«Белые перья шпиона»

Белые перья шпиона (fb2) - Белые перья шпиона (Павла - 4) 2355K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Георгий Юленков

Георгий Юленков Павла БЕЛЫЕ ПЕРЬЯ ШПИОНА

Голованов быстро шел по лестницам и коридорам Кремля, отдавая честь встречающимся красным командирам, предъявляя пропуск на постах контроля, и продолжая перебирать в уме наиболее важные события незаконченной операции. А операция эта уже давно шла совсем не так, как было запланировано в Москве. В Америке и во Франции "Кантонец" вместо оставления "тихого следа", умудрился наследить так, что свободная пресса описывала его подвиги не менее пафосно, чем похождения каких-нибудь героев Голивуда. А вместо нескольких боевых вылетов на мото-реактивных "Девуатинах" в Польше, и проникновения в германские реактивные секреты через лагерь военнопленных, Павел Колун, устроил из польской командировки "Воздушные Фермопилы". Сейчас "Кантонец" уже перешел ко второй фазе внедрения, но перед этим его тяга к неоправданному риску и импровизациям, многократно потрепала нервы его куратору. И все же, несмотря на все незапланированные отклонения, внедрение "Кантонца" состоялось. Теперь нужно было думать о прикрытии его на последнем этапе задания… В приемной Вождя Голованова не задержали. Но открыв дверь в знакомый кабинет, Александр сразу почувствовал, что Сталин сегодня в гневе…

— Товарищ Голованов! Вы сами читали измышления вашего "Кантонца"?!!!

— Так точно товарищ Сталин. Пакет был мной вскрыт на месте, сразу же, как только мы его извлекли из тайника на самолете "Августа". Я обязан был проверить содержимое…

— А если бы Дефензива раньше вас извлекла этот пакет?! Как вообще он мог хранить на бумаге всю эту провокационную ахинею!!! Все время быть на виду, и посметь писать ТАКОЕ!!!

— Товарищ Сталин. Написал он этот доклад во время своего драматического "запоя", поэтому внимания к себе не привлек. Сам пакет был внутри фюзеляжа примотан к малому расходному бензобаку. Внешние люки заделаны наглухо и подключены к системе подрыва. Чтобы пролезть в то место, нужно разобрать часть панелей кабины, притом, что сам бензобак был заминирован несколькими тротиловыми шашками с натяжными взрывателями. Не зная схемы минирования, даже опытный авиатехник, хорошо знающий конструкцию "Девуатина", не смог бы предотвратить взрыв при вскрытии…

— Что еще за выдумки?! Вы же вроде бы не обучали "Кантонца" подрывному делу. Откуда у него и у "Августа" все эти навыки?

— Первый раз они заминировали свои "Девуатины" еще в Шербуре перед самым перелетом, чтобы подорвать их в случае вынужденной посадки на немецкой территории. Что же касается минных навыков "Кантонца", то во время своих приключений на северном плацдарме за Халхин-Голом, наш "пилот-многостаночник" выполнял не менее интересные пиротехнические работы…

— Ну, хорошо… А что вы скажете по поводу написанных им в этом докладе домыслов? Ведь в случае утечки хоть капли этих сведений в печать, против нашей страны начнется мощнейшая кампания травли в международной прессе. И это в лучшем случае!!! А в худшем случае, это станет основанием для начала войны мощного империалистического блока против СССР!!!

— Товарищ Сталин, я не получил специального дипломатического образования, чтобы оценивать столь многоходовые комбинации, которые предлагает спланировать "Кантонец". В качестве обоснования своих предложений он ссылается на свои многочисленные беседы с польскими и французскими источниками… Гхм… Многое из этих его соображений, действительно, звучит странно и неоднозначно.

— Что вас самого сильней всего смутило, товарищ Голованов.

— Что меня смутило? Наверное, его, чересчур, уверенное суждение о высокой вероятности именно сейчас до конца этого года спровоцировать итало-греческий конфликт. А, вот, то, что в стороне от этого конфликта не останутся ни немцы ни югославы, он прогнозирует вполне логично… Гм… Но, его апломб при анализе влияния этих событий на войну Германии на Западе Европы с Францией, Британией, Бельгией, Голландией и Данией. И на перспективы создания европейских фронтов, как против Германии и Италии, так и против Германии и Британии в случае возникновения их альянса… В общем, та его аргументация больше походит на гадание на кофейной гуще. И в то же время! Товарищ Сталин. Я считаю, многие высказанные "Кантонцем" прогнозы и предложения достаточно реалистичными и многообещающими. Поэтому их необходимо очень серьезно проанализировать…

— Хм. Пожалуй, в этом вы правы. Но его наглость в этом докладе, превышает все разумные границы! Он ведь утверждает, что мы, ни в коем случае, не должны допустить появления Добровольческой армии в рядах защитников Туманного Альбиона. И пытается нас убедить, что в Греции и на Балканах эта сила будет для СССР гораздо выгоднее, чем в других местах. Как будто он точно знает, что добровольцы скоро вприпрыжку побегут защищать Британию… Ну, а та его маниакальная идея о том, чтобы спровоцировать немцев на воздушную или подводную атаку "Беарна" чтобы втянуть поскорее Францию в войну без оглядки на Британию (или, как он там нахально советует — "если не удастся спровоцировать, то надо "придумать" эту немецкую атаку"), уж и вовсе отдает "желтым домом"… Как может вчерашний командир звена истребителей вообще строить такие аналитические прогнозы, и присылать руководству вот такие "предложения"?! Кто он такой для этого?!

— Гм. Сейчас он уже не просто летчик, товарищ Сталин. В Монголии он содействовал успеху операции внедрения нашего агента. Там же он получил опыт контрразведывательной и разведывательной работы, и командовал наземным подразделением в бою. В США и Европе он умудрился наладить чрезвычайно интересные связи в кругах военных и бизнесменов. Даже сумел сам завербовать небольшую разведсеть из "слепых агентов", которых мы уже можем, конечно же, соблюдая все предосторожности, задействовать в других наших операциях. А его действия в Польше, позволили нам получить несколько десятков образцов новейшей иностранной военной техники, и внедрить нескольких наших агентов одновременно, и к немцам, и к британцам. Это не считая включения в состав "Сражающейся Европы" действующего под нашим контролем армейского корпуса, что помимо опыта современной войны сулит нам очень интересные комбинации в дальнейшем…

— Достаточно, товарищ Голованов… Я вижу, что вы слишком очарованы разведывательными успехами "Кантонца", и теперь уже просто не хотите упускать открывшихся возможностей. Но вы забываете о риске! Сейчас в целом мире никто не может гарантировать, кому станет служить эта Добровольческая армия в ближайшем будущем. А "Кантонец", не мелочась, предлагает даже торпедные катера для них из США пригнать. Всего лишь, для захвата "добровольцами" инициативы в бассейнах Эгейского и Адриатического морей. Не слишком ли много на себя берет наш с вами "анархист"?!

— Товарищ Сталин. Все что я мог доложить по этой теме, я доложил. Сейчас мы можем, либо развить, либо свернуть начатую операцию и появившиеся в ходе нее новые направления разведывательной работы. Но в чем я точно согласен с "Кантонцем", так это в том, что о новых решениях ни в коем случае нельзя информировать даже Политбюро. Малейшая утечка этих сведений, и все вложенные усилия пойдут прахом…

— Все это очень похоже на игру в рулетку с завязанными глазами, товарищ Голованов. Проигрыш в этой игре может оказаться слишком тяжелым ударом для нашей страны.

— Я осознаю ответственность такого решения, товарищ Сталин. Именно поэтому я и предлагаю начать планирование и сбор дополнительной информации…

— Идите товарищ Голованов. И через два дня я жду от вас доклад по наиболее выигрышным вариантам новых операций, и по выявленным вами угрозам этих затей.

— Слушаюсь! До свидания, товарищ Сталин.

Пройдя еще по нескольким коридорам и лестницам, Голованов остановился перед другим знакомым кабинетом. Дежурный в "предбаннике" хорошо знал эту загадочную высокую фигуру. Начальство уже предупреждало его о необходимости поддержания хороших отношений с этим товарищем. Поэтому лицо старшего лейтенанта госбезопасности на мгновение осветила широкая улыбка. Но лишь взглянув в мрачное и задумчивое лицо гостя, дежурный тут же, убрал улыбку с лица.

— Проходите, товарищ Голованов. Товарищ Берия ждет вас…

* * *

Адмирал вместе со своим заместителем вошли в кабинет. Адмиральская фуражка с белым чехлом легла на стол, рядом с папкой. Подполковник открыл балкон, и получил благодарный кивок своего патрона…

— Ганс, вы что-нибудь узнали о членах группы Альберта попавших в плен во Львове?

— Только то, что один из них уже скончался от ран.

— Каковы в целом наши потери?

— Четверо были убиты в перестрелке прямо на аэродроме, причем двоих Пешке пристрелил лично. Группа прикрытия из украинских активистов вместе с их командирами из СД, успели эвакуироваться, потеряв всего двоих. Из них трое участвовали в прошлый раз в угоне самолетов с генералом Соснковским. В итоге, один жив и находится в плену, безвозвратно потеряно девять агентов, из них шестеро из Абвер, остальные из СД.

— Мда-а, недешево нам достался этот Пешке. Куда он был ранен.

— Он счастливчик, герр адмирал! Вышел из всей этой передряги с тремя касательными пулевыми ранениями мягких тканей, несколькими синяками, царапинами и легкой контузией от удара прикладом в голову.

— Гм… Ну, а чем сейчас занят наш "американский гость"? Все молчит?

— Не совсем…

— Это как же? День молчит, два поет? А ему вообще показывали, что у нас случается с "молчунами"?

— На второй день, когда доктор Винклер выдал разрешение, его водили поглядеть на процесс допроса. Хмыкнул и с улыбкой, подмигнул сопровождающему.

— Наглец?

— Пожалуй, герр адмирал. Ирония из него так и фонтанирует. Но это еще не все. Представьте себе, что как раз сегодня после трехдневной молчаливой апатии, он начал рисовать картинки.

— Вот как, картинки?!

— Да, взгляните сами. Это нечто похожее на раннее ассирийское письмо. Понять их довольно просто. А общий смысл этой "наскальной письменности" таков — "Я дал обет молчания на случай моего захвата в плен. Окончание моего контракта с "Силами Поветжными" 30 сентября. До этого момента никакой информации я своим пленителям не дам. А после этой даты все равно не смогу делиться секретными сведениями, услышанными при исполнении. Если же про меня распустят порочащие слухи, то сотрудничества вообще не будет. Контролировать это я буду чтением газет по моему выбору"…

— То есть он все же, не отказывается сотрудничать с родиной предков, а лишь декларирует нам свой "кодекс чести наемника". Но почему картинками?!

— Очевидно, он не хочет быть скомпрометированным по почерку. Кстати переодеться в чистую форму он отказался, теми же рисунками показав, что если его парадный китель будет сожжен или выброшен, то он станет ходить с голым торсом… Его можно понять. Ведь если в Штатах узнают, что он был вынужден перейти на сторону недавнего противника, то ему там не дадут проходу. Он теперь публичная фигура, и любой скандал может навсегда закрыть для него многие двери…

— Гм… Что еще вам удалось узнать?

— Взгляните вот сюда. Это его рисунок одной из тех ракет, которыми он атаковал переправу под Модлином. Я попросил его сделать этот набросок в качестве жеста доброй воли.

— Прекрасно! И он не испугался, что мы скомпрометируем его этим эскизом?

— Представьте себе, он нарисовал это левой рукой, и дал понять, что готов ко всему. А потом, уже в порядке бравады, нарисовал вот эту серию комиксов про космический полет на луну. Как видите, вот этот "звездный водолаз" втыкает в лунную поверхность флаг "Лиги Наций". То есть даже тут, он не прокололся…

— Мда-а. Крепкий орешек нам с вами достался, подполковник. А картинки и впрямь интересные. Особенно вот этот воздушный бой ракетных самолетов над океаном. Конечно, жаль, что Пешке не хочет полностью добровольно присоединиться к Рейху…

— Может быть, стоит применить к Пешке вторую степень устрашения?

— Не стоит, Ганс. Если я правильно понял его психотип, то он просто изобразит перед нами полную капитуляцию, и начнет плести небылицы. Он ведь очень упрямый… и хитрый. Этот Пешке. Гм… Но вот эта его безумная тяга к ракетам и всему реактивному… Все это очень и очень интересно.

Рука адмирала неторопливо взялась за трубку телефонного аппарата.

— Лотта, я собираюсь пообщаться с герром Гейдрихом во второй половине дня, согласуйте с ним время и место встречи.

— Хорошо, герр Адмирал.

— Мне кажется, Ганс, у нас найдется, чем заинтересовать "американца"…

— Вы так думаете, герр адмирал?

— Я редко ошибаюсь в людях. Гм… Продолжайте доклад подполковник…

Вечером того же дня на встрече с главой СД, Канарис обсудил свою идею. Недавняя совместная операция не то чтобы сдружила, скорее, еще более примирила недавних соперников. И хотя Гейдрих был не в восторге от предложения своего коллеги из Абвера, но в целом согласился на эксперимент…

* * *

В Управлении перспективных разработок и без полученной разведкой французской техники, разной исследовательской работы было предостаточно. Но, несмотря на лишние хлопоты, старшего майора сильно впечатлили результаты всего одной разведывательной операции. Практически за бесценок гаврской разведгруппе удалось получить сразу две технические системы, обладающие большим потенциалом для развития. Конечно же, в силу наличия приоритетных задач Управления, авиационная составляющая добытого разведкой, занимала его сильней всего. Но и нынешний отчет комиссии Артиллерийской академии, тоже оказался чрезвычайно интересным. Фактически же, на конкурс авиапушек добавился не просто еще один опытный экземпляр, а целый класс орудий под новый и очень перспективный патрон.

— И каковы результаты ваших исследований по той "француженке", товарищи? Кто первый озвучит?

— Позвольте мне?

— Прошу вас товарищ Кондаков. И, пожалуйста, расскажите обо всем поподробнее.

— Хм… Данных об истоках этой конструкции у нас не так уж много. По всей видимости, ствол той системы АРХ, был взят от авиационного четверть автоматического орудия времен Мировой Войны. Вероятно, в те времена стреляло оно, снарядами из дюймовых гильз "Виккерса" развальцованных на слегка увеличенный калибр. К сожалению, для сохранения секретности, мы не можем сейчас себе позволить, официально запросить во Франции уточнение этой информации. Если же использовать архивы военного ведомства Царской России, то найдены, лишь несколько докладов парижских военных агентов об испытаниях там авиационных пушек разных фирм. Так вот, калибр 33-мм имело всего одно орудие, выставленное на конкурсы 16-го и 17-го годов компанией Шнейдер. Отсюда же и часть маркировки на патронах боекомплекта. Но вот незадача, после 1918 года любые упоминания о таком орудии исчезают…

— А как же вот этот образец?!

— С ним произошла крайне интересная и слегка запутанная история. В 1930-м году фирма "Гочкис" одновременно с фирмой "Шнейдер" предлагает французской армии зенитную автоматическую пушку калибра 25-мм. Снарядный патрон там был слишком массивным, к тому же он предусматривал боковое воспламенение, и оказался ненадежным. Правда "Гочкис" уже в 32-м выпустила новый патрон, но время-то уже ушло. Французский Генштаб принципиально отказался от "крупнокалиберных митральез", обе системы не были приняты, и остались лишь в опытных образцах. Но когда из Испании пришли тревожные сведения о бомбардировках городов, французское военное начальство проснулось и поняло, что одних зениток полевого калибра и крупнокалиберных пулеметов им будет недостаточно. Фирма "Гочкис" между тем, за свой счет и на свой риск, не остановила разработки. И вот уже в 37-м был готов первый вариант нового проекта 25-мм автомата. На этом этапе фирма "Шнейдер" от нее серьезно отстала.

— Все это очень познавательно, товарищ Кондаков, но мы-то с вами начали разговор несколько о другой системе.

— А я как раз и приближаюсь к ней. Так, вот, оказывается, гильза орудия АРХ появилась еще в 1933-м, на базе той самой 25 х 163 гильзы "Гочкиса" от экспортного варианта зенитной системы. Именно тогда фирма АРХ выкупает у "Гочкиса" старое оборудование по производству стволов калибра 33-мм, и линию по производству новых 25-мм гильз, и начинает разрабатывать опытные автоматические орудия под снаряды такого странного калибра 33-мм. Причем вес и мощность тех снарядов лишь чуть-чуть не дотягивают до показателей 37-мм снарядов. Кроме того, за счет короткой 140-мм гильзы и 350-ти граммового снаряда инженеры АРХ создают авиапушку с уникально низким импульсом отдачи. Обратите внимание, на фото виден довольно примитивный дульный тормоз того орудия. И все бы хорошо, но общий вес самой системы они получили более восьмидесяти килограммов, что для истребителя 1933-34 годов вроде бы многовато. Именно поэтому на "Анрио-115" не стали устанавливать пулеметы, чтоб не перегружать аппарат. Ну, а финальный гвоздь в крышку гроба вколотило уже министерство авиации. То, что одного-двух снарядов той пушки хватало для гарантированного уничтожения самолета, их почему-то не впечатлило. И эти "мэтры" потребовали, чтобы самолет мог вести огонь длинными очередями. В результате разработчик отказался от совершенствования той системы, из-за чего опытный образец и пылился четыре года на складе в Виллакубле. К тому же для АРХ это направление производства было далеко не основным. Танковые башни, танки и прочее вооружение, вот на чем они делали деньги. В общем, с 1935 года работ по данному орудию не возобновлялось…

— Мда-а… Видимо, поэтому наши разведчики и смогли выкупить эту систему по цене металлолома…

— Мда-а, интересные приключения. Так что же такого мы сейчас сможем получить из этой "страдалицы"?

— Да, вот, товарищи из Артакадемии всерьез считают, что при переходе на калибр 30-мм, подобное орудие могло бы получить в полтора раза большую скорострельность (то есть, где-то порядка 550 выстрелов в минуту). При этом масса удлиненного снаряда осталась бы в пределах 300–350 граммов. А дальность прицельного огня также могла бы возрасти с 1200 м до 1500–1800 м.

— Совершенно верно, товарищ Давыдов. Фактически, из этого проекта, можно получить "дальнобойную автоматическую авиационную снайперскую винтовку". Оружие, позволяющее скоростным самолетам начинать вести огонь от полутора километров до четырехсот-пятисот метров, а потом резко уходить на вертикаль. Ни один авиационный автомат калибра 37-мм в ближайшее время не сможет достигнуть таких показателей удельной массы залпа.

— Хм. Но разработка такой новой системы окажется крайне затратной. И не потратит ли наша страна эти деньги бессмысленно? Где гарантии? Вот, к примеру, вы, товарищи Волков и Таубин. Ваши коллективы взялись бы за год-полтора довести такое орудие до ума?

— Гм. Вопрос этот не такой уж простой, товарищ Давыдов.

— Да уж! Доводить-то чужое ведь всегда сложнее, чем свое. Да и со своим-то хлопот не оберешься.

— Кстати, наша МП-6 тоже довольно точная система, и лишь незначительно уступает заявленным параметрам этой АРХ.

— Это если по дальности. По скорострельности и массе снаряда уступает в полтора раза. А по массе минутного залпа отстает больше чем втрое…

— Да, мощность и скорострельность "француженки", безусловно, подкупают…

— Но товарищи!!! Товарищ Давыдов! Это ведь придется заново создавать целые линии!!!

— Успокойтесь, товарищ Шпитальный. По полученным нами материалам, оборудование для производства стволов, гильз и снарядов до сих пор не отправлено фирмой в утиль, и никуда пока не продано. Если же заключение вашей комиссии окажется положительным, то оборудование можно будет довольно недорого выкупить. Хотя бы за поставки самолетов. Франция сейчас готовится воевать с немцами и поставки недорогого вооружения их могут заинтересовать…

— Товарищи, вернемся к нашему исследованию, что там с результатами стрельб?

— При сравнительно невысокой отдаче, на полигоне удалось довольно кучно отстреляться даже на дальность в полтора километра. Представляете?!

— Гм. И сколько же, таких патронов сможет нести обычный самолет?

— Тот "Анрио", с которого ее демонтировали, больше сотни наверняка поднимет при одном орудии. Кстати, наши производственники утверждают, что трудоемкость производства орудия можно существенно снизить. А при ленточном питании новая система по весу выйдет легче авиапушки Шпитального, и вдобавок еще и скорострельней!

— Насколько скорострельней?

— За ШВАКами, она, конечно, не угонится, но… Но порядка четырехсот выстрелов при дальности стрельбы километр-полтора, получить вполне реально, даже без уменьшения калибра. Если вдобавок снизить отдачу дульным тормозом, то можно стрелять и еще быстрее, но эффективная дальность при этом снизится до тысячи-тысячи-двухсот метров.

— Ну, а времени-то, сколько уйдет на все это?

— При использовании готовых французских стволов и производственных линий, к лету сорокового у нас есть шанс получить уже опытную партию…

— Хм… Годится. Особенно если и коллеги авиаконструкторы не подкачают.

— Ну, что ж, спасибо товарищи. Ждите постановления, и готовьте свои предложения по организации производства. Если в Кремле это решение окончательно утвердят, то от вас сразу же потребуются толковые проекты по доработке этой системы. И конкурс будет жестким. Ну, а ответа ваших коллег из Авиапрома я сегодня обязательно добьюсь.

Сразу же после обеда в Управлении состоялось следующее совещание и как раз по вопросам проектирования и испытаний реактивных прототипов. Из отчетов руководителей бригад проектировщиков следовал малоутешительный вывод. Планеры новых аппаратов активно строятся, но до летных испытаний пока далеко. Ресурс турбинных моторов, уже выпускаемых малой серией, равнялся считанным часам. После этих докладов, Давыдов пригласил делегацию НИИ ВВС рассказать о полученном от той же гаврской группы самолетном планере. На тот момент являющимся единственным в СССР аппаратом, практически готовым к испытаниям с ТРД. Инженеры уже частично ознакомились с докладом испытателей, но выступление Шиянова и Стефановского слушали внимательно, лишь изредка вставляя свои замечания…

— Основной целью испытаний нам была определена проверка нового шасси и общей управляемости аппарата во всем диапазоне скоростей и высот…

— И обратите внимание, товарищи. С учетом ожидаемого в будущем снижения эффекта обдува оперения, общая площадь вертикальных и горизонтальных рулей была увеличена примерно на треть. Длина балок при этом уменьшена на полметра для сохранения приемлемой центровки.

— Так что, товарищ Стефановский, каково итоговое заключение испытателей?

— Пока, на основе полученных данных, можно лишь утверждать, что с мотором М-63, четырехлопастным винтом уменьшенного диаметра, и с переделанным двухкилевым П-образным оперением, самолет "Анрио-115" (испытательный код И-101) способен на устойчивые взлет и посадку на шасси с носовым колесом.

— И ведь это, товарищи, уже немало…

— А насколько эффективным оказалось это новое шасси?

— В целом, товарищ Давыдов, картина получена вполне ожидаемая, и соответствует испытаниям подобного шасси на лаборатории "Горын". Само-то шасси пока продолжает преподносить нам мелкие сюрпризы, но зато главную его проблему "шимми" нам уже практически удалось победить. Демпферы со своей задачей в целом справляются. Есть, правда, вариант еще сильнее снизить высоту этого шасси, когда мы уже полностью откажемся от толкающего винта…

— А что там с управляемостью и прочими характеристиками?

— Полные замеры скороподъемности скорости и маневренности самолета нами пока не производились, хотя избыток мощности мотора допускал их выполнение без ограничений. Ваше, товарищ Давыдов, условие по бережной эксплуатации первого и пока единственного летного образца, нами выполнено…

— Гм… Ну, что ж, товарищи, это радует. Результаты вами получены вполне приемлемые. И поскольку другой столь же удачной конструкции для испытаний "Кальмара" в полностью реактивном полете у нас пока не имеется, Управление дает вам "Зеленый Свет". Но прошу учесть, что создание из этой конструкции боевого аппарата не планируется. Главная задача испытателей и инженеров обеспечить взлет и приземление с реактивным мотором, все остальное в свой срок…

— Мы помним об этом. Хотя соблазн и велик. А что там с тем планером от 23-его "Фоккера"?

— Пока, товарищ Проскура, обнадежить вас особо не чем. Два безмоторных планера с не убираемым шасси уже заказаны у фирмы, но срок их готовности конец октября — начало ноября. Раньше, увы, никак… Полностью убираемое шасси ожидается и вовсе к зиме…

— Ничего-ничего! С вот этим переделанным "французом" мы все равно сможем начать наземные испытания, рулежки и пробежки уже в октябре. А значит, до конца года имеются хорошие шансы на реактивный полет. Если, конечно, товарищи испытатели нас подержат.

— Что скажете, товарищ Шиянов?

— Да что ж тут скажешь! Будем стараться.

— Признайтесь голубчик, после "Горына" все же страшновато вам всего на одном реактивном моторе лететь?

— С учетом частых отказов опытных "Кальмаров" риск, безусловно, серьезный… Если помните, Георгий Федорович, наш с вами "вдохновитель" в своем трактате особо заострял внимание на готовности эвакуационной катапульты уже к этапу первых летных испытаний?

— Ну, нет у нас пока "летающего кресла", Георгий Михалыч! Знаю, что плохо, но не получается у товарищей ракетчиков! Вот поэтому мы и просим руководство Управления выделить для испытаний место вблизи какого-нибудь большого и спокойного озера. Чтобы уж если рухнуть, то в воду. Да так чтоб бригада водолазов всегда наготове была…

— В таком случае, Ладогу, Онегу и Байкал мы рассматривать не будем, шторма там бывают нешуточные, да и глухомань жуткая. Может Ильмень или Селигер?

— Может быть, даже и река нам подойдет. Если спокойная, и широкая.

— Хорошо, товарищи, мы подумаем как это лучше сделать. А вы пока продолжайте "ваять" и "мучить" ваших подопытных. Главное чтобы было что испытывать, а уж место всегда отыщется…

Шумная толпа энтузиастов реактивной авиации покинула большой кабинет. После нескольких минут споров с конструкторами, машина увезла двоих испытателей обратно в Подлипки.

* * *

Жизнь в плену потекла довольно спокойно. Репортеры "Фелькише Беобахтер" наконец перестали клацать перед носом своими "лейками", и нагло требовать от пленного "покаяния блудного фольксдойче". После крикливой суеты армейского госпиталя, пары тревожных дней проведенных в тихой мрачной камере без окон, и долгих бессмысленных монологов "хозяев", пытающихся превратить это одностороннее общение в полноценный допрос, наступил период странной "полусвободы". На окнах все еще были решетки, но режим стал уже практически санаторным. Спи, сколько влезет, из офицерской столовой горнострелковой школы еду приносят трижды в день. Даже гулять разрешили, правда, под конвоем. Вся охрана была из тех же горнострелков, что Павлу слегка удивляло. Видимо, "хозяева" не сильно опасались побега, надеясь на удаленность от цивилизации этого "узилища". Более-менее серьезные ограничения касались контактов с аборигенами, но Павла пока и сама не стремилась заводить знакомства. Да и некуда было спешить, ведь активная фаза сотрудничества должна была начаться только после полной оккупации Польши. За окном высились отроги альпийского хребта. В случайных обмолвках охраны звучали такие названия как Дахтшайн и Аннаберг, но Павла раньше не слышала о таких населенных пунктах. И все же без особых на то причин в душе разведчика медленно крепла уверенность, что они где-то в Австрии, а не в Татрах, и не в Баварии…

"Как там сказал Шерлок в Швейцарии — "мне кажется, что я прожил эту жизнь не напрасно…". И еще он там что-то про чистоту лондонского смога добавил. Мдя-я… Ну, а я-то чего добилась? Если брать только личные достижения, то совсем не многого. Где-то с десятку Геринговских ассов Фортуну подвинула, и роту "юберменшей" из Вермахта отправила по госпиталям и погостам. А это даже на "океанскую микрокаплю", пожалуй, что, с натяжкой будет. И все же что-то меняется вокруг… Октябрь вон уж близится, а Германа все нет. В том смысле, что до сих пор фашики в Варшаве буксуют. Да и наши там, вроде бы, с добровольцами нормально состыковались. В общем, где-то недели две у них задержка, скоро пора им к акушеру на осмотр топать… Эх, спасибо подполковнику за газеты, а то я от безделья скоро на стенку полезу. Гм… Что-то я того, загрустила. К очередному "мариарти" мне вроде бы еще не завтра, так что, выше нос товарищ шпионка!".

В соседних с комнатой молчаливого пленного апартаментах, поселились два унтер-офицера, Флегматичный верзила Герхард Загдорф, и немного суетливый крепыш Отто Крюгер. Выйти в коридор можно было только через их комнату. Сами конвоиры пленному не докучали, ограничиваясь короткими приглашениями к столу и "не хотите ли прогуляться герр Пешке". Поначалу Павлу сильно удивляло, что про нее здесь известно "каждой собаке", но вскоре наступило привыкание. Вчера возобновились визиты. Прилетевший подполковник Пиккенброк, забрал несколько новых рисунков с ракетами, намекнул своему "гостю" на скорую смену места пребывания, и разрешил более частые прогулки на свежем воздухе. А места тут были сказочные… Альпийские предгорья даже в конце сентября поражали яркостью цветовых оттенков. Накинув легкий плащ поверх американского кителя, Павла с удовольствием гуляла, слыша за спиной негромкие разговоры и смешки своих конвоиров. Иногда пленному вежливо указывали, мол, дальше идти не надо. "Давайте обойдем слева, герр Пешке", и молчаливый "гость", покладисто кивнув, искал новое направление прогулки. В нескольких километрах от их поселка находился второй тренировочный лагерь. По-видимому, там тоже готовили каких-то горных стрелков. И Павла от безделья тренировала мозг, пытаясь рассчитать численность и уклон обучаемых…

"Вон там у них стрельбище. Угу. А вон на той стенке скалолазов гоняют. Несколько подъемников понятное дело для лыжной подготовки. А вот зачем вон там в долине учебный аэродром у них, вот это загадка. Летают часто, значит не только для связи и доставки грузов используют. Гм. И ведь явно не один батальон они тут пестуют. Эх, жаль нельзя мне в биноклю у них тут все зазырить!".

Однажды во время такого "выгуливания" повстречали на проселке марширующую со стороны подъемника небольшую колонну с лыжами на плечах. Все трое сошли с дороги, пропуская лыжников. Взгляд Павлы без особого интереса прошелся по лицам и экипировке горнострелков, и непреднамеренно зацепился за широкое славянское лицо с хитро прищуренными светлыми глазами. В этот момент один из шедших впереди лыжников споткнулся, подавив вскрик "Щоб тебе, курва!". Громкий немецкий окрик фельдфебеля "Встать! Держать строй!", тут же взбодрил подчиненных. А интерес Павлы к "соседям" с этого момента резко усилился. Мозг бывшего парторга пытался выцепить из глубин памяти обрывки информации об украинских частях авбера и СС, но вспоминалось плохо. Больше таких встреч не было. За то, после одной из прогулок, впечатления Павлы обогатились на гимнастической площадке. Наблюдая, как две пары бойцов отрабатывают приемы рукопашного боя, Павла непроизвольно громко хмыкнула, что было тут же замечено преподавателем в чине майора. Раздражение тренера-офицера резко прозвучало в его вопросе…

— А что это вас так развеселило, герр гауптман?! Вам еще не надоело тут прогуливаться зрителем? Составьте компанию моим парням, и покажите как нужно, если, конечно умеете и не боитесь!

Этот вопрос, вызвал у разведчика улыбку, и диковинный американский китель быстро соскочил с плеч, и повис на турнике. Павла почувствовала в голове какую-то пустоту и бесшабашность.

"А что, пора бы мне и размяться. Тем более, что, по всей видимости, скоро я покину этот райский уголок, так и не оценив его оздоровительного воздействия. Грех упускать такой случай…".

С другого края этого собранного из гимнастических матов "эрзац-татами" появился молодой шатен с напряженным лицом. Павла кивнула ему, и получила ответный кивок. Майор скомандовал начало схватки, но переходить в атаку никто из поединщиков не спешил. Оба присматривались к своему сопернику, а Павла еще и привыкала к довольно мягкому покрытию. Схватка проходила вяло. Павла имитировала атаку, но настоящих ударов не наносила. Парень, видимо, наслышанный о предыдущих подвигах "гостя", тоже осторожничал, и ломиться вперед не спешил…

— Клаус! Достаточно этих твоих танцев! Пусть лучше наш "гость" разомнется с Йоганном..

— Прошу вас. Герр Пешке.

Энергичный кивок заменил ответ, крупный светловолосый парень занял место предшественника, и новый танец начался.

"А вот с этим монстром будет непросто. Гм… Эти "гладиаторы" ведь его взаправду уважают. Да и по виду натуральный хищник. И не тупой. Хоть и пытается давить взглядом, но глаза у него умные. Мдя-я. Ну, ничего-ничего. Может, конечно, я и хорохорюсь, но в былые годы я и не таких лбов заламывала. Главное первый натиск его выдержать. А уж потом я каким-нибудь домкратом, да нагну его в "позу кающегося гермафродита"…".

За спиной в гомоне болельщиков Павла расслышала упоминания о себе. Отвлекаться было опасно, но реплики были уж очень интересными.

— Ты, погляди! Неужели сам Пешке вышел с Йоганном размяться?!

— Парни, а чего этот Пешке такой ленивый? Я уж думал, он тут по ковру метеором носиться будет.

— Ты прав Вольф, какой-то он заторможенный. Даже не верится, что это тот самый Пешке, о подвигах которого, идет молва. Говорили, что он Берти в три удара уделал.

— Друзья не спешите с выводами, он пока все делает правильно.

— Герр лейтенант, а правда, что Пешке в драке становится берсерком?

— Насчет берсерка не знаю. По всей видимости, он принял ребят Альберта за ликвидаторов, и от этого озверел. Маркус писал мне из госпиталя, что тогда они его чудом завалили. Даже без оружия он может быть очень опасен.

Схватка продолжалась. Легкой победы Павла не ждала, но время шло, и ей стало казаться, что положить противника вообще не удастся. Вот он ушел от подсечки, и попытался захватить рукав белой нательной рубахи. Не вышло. Но и хлесткие удары Павлы пока не достигали цели. А собравшиеся вокруг зрители, напряженно гудели, обсуждая шансы соперников.

"Вот уж повезло мне сегодня. Да-а… Это тебе Павлуша не Ромкой Булановым землю тромбовать. Парень-то явно знает, и уличный бой, и дзю-дзюцу, и еще много всякого разного. А какие комбинации приемов выдает, закачаешься. Пока только за счет неожиданных связок и держусь. Но, видать, пора мне уже науку капитана Огиты в полную силу применять. А то скоро он паровым катком в атаку полезет, и вот тогда мне хана и наступит…".

Павла дождалась очередной изучающей атаки немца, и неожиданно для противника вместо приема на блоки провалилась в ближний бой, и провела длинную серию, подсмотренную у японского капитана. Йоганн хоть и удивился, почти успел достать своими мощными ударами голову противника. Павлу спасла скорость. Под прикрытием урагана ударов в корпус и голову, удалось провести несколько хитрых подсечек, и шкафообразный тевтонец рухнул на ковер, левая рука его оказалась вывернутой в захвате…

— Стоп! Достаточно герр Пешке!

— Вставай Йоганн. Ты как там?

— Все хорошо, герр майор. Я могу продолжать…

— Иди отдыхай. И вы герр Пешке, отдохните. Благодарю вас за демонстрацию хорошего примера атаки. После обеда за вами пришлют сопровождающего.

Павла хотела задать вопрос, но вспомнив о обете молчания, только пожала плечами, и двинулась через толпу к своему кителю. Гомон растревоженных схваткой зрителей сопровождал ее на всем пути к коттеджу…

— Я же вам говорил, а вы мне не верили!

— Да, парни, этот Пешке не так уж прост. Явно он учился где-то на Востоке.

— Ерунда! Йоганн сломал бы его как куклу во втором раунде!

— Заткнись, Гальске, Пешке тоже не все нам тут показал.

— Брось Отто, какой-то фольксдойче все же не справится в бою с настоящим немцем!

— Много ты в этом понимаешь! Ты-то сам, сколько боев выиграл?!

— А причем тут я? Мы же в целом говорим о немцах и поляках…

— Пешке не поляк, говорили, что его мать из Силезии…

— Да-а, не хотел бы я с таким берсерком в бою встречаться.

— Да не берсерк он. Дрался расчетливо. Кстати, Рюдель вон тоже струсил с ним в небе разбираться…

— А кто это вам разрешил закончить занятия?! Пример настоящей схватки вы видели, вот и покажите, как он вами усвоен. Гальске и Рамков на ковер!

— Слушаюсь, герр майор….

Павла не особо прислушивалась к этим спорам и дифирамбам. Главным для нее было то что этот ее отдых вскоре закончится. С удовольствием вздохнув горный воздух, разведчик скрылся в доме…

Четвертый день в штабе бригады творился сумасшедший дом. Помещение дежурного все больше напоминало проходной двор. И если временное присутствие сразу двух бригадных штабов ВВС, Скоморохи еще как-то могли выдержать, то постоянное мельтешение тут же соседей из транспортной авиации и десанта, порой доводило командование авиабазы до белого каления. Телефонные линии раскалились от постоянных звонков, посыльные сбились с ног. Все это безобразие уже на второй день после приказа Ворошилова перестало называться Большими Военными сборами, и со вчерашнего дня наконец-то превратилось в "освободительный поход для защиты братских славянских народов". Вот только начальству 69-й бригады от этого легче не становилось. Плановая учеба трех авиаполков практически прекратилась, а часть авиатехники вместе с пилотами и техническим составом, в тревоге о будущем, переселились на наспех подготовленные полевые площадки. Даже находящиеся в некотором отдалении учебные аэродромы Житомирского Центра приняли на время новых постояльцев. А в штабе бригады все так же стремительно появлялись и снова исчезали все новые и новые командиры. И все меньше мелькало вкраплений синей парадной формы, среди изобилия комсоставовских гимнастерок цвета "хаки" с голубыми петлицами. И на напряженных лицах людей все больше просвечивало понимание, что это не просто учения и не просто какой-то там поход. Четвертый день уже шла война. Война пока практически бескровная для советских авиаторов. Шесть севших на вынужденную самолетов, и всего один "чиж" разбитый при грубой посадке на ВПП, пока никак не тянули на настоящие боевые потери. Но беспокойное ожидание новых потерь все не покидало озабоченных срочными делами лиц командиров. А воздушных схваток все не было…

Очередная группа транспортных Г-2 после взлета быстро скрылись за зеленым горизонтом Житомирской зелени вместе со своим прикрытием из одной эскадрильи 23-го ИАП. Полковник Петровский, сделал пару звонков в округ, надел реглан, и чуть расправил плечи. Штабное начальство пока не баловало его истребительное соединение слишком уж частыми приказами на вылет. И раз уж из штаба получен редкий и очень строгий приказ на тщательную разведку польских аэродромов, а все три полка бригады и без всякого приказа готовы к немедленному вылету, то уж командир-то бригады может позволить самому себе один боевой вылет. Помимо ведомого лейтенанта Глинки сегодня полковника прикрывала пара комэска Асмолова из 46-го ИАП. Такую практику "сборных звеньев" полковник завел с первого дня "Сборов". Поначалу от таких "экспресс-проверок" доставалось многим, но вскоре разносы за расхлябанность и небрежение стали редкостью. Полковник каждый раз поочередно выбирал себе эскорт из другого полка для тренировки взаимодействия, и притом старался в своем выборе не повторяться. И подчиненные платили за это командиру бригады своим безграничным доверием. Даже спорили до хрипоты на тему "с кем там сегодня наш "Батя" слетает". Все видели, что свой родной 23-й ИАП он никому в ущерб не балует…

Миновали границу. Под крыльями истребителей проплывали поля и проселочные дороги. Слева на дороге мелькнула небольшая колонна гужевого транспорта. Звено снизилось параллельно колонне, и люди внизу в панике попрыгали с телег, видимо, ожидая налета. Петровский покачал им крыльями, и снова набрал высоту. Щелкнул тангентой, мол, всем быть внимательнее и продолжил облет территории. У небольшого польского аэродрома заметили дымящиеся на стоянке самолеты и остовы сгоревших машин. Здесь явно только что побывало Люфтваффе, и польская авиачасть не подавала признаков жизни. Вперед вышла пара Асмолова и качнула крыльями, кого-то заметили в небе. Повертев головой, командир бригады дважды щелкнул тангентой "Вижу". Довольно далеко к Западу, действительно, летела крупная группа каких-то самолетов, но шли они низко и понять, кто это было невозможно. Разведывательный вылет продолжался. Несколько раз на дорогах мелькнули колонны советской кавалерии с танками. Очередные немногочисленные десантники махали с брони пилотам. Красные флаги на паре танков висели тряпками от безветрия. Петровский, быстро поставил на пристегнутом к колену планшете с картой новые значки карандашом, и повел своего "ишака" к Юго-востоку. Еще четверть часа и задание будет выполнено, тогда можно будет развернуться в сторону дома. И снова поля, дубравы, дороги, и прячущиеся на опушках остатки польской авиации. Как раз позавчера большая группа таких же польских самолетов в сопровождении двух бригадных эскадрилий перелетела в "Мурмелон", как обозвали арендованный французами новый аэроузел. Петровский тогда лично оценил с бреющего все это "чудо природы". На стоянках диковинной французской авиабазы, помимо польских и французских по виду машин, обнаружились еще и несколько "немцев", и даже "британцев". А борта и крылья всей этой армады гордо украшали режущие голубое небо оранжевые птицы "Сражающейся Европы". Все это было позавчера. А, вот, сейчас осмотр оставшейся летной техники на польских площадках, свидетельствовал о том, что боевых летных частей на них практически не осталось…

Задание подходило к концу, и в голову Петровского полезли надоедливые мысли о Пашке, и о политучебе личного состава, навеянные недавней беседой с комиссаром Вершининым…

— Чего тебе комиссар?

— Читай, товарищ комбриг…

Полковник тогда недоверчиво прищурился, подозревая розыгрыш старого друга. А с протянутой полковым комиссаром передовицы буржуйской газеты, на Петровского глядело упрямое лицо с серьезным взглядом. И вот это лицо командир бригады узнал бы и без подписи под фотографией. Но подпись там была, правда на английском, но прочесть имя и звание было не сложно. И хотя имя было другое, но лицо полковника как-то сразу же, постарело…

— Вот тут перевод Вася… Я тут это… политинформацию готовил, вот и заказал иностранную прессу… Гм… Нам пока вылетов мало надо бы нормально политучебу налаживать…

— Мда-а…

Машинописные строки сперва расплывались перед глазами, но Василий Иванович, усилием воли заставил себя вчитаться в текст…

"По сообщению собственного корреспондента… успешный командир авиационного дивизиона, отмеченный многими польскими и иностранными наградами… в рукопашном бою с немецкими агентами прямо на аэродроме… успев застрелить несколько врагов…"…

"Эх, и старый же я дурень! Эх, Пашка-Пашка… Шило в дупе, голова садовая! Так вот куда тебя нелегкая судьбинушка-то занесла… А, я-то все гадал, где же ты у нас теперь выплывешь…"

Петровский читал, а лицо его все больше каменело. Из статьи следовало, что этот американский парень известный в Штатах автогонщик вместе с другом, демобилизовавшись из резерва американского Авиакорпуса, поехал во Францию, а вот потом… Какая-то не до конца понятная полковнику мысль звенела в мозгу натянутой струной, пока Вершинин не отвлек его…

— Ты Вась, того… Нэ журысь, давай… Не погиб же он — в плену, вон, отдыхает. Да, может, это и не он вовсе… Может, ошибаемся мы, а?!

— Прямо сейчас поклянись мне Серега, что обо всем этом, как верблюд монгольский ты до гроба молчать будешь. И что любому в лицо плюнешь, кто тебе станет про это спрашивать и рассказывать. И запомни… Даже если мамке своей сболтнешь, ты мне больше не друг, Ильич!

— Да ты чего, Вась? Да я же…

— Верю… Не первый уже год с тобой вместе служим. Но свое слово коммуниста ты мне все-таки прямо сейчас дай.

— Иваныч я, конечно, все понимаю… У нас тут и без "Донжуана" секретов полно. И ты не просто так от него в бригаду письма те "испытательские" привозил. Я все это уже давно…

— Вот и не болтай зря, комиссар! Даешь слово коммуниста?!

— Ну, даю…

— Без "ну"…

— Ладно, Василий. Слово коммуниста. От меня это никому не уйдет. Чего делать-то будем?

— Ничего… Как тащили мы с тобой, Серега, службу, так и дальше потащим. Что рассказывали о нем, то и снова повторим.

— Вась, так он вроде того уже. В плену… Может уже всё там с ним?

— Заладил, понимаешь! "В плену", да "в плену"! Да хоть хрен в дыму! Не смей об этом трепать и все!

— Ну, а если кто другой его по такой фотографии узнает?

— Последний раз тебе, комиссар, повторяю. Плюнь тому в рожу, а за клевету на советского летчика, и за фашистскую провокацию, особистам сдай ту бестолочь. Сам сдай… Понял меня?!

— Да понял я, понял! Ну, а если немцы сами его расколют да нам же, уже как предателя и выдадут, тогда что?

— Хрен чего они расколют!!! Не такой человек Пашка! Он их с сотню раз вокруг хрена обведет и как курят безголовых отрубями накормит, пока они его там колют! А потом и вовсе сбежит нахрен от них, и нам же еще и расскажет обо всем. Ты, вот, сам про те "мессеры", что в Учебном Центре появились, и через которых мы шесть десятков пришлых считай, что розгами неделю гоняли. Вот что ты про них думаешь?

— Да купили их видать, когда пакт подписали…

— "Купили"?! Тьфу ты! Дьяка розгами лупили, и овса ему в дупу зашили! Пашкина это работа, к гадалке не ходи! От него это нам польский подарок. За всех за нас он там с шантрапой фашисткой дрался! Полтора десятка сбитых, и рейды к Герингу за шиворот, это тебе, Ильич, не хрен собачий…

— Да кто ж спорит…

— "Кто спорит". Ой, непростое у Пашки теперь задание, непростое… А мы с тобой… Проглядели мы все-таки с тобой, Сергей, этого героя. У меня-то в полку уже бы эскадрилью водил! А он, понимаешь, там за бугром за месяц капитана с низов выслужил, и семь наград заслужил. Угум… И это притом, что у себя дома он за Китай даже чахлой Звезды на грудь повесить не успел…

— А вот это ты брось, комбриг! Не пил бы он, и орден бы носил, и в комэски бы в свой срок вышел. Нечего тут все в одну кучу складывать. И ты его польские да штатовские цацки с нашими советскими наградами не ровняй!

— Ну, все теперь! Нашел, понимаешь, зануда, к чему придраться… Ты теперь еще епитимью на меня наложи! "Окормленец" ты наш бригадный…

— Ладно, проехали. Пойду я, всю злость на нас с тобой собранную, на кого другого выплесну…

— Во-во, это правильно! И ко мне того "козленка отпущения" тоже пришли. Рявкну на него разок. Глядишь, тоже отпустит. Это чтобы, значится, кровь-то наша командирская не дурнела…

— Шут ты, Вася, гороховый, а не комбриг. Вот, когда Локтионов к нам приезжал, мне ей же… ей, за тебя чуток даже стыдно стало. Как был ты у меня шпаной Тульской, так и остался. И какие ромбы тебе в петлицы не цепляй так ты все и останешься комзвена перестарком. Ну, нету в тебе настоящей генеральской основательности… Нету, хоть ты тресни!

— Иди-иди, "совесть ты наша". У меня нынче забот полон рот, еще и от тебя нотации слушать…

Та беседа оставила у полковника легкую оскомину грусти. Даже сейчас ему остро хотелось чего-нибудь сделать, но вот ничего сделать для Павла Колуна он не мог. А впереди в прицеле уже появилась взлетная полоса родных Скоморохов, умытая коротким октябрьским дождичком. И еще была работа, которая никогда не заканчивалась…

* * *

Начальник училища и по совместительству командир учебного авиаполка будущей реактивной авиации, приехав из Москвы, был ошарашен неожиданным известием. Оказывается, за время его отсутствия произошел инцидент, беспрецедентного разгильдяйства. В результате того инцидента, один из молодых инструкторов училища сейчас лежит в лазарете с тяжелыми травмами, полученными, кстати, в обстоятельствах никак не согласующихся с планом учебных мероприятий училища. После доклада начмеда училища военврача первого ранга Шостака о состоянии травмированного лейтенанта, наступила очередь выслушивать объяснения ответственного за эти "художества" заместителя. Клювообразный нос начальника хищно уставился в сторону монгольского ветерана…

— Что вы можете сказать в свое оправдание, товарищ майор?!

— Товарищ комбриг, дело не в оправданиях. Я виноват и готов понести наказание… По моему приказу в училище были начаты тренировки "принудительного покидания самолета" на толком не отлаженном тренировочном стенде. Из-за этого вчера лейтенант Васильков получил тяжелую травму при "катапультировании"… Но товарищ комбриг! Разрешите высказать, все, что я думаю по этой теме?

— У вас три минуты, майор Грицевец. Если вы меня сейчас не убедите, то я быстро найду вам замену! Мне такие заместители не нужны! Говорите, майор…

— Мы тут готовим из этих мальчишек будущих пилотов реактивных машин. Но до начала летной подготовки, настоящего понимания о риске не вырабатывается, ни у учлетов, ни у их инструкторов. А это неправильно! Когда нам читали лекцию о будущих особенностях реактивных самолетов, товарищ Еременко из ХАИ, многократно повторял нам, что из аварийных и подбитых машин, пилоты смогут выпрыгивать с парашютом только на скоростях не более шестисот километров в час. И что, сами новые самолеты будут летать до девятисот километров в час, и поэтому для них уже начаты работы по созданию катапультируемых кресел для принудительного покидания. Фотографии и чертежи нам показали, но, ни одной действующей катапульты нам не дали даже пощупать… Тут вроде бы все понятно — разработка процесс не скорый. Но в наших-то учебных планах, уже следующим летом стоят полеты ребят на реактивных учебных машинах. А прыгать с них как?! Или нам вовсе не надо об этом задумываться, в надежде на талант и настойчивость товарищей инженеров? Вот, поэтому, товарищ комбриг, вместе с другими инструкторами, я постоянно ищу способы повышения безопасности обучения наших учлетов…

— Значит, это "ради безопасности" вы приказали инструктору Василькову рисковать своей жизнью?!

— Так точно, товарищ комбриг! Именно для этого. И я сейчас попробую вам доказать, что на сегодняшний день это самый короткий путь…

"Зря, вы товарищ комбриг, так обо мне думаете! Я, конечно, мог бы ему, и приказать, но это было бы просто нечестно. А так, перед тем "прыжком" все инструкторы тянули жребий, для того, чтобы исключить эмоции. Ведь каждый из нас хотел лично первым испробовать то "кресло". Жаль только, что мне самому тот жребий не выпал. И еще очень жаль будет, если такую толковую тему всего из-за одного несчастного случая просто закроют. Но за все, что было сделано, оправдываться я перед начальством не собираюсь. Я был тут старшим, я и отвечу. Вот только уверен я, что очень скоро кому-то из ребят эти наши опыты спасут их юные жизни…".

Комбриг зашел внутрь огороженного дворика, в котором стоял тот самый злополучный тренажер, и недоверчиво хмыкнул. Кинопроектор сейчас не работал, но и так было понятно, что на белом экране перед кабиной должен был появляться вид из кабины летящего к земле сбитого самолета. Похлопав по борту макета двухместной кабины, Филин, задрав голову, осмотрел торчащие на расстоянии десяти метров высокие деревянные мачты, с натянутым между ними планерным амортизатором. Под которым, покачиваясь на ветру, сейчас болталось кресло обучаемого, закрытое с боков и сверху, обитой толстым войлоком, предохранительной алюминиевой рамой…

— И вот этой своей "детской рогаткой" вы так гордитесь? Что еще за ребячество, товарищи инструкторы?! Умнее вы ничего не придумали?

— Старший инструктор первого курса, лейтенант Симаго. Разрешите доложить товарищ комбриг?

— Докладывайте лейтенант.

— Сегодня, в нарушение запрета товарища майора, я лично опробовал этот тренажер. В трех попытках мной достигнут результат вполне приемлемый для начала обучения…

— Что?!!! Грицевец, ты сышал?! Да что же это такое?! Мне, что уже ни на день отсюда отлучаться нельзя?! Что за бардак ты тут развел! Может, вообще будет лучше заново набрать весь инструкторский состав? А, товарищи инструкторы?!

Начальство еще пару минут метало глазами искры перед вытянувшимися подчиненными, но затем успокоилось, и тут же, недоверчиво потребовало демонстрации. Глядя на Симаго, снова усаживающегося в подтянутое обратно к "кабине" катапультное кресло, Грицевец тяжело вздохнул. Сейчас все должно было решиться. Если Сергей сейчас получит, хотя бы малейший ушиб, Филин вставит им всем по первое число, но самое обидное, что о тренажере можно будет забыть…

В задней кабине инструктора в этот раз сидел начтех училища, военинженер Кобзарь. Прозвучала короткая команда. Щелчка открытия замка никто не расслышал. А когда кресло с пилотом пулей вылетело из кабины и несколько долгих минут танцевало, стабилизированное подтягивающим его обратно к самолету тросом, среди общей тишины звучали только "изумленные междометия" комбрига. Стоящие за его спиной командиры ВВС почти синхронно с облегчением выдохнули. А еще через пару минут, лейтенант Симаго строевым шагом подошел к нему для доклада…

Филин не зря до назначения в училище был одним из лучших начальников НИИ ВВС. Этого показа ему хватило, чтобы быстро оценить преимущества нового тренажера. Неизвестно, когда там расщедрится московское начальство на настоящие катапульты, но вот такая подготовка совершенно точно прививала будущим реактивным пилотам полезный навык выживания…

Но этот нервный день не закончился на столь счастливой ноте, потому что еще одна ситуация потребовала не менее мудрого начальственного решения. После обеда группа из тридцати командиров внезапно для себя оказалась в роли ценителей прекрасного. Это знакомый многим по согласованию учебных киноматериалов режиссер Гольдштейн привез им на "дегустацию" новый кинофильм. И ладно бы этот "шедевр" был одним из заказанных ранее учебных кинофильмов, но все оказалось значительно сложнее. Правда, выяснилось все это уже через полтора часа волнующего кинопоказа…

В кинозале зажегся свет, но напряжение читалось на лицах зрителей. Фильм всем очень понравился, но заявление режиссера, заставляло задуматься, и последовали вопросы…

— Товарищ режиссер, а почему вы перед показом не сообщили нам, что этот фильм не утвержден в Москве к прокату?

— Потому, товарищ Филин, что в этом случае вы могли вообще отказаться от его просмотра. А теперь я рассчитываю хотя бы получить ваш вердикт и пожелания…

— Гм. Тогда хотя бы расскажите, на основании чего третью серию "Соколов" не пускают в прокат?

— Вы же видели, с кем дрались в Испании наши советские добровольцы… И вы наверняка уже знаете, какие инструкции сейчас выдают по поводу всего, что связано с Германией после заключенного больше месяца назад "Пакта о ненападении". Вот вам и ответ — фильм оказался не ко времени. Еще полгода назад бы он пошел во всесоюзный прокат, как и первые две части…

— Мда, ситуация. Фильм-то правильный, а товарищи? Или кто-то считает иначе? Евгений Васильевич, ваше мнение, как комиссара училища…

— Если, как комиссара, то фильм нельзя пускать в прокат. Дело даже не в жестоких сценах про то, как франкисты живого советского летчика топором рубили. Там-то хоть главные ужасы за кадром остались. Дело не в этом… Вспомните товарищи. Мы ведь все понимаем, что заключенный недавно "Пакт" с Германией, заключен не просто так. Советская дипломатия связала этим документом руки буржуазным агрессорам. Франция и Британия, судя по газетным статьям, спят и видят, как бы столкнуть нас с Германией лбами. И значит, что? Правильно! Это значит, что этот фильм станет провокацией, способной разрушить международные усилия нашей страны, и стать причиной нарушения Германией договора…

— Да-а. Под таким градусом пикирования, советские зрители этот фильм не скоро увидят…

— Товарищ комбриг, а что если временно сделать его не художественным, а как раз учебным…

— То есть, вы майор, предлагаете, показывать его только в ВВС РККА?

— Даже не просто в ВВС, а как раз в особых частях вроде нашей. В Учебных Центрах, в школах воздушного боя и на курсах переподготовки командиров звеньев.

В этот момент со стороны расположенной слева от окна киномеханика массивной вентиляционной решетки, раздался негромкий мальчишечий возглас "Ура-а! Нам покажут!". На секунду опешившие инструктора-воспитатели, быстро сориентировавшись в ситуации, тут же кинулись ловить "малолетних шпионов"…

— А ну стоять! Я кому сказал!

— Та-ак. Вот, значит, кто у нас тут вместо уборки территории шпионит за своими командирами? Воспитанник Гандыба, и воспитанник Орловский?

— Мы, товарищ майор.

— Вам мало одного наряда, мечтаете о гауптвахте?

— Никак нет, товарищ майор.

— Погодите, майор Грицевец. Оба немедленно подошли ко мне!

— Товарищ комбриг, по вашему приказанию…

— Ну ка, живо рассказывайте, что вы тут успели вызнать!

— Мы тут эта… Вроде того, мы с Лехой просто хотели новый фильм заценить…

— Угу…

— Комиссар, эти двое по твоей части. У меня на эту парочку уже стопка докладов на столе лежит. Можем просто обоих отчислить, и перевести в Сибирь. Если, конечно, не сумеешь найти к ним подход…

— А ну, кругом "орелики", и за мной в ленинскую комнату шагом марш…

— Товарищ комбриг, разрешите доложить возможное решение этой проблемы?

— Опять это вы, Симаго?! Погоди комиссар. Ну и какое вы предлагаете решение, лейтенант?

— Я только уточню один момент, товарищ комбриг. И сразу вам отвечу.

— Уточняйте.

Сергей серьезным взглядом оглядел съежившихся в предвкушении командного воздействия нарушителей, и задал менее всего ожидаемый ими вопрос. Но оба на него ответили без раздумий…

— Как вам, ребята, просмотренный фильм, понравился?

— Так точно, товарищ лейтенант!

— Так точно! Правда мы не с начала его глядели…

— А с самого начала поглядеть его хотите?

— Даже на губу для этого пойдем, товарищ лейтенант.

— И ни разу не пикнем. Да мы за это готовы целый месяц плац подметать!

— Точно!

Отвернувшись от нарушителей, Сергей встретился с глазами начальства. Рядом с Филиным лицо Грицевца медленно расплывалось в улыбке. Он уже понял. Но Филин требовательно изогнул свою бровь.

— Товарищ комбриг, пусть эти "разведчики" расскажут остальным воспитанникам об этом фильме. И заодно донесут ваш приказ, что увидят его через пару недель, только те, из воспитанников, у кого с завтрашнего дня не будет ни одной тройки по учебе. И кто не будет иметь дисциплинарных взысканий. А чтобы среди них хитрецов не было, все кто за это время попадет в лазарет, для допуска к просмотру будут обязаны пересдать все пропущенное…

— Гм. Комиссар, как тебе это решение?

— Звучит необычно, товарищ комбриг. Но если за две недели ребятишки действительно серьезно подтянут учебу и дисциплину, то училище точно от этого не пострадает. И насчет самого учебного просмотра идея тоже хорошая. Думаю, выйдет из этого воспитательный эффект.

— Значит, принимаем это "непедагогичное" решение. Симаго, отведите ребят в расположение, а потом зайдите ко мне.

— Слушаюсь, товарищ комбриг! Гандыба, Орловский, за мной шагом марш…

К слову сказать, через две недели приехавший вместо Гольдштейна Чибисов, два дня подряд показывал кино, поделенным на смены воспитанникам. От комиссара училища он узнал, что отстающих, недопущеных до просмотра не оказалось. А сам Володя, выйдя из будки киномеханика в проход у стены, внимательно отслеживал реакцию учлетов на очередную серию киноэпопеи. Когда японские и фашистские пилоты с улыбкой на губах расстреливали колонны беженцев, и бомбили мирные города и деревни, Чибисову даже показалось, что еще чуть-чуть и в экран полетят камни из рогаток и другие предметы. Возмущению мальчишек не было предела.

А когда, после кино, шумно обсуждающие фильм ребята, уходили за своими воспитателями, главный оператор "Звезды", почему-то вдруг уверился, что и этот фильм еще появится во всесоюзном прокате…

* * *

Вильгельм потянулся и встал из-за стола. Работа казалась ему сегодня бесконечной. Гауптштурмфюрер прислушался к своим ощущениям, и недоверчиво хмыкнул… Судя по всему, с утра у его старой болячки был выходной. Хотелось бы ему порадоваться, но слишком уж хорошо он знал коварство своего давнего недуга. Только позволь себе чуть-чуть расслабиться, и вскоре будешь за это жестоко наказан. Вильгельм сделал несколько разминочных движений, помассировал шею ладонями, и снова вернулся за стол. Дел было много, но сегодня ему остро захотелось закончить работу пораньше, чтобы успеть собраться в дорогу. Мелькнула даже мысль, а не сходить ли с женой в какой-нибудь ресторан перед самым отъездом. Конечно, накопление денег не терпит даже эпизодических послаблений, но ведь, и отдыхать тоже необходимо. А тот вожделенный маленький альпийский отель еще столь далек, что забывая о своем здоровье, можно просто не дожить до воплощения этой мечты. И тут, затрещал зуммер, и телефонная трубка голосом шефа, моментально испарила из его души остатки мечтаний…

— Вилли, передайте все текущие дела Дитриху, вы нужны мне. У меня для вас есть срочное и непростое дело.

— Но, штурбанфюрер! У меня на сегодня слишком много дел по Судетам. Кроме того, мне вечером выезжать в Килль на инспекцию, объекта "Шторм". Уже утром я должен быть на верфи…

— Все это может подождать, Вилли. Зайдите ко мне прямо сейчас.

— Слушаюсь, штурбанфюрер…

Войдя в кабинет шефа, Вильгельм, щелкнул каблуками и, заметив, ответный кивок, присел к столу.

— Дружище, на вашем усталом лице крупными рунами проступает недоумение.

— Вы правы, я теряюсь в догадках, о причинах такой спешки.

— Смотрите сюда. Припоминаете вот это досье, Вилли? Да-да, то самое, что я в конце августа передавал ребятам Фишера…

— Хм. Да, знакомый номер… И я вижу, всего за месяц досье здорово распухло. Неужели же парни Герберта сумели накопать по тем американцам во Франции хоть что-то достойное вашего внимания?

— Представьте себе, дружище, большинство новых материалов по данной теме вообще не наши. Вот это получено нами от Пиккенброка из Абвера…

— Если вы решили меня удивить, то вам это вполне удалось.

— Ваше удивление смотрится довольно забавно, Вилли. Но, я хорошо вижу по вашим глазам, что как профессионал, вы уже начали просчитывать ситуацию. Ну ка, продемонстрируйте мне вашу испытанную интуицию, и попытайтесь предположить причины сегодняшней спешки.

Вильгельм задумчиво помассировал виски, и через полминуты твердо вернул свой взгляд шефу.

— Хм. Из досье я отлично помню намеки на польское происхождение обоих американцев (правда отец одного из них немец). Еще там было несколько упоминаний технических работ и планов этих юношей по разработке ракетных ускорителей для достижения мирового рекорда. Поскольку материалы досье дополнены Абвером-I, я могу предположить, что один или оба фигуранта отметились успехами в создании и использовании своих ракетных прожектов где-то в Европе. Вероятнее всего речь может идти о Польской кампании. Тем более, что примерно пару недель назад по управлению ходили невнятные слухи о наличии боевых ракет у Рыдз-Смиглы в районе Модлина. Ммм. Ну, и наконец, раз дело попадает ко мне, значит, один из или сразу оба американца вместе со своими ракетами уже в нашем плену, и сейчас вероятно решается вопрос об их использовании на благо Рейха… Штурбанфюрер, будь у меня чуть побольше времени, тогда и ответ на ваш урок мог бы быть полнее.

— Браво! Брависсимо, Вилли! Все пули в цель. Если не считать того, что ракет захватить не удалось. Но ваш талант и богатый опыт снова вас не подвели. Не зря уже столько лет вы занимаетесь этим направлением. С вашими-то мозгами, дружище, вы нигде не пропадете. Даже в тюремной камере под опекой нашего общего друга Бергмана из II-го управления.

— Благодарю вас штурбанфюрер. Я очень надеюсь, что до последнего дело не дойдет. Неужели уровень риска в этой операции столь высок, что вы решили этим намеком напомнить мне о секретности?

— Риск в нашей работе всегда есть, дружище. Но тут мы его делим с Абвером, а это само по себе рискованно. Представьте себе, эти солдафоны, даже во время операции по поимке Пешке не сумели сработать ювелирно. Потеряли больше половины своей группы, и спаслись чудом, только благодаря глупой ярости самого Пешке, и прикрытию наших ребят из группы, подготовленной "сорви-головой" Науйоксом…

— А сейчас, где этот Пешке?

— Вчера он прибыл из Дахтшайна, и пока сидит под охраной на нашей конспиративной квартире в Агусбурге. Но, надолго ли Абвер расщедрился, неизвестно. В итоге нам придется его им вернуть. Вот поэтому наш шеф решил вытянуть из этой ситуации по максимуму, ведь Пешке вхож в армейские и политические круги САСШ и Франции. Да, тут много интересных вариантов всплывает. Но пока это лишь желания шефа, и серьезно рисковать он не хочет. Так что, дорогой Вилли…

— Килль откладывается?

— И ваши Судетские дела тоже. Как видите, появились более срочные вопросы. С Польшей мы уже разобрались, но с захватом, хотя бы одной действующей польской ракеты, нашим "серым викингам" не повезло. А, значит, вам предстоит блеснуть своими талантами в Баварии.

— А почему все-таки Аугсбург?

— Ну, во-первых, как вы должны помнить, там имеются лаборатории Баварского технического университета, ведь до Мюнхена всего ничего. А во-вторых… Вы ведь отлично понимаете, что подпустить такого лиса, как Пешке к ракетным секретам Хейнкеля и Вальтера было бы вершиной глупости. Ну, а у вашего тезки Мессершмитта помимо заводского сдаточного аэродрома в Аугсбурге имеется небольшая площадка для тренировочных полетов испытателей. Рядом расположено стрельбище артиллерийского полка. Там еще есть ремонтные мастерские, и ваша задача за день-другой превратить эту дыру в подобие "секретного испытательного центра". Просто закажите для этого Пешке пороховых ускорителей взлета на заводе Бахема, и отправьте туда же нескольких авторов тупиковых технических заявок вместе с незначительным количеством оборудования и материалов. Генерал Мильх из RLM не должен нам в этом отказать. И вот в том "заповеднике" пусть Пешке и резвится. Кстати, на имя Мессершмитта, Пешке точно клюнет, а начавший на Аугсбургском заводе свой проект Липпиш из DFS присмотрит за результатами работ самого Пешке. Разумеется, открыто пускать в этот "центр" Липпиша, мы пока не планируем…

— Хм. Штурбанфюрер. Задание в целом, понятно. Часа два потребуется на краткое изучение новых материалов из досье. Я могу приступать?

— Не торопитесь гауптшурмфюрер. Есть несколько важных нюансов. Взгляните ка еще вот на эти фото…

С первой фотографии на Вильгельма иронично смотрело красивое женское лицо, подпись на обороте сообщала, что запечатлена на фото, мадам Гальван из "Чикаго Дейли Ньюс". На второй фотографии было испуганное лицо молодой девушки, почти девочки. Подписи на втором фото не было. Гадать не имело смысла, и Вильгельм деловито переспросил…

— Его любовницы?

— Судя по вот этой статье в Чикагской газете, написанной об этом Пешке-Моровском, ловелас он изрядный. И якобы младшую из этих девиц он "сорвал" еще когда раненым выбирался из нашего тыла в польской Померании. Но на допросах обе дамы утверждали, что та статья лишь художественный вымысел, а сам Пешке, ни на одну из них даже не взглянул, как на объект достойный приложения его усилий.

— Гм. Если планировалось его ими шантажировать, то вряд ли из этого выйдет что-нибудь путное.

— Все было бы столь просто, дружище, если бы мадам Гальван не проговорилась как-то во Львове нашему венгерскому агенту "Цапле", что она знавала год с лишним назад одного очень похожего на Пешке внешне человека. Причем, познакомилась с ним журналистка в Китае среди русских добровольцев, и даже имела непродолжительный роман. Вот только она почему-то асолютно уверена, что это был не Пешке. В общем, история запутывается…

— Я бы сказал, что история превращается в какую-то бульварную новеллу.

— Тем интереснее вам будет распутать весь этот клубок, мой дорогой Вилли. Предварительного доклада я жду от вас через три дня, когда вы переведете Пешке в тот "секретный центр" под Аугсбургом.

— Штурбанфюрер. Разрешите идти.

— Да-да. Кстати не забудьте забрать обеих девиц в "санаторном коттедже" Бергмана, вам с ними еще работать.

— Не забуду, штурбанфюрер.

— Удачи вам, Вилли…

Вильгельм задумчиво покинул кабинет своего патрона, зажав досье под мышкой. Теперь нужно было срочно отловить Дитриха, чтобы передать ему текущие дела, и вплотную заняться новой интересной историей. Для похода с женой в ресторан сегодняшний день явно не годился…

* * *

Энергичный взлет, и оперенная пламенем двухвостая машина, быстро исчезает из глаз наземных наблюдателей. Под крики зрителей, самолет стремительно проскальзывает между огромных облачных айсбергов и снова исчезает за белой пеленой. Через несколько минут машина возвращается на полосу, и со свистом садится на бетонные плиты. Снова взлет, и самолет свечой поднимается вверх на высоту трех километров. Но вот огонь из сопла гаснет, аппарат валится на нос, и встревоженный гомон стартовой команды врывается в повисшую тишину. В небо уходят три зеленые ракеты — сигнал на немедленную посадку испытателю. От диспетчерской вышки уже несется красная пожарная машина. Напряжение беззвучно нарастает, но рыскающий в безмоторном пикировании прототип, вдруг ускоряется. Секунда и от его хвоста снова валит дым, сменяющийся ровным огненным факелом. Запустившая свой реактивный мотор крылатая машина уверенно заходит на посадку, но люди внизу все еще встревожены. Шасси снова касается бетона, закрылки выпущены. Факел между хвостовых балок гаснет, и скрип тормозов венчает этот волнующий момент. К аппарату несется толпа людей. Стефановского вынимают из кабины и качают. Вверх летят шапки. К группе высоких гостей подбегает с докладом начальник аэродрома с петлицами старшего лейтенанта госбезопасности, но нарком резко прерывает доклад…

— Что с самолетом?! Почему во втором полете двигатель выключался?!

— Товарищ народный комиссар, испытатель доложил, что на наборе высоты он в кабине услышал странный стучащий шум, приборы показали резкое увеличение температуры. Тогда испытатель решил выключить мотор во избежание пожара. Когда же самолет развернулся в сторону полосы, летчик решил попробовать запустить двигатель, и у него получилось. Посадка прошла успешно…

— Товарищ Берия, позовите летчика сюда к нам, пусть расскажет о происшествии…

— Слушаюсь, товарищ Сталин. Старший лейтенант, срочно привезите к нам испытателя.

— Есть привезти испытателя!

Сталин снял фуражку и провел ладонью по волосам. Октябрьское солнце словно подмигивало сквозь частые кучевые облака, намекая на кратковременность летной погоды…

— А почему этот самолет назвали "Посейдоном"?

— Изображение самолета в плане напоминает трезубец, товарищ Сталин. Трезубцем дрались римские гладиаторы, греческий бог Посейдон и римский бог Нептун.

— Трезубец, товарищ Давыдов, если не ошибаюсь, это еще и символ украинского национализма…

— Товарищ Сталин. У Трезубца много вариантов символического значения, и, по-моему, не стоит насовсем отдавать националистам этот древний и красивый символ…

— Пожалуй, вы правы, не стоит.

В этот момент из открытой дверцы подъехавшего "ЗИСа" появился испытатель, и быстро подошел к начальству. Не дожидаясь официального доклада, Вождь первым поинтересовался…

— Товарищ Стефановский, а что вы нам можете рассказать об этом вашем "Посейдоне", и почему вы выключали мотор во время полета?

— Товарищ Сталин. Мотор я выключил, когда по ряду признаков понял, что может начаться пожар. На "Горыне" такое уже случалось в полетах с опытными "Кальмарами". Думаю, уже сегодня товарищи инженеры расскажут нам, в чем там на самом деле проблема. Но главная задача испытателя в таких вот вылетах, сохранить самолет и вернуть его для дальнейшего изучения на землю. Эту задачу я выполнил — самолет остался цел, и смог вернуться на аэродром. Что касается моей оценки самолета, то как испытатель, я могу лишь отметить, что машина быстро набирает скорость, и должна иметь хорошую скороподъемность. С устойчивостью и горизонтальной управляемостью работы еще предстоит много. Шасси работает хорошо. И на разбеге, и на пробеге, из-за носового колеса обзор очень хороший и раскачки почти нет. Но, на мой взгляд, серьезные выводы по самолету делать еще слишком рано…

— А как вы считаете, немецкие "мессершмитты" смогут на равных драться с вот такими самолетами?

— Те "мессеры", которых мы получили из Польши, на виражах, наверное, не уступят "Посейдону", но вот по скорости и вертикальному маневру догнать его они уже не смогут. Горизонтальная скорость "Посейдона" с убранными колесами уже сейчас превышает шестьсот. И это с учетом плохо закапотированных створок опытного шасси. Получим шасси из Голландии, наверняка отыграем еще полсотни километров. А с учетом перспектив получить усовершенствованные серийные "кальмары", я уверен, "посейдоны" разгонятся и быстрее семисот километров. Могу предположить, что уже через год, в случае нападения на нашу страну, Люфтваффе сами окажутся в затруднительном положении. Во всяком случае, закрыть нашей авиации небо они не смогут…

— Спасибо вам, товарищ Стефановский, за ваш интересный рассказ о самолете. Вы можете возвращаться к инженерам, и продолжать вашу работу. Всего вам доброго.

— Всего доброго, товарищ Сталин. Товарищи.

Пока генсек чуть в стороне отдавал какие-то указания секретарю, споры в группе гостей вспыхивали несколько раз. Ворошилов считал, что уже можно и нужно начинать серийное производство реактивных самолетов. Пока враги не успели первыми. Берия и Молотов уговаривали его не торопиться. Ведь на подходе было еще несколько прототипов других схем, первые полеты которых были запланированы на ноябрь-декабрь этого года. Наконец Вождь вернулся, и дискуссия смолкла. Перед самым отъездом Сталин подвел итог "смотринам"…

— Ну что ж, товарищи. То, что мы сегодня увидели и услышали, это очень хорошие новости. И хотя по сообщениям из-за рубежа, у англичан и немцев уже есть подобные прототипы, но мы их пока все-таки опережаем. Харьковские "Кальмары" уже выпускаются малой серией, и в ближайшие полгода у нас должно появиться еще несколько опытных реактивных самолетов. Как мы все видели, летчики-испытатели делают свою работу хорошо. Если и товарищи инженеры сдержат свое слово, то уже в начале следующего года мы сможем сравнить несколько реактивных самолетов, и принять решение о серийной постройке самых лучших из них.

Когда высокое начальство отбыло восвояси, и охрана перестала напряженно контролировать каждый шаг и каждое движение наземного и летного состава испытательного центра, хозяева, наконец, смогли вернуться к спокойной работе. Подъехавший автокран, снял с планера отработавший свое ТРД, и погрузил его на специальную подрессоренную телегу. Галдящая группа техников и инженеров покатила мотор к ангару лаборатории. До надежного результата работе по созданию советской реактивной авиации было еще далеко…

* * *

В особняке под Аугсбургом горел свет. В первый день Вильгельм специально не стал встречаться с назначенным для разработки объектом "Люфткоммет". Для начала он провел серию встреч с местными коллегами ответственными за режим и снабжение будущего секретного объекта. Потом настал черед предварительных бесед со свидетелями. Как раз сейчас гауптштурмфюрер внимательно прокручивал запись одной из бесед. Перед встречей с объектом, ему хотелось еще раз составить о нем представление…

— Фрау Гальван, я прошу вас, постарайтесь как можно точнее вспомнить, чем похож, и чем непохож, ваш старый знакомый Пол Коулн на вашего нового знакомого Адама Пешке, которого в Польше звали Моровский.

— Бессмысленное занятие, искать сходства и отличия между двумя такими разными людьми! Они во всем разные. Во всем, понимаете?!

— Но, вы же, сами говорили, что они похожи как два брата близнеца. Ведь говорили?

— Говорила. Ну и что?! Два внешне похожих человека, во всем остальном отличаются, как небо и земля! Хотите знать, что их отличает?!

— Именно это, я и прошу вас рассказать, дорогая фрау Гальван…

— Улыбка! Коулн улыбается, как нашкодивший мальчишка-школяр пытающийся очаровать недовольную его поведением учительницу. А Моровский улыбается, как старик, уже прощающийся с семьей и друзьями перед смертью. Пфф!!! Меня бесила эта его манера! И ведь он делает это на полном серьезе. Сначала я тоже думала, что он придуривается, и только корчит из себя бывалого мужчину, но вскоре поняла, что это совсем не поза…

— Возможно, он просто хороший актер…

— Вы не понимаете! Он действительно живет через силу! Словно он все это уже видел, и жить ему теперь просто не интересно. С чего я это взяла?! Я брала интервью у дяди его матери Вацлава Залесского. Старик сказал, что парень сильно изменился после смерти матери в 34-м. В тот год он узнал о предательстве своего покойного отца. И вот с тех пор он перестал верить людям. Теперь в его сердце лед, он ищет утешения у женщин, которые ему не нравятся, и постоянно рискует, как будто бы сам ищет смерти. А тот русский радовался жизни, словно студент первокурсник, торопящийся попробовать все в этом мире. Он наслаждался любовью и вечеринками. И даже свои опасные военные приключения, он воспринимал как азартную прогулку. А для Моровского война это ступень к чему-то недостижимому. Азарт ему чужд… А вот чего он хочет не знают даже его близкие приятели! Может быть, убивая других людей, он наивно пытается отомстить за смерть своей матери. А может, стремится поскорей попасть к ней на небеса.

— Однако, несмотря на эти его рискованные поступки, покончить с собой Пешке не торопится.

— Жаль вы не видели его последний бой с вашими агентами на Львовском аэродроме. Он бросался под выстрел, и кричал о своем бессмертии! Вы меня спрашивали, не влюблена ли я в него?

— В тот раз вы это отрицали…

— Я и сейчас скажу, что не влюблена в него. Да, вначале я ревновала его к той польской соплячке! Это было. Тогда я еще видела в нем, двойника красавчика Коулна. Я еще не понимала, что Моровский болен, и болезнь его, по-видимому, не лечится. Три львовских красавицы не смогли этого изменить. А когда его раненного запихивали в люк самолета, мне вдруг стало стыдно за свою ревность. Он сумасшедший. Он достоин сострадания, но жить с ним не сможет, ни одна нормальная женщина!

— Успокойтесь, фрау Гальван. Выпейте воды. Не нужно так волноваться. Мы не хотим причинить Пешке вреда. Когда он ответит на все наши вопросы, мы просто отпустим его домой. Но если он окажется слишком упрямым, вы ведь поможете нам, его уговорить?

— Я постараюсь, но он вряд ли меня послушает. Я для него чужая. Это милашка-Пол мной восхищался, а Моровский за что-то презирает. Как будто винит меня в чем-то…

— Вы не спрашивали его о причинах этого неприятия?

— Вот еще! Я слишком горда для этого…

— Ну, что ж. Благодарю вас за приятную беседу.

— Да уж. "Приятная" беседа. Вы не сказали, когда меня отпустят.

— Уже скоро, фрау Гальван. Но до вашего отъезда мы еще побеседуем с вами. Идите, пока отдохните, фрау Марта проводит вас…

Вильгельм оторвался от прослушивания магнитофонной записи, и ответил на телефонный звонок.

— Слушаю вас. Что?

— Прогулка закончилась? Отлично!

— Да-да, прямо сейчас приведите ко мне заключенного. Я жду его.

— Нет, оставьте нас одних. И пусть разговор пока не записывается. Я сам подам сигнал на начало записи.

Через пять минут дверь без скрипа открылась, и через порог переступил молодой парень в американском капитанском мундире. Взгляды гостя и хозяина кабинета встретились. Павла не отвела глаз. Чуть полноватый мужчина в эсесовской форме поднялся из-за стола навстречу гостю.

— Проходите герр Пешке. Хотите чаю с печеньем?

— Благодарю вас, я уже поужинал. Много есть вредно.

— Вы правы, чревоугодие, грех. Тогда просто присаживайтесь, где вам удобно.

— Вот здесь у окна с вашего разрешения… Герр…?

— Пожалуйста-пожалуйста. И зовите меня герр Лемке.

— Как вам будет угодно, герр Лемке…

В душе Павла хмыкнула созвучию фамилии следователя гестапо и одного персонажа из культового советского приключенческого фильма. Павла оглядела кабинет. На допросную камеру, помещение явно не тянуло. Больше всего оно напоминало ей библиотеку. Вдоль стен было несколько книжных шкафов, а на широком столе лежали какие-то бумаги. Цепкий взгляд летчика моментально выделил набранную русским шрифтом газету. На первой странице газеты была не очень четкая фотография, которую Павла неожиданно для себя сразу же узнала. Это был тот самый снимок, который сделала та "сушеная мымра" в Харьковской школе во время стихийно прошедшего митинга. Тот момент уже почти забылся, но сейчас Павла все вспомнила. В голове Павлы была спокойная пустота. Когда она оторвалась от разглядывания своей фотографии, и подняла глаза на офицера, то увидела на его лице ироничную улыбку…

* * *

На единственной в своем роде французской зарубежной авиабазе "Мурмелон", раскинувшейся среди украинских полей и лесов, царила скука. В трех построенных своими силами кабачках "Париж", "Прага" и "Нью-Йорк" чаще всего подавали водку с пельменями или борщом. Иногда остающиеся среди местного населения энтузиасты чешской, французской и американской кухни радовали своих товарищей по вынужденному отдыху какой-нибудь поварской экзотикой. Но, как правило, еда была простой и незамысловатой в полном соответствии с местными традициями. Слова "блины" и "вареники" уже давно выучили все, и коверкали каждый на свой лад. Поляки, вступившие в "Сражающуюся Европу" в кулинарных соревнованиях не участвовали, и своего бара не имели. Да и настроение после падения Варшавы у них было совсем не творческое…

В этот раз в отдельном кабинете штабного барака Добровольческой армии собрался почти полный состав командования. Несмотря на относительную свободу (любой из офицеров мог съездить прокатиться на поезде до Москвы), вынужденное безделье угнетало. К тому же прилетевший на русском дальнем самолете из Шербура полковник Амбруш принес не слишком утешительные новости…

— Как тебе перелет Ян?

— Было прохладно. Впрочем, только над морем мы летели на семи тысячах, а ближе к Дании опустились на пару тысяч ниже, и стало немного комфортнее.

— Главное, что вас по дороге не беспокоили швабские "ягеры". А то ваш "итальянец" не долетел бы до цели.

— А причем здесь Италия?! Насколько я знаю машина русская.

— Не совсем, Людвик. Русские пилоты рассказывали, что строил ее итальянский коммунист Бартини, живущий здесь. Жаль грузоподъемность у этой "стальной семерки" небольшая, да и летают они всего раз в неделю. Так что, кроме раненых мы никого не можем переправить этой тропинкой.

— Ян не слушай нас, продолжай свой рассказ. Судя по твоему лицу, приятных новостей немного.

— Вы правы Эдуар. Есть важные новости, господа. И все они довольно мрачные. Я вчера приземлился в Смоленске, поэтому узнал их раньше вас… В Финляндии, случилась трагедия с нашим эшелоном. В той катастрофе погибло несколько добровольцев, многие получили ранения.

— Как это случилось?!

— Какие-то террористы подорвали путь. У русских тоже есть жертвы.

— Из этой истории торчат уши швабских овчарок. Та же картина что и в Румынии.

— А что случилось в Румынии, Иван?

— В Румынии был выкраден, и увезен в неизвестном направлении поручник Голуб. Он сопровождал наших раненых зенитчиков, и собирался отбыть через Констанцу во Францию.

— Мерзавцы! Они не смогли победить нас в честном бою, и теперь подло мстят добровольцам, методами наемных убийц!

— Это еще не все Людвик, дослушай. Так вот, друзья. Русский теплоход "Кооперация", отвозивший первую группу добровольцев, также подорвался на мине на выходе из Датских проливов. После этого он с трудом доковылял до Гавра, и встал на ремонт. Я как раз узнал об этом перед самым отлетом. Так что следующая отправка из России, откладывается на неопределенное время.

— Похоже мы в ловушке?! Хорошо, что русские не морят нас здесь голодом. Но, сколько же, это безделье будет продолжаться? И что нам делать?!

— Мы еще можем вылететь во Францию самолетом.

— Каким? Авиация Республики сейчас перестала летать над Балтийским озером, из-за сильных заслонов Люфтваффе. Кстати, по той же причине командование флота не пускает "Беарн" в Датские воды.

— Ну, а русские пассажирские рейсы?

— Гражданские машины русских возят своих пассажиров с посадками через Швецию, но это тонюсенький ручеек. Они, готовы нас перевезти, но просят отсрочки для первичной отправки своих рейсов. Есть вариант добираться через Восток, но это долго.

— И что будем делать, друзья?

— Русские предлагают нашим офицерам месячный контракт в Центрах переподготовки их младших офицеров в качестве инструкторов. Кое-кто и тех, кому все равно, чем заниматься, уже дал предварительное согласие.

— И хорошо они платят?

— У поляков было примерно столько же, но там была доплата за риск и сбитых.

— Держу пари, что тех, кто согласился, куда больше прельстил обещанный отдых на Таврийском курорте по окончании контракта. Русские красавицы в купальниках…

— Какие могут быть купальники в ноябре?

В комнату постучали, и на пороге появились две улыбающиеся молодые женщины из столовой с судками с едой.

— О, ля-ля! Ян, твой сон оказался в руку.

— Бонжур, красавицы!

— На здоровье, мсье.

— Кушайте, пожалуйста.

— Благодарю вас, мадемуазель.

Меню столовых, отличалось лишь отсутствием водки и сливовой настойки. Вместо нее был местный квас в любых количествах и пиво, от которого чехи впадали в минор, а остальные добровольцы просто были не в восторге. Но в штабе армии был свой запас алкоголя и бокалы, поэтому проблемой это не было. Некоторое время соратники неторопливо насыщались, перебрасываясь короткими фразами. Под коньяк, беседа продолжилась. Начштаба продолжал отвечать на вопросы о поездке.

— Как там наш испытатель?

— Представьте себе, друзья, Костя не скучает. Пока он принял эскадрилью "Хоков", и перебрался поближе к Мажино. Часто летает и уже сбил двоих бошей. Кстати с его подачи "Луары-46" из резерва перевели в штурмовую авиацию. И сейчас уже несколько эскадрилий регулярно захаживают на германскую территорию и бомбят их армейские части прикрывающие границу.

— Выходит, наш опыт не пропадает даром.

— Костя периодически сам их наводит на цели, а теперь планирует передать их Пьеру, благо Дестальяк прибыл на той самой "Кооперации".

— Все правильно, Пьер же привез несколько "Луаров" в польском штурмовом варианте. После замены моторов они еще себя покажут.

— Рассказывай дальше. Какие перспективы у Розанова и Дестальяка?

— Ну-у, майора Розанову дали еще в сентябре. К зиме он может догнать Людвика по званию.

— Хм. Да и на здоровье!

— Дестальяку польское звание майора штаб ВВС тоже подтвердил. Ну, а тебя Эдуар, судя по всему, ждет пост командующего над всей авиацией резерва…

— Что-то ты не слишком доволен этим…

Все лица повернулись в сторону генерала, и Корнильон-Молинье, задумчиво промокнув салфеткой рот, рассеянно ответил.

— Не знаю, не знаю. Что-то не торопится наше командование в Париже воевать с бошами на Саарском фронте. Что значат несколько стычек в небе, по сравнению с полным бездействием наземных войск? И какой тогда смысл сейчас возвращаться?

— Ты думаешь, войны вообще не будет?

— Я же сказал, что не знаю…

— Гм. Похоже "лайми" снова обманули всех, и командование в Париже просто опасается воевать с Гитлером в одиночку.

— Очень на то похоже. Не забывай, что еще ходят слухи, будто Лондон лелеет мечту стравить "усачей" между собой. Если Адольф бросится на Иосифа, то Чемберлен наверняка заключит с первым почетный мир.

— Эта старая каналья всегда пытался решать британские проблемы за чужой счет. Вспомните, как в Мюнхене они сдали наши Судеты Рейху, повизгивая от восторга и бахвалясь, что подарили Европе мир на долгие годы. Ну и где их долгие годы мира?!

— Успокойся Людвик. Мира нет, и не будет. В Версале и Мюнхене было совершено много ошибок.

— Жаль только, что расплачиваются за них не политики, а народы. Но ты слишком расплывчато ответил на вопрос, Эдуар. Куда нынче показывает твой компас?

— Пока не знаю, друзья. Если на Западе начнутся настоящие бои, то я не стану долго раздумывать, и вернусь защищать Отечество. А пока меня занимают тренировки с русскими и политический анализ.

— Вот как? И что ты сейчас анализируешь?

— Например, политические слухи. Вот, кто из вас обращал свой взор в сторону Медитеррании?

— Хм. А что слышно нового оттуда?

— Да, вот, мы тут с полковником Винаровым выписали разных новостей. Я же, как командующий нашей Добровольческой армии, обязан разбираться не только в военной, но и в политической обстановке. Так вот, по моим расчетам, что-то интересное вскоре произойдет на Юге.

— В Африке или в Турции?

— Думаю, генерал имеет в виду, греческие дела. Я прав?

— А я думаю, что война между Грецией и Италией маловероятна, они же обе относятся к странам Оси. Но давайте, послушаем Эдуара.

— Судите сами, друзья. Проблемы там растут, как снежный ком. Буквально в 20-х числах сентября в Афинах и Солониках прошли первые волнения, и даже отмечены случаи поджогов имущества итальянцев. Теперь там народ гудит каждую неделю. Генерал Метаксас, конечно, правит жесткой рукой. Но хотя он и дружит с Римом, каждый раз его извинения за нанесенные Риму оскорбления, звучат все менее убедительно…

— Спорно, но продолжай.

— Благодарю. Далее. Неделю назад в Адриатике на мине подорвался, и затонул югославский миноносец "Загреб". Вроде бы винить некого, но югославы предъявляют претензию Супермарине. А буквально вчера итальянские истребители с базы на Родосе атаковали бортовым оружием, и потопили пару греческих рыбацких судов. Греки не остались у них в долгу, и южнее этого острова состоялся первый настоящий воздушный бой. Обе стороны заявили о сбитых аппаратах противника, но своих потерь не признают. А? Каково?!

— У них еще есть время замять это конфликт. Да и Гитлер может выступить посредником.

— Я уверен, дипломаты долго не смогут сдерживать генералов, и в ближайшие недели Рим полезет решать "греческую проблему" своими загребущими лапами.

— Опять Дуче лезет в чужой огород! Мало ему Эфиопии!

— Да, друзья, аппетиты фашистов могут только расти. В скромности они никогда не были замечены. А Гитлер, скорее закроет на это глаза. Если бы он успешно вел свою войну на Западе, то мог бы указывать своему другу как вести дела, а сейчас тот в своем праве.

Генерал затянулся сигаретой, и выпустил над столом дымовые кольца. Некоторое время царило молчание. Наконец Будин первым нарушил его.

— И что же дальше? Что делать нам? Скрестить крылья с Аэронаутикой над Медитерранией?

— А какой у нас сейчас есть выбор? Либо найти себе противника по силам, либо снова сидеть в Парижском кабаре, ожидая нового случая надрать хвост всем этим мерзавцам. И когда выпадет такой случай, не знает никто. В общем, я тут переговорил с русским командованием в лице мсье Молотова. В случае начала войны на Юге, они готовы нам помочь с фрахтом кораблей до Архипелага. Мало того, они предложили на обмен свои самолеты.

— Что значит "обмен"? И какие именно аппараты?

— Предлагают нам, по своей традиции "махнуть, не глядя", все наши немецкие трофеи, вместе с пятеркой оставшихся "Харриккейнов" и всеми поврежденными "французами" на полсотни новых "москас", которые "Поликарпов-16 тип 19" с закрытыми кабинами. Скорость за 480 и 17 секунд виража гарантируются. Плюс по одному запасному мотору к стандартному ЗИП.

— Я слышал, на этих "москас" уже стоят авиапушки, но где мы найдем к ним в Греции боекомплект?

— Русские не мелочатся. Они предложили нам по две тысячи снарядов на каждое орудие, а вместо синхронных пулеметов Шпитального, поставят "Виккерсы". Кроме того, они готовы предоставить нам по полсотни летных часов на переучивание здесь в своем Тренировочном Центре. Ну и все польские "Пулавчаки", перелетевшие с нами, мы тоже можем забрать с собой.

— Мда-а. Глупо отказываться от таких подарков. Но меня заботит, реальность переправы наших сил на полуостров. А вдруг турки заартачатся, и не пропустят русский корабль через проливы?

— Думаю, русские найдут способ сдержать обещание. В Испании на них можно было положиться. К тому же они столь же сильно не любят фашистов, и оккупация Греции их точно не устроит.

— А если не все добровольцы захотят участвовать в этом "турне"?

— У нас Добровольческая армия, друзья. Поэтому, кто захочет вернуться в Европу другим путем, просто будут ждать оказии в "Мурмелоне". Договор аренды с русскими действует до начала мая…

Дискуссия еще несколько разгоралась за столом, но перед сном штаб пришел к единому мнению, о необходимости подробных переговоров с "хозяевами дома". Для принятия такого решения одних телефонных переговоров было явно недостаточно. И на следующее утро делегация "Сражающейся Европы" выехала поездом в Москву…

* * *

После недавнего совещания в ставке Фюрера, Геринг три дня отказывал Канарису в беседе. Передав командование начальнику штаба, он улетел в Каринхале и заблокировал всю внешнюю связь. Однако вскоре, по своим каналам, адмирал выяснил, что двухдневный запой "наци N2" наконец завершился, и он снова передал свою просьбу. Встреча с фельдмаршалом состоялась в Рёхлине. Геринг не зря так долго общался с дипломатами, не смотря на всю свою внешнюю простоту, держать "хорошую мину" он умел. После интересной экскурсии, гостей из военной разведки свозили на полигон, где как раз испытывались захваченные в Польше аппараты. Канарис не спешил с важными вопросами, и как всегда начал с политических слухов. Вот только благодарного слушателя в этот раз не было. Геринг его слушал слегка набычившись…

— Не печальтесь, фельдмаршал, все наладится. Фюрер вскоре забудет о своем раздражении. Вспомните, что помимо вас на совещании досталось даже Рейхсфюреру с Рейхсминистром пропаганды. За тот исход "еврейской орды" из Варшавы в Россию, под пристальными взглядами нейтральных наблюдателей, они еще легко отделались. Но Фюрер как всегда прав, таких досадных проколов допускать нельзя. После Рейхстага и Бромберга это самая крупная наша неудача. Кошмар! В глазах свободной прессы немцы теперь "убийцы и гонители школьников"! Теперь на нас смотрят косо, и это довольно обидно сознавать после прошлогодних успехов. Да и вообще в последнее время много наших планов было нарушено. Мой Абвер, кстати, тоже не избежал критики Фюрера…

— Хватит меня утешать, Вильгельм! Лучше скажите мне, когда вы с вашим хваленым Абвером начнете, наконец, вовремя, снабжать и Люфтваффе и Вермахт сведениями о военно-технических успехах врагов Германии?!

— Вы все еще яритесь по поводу того ночного налета на столицу, и совершенно напрасно. Это примерно как если бы Браухич взъелся на Абвер из-за применения поляками бутылок с "греческим огнем" против танков. Ничего нового ведь не появилось. Ракетные опыты известны уже тысячи лет…

— Не передергивайте, Канарис, "Польские этажерки" совсем новое оружие! А вы его бездарно проморгали!

— Мы все совершаем ошибки. Но вы, дорогой Геринг, сейчас просто зря срываете на мне свою злость. Разве после атаки теми "этажерками" железнодорожных узлов в сентябре, вы сами не могли бы догадаться, куда еще могут угодить такие "подарки"? В том, что в этот раз пострадали столичные заводы, винить уже некого. Надо вознести хвалу небу, что удар пришелся не по Рейхстагу. Шесть тонн взрывчатки это совсем не шутки, но на пути к цели обе медлительные черепахи ползли лишь со скоростью ваших "тримоторов". Будь у вас хорошо налаженная служба ночного перехвата, и последний польский воздушный прорыв бы не стал сюрпризом.

— Канарис все равно за вами долг. Это ведь вы прозевали французскую и русскую помощь Польше. А значит, из-за вас не только Вермахт, но мои Люфтваффе понесли такие тяжелые потери!

— Вы сгущаете краски, мой дорогой фельдмаршал. Судя по вашему собственному докладу Фюреру, все не так уж плохо. Из потерянной Люфтваффе тысячи самолетов, большая часть вернется в строй.

— Адмирал не прикидывайтесь наивным, это вам не идет. Вы прекрасно умеете читать между строк. Из тех шестисот машин, что сумеют восстановить на ремонтных базах и заводах, нормальным летным ресурсом будет обладать не больше сотни. Все остальное хлам, который придет в негодность после нескольких боевых вылетов. Так что за вами долг!

— По долгам я всегда расплачиваюсь, дорогой Геринг. Неужели вам мало того, что я вам передал по Франции, Голландии, Бельгии и Египту. Да и наш с вами Ровель уже не в первый раз докладывает, о том, что Франция снова в апатии. Сидят себе в обороне и не планируют ничего серьезного. Похоже, бритты в этот раз играют за нас. Как Вы думаете, не пора ли с ними заключить мир?

— Пусть об этом думает Фюрер. Мои "эксперты" пока ежедневно защищают побережье. И, судя их по докладам, британцы не очень торопятся сворачивать свои налеты. Они потеряли уже почти сотню своих "Уиттли" и "Веллингтонов", но все никак не успокоятся. Им нужно преподать хороший урок, и лишь потом вести переговоры!

— В этом вы правы. Бритты договариваются только с сильными противниками. Вспомним историю. С Вашингтоном они стали наводить мосты, только после того, как Корнуолиссу хорошенько надрали хвост…

— Но атаковать Британию, пока Франция не выведена из войны это глупость!

— И в этом я с вами соглашусь. Бритты ведь все равно пустят впереди себя "мясо по-французски". И судя по намекам Браухича, на этом театре нам придется дожидаться весны. А вот в Греции уже сейчас намечается нечто неожиданное. Похоже, Дуче облизывается на Элладу. Вот этого бритты ему точно не спустят.

— Дуче сделает большую глупость, если полезет туда. К тому же у лайми в Египте довольно сильный флот, но вот наземных войск маловато. Но для Германии воевать на два фронта, с дружественной страной, когда греки и без того колеблются. Пока они еще думают, кому глядеть в рот, нам или британцам. После атаки Дуче все их колебания закончатся…

— Тем важнее, стукнуть островитян по носу до того, как они смогут прийти на помощь своему союзнику…

— Меня больше волнует Франция. Они под боком, а не черте где. И вот им британцы могут помочь гораздо быстрее.

— Ну, дорогой Геринг, не забывайте, что британское могущество опирается на Индию. Поэтому, если Фюрер захочет поставить Британского Льва на колени, то без Суэца и Африки, это решение не будет надежным. А для ваших Люфтваффе на этом направлении имеется серьезное препятствие…

— И какое же?

— Мальта… Или вас совсем не волнует активность RAF с ее аэродромов?

— У вас что-то конкретное, Вильгельм, или вы снова лишь пробуете на мне свои зубы?

— Да как вам сказать, мой дорогой Геринг… Я пока задумался над возможностью применения "польских этажерок" против британского флота в Александрии и британских воздушных сил на Мальте. Если нам суждено заключить мир с Британской империей, то отсутствие сильного британского флота в Медитеррании, на мой взгляд, могло бы стать неплохим толчком к этому. Но, сами понимаете, что к гросадмиралу Редеру я с такими советами подходить не рискну. А вот Люфтваффе, таким успехом, вполне могло бы вернуть себе былую славу…

Геринг устремил свой задумчивый взгляд на отбивающегося от трех соперников "воздушного гладиатора". Дичь постоянно ускользала из ловушек, и сама довольно бодро атаковала своих противников. Канарис проследил за взглядом фельдмаршала, и неожиданно сменил тему своим новым вопросом…

— А это тот самый "золотистый Девуатин"?

— Да это он. Во внутренних отсеках кое-где даже остались следы золотистой окраски.

— А кто на нем сейчас летает?

— Это бывший командир того самого польского дивизиона "Сокол", сейчас отбивается от троих инструкторов нашей школы воздушного боя.

— Разве капитан Моровски здесь?!

— Нет, это обер-лейтенант Терновски, его преемник. Кстати, после словацкого плена, он, похоже, всерьез заинтересовался контрактом с Люфтваффе. Гм. Но только против русских.

— Вот как. Это интересно. Впрочем, нелюбовь к русским у поляков в крови. А каков его уровень?

— Эксперт, как и ваш Моровски, только с семью победами. И он работает над собой. Вот опять он их, глядите!

— Да-а… Нелегко вашим парням достанется эта учебная победа?

— Его мастерство выше среднего уровня. Плюс к тому, это довольно изобретательный пилот. Вот, такие, как он, чаще других становятся экспертами. Но сегодня у него мало шансов.

— Это почему?

— Приземляясь на словацкой территории, он подорвал самоликвидаторами оба ускорителя, а без них его "Девуатин" в вертикальном маневре сильно уступает нашим "мессерам".

— Понятно…Жаль, что целых ускорителей не досталось. Но будем надеяться, что германские инженеры смогут и сами превзойти польские успехи.

— Держите меня в курсе, если появится такая информация.

— Обязательно…Так вы подумаете над моими вопросами, фельдмаршал?

— Хорошо, я подумаю. А с вас еще доклад по Мальте и Александрии. Так что, имейте в виду, я еще ничего не решил, адмирал…

Поблагодарив фельдмаршала за гостеприимство, Канарис отбыл к себе. Этот крючок он забросил, скорее, наудачу. Особой уверенности в выгоде своего предложения у него не было. В том числе и потому, что даже слабо подготовленное к ночным боям ПВО Берлина умудрилось частично сбить с курса оба начиненных взрывчаткой "Хейнкеля". Иначе, ущерб от атаки "брандеров" был бы куда больше. А в серьезную эффективность этого оружия адмирал не верил. Он был рад, уже тому, что ему удалось смутить своими идеями фельдмаршала, видя в этом иные перспективы…

* * *

Официально в Левадийском дворце собралась комиссия по вопросам развития черноморского побережья. Только состав у этой комиссии в этот раз оказался довольно странным. Помимо Сталина, Берии, Ворошилова и Молотова, от Политбюро ЦК больше не было никого. Остальные гости, имели отношение к флоту, авиации и разведывательным службам. От Центрального Комитета Коммунистического Интернационала был Димитров. После обильного застолья, гости отправились в короткий круиз на теплоходе в район Керчи. Неожиданно, в ткань основного действа вплелись короткие совместные учения кораблей Черноморского флота, и морской авиации. Но перед самым началом этих учений, состоялась небольшая беседа Сталина и Молотова. И тема этой беседы несколько меняла акценты всего мероприятия с внутриполитических на прямо противоположные…

— Генерал Метаксас? Во время пожара во дворце он получил сильные ожоги, и практически ослеп. Но войны Италии он так до сих пор и не объявил. Однако в стане его сторонников и тех, кто ранее относился к нему нейтрально, сейчас идет сильное брожение, которое может вскоре привести к дворцовому перевороту. Многие недовольны слабой позицией Метаксаса в переговорах с Дуче. Власть генерала уже шатается, и оппозиционная коалиция может подхватить ее в любой момент.

— А как на это реагируют британцы?

— Эти в своих газетных статьях пытаются валить всю вину за разжигание войны с Италией на левых, но пока в этом не преуспели. К их вою уже все привыкли, и вызывает он лишь раздражение у греков. Французам на всю эту их возню пока наплевать, их больше беспокоит Германия. А Германии сейчас тоже не до Греции, хотя военные действия на Западе уже почти затихли.

— Но ведь немцы все-таки попытались вмешаться в греческие дела?

— Гитлер прислал свою миротворческую миссию, но ведь сам-то он в Грецию не полетел. Подготовка этой пропагандистской акции оказалась откровенно слабой. В состав делегации зачем-то включили имеющего итальянскую родню князя Гогенлоэ. Об этом сразу же стало известно. Кроме того, один из "мессершмиттов" эскорта на посадке повредил шасси, врезался в стоящие на стоянке военные самолеты, и стал причиной сильного пожара на аэродроме. Ну, а глава германской делегации Риббентроп начал давить не совсем на те чувства хозяев дома. Он попытался напомнить грекам их античное и идеологическое родство с итальянцами. И, конечно же, не преуспел в своих уговорах. Во время первого же выступления в столице он был освистан. В общем, кроме недовольства и раздражения у народа обеих стран, тот визит ничего не вызвал…

— Но, возможно, сам Дуче не захочет чрезмерного обострения отношений?

— Дуче? У Дуче свои проблемы. Грецию он сам уже давно хочет видеть частью Итальянской империи. Плюс к тому, на него давят генералы, и соратники по партии. По нашим данным, подготовка к вторжению в Албанию идет уже полным ходом. Правда, начало запланировано на май следующего года, но ожесточенные инциденты на морской границе, не могут длиться столь долго. Фактически война уже идет, просто стороны конфликта еще не объявили об этом во всеуслышание…

Вскоре эту беседу пришлось прервать, поскольку началось главное представление. В двух километрах от теплохода с гостями, с небольшой скоростью двигался караван самоходных барж и барж с буксирами. Закрепленные на борту этих барж каркасно-брезентовые макеты боевых мостиков, дымовых труб и орудийных башен, придавали этим лоханкам устрашающий вид. Рядом в "боевом охранении" шло несколько буксиров также "наряженных" боевыми кораблями. Наблюдатели осмотрели в бинокли это странное сборище судов и негромко переговариваясь, стали ждать продолжения, и вскоре со стороны берега раздался гул самолетных моторов.

Идущую впереди группу маломерных целей атаковали три итальянских лодки "Савойя-62", недавно переименованных обратно из МДР-4. Лодки, сперва ушли в сторону моря, и развернувшись, поставили дымовую завесу на парашютах. А затем, сбросили по курсу "конвоя" несколько плавучих мин. После этого, свою работу показала зашедшая с востока шестерка фанерных торпедоносцев Р-5Т. Выполняя сложный противозенитный маневр, они рассредоточились, приблизившись к частично задымленному противнику, и сбросив торпеды, ушли на бреющем полете в разные стороны. У радиостанции ходом этого учения руководил лично командующий авиации флота Жаворонков. А комментировал гостям представление временно назначенный его заместителем новоиспеченный майор Коккинаки, брат того самого Героя и рекордсмена. Получив ответы наблюдателей, находящихся на борту каравана он тут же доложил присутствующим о достигнутых попаданиях.

— Этот удар по флоту противника, вынудил кильватерную колонну потерять ход, и привел к повреждению двух эсминцев и сторожевика. Конвойный ордер "Линкора" сейчас подбирает людей из воды. Теперь вторая волна торпедоносцев должна завершить разгром противника.

И как раз в этот момент из-за мыса выскочила группа уже двухмоторных торпедоносцев. Пять ДБ-3Т, охватив строй кораблей подковой, ринулись с разных направлений к укрепленным на речных баржах фанерным макетам и вразнобой сбросили свой груз.

— А сейчас вы, товарищи, видите удар скоростных торпедоносцев по замедлившему движение конвойному ордеру линейного корабля.

Коккинаки приложив руку к шлемофону и подстраивая волну, продолжал комментировать происходящее.

— Посредники сообщают, что из пяти выпущенных торпед четыре поразили главную цель, а пятая попала в буксир. При волнении два балла это отличный результат. Цель поражена — "Цезарь" повержен.

Вождь и члены комиссии перекинулись парой фраз, и терпеливо дождались демонстрации посадки руления на воде нескольких поплавковых торпедоносцев и летающих лодок. Когда для доклада подошли оба руководителя учений, Сталин и другие члены комиссии получили подробные ответы на свои вопросы…

— Спасибо вам, товарищи за впечатляющую демонстрацию. А в настоящем бою, враг мог бы понести такие потери? Это вопрос вам, товарищ Жаворонков.

— Товарищ Сталин. Враг мог вообще остаться с одними москитными силами, но это зависит от разных факторов. И от погоды, и от времени, которое нам даст разведка для нанесения удара. И от противодействия вражеской авиации и зенитчиков. Конечно, тренироваться нужно больше, тогда результаты окажутся еще лучше, но уже сейчас наши авиаторы справятся со своими главными задачами. И потом, здесь продемонстрирована учебно-боевая работа только части сил особой смешанной авиабригады флота.

— Это хорошо, что вы так уверены в своих людях. А какие силы сейчас сведены в эту особую бригаду?

— Бригада имеет в составе 12 торпедоносцев ДБ-3Т, еще пару таких же только на поплавках. Дополнительно есть семь штук старых одноместных торпедоносцев Р-5Т, и два таких же поплавковых. Также имеются 4 летающих лодки МДР-4, которые бывшие итальянские "Савойя-62Б". Прикрывать торпедоносцы и лодки будет эскадрилья из 15-ти И-16 тип 19 с подвесными топливными баками. А для связи и снабжения приданы еще один ПС-84, две Ш-2, и два поплавковых АИР-6. Флотские силы представлены отрядом скоростных катеров. Помимо этого для разведки и силового прикрытия, бригаде приданы две роты морской пехоты. Этих сил должно быть достаточно для решения всех основных задач на первом этапе. В дальнейшем бригаду можно легко развернуть в корпус любого состава и численности.

— Спасибо за ваш рассказ, товарищ Жаворонков. А теперь вы товарищ Коккинаки, расскажите нам, все ли пилоты и специалисты вашей особой бригады знают греческий язык?

— Большинство знают язык хорошо, товарищ Сталин. Вот, к примеру, старший лейтенант Бахчиванджи, командующий эскадрильей истребителей язык знает на отлично. Кроме того он в этом году получил опыт командования звеном в особом полку в Монголии, и имеет два сбитых самолета. Большинство командного состава бригады родились здесь на Черном Море, поэтому греческий язык для многих из них второй родной. Правда, часть летчиков переведены сюда из армейской авиации. Но тем, кто родился у моря, к морю привыкать не нужно.

— Ну, вот и отлично. Значит, и с делом справитесь, и с дальней родней общий язык найдете?

— Так точно, найдем общий язык, товарищ Сталин.

Когда попрощались с авиаторами, зашел разговор и о политическом прикрытии предстоящей операции. Судя по намекам Берии, долго ждать "выпуска пара" не придется. И если в ближайшее время война между Грецией и Италией будет все же объявлена, то вместо открытой помощи грекам, советскому руководству придется заключать секретный договор с новым греческим правительством. И в скором времени вся Европа узнает, что часть ранее купленных Китаем в СССР самолетов, неожиданно оказались "переуступлены" Гоминьданом и переданы в аренду Греции. Даже китайские звезды на этой технике будут перекрашиваться в опознавательные знаки уже на самом полуострове. То, что китайцы на это согласятся, нарком иностранных дел подтвердил.

После учений, теплоход развернулся к следующему пункту маршрута, где был запланирован обед, во время которого Молотов довел новости уже до всех соседей по столу. После нескольких ответов на вопросы Вождя беседа снова стала общей.

— Риббентроп передал очередную просьбу рейхсканцлера Гитлера о возвращении им части территорий. Снова тычут пальцем в подписанный нами в августе протокол…

— И все-таки они просят — не требуют. Ну что ж, Люблин мы, наверное, им отдадим. А что там по районам Сувалки и Перемышля?

— Настойчиво просят их отдать, но ваша директива уже выполнена в полном объеме. Захотят поохотиться, пусть приезжают к нам в гости, мы им всегда рады, а "добрыми самаритянами" мы для них не станем.

— Хм. Гитлер тоже частенько пытается играть с нами в радушие. Но такая его настойчивость в получении удобных аэродромов, сильно настораживает. Для чего они ему? На кого он тут собрался нападать? Пусть лучше они катаются к нам на охоту под Сувалки, но этот район пусть так и останется под плотным контролем НКВД. Да и аэродромы нам тоже пригодятся.

— Основные директивы "комиссии по границе" уже отданы. Районы, имеющие сильные приграничные аэродромы мы забираем себе, а "соседям" передаем стокилометровую полосу, захваченную уже за Линией Керзона "Добровольческой армией". Помимо этого нам удалось отстоять присутствие нашей военно-морской базы на Балтийском побережье бывшего польского Поморья. В использовании ее летающих лодок и мощной радиостанции лишь для контроля погоды Гитлер, конечно же, не верит, но ловко скрывает свое недовольство.

— Товарищ Берия. Расскажите нам, что там с главарями этого "Польского союза национального спасения"?

— Маршал Рыдз-Смиглы погиб двенадцатого октября при нелегальном переходе германско-румынской границы. Основатель этого Союза генерал брони Токаржевский-Карашевич вчера погиб от налетчиков в пригороде Вильнюса. На его теле осталась записка с националистическими лозунгами. Генерал Андерс успел бежать в Румынию, где первого октября также погиб от рук бандитов… Список можно продолжать, в нем восемнадцать фамилий наиболее опасных для СССР высших офицеров Войска Польского…

— А, что теперь будет с боевыми отрядами польского подполья, еще в сентябре созданными пробританским польским генералитетом в Варшаве, Львове и других городах?

— Некоторое количество таких подпольных групп нам уже удалось дезориентировать и перевербовать от имени британской Ми-6. В Сандомире, Люблине, Кракове и Варшаве у нас теперь имеется неплохая разведывательная сеть. Причем связь с британцами установлена уже через нас, поэтому, косвенно мы сможем контролировать активность их разведки в этом регионе.

— Это очень хорошо, что британцы теперь будут командовать через нас. Вам нужно постараться использовать эти возможности. Диверсии и теракты совершенные такими британскими агентами никто не сможет связать с нашей страной, и это хорошо. Какие еще силы подполья можно будет задействовать в случае конфликта в районе новой границы и на территории оккупированной Германией?

— Помимо всего уже перечисленного и наших довоенных агентов, есть еще интернациональные польско-чешские отряды, под общим командованием полковника Людвика Свободы. Название "Армия Свободы" уже многим известно. Даже Гестапо ведет с нами консультации по борьбе с ними. Сейчас "асовцы" ведут партизанскую борьбу в трех бывших польских воеводствах на германской территории. Связь с ними уже налажена и даже удалось передать им значительное количество продовольствия, медикаментов, вооружения и боеприпасов. Самого полковника Свободу нашим сотрудникам удалось убедить в размещении его ставки в освобожденном от поляков Львове. В нескольких учебно-восстановительных центрах на бывшей польской территории мы будем лечить от ран, и проводить переподготовку этих интернационалистов. Так что теперь заставить поляков воевать против СССР будет гораздо сложнее. А наши связи с "Армией Свободы" и другими польскими силами позволят изолировать националистов.

— Стратегически важно, не просто изолировать польское националистическое подполье. Но и по возможности привлечь его к борьбе со странами Оси на нашей стороне. Пусть они ничего не знают об этом, главное чтобы работали эффективно. А тех, кто завербован британцами напрямую и не связан с нами, необходимо как можно быстрее опорочить в глазах не только их лондонских хозяев, но и всего польского народа. Подумайте над этим…

— Слушаюсь, товарищ Сталин. Планы операций я буду готов вам представить через два дня.

— Хорошо. Ещё подумайте, что там можно сделать с лидером этого их марионеточного "правительства в изгнании" генералом Сикорским, о котором нам сообщали еще в сентябре. Разберитесь, нужно ли вообще с ним что-то делать, или его выгоднее оставить в покое.

— Сделаем, товарищ Сталин.

— У вас все по полякам?

— Почти все. Основной упор мы сейчас делаем на борьбе с польскими подпольщиками на нашей территории. Но на эту работу уйдет много сил и времени.

— Силы у нашей страны есть, а вот времени не так уж и много. Поэтому работать вам нужно быстро и хорошо. Если какие-нибудь польские бандиты сумеют устроить на новой границе с Германией провокацию, то отвечать за это придется вам. Не забывайте об этом…

На следующий день все члены комиссии за исключением Жаворонкова и Коккинаки улетели в Москву. А тренировки Особой смешанной бригады продолжались. На воду садились и взлетали с нее поплавковые самолеты и летающие лодки. Личный состав отрабатывал упражнения и совершенствовал знания военно-технического греческого языка. Сезон штормов еще не начался. Поэтому командиры использовали для занятий каждый день…

* * *

Вильгельм стоял у машины и с интересом прислушивался к беседе инженеров. Пауля Шмидта сегодня с ними не было, но его коллега Дитрих вместе с Фрицем Гослау из "Аргус", и работающий у Вильгельма Мессершмитта, Александр Липпиш, внимательно наблюдали за довольно скромным представлением. Вот молодой техник, о чем-то рассказал стоящему чуть в стороне Пешке. Тот кивнул, отбежал на пару десятков шагов от аппарата, присев на колено, замкнул контакты на мотоциклетном аккумуляторе, и сразу же резко дернул и смотал провода. В этот момент, стоящий впереди него и порыкивающий своим маломощным моторчиком двухметровый "мотылек", оглушающе зазвенел на полном газу, и начал быстро разгоняться. Еще через несколько мгновений от пары небольших цилиндров, закрепленных на стыке тонкого крыла и фюзеляжа, раздалось шипение и полетели искры. Ближе к концу полосы хвост игрушечного аппарата уже полностью окутался дымом и искрами, и вот, наконец, и отрыв. Слегка покачиваясь, "мотылек" начал ускоряющийся набор высоты. А когда огненные факелы выровнялись, аппарат встал почти вертикально и быстро пропал из глаз наблюдателей в хмуром октябрьском небе…

— Не крутите головой, коллега, Гюнтер. Вон унтер-шарфюрер уже снял трубку, я уверен, что парашют нормально раскрылся, и скоро мы обо всем узнаем.

— И какую, по-вашему, высоту успел набрать этот "сверчок"?

— На глаз, не меньше четырех километров…

— Думаю, не меньше пяти с половиной, ведь его факел перестал быть виден намного раньше. Но лучше давайте подождем, что там покажут приборы. А Пешке, зачем-то направился к ангару…

— Гм. Господа. Ну и что вы можете сказать о способностях самого изобретателя?

— На мой взгляд, пока рано делать далеко идущие выводы. Инженерное чутье у мальчишки, безусловно, имеется. Я это понял еще на испытаниях его "макета" в трубе в Аугсбурге. Перекомпоновка "птичке", практически не потребовалось, да и взлетела она с первой попытки. Но всего этого, увы, недостаточно для достижения серьезных результатов в столь новом деле. Это лишь начало пути…

— В вас говорит ревность, уважаемый герр Гослау.

— Отнюдь, мой дорогой Дитрих. Ваши с герром Шмидтом успехи по "Пульсару", уже в скором времени сулят нам куда более серьезные перспективы. К тому же сам Пешке слишком торопится, и впопыхах использует паллиатив, а это путь в никуда…

— Это вы о том, что в качестве платформы для предварительных испытаний он, вместо доводки своего мотора для нормальных аппаратов, взял нашу летающую мишень AS-292, и порошковые ракеты "Рейн-Металл Борзиг"?

— Не только об этом. Он ведь предлагает брать готовые "летающие крылья", вроде "Гота- 147" и "Хортен-V С" и проводить опыты с ними (благо RLM будет радо пристроить этих страдальцев). Время это, конечно, ему экономит, но зато в случае серьезной неудачи, сама концепция самолето-ракеты может быть скомпрометирована. Не только его концепция, но и наши тоже. Вот что мне не нравится!

— Полноте господа! Американец ведь уже летал в Польше на "Девуатине" со своими ускорителями. Кстати, мы в DFS ведь тоже брали то, что было под рукой, так что с уверенностью скажу, это и есть "ключ к успеху". Либо ждать от RLM чуда, а техническая комиссия и лично герр Мильх в чудесах пока не замечены. Либо преодолевать этот подъем ступенька за ступенькой…

— Ну и что нового в работах этого Пешке?! Все это уже было, и лишь повторяет опыты 28-го года…

— Не спешите, герр Гослау. Я видел наброски его большого ракетного аппарата под три жидкостных мотора с большим сбрасываемым топливным баком. Даже наш ракетоплан DFS-40, не обладает столь многообещающим потенциалом. Да и в новом нашем проекте с гером Мессершмиттом, мы не закладывали даже половины таких возможностей.

— И что же в нем вас так поразило?

— Аппарат, который сейчас проектирует Пешке, принципиально способен пройти атмосферу планеты…

— Дорогой Александр, проекты — это проекты. Некоторые можно реализовать, а другие могут опережать технологии на десятки и сотни лет. Вот когда появятся "живые" конструкции, тогда… А сейчас, насколько я понимаю гаупт-штурмфюрера, от Пешке вообще ждут всего лишь повторения его польских опытов. А разрешение на использование для опытов с ускорителями нашего FZG-43, было ему дано, скорее всего, в качестве поощрения. Вы согласны со мной Гюнтер?

— Меня вообще больше всего интересует его моторы. Что же до его опережающих время проектов… Возможно, что лет через пятнадцать, такие аппараты, и смогут летать в стратосфере и даже за ее пределами, но сейчас идет борьба за безопасность самой технологии и отработка принципов реактивных полетов. Так что фантазии лишь отвлекают самого Пешке от реальных достижений.

— Тут вы снова немного передергиваете. Он просто не складывает все яйца в одну корзину, а ведет сразу несколько проектов. И это как раз, свидетельствует и о его нацеленности на ближайший успех. Как, впрочем, и о достаточно мудром стремлении не отстать от жизни.

— Простите меня Гюнтер, пожалуй, я соглашусь с герром Липпишем. Даже если Пешке пока и страдает излишней фантазией, то в его решениях нет ничего совсем уж невозможного. Жаль, конечно, что свой воздушно-реактивный двигатель он все еще не доделал, и показывать нам не хочет, но его можно понять. Все-таки мы с ним конкуренты…

В этот момент Вильгельм вспомнил ту первую беседу с сегодняшним триумфатором. В тот день он с интересом наблюдал за отражением чувств на лице вошедшего в комнату и знакомого ему лишь по строкам из досье, юноши. Никакого страха или смущения в его мимике и жестах не наблюдалось. Небольшое напряжение и не более того. Вдобавок, этот не по возрасту серьезный парень, быстро оглядевшись, тут же заметил газету на столе, и пристально вгляделся в заголовок. Вильгельм встретился с ним взглядом, и решил нарушить молчание…

— Узнаёте это лицо?

Гость еще раз внимательно вгляделся в фотографию. Вскоре в его глазах изумление, сменилось задумчивостью, а затем из глазниц полыхнула ярость. Рука Вильгельма сама собой потянулась к кнопке вызова охраны, но замерла на полпути. Последующий взрыв эмоций и неожиданные высказывания молодого "гостя" сбили его с толку. С первого раза понять причину этого странного возмущения арестанта Вильгельм не смог, и ошарашено потребовал объяснений…

— Вот что, герр Лемке! Передайте вашим руководителям, что моего согласия на эту авантюру они не дождутся. Никуда я не поеду!

— Простите, что?

— Вы прекрасно слышали мои слова!

— Гм. Я ничего не понимаю! О чем это вы сейчас, герр Пешке, объясните?!

— Хватит!!! Герр Лемке из гестапо! Запишите себе на манжетах, и передайте дальше, никакие посулы и угрозы, не заставят меня поехать в Россию! В Дахтшайне меня уже пытались запугивать…

В этот момент, звеня наручниками, в открытую дверь влетел один из охранников коттеджа. Видимо, услышав крики, он бросился на помощь, даже не дожидаясь звонка гаупт-штурмфюрера. Но Вильгельм, грозно сдвинув брови, отослал "непрошенного спасителя" обратно в коридор.

— Цимерман, выйдите, немедленно!

— Да зачем вам куда-то ехать?! Вы что-то путаете, герр Пешке. Не понимаю, с чего вы так завелись! Я ведь просто хотел вам передать привет от фрау Джальван. Помните такую журналистку из Чикаго?

— С этой малоуважаемой мной леди я был знаком, но не собираюсь продолжать это знакомство. Передайте вашей агентессе — пусть она вербует себе подручных в других местах!

— Да почему вы решили, что она работает на нас, и что ей зачем-то нужно вас вербовать?! Кстати фрау Гальван отзывалась о вас, как о довольно выдержанном и терпеливом человеке, что идет вразрез с вашим сегодняшним поведением. Вот в Польше вы ей очень понравились… поначалу.

— Можете передать ей, что затащить меня в свою постель у нее не выйдет! Знание английского для потаскух это лишнее. И я всегда сам выбираю с кем мне спать, так что пусть остынет…

— Да подождите вы! Это вам, Пешке, сейчас лучше остыть, и дослушать меня. Все-таки вы в гостях, поэтому не забывайтесь! Не знаю, чего вы там себе напридумывали, но беседа у нас с вами совсем о другом. Дело в том, что в Китае фрау Гальван была знакома с вашим русским двойником, тоже летчиком. Тем, которого вы увидели на фото. Представляете себе этакий курьез?!

— Я все представляю, но ответ будет тот же…

— Да подождите же вы! Сходство между вами, действительно, фантастическое, есть небольшая разница в возрасте и следы мелких ранений, но это все ерунда…

— Все ясно, значит, я не ошибся. И хватит уже играть, герр Лемке! Я свое слово сказал, и повторю лишь для того, чтобы вы лучше запомнили. Читайте по губам. Ни за какие деньги, ни в какую Россию, я ни ради вашего начальства, ни даже ради Рейха не поеду! И в другие страны, кстати, тоже!

— О, мой бог!!! Опять вы за свое!!! Да, причем тут вообще какая-то поездка в Россию?! Ну, кто вас туда приглашал?!!! С чего вы это взяли?!

— Перестаньте, прикидываться шлангом! Не поеду, и это мое последнее слово!

— Бред!!! Вы можете сейчас хоть на минуту успокоиться и объяснить мне всю цепь ваших "глубоких умозаключений", чтобы это глупейшее недоразумение, наконец, рассеялось?

Через несколько минут в комнате установилось некое подобие спокойствия. Обстановка, наконец, разрядилась, и гость позволил налить себе чаю. Вильгельм испытал легкое сожаление, что этот парень не прислан далекими московскими кураторами. Про себя он отметил ошибочность своего первоначального мнения о собеседнике, и заодно восхитился качествами данного человеческого материала… Даже если не читать о его многочисленных талантах, ощущение незаурядности складывалось с первых минут. Этот Пешке почти мгновенно сопоставил свое внешнее сходство с человеком на фотографии. Не менее быстро определил, что статья принадлежит советской газете, и сразу же сделал логичный, но неправильный вывод, что ему предлагают сыграть роль его русского двойника в шпионских играх германской разведки. Несмотря на всю бредовость такого предположения, демонстрируемая этим фольксдойче скорость анализа неполных данных и построения далеких выводов, удивляла. А вот показанный им уровень выдержки, наоборот, пока не выдерживал никакой критики. Впрочем, излишние эмоции гостя можно было легко списать на вполне понятное волнение. Но сам Адам Пешке все больше и больше интересовал Вильгельма. И в душе он порадовался, что та проверка с газетой, не дала результата. Без серьезного риска для собственной жизни, прикрыть "русского" в самом центре секретного проекта, гаупт-штурмфюрер СС Вильгельм Леман (он же советский агент А-201 "Брайтенбах") просто не смог бы…

* * *

За предыдущую неделю Сергею повезло плотно пообщаться с группой возвратившихся из Польши добровольцев. Старшим из них оказался майор Шестаков, имевший еще испанский боевой опыт. В этот раз помимо устных рассказов все инструктора училища получили в длительное владение учебный кинофильм, в котором различные боевые ситуации сопровождались закадровыми комментариями непосредственных участников тех событий.

Вот между мелких клякс изъянов кинопленки по экрану мечутся кривые струи пулеметных трасс. Подожженый снопом пуль "Хейнкель-111" вываливается из строя и устремляется к земле, а истребитель проскакивает между вражескими машинами. И тут же голос комбрига Еременко разъясняет, что бой проходил над пригородом Люблина. В тот раз, прикрытая от атак "мессершмиттов" восьмеркой "Харикейнов" с польскими пилотами и десяткой старых "Девуатинов" французских добровольцев, эскадрилья "Ястребов" под командованием Шестакова приняла на себя рвущиеся к городу девятки бомбардировщиков. Итоги боя оказались не в пользу немцев. Пять "Хейнкелей" сбито, еще четыре ушли, дымя поврежденными моторами. За это защитники Люблина заплатили потерей двух британских и двух французских истребителей. Трое пилотов спаслись на парашютах. Из бойцов Шестакова трое были ранены, но на базу вернулись все. Беседу с Шестаковым вел Грицевец. Вскоре им обоим предстояло принять под командование учебные авиаполки здешней авибригады, и в этот раз командиры активно делились опытом.

— Если бы мы перед той командировкой в Житомире не насобачились тех "Хейнкелей" гонять. Хрен бы мы в тот раз без потерь ушли!

— И долго вы там в Житомире свои "клинки точили"?

— А! Неделю из кабин почти не вылезали. С языком на плече против таких же вот "немцев" крутились, пока всех ребят до среднего уровня не дотянули. Вот потому и результат налицо — из полутора сотен наших летунов лишь полтора десятка в польской земле остались. За то сами мы с неба сотню немецких коршунов на вечный покой определили. Да и на земле хорошо отметились. Так что крепко мы их там высекли, и за Испанию чуток гадам добавили!

После кинопоказа начались тренировочные "бои" инструкторов на учебных мото-реактивных "Зябликах" против двух звеньев "польских варягов" на "Мессерах" и "Хариккейнах". Столько напряженных вылетов, сколько ему удалось сделать за эту неделю, Симаго не смог вспомнить даже по монгольским боям. Вымотался он сильно, но узнал много нового о тактике птенцов Геринга. Впереди у него были полеты с мальчишками-курсантами, но до них еще было много другой работы. На "Зябликах" ребят возили пока только пассажирами. И сейчас впереди маячили полеты на двухместных планерах с пороховыми ускорителями и тренажеры.

Сергей вошел в учебный корпус, отдав честь знамени училища, рядом с которым понуро замер с пустым карабином несовершеннолетний часовой. Судя по утреннему докладу курсового старшины, сегодняшний день обещал быть насыщенным различными дисциплинарными перипетиями. Сам бывший детдомовец, и частый залетчик в Харьковском училище погранвойск, Сергей отлично понимал этих мальчишек. Энергия из них так и перла, и порой не находила достойного применения. Он и сам был таким, как они. Но сейчас чувствовал себя старым и даже немного равнодушным. Иногда лейтенанту снились сны о Монголии, и тянуло обратно в действующую. Тогда ему снова до оскомины хотелось увидеть монгольские сопки, в которых навсегда остался друг Валька. Бывало, так накатывало, что выть хотелось. Но чаще он понимал, что главное то его дело именно тут. И еще в этих, свежепокрашенных стенах первого в стране Ефимовского реактивного летного училища лейтенант незаметно для себя стал ощущать настоящий уют. Здесь его ждали, побаивались, но и по-своему любили его. Здесь он был дома…

Повернув за угол, Сергей улыбнулся. Некоторые наивные мальчишеские традиции уже начали прорастать в молодой авиашколе. И поэтому следующий вопль незастал лейтенанта врасплох…

— Пацаны, ШУХЕР!!! Симаг идет!

Топот форменных ботинок барабанной дробью раскатился до посадочных мест. Дверь беззвучно распахнулась, и в помещении появился молодой командир ставший причиной молодежной паники. На его нарочито строгом и хмуром лице, чуть светился легкий интерес. А в глазах лейтенанта неожиданно мелькнуло лукавое выражение, тут же, сменившееся олимпийским спокойствием.

— КЛАСС, СМИРНО! Товарищ лейтенант, третий учебный взвод, для занятий построен. Дежурный по роте старший воспитанник Гандыба.

— Здравствуйте товарищи воспитанники!

— ЗДРА!!!

— Ну что ж, кричать вы, товарищи воспитанники, уже научились… А вот убирать за собой срач, и отвечать за свои поступки, я вас еще научу. Старший воспитанник Гандыба.

— Я!

— Объясните мне и своим товарищам, почему за время вашего дежурства остались открытыми окна второго этажа, с одного из которых свисает самодельная лестница, связанная из простыней?

— …

— Не слышу вашего бодрого и четкого ответа. Ну, что ж… Тех, кто думает, что сейчас от товарища лейтенанта достанется только воспитаннику Гандыбе, я слегка разочарую. Весь третий отряд третьего взвода на сегодня наказан.

— По глупым улыбкам на лицах я вижу, что смысл моих слов до вас еще не дошел. Гм. И напрасно, потому что сейчас я оглашу вам изменения в распорядке сегодняшнего дня, которые уже подписаны начальником училища.

По замершим за партами рядам пронесся недоуменный шквал перешептываний, стихший в районе окна.

— Итак. До обеда все у нас по плану. А вот после обеда в планах есть перемена. Вместо "Аэродинамики" у нас будет просмотр двухсерийного учебного кинофильма "Воздушные бои истребителей". А вместо "Теории авиации", будет поездка на аэродром с практическим занятием по устройству реактивного планера.

Легкий стон вырвался со стороны "Камчатки", где собралась, можно сказать, "шпанская элита" Ефимовского училища. Кто-то сдавленно охнул от удара в бок, но ряды молодежи от этого даже не дрогнули. Только на лицах двенадцати ребят надолго поселилась "зеленоглазая спутница веселья". Остальные двадцать шесть человек, после услышанного, наоборот, преисполнились хвастливого высокомерия.

— Я вижу, до третьего отряда начала доходить вся бездна их "беспарашютного падения". Подтверждаю ваши догадки. Вам, товарищи воспитанники, через полчаса после обеда, и до самого отбоя, предстоит осваивать трудное искусство бега по пересеченной местности. С полной выкладкой. После бега умываться и на ужин.

— А холостые патроны к карабинам нам дадут?

— Хм. А зачем они вам? Сегодня с вами побежит старшина Туманов. Думаю, после этого уточнения надежда некоторых товарищей воспитанников на сегодняшнее приятное времяпровождение растворилась без следа. Ну, а сейчас…

— Взвод садись!

Крышки школьных парт небольшим землетрясением прогремели по рядам, и в руках молодых ребят оказались химические карандаши, прицелившиеся в чистый тетрадный лист. А на инфернально мрачной классной доске быстро появилась написанная мелом надпись "Основы теории воздушной стрельбы".

* * *

В штабе секретного объекта Вильгельм поднялся из-за стола, встречая свое начальство.

— Приветствую вас, Вилли. Что-то вы не веселы сегодня, неужели все так плохо?

— Да как вам сказать, штурмбанфюрер. Работа по прототипу движется. И довольно быстро… Гм…

— Так-так. А где ваш загадочный подопечный?

— В мастерской за ангаром. Колдует над своим ракетным скафандром.

— Но зачем ему скафандр?! Он что и, правда, готов лететь на луну на ракете?!

— Представьте себе, штурмбанфюрер. За эти три дня я чуть было не проклял тот день, когда получил от вас это задание. Он меня совсем замотал!

— Не стоните Вилли, нам всем сейчас трудно! У меня самого на носу сложнейшая операция, а я все бросаю и еду сюда. Лучше расскажите, что новенького вам удалось вытрясти из нашего "гостя"?

— Нового много, штурмбанфюрер. Раньше я ведь не акцентировался на защитных костюмах. А вот по Британии и Штатам практически ничего — пару оговорок с намеками на сенат и штаб армии в Чикаго. Вместо "рассказов о былом", Пешке таскал меня по мюнхенским мастерским, шьющим защитную одежду для пожарных, работников химических фабрик, и солдат химических войск. И даже заставил дышать через противогаз на химической фабрике "Фарбениндустри"…

— Да-а. Я вам сочувствую. Хотя вам и не привыкать к этому. Но это все же, несколько не то, на что мы с вами рассчитывали. Чем конкретно он занят сейчас?

— Сейчас Пешке возится с дюралевым каркасом для того нового скафандра. Бубнит что-то про спасаемую на парашюте кабину ракеты. Вчера здесь были доктор Вюнстер из мюнхенского авиационного госпиталя и Липпиш. Оба ходили за ним хвостом, расспрашивая о разных деталях этой защиты. Да и макет кабины с лежачим катапультируемым сиденьем, их тоже впечатлил…

— Хм. Похоже, они тут спелись. И этот Пешке, по-видимому, и впрямь собрался на Луну. Мда-а, тяжелый случай…

— Вы как всегда правы, штурмбанфюрер. Может быть, я уже могу вернуться к прежним задачам?

— В конце месяца, но не сейчас! Наш "шеф" сильно интересовался результатами этой "игры", и даже предложил свести Пешке с Дорнбергером, и познакомить его со старыми фильмами об ракетных планерах 28-го года, как последним нашим достижением. Но это, если мы уже совсем отказываемся от перспектив его сотрудничества за кордоном. Гм… А что вы сами испробовали, для развлечения американца?

— Пробовал разное, но пока все без толку. Я ведь уже докладывал вам. К лесным прогулкам он после Дахтшайна совершенно равнодушен. Ипподром и бордели его также не интересуют. Стадион, где проходила Олимпиада в 36-м, вызвал у него лишь легкий интерес. А поглядеть на местные автогонки он наотрез отказался. Да и в гостях у фрау Ингрид сидел, как самурай перед сёпукой… Вы ведь знаете Ингрид, раньше от нее никто так просто не уходил, в "Китти" она была одной из лучших…

— Мда-а. Жаль, очень жаль… Теряете хватку, дружище. Тут ведь нужен нестандартный подход… А что если нам… Как насчет оперы?! Как раз сегодня в Баварской опере идет "Луна" Карла Орфа, и сразу за ней дают что-то новое. В этом видится перст судьбы. Луна и Пешке… А-а??!

— Гм. Вам. Конечно, виднее, штурмбанфюрер, но я за результат не поручусь. Парень слишком напряжен, и во всем ожидает подвоха. Учтите что после той истории с двойником, на все вопросы о его родне в России и в Польше, Пешке сразу замыкается.

— В его положении это вполне естественно. Его нужно растормошить и расслабить. Ничего-ничего, уж я найду к нему ключик! Заодно это станет для меня хорошей тренировкой перед Голландией…

Перед отъездом гауптштурмфюрер представил пленнику нового гостя, герра Вальтера Ленберга. Тот честно признался, что у него к Пешке важное дело, и пригласил обсудить его во время похода в местную оперу. В дороге новый знакомый неутомимо болтал о разном. Поначалу вслушиваться в этот треп было неинтересно, но обаяние этого человека постепенно делало свое дело. На улицах Мюнхена Ленберг распелся соловьем, давая интересные и остроумные комментарии проплывающим за окном видам. Но, наконец, цель путешествия была достигнута. Машина остановилась у большого здания с двойным портиком и колоннами. Посетители мельком останавливали свой взгляд на увешанном орденами американском кителе капитана, и шли себе спокойно в фойе. Павла огляделась вокруг. Окружающее сильно напоминало ей единожды виденную Театральную площадь в Ленинграде в 1975-м. Собеседник кивнул охране, улыбнулся подопечному своей озорной улыбкой, и легко поднялся по ступеням к входу. До начала оставалось четверть часа…

— Взгляните мой друг. Это знаменитый Театр Баварской Оперы. Как же давно я здесь не был! А это площадь Макса Йозефа, здесь все дышит гениальностью. Максимилиан I Йозеф был Баварским королем, а также великим просветителем и покровителем наук и искусств. Его имя носят два баварских университета…

— Хм…

— Вдохните этот воздух и представьте, как полторы сотни лет назад германский мир еще был раздроблен и разобщен. Сколько титанического труда наших с вами предков потребовалось, чтобы заново слить воедино земли и осколки нашего великого народа. В 37-м я слушал здесь "Валькирий". Это было чудесно! А что вы любите из оперы?

"Рассказать ему, что ли, про фильм-балет "Спартак" и про "Лебединое озеро"? Угу. Это все равно, что красным знаменем у него перед носом потрясти. Заодно про разобщенность Германии до 1989-го года, поведать бы ему, чтоб, наконец, заткнулся. Трещит ведь и трещит без умолку, этот Вальтер. И кого-то он мне напоминает. Хм. Вот, только кого?".

— В "Ковент-Гарден" мама водила меня всего пару раз. Кроме "Волшебной флейты" я ничего толком не запомнил. В то время кроме футбола во дворе меня мало что интересовало…

— Жаль… Ну, а кино вы любите? Кстати, вы видели "Старт космического корабля" Антона Куттера?!

"Нашел чем гордиться! Наш "Космический рейс" хоть и вышел на пару лет раньше, но куда интереснее получился. Похоже этот умник меня снова на вшивость колет. Ну и пусть попытается…".

— Угум. "Женщину на Луне" я тоже видел…

— Вот видите?! Ну, разве это все не прекрасно?!

— Ранний фильм так себе. А вот второй снят, довольно, неплохо. И научная сторона впечатляет. Хотя оба фильма все же довольно короткие. Кстати, мои канадские знакомые говорили, что русский фильм 35-го года на ту же тему превосходит по зрелищности обе эти ленты.

— Возможно, по замыслу, но не по реализации. Антон Куттер ведь использовал новейшие достижения в киносъемке, а русские при посредственном качестве, лишь добавили приключения на планете… Кстати, дорогой Адам, ваш скафандр на мой взгляд куда совершенней, чем те, что показаны в кино. По крайней мере, на набросках. А эта ваша специальная герметическая дверь на спине… Гениально!

— Благодарю вас, Вальтер. Но это пока лишь наброски…

— И все же, я уверен, что вы на пути к успеху! Вы слышали про Германа Оберта?

— Кто же не слышал про великого "романтика межзвездных сообщений"…

— В ваших словах звучит скепсис. Напрасно, мой друг. Оберт всерьез собирается увидеть нашу планету из космоса. Он считает, что это будущее уже рядом! Несколько лет упорного труда, и оно может стать и вашим тоже! Вы ведь уже начали свой путь к нему. А освобожденный от оков Версаля Германский народ способен на многое. Хотите быть первым на Луне? Так станьте им!

— Гм.

— Сегодняшняя опера как раз и называется "Луна", и это очень символично… Как, впрочем, и вот этот стих…

Füllest wieder Busch und Tal Still mit Nebelglanz, Lösest endlich auch einmal Meine Seele ganz; Breitest über mein Gefild Lindernd deinen Blick, Wie des Freundes Auge mild Über mein Geschick.

Павла слушала декламатора, и пыталась вспомнить, откуда же ей знакомы манеры и мимика этого, безусловно, талантливого провокатора. Несколько раз ей начинало казаться, что это бред, и она все себе придумала. Но в самом конце чтец загадочно сверкнул глазами и… улыбнулся…

"СТОП! Вот сейчас, когда он улыбается, не узнать этого "сытого кошака" невозможно. Ведь есть сходство, есть! Ведь сумел Табаков сыграть этого "змия-искусителя". Как он слегка нижнюю губу трубочкой выгибает. Знает шельмец силу своего обаяния. Вот только на этот раз номерок вам выпал не тот, герр бригадефюрер. Или пока он с чином помладше ходит? Ленберг-Ленберг, Шелленберг! Но каков все же, жук этот Вальтер?!".

Durch das Labyrinth der Brust Wandelt in der Nacht.

"Угу… "Сквозь лабиринт груди. Бредет во мраке ночи…". Так — так. Судя по всему, это был коронный номер, главного политического разведчика РСХА. Он, видать, уже готов бережно нанизать на шампур мою обмякшую от восторга тушку. У него ведь никто с крючка не уходит. А вот хрен ему в этот раз… вместо горчицы…".

— Это был Гётте. Ваш покойный отец разве не рассказывал вам о германской поэзии?

— Этого мне хватало и в школе в Рио. А мой отец, был всегда занят лишь самим собой. Иногда он тоже цитировал Гётте, и говорил красивые слова о великой миссии немцев… Но сам он при этом жил с бельгийской шлюхой в Америке! Ненавижу все его словоблудия! Где были его хваленые идеалы в 21-м, когда в нашей родной Силезии лилась кровь, а мама подрабатывала швеей, чтобы хоть как-нибудь прокормить нас?! Что он вообще сделал, чтобы остановить "паровой каток судьбы", век за веком, крошащий остатки нашего бедного рода?!!!

— Адам, Адам, успокойтесь! Возьмите себя в руки. Я понимаю как вам нелегко, но нельзя ведь жить только давней местью и тягостными раздумьями о проклятии своего рода! Нельзя думать лишь о себе. Только мы сами возносим себя над миром, или топим в бездне забвения. И помимо песчинок отдельных людей есть ведь Нация. Есть великий народ, когда-то наводивший ужас даже на непобедимые легионы Рима! Наш с вами народ, Адам… И есть Великая Цель, служить которой, это честь для каждого истинного немца!

— Послушайте, Вальтер! Вы позволите вас так называть?

— Конечно! Я же предложил вам свою дружбу, Адам!

— Тогда ответьте мне, ради чего вы сами живете? И ради чего вы готовы умереть?

"Играет гениально, но глазками, все же, стрельнул, соколик. Эх, и лицедей же в нем погиб!".

— Буду с вами предельно откровенен, дружище. Я живу ради своей собственной великой мечты о Великой Германии. И рисковать своей жизнью ради этого для меня столь же естественно, как и для вас рисковать жизнью в полете к Луне.

— Ну, хорошо. А зачем вам нужен именно я?

— Вам когда-нибудь приходило в голову, что выдающихся людей в мире ничтожно мало? На миллион их лишь единицы, и вы один из них. Я тещу себя надеждой, что отсвет вашей славы коснется и меня, не обладающего столькими талантами. И я хочу быть среди ваших друзей. Один общий знакомый у нас с вами уже есть, это наша звезда дорожных гонок герр Браухич. Уверен, что такой чести удостаиваются немногие…

"Понятно. Связи ему мои вынь, да положь. Гауптштурмфюрер тоже пытался выпытывать, да видать от истощения "умыл руки" и "тяжелую артиллерию" вызвал…".

— Хм.

— Скромность вам не к лицу, мой друг. Вы уже многого достигли. Трудная, но блистательная победа над титулованными автогонщиками за океаном. Стремительная военная карьера! Всего за два месяца вы уже капитан. Командир батальона и авиагруппы. Овеянный славой, и увенчанный лаврами побед. К такому успеху другие идут тернистым путем в течение нескольких лет, а вам эта твердыня выносит свои ключи всего лишь после пары месяцев осады и решительного штурма. Да и ваш фантастический успех в этом сложном ракетном деле. Не спорьте со мной мой друг, это действительно, успех! Все чего вы даже попутно касаетесь, шаг за шагом несет вас к бессмертию в памяти потомков. И может быть, когда-нибудь я смогу с гордостью рассказывать своим внукам, о нашей с вами встрече. Эгхм… Пешке покоритель Луны…

— Пффф! Пока это только глупые мечты, Вальтер. Столь же глупые, как и мировой рекорд на колесах на засохшем соляном озере…

— Опять вы за свое! Бросайте вы свою меланхолию! Только что я видел настоящий свет в ваших глазах, и вот вы снова играете роль "страдающего Вертера". Вам нужен наставник, который отучит вас видеть во всем лишь тьму. Такой человек как вы, не страшащийся бросить вызов небесам, должен жить ярко. Как взлетающая в небо ракета!

— Пока жив тот наследник рода предателей, мне не будет покоя. Ни здесь в Германии, и нигде в мире. Какой может быть взлет, если ракета прикована цепью к земле?!

— Это вы о вашем "кровнике" Рюделе?

— Он сейчас лежит где-нибудь в объятьях своей шлюхи, и смеется над неудачливым мстителем…

— Какие глупости! Если хотите знать мое мнение, то вы уже давно сняли с себя то проклятие. Если оно вообще было. Ваш отец плыл по течению, но вы уже давно летите вверх через пороги, как лосось на нерест. Вы сняли тот давний стыд, уже хотя бы тем, что в одиночку вышли против своего врага и победили его. То, что он при этом остался жив, лишь подтверждает вашу победу.

— И все же этого мало, дорогой Вальтер! Я бы хотел увидеть, как он сгорит в кабине… Или как застынут мертвые глаза этого предателя. Ради этого я готов драться с пустыми руками против этой свиньи, вооруженной до зубов…

— Адам вы несносны! Ради этой нашей беседы, я отложил массу чрезвычайно важных дел, а вы снова за свое! Хорошо, будь, по-вашему. Я поговорю кое с кем, насчет вашей дуэли с Рюделем. Но только обещайте мне, что вы не забудете своих слов. Вы ведь отчетливо дали мне понять, что кроме этого препятствия вам ничто не мешает задуматься о продолжении карьеры в Германии. Обещаете?

— После смерти Рюделя, я готов обсудить условия контракта.

— Что ж, отлично, дружище! Идемте в зал, второй звонок уже был…

В ложе Павла пыталась анализировать прошедшую беседу. Не прозвучало ли чего-то важного среди извергнутого Шелленбергом водопада рассуждений? И не выдала ли она сама себя, каким-нибудь словом? А действо на сцене летело фоном за этими размышлениями. Лишь раз вдруг подумалось, что Марина в Харькове, наверное, была бы счастлива, услышать все это. Эта мысль мелькнула и растаяла, словно легкий аромат "Красной Москвы" в букете дорогих духов…

* * *

Голованов немного нервничал, но старался не подавать вида. В точку рандеву с "Карбонарием" вышли с опозданием на час, но до рассвета выполнить все намеченное вроде бы успевали. Корабль покачивало на низкой волне, а серая громада рубки минного заградителя возвышалась над бортом "Аджарии". Через толстые похожие на пожарные шланги, с борта транспорта в цистерны подлодки качался соляр, а по временным сходням на едва возвышающуюся над водой палубу лодки, под негромкие матерные тирады, перегружались тяжелые германские мины. Через четверть часа Египко просимафорил с "Армении" о завершении перегрузки. А с командиром отряда Бурмистровым Голованов провел инструктаж уже перед самым отходом. Кроме двух сигнальщиков наблюдающих за морем, на мостике лодки никого не было, Бурмистров облокотился на казенник зачехленной четырехдюймовки и спокойно глядел на разведчика. Александр раскрыл планшет…

— Вашим экипажам после этого тяжелого перехода нужен нормальной отдых. Вот только времени на это у нас с вами совсем нет. Справятся ли ваши подводники?

— На обеих лодках собраны лучшие из подплава, товарищ Голованов. Мальчишек с нами нет. Если с этим заданием не справятся мои, то не справится уже никто…

— Это хорошо, что вы, товарищ капитан первого ранга, готовы ко всему. Свою часть работы вам необходимо выполнить в точности, ведь ошибки слишком дорого обойдутся нашей стране…

— Угум.

— Иван Алексеевич, я знаю, что вы опытный подводник… На подводных минзагах "Ленинец" несколько лет ходили, и в Испании воевали. Таких как вы учить, только портить. И все же позвольте еще позанудствовать, вы уж немного потерпите. Что у вас с минированием отсеков и формой экипажей?

— И форму, и все остальное сменили перед выходом, Александр Евгеньевич. Ничего нашего нет. Мы даже посуду и белье английские получили. Отсеки заминированы, проводка дублированная, если что сработает надежно. Так что готовы мы ко всему, даже к последнему погружению… От боя будем уклоняться, но если что, сразу рванем к большим глубинам. Если попадемся сторожевикам фашистов, и нас потопят, будем тонуть, молча, без SOS…

— Гм. До этого лучше бы не доводить, но хорошо, что вы это понимаете. И давайте еще раз пройдемся по важным моментам. Ваш "Карбонарий" должен около 23-х очень тихо положить с палубы германские мины вот здесь. Ночью успеете это сделать в позиционном положении, благо сейчас мертвая зыбь. Если появится патруль итальянцев, то их уведет из района наш быстроходный катер. В час ночи, перед самым началом веселья, вам надо будет поставить минную банку прямо в порту Родос. В трубах лодок точно британские мины?

— Не сомневайтесь. Хотя повозиться мастерам с ними пришлось, кое-где даже пришлось автогеном резать. Если быть точным, то дерьмо это, а не мины. Из труб-то они, конечно, выйдут, и на якорь на малой глубине должны встать. А вот взорвутся они от удара какой-нибудь посудины или нет, даже гадалка не угадает. Германские-то куда лучше будут, жаль мало их…

— Главное чтобы все мины встали на место, взорвутся они или нет, это уже дело третье. Тем более что греческий торпедный катер подойдет к Родосу и выпустит свои мины часа за три до рассвета. Он же оставит в воде несколько буев с фальшфейерами. Уже после этого два греческих истребителя "Пулавчак" полетят к берегу, обстреляют станцию подводных лодок и отбомбятся по приморскому аэродрому фашистской истребительной авиации. Один из них потом попытается таранить летающую лодку у пирса, и упадет в воду. Другой дотянет до Греции и упадет там с убитым пилотом…

— Вы так уверены в греках, товарищ Голованов?!

— Иван Алексеевич, вообще-то вам об этом думать не нужно, но я отвечу. Там будут не только греки. И очень прошу вас, как услышали, так и забудьте об этом. Хотите что-то спросить?

— Да нет, все уже понятно, Товарищ Голованов. Вопросов больше не имею.

— Ну, а у меня остался последний вопрос. В Севастополе мне начштаба флота Галлер сказал, что вы не сразу пойдете обратно к Дарданеллам, это так?

— Да. Будем ждать подтверждения от разведки, что нас там не ловят. Автономность позволяет, тем более ваши "кавказцы" нас хорошо заправили, и провизией надолго снабдили. Ребята сроду такого количества иностранной еды и консервов не видели.

— Хм. Что ж, тогда удачи вам, Иван Алексеевич. И семь футов вам, до самого дома.

— Спасибо, товарищ Голованов.

Дождавшись возвращения разведчика на транспорт, Бурмистров оглядел чуть светлое на западе небо. Крикнув "Ныряем!", командир отряда прогнал сигнальщиков вниз, собственноручно задраив рубочный люк за собой. Вскоре вода вокруг бортов подводного минного заградителя Л-6 вскипела пузырями, и темно-серое тело скрылось из вида.

А Голованов на мостике "Аджарии" приказал полным ходом уходить из района. Если все пройдет по плану, никто не должен был связать завтрашние утренние события с проходом советских торговых кораблей много южнее от Родоса и Италии. За несколько недель к таким рейсам уже удалось приучить местных торговых и военных мореходов и власти транзитных стран. И пусть эта торговля шла почти в убыток, и часть пассажирских кают кораблей оставалась пустыми, но сегодняшняя ночь должна была окупить все издержки. И для этого уже были все условия, ведь еще позавчера вечером в своей резиденции в Афинах при странных обстоятельствах погиб премьер-министр Греции Иоанис Метаксас. И уже вчера король Греции Георгий II Глюксбург временно назначил на его место генерал-майора Ахилеаса Скуласа. А работу с генералом от имени британцев уже проводили, а значит, вероятность правильных действий греческой армии большая. С учетом этих немаловажных фактов, нынешние ночные происшествия должны были сильно повлиять на ближайшие события. Но, даже зная все это, Голованов был напряжен. На душе у него оставалась тревога за подчиненные ему группы диверсантов. Все ли они смогут сделать правильно…

* * *

Поездка не задалась с самого начала. После длительного периода безделья сейчас нестерпимо хотелось настоящей работы. Боевой работы, а не словоблудия вперемешку с мышиной возней. Но пока все шло наперекосяк, и время утекало сквозь пальцы. В Кракове и Львове ему удались сущие крохи из задуманного. Теперь вот, эта бессмысленная поездка "по зову узурпатора". Сперва, немчура нагло тыкала им в лицо своим немытым толстым пальцем, и каркала свои скаженные инструкции. Потом была та ледяная встреча, и позорные подачки от Андрея. Неудивительно, что переговоры зашли в тупик. Впрочем, надеяться на благоразумие и лояльность Андрея было глупо. Эта трусливая курва не видит дальше своего носа, и добровольно главенство не отдаст. А, значит, быть меж ними схватке, но не сейчас, а позже. А вот сейчас, этот отъевшийся на немецких харчах слабак, все еще пытался "зевать", на свою погибель. Но ждать мести оставалось уже недолго…

— Хватит нос воротить, Сепан! Я тебя не просто так сюда именно сейчас вызвал, я ж тебе дело предлагаю! Что ты вообще знаешь о наших делах?! Пока ты там, в своем отдельном нумере с клозетом отсиживался, мы тут армию для нашей будущей Державы строили. Два лагеря ты уже видел. Полковник Штольце завтра покажет тебе еще один. Завтра увидишь наш первый воздушный отряд. Ты только представь себе — у Украйны ще нет границ, но уже есть армия! И даже авиация! Потом мы обсудим с адмиралом твое новое назначение…

— Назначение!!? В дупу такое назначение!!! Я уже с 36-го краевой проводник! Пока ты тут у немцев в тылу дупу грел, я ляшских гадов смертным боем бил, и весь Запад наших краев держал! А теперь, мне и на тебя плевать, и на твоих холопов, и на приказы твои. Скоро я сам буду назначать краевых референтов! Краков и вся Польша уже и так подо мной! Я в своем "отдельном нумере" пять лет под смертью ходил, пока ты тут с Сциборским жировал, да за моей спиной весь Провод под себя подмял. Был бы я в Риме, хрен бы тебя после Коновальца выбрали! Да и сейчас, когда есть я, кто тебя признает?! В общем так, Андрий, собираем новый Съезд, и пока он не решит кому из нас быть головой Центрального Провода, мне на твои инструкции начхать! Сегодня я уезжаю!

— Ах, вот, как ты, сученок, заговорил?! А кто твое освобождение готовил? Кабы не Советы, я тебя из тюрьмы доставал бы. Я работу вел, пока ты гаду Мосцицкому глазки строил. И хрен куда, ты у меня сегодня уедешь, тварёнок! Значит так, завтра быть тебе на смотре наших авиаторов! А потом я еще подумаю, давать ли тебе это назначение. Ну, а коли ты со своим карьеризмом не уймешься, и не перестанешь к расколу подстрекать, я с немцами и без тебя договориться смогу…

Угроза звучала серьезно, Мельник и, правда, мог сговориться с немцами и устроить какую-нибудь пакость. Пришлось остаться, и вот сейчас Степан вместе с Ярославом Стецько и Степаном Ленкавским стоял на прохладном ветру, бессмысленно взирая на идиотский воздушный парад. И ладно бы тут были только свои. Но Штольце вместе со своим главой Канарисом нагнали сегодня помимо Провода ОУН еще массу гостей из Гестапо и Люфтваффе. А помимо украинского штафеля, перед рядами устаревших He-51 сегодня стояли строем, присягнувшие Гитлеру ляхи, проживавшие в Рейхе литовцы, и даже несколько американцев. Больше всего Бандеру бесил тот слишком уверенный в себе молодой парень в капитанском мундире, увешанном орденами. Когда их взгляды вдруг встретились впервые, парень удивленно поднял брови. Потом его взгляд закаменел, и на долгую секунду приклеился к глазам Степана, а потом нагло подмигнул ему. А через пару минут, как будто специально проходя мимо него под руку с каким-то гестаповским чином, этот мальчишка вдруг бросил реплику, которую хорошо расслышали окружающие.

— А скажите, герр Лемке, для чего помимо пилотов вы пригласили сюда этих еврейских наблюдателей? Разве чистота крови союзников уже перестала интересовать вашего фюрера?

— О ком это вы, герр Пешке?

— Да вон о той носатой троице.

— Гм. По-моему вы ошибаетесь… Это всего лишь наши украинские союзники. Впрочем, я спрошу у полковника Штольце, что он знает об их расовой чистоте…

Уже одного этого хватило Степану, чтобы сразу же возненавидеть этого американского мерзавца. То, что у Степы Ленкавскаго огромный нос, этот гад нагло приписал жидовским корням, и без разбора отнес всю стоящую на отшибе троицу к жидовскому племени. Такого оскорбления Бандера в своей жизни не помнил, и сходу решил, что этой американской курве осталось жить очень не долго. Вот только последовавшие за той сценой события перечеркнули все его планы…

"Откуда я знаю эту физии… Стоп! Вытянутое лицо с маленьким ртом, большой лоб с залысинами. Угу. И взгляд… Взгляд отмороженного киллера из 90-х, обиженного на весь белый свет, который почему-то не носит такое "сокровище" на руках. Мдя-я… Сколько же крови на этих ручонках?! И ведь кровь украинцев русских, белорусов и евреев, будет из-за этой гадины литься рекой еще сотни лет. Даже в 21-м веке люди будут днем и ночью врываться в рабочие кабинеты и в дома соседей, чтобы предъявить нормальным людям счет за их желание жить в мире с другими нациями. Счет от имени этого "подвижника и великомученика западенского фашизма". И как только униатская церковь еще не канонизировала такое-то "благочестие"?!"…

После беседы с гаупштурмфюрером, Павла отправилась гонять в учебном бою троих литовских пилотов. А с импровизированной трибуны за их экзерцисом с интересом наблюдало как местное так и приглашенное начальство. Канарис переговорил с Штольце и оставил его развлекать прибывших чинов из Люфтваффе. И как раз сейчас полковник Абвера рассказывал Удету и Мильху, о запланированных номерах представления…

— А вот это, экселенц, вы видите сдачу экзаменов пилотами наших туземных авиачастей вспомогательного назначения. Сейчас против инструктора летает литовское звено…

— Штольце, а почему они у вас втроем бьются против одного экзаменатора? Почему не наоборот, как практикуется в Ц-шулле Люфтваффе?

— Ваш вариант боя, экселенц, быстрее приводит к деморализации студентов. Когда отовсюду к твоей кабине несутся огненные трассы, душа какого-нибудь поляка может ведь и не выдержать…

— Как же они с такой заячьей душой умудрились сжечь целый воздушный флот Люфтваффе в недавней кампании?!

— Я имел в виду не профессиональных польских пилотов с довоенным налетом, а молодых польских, чешских, украинских и литовских курсантов с дальними немецкими корнями. Пилоты они пока слабые. К тому же большинство из них не является полноценными фольксдойче, зато готовы преданно служить Фюреру…

— Хм. И поэтому вы обучаете их по такой калечной программе?

— Вы правы, экселенц, мы не хотим тратить слишком много ресурсов на обучение представителей неполноценных народов. Поэтому квалификация туземных пилотов, увы, не слишком высока. Да и предстоящие им в будущем летные задачи, по борьбе с партизанами и десантами противника, вполне соответствуют представленной здесь программе обучения.

— Вот это больше уже похоже на правду! Ну и каков процент брака при таком обучении?

— Увы, достаточно высок…

— Штольце! А кто это там выделывается?!!

— Капитан Пешке-Моровский, бывший заместитель командира польской авиабригады "Сокол"…

— Как же, как же, припоминаю. Тот самый "польский демон", который якобы безнаказанно громил наши гешвадеры в Пруссии и Померании… Приведите ка его ко мне, когда сядет.

— Слушаюсь, экселенц…

Едва отстегнув лямки немецкого парашюта, Павла попала в цепкие пальцы дежурного капитана Абвера, и подошла к сверкающим лампасами местным "небожителям"…

— Капитан Пешке, резерв Авиакорпуса Армии Соединенных Штатов, герр генерал.

— Гм… Капитан. А вы не пробовали воевать не из-за угла, а лицом к лицу с врагом?

— Пробовал, герр генерал, ничего не выходит…

— Вы что шутите?! Вы хоть знаете, с кем разговариваете, капитан?

— Кто же не знает выдающегося мастера пилотажа Удета, известного по обе стороны океана? И какие тут могут быть шутки?

— И почему же у вас не выходит честный бой, поджилки трясутся?

— Скорее, зла не хватает. Представляете, назначаешь ты время и место воздушной дуэли. Как умная Марта, прилетаешь на это место в назначенный час, а там тебя уже ждет целая комиссия по встрече. И каждый из ее участников не просто стоит в сторонке секундантом, но еще и пытается достать свинцом твои крылья и мотор.

— Гм…

— Не нравится мне такой "честный бой", герр Удет. Лучше уж я сам буду назначать время и место "приземления" моих противников…

— Как он вам, Эрхард? По-моему, наглец?

— Пожалуй, вы правы Эрнст. Жаль только, что он не состоит на службе Люфтваффе. Мы бы быстренько выбили всю блажь из этой юной головы, и научили его ходить и летать строем…

— Это вряд ли, господин генерал. Ваша Люфтганза может и научилась летать строем, но в воздухе этот строй быстро ломается в моем прицеле…

— Пешке, соблюдайте приличия! Мы с герром Мильхом, намного старше вас по званию и возрасту!

— Но разве вы сами, герр генерал, не были таким же в 15-м? А чтобы вы убедились в способности американского пилота, вроде меня, выйти лицом к лицу с вашими воздушными бойцами, я вам предлагаю воздушный поединок.

— Таких нахалов как вы, Пешке, я быстро учу уважению. Глядите, не пожалейте!

— Один на один на "мессершмиттах". Имейте в виду, генерал, экзамены мы тут принимаем не только с кинопулеметом, но и со спецбоекомплектом. В составе помимо холостых патронов, каждый двадцатый патрон с деревянными пулями, так что мои атаки вы почувствуете на бортах и остеклении вашей кабины. К тому же обе машины оборудованы азотным форсажем. Ну как, рискнете?

— Да наглости ему не занимать, дорогой Удет. Вот только принимать этот наглый вызов, по-моему, глупо.

— Это еще почему?!!

— Ну, во-первых, вы генерал-лейтенант, а он всего лишь капитан. Во вторых, этот капитан Пешке вместе обер-лейтенантом Терновским находятся здесь у нас в статусе военнопленных…

— Чушь! Мне ли бояться каких-то польских американцев, или американских поляков? Тем более пленных! Мильх, вы случайно не знаете, кто их там учил летать?

— Увы, не имею об этом понятия…

— Кстати, капитан, а сколько у вас сбитых?

— В четыре с половиной раза меньше чем у вас, герр генерал-лейтенант. Но я и воевал-то всего месяца полтора…

— Штольце, немедленно распорядитесь! Я и впрямь хочу отшлепать этого мальчишку. И если он такой же ранний и везучий, каким был я под Верденом, то будет забавно взглянуть на результат этой схватки. И пусть все будет по-честному, никаких поддавков! Слышите?!

— Хорошо, экселенц. Только патроны к пулеметам будут холостыми. А то у нас уже были несчастные случаи…

— Вы перестраховщик, Штольце. Оставьте спецбоекомплект, я в себе уверен!

Два "мессершмитта" набрали около трех километров высоты, и танцевали над летным полем свое "зажигательное танго". Вот "мессершмитт" Удета с желтыми законцовками крыльев пытается переиграть Пешке на виражах. Но его противник не принимает маневренный бой, и уходит вверх с форсажем. Роли меняются. Теперь Пешке сверху клюет своего противника. Изредка слышен треск коротких очередей. Вот снова на хвосте Удет, но Пешке уходит от него обратной петлей к самой земле. Вот он заходит на летное поле на бреющем. Удет снижается, пытаясь держаться сзади, но Пешке, подпустив его на сотню метров, вдруг резко идет вверх, теряя скорость и провоцируя столкновение. Удет отворачивает, и начинает набор высоты, но Пешке переигрывает его используя форсаж и снова бросается в атаку.

"Так, не поняла! Я же его в прицеле на семидесяти метрах держала, и длинную очередь выпустила. Где попадания деревяшками?! А? Что за херня, блин! Ну Штольце, ну змий скользкий! Зассал он видите ли спецпатронами ленты заряжать для стрельбы по генералу. А Удет-то по мне уже дважды своими чиркнул. Ну, сейчас я им тут покажу "честный бой". Мне как раз хотелось эту их идиллию разок нарушить… Сейчас, сейчас, вы у меня, геноссен, познаете смысл жизни…".

Генерал видимо считал себя победителем, так как не получил по самолету ни одного попадания спецбоеприпасом. За несколько секунд до касания земли, самолет Удета выпустил длинной очередью оставшийся боекомплект по стоящему на краю поля фанерному щиту. Несколько деревянных пуль даже попали в эту импровизированную мишень. Но Павла не приняла этот вызов, и искала для себя другой не менее эффектный способ самовыражения. Скачущий по неровностям летного поля самолет двигался вслед за своим недавним соперником в сторону контрольной вышки и трибуны. Наконец, Павла выбрала момент для демонстрации своей ярости.

"Ага! Вон с краю перед ангаром та самая троица людоедов-бандеровцев своими башками крутит. Как раз на пробеге я них свое зло и вымещу. Меня ж снова только что оскорбили, значит, эту ярость нужно срочно продемонстрировать. А вот начальнику аэродрома после этого точно трындец наступит. Да-а. А поначалу-то все шло так чинно, благородно, по старому… Ой, что сейчас будет! Мама роди меня назад…"

Неожиданно за сотню метров до поворота в сторону трибун, истребитель, чихнув черным выхлопом, дал полный газ подняв хвост, и понесся на ангар и замершую перед ним в изумлению группу людей. Нацеленный прямо на Бандеру нос самолета зло разразился длинной огненной очередью. Все трое людей попадали на землю. А "мессершмитт" вдруг резко сбросил скорость, и чуть изменив направление пробега, пронесся мимо ангара едва не задев его крылом. В этот момент Бандера поднял голову, лицо его было бледным.

Остановив самолет у трибуны, и выключив мотор, Павла выскочила на крыло. В десятке шагов Удет насмешливо выгнув бровь, расстегивал летный комбинезон. Не дав ему выдать явно готовую остроту, Павла громогласно выразила свое недовольство и презрение к честности поединка, шлепнув шлемофоном по крылу.

— Так вот, как выглядит ваша хваленая "честность в бою", герр генерал?!!

— Что такое? Не умеете проигрывать красиво, капитан?

— Поинтересуйтесь у господина полковника Штольце, сколько "дерева" было в моем боекомплекте! Или, по-вашему, при стрельбе пятидесятипатронной очередью с полусотни метров можно не попасть в этот ангар даже одной пулей? Пошлите кого-нибудь поискать их!

— Гм. Вряд ли вы могли промахнуться в такую цель. Если вы правы, то для определения победителя придется смотреть пленку кинопулемета. Штольце, бегом ко мне! Почему вы не выполнили мой приказ, полковник!

— Но, экселенц, я не мог рисковать…

— Молчите, полковник. Вы оказали мне медвежью услугу, украв у меня заслуженную победу. А вам, капитан, я приношу свои извинения за действия этого болвана.

— Ваши извинения приняты, герр генерал…

В этот момент со стороны ангара послышался крик и топот. Бандера несся к трибуне держа на руках безвольно повисшее тело своего носатого сопровождающего. Мешая украинскую и немецкую речь, он бессвязно твердил одно и то же. Немецкий врач быстро двинулся к нему навстречу.

— Ты убил его! Ты убил Степку Ленкавского, американский ублюдок!

— Вы меня обманули Пешке?! Это бесчестно!

— Думаю тут дело в другом, герр генерал. Врача немедленно! Куда он ранен?!

— Расступитесь господа! Так что у нас тут?

— Гм… Да на нем ни царапины!

— Пульса нет, герр генерал. Видимо, случился разрыв сердца. Типичный несчастный случай при сильном стрессе.

— Значит, обмана не было, герр генерал. Я могу идти?

— Идите, капитан…

В глазах Бандеры плескалась ярость и бессилие. Ярослав Стецко держал его за плечо, не давая ему броситься на мерзавца, из-за которого так нелепо погиб лучший певец украинской свободы…. В этот момент по ушам Степана стегнула надменная фраза американца, но подошедший полковник Штольце сразу же прекратил перепалку.

— А с каких это пор в Германии евреи имеют право голоса, мой обрезанный друг? Раз уж тебя пригласили сюда, будь любезен вести себя соответственно, уважая чувства истинных арийцев.

— Да я тебе курве сердце вырву!

— Вырывалка еще не выросла, пан наследник Иуды!

— А ну прекратить! Пешке покиньте аэродром!

"Ну, что герой-террорист, не нравится тебе получать той же монетой? Да я сегодня поступила гадко, но с теми, кто не ценит чужой жизни это единственный способ разговора. Только это и понимают твои друзья бандерлоги, убивающие учителей и режущие как свиней даже своих же подельников просто несогласных гнуться под ваше ярмо. И да будет каждому отмерено, той же мерой…"

— Да щоб ты сдох, мериканьская сволочь!!!

— После тебя, синайский герой!

— Ах ты…

— Стоять! Гауптшутрмфюрер, заберите с собой капитана!

— Бандера, прекратить! Вам вместе с вашими людьми, не следует ходить по аэродрому без сопровождающих! Заберите с собой покойника, и немедленно идите к пану Мельнику. И никуда без его команды больше не ходите!

Павла уже повернулась спиной к ненавидящему взгляду и собралась идти к Лемке, как в этот момент Бандера сделал резкий прыжок и захватив голову начал душить своего обидчика.

— Прекратить!!! Охрана, сюда немедленно!

Но охрана не успела разнять дерущихся. Павла в последний момент успела захватить большой палец правой руки террориста и резко заломала его. Бандера зарычал и нанес несколько ударов коленями. Но привычная к уличным дракам Павла, уже разорвала захват. А через несколько секунд раскрытые ладони ударили противника по ушам. Оказавшись за спиной оглушенного Бандеры, Павла нанесла сильный удар локтем в позвоночник…

* * *

Тревожные события, которыми было вызвано это совещание, уже были у всех на слуху. Пока на Западе шла "Странная война" на юге запылал полноценный костер боевых действий. Вот только планы дальнейших действий СССР, требовалось тщательно продумать…

— Товарищ Галлер. А что там получилось на средиземноморском театре? Удалось ли нам достичь поставленных целей операции?

— В целом, удалось, товарищ Сталин. Итогом этой работы стали военные действия Италии и Греции. Сейчас в этот конфликт уже втянулись даже британцы и французы.

— Ну, и кто там сейчас, и с кем воюет?

— После получения отказа нового премьера генерала Скуласа на свой ультиматум, Муссолини направил итальянский флот для проведения нескольких набеговых операций. В результате флотом Италии были атакована база Катаколон и несколько других стоянок греческого флота. При этом было потоплено много всякой мелочи, пять транспортных кораблей, но при этом потеряно четыре небольших корабля и подводная лодка. В ответ на эти действия греческий флот атаками своих москитных сил пытается оказывать противодействие перевозке войск из Италии в Албанию, но пока безуспешно. Из Таранто к этому району уже подошли крупные итальянские крейсерские силы в сопровождении эсминцев. Авиация итальянцев также усилена…

— Значит, война уже идет, товарищ Молотов?

— Война все еще не объявлена, товарищ Сталин. По сведениям из дипкругов Гитлер имел интенсивные телефонные переговоры с Муссолини, и был очень зол на него. Гилер даже хотел просить Франко стать посредником в переговорах между Афинами и Римом, но тот не торопится с ответом. Там сейчас идет необъявленная война, и уже несколько нейтралов тоже попали под раздачу. За потопление в Эгейском море транспорта "Тырново", Болгария выставила ноту Греции, и начала готовиться к войне…

— Это для болгар только повод. К войне с греками, они ведь уже давно готовились. Товарищ Галлер, а как в эту кашу влезли британцы с французами?

— От Александрии до Родоса и Крита расстояние небольшое. Уходя из района Родоса в сторону Александрии, наша "группа наблюдателей", случайно столкнулась с итальянским крейсером дальнего дозора "Луиджи Кадорна". При этом подлодка Л-4 была атакована сопровождающим крейсер эсминцем типа "Орионе". Командир "наблюдательной группы" капитан первого ранга Бурмистров мог уйти из района на своей Л-6 в одиночку, но вместо этого скомандовал гидрофоном капитану второго ранга Египко уйти на максимальную глубину, а сам трехторпедным залпом атаковал и потопил находившийся немного южнее итальянский крейсер. "Кадорна" получил два попадания, и затонул очень быстро, поэтому успел передать только SOS.

— Какие были отданы приказы товарищу Бурмистрову?!

— Бурмистрову было запрещено вступать в бой в случае обнаружения противником. Их задача была… гм… "наблюдать"…

— Хм… И зачем же тогда он все это сделал?!

— Помимо "наблюдения" одной из важнейших задач было соблюдение секретности. А в случае потопления Л-4, секретность могла быть нарушена. Поэтому Бурмистров решил, что если "Кадорна" будет потоплен, то эсминцу не останется ничего другого, как бросить атакованную им неизвестную подводную лодку, и идти спасать тонущих моряков. Так оно и вышло. В это же время в районе появились несколько британских эсминцев, сопровождающих группу торговых судов идущих из Александрии. Уже с начала октября этот район был объявлен опасным для плавания, поэтому в Эгейском море, британцы несколько раз сопровождали свои и нейтральные корабли… В общем, итальянцы решили, что их атаковали британцы. Поэтому эсминец, забравший из воды моряков "Кадорны", в панике открыл огонь по ближайшему к нему английскому эсминцу. А французы почему-то решили, что это была атака на их суда. Итальянцы, получив несколько близких разрывов, из района поспешно ушли, после них и наши наблюдатели ушли в сторону проливов…

— Товарищ Молотов, а этот инцидент имел последствия?

— Да, товарищ Сталин. Париж выслал ноту Риму, и готовится оказать помощь Греции вооружением. Французы даже отправляют сильный отряд кораблей из Марселя в район Крита. Британцы пока больше рассуждают о нарушении морского права. Воевать они не хотят, хотя свою ноту Муссолини они тоже выслали.

— Ну что ж, так получается даже лучше. Вот только анархистов в нашем флоте быть не должно. Имейте это в виду! И так уже за последние месяцы их число сильно выросло в рядах наших товарищей… Клим, а что у нас там с "Добровольческой армией" и с нашей специальной бригадой?

— Генерал Корнильон-Молинье, уже заключил соглашение с греческим премьером Скуласом, и начал перебрасывать свои авиачасти и технический персонал на полуостров. Мы пока только начали переговоры о переброске наших "греков-добровольцев" вместе с авиатехникой. Но в ближайшие недели этот вопрос будет согласован. Разногласий с греками практически нет…

— Очень хорошо. СССР поможет Греции в этой войне, даже не смотря на наши былые разногласия. Вот только дисциплину наших добровольцев необходимо поддерживать на высоком уровне. Политические инциденты нам не нужны… Кстати, товарищ Галлер, а как вы предлагаете наказать капитана Бурмистрова?

— Товариш Сталин, может быть, не будем судить победителя? Цели операции ведь были достигнуты, кроме того, обе лодки уже вернулись в Черное море и ошвартовались у плавучей базы…

— Значит, предлагаете считать их с капитаном Египко победителями?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Хорошо, мы подумаем над этим. Я вас не задерживаю, товарищ Галлер. Всего вам хорошего…

— Всего хорошего, товарищ Сталин. До свидания, товарищи.

Контр-адмирал вместе с Ворошиловым ушел, и в кабинете кроме Вождя остались лишь Молотов и Берия. И следующий вопрос как раз был адресован последнему. О том, что греческие события как-то связаны с упомянутым в вопросе фигурантом, нарком не знал, но заинтересованность Молотова сразу же заметил…

— Товарищ Берия. Расскажите нам с товарищем Молотовым, что нового докладывает ваш Берлинский агент по делу "Кантонца". Кстати, а как он сам оценивает этого подопечного? Как нашего агента, или все-таки, как случайное лицо?

— Товарищ Сталин, некоторые новости по делу есть, хотя я думаю вам и так уже многое известно. А "Брайтенбах" оценивает "Кантонца", как интересного американского коллаборациониста, имеющего хороший потенциал, как для сотрудничества с нами, так и с гестапо. Судя по его докладам о попытках вербовки предпринятыми лично Шелленбергом, "Кантонец" всерьез заинтересовал не только Канариса, но и Гейдриха. И, возможно, даже и более высоких персон.

— А как к нему относится Геринг?

— Не может ему простить налеты на Кольберг и Восточную Пруссию. С "Августом" он некоторое время нянчился, но сейчас уже практически охладел и к нему, недавно "подарил" его Канарису для обучения польских пилотов-националистов.

— А что там за скандал произошел с "Кантонцем" и теми националистами на аэродроме Абвера? Кстати, как он вообще там оказался?

— Ситуация там сложилась неприятная, товарищ Сталин. Дело в том, что "Кантонец" убедил своего куратора из СД, выйти на самый верх с инициативой по созданию тренировочной мото-ракетной авиаэскадрильи. Причем он предложил выполнить большую программу сначала учебных, а затем и полностью боевых схваток. Но поскольку терять в таких схватках своих пилотов Геринг наверняка не захочет, он предложил подготовить этих "гладиаторов" из числа вскармливаемых Абвером и СД националистов. Канарису и Гейдриху эта идея понравилась, о сотрудничестве договорились. Рейхсфюрер СС сумел даже получить от Гитлера разрешение на создание под этим соусом национальных авиачастей украинцев, литовцев и поляков.

— А чехов?

— Чехов Геринг не отдал. Он решил разбавить ими некоторые свои авиачасти с баварским личным составом.

— Пожадничал, значит. И что там случилось дальше?

— Дальше? На смотр прикрепленной к Абверу и СС авиации националистов, Геринг послал вместо себя Мильха и Удета. Удет после этого должен был участвовать в оценке созданных "Кантонцем" в Аугсбурге мотореактивных прототипов для той программы боевых испытаний. Там же на аэродроме состоялась учебная воздушная схватка "Кантонца" с Удетом, но вышел конфуз с деревянными пулями. Удету подыграло местное начальство, а "Кантонец" зачем-то устроил скандал, в процессе которого пострелял холостыми в сторону ангара, у которого оказалась та группа украинцев-националистов. Один из них сразу умер от разрыва сердца, а второй кинулся с кулаками на "Кантонца", и сейчас валяется в клинике Абвера с переломом позвоночника…

— А что это за человек?

— Это некий Степан Бандера, 1909 года рождения, сын униатского священника и известный в Польше боевик-террорист, осужденный за убийство министра в 1934, и помилованный президентом Мосцицким за антикоммунистические взгляды. С 34-го сидел в польских тюрьмах, и вышел уже после развала Польши. В разработке ГУГБ он находится с 33-го. После побега в начале октября из польской тюрьмы в Бресте, его видели во Львове и в Кракове, там он начал выстраивать свою террористическую сеть. У нас были на него определенные планы по использованию его фракции против абверовского агента Мельника возглавляющего сейчас руководство украинского подполья. Теперь эту операцию придется отменять. Правда, еще в начале сентября при помощи товарища Голованова удалось внедрить нескольких наших агентов в ближнее окружение Мельника, поэтому ситуацию мы держим под контролем…

— А вот это хорошо. Постарайтесь, насколько возможно взять под контроль эти силы для использования их против немцев и британцев.

— Это очень трудная задача, но ГУГБ приложит все силы.

— Эту трудную задачу нужно решить, подумайте, как это сделать…

Отпустив посетителей, Вождь вернулся к изучению последнего доклада от Голованова. В тексте были интересные факты, хорошо дополняющие информацию, полученную от наштаба флота, наркома иностранных дел, и наркома внутренних дел…

* * *

На выходе из пологого пикирования привычная уже перегрузка прижала тело пилота к спинке сиденья. Момент был немного волнительный, так быстро раньше летать за штурвалом еще не приходилось. Не станешь ведь вспоминать опыт полетов в мягком кресле турбореактивного лайнера в далеком и навсегда потерянном будущем. На указателе скорости стрелка приблизилась к шестиста километрам в час. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоить сердцебиение, Павла перекинула первую пару тумблеров. В специально установленном зеркальце стала заметна струя белого дыма, улетающая за крыло. На указателе цифра медленно поползла к отметке 650. Вторая пара тумблеров встала в положение запуска, и давление на спину усилилось. Клочья редких облаков, словно призраки, вырастали перед капотом и таяли, исчезая.

— "Вышка", я "Сокол". Две пары запущены, скорость 680.

— "Сокол", слышим вас, как у вас там? Ощущаете какую-нибудь опасность? Шум, вибрация?

— Нет, герр генерал. Пока все штатно. Разгон веду постепенно, сейчас приближаюсь к семистам километрам в час. Сколько мне там осталось до мерной сотни?

— Еще минуты четыре. Будьте осторожны, чуть что почувствуете, сразу сбрасывайте скорость.

— Я всегда осторожен, герр генерал. Запускаю третью пару.

— Хорошо! Не забывайте докладывать обо всем. Удачи вам "Сокол"!!!

— Благодарю, герр генерал.

"Ну, давай, машинка покажем этому тевтонскому небу, за какими скоростями будущее. И пусть потом "Толстый Герман" расшибет себе лоб, пытаясь сделать кучу этих мото-реактивных монстров. Защитить Германию от советской авиации ему все равно не удастся. А вот британцев и прочих янки пусть слегка пощипает. Ну, а товарищу советскому шпиону после этого полета уже можно начинать торговаться, по заказу плюшек. Есть у меня кое-какие хотелки, куда же без них. Но сейчас не об этом нужно думать. Подбираемся к восьми сотням. Стремно, конечно. Эх, только бы все у нас получилось. Только бы вышло…".

Вечером того же дня, покоритель высоких скоростей спокойно гулял вместе с сопровождающим офицером СС по центру Мюнхена. Самоотверженность испытателя была сразу же оценена начальством, что привело к существенному смягчению режима изоляции. А на следующий день после волнительных для советского разведчика небесных событий, в небольшом особняке в Бабельсберге состоялась беседа о той же таинственной личности. Высокий хозяин оперативной квартиры, помешивая кофе, внимательно глядел на подчиненного холодным заинтересованным взглядом по-восточному прищуренных глаз. И по ходу рассказа, холодная настороженность все сильнее покидала его…

— Представьте себе, он сумел удивить генерала Удета. Правда, там случился один не слишком приятный дисциплинарный эксцесс, но это мелочи. В итоге, начальник Технического управления Люфтваффе все равно был впечатлен его мастерством. После той учебной схватки с нашим подопечным, Удету довелось принять участие в испытании ракетных ускорителей Пешке. Ну, тех самых, о которых не удалось узнать во Франции…

— Вы хотите сказать, дорогой Вальтер, что предложенный Канарисом, и устроенный нами под Аугсбургом "заповедник для Пешке", неожиданно принес нам и Люфтваффе побочные плоды?

— Именно так, Группенфюрер! Пешке талантливый пилот, и не менее талантливый конструктор-любитель. На модернизированном "Мессершмитте-109" с шестью ракетными ускорителями своей конструкции, он даже умудрился неофициально побить мировой рекорд скорости!

— Неужели?!

— Я сам был поражен этим известием! Честно говоря. После нашего с ним похода в оперу я считал его скорее бесплодным фантазером, чем будущим триумфатором.

— И в этот раз он утер вам нос…

— Вынужден признать, что недооценил его гений. Страшно представить себе… Разогнался со снижением, а затем на стокилометровом маршруте показал более 825-ти километров в час в горизонтальном полете. Нам даже пришлось держать в воздухе несколько истребительных заслонов, чтобы предотвратить его побег во время этого испытания. Но как видите, дело того стоило. Я потом разговаривал с Мильхом из RLM, тот считает, что используя этот принцип можно усилить ПВО Берлина и других важных центров страны. Кстати, Геринг ведь верит этому "еврейскому барону", и поэтому наверняка уцепится за идею Пешке, как бы он того не недолюбливал…

— Очень интересно! Значит, Пешке достиг своей мечты, но еще не получил награды.

— Деньги его интересуют незначительно…

— Тогда что же? Всемирная слава?

— В какой-то степени… Но скорее чувство собственного глубокого удовлетворения от исполнения задуманного. Я ведь уже докладывал вам, что многое завязано на его детскую блажь по поводу родового проклятия. Он все еще желает смерти Рюделю. И еще ему нужен настоящий стимул, чтобы забыть о своих страхах компрометации и полностью перейти на нашу сторону.

— Вы что-то уже придумали?

— Один из моих лучших сотрудников Вильгельм Леман предложил показать Пешке фото взлета одной из старых малых ракет А-3 фон Брауна. И если на то будет санкция, можно показать и сам пуск не раскрывая места его проведения…

— Но ведь это сверхсекретная тематика. Вальтер-Вальтер, хорошо ли вы подумали?

— Судя по психологическому портрету американца, каждый даже микроскопический шажок к полету на Луну, или хотя бы к прыжку в космос, для него даже важнее, чем его доброе имя…

— Гм. Все это лишком серьезно, Вальтер. Тут есть риск заиграться, упустив не только самого Пешке, но и важнейшие секреты нашей Родины. А вот этого мы допустить не можем… Впрочем, варианты игры могут быть разными. Как вы смотрите, может все-таки лучше вернуть его "старому лису" Канарису сразу после завершения всех этих испытаний? Или он вам все-таки нужен "на прямом поводке"?

— Гм…

— Не стесняйтесь, Вальтер. Можете быть полностью откровенным со мной. Итак, я слушаю.

— Группенфюрер. Я утверждаю со всей ответственностью. Капитан Пешке-Моровски довольно перспективный кандидат для полноценной вербовки. Он совсем неслучайно попал в поле зрения Чикагского отделения ФДА, еще в августе этого года. Перечислять здесь всех его достоинств я не стану, вы ведь читали его досье. Но я считаю, что мы пока лишь частично задействовали его потенциал внутри страны, и мне видятся серьезные перспективы и в его заграничной работе…

— Вам удалось изучить его связи?

— Частично, Группенфюрер. В ходе нашего личного знакомства, Пешке рассказал о своих покровителях во французской армии и армии США. Кое-что удалось узнать о знакомых его покойной матери Софии в Лондоне и Стокгольме. В Польше он популярен, эту карту тоже не стоит списывать со счетов. Добавилось несколько штрихов и по Канаде… Сведения о контактах Пешке с сенаторами четырех американских штатов, также обросли подробностями…

— Неплохо, Вальтер, совсем неплохо. И что у вас в планах более активной фазы игры?

— После моей операции в Голландии, я как раз планировал начать разработку наиболее ценных для нас связей Пешке в Британии.

— А в каком качестве вы видите самого Пешке?

— В качестве борца за свободу Польши! И за британские интересы в Германии, конечно.

— Звучит интригующе. Расскажите ка поподробнее.

— Есть мысль отпустить Пешке…

— Но ведь тем самым он окажется скомпрометированным сотрудничеством с нами.

— Для всех это будет побегом почетного военнопленного из-под домашнего ареста.

— Так-так, дальше.

— Представьте, группенфюрер. Пешке захватывает самолет, и улетает… Ну скажем, в Данию. Там на него совершается несколько покушений. Парень чудом избегает смерти, и сбегает из Дании в знакомую ему с детства Швецию…

— Вы думаете, что Интелледженс Сервис вот так просто купится на эту историю в духе рассказов Буссенара?

— Это лишь канва его легенды, группенфюрер. Но чтобы добиться доверия Пешке, нам нужно решить два важных вопроса. Первый, это Рюдель. Второй, ракеты. Было бы жаль не использовать возможные комбинации с участием этого талантливого мальчишки…

— Хорошо, Вальтер. В целом, вы меня убедили. Готовьте операцию, но не забывайте, Голландия у вас должна быть на первом месте!

— Я помню, группенфюрер. И я уверен в успехе!

— Ну-ну… Наливайте кофе, мой друг, не стесняйтесь.

— Благодарю вас, группенфюрер.

От Гейдриха, Шелленберг поехал в министерство авиации к Мильху, вопрос с Рюделем, нужно было закрывать… А не подозревавший еще о скором изменении своей судьбы советский разведчик, в награду за новую победу, получил краткий отдых, перед обучением своей "группы реактивных гладиаторов". За эти два дня случилось несколько приятных встреч, и даже удалось немного отдохнуть. А дальше, события в "Аугсбургском заповеднике" понеслись с калейдоскопической быстротой…

* * *

На северо-востоке полуострова в небольшом городе Арта, состоялось выездное заседание штаба Добровольческой армии.

— Господа, сегодня с Закинфа в штаб вернулся майор Коккинаки. Разведка доставила тревожные сведения, с которыми всем нам нужно немедленно ознакомиться. Прошу вас майор.

— Прошу всех к карте, господа. Наши гидросамолеты "Савойя" и дальние самолеты "Илья" в течение трех последних дней отслеживали активность Супермарины вдоль обращенного к Албании итальянского побережья. Море кишит транспортами разного тоннажа, и конвоирующими эти стада сторожевиками. В целом, в Адриатике сейчас огромное количество целей заслуживающих торпедометания и бомбометания, но пока не объявлена война, мы вынуждены бездействовать, чтобы не создать повода для обвинений. У нас нет уверенности, что между итальянских и албанских судов не затесались какие-нибудь испанцы, и прочие нейтралы…

— И при всем этом, сами "макаронники" регулярно нападают на корабли греков, и нагло нарушают воздушное пространство! Мерзавцы!

— Людвик, ты не прав, на море сейчас практически затишье. Видимо готовится что-то крупное, Рим собирает силы для серьезного удара.

— Ага! И при этом их "фиаты" каждый день атакуют греческих рыбаков, а нам запрещено даже просто летать дальше двенадцатимильной зоны прибрежных вод!

— Разведка же летает…

— Господа Амбруш и Будин, пожалуйста, упокойтесь, и дайте нам дослушать доклад!

— Прошу прощения, генерал. Простите господа…

— Продолжайте майор. Мы вас внимательно слушаем.

— Гхм… В портах Таранто, Бриндизи и Барлета экипажами дальних самолетов было замечено огромное количество каботажников загружающихся войсками, и военным имуществом. Все железнодорожные пути забиты воинскими эшелонами, та же картина и на автодорогах.

— Удалось установить хотя бы примерную численность войск.

— Численность этих войск оценивать сложно. Единовременно, там могут находиться несколько дивизий… Но сколько их там на подходе к портам, а сколько уже переправились, установить практически невозможно. Это работа для нелегалов в стане противника. А вот по флоту могу дать конкретные данные. На рейде Таранто собирается большой конвой примерно из полусотни кораблей, предположительно три из них линкоры, четыре крейсера и столько же эсминцев. Остальное разная мелочь…

— Полковник Винаров, может быть вы сможете дополнить рассказ майора. Что вам известно?

— Да, мсье генерал, новости имеются. Господа, мы получили сведения о переброски с северной базы Специи в Таранто одной дивизии линкоров и флотилии эсминцев. Вынужден согласиться с майором Коккинаки, готовится серьезная наступательная операция. Возможно тот сильный удар торпедными катерами и торпедоносцами "CANT", отраженный нашими пилотами, и несколько атак на критские порты Суда и Ираклион, как раз и были подготовкой к этой операции. Противник этими наскоками, вероятно, прощупывает оборону Греции, и ищет слабые места.

— К этому мы готовились, и только ждем отмашки из Афин, для полноценного отпора. Но я вижу, что вы не все нам рассказали. Что-то серьезное?

— Утром я беседовал с отправленным к нам для связи майором Эридаки. Так вот он сообщил, что Болгария в лице господина Кьосеиванова потребовала отвода греческих войск от границы…

— Под каким предлогом?!

— Болгары утверждают, что в последнее время участились перестрелки в районе реки Стримон. Почти каждую ночь, там кто-то летает. Иногда заходят к болгарам со стороны Турции, чаще от нас и от югославских соседей. Недавно там отметились чьи-то минометы. В тех местах сходятся границы Югославии, Греции и Болгарии. Поэтому требование болгар, либо ловкая провокация, либо попытка разобраться, кто мутит воду в районе границы. Югославам они выкатили такие же претензии.

— Да-а, друзья мои. Все это очень серьезно. Генерал Скулас мне тоже говорил о частых провокациях. Причем в нескольких случаях удалось найти тела убитых в перестрелке диверсантов. Двое были типичными британцами, третий больше похож на жителя юга Италии.

— Значит "Лайми" опять мутят воду, прикрываясь красивыми словами о мире.

— Похоже, что так, господа. Но мы с вами прибыли сюда для защиты Греции, и мы ее защитим. Греки не верят обещаниям британцев и готовятся к серьезной войне. Последние схватки доказали это со всей определенностью. Но и наши силы не безграничны, резервов у нас практически нет. Начальник штаба Амбруш, доложите нам, какими силами наша Добровольческая армия располагает на Болгарском направлении.

— Господа, в тех районах у нас только один резервный батальон с полубатареей на грузовиках в Эдесе, несколько малых катеров и взвод морской пехоты в порту Кавала, и это все. Ни одного истребительного звена мы там не держим, и так уже наши воздушные силы раздерганы по разным направлениям. Мы, конечно, могли бы отражать наскоки болгар и с центральных аэродромов, вот только у противника всегда будет преимущество. Они смогут нанести удар и быстро уйти на свою территорию.

— Болгария для нас не главное направление. Контр-адмирал Сакеллариу показывал мне наиболее вероятные районы, в которых в ближайшие недели начнутся военные действия. Крит и Родосское направление, а также западное побережье. Там следует ждать первых ударов Муссолини. А болгары могут полезть сюда только если греки допустят прорыв со стороны Албании…

— И все-таки на северо-востоке обязательно нужно держать воздушный заслон. С авиацией у Греков не густо, надеются на свой договор с Турцией, и помимо Салоник серьезных авиабаз там нет.

— Мда-а. Это значит, что нам нужно срочно искать резервы. Полковник Амбруш, сможем мы развернуть еще одну резервную эскадрилью в Салониках, на паре площадок подскока?

— Самолеты есть. Четырнадцать польских "Пулавчаков" как раз на ремонтном заводе в Салониках проходили модернизацию, с заменой моторов на новые французские "Гном-Роны", и установкой закрытых фонарей по типу греческих Р-24. Проблемы имеются c установкой синхронных "Гочкиссов" 52-го калибра, и с французскими радиостанциями, но техника в целом боеготовая. Главная проблема это пилоты. Снимать людей из боевых эскадрилий совсем не хочется.

— А что если взять наших новых "партизан".

— Вы представляете, во что превратится авиачасть, если там будет такой греческий салат? И кого назначить командиром?

— Как раз с командиром проблем не вижу. Лейтенант Дэвис показал себя неплохо, учится он быстро. В Польше командовал парой. Здесь участвовал в отражении трех налетов и добавил четвертого сбитого к своему личному счету. К тому же он был преподавателем в военном училище. Думаю, он справится.

— А где он сейчас?

— Вернул своего "Поликарпова" в эскадрилью старшего лейтенанта Бахчиванджи, и ждет назначения.

— Пошлите кого-нибудь за ним…

* * *

Две слегка растопыренных ладони прикоснулись к козырькам форменных фуражек. Последовавшее за этим крепкое рукопожатие, могло бы сделать из ладони отбивную. Не давая открыть рта своему другу и напарнику, капитан увлек его под локоть к концу взлетной полосы…

— Отойдем ка еще метров на сотню и морды отвернем, нехрен им наш дружеский треп направленными микрофонами и сурдочтецами сечь… Ну, здравствуй, пан лыцарь! Жив, чертяка! Живой…

— Хорош, меня тискать, Адам! А чего мне сделается? Будто бы, только ты один из нас летать умеешь…

— Бу-бу-бу. Как был ты, Андрюха, букой и врединой, так и остался. Дай, хоть погляжу на твой обветренный всеми ветрами, шнобель. Похужал, возмудел. Одним словом, орел!

— Адам, хватит уже, меня разглядывать! Сам-то ты как? На смотре ведь только издали тебя и видел…

— Значит, углядел, как мы там с Удетом крутились?

— Угу. Как он тебя гонял.

— Как я его там гонял, в хвост и в гриву! Хотя… Дядька он и, правда, серьезный… Только и успевай от его атак уворачиваться. Но по данным отснятым кинопулеметами, у нас с ним в итоге паритет. Я его много раньше дважды зацепил, а он чуть больше раз, меня в прицеле держал. Вот так-то!

— Еще чем похвастаешься?

— Гм… Луна все ближе, жаль только не полная. И еще кое-что… Это, конечно, жуткая тайна. Но раз мне с тобой говорить разрешили, значит, не надеются, что я и об этом буду рыбой молчать. Поздравляй меня, друже…

— С чем это?

— С тем, что были бы тут контролеры от ФАИ, и мировой рекорд скорости был бы наш! Ну, в смысле не наш, а, конечно же, Рейха. Вот только ставил его один молодой американский ковбой с капитанскими погонами…

— Врешь!

— Чего ради мне заливать? Пока ты там, хохлов с чухонцами "взлет-посадка" мучал… Я тут стодевятый с шестью "Тюльпанами" на семи километрах высоты разогнал, и вуаля…

— Ну, ты и жук! Вот только зачем?! Адам! Они же теперь…

— Цыц, салага! Что б ты понимал в апельсинах. Ни хрена это арийцам не поможет, но об этом не вслух. Я тебе больше того скажу, замучаются они теперь на все мои им подарки марафет наводить, да и в итоге потонут в этих новациях… А сколько при этом народных рейхсмарок просрут? У-у! Десяток дивизий вооружить можно…

— Трепло ты, Адам. Слово даешь, что они против наших твои новации не применят?!

— Даже если применят, это будет как плетью против обуха. Нету у мото-реактивного "мессера" никакой маневренности. Ни в вертикали, ни в горизонте. Хоть и на базе серийной, но все одно типичная машина для рекордов вышла. Даже без пушек я на нем гонял, так топлива минут на двадцать хватило. С сухими баками садился. Так что до боевой конструкции ему, как нам с тобой до Нью-Йорка раком топать.

Встреча с напарником стала для разведчика небольшой отдушиной. Позже состоялись еще две встречи. Одна с подполковником Пиккенброком, а вторая с Вальтером Ленбергом. Смысл обеих встреч, был примерно одинаковым. Последовали предложения служить Рейху, и так сказать оформить эти отношения. И оформить их предлагалось не забесплатно. Павлу первый раз в жизни пробовали вот так нагло купить. Помимо среднего дохода германского полковника, манили даже собственным поместьем и генеральскими погонами в далеком будущем. Ну и, конечно же, обещаниями включить "блудного фольскдойче" в ракетную программу Рейха в качестве испытателя. Слушая в небольшом кафе распевшегося соловьем Шеленберга, ей сильно, до ломоты в зубах, хотелось звонко щелкнуть по носу этого вербовщика. Но посылать его подальше сейчас было просто опасно. Павла это понимала и продолжала изрядно ей надоевшую игру…

— Адам, вы напрасно тянете время! Мы же с вами все уже обсудили. Ваши интересы будут учтены полностью! Но сами вы будете нужны мне уже завтра.

— А кто будет доделывать пилотский отсек ракеты? А скафандр? А компоновка носителя?

— Мы найдем, кому все это доверить. Да хоть вашему же приятелю Липпишу!

— Угу. И я все брошу, купившись на одни только обещания. А когда вернусь из Швеции, то вы мило улыбнетесь мне, и похлопаете по плечу. Мавр сделал свое дело, дальше пусть творит другой…

— Такие предположения оскорбительны среди друзей!

— Вальтер, давайте начистоту! Если бы я не был вам нужен в Швеции и Британии, вы захотели бы моей дружбы?!

— Конечно! Я не строил бы на вас свои расчеты, но отношениям это бы никак не помешало.

— Ну, вот и отлично! У вас свои расчеты, у меня свои. Я остаюсь вашим другом, но до выполнения вашей просьбы, я должен закончить хотя бы основу проекта будущего носителя. Даже если меня когда-нибудь вышвырнут из Рейха, эти достижения останутся со мной, и я смогу все это где-нибудь повторить. Я верю вашей искренности, но ведь вы не свободны в своих обещаниях, так как они зависят от доброй воли еще очень многих людей…

"Да, дружище, Вальтер. Это тебе не в наперстки играть в подземном переходе. Лохов тут нема. Хочешь прокатиться, гони гарантии. И не нужно на меня вот так обиженно глазками сверкать…".

— Мне обидно слышать такие слова, Адам. Я до сих пор считаю вас своим другом, но у меня сейчас очень мало времени, чтобы заниматься душеспасительными беседами. Просто скажите мне, что вас убедит в том, что вас не обманут?

— Вот этот чертеж видите? Удета и Мессершмитта я уже заставил задуматься на эту тему. Теперь ваш черед составить этому проекту протекцию. И не где-нибудь, а в приемной у Фюрера. Вот это, плюс сама ракета, плюс Рюдель, и я ваш, Вальтер. Э… В том смысле, что начну работать…

"Погляди и испугайся, герр разведчик. Ага! Проняло тебя до печенок? И ведь это только начало. А при наличии этих "Мамонтов", руки у вас зачешутся уже по поводу "Винзорского замка". У мохноусого так совершенно точно слюна потечет. Вот и хорошо, пусть вместо всяких там "барбарос" и прочей астрологии нормальным делом займется…".

— Друг мой, вы больны гигантоманией. Что это за ужасный монстр?

— Это самолет-носитель для тяжелой ракеты. Восемь моторов по девятьсот сил, двухбалочная схема, с большой грузовой кабиной. Машина окажется очень дорогой, если делать ее в дюрале. А вот если делать из стальных труб разного диаметра, сваренных в прочные фермы и обтянутых полотном, то в серии цена станет намного ниже… К тому же, у такого самолета есть несколько вариантов применения. Грузоподъемность в двадцать — двадцать пять тонн, позволит за один раз перевозить на нем несколько вариантов нагрузки. К примеру, он поднимет и отвезет через Канал две самоходных артустановки с горными пушками на шасси чешского 38t, или три грузовика, или батарею гаубиц, или две роты десанта… Или забросит на высоту семь тысяч метров одну двенадцати или пятнадцати тонную ракету с космонавтом…

— Гм… Адам, я, конечно, не инженер… Но, по-моему, ваша идея просто безумна. Я высоко оценил и многоколесное шасси и вот эти двери, открывающиеся спереди и сзади грузовой кабины. Решения бесспорно очень остроумные, но… Но при старте столь мощной ракеты из переднего люка, она просто спалит ваш полотняный самолет-носитель как свечку.

— Ха! Не стать вам космонавтом, Вальтер. Как впрочем, и конструктором ракет. Не нужно дуться, дружище, каждому свое. Я же не лезу к вам со своими советами, по части разведки? И как вы думаете, для чего нужны вот эти тугие тюки впереди и сзади ракеты?

— Ммм… Неужели, это парашюты?!

— Прекрасно, герр Лемберг! Нет, все-таки есть в вас некий потенциал для ракетного творчества!

— Постойте, Адам! Вы что же хотите сбросить ракету с самолета на парашюте?!

— А что вас так возмутило?! Задний парашют вместе с небольшими пороховыми ускорителями, стремительным домкратом вытянут ее из грузового отсека. А передний, раскрывшись, стабилизирует ее в полете. Затем пилот включает маршевые двигатели, и отстреливает пиропатроном ненужные уже парашюты. Трудности будут у пилота носителя. Ему-то придется сначала держать перегруженный самолет в наборе высоты с риском сорваться в штопор. А затем он, чтобы не сгореть как свечка, должен резво ускакать от стартующей за его хвостом ракеты…

— Мда-а, Адам. Ваше безумство гениально! И что, в этом случае, ракета действительно долетит до Луны?!

— До Луны вряд ли. А вот на круговую орбиту вокруг Земли, пожалуй, что и выйдет. И даже с запасом…

— Хорошо, я согласен! Убеждать вы умеете, и вы рассчитали все довольно точно. Если показать этот проект Фюреру, то он не останется равнодушным. Пусть в ближайшие лет пять полетов в космос не будет, но такие "воздушные паромы" Рейху, наверняка пригодятся. Даже если по цене они обойдутся нам в десяток истребителей, каждый. Мда. Но и свое обещание не забудьте! С меня автограф Фюрера на техническом задании, а с вас набросок плана операции в Швеции…

Провожая взглядом отъезжающую машину своего будущего куратора из СД, Павла думала о самом страшном варианте развития событий. А вдруг все пойдет не так? Вдруг ее действия лишь подтолкнут Гитлера к созданию оружия возмездия, и вместо Лондона и Нью-Йорка, тот остро захочет врезать тяжелыми ракетами по Москве и Ленинграду? Или этот мохноусый гад захочет высадить большой десант, где-нибудь в Крыму? От таких мыслей голова шла кругом, и хотелось выть. История и так уже изменилась. В Польше, где советскому разведчику удалось сыграть свою партию, немцы провозились на почти месяц дольше, и понесли вдвое большие потери. Почитывая доставленные конвоирами газеты, Павла узнавала о новых изменениях исходной исторической линии событий. В Средиземном море уже вовсю шла война греков с итальянцами. Разозленные провокациями на границе югославы начали в свою очередь обстрелы и наскоки на болгарскую территорию. От послезнания Павлы остались лишь крохи, теперь играть приходилось почти вслепую…

* * *

Тот день Бенджамин запомнил надолго. И ему и Дорну было очень жаль расставаться с полюбившимися И-16. Машина понравилась еще в Харькове, где их переучивали русские. "Пулавчаки" конечно были приятнее в управлении, но такой скорости и вертикального маневра, как у "Поликарповых" им явно не хватало. Да и оружие у русского истребителя было существенно мощнее. Жаль только, что второй корабль с авиатехникой застрял где-то в Черном море и еще не дошел до Греции. Последние вылеты им с Дорном пришлось делать на машинах "русско-греческого" сквадрона Бахчиванжди. Сбитый торпедоносец CANT как раз пополнил его список побед в предпоследнем бою над Закинфом. А сейчас в просторном зале большого греческого дома Дэвис оказался под прицелом дюжины глаз своего армейского начальства. Сразу после доклада генералу Корнильон-Молинье, лейтенанта поставил в тупик неожиданный вопрос.

— Лейтенант ответьте нам. Сколькими языками, и в какой степени вы сами владеете? И не нужно здесь скромничать, отвечайте подробно, даже о незначительных лингвистических навыках.

— Гм. Мсье генерал, помимо родного английского, дома меня мама учила французскому. Наш дальний родственник был врачом, поэтому латынь часто звучала в доме, и я кое-что запомнил. Немецкий нам преподавали в школе и в училище. Ну, еще немного испанский. Я учился вместе с несколькими парнями-латиносами. Греческий и русский я стал учить только в Харькове и здесь.

— Отлично, лейтенант. Это то, что нам нужно!

— Простите сэр! То есть мсье генерал, но я бы не хотел менять профессию на армейского переводчика!

— Увы, мон шер, это решать не вам. Впрочем, отказаться-то вы еще можете. Но вот стоит ли? Хотите принять эскадрилью?

— Конечно сэр!!! То есть, уи мсье!

— Тихо-тихо. Погодите радоваться, мон шер. Может статься, вы потом проклянете свою доверчивость и мое коварство. Полковник Амбруш, зачитайте лейтенанту его новое назначение.

— Лейтенант Дэвис! Вам надлежит прямо сегодня связным самолетом вылететь в Татою. В местной воздушной школе называемой "Училище Икаров" ваш ждут одиннадцать ваших будущих пилотов. Имейте в виду, английским из них владеют максимум двое. А для общения с остальными, как раз пригодится ваш "багаж юного полиглота". К тому же, ваши будущие подчиненные малоопытные пилоты, прибывшие в Грецию из разных стран. Еще двоих русских пилотов со знанием греческого вам передаст из своего резерва майор Коккинаки.

— Итак, лейтенант, мы ждем вашего ответа.

— А самолеты, сэр?

— В Салониках вас ждут четырнадцать "Пулавчаков" модернизированных до версии Р-24. Ну как, согласны лететь и принять над ними командование?

— Да, мсье генерал!

— Две небольших площадки около Сереc и рядом с Салониками станут вашими полевыми аэродромами. Основной базой для вас будут Салоники. Там есть ремонтные мощности, и большие запасы горючего и боеприпасов…

— Разрешите уточнить лейтенанту задачу, мсье генерал?

— Уточняйте Ян.

— Ваша задача на ближайшие три недели. В Татое вам еще придется сдать тесты на командира эскадрильи. Поскольку эта авиачасть будет снабжаться греками, вы получите звание в греческой авиации. Обращаю ваше внимание, лейтенант, что уже через пару недель вас могут привлекать к отражению ударов со стороны Болгарии. До этого времени вы во второй линии.

Бенждамину не верилось, что все это на яву. Но вот не прошло и суток после той беседы, как он оказался в Татойской "Школе Икаров". Хмурый майор грек, немного знающий английский, до конца дня безжалостно гонял его по учебе. Сначала было два теста на пилотаж и воздушную стрельбу. "Пулавчак" был хорошо знаком Дэвису, поэтому своих инструкторов он изрядно удивил, как мастерским пилотированием, так и отличной стрельбой. А вот потом начались задания по тактике. Тут пришлось попотеть, вспоминая, не только то. что самостоятельно изучал в Алабаме, но и все те хитрости, которыми щедро делились с ним в бригаде "Сокол" поручник Терновский и американские ветераны Испании и Китая. Майор был строг, но к мелким огрехам не придирался. Ночью американцу спалось плохо, все думал над тем, сколько ошибок успел совершить на тестах. Заснул под утро. В девять часов он снова стоял перед комиссией в составе пяти офицеров. Вопросы по военному администрированию чередовались с вопросами по истории авиации. Потом начались вопросы на французском, немецком, испанском, и греческом. Бодрые ответы вскоре сменились длинными паузами. Бенджамин пыхтел и запинался. Потом снова началась тактика.

— Лейтенант, ответить! Как вы будет действовать — пришел вам приказ отбить налеты от Болгария и от Албания? Сразу два противник на ваш один эскадрон.

— Прошу уточнить, майор сэр. Какой противник ближе, и какими силами они атакуют?

Уже к середине этой казни Бенджамин почувствовал, что сильно взмок под кителем. Через час его, наконец, отпустили. Выйдя на крыльцо, Бенджамин расстегнул ворот, и ослабил галстук. Дрожащая рука с платком вытерла пот со лба. Но не успел он достать сигарету, как неожиданный окрик резко прозвучал над ухом…

— Лейтенант, вернуться!

В этот раз помимо комиссии, перед ним стоял еще какой-то генерал, который что-то быстро проговорил по-гречески. Как ни старался он учить греческий, но беглую речь понимал плохо. Но все тот же майор-мучитель с торжественным видом перевел ему речь начальства.

— Сегодня вам присвоить звание, капитан. Вас назначить командир эскадрон-32. Это большая честь.

Остальное Бенджамин запомнил плохо. Праздновать повышение было некогда, и он вместе со своими будущими подчиненными загрузился в грузовик и попылил к будущему месту службы. В дороге к нему никто не приставал, но косились на черного капитана заинтересованно. В Салониках на заводском аэродроме Бенджамин, наконец, построил своих "партизан" и начал знакомство. Взгляды разноплеменных пилотов с интересом скользили по лицу командира, и замирали на приколотых к полевому капитанскому кителю двух польских крестах и медали. На удивление издевок по поводу темнокожести не было. Даже сморщенных в брезгливости лиц он тут не увидел. Парни были в основном молодыми, но некоторые из них имели приличный налет. Даже двое армян приехавших из Румынии оказались любителями пилотажа. Вот только боевого опыта, и опыта военной службы у большинства этих новобранцев практически не было. Самым старым оказался Алан Каттерс, летавший воздушным стрелком на "Кодроне" в Бельгийской авиации еще в Великую Войну. А самым молодым был Николас Гилера, сбежавший из Испании от Франко. Еще были двое мексиканцев, аргентинец, грек из Турции, двое русских, и еще один швейцарец. В общем, личный состав напоминал "Ноев Ковчег" и первоначальная мысль сделать несколько звеньев по языкам была Бенджамином отвергнута. Наоборот, пришлось в каждом звене свести вместе по нескольку знатоков английского, испанского, греческого и русского. Поначалу учеба шла тяжело, но алабамский опыт преподавания давал себя знать, поэтому вскоре процесс наладился. Но доучиться сквадрону-32 не дали… Он как раз разбирал ошибки в тренировочном вылете, когда от штаба эскадрильи прибежал взволнованный грек лейтенант Валканас, назначенный начальником штаба эскадрильи.

— Капитан Дэвис, это срочно! Большой налет! Нужно вылетать!

— Лейтенант Валканас, отставить эмоции! Быстро изложите только самую суть.

— Звонили с границы! Со стороны албанской Флорины, вдоль северной границы летит большая группа итальянцев. Генерал Папагос отдал приказ на перехват всем группам истребителей близким к тому району. Южные эскадрильи прямо сейчас отбивают налет торпедоносцев на побережье, и потому не успеют их перехватить…

— Кто уже взлетел из наших?!

— На перехват отправились одиннадцать Р-24 капитана Хилексиса из Трикалы, и две эскадрильи "Поликарповых" капитанов Бахчиванджи и Куттельвашера из Ларисы и Янины.

— Состав группы противника, и направление удара?!

— Несколько эскадрилий трехмоторных монопланов-бомбардировщиков, прикрытые четырьмя десятками истребителей-бипланов. Предположительно идут мимо Эдесы к нам, но часть бомб могут израсходовать и по дороге…

— Благодарю вас, лейтенант. Старшие пилоты бегом ко мне!

— Бен, ты думаешь, наши справятся?

— Не о чем тут думать! Майкл, бери своего Николаса, твоей паре прикрывать нас сверху! Сквадрон, слушай мою команду!

Нестройный квартет голосов тут же перевел команду на другие языки, и приготовился продолжать. Это пока было самым ценным достижением в учебе эскадрильи. Пилоты научились транслировать команды дальше…

— Я иду с Алексом Гулемба. Со мной пойдут…

Бенджамин торопливо оглядел нестройную толпу пилотов. Кроме беззаботного лица Алана Каттерса, перед ним застыли встревоженные лица пилотов и техников. Всего одиннадцать дней назад он принял командование над этой группой людей, и даже после долгих и утомительных тренировок их еще рано было называть боевым сквадроном. Но и толпой они уже не были…

— Сверху над основной группой пойдет пара Дорна. Со мной в пеленге пойдут еще две пары. Пара Марти с Ширзаном и пара Григориди с Рибейросом. Каттерс остается за меня, и поднимает в воздух всех оставшихся по моей радиокоманде. Переведите тем, кто не все понял.

— Всем все ясно?! Тогда, бегом по самолетам!!!

В воздухе Бенджамин перестал переживать и сосредоточился на командовании своей восьмеркой. Не доходя до Эдессы, он увидел размазанное по всему небу воздушное сражение. Десяток "Пулавчаков" сбивал с курса своими наскоками вражеские бомбардировщики. В центре спускался парашют. Бенджамин набрал еще тысячу метров высоты, заходя от границы. Последний взгляд на идущий чуть в строне бой истребителей. Поликарповы" эскадрилий Бахчиванджи и Куттельвашера надежно связали боем четыре десятка "Фиатов". Из того огромного клубка самолетов, уже шесть раз вываливалась чадящие дымом этажерки с белым латинским крестом на хвосте. И пока только одна крылатая машина с сине-белыми опознавательными знаками Греции упала на подступах к Эдесе. Но нет, вот один "Поликарпов" вышел из боя, а другой стал его прикрывать. Этот бой не выглядел прогулкой, но в Польше было не легче…

Дальше все стало знакомым. Изредка отдавая по радио команды на французском, русском и испанском Бенджамин, успел провести две сосредоточенные атаки на строй итальянцев. В первом заходе удалось срезать ведущего третьей пары, а во втором заходе удалось выбить ведомого головной. В сильно потемневшем небе большая группа трехмоторных "Савойя-Маркети" огрызалась своими пулеметными трассами на атаки "Пулавчаков", и упрямо тянула к Салоникам. Итальянцы сильно отклонились к Северу. В очередной атаке Бенджамину показалось, что они летят уже над границей, в этот момент пришла неожиданная помощь от двух странных "Пулавчаков". Они быстро обошли разгоняющиеся самолеты его пары и выстрелив три коротких очереди завалили одну "Савойю". Затем сразу ушли на вертикаль. Разглядеть, кто это был, Дэвис не уcпел. Неожиданно появилась шестерка "Фиатов", оторвавшаяся от боя с русскими монопланами. Пули застучали по крыльям, пришлось уходить пикированием и горкой. Но вскоре, снова появилась та странная пара "Пулавчаков" и расклад поменялся. Бой был равный, но вскоре "Фиаты" бросили противника и стали быстро уходить на Восток. Преследовать их было некогда, Бенджамин скомандовал сбор, и снова повел своих на бомбардировщики. Перед новой атакой он огляделся, но своего ведомого найти не смог. Небо уже сильно потемнело, и стало видно, что на Салоники враг не пойдет. Каттерс появился на своем "Пулавчаке" сбоку. Похвастался одним сбитым и запросил распоряжений. И тут чуть впереди появился тот самый странный истребитель. Дважды оказавший помощь в бою.

— Каттерс, стой!!! Не атакуй его!

Во время боя рассматривать неожиданного помощника было некогда. Сейчас Бенджамин, наконец, понял, что же ему казалось неправильным в этом "Пулавчаке". Прежде всего, самолет был совсем даже не "Пулавчаком", а совсем другим аппаратом. Необычный подкосный высокоплан имел острый нос с явно рядным двигателем, а на хвосте у него красовался трехцветный опознавательный знак дружественного соседнего королевства. Бенджамин вгляделся в лицо пилота. По-видимому, тем овладело безудержное веселье. Тыча пальцем в сторону своего соседа он продолжал смеяться, то и дело прикладывая к с своему шлемофону сложенные рожками пальцы. Когда югослав, наконец, отсмеялся, то жестами показал, что топливо закончилось, и он будет садиться здесь. Дэвис, покрутил пальцем у виска и махнул рукой в сторону Сереc, и скомандовал Каттерсу.

— Алан, собери и уводи наших, а я провожу союзника.

— Понял, мсье капитан, выполняю.

До ближайшего аэродрома было всего несколько минут лету, к тому же по пути было несколько полей пригодных для вынужденной посадки. Югослав быстро согласился, кивнул и пристроился в хвост за провожатым. Но до площадки подскока он все-таки немного не долетел… Покачав ему крыльями Бенджамин развернулся к себе на аэродром. На аэродроме выяснилось, что бой длился больше часа. Пятая часть, участвующих в налете "итальянцев", развернулась и ушла обратно в Албанию. На греческой и югославской земле остались лежать около двадцати итальянских машин. А к болгарской авиабазе Петрич, сквозь заслоны истребителей союзников, удалось прорваться всего примерно десятку SM-79 и нескольким звеньям "Фиатов". За все это союзникам пришлось заплатить потерей тринадцати машин и семи пилотов.

Через час вместе с техниками, бочкой топлива, и приехавшим к Бенджамину проведать капитаном Бахчиванджи, Дэвис уже подъезжал на грузовом "Фиате" к месту посадки югославского IK-2. Светловолосый парень в комбинезоне при их появлении выскочил из кабины…

* * *

Небольшая трибуна у вышки отсюда казалась крошечной. Кому там в этот раз выпало наслаждаться сегодняшним шоу, Павлу так и не известили. Здесь у старта замерли в ожидании вылета два мало похожих друг на друга самолета. Британский "Хариккейн-I" и "Девуатин-511". Обе машины были вооружены только четырьмя пулеметами обычного калибра, и сегодня все они были заряжены боевыми патронами. Октябрьское солнце отсвечивало от нанесенных на борта и крылья машин ярких опознавательных знаков Соединенного королевства и Четвертой Республики. Из-под крыльев истребителей выглядывали серые невзрачные трубы ракетных ускорителей. А стоящие у кабин пилоты долго рассматривали лица друг друга.

"Ну что, "романтик пикирования"? Вот мы и снова встретились с тобой, но на этот раз все закончится. Бой будет честным, и кровавым. Знаю, что в небе все может случиться не только с тобой, но и со мной. Но я-то к своей смерти давно готова. Но и ты сегодня не останешься цел. Если придется, я добью тебя тараном, чтобы оградить наше небо от твоих "подвигов". В этом случае Андрюхе будет непросто продолжить наше дело, но я не сомневаюсь, что он меня не подведет, и что ему поверят дома. А вот твое дело сегодня закончится навсегда. Я никогда не была холодной убийцей, даже когда дралась с мясником Бандерой. Даже такой мрази я оставляла шанс! И сегодня шанс есть и у тебя… Но я отберу этот шанс после взлета…".

Контакт глаз прервался. Пилоты поднялись в кабины. Вот только ремней парашютов поверх их летных комбинезонов застегнуто не было… Провожающий их фигурки взгляд от трибуны, был немного нервным.

— А что это вы такой хмурый, мой друг? Это ведь ваше представление… Или у вас что-то еще не готово?!

— Нет, мой Фюрер, у нас все готово! Разрешите начинать?

— Начинайте, Герман.

— Эрхард, самолетам взлет!

— Да, экселенц. Внимание, внимание! "Сокол" и "Ворон" вам взлет! Повторяю, "Сокол" и "Ворон" вам взлет!

В этот момент из висящего на столбе динамика сквозь треск атмосферных помех послышались переговоры пилотов и диспетчера.

"— Ганс, ты готов рассчитаться? — Можешь не волноваться. Я даже венок для тебя заказал. — Ха-ха! Ну, рассмешил! На твоем венке я добавлю еще одну траурную ленту — "Предусмотрительному Рюделю, от скорбящего Пешке". — "Сокол" и "Ворон" прекратить болтовню! По моей команде, начинайте! — Я "Сокол" к бою готов! — "Ворон" готов к схватке…".

Павла выжимая из своего "британца" все соки, умудрилась сразу оторваться в наборе на полтора километра. Какие бы мысли не лезли в голову, но сегодня, ей нужно было не только сбить эту несостоявшуюся "звезду штурмовой авиации", но и самой остаться в живых. И еще в ней крепла уверенность, что этот бой должен был стать ступенью к будущей славе реактивной авиации Советской Родины. Ведь факт этой схватки уже нельзя будет оспорить. Да и британцы, как ей казалось, не смогут игнорировать слова и мнение первого в Истории "реактивного бойца"…

Снизу воздушный бой смотрелся не слишком зрелищно. Да и что можно разглядеть с расстояния в несколько километров? Но рядом с "воздушными гладиаторами" на разных высотах крутилась пара разведывательных "Хеншелей" с телеоператорами. А внизу на установленных перед зрителями телевизионных экранах мелькали отснятые ими эпизоды воздушной битвы. Оперенные дымовыми струями истребители резко уходили из объектива, чтобы снова показаться в другом участке неба…

— Это фантастично! Роммель, позовите ка сюда фельдмаршала Гальдера, я хочу, чтобы он тоже это оценил.

— Разумеется, мой Фюрер.

— Удет, идите ка сюда! Как так вышло, что этот Пешке летает на британской машине, а Рюдель на французской?

— Эти трофеи, имеют, куда меньшую ценность, чем новые Ме-109. А кто на чем полетит, решил жребий, мой Фюрер.

— Вот как?

— Да. Пешке даже благородно предлагал своему противнику выбрать самолет первым после серии тестов. Но Рюдель посчитал, что фора ему не нужна, и что жребий будет честнее. Так, что пред нами, действительно, рыцарский поединок.

— И какие же у них шансы? Вы ведь хорошо изучили оба эти самолета.

— С точки зрения авиатехники, особых преимуществ нет ни у кого. С ускорителями истребитель "Хоукера" чуть быстрее. Он чуть лучше держит вираж, и чуть меньше раскачивается при стрельбе. Ну, а "Девуатин" чуть маневренней и скороподъемней своего визави. При этом оба "иностранца" сильно уступают "мессерам" с такими же ускорителями. Но в целом, все это не принципиально, и сейчас все дело именно в пилотах…

— И кого же из бойцов вы считаете фаворитом?

— Лично я, в этой схватке ставлю на Пешке, боец он серьезный. В схватке с ним один на один даже я не был бы уверен в успехе. К тому же "янки" уже успешно использовал свои ракеты в Польше, а для Рюделя это новинка, хотя и у него имеются некоторые таланты. Обратите внимание, мой Фюрер, как ловко Пешке дает ему проскочить, и сразу же бьет вдогонку. Рюдель, конечно, уйдет на вертикаль и попробует снова, но Пешке явно сильнее…

Противники оказались очень близко от одного из телеоператоров. На экране телевизора бой становился все зрелищнее, но глава Люфтваффе стоял рядом с Гитлером с гримасой неудовольствия на лице. Покосившись на своего мрачного патрона, Удет все же продолжил комментировать. Сейчас лучший пилотажник Рейха был в своей стихии….

— А вот здесь "янки" наверняка перевиражит его, и оторвется от Рюделя пикированием. Ага, что я говорил!

— На каких скоростях они сейчас дерутся?

— При снижении пикированием возможно превышение восьми сотен километров, но для такой комбинированной установки самый важный режим это набор высоты. Быстро сблизиться с врагом, и не дать ему уйти. Смотрите!

После одной из атак "Хариккейна", висящий под левым крылом "Девуатина", ускоритель, задымился. Скорость самолета сразу снизилась, и его стало слегка разворачивать влево. Поняв, что вертикальный маневр потерян, Рюдель начал крутить виражи, используя преимущества французской машины, но все кончилось очень быстро. Его противник сделал разворот на горке и снова поймал истребитель в прицел. Длинная очередь по фюзеляжу, и французский истребитель вдруг вошел в штопор, так и не выйдя из него до самой земли. Дымный столб еще долго был виден из-за небольшой рощицы в сторону которой тут же выехала команда техников на двух грузовиках. Вскоре на стоянку зарулил британский самолет. Несмотря на весь свой предыдущий опыт, бой с несостявшимся обладателем высшей награды Рейха, Креста с мечами и бриллиантами, дался Павле нелегко. "Хариккейн" все же немного уступал в маневренности "Девуатину" и это стоило самолету советского разведчика пробоин в крыльях и хвосте. Но удача и мастерство сегодня были не на стороне Рюделя. Павла вытерла лицо снятым с головы подшлемником, и собралась хоть минуту посидеть с закрытыми глазами и успокоить дыхание, но этой минуты ей не дали. Подбежавший майор требовательно потянул за собой к трибуне болельщиков. И одного из них она тут же узнала…

"Ах, ты ж, тварь-то мохноусая! Да если б я только знала, что ты сегодня сюда на пикник заглянешь, я бы не на Рюделя, а на тебя боекомплект потратила! Заправила бы твои окорока свинцовыми желудями, даже сквозь трассы вот этих зениток… И у меня даже сейчас еще есть шанс до тебя дотянуться, хотя и много тут разного народа…".

— Так, вот вы какой, Пешке?

— Моя фамилия действительно Пешке, герр рейхспрезидент. Но я не знаю, кого вы имеете в виду.

— Хм. Вы довольно дерзки и заносчивы для своего возраста.

Павла пожала плечами.

— Ответьте нам, юноша. Зачем вы воевали против Отечества ваших предков?!

— Отечество моих предков много веков назад лежало по обе стороны границы между Германией и Польшей. А воевал я не против Германии, а против своего личного врага, но, как видите, тогда не преуспел. И это не моя вина, что Германия много веков назад привечала на своей земле предателей. Но сегодня я выполнил свой долг и перед своим родом и перед Германией.

— Вы, считаете, что такие, как Рюдель, только позорят Германию?

— Они ее дискредитируют. Новые поколения немцев нужно спасти от заразы предательства.

— Мне понравился ваш бой! Хотите служить Германии?!

— А я уже служу Германии!

"И я не шучу! Убивая отморозков вроде Рюделя, и запутывая мозги вашим инженерам, я служу будущей мирной Германии. Германии, которая славится своими рабочими и заводами, умеющими выпускать самую сложную и надежную продукцию. И если ваша коричневая зараза покинет эту землю, у Германии будет великое будущее. По крайней мере, в космосе, она могла бы быть первой…".

— Да-да, мне уже рассказали о ваших изобретениях и том вашем рекорде. Но, как вы понимаете, мой мальчик, оглашать эти достижения мы пока не станем. Все случится в свой срок. Вы еще станете триумфатором Германии и мира, но в более удачное время… Я рад с вами познакомиться. Кстати, после показа полетов самолетов с вашими ракетными трубами, будет обед, присоединяйтесь к нам…

— Я не слишком хорошо себя чувствую после боя, герр рейхспрезидент. Поэтому, если вы позволите, то я лучше побеседую с вами сейчас, а потом пойду, отдохну.

— Конечно, мой мальчик! Хотите меня о чем-то попросить?

— Скорее, я хочу уточнить некоторые моменты. Но это строго конфиденциальные вопросы.

— Гм. Не вижу препятствий. Идемте вон в ту беседку. На Ганса не обращайте внимания, он меня сопровождает в таких поездках, и никому ничего не расскажет.

"Хороший взгляд у этого Ганса, спокойный и выдержанный, прямо как у Голованова. Убьет без малейших эмоций, дай только ему повод. Ну, что ж, придется просто поговорить с этим бесноватым неврастеником. Может быть, будет толк".

После той беседы восторженное настроение Фюрера неожиданно испортилось. Когда победитель в недавнем рыцарском поединке покинул аэродром в сопровождении своих теней из СД, и все самолеты с реактивными ускорителями зарулили на свои стоянки, в большом зале соседнего особняка был накрыт стол. На лицо Гитлера часто набегала тень размышлений. В такие моменты он устремлял свой взгляд вдаль, отвечал невпопад, чертя вилкой на салфетке. Но, наконец, он оживился, и снова включился в беседу с соседями.

— Риббентроп, что там нового по Балканам?

— Мой Фюрер. Из последних новостей по Балканам можно отметить активизацию югославско-греческого военного союза… Франция перегнала часть своего флота на Мальту и Крит, под самым носом у Дуче. Сейчас лягушатники договариваются с греками о совместной атаке на Таранто и Бриндизи, и захвате портов. Но до весны это маловероятно, сейчас грекам нужно удержаться в горах. Да и вряд ли Супермарина даст им шанс добиться такого успеха.

— А вы что скажете Гальдер?

— Наши аналитики предостерегают от благодушного ожидания развязки. Если совместные силы греков, французов и югославов, смогут занять часть побережья Италии, то эта война может сильно затянуться. Мое мнение, уже пора начинать думать, как вытащить Италию из этой лужи, военной силой…

— Не смейте, даже предлагать такое! Югославия союзница Греции, и наша союзница, но нападая на Афины, мы можем потерять поддержку Белграда. Это станет серьезной помехой нашим планам. И все из-за этого перекормленного бритого бездельника! Что еще слышно об этом?!

— Король Георг II в интервью британским газетчикам назвал заверения итальянцев о мире данные Дуче 20 сентября наглой ложью. А Дуче в свою очередь назвал в ответном обращении всех греков безответственными болтунами.

От таких новостей, аппетит у Гитлера куда-то пропал, и дальше раздражение все чаще звучало в его вопросах.

— Неужели оттуда нет ничего обнадеживающего! Есть что-нибудь из Белграда?

— В основном политическая хроника, мой Фюрер… В Скопье прошел небольшой парад союзников. В нем участвовали сводные полки обеих стран. Командовал парадом югославский принц Павел, а принимали его доклад оба монарха. От Франции там присутствовал маршал Петен со свитой. Потом было награждение наиболее отличившихся воинов обеих держав…

— Но ведь война с Болгарией еще не закончена, да и в Албании они не успели продвинуться ни на километр!!!

— Мой Фюрер, это было не празднованием как таковой победы над Болгарией. Скорее это была политическая акция устрашения врагов и воодушевления друзей по Балканскому Союзу.

— Югославия и Греция гораздо больше связаны с нами торговлей, чем с версальскими мерзавцами!!!

— До конца этого лета так и было. Но в сентябре, греки значительно уменьшили объемы своих поставок Германии. Сейчас на них давит Британия. К тому же все будет сильно зависеть от нашего собственного отношения к войне Афин с Римом и Софией. Если не будем вмешиваться, то возможно они замирятся сами, и все вернется на круги своя. А вот если мы примем одну из сторон конфликта, то наш союз Оси может вскоре дать серьезную трещину.

— Но ведь позиции наших сторонников там до сих пор достаточно сильны!

— Этот так, мой Фюрер, но наши сторонники не смогут удержать Грецию от противостояния с Италией. Кровь уже пролилась, и нужно дождаться оперативной паузы, для примирения. Кроме того, за спиной своих воюющих армий, и политической трескотни французов и британцев, югославы и греки заключили торговые договора с Россией. Если вы помните, еще этим летом Сталин был готов предоставить гарантии безопасности Греции и другим балканским странам, но Франция и Британия, тогда уклонились от соглашения. А сейчас Сталин просто воспользовался ситуацией. Ведь августовский пакт о ненападении наших стран не включал в себя каких-либо пунктов по Греции и Югославии, вот он и разыграл эту карту. По новому торговому договору с Грецией, помимо уже полученных якобы из Китая русских самолетов, Сталин им предоставит по льготным ценам несколько десятков малых торпедных катеров, шесть подводных лодок и еще около сотни боевых самолетов и запчасти к ним. Он-то отлично понимает свои выгоды от этой свары…

— Этого нам еще не хватало! Влияние Советов на Балканы, должно быть сведено к нулю. Йоахим, вы должны сделать все возможное и невозможное, чтобы разорвать эту большевистскую паутину! Когда я двину войска во Францию, мне не нужны за спиной на Юге тлеющие угли. Вы должны вынудить Дуче прекратить эту мерзость! Как можно скорее! Иначе скоро вместо рядов наших союзников останутся одни руины.

Из Мюнхена гости уехали в Берлин поездом. После этой поездки Фюрер выглядел нездоровым. На следующий день он вызвал к себе Геринга вместе с Удетом и Мильхом. И вопросы на этом совещании звучали довольно неожиданные…

* * *

С совещания у Сталина, оба командира уходили встревоженными. Полученные из Греции сведения, смотрелись горящими профсоюзными путевками — перспективы их увлекали, но чуть опоздаешь, и поезд уже ушел. Глава Разведуправления Генштаба, получил информацию первым еще до совещания, поэтому выглядел более заинтересованным, чем главный штабист флота…

— Ну что ты обо всем этом думаешь, Лев Михайлович?

— Не знаю я, Иосиф Иосифович. Так сразу ответа тебе не дам. Нет у нас пока опыта таких масштабных операций! Да еще и выполняемых практически партизанскими методами под самым носом у противника.

— Но ведь у Родоса-то твои "моржи" уже действовали! Пусть и менее масштабно, но они там и разведку провели. И даже несколько фашистских кораблей угробили, кого торпедой, кого минами. Да и нашим группам тогда помогли хорошо. Значит, все-таки какой-то опыт имеется?

— Этого опыта нам может просто не хватить, товарищ комдив. Вы же предлагаете и летающими лодками и легководолазами да еще и эту недоделанную подводную остехбюровскую мелочь нам навязываете! Будто мы без них свою задачу бы не выполнили!

— Не навязываем, а рекомендуем использовать! И не твоим, а моим бойцам! Это раз. И сколько там твои лодки смогут торчать контр-адмирал? Месяц? Два?! А нам нужно, чтобы там, у самых вражеских берегов наши бойцы могли годами жить и с врагом воевать. Может, и твои большие лодки нам весной, да и летом пригодятся, но сейчас хотя б с чего-то начинать нужно!

— Может, вообще пока не нужно начинать?! Вот, дождемся весны…

— Угу. Так тебя там фашисты и дождутся. Там же сразу три вражеских порта у тебя буквально в шаге окажутся! От Сиракуз до Таранто четыре сотни кэмэ, а до Неаполя от Палермо еще ближе. В нужный момент ты у Муссолини с нашей помощью полфлота оттяпаешь. Да и вообще оттуда все Средиземное пасти можно!

— А как ты мне предложишь эти гребанные лагеря захватывать?!

— А вот с лагерями теми нам просто так одними твоими лодками не справиться. Там и летающие лодки пригодятся, и торговый флот поспособствовать должен. Но главное, у страны мощная база появится прямо в штанах муссолинских! Один единственный раз такой шанс выпадает, а ты тут кобенишься! В общем, очень тебя прошу Лев Михалыч, не затягивай с ответом. Неделя у нас на планирование есть, еще неделя-две на подготовку, а вот допиливать все планы под лекало уже в процессе выполнения придется. Я своих начинаю готовить уже сегодня…

Майор Гаврилов не зря, еще два года назад, будучи простым капитаном-десантником, попросился о переводе в разведку. Конечно, часть его души навеки принадлежала десанту, но вот использовать доставшиеся ему от сгинувшей в Гражданскую учительницы, хорошие знания латыни, греческого, и французского, в десантной бригаде было невозможно. В 38-м он подучил испанский, и чуть было не уехал в Испанию, но в том же году НКВД во главе с Ежовым, словно серпом, скосило часть командиров РККА, и жизнь в десантной бригаде замерла на полу вздохе. А, когда рапорту Гаврилова все же дали ход, эвакуация интернационалистов из Испании уже шла полным ходом, и командировка потеряла актуальность. Но Гаврилов надежд не терял, и старался, отовсюду тянуть и впитывать знания и навыки, необходимые ему для работы за кордоном. С согласия начальства он даже несколько недель прожил в Крыму среди греческих рыбаков, оттачивая свои знания в языке. Ходил с ними в море, перенимая говор и повадки, и попутно выучил много турецких фраз. В отпуске он декаду проработал на заводе бок обок с итальянскими эмигрантами-коммунистами. Вернулся с завода и снова впрягся в боевую учебу, благо один хороший паренек-пилот, походя, подарил их тренировочному лагерю очень удобный для парашютных прыжков малый транспортник. А парня того майор потом еще мельком видел, в Подмосковье в тренировочном лагере, куда его самого приглашали для сдачи экзамена перед переводом в Разведуправление. Но после тех экзаменов прошел месяц и о Гаврилове, казалось, забыли…

И вдруг как гром среди ясного неба, в начале октября Гаврилова направляют в снова Москву, но на этот раз в ЦУЛВС. Оказалось, эта жуткая аббревиатура скрывала учебную легководолазную станцию, готовившую легких водолазов, в том числе, и для Разведупра Красной Армии. Опыт химзащиты помог майору. Легководолазные костюмы, похожие одновременно и на десантный комбинезон с нагрудным парашютом и на противогаз с химическим костюмом смотрелись инфернально, но осваивались довольно быстро. За почти неделю с майора сошло семь потов, но значительную часть упражнений он выдержал на хорошо и отлично, а значит, минимальные знания по водолазному делу получил. Там же под Москвой их свозили на небольшое озеро, где отрабатывались тренировки в подводном минировании. Инструкторы-водолазы были новые, и был еще один инструктор-взрывник. Этот приехал откуда-то из Гороховца, но то и дело ронял присказки на испанском, и учил будущих подводных минеров делать мины из всего, что под руку попадется. Даже из бочек с растительным маслом и сельхозудобрений. На девятый день вместе с группой товарищей, майора отправили самолетом в Севастополь. Инструктировал их там лично начальник Разведупра комдив Проскуров. Вот тут-то Гаврилов и понял, что мечта, наконец, сбылась, и что он теперь служит в разведке…

— Среди вас есть, как моряки, так и сухопутчики, но это товарищи не главное. Главное что нет у нас времени долго готовиться и добиваться слаженности в работе. Эта операция не может быть отложена в силу ряда важных причин. В Добровольческую армию, воюющую в Греции прибыли несколько сицилийских эмигрантов, готовых сотрудничать с нами против фалангистов Дуче, и располагающих связями в Италии и на Сицилии. Помощь этих… гм… товарищей, позволит нам получить доступ к удобным местам базирования сил для таких операций на острове Сицилия и соседних островках и даже в Южной Италии. У нас имеются достоверные и точные сведения о нахождении больших групп политических заключенных в нескольких тюремных лагерях на островах вблизи Сицилии, а также недалеко от Неаполя. До конца ноября этого года и уже в апреле следующего года опираясь на упомянутые места базирования, вы должны будете готовить и при поддержке нашего КВМФ проводить боевые операции против фашистского флота. А что конкретно нам предстоит делать, нам с вами сейчас доложит майор Чувырин. Прошу вас Серафим Михайлович.

— Товарищи, не стану скрывать от вас, задача нам предстоит крайне сложная. Более того, в виду большой удаленности самого района операции и сложности оценки быстроменяющейся обстановки, окончательные решения о порядке достижения целей, оперативному штабу группы предстоит принять уже в исходном районе на греческой базе Каламата в Мессенском заливе.

Гаврилов слушал, и диву давался от услышанного. Перед глазами вставали фантастические картины. Виденный только на фотографии огромный двухкорпусной гидросамолет Морской Крейсер должен был в море загрузить с советского торгового корабля какие-то сверхмалые подводные лодки, и доставить их к Сицилии. Перед этим, второй одновременно водоплавающий и летающий монстр АНТ-44 с базы Каламата в Греции должен был в несколько заходов доставить их самих к сицилийскому побережью между портами Катания и Сиракузы за несколько часов перед рассветом. Откуда первая группа, вместе со своей легководолазной техникой, должна была тайно высадиться на берег на надувных лодках и, заняв какие-то пещеры, подготовить их для приема техники. Потом начинались и вовсе чудеса…

— На первом этапе, специальной группе предстоит доплыть до Сицилии и при помощи местных проводников заложить минимум две, по возможности три, временные базы для наших разведывательных сил в этом районе. Со слов сицилийцев из "Сражающейся Европы" на побережье острова имеется большое количество подземных и подводных карстовых пещер, пригодных для базирования легких водолазов и малых подводных лодок. К сожалению, телеуправление с лодок пришлось снять, не сумели его довести до ума. Поэтому АПСС будет использоваться вами в основном в качестве средства доставки водолазов и взрывчатки к цели. Лодок у вас всего три, каждая может буксировать двух-трех легких водолазов. Четвертая лодка другого проекта "Пигмей", ее притащит за собой на буксире подводный минзаг Л-5. Но это случится только через декаду после вашей высадки. Техника, как вы понимаете, новая, не слишком надежная, и многое вам придется чинить на месте. Кстати минзаг, по согласованию со штабом флота тоже останется в том районе, экипаж подлодки планируем менять раз в полтора месяца. Подводники будут прикрывать ваши операции, вместе с летающими лодками, базирующимися на Грецию и кораблями нашего торгового флота, пересекающими этот район. Последние будут привозить вам необходимое оборудование и вооружение (даже рекомпрессионные камеры и разборные душевые), подводников на минзаг. Но личный состав вашей секретной базы придется готовить, в том числе и из местных кадров.

— Старший водолаз Солнцев. Разрешите вопрос, товарищ майор?

— Задавайте, товарищ Солнцев.

— Местные кадры нас могут выдать фашистам. Как нам этого избежать?

— Вопрос не в бровь, а в глаз, товарищ водолаз. Именно потому, что доверие к жителям островов небольшое, в том районе предполагается провести освобождение узников фашистских тюрем. Если говорить точнее, то целями второго этапа операции станут почти одновременное освобождение узников двух тюремных лагерей. Часть этих освобожденных может быть включена в вашу группу, ну, а остальные будут вывезены в островную Грецию для дальнейшей переправки в СССР, или для включения в ряды добровольцев, сражающихся против Италии. Вам все понятно. Товарищ Солнцев?

— Так точно, товарищ майор!

— Вот и отлично. Итак, продолжим. Лагерь Понцу под Неаполем и лагерь на острове Устика близ Сицилии не имеют серьезных укреплений, но защищены самой природой от вторжения. Еще один тюремный лагерь на острове Лампедуза, к нашему сожалению, находится намного дальше, у берегов Туниса. Пока мы не рассматриваем его в качестве приоритетной цели. В каждом из лагерей содержится по нескольку сотен человек, среди которых могут оказаться коммунисты, социалисты, и… гм… просто неблагонадежные граждане и иностранцы. По нашим данным на Устике также находятся несколько офицеров эфиопской армии и несколько соратников Пальмиро Тольятти. Вот этих узников вам обязательно нужно спасти…

Потом была лекция академика Орбели по новым кислородным приборам. В этой операции решено было применять в баллонах гелиокислородную смесь. Основная проблема была с невозможностью получения гелия на Сицилии, поэтому доставку баллонов заправленных гелием на Саратовской опытной станции, должны были осуществлять корабли торгового флота. Потом снова выступал Проскуров, и рассказывал, что Острова Сицилийского пролива очень удобны для разведки. Это ведь самое узкое место Средиземного моря. К примеру, расположенные на островах Пантеллегрия и Валлета фашистские аэродромы могут в один момент перекрыть гражданское судоходство, поэтому все операции должны проводиться так, чтобы не бросить тень на советские торговые корабли, которые будут вывозить бывших узников и сбрасывать грузы для диверсантов. Для обеспечения таких задач придется постоянно использовать сицилийских рыбаков, хоть это и рискованно. Потом снова выступал майор Чувырин, назначенный куратором операции. Маловажных вопросов практически не поднималось. Люди слушали не перебивая. А впереди внимательно слушавших этот последний инструктаж разведчиков и эпроновцев ждала очень непростая работа…

* * *

После обычной беседы о планах выпуска самолетов, и новых моделях проходящих испытания шеф Люфтваффе был поставлен в тупик странным вопросом Фюрера…

— Расскажите мне о торпедометании с самолета.

— Мой Фюрер. Вы хотите узнать о методике атак на корабли, или…

— Геринг! Просто ответьте нам, сколько у вас в Люфтваффе на данный момент подготовленных самолетов и экипажей для ударов по большим военным кораблям Франции и Британии?

— Как вы, наверное, помните, мой Фюрер. Одна эскадрилья поплавковых бипланов "Хейнкель-59" получала военный опыт с 37-го в составе Легиона "Кондор", и до начала этого года смогла потопить несколько кораблей и судов республиканцев. В настоящее время имеется уже четыре эскадрильи на Hе-59 и одна эскадрилья на новых поплавковых монопланах He-115. Генерал Удет как раз недавно их инспектировал…

— Удет, расскажите нам по подробнее о численности и характеристиках этих машин.

— Hе-59 у нас порядка трех десятков, они имеют скорость около двухсот двадцати, дальность тысяча семьсот, и вооружены торпедой и тремя пулеметами. Вторую машину вы, мой Фюрер, видели в Киле на испытаниях. В основном данные те же, скорость увеличилась до 300 км/ч, дальность до 2000 км. Таких у нас пока только восемь…

— Мильх, а что там с другими типами?

— Испытывался поплавковый биплан Арадо Ar-95, но…

— Довольно! Пять эскадрилий на весь Гранд Флит Британии и на Флот Франции. Вы считаете это серьезно?!!!

Взгляд Фюрера, еще совсем недавно доброжелательный сейчас метал молнии…

— Сейчас с нами нет Канариса и Редера, но я и без них отлично помню, насколько наш флот уступает франко-британскому. Мы можем разбить французов на континенте, но англичане запрутся на острове, а потом им на помощь придет Америка и их страны сателлиты. И всему флоту этих держав мы готовы противопоставить только полсотни самолетов?!

— Мой Фюрер! На базе в Пилау "Юнкерс-87" из эскадры "Иммельман" готовились к ударам бомбами по кораблям еще с апреля этого года…

— В сентябре только в одной атаке на польские лоханки вы потеряли семь Ю-87! И сейчас вы убеждаете меня, что этих сил достаточно?

— Но, мой Фюрер…

— Геринг, на какие потери наших торпедоносцев вы рассчитываете?

— Приблизительно на…

— Вы не можете их точно рассчитать! Если уж над неумытой Польшей мы всего за месяц боев потеряли целый воздушный флот, то страшно подумать, что случится в боях с британцами и французами!

Удет, выразительно заглянул в глаза своему находящемуся в смятении патрону и, получив кивок Геринга, быстро выступил со своими предложениями.

— Мой Фюрер. Мы сделали серьезные выводы из Польской кампании, и уже сейчас имеем несколько вариантов решения упомянутой вами проблемы.

— Рассказывайте.

— По приказу фельдмаршала в качестве эксперимента, создан учебный штафель "воздушных брандеров" на основе польского проекта. На вооружении пока только устаревшие "Юнкерс-86".

— Геринг, почему вы мне не рассказывали об этом?!

— Результаты пока скромные, мой Фюрер. Но в перспективе, появляется возможность нанесения нескольких сильных ударов по крупным стоянкам и докам военно-морских баз. Гарантировать хороший результат таких ударов пока сложно, но поляки, как мы помним, добивались успеха.

— Да уж. Эти мерзавцы сумели долететь до Берлина. Еще чуть-чуть и они могли таранить Рейстаг. И все же идея интересная. Конечно, терять самолеты в одном вылете чертовски жаль, но все зависит от цены этого размена. Продолжайте, Герман.

— Серьезный вопрос в боевой начинке "брандеров", ее желательно усилить по сравнению с обычными зарядами для бомб. Есть еще идеи по атаке военно-морских баз Александрии и Скапа-Флоу. Но это пока лишь наметки… Ну и совсем уж экзотика вроде придуманного тем американцем самолета гиганта, который можно использовать, как для десантирования крупной техники и большой группы солдат, так и в качестве чрезвычайно грузоподъемного бомбардировщика. Сброс двадцати тонн взрывчатки на вражеский порт сам по себе выглядел бы неплохо, если бы не проектная тихоходность этого монстра…

— Герман, потом подойдите ко мне с этим проектом, и с планами ударов по британским и французским портам. Тут есть над чем подумать… Удет! А что вы там начали говорить о каких-то других мерах?

— Вы были правы, мой Фюрер, насчет противодействия истребителей и ПВО британцев. Здесь торпедоносцам может помочь скорость атаки. Так вот наши He-111 и FW-200 значительно превосходят в скорости новые торпедоносцы He -115. В виде опыта уже проводился сброс торпед с этих машин, поэтому в случае необходимости мы можем перевооружить торпедоносные группы сухопутными аппаратами.

— А вы Мильх, что об этом думаете?

— Некоторый смысл в этом есть. Но имеется еще одна проблема… И очень серьезная…

— Мы вас слушаем, генерал.

— После того рекорда я побеседовал с гауптманом Пешке. И он подверг критике концепцию массовых налетов на страны обладающие радиометрическими средствами обнаружения… Британские Радары по словам того же Пешке уже ставятся в Южной Англии. Во Франции ему повезло краем уха услышать беседу об этом британских офицеров. Мы проверили эту информацию. По данным разведки еще в прошлом году британцы оснастили радиометрическим постом один крейсер "Шеффилд". И теперь при атаках наших самолетов на корабли и британское побережье приходится учитывать и этот фактор. Но вот можно ли верить этому американцу в остальных его рассказах?

Гитлер, устремил свой напряженный взгляд в сторону открытого окна кабинета. Минуту никто не прерывал его размышлений. Но вот его взгляд сверкнул интересом…

— Вопрос с этими как их там… радарами, должен быть тщательно изучен. В беседе со мной Пешке тоже про них рассказывал. Геринг дайте задание Ровелю собрать сведения о строительстве этих станций дальнего обнаружения… Кстати, о самом американце… Сейчас не стоит вопрос о вере его словам, все это можно и нужно тщательно исследовать… Да, и пусть сам гауптман Пешке как можно быстрее изучит наши пороховые ракеты и их производство. Его опыты интересны, пусть продолжает их. А когда наступит победный мир, мы с его помощью, сможем заняться и космосом. И даже придуманными им орбитальными станциями разведки и устрашения. Только представьте, господа! Творческая сила миллионов немцев освободится от рутинных дел по полицейским задачам. Минимум оккупационных частей на новых землях! Только мобильные части в городах, агентура гестапо и покорная гауляйтерам местная полиция. А над головой у них летают всего несколько грозных орбитальных аппаратов, способных кружить над планетой сотни лет! Их экипажи сквозь сверхсильную оптику видят все передвижения людей нашей планеты, и фиксируют все это телекамерами на пленку. Все это в момент сеанса связи передаются обратно на землю для анализа в Центре контроля территорий. И если будет замечена, хотя бы мизерная группа спрятавшихся в лесах партизан, то их уничтожит боевая установка управляемых бомб с орбиты, или сигнал тут же уйдет наземным мобильным полицейским силам…

— Гм!

— Признайтесь честно, вы в это не верите, Герман?!

— Нет, отчего же…В будущем все возможно, прогресс в ракетах, наверное, будет столь же стремительным, как и в авиации… Но, мой Фюрер. Может не стоит показывать Пешке слишком много. Он ведь может потом и не вернуться к нам, и все наши секреты…

— Чушь! Все эти ваши нынешние игры с древним ракетным оружием времен Аустерлица, сейчас не стоят и выеденного яйца! Сейчас они не стоят, даже опыты самого Пешке… Но лет через пятнадцать, когда в Европе не останется сопротивления, а Штаты станут нам совсем послушными.

Улыбка осветила лицо Гитлера, но строгий взгляд скользил по лицам слушателей, не давая им расслабиться.

— Вот тогда мы сможем всерьез заняться этой перспективной темой. Запомните мой дорогой Герман, ПЕРСПЕКТИВНОЙ ТЕМОЙ. Но только тогда! А сейчас, только ваши Люфтваффе над морями, реками, и над городами и дорогами Европы, это реальная сила, способная сломить непокорных! Да, германским пилотам нелегко пришлось в Польше, но теперь-то, мой дорогой Герман… Вы ведь хорошо подготовитесь к грядущим схваткам с RAF и AdF?

— Безусловно, мой Фюрер!!! Но…

— Опять это ваше "Но"! Герман, вы разрываете мне сердце вашей неуверенностью!

— Мой, Фюрер, в победе я уверен! Но… Прошу прощения! Я хотел сказать, может быть, нам все же ограничиться демонстрацией этому Пешке специальных ракет для флота? Там тоже много интересного. Да и кто его знает, этого американского поляка…

— Герман-Герман… Раз уж вы так печетесь о сохранении этих смешных секретов, то просто покажите ему цеха "Рейнметалл", в которых прессуют ракетный порох, а потом свозите Пешке в Румынию к Оберту. Пусть поглядит на его опыты, и заодно оценит схожие проекты космических полетов. Тут-то, надеюсь, вам не мерещатся страшные тайны? Вы ведь сами вместе с Дорнбергером убеждали меня, что за жидкостными ракетами фон Брауна будущее.

Когда Гитлер остался один, он снова представил себе всю красоту и грандиозность покорения космоса. Рейх просто обязан когда-нибудь сделать это первым, и запереть дверь во Вселенную от всяких унтерменшей. Ему очень хотелось дожить до этого "золотого века" и увидеть все своими глазами. Но вокруг было еще много нерешенных проблем, и усилием воли, призраки грядущего были развеяны. Рука Фюрера потянулась к телефону, пора было звонить Риббентропу…

* * *

В тот первый день в Греции Мортано не повезло. Вместо командующего Добровольческой Армией, ему пришлось целый день провести в обществе цепкого полковника Винарова с ледяными глазами и кучей острых и неприятных вопросов на языке. Полковник бегло шпарил на английском, но сам был, не был ни "янки" ни "томи". Луиджи спокойно отвечал. Но вскоре от острых и непонятных вопросов у него начали путаться мысли, и Мортано уже начал сомневаться, что эта поездка в Грецию была хорошей идеей. Как вдруг, полковник сменил тактику. Пригласив сицилийца с собой во двор, он направился к небольшому плацу, по которому не слишком стройно шагали люди в военной форме. Громко звучали команды, отдаваемые на жуткой смеси языков, среди которых Мортано с удивлением узнал, английский, французский, итальянский, греческий и какой-то славянский диалект. Из этой-то какофонии сержант узнал, что идет подготовка к завтрашнему параду в Югославии. Какой смысл в этом параде, притом, что эта война и не думала заканчиваться, Мортано так и не понял. Но вот, его сопровождающий, наконец, нашел того, кого искал…

— Капитан Дэвис подойдите ко мне!

— Слушаюсь, господин полковник!

— Вы знаете вот этого мистера из Чикаго? Может быть, видели его там?

— Гм. Впервые вижу его. Впрочем, я ведь был в Чикаго проездом, да и знать всех в Чикаго не под силу никому…

"Этого еще не хватало! Какой-то "уголек", будет здесь подтверждать мою личность. Нашим парням нельзя об этом рассказывать, иначе до конца моих дней не дадут мне проходу своими шуточками… А выговор-то у темнокожего не наш, сам-то он откуда? Если и жил он в Чикаго, то очень не долго. Угу. Но лучше бы ему побыстрее вспомнить, где там он меня видел. Иначе, пусть только вернется в Штаты, и тогда семья Валлоне быстро его научит, правильному поведению…".

— А вот этот мистер утверждает, что так же, как и вы познакомился с Адамом Моровским в Чикаго. Как раз незадолго до отъезда Адама в Европу. Задайте ему несколько вопросов.

— Хм… Э-э… простите мистер?

— Моя фамилия Мортано, зовут Луиджи. Капитан…?

— Бенджамин Дэвис. Рад познакомиться, мистер Мортано. Вам не трудно будет рассказать, при каких обстоятельствах вы познакомились с Адамом в Чикаго?

— Ничуть. В день гонок в Лэнсинге, я…

— А разве вы на аэродроме были в тот день?!

— Я даже помогал тогда еще второму лейтенанту Моровски покупать азотный наркоз для системы форсажа его машины. Взгляните вот на это фото, я храню его с того самого дня…

Вместе с капитаном полковник вгляделся в фотокарточку. Лица людей были хорошо узнаваемы.

— Вот спортивный "Хадсон". А рядом стоим мы. Господа, Моровски, Терновски, а вот и я…

— Все точно, господин полковник! Сам-то я в тот день торчал в университете, но Адам приезжал туда именно в этой форме. Так что Мистеру Мортано можно верить…

— Хорошо. Спасибо вам, капитан. Дальше мы тут сами как-нибудь разберемся. Идите, вас ждут.

— Всего наилучшего, господа. Полковник. Мистер Мортано. Я рад знакомству с вами.

— Взаимно, капитан…

"Гм. А этот черный, оказался нормальным. Но вот как он сам познакомился с "Нашим Шустриком", как назвал его старина Понци? Хотя я не сильно удивлен широте его знакомств. В Голландии его ребята сумели купить половину фабрики и типографию. Документы мы теперь можем делать, не связываясь с Синдикатом. И я не удивлюсь, если узнаю, что у Адама есть еще и собственная семья, считающая его Доном…".

Черный капитан вернулся к шагистике, но командующий тренировочным парадом югославский полковник распустил строй на отдых. В тот же момент к недавнему собеседнику Мортано подскочил молодой парень в похожем на британский офицерском мундире, и что-то задиристо крикнул на своем славянском. Дальнейшего Мортано не разглядел, тем более что сразу же, после этой проверки его, наконец-то, допустили до генерала Корнильон-Молинье…

За последующую после той беседы неделю, Луиджи успел многое. На летающей лодке русских добровольцев он вместе с Джани слетал в Мессину, разыскал там падре Франческо в монастыре Святого Сальваторе, и передал ему послание от Дона Валлоне, и его Нью-Йоркских друзей. Поначалу задача казалось простой — всего-то наладить связь с родиной через нужных людей, используя возможности добровольцев и имя Моровски. Но новости, с которыми они с Джанни вернулись в штаб Армии Добровольцев, перевернули все верх дном. Теперь просто так уехать обратно в Штаты было нельзя. Ведь именно сейчас появилась возможность освободить дальнюю родню Дона, и еще несколько каподрежиме из других кланов. У падре Франческо и его людей были хорошие связи на Устике и в Неаполе, но не хватало подготовленных боевиков для этого дела, а всего в тысяче километров от Сицилии имелись бойцы и командиры, готовые на многое во имя борьбы против Дуче. Этот шанс грех было не использовать. Один только этот жест сразу же мог поднять Дона Валлоне над равными ему главами семей. И значит, использовать этот шанс было просто необходимо. В телефонной беседе с Аллиотто на этот вопрос, заданный эзоповым языком, Луиджи получил четкий ответ, недопускающий сомнений. Вот только проведение такой операции паре молодых людей было не по силам, и нуждалось в серьезной поддержке…

Через пару недель такая поддержка была Добровольческой Армией получена из России. Группы будущих участников налета на тюрьмы Устики и Неаполя, прибывали в Каламату по отдельности. Русские разведчики и водолазы, уже приступили к тренировкам вместе с ныряльщиками островов Калимноса и Симы. Греками командовал пожилой Адонис Спанидис, брат старшины калимносской артели ныряльщиков за губками. Старик хорошо знал водолазное дело, и даже случайно получил опыт подводной схватки. Когда на его дядю напала большая акула, Спанидис сумел ее ранить топориком, и тем спас своему родственнику жизнь. Вместе с ним в тренировках участвовало десятка полтора греческих ныряльщиков лучшим, из которых был молодой Петрис Лериос. Мортано постепенно перезнакомился с греками, с русскими, и даже с парой французов. Неделю назад из Марселя на Крит пришел французский крейсер, который привез двух энтузиастов подводного плавания. Лейтенанта Мартинье, и мичмана Кусто. Большим опытом погружений они похвастаться не могли, зато привезли с собой двадцать комплектов "ножного пропеллера де Корле" и четыре аппарата для подводного дыхания "Марк-II" Ле Приера. Русским идея с ножными плавниками очень понравилась, и в последние дни они азартно учились подводному плаванию с этим приспособлением. Но вот, когда подготовка почти уже подошла к концу, на базу пожаловали очередные гости. И цвет кожи этих гостей очень сильно напомнил Луиджи тот самый первый день, когда его личность устанавливалась опросом одного темнокожего капитан-пилота. В этот раз с гостями знакомил улыбчивый русский майор, которого на базе все звали Гауриос. Говорил он на французском, который Мортано и все остальные понимали достаточно хорошо…

— Вот, прошу любить и жаловать. Звания у наших гостей — язык сломаешь, поэтому, буду назвать их европейские аналоги. Итак, знакомьтесь. Старшим по званию в абиссинской делегации является подполковник Бабичев. Он прилетел сюда в Каламату за штурвалом летающей лодки. Сейчас Михаил Иванович временный командующий ВВС Абиссинии.

Мортано в душе присвистнул. Внешне тот эфиопский пилот с русским именем и фамилией, больше походил на араба, чем на русского, хотя отвечал по-французски довольно бойко. И как потом рассказывал Майор Гауриос, по-русски он шпарил не хуже…

— Как видите, перед вами потомок русского офицера и абиссинской аристократки. Человек компанейский и очень смелый.

— Да, неужели?!

— Представьте себе, его связные самолеты летали в Абиссинии до самого конца организованного сопротивления абиссинских армий, и ни разу не были сбиты врагом. А сам подполковник в последний момент эвакуировал монарха во французские колонии.

— Не перехвалите, мсье майор. Благодарю вас…

— Кстати, мсье подполковник, а как вас отпустил со службы ваш король?

— Мы в Женеве получили известия о том, что на Устике держат в плену князя Имру и еще несколько наших офицеров. Король Селласие очень уважает генерала, поэтому, сразу же вызвал нас, и попросил оказать любую посильную помощь в освобождении князя и наших людей. Такой человек как раса Имру очень бы пригодился в дальнейшей борьбе с нашим общим врагом. И вот поэтому с согласия моего короля, и надеюсь, с вашего разрешения, я бы очень хотел принять участие в этом достойном деле. Те, кто борется против палачей Муссолини, вызывают у меня восхищение, и желание помочь. Думаю, еще один гидросамолет не будет лишним?

— Браво! Вот это по-нашему. Из командующих ВВС, и прямо в простые добровольцы!

— Господа, шутки потом, продолжим наше знакомство. Второй наш гость Майор Умвата.

— Знакомится рад… мсье.

— Мы также рады знакомству майор.

— Будьте как дома. Кофе хотите?

— После… Э-э… удовольствие…

— Может быть, расскажете о войне у вас на родине?

— Сфините, не очень… сказать франка…

— Господа помилосердствуйте, мсье Умвата, только с дороги, к тому же французский и греческий не слишком удобны для майора. Ну, а немецкий и итальянский здесь не все поймут. Если передать вкратце его опыт, о котором я его уже расспросил, то картина выйдет такая. В 20-х майор служил несколько лет в итальянских колониальных войсках, затем командовал взводом в абиссинской гвардии называемой Кебур Забанга. В декабре 35-го во время итальянского вторжения служил офицером связи, и участвовал в наступлении на Асуму. Лично знаком с князем Имру и некоторыми офицерами его штаба. После этого майора Умвату перевели в другую армию, и он воевал под командованием маршала Мулугеты под Амба-Арадом, где был ранен и эвакуирован во Французское Сомали. Это спасло его от смерти, когда через три дня после его ранения, фашисты применили ядовитые газы против армии маршала Мулугеты. Тогда погибли десятки тысяч…

— Стыдно мне… я жить… а раса Мулугета и солдата…

— Перестаньте майор, вы сражались честно! И не ваша вина, что они погибли, а вас ранило чуть раньше!

— Муссолини мерзавец!!! Применение газов — это подлое нарушение Конвенций!

— Да господа, фашисты хуже зверей. Но сейчас нам не до проклятий. Давайте продолжим знакомиться с нашими гостями, ведь скоро нам всем идти в бой с фашистами. Будем учиться взаимодействию, чтобы было легче воевать и понимать друг друга… Итак, представляю вам. Лейтенант Кимана, из первого выпуска военной школы в Холете, рядовой член союза "Черные Львы"…

Последние дни, все жили в напряжении. Майор Гауриос часто ездил в штаб гидроавиабазы. Что-то там с подготовкой операции не клеилось. Но вот, наконец, Мортано услышал команду всем прибыть на пирс, занять места на катере, и ждать посадки в бухту русской летающей лодки. Луиджи уже почти привык к дисциплине. В Чикаго и Милуоки его сержантские лычки значили немного, но там и спрос с него был невелик. Там он был скорее инструктором по парашютному спуску, и воспитателем юношей, которых присылали в "Лигу Юных Командос" со всей округи. А вот здесь он действительно почувствовал себя на армейской службе. И не сказать, чтобы ему совсем не нравилось это чувство…

* * *

Первое, что Павла увидела меж стреляющими болью веками, была спина огромного дядьки одетого я явно казачью форму. Лампасы, шашка на боку. Сбоку раздался насмешливый голос…

— О!! Очнулся, краснозадый?! Глянь Семен, какой нам живучий попался?

— Ничё, это не надолго.

— Беззубцев что там со связью?

— Помехи, ваш бродь. Следующий сеанс через три часа будет. Ждать остается…

"Неужели снова Монголия?! Как же я так? А Америка и Европа как же. Неужели все мне приснилось?".

— Чего ты там себе под нос бормочешь комуняка! Какая тебе тут Монголия?!

— С четниками свяжись, пусть у нас этих под конвой примут.

— Душан! Душан! Я Хвист… Душан…

Голова у Павлы болела, мысли перескакивали с одного на другое. В смысл происходящего вокруг вникать категорически не получалось…

— Господин хорунжий, четники тоже не слышат меня.

— Ладно, подождем. Пока новых команд не было, можно и здесь схорониться.

— Верно ваш бродь. Може еще какие краснюки тут мимо нашей лежки поскачут.

— А с этим, что делать? Кончить или ждем?

— Да шлепнуть его, нам такой дохлый язык без надобности. Тащи его еще мимо их бандитских постов.

— Погоди, Павло. Это офицер ихний, пусть пока немного подуркует в припадошного играя. У генерала Панвитца и не такие на допросах пели…

— Ваш бродь, радио!

— Что там Сенчук?!

— Их благородие господин майор, приказывают нам отсюда ночью уходить. Если не сможем этих с собой забрать, то всех кончать разрешается. Там вроде еще одних поймали. Так что будет кого Панвицу на допрос послать…

— Добре. А теперь вражин послушай. Может чего нужное узнаем…

"Значит, генерал Панвиц, казачки и четники. И что-то еще услышала но упустила… Выходит, все же где-то в Югославии мы. Но как я сюда попала! Черт побери, как!!! Мать же в детсад, ничего ведь не помню…".

— Пан, майор, как вы?

"Какой нахрен, майор?!! Капитан мое последнее звание. Да что же такое прах меня побери происходит?!!".

— Ты кто? Где мы?

— Це ж я, Рузчак. Припомнили?

— Уммм… Чем меня стукнули?

— Вот тот мордатый прикладом вас огрел…

"Угу. Опять прикладом, и опять в голову. Да сколько же можно-то?!"

— Сколько нас здесь? Кто старший?

— Семеро нас из отряда осталось вместе с вами. Старший вы…

"Этого мне еще не хватало. Да что за жизнь у меня такая. Нет бы просто пристрелили, так теперь еще за бойцов которых я совсем не помню, отвечать перед своей совестью!".

— А ну краснозадые, молитесь своей комуняцкой богоматери! Ежели, кто из вас хочет тут чего рассказать, то самое время. А нет, так у нас и без вас всякого брахла хватает. Нет на вас места во вьюках. Мы щас вас всех вон в той канаве и упокоим…

— Семен, а пусть они нам свой Тернационал напоследок споют. Я его давно не слухал.

— Да на кой оно тебе? Хреновенько они в прошлый раз пели.

— А ну пойте, суки красные!

Рядом шуршало казачье радио, время от времени прорываясь чьими-то голосами. Люди молчали и глядели ей в лицо. В их глазах стояла тоска. Понимали они, что смертный час близок и до ночи не доживут, но зачем-то еще вглядывались в глаза своего командира. А Павле стало стыдно, что она ничего не может сделать для них. И от этой обиды слова сами полезли на язык. Словно чужой голос стал глухо отдавать команды…

— Отряд построиться…

Прихрамывая, и поддерживая друг друга, шестеро выстроили в неровную шеренгу у сложенной из грубых камней каменной кладки какого-то амбара.

— Перестроиться. За мной в колонну по двое становись! Запевать буду я…

Павла повернулась к стене спиной и, слегка покачиваясь от головокружения, распрямилась. Казаки в форме похожей одновременно, и на казачью, и на немецкую, подтягивались поближе к зрелищу. На лицах гуляли улыбки. Павла сглотнула слюну, и негромко запела…

Когда мы были на войне…

Когда мы были на войне.

Там каждый думал о своей подруге или о жене.

Там каждый думал о своей подруге или о жене…

Казаки слушали, ухмыляясь. Песня явно нравилась им.

— Семен то ж про тебя спето. Ну ка, дай мне свою носогрейку с тютюном подымить!

— Хрен те. Сыщи свою…

Свои за спиной как-то невнятно бубнили, подпевая. А впереди пожилой казак, спокойно закрывал крышку ствольной коробки немецкого пулемета. В глазах казаков не было ни тени сочувствия к пленным. Павла глядела в глаза этим русским людям, и пыталась понять, как же они могли встать на сторону врага. Как?! Борьба с большевизмом? Убивая русских людей, они борются не с большевиками, а с Россией. Неужели же им это не понятно?!"

Когда мы будем на войне Когда мы будем на войне. Навстречу пулям полечу На вороном своем коне. Навстречу пулям полечу На вороном своем коне…

— Гляньте ка станичники, чем они разжалобить нас решили?! Во, дают коммуняки!

— А ну хватит брехать, собаки советские! Кому сказано, замолкли! Тихо! А то мозги на волю выпущу!!!

Кашлянул "Люгер", и пуля чиркнула о каменную стену совсем рядом, обдав стоящего ближе всех партизана каменными осколками. Павла глядя прямо в еще дымящийся ствол продолжала петь чуть глуше, но все также резко выплевывая слова. И замолкшие было за ее спиной люди, снова начали тихо подпевать, еле шевеля губами. Короткая пулеметная очередь раскрошила еще кусок стены. Павла не оборачивалась…

…навстречу пулям полечу на вороном своем коне…

— Ну, щас я всех этих одной очередью.

— Погодь Губанов. Не спеши…

Черный зрачок MG-34 чуть пошевелился, словно бы всматриваясь в лицо. Но фельдфебель носком сапога отвернул его немного в сторону.

— Еще успеешь ты их на бисову сковороду отправить, Сашка. А, пущай еще попоют! Вишь, как они душевно выводят.

— А ну, слыхали краснюки?! Дальше пойте! И шоб мне так же душевно выводили, правильно я говорю ваш бродь?

— Да пусть себе попоют. Все равно нам тут до ночи ждать. Хоть какое-то развлечение. А шлепнуть-то мы их завсегда успеем…

"Ах, вам песен подавай?! Их есть у меня! Раскройте ваши ухи нашему таланту. Вот как мыв им сейчас споем, хлопцы".

Здесь птицы не поют. Деревья не растут. И только мы… к плечу плечо… врастаем в землю тут Горит и кружится планета. Над нашей Родиною дым И значит, нам нужна одна Победа! Одна на всех мы за ценой не постоим!!!

С каждым куплетом голос звучал все яростнее, а лица казаков смурнели все сильнее. Павла чувствовала, что слова "ветеранского гимна" хоть и с трудом, но доходят до очерствевшего сердца солдат Панвитца. А за спиной шесть голосов чеканным ритмом подпевали последние строки куплетов…

…нужна одна победа. Одна на всех мы за ценой не постоим!

Одна на всех мы за ценой не постоим!

— А ну, ша!! Другую песню давай! И шоб казацкую!

— Тю, так они тебе и споют.

— Да откуда им казацкие песни знать? Только первая вроде и звучала похоже.

Павла разозлилась, и ее хриплый голос неожиданно для будущих палачей спросил.

— А зачем вам казацкие песни?

— Не твоего ума дело! Пой, тебе сказали!

— Спою, но про настоящих казаков. А не про такое как вы недоразумение.

— Дозволь, господин хорунжий, я его нагайкой вдоль перетяну? Враз, как надобно запоет!

— Да пусть этот майор подерзит напоследок. Слышь майор, чем тебе мы не казаки?

— Казаки защищают свою Родину, а вы ее топчете, и служите мучителям нашей Родины. Падальщики вы. Вот вам песня про настоящих русских казаков! Отряд запевай!

По берлинской мостовой Кони шли на водопой. Шли помахивая гривой Кони дончаки. Напевает верховой. Что ж ребята не впервой. Нам поить коней казацких Из чужой реки Казаки, казаки. Едут, едут по Берлину Наши казаки…

За спиной с каждым куплетом все громче и громче звучал припев. Слова "наши казаки!" партизаны пели резко и нагло. Мол, это наши казаки уже в Берлине, а не вы в Москве. В этот момент из динамика радиостанции сквозь шум помех раздался далекий голос…

… апреля, преодолев ожесточенное сопротивление противника, штурмом захватили Зееловские высоты, и вышли к окраинам Берлина!!! Одновременным ударом в район Магдебурга опрокинули две резервные германские армии… и замкнули кольцо окружения вокруг германской столицы!!! Наша артиллерия ведет огонь по предместьям Берлина! Ура, товарищи!!!

Лица двух казаков пулеметного расчета все сильнее багровели. Звука пулеметной очереди Павла не услышала. Сильный удар в грудь, и свет сразу поогас…

— Герр Пешке, собирайтесь.

— Что, где?!

— Подъезжаем к Медиашу. Нас там встретят.

— Гер Лемке?!

— А что вас так сильно удивило? Вы сейчас словно с вашей любимой Луны свалились. Забыли для чего мы едем к профессору Оберту?

— Нет, нет. Я помню. Я все помню…

"А Победа все равно придет, и неважно где и в каком агрегатном состоянии к тому времени будет находиться капитан Пешке или старший лейтенант Павел Колун. Совсем не важно…".

С ДНЕМ ПОБЕДЫ!!!!

* * *

"Темно и страшно тут. Правда, я-то свое уже давно отбоялась. И все равно, как-то странно все это. Да еще и "Прассоне" эти уродливые над башкой грусть моей душе навевают. Того и гляди рванут эти пузыри синим пламенем, и все… привет. Глупее такой смерти уже и не придумаешь. Люди в газетах прочтут и только фыркнут. Это как вообще звучит? Советский разведчик Павел Колун идиотски погиб в Румынии. При испытании немецкой ракеты в целях дезинформации британской контрразведки, инспирированной секретной службой Третьего Рейха. Да еще и "при посредстве воздушного шара". Бред жутчайший. Но теперь, нет мне уже обратного хода. Да, и в пассажирском модуле этой недоракеты, "ракетонавты" мои пищат, ну так жалобно. Аж, слезы на глаза наворачиваются, как жалко этих зверушек. Уж скорее бы они бедные где-нибудь приземлились…"

Павла кинула взгляд вниз и успела заметить серию световых сигналов. Наземная команда видимо протравила трос на максимальную четырехкилометровую длину, и сигналила о своей готовности к отцеплению. Ветер был южный и не слишком сильный. Ненадолго в памяти всплыла череда последних событий. Шелленберг сам предложил съездить к Оберту, и потом сильно дулся, услышав вместо ожидаемого восхищения дружескую резолюцию…

— Вальтер! От души благодарю вас за эти "Сказки Венского Леса". Давно я уже так не смеялся…

— О чем это вы, мой друг?! Вы же видели, профессор уже далеко продвинулся, и совсем скоро приступит к созданию полноразмерной ракеты. По-моему, его проект большой ракеты воплотится во что-то грандиозное!

— Вальтер, вы комик. Я едва сдерживаюсь от смеха!

— Адам, прекратите паясничать! Я не понимаю вашего сарказма!

— Не понимаете?!

— Совершенно!

— То есть вы хотите мне внушить, что весь тот "Венский заповедник имени Оберта" несет в себе более серьезную нагрузку, чем изоляция гения ракетостроения, от настоящей проектной работы. А где-то на секретном полигоне…

— Адам, это чушь…

— Молчите, мой друг. Лучше молчите. Иногда как говорится, лучше жевать что-нибудь. Это, чтобы не жевать слова. Да-а, а я ведь чуть было не поверил, в свою удачу. Но если мне уготована судьба Оберта, то лучше сразу отдайте команду на мою ликвидацию. Если вы НАСТОЛЬКО не доверяете мне, то продолжать все эти танцы нам с вами просто незачем…

"Вот теперь-то, "дружище" я действительно верю выражению твоих глаз. Угу. Ты разочарован, что ваш цирк с Обертом, вот так быстро раскрыт. Да и кем? Непрофессионалом! А чего ты хотел? Наивных восторгов юного адепта секты ракетчиков?! А вот, хрен тебе! История ракетостроения была моей любимой темой в 70-х, и читала я тогда довольно много. А вот мысль, что ваш "камуфляж" не стоит и ломанного польского грошика в глазах любого разведчика, теперь будет тебя преследовать постоянно. И, значит, деваться тебе будет некуда от моих бредовых идей…".

Потом Павла не раз задумывалась, не слишком ли тогда вышло? Не перебрала ли она с юмором? Однако следующая беседа на удивление прошла полностью конструктивно. Более того, Шелленберг искренне восхитился прозорливости столь юного агента, и предложил капитану рассказать и о других выявленных косяках режима секретности. На что получил циничное предложение в стиле "утром деньги — вечером стулья", но и на это не обиделся. По всей видимости, широта его ума допускала и такие выверты сотрудничества с агентурой. А Пешке в его глазах стал кем-то вроде прирученного хакера, способного своими ценными комментариями здорово усилить защиту корпорации…

Дальше обсуждение грядущей шведской эпопеи шло как по маслу. Согласившись с тем, что Оберта можно и нужно использовать в игре намного эффективнее, Шелленберг, санкционировал и первый этап операции. А скорость, с которой тот улаживал все формальности и запреты, показалась Павле просто запредельной. На следующей встрече в Вене, объектом уговоров стал уже сам Оберт…

— Профессор! Я только предлагаю вам раскрыть глаза, и трезво оценить свои шансы на успех вашего дела в Германии.

— То есть вы считаете, что успеха в Германии мне не добиться?!

— Я на вашей стороне. Вы ведь уже видели фото моих достижений, и надеюсь, понимаете и мои перспективы?

— Гм. Да уж… Ракетный самолет, скафандр, противоперегрузочное кресло, крылатый снаряд с тремя типами ускорителей… Я ничего серьезного не упустил?

— Ничего серьезного. Но ваш-то опыт 35-го года имел куда как лучшие перспективы…

— Мда-а. Вы, юноша, и правда, много добились за ничтожное время. Вместе мы могли бы построить ракету и здесь в Германии.

— В Германии нам с вами не стоит надеяться на серьезную помощь. Вы ведь знаете, что Рейх готовится к войне, и не собирается вкладывать большие деньги в бесконечные эксперименты во имя какого-то туманного приоритета.

— Но ведь ко мне уже даже приезжали с намеками, на привлечение к более серьезным работам!

— Это только пыль, профессор… Вы слишком заметная фигура, чтобы пускать такого матерого зайца на "армейские ракетные грядки". Такой жест сразу сделает бессмысленной любую секретность, а противники Германии моментально сделают свои выводы.

Собеседники немного помолчали. Павла выдерживала паузу, чтобы не передавить этого все-таки очень наивного усатого дядьку. Умного, но, увы, не слишком мудрого и фантастически доверчивого…

— Вскоре вас поставят перед выбором. Или работа на армию и производство боевых ракет, или концлагерь. Вы ведь иностранец, следовательно, любое ваше проникновение в военные секреты должно быть пресечено, как, впрочем, и возможность разглашения этих секретов. И ладно бы речь шла только о вас! Вас ведь наверняка будут шантажировать семьей. Возможно, вам даже предложат гражданство, но вот лавров первооткрывателя и главного действующего лица вам точно не видать.

— А в чем ваш интерес, герр Пешке?

— Я просто хочу быть первым на орбите Земли. И вскоре такой шанс у меня появится, с вами или без вас…

— Хорошо, я готов выслушать ваше предложение.

— Вот и отлично, герр профессор…

Следующие дни оказались заполненными событиями до предела. Цеха заводов, сменяли лаборатории мюнхенской клиники Люфтваффе. А вскоре состоялась и третья их встреча в румынском Медиаше…

— Профессор, как вы уже заметили вся ваша семья сейчас в Румынии. Ваш венский контракт стоил недорого, а смысла имел еще меньше. Как и обещал вам, неустойку за его расторжение, я готов оплатить немедленно.

— И что будет дальше? Я помню те ваши венские намеки, но мне хотелось бы все представить поточнее…

— После старта нашей ракеты, когда ваши знакомые астрономы из пяти румынских городов подтвердят своими наблюдениями, что наша ракета долетит до высоты около тридцати километров, в нескольких румынских и французских газетах появятся сообщения и ваша статья "о первых в мире ракетонавтах в стратосфере". Грызуны станут мировыми знаменитостями, а нас с вами ждет регистрация девятнадцати патентных заявок, и усиленное внимание со стороны ваших коллег по всему миру.

— Но ведь это лишь пыль, как вы говорите. Тут будет гораздо больше рекламы, чем реального успеха…

— А что вы хотели. В мире победившего чистогана без рекламы никуда. В идеале нам с вами нужно получить самый мощный в мире носитель, способный вывести уже полноразмерную ракету для старта на высоты свыше пяти тысяч метров. И без предварительной рекламы нам с вами его никто не даст. Кстати, германская лодка "Дорьне-X" хоть и имеет титанические размеры, для этой цели не годится, как и его итальянские клоны. А вот взлетевший в этом году русский самолет Туполева "20бис", брат которого до своей гибели звался "Максим Горький", нам как раз подойдет.

— И на что мы с ним можем рассчитывать?

— На пять-шесть тысяч метров с грузом в шесть-семь тонн на скорости стопятьдесят — стовосемьдесят…

— Хм. Двух человек мы, наверное, сможем забросить на высоту в сто километров.

— Не будем пока так далеко загадывать. Завершить бы уже начатое. На вас сейчас вся наземная часть нашего эксперимента. А на мне воздушная.

— А, вы не боитесь, Адам? Я, конечно, помню, и о вашем парашютном опыте, и о польских подвигах, да и о рекорде скорости. А сколько у вас полетов на шарах?

— Этот будет третьим. И вы рано сомневаетесь в нашем успехе, профессор. Кроме меня сейчас в мире нет ни одного пилота, столь же хорошо подготовленного к космическому старту. За мышей тоже не волнуйтесь, на самолете они уже испытывали пятикратную перегрузку, и этого им должно хватить. Просто доверьтесь мне, и не прогадаете…

"Не скрипите мозгами, герр патриарх космонавтики. Я знаю, что рискую, и все-таки в предсказание Харьковской бабки верю с каждым днем все сильнее. Потому трястись от страха я сейчас права не имею. А Шелленберг, хоть и змий редкостный, в технике понимает слабо. Что ему и аукнется в итоге…".

— Эх, юноша… Вам бы поступить в институт, и поучиться хотя бы пару лет. Не желаете поступить на экстернатуру здесь в Медиаше?

— Я подумаю над вашим предложением, после успеха ракетного пуска этой ночью… А затем нас с вами ждет путешествие в Швецию. У шведов хорошая компрессорная индустрия, да и с русскими нам будет легче договариваться из нейтральной страны. Все-таки у них нет общей границы с Россией…

"Кстати, насчет экстерната в Румынии это ведь стоящая мысль. Спасибо за нее герру профессору, может, что и получится…".

Павла просигналила фонариком в ответ и почувствовала толчок отсоединения троса от лебедки. Начался свободный полет. Сейчас пилот балансировал на трехслойном брезентовом полу этой странной воздушной конструкции. В основе были поставленные вертикально баллоны двух аэростатов "Прассоне" итальянской конструкции общим объемом чуть меньше трех тысяч кубических метров. Между ними было восемь метров легкой дюралевой фермы с большим просветом посредине для запуска ракеты. Как таковой корзины у сдвоенного аэростата, с двумя вращающимися за хвостами винтами, попросту не было.

По счастью двухметровый ветерок не сильно мешал подъему. Связанная между собой дюралевыми трубами со смонтированными снизу мотогондолами моторов "Циррус" в 60 л.с. каракатица, довольно быстро набрала высоту. Павла поглядела на альтиметр, и отметила прохождение четвертого километра над землей. Двухсоткилограммовая трехступенчатая ракета, пока просто покоилась на своем подвесе. Помимо самописцев и метеоприборов в ее грузовом отсеке находился пластиковый контейнер амортизированный резиновыми шнурами и пружинными подвесами. В нем своей судьбы дожидались четыре грызуна. Причем двое должны были на себе испытать жесткую систему амортизации, а другие двое более мягкую.

— Юлиус! Позови сюда капитана Кордеску.

— Сейчас, папа.

Профессор сильно нервничал перед этим стартом. Радиоуправление аппаратом на тридцатикилометровой высоте казалось не слишком надежным. Уверенность могли обеспечить сдублированные хронометрические приборы отстрела разгонной ступени, и выпуска осветительных ракет. А вот управлять обитаемой кабинкой с грызунами на этапе спуска было не возможно. Одна надежда была на радиомаяки и поисковые команды.

— Герр профессор?

— Капитан, передайте, пожалуйста, наблюдателям в Яссах, Бухаресте, Галаце и Констанце, что пора наводить телескопы.

— Условные сигналы уже отданы по телефону. Еще что-нибудь требуется, профессор?

— Нет, благодарю вас, капитан.

Подъем все сильнее замедлялся, и Павла начала подготовку к запуску. Заодно проверив парашют, кабель электрозапала и тросы брезентовых клапанов, которые нужно было выдернуть сразу перед прыжком вниз от стартующей над головой ракеты. Страшно разведчику не было. В узком просвете между баллонов вращался клочок звездного неба. Подъем прекратился, и Павла выставила таймер. Затем выдернув лини клапанов баллонов и спуски трех кинокамер, резко включила электрозапал замедлителя, и сгруппировавшись без задержки прыгнула в пустоту между вращающихся воздушных винтов. Над головой раздался резкий свист. Как только удалось стабилизировать полет и взглянуть в верх, в глаза бросился далекий блеск ракетного выхлопа. До отстрела сигнальных ракет на максимальной высоте, и раскрытия спасательного парашюта ракетной кабины было еще далеко. Поэтому Павла просто сосредоточилась на спуске своего парашюта в ночном небе Румынии…

* * *

Заминка доклада наркома вызвала неудовольствие хозяина кабинета.

— Чего же вы остановились, товарищ Берия? Мы слушаем вас.

— Товарищ Сталин. Гхм… В Румынии Кантонец, как-то смог расшифровать нашего агента в гестапо Брайтенбаха, и сам в свою очередь раскрылся перед ним в беседе один на один. Правда, раскрылся не полностью…

— Вы хоть понимаете, что вы говорите?! Что это значит, раскрылся не полностью?!

— Кантонец, не назвал своей принадлежности, и не раскрыл цели заброски, однако намеки и совет, который он дал Брайтенбаху, навели того на мысль, что Кантонец наш агент.

— Что еще за совет?

— В этот раз он посоветовал куратору от гестапо ознакомить, с переданной им информацией только "лучшего друга". После ряда намеков собеседнику стало ясно, что Кантонец не считает друзьями Брайтенбаха его начальство…

— Как вы думаете, почему он это сделал?

— Может быть, потому что в Германии любой лист, вышедший из-под пера Кантонца, сразу получал гриф секретности. А вот в Румынии, с подачи Шелленберга, режим стал существенно мягче. Кроме того и сам Брайтенбах в Румынии получил большую свободу действий. Наверное, поэтому Кантонец, и решил вот так выйти на связь с Центром…

— И это у вас называется секретная операция?! Он что псих, этот Кантонец?! С чего ему примерещился наш агент в гестаповце? Притом, что, вашего Брайтенбаха уже три года не может расшифровать контрразведка Германии!

— Не хватает данных, товарищ Сталин. У самого Брайтенбаха об этом пока нет никаких версий.

— Тогда, может быть, у товарища Голованова имеются такие версии?

— Товарищ Сталин. Возможно, Брайтенбах просто неправильно понял Кантонца…

— Хватит!!! Это ваша недоработка. Вы инструктировали Кантонца перед заданием.

Лишь слегка шевельнулись желваки, но взгляд личного порученца Сталина остался спокоен. Тяжелый взгляд Вождя он все-таки выдержал…

— Попробуйте ответить, как вообще могло так случиться, что Кантонец, решил откровенничать с вражеским агентом именно в Румынии?

— Возможно, что вычислил он своего коллегу еще раньше в Баварии, а раскрылся перед ним только в Румынии, из-за срочности передачи сообщения и чтобы снизить риск…

— Значит, вот так он снижает риск, раскрывая карты, перед врагом?! Товарищ Берия, а что за информацию переслал Кантонец через Брайтенбаха?

— Выдержки из своих бесед с Гитлером и Шелленбергом. А также проекты авиационной и ракетной техники. Вот, взгляните, товарищ Сталин.

— А что вы сами считаете наиболее интересным из всего этого?

— Во время личной беседы, по словам Кантонца, Гитлер с большим интересом рассуждал о сверхоружии, одним из компонентов которого должны стать ракеты. При этом Гитлер обронил фразу, что очень скоро немецкие ученые создадут нечто невероятное. И вот тогда-то ракетные идеи Кантонца и смогут получить самое серьезное развитие на благо Рейха…

— Гм. То есть Гитлер взял, и раскрыл перед юным польско-американским выскочкой, настолько секретные сведения?

— Скорее, лишь намекнул. Кстати, наши аналитики, проверили германскую печать по "Чикагской теме", и действительно нашли за 1938 год много схожего в публикациях немецких ученых. Но вот в последнее время таких статей практически не публиковалось.

— Насколько серьезные личности заняты в этой области?

— Фриш, Майтнер, Флюгге, Дросте, Ган, Штрасман и Маттаух широко известны в мире и даже в СССР. О своих опытах с ураном и делении ядер они писали неоднократно еще до эмиграции Нильса Бора. Звучали гипотезы о получении запредельных энергетических возможностей… Но все это было год назад, а вот сейчас тишина.

— Хорошо. Работайте по этой теме. Что еще поступило от Кантонца?

— Наблюдения и подслушанные разговоры о возможностях использования славянских и прибалтийских частей и авиагрупп в будущей войне на Востоке. Как в качестве вспомогательных частей, так и в качестве частей особого назначения, забрасываемых накануне и вначале войны. Были и другие темы. Вот здесь на первой странице краткая аннотация их беседы с Гитлером об Англии. На основе этих данных можно сделать предварительный вывод, что Гитлер собирается предлагать британцам союз в следующем году, но только обеспечив блокаду Острова со стороны континента. А для этого весь Запад Европы должен быть практически полностью завоеван…

— Как я понимаю, опять только слухи и ничего конкретного. А вот это что еще за рисунки с таблицами?

— Насколько мы разобрались, это проект "Безаэродромной объектовой ПВО". Кантонец не стал светить этими разработками в Мюнхене, и намеками убедил Брайтенбаха переслать все нам, никому это предварительно не показывая.

— А у нас кто-то уже это видел?

— Только я и Давыдов из Управления перспективных разработок.

— И каково мнение товарища Давыдова?

— Давыдов очень удивился. Фактически Кантонец предлагает довольно недорогую систему ПВО, для особо важных объектов. Как фронтовое средство она, по-видимому, непригодна. А вот в ПВО… Пилотируемые ракеты в его проекте взлетают со стартовых установок, смонтированных на лафетах крупнокалиберных зениток и в кузовах большегрузных автомобилей.

— Почему вы с Давыдовым считаете этот проект дешевым?

— Ну, во-первых, ему совсем не нужны аэродромы. Как видно на схеме, кроме восьми стартовых расчетов с шестнадцатью ракетами, тут имеются три аэростата с установками звуколокации, способные не только услышать врага за полсотни километров, но и установить его примерные курс, скорость и высоту. А вообще, систему можно ставить даже на корабли и поезда. Кроме того, сама конструкция ориентирована на низкую квалификацию рабочих и самые дешевые материалы. Деловой древесины практически не используется. Металлические детали ракеты прессованные в формах. Очень простая технология сборки треугольного деревянного крыла и такого же фанерно-деревянного фюзеляжа. Перед крылом цельноповоротное оперение. За кабиной цельноповоротный киль с триммером. Минимум приборов в кабине… Так что планер получается одноразовый, а вот начинку Кантонец предлагает использовать многократно. Двигательная установка ракеты состоит из пороховых ускорителей и реактивного двигателя. После старта пилотируемая ракета забрасывается на высоту от шести до одиннадцати тысяч метров, при этом наведение на цель на первом этапе производится по радиокомандам с земли. Когда пилот уже видит цель, то он берет управление ракетой на себя и, достигнув боевой дистанции, производит запуск полусотни легких реактивных снарядов, расположенных под сбрасываемым носовым обтекателем…

— А если на такую ракету нападут вражеские истребители, или стрелки бомбардировщиков откроют огонь из бортового оружия.

— Истребители его просто не догонят. А при атаке бомбардировщиков спереди пилота защищает бронестекло и довольно простая броня, выполняющая также функцию противопожарной перегородки отгораживающая кабину от отсека РС. После отстрела снарядов по цели, ракета переходит на траекторию снижения. На высоте около трех-пяти километров, происходит разделение ракеты на два спасаемых отсека. Отсек ракетных направляющих, двигатель. При этом кабина пилота раскрывается, и пилот приземляется с парашютом…

— На какую скорость своей ракеты рассчитывает Кантонец?

— От семисот пятидесяти до девятисот километров в час, товарищ Сталин. Этого вполне достаточно для быстрого набора высоты и атаки сходу…

Медленно успокаиваясь, Вождь прошелся по кабинету, и снова взглянул в лицо Берии.

— Что еще у вас?

— По Кантонцу есть лишь небольшое, но очень важное дополнение, товарищ Сталин…

— Что может быть еще важного после уже озвученных вами новостей?!

— Брайтенбах буквально сегодня передал последние сведения. После того ракетного запуска произведенного в компании Оберта в Румынии, Кантонец привез в Мюнхен кинофильм о "мышином рейсе" и демонстрировал его на закрытой конференции ученых в Грюнвальдской обсерватории.

— О чем там говорилось?

— Вот этого Брайтенбах выяснить не смог…

— Вы свободны, товарищ Берия. А вы, товарищ Голованов останьтесь…

Уходя из кабинета, Берия бросил короткий торжествующий взгляд на Голованова. Сегодня раздражение Вождя коснулось вот этого "ледяного гвардейца". Да и поделом…

* * *

В этот раз Шелленберг приехал к начальству домой. Выйдя из машины, он поежился от холодного ветра, осыпавшего лицо мелким дождем. Осень надежно оккупировала Европу своим унылым блеклым "режимом", но Вальтеру сейчас было не до сентиментальностей. Его планы, словно струны арфы, требовали постоянного внимания к каждой мелкой детали…

— Вызывали, группенфюрер.

— Проходите Вальтер. Сегодня сыро. Хотите коньяк?

— Не откажусь.

— Сегодня Фюрер хвалил вас и Науйокса за отлично проведенную операцию. Так что награду вы с ним заслужили вполне достойно.

— Благодарю, группенфюрер. Хотя, мне чертовски жаль, что вместо серьезной игры с британцами, нам пришлось ограничиться примитивной провокацией.

— Ну-ну, мой друг, вы напрасно расстраиваетесь. Раскрытое покушение на Фюрера, это совсем не пустяки. Даже если забыть о пропагандистском аспекте в Германии, такой повод автоматически развязывает Рейху руки в европейской политике. Никакие былые договоренности с Лондоном, теперь не станут тормозом наших планов. Зато перед Рейхом открыты все пути…

— Вы правы, группенфюрер, это важно для Рейха. Но упущенных перспектив мне все-таки жаль…

— Отбросьте уныние, Вальтер! Имеющийся результат можно с уверенностью назвать грандиозным успехом. Сейчас британцы нервничают, и их позиции в Европе стали гораздо слабее. Впрочем, дальше уже начинается работа Риббентропа. Ну, что ж… Вы, Вальтер, недавно показали себя довольно умелым резидентом в Голландии. Однако, мне вы все же нужнее в роли творца новых операций. Кстати, эти ваши игры с любителями от разведки, не слишком ли рискованны? В другой раз они ведь могут привести и к провалу.

— Тут, я не могу с вами согласиться. Опытный психолог вполне может вжиться в роль полковника Вермахта. А опытный пилот и спортсмен, сможет стать интересным объектом для вербовки и не только у нас…

— Логично. Ваш изощренный ум, вас пока не подводил.

Гейдрих задумчиво прошелся по комнате и поставил бокал на полку камина.

— Что ж, я не возражаю против использования вами любителей. Однако их вербовку нужно производить надежно. К вашей голландской операции у меня нет претензий. Она проведена превосходно. А вот в операции с Пешке вы ходите по канату. Два агента, один из которых дал лишь устное обещание, а второй имеет мировое имя и просто используется втемную… В любой момент это может привести к громкому скандалу и провалу всей игры. Почему бы вам не взять с Пешке нормальную расписку о сотрудничестве?

— Ни в коем случае! Поймите же, группенфюрер! Нельзя на него давить! Нынешние гении во многом сродни алхимикам прошлого. Там, где лесть и описания блестящих перспектив дают отличный результат, порою бессильны угрозы и прямой подкуп. Идиоты Канариса уже совершали с ним эту ошибку. И, как раз, поэтому более аккуратная работа наших сотрудников дает лучшие результаты.

— Вы серьезно считаете, что у Пешке нет слабых мест?

— Пфф! Людей без слабостей не бывает. Безусловно, они имеются и у Пешке. За несколько недель его можно полностью дезориентировать нашими методами. Но вот результат такой с позволения сказать "работы" окажется непредсказуем. Если мы сейчас сломаем его, это будет уже не тот агент, который нам с вами нужен. Совсем не тот… Я трачу уйму сил, чтобы сделать из Пешке знаменитость, а знаменитость не может спокойно работать под дамокловым мечом. Нет-нет. С Пешке срабатывают только пряники. Да и то не всякие…

— Хм. Может быть, нам для мотивирования Пешке использовать его отца? Насколько я помню, мы сейчас готовим его к заброске в Россию… Кстати, как вам мысль замаскировать эту заброску под "похищение мерзавцами из НКВД"?

— Я думаю, не стоит. Риск слишком высок. У Адама очень не простые отношения с Иоганном. Обладая иллюзией свободы и висящей перед самым носом морковкой будущего успеха, такие агенты сворачивают горы. Уже сейчас его идеи подтолкнули несколько наших тем, до этого безнадежно заброшенных…

— Вы о выманивании в Швецию эмиссаров IS?

— Не только, группенфюрер. Перед этим в Риге наш "троянский конь", кстати, это ведь его термин… Так вот, там Пешке умудрился по собственной инициативе пообщаться нетолько с научной братией, но и с военными атташе. Британцы не зря сделали стойку. В той встрече помимо хозяев принимали участие военные атташе Литвы, Эстонии, Дании, Швеции и Финляндии. Пешке рисовал перед ними зажигательные перспективы о создании орбитального аппарата "для наблюдения за балтийским бассейном и обеспечения стабильности в регионе". И сумел их заинтересовать…

— После дифирамбов в Европейской прессе о мышах, поднявшихся на двадцать семь километров, и вернувшихся на землю живыми, это вполне понятный интерес. Хотя, все равно, впечатляет.

— "Фигаро" писала о первом шаге из земной колыбели к звездному владычеству. Пешке еще с Польской компании стал для них кумиром, поэтому они и воспевают его якобы бегство в Румынию, не особо вдаваясь в детали. Да и американские газеты "Дейли Ньюс" и "Вашингтон пост" утверждают, что именно в Америке Пешке и создал свой проект ракеты для полета в стратосферу. Их научная братия, кстати, раскритиковала данные румынских астрономов и заявили, что высота подъема ракеты явно занижена, ведь отстрел световых ракет произошел не в верхней точке траектории…

— А что они с Обертом, действительно, добились столь серьезного результата?

— Я не специалист по теме, группенфюрер. Оберт описал все это уже давно. Просто Дорнбергер с Брауном решили задвинуть его в чулан, чтобы строить наши боевые ракеты, не привлекая к ним излишнего внимания. Но вот эта румынская ракета и ее "летающий пусковой лафет", практически детище самого Пешке. Он, конечно, изучил массу материалов, привлек множество людей в Баварии к созданию агрегатов, и консультировался с самим профессором, но…

— Вот это-то меня и пугает в нем. У этого гауптмана Пешке получается практически все, за что он не возьмется. А что, если такого хранителя идей и секретов, возьмут да и переманят к себе британцы? Об этом вы думали?

— Думал, группенфюрер. Я не наивен, и понимаю, что риск потерять его достаточно серьезен, но пока он видит осязаемую цель в работе с нами, за его лояльность можно не беспокоиться. Это своего рода зависимость от грандиозных планов. Именно поэтому я не просто добился согласования того проекта тяжелого самолета, но и разрешил Пешке съездить к Мессершмитту. Видели бы вы их непримиримый спор по поводу компоновки "Гиганта"!

— Фанатики своего дела, прикованные к своим фетишам… На мой взгляд, нужно что-то более надежное. Ну да ладно, вам виднее, вы ведь друг этого Пешке.

— Ученые лишь зондируют почву на будущее. А Пешке пусть думает, что работа уже идет. А когда он поймет, что цель недостижима, мы проводим его в вечность… Я думаю, светлый образ "неистового лунного пилота" еще послужит Рейху в будущем…

— Все это нужно тщательно спланировать, ошибки в этой игре недопустимы. Но все это в будущем, а что же, ждет нас с вами сейчас?

— Сейчас, группенфюрер? У нас имеются неплохие перспективы для продолжения игры в Швеции. Резидентура в Стокгольме докладывает, что те, кого мы ждем, похоже, уже выходят на нашу "наживку". Кстати, Оберт пока туда едет без Пешке, но наша агент, приставленная к нему гидом, не позволит ему играть по-своему…

— Это все у вас по теме "Ахиллес"?

— Почти все, группенфюрер. Вы читали доклад о Грюнвальде?

— Еще не успел. Это о том, как Пешке покорял там наших ученых? Хм. На мой взгляд, этот эпизод проходит скорее по ведомству Геббельса. Не будь сейчас войны и требований секретности, и он устроил бы из этого мировую шумиху.

— После их с Обертом "рижского триумфа", наш Пешке не просто очаровал в Грюнвальде германских астрономов и историков, тут все намного интереснее, группенфюрер! Представьте, не только Вюста и Фаута, но даже Зиверса заинтересовала его теория о "базах Предтеч" на обратной стороне Луны! Ему удалось убедить даже присутствовавших там Гесса и Хаусхоффера, создать институт исследования Луны! И ведь это свершившийся факт.

— Гм. А это-то как мы с вами сможем использовать?

— Как вы думаете, клюнут ли на такой куш наши британские коллеги?

— Гм. Это блюдо смотрится вполне аппетитно, но теперь запланированный нами "побег Пешке" может вызвать массу подозрений. Он ведь фактически свободен в Рейхе. Да и эта реклама в европейских газетах…

— Не беспокойтесь, группенфюрер. Сейчас Пешке отправлен в лагерь поляков, выбирать себе новых "подопытных мышей". Вскоре побег состоится…

— Хорошо, я вам верю, Вальтер. Кстати Гесс мне звонил, и практически требовал принять Пешке в НСДАП. Он считает, что "творец космической славы Рейха" не может быть беспартийным…

— Группенфюрер, я заклинаю вас, остановите эту глупость! Иначе, они все погубят!

— Чего это вы так всполошились? Успокойтесь мой дорогой Вальтер.

В ходе дальнейшей эмоциональной беседы Шелленбергу удалось убедить своего патрона в преждевременности вступления в партию юного агента. Вот только убедить в том же самом "Наци N3" представлялось задачей гораздо более сложной…

* * *

На два дня все полеты "штафеля гладиаторов" были остановлены. Прибывшая из Мюнхена комиссия придирчиво проверяла причины аварии. Допрашивали всех. Гауптману Пешке и обер-лейтенанту Терновскому, как старшим инструкторам учебной реактивной эскадрильи, тоже пришлось отвечать на вопросы. И хотя кроме техников никому не удалось бы заминировать опытную машину, следователи гестапо в течение пары часов настырно ловили бывших польских офицеров на нестыковках. А к вечеру второго дня, комиссия, наконец-то, покинула секретный аэродром. К тому моменту от Вильгельма Павла уже знала, что собранные улики заставили сменить первоначальную версию теракта на более нейтральную. Следующим утром прошли короткие похороны литовского пилота Яна Круминя. Хоронили его в закрытом гробу. Все, что смогли собрать среди разбросанных по лесной опушке деталей его мото-реактивного Хейнкеля-112. Это была уже пятая потеря. Причем из тех пяти потерь, боевой условно можно было считать лишь третью. Куратор от Абвера полковник Штольце так до сих пор и не разрешил отрабатывать воздушные бои с использованием боевых патронов и снарядов. И помимо лишь слегка разбавивших холостые очереди деревянных пуль, опасаться курсантам было нечего. Однако, в тот раз украинский курсант Манюта погиб не от деревянной пули инструктора, а всего лишь от срыва в штопор при потере скорости на развороте. Все остальные потери и вовсе случились из-за отказов техники. Две из-за пожара ускорителей, и одна из-за отказа управления во время затягивания в пикирование.

"А Штольце-то по всему видать злобу на меня затаил. За тот давнишний скандал с Удетом и Бандерой. Ну да ничего. Его-то мелкие пакости мне как раз на руку будут. Второго косяка ему тут точно не простят. А значит, быть вскоре полковнику самым ценным экземпляром этого заповедника. Дорогим козлом отпущения. Ну да поглядим, посмотрим…"

В летный парк секретного штафеля с самого начала попала не слишком ценная авиатехника. Помимо сильно ушатанных предыдущей эксплуатацией четырех He-112А и вдвое большего количества Me-109В, в части имелось два учебных FW-56 "Штессера", и два отвергнутых Люфтваффе Ар-80 с неубирающимися шасси. Последние старички "Арадо" едва могли набирать с ускорителями четыреста пятьдесят, а "Штессеры" не дотягивали и до трехсот двадцати. Из всей этой "барахолки" неплохие характеристики показывали лишь устаревшие "мессеры", которых удавалось разогнать на "факеле" почти до семисот километров в горизонтальном полете. Маневренность также не блистала. Но Павлу не слишком интересовали вершины пилотажа и новые рекорды. Пора было готовиться к побегу, поэтому кандидаты на роль попутчиков были намного интереснее.

Пилотский состав не был однородным. Тридцать фольксдойче с польскими, прибалтийскими и украинскими корнями. Причем среди отобранных абвером и гестапо курсантов, оказалось несколько по-настоящему талантливых парней. Среди поляков профессиональное уважение вызывали пятеро, причем если глаза не изменяли разведчику, то двоих доводилось видеть еще во Львове во вспомогательном дивизионе воздушного ополчения. Терновский подтвердил выбор своего командира, но осторожно намекнул, что одного из отобранных все же лучше оставить тут. Выразительный взгляд напарника снова все расставил по своим местам. Павла вспомнила, как еще в Аугсбурге Анджей намекал, что Голованов показывал пару фотографий польских пилотов, и просил одного из них обязательно забрать с собой в Англию. Оставалось добавить еще пару подельников и срежиссировать сам спектакль. Действовать строго по назначенному с Вальтером Ленбергом плану Павла не собиралась. Как впрочем и по плану Центра…

"Нечего мне тут всякие либретто подсовывать. Сами мы с усами, чтобы и без германской политической разведки придумать надежный способ побега отседова. А то из каждой затеи этого хитреца Вальтера полуметровые заячьи уши гестапо торчат. То ли специально он меня подставить хочет, то ли просто "звездит". Нетушки! Сразу в Швецию мы с Андрюхой точно лыжи вострить не станем. Тут надобно похитрее вывернуться. И уж точно тех трех агентов Шелленберга я с собой тащить туда и не подумаю. Хрен им дикорастущий вместе с Гейдрихом на пару… Как там у классика звучало? "Хоть ты и Хрен, но Горькому не пара. Пора бы Мать твою снимать с репертуара". Пусть подотрутся своим сценарием, кукольники хреновы!".

За несколько дней до намеченной кульминации, состоялось прощание с Лемке. Хотя какой он на самом деле "Лемке" Павла поняла еще в Баварии. Когда Вильгельма настиг острый приступ диабета во время одного из испытаний прототипов, Павла не могла отделаться от странного ощущения. Она явно что-то помнила из Истории об этом человеке, но лишь на следующий день разобралась в своих ощущениях и обрывках воспоминаний. Гауптштурмфюрер тогда искренне благодарил за быстро вызванную помощь, и шутливо удивился тому что подопечный не воспользовался случаем для побега. В тот момент картинка как раз и сложилась в мозгу разведчика. Павла тогда буквально по-наитию нашла способ проверки своих подозрений, и спросила куратора, не пора ли ему уже уйти на покой, поселиться где-нибудь в Швейцарии в маленьком отеле. На это Вильгельм оживился, и тут же проговорился о своей мечте насчет покупки горной гостиницы.

"Мдя. Вот так встреча. Словно в лифте в час пик по звонку с работы. И тут мне свезло. Так вот вы какой товарищ Штирлиц, он же Брайтенбах дробь Леман…". После того случая Павла исподволь троллила этого "коллегу", пока в Румынском Медиаше не решила проверить его окончательно. Охрана им не слишком досаждала, видимо Шелленберг вполне доверял своему сотруднику. Беседа вышла долгой. Сначала Павла живописно пересказала свои беседы с Гитлером и Шелленбергом, потом перешла на интересные "аналитические гадания". А закончила свой спич откровенным перечислением пунктов доклада в Москву и очень толстым намеком на далеких кураторов. Когда отблеск страха мелькнул в глазах гестаповского куратора, кивнула сама себе. Нежданный канал связи с Центром нашелся…

А в этот раз Вильгельм зашел к подопечному с приглашением прогуляться, сославшись на скорый отъезд. Доверительность беседы подчеркнула просьба гаупт-штурмфюрера обращаться по имени. Разговаривали в пол голоса. Вильгельм был задумчив…

— Ваша подготовка, Адам, закончится дней через пять… Гм…

— Вас все-таки отзывают, Вильгельм?

— Хм… Да, дорогой Адам, отзывают.

— А может, я просто вам столь сильно надоел, что вы сами попросились куда подальше от такого хлопотного подопечного…

— Вы шутник. В этом я уже убедился. Но на этот раз вы ошибаетесь, и дело совсем не в вас. Просто других дел много. Так что, увидимся мы с вами не слишком скоро…

— Может так случиться, Вильгельм, что и не увидимся вовсе. Хотя я был бы рад такой встрече.

— Я бы тоже был рад. Но, с чего это вы столь пессимистичны сегодня? Земля, как говорится, круглая. Не век же вам сидеть в Швеции и Британии. Вернетесь в Рейх, тогда и…

— Это вряд ли. Вы уж простите, Вильгельм, но не верю я вашему шефу родом из Саарбрюккена с его университетским образованием. Ну, ни на каплю не верю.

— Вальтер очень умный руководитель, он ценит таланты. И если ваша миссия пройдет успешно, вы могли бы послужить Рейху и на ниве конструирования. Гм…

— Бросьте, Вильгельм. Меня скорее пристрелят в Рейхе или за его пределами, чем подпустят к серьезным проектам. Это знаете вы, и это знаю я. Нам ли с вами играть в эти игры?

"Если до этой беседы, какие-то сомнения по поводу этого юноши и оставались, то сейчас с ним, действительно, можно не играть. Он насквозь видит все наши маневры. Однако возраст! В двадцать лет и с таким заданием! Хотя, кто его знает, что у него там за задание…"

— Даже если вы правы в некоторых выводах о режиме секретности, но откуда у вас столь мрачные мысли о вашей скорой ликвидации?

— Считайте это вещим сном, Вильгельм. Уверен, все так и будет. А когда моя карта будет окончательно разыграна, вождю Рейха возвестят о неожиданной кончине "юного дарования" во время очередной попытки достижения рекорда…

— Даже так?

— …А рейхсминистр пропаганды со скорбью в голосе расскажет немцам и нашим союзникам о моем жизненном пути и геройской гибели во славу Фаттерлянда. Мол, даже некоторые достойные враги, узнав всю правду о Рейхе и идеях национал-социализма, встают на сторону Отечества, и потом служат ему на совесть своим талантом и горячим сердцем. Как там у русского классика — "Безумству храбрых поем мы песню!"…

— М-да. И вот с таким настроением вы собираетесь выполнять сложнейшую разведывательную миссию? Что с вами Адам? Устали? Хотите, я доложу о ваших настроениях Вальтеру, и мы вообще отложим этот этап операции?

— Не беспокойтесь обо мне, дорогой Вильгельм. О своем будущем я позабочусь сам. Будьте уверены, все будет нормально. А вот вам неплохо бы позаботиться и о самом себе.

— Вы снова шутите?!

— Не хочу быть бесцеремонным, Вильгельм… Но ваша мечта о горной гостинице, может стать удачным решением на долгие годы. Когда начнется большая война, именно контакты разведок в нейтральной горной стране станут "золотым дном" для ВСЕХ ваших шефов. Именно там в горах уже лежат ключи вашего профессионального и физического здоровья и долголетия… И, мой вам совет, убедите ДРУГИХ ваших ДРУЗЕЙ, не забывать об осторожности и осмотрительности в общении. Чтобы и годы спустя, не только вы сами, но и люди подобные вам, все также успешно могли нести свое нелегкое бремя…

— Для чего вам это, Адам? К чему эта странная забота обо мне? Или ваши намеки нацелены на…

— Дорогой Вильгельм, я ни о чем вас не прошу, кроме вашей дружбы мне от вас ничего не нужно. Просто вспомните мои слова, обдумайте ценность этой идеи, и расскажите Вальтеру, уже как о своем предложении. У вас ведь слабое здоровье, и он поймет, что загнав вас, как лошадь, потеряет намного больше, чем получит. И ДРУГИЕ тоже поймут. Решать только вам, но лучше бы с этим не затягивать…

— Вы умеете удивлять своими пророчествами, Адам. Пойдемте назад, мне уже пора собираться в путь…

"Мда, герр гауптшутрмфюрер. Вот так, наверное, и приходит к нам старость… Еще вчера ты считал себя опытным филином, способным проникнуть в душу агента, и вдруг ты уже посрамлен каким-то мальчишкой. Странное чувство. Это тревожит, и в то же время восхищает. Если у русских уже сейчас вот такие юные таланты исполняют в игре далеко не последнюю партию, то пять лет назад я был абсолютно прав. Играть в одной команде с такими игроками не стыдно. Но от этого его пророчества насчет Швейцарии повеяло какой-то инфернальной жутью. Никогда я не был склонен к суевериям, но в этот раз готов поверить, что он догадывается о причине моей гибели в начале войны… Это все странно… Очень странно".

/Дай Бог чтоб из этого перемирия вырос настоящий мир без угнетения русских людей на Донбасе…/

* * *

Грузо-пассажирский "Квебек" под канадским флагом удалось захватить еще днем, практически мгновенно. За этот успех нужно было, благодарить Марсельского информатора добровольцев. Дальше был давно запланированный "палубный маскарад", в котором свою роль выполнили, присланные падре итальянские мундиры и документы. Когда две тяжелых летающих лодки с опознавательными знаками Аэронаутики одновременно приземлились по курсу, и на двух языках (по-итальянски и по-английски) в довольно-таки грубой форме потребовали досмотра судна, капитан Мартинель решил, что с ним произошла какая-то ошибка. Пройдя Гибралтар, "Квебек" шел себе в Неаполь порожняком, и обладал всеми необходимыми документами. Мартинель пытался воззвать к разуму сеньоров офицеров, объясняя, что судно идет без груза, и ни о какой контрабанде речи быть не может. Но сеньоры меланхолично шевелили своими пышными усами, о чем-то шутили по-итальянски, при этом непреклонно командовали обыском судна, ссылаясь на грозный приказ Супермарины. Первой была захвачена радиорубка, а два десятка молчаливых "итальянцев" быстро обыскивали "Квебек". Увещевания капитана результата не принесли. Более того, какой-то толстячок в форме итальянского унтер-офицера всего через пять минут после подъема на борт, визгливо сообщил своему начальству о найденной подрывной литературе. На столик кают компании упала тяжелая кипа упакованных листовок антифашистского толка. Разглядев карикатуру на Муссолини, капитан перестал протестовать, подписал постановление об аресте судна, и был быстро заперт в его же каюте. Его команда, кроме механиков, также была стремительно заперта по кубрикам, куда добрые итальянские сеньоры даже выставили несколько ящиков найденного на судне вина. Вечером "Квебек" вошел на рейд Неаполя.

Глядя с воды на этот древний город, Гаврилов вспоминал полузабытые впитанный еще мальцом в барской усадьбе сюжет Лопе де Вега. Встреча с наивными детскими грезами в этот раз лишь взбодрила майора. Сегодня ночью Неаполь снова должен будет вспомнить о необузданных страстях и борьбе за справедливость. Давно уже купленные агентурой сотрудники таможни порта, в считанные минуты выправили документы об эпидемии на канадском судне, и конфисковав судовой журнал, удалились. И уже на закате, "Квебек" ошвартовался у небольшого причала почти за территорией порта. На причале даже появился пост из капрала и двух солдат портовой охраны, ожидающих прихода утром санитарной службы, а до того момента запретивших команде покидать судно. Вот только Гаврилов со своей группой не собирались ждать каких-либо разрешений. Они покинули "Квебек" на моторных шлюпках еще до входа на рейд. Встретившая их в море рыбацкая посудина, в сумерках доставила сеньоров к берегу, и спустя час группа уже приближалась к ограждению концентрационного лагеря. В оливковой роще к диверсантам присоединились два агента Коминтерна и группа местных подпольщиков. И тут, моментально вспомнившему все известные ему итальянские и французские ругательства Гаврилову, пришлось наводить порядок среди союзников. Народ был слишком шумный и плохо управляемый. По уровню своего разгильдяйства итальянцы, пожалуй, могли дать фору даже представителям одесской шпаны и балтийским анархистам времен Гражданской.

Расположенный между двух небольших возвышенностей лагерь охранялся все же достаточно серьезно. Два небольших форта, несколько вышек по периметру и казарма на пару взводов караульных быстро тонули в коротких южных сумерках. Судя по размеру бараков, здесь содержалось сотни три-четыре узников, из которых освободителей интересовала едва ли седьмая часть. К часовым на вышках подобраться на дистанцию выстрела было не слишком сложно, поскольку открытое пространство простиралось едва на сотню метров, а дальше все заросло колючим кустарником. Гаврилов опустил бинокль, отметив для себя, что до помещения казармы можно добросить гранатами прямо от угла ограждения или от ближнего форта. И все же для полноценного удара, помимо четырех троек бойцов Разведупра Красной Армии с бесшумным оружием и десятка диверсантов поддержки, требовалось собрать еще несколько штурмовых групп с участием местных "герильясов". Готовый план нападения нужно было спешно подгонять по месту. На перетасовку кадров ушел целый час. Каждой новой группе был придан снайпер с оснащенным оптикой и "Брамитом" трехлинейным карабином и пара диверсантов с пистолет-пулеметами. Небо еще светилось на западе, а территорию уже осветили электрические фонари. На посты промаршировала две группы караульных с разводящими.

Атака на лагерь началась в тишине неапольской ночи. Одновременно с первым движением диверсантов, была перерезана телефонная линия связи с гарнизоном Неаполя, и ближайшими итальянскими частями. Майор со своей смешанной группой должен брать форт у казармы. Из-под стены слышались только негромкие разговоры и приглушенный смех караульных. Не забывая поглядывать в бинокль на часовых ближайших вышек, Гаврилов кивнул эфиопу. И пара греков тут же закинули обмотанные тряпками стальные кошки на верхнюю площадку, куда быстро вскарабкался майор Умвата с двумя бойцами. Сверху раздались сдавленные хрипы, и вскоре над стеной на едва различимом в темноте лице эфиопа появилась белозубая улыбка победителя. Следом поднялся Гаврилов, и сразу занял позицию для стрельбы из снабженного оптикой карабина. Он еще даже не начал стрельбу, а на трех вышках уже беззвучно сползали на настил убитые охранники. Тихий кашель "брамитов" возвестил начало "всеобщего веселья". За считанные минуты периметр был взят под контроль, осталось лишь несколько постов в центре лагеря. Внутри ограждения серыми пятнами метались первые прорвавшиеся на территорию лагеря диверсанты…

На тихо отошедшем от берега судне во всех трюмах и каютах стоял несмолкаемый гомон целого батальона недавних узников Неаполя. Кого тут только не было. Коммунисты и социалисты азартно переругивались с уголовниками, а несколько священников, пленных греков и албанцев оживленно болтали со своими спасителями. На пирсе у наскоро поставленного шлагбаума среди пятен крови и двух остывающих тел, обмирающий от ужаса капрал приложив связанными руками телефонную трубку ко рту старательно изображал спокойствие. У кадыка капрала слегка подрагивало острое лезвие. Гаврилов окинул взглядом сереющее на востоке небо и решил, что можно не дожидаться смены караула. Резать телефонный кабель и уходить, самолет подберет их в море. И только после этого можно будет считать первый этап операции завершенным и на очереди останется второй этап, связанный с повторением сегодняшней работы в другом лагере на острове Устика…

* * *

Предыдущий показ новой техники проходил всего месяц назад в камерном варианте. В тот раз на него не попали, ни представители командования ВВС, ни руководство авиапрома. Впрочем, от руководства НКАП и сейчас никого не было. Зато на этом показе была собрана солидная и разносторонняя комиссия, из тех, кому в уже скором времени придется вплотную заниматься именно реактивной авиацией. Но принимать этой комиссии сегодня было практически нечего. Задачи нынешнего показа были чисто ознакомительными, нацеленными на выработку, как планов внедрения новой техники, так и планов постановки ее в массовое производство, а также и концепций будущего боевого применения этой летающей экзотики.

Тройкой, словно самолетным звеном, к каждому опытному образцу стремительно планировали будущие "покупатели" — командующий ВВС Локтионов и оба его заместителя Смушкевич и Рычагов. Летное начальство РККА въедливо расспрашивало стоящих тут же на аэродроме представителей КБ о будущих ТТХ и вероятных повадках новых машин. Не отставали от авиаторов и производственники. Это ведь им в скором времени предстояло налаживать крупносерийный выпуск этой непростой техники. И поэтому директора серийных авиазаводов, переведенных из НКАП в ведение Управления перспективных разработок, с интересом выпытывали у своих же коллег из опытного производства нюансы производственных процессов. Уточняли точности обработки и требования к сортаменту материалов. Чуть в стороне Архип Люлька и Глеб Лозино-Лозинский, в который уже раз давали пояснения у стенда представленных в разрезе реактивных моторов (причем моторов сразу нескольких генераций от первого "Тюльпана" до "Ромашки-3" с соосными винтами на редукторе). Командующий сегодняшним "научно-техническим праздником" Давыдов, в этот раз старался больше слушать, чем говорить, а сопровождающие его профессора Брилинг, Уваров и Проскура тихо обсуждали последние новости об испытаниях двухконтурного "Кальмара-5". Среди гостей и хозяев, скучающих не было…

Потом был короткий обед, после которого начался кинопоказ самих недавних испытаний. На большом экране под монотонные объяснения диктора, совершали рулежки и пробежки, виденные недавно членами комиссии необычные летательные аппараты. Затем потекли кадры летных испытаний, где снятые с разных ракурсов "ракетопланы" не слишком уверенно маневрировали, выполняя лишь простой пилотаж. После одного из сюжетов вдруг возбужденно что-то начал доказывать своим коллегам из штаба ВВС комбриг Рычагов. На него тут же зашикали, и тишина в зале восстановилась. Вот побежали кадры стрельб по большому конусу и по наземным целям из длинноствольной пушки с дульным тормозом. Трассеры летели эффектно, но результаты стрельбы "француженки" оказались довольно скромными. Со ста двадцати снарядов всего одно попадание на километровой дистанции. Чуть более успешной оказалась стрельба на полукилометровой дистанции по конусу и наземным целям из четырех Березинских пушек калибра 20 мм.

По мнению организаторов, прорыв был на лицо. Реактивные самолеты могли летать, стреляли, и даже регулярные отказы моторов в полете, не могли отменить этого успеха. Теперь в СССР появились по-настоящему революционные авиационные конструкции и технологии. Вот только изучающие новинки военные, далеко не полностью разделяли гордость создателей новой техники. И, как и положено по армейской субординации, первым свой скепсис выразил вслух командарм Локтионов…

— Спасибо за кино товарищи. Огонь за хвостом, конечно, впечатляет! Хех! Значит, у нас теперь имеется девять опытных реактивных самолетов. Гм… Девять. Да уж, изобилие у вас тут, прямо, как на выставке достижений… Ну, и которая, по-вашему, из девяти машин в итоге окажется лучшей, и пригодной к принятию на вооружение? Да еще и когда? Через сколько лет?

— Сейчас у нас продолжаются, и летные испытания, и продувки моделей всех девяти конструкций в трубах со скоростным потоком. Неделю назад, как вы только что видели, взлетели две новые конструкции. Голландский "Фокер", кстати, летает с "Кальмаром" уже пару недель, а "Анрио" почти месяц. А на ваш, товарищ Локтионов, вопрос по срокам смогут ответить только войсковые испытания, запланированные Управлением на следующее лето. А сейчас лишь первые шаги…

— Мда-а. Первые шаги… А вы представляете, товарищи, сколько сил и народных денег будет потрачено только на производство таких вот машин, не считая самих испытаний и прочего? Причем, машин, из которых, только четыре, да и те пока с большим трудом летают… А две из девяти этих машин пока отвратительно стреляют и бомбят…

— Товарищ Локтионов, мы ведь…

— А остальные из ваших красавцев пока и вовсе не несут вооружения… И это в то самое время, когда страна стоит на пороге войны с империалистами всей Европы! Сейчас нашей стране УЖЕ нужны бригады ГОТОВЫХ новейших самолетов! Самолетов, превосходных по своим боевым характеристикам… Самолетов доступных пилоту средней квалификации… И ко всему этому самолетов ДЕШЕВЫХ! А вы нам что предлагаете?!

— Ключевое слово "пока", товарищ командарм…

— Что, товарищ профессор?!

— Я говорю, что только ПОКА они не могут выполнить курс огневой и летной подготовки ВВС РККА. Уже к осени 1940-го половина этих машин далеко превзойдет все что летает и у нас и за рубежом.

— И как быстро обычные пилоты освоят эти ваши реактивные чудеса?! Как же вы не поймете, товарищи инженеры, что нельзя такую сложную технику сразу массово внедрять. А мы в ВВС не меньше полка народу только на освоении этих ваших "зажигалок" в катастрофах угробим! Причем лучших пилотов положим, поскольку другие на этой красоте летать вообще не смогут! Вам бы перед партией отчитаться, и награды поскорей навесить, а моим хлопцам в этих гробах гореть!

— Вы товарищ Локтионов про учебные реактивные полки немного запамятовали. У нас уже сейчас полсотни инструкторов на "Зябликах" имеется. А к лету три учебных авиабригады развернем…

— Кстати, товарищ Локтионов, а на какую дату у нас уже "намечена" война с империалистами всей Европы? Не слишком ли вы торопите события?

— Не играйте словами, товарищи! Вы прекрасно поняли, о чем я говорил. Раньше, чем через три года из этой вашей выставки нашей авиации ничего не пригодится. Ничего! Лучше бы СБ-РК нормально пикировать научили, и монгольскими ускорителями оснастили, а не разбазаривали на бесконечные опыты, гигантские средства, заложенные в бюджете страны на перевооружение ВВС!

— А мы, товарищ командарм, и не предлагаем нашей советской Родине, разбазаривать средства. Как не предлагаем, и плестись в хвосте у капиталистов… Зато у СССР появился шанс первым шагнуть в реактивную эру авиации, и тем на десятилетие оторваться от зарубежных соперников. И сделать это можно только сейчас, а не тогда, когда у потенциальных противников появятся свои массовые наработки по реактивной технике…

— Товарищи не стоит так кипятиться по вопросам затрат. Вот же экономическое обоснование всей программы. Не стоит забывать, что в нашей стране многое в авиации делалось впервые. И первые цельнометаллические самолеты гиганты, да и первые варианты самолетов с гладкой дюралевой обшивкой, все эти конструкции поначалу казались чрезмерно дорогими. Можно еще вспомнить времена царизма, в которые масса интересных проектов для императорского флота была сначала положена под сукно. Про них потом лихорадочно вспоминали, только когда у британцев, французов и германцев уже сходили со стапелей целые серии новейших крейсеров и линкоров. И в той лихорадке погони за вчерашним днем, пугавшие ранее затраты на производство сразу становились приемлемыми и привычными.

Не меньше споров вызвало обсуждение проектов больших реактивных аппаратов. Мнения снова жестко разделились. Смушкевич с Локтионовым считали, что достаточно дооснастить ускорителями уже имеющиеся образцы хороших самолетов. Рычагов колебался между этими полюсами. Его манили, но и смущали слишком оптимистические заявления инженеров, и возможность использования элементов готовых конструкций для разработки уникальных аппаратов. И уловивший его колебания Давыдов, решил привлечь китайского ветерана на свою сторону хотя бы по проекту облагороженного ДБ-3А со стреловидным крылом…

— Да как же вы не понимаете, товарищи командиры, что оба варианта самолета могут производиться на одном заводе. Одного оснастим восьмью реактивными "Кальмарами" в сдвоенных мотогондолах, а другого четырьмя большими ТВД с толкающими винтами. Все моторы поставим на подкрыльевом пилоне. Само крыло планируем делать заново более тонким чему у ДБ-А. А многоколесное шасси на коротких стойках уберем в ниши у фюзеляжа…

— И сколько времени вы потратите на отработку всех деталей?

— Год-полтора. Ведь основа-то фюзеляжа и шасси у нас уже практически отработаны в серии. А отдельные агрегаты уже проходят испытания на ТБ-3 и на летающей лаборатории "Горын-1".

Дискуссии разгорались снова и снова, и все же по итогам этого совещания появилось сразу несколько интересных документов. А когда за машинами гостей погасли огни стоп-сигналов, к местному начальству подошла еще одна делегация. Доклад вел недавно расконвоированный конструктор Бартини. Давыдов раньше всегда поощрял творческую активность подчиненных. Но увидев новый проект, начальник управления, еще совсем недавно сам уговаривавший гостей отбросить скепсис, даже потерял дар речи. Казалось чувство меры, в этот раз окончательно покинуло инженеров.

— Товарищ Бартини, это уже перебор. Я все понимаю, "кальмары" скоро станут самыми мощными в мире моторами, но страна не может позволить себе строить гигантов. Хватит нам "Максима Горького". Вы думаете, легко мне было продавливать опытную серию реактивных бомберов?

— Товарищ Давыдов, мы все посчитали…

— Да что вы посчитали!

— Спросите товарища Проскуру, стоимость машин всего в четыре раза превышает…

— Ах, всего в четыре!

— Да выслушайте же нас, товарищ комиссар!

— Меня хватит минут на пять, так что поспешите…

— В этом проекте ночного реактивного бомбардировщика могут быть задействованы и расчеты, и даже оставшиеся конструкции от летающего крыла К-7 покойного конструктора Калинина…

— Они разве не разобраны?

— Представьте себе, еще нет. Дюралевую обшивку уже давно извели, а стальные элементы ждут своего часа. Части конструкций двух дублеров К-7, пока хранятся законсервированными на 81-м заводе в Воронеже. Резать их можно только на металл, но бессмысленно, вместо этого можно взять и использовать готовые лонжероны и прочий набор для новой машины.

— Но ведь обшивать-то ее придется все равно дюралем! НКАП не даст нам дюраля на гигантов. Даже АНТ-20 бис они с большим скрипом в прошлом году доделали.

— Вовсе необязательно. Судя по данным полученным от разведки, немцы уже начали проектирование боевых и транспортно-десантных гигантов под восемь моторов…

— Да там подкосная конструкция из стальных труб и полотна. Она принципиально не рассчитана на скорости, превышающие трех сотен километров в час. В вашем, товарищи, проекте такие решения просто непригодны!

— Зато в нем пригодны смешанные конструкции, в которых основной каркас будет сварной из труб. К нему будет сверху крепиться тонкий геодезический набор, а сверху фанерная обшивка.

— И чего вы рассчитываете получить с этого монстра?

— При установке прямо в крыле 12-ти реактивных двухконтурных моторов "Кальмар-4" с тягой по 900-1100 кгс, этого монстра можно будет разогнать до скоростей порядка 850–900 км/ч. Бомбовая нагрузка свыше двадцати тонн позволит нести до десяти сверхмощных двухтонных бомб. Шасси самолета в отличие от К-7 можно делать намного ниже, винтов ведь не будет. Даже один такой аппарат, прорвавшийся к столице вражеской державы, натворит там дел, примерно как эскадрилья дальних бомбардировщиков.

— А не загорится у него крыло?

— В районе сопел спаренных мотогондол придется зашивать поверхность жаропрочной сталью.

— Это уже опробовано?

— Товарищ Давыдов, поверьте, опытные образцы уже имеются и даже проходят испытания на летающих лабораториях. Напрасно вы сомневаетесь. Вы главное в Кремле доложите, а мы вас не подведем…

Задание на проектирование хоть и не без труда удалось согласовать, и попрощавшийся с коллегами, Георгий Федорович Проскура снова заглянул в серую сафьяновую папку. Там аккуратно пронумерованными лежали листы набросков присланных недавно Павлом Колуном, через своего комбрига Петровского. К этим же листам были подколоты скрепкой расчеты с чертежами выполненные бригадой проектировщиков. Профессор хмыкнул. За последние полгода во всех решениях, которые набросала интуиция его юного студента, он ни разу не нашел серьезных ошибок. Действительно феномен этот таинственный старший лейтенант. Вот только прикрывать его прогулы осенней сессии становится все сложней и сложней. Но сам профессор даже не догадывался, что регулярно получаемые им бандероли, были переданы командиру его студента еще три месяца назад. Не знал он и о том, что новые пакеты придут к нему теперь очень не скоро…

* * *

Участники совещания выходили из кабинета, когда Вождь поднял глаза на земляка-соратника.

— Что у тебя ко мне? Что ты так глазами сверкаешь?

— Товарищ Сталин. Помните, я вам в июне пересылал один весьма интересный аналитический отчет Кантонца по гипотетической войне с Финляндией. Он тогда читал курс в Житомирском Центре воздушного боя.

— Это тот отчет, в котором финны со своих многочисленных аэродромов всего лишь с горстью импортных самолетов отбивают атаки авиации всего Ленинградского военного округа? Да еще и с разгромным счетом… Смешно было это читать.

— Да, товарищ Сталин. Было бы действительно смешно об этом размышлять после нашей легкой победы над финнами. Вот только закончившаяся на днях проверка боеготовности авиационных и приданных им технических частей Лен ВО подтвердила значительную часть выводов Кантонца.

— Говори…

Когда Берия закончил рассказ, то под тяжелым взглядом Вождя, привычно напрягся.

— Значит, подтверждается? А почему об этом не было сказано на этом совещании?! Локтионов мог бы ответить на эти претензии. И что там у тебя с другими его грехами?

— Товарищ Сталин. На совещании обсуждались вопросы перевооружения на новые системы, поэтому я решил не мешать все в одну кучу. К тому же, я считаю, что проблем на самом деле намного больше не только в ВВС, но и вообще в РККА. Мы ведь недаром проводим проверки совместно с ПУР РККА. Да и Мехлис готовит доклад как раз…

— Локтионов сейчас заместитель Ворошилова по авиации, и ЦК должен знать обо всех его грехах и проблемах в ВВС.

— По поводу командарма Локтионова, я с вашего согласия, еще в сентябре притормозил начатое моим предшественником расследование наркомата. Новая проверка сигналов о разгильдяйстве и пьянстве в ВВС, принесла нам опровержение этих наветов. К тому же аварийность в авиачастях с начала года существенно снизилась, и в этом есть заслуга командарма Локтионова. В Монголии и Польше ВВС отработали в целом хорошо, так что часть пунктов дела о вредительстве также не подтвердились…

— А сейчас, выходит, подтвердились?!

— Не совсем так, Товарищ Сталин. Тут немного другое… На Локтионова было много сигналов в прошлом году. Несколько разоблаченных врагов старались опорочить командарма, но НКВД сейчас тщательно перепроверяет все обвинения, чтобы не идти на поводу у провокаторов…

— То есть НКВД сделало выводы из партийной критики. Это хорошо. А каковы результаты работы командарма Локтионова по укреплению ВВС за этот год?

— В этом году он создал несколько специальных учебных авиадивизий, и начал гонять их на освоение опыта последних войн и конфликтов. Он даже с подачи НИИ ВВС выбил летающие тренажеры. Через год-полтора он прогнал бы через эти учебные части больше половины летного состава ВВС. К тому же сейчас у него неплохо работает штаб ВВС. И часть перечисленных мной проблем, они уже озвучили в рапортах еще до приезда нашей комиссии. Но вот саму операцию против Финляндии планирует не Локтионов, а штаб Мерецкова, от которого сильно зависит…

— Что там с Мерецковым?

— По оперативным данным наркомата, Мерецков игнорировал прямые разведданные армейской разведки, и рапорты командиров соединений о неготовности к зимней войне. Пару командиров он снял, обвинив их в паникерстве, хотя те в рапортах, лишь ставили проблемы и даже предлагали свои решения. На недавнем совещании, переданные ему сведения, полученные нашими высотными разведчиками, были расценены командармом как сомнительные, и не поступили в оперативный отдел для корректировки планов наступления. К тому же Мерецков пустил на самотек и все снабжение Ленинградского военного округа. Фактически сейчас тыловые службы округа будут снабжать сосредоточенные вокруг него войска ДВУХ военных округов. И это при тех же транспортных и прочих возможностях и ущербных планах подготовки тыла. Складывается впечатление, что штаб Мерецкова вообще не планирует операцию, а полагается "на авось". В общем, Товарищ Сталин, уже сейчас очевидно, что проблем будет масса. А в силу вашего распоряжения о более тщательном расследовании причин вредительских действий, я уже сейчас могу предположить появление сотен, если не тысяч таких Дел, сразу же после первых же неудач на фронте. Врачи говорят, что работы по профилактике заболеваний, как правило, менее затратны, чем серьезное лечение. Хотя я отлично понимаю, что снижение накала борьбы с вредителями может аукнуться уже нашему ведомству. Но зато совесть коммуниста…

Хозяин поднял на старого знакомого еще недавно озабоченное лицо, и вдруг хитро ему улыбнулся.

— Это хорошо, что даже у наркома внутренних дел имеется "совесть коммуниста". Ты правильно поступил, рассказав все это мне… И не переживай, ЦК ценит твой наркомат не за количество пойманных с поличным врагов, а как раз за раннее выявление вредительств. И не только вредительств, но и досадной глупости и халатности. У нас действительно много разных дураков на высоких постах. И этот Мерецков хоть и преданный делу коммунист, но как раз из таких дураков. ЦК скоро решит вопрос с его заменой, а пока мы найдем ему толкового заместителя.

В тишине Вождь прошелся по кабинету, и немного раздраженно задал тревоживший его вопрос.

— О чем мы там говорили вначале? О Кантонце… Я никак не пойму… Почему никто из аналитиков, кроме Кантонца не ставил вопрос о скорой войне с Финляндией до самого срыва летних переговоров об обмене территориями? Никто! Еще в июле таких конкретных планов у нас не было. Почему он уже тогда говорил об этом?!

— Он взял этот вариант пограничного конфликта в качестве учебного примера…

— Зачем!? Зачем брать пример, которого никто не понимает, а потом вдруг оказывается, что этот "пример" почти полностью СООТВЕТСТВУЕТ НОВЫМ СЕКРЕТНЫМ ПЛАНАМ и даже проблемам осуществления этих планов? Может быть, этот Кантонец что-то знал об этом уже в мае?

— Скорее, он мог предположить подобное на основе анализа. В его способности предсказателя…

— А кто такой Кантонец, чтобы хотя бы просто предполагать такое?!

— Ну, теперь-то нам уже более-менее понятно "кто он". Его способности анализа оказались удивительно высокими, а выводы точными… А вот тогда в мае, он был еще никем. Но высказаться не побоялся, хотя и знал, что весной за такое могли по голове не погладить. Кстати, начальные высокие потери наших летчиков в Монголии, он тоже предположил в мае. На этом выводе частично была построена наша операция "Степная охота". Все это, конечно, выглядит странным…

— А сам-то, ты, что думаешь о нем? Только правду говори! Сейчас не до обид на него.

— Гм. Товарищ Сталин… Под давлением фактов, я вынужден признать, что многое из добытого Кантонцем за эти полгода, стоит многолетней работы нескольких наших агентов… Он талантлив! Хотя и отвратительно управляем! Нельзя также исключать и его провокационную суть! Он ведь может работать не только на нас, отдавая секреты, найденные им для кого-то еще…

— Этот Кантонец, конечно, "темная лошадка". Но потерять его мы не можем. Все понял?

— Мне все ясно, товарищ Сталин. У нас готовится группа на случай его "эвакуации". Двое членов группы постоянно находятся за границей в готовности.

— Хорошо… Пусть за ним там приглядывают. Но не смей мне, его провалить!

— Я все понимаю.

Берия вернулся в свой кабинет. Там его ожидали новости из Германии. Во-первых, его "вечную головную боль" Кантонца зачем-то повезли в Австрию… А во-вторых, агент "Брайтенбах" сообщил о временном прекращении контактов, в связи со сменой территории пребывания. Следующие сообщения от него должны были поступить из Швейцарии. К чему все это складывается, Берия еще для себя не решил, но на всякий случай срочно вызвал Фитина и Судоплатова…

* * *

В самый разгар монгольских боев, авиационное хозяйство НКВД стало настойчиво расширяться и на Северо-Западе страны. Еще 3-го августа, рукводство Каргопольлага получило из Управления лагерей строжайший приказ. Нужно было в кратчайшие сроки подготовить в окрестностях города две укатанных ВПП, для приема будущего Центра Воздушного Боя погранвойск НКВД. В помощь к имеющемуся местному лагерному контингенту, сразу несколько новых этапов зэка расположились в дополнительных временных лагерях, и тут же приступили к работе. Связать эти события с резко усилившимися примерно в это же время переговорами с финским правительством об обмене территориями, никто тогда даже и не подумал…

В начале сентября одна из вновь построенных взлетных полос уже вступила в строй, и приняла первые транспортные самолеты. А усиленные земляные работы все продолжались. Гатились болота для подъездных дорог, корчевались и укатывались катками будущие места базирования учебных авиачастей. Стройка шла ударными темпами, и вскоре первые эскадрильи, защищенных от учебных пуль тренировочных "Кирасиров", и несколько так же подготовленных учебных бомбардировщиков Р-6УБ, перелетели из Харькова в эти негостеприимные места. А с ними за компанию прибыло и несколько "иностранцев". По одному не принятому ВВС "Девуатину-510", "Фоккеру-XXI", и даже один "японец" И-96. Вместе с летной техникой прибыли и пропахшие порохом воздушные бойцы. Опыт учебных центров Монголии, Харькова и Житомира, позволил провести развертывание нового учебного центра в минимальные сроки. Все шло по накатанной схеме, и назначенный начальником этого центра пограничный майор Скрынников, практически с колес запустил учебный процесс. Начальство было довольно его успехами…

К началу октября первые группы прикомандированных пилотов довольно успешно отрабатывали задачи перехвата бомбардировщиков и штурмовки наземных целей. На подходе были усиленные тренировки боев против истребителей ближайших сопредельных противников Финляндии и Швеции. В этом должны были помочь и "новые иностранцы". Три полученных из Польши "Пулавчака" Р-11, два "Харрикейна-I" и два американца Р-36. Но внезапно из Москвы прилетела непонятная команда об ускоренном расширении Каргопольского аэроузла во что-то уж вовсе монструозное. Помимо двух уже построенных полос, требовалось возвести еще четыре коротких, и одну полутора километровую асфальтированную. Вдобавок еще одна двухполосная площадка должна была вскоре появиться южнее в районе Тихвина.

По гарнизону и даже по приписанным к нему лагерям немедленно поползли слухи один другого фантастичней. Даже появилась версия про постройку аэропорта для полетов в Америку по дороге Чкалова и Громова. А за колючкой зоны недавние лесорубы, ныне плотно-занятые на дорожных работах, с интересом встречали очередное пополнение, пробуя "на зуб" новичков и попутно хвастаясь увеличенными с сентября пайками. А еще через несколько недель после запуска нового этапа стройки, командный состав Центра увлеченно обсуждал скорое начало войны с финнами…

* * *

Старшему майору госбезопасности Давыдову за последние месяцы слишком часто приходилось быть не столько чекистом, сколько аналитиком, администратором и дипломатом. И эти три роли забирали сил и нервов на порядок больше, но и открытий приносили они немало…

Одно только авиационное вооружение, попортило старшему майору много крови. История с выкраденным из Франции пушечным самолетом, стоила Давыдову седых волос. Причем с получения этого "краденного имущества" все только началось. Кстати, умыкнутый из Виллакубле "Анрио-115" сразу пришелся ко двору, и уже через пару недель гордо рулил по заводской площадке с опытным "Кальмаром" в хвосте гондолы, жестко установленной носовой стойкой шасси, и вынесенной на мотораме далеко вперед пилотской кабиной. А вот с авиационным орудием пришлось помучаться. Прежде всего, для испытания этой оригинальной системы, едва-едва хватало боеприпасов. Поэтому резко встал вопрос с покупкой у концерна "Гочкис" линии по производству гильз. Причем такая покупка не могла быть "засвечена". И лишь хитрые связи зарубежной группы ГУ ГБ помогли получить так необходимое оснащение производства. Всех перипетий той операции Давыдов не знал, но перед майором ГБ Фитиным не забыл проставиться. А когда станки и детали линии прибыли в Ленинград, начались уже авралы по срочной организации нового производства. Зато к концу октября первые тридцати миллиметровые снаряды уже пошли с завода опытной партией, под которую еще только делались стволы, но уже были почти готовы два стендовых комплекта автоматики. Один был взят от той самой "француженки", а второй от модернизированной 23-мм пушки МП-6 разработанной в ОКБ-16 Таубиным. И первые сравнительные испытания этих систем планировалось провести уже этой зимой. Такая, отработанная еще на Березинских пушках, модульная схема проектирования и доводки, здорово экономила время. Но были у старшего майора и другие задачи…

Еще в августе анализируя опыт боев в Монголии, Давыдов наткнулся на описания наземного боя на северном плацдарме, где неожиданно успешно отметился все тот же неутомимый "Кантонец", перед этим сбитый зенитным огнем на своем ракетоносном И-14. Из рапортов участников того боя недвусмысленно следовало, что при обороне плацдарма, ударом ракетных снарядов РС-60 были успешно выкошены наступающая конница и даже танки японцев. Причем заместитель майора Кольчугина старший лейтенант Кулешов утверждал, что этим оружием можно было бы бить и по полевым укреплениям в наступлении, если бы не приличный вес самих "ракетных барабанов". Он также совместно со старшим лейтенантом Иволгиным предложил, для поражения пулеметных гнезд обороны противника, стрелять из отдельных пусковых труб этими ракетами, снабженными зарядами горючей смеси КС. Заинтересовавшийся вопросом Давыдов изучил имеющийся опыт использования в прошлом похожего оружия. Выяснилось, что негативные отзывы в отношении снятых с вооружения динамо-реактивных пушек расстрелянного в прошлом году Курчевского, в основном касались убогого механизма перезарядки, низкой точности стрельбы и малой мощности боеприпасов. Но зато оставались такие плюсы, как высокая мобильность оружия, которое можно было доставить силами самой пехоты куда угодно.

Хотелось, конечно, Давыдову изучить эту тему подробнее, но в начале сентября времени не хватало и на более важное, а все силы приходилось вкладывать в направления работ по реактивной авиации. Поэтому-то, тема "переносных ракет для пехоты и инженерных частей" и была отложена в долгий ящик. Но вот однажды от Хозяина приехал Берия, и тут же, потребовал доклада по ручным ракетным гранатометам. Хорошая память очередной раз спасла Давыдова, позволив стремительно выдать краткий доклад. А еще ему сильно повезло, что за неделю до этого вопроса народного комиссара внутренних дел, сам Давыдов лично ездил в Инженерную Академию по обычным и сверхмощным ракетным и бомбовым боеприпасам. В тот раз с профессором Карбышевым удалось обсудить требования к мощности разнообразных систем ракетного оружия, и даже получить на руки, расчетные таблицы мощности боеприпасов в зависимости от защищенности цели.

Так что, эксперт по подобным системам уже имелся, и контакт с ним был даже налажен. При этом, сам профессор Карбышев оказался не только педагогом и ученым, но и комбригом инженерных войск с боевым капитанским опытом "импералистической". Наверное, поэтому предварительная договоренность о его участии в испытаниях новых бомб и ракет была получена сразу же. И вот, эта тема развиваемая Давыдовым на перспективу, столь неожиданно оказалась на виду у начальства. Сразу же пришелся ко двору и доклад старшего майора об опытах применения ракетного оружия против наземных целей в Монголии и в Польше. Помимо использования ракет в наземных боях на халхин-гольском плацдарме не были обойдены вниманием, и ракетные удары с воздуха, и даже "модлинские ракетные опыты" поляков. Слушавший доклад Сталин заинтересовался возможностью применения и испытания этих новых вооружений на "Больших маневрах" в Карелии. Впрочем, все присутствовавшие на совещании знали, что под "Большими маневрами" понимается операция против Финляндии, уже больше месяца обсуждаемая в штабе РККА.

В преддверие этих грозных событий руководители всех уровней то и дело выносили разные предложения, из которых едва десятая часть находила поддержку у руководства. В середине октября на очередном совещании у наркома Берии в присутствии приглашенных испытателей НИИ ВВС прозвучал еще один нетипичный вопрос. На этот раз по поводу использования в авиационных частях НКВД трофейных и союзнических самолетов полученных в Польше от "Добровольческой армии". По германским и британским аппаратам никаких особых дебатов не было. Закупив у немцев около сотни новых моторов "Даймлер-Бенц" и "Юмо-211", эти самолеты собирались использовать в четырех Центрах воздушного боя, в качестве образцов современной летной техники вероятных противников. А вот по крылатым "французам" и "полякам" такого единодушия не наблюдалось. Основная часть членов оценочной комиссии, предлагала сохранить по паре образцов каждого типа для испытаний, а все остальное пустить на переплавку…

Но тут за "крылатых буржуев" неожиданно вступились испытатели НИИ ВВС. Летавшие на этих аппаратах Шиянов, Стефановский и Синельников в один голос твердили, что пока своих серийных истребителей такого типа не построено, необходимо использовать этих "французов" по максимуму. Давыдов согласился с выводами стихийных защитников, и даже смог отстоять свое решение перед начальством. В итоге все двенадцать отремонтированных "Девуатинов-510" решено было модернизировать примерно до характеристик D-511C, на которых в сентябре летали в Польше "Кантонец" со своим напарником. Для этого требовалось поставить на усиленные при ремонте дюралевые крылья "французов" полуубираемое шасси от ИП-1 имевшееся в ЗИП. Установить моторы М-103 с новым туннельным радиатором, и по две 20 мм пушки Березина (синхронную и стреляющую через вал редуктора). На валу должен был появиться трехлопастной винт, остальные доработки относились к улучшению аэродинамики (капотирование, фонарь кабины и пр.). На все переделки машины получившей индекс "И-39Ф" начальство отвело лишь две недели, а пока на нескольких самолетах с неубирающимся шасси тренировался летный состав НКВД.

Вскоре не только испытатели, но и пилоты будущей тренировочной авиачасти заметили, что машина получилась и впрямь намного интереснее своего 510-го прототипа. Первые же переделанные образцы с советским мотором удалось разогнать до 505 километров в час, это было уже кое-что (а с "Тюльпанами" на них удавалось разогнаться и до 550-ти). Однако если бы не решение Политбюро ЦК о проведении масштабных испытаний новой техники на Больших учениях в Ленинградском военном округе, то присоединились бы эти камуфлированные красавцы к своим недавним "оппонентам" в тренировочных частях имитирующих вражеские ВВС. А так у них появился шанс снова сойтись с противниками в настоящих воздушных боях…

* * *

Вскоре отдельные детали этой новаторской головоломки сложились в решение Политбюро ЦК и СНК о создании под эгидой НКВД отдельного корпуса особого назначения (сокращенно ОКОН) в составе двух специальных соединений, причем относились они к совершенно разным родам войск. Кроме того, Давыдов сумел добиться, чтобы командиром Инженерно-штурмовой бригады особого назначения (сокращенно ИШБрОН) в корпусе был назначен именно комбриг Карбышев. Это соединение должно было проводить войсковые испытания нового вооружения, и туда сразу же отправили несколько десятков командиров с монгольским опытом. Трое из них оказались бывшими подчиненными покойного майора Кольчугина. На вооружении бригады уже через неделю стали поступать первые еще учебные переносные и станковые ракетные системы. Даже ДРП покойного Курчевского не были забыты, вытащенные со складов, они поступили в качестве учебного оружия в заново создаваемые роты. А вскоре ожидалось поступление мощных ракет "польского типа" на легких пусковых установках с минометными прицелами. Твердотопливные авиационные ускорители должны забрасывать фугасные и зажигательные заряды на дальность около полутора километров. Помимо особого ракетного батальона, пять особых инженерных батальонов бригады вооружались тяжелыми минометами и безоткатными орудиями калибра 130 мм на базе новых РС-130 со складывающимся оперением. А также оснащались ранцевыми огнеметами, расчетами подрывников, пулеметами ДШК, и несколькими опытными автоматическими гранатометами Таубина. Экзотикой смотрелась и рота телетанков.

Второе соединение НКВД входящее в создаваемый корпус, оказалось учебной авиабригадой особого назначения (сокращенно УАБрОН), предназначенной для войсковых испытаний летной техники, и прочих аэродромных новшеств. Командиром авиабригады решено было назначить комбрига Громова. Вместе с ним на разных должностях должны были оказаться десять испытателей НИИ ВВС. Причем Давыдову пришлось убеждать в необходимости столь массового привлечения испытателей, как начальника НИИ ВВС Громова, так и наркома НКВД Берию, а уже тот сумел убедить Хозяина, что мера это далеко не лишняя. Но Сталин внес и свои корректировки в штаты бригады. В результате начальником штаба бригады стал майор Голованов, а заместителем комбрига по летной подготовке майор Стефановский.

— Бомбардировочный полк возглавил майор Водопьянов. В состав полка входили. Одна эскадрилья из 12 Болховитиновских гигантов ДБ-А 3-й модификации (шесть с "Тюльпанами", шесть с обычными ВМГ и парой "Кальмаров" на пилоне под крылом). Опытное звено ТБ-7, у всех "Тюльпаны" и ТК-3 вместо АЦН (агрегата центрального наддува на основе мотора М-100 установленного в фюзеляже). одна эскадрилья ТБ-3 с "Тюльпанами" (12 машин). Одна эскадрилья из шести ТБ-3 ("Звено СПб Вахмистрова" с подвешенными под крыльями — двумя И-16 вооруженными каждый по 2 х ФАБ-250). Эскадрилья скоростных бомбардировщиков из 12 СБ-РК М-103 с "Тюльпаном" и носовыми убираемыми стойками шасси, в качестве которых были взяты модернизированные крыльевые стойки от АНТ-25.

— Разведывательная эскадрилья с шестью РДД (дальний высотный разведчик на основе ДБ-2 с гермокабинами и ВМГ оснащенными ускорителями "Тюльпан-3").

— Транспортно-десантная эскадрилья ПС-84 (10 машин).

— Штурмовой авиаполк — в составе пять эскадрилий БШ-4 (с мотором М-62УВ с удлиненным валом для лучшего капотирования, "Кирасир" ИП-1 блиндированные толстой дюралевой броней с пятнадцатью местами внешней подвески и шестью пулеметами ПВ-1). Эти штурмовики показывали скорость до 330 км/ч, и дальность до 500 км с бомбовой нагрузкой до 350 кг. Помимо этого имелась опытная эскадрилья в составе — двух ЦКБ-55 БШ-2 с М-34ФРН (будущий Ил-2) двух опытных Гру-1+ двух опытных ББ-1(будущий Су-2) + четыре трофейных ПЗЛ Р-38 "Волк", каждый с четырьмя пулеметами, с парой 37-мм пушек Шпитального, и с чешскими моторами "Вальтер-Сагита" в 510 л.с. (закупленными небольшой партией в Германии).

— Истребительно-бомбардировочный полк имел в своем составе. Две эскадрилии по 15 "Зяблик- УБ" (конструктора Бартини на основе того же "Кирассира" с новым стреловидным крылом, Т-образным оперением, носовым колесом шасси, и комбинированной силовой установкой из дизелем БМВ 750л.с.+ 2 х "Тльпан-2" (150 авиадизелей БМВ были получены из Германии в октябре). Опытная истребительная эскадрилья имеющая в составе — два СК-2 (Бисновата) с М-103, два И-28 с М-62У, два И-180 с М-62У, два И-19 (И-17) с моторами М-103, шесть ИП-1М с М-103. Одна эскадрилья И-39Ф (Девуатинов-511С доработанных по советскому проекту).

Войны еще не было, а новый корпус уже осваивался с картой района будущих боевых действий, и начал работы по закладке баз снабжения, и "вывозке" вдоль границы командного состава…

* * *

Павла обернулась ко входу в холл, и увидела нового посетителя.

— Добрый вечер, господа.

— Знакомьтесь, гер Пешке. Герр гауптман Пинтш на сегодня побудет вашим альпийским гидом.

— Рад знакомству, герр Пешке!

— Взаимно рад, гер гауптман. Куда на это раз запланирована наша экскурсия?

— Экий вы, оказывается, стремительный по части вопросов… Гм. Ваше начальство выписало вам отпуск на 48 часов. Вас ведь вчера предупреждали об отъезде?

— Это так… Только дата поездки была назначена не на сегодня, а на послезавтра…

— Герр Дитрих, подтвердите мои полномочия!

— Все верно, герр Пешке, мы получили разрешение на эти изменения.

— Вот видите, я вас не обманываю… Клаус мы уезжаем, подгоните "Опель" к подъезду!

"Угу. "Полномочия". Нашли себе лоха, товарищи Бендер с Кисой со своим "Союзом меча и орала". Прямо "деловая колбаса" этот вышколенный капитан. Откуда только такой взялся?!"

— Гм… А герр Ленберг уже уведомлен о сегодняшней поездке?

— Все давно все знают, герр Пешке. К чему эти сомнения?! Пожалуйста, собирайтесь, у нас не так много времени.

— И куда же мы все-таки едем?

— Садитесь в машину, все остальное я поясню вам по пути. Герр Дитрих, письменный приказ вступает в силу с момента нашего отъезда…

— Разумеется, герр Пинтш.

"Гляди ка. А Дитрих-то побаивается этого Питнша… Или его патрона. Скорее второе. Видать тот немалая шишка. Угу. Жаль только, что "Брайтенбах" уже уехал. Теперь даже парой слов не перекинуться с нормальным человеком, только нордическое тявканье со всех сторон. А с другой стороны… Да и пусть его! Пусть эти детки играются… Такие игрища нашему заданию помешать не должны. Шелленберг и Гейдрих своего ведь точно не упустят, а шведскую часть операции теперь могут остановить только Гимлер, ну или уже сам Дядя Адя. И то вряд ли…".

Колеса "Опеля" шелестели по хорошему асфальту. Небо понемногу темнело. Сверкающий огнями Мюнхен давно скрылся за поворотом шоссе. Трасса шла на подъем. Еще через час машина свернула с шоссе на узкую дорогу и сбавила скорость. И без того холмистая местность еще больше повысилась. Справа замаячили еще зеленеющие склоны предгорий.

"Зимой тут, наверное, для лыжников раздолье. И куда это меня сегодня тянут? Ведь не на лыжи же! Явно какую-то интригу мутят".

— Странно, неужели мы уже в Австрии?

— С чего это вы так решили, герр гауптман?

— Вчера меня предупреждали о поездке в Восточную Марку…

— Расслабьтесь, герр Пешке. Альпы теперь почти полностью наши. А вам как бывалому альпинисту должны нравиться горы! Нет? Да и какая теперь разница, мы с вами уже в бывшей Австрии, или все еще в Баварии?

— Никакой разницы. И какая же программа у этого "альпийского тура"?

— Все будет зависеть от вас. Кстати, нам осталось ехать несколько километров. А Хинделанг — это хорошее место для дружеского отдыха. А вам перед новой работой настоящий отдых просто необходим…

— Вы говорите загадками, герр гауптман. А загадки я очень не люблю. Да "кстати"… О цели моей "новой работы" я буду говорить, лишь в присутствии господ Ленберга и Лемке. Да и отдых мне совсем не нужен, тут вы немного ошиблись. И вот еще, герр капитан… Я убедительно прошу передать вашему начальству, что спать с агентессами из прислуги я также не намерен. Ни здесь в Баварии, ни где-либо в других местах…

— Ха-ха-ха! Ваш шеф из СД предупреждал нас, что вы большой оригинал, да к тому же немного параноик. Но я не представлял насколько он прав… Извините меня за "параноика", герр Пешке, и успокойтесь. С вами просто хотят побеседовать…

Перед украшенным фонарями входом в шале Павла огляделась и прислушалась. Построенный в традиционном альпийском стиле дом был довольно большим. Сзади виднелись какие-то хозяйственные постройки. Небольшой флигель охраны прикрывал от нежелательных гостей въезд с дороги. В вечерней дымке угадывались темные громады гор. И еще здесь было очень тихо.

— Ну и какие у вас впечатления?

Павла обернулась на вопрос Пинтша и пожала плечами. Так или иначе он лишь курьер, и говорить предстояло не с ним. В обширном и высоком холле шале весело потрескивал камин. На каминной полке стояли фужеры, и двое мужчин увлеченно рассматривали какой-то альбом. Взгляд разведчика тут же зацепился за знакомые лица. В обсерватории они виделись мельком, но лица этих господ перепутать было сложно.

"Интересно хлопцi скачут (r). Знакомые же лица! Никак я в гостях у самого заместителя главного нацистского пахана и одного из идеологов Аннэнербэ. Ну, ни хрена себе! Это даже похлеще будет пятиминутной беседы на аэродроме с Усатым гадом. Тут явно встреча не детская выйдет. Это до какой же тундры на оленях меня сегодня могут довезти такие беседы?!".

— А вот и наш гость! Благодарю вас Карл, дальше мы как-нибудь сами. Распорядитесь, чтобы нас здесь не беспокоили.

— Все указания уже отданы.

— Вот и отлично! Отдохните пока. Ну, а с вами герр "швед по месту рождения" у нас будет до-олгая беседа. Но не будем слишком спешить, возьмите бокал…

"Чего это он к моим Львовским речёвкам прицепился-то? Я же там, вроде как в Вальхалу собиралась. Или они как раз туда курьера ищут… Наливають это добже. Тiльки бы тут у нас до тостов не дошло. За Усача точно пить не стану! И "уважаю" от меня не услышат. Хрен им с петрушкой в одном салате!".

— Господа. Профессор, я так понимаю, что…

— Вы ведь немного удивлены составом этой встречи, гауптман. Не так ли?

— Возможно, герр профессор, моим предложениям по институту Луны уже дали ход, вот и…

— Вовсе не поэтому, гауптман Пешке! Совсем не поэтому…

— Да, герр Пешке это не совсем мое приглашение. Герр Гесс заинтересован в беседе с вами и сам и по воле Фюрера. И для вас, гауптман, эта нечаянная встреча может оказаться весьма судьбоносной. Мы помним, в Грюнвальде вы своим зажигательным выступлением сумели увлечь наших научных светил. Кстати, доклад герра Пешке о стратосферном прыжке и перспективах высадки на ближайшее к нашей планете небесное тело, и о возможных следах "предтеч" на невидимой нами стороне Луны, уже вышел ограниченным тиражом для научных организаций Рейха. У вас, гауптман, чрезвычайно изощренный мыслительный аппарат.

— Вы мне льстите, профессор.

— Нисколько, гауптман. Даже ваш выдающийся соратник Оберт не смог за несколько лет добиться чего-либо подобного в одиночку. Не стану скрывать, вам была оказана высокая протекция, но… Но я уверен, даже и без нее вы бы много достигли.

— Пожалуй, и я соглашусь с профессором. Оберт велик в первую очередь своими замыслами, а вот вы своими свершениями. Таких людей в мире немного.

— Я уже немного устал от похвал господа. И думаю, меня пригласили сюда совсем не для этого.

— Вы правы, гауптман. Нас с профессором интересуют сугубо практические вопросы. Что вы знаете о нашем движении?

— Не слишком много.

— Что-то помните из книг?

— Пожалуй, отдельные места из "Майн Капф".

— Расскажите нам своими словами…

— Не хочу оказаться неточным чтецом этого труда…

— Вы правы, это великий труд!

За этой фразой последовала пятиминутная лекция о национал-социализме. Павла слушала, с трудом понимая смысл происходящего…

"Это что тут за кино и немцы? Это они что, меня тут в свою вонючую партию вступать агитируют?! Совсем в корягу охренели!! Матерей их по яслям, да на продленку! Меня?! Старого коммуниста и дважды комсомольца в фашисты записывать!!!".

А Гесс, вдруг зачем-то вспомнил времена Священной Римской империи германской нации, и пустился во все тяжкие. Приготовившись сдерживаться от излишне сильных чувств, Павла вдруг совершенно успокоилась. Ей стало даже немного весело. За кого только не агитировали ее в навсегда утерянном демократическом будущем. Вот только в нацисты ее там никто не приглашал. Не было тогда в Эрефии такой партии. А тут ей предлагалось бесплатное представление почище цирка с конями. Но, наконец, хозяин шале перешел к какой-то конкретике.

— Вы, герр Пешке, нужны нам для одного чрезвычайно важного и секретного дела…

— Я могу узнать о сути проблемы, герр Гесс?

— Только после вашего согласия на это предложение!

— Рудольф, да погодите же! Наш гость перенервничал и устал в пути, а вы тут от него требуете согласия вслепую. Да он себе бог знает что, вообразит теперь. Лучше зайдем немного издалека. Герр Пешке, скажите, а как вы относитесь к британскому миру и нейтралам?

— К британцам, как к нарциссическим снобам. К нейтралам, как к продажным флюгерам.

— Поясните свое мнение о нейтралах.

— Нейтралитет, на мой взгляд, это лишь способ для небольших стран выторговать у судьбы некоторое время для выбора себе Хозяина. А Хозяином нейтрала ВСЕГДА становится победитель. Вот поэтому они продажные флюгеры. Их политическая независимость и нейтральность лишь магазинный ценник и рекламный слоган. "Покупайте наших слонов!" Вы там, в смысле великие державы, для начала повоюйте между собой, а уж потом мы решим, кому из вас кланяться и помогать явно или тайно. Очень удобная позиция…

— А он не прост Карл. А? Вас не смущает, гауптман, что вашим "родным по месту рождения" шведам, не слишком приятно было бы услышать такое?

— Ничуть не смущает. Времена викингов давно прошли. А мне нечего стыдиться. Ни сейчас, ни раньше. Здесь в Германии мне никто не платит за то, что я делаю. Пусть мне и помогают в "лунном проекте", но лишь для взаимной выгоды. Я помогаю Германии, а Германия помогает мне достичь моей цели. И хотя я продавал свою шпагу полякам, но воевал я только за самого себя и свою веру. А шведы будут воевать только за тех, кто оденет им торбу с овсом на морду и повесит колокольчик на шею.

— Неплохо сказано, герр Пешке!

— И довольно остроумно подмечено, Рудольф. И все-таки, гауптман, хотелось бы прояснить, а кого вы видите в роли того самого Хозяина?

— Для Шведов?

— И для них тоже.

— Швеция сейчас это слуга двух господ. В "Великую Войну", да и теперь, они поставляли Германии стратегическое сырье, зато Британии и доминионам они с удовольствием продавали оружие и легко сдадут в аренду свой торговый флот. Это вообще-то довольно выгодное дело торговать оружием и логистикой. Ведь пока шведы пытались завоевать Европу, они были нищими, зато теперь они медленно, но уверенно движутся к социализму для своих граждан. При этом британские секретные агенты наверняка чувствуют там себя как дома. Впрочем, как и германские агенты. Так что Хозяев тут минимум двое.

— Раз вы это понимаете, значит, осознаете и то, насколько важна для Рейха борьба за эти страны. Не только за саму Швецию и прочих нейтралов, но и за Британию и ее колонии.

— Гм. Простите, герр Гесс, вы какую борьбу имеете в виду?

Взгляд голубых глаз Гесса на пару мгновений зондировал серые глаза молодого собеседника, а затем погас. "Наци номер два" ответил уклончиво.

— Мы должны использовать все средства для победы. А кровь между братскими народами имеющими общее прошлое, это последнее средство для достижения единства.

— Но ведь до сих пор "лайми" бомбят города Германии, и мир еще не наступил. Неужели вы всерьез верите в возможность альянса с Лондоном?

— Мы не будем этого здесь обсуждать! Пока вы должны помнить только одно. На Острове есть те, кто нам близок. И в свете ваших будущих заграничных поездок для Рейха и для Партии очень важно, чтобы вы были готовы подставить свое плечо в нужный момент. Вы готовы!

— Вполне!

— Вот и отлично! А у нас для вас есть подарок! Карл, принесите, пожалуйста, альбом.

"А то ж! Я ведь вам от всей души, не только плечо, но и бедро, и даже без малейшего душевного трепета локоть подставлю, ежели шо. В общем, останетесь мной довольны. Угу…"

Профессор легко поднялся и вернулся к столу с толстым фотоальбомом. Гесс открыл на заложенном месте и развернул фотографии перед гостем.

— Вы узнаете этих людей?

— Конечно! Это отец, а вот это мать. Но почему…

— Переверните фотографию и прочтите, что там написано. А вот вам письмо вашей матери к этому мужчине вы узнаете ее почерк?

"Что еще за хрень! Йозеф и София 1920. Почему Йозеф, а не Йоган. Сменил имя, но зачем? "Любимый и дорогой Йозеф…". "Нашему ребенку уже скоро год…". Что с моей легендой? Есть проколы или нет? Залесский полностью подтвердит все, это точно. И к чему тогда эти фото и письмо?".

— А на этом фото, вот этих двух улыбающихся молодых людей вы узнаете?

— Это, наверное, монтаж… У отца ведь не было братьев.

— Ошибаетесь, дорогой Пешке. Вот тут вы как раз ошибаетесь. У вашего отца был кузен Йозеф, с которым они были очень похожи внешне. Он был старше вашего отца на три года. Так что вы не ошиблись, на первом фото вы действительно видели вашу мать и вашего отца. Вашего НАСТОЯЩЕГО отца. Теперь вам понятно, почему семья Пешке распалась в 1923-м году?

— Гм. Вы хотите сказать, что мой отец бросил маму за то, что та предала его с другим человеком?

— Мне понятно, сколь нелегко вам такое узнать про ваших близких. Но, увы… все это горькая правда, гауптман. Тот Йоганн Пешке, которого вы знали, как отца бросившего вас с мамой в Силезии, и который этим летом погиб в пожаре в Чикаго, вам вовсе не отец, хотя все же дальний родственник. А вот вашего настоящего отца (правда, фамилия у него совсем не Пешке) мы сумели разыскать… Пешке, вам плохо? Что с вами?!

"Обалдеть! Я думал скунс! Ну, прямо какое-то индийское кино тут у нас! "У тебя на попе родинка, поэтому я твой брат, А я твоя бабушка…". Это что за Содом с Гоморой?! Как это вообще звучит — нашелся отец у самозванца?! Почти что "награда нашла героя". И похоже оба эти ухаря верят в этот бред. Или они хорошие артисты. И мне-то что теперь делать?!".

— Успокойтесь, мой друг. Выпейте вина. Вот так. Это нелегко принять, но вы мужчина, в конце концов. Возьмите себя в руки!

— Я в порядке, герр Гесс. Но я далеко не убежден, что все рассказанное вами, правда.

— Ну, что ж, ваши сомнения нам с профессором вполне понятны. Завтра Клаус отвезет вас в лагерь и покажет вам Йозефа Кранца. Вашего отца. Тогда ваши сомнения растают как дым. Даже про легенду о проклятии вашего рода, с ним можно будет вдумчиво побеседовать…

"Какую еще нахрен легенду?!! Тьфу ты! Да я ту легенду на ходу сама себе из мухи выдула, чтобы хоть как-то объяснить свои кровные терки с покойным Рюделем и аполитичность Пешке! Так это что, мой провал что ли?! Уже все, приехали, или еще нет?! Только не похоже это все на провал. Мдя. Может, просто сразу шеи свернуть двум этим гадам, и последний бой тут принять? В штыки нахрен! В гранаты их мать в дет сад! Щас увидите, как умеют умирать польско-монгольские ветераны! Гм. Стоять! И кто же тогда в сороковом в Британию полетит? Бред какой-то! Бред и жуйня! И зачем им тогда меня выспрашивать насчет Швеции и Британии!? Ну, бред же! Ни хрена же я сейчас не розумею!".

— Кстати Йозеф написал вам короткое письмо. Вот, возьмите.

Поначалу строчки мелькали перед глазами разведчика, но вскоре Павла собрала волю в кулак, и вчиталась в написанный суровым готичским шрифтом текст послания.

Я не вправе называть себя твоим отцом. Адам.

Я ничего не сделал для тебя и твоей матери в этой жизни. И я не ищу себе каких-либо оправданий.

С Йоганном мы дружили в Санкт-Петербурге задолго до встречи с Софией. А с Софией я встретился позже в начале войны. Кто знает… Все ведь тогда могло сложиться совсем по-другому. Это к моей матери бежали твои родители во времена большевистской смуты. Так уж получилось, что София перед этим вышла замуж за Йоганна. Но полюбила она меня, а не его.

Ты рос без отца, и в этом виноват только я. Но я тогда сделал свой выбор, и считал его правильным. Жаль, что я ничего не могу тебе дать теперь. Ты сам всего добился в жизни, и вряд ли примешь от меня помощь. И все же я бы хотел хоть что-то сделать для тебя…

Стыдно ли мне сейчас перед Йоганном? Не знаю. Мы были молоды с Софией, и любили друг друга. Потом она осталась с Йоганном в Швеции, а я уехал и долго жил вдали от вас. Думаю, Йоганн давно простил меня. Теперь прошу о прощении тебя…

"Гм… Все это очень странно. Йоганн в Чикаго был только транзитным аэродромом для моего задания, и привязаться к нему я тогда не успела. Впрочем, иногда что-то шевелилось под моей толстой детдомовской кожей. Его смерть у меня тогда вызвала грусть и досаду на рациональную безжалостность гэбистов или прочих отморозков. А тут… Почерк в письме изменен качественно, но рука, несомненно, Йоганна. Хреновый из меня, конечно, графолог, но пару характерных закорючек я все же отследила. А еще там странное напутствие в конце — "Для настоящего немца, помимо религиозности, бережливости и аккуратности в еде, есть еще кое-что столь же важное и даже намного важнее. Я имею в виду верность нашему Отечеству. Мы с Йоганном по-разному смотрели на это. А вот ты решай сам…" это же явно ретушированный кусок нашей с Йоганном чикагской беседы! Беседы, о которой, никто кроме меня и самого Йоганна не знал. Или знал? Что же он хотел мне сказать этим? Что все это подстава? Инсценировали его смерть, но зачем?! И чего тогда монгольский знакомый глазами улыбался на мое возмущение? Все спланировало НКВД? Да, ежкин кот! А эти идеологи германского величия купились на всю эту хрень, а теперь и сами хотят меня как лоха развести. Ну, дела-а…".

Дальше в беседе Павла вела себя полностью спокойно. Все части мозаики сложились воедино, и теперь она уже могла просчитывать свои ответы и будущие шаги. Когда после короткого отдыха в отдельной комнате гость покинул шале, два соратника снова встретились у камина, чтобы обсудить итоги вербовки…

— Как вы находите нашего гостя, Карл, он справится?

— По-моему, дорогой Рудольф, это именно тот, кого вы ищете.

— Мне понравились его харизма и вера.

— Вы в этом уверены?

— Даже если его миссия в Швеции ничего не даст, этот юноша нам пригодится. Вюст рассказывал мне о почти готовом проекте космолета…

— Рудольф, все эти планы дело далекого будущего. Ни я, ни Вюст, ни Зиверс пока не готовы ходатайствовать о вложении серьезных денег в это дело, но… Но аргументы герра Пешке опровергнуть никто пока не смог, да и реальные таланты нашего гостя приводят в изумление.

— Вы о рекорде скорости? И о его умении выпутываться из любых ситуаций. Вспомните досье. Примирить сицилийцев и германскую общину в Милуоки, выиграть гонку, получить связи в армиях нескольких стран. Создать юношескую лигу и сильную международную военную организацию. Этот человек гений. Хотя Мартин и предлагал мне его изолировать для более глубокой проверки.

— Дорогой Рудольф, я бы на вашем месте не раскрывал перед вашим заместителем всех деталей ваших планов в отношении этого Пешке. Борман карьерист и может все повернуть по-своему. Вы, я, Розенберг, и ваш адъютант, этого вполне достаточно. Рейнгарду мы скажем, что речь шла о вступлении Пешке в партию, деталей они знать не должны. Кстати, после Швеции это вполне можно устроить…

— Я подумаю над этим, мой друг. Хотя есть ведь вероятность, что Пешке расскажет о наших переговорах Шелленбергу, и тогда…

— Пока ему не о чем рассказывать, а вот если он окажет нам первую услугу, то соскочить с крючка он уже не сможет.

А "Опель-капитан" уносил обсуждаемую персону к новой не менее примечательной встрече…

Матово мерцающий в скупых лучах фонаря бок морской хищницы снова и снова появляется и исчезает в подводных сумерках. Перед высадкой с сейнера старый рыбак дедушка Ренци, напомнил об осторожности, потому что лагерная охрана специально подкармливала этих бестий умершими узниками, чтобы люди боялись побега вплавь. На острове имелось кладбище только для солдат охраны. Тварь снова мотнула зубастой мордой, и развернувшись, дернулась по кругу мимо. Сбоку на запястье костюма болтается открытый фиксатор резиновых ножен, из которых торчит ручка клинка. Если эта гадина полезет ближе, то действовать придется очень быстро. Хорошо тем ребятам, что идут к острову на трех русских минисубмаринах. Если их заметят, то расстреляют из пушки, но зубы акул их мяса не отведают. Опять она дергает хвостом, проходя мимо. Под сморщенной резиной костюма, жара и усталость сменяются холодным потом…

Ему было страшно. По-настоящему страшно. В сотню раз страшнее сейчас, чем когда бы то ни было. Столь сильные чувства давно подернулись дымкой забвения, хотя когда-то пылали огнем. В школе его часто обижали сверстники, из-за чего пришлось научиться драться и самоутверждаться в детской банде участвуя в разных шалостях. Но за те шалости иногда могло влететь сильнее, чем от громилы Марио. Семья его жила голодно, и маленький Лу боялся даже просто остаться без ужина, из-за чего стал успешно осваивать методы дворовой конспирации. Потом начался Сухой закон, и по всем штатам то и дело вспыхивали перестрелки. Даже у Великих Озер такое случалось достаточно часто. Как раз в это время семья Мортано по протекции Братьев Дженна, переселилась из Бостона на небольшую квартиру в городке, стоящем в паре миль от берега Мичигана.

Когда на соседней улице стрелки из Чикаго расстреляли из "Томми-Ганов" винный склад папаши Лоренсо, Лу два дня не мог заставить себя выйти на улицу. А когда уже их дом попал под удар бойцов Лени Патрика, юноша сжимал в трясущихся руках заряженную картечью двустволку, и молился святой Марии, чтобы все остались живы. Молитва не спасла его отца. Но лишь бросив горсть земли на крышку гроба, и оторвав от могилы сразу постаревшую мать, он понял, что детство закончилось. Однако, осиротев в самом начале одной из бутлегерских войн, Луиджи почти перестал бояться. Оставаться на месте было глупо, поэтому Луиджи вернул самогонное производство и дом старому Лоренсо. Удалось списался с одним бостонским приятелем отца, осевшем на Севере, и тот организовал переезд семьи в Висконсин. Из последних денег были оплачены дорога и маленькая квартирка в пригороде Милуоки. Через день он упрямо глядел в глаза Сэма Феррары, который уже тогда был одним из лучших каподрежиме Дона Валлонэ.

Жизнь изменилась навсегда. Раньше за какие-нибудь шалости отвечать приходилось перед родителями, и возможная взбучка вызывала опаску. Теперь наказать его мог лишь Дон Валлонэ, человек, который принял беглецов, и потому вызывал безграничное уважение. Луиджи делал все, чтобы не огорчать Дона, и Феррару. А, глава Милуокской семьи и сам благоволил к своему молодому гангстеру. Он ценил старательного и умного юношу, за веселый нрав, бесстрашие и умение налаживать связи с нужными людьми. Вскоре Дон перевел его под опеку Джонни Аллиотто, по команде которого, Мортано затевал уличные потасовки, дразнил полицию, отвлекая патруль во время ограбления. и даже вступил в клуб парашютистов Висконсина. Его трижды выкупали из предварительного заключения, но даже сидя за решеткой он был спокоен. К тому же успех Луиджи никогда не оставался без награды. Как-то раз, Мортано удалось задешево достать на заводе в Ошкоше ценное оборудование для фабрики семьи. И на ласковый вопрос Дона Валлонэ, "Чего бы ты хотел за эту работу, дружок?", 17-ти летний парень признался в своем желании получить диплом колледжа. И босс, без тени неудовольствия, оплатил два года обучения. Поэтому при выполнении любых заданий Семьи, страха не было. Даже ныряя в стылые осенние воды Мичигана за утопленным курьером портфелем с наличностью, и прыгая с парашютом с неуклюжего трехмоторного биплана, Луиджи испытывал лишь легкий мандраж приключения. А вот сейчас ему очень хотелось поджать ноги к груди, и прислониться к чему-нибудь спиной. Хотя прекрасно понимаешь, что при атаке зубастой гадины, это тебя не спасет. Акула снова улыбается в свете фонаря своей отвратительной улыбкой. Панический крик готов сорваться с губ легководолаза…

— Луиджи! Эй, Луиджи! Проснись!

Плечи вздрогнули. Глаза распахнулись от звонкого детского крика. И бешено стучащий пульс, стал, наконец, замедляться. Приснилось! Это был все тот же сон. А сейчас он в безопасности…

— Что случилось, Паулита?

— Иди скорей, тебя бабушка зовет!

— Хорошо, иду.

Он быстро умылся из уличного умывальника, висящего на увитой виноградом стене большого дома, и пошел за непоседливой попрыгуньей. Паула то скакала, как все дети, то смешно копировала женщин своего рода, всей мимикой и жестами изображая взрослую. Озорные взгляды, бросаемые ею на вывезшего их семью с Сицилии молодого сержанта, выдавали девичий интерес. Луиджи хмыкнул, на это незатейливое кокетство. Паула ему нравилась просто, как забавный ребенок. В Штатах у него случались девчонки, но прикипеть к кому-то Мортано так и не смог. А среди близких Паулы ему было тепло и спокойно…

— Как вы себя чувствуете, Донья Изабелла?

— Уже лучше, мой мальчик. Спаси тебя Пресвятая Мария, за все тобой сделанное!

Женщина по-доброму коснулась щеки Луиджи и едва заметно улыбнулась. Но дальше она продолжила беседу строгим и властным тоном.

— Ты должен запомнить и передать Джозефу слово в слово, то что я сейчас тебе скажу.

— Конечно, Донья Изабелла, но как же ваше письмо Дону Валлонэ?

— Оно уже написано, и все-таки сначала тебе придется объяснить моему кузену, почему мы с Джакомо в Штаты пока не поедем? Вижу вопрос на твоем лице. Не волнуйся, вы с друзьями справились с вашим заданием превосходно. Вы спасли много людей, там на проклятых островах и в Наполи. И хотя, наверное, не всех из них нужно было спасать, но ни тебя, ни Джозефа, ни твоих русских друзей, теперь никто не посмеет упрекнуть. Я говорила с Падре Сильвестро. Он будет и дальше помогать вам.

— Но зачем вам оставаться тут?! Дон Валлонэ, приказал привезти вас в Висконсин. Я не могу его ослушаться.

— Все верно, сынок. Джозеф, хочет нам добра, но он не знает, что далекий путь убьет Джакомо даже быстрее, чем пытка голодом и побоями, устроенная мерзавцами Дуче. Мы поедем к Джозефу через год, прежде всего потому, что в России безопасно, и вдобавок тут дешевле услуги врачей. Я обязана заботиться о брате, и пока он болен мы никуда не сдвинемся с места. Возможно, через год мы будем у вас в Милуоки, но не сейчас.

— И вы не боитесь оставаться здесь, среди коммунистов?!

— Все это глупости, Луиджи. Они отлично видят, что мы им не враги. Даже, наоборот, у нас с ними есть один общий смертельный враг — Толстый Бенито. Сейчас он сцепился с греками и французами, и русские своего тоже не упустят. Мы даже готовы помочь коммунистам и добровольцам нашими связями с другими семьями.

— Но я слышал, что вас поселят отдельно, в специальном поселке здесь на полуострове. Вам не дадут свободно ездить по России. Неужели, вы не боитесь, что отношения с русскими могут резко поменяться?

— Им это не выгодно, Луиджи. Дружба с нашими семьями даст русским гораздо больше. Будем жить в этом Крыму, к тому же тут есть и другие эмигранты из Италии. Хватит споров! Иди собирайся, дружок. И не забудь мои слова. И да спасет тебя Святая Мария!

— Прощайте, Донья Изабелла.

Через двое суток, вдоволь побродив по широким авеню красной столицы Советской России, он готовился к отъезду. В тот же день в большом номере гостиницы "Москва" прошла его беседа с двумя офицерами русской разведки. На Луиджи никто не давил. Наоборот, попросили передать его Дону предложение наладить постоянный канал, переправки итальянских и сицилийских беженцев через Одессу. Взамен интересовались содействием в закупках на взаимовыгодной основе самого разного оборудования в Штатах, и просили переправить небольшую посылку. Договорившись о взаимных услугах, Луиджи улетал в Стокгольм через Ригу на красивом десятиместном АНТ-35. В памяти засыпающего сержанта всплывали огромные крылья русских гидросамолетов в сумерках над проливом, светящиеся в подводной мгле зубы акул, и брызгающие каменной крошкой близкие попадания пуль, огрызающихся очередями старых пулеметов "Фиат-Ревелли" фортов лагерной тюрьмы на Устике. В Греции, Южной Италии и Сицилии остались боевые друзья вроде русского офицера Гавриоса, и могилы пяти погибших при атаке острова добровольцев. Перед молодым человеком лежал далекий путь через океан и нелегкая беседа с Донном Валлонэ. Гнева босса Луиджи не боялся, но очень надеялся, что отказ родни босса сразу поехать в Штаты, не сильно огорчит главу Семьи. Ведь самое главное достигнуто, люди спасены, и живут среди таких же беженцев от фашистского режима.

На полувоенном фрэнче заснувшего в самолетном кресле сержанта тускло мерцали греческий военный крест (утвержденный монархом всего месяц назад), добровольческий знак участника греческой компании, и странная "Красная звезда" от московского начальства майора Гавриоса. И еще здесь в России оставалась маленькая девочка, которую вместе с почти сотней беженцев чудом удалось вывезти на русском корабле с родной Сицилии. За нею Луиджи обещал самому себе вернуться, что бы там дальше не случилось.

"Черный" тайм-лайн

Его Величество Хайле Селассие, и в изгнании не складывал свое оружие. Его горячие обращения к европейским правителям с трибуны Лиги Наций цитировали многие газеты. Но смешные санкции, которые были наложены на Италию за аннексию его страны, вызывали у его врага Муссолини лишь усмешку, а у самого изгнанника вызывали отчаяние. За речами на заседаниях Лиги и гневными статьями в газетах, следовали тайные встречи с политиками Франции, Британии и других стран. Обещали-то ему много всего. И возвращение трона, и военную помощь, и даже помощь в восстановлении страны… когда-нибудь в будущем. Однако никаких конкретных обязательств на ближайшие год-два лорды и мсье брать на себя не желали. Переписка с потенциальными спонсорами тоже пока успехов не сулила. Король уже подумывал о заокеанской поездке, как неожиданно получил приглашение. Причем приглашающий его на переговоры господин министр иностранных дел СССР Молотов, убедительно попросил о сохранении в тайне самого факта переговоров. Несмотря на стойкое опасение связываться с коммунистами, привитое ему еще свитой из бывших русских офицеров, Хайле Селассие, решил рассмотреть и этот шанс…

В середине октября прошли первые абиссинско-советские переговоры. Встречи с монархом проходили в небольшом шато в пригороде Марселя. Количество участников и охраны было минимальным с обеих сторон. Король был сама осторожность. Лед дипломатии чуть потек, только после совместного просмотра кадров освобождения пленных абиссинских офицеров из итальянских концлагерей. Монарх захотел отблагодарить русских спасителей, и попросил дать полные списки героев. Ему мягко отказали — герои продолжали свою опасную службу, и не должны были раскрывать своих лиц и фамилий… Потом, к удивлению Его Величества, партнеры озвучили и предложение о реальной помощи. Пакет обсуждаемых тем был довольно большим, касаясь, как цены обучения абиссинских военных в СССР, и поставок оружия, так и политических соглашений. Но помимо, политической, организационной и финансовой стороны вопроса, пришлось обсудить и не слишком приятные темы. Министр коммунистической державы твердо стоял на необходимости отмены в возрождаемом Абиссинском королевстве рабства и смертных казней без суда. И если по поводу смены политического строя государства требований не выдвигалось, то "рабский вопрос" встал на переговорах очень остро. Либо уступка в этом принципиальном вопросе со стороны монарха, либо отказ Союза в поддержке его борьбы. Взамен Абиссинии предлагались серьезные торговые и политические соглашения. И тут было о чем задуматься. Если на протяжении последнего десятилетия европейские союзники и "гаранты" отказывали королевству в приобретении самолетов, танков, и артиллерии, то в этот раз большевики давали все. Под гарантии оплаты до мая в 1940-го года, уже сейчас абиссинская армия могла получить сто тысяч польских "Манлихеров", три тысячи пулеметов под старый австрийский 8-мм патрон, 120 полевых и тяжелых орудий времен Великой Войны, несколько десятков зенитных и противотанковых пушек, и полсотни бывших польских танков и танкеток. Самолеты для Абиссинии русские предлагали собирать в Греции из комплектов и перегонять во Французское Марокко своим ходом. Причем русские не взваливали все обязательства только на свои плечи, а обещали достижение секретных договоренностей с греками, французами, и с Добровольческой армией. К примеру, совместными силами должны были разворачиваться патронный завод во французском Марокко и сборочный авиазавод в Греции. Кстати для дальнейшего снабжения имелась возможность закупать старые французские винтовки "Лебеля" и пулеметы "Шоша", которым достаточно было переделать патронник под манлихеровский патрон. А с учетом предлагаемых поставок морем, такой задел позволял королю всего за полгода развернуть полноценную армию, способную серьезно сражаться с потомками римлян.

Это было первое серьезное соглашение, и король не остался равнодушным. Договор был подписан и уже через неделю к нескольким десяткам недавно вывезенных в Одессу освобожденных узников, присоединилась группа в четыре сотни младших и средних командиров армии уже три года несуществующего королевства. С русскими, французами, греками, абиссинцами и югославами заключено секретное соглашение о постройке заводов. Авиационный сборочный завод в Греции, начал свою работу еще задолго до своего запуска. Из присланных русскими комплектов и французских моторов и запчастей начали собирать первые эталоны для серии. Для производства лицензионных бомбардировщиков СБ мощности были развернуты в Югославии, которая обязалась каждый второй построенный самолет перегонять в Грецию. А уже греки каждый пятый полученный бомбардировщик должны были предоставить своим черным гостям и организовать обучение экипажей.

Основной моделью истребителя был определен "Дрозд" (модернизированный И-152 Поликарпова). На аппарате устанавливается 1000 сильная модификация французского мотора Гном-Рон-14 с удлиненным валом трехлопастного винта изменяемого шага "Рато". Закрытая кабина по типу "Пулавчака" Р-24, с швейцарским прицелом, и французское убирающееся шасси фирмы "Рато" с убираемыми в крыло основными стойками и хвостовым колесом в обтекателе. Вооружением самолета должны были стать пара синхронных "Виккерсов" 7,7 мм и на верхнее крыло, вне диска винта, устанавливаются пара крупнокалиберных "Гочкиссов" 13,2 мм. На усиленном нижнем крыле ставились четыре универсальных бомбодержателя для бомб калибра 10, 20, 50 килограммов. На шести переделанными первыми экземплярах удалось получить скорости порядка 440–450 км/ч и время виража 13–14 секунд. Пусть самолет и нельзя было назвать передовым, но зато он вышел достаточно простым для освоения неопытными пилотами, и по боевым качествам находился на уровне лучших серийных самолетов "Аэронаутики". Так, с относительно новыми итальянскими истребителями "Фиатами CR-42" на такой машине воевать можно было вполне успешно, и даже британские "Гладиаторы" базирующиеся на Мальту, смотрелись куда слабее обновленного "Дрозда". Начатое сборочное производство пока было рассчитано на выпуск порядка 1000 "Дроздов" до конца 1940-го года. 200 таких истребителей должны были ближе к лету 1940-го передаваться создаваемым заново абиссинским ВВС, для которых разворачивалась специальная авиашкола с советскими инструкторами, имеющими боевой опыт. Югославы были не в восторге от аппарата, но не отказались получить такое же количество машин, как и абиссинцы.

Помимо этой модели выпускаемой совместно международными участниками концессии, французы подкинули еще сюрприз. Просто и незатейливо решили избавиться от непринятых своими ВВС уродцев и прислали полсотни малонадежных "Кодрон-714" созданных по концепции "легкого истребителя". Командование "Добровольческой Армии" заинтересовалось новинкой, но когда в аварии погиб один и получили травмы сразу двое пилотов, вопрос был сразу закрыт. Поэтому решением авиационного командования добровольцев на "Кодронах" должны были летать, только греки и французы, да и то после полноценного переучивания пилотов и отладки матчасти.

* * *

Между вылетами Бенджамин продолжал готовить друга к сдаче экзамена на первый офицерский чин. Худо-бедно, но большую часть материалов Дорн уже освоил, хотя проблемы с греческим языком у него оставались. К середине ноября боевые действия затихли сразу на двух фронтах, и Капитан Дэвис снова был вызван к командованию. В этот раз штаб "Добровольческой армии" расположился в Татое, и в эту поездку Бен прихватил с собой Майкла. Такой случай надо было использовать. Появление еще одного черного офицер-пилота давал Дэвису надежду увидеть когда-нибудь рождение полностью черной эскадрильи.

В уютном зале большого дома было не протолкнуться от гостей. Помимо знакомых ему лиц офицеров "Сражающейся Европы", и нескольких русских коллег, капитан с удивлением рассмотрел и несколько незнакомых черных лиц. В процессе представления сторон выяснилось, что перед ним новоиспеченный абиссинский маршал и князь Имру со своими офицерами штаба. Новость сразу вызвала оживление. О скором восстановлении абиссинской армии слухи ходили давно, но подробности стали известны впервые. Пара переводчиков едва успевала за почти пулеметными очередями вопросов и ответов на французском, русском, и английском. Абиссинцы демонстрировали спокойное достоинство и уважение к добровольцам.

История черных гостей вызывала неподдельный интерес. Оказывается, после освобождения из фашистского плена, князь Имру, вместе с несколькими сотнями собранных со всей Европы соратников, проходил в России краткий курс переподготовки по использованию авиации в общевойсковых боях, и по организации противовоздушной защиты войск. После следующей пары фраз на французском в свой адрес, Дэвису стало понятно, что его новое назначение может быть связано с переходом на службу в истребительные части абиссинских ВВС. И в случае согласия, на новом месте службы капитана ожидал головокружительный карьерный рост. В начале контракта были запланированы два-три месяца инструкторской работы, ведь обученного личного состава было смехотворно мало. Весной уже майору Дэвису предстояло принять истребительный полк в составе четырех десятков "Дроздов", одного транспортника и пары связных самолетов. А к концу 1940-го года, в качестве сладкого приза, перед Бенджамином маячило вступление в командование истребительной авиабригадой из 100 самолетов, и звание подполковника.

Основной проблемой для абиссинских ВВС оставалась острая нехватка пилотов и наземного техсостава. Задумчивого от перспектив Дэвиса у штаба перехватил Майкл Дорн.

— Чего приуныл, брат?

— Да вот, задумался о перспективах. То ли возвращаться домой, и надеяться, что черному лейтенанту позволят лет через сто летать в Авиакорпусе, то ли… На втором пути, предо мной маячит отставка из US Army. А мой Старик был бы очень не рад такому итогу карьеры сына…

— Грустишь о том, что наши отпуска закончились, и уже пора прощаться с небом? Или ты решил оставить армию, и остаться тут вечным добровольцем?

— Нет, Майки, мне просто пора решать, кем быть дальше. Оставаться дома в Штатах "вонючим ниггером", хоть и с лейтенантскими погонами, или стать командиром истребительного полка на войне, где всякое может случиться…

— Ого! Ну и выбор у тебя, "Полковник", сэр! О таком варианте грех не задуматься. А греки знатно подловили тебя своими посулами! Вот только, что же скажут сэр Бенджамин старший и мадам Агата…

— Дело не в греках, они как раз ничего не предлагали. А с родными, я как-нибудь договорюсь…

— Тебе удалось меня испугать. Неужели предложили "коми"!?

— Опять выстрел в молоко, Майк… Абиссинцы.

— Чего?!

— Ты удивлен? Да-да, те самые "ниггеры" сожранные Мусолини еще в 35-м. Такие же черные, как и мы с тобой. Только язык у них отличается, а молчали бы, так в Гарлеме никто бы им не удивился.

— М-да уж, предложеньице. И ты, Бен?

— Если соглашусь, то создавать новый Воздушный корпус нам с тобой придется практически заново. Вместе с такими же черными парнями, как и мы.

— Так нам и дали там что-то "создавать". Сколько ты уже отправил рапортов в штаб Армии?

— Именно поэтому я и не хочу больше ждать этой милостыни от "белых отцов". Только вспомни, брат, сколько мы с тобой мечтали о небе?! Мой отец проплатил нам частные курсы, но никто даже не почесался записать нас в Резерв Авиакорпуса! И кто же выпустил нас в бой на крыльях?! Только несколько бездомных белых безумцев, вроде Моровского с Терновским. Парней, которые плевали на Конгресс с Сенатом и на все традиции расовой сегрегации оптом. Думаю с "Тремя К" они бы воевали не хуже, чем с самим Гитлером. Так что пора бы нам с тобой разуть глаза, братишка. В Штатах, никакие связи моего отца не дадут нам взлететь высоко и почувствовать себя равными!

— Ты-то хотя бы офицер, а я…

— Не пори чушь, брат! Я обо всем договорился, или мы с тобой зря зубрили теорию и гоняли тебя на пилотаж… Экзамен у тебя завтра примут сразу три комиссии. Греки, абиссинцы, и французы. Три лейтенантских патента ты получишь, а это тебе не клопа раздавить. Русские бы тоже не отказались, но клеймо "коми" нам с тобой не нужно. Не стоит дразнить гусей. Кстати, мне тут тоже светит переаттестация, фактически на начальника авиашколы и командира учебного полка.

— И что потом?

— Потом соберем гостинцы, и поедешь домой. Отвезешь полковнику Дэвису и Агате мои письма, а Своим заработанных денег. Если все пойдет как надо, то снова увидишь ты их года через три, уже, будучи, командиром эскадрильи и капитаном.

— Угу, как же…

— Брось грустить, родные будут рады, что у тебя появится шанс. А сержантом, ты все равно не скопил бы столько и за пару лет, сколько отвезешь сейчас. И в Таскиги тебя второй раз не примут, сам знаешь почему. Так что, приглашай сюда парней. Если приедут парни из нашего училища, еще лучше, но это вряд ли. Наши посулы, против реального патента лейтенанта смотрятся бледно для тех, кому уже повезло встать в строй. Поэтому я хочу, чтобы вы с моим отцом отобрали полторы-две сотни черных парней, которым не слишком повезло. И которые, не хотят всю жизнь быть почтальонами и стюардами. А ты их предварительно отберешь и обучишь.

— Ты рехнулся! Я обучу!? Да я только…

— Именно ты! На мои деньги отец возьмет в аренду пару "Дженни" с "Браунингами", накупит топлива и патронов для обучения, и снимет полосу. Дорогу до Греции и подъемные пусть оплачивает сам король Селассие. А вот ты за месяц в Штатах прогонишь, всех кого найдете, через это сито. Трусливых цыплят не бери, только самых спокойных, уверенных и отчаянных. И, не забудь, парни должны приехать сюда, уже понимая, чем пропеллер отличается от штурвала. Кого-то из них мы научим летать. Другие будут крутить гайки, и заворачивать хвосты. Третьи научатся водить машину, и стрелять из зенитных "Гочкиссов". Если сами не захотят вернуться, выгонять мы не станем даже самых неловких. Правда, совсем уж безруких к технике то мы не подпустим. За то, уже через год Муссолини узнает, чего стоят в бою черные парни с нашего западного меридиана.

— Как же, узнает. К тому времени, может, и война уже закончится.

— Дал бы Бог, Майки. Если война закончится, значит, служить они будут в мирной стране, где никто и никогда не обзовет нас с ними "вонючими ниггерами". Я вижу, ты все же решился?

— А чего тут думать. Такой шанс выпадает раз в жизни. Я с тобой… Командуйте, сэр!

— О" кей, Майки! Тогда не будем терять времени. Пошли, повторять наши уроки. Завтра в Татойском училище нас с тобой ждут гребанные тесты, братишка. Зато послезавтра, не только ты мне, но и я тебе тоже, на людях стану говорить "сэр". Но не вздумай задрать от этого нос!

Еще один тайм-лайн

Гитлер долго не мог принять этого решения. Ему все еще казалось, что полюбовный договор Рейха с островными соседями будет возможен при полном сохранении лица обеими сторонами. Однако разведка Гейдриха приносила нерадостные вести. Этот польско-американский фольксдойче Пешке оказался прав, британцы готовились оборонять свой остров не только на море, но и с воздуха. Во Франции были перехвачены сверхсекретные сведения о работе британской ПВО. Да и высотные дальние разведчики Ровеля привезли достаточное количество подтверждающих тревожную информацию снимков. Большие решетчатые фермы радаров, были хорошо различимы на отдельных кадрах. На очередном совещании, его друг и соратник Геринг, докладывая об отбитых атаках британских бомбардировщиков, оказался на удивление стоек в своих высказываниях.

— Мой Фюрер, если британцы до начала активных действий на земле, успеют прикрыть Францию этими радарами, то я не могу гарантировать низких потерь Люфтваффе. А если такое прикрытие получат их базы флота, то любой авиаудар по ним, окажется для нас чрезвычайно дорогим. Мои парни прошли Испанию и Польшу, но опыта противодействия радарам у нас нет. Мы, конечно, можем производить прорыв на территорию врага на бреющем, так же как и в Польше, но у британцев и французов слишком много современных самолетов…

— Что вы предлагаете, Герман?

— Предлагаю выбить у старого льва пару его старых любимых клыков дубиной наотмашь. Месяц назад мы с вами обсуждали использование "польских этажерок" против баз Гранд Флита. Так вот, через пару недель мы будем практически готовы к такому веселью, и даже больше.

— Даже больше? Вы уверены?

— Да, мой Фюрер! Более чем, уверен! Я приглашаю вас завтра на морской полигон Люфтваффе в Киле. Там вы могли бы убедиться, что мы готовы к возмездию за трусливые британские укусы. И наказывать их нужно именно сейчас, выбивая им старые клыки, пока они не отрастили себе новых радарных зубов.

Недалеко от Киля, фюреру вживую показали доведенный до ума шедевр сумрачного польско-германского гения. На глазах у высокого начальства два старых Ю-86 тяжело стартовали с крылатой ношей на спине и с ракетными факелами под крыльями. Самолеты легли на боевой курс и от них почти синхронно отделились, авиетки операторов. Еще через несколько минут огненные шары накрыли обреченные мишени, а два высокоплана в пеленге пролетели прямо над наблюдательным пунктом начальства, помахав крыльями. Один "брандер" уничтожил мощным близким разрывом старый пароход, а второй устроил огненное море на обозначающем вражеский аэродром поле, с выставленными на нем экспонатами авиационных свалок. Фюрер, стиснув пальцами бинокль, с молчаливым восхищением глядел на завораживающее зрелище. О том что, у корабля-мишени было прорублено заранее днище, и что на земле под стащенными со свалок трупами самолетов стояло по нескольку банок с горючим обмотанных для зрелищности пиротехникой, фюреру докладывать не стали…

Присутствовавший на том же мероприятии Вильгельм Леман, без задержки передал через связника в Центр новейшую информацию.

"Люфтваффе готовится нанести мощный удар воздушными брандерами по портам Александрии, Мальты и ряду крупных египетских аэродромов британцев и французов. Старт планировался с итальянских аэродромов на Родосе.

В случае успеха этой акции, Герингом и Гитлером может быть принято решение о нанесении первентивного удара по британским авиабазам на самом Острове".

Из приложенной к этому сообщению более подробной записки стало ясно следующее:

Немцы подготовили 30 "брандеров" для ударов по британскому флоту. Уже отработана схема одновременного удара звеном из трех "брандеров", каждый из которых несет пять тонн усиленной взрывчатки (с гексагеном и алюминиевой пылью в составе смеси). По расчетам Люфтваффе суммарная мощность удара одного звена сопоставима с взрывом 20–25 тонн тротила. Удар всех трех составляющих "Драйблиц" должен быть практически одновременным и концентрированным по площади, чтобы ударные волны "брандеров" усиливали друг друга. Вариантов высоты подрыва "брандеров" определено три — поверхностный, в 50 м от земли, и в 100 м от земли. Чем выше, тем синхроннее взрывы, больше радиус поражения, но меньше воздействие на плавучесть намеченных корабельных целей.

Для взлета перетяжеленных из-за взрывчатки самолетов "Хейнкель-111" первых серий (используемых в качестве "брандеров"), применяется буксировочная схема называемая "подтяжки для галифе". Впереди "танкер-буксировщик" — такой же He-111, но только из более поздних серий с большим запасом топлива, сзади на специальном передающем топливо эластичном буксире "брандер". В кабине "брандера" только система телеуправления, а на его спине закреплен легкий одноместный низкоплан "Шметерлинг" (переделанный из учебного "Зибеля 202" в одноместный и более скоростной аппарат) с пилотом-оператором. В баках "брандера" в момент старта плещется только половина топлива. И "тягач" и его "прицеп" перед самым отрывом одновременно включают мощные реактивные ускорители взлета, производства фирмы "Рейнметал-Борзиг". А после пролета половины пути "прицеп" должен был отпустить "танкер-буксировщик" и идти к цели самостоятельно. Во избежание отказа на взлете одного из реактивных ускорителей, на крыле каждого бомбардировщика установлено по три пары таких ракет. Откажет ближний к фюзеляжу ускоритель, сразу включается средний. Остальные во взлете не участвуют, они нужны лишь для набора рабочей высоты. К примеру, вдруг у двух "брандеров" при взлете случились отказы ракет, вызвавшие переключения на запасные ускорители из-за чего осталось на один ускоритель меньше, чем у третьего. Тогда звено вместо рабочей высоты 3500 м наберет только 2000 м, и изменит профиль захода на цель, но сама миссия не отменяется. Посадить брандер на землю невозможно, поэтому при серьезных отказах на взлете, не дающих надежды на успех полета, "брандеры" сразу уходят на расположенный в десятке километров полигон, где пилот-оператор быстро отцепляет свой "Мотылек", и наводит "брандер" в землю. При старте "Драйблиц" с морского побережья, в случае отказа, все следы аварии скрывало море…

Тайм-лайн по успехам советской разведки

Начиная с конца июля для заокеанской советской резидентуры, время полетело вскачь. Народный комиссар Берия то и дело ставил срочнейшие шпионские задачи запредельной сложности. Тихий этап оперативной работы канул в небытие, но к счастью, уровень риска большинства новых задач оказался незапредельным. В сентябре начали открываться фирмы. Причем предпочтение было отдано выкупу производственных структур уже имеющих историю. Деньги через руки разведчиков потекли рекой, хотя за каждую каплю из этого потока исполнители должны были "расписаться кровью", и еще представить обоснованный отчет о расходовании. Удалось многое. В связи с покупкой акций компаний "RTA" и "Гэлвин", удалось залегендировать запуск радиотехнических филиалов во Франции, Греции и в Дании. Это позволило под видом поставок ЗИП к выпускаемым филиалами радиостанциям различного профиля, наладить постоянный поток малогабаритных ламп и других комплектующих в Союз. Малогабаритные пентоды, с середины сентября уже массово шли на оснащение компактных самолетных раций, и для мощных малосерийных радиостанций разведки (на которые ставили и аккумуляторные батареи "Гэлвин").

Свое производство пока отставало, хотя в октябре в Ленинграде в секретном цеху завода "Светлана" начался выпуск опытных образцов малогабаритных ламп и батарей питания по американским образцам. До серии там еще было далеко, но отработка технологий шла полным ходом. С использованием электронных телесистем "Ортикон" производства компании "RTA" было еще сложнее. Пока советским ученым удалось только незначительно продвинуть разработку систем телеуправления самолетами. А на новые ракеты и управляемые авиационные бомбы-торпеды, создаваемые Управлением специальных разработок, ни одну американскую телекамеру и вовсе не ставили. Зато для изучения польского опыта и новых средств телеуправления, успешно шла отработка использования нового иконоскопа и прилагающихся к нему систем в авиации, при отработке управления опытным "беспилотным" разведчиком Р-6 (шифр проекта "Поводырь Слепца"). Телеуправляемая двухмоторная машина по командам оператора с земли или с такого же Р-6, уже умела взлетать, выполняла небольшой полет, сбрасывала в Финский залив макет торпеды, и садилась на один из аэродромов Кронштадта. Пилот "Слепца" при этом ездил пассажиром, и к штурвалу даже не прикасался.

Неплохие перспективы сулили и другие направления внедрения. При открытии пары новых отделений "Лиги Юных Командос" в Индианаполисе и Бруклине, прошли фестивальные шествия, завершившиеся большими фейерверками. Огромные огненные цветы в небе вызывали восторг у зрителей и зубовный скрежет у московского начальства. Чтобы получить этот заказ пришлось давать взятки армейским снабженцам, и отчаянно демпинговать. Для новорожденного бизнеса такие встряски были смерти подобны, если бы не финансовая поддержка Центра. Нарком Берия был раздражен, но выделение средств подписывал. В общем толк от того шумного внедрения в итоге был. Открывались перспективы, на которые когда-то намекал один очень странный персонаж из Центра (в июле его скандальное внедрение опекали сразу две группы контролеров).

Итак, всего полтора месяца прошли, как советской разведке удалось выкупить в Бруклине захудалую пиротехническую фирму, и переименовать ее в "Файербол-Лтд". Вскоре, это производство было перепрофилировано на выпуск топливных шашек для метеорологических ракет собственной разработки, а также на выпуск авиационных стартовых ускорителей и учебной армейской пиротехнической оснастки. В целом подчиненным старшего майора госбезопасности Фитина, досталась кропотливая и внешне совсем не героическая работа. Вплотную подбираться к американским ракетным секретам им пока было рановато, и шла планомерная осада. Количество пройденных новоиспеченными бизнесменами бюрократических и прочих ловушек оказалось немаленьким. К счастью этап внедрения закончился без сбоев, интересов довольно слабой секретной службы ФБР удалось к себе не привлечь. Ну, а, бизнес, наконец, сдвинулся с мертвой точки и начал набирать обороты с надеждой на скорую прибыль. За то же время, разведчикам удалось через имевшиеся связи в "Лиге Юных Коммандос" заключить несколько договоров на поставку Авиакорпусу стартовых пороховых ускорителей, а также на поставку Армии и Лиге взрывпакетов и учебных фугасов для армейских полигонов. Помимо этого успели устроить рекламные пуски своих новаторских метеорологических ракет и открыть несколько отделений фирмы в Чикаго, Баффало и Нью-Йорке.

Все эти танцы с налаживанием бизнеса и поисками контактов среди армейцев и производителей оружия, хоть и оказались довольно затратными, зато помогли собрать много попутной информации. Часть этих сведений подтверждала информацию переданную Кантонцем в Баффало. Поэтому наступило время для добывания технологий для советских ученых. К слову сказать, удавалось далеко не все. Попытка внедрения в атомный проект, пока результата не дала. Еще в Европе удалось аккуратно завербовать нескольких молодых ученых, и отправить их в Нью-Йорк, Чикаго и Масачусесс. Но, ни одного из них пока даже близко не подпустили к работам Ферми и его команды. С поисками разработчиков реактивных гранатометов, то же было глухо. Зато повезло в другом.

В начале ноября в Штаты из Старого Света практически одновременно прибыли две закупочных комиссии. Французская под руководством генерала Шамиссо, и греческая под руководством генерала Папагоса. Поскольку гости выражали нетерпеливость, в силу продолжения войны со странами Оси, хозяева решили пойти на встречу их устремлениям. Из Вашингтона пришел приказ объединить экскурсию гостям по фирмам-производителям и испытательным полигонам. К счастью для СССР, перед этой поездкой удалось убедить штаб греческих ВВС о необходимости включения двух офицеров-волонтеров в состав закупочной делегации. Вот так, майору Кокинакки и капитану Бахчиванджи удалось увидеть чудеса американской авиапромышленности глазами офицеров другого государства. Говорили они на отличном греческом, и посредственно на английском. Их форма не отличалась от мундиров соратников из греческой авиации. Итогом двухнедельных поездок стали отснятый в Сан-Диего альбом с чертежами летающей лодки Модель-31 с "крылом Дэвиса", аккуратно выкупленные образцы носовых стоек шасси для будущего В-24 "Либерейтора", будущей Р-39 "Аэрокобра", и В-25 "Митчелла". По полученной из Центра ориентировке это было чрезвычайно ценным приобретением. И не факт, что такие "самоцветы" удалось бы получить напрямую, в силу наложенных Конгрессом ограничений на торговлю с СССР. Да и вообще демонстрировать столь тенденциозный интерес было чревато. Могли ведь янки и задуматься, а зачем большевикам именно такие образцы шасси. А тут, наполовину водоплавающие греки, вполне обоснованно интересовались конструкциями морских самолетов и их модернизацией, поэтому удивления и не вызвали. Да и вокруг французских коллег хозяева накручивали круги намного интенсивней, ведь закупочный бюджет Греции был смехотворен. Ну, а переправка всего "добытого" в Союз прямо через Грецию была признана слишком рискованной, и поэтому нью-йоркский резидент советской разведки Гайк Ованесян в первую очередь организовал копирование фотопленок. Во вторую очередь через хорошие связи с "бизнесменами из Милуоки" удалось отправить эти запчасти вместе с отправляемыми для "Монголии и Китая" станками и оборудованием…

Успехи разведки были оценены Центром высоко, а вот новый приказ из Москвы оказался довольно неожиданным. Внедрять своих агентов из штатовской резидентуры обратно в страны Старого Света, Ованесяну ранее не приходилось. Но задание, есть задание, и вскоре один из директоров американской ракетной фирмы "Файербол Лтд" мистер Винцент Фрогфорд (он же советский разведчик Виктор Лягин) отправился с деловым визитом в Швецию…

* * *

* * *

Лететь им с младшим лейтенантом пришлось пассажирами на связном АИР-6, до самой Копорской губы. Пилот подкосного высокоплана сам был из авиации погранвойск НКВД, и видимо получил от своего начальства четкие инструкции на счет двух командиров ПВО, потому что над местом падения "иностранца" без всяких просьб он сделал несколько кругов. Молодые глаза Виктора нетерпеливо вглядывались сквозь остекление в контуры вытащенного на мелководье и притянутого тросами к берегу аппарата. Пилот и полковник не торопили второго пассажира. Тут нужна была полная уверенность в опознании…

— Он это, товарищ полковник. Окраска та же, и номер на руле тот. И турель вон моей очередью разбита. Да, точно он! Я его, гада, теперь из тысячи узнаю! Это он, сволочь, Гумара подранил!

— Хорошо гляди, внимательно! И не ошибись мне, младлей! А, ну как тут другой какой свалился. Как ты тогда докажешь что этот твой и есть? Ведь уже больше месяца прошло…

— Това-арищ полковник! Ну, вы же сами кадры моего фотопулемета видели! И товарищ майор Супрун их после того вылета глядел. А если в кабинах и попадания Березинских пуль отыщутся, то я и не знаю, что тут еще нужно доказывать.

— Ладно, поглядим. Слышь, чекист! Давай садиться! Может, и вправду, найдем на нем от того боя отметины…

Колеса "АИРа" мягко коснулись травяного покрытия давно уже скошенного поля, а к самолету уже выруливал небольшой пикап, чтобы принять в свое нутро спустившихся с небес авиаторов. Петровский скинул летный шлем, и надел на голову фуражку, поправив кожаный реглан. Из машины вышел капитан пограничник и четко по уставу поприветствовал прибывших. К берегу вела разбитая проселочная дорога…

* * *

Все это случилось уже в конце октября, а парой недель раньше командиру 69-й бригады выпала доля проститься со своим родным соединением. Приказ о подготовке к передаче бригады новому командиру, пришел еще в сентябре. Кузьмич все бригадные дела принял, а Петровский перед строем пожелал соратникам успехов в боевой учебе и работе, ловя на себе расстроенные взгляды однополчан. С командирами полков, комиссарами, и комэсками простился за руку, и отбыл в Москву. Его Лариса осталась пока в гарнизонном городке Житомира, ждать от мужа вызова к новому месту службы.

В Управлении ВВС бывшего командира авиабригады слегка огорошили временным переводом в другой род войск, и назначением командиром учебного истребительного авиаполка в Особой смешанной бригаде ПВО (только что развернутой в Ленинградском Военном округе, недалеко от балтийских берегов). Вроде бы это выглядело понижением, снова принимать полк, после недавнего командования соединением. Да и уходить из ВВС в ПВО не особо хотелось, но Петровский не стал роптать, и тут же отбыл к новому начальству. А после того, как сам Командующий ПВО комдив Яков Корнеевич Поляков в присутствии нескольких чинов из НКВД и знакомого летчика испытателя из НИИ ВВС провел с ним беседу, и отметил новизну и особую важность этого задания, сомнения и вовсе покинули полковника. В общем, приказ есть приказ, и Петровский привычно принял под козырек…

В Ленинграде он познакомился со своим непосредственным начальником полковником Климовым. Иван Дмитриевич ему обрадовался как родному, поскольку был с Петровским знаком еще по прошлогодним учениям, да и в Житомирском Учебном Центре тоже пересекались. Командир и летчик Климов был опытный, хотя в ПВО оказался тоже без году неделя, но уже успел много впитать по своей новой стезе. И опытом этим готов был делиться с подчиненными от души, ничего не скрывая. Как, впрочем, и сам искал чему бы еще поучиться…

— Да, ты ж, Василий Иваныч для меня прям, как манна небесная!

— Так уж и "прям"?

— Не подкалывай меня, говорю как есть! Ты же только недавно бригаду водил, да еще и в Польше с Монголией врагов гонял. Вот и давай, помогай нашу Смешанную делать боеспособной. Это же первое такое соединение в Союзе, в котором сразу, и артиллеристы, и летчики, и много всего другого под одним командованием служит. Где-то ты мне советом подсобишь, а где и я тебе помогу все наши новые пэвэошные премудрости освоить. Ну, что, готов сам учить и у нас учиться?

— Это мы завсегда, Иван Дмитриевич. От учебы не бегаем, грызть будем на совесть. Ты, главное, сам давай, командуй, а мы не подкачаем. Кстати, а на чем летать-то придется?

— На сюрпризе со своими орлами летать у меня будешь. Даже и рассказывать тебе заранее не хочется. Эх! Глянуть бы на твой лик, когда сам все глазами увидишь!

— Мото-реактивные что-ли тут прячешь? Эка невидаль, подумаешь. Да, мы своей "коммуной" на таких по обоим берегам речки полтора десятка "косых" еще летом на землю ссадили…

— Брешешь, побожись!

— Коммунисты в Бога не верят. Ты летную книжку читай, товарищ комбригады.

— Ну, если не врешь, полковник, то ты у меня и вовсе на вес золота стал. Тогда, как ни брыкайся, а проверки обучения полетам на "факеле" я на тебя вешаю, тут ты не отвертишься. Зато, такого как наш штаба района, ты точно еще не видел. Пошли, поглядишь!

— А, и пошли!

И увиденное, действительно удивляло. В развернутом в районе Стрельны небольшом военном городке, до которого можно доехать из Ленинграда прямо на трамвае, оказалось много невиданных чудес. На раскинутые в стороны от автофургона ЗИС-6 решетчатые фермы радиоулавливателя "Ревень", Петровский непонимающе глядел минуты полторы. Климов сжалился и, не дождавшись вопросов, сам начал объяснять назначение этой "паутины". Потом командир с подчиненным зашли в похожее на небольшой банкетный зал помещение, в котором стояли ряды огромных столов с подробными картами берега и залива разлинованными в "клетку" словно поля для игры в "морской бой". Несколько лейтенантов получая команды, словно мальчишки, играющие в машинки, длинными беззубыми и тонкими, не то граблями, не то кочергами, таскали по закрепленным на столах картам маленькие макетики самолетов. Стеклянные перегородки от пола до потолка имели похожую координатную сетку, около них стояла еще пара младлеев, рисуя какими-то мелками точки и цифры. Целый ряд телефонов негромко звонили и перемигивались лампами сигналов, а полтора десятка командиров то и дело выплевывали в воздух быстрые тирады о составе цели, направлении на нее, расстоянии и эшелоне. Птичий базар, да и только. В общем, слово свое Климов сдержал, и первый же день стал для Петровского легким потрясением. Но, это было только началом…

Как выяснилось, в эту Особую смешанную бригаду ПВО командование включило два истребительных полка, каждый со своим БАО, зенитный артполк 85 миллиметровых зениток. Помимо этого в бригаде имелся автобат с частями снабжения, и даже полк ВНОС оснащенный четырьмя невиданными ранее станциями радиолокации РУС-1, большим количеством установок звуколокации и просто постами наблюдателей с биноклями и радиостанциями. В общем, соединение выглядело серьезно, и по своему составу могло бы именоваться и дивизией, но начальство обозвало отдельной бригадой. А начальству всегда виднее. Главное что понял Василий Иванович, что скучно ему здесь не будет…

Через два дня после представления начальству и знакомства со штабом района ПВО, Петровский, наконец, отправился к своему постоянному месту службы. Основными аэродромами его второго учебного полка становились площадки Смычково и Тырково, расположенные южнее и западнее Луги. Еще одной площадкой был Ораниенбаум. Полосы только что получили бетонные покрытия, но были короткими. Всего-то метров триста пятьдесят — четыреста. Для бомберов этого было маловато, но истребителям должно было хватить. А вот доставшийся летный парк оказался довольно интересным.

Из пятидесяти двух аппаратов, два были новейшими И-40 (оказавшимися истребительным вариантом поликарповского самолета ВИТ-1, каждый с тремя опытными 23 миллимитровыми пушками МП-6, с парой новых моторов М-105 и с компрессорным ускорителем "Тюльпан" — эту схему только недавно отладили сначала на польских "Волках" П-38, а теперь и на первых же пригодных отечественных машинах). А остальные полсотни являлись модернизированными "Чайками" И-153 РУ-3. Издали каких-либо серьезных отличий от уже виденных в Монголии бипланов полковник не уловил. Но подойдя сбоку, он заметил приподнятую закрытую и явно герметичную кабину. Затем, увидел, и несколько выступающее под пузом аппарата сопло ракетного мотора, и зашитый жаропрочными листами хвост с закопченным металлическим колесиком в обтекателе. Да и нос самолета был не похож. Оказалось, что на эту партию "чаек" поставили французские моторы "Гном-Рон" с удлиненным валом (такие же моторы, которые ставили на совместно производящийся на заводе в Греции истребитель "Дрозд").

Пулеметов Березина на самолетах было четыре (их поставили вместо 20-мм Березинских пушек, потому что дальность прицельной стрельбы оказалась существенно выше для пуль 12,7 мм). Да и вписанный в контуры фюзеляжа реактивный ускоритель был тоже новый "Тюльпан-7". Он стоял под полом кабины, между узлов уборки основных стоек шасси (которые ложились в крылья вдоль размаха). Из-за этой особенности под фюзеляжем самолета получался небольшой "пивной живот", а летчик сидел чуть выше в своей кабине. Реактивный мотор имел овально-серповидное сопло и работающую от выхлопных газов поршневого мотора первую ступень компрессора. Тяжелые аккумулятор и генератор самолету уже не требовались, да и выявленная в Монголии ассиметрия тяги пары ускорителей под крыльями, здесь исчезла. Руки полковника тут же заныли в предвкушении тренировочного вылета, но новости он узнал еще не все.

Сдающий ему дела первый командир этого полка старый знакомец-испытатель, а ныне уже майор Степан Супрун, рассказал бывшему командиру одну историю. Еще в сентябре случилось одно происшествие. Тогда полк, не включая в состав других соединений, с зеленым летным составом только-только перевели под Лугу в ПВО. А из летного парка тогда имелось всего несколько "Чаек" с парой монгольских ускорителей (остальные были обычными И-153). Примерно в то время это случилось, когда сам Петровский готовился к "Большим маневрам" в Киевском особом военном округе, а тут под Лугой молодые пилоты полка ПВО только начали осваивать полеты с ускорителями.

В таких вылетах старались отрабатывать не только методику перехвата, но и стрельбу, поэтому боекомплект самолетов, как правило, был полный. Вот, в один из дней, пара младших лейтенантов Талалихина и Аюпова вылетела для тренировки с площадки Тырково. Они успели набрать с ускорителями высоту около шести с половиной тысяч, и внезапно увидели идущий в перистых облаках самолет. Он летел в сторону Балтики, и пилоты решили потренироваться в перехвате, тут же запросив по рации разрешение КП полка.

Сам комполка майор Супрун оказался на КП, и дал указание ведущему пары Талалихину подняться и установить тип и номер машины для тренировки опознавания в воздухе. Пилоты выполнили приказ, и подошли к самолету метров на четыреста-пятсот. Машина напоминала советский бомбардировщик СБ. В этот момент различимая на спине самолета турель внезапно открыла огонь по самолету Гумара Аюпова, и добилась попадания. Гумар был ранен в руку и, сообщив по рации ведущему, отвернул в сторону аэродрома Смычково. Талалихин сообщил, что пара атакована, и запросил указаний. Командир полка подтвердил, что своих самолетов в районе нет, и отдал приказ преследовать неизвестный самолет, но не сбивать его, а посадить на аэродромы авиабазы, а сам выслал в подмогу дежурное звено. Виктор попытался выполнить приказ, но пришлось снова уворачиваться от очередей турельного пулемета. Садиться неизвестный не желал, и продолжил отстреливаться. Причем Виктор не без труда различил странные опознавательные знаки на киле и крыльях. Но, по неопытности, так и не смог определить, кто это — "литовец", "немец" или "финн". Он только понял, что самолет чужой. Радиосвязь работала плохо, и последнего приказа своего командира полка Талалихин так и не расслышал, но решил, что нарушителя, все же, нужно сбивать.

Он успел провести две атаки, прежде чем двухмоторный самолет скрылся в облачности в направлении побережья. По возвращении летчик доложил о бое, и продемонстрировал несколько пулевых пробоин от оборонительного огня стрелка нарушителя. В докладе младший лейтенант предположил, что все-таки сбил двухмоторник, но подтверждения у него не было. Доклад летчика вызвал у майора Супруна сомнения, да, и начатые поиски нырнувшего в облака самолета, за три дня ничего не дали. Супрун доложил командованию ПВО округа о случившемся, и получил нагоняй. Начальство сперва решило, что лейтенант атаковал свой самолет СБ, но своих пропавших или поврежденных в тот день бортов не оказалось. В итоге предположили, что обстрелянный лейтенантом предположительно "эстонский", "литовский" или "финский" самолет ушел в сторону моря к себе. Полк продолжил свою боевую учебу, а Виктора сослуживцы стали дразнить "ПолуАсом". Вот только Аюпов застрял на лечении, и в полк пока не вернулся…

* * *

И, вот, сейчас, в эту октябрьскую хмарь Петровский вместе с Талалихиным приехали на опознание того сбитого нарушителя. Нашли его в Копорской губе водолазы, во время работ по поиску части груза потерянного в шторм каботажником. И когда моряки обнаружили на отмели целый самолет с погибшим экипажем в кабине, первым делом сообщили пограничникам. А уже те запросили смешанную бригаду ПВО, и полковник Климов тут же послал Петровского вместе с участником того боя Талалихиным проверить находку. С собою они везли распечатанные снимки с пленки фотопулемета Талалихина. У самого-то Виктора сомнений не было, но для командования необходимо было сравнить фото с оригиналом и получить подтверждение…

Петровский глядел на трупы врагов без малейшего трепета, а вот Виктор слегка побледнел, глядя на раздутые и попорченные водой и рыбами тела. Один из пилотов, видно пытался выбраться. Он застрял в наполовину заклиненном фонаре кабины, и захлебнулся. Остальные были убиты очередью пулеметов Березина. И самое главное, принадлежность самолета удалось установить. Неплохо сохранившиеся документы капитана Армаса Эскола, бортовой номер BL-110 и уцелевшие на обшивке опознавательные знаки однозначно свидетельствовали, что самолет принадлежит финским ВВС. А серийный номер планера самолета давал наводку на британский завод "Bristol Aeroplane Company" и партию проданных Финляндии в 1939 году самолетов "Бристоль Бленхем" МкI. Теперь, уже можно было докладывать начальству результаты проверки…

Тайм-лайн о ракетчиках

После первых ракетных успехов 20-х и 30-х годов и последовавших за ними жестоких разочарований энтузиастов Общества межпланетных сообщений" и "Ракетенфлюгплатц" (ныне почивших в забвении), казалось мало что может убедить профессора в возможности возрождения этого движения. Но молодому американскому пилоту это удалось. Он не кричал о своей готовности отдать жизнь, он просто шел к своей цели. И шел, не отступая. Поражали в юноше не столько его настойчивость и фанатизм (которые проявлялись лишь в уверенных суждениях), сколько последовательность, цинизм и расчетливость. Пешке в каждой беседе, без малейшего давления голосом, умудрялся так мощно расставить акценты своих безжалостных вопросов и выводов, что аргументы оппонентов угасали не успев разгореться. Глаза этого юного гения не горели азартом, а лишь уверенно и спокойно буравили собеседника. Поэтому своим поведением Адам совсем не походил на двадцатилетнего юношу, а скорее, напоминал нескольких коллег Оберта по Медиашскому институту. Общайся с ним Оберт по переписке, наверняка, представлял бы себе умудренного лысого и желчного старикашку. А ракетные достижения самого капитана за какие-то пару месяцев уже перекрывали многие успехи старых соратников Рудольфа Небеля, Иоганнеса Винклера и Вальтера Риделя, да и достижения самого Оберта тоже…

Все это сильно контрастировало с молодостью Пешке-Моровского, но Оберта смущало другое. Парень не собирался ходить с протянутой рукой в ожидании пожертвований, а нахально предлагал превратить высокую идею о космических полетах в деловой проект. Это казалось Оберту кощунством. Ну, как можно наживаться на мечте человечества о звездах?! И, наверное, все бы у них закончилось разрывом, как с тем лентяем Шершевским… Но… Оберт вынужден был признаться себе, что во многом американец оказался прав. Одними уговорами отъевшихся капиталистов не убедить. А денег на главное дело никогда не будет достаточно. И если нельзя стать космическим пророком для всех жителей Земли, зажигая их своей верой, то почему бы не приблизиться к звездам, играя на алчности людской. Результат стоил таких жертв, а профессор очень хотел быть в первых рядах подвижников космоса.

В общем, Оберт смущался недолго. Вскоре в вечно нейтральном Берне была зарегистрирована новая международная организация под скромным, но перспективным названием "Европейское аэро-космическое агентство" (Оберт в списке действительных членов агенства числился под номером первым, а Пешке под вторым, что лишь слегка улыбнуло патриарха космонавтики — он не был столь мелочно честолюбив). Никаких "ракетных аэродромов" за бешеные деньги строить не планировалось. Организация потому и называлась Европейской, что Пешке предлагал использовать ресурсы и проводить опыты в любой точке Европы. Все что сейчас требовалось, это не снижать интереса европейских газет. А для этого нужно было просто идти вперед. Не копаться годами в конструкциях ракет, добиваясь идеала, а малыми шагами набирать очки в этой гонке со временем. Сейчас у Оберта были в наличии только пара десятков пороховых ракетных ускорителей производства "Рейнметалл" и спроектированная Пешке небольшая ракетная кабина на одного пилота. Кабина была получена варварской переделкой из носовой секции фюзеляжа аварийного Дугласа ДС-2, выкупленного с самолетной свалки в Бухаресте. Закрепленное в карданном подвесе ракетное кресло конструкции Пешке было еще сырым, но годилось для не слишком высокого полета с перегрузками не более пяти-шести единиц. В первой поездке делегацию новоиспеченной международной организации ждала Голландия…

Тайм-лайн о мальчишках-пилотах

В Ефимовское училище Скрынников приехал всего на неделю в смятенных чувствах. Задача поставленная командованием на эту командировку, казалась ему попросту надуманной. Отобрать-то из воспитанников два с лишним десятка стажеров, было можно. Но какой в этом смысл, если все они "только-только от материнской титьки", и ни летать, ни ни стрелять еще толком не умеют, понять он не мог… Встреченный прямо на летном поле заместителем командира училища Грицевцом, и сперва не узнанным повзрослевшим Сергеем Симаго, Скрынников сразу попросил показать ему учебный процесс. Все-таки эту "отборную шпану" предстояло учить в Каргопольском Центре воздушного боя по хоть и урезанным для несовершеннолетних пилотов, но зато совсем новым программам подготовки командира звена и эскадрильи. Потому и хотелось майору понять, кого же ему здесь всучат…

— Сергей Иванович, ты куда меня завел? Где же твои "военлеты беспорточные"? А?

— А ты, Алексей Иванович, вон туда погляди. Видишь?

— Ух, ты! Целых три планера кружат! Красиво! И, не страшно вам, что побьются детки?

— Все у нас под контролем, Алексей Иванович. Планеры-то двухместные, и за спиной у ребят опытные пилоты сидят.

— Гм. Понятно…

— Ты внимательней посмотри, Алексей Иванович…

Оба майора приложили к глазам бинокли. А сопровождающий их лейтенант приставил ко лбу ладонь козырьком. Гость хмыкнул пару раз, и вдруг удивленно выдал.

— Хорошо летают… О! А это что такое?!

— Ты о чем, Алексей Иванович?

— Да, вон, гляди, Сергей Иванович! Там, вроде, длинное удилище с наживкой, у них перед носом болтается. Это что еще за хрень? И звуки какие-то долетают, словно газету кто-то рвет…

— Ах это. Новинка наша. Неделю назад нам заводские товарищи пять таких планеров собрали. Пойдем в ангар, там все наглядно и покажем.

От увиденного в ангаре глаза у Скрынникова полезли на лоб. Сам он повидал разных извратов в летной учебе, но такого… Несколько планеров действительно были с хитрой выдвижной мачтой уложенной в обтекателе над кабиной от самого хвоста до наклонного пилона. Мачта напоминала рыболовную удочку. Майор даже глаза протер от неожиданности. Сама дюралевая мачта выдвигалась электродвигателем на расстояние метров пятнадцати вперед от носа планера. А висящие на конце мачты небольшие модели двухмоторных бомбардировщиков изображали мишени, по которым в небе с упоением выпускали очередь за очередью воспитанники Ефимовского училища. Причем, как объяснили хозяева, хитрый подвес на конце выдвижной мачты, в полете постоянно уводит мишень из прицела, заставляя курсанта точнее целиться. На двух наземных похожих на строительные краны вышках поставили подобие самолетных кабин с такими же мачтами и мишенями, поэтому процесс стрельб шел в несколько потоков и даже в ночное время.

Как объяснил, стоящий тут же лейтенант-инструктор, при взлете и посадке мачта находится над кабиной пилота в убранном положении (на случай проблем, есть и механизм сброса). Выпускается мачта с мишенью только на высоте метров пятьсот, куда планер забрасывается электрической катапультой. Как выяснилось, за неделю испытаний еще ни одно "удилище" не помяли и не заклинили, хотя нагрузки в полете существенные. Ну, а центровка аппарата выравнивается специальным грузом в кабине, перемещаемым в хвост лебедкой, и возвращаемым на место автоматически при уборке мачты. В общем, при бережном отношении, лет пять они прослужат и патронов сэкономят. И хотя, от проверяющих работу училища начальников, иногда звучали высказывания о лишнем переводе денег, но как сказал Грицевец, — "на будущих асов можно и кошель распустить". Скрынников, терпеливо дослушав все это, и наконец, дал волю словам…

— Не понял! Вы, товарищи, тут все с ума посходили?! Да кому только в голову пришло, планеры для мальчишек-школьников пулеметами снабжать?! А, ну как, один из них по людям на земле длинной очередью плюнет, или по рядом летающим соседям зарядит?! У вас что здесь гробы в штабелях уже накоплены?!

— Да, это же военинжинера Блюма пулеметы, товарищ майор! Помните, два таких в пехотном варианте у нас еще в Харьковском училище стояли? А в мае уже в Житомире на четырех "Кирасирах" и одном Р-6 их в виде опыта ставили. Стреляют они дешевым ТОЗ-овским патроном от мелкашки всего-то метров на триста дальности. Но, за ребят наших не беспокойтесь, в стороны от стрелковой зоны, никто из них стрелять не станет. Сами же видите, там между зонами расстояние не меньше километра.

— Вспомнил! Точно были у нас такие "трещотки". Кстати, того Блюма к нам тогда в Житомирский Центр вроде как под конвоем с Ковровского завода привозили, эти игрушки налаживать. Не иначе "отбывал" там этот инженер. А ты, лейтенант, еще ворчал тогда, что мол, "на двести метров мажут эти пукалки безбожно". Было, Сергей!

— Было, товарищ майор… Только товарищ Блюм к нам в тот раз из Москвы приезжал. А потом его куда-то на новый завод услали. Кстати, теперь, они и не мажут вовсе…

— А сейчас, стало быть "трещотки" мальчишкам отдали? Угу… Чтоб и волки сыты и овцы целы… Да еще и хреновины эти… Мда… Есть ли толк от такой учебы?

— Толк то есть, не сомневайся, Алексей Иванович. Нам бы никаких лимитов не хватило на бензин и боепитание, если бы не предложение товарища Блюма. Он как раз в сентябре к нам приезжал, привозил свою автоматическую четырехстволку под патрон 12,7 мм. То же интересная система у него вышла до 5000 выстрелов в минуту выдает (жаль только испытаний еще не прошла). Так вот, выслушал Михал Николаевич о наших учебных проблемах, да и подкинул эту идею с "удильниками" и имитаторами. Чтобы, ни топлива на полеты лишку не тратить, ни стандартных ШКАСовских патронов впустую ни жечь, но учебу при этом вести. Ребятишкам нашим ведь еще не один год воздушной стрельбе учиться. Понятное дело — паллиатив, но когда еще хорошие тренажеры к нам сюда поступят. Вот, поэтому, мы сперва пацанов на планерах просто катаем. Потом учим их стрельбе короткими очередями, по подвижной мишени, вывешенной на "удильнике". Затем парни, по вывешенным между двух аэростатов на длинном тросе воздушным шарам и мишеням, из Блюмовского пулемета в пикировании метров с четырехсот длинными очередями шпарят. А уже те, кто освоил все упражнения, на "хорошо" и "отлично", сдают зачеты стрельбой с "Зяблика" по забронированному от попаданий мелкашечных пуль "Кирасиру". Вот, там-то все совсем серьезно. Так что, если не считать единовременных затрат, будет тут экономия…

Майор не зря в свое время поддержал новации с рассыпающимися пулями. Идеи он схватывал на лету, а критерием целесообразности всегда признавал результат. И вскоре, побывав на месте курсанта в передней кабине планера, он этот результат оценил. Никак не желающая влезать в прицел мишень, вскоре покорилась майору. Звуки выстрелов были сравнительно тихими, поэтому при нажатии на спуск пулемета на штурвале, одновременно, запускался электрический имитатор звука стрельбы (в консервной банке работал электромотор, на оси которого крутился кусочек гитарной струны с грузиками, и выдавал громкие звуки, похожие на выстрелы авиапушки). Звук имитатора Скрынников лично послушал, утопив на рукояти штурвала спуск разряженного "пулемета-мелкашки". Вернувшись на землю, гость подвел итог.

— Мда… Выдумщики вы, товарищи! Как и пропащий наш товарищ Колун… Ну, да ладно! Глядеть все ваши чудеса мне некогда. У меня, Сергей Иванович, всего-то три дня на отбор стажеров, поэтому делать нам все придется в темпе. Ты мне даешь одного инструктора в помощь, и пять-шесть десятков твоих "лучших из лучших" на растерзание. Сначала они пройдут отбор по парному пилотажу в роли ведущего на "Зябликах". Два полета по десять минут на каждого. Тех, что по-слабее отсеем, а затем буду сразу проверку командирских качеств проводить. Если кота за… за хвост не тянуть, должны мы успеть до среды. Ну, что, коллеги-инструкторы, работаем?

— Работаем, Алексей Иванович.

И процесс отбора начался. Одни команды и задания, сменяли другие. В коридорах и на летном поле стоял встревоженный гомон ожидающих своей очереди мальчишек. И хотя никто им не рассказывал, для чего проводится этот отбор, но по училищу уже гулял стойкий слух, что всех кому повезет, отправят воевать с японцами. И снова учебные задания, и резкие приказы. Радостные вопли отобранных в состав группы подростков. Обиженно-расстроенные лица безжалостно отсеянных кандидатов. Процесс был утомительным и нервным. Все-таки дети, есть дети. Четверых отсеянных даже пришлось запереть в изоляторе, так они упрашивали, включить их в состав группы. Если бы не помощь хозяев (Грицевец выделил гостю его бывшего подчиненного Симаго), и если бы не преподавательский опыт родного Центра, то майор бы уехал чуть живым. Но закалка у него была многолетней, и дело свое Скрынников знал. Потому и отбор завершил вовремя, забрав с собой выписки с оценками по всем предметам, да и самих счастливчиков. Хмурым утром четвертого дня, в салоне ПС-84 к новому таинственному месту службы, улетали вместе с майором двадцать семь курсантов первого курса малоизвестного в СССР и совсем неизвестного за границами страны училища…

Тайм-лайн о ракетчиках

Дождливый и ветреный октябрь оказался урожайным на встречи. В большом амстердамском офисе Компании одни визитеры сменяли других, что дарило надежды, порой сменявшиеся разочарованиями. Каждые переговоры с главами закупочных комиссий отнимали много времени, но зачастую так и не завершались контрактом. В этот раз первыми откланялись турки. А бельгийцы и датчане, хвалили новый торпедоносец, и живо интересовались его летными данными, но на вопрос о возможной закупке отвечали уклончиво. Было немного обидно, что столь удачную новую модель нельзя пустить сразу в большую серию. Ведь это дало бы возможность существенно снизить себестоимость и родного голландского заказа. Но, увы… Передовой по конструкции и летным данным поплавковый торпедоносец "Фоккер T-VIII W/B" с моторами "Бристоль" трех модификаций, пока был заказан только MLD (Морская авиационная служба Голландии). И заказан был лишь в двадцати четырех экземплярах, из которых пять были уже получены флотом республики, и использовались для тренировки экипажей. Еще шесть таких аппаратов планировались для Голландской Ост-Индии, чтобы гонять шпионящие в тех водах японские рыболовецкие траулеры. Еще оставался ряд согласований технических вопросов и беседы с закупочными комиссиями соседних стран о развитии лицензионного производства "Фоккер T-VIII W/B", но начальник экспортного отдела компании "Фоккер" минейр Зеекатц, решительно передал все эти дела своему заместителю, а сам переключился на другие задачи…

Очередной визит китайской делегации, в которую в этот раз входило несколько новых лиц снова коснулся новейшего скоростного двухмоторного истребителя G-1 "Жнец" (конструктора Иржи Шацки) и концептуального истребителя Фоккер FD-XXIII (конструктора Мариуса Беелинга). Обе машины имели двухбалочную конструкцию и были гордостью компании. И Руководство "Фоккер" сожалело, что Командующий голландскими ВВС полковник Бест, выдал заказ только на первый из аппаратов. За то оставались перспективы с экспортом. И хотя первый из аппаратов проиграл два года назад во Франции конкурс своему однокласснику "Поте-63", боевые качества "Жнеца" были все же довольно высокими. Обе эти машины были сильнее и быстрее любого из японских истребителей. Имели мощное вооружение, и неплохие дальность и потолок, при достаточной маневренности (могли выполнять все фигуры высшего пилотажа). А 23-й даже превышал по скорости последние модели британского "Хоукер Хариккейн", причем с легкими моторами "Вальтер-Сагита" чуть мощнее пяти сотен сил! И хотя, из-за "детских болезней" довести этот новый истребитель до нормального серийного производства пока не удалось, но ведущаяся с 1937 года работа все же принесла свои плоды. Недавние покупки нескольких планеров без моторов закупочными комиссиями из Латинской Америки, а теперь вот интерес делегации из Китая, сулили неплохие перспективы…

Эти переговоры шли успешно. Зеекатц был само радушие, и выказывал живой интерес к потребностям партнеров. Да, и сами китайские собеседники удивляли его не только немалой авиационной эрудицией и хорошим знанием немецкого, но и оригинальностью своих очередных запросов. Улыбчивый и интеллигентный господин Чжоу с восточным разрезом глаз настойчиво торговался о покупке, даже не столько лицензии на FD-XXIII, сколько о покупке мелкосерийной производственной линии "под ключ". Борцы за свободу Китая, которых Зеекатц уже насмотрелся за несколько последних лет, обычно были нищими скрягами. Но в этот раз гости были готовы платить серьезные суммы, за которые, правда, требовали скорости поставок оборудования и конфиденциальности сделки. Их предложения по закупке, хоть и отдавали сумасбродством, но звучали вполне серьезно. Соглашение предусматривало оплату в рассрочку и поставку нескольких готовых экземпляров планеров двухмоторных истребителей обеих моделей. Помимо этого предполагалась закупка целых мелкосерийных линий производства шасси с носовым колесом, и производства цельно-дюралевых хвостовых балок от "Фоккера D-XXIII" и смешанных дерево-дюралевых балок от "Жнеца" G-1, со сроками поставки в декабре 39-го.

У кого эти желтолицые господа собирались покупать все остальное, необходимое им для серийного производства самолетов, пока оставалось тайной для радушных хозяев. Хотя пара намеков гостей на продолжение закупок в следующем 40-м году вселяла в голландцев благодушие. Однако даже сама информация о создании нового китайского завода и будущем сотрудничестве не должна была разглашаться исполнителем под угрозой огромных штрафов. Впрочем, азарта Зеекатца это не остужало, фирма была ориентирована на экспорт в небольшие и небогатые страны, и всеми силами стремилась занять новые сегменты рынка. Во всяком случае, от предложенных сумм и китайских перспектив Зеекатц отказываться не спешил. У Компании "Фоккер", за последние годы, не столь успешно рос экспорт, чтобы гордо бросаться вот такими шансами на увеличение прибыли корпорации. Мечтая о последующей рекламе детищ двух гениальных конструкторов Иржи Шацки и Мариуса Беелинга, начальник экспортного отдела мысленно потирал руки. Ведь после первых же воздушных побед в Китае над японскими самолетами, скрыть происхождение аппаратов будет невозможно, а значит, вскоре могут появиться и другие клиенты… Как и в ситуации в 1938-м с закупочной комиссией испанской республики, снова пришлось по всем предварительным документам проводить эти встречи как деловые переговоры с закупочными комиссиями из Южной Америки.

Как раз после отъезда китайской делегации, новые гости из Румынии переступили порог начальника экспортного отдела, и хозяин кабинета сделал стойку на новый денежный заказ, не забывая выдавать очередные комплименты покупателям. Марта Боленброк мило улыбалась хозяину кабинета, а профессор Оберт сразу выразил желание осмотреть поплавковое производство. В цеху, производящем по германскому заказу поплавки для трехмоторного "Юнкерса-52", их гид поинтересовался пожеланиями заказчиков. Однако запросы столь известного ученого как Герман Оберт оказались значительно сложнее запросов предыдущих гостей, поэтому Зеекатц тут же подключил к беседе главного технолога. Оба представителя "Фоккер" удивленно рассматривали чертежи. Криволинейная металлическая конструкция состояла из выпуклых и вогнутых участков. Заказ явно не имел никакого отношения к обычным самолетным поплавкам, хотя силовой каркас был в целом аналогичен. Этот чертеж скорее напоминал сплюснутый сверху и снизу фрагмент фюзеляжа, но его назначение оставалось загадкой…

— Вы сделали правильный выбор, минейр Оберт. Компания "Фоккер" способна выполнить практически любой заказ в приемлемые сроки и с нашим традиционно высоким качеством!

— Это-то меня и подкупило. Как видите, эта ступень… в смысле изделие, очень непростое по форме, и требует тщательности отделки различных материалов. На самом деле, мы бы хотели приобрести у вас несколько таких… гм… изделий. Но, это дело будущего, финансирование нашего проекта пока разгоняется не слишком быстро…

— Да-да, минейр Оберт! За тщательность отделки вы можете быть совершенно спокойны. А ваша конструкция, и правда, поражает воображение. Не сочтите за пустое любопытство, но для чего служат вот эти цилиндрические "полутуннели"? И почему их нужно делать жаростойкими???

— Ах эти… Там будут крепиться несколько навесных пожароопасных агрегатов. Мы специально предусмотрели возможность их сброса при пожаре. Но большего я вам пока рассказать, увы, не вправе. У меня есть обязательства перед партнерами. Надеюсь, вы понимаете?

— Безусловно! И простите мою назойливость. Конфиденциальность вашего заказа будет соблюдена полностью. И пока расчетный отдел готовит смету, могу ли я предложить вам профессор, вместе с мефрау Болленброк кофе с пирожными?

— Будем признательны вам!

Пока готовили столик с угощением и чашечками мейсенского фарфора, коллега успел шепнуть минейру Зеекатцу, что диаметр этих ниш на чертеже подозрительно напоминает ему диаметр британских авиационных торпед. После чего, мудро кивнув друг другу, голландские коллеги сразу же переключились на обсуждение с гостями примерных сроков изготовления заказа…

Оберт смаковал бразильский кофе, и наблюдал за щебетанием Марты. С ней его познакомили в Медиаше перед отъездом. Статус у фроляйн Марты в их поездке был несколько туманным — референт на переговорах и одновременно бухгалтер-контролер уполномоченный финансистами, выделившими кредиты его "Европейскому аэрокосмическому агентству". В ведении переговоров Марта была незаменима. Девица живо интересовалась всем окружающим, кокетливо смеялась шуткам, и покоряла своим шармом. Ее премилая улыбка сразу расположила к себе хозяев. За полчаса беседы она умудрилась на четверть сбить первоначальные запросы подрядчика в цене, и сдвинуть предложенный срок готовности ступени с марта на январь. И ученый восхищался ее хваткой. Но Оберт также не забывал и нескольких предупреждений своего юного партнера Адама Пешке. Не важно кем в действительности являлась его помощница, но ряд вопросов Оберт готовился обсуждать тет-а-тет без участия помощницы.

В первую очередь это касалось переговоров с СССР… Еще из Румынии Оберт отправил письмо советскому лидеру Иосифу Сталину с предложением о совместном запуске мощной ракеты с большого самолета-носителя ПС-124 (АНТ-20 бис), который сейчас ввозил пассажиров на линии Москва — Харьков — Ростов-на-Дону — Минеральные Воды. Профессор даже переслал с тем письмом массо-габаритные характеристики будущей нагрузки, расчеты моментов на нескольких режимах, и примерные наброски узлов крепления ее под фюзеляжем. И для безопасности финансовых рисков аварии, предлагал совместно застраховать такой воздушный старт у "Ллойда" или любого другого страховщика по выбору советских партнеров. А в одном из абзацев письма Оберта даже прозвучал призыв к правительству Советской России вступить в "Европейское аэро-космическое агентство" в качестве полноправного участника. Но, как бы не был наивен Герман Оберт, особых надежд на столь тесное сотрудничество с русскими он все же не питал. Хотя, кто знает…

Трэш продолжается

Сразу по возвращении в Баварию, на доклад к Шеленбергу напросился Дитрих, временно заменивший Лемана в работе с пленными американцами…

— Штурбанфюрер, с Пешке появились проблемы.

— Давно?

— Четвертый день, но вчера случилось обострение…

— Почему же вы сразу не доложили мне!?

— Вы как раз уехали, а он вел себя довольно тихо после той поездки к партайгеноссе Гессу. Я решил, что уже можно начинать запланированный вами этап знакомства с иностранными журналистами в Хофгартене. Но никак не ожидал такого эффекта…

— Что с ним? Депрессия?!

— Не только. Пешке отказывается выполнять рекомендации, и почти все делает по своему…

— Думаю, вы зря паникуете, Дитрих. Такое уже случалось с ним. Хотя, наш дорогой Леман добился серьезных успехов в контроле над Пешке. Вот, у кого вам стоит поучиться! Что еще?

— Похоже он охладел к миссии, и теперь шантажирует срывом наших планов. Целых четыре дня мы потеряли только на его идиотские развлечения с музыкантами…

— С музыкантами?! Вы хотите сказать…

— Нет-нет, штурбанфюрер, речь совсем не об этом. Он, ни с того, ни с сего, вдруг заделался меломаном. Представьте себе, потребовал у меня свои французские чековые книжки. Целый день прислушивался к выступлением молодых уличных талантов в Хофгартене. Для чего-то отобрал двух срипачей, виоланчелиста, drummerа, и одного едкого старикана дирижера.

— Но зачем?!

— Точно не знаю, штурбанфюрер. Но Пешке убедил их вместе исполнять оранжированные фрагменты из классических произведений. Он даже купил им всем одинаковые костюмы. Они конечно талантливы, но…

— Бред! Какие именно произведения?

— Теперь они довольно экспрессивно исполняют Летнюю грозу из "Времен года" Вивальди. Полет шмеля из "Сказки о царе Салтане" Римского-Корсаклова, Адажио Альбиони. Концерты Паганини…

— Достаточно. Откуда у него музыкальное образование, вы выяснили?

— Образования у него по-видимому нет. А вот чутье… Столь оригинальное исполнение классического репертуара обрело большую популярность в Мюнхене. Даже подражатели появились… А про Пешке поползли слухи, о его протесте против германского плена. Тем более, что вчера в парке случился эксцесс с Шольцем, который пытался утащить его с представления, и получил от Пешке раскрытой ладонью в лоб. Да так сильно, что потерял сознание…

— Вы пробовали убеждать Адама?

— Раз десять. Он очень упрям. На прямое давление, Пешке реагирует ответными угрозами. Кстати, встречи его с журналистами все же состоялись, но совсем не в том формате как мы с вами планировали…

— Пока, не ясно, что это сулит, но мне кажется Пешке играет нам на руку. Рассказывайте все в деталях, Дитрих!

Офицер СД, тяжело вздохнул, и углубился в детали последних дней работы со своим подопечным. Смешанное с раздражением удивление и восторг все ярче проступали на лице его шефа. А сам Дитрих никак не мог понять, чем же уехавший в Швейцарию Леман сумел так завоевать доверие Пешке, что при нем не случилось ни одного завалящего эксцесса…

* * *

Та сцена вдавилась в память надолго. Большой зал коттеджа был ярко освещен, и Павла сразу заметила в кресле этого человека. Лицо "Йогана-Йозефа" резко возмужало. За эти пару месяцев появилось много новых незнакомых морщин, а старые куда-то исчезли. Сгорбленная спина бывшего американца немного выпрямилась, даже появился лоск. Он стал похож на какого-нибудь промышленника средней руки. На лице и кистях рук сильный загар. Даже глаза сильно изменились. Но Павла поняла, главное… Вся эта беседа нужна была не ей. А играть по чужим правилам советский разведчик не собирался…

"Опять?! Как же надоели мне эти их "игры престолов". Хуже горькой редьки! За дуру они тут меня держат. И, на что же вы, гады, рассчитывали? Что Адам, весь рыдая от счастья, бросится на грудь по сути предателя семьи? Или, что он трепетно и жадно станет впитывать родовые легенды шведских предков? Угум… А пока, этот юный гауптман не восстановит свое внезапно поколебленное душевное равновесие, вы тут будете тихо потрошить его заблудшую душу. Делать снимки, и писать все наши с Йоганном обмолвки на пленку… Мдяя….Это вы чуток погорячились, камрады. С разбегу вам… Эх Йоган-Йоганн! "Даже сейчас они не могли просто поговорить…". Прощай временный "отче". Ты наделал массу глупостей, заплатив за это страшную цену… Суди себя сам. Я не знаю, для чего там изначально задумывался весь этот маскарад, но думается, тебя куда-то готовят. Может быть даже забросят Домой. Нашим это дало бы контроль над частью германской агентуры. А вот тебе… Если я все поняла правильно, то ты скоро увидишь ограду Летнего Сада, застывшую Неву со львами и сфинксами, и… и кресты своих… И если все так, то я желаю тебе только одного… Покоя…".

— Герр Пешке, я думаю стоит…

— Нет, герр Питш, я уверен не стОит! И прошу вас немедленно увезти меня отсюда.

— Но зачем! Разве вы не намеревались…

— Какое вам дело, до моих прежних намерений?! Я говорю вам прямо сейчас, что эта встреча не состоится. Беседы не будет! НЕ БУ ДЕТ. Вызовите, пожалуйста, машину…

— Но может, хотя бы…

"Ух, как мне все это надоело! Прощай Йоганн, мне уже пора. Ничего важного мы с тобой друг от друга не услышим. А, давать этим гадам новую пищу для их фрейдистстких мозгов, и играть по их иезуитским правилам…".

— Не может! И если вы не в состоянии прервать этот фарс немедленно! То лучше сразу зовите охрану. Скоро здесь будет очень шумно, и наверняка потребуются услуги уборщика мусора…

— Вы хорошо подумали…

— Достаточно хорошо! Я благодарю вас за чудесный вояж, и очень прошу вас, герр Пинтш, не затягивать это ненужное ожидание…

Пинтш унесся звонить по телефону, а Павла стояла у шлагбаума и издалека осматривала шедевр германского ордунга. Было ясно, что пока технологический процесс уничтожения людей еще не вышел в Германии на расчетную мощность. Перед взглядом советского разведчика открылось "детство страны людоедов". Полгода? Год? Или полтора? Сколько времени осталось Германии до этой позорной страницы. А пока над воротами этого небольшого лагеря висела надпись Alles fur Deutshland ("Все для Германии!"). Не коптила еще труба кочегарки, которая явно не тянула своими размерами на промышленный крематорий. И еще, не было видно рядов изможденных узников. Этот лагерь пока больше напоминал своим видом аккуратный военный поселок. Но Павле неудержимо хотелось защитить свою Родину от того, во что он легко может превратиться. И она себе в этом поклялась…

* * *

Видимо начальство Пинтша было сильно разочаровано этим проколом, потому что всю обратную дорогу капитан со своим пассажиром не разговаривал. Пленника быстро и без нотаций вернули в Мюнхен. Следующий этап операции был уже близок, когда состоялось то самое происшествие, о котором Шеленбергу сейчас докладывал оберштурмфюрер Дитрих. Но, на деле, ничего заранее обдуманного в действиях "блудного агента" не было. После беседы с Гессом и посещения лагеря у Павлы случилась бессонница. В голову лезли всякие мысли. Душа разведчика растревожено заметалась. И ничего удивительного, что оказавшись утром в парке, и послушав местную Straßenmusik, разведчику вдруг захотелось чего-то эдакого жизнеутверждающего…

В сотне шагов от построенного в стиле мюнхенского классицизма углового здания "Базара" со старинным кафе "Tambosi" (конечной целью сегодняшней прогулки), Павла застряла надолго. Здесь, прямо на аллее, два молодых скрипача мощно и возвышенно выводили Лунную сонату Бетховена. Это было настолько волнующе, что у советского разведчика защипало в носу, и прокатился тяжелый ком в горле. Парни играли самозабвенно. Мысли Павлы унеслись в далекую прошлую-будущую жизнь. Всего раз она смотрела видео с концерта тогда еще совсем юного Дэвида Гарретта выступавшего с Симфоническим оркестром Берлинского радио, под руководством Рафаэля Фрюбека де Бургосы. Было что-то схожее в манере игры, и хотя облик молодых людей совсем не походил на того вундеркинда, но впечатление оставалось не менее сильное. И это при том, что никакого оркестрового сопровождения тут не наблюдалось. К тому же, кроме альта и пары скрипок, дуэт не использовал иных инструментов. Оба были рыжеватыми шатенами с аккуратной немецкой бородкой. Павла попросила взять поглядеть их нотные альбомы, и вскоре нашла, то что искала. Благо, подписи авторов музыки на страницах не давали возможность ошибиться. И вскоре, слух разведчика услаждали стремительные звуки давно любимого произведения. Но Павле хотелось большего, и разведчик внимательно присмотрелся и к другим уличным музыкантам Хофгартена…

— Герр Пешке, нам уже пора идти знакомится в кафе.

— Вы сами идите, а я еще побуду здесь. Эх, хорошо выводят, черти…

— Но, герр Пешке!

Павла демонстративно повернулась спиной к возмущенному Дитириху, всем своим видом показывая, что на его мнение и планы пленному американскому капитану глубоко начхать…

* * *

Несмотря на объявленную вроде бы войну с соседями, Германия еще мирно дремала. За столиком кафе, расположенного почти в центре "мюнхенского версаля" Хофгартен сидела веселая компания молодых людей. Здесь звучала и французская и британская речь. Произносились тосты "за скорое окончание недоразумения между саксонскими братьями!", "за торжество разума в политике!", и "за лучшие репортажи!". В разгар этого журналистского шабаша, громкие звуки с расположенного рядом небольшого сквера, привлекли к себе внимание молодых людей.

— Ты знаешь, Ким, как нас самих раздражает это глупое недоразумение с Британией по поводу Польши?! Но что делать?! Что нам оставалось делать, если поляки сделали все возможное и невозможное чтобы, расстаться со своей свободой, и заодно поссорить наши великие страны…

— Да, поляки натворили дел в Гляйвице. Хотя и не все в это верят. Но твои-то соплеменники тоже хороши. И в Бромберге, и в Варшаве они оставили по себе жутковатую память.

— А, брось, Ким! Вспомни 38-й. Эти поляки словно шакалы всегда нападали из-за угла. В Чехии они вели себя не лучше. Я уверен, Лондон не слишком долго будет оплакивать свои обещания, данные Варшаве.

— Думаешь, война так и останется "Странной"?

— Нет. Война между англосаксонцами уже гаснет сама собой, в преддверие войны за наше общее будущее. Будущее нордической расы. Разве ты сам не видишь?

— Хотелось бы верить, что война на этом остановится…

— Погодите! Господа, вы тоже это слышите?!

— Слышим что?!

— Тихо, друзья! Минуту тишины!

В этот момент снаружи явственно долетели громкие фразы, произнесенные сильным молодым баритоном.

— Уважаемые гости Хофгартена! Как и вы, в этот дивный уголок Мюнхена я пришел сегодня насладиться музыкой. Жизнь не часто преподносит нам настоящий праздник для сердца. И какое же счастье встретить здесь этих замечательных людей, которые дарят этот праздник всем нам! Гуляя по аллеям этого чудесного парка, вы наверняка могли убедиться, что они умеют играть любые самые сложные классические произведения. С нотными листами и без них, эти чародеи, выросшие на музыке титанов прошлого, заставят наши с вами сердца смеяться и плакать. Вы сами слышали их недавнее чарующее выступление, и вот сейчас они снова порадуют нас таинственным и не менее волнующим набором музыкальных тем — в совершенно новом их звучании. Память об этом хмуром октябрьском дне еще долго будет согревать всех, кто сегодня с нами. Итак, замрите господа! И вы снова услышите эту волшебную музыку… Пусть за этот час никто из нас не дерзнет нарушить эту магию — "магию оживающих нот"….

Павла подмигнула Михелю, и музыканты с возрастающей экспрессией заиграли "Летнюю Грозу" Вивальди. Мелькавшие перед ними руки старого и вечно всем недовольного Карла Марьенталя, задавали им безумный темп исполнения фрагмента. Своей резкой жестикуляцией и растрепанной седой шевелюрой дирижер напоминал гравюры Бетховена. Его стек, словно шпага фехтмейстера был одновременно всюду, лишь порой ненадолго замирая вместе с игрой его партнеров. Братья Вельдберг, то в унисон, а то поочередно, словно бы соревнуясь, выпускали на волю резкие струнные переливы "Грозы". Их скрипка и альт мощно и неотвратимо доказывали свое право царить над сквером Хофгартена. Виолончелист Маркус Ноймер неутомимо дополнял гармонию стихий своими глубокими созвучиями. И, охватывая эту палитру звуков со всех сторон, словно дробь тяжелых дождевых капель, пробивался ритм стремительной ударной партии, сияющего словно его же медные тарелки ударника Альбрехта Ландберга. Лица молодых виртуозов пылали вдохновением. Выступление, наконец, дошло до кульминации. Павла, ошарашенно впитывала в себя образы и звуки такого синтеза талантов и сумасбродства. Этот безумный смерч захватил даже ее…

— Дружище Альберт, вы случайно не знаете, кто этот странный американский офицер, подрабатывающий тут конферансом? Я точно видел это лицо на передовицах газет.

— Хм. Вы правы, дорогой Ким, я и сам в смятении. По-моему, это тот самый пленный чудак Пешке-Моровский… Безумец, сражавшийся на стороне проигравших поляков, и романтик лунного полета. Тот, про которого еще недавно с восторгом писали французы, янки. Да и ваша "Таймс" скупо обмолвилась в паре статей. Вон гляди, как его хочет оттащить в сторону какой-то мутный полицейский тип…

— Но, я думал, что Моровский уже бежал из Германии! И почему же он, тогда, не в тюрьме?!

— Хм. Точно не знаю. Но судя по всему, Рейху не выгодно делать из него мученика. Слишком уж многим он известен. Поэтому-то он тут всего лишь под домашним арестом. Хотя, как мы видим, Гестапо его все же иногда выгуливает. Вот как, сегодня. Гляди, как они не могут с ним справиться…

— Как думаете, а есть ли шансы взять у него сейчас интервью?

— Не знаю, пока звучит этот импровизированный концерт, вряд ли. Видели, как он стряхнул со своего рукава того здорового конвоира, словно надоедливую муху. Надеюсь, тот парень не сильно ушибся. Думаю, Пешке не сладко придется в плену, из-за его упрямого характера. Но попробовать с ним побеседовать, безусловно стоит — материал для статьи может выйти первоклассный…

"Не Ванесса Мэй, с ее экзотическим образом и харизмой. Но, зато, какое гениальное звучание и напор! Когда-нибудь, захлебываясь кровью, и сипя пневмотораксом в кокпите, или у расстрельной стенки, сквозь боль и меркнущий свет в газах, я вспомню вот эти звуки, и улечу под них навеки из этого мира… Именно этого и хотелось моей душе, в этой постылой угрюмой неметчине. Брависимо, майн геррен! Брависимо…""

Словно цунами, подавляющее все оказавшееся на его пути, вознеслось в небеса, и вдруг, отхлынуло затихая. Музыкальная "Гроза" пронесшаяся над "Хофгартеном", оставила после себя недолгую взволнованную тишину, через десяток секунд взорвавшуюся криками восторга. Избалованная и взыскательная мюнхенская публика, в момент растеряла свое нордическое спокойствие, поддавшись очарованию нового музыкального стиля. Павла беспокойно оглянулась. Вокруг импровизированной сцены бушевали овации. А стоявшая рядом пожилая небогатая фрау, прижав к груди хозяйственную сумку, счастливо вытирала платком заплаканные глаза…

Поймав чужой взгляд, Павла напряглась. Одетые "с иголочки" и увешанные фотокамерами щеголи, бесцеремонно разглядывали пожимающего руки музыкантам американского офицера. Из всех молодых репортеров она уверенно отличила только одно лицо, человека явно знакомого ей из Истории. Но, вот, личность его она вспомнила далеко не сразу…

"Откуда я знаю этого мальчишку? Практически ровесник моего нынешнего тела. Явный британец. Из той же породы, что и Кэмерон. Почему только его не гонят отсюда? Ведь война-то уже объявлена. Британцы даже бомбят побережье. Кто же он все-таки такой? О! Сюда идет…".

— Мистер Моровский?

— Что вам угодно, мистер…?

— Рад с вами познакомиться. Гарольд Адриан Рассел Филби. Внештатный корреспондент Мадридской "АВС" и Лондонской "Таймс".

От неожиданности в горле советского разведчика предательски запершило. И это замешательство не осталось без внимания собеседника.

"Упс! А этому то "Кэмбриджскому сорванцу" цо тут потрибно? Интересно, его уже завербовали наши, или еще нет? Вот кому надо разведкой заниматься! А не всяким там шизофреническим дилетантам с пилотским дипломом в кармане. Эх, какая встреча у меня впустую пропадает! Сколько же всякого толкового я ему тут порассказать могла бы, ан фиг. Вон, сколько ушей кругом. Кстати, а не с ним ли меня так настойчиво пытался свести Дитрих. Хм… Или с кем-то из его тусовки… Гестаповцы же тут явно какой-то шпионский водевиль мудрили, пока я упорно кобенилась, и взрывала мозг своей бредовой техно-классической музыкальной теорией местным "Spielleute"…".

— Что с вами? Вы в порядке?

— Ничего, я в норме. Взаимно рад знакомству с вами. И, чем же я могу быть вам полезен, мистер Филби?

— Вы можете звать меня просто Ким. А полезны… Только частичкой ваших фантастических приключений. Что вы сами чувствовали, когда, болтаясь на неустойчивом взрывоопасном баллоне, и рискуя своей жизнью, отправляли в ракетный полет ваших героических мышей? Когда вы намерены увидеть нашу планету с лунной орбиты? Ну и, кончено же, когда вам дадут, наконец, полную свободу? Ведь если я правильно понимаю, вы пока не можете покинуть Родину вашего отца…

— Угу. Ну, что ж… Вот вам ответы на вашу телеграмму, Ким. Мышей я жалел всеми фибрами души, как невинных агнцев. Но, и гордился ими, как Дедал гордился своим Икаром. Орбита Луны ждет меня году, примерно в 53-м, а может, в 55-м. Если, конечно, политики не подгадят (а с них станется). Что же по поводу моей скорой свободы, то… то хотел бы и сам я это знать. Ни час, ни день этого радостного события мне, увы, неизвестны. В Румынию я был отпущен властями под плотное наблюдение, и под мое гранитное слово офицера. И, как видите, слово свое я все-таки сдержал. Впрочем, меня уже заверили, что с правительством Штатов как раз сейчас идут переговоры о моем возвращении, но пока, увы… Ну, а здесь я отдыхаю душой, когда мои конвоиры проявляют редкое, и тем вдвойне более ценимое мной великодушие, а вот, что будет дальше…

— Вы, наверное, большой хитрец, дорогой Адам. Что же вам мешало сбежать отсюда, при таком ненавязчивом контроле? Возможно, здесь вам просто предложили хорошие условия развития вашего проекта? Собираетесь прославить в веках не только себя, но и ваш с отцом Фаттерлянд?

— Мда уж, "ненавязчивый контроль". Вас бы на мое место. Запишите мои слова, дорогой Ким. Ближайшие пять лет Германии будет не до космических проектов. Лет через пять, если будем живы, встретимся и проверим это предсказание. Это, наверное, во-вторых. А во-первых… До ноября я дал слово, ждать доброй воли моих пленителей. Но, вы правы, вечно я здесь торчать не стану. В мире слишком много интересного, чтобы прозябать на одном месте. Даже и в "золотой клетке"…

— Что ж благодарю вас. Дадите такое же интервью моим друзьям?

— Ваши друзья обойдутся. У русских есть поговорка — "кто первым встал, того и тапки". Вы оказались быстрее, а они пусть напрягут фантазию, и расскажут всему Свету душещипательную сагу о подлеце Пешке-Моровском, предавшем демократические идеалы Запада, и кровь своих соратников по защите Польши. И про то, как этот мерзавец, пресмыкался в плену перед своими тюремщиками, и вымаливал у них пощаду…

— Уж не оплеухами-ли своему надоедливому конвоиру, вы молили его о пощаде? Бросьте, Адам! Вы воевали только против агрессора, а ваши ракетные опыты даже в плену, лишь добавляют к вам уважения. После публикаций сентября и октября, вы взлетели на волне восхищения, и завоевали множество сердец. Вас никто не посмеет в голос обвинить в трусости или предательстве. В голос, никто. Это я вам обещаю, как человек хорошо знакомый с двуличной свободной прессой, умеющей поливать грязью даже недавних кумиров. Первая же газетенка, посмевшая громко тявкнуть на вас, и не сумевшая подтвердить свои источники, рискует потерять полугодовую прибыль в течение месяца, и они это знают. Вашей удаче будут завидовать и шептаться по углам. Станут задавать дурно пахнущие вопросы, и строить версии в аналитических статьях. Но бросить вам обвинение воткрытую, и без доказательств… Я прочел массу статей о вас, включая интервью с близко вас знавшими людьми, и совершенно точно знаю — такой человек, как вы, ни за что не станет никого, и ни о чем умолять. И это, теперь, известно не мне одному. А сегодня я узнал, что вы даже перед врагами умеете держать свое слово. Не хотите больше давать интервью — не нужно. Это ваше право. И я благодарен вам за то, что для меня вы сделали исключение. Если когда-нибудь мы увидимся с вами вновь, я очень надеюсь узнать, что вы, наконец, свободны, и снова движетесь к вашей космической мечте. Ведь это куда интересней войны, не правда ли? И напоследок, расскажите мне, если не сочтете нескромным, об аранжировке этих шикарных классических фрагментов, это ведь ваших рук дело?

Через полчаса машина снова увозила советского разведчика в сторону временного пристанища СД. А сидевший рядом с шофером угрюмый обершарфюрер Шольц все еще прикладывал, к вздувшемуся от встречи с гравием затылку, холодный компресс…

Тайм-лайн по участникам конференции

Ноябрьская научно-практическая конференция авиационных конструкторов оказалась мощным толчком авиационной научной мысли. От УПР НКВД на конференции помимо Старшего майора госбезопасности Давыдова, присутствовали недавно расконвоированные Петляков, Мясищев и Бартини. Туполева из ОКБ-29 не отпустили. Со стороны НКАП был Хруничев и шесть директоров авиазаводов. Помимо них, гостями конференции были с полтора десятков представителей авиационных институтов и испытатели из НИИ ВВС. Дебаты в Жуковском были жаркими, и не успев затухнуть по одним вопросам, тут же разгорались с новой силой по другим.

Много спорили о целесообразности установки на бомбардировщиках носовой стойки шасси. Боролись за каждый килограмм веса и каждую лишнюю деталь. Развеивали слухи об опасности такого шасси из-за "шимми" и раскачки хвоста, чтением отчетов НИИ ВВС о полетах с таким шасси двух модернизированных СБ-РК, и одного РДД. До хрипоты дискутировали о предложенном конструкторами Болховитиновым и Томашевичем "хордово-панельном" методе сборки агрегатов самолета. Аналогичный метод предлагался в полученном разведкой проекте ракетного перехватчика, который Давыдов уже передал в опытное производство, но присутствующие на конференции конструкторы знать этого пока были не должны. В самом новом методе сборки, крыло собиралось из верхних и нижних половин на нейтральной хорде крыла, и замыкалось спереди носком и предкрылком, а сзади узлами навески механизации. Фюзеляж аналогично собирался из правой и левой половин на вертикальной оси. А для фюзеляжей больших самолетов была возможность сборки верхних, нижних и боковых панелей "встык" прямо на лонжеронах. Преимущества перед новейшим плазово-шаблонным методом были достаточно серьезными. Рабочим на производстве теперь стало проще выполнять монтаж силового набора. Доступ к внутренним элементам обеспечивался полный, что позволяло резко ускорить и упростить процесс крепления элементов набора на обшивке, да и общую сборку агрегатов. Болховитинов даже привез с собой образцы панелей, и давал поглядеть всем желающим. После этого показа, основная дискуссия шла вокруг обоснованности утяжеления конструкции на 4–5 %, из-за необходимости добавления силовых сборочных узлов.

После обеда, когда первая информация улеглась в мозгах, а страсти немного поутихли, за новый метод неожиданно встали горой Хруничев и директора заводов. В общем, процесс шел продуктивно. Решение о внедрении нового метода для многомоторных и для части одномоторных бомбардировщиков, появилось в письме к Правительству, написанном по итогам первого дня конференции. С этого момента, значительное количество конструкций самолетов должно было быть перепроектировано на новую схему. Схему, которая позволяла в несколько раз снизить трудоемкость в серийном производстве, и при этом существенно повысить качество внешних поверхностей обшивки. Небольшое увеличение массы при таких преимуществах после споров признали вполне допустимым. Следующей темой стали полученные из Сан-Диего чертежи крыла "модели 32"…

— Так вот, товарищи. Как нам сообщили товарищи из НКВД в Соединенных Штатах, фирмой Косолидейтед ускоренными темпами строится самолет превосходящий самый современный на данный момент бомбардировщик Боинг-17 "Крепость". Спасибо нашим разведчикам, кое-что по этому новому самолету уже известно, и даже удалось провести анализ перспектив этой американской работы. Сергей Алексеевич, кратко расскажите нам о совместной работе Института Механики при Академии Наук с ЦАГИ, и огласите результаты вашего исследования.

— Товарищи, нашему институту всего полгода, но развиваемся мы быстро. Направление математического моделирования процессов сейчас работает в тесном контакте с ЦАГИ. Полученный нашими институтами проект и материалы по американским натурным аэродинамическим испытаниям "Крыла Дэвиса", мы подвергли самой серьезной проверке. Тщательные расчеты показывают, что рассчитанный нами ранее ТБ-7 с подобным крылом уже мог бы прибавить в максимальной дальности на восемьсот или даже на тысячу километров. Но специально спроектированный самолет может иметь гораздо большую дальность и грузоподъемность. Какие характеристики будет иметь ИксБ-24 сказать трудно, но ТБ-7 и Б-17 явно останутся позади. Кстати, совместно с товарищем Шульженко и другими нашими коллегами, мы в инициативном порядке исследовали возможность создания на базе проекта "Крыла Дэвиса" сверхскоростного крыла для бомбардировщиков будущего. Предварительно, нами получена теоретическая модель с закрылками Фаулера, и расчетный скоростной профиль крыла. Крыло обсчитывали прямое или стреловидностью около 20 градусов.

— А, вот, это очень интересно, Сергей Алексеевич! И какие по вашему характеристики можно получить с таким крылом?

— А вот это вопрос лучше переадресовать товарищу Шульженко. ЦАГИ гораздо ближе к проектам и заданиям на проектирование боевых машин, чем наш институт. Вам слово, Михаил Никитич.

— Товарищ Давыдов, это пока только теоретическая модель, и не более того. Мы с Сергеем Алексеевичем и нашими коллегами оценили будущие характеристики такой концептуальной машины примерно так. Масса самолета около сорока пяти — пятидесяти тонн. Максимально выгодная дальность около шести — семи тысяч, на высотах от 10 до 14 тысяч метров и на скоростях около 730–900 км/ч. Но, еще раз повторюсь, это пока лишь общие расчеты. Проектов таких самолетов у нас в стране еще нет.

— Товарищи конструкторы, как вы видите, товарищи Шульженко и Христианович объемно очертили нам перспективы будущих работ. Перспективы волнующие. Но, это лишь заоблачная вершина. А, нам с вами, предстоит в первую очередь, решить, каким проектам давать приоритет в опытном самолетостроении, какие самолеты строить серийно, а также, когда и как все это делать. Поэтому, давайте ка, вернемся в день сегодняшний. Как же нам с вами, уже в ближайшие годы лучше всего использовать полученные коллегами данные?

— Кто выскажется? Товарищ Незваль, прошу.

— Гхм. "Крыло Дэвисса" это конечно же, хороший задел для проектирования новых тяжелых и дальних бомбардировщиков. Но почему же вы, товарищи, думаете, что спроектированные у нас крылья, окажутся хуже американских? Да, у нашего с товарищами ТБ-7 много детских болезней, но машина-то в целом хорошая. Ведь можем мы из нее выжать многое. Есть еще резерв для модернизации.

Лишь только Незваль замолчал, как руку поднял Дмитрий Томашевич. Свое возражение он, не спеша, перечислил глухим усталым голосом.

— А трудоемкость вашего ТБ-7 и дороговизна конструкции в серии? А центральный нагнетатель, работающий через пень колоду? Что с отсутствием гермокабин, двойного управления и отсутствием хорошего автопилота? А обитаемость кабин экипажа, и психотехнические особенности, из-за которых с дальними полетами только испытатели и справляются? Даже туалет в кабине не предусмотрен. А дальность с половиной максимальной нагрузки? Сколько времени вы планируете потратить на все доводки?

— Владимир Михайлович ответь ты скептикам, бога ради. А то у меня терпения не хватает.

— Ты меня Иосиф Фомич прости, но многое из сказанного Дмитрием Людвиговичем, правда. Машину мы проектировали еще в 34-м. Для того времени, это был прорыв, но сейчас те решения стали уже рядовыми. Начнись война в 37-м, я бы первый проголосовал за массовый выпуск ТБ-7, а сейчас… Американцы с нами наравне. Пусть пока не сильно, но их машины, и чуть быстрее и дальше летают, и чуть больше берут в перегруз, и оборонительное вооружение чуть-чуть мощнее. Наша машина хорошая, Иосиф Фомич, а нужна лучшая. Модернизировать ТБ-7 можно и нужно, но это машина только сегодняшнего дня. Не завтрашнего. Кстати, я видел опытный ДБ-А (4-й) со стреловидным крылом, комбинированными моторами и тремя дистанционными турелями. Очень интересная машина, хотя и тоже не фонтан. Нам бы сейчас всем вместе из этого задела сделать новую отличную машину. Пока еще есть время…

— Ты что же, от нашего ТБ-7 совсем отрекся уже?

— Да, нет же, Иосиф. Я же говорю надо все лучшее брать, и из ТБ-7 тоже. Кстати, на нем можно многие новые элементы конструкции по частям испытывать…

— Володя, ты Володя. Мы же в тот самолет всю свою душу вложили…

— Так, давайте, вместе вложим душу в новую машину. А ТБ-7 нам еще пригодится, как и ДБ-А. Их можно пока в малых сериях строить…

— Товарищ, Бартини! Товарищи! Мы здесь не обсуждаем серии ТБ-7 и ДБ-А. Те решения принимали еще пару лет назад, сегодня вопросы у нас совсем другие. Ведь так, товарищ Давыдов?

— Так. Но, товарищ Незваль все же задал один важный вопрос — почему мы должны брать готовое, крыло у американцев, если сами можем создать не хуже? Почему бы не взять к примеру, только профиль, а крыло сделать свое?

Давыдов, увидел поднявшего голову Болховитинова и кивнул ему.

— Прошу, Виктор Фёдорович.

— Почему, мы должны брать не один профиль, а всю конструкцию крыла, ответ прост. Хотя бы потому, что сэкономим стране на этом массу времени и сил. Сколько у нас займут работы по проектированию всего самолета с нуля? Годы. К тому же, натурные испытания столь больших крыльев с гладкой обшивкой, у нас почти не проводились. Да и риск утонуть в тех доработках велик. Вспомните, товарищи, эпопею с ЦКБ-32 Ильюшина со скоростным профилем РАФ-38 и испарительным охлаждением. Уж какие многообещающие перспективы сулили те конструкторские решения. Вроде бы все расчеты трубили о будущем успехе. Профиль-то сказочный, аэродинамика блеск! О семистах километрах в час тогда мечтали. И, что же на выходе? Пшик. И таких ситуаций у нас уже было предостаточно. Мое мнение, нужно брать это крыло, и не только его. От американской "Крепости" Б-17 нужно брать схему гермокабин и размещение экипажа, благо разведка постаралась. От нашего РДД, проекта товарища Мясищева, и от того же Б-17 нужно брать дистанционно-управляемое вооружение. Шасси со сдвоенной носовой стойкой пригодится от американского Б-17 или ИскБ-24, и с многоколесными тележками убираемыми в ниши, примерно как у немцев на их многомоторном транспортнике. Фюзеляж и крыло собирать из панелей как сегодня решили. Благо капиталисты к этому еще не пришли, тут мы их обгоним. Бомболюк с мощным разомкнутым силовым контуром, под одну бомбу калибра 6–7 тонн, или под полтора десятка полутонных. Моторы… Вот тут, нужно крепко думать с мощностью и расходом топлива. Меньше пяти — пяти с половиной тысяч дальности, игра свеч не стоит, тогда действительно легче ТБ-7 переделывать, хоть он и безумно дорогой и сложный в производстве. А вот испытания всех элементов можно и нужно проводить на одном из опытных ТБ-7, тут Владимир Михайлович абсолютно прав. Ну, и на наших ДБ-А тоже. Сэкономим на этом год, вот это будет дело.

— Что ж. товарищи Болховитинов, Петляков и Мясищев за разработку нового проекта с использованием новейших решений. Сейчас, когда до большой европейской войны остается все меньше времени, решать нам с вами нужно быстро, но в то же время мудро.

— Куда уж мудрее, взять буржуйскую конструкцию по которой есть только чертежи в дюймах…

— Зря иронизируете, Иосиф Фомич. Если бы Страна Советов не брала в первую пятилетку от капиталистов все ей необходимое, то где бы мы с вами сейчас были? А по дюймовым размерам, у КБ товарища Кочеригина есть серьезный прошлогодний опыт переработки чертежей импортного "Валти" V-11.

— Хватит споров, коллеги. Предлагаю дать слово Директору ЦАГИ. Слушаем вас Михаил Никитич.

— ЦАГИ тоже считает, что лучший опыт и навыки даже у врага перенимать не зазорно. Смогла разведка подарить нам с вами первоклассное и перспективное крыло и другие наработки для тяжелых самолетов? Вот и отлично! Берем и пользуемся, не теряя времени. Мы же не просто будем копировать "модель 32" Консолидэйтед. Мы и родные советские наработки тоже не забудем. К тому же, мы сейчас можем взять все лучшее сразу от нескольких самолетов и разработать конструкцию опережающее время лет на пять-семь. Значит, пора оформлять это решение, и браться дело.

В последний день конференции решали вопрос по пикирующему бомбардировщику. Двумя годами ранее, с завода N1 передавали на завод N135 задел по пикирующему бомбардировщику ПБ, но машина так и не полетела. Было много надежд на СБ-РК в варианте пикировщика, но испытатели были от машины не в восторге. Многим на конференции было ясно, что ни одного полностью удовлетворяющего этому назначению самолета не имеется, ни в серийном, ни в опытном экземпляре. Даже на чертежах таких полностью подходящих самолетов вроде бы не имелось. Обсуждение несколько раз возвращалось к возможности использования самолетов "Иванов", но после высказываний НИИ ВВС о пригодности тех конструкций для бомбометания с пикирования, "однофамильцев" больше не вспоминали. Звучали даже предложения купить самолеты у немцев или французов, но пока были отклонены. Единственным из летающих аппаратов, более-менее подходящим под концепцию пикирующего бомбардировщика казался Поликарповский ВИТ-2, один из вариантов которого, как раз планировался в качестве скоростного пикировщика. Но у него оставались проблемы с бафтингом оперения, а значит, и эта машина не подходила в качестве эталона. Но, тут, Хруничев предложил рассмотреть в качестве кандидата в пикировщики Таировский ОКО-6, опытное производство которого должно было вот-вот завершиться. Михаил Васильевич по памяти процитировал расчетные данные этой машины, и собрание постановило отложить вопрос до первых испытаний Таировского самолета, и проверки его способности бомбить с пикирования. Самым главным для этого проекта было обеспечить наличие двигателей. Поэтому собрание постановило, уже в ноябре отправить по всем моторным заводам комиссию по оценке проблем производства, сроков готовности и качества новых авиамоторов. Вторая комиссия должна была оценить возможности закупки дополнительных партий моторов за рубежом.

Слегка удивляло участников недавнее решение о снятии с должности отсутствующего на конференции народного комиссара авиапромышленности Михаила Моисеевича Кагановича. В курилках шли осторожные обсуждения причин. Одни подозревали в этом интриги, другие усматривали "вражеский след". Но факт был налицо, вместо наркома на конференции присутствовал его заместитель Михаил Васильевич Хруничев. Ведущий конференцию Давыдов себя чувствовал тоже не очень уверенно. Он-то знал, что Каганович был снят в первую очередь из-за того, что не сумел нормально наладить серийный выпуск истребителей И-180 и И-40 (несколько уменьшенный в размерах истребительный вариант ВИТ-1 Поликарпова, который с 37-го проходил в документах, как МПИ). На данный момент обе машины выпускались очень малой серией, почти вручную. Новых И-180-х Каргопольский учебный центр уже получил в количестве всего двух эскадрилий. А малосерийных И-40 в ПВО Ленинградского округа попало и вовсе лишь пять экземпляров. Решение ЦК по этим двум машинам было принято еще в конце сентября, на основе отчета о результатах тренировочных боев, захваченных в Польше "мессеров" BF-109 и BF-110 со всеми имеющимися серийными и опытными истребителями СССР. Но, получив это решение, нарком Каганович, целый месяц саботировал активизацию работ по внедрению отобранных машин в серию, а потом попытался свалить с себя вину на своего зама Хруничева. Сталин был взбешен, поэтому Каганович был снят после первого же доклада комиссии. Война с Финляндией уже была на пороге, а промышленность не смогла дать ВВС даже одного полка этих самолетов, хотя в принципе могла это сделать. Кагановичу припомнили все. И зятя-бездаря Сильванского, запоровшего проект И-220. И затягивание наземных испытаний бронированного штурмовика ЦКБ-55. И медлительность в модификации ИП-1 в штурмовики, и многое другое. Но Сталин не дал приказа на арест, а отправил экснаркома инспектором дублирования объектов авиапромышленности в азиатской части СССР. Между тем, ряд планов опытного и малосерийного авиационного строительства во втором полугодии уже был дополнен. Так, еще в июле в малую серию пошли мото-реактивные "Чайки" И-153РУ-3. Но строили их из поставленных с Новосибирского Завода N153 и из Харькова полуфабрикатов с французскими моторами, на безномерном Краснояском заводе, который еще с лета был переведен в ведомство Лаврентия Павловича Берии. Получалось, что быстрее авиационной промышленности новейшие аппараты строят заводы переданные летом из НКАП в УПР НКВД. Однако, массовое производство современных самолетов имеющиеся мощности Управления Перспективных Разработок НКВД не обеспечивали, поэтому временно обезглавленный НКАП вскоре ожидали большие перемены….

Тайм-лайн по разведке

Статья была действительно интересной. И старый дипломат, не спеша, вчитывался в текст. Восточные дела сегодня могли немного подождать. А новые сведения описанные в этой статье, определенно стоило показать давнему знакомому Стюарту Мензису. С точки зрения дипломатии и разведки, описанный в этой статье персонаж отлично подходил, для оперативной разработки. Ну, а направленность этой разработки, пусть определяет сам Стюарт, которому прочат высокий пост уже в этом году. К тому же, описанную в статье персону буквально недавно обсуждали в узком дипломатическом кругу, в связи с поездкой в Голландию известного ученого Оберта. В общем, эта тема была многообещающей, и один из ближайших советников Короля Саудовской Аравии Абдул-Азиза II, и по совместительству британский джентльмен и лорд (чему не мешало даже принятие им ислама в 1930 году), был немало заинтригован. А еще, его грела гордость за талант сына, написавшего эту статью. Гордость, смешанная с тревогой за его будущее…

"Многие из нас недоумевали, почему же это "яростный лунный пилот" теперь сотрудничает с нацистами. Некоторые недобросовестные газетчики уже высказывали бездоказательные предположения, что Пешке был "куплен с потрохами" Гитлером, в обмен на участие американца в Космической программе Германского III-го Рейха. Звучали даже грязные намеки, что за славу первого покорителя Космоса "Сокол Померании" продаст родную мать. Вынужден разочаровать вас, друзья. Как человек, своими глазами видевший жизнь пленного, изучавший источники заслуживающие доверия, и лично бравший у капитана интервью, не более недели назад, я могу позволить себе столь уверенные утверждения. Так вот. Все рассуждения о предательстве этого храбреца обычная клевета пустобрехов. С момента попадания в плен, и до самого конца Польской Кампании Моровски просидел взаперти, не дав никаких показаний, способных навредить Польше. За все время плена, он ни заработал ни шиллинга. Зато потом, когда ему разрешили участвовать в испытаниях техники, был много раз травмирован в авариях. Словно древний гладиатор, на потеху своим пленителям, Моровски без парашюта в кабине, дрался в воздухе с опытным пилотом Люфтваффе и сбил его в тяжелом бою. Это я узнал от людей заслуживающих полное доверие. После этого, он несколько раз оказывался под строгим арестом на хлебе и воде, за недостаточное смирение. Однако, все эти испытания не сломили воли современного "Рыцаря Неба". Тем, кто самодовольно высказывал ему упреки в коллаборационизме, не достало труда ответить самим себе — что же выгадал от этого сотрудничества пленный капитан? На все опыты с ракетами и иной техникой, сам Моровски, а также меценаты и энтузиасты вроде его друга и учителя Германа Оберта жертвовали личные средства. В полетах он тратил свои нервы и здоровье. Так что, друзья, "Сладкая жизнь американского поляка в Германии" не более чем досужий вымысел некоторых беспринципных репортеров. На самом же деле, он рисковал своей жизнью, словно описанные еще Марко Поло приговоренные пленники в Китае, которых привязывали к воздушным змеям — "так как ни один здравомыслящий человек не стал бы под-вергать себя такой опасности…". И Пешке-Моровски, действительно, не боится опасности, рискуя своей жизнью с момента принятия ответственности за собственную судьбу в 36-м. Все мы прекрасно помним его смертельные трюки на автогонках на севере САСШ, и родившиеся там же самоотверженные слова и поступки в защиту слабых женщин. Помним и самоубийственные атаки "Сокола" на земле и в небе Польши и Германии, в защиту страны — жертвы агрессии. Не забыли мы и его последнюю схватку во Львове против вооруженных до зубов нацистских агентов. Человек много раз раненый в боях и авариях, не щадивший своей жизни и презирающий смерть. И джентльмен, который держит свое слово, даже под угрозой расстрела и клеветы на свое доброе имя. Вот, кем на самом деле, был и остается, наш с вами герой-современник, победитель свободной формулы автоспорта, успешный командир авиагруппы "Сокол" Польских Сил Поветжных, боевой пилот, десантник, изобретатель и испытатель, а также действующий капитан Резерва Авиакорпуса Армии Соединенных Штатов Америки Адам Иоганн Пешке-Моровски. Кстати, дорогие друзья, плен нашего героя закончится еще в этом году. Переговоры об этом уже идут, и я бы очень советовал германскому руководству с этим не затягивать. А мы с вами еще не раз с удовольствием прочтем, о новых подвигах этого мужественного и честного человека…".

Гарри Сент-Джон отпил кофе из чашки, негромко хмыкнул, и надолго задумался. Его молодой собеседник, в свою очередь, пригубил прекрасный напиток, удивленно приподнял левую бровь, и спокойно поинтересовался.

— Тебе не понравилось?

— Неплохая статья Ким. Довольно яркая и удерживающая внимание. Как журналист, ты весьма удачлив, но как политику и дипломату тебе еще предстоит многому поучиться.

— Пап, не говори загадками.

— Видишь ли, Ким, я беспокоюсь о твоем будущем. Этот персонаж действительно интересен со многих сторон. И в силу его жизненного пути, и в силу его связей в Европе и Америке. Материал тобой подобран превосходный, но вот, обобщения и выводы, которые ты столь смело делаешь. Конечно же, я могу как и раньше протолкнуть статью в "Таймс" и без купюр…

— Так в чем же дело? Что тебя столь сильно царапнуло в моей статье?

— Гляди сам, Ким. Ты ведь фактически ручаешься за малознакомого тебе человека. А в политике такое недопустимо. Похвалить можно, восторгаться, сколько угодно. Но оказывать полное доверие… Что будет, если ты в нем ошибся, об этом ты подумал? Как это скажется на твоей репутации?

— Подумал, сэр. Я много повидал людей, но человека с такой гранитной надежностью встречаю впервые. Поэтому, предмет твоего опасения никак не скажется на моей репутации, уже потому, что этот джентльмен останется таковым даже на эшафоте.

— Мой дорогой сын, ты сегодня не похож сам на себя. На чем основано твое убеждение? Ты же видел его всего лишь раз в жизни. Раньше ты был более осмотрительным…

— Того раза мне хватило, сэр. Конечно, есть микроскопическая вероятность, что его могут использовать втемную, и затем компрометировать. А через него и меня, за мою статью. Но, он слишком умен для этого. Мне даже кажется, что всех пытающихся вербовать его, он талантливо перевербовывает в свою веру. Вот и твоего сына, как видишь, тоже. Не скрою, мне он был очень интересен еще во время военных действий. Жаль, мы тогда с ним не встретились. Но, на войне все слишком просто. Там, как правило, не случается столь серьезных этических коллизий, поэтому по-настоящему раскрыть личность человека, можно лишь в таких двойственных ситуациях, как у Моровски. Я не случайно сказал, что он держит слово в любых ситуациях. Это действительно так. Я узнал, что первое время в плену он вообще держал обет молчания, пока не истек его контракт с Польским Воздушным Командованием. И даже потом, он отказался работать против тех, вместе с кем воевал на стороне Польши.

— Вот, даже как? Газеты об этом не писали. Ну-ну. Тогда, это, действительно, интересный джентльмен. Хотя людей без слабостей не бывает…

— Да, папа. Он человек чести. В этом его сила, и в том же его слабость. По идее, на этом его можно ловить, если получится. Но, хорошо зная свою слабость, Моровски просто не дает обещаний, которые будет трудно выполнить, не поступившись честью. Избегает личных привязанностей. Следит за каждым своим шагом и словом. Представь, он даже мешает поймать себя на фото в двусмысленной ситуации. Хотя нынешние умельцы могут многое…

— Ну что ж, ты уже взрослый Ким, и сам несешь ответственность за свой выбор. Я перешлю Тэду Карру твою статью, как и предыдущие. Министерство информации может разместить ее и в других газетах, но мой тебе совет — будь осмотрительней в суждениях. Если ты еще не оставил мечту когда-нибудь переступить порог Форин-Офиса, то пиши лучше о том, что не вызывает ни малейших сомнений.

— Благодарю за предупреждение сэр. И постараюсь быть тебя достойным, папа.

Ким, благодарно кивнул своему отцу, и уехал в новую поездку в Грецию. В обоснованности своего поступка он не сомневался. Помочь Моровски в его непростой ситуации, выпускнику Кембриджа казалось вполне естественным. Человеком Ким был легким, и уверенным в себе. Единственное, что его слегка тревожило в последнее время, это потеря контакта со своим советским куратором в Испании Александром Орловым. Но, поскольку возможность временной потери связи заранее обсуждалась с его первым коммунистическим куратором Стефаном Лангом, панике Ким не поддавался, и продолжал жить, как и жил до этого. А жил он ярко и свободно, даже в роли военного корреспондента…

Тайм-лайн по развитию авиации

Встреча была запланированной, поэтому ждать перед кабинетом практически не пришлось. После снятия с должности Михаила Кагановича, все доклады о проходящих в наркомате проверках шли по наивысшему приоритету.

— Товарищ Сталин к вам товарищи Громов, Давыдов и Хруничев со срочными предложениями по реактивной теме, и с отчетом о поездке по авиазаводам.

— Пусть заходят.

Хозяин кабинета закрыл бордовую сафьяновую папку, отложил красный карандаш, и поднял заинтересованный взгляд на входящих в кабинет гостей. Спины гостей, как по команде, выпрямлялись под этим взглядом. Давыдов теребил в руках какой-то тубус с бумагами.

— Здравствуйте, товарищи. Присаживайтесь.

Прозвучавший почти в унисон ответ на приветствие, вызвал у Вождя улыбку.

— Какие наиболее важные и срочные задачи, вы вынесли из этой поездки по заводам, товарищ Хруничев?

— Товарищ Сталин. Наиболее срочным НКАП считает задачу по ускорению разработки и постановки серийного производства авиамоторов. На московском заводе N24 сейчас работает специальная бригада ученых из ЦТЭ и ВИАМ, занимающаяся доработкой Микулинского мотора М-35. Там дела пошли существенно лучше. На Рыбинском Заводе N26 с новыми малосерийными моторами М-103, основные проблемы тоже практически побеждены, и полноценное серийное производство новой модификации этих моторов (М-105) будет развернуто, ориентировочно, с третьего квартала следующего года. А, вот, в отношении лицензионных "Гном-Ронов" М-87/М-88, осваиваемых на заводе N29 в Запорожье, выявлены действительно серьезные проблемы, как с наладкой работы ПЦН, так и с прочностью конструкции, и с точностью изготовления. Есть надежда, решить проблемы ротацией конструкторских кадров, и привлечением помощи Центра Технической Экспертизы и ВИАМ, как и в случае с М-35. Тогда оба мотора могут быть доведены до серийного производства примерно к середине следующего года. Но, сейчас это означает, что на ДБ-3 Ильюшина, И-180 Поликарпова, и на самолеты "Иванов" Сухого и Немана, еще полгода придется ставить либо старые М-86, либо дорогие новые французские "Гном-Роны", либо устаревающие М-62 и М-63. Кроме того, первые образцы системы непосредственного впрыска уже устанавливаются для отработки форсирования моторов М-62 и М-63. Помимо этого, экспертиза проекта Швецовского 14-ти цилиндрового М-82 (с коротким ходом поршня) показала, что мотор будет заведомо выигрышней по массе и аэродинамике, находящегося в постройке М-81. А с системой непосредственного впрыска (как в М-62 и М-63), мотор М-82, вероятно, сможет по мощности вплотную приблизиться по своим характеристикам к высоко приоритетному, но еще менее аэродинамичному М-71 (который должен появиться весной). В общем, англичане оказались правы в оценке того проекта (шпионы их не подвели). По результатам поездки, НКАП также считает целесообразным, ускорить производство моторов М-82, но не в ущерб М-71. Обо всем об этом, НКАП уже готовится расширенный доклад для пересмотра действующих планов опытного и серийного моторостроения.

— Это хорошо, что вы понимаете важность ускорения производства советских авиамоторов. Пока французы продают нам свои моторы небольшими партиями и в зачет наших поставок планеров самолетов в Грецию и в свои африканские колонии. Но, надолго ли сохранится это положение, неизвестно. И, значит, нужно поскорее отладить в серии наши новые моторы, которые должны стать лучше не только французских, но и американских моторов. А вам, товарищ Хруничев, нужно выделить дополнительные кадры конструкторов и мастеров, и заказать дополнительные станки для 19-го завода, где сейчас работает конструктор Швецов. Напишите об этом запрос в ЦК. Людей и средства на оборудование мы вам найдем. Продолжайте свой рассказ.

— Еще одной из приоритетных целей для нас было ознакомление с положением дел, как по новым серийным самолетным производствам, так и по малосерийным и опытным работам. По И-180 и И-40, в планах развернуть полноценную серию уже с января. А, вот, производство СБ и ДБ-3, на мой взгляд нужно временно свернуть, и срочно модернизировать по методу сборки. Плазово-шаблонный метод еще только начал внедрение, и именно сейчас мы можем резко улучшить производительность труда, используя новые методики. После поездки, мы с товарищами значительно лучше представляем возможности заводов и опытных цехов. А, с учетом решений прошедшей недавно конференции, есть смысл даже временно остановить сборку и переделать оснастку на ряде заводов.

— Товарищ Хруничев, наверное, имеет в виду начало производства самолетов по новому "хордово-панельному методу" товарищей Болховитинова и Томашевича?

— Да, товарищ Сталин. Потеряв один два месяца на переналадку производства сейчас, страна получит в пять раз большую производительность заводов в предвоенное и в военное время. Мы с товарищами считаем, что оно того стоит. Но, для этого, требуется решение Политбюро ЦК и правительства.

— Нужные решения будут вынесены. Тут ЦК вас поддержит. Пока СССР еще может ненадолго останавливать заводы. Но, два месяца, это слишком большой срок. Поэтому, все наладки вам будет нужно сделать за один месяц, а лучше бы еще быстрее. Ваш доклад по моторам мы заслушаем послезавтра. Успеете его доделать?

— Успеем, товарищ Сталин.

— Это хорошо. Товарищи, вы должны были изучить предложения румынского профессора Оберта по возможности переоборудования большого пассажирского самолета ПС-124, для старта с подвески его ракеты? Товарищ Давыдов, что вы сами, и ваши подчиненные думаете об этом проекте?

— Товарищ Сталин. Проект Оберта сильно перекликается с техническим заданием по "Ракетному звену", которое было выдано УПР в сентябре этого года, на основе заданий по разработке крылатых ракет НИИ-3, и опыта эксплуатации "Звена Вахмистрова". Тут масштабы чуть больше, но идея та же. В принципе, мы могли бы и без Оберта создать такую связку носителя и ракеты, как в армейском исполнении, так и в научном. Благо, разведка нас снабдила и принципиальными решениями по кабине, и по ускорительной ступени этого "космолета". Но, если бы профессор Оберт привез свою готовую ракету к нам в СССР (а, мы ведь можем сделать это главным условием выполнения его просьбы), то у нас появится очень интересный опыт, да, и новые материалы по теме тоже. С этим согласны, и УПР, и руководители НИИ-3 и Ракетное отделение ХАИ, и даже ЦАГИ.

— Ну, что ж. Если, и ученые, и конструктора едины в своем мнении, то с Обертом попробуем наладить сотрудничество. Составьте письмо в ЦК, и готовьте ваши предложения для специальной комиссии по этому вопросу. Товарищ, Хруничев, вы еще что-то хотели сообщить?

— Есть ряд предложений по использованию имеющихся заделов комплектующих для опытных работ по разным темам, в первую очередь по реактивному направлению. У товарищей Громова и Давыдова есть предложение, которое лучше пусть они сами и озвучат. А, после, можно будет вернуться и к другим темам серийного и опытного производств.

На благожелательный кивок, доклад по новой теме, энергично продолжил глава УПР НКВД.

— Товарищ Сталин. Буквально за день до нашего с коллегами вылета на заводы, в Управлении состоялся доклад ракетчиков по катапультным креслам для будущих реактивных самолетов. Ситуация там сложилась невеселая. Первую модель пневматического кресла КК-1В комиссия в составе товарищей Проскуры, Королева, Грицевца и Стефановского, сразу забраковала из-за низкой надежности, большого разброса характеристик, и связанных с этим, высоких рисков для строевых пилотов. Каждое третье катапультирование с этим креслом может оказаться смертельным. Вторая разработка КК-2П, с использованием для "прыжков" пиротехники, пока выдает только трехметровую высоту подъема, и тоже опасна. Было несколько средних травм добровольцев-испытателей. Попытались увеличить высоту, но первый же испытатель получил тяжелую травму позвоночника, а мог ведь и погибнуть. То есть, результат тоже не достаточный.

— Это так, товарищ Громов?

— Да, товарищ Сталин. Люди уже пострадали. И посылать энтузиастов, через это кресло, прямиком на кладбище, или уже в инвалидное кресло, я считаю нерациональным и аморальным. Минимальная надежность тут необходима.

— Может, тогда просто дождаться нормального образца. А, товарищ Давыдов?

— Долго ждать, пока появится настоящая боевая катапульта, нам тоже смертельно опасно, товарищ Сталин. Ведь враги нас ждать не будут, и по оценкам УПР НКВД полностью обученные катапультированию инструктора будут стране нужны уже следующим летом, для массового обучения пилотов на первых сериях реактивных машин. А лучше бы постепенно начинать обучение курсантов уже сейчас. Да, и без обучения, катапульты нужны нам как воздух, чтобы не терять лучших испытателей в каждой второй аварии опытных машин. А аварий на первом этапе, мы ожидаем десятки…

Мягкие кавказские сапоги дважды прошлись за спинами Хруничева и Давыдова, а небольшие облачка дыма быстро растаяли в воздухе, прежде чем прозвучал новый вопрос.

— Товарищ Громов, а насколько дороже окажется обучение одного реактивного пилота, по сравнению с обучением обычного летчика винтового самолета?

— Примерно в полтора-два раза, товарищ Сталин. И НИИ ВВС считает, что с такими как сейчас креслами, или совсем без них, обучение каждого летчика советской реактивной авиации может стать еще дороже. Причем, рискуем ведь потерять лучших из лучших.

— Лучших терять недопустимо. Хватит нам, и Чкалова с Леваневским. Неужели, все так сложно, и ничего нельзя придумать без этих катапульт? Решения должны быть.

— Простые, но не слишком эффективные решения уже найдены, товарищ Сталин. Комбриг Филин в Ефимовском училище, в инициативном порядке, еще месяц назад начал тренировки своих курсантов с помощью эрзац-катапульты, о которой мы уже вам докладывали. Но, это только ограниченная наземная подготовка. Имитация полета там далеко не полная, несмотря на все остроумные решения с вибрационными, дымовыми и кино-звуковыми эффектами. Этого слишком мало, хотя без этого было бы совсем плохо.

— Есть мнение, что у товарищей Хруничева, Громова и Давыдова, которые только что докладывали нам эту безрадостную картину, уже появились какие-то новые предложения. Думаю, нам стоит их выслушать. И этим товарищам не нужно бояться высказывать свои идеи.

Во взгляде Сталина проскользнула хитринка. Гости напряженно переглянулись, и Давыдов немного нервно ответил за всех.

— Товарищ Сталин. Один вариант решения мы нашли, как раз в поездке по серийным заводам.

— Продолжайте, товарищ Давыдов.

— Мы предлагаем, не отправлять в переплавку готовые элементы конструкции, завершившихся в серийном производстве в 38-м году самолетов. Так, на Заводе N22, в ходе нашей поездки выявлен задел для производства примерно восьми ТБ-3. Там, конечно, только часть комплектующих, но нас, с товарищами, больше всего заинтересовали консоли крыльев и элементы набора для фюзеляжей. Вместе с нами в поездке участвовали ученик профессора Проскуры товарищ Пиротти и товарищ Дрязгов, которые и предложили использовать на специально построенных самолетах, создаваемое ими для мото-реактивных "Зябликов" упрощенное пиротехническое катапультное кресло модели КК-3ПУ. Само кресло в серии может стать достаточно дешевым. Проблемы только с его безопасностью. Для безопасности, испытания кресла уже проводили на разведчике Р-6, причем открытую кабину с катапультным креслом монтировали с наклоном на правый борт. Чтобы испытатель выпрыгивал на правом вираже, с уменьшенным риском удара о правый стабилизатор. На первых трех испытаниях манекены получали повреждения. Четвертое катапультирование прошло практически штатно. Однако обучать курсантов на нем слишком дорого. Один прыжок на самолет в день. Проблема есть и со скоростью монтажа новых кресел, несмотря на их модульность. Так что, пока на нем "катать" будем только испытателей.

— И вы, товарищи, конечно, придумали, как тут можно сэкономить, чтобы "катать" не только испытателей, но и курсантов?

— Мы с товарищами и предлагаем создавать специальные самолеты для катапультирования, товарищ Сталин. Разрешите показать на видовой схеме?

— Показывайте.

— Для этого проекта, берем с 22-го завода каркасы пары фюзеляжей ТБ-3. Обшиваем их частично дюралем, частично толстой фанерой. Соединяем фюзеляжи между собой общим центропланом увеличенного размаха, с двумя установленными на нем М-34 (всего моторов станет шесть, как и на ПС-124). Стояночный угол делаем равный нулю, за счет шасси. Хвостовое оперение делаем заново. Удлиненный трапециевидный киль станет почти не выступающим сверху фюзеляжа, с форкилем внизу, и основным пером руля на уровне хвостовой части фюзеляжа, и чуть ниже ее (как можно увидеть на схеме). Двойной горизонтальный стабилизатор с рулями высоты будет расположен только внутри между хвостовыми частями фюзеляжей, и не выступает наружу за боковые габариты (что важно во время катапультирования, поскольку, не обо что биться парашютистам). К внешним бортам на протяжении двенадцати метров за кабиной пилотов примыкает целый ряд наклонных наружу учебных кабинок с катапультными креслами. Слева идет один длинный грузо-пассажирский отсек шириной до 1,3 м. По команде командира корабля, с борта в сторону которого с набором высоты выполняется длинный вираж, начинается поочередное катапультирование курсантов из закрытых сдвижными дверцами кабинок. Сначала, поочередно с хвоста в сторону носа, выбрасываются четные номера кресел в ряду. Затем самолет отлетает от места выброски, закладывает вираж в другую сторону, и повторяет выброску с другого борта. В это время нечетные места для безопасности стоят пустые. После выброски четных кресел, следующая группа курсантов занимает нечетные кресла, и сдвижные дверцы закрывают их от салона самолета. В это же время выпускающие заново снаряжают готовыми катапультными модулями четные места. После первого цикла, все повторяется. Грузоподъемность самолета вполне позволяет в грузовых кабинах с внутренней стороны, перевозить не только ожидающих своей очереди курсантов, но и запасные модули катапультных кресел.

— То есть, вы предлагаете из этого вашего самолета стрелять курсантами, как из обычной магазинной винтовки?

— Именно так, товарищ Сталин. Зато, по нашим расчетам, только в одном полете можно будет обеспечить катапультирование уже не менее 50 человек (при помощи еще десяти человек экипажа). То есть, за один погожий летный день продолжительностью в десять взлетов, с одного самолета вполне можно будет потренировать около 500 человек. При этом количество топлива на одного тренируемого будет минимальным, а пиротехнику и не жалко.

— А, сколько времени может потребовать строительство одной такой "двухвостки", и доработка этих катапульт, чтобы сделать из них "сменные гильзы" для вашей винтовки? Не затянется ли постройка, дольше чем конструкторы будут доводить свои катапульты?

— Затяжки работ быть не должно. Крыло в проекте делаем гладким у фюзеляжа. Основу консолей используем от ДБ-А и ТБ-3. Колеса шасси ставим аналогичное спаренным от ПС-124. А сами тележки делаем многоколесными в длину, как на К-7 у покойного Калинина были, только по две вдоль каждого фюзеляжа. Ну, и задние пары колес должны быть ориентируемые. Хвостовые и носовые колеса вообще не нужны. По аэродрому аппарат будет рулить тягой винтов на консолях. Катапультные кабинки сделаем на базе поставленного на Р-6 макета, и отработаем еще на земле, месяца за два-три. Замена катапультных кресел в кабинках прямо в воздухе, сведется к простой замене КК-3ПУ на узлах крепления на днище. И, поскольку больше половины конструкций окажутся практически типовые, проектировать заново нам останется только межфюзеляжные фрагменты крыла и оперения. Ну еще немного внутренности фюзеляжа. Так что, такой двухфюзеляжный аппарат, мы сможем получить уже к весне. За скоростями и прочим мы не гонимся. Тут, ведь нужна только безопасность взлета, простых маневров и посадки. А катапультирование живых людей перед началом тренировок курсантов, можем отрабатывать на добровольцах отбывающих наказание по тяжким уголовным статьям. Думаю, за уменьшение сроков заключения, многие из них согласятся на этот риск. Товарищ Берия принципиально не против.

— Значит, и товарищ Берия не против. Хорошо. Готовьте документы по этому интересному предложению, товарищи. Если проект не будет слишком дорогим, то два-три таких двуххвостых самолета можно будет построить. Товарищ Хруничев, а вы сами не против, отдать на это дело материалы, из которых можно построить целую эскадрилью тяжелых самолетов?

— Так точно, товарищ Сталин. Еще три дня назад мы с товарищами бурно обсуждали эти идеи, но сегодня выражаем единое мнение. Более того из оставшихся запчастей есть идея, построить несколько новых транспортных самолетов аналогичных по назначению немецкому проекту "Гиганта". Немцы хотят возить через Ла-Манш сразу по две самоходных артиллерийских установки на базе чешских танков. Вероятно, и советским десантникам пригодились бы такие большие самолеты, везущие им на плацдарм подвижную артиллерию…

Беседа продолжалась еще четверть часа. В момент прощания, выражение лица у Хозяина кабинета было вполне довольное. Поскребышев проводил гостей, и как всегда аккуратно и своевременно запустил им на смену новых посетителей.

Неожиданный поворот…

Поздняя осень всерьез и надолго пришла в южный штат Алабама. Неподалеку от Монтгомери (столицы штата), над летным полем авиабазы Максвелл-Филд, частые в это время года облака, разошлись на несколько часов. И этим тут же воспользовались инструкторы Тактической школы Авиакорпуса США. В ноябре здесь часто шли дожди, поэтому использовать последние более-менее пригодные для отработки сложного пилотажа летные часы месяца, все старались по-максимуму. Курсанты школы, среди которых встречались не только лейтенанты, но и капитаны с майорами, терпеливо дожидались своей очереди под навесом.

А в небе авиабазы, средь невидимых границ пилотажных зон, крутились в учебных боях пары истребителей Кертисса Р-36В "Хоук". Чуть в стороне от них свои задания отрабатывали учебно-тренировочные двухместные AT-6 "Texan" производства "Норт-Америкэн". Приземлившиеся аппараты тут же захватывались в плен вездесущим наземным техническим персоналом. Одни из самолетов заправлялись для новых вылетов, другие укатывались в ангары и на ремонтные площадки. Вот, какой-то долговязый техник сержант отчитал пару солдат заправщиков с применением сочных эпитетов взятых из военно-воздушного фольклора. После еще пары взлетов подготовленных к старту самолетов, полоса снова заполнилась суетой. Небольшой колесный трактор протащил за собой к стоянке вереницу тележек с воздушными баллонами высокого давления. Часовой у вышки управления, резко выпрямившись, отдал честь выходящему из здания офицеру, и снова встал "по стойке вольно", вернув в рот тонкую сигарету. Мимо проехал новый Overland в армейской раскраске с белой звездой на дверце, внутри салона явственно мелькнуло невоенное дамское платье…

За всей этой суетой, неспешно наблюдали два человека, сидящие за столиком офицерской столовой. Не прекращая своей беседы, собеседники отдавали должное кулинарному мастерству местного "шефа". При этом, сидящие на них, как влитые, штатские костюмы, никак не могли скрыть многолетнюю военную выправку владельцев. Оба были примерно одного возраста (после сорока), и по-видимому были в одном звании, поскольку весь их разговор только подчеркивал отсутствие чьего-либо превосходства. Следующая реплика принадлежала ворчливому голосу одного из собеседников, только что ответившему на приветствие проходящего мимо него знакомого капитана-инженера.

— Джимми, поверь мне, не зря Старина Чан прислал сюда в Штаты целую делегацию. Пока мы летели из Гонконга, времени не теряли. Презентация наших совместных предложений была еще несколько раз отрепетирована. А докладную я перепишу набело завтра. Думаю, президент примет это решение уже через пару месяцев. Так что, мы нормально справимся сами, и без этого твоего "силезского полукровки".

— Не скажи, Клэр, не скажи. За всю кампанию в Польше там летало шесть десятков пилотов из обеих Америк. И тринадцать из них погибли. Причем, больше десятка было потеряно, когда у групп были другие командиры. И как ты думаешь, сколько наших парней погибло бы в Польше, если бы этот парень не договорился в свое время с французами, и не подготовил бы там почву? Я считаю потеряли бы половину, не вводи Адам своих пилотов в строй постепенно, по им же придуманной очень эффективной учебно-боевой методике.

— Брось, Джим. Одного везения в настоящих боях мало. Этого выскочку никто до Польши и не знал. Почему он не поехал в Китай годом раньше? Не мог оторвать свою задницу от сиденья гоночной машины? Да, кто он вообще такой?! Я шесть лет словно диких обезьян гонял таких, как он курсантов, здесь на Максвелл-Филде. Ты сам долгие годы рвешь задницу, и рискуешь головой, стараясь закрепить за страной рекорды. Мы с тобой отдали Авиакорпусу больше лет, чем ему от пеленок, а этот молодой прыщ, раз-два, и почти догнал нас по званию. Мне не нужны в Китае любимчики!

— Да какие там еще любимчики? Парню двадцать первый год. Годом раньше, он и летать-то толком не умел. И всего добился сам, никто его не спонсировал…

— Никакие любимчики не нужны! Как бы не сложилось, но своей цели я достигну, и в приемной президента, и в штабе Корпуса. Вывернусь наизнанку, но добьюсь чтобы пустили нас в Китай с современным летным парком, и с нормальным цивильным прикрытием новой авиагруппы. Красотка Сун, обо многом уже договорилась с Чаном, так что остается только убедить наших бюрократов. Я слышал, что в Лэнгли-Филд недавно доработали новый Пи-40 Кертисса, жаль только его выпуск начнется не в этом году. Но есть надежда, что и на новых Пи-36С с мощным "Твин-Уоспом", мы не менее быстро очистим небо в Азии! Пусть наши парни с хорошим летным опытом, наконец-то, покажут макакам, как нужно летать и стрелять. Заодно, подтянут и свой опыт. А эта твоя "бабочка-однодневка" пусть себе сидит в лагере и ждет освобождения, тем более, что он там явно не бедствует?

— Клэр, ты не говорил бы так, если бы начитался всякого газетного бреда. А, я тебе рассказываю то, что, действительно, знаю. Тебе, кстати, стоит пообщаться с Бриджесом из группы военных наблюдателей при штабе. Вот, он был в Польше, и лично вручал Моровски Крест, медаль заработанную еще в Чикаго, и знаки различия капитана. Кстати, именно майор привез в Штаты отчеты о польских воздушных сражениях. К тому же, еще в сентябре я навещал в госпитале в Филадельфии командира самого первого американского сквадрона из авиагруппы "Сокол", Сэма Брэннера, и еще пару наших польских волонтеров. Даже удалось вытрясти из них известные подробности тех операций.

— Но, сам-то тот Брэннер появился в Польше только к налету на Кенигсберг. К тому же он без военного образования. Откуда ему вообще знать про те подробности?!

— Умерь свой пыл, дружище. Представь себе, Моровски еженедельно проводил разбор всех успехов и неудач в штабе авиагруппы "Сокол". Фактически, это были "ускоренные полевые офицерские курсы боевого применения" для лидеров сквадронов и их заместителей. В Варшаве…

— Угу. При том, что сам он кроме гражданских авиашкол в Ванкувере, Милуоки и сдачи летных тестов Резерва Авиакорпуса в Баффало, нигде по этой специальности не учился. Откуда ему самому знать, то чему он пытался учить других?!

— Ты все-таки выслушаешь меня, или будешь ворчать без передышки?

— Валяй! Трави эти сказки дальше!

— Благодарю за разрешение. Так вот, переподготовку Моровски проходил в двух летных центрах во Франции. А свою первую операцию "Кольбергский пожар" он разработал вроде-бы даже с помощью Шербурского Центра летно-боевой подготовки. По крайней мере, слухи об этом гуляли до самой капитуляции Польши. Но, разработать план это одно, а вот реализовать… Как, потом выяснилось, против одного его "сквадрона милиционного ополчения" в тот раз за немцев играли три полнокровных и боеготовых авиагруппы (фактически авиакрыло), плюс полк ПВО. А Моровски, зашел со стороны Германии, и размолотил им два аэродрома, спалив полсотни аппаратов на земле и двоих убил в воздухе. Попутно за ним записано уничтожение на земле десятка паровозов, нескольких рот живой силы. И еще примерно батальон отправлен на больничную койку. А на отходе его ловили четыре спешно поднятых немцами сквадрона Люфтваффе, и даже не смогли обнаружить. Плюс, в тот же день этот парень, летая в меньшинстве, сжег сквадрон германских пикировщиков над морем, и чуть позже несколько маршевых колон немцев на земле…

— Ничего нового! Обычный эффект внезапности, да, и только.

— Клэр! Этот парень потом воевал лицом к лицу с асами Геринга, и никто! Никто его, ни разу не сбил. Его ловили на наживку несколькими звеньями, но даже не оцарапали. Один раз сел на вынужденную, но вернулся захватив вражеский курьерский борт, а днем позже вернул и своего подбитого Пи-7. Все свои раны он получил, прикрывая собой молодых пилотов, а это дорогого стоит. Клэр, это настоящий лидер, и авторитет его не оспаривал в Польше даже глава Воздушного Командования генерал Йозеф Зайоц. Сколько там сбили твои ребята в Китае? Есть им чем похвастаться? А "Звездный налет", выполненный с палубы "Беарна" и четырех польских аэродромов, сейчас тщательно изучают в штабе Авиакорпуса. Это мне рассказывал уже сам старина Арни. И, ту операцию Моровски, разрабатывал лично, да и руководил ею тоже он. Мне или тебе, за подобный успех сразу нескольких авиакрыльев в столь крупной операции Авиакорпуса, обломился бы "Легион Почета". Вот так-то, Клэр.

— Гм… Все это напоминает приключенческие романы, а не хронику боевых действий…

— Увы, Клэр, это как раз хроника. Ты прав в том, что немцы, действительно, сильно недооценили противника. Они по-настоящему проснулись, только после десантной операции Моровски под Краковом, но даже после этого, он еще раз "умыл" их своей ракетной атакой под Модлином. Фактически, по оценкам аналитиков штаба Авиакорпуса, участие Добровольческой армии продлило кампанию почти на месяц. Обидно только, что делая все правильно, этот парень, походя, научил Люфтваффе держать такие вот удары. В следующей европейской или африканской компании, их будет куда труднее поймать на подобные хитрости. Так что, нам снова и снова придется, учиться, бить их. Хотя, некоторый опыт у нас все же появился…

— Знаешь, Джимми. Я общался в Китае с русскими, прошедшими Испанию, так вот они ставили японцев выше итальянцев по опыту, и выше немцев по агрессивности. И раз уж, выдумки этого Моровски дважды не срабатывают, значит, ему нечему учить наших ребят! Тем более что "колбасники" замечены в крепкой дружбе с джапами. Значит, для джапов все это не станет сюрпризом.

— А, вот, тут ты не прав. Адам тем и хорош, что на ходу находит оригинальные решения, не замеченные другими. Даже, когда Геринг завинтил все гайки, расстреляв тех своих бездельников, которые проспали налеты поляков и добровольцев, до самого пленения Моровски шпионами во Львове, авиагруппа "Сокол" летала почти без потерь. Всего трое погибших и шесть сбитых самолетов, за целый месяц боев, и за восемь десятков отправленных в ад пилотов противника. Это помимо десятков разведвылетов в зону сильного ПВО, и бог знает какого количества техники и вооружения, разбитых ими на земле. И, все это, при том, что соседние польские авиагруппы теряли от атак Люфтваффе по 60–80 процентов личного состава и почти всю авиатехнику за тот же период.

— Ну, допустим он действительно талантлив, а не только удачлив. Только допустим! И чего ты от меня хочешь, Джим?

— Давай, встречаться с Арнолдом и дополнительно включать в твой запрос тему создания Центра боевого применения. И не в Штатах, а где-нибудь в Британии, чтобы потренироваться на "томми", ведь у них другая тактика, но язык у нас один. Такой опыт, как и опыт Польши, грех не использовать. Ну, а, потом, уже вместе с генералом Арнолдом, и с использованием твоих связей в Вашингтоне, мы обратимся к Корделлу Халлу, по нашим пленным пилотам, которые еще остались в Германии (не только по Моровски). Нам нужен официальный запрос в германский МИД об освобождении парней еще в этом году. А после освобождения соберем наших юных "ветеранов" где-нибудь на паре площадок в Суссексе…

— Мой-то какой интерес в этом? Я и без всей этой возни, могу пробить создание авиагруппы в Китае. Не в этом году, так в следующем. Ты ведь меня знаешь, я не отступлю. Там весь вопрос только в оплате поставок авиатехники, и в найме пилотов.

— Думаю, да. Ты можешь. Но, если к этому подключимся мы с генерал-майором, то я уверен, тебе удастся гораздо больше запланированного. И хорошенько подумай, Клэр. Джапы ведь летают, бомбят и дерутся в Китае с 31-го. Да, еще и с русскими цеплялись дважды, в прошлом, и в этом году. Последний раз в Монголии русские жестко накрутили им хвост… но, заодно, они научили их драться! А, вот, твоим орлам, многое предстоит познать на собственных шишках. Задумайся, у скольких могил, ты готов прочитать последнюю молитву? И, если Моровски, всего за пару недель, смог выучить польских кадетов и гражданских пилотов драть в хвост и в гриву питомцев "Кондора", то и для препарирования джапов эта подготовка должна сгодиться. Это как минимум…

Майор в отставке Шеннолт отвернул свой упрямый ястребиный нос в сторону, и помолчав, подвел итогу спору.

— Мне все это не слишком нравится, Джим, но ладно. Ладно, будь по-твоему! Только этот тренировочный центр правильнее делать во Франции. Я слышал туда уехало много польских комбатантов и пилотов. Вот там, для нас точно, найдутся учебные противники с разным опытом. И пусть нам пришлют самых разных самолетов для отработки боев. Ну, а твой Моровски… Пусть блеснет своей славой на тренировках, но в Китае, мы обойдемся без него. Два-три месяца учебы во Франции или в Британии, и пусть убирается, к дbявoлу. Мне он не нужен.

— Договорились. За это, от тебя, сразу после его освобождения, направление Моровски на ускоренные курсы сюда в Тактическую школу…

— И только-то, Джим?!

— …подтверждение ему звания капитан Авиакорпуса. И послужной список не по Резерву, а по линии военных советников с июля этого года.

— Гм. А глотка не слипнется у него?

— …представление к "Воздушной медали". Ну, и твои положительные рекомендации за обучение боевых пилотов китайской авиагруппы. К его двум более высоким наградам, а также к шести польским и французским, это совсем пустяковое дополнение, майор. К тому же, сдается мне, что ты зря отказываешься работать с ним дальше. Капитан Моровски был бы тебе и генералу Чану весьма полезен первые пару недель в Китае. А дальше, ты спокойно соберешь все сливки, и наладишь там нормальную боевую работу. Ну, а я буду своим авторитетом давить всех здесь, и искать тебе толковых рекрутов для этого "сафари".

— И чего это ты, за него так хлопочешь, Джим? Чем этаким он тебя прельстил?

— Ничем. Просто он надежный. Сказал, что выиграет гонку, и выиграл. Решил, получить боевой опыт, и стать героем — и стал. Собирался создать ракету, и создал. Прочитай вот эту статью в "Таймс", что я специально вырезал для тебя. Если уж англичане так о нем пишут… Именно за это, я еще в Баффало обещал мальчишке свою помощь. Заметь, я сам ему обещал, хотя он меня ни о чем не просил. Парень он упрямый, но всегда держит слово, а я хочу сдержать свое слово, данное ему. Думаю, ты еще не раз вспомнишь эту нашу с тобой беседу, и поймешь, что это сущий мизер, за все то, что Моровски уже сделал, и за то, что он еще сделает для страны.

— Ладно. Чеpt с ним с Моровски! Давай, лучше выпьем за наших парней, которые остались там в Китае. И пусть, те, кто выжил, усилят крылья Авиакорпуса в грядущих боях. За парней!

— И за тех, кто не вернулся из Польши, тоже выпьем, Клэр. Все эти ребята, как ни крути, защищали там не только китайцев и поляков, но и Америку. И все они достойны уважения. За парней!

Беседа завершилась. Оба майора в отставке, и будущий "герой рейда на Токио" Джеймс Д. Дулиттл и будущий героический командир "Летающих Тигров" Клэр Ли Шеннолт, разъехались каждый по своим делам, договорившись вершить их сообща. И, как вскоре выяснилось, Дулиттл не ошибся в своих предположениях. Объединенный натиск двух отставных майоров ВВС, имевших хорошо дополнявшие друг друга связи в разных кругах Армии, промышленности и правительства, а также полная поддержка их предложений со стороны командующего Авиакорпуса Генерал-майора Генри Харли Арнолда, привели к успеху. Уже через декаду госсекретарь Корделл Халл передавал вместе с диппочтой послу САСШ в Германии Вильсону инструкции по неофициальной встрече с Германом Герингом. Тем самым Наци N2, который так старался не терять связей с Америкой, что еще в конце октября сообщал о своей готовности к беседе с друзьями из-за океана, через президента заграничных филиалов "Дженерал моторс" Дж. Муни. А тот в свою очередь довел эти сведения до американского посла Буллита в Париже.

И вот, теперь, эти неафишируемые механизмы оказались запущены. Сам факт этих переговоров тщательно скрывался, как от американских избирателей, так и от граждан III-го Рейха. Но, вскоре, полосы европейских газет заполонили статьи о "Доброй воле германского лидера", из которых стало известно, что 15-го ноября 1939 года из Гамбурга вышел корабль с "помилованными волонтерами". А еще через пять дней семерых отпущенных на свободу граждан США чествовал Бостон. Джеймс Дулиттл сразу увидел на причале хмурое лицо своего молодого знакомого. А вот, его польско-канадского приятеля рядом не было…

Дипломатия и подготовка к войне

В начале ноября весь мир всколыхнуло громкое заявление советского правительства, прозвучавшее во Дворце Наций в Женеве. Глава НКИД СССР Вячеслав Молотов с фактами в руках предъявил обвинение Финской республике в преднамеренных и враждебных действиях в отношении своего восточного соседа. Практически впервые такое обвинение подкреплялось не просто обвинительной нотой, с перечислением фактов претензий и пакетом подтверждающих материалов, но еще и кинофильмом. Неожиданный кинопоказ был оперативно организован в одном из залов заседаний Дворца Наций.

С экрана, на титулованных представителей стран-участниц Лиги Наций, кадр за кадром обрушивалась летопись непростых взаимоотношений двух стран. Закадровый голос и фотоматериалы первых послереволюционных соглашений. И чуть позже кадры допросов нарушителей границы и агентов, завербованных финской разведкой, звучат фамилии и демонстрируются фото их руководителей. Далее замелькали кадры результатов совершенных диверсий. Приговоры суда выявленным шпионам. Сцены подписания двумя странами в 1933-го году "договора о ненападении". Улыбки дипломатов на камеру… И новые кадры допросов шпионов. Вот, появились новейшие сцены текущего 39-го года. Текст регулярных нот протеста советской стороны о нарушении границ ее воздушного пространства финскими разведывательными самолетами, сменялся кинокадрами пойманных зенитными прожекторами силуэтов самолетов. И, наконец, апофеозом кинопоказа стали талантливо смонтированные кадры фотопулемета советского перехватчика ПВО и подъем из Копорской губы финского бомбардировщика вместе с трупами летчиков, их подлинными документами и фотопленкой установленной на самолете разведывательной фотокамеры. Второй звездой фильма стал перехваченный у самой границы и упавший на советской территории финский биплан-разведчик "Kotka VL". Разведчик летел строго над границей, был атакован И-16-тым, вытеснен на советскую территорию, и сбит уже на советской стороне, в прямой видимости приграничного населенного пункта. Два этих факта нарушений границы, составляли неоспоримые доказательства советских претензий.

Кинопленки уже на следующий день были отправлены во все европейские и американские посольства, а также в ряд независимых газет. Коробка с одной из копий, уже через день после показа, оказалась в штабе "Добровольческой армии" в греческих Салониках. В советском прокате фильм получил название "Самая большая ошибка Суоми". Демарш Советского Союза тут же отозвался шумихой в большинстве европейских газет. Тон статей был довольно разноречивым. Больше было нейтральных и снисходительных высказываний. Голландцы меланхолично сетовали на недружественное поведение двух соседних стран. В их интерпретации спор сторон конфликта "не стоил и выеденного яйца", подумаешь нарушение границы — население ведь не пострадало. Швейцарцы делали финнам выговор за действия неподобающие статусу нейтральной страны. Французы туманно бубнили, про не спровоцированные русскими недружественные действия финнов, но тут же, удивлялись, почему это русские не посадили самолет, а сразу стреляли на поражение. Югославы резко критиковали нарушение любых воздушных границ, тут же переводя стрелки на своих агрессивных соседей Болгарию и Италию. Греки осторожно поддерживали русских. Немцы выражали благодушное сомнение, что двухмоторный финский самолет смог пролететь почти через всю территорию русского военного округа, и не был ранее замечен службами наблюдения. Итальянцы экспрессивно твердили, что вот точно также в сентябре на их острова нападали греческие самолеты. Испания агрессивно ругала коммунистов, которых самих нужно сбивать, везде, где только посмеют показаться их самолеты. Ряд желтых газет, как всегда напечатал путаные сказки о том, как финские самолеты бомбили Санкт-Петербург, были сбиты, и в отместку уже русские бомбили Хельсинки. Ну, а британцы традиционно защищали "невинных жертв коммунистов", якобы сбитых русскими самолетами в глубине финской территории, и в нейтральных водах Балтийского моря. По их версии, оба сбитых самолета затем были коварно притащены русскими к себе, для использования в провокации. Шведы тянулись за британцами, но не блистали воображением. Норвежцы лаконично отметили, только сам факт претензий. В американских газетах было больше иронии, чем оценок и предположений, в факты из большевистского фильма за океаном верить не спешили…

В принципе, "Женевский скандал" советскому руководству был полезен лишь для работы с мировым общественным мнением. Поскольку, "военное решение проблемы" уже было принято советским руководством, и никто отменять его не собирался. На три дня раньше советского заявления в Женеве, посол СССР в Финляндии Владимир Деревянский уже передал Финскому правительству в Хельсинки ноту протеста и требование, прислать делегацию в Лугу и в Ленинград, для официального опознания самолетов-нарушителей и их погибших экипажей. Опознание состоялось, как раз в день заседания Лиги Наций. Финских представителей армии и МИДа вынудили подписать прошение о передаче тел погибших летчиков на родину. Эти сцены сразу же засняли на кинокамеру, и тут же потребовали визита новой официальной делегации в Москву, для решения озвученной ранее проблемы с обменом территориями. Причем, требования к финской стороне на этот раз были предъявлены предельно жесткие.

А сама история описанной дипломатической эпопеи началась еще в конце октября, когда киношников "Звезды" пригласили в Ленинград, чтобы использовать для будущих фильмов кадры со сбитым нарушителем границы, которым оказался финский "Бристоль Бленхем". Тогда режиссером Гольдштейном было высказано пожелание снять документальный фильм обо всех нарушениях госграницы СССР. Идея дошла до Политбюро, и неожиданно, получила полную поддержку. Кинокомпанию "Звезда" в составе, Варламова, Гольдштейна и Чибисова, пригласили в НКВД. Заставили подписать стопку допусков и, выделив в сопровождение целого капитана госбезопасности, допустили в кинохранилище наркомата. Буквально за пару недель удалось отобрать и смонтировать наиболее яркие сцены и кадры. Для большей зрелищности, удалось даже получить кинокадры ночных пролетов самолетов. В лучах прожекторов сверкал своими опознавательными знаками финских ВВС "Фокер-XXI" (от имени Китая, закупленный еще в сентябре советской разведкой для Каргопольского Центра боевого применения), за ним шли кадры нескольких полетов спешно отреставрированного "копорского утопленника". О том, что эти кадры постановочные, киномастеров "Звезды" никто не оповещал. Вскоре, опыт с тем международным кинопоказом, был признан советским руководством успешным. За монтаж этой киноленты, руководство кинокомпании "Звезда" получило премии и ценные подарки. О закулисной части этих событий кинодеятели так никогда и не узнали…

* * *

В кабинете Вождя шло очередное совещание. Сталин выглядел сильно раздраженным. Слушать рассказы о проблемах Ленинградской группировки войск ему было явно неприятно. Вдвойне неприятно было сознавать, что преданный делу партии и лично товарищу Сталину, старый коммунист Мерецков, оказался в этой истории не на высоте. И если раньше, мало кто рисковал вот так открыто высказывать ему претензии, то сегодня, большинство участников совещания были единодушны. Единодушны, в силу неопровержимых фактов, установленных несколькими комиссиями, проверяющими дела в Ленинградском военном округе…

— То есть, вы хотите сказать, что командарм Мерецков отказывается прислушиваться к выводам комиссий? Товарищ Мехлис, вы тоже подтверждаете это?

— Да, товарищ Сталин. Командарм Мерецков, вроде бы занят делом. Политподготовка в войсках ведется постоянно. Недавно, вместе с товарищем Ждановым, он лично объездил всю советско-финскую границу, и провел рекогносцировку. Но, при этом, плохое питание и размещение войск его совсем не заботят. В войсках слабо налажено медицинское дело — много заболевших. Ценные предложения подчиненных, не находят у командующего поддержки. И на все сообщения о неготовности войск, и необходимых мерах по устранению проблем, у него всегда один и тот же ответ — "Прекратить панику!".

— А может быть, прав именно товарищ Мерецков? Может это просто лишние хлопоты? Паника в армии, это беда, и бороться с ней, действительно, надо. ЦК знает товарища Мерецкова много лет. Вместе с начальником Генерального штаба товарищем Шапошниковым и его заместителем комбригом Василевским, командарм Мерецков, с весны этого года участвовал в разработке "Плана операции по разгрому сухопутных и морских сил финской армии". Почему же, раньше на Мерецкова никто не жаловался, а с середины октября к нему сразу появились претензии?! Неужели, вам так трудно убедить командарма Мерецкова в полезности ваших предложений, и просто договориться с ним о взаимодействии?!

— Командарм Мерецков не хочет убеждаться, товарищ Сталин. Прислушиваться к чужому мнению ему не интересно, авторитетны для него только прямые указания Генштаба и ЦК. А предложения проверяющей комиссии и инициативы подчиненных, он рубит на корню. Так, доклад своего заместителя командарма Штерна он даже не стал слушать. А за самовольный заказ в управлении тыла десяти тысяч пар лыж, вчетверо большего количества комплектов теплого обмундирования, обогревательных печей и нескольких сотен аэросаней, Штерн получил строгий выговор. Однако, выводы у комиссии по этому инциденту прямо противоположные — прав все-таки командарм Штерн.

— То есть, даже своего нового заместителя командарма Штерна, Мерецков слушать не желает, как и советы тех, кого из Москвы послали ему на помощь. И все-таки, это еще не преступление, товарищи… Что еще вы хотели добавить, товарищ Шапошников?

— Товарищ Сталин. После доклада первой комиссии, Генштаб провел несколько проверок своими силами. Недостатки в снабжении округа полностью подтвердились, как и плохая организация расквартирования входящих в группировку войск. В войсках много аварийной техники — ремонт не налажен, топлива мало. Склады боепитания расположены далеко от позиций войск. В снабжении неразбериха. В преддверии холодов командованием округа не предпринято никаких действий для обеспечения обогрева войск. В начале войны, весь этот "снежный ком" больно ударит в спину нашего наступления.

— Вы хотите обвинить Мерецкова во вредительстве?! Такие обвинения должны иметь железные доказательства!

— Нет, товарищ Сталин. Скорее речь может идти о халатности, с очень серьезными последствиями. Как докладывал помощник начальника Генштаба полковник Захаров, прямые директивы Генштаба Мерецков не оспаривает, но выполняет их "спустя рукава", то есть, крайне пассивно, и не в полном объеме. Кроме того, по докладу Начальника Разведуправления (Генштаба РККА) комдива Проскурова, всего за пару недель октября одной только радиоразведкой удалось с точностью до полка установить численность, примерную структуру, дислокацию и оснащение всех приграничных соединений округа. Мало того, установлены были даже текущие задачи подразделений и фамилии абонентов радиосвязи. Значительное количество радиоперехватов, упрощались полным отсутствием шифрования, и использованием действительных званий и фамилий в открытом тексте сообщений…

Нарком НКВД даже взволнованно кашлянул, глядя в глаза раздосадованному хозяину кабинета. И, получив разрешающий кивок, тут же потребовал уточнений.

— То есть, как это, открытым текстом! Вы, понимаете, что вы сейчас сказали, товарищ Шапошников?! Получается, финская разведка (в которой через одного сидят беляки с отличным знанием языка и радиодела) прямо сейчас пишет все наши переговоры до уровня командиров полков, а то и ниже?!

— Да, товарищ народный комиссар внутренних дел, до недавнего времени разведка финнов все это наверняка писала. По данным нашей разведки, до момента выхода запрета на радиосвязь открытым текстом, было в несколько раз больше данных радиоперехвата. И это, притом, что перехват радиопереговоров наших "соседей" дал нам самим на порядок меньше сведений. Хотя помимо эзопова языка финны также не особо часто используют шифрование. Но сейчас, финны, фактически, уже смогли прояснить большую часть наших планов и приготовлений. Есть информация, что к местам наших предполагаемых прорывов финны стягивают артиллерию и усиливают минирование. Генштаб считает, что сроки наступления из-за утечки сведений, нужно переносить на месяц позже, и часть планов развертывания войск подлежат срочной замене…

— ВВС РККА также поддерживает перенос сроков начала операции.

— Объяснитесь, товарищ Локтионов. У ВВС-то, какие могут быть проблемы?

— Товарищ, Сталин. В конце октября мы провели совместные с особым корпусом учения на полигонах и аэродромах Каргопольского аэроузла. К планированию учений был привлечен даже Центральный институт погоды. Так вот, с учетом ожидаемых снежного и холодного декабря и января, готовность авиачастей была признана недостаточной. Посредники установили требования на расчистку взлетных полос, и количество самолетовылетов сразу же резко уменьшилось. А у нас график бомбовых ударов уже был сверстан. Сейчас, с подачи комбрига Громова, для всех окружных аэродромов спешно готовятся средства расчистки взлетных полос. Но, поскольку реактивные моторы "Тюльпан" были признаны секретными, то вместо высокоэффективной системы расчиски снега "Соха", нам приходится привлекать бульдозеры с отвалами, а их на всех не хватает. А "Соха", в количестве десяти единиц, будет только на аэродромах ОКОНа.

— Очень плохо, товарищи! И то, что финскую радиоразведку прошляпили, и то, что сроки срываются. Плохо! Надолго переносить операцию мы, наверное, не станем, даже если финны, полностью примут условия советской стороны, озвученные в Москве. Чего ожидать не приходится. Скажите, товарищ Ворошилов, а кем и когда отдан приказ о запрете незашифрованных радиопередач?

— Приказ был отдан три дня назад Генеральным штабом. Но, еще в октябре, попытки запрета нешифрованных радиопереговоров неоднократно предпринимались заместителем командующего округа командармом Штерном. Только штаб округа не поддержал усилия командарма. Кстати, Штерн просит его перевести в любой другой округ, поскольку не видит возможности нормальной подготовки округа к военным действиям, при таком командующем. Сейчас Штерн занят размещением прибывающих в Ленинградский военный округ соединений из Закавказского военного округа. Может, все-таки стоит, перевести его самого из Ленинграда, хотя бы в Закавказье, раз он с Мерецковым не сработался?

— А кто сейчас командует Закавказским военным округом?

— Командарм 2-го ранга Тюленев, товарищ Сталин.

Сталин вернулся на свое место за столом, и раскрыл толстую тетрадь. Сидящие по обе стороны соратники, успели в тишине обменяться взглядами, когда хозяин кабинета негромким голосом выдал свой вердикт.

— А, как посмотрят Генеральный штаб РККА, если мы прямо сейчас поменяем местами командующих округов? Пусть опытный командарм Тюленев, который хорошо показал себя в Освободительном походе в сентябре, примет под свое командование Ленинградский военный округ. А товарищ Мерецков, имеющий хороший опыт работы в Генштабе, пусть займет его место в Закавказье. Что вы на это скажете, товарищ Шапошников?

— Думаю, два командарма с хорошим боевым опытом, это более правильный состав командования Ленинградского округа перед серьезной операцией. Тюленев хорошо показал себя в Польше, Штерн не оплошал в Монголии. Оба дотошные, так что должны, хорошо сработаться и, очертя голову, в ловушку точно не полезут. А, как показывают данные разведки Генштаба, ловушек нам финны наготовили немало. Судя по последним данным авиаразведки, на наиболее пригодных для наступления участках нас ждут сильно-укрепленные позиции, эшелонированные на много километров в глубину. В этой связи, я прошу на базе особого корпуса, сформировать не одну, а сразу несколько инженерных бригад особого назначения. Три такие бригады, я считаю необходимым, передать непосредственно атакующим армиям, и одну оставить в резерве.

Трубка-носогрейка окуталась клубами дыма, и глаза Вождя сосредоточились на наркоме НКВД.

— А, что разведка НКВД, тоже подтверждает сведения разведки РККА?

— Да, товарищ Сталин. Еще летом, и в начале осени, на сопредельную территорию наркоматом было заброшены агенты с хорошим прикрытием. Нескольким удалось легализоваться, трое уже вернулись обратно. Общая картина получается такая. Правительство финляндии закупило в Германии небольшую партию винтовок в снайперском исполнении, и много охотничьих оптических прицелов Цейса. Вдобавок, финны, постоянно усиливают свои укрепленные районы артиллерией, массово минируют все мало-мальски пригодные для движения войск дороги и тропы. Даже простое разминирование этих путей нашими саперами будет сильно затруднено огнем из неподавленных укреплений и стрельбой снайперских засад.

После этих слов над столом ненадолго повисло молчание. Однако, заявление наркома НКВД сразу вызвало скепсис главы политуправления РККА Льва Мехлиса, тут же высказанное резким насмешливым тоном.

— Да, это же смешно, товарищи! Сколько может быть таких засад у финнов? Нашли проблему! Даже сотня таких охотников мало что даст им в обороне против наших танков. А тех снайперов, как только они высунутся, быстро накроет артиллерия Красной Армии!

Но, тут, за мнение главного чекиста активно вступился тандем Ворошилова и Шапошникова.

— Нет, товарищ Мехлис. Опытного и тщательно замаскированного снайпера, артиллеристы будут долго выцеливать. А, за это время несколько таких стрелков с хорошей охотничьей подготовкой, выбьют десятки средних и младших командиров и пулеметчиков. Оставят атакующие роты без комсостава, затем отрежут их пулеметным огнем от танков, которые разобьют своей ПТО. Я, товарищи, пару недель назад поглядел в Тихвине на учения ОКОНа. Так, там они, шельмецы, вон чего напридумывали! Комбриг Карбышев ездил на завод, бронестекло для штурмовиков делающий. Забрал от них, те куски стекол, что в брак были отправлены (а оказалось их там немало). Из этого брака они в ИШБрОНе наделали себе забрал для стальных шлемов. Одели бойцов в тулупы и кирасы, захваченные в Польском походе. Намотали поверх сапог мокрой рогожи с глиной, чтоб по весу вроде валенок с налипшим снегом ощущалось. Да, и пустили пешие цепи на засады своих же пулеметчиков и снайперов, у которых в боекомплекте рассыпные пули. А по танкам наловчились стрелять медно-фаянсовыми снарядами с краской. Танкисты там у них бой против минно-артиллерийских засад отрабатывали. Вот, на тех-то учениях и выяснилось, что пока там пехота сближается с врагом, из-за снайперского огня, она остается с одними старослужащими и даже без взводных. Ну, а танки, оказавшись в огневом мешке… Если первый и последний танки в колонне уже получили по снаряду, и встали, то остальные просто мишенями становятся на лесной дороге. Кстати, и минометы в лесу плохо работают, потому ОКОНовцы все больше на свои безоткатки молятся. Дескать, для леса они убойней и сподручней…

— Товарищ Сталин. Поддерживаю мнение товарища Ворошилова, по поводу необходимости таких учений. И еще Генштаб просит одновременно с созданием дополнительных инженерных бригад, разрешить сформировать снайперский батальон из лучших стрелков взятых не только из состава РККА, но и из состава пограничных войск. Ну, еще бы артиллерии с артнаводчиками подкинуть для борьбы и со снайперами и с дотами.

— Значит, и начальник Генштаба, и народный комиссар обороны считают, что проведение учений, добавление к собранным войскам округа нескольких инженерных и артиллерийских частей, и нескольких частей хороших стрелков, смогут существенно улучшить ударную мощь и защиту наших войск от засад? И обо всем этом, ЦК узнает всего за месяц до начала операции… Но, все же, один месяц у нас, товарищи, есть. Поэтому усилить Карельскую группировку войск этими частями еще можно. Только хорошо подумайте, будет ли этого достаточно? Кстати, а чем, по-вашему, армейские снайперы уступают затребованным вами пограничникам?

— Товарищ Сталин. Опыт Хасана и Монголии, говорит нам, о том, что пограничники гораздо лучше приспособлены, как для подготовки засад, так и для противодействия им. Армейцы неплохо умеют вести походную разведку, они привычнее к долгим маршам, пешим и на машинах. А пограничники хорошо умеют маскироваться и ждать, они чаще несут боевую службу в плохую погоду. К тому же, пограничники лучше знают лес и болота, которых в Карелии и Финляндии немало. Поэтому, есть смысл объединять в одном взводе нескольких снайперов пограничников, и нескольких выпускников армейских школ снайперов. Таких взводов в батальоне будет примерно дюжина, как раз по числу наступающих дивизий первой волны. Возможно, стоит сформировать даже не один, а целых два таких батальона. И новые учения нам обязательно нужно с лыжной подготовкой совместить. А то, рогожа с глиной, все-таки еще не лыжи…

— Хорошо, ваше мнение понятно. ЦК считает, что НКВД и пограничники в этот раз снова должны будут помочь Красной Армии. Ведь такой положительный опыт у нас уже имелся в Монголии. Напомните, что вы там говорили по поводу учений, товарищ Шапошников?

— Есть смысл провести учения дивизий первого эшелона, с помощью пограничных частей НКВД и с инструкторами ОКОНа. И, обязательно, потренироваться в зимних условиях по первому снегу. Чтобы потом не жаловались, что снег глубокий, а лыжи они в первый раз на ноги одели. Кстати, командарм Штерн настаивает на создании отдельного лыжно-стрелкового корпуса. Требует личный состав прислать из Сибири, и помимо лыжников, просит включить в состав корпуса легкие самоходки и аэросани с пулеметами и безоткатками. А все лыжно-стрелковые роты просит вооружить автоматическими и самозарядными винтовками. Мы, в Генштабе, это предложение пока еще обдумываем…

— Хорошо, что вы все-таки обдумываете такие предложения. Плохо, что время уже упущено. Этот лыжный корпус можно было создать еще год назад. И все эти вопросы товарищу Мерецкову нужно было задавать с самого начала… А вы, товарищ Ворошилов, согласны с этими предложениями?

— Насчет лыжного корпуса думаю, не блажь, но дело это не слишком быстрое. Там по структуре, оснащению и применению крепко покумекать придется. Но, хотя бы пару таких лыжных бригад получить до конца года, РККА точно не помешает. Если же еще и сроки операции будут сдвинуты на месяц, то успеем мы тех лыжников собрать, и даже потренироваться. Самозарядных винтовок, правда, маловато на складах, но на несколько бригад должно хватить. А, вот, с артиллерийскими самоходками и аэросанями пока не понятно. Их, по сути, нужно будет заново в производство пускать. Но, если из старых запасов пару десятков аэросаней, и пяток установок сможем найти, то командование РККА не возражает. Кстати, вместо самоходок, можно усилить каждую лыжную бригаду ротой Т-28.

К концу совещания участники успели обсудить и сами планы операции. После нескольких споров, канва изменений была в целом согласована, а черновик нового плана был передан в Генеральный штаб на доработку. Ну, а теперь уже бывшего командующего Ленинградским военным округом старого и преданного партийца, Мерецкова, в ближайшую неделю ждали не стылые леса Карелии, и неизвестности зимней войны, а горы и долины Закавказья, где до него неплохо потрудился его сменщик и предшественник командарм Тюленев…

Тайм-лайн по Рейсканцелярии и планам 3-го Рейха

В кабинете фюрера германской нации, имеющем отдельный выход в сад, и расположенном на первом этаже, построенного в этом году, прекрасного нового здания Рейхсканцелярии, перед главой государства отчитывался глава одной из самых секретных служб III-го рейха. Толстые стены и тройные рамы здания, занявшего несколько кварталов на месте бывшего Фоссштрассе, защищали помещение от посторонних шумов. А спокойный деловитый тон главы СД группенфюрера СС Гейдриха, словно бы подводил итог долгой но успешной работе. Гейдрих был мастером логики и аргументации, поэтому эмоциональный фон беседы оставался довольно спокойным. В то время, как иные посетители, после таких бесед, зачастую, вылетали из этого кабинета, покрывшись испариной и с багровыми лицами, словно вареные раки…

— Мой, фюрер. Того, что случилось, СД никак не планировал, но трагедии я в этом не вижу. Да, в этот раз несогласованность действий СД, Абвера и Люфтваффе, стала причиной некоторой неразберихи, но с точки зрения внедрения нашего агента, это даже неплохо. Если бы не спешка Командования Люфтваффе, Пешке сейчас был бы в нейтральных странах с несколько иной легендой, но СД отлично понимает, что проверок со стороны англичан и французов он бы не смог миновать. Не говоря уж о проверках самих нейтралов. С другой стороны, что же в сущности произошло? Ровным счетом ничего…

— Срыв операции, это для вас "НИЧЕГО", Рейнхард?! Почему вы не остановили приказ Германа?! Понадеялись на меня? Думаете, я обязан помнить обо всем в Рейхе и проверять каждый приказ досконально?!

— Повторюсь, мой фюрер. Ровным счетом "Ничего"… Операция не сорвана, а отложена. Провала агента нет. Ведь, вместо долгих проверок контрразведчиками континеталов, Пешке легализуется мгновенно, лишь ступив на причал заокеанской страны, гражданином которой он является. По плану, мы теряли это время на его инфильтрацию в британ…

— А как же быть с секретными сведениями, которыми он обладает?!

— Например, какими сведениями, мой фюрер?

— Ракетные моторы и ракеты! Не паясничайте, Рейнхард, это вам не идет!

— Мой, фюрер! Ракетные моторы были построены Пешке еще во Франции. То есть, это никакой не секрет Рейха. Что же касается его проектов космических ракет, то для их реализации нужен долгий и прочный мир, и огромное количество денег. Если бы европейскую войну сейчас удалось остановить, то фон Браун используя наработки Пешке, мог бы даже привлечь американцев к поставке комплектующих для нашего лунного проекта. Причем, фон Браун, через нашего эмиссара, рассказал бы им в разы больше того, что может сейчас рассказать Пешке. А смысл такого "слива" информации состоял бы в том, чтобы с одной стороны привязать американцев к нам в виде донора и мальчишки на побегушках. И, одновременно дезинформировать их, чтобы притормозить их собственные ракетные программы. То есть, они мучительно долго учились бы на наших тупиковых решениях. Иными словами, большая часть сведений, которыми располагает Пешке, это лишь не самые ценные крупицы общей картинки. Конечно же, профессионалы из разведки, даже на таких крупицах могли бы построить свой анализ… Однако, сам факт расконвоирования Пешке и отправки его домой, придаст любым его сведениям налет сомнительности. Мол, "если у немцев все так здорово с ракетами, то чего ж ты там у них и не остался?"

— Если он не добьется к себе доверия, то как же вы намерены использовать его для разведки?! Вы сами себе противоречите, Рейнхард.

— Здесь есть парадокс, но нет противоречия, мой фюрер. Пешке нужен нам, как некий "катализатор химических процессов" в разведке и политике. Давайте, взглянем на это с новой точки зрения. Пешке еще только высадился в Бостоне с корабля, а в Амстердаме и Стокгольме, приставленные нами к Оберту эмиссары, уже вступают в контакты с эмиссарами британской и французской разведок. Вроде бы, причем тут наш Пешке? Но одним своим участием в ракетных опытах Оберта, он уже притягивает к этой ситуации интересы врагов Рейха. И это лишь край его миссии. Он словно большой пробковый поплавок брошенный в стоялый пруд. Вскоре многие невидимые до этого обитатели пруда, услышат плеск этого поплавка, и полезут на свет. А это как раз то, что нам нужно…

— Но, тогда, за Пешке вскоре начнется охота. Раз он получит такую рекламу, то вы можете просто потерять его. Вдруг американцы согласятся финансировать его идеи, и он решит остаться за океаном? Что тогда?!

— Не все так просто, мой фюрер. Здесь Пешке, хоть и под арестом, но был "свободным творцом". А чего от него захотят другие? Да разумеется ракетного оружия, примерно такого, какое он создал в Польше. И у нас ведь тоже с этого все начиналось. Так, что там он становится заложником ожиданий военных. Но, обеспечить ему такую же, как у нас промышленную и научную поддержку Америка сейчас точно не сможет. Вероятно, с британской помощью, "янки" могли бы создать подобный проект, но сколачивание таких альянсов дело не быстрое. Следовательно, ракетному фанатизму Пешке, зацикленному на утекающем времени его земного бытия, нет другого пути, кроме возврата к начатым им успешным работам в Фаттерлянде. Пешке далеко не наивен, и отлично понимает это.

— Рейнхард, вы не боитесь, что они могут вытрясти из него много существенных мелочей… Правда, Герман ручался, что Пешке дал обязательство не разглашать секреты.

— Герр фельдмаршал, безусловно прав. На слово Пешке, вполне можно полагаться. Он ведь, до сих пор не дал никаких показаний против своих польских соратников. Будь он обычным предателем, все было бы намного проще, но и таких перспектив у нашей операции не было бы и в помине. Предатели хороши для разовых акций, а вот для многоходовых партий, нужны примерно такие, как Пешке, "джентльмены слова". Так его нарекли газеты Туманного Альбиона, и с ними трудно не согласиться. Пока, единственные наши издержки сводятся к увеличению количества времени, затрачиваемого на корректировки нашей операции. Думаю, за три-четыре месяца мы сможем перебросить наш "поплавок" из американского пруда в европейский, и тогда созданные нами ранее планы снова станут актуальными…

— А чего вы ждете от Пешке в ближайшее время? Это время желательно использовать с толком.

— Для нас было бы выгоднее, чтобы до конца года он восстановил свои связи с Армией и сенаторами. Этот канал нам в будущем тоже может пригодиться для разных дел… Кстати, в Бостоне бывших пленных должен встречать командующий Авиакорпусом генерал Арнолд, представители Сената, газетчики и даже Чарльз Линдберг. Так что пропагандистский эффект, тоже может быть достигнут. Есть возможность организации беседы Пешке с Годдардом и другими американскими ракетчиками, это также может сработать. Как минимум, все эти его связи станут новой наживкой для британцев. Ну, а потом, можно будет создать ему условия для командировки на Остров или в Швецию…

— Ну, хорошо. Я вам верю, Рейнхард! Допустим, Пешке оправдает ваши надежды, и нужно лишь немного подождать. Расскажите пока о другом… Что там у нас с британской системой дальнего обнаружения? Как быстро британцы сумеют ее развернуть? Что там успели узнать ваши агенты, приближенные к Британскому командованию?

Беседа продолжалась еще четверть часа, и завершилась весьма продуктивно. Гитлер вполне успокоился в отношении ситуации с отпущенными пленными американцами, порожденной суетливыми интригами его соратника Геринга. А руководство СД получило разрешения на множество дополнительных карт, для раскладки своих "хитрых разведывательных пасьянсов". Следующим посетителем кабинета стал Гросс-адмирал Редер.

Вверенные адмиралу Кригсмарине, всего несколько недель назад покрыли себя славой, когда 14 октября "U-47" под командованием капитана-лейтенанта Гюнтера Прина храбро проникла на рейд якорной стоянки Скапа-Флоу, и благополучно утопила старый британский линкор "Роял Оук". Это была первая настоящая победа Кригсмарине над боевыми кораблями "Роял Нэви", однако, Редер мечтал о других победах. Подводников Гросс-адмирал слегка недолюбливал, поэтому в первой части беседы, командующий флотом вместе с Главой Нации обсуждали новые операции германских надводных рейдеров в Атлантике. Эти рейдеры, и маскирующиеся под гражданские суда, словно "волки в овечьей шкуре", и скоростные тяжелые крейсера, прозванные "карманными линкорами", были любимым детищем Гросс-адмирала Редера. Как раз сейчас, тяжелый крейсер "Адмирал граф Шпее", захвативший и потопивший в октябре четыре британских парохода, и пополнивший запасы топлива с судна снабжения "Альтмарк", уходил в Индийский океан.

В покинутой им южной Атлантике пока оставались с носом, рыщущие по его душу ловчие корабельные отряды британцев. А "Шпее", несмотря на опасности нелегкого трансокеанского перехода, буквально за день до этой беседы, уже сумел захватить теплоход-танкер "Африка Шелл". Получивший новый доклад Гитлер, тут же похвалил моряков Рейха, однако Редер отлично понимал, что будь на месте этой пятерки гражданских призов потопленные боевые корабли британского флота, похвалы и награды были бы на порядок значительней. Поэтому, сколь бы скептически Гросс-адмирал не относился к Люфтваффе, но новые планы фюрера по совместным действиям морского и воздушного флотов Германии на Средиземном море, Редер выслушивал со все возрастающим интересом, плавно переходящим в азарт охотника…

* * *

* * *

В порту было многолюдно. Как ни старались военные и гражданская администрация скрыть подробности события и уменьшить масштабы сборища, но новости все же просочились наружу. И быстрее всех все главное узнавала пронырливая журналистская братия.

Поль Гали буквально за день узнавший от своих портовых знакомых о прибытии именно в Бостон отпущенных из германского плена добровольцев, немедля прилетел на Север страны из Чикаго. В первых рядах атакующих своими вопросами бывших узников, Поль тут же заметил несколько газетных звезд, и конечно же свою вечную соперницу Кэтрин Джальван. "Нью-Йоркская штучка" как всегда блистала и тут…

А Генерал Арнольд, шесть спасенных пилотов и еще один вызволенный из плена авиатехник терпеливо отвечали на водопад вопросов. Которые разнились от самых безобидных, вроде "Чем вас кормили в плену?", до вполне себе провокационных, вроде "Сколько вы заработали в Польше, и в Германии?". Гали заметил легкие признаки раздражения на лице своего старого знакомого. Лицо капитана Моровски несколько раз каменело, во время ответов на коварные вопросы, но в целом он держался довольно уверенно и спокойно…

— Генерал, скажите, вы собираетесь зачислить польских ветеранов в линейные части Авиакорпуса?

— Мы подумаем об этом. В любом случае, ребятам сначала нужно хорошо отдохнуть, а уже потом я готов рассмотреть их прошения о поступлении на службу…

— Благодарю, генерал.

— Брюс Доггерти из "Бостон Глоуб". Скажите, джентльмены, за что вами получены польские и французские награды? Если можно поподробнее!

— Мистер Доггерти, я, пожалуй, отвечу за всех. Награды этих стран были вручены американским гражданам за помощь дружественному государству в отражении агрессии, и за помощь воюющим вместе с нами добровольцам из "Сражающейся Европы". А вот, подробности, это уже иной формат, который не годится для пресс-конференции, ведь остальные ваши коллеги тогда не успеют задать свои вопросы…

— О, я весьма вам благодарен вам за ответ, мистер Моровски! Рад, что вы столь уважительно и внимательно относитесь к нашему брату журналисту.

— Не стоит благодарности, мистер Доггерти.

— Лайнел Льюис корреспондент "Нью-Йорк Пост". Скажите мистер Гарнелл, вам было неприятно жить в плену? Немцы докучали вам издевательствами?

— Нет, все было в рамках конвенций. Нам даже давали возможность выходить на прогулки в лес, и иногда возили в город за покупками. Разумеется, под охраной. Не знаю, в каких условиях содержались в плену наши друзья из других стран, но американцы в Германии вроде бы не страдали. Хотя, вот, моего командира, заставляли летать на самолете без парашюта…

— Пока речь, не о нем. Неужели вас там даже не запирали в одиночной камере?!

— Меня нет, не запирали, а вот капитану Моровски досталось…

— Благодарю, достаточно.

— Ален Данервилл Журнал "Атлантик Мансли". Мистер Моровски, почему вы согласились сотрудничать с наци? Неужели, нельзя было отвергнуть эти грязные предложения?!

— Переформулируйте ваш вопрос, мистер Данервилл. Ни один уважающий себя человек не станет прямо отвечать на откровенную клевету? Или вы сами готовы нам здесь ответить, почему вы прямо сейчас на наших глазах сотрудничаете с немцами?

— Да, с чего вы взяли, что "Атлантик Мансли" сотрудничает с Гитлером?! А вот вы! Вам ведь разрешалось ездить в другие страны! Хорошенький плен, с поездками в Румынию и Литву в спальном вагоне со всеми удобствами! А?!

— Как однажды сказал Томас Джеферсон — "Человеку, не страшащемуся правды, нечего бояться лжи…". Не стоит торопиться с выводами, мистер Данервилл. Давайте, лучше спросим у вашей же коллеги, Кэтрин Джальван. Скажите Кэтрин, вас ведь тоже возили из Германии в Венгрию и Чехию. Да и ваша статья в "Фелькише Беобахтер" о соблюдении конвенций в Полькой войне, мне как-то попалась на глаза. Все это случилось с вами в плену, или у меня неточные сведения?

— Причем тут я, мистер Моровски?!

— Ну, хотя бы при том, что мы здесь говорим с вашими коллегами о нормах поведения американских граждан в германском плену. Вы гражданка Соединенных Штатов, я тоже. Вы, так же как и я, были арестованы германской армией на территории Польши во время войны. И разве вы, Кэтрин, не считали пленом все то время, пока вам не предоставили полную свободу? Очень прошу вас, ответьте, считаете ли вы те ваши поездки сотрудничеством с нацистами?

"А цитаты отцов-основателей, я все-таки не зря в Москве перед заданием учила… Ну, что "звезда газетных скандалов", чего сверкаешь глазами? Нравится тебе отвечать на неприятные вопросы, оставляющие после себя долгое и мерзкое послевкусие? Вот и мне это никогда не нравилось. Ни дома, ни в Польше, где ты сама была в роли допрашивающего, ни здесь. А теперь, и ты почувствуй себя в роли препарируемой твоими коллегами лягушки. Не все же мне с парнями отдуваться. Зато больше не будешь столь злорадно улыбаться, слушая наши ответы…".

— Да, мадам, ответьте нам, пожалуйста.

— Это действительно интересно, мэм!

— Просим вас ответить!

У, оказавшейся в прицелах глаз и фотокамер своих коллег, журналистки сильно порозовели щеки. Но вскоре, саркастическая улыбка на холеном лице, едва не превратившись в недовольную гримасу, снова засияла светским дружелюбием. Держать красивую мину даже в сложных ситуациях, ей было не привыкать…

— Капитан прав, я действительно была арестована германским офицером во время моей профессиональной поездки в Люблин. Да, меня некоторое время изолировали от телефона и почты, и даже ограничили мое перемещение. Но, в конце, передо мной официально извинились, как вы можете помнить из моей октябрьской статьи в "Чикаго Дейли-Ньюс". Мистер Моровски прав и в том, что меня действительно возили не только по территории Германии, но и по странам примкнувшим к Оси. Один раз мы с капитаном даже оказались на одном вокзале в Мюнхене. Мистера Моровски тогда отправляли в Румынию, а меня увозили в Будапешт. Мы оба ехали под охраной, и я не считаю выполнение тех требований германской администрации сотрудничеством. Более того, германская администрация пыталась привлечь меня для оказания давления на мистера Моровски, но я отвергла это предложение! Надеюсь, это полностью проясняет все вопросы? И уважаемые коллеги! Ну, неужели же нам больше не о чем спрашивать наших героев?!

"Кстати, очень удачно получилось, что гестапо тогда решило нас столкнуть с этой дамой перед отъездом. Может, они надеялись внезапно проверить реальность нашей антипатии. Впрочем, ничего у них тогда толком не вышло. Мы с этой Кэтрин в тот раз лишь раскланялись, не обменявшись даже парой слов. Зато теперь, мне можно ссылаться на сегодняшнюю "пресс-экзекуцию", и возмущенно или спокойно игнорировать новые иезуитские вопросы о колаборационизме. Типа — "Хау! Я все сказал!". Вот и отлично…".

Наконец, Гали смог приблизиться к первым рядам толкающейся, тараторящий свои вопросы, и слепящей своими магниевыми вспышками своре коллег-газетчиков. В этот момент, все еще немного хмурый взгляд, замершего в стойке "Вольно" орденоносного капитана Авиакорпуса, встретился с его взглядом и на лице бывшего пленника мелькнула улыбка. Моровски явно узнал его, и тут же поднял руку, бесцеремонно останавливая поток сознания одной из репортерш…

— Дамы и господа! У всех у вас много замечательных вопросов. Безусловно каждый из них чрезвычайно важен для американских читателей и радиослушателей. Но позвольте слегка изменить формат нашей беседы. Среди вас есть один человек, которому я сам с большим интересом пожал бы руку, и задал бы свои вопросы. Это настоящий герой журналистики! Вы можете спросить меня, "кто он, и в чем же состоит его героизм?!", и я с радостью расскажу вам об этом. Его имя — Поль Гали — репортер "Чикаго Дейли Ньюс". Не удивляйтесь, друзья! Мой друг Поль не просто газетный репортер, он настоящий американец, да еще и человек с большой буквы, каких не так уж много живет на этом свете. Если бы не наш "рыцарь пера и блокнота", то количество наших с вами соотечественников, сражавшихся за свободу европейских народов было бы куда меньше. Да будет известно дамам и господам, именно Поль является крестным отцом сквадрона "Задиры" авиагруппы "Сокол", которой я имел честь командовать. Он на свои и спешно собранные деньги выкупил в Баффало несколько не новых, но вполне боевых самолетов "Боинг Пи-26". И нашел семерых опытных пилотов, которые, взлетев с французского авианосца, бомбили германские аэродромы вместе с польской и добровольческой авиацией. Расспросите его о той операции, ведь Поль не только ваш коллега, но и участник тех событий. В Польшу он попал, держась за рукоятки французского турельного пулемета, и готовый отстаивать свою жизнь огнем по атакующим его транспортник германским истребителям. С такими газетчиками, как Поль, Америка непобедима!

Эта реплика вызвала у окружающих бурное веселье. А чикагского репортера сразу же окружили заинтересованные лица его соратников из пишущей братии. Тут Павла снова увидела обиженное выражение на лице Кэтрин Джальван и ее готовность ревниво прервать, звучащие в адрес ее коллеги, дифирамбы. Но мощный поставленный голос недавнего командира дивизиона, легко перекрыл возбужденный гомон репортеров, и снова удержал внимание аудитории.

— И самое главное, дамы и господа — все мы с вами американцы! Но американцами нас делает, не место проживания, не язык на котором мы разговариваем, не умение есть индейку и красиво петь гимн нашей страны. Ни даже вовремя уплаченные налоги… Американец, это в первую очередь человек, готовый защитить Америку и ее союзников. Человек готовый защищать демократию и бороться с агрессором во имя мирового содружества наций, не щадя своей жизни. И, прежде, чем вы придумаете новые вопросы… Я прошу вас хорошенько подумать, какие бы ответы от людей рисковавших своими жизнями за союзников Америки, действительно, были бы интересны нашим соотечественникам. Постарайтесь, не обесценивать все перенесенное вашими соотечественниками, пустыми дешевыми и не нужными вопросами. И очень советую вам, расспросите Поля Гали о подробностях его польских приключений. Уверен, он расскажет вам о них намного интереснее, нежели любой их нас — пилотов. Благодарю вас за терпение, дамы и господа! Еще минут пять мы в вашей власти, а потом, просьба отпустить нас из этого нового плена!

Последние слова юного капитана были встречены дружным смехом. Ситуация окончательно разрядилась. Больше никто из репортеров не пытался уязвить своими вопросами возвратившихся на родину ветеранов малопонятной большинству сограждан Польской войны. Еще через десять минут пресс-конференция завершилась, местные газетчики кинулись в свои редакции, а приезжие в ближайшие отделения телеграфа. А измученные марафоном вопросов молодые люди отбыли на торжественный прием в один из особняков Бостона. Впереди их ждали не только застольные речи, но и серьезные беседы с действующими и отставными офицерами Авиакорпуса, и даже встреча с героиней транс-американских "Бендикс-Гонок" Кокран Жаклин, и с героем дальних перелетов Чарльзом Лидбергом…

Подготовка к войне со стороны финнов

Гауптман Макс Крюгер прибыл на аэродром Руоколахти вместе со своим командиром авиагруппы оберст-лейтенантом Ровелем. Аппарат без опознавательных знаков тут же закрыли чехлами и замаскировали. Сразу после перелета из Кенигсберга их принимал у себя лично командующий финских ВВС генерал-майор Лундквист. В большом обеденном зале разговор шел на хорошем немецком.

— Я слышал, русские недавно сбили два ваших разведчика, генерал.

— Недавно они сбили один экипаж лейтенанта Павилайнена, герр Ровель. А вот экипаж капитана Эскола им удалось подловить только в конце сентября, после трех месяцев активных полетов. Все, что капитан тогда успел сделать, это сообщил по радио, что его атакуют два русских истребителя. Чуть позже сквозь помехи радисты расслышали, что убит стрелок и горит правый мотор.

— Возможно, у вас есть новости по развитию ПВО русских, генерал? Удалось ли выяснить, почему, так резко возросли воздушные потери?

— Трудно сказать, какие из причин важнее. Советы то и дело преподносят нам сюрпризы. То обстреляют дальнобойными зенитками, то нападут высотными истребителями. И, похоже, русские резко усилили воздушное наблюдение за эшелоном от восьми до одиннадцати тысяч метров. По ряду данных, они применяют не только воздушных наблюдателей с биноклями, но и радиометрические станции дальнего и высотного обнаружения. Вероятно британского производства. Получены также сведения, что оснащенные такими системами части ПВО, уже появились вдоль балтийского побережья. Возможно, поэтому и был сбит "Бленхем" капитана Эскола, он ведь упал в воды залива. Но достоверных сведений об этом добыть, пока не удалось.

Ровель затянулся сигаретой и, пригубив коньяк, снова вернулся к беседе. Гауптман Крюгер, мудро не вступая в разговор старших офицеров, налег на жаркое из оленины.

— Генерал, а что там с вероятным появлением рядом с Санкт-Петербургом, авиагруппы, вооруженной "Буревестниками"? Надеюсь, вы помните, наши летние ориентировки? Это довольно опасная машина, и очень не хотелось бы, чтобы экипаж гауптмана Крюгера попал ему в когти.

— Мы помним те сообщения вашего Абвера, оберст-лейтенант. Насчет "Буревестников" некоторые сведения были получены. Один их аэродром был обнаружен недалеко от Тихвина. В августе с ними было две встречи в воздухе над большевистской Ингерманландией. Тогда русские не смогли точно идентифицировать наших разведчиков и перехватить их. А капитан Эскола в тех полетах сумел сфотографировать несколько аэродромов, где скоростные перехватчики могли находиться. Но, в последнее время, сведений нет, хотя по косвенным признакам и данным агентурной разведки, русские сильно расширили свою аэродромную сеть. Большевики явно меняют свои планы нападения на Суоми, и значит, сведениям полученным разведкой в конце лета доверять мы уже не можем. И это одна из причин, почему мы снова обратились за помощью к вам. Кстати, что с потолком вашего нового "Хеншеля-130"?

— Пока вы можете рассчитывать на одиннадцать-денадцать тысяч, при глубине разведки в тысячу километров. Естественно, с учетом погодных условий.

— Ну что ж, это намного лучше, чем восемь с половиной тысяч на "Бленхеме". Когда вы будете готовы к первому полету?

— Макс, ты ведь уже получил новые касеты с пленкой?

На суровом лице подполковника мелькнуло подобие улыбки, его глаз добродушно сощурился. Крюгер вытер рот салфеткой и ответил по уставу.

— Так точно, герр оберст-лейтенант. Завтра у нас вылет на разведку погоды. А еще через день заправим баки под пробку, получим от местной разведки карты маршрута, и можем вылететь на боевое задание.

— Ну, вот, генерал. Почти все готово, значит, скоро экипаж гауптмана Крюгера вскроет для Суоми свежие секреты коммунистов. Кстати, а вы не боитесь новых нот от Москвы? Все-таки их наглость в Женеве сильно попортила репутацию вашей страны.

— К сожалению, оберст-лейтенант, ваша страна не хочет открыто поддержать Финляндию. Наше правительство даже получило рекомендации согласиться на требования коммунистов. Но Суоми будет драться за свою свободу, и любой новый инцидент лишь меняет сроки русского наступления. А наше миролюбие никак не отменяет планов Сталина. Суоми не может рассчитывать надолго оттянуть войну с Советами. Мы знаем, что их подготовка к войне почти завершена. За последние две недели, русские стали вести себя слишком осторожно, и в то же время любые нарушения границы пресекаются ими довольно жестко.

— А в чем выражается их осторожность?

— В первую очередь, в том, что теперь они не ведут радиосвязь открытым текстом. И вдоль границы сейчас прекращены все разведывательные полеты их пограничной авиации. При этом, любой полет наших самолетов агрессивно встречается заслоном истребителей, а в ночное время экипажи докладывали, что их освещает прожектор, и сразу же начинают бить дальнобойные зенитки. Ночные перехватчики русских тоже не дремлют. К тому же, "сталинские соколы" перестали пытаться сажать наши самолеты, и теперь сразу атакуют на уничтожение. Для вашего вылета правильнее будет зайти с севера от Лапландии, и лететь в обход Тихвина. Впрочем, решать какой выбрать профиль полета, будете вы сами. Мы лишь просим, провести разведку в направлении Тихвина, и попытаться найти их недавно построенные аэродромы.

— Можете не сомневаться, генерал. Наши парни решат эту задачку. Верно, Макс?

— Абсолютно, герр оберст-лейтенант.

Финские механики и заправщики выполнили все от них зависящее. Офицеры финской разведки предоставили союзникам прекрасные карты северо-западных областей Советской России. И уже через день после вылета на разведку погоды, новейший высотный разведчик Люфтваффе "Хеншель HS-130", взлетев с аэродрома Руоколахти, взял курс на Вытегру и далее на северо-восток. Спустя еще несколько часов самолет-разведчик должен был развернуться на юг в сторону Вологды, и далее подобраться с тыла к секретным аэродромам большевиков в районах Каргополя и Тихвина. В кабине набирающего высоту самолета-разведчика, командир экипажа негромко насвистывал мелодию из "Кольца Нибелунгов"…

Подготовка к войне со стороны СССР

На подмосковном стрельбище НКВД недалеко от городка Балашихи собралась большая компания высоких чинов НКВД и погранвойск. Одной из целей были показательные стрельбы и оценка нового вооружения. Но не менее важной причиной встречи оказался вопрос приобретения целого завода, поставленный перед своим начальством Управлением перспективных разработок, и подкрепленный последними данными, полученными из Греции и Британии.

Дело обстояло так. После начала "сентябрьского закипания" в бассейне Средиземного Моря, отношения между странами Оси и британцами очень сильно осложнились. Из-за пассивности Великобритании, как страны-гаранта, в исполнении своих обязательств данных Польше и Греции, кресло под британским премьером Чемберленом чувствительно зашаталось. И тут как раз в начале октября, греки попросили у старшего союзника любой возможной помощи в усилении военной промышленности архипелага. В таких условиях, правительство "северных островитян" не могло отказать "островитянам южным" в содействии, и задешево предложило, уже давно не нужное им самим, оборудование для производства винтовочных стволов и патронов 256 калибра (то есть 6,5x51mm SR).

Греки скривили нос, но все же, решили не отказываться. Премьер-министр Греции Скуллас готов был забрать, все что дают (пока не передумали), но тут, очень некстати, выросла проблема. Муссолини информировал МИД нейтральных стран, что с ноября все морские перевозки в Средиземном море подлежат досмотру сил Реджиа Марины на предмет военной контрабанды. И хотя в Европе многие руководители государств догадывались, что у дуче не хватит пороху досматривать всех подряд, но втягиваться в войну или терпеть убытки не хотел никто. У британцев пока еще оставался вариант доставки в Грецию оборудования своим военным флотом (который уж точно не подлежал досмотру). Но Адмиралтейство "Туманного Альбиона" также не было готово влезать в "итало-греческий гадюшник по самые уши", поэтому предложило организовать доставку либо через Африку, либо через Россию. Греческое правительство оценило варианты, и в виду недавно наладившихся отношений, обратились к СССР за помощью, в доставке, выкупленной в Великобритании заводской оснастки. Тем более что еще один патронный завод в Марокко уже начинали строить и оснащать совместными усилиями русских и французов.

Вот, в таких условиях, УПР НКВД и предложило вместо переправы в архипелаг качественного британского оружейного завода, отдать грекам вторую часть вывезенного из Польши оборудования для производства 8-ми миллиметровых манлихеровских и 7, 92 миллиметровых маузеровских патронов, которые в СССР выпускать не собирались. С точки зрения международной политики Советского Союза тут была прямая выгода. Чем дольше будет воевать южная Европа, тем сложнее будет империалистам, договориться для совместной агрессии против СССР. А вот, с экономической точки зрения, выгоды было ноль. За чуть более ценное оборудование, денег греки доплатить не могли. Да и самой социалистической державе эти британские стандарты полувековой давности вроде бы совсем не подходили. Но у недавно получившего звание старшего майора госбезопасности товарища Давыдова было иное мнение… Недавно у него появилась навязчивая идея, к которой самого старшего майора подтолкнуло посещение тренировочной базы ОМСДОН в Подмосковье. Там товарищ Давыдов увидел боевую работу ОСНАЗ во всем ее великолепии. Бойцы этого элитного соединения много стреляли, и показывали класс, и в штурме зданий, и захвате вооруженных диверсантов. Причем, один из взводов там тренировался в стрельбе из очень интересного оружия. А именно, из японских ручных пулеметов с магазином сверху, и из автоматов Федорова образца 1916/1925 годов. Оба оружия использовали один и тот же старый японский патрон калибра 256, о котором старший майор только недавно слышал на совещании по греческому вопросу. Вот тут-то Давыдова постигло озарение, и для его прояснения он (в силу своих полномочий) немедленно собрал совещание с оружейниками. На которое пригласил, не только известных оружейников Токарева, Дегтярева, Шпагина, и Блюма, но создателя первого в мире автомата и по совместительству бывшего полковника царской армии Федорова.

Мнения на совещании, как водится, разделились. Дегтярев и Токарев, которые успешно совершенствовали свои принятые в производство системы под стандартный патрон 7,62х54мм с рантом, высказались против "неразберихи с патронами". Симонов и Блюм, наоборот, тут же оценили перспективы, и высказались за "экономичные патроны". Конструктор Шпагин, на тот момент совместно с Дегтяревым занимался модернизацией крупнокалиберного пулемета, и видимо, поэтому в дискуссию не полез, даже если и имел свое мнение. Следующее совещание Давыдов собирал уже только с "энтузиастами". На том совещании профессор Федоров, который с 20-х годов оставался не у дел (перебиваясь консультированием других конструкторов), и был не любим кремлевским начальством, сначала хотел возродить заброшенное на пулеметном заводе в Коврове производство своих автоматов. Симонов же собирался начать выпускать под патрон "Арисаки" свою АВС-36, которая по идее от этого могла здорово выиграть во всех характеристиках. Но тут, революционное предложение внес военинженер Блюм.

— Товарищи, случай ведь уникальный! Мы ведь с вами сейчас можем создать целый класс оружия, которого еще ни у кого нет. Вот, только японские патроны, нужно немного изменить. А для стволов 6,5 миллиметра в Кворове оснастка есть, только в новом цеху смонтировать.

— Да вы что нам предлагаете, товарищ Блюм?! Сколько же денег мы и так вбухаем в этот не нужный стране завод, а вы предлагаете еще больше потратить! Лучше бы уж тогда новый завод для токаревских патронов 7,62х25мм построить.

— Товарищи, а зачем нам такая дульная мощность, как у "Арисаки"? Да и дальность боя такая не нужна. Уменьшаем длину гильзы до 44–47 миллиметров и получаем патрон, который позволит бить очередями точно в цель на дистанции 700-1000 метров. Дульная энергия вдвое меньше чем у обычного винтовочного патрона. Даже если речь у нас идет о вооружении только пограничных войск и частей особого назначения, результат все равно будет отличным.

— Я согласен с Михаилом Николаевичем. Идея многообещающая. И наш с коллегами опыт как раз позволяет создать целое семейство систем под такой патрон.

— Владимир Григорьевич, ну что вы так сразу соглашаетесь. Зачем нам этот авантюризм, товарищ профессор? Почему бы нам просто не наладить на этом оборудовании производство японских патронов для Арисаки? Ведь, насколько нам известно, на складах мобилизационного резерва до сих пор числятся на хранении почти полмиллиона японских винтовок.

— Видите ли, товарищ Давыдов. Японский патрон сам по себе не так уж плох. Но, хотя он и слабее нашего трехлинейного, однако, все равно избыточен для автоматического оружия. Вот Сергей Гаврилович Симонов пять лет назад создал очень прогрессивную конструкцию автоматической винтовки. Но из-за большой дульной энергии, высокой оказалась отдача. Практически невозможно из АВС вести огонь очередью длинней двух патронной — прицел сразу уходит. И Сергей Гаврилович прав. Если его АВС переделать под британский "смол-рант 256", которым снаряжаются старые японские винтовки, то кучность и скорострельность винтовки уже сильно возрастут. Но практика войн двадцатого столетия показывает нам, что далее восьмиста метров эффективная стрельба из винтовки вообще невозможна, да и не нужна. Естественно речь не идет о снайперском оружии. Так, зачем тогда переводить металл на производство крупных патронов, размеры которых были обоснованы лишь до восьмого года, когда была принята остроконечная пуля? Раз уж британцы так неосторожно позволили России получить современное оборудование для производства 6,5 миллиметровых патронов, то, я согласен с товарищем Блюмом, грех не сделать следующий шаг.

Дискуссия еще продолжалась, но идею Блюма-Федорова все присутствующие оценили высоко. Вдобавок профессор Федоров, как отличный знаток всего современного стрелкового оружия предложил под производство новых систем переделать часть трофеев времен гражданской войны, и времен недавних конфликтов малой длительности. В частности, довольно просто было переделать под новый патрон все трофейные японские ручные пулеметы. При этом их можно было несколько облегчить, заодно увеличив емкость магазина. Для этого пулемета Федоров предложил магазин своей конструкции, которую так и не смог реализовать в 20-х. Фактически получался свернутый спиралью коробчатый магазин (превратившийся в барабан). Причем, по его идее, подобные магазины (и прямые и барабанные) должны были использоваться для всех систем под этот новый патрон. Мало того, Владимир Григорьевич сразу предложил переделывать в ручные пулеметы винтовки "Манлихера" (с затвором, досылающим патроны при прямом движении без поворота рукояти перезаряжания).

В выполнимость и экономичность последнего Давыдов не особо поверил, но выделил производственные мощности для конструирования, и получил на это разрешение народного комиссара внутренних дел Берии. И вот через месяц после выдачи технического задания, все доработанные под новый патрон образцы стрелкового вооружения, и сами патроны, выпущенные малой партией в почти кустарных условиях, оказались на полигоне ОМСДОНа для показа высокому начальству. Как раз неделю назад два корабля с оборудованием уже пришли в Мурманск из Бристоля. Именно сейчас должен был решаться вопрос, оставить ли "греческий завод" в Союзе (заменив его на польский аналог), или отдать его грекам вместе с передачей им в долг некоторого количества японских винтовок.

И вот зрители собрались на показ первых результатов. Командующий пограничными войсками НКВД комдив Соколов, командир отдельной мотострелковой дивизии особого назначения имени Дзержинского комдив Артемьев, нарком Берия, и другие высокие чины НКВД очень придирчиво осматривали представленные, словно на выставке, образцы вооружения. На столах в собранном и разобранном виде матово мерцали воронением необычные автоматические карабины и пулеметы. Впрочем, некоторые из них были вполне узнаваемы. Пояснения гостям и хозяевам давал сам старший майор госбезопасности Давыдов.

— Ну как вам оружие, Павел Артемьевич? Нравится?

— Нам-то нравится, мы ж его первые и испытываем, да вот дадут ли его в достатке? Патрон-то совсем новый, его нужно массово внедрять. Ка бы не расходы, я бы обеими руками за это оружие голосовал. Хотя только для НКВД ведь можно такой стандарт и ввести, чай не армия в пять миллионов…

— А вам Григорий Григорьевич, как?

— Ну, допустим, вот этот Федоровский автомат мы еще в двадцать пятом видали. А на Дальнем Востоке они у нас на заставах до начала тридцатых использовались. А это что там за системы такие?! Импортные что ли?

— Это ручной пулемет Федорова-Блюма-Симонова образца 39-го года (ФБС), товарищ комдив. Получен он из 8-ми миллиметровой винтовки "Манлихера", путем лейнирования ее ствола внутренним стволиком калибра 6,5 миллиметра с новым патронником.

— Это вы там, получается, ствол растачивали?

— Так точно, товарищ комдив. Технология еще на Тульском заводе отработана, там из винтовок "Бердана" охотничьи ружья делают, а мы из "Манлихера" пулеметы. Там еще затвор с патроноприемником доработаны, добавлен газоотводный узел, и пружины другие. Ну и компенсатор-пламегаситель, сошки поставлены. Да и приклад с цевьем также немного переделаны. Большинство деталей для модернизации винтовки в пулемет, взяты от автоматической винтовки товарища Симонова АВС-36, сошки от ДП. Скорострельность этого образца получена около 500 выстрелов в минуту. Емкость отъемного барабанного магазина "улитки" составляет 60 патронов. Вес с магазином и патронами 7, 4 килограмма. Дальность прицельной стрельбы тысяча метров.

— Да в нем весу всего ничего! Как начнет стрелять, так, небось, из-за отдачи все пули мимо цели уйдут. На кой он такой нужен?!

— Это вы поторопились с выводами, Григорий Григорьевич. Лейтенант госбезопасности, покажите, что могут ваши стрелки.

— Есть, товарищ старший майор госбезопасности. Отделение! На рубеж, к бою!

Стрелки выполняли четыре упражнения на позициях для стрельбы "лежа", "с колена", "стоя из-за укрытия" и во время движения. Недоверчивый комдив Соколов снял шинель, и лично проверил стрельбу на каждом из рубежей. Лицо его после стрельбы было озадаченным.

— Хм. Отдачу почти не чувствовал. Словно из чутка усиленной мелкашки стрелял, или из пулемета товарища Блюма. И все пули, как по ниточке, в контур мишени идут. Выпустил очередь патронов на пятнадцать, а он вообще ствол не задирает. Даже на ходу без второго номера можно бить. Ну ка, отвечай те, товарищи, как вы такого чуда добились?!

— Как видите, кучность боя получена достаточно высокая. А добились мы этого так. Самой главной деталью всех этих образцов являются немного переделанные патроны "Арисаки". Длина гильзы уменьшена на шесть миллиметров. Их дульная энергия теперь в 1,5 раза меньше, чем у исходного образца. Отсюда, и вес небольшой, и кучность боя, и возможность длинными очередями сечь.

— Ну, что товарищи. Еще есть желающие опробовать образцы?

Товарищи с ромбами в петлицах желали. Следом за ручным пулеметом, стрельба пошла из модернизированного под новый патрон Федоровского автомата, и из нового опытного автоматического карабина Симонова АКС-39, затвор которого сильно походил на затвор только что опробованного ручного пулемета. В целом системы были унифицированными лишь в части боепитания. Более легкий, чем у исходного Федоровского автомата двадцати пяти зарядный магазин АКС-39 мог использоваться на "ручнике" ФБС, вместо его "улитки", и наоборот. Другие отличия касались конструкции ствола автоматического карабина (взятого от автомата Федорова) родного симоновского ударно-спускового механизма, более короткого газоотводного узла, отсутствия сошек и смонтированного на конце цевья узле легко-убираемого игольчатого штыка. Приклад был похож на АВС-овский, а ложа автоматического карабина имела переднюю рукоять для быстрого перевода огня на другую цель. И хотя задержки новых систем при стрельбе на этом показе случались, но собранные за месяц образцы, и не могли быть идеальными. Да и вопрос в этот раз стоял несколько иной — нужно ли оружие под такие патроны боевым частям наркомата. После высказываний, итог подвел нарком НКВД. Решение на "обмен заводами с греками" было получено. А в составе, принимавшей сегодня гостей дивизии особого назначения, появился еще один учебный батальон, которому предстояло стать первым подразделением в стране вооруженным показанным новым оружием. Правда в ближайшие пару месяцев этот батальон мог скромно рассчитывать только на переделанные под новый патрон карабины "Арисака" и японские пулеметы, но у батальона все еще было впереди.

После отъезда из Балашихи, капитан госбезопасности Судоплатов прямо в машине докладывал народному комиссару Берии очередные результаты вербовки проводимой им среди пленных польских офицеров. Перспективы уже обнадеживали. Кстати, несколько таких офицеров с украинскими и белорусскими корнями удалось завербовать даже в НКВД. Лояльность этого контингента в целом, гарантировалась оставшимися в СССР близкими родственниками. Причем, пяти молодым командирам Судоплатов дал рекомендацию в только что начатый формированием учебный лыжный батальон войск НКВД. Которому в будущей войне с Финляндией, предстояло воевать в Карельских лесах. И если бы в реальных боевых условиях удалось такими малыми порциями, откатать хотя бы часть командиров будущих польских частей, то надежность этих войск можно было бы считать приемлемой. И в случае войны с Германией, вот такое подспорье РККА было бы очень кстати…

В Америке

Копии сохраненных в нотариальной конторе документов, уже прибыли в Бостон из Шербура. По окончании беседы с "акулами пера", встреча с двумя мрачными офицерами ФБР бывшего пленника не впечатлила. После изобретательных методов Гестапо и Абвера, внимательные глаза американской госбезопасности теперь не смогли бы найти на лице капитана Моровски даже тени его грехов перед Америкой. Тем более, что и грехов тех на самом деле не было. Рассказывать приходилось в основном о скуке, которая царила в плену. По заранее скорректированной Шеленбергом легенде, американский наемник вел себя в плену стоически, но чисто от скуки, все же, решил немного полетать на самолетах и воздушных шарах, благо поступали такие предложения. При всем при этом, за родину отцов, в чью бы то ни было сторону, не было сделано ни единого выстрела. Да и своих боевых ракет молодой офицер врагу так и не выдал, а значит, и говорить, собственно, не о чем. Наивная логика молодого капитана офицеров ФБР позабавила, но в итоге рассказ их полностью удовлетворил. Ну, а сам допрашиваемый продемонстрировал им полный фатализм. Вместо терзаний разведчику вспоминался странный сон, настигший его в каюте голландского парохода. В том сне шел негритянский парад по широкой улице незнакомого города. Впереди шел духовой оркестр. А черные лица, обрамленные летными шлемами, чуть колыхались в такт шагам коробки парадного расчета. Больше чем реакция сыщиков на ее ответы, Павлу сейчас занимал смысл очередного "вещего послания". Но этот смысл пока ловко ускользал. Поэтому для лучшего понимания намека, Павла дала себе слово часть своего свободного времени потратить на приобщение к негритянской музыкальной культуре. Благо музыкальный вкус бывшего пленного недавно был неплохо проверен в Баварии…

Подписав несколько листов, Павла вздохнула свободнее, но допросы еще не закончились. Следующим дознавателем оказался, похожий своим лицом на киношного фашиста, отставной майор Клэр Ли Шеннолт. Этот политесов не разводил. На несколько его острых и жестких вопросов, сразу вернулись вежливые, но не менее жесткие ответы. Гнуться под кого попало, Павла и в прежней жизни не привыкла, а под этого грубоватого отставника и подавно не собиралась.

— Мистер Моровски. Поведайте нам с мистером Дулитллом, какой смертью гибли ваши пилоты? И какие вас посещают мысли по этому поводу?!

— Мои ребята с честью гибли в боях с превосходящими силами Люфтваффе. Но намного чаще они побеждали врага. Кстати, потери моей авиагруппы в несколько раз меньше, чем потери любой столь же активно воевавшей авиачасти. Майор сэр. Что же до мыслей… то мне нечего стыдиться. Случись пройти этот путь заново, я не задумываясь, повторил бы все, что уже сделал.

И видимо, такой стиль поведения Шеннолту импонировал, потому что прощался он уже без былого раздражения. На званый обед в особняке "неистовый китаец" так и не остался.

— О, кей, Джеймс. Характер-то у него есть. Остальное поглядим в деле. Если не завалится на выпускных тестах, то я возьму его инструктором. Кстати, поглядеть на это шоу, я обязательно приеду. Счастливо майор. До встречи капитан.

— Увидимся, Клэр.

— До встречи на тестах, майор, сэр.

Павла механически жевала стейк "Бостон" в сливовом соусе, запивая его белым мускателем. В это время командующий Авиакорпуса генерал Арнолд, рекордсмен дальних перелетов Линдберг, мэр Бостона Мюррей и вице-губернатор штата Масачусетс Кэхилл, и еще несколько важных персон, полчаса состязались в красноречии. Лидберг упирал на благословенное окончание войны, и необходимость восстановлении дружбы с "великодушными германскими друзьями". Генерал витийствовал о восхвалении храбрости американских парней, которые держали в страхе воздушные флоты тевтонов. А представители местных властей и бизнеса соглашались друг с другом по поводу продемонстрированного вернувшимися на родину бойцами торжества американского духа, недоступного, закостеневшей в своей патриархальности, старушке Европе. Естественно, про неоценимую помощь добровольцев из Франции, Чехии и других стран не было сказано ни слова. Америка слишком ревниво относилась, к чьим бы то ни было успехам, и потому достижения американцев всегда были на первом месте. Разговор с Дулитллом состоялся на балконе особняка, во время небольшой курительной паузы.

Ветер увлеченно кружил в виражах, бочках и боевых разворотах последние осенние листья, но зима все еще не торопилась по-настоящему прийти в Новую Англию. С балкона открывался вид на небольшой сквер, где на скамейках сидели с газетами пожилые джентльмены, и выгуливающие своих малышей перед сном родительницы. Отставной майор закончил выкладку своих железных аргументов, и теперь испытующе глядел на своего молодого собеседника.

— Ну, и как вам все эти перспективы, Адам?

— Перспективы захватывают дух. Благодарю, Джеймс, вы с мистером Шеннолтом, своей протекцией открыли мне фантастический кредит! Готовить наших пилотов к боям с союзниками Гитлера для меня большая честь! И я, действительно, хочу, чтобы ваши вложения в меня оправдались…

— Но? Договаривайте, мой друг. Что вас гнетет? Все еще не можете простить стране смерти вашего отца? Или обижаетесь на Клэра за его вопросы?

— Не в этом дело, майор сэр. В той смерти виноваты были конкретные люди, не весь народ. А Майор ничем меня не оскорбил… Меня сейчас больше беспокоит — на чьей вообще стороне вскоре окажется Америка?

— Как это "на чьей стороне"? Что еще за фантазии, капитан?!

— Вы же слышали примирительное выступление Линдберга, майор? Я очень уважаю его рекордные достижения, но… А, что если власти страны вскоре решат, что выгоднее сражаться не против Гитлера и Муссолини, а вместе с ними, против других держав. В политике выгода чаще диктует свои условия, нежели сохранение чести и доброго имени. Я могу говорить об этом со знанием дела, ведь и мое имя уже давненько моют в нечистотах.

— Адам, вы воюете с призраками! Конечно, политику не делают в белых перчатках, но что нам сейчас до этих ваших догадок? И что вам мешает, помочь таким же как вы американцам получить боевой опыт в Азии? Разве Япония не такая же страна Оси, как Германия и Италия?

— Вы правы, сэр! Мне ничто не помешает достойно выполнить эту миссию! Более того, я даже сам о подобном думал еще там в Польше. Польский опыт не должен быть забыт, чтобы наши парни не горели впустую в своих самолетах. Можете быть абсолютно спокойны. За мое участие в проекте майора Шеннолта, краснеть вам не придется. Ну, а что с тем моим докладом по ракетной теме?

— Ладно, Адам. Спишем это ваше уныние на каверзные вопросы журналистов и ФБР. Вы спрашиваете, что по ракетам? Научной общественности интересны ваши опыты. Газетные статьи вы читали. Мистер Годдард, уже не первый год консультирует Авиакорпус, и недавно ответил на мое письмо. Он считает, что запуск ракеты в космос возможен в ближайшие несколько лет. Но для этого необходимо объединить усилия разных стран. Кстати, ваш друг Оберт сейчас в Скандинавии?

— Профессор в Голландии. Но сам-то я остаюсь здесь, не менее чем на полгода? Или нет?

— После завершения обучения в Тактическом училище, и после переаттестации, вас направят в Британию, для обучения волонтеров. Но регулярные отпуска я вам гарантирую. Так что, в феврале-марте у вас все шансы поучаствовать в опытах профессора. Ну, что вы рады вернуться в строй?!

— Более чем, майор сэр! Кстати, а вы сами-то, когда планируете возвращаться на службу?

— Мое возвращение в Армию ожидается весной. Генерал приглашал меня возглавить отдел боевой подготовки Авиакорпуса, но что там будет, на самом деле прояснится ближе к марту. Что-нибудь еще вас интересует?

— Хочу уточнить, придется ли мне самому до отъезда из Штатов жить только в Монтгомери?

— Вашего домашнего ареста никто не планирует. Наоборот, гордитесь своей популярностью! Вас очень ждут с выступлениями в Центральном офисе "Лиги Юнных Командос" в Чикаго. Кроме того, на вас пришла пара вызовов. Один из артиллерийской комиссии. По испытаниям ваших польских ракет они наверняка вам сделают предложение. Другой от Управления боевой подготовки штаба Армии, о временном переводе вас из Резерва Авиакорпуса в парашютные части. Этих опасайтесь, вцепятся и не отпустят. В общем, вы теперь нарасхват, но не забывайте о главном. Монтгомери у вас должен быть на первом месте. Впрочем, неделя отдыха у вас есть. О! Нас снова приглашают в зал. Пойдем те мой друг…

Прием завершился, и Дулитлл решил свозить своего молодого приятеля в гости к Фрэнку Солтсбери в Баффало. Тем более, что туда все равно пришлось бы ехать. Поскольку в штабе авиабазы ждали новые документы временного капитана Авиакорпуса, и направление Моровски в Тактическую авиационную школу в Монгомери. Попрощавшись с собратьями по плену, они вместе с Дулитллом и с пилотом эскадрильи Сэма, Брэннера Дугом Пауэром (попавшим в немецкий плен в конце сентября) уехали на машине в Баффало. Сол (как Дулитлл звал Фрэнка Солтсбери) в этот раз был суетлив и всклокочен. Он не выразил особого восторга от их приезда, но на площадку, где стояла опытная "Аэрокобра" зайти разрешил, и даже согласился дать пояснения. Павла отворила похожую на автомобильную дверцу, и забралась в кабину легендарного в ее прошлом самолета. Почти на таком же Александр Покрышкин в той истории наводил ужас на германских экспертов. Более половины его побед были одержаны за таким же штурвалом. Оценив эргономику кабины, Павла попыталась найти прицел и баллистический вычислитель, стоявший на первых, поставленных в Союз самолетах данного типа. Ни того не другого на месте не оказалось.

— Ну, как вам эта "змеюка", мой друг?

— Ничего так, майор сэр. Хотя и непривычно, что мотор у нее сзади, и нос все время в горизонте. Эх! Сюда бы еще пушечку помощнее….

— У вас есть чутье, мистер Адам! Не зря ваша карьера взяла столь резвый старт. Сюда будут ставить полуторадюймовую скорострельную пушку, но пока мы гоняем по тестам саму машину.

— Полтора дюйма! Вы шутите! Такую мощь нужно использовать на дистанции в три четверти мили, но кто же, сможет в воздухе попасть столь далекую цель?!

— А, вот тут, дорогой Адам, ваш кругозор дал сбой. Дальность стрельбы орудия действительно позволяет такую стрельбу. Но, вы напрасно думаете, что прицеливание невозможно. Идемте, вон в тот ангар, и вы увидите все своими глазами. В Америке еще с начала тридцатых выпускается много специальных счетных устройств. В лаборатории "Белл" в этом году как раз создали новый вычислитель, позволяющий вести стрельбу из пушек в полете на дальностях порядка тысячи ярдов, а вместе с новым прицелом возможности возрастают еще сильнее…

"А провокация-то моя удалась на славу. Вон, как распелся этот раздувшийся от своей важности глухарь. Сейчас мы тут большинство новинок заценим, и в голове сохраним. Вот это будет дело…".

После этого осмотра, капитан Моровски посетил штаб авиабазы, получил направление, и уже вечером попрощался с Дулитллом. Но обещанной майором недели отдыха за этим так и не последовало. Уже на следующий день, после прибытия на берега Мичигана, капитана Моровски закрутил своей суетой первый слет сводных отрядов северных отделений "Лиги Юнных Командос". Поворчав про себя "не враг дал, сам ковал, хоть и коротка кольчужка…", Павла, снова включила свое былое красноречие. На восторженных молодых людей и их наставников обрушился водопад слов о необходимости быть готовыми к защите Америки от угрозы мирового милитаризма (вскормленного на деньги беспринципных дельцов). Инициатор создания Лиги не забыл также в красках упомянуть о роли в защите дальних подступов к границам демократии, таких же, как и присутствующие на митинге, простых американских, французских, чешских, польских и других парней, уже проливших кровь за свободу Польши, Испании и Китая.

Затем начались показательные полеты двух польских ветеранов на стандартных армейских истребителях "Кертисс P-36" с имитацией воздушного боя против, изображающих самолеты Лютваффе, скоростных монопланов "Кертисс YP-37", выпущенных малой серией, но так и не принятых на вооружение корпуса. После тренировочных боев, юному орденоносному капитану снова пришлось ораторствовать. Они с Дугом, походя, нагнали на внимательных слушателей жути, описанием агрессивной тактики врага, и возможностей его техники и оружия, в стремительных атаках с высоты и в "собачьих схватках". А слет "Юных Коммандос" продолжался. Еще пара дней ушли на проверку успехов молодежи в парашютном спорте, и на несколько показушных эпизодов боевого десантирования (во время которых пришлось показать пару трюков). В конце этого марафона, на ветерана снова насели фотографы, заставляя принимать живописные позы под магниевыми вспышками. Павла терпеливо позировала с наполовину наполненным куполом. С наушником радиостанции, прижатым к уху, и планшетом в руке. С извергающим в сторону стрельбища длинную очередь ручным пулеметом Браунинга.

В один из вечеров этого "активного отдыха в Баффало" в номер гостиницы проник улыбающийся до ушей Луиджи Мортано, вместе с запиской от своего Дона. Первым делом, сходили с ним в ближайший бар, и отметили возвращение Чикагской знаменитости из плена. Потом наступило время расспросов. Павла рассказала подробности о "Мышином ракетном рейсе", и общими словами осветила реалии плена (польские приключения уже были многим известны и уточнений не требовали). Луиджи рассказал о Греции, Сицилии, и России, а также об освобождении узников Устики и Неаполя, немного смущаясь от восторженных замечаний своего бывшего командира по парашютным учениям в Лэнсинге. Восхищение Павлы было самым искренним.

"Не, ну какие же они молодцы! Это ж получается, "война наоборот" — сейчас не итальянские диверсанты в Черном море резвятся, а наши в Средиземном. Да и эфиопы вон, в стороне не стоят, тоже красавчики. Эх! Жаль, я тут надолго застряла, а то не удержалась бы, и в Грецию! Кстати, не про них ли мне во сне СМС-ку прислали? Мдяя. И что бы это значило?".

В номере гостиницы соратники осушили еще по паре бокалов, и распрощались. Павла открыла глянцевый конверт из плотной бумаги без марок и подписей. В письме Джозеф Валлонэ радовался возвращению в штаты своего молодого знакомого. Приглашал отдохнуть в Милуоки, и ненавязчиво намекал, что был бы крайне заинтересован в его участии в делах Семьи, которые уже и так идут неплохо. По договоренности, на следующий день для беседы к сеньору Моровски должен был заехать правая рука Дона Валлонэ Джон Аллитто. Сразу после очередных мероприятий "Лиги" встреча с каподрежиме состоялась точно по расписанию. Павла попросила передать сеньору Валлонэ свою искреннюю благодарность за заботу, рассказала о планах по военной переподготовке, и вежливо отказалась от озвученных приглашений. И тут же предложила гангстеру небольшой гешефт.

— Сеньор Аллиотто, не могли бы вы оказать приватную помощь мне и моим друзьям в повышении рентабельности их бизнеса?

— А какая помощь вас интересует, сеньор Моровски?

— Мои друзья готовятся организовать конструирование и производство сложного оборудования для Авиакорпуса. Жаль, только, что многое защищено действующими патентами, и потому разработка новых совершенных приборов сопряжена с большими тратами. В первую очередь, друзей интересуют новинки электротехнического и электромеханического оснащения боевых самолетов. Взгляните, вот краткий список.

— Хм. Радиополукомпас Бендикс (модель этого или прошлого года). Бомбовый прицел "Norden" или другая новая модель. А что такое электромеханический баллистический вычислитель Bell?

"Я конечно, сейчас здорово подставляюсь, но вот эти гангстеры вроде не должны меня выдать. Судя по рассказу Мортано, у них самих уже сильно в пуху носовой обтекатель. И если бы ФБР ловило блох, то уже давно просекло бы, что контрабанда идет в Союз косяками…".

— Это такое специальное устройство, сеньор Аллиотто. Я уверен, у вас найдутся знакомые, которые могли бы квалифицировано осветить специфику этого оборудования. Конечно, было бы хорошо выкупить лицензии. Но их вроде бы пока не продают, из-за этого производство моих друзей не получает тех прибылей, на которые оно рассчитано. Они рассчитывают получить образцы оборудования для копирования, но и техническая документация их тоже устроит. Если бы обширные связи вашей Семьи можно было очень аккуратно задействовать в этом вопросе, то участие в прибылях могло бы оказаться интересным Дону Валлонэ. Естественно, ваша и моя безопасность и инкогнито стоят на первом месте, ведь деловые войны дело не предсказуемое, а неоправданный риск никому не нужен…

— Гм. Хорошо, сеньор Моровски, я передам Дону Джозефу ваши вопросы. Может быть, у вас есть какие-либо другие пожелания?

Павла пожелала посетить заведения, где играют негритянский джаз, и вот эту услугу получила бесплатно уже через день. А на завтра, закончились сборы юношей, и до посещения подаренного ей Валлонэ музыкального шоу, следующим номером программы, она себе наметила поездку на могилу Йоганна. На кладбище в Чикаго играть скорбь нужно было всерьез, несмотря на тот "фарс с новым отцом", который устроили ей немцы в Баварии.

Скромный букетик лег у подножия креста, минута молчания. Рюмка виски с куском хлеба. Кем бы ни был, похороненный в этой могиле человек, нужно было отдать ему последний долг. И в качестве утешения следующем пунктом программы разведчика ждала музыка. В чикагском зале "Широкая Терраса" Эрл Хайнс со своим оркестром покорял гостей фантастически красивым исполнением. Павла уже совсем размякла от любимого с детства джаза, но тут ее взгляд зацепился за лицо чернокожего мужчины, стоя аплодирующего завершению очередной композиции. Мужчина улыбаясь подошел к сцене, и обменялся рукопожатием с несколькими музыкантами.

"Мать в детсад! Паша, тебе снова черти ворожат. Это, пожалуй, единственный негр на всем белом свете, которым я еще там в своем далеком пионерском детстве восхищалась. Нет, вот, такого случая я точно не упущу. Что то тут напрашивается. Ну, есть связь со сном — печенкой чую!".

На выходе из зала Павла, словно бы по ошибке, подошла попросить автограф у афро-американца, выходившего из зала с несколькими, такими же, как и он сам, черными парнями. Негр был очень удивлен, тем, что белый и явно заслуженный, хоть и очень молодой капитан-пилот с внушительным иконостасом орденов на груди, собирается брать у него автограф.

— Вы точно ничего не напутали мистер…э?

— Адам Моровски. Вроде бы я не перепутал. Вы ведь Пол Робсон, который выступал перед добровольцами испанской войны в Мадриде? Рад знакомству, джентльмены.

— Это, действительно, я. Взаимно рад. Но откуда вы меня можете знать? Вы ведь так молоды, хотя я вижу, успели повоевать. И я вспомнил! Это ведь вы воевали в Польше с нацистами?!

— Да, это был я. А, я вас знаю, увы, только заочно. Один из моих друзей, воевавший в Испании, рассказывал о ваших концертах и показывал фото.

— Поразительная встреча! А вот эти ребята как раз добровольцы, стремящиеся в армию сражающейся с итальянскими фашистами Абиссинии. К тому же они хотят стать как вы боевыми пилотами. Познакомьтесь, это капитан Бен-Салим и… мистер Фишер.

"А глаза у этого мулата "мистера Фишера", который вовсе никакой не Фишер такие, словно он на меня прицельную планку пулемета "Максим" наводит, и не спеша так, рукоятку взвода передергивает".

— Может быть, посидим в каком-нибудь кафе, джентльмены? Думаю, нескольким добровольцам всегда есть о чем побеседовать. К тому же, я лично знаю двух других черных пилотов-добровольцев.

— Кого, именно, вы знаете, капитан?

— Бенджамина Дэвиса и Майкла Дорна. Они служили в моей авиагруппе в Польше.

— Вот здорово! А мы как раз едем в гости к лейтенанту Дорну и полковнику Дэвису в Алабаму. А сегодня вот решили немного отдохнуть. Только ближайшие кафе для черных сегодня забиты под завязку и нам будет очень трудно найти свободное.

— Не волнуйтесь джентльмены, у меня в номере есть пара бутылок "Бурбона" и рюмки, осталось найти закуску…

Вскоре, все эти новые трудности оказались успешно побеждены, и в небольшом номере белолицего орденоносца расположились следующие проездом в Алабаму черные соратники. После пары тостов за свободу Польши и Абиссинии, напряженность стала таять. Сначала гостей интересовали живописания подвигов, потом беседа плавно перетекла в обсуждение их планов пройти обучение в Алабаме, и вступить в ряды волонтеров приглашенных к себе королем Селассие.

Известный музыкант и певец Пол Робсон, сам не планировал ехать на войну, но надеялся посодействовать своим друзьям. То, что друзья из Советского Союза, Павла поняла после нескольких оговорок чернокожих добровольцев. А в мистере Фишере, легко узнала сотрудника родной госбезопасности с вполне негроидными чертами мулатистого лица. А, вот, временно получивший петлицы капитана, товарищ Кадор Бен-Салим оказался советским актером кино и участником гражданской войны. С собой они привезли в Америку еще несколько добровольцев крайне смуглых тонов цвета кожи. Из этой группы, сильнее всего обращали на себя внимание, два брата. Николай Георгиевич Мариа и Георгий Георгиевич Мариа сыновья некогда приближенного к трону Георгия Мариа (уроженца островов Зеленого Мыса умершего в 1912 году). Оба парня еще недавно работали на заводе, и имели за спиной не только школьное, но качественное домашнее образование. Оба неплохо знали английский и французский, зато, к сожалению, не владели и десятком эфиопских фраз, и имели весьма сомнительное социальное происхождение. Но видимо проблемой с их классовыми корнями, московское начальство пренебрегло в силу необходимости. В то же время пять их попутчиков — абхазов (с таинственными эфиопскими предками), оказались плоть от плоти некогда принявшего их предков, горского народа. Были они из крестьян и имели весьма скромные школьные знания европейских языков и предметов, зато немного знали турецкий и фарси, и совсем немного освоили абиссинский гыыз (слегка похожий на их абхазский диалект). Прибывшие из Союза чернокожие курсанты (которых в целях секретности старались называть англоязычными именами), за исключением братьев Мариа, пока крайне мало и плохо говорили по-английски, за то у них в активе было больше месяца летно-технической учебы в отдельной эскадрилье НКВД под Сухуми. И, судя по горящим глазам, мощная идеологическая накачка родных советских политорганов, также имелась. Ну, а новоиспеченный капитан Бен-Салим, еще во времена Гражданской принял для себя всем сердцем идею интернационализма и помощи страдающим пролетариям других стран, и поэтому в дополнительной пропаганде не нуждался, хотя и слегка подрастерял свои военные навыки.

Гостей предстояло влить в ряды американских добровольцев, формирующих сейчас в Алабаме "Легион саванны" для войны в Абиссинии. Под патронажем полковника Дэвиса добровольцы уже второй месяц тренировались в Таскиги на небольшом аэродроме Джонс-Филд, где базировалась сельхозавиация.

Война Финляндии и СССР на пороге

В Каргопольском Центре все время появлялось, что-нибудь новенькое. В этот раз этим новеньким оказались оригинальные и пока, увы, не серийные авиапушки… Вообще-то, еще в октябре прошло совещание конструкторов авиационного вооружения. На котором, и были озвучены серьезные аргументы, что на дистанциях свыше шести-восьми сотен метров огонь по маневрирующим самолетам не может быть достаточно результативным. Тогда же опробовали методику стрельбы по воздушным мишеням из крупнокалиберных авиапушек. Для этого, в том же, расположенном у границ с Финляндией, Центре Боевой Подготовки, даже специально создали стенд в виде трехэтажной вышки и целого полигона тросовых подвесных систем. Тросы "воздушных дорог" были протянуты от вышки, и под углом к ней, а также под наклоном в разные стороны. Двигающиеся по тросам мишени, изображали собой самолеты противника, которые надлежало обстреливать на пяти разных рубежах, и на разных направлениях и скоростях движения, относительно вышки. Пушки монтировали в макете кабины, и при стрельбе этой кабине придавали легкую вибрацию специальным электроприводом. Начались испытания, и тут выяснилось, что на километровой и большей дальности, ни одна из пушек не показывает хороших результатов стрельбы. Хуже всех справилась 37-ми миллиметровая авиапушка Шпитального, чуть лучше 33-ти миллиметровая "француженка" и 23-х миллиметровое орудие Таубина. Присутствующий там же конструктор Кондаков, глядя в мрачные лица коллег, нарочито бодро спросил.

— А, почему бы нам не попробовать стрелять из пушки шрапнелью или иными разрывными снарядами?

— А дальность до цели, вы как определять будете? Ваша шрапнель будет уже за целью рваться.

— Зенитки ведь стреляют, и изменение дальности учитывают. Да и ТБ-7 цель не маленькая.

— Вы что же, ПУАЗО, собираетесь в фюзеляж истребителя втиснуть?!

— ПУАЗО для истребителя великоват и тяжел, но что-то менее громоздкое бы не помешало….

— Ну, при стрельбе по идущим в строю бомбардировщикам или по высотным разведчикам, дальность и без ПУАЗО определяется нормально. А вот, стрельба по маневрирующим вдалеке истребителям, это пока ненужный расход снарядов. Этих нужно бить в упор.

— Соглашусь с товарищами Таубиным и Кондаковым. Если целью является "летающая крепость" Би-17, или наш ТБ-7, то дальнобойные авиапушки позволят истребителям, не подставляться под огонь бортовых стрелков.

— Все так, коллеги. Но остается серьезная проблема с расходом и дороговизной снарядов, и в бою, и при обучении.

— Значит, учить нужно летчиков! Чтобы стреляли лучше! Пусть, они, да хоть на этом же на полигоне, порох тоннами жгут! За то, в бою с одной очереди попадать смогут!

— Нет, коллеги, жечь боекомплект тоннами нам никто не даст. А вот, учиться стрелять вдогон летящим бомбардировщикам и разведчикам, с различных дистанций открытия огня, вполне реально. Пусть вместо элементов шрапнели будут новые "маркирующие харьковские пули".

— А давайте попробуем. Хуже точно не будет. Только сам боеприпас нужно заново разработать, чтобы контейнеры для пуль до цели не долетали. А то, влепят, вот таким прямо в кабину самолета-мишени.

— Ну, эту проблему можно решить формой контейнера и кумуляцией энергии вышибного заряда. На зенитных орудиях, мы такую проблему уже решали. Метров на сто — сто пятьдесят эти красящие рассыпные пули такой боеприпас закинет.

— Кстати, и точность станет легче определяться. Вот, только, пушка нам нужна понадежнее, пусть даже скорострельность ее будет сильно ниже.

— Думаю, варианты найдутся, товарищи…

И слова не разошлись с делом. Орудие было выпущено небольшой партией, и предназначалось только для учебной стрельбы. Ствол калибра 33 миллиметра был взят от "француженки" почти без изменений, а автоматика использована от авиационного орудия Таубина. В целях надежности пушки, темп стрельбы был выбран небольшим. Порядка 230 выстрелов в минуту. Для настоящей боевой системы таких характеристик явно не хватало, но для тренировки в дальней стрельбе по учебным бронированным мишеням, задел был достаточен. Патроны были специально тарированы на такие виды учебного боя. На прицельную дальность 1200 метров с разрывом контейнера с учебными пулями на 1050 метрах. И аналогично, на дальность 1000, 800, 650, 400 метров, с соответствующей дальностью разрыва. Счетчик в кабине пилота был маркирован не только количеством БК в остатке, но и дальностью стрельбы подготовленных к стрельбе снарядов. На каждую дальность необходимо было выстреливать только пять снарядов. В металлической ленте были специально оставлены по одной пустой ячейке между пятерками снарядов, чтобы случайно не тратить БК для более коротких дистанций. Перед следующей очередью, надлежало нажать кнопку электрической перезарядки оружия. Сами снаряды при разрыве выстреливали узкий сноп красящей пластмассово-свинцовой картечи в направлении цели. Поэтому, попавший под такой сноп учебно-бронированный "Кирасир" ИП-1, а также бомбардировщики-цели Р-6 Б (бронированный) или ТБ-3 сразу же приобретали характерные веснушки на атакованной проекции планера. Самым трудным было предотвратить разрывы с перелетом установленной дальности разрыва. Ведь, несмотря на трех-четырех миллиметровую дюралевую броню, и новые бронестекла, попадание даже одного неразорвавшегося снаряда в самолет-мишень, грозило тому серьезными повреждениями. Поначалу, было даже несколько случаев пролета снарядов мимо цели в опасной близости, но к началу ноября эту проблему инженерам удалось победить. Правда, комбриг Громов временно запретил учебный обстрел из орудия обучаемых в Каргопольском Центре учлетов из Ефимовского училища. Но, вскоре, под давлением аргументов майора Скрынникова, и на этот вид занятий разрешение было выдано. Теперь, учебные бои можно было проводить, не только на пистолетной дистанции в пару сотен метров, с применением очередей рассыпных пуль из заслуженных пулеметов ПВ-1. Но и на дальности уверенной идентификации противника (до 1200 метров), с применением обновленных "харьковских гостинцев", но выбрасываемых по цели из снарядов авиапушек. Вот только, как ни старались конструкторы-оружейники, учебный боекомплект этих орудий выходил совсем не дешевым, поэтому никудышных воздушных стрелков ждали суровые "клизмы с патефонными иголками". Сдав зачеты в стрельбе из кабины тренажера, поставленной на вышке тросового полигона, пятнадцати и шестнадцатилетние "ассы" были, наконец-то, допущены и к воздушным стрельбам из пушек. И судя по их сияющим лицам, ожидание новых приключений уже будоражило подростковые умы.

— Серый, как думаешь, а наши в детдоме, чего сейчас делают?

— Пахом, как всегда, наверное, в карты с Сундуком дуется, и Мелкого за портвешком посылает. Или к девчонкам клинья подбивает. Правда, Мещеряков говорил, что нашу "альму-матир" куда-то в другой город перевели. Но Пахом-то другого ничего не знает, так что везде на этой дуде дудеть будет. А ты, к чему спросил?

— Да, так. Обидно, что Олежка с Петькой с нами не поехали. Не узнают они, какое это счастье… летать.

— Знаешь, Леха. Летать, конечно же, счастье. Но, я думаю, каждый из нас свое счастье заслужить должен. Вспомни, сколько раз нас с тобой гоняли "как сидоровых коз". И в детдоме и тут. Я может, с тоски тогда за Мещеряковым увязался! Надоело в детдоме всё. Был готов даже шпалы класть, и на сцепщика учиться. И заодно, доказать всем хотел, что Пахом, как был дешевкой, так и останется, а я зубами себе путь выгрызу, и человеком стану.

— Так это ты. Еще тогда было ясно, что ты точно выгрызешь. Я потому с тобой всегда корешковал. Мы-то с тобой сумели… А Петька…

— Вот, то-то и оно, Петька. Хороший он пацан, но твердости в нем нет! Вот скажи, нам с тобой легко на занятиях было? Когда цифры задачи перед глазами пляшут, и никак в ответы не складываются! Когда, за каждую подколку Симаг, нам "халтуру" найдет. Не с метлой, так с ломом. Не с ломом, так на марш-броске. Когда беситься начинаешь от всей этой уставщины! Поджечь тебе эту казарму не хотелось, ни разу?!

— Хотелось "темную" Симагу сделать. Хорошо хоть удержался. Трудно было, Серый. Но, сейчас я думаю, какое счастье, что мы с тобой все это прошли и не начудили. А Симаг с Мещеряковым и другие, они как раз на тот самый путь нас и вывели. Мы свое выгрызали и на них огрызались, а они нам руку дали и дорогу показывали. Вот им, за все их "закрученный гайки", я сейчас в ноги бы кланялся. Помнишь. Как в третьей серии "Соколов". Там майор Тарасов тех пацанов гонял сначала. А потом сам погиб в бою, им хвост прикрывая. Вот и наши такие же. Кем бы мы с тобой стали, не приедь к нам тогда Иван Иванович? Что бы сейчас делали?

— Не знаю, Леха. То ли потрвешок бы мы с тобой тянули, то ли кайлом бы махали. Но точно бы не летали. Так что ты прав, настоящее счастье… оно вон там. В кабине, за штурвалом.

Мальчишки, одетые в летные комбинезоны сгрудились на лавках под навесом, и лениво переговаривались, в ожидании развода на полеты. К тихому разговору Гандыбы с Орловским невольно прислушивалась пара соседей. А, вот, замершее у здания КП Центра, главное летное начальство, не слышало приятных их педагогическому слуху откровений, наставляя старших инструкторов. С самого утра у начальника Центра было смурное настроение. Все его раздражало, но как профессионал своего дела, он никогда не давал воли эмоциям. Лишь почти неуловимые движения бровей майора Скрынникова, выдавали его душевное состояние, перед первым вылетом молодежи на столь непростую учебную задачу.

— Все иди, капитан.

— Есть!

— Старший лейтенант Молчанов!

— Я. Товарищ майор.

— Значит так, Виктор. Из штаба района ПВО новые ориентировки прислали, и еще пару намеков озвучили. Короче, до начала самого веселья в Карелии, у нас тут осталось лишь пара-тройка недель. Поэтому наших "пионеров" сегодня будешь гонять на дальний бой, как сидровых коз.

— Все ясно, товарищ майор.

— Тебе-то ясно. Ты-то уже скоро месяц эти пушки мучаешь. Мне важно, чтобы "зелени" тоже стало ясно. Вылет такой у них первый, сам понимаешь. Дней через пятнадцать их всех уберут подальше от границы.

— Да, не сомневайтесь вы, Алексей Иванович. И на земле со стрельбой, и воздухе "насухую" без патронов, все зачеты они у меня сдали.

— Не сдали бы, я бы их и не выпустил. Так, старлей. Бери с собой всех пушечных "Зябликов".

— Все шесть брать?

— Всех бери! Времени их тренировать поодиночке нам не хватит. Пусть уж пацаны сразу тренируются в выводе усиленного звена в атаку на бомберы. Каждому по два-три раза покомандовать дашь. Посадишь в передние кабины. И, чтобы, от начала каждого упражнения, до самой твоей команды, пусть инструктора вообще ни во что не вмешиваются. Нечего каждому детинушке попу вытирать. Ясно тебе?

— Ясно, товарищ майор. Так же, как мы в среду летали, только со снарядами. Алексей Иванович, а, кого нам нынче в мишени выделили?

— Сначала, к вам в зону, мы наше звено отюльпаненных "Кирасиров" вышлем, а спустя четверть часа ожидается пролет пары Р-шестых, от соседей. И еще одну атаку на ОКОНовский ТБ-третий проведете. Этого только снизу бить! А то бронестекол на кабинах у него нет. Кстати, наши "Кирасиры" будут с учебным боекомплектом, так что близко к ним не подходите. Ну, вроде все. Хотя, вот, еще что! Глядите там, высотного разведчика РДД не зацепите, сдуру! Эти "тихушники" в гости к финнам чуть севернее пролетят. Как всегда, по своему расписанию.

— А, чего это они каждые три дня в одно и то же время, и одной дорогой ходят? Финнам же и ловить их легче, да и прятать свои секреты тоже.

— Ну, во-первых, старлей, финны их и не видят. На такой-то верхотуре. Они же до тринадцати кэмэ набирают. А, во- вторых, летают-то они с разных сторон. Это рядом с нами только один маршрут накатан. В общем, старлей, не забивай себе голову ерундой, настройся на полет.

— Есть настроиться! Разрешите идти!

— Иди, Виктор, мальчишек инструктируй.

Старший лейтенант, подозвав к себе командира группы Гандыбу и его зама Орловского, инструктаж провел не в пример стремительней майора Скрынникова. Дальше по учебному плану, задачу подчиненным должны были ставить сами будущие комэски. Вот только в этот раз порядок слегка изменился. Вместо старшего группы курсанта Гандыбы, собирать личный состав, отобранный на первый вылет, пришлось его заместителю Орловскому. Тут же рядом с ревнивым выражением на лицах, курсанты следующего вылета тянули уши к новостям своих коллег.

— Леха, ну чо там сказали?

— Значит так, соколики. Вылетаем шестеркой. Пара Гандыбы контролирует сверху. Я веду звено. Наводимся на цель по командам старшего группы. Сегодня первый раз с дальней дистанции ведем стрельбу снарядами. Инструктора только команду на смену пар дают, в пилотирование не вмешиваются…

— Чо, взаправду из пушек лупить будем?!

— Все как на тренировке, товарищи. Но, в этот раз, работаем на высотах от восьми до одиннадцати тысяч метров по бронированным учебным целям бомберам. Молчанов сейчас Гандыбе по карте наш район уточняет. Старший группы своей парой отвлечет противника. А наша задача будет в атакующей группе отработать по строю "Кирасиров" и по Р-6. Каждому в этом вылете позволят побыть за командира группы, и скомандовать по две-три атаки. Одна будет вхолостую, две по пять снарядов. Все ясно?

— "Соколики"! "Все ясно"! Щеки надуй посильнее. Тоже мне, командир нашелся! Ты бы еще фуражку у Скрынникова стащил, и нацепил себе на купол!

— Курсант, Рябинин, вы на инструктаже…

— Стоит, перед нами выделывается!

— Рябинин, прекратить пререкания.

— Как же. Раскомандовался тут…

— Курсант, Рябинин!

— Ну, я, курсант, Рябинин. И что ты мне сделаешь, "курсант Орловский"? Ха-ха! Мы с тобой оба курсанты, так что не строй тут из себя! Мы в одном звании.

— Все сказали товарищ курсант? Хорошо, что вы помните про звания, плохо, что не помните про должности. Ну, так, теперь, меня послушайте. Для начала, я, курсант Орловский, назначенный майором Скрынниковым заместителем старшего группы, снимаю вас, курсанта Рябинина, с этих полетов за пререкание. Ни мне, ни старшему группы курсанту Гандыбе в бою вот такие спорщики за спиной не нужны. Когда нужно будет ведущему спину прикрывать, такие, наоборот, его под огонь подставляют. Конечно, им ведь никто не указ! Они сами с усами!

— Да какое ты право имеешь, меня с полетов снимать?! Только Молчанов мне приказать может!

— Последний раз повторяю вам, курсант Рябинин. Право я имею, как старший по должности. Вам ясен приказ, курсант?!

— Ясен-ясен. Мы еще с тобой, Леха, сочтемся… Потом!

— Можете после полетов, идти обжаловать, мое решение у старшего инструктора. Да хоть у начальника центра. Это, если, конечно, они станут вас слушать. Ну, а если захотите по-свойски разобраться, то жду вас после отбоя, где обычно. Все, это было, во-первых. А, во-вторых… Курсант Тарквелли!

— Йе, курсант. Тарквэлли!

— Летите со мной в паре вместо курсанта Рябинина. Ваш "Зяблик" номер 17.

— Есть, товарыщ камандыр!

— А вам, курсант, Рябинин приказываю немедленно идти доложиться на КП дежурному по аэродрому, о том, что вы мной сняты с полетов. Итак, товарищи курсанты, продолжим инструктаж…

Взгляд отстраненного от полета подростка еще несколько минут метал искры, и ненавидяще, сверлил спину, продолжающего инструктаж командира и ведущего его пары, а теперь к тому же бывшего приятеля. Приятеля, всего за пять минут, ставшего врагом. И, что показалось Рябинину странным, никто за него не вступился. Никто не указал на вопиющую несправедливость решения Орловского. На требовательный взгляд нарушителя, приятели отводили глаза. Ясно было, что никто из них не хочет рисковать лишиться интереснейшего дела — почти настоящего воздушного боя. А, вернувшийся с развода Сергей Гандыба, только подтвердил отданные его замом распоряжения. "Ну, ничего, "дружки"! Спелись да?! Поглядим, кто из нас потом плакать будет! Я с вами еще посчитаюсь!" — решил их временный подчиненный, и отправился к КП Центра.

По традиции, перед самым вылетом старший инструктор Молчанов в присутствии Начальника Центра, запросил у старшего группы Гандыбы, планы по выполнению задания.

— Товарищ Пятый, планирую использовать новый вариант "Подхват".

— Сам, что ли выдумал?

— С ребятами вместе.

— С ребятами? Ну, давай, рассказывай, "стратег".

— Основную атаку целей проводим сверху с разных сторон. Для этого, сначала, с высоты одиннадцать тысяч, выходим парой чуть вперед левее от курса цели. Остальное звено, увеличив дистанцию между парами до тысячи метров, и сократив расстояние в парах до пятидесяти, идут на десяти тысячах юго-восточнее, выше ожидаемого эшелона цели. Хорошо бы использовать дымку, но тут уж как повезет. Так, надеюсь, противник нас до самой атаки не увидит." Групповая цель, наверняка, будет на восьми или девяти. Моя пара встречает гостей, и отвлекает их внимание на себя атакой с запада, пока звено Орловского пикирует с юго-востока. Каждая пара уходит после атаки вверх, все в разные стороны, и сразу готовится к следующей атаке. Вторую атаку проводим "все вдруг", по моей команде.

— Да-а, Ну, и намудрил же ты, Гандыба. Может, лучше как в среду, всей группой от солнца зайдем, и головного собьем?

— Да, они к этому привыкли уже. Разрешите в этот раз по-новому! Мы вместе с ребятами, два дня придумывали, и на карте проигрывали.

— "Проигрывали" они. Уж больно сложно тут у тебя, а ну как потеряешь звено?

— Ну, товарищ старший лейтенант!

— Ладно, делай! Поглядим, что из этой "стратегии" получится. Командуй взлет группе.

— Есть, товарищ Пятый!

Стоящие на левом фланге короткого строя инструкторы, скептически обменялись взглядами, выражая этим сомнение в тактическом таланте юного командира, но монолитность строя не нарушили. И, лишь после команды "По самолетам!", не менее резво, чем обучаемые рванулись к задним кабинам учебно-боевых "Зябликов". Майор Скрынников, по-своему оценил объяснения старшего группы. Чуть кивнув своим мыслям, он достал сигарету из портсигара. Когда предстартовая суета на полосе завершилась, из висящего на стене КП динамика раздался серьезный и немного взволнованный голос курсанта Гандыбы.

— Это Седьмой. Группа "Веди" доложить о готовности!

Последовавшая за этим барабанная дробь ответов шести курсантов о готовности к взлету, ненадолго всколыхнула эфир. И спустя полминуты, на запрос курсанта ответил Дежурный по аэродрому.

— Седьмой, "Чаще", разрешите взлет группы?

— "Чаща", Седьмому. Группе взлет разрешаю!

— Это Седьмой. Группа "Веди", внимание, на взлет!

Заправленные, и несущие в развале цилиндров V-образного дизеля по учебному орудию с сотней учебных же снарядов, "Зяблики", по одному отрывались от полосы, и вставали в круг. Когда группа собралась и развернулась на курс, последовала новая команда.

— Группа "Веди". "Тюльпанам Букет"! Набрать высоту девять тысяч.

Радиосвязь донесла последние команды до юных пилотов и, управляемые подростками самолеты, с набором высоты, растаяли в небе. Старший инструктор Молчанов, находился в задней кабине самолета, пилотируемого курсантом Ковалем (ведомым Гандыбы). Взлет, на взгляд Молчанова, не обошелся без ошибок, но некритичных. От тренировочной зоны до границы соседней Финляндии было сто с чем-то километров, до полосы Каргопольского Центра около двенадцати. И хотя, окружное начальство периодически стращало командиров всех уровней запретами нешифрованных передач, но радиосвязь между самолетами инструкторов и курсантов Центра, пока оставалась практически открытой. Терять личный состав и технику Центра, из-за чрезмерной секретности, и потери пилотами ориентировки, командование было не готово…

Приведя свое воинство в район патрулирования, молодой командир, скупыми фразами, раздал указание подчиненным, вызвав добродушные ухмылки инструкторов в задних кабинах. Вскоре, участники засады, заняли свои позиции, и стали нарезать круги и восьмерки. Через семь минут ожидание "охотников" было вознаграждено. Из дымки на северо-востоке показалась цель. Орловский видел, что цель летит точно в ловушку, но был удивлен составом условного противника. Из-за отсутствия биноклей у пилотов звена, пока можно точно сказать лишь то, что самолет не маленький, но тип его пока был не определен.

— Седьмой. Докладывает Девятый! Наблюдаю один крупный самолет на высоте десять тысяч пятьсот. Мы на тысячу ниже его и южнее. Нас он вроде пока не видит. Движется курсом к авиабазе. Тип не ясен, дымка мешает. Моторов, то ли два, то ли четыре, возможно ТБ-3. Разрешите набрать высоту в сторону цели?

— Это Седьмой. Девятый. Цель сопровождать, не приближаясь. Ждать моей команды.

— Девятый, это Пятый! Наш ТБ-третий еще не взлетал. То, что вы видите, это не наша цель. Возможно, это высотный разведчик. Он тут по графику должен быть, где-то, через час.

— Товарищ Пятый! Разведчики ни разу не нарушали раньше свое время пролета. Это кто-то другой! Разрешите проверить?

— Орловский! Тьфу ты, Девятый! Не вздумайте стрелять по разведчику! Просто сопровождайте. Мы сами к ним подойдем, и все уточним.

В это же время, экипаж другого летательного аппарата был занят скучной рутинной работой. В этих краях они уже бывали в начале этого же 1939 года. Задачи тогда были такими же, только летели они в тот раз на стандартной в "авиагруппе Ровеля" машине (на высотном варианте "Хейнкель He-111"). Сейчас бомбардир занимался проверкой работы видоискателей фотоаппаратуры, и попутно осматривал горизонт на предмет новых целей.

— "Ах, мой, милый Августин, все прошло все. Ах, мой милый…" Шайзе!

— Пауль! Что ты там увидел?

— Не хочу показаться паникером, Макс, но у нас серьезные проблемы. Впереди патруль "Буревестников". Идут с Юго-запада, выше нас на полтысячи, и курсом на пересечение.

— Вот мерзость и откуда они только взялись так высоко? Пауль, дистанция и сколько их там?

— Их двое, командир. И минут через десять-двенадцать сойдемся вплотную.

— Это плохо, камераден. Меняем курс. Идем на северо-запад. Хватит ленивым финнам и того, что мы уже успели для них нащелкать.

— Герр гауптман, мы не идем на Каргополь?

— Не идем, Берти. Папа не будет сердиться, если эту часть задания мы выполним не сегодня, но сильно расстроится, если не выполним уже никогда. Лучше ответь, сколько нам осталось до границы?

— Километров сто, или чуть больше, герр гауптман. Я готовлю пулемет?

— Готовь. Хотя против пары высотных ягдфлигеров, нам будет трудно выстоять. Как думаешь, Пауль, мы сможем набрать еще полтора километра? Вряд ли они смогут долго лететь за нами на почти тринадцати тысячах.

— На заводе сказали, что лучше не рисковать, это ведь первый из 130-х. Если бы не папа Ровель, то этого красавца еще пару месяцев мариновали бы на испытаниях. Но сейчас у нас, генносен, других вариантов не наблюдается. Или, молясь всем святым, наберем еще хоть сколько-то, и тогда они, возможно, до нас не дотянутся. Или, в процессе набора, заглохнет один из моторов, и мы спикируем к ним прямо на обед.

— Нам нужно продержаться всего минут двадцать. Их ведь всего двое. Над Суоми они точно отстанут. Да и финские ягеры, должны отработать свой шпиг со шнапсом. Есть возражения, господа?

— Командуйте, герр гауптман. Сгорим, так вместе.

— Отставить уныние, Берти. Пауль выводи компрессоры на предельный режим. Мы тут еще подергаемся. А ты, Альберт вызывай ближайшую финскую авиачасть, пусть хотя бы встретят нас у границы.

— Я, воль, герр гауптман!

А, приблизившиеся к высотному "Хеншелю HS-130" экипажи пары Гандыбы, были не меньше их визави удивлены этой встречей. Причем, лети "Зяблики" чуть ниже, им не удалось бы понять, что самолет чужой. Ведь на нижней поверхности крыльев опознавательные знаки нанесены не были.

— Пятый. Это финский разведчик неизвестного типа!

— Седьмой ты уверен?!

— У меня бинокль. На плоскостях финские кресты отчетливо вижу. Атакуем?

— Сами не справимся. Нужно вызывать истребители ОКОНа. Они ближе всех.

— Не успеют они. До границы всего ничего. Товарищ старший лейтенант, упустим, потом локти себе кусать будем! Прошу разрешение на атаку?

— Стой, пацан! Чем ты их собрался атаковать?! Пульками с краской! Не разрешаю! Как понял, Седьмой?

— Пятый. Будем бить с короткой дистанции метров с трехсот. Бить очередями по пять снарядов. Выстрелил-перезарядил. Первые снаряды у нас стоят на дальность 1200, они должны как болванки пробить ему обшивку и рваться внутри. Даже если не взорвутся, гермокабину ему продырявим или моторы. Решайте быстрее, Пятый, или они уйдут!

— Ладно, Гандыба, действуй! Я за все отвечу. Эх! Жаль, что не мои там, в передних кабинах, сидят!

— Это Седьмой. Внимание! Девятому, всем звеном зайти на разведчика сбоку, курсом двести восемьдесят. Курсант Орловский! Леха, только под огонь стрелка не лезь, бей чуть спереди. Я его стрелка вижу. У него пулемет вбок-вперед стрелять не может, угла поворота не хватает. А если начнет вертеться, и огнем поливать, сразу на вертикаль уходи, и всем своим скомандуй. А наша пара ему в лоб отработает.

— Седьмой. Девятый приказ понял. Удачи, Серый!

— Внимание всем! Это Пятый! Приказ Седьмого всем подтверждаю! Инструкторам не мешать! Только, ребята!!! Очень прошу вас, дуром под пули не подставляйтесь, тогда все получится. Гандыба командуйте!

— Есть товарищ старший лейтенант! Это Седьмой. Группа атака!

А нарастающая тревога командира "Хеншеля" гауптмана Крюгера, сменилась смешанной с паникой досадой. Крупнокалиберные вражеские трассы уже несколько раз прошли рядом с кабиной, и даже оставили несколько отметин на крыльях. Было нестерпимо обидно попасть под удар всего в нескольких минутах лета от границы. Даже мелькнула мысль, включить самоликвидаторы фотокамер. Враг их не должен получить. Но граница была уже так близко. Внезапно, веселый ор Пауля, разнесся по кабине.

— Макс, они бьют по нам болванками или бракованными снарядами! Гляди, какие здоровые дыры в плоскости! А разрывов-то нет! Надеюсь, и не будет!

— Не каркайте, герр Вюцлоф! Лучше молитесь, чтобы во второй атаке они не погасили нам мотор.

— Я воль! Даже в монахи постригусь ради этого! Когда-нибудь потом.

Первые атаки двухместных учебных истребителей, оказались не особо результативными. Снаряды попадали в крылья, проламывали не маленькие дыры — и… Ничего не происходило. Самолет как ни в чем не бывало продолжал свой полет к границе. По команде старшего группы, в следующей атаке "Зяблики" бросались на разведчик с разных сторон.

— Гандыба, ну что там?! Тьфу. Ты! Седьмой, это Пятый! Доложить о результатах!

— Это Седьмой! Товарищ, старший лейтенант, снаряды пробили его, но не рвутся! Нужно повторять атаку, но подходить еще ближе, и бить только по моторам.

— Внимание всем! Это Молчанов! Принимаю командование боем! Как поняли меня?

— Курсант Гандыба понял. Командование группой сдал!

Скороговорка подтверждающих реплик быстро протрещала в эфире, и старший лейтенант торопливо стал сыпать командами, наплевав на позывные.

— Внимание! Повторить атаку. Паре Серебровского выйти вперед, и подготовиться к атаке нарушителя, со стороны передней полусферы. Серебровскому бить сразу после пары Орловского. Дистанцию открытия огня всем выдерживать двести метров. Пара Гандыбы, атака!

— Пятый и Седьмой ответьте КП. Это майор Скрынников. Что вы видите?

— Это Седьмой! Товарищ майор, разведчик задымил правым мотором, пошел в низ. Рвется к границе, гад! Готовим следующую атаку. Товарищ майор! С запада вижу чьи-то самолеты!

— Пятый, ты их видишь.

— Не вижу пока!

— Это инструктор Кудрявцев! Вижу финские "фоккеры", товарищ майор! Два звена по три.

— Спокойно лейтенант. Помощь мы уже подняли. На подходе восьмерка 39-х "Девуатинов". Чуть позже будет звено И-180. Держитесь там!

В этот момент, в какофонию переговоров ворвался еще один новый голос.

— КП, это Одиннадцатый! Товарищ майор, мы на четырех "Кирасирах" с учебным боекомплектом подходим к месту боя. Этих "фоккеров" пока свяжем боем.

— Белых ответь, это КП! Одиннадцатый!

— Я, товарищ майор! Одиннадцатый на связи!

— С тобой там, в кабинах, "пионеры есть"?

— Есть двое на ведущих "Кирасирах" в задних кабинах. Степанов, и Литвинов.

— Хвосты и борта чухонцам не подставляй там! Помни Иван, одних бронестекол мало для защиты. Не потеряй мне хлопцев!

— Понял, товарищ майор, не подставимся, не потеряем. Группа "Буки"! "Кирасирам", огонь на поражение открывать только со ста метров. Отсекающими разрешаю с дальней бить. Подтвердить.

Подтверждения унеслись в эфир. А к месту боя с разведчиком, наконец, прорвались первые финские истребители. К этому моменту разведчик уже дымил одним мотором и летел вдоль границы на север. Все попытки повернуть на запад пресекались быстрыми атаками. Юркие учебные истребители отчаянно неслись прямо в лоб на длиннокрылую машину. И Гауптман Крюгер несколько раз с трудом уводил свою подраненную птицу от столкновений. Финские истребители вели себя не слишком уверенно. Возможно, знай они, что против них кружатся в схватке только учебные машины с небоевыми снарядами и пулями, агрессивности было бы больше. Но пилоты шести "Фоккеров" видели другое. Перед ними было равное число явно не устаревших большевистских истребителей. Разведчика спасти было уже почти нереально. Мотор его горел. В самые первые минуты они попытались атаковать преследователей "Хеншеля", но к ним тут же, приклеилась четверка новых противников, открывшая огонь практически в упор. А атакованные ими самолеты резко ушли на вертикаль и сами снова спикировали в атаку на обидчиков. Получившие несколько попаданий финны, уже были готовы выйти из боя, когда по радио получили приказ, держаться во что бы то ни стало. Оказалось командование подняло им на помощь целую эскадрилью. Но и русские не желали уступать. Еще через несколько минут на этом участке неба шел довольно крупный воздушный бой. Но германский самолет-разведчик к тому моменту уже валялся на земле, на границе болота. Несколько фотокамер, покидавшему борт последним Крюгеру, взорвать так и не удалось. То ли проводка уже была перебита, то ли еще что, но доказательства шпионской операции Суоми, доставались восточному соседу. А за выпрыгнувших у самой границы немецких летчиков деловито взялись поднятые "В ружье" пограничники.

В штаб Каргопольского аэроузла в своем кожаном пальто ворвался заместитель командующего ВВС комкор Рычагов. Докладывали ему лично комбриг Громов, и командир пограничного отряда полковник Морозов.

— Здравствуйте товарищи. Что с результатами боя?! Разведчика сбили?

— В пяти километрах от границы лежит германский разведывательный самолет "Хеншель". Из пяти фотоаппаратов на нем, три подорваны самоликвидаторами, два уцелели. Из экипажа двое захвачены в плен. Это не считая еще троих сбитых пилотов-истребителей. Их тоже взяли. Немцы содержатся отдельно, про них кроме штаба и погранотряда никто не знает.

— Товарищ комкор, третий немец из экипажа разведчика утонул в болоте, когда от тревожной группы убегал.

— Точно утонул, или ты мне врешь, полковник? Может, у финнов он сидит, коньяк глушит?

— Да, точно утоп он, товарищ комкор! С двух соседних застав остальных двух немцев разные группы брали. Я всех своих, как облупленных знаю. Вранья там быть не может!

— Ладно, что там по бою с финскими истребителями, товарищ комбриг?

— Со стороны Финляндии в бою участвовало девятнадцать самолетов. С нашей стороны работали двадцать два. С учетом того, что шесть пилотов были несовершеннолетними курсантами…

— Слышал я про этих "пионеров". Потери есть?

— Один наш "Кирасир", И-16 пограничной эскадрильи, и один переделанный "Девуатин" И-39Ф были подбиты. Все сели там же у границы на вынужденную. У двоих И-180 шасси оказалось поврежденным, на аэродром садились "на пузо". Остальные все сели нормально. Хотя у "Зябликов" и "Кирасиров" много повреждений. Из курсантов, участвовавших в бою с разведчиком и с финнами, все живы, трое легко ранены. Из инструкторов один ранен тяжело и несколько оцарапаны. А вообще мальчишки геройские, товарищ комкор. "Хеншеля" считай, сами и завалили. Буду подавать на награды всех курсантов участников этого боя. Вроде все.

— Геройские парни, это хорошо! Значит, не зря их тут учат. Наградные присылай, я подпишу. Своих пилотов тоже не забудь. Да и твои, полковник, тоже молодцы, почестями и их не обойдем. Пленные нам тоже пригодятся. Как-никак, это первая крупная победа нашей авиации на севере Европы. Сколько там всего вражин сковырнули?

— Не считая того "Хеншеля", завалили четыре двадцать первых "фоккера" и один "гладиатор". Итого шесть. Еще одного "фоккера" повредили, но ушел, подлец. Пилоты…. На "Девуатинах" их даже преследовать наладились, да я отозвал, чтобы наших там не сбили, и в плен не поймали.

— Отлично! Правильно сделали, товарищ комбриг! Сейчас у СССР все козыри на руках. Их самолетов вон сколько намолотили. А нашего на их территории ни одного не упало.

— Говорят, наши тому "фоккеру" уже на той стороне, еще по паре очередей врезали. Дымил, но летел, не маневрируя. Может пилота убили, но теперь уже не проверить.

— Это пусть закордонная разведка потом проверяет! Прикажите своим, чтобы больше там не резвились. Вот придет нам приказ. Тогда, уже по всей границе начнем их стегать. А пока, ни-ни! И сразу в секретный отдел все пленки кинопулеметов сдайте. Эх, сейчас из этой истории наши дипломаты конфетку сделают! В общем, готовиться нам нужно. Отверстия от финских пуль пока не заделывать, скоро газетчики нагрянут…

К слову сказать, сотрудники НКИД вместе с киношниками снова не подкачали. Ноту об инциденте и иск в международный суд при Лиге Наций СССР подал раньше, чем проснулись дипломаты Суоми. Народный комиссар индел Молотов снова призвал мировую общественность осудить регулярные провокации и враждебные действия финской стороны. По версии Советского Союза — была отбита атака группы бомбардировщиков с сильным истребительным прикрытием на мирный советский город Каргополь. Второй фильм, смонтированный из съемки упавших на советской стороне самолетов и пленок кинопулеметов, был снова продемонстрирован во Дворце Наций. А, вот, кадров пленки снятой с германского разведчика русские никому не показали. Иначе, пришлось бы рассказывать о спешно вывезенном в Ленинград секретном германском "Хеншеле HS-130". Отдавать такой трофей, ни ВВС, ни НКВД, не желали. Дальше начались танцы дипломатов. Министр иностранных дел Германии Риббентроп, пытался что-нибудь узнать о судьбе экипажа "Хеншеля" (якобы недавно проданного Германией соседям, на котором мог оказаться в экипаже кто-то из летчиков испытателей). Но советская сторона сохраняла удивленное выражение. Мол, вы о чем, какие такие германские пилоты-испытатели? Мол, финский экипаж бомбардировщика утонул вместе с самолетом, а если кто и выбрался, то все вопросы к коварным финским соседям. Крыть "союзнику по Пакту" было нечем, и вопрос был замят. Замят для всех кроме оберст-лейтенанта Ровеля, который получил двухчасовой разнос от своего главного начальства фельдмаршала Геринга, и через день был сослан вводить в строй новую разведывательную эскадрилью оснащенную He-111, и базирующуюся на албанскую Флорину…

А еще через две недели, перед строем пилотов входящих в корпус особого назначения авиачастей, состоялось торжественное награждение юных участников того боя. Взрослых героев награждать должны были в Москве, в Колонном Зале, принятым для таких мероприятий порядком. Вездесущих же корреспондентов центральных газет, за день до мероприятия в Каргополе, грозные начальники из особого отдела Ленинградского Округа аккуратно предупредили, что никаких вопросов юным пилотам по поводу их возраста и места учебы задавать ненужно. На передовицах газет должны были оказаться лишь боевые пилоты на фоне стандартных И-16. Даже короткий строй награжденных курсантов фотографировать было запрещено. Когда же в декабре двадцать семь выпускников ускоренных курсов летных командиров вернулись в ставшее им уже родным Ефимовское училище, то на груди у троих из них горели рубиновой эмалью настоящие ордена "Красной звезды". Остальные пятеро красовались блестящими медалями "За отвагу". И, поскольку тройка орденоносных ведущих пар сделала для успеха того боя больше всех, никто из курсантов не считал себя обойденным. Никто, даже курсант Рябинин. Последнего Скрынников вообще хотел отчислить, но Гандыба и Орловский лично подходили к майору с просьбой оставить его в училище. И, несмотря, на сомнения майора, уже через неделю командование узрело полностью раскаявшегося дисциплинированного пилота и мастера пилотажа. К тому же взятый на поруки курсант сдал "на отлично" все зачеты по стрельбе из пушек по воздушным мишеням. И со своим бывшим обидчиком Орловским, с того дня Рябинин говорил очень вежливо. Далее, вернувшихся в училище счастливчиков, ждали новые учебные будни. И хотя в организационной структуре училища многие младшие командные должности теперь с полным правом занимали выпускники Каргопольского центра, но по обычной учебе никаких скидок "героям Карелии" не полагалось…

Разведчики и ракетчики

Европейские дела американского бизнесмена Винцента Фрогфорда шли в целом успешно. В октябре ему удалось заключить небольшой контракт с шведскими военно-воздушными силами на поставки тем американских ракетных ускорителей. И, хотя сумма контракта была символической, а сами поставки шли на конкурентной основе, параллельно с поставкой таких же изделий от немецких предприятий, но Фрогфорд не унывал. Лиха беда начало. Следующим направлением стала кооперация со шведским концерном "Свенска ФлюгМотор" (СФМ) по внедрению шведских авиационных компрессоров на американский рынок. По данной теме даже удалось наладить пробные контакты с компанией "Рипаблик", которая сейчас судилась с основателем их компании-праматери "Аэро-Северский" самим Северским. "Рипаблик" готовила свою концепцию дальнего высотного истребителя на базе конструкции "Северски Р-35", и была заинтересована в относительно дешевых, но мощных и надежных компрессорах. А СФМ была сильно заинтересована в дальнейшем расширении рынка и получении помощи в борьбе с их американскими конкурентами. Фрогфорд понял расклады, и не теряя времени, предложил свой проект, в результате принятия которого, родилось новое совместное шведско-американское предприятие САМ "Свенска-Америкен Моторз". Одним из первых направлений работы нового предприятия, стало закупка шведского же станкового парка, как для оснащения собственных мощностей САМ в Америке, так и для поставки другим заказчикам. Прибыли еще не было, но Винцент Фрогфорд (он же, советский разведчик Виктор Лягин) уже предвкушающее потирал руки. И было чему радоваться, ведь часть поставок, по ценам с минимальной накруткой, шла в Советский Союз. Правда, не напрямую, а через двух надежных посредников. А в середине ноября Фрогфорд-Лягин сподобился провести в Стокгольме весьма многообещающие переговоры с главным инженером СФМ Лисхольмом. Дело в том, что в лаборатории Лисхольма уже несколько лет подряд создавались и тестировались интереснейшие турбореактивные моторы. Причем бюджет исследований был "голодным", раскошеливаться родное шведское правительство не спешило, а иных постоянных источников финансирования также не нашлось. К тому же, на сами эти исследования пока никто не успел наложить свою тяжелую лапу. Ни военные (которые пока очень вяло курировали работу), ни промышленники. А Лягин, недолго думая, запросил из Центра подтверждение, и сходу выкупил эксклюзивную лицензию на производство небольших маломощных реактивных моторов "Грипен". Теперь, партнеры из СФМ были неплохо мотивированы на оказание технической помощи в развертывании производства не только компрессоров, но и ТРД, для продажи их на огромном американском рынке. А советской разведке тут открывались широчайшие перспективы в получении высоких технологий копрессоростроения, по которым давно рыдали ведущие авиационные и мотростроительные КБ Советского Союза. Даже на гиганте ТБ-7, вместо безнадежного центрального нагнетателя, были необходимы надежные и мощные компрессоры, которых в Стране Советов не производили. А старший майор госбезопасности Давыдов, получивший от майора госбезопасности Фитина папку с новыми донесениями по шведской компрессорно-ракетной теме, даже чуть не подпрыгнул. Новый маломощный шведский ТРД, хоть и смотрелся неказисто рядом с последними "Кальмарами", но отлично ложился в концепцию дешевого мотора для перспективных крупных ракет УПР.

Амстердамская фирма "Фоккер" недаром платила хорошие оклады и премиальные своим инженерам и мастерам. Первый вариант разгонной ступени в цехах поплавкового производства создавался меньше месяца. К сожалению, испытывать работу первой ступени в Голландии было негде. На армейские полигоны Оберта не пустили, да и гражданские аэропорты были не в восторге от просьбы испытать работу некой ракеты на их территории. Ракеты многими воспринимались как чрезвычайно опасная техника. Но тут, очень удачно совпали завершение первого этапа работ по макетному экземпляру ракеты, приход письма из России от профессора Бориса Стечкина и инженера Юрия Кондратюка (некогда одного из ближайших помощников покойного Цандера), и официальное приглашение посетить Советский Союз, подписанное лично герром Сталиным. Стечкин и Кондратюк выразили пожелание вступить в "Европейское аэро-космическое агентство", подкрепили свои слова членскими взносами, и предложили профессору помимо опытов с ракетой провести цикл лекций перед студентами вузов. Оберт мечтал о массовых последователях его идей межпланетных полетов. Поэтому уговаривать его не пришлось. А герр Сталин, сообщал в своем письме, что очень рад знакомству со светилом европейской науки, и ради успеха его эпохального проекта, готов ходатайствовать перед правительством СССР о временном предоставлении самого большого носителя в мире для этих опытов. Кстати, в письме Сталина сообщалось, что опытные образцы креплений для ракеты, уже созданы на советских заводах и даже смонтированы на ПС-124. Секретарь Оберта тут же довела эти сведения до своего берлинского начальства, и там засуетились. Разведчица Рейха получила указание всячески тянуть время до поездки, но расчеты на эту тактику не оправдались. Марта, аргументировано уговаривала не торопиться, но Оберт был тверд. Даже если макет не удастся отстрелить с высоты в шесть семь километров и что-то пойдет не так, использовать такой шанс было необходимо. Поэтому, несмотря на все уговоры, в этот раз профессор жестко "закусил удила", и стремительно запустил процесс подготовки агрегатов для отправки в Россию. И в конце ноября, несмотря на неспокойную обстановку в этой части Советской России, в Ленинградский порт через Стокгольм пришел корабль с делегацией "Европейского космического агентства". На корабле прибыли, сам профессор Оберт, его секретарь Марта Боленброк, и нанятая в Голландии бригада монтажников с инженером во главе. Красивый ансамбль европейской архитектуры города этой осенью был искажен поднятыми над городом аэростатами воздушного заграждения, и развернутыми еще в середине ноября прямо на площадях и в скверах батареями зенитных орудий. Над головой ленинградцев и гостей города периодически появлялись патрули советских ягдфлигеров, но ожидаемых от финнов бомбежек пока не было. Раз в сутки по городу звучал сигнал учебной воздушной тревоги, и репродукторы на столбах методично вдалбливали жителям города правила поведения в случае авианалета.

На том же корабле, заколоченными в "фанерные доспехи", прибыли отдельные части ракеты. Несмотря на то, что первый пуск Оберт планировал сделать беспилотным, готовность конструкции была достаточно высокой. По крайней мере, первая ступень была полностью рабочей, с настоящими пороховыми ускорителями. Вот вторая ступень в этот раз была макетом. Вместо собранной с участием гауптмана Пешке, полноценной кабины с креслом пилота, сейчас стоял только массогабаритный макет, в котором помещалась специальная лежанка для трех собак-испытателей. И хотя полет планировался не особенно сложный — всего до десяти-одинннадцати километров высоты, амортизацию кабины сделали по тем же принципам, что и в "мышином рейсе". Совсем уж сентиментальным профессор не был, но собак, которые направлялись на этот научный подвиг, он все-таки жалел. Поэтому перед самым стартом, хвостатым пассажирам должны были ввести шприцем успокаивающее, чтобы притупить их тревожность от громких звуков и физического воздействия полета.

Путь профессора лежал в Москву. На специально подготовленном аэродроме с длинной бетонной полосой издалека просматривался тот самый шестимоторный гигант ПС-124 (который до ареста его конструктора Туполева назывался еще АНТ-20 бис). И что самое интересное, под брюхом самолета-гиганта уже был прицеплен некий предмет, отдаленно напоминающий его (Оберта) ракету, которую сейчас везли из Ленинграда, по железной дороге…

Америка и добровольцы

За четыре дня прошедшие с той памятной встречи в Чикаго, жизнь чернокожих единомышленников успела круто поменяться. В номере дешевой гостиницы, все планы внедрения в ряды добровольцев "Легиона Саванны" подверглись серьезному осмыслению, а сам орденоносный критик, тут же предложил иные варианты.

— Мистер Фишер! Джентльмены! Мне понятна ваша горячность, но задумайтесь хоть немного, какую роль вы себе уготовили. Вы сами рассказали мне, что дела у полковника Дэвиса и мистера Дорна идут не слишком успешно. Волонтеров они нашли едва сто человек. На ранчо они даже вынуждены вести сельхоз работы, чтобы не нервировать местные власти, милитаризированным скоплением черных. А полковник бывает там наездами, и всеми силами прячет свое начинание от собственного начальства, чтобы не расстаться с карьерой и пенсией. Да и сам лейтенант Дорн там живет "на птичьих правах", не имея даже официального статуса. Он почти подпольно занимается обучением пилотов, и вывозит своих курсантов в полетах раз в три дня, якобы для опыления полей. Думаете, ваш приезд сильно ускорит их работу? Энтузиазм отдельных людей дело хорошее…

— Мистер Адам, а сами вы что предлагаете?! Пока мы от вас слышим только сарказм!

— Я предлагаю вам начать такую же работу в других штатах. Там, где сильны позиции черных.

— Вы шутите! Он шутит, ребята!

— Отнюдь, капитан. Я не шутил. Вот, к примеру, у вас, Пол, есть неплохие связи среди шоу-мэнов. Так, предложите им провести в нескольких городах черный музыкальный фестиваль с каким-нибудь громким названием. Что-нибудь вроде "Африка в каждом сердце!". В качестве рекламы, можно устроить трехдневный марафон дешевых полетов на самолете в формате "только для черных". На таком мероприятии можно раздавать пригласительные билеты со скидкой при предъявлении. Кстати, ни один полицейский, не поймет связи шоу и набора добровольцев, так что и полеты будут возможны. Даже если придется летать с убранных кукурузных полей.

— И что нам это даст? То, что вы озвучили — дорогая и бессмысленная авантюра!

— Нет, мистер Фишер, это, конечно, авантюра, но перспективная и с очень глубоким смыслом. К тому же, она обеспечит вам большую аудиторию черных парней, потенциально заинтересованных в вербовке в ряды добровольцев. Кстати, под таким прикрытием, вам практически не страшны заинтересованные взгляды федеральных ведомств.

— Это очень не дешевое дело, капитан. Где нам взять деньги?

— У самих черных зрителей, конечно! Нужно привлечь на свою сторону инвесторов из черных богачей! Они неплохо устроились тут в Америке, и даже стали считать себя ровней белым, но нужно им напомнить, что "кровь не водица". На отправку корабля с оружием, им пороху не хватит, но выделить небольшие наделы пустующей земли под съемки кинофильма, и репетиции фестиваля…

— Это, какого еще кинофильма? О чем вы, Адам?

— Заготовку для сценария, я готов набросать хоть прямо сейчас. Думаю название "Ты будешь жить!" будет этому фильму в самый раз…

И на следующий час слушатели погрузились в завораживающую импровизацию их нового знакомого. Это должна была получиться история про несчастного черного подростка из бедной семьи.

"Парнишку ждет короткая и тяжелая жизнь, и скорая смерть от той же болезни, от которой умерла его мать. Ему, так обидно видеть, как белые родители покупают своему ребенку велосипед, мороженное и воздушные пузыри. Рядом с ним проходит приятная устроенная жизнь, которой лишен этот черный ребенок. Вместо мороженного, миска каши, которой ни разу не удалось наестся досыта. Временами накатывает боль, которую нечем ускокоить. К тому же, во дворах его третирует банда таких же подростков. Его гоняют везде, где увидят, и лупят, просто за то, что он попался под руку. Отнимают еду и дешевые лекарства, и орут ему прямо в лицо, брызжа слюнями — "Сдохни, слабак!". Такая жизнь кажется мальчишке адом. В отчаянии убегая от своих врагов, он, однажды, попадает на аэродром. Самолеты летают очень красиво, но важные белые мистеры парнишку гонят и отсюда. И только один старый мулат механик, пожалев ребенка, разрешает ему отсидеться в своей мастерской. Парень плачет от бессилия, и говорит, что лучше умереть, чем так жить. И еще говорит, что ему стыдно. Ведь он очень боится смерти, иначе он давно бы расстался с жизнью. Мулат успокаивает, и говорит, что нужно жить и верить в добро. Мальчик рассказывает о своей болезни, что его ждет скорая смерть, и что никто не сможет его вылечить. Даже белые врачи, услуги которых стоят очень дорого. Но старик, сердится на него за уныние, и убеждает — "Ты будешь жить!". В аэродромном медпункте есть обезболивающее, но оно успокаивает только физическую боль ребенка. И мулат пытатется хоть немного растормошить забитого и несчастного мальчишку. Он рассказывает ему историю про черного полководца Ганибала, который сражался против грозного Рима и побеждал его легионы. Перед мысленным взглядом юноши встают сцены похода каравана боевых слонов через горы. На следующий день он снова приходит на аэродром, и предлагает свою помощь. Мулат механик, дает ему возможность заработать на легкой работе, и платит мелкие деньги из своего кармана. Он жалеет мальчишку, и помогает тому "захотеть жить". Механику просто скучно, и он то и дело рассказывает подростку разные истории. Про то, как армия зулусов в Африке разбила британские войска в красивых красных мундирах. Про то, как на Ямайке черные создали свою республику. Он рассказывает о том, как черные полки национальной гвардии из Нью-Йорка защищали Францию от немцев в Великую Войну, и даже показывает парню полученный им самим французский крест. Рассказывает, как знакомый ему черный парень Эжен Бюллар бежал от преследований во Францию, и стал боксером. А потом, когда началась война, пошел в армию пулеметчиком и был ранен. Его больше не хотели брать на службу из-за ранения, и ему тоже не хотелось жить (Как и тебе), но вскоре он научился летать на самолете, и драться в небе. Он даже сбивал самолеты немцев под Верденом. Мальчишка восторженно представляет себе воздушные бои черного пилота. Очень ярко старик описывает Гражданскую войну в России, где другой его друг сражался на стороне армии рабочих и крестьян. В той истории, белые люди видятся уже не только врагами, но и соратниками прикрывающими спину черному парню. Жаль, что такое возможно только в России."

В этом месте Павла хитро подмигивает Кадору Бен Салему, чью историю рассказанную часом ранее, он не навязчиво вплела в это повествование. Зрители не спешат выражать свое мнение, и требовательно сверлят взглядами декламатора, Но Павла и не думала, прерывать свой рассказ.

"Мальчик жадно слушает эти истории, представляя себе каждую описываемую сцену. Но все это лишь рассказы о тенях прошлого. Порой накатывает уныние, и парнишке начинает казаться, что мулат все это выдумал. Он выражает своему другу сомнение, что все это действительно было. И тогда, старый механик рассказывает мальчику о том, что прямо сейчас идет война в одной далекой африканской стране, где черные солдаты защищают свою землю от бледнолицых фашистов. Он рассказывает о том, как черный генерал вел своих солдат в бой сквозь ядовитое облако отравляющих газов. И рассказывает, что уже есть люди, которые скоро победят фашистов и позволят черным жить в мире, не страдая от угнетения. Мальчик не хочет ему верить, и обижается на эту шутку. Но, старик зовет его за собой, и везет на старой машине на один совсем маленький аэродром, где угрюмый черный офицер учит молодых черных парней летать на самолете и стрелять из зенитного пулемета по привязанному к самолету планеру. Обезображенное шрамом лицо того офицера пугает, но мальчик видит, что мулат не обманул его, и потому он счастлив. Однажды он решил, что больше не хочет бояться смерти, и потому тоже поедет драться с фашистами. Парень благодарит своего друга за все, что тот для него сделал, и уходит помощником к механику на тот аэродром, где учат черных. Среди добровольцев есть несколько белых, но они не гонят его, и даже подкармливают. Мальчишка хочет летать, но пока ему разрешают только подносить детали и один раз дают почистить пулемет. Но вот, наступает момент отплытия добровольцев на корабле. Море, мальчишка увидел впервые, и он счастлив, что не умер, так и не увидев этой красоты. А прибыв в Африку, он оказывается на настоящей войне, где с неба, словно злые гарпии, падают, поливая свинцовым дождем, самолеты с белыми крестами на крыльях. Парнишка пугается первых взрывов. Ему кажется, что трехмоторные "Савойя" хотят убить именно его. Он в панике думает, что жить даже так, как жил раньше, совсем не плохо. Но, вот, в небе появляются самолеты добровольцев, и отгоняют врага. Вокруг мальчик видит таких же, как и он обездоленных черных людей. Его болезнь куда-то отступает от своей добычи, и забывается на время. Он ходит по поселку, ему улыбаются черные и смуглые женщины и девчонки. Местные мальчишки не лезут к нему драться, а наоборот завидуют, его комбинезону механика и ботинкам. Черные дети проявляют к нему интерес. Они выглядят не слишком сытыми, и едва одеты, но ведут себя с ним вполне дружелюбно. С ним даже пытаются разговаривать, но он еще почти не знает языка. Мальчик из далекой Америки делится с африканскими детьми галетами и шоколадом, которым его снабжают пилоты. Он ведь может питаться и в столовой, а его новым знакомым на его взгляд живется намного хуже. Парень уже не хочет умереть, но хочет сражаться за их свободу. Другие добровольцы уже дерутся в воздухе, или стреляют из зенитных пулеметов по врагу. А парню приходится прятаться в траншее при каждом налете. Его бой лишь заправка самолетов, и зарядка боекомплекта. Однажды он видит, как налетевшие на аэродром бомбардировщики врага, подожгли стоящую в стороне хижину. Бомба убила маму негритянской девочки, которая до этого часто бывала на аэродроме. Она плачет и не хочет жить, так же, как еще совсем не давно и он сам не хотел жить. Парнишка застывает от узнавания ситуации и говорит ей — "Ты будешь жить!". Он сажает ее на колени, и начинает рассказывать девочке истории, о том, как хорошо они будут жить, когда они разобьют фашистов. Рассказывает ей о школе и фильмах идущих в кинотеатре, о карусели и пикниках. Горе девочки не проходит, но она успокаивается. Ведь рядом с ней есть "такой сильный человек, который ничего не боится". Во время следующего налета парень видит, как очередью штурмующего полосу "Фиата" убило зенитного пулеметчика. Он оборачивается к испуганно прячущейся в траншее девочке, снова повторяет ей — "Ты будешь жить!", и бежит к пулемету. В последнем кадре, мальчишка, стиснув зубы, выпускает по врагу очередь за очередью. Он больше не хочет умереть, и уже не боится смерти…"

Тишина после завершения презентации сценария воцарилась минут на пять. Павла осушила свою стопку виски, и заела выпивку бутербродом с анчоусом. Народ переглядывался, и чесал в затылках. Никто не спешил высказываться. Павла удивленно оглядела задумчивые лица гостей номера. Молчание становилось тягостным.

— Друзья! Ну, что с вами? Вам не понравилась идея фильма?

— Знаете, Адам. По-моему вы занялись не своим делом. Я имею в виду полеты на истребителе. Может, вам стоит подумать о карьере писателя.

— Благодарю вас, капитан, но это предлагайте другим. Думаю, эта моя сырая идея, в руках опытного человека, вроде Пола, да и с вашей помощью, может дать очень серьезный эффект, для нашего дела. Вы ведь уже участвовали в съемках кино. Так что, поможем американским черным вспомнить, кто они есть? А, товарищи добровольцы?

— Кадор, дружище. А ты бы убежал из дома воевать за свободу, после такого просмотра?

— А ты, Пол, в этом сомневаешься? А вы друзья, неужели остались бы дома после такого?

Идея Павлы попала на благодатную почву. И поскольку времени до начала обучения в Монтгомери оставалось совсем немного, на ветерана польской войны сразу же навалилась куча новых дел. Благо французского опыта организации развлекательных полетов хватало с избытком, поэтому уже на следующий день удалось взять в аренду пару не новых двухместных аппаратов и начать марафон показательных полетов и выступлений только для черных. Причем, пока обладавший достаточным летным опытом мулат-чекист вывозил на биплане желающую полетать черную молодежь, сам капитан Моровски, в гриме "под Робсона" демонстрировал восхищенно визжащим зрителям чудеса высшего пилотажа. Будь его аппарат подинамичней, красоты в полете бы существенно прибавилось, но наблюдателей с земли восхищал уже сам факт такого мастерства у черного пилота. На его счастье, абхазские негры-курсанты, никого не подпускали к лихо выруливавшему самолету. Единственныем демаскирующим признаком оставались светлые волосы спрятанные под шлемофоном и серые глаза, благоразумно скрытые за темными стеклами очков. А расстояние до зрителей надежно спасало пилота-лицедея от разоблачения.

Вскоре пришла пора им прощаться. Добровольцы оставались в Чикаго и Нью-Орлеане, реализовывать один очень амбициозный план. А капитан Моровски, получивший для них рекомендации от профессора Карнапа из Чикагского университета, убывал в место своей командировки — в Тактическое училище в Монтгомери. Ну, а Пол Робсон, организующий музыкальный фестиваль, пока отправил в Москву с самолетом несколько отснятых фрагментов будущего фильма и сценарий. Делать такую картину в Америке было очень трудно и дорого, но часть эпизодов с черными детьми и взрослыми удалось заснять. Кто будет дальше заниматься этим фильмом, Робсон не знал, но надеялся, что готовый фильм удастся получить быстрее, чем за полгода.

Владелец дешевенькой гостиницы, в которой новые знакомые отметили прощание, категорически не одобрил состав посетителей, и утром стребовал тройную оплату, с формулировкой "за урон репутации благопристойного заведения". Деньги ветеран Польской кампании швырнул ему на стойку, и в то же утро отправился на вокзал к поезду отбывающему в Алабаму…

Ракетчики и политики

Комбриг Филин, временно командированный в Москву из секретного летного Центра "Восход" (в который входило и подчиненное ему Ефимовское училище), мягко говоря, был не в духе. Мало того, что "на носу" у командования Центра "Восход" были учения двух учебных смешанных реактивных авиаполков на полигонах объекта "Пустыня", так еще и этот срочный вызов. Комбрига вместе с тремя опытными пилотами испытателями оторвали от дел, с туманным вердиктом "срочно прибыть для участия в испытаниях". Неожиданности их ждали на аэродроме Щелковское. Том самом аэродроме, где до перевода в "Восход" проходила значительная часть их летно-испытательной работы НИИ ВВС, и который был знаком прибывшим командирам ВВС, до трещин в бетоне. От специального наклонного трамплина в конце полосы этого аэродрома еще недавно отрывались рекордные самолеты АНТ-25 и новейшие тяжелые бомбардировщики. В ожидании ответов, удивленно выгнув тонкие брови, нависшие над орлиным носом, Филин оглядел других собравшихся. С другого края самолетной стоянки, на вновь прибывших столь же озадаченно глядели такие же гости аэродрома. Тут были шапочно знакомые инженеры из УПР НКВД, а также ряд конструкторов и производственников недавно закрытого Остехбюро. А также народ из ремонтных производств и испытательных лабораторий НИИ ВВС, и ЦАГИ. Старшего среди всех по званию, дивинженера Сакриера, комбриг помнил по имени отчеству, и сразу решил выяснить у того причину их вызова.

— Здравствуйте, товарищи инженеры.

— Приветствуем коллег-испытателей.

— Иван Филимоныч, так это из-за тебя, нас от важных дел оторвали?

— Нет, Александр Иванович, мы сами думали, что в этот раз ваши из НИИ ВВС чудят. У нас и у самих дел невпроворот. Пришлось даже испытания новой системы прервать. А тут секретность выше крыши, даже старые знакомые вон, глаза отводят, без команды рассказывать не хотят.

— Так, кто же тогда нас просветит, по новому заданию? Из-за чего тут этот "вселенский собор" созван?

— Думаю, товарищ Давыдов (который еще не подъехал), чуть позже нам расскажет все новости. Хотя, что-то мне подсказывает, что и присутствующий здесь товарищ Вахмистров должен знать немного больше других. Но и он допрежь Давыдова, наверняка молчать будет, как красный подпольщик на допросе в белой контрразведке.

— А, Владимир Сергеевич? Не врет нам тут, зам начальника управления вооружений РККА? Знаешь ты, зачем нас собрали?

Владимир Вахмистров, увлеченно разговаривавший с инженером Соломоном Валком, в ответ только пожал плечами. Лицо его было сосредоточенным и серьезным.

— Не то, чтобы точно знаю, но догадываюсь. Однако, товарищи, предлагаю дождаться Давыдова. Сам ведь знаешь, Александр Иванович, каково оно поперед батьки лезть.

— Ладно, подождем. Раньше, чем через три дня, нас все равно назад не вернут. И один час нам погоды точно не сделает.

А, слушавший этот диалог, Соломон Федорович Валк, год назад переведенный из ОКБ Минно-торпедного института, в Остехбюро (в самый разгар арестов 37-го и 38-го годов), а затем к концу текущего 1939 года оказавшийся в новом для себя коллективе УПР НКВД, скромно помалкивал. Он-то знал, что созданная им планирующая торпеда-планер ПСН-2 в конце октября была переделана под два малогабаритных ракетных мотора "Мантия-1" (в три раза уменьшенная в размерах копия "Кальмара-2" с тягой всего 80 кгс). И как раз на прошлой неделе, уже прошли испытания одного из вариантов "Звена Вахмистрова", предназначенного для сброса двух первых управляемых "крылатых ракето-торпед". Но рассказывать детали своих работ он права не имел, хотя ему очень хотелось похвалиться, первыми успехами. Как-никак, с новыми "турбинными ракетами" и без поплавков, его планер 1938 года, на первых же беспилотных испытаниях, сразу достиг скорости около 760 километров в час. И даже, несмотря на то, что аппарат сильно пострадал при ударе об воду, начальник УПР Давыдов сразу же признал испытания состоявшимися, и тут же распорядился заложить небольшую серию "ракетных планеров". Но в измененном проекте ПСН-2 (который уже получил новый индекс РПСН-3 или "Саган-1"), место для пилота уже не закладывалось. Эти аппараты должны были иметь начиненный взрывчаткой фюзеляж, с автопилотом и управлением по радио, и слегка стреловидное крыло и оперение. И Вахмистров вместе с Валком, как раз перед вопросом Филина, обсуждали особенности подвески новых изделий под ДБ-А (3-й серии), выделенный под новые испытания. К тому же, двумя днями ранее, их обоих с Вахмистровым активно привлекали для отработки подвески ракеты Германа Оберта.

По счастью целый час собравшимся конструкторам и испытателям ждать на Щелковском аэродроме не пришлось. Уже через несколько минут, прибыла машина с Давыдовым, и приехавшими вместе с ним профессором Борисом Стечкиным и инженером Юрием Кондратюком. Старший майор был улыбчив, как всегда деловит и чисто выбрит. Усталость от забот выдавали лишь покрасневшие глаза начальника УПР.

— Всех приветствую, товарищи. Извините за задержку, и можем начинать знакомство с новой темой. Кстати, сегодня у нас с вами особенный день. Наконец, расшифрованы данные самописцев с нашего "Лунатика". Кто, еще не знает, это недавно летавшая здесь в Щелковском, наша модель-макет, изображавшая двухступенчатую ракету румынского профессора Оберта… Слушаю вас, товарищ Филин.

— Товарищ Давыдов, то есть, все те байки про "ракетных мышей" не газетная утка?! Румыны действительно, планируют послать человека за пределы атмосферы?!

— Не утка, товарищ комбриг. Да, товарищи, проект вполне реальный! И, предвосхищая новые вопросы, тех, кто еще не знает, отвечу — да, профессор Оберт со своими помощниками и первой моделью своей ракеты уже здесь в Москве. По соображениям секретности и дипломатического протокола, присутствие профессора в СССР, не освещается широко. К тому же есть опасность, что испытания пройдут не слишком успешно, а это могут использовать наши идеологические враги для своей пропаганды. Поэтому сейчас об этом лучше помалкивать в прессе, и уж тем более всем, кто участвует в подготовке этих испытаний. Не мудрено, что даже из вас, больше других понимающих в испытаниях сложной техники, об этом известно единицам…

И Давыдов, выразительно остановил свой взгляд на Громове, Стефановском, Вахмистрове и Валке. Все четверо сохранили невозмутимое выражение лица, что старшего майора вполне удовлетворило. Но тут посыпались вопросы и от других собравшихся.

— Товарищ, Давыдов, а почему Оберт к нам в Союз поехал, а не Англию или во Францию?!

— Наверное, потому, товарищи, что только в СССР есть такой большой самолет, как родной брат "Максима Горького" ПС-124.

В этом месте Филин, сразу переглянулся с присутствующем здесь же комбригом Громовым, и тот ему незаметно кивнул. Именно Громов в 1932-м испытывал АНТ-20 (Максим Горький), и конечно без новых испытаний подвески ракеты под "гиганта" с его участием, не обошлось и в этот раз. И хотя у Громова хватало дел в боевых авиаполках уже де факто воюющего в Карелии ОКОНа, но и на краткое участие столь важном проекте, он время сумел найти…

— Товарищ старший майор госбезопасности, а где сейчас сам Оберт?

— Сам профессор в эти дни читает лекции советским студентам. Ну, а голландские инженеры еще собирают модель ракеты Оберта, с рабочей первой ступенью, и со снабженным всего четырьмя пороховыми ускорителями макетом второй обитаемой ступени (которая понесет собачий экипаж). Кстати, позавчера, здесь в Щелковском, состоялся пробный пуск очень похожего на ракету Оберта, нашего изделия "Лунатик", о котором я уже упоминал.

— И как прошло, товарищ Давыдов?

— А это вы, вон, у товарищей Громова, Вахмистрова и Стефановского спросите. И у ракетных инженеров во главе с товарищем Королевым. Ответите, товарищи?

— Пусть Петр Михайлович первый отвечает, он кнопку сброса нажимал.

— Ну, что вам сказать товарищи. Подняли мы его на высоту семи тысяч метров. ПС-124 скрипел, трещал, но держался. Все же пассажирская машина, не бомбардировщик, была у нас опаска, конечно. Затем, выполнили сброс с внешней подвески. Дальше за полетом следили ракетчики во главе с товарищем Королевым, ему и слово.

Королев без тени кокетства принял подачу, и энергично продолжил рассказ Стефановского.

— Мы с ними рядом на ТБ-третьем летели. Факелы пороховых моторов первой ступени наблюдали отчетливо. Правда, когда этот "Лунатик" еще кэмэ набрал, то уже почти ничего не разглядеть было. Как там, в точности, ступень отходила, только самописцы и рассказали нам уже на земле. Кстати, прибор Дорониных, сработал нормально, но вот замедлитель горел на целых три секунды дольше, чем было нужно. Да и крепления не все одновременно отскочили, из-за чего вторая ступень наклон в пятнадцать градусов получила. В общем, этот "ракето-макет", хрень, конечно, редкостная, и сборно-разваливающаяся, а не ракета. Ни управления на нем толкового нет, да и пороховой тяги ему на считанные секунды достает. Если бы не те чертежи, полученные нашей разведкой, и не жесткие требования вписать все это в крепления к ПС-124, параметры которых присланы Обертом, то и браться за этот хлам бы не стоило! Сами, в разы бы лучше могли бы сделать… Но, что странно, товарищи! Даже с такой идиотской оснасткой, высота подъема макета ракеты составила двенадцать с чем-то тысяч метров! Мы потом с товарищем Грязновым посчитали, если расцепку улучшить, то до пятнадцати километров с пороховыми ракетами поднять его вроде бы реально…

— Спасибо, товарищ Королев. Да, товарищ Стечкин? Что-то хотели добавить?

— Благодарю, товарищ Давыдов. Немного поправлю вас, товарищи. Настоящая высота сброса составила шесть восемьсот семьдесят. А ракетные моторы включились только на шести с половиной километрах над землей. Но, вы правы, наш макет достиг отметки двенадцать километров. И в связи с этим, у меня к коллегам вопрос. Будем ли мы считать опробованную в том полете нашу систему удаленного управления, пригодной для новых испытаний? И ставить ли нам ее на второй макет, который будем запускать перед стартом "собачьей упряжки" профессора Оберта?

— Это вы, профессор, по поводу секретности наших системы "Квант" и автопилота "АПМ-39"?

— Именно. Ведь профессор Оберт никого из наших мастеров не подпускает к своему изделию. Почему же тогда мы должны поступать иначе?

— М-да…

— И хотя, мы уже от разведки знаем, что он у себя использует малогабаритный автопилот, совместно с пневматической системой управления, но сам Оберт своих секретов перед СССР не раскрывает. Копирования по всей видимости боится… И, вот, тут вылезает вопрос, либо не пускать Оберта к наблюдению за нашим следующим пуском, либо снимать со второго "Лунатика" нашу систему управления, что сильно снижает ценность самого пуска.

— Хм. Неожиданный вопрос. Что же выберем, товарищи?

Дискуссия, разгоревшаяся после слов профессора Стечкина, бурлила почти час. Но, вскоре собравшихся пригласили осмотреть саму связку (ПС-124 с подвешенным под дюралевым пузом "Лунатиком-2"). Потом был обед, а затем снова разговоры на тему, пускать ли Оберта к управлению с помощью "Кванта". Против самого "Кванта" также были выступления, поскольку система была признана чрезмерно сложной, и не особо нужной для таких стартов. Итогом обсуждения стало половинчатое решение. Систему управления "Квант" с изделия не снимать, но использовать ее, только после отстрела первой ступени, и Оберту работы операторов не показывать. А сами операторы должны были находиться на летящем сбоку ТБ-3, с которого осуществлялась, не только управление ракетой, но и киносъемка пуска. Герману Оберту предстояло лично находиться на борту "гиганта" и наблюдать сброс "Лунатика-2", в качестве тренировки запуска его собственной ракеты.

К слову сказать, вторые испытания прошли чуть хуже первых, высота подъема второй ступени получилась около девяти с половиной километров. А румынский профессор, глядя на старт русской ракеты, так переволновался, что пришлось его почти на целый день отдать в руки советских врачей, которые прописали тому массаж и успокаивающие микстуры. Из-за этого пришлось даже менять график выступлений профессора перед группами студентов, среди которых каждый второй, оказался курсантом секретного советского ракетного ВУЗа, открытого в этом году. Кстати, про Марту Болленброк, НКВД знал довольно много от своего берлинского агента Брайтенбаха. Поэтому все мероприятия, на которых ею могли быть отслежены реальные ракетные возможности СССР и персоналии конструкторов, насколько возможно скрывались от молодой разведчицы. И хотя Марта желала видеть все, и участвовать во всем, но вместо присутствия на испытаниях, ее кураторам из НКВД было поручено в день старта, отвести фроляйн Болленброк на балет в Большой Театр. Причем приглашение получил и Оберт, но его вовремя выдернули и отвезли в более интересное ему место — на аэродром Щелковское. Германская референт и разведчица потом метала искры, и не разговаривала с Обертом целых полдня, но вскоре сама первая сделала шаги к примирению.

Но Оберту было не до интриг, он метался между сборочной бригадой и аэродромом, постоянно подгоняя хозяев, и надоедая вопросами. Профессор Стечкин помог ему с научным оформлением, проекта, а инженер Кондратюк, практическими советами и своим богатым опытом работы по ракетам Цандера. Профессор был снова в своей стихии. С того, памятного "дирижабельного старта" их с капитаном Пешке ракеты, жизнь профессора била ключом, и он ощущал себя помолодевшим лет на пять. Однако большие нагрузки сказывались, и наблюдающий ученого советский врач, снова и снова, приставал к профессору с измерением пульса и давления. Словно бы это не собаки, а сам Оберт лично должен был вскоре лететь на ракете. Как бы то ни было, но советские и голландские мастера вполне профессионально справились со своей работой… Через три дня этого сумасшествия, на старте стоял гигант советского самолетного парка, с подвешенной к его дюралевому животу первой крупной ракетой "Европейского аэрокосмического агентства". Из носовой части аппарата, едва слышно, раздавался испуганный собачий скулеж, что говорило о неполном успокаивающем эффекте введенных животным инъекций. Даже в кабине самолета, Оберт не мог и пары минут усидеть на месте, ему все время казалось, что что-то им забыто или упущено. Настроение его скакало от краткого безудержного восторга, до откровенной паники…

— Майнгерен, у меня нет слов, чтобы выразить, что я чувствую в этот момент! Герр, Николаефф, прошу вас, переведите господам пилотам, что я целиком вверяю в их руки космическое будущее человечества!

— Что они ответили, герр Николаефф?!

— Герр, Оберт. Господа Громов, и Стефановский, и их экипаж вполне разделяют ваши чувства. Они понимают свою ответственность, и не сомневаются в успехе. Вы можете быть совершенно спокойны, пилоты уверены, что этот пуск, пройдет значительно лучше предыдущего.

— Это было бы чудесно! И тот пуск, я считаю вполне удачным… Я так рад, майнгерен, что герр Сталин убедил ваше правительство в оказании помощи нашему агентству. Герр Николаефф! Узнайте, пожалуйста, нет ли перегрузки самолета по сравнению с предыдущим стартом?! И проверены ли пороховые ускорители под крыльями?!

— Герр, Николаефф! Что вам ответил, герр Громофф?!

— Не волнуйтесь так, герр профессор! Никакой перегрузки самолета нет. Пороховые ракеты многократно проверены, и вполне надежны (тяжелые грузовые самолеты с ними летают уже несколько лет). Все будет хорошо. Прошу вас, присесть вот в это кресло, отсюда вы сможете увидеть самые главные этапы старта вашей ракеты, и тут вам будет безопасно…

— Гм. Благодарю, я постараюсь не мешать полету. Да! Поблагодарите герра Громоффа…

— Гер Николаефф! А вы не забыли "Цейс"?!

— Вот ваш бинокль, герр профессор. И пристегнитесь, пожалуйста.

— Да-да! Благодарю вас! Непременно пристегнусь… А мы услышим переговоры наблюдателей, как в прошлый раз?!

— Конечно, профессор!

Даже в день долгожданных испытаний "Собачьей упряжки" (как русские стали называть этот вариант ракеты Оберта), Марте не удалось, ни увидеться, ни пообщаться с русскими испытателями. Зато целый день рядом с ней маячило вполне мужественное, но уж слишком семитское лицо главы русского министерства военной пропаганды, Льва Захаровича Мехлиса. Для настоящей арийки, Марта проявила чудеса сдержанности, и даже поддерживала светскую беседу с этим "унтерменшем" и комиссаром. Но полученной в таком окружении информации, оказалось катастрофически мало для подготовки полноценного доклада об испытаниях. Даже второстепенные цели ее задания, и те не были достигнуты. Ни одного русского реактивного самолета (даже раскрытого летом в Монголии "Буревестника"), рядом не наблюдалось. Фотографировать на аэродроме гостям из Амстердама, также не разрешали.

Перед отъездом, им принесли альбом с фотографиями испытаний, и переведенный на немецкий отчет обо всех этапах эксперимента. Герман Оберт не расставался с эти отчетом и фотографиями до конца полета в Стокгольм. Еще бы! Им все удалось! Его друг, ученик, и в каком-то смысле даже учитель (хотя бы в отношении организации работ и привлечения меценатов), гауптман Пешке, и в этот раз оказался прав во всем. Ведь удалось практически все, о чем мечталось этим двум энтузиастам-ракетчикам — старому и молодому. Русский самолет-гигант ПС-124 сумел подняться до семи с половиной километров (вместо прогнозируемых Пешке шести). А выпущенная им составная ракета, поднялась на высоту тринадцать тысяч восемьсот метров. И это с неполностью функциональной второй ступенью! Причем, все три собаки вернулись на землю здоровыми, хоть и явно перенервничали. Это был настоящий успех, и Оберт был счастлив. Теперь, у него не оставалось сомнений, что выбранный им путь верен…

На следующий день первые страницы европейских газет заполонили взволнованные эссе о прошедших в России первых испытаниях будущей космической ракеты. Французы в своих статьях снова рукоплескали научной отваге "пионеров ракетонавтики", ревниво напоминая, что самые первые ракетные шаги соавтор Оберта, Моровски сделал именно во Франции. И, что без тех первых шагов, ни Моровски, ни сам Оберт не достигли бы таких успехов. Германские издания более сдержанно предполагали, что все эти забавные опыты лишь прелюдия к серьезной работе. Немцы намекали, что в Рейхе, этот труд мог бы получить куда более впечатляющее развитие. В остальных изданиях, тон статей колебался в широких пределах. От возмущенного "бесчеловечностью экспериментаторов, истязающих бедных животных" слюноизвергания, до восхищенного "новым шагом к завоеванию Вселенной" придыхания. Британцы в своих кратких заметках холодно замечали, что в мире идет война, и для таких проектов экспериментаторы выбрали далеко не лучшее время. Ну, а американская пресса, скорее больше потешалась над отправкой собак в стратосферу. В заокеанских газетах Оберта рисовали сидящим верхом на ракете, которую тянула за собой свора собак. Однако, все эти "бумажные войны" совсем не трогали, ни самих "первопроходцев ракетного полета", ни тщательно изучавших информацию о проведенных испытаниях ученых нескольких стран, ни их мудрое начальство. Под прикрытием всей этой газетной шумихи, сразу несколько групп политиков и военных разных стран, пришли к слегка различающимся, но во многом сходным, выводам. Но, вот, огласке те выводы не подлежали…

Тайм-лайн "Странная Война" новации Рейха

Еще месяц назад, казавшийся многообещающим проект "туземных авиачастей" (курируемый Абвером и СД), за несколько недель до эпохального решения об отправке гауптмана Пешке домой в Америку, уже начал сдуваться как пробитый воздушный шарик. Сначала, заместитель начальника управления вооружений Люфтваффе генерал Мильх, забрал к себе восемь наиболее одаренных пилотов из числа польских и украинских фольксдойче. В первую очередь, ему были нужны испытатели для опытных мото-реактивных истребителей ПВО. Даже не столько испытатели, сколько "мясо для катастроф". Техника была малонадежной, и аварии случались регулярно, поэтому отработку самых изношенных ускорителей и планеров решили доверить бывшим "гладиаторам". Самим пилотам это было подано, как уравнивание их в правах с пилотами Рейха. Как-никак всем присвоили лейтенантские звания, и стали платить минимальный испытательский оклад. А в качестве тех опытных машин пока были определены новые "мессершмитты" BF-109 Е-3 с тремя пушками MG-FF и установленными у них под крыльями четырьмя опытными компрессорными ускорительными ракетами фирмы "Аргус". Помимо "ракет" концы консолей их увеличенного в размахе крыла украшали обтекаемые топливные баки. А само крыло взяли от планируемого к производству в 1940 году палубного BF-109 Т.

Еще пара пленных польских фольксдойче, в сентябре проходивших в Силах Поветжных обучение полетам на самолетных сцепках "Центаврах" (состоящих из бомбардировщика "Зубр" и установленной у него на спине авиетки RWD), были отправлены в Рёхлин. Имеющих опыт укрощения "Польских этажерок" (как их пренебрежительно называли в Люфтваффе), Удет направил для обучения экспериментального штафеля германских пилотов. До середины ноября это подразделение было приписано, к испытателям авиазавода "Хейнкеля" и не имело официального статуса. Но фельдмаршал Геринг не забывал про них, лелея грандиозные планы, и вскоре эту подпольную авиачасть ждали большие изменения. И хотя сам Эрнст Хейнкель был далеко не в восторге от навязанной ему конструкторской темы, но вынужден был согласиться с таким оригинальным способом "утилизации" своих, поврежденных в Польской кампании, He-111. Тем более, что Мильх с Удетом только что оформили новый большой заказ на бомбардировщики, а один из лучших пилотов-испытателей Хейнкеля, Пауль Бадер, хоть и сменил свое звание флюг-капитан (присвоенное ему в гражданской авиации) на майора Люфтваффе, но помимо испытаний "Драй-Блиц" пока еще мог продолжать испытания и других моделей. Правда, возглавивший экспериментальную эскадру "Один", бывший командир 1-й бомбардировочной эскадры "Гинденбург" подполковник Ульрих Кесслер, требовал уже с середины ноября полного перевода майора Бадера к себе командиром авиагруппы "Слейпнир". И Хейнкель вынужден быть дать ручательство. Впрочем, глава фирмы все еще надеялся вернуть своего пилота в лоно испытательской работы, только он не знал, что это его желание сбудется только через полгода…

А вот учебные туземные эскадрильи Абвера ожидало временное забвение. После отправки в Бостон числящимися пленными граждан Соединенных Штатов, среди других комбатантов попавших в германский плен во время Польской Кампании поселилось уныние. Даже у "туземных гладиаторов" особой авиагруппы, состоящей из литовских, польских и украинских фольксдойче, резко упал боевой дух. Пока рядом с ними бесстрашно бросал свой вызов небесам смутьян Пешке-Моровски, всем казалось, что он и есть самый первый кандидат в жертвы "ракетному огню". Однако неделю за неделей тот капитан возвращался из своих полетов без малейшей царапины, а осторожничающие после его полетов курсанты, то и дело попадали в аварии. И не всем удавалось пережить те воздушные драмы.

Сменивший капитана на посту старшего инструктора поручник Терновский (которого всё чаще звали обер-лёйтнант), был педантичен, подтянут, но не обладал такой харизмой, как у его друга-наставника. К тому же сам Терновский дико скучал тут в Германии, и уже подумывал о побеге в Финляндию. По крайней мере, такие доносы на Терновского уже дважды ложились на стол полковника Абвера Штольце, курирующего весь этот проект. Да и количество аварий с участием "туземцев" стало неожиданно быстро расти. Все говорило о том, что вскоре эта не особо популярная в Абвере часть будет расформирована. Геринг уже трижды присылал свои планы перевода этих подопытных в качестве "наглядного пособия" в Ц-шулле Люфтваффе. Там, как ему казалось, толку от них будет больше. Фельдмаршал планировал использовать "недонемцев" в качестве учебных воздушных мишеней, обстреливая их деревянными пулями, используемыми сейчас совместно с холостыми патронами. Но это решение пока задерживалось. Кроме того, Канарис снова сумел заинтересовать фельдмаршала, советом отправить часть "туземцев" вместе с опытными германскими офицерами Люфтваффе, в качестве добровольцев в Финляндию. И пример, истово ненавидящего большевиков польского обер-лёйтнанта Терновского (имеющего на личном счету один сбитый И-16), тут был весьма кстати….

А пока, немцы лелеяли свои полуфантастические планы, на западе Европы продолжалась "Странная война". Офицеры передовых наземных частей по обе стороны "нейтралки" рассматривали своих коллег в бинокли, но несли службу почти как в мирное время. Германские бомбардировщики даже не пересекали линию старой границы. А французские самолеты периодически заходили на самый краешек германской территории, и даже робко бомбили ближайшие к границе военные объекты. Еще с обеих сторон усиленно летали самолеты-разведчики, которые, вероятно, единственные из всех пилотов вели свою боевую работу в полную силу. Ну, а истребители немцев и французов летали патрулями, и то и дело вступали с визави в воздушные бои. Но самих тех боев, было до смешного немного. Зато британское бомбардировочное командование уже несколько раз бомбило военно-морскую базу Вильгельмсхаффен своими тихоходными "Уиттли". В газетах все эти пограничные стычки, превозносились до небес, как яростные схватки за свободу Польши, но, говоря по правде, на земле и в воздухе настоящей войны все еще не было.

А вот противоборствующие флоты в это же время вели серьезную взаимную охоту на море. И хотя результаты этой охоты также нельзя было назвать существенными, но флоты британцев были полностью развернуты, и благодушием не страдали. И тому были серьезные причины. Первым открыл список потопленных немцами кораблей, торпедированный еще в сентябре авианосец "Корейджес". Затем гибель в своем порту старого линкора "Роял-Оук" напомнила англичанам их ночной кошмар времен Великой Войны — атаки "подводного дьявола" Отто Веддигена. Да и недавняя гибель от арт-огня слабенького вспомогательного британского крейсера "Равалпинди", потопленного в ноябрьском Северном море, оказалась неприятной оплеухой для "Роял-Нэви". И хотя сам бывший пассажирский лайнер, вооруженный всего четырьмя шестидюймовками, стоил дешевле мощных германских снарядов, выпущенных по нему тяжелыми крейсерами "Шарнхорст" и "Гнейзенау", но очередной факт потерь морской державы "на своем поле" всколыхнул общественное мнение бриттов. Адмиралтейство имело бледный вид, а в парламенте все чаще раздавались призывы к смене правительства. Неудивительно, что преследующих германских рейдеров в Атлантике командиров кораблей Флота Его Величества, помимо грозных внушений от собственного начальства, вело к победе также чувство оскорбленной гордости Владычицы морей. И усилия этих командиров, в этот раз не пропали даром.

А Германия, только недавно всколыхнувшаяся в восторге от первых побед моряков Рейха, с нетерпением ожидала новых побед. Но вместо побед, телеграф донес известие о трагедии у Ла-Платы. Наиболее результативный германский рейдер тяжелый крейсер "Граф Шпее", доселе ловко ускользавший от своих врагов в южной Атлантике, попал в ловушку, и погиб. И гибель эту нельзя было назвать героической. После не слишком удачного боя с тремя британскими крейсерами, нанеся серьезные повреждения одному из врагов, но никого не утопив, удачливый в прошлом военный корабль Рейха попался в ловушку Монтевидео. И перед альтернативной гибели в бою с двумя линейными крейсерами и авианосцем британцев, краса и гордость "Кригс-Марине" был потоплен своей командой, а сам командир корабля Лансдорф застрелился, завернувшись в полотнище военно-морского флага. Для Гитлера, лелеявшего мечту о будущем морском господстве и победе над флотом островитян, эта новость стала горьким плевком. Буквально в шаге от подготовленного в Медитеррании триумфа, получить такую пощечину было очень обидно. Поэтому уже через день после трагедии у Ла-Платы, фюрер собрал совещание с участием глав Люфтваффе, Кригсмарине, Абвера и СД. Присутствие на том же совещании главы МИД Риббентропа и главы министерства пропаганды Геббельса, сигнализировало, что на кону стоят отнюдь не только военные вопросы. И решимость вождя Рейха, дать "лимонникам" жесткий ответ, в этот раз чувствовали все…

США — неожиданная встреча и безумные планы

В забитом посетителями привокзальном ресторане даже заслуженному капитану Авиакорпуса было нелегко отыскать свободный столик. До поезда оставалось два часа, и Павла уже раздумывала, пойти прогуляться, когда услышала позади бодрую перекличку молодых женских голосов.

— Умираю с голоду, подруги! Спасайте мои усыхающие от голода формы.

— Ха-ха! У тебя там, в формах, такой НЗ, что ты продержишься дольше всех нас.

— Точно, Николь! Мадлен и голод, не сойдутся вместе, как Восток и Запад. Но слегка подзаправиться нам бы не помещало. Вот только с местами тут в зале тесновато…

— Какое там, "тесновато"! Да тут клиентов, как анчоусов в бочке!

— В Баффало, будет еще трагичней, мои милые. Говорят там полно командированных офицеров, и спокойно поесть, можем даже не надеяться.

— Вот здорово! Хоть не успеем соскучиться!.

— Тебе-то здорово, а меня они сильно утомляют, своими плоскими и неостроумными заигрываниями. Ну, что будем делать, Джекки?

— Анна права, до Баффало нужно хоть немного подкрепиться. И пока численный перевес пусть и временно на женской стороне, нужно им воспользоваться. Сейчас мы подвинем кого-то из этих джентльменов. Крошки мои, за мной!

Павла хмыкнула, знакомому обороту из "Золушки", но уже через минуту с обоюдным изумлением встретилась взглядами с американской звездой воздушных гонок, неделю назад увиденной в Бостоне, на приеме у губернатора.

— Невероятно! Мистер, Адам! Вот так встреча!

— Леди, Жаклин! Да, это и, правда, сюрприз!

— Вы тоже едете в Баффало?!

— Нет, я тут ожидаю экспресс до Монтгомери.

Павла, с достоинством уступила свое место бостонской знакомой, и галантно предложила ее спутницам присоединиться к раннему ланчу.

— Прошу за мой стол, леди!

— Присаживайтесь, здесь сегодня людно, но еще три свободных стула, для таких красавиц, я думаю, найдутся.

Наконец, все разместились за отодвинутым от стены столом. Заинтересованные взгляды новых посетительниц в ожидании заказа, оценивающе стреляли в неожиданного соседа. А края их бокалов с лимонадом медленно окрашивались помадой. Но тишина длилась недолго, и Жаклин приступила к представлениям и расспросам. Все приезжие красавицы, одетые в стильные для эпохи деловые костюмы, оказались пилотами гражданской авиации. А вместе их собрала железная воля их вдохновительницы и по совместительству чемпионки гонок "Бендикс". Сама же, Жаклин Кокран уже который год вынашивала планы организации женского летного подразделения в Авиакорпусе. Упорства ей было не занимать, но пока все усилия молодой летчицы терпели фиаско. Военные чиновники широко улыбались, восхищались оригинальностью ее предложений, но ничего реального не предпринимали для оказания помощи женщине-пилоту. То ли корпоративный дух армейцев не допускал присутствия дам в линейных подразделениях. То ли еще что-нибудь, но серьезных результатов пока не было. Павла слушала эту новую знакомую и сочувствовала ей. Сейчас за этим столиком не было представителей соперничающих Великих Держав, а были просто пилоты, уважающие заслуги друг друга.

"Хм. А, ведь, я что-то припоминаю… Точно! Была такая история про этих "западных амазонок". И фото этой Жаклин в офицерской форме, рядом с каким-то полковником, я тоже видела. Это ведь ее девчонки перегоняли потом "Аэрокобры" по Северному маршруту в Союз, через Аляску и Камчатку. В деталях мне уже не вспомнить, но вроде бы кто-то из тех девочек даже погиб в авариях. И уж точно ни одна из них не поднимала свой меч против Советского Союза. Эх, жаль, что нельзя их всех скопом принять в "Сражающуюся Европу"! Вот это была бы газетная бомба! Там в Европе, понимаешь, война идет. Из пилотов "янки" единицы участвуют в боях, негры и юные леди создают свои боевые летные части, а краса и гордость Авиакорпуса "ковыряется в носу и сосет петушка на палочке". Да после такого плевка в морду, американские пилоты вместо своих красивых мундиров и гавайских рубашек, в капуцинских плащах с капюшоном бы разгуливали!".

— Адам, теперь вы у нас не отвертитесь… В Бостоне вас слишком рано украл с приема мистер Дулитлл, и не дал мне вас порасспросить. Расскажите нам о Польской войне!

— Да-да, расскажите!

— Это же так интересно!

— Стоит ли, милые леди… Мы не победили там… Да и не могли победить, с такими-то союзниками!

— Но все же, какая это была война?

— Ну, пожалуйста, капитан!

— Гм… Война в Польше, леди, была совсем не похожа на сражения древности. Никакой вам яркости пышности, ни громких речей полководцев, ни фанфар, ни парадов. Было много крови. Много боев с врагом, превосходящим количественно и в могуществе оружия. Были и отчаянные контрудары, заставившие "швабов" уважать Войско Польское. Но все оказалось тщетным. К тому же, поляков предали те, кому они беззаветно доверяли. Воюя на стороне родины моей матери, я понял самое главное — нельзя верить громким словам, только делам людей и народов…

Девушки глядели на закаменевшее лицо юного капитана со смешанными чувствами. Лицом он был молод, но у глаз вдруг мелькнули резкие морщинки много повидавшего человека. Да и ожидания легкого застольного флирта, быстро развеялись от его манеры ведения беседы.

— Адам. Извините, что разбередили ваши тяжелые воспоминания. Но в газетах про вас писали столько всего интересного! И про ваши безумные по храбрости рейды в тыл "колбасников". И про бои с превосходящим по численности врагом. Десятки сожженных германских самолетов…

— Увы, дорогая Николь. Газеты всегда все немного преувеличивают. Рейды и бои порой, действительно, случались. Сбитые "крестоносцы" записывались в учетные файлы пилотов. Но все эмоции, отраженные в газетах, можете смело делить на восемь. Чтобы вы поняли лучше, общее количество погибших в боях польских пилотов, приближается к полутысяче. Сколько-то погибло еще на земле, другие оказались в плену. Остальные вынуждены были покинуть родину. В планах варшавских властей было продержаться на линии Львов-Люблин до подхода англичан и французов. Но и через три недели после обещанной "гарантами" даты открытия фронта, ни одной британской дивизии не высадилось на землю Германии. Ну, и как вам такая помощь союзников?

— Возможно, они просто опоздали?

— Настолько опоздали, что объявив Германии войну в первую неделю сентября, даже не ведут с ней военные действия, словно бы смирившись с аннексией территории своего союзника?

— Мне это кажется предательством!

— И не вам одной, Мадлен. Европейская пресса в сентябре с упоением рассказывала, как уже совсем скоро Германия и Россия бросятся терзать друг друга. Ведь они, наконец-то, получили общую границу, и их стало куда проще стравливать между собой. И хоть я, не бог весть какой аналитик, но похоже толстосумы всех стран именно на это и рассчитывали! А Польша… Кому нужна независимость страны, которую так легко сделать разменным центом большой политики?

Павла глядела на лица присмиревших от ее мрачного рассказа девушек, и ей стало неловко. Ну, зачем именно сегодня ей понадобилось их расстраивать. У них ведь и так сейчас идет трудная борьба с армейскими чиновниками. И их цели вполне достойны уважения и поддержки.

— Не слушайте меня, леди! Иногда я рассказываю мрачные истории. Давайте лучше обсудим, что можно сделать для успеха ваших планов. Так, чего вам не хватает для счастья, красавицы?!

— Своей авиакомпании и хорошего мужа!

— И гардероб как у Марлен Дитрих.

— И огромный стол с ресторанной едой! Хи-хи!

— Ха-ха! Не слушайте их, Адам. Эти вертихвостки и за штурвалом думают только о парнях, нарядах и еде. А сейчас нам хватило бы и званий лейтенантов Резерва Авиакорпуса. Верно, Жаклин?!

— Гм. Нам не хватает, слишком многого, Адам. Вряд ли в ваших силах, что-то сделать. Вас ведь ждет Тактическая школа Авиакорпуса в Монтгомери. Ну, а мы все же попытаем счастья в Баффало. Чего это вы так хитро улыбаетесь, капитан, сэр?

— Знаете, леди. Я тут вспомнил рассказы Джеймса Дулитлла об Алабамской Тактической школе Авиакорпуса. Оказывается, через месяц, там грядут экзамены по временному командованию летным подразделением. Для успешной сдачи теста мне пришлось бы искать на авиабазе вакансию помощника командира сквадрона. Но там, вроде бы никогда не бывает свободных вакансий. Поэтому каждый исхитряется, как может. И то, каким способом новичок выкрутится из этой ситуации, также оценивается летным начальством. В этом и было легкое коварство майора Шеннолта, о котором меня по-дружески предупредил Джеймс…

— Простите, но к чему этот рассказ?

— А к тому, милые дамы, что если вы и ваши подруги быстро сможете добиться статуса пилота Резерва Авиакорпуса, то я попробую убедить командование создать сквадрон Национальной гвардии из гражданских пилотов. И скорее всего, командование пойдет мне в этом на встречу.

— Мммм. И почему вы так в этом уверены?

— Думаю, они чисто из любопытства захотят увидеть, как заезжий "молокосос" будет создавать авиачасть с нуля. А мы с вами их сильно удивим составом пилотов этой авиачасти. А?!

— Джекки, если он не шутит, то это шанс!

— Тч-ч! Николь, если бы все было так просто.

— Все это похоже на сказку Адам. А вы не опасаетесь, что за вот такой "номер" вас просто отчислят из Училища?

— Мне нечего бояться, Жаклин. Отчислят, так отчислят… Если бы не мистер Дулитлл, я бы даже и не подумал делать карьеру в Штатах. В Греции идет война, и бывший командир авиагруппы всегда найдет себе дело. Единственное что меня беспокоит, сколько пилотов вы смогли бы найти для такой временной авиачасти. Срок тренировок три недели, и все девушки должны быть к этому готовы.

— Адам, все это серьезно?

— Более чем, мэм. Готов написать расписку, что выступлю с таким предложением, если вы сами его поддержите.

— Гм. Мы-то нашли бы пилотов. Из трех неполных десятков, тех, кого я знаю, две трети точно подвинули бы все свои планы ради такого фантастического опыта.

— Да-а! Здорово!

— Николь! Веди себя прилично!

— К тому же, милые дамы… В ваших летных досье вскоре может появиться запись о службе в сквадроне Национальной гвардии. А это…

— Джеки соглашайся!!! Не смей отказываться!!!

— Жаклин, мы все согласны с Мадлен. Или ты рискуешь вместе с нами, или ты нам не подруга.

— Пишите расписку Адам, что вы не передумаете.

— Да без проблем. Но чтобы уже к Рождеству я получил ваше подтверждение со списком летного состава сквадрона. Так будет честно.

В поезде Павла вместо бездумного созерцания, мелькающего за окнами унылого пейзажа, сосредоточенно писала черновик конспекта по учебно-боевой подготовке. Причем, сам конспект, создавался в двух частях. Первая часть для начальной подготовки летных частей "Национальной гвардии" (задачами которых виделись связь, воздушная разведка и воздушное прикрытие наземных операций частей "национальной гвардии"). Вторая была предназначена для полноценной боевой учебы "добровольцев". Естественно, вторую часть светить в Монтгомери не планировалось. Параллельно пришлось писать ответы на полученные в Чикаго письма. Одно было от недавно произведенного в подполковники Риджуэя. Тот, совмещая должность начальника боевой подготовки штаба армии, и командира учебной парашютной бригады, уже вовсю развернулся со своими новациями в Форте-Беннинге. Старый знакомый предупреждал, что вскоре последует недельный вызов для обучения парашютистов. Причем в этот раз мистеру Моровски светило, ни много ни мало, временное командование сначала ротой, а потом и парашютным батальоном на учениях. Тон письма был властным и деловым, отказ от предложения не предусматривался. И хотя Павле, не особо нравилась идея усиления американских ВДВ, но такой канал информации, терять было глупо. Письма от неизвестных поклонниц, были сразу отложены на дно чемодана, терять время на "розовые сопли" не хотелось. Остальные письма были из канцелярии главного артиллериста Армии, и от мистера Годдарда. Но прежде, чем участвовать в оказании помощи ракетной программе Соединенных Штатов, стоило хорошенько подумать…

Похождения ГГ в США

Осенне-зимние учения всегда были и остаются сложнейшим из мероприятий армейской службы, и дело не только в погодных условиях, хотя их влияние трудно переоценить. А с учетом особенностей привлеченных к таким учениям парашютно-десантных частей (да еще и только что сформированных), сложность вырастает в разы. Поэтому в декабре 1939 года на учениях в Форте "Беннинг" сошлись все мыслимые проблемы такого рода мероприятий (и часть немыслимых тоже). Учебной парашютно-десантной бригаде, которую возглавил новоиспеченный подполковник Мэтью Риджуэй, от роду шел всего второй месяц. Причем за все это время собственно тактической подготовкой и учениями личный состав успел позаниматься не больше недели. Неудивительно, что в военном госпитале Форта "Беннинг" наиболее частыми гостями все чаще становились малоопытные солдаты и командиры этой части. И спектр их травм поражал многообразием. Парашютисты словно бы состязались между собой, приземляясь, то на крышу дома, то верхом на забор, то прямо в зубы сторожевой собаки, или на слегка застывший сверху холм из чистейшего гуано. А, к концу первой недели проводимых совместно с наземными частями учений, число травмированных уже превысило три десятка. Гибели людей пока не было, но четверых калек уже ожидало списание из армии по здоровью. Случались и материальные потери, и порой довольно чувствительные. В ремонтные мастерские уже поступило несколько покореженных от нештатных приземлений минометов, мотоциклов, и даже одно полевое орудие.

Командование бригады, имело полугодовой карт-бланш из Вашингтона на все эксперименты, но отлично понимало, что по истечении этого "срока индульгенции", их дела проверят "под микроскопом". Пока шли отдельные учения в составе рот и батальонов, к совместной работе в большой операции эти подразделения еще не были готовы. Подполковник Риджуэй ежедневно был на взводе. Интенданты и штабные регулярно снимались им с должностей за несоответствие. Командиры рот и взводов тасовались подполковником с фантастической быстротой, словно игральная колода фокусника-иллюзиониста. Несмотря на, плотный контроль над всеми этапами подготовки, а также, несмотря на изобилие ресурсов и общую старательность вверенного подполковнику контингента, результаты пока были скромными. И все же бригада медленно, но неотвратимо приобретала черты боевого подразделения. Впереди эту учебную часть ждали учения в составе бригады, и для надежного закрепления наметившегося успеха, пока не хватало буквально пары пустяков. И одним из таких пустяков, стало давно ожидаемое прибытие в Форт "Беннинг" старого знакомого Риджуэя по Ленсингу и Баффало. В восемь часов утра, едва командир бригады пришел на службу, в дверь кабинета подполковника уверенно постучали.

— Разрешите, сэр?!

— Ого! Вас и не узнать, Моровски. Война поработала над вами, выглядите возмужавшим. Но, почему это на вас форма Авиакорпуса!? А?!

— Я тоже рад вас видеть, ма… подполковник, сэр. Отвечая на ваш вопрос, разрешите заметить. Старая форма не выдержала испытаний боевыми действиями. Поэтому новые мундиры мне и моим соратникам еще в Бостоне подарил командующий Авиакорпусом генерал Арнолд. Вероятно, в дань памяти о старте моей летной карьеры. Вот мое командировочное удостоверение из Тактической школы Авиакорпуса в Монтгомери. На восемь дней я в вашем распоряжении, подполковник, сэр!

— Эх, Моровски-Моровски. Что же вы наделали. В парашютных частях Армии вас ждет большое будущее, а вы все никак не можете расстаться с вашей детской романтикой пилотирования.

— Виноват, сэр! Больше не повторится! Но училище я обязан буду закончить…

— Я гляжу, война все же не слишком сильно вас обломала. Вы все такой же остряк и балагур. Хмм. Очевидно ваше взросление еще впереди… Ну, да ладно! Время слишком дорого для нас. Сейчас ступайте к майору О" Хара. В его службе вы получите документы, форму нашей бригады и все необходимое вам для обустройства. И, уже через четыре часа, я желаю вас видеть вступившим в командование первой ротой третьего батальона бригады. А к вечеру (часам к девяти), на моем столе должны лежать ваши первые предложения по улучшению процесса подготовки. Вам все ясно?

— Абсолютно, сэр! Разрешите идти, исполнять!

— Хм. Идите, капитан. Вечером я погляжу на эту вашу саркастическую улыбку.

Установленный комбригом норматив времени вступления в командование, был благополучно перекрыт вновь прибывшим почти в два раза. Риджуэй если и был удивлен, то не показал этого. Представив нового командира подчиненным, и вручив капитану перед строем, никелированный стропорез, подполковник отбыл в штаб. И вот перед Павлой в строю замерли ее новые временные подчиненные. После Монголии и Польши, особых опасений насчет командования ротой Павла не испытывала. Взгляд пробежал по лицам, и сразу выделил несколько знакомых.

"Батюшки мои! Будущий артист больших и малых ТВД, боевой альфа-орангутанг — известный. Со своими "воробушками". У-у злыдни, бестолковые! Вот я вам сейчас напомню, каково это у "шпакского спортсмена" под командованием служить! "Как выскочу, как выпрыгну, полетят клочки по закоулочкам"… Видать, этаким макаром, Риджуэй меня в тонус вводит. Угу. Для смазки процесса. Опасается, стало быть, эксмайор, потери мной профессиональной квалификации. Ну-ну".

— Рота построена. Ротный сержант Рэндалл, капитан сэр.

— Так-так. Давненько не виделись, сержант. Вижу, несмотря на ваш первоначальный скепсис, вы все же прикипели сердцем к парашютным частям. Или все дело только в приказе командования?

— Подтверждаю, сэр! Парашютные части это навсегда. Приказ лишь констатация факта.

— Ну-ну. И каковы же наши успехи на данный момент? С "сеновалом" еще остались проблемы?

— Практически нет, капитан сэр. Есть пара нестойких "любителей пожилых леди", но остальной личный состав предпочитают молодых блондинок и брюнеток.

— И это радует. Благодарю сержант. Встаньте в строй.

Несмотря на понимание, что приходится учить солдат и командиров "наиболее вероятного противника СССР", к процессу Павла подошла серьезно. Попутно разведчик решил собрать информацию о сильных и слабых сторонах и особенностях всех наиболее толковых из встреченных командиров. Ведь, кто знает, с кем из них, и при каких обстоятельствах, придется встретиться в будущем. Да, и наработка авторитета в Армии, могла невзначай подарить советской разведке интересные источники информации и перспективы. Поэтому учеба началась сразу в интенсивном варианте. Перед вступлением в командование ротой, еще в штабе, капитаном было получено разрешение на две выброски в составе роты с недавно полученных базой пяти самолетов "Боинг 80". Риджуэй удивился. Но приказ подписал, а заместителю командира батальона капитану Гриссому, посоветовал первые два дня не отвлекать Моровски от тренировок роты. Тем более что последний вскоре должен был временно возглавить этот батальон.

А тренировки начались сразу довольно жесткие, несмотря на холодный день. Первым делом все подчиненные приезжего капитана получили на руки, шанцевый инструмент, боевые парашюты "Ирвин", двойной сухпай, по две фляги с водой, и еще по сотне холостых патронов. В течение дня ротой отрабатывались тактические задачи действий после приземления на территории противника. Сначала тренировались на земле на одном из удаленных тактических полей военной базы. Новый ротный для имитации приземления "рассыпАл строй" из пешей походной колонны. Причем, тех, кто плохо и недалеко разбегался из строя, заставлял ползать и "ходить аллигатором" (когда один солдат держит другого за ноги, заставляя его идти руками по земле). Затем новый марш, но уже бегом. Облака пара от дыхания окутывали колонну бегущих. Неудачников забега рота тащила на себе, и звуковое сопровождение со стороны коллег-носильщиков намекало "пассажирам", что за проезд придется платить уже в казарме. Поэтому даже последние слабаки тянулись за сослуживцами изо всех сил.

Холодный ветер пытался забраться под десантные комбинезоны. А капитан снова и снова учил свою "паству" прятать парашюты, убегать к точке сбора, бежать несколько миль до района развертывания, там принимать учебный бой, а потом снова бежать обратно к району приземления, и откапывать свои парашюты. На обед в расположение рота не пришла. После прыжка с самолета, снова марши, снова имитация боя. Редкие получасовые паузы для оправления, отдыха и питания сухим пайком. Во время очередного отдыха, наполнили фляги из колонки на ферме. Там же десантникам досталось по кружке горячего чая и по паре вареных куриных яиц, купленных у хозяев фермы на личные средства капитана. Перед следующим броском, состоялась краткое выступление командира роты, на тему десантной этики.

— Десант внимание! Все доели яйца?! Тот, кто медленно ест куриные, рискует потерять свои. Что там за смех?! Жовтински! Только тебя ждем, обжора!

— Доел? Неужели. Итак. Есть пару моментов, которые я требую запомнить.

— У десантника в тылу врага, есть несколько важных задач. Задача первая — выполнить приказ. Задача вторая — не подвести своих. Задача третья — по возможности остаться в живых. И задача четвертая — сберечь репутацию десанта. Знаете что такое репутация?

Пара знакомых по чикагской парашютной роте, тут же отвернулись, давясь смехом, но надолго их веселья не хватило.

— Ну, конечно же! Важность последней задачи вам всем не кажется значимой. Но, оставить о себе хорошую память у гражданских, это значит, предотвратить войну в своем тылу. Когда уже вся территория будет освобождена от врага.

— Сержант Роуз! Нужны ли нам с вами банды дедов и подростков, стреляющие из охотничьих ружей по войскам на отдыхе?

— Нет, капитан сэр. Думаю, не нужны!

— И, правильно думаете, сержант. У десанта хватает и других хлопот. А значит, десантники не должны воевать с мирным населением. Брать еду можно только за плату или на обмен. Вот, как сегодня. Так кому это там еще неймется?! Анекдоты травите? Рибейрос, ко мне!

— Здесь, капитан сэр!

— Я вижу ты в роте штатный шутник и ловелас, Рибейрос. Так вот специально для таких, как ты, ввожу "одиннадцатую заповедь". "Драть все что шевелится", можно лишь по обоюдному согласию, на возмездной основе, и только тогда, когда вокруг пункта дислокации несколько линий постов с пулеметами. Иначе враг застанет тебя со спущенными штанами, и поступит с тобой соответственно. Тому из вас, кто снасильничает чью-то жену, или невинную девчонку-тинейджера, я потом лично отрежу яйца вот этими зубцами подарка подполковника. Ну ка, повторили все, что я сейчас сказал!

И пока бойцы нестройно повторяли этические сентенции, Павла наглядно продемонстрировала всем слушателям хищный оскал никелированного стропореза.

— Ну, а тому, кто станет набивать карманы сорванными с людей украшениями, я с удовольствием затолкаю все те побрякушки в его жадный живот, через новое отверстие. Расскажете об этом всем, кто не слышал, и сами запомните. Это касается каждого бойца "крылатой пехоты". Те, кто меня помнит по Чикаго, подтвердят вам, что я слов на ветер не бросаю. А потому не надейтесь, что угроза разжалования меня в этом остановит. Это всем понятно?

Выступление взбодрило подчиненных. Снова пеший марш-бросок до самого дальнего аэродрома базы. Укладка парашютов, проверка. Повторная укладка и инструктаж. Снова взлет и высадка. Очередной марш до условных позиций противника. Захват населенного пункта, и парная "зачистка" дворов "завоеванного" военного поселка. Ругань с пехотным майором, чьих солдат побили десантники роты. Выслушивание в спину угроз о подаче рапорта. К казарме рота прибыла позже всех. В то время, когда остальные военнослужащие бригады отдыхали в свое личное время, первая рота третьего батальона, с чуть живым от занятий личным составом, прибыла в столовую для приема специально ей оставленного позднего горячего ужина. Затем помывка, и падение в койку. Но самому ротному было еще не до сна. Приняв душ, и приведя в порядок внешний вид, в половине десятого ночи, капитан снова оказался в кабинете командира учебной бригады.

— Разрешите, подполковник сэр?

— Я уже заждался вас, Моровски. Предложения принесли?

— Вот они, сэр.

— Хм. Один лист. Это все?

— Для начала хватит и этого, сэр. Прыгать они уже умеют, но что делать после прыжка, десантников нужно учить. И учить их нужно интенсивней.

— Хм. "Экипировка десантника при парашютной и планерной высадке". Так-так. С лопатками, дополнительными флягами, и пайками все понятно. Но не много ли тут указано радиостанций?

— В самый раз, сэр. Дай небо, чтобы хотя бы половина из них не была потеряна при высадке.

— Ну, хорошо. Все это можно реализовать. А для чего нужны вот эти нарисованные вами штуковины с подписью "щелчковый сигнализатор"?

— В ночном десантировании, подполковник сэр, возникнут проблемы с идентификацией встреченных отрядов и отдельных бойцов. Вопросы на английском, даже заданные шепотом, демаскируют силы десанта. А два двойных щелчка на три одиночных запомнить несложно.

— М-да уж. Мне уже доложили о ваших сегодняшних подвигах. Радует, что вы столь активны, но очень тревожит, что вы подвергаете своих людей напрасному риску. И, вот что, Моровски. Нельзя пренебрегать режимом питания личного состава. Сейчас еще мир, а не война, капитан! Я понимаю ваше рвение, но…

— Разрешите вопрос, сэр?

— Да, капитан.

— Сегодня, до ужина, рота четыре раза по полчаса принимала пищу в условиях "приближенных к боевым". И думаю, вам не хуже меня ясно, что противник на линии фронта не даст нашим парням вовремя посещать столовую с горячим питанием. Так, когда же нам готовить их к этому?

— Мысли у вас дельные, Моровски. Но, знаете ли, сколько на вас уже поступило нареканий? Пять рапортов за первый день! Вы бьете все рекорды, капитан. Бог с ним с питанием, но зачем вы полезли на территорию соседних частей?! Что за ребячество?!

— Докладываю, сэр! Вверенная мне рота пока еще не готова к самостоятельным миссиям во вражеском тылу. Когда вокруг все свои, они еще могут воевать. Но стоит им оказаться в окружении врага, готовьтесь к проблемам, сэр. Самостоятельность действий, готовность к разумному риску, и умение понять противника, это то, что им уже сейчас необходимо. Соседи в этот раз отработали за противника, и я готов их благодарить за это. А мои парни поняли, что тщательность подготовки, внезапность и настойчивость помогут им победить врага. И сегодня они победители.

Риджуэй глядел в спокойные глаза этого мальчишки с капитанскими знаками различия на мундире, и не мог для себя решить. Нужен ему такой офицер или нет. Конечно, он воевал, и повидал много такого, о чем сам Мэтью еще даже не догадывался. Но вот эти нахальные выходки, которые всего за один день навели шороху в Форте. И страшно представить, что будет, когда он получит во временное командование целый батальон. Хотя, с другой стороны, не самая лучшая рота бригады, сегодня выполнила недельный объем учебных задач. Недельный! Практически побывала на настоящих хоть и камерных учениях, и вернулась без единого заболевшего и травмированного. И если, это не было "чудом господним", то приходилось признать, что учить солдат капитан, действительно, умеет. Хотя и делает это очень странным и оригинальным образом…

— Ладно, капитан. Мне нравится ваш настрой, и ваша логика. Сегодня вы добились многого, завтра вам надлежит закрепить этот результат. Вашей роте предстоит выполнить задачи меньшей интенсивности по проверке их подготовки на стрельбищах, и в классах. Если завтра все пройдет успешно, то третий батальон вы сможете временно принять под свое командование уже послезавтра. Но постарайтесь не забывать о людях. А сейчас, ступайте отдыхать. Это приказ!

— Да, сэр! О людях я никогда не забуду, сэр.

* * *

На третий день командир первой роты, наконец, принял под свое командование весь третий батальон. Капитан Гриссом, так и не успев покомандовать временным подчиненным, сам попал под его начало и перед строем отдал рапорт о боеготовности батальона. Знакомство прошло быстро, тем более что уже третий день о чудачествах заезжего капитана шептались по всем углам базы. На всякие там слухи и сплетни новому командиру было наплевать, поэтому оставшиеся четыре дня прошли для подразделения очень плодотворно. Удалось даже сформировать отделение опытных шоферов, в задачи которых планировалось включить угон трофейной техники. На батальонных учениях все же один легко травмированный случился, зато остальные показали себя очень неплохо. Командир бригады озвучил капитану благодарность перед строем, и на шестой день пребывания Моровски в Форте "Беннинг" назначил бригадные учения с полной высадкой всех подразделений. Легенда учений состояла в высадке позади обороняющейся пехотной дивизии и нанесению по ней удара с тылу и с фланга. Почти в русле Чикагских учений.

Риджуэй ждал новых безумств от своего протеже и таки дождался. Как Моровскому удалось убедить пилотов "Боингов" высадить его вместе с группой десантников-шоферов, на другом поле, рядом с автопарком артиллерийского полка, подполковник потом узнал только через неделю. Но, как бы там ни было, восемнадцать грузовых "Фордов" батальоном было захвачено. А еще через два часа, третий батальон, в полном составе, совершив восьмидесяти километровый марш на автомашинах, захватил штаб так и не успевшей развернуться в боевые порядки дивизии условного противника. В итоге, легенда учений полетела под хвост домашнему любимцу командира Форта "Беннинг". А самому Риджуэю пришлось в течение часа выслушивать гневные нотации генерала. Но, несмотря на легкое ошаление, от неординарных действий "буйного чикагца", подполковник был в целом удовлетворен. Рискованное внеочередное назначение Моровски на должность комбата окупилось сторицей. А его Учебная парашютная бригада, наконец, показа зубки и заслужила себе репутацию, серьезной боевой части. Поэтому решив наказать Моровского за самоуправство только устным порицанием, Риджуэй не отменил назначенную церемонию награждения. А вот, для Моровски это мероприятие стало большим сюрпризом, что было написано футтовыми буквами у него на лице.

— Внимание, джентльмены! Многие из вас видели, как показал себя на вчерашних учениях третий батальон, которым командовал капитан Моровски. И хотя имели место действия несогласованные с командованием, но успех налицо. Планы "условного противника" были полностью расстроены, и победа досталась именно нашей бригаде и нашим "условным союзникам". Для меня в этом нет ничего удивительного, ведь эти учения уже вторые у капитана. К тому же за спиной у капитана Моровски, боевые десантные операции, о которых он нам сегодня поведает в офицерском клубе бригады. Не правда ли, капитан?

— С вашего разрешения, подполковник, сэр.

— Вот и хорошо. Но это не все новости.

Риджуэй, поставил самого буйного из своих комбатов перед строем, и к изумлению Павлы, скомандовал "Смирно! На караул!", а затем выдал фразу, которую разведчику удалось осознать только через полминуты.

— За выдающиеся военные заслуги и героизм, проявленные в составе союзных вооружённых сил в вооружённом конфликте с противостоящими иностранными вооружёнными силами стран, с которыми Америка не находится в состоянии войны, военный советник капитан Моровски награждается медалью "Серебрянная звезда". Наша армия не воевала в той войне, но воевали военные советники и инструктора. И капитан получил свою награду за реальное командование боевыми десантными частями. Поздравляю вас капитан.

— Э-э… Благодарю, подполковник, сэр!

И хотя Павле не хотелось рассказывать лишнего, но разбор Краковского и Висленского десантов, в офицерском клубе пришлось провести. Мало того, в предпоследний день и в день отъезда новой знаменитости Форта "Беннинг", пришлось посетить Ускоренные офицерские курсы, и потратить несколько часов на формальную сдачу тестов, на звание капитана. Причем датой начала обучения на этих курсах почему-то поставили дату прибытия бывшего пленного в Бостон. Видимо штабные связи Риджуэя помогли и здесь. Но раз уж все случилось, то оставалось только пользоваться моментом. Отловив вечером сержантов Рэндалла и Роуза, их недавний командир практически в приказном порядке потребовал написания рапортов о направлении на офицерские курсы. И, уже перед самым отбытием, оба рапорта, вместе с письменными рекомендациями самого бывшего комбата легли на стол командира бригады. Риджуэй хмыкнул, но ничего на это не сказал, лишь пожелав капитану хорошей погоды во время полетов. Фактически в случае неудачи в Монтгомери, советский разведчик мог смело строить карьеру в нарождающихся американских ВДВ. Однако как на это посмотрит летное начальство Тактического училища и не станет ли это поводом для отчисления? Павла еще не понимала радоваться ей или печалиться такому "дуализму", тем более что впереди ждала другая учеба, в которой удалось сделать лишь первые шаги…

Американские похождения ГГ

Первый день в столице штата ушел на всякую организационную суету. Даже пришлось взять такси, чтобы все успеть. Забрав на центральном почтовом отделении адресованную Адаму Моровски корреспонденцию, и сняв недешёвый номер в битком забитой постояльцами гостинице "Красная крыша", Павла сразу же направилась в штаб Авиабазы Максвелл, что располагался на Вильямсон — Стрит в двухэтажном здании, построенном в викторианском стиле. Тут заезжему гостю повезло, и к новому начальнику училища полковнику Прескотту удалось попасть уже через полчаса ожидания в приемной. Полковник, судя по всему, был из старых службистов, и потому, всяких там юных протеже и выскочек не жаловал.

— Так-так, капитан. Значит, в линейных частях Армии не служили. Угум. Военных училищ и высших школ не заканчивали. Да, вы практически вообще не служили в Армии САСШ! Не так ли, Моровски?!

— Все верно, полковник, сэр! Я сугубо штатский человек без военного образования!

"А чего мне врать? Так ведь оно и есть. Не считать же советскую спортивную школу и техникум за военные ВУЗы. Я ведь в лучшем случае "снайпером запаса" или потенциальным инструктором числилась…".

— И при этом имеете ТАКИЕ награды… Да еще и получили звание, которое вообще-то нужно заслужить, и подтвердить обучением!

— Подтверждаю сэр! Награды и звание капитана получены мной, как в результате заслуг, так и в результате обучения и переаттестаций!

— Моровски! Вы что издеваетесь?!

— Нет, сэр! Со всем моим уважением, отвечаю на ваши вопросы и замечания, полковник сэр!

"Угу. Сколько я таких уже повидала. Один только Вандеккер, чего стоил. Да и Шеннолт, из той же когорты. И чего это полкан ко мне словно репей прицепился-то? В личном деле ведь все черным по белому написано. Гм. Ладно, соблюдаем традицию. Чем тупее наезд, тем идиотичней должен быть ответ на него. Бравый солдат Швейк давно уже доказал эту теорему…".

Полковник, так и не сумев сходу смутить молодого посетителя, лично зачитал из папки описание скромного послужного списка. Сопровождая чтение выражением эмоций и едкими замечаниями.

— Гм. Краткий эпизод службы в рядах Армии Соединенных Штатов… Так-так… По контракту. Командование парашютным взводом на учениях. Фантастично! Тренировочный центр в Баффало. Непостижимо! И суммарно можно насчитать не более месяца вашего обучения на кратких курсах переподготовки военных пилотов, в Баффало, Париже, Шербуре, Торуни, Быгощи и Варшаве. Да вы уникальный случай, Моровски!

Требовательный взгляд старшего по званию, выжидательно, пробуравил замершего по стойке вольно капитана, но следов раскаяния в содеянном, на его лице так и не нашел…

— Хм. Обучение и две переаттестации в вооруженных силах нейтральных нам Франции и Польши, где вы находились в статусе… Бо-оже пра-авый!..военного советника! Две парашютно-наземные миссии. Командование истребительно-штурмовым сквадроном и постоянно воюющей на фронте авиагруппой, в Польше. Всего имеете летный опыт на почти сорока типах самолетов. Из них девять американских, шесть французских, чешский, десяток польских, одиннадцать немецких, и даже один британский тип. Грандиозно и героично! В сумме почти месяц боевого летного опыта. Месяц! Остальное ваше образование — это иностранная гимназия, разные курсы, и авиашколы для гражданских пилотов. Все, так, Моровски?

— Подтверждаю, полковник, сэр!

— Хм. Шикарный опыт, капитан! И таким опытом, без сомнения, можно гордиться! Но этого слишком мало, чтобы стать командиром подразделения Авиакорпуса. Мало! Вам ясно, Моровски?!

— Абсолютно ясно, полковник сэр! За этим я сюда и прибыл!

— Поглядим, через два месяца, поможет ли вам ваша напускная наглость сдать выпускные тесты.

— Подтверждаю, сэр… Поглядим… Разрешите идти, размещаться?

Гневным жестом продемонстрировав, что посетителю можно выметаться вон из его кабинета, полковник внешне потерял к прикомандированному офицеру интерес, уткнувшись в свои бумаги. Внутри же у него все клокотало.

"Какой-то молокосос, ведет себя перед заслуженным старшим офицером с двадцатилетним опытом службы…. Перед полковником, прах его побери! И ведет себя… нагло и спокойно, словно он не в кабинете армейского начальства, а в биллиардной или на складе баталера! А между тем, этот ни рожна не понимающий в службе мальчишка, обязан был тут сгорать от стыда, и благоговения. Он должен был, молча, выслушивать все, что ему скажет высокое начальство, не имея наглости вставить хоть слово без прямого приказа! Ну, Клэр! Ну, старый приятель! За это ты еще долго будешь со мной рассчитываться!".

А покинувший "гостеприимный" кабинет капитан думал совсем о других материях.

"Вся твоя жизнь, Пашенька, это одно большое сомнение. Плевать мне, по большому счету, на хотелки вот этого конкретного сорокапятилетнего маразматика. Но вот, правильно ли я сейчас проложила курс! Что я успею сделать для своей разведмиссии? И что сделаю для главной цели появления меня в этом времени? Есть ли другие пути? Может, сейчас нужно где-нибудь в Лос-Аламосе закрепляться. Чтобы "ядреные секреты" воровать? Угу. И два года курить бамбук в ожидании счастливого случая, а в самый нужный момент получить перевод куда-нибудь в Гренландию. А может, мне в штаб Авиакорпуса интригами пролезть, чтобы в конце войны с фрицами пару "стратегов" с новейшими бомбами нашим в плен сдать. Мдя-я. Такое только в мультиках бывает. И для штаба у меня образование не то. И все же, Павлуша! Ну вот, нахрена тебе эта бабская эскадрилья нужна?! Задумывалась об этом? А как же. Первая мысль была такая же, как и про созданную в июле "Лигу". Внедрять через эту структуру агентов в ВВС и прочие штабы. Хоть в штатах наша сестра и получила права как у мужчин, но все равно на нее смотрят свысока. О шпионаже в юбке, никто всерьез не думает, и на этом еще сыграть можно. Вон у бриттов в штабе ПВО бабы самолетики по карте двигают, а попутно ушами дохрена всяких секретов слышат. Да и в Штатах, нечто подобное скоро появится. И вот, как Жаклин это дело запустит, так сразу подсунуть ей несколько кандидаток. Гм. И тоже без гарантии. Ну, так я же не Госстрах, чтобы гарантии давать. "Делайте что-нибудь Шарапов не сидите сиднем!" Вот я и не сижу. А уж, что из этого выйдет? Да хрен его знает! Но, чем больше я вот таких громких проектов замучу, тем больше имен будет связано со мной. И даже если Шелленберг захочет навести на меня напраслину, мол, "глядите, а Моровски-то предатель США!". То хрен чего это ему даст. В том-то вся и штука, что всем шишкам, повязанным нашими общими проектами, дешевле в разы будет отмыть меня от клеветы, чем потом отмыться самим. Вон, тому же Роммелю в моей Истории, яд выдали, а ославить его на весь мир, так и не рискнули. И это, пожалуй, главный профит моих безумств. Хотя, если подумать…".

* * *

После беседы с главным небожителем базы Максвелл, Павла потратила полтора часа для отдания дани почтения остальным армейским бюрократам, и сейчас стояла в раздумье. Сиреневый фасад здания в викторианском стиле равнодушно глядел своими окнами на задумчивого капитана. Отдел военных советников недавно выплатил "советнику" Моровски нежданные премиальные за согласованную задним числом "командировку во Францию и Польшу", и даже за время в германском плену. Но шиковать на эти "шальные деньги", было глупо, а проживание в номере отеля легко могло проделать дыру в довольно тощем бюджете. К тому же до завершения обучения в Тактическом Училище, оставалось целых два месяца. В общем, из гостиницы срочно нужно было съезжать на частную квартиру. Решение само напрашивалось. Но тут живот командированного офицера предательски заурчал голодным мотороллером, включив в голове режим поиска столовой. Вскоре, заказав в офицерском баре поздний ланч и графин с гранатовым соком, приезжий капитан занялся очередным разбором почты. На столе перед разведчиком лежало первое письмо от Кокрен. Очевидно, подруги окончательно дожали Жаклин, поэтому та собиралась сама приехать в Монтгомери уже через неделю. А до того момента, чемпионка просила Моровски побывать в местном отделе Бюро национальной Гвардии. Куда по протекции Джеймса Дулитлла уже было отправлен соответствующий запрос из штаба. Павла в уме неторопливо планировала дела, и лениво ловила ушами окружающие звуки. В этот момент из бильярдной вышли два разбитных лейтенанта, продолжая на ходу свою беседу.

— И куда ты теперь, Алекс?

— В Сан-Диего, дружище. Там климат чуть приятней, и неплохие перспективы поучаствовать в испытаниях новой техники. Да и красивых девушек там намного больше!

— И чем тебе не угодили местные красотки? Не все же тут в городе такие строгие, как хозяйка твоей квартиры.

— Не напоминай мне о ней, Майки! Я счастлив, что сегодня, наконец, съезжаю от этой зануды в юбке. Как я только все это вынес! Приглашать домой дам нельзя. Собирать вечеринки нельзя. Да еще ее дочка, играющая на рояле. Кошмар!

— Сочувствую…

Из этой беседы, уши Павлы уловили главное — парень съезжает с квартиры. Атрибуты "зануда", "нельзя", "дочка", "рояль", были отнесены к несущественным деталям. Главным была КВАРТИРА! Задумчивое оцепенение мгновенно слетело с разведчика, и покидающему авиабазу лейтенанту тут же был задан вопрос о наличии незанятой жилплощади. Ответ оказался положительным, и поскольку старый постоялец как раз собирался идти туда за вещами, капитан составил ему компанию. По прибытии к месту постоя, мнение разведчика лишь укрепилось в правоте принятого решения…

— Миссис Вайолет, сегодня я покидаю вас. Разрешите познакомить вас с новым постояльцем. Это капитан Моровски, он здесь на два месяца…

— Рада знакомству. Всего наилучшего, лейтенант. Вот ваши вещи. Мы тут дальше и сами разберемся.

— Миссис Вайолет. Капитан, сэр.

"Эк, она его четко отфутболила! В одно касание! И, вправду, строгая хозяйка у этой квартиры, хоть и довольно молодая еще. Ну, да ладно. Нам с ней детей не крестить. Как объект гендерных отношений она меня тоже не интересует. Как впрочем, и все прочие объекты на планете. Мы нынче кто? Правильно, разведчики! И задача у нас простая — дожить до сдачи тестов, и при этом не пойти по миру от затрат на проживание. Бомж-разведчик, это звучит гордо!".

— Счастливого пути, вам Алекс. Если заеду в Сан-Диего, найду вас там, и еще поболтаем с вами о новой летной технике. И повторно благодарю за помощь!

— Не за что, сэр! Буду рад продолжить знакомство, капитан.

Пока Павла, провожая взглядом лейтенанта Меллори, вела свой внутренний диалог, хозяйка строгим голосом зачитывала постояльцу перечень требований и запретов, который оказался по счастью не слишком длинным. Кроме того, новому жильцу предлагались за дополнительную плату питание и прачечные услуги, включающие стирку белья, чистку и глажку формы. И даже мелкий пошив.

— Да, без проблем, миссис Купер! Меня здесь все устраивает. Если только это ВСЕ ваши требования, и в дальнейшем не появится новых и неожиданных.

— Достаточно и этих. Вы готовы их ВСЕ выполнить, капитан?!

— Вполне. Вы можете быть абсолютно спокойны, менять в комнате я ничего не планирую. В этих апартаментах проведение вечеринок меня не интересует, как и ночевки с дамами. Игра на рояле в дневное время меня не побеспокоит. Вот вам задаток на два месяца. Считайте, что мы с вами обо всем договорились. Вещи я перевезу сегодня вечером. И хлопот вам я не доставлю.

— Вещи перевозите. А насчет хлопот, посмотрим, капитан. Такие знакомые, как лейтенант Меллори, не лучшая рекомендация вам, как постояльцу.

— Надеюсь, вы вскоре избавитесь от этого заблуждения, мэм.

— Хм!

"В штабе у полковника "поглядим". На квартире у этой хаусфрау "посмотрим". Сговорились они тут все что ли?! И вообще! Да какое этой "фюррерин" дело до моих знакомых?! Ну, точно ведь зануды! Причем оба. И Прескотт, и эта Купер…".

Недолго послушав, трогательно исполняемые дочкой хозяйки фортепьянные пьесы, капитан договорился о приведении в порядок парадного мундира и откланялся. Вечером Павла просто гуляла по городу, привыкая к новым пейзажам. За углом раздавались громкие восторженные крики, и разведчик с интересом направился на звук. С высокой клинообразной песчаной кучи, залитой замерзшей водой, на каких-то самодельных тележках с визгами и хохотом съезжали разновозрастные мальчишки. Выглядело это по-детски героично.

"Здорово придумали! Ну, правильно, со снегом у них тут не очень. Лыжи и санки малополезны, вот они и наловчились. А скорости-то приличные. Как бы, только, не побились ребятки. Лучше бы на "картах" по асфальту гоняли. Гм. А я походу на его прообраз-то и гляжу. Точно! Те "карты" только после войны и появились на базе тележек для подвоза авиабомб. А сейчас мы наблюдаем вариант Лайт. И вот эти тележки, между прочим, самый дешевый вариант техники. Сейчас пока о картинге ничего никому неизвестно, на этом можно и денег поднять. Угум. Чего-то ты совсем обуржуазилась, товарищ бывший парторг! Хотя идея-то правильная, нам все равно придется платить агентам за развединформацию, так почему бы над финансами не покумекать? Самолетов-то у Национальной гвардии кот наплакал. Как в анекдоте — "…мало и тiльки для себе". Кстати, а на чем это я девчонок слетанности учить буду? А то еще побьются дурные девки во время небесных маневров-то! Жалко тех "воительниц". Хотя этих "амазонок" для начала по плацу строем и с песней погонять бы, чтобы перестали скалиться и попами вертеть. Все бы этим засранкам воздушные поцелуйчики слать! Да-а. А аренда самолетов тут, штука не дешевая. И что же делать? Может, перед полетами, которых у нас явно будет не много, как раз на таких вот "мототележках" с ними в слетанности потренироваться — "колесно, по летному"? Гы. Вся авиабаза уржётся… Мдя, уж. Что-то никак у меня без экзотики не выходит. Ну, да ладно! Пока есть другие дела, а там поглядим…".

* * *

Утром следующего дня, удалось посетить отделение Бюро Национальной Гвардии на Хайнвелл-Роуд. Эта, только на первый взгляд забавная, полувоенная структура подчинялась, одновременно, своему Центральному Бюро в Вашингтоне, губернатору штата Алабама (как главнокомандующему войск на территории штата), и косвенно, местному гарнизонному начальству. Означенные "гвардейцы" традиционно исполняли функции близкие к внутренним войскам, милиции, сборам частей резерва, и МЧС. В мирное время служба шла только внутри страны. Однако, в военное время, на базе Национальной Гвардии, зачастую создавались вполне боевые части и соединения. Сидящий за конторкой пожилой и очень разговорчивый джентльмен заезжего орденоносца узнал в лицо, и стал само радушие.

— А вы здесь популярны, капитан. Из Чикаго наши парни привезли отчет о прошедшем там первом слете созданной вами в июле "Лиги Юных Командос". Я-то сразу узнал вас по фото! Кстати мы тут на март запланировали слет Лиги штата Алабама в Форте "Морган", вам там были бы рады. Вы молодчина, капитан! Такая организация, как ваша Лига, в будущем, здорово поможет нам комплектовать части Резерва, полки нашей Гвардии, да и Армейские части тоже…

— Э-э…

— А вчера к нам заходил Рэй Коллинз, он тут у нас в Алабаме возглавляет отделение Лиги. Представьте себе, мальчишки во всех отделениях наизусть учат боевой путь Адама Моровски! Целая подшивка газет с вашими подвигами накопилась. Троих старшеклассников в ноябре поймали уже на вокзале, когда они собирались ехать на войну в Грецию! Каково?! Одним ремнем они, конечно, не отделались. Даже поднимался вопрос об исключении их из Лиги. Но, тут за них вступился мистер Фарлоу. Он у нас в Алабаме является попечителем от Высшего совета Лиги. И мы сообща решили…

"Упс! Как удачно, коли это тот самый Крисс из Чикаго. Только я вчера о картинге всплакнула, и вот оно. Прямо как по заказу! А теперь нужно подумать о "трамклюкаторе", глядишь, где-нибудь в сарае отыщется пепелац с гравицапой. Угу. Мало, дайте две… Да когда же этот дед замолкнет-то!".

— Простите, сэр!

— … что не стоит наказывать их строго. Кстати, в нашем городском полку…

— Мистер Сандерс! Вы сказали "мистер Фарлоу"? Это случайно не автогонщик Крисс Фарлоу?

— Да-да. Он самый! У него автомастерская на Туф-Лэйн. Это в пригороде. Ах, да! Вы же вместе с ним и другими гонщиками создавали эту вашу Лигу в Чикаго. Очень достойный джентльмен! Каждые вторую среду и пятницу месяца он лично проводит занятия с мальчишками по автоделу. Вот это, я вам скажу, и есть настоящий патриотизм, и я считаю…

— Мистер Сандерс! Буду вам благодарен за телефон Крисса Фарлоу. У меня есть к нему несколько вопросов. А пока, я очень прошу вас ответить, как же нам быть с созданием временной воздушной части Национальной Гвардии, здесь в Монтгомери?

— Гмм. Временной части гвардии?

— Ну да. Письмо по резервистам из Баффало и второе из штаба Авиакорпуса. Припоминаете, сэр?

Сандерс озадаченно переложил бумаги на столе. И, ожидающая продолжения Павла, заметила среди бумаг рассыпанные визитки. На них помимо длинной надписи с описанием должности, золотым тиснением сверкали звание и имя хозяина кабинета — "Col. Sanders Eugen А.".

— Действительно, письма такие были, помню. Мы с губернатором, как раз обсуждали, в какие военные части штата могут пойти служить выпускники вашей Лиги, и очень удивились. Там в письмах была какая-то невнятица про женщин-пилотов на военной службе. Какой-то женский сквадрон. Чушь, на мой взгляд! Пока в Америке всего несколько воздушных частей Национальной Гвардии. Из них в Алабаме нет ни одной, а уж женских-то среди них, совершенно точно не имеется. И очень надеюсь, что так и не появится… Да и какой же нормальный офицер мужчина согласился бы возглавить эту "обитель кармелиток"?! Сдается мне, капитан, что все это, какое-то недоразумение. Поверьте чутью старика, над всеми нами кто-то из штабных тонко пошутил. Но, стоит ли обижаться на шутки? Знаете, капитан, когда я командовал батальоном в…

— Простите, полковник сэр! Но дело серьезное. Я лично беседовал с одной из авторов проекта. Это очень уважаемая леди, имеющая поддержку в штабе Авиакорпуса. Проект создания такой части вполне реален, хотя и кажется подмывающим устои. А на счет вашего вопроса с командиром сквадрона… Такой офицер уже нашелся — это я. Капитан Моровски, к вашим услугам.

— Что еще за шутки, капитан!?

— Никаких шуток, сэр! В настоящее время я прохожу обучение в Тактическом училище на авиабазе Максвелл, здесь в Монтгомери. Через три недели у меня начинается практика командования летным подразделением. На всех прикомандированных офицеров в Алабаме не хватает сквадронов резерва. Приходится дожидаться своей очереди и терять время. Именно поэтому, я и прошу командование войск штата, в лице губернатора, и в вашем лице командование Национальной гвардии, оказать нам содействие в создании и снабжении такой авиачасти, которая может оказаться весьма полезной штату Алабама. Пора бы уже и тут появиться летным частям, подчиненным Бюро, а то военное училище есть, части резерва авиакорпуса тоже…

— Да-а… Вам удалось меня удивить, Моровски. За три десятилетия службы я всякого насмотрелся, но такого… Хотя, про вас и без этого слагалось множество легенд. Но, в этот раз, вы превзошли самого себя. Зачем вам эти "наяды", капитан? Мечтаете о лаврах Казановы и личном гареме? А?

— Неужели, других вариантов не наблюдается, сэр? Или вы считаете, что у такого офицера, как я, с женским вниманием могут быть проблемы?

"А вот сейчас нужно держать покер-фейс, чтобы старичок, не просек моральное уродство молодого капитана, словно химера собранного из сознания, души и тела разных людей. Ну, что, полковник? Похожа моя рожа на кирпич? Ну ка, давай соглашайся уже, старый хрен! Не один ты у меня с этим делом!".

— Гм. По вам этого не скажешь. Во всем мире дамы падки на таких героев. Но, все-таки, зачем это ВАМ?

— Лично мне? Низачем! Если не считать, моего нежелания на показ имитировать командование сквадроном резерва, пилотам которого плевать на всех нас, командиров-однодневок, обучающихся здесь в Монтгомери. И я просто хочу помочь мечтающим о военной службе девчонкам-пилотам. Так же, как мы с гонщиками когда-то помогли юным американцам стать чуть нужнее своей стране. Вот, так и сейчас, я хочу сделать это для женщин, которые уже много добились сами, став пилотами гражданской авиации. А некоторые из них даже стали чемпионами и призерами воздушных гонок. Думаю, и с этой задачей они бы справились сами. Но, пока им не удалось преодолеть инерции мышления военных чиновников. А я просто сочувствую их достойным мотивам. Когда-то ведь и я прошел через подобное. Вот и все, сэр.

— "Вот и все"… Мда-а. А утро начиналось так спокойно. Знаете, Моровски! Мне в вас нравится ваша удаль и готовность к риску. Но, должен вам заметить, с высоты моего опыта — сейчас вы рискуете по-крупному. А вот захотят ли вместе с вами рискнуть и другие…

— Как вы думаете, полковник сэр, вам и губернатору приятно будет позировать для газет, перед строем красивых девушек в военной форме пилотов? Это вам не юные барабанщицы в гусарских мундирах — это намного круче. Я даже вижу заголовки передовиц — "Чемпионки неба на защите страны!", "Амазонки Алабамы!", "Крылатые валькирии из Монгомери!". Ну, а когда сам процесс создания таких женских летных частей будет уже налажен, столица штата в одночасье станет "меккой" для толп юных леди нашей страны. Думаю, и вам и губернатору будет, чем гордиться, и будет на чем строить свои новые проекты. А уж газетная популярность властям будет обеспечена, как и гарантированная поддержка на выборах со стороны прекрасной половины населения…

* * *

Последующая беседа с губернатором штата Алабама Фрэнком Диксоном прошла на удивление конструктивно. Павла разматывала этот клубок интересов, потягивая за нити тщеславия и корысти. В момент бифуркации, пришлось даже слегка надавить. Мол, как бы там не получилось, но поддержка Центра уже есть. Как со стороны Управления Резерва, которое присвоит женщинам звания в Резерве Авиакорпуса, так и со стороны прессы, которую капитан якобы уже пригласил на презентацию проекта. Последний аргумент оказался решающим. Ни Диксон, ни Сандерс, в случае неприятных вопросов, выглядеть перед всей страной шовинистами и ретроградами не желали. Единственным камнем преткновения оставались самолеты. Свободных самолетов не подчиненных Авиакорпусу и Резерву в штате не было. Правда, имелись самолеты гражданских авиашкол, но с получением этих самолетов могли быть проблемы. Частично финансировать проект губернатор и гвардия были готовы, но лишь по тем статьям, которые удастся списать, не нарушая бюджет. К примеру, выделить средства на казарму и ремонт полосы, можно было из сумм на благоустройство города, а вот покупка или аренда самолетов и прочего авиа имущества, требовали иного подхода. Но заезжий капитан радовался уже первым договоренностям.

Спустя еще час, Павла входила на обширную площадку под навесом, где среди застывших в живописных позах полуразобранных машин, и агрегатов, копошились несколько автомехаников. Одного из них в ярко желтом кепи она тут же узнала. И узнавание это было взаимным.

— Разрази меня гром! Адам?! Парни, это же Адам Моровски! Тот самый!

— Крисс, дружище! Рад, что ты меня не забыл!

— Те парашютные прыжки в Лэнсинге и твои издевательства над нами новичками — парашютистами, я теперь до самой смерти не забуду.

— Да, брось ты! Сам ведь говорил, что понравилось!

— Конечно, понравилось! Это как стакан виски опрокинуть. Был бы ты проповедником — на твои выступления всегда бы ходили толпы. И я тебе за все благодарен!

— Даже за мой грабеж? Я же лишил всех нас премий на гонках!

— Забудь! Эти пожертвования давно отбились увеличением клиентуры. Представь себе, родители членов нашего отделения Лиги, все стали ремонтироваться только у меня! Конкуренты злятся. Ха-ха! Работы стало невпроворот. Еле-еле успеваю участвовать в делах Лиги. Да еще и в городской совет зовут.

— Рад, твоему успеху! А как же теперь твоя "мисс Лагонда"?

— О! Моя "крошка" сейчас отдыхает в гараже. Но в феврале, жду новый компрессор из Швеции. А весной на "Инди" мы с моей "красоткой" еще покажем всем вам, зазнайкам, как нужно гонять.

Дальнейшие предложения чикагского приятеля пропустить по стаканчику, орденоносный посетитель спустил на тормозах. Заявив, что не хочет мешать работе по выполнению заказов, приезжий капитан, сунул под нос Фарлоу, несколько чертежей, предложив дополнительный бизнес-проект. От просмотра этих листов, желтая кепка со лба тюнингмастера тут же съехала на затылок.

— И зачем эти поделки?

— Ну, хотя бы для расширения твоего производства. Неужели тебе не нужны новые клиенты и опытные кадры?

— Клиентов и так хватает. Кадры-то нужны, но причем тут это "чудо на роликах"?

— Это, как ты говоришь "чудо" на малых авиационных пневматиках, мы с тобой назовем "карт". И пусть их собирают под твоим общим руководством те же мальчишки из Лиги.

— И как ты себе представляешь этот бизнес?

— С меня проект, патент и связи с армейцами для поставок пневматиков, полуосей, амортизаторов и аренды асфальтированной трассы для гонок. С тебя, закупка мотоциклетных моторов, остальные запчасти, сварка рам и сборка машин. А уже через год ты, возьмешь кредит, построишь пару цехов и будешь гнать типовые "карты" для новой формулы, популярной в обеих Америках. Мы с тобой еще станем основателями нового вида спорта! Ну, как, партнер?

Крисса Фарлоу убедить рискнуть оказалось намного легче, чем руководство города и национальной гвардии. Прежде всего, его убедила простота проекта и смешные затраты. А создавать новые механизмы он любил и раньше. Да и чикагская репутация Моровски сыграла свою роль. В отношении других предложений автомастер еще бы задумался, а старому знакомому и партнеру по Лиге отказать не мог. А Павла вынашивала и более коварный план, по созданию на базе фирмы Крисса небольшого авиазавода. Тем более, что знакомые милуокские гангстеры, таки смогли найти подходы к наукоемким производствам "Bell". В полученной от них телеграмме расчетные сроки получения результатов были намечены на конец января.

* * *

Вайолет не верила почти никому. Слишком дорого стоила ей былая доверчивость. Ей вообще нелегко жилось на белом свете. Родилась она тут в Америке, во второй год войны между русскими и японцами, и в год первой русской революции. Мать была из небогатой американской семьи, и работала костюмером в театре. А отец был приехавшим на стажировку на заводы Венстингауза русским инженером. В 1906 году родители отвезли малышку домой к отцу в Россию, которая на долгие четырнадцать лет стала ее второй родиной. Тут ее чаще всего звали просто Верочкой. Белые летние ночи Санкт-Петербурга навсегда запомнились Вайолет своей вечной таинственностью. Наверное, если бы не мама, то и языка своей первой родины она бы не знала. Но мать, когда-то мечтавшая о сцене, учила дочку всему богатому запасу английских стихов, песен, и классических произведений. Память у девочки была отличная, и годам к пяти она могла по памяти цитировать с любого места книги и на русском и на английском. Отец не мечтал о театральной карьере дочери, но пойдя на уговоры, даже нанял ей в 1912 году учительницу балетной пластики, танцев и музыки. Музыкой и танцем Вайолет могла заниматься дни напролет. Это ведь куда интереснее, чем изобретать новые фасоны платьев вместе с мамой, которая стала компаньонкой владелицы одного модного магазина-ателье. А в семь с половиной лет Вайолет показали Анне Павловой. Та, оценив таланты ребенка, дала ей протекцию на обучение в столичном хореографическом училище Вагановой. Вот только через год началась Великая война, и все переменилось. Отец уехал на фронт, чинить самолеты, в один из дивизионов Императорского Воздушного Флота, а мать не смогла в одиночку содержать недешевую столичную квартиру и платить за обучение дочери. Семья переехала в Тверь, где жили сестры отца. Мама снова нашла себе дело, вспомнив былую профессию. В Твери тоже бы театр, но был он лишь бледной тенью больших императорских театров обеих столиц. Так что, к 17-му году нужда потихоньку протянула свои жадные лапы в их дом. Наступил момент, когда мать с ее опытом костюмера и модистки, вынуждена была вместо модных платьев заняться пошивом косовороток и галифе. Вайолет тогда тоже было не до танцев, она стала помогать матери и учиться у нее ремеслу, которое хоть немного могло прокормить в почувствовавшей голод России. Революционный угар, прокатился и по Твери, где мать с дочкой старались жить тихо, не привлекая к себе внимание. Мать еще верила, что вскоре все закончится, и мир станет прежним. Приходили письма от отца, воевавшего в Белой Армии. Письма дарили крохи надежды. Но когда пришло известие о его смерти, мама замерла от горя и целый день молчала. Но уже на утро, она решительно, собрала вещи, и отправилась с дочкой в Архангельск. Оттуда можно было вернуться на родину в Штаты морем. В страшной, теряющей человеческий облик России, ее больше ничто не держало. Дома в Монтгомери, мать между работой пыталась вернуть Вайолет на театральную стезю. Теперь все занятия шли на английском. Еще помнившая голодную беспросветность в Твери, девушка старалась изо всех сил. И эти усилия дали свои плоды. В 1921-м шестнадцатилетняя Вайолет дебютировала в нескольких спектаклях и была хорошо принята зрителями. Русская балетная школа очень ценилась в мире, и этот шарм давал ей немалое преимущество. И мать благословила ее на поездку в Нью-Йорк. Конечно, до оперной сцены ей нужно было расти и расти, но шансы у молодой актрисы имелись. Вот только все это закончилось, когда в тридцатом в наемную квартиру матери, Вайолет вернулась с полугодовалой дочкой, небольшой суммой в ридикюле, и с навсегда потерянными надеждами о сцене. И рассказывать даже родному человеку обо всем, что к этому привело, она не стала. Потом она долго искала себе работу. Была и модисткой и переводчицей с русского и французского. Недолго помогала маме в работе с театральными костюмами. И испробовала массу других занятий. С тех пор она стала резкой в общении, и очень требовательной. Людям она больше не доверяла…

За свои тридцать четыре прожитых года Вайолет, как ей казалось, хорошо научилась разбираться в людях. Но новый постоялец оказался для нее загадкой. Распущенности молодых офицеров виданной ею во всех оттенках, тут не было и в помине. Вернувшись со службы, он по нескольку часов, что-то строчил на взятой им на прокат пишущей машинке. А однажды Вайолет услышала, как из стоящего в комнате постояльца патефона зазвучала странная музыка. Вскоре, она опознала "Летнюю грозу" Вивальди, но звучало это произведение как-то иначе. Слишком экспрессивно и резко, но очень волнующе. В отсутствие постояльца хозяйка квартиры осмотрела пластинку и не нашла на ней никаких надписей. Это была явно самодельная запись. Вайолет была заинтригована, и решила узнать истоки этого стиля.

— Капитан, откуда у вас эта пластинка?

— Получена мной в дар от одной группы музыкантов в Мюнхене, мэм. Вы можете слушать ее, когда пожелаете.

— Хм. Благодарю. А вы не знаете, кто автор этой аранжировки?

— Специально не выяснял, мэм. Просто, эта музыка помогает мне сосредоточиться.

Едва ей впервые показалось, что с новым постояльцем по-настоящему повезло, как в один из дней ее же собственная несдержанность разрушила едва родившееся доверие.

Вайолет сначала услышала во дворе перебранку юных голосов. Как всегда местные малолетние хулиганы решали свои "мужские вопросы". Мальчишкам было лет по четырнадцать.

— А я говорю не по Кодексу!

— Нет, по Кодексу!

Потом зазвучал строгий голос капитана Моровски. Сначала Вайолет слышала возмущенные препирательства о каком-то "Дуэльном Кодексе Валлонэ". Потом очень удивилась, что речь зашла о каких-то секундантах. Но больше всего ее возмутило, когда капитан сам предложил свои услуги в качестве секунданта.

— Сэр. Вы действительно готовы быть секундантом, этому замухрышке Алену.

— Ну, раз он вызвал тебя, который выше его на полголовы. Да еще вызванный им парень имеет двоих таких вот верных друзей, которые так сильно берегут друга, что не дают даже какому-то "замухрышке" вызвать его на бой. То, не такой уж Ален и "замухрышка".

— А-а… А вы не член нашей Лиги! Вот! Поэтому Вы не можете быть секундантом.

— Во-первых, в "Кодексе" сказано не так. Либо совершеннолетний, либо член Лиги, может быть секундантом. А во-вторых, вам что-нибудь говорит фамилия Моровски?

— Конечно! Вы его родственник?

— Даже не однофамилец. Итак, предлагаю не нарушать писанных и неписанных традиций нашей с вами Лиги. Зря я ее, что ли создавал?

— Так это вы и есть тот самый?!

— Я и есть тот самый. И давайте к делу джентльмены! Или деритесь, или миритесь. Третьего не дано. И напомню вам, после "дуэли" никаких претензий между вами быть не может. При любом исходе, должен наступить мир.

Она перестала вслушиваться и закаменела. И этот офицер оказался не лучше других. Тех интересовали шашни с девушками и попойки, а этого только мордобой. Раз он готов смотреть на драку мальчишек, значит, он всего лишь азартен и жесток. Ярлык был безжалостно наклеен, и в этот раз, Вайолет решила все высказать в лицо таинственному гостю. Но прежде, бой все же, состоялся, хотя и оказался очень коротким. После нескольких встречных атак, один боец получил фингал под глазом, второй разбитый нос. Но по команде "стоп", оба дисциплинированно остановились, и столь же, послушно, подали друг другу ладони для рукопожатия. К пострадавшим носу и глазу тут же были приложены завернутые в платки куски льда. И вскоре, после финального осмотра, больные "были выписаны без ограничений". В порядке поощрения все четверо даже получили от капитана разрешение потрогать "воздушный крест" на его форменном кителе. Капитан по-приятельски попрощался с детьми, договорившись, что о прошедшем бое будет честно доложено старшим в отделении Лиги и Криссу фарлоу. Мальчишки после такого знакомства уходили воодушевленными. Но, вот самого капитана на пороге дома встретила разгневанная хозяйка. И настрой ее оказался не менее боевой, чем у недавних поединщиков. Впрочем, сам капитан не собирался сдаваться этому напору и, раздраженно, хоть и, стараясь оставаться в рамках приличий, отвечал на претензии.

— Вы подлец, капитан, и должны будете немедленно съехать отсюда!

— Это с какой холеры, мэм?! Прежде чем оскорблять человека, неплохо бы с ним объясниться. Или ваши родители не учили вас вежливости!

— Мои родители учили! Но вежливости достойны только порядочные люди!

— Так-так. И в чем это вы узрели мою непорядочность, миссис Купер.

— Он еще и спрашивает! Вместо того, чтобы отругать и прогнать этих хулиганов, вы устраиваете между ними схватки! Может, вы, и тотализатор уже завели?!

— Ах, вот о чем речь! Тогда вам недурно было бы извиниться передо мной и перед мальчиками тоже.

— ЧТО-О!!!!! Мне извиняться?! Впервые вижу и слышу такую наглость!

— Значит, оказание помощи членам "Лиги Юных Командос" в проведении ритуального поединка в полном соответствии с действующим "Дуэльным Кодексом", по-вашему, наглость? А оскорбление и обвинение человека в том, в чем обвинитель разбирается не больше, чем кошка в томатах, это, по-видимому, "высшая доблесть"! Для начала, мэм, изучите ка нормативные документы "Лиги". И если вам и этого будет мало, то вызывайте наряд полиции. Без них выкинуть меня из снимаемой мной комнаты, в нарушение нашего договора, у вас не выйдет. А сам я сегодня отсюда никуда не уйду, поскольку собираюсь лечь спать. Кстати губернатору Диксону, с которым мы беседовали вчера, будет очень интересно узнать о таком оригинальном взгляде на поддержанный им национальный проект патриотического воспитания юношей.

Капитан быстро вернул себе спокойствие, и отвечал ей словно учитель нерадивой ученице. Кровь прилила к лицу Вайолет. ТАК ее еще никто не ставил на место. Она убежала в свою комнату и следующие полчаса проплакала. Привыкнув быть требовательной к другим, она уже забыла, каково это самой быть в роли невежи, которой указывают на ее невоспитанность. В полицию она обращаться не стала. Вопрос с этой "Лигой" нужно было сначала изучить.

А Павла, пожав плечами на хлопнувшую перед носом дверь, скинула мундир и завалилась на тахту. На следующий день, Павла читала учебные пособия, готовясь к очередному зачету. Из комнаты с роялем снова неслись звуки. На этот раз 40-й симфонии Бетховена. Вдруг, после короткого стука, дверь распахнулась. На пороге стояла хозяйка с обвиняющим выражением на лице. В руках у нее был какой-то пакет с документами, который она, небрежно, бросила на стол.

— Капитан! Я узнавала про вашу Лигу, и приношу вам извинения за вчерашнюю резкость! Хотя я не считаю ваш метод воспитания правильным. А вот этот пакет, вам только что принесли вчерашние юноши. Но ВПРЕДЬ! Впредь я желаю узнавать обо всех ваших посетителях заранее! Чтобы эти ваши…. "командос" больше не топтали в доме…

— Стоп, миссис Купер.

Капитан и в этот раз не собирался терпеливо выслушивать нотаций. А дальше Вайолет самой пришлось выслушать в ответ самое неприятное перечисление ее проступков, из всех, когда-либо слышанных ранее. И что самое обидное, возразить этому капитану Моровски ей было нечего.

— Простите за то, что перебил вас, мэм, но я больше не потерплю разговоров в таком тоне. Ваши извинения мной НЕ приняты. Воспитанные люди в ТАКОМ тоне не извиняются. Я, как и вы, придерживаюсь принципа, что вежливости достойны только порядочные люди. Поэтому отныне, только оплата счетов по договору и стандартная вежливость с моей стороны. Вчера на момент незаслуженного оскорбления, я вам не был должен ни цента. А за испачканный ногами моих знакомых юношей пол, вы вправе выставить мне дополнительный счет, и временно возместить свой "ущерб" из сделанной мной вперед оплаты. Но прочие ваши "желания" с этого момента меня не интересуют. Я плачу вам вперед за два месяца по уговору. Выполняю свои обязанности и весь набор ваших первоначальных требований, который вы сами признали неизменным. И я ничего у вас не просил, помимо согласованного нами в день знакомства. Затем я терпеливо выслушивал ваши нотации, инсинуации и оскорбления, чего делать был не обязан, и больше не буду. К тому же, я не собираюсь устраивать приемного кабинета из уличных мест общего пользования, которые я не арендовал. Захотят ребята ко мне зайти с каким-нибудь вопросом, значит, зайдут, и получат мой ответ. Оповещать вас об этом заранее я не имею возможности. За каждый такой раз, вы можете выставить мне отдельный счет. Кстати, вы ведь и сами арендуете этаж. Может быть, мне будет проще договориться с вашим арендодателем мистером Доггертом напрямую? А когда через день, я уеду на неделю в командировку, вы даже можете, временно, до моего возвращения, подселить в комнату другого постояльца. Но, если вы вздумаете выкинуть меня на улицу, до завершения срока нашего договора, под предлогом возврата мне оплаты за неиспользованные дни проживания, то я верну вам той же монетой. При попытке коснуться моих вещей, подам иск о воровстве, и ославлю такого "смельчака" по всему гарнизону. И впредь, мэм, прошу мне больше не указывать, что я должен или не должен делать, вне вашего дома, и в отношении того, что вам не принадлежит… Это все, что я хотел вам ответить, мэм. Если вам не понравился мой ответ, то я об этом сожалею, но не извиняюсь. У каждого человека свой вкус, и пытаться угодить всем людям еще ни у кого не получалось. И, если вам есть что мне сказать в ответ, то я вас спокойно выслушаю. Даже ваши новые оскорбления в мой адрес…

Вся эта ответная речь длилась минуты три. Капитан неторопливо, но безостановочно, проговаривал слова, словно вбивая гвозди в крышку гроба. Миссис Вайолет сначала порывалась что-то ответить, но к концу речи она застыла с полуоткрытым ртом и пылающими щеками. И не сказав ни слова, развернулась и ушла. А Павла тут же пожалела о своем многословии…

"Это я чего-то того… Перегнула вроде. Чего это сегодня со мной? Словно две шавки друг-друга облаяли, и разбежались. Стыдно. Я же мужик теперь! МУЖИК! Это же звучит гордо! Мне же не к лицу со всяким бабьем пиписьками меряться. Ну, ошиблась я с ней! Бывает. Думала, что это умная женщина. Так не всем же быть умными! А теперь, вот… сама на ее же уровень и деградировала. Мдя-я. Кто бы знал, как же это неприятно, чувствовать себя обычной дурой. А может, опять женские циклы у нас с ней? Или просто "луна нашла", и захотелось в стервозности посостязаться? Стыдно, капитан сэр. Очень стыдно! Пойти, что ли музыку послушать…".

* * *

Потом были приключения в Форте "Беннинг". Обратно Павла вернулась со звездообразной медалью на груди, и теплыми воспоминаниями о прошедших учениях. И еще, подчиненные во главе с Рэндалом подарили посеребренный стропорез с гравировкой. На почтамте ждало новое письмо от Кокрен, а на квартире несколько записок от Сандерса и Фарлоу. Определенные подвижки в деле уже были. Но не был готов курс подготовки для создаваемого сквадрона. И Павла снова вспомнила, что во время их с Терновским польских похождений, для сколачивания эскадрильи и дивизиона применялась строевая подготовка под самодельный марш. А ведь здесь ситуация с сквадроном Национальной гвардии, была ничуть не проще. Если уж квартирная хозяйка на пустом месте номера выдает, то где гарантии, что у девчонок-пилотов своих бредней не будет. В общем, нужно было со всей серьезностью подойти к "тим-билдингу" нового подразделения. Вещи в снимаемой комнате никто не трогал, и это сулило надежду, что затяжной конфликт с хозяйкой, как-нибудь рассосется. В этот момент в комнату капитана заглянуло серьезное лицо десятилетней девочки. Глаза ее, с интересом, разглядывали вернувшегося из поездки обитателя в погонах. Раньше хозяйка их с ее дочкой не представляла друг другу, и Павла решила первой начать новое знакомство.

— А вас как зовут, юная мисс?

— Я Сэм, мистер офицер. Мама требует, чтобы я всегда звалась полным именем Саманта, но мне оно не нравится. Сэм короче и лучше.

— Рад знакомству, Сэм. Но, ты знаешь, а мама твоя права, жаль коверкать такое красивое имя.

— Вам правда нравится?!

— Прислушайся сама, как звучит. Саманта Купер! Если станешь писательницей, то твои книги будут разбирать только за одну фамилию. А вместе с именем звучит чудесно.

— А я не хочу писать книги. Хочу петь и танцевать. Как мама…

— Для звезды оперы, это тоже хороший бренд, мисс. Только представь, конферансье объявляет — "А сейчас перед нами появится несравненная Саманта (и зал уже готов взорваться овациями) КУПЕР. И все тонет в аплодисментах…

В этот момент беседа была прервана строгим окриком, раскрасневшейся женщины.

— Саманта, что ты здесь делаешь?!

— Ой! Но мамочка, я закончила пьесу и только зашла поздороваться…

— Школьные задания не сделаны, а ты шляешься по соседям! Немедленно за уроки, и после этого еще целый час за роялем!

— Беги, принцесса. Приказы командования нужно выполнять.

Павла грустно проводила взглядом ребенка. К детям она всегда относилась с теплотой. Было жаль если из-за несдержанности взрослых этой "симпампушке" придется избегать общества постояльца.

* * *

Учеба была в разгаре. Павла продолжала ходить на лекции и сдавать зачеты. Вернувшись вечером с авиабазы, разведчик снова оказался перед задачей создания строевой песни для сквадрона. Проблема усугублялась, как слабым знанием литературного английского, так и полным отсутствием в памяти американских маршевых песен. Не считая номера из фильма "Майор Пейн", где мальчишки бежали кросс в женских платьях, и повторяли за своим черным командиром — "Если хочется пись-пись, то на корточки садись! Видно ты не заслужил. Писать стоя как мужик!". Но это явно не подходило для воспитания будущих подчиненных. Тем более женского пола. Павла поискала в памяти хоть какие-нибудь неизбитые мотивы, и, перебрав с десяток мелодий, вдруг вспомнила строевой марш из кинофильма "Красная Площадь", написанный на мотив старой песни "Филибер".

"А что, звучит неплохо — "Целься в грудь маленький зуав! Кричи ура"! Другого все равно взять негде, а это попробую перефразировать…".

Вечером хозяйка куда-то ушла, и Павла решила попользоваться музыкальным сопровождением ее дочери. Сама она к музицированию отношения не имела…

— Саманта мне нужна твоя помощь.

— Да, мистер Моровски?

— Я же просил звать меня, Адам.

— Но мама ругает меня за это.

— Ладно, не будем сердить твою маму. Ты ведь неплохо играешь на фортепьяно и ноты знаешь?

Саманта пожала плечами, и заинтересованно ждала продолжения.

— Сможешь наиграть мелодию, которую я тебе напою. А потом записать ее нотными знаками?

— Не знаю, попробую.

Когда через пару часов хозяйка вернулась. То была сильно удивлена неожиданным концертом. Дочка играла на рояле, и на этот раз играла очень хорошо. Но музыка была ей совсем не знакома. А их постоялец немного глуховатым голосом резковато пел куплеты и припевы. Вайолет, слушала эту грустную и одновременно резкую песню на редко вспоминаемом ею русском языке. Песня пелась почему-то от женского имени, и это было непонятно. Слова были тревожными и совсем неласковыми. Текст тоже был не совсем понятен, а многие слова в нем были возмутительно вульгарны. Но во время звучания этого непонятного марша, рождались странные чувства…

В баре за пуншем читаешь ты письмо, Ощущая каждый миг. Глянешь на фото и вспомнишь ты Нью-Йорк, И нарядов блеск и шик. Все вдали осталось, и возврата нет. Здесь рассвет уныл и сер. Рык командира, на шее спас жилет. Тут война идет, мон шер. В путь. В путь. Кончен день забав, Пора в полет. Жми стартер, крылатая сестра! Идем на взлет! В путь. В путь. Утро настает. В который раз. Шопинг и театр, кухня и шитье, Дождутся нас! Черные тени закрыли вновь обзор. Здесь, увы, не маскарад. Браунинг в турели, до щелчка затвор. Отвернуть нельзя назад. Грохот "эрликонов", разрывы на крыле, Словно мир сошел с ума! Танцы и фуршеты остались на земле, Здесь у нас идет война! В путь. В путь. Враг со всех сторон, Не спи сестра! Бей свинцом! Наводи в мотор Прицел эм-два! В путь. В путь. Враг горит в пике, Держись сестра! Стисни зубы, забинтуй плечо, Шипи едва! Враг в своей надежде жадно тянет к нам Щупальца смертельных трасс. Огненные всплески со сталью пополам Вновь не остановят нас. Браунинг заклинен, в осколках наш кокпит. Вот уже молчит стрелок. Но среди разрывов наш "орел" летит. До врага один бросок. В путь. В путь. Сквозь огонь пройдя, На курс пора! Прямо в цель крылатая сестра, Бомби врага! В путь. В путь. Мир придет опять. Наступит час. Навсегда чужие небеса Запомнят нас! Страшный груз доставлен, адресат убит. Бомболюк закрыт и пуст. Ветер сквозь прорехи картой шелестит, И стекла осколков хруст. Над облаками, зенитки замолчат. Синевой залит простор. В дырах обшивка, шпангоуты трещат. На крыле дымит мотор. В путь. В путь. Только бы успеть. Кокпит погас. Мимо нас промелькнула смерть. Не в этот раз. В путь. В путь. Цель поражена, Печаль долой. Жми форсаж, крылатая сестра! Идем домой! Стойки не выходят, давленье на нуле. Крепче лишь сожми штурвал. Брюхом фюзеляжа мы чертим по земле. Чтобы мир скорей настал. Врач осмотрит раны, выдаст свой вердикт, Только б не в последний раз. Танцы и наряды, праздник и пикник Может быть, дождутся нас. В путь. В путь. Мир опять придет. Уж близок час. Навсегда синий небосвод Запомнит нас! В путь. В путь. Выпит пунш до дна, В закате даль. В нашем сердце: неба синева, В росе дюраль…

Войдя в комнату, она даже забыла о своем бойкоте, и неожиданно для себя и присутствующих спросила по-русски.

— Откуда эта песня?

— Добрый день, мэм. Когда-то в России ее пели, сверкая своими золотистыми погонами, последние защитники уходящей эпохи. Она о молодом солдате французского иностранного Легиона по имени Филибер. Мне рассказывали знакомые, что у русских женщин-авиаторов был свой вариант этой песни, но он не сохранился. Вот я и решил его возродить. Гхм.

— Очень странно слышать от капитана Авиакорпуса.

— Ничего странного мэм. Это перефразированная песня, которую когда-то давно пели первые русские летчицы, а сейчас нечто подобное тоже используется.

— А что такое "эмдва" и "эрликон", капитан?

— М-2, это пулемет Браунинга калибра 0,5 дюйма, устанавливаемый на наших бомбардировщиках. А "эрликон" это авиапушки калибра 0,8 дюйма, устанавливаемые на истребителях стран Оси. И, простите, мэм. А откуда вы знаете этот язык?!

— Моя мама родом из Америки, но бежала из России в двадцатом. Отец был русским инженером, и женился на ней в четвертом году. А сами-то вы откуда, что так хорошо знаете русский?

— Вообще-то мои родители тоже жили в России до Великой Войны. А потом бежали из Риги в Стокгольм еще в 16-м. Там в Швеции в 19-м я и родился.

— А росли где?

— Где только не рос, мэм. Швеция, Польша, Британия, Аргентина, Бразилия, Канада, Соединенные штаты, ну и всякого разного проездом.

— Тогда, понятно.

— Я предлагаю нам с вами восстановить мир, миссис Купер. Как вы смотрите поучаствовать в переводе этой истории на английский? Я тут побеседовал с Самантой, оказывается, вся ваша семья отлично знает русский язык. А мне как раз нужен хороший переводчик. Об оплате договоримся. Так как, возьметесь, мэм?

— У вас очень трудный текст, капитан. Боюсь, слишком многое в нем вообще не подлежит переводу.

— Я написал шесть разных вариантов английского подстрочника с разными набором и сочетаниями слов. Вот только добротный литературный текст на английском мне не доступен. У нас в семье главными языками были русский и немецкий, а польский и английский были всегда на вторых ролях. Можете написать свой более лиричный вариант текста, я доплачу. Но для начала мне нужен близкий по духу, к тому, что вы только что слышали.

— Благодарю за интересное предложение, капитан, я подумаю. Саманта, иди ужинать. Доброй ночи мистер Моровски.

— Доброй ночи, мэм.

К утру Вайолет решила пойти на примирение и согласилась взять этот заказ на перевод. Все-таки этот постоялец был намного лучше всех прежних. Да и эта подработка с переводом… Ей и самой было интересно, что же из всего этого выйдет. А ее гость промурлыкал про себя странную едва слышную фразу — "Потому что совместный труд, для моей пользы, он объединяет…", и уехал на авиабазу Максвелл, учиться в своем Тактическом Училище….

Тайм-лайн "Валькирии Алабамы"

В сны будущего командира женского сквадрона тихой змеей заползли кошмарики. В этот раз Павла оказалась в сюжете фильма "Партизанская эскадрилья". Только вокруг нее были не югославы, а французские и американские версии "ночных ведьм". Вроде бы даже какими-то командами на языке Дюма она в том сне сыпала. А проснувшись сразу села за письменный стол.

В день, когда Вайолет Купер сдала заказанный перевод, на главпочтамт Парижа до востребования ушли письма, адресованные Ивон Журжон, Марии-Луизе Бастье. Отдельное письмо Вере Аполлоновне Оболенской ушло на улицу Люрмель. А письмо, адресованное подполковнику Розанову и майору Дестальяку, было отправлено на старый адрес Парижского штаба "Сражающейся Европы". Общим контекстом всех четырех посланий, было выражение поддержки Франции в ее справедливой войне с "бошами" один на один, когда Великобритания фактически бросила на произвол судьбы уже второго своего союзника. Вскользь упоминалось, о том, что у капитана Моровски появились в штатах знакомые дамы с летным опытом, выражавшие негодование двуличной европейской политикой, и собирающиеся освоить профессию военного пилота в отдельном женском подразделении. Тут же приводились примерные штаты женского сквадрона, и наметки по учебе и боевой стажировке на театре боевых действий. И пара идей по дневному и ночному использованию засадных штурмовых звеньев, на площадках подскока, каждое из шести устаревших истребителей или двухместных бипланов. Причем на примере противодействия американских ополченческих авиачастей гипотетической агрессии со стороны Мексики. А в самый конец письма, добавился текст нового воздушного марша на французском и английском (для Оболенской и Розанова еще и на русском). Намек был более чем прозрачным, но если бы письмо перехватило ФБР, то предъявить капитану Моровски было бы нечего. О вербовке в Штатах добровольцев на европейскую войну в текстах писем не было ни слова.

"Я буду не я, если, хотя бы, не попытаюсь помочь удержать Францию лишние полгода на плаву. Шесть недель с мая по июль меня, ну совсем никак не устраивают. Франки, конечно, очень разные бывают. Были среди них и мерзавцы, служившие Гитлеру, и даже эсесовцы! Да и раньше находились всякие шерамыжные засранцы, рассматривающие Россию, в качестве куска мяса на своем столе. Тот же Наполеон и его маршалы, чем не пример? Но сейчас-то французы единственная нация, пусть робко, но воюющая с Гитлером на суше. И наша "Сражающаяся Европа" родилась ведь их содействием. И сдавать этого союзника просто глупо. Кто там сказал, что всю Европу нацистский Рейх съест за полгода? А еще годик добавить не желаете? Встанут ли француженки за свою землю, как советские комсомолки, это, конечно, большой вопрос. Но попытаться помочь этому делу нужно. Спинным мозгом чую, не зря я такие сны вижу!".

* * *

Жаклин, действительно, прилетела на учебном ВТ-2, который оставляла в Монтгомери, для нужд сквадрона. Вместе с нею, Павла прошлась по всем властям, и всюду представила свою заместительницу. Губернатор наговорил Кокрен кучу комплиментов, и обещал содействие. Но, попытка "влезть" с базированием на Авиабазу Максвелл с большим треском провалилась. Аэродромы были и без этого забиты частями Резерва и учебными звеньями, и гвардейцев тут никто не ждал. Да еще и слухи о немужском контингенте подразделения… Снова, все планы висели на тонком волоске, но Губернатор Алабамы и в этот раз не подвел. Расположенный на пустырях в полутора километрах от авиабазы Максвелл почти не используемый склад, был с его подачи, передан мэрией Монтгомери в ведение Национальной гвардии штата. Жаклин улетала в Баффало обнадеженной, и пообещала в следующий раз привезти половину летно-подъемного состава. А капитану Моровски доставалась работа квартирьера и обучающего.

Всего за неделю бывший склад сильно преобразился. Большой асфальтовый "пятак" перед зданием был вычищен от мусора, расширен, и закатан по новой. По его периметру, в лучших традициях советской армии, были установлены фанерные щиты с нарисованными строевыми приемами (на этом Павла настояла). Идущая рядом узкая асфальтовая дорожка, усилиями пары бригад дорожной службы была превращена в сносную двухсотметровую летную полосу для одномоторных самолетов. По обе стороны с боков от нее, грунт был на сотню футов очищен от пней и кустов, и хорошо укатан. Бордюры у здания были выкрашены белым цветом. Деревья и кусты, примыкающие с двух концов полосы, были сильно укорочены и прорежены, для удобства взлетов и приземлений. Из заделанных когда-то окон здания, выломали кирпичи, и пустые проемы заново застеклили. Были настелены полы и проведена новая электропроводка. Здание было отштукатурено и покрашено. Изнутри стены получили цвета слоновой кости с бордовым бордюром у пола, и с голубовато-белым потолком. Снаружи все здание получило тускло-оливковый "военный" цвет, переходящий в темно-зеленую крышу, под которой на коротком флагштоке заколыхался флаг Национальной Гвардии (с вооруженным винчестером ополченцем в центре).

Со складов гарнизона было получено полсотни с лишним солдатских кроватей, матрасы одеяла и подушки, а также комплекты амуниции и повседневного обмундирования Национальной Гвардии. А мэрия выделила "защитницам неба" новые столы, стулья и шкафы, а также пару швейных машинок с десятком электроутюгов. И даже оборудование для кухни и санузлов было предоставлено. Губернатор лично прислал шесть высоких зеркал для двух многоместных дамских уборных, в которых одновременно могла приводить себя в порядок половина личного состава сквадрона. Капитан благоразумно добавил в план офисной части сквадрона отдельный "гальюн с рукомойником", чтобы не плодить себе проблем. Остальные необходимые для жизни мелочи, привезли сочувствующие новому делу жены командиров национальной гвардии и родители участников "Лиги Юных Командос". А вот авиационное имущество, от форменной фурнитуры, до зимних летных комбинезонов, и курток пришлось с боем выцарапывать со складов Резерва Авиакорпуса, приписанных к Базе Максвелл. Но рекомендация губернатора имела вес, а убеждать Павла умела. И вскоре на сквадрон была получена форма с хорошим запасом, поскольку размеры дам имелись в неполном комплекте, а впереди маячила мучительная подгонка обмундирования.

До завершения этой работы будущий командир авиачасти много раз напоминал о себе своим облеченным властью знакомым. И глава отдела Бюро Национальной Гвардии, Полковник Сандерс, бывал им потревожен намного чаще других местных начальников.

— Моровски! Вашими заботами, я скоро начну заикаться.

— Приветствую, полковник Сандерс, сэр! Нашему сквадрону снова нужна ваша помощь.

— Слушаю, капитан.

— У вас ведь есть знакомые на Бирже Труда и в исправительных заведениях штата.

— Ха-ха! Я, кажется, понял вашу идею! Очевидно, вы планируете пугать наиболее буйных их своих "валькирий" тюрьмой и общественными работами…

— Не совсем, сэр! В качестве кандидатов в сержантский состав сквадрона, меня интересуют наиболее адекватные экземпляры заключенных дам, готовых агрессивно отстаивать свое мнение кулаками. Но при этом, уже знакомых с дисциплиной, и не имеющих иных преступных наклонностей помимо уже перечисленных.

— Пожалуй, нелегко будет найти таких скандалисток. И вы снова продолжаете удивлять, Моровски! До такого никто кроме вас бы не додумался. А на что вам тогда Биржа Труда?

— Нужны также безработные женщины определенных специальностей… И ваши подозрения снова лишены почвы, полковник сэр. Сквадрону нужны авиамеханики, заправщики, парашютоукладчики, мотористы, оружейники и фельдшер. Понятное дело, что такие люди на дороге не валяются, но сходный опыт может быть у многих. Например, у тех женщин, что работали на автозаправках, в различных мастерских и в больнице.

— Ну, хорошо. Раз уж, я вместе с вами по уши в этом деле, то за сегодня и завтра я с вами прокачусь сам. Интересно будет взглянуть, кого это вы там отберете в свою "обитель".

И та поездка определенные результаты принесла. С Биржи удалось найти восемь девушек, приехавших в столицу штата из глубинки, и частично пригодных в качестве оружейниц и заправщиц самолетов. Девятой стала тридцатилетняя фельдшер Родсон, уверенно задиравшая нос перед капитаном, и пытавшаяся строить глазки офицером. Десятой стала сорокалетняя Мария Мэнсон, ищущая работу инженера. А вот сержантов и инструкторов рукопашного боя, нужно было воспитывать самому. И двадцать предварительно отобранных капитаном кандидаток, сейчас ожидали итогового кастинга в исправительном доме в пригороде Монтгомери. Но перед поездкой за ними Павла нашла себе помощницу, там, где поначалу и не думала искать — у себя на квартире. Слушая, как Вайолет Купер гоняет по дому ремонтников, Павла вдруг подумала, что такой кадр, как ее хозяйка им бы то же пригодился.

"А чего? Вполне себе… Въедливая, как грызун, и педантичная, словно немецкий доктор. Сгодилась бы нам эта девчонка! Вот только чем ее мотивировать дать свое согласие? Только если деньгами. Ну, так на то есть утвержденный начальством штат сержантского и инструкторского состава. А уж я-то постараюсь убедить Сандерса и губернатора, чтобы не поскупились…".

* * *

На следующий день после концерта, у хозяйки квартиры начались проблемы. В одну из комнат Вайолет вынуждена была вселить свою кузину Анну, с ее больной матерью Ребеккой Коллинз. Ребекка была родной теткой Вайолет. К этому воссоединению родни, все и шло уже давно. Еще когда мать была жива, она сама часто помогала ухаживать за Ребеккой. А в этот раз все случилось из-за того, что Ребекка стала время от времени терять сознание. Денег у тети на сиделку не было, и дочке Анне пришлось искать работу на половину дня, чтобы лечить свою мать. Для Вайолет, это стало ударом. Отказать родным она не могла, ведь это они помогли им с матерью после России. Но теперь у Саманты не было своей отдельной комнаты. Но и перестать сдавать третью комнату офицерам авиабазы она тоже не могла себе позволить. Деньги были нужны на образование Саманты. Да и на жизнь тоже. На одних переводах и редких заказах костюмов для театра, прокормить и содержать себя и дочь, было сложно. Кстати перевод песни капитана Вайолет все же сделала, и даже в четырех вариантах. Один в резко грубоватом стиле, очень похожем на русский исходник капитана, два более поэтических на английском, и еще один на французском. Моровски, не задумываясь, оплатил работу, и добавил двадцать долларов сверх согласованного в качестве премии. Он только что видел, как Саманта со слезами переносила своих кукол в комнату с роялем, и был задумчив. В этот раз он сам подошел к хозяйке с вопросом.

— Миссис Купер… Я тут, вот о чем подумал. Сдаваемая вами мне комната, слишком уж большая по размеру. Вы никогда не думали, чтобы разделить ее на две? Тем более, из нее есть второй выход в коридор.

После той беседы, и неуверенных протестов хозяйки, уже в тот же день нанятые строители, реализовали фантазию капитана. Обои со своей стороны новой стены, капитан поклеил лично. Теперь Саманта жила в маленькой, но отдельной комнатке с окном во двор. Ну, а Моровски, словно ничего не случилось, даже не заикнулся об изменении суммы оплаты за проживание. И даже наоборот, остановил Вайолет очень странным вопросом — "Нет ли у вас знакомых, готовых некоторое время послужить в Национальной Гвардии, мэм?". На вопрос, "чем придется заниматься?", он туманно ответил "воспитывать девушек". И когда Вайолет, задохнувшись от догадки, чуть было не окатила его очередными обвинениями, капитан опередил ее своим спокойным ответом.

— Миссис Купер. Речь идет о создании одного женского военного подразделения, в котором вам, или вашей знакомой, всего лишь предлагается стать инструктором по строевой подготовке. Мне все равно кому достанется эта должность, но человек должен быть серьезным и ответственным. Вроде вас…

— Простите, что?! Какой еще подготовке?

— Вы же наверняка видели много всяких военных парадов. Когда, звучит команда, и стройные ряды шагают в ногу. Печатая шаг. Четко разворачиваются, останавливаются на месте и снова идут. Знакома вам такая картина?

— Такого я насмотрелась по обе стороны океана. Но причем тут…

— От инструктора как раз требуется научить леди шагать строем, и петь строевые песни. Ну и еще к этому прилагается немного работы с кадрами, и подачи личного примера в освоении новинок. А еще нам с вами будут нужны запевалы и знаменосцы. Кому как не вам, лучше понимать музыкальные способности девушек. И если вы думаете, что всего этого довольно просто добиться, то я вас разочарую. В польском городе Торуни, мы с моим другом за один день смогли научить десяток юных выпускников авиашколы только хоровому пению в строю. Шагать они уже умели. Ну, так как? Оплачивать это будет местное отделение Бюро Гвардии, но человек, согласившийся на эту службу, не сможет в течение месяца дать обратный ход. Неустойка не позволит.

И капитан показал ей контракт на один месяц с внушительной суммой, и серьезными требованиями. Внутри у женщины все протестовало, но вот, желанная цифра с тремя нулями…

— Но, как же, Саманта и дом?!

— Не волнуйтесь вы так. Саманта не одна, а с миссис Ребеккой. Мисс Анна, тоже полдня дома. Да и мистер Доггерт, как правило, на месте. В самый пик тренировок дважды в неделю по пол дня вы сможете навещать вашу девочку. А в период полевых занятий, вы вообще будете находиться в расположении только утром и вечером, а остальным временем можете распоряжаться почти свободно.

— Я подумаю…

— Увы, миссис Купер. Ответ мне нужен прямо сейчас. Времени на организацию места службы и подготовку инструкторов у меня очень мало. Идите, посоветуйтесь с родными, и дайте мне ответ…

И, спустя полтора часа, обмирающая от ужаса и предчувствий, беспокойная мать, бывшая артистка театра, переводчица, модистка и хозяйка съемной квартиры, уже ставила свою подпись под контрактом. Следующим утром капитан привез ее в Отдел Бюро для оформления документов и получения нескольких комплектов формы. И хотя размеры на складе подобрали правильно, все комплекты нужно было еще ушить по фигуре. Но для Вайолет, с ее костюмерным опытом, это не было проблемой. А потом капитан, начал ее учить строевым приемам и резким командам. К концу первого занятия Вайолет по-доброму вспомнила занятия в театральных и балетных студиях, где таких мучений не было. В тот же день в порядке тренировки ей удалось покомандовать десятком мальчишек из Лиги, приглашенных лично капитаном. Этим парням Моровски подарил американский вариант польского марша "Соколы" переведенный в сквадроне "Задиры" еще в Польше. Стихи в нем были слабенькими, но мальчишки были счастливы такому вниманию своего кумира. А Вайолет, училась отдавать команды, и в очередной раз удивилась, как дети слушают этого совсем не злого и не жестокого, но все же, очень странного капитана. Молодого человека с замашками пожилого джентльмена, который разговаривал с мальчишками, как со взрослыми. На следующий день Вайолет вместе с капитаном приехали на машине в пригород, к мрачному зданию с решетками на окнах.

— Куда это мы приехали, капитан?

— В тюрьму, мэм.

— КУДА???!!!

— Успокойтесь, мэм. Мы здесь лишь для поиска кадров! Вот ваше первое задание, миссис Купер. Помните, личный пример и вдумчивая оценка кадров. Нам с вами нужны лучшие и перспективные.

Капитан по неведомым ей признакам, еще накануне отобрал здесь двадцать женщин с усталым и недовольным взглядом в некрасивых казенных костюмах. Великанский рост одной из них с хорошим запасом превышал шесть футов, и плечи у дамы дюйма на три оказались шире, чем у капитана. Сама Вайолет очень непривычно чувствовала себя, в своей военной форме, напоминающей обмундирование времен Гражданской Войны. Но отступать ей было уже нельзя, и спина бывшей балетной танцовщицы оставалась прямой. За последующие два часа Вайолет поняла, как это, оказывается, трудно обучать женщин, даже в тюрьме. Сиделицы пока демонстрировали равнодушие. Команды они выполняли неспешно, и довольно бестолково. Лишь пять из отобранных заключенных женщин действовали чуть лучше других. Еще одну капитан отобрал, восхитившись ее ростом. После занятия, на котором капитан до самого конца оставался наблюдателем, Моровски отделил шесть этих избранниц и выдал им заготовленный спич.

— Вам, леди, сегодня выпала уникальная возможность вернуть к себе уважение, и расстаться с решетками на окнах. На ваше счастье за вами не числится настоящего криминала, но ладить с людьми вы еще будете учиться. И учить вас этому буду я. Не обещаю, что в новом обиталище вас будут носить на руках. Даже скорее, наоборот. Там придется много трудиться и выполнять команды. Ведь я приглашаю вас в подразделение "Национальной Гвардии" Соединенных Штатов. Где легко не будет никому. Ни вам, ни вашим инструкторам вроде инструктора Купер, ни даже мне, который назначен вами командовать. Будут ночные подъемы, и бег на несколько миль. Будет строевая подготовка, вроде сегодняшней. Будет работа по благоустройству нашей части и быта военнослужащих. Техническая учеба. Боевые тренировки… Да, много чего будет. Не будет только издевательств над слабыми. Нарушители озвученных правил, не успеют заметить, как снова вернутся назад, в тюрьму. И тем, кто просто не захочет такой жизни в "Гвардии", достаточно будет просто подать мне рапорт, как их тоже вернут в тишину и покой заключения. Призом для выдержавших всё, станет замена им срока заключения на такой же срок службы. А за заслуги возможна и досрочная демобилизация с денежной премией. Решайте дамы. Две минуты вам на обдумывание, затем готовые к такой перемене кандидаты, делают шаг вперед.

Вайолет ждала общего отказа, но все шестеро, включая "каланчу", шагнули. Этот капитан, действительно знал, как нужно убеждать людей. Его шарм и харизма быстро располагали к себе.

На следующий день, вернувшись с авиабазы, капитан посадил их всех в грузовичок национальной гвардии, и повез на полигон. Здесь каждой из них дали пострелять из винтовок и "Автомата Браунинга". Рядом тренировался батальон национальных гвардейцев. Капитан о чем-то поговорил со своим коллегой, и вскоре огорошил женщин необходимостью завтра принять участие в небольших учениях. На ночь он отвез новых гвардейских волонтерок в казарму, а Вайолет вернулась домой. На следующее утро, Вайолет поправила свою полевую форму перед зеркалом, и подмигнула Саманте.

— Скажешь тете Ребекке, чтобы она не забыла тебя покормить, я буду вечером. И не грусти, это ненадолго.

Но до вечера Вайолет вместе с бывшими заключенными пережила такие безумные приключения, о которых в жизни не мечтала. Капитан привез их на западный полигон, и заставил наполнять песком холщовые мешки, и затаскивать их на невысокий холм. Там он сам лично выкапывал глубокие канавы, обозвав их ячейками для стрельбы. Принесенные дамами мешки, он выкладывал на переднем краю, что-то непонятно объясняя про брустверы и сектора обстрела. Капитан заставил их пообедать пюре с рубленным мясом и кофе, привезенным в больших походных термосах. Потом, не моргнув глазом, скомандовал сходить до специально отрытого в стороне ватерклозета, где никаких привычных удобств, кроме рулона туалетной бумаги не было и в помине. Несмотря на все свое возмущение, Вайолет, выполнила даже эти хамские команды капитана. Что-то ей подсказывало, что отданы они были, не просто так. А в стрелковых ячейках их ждали виденный когда-то пулемет "Максима" с заправленной лентой с холостыми патронами, пять автоматических винтовок Браунинга, несколько винтовок "Спрингфильд" и желтые портупеи с большими револьверами в кобурах. Потом капитан провел несколько тренировок, поочередно давая каждой пострелять холостыми из револьвера, винтовки, автоматической винтовки Браунинга и из пулемета на станке. Все это было интересным и познавательным, но Вайолет, все время думала о Саманте, и мысли о неустойке при расторжении контракта тоже ее посещали…

— Ну, вот, леди. Настал час истины. Через двадцать минут нашу позицию поочередно условно атакуют два взвода солдат "Национальной гвардии". Наша задача усиливать огонь в тех местах, где противник уже подобрался близко. Нужно прижимать их огнем к земле, не давая подняться. Патроны холостые, но если перестанете стрелять, "враги" подойдут вплотную, закидают вас гранатами, которые изобразят вот такие взрывпакеты. С нашей стороны гранаты кидать буду только я. Если врага подпустим близко, то взобравшись на позицию, они намнут нам бока. Атак будет несколько, и между ними, нам придется снаряжать опустевшие ленты и магазины патронами из вот этих ящиков. Есть среди вас такие, кто боится, и хочет отыграть назад?

Вайолет снова задохнулась от наглости и бесцеремонности капитана, испепеляя взглядом этого молодого нахала. Она, оглянулась на подруг по несчастью, и только собиралась хоть что-нибудь ответить, как тот, не обращая на нее никакого внимания, резко выпрямился и сам нарушил тишину.

— Я знал, что не ошибся в вас, леди! Благодарю за службу! А сейчас — к бою! Купер за пулемет, остальным разобрать автоматические винтовки. Занять оборону! Стрелять только по моей команде!

То, что с ними было потом, Вайолет вспоминала с содроганием. Сначала это было похоже на игру. Выгрузившиеся из двух машин солдаты, развернувшись в цепь, и что-то весело крича, бежали вверх по склонам. Никто из них не стрелял. Ей даже показалось, что все сказанные капитаном слова это шутка, как в ухо рванулась команда "Файйер!". Неожиданно для себя она вдавила спуск пулемета, и тот затрясся, разгоняя грохотом нервное ожидание. Моровский сбоку подавал ленту, чуть поправляя ей прицел, и заставляя ее водить стволом по всему сектору обстрела. Потом он рявкнул — "Крафт! За меня вторым номером к Купер!". И отправил, постреливающую до этого куда-то вбок "каланчу", помогать ей с лентой. А сам схватил сразу две автоматические винтовки, перекатившись в ячейку освобожденную Маргарет Крафт, повел огонь короткими очередями, быстро меняя расстреливаемые магазины. А Вайолет словно бы оцепенела, забыв все свое возмущение. Времени оборачиваться, и смотреть, что там делают другие, не было. Купер все стреляла и стреляла, пока оливковые тени волнами пытались подниматься с земли. Вдруг кончилась лента, и они вместе с "дылдой", ломая ногти и психуя, зарядили новую, как им недавно показывал капитан. Затем, она вдруг услышала звуки взрывов — это Моровски сам атаковал близко подобравшегося противника своими взрывпакетами. Вот, поднявшись во весь рост, капитан, сам побежал навстречу солдатам, на ходу стреляя из автоматической винтовки. Затем упал на землю и перекатился в сторону Дальше в памяти у Вайолет остались только какие-то обрывки воспоминаний. Вот звучит приказ "Прекратить огонь!". Перед лицом маячит, протянутая ей армейская фляга. Взгляд выхватывает улыбающееся лицо самой молодой из бывших преступниц, Элизабет Фокс. Благодарный кивок, глоток живительной влаги успокаивает. Вайолет омывает ладонью лицо и пытается представить, на кого она сейчас похожа. Видели бы ее мама, учителя хореографии и музыки. Мимолетная мысль о Саманте. Вот подходят другие женщины, и даже несильно хлопают ее ладонью по плечу. Кто-то шутит про неутомимую "швейную машинку", а капитан, подбадривая всех, рассказывает какие-то глупые и вульгарные истории "про дымящиеся подштанники". Снова приказ — "К бою!". Опять пулемет, словно стальное существо бьется в ее руках, извергая огонь. И вдруг перекосило ленту. Паника и пылающие от стыда щеки. Хлопки не долетевших до бруствера взрывпакетов наступающих солдат. Неумелая помощь Маргарет, которую, уже не хочется звать "дылдой" и "каланчой". И грозный крик капитана. "А ну ка девочки! Встали! Оторвали свои попки от земли! ВПЕРЕД! ЗА МОНТГОМЕРИ! И ЗА НАШИХ ДЕТЕЙ!". Перед внутренним взором вдруг вспыхивает лицо Саманты, и Вайолет хватает лежащую сбоку запасную винтовку "Спрингфилд". Поднявшись в рост, она, что-то крича, бежит на размытые впереди оливковые силуэты. Рядом что-то рычит Крафт, а сзади раздаются и другие крики. Безумие схлынуло, когда ее резко дернули за портупею, и развернули в бок.

— Очень хорошо, Купер! Теперь у вас совершенно точно не будет проблем с наведением дисциплины среди обучаемого строю личного состава.

Слова не сразу доходят до сознания. Моровски, оказывается, сделал "все это" не просто для развлечения, а чтобы ей, именно ей, домашней девочке Вайолет Купер добавить уважения среди подчиненных женщин. Все это было очень странно и отдавало каким-то безумием. Потом, все закончилось. Вместе со своими соратницами, она, стоя в шеренге, салютует длинной колонне уходящих с полигона солдат Национальной гвардии. Им что-то восторженно кричат из строя молодые голоса, а чужой капитан с улыбкой четко отдает честь, проходя мимо.

Воспоминания походят на сон. Вайолет поглаживает волосы на голове спящей Саманты, и устало засыпает, едва забравшись в свою кровать. Что будет завтра, она уже не задумывается.

На следующий день всем шестерым предстояло уже по-настоящему начать обживать казарму женского сквадрона. И здесь Купер, как самая грамотная, была посажена за бухгалтерию, создаваемого подразделения. Просидев несколько часов за бумагами, Вайолет почувствовала, голод. На немаленькой кухне вечно голодная Катрин уже гоняла прибывших сегодня в расположение вольнонаемных девчонок. И Вайолет, вдруг почувствовала, что все ее давние представления о грубых армейцах похожи на комиксы. Вот она жизнь перед ней. Вчера она считала этих женщин грубыми преступницами, а сегодня смотрит на них другими глазами. А в памяти сами собой зазвучали недавно подобранные ею для перевода марша рифмы. На том холме эти женщины, действительно, стали ей сестрами. Ей было страшно, и было здорово.

* * *

По вечерам Павла чертила схемы и составляла планы воздушных операций. Учеба давалась нелегко, но после ночных бдений в Саках, и бешеной занятости в Житомире, к этому можно было привыкнуть. Сложнее было с уставами, но тут спасала помощь сокурсников. Взаимовыгодные соглашения уже были достигнуты с несколькими обучаемыми на офицерских курсах. Моровски помогал им с тактикой и военным администрированием, а те возмещали разъяснением казенных формулировок и другими подсказками. Пока до пилотажа не доходило.

А рядом с Тактическим Училищем шла своя учеба. К согласованной с Жаклин дате общего сбора личного состава сквадрона, все "застрельщицы" во главе с Кокрен, пришли с сознанием хорошо выполненного долга. А вот их молодой командир ходил по расположению мрачнее тучи. То, что пойманную прямо в расположении на бл. дстве фельдшер Родсон, пришлось спешно заменить на нового медика, ни в какое сравнение ни шло с настоящими проблемами новой авиачасти. Да, им уже удалось всех ранее прибывших девушек потренировать в пилотаже на ВТ-2. Десяти ведущим пар даже дали пострелять по мишеням, и сбросить по две учебных бомбы на полигоне базы Максвелл. Регулярные занятия рукопашным боем, в арендованных в "Лиге" кожаных доспехах, сильно добавили дамам уверенности в себе. Вдобавок все подчиненные научились сносно ходить строем, кое-как освоили новый марш, и теперь вдохновенно орали его, печатая шаг на плацу. Но на этом хорошие новости заканчивались. С прибытием последнего личного состава, и с вручением номера данному подразделению, снабжать его должна была только Национальная гвардия. А у этой структуры с самолетами было "совсем никак", а с топливом тоже не слишком здорово. То есть обеспечить питанием и электричеством "гвардия" еще могла, а вот предоставить матчасть, нет. Павла заранее предполагала нечто подобное, поэтому и искала разные варианты.

Крисс Фарлоу не подвел ожиданий своего приятеля и делового партнера. Первая дюжина "картов" с одноцилиндровыми мотоциклетными моторами поступила на испытания в сквадрон, уже на второй неделе. Удивление дам было немалым. Они-то ждали самолеты, а пока получили, помимо одного пригодного к полетам ВТ-2, всего два нелетных экземпляра учебных бипланов (найденных на самолетных свалках), и еще какие-то "автомобильные недоразумения". Но вдохновлять капитан умел, поэтому в тот же день, начались тренировки в групповом "наземном пилотировании". Павла командовала расхождение встречных колонн пар, и развороты "все вдруг". Тренировала работу в парах. Учила ведомых в парах, менять в вираже пеленг с правого на левый, и наоборот. В общем, сквадрон, несмотря на почти полное отсутствие летной техники, нарабатывал опыт взаимодействия. Даже картонные макеты крыльев специально приделали к "картам", чтобы хоть чуть-чуть визуально привыкнуть к эволюциям. Поначалу получалось не очень, да и с порядком в расположении не сразу наладилось.

"Мда-а. Может, правы эти мужики-шовинисты? Может, ну его, все это недисциплинированное бабье, мечтающее только о богатом муже, и светских тусовках? Разогнать их нахрен, да и в Грецию уехать! Хотя, Пашенька, вспомнила бы ты сама свое сопливое детство. Гольфы по углам, фартук и пионерский галстук не глаженные. Срамота! Правда, там для меня всегда главными были спортивные секции, а для всего остального, вроде того, тетя Нина имеется… Эх!!! Где же ты сейчас, солнышко ты наше, Мама-Нина? Так, стоп! Хватит соплей! Сейчас я тут "царица муравейника", а значит, я этих "мокрощелок" гонять должна, как диких обезьян. А то форменная ерунда выходит! Мужиков вон стращала, а свою же сестру-засранку, я понимаешь, построить не могу?! Ну, уж дудки! Построю, облицую, покрашу, и заказчику с рук на руки сдам. Да с гарантией. Попомните вы еще меня, вертихвостки! Ох, и попомните! Пусть я до самой смерти от вас доброго слова не услышу, но завалить наш с вами "выход на бис" пред грозные очи командования, я вам не дам! Не дождетесь!".

Ночью и днем, все крылатое воинство дамского сквадрона, поочередно тренировалось в бомбометании. Причем происходило это без отрыва колес от летного поля. Учебные бипланы катались взад-вперед рядом с асфальтовой полосой, по освещенному автомобильными фарами аэродрому. По команде своих штурманов, пилоты, нажимали рычаги сброса, и бомбовые карабины отпускали в свободный полет прицепленные к ним проволочными креплениями эрзац-бомбы (резиновые мешки, набитые песком пополам с углем). Мишени имитировали нарисованные прямо на земле квадраты, а сброс производился в момент, когда в прицеле оказывался стоящий впереди мишени переносной фонарь. Результат таких, с позволения сказать, "тренировок", серьезным быть не мог по определению. Максимум, чему таким образом можно было научиться, выполнению команд поступающих через самолетное переговорное устройство. Но Павла не сдавалась, и продолжала занятия, отлично понимая, что безделье убьет боевой дух ее подчиненных еще быстрее, чем тренировочные издевательства их летного начальства.

Несколько парашютов для пилотов уже поступили. Но Павла опасалась трагедий, и пока решила не выбрасывать девчонок с единственного самолета, на котором тренировали пилотаж. Вместо этого, удалось раздобыть на свалке несколько экспонатов. А из парашютной мастерской Резерва Авиакорпуса разжились несколькими рваными и непригодными к прыжкам парашютными подвесными системами. Все это позволило начать тренировать дам в "покидании горящего самолета". Действо происходило там, где грунтовая дорога шла точно вдоль края большого песчаного карьера. Арендованный грузовик нес в кузове найденную на свалке кабину старого биплана, с пристыкованными к ней облагороженными огрызками крыла. Грузовик успевал разогнаться до скорости около пятнадцати миль в час (порядка двадцати пяти километров). Для сброса парашютисток имелось всего чуть больше сотни ярдов, пока машина неслась вдоль самого края карьера. Задачей тренирующихся, было заранее выбраться на крыло в момент, когда задымит их макет самолета, сгруппироваться по команде выпускающего, и спрыгнуть с крыла "под хвост" на песчаный склон. Глаза были предусмотрительно закрыты летными очками, а тело "прыгунов" защищали толстые зимние комбинезоны с нашитыми в разных местах толстыми кожаными щитками. Песок, несмотря на начало зимы, оставался довольно рыхлым, и позволял безопасно погасить скорость. Пока капитан сам не отработал это рискованное упражнение, ни одна обучаемая к нему допущена не была. Главное, чего удалось добиться командиру сквадрона, это непрерывности обучения. Личный состав менялся на занятиях, словно на конвейере. Пока одна группа принимала пищу, другая ходила строем, третья отрабатывала маневры на картах, четвертая была на прыжках, а пятая отрабатывала рукопашный бой. А инженер сквадрона "Мамаша" Мэнсон, все отпущенное ей время, учила своих девочек собирать самолеты, снимать и навешивать моторы, а также производить мелкий ремонт, установку бомбодержателей и подвеску макетов авиабомб. Обслуживанием пулеметов в это же время командовала, застрелившая год назад в лесу грабителя, Клавдия Чествик. Ее покойный муж владел оружейным магазином, поэтому пулеметы были для нее всего лишь большими ружьями.

Отчаявшись найти самолеты, Павла даже послала телеграмму Джозефу Валлонэ в Милуоки. Тот, недолго думая, прислал в Монтгомери самолетом Луиджи Мортано. А уж этот шустрый парень за три дня нашел на флотском складе шесть учебно-спортивных бипланов Great Lakes 2T-1 образца 1932 года. Моторы на них стояли маломощные около 95 сил, но аппараты оказались вполне пригодными к эксплуатации. Для каждого их них даже удалось выбить по турели с 7,62 мм "Браунингом". Еще на один поврежденный дюралевый моноплан расщедрился Резерв. И ближайшую неделю технические службы сквадрона практически ночевали на стоянке самолетов, доводя полученный летный парк до кондиции. Павла между занятиями в Училище моталась за запчастями. Наконец, ремонт самолетов был завершен, и можно было перейти к настоящим полетам. Двухместный моноплан АТ-6 "Тексан" раз за разом поднимался в небо, чтобы погонять холостыми очередями пару отбивавших его атаки своей холостой стрельбой бипланов. Бипланов теперь было семь (считая шесть одолженных у авиации береговой охраны, и ВТ-2, который пригнала Жаклин Кокрен). С этого момента отработка групповых полетов стала постоянной. А командиру этого дивного подразделения спать стало почти некогда. Ночами шло описание учебного процесса, и подготовка учебных пособий и методичек. Утро каждый раз начиналось с решения хозяйственных проблем. Днем, за исключением кратких моментов отправления естественных надобностей, капитан все время тратил только на тренировки. А вечером снова решал организационные вопросы и занимался канцелярской работой. На съемной квартире он уже давно не появлялся.

* * *

Чемпионке гонок Бендикс, и просто звезде американской авиации, Жаклин Кокрен, тоже жилось не сладко. С момента той встречи на вокзале в Чикаго, ей пришлось много раз проклясть их с Моровски договоренности. Вымоталась она за этот месяц прилично. И помощь девчонкам в сдаче тестов для зачисления в Резерв. И организационная суета и серфинг по кабинетам высокого начальства. Но вот беготня закончилась. В Монтгомери, как и обещал Адам, их ждал вполне уютный аэродром с казармой и самодельной вышкой управления полетами. Но надежда на спокойную работу по созданию военной летной части не сбылась. На заявления — "Адам я устала. Давай, завтра, продолжим", Жаклин неизменно получала ответы вроде — "Если ты хочешь стать настоящим командиром сквадрона, а затем авиагруппы и авиакрыла, то отвыкай спать, Джекки. Это простые пилоты имеют право на такую роскошь, как здоровый сон. А нам командирам, он только снится".

Этот капитан заставлял их делать невообразимое. Днем, они по нескольку раз занимались боевой и технической подготовкой. Перед сном он заставлял их махать в воздухе руками и ногами, выкрикивая яростные, но абсолютно непонятные слова. Потом заставлял девчонок надевать на себя арендованные им в местном отделении "Лиги Юных Командос" кожаные латы. Разбив их на пары, устраивал между ними бои. Периодически к участию в этих схватках привлекались и сами юные участники Лиги, и даже их инструкторы. Даже один раз свозил их к побережью, и заставил в полном обмундировании и в парашютной ременной системе имитировать приземление прямо в декабрьские воды залива. Чтобы затем отогреться в специальной палатке. Показывал на своем мускулистом торсе как нужно мазаться гусиным жиром перед полетом над океаном. Девчонкам, конечно, понравился этот нежданный стриптиз, но следующие слова командира сквадрона остудили их пыл.

— Я не знаю, леди, куда вас потом направит командование во время службы. Но если хотите дожить до внуков, то учитесь выживать везде. Жаль сейчас не лето, я бы позанимался с вами подводному бою с акулами.

Иногда на пробежке, кто-то из девчонок не мог держать темп и останавливался. И тогда этот мучитель, которого хотелось ненавидеть, заставлял всю колонну бегущих повторять за ним мерзкий рифмованный текст — "Если лень тебя зовет. Ты мишень, а не пилот! Хочешь в Армии служить? Отвыкай скулить и ныть!". И прочие рифмованные гадости в том же духе. На восьмой день из сквадрона уехали две девчонки, а Моровски лишь ухмыльнулся, и сказал строю на это — "Ну вот, валькирии, ваши ряды и стали чуть-чуть нерушимей! Те, кто остался в строю, должны помнить, что каждая из вас рассчитывает на нее, и ждет подмоги. Кто не готов, отдать всю себя небу, пусть сделает честный выбор, чтобы не подводить подруг…".

После отбоя, Жаклин в ярости, потребовала от капитана объяснений. Она желала знать, зачем Моровски деморализует ее будущих подчиненных. Но парень, лишь очень серьезно посмотрел ей в глаза и ответил — "Жаклин. Ты ведь не хочешь потерять по глупости или предательству одну из своих крошек? Если все они пройдут, через этот "ад", то такое вряд ли случится. Поэтому, или хорошие отношения со всеми, или настоящая военная авиачасть спаянная железной дисциплиной и взаимным уважением и поддержкой. Третьего не дано. Выбор за тобой, Жаклин".

Еще через неделю отсеялись еще три девчонки, но на этом текучка прекратилась. Кроме того прямо в месте дислокации в сквадрон завербовались на временный контракт еще четыре десятка девушек из Алабамы. И общий штат сквадрона вырос почти до семидесяти человек. Из них обученными пилотами были двадцать одна, не считая самого капитана. И столько же Моровский подготовил в качестве штурманов-стрелков. В ночном небе фосфорические мерцания контуров планера навевали им мысли об инфернальных ужасах. Словно описанный Конан Дойлем ночной кошмар Девоншира несся позади за бипланом. И девчонки учились дырявить ему шкуру, справляясь со страхом. Если бы не малое оставшееся время до смотра сквадрона, то Кокрен пыталась бы спорить. Но, с учетом резко отрицательной позиции командования базы Максвелл, Моровски был прав. Сейчас нужно было вывернуться на изнанку, но добиться успеха! Поэтому Жаклин ему не перечила.

* * *

Без лишнего шума учебу сквадрона поочередно проинспектировали несколько делегаций. Первыми почтили вниманием представители командования национальной гвардии в составе полковника Сандерса и пилот-майора Лонгерта. Последний оценил учебный процесс и тут же рекомендовал капитану перевод в постоянно действующие авиационные части гвардии. Следом отметились представители Резерва Авиакорпуса в составе подполковника и пары капитанов. После них заявился заместитель начальника Тактического Училища майор Саммервил. Он передал капитану Моровски приказ полковника Прескотта, немедленно явиться к нему. Пришлось подчиниться, и заменить пару намеченных занятий на дополнительные часы строевой подготовки. Полковник нетерпеливо ждал "возмутителя спокойствия" в своем кабинете.

— Я долго терпел ваши выходки, Моровски! И то ваше исчезновение из Училища, прикрытое фиговым листом вызова из Форта-Беннинг. И ваши награды, якобы полученные по линии военных советников! И сдачу вами тестов заранее, вне графика, в нарушение всех традиций и регламентов. Но завтра вы ответите мне за все! А главное за ваше немыслимое надругательство над традициями Авиакорпуса, в котором не было, и не будет шлюх за штурвалом! За последнее я вам ручаюсь! А вы сами мне еще послужите учебным пособием для курсантов и гостей училища. На вас я буду им показывать, что случается с выскочками, забывшими об уважении к командованию. Завтра, в вашем "курятнике", я лично проверю, чего вы там сумели добиться за эти недели. И вот что, Моровски! Вам, конечно, оказывали протекцию, и мне много раз советовали… Но я плевать хотел на все протекции, и все советы! Таких как вы бездельников с большими связями, я выгонял из нашего Училища десятками. Поэтому готовьте свой чемодан, если облажаетесь вместе с вашим "летающим борделем"! Вам все ясно?!

— Если, сэр!

— Что вы сказали, капитан?!

— Я сказал, "ЕСЛИ", полковник сэр! "Если", это ключевое слово.

— ВОН, ОТСЮДА, МЕРЗАВЕЦ!!!

* * *

Поль Гали не зря потратил свое время. Новый материал про "Амазонок Алабамы" и их знаменитого командира был богатым. В какой-то момент репортер решил, что ему не хватит запаса фотопленки на съемки самых интересных моментов становления этой единственной в своем роде авиачасти. И как раз к концу тренировок состоялись самые главные мероприятия. Из Вашингтона приехала комиссия во главе с командующим Авиакорпусом генералом Арнолдом. Вообще-то на столь рядовые события как сдачи тестов на офицерских курсах, генералы появляются редко. Но здесь сошлось сразу несколько интересных моментов, привлекших внимание столь высокого начальства. И хотя к своему и Дулиттла протеже, капитану Моровски, генерал Арнолд относился скептически, но поглядеть, как тот сумел меньше, чем за месяц создать невиданную ранее боевую женскую авиачасть все же, стоило.

Генерал Арнолд, стоял на трибуне и проводил смотр резервных частей на базе Максвелл. А справа на приличном расстоянии от сквадронов других резервистов стоял в строю тот самый легендарный сквадрон "Амазонки неба". Старшие офицеры за спиной генерала, то и дело, опускали шуточки по поводу этого "небесного гарема", но генерал с интересом ждал продолжения.

А полковник Прескотт сейчас испытывал смешанные чувства. Приехавший сюда на три для Клэр Шеннолт, словно бы ждал именно такого исхода и лишь кивнул своему давнему приятелю. И судя по всему, он забирал себе Моровски сразу после переаттестации. А сам этот наглец мальчишка таки сдержал свое слово. Что, с учетом тех ресурсов, которыми он располагал, казалось просто невозможным. За неделю до смотра Прескотт и сам собирался выделить сквадрону зажатые им ранее самолеты, чтобы эти "кармелитки капитана" осрамились с их освоением и не успели блеснуть перед комиссией. Но "курсант-капитан", умудрился сам найти самолеты в береговом хозяйстве, да еще и поставить на крыло списанный поврежденный "Тэксан". Но дело было не только в этом. Моровски, как выяснилось, собрал отовсюду кадры (даже из тюрем штата), и сумел сколотить из них настоящее боевое подразделение. А вот это уже свидетельствовало о заслуженности его наград и протекций. И будь на месте Моровски нормальный офицер Авиакорпуса, такие деяния заслуживали бы восхищения. Но, сейчас, душу полковника все никак не отпускало возмущение тем фактом, что какой-то штатский без образования сумел выполнить за месяц эту работу. Работу, на которую его лучшим офицерам-инструкторам потребовалось бы не менее полугода интенсивного обучения такого же, как у капитана, личного состава. И это бесило!

Когда дамский строй под свою лихую песню начал марш, количество шуток на трибуне удвоилось. Но стоило Арнолду строго оглянуться на свиту, как воцарилась тишина. А марш красавиц в летных шлемах звонко разносился над замершим в безветрие аэродромом, и превосходил своим задором и удалью все прошедшие сегодня по взлетной полосе сквадроны Резерва.

— Прескотт, о чем это они там поют? Это вы их снабдили таким текстом, полковник?

— Нет, генерал сэр. Это затея капитана Моровски. Не знаю для чего ему это. Но с его слов, текст написали сами, гм… пилоты.

— И как вы оцениваете результаты их обучения, полковник? Все ли тесты успешно пройдены?

— Тесты пройдены, сэр. Но я не понимаю, зачем Авиакорпусу эта непригодная, ни к чему серьезному "богадельня"?

— Главное, что вашими усилиями, такое подразделение теперь создано, полковник. Остальное пусть решает штаб Резерва.

— Да, генерал, сэр. Пусть штаб решает.

А Павла шагала впереди строя своих воспитанниц, и гордилась ими. И хоть в мире происходило много тревожных событий, таких как победы немцев на Средиземноморье, но на лице капитана впервые за последний месяц ненадолго поселилась незаметная полуулыбка. К тому же те рассказы командира сквадрона о "Сражающейся Европе" и о возможности получения дамами боевого опыта во Франции, похоже, серьезно заинтересовали нескольких девчонок. Да и показанные соратницам ответные письма Ивон и Маризы свидетельствовали, что первая женская авиачасть уже появилась и по другую сторону океана. И очень хотелось верить, что если уж слабые женщины готовы сражаться против нацистов, то уж мужикам и дворянам и вовсе будет стыдно сразу поднять лапки кверху. Но перед советским разведчиком уже замаячили новые задачи, и личное участие в боях с врагом оставалось пока отложенной мечтой…

Мини-фрагмент

Перед последней проверкой в сквадрон нежданно-негаданно вернулись три из пяти отсеявшихся во время обучения летчицы. Кокрен и остальные пилоты глядели на недавних подруг задумчиво. После всего прошедшего, за время учебы, взгляд на жизнь у летчиц сильно поменялся. И, наверное, если бы не их молодой капитан, то, скорее всего, уехали бы девушки "несолоно хлебавши". Но командир сквадрона, собрав в стороне "казачий круг" из своих воспитанниц, сказал им такие слова.

— А сейчас вам нужно поступить мудро, красавицы. Уже совсем скоро я перестану быть вашим командиром. Поэтому решать только вам. Ну, а эти девочки вовсе не предательницы, хотя они и уходили от нас. Пусть эти бойцы один раз отступили из-за неуверенности в себе, но сейчас они готовы заново пройти весь ваш путь сначала. А, это значит, что они готовы к бою с самым страшным врагом — с самими собой. Своей ленью и своим страхом. Так, давайте же дадим им этот последний шанс! Теперь-то вы точно знаете, какие вы на самом деле сильные и выносливые, так помогите же и им стать такими же. И никогда потом не снижайте эту планку, принимая в вашу семью, следующих "сестер". Никто не знает, что всем вам уготовано в будущем. Так пусть каждая неофитка борется за высокое звание "Амазонки Неба", вкладывая все силы и всю свою душу. И, пусть каждой будет дано право… один раз вернуться. Но только один…

После этих слов, три "блудных сестры" были приняты на позиции кандидаток. И в дальнейшем, жалеть их на тренировках никто не собирался. Но сейчас все новички оставались нести наряды, пока весь первый состав сквадрона проходил последние испытания на базе Максвелл.

Прощание со сквадроном "Амазонки Неба" состоялось в конце января, через день после последней проверки командования. Сначала была официальная передача командования перед строем подразделения и в присутствии полковника Сандерса. Адам неторопливо шел вдоль строя, заглядывая в глаза, девушек, которых совсем недавно гонял до слез и до седьмого пота. Губы Жаклин предательски дрогнули, когда в форме первого лейтенанта, она сама принимала рапорт сдающего ей командование юного капитана. Парня, которому по его возрасту, быть бы среди кадетов выпускных курсов, а по опыту его место было, наверное, в штабе генерала Арнолда. Жесткого и одновременно очень человечного командира, который снова сдержал свое слово. И Жаклин с подругами были благодарны ему за это. Ей — новому командиру "Амазонок Неба", теперь очень хотелось, чтобы ее с таким трудом сбывшаяся мечта, навсегда осталась таким же высоким ориентиром и для других девушек влюбленных в небо. И какие бы трудности не ожидали их всех в будущем, подвести своих крошек она права не имела. Тем более нельзя было подвести их во Франции, откуда вчера пришло приглашение, шести лучшим экипажам и двенадцати наземным специалистам. Срок этой поездки был определен в шесть недель, и Кокрен, собиралась на это время оставить сквадрон на своего заместителя, которого еще нужно было доучить. К счастью, до начала этой, не без труда согласованной с отделом Национальной гвардии штата, командировки, оставался еще целый месяц…

* * *

Перед отлетом Павлу таки затащили на "отвальную", организованную самими недавними подчиненными. Прямо в расположении, армейские кровати были отодвинуты подальше к окнам. В освобожденном от них пространстве, за накрытым длинным столом шло веселье новоиспеченных военных авиаторов. Стол ломился от кулинарных шедевров, на которые были горазды многие из присутствующих леди. А инструктор по строевой подготовке и по стрельбе из турельного пулемета Вайолет Купер, устроила с несколькими новыми подругами небольшой спектакль. Реальный сюжет времен Великой войны был подобран удачно. Главная героиня француженка Мари Марвингт встает на защиту Франции и, переодевшись мужчиной, сражается в пехоте, а затем первой из женщин пилотирует бомбардировщик. Еще недавно стонавшие от слов "шагом марш" девицы, теперь с восторгом аплодировали, театральному таланту своего строгого и дотошного инструктора. Прошедшие через "учебный ад" красавицы сегодня отрывались за все прошедшие недели. Капитана все-таки заставили исполнить несколько польских и русских песен. Больше всего девушкам понравились "Распрягайте хлопци коней!" и "Конь гулял на воле". На бис, пришлось спеть раза три, но вытащить бывшего командира на танец никому так и не удалось.

"Дай вам небо дожить до внуков, девчонки. Дай вам небо… Знаю, что сама я подтолкнула вас к краю пожара. Знаю, что те из вас, кто решит воевать с фашистами, могут погибнуть или покалечиться. Но я также знаю, что только небо сделает вас счастливыми. И знаю, что нельзя жить только своим счастьем, ничего не делая для спасения брошенных в огонь народов. А сейчас каждая капля наших усилий может оказаться той самой, необходимой для нашей общей победы над "лишенными химеры совести юберменшами". И может быть, глядя на вас, и на ваши подвиги, в американских мужиках проснется хоть капля совести. Которая не даст этим расслабившимся самцам целых четыре года читать комиксы про "Капитана-Америка" и, лежа на диване, сосать пиво. Ну, а я постараюсь сделать так, чтобы никакой Перл-Харбор, не отвлек ваш народ от участия в войне с нацистами. А японцев добьем уже потом, когда в Европе наступит настоящий мир…".

* * *

Получивший в Авиакорпусе подтверждение своему капитанскому званию советский разведчик, волей своего нового начальства — майора в отставке Шеннолта, направлялся в Сан-Диего. Там сейчас проходили испытания предсерийного прототипа истребителя "Кертисс Р-40". От Моровски здесь ожидали серии тестов и доклада по тактике пилотирования этой новой машины. Помимо этого здесь же осуществлялась приемка бомбардировщиков "Дуглас ДБ-7" (будущих А-20 "Бостон"), из числа выкупленных Францией. И, зная это, Павла рассчитывала на интересные перспективы сбора разведывательной информации. Тем более что знакомые на этой авиабазе у разведчика уже имелись…

Разведывательный трэш в Штатах

В середине января 1940 года в трех городах штата Алабама не без "помпы" прошли довольно необычные автомобильные гонки. Причем соревновались на зимних асфальтовых дорогах, как, вполне опытные автогонщики разных формул, так и "зеленая поросль" — мальчишки в возрасте от 14 до 19 лет. Председательствовал в жюри, сияющий от осознания перспектив, полковник Национальной Гвардии Юджин Сандерс. Помимо главы отдела Бюро Национальной Гвардии, снова побывали в роли учредителей Крисс Фарлоу, Адам Моровски, и прилетевшие на два дня чемпионы американских автогонок Флойд и Шоу. На этот раз из-под пера опытных гонщиков вышли "Правила картинговых гонок" и "Устав Федерации малолитражных транспортных средств" (которую все чаще называли Американской Федерацией Картинга — или АФК). Еще двух учредителей для этого нового дела прислала "Милуокская Семья" Валлонэ. Помимо них, удалось привлечь несколько независимых друг от друга инвесторов, среди которых вполне естественно затесалась одна не особо известная на Юге Штатов пиротехническая компания "".

Созданные руками мастеров Кристофера Фарлоу (и даже нанятых им конкурентов-автомехаников), дешевые автотележки "карт" на малых пневматиках, стремительно завоевали сердца молодежи Монтгомери и других городов и поселков штата. Этот спорт мог быть по-настоящему массовым, в отличие от безумно дорогих шоссейных и трековых гонок проводившихся на полноценных гоночных машинах. К началу январских соревнований всей этой несерьезной автотехники оказалось собрано уже за шесть десятков единиц. А, наиболее рьяные активисты "Лиги Юных Командос", теперь, щеголяли в куртках похожих на летные (и с шевронами инструкторов АФК по автомотоделу на предплечье). Причем северные штаты также прислали своих представителей, дабы переняв этот многообещающий опыт, открыть отделения АФК и у себя.

Большую часть организационной суеты учредители АФК сумели свалить на Попечительский совет Лиги и на отдел Бюро Национальной Гвардии. А сам советский разведчик, в краткие часы отдыха от командования сквадроном (прикрытый на время отлучек подругой Жаклин), занимался созданием и развитием еще нескольких концептуальных направлений. Его знакомый "крестный отец", через Луиджи Мортано, очередной раз провернул выгодные негоции. В этот раз удачно получилось с закупкой в Алабаме первой ознакомительной партии "картов", и с запуском новых отделений АФК на Севере континента. Валлонэ был полностью удовлетворен сотрудничеством со странным польско-немецким знакомым, и готов был открыть ему выгодную кредитную линию. А эти весьма своевременные инвестиции, связи Алабамских приятелей Моровски, и прямой выход на руководство штата помогали творить чудеса. Вскоре из слияния нескольких малодоходных механических и оптических мастерских, занимавшихся производством и ремонтом оптических и точномеханических изделий, родилась небольшая, но быстро набирающая опыт компания "Гирон-инжиниринг". В учредителях фирмы снова оказалось несколько малоизвестных инвесторов, среди которых и в этот раз затесалась пара легальных структур созданных под патронажем советской разведки. Причем, чтобы не светиться самому, и не привлекать излишнего внимания ФБР, председателем совета новой фирмы, Моровски упросил быть брата Крисса Фарлоу Роберта, которому помогали все те же добровольные помощники из Лиги. Сам же процесс постановки нового дела требовал массы усилий, а занятость Моровски и Фарлоу в других проектах, с трудом позволяла "держать руку на пульсе". И если первые направления работы новой фирмы, вроде ремонта и сборки из готовых комплектов арифмометров, парковочного оборудования и пишущих машинок, сразу заработали в полную силу. То для инновационных задач по производству авиаприборов и другого сложного оборудования, пришлось хорошенько перетрясти кандидатов с инженерными дипломами. Наконец, ближе к концу января, и это направление кое-как заработало. Но пока в штат нового КБ входили лишь нескольких техников-прибористов, недавно вышедших в отставку из Авиакорпуса, три опытных слесаря-станочника и пара студентов инженерного факультета. Контракт подразумевал жесточайшие финансовые кары за разглашение любой информации о ведущихся разработках, поэтому за лояльность персонала этого опытного производства можно было не сильно переживать. И, как только от подручных Валлонэ поступили материалы из Баффало, работа в КБ закипела. Для начала на основе схем аналоговых компьютеров "Белл" и собственных чисто умозрительных дополнений к ним, Моровски поставил задачу, создания прицела и баллистического вычислителя для стрельбы с двухмоторного самолета из полуавтоматической 75-ти миллиметровой пушки. О том, что примерно такие "гигантоманские" идеи уже витают в Штатах, Павле было известно из читанных в юности книг. Где-то к 43-му году на "Митчеллах" и "Мародерах" наверняка появятся такие пушки, а первые опыты их установки ожидались уже в текущем 1940-м году. Но сам разведчик решил пойти дальше, придумав один завиральный проект запуска ракет с двухмоторного самолета. Собственно ракетами в мире уже стреляли с самолетов, тут ничего особенного не было. Но в новом проекте, пуск предлагалось производить из карданно-подвешенных в бомбовом отсеке спаренных пластмассовых труб (по типу будущих американских установок М-10), управляемых сервоприводом, связанным со специальным прицелом и баллистическим вычислителем. Стрельба предполагалась вниз через бомболюк. Для отвода реактивной струи в потолке хвостовой части фюзеляжа предполагалось наличие, сваренных из жаропрочной стали, туннелей. Весь этот безумный замысел вроде бы мог обеспечить Авиакорпусу возможность точного обстрела танков ракетами. И, лишь сама Павла отлично понимала, что реализовать такой проект практически не реально. Задача точной воздушной стрельбы по танкам мощными боеприпасами, нормально решалась только с появлением в авиации управляемого ракетного оружия…

Приключения ГГ в амплуа неправильного шпиона

Во Флориду на полигон Эглин-Филд, командировку на два дня удалось получить с большим трудом. И лишь потому, что остальные инструктора создаваемого Тренировочного Центра еще не прибыли из мест постоянного пребывания. И эту задержку советский разведчик решил использовать по полной, тем более что начальный вариант презентации "крылатых пушек" был готов. Флорида встретила шквалистым ветром. На полигоне, как выяснилось, действительно испытывались 75-мм орудия на базе ствола французской пушки 1897 года. Павла даже подержала в руке патрон 75x350R с уменьшенным зарядом. Именно такие боеприпасы инженеры хотели использовать для стрельб с самолета. Причем, как удалось понять, само орудие предлагалось сделать двойного применения. И для двухмоторных самолетов-штурмовиков, и в качестве легкого танкового орудия. Попутно удалось пообщаться с артиллеристами и обсудить перспективы прицеливания на дистанции более мили с помощью специальных прицелов и вычислителей. Павла впервые попала в настоящее логово зарубежных создателей новых военных технологий. Если бы не Джеймс Дулиттл, то все это так и осталось бы мечтой, но сейчас, действительно, повезло. И перспективы использования этих новых контактов для подталкивания Советского Руководства к модернизации отечественной авиации, были немалыми. Но вскоре, успев едва половину задуманного, пришлось возвращаться к задачам "китайского проекта" майора Шеннолта, который наставив задач, уехал в столицу…

А пока Клэр Шеннолт утрясал в Вашингтоне вопросы с материально-техническим снабжением создаваемой "китайской авиагруппы", на его нового подчиненного навалились обязанности по дополнительной подготовке инструкторского летного состава. Первым учеником и напарником капитана Моровски стал Эдмунд Оверенд знакомый еще по учебе в Тактическом училище. Сам капитан Оверенд еще недавно на авиабазе Максвелл-Филд в должности старшего инструктора принимал у Моровски зачеты по пилотированию. А чуть позже он же входил в комиссию, принимавшую тесты у сквадрона "Небесные Амазонки". Еще пять инструкторов Шеннолт нашел в авиачастях Корпуса морской пехоты, и в авиации флота. Здесь в Сан-Диего капитану Моровски удалось полетать не только на "Кретиссах" (старых Пи-36, и новых Пи-40), но и на "Брюстерах В-339", которые были только что закуплены Бельгией. Эти аппараты также проходили испытания в Сан-Диего.

Узнав о составе летного парка Сан-Диего, бывший начлет Особого авиаполка и Житомирского центра, сразу вспомнил о своих новациях и, скрепя сердцем, решил их частично использовать для обучения американских курсантов. В минусах тут было усиление подготовки истребителей ВВС будущего конкурента СССР в мировой гегемонии. А в плюсах, была надежда на использование хорошо обученных американских пилотов против Люфтваффе на стороне Британии и Франции в текущем 1940-м. А, вот, это сулило серьезные временные задержки с реализацией германского "Блицкрига". И, значит, оно того стоило. Майор Шеннолт довольно скептически выслушал оригинальное предложение, но в итоге на эти небольшие дополнительные траты согласился. По итогам переговоров с командованием Авиакорпуса, три малосерийных истребителя-моноплана XP-37 были раскрашены в камуфляж и получили опознавательные знаки "Люфтваффе" времен Польской войны. Помимо этого, пара специально подготовленных Р-36 с новым 1200-сильным мотором и с неубирающимися стойками шасси в обтекателях, были раскрашены в традиционные цвета императорских ВВС Японии. Правда, было несколько проблем с неубирающимся шасси (взятых от аппаратов других моделей). Из-за этого пока зачастую приходилось брать для тренировки другие аппараты. Накануне выходных, сразу после одной из таких воздушных тренировок, Павла стремительно и настойчиво атаковала мозг своего ученика-соперника Оверенда.

— Эдмунд! Вот, что это было сейчас?!

— В смысле?

— Я же тебе объяснял, что более маневренные "японцы", радостно подпалят тебе зад, если будешь и дальше вот так же играть с ними на виражах. Неужели мой акцент столь силен, что ты не смог даже этого запомнить?! Сколько у тебя там время виража на новом "Кертиссе"?

— Двадцать секунд.

— Целых двадцать! А у меня на "Брюстере", если ты запамятовал, всего пятнадцать! ПЯТНАДЦАТЬ! А на переделанных Р-36 с неубирающимися колесами, и вовсе тринадцать будет. Тебе жить надоело, капитан?!

— Ну, забыл я разок, подумаешь. Или ты, капитан, со мной за мои придирки на Максвелл-Филд решил сквитаться?

— Забыл он "разок". Оболтус ты все-таки, Эдмунд. Больше мне делать нечего, кроме как специально к тебе придираться. Я больше за свою же репутацию опасаюсь. Собьют тебя, как мокрую курицу — мне стыдно будет, потому что, это я тебя готовил. А я всех и всегда готовлю на совесть!

— Да, ладно тебе, Адам! Ну, брось зверствовать. Вон, лучше, гляди, какие крали, вон там, у контрольной вышки тебя дожидаются.

— Почему это сразу меня? Чтоб я сдох, Эдмунд! Да, это же…

— Твой труп неплохо выглядит, приятель. Приветствую вас, леди! Адам, не стой столбом! Прояви вежливость, и поздоровайся со своим бывшим "гаремом".

— Сейчас, как стукну за такие слова… Э-э… Жаклин! Николь! Мадлен! Вайолет! Откуда вы здесь?!

— Наше почтение, джентльмены!

— Леди.

— А вот этого громкоголосого юного капитана, мы бы с огромным удовольствием, отшлепали за то, что уже через пару недель, он совсем забыл про своих бывших учениц и подчиненных.

Но суровые кары, все же, так и не воспоследовали. Даже, наоборот, на зависть всем наблюдающим эту сцену мужчинам, Моровски был неотвратимо расцелован в обе щеки. И столь крепко, что пару минут ему пришлось оттирать платком свои щеки от следов помады. Как выяснилось, Жаклин сумела убедить генерала Арнолда в необходимости переучивания сквадрона на новую технику. И для ее крылатых красавиц, впечатленное уже первыми успехами "Амазонок", командование, выделило целое звено, проходящих здесь в Сан-Диего войсковые испытания новых пока не принятых на вооружение "Дугласов DB-7". Из прекрасной четверки, трое были пилотами, и примеряли на себя роли, как пилотов бомбардировщиков, так и инструкторов. А, только недавно освоившая воздушную стрельбу, Вайолет Купер, собиралась осваивать стезю стрелка-бомбардира и стрелка-радиста. Так, что встреча оказалась неожиданной для всех. Девушки как раз, выйдя от местного начальства, собирались на киносеанс ненового, но очень известного фильма "Ангелы Ада". И поскольку разбор полетов уже прошел, а впереди была пара выходных, оба старших инструктора тут же предложили, составить дамам компанию. И дамы благосклонно согласились. Тем более что фильм был для всей компании профильным — как раз про военных авиаторов. Павла впервые глядела эту картину, и была впечатлена.

"Круто! Если убрать все "розовые сопли", то… То это первое по-настоящему приключенческое кино про летчиков. Самолеты настоящие, именно такие, какие во время ПМВ летали. Трюки вообще фантастические. Все последующие "красные бароны" и прочие "лафаеты", тянулись за качеством эффектов и трюков вот этой картины. Гм… А продюсером-то у фильма Годард Хьюз. Угум.".

— Между прочим, я хорошо знакома с Говардом.

— Ты нам про это не рассказывала, Джекки. Это был роман?

— Ах, как интересно! Расскажи!

— Увы, мои милые, все было не столь романтично. После победы в "Бендикс" ко мне подходила с поздравлениями Джин Харлоу. Да-да, та самая, которую вы только что видели на экране. Это она познакомила нас с Хьюзом. Кстати, в четырех часах езды на машине от Сан-Диего, у него авиазавод.

— Предлагаешь, нанести ему визит?

— Он не любит гостей. Но, все же, было бы интересно узнать, чем он сейчас занят.

— А номер телефона его…

— Адам, ты умница! Джеки звони ему, вдруг нам повезет. Это ведь, как в сказку попасть.

— Точно! Может, он согласится, устроить нам экскурсию за кулисы Голливуда!

Звонок оказался удачным, и на утро состоялась незапланированная встреча с еще одной легендой американской авиации и киноиндустрии. Оказывается, Говард, как раз собирался в Сан-Диего по своим делам, и был вовсе не против, увидеться с Кокрен и ее друзьями. Тем более что Жаклин, интригующе, представилась ему по телефону, как первый лейтенант Авиакорпуса.

Экскурсия на "фабрику грез" была довольно познавательной, хотя разведчиком ничего особо магического не наблюдалось. Другое дело беседа с этим экстравагантным человеком, которого в XXI веке увековечит в своем образе ДиКаприо. Говард был поражен тем, что его старые и новые знакомые дамы служат в полноценной военной авиачасти. Он расспрашивал Жаклин и ее подруг, каково это летать в "крылатой гвардии", и в конце подарил долгий взгляд их первому командиру. Не то, осуждая, не то, завидуя его опыту. Беседа перетекала из одной темы в другую. На лице Хьюза даже появился румянец, которого не было при встрече. По ходу общения с немало знающим, не только о самолетах, но и о ракетах, инженером, в голове у разведчика рождались авантюрные замыслы.

— И вы действительно собирались учить вот этих красоток, драться под водой с акулами?

— А что вас так удивляет, Говард? Неподготовленный к аварийной посадке на воду экипаж самолета, это любимое акулье лакомство. Хотя, то мое давнее заявление, все же, скорее явное преувеличение. Сделать из девушек героинь "ама" за пару месяцев, не под силу, не только мне, но даже профессиональным инструкторам из Корпуса морской пехоты.

— И кто же такие эти ваши таинственные "ама", капитан?

— О, это всего-навсего отважные японские ныряльщицы, Жаклин. Второе их название — "Кайто".

— Да, леди. Адам прав, я даже видел их работу, когда ездил в Японию. Это удивительные женщины, до высоты духа которых не смогут подняться и многие мужчины.

— Кто?! Ныряльщицы!?

— Ныряльщицы за жемчугом…

— Но ведь это грубая работа, сродни рыболовству.

— Для вас, Вайолет, вероятно, быть ныряльщицей, словно быть рабыней на плантации. А на самом деле, они ежедневно рискуют своей жизнью, и не желают иной жизни для себя. Смерть часто плывет с ними рядом, открыв свою зубастую пасть. К тому же, их можно считать почти аристократией. Попасть в их ряды снаружи невозможно, "ама" можно только родиться. К жизни в морской глубине девочек готовят с самого детства, и ни одна европейская или американская спортсменка-пловчиха не достигнет такого мастерства в нырянии. Их стезя уважаема и престижна в Японии. Естественную красоту "ама" воспевали поэты, и противопоставляли ее, излишне приукрашенной косметикой красоте "гейш". Для них перестать нырять, примерно, как для вас навсегда расстаться с небом. А получали за свой труд ныряльщицы гораздо больше, чем многие торговцы и чиновники…

— Гейши, это такие восточные куртизанки?

— Эдмунд, ты опять за свое? Запомни — не везде бордель, где есть женщины. Кстати, друзья, эти "подводные леди" имели право сами выбирать себе мужей, чем вам не эмансипация?

— Адам! Откуда вы столько знаете про них? Вы тоже были в Японии?

— Увы, Николь. Все мои познания из книг. Может быть, когда моя мечта сбудется, следующим моим желанием станет погружение за жемчугом вместе с "ама". Чтобы защитить их от акул.

— А что у вас за мечта, Адам?

— Говард! Неужели вы не знаете, что Адам собрался увидеть нашу Землю, опираясь ногами на ближайшую к нам соседнюю планету?!

— Бог, мой! Так вы и есть, тот самый "лунный забияка" Моровски, про которого столько писали газеты. Простите, что не узнал вас. Вы, сейчас уже более знамениты, чем я. И не скромничайте, мой друг!

На воскресенье, миллиардер пригласил всю компанию к себе в Калвер-Сити. В машине с открытым верхом было прохладно. За то были отлично видны местные красоты Калифорнии. Мадлен, Николь в своих летных куртках весело приветствовали всех встречных, шутовски прикладывая ладонь к голове, в полном соответствии с уставом Армии. Павла с Оверендом и Купер ехали сзади в закрытой машине. Помимо шикарного обеда, по приезду их ждали в ангаре гоночный самолет "Н-1 Спешиал", на котором в 1935-том был поставлен мировой рекорд. Часть пояснений давал партнер Говарда Генри Кайзер. Но, больше всего советского разведчика заинтересовали цеха производства элементов конструкции по технологии Duramold. Прямо на глазах посетителей, из пышущего паром автоклава, доставали матрицы из нержавеющей стали с отформованными деталями самолетов. И, хотя, для безопасного нахождения среди паров формальдегидных смол приходилось надевать на лицо специальные маски, но капитана Моровски интересовало здесь буквально все. В СССР, похожая технология применялась при производстве "дельта-древесины". Фактически, это было очень технологичное производство деталей самолетных планеров из аналога пластмасс. То есть перед глазами Павлы была технология следующей эпохи.

Девушки не слишком заинтересовались производством, и вместе с Оверендом сбежали исследовать домашний кинотеатр Говарда. А Моровски, наоборот, утянул хозяина завода с собой в сборочный цех, где неумолимо загрузил своими новыми безумными идеями.

— Мы ведь с вами настоящие авантюристы, Говард. Вы мечтаете облететь на самолете вокруг Света, быстрее всех. Я планирую вылететь за пределы нашего мира на ракете, и увидеть его снаружи. Вас называют безумцем, меня считают таким же безумцем, или мистификатором.

— А это не так? Вы не мистификатор?

— Не более, чем вы. Уже две ракетные системы, к которым я приложил свою руку, боролись с тяготением нашей с вами родной планеты, и поднялись достаточно высоко. Так, что, мои идеи столь же реальны, как и ваши…

— Но? Есть ведь и некое ограничение, не так ли?

— Ограничение, безусловно, есть. И даже не одно.

— Вот как?

— Вы, наверняка, хорошо знаете не только американские, но и зарубежные самолеты, достигшие рекордов.

— Пожалуй, большинство, знаю. Хотя за все не поручусь.

— Тот самолет, который русские, по нашей с Обертом просьбе, выделили для испытаний "Туполев-124" вроде бы всем хорош. Но, поднять настоящую ракету на высокую орбиту над землей он не сможет.

— Разве?

— Представьте себе, нужна совсем другая машина. И прототип такой машины уже создавался в этом мире, и снова русскими. Слышали что-нибудь про "Морской Крейсер Туполев-22"?

— Крупная дюралевая двухбалочная летающая лодка. С большой грузоподъемностью, но и только. Ничего особенного в ней нет, хотя рекорд грузоподъемность русские поставили.

— В этом-то все и дело! Нужен аппарат в три раза грузоподъемнее. Минимальное количество моторов восемь, а то и вся дюжина. Это была бы машина с потолком в двенадцать-пятнадцать тысяч метров. В смысле от сорока до пятидесяти тысяч футов. Способная сбрасывать груз в двадцать и более тонн. И, вот, тогда нам покорятся звезды.

— "Покорятся звезды". Да-а, Адам. Даже я столь далеко не мечтал. Хотя меня часто зовут фантазером…

— Пусть даже не звезды, а лишь ближайшие планеты нашей солнечной системы. Разве этого мало?!

— Предлагаете мне рискнуть капиталами в этом проекте?

— Зачем? На наши с Обертом ракеты, мы собирали средства, привлекая разных инвесторов. Давайте с вами создадим такую же, как в Европе аэрокосмическую ассоциацию, только целиком американскую. А там, глядишь, с вашими связями, удастся убедить и правительство. И, если Вашингтон выделит субсидии, то неужели вы откажетесь создать вот такой тяжелый носитель космических ракет? Тем более что все у вас для этого есть, кроме согласия Вашингтона и финансирования. А техническое задание от ракетчиков я вам обеспечу…

Обратно гости уезжали на вместительном лимузине Хьюза. Кокрен и Николь половину пути щебетали о предложенном их бывшим командиром сценарии фильма "Крыло и вуаль". По сюжету это должно было стать приключенческой мелодрамой о женщинах-авиаторах, воюющих против Люфтваффе во Франции. Говард сперва иронично выслушал эту идею, но когда услышал задорно исполненный хором "марш воздушных леди", что-то в его душе дрогнуло. Прощался он с ними, будучи под впечатлением. В любом случае выходные удались, но пяти пилотам и одному воздушному стрелку-бомбардиру, уже пора было возвращаться в суровые будни военной авиации…

* * *

Интерес к ГГ со стороны спецслужб

Положив на рычаг телефонную трубку крепкий, упитанный мужчина, с зачесанными назад волосами и холеным лицом, снова вернулся к лежащей на столе отрытой папке досье. Новый документ содержал массу интересных сведений, однако серьезных зацепок для разработки очередного фигуранта не давал. Мужчина раздраженно скрипнул зубами, и его бульдожьи челюсти напряглись. Пронзительный взгляд главы всемогущего ведомства снова и снова скользил по документу. Но привычных ему страстей, пороков, и столь удобного для воздействия на таких вот юных гениев "грязного белья", Эдгар не находил. И, вот это владельца кабинета абсолютно не устраивало, и очень злило.

Главная квартира Федерального Бюро Расследований

Департамент Юстиции Соединенных Штатов

Вашингтон округ Колумбия

От Управления общих расследований

Отдел армейского контроля

9-2-40

Отчет о наблюдении за фигурантом Моровски А.И.

Послужной список:

Капитан-пилот — с июля текущего года в звании второго лейтенанта приписан к Отделу военных советников Авиакорпуса Армии Соединенных Штатов (США, Франция, Польша, германский плен). Временный командир учебного парашютного батальона — Форт Беннинг. Сквадрон-лидер в авиачастях Национальной Гвардии — Монтгомери. В настоящее время конструктор вооружения и инструктор по воздушному бою — авиабаза Сан-Диего.

В дополнение к отчету по событиям в июле-августе текущего года, докладываю о полученных с сентября 1939 по февраль 1940 сведениях по фигуранту Моровски.

Личностные качества, жизненные установки, политические и религиозные воззрения Моровски с августа текущего года радикальных изменений не претерпели, но его интересы его сильно разрослись:

— Ярко выраженный сангвиник. Характер спокойный-рассудительный (даже скорее замкнутый), но может становиться взрывным в критические моменты.

— Мастер риторики — талантливый оратор (искушен в похвале, иронии и сарказме). На открытое давление отвечает крайне изобретательно (иногда резко, чаще с юмором).

— Максималист в суждениях, но отлично умеет достигать компромисса в общении. К себе и другим принципиально требователен и придирчив. При этом, отходчив и доброжелателен.

— Интеллектуал. Несмотря, на недостаточное систематическое образование, отлично самообразован. В разной степени владеет семью языками (английский, немецкий, польский, французский, русский, шведский, испанский). Обладает инженерно-конструкторской хваткой и эрудицией. Политически и исторически грамотен. Доходили сведения о его широких познаниях в музыке, архитектуре и изобразительном искусстве.

— Отличный спортсмен — автогонщик, альпинист, летчик, парашютист. Знаток французской борьбы. Мастер парашютного спуска. Победитель автогонок свободной формулы.

— Католик — но не набожен. (терпимое отношение к протестантам и иноверцам). Испытывает, не получившую пока внятного объяснения, тягу к трудовому и военному перевоспитанию людей, которых считает "заблудшими" (был неоднократно замечен в попытках реабилитации и привлечения к делу и к военной службе, заключенных и арестантов гауптвахты, как во Франции, так и в Польше, и в Соединенных Штатах).

— Противник диктатур любого толка (но сторонник сильной демократической власти). В качестве идеального правителя несколько раз упоминал историческую личность эпохи позднего Возрождения, Герцога Курляндии и Семигалии Я́коба фон Ке́тлера.

— В пацифизме не замечен — сторонник оказания волонтерской помощи странам, воюющим со странами Оси. Лично участвовал в Польской Войне с Германией, трижды ранен, имеет награды (файл 1). До своего освобождения в ноябре 1939 года, находился в плену в Германии (Мюнхен).

— Критик изоляционизма — одобряет военное и экономическое вмешательства Соединенных Штатов в дела Старого Света, на стороне антинацистской коалиции.

— Моровски удачлив в бизнесе — владеет долями в нескольких небольших компаниях, ориентированных на рынок военной и гражданской продукции (файл 2). Имеет связи с рядом средних и крупных бизнесменов, как на Севере, так и на Юге Штатов.

— Недюжинный талант в создании общественных и патриотических организаций (файл 3). К профсоюзному движению Моровски равнодушен, но хорошо ладит с их активистами, в части реализации собственных деловых проектов.

— С Коминтерном не связан, и к коммунистическим идеям равнодушен. Сторонник незыблемости частной собственности и моногамных семейных ценностей.

— Любитель женщин (вниманием не обделен), но при этом, яростный критик половой распущенности (лично выгнал из женского сквадрона "Амазонки Неба" фельдшера Родсон за половую распущенность, и отверг множество романтических предложений).

— Яростный противник любых расовых теорий. Проявлял излишне мягкое отношение к цветным, латиносам и азиатам (поклонник черного джаза, восточной поэзии и латинской музыкальной и танцевальной культуры).

— Не приемлет жестокости в войне по отношению к мирному населению (к примеру, несмотря на в целом уважительное отношение к японской самурайской традиции, Моровски готов лично мстить Японии за массовые убийства людей в оккупированном Китае).

Дополнение по выявленным связям фигуранта и проведенным проверкам в отношении угроз национальной безопасности САСШ (выявление признаков подрывной, шпионской и иной опасной деятельности):

За время нахождения фигуранта на территории страны, были проведены негласные обыски в офисе "Лиги Юных Коммандос" в городах Бостон, Чикаго, Баффало, Милуоки, Монтгомери, Сан-Диего. Помимо этого были записан ряд телефонных бесед фигуранта Моровски с офицерами Армии, Национальной Гвардии и Авиакорпуса. Просмотр корреспонденций Моровски, выявил его активное участие в делах общественных и патриотических организаций, планы по совершенствованию военного обучения в Армии Соединенных Штатов. Также выявлено сочувствие фигуранта к добровольцам, воюющим с Муссолини в Греции, и к Франции, в ее войне против Германии. Большинство офицеров и чиновников, лично знавших Моровски, или знакомых с ним по службе, единогласны во мнении о патриотизме и порядочности Моровски. В разговорах он не высказывает симпатий к коммунистам, а также к диктаторским режимам Италии, Германии и Японии. Единственным исключением были его восторженные отзывы о японских женщинах-ныряльщицах "Кайто". Между тем, восхвалений самой императорской Японии озвучено не было. Наоборот, Моровски охотно делится с коллегами по службе и прочими знакомыми своим военным опытом, и пытается всех готовить к войне со странами Оси. Параллельно была собрана легальная информация о деятельности фигуранта в Соединенных Штатах (частично предоставленная Армией и Авиакорпусом). Имеются многочисленные фотографии Моровски в компании коллег по службе, и во время участия Моровски в различных мероприятиях "Лиги Юных Коммандос", "Федерации картинга", "Аэрокосмической ассоциации" и др. (файл 4).

Выявленные в июле этого года контакты Моровски с германской общиной Милуоки (инициированные покойным отцом Моровски Йоганном) продолжения не имели. Как не выявлено и продолжение его контактов с сицилийской общиной Милуоки. В связях с промышленником Генри Фордом, рекордсменом Чарльзом Линдбергом и другими лидерами прогерманских сил в Америке, Моровски также не замечен. С племянником Фельдмаршала Германа Геринга, американским кадетом Вернером Герингом, встреч Моровски не искал. Была выявлена одна поездка Моровски во Флориду. Первоначально нами предполагалось, что он ездил туда для встречи с придерживающимся прогерманских взглядов герцогом Виндзорским (Эдуа́рдом VIII) или с его окружением. Однако, версия не подтвердилась. В этой поездке Моровски занимался исключительно продвижением собственных проектов авиационного вооружения (предназначенного для артиллерийской и ракетной стрельбы с самолетов по танкам, кораблям и поездам противника). При этом, чужими разработками, проходящими испытания там же, на полигоне Энгли-Филд, Моровски, практически, не интересовался. Посторонних контактов и признаков саботажа не выявлено. Аналогично, во время поездки в Калвер-Сити на авиазавод Говарда Хьюза, к секретным цехам Моровски не приближался. Интереса к ведущимся там работам по новейшему самолету Хьюза Д-2 фигурант не высказывал. Между тем, сотрудником Бюро была зафиксирована беседа Моровски и Хьюза, в которой прозвучало предложение Моровски о концептуальном носителе тяжелых ракет, для замены применяемого профессором Германом Обертом русского самолета-гиганта. В настоящее время фигурант ведет обширную переписку с Хьюзом о требованиях к данному проекту, к которому уже привлечен доктор Роберт Годдард (из Университета Кларка в Вустере, штат Массачусетс) и несколько других эскпертов.

К азартным играм и шумным развлечениям Моровски совершенно равнодушен. Попытки дачи взятки Моровски во время постройки казарм и аэродрома Национальной гвардии, были жестко пресечены самим фигурантом. Долгов у Моровски нет, однако замечено привлечение им в свои проекты ряда малоизвестных частных инвесторов. При этом, деловые связи Моровски ориентированы на реализацию его собственных инженерных патентов и деловых проектов. Чужие проекты его не интересуют. Последними крупными проектами Моровски стали:

— Создание "Американской Федерации Картинга". И запуск серийного производства малолитражных гоночных машин в Алабаме и Висконсине.

— Несколько секретных разработок Моровски, ведущихся в интересах Службы Вооружения Авиакорпуса.

— Участие Моровски (в качестве сценариста) в проекте создания кинокартины "Крыло и Вуаль" — продюсер и владелец кино-компании Говард Хьюз.

— Создание "Северо-Американской Аэрокосмической Ассоциации" (NASA), председателем которой стал Говард Хьюз, почетным членом Роберт Годдард, а третьим членом стал сам Моровски.

Таким образом, в настоящее время, собранные данные не дают возможности уличить капитана Моровски в шпионаже на какую-либо страну. Каких-либо сведений об антиправительственной или антиамериканской деятельности, в результате этих проверок в настоящее время также не выявлено.

Заместитель главы регионального отделения Дж. Льюис

Мужчина дочитал текст и сцепил пальцы рук в замок. Покатав желваки, он, наконец, принял решение. Ниже текста золотое перо его "Паркера" вывело следующую пометку красными чернилами.

"Что это за рекламный бред в отчете!

Мы ищем факты для компрометации этого Моровски, или готовим ему предвыборную кампанию?!

Не может один и тот же фигурант быть одновременно, и "любителем женщин", и "противником распущенности"! И я не желаю больше читать подобных восхвалений.

Я хочу знать чем он дышит! И обо всех его слабостях, даже о тех, о которых он сам не догадывается.

Подложите к нему в постель толкового агента. Сроку две недели…".

Директор ФБР Джон Э́дгар Гувер.

* * *

С начала декабря 1939 года на столе у Народного Комиссара внутренних дел Лаврентия Павловича Берии, стали чаще появляться очередные доклады одного вроде бы опального, но чрезвычайно ценного агента. Где-нибудь в Германии или СССР такое интенсивное общение разведчика со связными тут же попало бы под "колпак", но ФБР и полиция "цитадели демократии" еще не успели подняться до таких высот противодействия шпионажу. А сам агент в способах отправки сведений был весьма изобретателен, чем порой сильно нервировал советскую резидентуру. Иной раз за право отправки следующей пары мешков корреспонденций "женского сквадрона", отправляемых во все концы страны и за рубеж, или за выполнение иных поручений своего кумира даже дрались на дуэлях юные алабамские активисты. И поскольку "лист был спрятан в лесу", проверить каждое из подписанных мужскими и женскими именами писем, было просто нереально. Но чаще всего, серьезные "посылки" передавались агентом не почтой, а оставлением заминированных изнутри бандеролей на нейтральных адресах, где появлялись только его случайные курьеры, а сам агент там практически не бывал. При этом оставался риск случайного воздействия, но зато прямым наблюдением за агентом, такая "эстафета" не выявлялась. Московскому руководству оставалось только терпеть эти выходки. А вот материалы шли разнообразные и весьма интересные, и зачастую, открывавшие целые новые направления разведывательных поисков. И все было бы более-менее терпимо, но каждый такой доклад, помимо "чистых фактов без примеси", раздражал еще и присутствием озвученных агентом слухов, и домыслов, а также мало чем обоснованных советов по вариантам решения весьма вероятных ближайших проблем СССР. Но, с учетом того, что предыдущие "советы" этого агента уже неоднократно оказывались чрезвычайно ценными, отмахиваться от них нарком не мог (ведь сообщения попадали не только ему на стол). Хотя раздражение от этого только усиливалось.

Один из первых докладов, тогда еще только отпущенного из германского плена "Кантонца", вопреки всякой логике, относился не к германским вопросам, а к будущим событиям на Северо-западе СССР.

* * *

"В ближайшие недели будут усилены провокации Финляндии на Карельском перешейке, поскольку с высокой вероятностью они тайно проплачены реакционными силами на Западе, желающими спровоцировать конфликт между коалицией Франции и Британии против СССР. В частности, на авиабазе Максвелл-Филд в штате Алабама, и на авиабазах Сан-Диего и Эль-Сегундо в штате Калифорния летный и наземный персонал с начала декабря регулярно обсуждает вероятные сроки отправки из США боевой техники финнам, в качестве "гуманитарной помощи жертве агрессора". Среди французских пилотов-испытателей, принимающих заказ бомбардировщиков "Дуглас DB-7" на авиабазе Эль-Сегундо, гуляет стойкий слух, о том, что британцы зовут их усилить авиационную группировку на ближнем востоке (авиабаза Мосул), нацеленную на внезапный удар по нефтеносным районам Кавказа. Такой удар, по их мнению, реален примерно в начале весны. Эти планы расцениваются как сомнительные, если только война Германии против Франции и Британии не прервется в начале года переговорами о мире (и совместном выступлении против СССР). Представители американских компаний "Брюстер" и "Кертисс" проговорились об ожидаемом от Финляндии заказе на поставку истребителей (однако кому из этих двух компаний заказ достанется, пока неизвестно). Также обсуждаются поставки в Финляндию и из других стран. Со стороны Швеции ожидаются поставки истребителей "Фоккер D-XXI" (вероятно управляемых пилотами шведских ВВС). Англия, предположительно, может поставить бомбардировщики "Бристоль Бленхем" и истребители "Глостер Гладиатор" уже в январе. Франция может поставить примерно к февралю истребители "Моран MS-406" для вооружения нескольких эскадрилий. Для оплаты подобной помощи по высказываниям ряда офицеров Авиакорпуса правительством САСШ гарантировано выделение крупного банковского кредита финнам на закупку военной техники.

Помимо перечисленного выше, Вашингтон планирует ввести "моральное эмбарго" против СССР, сразу же, как только Красная Армия перейдет границу с Финляндией. В этом случае, практически все не завершенные в САСШ советские заказы стратегического сырья, материалов, машин, станков, другого оборудования и технологий будут сорваны. В связи с этим, целесообразно часть советских заказов срочно выкупить и вывезти с американской территории, хотя бы в Мексику (но только не в Канаду), а лучше бы сразу отправить кружным путем по назначению. Что же касается долгосрочных заказов, то безопаснее их переуступить дружественным европейским, североамериканским, и южноамериканским компаниям, с возможностью выкупа по фиксированной цене на нейтральной территории. В частности, важно своевременно выкупить по несколько завышенной цене десять бомбардировщиков "Дуглас DB-7" даже без вооружения. Разговоры о том, что русские хотели их купить, но колеблются из-за предлагаемой поставки без вооружения, до сих пор ведутся. Имеются сведения, что готовых "Дуглас DB-7" на заводе "Дуглас" хватает, и для французского, и для русского заказов. А удачная конструкция планера и надежное отработанное шасси носовым колесом, имеющееся у этой модели самолета, представляется чрезвычайно перспективными и удобными для разных задач, в том числе "испытательных" и учебно-боевых для отработки "огневой подготовки"…

Берия заново перечитал фразу. Сложить "два и два" наркому было не трудно. Стало ясно, что тот "анархист" снова взялся за старое, пытаясь снабжать советские ВВС на этот раз американскими новинками, а не заниматься запланированным Центром внедрением к англичанам. Не удивляло, что "Кантонец" предлагает из этих "Дугласов" сформировать, то ли мото-реактивную, то ли полностью реактивную испытательную авиачасть. Подобные предложения "Кантонец" выдавал и раньше. Только в этот раз оснастить новыми ракетными моторами предлагалось уже готовые планеры боевых самолетов. А вот это уже становилось, действительно, интересным. И тут уж народному комиссару не оставалось ничего другого, кроме как срочно передавать новейшие разведданные в УПР НКВД, для технической экспертизы, а потом спешно ускорять завершение американских закупок. Следующее сообщение от "Кантонца" пришло в начале февраля, когда война с белофиннами близилась к завершению, при этом, обещанное "Кантонцем" эмбарго, уже цвело буйным цветом. По счастью, закупочная деятельность "Амторг" и других советских структур в США была своевременно подготовлена к "заморозке". Часть заказов хоть и с существенной переплатой, удалось вывезти в СССР из САСШ в декабре. Остальные срочные поставки, которые удалось переуступить подставным компаниям, в Союзе рассчитывали получить к началу весны. А созданные загодя подставные фирмы продолжали закупки того, что можно было получить непрямым путем. В своем очередном сообщении "Кантонец" опять сыпал новейшими сведениями, добытыми из самого "логова американских авиационных военных секретов". На это раз с испытательных авиабаз Сан-Диего и Райт-Филд.

"От кругов близких к штабу USAAC (Авиакорпуса) стало известно, что генералом Арнольдом выдвинуто предложение начать незамедлительную разработку "сверхдальнего бомбардировщика" по концепции VLR (Very Long-Range). Сама концепция VLR-бомбардировщика уже одобрена штабом, и предварительное техническое задание сформировано со следующими предполагаемыми характеристиками. Максимальная скорость 410–420 миль, дальность порядка 6000–7000 миль с бомбовой нагрузкой порядка 3000 фунтов. Первые шаги по отработке конструкции предполагается осуществить на базе опытной модели 341 производства компании "Боинг" (в разработке с 1937 года, предназначен для замены новейших B-17 и XB-24.). Сама Модель 341, оснащена крылом с большей подъемной силой и значительным аэродинамическим качеством. Размах крыла порядка 125–130 футов. Расчетная максимальная скорость 405 миль в час на высоте 25000 футов. Силовая установка из четырех звездообразных двигателей Pratt&Whitney R-2800 взлетной мощностью по 2000 л.с. (в перспективе до 3000 л.с.). При взлетном весе около 85–90 тысяч фунтов дальность полета ожидается порядка 7000 миль с бомбовой нагрузкой 2500 фунтов. Максимальная бомбовая нагрузка при полетах на малую дальность планируется порядка 10000 фунтов. Бомбовый отсек будущей "Сверхкрепости" (как уже неофициально называют самолет) будет рассчитан на использование бомб калибра до 6–8 тонн (возможно атомных). По свидетельствам испытателей фирмы "Боинг" такой самолет сможет на тактическую дальность 2000 миль доставлять авиабомбы беспрецедентной мощности, способные разрушить целый город, большой городской квартал, завод или порт. Причем оборудование самолета рассчитано на длительный полет на высотах свыше 10 тысяч метров, и бомбометание с использованием радиометрического прицела даже через облака. Для сокращения пробега на посадке этого тяжелого самолета, возможно, использование специального тормозного парашюта конструкции Гарри Паркера в металлическом контейнере, интегрированном в хвост фюзеляжа. Оборонительным вооружением самолета из 12–16 спаренных и одиночных стволов калибра 12,7 и 20 мм, планируется управлять с трех-четырех постов дистанционного управления, и из нескольких турелей со стрелками (хвостовая под пером руля поворота совершенно точно будет со стрелком). В качестве вероятных районов базирования сверхдальних бомбардировщиков, рассматриваются Великобритания, Исландия, Нормандское побережье Франции, острова Океании. Последние сведения лишь предположение пилотов-испытателей авиабазы Сан-Диего (список прилагается).

Упомянутые в связи с разработками бомбардировщика "Сверхкрепости", авиационные средства радиометрического наблюдения и разведки, планирует использовать Авиация Флота и Авиация Береговой обороны. В частности на двухмоторных бомбардировщиках "Дуглас DB-7" также планируется применение специальных авиационных локаторов (сначала британского производства, но к 42-му году уже и американского). Возможно, для дальнего предупреждения о воздушном нападении или для обнаружения и борьбы с подводными лодками и рейдерами в Атлантике и Тихом океане. Для борьбы с кораблями также разрабатывается авиационное неавтоматическое орудие 75 мм, но точность стрельбы такого орудия получается незначительной, что уравнивает его ценность с ракетным вооружением, которое выйдет и дешевле и удобнее в использовании (одни и те же самолеты можно будет использовать и для торпедометания и для стрельбы ракетами и для бомбардировки, в отличие от пушечных самолетов, именно поэтому "Кантонец" продвигает пушечный проект, чтобы отвлечь от разработки мощных и точных ракет). По сообщению "Кантонца", в Армии и Авиакорпусе ожидается набор шифровальщиков — секретчиков из нескольких индейских племен. Языки данных племен практически неизвестны за пределами САСШ, что делает переговоры таких "шифровальщиков" стойким шифром, удобным для скоростной голосовой радиосвязи.

Нарком сделал несколько телефонных звонков, и очередные задания нашли своих исполнителей. Сейчас перед ним на столе лежало новое сообщение от "Кантонца". И хотя Хозяин запретил этому агенту заниматься поиском информации по "атомной теме", тот снова добавил новостей по секретнейшему направлению. И что было не менее тревожным, "Кантонец" за тридевять земель от СССР умудрялся находить секретные сведения, в том числе, и по советским секретам. А вот это уже просто пугало…

По непроверенным сведениям от командированных на полигон Эглин-Филд офицеров артиллеристов, Управление Вооружений Армии планировало в текущем 1940 году получение урановой руды в Канаде, Бельгии и даже в СССР (по слухам из Ферганского и Читинского месторождений). Цель — налаживание производства в САСШ бронебойных сердечников, для снарядов и крупнокалиберных пуль, необходимых для снабжения частей и подразделений противотанковой обороны. Однако в настоящее время, по непроверенной информации, планируется введение запрета на использование урана при разработке артиллерийских боеприпасов, поскольку весь уран будет массово закупаться для проектов Чикагской металлургической лаборатории по постройки учебного реактора. Где именно планируется строить упомянутый реактор, установить не удалось, во избежание привлечения к себе внимания(была перехвачена лишь одна шутка о чикагском стадионе). Прибывшие во Флориду разработчики противотанковых средств обсуждали опыты на Аберддинском полигоне с прожиганием брони "ручными ракетами Годдарда", выпускаемыми из труб калибра 60 мм и 90 мм. Первый вариант оружия планируется довести до боевых образцов уже к середине 1941 года, второй годом позже. Создаваемые дальнобойные варианты таких противотанковых ракет предполагается оснащать складывающимся оперением, имеющим угол установки от оси ракеты на 2–3 градуса для придания вращения в полете. Озвучивались также варианты использования трубчатых направляющих ракет со спиральным пазом, а также планы применения подобных ракет из пакетов трубчатых направляющих в авиации, в наземном оружии и во флоте. Причем в качестве материала для труб рассматривается применение пластических масс. Были перехвачены слухи о разработке на базе танкового шасси М-3, специальных артиллерийских установок с длинноствольными орудиями 75 мм и 90 мм. Назначение установок поддержка танков и пехоты, разрушение полевых укреплений противника и борьба с танками…

Столь подробные сведения о секретнейших вопросах давались, походя, вместе с другими данными. Это настораживало. Откуда "Кантонец" и его американские источники смогли получить информацию о Ферганском и Читинском уране, предстояло выяснить (тем более что про "читинский уран" не знало даже управление ГУЛАГ НКВД, в ведении которого были все урановые рудники Союза)…

Воздушно-лирическая глава

Бомбардировщик "Дуглас ДБ-7" был неплохой боевой машиной, с высокой скоростью и отличными прочими характеристиками. Без бомб он мог разгоняться почти до пятисот километров час, что очень нравилось положившим на него глаз французам. Но, как и любая сложная машина, самолет не избежал своих детских болезней. Из читанных в покинутом будущем книг, Павла помнила, что в начале войны во Франции горели эти красавцы за милую душу. Следующая модификация "бостонов", попавшая впоследствии в Британию и СССР, была доработанной еще по опыту Французской кампании, и оказалась намного удачливей предшественницы. Именно поэтому, капитан подготовил с участием "Амазонок" целый пакет предложений. Отловленные им на авиабазе Эль-Сегундо производственники компании "Дуглас", сперва наотрез отказались от новаций. И лишь под угрозой передачи требований и нареканий в штаб Авиакорпуса и параллельно свободной американской прессе, "фирмачи" согласились включить в свои отчеты об испытаниях сведения об отсутствии протектирования бензобаков, из-за чего, те будут течь, и взрываться от каждой второй вражеской пули, и еще пару намеков о недостаточной защите экипажа. А шантажист в капитанском мундире тут же набросал им проект усиления защиты самолета. Шесть закупленных штабом для переучивания женского сквадрона, но еще не принятых военной приемкой, бомберов, предстояло доработать до следующей конфигурации. В кабинах экипажа добавилось несколько 6-ти миллиметровых бронещитков и ряд панелей бронестекол. Оборонительное вооружение в "мертвых зонах", куда не могли стрелять штатные пулеметы "Дугласа", усиливалось дополнительными французскими пулеметами МАС. К двум стволам в хвостовых отсеках мотогондол, бьющих со схождением трасс примерно в ста пятидесяти метрах за хвостом, добавлялись еще два прямо в хвостовом отсеке со стрельбой в "мертвой зоне за килем" крест-накрест чуть выше и чуть ниже оси полета. И еще один пулемет в кабине мог быть развернут на шарнире для стрельбы, вверх, вниз, и в стороны. В крыльевых бензобаках, наконец, появился резиновый протектор и заполнение инертным газом.

Доработки были завершены примерно за неделю. Потом начались войсковые испытания обновленных "Дугласов" с участием "Амазонок". Павла вместе с Эдмундом, Марком, Алексом и еще несколькими инструкторами "китайской группы", на устрашающе раскрашенных "Кертиссах" и "Брюстерах" изображали атаки Люфтваффе и Аэронаутики на строй из шести "Дугласов ДБ-7". Клэр Шеннолт в кои-то веки согласился, что имеет смысл отработать бои против бомбардировщиков, но отказывался понимать состав участников тренировочных боев — "причем тут ваши монахини, капитан?! Их дело рассказывать сказки журналистам". Разведчику стоило немалого труда доказать командиру, что данный бомбардировщик сложнее старых "Мартинов", и обладает хорошим тактическим потенциалом, который быстро смогут освоить как раз "те самые монашки", которых нисколько не связывают закосневшие наставления боевой подготовки.

На одной из таких тренировок Павла применила очередные педагогические новации. Пилоты на украшенных тевтонскими крестами длинноносых "Кертиссах YP-37" вели в воздухе переговоры только на немецком. Причем общались на радиоволне атакуемых ими бомбардировщиков. И, хотя баритон Марка периодически срывался на итальянский, в репликах этих "агрессоров" постоянно улавливались пошлые ноты традиционного обсуждения женщин мужчинами.

Вайолет крутила во все стороны стволом своего турельного пулемета MAC. Пальцы на рукоятках наведения сводило от напряжения. Но раз за разом ей не везло. Серые крылья "врага" неожиданно возникали из-под соседней в строю машины, и снова исчезали. Она слышала хвастливую перебранку на немецком. Этот язык она знала похуже русского и французского, но вполне понимала смысл высказываний. Наглые "противники" смеялись и шутили над бедными девочками с тщательно выбритыми ножками, которые изумительно смотрятся в Цейсовском прицелах их истребителей. Немецкая речь капитана Моровски на ее взгляд была безупречной, а вот двум его напарникам можно было смело ставить "неуд". Но отбивать стремительные атаки на строй "Дугласов" это знание новоиспеченному сержанту никак не помогало.

— Ну, а теперь твой выход Эдмунд. Начинайте свое внушение. Капитан сэр.

— Выполняю, сэр. Дамы, минуточку внимания! Мы с коллегами только что были у вас прямо под юбкой, и рассмотрели там таки-ие впечатляющие подробности!

— Капитан, немедленно прекратите! Не сметь вести таких разговоров!

— А пилотам Люфтваффе, вы выдвинете такие же требования?

На яростное пыхтение в эфире, тут же прозвучала педагогическая отповедь, главного новатора.

— Первый лейтенант Кокрен! Вы только что потеряли в бою две трети своей группы от атак вдвое меньшего по численности противника. По-видимому, вас мало интересует недопущение потерь среди ваших крошек. Или указания инструктора для вас уже пустой звук?!

В ответ послышалось лишь гневное рычание.

— Не слышу вашего ответа, лейтенант!

— Я пыталась выполнить ваши указания, сэр. Но это невозможно! И если уж вы так в этом уверены, может быть, сами попробуете?! Сэр!

— С удовольствием, Жаклин! В следующей атаке я буду за ведущего бомберов, а вы на двухместном "Брюстере" составите компанию Эдмунду, Марку и Алексу. Кстати, хорошая идея! Мы теперь регулярно будем сажать одну из леди в переднюю кабину атакующего "ягдфлигера", чтобы показать, как именно мы бьем ваш строй, и куда прячемся от холостых трасс ваших турелей.

Через час состоялся новый учебный бой, в котором уже сам Моровски вел ведущее звено "Дугласов". И когда Эдмунд снова повел свою троицу снизу спереди, "польский демон" вдруг скомандовал пикирование с доворотом в сторону "Кертисов", и рывком сократил дистанцию. И хотя из последнего звена один из бомберов не удержался в строю, но нападающие внезапно сами оказались в прицеле бомбардировщиков и кинулись в разные стороны. Жаклин чуть замешкалась, и едва не столкнулась с опасно приблизившимся "противником". После приземления, она даже попыталась побить Моровски, но наткнулась на суровую отповедь своих же подруг.

— Лейтенант…

— Ах ты, гад!!!

— Жаклин стой! Погоди!

— Мерзавец! Сволочь! Мы с Алексом и экипаж "Дугласа", чуть не погибли из-за твоего безумия…

— Джекки!

— Стой, подруга!

— Тварь!

— Джекии, Хватит!

— ЧТО?! Мадлен! Николь! Вы что же против меня? После всего, что мы вместе прошли?!

— Джекки, ты не права! Адам спасает наши жизни своими наставлениями.

— Вот именно, милая! И мы должны быть ему благодарны за это.

— За вот это?!!

— Да, дорогуша. Именно за это!

— Мы с девчонками вспотели от неожиданности таких маневров, и от ужаса столкновения, но зато в настоящем бою, остались бы живы.

— Ну, как, вы сделали правильные выводы, лейтенант?

— Да, капитан сэр. Мне все понятно… Хотя меня ты мог бы заранее предупредить об этом.

— Думаю, это лишнее, лейтенант. Зато теперь, вам стало ясно многое. И то, что ничего не выполнимого в моих указаниях не содержится, и что чувствуют в атаке ваши противники.

Следующей в передней кабине учебного истребителя в атаке участвовала Мадлен. В бою, от переизбытка чувств она клекотала словно горная орлица, и мало что запомнила. Однако смена ролей в бою благотворно повлияла на всех летчиц, и вскоре их действия стали выглядеть более осмысленными. И бывший командир "Амазонок", а ныне их временный лидер, смог приступить к отработке противозенитных маневров, эшелонированного построения, и прикрытия огнем соседних машин. Два следующих дня стали для девушек очередным "кромешным адом". Но вернувшееся доверие к их "гуру", сильно упростило тренировки. Моровски теперь брал с собой в вылеты и других инструкторов. Не все у них получалось с первого раза, однако к концу недели занятий у "дичи" выработался тощий портфель уловок и приемов, сильно осложняющий жизнь охотящимся на них истребителям.

Как-то вечером на авиабазу прибыла группа ветеранов польской кампании. И начальство разрешило отметить это событие. Из тех, с кем они начинали воевать, Павла узнала четверых, включая Бреннера и Пауэра. Других пилотов из первого состава "Задир", жизнь разбросала по разным краям. Двоих уже прибрала старуха с косой. Остальные приехавшие парни, воевали в бригаде "Сокол" либо накануне, либо уже после захвата в плен Адама Моровски. Для встречи на этот вечер был оккупирован один из тактических классов. В соседнем здании, до отъезда, разместилась прибывшая из Монтгомери делегация "Амазонок". И так совпало, что этим же днем за кампанию с ними приехала и Саманта. Девочка очень скучала по своей маме, и начальство благодушно разрешило привезти её на авиабазу. Вайолет была счастлива. Но когда началась вечеринка, присутствие дочери стало серьезной помехой материнскому отдыху…

Вайолет несколько раз покидала вечеринку, чтобы поглядеть, как там, в соседнем корпусе, спит Саманта. Но дочь спать не хотела, и собственной мамой была дважды отловлена вместо сна сидящей за фортепьяно в смежной со спальней комнате. Десятилетняя девица клятвенно обещала, что будет спать, снова оставляя мать в сомнениях. А в это время в зале шумели застольем, пили под красивые тосты, дурачились и выпячивали свои заслуги прибывшие сегодня виновники торжества. Мужественные голоса разухабисто спели марш "Хей Соколы" и еще пару американских военных песен. В большом зале был полированный рояль, и он не простаивал. Дамы поочередно аккомпанировали мужчинам, и сами зажигательно исполняли местные шлягеры. Все это вполне устраивало советского разведчика, пока один из гостей не предложил капитану Моровски спеть "Львовский реквием". Не замеченный ранее в смущении офицер, исполнять эту песню, отказался.

— Может, споете нам это произведение, сэр. Другим исполнителям далеко до вашей экспрессии.

— Нет уж, Дуглас! Я не настолько пьян сегодня, как в тот день во Львове. Пой сам! Или лучше не пой. Сегодня такая встреча. А эта песня будет совсем не в тему, только людей зря расстроишь. И, сожалею, леди и джентльмены, но я ненадолго вас покину.

— Э, мистер… капитан, сэр. А вы… На обратном пути, не проверите, как там моя Саманта?

— Не волнуйтесь, сержант. Непременно проверю.

— Благодарю вас, капитан, сэр.

Выйдя на воздух, Павла всмотрелась в зимнюю высь над головой. Тусклый, иссиня-черный с серыми прожилками купол неба был усыпан размытыми белыми веснушками звезд. Прохладный влажный бриз холодил щеки. С летного поля раздавалась ночная перебранка авиатехников. Где-то недалеко натужно заныл мотор грузовой машины…

"Лепота! Харэ уже мерзнуть, разведчица. Возвращаться надо. Да еще не забыть, проведать, эту мелкую. А ее мамка там, в зале, пусть пока строит глазки тем "иероям". Глядишь, и найдет она себе достойную партию для устройства семейного счастья. Ну, или хотя бы просто отдохнет ненадолго от своей нелегкой родительской доли. А самой-то мне лишь снятся те труды и тревоги, прилагающиеся к высокому званию дарителя новой жизни. Ладно, чего уж. Пора идти…".

За спиной двинувшегося к соседнему зданию капитана, слышался приглушенный шум вечеринки. Кто-то из орденоносных гостей продолжал громогласную похвальбу, прерываемую остротами его коллег. Слышался смех и веселые выкрики. Дамы дарили героям столь необходимое им восхищение. А бродяга Пауэр, судя по всему, так и не расстался с планами музицирования.

— Но я, все же, спою вам тот реквием, друзья! Надеюсь, моя тугоухость не помешает вам оценить не только летные, но и иные таланты бывшего командира нашей авиагруппы "Сокол", известные уже многим авиаторам планеты.

— Не прибедняйся, дружище!

— Аудитория в полной готовности, сэр.

— Просим — просим!

Бывший доброволец с серьезным лицом, отправил свои пальцы в полет по клавишам рояля. И на лицах его слушателей стали медленно таять улыбки. Он играл спокойно без надрыва, но в тишине тактического класса, лишь дыхание слушателей обрамляло его выступление. Но вот, музыка отзвучала, белый стих завершился, и утихающие звуки упали последними тяжелыми каплями, закончившегося тропического ливня. Жаклин с девушками сидели задумавшись. Мадлен тихо плакала в тучное плечо приобнявшей ее Мамаши Мэнсон. А Вайолет в каком-то оцепенении зачем-то повторила финальные слова куплета. В душе ее было странное смятение.

"Мать скажи своим детям В далеком чужом краю Парень со взглядом ЭТИМ В небе погиб в бою…"

Упоминание о детях наполнило её сердце тоской и тревогой. К тому же, минуту назад строивший ей глазки красавец пилот, сейчас сидел, неподвижно уставившись в стену. И сама Вайолет, не в силах терпеть тягостное молчание, выскочила за дверь, и быстрым шагом двинулась к Саманте…

* * *

Павла давно позабыла, каково это общаться с детьми, и слегка терялась от запросов подопечной.

— Я хочу колыбельную!

— А я их не знаю, Саманта. Да, и мама твоя уже совсем скоро придет. Просто закрой глазки…

— Не хочу! Ну, ми-истер Моровски! Ну, вы же с мамой пели песенки и марши. Я сама слышала!

— Ни одна из тех песен не похожа на колыбельную, Сэм. Хочешь, я почитаю тебе стихи…

— Нет. Не хочу стихи! Хочу колыбельную! Иначе я не усну…

— Ох, горе ты мое. Но я не могу вспомнить, ни одной колыбельной. Я ведь простой солдат…

— А вы новую придумайте! Ну, пусть даже это будет просто песенка похожая на колыбельную.

— Придумать? Это вряд ли. Если только…

— А, я вам подыграю на фортепьяно!

— Вот еще! Этого еще не хватало! А ну, сейчас же в постель! Я кому…

— Ну, я только в самом начале, чтобы помочь вам петь. А дальше вы уж сами…

— Твоя настойчивость, несомненно, от мамы…

"Даже не знаю".

Саманта сонно нажимала на клавиши. Павла глядела в окно на самолетную стоянку и ночные огни авиабазы Сан-Диего, и словно бы ниоткуда, рождались позабытые слова и мелодия лейтмотива советской кинокартины про крылатых женщин…

Мы стали небом стали облаками. И видя сверху ваш двадцатый век, К вам тихо прикасаемся руками. И думаете вы, что это снег. Мы дышим, согревая птичьи гнезда, Баюкаем детей в полночный час. Вам кажется, что с неба смотрят звезды. А это мы с небес глядим на вас.

Павла грустила о несбывшемся. О детях, которых у нее никогда не было и не будет. О не пережитых ею драматических "бурях в стакане" и не испытанном семейном уюте. Печалилась о тех советских девчонках, которым уже совсем скоро выпадет сесть за штурвал "Рус фанер" (ночных бомбардировщиков У-2). И о том, как ночной порою, они станут яростно громить с небес боевой дух немецких захватчиков. И о том, как будут гореть в своих кабинах от огня зениток, и от очередей ночной воздушной стражи Люфтваффе.

Мы вовсе не тени безмолвные, Мы ветер и крик журавлей. Погибшие в небе за Родину, Становятся небом над ней… Становятся небом над ней…

Зябко передернув плечами, Павла обернулась, чтобы загнать юную вымогательницу в кровать. Но внезапно стальные глаза недавнего сквадрон-лидера "Амазонок" встретились с удивленными глазами его же бывшей подчиненной. Брови инструктора по строевой подготовке, а ныне сержанта Купер, и по совместительству мамы Саманты, взлетели над огромными глазами. Оказывается, уже с середины песни, мать неслышно сменила дочь за клавишами, а та, тихо, как мышка, перебралась в кроватку.

— Что это за песня, Адам? Это тоже ваша?!

— Нет, Вайолет. И вам не нужно знать, чья это песня. Доброй ночи, сержант, мэм.

— Доброй ночи, капитан, сэр.

Недоделанное окончание книги

Мелани Гляйн нервно перекрестилась, и постучалась в дверь номера.

— Входите. Не заперто!

Неделю назад старший агент Айси инструктировала каждую из них перед заданием — "Этого ковбоя нужно обслужить по полной, малышки. Любые его запросы! Помните, он нужен боссу, и нужен срочно!". И Мелани вполне могла рассчитывать на успех в таком деле. Ведь, они с сестрой зарабатывали телом уже не первый год. И справлялись вполне успешно. И даже успели нажить себе постоянных клиентов. Правда, всегда был риск сдохнуть от мерзких утех какого-нибудь бешенного садиста. Зато, та работа, в отличие от нынешней, не нагружала ум. Впрочем, и платили им тогда куда меньше, чем сейчас в ФБР. Именно из-за денег они с сестренкой Сью и сбежали из "Мехико", чтобы продолжить свою карьеру в качестве официанток в одном из недорогих ресторанов Феникса. Там-то их нашел и завербовал в ФБР добрый мистер Льюис. Работа в Бюро была интересной и денежной, к тому же они получили главный — приз поддержку закона. Правда и тут можно было словить пулю или перо, если совсем уж расслабиться. Но в этот раз задание оказалось нереально сложным. Объект разработки ни разу не дал им даже крошечного шанса, чтобы поймать себя на крючок. Время шло, и Айси все сильнее злилась на саму себя и на своих подчиненных. Сегодня полетов было мало, и Мелани была отправлена старшей, просто подслушать сплетни авиаторов. За дверью четыре женщины в военной форме томно сидели вокруг стола, и лениво перекидывались фразами. Две курили. На столе стояли бутылки с колой и бокалы.

— Я протру здесь полы, мэм? Или мне зайти позже?

— Запросто! Ты нам не мешаешь.

Горничная, не спеша, начала свою работу, незаметно прислушиваясь к продолжающейся беседе в номере офицерской гостиницы. Этот разговор нужно было хорошенько запомнить. Айси от них требовала дословных цитат, для включения его в доклад мистеру Льюису. Последнее время их группе слишком долго не везло с этим заданием, тем важнее был каждый штрих и каждый намек.

— Колу налить?

— Нет, спасибо… Наверное, она все-таки погибла там, в Польше, и он просто не может ее забыть.

— Ну-ну! Он так не может ее забыть, что готов ежедневно орать вместе с нами на плацу "девичьи строевые"! И постоянно торчит у нас на виду, чтобы помогать нашей сестре остаться в живых. Да, он от виски не просыхал бы, и избегал бы глядеть на нашу сестру, будь все это правдой!

— Вовсе не обязательно бы спился. Мне кажется, он просто видит в нас, именно, сестер, причем, как это ни странно, гм… младших сестер.

— Во-во, я тоже заметила! Только, что причесываться не учит, и галстук не поправляет. А в остальном весь такой заботливый. Прям, папуля с дочками!

— Хи-хи! Лет двадцать назад мы могли бы этого "папулю" в коляске покатать, и пеленки ему сменить!

— Мадлен, ты не права. Это мы с тобой и другие наши подруги жили каждая в своей "оранжерее". Нас водили за ручку, пока мы не нашли себе занятие. А нашему сорванцу досталось от жизни наотмашь. Если считать каждый его прожитый год за два, то он старше любой из нас!

— А мне думается, у нашего "Сокола" есть любовь на стороне. Просто, его сердце захватила в плен какая-нибудь чопорная аристократка…

— И он поклялся быть верным ей до гроба!

— Ах-ах-ах!

— А, что, вполне себе версия, подружки?!

— Да. Вроде, похоже.

— У поляков с этим строго, они там все ревностные католики. Если дали слово, то до могилы. Правда, сам-то Адам, не часто появляется в церкви. Или он молится прямо за штурвалом?

— Угу, только никто не видел, чтобы он слал ей букеты роз, и надушенные послания!

— А, вот это как раз и не обязательно, Николь…

Беседа перескочила на обсуждение кинофильмов, поэтому горничная Мелани Гляйн, и по совместительству агент ФБР Кавендиш, поспешила закруглить свою работу в номере.

— Я убралась, мэм. Вам что-нибудь нужно?

— Нет. Хотя, сходи ка ты еще за колой, на всех по две. Держи пять долларов, и сдачу оставь себе.

* * *

Вечером, на конспиративной квартире в пригороде Сан-Диего, глава местного отделения ФБР Льюис отчитывал своего старшего агента Айси Родригес.

— Это полное дерьмо, а не отчеты, Айси! Где нормальные результаты, я тебя спрашиваю! Где они, букет тебе в вазу!

— Мистер Льюис, сэр. Задание нужно менять, иначе толку не будет…

— Это не ответ, Айсидора! Все ли было вами сделано, чтобы вывернуть его наизнанку?!

— Сделано все, сэр! По вашей протекции, лейтенант Маргилан устроил двух наших девчонок в курьерскую службу авиабазы, и еще двух в офицерский отель горничными. Они всюду лезли ему на глаза, оказывали внимание, и изящно провоцировали ситуацию. Причем это опытные агенты, на счету которых не одна операция. Но Моровски неуловим. Совершенно ясно, что такие интрижки ему просто не интересны, потому и результата нет.

— Что вами сделано вне его службы?

— К нему не подобраться, сэр. Он не ходит по барам, не играет в бильярд и покер. В кино ходил только в своей компании. И ни разу не искал себе девушку на ночь! Я бы даже предположила в нем "голубого", но подсунутый ему в кинотеатре малыш Пито, лишь заглянув ему в глаза, сам убежал без оглядки. Этот парень ненавидит таких уродов! Если бы малыш не слинял, то объект бы его покалечил. В этом сомнений нет, сэр. Подсунуть ему девицу, хотя бы для доверительной беседы, реально, но только через его "амазонок". Однако там, в Монтгомери, такие жесткие проверки, и потребуется столько времени на завоевание авторитета, что и за месяц не управиться. И это, тоже без гарантий. Да и через эту "Лигу Юных Командос" подходы не лучше. Там всё на виду. Все всех знают, и присматривают друг за другом…

— Еще варианты?

— По слухам, в Чикаго и в Польше он периодически вступался за женщин, и вот такие его спонтанные знакомства проходили более продуктивно. Мы пытались разыграть и эту карту. Но здесь он дважды выкручивался из ситуации совсем по-другому. Один раз он прислал нашей "травмированной" сопровождающих солдат до медпункта. В другом случае, просто разогнал хулиганов, нашел на улице пару свидетелей, и вызвал полицию. Есть подозрение, что он просчитал те ситуации, сэр. И если все это так, то описание объекта нами получено далеко не полное. В общем, сэр, сроки не реальны, и одна неделя из двух уже прошла.

Глава отделения нервно прошелся по комнате, и снова вернулся в кресло, прихлопнув руками по подлокотникам.

— Чеpт знает, что! Не можем "приклеить медом" всего одного сопляка!

— Он не сопляк, сэр. За спиной этого парня, огонь и смерть…

— Да наплевать, что там у него за спиной! Айси, нужно что-то придумать! Ты же всегда была такой умницей! Директор не бросает слов на ветер, поэтому "умыть руки" нам здесь не удастся.

— Есть один вариант, сэр. Но это… Я не спешила его предлагать, потому что вы сами объясняли мне, что такие методы уже за краем допустимого…

— Сейчас самое время, расширить те края. Рассказывай!

— Его бывшую квартирную хозяйку в Монтгомери, а ныне одну из "Амазонок", зовут Вайолет Купер. Она сейчас тут в Калифорнии. В Сан-Диего и в Эль-Сегунде учится на штурмана-стрелка бомбардировщика. Я не знаю, что там между ними уже было, но с ее дочерью Моровски не столь ровен в общении, как с другими людьми. И, кстати, ее дочь, сейчас, гостит тут, на авиабазе…

— Сколько дочери лет?

— Будет одиннадцать в этом году.

— Сможете его скомпрометировать этой связью?!

— Не тот случай, сэр. Девочка, по имеющейся информации, несколько раз помогала ему писать музыку к маршам, и проигрывать их на фортепьяно. К тому же она с января член "Лиги Юных Командос". А ее мать, возможно, имеет на парня виды… Но это все. Так что, там все вполне невинно. Свидетелей куча…

— Но, можно же, обработать и такой материал. Найти наших свидетелей. Запугать мать и ребенка. Устроить скандал…

— Маловероятно сэр. Мать с ребенком могут отказаться от показаний, и на следствии, и в суде. Не дай бог, потом всплывут подробности давления на них! И потом… Скорее тут можно бы сыграть на его отцовских чувствах.

— Выкрасть?!!!

— Вы сами произнесли это слово, сэр. Хотя риск велик…

— К чеpту риск! Шкура этого юного дарования сейчас нужна Гуверу, а значит, риск оправдан. Я сам отдам приказ Митчу. А твоя работа будет, сначала в контроле работы его банды, потом в заманивании самого Моровски в ловушку, и в раскручивании его там до упора. И в этот раз, я очень рассчитываю на твою старательность Айсидора.

— Хм. Главное, чтобы Митч не подвел, сэр. А за меня можете быть спокойны. Если только этот пострел не выкинет каких-нибудь сюрпризов…

Последнюю фразу Айси произнесла вполголоса уже в спину своему шефу. И потом эти слова преследовали ее как проклятие. Словно в воду глядела…

* * *

Была суббота. В гости к "питомцам" майора Шеннолта снова приехал Поль Гали за очередной порцией фотографий и даже привез с собой проволочный магнитофон и небольшую кинокамеру с запасом пленки. Настроен он был немного ни мало, начать "летопись новых добровольцев Азиатского фронта". Ему, как обычно, все здесь было интересно. Павла, набравшись терпения, сосредоточенно давала очередное интервью, когда в номер вбежали всклокоченные девушки Кокрен, во главе с ней самой. И после их рассказа внутри у советского разведчика все застыло льдом…

— На Лиззи Фокс и Саманту только что напали! Фокс ранена, а Саманту гады забрали!

"Если это Шелленберг, то я ему из желудка матку сделаю!".

— Где это случилось и когда?

— Десять минут назад, в парке у главного въезда на авиабазу.

— Адам… Скажите… Кроме вас не к кому…

— Что же делать?! О, Господи!

— Молчать всем!

— Где сейчас Фокс?!

— С ней помощник фельдшера Пински…

"Ну, сучье племя! Мать их в роддом, и на аборт! Не знаю, кто эту мерзость придумал, но я вам этого не прощу. У-у, гады! Девчонкой они меня шантажировать решились. Меня! К гадалке не ходи!".

— Взять двоих с носилками, и несите ее прямо к штабу авиабазы… Я скоро буду там.

— Нет! Не ты, Алекс. Запускаем план "Облава".

— Тебе, Алекс, срочно найти Бергенса из местного отделения "Лиги Юных Командос". Саманта член Лиги, и находится под ее защитой. Всем отделениям Лиги в Калифорнии сигнал — "СБОР". Вместе с национальными гвардейцами пусть спешно перекрывают дороги и досматривают весь транспорт и ищут ребенка. И, чтобы уже через час всех, кого Бергенс сможет собрать, стояли с учебным оружием и в полной форме, у ворот авиабазы. Один час, лейтенант!

— Ясно! Я побежал!

— Теперь ты Эдмунд… Капитан Оверенд! Берешь отделение солдат охраны базы, и перекрываешь дороги к Лос-Анджелесу и портам!

— Есть, сэр!!! Э-э… Адам, а если они потребуют письменного приказа?

— Маргарет вот лист пиши у тебя почерк, что надо.

"Начальнику охраны авиабазы Сан-Диего, срочно предоставить взвод солдат охраны для поиска и задержания диверсантов. Подпись — Дежурный по авиабазе капитан Моровски".

— То же самое пиши, но на имя Миллера из отдела Бюро "Национальной Гвардии" в Сан-Диего. И добавь там только слово "прошу".

— Угу, отлично. Эдмунд! Вот тебе письменный приказ. Бегом перекрыть дороги!

— Выполняю, сэр! Я пришлю к тебе посыльного если что!

— Хорошо, иди! Так. Первый лейтенант Кокрен ставит такой же блокпост на дороге на юг.

— Да, капитан, сэр. Марта, за мной!

— Лейтенант Меллори ваши две дороги на востоке. Мы с Максом перекрываем все выходы к побережью.

— Макс, ты хватаешь "форд" и несешься к отделу "национальной гвардии". Пока Алекс выходит на них через Лигу, даешь им пинка, чтобы начинали сами.

— Посты?

— Да, Макс. Ты должен поднять по тревоге ближайшие части национальной гвардии, и перекрыть все дороги. Взрослых с детьми не выпускать, до выяснения!

— Вайолет, сейчас бежишь к Пински! Берем Фокс, и несем ее прямо в штаб авиабазы.

— Хорошо… А Саманта…

— Вайли, делай что приказано. Соберись! И не думай! Вам все ясно, сержант?!

— Все ясно, сэр!

Павла перевела дух, и окинула нервным взглядом оставшихся в комнате.

— Фу-ух. Мадлен ты бежишь с парой девушек к пожарным щитам и организовываешь тушение пожаров. Там, где пожаров еще нет, они сначала должны появиться. Причем так, чтобы вас потом никто не обвинил. Переодень Марию в этот старый летный комбез, потом пусть выкинет.

— А зачем??

— Сейчас все поймешь.

— Мэнсон, ваше инженерное образование очень кстати. Вам сержант, надлежит через десять минут аккуратно взорвать пару учебных авиабомб прямо у самолетной стоянки, и так чтобы никто не пострадал. Мне сейчас ставить на уши начальство, поэтому ваш "концерт", как и пожары, мне нужны как воздух… И, глядите там у меня! Потом помогаете Мадлен.

— Все, ясно, сэр. Не волнуйтесь, мы не подведем.

— Через сорок минут жду от вас посыльных в штабе авиабазы. ЗА ДЕЛО, КРОШКИ!

Павла вгляделась в колыхающееся на носилках бледное лицо Фокс под накрученными на голову бинтами, на которых проступают красные пятна.

— Слышишь меня, девочка? Сколько их было, Лизи? Ты их разглядела?

— Са… манта…

— Мы вернем ее. Лизи! Мне сейчас срочно нужны ответы, о приметах, тех, кто это сделал. Соберись! Вспомни! Это очень важно, и у меня совсем мало времени…

Фокс получила рассечение на затылке, и сильное сотрясение мозга. Ей было очень трудно, но она старалась. На входе в штаб авиабазы, стоял часовой, который не хотел их пускать внутрь.

— Сэр! Вы ошибаетесь, ее нужно нести в санитарный пост.

В этот момент со стороны самолетной стоянки раздались три почти одновременных сильных удара, так что даже дзинькнули стекла.

— Это ты ошибся, капрал! База атакована диверсантами. Немедленно пропусти меня вместе с пострадавшей к дежурному!

— Да, сэр! Конечно, проходите! Но, я вызываю старшего караула…

— Да, хоть самого президента…

Дежурный капитан Леминг удивленно вглядывался в начавшуюся суету на летном поле, и даже не сразу заметил вошедших. А Павла не глядя на хозяина, продолжила командовать.

— Быстрее! Положите ее сюда!

— Пински вколи ей обезболивающее! Ага, вот так.

— В чем дело, сэр!?

— Капитан Моровски, заместитель командира учебной авиагруппы.

— Капитан Леминг, дежурный по авиабазе.

— Капитан сэр, прошу немедленно объявить тревогу по авиабазе Сан-Диего!

— В чем дело капитан, есть план полетов. Нам тут не до шуток!

— Нам тоже. Вы же слышали взрывы! А прямо перед вашими глазами, находится раненый военнослужащий, приписанный к этой авиабазе. Что вам еще нужно?!

— Да, объясните же, что чеpт возьми, случилось!

— Только что, на военнослужащих нашей с вами авиабазы было совершено дерзкое нападение нескольких диверсионных групп стран Оси.

— О господи! Ну, почему в мое дежурство!

— Капитан, прекратите истерику! И немедленно звоните полковнику.

— Что вы несете! Я вызову охрану!

— Вызывайте, капитан! Только за каждого убитого из-за вашей медлительности авиатора или вольнонаемного, вы будете лично писать письма их родственникам. Уж я об этом позабочусь. Вы, что, до сих пор не проснулись!? Начинайте действовать, или жертв диверсантов скоро станет больше! БОЛЬШЕ! Вам ясно?!

Беседа с полковником вышла нервной и скомканной. Павла доложила, что они уже напали на след диверсантов, и просила назначить капитана Моровски помощником дежурного авиабазы с правом привлечения солдат охраны к преследованию и оцеплению военных объектов. Полковник пытался тянуть время.

— Сэр! НА ВОЕННЫХ АВИАТОРОВ СОВЕРШЕНО НАПАДЕНИЕ! ЭТО ВОЙНА, СЭР!!!! И не важно, что это только диверсанты, а не полноценный десант на побережье. Полковник, сэр, у меня нет времени на дискуссии. Просто отдайте приказ. Я отвечу за все, что может случиться. И подтвержу под присягой, что вы творец всех наших успехов. И прошу остановить все вылеты из Сан-Диего, полоса авиабазы должна работать только на прием самолетов. Да, сэр. Выполняю. Спасибо, сэр!

* * *

Еще через полтора часа на импровизированных постах дорожного контроля начали появляться памятные Павле по покинутому будущему, боевые блокпосты. Из обложенных мешками с песком ячеек в обе стороны дороги сурово глядели стволы ручных и станковых пулеметов. На каждом таком КПП полотно дороги было наполовину перекрыто машинами, автоприцепами и прочими баррикадами. Был оставлен лишь узенький зигзагообразный проезд для машин, на котором заработал слегка бестолковый контроль проезжающего транспорта.

Временный помощник дежурного, только успел отправить патрули по кварталам пригородов Сан-Диего, как ввалилось несколько "Амазонок", толкавших перед собой испуганную молодую девчонку в форме курьера. Арестовала ее Мамаша Мэнсон, когда, та попросила передать письмо капитану Моровски. Инженер была дамой опытной, сразу заметила бегающие глаза пришелицы. Поручила ее двум своим подчиненным, и не отпустила, пока вскрывала письмо. А по прочтении тем более не захотела ее отпускать. В письме было указание лично бывшему шефу сквадрона "Амазонки Неба"…

Получишь, свою соплячку целиком, когда заплатишь…

Не заплатишь, получишь, по частям!

Павла даже не стала читать письмо до конца, а просто громко потребовала оставить их с пойманной, наедине в комнате отеля. Мадлен крепко привязала девушку к стулу, зловеще улыбнулась ей, и хлопнула дверью. А Павла, обойдя кругом, оглядела холодным взглядом будущую жертву…

"Точно она. Гадина. Одна из тех, кто решил поймать меня таким способом. И, ты, тварь, небось, думаешь, что ничего-то я тебе не сделаю? Ну-ну. Я конечно, не "мать моржиха", но после Польши, крови бояться совсем перестала. А "геенны огненной" бояться, не с моим пионерским воспитанием. Значит, по частям вы мне Саманту вернуть хотите? Так, значит…".

И Павла, молча, потянула из тумбочки именной стропорез, подаренный ей в Форте-Беннинг…

— Сэр, погодите! Ай!

— Так нельзя, сэр! Вам этого не простят! Не надо, я боюсь!

— А десятилетний ребенок, что чувствовал, когда увидел тетю Лизи с разбитой кастетом головой, и когда его грубо тащили к машине?! Отвечай тварь!

— Пожалуйста, не надо!

— Сейчас ты у меня узнаешь, что обещали мне твои подельники. Я покажу тебе это наглядно, на примерах! Хочешь узнать, как выглядит твой собственный глаз, вынутый из глазницы?

— Вы не сделаете это!!! Вы не сможете!!! За это вас ждет электрический стул! И вообще я федеральный агент!

"Ух, ты! Гляди ка! А она крепкий орешек. Даже успокоиться успела. Хм. Вон, какие сказки выдает! Надеется на чью-то помощь?? А может она и вправду агент? Да и наплевать если так…"

— Знаешь, я тут решил оставить это на закуску, если совсем расстроюсь от твоих ответов. А начнем мы пока с кое-чего другого…

— С чччего начнем?

— Ты ведь никогда не брила себе ничего кроме подмышек. И, я тут подумал, что надо бы исправить это упущение, и провести для тебя мастер-класс. Я научу тебя брить спину, лицо, сиськи, бедра и задницу. Причем, я могу тебя побрить волнами, в сеточку, и даже в крапинку. Ты не представляешь, как это будет экзотично смотреться! Особенно, летом, когда ты придешь на пляж, вся в художественно проросшей щетине по всему телу! И ни один врач ничего и никому не докажет. Ну, что, ты готова, федеральный агент! А слухи среди коллег федеральных агентов, гарантируют тебе пожизненное внимание к твоему моральному облику…

— Сэр, вы не сможете…

— Вот еще! Да, ради такого удовольствия, я пожертвую новым станком, купленным в Лос-Анджелесе! Не будем же терять времени…

И Павла, игнорируя дикий визг, сноровисто заткнула полотенцем рот вырывающейся агентессы. Затем достала станок, и налив в мыльницу воды, начала намыливать щеки, лоб и нос, своей пленной. Та начала безумно дергаться, поэтому стул пришлось уложить на пол. И уже там Павла, зажав в захвате голову жертвы, начала бритье с шеи. В глазах агентессы плескался ужас и безумная мольба. Пройдя по одной мыльной дорожке с каждой стороны, садист в форме капитана Авиакорпуса, наконец, заметил метания "клиентки", и, остановившись, равнодушно спросил.

— Ты готова к беседе, или я продолжаю.

Голова в захвате дважды дернулась в попытке истово кивнуть. Павла перевела дух. Проводить экспресс-допрос в полевых условиях советского разведчика никто не учил.

Вскоре, допрос агентессы начал давать результаты. Лишь только почувствовав ложь, страшный капитан снова равнодушно тянулся к бритвенному станку. И "клиентка" тут же исправлялась. Брызгая слюной, скороговоркой называла она адреса и имена известных ей участников банды Митча.

Через полчаса Павла лично возглавила одну из спешно собранных штурмовых групп, и повела ее по указанному адресу…

* * *

Последующие дни прошли для группы Родригес в скрупулезной подготовке нового этапа операции. И даже сам Льюис, понаблюдав, тренировку, выразил Айси удовлетворение. Айси тоже успокоилась, и сама начала верить в успех. Вплоть до самого отхода с захваченной девчонкой, все было по плану. Правда в момент похищения ребенка, та гуляла в парке с капралом Элизабет Фокс. А рядом оказалась еще пара женщин в форме. Но захват состоялся без потерь, как по нотам. Сопровождающую пришлось не слишком нежно вырубить. А другие дамы просто не успели помешать команде Дога. Дог был лучшим у Митча, поэтому отличный результат был неизбежен. Бандиты увезли ребенка за город, в одну из своих берлог. И, до самого момента получения капитаном Моровски известия о пропаже девочки, никаких тревог у Айси не было.

Потом пропала Сью, которая должна была отдать письмо капитану Моровски, через одну из "Амазонок"… А потом начался ад. Родригес, не стала ждать проблем, и сбежала со своей квартиры в штаб отдела ФБР, где выслушивала гневные разносы, преданно поедая глазами начальство. Льюиса каждый час дергали, то военные, то из Администрации губернатора штата Калифорния, то звонки из столицы. А еще через двое суток в отдельной палате военного госпиталя, раненый в живот при задержании Митч, с сардонической гримасой хрипло шептал своему тайному покровителю под видом допроса доклад о провале операции. И глава калифорнийского отдела внимательно слушал и анализировал услышанное. Ведь вскоре уже самому Льюису предстояло оправдываться перед Гувером. И оправдаться было трудно. Директор ФБР шуток не понимал и не любил. Поэтому для Льюиса сейчас была важна каждая деталь этого провала, и каждая зацепка…

— А когда этот псих пообещал накормить меня моими же яйцами… Сэр. Я понял, что он не шутит. Сэ-эр… Он мог. Я точно знаю. Глядел на меня, словно на насекомое. Он, действительно готов был сделать это, сэр. Я многое повидал, но что хотите со мной делайте, но на него я больше не потяну. Убить его из винтовки за пару сотен ярдов это одно дело, а вымогать у него денег, или сходиться с ним на ножах, я бы не рискнул. Он псих и убийца. Даже похлеще братьев Сантана…

* * *

Сенсации носились рядом с этим молодым человеком. Они кружили вокруг фамилии Моровски, и вокруг всего, чего он касался, то и дело, попадая в объектив Поля. Так было в день гонок в Лэнсинге, и в момент ареста Моровски в Чикаго. Во Франции и в Польше Гали бесповоротно убедился, что с описанием приключений этого юноши, он вытянул счастливый лотерейный билет, и тем гарантировал читательский интерес к любым своим находкам. Это же правило, в дальнейшем, подтверждалось всюду, где бы судьба ни сводила журналиста и героя его статей. Однако очередное эксклюзивное интервью могло стать последней опасной сенсацией для обоих, и публикация оного требовала от Гали самоотвержения. То, что перебегать дорогу сильным мира сего явно не стоило, Поль понимал отлично, но материал был таким интересным, что удержаться он не смог. К тому же, в выборе издания, он уже давно не зависел от Фрэнка (своего босса из "Чикаго Дейли Ньюс"). После "Польского турне" и прецедента с Кэтрин Джальван, которая, без согласия редактора, написала несколько статей в германские газеты, они с Фрэнком заключили дополнительное соглашение. Теперь Гали, на свое усмотрение, тоже мог передавать материалы другим газетам, лишь бы все самое "вкусное" не менее оперативно пересылалось им в Чикагскую редакцию "ДН".

Уже через день после случившегося в пригороде побоища, весь Сан-Диего кипел от новостей. И соседние города от него не отставали, как, впрочем, и вся Калифорния…

Местные газеты штата выпустили передовицы с довольно громкими заголовками — "Армия и ФБР отбили атаку шпионов на Лос-Анджелес!", "Нападение тайных агентов Оси на военные объекты!", "Национальная гвардия разгромила врага на побережье!", "Диверсии в Калифорнии!".

По версии журналистов, имело место нападение диверсантов и шпионов на военные объекты Авиакорпуса и Флота, в результате чего было введено военное положение в нескольких городах штата. Результатом действий властей стала убедительная победа, завоеванная плечом к плечу армейцами, флотскими, полицией и доблестными сотрудниками ФБР. Назывались ужасающие перечни жертв и последствий. На самом деле газеты перепевали друг друга.

Передовицы центральных газет тоже дымились от патриотического экстаза. И первой в этом потоке шла статья Поля Гали, снабженная фотографиями связанных бандитов, и курьера Сьюзен Гляйн, признавшейся в связях с ФБР.

"Соотечественники! Американцы! К вам обращаемся мы!

Только что пресечена крупнейшая, за все времена, попытка шантажа и вербовки сразу нескольких офицеров и рядовых сотрудников ФБР, ряда офицеров доблестной Армии Соединенных Штатов и бойцов ее патриотической дочери "Лиги Юных Командос"!

Эта грязная затея, была коварно задумана и предпринята в самом начале новой Мировой Войны для ослабления оборонительного блока западных демократий, противостоящего агрессивному милитаристскому блоку стран Оси.

Вспомним трагедию Линдберга. Теперь мы знаем, что грязь и подлость гнездятся не только в нелегальных притонах, но и в штабах диктаторов стран Оси. Никто и никогда, еще не пытался красть детей, чтобы шантажом и вымогательством склонять к предательству военных другого государства. Никто и никогда! Где гарантия, что завтра, эти мерзавцы не попытаются вести свои грязные игры в лагерях скаутского движения, или не сунут свои грязные когти в другие патриотические организации (например, в Лигу Юных Коммандос, участника которой враг захватил среди бела дня)?

Это суровый вызов, леди и джентльмены! Мы не идиоты, и понимаем к чему идет дело! Все мы должны сплотиться против подлых наймитов диктаторских режимов Оси. Мы не слепые! Мы видим, что война уже докатилась до самых ворот Америки в виде оголтелого вражеского шпионажа. Но мы знаем! Знаем, что стоящие в одном строю Армия, ФБР и молодежные патриотические организации уже встали на пути негодяев, своей грудью закрыв Америку!

Враг не просто выведывал наши секреты. Нет! Враг хотел стравить между собой Армию и ФБР, размыв устои нашей демократии и внеся разлад в американское общество! Но враг просчитался! Внезапное прочесывание пригородов Сан-Диего, проведенное Армией, национальной гвардией, при активном содействии ФБР, военной полиции и активистов "Лиги Юных коммандос", помогло спасти захваченную врагом воспитанницу сквадрона "Амазонки неба" Саманту Купер! Враг не преуспел в своих грязных играх! Наоборот, сами вражеские агенты, подло прикрывавшиеся честным именем директора ФБР Джона Эдварда Гувера, уже захвачены и дают показания о своем задании и о тех, кто их послал. Директору ФБР, безусловно, будет интересно узнать, кто же посмел попытаться бросить тень на его Бюро. Америка готова не только к открытой, но и к тайной войне!

Враг еще не раз может попытаться захватить, завербовать или очернить любого американского патриота и даже наших национальных героев. Будь бдительна Америка! Но пока на страже завоеваний демократии стоят "незаметные герои Гувера" и "юные коммандос Моровски" враг будет лишь щелкать зубами в своей бессильной злобе. Разведки стран Оси не в силах разрушить патриотизм американских граждан! Они не смогут лишить нас веры в демократию! Их грязные посулы останутся отвергнутыми честными американцами! Армия, ФБР, и полиция раскроют вражеских провокаторов, и не позволят им, ни шантажом, ни подлогом, бросать тень на честных американских граждан, плечом к плечу с ними защищающими американский образ жизни!".

В этом был весь он, старый друг Гали. Пафос сочился из каждой строки, но Павла не была редактором, и плевать хотела на перебор с патетикой. Поль сделал это, и теперь открыто наехать на них, было сложнее. Правда, перед самым началом запланированной Адамом "газетной атаки" подшерсток у репортера все же шевелился. И свою обеспокенность Поль излил на заказчика.

— Адам, мы с вами оба сильно рискуем. С ФБР я пока мало сталкивался, но точно знаю, шутить с ними не стоит. Вы уверены, что из этой ситуации нет другого более изящного и мягкого выхода?

— Увы, дружище, мягких вариантов я тут не наблюдаю. Погубить этого ребенка, или испортить ему жизнь, я им не дам. И давайте думать об этом так, словно мы оказываем ФБР и полиции услугу. Мы ведь с ними на одной стороне, против прилипших к Бюро агентов стран Оси. И, либо нам удастся мокнуть тех мерзавцев в их собственное дерьмо на страницах газет, либо одним офицером у Армии станет меньше. Во втором случае, уже неважно будет, если на всем, что я делал, расплывется вонючее пятно клеветы и последующих домыслов обывателей. Да и ваши блестящие статьи о добровольцах читатели тоже станут перечитывать, с учетом всей этой мерзости. Так что, мы с вами просто отбиваем атаки нечисти на все то, чем мы гордимся. И, не знаю как вы, Поль, но в этом бою, я отступать и сдаваться, не намерен. Я с легкостью рискну своей жизнью, а от вас мне нужен только ваш талант…

— Что ж… Я с вами, мой друг. В Польше нам случалось переживать моменты и пострашнее. И уж, если, в итоге наших безумств, я вдруг останусь без работы… То надеюсь, вы дадите мне рекомендацию к вашим друзьям во Франции, и в Греции?

— Рекомендацию я готов написать заранее. Хотя, вам, Поль, никакие ручательства просто не нужны. Ведь вас помнят и ценят не только в штабе Добровольческой армии, но и большинство наших соратников в боевых и тыловых частях сразу нескольких стран.

— Хм. Надеюсь, мне там скучно не будет.

— А я так уверен в этом. Вперед же Санчо! Это не последняя наша мельница!

— Вперед, Дон Адам! Если мы выйдем живыми и не опозоренными из этой передряги, с вас пожизненное обязательство ежемесячно снабжать меня сюжетами для статей. А я на старости лет напишу об этом книгу…

— Сюжеты гарантирую. И к этому я добавлю хороший коньяк и пару ящиков пива.

Результат всех этих хаотических событий для советского разведчика оказался приемлемым. Ничего, что у советского руководства к разведчику могут появиться неприятные вопросы. Наплевать на домашний арест и возможную нервотрепку штатовского правосудия. Пусть повседневный капитанский мундир отправился в ремонт, а на боку все еще саднил длинный ножевой порез. Главное Саманта, снова оказалась с мамой. Ну, а Вайолет… Павла никогда не видела на ее лице такого тихого восхищения. Даже, некстати, вспомнились бросаемые украдкой взгляды одной харьковской "подружки"…

* * *

Директор ФБР Джон Эдгар Гувер уже получил первый доклад о срыве операции в Калифорнии. Таких операций под его началом проводилось много, поэтому срыв одной не был чем-то особенным и серьезным. Гувер уже прикидывал, последствия для Бюро, и почти успокоился. Серьезных проблем там, в принципе, быть не могло, но вот дальнейшее нагнетание газетной шумихи его сильно раздражало. А с бездельником Льюисом нужно было что-то решать. Так облажаться с каким-то зеленым мальчишкой, мог только руководитель отделения, совсем потерявший нюх. А таких Гувер у себя не держал, поэтому нужно было искать Льюису замену…

Но, вот, этот Моровски… Судя по всему, любую угрозу себе, близким или знакомым, этот парень принимал как вызов, и, не страшась наломать дров, сразу бросался в огонь. Любой другой, на его месте, трижды бы подумал, прежде чем учинить такое. Подумал бы об увольнении со службы с позором, что являлось практически смертью для офицера армии. Ну, или хотя бы о разжаловании, и возможных проблемах для семьи. А вот этому на все начхать. Отец его погиб, и видимо, после этого, у Моровски стерлись последние тормоза. Да-а, следовало признать, что с оценкой этого фигуранта была допущена крупная ошибка. Но исправлять ее было уже некогда. После такого скандала, Моровски медленно, но верно становился национальным героем Америки. Теперь его знали уже на всей территории Соединенных Штатов. А значит, и подходы к нему, теперь следовало искать совсем по-другому. Но у Гувера был богатый опыт работы и с куда более известными личностями, поэтому лишь легкая досада шевельнулась в его каменном сердце. Ничего. Этот Моровски никуда от него не денется. В столице и в крупных городах, он уже не сможет играть по своим правилам. Там ему этого не простят. Но пока самому Гуверу следовало играть в деловитость. Ведь Армией совместно с ФБР был "раскрыт" пусть маленький, но "заговор". А от проваленных агентов ведь так легко можно откреститься…

* * *

Павла в парадной форме капитана Авиакорпуса, сверкая наградами и с украшенной белым чехлом фуражкой под мышкой, по стойке смирно замерла перед столом армейского суда, и поймала неласковый взор генерала Арнолда. Глава Авиакорпуса с мрачным интересом изучал лицо своего буйного подчиненного. Видимо на этот раз лимит симпатии был все-таки исчерпан. А в это время, суровый поставленный баритон заместителя командира гарнизона полковника Милтона, укладывал формулировки обвинений с методичностью шпалоукладчика.

— Капитан Моровски Адам Йоганн обвиняется в превышении полномочий и неподчинении командованию, связанном с нарушением действующих законов штата Калифорния и устава Армии Соединенных Штатов, а также обвиняется в деятельности, связанной с организацией беспорядков и с противодействием властям!

— По показаниям свидетелей. Капитан Моровски, самовольно присвоил себе полномочия, которыми его никто не наделял, и нарушил шесть статей устава Армии Соединенных Штатов.

— Нарушил устный приказ старшего по званию, и нанес физическое оскорбление офицеру ФБР. Нанес побои четырем агентам под прикрытием Федерального Бюро Расследований.

"Во врет! Из военной полиции сами виноваты. Они вместо проведения операции по поиску ребенка, хотели меня, гады, в камеру посадить. А некстати прибывшему майору Робертсу я только ладошкой в лоб закатала, чтобы не мешал мне облаву собирать. Мы его даже сразу госпитализировали в медпункте, как "пострадавшего во время диверсии". Ну, а то, что "федералам" наваляла… Так, эти-то вообще сами напросились. Я же, знать не знала, что там у них какая-то секретная операция проводится. Хоть бы предупредили что ли! И потом я Полю рассказывала, как мы вместе в едином строю и прочее… Так что, даже, наоборот, возвысились эти "филоны" по итогам рекламной кампании".

— Не имея на то полномочий, капитан Моровски объявил военное положение на территории ряда населенных пунктов штата Калифорния, призвал в ополчение почти полтысячи добровольцев, и на сутки сформировал из них незаконную "Противодиверсионную Бригаду Охраны Побережья".

"А вот и неправда ваша, сэры! У нас, в Уставе "Лиги Юных Командос", между прочим, даже целый специальный пункт предусмотрен — "обязательное противодействие любого члена "ЛЮК" наблюдаемой им шпионской и антиамериканской деятельности". А я, между прочим, не какой-нибудь простой "член", но и шеф оной Лиги. Так что это моя обязанность! Э… Профессион де фуа. Вот!".

— Капитан Моровски, не имея на то приказа, организовал прочесывание местности, в результате которого, совместно с незаконно подчиненными ему ополченцами, врывался в частные дома, незаконно выполняя поиск преступников и шпионов. И в итоге захватил и удерживал группу офицеров Армии, сотрудников федеральных ведомств, и нескольких оказавшихся поблизости гражданских лиц. Не имея на то полномочий, капитан Моровски проводил дознание, и собирал материалы о преступной и антиамериканской деятельности граждан и должностных лиц Соединенных Штатов, и даже на сотрудников ФБР.

— Без разрешения вышестоящего армейского командования, капитан Моровски, предоставил разъяснения представителям прессы, не согласованные с начальством…

"Ну, тут совсем скучно. Я же там не "чернуху" гнала, а, наоборот, народ воодушевляла. Тоже мне, нашли к чему придраться…".

— Описанные выше действия капитана Моровски, на основании озвученных ранее нарушенных им статей актов, могли быть квалифицированы, как неповиновение властям, саботаж, вторжения в частные владения и нарушения прав граждан Соединенных Штатов…

"Угу. А часовню 14-го века, случайно, не я там развалила?? Угу… С моей-то неуклюжестью, запросто! Устроили тут, понимаешь, дешевый балаган! То, я им нарушил, это, нарушил! Сами сидят там, сопли жуют, и мышей не ловят. Вон, не так давно, даже у самого Линдберга ребенка украли и убили. А они все спят. Видите ли, пока эти "джентльмены" законотворчеством занимаются, кто-то за них с бандюками "по-свойски" разобрался — так, пожалуйста — "противодействие властям"! Обалдеть, как страшно! А то, что мы всего за сутки задержали пару десятков настоящих бандитов, занимавшихся вымогательствами, и спасли ребенка и еще кучу людей, никого не волнует. Мне конечно и от нашего московского начальства трендюлей получать, но терпеть такую мерзость я нигде не собираюсь. Да и не смогут они ничего мне сделать. На крайняк, из страны меня выпрут, да и ладно. Чего я тут не видела? И так уже от их демократического благочестия с души воротит…".

— Простите полковник, сэр! Разрешите…

— Моровски! Вам пока слова не давали, капитан.

— Прошу прощения, генерал сэр!

— Продолжайте Милтон.

Полковник поправил очки в роговой оправе, и продолжил свой спич.

— Однако в виду того, что на момент совершения им действий, капитан Моровски находился при исполнении обязанностей помощника дежурного офицера авиабазы Сан-Диего (ответственного, за пресечение угроз и преступлений в отношении военнослужащих). И в виду благородства намерений подсудимого…

"Я же не совсем дура. Понимала, что нужен хоть какой-то официальный статус, вот и уговорила дежурного по штабу и командира авиабазы, чтобы меня вписали в приказ. А так, да. По самому краю прогулялась, сидеть бы мне в Бастилии, лет сто, за все хорошее…".

— А также (во исполнение им обязанностей помощника дежурного) в виду проведения им несогласованной со штабом операции по освобождению родственника военнослужащего, прикомандированного к авиабазе Сан-Диего. И в виду направленности действий капитана Моровски на защиту страны от шпионажа агентов стран Оси. И в связи со спасением на пожаре жизни нескольких гражданских и военных лиц, возглавляемым капитаном незаконным ополчением…

"Барабанная дробь. Чу! Замрите все! Ну, давайте, ироды, тираньте! Секите меня шомполами…".

— Капитана Моровски признать НЕвиновным в антиамериканской деятельности, и других предъявленных ему обвинениях.

— Капитану Моровски объявить благодарность за защиту военных объектов, а также за спасение гражданских лиц и частной собственности.

— Капитану Моровски вынести устное взыскание за превышение полномочий и несвоевременный доклад командованию.

Уходя из зала, удалось услышать ворчание, кого-то из помощников Арнолда — "У этого Моровски скоро появится нимб и ангельские крылья. Опять выкрутился! И слишком уж много вокруг него всякой суеты…". То, что, ушлые завистники в погонах в следующий раз с удовольствием подставят ногу наглому выскочке, сомневаться не приходилось. Но то, что доброе имя Моровски и в последней рискованной заварушке осталось незапятнанным, навевало легкий оптимизм, при взгляде в будущее…

* * *

На три дня все тренировки были остановлены, но с приездом майора Шеннолта, процесс отработки боевых задач снова закрутился. Шеннолт и сам много летал, проверяя качество учебы. Успехи своего протеже он ценил. А вот, громкий скандал его совсем не впечатлил. Майор, сейчас ожидал прибытия новой партии "Кертиссов Р-40", и ему было не до всякой ерунды. К тому же, выслушанные от Моровски идеи по поводу тренировок во Франции и Бельгии, командир авиагруппы считал пока преждевременными, но в целом полезными. Бельгийцы говорили на немецком и французском, поэтому совместные тренировки, как минимум, помогли бы будущим "тиграм" в освоении взаимодействия с союзниками. Впрочем, запрос на совместное обучение с Бельгийскими ВВС на закупленных "континенталами" здесь же в Эль-Сегунде "Брюстерах", Шеннолт сумел направить в штаб Авиакорпуса. А Павла снова вернулась к работе инструктора, но поскольку интенсивность тренировок истребителей несколько снизилась, удалось совмещать "бои" с обучением штурманов и стрелков пилотажному минимуму. Сажать самолеты в летно-подъемном составе должны были уметь все. Учеба двигалась, но порой мешали недавние заслуги. Иной раз Павла ловила на себе очень странные взгляды участниц недавней эпопеи. Сам капитан добродушно подтрунивал над поклонением в свой адрес, но женское внимание становилось все навязчивей. Пора уже было подумать об отъезде…

* * *

Летать Вайолет нравилось. Тем более, что после того ужаса, она решила остаться служить, и всегда и всюду брать Саманту с собой. Пусть дочь не сможет, так часто, как раньше, играть пьесы, и меньше будет уделять времени учебе, зато она будет с ней. Это было важнее. А Адам… Иногда ей очень хотелось, чтобы он пел перед сном песенки Саманте. С таким отчимом дочка была бы счастлива… Если бы только… Но парень не смотрел на нее, как на женщину, и тут ей нечего было ловить. Он был холодно вежлив со всеми, лишь иногда добавляя в общение участия и иронию. В этот раз Вайли летела в передней кабине учебно-тренировочного "Тексана". Она уже выполнила свое полетное задание по простому пилотажу, и даже получила скупую похвалу капитана. А сейчас они возвращались. Вайолет смотрела через прицел на Дуглас, а в шлемофоне вдруг, как тогда, задумчиво зазвучала странная песня:

Среди совсем чужих миров И слишком ненадежных истин Не дожидаясь пахлавы! Мы перья белые свои почистим! Когда ж придет дележки час Не нас калач ржаной поманит И рай настанет не для нас! Зато Офелия всех нас помянет!

""Похвалы" Он, наверное, хотел спеть "похвалы", но зачем-то вместо этого упомянул ореховое пирожное. Странно. Такую песню мог бы петь ангел, выгнанный из рая. Философствующий безбожник (впрочем нет, Адам добрый католик). Или человек, потерявший свой дом. Странно только, что задумавшись, наш американский поляк каждый раз поет именно такие неправильные, но именно русские песни. Хотя, он же говорил мне, что это язык его семьи. Гм. И все-таки, этот Адам очень несчастный человек. Жаль, что я ему совсем не нравлюсь… Хотя что ж это я?! Он же мне по возрасту в сыновья годится! Впрочем, иной раз, с ним рядом, мне кажется, что это я совсем беспомощная девчонка, а он умудренный годами старец…".

* * *

Еще через неделю пришел новый приказ. Прощание с авиабазой и остающимися на ней соратниками вышло скомканным. Уезжающим надарили всякой ерунды. Девушки где-то достали для любимого инструктора, и бывшего командира, стильный костюм из серой замши. А Вайолет сама подогнала его по записанным еще в Монтгомери размерам фигуры капитана. От Национальной гвардии Моровски получил никелированный "Браунинг" калибра 7,65 мм. Слез и речей Павла никогда не любила, поэтому, как сумела сократила проводы. И вскоре капитана Моровски, вместе с пятью лучшими пилотами учебной авиагруппы (будущих "Летающих Тигров"), и с запакованными в ящики истребителями-монопланами "Брюстер В-339" закрепленными на палубе парохода, закачала атлантическая зыбь. Впереди их ждала Бельгия…

Оглавление

"Черный" тайм-лайн

Еще один тайм-лайн

Тайм-лайн по успехам советской разведки

Тайм-лайн о ракетчиках

Тайм-лайн о мальчишках-пилотах

Тайм-лайн о ракетчиках

Трэш продолжается

Тайм-лайн по участникам конференции

Тайм-лайн по разведке

Тайм-лайн по развитию авиации

Неожиданный поворот…

Дипломатия и подготовка к войне

Тайм-лайн по Рейсканцелярии и планам 3-го Рейха

Подготовка к войне со стороны финнов

Подготовка к войне со стороны СССР

В Америке

Война Финляндии и СССР на пороге

Разведчики и ракетчики

Америка и добровольцы

Ракетчики и политики

Тайм-лайн "Странная Война" новации Рейха

США — неожиданная встреча и безумные планы

Похождения ГГ в США

Американские похождения ГГ

Тайм-лайн "Валькирии Алабамы"

Мини-фрагмент

Разведывательный трэш в Штатах

Приключения ГГ в амплуа неправильного шпиона

Интерес к ГГ со стороны спецслужб

Воздушно-лирическая глава

Недоделанное окончание книги Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg