нина для тебя больше не существует. Она перечеркнула свою жизнь, не дай ей бросить тень на твою».

— Какой позор! — и без того нарумяненные щеки покраснели. Несмотря на то, что «сделка» дело почти решенное, родители Дюка никогда не позволят ему обручиться с ветреной девицей. — Нельзя, чтобы они считали меня такой, как она, — наставляла себя Кристина.

Над левой бровью пролегла морщинка «хмурости». Замкнутый круг. Стоит нахмуриться из-за какой-нибудь ерунды, как начинаешь хмуриться из-за того, что хмуришься. Она похлопала ладошкой по лбу, словно это могло прогнать морщины.

— Из-за этой дуры еще и морщин себе наживу раньше времени, — теперь она легонько похлопала себя ладонями по щекам. — Соберись! Соберись! Проблемы дураков должны волновать только самих дураков. В конце концов, всегда можно сказать, что она никогда мне не нравилась, и я дружила с ней из жалости. Да и имеет же леди право позволить себе слабость быть великодушной и иногда снисходить до общения с дураками?

Решив, что выход найден, она улыбнулась своему отражению и опять чмокнула губами, словно посылая себе воздушный поцелуй.

Этот ужин должен пройти идеально, а завтра… Она мечтательно прикрыла глаза и расплылась в улыбке: «Завтра я действительно позволю себе одну слабость. Всего на один вечер, я это заслужила». И ни Дюк Ди, ни его папочка не смогут этому помешать и никогда-никогда об этом не узнают. Ей не нужно большего, только один единственный вечер. Вечер, который она будет вспоминать в своей будущей сказочной жизни с нелюбимым мужем.

4 (ПОСЛЕ) Консервная банка

— Норт, ты не поможешь мне?

Она нависла над банкой с консервами, открыть ее никак не получалось.

— Или открывалка затупилась, или я слабак, — добавила Лиа.

Дом, в котором они прятались, был просторным и надежным. Сначала в доме было много припасов, но если их не пополнять, рано или поздно они закончатся. Так и случилось, ведь выходить из дома они пока не решались.

— Норт! Иди сюда! — Лиа опять позвала его, у нее совсем не осталось сил ни физических, ни моральных. Две-три минуты безрезультатных боев с будущим обедом в конец измотали ее, а верхняя часть искореженной металлической банки, казалось, протянула свои рваные щупальца вверх, чтобы ухватить обидчицу и поранить.

— Норт, я без тебя не справлюсь! — Лиа окинула взглядом кухню.

«Последняя, — подумала она, — что же мы будем делать?»

Норт тоже не сразу справился с банкой. Пока он возился, его длинные до плеч волосы спадали на лицо. Его силачом тоже назвать было нельзя. Когда они познакомились, он играл в группе и казался ей нереальным. Когда он стоял на сцене с гитарой в руках в свете прожекторов, каждая вторая девушка мечтала о нем. Но он выбрал ее, и она не собиралась противиться. Их отношения не были гладкими. Это был вихрь, водоворот и американские горки, хотя поначалу все напоминало ванильно-розовую помадку, которая затем была отравлена ревностью, алкоголем и ссорами. Но они не расходились. Один Бог ведал почему.

Слабого всегда притягивает сильный, вот только тогда она и подумать не могла, что слово «сильный» не всегда стоит возле слова «мужчина».

У нее не раз возникала мысль уйти от него, но все улетучивалось, когда он выходил на сцену и посвящал ей очередную песню. На первый взгляд могло бы показаться, что дело в тщеславии. Каждая девушка, которой когда-либо посвящали стихи, знает, как это щекочет самолюбие. Но в данном случае, дело было не в этом.

«Музыкальный оргазм». Так она это называла. Понять это сможет только тот, кто когда-либо испытывал нечто похожее. Соски твердеют, мурашки бегают так, что кожа начинает вибрировать, а все волоски на теле становятся похожими на маленькие антенки. Такое происходит, только когда музыка резонирует с душой и настроением. В этом нет никакой магии, но для нее все это было сплошным волшебством. Ей не было интересно, что звуки, издаваемые в диапазоне человеческого крика, вызывают наибольший отклик у слушателя. Ее не интересовало, что все это заложено в нас природой. Она не знала, что ухо человека способно услышать крик с более дальнего расстояния, чем любые другие равные по громкости звуки, и что приятно это по тем же причинам, по каким мы с упоением читаем ужасы ночью под тусклым светом ночника. «Я избежал опасности, но ее не избежал кто-то другой». Ей было все равно, что вся магия заключалась в высвобождаемом дофамине. Ее волновало только то, что когда Норт пел, казалось, что душа его плачет, а он словно кричит от боли. И единственно, чего ей хотелось в тот момент — просто обнять его.

— Это последняя? — спросил он, кивнув на банку.

— Да. Нам придется отсюда выйти. Нам нужна еда, мы же…

— Завтра, — перебил он ее.

— Но…

— Завтра, Лини-бикини, завтра, — он поцеловал ее в лоб и вышел из кухни.

Но слово «завтра» это слово-ловушка, ведь завтра это день которого нет. «Завтра» это то, что никогда не наступит, ведь стоит прийти новому дню, как оно опять от нас ускользает.

5 (ДО) Хороший мальчик

Томми был хорошим мальчиком. Он всегда знал, что он хороший. Правда, другим мальчишкам он почему-то не нравился. А вот девочки его даже любили. Он мог их слушать, мог увлеченно им что-то рассказывать, но самое главное, он всегда чувствовал, что надо сказать, чтобы у девочек проявился материнский инстинкт. Если мальчишки-забияки обижали Томми, то девочки сразу же бросались его защищать. Иногда он мог обидеть и кого-то из девочек, но они почти тут же его прощали и сами же его оправдывали. Большинство из них…

Но Томми общался не только с девочками. У него был лучший друг. Он жил неподалеку и часто заходил к нему в гости. Сам Томми в гости не ходил. Да и зачем? У Томми всегда были игрушки, которые он хотел, а вот у Санни игрушек было мало, а может, и совсем не было, наверняка Томми не знал. Санни всегда приходил в гости после школы и уходил до возвращения мамы с работы. Однажды, в первые дни начала их дружбы, Санни встретил Томми со школы. Они, прогуливаясь, шли через пруд. Задержавшись там на время, они стали бегать вдоль берега, то и дело запуская камешки в воду. Кроссовки промокли, но веселью это не помешало, Томми даже стало все равно, если мама потом будет ругаться. На улице было тепло, а он и с мокрыми ногами мог дойти до дома. Утомленные пробежкой, мальчишки остановились у скамейки, чтобы покормить уток. Томми знал, что его «послеучебная прогулка» маме не понравится. Она не любила, когда Томми задерживался где-то после школы, но еще больше она не любила, когда «эти дрянные соседи совали свой нос не в свое дело и жаловались на ее мальчика». «Дрянные соседи», — вот кто враг Томми. Его мать тоже так считала, иначе, она не стала бы называть их «дрянными». Томми опасался, что кто-нибудь может их заметить и нажалуется маме, но им было весело, поэтому цель оправдывала средства. Они смеялись и кидались хлебом в проплывающих уток. Прохожие настороженно поглядывали в их сторону, но Томми было плевать. Утро в школе не задалось, зато теперь все налаживалось, ведь рядом был лучший друг, с которым можно от души веселиться.

— Жаль только, что ты учишься в другой школе, — сказал Томми, отламывая очередной кусок хлеба.

— Подумаешь, школа. Там нельзя кидаться в уток хлебом. Разве ты не понимаешь? — возразил ему Санни.

— Но у меня нет там друзей!

— У тебя там есть «мамочки», — скорчил рожу Санни и взмахнул руками, будто говорил о привидениях, оставалось только добавить устрашающее «бу-у-у».

— Девчонки это другое… — с грустью сказал Томми. Он прицелился в проплывающую мимо утку и кинул в нее кусочком хлеба. Та, быстро проглотив хлеб, не обиделась на его точное попадание.

— Конечно другое, — презрительно сказал Санни, — зато после школы мы можем делать, что хотим! Мы с тобой столько всего можем сделать! Сечешь?

— Наверное, — протянул Томми, посмотрев на часы, — ну вот, нам уже пора. Пойдем?

— Тебе решать, ты же у нас босс.

Томми недоверчиво посмотрел на него.

— Сворачивай манатки и бери курс на дом, капитан! — слово «капитан» Санни произнес уже без издевки. — Пора припарковаться в тихой уютной гавани.

* * *

Дом, в котором жил Томми не был большим, но им с матерью места хватало. Жили они не сказать, чтобы бедно, но мать находила способы получать различные пособия даже тогда, когда они им не полагались. Когда Томми только родился, они жили втроем: Томми, его мать и бабушка. Но потом, благодаря природной изворотливости матери Томми, им удалось добиться отдельного жилья для любимой бабули. Та вполне могла о себе позаботиться и съехала сразу после того, как Томми начал ходить в первый класс. Теперь бабушка навещала внука каждый выходной. Она могла бы и чаще это делать, но они с дочерью были слишком похожи друга, чтобы уживаться вместе или видеться каждый день.

Из всего этого барахла, которым до отказа был заполнен их дом, Томми любил только старое скрипучее кресло. Вечерами он засиживался в нем, читая очередную интересную книгу. Он был очень начитанным мальчиком и учителя часто хвалили его, хотя он иногда и проказничал.

На часах было двенадцать минут седьмого, когда входная дверь хлопнула.

— Томми, ты дома?

— Да, мам.

Послышались шаркающие шаги.

— Знаешь, кого я видела? — тон ее хоть и был спокойным, но напряжение в голосе выдавало легкое раздражение.

— Нет, кого? — Томми вышел навстречу матери.

— Эту дрянную Виви. Мать твоей одноклассницы!

После слов «дрянную Виви» Томми понял, что вечер будет ничуть не лучше утра.

— Знаешь, что она мне сказала?

Он молчал.

— Она сказала, что мой сын пугал людей в сквере у пруда. Что ты кидался камнями! — на последнем слове ее голос стал похожим на визг. — Я же сто раз говорила, делай, что хочешь, главное, чтобы у людей не было повода сплетничать!

— Но мам, мы просто играли. Санни предложил пускать лягушек.

Ее взгляд стал настороженно-изучающим.

— Какой Санни?

— Мой друг, — Томми потупился, — он живет неподалеку…

— Иди к себе в комнату.

— Но мам…

— Иди, я сказала, не вынуждай меня повторять! — руки у нее затряслись, а ноздри раздулись.

Когда Томми ушел, она сняла трубку и набрала номер. На другом конце послышался неприятный старушечий голос.

— Да, алло, говорите…

— Мам, это я.

— Что? Если ты насчет…

— Я насчет Томми…

— Я уже купила ему подарок на день рожденья! Не надо опять навязывать мне свои идеи! Я лучше знаю, что подарить моему вну…

— Ай, да забудь, мам! Я не про то… — нервно перебила она. — Знаешь, кто опять вернулся?

— Да какое мне дело? У меня нет времени на пустую болтовню, говори, уже или я бро…

— Санни, — она процедила его имя, словно только что раскрыла огромную тайну.

На другом конце провода молчали.

— Мам? Ты меня слышишь? Он вернулся! Санни вернулся!

В ответ она услышала только стук брошенной телефонной трубки. Через полчаса бабушка неожиданно приехала в гости.

6 (ДО) Герой ютуба

Арчи Дрейтон любил старый рок-н-ролл. Он плясал перед зеркалом с расческой в руках, напевая очередную веселую песенку. Если бы родители видели его сейчас, они бы не удивились. Их мальчик всегда был веселым и харизматичным. Но они уехали на две недели на острова нежиться под ласковыми лучами солнца, поэтому наблюдать за происходящим не могли. Он не расстроился, что родители уехали одни, наоборот, он был счастлив! Ему исполняется восемнадцать. Сегодня день его рождения. Совсем скоро Арчи окончит школу и выпорхнет из родительского гнезда. Он не сомневался, что быстро станет среди студентов «своим» парнем. Может, кто-то из них уже знает, кто он такой, ведь ютуб уже принес ему популярность среди молодежи. Мысли забросить канал не раз посещали Арчи, но он боялся делиться ими с Джереми, потому что для друга этот канал был единственной отдушиной. Арчи заводил канал для развлечения, которое порядком уже подзатянулось и поднадоело. Но Джереми, нет. Он вцепился в него как утопающий.

«Может быть, университет расставит все на свои места», — подумал Дрейтон младший. Ютуб ютубом, а ему хотелось заниматься чем-то более реальным и значимым. Строить мосты, например, или здания, управлять кораблем или самолетом, ну, или в конце концов, лечить людей или оправдывать их в суде. Арчи знал, что, имея большую аудиторию на ютубе, можно также многого добиться: влиять на общественное мнение, создавать резонанс, обращая внимание людей на какие-либо проблемы. Но канал так наскучил ему! По большей степени с Джереми они лишь кривлялись на камеру и светили лицом. Попытка создать серьезный проект провалилась, потому что девочкам-подросткам больше нравилось смотреть, как симпатичные парни пародируют актеров или шутят на камеру. А ведь мир такой большой и прекрасный, и скоро он распахнется во всей красе, нужно только окончить школу.

Заиграла следующая песня, и Арчи вновь стал подпевать. Перестав использовать расческу как микрофон, он причесал непослушную прядь волос.

— В новой музыке души не нашел. Я люблю старый рок-н-ролл[1], — пританцовывая, заголосил он, возомнив себя Томом Крузом, скользящим в носках по паркету[2].

В этот момент в комнату вошла его младшая сестра. Он был так поглощен предвкушением веселья, что совсем позабыл о родительском поручении. Они дали ему только одно задание: отвезти Миладу к тете Сессиль. По существу, она и тетей-то им не была, но мать любила свою подругу как сестру и доверяла ей всецело. По-честному, Арчи не считал, что на нее можно оставить Миладу, но школьный психолог посоветовала девочке больше времени проводить с детьми ее возрастной группы. В последнее время Милада почти ни с кем не общалась, а у тетки Сессиль как раз был пацан подходящего возраста. «Этот соплежуй и на два метра не отойдет от своей мамки», — как-то сказал Арчи, за что и получил от матери затрещину. Он любил свою сестренку и не хотел ее никуда везти, но у него будет вечеринка — и в такой ситуации, с этим он поспорить не мог — ей действительно будет лучше у тетки. Сестренке пока рано смотреть на отвязных подвыпивших подростков.

Арчи представлял, что сегодня будет твориться ночью в доме у тети Сессиль. Всегда, когда Милада ложилась спать расстроенной, происходило что-то незаурядное. Иногда, пока девочка спала, в доме перегорали лампы, техника начинала сходить с ума, а предметы меняли местоположение. Один раз планшет, лежащий возле ее кровати, начал транслировать музыку с радио, затем неожиданно выключился и больше не хотел включаться. В сервисном центре причину поломки не нашли, и поэтому и чинить не стали. Через неделю по гарантии Арчи получил новый. В позапрошлый раз произошло еще кое-что куда более интересное. Заметив, что сестренка отправляется спать не в духе, Арчи как всегда решил пошпионить за ней. Выждав, пока Милада заснет, Арчи прильнул к стене и через щелочку в приоткрытой двери стал наблюдать за тем, что может произойти. То, что он увидел в тот раз, выходило за рамки привычных странностей. Кружка с водой, которую девочка обычно оставляла возле кровати, вдруг начала как-то странно вибрировать. Арчи бы и не заметил этого, если бы назойливый дребезжащий звук, издаваемый ложкой, бьющейся о края, не становился все громче и громче. Это привлекло его внимание к чашке, но он попытался списать все на подземные толчки. Когда же чашка полетела с тумбочки, словно сброшенная ударом руки, Арчи побледнел. Она пролетела два метра и с грохотом ударилась об пол. Проснувшаяся в своей постели сестренка заплакала, и Арчи, выждав секунд тридцать, вошел в ее спальню, чтобы успокоить. Он никому не говорил о своих наблюдениях. Официальной версией происходящего был лунатизм Милады. Но Арчи-то, знал — все не так просто. И если уж он скрывал свои наблюдения от родителей, то от своего друга Джереми — и подавно. Тот сразу бы предложил снять про это шоу, возможно, даже попытался бы завести отдельный канал. Рейтинги были бы, как говорил сам Арчи, просто «бомбические». Но ему рейтинги не нужны, не такой ценой. Конечно, большинство решило бы, что это грамотная постановка и шикарные спецэффекты, но нашлись бы и те, кого бы это могло заинтересовать не на шутку. А Дрейтон младший любил сестру и никогда бы так ее не подставил.

* * *

Сегодня, в день его рожденья, Милада была обижена, обижена до глубины души, но не хотела показывать этого. Она обняла плюшевого зайчишку Большого По покрепче и уткнулась личиком в его плюшевую морду. Ее старший брат вез ее к чужим людям, а девочка не понимала, почему не может провести этот день вместе с ним. Почему вообще родители думают, что могут уехать, оставив их одних? Да еще и разделяют при этом, отослав ее к неродной тетке и разлучив с родным братом. Ну и что, что ее изгнание продлится лишь пару дней, даже один день — это слишком долго! Разве кто-то знает, что может произойти за двадцать четыре часа? Никто понятия не имеет, как все может измениться даже в одну секунду.

Девочка недовольно засопела, еще крепче обнимая игрушку.

— Да не грусти ты так, малыш, — Арчи подмигнул сестренке как можно веселее. — Это совсем ненадолго! Глазом моргнуть не успеешь, как мы вновь увидимся! Обещаю… — сам того не ведая, соврал он.

7 (ПОСЛЕ) Теория Алекса

Кристина оказалась не в самом приятном положении. Она сидела на пассажирском сидении старенького седана с человеком, которого никогда не уважала, и со слюнявой псиной, занимавшей заднюю часть автомобиля. Но что ей оставалось делать? Разве у нее был выбор? Жизнь пошла не по сценарию, словно с афиши содрали ванильный плакат, из-под которого проступил другой, разительно отличающийся от первого.

От водителя пахло пивом. На полу валялись опустошенные пачки из-под чипсов. На заднем сиденье стояли бутылки: связка темного и пара бутылок светлого. Отчасти из-за этого она презирала его. Фриер и без того был не самым приятным человеком в городе. Порой казалось, Алекс весил целую тонну. Нет, он не был неприподъемным толстяком. Крепкий, с плотным, не очень большим, но нависающим над ремнем джинсов животом, он создавал впечатление человека, которого невозможно сдвинуть с места, если он не захочет. Это касалось его убеждений, его увлечений, да и всего его поведения в целом. Ни уговоры, ни мольбы, ни угрозы не могли его заставить сделать то, что он делать не собирался. Но с другой стороны, ей-то Алекс никогда ничего плохого не делал, поэтому ненавидеть его она не могла, хотя иногда и хотелось. Он был ее школьным учителем, которого Кристина не видела уже несколько лет. Когда он подобрал ее на обочине, голодную, измотанную и грязную с толпой мертвецов на хвосте, она была так счастлива, когда поняла, что они знакомы. Больше всего Кристина боялась, что ей встретится какой-нибудь незнакомец не в своем уме, который попросту прикончит ее. Но жизнь повернулась к ней лицом, и она не сомневалась, что вполне заслуживает этого.

Это было две недели назад, и теперь восторг приутих. Кристина знала, что он не представляет угрозы. Хотя когда он еще преподавал, его боялись практически все, включая учителей и завучей. Фриер был остр на язык и весьма вспыльчив, но это не делало его злым человеком, по крайней мере, сам он себя именно так и оправдывал. Алекс мог пренебрегать некоторыми нормами приличия, но свое дело он знал назубок. Фриер был хорошим учителем, пока однажды не назвал директора школы «зализанной старой курицей, которая ничего не видит дальше своего клюва» при всем школьном совете, родительском комитете и учениках. Он проработал еще два дня, и больше в школе его никто не видел. Кристина считала его идиотом. Она не понимала, почему он не мог сдержать свой язык за зубами. Хотя сейчас она уже сомневалась в том, что он так уж глуп, ведь каким-то волшебным образом этот забулдыга был все еще жив, когда большая часть ее знакомых уже отдали Богу душу. Хотя возможно, дело в том, что дуракам везет. Для него эта скоротечная эпидемия началась и кончилась насморком, в то время как отец Кристины у нее на глазах превратился сначала в живой, а затем и в мертвый ходячий мешок с костями. Она отмахнулась от этой мысли, не желая погружаться в печаль. За окном размеренно мельтешили деревья. Ехали они не быстро, машина выдавала около шестидесяти километров в час. Могла бы и больше, но Алекс Фриер любил свою железную крошку и не хотел угробить ее сейчас, когда ни в одном автосервисе он не найдет для нее мастера.

Они ехали без музыки и пустого трепа. Это и раздражало, и успокаивало. Ей не хотелось ни песен, ни аудиокниг, но и ехать со вздорным бывшим учителем в полной тишине было почти невыносимо. «Тишина — первый враг неспокойной совести», — говорила ее бабушка и в чем-то была права. Тишина всегда обнажает мысли, от которых хочется убежать. Вот и сейчас Кристина попала в осаду этих беспокойных роящихся в голове мух. Она была благодарна Алексу за то, что тот подобрал ее, накормил и, можно сказать, взял под защиту. Но это так тяготило ее. Ей было непривычно и неприятно от того, что она в долгу перед позором всей школы, несмотря на то, что сейчас репутация не имела уже никакого значения. Факты оставались фактами. Благодаря склочному Алексу, ей даже несколько раз удалось принять подобие душа, чего Кристина постоянно желала и своему водителю. Запах алкоголя, чипсов и пота был не лучшим, но постоянным попутчиком.

Она прижималась лбом к стеклу, желая отвернуться и спрятаться от Алекса. Перед глазами проплывали сельские домики, деревья, разбитые машины, изредка мертвые, а порой и полуживые тела. Наблюдая смену декораций за окном, Кристина нарушала негласное правило всех путешествующих: «не вглядывайся в то, что размазано по обочине». Если раньше на дороге можно было увидеть труп сбитого животного, неосторожно выскочившего на дорогу, или птицы, которой было мало неба, то теперь можно было насмотреться не на один диагноз у психиатра. Хотя, смотри, не смотри, машина каждый раз подпрыгивала, переезжая чью-то конечность, от чего Кристина прикладывалась лбом о стекло. Лишь когда она уже почти набила шишку, решила подложить под голову куртку.

Из депрессивно-апатичного состояния ее вывел его вопрос, однако осознав его, она тут же впала в ступор.

— Как ты относишься к самоубийцам? — прогремел глубокий чуть захмелевший голос.

— Что? — только и произнесла она.

— К самоубийцам… — повторил он. — Как относишься?

Она молчала. В отверстии для воды между их сиденьями стояла начатая бутылка пива, первая за сегодня. Алекс отхлебнул из нее.

— К спрыгнувшим с моста, наглотавшимся таблеток, перерез…

— Я поняла, поняла! — раздраженно перебила она.

— И что думаешь?

— Это намек? Я вам так надоела?

Он едва заметно улыбнулся.

— Нет, просто тема для разговора. В нынешние дни, думаю, довольно актуальная.

— Я… я об этом не думаю. Я не знаю. Это, — она поморщилась, — странный вопрос.

— Я думаю, — сказал Алекс и, отхлебнув еще пива, вернул бутылку на место, — что человек должен проходить через все, что пошлет ему судьба. Вот, например, сейчас. Я видел людей, которые пускали себе пулю в лоб или травились таблетками. Они так боялись столкновения с действительностью, что уходили, даже не попробовав побороться.

— Не всегда дело в страхе. Иногда…

Теперь перебил он, и это разозлило ее. Создалось впечатление, что Алекс задает вопросы не для того чтобы услышать ответ, а чтобы продемонстрировать свой.

— Я знаю, о чем ты хочешь мне сказать, понимаю, — он сказал это, чуть скривившись и описав кистью руки круг в воздухе, словно пытался перемотать диалог вперед. — Иногда, старуха с косой посылает перед собой своего гонца, который приносит, например, рак легких или еще что. А ты думаешь: «О, за что же мне это? Я же такая хорошая… бла-бла-бла». Это другая песня, но мелодия все та же, ведь даже в этом случае, я считаю, что вселенная справедлива.

Она удивленно уставилась на него.

— То есть, Вы хотите сказать, что когда ребенок болеет лейкемией, это все он заслужил? И этот мир, такой, каким он стал теперь, мы тоже заслужили?

— Ребенок, может, и не заслужил, но вот его родители вполне могли заслужить. Или не родители, а другие окружающие его люди.

Она помолчала, а потом с вызовом заявила:

— Вам никто не говорил, что у вас логика серийного убийцы?

Он расхохотался. Запах пива, витавший в воздухе, стал для Кристины почти видимым.

— Ты слишком узко мыслишь, девочка, — он постучал указательным пальцем по виску, — этот новый мир мы очень даже заслужили. Я вообще удивлен, что это не произошло раньше. Справедливость часто приходит в извращенной, завуалированной форме, но она есть, поверь мне.

— Мне интересно, а то, что жена бросила Вас и забрала ребенка тоже справедливо, да? — она выплюнула эти слова, как пулю покрытую ядом.

— Да, все верно.

Поняв, что удар не попал в цель, ей захотелось ужалить его еще сильнее.

— И то, что вы не видите своего ребенка тоже спра…

Он не дал ей закончить.

— Речь не обо мне, — сказал он, на удивление спокойно. — Я просто хотел сказать, что если ты можешь помочиться и испражниться без посторонней помощи, значит, не имеешь права убивать себя. Понимаешь?

Она не ответила. Ей захотелось ткнуть его носом в то, что если не можешь сделать этого сам, то получается — должен убить себя. Но она понимала, что он говорит не об этом, и ей не подловить его, перевернув его слова с ног на голову. Он немного подождал и продолжил.

— Что касается справедливости… — Алекс помолчал, подбирая слова. — Я думаю, все, что происходит в мире — итог поступков людей. Загрязненная экология, это чья вина? Только ли толстого богатого дяди, который сливал отходы в реки? Или, может, каждый из нас тоже чуть-чуть в этом виноват? Может отсюда и болезни у детей, которые не заслужили ни они, ни их родители, а? Что, если мы отвечаем не только каждый за себя? Может, мы все вместе отвечаем за все, что творим. Что, если мы делим общую вину? Что-то вроде коллективной ответственности…

— У Вас настолько извращенное понятие о справедливости, что я даже продолжать этот разговор не хочу.

— Ты вообще не понимаешь, к чему я веду, да? — Кристина восприняла этот вопрос как риторический. Пауза продлилась почти полминуты, прежде чем он опять заговорил. — Я Алекс Фриер. Что бы ни случилось, старуха с косой не получит меня по доброй воле. Я не пущу себе пулю в лоб, понимаешь? Но вот если меня укусят…

И тут ее осенило.

— Нет, нет, нет, даже не просите! — запротестовала она.

— Ты дурочка, — почти ласково сказал он. — Тебе придется «позаботиться» обо мне, понимаешь?

— Нет, — она замотала головой, — нет, я не хочу, я не буду! Да и вообще… — она хотела сказать, что этого не случится, но Алекс опередил ее.

— Когда-нибудь, это, скорее всего, произойдет. Я не пессимист, — на это она ответила громким фырканьем, — да, да, я не пессимист, но, — он опять поднял палец вверх и отхлебнул пива, — я не верю, что умру стариком в теплой постели. Конечно, если бы укус можно было излечить подорожником, я бы попросил тебя позаботиться обо мне, принеся мне его, и сделал бы для тебя то же самое, но сейчас все по-другому.

Эти слова высушили в ней все эмоции. Иррациональная печаль о том, что еще не произошло, но может случиться, давила на нее. Она понимала, что почти все, кого она знала, мертвы, но эта мысль почему-то была легче той, которую озвучил сейчас Алекс.

«Я не верю, что умру стариком в теплой постели».

А это значило, что и ее, скорее всего, ждет не самый приятный конец. Слова Алекса лишали их надежды на нормальную жизнь. Надежда, миражом маячившая в дальних уголках ее сознания, только что рассыпалась.

— Я не религиозен, — его голос наполнял машину, словно раскаты грома. — Я считаю самоубийство эгоизмом и глупостью, а не грехом. Хотя эгоизм в одном бокале с глупостью это уже по умолчанию грех, — правая часть лица исказилась ухмылкой, но уже через секунду он опять был серьезен. — Возможно, бывают исключения, но я так не хочу. Я не знаю, когда и как придет мой час, но я хочу знать, что ты сделаешь, что нужно, если придется. Конечно, если рядом никого не будет, я сделаю все сам, но… — он потряс бутылкой в воздухе, — это было бы все равно унизительно. Лучше я помру, показывая средний палец смерти в лицо двумя руками, чем одной буду держать пистолет у виска. Понимаешь?

— Ладно, — сухо и тихо сказала она, разглядывая свои ногти.

— Я не собираюсь сдаваться раньше времени, — сказал он с уверенностью и даже нахальством. — Я хочу, чтоб ты это осознавала. Но ты также должна понимать, что розовых пони в твоем будущем уже не будет. То, что нас ждет, будет сложным испытанием, и я хочу пройти его с поднятой головой, понимая, что мой напарник, — он с усмешкой посмотрел на нее, — не струсит тогда, когда я буду на него рассчитывать. Алекс Фриер не бежит с корабля как крыса. Алекс Фриер, может, и говнюк, но не дрожащий от страха цыпленок.

Она могла бы пошутить о том, что он говорит о себе в третьем лице, но не стала. Ее сознанием завладела другая мысль, мысль о том, что Алекс Фриер слишком упорно убеждает ее в своей смелости. Ни один из тех, кто знал Алекса, никогда не сказал бы, что Алекс трус. Да и она тоже. Разве бешеный медведь может испытывать страх? Но теперь ее посетила мысль о том, что Алекс напуган. Он держался уверенно и хотел, чтобы она переняла его уверенность и ничего не боялась. Но сам Алекс Фриер боялся. Она чувствовала это, хоть и знала, что он может выстоять в схватке, в которой на первый взгляд у него нет шансов. Такое уже случалось раньше, когда мир еще был «нормальным». Странным образом осознание того, что страшно не только ей, подействовало успокаивающе.

— Если там кто-то есть, — он прервал ее мысли, возведя глаза к небу, — когда я умру, мне за многое придется ответить. Я не лицемер и не буду оправдываться. Получу то, что заслужил. К тому же, раз уж я честен и с собой, и с другими, могу считать, что одна добродетель на моем счету уже есть. Она, на мой взгляд, козырем может побить все остальное.

Раздавшийся с ее стороны смешок, походил на звук вырвавшейся из бутылки пробки.

— Добродетели? Что я слышу? Уж не приболели ли вы часом?

— Не думай, что знаешь обо мне все, девочка. Не доросла еще умничать, — ехидно, но с юмором заметил он и сделал большой глоток пива. Бутылка почти опустела. Кристина презрительно покосилась на него.

— Что бы ты там себе ни навыдумывала, ты ничего не знаешь о жизни, — и, взглянув на нее, добавил, — да ладно, не напрягайся ты так, а то резинка на трусах лопнет! Хотя о чем я говорю? Вы же сейчас все такие модные, у вас у всех теперь трусы и есть сплошная тоненькая резинка, — и он расхохотался.

— Остановите машину, я сойду, мне кажется, Вы тронулись, — сказала она и с удивлением обнаружила, что тоже смеется.

— Видишь, все не так уж плохо. Если б не конец света, ты никогда не узнала бы какой Алекс Фриер на самом деле весельчак. У всего есть свой смысл! Вот так-то!

— Ну, конечно! — она опять засмеялась. — Это и есть Ваша теория справедливости Вселенной? Стоило превратить нашу планету в адское дно, чтобы Вы показали себя с лучшей стороны?

— Видишь, даже ты не безнадежна! Оказывается, совсем не дурочка, как я раньше думал, — он подмигнул ей, и они оба расхохотались.

Кристина хотела продолжить беседу на этой приятной волне, но не успела. Она заметила, как Алекс стал вглядываться в зеркало заднего вида и начал сбавлять ход.

— Что вы делаете?

Проигнорировав ее вопрос, он притормозил у обочины.

— Посиди тут.

— Алекс! Что случилось?

Не заглушив двигатель, Алекс вышел из машины.

Кристина испуганно высунулась в окно, пытаясь понять, зачем они остановились. На заднем сиденье тревожно заскулил Губернатор.

8 (ПОСЛЕ) Тишина

Когда Джереми увидел очертания своего дома, он побежал. Бежал он очень быстро, в ушах стоял гул, перед глазами все расплывалось. Он перепрыгнул через невысокий забор, пересек участок и вбежал на крыльцо. Если бы дверь в дом была заперта, он снес бы ее, не моргнув и глазом. Но дверь легко поддалась, и он ввалился в прихожую.

— Пап, — закричал он, — папа!

Он окинул взглядом дом и прислушался. В доме было тихо.

— Пап, ты дома? Пап!

Он побежал наверх. Сначала ввалился в кабинет отца, но никого не обнаружив, побежал в спальню.

— Пап, ответь мне, пожалуйста! Пап!

Но отвечала ему только вязкая тишина, заполнявшая дом. Отца дома не было.

* * *

Он ехал на велосипеде. Глаза застилали слезы. Дом Арчи находился в семи минутах езды, но сейчас Джереми был способен преодолеть это расстояние куда быстрее. Он несся с такой скоростью, что вполне мог свернуть себе шею, если бы упал. Улицы были безлюдны, если не считать одной единственной машины, которая притормозила в паре метров от него.

— Эй, парень!

Джереми затормозил, не щадя колес, его чуть занесло, но равновесие сохранить получилось. Он быстро вытер лицо рукавом рубашки, испытывая чувство стыда за свои слезы перед незнакомыми людьми. Хотя кто в здравом уме смог бы осудить его? Незнакомец, окликнувший его, не обратил на его мокрые от слез щеки никакого внимания.

— Эй, парень, нельзя оставаться на улице, — тоном полицейского сказал мужчина. — У тебя есть родные, которые могут тебя отвезти в безопасное место?

«Безопасное место? Что может быть глупее?» — подумал Джереми, но вслух произнес:

— Да, есть, я как раз к ним еду.

— Ты уверен? Ты можешь поехать с нами, если захочешь.

Джереми оглядел машину. В ней сидело трое: мужчина, высунувшийся из окна, что окликнул его, женщина и мальчишка лет семи.

«Семья… — подумал он. — У кого-то она еще есть…»

— Нет, спасибо. Все в порядке.

— Ничего уже не в порядке, парень, — сказал он и, секунду подумав, добавил, — будь начеку. Тут такое творится.

— Я знаю, — сказал Джереми и тронулся с места.

Машина же не торопилась уезжать. Уже в след удаляющемуся Джереми мужчина крикнул:

— Эй, парень, остерегайся тех, кто не умер!

Джереми не оглянулся. Он сам точно знал, кого ему стоит остерегаться.

«Военные… Надеюсь, их здесь больше нет».

С этими мыслями он подъехал к дому Арчи. Он на ходу соскочил с велосипеда и бросил его на подъездной дорожке.

Он стал барабанить в дверь, но никто не открыл. Джереми знал, где находится запасной ключ. Встал на цыпочки и нащупал на крышке настенного фонарика маленький кусочек металла.

Ему уже приходилось пользоваться этим ключом, когда Арчи с семьей уезжал в отпуск, а кому-то нужно было поливать цветы. Джереми был только рад, потому что они с Анной могли провести в пустом доме пару часов наедине. Арчи не был против, но, вернувшись, родители не должны заметить следов их пребывания в доме. А что может быть лучше для влюбленных подростков, чем пустой дом?

В этот раз, открывая дверь чужого дома, Джереми в полной мере ощутил, насколько тот был чужим. Он списал это на паранойю, но, казалось, даже воздух был пропитан враждебностью. Джереми вошел и медленно затворил за собой дверь. В доме было оглушительно тихо.

9 (ПОСЛЕ) Утро в амбаре

Всю ночь Лиа видела Норта во сне и от этого просыпалась. Да и спать в стоге сена было для нее в новинку. Оно кололось, на теле оставались следы, что точно не добавляло сну крепости. Под утро, вздрогнув от очередного кошмара, она очнулась, не понимая, где находится. Лиа смахнула с лица волосы и попыталась понять, почему она не в постели. Оглядевшись, зевнула. Утренняя дрема еще держала ее в своих объятьях. Нехотя потянувшись, девушка поднялась. Хруст затекших рук и ног напомнил, что она еще жива.

В отличие от Норта.

Эта мысль почему-то не тронула ее. Все происходящее до сих пор казалось нереальным. Обида, страх и озлобленность сплелись воедино, пожрав все остальные эмоции, которые навалились на нее ночью. Навязчивая, разъедающая изнутри мысль подступала к горлу: «Как он мог меня бросить?» Ей должно было быть стыдно за это, ведь его больше нет, а ее волнует лишь то, что она осталась одна и теперь придется самой выживать в этом большом страшном мире. Лиа понимала, что ее обида — эгоизм в чистом виде, но ничего не могла с собой поделать.

«Как же он мог меня бросить?»

Если бы мысли имели вкус, то эти были бы горькими, как прогорклые семечки. Жаль, что она не могла сплюнуть их, от этого бы ей точно стало легче.

Ее отвлек шорох. Кровь похолодела в одно мгновение. Раньше Лиа думала, что фраза «волосы встали дыбом» просто устойчивое выражение, но теперь она кожей прочувствовала весь его смысл. Казалось, каждая мышца в теле напряглась, Лиа стала прислушиваться.

Писк и шорох соломы. От сердца отлегло.

«Мыши… Всего лишь мыши. Возможно, они нашли себе еду».

В животе заурчало. «Еда» — это слово растянулось как жевательная резинка.

«Стоит здесь все обыскать. Чего только люди не хранят в амбарах», — с этой мыслью она взяла в руки висевший на стене топор. Ночью, в темноте она ни за что бы его не заметила, но наступило утро и солнце дало свет новому дню.

Амбар был весьма внушительных размеров. Лиа крадучись шла, сжимая в руках инструмент, который мог спасти ей жизнь. Она держала его перед собой, и была готова применить в любую секунду. Вот только главным врагом был сейчас тот, кого нельзя было убить топором.

Голод.

Ее надежды найти в амбаре что-либо съестное таяли на глазах. Сено, инструменты, ящики с хламом — все это прекрасно, но ничем не могло помочь.

«Должно же тут что-нибудь быть. Должно».

Она еще раз осмотрелась. Ее взгляд остановился на лавровых ветках, сушившихся в темном углу, развешенных на полках, как шторки. Под ветками что-то было.

«Хоть бы съестное! — взмолилась Лиа. — О, Боже, как же я хочу хоть что-нибудь съесть!»

Она прислонила топор к стене и стала срывать лавровые ветки. Под ними действительно стояли банки.

«Варенье! — рассмеялась она. — Гребаное варенье».

Сняла одну из банок и накинулась на нее словно дикий зверь, пытаясь открыть крышку.

— Давай! Давай, открывайся, — шептала она, уговаривая банку подчиниться. Она навалилась на нее всем телом, но это не дало результата. Пальцы побелели от напряжения. Именно сейчас, когда банка была в руках, но не поддавалась, она поняла, что не просто голодна, а голодна, как тигр в клетке, которого забыли покормить.

— Давай, мать твою! — взревела она. — Давай, дрянь, только с тобой еще возни мне тут не хватало! — еще усилие. — Да за что мне это? Чем я заслужила? — злость, смешанная с мольбой, делали голос похожим на скулеж собаки.

Шорох, раздавшийся из другого конца амбара, тут же отрезвил. Она быстрым движением метнулась за топором. От жалости к себе не осталось и следа. Ее поразила мысль о том, как быстро меркнут все переживания перед лицом смерти, перед животным ужасом, который может испытать человек, доведенный до отчаяния. Она ожидала самого худшего, была готова броситься на любого, кто приблизится к ней, если тот представляет угрозу для жизни. Но когда Лиа увидела, кто был источником шума — рассмеялась.

Это была курица. Не очень большая, облезлая, но все-таки курица, при виде которой желудок, казалось, сжался в комок.

— Банка варенья — хорошо, свежее мясо — превосходно! — эта веселая мысль сменилась другой, не такой радостной: «Для кого-то я тоже свежее мясо». Отогнав ее, Лиа сосредоточилась на приятном. Важно уметь фокусироваться на лучшем из того, что подкидывает тебе жизнь. Если думать лишь о подкинутом жизнью дерьме, то увязнешь в нем по самые уши.

— Как ты попала сюда, а? — спросила Лиа у курицы.

Естественно, ответа не последовало. Было очевидно, что курица не жила здесь с самого начала. Это значит лишь одно: амбар не так надежен, как могло показаться. Где-то курица нашла проход, а если нашла она, то и они смогут.

«Здесь нельзя задерживаться, — с сожалением подумала Лиа, — придется вернуться в дом». От этих мыслей ее передернуло, и она решила не развивать эту тему. Лучше подумать о курице, как о предстоящем банкете. Похлопав себя по карману, в котором лежала зажигалка, Лиа в первый раз в жизни порадовалась тому, что Норт курил.

«Хоть сырьем жрать не придется…»

Перед ней на расстоянии пары-тройки метров гордо вышагивал будущий завтрак, и уж его-то она упускать не собиралась.

10 (ДО) В «Башне»

Кулькен вошел в здание «Башни» испытывая беспокойство. У него вспотели ладони, он постоянно вытирал их о штанины брюк. Больше всего на свете ему хотелось иметь плащ-невидимку, который скрывал бы его ото всех. Реальность всегда была куда скучнее и тревожней, чем мир фантазий, в который он погружался при первой же возможности. Если бы его спросили, зачем он живет, он ответил бы: «Чтобы жить в другом мире». Жить здесь и сейчас ему абсолютно не нравилось.

Кулькен быстрыми шагами направился мимо поста охраны, пряча лицо за полы воротника.

— Доброе утро! Вы сегодня рано, — весело сказал охранник.

— Угум… ммм… — только и промямлил Кулькен, выжав из себя подобие улыбки. Правой рукой он вцепился в ремень сумки, которую носил через плечо. Левая рука была сжата в кулак настолько, что ногти впились в ладонь. Он не был зол, не был агрессивен, он просто не знал, как общаться с людьми, и поэтому был очень напряжен. Преодолев пространство холла, он прошел к ближайшему лифту и щелкнул кнопкой вызова в надежде, что так рано ни один из сотрудников не придет на работу. Лифт, мерно жужжа, спускался вниз. Кулькен умоляюще смотрел на цифры, которые сменяли друг друга.

«Слишком медленно… слишком медленно. Неужели нельзя заменить эти лифты на что-нибудь пошустрее? — сокрушался он. — Нужно будет поднять этот вопрос на совещании. Интересно, во сколько это обойдется?»

Дверь холла распахнулась с грохотом, сопровождаемым резкими громкими возгласами двух самых нелюбимых им менеджеров по продажам. Он узнал бы их голоса даже в переполненном зале.

«Ну почему? Почему сейчас? Кто вас принес сюда так рано, да еще в понедельник?» — мысленно простонал Кулькен.

— А я ей и говорю: «Ты, детка, что, не знаешь кто перед тобой?» И бросил перед ней статью, в которой была моя фотография. Видел бы ты ее глаза, они так забегали, заблестели. Я готов поклясться, что увидел в ее глазах падающие золотые монетки. Она сразу же изменилась в лице, ей-богу!

— Да ты гонишь, на такое могла бы повесь только полная дура.

— А кто сказал, что она умная? Она стажерка в отделе корреспонденции, в компании четвертый день. Если б я сказал, что я правая рука босса, она бы поверила. Таким курицам можно плести все, что угодно, — он толкнул друга в бок и сально улыбнулся, — а ради денег они готовы сам знаешь на что. Главное знать, что лить им в уши. Прикормил — пользуйся! — и он громко рассмеялся. Через секунду второй одернул его за рукав, заприметив у лифта Кулькена.

Кулькен же наблюдал за ними в отражении блестящей панели красивого, но слишком медленного лифта. По закону подлости, как только менеджеры подошли к лифту, тот раскрылся.

«Для них открыты все двери, — с грустью подумал он, — даже те, что не отпираются».

Он вцепился в ремень сумки второй рукой и шагнул в распахнутые двери лифта. Менеджеры последовали за ним.

— Доброе утро! — сказал второй.

— Как настроение, мистер Мозг? — произнес первый и хамовато улыбнулся.

Кулькен не любил менеджеров по продажам, будь его воля, в компании не было бы ни одного «продажника», как он их называл, но было очевидно, что без «продажников» не будет продаж. Они были тем вынужденным, необходимым злом компании, без которого она просто развалилась бы.

Кулькен не знал, что сказать. Не знал, кому он должен ответить первым. Он мог бы сказать «Доброе утро», обращаясь к первому, а второму — «Настроение отличное, спасибо». Или мог поздороваться и спросить, как они поживают. Хотя такой вопрос не совсем уместен, они ведь не живут в одной квартире и могут решить, что он подшучивает над ними. Все знали что, Кларест и Дорф близкие друзья, что они много времени проводят вместе, а спроси он, как они поживают, могли бы решить, что босс намекает на их ориентацию. Секунды утекали, словно уносимые горным потоком, а Кулькен все никак не мог решить, что сказать. Молчание из неловкого превратилось в давящее. Кларест и Дорф переглянулись. Они знали о странностях босса, но он никогда не переставал их удивлять. Для них, привыкших находить подход к любому, было непонятно, почему человек не может просто поприветствовать их в ответ.

— Мистер Мозг, все хорошо? — спросил хамоватый Кларест.

— Угу, — кивнул Кулькен.

— Ну, слава Богу, а то я уж решил, что у вас инсульт, — он хохотнул и толкнул Дорфа локтем. Кулькен еще сильнее сжал ремень сумки и глубже вжал голову в плечи.

Лифт весело звякнул и двери распахнулись.

— Улыбнитесь, босс, жизнь прекрасна, вам ли не знать? — подмигнул ему Дорф и вышел вслед за Кларестом.

Когда двери закрылись, Кулькен прислонился спиной к стене и гулко облегченно вздохнул. Через пару секунд он разжал ремень сумки и посмотрел на ладони.

«Сегодня не так плохо, — подумал он, глядя на отпечатки впивавшихся в ладонь ногтей, — сегодня не до крови».

Он ехал на последний этаж «Башни», испытывая чувство облегчения, и чем выше лифт поднимался, тем легче становилось у него на душе. Наверху под самой крышей была его «Крепость», куда никто не мог проникнуть без приглашения. Он засядет там и не будет выходить несколько дней. Лишь одна мысль маячила темным грязным пятном на фоне наступающего умиротворения. Он отмахивался от нее как от надоедливого насекомого, но она все жужжала и жужжала в мозгу: «Доктору Браламонтсу это совсем не понравится». Доктор Браламонтс был его личным психологом. За три года Кулькен даже привык к нему, более того, иногда он даже с нетерпением ждал их встречи.

«Раз в неделю по пятницам как штык».

Но сейчас он понимал, что доктор будет недоволен замешательством Кулькена в лифте. Ведь это регресс. Они добились таких успехов, а теперь Кулькен как будто откатил все их встречи на год назад. Благодаря доктору Браламонтсу Кулькен перестал бояться ездить со знакомыми людьми в лифте, конечно, серьезной проблемой все еще оставались незнакомцы, но Клареста и Дорфа Кулькен хорошо знал, даже больше, чем ему бы хотелось. Кларест был наиболее обсуждаемой фигурой на встречах у доктора. Он стал неким темным персонажем, которого Кулькен боялся, но превозносил. Он бы хотел также легко общаться с людьми, но при этом испытывал непреодолимое отвращение к тому, как именно Кларест использовал свой талант.

Но не только это расстроит доктора при их следующей встрече. Им придется обсудить день рождения Кулькена, а для большого босса это из года в год нерешаемая проблема. Кулькен прекрасно понимал, что не найдет в себе сил покинуть свое убежище перед этим событием. В глубине души он надеялся, что все забудут, что его никто не поздравит и коллектив компании не закатит ему очередную глупую вечеринку. Но на самом деле он знал, что уже пару недель его день рожденья был у всех на устах. Стоит сейчас ему попасться на глаза кому-нибудь, он обязательно услышит: «Босс, у вас же день Рождения скоро! Не прячьтесь в своей берлоге, мы все равно вас вытащим!» Кулькен вздохнул.

«Кому вообще нужны эти праздники? Ну, стал я на год ближе к смерти, и что? Радоваться теперь приближающемуся переходу в вечность?»

Определенно, Браламонтс будет очень разочарован. Но Кулькен уже все решил, даже если потом на следующей встрече доктор будет его ругать и грозить временным отстранением, «Крепость» он ни за что не покинет.

Когда лифт во второй раз издал веселый дребезжащий звук, Кулькен ввел специальный код на панели управления, чтобы дверь открылась. Он хорошо защитил свое убежище, потому что мог себе это позволить. Он был владельцем крупной IT-компании и имел возможности для воплощения некоторых своих прихотей. Единственной помехой в этом была необходимость раз в неделю видеться с доктором Браламонтсом, который в свою очередь выносил решение о том, способен ли Кулькен занимать руководящую должность. В случае же, если доктор не вынесет положительный вердикт, компания будет передана в управление другому кандидату, назначенному Правлением. Кулькен останется ее владельцем на бумаге, но управлять ею больше не будет. Но самым страшным для него было не это. Лишившись руководящего поста, он лишился бы своей «Крепости». Поэтому встречи с доктором стали неотъемлемой и не очень приятной частью его жизни. Все как с ненавистными менеджерами. Те тоже были неприятными, но необходимыми шестеренками в механизме компании.

Он шагнул в свою «Крепость» и, лишь когда двери закрылись у него за спиной, улыбнулся. Теперь он был дома, по-настоящему дома.

11 (ДО) Битые стекла

После того случая в школе, когда мальчишки-задиры спустили в туалет вещи Томми, прошло несколько дней. Ребят тогда наказали, родителей вызвали в школу, а Пирту Грину вообще пригрозили отчислением. Вот уж у кого точно был плохой день. Родители посадили его под домашний арест, а отец даже отвесил ему подзатыльник.

«Слава Богу, — думал Пирт, — что этого никто не видит». Подзатыльник стал для него самым унизительным наказанием. Это означало, что отец очень зол, и, что еще хуже — отец на стороне Томми. Пирт еле сдерживал слезы, глаза его стали влажными и приобрели стеклянистый отблеск. Томми же, как и всегда, все лишь пожалели.

«Даже мой отец считает его жертвой! Люди! Алло! Разве вы не видите, что он дурит вас? Разве не видите, что использует?» — негодовал про себя Пирт.

— Зачем ты трогаешь этого паренька, а, Пирт? Зачем? — глядя в увлажнившиеся глаза сына, спросил Грин старший.

Пирт молчал. Он знал, что объяснять отцу бессмысленно, потому что, такие как Томми Фичи всегда выходят сухими из воды. Он учился с Томми с первого класса, и никогда Томми не получал по заслугам. В случаях, когда его все-таки ловили за какой-нибудь шалостью, его наказывали, но потом про наказание или забывали, или отменяли.

Пирт ненавидел Томми. Конечно, что такое настоящая ненависть он не представлял, но те чувства, которые испытывал к Томми, не мог охарактеризовать никаким другим словом. Нет, Пирт не желал Томми зла, но он хотел, чтобы когда-нибудь хотя бы раз в жизни Томми был по справедливости наказан, и после случая с подзатыльником решил, что если уж никто не может наказать Томми, то придется взвалить эту непосильную ношу на свои плечи. В конце концов, даже если не получится наказать — можно попробовать хотя бы унизить.

В подвале их дома стояли мышеловки. Утром в одну из них попалась мышка. Ее-то Пирт и принес с собой в школу в коробке, спрятав в рюкзаке под учебниками. Подбросить мышку в пенал к Томми не составляло труда. Доказать, что мышку подбросил Пирт или кто-то из его компании, не представлялось возможным, по крайней мере, так он считал и при случае собирался придерживаться именно этой линии защиты.

Подбросив мертвое животное, Пирт почувствовал, что воздал этому подлому плаксе Томми по заслугам. Весь класс смеялся над ним, кроме учительницы, которая до ужаса боялась мышей и тут же побежала за директором. Смеялись все, громко, сгибаясь пополам от смеха. Только некоторые девочки презрительно фыркали при виде мертвого животного. Ребята же смеялись не над самим фактом появления в пенале Томми мыши, а над его девчачьим визгом и над тем, как он, отпрянув в страхе, опрокинулся на стуле назад. Нет, Томми Фичи не боялся мышей, даже мертвых. Или скорее, мертвых мышей он тем более не боялся. Он испугался того, о чем Пирт Грин знать не мог. Иногда в темноте своей комнаты Томми видел что-то в шкафу. Иногда даже слышал. Он не знал что это или кто. Но знал, что что-то там есть. Сейчас же, засунув руку в пенал и ощутив, как пальцы касаются чьей-то плоти, он испугался, на секунду допустив, что то существо забралось в его пенал и вот-вот отхватит ему палец. Секундный ужас сменился смущением. Это была всего лишь мертвая мышь, из-за которой Томми Фичи впервые стал посмешищем.

* * *

Неделю спустя Пирт Грин нашел в своем обеденном бутерброде битый осколок стекла. Он порезал язык и щеку. Был жуткий скандал. Пару недель он не мог нормально питаться и говорить. Повара, миссис Тимгертон, уволили со скандалом, но Пирт знал, что миссис Тимгертон была ни при чем. Он знал, что в очередной раз справедливость, презрительно скривившись, обошла стороной хитрого плаксу по имени Томми Фичи.

12 (ПОСЛЕ) Как убить курицу

Как убить курицу? Можно по-разному ответить на этот вопрос. У нее был топор, найденный в недрах амбара, у нее было две руки. Поймать курицу было не так сложно, как она ожидала. Но что делать дальше? Вот уже пять минут Лиа сидела на полу, скрестив ноги по-турецки и прижав курицу к себе. Не замечая сопротивления курицы, она как будто провалилась в пустоту. Мыслей не было никаких. Она уставилась на стог сена, в котором спала, но ничего перед собой не видела. Когда-то давно в детстве, когда Лиа была у бабушки в деревне, она слышала, как сосед рассказывал о том, что однажды ему пришлось убить петуха голыми руками, сломав ему шею. Не самая приятная история, но чужой опыт бывает полезен не меньше, чем собственный.

Лиа сидела в прострации, но понимала, что должна сделать выбор. Ей не хотелось взвешивать все за и против, да и желудок подавал не двусмысленные намеки, чтобы она не затягивала.

— Что мне с тобой делать, а? — она посмотрела на трепыхающуюся птицу. — Нет… нельзя с тобой говорить, иначе я не смогу.

Она перевела взгляд на топор. «Если отрубить, могу не попасть… Тогда придется бить второй раз. Ей будет больно… к тому же, не факт, что я попаду по курице, я могу отрубить себе палец». Кровь, отрубленные пальцы на бревне и тело, лежащее в обмороке — все это ворвалось в сознание яркой картинкой. Лиа начало мутить, то ли от голода, то ли от призрачных фантазий.

— А если сломать? Рука может дрогнуть. Тогда ей тоже будет больно, и она будет еще жива. Но зато нет риска для пальцев.

«Убей и все! О чем тут думать?» — эта мысль пришла как будто извне, словно голос, прорвавшийся в ее радиоэфир.

Люди часто слышат голоса. Обычно, голос, с которым больше всего хочется поспорить — это голос совести. Иногда это голоса родителей, наставников или учителей. Они вечно чему-то учат, призывают быть лучше и делать так, как им хочется. Лояльней мы воспринимаем голос логики, но и то не всегда. Он набрасывает примерный расчет действий-последствий, которые могут нам не понравиться. А вот голосам гнева, обиды или отчаяния мы поддаемся легче всего. Так сладко пожалеть себя или перенести ответственность на другого.

Голоса — попутчики тишины. Они живут, словно своей отдельной жизнью, рисуя нам варианты нашей реальности. Но вот какой из них слушать? Каждый решает сам. Голос, возникший в голове Лиа, был похож на голос ее бабушки, которая всегда «рубила с плеча» и стремилась все контролировать. Но чьим бы этот голос ни был, отчасти он был прав.

Лиа приняла эту мысль как свою и положила правую руку на голову курице так, что большой и указательный пальцы сплелись кольцом вокруг ее шеи, а мизинец лег в районе макушки. Другой рукой Лиа плотнее прижала курицу к себе. Та явно чувствовала угрозу и пыталась сопротивляться. Курица была теплой, и прижимать ее было даже приятно. Неприятно было осознавать, что эти объятия несут смерть.

«Благо не мне…»

Коготки на лапках царапали кожу, но боли не чувствовалось. Лиа, продолжая смотреть в одну точку, пыталась прогнать из головы все лишние мысли: «Встать и резко рвануть. Встать и резко рвануть». Медленно, но уверенно, Лиа усилила захват и встала на ноги. Курица, почувствовав приближение смерти, сделала последний отчаянный рывок перед тем, как Лиа Ольфато, молодая девушка, потерявшаяся в этом сошедшем с ума мире, сделала взмах рукой. Этот было почти красиво. Это было похоже на взмах дирижерской палочки, только размах был больше, а взмах резче, а вместо палочки в руке была еще трепещущая курица, которой не посчастливилось оказаться в большом амбаре загородного дома.

Звук сломанной шеи потонул в тихом вздохе ее убийцы.

* * *

Лишь спустя несколько минут после того, как с обедом было покончено, она испытала противную смесь из чувств удовлетворения и стыда. Лиа была сыта, а то, что осталось от курицы валялось маленькой кучкой неподалеку. Лиа была жива, а Норт висел в петле в гостиной опустевшего двухэтажного дома, который она в спешке покинула.

13 (ДО) В гостях у тети

Милада была прелестной девочкой. По крайней мере, ее отец всегда так говорил. Больше всего на свете она любила старшего брата и своего плюшевого зайчишку Большого По. Но в этот вечер оба они отошли на второй план.

Миладу опять отвезли в дом к маминой подруге тете Сессиль и ее противному сыну. Девочка была очень огорчена. Войдя в их дом, она не произнесла ни слова. Она села на большой сундук у окна и стала разглядывать бегущие по стеклу дорожки, оставленные плачущим небом. Милада любила дождь. Он успокаивал ее и пел ей песни. Особенно красивыми они получались, когда ветер помогал деревьям шуметь. Прекрасный ансамбль. Но иногда по ночам, когда дом погружался во тьму, и лишь лунный свет заглядывал к ней в окошко, она слушала не песни дождя. Милада слушала Страшилу, даже тогда, когда этого совсем не хотелось. Не то чтобы он пугал ее, нет. Она знала, за пятку он не укусит, да и из шкафа разъяренный не кинется. Но она помнила, что иногда он подкидывал в ее голову мысли, которые могли навредить близким. Она не сразу научилась распознавать его голос в своей голове. Даже сейчас, когда прошло уже столько времени, ей не всегда это удавалось. Страшила был хитер. Очень хитер. И самое страшное, что его голос порой казался чересчур убедительным.

«Каждый из нас слышит Страшилу время от времени», — как-то сказала Милада на вопрос Арчи об ее воображаемом друге. Брат тогда не понял, но Милада знала, что доля правды в ее словах есть, вот только признаться в этом хватит смелости далеко не у каждого.

* * *

В те ночи, когда Страшила всерьез был настроен на игры-пугалки, Милада спрыгивала со своей кровати и мчалась босиком в комнату брата. Тот укладывал ее спать в свою постель, приносил ей Большого По и ложился спать на диванчик напротив, обещая охранять ее сон. Конечно, охранник из него был никудышный, часто Арчи засыпал раньше, чем она, но это все такая ерунда. В конце концов, важно лишь то, что, чувствуя поддержку близкого человека, перестаешь бояться.

А сейчас с Миладой был лишь любимый плюшевый заяц. Она была так расстроена, что брат отвез ее к тетке, к этой странной женщине с птичьим лицом, что даже его, милашку Большого По, отложила в сторонку. Но главной причиной ее беспокойства была не ссылка в птичью клетку. Было что-то еще. Что-то очень похожее на ранку, которая заживая, неприятно зудит, вот только что это было, девочка никак не могла понять. Возможно, поэтому говорить сейчас ни с кем не хотелось. Противный сын тети Сессиль пару раз пытался привлечь Миладу к игре, но его попытки не увенчались успехом. Девочка твердо решила, что ее внимания сегодня никто не достоин. Она водила пальцами по стеклу, повторяя изменчивые линии дорожек, нарисованных дождем, и мечтала поскорее вернуться в родную обитель.

Тетя Сессиль пару раз зашла проведать маленькую гостью, но тоже не добилась от нее ни словечка.

— Дети, — пожала плечами тетя после второй неудачной попытки и пошла на кухню, чтобы налить себе бокальчик вина.

Сессиль была одной из тех уставших матерей, которые уже привыкли пускать все на самотек при первом же сопротивлении. Стимулом к этому было то, что старший сын уже покинул дом. Он уехал в другой город учиться, и заботиться о нем уже было не нужно. Младший, конечно, никуда не делся, но почувствовав возможность расслабиться, Сессиль решила, что все будет хорошо и без ее вмешательства. Теперь бокальчик по пятницам превратился в бокальчик по вечерам, а порой и в два.

* * *

Милада была особенной девочкой, по крайней мере, ее брат всегда так говорил. Сидя у окна на втором этаже дома, она точно знала, что сейчас делает тетя Сессиль. Ее противный младший сын, сидящий неподалеку, ни о чем подобном не догадывался. Он унаследовал от матери птичьи нос и подбородок, а вот покладистый нрав, скорее всего, достался ему от отца, но при этом всем, он все равно не переставал раздражать Миладу. Девочка просто хотела побыть одна, не думать ни о чем и ни о ком, но все равно мысли ее крутились вокруг птичьей клетки. Милада, сама не желая того, знала, какую мелодию напевает сейчас тебя Сессиль, знала, сколько бокалов вина было выпито ею за вечер. Даже знала о том, какие пошлые мысли посещают тетю, когда та смотрит в окошко на соседа из дома напротив. Может быть, это было просто плодом воображения расстроенной девочки, а может быть, и нет. Дети в ее возрасте открыты, поэтому могут видеть куда больше, чем взрослые. Но бывают такие видения, от которых хочется спрятаться под одеяло и никогда больше из-под него не выглядывать.

В комнате было довольно тихо. Младший сын тети Сессиль возился на полу с игрушечным поездом. Ухватив игрушку покрепче, он зачем-то заставил поезд летать, поднимая и опуская его в воздухе. При этом он издавал звуки не то движущейся машины, не то трактора, пуская слюнявые пузыри изо рта.

«Мальчишки такие глупые», — думала про себя Милада, закатывая глаза.

Со стола упал карандаш. Милада и мальчик повернулись посмотреть.

«Сквозняк», — подумал мальчик.

«Страшила!» — подумала Милада.

Как же она устала от его выходок. Раздосадованная она отвернулась к окну. Страшила запрыгнул на подоконник и уселся напротив нее. Сегодня он был похож на темное облако дыма, что обычно валит из трубы.

— Уйди, у меня нет настроения, — ленивым шепотом сказала девочка. — Я не хочу играть.

В какой именно момент сверхъестественные вещи стали для нее рутинной обузой? Она бы не смогла ответить на этот вопрос, зато точно знала, что все необычное быстро становится привычным, если притвориться, что так оно и должно быть.

Облако приобрело очертание мужчины в плаще, и хоть размером он был не больше куклы, Миладе это совсем не понравилось.

— Хватит!

Дымчатый силуэт протянул к ней руку.

«Он сожжет тебя. Сожжет изнутри!»— вкрадчиво и с задоринкой проговорил Страшила внутри ее головы, а затем рассмеялся. Милада терпеть не могла такого рода запугивания, но больше всего ненавидела его смешки. Они походили на короткое замыкание, и в них никогда не чувствовалось радости.

Милада подалась вперед и развеяла очертания силуэта. Она знала, что Страшила не любит, когда она проявляет смелость или, как он считал, наглость, мешая ему показывать ей предостережения. Милада знала, что он обязательно еще что-нибудь натворит. Пришлет ей очередной ночной кошмар, например, с человеком в плаще, от которого она будет убегать, но ноги ее не будут слушаться, или разобьет любимую кружку, по глупости оставленную возле кровати.

Страшила опять сконцентрировался в виде темного густого облака.

— Лучше скажи кто он, чтобы я знала! — недовольным, но просящим тоном прошептала она. — Скажи мне, кто он и когда придет? И тогда я от него спрячусь.

«Тебе не спрятаться. Такие, как он, всегда находили таких, как ты».

— Это не прав… — хотела возмутиться она, но не успела договорить. Сзади послышался грохот. Мальчик выронил поезд и, рыдая, выскочил из комнаты.

— Ну вот, — выдохнула Милада. Она совсем позабыла о нем. Теперь он наверняка пожалуется своей матери, что странная девочка опять его напугала. Топот ног мальчика по лестнице, его всхлипывания и причитания вернули ее в реальность. В ту реальность, в которой не было места непонятным голосам и видениям.

«Что-то многовато жалоб на меня в последнее время… — с грустью подумала девочка, — это глупый Страшила во всем виноват!» — горько вздохнув, Милада опять уставилась в окно. Страшилы, как всегда, и след простыл. В этом он весь, втянет ее в беду и исчезнет, так и не ответив на важные для нее вопросы. Водить дружбу с вымышленными друзьями всегда непросто. Но когда они оказываются более реальными, чем ты думал, это становится настоящей проблемой.

14 (ПОСЛЕ) Сюрприз в кустах

Алекс Фриер никогда не считал себя бунтарем. Зато он считал, что любой человек имеет право свободно выражать свои мысли, не лебезя ни перед кем. Более того, он считал, что человек просто обязан говорить правду, даже если никто не хочет ее слышать. Возможно, поэтому его жена оставила его на четвертом году их совместной жизни. Ребенка Ребекка забрала с собой. Он часто не мог понять, почему она злится, когда они разговаривают. Ведь если мясо пережарено, то оно пережарено, и если сказать, что оно замечательное, оно от этого не перестанет быть пережаренным, хоть тысячу раз повтори. У его жены на этот счет было другое мнение, и сколько бы раз она ни объясняла ему, что это просто невежливо, Алекс оставался заложником своего характера. Она уехала за много километров от него, не оставив адреса. В какой-то момент чаша терпения просто переполнилась. Она была оптимисткой и считала, что вполне еще может выйти замуж второй раз. Оптимизм Ребекки и убил их отношения и дал им шанс в самом начале, ведь если бы она была реалисткой, она бы поняла, что Алекс Фриер это Алекс Фриер, и он вряд ли когда-нибудь изменится.

Он направлялся к кустам, в которых определенно кто-то был. Они дергались, как будто там застряла птица и никак не может взлететь. Алекс Фриер не был трусом, но также понимал, что не стоит лезть на рожон. В этих кустах был кто-то мелкого размера, и вряд ли мог бы стать реальной угрозой. Но Алекс Фриер не был и дураком. В руках у него был увесистый топорик. Этот топорик всегда сопровождал Алекса в багажнике его старенькой колымаги. «Кто знает, что может случиться, а топорик пригодится всегда», — как-то ответил Алекс на немой вопрос своей жены. Сейчас этот топорик стал его лучшим другом, конечно же, после Губернатора. Губернатора никто не заменит. Это единственное живое существо, которое любит его уже на протяжении нескольких лет несмотря ни на что.

Продолжая медленно приближаться к кусту, позади себя Алекс слышал собачий лай из машины.

«Волнуется. Переживает. Славный малыш!»

* * *

Кристина, которая никогда особо и не любила животных, почему-то тоже привязалась к слюнявой псине. Беспородный пес, в венах которого текла кровь разношерстных предков, растопил даже ее покрытое тонкой корочкой льда сердце. Ожидая Алекса в машине, она пыталась успокоить Губернатора, но почти безуспешно. Пес все также не переставал лаять.

— Тише, дружок, ты слишком шумишь! Тише, — она шикнула на него, и он опять заскулил. В его виноватых глазах читалось, что он обеспокоен.

Алекс тем временем уже почти вплотную подошел к кусту. Маленький серенький кролик попал в самодельную ловушку и стал ее заложником. Эта новость и обрадовала и насторожила Алекса. Его собственные мысли напомнили ему старые присказки из серии «Хорошо да не очень».

«Не мертвяк — этот хорошо. Хорошо да не очень. Кто-то поставил ловушку, это могут быть недружелюбные люди. Это плохо. Плохо да не очень. Кругом, похоже, ни души».

Он прислушался. Тишину нарушала только возня кролика. Никаких признаков других существ вокруг не наблюдалось. Алекс достал армейский нож, другой рукой взял зверушку за уши.

Прошла всего пара минут, как он уже был на пути к машине, а за поясом у него висела свежая кроличья тушка.

«Сегодня пируем», — сдержано, без особых эмоций подумал он.

* * *

Старенький седан серого цвета неторопливо продолжал свой путь.

— Как вы заметили его? — поразилась Кристина.

— Если не будешь внимательной, девочка, не выживешь. Запомни это.

— Я внимательная, — уязвленное самолюбие выдало себя тоном, которым Кристина это произнесла. — И не зовите меня девочкой, меня это раздражает.

Алекс усмехнулся.

— Я не понимаю, — она развела руками, — как можно было его заметить? Он же такой маленький!

— Думаешь, я заметил его? Я заметил движение в кустах, — снисходительным тоном произнес он.

Она удивленно на него посмотрела.

— Движение? А если бы это был один из этих? Вы ненормальный? — она нахмурила брови и уставилась на него так, как будто он был ребенком и нес бессвязный лепет. — Я бы никогда не пошла проверять, — она покачала головой и отвернулась.

— Ну, осталась бы без обеда!

— Я не ем живых существ!

— Да он уже не очень-то похож на живого.

Кристина закатила глаза и демонстративно отвернулась. Она раздражала Алекса своим высокомерием, но было в ней что-то, что напоминало ему себя в молодости.

— Если будешь так рассуждать, рано или поздно станешь одной из них. Свои страхи нужно встречать лицом к лицу, — Алекс сильнее сжал руль, — и с дубиной наперевес!

«Чокнутый», — подумалось ей, но уголки рта выдали желание улыбнуться.

15 (ПОСЛЕ) Красная лампочка

— Ах, милый, очнулся, — белокурая нимфа подмигнула ему и, звонко рассмеявшись, растворилась среди деревьев. Он протянул к ней руку, в надежде ухватить, хоть край ее платья, но ее уже и след простыл. Откуда-то издалека лилась электронная музыка. По звукам, Кулькен скорее бы решил, что находится на космическом корабле, нежели в лесу.

— Откуда у эльфов такая музыка? — хрипло прошептал он. Падение с лошади давало о себе знать. Наверное, он был без сознания несколько часов. Найдя в себе силы подняться, большой босс отряхнул свой камзол от листвы и огляделся. Лес, как лес. Вот только музыка никак не вписывалась в осматриваемый им пейзаж. Нетвердой походкой он пошел вслед за нимфой. Видимо, при падении Кулькен сильно ушиб бедро. Правую ногу он почти не чувствовал, хотя идти мог. Впереди мерцали какие-то огни.

— Они что-то празднуют. Интересно, пригласят ли меня к себе? — шепот, поглощенный водоворотом звуков был едва различим.

Лес не ответил. Зато нога вновь дала о себе знать. Кулькен решил, что рана может быть серьезней, чем он оценил ее первоначально. Ему все труднее и труднее было переставлять ее. В какой-то момент даже показалось, что он топчется на одном месте. Музыка не становилась громче, огни не становились ближе.

— Может этот лес заколдованный, а эльфийка ведьма? — спросил он у своего Я. Я ответило ему отрицательно. Я всегда знало лучше, и большой босс доверился ему.

Ветки хрустели под ногами, птиц не было слышно. А музыка пугала его все больше и больше.

— Ну не может быть у эльфов такой музыки. Не может! Или может? — на такие глупые вопросы Я принципиально не реагировало.

Вдруг к музыке примешался еще какой-то звук. Он раскатами грома загрохотал где-то совсем близко. Кулькену показалось, что под ногами у него разверзается пропасть. Он весь обмер от страха. Все-таки Я ошиблось. Он угодил в лапы к лесной ведьме, и теперь земля поглотит его целиком, не оставив ни малейшего напоминания о его прибытии в эти края.

Почти так все и произошло.

* * *

Он приземлился на пол, больно ударившись своим достаточно большим задом. Сверху на него что-то свалилось. А затем еще что-то, и еще. В первую секунду он решил, маленькая лесная змейка свесилась с упавшего на него дерева и сейчас вцепится ему в лицо. Но уже в следующую секунду понял, что это всего лишь usb-кабель. Выбравшись из-под спинки кресла, которой его накрыло при падении, Кулькен протер глаза и уставился на свой кабинет. После обеда тот всегда наполнялся ярким солнечным светом, который отражался от множества глянцевых поверхностей. По затекшей ноге бегали безжалостные ежики, которые с каждой секундой кололи его все сильнее и сильнее. Не до конца еще понимая, что же все-таки произошло, он доковылял до дивана и, плюхнувшись на него, запрокинул голову. Больше всего его расстроило то, что нимфа из сна ускользнула. Хотя, если быть честным, это он проскользнул в сон, чтобы хоть на пару секунд вновь увидеть ее.

— Провела меня, проказница? — спросил он загадочно улыбающуюся нимфу с плаката, висевшего на противоположной стене.

* * *

Отойти от такого разочарования Кулькен смог лишь спустя четверть часа, более-менее собрав мысли в кучу. Немало этому поспособствовал свежезаваренный кофе. Мысли о потерянном сне и падении с кресла на колесиках сменились мыслями о том, что включилось аварийное питание. Он только сейчас заметил, что над дверью горит красная лампочка, а это значит, что здание питается от резервного генератора.

— Разве они до сих пор все не исправили? — спросил он сам у себя. — Или запасник только недавно включился?

Кулькен никогда ни в чем не было уверен. Сказать, что у него были проблемы с принятием себя и окружающей реальности, значит, ничего не сказать. Если что-то его расстраивало, он мог перестать думать об этом только переключившись на какую-то другую более интересную мысль. Этому приему научил его доктор Браламонтс. Хотя даже это не всегда ему помогало. Некоторые неприятные мысли были похожи на прилипшую к скамейке жвачку, в которую вляпываешься, а потом никак не можешь оторвать от одежды. Она просачивается между волокон, и кажется, что ничто никогда ее оттуда не вытащит. Также было и в этот раз.

«Лампочка горит давно. Что-то случилось, а я все проспал!»

Я в ответ на это только фыркнуло.

«Да, точно. Не могло так получиться, что питание накрылось к моменту моего пробуждения».

Я отмахнулось.

«Не нравится это мне…»

Встав с дивана, Кулькен направился к месту своего падения, чтобы исправить его последствия. Приведя кабинет в нормальный вид, он выдернул наушники из компьютера, и теперь комната была не только залита светом, но и звуками, похожими на те, что он слышал во сне.

— Почему же техники медлят? — он опять посмотрел на красную лампочку. — Почему мне еще не доложили? — и тут взгляд его упал на календарь.

Ладони вспотели, по спине пробежал целый табун мурашек.

— Мой день Рожденья! Мой дурацкий день рожденья! — Кулькен почти плакал. — Они выманивают меня из кабинета, чтобы я вышел разобраться, в чем дело! Знают ведь, что я просто так не пойду.

Накануне вечером Кулькен пропустил визит к доктору. Он так сильно боялся дня «икс», что за всю неделю не нашел в себе сил ни разу выйти из кабинета. Он находился в стадии, которую доктор называл «снежный ком», когда начинаешь идти на поводу у желания отсидеться, а потом уже просто не можешь заставить себя выйти. И чем дальше, тем сложнее. Также бывает со студентами-прогульщиками. Чем больше они прогуливают, тем сложнее потом прийти. Появляется чувство стыда и неловкости, которое непросто перебороть, пока не станет слишком поздно, пока не подкрадется сессия, и откладывать будет уже некуда.

— Доктор будет в ярости, доктор будет в ярости! — Кулькена затрясло. Вцепившись руками в волосы, он зажмурился. — Дыши! Дыши глубоко! — приказал он себе. Опустившись на кресло на колесиках, Кулькен начал шептать слова детской считалочки:

— Раз, и свет вокруг погас… два, такая вот, дружок, судьба… Три… в окошко посмотри…

Начиная приходить в себя, он попробовал восстановить события последних дней. Хотя для людей, почти живущих на работе, нет такого понятия как дни. Они делят время неделями. Живут с понедельника по пятницу, а затем небытие. У кого-то приятное, у кого-то не очень.

— Это важно, — прошептал Кулькен себе под нос. Что было на этой неделе? Кларест и Дорф… Игры, я играл по сети. Просматривал резюме… — он загибал пальцы. — Читал новости… играл… Читал про съезд эльфоманов, — пальцев на руке не хватало. — Дальше отчеты, отчеты, отчеты, играл. Брр… — встряхнув головой, он словно отогнал лишне. — Вчера мне названивал доктор. Я отключил телефон и сел играть. — Кулькен потер лоб. — Что же теперь делать?

Красная лампочка все еще горела.

Он взглянул на значок wi-fi в уголке экрана.

«Сети нет, — на лбу проявились морщинки. — Нет до сих пор или нет опять? Что вообще происходит?»

Взгляд вернулся к лампочке.

«Отрезали меня от мира, wi-fi отрубли, со светом непонятно что…»

«Так может быть, выйдешь, а? — сказало суровое Я. — Не будь идиотом, они наверняка старались устроить тебе сюрприз, а ты сидишь тут как крыса и трясешься от страха».

Суровый тон внутреннего Я сменился уверенным дружественным голосом доктора: «Кулькен, ну что такого страшного может случиться? Выйди за дверь, они наверняка тебя заждались».

16 (ПОСЛЕ) Распахнутые двери

Могла ли она что-то изменить? Могла ли как-то помочь ему? Да и можно ли отговорить того, кто уже решил, что все кончено? Она прокручивала в голове их последний день, несясь по холодным беспощадным волнам воспоминаний.

Может быть, она должна была поговорить с ним, может быть, ей стоило убедить его, что все хорошо. Но в глубине души Лиа знала, что он уже давно все продумал, просто не мог решиться осуществить задуманное до последнего момента. Ей не за что было себя винить, но она чувствовала себя виноватой, и эта вина душила ее изнутри. Хуже этих выжигающих душу воспоминаний были только сны. Иногда сны сводят с ума. Вероятно, в нынешних обстоятельствах это даже нормально. Когда мир сходит с ума, как самому не лишиться рассудка?

Проснувшись сегодня утром, Лиа била себя запястьем по лбу, пытаясь прогнать остатки дурного сна. Вторая ночь в амбаре была намного хуже первой. Если б только она могла вообще не спать, как было бы прекрасно! Но это все фантазии, ведь, как бы долго ни пытайся избежать сна, рано или поздно он все равно настигнет и утащит в страну кошмаров. Может, лучше не тянуть и встретится с кошмаром лицом к лицу? Ведь, как ни крути, вечно прятаться в амбаре не будешь. Заблудившаяся в нем облезлая курица была невероятно вкусной, но от нее ничего не осталось, а банка варенья уже была почти пуста. Придется вернуться в дом, чтобы взять все необходимое и двинуться в путь. Но не сейчас, ведь пока еще есть время. Нужно собраться с мыслями и прийти в себя.

«Тяни не тяни, тебе придется встретиться с ним…»

— Я знаю, — зашипела Лиа на внутренний голос.

«Тогда поднимайся и сделай то, что неизбежно. Чем дольше откладываешь, тем хуже, ты сама это знаешь».

— Не торопись, и ты все успеешь, — парировала Лиа излюбленной фразочкой. Ей нужно было продумать, что она возьмет с собой, когда отправится в путь. — Аптечка, — тихо прошептала она. — Мне обязательно нужно взять медикаменты, мало ли что. Рюкзак Норта… Открывашка, вдруг попадутся консервы, — она загибала пальцы, — и переодеться, обязательно переодеться.

* * *

Дверь амбара распахнулась. Лиа с топором в руках уверенно переступила порог. Страх, нападавший на нее время от времени, как будто перегорел. Остались только маленькие черные угольки, раскиданные в глубинах ее сознания.

— Я не сдамся… — сухо прошептала она.

Ветер подхватил слова и развеял их. Он трепал ее волосы, но сегодня он не был жесток с ней как в ту ночь, когда она покинула дом. Сегодня ветер был ласков. Он бодрил, окутывал ее и, быть может даже, на сегодня стал ее другом.

17 (ПОСЛЕ) Глаза кобры

В тишине этого недружелюбного дома воздух был спертым. Джереми с трудом давался каждый вдох. Он стоял в холле, боясь что-либо предпринять. А что, если он закричит, позовет Арчи, а его здесь нет? Или еще хуже. Что если он здесь, но уже никогда не сможет ему ответить? Отец ведь не откликнулся. И где он теперь? Кто знает?

Джереми боялся пережить очередное страшное разочарование. Так он стоял чуть больше минуты, прислушиваясь, не в силах пошевелиться. Даже солнечные лучи, казалось, с трудом проходили сквозь воздух, пропитанный чужеродной тишиной.

Джереми сделал шаг вперед, половица под ногой скрипнула. Этот звук показался ему оглушающим. Возможно, благодаря тому, что тишина была нарушена, он смог хоть что-то произнести.

— Арчи? — он не узнал собственный голос, да и если бы он увидел себя в зеркале — не узнал бы и свое отражение. — Арчи! — увереннее позвал он. Но, как и в прошлый раз, ответа не последовало.

Возможно, врожденный инстинкт, или, быть может, накаленная обстановка заставили его протянуть руку к стоящей недалеко от двери трости с рукояткой в виде головы змеи. Эта трость принадлежала отцу Арчи. Раньше Джереми находил ее безвкусной, даже пошлой, хотя Арчи и слышать ничего не хотел: «Шикарная трость! — говорил он. — Когда-нибудь ты поймешь». И теперь он понял. Чувствуя ее вес в своих руках, Джереми почувствовал, что эта трость должна была стать его собственностью. Старший Дрейтон гордился ею и вряд ли бы подарил даже собственному сыну, но теперь она, в каком-то смысле, осиротела. Выполненная по спецзаказу, она была великолепна! Змея отлита из прочного сплава, покрытого серебром, глаза — сверкают изумрудами. Отец Арчи всегда брал с собой трость на важные встречи, а иногда и на прогулки, чтобы подчеркнуть свой статус. Он не был молод, но в трости, как таковой, не нуждался. Она была символом его статуса и средством пощекотать эго. Но для Джереми все было иначе. Он чувствовал, что трость непростая, что она, возможно, станет ему чем-то вроде талисмана, притягивающего удачу и оберегающего от бед.

Сжав рукоятку покрепче, он испытал подобие облегчения. Может быть, уверенности ему придало то, что у него в руках находится вполне весомый предмет, а может быть, он почувствовал, что держит в руках не просто красивую вещь, он держит в руках оружие. Джереми повернул ее рукояткой к себе и взглянул в холодные зеленые глаза рептилии.

— Ну что, пойдем? — обратился он к кобре.

В ответ она сверкнула зелеными глазами, и ему на секунду почудилось, что змея на рукоятке трости шевелится.

* * *

Джереми нашел Арчи на втором этаже в его комнате. Он уже догадался, что никогда не услышит шуток своего друга, никогда не увидит, как тот строит глазки симпатичной старосте класса. Джереми уже знал, что старина Арчи мертв. Приоткрыв скрипучую дверь, он увидел друга на кровати. Тот лежал, завернувшись в плед, и напоминал куколку, которая вот-вот должна стать бабочкой. Конечно, Дрейтон младший не станет бабочкой. Он никогда уже не станет ни рок-звездой, ни журналистом, ни летчиком-испытателем. Пристрастия Арчи могли метаться от одного к другому. То хотелось стать астрономом, то фермером, то самым лучшим хирургом в мире. И он мог стать кем угодно, ведь был смышленым малым, но, кем станет на самом деле в итоге своей жизни, никогда не подозревал. Джереми сел на кровать и закрыл лицо руками. Трость с головой змеи покоилась на его коленях. По щеке бежала слеза. Он не плакал, нет. Просто слезы пытались смыть с глаз увиденное.

Тумбочка рядом с кроватью Арчи была завалена лекарствами: жаропонижающие, противовирусные, леденцы от кашля и многое другое, что Джереми не смог сходу определить.

— Парень, — он покачал головой, — неужели тебя доконали какие-то бациллы?

Он протер щеку рукавом и нашел в себе силы посмотреть на друга. Арчи был бледен, щеки ввалились, под глазами были фиолетовые круги, а рот искривлен в гримасе боли. Но самым страшным были открытые мутные с красными белками глаза. Только теперь Джереми заметил, что поза Арчи была неестественной. «Он умер в агонии», — эта мысль заставила Джереми отвернуться. Он молча сидел на кровати мертвого друга и чувствовал себя наполненным до отказа воздушным шаром, но не потому, что мог бы сейчас взлететь, а потому что был также пуст внутри и хрупок снаружи. Казалось, дотронься иголкой, и Джереми лопнет, оставив после себя пустую рваную оболочку. Из ступора его вывел какой-то шипящий звук. В первые секунды Джереми подумал, что шум доносится снаружи, проехала машина или велосипед, но тут же понял, что ошибается. Звук исходил от Арчи. Следующим потрясением стало то, что мертвец схватил его за руку.

18 (ДО) Роял-флеш

Эта вечеринка сводила ее с ума. Музыка грохотала. Пьяные одноклассники веселились или, как они сами говорили, уходили в отрыв. Самые «одаренные» ребята, наполнив водяные пистолеты, стали носиться по всему дому с дикими воплями, обливая всех подряд.

— Вам что, по пять лет? — возмущенно сказала Кристина, но они не услышали. Платье намокло, тушь размазалась. Она была так зла. Да еще этот Джереми только и талдычит о своей глупой подружке.

«Так чего же ты притащился сюда один? Почему пришел без нее, раз она тебе так дорога?» — крутилось у нее в голове.

— Анна то, Анна се… — скривилась Кристина и показала своему отражению язык. В туалет уже кто-то ломился, но дверь была заперта, и выходить Кристина пока не была намерена. Она расправила платье, попыталась вытереть его полотенцем, но поняла, что толку от этого все равно не будет. Платье оставалось мокрым и мятым.

— Что я здесь делаю? — спросила она у своего отражения.

В дверь постучали.

— Занято, — рявкнула Кристина, и добавила себе под нос, — дебилы… Как вас только земля носит?

Решив, что ситуацию уже ничто не изменит, она вышла из туалета и тут же наткнулась на Бита Гроуна. Бит был выше ее на голову и глупее настолько же.

— Смотри куда идешь, киса.

Она смерила его самым презрительным взглядом, на который только была способна.

Ему это понравилось. «Строптивая, — подумал он, — и с огоньком». Бит ухмыльнулся, раздумывая, стоит ли заняться ею или пойти пить дальше. Окинув взглядом комнату, Кристина вцепилась глазами в единственного человека, который ее интересовал.

«Значит, ты еще здесь…»

Не прошло и секунды, как в ее голове созрел план. Истукан Бит дал ей в руки роял-флэш сам того не подозревая. Когда он замешкался, не решаясь начать «наступление», она поняла, что разыграть карту нужно быстро, поэтому ухмыльнулась и сделала выбор за него. Ее правая рука была опущена и придерживала уголок платья. Пристально и с вызовом, посмотрев Биту в глаза, пальцами левой руки Кристина заскользила по правой, поднимаясь выше и выше к локтю. Бит удивился. Кристина улыбнулась ему, затягивая его в омут своих глаз. И только когда рука ее поднялась выше локтя, он заметил, что пальчики, перебегающие по коже ее руки, успокоились. Достигнув плеча, они все скрылись в кулаке, обнажив только один средний палец. Расчет удался, вызов был принят. Бит ринулся на нее, чтобы вытрясти из нее всю ее бабскую дурь.

Для него это закончилось выбитым зубом и распухшей щекой, а для нее исполнением заветной мечты. Герой-видеоблогер спас принцессу от дракона.

19 (ДО) Выбор

Когда утром Милада спускалась по лестнице, тетя Сессиль разговаривала по телефону. Милада уже знала, что сегодня Арчи ее не заберет. Тетя Сессиль смеялась в трубку, перебирая пальцами колье на шее. Да и как было не смеяться, если Арчи такой весельчак!

Умненький и приветливый Арчи хохмил даже при температуре в тридцать семь и восемь. Он сказал тете Сессиль, что простыл и попросил присмотреть за малышкой, пока ему не станет легче. Он весело отпраздновал день рожденья, но, видимо, переборщил с водяными пистолетами и теперь боялся заразить сестру. Если бы они оба слегли, он бы чувствовал себя отвратительным старшим братом.

— Передайте ей, что я люблю ее, — сказал Арчи прежде, чем повесил трубку.

Милада знала и видела многое. Не знала она только одного, увидит ли она когда-нибудь брата вновь.

* * *

Тетя Сессиль никогда не была уравновешенной женщиной. В критической ситуации она тут же поддавалась панике. Нельзя передать словами, какой панике она поддалась, когда после утренней чашки кофе по-ирландски вдруг услышала выстрелы. Подходя к окну, она уверяла себя, что рядом просто снимают кино. Место было живописное. При встрече с новыми людьми, она всегда с гордостью упоминала о том, где живет. Пару раз недалеко от ее дома снимали рекламу. Да и как было не снять, если совсем рядом отстроили шикарный парк с аттракционами, а домики и магазинчики были такими ухоженными и аккуратненькими, что, казалось, были родом из сказки? Но в этот раз никто не кричал «мотор» или «снято». В этот раз от криков холодела кровь.

Отодвинув шторку, Сессиль увидела, как какой-то молодой парень в военной форме начал палить по прохожим. От страха ее зрачки расширились и стали похожи на два черных блюдца.

— Господи, — прошептала она и закрыла нижнюю половину лица руками. Парень что-то кричал, размахивая из стороны в сторону автоматом. Он беспорядочно палил то в небо, то в голубей, то в лежавшие на земле тела. В его криках она смогла разобрать только одну фразу: «Всем вам все равно конец!» После она услышала его хохот, а затем еще несколько выстрелов. Последним выстрелом он снес себе голову.

Она простояла у окна, пребывая в ужасе еще какое-то время — то ли минуту, то ли целую жизнь. Из ступора ее вывел пролетевший над домом вертолет. Из динамиков доносилось:

— Внимание! Внимание! Всем оставаться на местах. Власти держат ситуацию под контролем. Всем оставаться на местах.

Она бросилась к сыну, который стоял за ее спиной и уже в пятый раз спрашивал: «Мам, что случилось? Мам, что с тобой?»

— Мы уезжаем! — гаркнула женщина, взяв на руки мальчика.

Тетя Сессиль не была образцовой матерью и домохозяйкой, не была образцовой соседкой или женой, а когда ходила на выборы, голосовала «против всех», если этот вариант был доступен. Она никогда никому не доверяла, а тем более властям. Этот раз тоже не стал исключением. Сессиль понимала, даже в новом мире без войн и террора, каждый все равно был сам за себя.

— Милада! Милада, спускайся! Скорее! — позвала она.

Девочка слышала беспокойные шаги тети, слышала, как та зовет ее, но не могла заставить себя выйти. Просто сидела, закрывшись в шкафу, и плакала.

— Не надо уезжать, не надо… — шептала Милада плюшевому зайчишке Большому По. — Арчи придет, он придет за мной… а если меня здесь не будет, то он… он не отыщет меня… — всхлипывая причитала она.

— Милада! А ну спускайся, кому говорю! — Сессиль уже вертела в руках ключи от машины.

Но малышка чувствовала, если спустится сейчас — совершит большую ошибку.

— Милада, быстрее! — тетя преодолела несколько ступенек лестницы ведущей на второй этаж с сыном на руках. — Где ты спряталась? Дорогая, нам нужно ехать!

Но Милада знала, что никуда не поедет, по крайней мере, вместе с тетей.

Раздавшиеся где-то неподалеку выстрелы заставили неидеальную мать еще крепче прижать к себе сына и принять сложное решение. Искать по всему дому чужого ребенка со странностями было бы благородным решением, но тетя Сессиль была прагматичной и чуть подвыпившей женщиной. Очередной выкрик из вертолета: «Оставайтесь на своих местах! Все под контролем!» бросил на чашу весов недостающую гирьку. Такая недоверчивая, она услышала, что ей велят делать и, бросившись к машине, сделала ровно наоборот.

20 (ДО) Первая любовь

Лилия была милой, очень милой, словно куколка созданная рукой мастера. Белые кудри, голубые глаза. Она была умненькой, неплохо училась, но самое главное была очень прилежной. Но у Лилии была одна слабость, она питала нежные чувства ко всякого рода трагедиям. Она обожала мелодрамы. Мыльные оперы занимали первое место в ее жизни с двух до пяти пополудни. Она ходила в среднюю школу и была в курсе всех сплетен: кто в кого влюблен, кто кого обманул и подставил. О, это был ее мир. Она плескалась в сплетнях и лавировала между ними, она распускала свежие и опровергала старые. Ей нравилась ее жизнь. Иногда она даже сама себе завидовала. Томми ворвался в ее жизнь, как свежий весенний ветер. У него были большие грустные глаза, а за его плечами вечно шушукались. Этого было вполне достаточно, чтобы внимание маленькой принцессы цепким коршуном впилось в его персону. Королева сплетен быстро сплела нужную паутинку из новостей так, что Томми почувствовал себя героем школы. Девушки и без того были к нему благосклонны, но Лилия была прекрасной принцессой, подарившей ему его первый поцелуй.

Скромный, довольно тихий и загадочный, он был полон тайн. А что еще нужно королеве сплетен, как не новые тайны? Он стал омутом, в который она с головой бросилась бы, позволь он ей это. Со школы они стали ходить вместе, и Лилия постепенно стала открывать для себя мир под названием Томми. Она узнала, что у него был друг, но потом этот друг куда-то пропал. Затем она узнала, что мать мальчика весьма своеобразная женщина, о которой мальчик почему-то говорить не любит. Но королева сплетен не расстраивалась, ведь мать Томми не особенно ее занимала. Предметом ее маниакального любопытства стал друг Томми, о котором она частенько расспрашивала. Но и о нем Томми стал говорить все меньше и меньше, объясняя это тем, что теперь у него новый лучший друг — Лилия. Как-то раз он даже посвятил ее в тайну. Она, в свою очередь, хотела посвятить в эту тайну всех, кого знала, но понимала, что если расскажет сейчас одну, то никогда не узнает других его тайн, поэтому путем невероятных усилий сдержалась. Тайна была стоящей. Оказалось, что Томми был болезненным ребенком и постоянно принимал таблетки, а мать тряслась над ним, словно он фарфоровый. Иногда он выбрасывал лекарство в окно или закапывал в цветочном горшке, вследствие чего через какое-то время цветы начинали увядать. Мать Томми, сокрушаясь, выкидывала очередной горшок и винила микроволновки, wi-fi и весь белый свет за испорченную экологию и умирающую растительность. Лилия Баффет слушала это, раскрыв рот. Каждое его слово сладкой волной проскальзывало ей в ухо.

«Томми болен».

Эта мысль почему-то очень понравилась Лилии. Она смаковала ее. Возможно, Томми даже болен неизлечимо. Сколько интриги и тайны в этих словах.

«Неизлечимо болен…» — одними губами проговаривала она, а глаза ее горели. Нет, Лилия не желала Томми зла, просто его жизнь теперь казалась ей чем-то еще более значимым и таинственным.

Но со временем интерес Лилии стал таять. Она пришла к выводу, что мать мальчика просто истеричная женщина, полная неврозов, а лучший друг вообще, возможно, выдумка, как и интригующая таинственная болезнь. Никаких осложнений в здоровье Томми Лилия не замечала. Вероятно, его мать просто перестраховщица и кормит сына какими-нибудь общеукрепляющими витаминами. Лишь одно все еще поддерживало в ней интерес к нему — его способность драматизировать. Если она задерживалась в классе, Томми ждал ее на крыльце школы, но потом всегда закатывал скандал, мотивируя это тем, что ревнует. Он придумывал невероятные истории о том, почему она не пришла вовремя. Один раз он даже приревновал ее к учителю, старому мистеру Дирпи, который даже кончик своего носа не мог бы разглядеть без своих потертых очков в темно-коричневой оправе. Все это очень забавляло Лилию.

Как-то раз после школы они сидели на скамейке возле пруда, и Томми спросил ее:

— Лилия, как ты думаешь, я хороший?

— Нет, ты плохой мальчишка, — пошутила она и показала ему язык, но он не подхватил этот игривый тон и остался серьезен.

— Лилия, я серьезно. Как ты думаешь, я хороший?

— Самый лучший!

— Правда?

— Конечно!

— Значит, ты придешь ко мне на день рождения в следующем месяце? — он посмотрел не нее большими полными надежды глазами.

— Конечно! Как иначе? — сказала она и лучезарно улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.

Но она не пришла. Они с родителями уехали на целую неделю на острова, и Лилия вернулась счастливой и загорелой.

Томми поджидал ее. Но на этот раз не возле школы после уроков. Он поймал ее в женском туалете. Лилия очень любила скандалы, но в основном лишь те, в которых в главной роли выступал кто-нибудь кроме нее. Когда она мыла руки, Томми выскользнул из-за угла и, зажав ей рот руками, втянул в кабинку. Это обескуражило ее, но какая-то часть пришла в восторг. Это было так волнующе, так необычно. Она с мальчиком в кабинке женского туалета! Она смотрела на него как зачарованная, пока он не ударил ее по лицу. Такого поворота событий Лилия Баффет не ожидала. Она прижала ладонь к щеке, глаза ее наполнились слезами, но королева сплетен не смогла вымолвить и слова, только смотрела на него, как завороженная. Первым заговорил Томми.

— Как ты думаешь, Лилия, я хороший? — со злобой произнес он.

— Да… — еле слышно прошептала она.

— Как ты думаешь, Лилия, обещания можно нарушать?

— Я… что ты…

Он ударил ладонью по стене кабинки.

— Отвечай на вопрос! — закричал он, лицо его покраснело.

Раздался звонок.

— Томми, звонок… мне надо…

Он схватил ее за плечи, пальцы впились так, что должны были оставить после себя синяки.

— Почему ты обманула меня? — почти плача прокричал он. — Я ждал тебя! Почему ты обманула меня?

— Томми, мне больно. Звонок…

В туалете воняло мочой. Стены кабинки были исписаны пошлыми стишками, номерами телефонов и оскорблениями, такими как «Мони Ли Пайп грязная…» Последнее слово было выцарапано, казалось, его хотели выдрать из двери, но всем все равно было понятно, кто такая Мони Ли Пайп. Конечно, кабинка школьного туалета это совсем не место для выяснения отношений, но только не для Лилии Баффет, любительницы мелодрам.

— Почему ты не пришла? — опять закричал Томми. — Я ждал тебя! Ты обещала! — у него из глаз потекли слезы.

Этого она тоже не ожидала. Эта «туалетная романтика» вышибла все стереотипы, сложившиеся у нее в голове. Она испытывала какое-то парадоксальное чувство жалости к нему, даже злость за пощечину куда-то исчезла. Он плакал. Здравая часть ее сознания понимала абсурдность ситуации, но та, другая часть ее, млела от удовольствия. Это даже подхлестывало самомнение. Томми, милый загадочный мальчик, который хоть и охотно общался с девочками, но всегда держал их на расстоянии, стоит сейчас перед ней и плачет. Плачет из-за нее. Она чувствовала себя роковой женщиной, пусть даже грудь у нее только-только начинала расти.

Он выпустил ее плечи и полными слез глазами посмотрел на нее.

— Прости, — сказал он и опять заплакал.

Это «прости» вызвало такой прилив нежности, что ей самой даже стало слегка противно. Она обняла его.

— Я не злюсь, — тихо прошептала она.

Он обнял ее и крепко сжал.

— Мы всегда будем вместе? — спросил Томми, вглядываясь в бездонный омут ее глаз.

— Конечно, — опрометчиво сказала она, — я всегда буду с тобой, Томми.

Через два дня она узнала, что отца переводят. Через неделю она покинула этот город навсегда, а вместе с городом покинула и Томми. Так и закончилась их первая совершенно нездоровая подростковая почти любовь.

21 (ПОСЛЕ) Возвращение

Смеркалось. Зря Лиа так долго не покидала амбар. Теперь ей пришлось влезать в дом через другое окно, то, из которого она выскочила, было слишком высоко над землей. Двери они с Нортом забаррикадировали сразу, как поняли что к чему. Тогда ночью она выскочила из дома за пару секунд, адреналин сделал свое дело. Влезать назад было сложнее. Не удивительно, ведь уходить всегда проще, чем возвращаться.

В ее голове уже был составлен список всего необходимого. Она набьет рюкзак Норта до отказа и отправится в путь. Лиа не представляла, каким будет этот путь, не знала куда идти, но рассчитывала, что ноги выведут туда, куда нужно. Она не была везучей, но всегда, когда ей действительно требовалось чуть-чуть удачи или щепотка счастливого случая, жизнь ей это подкидывала.

— Ты справишься, Лиа, справишься, — шептала она себе.

В доме было тихо, если не брать в расчет тиканье старинных механических часов. От страха сердце ее бешено колотилось, а в висках пульсировала кровь. Эта пульсация оглушала ее, ей постоянно мерещились какие-то шорохи. Она собиралась с силами. Там, дальше, в просторной темной гостиной в петле висит тело человека, которого она любила. Самым жутким было то, что сейчас ей казалось, будто их любовь была миражом, сном или просто отчетливой галлюцинацией. Дом, наполненный только звуком тикающих часов, казался ей кукольным. Норт должен был стоять сейчас с ней рядом, но он сделал свой выбор не в ее пользу. Лиа крепко сжала в руке топор, прежде чем поставить его рукояткой к стене. Сделав несколько шагов вперед, одну руку она положила на холодную металлическую ручку, а второй прикрыла и без того зажмуренные глаза. Нервно сглотнув, навалилась на ручку всем телом и распахнула дверь.

Лестница, ведущая на второй этаж, в темноте казалась бы горным склоном, если бы не белоснежные классические перила с геометрическим узором. В метре от лестницы на этих красивых элегантных перилах, отгораживающих внутренний балкон второго этажа, тугим узлом была завязана веревка. На полу валялась табуретка. Норт всегда был актером. Все, что он делал, было театральным. Даже уйти из жизни он решил среди декораций. Это его позерство всегда злило ее.

«Ты даже бросить меня нормально не смог! Почему нужно было именно так это сделать? Чтобы я нашла тебя посреди дома и сошла с ума?»

Эгоистичная злость на его поступок, на его трусливый побег, опять всколыхнулась в сердце Лиа. Он ушел, оставив ее одну, и забрал с собой укрывавший их дом. После того, что произошло, она уже не могла здесь оставаться.

Все еще зажмурившись, держал левую руку перед собой, Лиа стояла и боялась дышать. Но это не могло продолжаться бесконечно, поэтому, переборов себя, она медленно стала приоткрывать глаза. Рука перед лицом позволяла не видеть того, что было там впереди, хотя Лиа и так знала, и это знание нельзя было изменить. Ее дыхание участилось, а пульс еще больше ускорился. Она пыталась выровнять и то, и другое, но пока попытки были тщетны. Ночью в амбаре ей приснился на редкость реалистичный сон. В нем она увидела Норта, бледного, с неестественно поникшей головой. Он напоминал ей марионеточную куклу, оставленную кукловодом, когда представление уже закончилось. Лини смотрела на него, щурясь, как будто его вид мог опалить ей глаза. Во сне она сделала шаг вперед, и с губ сорвался стон, похожий на то, как скулит собака, оставленная дома одна. Еще несколько шагов. «Господи, Норт, зачем ты это сделал?» — но к кому было это обращено, у кого она искала ответа?

Подойдя почти вплотную, она украдкой посмотрела на него. Из-за своей реалистичности, сон казался ей явью. Злость, которую она испытала, вдруг уступила место жалости при виде висящего в петле тела. Хотя и сама жалость не была однородным чувством. Норт выглядел пустотелым, как манекен, как кукла, брошенная владельцем за ненадобностью. Он струсил. Просто струсил перед лицом страшной реальности, а Лиа нет, поэтому жалость ее была смешана с порцией разочарования и каплей презрения.

Лиа медленно обходила тело Норта, не касаясь его, как будто боялась заразиться смертью. Ее частое горячее дыхание казалось очень шумным, от чего ей становилось страшно, будто он мог очнуться от этого шума. И тут она услышала шорох, слабый, но вполне различимый в тишине пустого дома. Он шевельнулся. Лини в ужасе отпрянула. Норт тянул к ней свои руки и пытался что-то сказать, но из-за веревки, стягивавшей его шею, из горла вырывались только хрипы похожие на шипение. Но она и без того знала что он ей говорит. Он звал ее с собой. «Пойдем… Пойдем вместе…» Когда он схватил рукав ее кофты и попытался притянуть к себе, Лиа проснулась.

Теперь же, стараясь прогнать все страхи, Лиа резко опустила руку. Она увидела в темноте неподвижный силуэт и уже было вздохнула с облегчением, как поняла, что-то было не так. Чуть-чуть поморгала и не поверила увиденному. Потерев глаза, поморгала снова. Когда глаза увлажнились, Лиа уставилась в темноту.

Тела не было. Она почувствовала, как по коже бегут мурашки. Это было еще хуже, чем во сне. Если он обратился, то бродит где-то в доме и может напасть на нее в любой момент. Она сама загнала себя в ловушку. Не дав нарастающей панике захватить себя, не двигаясь с места, Лиа стала вслушиваться в тишину. Сердце слишком гулко билось в груди, в ушах пульсировало, но она не поддалась панике и не пошевелилась. Не хватало только кинуться куда-нибудь вперед и наткнуться на него. Едва придя в себя, медленно и тихо Лиа стала красться к кабинету, в котором лежал рюкзак, наспех собранный на черный день. Конечно, она предпочла бы обшарить дом и набить рюкзак полезными вещами, но теперь придется довольствоваться тем, что есть.

Обходя место, где раньше висело тело Норта, Лиа на цыпочках проскользнула к двери, судорожно вцепилась в ручку и юркнула в приоткрытую дверь. Комната была пуста, как и ожидалось.

«Зомби не умеют открывать двери, — подбодрила себя Лиа и тут же усомнилась. — Ведь так?»

«Из петель они тоже выбираться не должны, но он-то как-то выбрался», — поддержал диалог внутренний голос, и Лиа, хоть и предпочла его не услышать, дернула шпингалет в сторону петли и прижалась к двери спиной.

В этой комнате было значительно светлее, чем в гостиной, благодаря большому окну с тонкими шторками. Лунный свет и плотно закрытая дверь действовали успокаивающе, Лиа ощущала, как напряжение отваливается от нее кусками, словно присохшая грязь. Она глубоко вдохнула и выдохнула.

«Грустные вести: все мы вместе, но каждый из нас один…»[3] — строчки из песни легли ей на сердце, и Лини не без труда проглотила подступающий к горлу комок. Но плакать было нельзя. Стоит пустить одну слезинку, и не заметишь, как уже все тело сотрясают рыдания.

«Веди себя тише, если хочешь выжить, будь ниже травы и мельче мыши», — жуткая считалочка для игры в прятки как нельзя кстати подходила к тому, что должна была сейчас делать Лиа. Чтобы выжить, нужно быть внимательной и осторожной. Но была ли она такой? Мог ли Норт уже услышать ее, когда она проникла в дом?

«Вряд ли, — сказал внутренний голос, — раз до сих пор ты не слышишь его шагов. Но будь на чеку, если он поймет, что за дверью живой человек, то начнет ломиться сюда».

«Дом большой, а я маленькая, — подумала Лини и как полевка проскользнула к кожаному дивану, — посплю и утром уйду через окно. Мне уже не в первой».

Она посмотрела на стоящий у стены рюкзак с висящим на нем брелоком-зайчишкой, которого она подарила Норту, и сердце опять защемило. Не дав воли эмоциям, Лиа зажмурилась и укрылась пледом с головой.

«Если он будет ходить по дому, я не хочу этого слышать».

22 (ПОСЛЕ) Квест

Красная лампочка горела. Она смахивала на сигнал светофора, возможно, поэтому подсознание велело ему не двигаться с места, в то время как сознание вопило: «Выходи! Не стой как истукан!»

Все, что нужно было сделать, так это переместить одну ногу вперед, дальше бы тело пошло по инерции. Но первый шаг к неизвестности… Нет ничего сложнее, чем это. Так просто заставить себя шагнуть, пока находишься в зоне комфорта и так сложно пошевелиться, когда перед тобой дверь, в которую не хочется входить. Первые шаги к преодолению себя требуют больших усилий, чем последующие.

«Нужно просто толкнуть тележку вперед, чтобы она перевалила через холм, — всегда говорил доктор Браламонтс, — и тогда она будет катиться и катиться, рассекая воздух без возможности развернуться назад».

Кулькен стоял минут семь или восемь, прижимая к груди небольшую подушку с дивана, прежде чем что-то произошло. Тележка поднялась на холм. Нога двинулась вперед, и остановиться теперь было невозможно. Словно в тумане, Кулькен ощутил, как в руке провернулась холодная металлическая дверная ручка. Ему казалось, что тело просто устало от нерешительности и взяло бразды правления. Миновав дверной проем, он оказался в небольшом коридорчике, ведущем к лифтам и пожарной лестнице. Не пройдя еще и половины расстояния, Кулькен понял, что рука уже тянется к дверной ручке, которая с этой стороны открывалась беспрепятственно. Ехать на лифте было неблагоразумно, генератор хоть и включен, но в таких обстоятельствах лучше не рисковать. Открыв дверь, Кулькен помедлил. Если генератор заглючит, дверь к пожарной лестнице может остаться заблокированной, и он уже не сможет попасть в свою крепость. С грустью посмотрев на подушку, Кулькен вздохнул.

— Тебе, придется остаться и подстраховать меня. Понимаешь?

«Конечно же нет, тупой ты осел, — ответило ему Я, — это всего лишь синтепоновая подушка!»

Подложив ее в проем двери, Кулькен отправился в свое путешествие по ступенькам, навстречу к тому, что он больше всего на свете ненавидел: к веселью, поздравлениям и похлопываниям по плечу от людей, которых боялся.

Одолев один пролет, Кулькен решил, что его, скорее всего, ждут именно на этом этаже. В прошлом году сотрудники компании устроили ему вечеринку-сюрприз, от которой у него потом еще четыре дня дергался глаз. И за год до этого на этом же этаже организовали совещание, а потом, откуда ни возьмись, повыскакивали клоуны.

«Клоуны! — в сердцах возмущался Кулькен. — Более страшных и отталкивающих персонажей сложно придумать!»

Конечно, на традицию это не тянуло, но он был уверен, что ждут его именно здесь. Коснувшись очередной дверной ручки, Кулькен замер. Сотрудники уже, конечно же, в курсе, что он вышел из убежища, но нужно дать им возможность собраться всем вместе. Он взглянул в камеру, висевшую высоко в углу, а затем быстро отвел глаза. Ему было не по себе думать, что они его видят, а он их нет. Постояв так еще минуту-другую, наконец распахнул дверь. То, что представилось взору, ошеломило его.

Об увлечениях Кулькена знали все, ему дарили самурайские мечи, подобия лазерных мечей, комиксы редких изданий, костюмы супергероев и много другое. Тут уж он пожаловаться не мог, но эти их шумные вечеринки-сюрпризы просто сводили с ума. Теперь все было иначе. Он решил, что в этот раз если и сойдет с ума, то от радости! Все еще не в состоянии переступить порог, Кулькен разглядывал стены, как ребенок, пусть даже на них и были закреплены глупые воздушные шарики, а в конце коридора на противоположной от него стене и висел плакат: «Дорогой босс! Не прячьтесь, идите к веселью по указателям!». Его, скорее всего, придумал ненавистный Кларест, любитель плакатов и баннеров. Но впечатление плакат не портил, даже наоборот, добавлял изюминки.

Кулькен ликовал. Они проявили фантазию, да еще как! То, что он видел перед собой сейчас, было куда лучше любого обычного квеста с записками и тайниками.

На полу перед ним в маленькой кровавой лужице лежало оторванное человеческое ухо. Правая стена была вся заляпана отпечатками чьей-то ладони. И уж ладонь эта точно была не в чернилах от принтера. Половина коридора была отмечена кровавыми ладошками, словно кто-то шел, опираясь на стену, а потом решил присесть. Там, где он сидел, осталась еще одна кровавая лужица, только куда большая по размеру, чем лужица с ухом. Но то, что было дальше, привело Кулькена в полнейший восторг. Красные полосы на полу выглядели так естественно и натурально, словно присевшего отдохнуть кто-то куда-то тащил. Или, может быть, он полз сам, не в силах больше идти вперед.

«Мне туда», — весело подумал Кулькен.

— Вот они, подсказочки! Яснее ясного, — несмотря на то, что его бормотание было едва слышным, Кулькен был готов кричать во все горло.

«Хоть раз, хоть один единственный раз они угадали! У меня будет не глупая детская вечеринка с клоунами, жонглерами или цирковыми собаками, а настоящая! Настоящая потрясающая зомби-вечеринка!»

Впервые в жизни он пожалел, что на голове у него нет колпака, а во рту нет звонкой дуделки. Переступив через резиновое ухо в лужице искусственной крови, Кулькен небольшими, но быстрыми шагами направился к концу коридора, чтобы в предвкушении веселья повернуть за кровавым следом. Сердце его выдавало барабанную дробь, а в висках начинало звенеть от усиливающихся пульсаций. Кулькен следовал дальше, с упоением разглядывая отпечатки кровавых ладошек и кровавые следы на полу, и, лишь шаг не дойдя до поворота, замер. Он услышал знакомое ему по множеству фильмов «шипение». Конечно, на шипение это было слабо похоже, но и словами это нельзя было назвать. Именно так и разговаривают между собой мертвецы, когда не знают, чем утолить свой голод.

— Все-таки они меня любят, — не без удовольствия прошептал Кулькен и шагнул за угол.

23 (ПОСЛЕ) Теория «хорошести»

Они сидели у костра где-то в поле, засеянном пшеницей или чем-то еще. Кристина в этом не разбиралась, поэтому окрестила местность «хлебной лужайкой».

Им повезло, здесь было несколько построек, одна из которых напоминала зернохранилище, другая была заперта, и открыть ее без лишнего шума не представлялось возможным. Зато с третьей Алекс легко сбил замок и, оглядев помещение, сказал, что заночевать здесь будет в самый раз. Возле нее они и осели. Губернатор дремал, Кристина грела ладошки у костра, а Алекс сидел по-турецки и ждал, пока в походной кастрюльке закипит вода.

— У меня есть теория, — нарушил он вечернюю тишину.

— Еще одна. Не та, что про смерть?

— Нет. Да и то, что я говорил тебе о смерти, не было теорией. То было моей жизненной позицией относительно смерти, не путай. Теория смерти у меня другая.

В глазах Кристины читалось «ну, началось», но она не стала лишать Алекса радости разглагольствования, поэтому мягко улыбнулась и сделала заинтересованный вид.

— Моя бабушка говорила: «Хочешь узнать как человек жил, посмотри на то, как он умер».

— И это работает?

— Не знаю, — Алекс пожал плечами, — но она в это верила.

— И как она умерла? — не ожидая от себя такой бестактности, выпалила Кристина.

— Внезапно, — хмыкнул он.

— А жила как? Так же внезапно?

— Да, — копаясь в воспоминаниях, протяжно подтвердил Алекс, — так и жила, преподнося сюрприз за сюрпризом. Помню даже, как-то разругавшись с дедом, уехала на неделю к сестре никому ничего не сказав, — грустная улыбка отпечаталась на губах, — а когда вернулась, заявила, что отныне будет водить внука, то есть меня, по музеям каждый третий выходной месяца, потому что мы слишком «одеревенщились», а ей не хватает разговоров о высоком.

Кристина прыснула, подавив хохот.

— Бабуля была огонек? Да?

Фриер кивнул.

— Получается, — продолжила Кристина, подставляя ладошки огню, — ее теория работает, хотя бы на ней самой.

— Выходит, что так.

— Поэтому мысли о самоубийстве так пугают?

— Эй, что значит, пугают? Опять все к трусости свела? — ее слова, будто оскорбили его. — Ты что, вообще меня не слушала? — он помотал головой. — Верблюда польку плясать научить проще.

— Нет, нет, я поняла. Я просто… Я не то хотела сказать.

— Ой, да рассказывай. Ничего ты не поняла! У тебя там точно аквариум без рыбки, — Алекс постучал пальцем по голове.

Она бросила на него возмущенный взгляд и скривила губы.

— Боюсь, — игнорируя возмущение Кристины, усмехнулся Алекс и опять помотал головой. — Алекс Фриер ничего не боится!

— Ага, кроме как говорить о себе в первом лице.

— Ох, и язва же ты.

Он достал пакетики с растворимым супом и стал открывать их один за другим, высыпая в котелок с кипящей водой.

— А вообще, я хотел рассказать про другую теорию, — он заговорщически посмотрел на Кристину, прищурив один глаз, — слушаешь меня?

— Будто у меня есть выбор…

— Вот и хорошо, тогда слушай! У меня есть своя теория «хорошести»…

Так как продолжения не последовало, Кристина посмотрела на него взглядом, каким обычно одаривают людей, глядя поверх очков, пусть даже очков на ней не было.

Алекс, проигнорировав это, стал помешивать содержимое котелка длинной деревянной ложкой.

— Моя теория сводится к тому, что нет абсолютно плохих людей, — он посмотрел на нее так, словно изрек самую очевидную, но гениальную истину.

— И все? Это вся теория? Слабовато как-то, стареете, видать.

— Ну, ты не забывайся, девочка, я, между прочим, не так стар, как ты думаешь.

— И сколько вам?

— Так я тебе и сказал. Когда ты узнаешь, насколько я молод, перестанешь меня слушаться.

— Как будто я когда-то вас слушалась, — она демонстративно закатила глаза.

— Тоже верно, но я все равно не скажу.

Она так и видела, как после этой фразы он показывает ей язык, но этого, конечно, не произошло. Весь игривый и даже веселый тон беседы наталкивал ее на такие мысли. В последние несколько дней она кое-что поняла о нем. Большая часть его злости и грубости — показная, хоть расслабляться с ним и нельзя. Она помнила, как он вышиб зуб Артуру Гуру, преподавателю географии. Скандал, конечно, замяли, но ей казалось, только лишь потому, что Гур жутко боялся Алекса и не хотел становиться причиной его увольнения. Город-то маленький, а жить — хочется. Алекс стал видеться ей большим медведем, у которого в лапе заноза, и поэтому он бродит и крушит все, пугая остальных жителей леса. У нее был дядюшка, чем-то похожий на Алекса. Его почти никогда не приглашали на семейные торжества.

Они еще помолчали, наслаждаясь треском костра.

— Так вот, моя теория, — заговорил Алекс. — Ты знаешь какого-нибудь мерзкого всеми нелюбимого типа?

— О да, знаю я одного такого, — она многозначительно на него посмотрела и засмеялась.

— Ха-ха, очень смешно! Что-то ты в последнее время совсем потеряла страх! Надо будет бросить тебя на обочине в следующий раз.

— Простите, я больше не буду, — нарочито театрально сказала она и не смогла сдержать очередной смешок.

— На чем я остановился? Ах, да… Вот этот тип всех раздражает, но потом появляется следующий тип, который совсем не лучше предыдущего. И никто не знает, что с ним делать. И тот первый уже не кажется таким уж плохим. Так вот, моя теория заключается в том, что следующий тип, возможно, тоже не такой плохой, просто предыдущего по прошествии времени ты узнаешь лучше. Видишь и положительные и отрицательные его стороны, а про новенького почти ничего не знаешь. Замечаешь лишь что-то плохое, бросающееся в глаза. А он, как и тот, к кому ты уже привык, может оказаться славным парнем. Поэтому, вывод, — он поднял палец вверх, — не надо судить людей по первому впечатлению, особенно, если оно отрицательное! — он расплылся в улыбке и ждал ее реакции.

— Ну, — протянула она, — нобелевку вам за это точно не дадут.

— Это все, что ты можешь сказать?

— Вам сказать, что я действительно думаю или так, чтоб вас не обидеть?

— О, а тебя что, заботят мои чувства? Я польщен.

— Я думаю, вы придумали это, чтобы оправдать себя. Появись в нашей школе второй Алекс Фриер, мы, конечно, стали бы лучше относиться к вам, и жаловались бы в основном на нового Алекса, ведь «чужая змея кусает больнее»[4]. Вот только никто страшнее вас к нам в школу так и не пришел!

— Нет, ну ты точно хочешь, что бы я при первой возможности выбросил тебя из машины! — она чувствовала иронию в его словах, но понимала, что лед этот тонкий. Гнев, который завладевал им, приходил внезапно и никто никогда не знал, где эта последняя капля. Но Кристина ничего не могла с собой поделать. Держать язык за зубами было очень тяжело по двум простым причинам: первая — у нее плохой характер, вторая — она женщина.

Повисло неловкое молчание, которое очень хотелось разбавить хоть чем-нибудь. Но ничего не шло на ум ни ей, ни ему. Когда наступает конец света, тишина становится и другом и врагом. В данном случае она тяготила. Тишина почти всегда погружает человека внутрь себя. Хорошему человеку нечего бояться тишины, ничего страшного там внутри он не увидит. Но они оба к таким людям не относились. В голову Алекса, как тараканы, частенько проползали нежелательные мысли, возможно, поэтому он вываливал на нее свои теории и загружал странными вопросами.

Лишь бы не молчать. Лишь бы не смотреть в лицо своей внутренней темноте.

Она чувствовала то же самое, поэтому постаралась скорее нарушить тишину, вцепившись, как в спасательный круг, в первую же пришедшую в голову мысль.

— Алекс, знаете… На самом деле, в этой теории что-то есть.

— Знаешь, когда человек говорит «на самом деле», «если честно» или «по правде говоря», скорее всего он врет.

— Может это и так, но не в этом случае. Мне она действительно нравится. Ведь если верить ей, то и я не так плоха, как кажусь. Я тоже произвожу не лучшее впечатление, но по Вашей теории выходит, что положительные мои качества просто спрятаны где-то внутри… — Кристина грустно улыбнулась и посмотрела на него. Он ничего ей не сказал, но она понимала, рыбак рыбака видит издалека.

— Знаешь, у меня есть еще одна теория. Но ты пока к ней не готова.

— О чем же?

— О любви.

— Пф, как будто я ничего не знаю о любви.

— Конечно, не знаешь! Откуда тебе знать-то? Ты думаешь только про «сюси-пуси», цветочки-конфетки, но нет, это совсем не то. Любовь это когда ты изо дня в день отдаешь лучшее человеку, который этого даже не замечает!

— Это вы о своей жене?

— Бывшей жене…

— Она ничего не замечала?

Он помолчал, но все-таки ответил, тихо и почти виновато.

— Я не замечал.

Опять повисло молчание. Кристина поняла, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы расспрашивать его о жене, хоть и очень хотелось. Она сама понимала, когда-нибудь, Алекс, скорее всего, расскажет все сам. Но не сейчас. Он не был еще готов поделиться, а она еще не была готова услышать.

— Куда мы едем, Алекс? — вдруг спросила Кристина.

Он не стал отвечать сразу. В его взгляде она прочитала все сомнения и тревоги, что всплыли на поверхность, под давлением ее вопроса.

— Да никуда. Мы выжидаем и выживаем.

— И чего мы ждем?

— Пока кто-нибудь не разгребет этот чертов бедлам.

Она приподняла бровь.

— А думаете, кто-нибудь разгребет?

— Кто знает. Может быть, ведутся какие-то работы. Большие умные дяди ищут вакцину или строят убежища. А мы пока ездим, смотрим, слушаем, держим руку на пульсе, а нос по ветру.

— Дадите мне глотнуть? — спросила она, указывая на фляжку.

— Ага, сейчас же! Я малолеток не спаиваю, — голос его сразу стал громче и грубее.

— Я не малолетка! Да и кто сейчас соблюдает законы? Разве кто-то следит за их исполнением?

— Это не повод их нарушать.

— Пьяным ездить тоже нельзя. И людей бить нельзя. А вы делали и то и другое, когда вам хотелось. Да и вы что, правда думаете, что я никогда не пробовала алкоголь?

— Я бывший школьный учитель. Я хорошо знаю на что вы, детишки, способны.

— Пф, я не ребенок.

Алекс расхохотался.

— Ага, а я никогда никому не хамил, и вообще, наследный принц двухсот республик.

— Ой, да бросьте, дайте глотнуть. В новом мире больше нет законов. Посмотрите кругом, — она развела руки в стороны. — Все изменилось.

— Люди не изменились. Как были дерьмом, так и остались.

— Ну, тем более, дайте одному такому глоток вашей смертоносной жижи. Может, я помру и перестану вам докучать.

Он посмотрел на нее изучающе. Кристина поняла, что нужно еще чуть-чуть надавить и все получится.

— Тем более я замерзла. Если я заболею, вам придется со мной нянчиться, вам оно надо?

— Один глоток, — серьезно сказал он. — И то, только потому, что я самый добрый и великодушный человек на планете.

Фляжка скользнула ей в руку и поднялась вверх.

— За самого доброго и великодушного, — ей обожгло горло, и она почувствовала, как по пищеводу спускается огненная змейка. Кристина зашлась в кашле, перед глазами поплыло, но в теле образовались приятная легкость и теплота.

«Жуткое пойло, но согревает получше теплого пледа, — подумала Кристина и глотнула еще, — а может, и получше объятий».

— Какая же несусветная дрянь! Что это? — скривилась она и протягивая фляжку назад.

— Мой любимый волшебный напиток, но тебе о нем лучше не знать, — он выхватил у нее из рук фляжку и спрятал во внутренний карман куртки.

— Алекс, а что бы ты выбрал: глоток этой жижи или обнимашки от фотомодели?

Он улыбнулся.

— Сама-то как думаешь?

Кристина хохотнула, а вслед за этим в голову ей пришла мысль, которую озвучивать она ни за что бы не стала.

«Ты пьешь не потому, что тебя не любят. Тебя не любят, потому что ты пьешь».

Но она не учла того, что иногда это замкнутый круг, который очень сложно прорвать.

24 (ДО) Ночные кошмары

Милада проснулась в холодном поту. Ночнушка неприятно прилипла к телу. Она села и откинула одеяло, но уже через пару секунд натянула его назад. Руки и ноги мгновенно замерзли из-за разницы температур. У нее не было жара, но ей было горячо. Внутри как будто что-то горело, температура тела поднялась выше нормы. Это не был вирус гриппа, это не было болезнью в общем смысле слова.

Это были ночные кошмары, которые истязают до тех пор, пока не откроешь глаза, но даже тогда они не спешат сдаваться. Они стараются затянуть назад и протягивают уродливые щупальца видений, не желая отпускать на свободу свою жертву. Иногда то, что происходит в состоянии полудремы, может напугать еще сильнее, чем страшный красочный сон. Плохие сны приходят, когда их не ждут, и не торопятся уходить, когда их прогоняют. Они просто появляются и берут свое, выжимают из человека кисло-соленый страх, который выступает на коже спящего. Слизывают его, как взбитые сливки с коктейля, а когда человек просыпается, окончательно сбрасывая с себя сон, как прилипшую грязь, у него остается только ощущение ужаса и собственной наготы.

Миладе такое пробуждение среди ночи было не в новинку, но сегодня ей было особенно страшно. Даже смахнув с себя остатки сна, она чувствовала, что ночной кошмар не закончился. Она вцепилась пальчиками в одеяло и натянула его на нос. В комнате кто-то был.

Луна была яркой, почти полной и заглядывала прямо в окно, неплохо освещая комнату.

— Луна, милая, помоги мне! — прошептала Милада, умоляюще вглядываясь в бело-желтый блинчик. Окно было справа, шторы раздвинуты, а тюль мать Милады сняла, чтобы постирать. Пока девочка пыталась уговорить луну помочь, со стола что-то свалилось. Она вздрогнула и с ужасом уставилась на упавший предмет. К ним в дом иногда забредала соседская кошка, можно было бы свалить все на нее, если бы было темнее, но стол стоял напротив окна, и никакой кошки Милада не видела. Девочка помнила, как оставляла на столе альбом с рисунками, и догадалась, что свалился именно он. Одного она не могла понять: как альбом мог упасть со стола и приземлится от него на расстоянии метра? Сердечко ее застучало быстрее и, казалось, было готово проломить ребра. Милада прикусила край одеяла и засопела. Она стала всматриваться в темные уголки комнаты, до которых луна не могла дотянуться. Ни шороха, ни блика, никаких признаков живых существ девочка не обнаружила, но продолжала осматривать свою комнатку с усердием добросовестного ночного сторожа, услышавшего подозрительный звук.

Мокрая спина с прилипшей ночнушкой покрылась мурашками от струящегося из приоткрытой форточки сквозняка. Милада поежилась. Она не хотела простудиться и пить потом чай с ненавистным медом, или, что еще хуже, пить эти шипящие в стакане лекарства с едким ароматизированным вкусом. Она медленно стала опускаться на кровать, прижимаясь спиной к подушке. Так медленно, чтобы не пропустить абсолютно ничего. Если свалится тетрадка или приоткроется дверца, она это увидит, а если увидит, то встретится лицом к лицу со своим страхом. Милада никогда не понимала детей, которые прячутся с головой под одеяло, когда из-под кровати слышится шорох. Она лучше соскочит с нее и побежит в коридор, но ни за что не останется прятаться, пока в ее комнате хозяйничает подкроватный монстр. Одеяло это не укрытие, одеяло это в лучшем случае щит.

Милада никогда не встречала своего монстра, хотя другие дети часто про своих рассказывали. У кого-то это был монстр из шкафа, у кого-то из-под кровати, а у кого-то просто монстр из темноты. У нее в комнате не было ни одного из них, если верить Страшиле. Но верила ли она ему? Самого же Страшилу монстром в общем смысле этого слова назвать было нельзя. Он не прятался в темноте, чтобы схватить за пятку, он не поджидал ее, чтобы съесть или покалечить, он даже никогда не бросался в нее предметами, хотя и мог. Он всего лишь играл с ней, вот только эти игры далеко не всегда приходились девочке по душе.

Иногда Страшила подсказывал, что случится с кем-нибудь из друзей или родственников. Родители стали замечать странное поведение дочери, но никак не могли понять, в чем дело. Пару раз они приглашали женщину доктора, которая показывала Миладе картинки и задавала глупые вопросы. Но, видимо, результатов это не дало, потому что женщина больше не появлялась. Может быть, из-за нее родители накупили Миладе альбомов, карандашей, мелков и прочей ерунды для рисования, а может, начитались умных книжек, но факт оставался фактом — родители хотели, чтобы девочка рисовала. Рисовала все, что ее беспокоит.

Со временем Миладу уже не нужно было об этом просить. Она так увлеклась творчеством, что сама перестала замечать, как альбом уходит один за другим. В последнем, который теперь лежал на полу, Милада успела сделать всего четыре рисунка. Альбом свалился, раскрывшись на одном из них. Ей стало мучительно интересно узнать, зачем Страшила свалил его на пол. Хотя, возможно, это был не он. Девочка всегда боялась, что у нее заведется какой-нибудь страшный монстр, как у других детей. Он поселится в темном уголке комнаты, и ей придется спать со светом. Поэтому сейчас Милада надеялась, что это все-таки был ее воображаемый друг. Он был вредным, и она ему не всегда доверяла, но по большому счету, девочка его не боялась. Она верила — Страшила не может причинить ей вреда.

Теперь, лежа в постели, поджав обслюнявленный край одеяла к подбородку, Милада боролась с желанием взглянуть хоть одним глазком на рисунок. Маленькие девочки всегда любопытны как лисички, из-за чего часто попадают в неприятные неприятности. Да и с возрастом, к сожалению, это не всегда проходит.

Сжав покрепче одеяльце, она свесилась с кровати и стала всматриваться в рисунок в альбоме. Она тянулась и наклонялась, но все равно не могла ничего разглядеть. Решив, что так ничего не получится, Милада обмоталась своим щитом и свесила ножки с кровати. Ступив на холодный пол, она чуть не подскочила. Банка с грязной водой и кисточками, стоявшая на столе, завалилась на бок. Вся вода из нее вытекла на пол.

«Это точно Страшила, это все его штучки».

Он опять играл с ней, играл в игры, которые ей совсем не нравились.

Взяв себя в руки, Милада ступила в мутную лужу и подошла к альбому. В эту же секунду в комнате зажегся свет. Она уже подумала, что это опять проделки Страшилы, как услышала голос отца.

— Что ты натворила, милая?

Она посмотрела на него, и ничего не ответив, перевела взгляд на альбом. На листе черной краской был нарисован силуэт мужчины. Этот мужчина снился ей несколько раз в самых беспокойных ее снах. Вода, разлитая по полу, окутывала лист темной дымкой, медленно сжимая кольцо вокруг силуэта. Даже с альбомного листа вид мужчины в плаще пугал ее. Как-то раз она подумала, что он пугает даже Страшилу. По мере того, как намокала бумага, темное кольцо воды плотнее обступало фигуру в альбоме, угрожая полностью ее поглотить. Отец поднял альбом, с которого с глухим шлепаньем спадали капли воды.

— Это ты нарисовала? — задумчиво спросил он, но, не дав ей ответить, продолжил. — Неплохо, милая. Но зачем ты устроила это? — он обвел альбомом круг, указывая на лужу.

— Это не я… — прошептала Милада, понимая, что ей все равно не поверят.

— Ложись в постель, Грета завтра все уберет, — отец поцеловал ее в лоб и добавил, — больше не гуляй во сне, малыш, иногда ты до чертиков нас пугаешь, — он сказал это добрым покровительственным тоном и подмигнул ей. Милада любила отца и очень расстраивалась, когда Страшила выкидывал подобные фокусы. Она боялась, что однажды из-за всего этого отец сменит тон и свое отношение к ней.

Бросив мокрый закрытый альбом на стол, отец выключил свет и вышел из комнаты. Милада, забралась в свою постель и за дверью услышала рассеянный топот и сонный голос няньки. Она поняла, что на сегодня игра окончена. Нянька будет дремать в кресле в ее комнате до самого утра, вот только заснет ли теперь сама Милада? Всем этим беспорядком Страшила сказал ей что-то, что она не в силах была понять. Кто этот мужчина? И почему, когда она смотрит на свой рисунок, она чувствует себя кроликом, которого заворожил удав? Может быть утром, позабыв ночные страхи, она все поймет. Закутавшись в одеяло, девочка посмотрела на сонную няньку, бредущую к креслу с пледом.

«Интересно, кто жил в шкафу у Гретты, когда та была маленькой?»— эти мысли проводили Миладу в кинотеатр снов, среди которых больше не было кошмаров.

25 (ПОСЛЕ) Солнечные зайчики

Из ступора Джереми вывела упавшая на пол трость. Та самая, с головой змеи. Она звонко ударила об пол, и мозг Джереми заработал. Он рывком высвободился из захвата Арчи и, вскочив с кровати, начал пятиться. То, что смотрело на него красными чужими глазами, уже не было его другом. Кряхтящие, шипящие звуки, вырывающиеся из его рта, были отвратительны. Джереми заткнул уши, не отдавая себе отчета в том, что делает, и, бормоча себе под нос нечто нечленораздельное, продолжил пятиться. Он был в ужасе от увиденного, но глаз оторвать не мог. Бледная кожа Арчи имела пепельный оттенок, волосы, будто лохмотья, спадали на лицо. Вены, рельефно выделявшиеся на руках, имели темно-серый неживой оттенок, что совершенно не вязалось с тем, что руки эти шевелятся. Как будто он намазался гримом для вечеринки и слишком уж вжился в роль.

Если бы старина Арчи не был так плотно закутан в плед, то уже встал бы с кровати. К счастью для Джереми, сделать это ему пока не удавалось. Плед, сползший уже до пояса, еще сдерживал мертвого друга, но рано или поздно это закончится.

Вместо того чтобы развернуться и выбежать в коридор, Джереми продолжал таращиться на Арчи и пытался заглушить руками звуки, доносившиеся до его ушей. Джереми всегда любил спорт, да и реакция у него была что надо, но если бы тренер видел его сейчас, он был бы крайне разочарован. Хладнокровный и быстрый Джереми спасовал в тот момент, когда это могло стоить ему жизни.

Когда, продолжая пятиться, он уткнулся спиной в закрытую дверь, до него вдруг дошло, что отступать больше некуда. Арчи уже ставил ноги на пол, в тот момент, когда Джереми устремил свой взгляд к упавшей трости. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь щелочки между персиковыми занавесками, прыгали на глазах рукоятки-кобры и отскакивали на стены солнечными зайчиками. Джереми мог бы распахнуть дверь и выскочить в тишину дома, оставив позади увиденное, но бросать трость ему совсем не хотелось.

Джереми снял кроссовку с ноги и прицелился. Через секунду та полетела прямо в лицо Арчи. Воспользовавшись секундной дезориентацией своего бывшего друга, Джереми метнулся к трости, лежавшей на полу, и молниеносно ухватил ее за металлический наконечник. Трость скользнула в руку и улеглась как влитая.

«Теперь беги, почему ты медлишь?» — спросил он себя, уже зная ответ. Почувствовав в руках тяжесть трости, как тяжесть оружия, он осознал, что не может этого сделать. Он не мог оставить лучшего друга в таком состоянии. Это не по-мужски, это неправильно. Если он уйдет, оставив Арчи бесконечно слоняться по комнате, это будет сниться ему в самых страшных ночных кошмарах.

«Арчи бы поступил так же».

Спустя мгновение он уже твердо стоял на ногах в боевой стойке. На нем не было одной кроссовки, а по рукам пробегала нервная дрожь, но он понимал, что это его долг. Что-то вроде негласного правила кодекса дружбы. Если твой друг стал зомби, ты обязан оказать ему непростую услугу.

Стена комнаты Арчи, увешенная плакатами рок-групп, раскрасилась бурыми пятнами. Портрет Стивена Тайлера, на котором тот кричал что-то в микрофон в свете софитов, принял большую часть разбитого мозга Арчи. Бурое пятно медленно поползло вниз, обволакивая глянцевую картинку.

Джереми закричал. Он не плакал, не рыдал, не ругался. Он просто кричал. Кричал что-то неразборчивое, возможно даже бессмысленное, и этот крик рвал ему горло.

Если бы два дня назад кто-нибудь случайно вошел в комнату и увидел эту картину, Джереми однозначно попал в тюрьму для душевнобольных преступников. Но тот, кто сейчас лежал на полу с кровавым месивом вместо головы, уже не был человеком, и Джереми прекрасно это понимал. Он никак не мог понять другого, что именно превратило его лучшего друга в ожившую гниющую куклу, и чем же он мог заслужить такое?

* * *

День был ослепительно солнечным. Теплый ветер играл с листвой деревьев, заставляя ее петь свою шелестящую песню. Дверь дома неспешно распахнулась, и в проеме появился Джереми. Его лицо и одежда были покрыты темными пятнами, а в руке он держал трость, с которой время от времени спадали бурые капли. Неспешно переставляя сводящие судорогой ноги, он переступил порог и сел на крыльцо. Рядом с ним легла его трость.

Вся его прошлая жизнь рухнула, а вместе с ней рухнул в пропасть и прежний Джереми. Все, что он знал о жизни, об окружающем мире, о приоритетах и целях, все изменило свое положение, потому что для него навсегда изменился угол обзора. Тот, кто сидел сейчас на крыльце и беззвучно плакал в ладони, лишь отдаленно напоминал улыбчивого видеоблогера, снимавшего веселые ролики.

Он остался один в целом мире, потерянный и запутавшийся. Внутри зияла пустота, но в то же время ему было очень тесно в своем теле. Слезы горячими и крупными каплями стекали по лицу. Вокруг было тихо. Не было ни рева моторов машин, ни болтовни людей, ни звонящих телефонов, ни доносящихся из окон мелодий радио. Было так пусто без привычных звуков. И только шелест деревьев остался единственным постоянным звуковым фоном, перешедшим из старого мира в новый.

Не ощущая времени, Джереми мог сидеть на крыльце на протяжении многих часов, если бы вдруг не услышал голос. Детский мягкий голосок позвал его. Такой тихий и далекий. Такой знакомый… Вытерев глаза, Джереми стал оглядываться по сторонам. Голос вернул его в реальность, хоть это было непросто.

— Эй! Где ты? — спросил Джереми, уже понимая, кому принадлежит голос. — Я не вижу тебя.

Встав на ноги, он сделал несколько шагов вниз по ступенькам. Голос стал громче, но понять, где находится источник звука, не получалось. Вокруг не было никого, ни одной живой души.

— Милада, — вдруг прошептал он, вытирая щеку рукавом, стыдливо пряча то, что осталось от слез. Конечно, маленькая сестренка старины Арчи! Как он мог забыть про нее?

Голос, звавший его, стал уверенней и настойчивей, и теперь Джереми не сомневался, что он звучит не снаружи.

— Да, Милада, я найду тебя, — пробормотал он себе под нос, подбирая трость. Она была напугана и звала его. Ей, как и любому другому ребенку в подобных обстоятельствах, срочно требовалась помощь.

«Ты сходишь с ума», — чеширским котом промурлыкал его собственный голос, поднявшийся из глубин сознания.

— Стараюсь не отставать от остального мира, — ответил Джереми сам себе и побежал по пешеходной дорожке вдоль ряда домов навстречу испуганному и почти уже отчаявшемуся ребенку.

26 (ДО) Незваный гость

Макс брел по плохо освещенной тесной улочке. Некоторые домики так плотно прилегали друг к другу, что казалось, срослись за десятилетия, стоя плечом к плечу. В некоторых окнах горел свет, в некоторых только темнота. Он шел, надев на голову капюшон. Моросил легкий дождь. Макс инстинктивно попытался застегнуть молнию выше, хотя собачка уже была поднята до предела. Из окна дома, который он сейчас проходил, доносились звуки работающего телевизора и глубокий клокочущий храп. Боковым зрением он заметил человека, спящего в кресле, а вот кошку, притаившуюся в темноте возле водосточной трубы, не увидел. Та, возмущенно мяукнув, пробежалась по его ногам, всем своим видом выказывая неудовольствие.

Макс прошел еще пару метров и огляделся. Очередной перекресток. По левую сторону стояли такие же плотно прижавшиеся друг к другу домики, словно поодиночке им было страшно существовать. Такая планировка казалась ему нелепой. Каждый мог пройти сквозь кусты и заглянуть в окно, чтобы увидеть, чем заняты хозяева дома. Но попадались и домики с более разумной на его взгляд планировкой. Они располагались в глубине двора и были отделены от дороги массивными воротами. Хотя минусы у такой планировки тоже были существенными и входили уже в разряд уязвимостей системы. Если не собираешься ставить сигнализацию на окна и двери — эта планировка не для тебя. Если бы он был из тех, кто молится, то сейчас молился бы о том, чтобы она жила именно в таком доме.

Он искал ее уже много лет. Встретил ее, когда ему было двенадцать, совсем еще ребенком. Столкнись они сейчас на улице — ни за что не узнали бы друг друга, но он не отчаивался. У него была информация. Макс знал ее адрес, имя, фамилию и время, в которое она точно будет дома. Он шел к ней, полный воодушевления и азарта, который охватывает ученого, предчувствующего открытие чего-то грандиозного. Сейчас, стоя на перекрестке, он уже было решил, что прошел нужный ему поворот, но почти сразу понял, что шел верно. Впереди мелькнул небольшой красный огонек телефонной вышки.

«Значит, не проскочил! — он испытал облегчение при этой мысли и зашагал вперед. Адреналин выплеснулся в кровь, и шаги его ускорились. Мужчина усилием воли заставил себя сбавить обороты. — Не торопись, она будет дома! Ты так долго ждал этого, сейчас нельзя все испортить».

Макс чувствовал волнение, которое может испытывать подросток, готовящийся к первому свиданию. Но ни один Ромео мира не желал встречи с возлюбленной так, как жаждал встречи он.

Добравшись до следующего перекрестка, мужчина повернул направо.

— Еще четыре дома, и я на месте! — сердце стало биться быстрее.

«Первый дом, второй…»

— Третий, — прошептал он одними губами, — четвертый, — миновав его, остановился.

Порыв ветра ударил в лицо. Макс поежился. На секунду его охватили страх и ощущение иллюзорности происходящего, но их удалось прогнать, воззвав к памяти. Как цветные фото всплывали перед ним фрагменты того дня. Рваные колготки, топ без лифчика, через который было видно ее маленькую подростковую грудь. Она была старше на несколько лет, но ее образ на долгие годы засел в голове. Сейчас ей, должно быть, слегка за тридцать. Не замужем, живет одна, если не брать в расчет кошку. И она сейчас дома!

На воротах висел синий почтовый ящик с нарисованной белой краской цифрой семьдесят шесть.

«Нашел!»

Макс ликовал. Дом был где-то там за воротами, подальше от любопытных глаз.

«Повезло!» — глаза заблестели.

Он огляделся. Улица спала, лишь некоторые окна вспыхивали светом телеэкранов. Те, кто прикован к ящику, вряд ли будут выглядывать в окно. Макс отошел к большому кусту сирени, который располагался на стыке домов. Еще раз осмотрелся и, убедившись, что никто за ним не наблюдает, положил ладони на край кирпичного забора. Макс был подтянут и крепок. Подпрыгнув, он оперся локтями о край забора, носки кроссовок цеплялись за стыки кирпичей, скрепленных цементом. Секундные усилия — и он уже перемахнул через забор. Оказавшись в темном внутреннем дворике под деревом вишни, инстинктивно отряхнул руки, затем вытер их о джинсы и уставился в одно единственное окно, освещенное тусклым светом. Он ждал этого столько лет. Он искал ее, потому что поклялся себе, что найдет. Во что бы то ни стало. И вот теперь от заветной мечты его отделяли какие-то шесть-семь метров выложенной камнем дорожки. Макс испытал чувство триумфа, хотя и понимал, что радоваться пока рано. Губы выдавали зарождающуюся сладострастную улыбку на его лице. Все еще впереди, все только вот-вот начнется. Макс понимал, что не отступится, пока не достигнет цели, ничто не сможет ему помешать. Много раз ему представлялась их встреча. Что скажет он, что скажет она. Каждая версия отличалась от предыдущей, но итог всегда был один. То, зачем он пришел, старо как мир, кто-то даже сказал, что это подают холодным. Ему не нравилась такая метафора, мудрено и вычурно. Макс никогда не любил пышных фраз и придерживался правила «меньше слов — больше дела», а свое дело он планировал долгие годы.

Он пришел не болтать и выслушивать оправдания, хотя этому тоже обязательно уделит время. Но это шелуха, это все второстепенное, потому что пришел он за одним — чтобы убить ее. Прежде чем сделать шаг, Макс подумал: «Так ли необходимо кого-то убить, чтобы стать убийцей, или может достаточно одной только решимости сделать это?»

27 (ПОСЛЕ) Рюкзак

— Зачем ты это сделал? — орал он. — Зачем? С ней можно было договориться!

— Ха, — только и усмехнулся Санни, разведя руки.

— Ненавижу тебя! Почему ты такой? — он схватился руками за голову, пальцы вцепились в волосы.

— Это не я такой… — Санни не закончил фразу и слащаво улыбнулся. — Зато теперь у нас полный рюкзак припасов. Или ты хочешь сам пойти в тот город и раздобыть их? — он вальяжно наклонился и подобрал палку с земли. — Пойдешь? — несмотря на внешнюю расслабленность и легкость движений, в его интонациях чувствовалась сталь. Он ткнул Томми палкой в плечо.

— Больно же, — он потер рукой ушибленное место.

— Пойдешь? — голос переполняло ехидство.

— Нет! Ты же знаешь, что нет.

— Тогда не тявкай, — он оперся на палку руками, как на посох. — Я и так всегда беру на себя всю грязную работу. Хочешь сам? Хочешь?

— Санни, я не…

— Вот и разобрались. Если бы не я, ты был бы давно мертв. Благодари небеса, что ты еще под ними ходишь. Хотя нет, небеса тут ни при чем! Все сделал я! — изо рта Санни брызнула слюна, глаза его были похожи на два блюдца. — А ты все ноешь как девчонка! — он презрительно скривился.

— Все-таки, тебе не нужно было ее убивать, Санни. Может быть, мы бы с ней обменялись припасами. Тебе нужно было лишь поговорить с ней, убедить ее. Или она могла бы нам рассказать, где она взяла все это и мы бы отправились туда вместе. Может там, откуда она пришла, есть еда и много других полезных вещей. Может, там не так уж и опасно?

— Не так опасно? — его глаза и без того огромные, казалось, вот-вот вылетят из орбит, — ты больной? Ты видел все сам, ты знаешь, что происходило в Клине, когда мы сбежали, — разговор перешел на повышенные тона. Санни разозлился не на шутку. — В других городах не может быть лучше, как ты не понимаешь? — он уже почти кричал. — Может тебя мамаша слишком часто в детстве роняла? А? — Санни стукнул его палкой по ноге. — Может ты у нас отсталый? Может мне стоит повязывать тебе слюнявчик и кормить с ложечки? — Он приблизился к Томми и навис над ним, глядя ему прямо в глаза.

— Хватит, Санни, не кричи. Ты привлечешь их.

— Ты же только что ничего не боялся? — спросил он и наиграно закричал. — Эй, вы! Приходите сюда, здесь у нас смельчак! Добытчик еды! Он всех вас поборет! — и расхохотался.

— Тише, — почти скулил Томми, — прошу тебя, прекрати.

Смех стих, но это не означало ничего хорошего.

— Будешь думать в следующий раз, прежде чем упрекать меня. — Он снял с плеча рюкзак и ткнул им в грудь Томми. — Мне начинает надоедать возиться с тобой, — кинул палку в кусты, развернулся и пошел к дому.

Глядя вслед удаляющемуся Санни, Томми вздохнул. Стайка птиц пронеслась над его головой. Сейчас ему больше всего хотел улететь вслед за ними.

Они с Санни не виделись много лет. Пока Томми был тяжело болен и каждый день принимал таблетки горстями, Санни ни разу его не навестил. Но когда все началось, Санни был тем, кто спас его. И Томми это ценил. Он знал, что в жизни бывают друзья, которые исчезают на много лет, но всегда возвращаются. Санни был таким. Если б не он, возможно, Томми был бы уже мертв. Когда все началось, Томми очень боялся. Он боялся, что умрет из-за отсутствия необходимых лекарств. Запаса таблеток надолго бы не хватило. Вслед за таблетками закончилась бы и еда. Но когда пришел Санни, страх исчез. А проблемы с едой стали решаемыми. Но нельзя сказать, что возвращение Санни в жизнь Томми было волшебным и безоблачным. Перспективы на дальнейшую жизнь рисовались более привлекательные, но вместе с этим в его жизнь вернулись насмешки и тычки.

Томми посмотрел на девушку, лежащую неподалеку от кустов.

— Красивая, — вздохнул он. — Очень… и смелая, раз смогла выйти живой из города в одиночку. Ну, захотела она часть наших запасов, и что? Разве это так страшно? Ей же тоже хочется выжить.

«Хотелось», — мысленно поправил он себя.

Наклонившись к телу девушки, Томми стал внимательно разглядеть ее. Глаза были приоткрыты, как и ее пухлые пока еще розовые губы. Томми хотел бы себе такую девушку, но знал, что такая милашка никогда не обратит на него внимание. Девушкам нужны перспективные, уверенные в себе парни, Томми к таким не относился. В детстве все было проще, девочкам он очень даже нравился, а потом что-то произошло, он не знал что именно, но они перестали с ним дружить, стали шушукаться у него за спиной и обходить сторонкой. «Не нужны тебе эти малолетние потаскухи, — сказала ему мать перед школьным выпускным, — ты только чем-нибудь заразишься от них». Томми не пошел на выпускной, хотя и очень хотел. Сейчас, глядя на тело мертвой девушки, он уже не так и жалел, что не пошел тогда, все равно ничего хорошего из этого бы не вышло. Осторожно взяв пальцами уголок воротника ее рубашки, Томми приподнял его и тут же отпрянул.

«Вдруг Санни это увидит! Опять будет меня дразнить». Санни всегда высмеивал мать Томми за ехидство и манипуляции, но сам был очень на нее похож.

Подобрав нож, лежащий рядом с телом, Томми отошел. Напоследок, еще раз украдкой взглянул на нее, а затем отвернулся. Нож убрал за пояс и снял с плеча рюкзак. Рюкзак был добротный, вместительный, а на центральном кармашке висел брелок в виде зайца. Томми повертел его в руках. Брелок сверкал, пуская солнечных зайчиков ему на лицо.

«Зайчик пускает зайчиков, что за нелепица?» — эта мысль позабавила Томми, но у него не было времени, чтобы заниматься подобной ерундой, поэтому он сосредоточился на содержимом рюкзака. Заглянув в него, нашел там таблетки, пару шоколадных батончиков и воду в бутылках. На дне рюкзака Томми заметил что-то блестящее. Опустив туда руку, он почувствовал холод металла. То, что он оттуда извлек, повергло его в благоговейный трепет. Это был прекрасный отполированный пистолет. Томми даже увидел в нем свое отражение и улыбнулся ему, но уже через секунду отбросил его в сторону, заметив, что вся рука у него в крови. Он испытал смесь отвращения и тошноты. Отшатнувшись, Томми издал едва слышный стон, как тогда, когда нашел мертвую мышь у себя в пенале. Это было так давно. Томми резкими взмахами вытер руку о штанину брюк. Рука все равно была запятнана. Затем мелькнула мысль, что он запачкался, когда подбирал нож. Эта мысль его успокоила, легла как заплатка на рваные джинсы.

Он повесил рюкзак на спину, подобрал пистолет и проверил патроны.

«Пусто. Чего и следовало ожидать».

Сжав холодящий руку металл, Томми пошел к дому, чтобы похвастаться своей находкой перед Санни. Он знал, что вечер будет непростым. Нельзя бросать девушку просто так. Придется похоронить за домом. Томми было очень жаль девушку, но что он мог сделать?

«Она могла бы остаться в живых. Вполне могла бы, если бы…» — мысль была легкой и быстрой, как порыв ветра.

— Я не мог! Не мог ничего сделать. Это Санни. Это все он. — Он потер лоб запястьем левой руки, как будто голова его была готова взорваться от боли.

«Но ведь ты же босс, Томми. Ты…» — всплыла фраза, которую он так часто слышал в детве. Но была ли в ней правда?

28 (ПОСЛЕ) Пошлешь ли ангела мне

Лиа не знала, куда ей идти, просто шла вперед, как будто была персонажем в игре, а ею управлял кто-то другой. Когда к ней пришло осознание произошедшего, она подумала, что умрет. Теряя кого-то безгранично близкого, всегда думаешь, что вот-вот перестанешь существовать. Кажется, просто задохнешься, лишишься разума или упадешь замертво от боли в разбитом вдребезги сердце. Но этого не происходит. Легкие продолжают наполняться кислородом, сердце продолжает биться, а кровь продолжает течь в венах. Телу плевать на то, что ты там себе навыдумывал. И как бы ни хотелось сдохнуть, он продолжит функционировать, даже если выплачешь одну-другую цистерну слез. Конечно, организм будет работать не без сбоев, ведь тело в какой-то степени тоже механизм, а любое повреждение механизма обязательно скажется на общей работе. Но даже если будешь лежать в прострации, не имея прежнего аппетита, все равно впихнешь себя ложку-другую чего-нибудь съедобного. Так уж устроен мир, если ты пока еще жив, значит, мертвым ты ему сейчас совершенно не нужен.

Лиа шла, а декорации сменяли одна другую. Она как будто проваливалась сама в себя, лишь через несколько минут опять начиная осознавать, кем является и что делает. В какой-то момент, Лиа поняла, что оставила в доме топор, и пожалела об этом. Но разве смогла бы она вернуться за ним? Конечно же, нет. У нее не хватило бы духу сделать это. Ночь прошла спокойно, если Норт и был где-то в доме, то ходил в другой его части. Лиа ни за что на свете не решилась бы проверить это на деле. Столкнуться с ним уже было бы жутко, но что бы она сделала дальше? Смогла бы нанести удар? Лиа старалась не лгать себе, но ответить честно не было сил. Самый вероятный исход — два слоняющихся по дому мертвых тела. Поэтому утром она, как и планировала, ушла через окно. В амбаре ей приглянулся сломанный черенок от лопаты. Оружие — не оружие, но хоть что-то. Черенок был сломан так, что край деревяшки был острым и мог сойти за жалкую пародию на гарпун. Выбирать было не из чего. По дороге ей мало кто встретился. Местность была малозаселенной, и это стало для нее отличным стартом, хоть Лиа и понимала, чем дальше уходит — тем больше угроз ждет впереди. Но назад пути не было, поэтому ничего не оставалось, кроме как двигаться дальше. История про соляной столб весьма поучительная, и совершать подобные ошибки Лиа не собиралась.

Увидев невысокий забор, ограждающий довольно большой участок с симпатичным домиком, в котором, возможно, содержалось много полезных вещей, она почему-то прошла мимо. Могла бы зайти, поискать что-нибудь съедобное, но этого не произошло, Лиа просто шагала вперед с какой-то ленивой безразличностью, флегматично отмечая смену декораций. Ей показалось, что в окне второго этажа того манящего дома мелькнул чей-то силуэт. Не исключено, что это было просто плодом ее воображения. Лиа понимала, что практически не контролирует свои действия. Пускай она и держит в руках штурвал, но самолет летит на автопилоте. Возможно, всему виной было отчаяние, накатившее на нее, когда отступила злость. Может, подсознание вело ее, а, может, ветер, подталкивающий в спину, не давал остановиться. В любом случае, она почему-то была уверена, что идет туда, куда должна. Ее иррациональное поведение не казалось ей таковым. Лиа шла по наитию, хотя возможно, просто была не в своем уме. Иногда грань между сумасшествием и озарением почти не различима.

По пути ей никто не встретился, если не считать пары ворон, прокаркавших свои ругательства ей в след. Одна из пернатых трепала какой-то грязный комок. Лиа без эмоций отметила, что возможно это была кисть чьей-то руки, но предпочла думать, что это лишь мертвая мышь. Чем это было на самом деле, знали только вороны.

Вдруг в ее голове всплыла картинка, как вороны треплют изгнившее тело с пробитой головой. Тело, которое хоть и было мертво, но все равно продолжало ходить и даже пыталось кем-нибудь полакомиться. Но у него ничего не вышло, а вот воронам повезло, они не остались без угощения. Мерзкое зрелище, но в новых условиях почти естественное. В голову прокралась еще более омерзительная и пугающая мысль:

«Что будет, если вороны тоже станут такими же? Мертвыми, но живыми…»

Лиа представила, как отбивается от стаи ворон, которые нападают на нее, вырывают клювами куски плоти. Кровь стекает по бледной коже, она кричит и отмахивается, а спасения нет, потому что вороны заражены, а значит и она теперь тоже. Ее передернуло. Лиа наморщила нос, провела рукой по лбу, будто пытаясь стереть этот образ из головы.

«Сосредоточиться на чем-то другом. На чем угодно. Только не думать об ужасах».

Она продолжила разглядывать окружающие ее пейзажи, и только через пару минут ей удалось успокоиться.

Шла Лиа долго. Солнце и раньше никогда ее не щадило. Она уже чувствовала, как лицо начинает пощипывать, значит, щеки у нее, скорее всего, обгорели. Поясница налилась свинцом. Ноги ныли. Еще час такой ходьбы, и они превратятся в гудящие трубы. Она стерла мизинец на ноге и теперь шла, стараясь поджать его таким образом, чтобы он не касался грубых стыков ткани. Голубые кеды запылились и приобрели грязно-серый оттенок. Теплый сухой ветер неприятно гладил лицо и трепал непричесанные волосы. Резервы сил были почти истощены, но она все равно продолжала идти вперед.

Когда шок прошел, и пришло осознание того, что Норта больше нет, она ощутила себя пылинкой в большой захламленной комнате. Куда и зачем ей идти, Лиа не представляла, все казалось теперь пустым. Ни смысла в жизни, ни радостей. Так ради чего теперь жить?

«Ради того чтобы выжить», — подсказал внутренний голос. Мысль показалась ей глупой, но, несмотря на это, сдаваться Лиа не собиралась. Ощущая внутреннюю опустошенность, она пожалела, что не знает ни одной молитвы. Наверное, испытывая такие чувства, люди и идут в церковь, чтобы получить там поддержку и облегчение, потому что пустота, свалившаяся на сердце, может поглотить целиком. Лиа попыталась вспомнить молитву, которую иногда слышала в фильмах, но это не дало нужного результата, слова путались, и получалась какая-то бессмыслица. Потом она зацепилась за слово «ангел» и ей показалось, что она нащупала ниточку. Лиа стала что-то напевать, призрачный, неуловимый текст крутился в голове. Она перебирала слова, подстраивая их под мотив до тех пор, пока слова не сложились во что-то знакомое. Пропев это себе под нос, она рассмеялась. То, что Лиа приняла за слова молитвы, оказалось текстом песни. И как же она сразу не поняла?

— М-м-м… — пропела она, не зная всех слов, и продолжила. — Пошлешь ли ангела мне?

Еще пара слов всплыла в памяти.

— Вот я здесь! Пошлешь ли ангела мне?[5] — пропела она и снова рассмеялась.

«Чем не молитва, — подумалось ей. — Если Бог есть, Он примет и это».

«Бога нет», — стальным гулом раскатился голос Норта в ее голове.

«Ну, если Его нет, то никто об этом не узнает, а значит, могу говорить Ему то, что мне хочется. Если это и растворится в пустоте, стыдить меня все равно будет некому», — ответила она и мысленно показала Норту средний палец. Потом пришла другая мысль: «Вот кто-кто, а Норт теперь точно знает, кто там есть и что там творится». Ей не хотелось думать про Норта, но мысли все равно шли не в то русло. Лиа медленно, словно в зыбучий песок, стала погружаться в воспоминания. Они одно за другим вспыхивали перед ней, как выпавшие из рук фотографии, разлетевшиеся по полу. Вот она маленькая, сидит, обидевшись на весь мир, у себя в комнате, придумывая план побега из дома. Думает уйти в лес и питаться ягодами, но вскоре понимает, что ничего хорошего из этого не выйдет, поэтому разбирает маленький рюкзачок и садится, насупившись, смотреть мультики. Вот она в короткой юбке весело смеется и неумело строит глазки понравившемуся парню, за пару минут до того, как тот пригласит на свидание ее подругу. Вот она в колледже на вечеринке, уединившись с сокурсником в чулане, целуется в губы и позволяет ему больше чем собиралась. Вот она просыпается после одного из лучших концертов группы Норта в самое худшее утро своей жизни. На полу в беспорядке видит полуобнаженные тела, пустые бутылки, окурки, затушенные об пол. То утро должно было стать последним в их отношениях, но ей так и не удалось разорвать цепь, которой она сама себя к нему приковала. Пустота в ее душе превратилась в густой серо-коричневый дым, похожий на сигаретный, который вот-вот мог поглотить ее. Лиа, морщась, шла босиком по полу, пытаясь найти Норта среди спящих одурманенных тел.

Но вдруг раздался крик.

— Эй, ты… Эй!

Кто мог звать ее в то утро? Натыкаясь на предметы, она пыталась дотянуться до стакана с выдохшейся газировкой. Когда проснулась, все еще спали, да и сейчас по комнате разносился разноуровневый храп. Даже упавшая бутылка Зеленой Феи не вырвала их из объятий сна.

— Эй! Ты слышишь меня? — этот голос звонким дребезжанием ударил по нервам.

Голос незнакомый. Хотя Лиа мало кого знает из этих людей. В основном это фанаты группы, с которыми они познакомились после концерта. Голос мог принадлежать кому угодно.

— Помоги мне! Эй!

Тут Лиа замерла. Она вдруг поняла, что голос звучит не в ее голове, не в тех воспоминаниях, в которые она погрузилась. Этот голос принадлежал живому человеку, а не одному из фантомов, поселившихся в голове. Голос был реален и звал ее прямо сейчас.

— Эй! Да, ты! Махни рукой, если понимаешь меня!

Лиа поднесла руку ко лбу, сделав козырек, прятавший от солнца ее глаза, и начала всматриваться в кричащего. Молодая девушка, чуть полноватая, в грязной блузке, махала ей рукой с крыши большого автомобиля.

«Такая машина пройдет везде, — подумала Лиа». Она не сразу заметила копошение с другой стороны автомобиля. Их трое и они мертвы. К ним с Нортом забредали такие. Они убивали их и никогда не говорили об этом друг с другом. Ей казалось, стоит заговорить об этом — все рухнет. Они сами начнут рассыпаться, как треснувший стеклянный кувшин. Но на деле замалчивание не спасло Норта от трещины, появившейся у него в душе, которую он так тщательно прятал под маской холодной улыбки.

Выйдя из оцепенения, Лиа махнула рукой незнакомке.

— Ну, наконец-то ты очнулась. А уж испугалась, что ты такая же, как они, только… — девушка замешкалась, — посвежее, что ли.

— Нет, я…

— Ты что, замолчи? — крикнула девушка и стала стучать по крыше, привлекая внимание топтавшихся существ у машины. — Я тебя не знаю, но мне нужна твоя помощь, понимаешь? А для этого мне нужно, чтобы ты была жива! Поэтому не произноси ни слова!

Лиа буквально прикусила язык, ей стало стыдно за свою глупость. Она почувствовала себя полным ничтожеством. Из-за такой рассеянности чуть не переключила тех троих на себя. С одним-двумя справилась бы, но трое — уже перебор. Она прикусила нижнюю губу.

«Если бы они переключились на меня, я бы, получается, и так ей помогла, — грустно подумала Лиа. — Может она и есть мой ангел, которого я просила? Может, мы обе теперь поможем друг другу?»

— Я буду говорить, а ты кивай, поняла?

Лиа кивнула.

— Видишь ту машину, серая, на другой стороне улицы, — Лиа посмотрела в сторону, которую указала девушка, — задняя дверь открыта. Тебе просто нужно влезть туда, ключи в зажигании.

Только Лиа хотела сказать, что водить она почти не умеет, как рот ей словно кто-то зажал. Она прикусила язык. Такая рассеянность легко доведет до беды. Норт часто высмеивал ее за это, а она злилась, но спустя какое-то время вновь давала ему повод для шуток.

— Ты все поняла? Кивни!

Лиа кивнула. Она чувствовала себя такой беспомощной, поэтому покорно повернула в сторону машины и стала исполнять указания девушки. У нее возникло ощущение, что все это неспроста, что встреча эта совсем неслучайна.

29 (ПОСЛЕ) Встреча

Они шли на восток. Джереми знал, что у отца Арчи было огромное поместье. Он хорошо помнил тот день, когда Арчи сказал ему, что его отец выжил из ума. Тогда они вместе посмеялись над причудами богатого старика. Отец Арчи никогда не был параноиком, но в глазах близких в тот момент выглядел именно так. Он начал строить бункер на всякий случай, спрятанный где-то на просторах участка. «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы деньги домой приносило», — поговаривала его жена. Джереми точно не знал, забросил отец Арчи эту идею или нет, а Милада тогда была слишком мала, чтобы что-то запомнить, поэтому гарантий на то, что бункер функционирует, не было.

Они шли в основном через лес, в лесу им не встретилось ни одной живой души, зато встретилось несколько мертвых. Но и они не доставили больших проблем. Проблема пришла с другой стороны.

— Я есть хочу, — сказала Милада, потерев рукой живот, который только что издал рев голодного зверя.

— Если бы кто-то не настоял, чтобы я поставил ловушку так близко к дороге, мы были бы сыты сейчас, — проворчал Джереми.

— Может, этот кролик нужен был кому-то больше, чем нам?

— Ну конечно, а нам с тобой, значит, еда не нужна?

Она пожала плечами.

— И с чего ты взяла, что там был кролик? Может это была белка или бурундук.

— Не знаю, — она опять пожала плечами и засунула зайчишку в розовый рюкзачок. Джереми протяжно вздохнул.

Ему было очень страшно. Страшно с того самого момента, как он нашел Миладу в шкафу в доме тети Сессиль. Иногда страх прятался за другие мысли, связанные в основном с голодом, отсутствием нормального сна и воспоминаниями об Анне. Он боялся мертвецов, бродивших кругом, хотя и с легкостью мог размозжить любому из них череп, если только они не сбивались в группки. Он боялся, что привычного мира больше не существует. Осознать это было равносильно тому, как держать в руках превосходную хрустальную вазу, а через секунду обнаружить в руках пустоту, а на полу рассыпанные осколки. Кто он теперь? Зачем ему вообще эта жизнь? Бункер — всего лишь слабая надежда на несколько лет в безопасности, но что будет дальше? Раньше все было понятно. Раньше все было на мази. Их с Арчи канал набрал два миллиона подписчиков.

«Два миллиона!»

Эти слова были как карамель, такими тягучими и приятными. Он повторял их вновь и вновь, но это было раньше. Нет теперь никаких двух миллионов. Нет ничего. Все, о чем мечталось, теперь недостижимо. Арчи и так был далеко не беден, а вот Джереми, он ухватил удачу за хвост, ведь что греха таить, на харизме Арчи они бы уехали далеко. Они так хорошо зарабатывали на рекламе. И если для Арчи это были лишь карманные деньги, то Джереми они помогали создать иллюзию достатка. Он стал позволять себе новые дорогие гаджеты и фирменную одежду. Его отец и не представлял, какие деньги зарабатывает сын. Но деньги были не самым главным. Слава — вот то, что открывает двери. Он получил несколько предложений от ВУЗов, куда мог пройти почти без экзаменов. Или если дословно: «… экзамены будут всего лишь формальностью». Эти мысли резали по живому, оставляя зияющие пустотой рваные раны. Вырваться из грязи, вот о чем он так мечтал. Он не считал отца дураком, но чем старше становился, тем больше презрения испытывал к отцовскому чувству гордости. Отец не воровал с работы, не продавал списанный товар. Он считал себя выше этого, поэтому, по мнению Джереми, они и жили посредственно. Не плохо, но Джереми всегда было этого мало. У него перед глазами был Арчи, добряк, не знающий ценности денег. И теперь было больно. Очень больно. Когда лишаешься того, ради чего жил, тебе остается лишь горсть приятных и не очень воспоминаний, которые либо придают тебе сил, либо хоронят тебя под собою.

Где-то в глубине души, на самых ее задворках, был голос, который говорил, что причиной опустошающей его грусти были неверно расставленные жизненные приоритеты. Но разве он многого хотел? Стремление к нормальной обеспеченной жизни он считал вполне естественным. Но что же делать теперь, когда нет ни подписчиков, ни рекламы? Как подстроится под этот новый жуткий мир? Неужели они все обречены на скитания в попытках выжить? И на страшную смерть, если попадутся. Но чтобы там ни было, одно он четко решил для себя: и к этому миру он приспособится! Приспособится любой ценой. Даже в уродливом, неправильном мире можно найти себя и свое место. И это место будет не на задворках!

Милада дернула его за рукав, вырвав из оцепенения. Она испытующе посмотрела ему в глаза. Он невольно улыбнулся и потрепал девочку по голове. Милада насупилась.

— Я уже не маленькая, — сказала она и высунула язык.

— О да, ты только что доказала это своим поведением!

Джереми сел на корточки и взял ее за плечи.

— Обещай мне, что если возникнут какие-то проблемы, ты спрячешься и не будешь кричать, ладно?

— Я же не глупая. Я знаю, что надо делать, — щечки ее надулись, сделав ее похожей на маленького сердитого хомячка.

— Вот и умница, — он потрепал ее за щеку, — пойдем. Нам нужно найти что-нибудь съедобное.

Они шли минут сорок, прежде чем Джереми услышал какой-то звук. Он приставил палец к губам. Милада кивнула. Они крались через лес к поляне, на которой кто-то колол дрова. Эта новость и радовала и пугала, Джереми понимал, что доверять теперь никому нельзя, но и вдвоем шансы на выживание невелики. Они спрятались в кустах шиповника. Милада потянула Джереми за рукав, он нагнулся к ней. Тихо-тихо, почти беззвучно она прошептала: «Что нам делать?»

Что нам делать? Простой вопрос, требующий простого ответа, но ответа у него не было. Будь Джереми сейчас один, он без особых раздумий подошел бы к парню, который, насвистывая какую-то мелодию, колол дрова. Но теперь Джереми нес ответственность не только за свою жизнь, и поэтому должен был хорошенько все взвесить.

Они сидели так еще пару минут, пока Джереми обдумывал ситуацию. Милада терпеливо молчала. Парень с топором был старше года на три-четыре, но явно был в худшей физической форме. Субтильный, весь в каких-то ссадинах, он казался хлюпиком, одним из этих ботаников, над которыми Джереми и его друзья привыкли смеяться. Но у него был топор, а когда аргументы переходят на уровень «у меня топор, а у тебя мухобойка», расклад практически очевиден. Пока Джереми ломал голову над задачей, парень прекратил рубить дрова. В одном из многочисленных карманов его бежевых шорт лежала пачка сигарет, которую он с явным удовольствием извлек, чтобы использовать по назначению. Сизый дымок выплыл из его чуть улыбающихся губ, а веки блаженно сомкнулись. У Джереми пересохло в горле.

— Ну и долго вы будете там сидеть? — спросил парень, не глядя в их сторону. — Выходите, у меня есть пол кастрюли горячего супа. Лучше я накормлю вас сейчас, чем вы сопрете у меня что-нибудь нужное, пока я буду занят другими делами. Идет?

Джереми выпрямился. Ноги у него уже затекли. Парень повернул голову, оценивающе посмотрел на него и, затушив сигарету о бревно, произнес:

— Дурная привычка, не могу избавиться… Кто там с тобой?

Милада тоже выпрямилась, хотя даже так из-за куста ее было почти не видно. Вперед она выходить не стала. Ей не было страшно, но она предпочитала оставаться за Джереми. Возможно, каждая девочка с рождения ищет себе рыцаря, за которым можно было бы спрятаться, но везет в этом далеко не всем. Миладе везло, рыцарь у нее был, и он был отважный.

— Пойдемте в дом. С меня суп, с вас история. Компания никому не повре…

— Ты один? — перебил его Джереми. Он не любил болтунов и не доверял тем, кто умеет забалтывать. Когда тебе ездят по ушам, можно потерять бдительность, а это последнее, чего бы он хотел.

Парень замешкался, на долю секунды, но Джереми это заметил.

— Да, — он сплюнул в траву, — я один.

— Если ты врешь мне, то пеняй на себя. У меня есть, чем защищаться.

— Я вижу, — сказал незнакомец и кивнул на трость Джереми, — красивая штука. Я, правда, один. Теперь один…

— Что значит «теперь»?

— Не здесь, я расскажу в доме, суп остывает.

Как назло, желудок Джереми предательски заурчал. Парень усмехнулся.

— Вижу, мое предложение принято.

Он уже было развернулся к дому, но Джереми задал еще один вопрос.

— Как тебя зовут?

Развернувшись в сторону своих новых гостей, парень солнечно улыбнулся. Миладе он сразу не понравился. Ее не покидало ощущение, что она его откуда-то знает. Это чувство было похоже на зуд, ситуация ей совсем-совсем не нравилась. Когда зудит рука, ее можно с легкостью почесать, когда зудит в мозгу, это сводит с ума.

Парень чуть наклонил голову и расплылся в улыбке.

— Санни, меня зовут Санни.

В голове у Милады переключился невидимый тумблер. Своей маленькой ручкой она вцепилась в штанину Джереми, ее затрясло. Не успев сообразить, что происходит, Джереми удивленно уставился на нее. Девочка выглядела такой растерянной и даже еще более напуганной, чем когда он нашел ее прячущейся в шкафу в доме тети Сессиль.

— Что случилось, малыш?

Тихим дрожащим голосом она ответила:

— Это он! Это Страшила!

30 (ПОСЛЕ) Губернатор

Алекс заправил машину из канистры и оставил ее на парковке. В этот раз они решили остановиться у придорожной закусочной. Губернатор больше всех радовался остановкам. Он мог размять лапы, пробежавшись на максимально возможной скорости, мог сделать все свои чрезвычайно важные собачьи дела и самое главное, мог поваляться на травке и почесать спинку. Ему было очень тяжело проводить столько времени в машине, к тому же, ему далеко не всегда позволяли свободно пробежаться, часто бывало, что Хозяин водил его на поводке, а потом опять сажал в машину. Но случались и счастливые деньки, как сегодня, когда можно было насладиться простыми собачьими радостями. В такие дни он еще больше любил Хозяина.

Губернатор выскочил из машины, чуть не сбив с ног его спутницу. Он плохо ее знал, но она ему нравилась. Она была хорошей, чесала ему уши и шею. Хозяин редко это делал, а вот спутница не скупилась на нежности. Сначала они друг другу не понравились, Губернатор почувствовал настороженность с ее стороны, переходившую порой в брезгливость, но это осталось в прошлом. Губернатор даже иногда думал, что может она не просто спутница, может она новый член стаи, но пока не находил этому достаточных подтверждений. Другая женщина, которая раньше была членом стаи, ушла. Куда, он не знал. Ее образ уже почти стерся из памяти, поэтому Губернатор был бы не против пополнения и при случае старался это показывать.

Хозяин окликнул пса, но тот был слишком возбужден пробежкой, поэтому подчинился не сразу. Хозяин хотел, чтобы Губернатор остановился и дожидался снаружи закусочной, но пес уже проскочил внутрь и сел между столиков, виляя хвостом. Хозяин со спутницей только начали продвигаться к закусочной. Живых людей в зале не было, Губернатор чувствовал это по запаху. Но были мертвые. Они пахли иначе. Раньше они наверняка были чьими-то Хозяевами, но теперь их питомцы остались одни. Такие мысли заставляли пса грустить.

У Губернатора были прекрасные нюх и слух. Из-за стойки до его больших ушей-локаторов долетел какой-то звук. Ему это не понравилось, и он заскулил, а затем услышал какое-то шевеление за стойкой в дальнем конце закусочной. Это было странно. Пес принюхался. Живых людей не было, животных тоже. Неизвестность всегда вызывала в Губернаторе тревогу. Он издал предупреждающий лай. Хозяин со спутницей, услышав его, с шага перешли на бег. В руках у Хозяина что-то блеснуло.

Из-за стойки показалась рука. Она определенно была человеческой, но принадлежала явно мертвому. Губернатор уже не раз видел такое, но никак не мог к этому привыкнуть. Ему это совсем не нравилось. Все инстинкты говорили о том, что мертвый не должен шевелиться, а некоторые шевелились вопреки всему. При каждом таком случае пес чувствовал себя очень глупо, как тогда, когда Хозяин нарочно над ним подшучивал, заставляя маленькую коробочку разговаривать его голосом. Он всегда этому удивлялся, ведь Хозяин в любой момент мог взять его лай и носить с собой в кармане. Или эти шутки с открытой стеклянной дверью. Кто вообще понимает, открыта она или закрыта? Можно проходить в дом или нельзя? В такие моменты Губернатор чувствовал себя одураченным, как и сейчас, когда из-за стойки показалась взъерошенная голова. Пес вскочил на все четыре лапы и залаял. Голова уставилась на него одним своим глазом и тоже поприветствовала непонятным гортанным звуком. Губернатор пригнул переднюю часть корпуса и выше приподнял заднюю. Хвост развевался трепещущим флагом. Псу неприятно было чувствовать себя обманутым, поэтому он решил действовать так, как всегда поступал, когда Хозяин его разыгрывал. Он решил перевести все в игру. Его озорной призывный лай громом разнесся по залу.

Хозяин что-то выкрикнул. По его тону пес понял, что тот злится, но на всякий случай гавкнул еще раз. Из уст Хозяина вырвалось нечто определенно относящееся к ругательствам. Губернатор уже слышал такое, поэтому понял, что игр не будет. Из-за стойки теперь уже показалось все тело непонятного неживого человека. Судя по его виду, он не собирался играть с Губернатором, как и Хозяин. Пес заскулил. Его беспокоило происходящее в зале закусочной. Мертвый человек протянул руку к растерянному псу, и тот резво отпрыгнул, все еще сохраняя игривую позу. В этот момент внутрь закусочной влетел рассерженный Хозяин. Он за секунду оценил ситуацию и бросился на мертвого человека. Мгновение, и одноглазая голова, чавкнув, упала к лапам пса. Губернатор принюхался и, заскулив, сделал шаг назад.

Хозяин был в ярости. Он повернулся к Губернатору и начал очень эмоционально его ругать. В такие моменты пес радовался, что не понимает большинство слов Хозяина.

В дверях показалась запыхавшаяся женская фигура. Она что-то сказала, и Хозяин начал кричать уже на нее. Губернатор очень любил Хозяина, но, когда тот ругался, ему всегда хотелось быть где-нибудь в другом месте. Из-за перепалки Хозяина со спутницей, Губернатор не услышал, как скрипнула, открываясь, старая дверь, ведущая в кухню. Лишь только когда подруга Хозяина, вскрикнув, указала пальцем на незнакомца, появившегося в приоткрытой двери, Губернатор залился предупреждающим лаем. Хозяин, уже не переживая, что наделает много шума, вскинул оружие, которое иногда так громко гремело, и направил его в проем двери. Парень, стоявший там, был очень худ и бледен, но на радость Губернатору был явно живой. Вероятно, он прятался в помещении за кухней и вышел на шум, устроенный пришельцами.

С парнем что-то было не так, но Губернатор не мог сообразить, что именно. Его отличала зловещая худоба и бледность, но было еще что-то, что не сразу бросалась в глаза. Доверившись инстинктам, первым делом пес оценил уровень агрессии незнакомца. Агрессией не пахло. Пахло страхом, потом и болезнью. Решив подойти поближе, чтобы выяснить, что так настораживает его в незнакомце, Губернатор сделал шаг и заметил деревянную палку. Она не была оружием, палка была из тех вещей, на которые опираются. Все это время она скрывалась за дверным косяком.

Губеранор понял, что нужно предупредить своих громким лаем, но не успел. Хозяин сделал несколько шагов навстречу парню и заговорил. Тот выставил палку вперед и что-то ответил. Голос парня, как показалось псу, был виноватым и заискивающим. Возможно, поэтому Хозяин позволил парню сесть вместе с ним за столик, который располагался возле барной стойки. Отправив подругу закрывать двери, Хозяин положил оружие на стол напротив парня и начал говорить. Пес сел возле столика и заскулил. Холодный тон, которым начал говорить Хозяин, пугал Губернатора больше, чем любые ругательства когда либо изливавшиеся на пса. Хозяин говорил как доминантный самец, отстаивающий территорию, а Губернатор знал, доминантный самец в деле — это не шутки.

* * *

— Нам надо за ним вернуться, у меня на душе как-то неспокойно, — говорила Кристина тихо, почти неслышно, прикусывая ноготь большого пальца зубами.

— У тебя есть душа? Хм… Вот так сюрприз!

— Ха-ха, кто бы говорил, — голос ее стал громче. — Мы не должны были бросать того парня, один он умрет! — ноготь покинул область губ, она всплеснула руками.

— Я дал ему немного еды, дальше — не моя забота.

— Но и он получил ее не за красивые глаза. К тому же, я считаю, обмен был неравным.

Алекс ничего не ответил. Понимая, что диалог прервался, Кристина продолжила.

— Алекс, пожалуйста, вы должны ко мне прислушаться.

— Что-то ты не была очень разговорчивой там, в закусочной, — взорвался он на ее раздражающий умоляющий голос. — Да и когда мы садились в машину, оставляя его одного, тоже. Что же изменилось?

— Я не знаю, — она замолчала. У нее на душе скребли кошки с того самого момента, как они покинули закусочную. Чем дальше они отъезжали, тем больше она волновалась. А в последние две минуты кошки, скребущие на душе, казалось, начали там же гадить. — Алекс! Мы должны вернуться, понимаете, должны! — последнее слово было растянуто, словно по нему проехались катком.

— С чего такие сантименты, а? В школе ты бы и на одну скамейку с ним не села.

— Мы уже не в школе, — печально сказала она, — вы прекрасно знаете, насколько все изменилось.

— И ты что ли тоже? Бывшая мисс «заноза в жопе» стала сестрой милосердия?

Она не отреагировала на выпад и продолжила гнуть свое.

— Нам надо вернуться и взять его с собой. Я не знаю, почему промолчала в закусочной, но я чувствую, что мы не должны были его бросать. Женская интуиция, если хотите.

Губернатор на заднем сиденье заскулил, словно соглашаясь с Кристиной. Алекс выругался и сбавил ход.

— Нянчиться с ним ты будешь? — он усилил слово «ты» давая понять, что парень станет только ее заботой.

— Да. Ладно, я буду, буду…

— Не слышу уверенности в голосе, — его прищуренные глаза были холодны.

— Я, конечно! О, Господи, Алекс, разворачивайтесь, пожалуйста, — ее голос изменился, в нем появились нотки радости и надежды.

Алекс, медленно разворачивая машину, пробормотал что-то себе под нос. Разобрать слова было нельзя, но и Губернатор и Кристина поняли, ничего доброго сказано не было. Несмотря на это, Кристина облегченно вздохнула и улыбнулась. Повернувшись назад, она потрепала пса по голове и довольная подмигнула ему. Он удивленно наклонил голову набок, затем облизнул мордочку и, высунув язык, стал учащенно дышать. Кристина была готова поклясться, что пес улыбался. Весь обратный путь они молчали. Кристина знала, что лучше не провоцировать ворчуна. Скажи она что-то не то, он может в одну секунду изменить решение. Алекс, казалось, этого только и ждал. Притормозив напротив закусочной, он отстегнул ремень.

— Сиди здесь, а я приведу тебе твою головную боль.

— Да, мистер черствый сухарь, я все поняла, — весело улыбнулась Кристина, когда назад пути уже не было.

Алекс пропустил ее шуточку мимо ушей и вышел из машины.

— Ну что приятель, скоро рядом с тобой появится еще один пассажир! Не сгрызи его костыль, договорились? — Кристина была рада, что уговорила Алекса вернуться. Она не могла понять, почему сразу не уболтала его взять парня с собой. Но Алекс уже дал ответ за нее. Раньше бы она действительно и завтракать с ним за один стол не села, а возможно еще и высмеяла. Внезапно, ее стала истязать совесть. Это чувство было почти новым, как платье, с которого еще не срезали ценник. Когда оно было куплено, размер ей не подходил, поэтому оно долго пылилось в шкафу. Теперь, примерив его, она поняла, цвет и форма прекрасно сохранились и, наконец, подошли. И хоть Кристине оно все еще не нравилось, она до него все-таки доросла. Многое теперь было в новинку. Образ жизни, чувства и эмоции. Взять хотя бы стыд. Раньше, она почти не была с ним знакома, а теперь он стал внезапно окутывать ее, был скользким и неприятным. Кристина окунулась в него словно в ил, как бывает, когда ступаешь по дну озера, но вместо чистого песочка внезапно ощущаешь под ногами прохладную и обволакивающую грязь. Да, чувство стыда теперь стало тем чувством, которого хотелось по возможности избегать.

Все эти мысли, порожденные самокопанием, стали уносить Кристину в тот день, когда Алекс подобрал ее на обочине. Она с ужасом подумала, что он с легкостью бросил бы и ее саму, если бы они не были знакомы. От этого Кристине стало очень грустно и беспокойно. Она начала вглядываться в окна закусочной, пытаясь увидеть хоть что-то. Прошло уже несколько минут, вполне достаточных для того, чтобы вывести парня оттуда.

Вдруг сердце у нее похолодело. А что если, Алекс в беде? Что если этот парень не так прост, как кажется? Что если, он подкараулил Алекса за дверью и ударил по голове? А может, он там даже не один? Кто угодно мог прятаться в глубине закусочной в кухонных отсеках. А ведь это она отправила туда Алекса. Если с ним что-то случиться, это будет только ее вина.

Дыхание Кристины участилось, ладони вспотели. Мозг рисовал самые дикие картины, но она еще держала себя в руках, ясно понимая, что нельзя поддаваться панике. Нужно все обдумать и идти на выручку. Пистолет он забрал с собой. В машине остался только топорик, но если парень завладел пистолетом, то топорик ничем ей не поможет. Она закусила губу и стала осматривать машину.

— Думай, думай…

Губернатор почувствовал ее беспокойство и попытался лизнуть ее в лицо. Кристина увернулась и вдруг увидела Алекса, выходящего из закусочной. Второй раз за последние полчаса она испытала чувство облегчения, и уже хотела было корить себя за излишнюю панику, как вдруг поняла, что что-то не так. Картинка расходилась с ожиданием.

Алекс шел один.

Долгие тридцать секунд она всматривалась в двери закусочной, ожидая, что парень вот-вот покажется, но когда Алекс распахнул дверцу машины, Кристина поняла, что этого не произойдет.

— Что случилось? Алекс, где он? — голос ее выдавал крайнее беспокойство.

Алекс молча сел в машину.

— Алекс, он не захотел с нами ехать? Что произошло? Он сделал что-то не так?

Алекс, все также, не произнося ни слова, повернул ключи в зажигании.

— Ответьте мне! Что произошло, пожалуйста! Он ляпнул что-то? Или начал ставить условия? — она умоляюще вглядывалась в его лицо. Машина завелась, и Алекс уже почти тоже.

— Да что же произошло? Алекс! Где он? Почему ты молчишь? — мозг Кристины генерировал множество вопросов, которые она туже озвучивала. — Что случилось? Почему ты не привел его? Алекс, умоляю, скажи что-нибудь! — она почти закричала, голос был готов разорваться рыданием.

Лицо Алекса багровело на глазах, но он продолжал молчать.

— Что ты с ним сделал? — наконец спросила она, и в ее глазах отразился ужас. Мысль, пришедшая в ее голову, была просто дикой, она одновременно и могла и не могла в это поверить.

«Он убил его, чтобы не брать с собой».

Ноздри Алекса раздулись, он сильнее вцепился в руль, костяшки пальцев стали молочно белыми.

— Скажи мне, что ты ничего ему не сделал! Расскажи, что произошло! — она вцепилась в его руку.

Алекс отдернул плечо. Машина вильнула вправо, но он почти сразу ее выровнял.

— Я сделал? — заорал он. — Ты думаешь, я что-то сделал? Я кто по-твоему, а? Черт меня дернул вообще тебя послушать!

— Алекс, — почти заскулила она.

— Ой, да заткнись, просто заткнись и не трогай меня! Правильно говорят «послушаешь бабу, проблем наживешь».

Не веря в происходящее, Кристина прижала ладони к щекам. Она не могла понять, что же могло пойти не так. Что могло случиться за этот небольшой отрезок времени. Хотелось получить ответ, узнать правду, но страх принятия этой правды, был соизмерим с жаждой ее поиска.

— Его там не было, да? Он куда-то ушел? — с надеждой в голосе спросила она.

— Если ты сейчас же не заткнешься, я выброшу тебя из машины, — по стальному голосу Кристина поняла, что Алекс не шутит. Теперь и она встретилась с его демонами лицом к лицу. Если бы все можно было отмотать назад, она, вероятно, предпочла бы муки совести о брошенном парне, нежели воспоминания о темной стороне ее попутчика. Их возвращение ничего не дало, а тот хрупкий мостик доверия, выстроенный за все проведенное вместе время — рухнул.

Она поджала губы, кивнула и, тихонько развернувшись лицом к окну, почти беззвучно заплакала. Какой бы ни была правда, она больше не хотела ее знать.

31 (ДО) Гипнотизер

— Лиа! Да стой ты! — он схватил ее за руку, она вырвалась. — Стой! Прошу тебя!

Лиа остановилась и развернулась так резко, что он налетел на нее и чуть не повалил с ног. Она почувствовала запах его тела смешанный с дорогим парфюмом. Рецепторы такая поганая вещь. Могут захлестнуть волной эмоций, к которым словно ворох воздушных шариков, привязаны воспоминания.

Лиа выставила руки перед собой, пытаясь не дать ему возможности приблизиться, и сделала шаг назад, но уже плавно, без агрессии. Словно дикий зверь он почувствовал слабину и усилил напор. Норт обхватил ладонями ее щеки. Она была такой маленькой в его руках, и они оба чувствовали его власть над нею.

— Уйди! Отстань от меня! Все конечно! — голос ее был хриплым, а крики были надрывными, потому что горло сдавило от подступающих слез.

— Тише, — прошептал он, как заклинатель. — Малышка, я люблю тебя.

— Отстань! — умоляла она. — Ты опять! Опять! А ведь ты обещал!

— Тиши, тише. Ты же знаешь, это не специально. Мы оба вчера перебрали, и я просил тебя присматривать за мной…

— Так это я виновата? — она вспыхнула, и он понял, что для таких явных манипуляций было еще рановато. Норт оступился и был рад, что он не сапер, ведь в делах сердечных всегда можно все переиграть.

Она стряхнула его руки со своего лица, и тогда он обнял ее, взял в охапку и прижал. Первые тридцать секунд Лиа колотилась в его руках как в клетке, затем стала затихать по мере того, как Норт шептал ей на ухо все, что она хотела услышать.

— Это не имеет значения. Ты же знаешь. Это ерунда. Я люблю тебя. Люблю, Лини, — шепот гипнотизера. — Ты это заешь. Люблю только тебя. Только ты моя женщина. Только ты. А остальное… все не имеет значения.

— Имеет, — едва слышно она попыталась оспорить.

— Тсс, — он провел рукой по волосам, — не имеет. Все это не имеет значения. Я люблю тебя, милая. Люблю.

Она опять начала плакать. Почти не слышно, но слезы градом лились по щекам.

— Я ухожу, Норт, я ухожу, слышишь? Отпусти меня, — умоляла она.

Он ослабил хватку, и от ужаса Лиа оцепенела.

«Сейчас он отпустит меня!» — и холодок одиночества кольнул сердце.

Он достал из заднего кармана платок, и она подумала, что он предложит ей вытереть слезы. Но Норт лишь что-то вытащил из него и бросил платок на пол.

— Давай убежим? Только ты и я. Ладно?

В руках у него поблескивало симпатичное небольшое колечко, вид которого приковал ее взгляд к себе.

— Уедем сейчас. Сбежим, ладно? От всего этого дерьма!

— Куда? — спросила она, забыв о том, что сама пыталась сбежать от него секундами ранее.

— Туда, где нас никто не найдет! Я уже договорился, — он подмигнул ей. — Будет наш тайный медовый месяц еще до свадьбы. А если понравится, то и после!

Норт опять обнял ее. Лиа прижалась и приподняла голову, чтобы взглянуть ему глаза.

— Ну, милая, ты в деле? Ты же со мной, правда?

— Ты обещаешь больше не…

— Ну, подумай сама, кроме нас там никого не будет. Да и кто еще нужен, а? Разве же я смогу? — он поцеловал ее в лоб. — Только ты и я. И даже если в землю врежется метеорит — все это будет не важно, ведь мы будем вместе! А остальное не имеет никакого значения.

Она уткнулась в его грудь лицом и закрыла глаза. В конце концов, он звезда, творческий самородок, любимчик нескольких сотен тысяч людей, а у таких всегда полно шероховатостей, непонятных причуд и тёмных разного размера грешков и пороков.

— Я люблю тебя, Лиа.

«Остальное не имеет значения».

32 (ПОСЛЕ) Месть

Когда Макс проник в дом, вся его решимость и хладнокровие испарились. Возникло острое желание развернуться и уйти.

«Возьми себя в руки», — приказал он себе, пытаясь унять дрожь и успокоить грохочущее в груди сердце. Он стоял так около минуты, прислушиваясь, мерно дыша. В доме было спокойно и темно, из звуков — только монотонная болтовня телевизора.

Стоя в прихожей, Макс разглядывал столовую и думал о чем угодно, кроме как о том, зачем пришел сегодня сюда. Он отметил прочный на вид круглый стол, расположенный в центре комнаты, как гармонируют с ним деревянные стулья с резными спинками, оценил шторки, на которые раньше не обратил бы никакого внимания, насладился гармоничным сочетанием обоев и мебели.

Тихое, но в нынешних обстоятельствах почти оглушающее, «мяу» раздалось откуда-то снизу. Макс опустил глаза. О его ноги потерлась кошка. Ему захотелось погладить ее, но это было так абсурдно, что ему почти даже стало за себя стыдно.

«Я пришел воздать по заслугам твоей хозяйке, — мысленно обратился он к кошке. — Когда-то этой дряни уже удалось избежать наказания. Все случилось из-за нее, и ей придется заплатить за это!»

Не будь ее на том мосту, все могло кончиться мирно. Вероятно, мальчишек бы обругали, и их матерей тоже, потолкали и пошпыняли, и, возможно, даже слегка поколотили. Но никто бы не умер в тот день, и никто не получил бы пожизненный приговор в виде инвалидной коляски.

Макс попытался отогнать кошку, но та опять об него потерлась. Он вздохнул и нехотя наклонился, чтобы погладить пушистую приставаку. Будь он без перчаток, сразу почувствовал бы, что шкура животного была мокрой. Кое-где она присохла и слиплась в комки, поэтому Макс ощутил что-то неладное лишь на третьем поглаживании.

«В чем ты извалялась? — с брезгливостью подумал гость и вытер о бедро руку. Не то чтобы он испытал отвращение, но вляпаться в мокрое, липкое неизвестно что — было противно, пусть даже рука была в перчатке. — Бедняжка, хозяйка совсем о тебе не заботится, да?»

Желание исполнить то, зачем пришел — вернулось. Он аккуратно отодвинул кошку ногой и медленно вошел в столовую, та освещалась лишь светом фонаря за окном и мерцанием телевизора в гостиной.

«Сидит и пялится в ящик, вместо того, чтобы поухаживать за животным», — вот теперь он испытал полноценное отвращение, только не к кошке, а к ее хозяйке. Аккуратно, почти на цыпочках Макс пересек столовую и, спрятавшись за дверным косяком, заглянул в комнату. У противоположной стены, словно на пьедестале, на комоде стоял телевизор. Вдоль стены слева располагался сложенный диван, на котором кто-то лежал. Заметив на журнальном столике лекарства, Макс понял, что девушка больна. Вероятно, наглотавшись таблеток, она заснула. При простуде такое бывает. Многие лекарственные средства содержат снотворное, ведь каждый знает, что при ослабленном иммунитете сон — лучшее лекарство. Увиденное заставило Макса стушеваться, так как не вписывалось ни в один из проработанных им сценариев. Макс рисовал себе совсем другие картины этой встречи. Он представлял и крики, и ругань, и тихие надменные диалоги, в стиле фильмов про мафию. Но вот чего он представить себе не мог, так это ее тощее ослабленное болезнью спящее тело.

Снизу опять раздалось «мяу».

«Ну что ты от меня хочешь?» — хотел спросить он, но, кажется и так начал уже понимать. Миска в углу столовой была пуста, а хозяйка — больна. Макс стоял, прислонившись к стене и раздумывая, что же делать дальше. Имей он наклонности маньяка, возможно, ему приглянулась бы такая ситуация. Жертва почти беспомощна, все козыри у него. Но он шел сюда совсем не за этим.

Его начали мучить сомнения и вопросы. Действительно ли он хотел воплотить месть, которую в таких красках и с упоением рисовал ему Кишан? Смог бы он нажать на курок за ошибку, совершенную ею еще в молодости? Или было бы достаточно разговора, в котором девушку бы трясло от слез и раскаяния. Возымели бы эффект клятвы, что не было ни дня, когда бы она не сожалела о содеянном?

Девушка в комнате зашевелилась.

«Пора», — мелькнуло в голове, и Макс вошел в комнату с пистолетом наготове.

— Здравствуй. Прости, что без приглашения, но… — тут он прервался, давно заготовленные и отрепетированные слова, будто канули в бездну. Реальная встреча продолжала преподносить сюрпризы и нещадно разнилась с воображаемой.

Девушка, зашевелившаяся на диване и развернувшая к нему свое лицо, была совсем не похожа на ту, которую он себе представлял. В свете от телевизора Макс разглядел скуловую кость, белым пятном мелькнувшую из-под лоскутов кожи. Первым порывом было сделать шаг назад, и Макс ему поддался. Ему чудом удалось избежать падения на пол, потому что кошке так не вовремя опять захотелось потереться о его ногу. Пушистая приставака недовольно мяукнула и отскочила на безопасные полметра.

Девушка на диване начала вставать.

— Это какой-то розыгрыш? — недоуменно спросил Макс.

До праздников, на которые обычно толпы ряженых балбесов и детей бегают по улицам, было еще далеко.

— Эй, не приближайся. Я пришел поговорить, — соврал он.

Но девушка уже поставила ноги на пол и поднялась. Пятясь назад и стараясь не задавить кошку, Макс щелкнул переключателем, и в столовой зажегся свет. Продолжая целится девушке в голову, Макс отступал.

— Я не шучу, — теперь он решил говорить правду. — Я пришел убить тебя. Да… И сделаю это! Но если ты сядешь, и мы поговорим, я, может быть, оставлю тебя в живых.

На его предупреждение она ответила хрипловатым: «Ха-а-а».

«Да что с тобой, мать твою, такое?»

Он не был поклонником фильмов ужасов, но знал, что если мертвый человек идет с на тебя с четко выраженным желанием сожрать твой мозг или любую другую часть тела — давать ему такую возможность не стоит. Он быстрым взглядом окинул комнату, не прячется ли где-нибудь видео камера. Не найдя таковой, он заметил возле серванта висящую на стене скалку с розовым бантом. Девушка уже почти вошла в столовую.

«Если это грим, то это шедевр», — подумал Макс, но эта мысль тут же поблекла на фоне вновь увиденной им кошки. Пушистая приставака сидела и умывала мордочку. Все сложилось в одну картинку: запахи, звуки, увиденное. Макс все понял: мокрые следы на шерсти это пятна от крови, с засохшими — та же история.

Схватив со стены висящую на розовой ленточке скалку и в глубине души все еще надеясь, что это дурной розыгрыш, Макс отложил на стол пистолет и сделал несколько шагов навстречу девушке.

«Если я ее ударю, и она не заорет по-человечески, я выстрелю ей в голову».

Удар скалкой пришелся в плечо. Девушка чуть покачнулась, но, не подав никаких признаков боли, прошипела очередное хриплое: «Ха-а-а». Макс метнулся к столу, схватил пистолет и выстрелил ей в уже изуродованную половину лица. Дымок от выстрела взвился вверх, покидая дуло. Руки Макса, держащие пистолет, слегка подрагивали от волнения. Девушка рухнула на пол. Кошка, никак не прореагировав на происшедшее, продолжила умываться. Макс подошел к телу. Ничего необычного, кроме признаков уже пришедшей смерти. Он убрал пистолет, выключил свет и выскочил из дома, оставив дверь открытой для кошки. В несколько размашистых шагов преодолев передний двор, у самого выхода Макс почти лицом к лицу столкнулся с мужчиной, отпершим ворота. По возрасту тот скорее годился девушке в отцы, нежели в любовники. Глаза их на секунду встретились и тут же контакт прервался. В панике Макс отпихнул мужчину и бросился наутек.

— Эй, ты что тут делаешь? — брошенный в спину удаляющемуся Максу вопрос рассеялся в темноте.

33 (ПОСЛЕ) Вечеринка-сюрприз

Первым насторожилось Я. «Неужели эти недотепы смогли все так здорово придумать?» Эта мысль возникла почти сразу после того, как Кулькен повернул направо, потому что то, что он увидел, идеально вписывалось в контекст и отражало дух зомби-хорроров. Принять тот факт, что его сотрудники способны настолько проникнуться темой и организовать превосходный праздник, было очень сложно, тем более после такого количества провалов.

Первое, что бросилось в глаза, когда Кулькен повернул за угол, было тело человека, лежащего на полу.

«Манекен, конечно», — сказало бы Я, да вот только Я молчало. Я просто замерло в ужасе. Здравый смысл постарался взять контроль на себя и не дал Кулькену впасть в панику.

«Ну, ведь, в конце-то концов, не могли же они притащить настоящий труп в «Башню»? Ерунда какая-то!»

Но тело выглядело очень реалистично. Сделав пару размеренных шагов по коридору, Кулькен остановился. Шипение стало чуть громче. Руки покрылись мурашками, волоски на руках поднялись как маленькие антенки. Кулькен инстинктивно провел по ним пальцами, чтобы унять.

«Жутковато. Даже как-то чересчур», — сказало Я, и Кулькен остановился. До тела оставалось метров пять, не больше, но никто в здравом уме ближе бы подходить не захотел.

«Наверное, по задумке, это тот, кто оставил отпечатки кровавых ладошек на стене», — подумал Кулькен. Подтверждало эту мысль то, что у парня не было уха. Вокруг тела валялись красные бумажные стрелочки. Кулькен облизал губы. Восторг, смешанный с ужасом, был прекрасен.

— Неужели они хотят, чтобы я обыскал этот манекен? Вот говнюки, — со сладострастной усмешкой выругался Кулькен. Большая часть стрелочек указывала именно на тело, остальные валялись вокруг как попало.

«Почему же они не сложили все стрелочки аккуратно? Набросали тут кое-как. Халтурят!».

Но сложи они из них даже сердечко, в этот раз Кулькен бы не обиделся. Они ведь так постарались! Улыбнувшись во все тридцать два, он уже собрался проследовать дальше, как перепуганное Я ни с того ни с сего завопило сиреной. Сначала Кулькен даже не понял, почему его тело сковал ужас, но тут Я, прекратив бессвязно вопить, отчетливо прокричало:

«ВОНЬ! ВОНЬ! СТРАШНАЯ ВОНЬ! ЧУЕШЬ, ТЫ, ГЛУПЫЙ ЗАДРОТ?»

В коридоре действительно воняло.

«ЭТО НЕ ТВОИ ИГРУЛЬКУ! ЭТО ВСЕ ВЗАПРАВДУ!»

Это могла быть лопнувшая в туалете труба или засорившийся унитаз.

«ЭТО НЕ ТРУБА, ТУПОЙ ТЫ ОСЕЛ!»

Но здравый смысл упорно и авторитетно пытался купировать зарождающийся приступ истерики.

Разве есть разумные доводы, чтобы впадать в панику? Все происходящее, скорее всего, умело поставленный розыгрыш, доведенный до абсолюта: декорации, звуки, запахи. Разве ты не этого так хотел, а?

— Раздери вас заказчики… — выругался растерянный босс. — Если это все действительно организованная сотрудниками постановка, то я сначала всех уволю, а потом возьму обратно с прибавкой к зарплате за креатив и находчивость!

«НЕКОГО БУДЕТ БРАТЬ! ДА И НЕКОМУ!»

Кулькен и дальше бы так стоял, разрываемый внутренними противоречиями, если б его размышления не прервал тихий, но вполне различимый для уха звук. Скрип двери. В эти короткие секунды «шипение» стало чуть громче, а затем вернулось на прежний уровень шума.

«ТЫ ТРУП…»

Кулькен сжал ладони в кулаки, как это делал всегда, когда нервничал, и напрягся. За следующим поворотом слышалось шарканье чьих-то ног. Адреналин опять бросился в кровь. Глаза заблестели, в горле пересохло, а тело начала бить мелкая дрожь. Несмотря на все это, Кулькен уверенно направился к телу, приняв версию здравого смысла, как единственно верную.

«Стоит все-таки обыскать «труп». Ведь не зря же он здесь лежит, усыпанный стрелочками?» — подсказал здравый смысл.

— Блестящая постановка, просто блестящая, — прошептал Кулькен, наклоняясь к телу. В это мгновение шаги прекратились, и босс компании завис на полусогнутых.

«Хм», — выдал здравый смысл, но делать было нечего.

Кулькен упал на колени перед «трупом» и начал его обшаривать. В правом заднем кармане брюк ничего не было. Окинув взглядом стрелочки, Кулькен догадался, что подсказка в левом, ведь туда было направлено больше всего указателей. Из левого кармана он извлек несколько монеток.

«Наверное, это ключ к чему-то…» Он начал разглядывать монетки, но тут она из них выскользнула у него из рук. В тишине коридора звон маленькой монетки раскатился громом.

Он скривился, как всегда делал, когда случайно вытворял что-то нелепое. Коридор, сворачивавший влево, вел к одному из конференц-залов, откуда меньше минуты назад раздавались шаги. Теперь же Кулькен услышал одиночное «шипение» и шаги возобновились, правда, теперь уже с увеличенной скоростью.

«Что за дерьмо?» — озадачился здравый смысл.

«ПОЛНОЕ ДЕРЬМО!» — завопило Я. Когда из-за угла показался Кларест, Кулькен замер как завороженный. Тот был в гриме, который был выше всяких похвал. Оторванная щека болталась, обнажив верхний и нижний ряды зубов. Кулькена всегда это поражало. Даже девочки подростки в интернете иногда делали на удивление потрясающие зомби-макияжи.

«Как им это удается?» — спросил он сам себя и встал.

Одежда Клареста, вся в крови, тоже соответствовала ожиданиям. А вот сам он… Все было слишком натурально. Левой руки не было видно, он спрятал ее так, словно ее не было никогда.

«Где же он прячет ее? Неужели под пиджаком?»

«В ТВОЕЙ ЗАДНИЦЕ ОН ЕЕ СЕЙЧАС СПРЯЧЕТ! БЕГИ!»

И Кулькен попятился. Не то чтобы он действительно испугался, этот натурализм даже умилял, но разве это уже не перебор? Он рассчитывал всего лишь на вечеринку с квестами, но все происходящее здесь было уже полным безумием.

«Они что, хотят, чтобы я еще и по зданию бегал? Не с моим пузом играть в такие игры, не с моим пузом… Я слишком стар для всего этого дерьма!»

И тут заскулил уже озадаченный здравый смысл: «Рука! Ничего не понятно… Где же его рука?»

Как ни старайся спрятать руку в пиджак, плечевой сустав никуда не денешь. Кларест был неплохим менеджером и при этом полным куском дерьма, но акробатом не был точно. Чтобы окончательно решить, что делать, Кулькен принял простое решение. Он быстро наклонился к телу и перевернул его. Возможно, принятое решение не было одним из лучших, потому что его чуть не стошнило, но оно в тоже время отрезвило его от фантазий и вернуло в реальность. Перед ним был труп. Настоящий. Отсутствие носа и одного глазного яблока полностью это подтверждали. Чудом подавив рвотные порывы, Кулькен начал пятится назад. Кларест приближался.

«ШЕВЕЛИСЬ, ОСЕЛ!» — завопило Я. Кулькен оступился и приземлился на свой довольно мягкий и обширный зад. Кларест опять «зашипел». Там же где и упал, Кулькен перевернулся лицом к полу и ринулся вперед в положении, напоминающем упор присев. При всей его комплекции это выглядело бы весьма забавно, если бы не тот факт, что в четырех метрах от него было существо, готовое выгрызть самые нежные его части. Клокочущие звуки, вырывавшиеся изо рта Клареста, пугали до чертиков. Будучи развернутым к нему спиной, Кулькен ощутил, как рубашка прилипла к лопаткам и пояснице. Его бросило в жар, к щекам прилила кровь. Он все еще не поднялся полностью, а перебирал ногами по полу. Это длилось всего пару секунд, но Кулькен ощутил, как провалился в свой самый страшный кошмар. Хочешь убежать, но вместо этого топчешься на месте, не в силах сделать рывок вперед. Но это был не сон. Аллилуйя! Поэтому Кулькен смог полностью подняться. Он рванул, словно спринтер, и в панике ворвался в дверь, ведущую к пожарной лестнице.

Позади остались Кларест и обычная жизнь, которой Кулькен всегда так сильно боялся.

34 (ДО) Принцесса-медиум

Милада сидела во главе овального стола. На ней было пышное розовое платье, на голове поблескивала пластиковая корона. Прищурив один глаз, она пристально всматривалась в стеклянный шар. Конечно, настоящего, как в кино, стеклянного шара у нее не нашлось, зато был обычный сувенирный, с елочкой по центру. Потряси его, и пойдет снег. Чем не магия? Да и разве такая мелочь, как елочка, может испортить великой волшебнице магический шар?

Подруги Милады сидели затаив дыхание. Они с восхищением и легким ужасом смотрели то на нее, то в центр волшебного шара. Конечно, кроме елки они не могли разглядеть ничего, как впрочем, и сама Милада, но девочка делала такое серьезное лицо, что ее подругам казалось, что в шаре расписаны все секреты бытия.

— Я вижу… — многозначительным полушепотом сказала Милада.

— Что? Что? — пронеслись легким шелестом вопросы.

Милада еще не придумала, что скажет. Сначала она хотела сказать, что Милиан Бран влюбился в занозу Тилли. Тилли бы это очень не понравилось. Все девочки тут же начали бы хихикать и дразнить ее, а она, возможно, даже встала бы из-за стола и направилась жаловаться своей матери-кукушке. Обладатель красивого имени, Милиан Бран, не обладал больше ничем красивым. Сам он был неказист, к тому же носил здоровенные очки на пол-лица. Да и во всем остальном он был довольно странным типом. Находил в кустах улиток, а затем таскался с ними весь день, пока воспитатели не заставляли отнести живность туда, откуда он ее притащил. Миладе хотелось разыграть подруг, но такая шутка могла закончиться истерикой этой капризной занозы Тилли.

Затем Милада хотела сказать Терезе, что ее братик, которого та никогда не видела, потому что он умер еще при рождении, передает ей привет. Но это тоже могло закончиться истерикой. Да и к тому же Тереза могла слишком сильно испугаться. Она бы стала плохо спать, а ее родители винили бы во всем Миладу и были бы правы. Нет, этот определенно не подходило.

— Что там, Милада, что? — залепетала, чуть пришепетывая, перепуганная скромняга Тессиль. Она хотела подергать Миладу за рукав платья, но на секунду замешкавшись, передумала.

«Может сказать Тессиль, что ее потерявшаяся кошка нашла себе новый дом и ей там хорошо», — раздумывала Милада. Скромняга Тессиль ей нравилась. Может она не самая интересная и веселая, но она всегда была хорошей, со всеми здоровалась и, заходя в дом, снимала грязную обувь.

— Может, ты видишь Фриски? — словно прочитала ее мысли Тессиль.

— Не подсказывай ей! — зашипела заноза Тилли. — Кому нужна твоя облезлая кошка?

— Цыц, — рявкнула Милада и еще пристальнее уставилась в шар. Идея с кошкой была отличной. Вот если бы она успела озвучить ее до того, как Тессиль заговорила о ней сама. Делать было нечего. Оставалось импровизировать.

— Я вижу… — многозначительно сказала девочка и еще больше прищурившись, вцепилась глазами в Терезу. Та поежилась. — Я вижу пожилую женщину…

Тереза прикрыла пальцами рот. Милада, теперь уже посмотрев в шар, сделала очередной «выстрел» наугад.

— Вижу у нее на плечах шаль…

Тереза вцепилась пальцами в платье занозы Тилли.

— Это она, это она, — залепетала Тереза, но ее прервали.

— Отцепись от меня! Она еще ничего не сказала…

— Она видит бабулю! Мою бабулю! — не унималась Тереза.

— Да она же ничего конкретного не говорила! Любой так может!

— Она хочет, — могильным голосом продолжила Милада, не позволив их пререканиям превратиться в перепалку, — хочет, чтобы ты хорошо себя вела.

— Да, да, — закивала Тереза, — она всегда мне об этом говорила, честно-честно.

Милада ликовала. Пусть даже Тилли ничему не поверила, но Тереза и Тессиль были ее аудиторией. Они внимали каждому лову.

— Ешь побольше овощей и слушайся маму.

Глаза Терезы, уже и без того большие, казалось, сейчас вывалятся из орбит.

— Да это же ерунда какая-то! Вы что, правда ей верите? — опять сорвалась заноза Тилли.

— Помогай родителям по дому, — невозмутимо продолжала Милада. Она никогда не видела бабушку Терезы, но решила гнуть линию до конца, раз уж пока все получалось. — Не надоедай старшей сестре…

Тилли встала из-за стола.

— Они же тебе верят! Зачем ты их дуришь?

Тессиль и Тереза уставились на нее, но Милада и бровью не повела.

— Будь всегда вежливой и скромной, как твоя подруга Тессиль.

— Она знает мое имя? — изумилась тихоня Тессиль. Милада прикусила язык. Бабушка Терезы никак не могла знать ее, так как умерла до того, как Тессиль с родителями сюда переехали. Но на выручку пришла сама Тереза.

— Она же теперь дух! Она все знает!

Милада выдохнула.

Все еще стоящая у стола Тилли, продолжила.

— Я думала, мы просто подурачимся, посмеемся над мальчишками, но это, — покрутив пальцем у виска, — уже ни в какие ворота! — она развернулась и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

— Я вижу! — почти вскрикнула Милада, опять приковав все внимание к себе, — нас ожидает что-то грандиозное!

— Что? Что? — оживилась Тессиль. Ее «что» больше было похоже на «фто», иногда мальчишки ее из-за этого поддразнивали.

— Что-то очень важное… — туманно прошептала Милада, — это коснется нас, сидящих за этим столом. Она решила поощрить верность подруг, пообещав им что-то хорошее.

— Наверное, — робко и неуверенно полувопросом произнесла Тессиль, — родители подарят мне новую кошку?

— Может быть, — поощрила догадку Милада, — я вижу не четко, но это вполне может быть кошка.

— А мне? — встревожилась Тереза, — мне что подарят?

— Что-то средних размеров… — что в ее понимании средний размер Милада не уточнила.

— Знаю, знаю! — обрадовалась Тереза, — велосипед! Это точно будет велосипед, я видела, как папа смотрел в интернете розовый велик! — лицо ее светилось.

— Я… эх… — Милада прикрыла глаза кончиками пальцев, — все… видение ушло, — трагичным голосом произнесла девочка. Подружки разочарованно вздохнули, больше из приличия. Они-то ведь уже знали, какое грандиозное событие ожидает каждую из них. Милада не успела увидеть только то, что ждет ее. Но это, если по-честному, их не очень-то и заботило. Их мысли были заняты новой кошкой и новым велосипедом.

— Знаете, что? — вдруг сказала Тереза. Все уставились на нее. — Я думаю, Тилли просто боится узнать, что ее ждет, вот и убежала. Ты же видела мою бабушку, да?

— Конечно, — сказала Милада, — иначе как бы я узнала про шаль?

— Точно, — подтвердила Тереза, — я всегда тебе верила, Мил, честно-честно!

— Угу-угу, — закивала Тессиль, — и я, и я.

Дверь, распахнувшаяся секундой позже, перепугала их так, что по коже побежали мурашки. Даже у Милады сердце подпрыгнуло. Она так вошла в роль, что уже сама почти верила тому, о чем говорила. Все три девочки рассчитывали увидеть в дверях бабушку Терезы и облегченно выдохнули, когда поняли, что это всего на всего папа Милады.

— Неужели клуб трех «Т» распался? — шутливо сказал он. — Я думал, вас водой не разольешь, пилой не распилишь, — сказал он и хохотнул, радуясь остроумию своей шутки.

— А, — отмахнулась Милада, — эта Тилли всегда истерит. Скоро клуб трех «Т» превратится в два «Т» плюс «М», — теперь хохотнула Милада. Вероятно, чувство юмора досталось ей от отца.

— Мама подала десерт. Принцессы, прошу вас к столу.

— Ура! — веселыми криками две представительницы клуба трех «Т» просочились в дверной проем, чуть не сбив с ног отца Милады.

— Колдунствуешь? — он кивнул на стол с шаром посередине.

— Балуюсь, — ответила Милада. — Идите, я сейчас приду.

— Хорошо, малыш, не задерживайся, а то мы все съедим.

— Ага, — коротко бросила она.

— И закрой окно, что-то у вас тут сквознячок.

Милада хотела еще сказать, что окно закрыто, но отец уже скрылся в дверях. Тогда она сняла со стола шар и поставила на полку. На самом деле, ей не очень хотелось идти в гостиную. Там была заноза Тилли, которая уже наверняка нажаловалась своей матери, а то и всем остальным родителям. Да и вообще, сидеть вместе со взрослыми ей никогда не нравилось, потому что их разговоры были глупыми, а лица надменными. Больше всего ее раздражало, когда родители начинали нахваливать своих детей при них же, будто тех не было в комнате. Хуже было, лишь когда они начинали их ругать. «Конечно, — думала она, — делайте так всегда! Хотите разозлить ребенка, притворитесь, что он прозрачный».

— Бр, — Миладу передернуло. И хоть передернуло ее не от холода, она тут же почувствовала легкий озноб.

— Странно… — еле слышно прошептала она. — Так-с, пора идти.

На столе стоял торт, а если на столе десерт, то можно стерпеть любые гадости, что про тебя скажут. Поэтому нужно пойти в гостиную и притвориться примерным ребенком, ведь сладости проникают в твой организм, а злые слова лишь витают вокруг.

Она направилась к двери, но тут же вздрогнула. Старый темно вишневого цвета комод с зеркалом заставил ее остановиться и вернуться на шаг назад. В зеркале на долю секунды ей померещился чей-то силуэт. Сейчас, вглядываясь в отражение, она не увидела ничего необычного.

— Пора завязывать с этой ерундой, — шепотом сказала она себе, хотя прекрасно понимала, что этого не будет. Чувства, которые Милада испытывала, когда притворялась гадалкой, были великолепны. Ей казалось, что жизни этих глупышек в ее руках. Она может сказать им что угодно, подкинуть им в голову любую мысль, и они поверят. Конечно, действовать нужно было осторожно, да и такие личности как заноза Тилли не упрощают задачу, но результат… Результат стоил потраченного времени. Иллюзия власти и контроля дурманит многих, но Милада об этом еще ничего толком не знала, как и не знала того, что за все всегда приходится платить.

Потратив еще секунд пять на разглядывание своего отражения, Милада решила продолжить свой путь к десерту.

«Это все мои фантазии, они никому не принесут вреда», — твердила она себе, но память ее протестовала. Она кого-то заметила. Знала, что заметила. Заметила кого-то, кто был невысокого роста и к тому же сутулился. Этот кто-то тихонько стоял и смотрел на нее, даже сейчас, когда она никого уже не видела. И, возможно, этот кто-то не только когда-то, но и сейчас, предпочитал носить на плечах теплую шаль.

После этого дня в жизни девочки появился новый друг, имя которому было «Страшила».

35 (ПОСЛЕ) Странный хозяин дома

— С тобой точно все хорошо? — покровительственным тоном спросил Джереми.

— Да, — тихо прошептала она через одеяло, которое по привычке натянула на нос.

— Ты уверена?

— Да, уверена.

Зайчишка Большой По лежал рядом с ней на подушке.

— Не бойся. Я буду рядом и не дам тебя в обиду, поняла?

В этот раз девочка просто кивнула.

— Что это такое было там с тобой на улице, а? Почему ты назвала его Страшилой?

Милада стала мотать головой из стороны в сторону, давая понять, что говорить об этом у нее нет никакого желания. Она, конечно, уже поняла, что Санни никакой не Страшила, он такой же человек, как и Джереми, как и она сама, но все равно, какой-то другой при этом. Что-то с ним было не так.

Джереми положил ладонь ей на голову и слегка взъерошил волосы. Он всегда с интересом слушал рассказы Арчи о своей сестре и Страшиле, но считал их преувеличенными, хоть никогда и не говорил об этом вслух. Да и зачем? Рассказы были интересными, а Арчи был первоклассным рассказчиком. Джереми даже предложил Арчи написать сборничек под каким-нибудь интригующим названием, но тот только пожал плечами и, возведя глаза к небу, сказал многозначительное: «Может быть, когда-нибудь».

— Джереми, — тихонько позвала Милада.

— Да, малыш?

— Как ты думаешь, Арчи в бункере? — словно обухом по голове ударил вопрос. Они никогда не говорили об Арчи или о родителях. Джереми считал, что Милада сама все понимает, поэтому не задает вопросов. Но он совсем забыл, что она всего лишь ребенок, как бы по-взрослому себя ни вела.

— Джереми, как ты думаешь, он жив? — прогремел второй вопрос равнозначный по силе удару в промежность.

— Э… я… — он не знал, что сказать, — давай об этом завтра поговорим, малыш, ладно? Тебе нужно поспать.

— Ладно, — чуть слышно согласилась девочка, — приглядывай за этим, — она кивнула в сторону двери, давая понять, что их новый знакомый не внушает ей доверия. — Мне не страшно, это меня По попросил сказать тебе. Это он зайчишка-трусишка.

— Конечно, я так и подумал, — он улыбнулся, поправил ей одеяло и встал. — Все у нас будет хорошо, малыш. Все будет на десяточку, — Джереми подмигнул, пытаясь изобразить на лице уверенность и безмятежность, хотя вопрос, заданный минутой раньше, навис над ним как секира.

Завтра он будет должен дать ей ответ. Но как поступить правильно? Сказать ей все как есть? Сказать ей, что она больше никогда не увидит брата, потому что он, Джереми, размозжил ему голову в его же собственной комнате? А может, соврать и подарить ложную надежду?

Когда Джереми растерянный, весь в крови, услышал ее голос в своей голове, у него не осталось сомнений в том, что она особенная. Когда он нашел ее в шкафу в доме тети Сессиль, в котором раньше никогда не был, он стал думать, что она жуткая. Если Милада смогла привести его к себе, то на что еще эта девочка могла быть способна? Но даже после всего пережитого, его не покидала мысль, что все это очень странно и неправдоподобно. Пусть по городу ходят мертвые, но телепатия или что-то подобное… Это уж как-то совсем дико.

Но все, что творилось кругом, происходило на самом деле, и мысль о том, что Милада не знает, что Арчи мертв, не укладывалась у Джереми в голове. Подсознательно он был уверен, что девочка почувствовала смерть брата, и поэтому не стала задавать вопросов насчет него. Теперь же оказалось, что Милада не знает, а ему придется сыграть горькую роль гонца с сумкой плохих новостей.

Выходя из комнаты, Джереми прикрыл за собой дверь, но не полностью, оставляя небольшую щелочку.

— Джереми, — донесся тоненький голосок.

— Да, малыш?

— Закрой ее полностью. Не люблю приоткрытые двери. Никогда не знаешь, кто может за ней стоять и смотреть на тебя, пока ты спишь.

Джереми поежился. Он вспомнил себя в детстве, как он всегда просил маму не закрывать плотно дверь, как просыпался иногда среди ночи и гадал, приоткрылась ли дверь чуть шире или это плод его воображения? Ему вдруг подумалось, что будь он на месте Милады, давно спятил бы. Быть необычным ребенком с обычными свойственными всем страхами, куда паршивей, чем может показаться на первый взгляд. Закрыв плотно дверь, он стал спускаться по лестнице и, возможно, его мысли потекли бы дальше в этом направлении, если бы его глаза не наткнулись на улыбающуюся физиономию странного хозяина дома.

— Убаюкал? — будто с вызовом спросил Санни.

— Угу.

— Ну что, приятель, нет желания выйти на улицу, перекинуться парой важных фраз подальше от ранимых детских ушек?

Не дав ответа, Джереми вышел на веранду. Хозяин дома, насвистывая, вышел вслед за ним. Этот вечер был неплохим. Большая яркая луна освещала округу, желудок не сводило от голода, а Милада спала в теплой постели, а не в подвернутом спальнике. Что еще нужно? Все было очень неплохо, если не считать смрада, периодически доносимого легким ветерком.

Хозяин дома хлопнул Джереми по плечу и сделал глубокий вдох. Ноздри его раздулись, губы искривились в полуулыбке. Он напомнил Джереми бродячего пса, почуявшего запах мяса.

— Чуешь, приятель, этот мир провонял насквозь, — теперь его улыбка стала полноценной, — он и до этого был прогнившим, а теперь еще и пахнет соответственно, — Санни сплюнул на траву, а затем уселся на перилах веранды.

— О чем ты хотел поговорить?

— Что будет дальше? Какие у вас планы, у тебя и твоей компании?

— Компании? — удивился Джереми.

— Ну да, у тебя, девчонки и зайца.

Джереми невольно пожал плечами.

— Утром мы уйдем.

— И куда же, позволь спросить?

— Не думаю, что это твоя забота.

— Приятель, — опять растекшись в улыбке, произнес Санни, — ну ты же понимаешь, что вы должны мне за мое гостеприимство.

— У гостеприимства нынче есть цена?

— Нынче у всего есть цена, да и раньше была. Думал, ты это понимаешь.

Стрекот цикад создавал успокаивающе обманчивый фон, словно ничего не изменилось. Словно жизнь продолжала течь своим чередом.

— Не буду юлить, — вновь заговорил Санни, — я знаю, что вы куда-то целенаправленно идете, и я думаю, что там будет вполне надежно. И не отрицай это. Я слышал, как вы шептались.

Джереми попытался скрыть нарастающую злость, но ему это не особенно удавалось. Санни это приметил и, все также широко улыбаясь, сказал:

— Брось, приятель, неужели вашей чудной компании помешает такой славный парень, как я?

Джереми вздохнул. Он уже понял, что отделаться от него не получится. Хозяин дома не выглядел человеком, который откажется от своих планов просто так. Если Джереми откажет ему, тот может выкинуть что-нибудь эдакое, что им с Миладой совсем не понравится. Да и малышка его боится, и это, скорее всего, не безосновательно. Повисла неловкая тишина, хотя по Санни нельзя было сказать, что тот испытывает неловкость. Лицо не покидала ухмылка, а поза была развязной, чего нельзя было сказать о Джереми. Он понимал, они попали в ловушку в тот же момент, как впервые увидели его. Как можно было быть таким глупцом? Им следовало избегать людей, как они делали это раньше. Избегать всех, кто попадался на пути, живых и мертвых.

— Ну что ж, — Санни нарушил тишину, — думаю, мы договорились, — он вопросительно посмотрел на Джереми, но тот даже не повернул головы в его сторону. Он всматривался в шумящие ветви деревьев.

— Почему здесь так воняет? — вдруг спросил он.

Санни пожал плечами.

— Везде воняет.

— Нет, не везде. — Джереми понимал, что в городах смрад должен быть ужасающим, но здесь, посреди леса… Что-то было не так. Может, поблизости большой город? Или какая-нибудь огороженная территория, на которой обитает множество этих полусгнивших ребят. Но он почему-то чувствовал, что причина в другом. Вот только в чем?

— Там есть яма, в которую я скидывал «незваных гостей». Может, ветер доносит их запах.

— Мы тоже незваные гости?

Лицо Санни еще больше скривилось в ухмылке.

— Да. Но вам я пока рад.

Джереми поежился от сочетания ледяных глаз и улыбающихся губ. Такое лицо, должно быть, бывает у маньяков, когда они видят своих жертв. Но нагнетать ситуацию дальше было некуда. Джереми потер руками глаза и лоб, словно умываясь, что помогло ему взять себя в руки.

— Расскажи мне, — голос Санни был пропитан ехидным любопытством, — что с тобой произошло, когда люди начали жрать друг друга живьем?

Джереми опять напрягся, как натянутая струна.

— Расслабься, парень, все позади, — Санни опять подмигнул ему, — это не праздный интерес, исключительно ради науки. Расскажи мне все, тогда мы сможем сделать какие-то выводы, обменяться сведениями, чтобы прорваться через эту гниль. Наверняка есть какой-то ключик ко всему происходящему. Превращаются ли они после укуса, или эта болезнь, убившая их, убьет потом и у нас, потому что в воздухе летают ядовитые споры? Об этом стоит поговорить, не находишь?

Джереми боролся с собой. Он понимал, что то, о чем говорит парень, имеет смысл, но то, как он это говорил, тревожило и раздражало его.

— Они не гниль, — тихо произнес он, — они когда-то тоже были людьми, — перед глазами промелькнул Арчи.

— Как скажешь, приятель, — Санни опять пожал плечами, словно они обсуждали какую-то ничего не значащую ерунду, — думаю, девчонка уже заснула, а на улице холодает. Обсудим все в доме за стаканчиком горячего водянистого чая, — он спрыгнул с перил и направился к двери. — У меня в загашнике два пакетика на котелок.

— Она не просто какая-то там девчонка, ее зовут Милада, — тихо, с едва различимой злобой, прошипел Джереми, но Санни его не услышал. Насвистывая, он уже просочился в дом.

36 (ПОСЛЕ) Продукты Пайтона

Макс выбежал из задней двери склада «Продукты Пайтона» едва дыша. Он подпер дверь спиной, пытаясь выровнять дыхание. Это у него выходило неважно. Легкие горели, в горле появился привкус крови, как бывает при неправильном дыхании во время экстремальной пробежки. В глазах мелькали белые вспышки, картинка плыла. О грязно-красную дверь что-то стукнулось. Макс напрягся и постарался как можно тише втягивать воздух ноздрями, но это казалось почти невозможным. Ноздри его раздувались, со свистом втягивая теплый воздух. О дверь изнутри опять что-то ударилось. Он понимал, что вероятность, что про него «забудут», практически равна нулю, ведь «чудес не бывает!» Его друг Гертон часто говорил: «Рассчитывай только на свой кулак, если умом не блещешь». Тот всегда полагался только на себя. Хороший был парень, надежный. Макс потерял друга очень давно, вместе с ним, как ему казалось, он потерял и часть себя. После смерти Гертона веры в чудеса не добавилось. Макс всегда считал, что если они где-то и происходят, то с такими, как он, они знакомятся в последнюю очередь.

Макс зажмурился и сделал глубокий вдох. Еще удар, на этот раз более ощутимый. На выдох он открыл глаза. Белые вспышки почти исчезли, позволяя ему оглядеться. Макс был уверен в успешности своей вылазки, но иногда, каким бы верным ни был расчет, выскакивает неучтенная переменная, переворачивающая все уравнение с ног на голову. Кто бы мог подумать, что придя отомстить в ту ночь, он наживет себе врага, лица которого не будет помнить. Но то, что Макс не разглядел незнакомца в ту ночь, не значило что тот его не узнает и не приготовится для удара исподтишка.

Все также плотно прижимаясь спиной к двери, Макс осмотрел место, где когда-то была дверная ручка с замком. Сейчас там зияла искореженная дыра, из которой торчали чьи-то шевелящиеся полусгнившие пальцы. На одном не хватало ногтя. Это зрелище вызывало тошноту. Шевелящиеся пальцы были похожи на копошащихся жирных червей, которые пытаются вырваться наружу. Макс отвел взгляд.

Ясно было одно — зафиксировать дверь в данных условиях практически невозможно. Даже если бы он не потерял внутри склада мачете, использовать его вместо засова не получилось бы. Отбросив вариант с блокировкой двери, Макс начал осматривать двор, впиваясь глазами в детали. Перед ним на расстоянии тридцати метров было небольшое одноэтажное здание, участок огорожен забором из металлической сетки. Слева виднелась будка контроля и автоматические ворота, которые были закрыты. Стекло в двери будки было разбито, на двери виднелись темно-красные потеки.

«Кому-то в этой будке очень-то не повезло», — подумал Макс и отвернулся, чтобы рассмотреть правую часть двора. Хрипы за дверью становились все громче, а удары усиливались. Еще минуту-другую, и он не сможет их сдерживать. Дыхание почти восстановилось, уже можно бежать, вот только куда? Этот двор, вероятно, был местом выгрузки или загрузки товара, но, как назло, ни одной машины не наблюдалось. Справа Макс видел такой же сетчатый забор, хоть и имелось одно существенное отличие, которое замаячило перед Максом лучиком надежды. В конце концов, должно и ему когда-то везти.

Мусорные баки. Две больших грязно-зеленых железных коробки стояли возле забора. Сделав глубокий вдох, Макс рванул к ним что было мочи. Дверь позади с грохотом распахнулась. Он не оборачивался, но по звукам понял, что из двери выпало несколько тел. Это было той форой, которой должно было хватить. Подбежав к бакам, он с легкостью запрыгнул на один из них. Сзади в его сторону, не чувствуя ни боли, ни усталости, двигалась толпа, жаждущая разорвать его на куски. С бака перемахнуть через забор проще простого, и Макс, не задумываясь, прыгнул, о чем пожалел почти сразу. Приземлившись, он подвернул ногу. Безоружному стоить быть более осмотрительным. Он всегда корил себя за поспешно принятые решения, но когда ты человек действия, а не стратегии — хоть на столбе себя распни, но натуру свою не перекуешь.

В забор уперлось с десяток полусгнивших лиц, глядящих на него пустыми ничего не выражающими глазами. На подходе было еще не меньше десятка. Макс не собирался поверять прочность забора, поэтому окинул местность холодным расчетливым взглядом. Двое впереди, трое сзади, выбор невелик, поэтом он метнулся в узкий проулок. Не самый лучший вариант, но зато горизонт чист. Хромающий, он одолел его меньше чем за минуту и, выскочив на дорогу, взглядом вцепился в машину с приоткрытой дверцей. Сегодня судьба была к нему благосклонна, если не считать того, что миссию свою он отчасти провалил, а мачете потерял. Макс понимал, что он далеко не любимчик судьбы, но когда она подбрасывала ему хоть крошечные подачки, принимал их с благодарностью. Все также хромая, он, что было сил, бросился к машине. Макс понимал, что без оружия бродить по городу — форменное самоубийство, но если ты на колесах, у тебя есть все шансы сберечь свою задницу от укусов.

Распахнув дверцу машины, Макс плюхнулся на сидение и захлопнул за собой дверь. Из проулка уже показалась парочка его новых «друзей», которых он приметил раньше. Понимая, что сидеть и разглядывать их — верх глупости, он уже было потянулся к бардачку, чтобы найти ключи, но ту же в ужасе отпрянул. Его моментально бросило в жар. Испуг сменился осознанием того, что он идиот. В машине он был не один. Макс так обрадовался убежищу на колесах, что даже не удосужился осмотреть его на наличие хозяев. Подсознательно он был уверен, ни один мертвец не будет засиживаться в открытой машине, если только не скован ремнем безопасности, но даже будь это так, он бы уже на подходе заметил его. Мысленно обругав себя последними словами, Макс приготовился к тому, чтобы выбить пассажиру челюсть локтем при малейшем движении в свою сторону. Благо брезентовая куртка была достаточно прочной и оставляла надежду на то, что пассажир ее не прокусит. Все эти мысли заняли у него не больше секунды, но уже в следующее мгновение он признал то, что был полным олухом, правда, уже по совершенно иной причине.

Пассажир в машине определенно был жив.

37 (ПОСЛЕ) Голова в облаках

Она лежала на траве, трепля собачий бок ногами, такими длинными, что они напоминали паучьи лапы. Шерсть Губернатора была настолько мягкой и приятной, что Кристина впивалась пальцами ног прямо в подшерсток. Солнышко припекало, но нельзя было сказать, что стоит невыносимая жара. Стрекотали цикады, наполняя день приятным ненавязчивым фоном. Губернатор млел от незатейливого массажа и чихал от удовольствия, лизал ей пятки и крутился, подставляя то один бок, то другой, а иногда скручивался буквой «С», подставляя пузо. Для пса этот день был прекрасен, чего нельзя было сказать о Кристине.

— Когда я умру, я бы хотела взлететь к этим облакам и ухватиться рукой за край этой огромной сладкой ваты…

Губернатор посмотрел на нее, приподняв свою округлую собачью бровь, и снова чихнул. Кристина рассмеялась.

— Да, да, малыш. А еще я бы хотела стать ангелом…

Алекс ничего этого не слышал. Он лежал в охотничьем домике и храпел. Он был пьян. Пьян вусмерть. Таким она его еще не видела, но подозревала, что это ему не в первой. И Кристина была права.

Облака проплывали мимо, словно причудливые пушистые автобусы, бегущие по расписанию. Валяться в траве было прекрасно. Идти в домик не хотелось. Зловонье, которое источал Алекс, заполоняло все пространство. Даже открытые окна не могли исправить ситуацию. Но она знала, что в домик вернуться придется, ведь нужно покормить Губернатора.

— Господи, как же меня это все достало, — Кристина провела ладонью от носа ко лбу и дальше по волосам, — если твой хозяин еще раз нажрется, мы с тобой убежим. Согласен, Губи? И угоним его никчемную колымагу, которую он так трепетно бережет.

Губернатор опять удивленно уставился на нее, и она была готова поклясться, что прочла в его глазах упрек: «Что ты несешь, женщина, я все равно не понимаю ни единого твоего слова!»

Кристина приподнялась, опершись на локти, и огляделась. Метрах в тридцати она увидела мертвое тело, бредущее в поисках еды. Это была средних лет женщина, она подволакивала ногу и смотрела на охотничий домик.

«Этот придурок храпит так, что притягивает всю нечисть в округе», — недовольно подумалось ей, но она откровенно лукавила. За последние полтора часа это был лишь второй посетитель, да и первый прошел стороной далеко от них, не заметив ни Кристину, ни пса, ни охотничий домик.

— Как думаешь, я смогу подкрасться сзади? — Губернатор уже даже не пытался понять ее, наверное, он уже привык, что она разговаривает с ним просто так, в отличие от Алекса, который если что и говорит, то это почти всегда команда, которую нужно выполнить сию же секунду, если не хочешь получить ногой под хвост. — Как в компьютерных играх! — воодушевилась она. — Миссия «Невидимка»!

Кристина приняла положение бегуна на старте и нащупала в траве заранее заготовленную палку. Губернатор, так удобно устроивший свою мордочку на лапках, встрепенулся и едва слышно заскулил. Он явно не понимал, о чем она говорила, и что собиралась делать. Кристина поднесла палец к губам: «Тс, не шуми, малыш». Вот это он понял. После чего она дала ему первую настоящую команду за день: «Жди здесь». Хоть псу это совсем не понравилось, команду он решил выполнить, ведь он — послушный.

Кристина двигалась по дуге, стараясь обойти женщину сзади, и это ей прекрасно удавалось две трети пути. Но потом что-то пошло не так. Она не запнулась, не наступила на ветку. Не произошло ничего, что могло бы привлечь внимание женщины. Но та обернулась и посмотрела прямо на Кристину. Может быть, она просто почувствовала запах живого человека рядом, кто знает? А Кристине было плевать.

Адреналин очень привлекательная и опасная штука. Рожденный в надпочечниках, он вбрасывается в кровь, заставляя сердце биться быстрее, дыхание учащаться, а мышцы работать на всю катушку. Главное не подсесть на него, потому что если говорить честно, это очень даже мощный наркотик. Кристина кое-что не учла, когда задумала наступление. Она не подумала о том, что делать в случае, если организм мобилизован для активных действий, но страх перевешивает? Что делать, если при всей готовности и азарте, впадаешь от испуга в ступор, когда все начинает идти не по плану? Можно придумать тысячи ответов, но на самом деле спрогнозировать невозможно ничего, пока в действительности не окажешься в такой ситуации.

Кристина всегда считала себя дерзкой и смелой. Она такой и была, но иногда даже дерзкие и смелые могут растеряться. Губернатор опять заскулил, но с места не двинулся. Женщина приближалась, а Кристина пятилась назад и испускала запах сшибающего с ног страха, который пес отчетливо уловил. Ему захотелось броситься к ней на помощь, но ведь она сама дала команду ждать, а женщина с виду не выражала агрессии. Что бы в таком случае сделал любой послушный пес? Губернатор, оно и понятно, не задавался такими вопросами, он просто сидел и ждал новой команды.

Сделав еще шаг назад, Кристина поняла, что все закончится плохо. Ей нужно было развернуться и бежать к Алексу, но она смотрела на женщину как загипнотизированная. Гниющая плоть выглядела омерзительно. А из носа… «Господи, что там шевелится у нее в носу?» — похолодев от ужаса и омерзения, спросила она. Червяк, извиваясь, выполз еще дальше и тут же выпал из ноздри. Кристина на секунду зажмурилась. А может, и не было никакого червяка? Что, если все это порождение ее больной фантазии? Может, это галлюцинации, вызванные отравлением? Или она давно лежит в коме, и все это будет ей сниться до тех, пока врач не вколет ей какой-нибудь волшебный укол, и она не очнется?

Под ногой хрустнула ветка.

«Соберись, тряпка! Прекрати думать о ерунде!» — грозно приказала она себе, но тут же вспомнила свой грим на костюмированной вечеринке. Зомби-невеста. А что, вполне популярный образ. Вот только он ни на грамм не был похож на то, что она сейчас видела перед собой. Кристина никак не могла отвести от женщины взгляд. Вечно можно смотреть на огонь и воду, на нечто прекрасное или невыразимо уродливое. «А ведь о чем-то таком говорил Диккенс», — вспомнилось ей, ведь в прошлом году она читала его на летних каникулах. Не взахлеб, но чтобы ответить на «отлично» вполне хватило.

— «Притягательность отвратительного» или что-то вроде, — прошептала она. — Видел бы он то, что вижу сейчас я…

Разрыв составил уже меньше двух метров. У Кристины заложило уши. Ее словно контузило. Женщина протягивала к ней руку и, казалось, глядела прямо в глаза. Может ли существо, не имеющее сознания, поддерживать зрительный контакт?

«Хорошая была бы тема для курсовой», — подумала Кристина и услышала собственное нервное хихиканье. Ее опущенная словно плеть рука все еще держала палку. Отступив еще на шаг назад, Кристина подняла деревяшку вверх и выставила вперед, словно штык.

— Ну, иди сюда, — с вызовом сказала она, и женщина пошла. Собственно, она и не переставала идти, но приказав ей это, Кристина почувствовала над ней хоть и иллюзорную, но власть. Правильно говорят, хочешь почувствовать себя уверенным, притворись таковым. И это сработало, страх слегка ослабил хватку. Командовать Кристине понравилось.

Но вдруг, что-то произошло. На уши ей обрушился оглушительный рев. Секунда, и все изменилось. Режущие слух всполохи звука заставили сердце Кристины съежиться в малюсенький комочек, но когда она поняла, что произошло, на нее накатила смешанная волна облегчения и тревоги.

Губернатор набросился на женщину в одно мгновение. Первой пострадала тянущаяся к Кристине рука. Пес сжал челюсти и лишь пару раз мотнул головой, как это свойственно собакам, треплющим свою жертву, и кисть руки осталась у него в пасти. Вторая атака пришлась на ноги. Он повалил женщину на землю, придавил ее лапами к земле и оскалился, выжидая команды. Все это не заняло и полминуты. Опешившая Кристина стояла и таращилась на пса, прижимая к себе палку, словно маленькая перепуганная девочка, увидевшая взрослую драку.

— Фас, — едва слышным, неизвестно куда пропавшим голосом произнесла она и зажмурилась.

Знал ли он эту команду раньше, Кристина понятия не имела, но по звукам поняла — Губернатор решил проблему, которую сама она решить не смогла. Все было кончено. Все было хорошо. Но только маленький червячок страха, как тот, что выпал у женщины из носа, спрятался у Кристины в мозгу.

«Заразится ли теперь Губернатор? Заразится ли он по моей вине?»

38 (ПОСЛЕ) Хризантема

Кулькену в очередной раз повезло. На пожарной лестнице, как и раньше, никого не оказалось. Ему даже удалось прорваться в свое убежище без проблем. По какой-то абсурдной причине, мертвого ожившего Клареста он боялся ничуть не больше, чем живого.

В тот злополучный день Кулькен понял, что пропустил конец света. Вот оказывается, как оно бывает! Живешь себе в своей зоне комфорта, в своей маленькой удобной раковинке, и случайно в какой-то момент понимаешь: мир умер, а я играл в компьютер и этого не заметил. Странная штука жизнь!

Конечно, Кулькен мог бы догадаться, что что-то случилось, когда упал и не поднялся сервер его любимой он-лайн игры. Но ему подумалось совсем о другом: «Эльфы и орки требуют обновлений». Он расценил это как знак свыше и вышел из виртуального мира. Наверное, в этот момент ему стоило подумать о том, что пора бы изменить свою жизнь, пора заняться спортом, ну или на худой конец своими прямыми обязанностями, он все-таки глава весьма крупной компании. На окраинах его сознания такая мысль даже успела засветиться, и Кулькен внес изменения в свой распорядок дня — вписал пункт о подписывании документов. Этого вполне хватило, чтобы ненадолго заткнуть совесть. Но что делать дальше? Кулькен сильный, Кулькен не стал психовать из-за потерянного соединения с сервером, он просто вычеркнул название игры и вписал новое, затем перевел мышку в верхний правый угол экрана и открыл третьих «Героев».

Но разве можно его за это винить? Каждый из нас немножечко Кулькен. У всех есть свои слабости. С другой стороны, ну а что бы изменилось, узнай он о конце света?

«Что бы я сделал, если бы узнал сразу? — спрашивал он себя. — Побежал к доктору Браламонтсу? Позвонил бы в полицию? Смешно! — и найдя в себе мужество, честно себе признался. — Я бы остался здесь несмотря ни на что. И я никого не пустил бы в свое убежище, даже если бы они попросили».

Кулькен слишком хорошо знал, что бывает с теми, кого укусили. Он слишком сильно любил фильмы про зомби и слишком часто смотрел их, чтобы не знать, что обычно бывает в таких ситуациях. По его расчетам, власти уже давно дали свои команды зачистки зараженных. Элита, скорее всего, спасена, а на остальных всем всегда было плевать.

«Не играй я тогда в «Героев» ровным счетом не изменилось бы ничего».

«А знаешь почему? Потому что нужно было раньше менять свою жизнь, как я тебе говорил, — это был укоряющий голос доктора Браламонтса. — Но ведь ты не хотел меня слушать. Ты все ныл о своих страхах и проблемах. О том, какие все кругом злые и непредсказуемые, о том, как они вгоняют тебя в ступор своими вопросами, о том…»

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — Кулькен лежал на диване, обнимая подушку. — Доктор бы ни за что так не сказал. Он никогда меня не обвинял!

«Это потому, что я сосал из тебя деньги, дружок, а ты охотно мне их платил».

— Я схожу с ума…

«Да, так и есть», — Кулькен всей кожей почувствовал улыбку доктора в стиле Чеширского кота. Он зарылся лицом в подушку и тихонечко застонал.

Запасы еды почти закончились. Ресурсы генератора, которые Кулькен перераспределил по зданию, почти истощились. Сколько прошло времени с тех пор, как подушка, оставленная между дверью и дверным косяком, подстраховала его путь к отступлению? Кулькен точно не мог сказать, да и не хотел. Время и потеряло для него ценность, и стало единственно важным. Он понимал, что нужно встать и начать спасать себя. Но с другой стороны, чтобы это сделать, нужно было ответить на один фундаментальный вопрос.

Зачем?

Раньше его не очень интересовала собственная жизнь. Мир фантазий был куда интересней. И что же изменилось теперь? Его фантазии стали реальностью. Не все, конечно, да и далеко не самые лучшие. Но разве он этого не хотел? Разве мертвый мир не привлекал его больше, чем живой? Ответить даже самому себе было страшно.

Вероятно, полдень уже миновал. Солнце бросило свой лучик в окно его «Крепости» и попало в стеклянный шар, стоявший на столе. Этот шар подарила ему Барбара на их первом свидании. Ах, Барбара. Эти длинные ноги, шелковая кожа, ложный румянец. Все это так часто снилось ему по ночам.

«Лживая гадюка», — с горечью и злостью подумал Кулькен, но она запала ему в сердце, и выгнать ее не выходило до сих пор.

Солнечный лучик продвинулся правее и распустился хризантемой бликов, отраженных от стекла.

— Боже мой, как же красиво…

Лжец тот, кто скажет, что в душе технаря не может жить художник. Лучик сдвинулся еще дальше, и хризантема бликов зацвела полным цветом. Он лежал и рассматривал ее, стараясь ухватить момент за хвост, и даже подумал: «Будь это последний мой день, я бы хотел умереть сразу же, как только она отцветет». Это был бы вполне подходящий момент. Кулькен ушел бы даже в каком-то роде счастливым. И возможно, это случилось бы, ведь когда человек жаждет смерти, у него есть все шансы ее найти. Но видимо у мироздания на него были совсем другие планы.

Как только хризантема схлопнулась, а лучик заскользил дальше, Кулькен встал. Наверное, он даже сам не понял зачем, потому что в нерешительности стоял еще секунд десять, после чего прошелся по комнате вдоль окна, затем обратно. Выйдя на второй круг, Кулькен, сцепил руки в замок и прислонил их ко лбу. Когда он размышлял в такой позе, то всегда думал о чем-то значимом. Все основные его грандиозные идеи приходили к нему именно в таких состояниях. Полубормотание, полупрогулка, полутранс. И каждый, кому доводилось видеть его таким, знал: только помешай этому скромному добряку, как он испепелит тебя взглядом. Утрата ценной идеи для Кулькена была подобна выкидышу. Он не всегда мог восстановить ход своих мыслей с того момента, на котором его перебили. Иногда, в первые минуты после сбоя, вообще не мог вспомнить, о чем думал. Доктор Браламонтс всегда шутил на этот счет: «Уж не знаю, как устроена твоя умная голова, но какие-то шестеренки явно не на своем месте».

Но шестеренки крутились. Ровно до тех пор, пока, наконец, не зажглась лампочка. В тот же момент на лице Кулькена засветилась улыбка.

Слишком быстрыми для такого увальня шагами он проследовал до своего «волшебного» шкафа. Для него это была почти Нарния. Там хранилась большая часть его сокровищ. Но ему нужны были только два, да и то, второе сокровищем он не считал, но, слава логике, не выкинул. Вытащив из шкафа искомое, Кулькен бросился в туалет. Достав из шкафчика над унитазом баллоны с освежителем, метнулся к буфету с едой. Распахнув его, оценил запасы, которые практически иссякли, и принялся их делить. Первая кучка еды — на сейчас, вторая — перед выходом, а третья — на случай, если удастся выжить. Вторая и третья кучка были самыми аппетитными. Второй паек, возможно предсмертный, должен быть питательным, чтобы этой самой смерти попытаться избежать, а третий — как «денрожденный» пирог — должен быть очень вкусным, если все-таки доведется им насладиться.

— Спорю на двести баксов, — с улыбкой сказал толстячок, — если мой план меня спасет, у мироздания определенно есть чувство юмора.

И в чем-то Кулькен был прав. Иногда, чем абсурдней исполнение, тем выше шансы. Абсурдность, нелепость или постыдность плана может служить инвестицией в успех. Ведь если ты не разбился, падая со скалы, благодаря трусам, которые зацепились за колючий кустарник, ты уже платишь унижением за свою жизнь. А когда тебя спросят: «Расскажите, как вам удалось выжить, ведь шансов на спасение не было?» — ты либо умолчишь о деталях своего чудесного спасения, чем явно разочаруешь толпу, либо расскажешь и будешь осмеян. Инвестиции, дружище, такие вот инвестиции. И мироздание частенько их принимает.

39 (ПОСЛЕ) Ночные прогулки

Спать в постели было приятно. Тепло и тяжесть одеяла окутывали иллюзорной дымкой спокойствия. «Я словно дома, — сквозь сон думала она. — Этот ужас мне только приснился». Полудрема, полупокой — блаженство в чистом виде.

Поэтому она очень удивилась, обнаружив себя во дворе.

— Неужели я опять хожу во сне?

Плохо быть лунатиком, особенно если кругом бродят зомби.

«Хотя, — подумалось ей, — они могли бы принять меня за свою, не многим-то я от них отличаюсь, когда брожу».

«Первым делом оглядывайся» гласила золотая заповедь от Джереми, и девочка ей последовала.

Не обнаружив угрозы, решила вернуться в дом, как вдруг что-то мелькнуло и пришлось обернуться. Черная птица, сидевшая возле кустов шиповника, пошевелилась задев листву. Милада прищурилась.

«Ворон. Черный, как пятно дегтя».

Девочка поежилась. Внезапно птица расправила крылья и, метнувшись вперед, влетела в предутреннюю дымку. Любопытство потянуло Миладу вслед за птицей, и она не стала сопротивляться.

Босыми ногами по влажной траве, шаг за шагом мимо кустов шиповника, девочка шла все дальше от дома. Она оглядывалась по сторонам, но никого и ничего, представляющего угрозу, не видела. Единственное, что ее настораживало — запах. Он словно был живой и шел рядом. И чем дальше девочка продвигалась, тем резче он становился. Наконец Милада опять заметила силуэт птицы. Камень в серой пелене утреннего тумана с вороном на вершине смотрелся жутко, но очень живописно.

«Предвестник смерти», — вспомнила она слова Арчи об этих красивых и мрачных птицах. Арчи рассказывал ей легенду, в которой ворон всегда предсказывал смерть героя.

«Может он и есть тот мужчина в плаще, которым меня все время пугает Страшила?»

Ей вдруг подумалось, что это злой колдун принял обличье птицы, выманил ее из дома и теперь, когда она далеко и одна, сможет вновь принять свой естественный облик, чтобы причинить ей вред. Зажмурившись, Милада досчитала до трех. Этому тоже научил ее Арчи. Это всегда помогало ей побороть зарождающуюся панику. Этот раз не стал исключением.

Девочка сделала еще несколько шагов к камню, и тогда туман вокруг него перестал быть таким густым и сдвинулся дальше. Еще несколько шагов. Птица гаркнула, будто предупреждая: «Не подходи!» Но Милада пошла и с удивлением обнаружила впереди обрыв. Сразу за камнем, на котором сидел ворон, была огромная яма.

То, что находилось внизу, было похоже на жуткое месиво. Свалка мусора или какая-то насыпь, сложно было разобрать. Луна неплохо справлялась с освещением макушек деревьев, но вот углубления в земле испытывали острую нехватку света. Что-то бугристое, бесформенное. Миладе вспомнилось когда-то увиденное одеяло, сшитое из игрушек. Оно напоминало пазл, составленный из плюшевых зверят. В тоже время соединенные между собой игрушки выглядели как эксперимент безумного ученого, который по своей прихоти сшил их вместе. Странное неприятное зрелище. Тогда ей подумалось, что игрушки тянули свои лапки и безмолвно умоляли: «Спаси нас, освободи нас». Девочка поежилась. Захотелось развернуться и убежать. Но разве это возможно? Когда видишь торнадо, мчащийся в твою сторону, всегда думаешь, еще чуть-чуть можно посмотреть, он же так далеко, десять секунд ничего не решат. И вот стоишь, наблюдая за ним или, что еще хуже, снимая его на камеру, и понимаешь, десять секунд давно истекли, но оторваться не можешь. И только когда кто-то хватает за плечо и говорит: «Нужно убираться отсюда, уносить ноги», вдруг выпадаешь из этого гипнотического транса и мчишься прочь. Но сейчас выдернуть ее было некому, поэтому Милада продолжала вглядываться в темноту. На секунду показалось, что в этой куче разрозненных предметов ей видится силуэт кошки. Сердце застучало быстрее, а по шее вниз к лопаткам скатилась маленькая холодная капелька пота. Милада наклонилась чуть ниже, чтобы рассмотреть лучше.

«Кошка просто не может там лежать, это не имеет смысла. Ведь так?»

Но лучше разглядеть не получилось. Тогда девочка решилась встать на коленки и нагнуться еще ниже. Выглядела она при этом так, словно припала к какой-то святыне и возносит молитвы.

Так обзор стал хоть немного, но лучше. Зацепив непослушную свалившуюся на лицо прядь волос за ухо, Милада вцепилась взглядом в объект, вызвавший в ней интерес. И тут ее бросило в жар. Ладошка правой руки ухнула вперед, куски земли вместе с камешками покатились вниз. Девочка чуть не свалилась в зловонную пропасть. Но это было бы еще полбеды, испугало ее то, что объектом ее интереса действительно была кошка, причем мертвая. Так и приникнув к земле, Милада стала перебирать взглядом всю эту непонятную насыпь. Не прошло и двух секунд, как она наткнулась на силуэт второй кошки. А еще через секунду — третьей. Это было, как доставать огурцы из банки, первый шел медленно и постоянно выскальзывал, но стоило извлечь его, как остальные стали выходить один за другим. Четвертая кошка, пятая. А вот еще чьи-то лапки, вон там хвостик. Девочка обмерла, а из глаз градом потекли слезы.

«Зачем я сюда пришла? Этот глупый ворон заманил меня специально!»

Еще одна мордочка в неестественной позе. А там еще две, лежавшие так плотно друг к другу, словно сиамские близнецы. Больше не в силах на это смотреть, Милада зажмурилась и начала пятиться назад, перебирая коленками и ладошками по земле. Но ей не довелось далеко отползти, потому что сзади она услышала нервный смешок.

Обернувшись, она увидела чей-то силуэт, прислонившийся к стволу старого, почти облысевшего дерева.

«Ворон все-таки превратился в человека в плаще!» — в панике подумала она, но ошиблась.

Это был Санни, хозяин дома. Он ухмылялся из-под козырька спортивной кепки.

— Я… — хотела было сказать Милада, но голос сорвался.

— Тсс, — он прислонил палец к губам, — не нужно слов.

Он сделал шаг вперед.

— Ты что, испугалась, малыш?

И в ту же секунду девочка поняла, что это не Санни. Как она могла не узнать его раньше? Как вообще могла спутать его с этим странным типом? Ведь это был он! Ее рыцарь и защитник Джереми, с которым она провела так много времени, что смогла бы нарисовать его точный портрет по памяти.

Но когда он подошел и наклонился к ней, Милада поняла, что ошибалась во всем. На нее смотрел почти изгнивший труп. Порванная губа обнажила нижний ряд зубов, а другая половина рта ухмылялась. Но самыми жуткими были глаза, испепелявшие ее и укоряющие в том, что она все еще была жива. Это были глаза Арчи.

Он наклонился к ней еще ближе, и его отвратительная ухмылка стала шире, по крайней мере, с той стороны, где все еще была целая щека. Арчи вытянул два пальца, указательный и средний, и приставил к ее лбу, подобно дулу пистолета. От страха девочка хотела кричать, но горло будто покрылось ровным слоем цемента.

«Господи, что же мне делать?»

Перехватив ее мысль, он ответил, шепнув ей в ухо так близко, что она почувствовала его дыхание возле своего уха.

— Лети же, птичка… — и толкнул ее двумя пальцами, приставленными ко лбу.

Потеряв равновесие, Милада, как послушная кукла, камнем полетела с обрыва. Этот недолгий, но страшный полет, показался ей бесконечным.

«Там внизу мертвые кошки, — как-то холодно, без эмоций подумалось ей, — и я буду одной из них…»

40 (ПОСЛЕ) Пассажир

Пассажир, обнаруженный Максом, нес весьма серьезную угрозу, но скорее для психики, нежели для жизни. Пассажир был девушкой. Девушкой, которая явно была в отключке. Но рассуждать времени не было, к машине приближалось четверо из пяти его новых знакомых. Макс во второй раз потянулся к бардачку, но не поверил своим глазам. Судьба преподнесла ему третий подарок. «И как я сразу не заметил?» — опять почувствовав себя идиотом, подумал он. В зажигании болтались ключи. Он завел машину как раз в тот момент, когда прогнившая насквозь рука ударилась о стекло. Машина взревела, и Макс со своей безымянной пассажиркой рванул прочь.

Макс всегда настороженно относился к людям, которые были с ним щедры. Он понимал, что с вероятностью девять из десяти им что-то от него нужно. Делая ему добро, они подчиняют его себе. Он всегда платил по счетам, быть кому-то обязанным было излишне накладным для него удовольствием. Вот и сейчас, когда судьба щедро одарила его совпадениями, он насторожился. Может быть, он был мнителен или у него развилась паранойя, но он почувствовал кожей, что в чем-то будет подвох. Ему вдруг стало совсем не по себе и подумалось: «А что если машина окажется неисправной, а девчонка все-таки мертвой?»

— Дышит, — шепотом произнес он, заметив, как спокойно и ритмично вздымается ее грудь.

«Значит, девчонка в порядке, а как насчет машины?»

Датчики были в норме. Он потянулся к ремню безопасности и защелкнул его. Это привычное действие сейчас показалось ему постыдным, будто он струсил без видимых причин. Но на душе действительно было неспокойно, только Макс никак не мог понять почему. В предчувствия он не верил, но и объективных причин для тревоги не находил. Все было более-менее под контролем. В памяти вдруг всплыл силуэт Кишана в инвалидной коляске: «Всегда лучше подстраховаться, особенно, если некому назвать тебя трусом за это». И Макс разделял эту точку зрения.

Ремень пристегнут, машина на ходу… Что же не так?

Макс посмотрел на попутчицу. Та была тем еще пугалом. Тощая, с синими кругами под глазами, девчонка была похожа на оборванца, сбежавшего из дома ради гастролей в цирке.

«Видимо одна из этих девиц, которые прокалывают себе нос и язык, чтобы доказать мамочке, что она совсем взрослая», — он презрительно фыркнул и покачал головой. На девчонке была синяя кофта с волком, на пару размеров большее, чем нужно.

«Наверняка сперла у своего тупого приятеля», — Макс с презрением относился к парням, которые бунтуют напоказ, не отстаивая при этом ничего стоящего. Такие любят противопоставлять себя всему миру и используют атрибутику, которую собою же и позорят.

Мини-юбка девчонки тоже не вызвала в нем никаких положительных эмоций.

«Это ж какой надо быть дурехой, чтобы разгуливать в юбке, когда за ногу тебя так и норовит схватить полупрогнившая тварь. Хорошо хоть колготки надела», — ему вдруг стало не по себе. Он почувствовал себя папашей, который ругает совсем распоясавшуюся дочурку. Проехав еще один проулок, он попробовал прикинуть, сколько девчонке лет. Он мысленно записал ее в разряд глупых школьниц, хотя она могла быть и студенткой, возможно даже выпускного курса какого-нибудь художественного колледжа. Он отругал себя за старческое ворчание и еще раз посмотрел на нее. «Маленькая собачка до смерти щенок». Он повел плечами и решил, что возраст не так уж и важен. Когда она придет в себя, станет понятно, есть ли у нее хоть что-нибудь в голове. Наличие живого человека в машине вызывало в нем противоречивые чувства. Найти неагрессивно настроенного выжившего было большой удачей, но все поджилки Макса вопили о том, что девчонка будет той еще занозой.

«Кеды, — плотнее сжав руль, продолжил он, — так и быть, еще один плюс в твою копилку, оборванец. Бегать в них, наверное, удобней, чем на каблуках». Словно услышав его мысль, девчонка дернула ногой и застонала.

— Хм, надо же, действительно живая…

Девчонка потерла глаза запястьем руки и уставилась на него ничего не понимающим взглядом.

— Где я? — нахмурилась она и попыталась задать еще два банальных до неприличия вопроса. — Ты кто? Что я тут…

Макс только усмехнулся и, не ответив, спросил.

— Как ты?

— Да как дерьмо на лопате! Разве, не видно?

«Да, вот он и подвох! За удачу всегда приходится расплачиваться».

— Где девчонка, что со мной была? Что ты с ней сделал?

— Я? — он был поражен ее наглостью. — Откуда я знаю? Я только что сел в эту машину, и уж поверь мне, если б ты была не одна, я бы заметил.

— Со мной была девчонка, я распугала… — она замешкалась, — этих, которые бродят тут везде. А потом она обещала отвезти меня к своим в безопасное место.

— Ну, я думаю, она тебя обманула, — он кивнул в сторону тряпки валяющейся у девчонки в ногах, — ставлю шоколадку, что она тебя усыпила.

— Вот дрянь! — искренне изумившись, девчонка мотнула головой. — Лживая подлая гадюка! — каждое слово она произносила с расстановкой, Макс бы даже сказал, что она переигрывает, если бы это были пробы в кино, но, к сожалению, это были чистые, неподдельные эмоции.

Не собираясь выслушивать весь список ругательств, на которые она способна, Макс спросил:

— Какое у тебя оружие?

— Что? — тупо уставившись на него, сказала девчонка. — Какое оружие? Сдурел?

— Ножи, пистолеты, — он презрительно окинул ее взглядом, понимая, что даже если б у нее что-то и было, спрятать это ей было бы негде.

— Открывашка подойдет? — она потянула руку к рюкзаку и первые пару секунд еще пыталась его нащупать, пока не поняла, что рюкзака под сидением нет. Она перекинулась через проем между передними сиденьями и стала искать его сзади. Не найдя его, девчонка согнулась и опять продолжила искать в ногах под сиденьем. Ее метания выглядели комично. Она напомнила цирковую обезьянку, которая приносит нужные предметы, отыскивая их среди других.

— Вот же ж стерва! Она меня еще и ограбила! Ты представляешь? Подлая самка гиббона! Сперла мой рюкзак! Я же спасла ее! — девчонка все причитала и причитала. — Встречу, накручу ее вонючий зад на ее подлую отбитую голову!

Отчасти Макс уже жалел, что выбрался из того здания. Потоку слов, лившихся из нее, не было ни конца ни края. Периодически она оборачивалась назад, в надежде, что просмотрела свой рюкзак, и все зудела и зудела. Макс подумал, что возможно, девчонка, усыпившая ее, все сделала правильно, и пожалел, что сам не может сделать нечто подобное. Когда же она, наконец, затихла, обиженно съежившись на пассажирском сиденье и сцепив руки перед грудью, Макс спокойным ровным голосом произнес:

— Я, — нарочно подчеркнув свою значимость, — отвезу тебя в убежище, — сказал он. — У нас есть база и свои порядки. Если будешь слушаться, сможешь остаться. Тебе ясно?

Она недоверчиво покосилась на незнакомца.

— Э, парень, у меня нечего больше брать, можешь не петь мне сказки про убежище. Просто высади меня, где более-менее безопасно и я пойду своей дорогой.

— И что же это за дорога такая?

— Какое тебе дело? — она наморщила лоб. — Из желтого кирпича!

— Я могу высадить тебя здесь, видишь вон ту компанию, они явно жаждут встретиться с оборванкой вроде тебя, у которой из оружия только скверный характер и ненормативная лексика.

Девчонка скорчила гримаску и показала ему язык. Вид у нее при этом был такой, словно она только что выпала из гнезда и жутко этим недовольна. По сути, так оно и было. Не найдя, что сказать, она только недовольно сопела.

— Если я правильно понял, твое сопение означает, что ты согласна проехать со мной чуть дальше?

Чуть помедлив, она недовольно кивнула.

— Повезло, так повезло, — прошептал он себе под нос.

— Что?

— Да ничего, сегодня мой счастливый день! — он выдохнул гулко и печально, понимая, что вляпался по уши.

— Макс, — обернувшись к ней, сказал он, — меня зовут Макс.

— Лиа. Или Лини, зови как хочешь, мне все равно.

— Хорошо, дуреха, как скажешь.

41 (ДО) Зеленая фея

После того, как Алекса выкинули из школы, он сумел вытрясти у директора приличную неустойку. При всей его репутации, школа могла бы ему не платить, потому что ушел он со скандалом. Но именно благодаря его репутации директор и не захотел связываться с пьющим дерущимся мужиком с дурным нравом. Алекс был доволен. Но ненадолго. Спустя пару дней он разбил светильник в ванной. Осколками порезал руку. Нет, не специально, как могло бы показаться. Просто скинув светильник со стены, он еще пару раз по нему ударил. Ему нужно было просто висеть и освещать комнату, но он не справился со своей задачей. Спустя две недели Алекс понял, что новую работу найти будет непросто, а спустя месяц до него дошли слухи, что Ребекка опять беременна. Он не был уверен, что это правда, но от припадка ярости это не уберегло. Что еще он разбил в своей квартире, соседи и знакомые не знали, но женщина с тремя кошками, живущая этажом ниже, думала, что Алекс разбил все, что вообще можно было разбить, и, может, даже чуть больше. Вообще, когда речь заходила об Алексе, его персона мгновенно обрастала множеством сплетен, причем иногда весьма невероятных. Кто-то считал, что он бывший военный. Эту версию поддерживали те, кому довелось схлопотать от него в челюсть. Кто-то считал, что он уже был женат, до того как приехал в город. И, возможно, здесь он скрывается от полиции за убийство своей первой жены. Когда его бросила Ребекка, сторонники этой версии сочли это очередным доказательством. Алекс был местной легендой, хоть и не в лучшем смысле этого слова.

Сложно было сказать, сколько Алексу лет. Все знали, что за тридцать, но насколько за тридцать — мнения расходились. Кто-то считал, что ему уже около сорока, находились и те, кто думал что, может, и все сорок пять. Точная цифра была похоронена под ворохом бумаг и оставалась секретом, который не сложно было бы разгадать, вот только никто не предпринимал попыток, предпочитая оставить его образу еще немного загадки. С загадками всегда так, если их много, еще одна точно не повредит. Симпатичного учителя астрономии тридцати двух лет отроду, все уже пятый год считали только окончившим Университет мальчишкой. Про Алекса так никто сказать не мог. Видя его, каждый понимал, что он «взрослый», несмотря на то, что он мог ввязаться в драку с полуоборота, нахамить начальству и выплеснуть сок в лицо другому преподавателю. И лишь замдиректору хватало мужества иногда намекать на инфантилизм в поведении Алекса. Для учеников же он был взрослым, вздорным, здоровым мужиком.

* * *

Запой продолжался уже третьи сутки, и пока останавливаться на достигнутом Фриер не собирался. Голова раскалывалась, а телефон все звонил и звонил. Сначала Алекс решил, что это мобильник, но дотянувшись до него и окинув приоткрытым глазом, понял, что тот разряжен. Темный экранчик не подавал признаков жизни.

Тогда Алекс приподнялся и уже в оба глаза бегло осмотрел комнату. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь колыбели, образованные сорванными с петель шторами, не могли в достаточной степени осветить захламленное помещение, но этого света Алексу вполне хватило, чтобы зажмурится.

— Да заглохни же ты! — взревел он и швырнул первое, что попалось под руку в сторону телефона. — Чертова звенелка! — естественно, в телефон он не попал, а вот то, что он кинул, разбилось. Он прислонил ладони к лицу и нахмурился. Телефон заглох, словно чуя неладное. Как бы ему ни хотелось продолжить валяться на диване, усыпанном какой-то закуской, Алекс поднялся. В голове, словно язычок в колоколе, мозг стукнулся о черепную коробку. Взгляд поплыл. Алекс надавил на виски запястьями.

— Гребаные дегенераты, что вам от меня нужно? Не могут оставить меня в покое.

И телефон опять зазвенел. Алекс вздрогнул от неожиданности и рассыпался ругательствами. Запахнув халат, он попытался встать. Получилось неважно. Ему пришлось опереться о стол, чтобы не рухнуть обратно. Его голова вряд ли бы это оценила, потому что мозг Алекса молил не делать резких движений.

Трынь… трынь…

— Да иду я… — прорычал он.

Трынь…

Неверное движение чуть не обернулось комичным падением. Алекс оступился из-за попавшейся под ноги бутылки, но чудом устоял на ногах. Мозг пронзили тысячи игл.

— Ммм, — Алекс опять потер виски.

Трынь…

Комод, на котором стоял телефон, был доверху завален всем, чем только можно. Открытая пачка из-под чипсов, брюки, которые не были стираны уже больше месяца, рубашки, майки, тарелка с прокисшими остатками салата.

Трынь…

Не дойдя какого-то метра до комода, Алекс ударился мизинцем о стул.

— Ну конечно! Конечно! — он отшвырнул стул в сторону, делая последний рывок к комоду, как другая его босая нога наткнулась на что-то острое.

— Мать твою! — взревел Алекс. — Собачье ты отродье! Коровий высер!

Из ноги потекла кровь. Алекс оперся о комод, чтобы осмотреть рану. Алый поток бежал из ноги, словно эвакуируясь. Схватив с комода первую попавшуюся рубашку, Фриер прижал ею рану.

«В помойку, чтоб тебя», — подумал он, видя, как светлая рубашка пропитывается кровью. Подержав ее так еще пару секунд, он присел, опершись о комод. Телефон звонить перестал. В глазах все еще плыло. Потеря крови не улучшила его самочувствие. Ему в голову пришла мысль, что если крови вытечет много, в его венах останется один лишь спирт. Он закрыл глаза.

«Какому ублюдку понадобилось звонить мне в такую рань?»

Посмотрев на часы, Алекс понял, что уже давным-давно не утро. Тяжелый вздох раскатился по комнате. Алекс примотал рубашку к ноге.

«Сойдет. Во мне столько алкоголя, что дезинфицировать рану нет необходимости».

Посидев еще в полной прострации минуту-другую, он, наконец, обратил внимание на шум, доносившийся с улицы.

«Опять что-то празднуют, — подумал он. — А я устрою свой праздник. С картишками и… — он поднял с пола журнал, — Плейбоем».

Доковыляв до окна, он отодвинул край оборванной шторы и выгляну на улицу. По дороге бежал человек и истошно вопил. За ним плелись трое. Алекс без интереса наблюдал за происходящим. По прилегающей улице пронеслась машина, сбив человека. Алекс протер глаза, но они не хотели слушаться, все расплывалось и двоилось. Он всмотрелся в упавшее тело.

«Наверное, собака, — подумал он. — Надо бы завязывать пить».

Мысль о собаке напомнила ему про Губернатора, которого он на неделю отдал безотказному учителю астрономии, жившему двумя этажами выше.

«Сопляк умеет ладить с животными, не стоит переживать».

Алекс относился к псу как к ребенку, и поэтому, когда собирался хорошенько надраться, отдавал пса тому, кто сумеет о нем хорошо позаботиться.

— Уж кто-то кто, а псина меня любит. Уж он-то точно не должен страдать от моих… — Алекс замешкался, никак не мог подобрать слово, — маленьких слабостей, — наконец закончил он, а за окном продолжало происходить полное безумие.

Убегающий мужчина упал, а трое преследователей навалились на него. Алекс опять протер глаза. На дороге поодаль от упавшего лежала женщина. Алексу показалось, что живот у нее был разодран.

«Да что ж это такое-то? — поразился он. — Что вообще происходит?»

Протерев рукавом халата стекло от пыли, продолжил всматриваться.

— Неужто очередной фрик-фест, как у этих… любителей всякой киношной или мультяшной дряни?

Он удивился, когда женщина вдруг зашевелилась. Удивился, и когда она поползла к упавшему, но когда она вцепилась ему зубами в горло, Алекс уже понял, что происходит. Ответ был совсем прост и ясен. Все давно к этому шло. Он допился. Допился до того, что к нему в гости наконец-то пришла долгожданная белочка. Фриер задернул штору, взял с пола недопитую бутылку «Зеленой феи» и поковылял к дивану с одной единственной целью — закончить начатое.

«Тем более, — подумал он, — не прогонять же белочку, если она только что пришла. Это совсем-совсем не невежливо».

42 (ПОСЛЕ) У камина

— Все произошло так быстро, никто ничего не успел понять. За один-два дня мы получили то, что имеем сейчас. Еще вечером отец начал заболевать. Я тоже чувствовал недомогание, но со мной все было более-менее в порядке. Часа в два ночи раздался телефонный звонок. Как я понял, это был мой дядя. Отец кричал что-то в трубку, запершись в кабинете. Они не разговаривали больше пяти лет. Отец винил дядю в смерти мамы. Но речь не об этом. Скажу только, что мой дядя военный. Он знал, что говорил. Но отец ему не поверил. Возможно из-за злости, которую он к нему испытывал, возможно, из-за болезни, он не мог уже ясно мыслить. «Черт подери, Сварт, ты что, не понимаешь, что происходит? Вам надо ехать ко мне!» Это я услышал отчетливо, потому что дядя перешел на крик. Я стоял, прижавшись к приоткрытой двери, и подслушивал. Отец прогнал бы меня спать, если бы увидел. Он был суровым человеком, особенно в последние пару лет, вероятно, из-за смерти мамы.

Джереми улыбнулся, но на лице лежала тень глубокой невыплаканной печали. Он не знал, почему в нем проснулась такая откровенность с не очень приятным незнакомцем, но остановиться, поставить какие-то рамки уже не мог. Он начал рассказывать и с первых слов понял, что расскажет ему о произошедшем как на духу. Это было похоже на исповедь, которая требовалась всему его естеству.

— Я говорю сейчас о нем так, как будто он умер лет десять назад. Прошло совсем немного времени, а мне уже кажется, что той жизни вообще не существовало, что я пересказываю прочитанный в школе рассказ. — Джереми выругался и вздохнул. — Дядя пытался предупредить отца о том, что нас ждет, но отец решил, что дядя несет какой-то бред, — губы исказила кривая ухмылка, — или же просто сошел с ума. Разговор закончился тем, что отец бросил трубку и закашлялся. Как будто у него был рак легких или что-то вроде того. Но дядя перезвонил. Отец сбрасывал звонок до тех пор, пока у него не кончилось терпение. В результате отец швырнул телефон в угол комнаты. Когда я проснулся утром, чтобы пойти в школу, отец был совсем плох. Его всего трясло, не знаю, какая у него была температура, но он был весь мокрый. Я думал остаться дома, но отец и слышать ничего не хотел. Он сказал, что вызовет врача на дом. Эти козлы объявили по радио и ТВ об обязательной вакцинации для всех. Тем, кто испытывал недомогание, они предлагали лекарство. Все это должно было проходить в некоторых школах и больницах. Кроме того, те, кто уже имел чипы, получили бы соответствующую отметку и могли бы передвигаться совершенно свободно даже между республиками, ведь индикаторы датчиков на постах сигнализировали бы о том, что человек чист. Так что отец сказал мне убираться с его глаз и идти на вакцинацию. Сейчас я жалею, что ушел тогда из дома. Я должен был убедить его, что чувствую себя хорошо, что мне вакцина не нужна. Мой организм и так поборол вирус. Я должен был остаться с ним и дождаться врача. А теперь я даже не знаю, что с ним случилось. Вернувшись домой, я не застал его.

Джереми вздохнул. Было видно, что рассказ дается ему нелегко. Бросив взгляд на старый камин, в котором все еще был огонь, он тихо продолжил.

— Переступая порог дома, я выходил в мир, который никогда не станет прежним. Уже после обеда я прятался в школьном туалете и не мог понять, это я схожу с ума или мир вокруг меня. Почти на моих глазах расстреляли многих из тех, кого я знал по школе. Помимо них было полно людей, которых я не знал. И взрослые, и дети. Много стариков. Далеко не все из них были больны. Многие пришли просто, чтобы подстраховаться, и заплатили за это жизнями. Конечно, среди них были те, кто был совсем плох, но я не думаю, что они могли заразить здоровых. Я же не заразился от отца! Хотя, кто знает, как оно работает…

Санни слушал его очень внимательно. Было видно, что рассказ Джереми стал для него чем-то новым.

— Все тогда ждали вакцины и лекарства. Если б я не проскользнул в туалет, я был бы сейчас мертв. — Он ухмыльнулся одними губами, казалось, что он ничего не видит пред собой. — Меня спасла моя интуиция. Или еще что-то, — он пожал плечами, — я знаю только одно, в туалет я не хотел, но почему-то решил покинуть эту компанию хоть на несколько минут. А когда я уже собрался вернуться, услышал выстрелы и крики.

Повисла пауза, уже не первая за этот вечер. Санни смотрел на него пристально, лишь иногда отводя глаза, да и то, наверное, лишь для того, чтобы Джереми не чувствовал себя так неловко. Набрав в легкие больше воздуха, Джереми продолжил. Говорил он размеренно, негромко, боясь разбудить Миладу, что спала наверху.

— Когда военные уходили, я слышал, как один из них загибался в кашле, как вчера мой отец. И знаешь что? — он улыбнулся, словно рассказывал очень увлекательную и смешную историю. — Они и его убили. Это был какой-то кошмарный сон, как будто я провалился в фильм ужасов. И вел я себя как шаблонный трус, просидел в кабинке туалета, прячась за дверью, которая бы ни за что не уберегла меня от солдат с оружием, — ухмылка уже не сходила с его лица, она была горькой и жестокой, но она позволяла ему продолжить рассказ. Ухмылки, сарказм и самоирония, как казалось Джереми, подобно щиту способны сберечь сердце от ран. Но на самом же деле, они создают лишь анестезирующий эффект, пока ты расковыриваешь свою рану.

— Я сидел там до поздней ночи, трясся от страха, как девчонка, и не решался вылезти наружу. Когда я был уже полностью морально опустошен, я вылез из кабинки туалета и направился в спортзал, в котором всех собирали. Я надеялся, что никого там не обнаружу, что все это мне лишь почудилось, но это было не так. Они все были там. Лежали, как куклы, вот только я знал, что это совсем не куклы. И запах, — он помолчал, — это так жутко, не передать. Глядя на них, и я чувствовал себя живым трупом, пока… — он замешкался, — пока действительно не встретил одного из них. — Он потер лицо ладонью и отпил не то чая, не то какой-то подкрашенной жижи из железной кружки. — Но об этом я не хочу рассказывать, может быть когда-нибудь в другой раз. Так вот… — он отпил еще. Огонь в камине потрескивал, выстреливая яркими искрами. Он поставил кружку на стол и подошел к огню. Тепло камина успокаивало, создавало иллюзию надежности. Он пошевелил кочергой еще не до конца прогоревшие поленца. — Выходя в коридор, больше всего на свете я боялся, что они вернуться. Сначала я решил, что это были какие-нибудь мятежники. Слухи о подпольной стороне жизни витали в воздухе, хоть официально все всегда заминали. Но идея о мятежниках отпала, ведь объявления о лекарстве шли с официальных каналов. Да и будь это теракт, как те, что были до объединения стран, настоящие военные уже бы вмешались. И тогда я понял, что была зачистка. Они перебили и больных и здоровых, только чтобы подстраховаться, снизить уровень угрозы.

— Значит, в вашем городе почти всех перебили? — осторожно спросил Санни.

— Да, и еще и в парочке соседних, я думаю. Досталось всем, коме тех, кто попрятался в домах или успел покинуть город раньше, чем всех стали «приглашать» на вакцинацию. Знаешь, слухи-то, видимо, были. Да и нас с отцом дядя успел предупредить. Только вот мы этим не воспользовались.

— Тебе очень повезло, что военные не проверили туалет.

— Да, я знаю. Но я думаю, что они в любом случае не стали бы ничего проверять. Им самим хотелось поскорее убраться оттуда. То, что там творилось, было невообразимо ужасным, но я думаю, что они считали, будто спасают мир. И я просто уверен, напуганы они были почти так же, как я, а может и больше. Военные-то уже тогда знали, что нас ждет. Вот только старания их были напрасны, — он пнул сапогом полено, торчащее из камина, и вверх взвились еще пара сотен искр. — Да и вообще, на что они могли рассчитывать? Думали, что перебьют всех инфицированных, а с ними и потенциально больных, и предотвратят эпидемию, чтобы самим потом остаться и жить припеваючи? Я уверен, что половина из тех, кто это придумал, тоже уже мертвы. Да и по остальным городам, как я понял, зачисток не было. Значит, это не официальная позиция, понимаешь? Значит, это была инициатива кого-то, кто решил играть против всех. Вот же кусок дерьма. А этот вирус, — Джереми плюнул в камин и вытер губы рукавом, — он какой-то странный. Как он вообще работает? Кто-то заболел, кто-то нет. Кто-то переболел, а кто-то умер. А то, как он распространился? Ты не думал об этом? Ведь множество людей заболели почти одновременно. Как так получилось? Причем, я ведь тоже мог бы заразиться от отца, совсем разболеться и умереть, но я отделался лишь насморком. Их бродит в округе очень много, но от чего они умерли? Кто-то точно от болезни. Кого-то, вероятно, укусили, и он заболел, умер и пополнил ряды мертвой неорганизованной и вечно голодной армии трупов. Я видел таких. На них были раны от укусов. Но, — он опять помолчал, — видел и, так сказать, совсем свежих, их можно легко отличить по внешнему виду. Так вот на них не было укусов. Но что тогда превратило их в зомби?

— Может, ты просто не заметил укус. Они же не голые ходят.

— Да, — протянул Джереми, но было видно, что такой ответ его не устраивает. Он еще раз отпил из кружки, вернул ее на место и произнес, — давай, что ли спать, а? Я чертовски устал. Завтра, я надеюсь, ты расскажешь мне свою историю.

— Договорились, сегодня действительно был сложный день.

— Вот только «сложный день» это теперь ежедне… — но не успел он договорить, как сверху послышался грохот упавшего на пол тела.

43 (ПОСЛЕ) Плям-плям

«Нет, он не умрет. Он не мог заразиться, — успокаивала она себя, — я не видела ни одной зараженной собаки. Значит, собаки этому вирусу не подвержены! В этом есть логика. Ни одной чертовой больной собаки кругом…»

Губернатор заскулил, облизнулся и отвернул морду от миски.

— Ешь малыш, у тебя нет выбора, — доверительным голосом сказала Кристина, взмахнув в воздухе пустой банкой из-под фасоли, — либо это, либо консервированные ананасы! Но, — она развела руками, — упс, сладкого тебе нельзя. Так что ешь и не возмущайся. Меня на обед ждет то же самое. А при первой же возможности мы возьмем тебе твоих любимых собачьих консервов, обещаю!

Но Губернатор лишь приподнял брови и воровато уставился на нее исподлобья. Кристина вздохнула. На помощь ей пришло когда-то увиденное телешоу. Мужчина в шортах объяснял, как накормить собаку, если с этим возникают трудности.

«Возьмите миску в руки и поднимите ее на уровень груди, пока собака сидит на полу перед вами. Издайте несколько причмокивающих звуков, словно сами едите из миски и верните ее на пол. Собака обязательно съест то, что ел ее хозяин».

— Какая чушь, — прошептала Кристина и закатила глаза. Но особого выбора не было. Губернатора нужно было накормить, пока не проснулся его хозяин-алкаш.

Кристина взяла миску. Наверное, ей стоило встать с пола, чтобы Губернатор не видел ее лица, но ей совсем этого не хотелось. Они сидели на полу лицом к морде, и ее это вполне устраивало. Она так устала, а тут еще этот пес ведет себя как капризный ребенок. Наклонившись к миске, она и посмотрела на до тошноты надоевшую ей фасоль.

«Да, в первые недели этого ужаса, я бы сожрала ее даже из собачьей миски. Вот это ирония, — подумалось ей, — а теперь даже смотреть на нее не могу, — в памяти всплыл мертвый кролик, и Кристина почувствовала укол вины, который сразу удалось заглушить. — Все из-за этого алкаша, это все из-за него! Но ты должна собраться! Собраться и покормить эту псину».

— Ням-ням, чавк-чавк, — сказала Кристина, и в глазах Губернатора застыл немой вопрос. — Господи, даже собака меня презирает. Жри уже, а? — и она сунула миску ему в морду. Губернатор с видом собачьего джентльмена отвернулся ровно настолько, насколько она пододвинула к нему миску. — Да твою собачью мать, — выругалась она шепотом. Это все уже порядком раздражало.

Глубоко вдохнув и выдохнув, Кристина поставила миску на пол и, встав на четвереньки, склонилась над ней.

— Ням-ням, — и причмокнув, посмотрела на Губернатора. Тот сидел неподвижно словно статуя. — Плям-плям, — словно набив рот кашей, продолжила она. Краем глаза заметила, что Губернатор косится на нее, но морду не поворачивает. — Плям-плям-плям, ммм, вкусно. Плям-плям. — Мордочка Губернатора сделала непроизвольный поворот в сторону миски, но тут же была отдернута назад.

«Ничего унизительнее со мной еще не случалось, — подумала Кристина, и как это всегда бывает в таких ситуациях, ошиблась. На очередное ее «плям-плям» раздалось тихое «шарк-шарк», и она увидела в проходе две волосатых мужских ноги. — Матерь Божья, зачем я вообще в это вписалась?»

Откуда-то сверху раздался грубый голос.

— Оу… Надо же! Когда ты начнешь бегать за своим хвостом и рычать, я пристрелю тебя как бешеную дворнягу.

Она услышала звук открывающегося пива.

«Нужно встать и вести себя как ни в чем не бывало. Он жалкий алкаш, мне плевать на его издевки», — Кристина встала, отряхнула коленки и выпрямилась. Они были почти одного роста, и это добавляло ей уверенности. Скрестив руки на груди, она постаралась всем своим видом показать, что даже будучи застигнутой на коленях перед собачьей миской, сохраняет больше достоинства, чем он.

* * *

Алекс зашел в маленькую кухоньку охотничьего домика и уселся за стол. В три долгих глотка он осушил жестянку пива, громко рыгнул и чуть посветлевшими глазами стал разглядывать Кристину, которая за все это время не произнесла ни слова.

«Ты идиот, и я тебя презираю», — читалось в ее глазах.

— Так что это было? У тебя бак потек? — он постучал пальцем по лбу. — Или ты осушила мои запасы, пока я спал?

Она хмыкнула.

«Спал? Да ты валялся, как кусок дерьма, и храпел так, что я боялась, стены этого домика развалятся при следующем твоем вдохе», — но вслух ничего не сказала. Отточенный до мастерства презрительный взгляд был брошен на Алекса, после чего Кристина развернулась на пятках и вышла из комнаты.

* * *

Теплые мягкие лучи заходящего солнца скользнули по опустошенной банке пива. Алекс сжал переносицу пальцами и прошелся ладонью по лбу.

«Поганая маленькая веганша. Думаешь, ты лучше других? Черта с два! Тебе не нужно мясо, потому что ты жрешь человеческие души!» — он много чего хотел выговорить ей, но голова раскалывалась, и скандалить не было сил. Опершись локтями о столик, Алекс обхватил ладонями голову и зажмурился. Ему хотелось просидеть так до ночи, не вставая с места. Кристина не раз спрашивала, куда они едут, почему колесят с места на место, и предлагала разработать более четкий план. Частенько ей хотелось примкнуть к другим людям, и он понимал, еще пара таких плохих дней и девчонка уйдет.

«Да и катись, куда глаза глядят, маленькая неблагодарная дрянь».

По большому счету она и не была нужна ему. Конечно, Кристина кормила собаку, когда ему было не до того, но судя по полной миске, она и с этим уже не справлялась.

Потерев виски, Алекс с неохотой открыл глаза. Перед ним на столе лежала газета, которая уже не один раз попадалась ему на глаза.

«Не читайте до обеда советских газет», — всплыла в голове очень старая крылатая фраза из прошлого мира, но рука сама собой потянулась к дешевой бумаге. И тут он на секунду замер, затем всем телом рванулся к газете и вцепился в нее обеими руками. То, что он увидел, не было статьей на первой полосе. Каким-то чудом, потрепанная газета была развернута именно на той странице, где находилась небольшая заметка, приковавшая его взгляд к себе. Всего несколько строк, а сердце у Алекса уже ухнуло куда-то на дно желудка.

— Кристина! — взревел он, позабыв о той неловкой и неприятной сцене, произошедшей минутой ранее. — Кристина, собирайся! Мы уезжаем!

Но она не ответила. Алекс вырвал заметку и сунул в нагрудный карман.

— Кристина! — уже вставая с места, прокричал он опять. — Нам нужно ехать!

Алекс уже был готов поклясться, что Кристина ушла, но девчонка безмолвно заглянула на кухню.

— Я позже объясню, — примирительно сказал он, — собирайся, прошу тебя!

Сохраняя молчание, голова Кристины исчезла в проеме также плавно, как и появилась. Алекс исчез вслед за ней.

На кухне остался один лишь Губернатор, который нехотя повернул морду к миске, и начал ритмично заглатывать опостылевшую фасоль.

Плям-плям.

Испытанные методы редко дают сбой.

44 (ПОСЛЕ) Куколка на полу

Джереми ворвался в комнату и оторопел. Милада, маленькая хрупкая куколка, лежала на полу. Ее выгнутое, перекошенное тело била непонятная судорога. Следом за Джереми на пороге появился Санни, но он замешкался лишь на секунду и, оттолкнув с прохода Джереми, ринулся вперед. Джереми слышал, что с Миладой случаются припадки, но он никогда не становился свидетелем этому. Закатившиеся глаза, пена из приоткрытых детских губ, нога, бьющаяся о стенку кровати, повергли его в шок. А вот Санни, казалось, видел такое уже не раз. Он схватил с тумбочки зажигалку, случайно смахнув с прикроватного столика несколько незажженных свечек, которые с глухим стуком свалились на пол, и сунул ее девочке в рот. Затем он оттянул ее от кровати и, покрепче прижав ее одной рукой к полу, уселся на нее. Лишь тогда Джереми смог выйти из захватившего его ступора.

— Эй, что ты творишь? Ты же раздавишь ее!

Но Санни, словно не слыша этого, стянул с кровати одну из плоских подушек и сунул ее малышке под голову.

— У нее эпилепсия, — резюмировал Санни, — я зажал ей зажигалкой язык, чтобы она не откусила его или не подавилась им.

— Уверен? Нам в школе говорили, что этого делать нельзя. В смысле, совать что-то в рот эпилептику…

— Хуже не будет, да и вряд ли припадок долго продлится, — с видом знатока, он одной рукой сложил руки девочки крестообразно и вцепился в них. — Чтобы она не махала ими и не покалечилась, — объяснил он.

Джереми захотелось со всей силы ударить его по лицу.

«Как он смеет? Кто он такой? Эксперт по эпилепсии? Что-то не похоже! И вообще, это я… я ее защищаю! А ты дурак, раз совершаешь самую распространенную в этих случаях ошибку! Ты пустое место, просто тип со странностями, у которого нам пришлось заночевать!»

Лицо Джереми сделалось надменным, он скрестил руки на груди и злобно уставился на хозяина дома. Если бы он вспомнил, что на самом деле нужно предпринимать в таких случаях, то вмешался бы, оттолкнул Санни и сделал все сам. Но Джереми не помнили, поэтому решил занять место стороннего наблюдателя. Но лишь до времени…

— Мне кажется, она затихает, возможно…

Хрипящий гортанный крик растекся по тускло освещенной небольшой комнате. Санни слегка отпрянул, а Джереми подался назад.

— Оииёоооо… — прокричала она. Они переглянулись. Санни, пытаясь сохранить вид эксперта, попытался что-то сказать, но его слова потонули в очередном «Оооииёо». Стало не по себе. Голос был жутким, совсем не как у ребенка.

— Ийооооо… оооуу…

— Ты же сказал, она скоро придет в себя?

Санни лишь неуверенно глянул на него и опять сосредоточился на Миладе.

— Иёооо, — взвыла она еще громче. По телу у обоих побежали мурашки.

— Может, ей воды принести, — неуверенно спросил Джереми. Все это стало пугать его еще больше.

— Ага, можешь ее сразу в луже за домом утопить, чтобы не мучилась.

Тут она дернулась. Даже Санни, уже видавший такие припадки, ни за что бы в это не поверил, если бы не был прямым свидетелем произошедшего. Тело девочки изогнулось с такой силой, что ей удалось приподнять его на себе. Он выглядел словно наездник, пытающийся усмирить быка. Руки ее, сцепленные на груди, дернулись, и она высвободилась, раскинув их в стороны.

— Ооооиииёооо… иоооо… — мороз пошел по коже, но Санни старался не поддаться панике. Свободной рукой он попытался схватить одну из ее рук, но она опять изогнулась так, что он потерял равновесие и практически съехал на пол. Теперь только одна его нога кое-как держала ее. Зажигалку из рук он выпустил. И только в этот момент ошарашенный Джереми бросился на помощь.

«Господь Всемогущий! Да разве ж это может происходить на самом деле?»

Милада, выплюнувшая зажигалку, каким-то невероятным слиянием разных голосов во всю мощь закричала:

— Ииитёооот!

Оба парня застыли в ужасе. Она кричала не как ребенок, она кричала как хор голосов и мужских и женских, и высокими и низкими голосами одновременно. Санни всякого повидал, но такого не встречал никогда. В ту секунду, когда Джереми уже приник к ней, пытаясь помочь Санни сдержать ее метания, она уже обмякла. Это выглядело так, словно он коснулся ее и она выключилась.

— У нее что, обморок после припадка? — ошарашено спросил Санни.

— А кто тут строил из себя эксперта? — неприкрытые нотки презрения наполнили комнату. — Слезь, я уложу ее спать.

Санни встал, поправил шорты и поднял ладони к верху. «Да, пожалуйста, пожалуйста, я не претендую», говорили его руки.

— Переночуй с ней, а завтра посмотрим, ладно?

— Я так и собирался. Спасибо за помощь, — но в словах его не было благодарности, просто дежурная фраза брошенная, как собаке кость.

Санни пожал плечами, понимая, что Джереми не нужны его: «Ты бы тоже так поступил», «Мне было не сложно», и вышел из комнаты. Джереми водрузил Миладу на кровать. Поднял подушку, отряхнул и, уже было собирался положить ее малышке под голову, как заметил Санни на пороге комнаты.

— Ой, — выдохнул он, — да ну что еще? Мы же уже все решили, ты ушел спать…

В тишине комнаты послышался щелчок. Не будь Джереми так зациклен на себе, он бы сразу сообразил, что к чему. Санни прошел внутрь комнаты. Джереми хотел еще что-то сказать, как заметил в проеме темный силуэт. Он проплыл в комнату следом за Санни.

— Кто… — вопрос оборвался.

Один за другим в комнату проплыли еще две незнакомые тени. Одна из них держала в руках пистолет, приставленный к позвоночнику Санни.

— Доброй ночи, — сказала тень, — присаживайтесь-ка на кровать…

45 (ПОСЛЕ) Кровь и слезы

Глупо было думать, что стоять над собачьей миской — самое унизительное происшествие, которое может приключится. Проснуться от рези в животе на заднем сиденье Алексовой развалюхи с мокрыми от крови штанами было в миллиарды раз хуже. Повезло еще, что Алекс ничего не заметил. Он, конечно, обратил внимание на напряжение и озабоченность Кристины, но ничего не сказал. Со вчерашнего дня они перекинулись лишь парой дежурных фраз. Теперь Алекс гнал свою развалюху целенаправленно. Если раньше он выжидал, не доверял никому и игнорировал намеки на военные базы, то теперь у него явно появилась цель. Раньше Кристине было по большому счету плевать, куда он мчит ее, пока он помогал ей оставаться в живых. Но теперь она уже все для себя решила. Решила, что свалит от него при благоприятных обстоятельствах, да еще и собаку прихватит. Такой человек как Алекс не заслуживает даже собачьей любви.

«Если пес не помрет… — она вздрогнула при мысли о смерти Губернатора. — Но ведь то, что он разорвал в клочья ногу той мертвой тетки, не значит, что он мог заразится, ведь так?»

Покажет лишь время.

Утром она стала трепать Губернатора за уши и с настороженностью отметила, что нос у пса теплый.

«Это первый признак болезни животного».

Но было еще кое-что. Он воротил от нее морду, явно давая понять, что ему не нравится то, как она его треплет, хотя раньше проблем с этим не возникало.

«Если он все-таки заразился, нужно быть начеку. Зомбипес это уж как-то совсем страшно».

Оставив пса в покое, Кристина порадовалась, что пятен на сиденье не осталось. Алекс, заметь подобное, хохотал бы до хрипоты. Высмеивал бы ее, как умеет. Благо, улик не осталось, а старый ворчун был слишком поглощен своими мыслями. Она взяла сменную одежду и направилась к кустам. Болотного цвета летние джинсы Кристина выбросила там же.

Когда она вернулась, Алекс предложил обшарить супермаркет на окраине какого-то маленького городка, и Кристина согласилась. «Какая разница, где помирать? — подумала она. — Может быть, сказки о продолжительности жизни не сказки? Может быть, сколько отмерено, столько и получишь? Так чего тогда пыжится?»

Когда они вошли, она замерла у холодильников с мороженым. В памяти всплыл вкус холодной вязкой сладости. Она представила, как было бы здорово сейчас скушать шоколадное эскимо.

— Не отставай, — промычал Алекс, — здесь все еще может кто-нибудь прятаться. Я хочу поскорее закончить.

Конечно, он хотел. Ему хотелось поскорее доехать до чего-то мифического, о чем он не хотел с ней разговаривать. Он никогда не делился своими мыслями насчет будущих планов, зато охотно разглагольствовал о мусоре, которым была набита его голова.

«Старый алкаш. Вы все одинаковые».

Низ живота свело очередным спазмом. Алекс, ничего не замечая, двигался дальше вдоль стеллажей.

«Вот и чеши вперед, надеюсь, тебя там сожрут», — с этой мыслью она бесшумно обогнула ряд с крупами и направилась к разделу «Косметика и гигиена». Добравшись до нужного стеллажа, она остановилась. Живот нещадно сводило спазмами. Кристина села, прислонившись спиной к полкам с порошками, и закрыла глаза. Как все это было унизительно. Жалкая, невыносимо жалкая картина. Она вынуждена скитаться в обществе старого алкоголика, а ведь могла бы… А что могла бы? Могла бы поступить в университет? Нет, уже не могла. Могла бы стать предводительницей выживших? Нет, не могла… Могла бы… Ей очень хотелось пожалеть себя. Найти какую-то иллюзорную надежду на лучшую жизнь, ведь она достойна лучшего! Достойна! Но сколько себя ни обманывай, единственное, кем она действительно могла бы стать, это ожившим трупом. Она заплакала, одной рукой обнимая живот, другой пряча лицо. Как это все несправедливо. У нее отняли ее прекрасную жизнь и дали взамен не пойми что.

— Кристина… Кристина! — услышала она раздраженный шепот Алекса, доносившийся откуда-то из междурядья. — Кристина, где ты?

Послышался какой-то шорох и с полок посыпались товары.

Она собиралась уже встать, как подумала: «Если его сейчас съедят, я сяду в машину и рвану, куда глаза глядят!»

Опять падающие с полок товары и возня. Сердце забилось быстрее. Она схватила первую попавшуюся шуршащую полиэтиленовую пачку и бросилась в междурядье к источнику шума. Их было трое. Одного, в красной жилетке, вероятно, работника магазина, Алекс отпихнул ударом ноги. Мертвец завалился на спину и предпринимал безуспешные попытки встать. Другой уже вставал с пола. Третьему Алекс размозжил череп как раз в тот момент, когда Кристина показалась в проходе. Сунув шуршащую пачку в сумку, накинутую через плечо, Кристина метнулась к банкам с фасолью и другими бобовыми.

— Фасоль, — процедила она, — как же я теперь тебя ненавижу!

«Позже пополним запасы чем угодно, лишь бы не ею».

Когда Кристина метнула банку в голову «черепашке», пытающейся встать, Алекс вытащил из ботинка нож и всадил его в висок второму уже почти приблизившемуся к нему мертвецу. Банка, брошенная Кристиной, хоть и достигла цели, но нужного эффекта не произвела. Мертвая голова с таращащимися глазами лишь чуть-чуть откинулась назад и уже через секунду вернулась в исходное положение.

«Да, я просто гроза мертвяков!» — подумала Кристина и, подыскивая чем бы таким еще в него запустить, услышала чавкающий звук пробитого черепа. Алекс уже повалил мертвеца на пол и расправился с ним. Ему не нужно было оружие. Его ноги, растоптавшие трупу голову, были весьма эффективным средством самообороны.

Фриер раздраженно посмотрел на нее. Кристина тоже уставилась на него с вызовом.

— О чем ты вообще думала, а?

Она не ответила, продолжая смотреть не него исподлобья.

— Тебя могли сожрать здесь, ты что, не понимаешь?

— Понимаю, — не выдержала она, — я все понимаю, просто иногда думаю, что лучше быть сожранной, чем ездить с тобой!

Она еще что-то кричала ему, накопилось достаточно мыслей, которые не находили выхода. Еще и живот постоянно сводило, а эта его рожа! Ох, эта рожа, ей так и хотелось по ней настучать.

* * *

Большую часть ее монолога Фриер пропустил мимо ушей. Девчонка взорвалась, ну и пусть поорет. Он потом расставит все на свои места. Он не спустит ей этого. На Алекса Фриера никто не орет безнаказанно. Но сейчас нужно собрать все необходимое и ехать дальше. Сейчас важно только это. Сейчас дорога каждая минута. Кто знает, что за это время могло случиться? Кто знает, успеет ли он теперь?

Когда они вышли из магазина, Алекс разобрался еще с парочкой мертвецов, жаждущих его плоти.

Закинув вещи в багажник, Кристина прихватила с собой что-то из аптечки и поспешила уединиться за ближайшими баками с мусором. Алекс не стал спрашивать зачем, все и так было ясно. Девчонке в очередной раз приспичило, вот пусть и идет, маленькая ссыкуха. Скандалить не было сил, а ощущение неизбежной утраты сдавливало его стальными тисками.

Он не верил в предчувствия, но почему-то никак не мог отогнать от себя дурные мысли. Он уже застегнул ремень безопасности, повернул ключи и… не услышал того, чего ожидал. Лишь позвякивание брелоков и вздох пса с заднего сидения автомобиля. Машина не завелась.

* * *

В кустах, поблагодарив Бога за развитие медицины и изобретение гигиенических прокладок, Кристина почувствовала себя немного лучше, но злость на Алекса еще не прошла. Запить таблетку было нечем, воды с собой она не взяла, поэтому накопив во рту побольше слюны, постаралась проглотить ее, не запивая. Это было еще одно унизительное действо, которое случилось с ней за это утро.

«Сплошная череда удач!»

Кристина решила, что сядет на переднее сидение и, прежде чем куда-либо ехать, выскажет Алексу то, что не успела сказать в магазине, а если он будет орать на нее — расскажет, про Губернатора. Ткнет его носом в то, что не уследил за своей собакой. Что повесил своего пса на нее, а пес теперь болен и возможно умрет. Кристина сама привязалась к псу, но ужалить Алекса побольнее представлялось слишком заманчивым. Полная решимости она двинулась к машине и обнаружила, что Алекса нет внутри. Он стоял, опершись о капот, и курил.

— Тачка заглохла, — сказал он тихо и затушил окурок о машину.

— Так возьми другую, вон их сколько, — она махнула рукой в сторону стоянки, — штук десять, не меньше.

Он вздохнул и потер лицо. Она выжидающе смотрела на него.

— Ну, и чего стоим?

— Ты совсем дура или только прикидываешься? — его прорвало. — Ну, и чего стоим? — капризным и чересчур писклявым голосом передразнил он. — Я мисс очарование, я все знаю и умею, бла-бла-бла, служите мне все, иначе я пожалуюсь мамочке, — и он взмахнул ладошками и состроил капризную гримасу.

Если б он дразнил не ее, она бы засмеялась, так комично это выглядело. Но было очень обидно слышать такое по отношению к себе.

* * *

Не дав ей ничего ответить, Алекс продолжил.

— Ты думаешь, машины на этой дрянной парковке стоят и ждут, пока я их вскрою, да? Минимум семь из них на сигналке, остальные если и не заперты, то без ключей. Кто оставляет ключи в машине, а? Ты знаешь таких идиотов? Я вот нет. И как, по-твоему, я заведу их без ключа? Вырву провода, как это делают все подряд в фильмах средней паршивости, что проедают ваши тупые подростковые головы, — он хотел подойти к ней и ткнуть ее пальцем в лоб, чтобы показать, где у человека должны размещаться мозги, но сил не было. У него пропало желание вообще что-либо делать. Хотелось просто лечь на землю и перестать дышать. Но эта девчонка, она сводила с ума. Впервые за все это время он искренне, не напоказ, а из глубины души пожалел, что подобрал ее. Сплюнув на землю, Алекс опять оперся о капот и достал еще одну сигарету.

* * *

Кристина молчала. Осознание, что они в одной упряжке словно хлестнуло ее по лицу. Она вдруг поняла, что все ее иллюзии о побеге — не более чем детские фантазии. Она понимала, что Алекс извиняться не будет, он не из тех, кто признает ошибки, но и сама она не может опуститься до такого.

— Может, я похож на угонщика? — задумчиво прищурившись и глядя куда-то вдаль, сказал он. — Или ты думаешь, щелкнешь своими пальчиками, и машина заведется как по волшебству? Эта колымага сдохла, как и все мы сдохнем в ближайшее время. Так что готовься, мисс веганское очарование, тебя, как и всех, ждет печальный конец. Ты слишком хороша, чтобы жрать трупы животных? А вот трупам людей все равно. Они сожрут тебя. Не поморщившись! А мне возись тут с тобой! Сдалась ты мне сто лет, как будто у меня заботится не о ком! — со злости он пяткой пнул свою машину, в которой сидел Губернатор.

Кристина ничего не ответила. Она просто стояла, обхватив своими тонкими ручонками плечи. Живот уже почти не болел, но она поежилась, и виной этому стали не спазмы.

— Что рот, что жопа, — тихо прошептала она себе под нос.

— Что? — не расслышав, раздраженно спросил Алекс.

— Да льется у тебя одно и тоже… отовсюду.

Алекс, проигнорировав этот выпад, изящным движением выбросил окурок по направлению к ближайшей урне. Конечно, в урну он не попал, но это, вероятно, и не было его целью. Тяжело вздохнув и шепотом выругавшись, он достал из кармана пачку, собираясь вытащить очередную сигарету, но передумал и медленно, словно весил целую тонну и еле мог себя удержать, сел на землю. Спина уперлась в капот, а шея словно ввалилась в плечи.

Кристина вдруг почувствовала себя такой одинокой, такой беспомощной и жалкой, что у нее засосало под ложечкой. Да и Губернатор, что же с ним происходит? Хозяин пнул машину, а пес и мордой не повел. Раньше бы он встревожился, а теперь реакции не было. Он крепко спал, уткнувшись мордой в сидение, а Алекс, казалось, даже не замечал перемен. Да и куда ему заметить? Кристина всегда думала, что Алекс не видит никого кроме себя, и в последние пару дней лишь убедилась в этом. Он волк одиночка, не привыкший ни о ком заботиться.

Собравшись с духом, она подошла к Фриеру, чтобы уверить его, что стоит хотя бы попытаться найти машину, что, может быть, на деле не все так плохо. Вдруг им попадется открытая? Пока не попробуешь — не узнаешь. Да и ключи, кто знает, может, и ключи будут внутри. Некоторые оставляют их за зеркалом, некоторые под ковриком. Шансы малы, но не иллюзорны. Среди ее друзей были такие недотепы, она была готова в этом поклясться.

Но этот добрый порыв быстро сменился, потому что перед глазами из архивов памяти вплыло его опухшее смеющееся над ней лицо, запах перегара и высокомерие, которым этот мешок дерьма был полон доверху. И она вдруг с какой-то обреченной холодностью подумала: «Если ты и сегодня нажрешься, я убью тебя, размозжу твой пьяный череп и заберу твою собаку себе, а ты будешь лежать в луже из собственных мозгов и даже пискнуть не успеешь. И это будет не инфантильный побег из дома. Это будет месть и холодный расчет». В конце концов, у каждой женщины свой круг оборотня, от луны до луны. Может быть, правду говорят, проливая свою кровь, женщина жаждет, чтобы пролилась чья-то чужая.

Но тут произошло то, чего Кристина никак не ожидала. Это ввело ее в ступор, ей даже показалось, что все это ей почудилось. Но это происходило на самом деле. Такого бы точно не смогло придумать ни ее подсознание, ни разгулявшаяся фантазия. Кровь, отрубленная голова, выпущенные кишки — да. Все это она легко могла бы себе представить, но произошло нечто более страшное и неожиданное. Алекс Фриер сидел на земле, прижимаясь к капоту своей заглохшей развалюхи, в одной руке держа полупустую пачку сигарет, а в другой — измятый листок бумаги, и тихо-тихо почти беззвучно плакал. К такому повороту событий Кристину жизнь не готовила.

Она робко подошла и села рядом с ним. Асфальт был таким теплым, словно насквозь пропитался солнечным светом. Она положила руку ему на куртку, но он ее скинул, дернув плечом. Тогда с изяществом карманника она вытащила измятый листок из его пальцев. Алекс не шевелился, словно ему было уже все равно. Не было ни всхлипов, ни надрывных вдохов, просто по небритой щеке робко прокатилась слеза. Кристина опустила глаза, как будто увидела что-то запретное. То, что она ни в коем случае не должна была видеть. Так же, как она сейчас, отводят глаза, когда видят чужого неверного мужа, который целует свою секретаршу.

Кристина разгладила листок и сначала подумала, что ошиблась. Подумала, что то, что ей нужно, на другой стороне, но перевернув его, обнаружила там лишь обрывок непонятного фото. Она опять развернула листок статьей на себя. В ней говорилось о каком-то профессоре. Справа было небольшое портретное фото: полноватый бородатый мужик в очках со сдержанной улыбкой.

«Неужели он заставил Алекса плакать?»

Глаза пробегали по строкам, выхватывая куски информации. И тут ее осенило. Мысль прогремела как гром и легла в сознание недостающим кусочком пазла.

«Боже мой, Алекс… что ты задумал?»

46 (ДО) Роковой день

Они бежали так, что сверкали пятки. Дождь барабанил по их испуганным детским лицам, заливая глаза, скатываясь за воротник. Одежда вымокла, дыхания не хватало, но преследователи не отставали. Так уж сложилось, что Гертон, не просто был негласным лидером в их шайке, но также был самым быстрым среди них бегуном. Выбегая к развилке, он свернул к железнодорожным путям. Остальные последовали его примеру. Ни у кого не возникло желания бросится врассыпную, так как все понимали, что поодиночке их точно переловят, по крайней мере, большую их часть, так что если потасовка случится, всем лучше держаться вместе.

Сворачивая к путям, Макс мысленно выругался. Несмотря на свой юный возраст, в его словарном запасе уже имелось несколько весьма грубых фраз.

«В другую сторону! Надо было бежать в другую сторону, не сюда!» — мысленно простонал он, но хода не сбавил. Промокшие насквозь хлюпающие кроссовки и кеды шлепали по неглубоким лужам, в которых пузырились капли дождя. Вынужденная, не очень долгая, но выматывающая пробежка высосала из их шайки уже почти все силы, чего нельзя было сказать про преследователей. Они были старше и сильнее. Позади слышался топот, Максу показалось, что их нагоняют. «Черт! Черт! Черт! — с досадой выругался он. — Ох, не туда мы свернули!»

Завидев впереди ступеньки пешеходного моста над путями, Гертон, не раздумывая, бросился на них. Утро было серым, туманным и очень мокрым. Людей на станции не было видно. Если кто-то и ходил вдоль путей или ждал поезда, их силуэты поглотил вязкий туман.

Они пробежали уже две трети моста, как вдруг Гертон резко затормозил. Кишан врезался в него, и чуть было не повалил на землю. Марин, Макс и Артик, самый младший из них, успели остановиться, чтобы не свалить друг друга. Сначала они не поняли, почему Гертон остановился, но не прошло и секунды, как заметили на другом конце моста фигуру одного из преследователей. Тот остановился, уперся ладонями в колени, давая себе возможность отдышаться, затем распрямился и с широкой довольной улыбкой пошел им навстречу.

«Я же знал, что это ошибка!» — Макс закусил губу от обиды.

Сзади нарастающий топот стих и превратился в отрывистые, хаотичные шаги. Преследователи загнали своих жертв в ловушку и теперь тоже пытались выровнять шаги и дыхание.

— Неужели вы думали, что мы позволим вам убежать? — раздался голос позади напуганных, все еще не решавшихся повернуться ребят.

— Мы ничего вам не сделали! — набравшись смелости, прокричал Гертон. — Оставьте нас в покое!

— Это нам решать, сделали вы что-то или нет!

Их окружили. Битва проиграна. Хотя это и битвой-то назвать было нельзя! Побег, попытка избежать конфликта. У Макса от обиды и горечи в горле застрял комок. В висках пульсировала кровь, словно маленькие эльфы били в барабаны. Все они, пойманные, но еще не сломленные, как по команде, начали пятиться, прижимаясь спинами к перилам. Преследователи оцепили их прореженным, но весьма опасным полукругом. Это были подростки — шестеро весьма крепких задиристых парней, компанию которых разбавляла девчонка в рваных чулках. Да и какая шайка может обойтись без девчонки? Никакая, разве что самая захудалая. У них самих в команде тоже была Марин, правда лишь потому, что приходилась сестрой Кишану, но все понимали, не будь ее, появилась бы другая. Это закон шайки, причем один из самых лучших.

— Ну что? Как вы искупите свою вину? — заговорил один из преследователей. Ничем непримечательный с виду, он выделялся манерой вести диалог. Стоило ему открыть рот, как всем сразу становилось понятно, что с ними говорит лидер. Было что-то такое в его голосе, взгляде и жестах, что ставило его на один уровень выше остальных. Возможно, эффект усиливало самоуверенное, подкрепленное безнаказанностью, нахальство.

— Мы ничего вам не сделали! — взмолился Кишан.

— Вам уже было сказано — это не вам решать. Если я говорю, что вам придется искупить вину, значит, так оно и будет.

Девчонка в рваных чулках рядом с ним скрестила на груди руки и выгнула спину. Вероятно, она думала, что так выглядит круче, но на деле была похожа на мокрую курицу. Да и грация у нее была разве что птичья.

«Мокрый воробей выглядел бы достойней, чем она», — подумал Макс.

Девчонка, словно прочитав его мысли, уставилась на него с тупой злобой. Окинув взглядом остальных, она наклонилась в сторону лидера и что-то шепнула ему в ухо.

По его приподнятой брови, Макс понял, что мисс «рваные чулки» отмочила что-то прескверное. Дурное предчувствие грозовым облаком нависло над всеми преследуемыми.

— У нас появилась идея, — ехидно произнес лидер.

— Ой, опять ты чушь какую-нибудь придумала, да? — с вызовом и к всеобщему удивлению, возмутился один из шайки. Из всей компании на нем одном была футболка с эмблемой местного лицея. — У нас уже были проблемы из-за твоих идей. Давайте просто наваляем им и…

Лидер перебил его взмахом руки. Поднятая ладонь с расставленными пальцами ясно давала понять, что ему лучше не продолжать.

— Наваляем, наваляем. Никакой фантазии. Если не нравится — лестница там, — он указал на ступеньки, и затем обратился уже Гертону. — Ты же у них главный, так?

Гертон кивнул.

— Я предложу твоему сброду прекрасный выход из ситуации. Если не хотите поплатиться все, пусть поплатится кто-то один. Как вам расклад?

Все уставились на Гертона. Тот молчал, обдумывая предложение.

Несмотря на то, что перспектива избежать трепки казалась очень заманчивой, Макс кожей чувствовал, что дело нечисто.

— Смотря что вы… — Гертону тоже не дали договорить.

— Смотря, не смотря, — передразнила девчонка в драных чулках. — Как будто кто-то с вами торгуется.

— Как вы можете? — заплакала Марин. — Мы же младше вас! Как вам не стыдно, а?

Преследователи взорвались хохотом. Гертон положил руку на плечо плачущей боевой подруге. Ему захотелось приобнять ее, но он не решился бы на такое и при более благоприятных обстоятельствах, будь они даже наедине. А вот Малыш Артик набрался решимости, но не на объятия, о которых, как и все остальные, тоже давно мечтал. Он был без ума влюблен в Марин, несмотря на то, что она была старше на целых два с половиной года, а это очень немало, если тебе еще не исполнилось десять.

Малыш Артик, опустился на корточки, снял кроссовку и ловко запустил вредной девчонке в бедро. Целился он в район живота, но то ли из-за сильного ветра, то ли из-за того, что рука дрогнула, кроссовка угодила ниже в область бедра. Девчонка от неожиданности вскрикнула и пнула упавшую на мост кроссовку. Повисла устрашающая тишина. Шок, в который все погрузились, как упавшее небо окутал их. Никто не ожидал такого выпада, тем более от самого младшего члена группы.

— Артик, — на выдохе прошептала Марин.

— Артур! — тоном наставника прикрикнул Гертон. — Ты что творишь?

Девчонка, не столько от боли, сколько взбешенная такой наглостью, стала испепелять их ненавидящим взглядом.

— Это будет он, — девчонка ткнула пальцем в малыша Артика. — Я хочу, чтобы это был он! — истерично взвизгнула она с упором на слово «хочу».

Лидер потянул ее за рукав спортивной летней куртки. Он что-то шепнул ей, и вероятно ожидал, что она также ответит ему шепотом. Но она былая слишком заведена.

— Мне плевать, что он совсем маленький! Он кинул в меня свой башмак! Кинул! В меня! — цедила она каждое слово.

Чтобы не потерять лицо, лидер ехидно улыбнулся и окинул взглядом своих жертв.

— Раз моя миледи желает мести, она ее получит.

Малыш Артик смотрел на мисс «драные чулки» с такой же неприкрытой ненавистью, как и она на него. Ему было уже все равно, пусть даже они избили бы его всей толпой. Глаза его застилала ярость, кровь в венах кипела.

— Ты, сопляк, — подняв руку с указующим на малыша Артика пальцем, сказал лидер преследователей, — позволил себе оскорбить мою девушку. Теперь сделаешь все, что она попросит, понял? — улыбнулся он и обернулся к промокшей девице, у которой под мокрой футболкой явно не было бюстгальтера. — Какой мести желает моя миледи?

Она приставила к лицу кулачок с оттопыренным вверх указательным пальцем, глаза ее смотрели вверх и чуть вправо.

«Будто это курица умеет думать», — усмехнулся про себя Макс.

— Он пройдет по перилам от начала и до конца, — в воздухе опять повисла удручающая тишина. Никто не понимал, всерьез она это или шутит.

— Да она совсем чокнулась! Разве ты не видишь? — возмутился все тот же парень в футболке лицея. — Да я его родителей знаю! Она вообще соображает или нет?

— И что теперь? Предлагаешь спустить ему все на тормозах?

Возмущенный происходящим парень вдруг вышел из оцепления, подошел к мальчику, взял его за руку и сказал:

— Мне плевать, мы с ним уходим. Жрите сами свое дерьмо.

Опешивший Артик пошел за ним, как щенок на поводке, изредка оборачиваясь назад, не веря тому, что происходит. И он был в этом не одинок, у всех на лицах застыл немой вопрос. Никто не понимал, что происходит. Ни одна сторона, ни другая. Тихий шум дождя прорезал очередной истерический вопль.

— И ты позволишь им уйти? После того, что он со мной сделал?

Лидер, не желая утратить свой авторитет, попытался взять ситуацию под контроль.

— Двое, — тихо и злобно произнес он. — Теперь поплатятся двое. Ты и ты! — он указал на Гертона и Кишана. — И это будет только начало!

Двое из его банды тут же скрутили ребят. Меленьких легко обидеть, и лидер шайки преследователей это прекрасно знал. Но как же приятно самоутвердится за чужой счет! Побить, сломать, нахамить! «Не можешь строить — рушь чужое» — золотое правило трудных подростков.

Гертон, будучи самым старшим в компании, все равно на несколько лет был младше своих преследователей, и пускай ростом он был почти с парня, который заломил ему руки за спину, худоба и растерянный вид выдавали в нем ребенка. Кишан же наоборот был много ниже своего мучителя и куда полнее. Он начал плакать, едва почувствовал, как ему заламывают руки.

— Это безумие, — твердым, но не настолько, насколько ему хотелось бы, голосом сказал Гертон. — Перила скользкие, мы упадем.

— Нет, не упадете, — таким же тихим и бесстрастным голосом сказал лидер преследователей, — не упадете, если хотите жить.

Но он ошибался.

* * *

Случилось так, что Гертон не умер в старости. Не умер взрослым. Он умер, не достигнув даже подросткового возраста, в дождливый туманный день, когда воздух кругом, казалось, вибрировал от капель дождя и выглядел, словно прозрачная рябь в телевизоре. Никто не мог поверить в случившееся.

Каждый на планете Земля до определенного момента не осознает, что не будет жить вечно. Но при этом каждый знает, что когда-нибудь смерть придет, но всегда думает, что этот день «не сегодня». Да и «завтра» существует только в мыслях. Есть только здесь и сейчас, и ничего больше.

Никто из них до этого дня еще не сталкивался со смертью по-настоящему. Когда ребята взбирались на перила, они боялись, но все равно верили, что все обойдется. Никто не собирался умирать. Но им не удалось пройти и шага в стороны друг от друга, потому что перила были мокрыми, а гравитация, как известно — бессердечна. Кишан потерял равновесие почти сразу. Позже он чувствовал вину за смерть Гертона, но что он мог сделать? Это инстинкт. Ты машешь руками, цепляешься за возможность, делаешь все, чтобы выжить. И этой возможностью для него стал Гертон. Никто ничего не успел сделать. Падая вниз, Гертон неудачно ударился головой о состав, стоящий под мостом. Умер почти мгновенно.

Макс, кинувшийся на помощь, едва успел схватить Кишана за край рукава. Его бросило на перила, он больно ударился о них ребрами, но удержать такой вес, конечно же, не смог. Рукав выскользнул из пальцев, и Кишан полетел вслед за Гертоном. Всего пара каких-то мгновений, а на перилах уже никто не стоял. Марин закрыла глаза ладонями и взревела как сирена боевой тревоги, ведь на ее глазах только что сорвался с моста друг, а следом и старший брат.

Кишан не умер, вопреки страхам присутствующих, но падение не прошло для него бесследно. Оно лишило его возможности ходить и вселило в него ненависть настолько сильную, что когда он ею делился, ее перенимали все слушающие.

* * *

Иногда, когда рядом никого не было, Кишан признавался себе в том, что отчасти завидовал Гертону. Эти мысли сжирали его. Все могли бегать, веселиться, а он был прикован к коляске и порой, глядя в окно, ненавидел весь мир. В один из таких дней, он позвал к себе Макса и раскрыл ему этот страшный секрет. Но за секреты почти всегда приходится платить. И Макс не стал исключением. Кишан попросил его об одной маленькой, но такой важной услуге. Попросил заплатить за свой секрет клятвой. Клятвой, во что бы то ни стало найти ту дрянь в драных чулках и вытрясти из нее весь ее гнилостный дух. Кишан знал, Макс станет идеальным орудием для воплощения мести. Он крепок, всегда защищает обиженных и в нем до сих пор живет чувство вины за то, что тогда на мосту пальцы его расцепились.

47 (ПОСЛЕ) Покинутый дом

Лифт или лестница? Лестница или лифт? На лифте быстрее, но он может застрять, и тогда короткий и мучительный остаток жизни придется провести в замкнутой коробке. Кулькен поморщился. Лестница… Там мы уже бывали. Там вряд ли кто-то будет, хотя конечно и это не исключено. На такой случай можно взять с собой меч. В очередной раз, спасибо сотрудникам, они надарили кучу разных, бесполезных в обыденной жизни штук, но вполне значимых на фестивалях и, как оказалось, в жизни после апокалипсиса. Вот только… Он обернулся к дивану, на котором лежал костюм.

— Это будет очень тяжело…

Сказать, что Кулькен был в плохой физической форме — не сказать ничего. Жировые складки по бокам, внушительный пивной живот, да и ноги, полные, отечные, с целлюлитом на бедрах — все это было очень далеко от здоровья и силы. Но он и не питал иллюзий на этот счет. Он знал, что лестница тоже может стать его последним испытанием. Если у него схватит сердце от жары и усталости, то никто ему уже ничем не поможет.

— Нет, меч отложим на потом. Либо пан, либо пропал. Если костюм не спасет меня на лестнице, он уж точно не спасет меня на улице. Но я все равно возьму его с собой. Умру как воин, со своим мечом! — он прищурился, словно увидел что-то вдали.

«Ты его ни разу не использовал и, возможно, не используешь никогда. Так толку-то, что ты умрешь со своим мечом, самурай доморощенный!»

Проигнорировав Я, Кулькен в последний раз окинул комнату взглядом и начал одеваться. Рюкзак уже был собран, респиратор лежал наготове.

— Как нелепо я буду выглядеть… Хорошо, хоть никто не увидит, — он натянул нижнюю часть костюма, — а ведь я поклялся, что никогда его не надену. Кларест, долбаный Кларест, это ведь он его подарил, я знаю.

«Да ничего ты не знаешь, подарок был анонимным…»

— Нет, знаю, я точно знаю, больше некому. Еще и записку приложил: «Надень меня, и ты поймешь, что жизнь гораздо веселее, чем тебе кажется». А кто у нас еще такой весельчак? — застегивая молнию, Кулькен выругался. Теперь настала очередь верхних частей костюма. Он натянул респиратор, пододвинул дезодорант, чтобы было проще до него дотянуться.

— Они сожрут меня, ведь точно сожрут.

Когда респиратор был надет, он опрыскал сначала ноги, а затем все, что было ниже шеи. Спрей, которым он себя опрыскал, возможно, пах приятно, но Кулькен понимал, что в таких количествах это сущий яд. Отложив спрей, Кулькен взглянул на рюкзак, прислоненный к дивану. Костюм было надеть не сложно, а вот с рюкзаком пришлось повозиться. Минуты две он чувствовал себя черепашкой, которая упала на спину и никак не может подняться. Осложняло ситуацию то, что к рюкзаку он примотал скотчем катану. Когда приготовления были окончены, Кулькен с ужасом сообразил, что чуть было не забыл свою подушку-талисман. Однажды она уже спасла ему жизнь.

— О, лихая сингулярность, спаси мою тушку! — он расстегнул молнию, выхватил подушку с кресла и засунул под костюм в область поясницы. — Зато рюкзак в спину бить не будет.

Минуту постояв перед дверью, Кулькен с грустью прошептал:

— Прощай, Крепость…

Уходить не хотелось, но и оставаться дольше не имело смысла. Он вздохнул, а затем уверенной походкой вышел из своего убежища.

Путь до лестницы уже был разведан, и Кулькен рассчитывал преодолеть его без труда. Так, собственно, и получилось. К его огромной радости и большому удивлению, на лестнице тоже проблем не возникло. Конечно, ноги гудели, по всему телу бежали струйки пота, а остановки он делал чуть ли не каждые два-три этажа, но Кулькен шел к цели, и это не могло не радовать. В костюме было мучительно жарко, он чувствовал себя неуклюжим и беспомощным, но сдаваться было нельзя. Если и есть человек, который сможет ему помочь выжить, то это доктор. Доктор, который знает куда обратиться, знает, какие найти слова, чтобы примкнуть к какой-нибудь группе выживших, ведь так всегда бывает. Всегда остаются выжившие. Но они могут не захотеть его принять, а вот с доктором… с доктором шансы растут, в конце концов, он не только психолог, общую медицинскую практику он проходил и знает достаточно. Доктор — вот надежда на спасение. Вот только сможет ли он найти Браламонтса? Рассуждать на эту тему было с родни погоне за призраками — практической пользы «ноль». Либо найдет, либо нет. Дальнейшие планы все равно придется составлять на месте. Тут бы хоть здание благополучно покинуть.

Когда за окнами показались макушки деревьев, Кулькен понял, что почти достиг цели. Оставалась всего пара этажей, скоро станет ясно, спасет ли костюм ему жизнь или нет. Выйдя на очередной лестничный пролет, он решил сделать финальную остановку. Надо дать ногам отдохнуть, потому что идти до цели придется долго. Может быть, даже придется остановиться где-нибудь на ночевку. Но надо решать проблемы по мере их поступления.

«Не лги себе, — подало голос Я, — ты остановился только потому, что боишься. Боишься, что выйдешь отсюда и умрешь. Костюм не спасет тебя, и ты это прекрасно знаешь. Только идиот мог поверить в успех такой бредовой идеи».

— Нет, нет, нет. Я все продумал, — бормотал он. — Я все сделал как надо, у меня неплохие шансы.

Но внутренний голос был неумолим:

«Такая глупость просто не может спасти жизнь. И ты отсиживаешься здесь, потому что понимаешь это. Твоя никчемная жизнь скоро закончится, и это будет совсем небольшая потеря для человечества».

Капелька пота пробежала по веку и растеклась по ресницам. Ему так хотелось потереть глаз рукой, но он понимал, если сейчас снимет хоть часть костюма — больше не сможет его надеть, запаникует, и тогда пиши пропало. Внутренний голос уже почти лишил его надежды на успех. Кулькену было страшно представить, какие мысли поселятся в его голове, если он действительно начнет хоть что-то с себя снимать. Он усиленно поморгал, позволяя глазам увлажниться. Это помогло, но не настолько, насколько ему бы хотелось.

— Если мое предчувствие оправдается, то…

Кулькен не смог закончить фразу. Он не мог сказать, что прожил полноценную счастливую жизнь, не мог сказать, что у него есть семья или люди, которые были бы ему дороги, или что сделал в этой жизни что-то по-настоящему значимое. Кулькен никого не спас и никому особенно ничем не помог. Он делал какие-то пожертвования от лица фирмы, но это казалось эфемерным. Цифры прибывали на счет, цифры убывали. Но был ли от этого толк? Кулькен всю жизнь убегал в мир, которого не существовало и, что уж теперь таить, даже там не был счастлив. Отрывочные приятные воспоминания не тянули на жизнь полную радости.

— Я выживу и буду счастлив! Я больше не буду бояться, — он поднялся на ноги, вдохнул полной грудью, подошел к двери и замер. Решимость как появилась в одну секунду, так и улетучилась, а страх, словно поджидавший удобный момент, вновь сковал его сердце.

— Плевать, — прошептал он в респиратор, — плевать… теперь на все плевать.

Кулькен снял засов с двери пожарного выхода и открыл ее. Если бы не верхняя часть костюма, его ослепил бы яркий дневной свет. Если бы не респиратор, он полной грудью вдохнул бы свежий, теперь чистый, лишенный выхлопов воздух, чего раньше никогда не бывало в этой местности.

Кулькен сделал шаг, и дверь за его спиной захлопнулась.

«Прощай, моя Башня! Я больше никогда не вернусь».

Сердце заколотилось сильнее, он ожидал, что сейчас на него набросится толпа мертвых людей, появившихся из ниоткуда, но этого не произошло. Пара-тройка оных болталась неподалеку, но лишь один повернул голову в его сторону, когда захлопнулась дверь.

«Спокойно, спокойно, все будет хорошо, — уговаривал Кулькен себя, — он меня проигнорирует». Но тощий, хромающий мертвый мужчина направился к нему. Кулькен стоял, боясь пошевелиться. Тощий сделал несколько шагов в сторону бывшего большого босса и замер. Какой-то необъяснимый порыв заставил Кулькена сделать шаг вперед.

«Что я делаю?» — его охватила паника.

«Ты всегда был трусом», — выпалил внутренний голос.

Тощий направился к Кулькену.

«Теперь я умру, потому что мое Я решило, что пошевелиться это хорошая идея».

Еще одни мертвец повернул голову в сторону Кулькена. Тощий остановился в полуметре от умирающего от страха толстяка.

«Все, это финиш…»

Тощий сделал еще шаг и уперся лицом в шею бывшего босса, защищенную костюмом, провел своей иссохшей рукой по его руке и… словно Кулькен был ему преградой, задев его костлявым плечом, прошел дальше. Дверь, запертая ранее изнутри, послушно впустила тощего на лестницу и захлопнулась. Кулькен стоял еще секунд тридцать, боясь пошевелиться, не веря тому, что остался жив. Оставшиеся двое мертвецов, один из которых ненадолго проявил интерес к происходящему, уже разошлись по разным сторонам заднего двора.

«Я был прав, ой, как я был прав! Логика, крученый болт, это тебе не шуточки!»

Заручившись уверенностью, Кулькен направился к парковке, там его ожидало уже больше десятка мертвых, и это только те, которых он видел. Решив больше не останавливаться, четкими, почти механическими шагами он направился сквозь парковку к главной улице. Несколько мертвых направились к нему, еще пара-тройка уставились на происходящее. Тот, что был ближе всех, уже достиг Кулькена, уперся в него, клацнул зубами по костюму и, видимо, не почувствовав ничего съедобного, прошел мимо. Наблюдающие потеряли к нему интерес. Еще двое уткнулись в него своими изгнившими лицами. Он старался не давать слабину и шел дальше. Один упал, Кулькен наступил на него и под хруст костей, продолжил свое шествие. Другой, как и предыдущие, разминулся с ним, после того как уткнулся в костюм носом.

Он прошел так уже довольно внушительное расстояние. Они натыкались на него, падали, проходили мимо. Один раз его чуть не свалили с ног, когда на него навалилась целая толпа. Он был вынужден остановиться, дать им обогнуть себя. Он ощущал их натиск, словно воду горного потока, они окутали его и прошли мимо. Остановившись, он дал себе возможность передохнуть. Они бродили целыми толпами, такие обреченные, потерянные, и, казалось, даже не агрессивные.

«Ага, сними свой костюм и узнаешь какие они на самом деле».

Ему в голову пришла мысль, что они не сильно-то и отличаются от живых. Живые тоже не агрессивны, но стоит их спровоцировать, как они тут же накинутся. Не разорвут, скорее всего, но высмеять или побить запросто смогут. И Кулькен нашел еще одно сходство. Живые бродили по улицам так же, занятые своими мыслями, почти не видящие ничего вокруг, как и мертвые сейчас. От этой мысли, несмотря на невыносимый жар внутри костюма, по коже пробежал холодок. Он понял, что может оцепенеть от нахлынувших на него эмоций и одним усилием воли заставил себя двигаться дальше. Кулькен вспомнил, как мать когда-то сказала ему: «Все мы хотим, чтобы кто-то нас спас, но никто не может сделать этого, кроме нас самих». Лучшая мысль, которую он когда-либо от нее слышал. Лучший совет, которым он наконец-то воспользовался.

48 (ПОСЛЕ) Исповедь Алекса

Кристина бежала за ним, но силы ее покидали. Она уже перестала звать его, понимая, что это бесполезно. Солнце слепило глаза, она часто дышала, исключительно через рот, и в горле уже чувствовался привкус крови. Он шел впереди, нисколько не уменьшив скорости.

«Господи, да он что, робот? — подумала она. — Он точно бесчувственная железяка, обтянутая кожей для маскировки».

Она запнулась, слегка подвернув ногу, но сохранила равновесие. Алекс не оглянулся. Он тащил Губернатора на поводке, не обращая внимания на то, что псу явно нездоровилось. В другой руке он сжимал рукоятку топорика, а за спиной у него тяжелым грузом висела большая спортивная сумка.

«Железный дровосек, мать твою, такой же бесчувственный… и прет, и прет напролом!» — злость опять захлестнула ее и слегка отвлекла от мыслей о боли в уставших и стертых почти до кровавых мозолей ногах.

«Выдающийся профессор… гордость Университета…», — как пуля, просвистевшая в воздухе, мелькнула мысль о статье. Кристина хорошо помнила, как ее взгляд перепрыгивал с одного слова на другое, а мозг жадно глотал их, пытаясь связать воедино.

«Лучше переключиться на статью», — подумала она, опять закипая от щемящего чувства несправедливости.

«… шокировали общественность… его подруга… ранее проживавшая…»

Сначала ей было непонятно, почему новость о каком-то профессоре так огорчила Алекса. Кем он приходился ему? Брат, отец, старый друг?

«… заявили об отмене бракосочетания… Холостячки нашего города все как одна… но сильно не радуйтесь, возможно… не создан для семьи… ни разу не был женат…»

Тогда-то все и сложилось. Мысль была ясной и верной. Кристина не сомневалась в том, что нашла ключ к этой истории. От догадки, посетившей ее, веяло свежестью и чистотой. Кристина знала, что права. Теперь она прокручивала это все в голове, чтобы убедить себя, что этот монстр все-таки человек. Несмотря ни на что, стоит пойти с ним, стоит дать этому извергу еще один шанс. Шанс проявить свою человечность. И тут она вспомнила парня на костылях. Он как призрак появился в сознании и ошарашил ее.

«Господи, что же там произошло? И почему Алекс тогда так вскипел? Неужели с парнем что-то случилось, что выбило Алекса из колеи? Или он сам… Нет, не буду об этом думать. Лучше о статье, лучше об этом…»

С чавкающим звуком Алекс снес голову очередной твари, а Губернатор все также покорно, словно теленок, шел за ним. Кристина старалась не отставать. Ноги скоро начнет сводить судорогами, но, возможно, Алекс остановится раньше, чем это произойдет. А может, и не стоило ей идти за ним? Она же так хотела избавиться от него, но когда он стал уходить, сама же и испугалась. Он не позвал ее с собой, но Кристина пошла, и теперь назад пути не было.

Солнце слепило глаза, Кристина постоянно щурилась, иногда прикрывала лицо руками, но продолжала идти, а иногда даже бежать за ним. Жена ушла от Алекса к профессору. Она не выдержала жизни с ним, и кто может ее за это винить? Но теперь Алекс узнал, что свадьбы не было. Его жена, пусть и бывшая, но с его ребенком, где-то без защиты, без крепкого мужского плеча.

«Жена бывшая, а вот бывших детей не бывает», — подумалось ей.

Кристина не верила, что Алексу удастся найти их, она даже не верила, что те все еще живы, но то, как он это воспринял, заставило ее хоть немножко, хоть на одну капельку, посочувствовать ему.

«Кар» — раздалось с соседнего дерева, Кристина прищурилась, и, сделав козырек ладошкой, взглянула на птицу. Черная, с лоснящимися перьями, она словно передавала привет от смерти. Отогнав мрачные мысли, Кристина с удивлением обнаружила, что Алекс остановился.

Губернатор лежал на земле.

«Умер! Он умер! Умер из-за меня!»

Добежав до них, в панике Кристина упала на колени и стала трепать пса за морду, гладить, трогать нос и чесать за ухом. Алекс неподвижно стоял над собакой.

— Алекс, что с ним? Что нам делать? Он что умрет?

— Я что тебе, чертова гадалка? — он присел, упершись одним коленом в землю.

Она замешкалась, решая, сказать ему правду или нет. Рассказать ему о том, что пес укусил мертвую женщину или промолчать. Лекарства от этого все равно не существует, но если Алекс услышит правду, он может… А что он может? Ударит ее? Или убьет? Или может просто продолжит путь, оставив ее с умирающим псом? Но она так и не успела решить, что скажет, как он заговорил:

— Трубчатые кости… — тихим повседневным голосом произнес он. — Этот балбес съел трубчатые кости. Наверное, одна из них повредила ему кишечник.

Кристина притихла. Вот он, шанс оставить секрет секретом. Хотя кто знает, может, это и есть трубчатые кости, о которых говорит Алекс? Может, дело действительно в них?

— Я не уследил, — он потер лицо руками, — я ни за чем не могу уследить, — прорычал он сквозь зубы.

— Алекс, — испугано прошептала она, — ты не виноват, — и сама не поверила своим ушам.

— Моя жена где-то там, моя дочка тоже. Господи, — он гулко выдохнул и опустил голову, — два самых дорогих мне человека неизвестно где и неизвестно с кем. И все это…

Она промолчала о том, что, возможно, волноваться об этом уже слишком поздно.

— Ты не виноват, Алекс, — она пожила руку ему на плечо. Она была напугана, просто не знала, как реагировать. Кристина была хорошо воспитана, несмотря на то, что всегда была заносчивой дрянной девчонкой. И теперь, когда у нее не было представления о том, что говорить в таких ситуациях, воспитание взяло верх, — она же сама ушла, это был ее выбор, ты…

— Я ударил ее, — слова прозвучали как гром. Алекс измученно посмотрел ей в глаза, и она отшатнулась. Холод и надменность, обычно живущие где-то на дне его глаз, заменила опустошающая боль, — дал ей пощечину, понимаешь? — он посмотрел на свои руки и глаза его опять заблестели. — Она так раздражала меня порой. У нее на все было свое мнение, и она не стеснялась его высказывать, если считала, что я не прав. Она казалась мне лицемерной, эдакой актрисой без театра, которая отыгрывает свою благочестивую роль. И я оттолкнул ее. Мне хотелось доказать ей, что она такая же как и я, стянуть ее на дно, чтобы она была рядом. В той же трясине, в которую я сам себя погрузил. Но она просто ушла. А я всем говорил, что она бросила меня ради другого.

Кристина молчала. Эта внезапная исповедь поразила ее. Она не могла поверить, что он рассказывает ей такое. Она сама никогда никому не призналась бы в подобном. Для этого нужна настоящая смелость. Кристина бы постеснялась показать прыщик на своем лице, а тут… огромная загноившаяся рана.

— А ведь знаешь, я же еще приезжал к ним. Хотел набить ему морду, за то, что он увел ее у меня. Но знаешь, что я увидел? Я увидел, как они с дочкой выходят из дома и улыбаются. Улыбаются, понимаешь? Они счастливы там, где меня нет! Счастливы без меня! — Эта мысль, казалось, стала для него откровением. — Я и уехал. Не стал за них бороться…

— Но… Алекс, ты же… — шум приближающегося автомобиля не дал ей договорить. Они оба повернулись на звук. Инстинктивно рука Алекса потянулась к топору, лежащему возле ног.

Когда машина остановилась, они с облегчением обнаружили, что за рулем был молодой мужчина довольно приятной наружности. Эдакий приветливый сосед из квартиры напротив. На заднем сиденье была женщина, в руках она держала младенца.

— У вас все в порядке? — спросил мужчина.

Сжав рукоятку топора, Алекс встал.

— А разве что-то сейчас может быть в порядке? — хоть и с вызовом, но, все же разбавив улыбкой, произнес Алекс. — Псу стало плохо, — он кивнул на Губернатора, который так и лежал на асфальте.

— Можем вас подбросить, мы едем на базу. Олли, моя жена, поймала сообщение об убежище. Вы туда же?

— Нет, — покачал головой Алекс, — у нас немного другая задача. Нам нужно в Бирн, слыхали о нем?

— Ну, мы свернем раньше, но часть пути вы можете проехать с нами.

«Какой легкомысленный парень. С женой-то и ребенком…» — подумал Алекс, но легкомысленный парень словно прочитал его мысли.

— Только без шуточек, я не хочу проблем, — он поднял вторую руку на уровень окна. В ней красовалась потертая бита.

— Без дураков, — Алекс поднял руки вверх в символическом жесте мира, — подбросите нас до места, и мы уйдем. Никаких проблем. Но чтобы и с вашей стороны без дураков. Нам тоже не нужны проблемы.

— Чтобы все было честно, мы можем попросить символическую плату за проезд? — парень улыбнулся. — Скрепим договор, так сказать.

— Две банки фасоли подойдут?

— По рукам!

Кристина хмыкнула.

«Консервированная фасоль твердая валюта нового времени. Я бы написала это на своей футболке, если б могла».

Она погладила Губернатора и слегка улыбнулась. Обжигающая тяжесть в мышцах, тянущая резь в животе и боль от стертых мозолей не дали ей насладится моментом в полной мере. Но теперь наконец-то наступивший просвет в этой бесконечной череде бессмысленных скитаний лег бальзамом на ее сердце.

— Я помогу затащить пса, — сказал водитель и открыл дверцу.

Губернатору было очень плохо. Пока они тащили его, его стошнило. Осколки костей, не переварившаяся до сих пор фасоль — все это в какой-то слизи вылилось из его пасти на дорогу.

— Трубчатые кости? — спросил водитель.

— Да, не уследил, — повинился Алекс.

— Кал с кровью?

— Не замечал. — Опять повинился он. — Ну и толстый же ты стал, старик, — они закинули пса на пол машины возле переднего сидения.

— Ну, ничего, прочистим, дадим масла и будем пару дней кормить кашками. Я кстати Дэн, — он вытер руку о штаны и подал Алексу, — ветеринар. — Их ладони сцепились в крепком рукопожатии.

Отчаянные времена приводят к отчаянным мерам. Для Алекса отчаянным решением стало хоть и кратковременное, но присоединение к людям. Солнце, все это время бившее им в глаза, вдруг скрылось за облаками.

«Вот оно, — подумала Кристина, глядя на облака через окно отъезжающей машины, — долгожданное облегчение. Передышка от измучившей их жары».

Им встретились приятные добрые люди. Да и Алекс, может быть, не такой уж и робот с ограниченным запасом реакций, раз уж решился в кои-то веки кому-то довериться, купив им проездной за две банки фасоли.

«Может быть, теперь нам наконец-таки повезет».

49 (ДО) Гудки

Можно годами жить с человеком, думать, что знаешь его, а потом вдруг с удивлением обнаружить, что жил с иллюзией, которую создал сам. Тот человек, живущий рядом, лишь на малую часть похож на того, кого ты себе придумал. Так было и с Ребеккой. Она жила с грубым, но добрым, как ей казалось, человеком до тех пор, пока он ее не ударил.

— Ну, возьми же трубку, — причитала она. — Ты что там, оглох?

У нее было всего десять-двенадцать минут на то, чтобы попытаться дозвониться до Алекса. Из них прошло уже восемь.

— Алекс, возьми трубку, — умоляла она, — возьми ее! — она хотела выругаться, но посмотрела на мирно спящую малышку и замолчала.

Зачем она звонила ему после всего пережитого? Она могла ненавидеть его, могла даже не думать пытаться его предупредить. Какое ей вообще до него дело? Может, и никакого, но она верила, что обязана дозвониться. Неудавшийся брак — не конец света. Такое случается. Любая женщина, выходя замуж, сильно рискует. Конечно, есть немало историй о том, как женщины дурили мужчин, обдирали их до нитки, лишали домов и состояний. Но от таких случаев всегда можно обезопасить себя брачным контрактом, а вот от маньяка, педофила или убийцы ни один контракт не спасет. Конечно, с Ребеккой ничего такого не случилось, ей просто достался домашний тиран со склонностью к алкоголизму. И Ребекка нашла выход. В прямом смысле. Вышла через обычную дверь вместе с дочкой. Женщины существа странные. Они часто уходят, чтобы вернуться. Но уходя, сами не всегда знают тот ли это случай. И Ребекка не исключение. Она, естественно, не без грусти покинула Алекса, но остаться с ним она уже не могла. Она свято верила в то, что каждый человек должен сам осознать, какая он гниль. Только тогда есть шанс стать лучше. Ребекка ушла от него, давая ему возможность заглянуть внутрь себя.

«Если я скажу тебе, кто ты, ты мне все равно не поверишь».

Но у Алекса ушло слишком много времени на осознание своих ошибок. К тому моменту, она уже чуть было не вышла замуж второй раз, а мир чуть было не рухнул. Реальность треснула, а Алекс даже не сразу это заметил.

Малютка что-то прошептала во сне. Ребекка плотнее сжала в руках трубку, в которой все также раздавались гудки. Через секунду звонок сорвался. Уже в который раз. Алекс не подходил к телефону, и она решила набрать бывшего жениха. Все-таки информация у нее была крайней степени важности. Она бы обзвонила всех своих знакомых, если бы было время, но кто бы ей поверил? Она сомневалась, что даже бывший муж и бывший жених ей поверят. Но предупредить их обоих она считала своим долгом, несмотря на то, что между ними было много острых углов. Она всегда была такой, всегда была за мир, любовь и дружбу, но в реальной жизни всех спасти нельзя, это она тоже знала.

«Может, хоть его удастся предупредить?» — она набрала номер. Но трубку также никто не взял. Телефон перевел ее на автоответчик.

— Алло, — она замешкалась, — это Ребекка. У меня важная информация. Прозвучит как бред, но поверь мне, это правда. Мы с малышкой направляемся на военную базу. И тебе стоит последовать нашему примеру. Грядет катастрофа. Но еще можно спастись! — она замолчала. Все сказанное даже ей самой казалось бредом. — Я понимаю, ты не обязан мне верить, но очень скоро ты сам все поймешь. Тогда бросай все и поезжай по адресу, который я продиктую. Можешь считать, что я звоню тебе, потому что хочу увидеться, и нашла такой безумный повод… Можешь думать, что пожелаешь, но запиши этот адрес и, когда почуешь неладное, направляйся туда. Конечно, лучше если поедешь сразу, но… — она опять замолчала, — Я направляюсь туда вместе с малышкой! Можешь приехать просто для того, чтобы сказать мне в лицо, что я чокнутая! Только приезжай! Приезжай на базу, там можно будет спастись! — Она продиктовала адрес и повесила трубку. Секундная стрелка бежала по кругу неумолимо. Времени звонить Алексу почти не осталось. Она еще раз набрала его номер, прослушала полный цикл гудков, звонок сорвался. Она положила трубку на место. Взяла в охапку сонную малышку и повесила на плечо дорожную сумку.

— Мам? Уже пора?

— Да милая. Поспишь в машине, ладно?

— Ладно, — она потерла глазки, — я видела папу во сне.

Ребекка улыбнулась одними губами, прижала дочку к себе, погладила по мягким вьющимся волосам, открыла дверь и вышла к залитой солнцем подъездной дорожке, где ее в машине уже ждали двоюродный брат и его жена. Втиснувшись на заднее сиденье, она кинула сумку в ноги и захлопнула дверцу.

Движок заревел, и Ребекка Фриер-Марс покинула дешевую съемную квартиру, оставляя позади и без того не очень радужную реальность. Перспектива начать новую жизнь на военной базе не казалась ей такой уж пугающей. По крайней мере, там, наверное, не будет крыс под мойкой, скрипящих полов и шкафчиков с посудой, у которых отваливаются дверки. Да и рядом будут люди, которые знают, как жить дальше.

50 (ПОСЛЕ) Новые друзья

Сбивающий с ног ветер разметал мусор на парковке. Когда дверцы машины открылись, очередной порыв чуть не выдрал одну из них. Четыре человека вышли на улицу. Один задержался у переднего сидения, поглаживая пса, лежащего на полу машины. Пес заскулил. Дверца закрылась.

Четыре силуэта, подгоняемых ветром, направлялись к большому зданию. Два, что поменьше, вошли в двери сбоку. Два покрупнее — стали огибать здание, чтобы пройти к парадному входу.

* * *

В уборной было темно, маленькие окошки под потолком почти не давали света. День из солнечного превратился в пасмурный и ветреный. Воздух, казалось, пропитался предгрозовым беспокойством.

— Боже, ну тут и вонища, — сказала Олли.

В замызганных зеркалах они едва различали свои отражения. Кристина провела ладонью по зеркалу, но это ситуацию не улучшило. Она стянула куртку и бросила на раковину.

— Ну и помойка… — скривилась она.

— И не говори, — Олли качала малыша. Кристине показалось, что она слишком издергано это делает. Но они все издерганы, да и кто она такая, чтобы учить женщину с младенцем на руках, да еще и в такое сложное время.

— А он у вас спокойный.

— Ага, нам повезло, — она сдавленно улыбнулась.

— Не могу представить себя с ребенком, — скривилась Кристина и подошла к автомату «2 в 1», из тех, что продают и прокладки и презервативы, — да еще и сейчас, когда кругом эти твари, и есть приходится одни консервы, — она поморщилась, вспоминая консервированную фасоль. — Есть монетка?

— Нет, — помотала головой Олли.

— Тогда придется ломать. Мне прокладки, вам резинки, — Кристина улыбнулась, — думаю, второго ребенка вы пока не планируете. — Олли ответила улыбкой и достала из кармана гигиенические салфетки.

— Это уж точно, нам хватит и одного. А ты не подержишь малыша, пока я… — она мотнула головой в сторону кабинки, — хочу уединиться. Мы же не животные, в конце концов.

— Конечно, — Кристина протянула руки к младенцу и аккуратно взяла его на руки. Обычно, она испытывала чувство брезгливости, когда кругом были дети. Но планка брезгливости значительно снизилась за последний месяц. Кристина из прошлого никогда бы не стояла на коленях перед собачьей миской, никогда бы никуда не поехала со вздорным алкоголиком, никогда бы… Много было разных «никогда», но вот они произошли, и она уже ни от чего не зарекалась. Даже Алекс на секунду показался ей обычным человеком, нормальным, с сердцем и душой. И это стало самым невероятным открытием после того, как мир изменился.

Вдруг мысли ее вернулись к парню из закусочной.

«Такой тощий и потерянный… — призрачная мысль, преследующая по пятам. Кристина наморщила лоб. — И сколько их таких где-то прячется?». Ей еще повезло, каким бы ни был Алекс, с ним было куда безопасней.

«Забери мы парня с собой сразу, он мог бы быть жив…» — грустно подумала Кристина и ту же попыталась заблокировать все грустные мысли, прижимая к себе малыша.

— А кто это у нас тут такой… — попыталась весело сказать она и приподняла уголок простыни, в которую был завернут младенец. На секунду он показался ей странным, даже страшным. Застывшее спящее лицо в темноте уборной смотрелось жутковато. — Кто тут соня…

* * *

Алекс с Дэном зашли в магазин.

— Не переживай, приятель, сейчас найдем марганцовку и прочистим твоему псу желудок как следует.

— Марганцовкой? — удивился Алекс.

— Да, кружку воды, чуть-чуть марганцовки, зальем в пасть и порядок. Оно хорошенько прочистит желудок и все будет отлично. Будешь кормить его жидкими кашками, пес быстро поправится.

Они шли межу заваленных стоек к аптечному ряду.

— Кто-то здорово здесь порезвился, — заметил Алекс. — Все повалено. Видимо, орудовала какая-то банда.

— Да, не хотел бы я им попасться. Надо быстренько все обчистить и валить. Не хочу ни на кого нарваться. Поищи растворимые каши, ну из тех, что заливают кипятком, а я запасусь медикаментами.

Алекс кивнул. Дэн был прав, он лучше разбирается в лекарствах, хотя Алекс бы предпочел сам там порыться. Решив не затевать споров, Алекс пошел к стеллажам, над которыми с потолка свисала табличка «зерновые». Обойдя поваленный стеллаж с соками, Алекс поскользнулся на одной из лопнувших картонных упаковок, еще чуть мокрой от вылившегося на пол сока. Тихонько выругавшись и поправив штанину поношенных джинсов, он краем глаза заметил какое-то мельтешение в окне.

— Что здесь… — недосказанный вопрос завис в тишине разгромленного магазина.

* * *

— Кто тут соня… — только и прошептала Кристина, как поняла, что первое впечатление было верным. Она не была экспертом по детям, но теперь отчетливо осознала, что не может ребенок так долго и крепко спать. Да и за все время малыш ни разу не издал ни единого звука. Ее прошиб пот. За какие-то доли секунд Кристина поняла, что крепко влипла. Она поняла, что даже Алекс, у которого был свой собственный ребенок, ничего не заподозрил. Он же отец, неужели он ничего не понял?

«Кукла».

Олли, подобно кошке, бросилась на нее так стремительно и ловко, что Кристина еще не успела отвести глаз от фальшивого младенца. Секунду спустя они обе лежали на полу. Кристина больно приложилась головой об пол, но все равно почувствовала укол иглы. С такой же кошачьей реакцией она ударила Олли по руке, выбив шприц и сбросив при этом разделявшего их фальшивого младенца.

— Сучка, — взревела Кристина и попыталась сбросить с себя Олли. — Не трогай меня!

Олли попыталась ухватить Кристину за руки, чтобы та не вырывалась, но девчонка была изворотливой и вертелась, как уж на сковороде.

«Ничего, долго ты не протянешь», — успокаивала себя фиктивная мамаша.

— Я убью тебя! Слышишь меня, дрянь! Я тебя прикончу, а Алекс… — в глазах у нее поплыло.

«Только не это!»

Комната начала кружится, а нападавшая раздваиваться.

— Нет! Алекс! Алекс! Да он тебя… он тебя… сотрет в поро… — туман, окутавший голову, оказался слишком вязким, чтобы сопротивляться ему. Кристина еще несколько секунд пыталась дергать ногой, но уже поняла, что эту схватку она проиграла. Она даже не успела как следует испугаться, ушла в темноту, полная негодования и возмущения. Ушла такой, какой она всегда принимала поражения: изумленной, но не сломленной. Олли с довольным выражением лица стянула с раковины оставленную Кристиной куртку и связала ей руки.

* * *

Алекс не понял, что происходит. Олли запихивала что-то на заднее сиденье. Сначала он подумал, что они с Кристиной нашли что-то полезное и притащили в машину. Олли протолкнула какую-то вещь рукой и захлопнула дверцу.

«Это что, была нога?» — мысленно спросил себя ошарашенный Алекс.

— Что здесь… — Алекс обернулся и увидел наставленное на него дуло.

— А я думал, мы сделаем все по-тихому. Огрею тебя по голове и дело с концом.

Алекс инстинктивно сжал в руке рукоятку топора.

— Нет, нет, нет, не дури, — с ехидной ухмылкой произнес Дэн.

— Слушай, я не знаю, что вам нужно, но…

— Тебе и не нужно знать. Мы сами возьмем, что захотим, — ухмылка его стала хищной, Алексу это совсем не понравилось. Как обманчива внешность, как лживы улыбки.

«Добродушный ветеринар, мать твою», — Алекс попятился.

— Да брось, Дэн, давай решим все мирно.

— А мы и решим, мы с сестричкой всегда все решаем мирно, — Дэн сделал шаг вперед.

«Лживый кусок дерьма…»

— Так она твоя сестра? Хм, — осторожно ступая, Алекс сделал еще шаг назад, — так вы что, извращенцы? Заделали ребеночка, а теперь никто и не осудит, — Алекс усмехнулся и отступил еще на шаг.

— Заткни свой поганый рот, — Дэн начал злиться и Алекс понял, что это может быть его шансом.

— Любите странные игры? Бьюсь об заклад, у вас это нездоровое влечение еще с детства, да? Заглядывал ей под юбку, когда она шла по лестнице, пялился на грудь, когда она у нее только начала расти. А может, даже подглядывал за ней в душе, а?

— Я тебе… — он набрал воздуха и выдохнул, — я отправлю тебя в ад!

— Спасибо, но я уже бывал там. Не понравилось!

— Заткнись и бросай топор. Я с тобой не в игры играю.

Алекс попятился и кинул топор чуть в сторону, но перед собой.

— Дальше, отойди еще дальше.

Алекс отступил на шаг.

— Куда едете? Отвечай! Что у вас там в Бирне? Склад, убежище, оружие, а?

— Всего по мелочи.

— Давай, не кривляйся. Выкладывай, как есть. Мы сравним твои ответы с ответами твоей соплячки. И если они не сойдутся, ей придется очень не сладко. Тебя-то, конечно, все равно уже ничего не спасет, но ты можешь оказать ей услугу, раскрыв мне правду.

— Она ничего не знает. Я везу ее туда впервые.

— Да, правда? Она совсем ничего не знает? — он хмыкнул. — Думаешь, я поверю?

— А что тебе остается? Она не знает, где тайник, поэтому ничего не сможет вам рассказать. Будешь ты ее пытать или нет — это ничего не изменит.

Дэн скорчился, было видно, он размышляет. Возможно, он поверил Алексу и теперь прикидывал варианты.

— Я понял, что Крис вы оставите себе, ничего не имею против, но кроме меня тайник вам никто не покажет. А у меня там оружие. Ты такого в глаза не видел. Получше твоей пукалки.

— Ой, неужели ты думаешь, я поведусь на эту уловку? Оставить такого здоровяка живым… пф, за идиота меня держишь? Давай-ка лучше ты мне расскажешь, где у вас что припрятано, тогда, — он на секунду замолк, — слово джентльмена, — приложил одну руку к груди, — девчонке мы ничего не сделаем.

— И что, просто отпустите ее?

Дэн улыбнулся.

— Давай, — он махнул рукой, — двигай назад и не заговаривай мне зубы.

Это и было нужно Алексу. Он поднял руки вверх и покорно повиновался, отступая еще на шаг.

Дэн тоже шагнул.

— Просто доставим девчонку по назначе…

Прогремел выстрел. Поскользнувшись на той же коробке из-под сока, что и Алекс, Дэн потерял равновесие и повалился назад. Пистолет выскользнул из руки.

Алекса не нужно было приглашать дважды. Он не знал, ранили его или пуля пролетела мимо, но всем телом бросился на Дэна. Ему не нужен был топор. Алекс сам был оружием. Первый удар выбил «добряку» ветеринару челюсть. Второй разбил нос. Он бил его, пока лживо-добродушное лицо не превратилось в массу, напоминающую стейк на прилавке. Вытерев свои разбитые кулаки о его рубашку, Алекс обернулся к витрине. Машина стояла на месте, Олли поблизости не было.

Алекс поднял пушку. Магазин был пуст.

— Черт… — выругался Алекс и подобрал топорик.

Покинув магазин, он огляделся. Ни одной живой души, лишь пара мертвых маячила метрах в десяти за машиной. Крадучись, он пересек парковку и ввалился в салон, слегка не рассчитав силы. Его мотнуло в сторону пассажирского сиденья и это спасло ему жизнь. Пуля просвистела в каких-то пяти сантиметрах над головой. Пригнувшись, он провернул ключи в зажигании и нажал на педаль. Машина проехалась дугой, сдавая назад. В разлетевшемся на осколки окне он увидел Олли. Одной рукой она сжимала фальшивого младенца, висящего вниз головой, в другой держала пистолет. Еще один выстрел, пока он выруливал, прогремел, пробив багажник. Следующий выстрел достался мертвецу, которого привлекли звуки.

— Крис, ты как?

Она не ответила.

«В отключке, — подумал Алекс, — и это не удивительно».

Краем глаза он заметил пестроту ее куртки на заднем сиденье.

«Надеюсь, жива».

Еще один выстрел шаркнул по крыше. Педаль в пол, и машина помчалась подобно пуле.

— С бабой, у которой пушка, лучше не связываться, — посмеялся Алекс, — да, дружок? — и подмигнул Губернатору. Тот лишь печально посмотрел на него. — Ничего, поправишься, дружище. Все будет хорошо.

Он гнал под сто двадцать. Мимо проносились разбитые машины, размазанные тела. Нескольких он сбил сам, после чего со спокойной совестью воспользовался стеклоочистителем. Конечно, это не дало нужного эффекта, но ему было все равно. А дорогу видно и так. Дорога всегда была его другом. Они спаслись от парочки сумасшедших — вот что важно. К тому же, теперь он знал, что делать с Губернатором, а Кристина отделалась легким…

«Стоп».

— Крис, ты как? Живая?

Тишина.

Он стал сбавлять скорость.

— Крис? Ответь.

Тишина.

— Ну, хоть помычи, — он начал притормаживать и протянул руку к заднему сиденью, но нащупал лишь рукав куртки.

— Крис, не надо меня пугать, — он остановил машину и обернулся, — я же старый, больной чело…

Справа на заднем сиденье лежала ее цветастая девчачья куртка. Самой Кристины в машине не было.

51 (ПОСЛЕ) Тени в доме

— Доброй ночи, — сказала тень, — присаживайтесь-ка все на кровать… — и ткнула Санни пистолетом в плечо, как бы задавая направление, — нам есть о чем потолковать.

— Вы, наверное… — удар по лицу наотмашь. О том, что слова ему не давали, он понял, прижав ладонь к щеке и почувствовав металлический привкус во рту.

— Присаживайтесь, не стесняйтесь. Если будете вести себя хорошо — мы вас не обидим.

То, что в этих словах не было и доли правды, было понятно всем, но в сознании пленников еще мог бы теплиться лучик надежды, если бы не ехидная ухмылка одного из этой тройки. Подлец даже не попытался ее скрыть.

«Им всем стоило бы отыгрывать один сценарий, так они, возможно, достигли бы цели», — подумал Санни и сел на кровать к опешившему Джереми. Милада за их спиной шевельнулась и застонала.

Тот, что выдал себя ухмылкой, напрягся и расцепил скрещенные в замок руки.

— У них там мертвяк, — он указал в сторону кровати рукой, — мертвяк, Оскар, нечего с ними возиться…

— Умолкни… — тихо сказала тень по имени Оскар, — умолкни и не встревай.

Подлец опять сцепил руки и состроил недовольную гримасу. Одной ногой Оскар подтянул стул за ножку и выдвинул напротив кровати. Усевшись на него словно верхом, поправил пистолетом бандану, вздохнул и пристально уставился на сидящих перед ним.

— Где девчонка? — тихо спросил он.

Джереми испуганно посмотрел на Санни, но тот не шевельнулся.

«Господи, им нужна Милада. Милада! Но они же видели ее, они видели, что она лежит позади нас!»

— Какая девчонка? — спокойно спросил Санни.

— Сдается мне, паренек, ты прекрасно знаешь, о какой девчонке идет речь.

Санни нехотя пожал плечами.

— Рост метр шестьдесят-шестьдесят пять. Русые волосы, светлые глаза. Похожа на сладкий пончик, — он облизнул губы, — знаешь, такая, — он выставил руки перед собой, то отдаляя, то приближая их к себе, словно пытался нащупать объемы невидимой груди, — такая сочненькая. Приходила сюда на днях, ну ты в курсе, ты знаешь…

— Не знаю, о ком вы, — Санни опять пожал плечами, — мы с братом такую не видели.

Джереми опять уставился на него, не веря своим ушам.

«Как Санни может быть таким хладнокровным и так уверенно врать?» — у самого Джереми сердце колотилось, как отбойный молоток, руки подрагивали, а голос, наверняка, сорвался бы на визг. Оскар приподнял руку с пистолетом и легонько махнул ею в воздухе. Третья тень скрылась в проеме.

— С братом значит, — сказал Оскар, не наблюдая никакого сходства между парнями, — ладно…

Милада опять застонала у них за спиной. Подлец опять поежился, повел плечами, будто под курткой у него бегали муравьи. Ему вся эта ситуация явно не нравилась, но то, что он теперь молчал, заставило даже Санни немного напрячься: «Видимо этот Оскар тот еще отморозок, раз даже этот его боится». В дверях появилась тень, в руках у нее что-то было. Какой-то мешок или…

«Рюкзак, Господи, рюкзак!» — теперь и у Санни сердце начало колотиться.

— Я вижу, эта вещь тебе знакома, — он опять поправил бандану пушкой, почесал нос и направил дуло на хозяина дома. — Пора начинать говорить правду, дружок, потому что то, что я нашел в рюкзаке, указывает на присутствие здесь девчонки, — он протянул руку к рюкзаку, схватил и тут же бросил его перед стулом.

Ничего не понимающий Джереми был в ужасе.

«Милада в отключке или в бреду, трое головорезов машут пушками и непонятно чего добиваются. Угораздило же… Проклятый дом, точно проклятый», — поток его страшных мыслей прервал Санни, заговорив уже не таким уверенным голосом.

— Была здесь девчонка, но я не обратил внимания на ее внешность. Мы произвели обмен и она ушла.

Оскар усмехнулся.

— Ушла, значит, ну-ну… Где пушка?

— Эй, — подал голос Джереми, — а ну положи! — все дружно уставились на него, — это моя трость!

Третий, что принес рюкзак, теперь вертел в руках трость, которая даже в такой темноте сверкала змеиными глазами. Оскар обернулся, украдкой глянул на голову кобры и проговорил:

— Тогда вы поймете меня. Эта паршивка украла у меня пушку. Эта пушка очень мне дорога.

— Ага, и аптечку всю прихватила, и листок, на котором…

— Я что сказал тебе? — зашипел Оскар. — Умолкни, пока я здесь веду беседу.

«Беседу! Мы, оказывается, ведем здесь беседу! Прям светский раут», — Джереми почувствовал, как начинает закипать.

— Мы вернем вам трость и не причиним вреда, только скажите, где нам найти мою пушку и остальное барахло. И разойдемся друзьями, — он улыбнулся заготовленной, лживой улыбкой, которой улыбается маньяк в подворотне, пытаясь усыпить бдительность жертвы. «Иди ко мне, малыш, не бойся, дядя тебя не обидит». Вот только Санни кожей чувствовал таких игроков, возможно потому, что в нем самом жило нечто подобное.

— Мы не хотим наводить тут бардак, перетряхивать ваш с братом, — он усилил это слово, как бы давая понять «я вижу, когда ты врешь», — дом. Так что просто отдайте нам то, что мы ищем, покажите, куда ушла девчонка. А после мы уйдем.

— Пушки у меня нет, она осталась у девчонки. Она спросила, где в округе есть еще дома. Я рассказал ей про дачу Эртисов, и она ушла в том направлении. Завтра я… — он не договорил. Заскрипел стул, Оскар поднялся.

— Мы запрем вас в этой комнате до утра. А завтра ты покажешь нам дорогу. Ведите себя тихо, и никто не пострадает. Попытаетесь сбежать — вам конец. Это, — он махнул на трость, — пока побудет у нас. Как я понял, это дорогая вам вещичка.

Двое бандитов скрылись в проходе, Оскар, уже повернувшийся к ним спиной, вдруг застыл:

— И, парень, если ты нас надуешь… — Оскар ничего больше не добавил. Еще секунду он постоял в проходе, а затем плавно скрылся в темноте. Дверь захлопнулась.

52 (ПОСЛЕ) Надежда

Макс вряд ли бы об этом задумался, но она его боялась. Боялась до ужаса. Было в нем что-то, вселяющее трепет, но она не могла понять что. Одно дело примкнуть к какой-то девушке, хотя даже та ее обдурила, но совсем другое ехать в машине с незнакомым мужчиной. Одолеть его не представлялось возможным ни при каких обстоятельствах. Лини была хрупкой и выглядела намного младше своих лет.

«А что, если он маньяк?» — думала она. Что, если он отвезет ее к своим друзьям извращенцам? А может просто убьет ее, когда ему заблагорассудится. Лиа пыталась спрятать нарастающее беспокойство, вызванное тревожными мыслями, под маской пассивной агрессивности и нахальства, впрочем, как и всегда. Но незнакомец был довольно сдержан и не очень напоминал психа.

«Все они такие, — прошептал внутренний голос, — узнав, что этот «милый сосед» или «добродушный коллега» на самом деле маньяк, все обычно разводят руками. Если он убийца, ты узнаешь об этом, только когда будет уже слишком поздно».

Внутренний голос всегда умеет подбодрить. Лини, стараясь не ерзать, ломала себе голову множеством вопросов. Как этот мужик попал в ее машину? Чем он занимался, прежде чем нашел ее? Почему на рукаве его куртки кровь? Чья она? Не укушен ли он?

Лини исподтишка наблюдала за ним. Крепкий. Молодой, моложе, чем показался ей сначала. Одет в джинсы и брезентовую куртку, куда практичней, чем она. Но это все равно не повод задирать нос. Подбирая себе гардероб, о конце света она думала в последнюю очередь, так что, в чем выползла, в том выползла.

Тишина, воцарившаяся в последние пять минут, нависла над ними грозовым облаком. Макс поерзал и посмотрел на свою пассажирку. Смена настроений, видать, ее конек.

— Что? — с вызовом спросила Лини.

— Бензина почти не осталось? — миролюбиво сказал он. — Стрелка почти на нуле.

— Да? А разве у тебя в кармане не припрятана пара канистр?

— Хм, — задумался он, — а, как думаешь, та тряпка с хлороформом еще годна?

— Ха-ха-ха, — она показала ему средний палец, но в следующую секунду, словно забыв все обиды, произнесла, — надо бы на заправку заскочить. Или на парковку какую, чтобы бенза слить.

— По пути есть одна, но когда мы проезжали ее, она была уже почти пуста. Неизвестно, кто ехал здесь после нас. Но зато там полно машин, так что что-нибудь придумаем.

— Мы проезжали? — Лини процитировала Макса, тем самым задавая вопрос.

Он промолчал.

«Мы… С кем ты был тут, парень? И почему ты теперь один?»

— Ну и какой тогда план? Пописаешь в бензобак?

Лини понимала, что дразнить незнакомца не лучшая стратегия, но она сама была на взводе и поэтому не могла вести себя адекватно.

— Да-да, продолжай в том же духе и я, возможно, все-таки воспользуюсь той тряпкой.

— То же случилось с твоим попутчиком до меня?

Макс набрал полные легкие воздуха, выдохнул и почти начал говорить что-то, как его внимание привлекло скопление машин на дороге.

— Черт! — выругался он, и первые несколько секунд Лини подумала, что вконец его достала.

«Прощай убежище! Пойду пешком, куда глаза глядят».

— Черт! Черт! Черт!

— Да что?

— Тупик, не видишь что ли? — он начал притормаживать.

Дорога, ведущая за город, была перекрыта.

— Я же проезжал тут! Здесь еще оставался объезд. Черт… — он сжал руль и напрягся как струна.

— И что изменилось?

— Справа, — он указал на серую машину, — ее не было здесь, она новая. Я попробую отогнать ее.

— Стой! — она схватила его за рукав. — Не ходи.

— Ага, и что тогда будем делать? Взлетим? Если не получится объехать, хотя бы солью бензин с машин, которые здесь стоят. Может, в них что-то еще осталось. Если они пусты, возьму канистру и пройдусь пешком до заправки. Тут недалеко.

— Да не ходи! Не ходи, говорю тебе! У меня… — она не нашлась что сказать. Говорить про плохое предчувствие, когда из-за каждого угла на тебя может наброситься зомби, казалось абсурдной идеей, — я… не надо этого делать, я не могу объяснить, может интуиция или еще что…

— Что-то она не сработала с девчонкой, которая тебя обчистила. Может, теперь работает вхолостую?

Лини прикусила губу. Она знала, им было бы лучше остаться в машине, развернутся и поехать прочь. Но бензин почти кончился, а ближайшая заправка, по словам Макса, была за кладбищем из этих машин. Лини охватило странное чувство, которое могут испытывать люди, входящие в кабинет врача, для того чтобы узнать результаты анализов. Врач улыбается, предлагает присесть. Ничего, казалось бы, не выдает приближающейся трагедии, но ты уже знаешь… знаешь, что обречен. Все равно идешь к креслу и садишься. Пока слова не сказаны, надежда еще есть, даже в том случае, когда поздно уже что-то менять. То же ощущала и Лини, глядя на выходящего из машины Макса. Они были там, где были, и даже когда она почувствовала, что душа ее готова вырваться из тела и умчаться как можно дальше, девушка знала, что никуда не денется. Не откроет дверцу машины и не кинется прочь. Карты уже разыграны, нужно лишь только перевернуть их. Но пока они лежат рубашкой вверх, никто не отнимет у тебя твою надежду.

Да и что она может сказать ему? Чем мотивирует свою просьбу остаться? Макс и без нее знал, что перекрывающие дорогу машины из ниоткуда не появляются. То, что это ловушка, что их выманивают, и так было ясно как день.

* * *

Он покинул ее, и она осталась сидеть, зная, что они в западне. Хлопок двери. Макс, медленно идущий к серой машине. Лини, откинувшаяся на спинку сиденья. Она закрывает лицо руками, затем треплет свои и без того взлохмаченные волосы, короткий вздох.

— Будь что будет, — шепчет она.

Он хотел отомстить за друга и не мог представить, что в лагере, в самом надежном месте, встретит отца своей жертвы, который видел его в ту ночь. Отец девчонки в драных чулках, жаждущий мести, спутает ему все карты. Макс не знал, что отправляясь на склад с двумя напарниками, лишится одного, едва переступив порог здания, и обретет врага в лице другого.

Западня за западней, а он как рыбка, так и рвется попасться на крючок.

Пуля, которая пронзила Лини спустя несколько секунд, предназначалась не ей. Ангел, которого она звала в своей странной молитве, не заслонил ее от маленького кусочка стали и пороха, но он привел ее туда, где она сыграла свою важную роль. Не будь ее в этой машине, Макс, полуночный мститель, лежал бы на асфальте в луже крови, окончив свою не столь длинную жизнь с пулей в виске. Но жизнь это пазл, и иногда кусочки складываются самым неожиданным способом. Для Макса она сама стала ангелом, пусть даже совсем к этому не стремилась.

53 (ПОСЛЕ) Поиски

Алекс вернулся за ней. Да и как он мог бросить ее после всего, что пережила их маленькая странная и, пускай не очень хорошо, но слаженная группка, членом которой был еще и беспородный пес? Подъезжать напрямую к магазину казалось решением сомнительным, поэтому пришлось съехать с дроги и обогнуть редкие домики, стоящие на самой окраине поселка.

— Эта ненормальная наверняка оплакивает своего братца, сидя между стеллажей. Не словить бы от нее пулю, пущенную исподтишка, да, малыш? — спросил Алекс, покосившись на пса. Тот спал, свернувшись в клубок и тихонько поскуливая. — Ладно, дрыхни, дружок. Папочка скоро вернется.

Чтобы не попасться разъяренной бабе с возможно заряженной пушкой, Фриер припарковался под сенью деревьев с обратной стороны магазина. Он рысью прокрался вдоль стены до дверей, ведущих в уборные. Заглянул туда и, не найдя ничего интересного, крадучись проследовал дальше. Выглянув из-за угла, Алекс внимательно осмотрел парковку.

«Ни Кристины, ни психованной».

Уже почти на корточках он продолжил путь к главному входу. Пришлось приложить руки к стеклу, чтобы хоть что-то разглядеть в неосвещенной глубине магазина. Никаких признаков живых существ.

«Куда же все подевались?» — вопрос завис, и ни одна идея не зашла в гости. Мысленно выругавшись, он продолжил пробираться к двери, до которой оставались какие-то три-четыре метра. Решив, что таиться уже бессмысленно, Алекс выпрямился и проскользнул в двери магазина. На полу лежал мертвый ветеринар в той же позе, в какой он его оставил.

— Надеюсь, твоя чокнутая сестричка выпалила в меня все свои патроны. Тогда я смогу познакомить ее со своим стальным другом, — поглаживая топор, Алекс прошелся вдоль тела. — Давай-ка посмотрим, что у тебя в карманах.

Но обыск карманов ничего дал. Тогда Алекс начал обшаривать магазинчик.

Обыскав кладовки, в одной из которых он нашел что-то напоминающее лежаки, пришел к выводу, что Олли и Дэн, возможно, провели в нем пару ночей. Погром внутри, скорее всего тоже был делом их рук. Все это было интересно, но к поставленной цели никак не приближало. Кристины нигде не было видно.

Выйдя на парковку, Алекс тяжело вздохнул. Что-то произошло. Вот только что? Не могли же они сквозь землю провалиться? Если бы Олли убила ее, то уже сидела бы возле своего брата. Она вряд ли бы бросила его просто так на полу. Хотя, кто знает, что у этих психованных на уме?

Решив не сдаваться, Алекс продолжил поиски.

«Может быть, Кристина пряталась где-то, а затем, когда я уехал, убежала? Олли могла заметить ее и побежать следом. Но как тогда теперь искать их следы?»

Следопыт из Алекса был никудышный. Он мог разве что попытаться заставить пса искать след, но не слишком верил в успешность этой идеи, учитывая состояние пса и отсутствие соответствующих навыков.

— Кристина, — прокричал Алекс, не боясь уже, что его услышат чужие уши.

Уши услышали. Криками он привлек пол десятка ходячих трупов, чему не придал особого значения. Топорик превосходно справлялся с поставленными задачами. Кровь и мозги на оружии только раззадоривали Алекса.

— Кристина! — во всю мощь легких закричал Фриер. — Крис! Не бойся, выходи!

Он звал ее, высматривал, обошел всю парковку с редкими автомобилями. И вот, наконец, возле мусорных баков, спрятанных в зарослях под огромной рябиной, увидел женскую руку. Он кинулся туда под грохот колотящегося в груди сердца, упал на колени перед телом и понял, что это была не она. Ненормальная сестра ветеринара лежала на земле, раскинув в стороны руки. В черепе у нее красовалась небольшая круглая дырочка, а в раскрытых глазах застыл немой вопрос.

В том, что это проделала Кристина, Алекс сильно сомневался. Появилось много новых вопросов, на которые не было ответов. Еще какое-то время он поездил по округе, высматривая свою боевую подругу или ее тело, уж как повезет, но ничего не нашел.

Их пути разошлись, возможно, уже навсегда. Это было и грустно, и неожиданно. Но изменить ничего уже было нельзя. Он свернул на проселочную дрогу, затем, остановившись в тени деревьев, влил Губернатору в пасть раствор марганцовки, прихваченной из магазина. Алекс не знал, поможет это или нет. Да и был ли тот парень действительно ветеринаром? Большой вопрос. Но когда нет других идей, даже самая паршивенькая, кажется сносной. Когда пес проблевался, Алекс положи его на заднее сидение отдыхать. Губернатор, вероятно, еще не понял, что почти осиротел в этот день. Больше некому будет трепать его за мохнатые уши и чесать спинку. Стая стала на одного члена меньше.

Единственное, что Алекс теперь мог сделать для пропавшей Кристины, это отправить во вселенную посыл с наилучшими пожеланиями для нее. В мире, где мобильники не работают, небо становится единственным провайдером, и быть может, оно справляется с этой работой ничуть не хуже.

Теперь у него был только один путь и никаких помех. Ему нужно найти жену и дочку, а единственная зацепка, это дом ее бывшего жениха.

Мотор взревел, пыль из-под колес взвилась в воздух. Проселочная дорога стала началом пути. Алекс никогда не был героем, но пока сердце бьется, каждый может попытаться им стать.

54 (ПОСЛЕ) Кровь на руках

Ночные метания, яростные мысли о побеге, попытки привести Миладу в чувство — измотали Джереми и выбили из колеи. Он был подавлен. Милада после приступа словно впала в кому, так крепко она спала. Санни же сохранял молчание и не обращал никакого внимания на Джереми. Он был сосредоточен и погружен в себя и лишь часа через два тихо заснул на полу, подложив подушку под голову. Джереми спал на кровати рядом с девочкой, но сон этот не придал ему сил.

Утром же их грубо подняли, дали попить воды и чуть ли не силой выставили на улицу. Всю дорогу, проложенную через лес, Джереми мечтал о том, чтобы девчонка с этой чертовой пушкой оказалась там. Он молил всех богов о том, чтобы они застали ее врасплох, забрали пушку, и все это наконец-то закончилось.

Милада, будучи спокойным ребенком, сегодня вообще казалась невидимкой. Она была тиха, угрюма и насторожена. Санни выглядел почти также, покорно шел впереди группы и показывал дорогу к даче. За ним шел Оскар, у которого Санни был на мушке. Следом же шел бандит, которому приглянулась трость. Джереми с малышкой шли за ним, а в самом конце шел мерзкий тип, от одного вида которого у Джереми по спине бежали мурашки.

— У него руки в крови, — шепотом сказала Милада.

Джереми искоса посмотрел на нее и также шепотом ответил.

— Да, малыш, они опасные ребята.

— Нет, ты не понял.

— М? О чем ты? — он посмотрел на нее. Девочка шла, крепко прижимая к груди плюшевого зайчишку.

— Я вижу… — девочка тщательно подбирала слова, — руки у него все красные. Я думаю, это кровь.

На лице Джереми отразилась озадаченность. Его насторожило слово «вижу». Девочка необычная, он и без того это знал, но думать о том, что она еще что-то «видит» прямо сейчас, было не по себе.

— Ну, — протянул он, — я думаю, у них у всех руки по локоть в крови. Но тебе нечего опасаться, мы справимся, малыш. Я обещаю, — и тут же подумал, что не стоит раскидываться обещаниями, которые не сможешь выполнить. Лучше придумать более обтекаемые, но обнадеживающие фразы на такой случай.

— Я про него, — она кивнула вперед, и тут он понял, о ком она. — У него руки в крови, ты не видишь?

— Ты про Санни? Малыш, это у него руки в крови?

Она покивала.

— Я думаю, он плохой, — прошептала девочка и опустила глаза.

«Да, уж, хорошим он и не казался, — подумал Джереми, — мутный он, подозрительный. Надо будет избавиться и от него. Лишь бы только эти головорезы от нас отцепились. А уж от него-то мы отделаемся».

Вдруг Джереми почувствовал, как в спину ему уперлось дуло пистолета. Он инстинктивно поднял руки и остановился. Тихий скрипучий голос возле самого уха и зловонное дыхание, заставили его прикусить губу.

— Будете шептаться, и я выстрелю туда, куда тебе не понравится.

Джереми почувствовал, как дуло заскользило ниже по позвоночнику.

— Скажу, что ты пытался бежать, — протяжно шептал голос. Джереми почувствовал дыхание на своей шее, и ему захотелось содрать с себя кожу. Дуло опустилось до поясницы.

— Скажу, что ты нам не нужен, ведь дом нам может показать твой братец, — дуло уперлось в копчик. Джереми зажмурился, губы превратились в тонкую полоску, его лицо выглядело так, словно ему было больно.

— А вот девочка… — продолжил бандит, облизывая губы. — С ней я уверен, проблем не будет.

Джереми молчал. В нем опять начала закипать ярость, но он все еще боялся пошевелиться. Так и стоял с закрытыми глазами не желая открывать их, не желая признавать то, что они в ловушке, и живыми им из нее не выйти. Закрытые глаза — детский инстинкт: я никого не вижу — никто не видит меня, я не двигаюсь — меня не заметят.

«Милада, — мысленно простонал Джереми, — о, Господи…» Он боялся представить, что может случиться в этом страшном мире с ребенком, которого некому защитить.

— Давай, шевели вперед своими булками. Они у тебя как у портовой шлюхи. Тебе никогда таких комплиментов не говорили? — бандит рассмеялся противным кашляющим смехом.

Джереми зашагал вперед и подумал, что возможно, если его убьют сразу и первым, будет не так уж и плохо.

Милада не слышала смеха, раздающегося позади, не видела, что Джереми отстал. Она смотрела себе под ноги и медленно шла вперед, боясь поднять глаза. Но страшное всегда так притягательно. Она не смогла долго бороться с желанием еще раз взглянуть на его руки.

«Может, мне только показалось? Боже, пусть это будет лишь игрой света или чего-то еще. Пусть его руки будут как у всех».

Но она прекрасно понимала, что это никакая не игра света. По рукам от локтей и ниже сбегали ручейки красной жидкости, которая капала с кончиков пальцев на землю. Самыми красными были ладони. На них ручейки соединялись и образовывали большие красные пятна. Это выглядело так, будто это были не руки, а фонтанчик, созданный безумным дизайнером. Фонтанчик с кровью, который наделал бы много шума на какой-нибудь современной выставке, если бы они еще проходили.

Девочка подняла глаза. Кровь все также стекала вниз и капала на землю. И тут Милада почувствовала, как на правое плечо ей легла чья-то рука, она обернулась, но ничего не увидела, кроме окружающего ее пейзажа. Деревья, кустарники — торжество природы, никакой цивилизации. «Что-то не так с моей головой, — подумала девочка, — наверное, я что-то повредила, когда упала с кровати!» Она ощущала какой-то зуд в голове, как будто внутри копошлись черви. Ей страшно хотелось почесать там, чтобы зуд ушел, но как почесать мозг, спрятанный в черепной коробке? Это ведь невозможно. И тут она услышала знакомое «Бу», и все сразу встало на свои места.

«Страшила».

Конечно, кто же еще? Он прыгнул ей на другое плечо. Опять его шуточки. Как же она от них устала. Девочка посмотрела на него уставшими грустными глазами. Сегодня он выглядел как комок шерсти, внутри которого кто-то ворочался.

«Соскучилась? Я знал!» Она слышала его голос в своей голове и понимала, что он улыбается. Ей не нужно было его видеть, интонации всегда выражали эмоции.

— Оставь меня. Не видишь? У нас проблемы!

«Какая ты скучная! Ты такой не была!»

— Я не буду разговаривать с тобой, — Милада вложила в свои слова максимум злости, но постаралась сказать это так, чтобы никто не услышал.

«Неблагодарная! — он разозлился. — Я столько показал тебе! — следующее он сказал уже мягче, давая понять, что он оскорблен и расстроен. — Я же твой друг. Я опять хочу предупредить тебя».

— У меня из-за тебя опять был приступ! — прошипела девочка сквозь зубы.

«Ерунда какая. С каждым случается!»

— А вот и нет! Раньше такого не было. Пока не появился ты, — она усилила последнее слово, давая ясно понять, кто во всем виноват.

«Ну, зато я у тебя есть! А у других меня нет, — он хохотнул, — по крайней мере, ты меня слышишь и видишь, а они, — он махнул рукой, — они лишены такой привилегии».

— Что тебе нужно? — сдалась Милада.

«Он уже в пути».

Она замерла. Страшный мужчина в плаще, он говорил о нем.

«Опять».

Внутри все похолодело. Страшила давно предупреждает ее, но раньше тот был далеко, а теперь…

«Он уже в пути».

Теперь все изменилось. Этот человек опасен, Милада это знала наверняка. Во снах она никак не могла от него убежать, он всегда нагонял ее. Она падала, сдирала коленки, оборачивалась и видела, как он тянет к ней свою руку. Обычно девочка просыпалась в холодном поту.

«Он идет», — заговорщически предупредил Страшила и исчез с ее плеча.

Сердце у нее заколотилось, как у маленького пушистого крольчонка.

— Чего встала? — послышался рев сзади, и она почувствовала, как ее толкнули. Но Милада не сделала и шага. Она просто оцепенела. Ее разрывали вопросы. Можно ли спастись от мужчины в плаще? Как избежать встречи с ним? И лишь один вопрос она боялась даже мысленно задать себе. Кто же он? Но еще больше она боялась ответа. Вдруг он вовсе не человек? Может у него есть не только плащ, может где-то у него есть большая наточенная коса, которую он прячет от нее.

— Заставь эту малявку идти, или я пристрелю вас обоих.

Джереми поднял ее на руки и пошел.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами головорез с пистолетом, — посмотрим, насколько тебя хватит.

— Милада, что с тобой?

— Я… — растерянная, девочка не знала что сказать. — Мне страшно, — прошептала она и уткнулась лицом в его плечо. А в голове навязчивым маятником то возникал, то пропадал образ мужчины-смерти, идущего за ней по пятам.

55 (ПОСЛЕ) Розовый кролик

Машина тех двух ненормальных, на которых они с Кристиной нарвались, была вполне себе ничего. Все остальное тоже складывалось вполне неплохо. Губернатору стало легче, он даже опять начал изредка вилять хвостом. Но вот Кристина… Это потеря, которая расстроила Алекса вопреки его ожиданиям. Он старался не вспоминать о ней. Игнорирование проблем и особенно своих чувств — проторенная дорожка, в беге по которой Алекс был чемпионом. Он старался заполнить тишину и пустоту разговорами с Губернатором, но, видимо, позабыл, что собеседник он так себе, хотя слушатель вполне сносный, если б только еще лицо ему при этом не лизал.

— Хорошо, что профессор заработал себе на небольшой особнячок подальше от центра, да, дружок? — он подмигнул псу. Тот высунул язык и начал дышать ртом. — Повезло, сукину сыну.

Но Алекс знал, везение тут ни при чем. То, что профессор мог позволить себе больше, чем Алекс, говорило о нем как о более талантливом или трудолюбивом человеке. И то, что Ребекка ушла к профессору, только подтверждало эту мысль. Не желая думать о себе как о куске дерьма, Алекс сосредоточился на дороге. До дома профессора оставалась всего пара минут езды.

Остановив машину на подъездной дорожке, Алекс не стал выходить сразу. Слишком много шума наводит работающий двигатель. За пару минут к машине стеклись почти все желающие отведать свежего мяса. Но Алекс не собирался никого угощать. Через разбитое боковое стекло Алекс воткнул кортик, найденный в машине, сначала в голову первого подошедшего мертвеца, а затем и второго. Их место почти сразу заняли двое других. Тех постигла та же участь. Остальных, облепивших машину с другой стороны, пришлось подманивать. Он высунул руку и постучал по крыше машины. На это среагировало еще несколько зомби, и только тогда Алекс сообразил, что через эту дверь он уже не выйдет из-за тел, занявших возле машины слишком много места. Других, слонявшихся поблизости, он добил после того, как вылез через дверь пассажирского сидения. Чтобы хоть как-то обезопасить пса, Алекс накинул на машину плед, закрывая выбитые стекла. Зомби до этого не проявляли особого интереса к псу, но рисковать не хотелось. Приказав Губернатору сидеть и ждать, он рысью помчался к калитке в заборе. Пес пару раз проскулил ему вслед и лег обратно, явно обидевшись. С округи продолжали сходиться мертвые, поэтому Алекс, не стал задерживаться и, бодро перемахнув невысокий заборчик, пересек двор и уткнулся в парадную дверь. Взломщик из Фриера был никакой.

«Окажись незапертой, — взмолился он, — ломать тебя слишком долго и шумно».

И мольбы его были услышаны. Дверь без скрипа отворилась, и он ступил в душный холл. Правая рука была в боевой готовности и крепко сжимала кортик, устремленный вперед вместе с локтем. Алекс медленно продвигался вглубь особняка, стараясь не издавать лишних звуков. Холл был вычурный, Алекс никогда не украсил бы так свой собственный дом.

«О, Ребекка, неужели ты на это купилась?»

Но тут же осекся, потому что внутри кольнуло.

«А я не смог ей предложить даже элементарного человеческого отношения, не говоря уж обо всем этом».

Дорогие классические обои, настенные канделябры, резные столики, стулья и даже дорогой современный телефон, оформленный под старину, с массивной фигурной трубкой. Алекс помотал головой.

«Позер».

Вдруг в доме послышались шаркающие шаги. Все мышцы Алекса напряглись, челюсти сжались плотнее, кортик стал продолжением руки. Шаги в доме были какие-то странные, быстрые, сбивчивые и еще, Алекс не сразу смог подобрать подходящее определение, какие-то глухие. Послышался хлопок закрывшейся двери.

«Кто это был? Неужто профессор?»

Живой или мертвый? Не имело значения, Алексу было все равно. Сейчас его волновало лишь то, где находится его жена, не важно, бывшая или нет. В новом мире каждый сам теперь определял свой статус.

Пройдя в гостиную, он отметил, что все было оформлено в том же стиле. Также Алекс не мог не отметить запахов, наполнявших ее. Это показалось ему странным. Возможно, автоматический освежитель воздуха до сих пор работал, а может, профессор сам что-то здесь распрыскивал.

Если Алекс все правильно понимал, то одна из закрытых дверей вела в кабинет. Именно с него он и собирался начать. Но также он держал в уме то, что за одной из дверей есть кто-то, кто может стать проблемой. Он заглянул в арку, ведущую в столовую, и, убедившись, что там никого нет, быстрым взглядом окинул другую, ведущую в коридор.

«Чисто».

Решив оставить второй этаж на потом, он направился к первой двери. Приоткрыв ее, он с удивлением обнаружил, что это подсобное помещение. Метлы, тряпки, баночки и новый внушительный пылесос.

«Что ж ты его под старину-то не заказал, выпендрежник?»

Он закрыл дверь и направился ко второй. Расчет его оказался верным, за второй дверью действительно был кабинет, правда, он не сразу это понял. В нос ударил запах дешевой парфюмерии, но не это стало главным сюрпризом. То, что он там увидел, озадачило и ошеломило его. Он поморгал, но видение не исчезло. Распахнув дверь шире, он переступил порог кабинета. Рука с кортиком опустилась. Лицо вытянулось, брови поползли вверх. Посреди кабинета стояло существо, вид которого заставил усомниться в собственной вменяемости.

Это был огромный розовый кролик, держащий вскинутую вверх катану, которой явно собирался искромсать весь кабинет, если бы Алекс не помешал ему. Шкура кролика местами была заляпана кровью. Клочки шерсти слиплись между собой и торчали в разные стороны коричневыми иголками.

«Ну вот, мало мне зомби, так теперь еще и кролик-убийца!»

Розовый великан стал медленно поворачиваться, не опуская катану. Алекс занервничал. Если кролик все-таки не плод его воображения, то ему может прийтись не сладко. Кортик против катаны — не аргумент. Алекс опять принял боевую стойку. Их глаза встретились, его, расширенные от удивления, и кролика, нашитые на костюм ростовой куклы.

«Бред какой-то!»

Кролик, вероятно, подумал так же и стал медленно опускать катану. Алекс тоже стал медленно опускать кортик. Ему на секунду показалось, что также мог бы выглядеть первый контакт с НЛО.

«Мы пришли с миром!»

«Ну ладно, проходите. Может, чайку попьем?»

Мысленно улыбнувшись, Алекс убрал кортик из зоны видимости, так, что рукоять осталась в ладони, а лезвие легло вдоль предплечья. Кролик завел катану за спину и дружелюбно помахал лапой.

«База! База! Контакт с пришельцами установлен! Прием».

Алекс приподнял левую руку и махнул парой поднятых вверх пальцев. Кролик-пришелец счел это хорошим знаком и продолжил серию дружеских жестов. Положив катану на стол профессора, кролик потер лапами шею и выкрутил свою плюшевую голову. Под нею оказался стандартного вида противогаз.

«Ты что, стебешься надо мной, мать твою? А под противогазом у тебя тоже сюрприз? Может, там голова призрачного гонщика под соусом барбекю?»

Плюшевая лапа смахнула противогаз. Теперь на Алекса уставились два вполне человеческих дружелюбных, но весьма перепуганных глаза.

— Кто ты? — Алекс решил взять инициативу на себя.

Кролик замешкался.

«Контакт потерян… База, какие будут указания?»

— Как звать-то? Или язык у тебя тоже плюшевый?

Кролик помотал человеческой головой.

«Человеческую речь понимает».

— Я… — раздалось тихое лепетание.

— Ты?

— Я Кулькен, — сказал кролик и дерганным смущенным жестом протянул лапу.

«Вот и ладненько!»

— Я Алекс. Будем знакомы, — переложив кортик в другую руку и сделав пару шагов вперед, Алекс пожал плюшевую лапу и мысленно пообещал себе больше ничему не удивляться. В конце концов, мужик в костюме розового кролика в кабинете профессора факультета психологии и доктора психологических наук не такое уж странное явление. Этот кабинет наверняка видал и не таких психов.

«Раз уж контакт с пришельцами установлен, посмотрим, к чему же он нас выведет!»

56 (ПОСЛЕ) Смерть

Смерть.

На что это похоже? Может, это вечный сон с кошмарами? Или вечный покой? Может, это пустота? Или это ад? Может быть, это Рай? Каждый когда-нибудь узнает. Лини поняла, что она узнает это очень скоро.

Пуля.

Когда Лиа пронзила пуля, она сначала даже не поняла, что произошло. Ее плечо дернулось, словно кто-то с силой хлопнул по нему. Когда она схватилась за него рукой и увидела на пальцах кровь, до нее дошло. Сердце, казалось, перестало биться, зависнув в груди и боясь спровоцировать неизбежное. Но острая, набирающая силу волна боли обрушилась на нее безжалостным потоком.

Кровь.

Кровь, вырывающаяся из ее тела, казалась такой горячей, такой родной, ее так жалко было терять. Ну чего же тебе не сидится внутри, зачем ты выплескиваешься наружу?

Слезы.

Они выступили на глазах, сразу, как только обрушилась боль.

Выстрел. И еще один выстрел. Но она уже не видела, что происходит за пределами машины. Это было снаружи, все это ее уже не касалось.

Страх и паника.

Обычно Лиа им не поддавалась. Даже когда загорелся клуб, в котором выступал Норт со своей группой, она не запаниковала, нет. Но стреляли в нее первый раз в жизни. А когда видишь кровь, особенно свою, здравый смысл может взять в руки чемоданы и сказать «Адьё», и ты останешься один на один со своими страхами, которые в отсутствие здравого смысла превращаются из цыплят в бройлерных куриц.

Боль.

Новая волна боли накинулась на нее словно питбуль, получивший команду. Простреленную руку будто обдало кипятком. Казалось, такую боль выдержать почти невозможно, от такого наверняка умирают. Но тут боль стала перекрываться чем-то другим. Она не отпускала, нет, просто в картине появился новый слой, и он был каким-то мутным и пугающим.

Мерцание.

Это было затягивающее, покрывающее весь мир мерцание. Картинка перед глазами начала плыть с такой внезапной силой, что ей стало казаться, что она Алиса, которая проваливается в кроличью нору. Темный колодцеобразный туннель. Ее засасывает. Лиа пытается цепляться за приборную панель. Она знает, нужно за что-то ухватиться. Просто необходимо. Иначе ее поглотит тьма. Но сил бороться почти нет. Все плывет и… мерцает, мерцает, словно Лиа приняла изрядную дозу галлюциногенов.

«Руль, можно уцепиться за руль», — осеняет ее, но руль ускользает, он так далеко. А она проваливается все глубже. Темные стены колодца зловеще окружают, а это значит, Лини вот-вот исчезнет. Дверная ручка, рука тянется к ней. Хоть какая-то опора, что сможет удержать ее. Темный колодец превращается в черную рыхлую землю. Лиа рвется вперед, словно пытается выбраться из кротовой норы. Но земля комьями летит вниз, не давая возможности вырваться наружу. Руль, вот же он! Ногти лишь царапают пластик. Еще рывок. Нет. Темнота уже слишком глубоко засосала ее. Черная земля заволокла почти все кругом. Она видит лишь солнцеподобный островок света впереди. Протягивает к нему руку.

«Я уцеплюсь за край, я не могу умереть».

И тут Лиа вспоминает про ремень безопасности. Нащупав его, словно спасательный круг, она обретает точку опоры. Ремень удержит от падения. Непонятно как, но он сможет. Ремень — единственное, что спасет ее. Абсурд, но она в это верит. И вдруг, нависшая над ней тьма потихоньку начинает рассеиваться. Нелогично, иррационально, но это работает. Твердая опора, ленточка надежды… Ремень не дает ей провалиться. Вдруг она слышит, как открывается дверь со стороны водителя. Кто там? Но это не так уж и важно. Лини держится за ремень, лишь это имеет значение. И пусть ее окутывает туман, через который ничего не разглядеть, она знает, что тьму уже победила. И пусть та кружит где-то рядом, ей уже не удастся утащить Лини с собой. Но тут происходит непоправимое. Она слышит щелчок. Кто-то отстегнул ремень безопасности!

«Безопасности конец…»

Она пытается прокричать: «Нет! Не тронь! Он мне нужен!», но открывается пассажирская дверь, и сильные руки хватают ее и тянут наружу.

«Нет! — хочет прокричать Лини, но изо рта вырываются только стоны. — Не вытаскивай меня! Я же умру!»

Блики. Вспышки света. Им нет счету. Все мерцает, словно она смотрит в калейдоскоп. Ничего не разобрать, кроме цветных всполохов. Может это ее душа летит к свету? Ведь все в конце видят свет, разве нет? Но самое странное происходит потом. Она видит лица. Чьи они? Кому принадлежат? Не разобрать.

«Разве я вас знаю? Наверное, нет».

Кто они? Неужели среди них она видит Норта? Сердце замирает. Ну а кто же еще мог встретить ее на другом конце жизни? Он улыбается. Безмятежной и спокойной улыбкой.

— Привет! Все будет хорошо… — говорит он.

— Ублюдок, — тихо шепчет Лиа, — как ты мог меня бросить?

57 (ПОСЛЕ) Записи доктора

Этот крепкий мужик не вызывал у Кулькена панического страха, который сковывал его при общении с менеджерами. Мужик был явно в себе уверен, и это роднило его с «продажниками», но надменности и присущей им заносчивости, Кулькен в нем не увидел.

— Вы пришли к доктору Браламонтсу? — вопрос был задан неуверенным, почти дрожащим голосом. И от этого ему самому стало тошно. Каким же мелким и жалким он, должно быть, выглядит перед этим здоровяком.

— Боже мой, что за вонь? Это от тебя?

Кулькен смутился еще больше.

— Это дезодорант. Он сбивает их с толку. Они не чувствуют моего запаха и поэтому…

— Конечно! Это и меня сшибает с ног. Ужас! — Алекс помахал рукой перед лицом. — Ты одет? — заметив, растерянный взгляд Кулькена, уточнил, — под всем этим ты одет?

— Ну, да. Я просто…

Алекс опять перебил его.

— Скидывай шкуру и запри ее в кладовке. Сейчас она тебе не понадобится. Если в доме кто-то и обитает, я с ним разделаюсь при помощи этой вот штуки, — он показал Кулькену кортик, а про себя подумал:

«Находчивый сукин сын. Здорово придумал с костюмом. Очень изобретательно для такого толстого ссыкуна».

Когда Кулькен начал снимать розовую шкуру, к резкому запаху дезодоранта добавился не менее резкий запах пота. Это убийственное сочетание заставило Алекса зажмуриться.

«Язык мой — враг мой!»

Потерев глаза, а затем и все лицо целиком, Алекс выдохнул и указал вернувшемуся из кладовой Кулькену на кушетку. Тот подчинился, в конце концов, на ней он провел немало весьма продуктивных часов.

— Почему ты занес катану над столом?

Кулькен потупился. Ему не хотелось делиться личными переживаниями с незнакомцем, но кушетка была такой мягкой и родной, что слова по инерции полились изо рта. Казалось, здесь даже стены располагали к диалогу. Этот кабинет обладал каким-то магическим воздействием на Кулькена. Чего только не услышала от него стоящая здесь мебель.

— Он подарил мне этот костюм. Я нашел пометку об этом в его записях.

— Отличный подарок, как я погляжу. Спас тебе жизнь. В чем же проблема?

— Да, но… — в голосе зазвучали обиженные нотки. — Это была шутка надо мной. Что я трусливый кролик, — он опустил голову, и в этом было столько досады, что даже Алексу стало не по себе. — Браламонтс был единственным человеком, которому я верил, а он так подшутил надо мной, зная, что я подумаю на другого. Это как если бы адвокат использовал доверие своего клиента против него же в суде. Это так, — он подбирал слово, — низко…

— Ну, приятель, нас всех кто-нибудь когда-нибудь предавал. Ты не единственный. Поэтому все, что ты можешь, это вытащить нож из спины, обработать рану и идти вперед, нарезая этим ножом себе яблочки.

— Ага, вот бы еще щит на спину повесить, чтоб больше не прилетало.

Они оба печально улыбнулись, понимая, что если повесить щит на спину, нож всадят в какую-нибудь другую часть тела.

— Когда ты смотрел записи, тебе не попалось ничего с именем «Ребекка»?

Кулькен помолчал.

— Он никогда не писал имена, он же врач. Врачебные тайны и все такое. Поэтому в записях он привык оставлять шифровки и сокращения. Себя я нашел под меткой «КК». Вам лучше самому взглянуть, — он указал на бордовую папку, лежащую на полу. — Кажется, там у него записано самое важное.

Пролистав папку, Алекс понял, что доктор не был великим шифровальщиком. Но может в этом и была суть: все понятно, но ни одной прописанной полностью фамилии. К «делу» такие шифровки не приложишь, но если доктор «случайно» забудет бумаги на видном месте, долго не придется ломать голову, о ком он это писал. На счет Ребекки в папке заметок не было. Все только по пациентам: встречи, счета, заметки. Зато возле телефона маленький желтый листочек пестрил тремя знакомыми и родными буквами «РФМ».

«Ребекка Фриер-Марс».

Алекс сразу понял, что нащупал ниточку. Простая комбинация ее инициалов, это не могло быть совпадением, ведь и своих пациентов профессор шифровал по схожей схеме, лишь иногда приписывая к буквам цифры. Небольшая записка состояла из двух частей: дарующих надежду слов «военная база» и точного адреса. Алекс, прочитав ее, внутренне возликовал. Значит, она, скорее всего, жива.

«Должна быть жива!»

И у него есть адрес. Он содрал со стены карту города. Наспех свернул ее и положил за пазуху.

«Доктор, доктор, если ты там с ней, тебя вышибут из седла. Потому что идет Алекс Фриер. Идет, чтобы вернуть свою жену вместе с дочерью! — сладостно подумал он и смутился. — А Крис высмеяла бы меня за то, что говорю о себе в третьем лице».

Но его внутреннее ликование было нарушено не только мыслями о Кристине. Урчание в желудке у бескостюмного кролика слегка опустило Алекса на грешную землю и заставило подумать о насущном.

Кулькен потупил взгляд.

— У тебя не найдется чего-нибудь поесть?

— А что, в доме у богача шаром покати?

— Я не знаю. В шкафах я ничего не нашел, а холодильник открывать боюсь. От него и так исходит не очень приятный запах.

Алекс улыбнулся.

— Значит, ты тут уже все осмотрел.

Кулькен кивнул, а Алексу вдруг стало весело, он не смог сдержать улыбки.

— Так ты разгуливал тут в костюме кролика, шаря по тумбочкам и шкафам?

Лицо Кулькена залил румянец.

— Ну, не совсем так. Я уже снимал свой костюм. Вести осмотр в нем было бы не просто, а когда ты… — подбор слов давался тяжело, — когда ты пришел, я уже оделся и собирался пройтись по соседним домам в поисках еды, но вернулся в кабинет…

— Чтобы разнести основное пристанище доктора?

Неловкий кивок.

— Глупо это… — как бы извиняясь, сказал Кулькен, — но он сам учил меня не держать злость в себе.

Алекс похлопал толстячка по плечу, без слов говоря «я тебя понимаю». Кулькен и смутился, и обрадовался такому контакту. Этот диалог был одним из самых продолжительных, которые он когда-либо вел с незнакомцем. Но Алекс не дал ему в полной мере насладиться моментом. Рука с плеча соскользнула, и с дружеского тона диалог переключился на деловой:

— Мы отклонились от темы. У меня в машине есть еда. Что предпочитаешь на ужин?

Кулькен пожал плечами.

— Я думаю, — продолжил Алекс, — заночевать стоит здесь, а завтра двинем на военную базу. Ты со мной?

Кулькен воодушевленно закивал.

— Так, что? Банка ананасов, батончики или фасоль?

«Фасоль, — Алекс тут же подумал о Кристине. — Как же она опротивела этой маленькой вредной девчонке». По сердцу опять пробежала мышка со стальными коготками, которую Алекс тут же прогнал.

— Ананасы, — толстячок смутился, — если можно, конечно.

Алекс усмехнулся.

«Фасоль, фасоль, никто тебя не любит».

— Ну ладно, пойдем, приятель, познакомлю тебя с Губернатором. И если он не будет против поделиться, я даже накормлю тебя заварной овсянкой. Сможешь напихать в нее ананасов, иначе не представлю, как можно есть этот клейстер.

— Губернатор? — растеряно спросил Кулькен, — нашей республики или какой-то другой?

Алекс захохотал.

— О, этот Губернатор, всем губернаторам губернатор. Ну, ты и сам все поймешь, когда увидишь.

* * *

Гараж профессора был наполовину пуст. Вместо двух машин там стояла одна и, пускай Алекс не знал, какой не хватало, он был очень рад, что в гараже остался роскошный пикап стального синего цвета.

— О-хо-хо-хо! Да, детка, — не смог сдержать восторга Алекс и тут же приложил ладонь к капоту машины. — Ох, уж мы с тобой отомстим доктору за то, что он кинул тебя и решил, что может забрать себе мою жену.

Кулькен испуганно посмотрел на Алекса.

«Так вот оно что? Ребекка не пациент. Они не поделили женщину!» Испуг тут же сменился удовлетворением. Ведь если сам он не может поставить доктора на место за этот костюм, то Алекс точно не побоится. И пусть почти сразу щеки Кулькена покраснели от стыда, ведь помимо прочего доктор сделал ему немало добра, он решил, что помешать Алексу все равно не сможет.

— Всегда мечтал о такой крошке! — почти пропел Алекс, снимая запасные ключи с крючка. — Загрузим ее необходимым и помчимся в путь. Моему Губернатору она наверняка тоже понравится!

— Конечно, особенно, если покатаешь его в кузове.

— Ну, не все прелести жизни зараз!

— А можно задать вопрос?

Алекс приподнял одну бровь.

— Это на счет клички… — стушевался толстячок.

— А, тоже не понимаешь, как можно было так назвать собаку? Ну, тут ничего странного. Представь, ты проснулся, а тапочки с утра тебе приносит сам губернатор. Разве не прелесть? — Алекс расплылся в улыбке.

— А он и такое умеет?

— Ну, друг мой, это уже совсем другая история.

58 (ПОСЛЕ) Укажи нам путь

Джереми не знал, сколько прошло времени, пока они шли до дачи Эртисов. Руки у него затекли, плечи ныли, и позвоночник, казалось, изогнулся буквой «кси». Он поставил Миладу на землю, и она вцепилась в его руку.

Позади него раздался торжествующий голос головореза.

— Оскар, они нам больше не нужны, позволь я…

— Я скажу, когда они будут не нужны, — елейным голосом перебил Оскар. — Беркут, — обратился он ко второму помощнику, — парней на колени и на мушку. Девчонка пусть стоит рядом.

Беркут молча кивнул.

— А ты, Бабирусса, на случай, если она ждет нас, пойдешь с заднего входа.

Тот недовольно кивнул и направился к дому.

Джереми подавил смешок.

«Бабирусса! Да это же свинья-олень! Нет, ну надо же! Интересно, он хоть знает, что он свинья-олень? — на лице Джереми отразилась глупая улыбочка. Головорез полностью соответствовал виду свиньи со столь мелодичным названием. — Тот, кто дал ему это прозвище — гений! Маленькая голова, короткие уши, тонкие длинные ноги, и шерсти почти нет, — подумал он, вспоминая жиденькие волосы на голове мерзавца».

Смех подступал все ближе. Джереми, осознавая всю нелепость ситуации, еле-еле сдерживал себя. Их вот-вот убьют, а он стоит и давится смешками, вместо того, чтобы думать, как выпутаться.

«Нет, — не унимался перегруженный нервным напряжением мозг, — они, эти свиньи-олени, безусловно, выглядят грозно! С этими их внушительными по отношению к голове телами, с длиннющими клыками, которые прорастают сквозь кожу и загибаются назад, но… — он прикрыл ладонью губы, — это же свинья-олень! — и расхохотался».

Беркут ткнул его пушкой в плечо.

«Это, похоже, уже стало частью ритуала», — скользнула мысль.

— Весело тебе? — угрюмо спросил Беркут. — На колени, живо.

Джереми, все еще улыбаясь, повиновался. Несвойственно молчаливый Санни последовал его примеру. Милада же встала рядом с Джереми, прижимая Большого По и пряча в его искусственной шерсти свое лицо.

Когда Оскар и Барбирусса вышли из дома, веселый настрой Джереми испарился. Он взглянул на бледного Санни и понял, что время их вышло.

— И на что вы рассчитывали? — развел руками Оскар. — Думали выиграть время? Так вот, что я вам скажу. Время вы выиграли, да, но вместе с ним выиграли и мучительную смерть.

Барбирусса стоял, скрестив руки, и улыбался. Он смотрел на Джереми торжествующим плотоядным взглядом.

«Может, вы и победили, — Джереми вложил в этот мысленный посыл все свое презрение, — но ты навсегда останешься свиньей-оленем!»

— Я понимаю, — продолжил Оскар, расхаживая мимо стоящих перед ним на коленях парней, — вы надеялись спастись, поэтому обманули нас, сказав, что девчонка здесь. Но вы не учли, — голос его стал жестче, — что за это придется заплатить. Я очень разочарован, — он уже почти рычал, выдавая каждое слово с как порцию оплеух. — Из-за вас я потерял время, а я этого не люблю.

— Да что ты как маленький? — вдруг с какой-то братской интонацией сказал Джереми и сам испугался своего голоса. Ему понадобилась секунда-другая, чтобы осознать, что отступать некуда. — Ноешь, угрожаешь, запугиваешь. Ой, бла-бла-бла, я потерял свой пистолетик, бла-бла-бла, я вас убью. Вы пожале… — рукоятка пистолета Беркута больно ударила в затылок.

Оскар остановился напротив Джереми и присел. Правая нога, согнутая в колене, приняла горизонтальное положение, левая же расположилась почти вертикально и смотрела коленом вверх. На это колено Оскар приземлил локоть и почесал пистолетом лоб, скрытый банданой, вероятно, обдумывая, что сказать. Взор его при этом устремился куда-то вдаль.

— Неужели ты такой идиот? — медленно с расстановкой спросил Оскар.

Джереми нечего было ответить. Он чувствовал, как уткнувшиеся в траву колени намокли от еще не до конца испарившейся росы. Он смотрел в землю, одной рукой поглаживая вздувшуюся на голове шишку.

«Прекрасный вышел бы видеоблог. Рейтинги бы зашкаливали».

— Ты что, правда думаешь, что дело в каком-то несчастном оружии или в паре пачек аспирина? Если так, то ты еще тупее, чем кажешься. Нам, — сказал он голосом старого видавшего виды пирата, — нужна карта, которую эта паршивка у нас украла.

Санни впервые проявил интерес к происходящему. Он поднял, склоненную до этого голову, и пристально посмотрел на Оскара. Оскар, заметив это, уставился на Санни.

— Поглядите, наш молчун вышел из комы. Сдается мне, ты понимаешь, о чем речь. — Оскар крутанулся на подошве ботинок на сорок пять градусов и наставил пистолет на Санни. — Говори, дружок.

— Да, что тут скажешь? — Санни усмехнулся. — Карте вашей пришел конец, — и развел руками. — Я избавился от многих ненужных мне предметов, после того, как обчистил ее. Карта давно истлела в моем камине и, к чему бы она ни вела, вам никогда не найти к этому путь, потому что я даже не попытался ее запомнить.

Лицо Оскара вытянулось, ноздри раздулись. Он снял пистолет с предохранителя и вновь нацелил на Санни.

— Обокрал, говоришь? Интересно, и как же тебе это удалось?

— Я предложил обмен, а потом вспорол ей живот, — будничным голосом ответил он, словно рассказывал не о человеке, а о прихлопнутом комаре.

«У него руки в крови», — недавно сказала Милада, и опять была права. — Господи, — подумал Джереми, — эта девочка способна на дикие вещи!»

Оскар встал, расправил джинсы, сделал глубокий вдох и посмотрел Санни прямо в глаза.

— Ты понимаешь, что только что подписал смертный приговор всей своей компании?

Санни улыбнулся.

— Ты давно нам его подписал. И ты повторяешься. Выйдя из дома, ты уже пообещал нам смерть.

— Да, но до этого мне не было резона убивать вас всех. Я же не изверг, палить по детям. К тому же, я отпустил бы вас, если бы вы сразу рассказали нам правду. Урозы вы не представляете, и преследовать нас вы бы точно не стали. Но теперь я просто вынужден вас прикончить, — Оскар вздохнул. — Не стоило вам играть с нами.

Санни хмыкнул.

— Чушь собачья, теперь ты ждешь, что мы попадаем к твоим ногам и будем лизать тебе подошвы, лишь бы ты оставил нам наши жизни?

— Неплохой вариант, только вам он уже не поможет, — Оскар взвел курок.

Джереми посмотрел на Санни, ожидая, что тот что-нибудь предпримет, но он лишь молча испепелял Оскара глазами. Надежда, разъедающая душу надежда, все еще трепыхалась где-то в груди ближе к горлу, не давая Джереми сдаться. Ведь всегда можно что-то придумать. Всегда! И Джереми решил задать вопрос. Пустяковый, не имеющий смысла. Но, что еще оставалось? Пусть это будет пустая болтовня, пусть у него нет ни малейшей идеи, но иногда, лучшее, что ты можешь сделать — это тянуть время.

— А что было на той карте? — слишком дрожащим и сбивчивым голосом спросил он.

— Ну, если это ваше последнее желание, — театрально произнес Оскар, — то я расскажу. Он развернулся и стал прогуливаться взад-вперед перед ними.

— Эта паршивка — дочь одного из наших бывших, — он замешкался, — товарищей. Когда его укусили, она сама разнесла папаше башку. Тогда мы решили, что она станет неплохой заменой своему отцу, тем более, — он ухмыльнулся, — сиськи у нее были что надо. Так вот эта дрянь в ту же ночь обчистила нас и украла карту, на которой ее отец отметил секретный бункер, в постройке которого ему удалось поучаствовать.

Лицо Джереми побледнело, а челюсть потянулась в сторону земли. Он попытался скрыть свое изумление и опустил голову ниже, чтобы Оскар ничего не заметил.

— Какой-то ненормальный еще много лет назад начал его строить. И, по словам нашего товарища, достроил. Он, к сожалению, за давностью времени или галлонов алкоголя, выпитых с тех пор, не запомнил ни улицы, ни дома. Карту он набросал на листке бумаги, отмечая ключевые места в качестве ориентиров, по которым можно было бы вычислить тот дом. Но эта, — он процедил сквозь зубы, — сука, испортила нам отличный план. Эти богатенькие выродки всегда набивают свои бункеры всем необходимым. К тому же, по словам нашего покойничка, в бункере есть все удобства, от огромной плазмы, которая питается от генератора, до джакузи.

Пока Оскар говорил, Джереми судорожно пытался понять, что же ему делать. Но вариантов было немного. Их единственный шанс выжить — доказать, что они тоже знают, про бункер и заставить Оскара позволить им показать к нему путь. Выигранное время — уже подарок. Да и мало ли, что может еще случиться, пока они будут идти, может Оскара тоже кто-нибудь укусит.

Джереми начал смеяться, и Оскар остановился напротив него. В глазах парня больше не было страха. В них плясали веселые искорки, которые не понравились Оскару.

— Фамилию богача помните?

— Что? — не понял Оскар. — Это тут причем?

— Так помните или нет? Ваш товарищ называл вам ее?

Оскар помолчал, изучая Джереми.

— Может быть.

— Можете не называть, скажите просто, помните или нет.

— Говори, что задумал, сопляк, или я тебя пристрелю.

— Милада, — ласково позвал Джереми, — малыш, посмотри на меня.

Милада убрала от личика зайчишку и повернулась к Джереми.

— Малыш, назови свое полное имя, ладно?

Она недоверчиво покосилась, на пристально изучавшего ее Оскара.

— Все в порядке, малыш, сделай это для меня.

Она поколебалась, а потом что-то очень тихо произнесла. В горле у нее пересохло.

— Погромче, милая, не бойся.

— Милада, — тихим, но уже различимым голосом сказала она, — меня зовут Милада Дрейтон.

По округлившимся глазам Оскара Джереми понял, что теперь в руки к ним попал козырь. Главарь явно помнил, кому принадлежал бункер и понимал, что вместо потерянной схемы маршрута нашел проводников. Для них это не гарант спасения, но картишек на руках поприбавилось, и этот расклад был явно лучше предыдущего.

Джереми начал подниматься с колен. Беркут тут же приставил пистолет к его позвоночнику.

— Я думаю, теперь мы договоримся, — спокойно сказал Джереми, изображая проповедника с местной радиостанции, — убирайте пушки, господа! Ваш покорный слуга укажет вам путь ко спасению.

Воспользовавшись замешательством Беркута, Джереми повернулся и выхватил трость у него из-за пояса, которую тот подцепил под ремень на манер самурайского меча. Оскар дал команду рукой не вмешиваться. Глаза змеи сверкнули на солнце изумрудами. Трость взметнулась вверх и опустилась на землю. Джереми выглядел, словно Моисей, опустивший посох в воды. Конечно, перед ним даже трава не расступилась, но в этом и не было необходимости. Оскар с прищуром улыбнулся. Впервые в его глазах парень перестал выглядеть как описавшийся щенок. Будучи таким, возможно, он вполне сгодится для похода к комфортной жизни внутри бункера.

«Что ж, сопляк, укажи же нам путь. — Оскар провел рукой, давая понять, что теперь Джереми может идти во главе их компании. — Но не дай Бог тебе опять обмануть меня».

59 (ПОСЛЕ) Наблюдатель

Бабс сидел за мусорными баками и наблюдал за всем происходящим, не решаясь показаться чужакам на глаза. В выборе спутников нужно быть очень осторожным. Он только недавно откололся от своей группы, в которой его совсем не ценили. Зачем тратить свое время и таланты на людей, которые тебя только используют? Зачем тащить их за собой? Не найдя внятных ответов, он решил покинуть своих товарищей и продолжить путь к идеальному убежищу в одиночку. Если все пойдет, как задумано, он будет там через пару часов.

Из машины их вышло четверо: двое мужчин направились к магазину, а две женщины — к уборным. Рассмотрев мужчин, Бабс сразу понял, что в схватке с ними стопроцентно проиграет. Обеих женщин он еще мог бы одолеть, но кто знает, какое оружие у них может быть припрятано на такой случай. Рисковать не хотелось, патронов в пистолете было ничтожно мало, поэтому Бабс решил подождать, пока компания заберет все, что им нужно, а уж потом спокойненько зайти внутрь и обшарить все самому.

Но что-то пошло не так. Уже через несколько минут одна из женщин, та, что постарше, тащила вторую, совсем еще подростка, к машине. Бабс такого не ожидал и с явным интересом продолжил наблюдения из своего укрытия.

Женщина открыла дверцу автомобиля и затащила девчонку, не подававшую признаков жизни, на заднее сидение, затем развернулась и направилась назад к уборным. Бабс облизнул губы.

«А вот это шанс. Разделяй и властвуй».

Решив разведать, что к чему, он подкрался к машине и заглянул в окошко.

«По виду живая. Если и нет, обратиться все равно пока не успеет».

Бабс открыл дверцу и протянул руку к запястью.

«Пульсирует».

Тогда он вытащил девушку из машины и потащил к бакам. Может, ему не стоило вмешиваться, но упустить такой момент он не мог. Никто не ожидает, что тело без сознания куда-то исчезнет. Сейчас он чувствовал себя джокером из колоды карт. Ему всегда нравились эти ощущения. Бабс был игроком, но не обычным. Ему не нравилось раскладывать карты, он сам любил быть в колоде. Иной раз был козырем, иной — джокером, а иногда и шулерской картой из рукава. К тому же, заложник это всегда хорошо. Его можно обменять на что-то полезное или использовать в своих целях, зависит от ситуации. К тому же, здесь творилось что-то интересное, а пропускать такое веселье — выше его сил. Может, они сами решили поиграть? Команда на команду?

«Тогда посмотрим, кто выиграет, и убьем победителя».

В этом случае весь банк достанется только ему, Бабсу, постороннему человеку, засевшему в кустах возле мусорных баков. Но сам он прекрасно понимал, сорвать банк — не сама цель. Главное, что игра началась.

Когда из магазина вышел мужчина с красными разбитыми кулаками, Бабс понял, что не ошибся. Эти двое решили прихлопнуть своих попутчиков и у них это получилось. Он пожалел, что в руках нет ведерка с попкорном в тот момент, когда мужчина решил уехать, бросив свою подругу в уборной.

«Все интереснее и интереснее! Значит, в их паре каждый за себя? — он тихонько хохотнул. — Да и девчонка, которая должна была быть в машине, помоложе той, другой. Зачем ему старая подружка, когда рядом есть молодняк?»

Бабс бы и дальше сидел и рассуждал о том, чему стал свидетелем, строил бы разные теории, но прогремел выстрел, и Бабс, вздрогнув, уставился на источник шума.

Женщина держала в руках пистолет и целилась в своего бывшего попутчика.

«У баб всегда припасен козырь. Интуиция не подвела».

Напрягшись, как сторожевая собака Бабс сжал в руке пистолет и пригнулся пониже. Не хотелось бы стать случайной жертвой в чужой перестрелке.

Стрельба была недолгой, мужчина уехал, а женщина, крича ему в след, выпалила все патроны.

«Вот он мой шанс! — хитро улыбнулся притаившийся Бабс и облизнул пересохшие губы. — Раз, два, три, четыре, пять, Бабс идет тебя искать! Кто не спрятался, я не виноват…»

* * *

Вести обмен Бабсу было не с кем, потому что он довольно быстро устранил угрозу. Это его не расстроило. Зачем вести обмен, если все можно забрать самому?

Пока девчонка, вытащенная из салона машины, не пришла в себя, он связал ее и посадил на пассажирское сидение своей колымаги. Попутчик, которым можно управлять и командовать — идеальный попутчик. А магазин подождет. Всегда можно вернуться и поживиться. А вот с заложницей нужно все сделать правильно. Если до убежища действительно оставалось совсем чуть-чуть, то девчонка, возможно, проснется уже там. Можно попытаться успеть подготовить декорации к ее пробуждению. Нельзя произвести первое впечатление дважды, а Бабсу очень хотелось разыграть все на высшем уровне. Она не знает, что произошло, а значит, можно выстроить историю так, как хочется только ему. Игра, которая должна была кончиться еще на парковке, стала лишь демо-версией полноценной веселой игры, в которую Бабс будет играть с упоением, приехав на место.

«Удача — распутная девка, — улыбнулся он, поглядывая на свой трофей, — просто мало кто об этом догадывается».

60 (ПОСЛЕ) Вернувшийся

Машина моргнула фарами два раза и первые ворота раскрылись. Она проехала за ограждения, образующие буфер между лагерем и открытым миром, по которому в поисках еды бродят мертвые. Буфер быстро зачистили и открыли вторые ворота. Машина проехала на территорию лагеря и остановилась.

С территории к воротам стали подтягиваться люди. Возвращения продовольственной группы ждали все. Когда Макс и двое его напарников не вернулись вовремя, все сразу догадались — что-то пошло не так. Регламент общины никто без причины не нарушал. За этим могло последовать наказание, а в штрафники попадать никому не хотелось.

Марин сразу же поняла, что из всей группы вернулся именно он. На лице была кровь, под глазом синяк, а волосы взъерошены, но не узнать его она не могла. Двоих других в салоне автомобиля не было видно.

«Попали в передрягу», — покачала головой Марин, но не испытала особой грусти, потому что вернулся тот, за кого она больше всего переживала. Когда дверца машины открылась, Марин уже подбежала к капоту.

— Привет, — затравленным голосом произнес он.

Она подскочила и обняла его, не обращая внимания на кровь на одежде.

Несмотря на боль, Макс обнял ее в ответ.

— Зовите Мишу, — уже обращаясь к остальным, громко скомандовал он.

— Я уже отправила за ним, — самодовольно отчиталась Марин, — сразу, как только заметила машину. Ему как раз привезли новый аптечный чемоданчик. Думаю, он прибежит сюда сразу с ним.

Жизнь в общине давала свои преимущества. Если ты часть команды — можешь рассчитывать наподобие медицинской помощи, относительно безопасный ночлег и кое-какую еду.

Выпустив Макса из объятий, Марин отстранилась и окинула его оценивающим взглядом.

— Что произошло? Куда ты опять вляпался, а?

Он покачал головой и приложил руку к ребрам, которые возможно были сломаны.

— Ох, Марин, — протянул он, — когда я все расскажу, ты, вероятно, мне не поверишь.

* * *

Самыми живучими существами всегда считались тараканы, но в последние годы мало кто встречал хоть одного в своей квартире. Конечно, по некоторым параметрам человек им проигрывает: в отличие от таракана, способного продержаться без головы больше недели, он не проживет и минуты. Да и что говорить, ядерный взрыв на человеческих особях сказывается куда хуже, чем на кухонных прусаках. Но не только тараканы способны дать фору человеку в вопросах выживания. Взять хотя бы собак. Они имеют свойство зализывать раны и исцеляться с завидной скоростью. Но кое в чем люди все-таки превосходят всех остальных живых существ.

После всего, что с ним случилось, Макс понял: что-что, а приспосабливаться люди умеют, особенно если их хорошенько прижмет. Человек способен принять нормы, которые раньше казались ему дикими. Он может перевернуть все с ног на голову и сказать, что так и задумывалось с самого начала.

Макс был свидетелем того, как на костях рухнувшего единого и недолго процветавшего мира люди стали строить что-то новое, взяв за основу искореженные обломки. Да и могло ли быть иначе? То, что ушло в утиль, всегда заменяется чем-то новым. Оно может быть иным по виду и форме, и даже отличаться на ощупь, но суть любой человеческой общины всегда одинакова — кто-то в любом случае всплывает на поверхность, и это далеко не всегда кувшинка.

Никто в общине, в которую вернулся Макс, не знал, сколько подобных убежищ успело образоваться за этот весьма небольшой срок. Как много из них ввели свой миролюбивый или не очень устав? Какие из них стали островками надежды, а какие вынужденной тюрьмой?

Но такие общины были, в этом не сомневался никто из выживших, как и в том, что где-то бродят разрозненные группки, поставившие себе цель найти безопасное место. Когда впереди виднеется мерцание маяка, надежда дарует плывущему крылья. Со временем, люди стекутся почти к каждому из существующих убежищ, кто-то — чтобы стать его частью, а кто-то — чтобы перестроить все под себя. Когда Макс осознал это, в его сердце поселилась тревога. Она была плотно привязана к Марин, но не ограничивалась ею.

«Если кто-то попытается сломать то, что мы отстроили, вложив столько усилий, я сделаю все, чтобы этому помешать».

Когда обижают близких, рикошетит всегда в тебя, а Максу так надоело постоянно быть под обстрелом.

Эпилог (ДО)

Любовь…

На что мы способны ради нее? Мужчина, который вышел из кабинета, озираясь по сторонам, уже нашел ответ на этот вопрос. Он пытался сохранять хладнокровие, но все его тело била мелкая дрожь. Он ввел код, запер кабинет и спокойным шагом пошел по коридору. Никто ничего бы не заподозрил, ведь все было как обычно. Мужчина просто шел по коридору только был более скован, шея слега вжалась в плечи, а руки подрагивали, но после того, что с ним произошло, это не удивительно. Шаги его были такими громкими, что он едва уловимо морщился при каждом звуке, с которым его новые дорогие туфли касались пола. Это был не кафель, не паркет и не ламинат. Это было что-то новое, разработанное недавно и внедренное к ним для пробы. На этом полу нельзя было поскользнуться, даже когда на него было что-то пролито, на нем не оставалось царапин, и его легко было отмыть от любых загрязнений. Даже от крови. По большей части именно поэтому он и прижился. Всякое случается в лабораториях, а следов происшествия лучше не оставлять. Темные пятна и брызги плохо сказываются на настроении персонала.

Он уже дошел до развилки и повернул направо. Этот коридор был меньше предыдущего. Двери были кодовые, кроме одной.

Подсобка.

Мужчина зашел в нее, сменил халат на униформу разнорабочего. Снял резинку, собирающую его волосы в хвост, взлохматил их и надел кепку. Выкатив тележку, он направился к лифту.

«Если лифт не пуст, мне конец», — с замиранием сердца подумал он.

Он знал, что шанс, что в лифте кто-то будет ничтожно мал, но чем черт не шутит?

Двери раскрылись, лифт был пуст. Он вкатил тележку, нажал на кнопку и тут же с ужасом обнаружил, что из нижнего яруса торчит рука. Женская рука. Он опустился на колено, словно делая ей предложение в порыве чувств, и убрал руку под шторку.

Двери лифта распахнулись. В коридоре стояла пара новичков, завербованных после выпуска из университета. По статистике, приживется только один, но они еще об этом не знают. Парни воодушевленно беседовали, когда он выходил из лифта. Один задел его плечом, спутано извинился, но даже не посмотрел в его сторону. Экстаз от возможностей, открывающихся перед ними, был слишком велик. Мужчина покатил тележку дальше. Вход именно в эту лабораторию был скрыт от лишних глаз, маскируясь под очередную подсобку. В первую очередь лаборатория была скрыта от глаз новичков, бродивших по коридорам.

«Приживется-то только один из двух».

Простая математика из отдела кадров. Он вкатил тележку, вошел сам и плотно закрыл дверь. Отодвинув с полки большую бутыль с отбеливателем, он приложил руку к пятну на стене. Что-то щелкнуло, и перед ним появилась панель для идентификации.

«Моя карьера будет кончена, и мы всю жизнь проведем в бегах. Стоит ли оно того?»

Он посмотрел на тележку в то место, откуда недавно выглядывала рука.

«А стоит ли моя жизнь хоть чего-нибудь, если рядом нет ее?»

Мужчина достал из кармана гаджет, который дал ему его новый друг из отдела компьютерной безопасности. Еще две недели назад, до того, как все случилось, он хвастался, что при помощи этой простой штуковины частенько дурит местных охранников, сбрасывая время их авторизации в системе. Также простодушный новый друг сказал, что с помощью гаджета можно пройти идентификацию, не отражаясь в системе. Раздобыть такой аппарат было бы ой как непросто, но эти айтишники… Если есть кто-то, кто верит в сказки, любовь и романтику больше, чем они, так это дети и умалишенные. А может, все дело в том, что они и есть дети? Выросшие, но не повзрослевшие, и, наверняка, сами не подозревающие об этом. По крайней мере, весь его небольшой опыт общения с ними, сводился именно в этому выводу. Да и сам он не считал веру в любовь чем-то глупым или постыдным, скорее, наоборот, верил, что если считаешь любовь глупостью, значит, часть тебя давно уже умерла. И в этом только твоя вина, ведь если даже цветок может пробиться через асфальт, человек может пробиться через все испытания, уготовленные ему жизнью, а потом все равно расцвести. И он тоже собирался расцвести. Сразу, как только спасет свою жену. Они пройдут это испытание по-своему, не покоряясь судьбе, а переламывая ее.

Будущее не за холодным расчетом, будущее за теми, кто способен свернуть горы. За теми, кто верит в невозможное. Его новый друг дал ему приспособление, которое не дал бы никто из охраны или из коллег по лаборатории. Никто бы не помог ему, потому что они ничего не смыслят в жизни. А верящий в силу любви айтишник понял и дал. Может потому, что ему тоже была ведома утрата, а может, потому что порой рядом с гениальностью идет и наивность. Не все из них в отделе компьютерной гении, не все из них наивны и, уж точно, далеко не каждый верит во что-то светлое. Но надо было знать, где и искать помощи, и в выборе отдела мужчина не ошибся. Обратись он напрямую к одному из охранников — тут же был бы с треском уволен. Но рассказывая о своих намерения айтишнику, ему даже не пришлось врать или что-то преувеличивать. Он просто рассказал все как есть, подробно в деталях за парой-другой кружек пива после работы. Рассказал о своей утрате, о своей боли, о своем безумном плане, и его новый друг вздохнул, пригубил пенящейся жидкости из бокала, достал из кармана гаджет и сказал: «Верни ее. Верни, если сможешь. А если поймают с этой штуковиной — скажи, что украл».

Когда он переступил порог, лаборатория засияла. Зажглись лампы, и все осветилось ярким настраивающим на работу светом. Он отодвинул шторку. Аппараты и датчики, прикрепленные к телу, делали его жену похожей на киборга. Это нужно было исправить. Любой ценой.

Аккуратно, как в первую брачную ночь, он взял ее на руки. Как новоиспеченный муж, с трепетом понес ее к койке, на которой произойдет нечто более интимное, нечто более значимое и важное, чем первый секс. Она должна продолжить жить, как все нормальные люди. И он поможет ей! Сделает все, что требуется.

«Овощ, — его лицо исказила гримаса отвращения. — Как они смеют? Как они смеют так про нее говорить?»

Ее сердце все еще бьется, и она все та же, она его жена. И никто этого не отнимет.

— Они не имеют права так говорить про тебя! — ласково сказал мужчина, уложив ее на белоснежную простыню. Провел рукой по ее бледному лицу, затем по волосам.

Конечно, сейчас она уже не так красива, но разве это важно? Разве внешность важна для любви? Если бы он влюбился только в ее лицо или тело, эта любовь закончилась бы спустя пару лет. Но нет, он любил ее всю вместе с изменениями, коснувшимися ее внешности, вместе с новыми морщинками, что появились вокруг глаз, вместе с парой лишних килограммов, что сделали ее бедра более мягкими. И когда случилось «это», он не перестал любить ее, потому что любил ее всю целиком. Любил все ее естество, саму ее душу, хоть и ставил существование последней под сомнение.

Отогнав все ненаучные мысли, мужчина принялся суетливо подключать жену к аппарату.

«Они не смогут мне помешать! Не смогут. Я нигде не засветился».

Он опять провел рукой по ее волосам и щеке.

«Она все также пахнет, только теперь ее запах не смешивается с запахом крема и прочих косметических средств. Она прежняя, только больше не понимает ничего и не реагирует. Но я это исправлю, потому что могу это сделать… хочу это сделать… и я просто должен».

* * *

Все дело заняло у него минут двадцать. С крысами было быстрее, но оно и понятно, крысы не были ему так дороги, как жена. Сейчас он проделал все медленно, аккуратно, исключая возможность ошибки. Две недели назад эксперимент на крысах уже увенчался успехом. В лаборатории ждали разрешение на эксперимент на шимпанзе, но возникли какие-то бюрократические заминки, отчего в лаборатории наметился некоторый простой.

«Все получится, — настраивал себя мужчина. — Крысы живы и чувствуют себя превосходно».

— Все будет хорошо, дорогая, я все сделаю правильно, — прошептал он, пробежав глазами по мониторам.

Прошло еще около получаса, результатов пока не было. А вот на телефоне уже было около пяти пропущенных вызовов.

«Это нехорошо. Совсем нехорошо!»

Он выбрал день, зная, что в лаборатории никого не будет, но его видели в здании, и он мог понадобиться кому-то из коллег. Пять пропущенных подтверждали эту теорию. Он сидел у компьютера, игнорируя звонки, и кусал ногти. Глупая детская привычка, от которой он никак не мог избавиться в моменты наибольшего беспокойства.

«Сколько еще времени это займет? Получится или нет!» — но мысли его прервал звук, который сначала показался ему плодом его воображения.

Хрип, слабый, но вполне различимый в тишине лаборатории. Он так быстро вскочил со стула, что перед глазами у него поплыло, но мужчина все равно бросился к койке, на которой лежала его жена. Она шевельнулась. Сердце его готово было выпрыгнуть из груди. Он не верил тому, что видели его глаза. Женщина повернула голову, заморгала и пустым непонимающим взглядом уставилась на него. Он взял ее ладонь в свои руки и крепко сжал.

— Дорогая, это я! Ты меня помнишь?

Она опять поморгала, изо рта вырвались лишь хрипы. Женщина попыталась подняться, но он становил ее.

— Тебе пока нельзя, милая. Пока нельзя…

На что она нахмурилась, опять попыталась привстать. Ему показалось, что на лице ее отразилось возмущение. Эмоции! На ее лице наконец-то опять появились эмоции! Женщина вновь захрипела, пытаясь что-то сказать.

— Тише, тише, дорогая, у тебя в горле пересохло!

Она потянулась в его сторону, уже не пытаясь привстать. Мужчина наклонил голову и повернулся к ней ухом, стараясь разобрать в хрипах слова. Он почувствовал, как ее губы касаются уха, и по телу пробежала приятная нервная дрожь. Бабочки в животе вспорхнули. Он чуть отдалился, давая ей пространство, ведь координация движений у нее все еще нарушена.

Прошло всего несколько секунд, прежде чем среди хрипов к своему великому счастью он расслышал ее первые за долгое время слова.

— Где я?

Бонусы

Бонусы: Прекрасные стихотворения, написанные по мотивам этой книги.

      Что мы будем делать в четверг?

     Мир затих в ожидании бури      И скатился слезою меж век.      Если в среду со смертью уснули,      Что мы будем делать в четверг?      Кем мы будем, когда мир загнется,      Не дойдя до последней строки?      Если вечность тебе улыбнется,      Предварительно выбив мозги.      Если все вдруг с ума посходили,      И забыли, что мертвое — прах?      Как мы будем жить в этом мире?      Ведь мир прежний остался во снах.      Будем ли уповать на победу,      Раз добро побеждает вовек?      Но когда мы умрем с тобой в среду,      Что мы будем делать в четверг? Робин Штенье.

      Смерть. Норт

     Слушай, baby, напьемся может?      Хуже точно не будет, поверь.      Ты меня ненавидишь до дрожи,      Но не смеешь сказать: «Вон дверь!»      И сама не уйдешь, я знаю —      В целом мире лишь мы вдвоем.      Только это не вечно, родная,      Потому что мы тоже умрем.      Так зачем трепать себе нервы?      Ты не знаешь? Тогда ответь:      Будем жребий тянуть кто первый?      Табуретка… веревка… смерть… Робин Штенье.

* * *

     Ты услышишь в этом вздохе сразу      Любви мотив и радости тепла. Но!      Если… если… не моргнёшь ни разу      Не узнаешь, что уже мертва. Нестор Черных.

Примечания

1

Вольный перевод отрывка из песни «Old Time Rock'n'Roll» («Старое время рок-н-ролла») Боба Сигера. «Today's music ain't got the same soul. I like that old time rock'n'roll». («У сегодняшней музыки нет той же души. Мне нравится этот старый рок-н-ролл».)

(обратно)

2

Сцена из фильма «Рискованный бизнес», в которой Том Круз танцует в трусах, рубашке и носках под ту же самую песню.

(обратно)

3

отрывок из песни «Небо на руках» группы Другой Ветер.

(обратно)

4

Поговорка этого мира: «Чужая змея кусает больнее, если к укусам своей ты уже привык».

(обратно)

5

Вольный перевод песни «Send Me an Angel» («Пошли мне ангела») группы Scorpions. «Here I am. Will you send me an angel». («А вот и я. Присылайте мне ангела».).

(обратно)

Оглавление

Предисловие

1 (ПОСЛЕ) В одиночку

2 (ПОСЛЕ) У костра

3 (ДО) Званый ужин

4 (ПОСЛЕ) Консервная банка

5 (ДО) Хороший мальчик

6 (ДО) Герой ютуба

7 (ПОСЛЕ) Теория Алекса

8 (ПОСЛЕ) Тишина

9 (ПОСЛЕ) Утро в амбаре

10 (ДО) В «Башне»

11 (ДО) Битые стекла

12 (ПОСЛЕ) Как убить курицу

13 (ДО) В гостях у тети

14 (ПОСЛЕ) Сюрприз в кустах

15 (ПОСЛЕ) Красная лампочка

16 (ПОСЛЕ) Распахнутые двери

17 (ПОСЛЕ) Глаза кобры

18 (ДО) Роял-флеш

19 (ДО) Выбор

20 (ДО) Первая любовь

21 (ПОСЛЕ) Возвращение

22 (ПОСЛЕ) Квест

23 (ПОСЛЕ) Теория «хорошести»

24 (ДО) Ночные кошмары

25 (ПОСЛЕ) Солнечные зайчики

26 (ДО) Незваный гость

27 (ПОСЛЕ) Рюкзак

28 (ПОСЛЕ) Пошлешь ли ангела мне

29 (ПОСЛЕ) Встреча

30 (ПОСЛЕ) Губернатор

31 (ДО) Гипнотизер

32 (ПОСЛЕ) Месть

33 (ПОСЛЕ) Вечеринка-сюрприз

34 (ДО) Принцесса-медиум

35 (ПОСЛЕ) Странный хозяин дома

36 (ПОСЛЕ) Продукты Пайтона

37 (ПОСЛЕ) Голова в облаках

38 (ПОСЛЕ) Хризантема

39 (ПОСЛЕ) Ночные прогулки

40 (ПОСЛЕ) Пассажир

41 (ДО) Зеленая фея

42 (ПОСЛЕ) У камина

43 (ПОСЛЕ) Плям-плям

44 (ПОСЛЕ) Куколка на полу

45 (ПОСЛЕ) Кровь и слезы

46 (ДО) Роковой день

47 (ПОСЛЕ) Покинутый дом

48 (ПОСЛЕ) Исповедь Алекса

49 (ДО) Гудки

50 (ПОСЛЕ) Новые друзья

51 (ПОСЛЕ) Тени в доме

52 (ПОСЛЕ) Надежда

53 (ПОСЛЕ) Поиски

54 (ПОСЛЕ) Кровь на руках

55 (ПОСЛЕ) Розовый кролик

56 (ПОСЛЕ) Смерть

57 (ПОСЛЕ) Записи доктора

58 (ПОСЛЕ) Укажи нам путь

59 (ПОСЛЕ) Наблюдатель

60 (ПОСЛЕ) Вернувшийся

Эпилог (ДО)

Бонусы Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg