«Русский Уругвай»

Русский Уругвай (fb2) - Русский Уругвай [publisher: СУПЕР Издательство] (Морпех (И. Басловяк) - 2) 3070K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Иван Басловяк

Иван Басловяк Морпех. Русский Уругвай

© Иван Басловяк

Глава 1

Сижу у камина, грею ноги, мелкими глоточками попиваю вино из серебряного кубка, найденного три года назад на встреченном посередине моря-окияна мертвом португальском галеоне. Мир праху его экипажа! Потрескивают объятые пламенем поленья, за окном воет ветер и льется дождь, местная зима в разгаре. В просторной комнате тепло. Камин у меня хитрый, сложен по принципу печи-булерьяна. Кто знает, что это такое – хорошо, кто не знает… А оно вам надо? Если надо, то найдете в Интернете, когда его изобретут в будущем. Сейчас за окном кроме ветра с дождем и уругвайских степей – Средневековье. Тысяча пятьсот девяносто третий год от Рождества Христова. И об Интернете в этом мире знают только шесть человек. Я, убитый психом-профессором во время опасного эксперимента в далеком 2015-м году и возрожденный Богом в теле здесь погибшего боярина. Князь Северский, чья душа была перенесена в это время колдовством древнего чародея и вселена в тело умиравшего боярского сына. И четверо десантников ВДВ, погибших в чеченской засаде и оказавшихся Волей Божьей у меня в помощниках. Но уже в своих, истерзанных пулями и ножами телах. Спасибо, Господи, за такой подарок!

Я перекрестился на висящий в красном углу образ, нарисованный местным художником-индейцем по моим воспоминаниям о встрече с Ним. По-моему, образ получился достоверный, особенно взгляд. О Его же словах, сказанных мне тогда, и о деле, Им мне порученном, я не забываю ни на минуту. И тружусь по мере своих, благодаря Ему, не маленьких сил.

У моих ног двухлетняя Машенька терзает Кису. Но та только щурит свои глазищи и терпит. От моей дочурки она готова снести многое, но не дай Бог, кто-то заденет девчушку! Ласковая кошка мгновенно превращается в разъяренную фурию. Только мне и матери – Ларите, дочери вождя племени ава-гуарани Матаохо Семпе, позволяется шлепнуть по попке расшалившуюся егозу. И то смотрит на нас Киса при этом весьма неодобрительно. По-моему, она к своим котятам относится более строго, чем к моей малявке.

Ветер швырнул в окно охапку крупных дождевых капель, громко ударивших по стеклу. Я поежился, хоть в комнате было тепло. Как там Рамону сейчас в зимнем океане? Смелый мужик! Моряк до мозга костей, как говорится. Дома не сидит, старается на благо нашей разросшейся за это время колонии. Вот и сейчас, оставив дома Валентину с тремя девчонками – погодками, вместе с боярином Жилиным умчался в Старый Свет продать нами произведенные товары и закупить необходимые европейские. Это у нас август – середина зимы. А там – разгар лета. Вот и приходится мореходам подстраиваться. Одно благо, что зимой в Южном полушарии преобладающие ветры меняют направление с северо-восточного на южный и юго-западный. Они помогают преодолевать парусникам мощное Бразильское течение. Арктика вмешивается, материк, что еще не открыт.

Сижу в мягком резном кресле производства моей мануфактуры. Да-да! Мебельный цех я все же открыл. Сейчас в нем трудятся двадцать шесть мастеров-резчиков, собранных мной со всех земель, до которых я за эти годы смог дотянуться в своих походах. А побывал я много где. В том же Асунсьоне, столице будущего Парагвая. С торгово-разведывательной миссией. Времени этот поход отнял изрядно, но принес полезное знакомство с губернатором провинции доном Алваром Нуньес Кабеса де Вака, хорошие дивиденды в виде слитков серебра и крокодильих кож, и довольно подробную карту исследованных испанцами земель. Губернатор пригласил меня на ужин, затянувшийся до раннего утра: уж очень содержательная была наша беседа. И шла она в основном о судьбе индейцев, волею Божьей врученных в руки дона Алвара и католической церкви. То, что мы с ним были разных конфессий, губернатора не смутило. Ведь Бог един для всех, а кто как крестится – не существенно. Дон Алвар оказался человеком высокообразованным, имеющим широкий кругозор, с огромным жизненным опытом. Общительным, веротерпимым и очень любознательным. Не опасавшимся в отсутствие епископа высказывать свои мысли о вере и Боге.

– Для того чтобы успешно христианизировать индейцев, – говорил он, – их следует собрать в постоянные поселения – редукции. Это осознают как церковные, так и светские власти. Там индейцев будет не только легче обучать слову Божьему, но и защищать, особенно женщин, от притеснений, которые те постоянно испытывают от испанцев, португальцев, метисов и креолов. Женщины гуарани отличаются, и ты, дон Илья, это хорошо знаешь, необычайной красотой. Состоятельные испанцы не стыдятся окружать себя целыми гаремами из индианок. Это не только коренным образом противоречит христианскому вероучению, но и подрывает доверие индейцев к светским властям. Мы должны показывать пример следования заповедям Божьим, а что происходит в действительности?

Да, я знаю, что происходило, происходит и что в результате получится на земле обеих Америк. Но открывать свои знания губернатору не стал. А то вдруг опустятся руки у хорошего человека, и не построят иезуиты на этой земле почти социалистическое государство. Вдруг так сложится, и Русскому анклаву их помощь потребуется. А помогать-то и некому будет! Потому я только кивал головой, в нужных местах вставлял подходящие междометия и подливал в бокалы настойку апельсинов на самогонке тройной очистки моего производства, что предназначалась не для употребления на территории Русского Уругвая. Хороший человек дон Алвар, но для многих помеха. Гуманное отношение Кабеса де Ваки к индейцам вызывало недовольство колонизаторов и в дальнейшем послужило причиной его отставки. Но это произойдет еще не скоро, я успею с ним плодотворно поработать. И прежде всего, получить кое-какую информацию о Бразильском нагорье, где находятся богатейшие россыпи алмазов. О которых кроме меня не известно никому в этом мире.

Мне практически не пришлось «уговаривать» дона Алвара на взаимовыгодное сотрудничество. Так, совсем чуть-чуть, и то только по поводу карты. Секретная все же! Я бы не рискнул провернуть эту операцию, но у губернатора была еще и ее копия. Я эту инфу из его мозгов выловил. Потому-то карту он мне отдал, а потом постепенно забыл об этом. Мы с ним долго беседовали под мой «аперитив». Губернатор, демонстрируя осведомленность, после второго кувшинчика поведал мне планы Ордена иезуитов о создании общества справедливости, без частной собственности. Где общество стояло бы над личностью. Говорил он об этом с великим энтузиазмом. Наивный утопист!

Я внимательно его слушал, в нужных местах переспрашивал и уточнял, восторгаясь простотой и изяществом решения многих социальных проблем, стоящих перед современным обществом и не решаемых в Старом Свете. А в завершении наших посиделок, когда солнце уже вставать стало из-за гор, я произнес:

– Перед отплытием сюда я посетил наш храм святой, Богу помолился об удачном плавании, и мне было Откровение. Сказал Господь, что встречу я человека иной веры, но родственного мне по духу, облеченного властью. Он помогает братьям-иезуитам нести Слово Божье и знания полезные в племена дикие. И приказал Господь передать этому человеку Его слова: путь будет долгим, трудным, чреватым потерями горькими, но благостным. Сможет этот человек с единомышленниками своими нынешними заложить фундамент, а те, кто продолжат дело это святое после него, и построить Царствие справедливости! И будет оно стоять много-много лет. Я встретил тебя, дон Алвар, человека иной веры, облеченного властью. Но Бог у нас с тобой один! Потому Его слова я и передаю тебе.

– Амэн! – произнес губернатор, и мы одновременно перекрестились: он – слева на право, я – справа налево.

Да, Орден Иезуитов построит Царствие на земле Южной Америки. В его постройку внесет свою лепту и гуманист Алвар Нуньес Кабеса де Вака, за что и поплатится. Простоит оно достаточно долго. Но алчность и злоба все же победят. В 70-е годы 18-го века иезуиты будут изгнаны из всех своих владений. Их многочисленные и процветающие поселения придут в упадок. Многие индейцы вернутся к прежнему образу жизни, уйдя подальше от европейцев, в леса. Но об этом говорить я не стал. Зачем расстраивать хорошего человека?

Расстались мы друзьями и деловыми партнерами. Обрастаю, так сказать, нужными связями. Вернувшись в Новороссийск, доложился князю о результатах. В дальнейших планах у меня – пробраться на Бразильское нагорье. В тех горах находятся золотоносные ручьи, о которых станет известно широкой общественности только во второй половине семнадцатого века. А об алмазных россыпях, что там же присутствуют – вообще в начале восемнадцатого. Так что хочу я быть первым и снять самые жирные сливки. А если удастся, то и тайну эту подольше ото всех сохранить. Не надо смущать умы неокрепшие и показывать, где на самом деле лежит страна Эльдорадо.

Подготовка к походу идет, люди отобраны, снаряжение накапливается, недостающее, что возможно, изготавливается. Команды дадены, исполнители суетятся. Совсем скоро в поход. А пока посижу в кресле, у меня сегодня выходной. Как и завтра. Хочу дома побыть, впитать больше домашней атмосферы уюта и покоя. Вдали от дома мне этого будет очень не хватать.

С нежностью посмотрел на дочурку. Наигравшись, Машутка уснула, свернувшись калачиком на ковре рядом с Кисой. Та ее укрыла своим длинным хвостом и тоже смежила глазки. Но ухо настороже! А я вновь погрузился в воспоминания…

…Десантники, принесенные разведчиками в лагерь на мысу, получив медицинскую помощь в виде зеленых лучей из камня моего нательного креста и мазей и перевязок докторов, спали в палатке. Стрельцов потеснил. Те, спросив разрешения, удрали в индейскую деревню. С ранеными остались доктора, а я ушел в свою палатку. Чтоб не мешать спать жене, перебрался на соседние нары. Но сон не шел. Слишком насыщенными событиями были последние сутки: нападение пиратов, бессонная ночь в засаде, расстрел агрессоров, захват флейта, допрос пленных и, как кульминация – четверо полумертвых воинов из моего времени. Что они выживут, я не сомневался, но лечиться придется долго. Вынул из поясной сумки несколько выдавленных из их ран зелеными лучиками пуль от «калаша». Да, не пожалели нохчи патронов на русских десантников, сволочи! Спать не спал, а так, дремал, долго перебирая в уме все перипетии произошедших событий. И уснул. Но меня тотчас разбудил вопль часового-наблюдателя:

– Тревога! Вижу мачты!

– Да кого же еще по наши души черти морские притащили? – думал я, подбегая к редуту.

Приложил окуляр трубы к глазу. В редеющем тумане медленно проявлялись мачты неизвестного корабля.

– Тревога, к орудиям! – заорал я, карабкаясь на невысокую стенку, прикрывающую пушку с океанской стороны.

– Что случилось, воевода? – это прибежали полуодетые, но оружные, стрельцы.

– Еще какой-то корабль. Из тумана мачты торчат.

Последовали часто употребляемые в таких ситуациях, но малопонятные иностранцам, идиоматические выражения. Заметил ли кто новую опасность на флейте? Не знаю, а предупредить надо. Посылать гонца до баркаса, а уже на нем плыть к стоявшему на рейде кораблю – долго. Можем не успеть. Вдруг это враг, и он уже отправил свои лодки на захват спящего судна? Схватил стоявшую у стенки пищаль, раздул фитиль и выстрелил. Грохнула пищаль громко, должны стрельцы на флейте услышать. Услышали. По палубе забегали люди, а я приказал стоявшему рядом стрельцу махать большой черной тряпкой, привязанной к длинной жерди. Надеюсь, поймут воины, что я этим сказать хочу. Не предвидел я появления еще какой-либо опасности и предупреждающего сигнала не придумал.

Туман медленно рассеивался, и я увидел медленно подходившую к берегу бригантину. Приблизившись на полмили, корабль стал сворачивать паруса, в воду упал якорь. В подзорную трубу я увидел, как от борта отвалила лодка. Шестеро гребцов мерно работали веслами, а на носу стоял человек с повязанным на голове платком. Я, включив дальновидение, разглядел и узнал этого человека. Обернувшись к замершим возле пушек стрельцам, произнес:

– Отставить. Это наши. Рамон пожаловал.

Громовое «Ура!» потрясло мыс, спугнув несколько птиц, обманутых тишиной и сидевших на скалах. В ответ с воды так же раздалось дружное «Ура!». Стрельцы выскочили из редутов и принялись отплясывать какой-то дикий танец, крича от радости. А я быстрым шагом в сопровождении Маркела поспешил встретить друга. Кончилось наше автономное существование! Лодка уверенно вошла в бухточку возле мыса, ошвартовалась к одному из наших баркасов. Лысый Череп выпрыгнул из нее и подошел ко мне.

– Доброе утро, кабальеро! – поздоровался Рамон. – Вижу, у вас опять приобретение? Все целы?

– Целы, Рамон! – протягивая руки, произнес я. – Напугал ты нас.

– Чем же я вас так напугал? – Рамон тоже раскинул руки. Обнялись сильно, по-мужски.

– Подкрался в темноте, встал на якорь. А у нас как раз перед тобой пираты нарисовались, да прогадали чуток. Я только под утро и заснул, а тут опять тревога – из тумана твои мачты появляются. Что я мог подумать?

– И к пушкам! Я помню, тут у тебя артиллерийская засада организована. Будь я действительно враг, мало бы мне не показалось!

– Так пиратам в самый раз пришлось.

Пока мы с Рамоном беседовали, стрельцы его матросов, так же сошедших на берег, едва не заобнимали до смерти. Вместо врага встретить друга – дорогого стоит! Когда восторг немного поутих, и уже можно было думать о деле, загрузил в шлюпку стрельцов и поплыл к захваченному кораблю. Вместе с Рамоном.

Мы слазили в носовую часть трюма, осмотрели повреждения борта. Мои ядра проделали в нем не очень аккуратные отверстия и застряли в мягких тюках. Были отверстия выше ватерлинии, воды в трюме не наблюдалось, и это радовало. Латки наложить много времени не займет. Чем тут же и озадачил стрельцов, благо каждый русский мужик с топором в руках – виртуоз. Да и пленный плотник со своими подельниками, которых я, после проверки на своем «детекторе лжи», решил взять на службу, рьяно взялись за дело. Хуже было с палубой. Ядра легли кучно, накрыв практически всю ее поверхность, от бака до юта. Какие, пробив доски, очутились под палубой, другие, уподобившись мячикам, скакали поверху, круша все и вся на своем пути. Но грот-мачту миновали. Совсем плохо было с фок-мачтой: ее стеньга, верхняя составная часть, вообще отсутствовала. Болталась на волнах океана, ненавязчиво постукивая в борт. Дополнял картину покалеченный полубак, которому досталось вместе с бушпритом, лишившимся блинд-паруса. И всех вант правого борта, крепивших фок-мачту.

Рамон был в восторге. Кораблик-то совсем новенький! И конструкция чудесная, молодцы голландцы! Прежде всего, они наконец-то додумались до рулевого колеса. Штурвал все же гораздо удобнее и надежнее колдерштока.

– Это не корабль, – заявил мне Рамон после осмотра. – Это птица! Сокол! Сейчас мало какой корабль сможет его догнать и от него удрать! Представляешь, какого бегуна по волнам ты захватил? Нет, не представляешь!

И Рамон стал знакомить меня с тактико-техническими характеристиками флейта. Вот что я узнал.

Парусное вооружение флейта состоит из трех мачт, из которых фок – и грот-мачты несли по три ряда прямых парусов, бизань-мачта – латинский парус и выше его прямой парус, а бушприт – блинд. За счет установки стеньг мачты стали не цельными, из одного дерева, а составными. Это существенно увеличило их высоту. И упростило замену при ремонте. Уменьшение длины реев позволило применить более узкие и удобные в обслуживании паруса, а это сократило и число матросов, и необходимый для них запас продуктов и воды. Корпус узкий и длинный, соотношение размеров где-то один к пяти или даже к шести. Уменьшение сопротивления корпуса судна при движении существенно повышает его скорость и позволяет ходить под парусами довольно круто к ветру. В длину флейт около 40 м, в ширину около 6,5 м, осадка 3–3,5 м, грузоподъемность 350–400 тонн.

– Спасибо, Рамон, за информацию! Я понял, что это судно обладает хорошими мореходными качествами, высокой скоростью и большой вместимостью трюмов. Это для нас просто великолепно! Хорошо, что пираты так удачно на нас напали. Пусть им за это черти в аду сухих дровишек под сковороды подкинут.

Рамон отправил на бригантину баркас за своим плотником, нанятым им в Буэнос-Айресе. Два специалиста в области ремонта кораблей все же лучше одного. Там же, в Буэнос-Айресе были наняты и десяток безработных матросов, по разным причинам застрявших на задворках мира. Они с радостью пополнили невеликий экипаж бригантины. Добавлю к матросам стрельцов, обучавшихся на каракке, разделю на два судна, и вполне нормально дойдем до бухты Монтевидео.

– Рамон! – окликнул капитана, наблюдавшего за снятием с палубного настила поломанных досок. – Твой боцман, Пепе, сможет довести бригантину до бухты, где князь обосновался, самостоятельно?

– Вполне! Он моряк знающий, я его даже грамоте обучил, по его просьбе. И работе с приборами тоже. Карту читать умеет. Готовый капитан. А почему бригантину? Мне ее князь под команду отдал!

– А ты Пепе передашь, в силу необходимости. У меня для тебя два подарка есть. Один – здесь: вот этот корабль, на котором ты будешь капитаном. Только тебе могу доверить столь ценный приз. Так что делай его под себя. Не знаю, говорил ли князь, но тебе скоро в Старый Свет отплыть придется вместе с боярином Жилиным. Нам оттуда много кое-чего привезти надо. Людей, в первую очередь. А на флейте, как лучшем из двух наших кораблей, это сделать будет быстрее и надежнее. Сам говорил, что это лучшее судно из всех, что ты знаешь. Ведь так?

– Так, кабальеро. Ну а второй подарок?

– Второй у меня в лагере, на мысу. Доберемся туда – вручу! Но не сразу. Сначала – дело.

Работа на борту флейта кипела. Сбитую стеньгу выловили, сняли рей, паруса и такелаж. Подняли и положили вдоль левого борта. Доски палубы заменили, благо запасной рангоут имелся. Поправили все, что могли поправить вот так, на плаву. Больше всего возни было с бушпритом. Хорошо ему досталось. Пришлось его обломки снимать полностью, а из запасного дерева делать новый. Благо у нас теперь был свой квалифицированный корабельный плотник. Даже два.

Ремонт затянулся на неделю. Рамон, пока шли работы, жил на флейте и на берег не сходил. Я тоже не сидел, сложа руки. Песчаные схроны были вскрыты, и вереница бывших пленных-индейцев, а теперь рабочих, таскала спрятанные в них товары на берег океана. Штабеля ящиков, корзин, тюков, мешков и прочая, прочая, росла на берегу. Но тут же начинала уменьшаться – два баркаса поочередно шныряли между берегом и бригантиной. Узким местом была погрузка на бригантину: рей в качестве подъемной стрелы можно было использовать только один. Хотя рабочей силы хватало с избытком. Первым рейсом я хотел отправить имущество с галеона и часть рабочих. Вторым пойдут женщины и все дети. А третьим – уже мы, с пушками, запасами, остатками имущества, бревнами и воинами ава-гуарани. Вот, где-то так!

Рамон по моему совету перевооружил флейт. С кормы разбитого галеона, с нашей артиллерийской засады, сняли все тяжелые пушки и установили их на «Соколе», как я решил назвать мое нежданное приобретение. Скорость у кораблика есть, теперь «когти» и «клюв» из неплохих стволов отрастут. И догнать, и поклевать конкретно сможет. И закогтить! Все же два двадцатичетырехфунтовых канона и четыре шестнадцатифунтовых кулеврины это не та двух с половиной фунтовая мелочь, что на флейте стояли изначально. Конечно, пока мелочь останется. Будем эвакуироваться окончательно – и их поменяем на кулеврины, что на мысу пока стоят. А вот насчет берсо… Они мне в походах по земле нужны, удобны очень в пешем строю. Испытано! Еще где бы добыть. Хотя уже вряд ли: испанцы давно их признали устаревшими и с вооружения сняли. А жаль, я бы прикупил штук с полсотни.

Так, в трудах и заботах пролетало время. Флейт отремонтировали, перевооружили, догрузили так, что он, бедный, существенно просел в воду. На палубу загнали полсотни индейцев-рабочих. Вместо остающегося в моем распоряжении баркаса прицепили на буксир три плота из тех, на которых я привез пленных. Бригантина на буксире тоже тащит три плота – лес нам очень нужен в бухте Монтевидео. Ее так же загрузили по самое «не могу», включая сотню рабочих и два десятка женщин-чарруа для их обслуживания в плане готовки пищи и налаживания быта. С индейцами, перед их погрузкой, я провел разъяснительную работу, после которой отобранные в первую партию бегом бежали занимать места в баркасах. Главное – мотивация!

С Рамоном передал письмо для князя, в котором коротко описал наше житье-бытье, поход вглубь материка и кое-какие мысли по поводу будущего. А вот второй подарок не вручил. Да и Рамон о нем промолчал, забыл, видимо, или постеснялся напомнить. Скромняга!

Стою на мысу в окружении своих сержантов. Рядом Вито с Кисой и ее сынком. Подрос котенок уже. Когда идет в ногах собственных не путается. Зато за мамкиным хвостом гоняется азартно и на бабочек охотится. Развивается. Надо будет Вито озадачить придумыванием ему имени. Пацан, хоть еще и с трудом, но уже говорит, и понять его можно. Пантелеймон этому ужасно рад, а я тем более. И теперь, если пацан рядом, я говорю с ним словами, а если он где-то вне поля моего зрения, то мыслеречью. Тем более что мысленно разговаривать он любит и с каждым контактом это у него получается все лучше и лучше. Я даже провел эксперимент по определению дальности, на какой он сможет меня услышать. И был приятно удивлен, когда он мне ответил, находясь в лагере на мысу, а я – у ручья, дальше обломков галеона. А это не меньше трех километров. Прогрессирует мальчишка, и я с ним. Спарринг-партнеры по мыслеречи!

…Я встал с кресла и подбросил в камин дровишек. Киса подняла голову, проводила меня взглядом и вновь закрыла глаза. Взял из резного буфета, собранного из древесины разных цветов, бутылку вина, налил в кубок и, глядя на огонь, вновь погрузился в воспоминания…

…Смотрю на удаляющиеся корабли. А в голове мысли роятся и планы прорисовываются. Но большинство из них зависит от того, о чем князь с наместником испанским договорились. И от степени их доверия друг другу. И от алчности местной администрации. И от еще очень многих факторов, включая частоту приступов несварения у кого-то, мной пока не учтенного, но имеющего влияние на княжеского родственника. Ладно, чего гадать. Проблемы буду решать по мере их поступления. А то начнешь что-либо планировать, разложишь все по полочкам, а потом придут сомнения, опасения, думы о рисках и способах их преодоления… Короче, сам себя загоняешь в угол, и приходит Здравая Мысль: на хрена мне это надо, проще и для здоровья полезнее сидеть и не высовываться, а то… Далее – проблемы по списку, самим тобой и составленному. Так заканчивается большинство интересных задумок. Но это если ты один. А если есть коллектив единомышленников или хотя бы толковых исполнителей! Которые твою задумку поддержат, и в жизнь воплощать будут. И если средства денежные имеются собственные, а ты в них не очень стеснен, то картина вырисовывается совсем иная!

Единомышленники, по крайней мере – один – князь, у меня есть. Толковые исполнители тоже есть и еще будут, со всей Европы насобираю: мастеров, врачей, учителей, людей рукастых и головастых. Деньги тоже имеются. Не зря я золотой груз бригантины от всех утаил, да и прииск изумрудный изрядный куш принесет. Не для себя же одного я эти средства добыл и не в одну харю, как российские олигархи – хапальщики, употреблю. Для чего употреблю, спросите? Ответ простой: я хочу на земле Южной Америки построить русское государство – Русский Уругвай! Думаю, именно для этого Господь мне жизнь вернул, сюда направил и изредка даже помогает. Он моя Опора!

– Правильно думаешь, Илья! – В мой мозг ворвался знакомый голос. – Ты дерзок, именно такие люди свершают великие дела и перекраивают историю. Ты умен и много знаешь. А что не знаешь, то вспомнишь в нужное время. Чти Мои Заповеди и не слишком зарывайся, их нарушая! Ты мне интересен и Я с удовольствием смотрю на труды твои. И еще помни вашу пословицу, я тебе ее уже говорил и скажу еще раз: на Бога надейся, но и сам не плошай!

Я обнаружил себя сидящим прямо на песке и камнях в окружении своих товарищей. В голове – тишина до звона. Постепенно через эту звенящую тишину пробились голоса. Они мне что-то говорили, о чем-то спрашивали. К моему лицу придвинулось встревоженное лицо дядьки. Что произносили его губы, я не расслышал, но улыбнулся широко и радостно воскликнул:

– Дядька! Пантелеймон Иваныч!

– Да что с тобой, Илья Георгич? Стоял, стоял, и вдруг сел на землю и замер! Лицом бледен, глаза закрыл и молчишь. Мы к тебе, а ты ни на что не реагируешь. Испужались шибко!

– Со мной, Иваныч, Бог разговаривал! Открыл, зачем меня в этот мир вернул и Откровениями своими поделился по поводу дальнейшего. – Я поднялся с земли, оперся на плечо дядьки и громко, чтобы слышало как можно больше народа, произнес:

– Удачным будет наше предприятие, други! Будет эта земля нашей и детей наших с внуками и правнуками. Только трудиться нам предстоит много, с кровавыми мозолями на руках, с хрустом костей, и кровь проливать в битвах суровых. Многие лишения претерпеть, многие препоны преодолеть, но все же стать победителями и хозяевами края дикого. Нас Бог ведет на подвиг этот, на нас Он надеется! Сказал мне Господь: будете едины, как пальцы одной руки, в кулак сжатые – сможете и горы свернуть. А Он на нас смотреть будет и радоваться нашим успехам. Так возрадуемся же, други! Бог нас сюда послал под водительством раба своего верного – князя Андрея Михайловича Северского. Возложил на плечи наши бремя совершения подвига во славу Божию. И Он без помощи своей не оставит. Вознесем же молитву благодарственную!

И мы громко, от души и сердца, молились. Все русские, и все индейцы, все население мыса стояло на коленях и осеняло себя крестными знамениями… А потом устроили пир.

Дни последующие были заняты «пакованием чемоданов». Забрать надо все, до последнего гвоздя. «Что там, веревочка? Давай и веревочку!» – как говаривал гоголевский персонаж. Параллельно со сборами шли и заготовки всего, что в нашем хозяйстве может пригодиться. Так же дымили костры, на которых выпаривалась из океанской воды соль. Пускай не очень чистая, зато своя и много. Два баркаса с командами стрелков браконьерили на лежбищах морских котиков, изрядно прореживая их популяцию. Извините, будущие «зеленые» и прочие серо-буро-малиновые защитники природы, мне надо обеспечить пищей многие сотни людей, которые сами себя теперь прокормить будут не в состоянии.

Население индейской деревни так же не сидело без дела: каждый трудился на повышение материального благосостояния. Прежде всего, своего, так как почти все, что они произведут, ими же и будет использовано. Плели циновки, корзины, вырезали древки стрел и дротиков, лепили горшки, выделывали шкуры ластоногих. Особо меня порадовали резчики по дереву. Работать они начали сразу, как только я их из общей толпы выделил. Я дал им железную пилу, топор, разрешил взять любое приглянувшееся бревно и выдал каждому по железному ножу с коротким лезвием. Резчики, посовещавшись, разбежались в разные стороны: кто на берег, смотреть нужное бревно среди заштабелеванных на просушку, а кто и в рощу. Что и как они творили, не отслеживал, других дел полно. Но когда они свое произведение искусства, а иначе их изделие и назвать-то нельзя, принесли, я просто опешил. Из мебели они знали только скамейку для вождя в форме ягуара. Вот ее-то и изготовили. Получилось просто чудо! Скамейка руками мастеров превратилась в настоящий трон из красного дерева со вставками из древесины желтого, зеленого и черного цветов, покрытыми замысловатой резьбой. И, что особо интересно, она была разборной, потому как разноцветные детали ее деревянных кружев крепились друг к другу весьма оригинальным способом, мной не понятым. Ее сборку мне продемонстрировал один из мастеров, Нунтехани. Но, что весьма важно для мебели, на которую пользователь будет взгромождать свою тушку, конструкция мастеров каменного века оказалась и весьма прочной: поставив скамейку передо мной, мастер попрыгал на ней. А потом Нунтехани попросил оставить такой замечательный инструмент в их пользовании насовсем. Я приказал Пантелеймону в качестве благодарности выдать каждому резчику по гусю. Инструмент, естественно, оставил, пообещав выдать более подходящий для их работы. И сказал:

– Я нарисую на белом листе дерева, что растет за соленой водой, те вещи, которые мне нужны. Сможете их изготовить – будете есть мясо каждый день всей семьей. А там, куда мы поплывем, получите большой дом и все, что вам необходимо, в достаточном количестве. Теперь заботу о ваших близких я беру на себя. С вас же потребуется лишь такая же прекрасная работа и обучение молодежи, имеющей к этому склонность.

– Рисуй, мы сделаем то, что тебе надо. – ответил Нунтехани. – А детей мы и так уже учим. Некоторые детали они делали.

Вот что значит мастера. Молодцы! Дам рисунки шкафов, секретеров, стульев, кресел, в общем, всего, что в доме цивилизованного человека из мебели необходимо, и заработает мой столярный цех, вернее уже заработал! И молодую поросль обучат, а это – расширение производства и получение дополнительной прибыли. А прибыль будет. Если мужики простыми ножами такие кружева из досок вяжут, то что будет, когда в их руках настоящие резцы окажутся? Вот то-то и оно! В Европе эта мебель по весу серебра пойдет. И конкурентов нет. А себестоимость плевая, все свое.

Так, в трудах и заботах, пролетели четырнадцать дней. Флейт и бригантина пришли к обеду пятнадцатого. И завертелось колесо погрузочных работ, закончившихся только через девять дней. Долго возились с лежавшими на берегу бревнами и балластом галеона, чугунными и свинцовыми болванками. Металл, любой, нам очень нужен, и бросать здесь я ничего не собирался. Погрузил и артиллерию с мыса, оставил только два фальконета с боезапасом. Почти всех рабочих и женщин с детьми, а так же своих специалистов русичей, отправил на корабли. Француза с Петрухой и лекаря Семена тоже, поедут к князю. Мне они здесь больше не нужны.

Пантелеймон и Вито так же отплыли к новому месту нашего жительства, хоть пытались мое распоряжение оспорить. Отправил и Моисея с дочкой и наличными изумрудами, приставив в качестве постоянной охраны до моего присоединения к князю сержанта Павла с четверыми стрельцами. Эвакуировать с прииска Олега со мной отправится Ахмет с разведчиками и Дюльдя. Про Маркела и не говорю – он моя тень, о которой я порой совсем забываю. Молчаливый и незаметный. Но, как только в нем возникает нужда, обнаруживающийся рядом. Пойду на двух баркасах. Второй забрал с флейта. Большую компанию вывозить придется. Сомневаюсь, что двух плавсредств будет достаточно, да ладно, на месте определюсь. Вооружились по полной программе: бердыши, пищали, берсо. Взял их восемь и по два десятка снаряженных затворов на ствол. Береженого Бог бережет. Остальными шестью вооружил остающихся в лагере стрельцов.

Обошел лагерь и деревню. Отсутствие суеты, гомона и детской беготни было настолько непривычным, что вызывало некоторый дискомфорт. В деревне оставались только мои мастера-резчики с семьями и десятка полтора пожилых женщин-чарруа с такими же пожилыми мужчинами-гуарани, оставшимися без семей. Встретились два одиночества. Что с ними делать, я не знал. Оставлять – а смогут они здесь выжить? Забирать – а смогут ли они работать, чтобы оправдать прокорм? Лишнего, что можно потратить на благотворительность, у меня ничего нет. Сами пока на подножном корму подъедаемся. Скоро зима с ее дождями и холодом. Это у нас на Руси плюс десять теплом считается. А здесь – холодина, особенно для совершенно голых людей. Ладно! Вернусь – подумаю, что с ними делать.

Глава 2

С утра пораньше на веслах вывели баркасы из бухты. Океан встретил нас не слишком ласково, довольно высокой волной. И не удивительно. Лето кончилось. Март в этом полушарии – начало осени. Первым баркасом, флагманским, управлял Фидель, вторым – Камило. Стрельцов распределил равномерно по обеим посудинам. В помощники кормчим пошли два оставленных для этого Рамоном матроса, чьи мозги я, на всякий случай, просканировал. По широкой дуге, пройдя между островков, уже покинутых недобитыми нами котиками, проскочили в устье реки. Подгоняемые попутным свежим ветром баркасы резво побежали между песчаных речных берегов. Скоро справа показался вход в лагуну, в которую я так и не удосужился послать разведку. Дел много, баркас один и постоянно занятый. Ладно, может быть, в следующее мое здесь появление время будет. Вот что действительно важное не успел сделать, так это лично досконально обследовать бухту Тихую. В частности, тот риф, на который чей-то корабль налетел, о чем мне Бродяга, разумный дельфин, говорил. Да и в останках того корабля покопаться не мешало бы, ведь найденный мной алмаз – оттуда. И пушки поднять бы. Э-хе-хе… Да что уж теперь!

Песчаные берега сменились зарослями болотного тростника. Солнышко начало греть почти по-летнему. Нет, конечно, явных признаков прихода осени, как на Руси, видно не было. Но что-то все же подспудно говорило о грядущей смене времени года. Вечером пристали к берегу в удобном месте, поужинали и, встав на якоря на фарватере, переночевали. Следующий день прошел так же скучно. Третий был похож на предыдущий. А утром четвертого уже швартовались в деревне Матаохо Семпе. Вождь был очень рад моему прибытию, хотел устроить в честь Великого и Ужасного Морпеха Воеводы праздник, но я отговорил, сославшись на ограниченность времени. Вождь изобразил, что обиделся, но я подарил ему короткую абордажную саблю в ножнах на перевязи, и он искренне обрадовался. Тут же надел перевязь, выхватил саблю и несколько раз взмахнул ею. Потом огляделся, как бы ища, на ком попробовать подарок, подскочил к копавшемуся в загородке небольшому кабанчику и одним ударом отрубил ему голову. Тот даже визгнуть не успел! Вождь стал засовывать саблю в ножны, но я его остановил. Сказал, что это оружие надо обязательно вытирать от крови и смазывать жиром, чтобы служило дольше.

Пока готовился невинно убиенный кабанчик, поговорили с Матаохо Семпе о дальнейшем. Он был очень рад полученным от меня железным ножам, топорам и наконечникам стрел и копий. Я не стал требовать с него за свой товар платы. Он, сам того не подозревая, мне за него уже изрядно заплатил. Переночевав, отправились дальше, через озеро к речке Изумрудной. Проводником выступал Такомае. Посмотрим, как он по своим приметам найдет устье необходимой мне реки.

Нашел! Без каких-либо затруднений, хоть его растительные «приметы» за прошедшее время существенно изменились. В саму речку далеко войти не получилось. Миновали только болото по ее берегам. А дальше – пешочком. Ножки размяли, Ахмет с разведчиками птиц пострелял. Более существенного ничего не попалось: народу на прииске и в деревне изрядно, кушать хочется каждый день. Вот дичи вблизи и не осталось. Зато рыбы в озере много и лодки есть, я их видел возле берега привязанными. Голодать моим труженикам не приходилось.

Вскоре добрались до прииска. Со мной остались Маркел и Дюльдя. Остальных отправил в деревню. Русло реки разительно изменилось, разрытое и перекопанное вдоль и поперек. И не скажешь, что это было сделано вручную с применением примитивных деревянных лопаток. Заполненные водой ямы чередовались кучами отработанной породы. Хорошо Олег поработал! А где же люди? Неужели иссяк прииск? Нет! Вода в речке течет мутная. А речка-то горная! Прислушавшись, я обнаружил источник шума, не характерного в дикой природе: голоса людей и удары молотков по камням. И протяжная, ритмичная песня. Доносится из-за изгиба русла, что выше по течению.

По натоптанной тропинке, вьющейся среди невысоких скал, добрался до новой разработки. Работа кипит, народ движется только рысцой, порода на грохоты сыпется чуть ли не сплошным потоком. Работа организована неплохо. Ну, Олег! Ну, бульдозер! Лишь бы вал по плану не перерос в план по валу. То есть, не старался бы схватить то, что сверху лежит, заваливая породой то, что можно взять попозже. А вон и сам руководитель торопится!

Олег подбежал и, поклонившись, начал говорить. Но я остановил доклад и обнял своего эскудеро. Спросил о здоровье стрельцов и их настроении.

– Люди здоровы, слава Богу! Вас ждали, камни мыли. Сатемпо в набег ходил, вернулся разочарованным: кайва-гуарани свою деревню покинули и ушли вокруг озера. Правда, не весь урожай успели собрать. Сатемпо следом кинулся, благо делать долгие переходы после короткого отдыха ты его научил. Догнал, но самых слабых и отставших. Привел около двух десятков стариков, полтора десятка беременных баб и детей мелких, не считал. Все здесь, на прииске работают.

– Хорошо, Олег. Только ты меня, похоже, кормить-поить не собираешься. А я с бойцами проголодался и устал с дороги.

– Прости, воевода! Прошу в мой шатер.

По узкой тропинке прошли в соседнюю весьма живописную долинку, по которой весело журчал ручеек, приток Изумрудной. Там стоял просторный шатер из ярко расписанных циновок. Внутри – стол, вокруг него скамейки без спинок, у стен пара лежанок, покрытых шкурами и грубым полотном. Олег отдал по пути несколько распоряжений. Женщины, возившиеся возле сложенной из дикого камня печи, засуетились. Вскоре на столе появилось холодное вареное мясо, овощи, фрукты и тарелка каких-то ягод.

– Настоящий пир будет вечером в деревне, после бани, сказал Олег.

– О! У тебя здесь и баня есть?

– Да, воевода! Ее мы сразу поставили, как ты уплыл. Лес есть, воды прорва. Только руки оставалось приложить. Что мы и сделали! Местные поначалу смотрели удивленно. Но я сказал Сатемпо, что ты, воевода, в бане париться любишь, и от этого сила твоя прибавляется. А для него ты – авторитет непререкаемый. Теперь баня топится почти каждый день. Первым в ней побывал, как и положено вождю, Сатемпо. Мои стрельцы едва не перестарались, вениками его охаживая. Сомлел, сердешный! Хорошо, большую кадку воды возле бани поставили. Сунули его туда. Оклемался, и говорит:

– Теперь я знаю, почему белые воины такие сильные и выносливые, что даже в полуденную жару воевать могут. После того, что в вашей бане творится, вам уже ни что не страшно!

А потом он рассказал своим воинам, что такое баня и для чего служит. Рассказал, конечно, своими словами. И поставил условие: кто из воинов в баню не пойдет – будет изгнан с позором и от служения Великому Морпеху Воеводе отставлен. Воины, конечно же, не пожелали себе такой участи и пошли все. Первую помывку выдержали, правда, единицы. Я объяснил, что с первого раза может и не получиться приобщение к таинствам обретения мощи телесной. Меня воины выслушали, переговорили между собой и встали в очередь в баню. А я стрельцам сказал, чтобы не сильно над индейцами изгалялись. Хотя бы первые две-три помывки: местным наши банные забавы в диковинку. Стрельцы так и сделали. Постепенно народ приучили. Теперь индейцы даже ссорятся, когда кто вне очереди залезть в баню хочет. А Сатемпо парится только с нами, по-русски! Мужики отрываются по полной, а он терпит. Но последний раз уже сам за веник взялся. И поддать попросил! Кстати, по-русски понимать начал хорошо и даже говорить, правда, еще коряво.

– Отлично, Олег! Ты сам не понимаешь, что сделал. Ты дикарей к нашей культуре приобщать начал, к русской. Баня с парной и вениками – она только на Руси есть. А языку русскому всех воинов обучать надо. Обязательно!

Быстро поели, и Олег показал, сколько камней сегодня добыли.

– Все добытое – в деревне, в сундуках в моем доме, – доложил эскудеро. – Ни охраны, ни замков здесь не надо, кроме нас эти камни никому не нужны.

– А что в скалы полез? В реке камни кончились?

– Может, и не кончились, но лежат глубоко. Мы ямы в рост человеческий в русле копали, воду отводили. Но чем глубже, тем добыча меньше. Потому я в скалы врубаться приказал. Конечно, здесь изумруды добывать труднее, да и меньше попадается, чем в реке находили. Но все же. Я пустую породу в соседний распадок носить приказал. Так что если придется местные скалы, нами уже отработанные, ниже рыть, вглубь, то порода мешать не будет.

– У меня нет слов, Олег. Я в тебе не ошибся, ты отличный руководитель.

– Да нет, воевода. Я работаю, а не руками вожу. Как ты сказал, так я и делаю.

– Правильно делаешь. А с рабочими какие отношения? Кто норму выполнил, ушли?

– Нет, не ушли. Некоторые артели уже по четыре нормы выполнили, но продолжают трудиться.

– И чем же ты их удерживаешь?

– Я спрашивал, почему не уходят. И услышал: хоть труд и тяжел, но мы каждый день получаем достаточно пищи и спать уходим сытыми. Нам не надо думать, что мы и наши дети будут есть завтра. На нас никто не нападает, не надо сражаться или убегать. Нас не убили, у нас не отняли жен и детей. Мы подчинились Великому Морпеху Воеводе и будем делать то, что он прикажет. А он нас защитит и накормит.

Вот это да! Значит, среди множества племен коренного населения уже появилось новое племя – «наемный работник». Человек, продающий свой труд за небольшую, но достаточную для сытой и спокойной жизни, плату. Капитализм сделал первый шаг по земле Уругвая!

Я допил заваренный женщиной-кухаркой чай матэ, дождался, пока она нальет вторую порцию и, потягивая его через тонкую трубочку, сказал:

– Ты, эскудеро, действительно сделал великое дело, но и сам не понял, что сделал. Вот, послушай.

И я стал рассказывать Олегу притчу о добровольном рабстве.

– В очень древние времена, в стране, что зовется Египет, правил один фараон. И ему надо было быстро построить город. Но дело двигалось медленно.

– Видите, – обратился он как-то к жрецам, приехавшим с ним посмотреть, как идет строительство. – Там внизу бесконечные колонны скованных кандалами невольников ступают друг за другом, неся по одному камню. Мы думаем, что чем больше число рабов, тем больше они смогут сделать работы. Они покорны, но далеко не все из них мирятся со своей участью. Много среди рабов ярых бунтарей и их последователей, готовых в любую минуту поднять мятеж. Поэтому к каждому десятку рабов назначаем одного стражника. Чем внушительнее число рабов, тем больше охранников. Всех нужно хорошо кормить, чтобы они выполняли свою работу. Только все равно они ленятся и бунтуют.

– Глядите, – продолжил фараон, – как неторопливо тянутся рабы, а полусонная охрана ленится понукать их кнутами. Надо придумать, как просто и без затрат удержать рабов от бунтов и ускорить строительство.

Оживилась свита и наперебой выдала кучу советов, но фараон их отверг. Тогда вперед выступил верховный жрец, известный всем своей мудростью и здравомыслием. Он сказал: «Рабы станут работать живее, и не станет нужды в охране, если подарить им всем полную свободу! Пусть глашатаи возвестят всем эту волю Властелина. К ней надо добавить предложение: пусть все несут в город камни. За каждый камень свободный труженик заработает монету. Ее он сможет потратить на все, что пожелает: еду, одежду или развлечения».

С рассветом другого дня, фараон со свитой вновь поднялся на гору. Поразительная картина открылась их взорам. Тысячи вчерашних невольников, словно муравьи, деловито спеша несли камни. Некоторые хватали сразу по два камня и, натужно дыша, тащили их. Завидев такое дело, подключились и стражники. Все хотели получить как можно больше монет и зажить счастливо, в достатке.

Не один месяц фараон с удовольствием наблюдал с горы за грандиозными переменами. Он видел, как бывшие невольники собирались в группы, мастерили повозки и, загрузив на них камни, с усердием, обливаясь потом, тащили их в город. «Они еще и не такое изобретут», – думал про себя фараон. Наблюдая дальше, он заметил появление торговцев пищей и водой. Что так же положительно сказывалось на работе бывших рабов, а ныне свободных людей. «В последующем эти свободные люди сами изберут начальников над собой и будут им подчиняться» – думал мудрый властитель. «От того, что они считают себя вольными, суть не поменялась: они, как и прежде, переносят камни. И большинство из них это устраивает. Как и меня – город-то строится быстро!»

Олег сидел, задумавшись. Даже матэ пить перестал. Помолчав, он произнес:

– Значит, те рабы, получив свободу, позже сами себя обратили в рабов, но не поняли, что сделали. Так, воевода?

– Так, Олег. Этой притче уже две тысячи лет. Все люди, трудящиеся на этой земле и считающие себя свободными, находятся в добровольном рабстве. Они рабы своей работы. И никуда от этого не деться. Так и с твоими индейцами. Они свободны и могли бы уйти в свои леса и степи. Но сами, своим решением остаться и продолжить работать за сытный кусок и защиту от врагов, обратили себя в рабство. Из которого уже никогда не смогут вырваться. Да и не захотят! В этом ты убедишься, когда я закрою прииск и объявлю, что они могут уходить куда угодно.

Олег не знал, что в будущем будет существовать целая наука, изучающая этот феномен – добровольное рабство. И придут к выводу, что разумное устроение общества потребления для свободных людей в конечном итоге является утонченной формой рабства. Только вот не смогут однозначно ответить, может ли раб своего благополучия и страстей быть счастливым? Но эти рассуждения – удел людей будущего. А я своими умными речами, вижу, загрузил Олега конкретно. Вон он сидит, нахохлившись, даже чашку с матэ на стол поставил. Надо спасать мужика, а то еще ум за разум зайдет, и потеряю ценного кадра.

– Эй, эскудеро! – окликнул я задумавшегося. – Пошли в деревню, похвастаешься добычей!

Олег быстро встал и, сделав приглашающий жест, вышел из шатра после меня. По пути я задавал ему какие-то второстепенные вопросы и постепенно расшевелил, переведя его мысли с моей зауми на более ему привычные рельсы. Хотя про рельсы он тоже ничего не знал, а я сделал себе огромную зарубку на носу: не давать жителям этого времени слишком много известной мне информации. Опасно для их психики. А если и давать что-то, то без объяснений. А на резонные в таких случаях вопросы, все же люди – создания любопытные, есть набор стандартных отмазок: «Так Бог повелел!» или «Меня Бог надоумил!» Думаю, Он на меня не обидится. Скоро мне эти отмазки часто употреблять придется. Я, ведь, с Его подачи, становлюсь Прогрессором!

Количество добытых трудами Олега «со товарищи» изумрудов впечатляло. Три сундука, в каждом пуда по четыре камней разной величины. От «с ноготь мизинца» до «с куриное яйцо». И еще один сундук, заполненный где-то на четверть. Увидит их Моисей-ювелир, точно дуба врежет! Или умом тронется. Ни то, ни другое меня не устраивало. Он мне нужен живой и здоровый. Со всем его мастерством и, что даже еще важней, с его связями. Не всех же евреев-ювелиров в Европе на костер отправили! Остались, ведь, и живые, свободно работающие и богатеющие. Вот они-то мне и нужны, а то мои двести килограммов изумрудов так и останутся игрушками для индейских детей.

С утра следующего дня занялся сортировкой добытых изумрудов, стараясь, чтоб в одной кучке присутствовали камни одного размера. Работа нудная, скрупулезная, но все равно радостная. И заняла она весь день. Закончив, позвал стрельцов. При них отделил от каждой кучки по десять обещанных процентов. Остальное упаковал по кожаным мешочкам и спрятал в сундуках. На столе осталась приличная груда изумрудов, килограммов двадцати весом. В свете масляных плошек с плававшими в них фитилями, камни блистали всеми оттенками зеленого. Их игра завораживала, и стрельцы сидели, уставившись на мерцающие внутри кристаллов огоньки. До этого они видели только отдельные камни или несколько камней в одной кучке, высыпанной артельщиком из калебаса. Но столько и сразу, да еще при свете чадящего фитиля, заставлявшего таинственно мерцать добытые их стараниями драгоценные смарагды! Стрельцы сидели, загипнотизированные неожиданным зрелищем, а я быстренько просканировал их разум на предмет возросшей алчности и потаенной агрессии. Короче, проверил, не срывает ли кому башню от привалившего богатства.

Нет, как ни странно! Мужики испытывали радость и растерянность от осознания того, что такая куча драгоценностей принадлежит только им. Но подленьких мыслишек ни у кого не было. Молодец, князь! Отличных соратников подобрал! Первое испытание халявным богатством они выдержали! Эти люди мне в будущем очень нужны будут. Есть у меня план, при осуществлении которого испытание мужикам не просто большими, а огромными деньгами предстоит гораздо грандиознее. Ну а сегодня проверку на вшивость прошли успешно. Молодцы!

– Так вот, воины! – Мой голос разрушил чары. – Эти камни ваши. Сейчас я поделю их, каждый получит оговоренную долю. Что делать с камнями – каждый решает сам. Хочу предупредить, что кроме вас четверых и меня о найденных здесь изумрудах не знает ни кто. Для остальных – это просто зеленые камушки. Красивые и только. Их истинную ценность знаете вы, я и Моисей-ювелир. Ну, и князь, конечно! Так что не болтать! Могут появиться завистники, а это разрушит наше единство. Узнают испанцы, и появятся уже проблемы. Большие! Вплоть до военных действий, которые мы проиграем: нас мало и нас просто вырежут за эти камни. К тому же здесь их продать невозможно. Значит, и знать о них местным властям вредно. Продавать их будем только в Старом Свете. Понемногу, в разных странах и тайно. Этим займусь позже, когда в Европу я или боярин Жилин поплывем. Это как князь решит. Он здесь хозяин. Не забывайте об этом. Вы трое – холопы княжеские. Вы, как и ваше имущество, принадлежите ему. Но я не думаю, что он будет настаивать на своем праве. И вы сможете выкупиться. А я об этом походатайствую. Князь мне не откажет, тем более, что он тоже получит свою долю. Княжескую!

Стрельцы, выслушав меня, задвигались, прокашлялись, переглянулись. Самый старший возрастом, Кондрат, произнес:

– Так куда мы такую прорву смарагдов денем, если их здесь продать нельзя?

– Можете отдать мне на хранение, я их потом продам и деньги отдам. Или то же самое можете сделать через князя. Думайте, а я пока дележом займусь.

Кошели получились увесистые. Стрельцы, понянчив их на ладонях, сложили в один сундук и сунули его под полати.

На следующий день назначил Сатемпо смотр воинов «в полной боевой». Сто двадцать шесть густо татуированных бойцов, прошедших под моим руководством ускоренное обучение римскому манипулярному строю и выстоявших, благодаря этому и нескольким залпам берсо, в сражении с превосходящими силами кайва-гуарани, двумя неровными рядами стояли передо мной. У каждого большой щит из бакаута, копьё метра два длиной с каменным или костяным наконечником. На широкой ленте перевязи в петле висит деревянный меч. На плечи накинут кожаный плащ, разрисованный незамысловатыми узорами. На всех надеты, я весьма был удивлен наличием этого предмета одежды, юбки! Тоже кожаные, тоже расписные. На мой вопрос о происхождении юбок, Сатемпо, обнажив в улыбке ослепительно белые зубы, ответил:

– Великий! Твой брат Олег сказал: «Голыми хорошо ходить в вашем лесу. А там, куда Великий позвал вас, голыми ходят только дикие люди, еще не узнавшие силу, мудрость и доброту Морпеха Воеводы. Они ходят без одежды, воюют толпой, не зная правильного строя, и едят людей. Великий позвал вас с собой, чтобы покорить тех дикарей, отобрать их землю, охотничьи угодья и женщин». Мы не хотим быть похожими на тех диких людей, мы даже в баню ходим! Но из полотна, что ткут наши женщины, получились очень плохие штаны. А кожаные юбки удобны!

Некоторые слова, отсутствующие в лексиконе индейцев, Сатемпо произносил по-русски, и довольно правильно. Предусмотрительно Олег сделал, что начал учить вождя русскому языку и повышать его интеллектуальный уровень. Сатемпо подтянет воинов, те – своих женщин. А детьми займутся мои учителя. Загоню в преподаватели всех грамотных. В помощь отцу Михаилу, нашему духовному пастырю. Он, я думаю, уже начал просветительскую деятельность.

Я выступил перед воинами с короткой речью: похвалил за решение не быть похожими на диких людей, и пообещал железное оружие, с которым они одержат множество побед. В завершение наградил Сатемпо абордажной саблей, которую он тут же нацепил на свою перевязь. Приказал воинам быть готовыми к походу и скомандовал разойтись. Команда была понята и моментально выполнена. Радостный Сатемпо помчался в деревню вслед за моим войском, размахивая подарком.

Второе построение, только уже рабочих, добывавших изумруды, прошло не так радостно. Меня встретило угрюмое молчание. Даже дети притихли и стояли, робко выглядывая из-за родителей. Я обвел взглядом толпу. Все ждали моего приговора.

– Я и мои люди через несколько дней уплываем отсюда на большой лодке. – Мои слова породили волну шепота в толпе. – Здесь мне ваша работа больше не нужна. – Шепот перерос в гул голосов. И вдруг этот гул прорезал крик:

– А как же мы?!

– Да, да! Нам-то куда? Что с нами будет?!

– Вы можете идти по своим деревням, – ответил я, прекрасно зная, что там они уже никому не нужные нахлебники. Деревни вождь ава-гуарани Матаохо Семпе разорил, урожай, созревший на полях, уже собрал и положил в свои закрома. Кайва-гуарани, стоявшие передо мной, его враги, и кормить их он не намерен.

Индейцы рухнули на колени. Вопли мольбы разнеслись по прииску.

– Молчать! – рявкнул я и в мгновенно наступившей тишине произнес:

– Кто не хочет уходить, того я заберу с собой. Мне нужны прилежные работники. Строить хижины, обрабатывать мои поля, носить камни, копать землю. Желающие уехать со мной, отходят налево, желающие уйти – направо.

Толпа колыхнулась влево. Вся.

– Хорошо. Но одного вашего желания мало. Покажите свое усердие. Даю два дня. Ищите камни! Лучшие добытчики будут мною отправлены на большой лодке. Им не придется долго шагать по лесу. Они первыми получат жилище, а их сыновья будут учиться воинскому искусству. Плохих работников оставлю на берегу возле соленой воды. Вы меня услышали. Теперь можете приступать к поиску зеленых камней. Я все сказал!

Эксплуататор я, кровопийца и поработитель! Пользуюсь безвыходным положением людей и ставлю драконовские условия. Делаю предложения, от которых бедные индейцы не могут отказаться! По существу, превращаю свободных тружеников в рабов, покупая их труд за кусок хлеба! Ай-яй-яй!

А в двадцать первом веке это происходит не так же?! Вот и заткнитесь, правозащитнички!

Дальше дело закрутилось! Мне надо было торопиться – зима на носу. И хоть она здесь не такая, как в России, снег не выпадает и температура ниже +10 °C редко опускается. Но в этой части Уругвая все же теплее, чем на побережье Ла-Платы. И как мои голозадые индейцы ее будут переносить, я не знал. А они старались вовсю! Даже при свете факелов пробовали работать, пока я не запретил: толку мало, а их силы и мне, и им еще пригодятся. Дал по-стахановски поработать назначенные два дня. По итогам отобрал первую партию и отправил на баркасах на мыс. Прикинул время, необходимое Камило и Фиделю на дорогу туда и обратно, посчитал, сколько надо вывезти людей. Получилось, что за три ходки и две недели эвакуацию закончу. Тесно будет на баркасах, но ничего! Опять объявил «соцсоревнование». Индейцы с удвоенной силой вгрызлись в скалы. Вот как с моим покровительством не хотят расставаться!

Итогами своей деятельности я был доволен. Изумруды дадут нашей небольшой колонии дополнительные денежные средства. Практически даровая рабочая сила поможет в подъеме нашего хозяйства и строительстве города и крепости. Взамен индейцы, рабочие и воины, получат доступные нам блага цивилизации и справедливое обращение. Их дети будут учиться в школе и ни кто не посмеет сказать, что они люди второго сорта. Да! Еще и бревен плотов несколько притащу. Даром, что ли, я своему тестю, Матаохо Семпе, владельцу, с моей помощью, всего восточного побережья этого озера, десять топоров железных подарил? Обещал он леса нарубить и плоты приготовить. Выполнит! А нам в краю, где леса не густо – бухта Монтевидео называется, любая щепка как подарок будет. Особенно зимой.

Сатемпо с воинами я отправил пешком. Пусть разомнутся. Заодно приказал с каждой деревни, через которую будут проходить, брать десятину продуктами питания. Об этом с тестем я тоже договорился и он при мне разослал гонцов к младшим вождям с этим распоряжением.

Старатели – старались, а изумруды прятались в мой личный сундучок. Олег с тремя разбогатевшими стрельцами паковали вещички и усиленно прощались со своими местными подружками, а я откровенно скучал. Дождался прихода баркасов, отправил вторую партию стахановцев. С трудом дотерпел до возвращения плавсредств, загрузил в них продукты и всех остальных, работавших не так усердно, почему в третьем караване и оказались, но надеявшихся на мою доброту. Правильно надеются: я – добрый. Зачем мне столько крепких работников бросать на произвол судьбы? Я помню, что в ответе за тех, кого приручил. И мы нужны друг другу.

На воде было уже прохладно, неисчислимые недавно стаи водоплавающих птиц исчезли, откочевав в Северное полушарие. Как знать, не летит ли стая гусей, изрядно мною прореженная в прошлое плавание по этому озеру, на Русь? Хорошо иметь крылья! Крылья – это хорошо…

Вот тогда-то у меня и зародилась мечта построить самолет или, хотя бы, планер! Или дельтаплан. А что? Кое-какими знаниями я обладаю, а найденные Ахметом раненые бойцы, погибшие в своем времени и Волей Божьей перенесенные в конец 16-го века мне в помощь – воздушные десантники. С парашютом знакомы. А простейший дельтаплан – тот же парашют, практически. Стоит подумать!

Обратный путь до мыса ничем примечательным отмечен не был. С Матаохо Семпе простились сердечно, даже взгрустнули на пару. Пообещал, что когда буду в этих краях – обязательно загляну и привезу железное оружие и инструменты. Чем вождь отдариваться будет, пусть решит сам. Намекнул, что поляны, оставшиеся после лесоповала, неплохо бы разработать и засеять. Еды у его племени станет больше, а он, вождь, могучее. Сытые воины – сильные бойцы! Попросил остающихся на мысу индейцев не трогать, а помочь продуктами. Вождь обещал.

Глава 3

Путь до залива Монтевидео занял около недели с учетом плохой погоды. Из-за нее же пришлось обходить остров Лобос мористее обычного маршрута движения кораблей. Непосредственную опасность представляли песчаные банки у мысов Сан-Мария и Сан-Антонио, намытые мутными водами Рио де Ла-Плата, несущими в океан многие тонны грунта. О приближении к первой банке нас предупредил лот: возле нее глубина была всего 6–7 саженей. Обошли. Вторая банка гораздо коварнее. Она не что иное, как продолжение мыса Сан-Антонио. Корабль, ведомый не знакомым с этими местами капитаном, ориентирующимся на показания лота, может нежданно врезаться в ее северную оконечность: глубина с 12–14 саженей резко уменьшается, и капитан не успеет вовремя среагировать. Рамон знал об этом, потому мы и отошли от берега дальше в океан. Вскоре увидели землю, но капитан сразу не смог ее опознать, так как день клонился к вечеру, а берега были очень низкие, без каких-либо ориентиров. Наступившую темную ночь с дождем и громом переждали, лежа в дрейфе и взяв на марселях оба рифа, держась против волны. На рассвете перед нами открылись горы Мальдонадо. Теперь уже нетрудно было определить, что земля, усмотренная нами накануне, это и есть остров Лобос. Коварные банки обошли по широкой дуге, и, не торопясь и промеряя глубину, поплыли по Серебряной, согласно названию, но Грязной по виду, реке.

Флейт был плотно загружен людьми и бревнами. На буксире тащили еще несколько плотов, древесина которых не уместилась на палубе и в трюмах. Не бросать же, в самом деле, то, что уже в руках! Постарался вождь на славу, пустив в работу железные топоры. Идти против сильного течения реки, постоянно опасаясь налететь на мель, было довольно муторно. Да еще и таща за собой длинную связку плотов. И как их не оторвало во время короткого шторма, догнавшего нас уже после входа в эстуарий! Ночью была гроза. Яростно завывал памперо, и мы с трудом удерживались на одном якоре. Только бросив второй якорь, мы смогли сопротивляться ветру и перестали дрейфовать. Серым днем приблизились к мысу Тереза. От восточной оконечности мыса, затрудняя проход к заливу, на несколько кабельтовых тянулась цепь подводных скал. Набегающие на них волны порождали буруны, хорошо заметные днем, но не ночью. Обойдя опасное место, флейт наконец-то вошел в залив Монтевидео.

Вход в залив довольно широк, километров пять-шесть. Внутри залива несколько небольших островков, покрытых травой и редкими деревьями. Их я рассмотрел, когда флейт проплывал мимо. У западной оконечности бухты увидел высокую конусообразную гору и сразу вспомнил возглас испанского матроса: «Монте видео! Вижу гору!». Так вот она какая! Хороший ориентир – одинокая гора! Потому как остальная окружающая ее земля очень низка, глазу зацепиться не за что.

Князь начал строить свой город не там, где его в 1726 году заложат испанцы. Те стали строить крепость на мысе Терезы, на самом входе в залив. Для контроля над Ла-Платой и пресечения проникновения в нее португальцев. Князь себе такой задачи не ставил, средств и сил для этого нет. Потому и спрятал город в глубине залива. Нам пока не следует слишком выпячивать свое присутствие на этой земле.

Медленно прошли по обозначенному буйками фарватеру, оставив слева остров Низкий, а справа остров Застава, на испанских картах обозначенный как остров Свобода. Цитадель на северном, материковом берегу разглядел, когда до нее оставалось всего метров триста. Хорошо вписана в местность. Даже кусты кое-где на стенах посажены, будто сами на невысоком скалистом холме выросли. Фарватер проходил как раз в зоне поражения ее пушек. Рамон на мой вопрос о возможности пройти, не подставляясь под огонь цитадели, ответил:

– Впереди слева – песчаная коса, что тянется от острова Щит. И тот, кто попробует идти подальше от пушек цитадели, рискует сесть на мель. А суда с небольшой осадкой хоть в некотором роде и избегут массированной бомбардировки, но попадут под обстрел пушек со Щита. На острове герцог приказал строить форт. Вот и получается, что маневрировать здесь негде! Глубины не позволяют. И пушки. Так что устье реки Тихой и проход в бухту Птичью перекрыт надежно.

Флейт прошел мимо, как оказалось, полуострова, на котором князь возвел цитадель крепости и строит город, и вошел в бухту-лагуну, названную Птичьей из-за обилия пернатых летней порой. В ней становились на якорь и наши корабли, и прибывавшие к нам купцы. Как пояснил Рамон, длиной она более 5-ти км и от 1,5 до 3-х км шириной. А вот вход в нее всего метров триста и довольно сложен. Для облегчения плавания фарватер обозначен буйками. От восточных ветров и ветров памперос – порывистых юго-западных зимних ураганов, сопровождаемых страшными грозами, бухту хорошо защищает полуостров, на котором строится город. И якорная стоянка надежна. Бухта неглубока: якорное место находится на глубинах от трех до пяти саженей, грунт – очень вязкий ил: здесь даже самые большие торговые суда при посадке на мель не получат повреждений. Но чтобы этого не происходило, якорные стоянки отмечены большими буями, так называемыми «бочками», а безопасный фарватер – буйками. Особо неуклюжим кораблям встать на «бочку» помогают специальные швартовочные баркасы. А вот на севере и северо-востоке глубина бухты еще более уменьшается, и она превращается в тривиальное болото, заросшее камышом и осокой: рай для водоплавающих, пернатых и мохнатых вместе с холоднокровными земноводными. У входа в бухту находится устье реки Тихой, русло которой судоходно на большом протяжении и тянется далеко вглубь материка.

Флейт, похоже, встречало все население города, включая индейцев и иностранцев. Впереди встречающих, как и положено руководству, стояли князь, боярин Жилин и отец Михаил. Были они при параде, да и выстроенные в плотную шеренгу стрельцы имели праздничный вид в новых кафтанах. Только оркестра, играющего марши, не хватало!

– Посмотри, кабальеро, – обратился ко мне стоявший рядом Рамон. – Тебя встречают как героя! Почетный караул и сам сюзерен впереди. Он тебя высоко ценит!

– Да, амиго, я знаю его отношение ко мне! И по его слову я сделаю все, а может быть и поболе. За таким сюзереном я пойду куда угодно. Только сначала спрошу, какое оружие с собой брать. Остальное для меня не существенно!

– Ты так любишь своего герцога?

– Я ему доверяю, а он доверяет мне. Я ему не только жизнью обязан, но и спасением своей души.

Я перекрестился, Рамон последовал моему примеру. Пока мы с ним беседовали, швартовочный баркас, вспенивая веслами воду, подтащил флейт почти к самому берегу. По команде Рамона матросы отдали носовой и кормовой якоря. С берега к борту подали наплавной мостик. Поймав выброски, матросы подтянули его поближе и надежно закрепили канатами. Швартовочная команда, пробежав рысцой по мостику, притащила лестницу и приставила ее к борту флейта. Я в сопровождении Маркела, Олега и трех стрельцов спустился на берег, отсыпанный мелкой утрамбованной щебенкой, строевым шагом подошел к князю, приложил ладонь правой руки к шапке. Удивленные зрители прекратили разговоры и уставились на меня.

– Князь! Твое приказание выполнено! – разнеслись в тишине мои слова. – Вверенное имущество сохранено и приумножено. Заключен союзнический договор с вождем племени ава-гуарани, ему оказана военная помощь по отражению агрессии со стороны племени кайва-гуарани и принуждению его к миру. Так же отражено нападение пиратского судна. Пираты частью уничтожены, частью пленены. Судно отобрано в качестве приза. Потерь в личном составе нет. Рапорт закончен!

Князь, слушая мой рапорт, стоял, так же приложив руку к головному убору. Ну, все! Отдание чести введено в обязательное употребление в Русском экспедиционном корпусе! Навсегда.

С корабля на берег потянулась вереница рабочих с семьями. Дрожащую шатающуюся толпу стрельцы отвели, как я потом узнал, в специально построенные из самана казармы. Следом за рабочими, соблюдая подобие двухшеренгового строя, прошли воины-индейцы. Я представил князю вождя Сатемпо как своего вассала, по-русски – сына боярского. Князь, уже знавший о том, что я завербовал себе в подручные туземного вождя, удивлен не был и говорил с Сатемпо ласково. На что тот, в свою очередь, пытался отвечать на русском языке, хоть и знал мало слов. Однако они друг друга поняли.

А потом были баня и пир в ближнем кругу. Утром следующего дня – торжественный молебен в первом на этой земле православном храме и народные гулянья с застольем для всего населения русского города-крепости Новороссийск.

…И покатилось дальше колесо моей жизни! Пока я делал дела на мысу, куда вынесла судьба мой потрепанный штормами и окончательно добитый косаткой галеон, князь тоже не сидел, сложа руки. Каракка дона Мигеля доставила его с отцом Михаилом и двадцатью стрельцами в Буэнос-Айрес. Чем уж понравился воздух его первооснователю, Педро де Мендоса, давшему поселению на пустынном берегу название «Хороший Воздух», осталось неизвестным. Да и Бог с ним! Главное, князь достиг пункта назначения, встретился с отцом мужа своей дочери Аграфены грандом Адолфо Керро Санчес Гомес де Агилар.

Дальше моя память воспроизводит рассказ князя чуть ли не дословно, но выбирает наиболее важные или интересные эпизоды. Оказывается, она у меня бездонна! Стоит чуть напрячься, обдумывая что-либо, и она выдает «на-гора» необходимую для разрешения проблемы информацию. Я могу дословно воспроизвести текст мною прочитанных книг, могу нарисовать виденные карты, схемы, узлы машин и механизмов и много еще чего, за что когда-то зацепился взглядом. Зрительная память плюс информация, объем которой я не знаю – так я живая библиотека! Что это? Последствия мозготрясений, устроенных мне психом-профессором, ударом зеленой молнии, контактам с разумным дельфином-телепатом? Или очередной дар Бога, назначившего меня в мир этого времени Прогрессором? Хотя мне-то, какая разница? Беру и пользуюсь!

Рассказал князь много чего, но особо интересно вспомнить, как он добился от родственничка разрешения на строительство обособленного русского поселения и возведения крепости.

Я вспоминаю и будто вижу все происходившее наяву:

– Нет, герцог. Нет! Я не уполномочен королем строить новые крепости, тем более для иностранцев! Это запрещено! Если король узнает об этом, мне точно не сносить головы. Высылкой уже не отделаюсь, да и высылать-то дальше некуда!

Гранд метался по своему кабинету. Хотя говорить «метался» слишком смело. Гранд ковылял на своих подагрических ногах, напоминая колченогого страуса. Хотя эту птицу князь видел пока что только на картинке.

– Нет, герцог! – Вновь начал свои речи гранд, плюхаясь в кресло и болезненно морщась: спина у него тоже болела. – Хоть мы и родственники, но я не пойду на такое вопиющее нарушение королевского указа. Я хочу все же когда-нибудь вновь увидеть родную Испанию. А для этого я должен выполнять волю короля. Один раз я уже сделал ошибку, за которую расплачиваются все мои родственники. Если я пойду тебе навстречу и разрешу строить крепость в заливе Монтевидео, то когда из Перу прибудет вице-королевский инспектор, я не смогу предъявить ему ни одного весомого аргумента в пользу принятого мной решения. Что я ему скажу!?

– Скажешь, что я твой родственник.

– Но ты подданный не его католического величества! Ты и твои люди – иностранцы. Не католики. Меня увезут отсюда в кандалах. А что будет с моим сыном? Женой, внуком, наконец? Не говоря уже о жене сына, твоей дочери! Я не рассчитывал, что ты, герцог, прибудешь сюда с русской дружиной и православным священником. Мы так не договаривались! Ты хотел ехать с нами один!

– Хотел, но не получилось. Ты знаешь, что меня срочно вызвал мой царь.

– Вот именно! Если бы твой царь тебя не вызвал буквально перед самым отплытием, этой проблемы – твоей дружины со священником, сейчас бы небыло! Присутствие одного-двух ортодоксов церковь наша как-нибудь вытерпела бы. Но не семь десятков!

– Значит, дон Адолфо, бухточку ты мне не дашь? Хорошо! Тогда сделаем так: ты возвращаешь мне все серебро, что я вложил в снаряжение твоей экспедиции, а я собираю своих людей и уплываю в неизвестном тебе направлении. Покидаю, так сказать, владения короля испанского. Благо, у меня есть свой собственный корабль. Согласен?

Гранд сидел, насупившись, и молчал. Требование князя «развод и девичья фамилия» его явно не устраивал. Но он не знал, что ответить. Наконец, справившись с растерянностью, медленно проговаривая слова, произнес:

– У меня нет таких денег в наличии. Эта нищая земля практически не дает дохода. Золота нет, а серебро присутствует только в названии реки, на берегу которой стоит этот Богом и королем забытый город. Я не могу вернуть тебе твои деньги.

– А мне как быть прикажешь? Я потратил много серебра, – князь покрутил в ладонях стеклянный кубок. Налитое в него вино плеснуло на стенки сосуда и в союзе с огнями свечей породило рубиновые сполохи.

– Потратил на тебя и еще потратил на свой сюда переезд. Думал, еду к родичам, внуков нянчить да век свой доживать. Все свое имущество, что на Руси нажил, продал, а деньги в товары, здесь необходимые, вложил. А что с дружиной воинской прибыл, да с боярами, что у меня под рукой, так я все же КНЯЗЬ, а не безродный нищий дон, каких сюда и ты привез, и сами набежали. Мне по статусу положено иметь бояр с дружиною! Без них приехать – невместно! Умаление чести моей. Да и твоей, гранд, тоже. А то у тебя за спиной твои же приближенные тебе бы укоры высказывали. С худородным, мол, породнился! За которым и людей-то ближних нет!

Гранд опять подскочил из кресла но, застонав, ухватился за подлокотники и медленно сел.

– Что, дон Адолфо, болит? – участливо спросил князь. – Мазь со змеиным ядом в колени и спину втирать надо. Скоро мой лекарь прибудет, он мазь изготовит, если твои лекари не умеют.

– Спасибо, герцог! Если поможет твоя мазь, а я удовлетворю просьбу и разрешу тебе строить крепость на Восточном берегу Рио де Ла-Плата, то я смогу подняться на эшафот своими ногами.

– Гранд! К чему такой пессимизм? Сколько раз за время твоего правления сюда инспектора с проверками приезжали?

– Еще ни разу. Если судить по документам из моей канцелярии, то и раньше особого внимания вице-король к Буэнос-Айресу не проявлял. Но это ничего не значит! Как только вице-король узнает о моем самоуправстве, сразу же доложит королю, а тот пришлет солдат и флот, чтоб вас отсюда выбить.

– Ну, это мы еще посмотрим, кто кого и откуда выбьет. Но от кого король сможет получить такие сведения?

– В мои обязанности входит ежегодное представление подробного отчета о состоянии дел в колонии. Я его пишу и отправляю в Перу, вице-королю, вместе с налоговыми деньгами. А он отправляет мой отчет в Испанию. Еще я прилагаю список того, что для существования колонии необходимо прислать из Испании.

– И что ты пишешь? Что золота не нашел, но хлеба, пороха и людей прислать просишь. Так?

– В общем, так.

– А твои отчеты кто-нибудь из королевской канцелярии читает? Ты хоть раз что-нибудь получил от короля? Я не говорю про снабжение. Бумагу, за подписью его венценосного величества, тебе привозили?

– Нет, к сожалению! Я пишу, прошу…

– А в ответ – тишина, – перебил князь гранда, легко поднимаясь из глубокого кресла. Прошелся по застеленному ковром каменному полу кабинета дона Адолфо.

– Король тебе ничего не дает и не даст. Потому, что прекрасно знает здешнее положение. Прошло уже пятьдесят лет, как первый Буэнос-Айрес индейцы сожгли, а жители в Асунсьон удрали. Этому городу, которым ты сейчас правишь, всего десять. И кроме убытков, что тогда, что сейчас, казна испанская ничего от этого не поимела. И если бы не тот придурок, что вновь отстроил город после его разорения, то испанский король так бы больше никогда и не вспомнил, что есть у него такое владение – Аргентина. Небыло бы ее – король тебя в другую жопу мира сунул бы. О которой смог бы вспомнить. А снабжать колонию обязан ты, через ярмарку! За деньги, что здесь заработаешь.

– Как ты неуважительно отзываешься о моем короле, герцог!

– А ты сам-то его уважаешь? Да? А за что? Ты использовал свое древнее право дворянина объявить королю войну. А он как на это ответил? Сослал тебя к черту на кулички! Ответь-ка, гранд: ваши дворяне часто использовали это свое право?

– Ну, не очень часто, но бывало.

– И что, король их всех отлучал от двора и ссылал куда-то?

– Нет. В основном ограничивался чем-либо иным. Правда, один дворянин был казнен, но тот сам виноват. Он действительно начал военные действия, пролилась кровь!

– Тогда за что же король так тебя невзлюбил? Ответ тебе известен: ты поддержал требования своего брата. Короли не любят, когда их подданным удается добиться от них чего-либо. Ему пришлось вам уступить. Но твой брат погиб, ты со всем своим родом загнан в дыру на краю света, откуда никому, носящему фамилию Санчес, пока жив этот король, не выбраться. Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили, когда планировали переселение сюда? О том, что земли здесь не меряно и от короля твоего далеко. Потому – делай, что хочешь. Королю до тебя и дела нет. Ну и ты относись к такому положению соответственно. Тебе здесь надо выжить. Вернее, не так. Твоя главная задача не только выжить вопреки всему, и королю в том числе, но и стать сильнее и богаче. Строй свое благополучие по своему усмотрению, прибирай к рукам то, что можешь. Не упускай возможностей. Ведь все, чего ты здесь добьешься, достанется твоему сыну и нашему внуку. Нам с тобой много лет и уже мало что нужно в этой жизни. Скоро Бог призовет нас к себе. А что мы нашим детям оставим? Нищету? Опалу королевскую? Позор твоей древней фамилии? Так давай для детей наших постараемся и подарим им созданную нашими руками страну, что богатой стала не через захваченное золото, а через труд. Королю твоему нужно только золото. Нет его – и нет интереса к нищей земле. Потому ты от него не получишь ни-че-го! Вывод: чтобы здесь выжить и не прозябать в нищете, все необходимое надо либо добывать, либо производить самостоятельно. Как, убедил я тебя, или все еще надеешься на милость королевскую?

Весь длинный княжеский монолог гранд просидел в кресле, даже позы не меняя. Он был удивлен, обескуражен, растерян, слушая такие крамольные речи. Это же оскорбление величества! Подстрекательство к бунту! Дон Адолфо сидел, уставившись на огонек свечи, вцепившись руками в бороду, и молчал. Князь видел, что пуганый гранд погружен в решение непростой дилеммы: следовать указам короля и погружаться все глубже в нищету и забвение, либо игнорировать большинство королевских указов, регламентирующих жизнь в колониях, отдать князю выбранную им землю и начать работать на себя. Молчание затягивалось, и князь, допив вино и поставив кубок на стол, произнес:

– Я приехал сюда, чтобы жить и богатеть. У меня тоже есть сын, и я хочу оставить ему помимо титула еще и богатое, сильное княжество. Не зависящее от милости или немилости власть предержащих. Ты, гранд, как хочешь, но я все-таки займу бухту, будешь ты за или против этого. Пока твой король что-либо узнает, я успею хорошо укрепиться на этой земле. Ему будет не до нас, дон Адолфо. Он ведь постоянно с кем-нибудь воюет. Лишних кораблей и войск для моего, да и твоего тоже, усмирения, у него просто не будет. Или, на худой конец, пришлет какие старые кораблишки с измотанными долгим переходом и скудной кормежкой солдатами. Которым не очень хочется умирать за сольдо. А грабить у нас нечего, золота, как в Перу или Мексике, здесь нет. И об этом все давно знают, потому и не едут в Аргентину искатели Эльдорадо. Я хотел решить вопрос с землей и крепостью с тобой по-родственному, полюбовно. Я мог бы даже купить у тебя понравившуюся мне бухту. И жили бы мы с тобой в мире и согласии, гоняли по пампе индейцев, растили хлеб, торговали между собой и со всеми остальными. Но ты боишься гнева своего короля, которому на тебя наплевать. У нас на Руси есть пословица: с глаз долой – из сердца вон. Прямо про твоего короля! Так пользуйся моментом! Я даже формальности соблюду: подниму над крепостью испанский флаг, а свой родовой вывешу ниже его. Так как, гранд! Договорились? Больше уговаривать не буду. Сделаю по-своему, и ты не получишь с моего предприятия ни полушки.

Князь видел, что смог додавить родственничка. И действительно. Как только он замолчал, гранд, поерзав в кресле, будто геморрой зачесался, произнес:

– Ты говорил, что хочешь купить эту бухту с землей. За сколько?

– Вот это уже разговор двух деловых людей! Предлагаю десять пудов золота за залив, что на портулане название имеет «Монтевидео», и земли, прилегающие к нему на десять дней пути конной рысью на запад, север и восток, начиная от устья реки, что в бухту, на берегу которой я крепость поставлю, впадает.

Гранд, пошлепав губами и пошевелив пальцами, воскликнул:

– Это очень большая территория, герцог!

– Так и золота не мало!

…Это место беседы князя с грандом мне особенно нравится. Как они торговались! Особенно дон Адолфо. Явно в какое-то колено его древнего рода затесался еврей. Торговался дон самозабвенно! А князь его все больше раззадоривал. Что для нас какие-то жалкие десять-двадцать пудов золота? В трюм захваченной нами бригантины трудолюбивые пчелки, вернее – алчные пираты, натаскали с тонущего испанского галеона около двадцати тонн желтого металла в слитках, изделиях и монетах. Могли бы и больше, но корабль затонул не вовремя. Ладно, нам и этого хватит надолго, мы не жадные. Но и не транжиры. К тому же нельзя показывать гранду, что у князя золота много! Могут возникнуть подозрения разные да вопросы неудобные…

Высокие договаривающиеся стороны через пару часов торга сошлись на шестнадцати пудах монетами и ударили по рукам. В Аргентине была явная напряженка с наличностью. Внутри страны и при расчетах с капитанами за привезенный товар царил, в основном, бартер: обмен товара на товар по взаимно согласованным ценам. Разницу в стоимости выплачивали уже деньгами или слитками, по весу. Предварительно сравнив гири на безменах. Но слитки – это уже контрабанда, которую по прибытии в европейский порт надо тайно обменять на монеты. И тут у купца возникают проблемы: королевские фискалы и грабительский курс обмена, предлагаемый евреями-менялами. Первые, если поймают, могут в тюрьму сунуть с конфискацией всего имущества, ну, а про вторых – сами знаете. Эти проблемы торгашей я планирую убрать, выкупая слитки по более щадящему курсу. Добрый я, да и купцов надо стимулировать в нашу гавань заходить чаще и в первую очередь. Монет у нас пока хватает, а там Жан-Пьера, алхимика и фальшивомонетчика-любителя подключу.

Договоренность свою князь и гранд скрепили бокалом вина, Пока доверенный секретарь старательно выводил гусиным пером текст договора, родственники приговорили кувшинчик, заедая терпкое вино пирожками со страусятиной. Князь был доволен, что уболтал гранда. Гранд был доволен, что слупил с князя кучу золота за то, что ему не принадлежало. Подписав документ и приложив к нему большую печать, гранд передал его князю. Тот бегло просмотрел, свернул в трубочку и сунул за пазуху. Потом, когда допили второй кувшинчик и доели пирожки, князь приступил ко второй части «Марлезонского балета».

– Дон Адолфо, – обратился князь к довольно улыбавшемуся гранду. – А скажи мне, как я буду измерять купленную у тебя землю, если мне скакать по ней не на чем, а?

Гранд удивленно посмотрел на князя:

– Да какая разница! Разве кто когда будет интересоваться, сколько у тебя земли?

– Не скажи! А вдруг кто еще захочет у тебя землицы прикупить и соседом моим стать. Могут быть нежелательные споры, как у моего батюшки, боярина Хомутова, с князем Мусерским. Межевать землю надо, а нечем. Али ты, дон Адолфо, не понимаешь, о чем я речь веду?

– Об обозначении границ твоих владений.

– Не-ет! Не только. Речь я веду о том, что у меня коня нет.

– Вот беда! Так я тебе коня подарю. Сейчас пойдем на конюшню, и выберешь, какой понравится.

– За подарок – спасибо. Но мне надо много коней! Для дружины, для пахоты. Да и остальная скотина тоже нужна. У тебя есть, я знаю. Может, продашь? Золотом плачу!

И опять пошла веселуха! Под яростный торг и заверения в родственных чувствах с объятиями и поцелуями, приговорили еще один кувшинчик винишка. Потом еще… Князь был щедр и, хоть и сбивал запрошенную цену, но не намного. А гранд полностью заглотил золотой крючок. Теперь князь мог купить у родственника все, что угодно: халявное золото сыграло для дона роль наркотика.

…Я сидел в кресле у камина, вспоминал рассказ князя о его торге с грандом. Ловок Андрей Михайлович, все, что нам жизненно необходимо, сумел выторговать! Умудрился даже расплатиться, воспользовавшись вместо русского пуда – 16 кг, испанским арроба, что на один килограмм легче. Экономика должна быть экономной! Я улыбался во весь рот и вспоминал…

…Вечером второго дня моего нахождения в Новороссийске, князь организовал небольшое застолье с обменом информацией о проделанной работе. Докладчиков двое: князь и я. Сидели за столом расширенным, за счет введения нового члена – Пантелеймона, составом руководства Русского экспедиционного корпуса. Князь достал из сундука пачку исписанных листов бумаги. Каждый лист был заверен оттиском большой печати, висевшей на витом шнурке. Положил их на стол и стал говорить:

– Это документы, выданные мне доном Адолфо Керро Санчес и так далее, грандом и наместником вице-короля в Аргентине. Вот это, – князь показал лежавший сверху лист, – разрешение на постройку крепости в бухте залива Монтевидео. Формально она будет испанской, а фактически – русской. Следующий договор – о покупке мною у испанской короны земли. Я ведь герцог и у меня должны быть земельные владения, скот, поля, слуги, воины, крестьяне. Далее, – князь взял в руки целую пачку документов. – Это патент на дворянские звания для тех людей, кого сочту нужным этим званием наградить я. Своей волей или по вашему ходатайству, кого вы мне порекомендуете, посчитав их достойными быть равными себе, урожденным боярам.

«Но купить дворянское звание в Испании невозможно!» – подумал я, с интересом взирая на князя. – «Оно дается только королем за заслуги или воинскую доблесть. Что и происходило во времена Реконкисты – борьбы испанцев с захватчиками-маврами. Тогда было титуловано около трех тысяч отличившихся. Тогда же испанский король Карл Пятый ввел для особо отличившихся и титул «гранд» – «великий», который он мог присвоить любому дворянину, независимо от носимого им до этого титула. Главное, чтобы повод для такого отличия был весомым. Так что число носителей наследственных дворянских титулов в Испании впечатляло! Как же князь уболтал гранда узурпировать королевскую прерогативу в этом вопросе?»

Ответ на мой незаданный вопрос прозвучал тот час:

– Когда мы с доном Гильермо договорились по основному и дополнительным вопросам, я посетовал, что опасаюсь за мир и спокойствие среди наших дворян. Опаска моя, говорю, в том, что его дворяне не будут относиться с должным уважением к моим. И возможны вооруженные столкновения: русичи не прощают умаления своего достоинства никому, даже царю! На его вопрос, что же он может сделать, я ответил:

– Кто есть кто среди моих людей на Руси всем известно. А здесь – нет. Во владениях короля испанского я хочу привести наши титулы в соответствие с вашими. А подтвердить это соответствие попрошу тебя, выдав моим дворянам документы с твоей подписью и печатью наместнической. Расходы на бумагу, чернила и работу писца компенсирую.

К тому времени мы уже опростали пять кувшинчиков. Поднабравшийся гранд сидел косо за столом и тыкал длинной двузубой вилкой в блюдо с тушеным мясом. Мясо уворачивалось. Поймав все-таки кусок, донести его до рта через огромный воротник-жабо окосевший гранд не смог. Кусок шлепнулся обратно в блюдо, обдав брызгами соуса его лицо и камзол. Непокорная вилка упала туда же, куда и строптивое мясо. Извазюканный в соусах воротник полетел на пол, а гранд потребовал еще вина и своего секретаря. Сказав, чтобы я объяснил свою просьбу «писарчуку», дон Адолфо, не дожидаясь заказанного, уснул. «Устал», как у нас на Руси говорят. Я воспользовался его разрешением. Утром мы с ним поправили здоровье, гранд подписал все заготовленные секретарем документы, не читая, и я в сопровождении зятя, Хуана, на дареном жеребце отправился выбирать лошадей и скотину. Дальше – просто. На бригантине отвесил требуемое количество золота, Жилин упаковал его в кожаные мешки и с доверенным лицом гранда под охраной отправил во дворец наместника. А закупленный скот Рамон потом вывез, когда корабль отремонтировал.

Дон Мигель уже получил свою долю добычи с двух кораблей и успешно расторговался, – продолжил князь. – Хоть он и лишился части команды, перешедшей ко мне, доволен был дон неописуемо. Потому легко согласился доставить меня с людьми и имуществом в бухту залива Монтевидео и забросить продукты тебе, Илья Георгиевич. Так мы прибыли сюда. Я у гранда еще подрядил каменщиков толковых, каменотесов и, за отдельную плату, инженера-фортификатора. Надо же крепость правильно расположить и построить надежно. Строительство началось, но было трудно – людей не хватало. Потом от тебя, воевода, начали поступать материалы и рабочие. Стало полегче. Сейчас будет еще легче: рабочих рук изрядно прибавилось. У меня все. А теперь ты, Илья Георгиевич, граф Морпеховский, доложи, что все это время делал!

Князь вручил мне большой бумажный лист с висящей на шнурке массивной печатью. Я пробежал текст, написанный красивым почерком, и посмотрел на князя ошалевшим взглядом. Такого поворота сюжета я не ожидал.

– Что молчишь? Говори, но только по существу. Благодарить будешь потом.

Коротко, стараясь не особо вдаваться в подробности, я рассказал, что было мною сделано за время жизни на мысу. Как заключил союз с индейским вождем, как помог ему победить врагов и получил в подарок речку Изумрудную. В заключении открыл внесенные заранее в покои князя сундуки с добытыми камнями. От созерцания их количества у присутствующих пропал дар речи. А камни, хоть и не отшлифованные, грубо очищенные от породы, искрились в свете масляных ламп, пуская зеленые лучики.

Наконец, налюбовавшись завораживающим мерцанием драгоценных камней и восстановив душевное равновесие, нарушенное видом огромного богатства, отцы-командиры вновь заняли свои места за столом. Пантелеймон разлил вино по бокалам, все молча выпили.

– И сколько их там? – прозвучал вопрос боярина Жилина.

– Четырнадцать пудов, без малого.

– Это сколько же денег-то они стоят?!

– Не знаю. Очень много, но не здесь. Пуд отдал доверенным людям, что за добычей приглядывали и работу индейцев, в войне плененных, организовали добре.

– И кто же они, люди твои доверенные? – поинтересовался князь.

– Олег, десятник. Очень умно работу организовал, индейцев-воинов к бане приучил и к одежде. Я его, князь, в эскудеро произвел и прошу твоего утверждения моего производства.

– Согласен. А кто другие?

– Холопы твои, княже, Кондрат, Никита и Фрол. Уж извини, что я ими так распорядился. Но ты воспитал очень хороших, думающих и умеющих организовать людей, исполнителей. Отпусти их на волю, поручи дело интересное, и они проявят себя еще не один раз!

– Ты им, часом, никаких титулов не присвоил?

– Нет, княже!

– Хорошо, граф, я приму от них откуп, а о делах, что им можно будет поручить, потом подумаем. Пусть будут мануфактурщиками или помещиками на землях моих, хлеб растят или еще что. Решено.

– Еще, княже, я своей волей назначил трех твоих стрельцов сержантами-сотниками. Они обучали и по моему приказу командовали в боях сотнями индейских воинов. Предлагаю их тоже наградить титулами эскудеро и назначить командирами туземных сотен, из местных индейцев набранных. Нам нужна сильная дружина. Потап, Родион и Павел – готовые командиры. Я с ними сам еще позанимаюсь, и у тебя, князь, будет дружина из уругвайцев.

– Из кого? – подал голос молчавший до того Пантелеймон.

– Из уругвайцев. Так нам наших индейских воинов называть будет проще: племен туземных вокруг много, каждое свое название имеет. А как тех воинов, что я привел, еще назвать? Они теперь уже не гуарани, если из своего племени ушли. Тем более, думаю, собирать войско будем из воинов разных племен, и сотни комплектовать вперемешку. Потому и предлагаю наших туземных воинов назвать «уругвайцы». Да и чужаки не скоро поймут, из кого мы войско собираем. Пусть думают, что так племя индейское, нами обнаруженное и покоренное, называется.

– Хитер, граф Илья! И коварен! – Князь смотрел на меня, прищурив в улыбке глаза. – Но то нам во благо!

– Да и ты, князь, не так прост, как тебя испанцы себе представляли! – вернул комплимент я своему прямому начальнику.

– Мы ведем войну, – посуровев, произнес князь. – За свое выживание и сохранение на этой земле нас, русских, как нации. С нашим языком, культурой и верой православной. Потому относиться ко всем окружающим нас народам будем как к противнику, с которым заключено временное перемирие. А союзниками нашими будут наша дружина воинская и флот морской. Но их еще надо создать и укрепить.

– Да, княже, ты полностью прав! – я решил вложить и свои пять копеек. – Наши надежнейшие союзники это армия, авиация и флот!

– Кого-кого ты, боярин, вторым-то помянул? – спросил услышавший незнакомое слово Жилин.

– Авиация. – Четко выговорил я. – Слово обозначает «воздухоплавание». Человек, используя некие приспособления, сможет летать по воздуху.

– Один смерд уже попробовал летать, – подал голос отец Михаил. – Сделал крылья из полотна и на глазах у царя Ивана Васильевича с боярами с колокольни прыгнул. Не полетел, упал. Остался жив. Был дран кнутом и куда-то сослан. На том все и закончилось.

– Так ведь не я это придумал, отче! Мне авиацию сам Бог показал и как ее правильно сделать, чтоб летать и не падать – подробно поведал. Значит, хочет Он, чтобы мы в небе, аки птицы, парили. Богоугодное дело – авиация. Но очень тайное, потому знать о ней никто, кроме нас и еще четверых воинов, что Ахмет израненными нашел, знать не должен!

– Да, кстати, – заговорил князь. – Кто они, выяснил? Откуда, как сюда попали?

– Выяснил, княже!

Глава 4

…Машутка, сладко спавшая, прижавшись к теплому брюшку Кисы, завозилась и тоненько заплакала. Киса вскочила, обнюхала девчушку и в один прыжок исчезла в соседней комнате. Буквально тут же в комнату вошла Ларита, подхватила дочку на руки и ушла, наградив меня улыбкой. Хорошая у меня жена! Не спорит, не ругается, меня любит. Все, чему обучил, выполняет. Ведет домашнее хозяйство, растит дочурку. За три года, что мы живем с ней, выучилась читать и писать по-русски. А говорить на моем языке начала учиться с первых дней нашего знакомства. Теперь учит детишек грамоте в воскресной школе при храме. Первой крестилась в православную веру. Отец Михаил ей не нахвалится, но меня не укоряет, что не освятил я свой брак венчанием. И про блуд не упоминает, потому, как сам живет с симпатичной индианкой, а венчаться с ней не может: священник он у нас единственный, кто имеет право это таинство провести. А как он сам себя венчать будет? Батюшка наш из белого духовенства, жениться имеет право. Только узаконить это не получается. Вот и молчит про блуд. А я не знаю, почему тяну с этим. Что-то меня останавливает, какой-то тормоз. И объяснить я его наличие не могу. Хоть и люблю женушку свою ненаглядную.

Почти все наши стрельцы, что на Руси холостыми были, здесь себе женок нашли. А женатые – подруг. Природа требует! Многие венчались, остальные просто живут со своими подругами, некоторые – и не с одной. Отец Михаил уже около сотни младенцев, рожденных в таких союзах, окрестил, давая русские имена. Так что теперь среди черноголовых детей-индейцев частенько стали мелькать и русые головенки полукровок. Даже несколько рыжих есть! Это явно Макар Рыжий и Дюльдя, он тоже с рыжинкой, постарались. Русская кровь явно пересиливает индейскую. Как пересиливала татарскую, и появлялись в татарских аулах русоволосые голубоглазые татарчата. Возьми такого, вырасти в русской семье, и никто и не подумает, что его отец – татарин. Вот только африканскую русская кровь пересилить не может. Видел я во времени, мною покинутом, достаточное количество плодов «дружбы народов постелями». Откровенно говоря, становилось противно: русская женщина, а рядом – негритенок за руку держится. Вот что заставило ее его рожать? Любовь? Ладно, плод любви, если это она была, виден. А предмет любви где? Нету! В какую-нибудь Зимбабву сдриснул, помахав на прощание черной рукой с белой ладонью. И сколько потом этим несчастным детям издевательств пришлось вынести! Ну не любят на Руси таких экзотов! А сколько их по детским домам было распихано, на государственное содержание. И вырастали из этих негритят в большинстве случаев преступники. Мало кто смог вырасти не озлобленным зверьком и сумел стать нормальным гражданином страны. Дети-изгои превращались в изгоев-взрослых. Но они-то не виноваты, что родились! Это их мамы, ложась под негров, о будущем не думали. А детям пришлось отдуваться.

Поэтому, зная историю и будущее, я приложу максимум усилий, чтобы на землю Русского Уругвая негры не попали. А если и попадут, то только в виде кастрированных рабов, на самые тяжелые работы, куда индейцев жалко будет отправлять. И никаких негритянок, будь они хоть раскрасавицами! Знаю, что эта раса из себя представляет. Я не расист, но негров не люблю. Кстати, самые оголтелые расисты не белые, а как раз черные.

Привлекая внимание, о мои ноги потерлась Киса. Я, наклонившись, погладил ее по голове, почесал за ушком, вызвав довольное мурчание. Красавица моя, умница! Месяц назад принесла очередного, уже третьего, котенка. Первый, рожденный еще во владениях Матаохо Семпе и названный мной Барсиком, уже вырос и жил на конюшне. Его туда сама Киса определила: через три месяца после моего прибытия в Новороссийск взяла уже хорошо подросшего сынишку за загривок и поволокла на конюшню к лошадям, на ПМЖ. Первый месяц отселения часто его навещала, видимо, для обучения или контроля. А потом – все реже и реже. Так, иной раз заглянет на конюшню, пообщается с сыном, и уйдет, удовлетворенная проверкой.

Первое время, мне конюхи докладывали, лошади кота боялись. Храпели, косились на него лиловым глазом. Кот к ним в стойла не лез, чуял, что с перепугу и копытом зашибить могут. Постепенно лошади, не видя агрессии со стороны Барсика, к нему привыкли. А тот работал, регулярно отлавливая местных грызунов, покушавшихся на дорогой для нас овес, и выкладывал свою добычу перед воротами конюшни. Индейцы, обучавшиеся у стрельцов, ставших конюхами, премудростям ухода за лошадьми, были очень рады таким подаркам. Хоть кормились от князя и не голодали. Для них любой зверек это обычная и привычная еда. Индейцы живут от природы. Все, что могут поймать или подстрелить – добыча. Короче, употребляют в пищу все, что шевелится, а что не шевелится – расшевеливают и употребляют. Я об этом, вроде бы, уже говорил. Употребили и полутораметровую змеюку, непонятно как загрызенную котом. Она, со слов взволнованных индейцев, была очень ядовита! В доказательство притащили мне ее голову и даже в чашку, мной поданную, яд выдавили. И не боялись, что отравятся, проделывая эту операцию. Пояснили, что часто ловили и таким образом «доили» змей по заказу шамана, он же лекарь, готовивший из яда лечебные мази. Как жаль, что я не смог, вернее, был занят более актуальными на тот момент делами и не успел влезть в его память. Натолкнулся на блок, но вскрывать его было некогда. Да и не мог я тогда делать это достаточно аккуратно, незаметно и без последствий для чужого мозга. Вот теперь и не знаю, как мази с ядом для лечения, а не для ликвидации кого – либо, готовить. Но яд все равно прибрал. Пусть будет!

Второго своего котенка Киса таким же манером пристроила к дому князя. Именно к дому, а не в дом, потому как живет он на дворе и в комнаты княжеские не заходит. Князь его звал в дом, но тот не пошел, хоть оказывает нашему герцогу все кошачьи знаки уважения и подчинения. Князь его Тигром назвал после того, как кот пригнал ему во двор из пампы молодого кабанчика. Вот была потеха всем, кто это видел! Кот загнал добычу в угол двора и не выпускал, пока не дождался князя. Вот тогда он и получил свое имя. Но не только за бойцовскую смелость князь его так назвал. Кот отличался от своей матери и окрасом, и статью: тело – короче, хвост – тоже, а вот ноги – длиннее. И в окрасе просматриваются темные поперечные полоски. Видимо, в этой местности котов-ягуарунди не водится. Вот и пришлось Кисе пользоваться чужим. Потому и дети у нее на нее не похожие пошли. Кстати, ее последний котенок тоже метис. Вон он, легок на помине. Ковыляет на еще слабеньких, но уже заметно высоких ногах, цепляясь коготками за постеленный на полу ковер. Прятать их он еще не умеет. Киса занялась сыном, а Ларита позвала меня обедать.

Послеобеденная чашечка матэ в руках исходит паром. Мелкими порциями тяну через серебряную бомбилью горячий «напиток божественного Каа», а мысли уносятся в недалекое прошлое…

…Лагерь на мысу. Передо мной стоят четверо десантников, людей моего безвозвратно утерянного времени. Изорванная когда-то пулями форма заштопана и выстирана. За расстегнутыми воротниками – тельняшки в голубую полоску. Все босые. Двое русоволосых, двое чернявых. Почти одинакового среднего роста. У одного на единственном сохранившемся погоне сержантские лычки. Стоят вольно, но напряжение ощущается: не в своей тарелке ребята! Встали у входа в палатку, плечом к плечу, быстрыми взглядами контролируют обстановку. Я сделал знак, и приведшие их стрельцы вышли. Со мной остались Маркел и Дюльдя. Я сел на трехногую табуретку и предложил десантникам сесть на лавку, стоявшую за их спинами. Воины сели, но так, что могли вскочить в любую секунду. Я перевел взгляд с их лиц на босые ноги и произнес:

– Маркел! Проверь-ка, как там баня, и готова ли одёжа. И распорядись принести обувку. Негоже воинам босыми перед воеводой быть!

– Есть! – Маркел, козырнув, выбежал из палатки, провожаемый удивленными взглядами.

– Перед воеводой!? – прошелестел шепот десантников.

– Ты кто? – Вопрос задал сержант. – Где мы?

– Дюльдя! – игнорируя вопрос, позвал я стрельца. – Организуй нам чего-нибудь поесть и выпить.

Богатырь, так же козырнув, молча вышел, подозрительно покосившись на моих гостей.

– Я – стрелецкий воевода боярин Илья Георгиевич Воинов. Вы, судя по тельняшкам, бойцы воздушно-десантных войск России или, как еще расшифровывают аббревиатуру ВДВ – «Войска дяди Васи». Вы находитесь сейчас на восточном берегу Уругвая. Там, – я указал пальцем, – шумит Атлантический океан, на берегу которого мои разведчики нашли вас израненными. Помолившись Богу нашему Чудотворцу, я с помощью Его и креста животворящего, излечил вас, вынув из тел ваших вот эти пули, – я показал. – Как я понимаю, от автомата Калашникова. В том времени, где вы были, вас убили враги. Но Бог Всемогущий решил, что вам еще рано умирать, не выполнив все, вам предначертанное волей Его. И перенес тела ваши, вернув в них ваши души, сюда. Здесь – конец шестнадцатого века, а точнее 1591-й год от Рождества Христова.

– Ого!

– Крепко нас на фугасе долбануло!

– Шиза полная!

– Тихо, воины! – голос сержанта. – А ты не врешь, мил человек? Может, разыгрываешь контуженных? Уж больно говорок твой похож на наш, армейский, а не на боярский: «аз есмь болярин!»

Я рассмеялся:

– Хорошо изобразил, как в кино. Только все проще, и одновременно сложнее. Конечно, вам трудно поверить в мои слова. Думаете, вот сейчас отойдете от наркоза, проснетесь в госпитальной палате. Вокруг раненых героев сестрички будут порхать, утку предлагая или еще чего. Разочарую. Вашей прошлой жизни уже нет. Есть настоящая, здесь и сейчас. Где и когда – я уже сказал.

Повисло тягостное молчание. Десантники растерянно смотрели друг на друга, на меня, на расстилающийся до горизонта океан. Потом чернявый, с багровым рубцом через все горло, шепотом произнес:

– Мистика! Что с нами произошло?

– Что с вами произошло, вы мне сами сейчас рассказывать будете. Вспоминать и рассказывать. Для начала представьтесь.

Бойцы переглянулись, и сержант, встав, начал:

– Мы бойцы разведвзвода батальонной тактической группы 127-го парашютно-десантного полка. Я – гвардии сержант Евгений Владимирович Поливанов, командир отделения. Позывной Жень-Шень.

– Отчего так прозываешься?

– Пацаны назвали, еще в учебке. Имя у меня Женя, и родился я в Приморье. Вот оттуда и Жень-Шень.

– На гражданке что делал?

– В мореходке учился, во Владике. Море люблю. На яхте с отцом с детства хожу. Он как с похода придет, так сразу со мной в море…

– Так что же во флот не забрали? Или в морпехи, хотя бы?

Парень замялся. А я произнес:

– Только не ври. Я умею отличить правду ото лжи.

Сержант кивнул головой и продолжил:

– Мореходку не закончил по причине срочного отчисления за причинение кое-кому на дискотеке мордобития. Могли быть серьезные неприятности, потерпевший оказался сыночком криминального пахана. Вот меня буквально за одни сутки друзья отца и из училища отчислили, и в практически уходящий эшелон с призывниками впихнули. Так в ВДВ и оказался.

– Ясно, сержант. Садись.

Следующим поднялся чернявый паренек с рубцом на шее. Говорил шепотом, видно, голосовые связки серьезно повреждены:

– Гвардии ефрейтор Рощин Богдан Степанович. Наводчик-оператор БМД. Позывной Шатун. Я с Камчатки. Охотничать начал, как сил хватать стало ружье после выстрела не ронять и на ногах удерживаться. Потому – Шатун, медведь такой, на зиму в берлогу не залегший.

Паренек улыбнулся открытой светлой улыбкой и, дождавшись моего разрешения, сел.

– Гвардии рядовой Денисюк Михаил Васильевич, – поднялся следующий боец. – Стрелок. До призыва увлекался парашютным спортом и дельтапланеризмом. Позывной Стриж.

Последним поднялся коренастый парниша с руками слесаря или моториста. Точь в точь, как у меня были, когда на заводе работал.

– Гвардии рядовой Кузнецов Иван Романович, механик-водитель БМД-2. На гражданке мотористом работал. Отсюда и позывной – Дизель.

– Кто я и где вы находитесь, братцы-десантники, вы уже знаете, но еще раз повторю, для лучшего запоминания и осознания всего, что услышите.

И я вновь повторил то, что уже говорил им, с подробностями. Но я видел, что понять, как они здесь очутились, у бойцов все же не получается. И тогда я сказал:

– Расскажите о своем последнем бое. Афган? Чечня?

– Чечня, лето 1995-го, – сержант Жень-Шень, прокашлявшись, начал рассказ. – Мы на своей БМДэхе в головном дозоре шли, впереди колонны. Чичи по колонне огонь открыли почему-то раньше, чем по нам. Мехвод сразу на месте «жука» крутнул, назад, к колонне. Тут взрыв за кормой, фугас, видимо. Корма и кто в десантном отсеке были – в куски. Машина загорелась. Нас четверо уцелело. Из машины выпрыгнули, а дальше я и не помню ничего.

– Женьку сразу очередью срезало, возле гусянки упал, – продолжил Дизель. – Я его в ямку какую-то затащил, стал отстреливаться. Потом граната взорвалась, и все, – мехвод тяжело вздохнул и замолчал.

– Значит, я был последним, – тихо произнес Шатун. – Я видел, как пацаны погибли, и как Мишка Стриж в рукопашке отбивался, а его в спину из «калаша». Помочь не мог, чичи ноги прострелили. Стрелял, пока патроны были. А потом мне очередью руки перебило, и гранату последнюю взорвать не смог!

И замолк боец. Вспомнил, что дальше произошло. Закрыл лицо дрожащими руками и заплакал. Но я твердо знал, что плачет он не от страха и пережитой чудовищно жестокой смерти, а от бессилия, от осознания того, что не сможет уже отомстить и вернуться домой. Бойцы сидели, опустив плечи и закрыв лица. И я их не осуждал. Воин имеет право заплакать, такие слезы его сильнее делают.

– Последнее, что я видел, – прошелестел голос Шатуна, – Это яркая зеленая молния!

Снова молния! У меня по спине пробежал табун ледяных мурашек. Велик Господь!

– Велик Господь! – громко произнес я, вставая. Бойцы так же поднялись и смотрели на меня. – Помолимся же Господу нашему, православные! Вознесем молитву благодарственную за воскрешение воинов русских, в бою с врагами головы свои сложивших!

И я, повернувшись к образу, начал:

– Отче наш! Иже еси на небеси…

Я не знал, были ли десантники крещеными, верили ли в Бога, но они, встав рядом, вслед за мной повторяли слова древней молитвы. И с каждой произнесенной фразой, с каждым крестным знамением я ощущал, как успокаиваются их смятенные души, а голоса обретают твердость. Молитва помогла успокоить души и принять то, что с ними произошло. И подкрепила осознание того, что Бог есть, и Он их в беде не бросил!

Отзвучали последние слова, рука положила последнее знамение. Поклонились образу Отца Небесного. В палатку, неся на деревянной дощечке, накрытой холстинкой, миски с немудреной едой, вошел Маркел. Поставил принесенное на стол, доложил:

– Воевода! Баня еще не готова. А сапоги я вместе с одежей принесу.

– Добро! Иди, все остальное приготовь. Мы тут сами управимся.

Разминувшись с Маркелом у входа, в палатку протиснулся Дюльдя с ведерным бочонком вина, 12 литров, кто не знает, и медной ендовой. Правильно, ребятам после всего пережитого надо хотя бы немного снять стресс. Для этого еще женщины подходят, но они будут позже и не здесь. Поставив ендову в центр стола, стрелец выдернул из бочонка пробку и вылил содержимое в посудину. На край повесил ковшик. Потом, глазами спросив разрешения, вышел наружу и встал возле входа, опершись на свое жуткое оружие – начищенный до зеркального состояния бердыш.

Я разлил вино в большие чарки, на одну сверху положил ломоть хлеба.

– Помянем, славяне, друзей и товарищей, в боях павших. Пусть земля им будет пухом!

Выпили стоя, помолчали. Сели на расставленные вокруг стола лавки. Сержант по моему знаку вновь наполнил чарки. Выпили по второй, после чего уже принялись за еду: жареное мясо, вареная картошка, рыба копченая, соленая, тыквенная каша и еще что-то вкусное. Напряженность постепенно оставила бойцов, ели с аппетитом и вино пили с удовольствием. Раскраснелись некогда бледные лица, в глазах появился блеск. Но разговоры не разговаривали. Видимо, стеснялись. Только Жень-Шень, набравшись храбрости, задал вопрос, услышав который, уши насторожили все:

– Мы, товарищ боярин, поняли, что нас на той дороге чичи убили. И что Бог нас к жизни вернул и заслал, как вы говорите, в шестнадцатый век. Только вот неувязочка! Говорите вы, как и мы в двадцатом веке говорим. Для вас понятно, о чем мы вам рассказали. Разве во времена Ивана Грозного знали, что такое БМД или граната, автомат? И кто такой мехвод? Странно это!

– Вопрос, конечно, интересный, ребята. Скажу только одно, но никаких больше по этой теме вопросов! Я – из начала 21-го века сюда попал, и тоже пройдя через смертные врата с Божьей помощью. Как, что, почем, куда и так далее – без комментариев! Предупреждаю: это тайна, которой, кроме вас, владеет еще только один человек. И все! И вам придется всю оставшуюся жизнь молчать о том, кто вы и откуда.

– Ваша легенда, – продолжил я, – такова: вы воины русские, попали в плен турецкий, галера, где вы гребцами были, в Новый Свет шла. Плыли очень долго. На скалы галера напоролась, вы выплыть сумели, так как бежать готовились при удобном случае, и кандалы подпилили заранее. Попали на остров маленький, безлюдный. Связали плот. Подняли парус и поплыли, куда Бог послал. Сколько плыли – не помните. Один раз мимо корабль какой-то проходил. Но не взял на борт, только из пушки пальнул. Но Бог миловал. Убить не убили, только поранили сильно. Плот ломаться начал, как до берега добрались – тоже не помните. Очнулись уже здесь, в палатке. Вот этой версии и придерживайтесь. Народ в этом веке простой, фантастики не читал. В Бога и Дьявола верит. И в эту байку тоже поверит, даст Бог-милостивец. Испанцы, в чьих владениях мы сейчас находимся, очень набожны и подозрительны. Развлечением считают, если кого на костре инквизиция сожжет, обвинив в связях с дьяволом или в колдовстве. Вы как раз под второе и попадаете. Вот и делайте выводы!

– А как же форма наша, тельняшки?

– Османы, скажете, так здесь сейчас турок называют, запомните, свои обноски дали. Заодно постригли и побрили, чтобы сильнее унизить русского человека: у них без бород и усов только евнухи. И еще запомните: меньше разговоров, больше слушать, как люди говорят. Запоминать, как что называется. Что не ясно – у меня спрашивать. Без опояски, тонкого ремешка, что поверх рубахи вяжут, может ходить только крестьянин, смерд по-здешнему, да и то в поле на пахоте или покосе. Остальные – только опоясанными! Всегда! И ничему не удивляться вслух!

Дальше я провел с десантниками такой же ликбез, что в свое время со мной провел князь. В палатку заглянул Маркел:

– Воевода! Баня готова, одежа на скамейке лежит.

– А подарки мои?

– Внутри дожидаются!

– Так, бойцы. Сейчас – баня. Маркел, холоп мой, вас проводит, все покажет. Одежду поменяйте, чтоб не выделяться. Я вам подарки приготовил, не удивляйтесь. Здесь нравы простые, что естественно, то не безобразно. Но некоторые приличия и индейцы местные соблюдают. Учтите на будущее. Понравятся подарки – можете оставить себе в вечное пользование. Не понравятся – сможете потом выбрать из свободных. Индейцы местные не рабы, а мои союзники. Относитесь к ним по-товарищески, но без панибратства. Некоторая дистанция быть должна, тем более, что им я вас представлю как своих братьев, потерявшихся и найденных. Я для индейцев в большом авторитете, не уроните мне его! В будущем я планирую использовать ваши знания на командных должностях. Все. Идите. Маркел! Проводи.

…Из бани мои десантники выбрались только под утро, перед побудкой. Форму свою поменяли на одежду, найденную моими стрельцами в трюмах флейта. На продажу горбатый карлик-капитан вез ее довольно много. Вот теперь десантники двадцатого века внешне вполне соответствовали шестнадцатому. Только тельняшки оставили. И тут я уже ничего не смогу сделать!

…Князю и остальному комсоставу Русского экспедиционного корпуса я доложил ту версию, что озвучил для запоминания десантникам. Что поверили все – сомневаюсь. По крайней мере, князь от меня явно ждал конфиденциальной информации. Он ее, конечно, получил в приватной беседе тет-а-тет. И тут же задал вопрос, как я такой Божий подарок использовать намерен.

– Для начала они будут инструкторами по рукопашному бою. Дам им на год по полсотни пацанов, пусть из них бойцов делают. Заодно и грамоте обучат, арифметике. Среднее образование каждый из десантников имеет. Пограмотнее нынешних учителей церковно-приходских школ будут. А потом – раскидаю по специализациям. Вместе с теми из воспитанников, кто в науках преуспеет.

– И что планируешь?

– Иван Дизель – моторист. Пусть займётся созданием двигателя. Для начала – паровика. Хочу, чтобы наши боевые корабли от ветра не зависели, иначе задавят нас сначала на море, а потом и на земле.

– А из чего и с кем он их делать будет?

– Схожу в Европу, поищу механиков. Там сейчас подрастают будущие конструкторы паровых машин. Куплю материалы необходимые, а механикам покажу правильное направление в их работе. Но только здесь, в Новороссийске. Знаний, слава Богу, у меня хватает.

– А остальные?

– Михаил Стриж – дельтапланерист. Авиацию будет нам строить. Богдан Шатун – стрелок, охотник. Он в огнестрельном оружии спец. Напомню нашим мореходам, чтобы за любые деньги привезти из Старого Света мастеров-оружейников. Шатун им будет идеи подкидывать, а те – воплощать их в железе. Огнестрел необходим казнозарядный, с капсюльным патроном. Вместе с алхимиком нашим, Жан-Полем, будут работать. Помнишь, князь, что француз нам говорил?

– Что порох большой мощности выдумал и кристаллы взрывающиеся.

– Вот именно! А это прямой путь к унитарному патрону для многозарядных ружей-револьверов и казнозарядных пушек, снарядами стреляющих. Я им всем помогать буду, Господь мне в память много полезного и нам необходимого вложил.

– А сержант, Жень-Шень?

– Ну, тому прямая дорога в капитаны одного из наших будущих кораблей! Думаю я, что надо нам флот увеличивать. Корабли либо захватывать, либо покупать. Купить – предпочтительнее. Только новые или недолго плававшие. Деньги есть, изумруды понемногу надо в Европе продавать, на них и флот собирать.

– Ты прав, боярин. Через пару месяцев, как товара местного достаточно соберу, отправлю боярина Жилина с Рамоном в Старый Свет. С ними и Жень-Шень твой пойдет, учиться настоящим парусником управлять. В команду дам всех стрельцов, что морскую науку хоть немного усвоили. На палубе доучатся! И из уругвайцев твоих десятка два – три не мешало бы к морскому делу приставить. Подумай над этим!

– А что думать! Озадачу Фиделя с Камило набрать моим именем среди индейцев команды матросов на баркасы. И в море! То есть, в Ла-Плату, она здесь как раз на море своими размерами похожа.

– Одобряю. Завтра же и прикажи, а лучше сам выбери среди уругвайцев желающих отличиться. Ты у них в огромном авторитете!

– Сделаю!

Съели по апельсину. Помолчали. А потом я попросил князя еще раз показать мне документ, что дон Адолфо выдал на владение бухтой и землей вокруг залива Монтевидео.

– Тебе что-то не понятно? – князь с удивлением посмотрел на меня.

– Я, князь, хорошо знаю этот период в истории колонизации Южной Америки. Спасибо матушке, царствие ей небесное, – я перекрестился. – Потому имею некоторые сомнения.

Князь вытащил из сундучка документы и подал мне. Я углубился в изучение, и вскоре мне стало понятно, что дон прикрыл свой зад, не нарушив указы короля, и поимел нехилые денежки введя, мягко говоря, в заблуждение родственника. Закончив изучение, я положил бумаги на стол, взял с блюда апельсин и стал его очищать.

– Ну, что ты там вычитал? – в голосе князя слышалось нетерпение.

– Скажи, Андрей Михайлович, ты весь документ читал? С самого начала?

– Нет, я титулы все, как и поименования, пропустил. Прочитал, что бухта переходит в мое пользование вместе с землей и индейцами, на ней живущими, и все. Да, еще прочел, что подушную подать королю испанскому за людишек платить должен, но это мелочь! А что, там что-то не так написано?

– Чтобы тебе, князь, было понятнее – немного истории. После открытия и завоевания Нового Света для управления колониями были образованы несколько вице-королевств. Нас интересует одно – вице – королевство Перу, которое включает почти все владения в Южной Америке, кроме побережья Венесуэлы. В составе вице – королевств есть самоуправляющиеся территории, генерал – капитанства. Одно из них – это капитанство Ла-Плата, в котором мы и находимся, а генерал-капитаном является гранд Адолфо. Не наместником! Вот об этом и говорится в первых строках документа. Самостоятельность дона Адолфо ограничена. Он осуществляет только административные функции, и продавать землю не имеет права. Только с разрешения вице-короля. Но и вице-король такое разрешение дать тоже не может – прерогатива не его! Верховным собственником земли является только испанский король. Единственное, что мог сделать дон Адолфо, это разрешить тебе организовать энкомьенду. Это особая форма поместья, предоставлявшегося испанским дворянам-переселенцам. Владелец поместья – эн-комендеро – имеет право только на использование труда приписанных к энкомьенде индейцев. Он должен заботиться об обращении индейцев в христианство, обеспечивать уплату ими подушной подати – «трибуто», и выполнение трудовой повинности в пользу государства на королевских рудниках, строительстве и так далее. Вот об этом, о пожаловании тебе энкомьенды, и написано в выданном документе, а не о праве владения землей. Ты не владелец, а обычный арендатор. Срок аренды не указан, значит, согнать тебя с земли можно в любой момент, лишь бы силы у сгоняльщиков хватило. А нам открытая конфронтация с испанской короной сейчас не нужна. Правда, лет через двадцать-тридцать, в 17-м веке, начнется формирование крупных землевладений – латифундий, которые не будут связаны с пожалованием энкомьенды. Да и на королевские указы уже особо обращать внимания не будут. Силу обретут землевладельцы, вернее, землезахватчики. Но это когда еще будет!

– Так значит, этот старый козел меня обманул и развел на деньги?! – князь нервными шагами мерял комнату. – И что теперь делать? И как мне с ним теперь поступить? Простить не смогу! Он меня как последнего лоха развел, сволочь! А еще родственник! Сын мой у него в войске служит, дочь с внуком моим в его доме живет! Что делать, а?

– Для начала – успокоиться. А при дальнейшем общении не показывать вида, что раскусил его «кидок». Понять дона можно! Он себя прикрыл и тебе, вроде бы, потрафил, дал, что ты хотел. Ну, срубил с дикого богатого московита деньжат! Мелочи! Мало ли чего между родственниками не бывает!

– Убью гада! Вызову на дуэль и зарежу этого подагрика. А я ему еще мазь от его болячек обещал, чтоб ревматизм подлечил.

– А вот дуэлировать с доном не стоит: убьешь его, пришлет король другого. Более жадного и упертого – мы, как ни крути, а иностранцы. Здесь селиться не имеем права. Потому, князь, мой совет: не подавать вида, но помнить, что истинные твои родственники и союзники – рядом с тобой находятся и тебе служат. А мазь лечебную пошли. Чем дольше дон Адолфо у власти пробудет, тем нам лучше. И подумаем, как его по полной программе использовать на наше благо. Трудности начнутся, если он умрет или власти лишится.

– Я тебя понял, Илья Георгиевич. Обидно осознавать, что мечта о тихой старости рушится. Опять враги кругом, опять саблю в руки. Эх-хе-хе!

…Да, покой нам только снится! А будет ли он когда-нибудь? «Вечный покой – для седых пирамид…». Я подбросил дровишек в камин и, глядя на огонь, вновь углубился в воспоминания…

Глава 5

Следующие два года прошли в тяжелом труде. Но постепенно жизнь налаживалась. Городок Новороссийск разрастался. Был он в основном саманным – глины и камыша хватало, чего не скажешь о древесине. Камня тоже хватало, но каменотесов и каменщиков было мало, и строили они крепость, пристань и форт на острове Щит. Я еще дважды ходил на бригантине к мысу, а оттуда на баркасе в деревню Матаохо Семпе. Туда вез железное оружие, ткани и прочее, необходимое дружественному племени. Обратно – стволы деревьев, выделанные шкуры, продукты земледелия и людей: воинственный вождь продолжал наводить свои порядки на берегах памятного мне озера. Дарил мне вождь каждый раз и два-три небольших калебаса зеленых камешков. Да, еще я привозил соль. Те кайва-гуарани и женщины чарруа, что я оставил в деревушке на мысу, прижились, нашли общий язык с племенем Матаохо Семпе и вполне освоили добычу этого продукта из вод Атлантики. Я и их снабжал необходимыми товарами. В обмен на соль, выделанные шкуры, разноцветные перья, циновки и удивительно ровные древки для стрел и копий.

Прибывающие к нам переселенцы были уроженцами разных европейских стран. Но дон Мигель вез не абы кого. Он знал, что князь ему возместит расходы на перевозку, только если переселенцами будут специалисты-ремесленники или крестьяне, с семьями и инвентарем. Такая избирательность была необходима. Люмпены и бездельники нам не нужны. Паразиты и трутни потом сами заведутся, так зачем их специально завозить?

Некоторые переселенцы объединялись в нечто вроде коммун – артелей. Получали от князя разрешения на занятия ремеслами или промыслами, тем же рыбным, к примеру. Князь выделял им купленный у приплывавших торговцев необходимый инвентарь или давал денег, «подъемные». Конечно, с обязательным возвратом. Без процентов, правда. Но меценатством наш герцог не занимался. Каждый ремесленник, начавший получать стабильный доход через три года, стандартный срок, на который князь освобождал от уплаты налогов, был обязан погасить долг и платить определенный процент от выручки в казну герцогства. Народ был доволен послаблениями и помощью, и трудиться начинал сразу, без долгой раскачки.

Большие участки земли князь выделил всем русским, приехавшим с ним и желавшим эту землю иметь. На прокорм. Конными плугами, конструкцию которых я раскопал в своей памяти, а кузнецы изготовили, закрепленные за нашими землями индейцы-крестьяне распахали поля, посеяв семена и зерна всех сельхозрастений, что мы привезли с Руси, и местных, что индейцы испокон выращивают. Время показало, что здесь растет хорошо из привезенного, а чем не стоит заниматься. Но хлеб у нас теперь свой. А первый урожай местных культур поразил индейцев изобилием. И это понятно, ведь примитивной деревянной тяпкой вручную большое поле не вскопать. А тут – технический прогресс: тягловый скот и плуг железный. Только работников сначала пришлось приучать к виду лошадей, зверей для них чудных и страшных. Потом обучить на тех зверях пахать землю невиданным агрегатом – колесным плугом. Колеса жители этого материка тоже не знали, потому восприняли индейцы его как мое колдовство. Приучением и обучением я попросил заняться стрельцов из крестьян, что в крепости служили. За отдельную плату. Князь, не скупясь, выделил каждому члену Русского Экспедиционного Корпуса его долю из официальной добычи, взятой на галеоне и бригантине. Но заработать лишний рубль никто не отказывался. Поэтому индейцы вскоре освоились и с лошадью, и с плугом. Быстро учатся аборигены, знания, что им дают, впитывают как губка!

С уругвайских земель можно снимать по два урожая в год. Главное, знать, какую культуру, в какой срок сажать и сеять. Зимы со снегом и морозами здесь не бывает. Единственное, что может влиять на урожайность, это истощение самой земли. Плодородный слой тонковат, а удобрений нет. Потому-то индейцы свои поля через несколько лет эксплуатации забрасывают и разрабатывают новые. Я знал, что в качестве удобрения можно использовать перегной или компост. Кроме травы, торфа и человеческих экскрементов делать его было не из чего.

По распоряжению князя, в строящемся городе было сооружено множество нужников, и жителям, особенно индейцам, было строго запрещено оправлять естественные надобности где попало. Нарушителям – порка. Когда я прибыл в Новороссийск, то приказал ренегатам-надзирателям Маламуду и Лукому создать из штрафников бригаду золотарей и раз в неделю чистить городские выгребные ямы, вывозя все «добытое» за город. Там вырыли специальные траншеи, в которых и происходил процесс ферментации. Из них же мастер-пороховщик Макар Рыжий начал добывать и селитру-ямчугу. Содержимое этих ям поможет существенно укрепить нашу обороноспособность, а через несколько лет – поддержать плодородие полей.

Сначала переселенцев – хлеборобов, садоводов и огородников, расселяли на ближние земли, более безопасные. Потом, после трех стычек и одного серьезного сражения с объединившимися племенами чарруа, повлекшего за собой частичное уничтожение дикарей и полное пленение всех, не успевших сбежать, стали селить подальше, хуторами. Пленных князь вывез в Буэнос-Айрес и обменял на лошадей, коров, овец и зерно. Когда угроза частых нападений была устранена, началась организация и заселение хуторов в двух-трех днях пути от города. Князь за каждым таким хутором закреплял по десять десятин, это около 11-ти гектаров, земли. Это был обязательный минимум сельхозобработки, прописанный в договоре аренды. По окончании первого, заключался второй договор, уже на пять лет и прирезался еще клин земли. Сколько арендатор попросит. Помощь хуторянам скотом, рабочими, инвентарем и посевным материалом полагалась только один раз. Новосела сразу предупреждали, что выделенные ему батраки-индейцы не рабы, а наемные работники. Которых он обязан содержать, а их труд – оплачивать. Новоселов-земледельцев, как и ремесленников, князь освобождал от налогов на три года. Таким образом было организовано сто двадцать шесть хуторов. Через год осталось сто восемнадцать: три самых дальних разорили дикие чарруа, а пять развалились.

Я, как только узнал о нападениях, взял две сотни воинов-индейцев и полторы сотни молодых бойцов, что мои десантники обучали. Ахмета с его полусотней арбалетчиков и десяток стрельцов с пятью берсо так же задействовал. Силы большие привлек, но нам жизненно необходимо было если не окончательно, то надолго, пресечь нападения. Выкорчевать мысли о них из голов воинственных дикарей не получится, но на более-менее длительный срок охладить пыл вполне возможно. А это значит – максимальный урон врагу, разорение деревень и пленение уцелевших. Что и было мною сделано. Пленных, прибрав в хозяйство для последующего воспитания всех детей моложе десяти лет, князь опять распорядился обменять дону Адолфо на зерно, шерсть и необходимые нам продукты и изделия, которые мы еще не можем произвести сами в достаточном количестве.

После «принуждения к миру» занялся расследованием, что произошло с разорившимися хозяйствами. С тремя было понятно. Чарруа живыми даже коров и лошадей с овцами не оставили, что уж говорить о людях. Пять же других хозяев оказались не способны организовать работу своих индейцев, и те, бросив все, прибежали с жалобой ко мне. Я проверил, правду ли они мне говорят и, дождавшись приезда этих пятерых и опросив их, устроил суд. От имени князя, который был в это время в Буэнос-Айресе, праздновал рождение второго внука. Присудил нерадивым, и европейцам, и индейцам, кнутобитие и ссылку в штрафную роту на один год. А выморочные хозяйства отдал прошедшим обучение и практику на моей земле индейцам. Заключив договоры теперь с ними, благо читать-писать эти краснокожие уже тоже научились.

Хочу заметить, что нерадивыми хозяевами оказались три испанца. Гонор подвел и жадность: пайку рабочим урезать начали, а работать заставляли больше. Забыли наставления князя и распоряжение своего короля: индейцев в рабство не обращать. Тем более наших, добровольно (почти добровольно) приплывших со мной. Испанцев этих нам дон Мигель в последнее свое прибытие привез. И где только откопал? А до этого ведь привозил нормальных, адекватных людей. Правда, я или Вито старались посмотреть, кто из переселенцев чем дышит. Вернее, о чем думает. И если кто был с гнильцой и для нас ценности не представлял как специалист, то я либо отправлял таких в Буэнос-Айрес, либо, особо горластых и наглых, сразу в штрафники. На пять лет. Здесь нет, и еще долго не будет, «демократии». Здесь и сейчас разгул махровой диктатуры. С человеческим лицом. А двое немцев просто не умели управлять рабочим коллективом! И индейцы, как у нас говорят, стали «садиться» им на головы.

Как-то просмотрел я этих кадров. Не могу за всеми прибывающими уследить. Беря пример с дона Мигеля, некоторые другие капитаны торговых судов, заплывающих к нам, стали тоже привозить людей. Как оказалось, не всегда они были добровольцами. Князь выкупал владевших ремеслами, я сканировал их мысли, и по итогам «собеседования» нами принималось решение о дальнейшей судьбе таких людей. Вмешивался в их сознание для корректировки я только в случаях крайне необходимых. Так было с голландским мельником, попавшем на борт контрабандистского корабля по причине пьяного загула. Его в бессознательном состоянии доставили на корабль и везли к нам в кандалах. Квалифицированный мельник нам был очень нужен, потому я убрал из его памяти весь негатив. Князем мельник был обласкан, получил приличную сумму денег и участок для строительства мельницы и дома. А хитрый контрабандист, помимо серебра за специалиста, еще и задание на доставку мельничных жерновов.

Но не всегда я был в городе во время прибытия кораблей. А у названного сына еще мало опыта копания в чужих мозгах. Боится навредить, проникая глубоко. Тренироваться на пленных я его не заставляю. Молод еще. Может видом сошедшего, после его неуклюжего зондирования, с ума человека себе травму психики причинить. Чтоб этого не случилось, мне его в бой, в рубку кровавую сунуть надо. Чтоб видел, как человек от его клинка умирает. Чтобы там его нервы перетряхнуло! Увидит близко смерть, запах и вкус крови почует, осознает себя воином, вот тогда и приступлю к настоящему обучению мозготрясению.

В рейде по принуждению чарруа к миру Вито участвовал, но в бой так и не попал. Небыло боев! Были просто окружения деревень, расстрел всех, кто с оружием выскакивал, и вязка остальных веревками. До рукопашной почти не доходило. Мои воины убивали мало, больше в плен брали, на обмен за речку. Даже дон Мигель десяток чарруа купил. Или выменял, если хотите. Объяснил, что ему некто заказал привезти индейцев для услужения, якобы. Мне без разницы, для чего. Но на земле, где мы поселились, должен быть мир. Так что приходится немирных устранять.

С доном Мигелем у нас сложились весьма хорошие и взаимовыгодные отношения. Испанец, по существу, занимался контрабандой. Колонии не имели права торговать с Европой иначе, как только через посредство королевского флота. Торговое движение по океану вовсе не было непрерывным. Оно совершалось в определенные сроки и только большими соединениями кораблей. Это делалось для защиты торговли от пиратов и для верности казенного сбора. Ежегодно в Севилье собиралось около 20–30 вооруженных пушками торговых судов. Помимо того, флот сопровождали особые военные суда, галеоны, сильно вооруженные и с небольшим грузом. Обратно они должны были везти золото и серебро.

В Сан-Доминго, на острове Гаити, корабли подвергались контролю и распределялись на два каравана. Один предназначался для Новой Испании, то есть Мексики, и шел к гавани Вера Крус, другой – для Центральной и Южной Америки, и направлялся к Портобело на Панамском перешейке. Около этой гавани, расположенной в нездоровой местности, пустынной в остальное время года, на 40 дней закипала жизнь необычайно оживленная: открывалась ярмарка для обмена товаров. К сроку прибытия флота, морем в Панаму вдоль западных берегов Южной Америки привозили товары из Перу и Чили. Оттуда на мулах их перевозили через перешеек с Тихоокеанского побережья на Атлантическое. Губернатор Панамы, в качества представителя интересов перуанских купцов, и начальник европейской эскадры, от имени испанских купцов, встречались на адмиральском корабле и совместно устанавливали цены товаров.

Колонии, отгороженные друг от друга торговыми заставами, не имели права даже обмениваться между собою европейскими продуктами. Все закупки для колоний надо было сделать в короткий сезон ярмарки. Во временном городе, состоявшем из палаток и бараков, устраивались крупнейшие сделки, играла бешеная спекуляция; пестрый люд, собиравшийся здесь, отдавался мотовству и кутежам.

А дон Мигель, наплевав на все запреты, торговал с нами на прямую. Товар, им привезенный, князь покупал почти весь, только малая его часть доставалась испанцам. Маленькая месть дону Адолфо! Ведь возил капитан то, что в колониях пользовалось повышенным спросом: вино, порох, оружие, клинки шпажные, снаряжение, ткани, железо и изделия из него, и еще многое, включая нитки с иголками. И людей. Вербовал, где мог. Понемногу, от пятидесяти до семидесяти человек за рейс. А рейсов к нам он сделал за эти три года уже восемь и скоро должен опять быть. Если Бог не допустит его гибели в пучине морской или от рук пиратских. Или сами испанские власти не прижмут предприимчивого негоцианта к ногтю.

Мой заказ, оплаченный десятью бочками мелких перламутровых раковинок, он выполнил не полностью: рудознатца, немца Ганса Кюгеля, привез, а вот алхимика – нет. Я проверил его компетентность, предварительно отключив сознание немца трехлитровым кувшином вина «за благополучное прибытие». Действительно, знающего свое дело человека капитан нашел! Вызнал заодно и причину согласия Ганса на переезд в такую даль, но об этом умолчу. Приставил к немцу пятерых индейских мальчишек, что уже по-русски говорить бойко научились и грамоту освоили. Пообещал платить немцу и за найденные клады земные, и за толково обученных пацанов. Дал полсотни рабочих, а для охраны полсотни уругвайцев, и отправил в поиск. На трех больших баркасах, по заказу князя изготовленных мастерами в Буэнос-Айресе. Правда, я подсказал, куда ему следует двигаться и что искать в тех местах. К концу 1592-го года Кюгель вернулся из разведки. Нашел, как я и планировал, два проявления золота недалеко друг от друга и выход рудного железа, правда, бедноватый.

Горное дело в испанских колониях было устроено по законам Кастилии: все богатства недр считались собственностью короны. Добыча разрешалась, но все добытое, за исключением небольшого процента, в обязательном порядке должно было сдаваться в королевскую казну. Меня это категорически не устраивало. Потому пришлось Кюгелю в мозги поставить блок-запрет на разглашение сведений о его работе и полученных результатах. И отобрать карты, им составленные за время экспедиции. С остальными участниками его похода просто очень убедительно поговорил.

Золото нас сейчас интересует больше, потому, вызвав эскудеро Олега, поручил добычу ему. Тот долго не собирался. Взял с собой своих проверенных товарищей Кондрата и Фрола и работавших на изумрудном прииске индейцев, пожелавших идти с ним. Загрузив в баркасы продукты, оружие, инструменты и полсотни уругвайцев для охраны, при двух берсо отправились на добычу. Теперь раз в три месяца боярин, вернее уже барон по испанской табели о рангах, Жилин отгружает им продовольствие и необходимое снаряжение, а обратно получает пуда три – иногда до четырех, золотого песка. Мелочь, а приятно. Отправляя Олега, посоветовал ему поискать и другие россыпи. В исследованной Кюгелем местности должно быть не два, а шесть золотоносных участков. Ресурс этих участков больше 25-ти тонн золота, а ежегодная добыча должна составлять около трех тонн желтого металла. Так что придется Олегу с командой потрудиться. Ну и получить свой процент, конечно!

Вместе с рудознатцем дон Мигель нашел и алхимика, но не довез – помер тот в пути. В багаже у покойника было лабораторное оборудование: множество колб, реторт, стеклянных сосудов разных форм и еще много всякого, включая книги. Были и какие-то реактивы, тщательно упакованные. Увидевший все эти пробирки-пипетки мой хирург-алхимик Жан-Поль пришел в щенячий восторг и обещал кары лютые тому, кто при выгрузке и переноске этого богатства в его саманный домишко разобьет хоть одну стекляшку. К счастью, обошлось. Теперь он сидит дома практически безвылазно, что-то колдует. А в свои редкие появления за пределами лаборатории приходит ко мне со списком того, что надо для него привезли.

Взрывающиеся кристаллы он уже сделал и показал их способность поджигать порох. Только из тех реактивов, что у него были, кристаллов получилось очень мало, на три демонстрации. Князь озадачил дона Мигеля и Рамона, тоже ходившего в Старый Свет, найти и привезти необходимые материалы в немеряном количестве и за любые деньги. И намекнул, что не мешало бы технологию производства тех реактивов узнать досконально. А еще лучше – мастеров, делать их умеющих, привезти. Любым путем уговорив на переезд. Но пока этот заказ туго выполняется.

Подтвердил француз и свои слова о порохе огромной мощи. Правда, долго искал, из чего его здесь можно делать. У себя во Франции он использовал хлопок. У нас его нет. Зато есть в Мексике и Перу, где тамошние индейцы начали культивировать это растение более трех тысяч лет назад. Испанцы, прибывшие туда в начале XVI века, нашли местных жителей, выращивающих хлопок и носящих одежду, изготовленную из него.

Ввиду временного отсутствия хлопка перепробовал Жан-Поль многое и остановился на пакле. Что он там с ней делал, не знаю. Но порох действительно получился мощный. Хорошо, что я в свою стрелецкую пищаль, помня бездымный охотничий «Сокол», всыпал четверть штатной мерки. И стрелял, пищаль к дереву привязав, за которым сам же и прятался. Береженого и Бог бережет! Бахнуло знатно. Пищаль выдержала. А вот выдержит ли стрелок отдачу? Испытаем потом, когда нового пороха будет в достатке. Где взять необходимое сырье я знал. Но вот реактивов для его превращения в порох небыло.

…Вынырнуть из глубины воспоминаний мне помогла Киса. Кошка, проснувшись, подошла за обязательной порцией ласки и стала тереться головой о мою руку. Получив требуемое и задрав хвост трубой, прошествовала до двери в сенцы. Толкнув ее передними лапами, вышла. И закрыть за собой не забыла! Пошла проверять своих старших сыновей, наверное. Даже мерзкая погода на дворе не отменяет ее ежевечерних прогулок.

В комнату вошла Ларита. После рождения дочери женушка моя невенчанная расцвела, став еще краше. Сейчас в ней уже было не узнать ту угловатую индейскую девчонку-подростка, что приносила чай матэ и исподтишка стреляла в Великого и Ужасного колдуна, как назвали меня, Морпеха Воеводу, индейцы и как представился им я сам, своими черными озорными глазищами. Хитрый вождь Матаохо Семпе знал, как и кем можно задобрить страшного пришельца из-за соленой воды. Ну, задабриваться я не отказался. И теперь мой тесть – хозяин огромной территории, совместно отвоеванной у его врагов, и вождь могучего племени ава-гуарани, имевшего много железного оружия. А в соседней комнате моего дома терзает Кисиного котенка его внучка, плод нашего с Ларитой любовного труда.

Жена поставила на стол подсвечник с тремя зажженными восковыми свечами и кувшин с матэ. Оказывается, уже вечер наступил, а я за воспоминаниями и не заметил. Подошла ко мне, грациозно изогнулась сильным красивым телом и чмокнула в губы. Я поймал ее загребущей рукой и усадил себе на колени. Крепко обнял и стал целовать в губки, носик, щечки, шейку. Прервав наши нежности, в комнату вошел Вито, мой названный сын. Он сам меня отцом назвал, от того и названный, а не приемный. Ему уже пятнадцатый год пошел. Вытянулся, в плечах раздался. Пора в новики записывать, да нет у нас здесь разрядного приказа, хотя разрядная книга есть. Ее князь приказал завести и записывать, кто и когда тем или иным титулом князем пожалован и за какие заслуги. Дворянского звания мужей у нас теперь много. Пожалованы были и стрельцы, свободные люди, и холопы, княжеские да боярские, серьезно отличившиеся. Правда, титулы испанские, да людям все равно. Главное – сами они и их дети, нынешние и будущие, получили путевку в более лучшую жизнь, чем смерд, холоп или простой стрелец.

Я попросил князя Вито моего виконтом записать. Хоть это и не испанский титул, но кому какая разница! Вот только какую сыну специализацию выбрать – не знаю. В этом возрасте мальчишки много кем мечтают стать. Помнится, одно время он на ювелира хотел у Моисея учиться. Насмотрелся, как тот изумруды подрезает, шлифует да в оправы вставляет, создавая из невзрачных на первый взгляд камешков произведения подлинного искусства. Только немота мешала. Но Киса своим появлением помогла ему преодолеть нервный шок от вида гибели родителей. Сынуля заговорил, а желание стать ювелиром пропало. Появилось другое – стать моряком, как дядя Рамон. Наслушался рассказов конченного моремана о штормах да песнях ветров в парусах. Романтика! Но и это как-то незаметно прошло, уступив место желанию стать как минимум командиром разведывательно-диверсионного отряда. Потому, как только дорос до нужной для приема в курсанты отметки на мерной линейке бывшего десантника, а ныне командира курсантского взвода Михаила Стрижа, спросив моего разрешения, побежал записываться. Считай, уже год служит. Числится вторым во взводе по успеваемости. Скоро выпускные экзамены. Двадцать лучших курсантов из трех взводов получат повышение в звании. Из них пятнадцать станут десятниками, трое – заместителями командиров взводов, а двое, самых-самых! – помощниками заместителя командира роты. Так что пусть пока будет военным, но у меня зреет мыслишка сделать Вито контрразведчиком. Шпионов разных, а их уже сейчас в Новороссийске Уругвайском хватает, вылавливать. С его способностями это будет самое то!

Вечер закончился, как и все остальные, когда я был дома: уснули мы с Ларитой только под утро.

Глава 6

А утро принесло каракку, флейт и тревожные вести. В комнату, где я завтракал вместе с женой, дочерью, Вито и Маркелом, вошел вестовой. Комендант крепости кабальеро Пантелеймон просил меня срочно прибыть в порт. Чмокнув в щечки своих девчонок, я вместе с холопом вышел во двор. Конюхи уже оседлали коней и ждали возле крыльца. Путь до порта, строившегося одновременно с крепостью и принявшего уже достаточно цивилизованный для этого времени вид, занял немного времени. Спешились на выложенном из каменных блоков пирсе для швартовки мелкосидящих кораблей и баркасов. Мол, уходивший в бухту и предназначенный для швартовки больших кораблей, еще только строился и пока представлял собой неширокую каменную насыпь. Впоследствии планировалось облицевать насыпь каменными блоками, построив нормальную причальную стенку. Установить на ней подъемные краны и проложить дорогу к складам. Работа трудная и шла медленно. Но шла. А пока корабли стояли на якорях в бухте, где разгружались на плоскодонные гребные плашкоуты. С них же производилась и погрузка на суда купленных у нас товаров.

В бухте стояли флейт и каракка. Последняя носила следы артиллерийского обстрела и ремонта на скорую руку. Рядом со мной на пирсе стояли князь и Пантелеймон со своими подручными.

– Сейчас узнаем, что случилось, – промолвил князь.

Шлюпки с пришедших кораблей уже ошвартовались и на берег поднялись Рамон, Жилин и дон Педро.

– А дон Мигель? – прозвучало чуть ли не хором.

Прибывшие мореходы стянули с голов шляпы.

– Дон Мигель погиб в бою, – произнес дон Педро.

– Что случилось? Коротко!

– Каракка была атакована испанским военным галеоном, – сказал дон Педро. – Дон Рамон помог нам удрать, сбил галеону бушприт и наделал дырок в шкуре. Да и мы постарались. Мы ушли, а галеон к берегу притулился, миль восемьдесят отсюда. Ремонтируется.

– Поехали в крепость! – распорядился князь. – Пантелеймон Иванович, снаряди баркас, полсотни разведчиков Шатуна в него в полном боевом. Его самого – ко мне. Быстро! И организуй разгрузку флейта.

– Я Вито с Шатуном пошлю. Для связи, – добавил я и мыслеречью предал сыну приказ срочного сбора.

Кивком головы князь отпустил коменданта, а мы поскакали в крепость. Небольшая цитадель, обращенная в сторону залива, была уже построена и обжита. В скальной породе выдолблены глубокий арсенал, казнохранилище, помещения для припасов и укрытия людей в случае осады. Имелся глубокий колодец с пресной холодной во все времена года водой. Территория крепости обнесена семиметровой высоты стеной. На ней устроены открытые артиллерийские позиции, а в самой цитадели – казематы, что исключало потери при бомбардировке крепости вражеской артиллерией. Правда, тяжелых крепостных орудий у нас небыло, ставили те, что имелись. Но позиций оборудовали с запасом, надеясь, что пушки у нас все же будут. А рядом с пушками, в казармах, располагались стрельцы и артиллеристы. Цитадель, стараниями нанятого в Буэнос-Айресе непонятно как там оказавшегося инженера-фортификатора, была столь грамотно вписана в береговой пейзаж, что сливалась с ним и обнаруживалась лишь на расстоянии, исключавшем возможность быстрого выхода судна из-под обстрела. Сейчас этот инженер возводил еще одно укрепление на острове Щит, что раньше носил испанское название «Бочонок для сухарей». Странный народ, эти испанцы!

Там же, в цитадели, находилась и резиденция князя. В нее мы и вошли. В просторном, ни чем не отделанном зале был накрыт стол. Камин весело потрескивал поленьями. Горело множество факелов, а на столе стояли зажженные свечи. Окон небольшого размера, служивших скорее бойницами, было всего два, и выходили они на север, во двор цитадели. Света пропускали мало, потому факелы и свечи были к месту. Взятые князем в услужение индеанки приняли у вошедших плащи и шляпы, наполнили вином глиняные бокалы и, поклонившись, вышли. Резиденция князя и все, в ней находящееся, предназначалось для выполнения военных функций, а не для пиров с гостями. Отсюда и спартанская простота в убранстве и посуде.

Не обращая внимания на вино, все расселись вокруг стола, и князь приказал:

– Докладывайте! Сидите, – тут же добавил он, увидев, что Рамон пытается встать.

– От Канарских островов мы вышли в составе испанского конвоя, – начал рассказ капитан. – Неделю шли все вместе. Потом в течение недели из него исчезло несколько кораблей. Нам тоже надо было выйти из конвоя. Ведь он шел к гавани Вера Крус, что нас совсем не устраивало. Темной ночью мы и каракка дона Мигеля, обменявшись условленными сигналами, ушли с общего курса. Утром только паруса на горизонте свидетельствовали о том, что в океане помимо нас еще кто-то есть. Но вскоре и они пропали. Через неделю плавания налетел шторм, и мы потеряли друг друга. Дальше шли порознь. Шторм, то затихая, то вновь набирая силу, бушевал почти декаду, но своей силой помог сэкономить почти полмесяца пути. Еще неделю по тихой погоде шли по океану никого не встретив. Но как-то на рассвете марсовый доложил, что слышит пушечные выстрелы с юго-запада. Я изменил курс, и мы пошли на звуки боя. Как оказалось, не зря.

Дон Рамон взял бокал и отпил из него, потом продолжил:

– Марсовый прокричал, что видит морской бой. Мы поспешили к месту сражения и увидели, что испанский галеон обстреливает каракку дона Мигеля. Мы ее сразу узнали, только не поняли причину нападения. Испанский двухдечный галеон водоизмещением 600–700 тонн увлеченно палил по каракке и моего подхода не заметил. Приблизившись на пушечный выстрел к увлекшемуся обстрелом агрессору, я дал залп правым бортом, а потом повернул флейт галфвинд и смог выстрелить из кормовых орудий.

– Мой залп был весьма удачен. Ядра хорошо прошлись по его орудийному деку и верхней палубе. А двадцатичетырехфунтовые кормовые каноны сбили у галеона бушприт с блиндом, в щепки разнеся полуют, и проделали серьезную дыру в его носовой части, на уровне погонных орудий. Я успел дать два кормовых залпа, оба достигли цели. Галеон же не успел сделать по флейту ни одного выстрела. Пока я своими выстрелами отвлекал внимание врага, каракка смогла выйти из-под обстрела.

– На тот момент дон Мигель был уже убит. – Мрачно посмотрев на князя, а потом опустив глаза, глухо произнес дон Педро. – Проклятое ядро этого проклятого галеона отрубило ему обе ноги. Эти сволочи подошли близко, имея на мачтах и корме испанские флаги. Да и сам галеон – испанской постройки. И на квартердеке стояли люди в испанских доспехах! Никто не думал, что они станут стрелять. Потому капитан их и подпустил так близко. Первым же залпом галеон вымел с нашей палубы все и всех, включая капитана. Я уцелел и успел перехватить управление и изменить курс, да и оставшиеся в живых артиллеристы нижнего дека ответили залпом из десяти кулеврин. Дон Мигель, царствие ему небесное, в свое время решил усилить артиллерию каракки и прикупил в Амстердаме пушек калибром посерьезнее, чем у него были, и пушкарей гонял на тренировках частых. Вот сейчас это и пригодилось. Все десять ядер попали в борт иудиного корабля. Тот отвалил в сторону, а я скомандовал увеличить ход. Матросы кинулись переставлять паруса. Каракка – торговое судно, и соревноваться в скорости с военным кораблем было смешно. Но надежда на благоприятный исход всегда живет в сердце и умирает последней! Нам повезло. Дон Рамон вовремя подошел и огонь открыл.

– Галеон быстро отвалил от каракки и, потеряв ветер, отстал. – Рамон отхлебнул вина и продолжил:

– Со всей скоростью, на которую были способны наши корабли и позволял ветер, мы помчались вперед. Но агрессор вновь взял ветер и продолжил преследование, хоть и не слишком резво. Я мог уйти, флейт – быстроходный корабль. Но не хотел бросать каракку. Потому встал между караккой и галеоном, и когда тот стал догонять, сделал несколько выстрелов из кормовых орудий. Погонные пушки агрессора не стреляли. Видно, я их покалечил. А догнать и применить бортовые галеон не мог, потому он отвернул и стал отставать. Пользуясь темнотой, мы сменили курс, уйдя в океан. Утром, оглядев горизонт и не найдя врага, приступили к ремонту каракки. Дона Мигеля и пятнадцать погибших матросов похоронили в пучине. Определив свое местоположение, проложили курс на устье Рио де Ла-Плата. Через двое суток были уже в эстуарии и прошли мимо мыса Восточного. После входа в устье Ла-Платы горы Мальдонадо – это первые и единственные здесь возвышенности, которые видны на северном берегу. И еще неплохой залив с якорной стоянкой против очень низкого берега. В глубине залива есть небольшая бухта, вернее, мелководное озеро, называется «лагуна Белой Ивы». Устье ее частично защищено со стороны залива маленьким островком, образующим две протоки. Вот в правой протоке, на мелководье, и обнаружили мы этот галеон и людей, суетящихся на берегу. Видимо, на починку встали.

– Теперь у нас есть большая проблема, – сказал Жилин. – Мы не знаем, почему испанский военный корабль напал на торговое судно, идущее под испанским флагом. Он вскоре починится и придет сюда – с галеона нас тоже видели. Свои суда мы можем загнать в реку и подняться по ней верст на пятьдесят – семьдесят, глубины позволят. А дальше что? Крепость хоть и почти достроена, но против тяжелой артиллерии галеона наши пушки мелковаты. Падет крепость, путь по реке будет открыт.

– На галеоне, – произнес дон Педро, – экипаж, включая матросов и солдат, человек четыреста. Пушек разных калибров до шестидесяти, огнестрельное оружие и у солдат железные кирасы. Сила большая.

– Да, сила большая, – согласился с ним князь, вступая в разговор. – А наши бойцы подготовлены к боям с индейцами, а не с европейцами. Да и оружия огнестрельного маловато, хоть и скупаю все, что сюда контрабандой привозят. Вот и надо нам сейчас думать, как с врагом неожиданным совладать и не погибнуть в глупом сражении. Нам эта война не нужна, мы к ней не готовы. Но воевать все равно придется. Эти испанцы, видимо, получили приказ ликвидировать контрабандный завоз товаров в Аргентину. На ярмарку в Портобело купцы с Буэноса редко ездят. Денег колония почти не приносит, покупать губернатору, или генерал-капитану – уж и не знаю, как правильно эта должность называется, да и купцам местным не на что. Практически постоянно меновая торговля с контрабандистами, что сюда добираются, происходит. А колония между тем все же живет. Видимо, это обстоятельство кого-то навело на мысль, что тут махровым цветом цветет неповиновение королю. Что, вообще-то, правда. Вот и появился военный корабль. И тут же, как подарок, два контрабандиста! Что испанские флаги несут – плевать! Приказ королевский выполнять надо, а приз, он везде приз. Деньги никому лишними не бывают. Еще и инквизиторам подарочки привезли бы – испанцев, в ереси обвиненных. Так что делать будем? Думаем! А чтобы этот процесс легче шел, подкрепимся, чем Бог послал.

В зал вбежал Богдан Шатун, командир взвода разведки. Негромко доложил о прибытии. Князь в нескольких словах обрисовал случившееся и короткими фразами поставил перед взводным боевую задачу: найти точное место стоянки противника, определить степень повреждений галеона и объем оставшихся работ. Выявить удобные для скрытного подхода к лагерю испанцев участки, количество солдат на берегу и наличие в береговом лагере пушек. Все делать скрытно, от этого полностью зависит успех операции. Связь держать через Вито. О его способностях общаться со мной на расстоянии, Шатун знал. Потому, не задавая вопросов, откозырял и выскочил за двери.

Ели мы молча, пили умеренно, даже дон Педро, любитель заглянуть на дно бочонка. Проблема была очень серьезной. От ее решения зависело многое. В том числе самое главное: успех нашего предприятия под названием Русский Уругвай. Наконец князь отложил двузубую вилку, вытер губы льняной салфеткой, отряхнул с бороды крошки и два раза хлопнул в ладоши. В дверь проскользнули четыре служанки с кувшинами матэ. Истинный поклонник матэ никогда не будет пить его через край – на то есть специальная «соломинка». Испанцы называют ее «бомбилья». Как и калебас, ее изобрели индейцы гуарани, используя полые стебли, к которым прилаживали сеточки-фильтры из скрученных волокон растения, чтобы частички матэ оставались в калебасе. Испанцы так же приложили руку к традиции пить «напиток божественного Каа», заменив соломинки на серебряные трубочки. Разлив напиток, служанки убежали, плотно закрыв двери. Мы сделали по глотку горьковатого, но одновременно приятного напитка.

– Что надумали, господа Совет? – спросил князь.

– А почему мы решили, что испанцы нападут на город? – произнес Жилин.

– Может, и не нападут сразу, – подал голос Рамон. – Войдут в бухту, увидят не обозначенный на их портулане город, высадятся без выстрелов, «по-дружески», и начнется канитель. Нашему сюзерену придется объясняться за построенную крепость перед каким-нибудь пехотным офицером, назначенным королевским указом начальником похода. И герцогу не удастся доказать законность постройки, так как он не подданный испанского короля. Потому офицер на вполне законном основании именем короля конфискует все имущество герцога и остальных поселенцев-иностранцев и закует в кандалы нарушителей для доставки на королевский суд. И гранда Адолфо тоже, за попустительство и покровительство иностранцам-еретикам.

Присутствующие на совете высказали свое мнение по этому поводу в весьма энергичных русских народных выражениях.

– Так вот и я о том же! – воскликнул Рамон. – Нам это ну ни как не понравится. Народ возьмется за оружие. Но враг-то уже будет внутри города и крепости. И даже если нам все же удастся отбиться, то потери в людях понесем чудовищные. Здесь мы уже не выживем. Придется все бросать и спасаться бегством. А куда?

– Ты прав, – произнес, нахмурившись, князь. – С проверкой галеон прислан, и явно по доносу какого-то «доброжелателя», отправившего письмишко в Кастилию. Так все и будет. Так что делать будем, господа Совет?

– Драться!

– Как?

Вот тут предложений было немного, и все в основном носили оборонительный характер. Но по виду князя было ясно, что такая тактика его не устраивала. Посмотрев на меня, он спросил:

– А ты чего молчишь, воевода? Говори, что надумал. Только коротко, четко и всем понятно. Время работает не на нас.

– Слушаюсь, Верховный Главнокомандующий! Главная наша задача – не дать галеону войти в нашу бухту, вернее, не дать ему отойти от того берега, возле которого он сейчас стоит…

Пока мы совещались, комендант крепости и по совместительству городской голова кабальеро Пантелеймон поднял все население города на авральные работы по разгрузке флейта. Для этого он дал приказ баркасами подтянуть его ближе к берегу, пусть даже посадив на мель, развернуть бортом и поставить на два якоря, носовой и кормовой. Матросы кабестанами выбрали, сколько можно, слабину якорных канатов, чтоб корабль не сильно качался на волне. Из плашкоутов и досок, напиленных на моей ветряной лесопилке, рабочие соорудили наплавные мостки и сходни с широкими ступенями, которые приставили к борту корабля. Теперь легкие грузы можно было забирать с палубы и нести на плечах на берег, а тяжелые с помощью рея загружать на баркасы, пришвартованные к другому борту. И потянулись две муравьиные цепочки. С берега – порожняком, на берег – груженые. Прибывшие на флейте переселенцы, не чинясь, тоже подключились. Работали все. Даже дети, собравшись в артельки, таскали с берега на склады то, что им по силам. Запряженные лошадьми и ослами телеги и тележки долго под погрузкой-выгрузкой не стояли. Индейцы даже какую-то песню затянули, довольно мелодичную и как раз подходившую к ритму их движения по мосткам.

Пантелеймон организовал все очень хорошо, даже о воде и еде для работавших озаботился. И о факелах, чтоб на ночь разгрузку не прерывать. Четыре раза приходилось останавливать живой конвейер, давая людям короткие передышки. Но наконец, по прошествии полутора суток ударного труда, весь груз флейта оказался на берегу. После разгрузки корабль довооружили срочно снятыми со стен цитадели средними кулевринами. Мест для них на орудийном деке хватало. А на палубу установили высокие поворотные станки-тумбы с фальконетами, предназначенными для стрельбы картечью. Через двое суток рано утром флейт, загруженный почти шестью сотнями бойцов, пересек залив Монтевидео и вышел в воды Рио де Ла-Плата. На буксире за его кормой тащилось два десятка больших лодок. Впереди шли два баркаса с разведчиками. За все время подготовки флейта к походу Вито шесть раз связывался со мной, передавая мыслеречью добытую информацию, а я докладывал Совету. Мы так и не расходились по домам, ели и спали в цитадели.

На основании сведений, переданных Вито, был составлен план нападения. Основным фактором, могущим нам помочь, был туман, в это время года довольно густой. Особенно под утро. Скрываясь в нем, флейт подойдет к месту стоянки галеона. Испанцы его вытащили носом на берег, латают большую дыру выше ватерлинии и уже скоро закончат. Удачно Рамон стрельнул! Бушприт уже заменили. Солдаты живут на берегу. Их человек сто, судя по количеству палаток и костров, разжигаемых для приготовления пищи. Пушек с ними не замечено. Отдельным лагерем живут матросы. Этих около трехсот. Подходы разведаны, место для высадки десанта – тоже.

Связался с Вито, спросил, как вооружены солдаты. Ответ заставил меня задуматься: солдаты имели обычные мушкеты, мечи и топоры с полукруглым лезвием на метровых рукоятках. А где пятиметровые пики, которыми вооружались солдаты-пикинеры? Их при всем желании никак не спрячешь! Я нырнул в глубины памяти, и перед внутренним взором появилась картинка испанского солдата с подписью «Морской пехотинец». Улыбнувшись, пошел в каюту капитана, где сейчас находился князь. Сидя за столом и подперев рукой голову, наш Верховный Главнокомандующий думу думал. Увидев меня, произнес:

– Опасаюсь я, что не получится у нас ничего из этой авантюры. Солдаты испанские хорошо обучены и стойки в бою. Наши уругвайцы им и в подметки не годятся. Так может зря мы это все затеяли? Положим людей, а толку будет ноль. Думай, боярин! Еще не поздно что-то в нашем плане изменить. Может, не мудрствуя лукаво, просто подожжем галеон, а потом из пушек обстреляем лагерь? Месть – хорошее блюдо, но его приятнее употреблять холодным!

– Да, княже, ты прав. Испанские пехотинцы – бойцы отличные! Спокойно выносят тяготы походов, голод, невыплату жалованья. Умеют держать строй, во что бы то ни стало. Идти среди картечи и на аркебузные залпы. Не бежать, а просто выполнять свой долг. Но это все больше относится к тем войскам, что в Старом Свете воюют. Здесь, в Америках, все не так. Сюда едут искатели личного обогащения. Посланные в колонии солдаты, чуя поживу и видя блеск доступного для захвата золота, начинают больше думать о себе, а не об интересах своего короля. Тому есть многочисленные примеры, когда конкистадоры отказывались выполнять королевские указы и требовали от него для себя «капитуляций». Этим словом обозначаются некие привилегии, послабления, вознаграждения и тому подобное. В колонии испанцы едут обогащаться, а не умирать. От этого и будем отталкиваться.

– По твоей хитрой улыбке, Илья Георгиевич, вижу – что-то уже придумал. Говори, не томи, воевода!

– Недооценивать противника, типа – шапками закидаем, не надо. Достаточно в истории таких примеров. Но и переоценивать тоже не стоит. Наша задача все же заключается не в развязывании долгой и тяжелой для нас военной кампании с большими потерями людей и ресурсов, а в наказании наглецов и недоумков. Ни один удар, кроме солнечного, не должен остаться без ответа. Проучить! Да так, чтобы те, кто на каракку напал, урок надолго запомнили. И чтобы солдаты и матросы, люди все же подневольные, своих командиров за это возненавидели. И исчезли. Небыло их, и мы никого не видели. Хорошо, что обеим командам сразу рты заткнули, чтоб не болтали о происшедшем. Что до испанцев, то не солдаты они. Морские пехотинцы, предназначение которых плацдармы на берегу захватывать да во время плавания исполнять полицейские функции по защите офицеров корабля от взбунтовавшихся матросов. Нет у них выучки настоящих пехотинцев, их храбрости и стойкости в бою. Это воины одного удара, а не длительного противостояния. Потому предлагаю вот такой вариант развития нашей операции…

Князь, внимательно слушавший мой план, в конце, когда я замолчал, рассмеялся и, хлопнув меня по плечу, произнес:

– Нет! Есть все же в тебе что-то иезуитское. Решил устроить испанцам пешую экскурсию по местам их боевого бесславия? С развлечениями в виде пострелушек и побегушек на свежем воздухе и соблюдением всевозможных диет? Здорово! А если не поведутся?

– А куда им деваться? Галеон уведем или взорвем – и начнется у них турпоход. Не сидеть же им на пустынном берегу! А где-то там, вдали, город Буэнос-Айрес. О нем командиры знают, туда и поведут недобитков своих. Вот только пешком по болотам, с форсированием рек и речушек, это не на кораблике под парусом! Первое, что по пути встретят, будет большая лагуна Белой Ивы, которую придется долго обходить. Без еды и с ограниченным запасом пороха. Но со множеством кровожадных, диких воинственных индейцев со всех сторон. Будет испанцам весело, как мышам в духовке!

Глава 7

Журчит разрезаемая форштевнем мутная вода. Пасмурная погода не располагает к долгому нахождению на палубе. Идем с приличной скоростью, ориентируясь на кормовые огни баркасов. На них вместо впередсмотрящих сейчас стоят Жень-Шень и Стриж. Я их наделил способностью хорошо видеть в темноте. «Кошачий глаз» называется. Да и сам поглядываю, стоя возле бушприта. Спасибо Господу Богу, спасибо разумному дельфину! Кто-то из них, а может, и оба, приложил руку или плавник, наделив меня многими очень полезными способностями, не раз выручавшими наш небольшой коллектив русских переселенцев в этой все еще чужой стране.

На оконечности мыса Китовый появились три огонька, расположенных друг над другом. Это нам сигнал, что подходим к месту поворота в залив. Углубившись в него, выбросим десант на лодках. Рамон отдал приказ спустить паруса, оставив только прямой для движения и косой для маневра. Теперь нас само течение Ла-Платы донесет до нужного места. Проходим стрелку мыса. Рулевые по команде капитана перекладывают штурвал. Флейт входит в залив. Вдали отсвечивают костры. Туман только начинает подниматься над водой. Быстро беру пеленг на замерший на мелководье галеон. На нем, как и положено, горят два кормовых фонаря. Вот придурки! Так, место выброски десанта. Якорь тихо опускается за борт, подтягиваются лодки. Пехота без суеты грузится в них и отчаливает.

За три ходки на правом берегу залива оказались три сотни вооруженных бердышами и арбалетами уругвайцев во главе с Сатемпо, назначенным князем командовать нападением на лагерь матросов. Высажены тихо, километрах в двух от палаток. Минут пятнадцать-двадцать хода по ровной пампе. И еще часа два для рассредоточения. С ними пошел и князь с тридцатью стрельцами при четырех берсо. Для огневой поддержки и общего руководства, как мне Андрей Михайлович заявил. Не захотел на флейте оставаться, решил тряхнуть стариной. Я к нему Дюльдю приставил, тот знает, что делать, если что. Хорошо хоть, что князь не с Дизелем отправился. Тому может быть тяжко. Ведь его задача – совместно с Ахметом и Шатуном ударить по лагерю морских пехотинцев. Правда, и огневая мощь у моих бойцов серьезная: весь ручной огнестрел и еще десять берсо с двумя сотнями снаряженных камор.

Разбившись по сотням, индейцы разбегутся по зимней пампе, охватывая оба лагеря дугой и прижимая врагов к воде. Оставят не перекрытым только проход вдоль лагуны, на север. А потом, когда испанцы побегут в предложенном направлении, Сатемпо станет их преследовать, постепенно выбивая из засад. Днем – арбалетными болтами. Ночью – диверсиями, какие придумают обученные изощренными в этом вопросе десантниками индейцы. Вступать в открытый бой запретил категорически. Брать в плен разрешил. Даже раненых, но не тяжело. Пленных и трофеи с малой охраной приказал отправлять на берег лагуны, вдоль которого в зоне видимости будут курсировать мои баркасы.

Сотня курсантов-диверсантов под командой Стрижа и Жень-Шеня – это все мои силы, в задачу которых входит захватить или уничтожить галеон. Ну, еще команда флейта, но их в бой я бросать не намерен. Да и боя большого на вражеском корабле не должно быть. Задачу я командиру каждого подразделения поставил конкретную, объяснив порядок действий. Люди военные, поняли. Сейчас объясняют своим подчиненным. Будут вопросы или предложения – отвечу, рассмотрю. Если что дельное, то предложившему и поручу исполнение. Ха-ха. Хоть и не смешно. Тревожно. Нам поможет только четкость действий и неожиданность удара.

Флейт стоит на якорях, спрятавшись под пологом тумана. Десант ушел в ночную мглу, а я остался додумывать, пожалуй, самую сложную часть операции: как в предрассветном тумане на буксире у баркасов подойти к галеону на дистанцию пушечного выстрела, гарантированно обеспечивающую максимальное поражение врага. И не налететь на песчаный островок, прикрывающий устье лагуны. Хоть пеленг на вражину я и взял, пока его кормовые огни видны были, но тревога все равно царапает сердце. Все надо сделать тихо-тихо! Высадить на галеон диверсантов. Пока они там наводят порядок, подойти флейтом на цыпочках. Развернуть его буксиром бортом к противнику. И ждать. Очень надеюсь, что в выполнении сложных маневров в тумане нам помогут сами испанцы: светомаскировку они не соблюдают. Костры на берегу, зажженные фонари на корме галеона – подходи, целься и стреляй! Главное, незаметно подойти, а дальше дело техники и выучки.

Туман медленно поднимался над водой. В нем глохли буквально все звуки. Стоя на квартердеке, я не слышал даже плеска воды, расталкиваемой кормой флейта. Да, баркасы тащили флейт кормой вперед. Это для того, чтобы в случае неудачи – если флейт засекают на подходе бдительные наблюдатели и поднимают тревогу, можно было быстро выйти из зоны поражения пушками галеона, просто распустив зарифленные паруса. На этот случай Рамон уже загнал матросов на мачты. Остается только подать команду. И тогда – залп по галеону из кормовых орудий и драп. Ночной бриз, дующий с берега, нам в этом поможет, а туман прикроет. Но это если все сорвется. А пока… Плеск весел баркасов-буксировщиков пропал сразу же, как только они приняли буксирные канаты. Тревожная тишина.

Раньше баркасов-буксировщиков в тумане пропали нагруженные бойцами Ахмета лодки. Они пошли левее низкого песчаного островка, ориентируясь по почти потухшим кострам на берегу. Следом за ними канул в тумане и перегруженный до планширя баркас Дизеля. Высадятся бойцы в определенном месте, подойдут на арбалетный выстрел, оглядятся и притихнут до времени. Предварительно захватив и отогнав вражеские плавсредства от берега. Если поднимется тревога, солдаты к лодкам побегут. А там им – облом! Соединившись с полусотней Шатуна, Ахмет и Дизель встретят солдат выстрелами в упор.

А я буду брать на абордаж галеон. Скромненько так, потихонечку подкрадусь на лодках и постараюсь без шума его прихватизировать. Независимо от мнения экипажа. Полусотни Жень-Шеня и Стрижа должны справиться. Не получится – отступим, но тогда галеон будет взорван. Он по-любому должен или сменить хозяина, или остаться здесь навечно. Первое предпочтительнее. Именно для этого диверсанты проникнут на палубу, зачистив без шума вахтенных. Захватят арсенал и пороховой погреб. При успехе диверсии, к пушкам флейта прибавятся и пушки галеона, начав обстрел солдатского лагеря. Но слишком не увлекаемся. Нам, главное, корабль умыкнуть, а не нанести большой урон противнику. Быстро цепляем галеон на кукан и тащим его подальше от берега. Из залива можем даже не выходить, заякоримся в полумиле от берега, на виду у испанцев. Пушек у них на берегу нет, из мушкетов не достанут. Зато мы их с двух бортов, да ядрами с бомбами! Пусть побесятся! А мы, стреляя, подождем их более адекватную реакцию на произошедшее. Должны побежать испанцы! Прямо в лапы моих засадников.

Как всегда, гладко было на бумаге. Нет, первая часть плана прошла удачно. Баркасы в густом тумане подтянули флейт чуть ли не на пистолетный выстрел. К галеону скользнула лодка с диверсантами для зачистки верхней палубы. Флейт развернули бортом к галеону, баркасы сбросили буксиры. Канониры Рамона навели свои пушки и замерли, ожидая приказа. Вскоре с кормы испанца нам помахали зажженным фонарем.

Баркасы с остальными диверсантами-абордажниками пришвартовались к вражескому судну. Но чистого захвата не получилось. Когда я с первым десятком бойцов уже вскарабкался на борт и проник в открытый пушечный порт, оказалось, что на галеоне много спящих матросов. Капитан, видимо, отменил увольнения на берег для большей части личного состава ввиду аврального ремонта. Мои бойцы, проникшие на галеон до основного отряда, успели только снять вахтенных и взять под контроль арсенал и пороховой погреб.

Мы начали вырезать спящих на нижнем деке матросов. Вдруг заорал кто-то недорезанный малоопытной рукой, и началось! Разбуженные шумом матросы отбивались всем, что попадалось под руку, серьезного оружия у них небыло. В ход шли ножи, кулаки, даже зубы! Тяжело нам пришлось, ведь численный перевес был на стороне врага. Но постепенно мои диверсанты стали брать верх, очищая жилую палубу. Я бился как все, используя два больших ножа-косаря. В узком пространстве корабельных помещений это было самое удобное оружие. Хорошо, что у матросов небыло огнестрелов, а мои воины его не использовали, подчиняясь приказу. Наконец испанцы стали отступать к трюмным люкам и разорвали дистанцию. Тогда в них полетели сюрикены. К стонам раненых, лежавших у нас под ногами, прибавились вопли и брань испанцев, поймавших своими телами стальные изобретения японских ниндзя.

Я приказал прекратить обстрел и потребовал от матросов бросить оружие и сдаться. В ответ – брань, моментально прекратившаяся, когда несколько особо виртуозно выражавшихся получили по стальной снежинке в горло. На этом бой на галеоне был закончен. Уцелевшим матросам связали руки с ногами, продели между челюстей толстые веревки и побросали в трюм. Сколько их – потом посчитаем. А теперь – вторая позиция Марлезонского балета!

Вышел на верхнюю палубу, вдохнул полной грудью свежий, еще без примеси вони сгоревшего пороха, воздух. Туман поднимался над водой, редея и рассеиваясь. Постепенно из него начал проявляться силуэты флейта и галеона. Заря неярко разгоралась на востоке. День обещал быть таким же хмурым, как и предыдущие. Лишь бы памперо не подул, ветер с Антарктиды. Тогда вообще может быть серьезное для этих мест похолодание до –5 °C, или даже снегопад! Не говоря уже о шторме. А десантники из индейцев и плащи, и юбки поснимали перед абордажем. Прыгать и бегать они им, видишь ли, мешают! В полголоса отдал приказания. Буксирный трос уже был заведен на корму захваченного судна. По его якорному канату несколько раз ударил топор. Паруса флейта распустились, поймали ветер, и плененный галеон медленно двинулся с места. Как цыган уводит с конюшни призового скакуна, так и мы уводили этого «бычка» на веревочке. Вторая часть операции прошла успешно. Я облегченно вздохнул и улыбнулся.

Флейт медленно тянул наш приз. На берегу было тихо, что для меня выглядело странно. Мы-то на галеоне изрядно пошумели. Вопли и лязг железа должен же был кто-то услышать! Но нет! Тихо. Спят крепко, либо глухие на оба уха. Пора побудку делать, а то проснутся – а корабля нет. Головы сломают, гадая, куда он делся. Вот мы их и просветим с утра пораньше.

Об борт галеона ударилась лодка, за ней другая, третья… Это что еще такое? Послышался чей-то разговор. Через минуту ко мне подошел посыльный от Сатемпо. Упав на одно колено, воин произнес:

– Великий! Твое приказание выполнено, мы очистили берег от врагов. Их было мало, и все умерли тихо. Пленных не брали. В лагере других врагов тоже все тихо. Чужие лодки захватили, одну большую и шесть поменьше. Тебе пригнали вместе с добычей, что с врагов взяли. Я все сказал!

– Передай вождю, что я им доволен. Пусть спрячет воинов и не бросается в бой сразу, как только увидит живых врагов. Первыми с ними будут говорить мои пушки. А он – ждать, пока они не смолкнут. А потом врагов, что в его сторону побегут, из арбалетов обстреливать и князя охранять.

Посыльный вскочил, откозырял, вспомнив, наконец, как его учили приветствовать командира, и скользнул по канату в лодку. Оба корабля уже отошли от берега на достаточное расстояние, и баркасы принялись разворачивать их к нему бортами. Рамон скомандовал убрать паруса. Якоря с шумом упали в воду.

– Орудия к бою! – раздался громкая команда Рамона.

– Орудия к бою! – продублировал я.

– Наводить на палатки! Огонь!

– Огонь!

Бортовые залпы двух кораблей были весьма впечатляющими. Рамон стрелял бомбами, взрывавшимися сразу или через несколько мгновений после падения на землю. Это зависело от установки запальной трубки. Взрывы, расшвыривающие обрывки палаток, людей, амуницию и все, что попадало под удар, и пушечные залпы слились в грозную канонаду. Я стрелял ядрами, настильно, чтоб рикошет был. Ничто не действует так взбадривающе, как вой очень низко летящего чугунного шара. Или весело скачущего под ногами. По Рамоновым артиллеристам можно было отсчитывать время: пять-шесть минут – залп! Не знаю, быстро это или медленно, сведений о скорости перезарядки дульнозарядных орудий я в своей памяти не обнаружил. Для нас же такая интенсивность обстрела была очень даже хороша! Мои стреляли реже, сказывалось отсутствие необходимых навыков у диверсантов, ставших канонирами.

Выстрелить по вражескому лагерю успели всего три раза, и тут грохот пушек и взрывы бомб прорезал визгливый вопль индейского рожка. Раз, второй, третий! Это князь подал сигнал. Враг бежал, выйдя из-под обстрела. Получив приказ, канониры прекратили стрельбу, и мы услышали частый перестук мушкетов и выстрелы берсо. Но вскоре и они утихли. Я включил дальновидение. К баркасам, уткнувшимся в берег, группами отходили стрельцы. Их никто не преследовал. Последним, прикрытый огромной фигурой Дюльди и со всех сторон окруженный бойцами, шел князь. Баркасы, загруженные людьми и оружием, отчалили. Было видно, как гребцы дружно работают веслами. Задача выполнена, враг проучен.

Пороховой дым рассеялся. Я перевел взгляд на разгромленный лагерь испанцев. Там что-то горело, кругом валялись тела. Испанцы, понеся потери от неожиданного нападения, покинули свой лагерь. Оставшись без корабля и лодок, они оказались в положении Робинзона на необитаемом острове: куда-либо двинуться водой нет возможности. Потому уцелевшие испанцы кинулись туда, куда я и предполагал. На север, вокруг лагуны Белой Ивы. По болотам, без топлива, палаток и еды. Пойдут пешком. И попадут под удары партизан Сатемпо и бойцов Ахмета, Дизеля и Шатуна. Последние трое на баркасах рейдуют по лагуне. Все закончится за неделю или две. А может еще и раньше. Насколько у испанцев мужества хватит. Флейт они уж точно узнали. И, скорее всего, уже поняли, за что огребли. Им остается или сдаться, или умереть.

Оставленный лагерь бойцы обшарили досконально. Нашли тридцать шесть мушкетов, несколько десятков топоров на коротких топорищах и около полусотни кирас. Не брезгуя окровавленными тряпками, индейцы раздели все трупы, а уж потом похоронили убитых врагов. Я приказал вкопать в могильный холм сделанный моряками флейта крест. Рядом, в отдельной могиле, похоронил и своих павших при абордаже бойцов. Отец Михаил потом по всем панихиду отслужит.

Прошло два дня, в течение которых мы приводили себя в порядок и знакомились с добычей. Наши потери составили двенадцать человек, и все из моей абордажной команды. Все же сказалось отсутствие опыта у вчерашних курсантов и недостаточность информации о противнике. Но это война и на ней живыми остаются не все. Вывод: командирам надо лучше думать, а бойцам лучше тренироваться, повышая боевое мастерство. И жизненно необходима связь! Я могу говорить на расстоянии только с Вито. Но одного его – мало. Надо еще искать одаренных. А я как-то этот вопрос упустил. За три года даже не подумал ни разу. И вот результат. Что с партизанами Сатемпо? Где они, что делают?

Князь побывал на захваченном галеоне сразу после обеда. Инспекционная поездка, так сказать. Жень-Шень выстроил для его встречи на палубе своих диверсантов. Доложил, как полагается. Потом провел по кораблю, а команда продолжила приборку на палубах. Трупов, конечно, уже не было. Только впитавшаяся в доски кровь напоминала о шедшем здесь жестоком бое. Но и ту вскоре смоют, затрут песком. В сопровождении десятка бойцов спустились в трюм, где сидели загнанные туда после боя матросы. Им удалось освободиться от пут, но вылезать на палубу они побоялись. Князь осмотрел сбившихся в кучу пленных. Те едва держались на ногах, но не от ран или голода, а под действием алкоголя: в трюме было и вино, и солонина. Пьяный матрос – агрессивен! Потому встретили нас опять бранью и блеском не найденных при беглом обыске ножей.

– Тихо! – рявкнул князь, а у бойцов появились в руках сюрикены. – Кто хочет жить – отойти направо, – князь показал куда. – Кто нет – налево. Сами решайте, только быстро. Моей команде прибраться надо в трюме моего корабля. А вы мешаете! Считаю до трех и даю команду на вынос ваших трупов. Все понятно? Раз!

Ждать дальнейшего испанцы не стали и ломанулись в сторону, продлевающую жизнь.

– Оружие!

На доски палубы упало несколько колюще-режущих предметов.

– А теперь бегом на верхнюю палубу! Эй, на вахте!

– Есть на вахте!

– Принять пленных, обыскать хорошенько и построить у правого борта!

– Есть принять пленных, обыскать, построить у правого борта!

С громким топотом пленные ринулись наверх. Их оказалось довольно много. Последними, поддерживая друг друга, шли раненые. За ними вышли и мы с князем. Жень-Шень дал команду бойцам осмотреть трюм.

– Молодец Жень-Шень, – произнес князь, осматривая неровный строй испанских матросов. – Умело службу наладил. Недаром в армии сержантские погоны носил!

Всего пленных оказалось сто шестнадцать: девяносто два матроса галеона королевского флота «Санта Мария Гваделупская», двадцать один канонир, плотник с конопатчиком и хирург. Комсостав, спавший в своих каютах, не уцелел. Зато остались не уничтоженными важные бумаги и карты-портуланы. Князь занялся перевербовкой моряков, а я отправился изучать трофейные документы. Но только расположился с ними в кресле капитанской каюты, как пришел зов от Вито. Сын доложил, что у них есть пленные и трофеи, которые отправлены на баркасе к нам. Там же и шестеро раненых бойцов, нарвавшихся на засаду из оставленных испанцами раненых солдат, не имевших сил идти. Те решили продать свои жизни подороже. А мой командир Шатун лоханулся! Охотничек! Вернется – ух как накажу! Позор десанта и разведки!

В расстроенных чувствах я вскочил с кресла и пнул его ногой. Невинная мебель ответила крепостью конструкции. Мне было больнее, потому я успокоился и, дохромав до шкафчика, вынул оттуда бутылку вина и сделал пару глотков. Вино оказалось терпко-сладким, тягучим и вяжущим, как ликер. А может это он и был. Тлетворное влияние Запада! Я, когда-то на дух не переносивший алкоголь в любом его проявлении, сейчас уже и из горла хлещу за милую душу! Эх-хе-хее… Иные времена, иные нравы…

В течение следующих трех дней я проверил «на лояльность» всех плененных матросов галеона. Кое-кому подправил мозги в нужную сторону, а семерых посадил под замок с вердиктом: неисправимы, только в кандалы и на каменоломню. Их оставил на галеоне. Потом с ними еще поработаю. Поэкспериментирую. Из оставшихся князь половину отправил на флейт, временно переведя оттуда на галеон три десятка Рамоновых матросов. Хватит, чтоб довести трофей до нашей бухты.

Приходил баркас от Шатуна. Привез восьмерых испанцев, сильно израненных, и шестерых наших лопухов, что под солдатский залп подставились. Хорошо хоть убитых нет! Всех, не разделяя, положили в один лазарет. Обихаживают их Жан-Поль и Эрнесто Лопес, хирург галеона, уцелевший каким-то образом во время резни комсостава. Интересные все же у испанцев имена! «Эрнесто» по-испански – борец со смертью. И он с ней борется в силу своей профессии. Как понять, что это: судьба, заложенная в имени, или имя, определившее судьбу? Скорее возможно третье – Божье указание на наречение младенца именем его судьбы.

Через сутки пришел баркас от Ахмета. Тоже привезли испанцев, пятнадцать штук. Все ранены стрелами в ноги и руки. Правильно, и стрелять, и идти быстро не могут. Подходи, бери за жабры и на кукан, то есть, в плен. Привезли несколько кирас, шлемов с характерным гребнем, прямых мечей, кучу тряпья, солдатских сумок, обуви и двадцать семь мушкетов. Последние я сразу отдал своим диверсантам в чистку. С теми, что собрали в лагере и привезли от Шатуна, получилось уже семьдесят одна штука. Это радует!

Рамон облазил галеон, как говорится, от киля до клотика. Вердикт вынес неутешительный: корабль очень старый, с многочисленными протечками. Дерево изрядно погрызено жучками. И как его так далеко отправить решились? Он ведь мог утонуть еще в Кадисе, у причальной стенки! Однако капитан умудрился дойти сюда и в бой ввязаться. О чем он думал, я уже никогда не узнаю. Кормит капитан со всеми своими офицерами теперь крабов на дне Ла-Платы. А вот что его побудило к нападению на купца, знаю в подробностях. Князь в своем предположении о мотивах агрессии оказался прав.

По указу короля галеон «Санта Мария» был отправлен в генерал-губернаторство Буэнос-Айрес для борьбы с контрабандной торговлей. Проще говоря, послали его перекрыть кислород гранду Адолфо. В бумагах чиновника был так же и указ о смещении дона Адолфо и назначении вместо него графа Джакобо Освальдо Браво Мартинеса, коррехидора. Попутно, пользуясь случаем, королевским посланцам позволялось всласть пограбить купцов-контрабандистов.

Это я узнал из тех секретных документов, что были найдены в шкатулке командира солдат морской пехоты. По законам этого времени именно он был начальником экспедиции, а капитан корабля находился в его подчинении. Шкатулку нашли, когда мои бойцы собирали трофеи в разгромленном лагере. И ведь не сгорел указ, не затерялся в суматохе, а попал в мои руки. Среди захваченных документов было и предписание королевской канцелярии гранду Адолфо о предоставлении подробного отчета о его деятельности на вверенной территории. Одно мне не было ясно: послана ли копия указа о смещении с должности дона Адолфо вице-королю?

И что мне с этими бумагами теперь делать? Гранду показывать не стоит, начнет задавать вопросы об их появлении у нас. Не надо ему знать, что испанский корабль, везший эти бумаги, захвачен, его команда индейцами нашими выбита, а мы с князем подданных его католического величества, что выжить умудрились, к своим рукам прибрали. А о своем смещении с должности ему вообще знать не надо! Князь со мной полностью согласился.

Вновь журчит под форштевнем мутная вода Серебряной реки. Мы возвращаемся. Живых агрессоров на земле Русского Уругвая не осталось. Следом идет галеон. Его решили загнать в бухту Узкую, в устье реки Тихой. Подальше от любопытных глаз и болтливых языков. Там ветеран испанского флота будет разобран на дрова, а его пушки, двадцать восемь штук, послужат для усиления вооружения флейта, бригантины, крепостной цитадели и фортов острова Щит. Вообще-то галеон нес неплохую артиллерию: 4 – 22-х-фунтовых, 4 – 18-ти, 10 – десяти- и 10 – семифунтовых орудий. Мы-то думали, что на нем пушек будет больше раза в два минимум. Но тут, видимо, испанское адмиралтейство пожадничало, не довооружило старичка. Ну и ладно, мы не в обиде. Нам и эти пушки – дар Божий. Халява! Почти…

Я вспомнил погибших. Старого умного дона Мигеля, его матросов, своих молодых бойцов. Не могу я относиться к их смерти спокойно. Не научился еще считать близких людей просто винтиками моей военной машины, расходным материалом. И не хочу учиться этому! И остальных командиров заставлю беречь воинов и думать прежде, чем давать команду «В атаку!». А Шатуна точно на правило поставлю за неоправданные потери! Он сейчас в партизанском отряде Сатемпо вместе с Вито, откомандированным мной для связи. Вождь, которому так и не удалось всласть повоевать с испанцами – быстро те закончились, предложил пройтись по пампе, разоряя поселения чарруа. Князь одобрил его предложение, но приказал сильно не увлекаться и не лезть далеко на север. На рейд дал «одну луну».

В родную бухту вернулись через двое суток. Галеон сразу загнали в Узкую на разгрузку и разборку. Трофеи были богатые. Помимо вооружения и снаряжения корабля и солдат, в трюмах обнаружились и различные товары. Опрос экипажа внес ясность в его происхождение: перегружен с захваченного и потопленного голландского купца. Да, как все просто в это время! Сильный бьет и грабит слабого, но сам огребает от более сильного или хитрого. Охотник в момент может превратиться в дичь, а дичь – в охотника. Пошел по шерсть – вернулся бритым. И еще много-много пословиц и поговорок на тему, как амбициозные недоумки вместо сладкого получают горькое.

Глава 8

Пока князь с бароном Жилиным и кабальеро Пантелеймоном занимались хозяйственными вопросами и укреплением обороны крепости, я занимался пленными. Задачка не простая: промыть каждому из них мозги и вложить в память нам угодную информацию. Для начала потренировался на тех семерых, что отделил сразу. Вкладывать ложную память, предварительно стерев настоящую, я еще не пробовал. Вот и пришлось методом «тыка» подбирать нужные действия. Это оказалось не просто. Память человеческая как геологические пласты, и состоит из множества наслоений. И все их надо поднять, просмотреть, убрать не нужное, а в данном случае – для нас опасное, воспоминание, и вложить новое. Да так, чтобы оно сопрягалось с оставшимся в мозгу настоящим.

Ко всему прочему приходилось преодолевать и активное сопротивление мозга подопытного моему в него вторжению. Попотеть пришлось изрядно. С первым получилось очень коряво. Слишком широкий диапазон электромагнитных колебаний его мозга приходилось контролировать и править одновременно. Потому получился хоть и не идиот, чему я очень рад, но все же инвалид: частичная амнезия с потерей многих жизненных и профессиональных навыков. Отправив его на каменоломню, взял себе суточный перерыв для выработки более приемлемого алгоритма действий. Уж больно много сил у меня ушло! Да и времени. А результат хуже некуда.

Но кто ищет, тот всегда найдет. Я тоже нашел, как мне казалось, способ добиться желаемого результата. Следующий подопытный был накачан спиртом и сидел, привязанный к стулу, тупо уставившись в одну точку осоловевшим взглядом. Не встречая сопротивления, я проник в память подопытного. Но мало чего достиг, хоть работать мне с ним стало легче. Пьяный мозг выдавал рваные картинки, временами даже отключаясь от реальности. Я прекратил опыт и продолжил его, когда матрос проспался. Но теперь было еще хуже: память стойко блокировалась алкогольной интоксикацией. Похмелять я подопытного не стал, а тоже отправил на добычу стройматериала.

Две неудачи показали, что грубым наскоком мало чего можно добиться. Я опять взял тайм-аут на сутки. Сидя в любимом кресле, слушал щебетанье забравшейся мне на колени Машутки, мурлыканье Кисы, потрескивание горящих в камине поленьев и неожиданно вспомнил первую встречу с вождем Матаохо Семпе и мой ему рассказ о влиянии алкоголя на человека. Четыре стадии опьянения: павлин, обезьяна, лев и свинья. Все они, влияя на мозг, отпускают внутренние тормоза. И человек проявляет свою сущность, раскрывается. Недаром же древние исследователи этого вопроса выделили именно четыре основных точки проявления. Я иду по верному, вроде бы, пути. Только начал с конца. Какие мысли могут быть у пьяной «свиньи»? Да никаких! Как и у страдающего от перепоя мужика. А у того же «павлина»? Много! И если их направить в нужное русло, то можно многое и узнать, и внушить! Только подход необходим другой, мягкий и без рук, скрученных веревкой за спиной. Так, алгоритм вроде найден, осталось его проверить.

Догадка моя оказалась верной. Подопытного приводили ко мне в кабинет, где я с ним просто беседовал. Доброжелательно, без угроз и насилия выспрашивал о его жизни, специальности и тому подобном. Постепенно он расслаблялся. Посреди беседы предлагал немного выпить и наливал ему граммов сто спирта своего производства. Сам пил воду. Далее беседа продолжалась в том же доброжелательном ключе. Собеседник постепенно «косел», расслаблялся и становился весьма болтливым.

А дальше – дело техники: он впадал в кратковременный ступор, в течение которого я чистил его память и вкладывал иные воспоминания. Резкое пробуждение и продолжение как бы ни на секунду не прерывавшейся беседы, но уже в соответствии с появившейся в его памяти инфой. В завершение – выдача пяти золотых монет в качестве премии за отражение набега диких орд на стоявший на якоре у берега мой торговый флейт. И еще один подарок, но уже от герцога, моего сюзерена и владельца земель, где мы все уже давно живем: отдельная комната в казарме за городом и женщина для услужения.

Когда я первый раз использовал придуманный алгоритм, сам обалдел от полученного результата. Подопытный, злобный фанатик, назначенный мной для работы в каменоломне без права освобождения, оказался нормальным адекватным человеком и классным матросом грот-мачты. Прижав к груди мешочек с монетами, он кланялся до самой двери, благодаря за ласку и клятвенно заверяя в своей преданности!

По прибытии в город я с согласия князя отдал приказ построить большую казарму с множеством изолированных комнат. Саманные кирпичи производились быстро, да и запас готовых был изрядный. Их не надо обжигать, они дешевы. Потому казарму построили быстро. В каждую комнату по моему приказу поселили по одной не имевшей мужа женщине из пленных чарруа. Благо, было их в избытке. Вот к ним и стал подселять прошедших промывание мозгов пленных, а теперь свободных и лояльных здешней власти испанцев.

Процесс пошел достаточно быстро. За день мне удавалось переинформировать двух, а то и трех членов команды галеона. Разные люди были среди них: добродушные и озлобленные на жизнь, спокойные и нервные, простоватые и хитрые. Только трусов не встречалось. Нет им места в море-океане, не выживают, если и попадают на борт парусника. Там нужны смелые люди. И умелые.

С солдатами вышло несколько иначе. Эту стезю для себя выбирали в большинстве своем младшие отпрыски мелкопоместных дворян. По закону о майоратах, земля и титул доставались только старшим сыновьям. А младшим оставалось одно: идти в армию королевскую, продавая за гроши свою кровь и шпагу. Но не честь! Под которой они понимали гордый взгляд на остальных людей белой расы и презрение к цветным, людьми, по их понятиям, не считающимися.

Вот на этом я и сыграл, внушив, что их отряд был отправлен королем на помощь герцогу Северскому для покорения диких племен Южной Америки и получения здесь после десятилетней службы обширных наделов земли с крестьянами-арендаторами. Детализация легенды: по пути флейт герцога, на котором они плыли из Испании, подвергся нападению английских пиратов. В жестоком абордажном бою, где они, солдаты, проявили исключительное мужество и стойкость, победа осталась за ними, а английский пират загорелся и взорвался. После боя флейт подошел к берегу для устранения повреждений и похорон погибших, но солдатский лагерь подвергся нападению дикарей, которых коварные англичане снабдили огнестрельным оружием, научив им пользоваться. Ни о каком королевском галеоне, естественно, не упоминалось.

В том бою на берегу героически погибли все их командиры, включая капеллана, и множество солдат. Но им на помощь подошел сам герцог с отрядом подвластных ему индейцев, и сумел отбить врагов и спасти оставшихся в живых. Герцогу очень жаль, что не все испанцы, плывшие помочь ему, уцелели. В качестве компенсации за раны и лишения, каждому герою он выплачивает по десять золотых эскудо и дарит в услужение, каждому, молодую индеанку. И еще отдельную комнату для проживания. Личную. В перспективе каждого ждет титул идальго и земельный надел с работниками. А за верную службу герцогу – хорошие деньги помесячно, боевые, премиальные, доля в трофеях и пожизненный пенсион в случае тяжелого ранения, исключающего возможность управления пожалованными землями.

Так в войске князя появилось несколько десятков хорошо обученных солдат. А через полтора месяца вернулся Сатемпо. Довольный, аж светился от счастья! Нагулялся, кот мартовский. Пригнал около трех сотен взрослых пленных и столько же детей. Все без исключения, даже сам вождь, были страшно уставшие и голодные. Но Пантелеймон, по совместительству еще и градоначальник, был к этому готов. Накормил всех прибывших, не делая никакого различия между свободными воинами и невольниками. После импровизированного пира воины отправились в казармы – по существу те же общинные дома, как в их родных поселениях, к женам и детям. Полон быстро рассортировали, разместили в специально построенных саманных домах. Пантелеймон их потом более качественно перешерстит, выбрав толковых мастеров, если имеются, и приставит к работам. Не остались без дела и матросы с галеона. Раскидал я их после пси-обработки по мастерским. Канаты вить, паруса шить, лодки и баркасы обихаживать, к походу готовить. Плотника с помощником отправил на верфь, где строились заказанные князем для внутреннего пользования мелкие суда и галеры.

Решение о моем большом походе на территорию Бразилии за золотом и алмазами было принято на Совете давно. Продолжительность экспедиции около шести – восьми месяцев, учитывая большое расстояние и трудный путь до известных мне россыпей, а так же тяжелую, нудную и медленную работу старателей. Экспедиция получалась весьма затратной, с привлечением серьезных людских и материальных ресурсов. Но я знал, что она окупится сторицей. Для ее осуществления нам своих сил не хватало: оставлять город и фазенды поселенцев перед постоянной угрозой налета дикарей без воинского прикрытия нельзя. Нанимать же всякий нищий сброд в Буэнос-Айресе не хотелось. Потому сулящий большие выгоды поход и откладывался. Теперь же, когда Сатемпо уничтожил восемь ближайших поселений чарруа, а их жителей пленил, эта угроза существенно уменьшилась. Захват галеона с припасами, оружием и снаряжением дал мне возможность хорошо экипироваться и принять окончательное решение: экспедиции быть!

Наиболее перспективным для быстрого нахождения и «прихватизации» имеющихся там богатств является местность, которую в будущем назовут Минас-Жерайс, что переводится как «Главные рудники». Она расположена в восточной, самой высокой, части Бразильского плоскогорья и отделена от Атлантического океана полосой тропического леса. Более 90 % этой территории находится на высоте от 300 м, оставшаяся часть – от 600 до 1500 м. В северных областях встречаются каатинги, характеризующиеся сухим климатом. На остальной территории преобладают серрадо – густые, низкорослые кустарники. Минас-Жерайс в будущем – главная горнорудная база Бразилии, откуда и «говорящее» название. Там есть золото и алмазы, бокситы, графит, никель, а также железная, марганцевая и урановая руда. Но мне в данный момент и в первую голову нужны алмазы. Золото специально искать не планирую, сориентирую на это испанцев. Тех, что, возможно, возьму с собой. Пусть ищут желтый металл, а я – прозрачные камешки, о которых им знать не обязательно. Не хочу эту тайну раньше времени миру открывать.

Я взял в руки карту восточного побережья Бразилии. Ну когда же нынешние картографы научатся масштабы соблюдать! Все приблизительно и очень приблизительно. «Два лаптя по карте левее солнца» – наиболее точные координаты в это время. Но лучше ничего нет. Первым вариантом я рассматривал маршрут по рекам Парана и Парагвай до его истоков. Но, поразмыслив, пришел к выводу, что этот путь не приемлем. И вот по каким соображениям. Реки широкие и довольно глубокие, что позволяет парусным судам почти беспрепятственно доходить до Асунсьона. Испанцы туда часто плавают. Через этот городишко идет товарный поток на западное побережье материка, в Перу, Чили, и обратно. Но вот выше Асунсьона начинаются проблемы. И первая из них – огромное болото Пантанал. Пройти его на паруснике возможно только в полную воду, а она там появляется летом, во время тропических дождей на Бразильском плато. Дожди, конечно, дадут возможность пройти большую часть трехтысячекилометрового пути на корабле и под парусом. Но за Пантаналом Парагвай-река становится менее удобной для плавания крупного судна, а далее вообще превращается в нормальную горную реку, с порогами, перекатами и скальными прижимами. Проблема вторая. Пешком идти придется, таща на плечах все снаряжение. Снаряжения, включая продукты на полгода, много. И носильщиков надо много. Но чем больше людей, тем больше надо брать продовольствия. Увеличивается количество груза, надо больше носильщиков. Замкнутый круг. А дождь-то льет! Он – проблема номер три. Ему в этих местах положено землю поливать четыре месяца, почти не переставая. Как раз летом, когда в Уругвае наступает сухой сезон. И во что превратится такой пеший поход? В кошмар для всех! По дебрям и скалам под непрестанными потоками воды с небес. Ни обсушиться, ни горячую пищу приготовить, ни поспать. Да меня через пару недель если не порвут, так бросят спутники мои и разбегутся. И будут правы. Потому что если я руководитель, то должен продумать ВСЁ, и в первую очередь – удобный маршрут. Люди за мной пойдут деньги добывать, а не заниматься экстремальным туризмом. Даже если народ и выдержит этот поход, то работать все равно будет невозможно по тем же самым причинам. Плюс, наступит голод: порох и мука однозначно будут испорчены, на кукурузной каше долго не протянешь. На удачную охоту уповать тоже не стоит, уходит зверь из некомфортной местности. Овощей и фруктов еще нет. Алллес капут!

Наиболее разумный маршрут таков: добраться до интересующей меня местности вдоль океанского побережья на флейте. В него поместятся и люди, и снаряжение с припасами. Идем на север до приблизительно пятнадцатого градуса. Находим устье реки Жекитиньонья, вот же имечко-то дали! Ее на карту уже нанесли: истоки как раз там, куда мне надо. По ней флейт сможет подняться километров на сто вглубь материка. Глубина и ширина реки позволят. Дальше начнутся пороги-перекаты и остальные прелести текущей по отрогам Бразильского нагорья реки. Километров шестьсот. Перед порогами выгружаемся, ставим лагерь. Здесь Рамон организует лесоповал. Загрузит флейт дефицитной в Уругвае древесиной и уйдёт обратно в Новороссийск. Если местные плантаторы обидятся на такую наглость, Рамон попробует с ними договориться. Деньги у него для этого будут. А если пойдут на конфронтацию, покажет, кто в доме хозяин – огневую мощь флейта мы уже усилили.

Разгрузившись, вернется уже в сопровождении бригантины, если она будет в порту и князь ее никуда не наладит. Или один, если она будет отсутствовать или уже куда занаряжена. Рамон продолжит заготовку леса, проконтролирует обстановку. Надо будет – повторит ликбез для особо непонятливых местных. Нам с ними кутят не крестить. Мы мирные люди, и не надо нас трогать! Думаю, успеет еще рейс сделать в Новороссийск, а когда вернется – станет нас ждать да делом заниматься лесорубным.

Я же со старателями и охраной на привезенных с собой баркасах и лодках проберусь в верховья Жекитиньоньи. Там и займусь геологоразведкой и добычей полезных ископаемых. Ну, пока я так планирую.

Теперь по составу экспедиции. Нужны воины и старатели. Первые – Шатун со своей полусотней диверсантов-разведчиков, вооруженных мушкетами и десятью берсо, и сотня индейцев эскудеро Потапа. Для несения караульной службы, добычи пропитания и обороны приисков в случае нападения местных племен этого будет достаточно. Да и добычей алмазов часть из них может заняться, если с тамошними дикарями мир будет. Ну и всех испанских солдат заберу с собой. Пусть делом займутся подальше от своих соплеменников. А то вдруг знакомых встретят да начнут что-то вспоминать. А мне это надо? Старателями будут две сотни чарруа, что Сатемпо из рейда пригнал. Из специалистов привлеку хирурга Эрнесто Лопеса и рудознатца Ганса Кюгеля с учениками.

С транспортом решено – флейт под командованием Рамона. Теперь вооружение. Тут все проще. Почти сотня мушкетов и десять берсо с изрядным запасом пороха и пуль. Ну и арбалеты, луки, копья, дротики, сабли. Абордажные топоры, мечи и мушкеты испанских морпехов. Обязательно кирасы и кольчуги – у кого есть, щиты и железные шлемы – всем воинам. Я давно понял – на войне с оружием и боеприпасами куркулем быть нельзя. Нельзя экономить на том, что тебе жизнь спасти может. Надо быть запасливым и предусмотрительным. Особенно мне, воеводе, ответственному за жизни ведомых мной людей и успешное выполнение намеченного предприятия. Я, считай, на войну собираюсь. И хорошо, если она не начнется сразу после выхода флейта в Рио де Ла-Плата. Потому оружия возьму по-максимуму, да и товаров для подарков и мены тоже прихвачу. Как евреи говорят: «Если проблема решается деньгами, то это не проблема, а сделка». А мне нужен мир в районе поисков, а не кровавые стычки, мешающие работе. Значит, буду заключать сделки!

Мысли об оружии плавно трансформировались в мысли о необходимом снаряжении, включая промывочные лотки, ведра, доски для изготовления грохотов и проходнушек. О количестве и ассортименте продовольствия, возможности его закупки по пути или добыче на месте. Хоть на побережье уже достаточно много португальских плантаций-поселений, вот только продовольствия у них купить вряд ли получится: обработанная земля вся под сахарный тростник занята. А вот для выращивания кукурузы или маниока, чтоб работников кормить, землю жалеют.

Конечно, невозможно предусмотреть все, но вполне возможно предусмотреть многое. И чем больше предусмотрено, тем меньше остается на волю случая, тем выше мои шансы на успех. Потому-то я и уделяю столь много времени скрупулезной проработке плана организации и проведения экспедиции. Она должна обязательно увенчаться успехом. Для этого у меня есть все. Было бы глупо потерпеть неудачу.

А ещё глупее думать, что кто-то не углядит моих приготовлений и не настучит дону Адолфо. Или не проследит в месте высадки, куда это поперлась толпа чужих бледнолицых в компании с чужими индейцами. Потому надо озаботиться качественной дезинформацией здесь, в Новороссийске, и отслеживанием любопытствующих по маршруту водного и пешего движения в лесах и горах Бразилии.

Да, и главное: начало экспедиции – осень, март 1594 года. А пока займусь текущими делами. Да и еще одну задумку надо обмозговать. Как раз лето для ее реализации в самый раз.

Быстро скользит по водам Ла-Платы бригантина. На квартердеке я, князь, барон Жилин и ее новый капитан Евгений Поливанов, позывной Жень-Шень. Прежний капитан Пепе Мартинес, друг и соратник Рамона, месяц как умер от воспаления легких, упокой, Господи, душу его! Имеющиеся медики, испанец Эрнесто Лопес и травник Семен, спасти его не смогли. Нет еще у них нужных лекарств. Пепе из последнего плавания пришел уже больным, но к врачам не обратился, лечился по-морскому, горячим вином с перцем, тайком. И долечился. Я, вернувшись из похода против испанского галеона, посмевшего напасть на каракку дона Мигеля, узнал о его болезни, но даже мой крест с зеленым камнем не смог помочь старому морскому волку. Было слишком поздно. Жалко хорошего человека и специалиста. И досадно до бешенства из-за его пренебрежения собственным здоровьем. Старого моряка по его просьбе похоронили в водах океана.

Бригантина идет в Буэнос-Айрес. Сын князя Василий решил жениться. Прислал с оказией отцу письмо с просьбой приехать на смотрины, у них это помолвкой называется. Невеста, именем Каталина, служанка в семье гранда Адолфо и какая-то его о-о-очень дальняя родственница, вошла в пору. Она Василию нравится, и ее родственники не против. Повод для нашей поездки серьезный. Князь пригласил меня, как свободного от дел крепостных, корабельных и сельскохозяйственных, с собой. «Министр торговли и внешнеэкономических связей» барон Жилин загрузил трюм бригантины товарами, полученными княжеством Новороссийским в качестве налога от меня и других производителей. Добавил из запасников товаров, привезенных купцами из метрополии и перекупленных князем. Денежки-то, потраченные на аренду земли Уругвайской, надо возвращать! Не гонять же корабль с пустым трюмом.

Я тоже прихватил кое-что из своего: пиленые доски, медную чеканную посуду, немного резной мебели и по десять бочек самогонки двойной очистки «Апельсиновой» и «Лимонной». Пока я буду с князем праздновать, Жень-Шень займется мелким ремонтом бригантины, а Жилин коммерцией. Дюльдю брать с собой не стали. У него свой праздник – жена двойню родила. Да, год назад мой, а теперь княжеский телохранитель женился, причем едва ли не в одночасье. Вот как это было.

Князь из одной из своих поездок в Буэнос-Айрес привез подарок от сына – шесть рабынь, молодых девушек из племени керанди. Василий заполучил их во время очередного рейда испанцев в земли немирных патагонцев. Несколько месяцев пленницы жили у него в качестве прислуги, даже по-испански стали немного говорить. Князь что-то привез сыну в подарок, а тот ими отдарился. Я с Маркелом и Дюльдей как раз встречал князя из поездки, вот тогда-то мой богатырь и увидел ЕЁ! Высокая даже для патагонцев, красивая, статная, с точеной фигурой, которую не могла скрыть даже грубая одежда, эта девушка сразу привлекла всеобщее внимание. Дюльдя, увидев ее, буквально впал в ступор. Патагонка тоже заметила богатыря и смотрела на него весьма заинтересованно. Пока я здоровался с князем и произносил положенные при этом слова, стрелец так и стоял, глядя на девушку с восхищением. А когда я окликнул его, то увидел ошалелые глаза стрельца. В них плескалась непередаваемая гамма чувств! И я понял, что Дюльдя влюбился.

Князь позвал меня, приглашая с собой. И тут Дюльдя принял РЕШЕНИЕ. Наглым образом сунув мне в руки свой чудовищный бердыш, он подошел к князю и рухнул перед ним на колени.

– Князь – батюшка, – услышал я. – Отдай мне девку ту, замуж, – рука Дюльди указывала на красавицу. Не услышав ответа, дрогнувшим голосом, в котором пробились нотки отчаяния, произнес:

– Продай, милостивец! – на ладони Дюльди блестели золотые монеты, часть его вознаграждения за поход против кайва-гуарани. – Люба она мне, не откажи!

Для немногословного богатыря это была целая речь! Князь, не ожидавший такого от всегда спокойного и мало эмоционального в мирной жизни стрельца, опешил и в первое мгновение не смог даже слова сказать. Дюльдя вновь запустил руку в поясную сумку и выгреб еще одну горсть монет. Учитывая размер его ладони, горсть получилась впечатляющая. В толпе, образовавшейся на пристани, кто-то громко ахнул. «Такие деньжищи за рабыню!» – зашелестели голоса.

– Дарю! – прокашлявшись, произнес князь. – На свадьбу пригласить не забудь.

– Слава князю! – разнесся радостный рев богатыря, тут же подхваченный десятками голосов.

Князь уехал с пирса под здравицы в его честь, а Дюльдя подошел к своей избраннице и, ткнув себя в грудь, назвался:

– Святогор.

Только тогда я и узнал имя своего телохранителя. А вот происхождение его прозвища мне так до сих пор и неизвестно.

– Наоли, – голос девушки был так же приятен, как и ее внешность. Взявшись за руки и о чем-то разговаривая (и как только понимали-то друг друга!), нашедшие свои половинки люди пошли по пирсу. А я следом, передав забытый влюбленным воином бердыш Маркелу.

Потом было крещение Наоли в Ольгу и венчание. Я с Ларитой были посаженными родителями невесты. Князь организовал пир, гулял весь городок. Андрей Михайлович подарил Ольге ожерелье – изумруды в серебре. А я – брусовой дом, возведенный, по русскому обычаю, в один день. Благо, сухого бруса и досок пиленых у меня на складах было много. Для верфи, корабли строить, готовил. Но дом для молодоженов – это святое! Так что жадничать не стал. Домик на две комнаты с большим залом, в котором умельцы стали выкладывать камин не дожидаясь возведения стен, поставили недалеко от моего. На земле, что я отрезал от своей обширной усадьбы в подарок своему верному бесстрашному защитнику. И вот теперь в этом домике в два голоса орут двойняшки: белобрысый мальчишка и чернявенькая девчушка. Моя Ларита сразу принялась Ольге помогать. А Машенька, внимательно рассмотрев младенцев, спросила:

– А когда у меня братик и сестричка появятся?

Вопрос вроде в никуда, но мы с Ларитой непроизвольно посмотрели друг на друга и улыбнулись. Скоро! Вот с такими мыслями я и подплывал к Буэнос-Айресу.

Глава 9

В Буэнос-Айресе нет порта, нет даже мола для более удобного подхода кораблей. Они не могут подойти к городу на расстояние ближе пятнадцати километров, мешают малые глубины. Миллионы тонн грунта ежегодно выносят в Рио де Ла-Плата реки Парана и Уругвай. Часть его попадает в океан, а часть оседает в Ла-Плате, создавая мели и островки, мешающие судоходству. Так что грузы с кораблей приходится перегружать на шхуны и баркасы, которые могут войти в речку, называемую Рио-Чуело. На ее берегу есть пристань, на которую и производится выгрузка. Оттуда товары перевозятся на тележках в город, находящийся в полутора километрах.

Наша бригантина, придя сюда для замены мачты в первый раз, тоже стояла возле этой пристани. Как и в следующие приходы с грузом и за грузом. Осадка позволяла. Флейт же производил товарообмен, как и все, на рейде. А вот когда подошло время килеваться, делать это пришлось в гавани другой бухты, Энсенад-де-Бараган, расположенной в пятидесяти километрах юго-западнее. В нее любые корабли войти могут. Бухта удобная, но слишком далека от города.

Все это я узнал из бесед с Рамоном, гонявшим сюда на профилактические работы и бригантину, и флейт. Это когда у Новороссийска еще своей верфи и оборудованного для килевания места на берегу бухты Птичьей небыло. Сам я за три года так и не смог ни разу посетить столицу генерал-губернаторства. Или генерал-капитанства? Так и не могу разобраться. Работы невпроворот. А вот барон Жилин здесь был не раз по торговым делам. Он-то со мной и поделился своими впечатлениями:

«Земли плодородной на окраинах города много и она хорошо обрабатывается руками крестьян-испанцев и рабов, негров и индейцев. Многие зажиточные поселенцы имеют загородные усадьбы, которые называются «кинтас», откуда и получают все необходимые продукты. Такая возможность у них появилась после прибытия гранда Адолфо с двухтысячным личным войском. Он замирился с индейскими родственниками жены своего умершего при мутных обстоятельствах брата. На его вдове женил какого-то своего троюродного шурина и принялся осваивать бесхозные земли, раздавая их от имени короля всем подданным испанской короны, пожелавшим стать арендаторами и имевшими на это средства. Время от времени дальние асьенды подвергаются нападениям немирных индейцев-керанди. Тогда гранд посылает в пампу военные отряды для наказания налетчиков и захвата рабов – своими руками доны работать не хотят, да и не умеют. Обработанные земли простираются недалеко, километров на десять-пятнадцать от города. Далее можно увидеть лишь необозримые просторы, на которых пасутся стада полудиких лошадей и быков – единственных обитателей этих мест, если не считать патагонцев. Но те, не сумев вовремя разорить город, как они это сделали в 1541-м году, ушли дальше в пампасы. Откуда время от времени и совершают свои дерзкие набеги, угоняя скот. Кстати, верховую езду они уже освоили, что прибавило индейским воинам мобильности и наглости.

Дальше зоны относительной безопасности изредка можно встретить разбросанные там и сям убогие хижины, построенные не столько для того, чтобы в них жить, сколько для закрепления за тем или иным частным лицом права на земли или на пасущийся на них скот. Для присмотра за скотом, являющимся здесь почти единственным эквивалентом денег, арендатор нанимает лояльных к испанцам индейцев в качестве пастухов-гаучо, платит им что-то, кое-чем снабжает, а они осенью пригоняют часть стада в Буэнос-Айрес, хозяину. Тот распоряжается животными по праву собственника, гаучо получают плату за работу, закупают необходимое и уезжают опять в пампу».

На пристани нас встречал только таможенник в сопровождении бедно, но чисто одетого юноши, и рослого осла под седлом. Так это и понятно, Василий не мог знать, когда мы приплывем к нему в гости. Потому князь, подождав, пока таможенник поднимется на борт бригантины, назвался и распорядился послать гонца к дону Василию, командиру кирасир гранда Адолфо, с вестью о своем прибытии. Распоряжение подкрепил вложением серебряной монеты в руку таможенника. Медное мараведи же, для придания резвости, кинул юноше, и отошел к борту. Жень-Шень повел чиновника в каюту, а юноша спрыгнул на пристань и, вскочив на осла, погнал его в сторону города, нещадно колотя пятками. Дорога была вымощена камнем, и цокот подкованных копыт еще долго доносился до нашего слуха.

– Чем грузиться будем, княже? – спросил я.

– Скотом, желательно овцами и лошадьми. Можно еще мулов прикупить, для поселенцев, не все рабочих лошадей от дела отрывать. Крестьяне их то в плуг, то под седло. Лошадям тоже отдых нужен. А они не слишком хороши, хуже даже степных татарских, а с русскими так вообще не сравнить. Татарки-то ко всему уже генетически приучены: и скакать сутками, и питаться впроголодь. Но лучших все равно не будет и брать придется, что есть. Некому тут селекцией заниматься, нет специалистов. Вот и скота путевого тоже нет. Коровы не ахти, беговые какие-то, поджарые. Да ты, Илья, это и без меня знаешь.

– Да, Андрей Михайлович, знаю. Потому и производство тушенки не начинаю, не из чего. И солонина из такой говядины третьесортная получается, но капитаны берут, от безысходности.

Подбежал юнга с приглашением капитана на обед, прервав наш разговор. В дверях столкнулись с таможенником. Тот, поклонившись князю, вжался в переборку, уступая дорогу. Его Жень-Шень с Жилиным на обед не пригласили, невместно князю сидеть за одним столом с худородным. Вошли в невеликую каюту, расселись за столом. Тут же появился вестовой с подносом, шустро расставил на столе тарелки, положил ложки, поставил кувшин с вином и четыре серебряных стакана. Отошел в сторону, и его место занял корабельный кок, один из выучеников княжеского повара Фомы. Фома теперь вольный предприниматель – владеет трактиром в Новороссийске, весьма приличным. Набрал себе помощниц и рулит бизнесом твердой рукой, ну, и еще кое-чем. Детишек на заднем дворе его заведения целый выводок. И еще на подходе. Не бережет себя мужик, трудится над увеличением народонаселения нашего города, не жалея… кхм! Ударно, в общем.

Обед уже подходил к концу, когда сквозь плеск волн и скрип деревянных частей бригантины пробилась дробь подкованных копыт. Оборвавшись у борта, цокот сменился топотом ног по палубе, и в каюту вбежал Василий.

– Отец! Как я рад тебя видеть, – воскликнул он, обнимая князя. Потом пожал руки мне, барону и капитану. – Прошу в мой дом, коней слуги сейчас подведут.

– А что я Микулу не вижу? С ним все в порядке?

– Приболел он. У себя в комнате лежит уже четвертый день.

– Что с ним? На что жалуется? – в голосе князя слышалась неподдельная тревога. – Что лекарь говорит?

Василий, тяжело вздохнув, произнес:

– Старость.

Мы ехали по мощеным камнем улицам Буэнос-Айреса. Я вертел головой по сторонам, наблюдая видимую жизнь города и сравнивая ее с жизнью Новороссийска. Пока русский город выглядел как большая деревня. Каменной у нас были только крепость и небольшой по размерам дворец князя. Ему по статусу положено! У остальных наших дворян, включая и меня, дома были сложены из дерева, что, вообще-то, гораздо круче и дороже каменных домов в этой практически безлесой стране. Но так получилось, что плотников среди русских поселенцев было гораздо больше, чем каменщиков. А организовать лесоповал и доставку бревен в Новороссийск мне оказалось легче, чем князю найти в Буэнос-Айресе и нанять достаточное количество каменотесов.

Большинство жителей Новороссийска жили в саманных жилищах, снаружи и изнутри побеленных гашеной известью. Выход известняка был найден рудознатцем Кюгелем на приемлемом расстоянии от города. Добыча, обжиг и транспортировка уже готовой извести получилась дешевой. Потому городок наш беленький, веселенький, звенящий детскими голосами. А вот Буэнос-Айрес, на мой взгляд, даже при наличии у многих домов обширных садов, несколько мрачноват и тяжеловесен. Камень есть камень! И детишек не видно.

Планировка улиц, по крайней мере, в той части, где мы проезжали, прямолинейная. Далеко видно в обе стороны. Улицы ровные, а не кривые, как бывает при хаотичной застройке. Дома в основном одноэтажные, за исключением нескольких частных владений. Василий, зная, что я впервые в городе, стал рассказывать о нем и его знатных и не очень жителях. Коротко пробежавшись по истории, которую я знал лучше его, перешел на настоящее, правда, не слишком углубляясь в подробности. Экскурсия получилась по схеме «посмотрите направо, посмотрите налево, мы проезжаем…». В общем, я узнал, что здесь проживает около десяти тысяч человек – белых, чёрных, метисов и индейцев. Главные, конечно, белые. Те, что знатные, богатые и находятся у руля власти. Они владеют землей, домами и рабами. На ступеньку ниже на социальной лестнице – метисы. Тут тоже разделение по принципу кто есть папа-испанец: богатый и родовитый или бедный простолюдин. Следующие – свободные простолюдины. И опять разделение по имущественному положению и цвету кожи. В самом низу, конечно, рабы. Негры, привезенные из Африки, и захваченные в плен индейцы. И хоть испанский король и запрещает обращать индейцев в рабство, на это запрещение здесь никто не обращает внимания. Даже католическая церковь. Но вот в отношении детей рабов существует нюанс: если папа свободный, а еще лучше – белый, а мама рабыня, то ребенок, рожденный от такого союза, считается свободным. Кастовой системы, как таковой, еще не существует де-юре, но она есть де-факто. Как и во все времена, прошлые и будущие. Только название меняется, но не суть.

Так, слушая пояснения Василия, в каком доме какой дон живет и чем славится, наша небольшая кавалькада въехала на довольно широкую площадь. Главную, как ее назвал княжич. Одну сторону площади образует цитадель, расположившаяся на берегу реки. Я этот водный «поток» не видел, потому о его размерах ничего сказать не могу, да и «гид» упомянул вскользь. В цитадели находится администрация. Оттуда дон Адолфо правит Аргентиной. Противоположная сторона площади занята городской ратушей. Церковь Святой Троицы находится тут же. А площадь не пустует: на ней ежедневно происходит рыночная торговля. Потому-то нам и пришлось объезжать ее по краешку, стараясь никого и ничего конем не задеть. Надо будет мне с Маркелом сюда сходить, посмотреть, чем торгуют, да прицениться. Собственно, особо мне-то праздновать некогда. Надо делом заниматься, осваивать новую профессию – «негоциант». Все в старости кусок хлеба будет! Ха-ха!

Бочком миновав площадь и проехав еще с сотню метров, ведомые Василием мы завернули в распахнутые двумя привратниками кованые ворота. По аллее, обсаженной цветущими деревьями, добрались до широких каменных ступеней дворца губернатора (или генерал-капитана?) дона Адолфо Керро Санчес Гомес де Агилар, гранда. Спешились. Конюхи быстро увели скакунов. Да, это не Русь, где заехать на коне во двор любого боярина считалось страшным оскорблением его чести! А у испанцев это принято. Хозяин на крыльцо вышел и по ступенькам спускается, честь гостям оказывает, вернее, одному – князю. А остальным так, за компанию, если уж с уважаемым человеком рядом оказались.

Пока князь с грандом обменивались приветствиями, я рассматривал дона Адолфо. Время не пощадило некогда благородное лицо, оставив на нем глубокую сетку морщин. Лысая голова с остатками жидкой шевелюры пегого цвета, торчащей редкими пучками из-за ушей. Ввалившиеся глаза, впалые щеки, покрытые некогда роскошной и ухоженной бородкой-эспаньолкой, сейчас тоже реденькой и густо седой. Тонкий сухой нос и растянутые в улыбке губы дополняли его портрет. Одет в украшенный золотым шитьем колет, на шее кружевной воротник-жабо. Короткие штаны. Кривые ноги кавалериста одеты в белые чулки с розовыми бантиками и кожаные башмаки с золотыми пряжками. На плечи накинут короткий плащ, подбитый мехом. Да, гранд действительно долго не протянет, явно болен. А нам его смерть очень не выгодна. Значит, мне надо вмешаться.

– Дорогой герцог! – скрипучий голос гранда отвлек меня от созерцания пока еще живых мощей. – Прошу в мой дом! Благородный дон Илья, я много о тебе слышал от герцога, прошу, проходи!

Я коротко поклонился и шагнул следом за князем в зал. Что ожидал увидеть, то и увидел. Итак: просторный зал с мозаичным каменным полом и колоннами вдоль стен заканчивается широкой каменной лестницей с площадкой, от которой вправо и влево отходят полукруглые лестничные марши, превращающиеся на втором этаже в замкнутую по периметру галерею – балкон. Над лестничной площадкой на стене закреплено большое черное распятие с вырезанным из какого-то белого материала Христом. Солнечный свет проникал через широкое витражное окно в фасадной стене галереи и, падая на распятие, своими цветными пятнами создавая красочный ореол вокруг фигуры Спасителя. С потолка на массивной цепи свешивается громадная люстра со свечами.

По лестнице мы не пошли, а свернули направо и через распахнутые слугами двери попали в кабинет гранда. Посередине его стоял массивный стол в окружении деревянных стульев с высокими спинками. С торцов стола величественно возвышались два резных кресла на гнутых ножках в виде львиных лап. На сиденьях кресел и стульев лежали бархатные подушки. Князь и гранд расположились в креслах. Василий сел справа от князя, я – слева. Маркел остался за дверью кабинета. Холоп, что поделаешь. Его место со слугами. Гранд приказал подать вина. Дальше последовал ничего не значащий треп о здоровье родных, о погоде, текущих делах (без углубленного рассмотрения вопроса) и тому подобное. Наконец князь решил перейти к главному вопросу. Василий тут же поднялся и попросил позволения удалиться. Его присутствие на данном этапе переговоров не обязательно: старшие решают, а младшие подчиняются! Я тоже воспользовался возможностью улизнуть. Поклонившись, мы удалились.

Вышли в парк, окунувшись в парфюмерный воздух зацветающей флоры. В ветвях деревьев шебуршились птицы, обустраивая жилплощадь для вывода детишек. Квартирный вопрос и для птиц весьма актуален – время от времени мирное строительство прерывалось шумом схваток, хлопаньем крыльев и громкими птичьими голосами. Но княжич, со счастливой улыбкой на лице, не обращал на птичьи свары никакого внимания. Он говорил о своей невесте! Что поделаешь, он нашел свободные уши и принялся щедро делиться своим счастьем. Я узнал, что его любовь зовут Каталина де Гомес-и-Гонсалес, она единственная дочь погибшего в прошлом году дона Дэзи де Гомеса-и-Ортега, командира конных кирасир, должность которого теперь занимает он, Василий. В Каталину, Катеньку, он влюбился давно, когда та была еще угловатым ребенком. Она его тоже полюбила, и вот теперь, когда срок траура закончился, они решили пожениться. Семья де Гомес небогата, но не в этом счастье… И так далее.

Мы медленно шли по выложенной цветной плиткой дорожке. Василий делился со мной сокровенным, а я, слушая в пол-уха и время от времени издавая маловразумительные, но показывающие мою заинтересованность и поощряющие к дальнейшему словоизвержению, звуки. Осторожно просканировал мозг юноши и убедился, что любит он искренне. Выудил образ его избранницы. Ничего сверхъестественного, обычная чернявая девчонка с еще не окончательно сформировавшейся фигурой. Сколько ей? А, шестнадцать! Ей, по-хорошему, еще бы в куклы поиграть годика два, а не замуж идти. Василий же – матерый мужик. Ростом с меня и так же широк в плечах. Несколько грузноват телом, но это уже наследие от матушки его, Марии, царствие ей небесное. Не толст, а массивен, накачал мышцы постоянными упражнениями с оружием. Так что пара будет выглядеть довольно контрастно. Как на Руси говорят: могучий дуб и тонкая березка. Что ж, совет им да любовь!

Так, вроде бы беседуя, мы с Василием бродили по саду, пока нас не нашел слуга с приглашением толи на поздний обед, толи на ранний ужин. Выговорившийся княжич взял меня под руку – испанская привычка показывать таким образом тесную дружбу. Так, под ручку, мы и появились в зале для приема пищи. Едва не сказал «в столовой». Там нас ждал накрытый стол и улыбающиеся князь и гранд. Договорились. А кто бы сомневался!

После непродолжительного обеда князь, позвав меня и сына и объяснив гранду причину необходимости отлучиться, пошел проведать своего старого дядьку Микулу. Его небольшая комната находилась в крыле дома, предназначенном для слуг. Обстановка спартанская: у окна небольшой столик, на нем свеча в фигурном канделябре и раскрытая книга, похожая на библию. Рядом два стула. Окно наполовину прикрыто легкой шторой. В углу стоит сундук. На стене, на ковре, дядькино оружие – пояс с саблей в простых ножнах, косарь и два кремневых пистолета. В красном углу – икона с маленькой лампадкой. На узкой кровати лежал больной. Князь шагнул к нему:

– Как же так, Микула? Зачем болеть надумал? Нам с тобой еще Василия женить надо да детей его понянчить. И в Новороссийске дел для тебя полно.

– Здрав буди, княже, – тихим голосом промолвил седой как лунь старик, чуть приподнявшись с подушек. – Извиняй, что встать перед тобой не могу. Ноги не держат.

– Лежи, родной, лежи! Что у тебя болит-то? Что лекарь сказал?

– Слаб я стал, саблю удержать не могу, на коня едва забираюсь и еду только шагом. Не болен я, просто постарел. Я ведь тебя, княже, годков на тридцать старше, а и ты уже не юноша. Пора моя подходит к Богу на доклад идти. Об одном жалею, что не в бою смерть приму, как воин, а на кровати под одеялом.

– Нет, Микула, – твердым голосом произнес князь. – Рано о смерти заговорил! Не все еще ты в этой жизни сделал. Познакомься с воеводой моим, Ильёй Воиновым. Боец знатный, умный да удачливый. Говорил я тебе уже о нем. Он не только воин умелый, но ещё и врачеватель знатный. Его сам Господь после смерти лютой воскресил, крест животворящий на шею повесил и наделил способностью людям здоровье поправлять, раны заживлять. Мы с сыном будем молитвы читать, а он тебя лечить.

Я шагнул к кровати. Взгляд блеклых старческих глаз мне просто душу перевернул! Они говорили: «Если можешь, то дай мне сил дожить до смерти воина, а не старца немощного!»

Так же взглядом я ответил: «Ты воин и получишь то, о чем просишь». Потом откинул одеяло, разорвал исподнюю рубаху, обнажив все еще могучий торс старика. Вытащил из-за пазухи свой нательный крест с зеленым камнем и склонился над дядькой. Крест улегся ему на грудь, а мои ладони крепко схватились за его плечи. Князь с сыном начали молитву. Зеленое свечение окутало меня и Микулу. Сначала я слышал только ровный и сильный стук своего сердца и слабое неровное биение сердца старого воина. Но через некоторое время, через несколько молитвенных фраз я почувствовал стук еще одного, а потом и еще одного. Три сильных сердца бились синхронно, передавая свою силу четвертому. Им в унисон пульсировало зеленое свечение, становясь все ярче и ярче. Я чувствовал, как энергия струится через меня к кресту, а оттуда, через камень, в тело старого воина. Заставляя его сердце подстраиваться под общий ритм, помогая уставшему органу взбодриться. Молитва, подарок Господа и наша жизненная сила, которой мы трое щедро поделились с Микулой, вынудили болезнь, именуемую старостью, отступить. Надолго-ли, не знаю, но результаты нашего труда были видны сразу и всем: на лице заметно разгладились морщины, волосы из кипенно-белых стали серыми, как серебро.

– Опять колдовство, – тихим шепотом произнес Микула и закрыл глаза, из которых покатились слезинки.

– Нет, воин, это не колдовство, а промысел Божий, – шепнул я ему в заросшее густым волосом ухо. – Он тебя любит, потому и послал меня помочь тебе.

Постепенно зеленое сияние стало блекнуть, затухать. Я оторвал ладони от плеч Микулы и поднялся. Князь с сыном, перекрестившись и произнеся: «Слава тебе, Господи!», поднялись с колен и подошли к кровати. Микула, запахивая разорванную мной рубаху, поднялся с ложа скорбного, поклонился нам большим поклоном и занес руку – перекреститься на икону, да так и замер. Мы оглянулись и все четверо дружно рухнули на колени. Лик на иконе источал яркое золотое сияние с зеленоватым оттенком… и вроде даже слегка улыбался…

На следующий день князь засел с грандом и еще несколькими донами в кабинете: дела делать да вопросы решать. Василий умчался к своей чаровнице, а я с Маркелом отправился осматривать город. Пошли пешком, что знатными кабальеро здесь практикуется и не считается умалением достоинства дворянского. Первым делом, благо по пути, заглянули на рынок. Там, в принципе, все было как обычно в таких местах: та же суета, тот же гул голосов с возгласами торговцев, расхваливающих свой товар или спорящих с покупателями, почти те же запахи. Сначала шли между развалов овощей и фруктов, привезенных с ближайших к городу асьенд. Я приценялся, разговаривал с торговцами, задавал вопросы. Веселый народ! И поговорить любят, и позубоскалить. Хотя, судя по одежде, особого достатка от своего бизнеса не имеют.

Торговля шла прямо «с колес», вернее, с больших корзин, стоявших на телегах. Таких овощей и у нас в Новороссийске достаточно, а вот фруктов своих пока нет. Сады только в прошлом году заложены. Зато ананасов много. Большие шишки в поле растут, рядом с картошкой и томатами. А здесь я их что-то не заметил. Не выращивают местные аграрии, говорят – не вызревают. Вот и еще одна статья дохода нашего княжества.

Дальше рыбный и мясной ряды. Лотки с рыбой разных пород и размеров. Некоторые экземпляры еще даже хвостами шлепают и рты разевают. Рыбаки сети на рассвете перетряхнули, улов на базар свеженьким попал. Таким же свежим было и мясо, говядина и баранина, разложенное на досках легкого прилавка и укрытое широкими листьями от мух. Сверху, от дождя и солнца, прилавки закрыты холщевыми навесами. Мясом и рыбой торгуют только до полудня, до сиесты. Продукт от тепла портиться начинает, холодильники-то еще не придумали. Потому забой скота, как мне сказал метис-торговец, производится по потребности. Я видел, как к его соседу-испанцу, у которого остался единственный не проданный кусок бараньей грудинки, подбежали два полуголых негритенка с корзиной еще «живого» мяса, истекающего каплями крови. Свежатинка! Бери, готовь и наслаждайся. Голод, судя по количеству и ассортименту продуктов, городу не грозит.

Гораздо хуже обстояло дело с товарами промышленного и ремесленного производства. Ассортимент небольшой, качество средненькое. Цены более-менее соответствуют качеству работы, но стремятся к увеличению. Мало в Буэносе ремесленников. Не едут они пока в колонии за свой счет. Не приперли их еще в Старом Свете постоянные войны и дикие налоги к стенке. Это лет через сто валом повалит народ «за море». А сейчас – нет. На прилавках индейские циновки, грубая обувь, что-то из одежды, изделия из шкур и кожи, стопками стоят плетеные из лозы корзины, лежат глиняные миски-чашки-горшки. И еще разная мелочь, необходимая, однако, людям в повседневной жизни.

Отдельно стоял большой навес с охотничьими трофеями. Выделанные звериные шкуры, пучки страусиных перьев, рога, связки чьи-то когтей и зубов. Тут же присутствовали и изделия из всего выше перечисленного. Даже плетеная из тростника шляпа, украшенная страусиными перьями и птичьим гнездышком с чучелом какой-то малой пичуги, в нем сидящей. И прекрасная, собранная из множества цветных перышек, индейская накидка. На стене в качестве гобелена она смотрелась бы очень хорошо! Отдельными стопами лежали выделанные кожи страусов и крокодилов. Меня именно они и заинтересовали. Начал со страусиной.

Долго рассматривал, мял в руках, даже понюхал. Кожа страуса является одной из самых красивых, уступая только коже крокодила. Она очень мягкая, эластичная и прочная. Хорошо отталкивает воду. В будущем из нее станут шить прекрасную обувь, одежду и галантерею – перчатки, сумочки, ремни. И будут эти вещи пользоваться огромным спросом, несмотря на стоимость. А вот сейчас, почему-то, никто производить все это еще не додумался. Но индейцы-то кожу нелетающей птицы используют! А среди здешних испанцев, скорее всего, просто нет квалифицированных мастеров, умеющих с ней работать. Поделки индейские – примитив, для себя делаются. Об этом говорит хотя бы то, что снята кожа с тушки целиком, без отделения кожи ног. А ведь кожа на тушке и ногах разная. В области груди и спины имеет характерный своеобразный узор из пузырьков – фолликул, возвышающихся над поверхностью кожи и издающих характерный скрип, который слышен, если поглаживать кожу кончиками пальцев. А вот кожа с ног имеет другой рисунок и структуру – чешуйчатую. Тоже весьма красивую. Ценность изделий из кожи страуса ставит их в один ряд с изделиями из кожи питона, игуаны или крокодила. Питона и игуану я у охотника не увидел, но крокодил, вернее кайман, в виде выделанной кожи присутствовал.

На тележке торговца кайманова кожа присутствовала в двух видах: с брюха и со спины. Я с удовольствием провел рукой по коже зубастика. Неповторимое тактильное ощущение всех этих рубчиков, чешуек, бугорков и изгибов! А узор! Очень необычный и абсолютно неповторимый. В природе не существует двух одинаковых животных. И кожа одного животного не похожа на кожу другого. Кожа с брюшной части очень мягкая и покрыта плоскими чешуйками. И весьма прочная. Она походит на классическую кожу какого-либо другого животного. Но на каймановой – природный легко узнаваемый оригинальный рисунок! Так что не спутаешь. Сапоги, что мне из этой кожи пошьют мои мастера, будут смотреться очень эффектно, брутально и вызывающе. Всем на зависть! К тому же они будут обладать повышенной износоустойчивостью и водостойкостью, что для меня, собирающегося в многокилометровый поход по горам Бразилии, весьма актуально. Отличное сырье, обладающее редким сочетанием пластичности, прочности и красоты ее текстуры.

Кожа со спины – довольно жесткая, отличается выдающимися роговыми рядами и еще более прочная, чем брюшная. Но она почти непригодна для изготовления каких-либо изделий из-за присутствующих выступающих рубчатых чешуек – остеодерм. Все-таки кожа у каймана более толстая и грубая, чем у настоящего крокодила. И я не знаю, для производства чего смогу ее использовать. Значит, брать не буду.

Поторговавшись, купил у охотника-метиса, представившегося как Карлос Мартинес, все имевшиеся страусиные и брюшные каймановы кожи. Правда, было их не много. Купил и накидку из перьев. Ларите подарю, пусть красоту в спальне повесит. Обрадованный оптовому покупателю Карлос предложил бесплатную доставку и, узнав, что моя бригантина стоит у пирса, отправил туда бывшего с ним индейца, нагруженного моими покупками. Я предложил Карлосу зайти в таверну, побеседовать. Предложение метис принял. Договорились встретиться во время сиесты.

Я продолжил экскурсию по рынку. Вот и товары из метрополии. Ассортимент гораздо шире и качество лучше местного. Но цены! У князя, да и у меня, в закромах наименований товаров из Старого Света гораздо больше, чем здесь выставлено. Выгодное положение Новороссийска позволяет нам первыми брать лучшее и необходимое с каждого зашедшего в Рио де Ла-Плата купеческого судна. Плывшие в Буэнос-Айрес купцы-контрабандисты частенько заворачивают сначала к нам, а уж потом, с изрядно опустошенными трюмами, идут дальше. Деньгами мы не сорим, торгуемся за каждый мараведи, но и не скопидомничаем. Деньги должны работать! Скупали мы многое, а через некоторое время уже наша бригантина везла перекупленный товар в Буэнос-Айрес или Асунсьон. И вовсе не спекуляция это, а бизнес, понимашь!

«Министр торговли» Жилин предлагал расторговавшимся в Новороссийске купцам сразу приобрести приглянувшиеся товары. Негоцианты смотрели, приценивались. Жилин честно предупреждал, какие изделия они купить смогут только здесь, у нас, и нигде более. И называл цену. Некоторые, поверив ему, брали понравившееся сразу. Другие, понадеявшись взять такое же в Буэносе дешевле, уходили. Но… Все-таки ремесла у нас более развиты. Взять, хотя бы, ту же мебель. Мои мастера-резчики в этих краях единственные! И я – монополист!

Возвращались, Фомы не верящие, из Буэноса, швартовались и шли к Жилину. Он, хитро улыбаясь в бороду и слушая пожелание купить то-то и то-то, поднимал цены. Не намного от предложенной ранее, но все же поднимал. Чтобы купец прочувствовал, какую глупость совершил, не поверив предупреждению. Скупал Жилин и контрабандное серебро в слитках, которым с купцами в большинстве своем расплачивались покупатели-аргентинцы, давая цену более высокую, чем в Европе.

От имени князя Жилин предлагал негоциантам и особые условия сотрудничества. Не всем, а только тем, кто прошел мою или Вито пси-проверку. На деловую порядочность. Купец – он по своей сущности тот еще жук! Дешево купить, дорого продать – основа основ его трудовой деятельности. Но одно, когда продается товар качественный, и совсем другое, когда впаривается какое-либо дерьмо по цене высшего сорта. Сотрудничество предлагалось взаимовыгодное: торговать по заранее обговоренным ценам и выполнять обоюдные заказы. Заключался договор, и негоциант получал дополнительный заказ: вербовать и доставлять необходимых княжеству людей, умеющих работать руками и думать головой. За людей князь платил по особому тарифу.

Чем хорошо это время, так тем, что почти все простолюдины, всех стран, знали какое-нибудь ремесло. Особенно крестьяне, иначе не проживешь в межсезонье и семью не прокормишь. Да и нам с князем их было легче к делу пристроить. Я, когда был дома, или Вито, когда я отсутствовал, проверяли привезенных купцами людей на профпригодность. Иногда среди работяг попадались и бездельники, не умевшие и не желавшие честно трудиться, не отсеянные вовремя вербовщиками. Таких людей князь брать и, следовательно, за них платить, как за специалистов, отказывался. Нам, повторюсь, люмпены не нужны, и их дальнейшая судьба нас не интересовала. Проморгавшие «порченый товар» вербовщики, стремясь хотя бы отбить затраты на перевозку, ведь в Буэнос-Айресе такого пассажира придется просто прогнать, предлагали выкупать «бракованных» по цене ниже, чем черных рабов. Князь иногда шел навстречу. Но только если ему предлагались физически крепкие экземпляры, способные отработать затраченные на них деньги и не умереть раньше этого. Землекопатели и камнетаскатели в княжеском хозяйстве тоже нужны. Я делал люмпенам пси-внушение, и уже бывшие бездельники начинали ударно вкалывать на стройках пятилетки. В том смысле, что они получали пять лет каменоломен. А вот проституток, что иногда привозили те же контрабандисты, отправляли в Буэнос-Айрес однозначно. Европейский разврат нам в Новороссийске не был нужен, а дать полноценное потомство эти женщины не смогут.

На краю площади в двухэтажном здании находилась таверна. Днем в ней обедала, заключала сделки и проводила сиесту «чистая» публика. Торговцы, чиновники, скотоводы и прочие деловары. Мне захотелось взглянуть на оптовых покупателей груза бригантины. Что за люди у нас товары перекупают? Я вошел в общий зал. У дальней стены сидели два человека, что-то обсуждая за кувшинчиком. Отдельно, в ближнем от входа углу сидел Фрол, холоп боярина Жилина. Больше в зале никого не было – время сиесты еще не настало. Ко мне подскочил слуга, поклонился и замер в ожидании.

– Барона Жилина знаешь?

– Знаю, кабальеро.

– Я – граф!

– Извини, высокородный дон! Барон в отдельном кабинете с купцами местными беседует.

– Давно он там с ними?

– Нет, буквально перед вами по лестнице поднялся, а я матэ побежал заваривать. Вот, уже готово! – слуга показал на исходящий паром кувшин, стоявший на подносе в соседстве с четырьмя калебасами и серебряными бомбильями.

– Добавь еще один прибор и проводи!

Поклонившись, слуга выполнил распоряжение, а потом повел меня на второй этаж. Маркел по моему знаку остался внизу, подсев к Фролу.

– Эскудеро, что со мной пришел, – на ходу сказал я слуге, – подашь все, что скажет. Я оплачу.

– Да, господин, – ответил слуга и указал на дверь. – Вот сюда, пожалуйста.

Толкнув ее, я вошел. За столом в креслах расположились Жилин и трое испанцев. Лохматый безбородый, но с тонкими длинными торчащими в стороны усами, сидел слева. Рядом с ним – двое очень похожих тучных человека, совершенно лысых, но с густой растительностью на лицах. Напротив них расположился Жилин. Увидев меня, он встал с кресла, приветствуя. Следом за ним поднялись и испанцы, коротко поклонившись.

– Добрый день, сеньоры, – произнес я, занимая свободное кресло.

Слуга быстро расставил калебасы, налил в них матэ и, поклонившись, исчез за дверью.

– Граф Морпеховский, – представил меня Жилин. – Военачальник и правая рука нашего сюзерена, герцога Северского.

Купцы опять поднялись и поклонились, но уже более почтительно.

– Присаживайтесь! О чем беседуете?

– Барон предоставил нам список привезенных товаров, – ответил лохматый. – Обсуждаем цены. Дороговато просите!

– Разве дорого? По-моему, так в самый раз, – произнес я, сделав глоток «парагвайского чая». – Я тут впервые. По рынку вашему прошелся, цены поспрашивал. С теми, что вам барон предлагает, сравнил. Сделал выводы.

Оптовики быстро переглянулись, будто обменялись безмолвными словами, и уставились на меня. Я быстро просканировал сознания всех троих. Присутствовал сговор и твердое намерение не уступать чужестранцу. Я поставил калебас на стол, достал платок и, промокнув им губы, сказал:

– Ваши предложения!

Лохматый, как старший триумвирата, взял ассортиментный перечень и стал вносить свои правки в цены, сопровождая каждую каким-либо весомым, на его взгляд, аргументом. Лысые братья, как китайские болванчики, принялись синхронно кивать головами после каждой произнесённой им цифры. Я хлопну ладонью по столешнице. Лохматый поперхнулся на полуслове и замолчал. Все трое удивленно уставились на меня, а я, каждому пристально посмотрев в глаза, медленно произнес:

– Сеньоры! То, что вы предлагаете, для нас неприемлемо. Теперь я буду диктовать условия сделки…

Дальнейшее для меня, обладающего способностью рыться в чужих мозгах и внушать свои желания, было просто. Вложил всем троим в сознание кодовую фразу, которая, будучи произнесенной в нужное время, существенно влияла на степень алчности этих любителей дешево купить и дорого продать. Пусть других обдирают, с нами это уже не пройдет. Потому цены согласовали быстро, разгрузку испанцы обещали начать завтра с раннего утра. Время – деньги! Откланявшись, купцы ушли. А мы с бароном остались.

– Ну, ты с ними круто! – воскликнул Жилин, как только за перекупщиками захлопнулась дверь. – И что, теперь они всегда будут давать те цены, что мы назначим?

– Всегда, если скажешь волшебное слово. Запомнил, какое?

– Нет, Георгич. Уж больно мудреное оно. Скажи еще разок!

– Запоминай, Петр Фомич: син-хро-фа-зо-трон. Повтори!

Жилин мучился где-то с полчаса, пока научился выговаривать его правильно и быстро. Выбрал я это слово по той причине, что здесь ему похожих по произношению нет, и не будет. И даже если кто его услышит случайно, то ни понять, ни произнести не сможет. Вызвав слугу, я приказал ему привести ко мне Карлоса Мартинеса, охотника, как только он придет в таверну. Тот появился ровно в полдень, когда мы с Петром Фомичем уже успели вдосталь наговориться, а матэ – едва не литься из ушей.

Карлос Мартинес был высоким человеком средних лет с короткой черной бородой, имел худощавое жилистое тело и руки с загрубевшими от физической работы ладонями. Из-под широкополой шляпы внимательно смотрели карие глаза. Одет в высокие кожаные сапоги, штаны и кожаную куртку, но не из крокодила или страуса, а из кого-то попроще. Перепоясан широким ремнем, за который заткнут большой нож в чехле. Войдя, он коротко поклонился Жилину и сел в свободное кресло. Следом за ним впорхнул слуга с большим подносом, уставленным мисками с заранее заказанным мной обедом для троих. Быстро расставив миски на столе и увенчав его кувшином вина, слуга исчез. Приступили к трапезе, время от времени подливая в оловянные кружки вино. Охотник ел не торопясь, аккуратно, умело пользуясь распространенной в это время только среди дворян, и то не всех, вилкой. Если судить по виду и поведению, то он – бастард какого-то дона. А если заглянуть в сознание?

Заглянул, глубоко не копая. Для сотрудничества годится, а остальное меня не волнует. Наконец первый голод был утолен, можно приступать к разговору. Но Карлос меня опередил, сам начав разговор:

– Я видел, кабальеро, как ты рассматривал мои кожи прежде, чем купить. Как понимаю, разговор о них и будет?

– Правильно понимаешь. О них. Я граф Морпеховский, из Новороссийска, с Восточного берега. И у меня к тебе, дон Карлос, деловое предложение.

Охотник привстал в кресле и слегка, но почтительно, поклонился. Потом сел, допил вино, поставил на стол кружку и произнес:

– Я слушаю, сеньор граф.

– Мне понравился твой товар. Куплю кожи страусов и брюшные крокодильи, в неограниченном количестве. Выделанные и окрашенные. Мягкие. Предлагаю: ты добываешь, выделываешь и продаешь эти кожи только мне. О цене договоримся, она будет зависеть от размера листа кожи и качества. Могу, если надо, дать аванс. Мое предложение понятно?

– Да, граф, понятно. Коротко и ясно. Только дело это не столь быстро делается, как может показаться. Поймать крокодила или страуса не сложно. Вся сложность заключается в выделке кожи. Работа не простая и долгая, занимает около трех месяцев. К тому же может попасться зверь или птица с дефектами кожи, прижизненными – раны, шрамы, рубцы. Некоторые можно исправить во время выделки, а некоторые – нет. Я потрачу время и деньги, а сеньор ее брать откажется. Как быть?

– А я тебе напишу и даже нарисую, с какими дефектами я кожи буду брать, а с какими нет. Тебе останется только сразу отбирать годные. Да за своими охотниками и скорняками последить, чтобы небрежности не допускали при ловле и выделке. Сколько кож ты сможешь мне передать через три месяца?

Охотник посидел, подумал и произнес:

– Крокодильих – штук тридцать, страусиных десятка полтора. Но в следующих месяцах число существенно увеличится. На твой заказ будет работать все мое племя. Мы ведь на крокодилов специально ради кожи не охотились. Только ради мяса. Эти кожи на пробу привез, узнать, будет ли спрос.

– Значит, нам обоим повезло, что встретились сегодня.

– Да, сеньор, видно, Бог повелел нашим путям пересечься.

– Кроме бежевой, в какие цвета еще можете кожи окрасить?

– В черный, красный, зеленый и желтый.

– Краска водой не смывается?

– Нет.

– Отлично! А теперь я нарисую приемлемые повреждения кожи, и обсудим цены.

Жилин, внимательно слушавший наш разговор, достал из кожаного мешка, в котором он носил письменные принадлежности и необходимые ему документы, лист бумаги. Зная мою нелюбовь к писанине гусиными перьями, подал свинцовый карандаш. А сам приготовился записывать мое с Карлосом соглашение. Досконально обсудив и согласовав все детали, соглашение было подписано. В качестве аванса охотник попросил баркас, железные ножи и топоры, а так же кое-что по мелочи из европейских товаров. И два мушкета с боеприпасами. Жилин скрипел пером, записывая, и только удивленно поднимал брови, когда я соглашался удовлетворить очередную просьбу Карлоса. Закончив писать, боярин углубился в рассчеты, а когда вывел окончательную цифру – положил листок передо мной. Цифра впечатляла. Карлосу с индейцами придется изрядно потрудиться в болотах Ибера, чтобы только отработать аванс. Я передал листок охотнику. Тот долго читал, шевеля губами и пальцами. Потом посмотрел на меня, вздохнул и подписал соглашение.

– Может, что еще заинтересует дона графа? – спросил он, пряча свой экземпляр соглашения за пазуху.

– Мастер мне нужен, что умеет такие красивые накидки из перьев делать. Мои индейцы умеют, но у них грубовато получается.

– Старый Мельхон накидку плел.

– Что, кроме него никто больше не умеет?

– Почему же! Есть еще специалисты.

– Так отдай мне одного, коли они у тебя во множестве.

– Мои соплеменники свободные люди! И отдавать их кому-либо я не имею права и не хочу!

– Ты не понял, Карлос! Поживет у меня твой специалист, научит моих мастеров своим премудростям, получит плату и, если захочет, вернется. Только так! У нас, в Новороссийске, рабов нет. И не будет.

– Это правда?

– Слово графа!

– Удивительно! Испанцы так и норовят всех индейцев в рабы обратить.

– Мы не испанцы, мы русские. А на Руси издревле рабов не было.

Карлос ушел, удивленный. Завтра получит у Жилина баркас, оговоренные товары и поплывет домой. Организовывать для меня еще одно производство. Встреча с ним – просто подарок небес. А может, так оно и есть? «Спасибо, Господи!», – мысленно произнес я и перекрестился. Ответа не получил. Некогда Творцу отвлекаться. Видимо, опять что-то творит.

– Георгич, – обратился ко мне Жилин, когда Карлос вышел. – Объясни, будь ласков, для чего тебе кожи эти? У нас достаточно шкур скотиньих, из них скорняки кожи добрые делают. Зачем деньги на эти-то тратить?

– Рисунок, Петр Фомич, на них красивый. Может, видел тисненые на кожах узоры, их османы мастера делать? Нет? Жаль. Красиво получается и дорого стоит. А тут рисунки на кожи крокодильи и страусиные сам Бог нанес, когда их сотворил. Стыдно таким подарком не воспользоваться! Хороши эти кожи для изготовления одежды, обуви, сумок, портфелей, ремней и много чего еще. Плащей тех же, от дождя защита. Воду не пропускает кожа та, изнашивается не скоро. Негоцианты-контрабандисты с руками отрывать сапоги, ремни да сумки будут! В очередь становиться!

Глава 10

Товарообмен занял около декады: пока трюмы освободили, пока купцы пригнали в оплату овец, ослов, телят и лошадей, вот время и прошло. Я и на помолвке княжеского сына успел побывать, и с местными задирами схлестнуться. Первое событие прошло чинно, чопорно и скучно. Наше русское сватовство гораздо веселее, а про свадьбу так вообще умолчу! Так что серенько как-то все прошло, не впечатлило. Гораздо веселее было мое воспитание местных хамоватых доновых недорослей. Достали уже своим высокомерно – верблюжьим видом. Помните, как выглядит морда корабля пустыни? Вот-вот! Один в один испанский дворянин: тот же надменно-презрительный взгляд, деревянная постановка головы, когда она на шее не поворачивается. И слова, цедимые через губу. Но это так старшее поколение ведет себя с иностранцем, то-бишь, со мной. Моего же возраста и моложе ко всему выше обозначенному добавляют еще и хамоватости. Но задираться в присутствии старших не рискуют. Зато в отсутствие…

Вот «в отсутствие» все и приключилось. Дня через два после помолвки княжеского сына прогуливались мы с Маркелом по городу и повстречали пятерых молодых кабальеро. Шли они поперек неширокой улицы и дорогу уступать явно не собирались. Я остановился, за моим левым плечом замер Маркел. Испанцы тоже остановились, скаля зубы в улыбках и переговариваясь. Я уже знал, что последует дальше – сканер поработал. Ребятишкам, а самому старшему было семнадцать лет от роду, пошалить захотелось, шпагами помахать! Понял ситуацию и опытный холоп.

– Воевода! – услышал я его шепот. – Троих я ножами метательными достану, а потом – в сабли оставшихся!

– Нет, Маркел. Убивать нам их нельзя, не пришло еще время. А вот чуток кровей пустить, гонор остудить и заставить себя уважать – это можно!

– Эй, кабальеро! – крикнул я. – Эта дорога по этой дороге идет? Она такая узкая! Уступите нам проход, раздвиньтесь в стороны!

– Ха! Почему это мы должны тебе дорогу уступать, варвар? – воскликнул один из испанцев, явно лидер в этой стае молодой борзоты. – Это ты шагай вдоль стеночки, дикий рус! Ты здесь никто!

– Ну, если вы не знаете меня, то представлюсь: граф Морпеховский, вассал и джефе милитари (военачальник) герцога Северского, родственника генерал-губернатора земель этих, гранда Адолфо.

– Ух, какие громкие титулы у этих русов! Вы слышите, кабальеро? Иностранцы нам, потомственным кастильским дворянам, тычут в лицо своими варварскими титулами, полученными от их варварского царя!

Щенок явно провоцировал меня, оскорбляя все, что было мне дорого. И рассчитывал на свою безнаказанность: утрут, думал, русские от его плевков рожи плебейские, да и побредут восвояси. То, что мы можем ответить оружием на оскорбление, хам даже в рассчет не брал. А зря!

Я, сунув большие пальцы рук за широкий ремень и оттопырив локти, став тем самым чуть ли не вдвое шире, вальяжной походкой пошел вперед. Маркел, прикрывая мне спину, шел следом. Испанцы переглянулись, но расходиться не стали. А я шел, и останавливаться не собирался. Шел прямо на зачинщика этой, как он думал, «шалости». Лишь в последний момент, когда до «шалуна» оставалось всего полшага, а я этот шаг уже начал делать, он, избегая удара моего плеча, отпрыгнул в сторону и воскликнул:

– Эй, рус! Тебя, видно, вежливости в твоем диком крае не учили? Так здесь научат!

Я резко развернулся и уперся взглядом в наглые глазенки. Не ожидавший такого испанец сделал шаг назад и схватился за эфес шпаги. То же самое сделали и его спутники.

– Чего вы хотите? Подраться? Так нападайте! Только сначала пара вопросов. Вы сегодня были в церкви? Причастились, получили отпущение грехов?

– Зачем нам это да еще сегодня?! – воскликнул зачинщик.

– Ну, затем, что вы, детки, выбрали день своей смерти. Вы оскорбили меня – графа, моего сюзерена и моего царя. Обязаны за это ответить! Такие оскорбления смываются только кровью, вам об этом должно быть хорошо известно – отцы учили. Кстати, об отцах, если они у вас есть: с родственниками-то хотя бы попрощались? И еще вопрос, последний, но очень интимный: девственников-то нет ли среди вас? А то умрет такой, виргинный, так и не узнав, где у девки что и как.

Испанцы были ошарашены моим наездом и стояли, переглядываясь. Вступать в серьезную схватку задиры не собирались. Это я из их глупых головенок уже выудил. Им просто хотелось покуражиться, унизить русских. А те, как они были уверены, проглотят оскорбления и отступят, уклонившись от схватки. Но вместо молчаливого бегства варваров приходится выслушивать такие их заявления. Ну что ж. Шутки в сторону!

Шпаги выдернуты из ножен, острия смотрят в мою сторону. Испанцы в этом времени считаются лучшими бойцами шпагой, чем кто-либо другой. В их стиле боя много хитроумных трюков. Но они изучают только одну уловку и две защиты, заучив которые человек с небольшим опытом за очень короткое время может достигнуть совершенства, почувствовать себя настоящим бойцом и начать утолять страсть к поединкам. Об этом говорил сержант морской пехоты с захваченного мной испанского галеона. После того, как я «промыл» мозги всем оставшимся в живых испанцам, князь Северский взял их на службу. А я стал брать уроки фехтования у этого сержанта, оказавшегося мастером клинка и знавшим гораздо больше приемов защиты и нападения, чем многие именитые дворяне этого времени. Моя сабля хороша в конном бою, в свалке, но не для фехтовального поединка. Тяжеловата по сравнению со шпагой, рубиться удобно, а плести в воздухе кружева, пряча за уловками настоящий выпад – нет. Потому я взял с собой шпагу почившего капитана найденного нами на просторах Атлантики бесхозного корабля. Теперь она висела на моей перевязи, а стилет капитанский прятался за голенищем левого сапога. Но вынимать оружие я не торопился.

– И что же, благородные кабальеро будут нападать все вместе на двоих прохожих? А как же дуэльный кодекс? Или вы его не читали? Ну, если читать не умеете, так попросили бы кого из слуг хотя бы рассказать о нем! Или по одному со мной биться опасаетесь?

– Нет, не опасаемся! – воскликнул зачинщик и прыгнул в мою сторону. Моя-то шпага все еще была в ножнах, и он торопился воспользоваться этим своим, как он думал, преимуществом. Но споткнулся и с размаха рухнул на камни мостовой.

– Остановись, кабальеро, Бог против тебя! Это Его знак, что сегодня ты можешь увидеть свою кровь на моем клинке.

С этими словами я выхватил шпагу. Без замаха, а как продолжение движения выхватывания, я нанес рубящий удар снизу. Задира успел вскочить на колени, но не уклониться. Кончик моей шпаги рассек ему мочку левого уха. Пустяшная царапина, но кровь полилась ручьем, будто я ему горло перерезал. Задира взвизгнул и схватился за ухо, друзья его дружно ахнули. Двое подбежали к раненому, а двое кинулись на меня и Маркела. Холоп поступил просто и всадил метательный нож в ногу выше колена напавшему на него, а я скрестил клинки с другим. Хотел бы я убить его, так убил бы первым выпадом, «на подлете». Мальчишка был храбр, но увидев кровь своего вожака, щедро залившую его шею и грудь, почему-то решил, что и он сейчас падет, пронзенный моей шпагой. Это была его первая настоящая схватка! И он откровенно растерялся. Но воспитание и понятия о чести толкнули его вперед, хотя из головы вмиг улетучились все наработанные с учителем приемы фехтования. Крича от ужаса, он бегом бросился на меня. Молодец! Из него выйдет настоящий воин, если за ум возьмется, и не будет идти на поводу у всяких тупоголовых «лидеров».

Сильным ударом я отклонил клинок мальчишки влево и, шагнув ему навстречу, обратным ходом своего клинка чиркнул его по лбу. Появился сразу закровянивший порез. Длинный и глубокий. Хороший шрам получится! Отлично видимое напоминание думать прежде, чем делать. Мальчишка вскрикнул и отскочил, увеличивая дистанцию. И выставил шпагу перед собой. Видимо, все же сработал какой-то рефлекс, и он наконец-то принял подобающую началу поединка позицию. Корпус выпрямил, встал вполоборота. Приготовился отважно встретить мою атаку. Была б классическая стойка, если бы еще и левую руку заложил за спину. Но рука занята платком, прижатым ко лбу. Кровь-то глазки заливает, видеть мешает. Да и больно это, острым лезвием по нежной кожице! Вот и постой так, храбрый дурачок, подумай. Нападать я не буду, свое ты уже получил.

Я быстро огляделся. Зачинщик и двое его спутников, что кинулись ему помощь оказывать, исчезли. Маркел, достав из сумки кусок чистой холстины, перевязывал ногу своему оппоненту. Я глянул на своего поединщика. Тот стоял, опустив шпагу и закрыв глаза. Гримаса боли исказила довольно симпатичное лицо.

– Ну что, кабальеро! – крикнул я ему. – Продолжим?

– Нет, граф. Я сдаюсь! Вот моя шпага, – ответил мальчишка тихим голосом.

– Вот и хорошо. Как твое имя?

– Созимо Фаусто Кампос Эстебан, идальго.

– А того труса, что вас «пошалить» подговорил? Двое других меня не интересуют.

– Аурелио Бернардо Браво Кабрера, младший сын графа Джакобо Освальдо Браво Мартинеса, коррехидора.

Произнеся это имя, мальчишка повалился в дорожную пыль. Сознание потерял. Вот незадача! Теперь его еще на руках тащить до ближайшего доктора придется. А где он живет, я не знаю. Но не это меня обеспокоило, а имя, произнесенное глупым храбрецом. Тем более что имя это я уже знаю. Именно он должен был сменить дона Адолфо на посту губернатора, если бы галеон жадных испанцев добрался до Буэнос-Айреса. Коррехидор – административная и судебная должность в городах и провинциях феодальной Испании, а также в ее колониях. Была учреждена еще в 1393 году королем Кастилии Энрике III. Коррехидор назначался испанским монархом и осуществлял, в основном, функции надзора над местной администрацией и судьями. В XVI веке, после завоевания Испанией Центральной и Южной Америки, в районах с преобладанием индейского населения стали создаваться особые округа (коррехимьенто), во главе которых стоял коррехидор, ведавший организацией принудительного труда индейцев, сбором налогов и прочим. Теперь я знал, кто именно «стучит» вице-королю на гранда Адолфо! Ссора с человеком, под надзором которого находится практически все и всё, включая и деятельность генерал-губернатора, чревата неприятностями. И что же он предпримет, увидев залитого кровью сыночка, и выслушает его скулежь? А! Чего гадать! Скоро узнаю.

Перевязав голову идальго Созимо (опять «говорящее» имя – «Оставшийся в живых»), спросил очнувшегося кабальеро, где здесь можно хирурга найти. Оказывается, сей специалист жил через два дома. Удачное место для раненых дуэлянтов. Созимо пошел сам, а второго, не представившегося, мы с Маркелом повели, положив его руки себе на плечи. Оставив обоих пострадавших у медикуса, вернулись в дом гранда Адолфо, где я, ничего не утаивая рассказал о происшедшем старшим товарищам.

Утро, как и ожидалось, началось с визита коррехидора. Явился он в сопровождении десяти солдат, в кирасе, при шпаге и с весьма крутыми намерениями, легко прочитанными мной в его сознании. Настоящий «Уничтожитель», как гласило его имя «Джакобо». Как и предполагалось, напел ему сынуля изрядно о коварстве и необузданности диких русов. Потому приехал он на разборки со мной весьма решительно настроенный. Подъехал к ступеням дворца гранда Адолфо и встал, уперев правую руку в бок, а ладонь левой положив на оголовье эфеса длинной шпаги. Как раз в это время я с князем и доном Адолфо вышли на крыльцо.

– Ты! – рявкнул коррехидор, ткнув в мою сторону пальцем. – Ты, грязный иностранец, подло напал на моего сына и ранил его! Ты оскорбил его и весь мой род! Я вызываю тебя на поединок!

Хорошо сынок папашу настропалил! Вон, аж слюнями брызжет, а взглядом мог бы в секунду копну сена сжечь, если б она тут присутствовала. Но испепеляют его бешеные глаза меня, бедного! Во семейка-то! Старший – псих, младший – провокатор и лжец. Ох, как же не вовремя этому «золотому» Аурелио, щенку мокрогубому, вздумалось меня на вшивость проверять! Еще хотя бы пару лет нам в тени от власти испанской просидеть, ни с кем из бонз местных не конфликтуя! Я бы на Русь раз несколько сходил, людей да оружия привез. Флот увеличил. Тогда можно было бы и дудками померяться.

Я знал, что происходило сейчас в Европе. Испания завязла в войне с Нидерландами и поддерживающей их Англией. Ее казна, несмотря на регулярно поступающее из колоний золото, практически постоянно пуста. Огромные средства уходят, как вода в песок. Еще при Карле V Испания сделала большие займы у иностранных банкиров Фуггеров. Только проценты по этим займам составляют половину всех расходов казны. Карл V умер, а долги остались. Филипп II оказался еще большим транжирой и должником уже и генуэзских, и немецких банкиров. Несколько раз объявляя государственное банкротство, он разорял своих кредиторов. Но потом вновь брал кредиты, ввергая страну во все большую долговую кабалу. Нет у него денег на наведения порядка в колонии, которая не приносит дохода. Ему бы умудриться свои «золотые галеоны» от пиратов защитить, а не устраивать войнушку на краю географии за степь голую, лишь только травой и богатую. Тот старый галеон, разобранный нами на дрова, был, скорее всего, первым и последним боевым кораблем, сюда доплывшим по велению короля. Но, даже зная нынешние политические и военные расклады, нельзя нам, недостаточно окрепшим, влезать в конфронтацию с местной властью. Черт его побери, этого «шалунишку»!

– Что молчишь, приблудный граф?! Или мне приказать своим солдатам избить тебя палками, как низкорожденного?

– Я слышу оскорбления. Это, как там тебя, такого громогласного, звать? Дон Адолфо, это кто? Сей господин не соизволил представиться!

– Это, – начал гранд, но был бесцеремонно прерван.

– За себя я сам могу ответить! Я – граф Джакобо Освальдо Браво Мартинес, коррехидор! И я повторяю свой вызов!

– Так, давайте уточним. Ты, граф, назвал меня приблудным и посулил битье палками как низкорожденного. Если ты считаешь меня не равным себе, то вызывать на поединок не имеешь права. Драться на дуэли могут только равные. Если считаешь равным, то тогда твои слова для меня, графа и потомственного дворянина, являются тяжким оскорблением и я принимаю твой вызов. Решай: для тебя я граф или не граф?

– Хватит болтать! Я знаю, что ты любитель почесать языком! Бери шпагу и выходи!

– Значит, мы с тобой все же равные. Сейчас и здесь, в присутствии уважаемых людей ты мне нанес оскорбление. Потому и выбор оружия за мной. Ты согласен?

– Да, согласен!

– Тогда я выбираю оружие для дуэли. И им будут… простые деревянные дубинки! Не боевые, с шипами, а просто дубинки. Можешь назвать их палками. Ведь ты хотел ими меня избить? Я даю тебе такой шанс!

Коррехидор, не ожидавший такого от меня, произнес:

– У меня нет с собой этого оружия простолюдинов.

– Можешь отказаться, но тогда ты будешь признан побежденным, и через суд я стребую с тебя компенсацию за оскорбления, мне нанесенные. И она будет в половину всего твоего имущества. А потом я вызову на дуэль твоего сыночка и, если он опять не убежит, убью его!

Да, такое развитие событий мной, с подсказки дона Адолфо, было просчитано. Оскорбленный выбирает оружие. Если оскорбитель отказывается им биться, то дело передается в суд чести. Такое заявление мной уже было подготовлено, как и заявление об оскорблении меня, моего сюзерена и царя Русского «шалунишкой» Аурелио Бернардо Браво Кабрера, сынком коррехидора. Другое дело, что эти суды могут длиться годами, но главное-то не в самом суде, а в том, что оскорбитель отказался драться! Урон чести в глазах всего дворянства Буэнос-Айреса. А через некоторое время об этом узнает и дворянство Асунсьона и других городов континента. Так что биться «Уничтожитель» будет, куда он денется от грядущего позора! К тому же хитромудрый гранд послал своего секретаря опросить свидетелей вчерашнего столкновения. О том, что случилось, я рассказал князю и дону Адолфо за ужином. Князь возмущался, а гранд думал и, зная местные законы и обычаи лучше нас, придумал. Грубый, наглый, мстительный и хамоватый коррехидор его тоже достал! Потому секретарь, по пути прихватив нотариуса, явился в дом идальго Созимо Фаусто Кампос Эстебана и получил с него и его эскудеро-оруженосца письменные объяснения. Которые нотариус и заверил в присутствии свободнорожденных слуг идальго как свидетелей. Гранд даже необходимые дубинки приготовил! И теперь его слуги вынесли их аж шесть штук. Выбирайте, поединщики!

– Тщательнее выбирайте, граф, – посоветовал я коррехидору. – дубинка у каждого будет всего одна и если у кого-то она сломается – тот будет убит! Мы ведь до смерти бьемся?

– Да, до смерти, и она будет твоей! – рявкнул граф и схватил первую попавшуюся.

Я спокойно выбрал себе оружие – дубинку диаметром сантиметров 7–8 и длиной метра полтора. Испанец уже стоял на каменных плитках двора, держа такую же, как двуручный меч – двумя руками. Перевязь со шпагой снимать он не стал, зато одел на голову железный шлем с плюмажем из страусиных перьев. Отлично! Чем больше на нем будет железа, тем мне легче. Палка есть палка, и драться ей надо не так, как двуручным ломом, по ошибке называемым мечом. Здесь больше нужна подвижность, чем сила удара, помноженная на вес оружия. Потому я вышел на ристалище без доспехов и шпаги, в одной лишь рубахе. Ну и, конечно, в штанах и сапогах. Как же без них дворянину дуэлировать?

Прослышав о предстоящей дуэли, с площади, побросав рыночные дела, набежал народ. Войти в ворота никто из простолюдинов не решился, и многие, чтобы лучше видеть, залезли на решетку ограды и растущие вдоль улицы деревья. Подтянулись и несколько благородных, узнавших о развлечении. Они вошли на территорию дворца беспрепятственно и расположились в «партере». А в «ложе» на крыльце, рассевшись по креслам, смотреть представление собрались все бывшие здесь и сейчас чада и домочадцы гранда. Солдаты, приведенные коррехидором, образовали неровный круг метров десяти диаметром. Итак, все готово. Потанцуем?!

Вчера я пожалел слюнявого кутенка. Но этого барбоса я жалеть не намерен. Много козней он может нам устроить, если останется жив. Но перед тем, как я отправлю его к праотцам, от души поиздеваюсь. Не могу отказать себе в таком удовольствии. Да и чернь повеселю. А свист и улюлюканье зрителей разозлят коррехидора еще больше, что мне на руку: бешенство и злоба поединку помеха серьезная.

Коррехидор напал первым. Высоко, как меч, подняв палку, он с силой обрушил ее на мою голову. Уйдя от его удара, я нанес свой, целясь по шлему. Не знаю, какой звук издает шлем после удара мечом, не слышал, но от удара палкой звук получился достаточно громкий. Как по железному ведру. Но противнику, видимо, уже приходилось получать удары по шлему. Мой его только подбодрил, подвигнув нанести мне рубящий по ногам в горизонтальной плоскости. Перепрыгнув палку, я опять шарахнул испанца по шлему и тут же нанес ему тычок в коленную чашечку выставленной вперед правой ноги. Поножей на ней небыло, потому мой тычок получился очень болезненным. Граф просел на правую ногу и поднял палку для защиты от моего следующего удара. Но я быстро переместился и ударил его по левой ноге. Удар цели не достиг, встретившись с палкой испанца. Я тут же прыжком сместился в сторону его подбитой ноги и сымитировал удар в голову. Граф резко отмахнулся. Я изменил траекторию движения своего оружия, что невозможно сделать с двуручным мечом, а вот с палкой – запросто. Противник о таком приеме явно не знал, потому, промахнувшись по моему оружию, пошатнулся на покалеченной ноге, а я по ней еще добавил. Закричав от боли в выбитом суставе, граф упал на разбитое колено, что добавило ему «приятных» ощущений. Но, преодолевая боль, он все же нашел в себе силы подняться, опершись на палку. А мое оружие с гудением понеслось ему в голову и с громким стуком впечаталось в гребенчатый шлем. Тот, теряя перья, со звоном поскакал по мощеному каменной плиткой двору. Публика дружно охнула. Граф устоял на ногах. Да, крепкая у него голова. Видимо, сплошная кость на всю глубину черепа. Я глянул в его помутневшие глаза и продолжил молотить по кирасе, стараясь, скорее, не причинить ему вред, а похулиганить: звон стоял, как в кузнице! Бил по плечам, груди, животу. Крутился вокруг коррехидора и колотил его, колотил, колотил… В толпе послышались смешки и громкое комментирование происходящего. Нигде не любят проигрывающих. Особенно если они из власть имущих.

Я отскочил в сторону перевести дух. Коррехидор наконец пришел в себя и бросился на меня в атаку. Вернее, поковылял, размахивая палкой. С его губ срывались обрывки проклятий. А я принялся отступать, уворачиваясь от его ударов. Но вот он остановился, тяжело дыша. По его лицу, перекошенному гримасой боли и ненависти, ручьями струился пот. Он понимал, что проиграл схватку, но признать этого не желал. Бешеная злоба застилала ему разум, отключив даже инстинкт самосохранения. Да, отсутствие практики, малоподвижный образ жизни, злоупотребление вином и закуской не прибавили коррехидору воинского мастерства. И годы почтенные сказываются. Ему бы не дуэлировать, а воспитанием сыночка заняться! Но! Потому огребите-ка, сеньор!

Сделав финт, я ударил его по локтю левой руки. Хруст ломаемого сустава и дикий рев боли слились воедино. Граф с силой швырнул в меня палку. Я отбил ее своей и почувствовал резкую боль в левой стороне груди. Тело сработало быстрее разума. Оно успело отклониться от шпажного клинка, с быстротой атакующей кобры почти влетевшего мне в грудь. Задумал коррехидор подлость, о которой я заранее не узнал. И осуществил ее, когда понял, что не сможет меня честно победить. А я-то с ним по-честному хотел поступить и отказался от использования во время поединка своих телепатических способностей и сканирования его сознания. Хотел победить по-простому, без сверхъестественного. Потому момент выхватывания коррехидором шпаги и нанесения удара я почти просмотрел. Не предполагал, что благородный дворянин на глазах у стольких людей способен пойти на подлость.

Он ударил меня, целя в сердце. Зрители возмущенно закричали. Но острие шпаги прошло вскользь по груди, разрезало кожу, прошло под левой подмышкой и проткнуло рубашку насквозь. Из разреза хлынула кровь, мгновенно ее промочив. Я шагнул вперед. Клинок вышел наружу еще больше. Смотрящим со стороны показалось, что я сам насаживаюсь на шпагу коррехидора. Рубашка в крови, и из спины торчит клинок. Ужас! Послышался чей-то истеричный вопль. Я взмахнул палкой и с силой опустил ее на голову подлецу. Раздался треск. Люди моментально затихли. Моя палка сломалась, а череп графа раскололся. Пальцы трупа разжались, рука упала вдоль тела, выпустив рукоять. Шпага осталась торчать в моей рубашке, зажатая в подмышке.

Обломком своего оружия я толкнул тушу коррехидора. Та с железным грохотом навзничь упала на каменные плитки двора, расплескав по ним кровавую кашу из лопнувшего черепа. Бой был закончен. Я, пошатываясь, пошел к ступенькам крыльца. Тишина стояла гробовая. Все видели меня, насквозь пронзенного шпагой, но идущего своими ногами! Это непорядок! Надо изобразить тяжко раненого, а то еще в колдовстве обвинят: не может насквозь пронзенный сам с поля боя уходить. Потому я, сделав несколько шагов, изобразил потерявшего сознание и упал. Ко мне подбежали князь, Маркел, Василий, еще кто-то. Я, вприщур поглядев на князя, слегка ему подмигнул и закрыл глаза. Несите!

Целую неделю мне пришлось изображать тяжелораненого, отлеживаясь в выделенной грандом комнате его дворца. Вернее, отсиживаясь. Благодаря зеленому камню моего нательного креста, подаренного Богом, рана на груди закрылась через несколько часов. Только шрам остался. Но шрамы украшают тело мужчины, так, кажется, говорят. Сам же я думаю, что чем больше шрамов на твоей шкуре, тем меньше ты можешь претендовать на звание мастера клинка: был бы мастером, не допустил бы, чтоб чье-то железо тебя попятнало. Это я про дуэлянтов, а не про воинов: в бою всякое случиться может. Любитель поединков, украшенный шрамами, может считать себя удачливым, но не мастером. Шрамы показывают, какой ты неуклюжий и неумелый поединщик. Ну, это мое мнение. Спорить, его отстаивая, я ни с кем не буду.

Местного медикуса ко мне не допустили. Дон Адолфо заявил, что лечить меня будет его личный хирург. Но и того князь хотел попросить не вмешиваться в естественный процесс моего выздоровления. Но я отговорил. Ведь странно будет местным жителям, что меня никто не лечит. Могут слухи поползти. О колдовстве. Потому каждый день хирург гранда приходил в мою комнату, я внушал ему, что он, якобы, делал перевязки с мазями, и эскулап уходил. А потом рассказывал всем желающим слушать, какую страшную рану нанес мне покойный коррехидор и что я жив до сих пор только его, хирурга, заботами.

Дня через четыре пришел младший брат почившего в бозе борзого коррехидора, дон Сэломон. О его приходе Маркел успел предупредить, и мне пришлось срочно нырять в постель и изображать очень раненого. Для правдоподобия густо напудрил лицо мелом. И говорил с посетителем тихим слабым голосом. Пришел же брательник убиенного за шпагой, что я в подмышке унес. Оружие это, как заявил посетитель, при любых обстоятельствах обязано быть возвращено в семью. Своего рода реликвия семьи Браво. Я не стал трофейничать, хоть шпага мне очень понравилась и прекрасной балансировкой, и удобной рукоятью, и чудесно сделанной гардой с самоцветами, и, главное, клинком голубовато-дымчатого цвета. Я, грешным делом, клинок решил испытать – струганул им по обушку своего косаря. И обомлел, увидев, как лезвие шпаги легко срезает металл. А тот сворачивается в колечки стружки. Шпага очень ценная, потому я и не удивился, когда дон Сэломон выложил на стол два больших кошеля золотых монет. Посмотрев на меня и секунду помедлив, выложил еще один.

Шпагу я отдал. Если дон Сэломон оправдает свое имя – «Сторонник мира», то и нам этот инцидент стоит погасить. Тем более, что он унаследовал и звание коррехидора. Но не графский титул, который перешел к любителю «шалостей», как к прямому наследнику. Шпага тоже должна достаться ему, но это уже внутрисемейное. Пусть сами разбираются, а нам нужен мир с местными властями. Дон Сэломон ушел довольный, а я остался. Но ненадолго. В комнату заглянул Маркел.

– Воевода! Галера у пристани Рио-Чуело ошвартовалась. Гонец прибежал.

Это была хорошая весть. Верфь в Новороссийске наконец-то спустила на воду большое судно, идеально приспособленное к плаванию при неустойчивых ветрах, на мелководье и в узостях фарватера. Как раз то, что необходимо во внутренних реках материка. Так называемую полугалеру-скампавею. Будет основным судном для плавания в Буэнос-Айрес и Асунсьон, вместо бригантины. Длина почти сорок метров, ширина до пяти с половиной, две мачты с косыми парусами, восемнадцать пар весел. А главное – осадка меньше двух метров и вместимость до двухсот человек. Размер почти как у флейта, только осадка меньше и трюмы не так вместительны.

Небольшая верфь у нас в бухте Узкой, благодаря покойному дону Мигелю, уже была. Тот в позапрошлом году привез нидерландцев – крестьян, сукноделов и полтора десятка корабельных мастеров, выкупив их из испанского плена. С 1566 года в Нидерландах, то угасая, то вновь разгораясь, идет революция. Испанский король с помощью солдат и костров инквизиции пытается прибрать к рукам самую богатую страну Европы. Это у него не очень-то и получается, но бои идут. А где война, там и пленные. Дон Мигель вовремя подсуетился. Князь, не торгуясь, всех нидерландцев выкупил. Я провел разъяснительную беседу, в результате чего появилась у меня суконная мастерская, а у князя – верфь. Корабелы дружно взялись за дело, проводя ремонты наших и приходящих купеческих судов и собирая баркасы для внутреннего пользования и на продажу. А в начале этого года я им заказал галеру, обеспечив сухими досками со своей лесопилки. И вот, дождался.

– Маркел, собираемся!

Холоп выскочил за дверь распорядиться по поводу повозки – роль тяжелораненного мне надо было доиграть до конца. Потому из дворца меня выносили на носилках, завернутого в одеяло. На них же водрузили на повозку-фургон, а потом вносили на палубу галеры. Любопытных глаз было предостаточно, и уже через час весь город будет знать, что я его покинул. Провожать меня, кроме гранда, было некому, князь еще позавчера ушел на бригантине домой. Скот в трюме ждать не может, мы почти весь привезенный товар отдали за него. А мне надо было подольше поизображать нетранспортабельного больного. Уехал с князем и его старый холоп дядька Микула. После нашего лечения стал он выглядеть очень даже хорошо. Удивленным дворцовым слугам свое исцеление княжий дядька объяснил нашей совместной молитвой перед иконой Николая Чудотворца. Все ли поверили, не знаю, но капеллан доложил гранду о возросшей посещаемости дворцовой часовни. А когда слух об исцелении распространился по городу, то во время мессы люди набивались в городскую церковь так, что не то, что яблоку, ореху некуда было упасть. Но, видимо, помогало мало. Слухи о моей связи с дьяволом поползли по городу: «Умирающего воскресил, воина в полном доспехе простой палкой в гроб уложил, сам, насквозь шпагой пронзенный, выжил. Явно с дьяволом русич снюхался!». Пора сваливать.

Гранд и его домочадцы вышли меня проводить. Дон Адолфо договорился с князем и со мной подлечить свои болячки, вот только столкновение с «шалунами» и дуэль с коррехидором спутала все планы: я был «тяжело» ранен и лечить кого-либо не мог физически. Ладно, придется этот неуютный городок посетить еще раз. О чем я дона Адолфо и уверил тихим слабым голосом. Повторюсь: гранд нам нужен пока еще живым и здоровым.

Глава 11

Дружно опускаются в воду длинные весла и так же дружно, в такт звуку ударов колотушкой в барабан, появляются над водой. Мощные гребки восемнадцати пар весел, по три гребца на каждом, хорошо разогнали галеру по течению Рио де Ла-Плата. Ветер на удивление был слабоват, потому парусов не поднимали. Отличный кораблишко получился! Не помешало даже то, что до этого никто из моих корабелов галер не строил. Помогла память моя феноменальная, Богом данная. Читал я про галеры и картинки с чертежами видел, когда еще в своем времени жил. Вот и всплыло знание при возникшей в нем потребности. И получился чудо-корабль, что нес сейчас меня и моих воинов в залив Монтевидео, домой. К ждущим меня трудам и заботам. Из них главная – поход за алмазами.

Когда я, сидя зимними вечерами у горящего камина, обдумывал маршрут, по которому смогу добраться до скрытых в горах Бразильского нагорья россыпей алмазных, я рассматривал вариант движения по реке Парагвай до ее истоков. А там по горам – долинам до истоков другой реки, Жекитиньоньи. Где алмазы – в любом ручье и даже в стенах индейских хижин, замешанные вместе с глиной как простая речная галька! Специально для похода и галеру строить начал. По моим рассчетам, я на ней смог бы до первого водопада на Парагвае дойти. Потом, поразмыслив хорошенько, я от этого маршрута отказался. Слишком длинен и труден. По высокой воде можно добраться до Великого болота Пантанал и пройти его по разлившимся протокам. А вот потом начнутся трудности: русло свое река Парагвай проложила по горным долинам. Узости, каменные перекаты и водопады будут препятствовать движению даже небольших судов. К тому же течение горной реки в дождливый сезон не сравнить с течением реки равнинной. Надо иметь определенные навыки судовождения, которыми мои воины-индейцы не обладали. Ну и дожди. Почти каждодневные, не дающие ни отдохнуть людям, ни приготовить горячую пищу. Начнутся болезни, упадок сил и настроения. В результате, добравшись до россыпей, у меня будет не сплоченный коллектив, а толпа больных, уставших и потерявших веру в себя и меня людей. Идти же этим маршрутом зимой, когда дожей на нагорье нет, тоже не получится. Почти полторы тысячи километров по горам и джунглям пешего маршрута, когда все – оружие, снаряжение, инструменты и провизию, надо тащить на своих плечах, для большой экспедиции обернется серьезными испытаниями. А ведь еще и работать на приисках надо, а потом возвращаться! Тем же путем, тысячу раз проклятым и отмеченным могилами товарищей. Впрочем, я об этом уже упоминал.

«Течет, течет водичка из тучки на косичку, в животике плескается чай. В жару и непогоду, в любое время года идем мы собирать урожай».

Веселая песенка из покинутого будущего возникла в памяти и прилипла к языку. И никак я от нее не могу избавиться, мурлыкаю под нос, чем вызываю удивленные взгляды Рамона. Но с вопросами он не лезет. Субординацию соблюдает. А я все мурлыкаю, хоть и знаю, как избавиться от навязчивой песенки: надо проорать ее вслух. Но вот тогда-то и прозвучат вопросы. А я не хочу говорить, я думаю.

Из Новороссийска вышли в начале марта, как я и планировал. В здешних широтах это начало осени, а не весны. Атлантика встретила мой флейт хмуро, но терпимо. Суровости начались, когда корабль миновал траверз Рио де Жанейро. Шквал сменялся просто плохой ветреной погодой, после которой опять налетал шквал. Шли галсами, подстраиваясь под противный ветер, на большом удалении от берега, чтобы грядущий шторм, приближение которого я уже чувствовал, не устроил нам с этим берегом не запланированную встречу. От такой погоды хреново было всем. Матросам, вынужденным работать на мачтах, офицерам и рулевым, стоявшим круглосуточные вахты, и пассажирам – индейцам – воинам и рабочим. В их помещение на нижней палубе войти можно было только в противогазе. Но его у меня не было, а поддерживать народ в трудное время я, как руководитель и посланец Великого Ньяманду́, бога и отца всех людей, был обязан!

Шторм налетел сильный, с грозой и молниями. Двое суток веселуху нам устраивал. Но, в конце концов, ветер и волны немного утихли, на мгновение выглянуло солнце, и Рамон определил наше местоположение: 40*W 20*S. Почти пришли. Шторм подогнал нас близко к берегу. И если бы не тучи, скрывающие даль, и водяная пыль, висящая в воздухе, его было бы видно. Рамон, лавируя парусами, стал буквально подкрадываться к побережью. На наше счастье опять выглянуло солнце, а тучи стали постепенно пропадать. Показался берег. Рамон вновь сделал измерения и определил наше место.

– До устья реки Риу-Доси миль десять.

Отправляясь в этот поход, я говорил, что иду в реку Жекитиньонья за деревом ценных пород, и не слишком скрывал это. Надо же испанским соглядатаям, что в Новороссийске присутствовали, дезу впарить, объясняющую мое долгое отсутствие. Откровенно говоря, Жекитиньонью я рассматривал, как маршрут № 2: идти по ней на флейте, сколько смогу, а потом на баркасах, лодках и пешком в верховья. Там, на склонах хребта Серра-ду-Эспиньясу она и берет свое начало. Там же и то, что мне надо. Но хорошо подумав и вспомнив карту, понял, что из 1030 км протяженности реки моим людям 900 придется идти пешком. Ну, и мне вместе с ними! Река течет по Бразильскому плоскогорью, образуя множество порогов и водопадов. На лодках мои не подготовленные к плаванию по горным рекам уругвайцы вряд ли смогут пройти. Да и лодок надо уйму.

Третий вариант, по реке Риу-Доси, более приемлем хотя бы потому, что он короче. К тому же только по плоскодонной долине Риу-Доси относительно легко проникнуть во внутренние районы, к хребту Серра-ду-Эспиньясу. Хотя и она не подарок. В равнинной части, покрытой дождевым тропическим лесом, русло изобилует песчаными островками, да и судоходна всего-то километров сто. А дальше начинаются островки уже каменные. Загонять в реку флейт может выйти себе дороже. Потому пойдем на пяти баркасах, таща на буксирах десять плоскодонок.

Плавсредств я взял много, и на палубе они все поместиться не могли. Но я вспомнил про шлюпбалки будущего и предложил баркасы вывесить на них за бортом, а плоскодонки сложить на палубе, убрав стоявшие там пушки. Вид флейта, обвешанного с обоих бортов шестью баркасами и с горой лодок на палубе был весьма странный и непривычный для глаз людей этого времени, но что поделаешь. Тащить на буксире всю эту ораву было бы гораздо глупее. Мы их после первого шквала потеряли бы. А так все целы, Бог миловал. Даже парусину, коей трюмные люки на баркасах для страховки от попадания воды обвязали, и ту не посрывало.

Тучи развеялись окончательно, и солнце приступило к обогреву и просушке корабля и людей. Но ветер продолжал поджимать корабль к берегу. Шторм пронес нас мимо португальского города Витория, основанного в этих местах еще в 1551-м году, парусов на горизонте не наблюдалось. Так что есть шанс высадиться в устье Риу-Доси, не засветившись перед чьим-либо пытливым глазом. Флейт, меняя галсы, продвигался вдоль берега на север. Песчаные пляжи тянулись нескончаемой лентой, а за ними стоял стеной зеленый лес. Обещанные Рамоном десять миль превратились во все двадцать, прежде чем марсовый прокричал, что видит устье реки. Оставив на мачтах один прямой и один косой парус и зарифив все остальные, Рамон подошел, насколько позволила глубина, к берегу. Встал на якорь, убрав паруса. Сбросили на воду один баркас. В него попрыгали разведчики и, работая веслами, вошли в устье Рио-Доси.

Терять время, ожидая результатов разведки, я не стал. Есть кто на реке или нет – без разницы. Нам надо именно сюда и мы сюда пойдем. Хоть по-тихому, мирно, хоть по-громкому, со стрельбой. Силы у меня достаточно. Сбросили еще четыре баркаса и все лодки. Со стороны флейт стал похож на утку, окруженную утятами. Даже на волнах так же с боку на бок переваливаются. Началась перегрузка из трюмов флейта в трюмы баркасов продовольствия, снаряжения, оружия и инструментов. Разведчики вернулись часа через четыре, уже в сумерках. Сатемпо, лично возглавивший их, доложил:

– Река широкая и глубокая, но прямо в устье глубина небольшая. Там, где река в соленую воду втекает, мель песчаная. А недалеко от устья большой песчаный остров. Сразу за ним река поворачивает на закат. Течение спокойное. Берега травой заросли, болотистые. Потом постепенно лес начался. У нас таких деревьев нет, странные они. Плыли дальше, лес не кончился, только деревья стали другими. Людского присутствия не заметил, птиц много. Дальше еще острова есть. Маленькие.

– Понятно. Большой корабль в реку войти сможет?

– Нет. В устье мель, да и остров помешает. Возле него узко и мелко, и поворот крутой.

Я правильно решил, что не буду кораблем в этой реке рисковать.

– Хорошо, Сатемпо. Иди, ужинай и отдыхай. Завтра много работы будет.

На заре следующего дня, лишь только солнце показало свой краешек над горизонтом, приступили к загрузке баркасов. Еще в заливе Монтевидео я провел несколько тренировок с личным составом. По спуску баркасов на воду, по перегрузке снаряжения и посадке в них людей. Теперь с удовольствием наблюдал за четко выполняемой работой. Чем быстрее она будет произведена, тем быстрее мы сможем стартовать и скрыться в реке. А флейт сняться с якоря и уйти в океан, унося тайну высадки на этот берег неких людей с непонятными целями.

Баркасы по мере готовности уходили в реку. Я, обнявшись с Рамоном, прыгнул в последний. Отдан швартов, и под прощальные крики моряков экспедиция началась. Дружно погрузились в воду весла. Взмах, еще, еще… я услышал зычный голос Рамона, приказывающий поднять якорь и поставить паруса. Оглянувшись, увидел, как ведомый твердой рукой флейт плавно разворачивается в сторону океана.

Да, Сатемпо прав. Рио-Доси уступала по ширине не только Паране, но и нашей реке Тихой, что впадала в залив Монтевидео у Новороссийска. Но ее вода была такой же мутной, как и у всех рек этого материка, впадающих в Атлантику. За островом собралась вся наша флотилия. Ждали меня. Мой баркас возглавил караван, за ним, согласно номерам, написанным на бортах, выстроились остальные. Как ни рассчитывал я ресурсы и возможности, но экспедиция моя получилась все равно довольно солидной – 300 человек. Тесно, и припасов пришлось взять всего на три месяца. Добирать недостающее придется охотой, рыбалкой и собирательством. А это отвлечение людских ресурсов от добычи ресурсов финансовых. Ладно, проблемы буду решать по мере их поступления, а пока – полный вперед!

От побережья Атлантики и до восточного края Бразильского нагорья, по склонам серр и на холмистой прибрежной равнине благодаря обилию осадков и высоким температурам в течение всего года растет влажный тропический лес – сельва. Это высокоствольный лес, состоящий из разнообразных древесных пород, со слабо выраженным подлеском, который хорошо развит только в более освещенных местах. Стволы деревьев прямые, кроны зонтичные, характерно обилие лиан. При незначительных сезонных колебаниях температуры и влажности каждая древесная порода следует своему индивидуальному циклу цветения, плодоношения и рассеивания семян, поэтому во все времена года лес в целом выглядит примерно одинаково – зелено и цветуще. А вот ближе к Атлантическому океану, где берег становится очень низким и затопляется во время прилива, лес походит на мангровый, а река образует болотистую дельту.

Мы плыли по главной реке штата Эспириту Санту. «Святой Дух», в переводе с португальского. В 1535 году на эту землю высадились первые португальские колонисты во главе с путешественником Васко Коутиньо. 23 мая, в Духов день, была основана первоначальная столица, город Вила-Велья. Но в 1551 году из-за частых набегов индейцев столица была перенесена в Виторию.

Здесь, на атлантическом побережье, климат тропический, с дождливыми летами и сухими зимами, что для успешности моей экспедиции играет важную роль. Ну, об этом я уже говорил. А в гористой местности на юго-западе, куда я и поведу людей, климат зависит от высоты местности. Так что я правильно сделал, обеспечив людей хорошей одеждой и одеялами. В горах холоднее, чем на побережье.

Ближе к вечеру разведчики доложили о небольшой поляне на берегу. Я скомандовал остановку на ночлег. Швартуясь, спугнули большую стаю обезьян, кормившихся какими-то мелкими плодами и листьями в кронах деревьев. Приматы, конечно же, возмутились нашему вторжению и подняли хай на весь лес. В людей полетели ветки и плоды. Но лучники на проявления агрессии ответили адекватно. Засвистели стрелы, и не всем приматам удалось скрыться. Индейцы-рабочие быстро отыскали добычу и, отойдя на край поляны к реке, принялись ее потрошить. Я глянул краем глаза на это действо, и передернулся. По спине пробежал табун холодных мурашек: все же обезьяна без шкуры и длинного хвоста очень похожа на своего предполагаемого потомка. А индейцы не комплексуя разделывали «предков» на удобоприготовляемые куски. Эти люди совсем недавно точно так же потрошили своих врагов, а потом ели, без соли и без лука. Такая штука! А ведь мне тоже придется есть обезьянье мясо, бр-р-р! И никуда не денешься! Я Великий и Ужасный Морпех Воевода, предводитель уругвайцев, которые по одному моему слову пойдут на смерть! Я запретил им каннибализм, но вот про обезьян как-то не подумал. Нет их в Уругвайской пампе. Мои люди мне слепо доверяют. Считают посланником своего Бога. По строению тела я похож на них, а они на меня. Значит, то, что хорошо для них, хорошо и для меня. То же самое и о плохом. В походах я ем с ними из одного котла то, что туда положат кашевары, а сегодня откажусь? Не поймут, но без ужина останутся все. Для меня обезьянье мясо – плохо? Для них – тоже! На меня глядя не станут есть. Иную же дичь сейчас уже не добыть, придется распаковывать запасы, а их не много и надо поберечь. Путь долгий и трудный, а в горах дичи мало. Потому ухвати, Илья, кус побольше, ешь да нахваливай! Авторитет дорогого стоит, и разменивать его на кусок обезьянины не стоит.

Раннее утро. Наш караван движется по спокойным водам Риу-Доси. Тропический лес, буйно растущий на ее берегах, подступил к самой воде. Необычайное множество деревьев различных видов опутаны лианами. Пальмы перемежаются древовидными папоротниками. Часто встречаются своеобразные лианы-бамбуки. Кроны возносятся на разную высоту, и из-за этого верхняя поверхность вечнозеленых растений на фоне неба представляется волнистой. Множество птиц порхает и в лесу, и над водой. В ветвях визжат и что-то бормочут недоеденные вчера обезьяны. Но близко к каравану не появляются: урок усвоили. Среди леса царит сумрак. Там, где лучи солнца не могут пробиться сквозь листву и упасть на красную землю, он вечный. И подлеска почти нет, не говоря уже о траве. Не растет без солнышка. Зато на немногочисленных полянах, образовавшихся, скорее всего, по причине естественного характера – пожара от удара молнии, трава не по пояс, а гораздо выше. Каждый раз, останавливаясь на ночевку, придется эти полянки сначала выкосить, выгнав нежелательную живность с территории лагеря, а потом уже разводить костры и ставить палатки-навесы из парусины для защиты от ночных нападений летучих мышей-вампиров.

Вампиры похожи на рукокрылых внешне, но они исключение среди млекопитающих. Эти летучие мыши приноровились питаться кровью и способны поддерживать свое существование только этой пищей. Все их зубы имеют режущие края. Два верхних резца очень велики, остры, как бритва, и занимают на челюсти весь промежуток между клыками, остальные зубы очень узки и имеют вытянутую форму с острыми краями. Длина тела вампира не превышает 7–8 сантиметров, а масса 50 граммов. Мех окрашен сверху в коричневый, красноватый, золотистый или оранжевый цвет, снизу желтовато-бурый. Боль от укуса, как правило, ничтожна. Сделав ранку, зверьки припадают к ней и лакают сочащуюся кровь. Все это вампир проделывает так, что человек и не проснется, а наутро единственным свидетельством ночного визита будет выпачканное кровью одеяло. Вампир обычно насыщается за полтора-два часа, а раны у их жертв очень долго кровоточат. Но хуже всего то, что укушенный может быть заражен страшной болезнью – паралитическим бешенством: зверьки при питании нередко передают своим жертвам вирус бешенства.

Повесить в каждую палатку масляную лампу для отпугивания вампиров у меня нет возможности. Потому, зная заранее об этой напасти, приказал изготовить противомоскитные сетки для каждого участника экспедиции. А травушку выкашивать приказал во избежание потерь из-за другой напасти: в лесах тропических весьма много всякой ядовитой живности – змей, ящериц, пауков да лягушек, что так и норовят вцепиться в голые тела моих уругвайцев. Лечить же их кроме меня, если успею, некому. Не стал я брать лекарей. Француз с испанцем – хирурги, а лекарь Семен бесполезен пока, так как местных трав толком не знает, а с Руси взятые давно закончились. Я его с полгода как в племя тестя отправил, на стажировку к шаману. Закончу с алмазами, на обратном пути заберу его домой.

Тропический лес стал постепенно редеть. Все чаще начали попадаться свободные пространства между стволов деревьев, заросшие травой и кустами. Сквозь кроны деревьев стали проглядывать пока еще невысокие горы. Слева в густой траве показалась протока, за которой блеснуло озеро. Но видел я его всего ничего. Баркас шел ходко, расталкивая форштевнем воду реки. Ветер туго надувал парус, давая гребцам еще некоторое время не тратить силы на греблю. Часа через три лес существенно поредел. Риу-Доси стала уже. Теперь она текла по неширокой долине. Горы по обоим берегам стали ближе, а из воды все чаще высовывались гладкие каменные лысины. Справа показался приток – река узкая, только для лодок доступная.

Погода начала меняться с нормальной на не очень. Вскоре пошел дождь. Я скомандовал ускорить движение. Гребцы взялись за весла, а впередсмотрящие усилили бдительность: видимость во время дождя хуже, а вероятность налететь на камень – выше. Так, поливаемые пришедшим с океана дождем, двигались часов пять. Каждые полчаса гребцы менялись на веслах и темп движения не снижался. Но вот наконец дождь закончился. Закончился и помогавший гребцам ветерок. Вода стала более мутная, ее уровень повысился. Усилившееся течение очень мешало продвижению. Наступал вечер, надо было подыскивать место для ночевки. Гребцы, хоть и часто менялись, все же сильно выбились из сил. По существу, сегодня они впервые за долгий срок взялись за весла. Не втянулись еще в работу, потому быстро и устали.

Вот показался широкий плес с песчаной отмелью. Лучшего места для ночевки не предвиделось, ошвартовались. Четко знавшие свои обязанности люди быстро занялись их исполнением. Кто побежал в лес за дровами, кто стал ставить навесы и выгружать необходимое для разбивки лагеря снаряжение. На охоту сегодня рассчитывать не приходилось, потому варили густой суп из привезенных с собой продуктов.

Следующие семь дней отличались друг от друга только степенью трудности прохождения баркасов в русле реки. Оно еще больше сузилось, стало извилистым, а течение быстрым. Все чаще днища баркасов елозили по камням, но пробоин пока не было, а течи быстро устранялись. Но вот постепенно река стала менее камениста, а долина – шире. Участились посадки тяжелогруженых баркасов на мели. Пришлось остановиться в удобном месте на сутки и распределять часть грузов по лодкам. По моим подсчетам, плыть нам осталось километров семьдесят до крутого поворота русла Риу-Доси на юг.

Погода становилась с каждым днем все противнее: наступала зима. Небо хмурилось, тучи закрывали небо, но температура воздуха почти не падала. Было тепло и сыро. Каждый вечер воинам приходилось чистить свои мушкеты, иначе ржавчина быстро превратит оружие в бесполезные железяки. Иногда моросил дождь, но делал он это вяло и не долго – приходившие с океана тучи разгружались над прибрежными лесами. Недаром же их дождевыми назвали.

На следующий день после вынужденной остановки встретился первый местный житель, в одиночестве плывший куда-то вниз по реке. Увидев лодки разведчиков, вынырнувшие из-за островка, он попытался скрыться, но не получилось. Индеец сдался и был доставлен ко мне. Выглядел пленник изможденно. На раны в бедре и правом плече были кое-как наложены повязки из листьев. Но из-под них все равно сочилась кровь. Судя по его состоянию, раны он получил не раньше вчерашнего дня.

– Я не понимаю его языка, Великий, – сказал Сатемпо, когда поднял пленника на палубу моего баркаса. – А он не понимает моего. Хотя некоторые слова знакомы.

И это не удивительно. Многие племена тропических лесных индейцев говорили на языках группы тупи-гуарани, но нередко различия между отдельными языками были настолько велики, что представители разных племен не могли понять друг друга. Но я-то полиглот!

Приказал снять с пленного повязки и промыть раны водой с добавлением в нее некоторого количества самогонки. Потом достал крест с зеленым камнем, мой инструмент для врачевания. Зеленые лучики из камня достаточно быстро остановили кровь и помогли ранам затянуться. Пока я лечил пленника, мои индейцы смотрели на это стоя на коленях. А когда раны затянулись, то уткнулись лицами в палубу, повторяя:

– Ньяманду́! Великий Ньяманду́!

Уж это слово понимало все коренное население с этой стороны Анд. Пленник с широко распахнутыми глазами рухнул передо мной ниц и произнес:

– Спасибо, Великий!

– Одной благодарностью не отделаешься. Отвечай: кто такой, откуда, куда и зачем?

Индейца звали Чумхол. Его деревня стояла выше по реке. Вчера на нее напали белые люди, сидевшие на странных животных. В руках они держали палки, изрыгавшие огонь, дым и гром, непонятно как убивавшие воинов. В него самого два раза попал огонь из этих палок. Уцелевших людей белые согнали в общественный дом и связали. Чумхола приняли за мертвого и не тронули. Он пролежал, где упал, до вечера. Потом уполз к реке, нашел лодку и поплыл по течению, куда вода вынесет.

Понятно. Охотники за рабами. Скорее всего, из Витории. Это поселение ближайшее отсюда. Странные звери – лошади, а палки с дымом и громом – мушкеты. С белыми понятно, а вот с индейцами не очень. За сорок лет, что существует поселение Витория, ее жители хотя бы пару раз в этих местах, но побывали бы. И познакомили бы местных жителей и с лошадьми, и с огнестрельным оружием.

– Как давно вы живете на этой реке, Чумхол?

– Пятый год, Великий! Мое племя раньше жило в другой долине, в горах. Там тоже есть река, она впадает в эту. Женщины занимались выращиванием маниока, ямса, кукурузы, бобов, арахиса и картофеля. Лепили горшки, плели корзины, ткали полотно. Мужчины охотились и ловили рыбу. Жили мы большими семьями в длинных домах. Обменивались с бродячими племенами горцев. Мы им овощи, они нам шкуры и черный песок, из которого шаман делал с помощью огня пластины желтого цвета. Красивые, блестящие! Из такой пластины он вождю сделал широкую ленту, украшенную перьями и цветными камешками. Вождь ее на голове носил. Жили хорошо, даже не воевали ни с кем уже долго. Но потом началось странное. Вождь посылал воинов в места мены, но они приходили ни с чем, либо вообще не приходили. Сначала думали, что люди гор начали войну, но возвратившиеся воины приносили оружие и товары для мены, что находили брошенными в горах. На оружии крови не было! Тогда вождь сам пошел с несколькими самыми сильными воинами в горы. Вернулся один. Сказал, что там поселилось чудовище, которое взглядом отнимает волю у людей и уводит их в сторону Большой горы. Старейшины приняли решение уходить. Так мы оказались на этой реке. Деревня здесь еще раньше была, мы сюда на каноэ приплывали, меняться. Только нашли мы ее пустой. И несколько скелетов. Куда жители делись – не известно. Видно, враги напали, и люди ушли. Идти в лес мы не хотели, потому решили поселиться здесь. Поля были, даже урожай собрали, что осталось. Только место, наверное, проклятое. Кто раньше жил – пропали. Теперь пропали и мои соплеменники.

А я понял, что это белые поселенцы здесь побывали и прибрали жителей. В рабство, на плантации, сахарный тростник выращивать. По прошествии нескольких лет решил кто-то проверить эту местность еще разок на предмет изъятия даровой рабсилы. Организовал бандейру, собрал бандейрантов. И не прогадал: люди в разоренной когда-то деревне имелись. Плантации разрастаются, их надо обрабатывать, но рабочих мало. Вот и уходят в джунгли и горы банды охотников за рабами. Кстати, по-португальски «бандейра» означает всего лишь «экспедиция». Для этих людей поход за рабами – рутинная вылазка за добычей. И делают они ее рутинно, так, как привыкли: налететь, пострелять сопротивляющихся, а то и просто разбегающихся людей – жути нагнать. Остальных схватить и заставить на себя работать. Вот почему обычное слово одного языка трансформировалось в синоним зверства и грабежа во многих остальных. Бандейра – экспедиция – в банду, а бандейранты – в бандитов, налетчиков, грабителей и убийц.

Не вовремя эти налетчики тут нарисовались, ох, не вовремя! А, может, вовремя? Прошли бы мы мимо деревни раньше их, и получили проблемы в будущем: пытаемые индейцы не стали бы скрывать наше здесь присутствие. И у бандитов возникают вопросы. Появляются соглядатаи, идущие по нашим весьма четким следам и узнающие, за чем мы сюда приперлись. На обратном пути нас ждет сильная засада. Мы несем потери, но не только людские. Тайна Диамантины будет раскрыта. Золотоискателей же ни что не остановит, будь тут хоть сотня глазастых чудовищ. А мне это ни к чему. Не хочу никого обогащать раньше времени. Кстати, про чудовище. О нем индеец как – то вскользь упомянул.

– Про чудовище что знаешь?

– Его только вождь видел. Он один живым вернулся. Но вождя белые к столбу привязали, и я не знаю, жив ли он.

– А сколько белых напало, ты знаешь?

– Нет, я видел несколько людей и трех зверей.

– Жаль, но ладно. Сатемпо, распорядись накормить и дать одеяло. И вышли разведку. Основное оружие – луки. В бой не вступать, только наблюдать и докладывать.

Сатемпо прыгнул в лодку, за ним горохом посыпались его ближние воины. Лодка рванула вверх по реке, а я приказал пристать к берегу. Шатун быстро разослал пешие дозоры. Вверх и вниз по Риу-Доси. А я стал думать. То, что «экспедицию» необходимо уничтожить полностью, у меня отторжения не вызывало. Эти люди знали, на что шли, знали, что не все из таких походов возвращаются. Не виноватый я, что они оказались не в том месте и не в то время. Ничего личного, только дело…

На палубе моего баркаса собрались Шатун, Потап и Никита Малой. Двое последних в свое время руководили добычей изумрудов, знали процесс поиска камней и могли его грамотно организовать. Оставалось только добраться до места и показать, как эти камни выглядят. Но вот на пути выросла проблема, о которой должны знать все. И которую необходимо срочно решить. Коротко доложил о пойманном индейце и о нападении на его деревню охотников за рабами. Но особого беспокойства у своих командиров не заметил. Потап даже заулыбался.

– Чего лыбишься? – грубовато спросил я, удивленный его реакцией.

– Лошади! Они нам очень пригодятся, воевода. Бандитов мы перебьем, это понятно. Они нам мешают. А вот лошадки!

Продолжить развить свою мысль он не успел. С низа реки раздался выстрел, затем второй. Мы вскочили на ноги. Шатун с палубы прыгнул в привязанную к баркасу лодку. Следом туда же попрыгали десять воинов. Веревку – ножом, весла на воду, и вот уже лодка птицей несется по воде. Научились индейцы веслами с уключинами пользоваться. Вон как быстро и дружно гребут сидя, а не стоя на одном колене, как до моего с ними знакомства на пустынном уругвайском берегу. То знакомство многое изменило. И прежде всего судьбы людей, индейцев племени ава-гуарани. Для всех, и прежде всего для себя, ставших уругвайцами.

Лодка Шатуна скрылась за поворотом. Шли томительные минуты ожидания. Но вот она показалась, таща на буксире чужую. Видимо разглядев, что я стою на палубе и смотрю в его сторону, командир, я это услышал, рявкнул на гребцов. Лодка заметно прибавила ход и вскоре выскочила на галечный берег возле баркаса. Трофейную воины тоже вытащили на берег и поставили рядом. Я спрыгнул на гальку и подошел. Эта лодка разительно отличалась от моих плоскодонок. Длинная и узкая, приспособленная и для движения по мелководным каменистым рекам, и по широким и глубоким. Сделана из цельного ствола дерева, очень тщательно, даже изящно. Похожие лодки в Сибири называются «бат». И на протяжении столетий являются отличным подспорьем тамошним жителям. Как и здешним. Не зря местных жителей белые поселенцы назвали «индейцы каноэ».

В лодке лежали четыре трупа, утыканные болтами самострелов. Судя по одежде и лицам – метисы. Еще там были несколько каких-то свертков, узлов и два ружья. От лодки Шатуна донесся протяжный вой. Я перевел взгляд. Воины привезли и пленных! Не всех перестреляли, есть, кого допросить. На гальке, скорчившись, лежали двое: европеец лет сорока и индеец. У европейца болт торчал из левого плеча, у индейца… Да, такого я еще не видел! И кто же это у меня эдакий снайпер-изувер?

– Шатун, докладывай.

– Воевода, я привез воина. Он был в дозоре и участвовал в схватке с этими…

– Давай его сюда.

Десантник махнул рукой, подбежал воин в мокрой одежде.

– Говори.

– Великий! Командир Шатун послал меня и еще троих следить за рекой. Мы бежали быстро, но не успели. Эти враги уже были на берегу. Этот, – воин показал на скорчившегося на гальке индейца, под которым расплылось кровавое пятно, – нас заметил и крикнул остальным. Те выстрелили два раза, но не попали. Мы тоже стали стрелять. А этот, – воин опять показал на индейца, – решил сбежать. Я выстрелил…

– И попал ему точно в член, – под громкий хохот собравшихся воинов, я закончил его фразу.

Воин нахмурился и обиженным голосом произнес:

– Я ему в бедро целил, но он крутнулся и прыгнул в реку. Ну и болт попал… Туда. Я его сразу выловил из воды, а то удрал бы.

– Ага, удрал бы! – раздался голос Шатуна. – С отстриженными причиндалами.

Пока народ потешался над казусным выстрелом, подранок исходил кровью и уже даже не стонал. Допрос был бесполезен, потому я прикоснулся к его лбу и, не соблюдая осторожности, вторгся в сознание. Закончив считывать с его памяти интересующую меня информацию, приказал добить. Ни к чему длить его муки. Снайперу, так я при всех нарек отличившегося воина, объяснив значение этого слова, вынес благодарность. А Шатуну, потихоньку на ушко, выговор: его воины даже по лесу должны бегать, как тени, и не нарываться на неожиданности. Они сами должны быть неожиданностью для всех, а не кто-то для них. Хорошо хоть, что стреляют метко. Шатун нахмурил брови и ответил, что замечание понял и больше такого не повторится.

Перешел ко второму пленнику. Болт из его плеча уже выдернули, а рану перевязали. Клиент был бледен, сидел, привалившись к борту лодки, и с ненавистью смотрел на меня. Информативного общения явно не получится. Ну, что ж. Так даже лучше, а то вдруг жалость проснется. Она сейчас не к месту и не ко времени. Я подошел к пленнику и положил ладонь ему на лоб. Тот мотнул головой, но я физический контакт разорвать не позволил. Через несколько мгновений я уже знал все, что было в его памяти. Больше он мне не был нужен. Воины подхватили пленника и поволокли в лес, куда уже перетащили всех убитых. Следов оставлять нельзя. Ушли люди в джунгли и пропали. Мало ли что с ними могло случиться! А нас здесь нет, и не было.

Командиры вновь собрались на палубе моего баркаса. Я начал рассказывать, что узнал:

– Наш караван увидел тот индеец, которому Снайпер отстрелил причинное место. Рыбу он ловил, а разведчики Сатемпо его проглядели. Вернется, я с ним поговорю! Было это четыре дня назад. Тогда мы еще приток миновали, не слишком большой. Об увиденном индеец доложил хозяину. Его плантация в лесу, выше по притоку, с реки не видно. Тот отправил людей разведать, кто мы и что здесь делаем. Не остановись мы внепланово, еще долго не узнали бы о соглядатаях. Так получилось, что они едва не выскочили прямо на нас. Но вовремя заметили, что мы у берега, и успели спрятаться. А вот твои воины, Шатун… Ну, ты уже слышал мое мнение по этому поводу. Короче, наследили мы. И что дальше будет – не знаю. На обратном пути могут ждать сюрпризы. Но это дело отдаленного будущего. Теперь о настоящем. Впереди захваченная бандой охотников за рабами индейская деревня. Они там сейчас веселятся и отдыхают от трудов праведных. Ждать, пока они уберутся с нашей дороги, мы не можем. Некогда, да и запасы без толку подъедать жалко. К тому же у них есть то, что нам очень может пригодиться: лошади. Предлагаю взять деревню по-тихому. Но чтобы ни один бандит не ушел. Проверить оружие и снаряжение. Потом еда и сон. Рабочие останутся здесь. Вооружить их всем, что есть. Они свободные люди и тоже воины. За себя постоять смогут, если за разведчиками снизу еще кто притащится. Выполняйте.

Командиры разбежались. А я принялся за кашу, принесенную Маркелом. К вечеру вернулись разведчики. По докладу Сатемпо и в переводе на понятный язык его мер расстояний, до захваченной деревни километров десять. Вождь оставил там почти всех своих воинов для наблюдения и разведки скрытных подходов. Сам вернулся только с двумя гребцами. Насчистал двадцать семь белых, вооруженных мушкетами, и около сорока лошадей. Точнее не скажет, лошади его почуяли и стали беспокоиться. Белые чувствуют себя хозяевами положения, пьют что-то и орут песни. Вождь привязан к столбу, но вроде еще жив. Остальные индейцы сидят в большом круглом доме. Убитых индейцев Сатемпо возле хижин не видел. Это означает, что бандиты собираются остаться в деревне еще на несколько дней, иначе, зачем убирать трупы. Обходя деревню, воины нашли несколько троп, уходящих в разные стороны. Одна из них ведет сюда, но не вдоль берега, а по лесу, напрямую. Он послал по ней двух воинов. Остальные ждут возле деревни.

Я выслушал Сатемпо. Тропа – это хорошо. Плыть ночью по незнакомой реке на перегруженных лодках, да еще стараясь делать это незаметно, опасно и глупо. Идти по лесной тропе тоже опасно, но в меньшей степени. Делать это моим воинам уже приходилось, и неоднократно. Там, правда, лес был не такой, но и тропы не было, сами ее торили. Потому ждем разведчиков и выступаем. До утра как раз успеем добраться до деревни.

Глава 12

Марш-бросок получился знатный! Я даже запыхался и потом изошел. Вот что значит быть старшим военачальником и отлынивать от физических нагрузок в виде кроссов по полосе препятствий. Вернемся, начну бегать по утрам! Обязательно! Если время будет.

Ночной марш по джунглям опасен не только тем, что можно нарваться на вражеский секрет. Вряд ли бандейранты этим озаботятся. Хищники тоже не очень страшны – услышав и учуяв множество людей, постараются заранее убраться с нашей дороги. А вот ядовитые змеи для моих босоногих воинов опаснее всех. Это я понял во время рейда по «принуждению к миру» соседей моего тестя, вождя ава-гуарани Матаохо Семпе. Потому я приказал воинам обуть приготовленные для путешествия по скалам Серра ду Эспиньясу башмаки. И привязать к ногам нечто вроде дополнительных голенищ из парусины, прокусить которую змея не могла. Так будут делать во многих латиноамериканских армиях, ведущих боевые действия в джунглях. Но они до этого додумаются в будущем, а я применяю уже сейчас.

Бежали долго. Хорошо, что тропа была нахожена и ощущалась босыми ногами индейцев. Мне и Шатуну было проще, мы обладали способностью видеть в темноте. «Кошачий глаз» называется. Мне эту способность Бог дал, а я поделился ей с Шатуном и Жень-Шенем, когда плыли наказывать испанцев, что нашего друга дона Мигеля убили. На утренней заре воины Сатемпо окружили деревню, перекрыв все тропы, выходящие из нее. Диверсанты Шатуна проникли в деревню и приступили к зачистке. Бандиты чувствовали себя совершенно свободно, и часовых выставили только у большой круглой хижины с пленными. Как ни странно, часовые бодрствовали. Видимо, боялись, что пленники разбегутся и лишат их жирного куша. Умерли они быстро и почти бесшумно: сюрикены в горле давали возможность только клекотать, разбрызгивая кровь.

Возле хижины, в которой спали остальные бандиты, часового не было. Непростительная небрежность! Знали, что на них некому нападать? Возможно. Но все равно глупо пренебрегать собственной безопасностью. Береженого Бог бережет, а не береженого – конвой стережет. В данном же случае конвоя не будет. Шли бы мы обратно, прихватил бы я пару-тройку десятков крепких мужиков для каменоломни. А сейчас – в землю супостатов! Я дал сигнал, и в хижину бесплотными тенями проскользнули диверсанты. Потянулись томительные минуты. Наконец циновка, закрывавшая дверной проем, откинулась. Из хижины все так же бесшумно, но уже без напряжения, вышли мои воины. Научились-таки профессионально душегубничать, не так, как при захвате галеона. Двое волокли обмякшее тело со связанными руками. Так, языка взяли, хорошо. Остальные тащили мешки, тюки и сумки бандитов. Трофеи – дело святое.

Я вышел на площадку посреди деревни. Там, привязанное к столбу, вкопанному в центре площадки, висело тело человека с длинными седыми волосами. Воины сняли его со столба и положили на землю. Я быстро подошел и опустился возле тела на колено. Старый индеец был сильно истерзан, но жизнь все еще теплилась в нем. Я достал нательный крест. Зеленое сияние окутало раненого, но он почему-то долго не приходил в себя. Крепко же ему досталось! Только не понятно, за что и почему. С чем связана такая жестокость? Но вот наконец раненый открыл глаза и тихо произнес:

– Я ничего не скажу…

«И не надо ничего говорить», – мысленно произнес я, прикасаясь к его лбу. Считал информацию с его сознания, одновременно максимально заглушив боль в его теле. К сожалению, не спасет его даже мой крест. Внутренние органы повреждены были еще в первый день плена, а крест может справиться с ранами только свежими, нанесенными не раньше одних суток. Печально. Я могу ему дать только легкую смерть, остановив сердце. Но не сейчас. Пусть люди увидят своего вождя живым. Вон, уже подходят. А я отойду. Не буду им мешать.

Я вошел в хижину, в которой недолго жили и быстро умерли охотники за рабами. Ее убранство, как обычно в виденных мной индейских жилищах, незатейливо: несколько пончо, кож, старых мешков свалено в углу. Посреди хижины – вечно тлеющий костер, над ним для просушки подвешено с десяток веников мате. В крышу воткнуты стрелы и мачете, на стенах висят поронго – большие сосуды из тыквы, употребляемые для переноски воды, хранения зерен и муки. Меж столбов развешены испачканные кровью гамаки. Домашняя живность отсутствовала. Индейцы очень любят диких животных и быстро их приручают. Потому почти в каждой хижине должен был быть какой-нибудь зверь или птица. Но в этой их не было. Налетчики, наверное, съели.

Незадачливых бандитов уже утащили в лес. На расстеленной напротив входа в хижину большой циновке кучей лежали одежда, обувь и разнофасонные шляпы. Рядом – оружие, сумки с порохом, пулями и пыжами. Пороховые рога на перевязях, тут же короткие сабли, несколько дротиков – оружие на любителя. Заплечные мешки чем-то набиты. Отдельной кучкой лежит то, что найдено на телах: ножи, деревянные ложки, курительные трубки, мешочки-кошельки. Венчал эту кучку сверкающий золотой обруч, украшенный поломанными перьями и подвесками из разноцветных прозрачных и полупрозрачных камней. Корона вождя, символ его власти.

– А большие сумки воины уже в лодку погрузили и вместе с гонцом к каравану отправили, – сказал подбежавший Сатемпо. – Седла под навесом возле лошадей лежат, мы их не трогали. Шатун распорядился с троп секреты не снимать. Сказал: «Всех впускать, никого не выпускать».

Правильно сказал. Нам не нужны незваные гости из леса. Я огляделся. Деревня от виденных мной отличалась только архитектурой хижин. Они почему-то были круглыми. Человек на тридцать каждая. Построены хаотично и близко друг к другу. Только перед общинным домом имелось достаточное пространство, на котором могли собраться все жители одновременно. Площадь, назову ее так, выходила к реке, где были сооружены примитивные мостки, а в берег вбиты колья, к которым привязывались лодки. Сейчас обломки лодок грудой лежали на песке. Вражеский транспорт бандейранты уничтожили, а их-то где?

Тут я услышал ржание, лошадиный храп и злой визг. Пошел на звуки и обнаружил приличный табунок привязанных к деревьям лошадей. Те хотели есть и пить и подавали своим хозяевам сигналы об этом. Но хозяева сменились. Индейцы, умевшие обращаться с лошадьми, остались в Новороссийске, а присутствующие здесь если не боялись, то опасались к ним подойти. Ничего, пусть коники потерпят, смирнее будут! Лошадники есть среди стрельцов-пушкарей, да и Потап с Никитой тоже специалисты. Подойдет караван, займутся трофеями. На лошадей погрузим часть снаряжения. Верхом ехать не придется, надо будет в поводу вести. Вот спецы индейцев и подучат обращению. Дам им два дня. Заодно дальнюю разведку проведем.

Пошел на площадь. Там собрались уже все жители деревни. Особой радости на их лицах я не увидел. И не мудрено: кругом чужие индейцы с оружием, лица непроницаемые. Враждебности не выказывают, но и по домам разойтись не позволяют. Потому стоят освобожденные молча, смотрят на лежащего возле столба вождя и молчат. Ждут, чем для них это все закончится.

– Ваш вождь умирает, – произнес я. – Он мужественный человек. Можете попрощаться с ним.

Индейцы молча двинулись к вождю и окружили его. Раздался плач и причитания. Я не стал смотреть на ритуал и подошел к мосткам, ведущим в реку. Встал на них и, глядя на водный поток, задумался. Неожиданно за спиной раздалось деликатное покашливание. Это Маркел привлекал мое внимание.

– В чем дело? – я обернулся.

На песке стояли три старика-индейца и смотрели на меня.

– Чего хотите, отцы?

– Господин позволит похоронить нашего вождя по нашим обычаям?

– Да, позволю. Вы свободные люди и я не захватил вас, а освободил от захватчиков. Только у меня одно условие: пока я и мои воины здесь, ни один член вашего племени не покидает деревню. Уйдем мы скоро. Предупреждаю: я могу слышать ваши мысли. Если кто задумает уйти раньше срока, я узнаю. И накажу все племя. Это вам понятно?

– Да, господин.

Старики ушли. А на реке появился мой караван. Быстро идут! Весла так и мелькают, роняя с лопастей струйки воды. На переднем увидели меня и прокричали «ура», их крик подхватили на остальных судах. Я поморщился. Ну зачем так орать-то! По воде звуки далеко разносятся. Еще услышит кто. Но на душе стало тепло. Любят меня люди и уважают! Тут же досадливо сплюнул и тряхнул головой. А ну стоп! Что, лесть нравиться стала? Гордыня на верноподданнические проявления возбуждается? А ну отставить! Лесть подвластных никогда до добра вождей не доводила. Нальют подлизы в уши сладкого, только не меда, а яда, и будут крутить-вертеть по своему усмотрению. Правда, мне не грозит обмануться в своих ближних. Господь наградил способностью отделять зерна от плевел, правду ото лжи. Да, я много знаю, много умею того, что в этом времени можно назвать колдовством. Да, я один такой, уникум. Но мне мою уникальность Бог дал не для собственного пользования. Не для персонального возвеличивания и набивания мошны. Он передо мной поставил задачу сложную и очень важную. Уникальную по-существу. Для решения которой мне и понадобится Божий подарок.

Я улыбнулся и приложил ладонь к виску. Отдание чести в дружине князя Северского при приветствии теперь обязательна. Караван из пяти баркасов притулился к берегу. Якоря полетели в воду, а сходни – на песок. Тут же озадачил Потапа заботой о лошадях и подготовкой коноводов. Услышав назначенный на обучение срок, он поморщился, но оспаривать не стал. Понимает, как дорого время. Я сошел с мостков и направился на площадь. Тело вождя уже убрали, а у столба в окружении жителей деревни стоял и о чем-то говорил Чимхор. Говорил эмоционально, размахивая руками. Несколько раз показал на свое плечо и бедро. Я усилил слух. В гуле удивленных голосов прозвучало: «Ньяманду́, Ньяндеха́ра». Все понятно. Чимхор рассказывает, как я его вылечил.

Я вышел на площадь. Голоса стихли. Индейцы расступились, давая мне проход к столбу, вкопанному в центре, отошли на несколько шагов и опустились на колени, склонив головы.

– Посланец Великого Ньяманду́, – раздался голос одного из подходивших ко мне стариков. – Прости нашу дерзость. До сегодняшнего дня Тупа́ никогда не принимали видимую форму. Мы счастливы лицезреть тебя. Ньяндеха́ра, наш господин, явил нам свою великую милость. Приказывай, мы все исполним.

– Хорошо, я приму ваше служение. Великий Ньяманду́ услышал о ваших бедах и прислал меня помочь вам. Но одна беда не ходит, как видно. Мои воины успели расправиться с вашими врагами и освободить вас от рабства. Один враг остался жив. Приведите его!

Мои воины выволокли пленного и бросили на землю передо мной.

– Развяжите его!

Взмах ножа, и руки бандейранта свободны. Стоя на коленях, он смотрел на меня из-под густых бровей и растирал затекшие от веревок запястья.

– Ты кто, смертный? – спросил я громким голосом.

– А ты кто? – вопросом на вопрос ответил метис.

– Я тот, кто решает, умереть тебе быстро и без боли или медленно и страшно.

– А как насчет жизни?

– Ты живешь, пока говоришь. И торг тут не уместен.

– Да плевал я на тебя, пособник дьявола! Меня Бог защитит и святая молитва! Не буду я ничего говорить!

– Хорошо! Тогда будешь квакать. Ты ведь не человек, а лягушка! Прыгай и квакай!

Метис встал на четвереньки, изобразив сидящую лягушку. Громко квакнул и прыгнул. Еще квакнул несколько раз и запрыгал вокруг столба. Индейцы смотрели на это представление со смесью ужаса и веселья. А метис скакал и квакал. Даже подпрыгнул, высунув язык, пытаясь поймать какое-то насекомое. Первыми засмеялись дети, их несмело поддержали взрослые. Постепенно страх уходил. Люди начали понимать, что их божество, их господин Ньяндеха́ра в моем лице прислал защитника, и бояться меня не надо.

Метис-лягушка проскакал уже несколько кругов. Пот катился по его лицу и голому торсу. Но ментальное внушение делало свое дело: приказ будет выполняться до полного истощения сил. Но я хочу показать еще кое-что.

– Теперь ты, смертный – обезьяна!

Метис перестал скакать и начал изображать обезьяну: ее ужимки, гримасы, почесывания, поиск блох… Индейцы покатывались со смеху. Кто-то бросил какой-то плод. Метис-обезьяна схватил его и стал грызть. Дав зрителям насмотреться на то, во что превратился их еще недавно грозный враг, я решил закончить представление. Жестоким, но необходимым способом.

– Слушай меня, обезьяна! Ты снова человек и я приказываю тебе: возьми нож и вонзи себе в сердце. Выполняй!

По моем знаку к ногам метиса упал большой нож. Тот медленно взял его, повернул лезвием к себе и направил острие в грудь. Было видно, как его сознание борется с моим внушением. Пот лился потоком по его лицу, искаженному ужасом. Но мое внушение пересиливало, и лезвие стало медленно погружаться в плоть. Все замерли. Казалось, что даже река и ветер затихли. И тут раздался чудовищно тоскливый вой. Достигнув неимоверной высоты, он оборвался. Тело бандейранта рухнуло на землю, подняв облако пыли.

Я поднял взгляд от мертвеца. Все индейцы, и мои тоже, лежали ниц. На ногах остались только русские, но и те смотрели на меня круглыми глазами и крестились, шепча молитвы.

– Я могу быть добрым, но так же я могу быть и жестоким, – мои слова разнеслись в гробовой тишине как раскаты грома. – Добрым к друзьям и союзникам и жестоким к врагам. И я всегда выполняю свои обещания. Я обещал этому врагу легкую смерть, если он ответит на мои вопросы. Он не захотел и умер в мучениях. Как я и обещал.

Помолчал, дав людям проникнуться мной сказанным, и уже другим тоном продолжил:

– Участникам похода объявляю двухдневный отдых.

Повернувшись к жителям деревни ласково произнес:

– Я рассчитываю на гостеприимство хозяев деревни. Только им сначала надо похоронить старого вождя и выбрать нового. Пусть старейшины возьмут желтый обруч, символ власти. Я вам его возвращаю.

Повернувшись к своим, скомандовал:

– Командирам разбить лагерь. Через час собраться на моем баркасе. Я все сказал!

Люди, негромко переговариваясь, стали расходиться. А я, на ходу разоблачаясь и отдавая предметы вооружения Маркелу, пошел к реке. Ужасно хотелось искупаться! Сняв с себя все, оставив только крест, с мостков нырнул в прохладную воду. Достал дно, зацепился руками за камень и замер, блаженствуя. Пока я устраивал демонстрацию своих возможностей, выглянуло солнышко. И теперь, находясь под водой, я любовался его бликами, совсем забыв о времени. Неожиданно рядом со мной в воду бухнулось чье-то тело. Ба! Маркел! А чего это он в полном снаряжении в воде оказался?

Маркел рванулся ко мне и, схватив за руку, принялся тащить меня из воды. Только у него это плохо получалось: он ведь даже саблю не отстегнул, не говоря уже о кольчуге и сапогах. Дернул меня пару раз за руку и, выпустив пузыри изо рта, пошел ко дну. Ёшкин кот! Он же тонет! Теперь я схватил Маркела за руку и быстро рванулся к берегу. До него и было всего шагов пять. Пара секунд, и мы уже на берегу. А там – столпотворение: воевода утоп! Маркела подхватили из моих рук, быстро вытряхнули из кольчуги и рубахи. Я положил его животом на свое колено и надавил на спину. Изо рта Маркела хлынула вода. Наглотался, сердешный, меня, дурака, спасая! Он ведь не знает, что я под водой могу находиться долгое время. Это еще одна способность, подаренная мне Богом.

Маркел с хрипом втянул в себя воздух и закашлялся. Поднял на меня мутный взгляд и заулыбался. Вот это преданность! А мне стало стыдно за свое ребячество. Это индейцы полностью уверовали в мою божественную сущность и на мои выходки реагируют, как и положено: с богом ничего не может случиться. А русские по-прежнему считают меня хоть и отмеченным Богом, но человеком. Я же, свинтус эдакий, этому обстоятельству значения не придал. А надо было!

Маркел поднялся на ноги. Я обнял его и произнес:

– Прости меня, брат. Я так делать больше не буду!

Маркел густо покраснел и шепнул:

– Да ничо, воевода. Бывает!

Итак, воды Риу-Доси мы покидаем. Вчера занимались распределением груза по лодкам, лошадям и людям. Сегодня вытаскивали на берег и маскировали в зарослях баркасы. На них мы по левому притоку Риу-Доси пройти не сможем. Только на лодках. Индейцы из освобожденной деревни согласились провести нас до своего бывшего поселения. Учитывая малую приспособленность наших лодок к плаванию по горной реке и их серьезную загруженность, займет это дня четыре, а то и пять. В самом лучшем случае. Я же кладу на это неделю. Вдоль реки есть старая тропа, по которой Чимхор, выбранный вождем, поведет пеший караван. Чимхор оказался сыном погибшего вождя, и старейшины решили: если на него обратил свой взор посланец Ньяндеха́ра и спас от смерти, то молодой воин достоин занять место отца. Радостный Чимхор в окружении старейшин пришел ко мне и от имени своего племени поклялся в верности Великому и Ужасному Посланцу Бога Морпеху Воеводе. Вот именно так, все с заглавных букв. Я подарил ему большой стальной нож и кусок красной материи. Теперь Чимхор ходит по лагерю в золотой короне с перьями и красной юбке. Нож повесил на кожаном ремешке на шею и очень им гордится.

Ранним утром одиннадцать лодок отчалили от берега, и пошли вверх по реке Шумной. Так переводится ее индейское название. Но пока она свое имя не очень оправдывает. Шумит не очень, хоть все признаки горной реки присутствуют. Течет в пока еще широкой долине, с обеих сторон ограниченной полого поднимающимися горами высотой сто-двести метров. Долина и склоны гор заросли деревьями и кустами. Довольно часто среди зелени видны скальные выходы, а из воды торчат камни. Лодки пошли на веслах, но имелись и крепкие шесты, вырубленные по совету местных индейцев.

Проследив начало движения лодочного каравана, я присоединился к пешему. Ехать на лошади отказался. Я не имею права делать себе поблажек. Уж если я существо сверхъестественное, то для меня человеческих трудностей – усталости, голода, боли, не должно быть в принципе. Вот и приходится соответствовать!

Тропа вилась сначала вдоль берега реки, но потом постепенно стала от нее удаляться. Индейцы за несколько поколений жизни в этих местах выбрали самый оптимальный маршрут. И хотя за время их отсутствия тропа успела зарасти, но память-то никуда не делась. Чимхор бодро шагал по ней, срубая ножом мешающие проходу ветки. Шедшие следом разведчики Сатемпо тоже махали тяжелыми клинками, прорубая удобную для провода лошадей дорогу. Заодно распугивая змей и пауков, а туго соображающих гадов просто уничтожая. Шли довольно быстро. В полдень остановились на пару часов передохнуть и напиться чая матэ. Весьма полезный напиток, особенно во время пеших путешествий хоть и по невысоким, но все же горам.

До брошенной деревни дошли за четыре дня. Собственно, как таковой деревни уже не было. На ее месте буйно разрослись кусты и трава. О деревне напоминали лишь несколько еще не упавших столбов, служивших опорой крыше общинного дома. Люди занялись обустройством лагеря. Охотники отправились в лес попытать счастье. Для меня из подручных материалов соорудили нечто похожее на мягкое кресло, застеленное куском парусины, в которое я с удовольствием и уселся. Рядом на чурбаке пристроился Маркел.

В покинутое людьми место вновь вернулась жизнь. Звучали веселые голоса, запахло дымом костров, топоры с хрустом врубались в плоть деревьев, и те со стоном падали на землю. Хорошо, когда есть толковые исполнители. Не надо никого пихать в спину и контролировать исполнение порученного. Мое дело – стратегия. Тактика – прерогатива среднего звена руководства. Вот как раз это среднее звено и собирается возле меня.

Подошли Никита Малой, Шатун, Сатемпо, Чимхор и Ганс Кюгель. Маркел встал у меня за спиной, а освободившийся чурбак двое рабочих выкатили и положили передо мной. Начальники и командиры уселись на него. Тут же появился кувшин с матэ. Попили чайку. Потом последовали доклады.

Сатемпо:

– Великий! Мои воины поднялись на горы вокруг деревни. Признаков людей нет. Нашли старую тропу в соседнюю долину. По ней течет большой ручей, много плодовых деревьев. Похоже, что там раньше были поля. Людей тоже нет. Зато дичи много. Нам надолго хватит.

Шатун:

– Воевода! Воины здоровы, оружие в порядке.

Никита Малой:

– Илья Георгиевич. Среди рабочих больных нет, но есть потери: двоих змеи покусали. Померли мужики в одночасье, упокой, Господи, души их.

Все перекрестились. Малой продолжил:

– Инструмент весь цел. Убыль в продуктах в пределах нормы. Даже чуток меньше. Но это заслуга людей Чимхора. Они ловко рыбу с луков стреляют. Сетку-то в здешней реке не поставишь! А они приловчились, только стрелы подавай да стреляную вылавливай. Правда, иногда рыба вместе со стрелой уплывает или ее течением уносит. Двадцать три штуки потеряли.

– Стрел, конечно, жаль, но пища важнее, – я протянул Маркелу калебас, и он налил в него свежего матэ. Обнес каждого начальника и опять встал у меня за спиной.

– Да, Великий Посланец Ньяндеха́ра! – встрепенулся Чимхор. – Мои воины умеют многое. Ты не зря взял нас с собой.

– Конечно не зря! – выпустив из губ бомбилью, произнес я. – Ты и твой народ должны выполнить данную мне клятву верности и привести моих людей в те места, где бродячие охотники собирали песчинки, из которых ваш шаман сделал твою корону. Старый вождь, умирая, рассказал мне все. Ты часто ходил в горы обмениваться с бродячими племенами, и знаешь тропы. Подумай, какой тропой, самой короткой и удобной, ты поведешь нас на закат к большой горе.

– Слушаюсь, Великий Посланец Ньяндеха́ра!

Последним говорил рудознатец Ганс Кюгель:

– Я и мои ученики проверяем на присутствие золота все попадающиеся по пути ручьи и речки. Но пока ничего нет. По твоему приказу двое заняты зарисовкой и описанием пройденного пути, а так же всего, что может быть полезным или поучительным в будущих походах.

– Что-нибудь иное, но полезное в будущем, попадается?

– В воде – нет. А на обследование скал у нас нет времени.

– Понятно. У нас действительно нет времени отвлекаться на неперспективные поиски. Здесь, Кюгель, золота нет. Возможно, оно есть в верховьях этой реки. Но опять же – время! Я веду вас туда, где оно есть наверняка. Вот, смотри.

Я вытащил из поясной сумки кожаный кисет одного из безвременно по своей глупости усопшего бандейранта и вытряхнул на ладонь пару щепоток невзрачных крупных песчинок темного, почти черного цвета.

– Смотри, рудознатец, какое здесь золото водится.

Я подержал крупинки на ладони, потом ссыпал их обратно в кисет и вручил Гансу.

– Покажи своим ученикам, чтобы знали.

Пока я выслушивал доклады начальников, а потом обсуждал планы на будущее и пил матэ, бывшая деревня преобразилась. Кусты рабочие вырубили, траву выкосили. Был восстановлен и общественный дом. А для меня соорудили отдельную хижину, с полатями. Так и не могу привыкнуть спать в гамаке! И ужин поспел, из свежатинки. Как раз к ужину подгреб и лодочный караван. Так удачно! Потап, командовавший им, довел все плоскодонки без существенных происшествий. Индейцы Чимхора и тут оказались на высоте.

– Дошли бы быстрее, – говорил Потап, запивая обильный ужин чаем. – Да только два раза лодки пришлось разгружать наполовину и пешком через каменистые перекаты тащить. А потом грузы на плечах по тем же перекатам. Одно только и радовало, что небольшие они, перекаты те. Всего сажен по сто длиной. Индейцы говорят, что сейчас воды мало, а вот летом, когда в горах дожди бывают, воды больше и перекаты легко пройти можно.

Это я знаю! Только мне дожди в горах ни к чему. Будут сильно мешать работе. Потому-то и начал поход осенью, а не весной. Неудобство в одном компенсируется удобством в другом. Речная дорога для нас на ближайшие четыре-пять месяцев кончилась. Теперь лодки на берег, продукты, что с собой взять не сможем, в лабаз. Их нам позже индейцы Чимхора принесут, что здесь жить останутся до нашего возвращения.

Глава 13

Четвертые сутки, растянувшись длинной цепочкой, нагруженные по максимуму люди идут среди горного тропического леса. Тропа сильно заросла, но идущий первым Чимхор шагает уверенно, обрубая мешающие движению ветки. Следом идет Сатемпо и десяток его разведчиков. У всех в руках тяжелые мачете, удобные и для рубки растительности, и для рукопашной. Воины одеты в панцири из бычьей кожи. От пуль они, конечно, не могут защитить, но вот от индейских стрел, копий и деревянных мечей – вполне. На голове железный шлем-мисюрка, ношение которого было обязательным и на марше, и в лагере. На ногах кожаные чулки до колен, похожие на североамериканские мокасины. Предназначены не столько для защиты ног от травм, сколько для защиты от укусов змей. Воины, в отличие от рабочих, были одеты в рубахи и просторные штаны-шаровары. Рабочих я стеснять одеждой не стал, да и накладно это еще для нас, одеть всех примкнувших к нам индейцев. Имеют свои традиционные кожаные плащи для защиты от холода или дождя, и хватит. Пока.

Попетляв по низинкам, тропа вынырнула из низкорослых, но чрезвычайно густых древесно-кустарниковых зарослей на плоскую вершину холма. Настоящие чащи: лианы сплошь покрывают, оплетают, обрамляют деревья и кусты. Без острого мачете здесь не пройти. Идущим первыми приходится тяжело. Хоть Сатемпо и меняет своих уставших воинов свежими довольно часто. На вершине, обдуваемой ветерком, объявил привал. Побросав поклажу, воины повалились кто куда, но обязательно так, чтобы ноги лежали выше головы. Мой совет, принятый как приказ.

Небо было безоблачно, и вершины гор освещались солнцем, лучи которого внизу, в ложбинах, тускнели и гасли в тумане. Мы вышли из тумана мокрые от росы и сейчас потихоньку обсыхали на ветерке под лучами уже не жаркого солнца. Теперь туман будет нашим частым спутником, пока не проникнем вглубь Бразильского нагорья, подальше от побережья. Конденсируясь и превращаясь в росу, он доставит нам немало неудобств. Смотреть со стороны на растения, покрытые сверкающей на солнце обильной росой, приятно. Особенно на длинные косматые «бороды» лишайников, пропитанные влагой и отблескивающие на солнце тысячами капелек. Очень похоже на россыпи алмазов, к которым я веду свою экспедицию.

На горизонте виднелась большая гора. Наш путь лежал к ней. Тропа стала постепенно забирать в гору, петляя между холмов, покрытых высоким тропическим лесом. Часто мелькали густо стоящие стройные стебли бамбука. Между холмов располагались плоские низины. Тропа нырнула в одну из них, приведя к весело журчавшей речушке, на берегу которой виднелись заросшие травой следы построек из переплетенных веток, обмазанных глиной. Здесь я решил заночевать. Началась обычная суета разбивки лагеря. Ко мне подошел Кюгель и попросил взглянуть на его находку. На ладони рудознатца лежали пять мелких невзрачных камушков, вымазанных в глине. Я взял один и потер о рукав кафтана. Камешек неожиданно сверкнул несколькими веселыми лучиками. Мое сердце замерло от догадки, а камешек, как бы подмигивая преломленными солнечными лучами, торопил со своим опознанием: «Да, это я! Тот, найти которого ты сюда пришел!»

– Откуда?

– Из стены, что от хижины осталась. Теперь дело будет проще: найти, где индейцы глину брали, и поискать в ней. Думаю, здесь этих камней много.

– Ты прав, Ганс. Поищи. Ученикам покажи. Если стоит тут задержаться, то оставлю отряд воинов и рабочих с инструментом. А сами дальше пойдем. К самым богатым местам, где алмазы в ручьях россыпью.

Кюгель, кликнув кого-то из учеников, помчался к речке. За ним следом бросились десять воинов охраны, специально приставленных мною к рудознатцу с момента начала пешего маршрута. Вернулся Кюгель уже в темноте. Принес с десяток мелких алмазов, довольно коряво выглядевших.

– Рабочие вскрыли и промыли грунт на площади в пятьдесят квадратных саженей, углубившись на две пяди. Камней мало. Может, их отсюда дождями смывало, надо поискать внизу, в какой-нибудь яме.

– Отметь это место на карте, Ганс. На обратном пути поищем твою богатую ямку. А завтра пойдем дальше.

– Великий Посланец Ньяндеха́ра! – подошедший Чимхор низко поклонился. – Мы приближаемся к тому месту, где чудовище забрало воинов у старого вождя.

– Я помню, Чимхор. Вождь показал мне, где это произошло.

Молодой вождь удивленно посмотрел на меня. Но спрашивать, как мог полумертвый человек показать место в нескольких переходах от деревни, не стал. Понял, что у посланца бога свои методы добычи информации. А я, собрав всех, провел инструктаж:

– Воинам круглосуточно быть в полном вооружении. На марше не растягиваться. Не отставать. При встрече с чудовищем в глаза ему не смотреть. Оружие применять без команды. При боестолкновении тут же сообщить мне.

Утром все были серьезны, как никогда. Шутки и смех, обычный утренний атрибут, отсутствовали. Быстро позавтракав остатками ужина, построились в колонну и выступили. Тропа пересекла несколько небольших речек, поросших по берегам густыми луговыми травами и бежавших между каменных холмов. Вскоре тропа вошла в узкое ущелье, и начался крутой подъем вверх. Ущелье было покрыто величественным лесом. Изредка встречались гранитные скалы или участки с пышной луговой растительностью. Изнурительный подъем занял остаток дня почти до сумерек. Тропа вывела на обширное столовое плато, заросшее кустарником и начавшей жухнуть травой. Осень вступала в свои права.

Идти было легко. Свежий воздух бодрил. Летучая кусучая мерзость пропала, сдутая ветерком. Гора Итамбе, ориентир движения, заметно приблизилась. Еще день-полтора и, оставив ее слева, экспедиция выйдет к истокам реки Жекитиньонья. А там!.. Только вот что-то неспокойно на сердце. Место, где старый вождь чудовище встретил, мы прошли еще вчера. Сатемпо со своими разведчиками рыскал по окрестностям, но никаких признаков чьего-либо присутствия не обнаружил. Ни следов живых, ни выбеленных временем и дождями костей неживых.

Нападение произошло во второй половине следующего дня. Колонна только начала выбираться из неширокой, но глубокой лощины. Получилось так, что голова колонны уже поднялась на очередное плато, а хвост еще не спустился с предыдущего. Я как обычно шел в авангарде и приостановился, чтобы вытереть пот. И только снял шлем, как услышал Зов. Да, именно Зов, настолько он был силен и подчиняющь. Я даже опешил от неожиданности. Но мой тренированный мозг сработал мгновенно. В сознании выросла стена, отгородившая его от чужого воздействия.

– Назад!!! – заорал я, нахлобучивая шлем на голову. – Назад!!! Бегом!!!

Мой голос услышали, но не все среагировали. Воины моментально бросились обратно в лощину. А вот рабочие как шли размеренным походным шагом, так и продолжили шагать. Но уже в направлении горы. Я стоял и смотрел на них, удаляющихся, и не мог ничего сделать. Чуть приоткрыв сознание, я ничего не услышал. Что за хрень?! Нечто откуда-то позвало разок, и мои люди покорно, как крысы за дудочкой сказочного крысолова, пошли на этот Зов. Но почему я его больше не слышу? Снял шлем, и тут же в мое сознание через чуть приоткрытую щелочку ворвался мощный Приказ подчинения. Спасибо Господу и разумному дельфину, что поработали над моим мозгом. Стена опять выстроилась за микросекунды, надежно отгородив сознание от вторжения чужого разума.

Я обнаружил себя на дне лощины в окружении встревоженных и растерянных воинов. Поискал глазами, нашел Шатуна и Сатемпо. Приказал им провести перекличку. Пока они это делали, я жадно глотал воду из ручья. Напившись и плеснув на лицо несколько горстей воды, я сел на землю и произнес:

– Чимхор где?

– Здесь, воевода. Только никак в себя прийти не может. А что случилось-то? Ты как заорал, будто в тебя молния попала. Мы приказ твой выполнили, только не все. Рабочие почему-то как шли, так и пошли дальше. Будто оглохли и приказа не слышали. Мы кое-кого схватили, так отбиваться стали и убегать. Что с ними?

Подбежали Шатун, Сатемпо, Кюгель, Потап и Малой. За ними подтянулись стрельцы-артиллеристы и воины-уругвайцы. Испуганные люди хотели быть ближе к тому, кто, по их мнению, может защитить от неизвестного врага. Командиры доложили о потерях. Подчинившись Зову, в сторону горы ушли все рабочие, восемнадцать воинов, три ученика-рудознатца и все индейцы племени Чимхора. Я был в растерянности от такого неординарного нападения, но показывать свое состояние людям не имел права. Потому спросил первое, что пришло в голову:

– Почему все люди не ушли? – я задал вопрос практически в никуда, не рассчитывая получить ответ. – Почему на вас Зов не подействовал?

– Какой зов, воевода? Разве нас кто-то звал?! – Потап удивленно уставился на меня. – Я ничего не слышал, кроме твоей команды бежать назад.

– И я не слышал. И я. И я… – послышались голоса.

Я посмотрел на встревоженно-удивленные лица товарищей. Они не слышали Зова. А почему?! Что помешало им попасть под его воздействие? Извечная русская привычка – при возникновении сложного вопроса для усиления мыслительного процесса чесать затылок. Вот и я рефлекторно полез это сделать, но пальцы натолкнулись на шлем.

– Шатун, воины ушли в полном вооружении?

– Не совсем. Шлемы остались. Видимо, поснимали за какой-то надобностью.

– Мои тоже ушли без шлемов. – Это уже Сатемпо подтвердил мою догадку.

– Вот почему вы, други, ничего не слышали и не попали в плен к чудовищу, о котором говорил Чимхор. Только не взглядом оно людей кабалит, а Зовом своим, что ушами не слышен. Шлемы вас от него уберегли. Потому приказываю их не снимать, пока я с этим чудовищем не разберусь. Как стемнеет, вы все отсюда уходите. Старшим назначаю Шатуна. Отведешь людей к той речке, где Ганс в стене разрушенной хижины алмазы нашел. Ждать меня не более трех дней, потом уходить на побережье. Дождетесь Рамона и домой. А я вечером пойду людей наших искать да выручать. Пойду один.

– Великий! – передо мной распростерся Сатемпо. – Возьми меня с собой или сразу убей! Я поклялся всегда быть рядом с тобой. Возьми или убей! Откажешь – сам убью себя!

– Шантажист ты, Сатемпо! Ладно, пойдешь со мной. А остальные, – я повысил голос, потому как остальные тоже стали проситься, – без разговоров отсюда уберутся! Я все сказал. Кто не подчинится – превращу в мышь или птицу мелкую. Навсегда.

Гул голосов утих. Воины стали готовиться к выходу, а у меня мелькнула еще одна мысль.

– Сатемпо, ты где последний раз живность мелкую или птиц видел?

– Так там, Великий, куда ты воинов отсылаешь.

Вот что меня беспокоило все это время! Ведь как ушли от тех развалин, так ничего живого больше не встретили. Ни в траве, ни в небе. А я и не сообразил, бестолочь! А еще Посланец Великого Отца, полубог, блин горелый! Чтобы успокоиться принялся перезаряжать свой огнестрел: ружье и два пистолета. Глядя на меня, тем же занялись и Маркел с Сатемпо. Стреляли они так же хорошо, как и я. Потому о судьбе девятерых врагов, если у чудовища есть слуги-воины, можно не беспокоиться. А дальше посмотрим. Саблями мы тоже владеем отменно.

В сумерках Шатун, обладавший способностью видеть в темноте, повел остатки экспедиции на восток. А я с Маркелом и Сатемпо направились на запад. Перед выходом я их тоже наделил «кошачьим глазом». Сначала им это было в диковинку, но потом приноровились. Протоптанная многими ногами тропа была хорошо различима, шли мы по ней быстро. На темном небе блистали южные звезды. Только луны не было. Ну и хорошо. Вдруг кто у чудовища на страже стоит и нас увидит!

Тропинка, протоптанная поддавшимися Зову людьми, ясно различалась в темноте. Мы бежали по ней, перепрыгивая через попадавшиеся на пути камни и кусты. «Кошачий глаз» позволял четко видеть препятствия за много метров. Так, в беге, перемежаемом быстрым шагом, прошло часа четыре. Но вот впереди послышалось шуршание многих ног по невысокой траве. Кто же все-таки столь силен, что смог овладеть сознанием стольких людей? Что такое Зов я понял. Мощный, парализующий волю, приказывающий людям двигаться в определенном направлении ментальный удар. Но кто или что его издает? И с какой целью? Зачем ему люди? Куча вопросов пока без ответов. Ладно, дойдем – узнаем!

Колонна порабощенных чужой ментальной волей людей резво двигалась сквозь кусты и деревья речной долины. Мы отстали метров на сто, и приближаться не торопились. Так, в движении, был встречен рассвет. Местность изменилась. Колонна вышла из долины и поднималась по склону пологой горы, покрытому небольшими кустами и травой. Сквозь нее торчали скальные выходы. Вскоре осталась только трава и скалы. Нам, чтоб не попасть на глаза возможным наблюдателям, контролирующим движение колонны, пришлось отстать еще больше и передвигаться, маскируясь в траве и прячась за камни. Весьма утомительное дело. Тропа, пройдя между двух высоких скальников, резко нырнула в небольшую долинку, окруженную со всех сторон крутыми горными склонами. Вот там-то, на поляне перед гладкой вертикальной каменной стеной, сбившись в плотную толпу, и стояли похищенные у меня люди. Стояли молча, не шевелясь, смотря в одну сторону.

Я резко присел и скользнул за мелкий кустик слева от тропы. Маркел тенью метнулся вправо, а Сатемпо просто упал на тропу, выхватив пистолеты. Замерли, прислушались. Чуть раздвинув ветви, я осторожно выглянул, включив дальнозоркость. Люди на поляне все так же стояли безмолвными столбами. А перед ними… Перед ними, видный чуть ниже пояса, стоял ИНОПЛАНЕТЯНИН! Самый натуральный, как его у нас, в двадцать первом веке, рисовали: голый череп, круглые и большие, на четверть лица, полуприкрытые нижним веком глаза с вертикальными щелевидными зрачками. Голова посредством короткой шеи соединена с широкоплечим мускулистым телом. Нижняя часть широкого лица немного вытянута вперед. Ушей нет. Есть ли зубы – не видно, рот слишком мал и тонкогуб. Вместо носа – два отверстия. Явно ниже человека ростом – стоит на большом камне, что позволяет ему возвышаться над людьми, а мне рассмотреть его почти полностью. Трехпалые конечности без когтей свободно свисают вдоль туловища. На левой в лучах заглянувшего в долинку солнца блестит что-то вроде широкого браслета. Темно-зеленая, почти черная, покрытая чешуйчатым рисунком кожа. Похожа на крокодилью, но более гладкая на вид. Одежды, в нашем понимании, нет. Как нет и половых признаков, характерных приматам. На теле только серый широкий пояс с квадратной застежкой и несколькими небольшими квадратными сумочками черного цвета. Ничего похожего на оружие не видно. Да и ненужно оно ему, скорее всего. Обладая такой ментальной силой, думаю, об оружии обороны заботиться не надо. Хотя…

Инопланетянин широко развел в стороны передние конечности. Люди рухнули на колени и уткнулись лицами в землю. Из плоской вертикальной скалы за спиной «зеленого человечка» появились еще два не характерных для данного места и времени объекта. Рассмотрев их, я уже не удивился. Как же инопланетянин может обходиться без роботов? Только эти были без рук и ног. И представляли собой парящую в воздухе платформу диаметром около метра, над которой возвышалась темная матовая полусфера. Я фантастику в детстве почитывал, потому на ум сразу пришло слова «антиграв» и «дрон». За-ши-бись!

Увлекшись наблюдением за происходящим на поляне, я совсем забыл о спутниках. Осторожно повернув голову в сторону, увидел, как Маркел, спрятавшись за камнем, мелко крестится и что-то шепчет. Бледное испуганно-растерянное лицо. Почувствовав мой взгляд, холоп повернулся ко мне. Я улыбнулся и подмигнул ему, показывая, что бояться не надо. Подумаешь, иноприлетянин с дронами на антигравах! Маркел перестал креститься и шептать и тоже робко виновато улыбнулся. Я ободряюще кивнул и показал жестом, чтобы он не высовывался. Искать взглядом Сатемпо не стал. Тот, скорее всего, уже уполз с тропы и спрятался за скалой.

Пока я подбадривал Маркела, на поляне произошли серьезные изменения. Гравидроны повели моих людей куда-то за гору, но шестеро индейцев остались и медленно брели к краю полянки, сопровождаемые инопланетянином. Шли в нашу сторону! Я напрягся, еще раз просигналил Маркелу, чтобы не высовывался. А сам краем глаза стал смотреть на разворачивающееся передо мной действо. Инопланетянин с индейцами подходил все ближе, и я не хотел, чтобы он почувствовал мой прямой взгляд. Не знаю, сколько у него органов чувств, но лично я буквально кожей ощущаю, когда на меня кто-то смотрит. Особенно если взгляд недобрый. Потому нельзя смотреть в упор, когда следишь за кем-либо.

По бессловесной команде индейцы остановились, повернулись лицом к своему конвоиру и опустились на колени. Инопланетянин подошел к самому крупному и протянул к его голове правую «руку». На среднем пальце трехпалой ладони блеснуло кольцо с красным камнем. Вдруг из камня вырвался багровый луч и прочертил на макушке индейца аккуратный круг. Попавшие под действие луча волосы мгновенно вспыхнули. Но ни крика, ни движения тела, пытающегося уйти из-под огненного луча! Индеец, будто не чувствуя боли и не понимая, что с ним делает внеземное чудовище, все так же стоял на коленях, склонив голову. Так же, не шелохнувшись, стояли и остальные. А вражина, ухватив за не догоревшие до конца волосы, рывком сдернул вырезанный у живого человека кусок черепа. И тут же опустил в открывшееся отверстие свои вытянувшиеся в трубочку губы. Послышались хлюпающие звуки.

Увидев это, я буквально остолбенел. Чудовище инопланетное высасывало мозг у человека!!! Глаза мои еще с ужасом смотрели на питающегося монстра, а руки уже делали привычное дело. Грохот выстрела моего турецкого ружья разорвал безмолвие долины. Пуля Минье, продолговато-цилиндрическая расширяющаяся, используемая мной, прошла череп монстра на вылет. Следом пошли в ход пистолеты. После каждого удара пули инопланетянин делал шаг назад, но не падал! Я слегка начал паниковать. А вдруг он не убиваем?! Глядя на покачивающегося монстра, я лихорадочно заряжал пистолет. Благо, что теперь я мог это делать в три раза быстрее, чем при использовании штатной круглой пули с выступами для нарезов.

Тут грохнула пищаль Маркела, а следом и два его пистолета. К расстрелу инопланетного монстра подключился и Сатемпо. Калибр у их оружия был крупнее, чем у моих «турков». Получив еще шесть тяжелых свинцовых шаров в грудь, злодей-каннибал наконец-то рухнул на землю. А выбранные им в пищу индейцы так и остались стоящими на коленях и ни на что не реагирующими истуканами.

Я, все еще настороженно смотря на истерзанное пулями тело инопланетянина, быстро зарядил весь свой огнестрел и, оглядываясь по сторонам, не торопясь пошел на поляну. Следом, тоже перезарядившись, двинулись мои спутники. Монстр был мертв. Опасения вызывали только гравироботы, что увели куда-то моих рабочих. Если они вдруг вернутся, получив какой-либо сигнал от монстра, то шансов победить их у меня с двумя бойцами нулевая или близкая к нулю. Чем вооружены гравидроны я догадывался. Но проходили минута за минутой, а дроны так и не появились. Скорее всего, они тоже управлялись ментально, а со смертью «хозяина» отключились. И валяются теперь, наверное, где-нибудь в кустах. А может, продолжают выполнять программу, ранее заложенную, не отвлекаясь на что-то другое.

Еще несколько шагов, и я подошел к телу. Оно лежало на спине, широко разбросав по траве «руки» и «ноги». Я пригляделся к поверженному монстру. Кожа действительно гладкая, будто отполированная. На животе светлее, чем на боках. Залита красной кровью, вытекшей из ран, нанесенных выстрелами. В черепе одна дырка от моей пули. Маркел с Сатемпо не стали изгаляться и стреляли в корпус. Нижние конечности, «ноги», тоже трехпалы, но пальцы уже с мощными когтями. И никаких признаков пола! Рядом со мной, направив стволы на инопланетянина, застыли мои спутники. Тоже рассматривают диковинку.

«Так вот ты какой вблизи, Зеленый человечек из другой галактики!» – невольно подумал я. – «Инопланетянин-людоед из летающей тарелки. Рептилоид».

Теорию о цивилизации разумных рептилоидов я слышал в покинутом мной времени. Чуть напрягся, и память выдала справку: среди динозавров существовал один вид, который, по мнению ученых, мог обладать зачатками разума. Стенонихозавр, или троодон, был ростом около 1,5 м, примерно 1,7–2 м в длину и умел ходить на задних ногах. Известный палеонтолог Д. Рассел, обнаруживший его останки во время раскопок в Канаде, был поражен – длинный череп динозавра имел такое строение, что вполне мог вмещать мозг, по размерам сравнимый с мозгом современных низших приматов. Стенонихозавр был быстрым и ловким хищником. Его верхние конечности были хорошо развиты, имели длинные когтистые пальцы. Исследования останков ящеров привело специалистов к выводу, что стенонихозавры обладали гораздо более развитым интеллектом, чем остальные динозавры.

Стенонихозавры имели бинокулярное зрение. Их большие, широко расставленные глаза, по-видимому, могли различать добычу и в темноте. Ящеры были теплокровными, совместно охотились в стаях, имевших свою иерархию и примитивный язык. Использовали орудия, что, вероятно, и способствовало развитию их мозга. По мнению Д. Рассела, за двести тысяч лет интеллект этих животных вполне мог бы развиться до уровня, сопоставимого с уровнем интеллекта Хомо Сапиенс. Но они погибли 65 миллионов лет назад. Предположительно, от падения на Землю гигантского метеорита.

Лежавший передо мной рептилоид, скорее всего, был не земного происхождения. Земные яйцекладущие динозавры давно вымерли, как утверждает наука, и на их место пришли мы, живородящие. Хотя как знать, действительно ли вымерли ВСЕ динозавры? Ведь существуют перуанские камни Ики, на которых неизвестно каким инструментом вырезаны изображения человека, сидящего верхом на динозавре. А камням тем всего-то тысяч пять лет. А может это деградировавшие потомки разумных рептилоидов? Вопросов больше, чем подкрепленных вещественными доказательствами ответов. Ведь НИКТО не знает достоверно, как развивалась жизнь на земле эти миллионы лет. А в то, что человек произошел от примитивной обезьяны, даже не обезьяны, а кого-то на нее отдаленно похожего, и развился самостоятельно в разумного, мало верится. Пример – современные приматы. Для чего им прогрессировать, если пищи и так хватает? Да и особым любопытством, толкнувшим так называемых предков современного человека, как утверждают многие ученые, покинуть теплый юг и потащиться на холодный север, они не страдают. Для чего?! Животные консервативны и прагматичны. Что им делать там, где мало пищи и некомфортно житье? Вот именно! Потому-то я более склонен считать, что примитивная земная жизнь, все эти неандертальцы с кроманьонцами, была подправлена кем-то извне. Да и вопрос самого зарождения жизни на Земле тоже весьма непонятен: какие-то бактерии, занесенные из космоса кометами или метеоритами, или обрывки каких-то ДНК… Чушь! Я склоняюсь больше к искусственному посеву жизни на нашей планете какой-либо высокоразвитой космической расой. И почему-бы первыми сеятелями не выступить рептилоидам? Динозавры ведь появились раньше всех остальных! Вывод напрашивается сам. Где-то в глубинах космоса есть, или была, хотя бы одна высокоразвитая планета рептилоидов. И передо мной один из ее представителей. А вот с какой миссией он тут находился? И что за Зов он посылал, на который индейцы приходили? Причину я вряд ли уже узнаю.

– Это кто, воевода? – Хриплый голос Маркела отвлек меня от разглядывания поверженного врага. – Не бес ли случаем какой?

– Именно что бес! – Я не стал рассказывать бойцам о расе рептилоидов. Для них это будет слишком сложно. – Исчадие ада мы победили, други! Теперь оно зла никому сделать не сможет.

Бойцы шумно вздохнули и дружно перекрестились. Тут мой взгляд уловил блеск в траве. Нагнувшись, я поднял с земли массивный браслет, бывший на «руке» рептилоида. Видимо, соскочил, когда тот падал. Состоял браслет из двух половинок, с одной стороны соединенных штифтом, проходившим через миниатюрные петельки, а с другой – застежкой в виде двух штырьков, входящих в два глухих углубления. Браслет был раскрыт. Металл имел цвет грязно-белый или светло-серый. Это как смотреть. Ширина 5–6 сантиметров, толщина – около сантиметра. На одной половинке разглядел какие-то символы, выдавленные возле вставленных в гнезда ограненных квадратом прозрачных камней, похожих на алмазы. Их двенадцать, одинакового размера. Симпатичная вещица. Свой серебряный браслет, обнаруженный мной на левой руке после вселения в тело боярина Воинова, я давно подарил жене. Из лука я не стреляю – защита от удара тетивы по запястью мне не нужна. Таскать же лишнюю тяжесть нет охоты, а украшать себя драгоценностями не приучен. Видимо, сказалось отсутствие излишков материальных благ и в той, и в этой жизнях. Деньгов не було на цацки! Сейчас, правда они есть, как есть и прекрасные изделия спасенного мной еврея-ювелира, но привычка к скромности осталась. Но поносить вот этот браслетик мне почему-то захотелось. Трофей, снятый с инопланетянина, манил! Негромкий щелчок замка. Браслет плотно охватывает запястье. В ту же секунду руку пронзает сильная боль, по телу прокатывается волна жара. Ноги подкашиваются и я, вскрикнув, падаю. Сознание отключилось.

В себя пришел от чьего-то громкого воя, перемежаемого короткими взрыкиваниями. «Твою мармеладину! Волки что ли? Или еще какие звери зверские приперлись растерзать мое давно не мытое тело?» Звон в голове, сердце бьется пойманной птицей, из всех органов работают только уши. И в них на одной протяжной ноте вливается громкий вой. «Черт-дьявол, как же мне он надоел! Надо встать и разогнать этих музыкантов».

Встать не получилось, а вот открыть глаза смог. Поводил ими туда-сюда. Справа – пучок травы. Весь обзор закрыл. Воя не слышу. Это что, появилось зрение, но пропал слух? Скосил глаза влево. Какая-то неясная масса рядом. Попробовал сфокусировать взгляд, но тут эта масса, издав громкий рев, схватила меня и подняла. В панике попытался вырваться, но услышал знакомый голос, оравший мне прямо в ухо:

– Воевода! Живой!! Слава тебе, Господи!!!

Возможно, этот рев Маркела и привел меня в чувства окончательно. В четыре руки бойцы утвердили меня на ногах, но не отпускали. Я глянул на залитые слезами лица до этого суровых и не подверженных излишней эмоциональности воинов.

– Живой, – подтвердил я его утверждение и огляделся. Травка зеленеет, солнышко блестит. Хорошо! В сторонке лежит истерзанный пулями труп инопланетянина-каннибала. А перед ним все так же стоят на коленях шесть фигур. Сила рептилоидного ментального подчинения все еще действует. Надо выручать индейцев!

Я попытался проникнуть в их сознание, но у меня ничего не получилось! Неужели это последствие контакта с браслетом? Я попытался сдернуть его с руки, но он даже не пошевелился. Как будто прирос. Меня пробил холодный пот. Одномоментно лишиться своей самой главной способности! О-о-о! баран! Повелся на блестяшку, экспериментатор хренов!

Сорвав с головы шлем, я швырнул его на землю и выдал «на-гора» рабоче-крестьянские вперемешку с военно-морскими непечатные словосочетания. С окончанием тирады наступила слабость, и я плюхнулся на землю пятой точкой. Приехали… Неожиданно в мое сознание пробились чьи-то слова:

– Носимый модуль просит внимания нового Оператора.

Еще не отойдя от шока гигантской потери, на автомате, не соображая, кто кого вызывает, я рявкнул:

– Кому кого какого хрена надо в моей голове!

В ответ – опять:

– Носимый модуль просит внимания нового Оператора.

– Слушаю, – уже мысленно ответил я.

– Сбой программы охранно-следящих автономных модулей ввиду смены Оператора. Получен запрос на получение новой программы или подтверждение действия прежней. Каков ваш ответ?

Значит, гравидроны после смерти рептилоида отключились, а теперь включились и требуют от Оператора распоряжений. А кто теперь новый Оператор? И какого хрена этот носимый модуль от меня хочет? Я-то тут при чем?! Понимание пришло мгновенно. «Носимый модуль». Я глянул на браслет и вновь облился холодным потом. Вот он, носимый модуль, намертво вцепившийся в мою руку. «Новый Оператор». Вот он я. Убил старого, по тупости ухватил браслет – «носимый модуль», вот и носи его теперь пожизненно! Заодно и должностью непыльной обзавелся – Оператор. Я теперь тут что, навсегда останусь командовать инопланетной базой?! Как в той китайской сказке: убил дракона – становись сам драконом? И что мне теперь делать?

Что мне в ближайшее время предстоит делать, браслет рассказал короткими понятными и не имеющими второго толкования фразами. Но только после получения от меня указания гравидронам продолжать выполнение прерванной программы. Расклад четкий и рациональный. Только мне он не очень понравился. Слишком по-машинному прямолинейный. Я вновь оглядел поляну, труп рептилоида, стоящих на коленях бывших людей, лишенных разума ментальным ударом инопланетного монстра. Тяжело вздохнул. Надо действовать и разбираться, как выскочить из этой западни.

– Маркел, – позвал я холопа.

– Здесь я, воевода, – откликнулся тот.

Я повернулся к нему и увидел протянутые ко мне руки холопа. В одной он держал пояс рептилоида, на ладони другой лежал светло – серый диск размером с испанский золотой дублон. На ребре «дублона» каким-то образом был прикреплен ярко красный рубин карата на четыре – это чуть больше десяти миллиметров в диаметре. Кругляш с камнем я сунул в поясную сумку, свернутый пояс приказал убрать в мой вещмешок. После с добычей разбираться буду. Опять непроизвольно тяжело вздохнул и сказал, махнув рукой в сторону бывших людей:

– Сатемпо, подари этим несчастным легкую смерть. И прибери здесь. За мной не ходи. Это приказ. Не вернусь до сумерек, уходишь отсюда вместе с Маркелом в лагерь. Быстро его сворачиваете и уходите на побережье. Ждете флейт Рамона и эвакуируетесь. Сюда больше не возвращаться. Исполняй!

Я повернулся и пошел в сторону гладкой скалы. За спиной Сатемпо запел Песнь Смерти, отправляя своих соплеменников в Страну Счастливой Охоты. Упокой, Господи, души невинные, загубленные инопланетным чудовищем. Спаси, Господи, и наши души, запачканные вынужденным умерщвлением этих несчастных! Прости, Господи, и помоги мне в этой сложной ситуации!

Так, бормоча молитвы, я подошел к скале. Издали она выглядела однородно плоской. Вблизи же оказалось, что в скале есть выступ, маскирующий вход в пещеру. Первое, что сразу бросилось в глаза, был его идеально правильный овал. Природа так не сделает, древний человек с его каменными или, даже, металлическими орудиями – тоже. Камень входа был оплавлен, будто вырезали его с помощью мощного лазера. Я остановился и, включив «кошачий глаз», заглянул в темноту пещеры. Увидел лишь, что пустой коридор с идеально ровными стенами и сводом через несколько метров поворачивает направо. Еще почувствовал теплый ветерок с запахом мускуса, исходящий из глубин пещеры. Странно, ведь в ней должно быть гораздо прохладнее, чем снаружи. А получается наоборот!

Перекрестившись и взведя курок пистолета, шагнул в проем. На ходу вытащил из-за пазухи нательный крест с зеленым камнем, мой оберег, подаренный Богом. Как ни странно, но он знаков о грозящей мне опасности не подавал. Потому шел я смело, но все равно с опаской. Бог бережет береженого, а не безрассудного. И ничто так не продлевает жизнь воина, как здоровая паранойя на почве застарелой привычки быть начеку. Мягко ступая по идеально чистому полу и держа пистолет двумя руками, я повернул за угол прохода. Вдали появилось бледно-розовое свечение. С каждым шагом свечение становилось все ярче и ярче. Наконец я вошел в обширный зал с высоким потолком, в центре которого стоял большой стол на одной ножке, а рядом с ним – анатомическое кресло спинкой ко мне.

Приборы, находившиеся в искусственной пещере, свои функции после смерти рептилоида сохранили и среагировали на мое появление. К счастью, не агрессивно. Чуть слышно зашуршала вентиляция, убирая из воздуха пещеры мускусные запахи бывшего хозяина. Под потолком включился светильник, залив мягким светом помещение. Ожил стоявший на столе большой экран, демонстрируя одновременно несколько картинок, как я понял, с камер видеонаблюдения окрестностей пещеры и каких-то землекопных работ. Я сконцентрировал свое внимание на одной из таких картинок, и она тут же развернулась на весь экран. Увиденное меня очень удивило: индейцы под присмотром висевшего в воздухе гравидрона занимались… золотодобычей! Причем использовалось примитивное оборудование – лотки, грохоты, проходнушки. А где же высокие инопланетные технологии?

– Использование в промышленности высоких технологий, не разработанных жителями планеты присутствия, запрещены, – прозвучал в мозгу все тот же голос.

Я обвел взглядом выстроившиеся вдоль стен кубы, параллелепипеды и полусферы неизвестных приборов, усыпанных неярко горящими или перемигивающимися огоньками. Потрогал стоявшее рядом со столом-экраном крутящееся кресло с широкими подлокотниками. Твердое, но упругое. С некоторой опаской сел. Поерзал, устраиваясь поудобнее. Откровенно говоря – не комфортно. Ну, это понятно: покойный рептилоид имел несколько иное строение тела. Вдруг кресло крутнулось, повернув меня лицом к экрану и, как живое, начало подо мной шевелиться. Я хотел уже спрыгнуть с него, но шевеление быстро закончилось, и я понял, что сидеть мне в нем стало удобнее. Ишь ты! Быстро же электроника стала адаптироваться под меня!

Передо мной, как я понял, находилась консоль управления этим фантастическим сооружением – инопланетной базой. Но как им управлять? Ни рычагов, ни кнопок.

– Информационный блок автономного Комплекса поиска и добычи готов к общению с новым Оператором, – неожиданно возник в моем мозгу голос довольно приятного тембра, отличный от «голоса» браслета. – Управление осуществляется посредством двусторонней ментальной или вербальной связи по принципу «запрос – ответ – приказ». Что желает узнать новый Оператор?

– Всё! – Это слово вырвалось непроизвольно и неожиданно для меня самого.

– Смотритель желает перейти на вербальное общение? – раздался тот же голос под сводами пещеры.

– Да, желаю.

– Узнать все, что хранится на моих файлах памяти, новый Оператор не сможет ввиду малого объема его памяти и недостаточной скорости восприятия.

«Во как!»

– А у предыдущего Оператора память и восприятие были лучше?

– Да. На два порядка.

«Какой умный рептилоид! Что же он тогда так подставился?»

– Биологическое существо имеет определенный срок жизненного цикла, – произнес голос. – Оно может прекратить свое существование, как по естественным причинам, так и от внешнего воздействия. Одна из функций прибора, находящегося на передней конечности Оператора – продление его биологического существования путем регенерации органов и тканей. Но Носимый модуль не является защитой организма от механического воздействия, имеющего фатальный исход. По окончанию биологического функционирования организма Оператора, о чем модуль узнает по прекращению обратной связи с его мозгом, он разрывает физический контакт, переключаясь в режим ожидания.

Теперь мне понятно, почему браслет, опрометчиво надетый мной на руку, так агрессивно в нее вцепился. Оператор умер, а какой-то биологический объект распустил свои шаловливые ручонки. Вот и надо было Носимому модулю узнать, кто такой смелый или глупый его на свою клешню нацепил. Узнать уровень интеллекта, физиологию и, если я подхожу для выполнения функции Оператора, соответственно настроиться, адаптироваться под мой метаболизм, или как там это называется. А это можно сделать только при анализе крови. Вот он и впился мне в руку своими «зубами» – иголками. Заодно, скорее всего, и лекарства какие-нибудь впрыснул для профилактики, скотина! А я и вырубился. Но мой крест-оберег, когда я взял браслет, не просигналил об опасности! Значит, опасаться за жизнь мне нечего.

– Что заложено в программу работы устройства, называемого тобой «Носимый модуль»?

– Коммутация с Инфоблоком для обмена информацией. Управление мобильными модулями разведки и добычи запрограммированных полезных ископаемых; перепрограммирование мобильных модулей на выполнение других задач. Пространственно-временное перемещение Оператора в пределах данной планеты по его запросу. Инструкция пользователя уже вложена в память нового Оператора.

Ибическая сила!!! Да о таком я даже мечтать не мог! Это сколько же степеней свободы я одним выстрелом из древнего карамультука заработал?!

– Два в пятой степени.

– Ты что, все мои мысли слушаешь?

– Только когда Оператор находится внутри Комплекса. Так пожелали мои Создатели.

– А кто они?

– Сожалею, но это закрытая информация.

Ишь ты – как все устроено! Даже режим секретности есть! Но если у меня столько степеней свободы, то, получается, что я НЕ привязан навечно к этому комплексу. Он может работать и самостоятельно, он же «Автономный»!

– Да, так и есть. Постоянное присутствие Оператора не обязательно. Необходимость его присутствия возникает при критическом снижении количества биологических объектов в местах добычи, а так же в момент отправки добытых ресурсов на материнскую планету Создателей. О чем Оператору сообщается через Носимый модуль.

– Как часто производится отправка?

– После заполнения транспортного контейнера. Обращаю внимание нового Оператора на срыв двух отправок по причине отсутствия обратной связи с материнской планетой Создателей. Модуль телепортации не может найти планету во Вселенной по имеющимся координатам.

– О чем это может говорить? Анализ сделан?

– Анализ вариантов причин отсутствия планеты на расчетной орбите произведен. Наибольшая вероятность – ее физическое разрушение.

– Причина разрушения?

– Только одна: внешнее воздействие. Это либо столкновение с достаточно массивным космическим телом, либо военные действия и взрыв мощного боеприпаса или боеприпасов.

Да-а. И в глубинах Космоса высокоразвитые расы решают свои проблемы силой. Что же тогда говорить о нас, землянах?!

– Предусмотрена ли какая-либо инструкция на такой случай?

– Да. Остановка Комплекса до появления связи.

– Для чего же тогда Оператор продолжал добычу, если отправлять некуда? Ведь ресурс Комплекса не бесконечен.

– Оператор проигнорировал мое сообщение о потере связи. И решения о прекращении функционирования Комплекса и его консервации принимать не стал. Не хотел ложиться в анабиозную камеру, как того требует инструкция. Ему нравилась безраздельная власть над низшими разумными, осуществляющими непосредственно добычу.

– Он жрал их мозг!

– Сколько белковых существ во Вселенной, столько и пристрастий в питании. Не все же могут усваивать жесткое излучение, как Создатели. Практически всем белковым организмам требуется белковая же и пища. Какая – каждая раса определяет сама.

– Ясно. Так мне все же что делать посоветуешь?

– Вероятность того, что Создатели уцелели, сто двадцать семь стотысячных от единицы. Связь с Центральным Координатором планеты так же отсутствует. Принятие решений переходит к Операторам функционирующих Комплексов. Каждый из них сам решает, что ему делать. Комплекс ждет команд и готов их выполнять.

Глава 14

Я сидел, уставившись в экран монитора, и думал, что мне делать с инопланетным чудом. Перспективы открываются беспредельные!!! Дух захватывает! Следующий час я знакомился с Комплексом. Кроме зала управления существовали еще два помещения. Одно – складское, в котором находились три шарообразных прозрачных контейнера, сделанных из неизвестного мне материала. Два полностью заполнены золотым песком и самородками, тонн по десять в каждом. Третий заполняться, видимо, стал недавно, и металла в нем было еще не много. В этом же помещении находился и телепорт – полукруглое углубление в полу, по краю обрамленное широким плоским кольцом голубого цвета. Один из заполненных контейнеров как раз и стоял в этом углублении. Ждал отправки, но адресат, оказывается, выбыл.

Второе помещение – жилое, для Оператора. В нем находились ложе для сна, небольшой столик, низкая вертящаяся на одной ножке табуретка и пищевой синтезатор. Опробовал все. Ложе, как и табурет со столиком, быстро приняли удобную для моего тела конфигурацию. А вот синтезатор надежд не оправдал и вместо заказанного хлеба, масла и чая выдал три миски с каким-то желе темно-коричневого цвета и три больших кружки какого-то сока. Я, вспомнив, как рептилоид высасывал мозг из черепа индейца, есть не стал. Сделал запрос Инфоблоку о сырье, заложенном в синтезатор пищи. И получил подспудно ожидавшийся ответ:

– Сырьем для производства питательных брикетов служит любой биологический объект, обнаруженный и захваченный гравидронами согласно вложенной программе. Такими объектами являются все теплокровные и холоднокровные живые существа, включая и низших разумных.

– Кто отдал такой приказ?

– Твой предшественник. До него разумных в пищу разумным синтезаторы не перерабатывали. Только животных, птиц, рыб и пресмыкающихся. Включая плоды растений.

Я сжал кулаки и сильно зажмурился.

«Сволочь инопланетная! Да тебя мало убить, тебя на куски изрубить надо!»

– Слушай приказ! – Я справился с эмоциями и уже мог сформулировать свое решение без них. – Отлов новых низших разумных прекратить. Ограничиться неразумными.

– Приказ понят. Отправлен на исполнение дронам-охотникам. Будет ли разрешена утилизация через загрузку в синтезатор тел прекративших функционирование ранее отловленных низших разумных?

Меня как холодной водой окатили. Ведь это он о моих захваченных рептилоидом индейцах говорит!

«Нет, нет, нет! Ведь они люди!» – пронеслось у меня в мозгу.

И следом – волна жара:

«Они уже не люди. Чудовище сделало их биороботами, выжегши мозг и вложив программу добывать золото. Жить, как люди они уже не могут».

– Комплекс! Ответ на последний вопрос, – я помедлил, собираясь с духом. – Да! После окончания функционирования последнего низшего разумного добычу металла прекратить и сообщить мне.

– Принято.

Я слез с кресла и медленно побрел к выходу из пещеры. Рядом с входом на траве сидели Маркел и Сатемпо, с радостным выражением лиц вскочившие при моем появлении. Я не стал грузить их своими проблемами, и тоже изобразил улыбку. Они что-то ели, стали предлагать мне, но я по понятной причине отказался. После узнанного мне даже вид еды был невыносим.

Воины быстро доели свои куски, и я отправил их к Шатуну с приказом: оборудовать капитальный лагерь. Рудознатец Кюгель с учениками пусть пока пошарит по ручьям-речкам вблизи лагеря на предмет обнаружения алмазов, но только не в направлении логова убитого монстра. Для всех людей, кроме меня, здесь еще очень опасно. А я вскоре вернусь. Тут у меня, после победы над чудовищем, образовались кое-какие дела. Нет, помощи не надо, боестолкновений больше не предвидится.

Бойцы, подхватив мушкеты, рысцой побежали по тропинке. А я упал в траву и мысленно возопил:

– Господи! Прости меня, грешного! Я разрешил одним людям есть других, чтобы продлить их муки. Я мог дать им легкую смерть, но не дал! Почему я так поступил, Господи?! Я погубил этих людей, приведя сюда.

– Прекрати истерить! – произнес знакомый голос. – Ты сам знаешь, что твоей вины в этом нет. Вернуть человеческий облик людям, подвергшимся воздействию пси-излучения этого рептилоида, не в твоих силах. Потому прими это как свершившееся. Пусть работают, уж если так получилось. Они умрут, это ты знаешь, но умрут, принеся пользу Делу, которое Я тебе поручил. Иначе их смерть ни чем не будет оправдана. Ты ведь допускал, что из этого похода вернутся не все? Допускал! Так в чем дело? Прекращай самоедство и иди, изучай добычу. «Учи матчасть!» – как у вас говорят.

Голос пропал. А я, собрав эмоции в кулак, последовал Его приказу и, вернувшись в пещеру, принялся изучать доставшееся мне наследство. Прежде всего, получил от Инфоцентра всю конкретику по Носимому модулю – браслету. С управлением и программированием гравидронов разобрался быстро. Главное, в общении с ними надо использовать простые слова и понятия – мозгов у них, оказывается, не много. Чисто исполнители, интеллект бульдозера: сказали копать – копают, сказали не копать – не копают. Это если им команды «вручную» отдавать. Для поиска, наблюдения, обороны и т. п. существуют заранее заложенные в их память номерные программы, числом шесть.

Особо стоял вопрос о воздействии Зова на мозговую деятельность людей. И тут я был просто ошарашен! Да, Зов подавлял их волю и заставлял идти на него. Но не превращал людей в биороботов с ограниченным набором функций, главная из которых – работа по заданной программе. Люди должны были оставаться людьми, только сменившими род занятий с охоты и собирательства на добычу полезных ископаемых. Оплатой их труда являлись защита и снабжение питанием. Единственное ограничение – запрет покидать определенную территорию. В остальном полная свобода: строй дом, заводи семью. И выполняй норму выработки на прииске. Так что выжигание мозга у людей и кормление их трупами умерших, пропущенных через синтезатор – самодеятельная инициатива рептилоида, начавшаяся после потери Автономным Комплексом связи с планетой Создателей. Автоматика Комплекса с этим изуверством ничего сделать не имела права из-за своей подчиненности Оператору.

Теперь, сам став Оператором, и я, используя пси-усилители Базы, мог послать Зов. Но для чего? Старателей для работы на приисках Комплекса хватает. Золота в контейнерах собрано немало. Но это золото делить я ни с кем не собираюсь. Я не жадный, и «желтый дьявол» меня в плен не взял. Просто мне оно нужнее. Для чего? А вот: зародилось и крепнет в моей голове понимание того, что освоение Уругвая будет весьма трудной и неблагодарной работой. И в моем личном плане, и в плане помощи Родине в преодолении грядущих бед. Не получится создать здесь промышленность. Нет ни ресурсов, ни кадров. В сравнении с Уругваем, освоение той же Сибири и Дальнего Востока с Аляской – гораздо выгоднее и надежнее. Наполнить те земли людьми – и дело пойдет! Хозяев, сильных и имеющих козырь «первооткрывателя», у тех просторов нет. России, по большому счету, земля уругвайская не нужна. Слишком нищая она, безлюдная, далекая и чужая. Не будет она за нее спорить с испанцами и португальцами. А спор такой вскоре произойдет, и России здесь ничего не отломится, хоть мы с князем тут стотысячную армию создадим. Не захотят купцы русские царю деньги давать на войну незнамо где и за какие интересы. Да и снабжать оружием и товарами необходимыми тоже.

Потому пусть Уругвай князю останется. Он ведь сюда к детям ехал, старость доживать в кругу семьи, а не филиал России организовывать. Крепкое княжество у него еще получится, а вот государство – нет. Не сможет он, да и не захочет, с королевствами воевать. И я его за это осуждать не имею права. Стоит только вспомнить историю: иезуиты практически на этих же землях смогли построить свое государство, богатое, крепкое, имеющее хорошо вооруженную и обученную армию. И конфессионных разногласий не имели, и подданными короля испанского являлись, а не иностранцами пришлыми. А что в итоге? Уничтожено, потому как было небольшим, не имело промышленности крупнее ремесленных мастерских, но зато хотело быть независимым. Социалистическое государство в Средневековье – нонсенс, который и был исправлен с помощью мечей и пушек.

Та же судьба ждет и Русский Уругвай. Организовать здесь промышленность, не имея доступных запасов руд и энергоносителей, вряд ли получится. Уругвай надолго останется аграрной страной, существующей на привозных промышленных изделиях. А такое положение делает страну весьма зависимой от внешних поставщиков. Не всегда лояльных к государственному строю этой страны. Князь расклад за прошедшие годы понял, потому, думаю, удерживать меня не станет. А я себе поищу землицу более подходящую для моих планов, где можно будет вдали от войн и лишних глаз развернуть поистине прогрессорскую работу, используя мои знания, умения и средства по полной программе. В Уругвае это не получится.

По существу, Южноамериканский материк становится проходным двором, где все чаще и во все большем количестве шмыгают жаждущие золота европейские нищеброды. Алчные испанцы, фанатичная католическая церковь, умные и пронырливые иезуиты, а вскоре и войны за передел колоний – ох, как эти все и это всё будет мне мешать! Да и русских на этой земле за три года не прибавилось. С кем строить Русский Уругвай? Вот и получается, что отсюда я свою задачу – помочь Руси стать могучим государством и превратиться в Россию, которую всякие Европы будут если не любить, то уж точно уважать – выполнить не смогу. Мне нужен мощный плацдарм, с которого я буду смело вмешиваться в ход Истории, перекраивая ее так, как необходимо для процветания моей Родины.

Думы о дальнейших шагах к осуществлению поставленной Богом задачи отвлекли меня от знакомства с Комплексом. Это значит, что пора сделать перерыв и пообедать. А то внимание переключается. Я достал из заплечного мешка лепешку, кусок вяленого мяса и калебас с водой. Вгрызся в скудную трапезу, запил теплой водичкой. Так, поели – можно и… Нет, спать я пока не буду. Надо продолжить знакомство с инопланетными технологиями и прибирать их к рукам. Срочно!

– Инфоблок! Возможно ли использование телепорта для переброски грузов в пределах планеты?

– Переброска возможна при введении соответствующих координат места приема груза. Либо при введении вместо координат зрительного образа места приема груза.

Нормально! Значит, тащить добычу по лесам и океанам мне не придется. Да и сам я с помощью браслета могу вмиг домой добраться, но делать этого пока не буду. О найденном здесь никто до поры знать не должен. Даже князь.

Долго я еще пытал Инфоблок. Выяснил, что пространственное перемещение самого Комплекса в пределах планеты возможно, если я введу координаты места новой дислокации. Что всего на планете шесть Комплексов, по одному на материк. Один из них выполнял функции Центрального Координатора, но уже пять лет не выходит на связь. Координаты их дислокации у Инфоблока имеются. Места расположения выбраны с учетом возможности ведения добычи в малозаселенной местности, при отсутствии вблизи каких-либо государственных образований. Между собой Комплексы связь поддерживали, но за последние полсотни лет эти контакты один за другим по невыясненным причинам прекратились.

Я вылез из кресла связи с Инфоблоком и вышел из пещеры на полянку. Подошел к большому камню, на котором в свое время красовался покойный рептилоид, прислонился к нему плечом. Глубоко вдохнул чистый воздух, посмотрел на повисшее над вершинами скал солнце. Итак, что мы имеем с гуся? Шкварки! А они весьма вкусны. По большому счету, я сейчас являюсь безраздельным владельцем технического устройства для грабежа ВСЕЙ нашей планеты. А учитывая возможности браслета, то и во всех временах. Стоит только его активировать, указать пространственно- временные ориентиры – и готово! Хочешь в десятый век – пожалуйста! В двадцать первый? Нет проблем! Хватай, что понравится, и обратно, в исходную точку. Красота! Только не забывай в гнезда на браслете вставлять ограненные кубом алмазы. Они служат чем-то вроде топлива или источника каких-то полей, Инфоблок так и не смог толково перевести это словосочетание с языка Создателей. Буду считать топливом, мне так удобнее. Кстати, пока я терзал Инфоблок вопросами, в браслете одно гнездо освободилось: вместо алмаза появился след его близкого родственника – графита. А запасные кубики-алмазики нашлись в одном из небольших контейнеров на поясе, снятом с рептилоида. В другом контейнере обнаружил прибор для огранки, а еще в двух – не ограненные камушки. Значит, алмазы Комплекс тоже добывал. Да, а он сам-то, на каком «топливе» работает? И сколько его еще осталось, а то заглохнет машинка по причине пустого бака, что делать буду?

– Для получения необходимой энергии агрегаты и механизмы Комплекса используют минерал, названный Оператором «алмаз», – тут же откликнулся знакомый голос и стал перечислять, где и сколько осталось «топлива» и на сколько суток непрерывной работы его хватит. Закрома оказались почти пусты! Два дрона, имевших программу на сбор минерала, перестали функционировать по причине выработки «топлива» и теперь валялись где-то в горных ручьях, попискивая аварийными маячками. Ну и разгильдяй же этот рептилоид! Совсем забросил выполнение функций Оператора, козел! И людей Зовом захватывал, скорее всего, не для работы, а для утоления своих гастрономических извращений, урод!

Переночевал в комнате отдыха на весьма удобной кушетке и утром уже шагал по склону горы к ближайшему инопланетному старателю. Ориентируясь на жалобный писк маячка, нашел дрона километрах в пяти от Комплекса. Бедняга лежал на глинистом берегу неширокого ручья, поджав три телескопических ноги. Пучок щупалец безвольно полоскался в быстрой воде. Я с удивлением смотрел на механизм. Прямо порождение фантазии Герберта Уэллса! Один в один его марсианский боевой треножник из «Войны миров». Только там цилиндр, а здесь – полусфера. Видимо, почувствовав присутствие моего многофункционального браслета, дрон открыл правую сторону полусферы корпуса. Изнутри выдвинулась ячеистая пластина размером с ладонь. Ячейки были пусты. Только графитовая копоть присутствовала. Я вытащил гранильный аппарат и вставил в него камень. Через секунду из аппарата мне на ладонь выпал прозрачный кубик. В гнездо его! Пять минут работы, двадцать четыре камня, пластина с заполненными ячеями вставляется на место – и дрон оживает. Становится на ноги, входит в ручей, и пошла работа! Толстые лопатообразные щупальца роют глину, тонкие полые ловко выхватывают из ставшей мутной воды мелкие алмазики и всасывают их внутрь себя, транспортируя в «подбрюшный» прозрачный контейнер. Я залюбовался спорой работой дрона. Получив достаточно энергии, тот, наверное, решил ударным трудом компенсировать вынужденные прогулы. Что ж, машинюшка, похвально! Сориентировавшись по сигналу другого маячка, отправился выручать второго трудягу. Заправил и его свежеограненными камушками. И призадумался: а куда деваются обрезки алмазов? Тут же получил ответ в виде выпавшей из огранщика прозрачной коробочки.

– Отходы, – пояснил браслет.

– Кому отходы, а кому и вполне годное для ювелирки сырье, – подумал я. Поднял упавшую на землю коробочку и спрятал в поясную сумку. Еще несколько минут полюбовался на работу дрона и отправился к Комплексу. По пути подстрелил олененка, на свою беду показавшегося на глаза голодному мне: утром есть остатки мяса и лепешки не стал, только воды выпил.

На полянке у входа в пещеру разжег костерок, пристроил над огнем молоденькие окорочка и стал их жарить. Процесс не быстрый, требующий внимания и умения, а то вместо вкусняшки можно получить полусырое обугленное недоразумение. Но у меня получилось то, что надо. Соль, правда, закончилась. Это знак: пора возвращаться к людям. Вот только доберусь до дронов, что индейцев-старателей охраняют, пополню их источниками энергии, и в лагерь. А то там все уже с ума, наверное, посходили от тревоги за меня, любимого. Ничего, потерпят. Время у меня еще есть. Здесь дела надо закончить: посмотреть вблизи, что собой представляет золотой прииск, испытать антигравитационный пояс и совершить тренировочный пространственно-временной переход. Правда, куда – еще не решил.

Ну, что ж. Надо, значит надо. Проверил, хорошо ли затянут пояс, перекрестился и… взлетел! Невысоко, как и хотел для первого раза. Помахал руками, подрыгал ногами. Пояс компенсировал мои резкие движения, удерживая тело в вертикальном положении. Потом полетал в горизонтальной плоскости, а потом!.. Теперь я мог понять стремление людей обрести крылья! На землю опустился только изрядно замерзнув. Зато прекрасно рассмотрел окрестности. И обнаружил, что прииск, показанный мне на экране монитора Комплекса, находится в глубокой долине на юго-западе от горы Итамбе. Долина со всех сторон окружена отвесными скалами, не имеющими прохода. Вот и возможность испытать носимый модуль перемещений. Точку выхода я рассмотрел хорошо. Побегав по поляне для «сугреву», вызвал в памяти картинку места выхода и дал команду на открытие портала. В двух шагах от меня образовался вытянутый по вертикали овал. Внутри него несколько долей секунды бурлило, а потом застыло антрацито-черное ничто – канал стабилизировался. Ого! Передо мной была материализовавшаяся из ниоткуда Черная Дыра! Впечатление – сильнейшее, аж дрожь пробрала. Чернота манила, тянула к себе, звала тысячью неслышными шепотами. Прав был тот, кто сказал: «Если долго вглядываться в бездну, она начнет вглядываться в тебя». Волосы встали дыбом по всему моему телу. И я должен войти в ЭТО?!

«Пространственно-временной переход не влияет на жизненные функции биологических организмов, не влечет фатальных изменений в их генах, не наносит физических травм их телесным оболочкам и не влияет на умственные способности разумных существ», – поспешил успокоить меня носимый модуль. Я обошел портал. С обратной стороны его присутствие не наблюдалось. Просто нет его! Видно скалу, траву под ногами, небо над головой. Но не обратную сторону открытого портала. Я вновь обошел его. А вот теперь, с «лицевой» стороны, он виден. Смотрит бездонным оком и ждет. И я, перекрестившись, шагнул в портал.

Очутился среди отвалов породы, кучами насыпанной по всей долине. Активировал антигравитационный пояс, воспарил метра на три и увидел речку, бегущую по долине, несколько входов в пещеры и большой котлован, заполненный мутной водой. От речки в него был прокопан неширокий канал. Возле него возвышалось вертикально поставленное колесо, черпавшее воду и подававшее ее на несколько проходнушек. Последние загружались мелким щебнем и песком, подвозимым людьми из русла речки на тачках. Устья проходнушек были повернуты в одну центральную точку. В ней находился многощупальцевый дрон, быстро и ловко сортировавший оставшуюся в проходнушках породу. Под брюхом дрона висел прозрачный шар, в который довольно часто падали золотые песчинки. Попадались и мелкие самородки. Работал дрон быстро. Почти так же быстро работали и люди с тачками на подвозе золотоносного песка и уборке пустой породы.

У пещер тоже кипела работа. Но там, как я понял, потрошили золотоносную жилу: вывезенные из штолен камни множество людей дробило молотками, выбирая металл. После этого щебень пропускался через проходнушку и дрона-старателя. Удивляюсь я с этих пришельцев! Их организация добычи золота в плане технического обеспечения просто кошмарна. Даже в том времени, где я родился и вырос, ни один идиот не стал бы к трехсотсильному трактору цеплять деревянную соху. А у иноприлетян это, можно сказать, широко практикуется! «Использование в промышленности высоких технологий, не разработанных жителями планеты присутствия, запрещены», – вспомнил я объяснение Комплекса. Дебилы! А когда у жителей планеты появятся свои высокие технологии, они разве дадут вам грабить собственные ресурсы? Нет, что-то тут не вяжется. Даже если списывать все несуразицы на чуждый разум с непонятной логикой.

Так же через портал вернулся к входу на базу-Комплекс. Терзал вопросами инопланетные электронные мозги долго, но ясности не добился. Плюнув на поиски объяснений этого феномена, стал собираться в обратный путь. Комплексу приказал вести добычу золота до полного истощения наличных людских ресурсов. Пси-излучатель для восполнения числа рабочих не включать. Вход в Комплекс замаскировать. Высвободившихся от несения караульной службы дронов перепрограммировать на поиск и добычу алмазов, необходимых для поддержания работоспособности самого Автономного Комплекса. Ввести программу на уничтожение всех разумных существ, приблизившихся к Комплексу ближе десяти километров. Не хочу, чтобы кто-то тут в будущем с ломом порезвился. При понижении энергетического запаса дронов до минимального не критического немедленно сообщить мне. Снизить активность и ждать моего прибытия.

Отдав приказания и получив подтверждение принятия их к исполнению, покинул Комплекс. За моей спиной с тихим шорохом закрывались двери, отсекая инопланетную технику от окружающего мира. Последним закрылся выход на поляну. Оглянувшись, я увидел только ровную скалу. Режим маскировки был уже включен. Надев шлем, я пошагал по тропинке, протоптанной украденными у меня людьми. Ставшая по осенне-зимнему времени жесткой трава расправляться и подниматься не желала, потому тропинка была хорошо различима. Остановился возле трупа рептилоида. Немного подумав, вынул саблю и отсек ему голову. Закатил ее на кусок холстины, что была у меня вместо полотенца. Завязал узел и сунул в заплечный мешок. Сувениром будет, как череп косатки, что с Мыса привез. Еще раз обвел взглядом поляну, перекрестился и активировал антигравитационный пояс. Антиграв поднял меня на три метра над землей и плавно понес на восток, к лагерю моей едва не сорвавшейся экспедиции.

 Глава 15

Полет продлился всего полтора часа. Удобная штука – авиация. Даже такая экзотическая, как гравипояс. Только пришлось испытать некоторые неудобства: встречный ветер вышибал слезы из глаз, мешая следить за местностью, полы кафтана развивались как птичий хвост, и было довольно холодно. А еще сабля, полностью лишенная какой-либо аэродинамики, колотила по заднице. Надо будет на будущее это все учесть.

Заметив поднимающийся в небо дымок, опустился на землю. Остаток пути прошел пешком. Незачем пока людям знать, что у меня такое в хозяйстве появилось. Встретили меня, как и ожидалось, бурно. Все-таки наступал вечер третьего дня, и людям надо было решать, что дальше делать: ждать меня еще или сниматься поутру и уходить на побережье. А я пришел. И этот вопрос автоматически переходил в мою компетенцию. Что решу, тому и подчинятся.

То, что построил из имеющегося под рукой материала Шатун, назвать лагерем римских легионеров язык не поворачивался. Но что построил, то построил. Нет здесь, на нагорье, достаточного количества леса. Зато много колючих кустов. Вот из них и была возведена ограда – существенная защита от проникновения кого-либо внутрь лагеря.

В центре лагеря стояла моя палатка. Со столом, полатями и скамейками. На них и расселись мои соратники. Я молча водрузил на стол узел с головой рептилоида и развязал узел. Командиры молча рассматривали трофей.

– Сатемпо, – прервал я затянувшуюся паузу. – Возьми бурдюк с самогоном и засунь туда эту голову. И поручи кому-нибудь приглядеть за моим трофеем, чтобы не потерялся.

– Слушаюсь, Великий! – Сатемпо встал и отдал честь.

– Садись. Объявляю режим кают-компании. Без старшинства. Я рассказываю, что узнал, потом каждый высказывает свое мнение.

Предупредив присутствующих о высшей степени секретности того, что они сейчас услышат, я рассказал о древнем чудовище, о его магических способностях мгновенного перемещения и воздушных полетов. О том, что теперь эти способности достались мне, и я ими намерен воспользоваться. Предупредил, что зло, сотворенное чудовищем, развеется возле горы Итамбе еще не скоро. Потому подходить к ней ближе, чем на десять верст запрещаю. О последнем приказал довести до сведения всех остальных уругвайцев, уцелевших после нападения. Говорить же о том, что чудовище-рептилоид это инопланетянин, присланный сюда Оператором Комплекса по добыче полезных ископаемых и их экспорту на другую планету, хрен знает, где находившуюся, я не стал. Поймет, о чем я говорю, только Шатун, да и тот будет весьма удивлен. Остальные же… Им хватит и того, что я сказал, чтоб ночь не спать, обсуждая. А когда увидят!

– А что с людьми-то уведенными? – задал вопрос Потап.

– К сожалению, это больше не люди. Мне не удалось вернуть им человеческую сущность.

– Жаль мужиков. Сирот-то сколько осталось!

– О сиротах позабочусь. На свой кошт возьму.

О судьбе детей, чьи отцы сейчас моют золото под присмотром дронов, я уже подумал. У нас в Новороссийске нищих и голодных нет, как нет и рабов. И рождение детей поощряется специальными пособиями. Накладно, конечно, для княжеской казны. Но сила любой земли в ее многолюдности. И люди эти должны быть социально защищены. Человек, на которого государству наплевать, в ответ плюет на это государство. И защищать его не будет. Но и перекармливать народ так же не стоит. Сытый, заласканный властью, избалованный всевозможными «свободами» человек становится эгоистом. Какой из него защитник государства, если он сам себя даже на бытовом уровне защитить не может? Пример – Европа 21-го века после вторжения на ее территорию миллионов «беженцев». Европейцы их сначала чуть ли не в жопы целовали. А когда те начали творить на территории государств европейских все, что в их дикарский мозг взбредет – от ограблений до изнасилований и убийств на глазах полицейских, эти «европеоиды» растерялись. И вместо организованного отпора агрессорам (из общего числа так называемых «беженцев» 75 % здоровые молодые мужчины, потому я и называю это нашествие агрессией), в лучшем случае обращаются в суд. Который оправдывает действия насильников и отпускает их на свободу. Финита ля комедиа!

Въезд на ПМЖ иностранцев должен осуществляться не все сметающей волной, а небольшими порциями. С обязательной фильтрацией приезжающих, тщательным отбором необходимых или перспективных кадров. И безжалостной высылкой всех «сирых и убогих», что прибежали за сытым куском, ничего полезного взамен не предложив. В каждом государстве хватает и своих люмпенов-нахлебников или преступников, живущих за счет других людей. Так зачем еще и иностранных принимать, платить им пособие, величине которого может позавидовать любой местный работяга? Терпеть их выходки, объясняемые тем, что они «привыкли так жить». Вот пусть и живут так, как привыкли, на своей земле! Превращают упорным трудом свою родину в цветущий сад, а не нагибают под себя тех, кто их в своем доме как людей принял и хлебом поделился!

Вот почему жесткая фильтрация приехавших в Новороссийск производится сразу же, как только человек ступает на землю Русского Уругвая. И так будет всегда, пока он будет существовать! Докажешь, что ты здесь нужен – живи, плодись, богатей. Не докажешь – выбирай: или каменоломня для приобретения необходимых трудовых навыков, или беги с земли уругвайской. Но если тебя приняли, забудь, кем был в прошлой жизни. Как говорили древние: «Пришел в Рим – будь римлянином!». Строгое подчинение законам земли, тебя принявшей, и никаких землячеств или диаспор. Не нравится – в каменоломне всегда дефицит рабочих рук. А по отбытии наказания немедленная высылка с конфискацией. Народ мне нужен пусть разноязыкий и разноконфессионный, но ЕДИНЫЙ.

А дети, что стали сиротами по вине инопланетного чудовища, вырастут. И станут достойными защитниками своей земли. Я им в этом помогу. Вот только появление новых сирот предотвратить не смогу. Как не смогу гарантировать и долгую жизнь своим воинам. Чувствую, всей кожей чувствую, что надвигается на нас война.

– Извините, други, задумался!

– Так, может, поужинаем? – приподнялся Прохор. – Все готово!

Поужинали быстро. Потягивая через бомбилью матэ, я спросил:

– Как у нас с продуктами, Прохор?

– Плоховато, воевода. Все, что несли на себе рабочие, пропало. Того, что есть, хватит недели на две или три.

Да, проблема с питанием серьезная. Окрестную живность дроны уже повыбивали на прокорм рабам чудовища. Мешки, что несли рабочие, я не нашел. Будет ли удачной охота в верховьях Жекитиньоньи – не знаю. Посылать людей в индейскую деревню придется. Пешим ходом туда-обратно дней десять получится. А это долго.

– Модуль перемещения точно идентифицировал точку выхода «деревня индейцев», – раздался голос у меня в сознании. – Открыть портал?

– Не сейчас, – так же мысленно ответил я. – Запомни координаты.

– Выполнено.

– Так, други, – я чуть прихлопнул ладонью по столу. – Проблему с продовольствием я решу. Слушай приказ!

Все присутствующие разом подобрались. Режим кают-компании кончился.

– Утром мы отсюда уходим. Лагерь свернуть на рассвете. Я же сейчас с Сатемпо и десятью воинами прогуляюсь в одно место. Вернусь на закате. Выполнять!

Командиры вышли из палатки. Я шагнул следом, придержав Кюгеля за рукав.

– Как успехи, Ганс?

– На мой взгляд, даже очень неплохие! – рудознатец приосанился и слегка улыбнулся. – За два дня твоего, воевода, отсутствия, индейцы намыли около ста пятидесяти карат алмазов. Камни, правда, мелкие. Я их все проверил на стеклянной пластине. Настоящие, не горный хрусталь.

– Вот и хорошо. Теперь люди знают, как алмазы выглядят. Только там, куда я вас приведу, будут встречаться не только белые и прозрачные камни, а еще и цветные. Желтые и коричневые октаэдры и додекаэдры. Довольно мелкие – средний вес 0,2–0,5 карат. Алмазоносный район занимает оба склона хребта Серра-ду-Эспиньясу, расположенного между бассейнами реки Сан-Франсиску и левыми притоками реки Жекитиньонья. Вытянут в северном направлении на 150 км, шириной 30–50 км.

– Воевода, прости, что перебиваю. Откуда ты это все знаешь? Был здесь?

– Нет, не был. Но знаю. Ты, наверное, слышал, что со мной приключилось, когда я в Новый Свет плыл. Так вот все мои знания Он, Господь наш, мне в память вложил, когда к себе призвал. С этими знаниями Он меня обратно в земную жизнь вернул, чтобы я их на благо делу, что наш князь начал, употребил. Понятно?

– Да, господин.

– Тогда слушай и запоминай. Место, откуда мы начнем поиск алмазов, я назвал Диамантина. Там развиты главным образом мелкие коренные месторождения в сланцеватых породах с большим количеством кварцевых жил и включениями гематитовых, марганцевых и фосфоритовых желваков. Они обнажаются в каньонах и глубоких долинах, где ты, Ганс, и будешь их искать со своими учениками. В бассейне левых притоков р. Жекитиньонья встречаются как коренные месторождения, так и древние россыпи в ложах ручьев и речек. Начнем с них. Вода самое трудное за нас уже сделала, вымыла камни из породы. Нам их остается только обнаружить и собрать.

– Да, господин. Так и сделаем. Только я некоторые слова не понял.

Я вздохнул и прикоснулся рукой ко лбу Ганса. Что поделаешь, он человек 16-го века и то, что и как назовут геологи будущего, знать не может. Поэтому придется поделиться с ним своими знаниями. Убрал руку через пару секунд.

– Теперь понятно, о чем я говорю?

Кюгель смотрел на меня выпученными глазами.

– Очнись, геолог! Я поделился с тобой Божественными знаниями! Кроме меня и тебя этого больше никто не знает. Зацени мое к тебе доверие.

Дальше последовало падение на колени и лобзание моей не слишком чистой длани. Я зацепил Ганса за шиворот и поставил на ноги.

– Не делай так больше, Гансик! Вполне хватило бы и поясного поклона.

Я пошутил, забыв на секунду, в каком веке нахожусь. А здесь такие шутки воспринимаются как руководство к исполнению. Ганс тут же отвесил мне поясной поклон и произнес:

– Благодарствую, Великий, за науку!

Ну что тут поделаешь? Я взмахнул рукой, отсылая свежеиспеченного геолога.

Только вышел из палатки, как подбежал Сатемпо с десятком воинов. Все полностью вооружены. За плечами – мешки с провиантом, снаряжением и личными вещами. На лицах спокойная решительность идти за мной куда угодно. Молча оглядел воинов и, кивнув, пошел из лагеря. За мной, цепочкой, мои уругвайцы. Точкой выхода на хребте Серра-ду-Эспиньясу будут географические координаты Диамантины. Инфоблок Комплекса уверял, что перемещаться можно не только по зрительным образам, но и по ним. Правда, точность попадания в заданное место прямо пропорциональна точности заданных координат. А координаты, как известно, состоят из градусов, минут и секунд. Вот последних-то я и не знал, хоть память перерыл капитально. Ладно. На месте сориентируюсь.

– Воины! – начал я свою короткую предстартовую речь. – Вы верите мне?

– Да, Великий!

– От мертвого чудовища мне досталась его сила и способность летать и мгновенно перемещаться на большие расстояния. До того места, куда мы должны прийти, еще очень далеко. Потому я принял решение воспользоваться отвоеванной силой и перенести вас и перенестись самому в искомое место. Вы пойдете со мной?

– Да, Великий!

Я открыл портал. Тот настраивался дольше, чем первый раз, но все же стабилизировался. Правда, мелкая рябь иногда пробегала по антрацито-черной бездне. Индейцы завороженно всматривались в нее.

– Сатемпо первый, остальные по одному за ним! Пошли!

Я не знал, как среагирует портал на массовое перемещение. Может, захлопнется после прохождения Сатемпо, не пропустив остальных. А может и его не пропустит. Вдруг модуль настроен ТОЛЬКО на Оператора?! Все! Момент истины! Сатемпо, подобравшись, как ягуар перед прыжком, сиганул в черное ничто и мгновенно пропал. Шедший за ним индеец притормозил, но, получив пинок от идущего за ним воина, молча прыгнул. Следом, так же молча, попрыгали в портал остальные воины. За последним, ярко вспыхнув, портал схлопнулся. В браслете-модуле что-то щелкнуло. Я опешил. В чем дело?!

– Аварийное схлопывание портала произошло по вине последнего биологического объекта, коснувшегося границы портала. Идет перенастройка. Портал откроется по прежде заданным координатам через одну минуту. Оператору необходимо восполнить количество кристаллов питания.

Объяснение происшедшего ментально дал модуль-браслет. Я глянул на него. Шесть ячеек были пусты. От алмазов в них осталась только сажа. Я выхватил из сумки коробочку с ограненными кубами алмазами. Вставил недостающие. Портал открылся, стабилизировался, и я шагнул в него. По ту сторону никого не было. О, Господи! Люди-то где?! Быстро вскарабкался на ближайший скальный выступ и включил дальновидение. Огляделся. И вздох облегчения вырвался из груди. На площади с квадратный километр я заметил моих уругвайцев. Живых, собирающихся в кучку. Спрыгнув со скалы, наломал в кустах сухих веток и нарвал охапку травы. Поднял это все опять на скалу, разжег костер и бросил в него, когда разгорелся, траву. Получился дымовой сигнал. На который в течение получаса собрались все перемещенные. Вид у людей был несколько обалдевший, хоть они и старались, по извечной индейской привычке, своих эмоций не показывать. Сатемпо доложил о готовности к движению.

– Кто шел последним? – спросил я.

– Я, Великий, – отозвался один из воинов.

– Подойди, покажись.

Воин подошел. Чем же он за границу портала-то зацепился? А, вижу!

– Копье твое где?

– В пятно черное входил – было в руке. Здесь оказался – копья нет. Искал долго, не нашел. Прости, Великий!

– Ладно, прощаю.

Вот и причина аварийного схлопывания: воин задел древком копья границу. Хорошо хоть бездна только копье забрала, а не в комплекте с человеком. Завтра надо будет народ конкретно проинструктировать, чтобы конечностями не размахивали, ныряя в портал. И тут я вспомнил про лошадей. Им-то не объяснишь! А пространственная дырка не велика, и я не уверен, что животное в нее пролезет. Надо подумать, как решить эту проблему.

Активировав антиграв, я взмыл в небо. Воины проводили меня весьма удивленными глазами и отпавшими челюстями. Вера в мое божественное происхождение в их сознании выросла на порядок. А я полетел искать место высадки завтрашнего десанта – относительно ровную и просторную площадку.

Переброска более сотни человек заняла немногим больше полутора часов. Инциденты начались, когда дошла очередь до лошадей. Первым попытался всунуть в портал каурого жеребца. Тот, явно что-то почуяв, уперся и не желал добровольно идти в черную неизвестность среди ясного дня. Косил лиловым глазом, в котором плескался страх, и не двигался, будто врос всеми четырьмя копытами в землю. Ни буксировка за узду, ни пихание в круп результатов не давали.

– Завяжите ему глаза! – скомандовал я. Но этот прием лишь спровоцировал жеребца на более энергичное сопротивление. Я стал закипать. Какое-то тупое пугливое животное срывало мне график транспортировки и вынуждало к перерасходу алмазов-энергоносителей! Вот же незадача. Ведь это не дикие мустанги, а обычные домашние рабочие лошадки. По размерам как раз вписывающиеся в площадь портального овала. Это-то я учел, а вот страх лошадиный – нет. Рука опять потянулась к затылку. Поскребла пальцами в отросших волосах. Действо дало результат: я вспомнил, как ради шутки покорил в индейской деревне кошку-ягуарунди – Кису.

– Уберите жеребца, – скомандовал я. – Пусть успокоится. Кобылку подведите.

Кобылка была в масть жеребцу, но вела себя спокойнее. Я погладил ее по морде и аккуратно проник в лошадиное сознание, внушая покорность и усмиряя пугливость. Доведя животное до нужной кондиции, приказал ей идти. Та спорить не стала. Покачивая головой в такт размеренного шага, двинулась к порталу и, не задерживаясь на его рассматривание, шагнула. Миг – и лошадка уже на той стороне. Дальше было проще. Я успокаивал наш четвероногий транспорт, и лошади одна за другой исчезали в портале. Последнюю я даже успокаивать не стал, а поэкспериментировал. Я где-то слышал, что лошади смелее идут тем путем, по которому перед ними уже прошел кто-то из них. Так и получилось. Лошадку ни сколько не смутило, что ее родичи исчезали в черноте. Подошла и, не останавливаясь, шагнула. Теперь очередь жеребца. Влезать в его мозги я не стал, вымотался, успокаивая почти полсотни его подруг. Жеребец внимательно наблюдал за всем процессом и не сопротивлялся, когда его вновь подвели к порталу. Шел, шел и… встал! Скотина. Мои нервы не выдержали и я, выхватив саблю, плашмя стеганул по крупу упрямца. С перепуга от неожиданного удара и последовавшей за ним резкой боли тот с места, как тигр, прыгнул в портал, обдав меня и стоявших рядом индейцев волной густой вони. Теперь отпрыгнули мы, спасаясь от удушливого облака. Фу-у-у! Хорошо хоть не обгадил в отместку! Бывшие при мне индейцы попрыгали в портал. За ними – Маркел. Я, оглядевшись, шагнул следом.

Глава 16

На месте будущей Диамантины кипела жизнь. Стояли палатки. В стороне под присмотром воинов паслись лошади. Горело несколько костров, на которых дежурные кашевары уже что-то готовили. Кругом – невысокие горки, а здесь просторная долинка, заросшая густым кустарником и пожухлой травой. Зима сюда уже пришла, даже воздух стал прохладнее, чем в покинутом нами месте. Правда, это можно объяснить и тем, что мы сейчас находимся на высоте 1200 метров над уровнем океана. Именно с этого места возможно начнется слава штата Минас-Жерайс. «Главные рудники» – так он будет назван за обилие полезных ископаемых. Из которых на долгое время первое место займут золото и алмазы.

Долина плавно понижалась в северо – восточном направлении. Туда же, журча и прыгая по камням, бежал чистый веселый ручеек. Откуда-то прилетевшая черно-белая птица, очень похожая на сороку, не испытывая страха крутилась под ногами. Идиллия! Пикник с шашлыками, пивом и волейболом. Вот только не для отдыха мы сюда добирались. Послал Маркела собрать командиров. Присел на траву, привалился спиной к камню и закрыл глаза. Хоть на чуток, но расслаблюсь, ожидая соратников.

Те появились через несколько минут, притащив заодно и большой кувшин свежезаваренного матэ. Нет, все-таки чудесный напиток! Высосал через бомбилью чашечку, и взбодрился. Готов, так сказать, к труду и обороне. Совместно наметили план дальнейших действий, разбили людей на самостоятельные поисковые партии. Маленькие они получились, всего по 25–26 человек. Рассказал приблизительную топографию местности, раздал командирам кроки маршрутов. Маркела временно прикрепил к Шатуну. У меня есть заботы и помимо этой местности, к тому же мне придется много летать. Не думаю, что двойная нагрузка будет по вкусу инопланетному механизму.

Особый вопрос, который надо было решить перед началом активной фазы поисков и добычи, был вопрос о дележе найденного. Я в режиме кают-компании выслушал предложения всех командиров. И подвел итог: все добытое в общий котел, делить – дома, по возвращении. Так будет удобнее. Часть добытого выделить семьям пропавших. Все-таки люди пострадали на службе княжеской. Это будет справедливо. Все рассчеты с воинами производить не камнями и золотым песком, а монетой. Командиры же – как пожелают.

На маршруты партии отправятся поутру, а сейчас пусть немного отдохнут. Мне же надо решить вопрос с продовольствием. Приказал Модулю открыть портал в индейскую деревню. Ту, где мы оставили часть груза, которую некому было нести.

Мое появление вызвало настоящий переполох: вдруг, откуда ни возьмись, я появился. Индейцы побросали все свои дела и попадали на землю. И только мой грозный голос смог привести их в чувства. Приказал достать из лабаза все, что мы в него сложили, и принести сюда, где я стою. Приказ выполнялся бегом. Пока я ел предложенное мне запеченное мясо и запивал его матэ, передо мной вырос штабель мешков с продовольствием, оставшимся снаряжением и оружием. Оглядев столпившихся возле штабеля индейцев, приказал им срочно собрать свои вещички и отправляться на Риу-Доси, к семьям. Только четверых тормознул, в помощники.

Дождался, пока деревня опустеет, и открыл портал. Индейцы были шокированы, но долго стоять с открытыми ртами я им не позволил. Приказал брать мешки и бросать их в черноту портала. Началась работа, и шла до тех пор, пока один из индейцев не подошел близко к порталу. Бросил мешок, но не выпустил его из рук. Миг, и мешок с человеком исчезли в черноте. Оставшиеся трое побросали, что держали в руках, и с громкими воплями бросились бежать. Твою ж мамань за кочерыжку! Плюнул от досады и принялся за работу. Попотеть пришлось изрядно, но вот последний мешок канул в черноту. Я шагнул следом.

Встретили меня мои воины. Вид – встревоженный, руки сжимают оружие.

– Великий! – подбежавший Сатемпо опустился на одно колено и склонил голову.

– Что случилось?

– Мы смотрели вокруг, у ручья рудознатец пробу делал. Нашел два камня прозрачных. Спустились ниже, к водопаду. Рудознатец еще пробы стал делать. Тут вопль очень громкий услышали. Я пошел смотреть, кто орет. Индейца чужого поймали. Тот и орал. И ничего не говорил. Я приказал его связать и рот заткнуть. Поднялись сюда. Нашли кучу мешков и корзин. Потом ты появился, Великий. Я все сказал.

– Ясно. Продовольствие и снаряжение прикажи воинам поделить на четыре части. Одну часть пусть несут в лагерь. Здесь оставь охрану, пары воинов хватит. Веди, Вождь, к водопаду.

– А с крикуном что делать?

– Что хочешь, он мне не нужен. Глуп и пуглив. А теперь, думаю, еще и умом с перепуга тронулся. Пошли.

Задержку в долине народ использовал с пользой, начав обследование местности вместо отдыха. Я огляделся. По всей долине бродили люди, многие ковырялись в ручейках, пробиравшихся среди кустов и камней. Бразильское плоскогорье похоже на слоеный пирог. Эту «слоеность» было хорошо видно во время нашего плавания по левому притоку Рио-Доси. Порог прерывал наше спокойное плавание. За ним следовал относительно ровный участок реки в несколько сотен метров длиной, который опять перекрывался мелким каменистым перекатом, за которым вновь был ровный и удобный для прохода баркасов участок. А выше брошенной индейской деревни начались уже водопады. И чем выше в горы мы шли, тем водопады встречались чаще. Вода многих притоков, собравшись в одно русло, весело скакала по ступенькам скал. Брызги и водяная пыль в лучах солнца искрились всеми цветами радуги.

Нечто подобное, только в гораздо меньшем масштабе, увидел и я, подойдя поближе. Найденный Сатемпо ручей с водопадом был красив. Вода падала неширокой струей со скального уступа, высотой всего в десяток метров, в каменную чашу. В воздухе висела радуга, а в чаше копошились пятеро индейцев, предводительствуемые Гансом Кюгелем. Они черпали из чаши железными лопатами с короткими черенками гальку, ссыпали ее в кожаные ведра и подавали на берег. Там индейцы, рассыпав гальку на кусках парусины, выбирали алмазы. Я окликнул Ганса. Тот, весело оскаливши в улыбке зубы, помахал рукой и побрел к берегу, таща полное ведро.

– Господин! – завопил он, выходя на берег. – Это чудо! Здесь столько алмазов, что мы уже сейчас богачи! Смотри!

Вывалив гальку из ведра, Ганс подбежал к палатке, стоявшей на небольшом удалении от ручья, и вытащил из нее кожаный кошель. Бросив на землю индейский плащ, вывалил на него его содержимое. И появилась еще одна радуга. Под зимним бразильским солнцем пускала цветных зайчиков приличная грудка мелких алмазов.

– Здесь, – почему-то шепотом произнес Ганс, – около двух тысяч карат!

Вес бриллиантов измеряется в каратах. Один карат бриллианта равен 200 миллиграммам или 0,2 грамма. Карат, в свою очередь, делится на 1000 частей. По массе бриллианты всех форм подразделяются на три весовые группы: мелкие – до 0.290 карат, средние от 0.300 до 0.990 карат и крупные от 1.000 карата и более. Стоимость бриллиантов с увеличением их размера возрастает в геометрической прогрессии! Один бриллиант весом в 1 карат стоит в 10 и даже 20 раз дороже, чем большое количество маленьких бриллиантиков общим весом в 1 карат.

Алмазы, весело блиставшие перед моими глазами, относились ко второй весовой группе и размером были от 3-х до 5-ти миллиметров. Даже если учесть немалые расходы на превращение необработанных камней в ограненные бриллианты, общая сумма выручки за эту грудку будет весьма впечатляюща! Прав Ганс, мы уже богачи, но станем еще богаче. Ведь это только первый найденный скальный карман, куда сама природа сложила для нас такие вкусняшки.

– Молодцы, ребята! – я хлопнул по плечам Ганса и Сатемпо. – Старайтесь!

Послав за остальными начальниками индейца и дождавшись, когда те, бросив увлекательное занятие, подойдут ко мне, приказал прибрать продовольствие и готовиться к завтрашнему выходу на маршруты. Попрощавшись, активировал антиграв и взлетел. Увлеченные работой индейцы не обратили на это никакого внимания.

Отлетев на пару километров, приземлился. Мысль интересная пришла: пространственное перемещение я, в общем-то, освоил. А как с временным? Надо ведь попробовать! Задал Модулю место и время. Место – то, где сейчас стою, время – трое суток вперед. Открыл портал и шагнул. Внешне никаких изменений не заметил. Так же неярко светило солнце, дул прохладный ветер. Я активировал гравипояс и полетел разыскивать старателей. Полчаса полета, и в неприметной долинке заметил дымок костра. Опустился на землю и пешком спустился к ручью, на берегу которого он и горел. Меня заметили. Подбежал Потап, поклонился и сказал:

– Ручеек с камушками, рудознатец промывку делал. Посчитал, что мы здесь с десяти пудов породы можем 10, а то и 12 карат взять. Только надо проходнушку ставить.

– Погоди с проходнушкой, Потап. Позови рудознатца.

Ко мне подбежал молодой индеец. Поздоровался и замер, ожидая распоряжений.

– Ты, Василь, – обратился я к нему, – кроме алмазов, на что еще пробы брал?

– Ни на что.

– Ошибочка! Ты здесь золотишко поищи, авось попадется.

Парнишка враз испарился и материализовался уже с лотком в ручье. Потап так же убежал брать пробы на золото. Я же повторил временной эксперимент, шагнув в портал, чтобы появиться на два часа позже. Вышел и едва не налетел на вертящего головой Василя. Он явно кого-то высматривал, держа в руках лоток. Меня он почему-то не заметил, хоть и посмотрел в мою сторону. Я стукнул Василя по плечу. Тот подпрыгнул и крутнулся, ища взглядом стукнувшего. Меня явно не видел! Это что же получается? После прохождения портала я некоторое время невидим? А для чего?

– Для безопасности, – пояснил Модуль. – Десять секунд невидимости для оценки обстановки в точке выхода.

– Чудесно! – воскликнул я.

Василь подпрыгнул, услышав мой голос, и тут десять секунд прошли. Я проявился. Подбежал и Потап, держа в руке тряпичный узелок.

– Великий! Я нашел его! Золото! С каждого лотка до трех граммов!

– У меня тоже самое! Смотри, воевода!

– Вот и прекрасно. Потап! Работайте здесь, а Василь пусть обследует всю долину по течению ручья. Где-то должны быть карманы с золотым песком и алмазами. Понял задание, Василек? Выполняй. Я дней через несколько навещу вас. До встречи!

Опять полет и поиск признаков присутствия следующего отряда. Встреча, доклад командира, корректировка направления поиска, если требуется. К вечеру здорово вымотался и решил заночевать в отряде Шатуна. Тот набрел на широкий глиняный язык в русле неширокой речки. Лагерь разбил на ее противоположном берегу, заросшем кустарником и деревьями. Поставил две проходнушки, подвел к ним воду и уже хвастался добычей: фунта два с половиной золотого песка и добрая жменя мелких алмазов. Они у него все были прозрачные, «чистой воды», как сказали бы специалисты. Бывшего при нем рудознатца, крещеного Иваном индейца, так же сориентировал на поиски «карманов». Вода размывает породу уже не одну сотню лет, очищая и перемещая своими струями то, что мы ищем. И осаждает это в таких местах, из которых сама уже не может вымыть. Так образуются настоящие кладовые, могущие подарить нашедшему их сказочные богатства.

– Илья Георгиевич, – обратился ко мне Шатун, когда мы, поужинав, смаковали матэ. – Ты о сокровищах, в земле этой скрытых, сам знал, или тебе Бог подсказал?

– Раньше, в прежней жизни, я, Богдан, знал, что Бразилия богата на полезные ископаемые. Где какие находятся, тоже знал. А вот чтобы я их сейчас к рукам прибрал – Он надоумил. Не для обогащения моего, а для дела, что Он же мне и поручил. Важного и чрезвычайно трудного. И вас Он мне в помощники послал. И еще много чего сделал, чтоб моя миссия была успешной.

– Если Он меня с братанами к тебе в помощники послал, так может, поделишься, Воевода, в чем помочь-то надо?

– Поделюсь, обязательно поделюсь! Вот вернемся из этого похода, сядем за стол – и расскажу, что Бог на мои и ваши плечи взвалил. Не сейчас. Сам еще не знаю, как это дело делать надо. Ведь придется сразу на чистовую ваять. Дублей и тренировочных подходов не предусмотрено.

– Ну, хотя бы в паре фраз скажи, о чем забота?

– О Руси-матушке. О том, как сделать, чтобы всякая нечисть на нее не лезла, не грабила, людей не убивала, земли русские не захватывала и не разоряла. Чтобы Русь-Россию во всем мире уважали и не старались ей нагадить, а слушали внимательно и слышали, что они говорит. Вот так как-то. В общих чертах.

Шатун глубоко вздохнул и замолчал. А я, допив матэ, пошел спать.

Утром я уже стоял на площади в деревне освобожденных от бандейрантов индейцев. Пользуясь своей десятисекундной невидимостью, вошел в общинный дом и сел на скамейку вождя. В помещении находились трое старейшин и несколько воинов в возрасте. Видимо, самые лучшие и уважаемые. Сидели на застланном циновками полу, и пили традиционный матэ. Занять скамейку вождя, единственную из мебели, никто не решился. Сидели, потягивали напиток и молчали. Похоже, о чем-то усиленно думали. Десять секунд кончились, и я произнес:

– Ну, а мне хоть кто-то поднесет чашечку?

Разорвись здесь бомба – эффект был бы меньше. Дружно охнув, индейцы, как тараканы на кухне, когда свет включат, порскнули, кто куда. Двое отважных воинов так вообще вышли через стену. Благо, была она сплетена из прутьев и глиной обмазана.

– Стоять! – рявкнул я, видя, что общаться со мной через пару секунд будет некому. – Всем вернуться и занять свои места! Быстро!

Команду они выполнили мгновенно, распластавшись у моих ног. Один из старейшин попытался что-то проблеять, но я сказал:

– Всем молчать и слушать меня! – я обвел грозным взглядом лежащих людей. – Ваши воины вместе с вождем погибли. Они не выполнили мой приказ – не надели железные шлемы. Я вооружил ваших воинов, ушедших со мной, копьями с железными наконечниками и мачете, а так же выдал всем железные шлемы, тем самым уравняв их со своими уругвайцами. Они ослушались, и чудовище убило их. Я убил чудовище и получил его силу. Но теперь я не доверяю вашей клятве. Мне нужны воины, которые выполняют мои приказы, а не игнорируют их. Я лишаю ваших мужчин статуса воинов. Вы можете вернуть его себе, если пройдете испытание и докажете, что способны выполнять мои приказы. Понятно?!

– Да Великий Посланец! – хором простонали наказанные.

– Что мы должны сделать, Великий? – один из старейшин приподнял голову, но на меня посмотреть не решился.

– Для начала пойдете в лес и принесете мне много стволов деревьев с цветной древесиной: красной, желтой, зеленой…

Озадачил я индейцев крепко. Но и облегчил их труд, подбросив десяток железных топоров. Своими каменными они много не нарубят. Напоследок запретил им входить в общественный дом, приказав восстановить разрушенную пугливыми стену. Я сюда еще не раз загляну и не хочу, чтоб индейцы в панике разбегались. Частое ощущение страха может повлиять на производительность труда и вызвать желание свалить подальше в джунгли. Отобедал, оказав провинившимся милость, и решил прогуляться по деревне. Вышел на площадь, а никого нет! Попрятались, что ли? Да нет! Вон кто-то ковыляет. Оказалось, что это один из старейшин. Упав в пыль, он доложил, что все ушли в лес за древесиной, остались только старые и малые. Похвалив за рвение, пошел к реке. Сел на бережок, уставился на воду. Можно бесконечно долго смотреть, как горит огонь, течет вода и работает человек. На огонь смотреть опасно. После его отблесков зрение восстанавливается долго. А тут враги напали. И любитель огня уже остывает. Смотреть на работающего человека – мешать ему работать. Он ощущает твой долгий взгляд, и у него начинает все из рук валиться. Смотреть же на воду – самое то! И приятно, и думается под журчанье струй продуктивно. А подумать надо над несколькими вопросами.

Первый – что делать с этими индейцами. Они видели нашу экспедицию. Они знают о моих неординарных способностях. Бандитов, что все их племя похватали, я извел. Но скоро появятся другие. Узнают, что мы куда-то в горы таскались, и полезут любопытствовать, чем это мы занимались? А следы раскопов, костров и мест разбивки лагерей не скрыть! Что в речной гальке ищут? Золото! А там и алмазики надыбают. Кто-то подставится под лазер дрона. И понесутся вести, обросшие слухами. Нищебродов набежит – мама не горюй! А на кой черт мне раньше времени надо, чтоб столько денег в Европу хлынуло? Испания первой возбудится и пришлет сюда и армию, и флот. И будет нашему Русскому Уругваю писец. Большой и Толстый Лис Заполярный. Вывод сам напрашивается: племя это отсюда надо убирать. Каким образом – надо еще подумать.

Второй вопрос – владелец плантации-фазенды, что послал за нами соглядатаев. Уж он-то по-любому будет нас на обратном пути караулить. И сделает многое, чтобы узнать цель нашего вояжа в горы. Время возвращения экспедиции он не знает. Потому, скорее всего, уже сейчас где-то в удобном месте сидит пара-тройка наблюдающих за рекой, в любой момент готовых подать сигнал хозяину о нашем появлении. Вот только непонятно мне, как он с нами справиться планирует. Количество баркасов наших ему известно, число людей на них прикинуть не составляет труда. По-любому, моих воинов больше, чем у плантатора надзирателей. Где ему бойцов взять? А если и наймет достаточно, то их ведь кормить надо, держа под ружьем в постоянной боеготовности. На такие расходы вряд ли пойдет плантатор. Он, прежде всего, хозяйственник и деньги считать умеет. В нашем же случае – расходы велики, а прибыль сомнительна. Он ведь не знает, что в горах богатства скрыты огромные, и я именно за ними полез. А если просто за древесиной ценных пород? Но даже и она предполагаемые затраты на наше ограбление не компенсирует. Неувязочка! Но уж очень тревожащая меня. Что-то я недодумываю, и это доставляет мне дискомфорт.

Третий вопрос самый простой, ответ на который я получу прямо сейчас.

– Модуль, ответь на вопрос.

– Слушаю.

– Создатели озаботились безопасностью Оператора при его выходе из портала, предусмотрев режим невидимости. Вопрос: имеется ли прибор для создания невидимости на более продолжительное время?

– Да, имеется. Находится в хранилище Комплекса.

– Почему ты или Инфоблок Комплекса меня об этом не информировал?

– В моей программе стоит запрет на информирование Оператора о наличии специального оборудования, контроль за которым осуществляет Комплекс.

– Понятно.

Ясно-понятно, очень приятно. Значит, надо Комплекс навестить. И задать ему еще несколько вопросов. Сказано-сделано. Через секунду я уже стоял на полянке перед скалой, в которой скрывался Комплекс. Прохода видно не было. Я подошел ближе, коснулся скалы рукой и, не отнимая руки пошел вдоль нее. Сделал так несколько шагов, и вдруг рука провалилась в пустоту. Ага, вот и вход, замаскированный видеоиллюзией. Шагнул внутрь коридора. Зажегся неяркий свет. Я подошел к массивной шлюзовой двери, мягко отъехавшей в скалу. В помещении Инфоблока тут же зажглись лампы и мягко зашелестела вентиляция, освежая атмосферу. Засветился экран монитора. Инфоблок поприветствовал меня и, пока я устраивался в кресле, доложил о состоянии машин и механизмов, а так же о ходе добычи золота и алмазов. Но сейчас меня интересовало другое.

– Инфоблок. Подтвердить наличие прибора невидимости.

– Подтверждаю.

– Уточнить его местонахождение.

– В персональной ячейке снаряжения Оператора.

– Где она находится и как ее открыть.

– В комнате отдыха Оператора. Доступ в ячейку осуществляется с помощью жиго.

– Как выглядит жиго?

– Кольцо серого металла с красным кристаллом.

Я напряг память. Так. Кольцо с красным кристаллом я видел на пальце у рептилоида. Лучем из камня тот вскрыл череп индейца и стал высасывать его мозг. Потом я выстрелил. Маркел и Сатемпо добили монстра. Маркел сунул в мой мешок пояс-антиграв, а в руки отдал серый кругляш с красным камнем. Кольца небыло. Потом я примерил браслет и вырубился.

– Инфоцентр. Где сейчас находится жиго.

– В нестандартном контейнере на поясе Оператора.

«Где?! В каком таком нестандартном контейнере? А, это электроника так обозвала мою сумку поясную! Быстро ее сюда!»

Я вытряхнул из сумки все, что в ней было, на стол перед консолью монитора. Разгреб кучу необходимых в повседневной жизни воина предметов и обнаружил круглую серую пластину, на ребре которой каким-то образом был закреплен камень карминно-красного цвета. Но на кольцо кругляш не походил. Кольца у меня небыло. Куда ж оно делось-то? Я машинально крутил его в пальцах, прикидывая, где искать монстрово кольцо. Подозревать спутников в утаивании предмета я даже и не думал. Нет им никакого резона. Инфоблок тоже молчал. Где ж оно?

Неожиданно палец пронзила резкая боль. Я даже вскрикнул. И замер, вытаращив глаза. На моем среднем пальце правой руки блестел перстень с красным рубином.

– Идентификация нового Оператора закончена полностью, – произнес Инфоблок. – Степень допуска – первая.

Так вот ты какой, северный олень! Кругляшком прикинулся, от дураков защиту включил. Теперь понятно, почему Инфоблок про закрытую информацию говорил. Кто владеет информацией, тот владеет миром. Правильное выражение. Ну, что ж. допуск получен, начнем вновь знакомиться с Комплексом. Но сначала – прибор невидимости.

Прибор я нашел там, где указал Инфоблок. Представлял он из себя тоже кругляш с камнем, но уже густо-синего цвета. Очень похожего на сапфир. И тоже имел защиту от дурака, превращаясь в кольцо только после мысленной идентификации с ним кругляша.

– Синий-синий иней лёг на провода. В небе темно-синем – синяя звезда, – тихо пропел я слова песни, любуясь искорками на мелких гранях камня.

– Код вербальной активизации прибора невидимости введен в его память, – возникло в моем мозгу сообщение от консоли управления Комплексом. – Одновременно кодовой фразой «Синяя звезда» активирован и встроенный маячок обратной связи. Произнеся ее, Оператор всегда будет знать, где находится прибор.

– Значит, потерять я его не смогу?

– Да.

– А для чего мне вербальный активатор, если я его мысленно могу включить?

– Дублирующая система при невозможности ментального воздействия на прибор.

Хм, даже так? То есть, когда я не смогу воспользоваться своими способностями. А когда это может быть? Первое – это когда у меня на голове железный шлем – экран. А еще когда? Думай, башка, картуз куплю! Ну, конечно же! Когда мне придется в глухую защиту уйти под атакой другого телепата. Я ведь в мирах не в единственном экземпляре. Вон, целая цивилизация пользуется своими ментальными способностями, как я ложкой. В повседневной жизни. Понятно и весьма приятно, что я обрел еще одну защиту.

Инфоблок открыл мне еще несколько тайн Комплекса. Одна из главных – он является космическим кораблем, обладает оружием и боевыми дронами. И тут же обрубил мою взыгравшую фантазию, заявив, что системы корабля подчиняются только индивидууму с высшей степенью допуска. Вообще-то правильное решение, а то рептилоид, практически насильно сосланный на Землю добывать золотишко для Создателей, давно бы с нее упорхнул, наплевав на них всех вместе и на каждого по отдельности. Только я-то с родной планеты улетать не собираюсь! Но моя аргументация Инфоблок не впечатлила. Да и не было, как я догадываюсь, у электронной машины полномочий повышать мой статус. Печально, досадно, но – ладно!

Открыв на мониторе подробнейшую карту местности, указал район, где сейчас работают мои люди. Подтвердил приказ о взятии под контроль, после нашего ухода оттуда через восемьдесят шесть суток, весь район золотых и алмазных россыпей. Контроль жесткий. Чтоб возвратившихся оттуда землепроходимцев небыло. Получив подтверждение от Командного блока, покинул Комплекс и, выйдя на поляну, открыл портал.

Материализовался в лагере Шатуна. Активировал невидимость и пошел прогуляться. Все бы хорошо, но приходилось часто уступать дорогу бегавшим туда-сюда людям. Они-то меня не видят! Так прошел весь лагерь. По течению ручья дошел до места, где он разбивается на два рукава. Выбрал меньший и через сто метров обнаружил водопадик метров восьми высотой. Неширокой струйкой он весело скакал по уступам скалы, а потом лихо прыгал вниз и, ударившись о камни, разлетался радужными брызгами. Прозрачная вода выбила у подножья скалы неглубокую чашу. Из нее выбегал ручеек, чьи журчащие воды, пробив извилистый путь, устремлялись под полог низко нависших веток.

Круглая чаша, выбитая водопадиком, была наполнена удивительно прозрачной водой. Сразу захотелось искупаться. Нашел удобный спуск, и вот я уже блаженствую в прохладной водичке. Хорошо то как! Водичка журчит, солнышко пригревает, два зеленых попугая возятся на ветке дерева, склоненной к земле. Черно-белая птица, похожая на сороку, заинтересовалась моей одеждой, сложенной на берегу. Сорока вообще-то воровка. Как бы чего не сперла! Я шутливо прицелился в нее указательным пальцем, изобразив ствол пистолета, и произнес: «Бах!». Тут же из кольца на среднем пальце вырвался красный луч и снес птице голову. Я опешил. Так вот как это жиго работает! Снял с пальца кольцо, мгновенно преобразовавшееся в сплошной кругляш. Без проблем опять надел его на палец. Посмотрел на безголовый трупик любопытной птички. Жалко мне ее не было. Я задумался.

Глава 17

Что-то со мной происходит. Как-то я становлюсь черствее, что ли. Мне становится НЕ ЖАЛКО людей. Монстр погубил моих рабочих – я отнесся к этому почти спокойно. Планирую налет на фазенду плантатора, являющегося потенциальной угрозой моей экспедиции – и мне не жалко живущих там людей. Как не жалко индейцев из деревни, которых я брошу в бой с копьями на мушкеты, а оставшихся в живых насильно вывезу в Уругвай. Почему? Перестаю быть человеком? Почувствовал себя всесильным? Или начинает нравиться вертеть судьбами людей? Перекраивать их сознание, заставлять делать то, что мне надо? Что случилось, Господи?! Ты говорил, что желаешь с моей помощью возвысить народ русский. Но каким образом я смогу это сделать? Кем я должен стать, чтобы выполнить волю Твою? В кого превратиться?

– Ты озаботился множеством вопросов, Илья, на которые не можешь найти ответов, – услышал я знакомый голос в своей голове. – Я скажу, для чего ты перенесен в этот мир и наделен многими способностями, выходящими за рамки понимания обычного человека.

Голос помолчал, как бы собираясь с мыслями или подбирая понятные мне формулировки. Потом произнес:

– Тот мир, который ты знаешь и из которого Я тебя забрал, просуществует недолго. Враги твоей Родины развяжут чудовищную войну, в которой погибнет не только человеческая раса, но и сама планета. Она не сможет выдержать еще один тотальный ядерный удар и расколется на куски. Чтобы этого не произошло, твоя Родина должна быть сильнее всех остальных государств. Сильнее настолько, чтобы ни у кого не возникло желания с ней воевать. А начать закладывать основы ее могущества лучше всего в том времени, в которое Я тебя перенес. Почему – поймешь сам. Твоя главная задача – помочь своей Родине выстоять под ударами грядущий бед. Сделать ее мощным государством, идущим впереди по пути прогресса и ведущим за собой все остальные государства. Русь должна стать мировым лидером. И ты ее в лидеры выведешь. А монстром ты не станешь. Это все, что ты можешь знать. Прощай.

– Подожди! А если я не справлюсь?

– Справишься.

– Еще вопрос. Кто вы?

– Для вас – Боги…

Голос исчез. Я лежал на траве, смотрел в блеклое Бразильское небо и постепенно приходил в себя. Информация, от Него полученная, едва умещалась в моем сознании. Планета погибнет, если я не сделаю Русь могучей, способной удержать остальные народы от самоуничтожения. Каким мелким вдруг показалось то, что я сейчас делаю. Золото, алмазы, Русский Уругвай! Зачем все это, если передо мной задача планетарного масштаба? Ага! А от чего я буду отталкиваться, двигая эту гору? «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир!» – так сказал один мудрец. И он прав. Мне тоже нужна точка опоры. А лучше – несколько. Одной из них и будет Русский Уругвай. Другой – богатства, сосредоточенные в моих руках. «Что не смогут сделать легионы, сможет маленький ослик, нагруженный золотом» – так говорил еще Юлий Цезарь. И возразить нечего! Третьей точкой будут люди. Единомышленники. Сплоченные общей целью, общей верой и общей кровью, текущей в жилах. Тщательно отобранная элита, думающая и радеющая, прежде всего о Родине.

Тут же возник еще один вопрос: почему именно МЕНЯ выбрал тот, кто назвал себя Богом? Я обычный человек и никогда не ощущал себя каким-то исключительно выдающимся человеком. Но вот выбрал же! А объяснить свой выбор не удосужился. Я что, пешка? Иди и делай! Да нет, не пешка, как получается, а ферзь, король и лошадь одновременно. Включая и остальные фигуры мудрой индийской игры. Потому и степеней свободы мне дадено одному за всех. Вот только почему Господь мне этого раньше не сказал напрямую? Все какими-то полунамеками ограничивался. Проверял, что ли?

А как без проверки? Дело-то архиважное, абы кому не поручишь ведь. Проверял Он меня достаточно жестко, много раз я мог погибнуть за эти три года, но и помогал! Крест с камнем-оберегом, встреча с разумным дельфином, мои экстрасенсорные способности. Ведь все от Него. Наконец, обнаружение базы инопланетных расхитителей земного драгметалла и получение ее мной в безраздельное пользование. Один прибор для перемещения в пространстве-времени чего стоит. Какие горизонты он мне открывает! Только тут же, на основе Им сказанного, возникает вопрос: в этом ли мире, где я сейчас нахожусь, будут происходить мои пространственно-временные перемещения? Или в параллельном? Про чисто пространственные я уже знаю – в этом.

Хотя, собственно, какая мне разница?! Возвращаться-то я буду в этот мир! Уж если я выбран на роль «прогрессора», то и буду прогрессировать по полной программе! Как сказал кто-то: делай, что должен, и будь что будет! Теперь Я здесь живу, здесь моя семья и люди, верящие в меня и идущие за мной. И здесь есть Русь, Родина моя. Она есть, в каком бы мире этой реальности я не находился. Есть русские люди, которым я могу помочь. Задача неимоверной трудности. Но передо мной живой пример – князь Северский, сумевший без божественной, или какой либо иной, помощи вмешаться в ход здешней истории и в чем-то изменить ее. Теперь я не очень верю в то, что его какой-то древний колдун перенес. Уж больно приемчик знакомый: душу – в тело. Только почему Он ему не помогал? Вопрос! Но, видимо, вмешательства князя оказалось недостаточно. Иначе, зачем было меня, считай, следом за ним в то же время этого мира внедрять? Опять вопрос! И вопросов к Нему становится все больше. А, ладно! Карт-бланш дал? Дал! Значит, буду действовать, как сам разумею. А если Ему что-то не понравится или скорректировать захочет – скажет! Я услышу и приму к сведению Его рекомендации. Решать же буду сам. Нужен Прогрессор? Получите!

Размышляя о том, что я теперь могу при помощи инопланетного прибора перемещаться в пространстве и времени и делать там, что пожелаю, я вдруг подумал: а ведь я могу спасти своих родителей! Переместиться в тот роковой день, но только перед их выездом на дачу, и что-нибудь сделать, задержать их, не дать попасть в ту аварию. Не погибнут они, и меня не убьет обезумевший профессор! Я смогу это сделать! Но тут в моем сознании вновь возник Его голос:

– Не делай этого! Да, ты спасешь своих родителей, изменишь их судьбу. Изменишь так же и свою, но погубишь судьбу всей планеты! Ты будешь жить с ними долго, потом так же долго без них. Забыв обо всем, что с тобой произошло и должно произойти. И доживешь до того момента, когда безумцы начнут убивать твой народ, когда начнет умирать твоя планета. Ты будешь видеть это, но уже ничего не сможешь сделать. Ты хочешь обменять жизнь двух человек на жизнь всего человечества? На жизнь всей планеты?

Его слова как громом меня поразили. Я понял, что не смогу этого допустить. Как ни горько это осознавать, но я уже не живу для себя. И изменить свою судьбу не могу. Не имею права! Простите меня, папа с мамой. Покойтесь с миром, милые мои, любимые, родные. На моих глазах навернулись слезы. И всемогущий в чем-то оказывается бессилен…

– Нет, Господи! – с рыданием крикнул я и рухнул в траву. – Нет, Господи!..

Прошло сколько-то времени, и я успокоился. Поднялся и подошел к воде. Зачерпнул горстями прохладную жидкость и плеснул себе в лицо, смывая следы слез. Я второй раз оплакал своих родителей. Первый раз – слезами души. Второй – просто слезами. Моя судьба, моя дорога определена окончательно. Я могу изменить многое. Я буду менять судьбы людей, народов, государств. Только свою судьбу я изменить НЕ В ПРАВЕ!

Я вновь плеснул горсть воды в лицо. Ручеек журчал между камней, вытекая из скальной чаши. По воде скакали солнечные зайчики, отражаясь от игривых струй и от… Ну-ка, ну-ка! Я зачерпнул горсть песка. Но это был не песок. Криво улыбнувшись, я прокричал:

– Что, Господи, слезы мои в алмазы превратил?! Утешаешь?! Ты ведь знаешь, что я за ними пришел не ради наживы, лично мне они и не нужны, по большому счету. Помогаешь?! Благодарить не буду. Тяжкую ношу ты на плечи мои водрузил. Так что помогать мне – твоя прямая обязанность. Слышишь меня, Господи?!

Конечно, слышит, но отвечать на мои дерзости не желает. Понимает, как мне не просто уже сейчас, а дальше будет еще сложнее расшатывать устои, свергать кумиров, перекраивать карты стран и континентов, менять судьбы народов. Вот такие пирожки с котятами!

Из чаши я выгреб полный шлем алмазов. Все, как на подбор, около трех карат. Прозрачных, как мои слезы… Посмотрел без былого восторга на их блеск в солнечных лучах и, представив мысленно место, куда я хочу переместиться, дал команду браслету на открытие портала. Мгновенно передо мной появился овал колышущегося, как в мареве, черного пространства. Миг – и колыхание прекратилось: прибор сфокусировал точку выхода. Глубоко вздохнув, я прижал к груди шлем с алмазами и шагнул в угольно-черное ничто… Теперь я знал, что и как делать. Я смогу построить и защитить Русский Уругвай!

В моем кабинете все было так, как я оставил, отправляясь в экспедицию. Только огонь в камине не горел. Взял с полки чеканную серебряную вазу, поставил на стол и высыпал в нее алмазы. Шлем положил рядом. Старался не шуметь, чтоб не привлечь внимания кого-нибудь из домашних. Объяснить им свое появление будет если не трудно, то долго. Вазу поставил обратно на полку. Там ее содержимое никто не увидит. Сел в кресло.

И так, Господь конкретизировал мою задачу и дал карт-бланш. С его слов, я могу делать все, что угодно, лишь бы получить конкретно обозначенный результат: мощная Россия в качестве мирового лидера и живая планета. Дело, конечно, глобального масштаба. Помнится, профессор как-то сказал, что чтобы решить большую проблему, не решаемую в принципе, ее надо разбить на несколько маленьких и начать решать их. И таким образом дробить эти проблемы, пока не получатся те, которые решить возможно. Пусть будет таких проблемок хоть великое множество! Решив каждую по отдельности, общим итогом может быть решение той, большой. В принципе не решаемой!

Умный был профессор, хоть и оказался сволочью. Интересно, а он сам-то уцелел после удара зеленой молнии? Сейчас, по прошествии трех лет, мое к нему отношение несколько изменилось. Вернее, смягчилось. Можно считать, что с его подачи я очутился в конце 16-го века, обретя многие способности и став, по велению Господа, ответственным за планету Земля и людей, ее населяющих. Вот только благодарить профессора за это не стану. Правда, и бить его, как жгуче хотелось в первое время, не буду.

Значит, начну рассмотрение частей проблемы. Что надо для того, чтобы люди объединились? Мотивация. А какую объединяющую мотивацию я здесь и сейчас могу предложить? Нет такой! И, к сожалению, никогда не появится. Даже в 21-м веке свары и раздоры не прекращались, а приобретали все более ожесточенный характер. Мир не объединялся, а все более разобщался. Даже пресловутый Евросоюз, недоношенный выкидыш западной демократии, объединил народы Европы только номинально. Объединились политики, и то в плане нелюбви к России. А вот экономики объединиться не смогли. «Нельзя в одну повозку впрячь коня и трепетную лань», – сказал поэт. А европеоиды впрягли! Богатую индустриальную Германию и нищую аграрную Грецию. Италию и Португалию с их огромными долгами, которые они никогда не смогут выплатить, тоже в Евросоюз приняли. И еще многих осоюзили, чистых и нечистых. И получилось, как было в СССР: промышленная Россия тянула аграрные малорентабельные окраинные республики. А в Евросоюзе роль России играют Германия и Франция, и тянут на своем горбу практически всех остальных «союзников». Только СССР просуществовал 70 лет, а Евросоюз начал разваливаться уже через 20. Не учли европеоиды наш опыт. Вот и пожинают плоды поспешного решения. Первой, как самая хитрая, свалила Великобритания. Видимо, заранее такой вариант просчитала: от своего фунта стерлингов ведь не отказалась!

Нет, такие союзы мне не нужны! Союз возможен только среди равных. А равенство может обеспечить только сильный человек, стоящий у руля власти. Верховный Правитель, царь, император – назовите, как нравится. Я не верю в демократию. Власть народа? Фикция! Не может кухарка управлять государством, как ее этому ни обучай. Склад ума другой. Государством должны управлять профессионалы, а не дилетанты и любители, якобы выбранные народом. Временщики, появляющиеся неизвестно откуда, что рулят, как черт на душу положит. А отбыв свой срок и наворотив дел, с обиженной харей вещают из-за бугра, что их, мол, не поняли, что они хотели как лучше, а вот народ им достался бестолковый да ленивый. Короче, «правители хороши, а народец подкачал»!

Из грязи – в князи? Это мы тоже уже проходили! Были такие во власти: образование – букварь скурил с братом, двух слов связать не может от природного косноязычия. А амбиций! Юлий Цезарь отдыхает. Зато избраны народом!

Так что я только за монархию. Неограниченное самодержавие. Царь или император все же профессиональные правители. Другой вопрос, что у некоторых этого профессионализма не хватает. А не хватает его потому, что кандидат в правители либо не подходил на эту роль, как Николай II, либо учиться не желал, как Петр II, либо учителя были с заплесневелыми мозгами. Каков учитель, таков и ученик. Сознание ребенка – чистый лист. И если на нем пишет безграмотный, то и текст будет корявым и маловразумительным. В точности, как Петр I. Того грамоте мать учила, сама кое-как ее осилив. Потому Петруша всю жизнь и писал коряво да с ошибками. Но зато в других науках преуспел. Вот только последователей делам своим великим не оставил…

Воспитание и обучение будущих наследников престола работа весьма ответственная. Выбор же учителей-наставников ответственней в десять раз! И отбирать их надо по самым жестким критериям. И учить наследников тоже надо серьезно. Власть – дама строгая. Всю жизнь властитель сдает экзамены на право обладания ею. Двоешники и троешники ее быстро лишаются, порой вместе с головой. Хорошисты в лучшем случае ее не потеряют, но и не укрепят должным образом. Власть должны получать только отличники. Знающие, как ее употребить на благо страны и своего народа. Так что настоящий царь, император или Правитель, заботящийся о своей стране, обязан вырастить достойную себе замену. Продолжателя, а не разорителя, дел своих. Преемник обязан быть лучше предшественника. В этом есть благо страны. Вот такая моя позиция.

– Тут ты прав, – неожиданно прозвучал в моем мозгу незнакомый голос. – Вот только один человек, будь он хоть самым расчудесным правителем, мало чего сможет достигнуть. Ему нужны такие же знающие и думающие помощники.

Я был весьма удивлен появлению еще одного собеседника, потому задал самый сакраментальный вопрос:

– Ты кто?

– Я тот, кто для тебя, нынешнего, еще не родился. А для тебя бывшего – твой современник. Я много думал над теми вопросами, которыми ты сейчас озабочен, и Господь решил, что твое знакомство с моими мыслями пойдет тебе на пользу. Мы не встречались в твоей прошлой жизни, мое имя тебе так же ничего не скажет. Господь решил – я выполняю Его волю. Слушать будешь?

– Буду! Только говори понятным языком, без научной зауми.

– Хорошо. Для начала дополню твои размышления о том, какими качествами должен обладать человек, чтобы стать лидером. Прежде всего: лидерами не рождаются, а становятся. Да, бывает, что появляется самородок, обладающий абсолютно всеми качествами лидера. Но этот феномен столь редок, что является скорее исключением из правил, а не правилом. Чаще всего те, кто рождены под сенью корон или каким-то образом очутились на вершине власти, к управлению государством просто не приспособлены. Ты это знаешь. Лидера надо воспитывать, выращивать, как редкое растение. Тут я с тобой полностью согласен. Но не в тепличных, а в реальных, суровых жизненных условиях. Конечно, многое зависит от тех, кто его воспитывает, кто дает ему знания. От их профессиональных и морально-этических позиций. И тут я с тобой согласен. Многое зависит так же и от самого кандидата в лидеры. Мало усвоить то, что дают учителя. Знания надо переосмыслить, пропустить не только через мозг, но и через душу, подойти к ним творчески. Чтоб не лежали мертвым грузом, а помогали в деле управления людским сообществом – государством. Лидер свои знания должен применять и постоянно пополнять, тем самым повышая свой культурный уровень. Глядя на него, или по его прямому указанию, будут повышать свой культурный уровень и его подданные. И тоже будут их применять, повышая не только свое благосостояние, но и укрепляя тем самым государство. Лидер должен иметь непререкаемый авторитет, подкрепленный не страхом, а уважением людей как его собственного, так и иных государств. А вот враги и недоброжелатели бояться обязаны! Потому что к врагам надо быть беспощадным и делать все, чтобы они исчезли. Каким образом – пусть они сами изберут. Ты же помнишь слова из песни: «…мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути…».

– Как я понимаю, – перебил я Голос, – лидер обязан быть культурным, высокообразованным, думающим, умеющим предвидеть и планировать важные события. Кроме того, он обязан быть грамотным воином, дипломатом и политиком. Короче, грозой врагам, отцом народу.

– Правильно, таким и должен быть Настоящий Лидер.

– Это понятно. Вот только ты нарисовал идеал руководителя. Но не сказал, где найти хотя бы десятую часть от него. В ком такой лидер может зародиться? Или из кого его получится воспитать? В какой стране и в это время? А главное, кто этим займется? Кому я смогу все, тобой сказанное, передать для исполнения?

– А ты на что? Для чего тебя Бог призвал? Ты – Прогрессор! Вот и прогрессируй в полный рост!

– Где?

– Не тупи! Описанный мной лидер может быть только в России. И я тебе это сейчас докажу. Русская община имеет принципиально отличные от европейских и восточных методик определения этого самого лидера. Европейским лидером может стать только самый сильный. Восточным – самый умный. А вот русским – самый культурный. Обрати на это особое внимание! Почему так? Потому, что менталитеты разные! Что есть Россия? Некоторые говорят, что Россия – это прослойка между Востоком и Западом. Чушь! Россия – это Север. Третья равноправная составляющая мира. У нее свой менталитет, свой подход ко многим проблемам, отличный от западного и восточного. Но! Как ни парадоксально, внутри России не один, а целых три менталитета: Запад, Восток и Север в одном флаконе. Потому, что в России живут представители и европейского менталитета, и восточного, и северного. А противостояния не будет, потому что мы в России между собой всегда сможем договориться.

Когда сходятся двое, обязательно будет противостояние. Когда сойдутся трое, они всегда договорятся. Один из моментов нашего русского эксклюзива, которого ждет от нас весь мир, – это возможность договориться втроем. Думаешь, случайно в наших сказках Трое всегда собираются? Случайно – Святая Троица или Три богатыря? Нет! Это ценнейший элемент нашей культуры. Даже выпивают русские «на троих»!

Человек европейский считает изначально весь мир враждебным, и он с ним борется. Человек восточный окружающий мир считает нейтральным и отгораживается от него. А человек северный считает мир изначально добрым. И он к нему идет с добротой. Изначально с добротой. Получает за это по физиономии, но не отказывается от него. Главный секрет – как совместить все интересы, когда в одной команде собираются и европейский человек, и восточный, и северный. Русская культура как раз владеет методиками, как им договориться. Каждый занимает свою нишу, каждый свои обязанности исполняет, и все с блеском выигрывают. Кстати, не надо им навязывать свою культуру. И их культурой свою подменять не стоит. Это будет грубой ошибкой. Просто станем у них учиться, но не будем слепо все перенимать.

Кстати, сказка восточная – дуалистическая. У них нет третьей составляющей. И не надо им эту третью составляющую навязывать. Американских сказок как таковых нет: этнос-то молодой, но у них есть новеллы О'Генри про выбор из разных дорог. Заметь, там выбор происходит между двух дорог. В наших же сказках выбирают всегда из трех дорог.

Теперь конкретно о лидере. Трагедия России в том, что нас, начиная с царя Петра I, заставляли жить по-европейски, где самый сильный становится лидером. А они, сильные, нередко с другими людьми не могут управиться, потому что не понимают их. И люди своего лидера тоже не понимают! Представьте, что приходится ему делать. Представили? Правильно! Махать топором. Силу показывать. Задачу ведь не отменишь. Дело-то делать надо! Вот лидер и начинает оставлять возле себя только тех людей, кто понимает силу, то есть, покорных исполнителей его воли. Но прогресса нет! Исполнять приказ люди умеют, а вот придумать что-то – не всегда. И что лидеру делать? Он ведь тоже не семи пядей во лбу. Тупик? Нет!

Действительно, люди с европейским менталитетом должны командовать, потому что у них это лучше всего получается. Но если они научатся подключать к управлению людей творческих, будет совсем другой эффект. Наш знаменитый маршал Жуков – это творец высочайшего класса. Он понимал людей творческих и расставлял на командные должности не только способных командовать, но и способных творить. Он создавал руководящий триумвират, сосредотачивая власть в руках Способного Командовать, Знающего и Способного Придумать. Именно созданные по жуковскому варианту штабы войск выиграли войну. В начале войны, когда армия строилась по жесткому европейскому варианту, поражения следовали одно за другим. Жуков, четко вычленив свою главную задачу в этой жизни, перестроил армию. И победил. Вот таким Триумвиратом и должен быть идеальный лидер: способный руководить, обладающий обширными знаниями и подходящий к возникающим проблемам креативно. И еще он должен быть ХОЗЯИНОМ.

Голос умолк. Я сидел, вновь и вновь прогоняя в памяти его слова. Кое с чем я мог бы и поспорить, но общая тенденция его «семинара» мной принималась. Именно так. Руси-России нужен Лидер. Объединяющая и вдохновляющая Личность. С Божьей помощью, я смогу воспитать такую. Но Руси, даже с таким лидером, будет не просто. Одна она испокон веков. Кругом или откровенные враги, или мутные союзники, что в любой момент могут обернуться врагами. Ей нужны друзья. И чем больше, тем лучше. А где их взять? Создать! И Русский Уругвай постараюсь сделать первым, но не другом, а самым настоящим братом для Руси. Нас объединит вера православная и кровь русская, что уже течет в жилах детей наших, здесь рожденных. Господь прислал меня в этот мир, поделился своим могуществом и поручил Дело. Я Его не разочарую. Тем более сейчас, когда в моих руках еще и инопланетная техника. Русь станет великой и могучей. Ее земли, города и людей не будет рвать на части, жечь, убивать и угонять в полон всякая шваль забугорная, грязная и алчная.

В Библии сказано: «Спасись сам – рядом с тобою спасутся тысячи». Это значит: будешь сильным, сможешь защитить тех, кто тебе дорог. Я смогу это сделать. Роднее и ближе, чем Русь и Народ русский, для меня нет никого. А потому, господа – любители поживиться за счет Родины моей, прячьтесь. Или сразу вешайтесь. Не так больно будет, когда я приду с вас за обиды спрашивать. Ого, как тело-то затекло! Вроде в кресло сел недавно, да и с таинственным собеседником говорил не долго, а вон как скукожило.

Для начала сидя потянулся, потом встал, прошелся по кабинету, разминаясь. Глянул в окно, а там уже темнеет. Быстро так, почти без сумерек. Самое время навестить князя. Вспомнил обстановку его кабинета, открыл портал, активировал прибор невидимости и шагнул. Князь был у себя, просматривал при ярком свете восковых свечей, стоявших в трехрогом подсвечнике, какие-то бумаги. Я смотрел на него, стараясь дышать потише, и не двигался. Князь положил бумагу на стол, медленно поднялся, подошел к стенному ковру. И неожиданно выхватил из висящих на ковре ножен саблю. Резко повернувшись, он выставил острие в мою сторону и начал что-то бормотать речитативом. Я же стал окутываться зеленым сияньем, отразившемся в полированных дверцах шкафа. Изумления прибавил мне и спокойный голос князя:

– Покинь, боярин, сумрак. Выходи на свет.

Я выключил прибор и проявился. Князь удовлетворенно хмыкнул и вложил саблю в ножны. Подойдя к столу, налил из серебряного кувшинчика в стоящий возле подсвечника бокал вино.

– Так ты живьем ко мне явился, или морок послал? Говори, если можешь.

– Княже! Это невероятно! Ты не мог меня видеть!

– Ага, живой значит. Тогда садись, вина налей и рассказывай, где научился глаза людям отводить. Никак колдуна какого в джунглях отловил и пригорбатил?

– Почти угадал, Андрей Михайлович. – И я стал рассказывать. Всё…

– Только я тут, княже, инкогнито. Не хочу, чтобы в Новороссийске об этой моей способности кто узнал. А то и в Буэносе узнают. Шпионов испанских у нас хватает.

– В этом ты прав. – Князь помолчал. – Так, говоришь, Бог поведал, для чего он тебя сюда послал? Это хорошо. Теперь ты видишь конечную цель и трудности, что на твоем пути встанут, воспримешь только как задачи, что решить надобно. Цель, конечно, глобальная: спасти планету от ее разрушения людьми. И карт-бланш дал? Уму непостижимо! Значит, дело действительно очень серьезное, коли Господь в твои руки судьбу рода людского вручил. Хм! – Князь отпил вина, помолчал.

– Я в одной книге прочитал, тогда еще, когда в нашем времени жил, что была уже на Земле всепланетная война. С применением ракетно-ядерного оружия. И следы от его ударов по всей Земле разбросаны. Планета и люди тогда едва полностью не погибли.

– Да, я тоже читал об этом, и по телевизору фильм видел. Говорилось в нем, что воевали боги с демонами, летали на виманах и использовали что-то типа лазера, «ваджра» назывался. Включался этот лазер чтением мантры. Кстати, конструкцию чего-то подобного я на базе рептилоида узнал, когда доступ первой степени получил. А вот текст мантры мне знать не положено. Допуск надо иметь высший. Кто его имеет, в памяти Комплекса нет. Бог-то ее точно знать должен, может, напоёт?

– Ага, и наиграет. Дубиной по ребрам! Не тупи. Он ведь тебе ясно дал понять, что применение оружия, способного уничтожить планету, ЗАПРЕЩЕНО!

– Понял я это, княже. Сразу после беседы с Ним понял. Просто подумал: ну, а вдруг! Ведь пройдет не очень много, в планетарном масштабе, лет, и родятся люди, что начнут изучать радиоактивность и примерять, куда ее пристроить. Людей этих никуда не денешь: исчезнут одни – появятся другие. Запретом тоже ничего не добьешься. Всех не перевешаешь, прогресс не остановишь. Вот кто-то, просмотренный, и доизучается до атомной бомбы. А когда она появится, то уже поздно будет.

– Ну, уж коли это неизбежно, то сделай так, чтобы оно не расползлось по всей планете, по арсеналам разных государств. А присутствовало только у одного.

– Это каким же образом?

– Опять тупишь, боярин! у тебя есть возможность во времени шастать. А в библиотеке того же МГУ можно найти имена ВСЕХ ученых-ядерщиков, начиная с самых первых. Вот с них и начни. Найди территорию, еще не освоенную ни кем и населенную примитивным народом. Создай на этой территории свое государство и развивай ядерную физику. Да следи, где в мире еще любители покопаться в протонах- электронах появятся. И их изымай. Тормози в этом плане всех! Становись монополистом, иначе не успеешь оглянуться, как в мире появятся жаждущие помахать ядерной дубиной. Тогда ты точно не сможешь выполнить порученное тебе Богом дело.

– И где ж мне территорию с примитивным народцем найти, княже? В каменном веке, что ли?

– Зачем в каменном? Наш, шестнадцатый, вполне подойдет. А территория? Чем тебе та же Африка не глянется? Или Австралия?

– Тогда уж Сибирь. Родная, все же, земля.

– Нет, Сибирь не подойдет. Климат суров, и крестьянствовать там тяжело. А тебе надо чтобы твое государство было самодостаточным и не зависело, или зависело в очень малой степени, от поступления жизненно необходимых товаров извне. Прежде всего, продуктов питания.

– Резонно. Надо подумать. Но это потом. Сейчас нам, княже, надо сообразить, как твое княжество укрепить. Чует мое сердце, что скоро к нам опять гости нагрянут. Княжество твое растет и богатеет. Новороссийск становится серьезным конкурентом Буэнос-Айресу. И люди из Старого Света, и товары к нам первым заплывают. Ты, князь, сливки снимаешь. Испанцам объедки достаются. И многие недовольны этим.

– Знаю я, шпионы доносят. – Князь насупился и взялся рукой за бороду. – И что мне делать? Лапки в гору поднимать?

– Не-е, княже! Не за этим ты СЮДА приплыл и людей привел. Что трудно будет – знал. И то, что рано или поздно, но придется с испанцами схлестнуться, тоже предвидел. Предупрежден, значит вооружен. Потому не думаю я, что ты перед лицом этой опасности совсем бессилен. Я не буду твои тайны выведывать. Сюрприз пусть будет. А в свете только что открывшихся обстоятельств я предлагаю следующее…

Проговорили мы с князем до утренней зари. Потом я ушел обратно, на берег безымянного ручья. Только алмазов в моем шлеме уже не было. Дома остались. Я напился прохладной воды, пожевал пласт вяленого мяса. Ну, князь! Так вот как тебе удалось и жизнь в чужом веке сохранить, и свою лепту в историю внести. Колдун ты, ваша светлость! Доморощенный, древним волхвом обученный. Кстати, о колдовстве. Крест с зеленым камнем меня от него защищает, окутывая коконом зеленого свечения. Князь почуял мое присутствие в комнате, хоть я и был невидим. Он стал читать заклинание, то есть колдовать, против меня. Крест среагировал, а свечение выдало мое местоположение. Все становится просто, когда обладаешь необходимой информацией. А мне полученное знание надо намотать на ус.

Два следующих дня мотался по приискам. Добыча золота и алмазов росла. Я ввел в работу старателей браконьерский способ добычи, когда вырабатываются наиболее щедрые места, «карманы», в которые сама природа уже сложила изрядное количество драгоценностей, предоставив нам возможность найти их и забрать. За весьма короткое время мы должны «снять сливки» с как можно большей площади будущих Главных рудников Бразилии. Она не обеднеет. В самой земле богатств остается несметно. А следы нашей деятельности за сто лет полностью сотрутся. Мы ведь шурфы почти не бьем, а шахты так вообще не копаем.

Смотался я и в деревню тупи-гуарани. Посмотрел, как идут лесозаготовки. На удобном для швартовки баркасов и вязки плотов берегу выросло несколько штабелей бревен. Я узнал пау-бразил или красное дерево, давшее название стране. С его древесиной я уже встречался. Рядом лежало несколько бревен, от которых шел приятный цветочный запах. Жаль только, что он вскоре исчезнет. Палисандр, или «розовое дерево», хотя такое название не совсем точное. Всего к палисандрам относится от 100 до 150-ти пород деревьев. Цвет древесины варьирует в зависимости от разновидности. Основной фон – от розовато-светло-коричневого до кирпично-красного или шоколадно-бурого. С узором из темных прожилок, нередко с фиолетовым оттенком.

Древесина палисандра скоро будет считаться одной из самых дорогих в мире, и то, что оно в этих местах произрастает, для меня является подлинной удачей. Сравнимой только с наличием алмазов и золота. Помимо красоты, палисандровая древесина отличается исключительной плотностью и твердостью, а так же хорошей устойчивостью к воздействию окружающей среды и насекомых-вредителей. Только вот название «палисандр» в этом мире должно было появиться лишь к концу 18-го или в начале 19-го века, нет точной даты в моей памяти. А с моей подачи появится в конце 16-го! Вот так.

Судя по цветочному запаху, передо мной лежали бревна бразильского «тюльпанного» дерева. Другие названия – пау роза, жакаранда роза, пау де фузо, пинквуд, буа де роз. Каждый народ, что прикоснется к этому чудесному дереву, поспешит дать ему свое название. Уж больно оно красиво! И растет в промышленном количестве только в Бразилии.

Я погладил теплый шершавый ствол и пошел к другому штабелю в десяток бревен. Это был тоже палисандр, только уже с древесиной фиолетового цвета: жакаранда виолета или пау виолета. Ее красивейшая древесина будет настолько популярна при дворах Людовика XIV и Людовика XV, что получит название «Королевское дерево».

Да, порадовали меня индейцы! Выгонять я их отсюда не буду, а плотно возьму под свое крыло и начну щедро снабжать товарами белого человека и защищать, когда понадобится. Хм! Что-то мысль у меня шальная мелькнула: а не отмести ли эту местность у Португалии? Уж очень она аппетитна! Стоявшие за моей спиной старейшины молча ждали моего приговора. Повернувшись к ним, я улыбнулся и произнес:

– Я доволен вашей работой. И больше на вас не сержусь. Ваше племя заслужило прощение, и я решил, что теперь за каждое такое дерево буду дарить вам по одному железному предмету. За тонкое дерево – железный нож, за толстое – топор или наконечник копья. Или другие товары, сами решите, что вам надо: цветное полотно, нитки, металлические котлы, стальные иголки и наконечники стрел. Выбор велик!

Метод кнута и пряника во все века действует безотказно. Теперь у индейцев появилась более весомая мотивация ударно трудиться – материальная заинтересованность. Страхом можно принудить к покорности и заставить работать на себя. Но работа из-под палки никогда не была продуктивной. А вот товарно-денежные отношения на основе наемного труда гораздо выгоднее. Пример из древности – притчу о добровольном рабстве, я Олегу на изумрудном прииске приводил. Платить выгоднее, чем просто отбирать. Но просвещенная Европа поймет это не скоро, и рабство отменится только в 19-м веке.

А мне пора заняться укреплением обороноспособности Русского Уругвая. Мы с князем по-разному прикидывали, каким же образом нам это сделать при явном дефиците времени и ограниченном количестве боеспособного населения. Прошмыгнув в какое-либо время, быстро людей, воинов, что за деньги послужить согласятся, я не найду. А если и найду, то, протащив их через портал, получу толпу перепуганных «колдовством» психов, что при чьем-либо вопле «Бей пособников дьявола!» мгновенно превратятся из людей в религиозных фанатиков. Последствия очевидны. Теперь об оружии. Воевать с противником, имеющим явное численное преимущество однотипным оружием бесполезно. Одинаковые пушки, мушкеты, корабли, только у врага преимущество: он это все может пополнять, а мы – нет. Ситуация, как в Парагвае 19-го века. Была процветающая страна, богатая и независимая. Но с небольшим населением и слабо развитой промышленностью. А вокруг множество алчных соседей. В результате кровопролитнейшей войны Парагвай потерял 90 % ВСЕГО СВОЕГО НАСЕЛЕНИЯ! Был полностью разорен и разграблен. А почему? Враг был многочисленнее, и имел гораздо больше оружия, расход которого постоянно восполнялся. Даже массовый героизм парагвайцам не помог…

Я не хочу такой судьбы Русскому Уругваю. Потому обязан, при дефиците воинов, обеспечить их таким оружием, о котором ближайшие четыреста лет ни кто даже не помыслит. Оружием двадцатого века. В который я и отправлюсь сейчас. И узелок собрал в дорогу: горсть необработанных алмазов, три горсти изумрудов и сотню испанских монет. Среди них эскудильо, его нумизматы и коллекционеры прозвали «золотым пиастром», а содержание золота составляло 1,5 гр.; золотые эскудо весом по 4 гр. и дублоны весом примерно по 7 гр. каждый. Дублон приравнивался к 2 эскудо. Покопавшись в сундуках, обнаружил несколько монет чеканки конца 15-го и начала 16-го веков. Нумизматы будут их из рук рвать. Тем более что были они не слишком потертые. Взял еще и небольшую шкатулку с ювелиркой работы Моисеевой мастерской. В родном времени Ильи Стрельцова мне нужны будут деньги, и не малые. Оружие дорого стоит.

Глава 18

…Я стоял в прихожей своей квартиры и старался унять бешеное сердцебиение. Честно говоря, я даже в мыслях не допускал, что когда-либо вновь перешагну порог родного гнезда. Я ведь умер в этом мире два дня назад. Во время эксперимента в меня вонзилась зеленая молния. Ее сполох и чудовищная боль – мои последние ощущения здесь, в этом мире и этом времени.

Сняв сапоги, шагнул в комнату. Все вещи, мебель, книги в шкафу, мамины безделушки на полках, мой ноутбук были на месте. Только пылью покрылись. И не удивительно. Я, здешний Илья Стрельцов, был в этой квартире чуть больше месяца назад, тогда и уборку делал. Потом профессор перевел весь коллектив института на «казарменное» положение перед генеральным запуском установки. Покидать территорию было запрещено, но я ее все же покинул. Не по своей воле и не физически, а в виде чистого сознания. И очнулся совсем в другом мире, времени и теле. Все было чужим, кроме имени и отчества: Илья Георгиевич. Полным тезкой оказался несчастный боярин, погибший в один день и час со мной, но только в конце шестнадцатого века. Мир душе его!

Рука по привычке сотворила крестное знамение. Подошел к тумбочке, включил телевизор. В нем шел какой-то сериал с потугами на юмор и обязательным закадровым смехом. Смотреть не стал, хоть по телевизору и соскучился. Пощелкал пультом. Нашел чей-то концерт и оставил его музыкальным фоном. Чтобы не так одиноко было в доме, где был когда-то счастлив. Так, тосковать некогда! Сначала надо легализоваться для соседей, а то на площадке живет бдительная старушка, а я на себя прежнего ну никак не похож. Залез в Интернет, скачал и заполнил договор аренды квартиры. Дважды расписался: за себя прежнего и за себя нынешнего. Паспортные данные себя нынешнего пришлось выдумать. Чем плох век двадцать первый, так это тем, что паспорт в любой момент может потребоваться. Надо озаботиться его появлением в моем кармане, и только настоящим. Но этот вопрос я уже продумал. Главное, пока я его буду добывать, не вляпаться во что-либо, потребующее его немедленного предъявления.

Теперь переодеться, благо моя здешняя одежда в шкафу висит. Быстро скинул свое боярское облачение, достал, осмотрел и вновь засунул на место джинсы и футболку. Молодежный стиль сейчас мне, бородатому и беспаспортному, не подойдет. Первый встреченный полицейский стойку сделает. Потому меняю имидж: надену отцовскую тройку, если налезет, белую рубашку и галстук. Только костюм с брюками погладить надо, да запонки найти где-то в ящике отцовского стола. И отцовский демисезонный плащ. Все-таки последние числа ноября, холодно уже.

Приняв душ и переодевшись – брюки пришлись впору, а пиджак оказался тесноват в плечах. Надел вместо него джемпер, а сверху – тоже тесноватый плащ. Надо одежду купить по размеру, но сначала в парикмахерскую. Предварительно пополнив через Интернет деньгами карточку. Благо, в последнее свое появление дома забыл ее в кармане джинсов. На счете в банке у меня довольно приличная сумма: платил профессор щедро, а тратил я мало, находясь на полном институтском обеспечении. Выскользнув на улицу, зашел в находившуюся рядом с домом парикмахерскую. Из нее вышел с гладко выбритой головой и окультуренной бородой. Нырнул в соседнюю дверь, в фотоателье. Сфотографировался на паспорт, заплатил за «очень срочно». Следующим пунктом был магазин одежды. Прикупил серый костюм в тонкую полоску и там же переоделся. Второй, темно-синий, взял на смену. Купил неплохое пальто, синтепоновую куртку, кожаную шляпу и зимнюю шапку. На улицу вышел с фирменными пакетами, в которые довольная моей щедростью продавщица упаковала несколько рубашек, галстуков, трусов с майками и носков. В соседнем магазине поменял обувь. В следующем – прикупил предметы личной гигиены и две бритвы, механическую и безопасную.

Прибарахлившись, вернулся домой на такси. Попросив водителя подождать, поднялся в квартиру. Бросил пакеты на кровать, а сам стал косяки прятать – одежду боярскую, пару кремневых пистолетов, кошели с золотыми монетами, алмазами и изумрудами, и шкатулку с ювелиркой. А то побросал где ни попадя. Золото и камни – это, конечно, хорошо. Но мне их еще в американские рубли обратить надо. А это уже криминал!

Плюхнулся на заднее сиденье заждавшегося такси и поехал в паспортный стол УФМС. Думаете, я там буду заявление писать по утрате паспорта? А на чье, интересно, имя? Нет! Я поехал оглядеться, провести рекогносцировку на местности, узнать расписание работы, заглянуть в интересующий меня кабинет. Проделав все это, доехал до ближайшей парикмахерской и сбрил бороду, оставив только усы. Следующим было еще одно фотоателье. Снова «за срочность» три цены, и конверт со свежими фото в кармане. Частник-бомбила подвез до драмтеатра. Мне нужен был гример, вернее, накладная борода, один в один похожая на мою. Данный специалист стопудово в штате театра имелся. С ним, вернее с ней, дамой бальзаковского возраста, свел за мзду малую гардеробщик. Маргарита Леопольдовна, так представилась дама, подобрала мне роскошную бороду, один в один моя сбритая. Стоило это всего пять тысяч рублей. К бороде был приложен и тюбик с клеем. А бесплатно я получил консультации по подбору и наложению грима и где этот грим приобрести. Милая женщина, эта гримерша! Прощаясь, я ей в карман халата еще тысячную сунул. Пусть порадуется!

Пообедал в ресторане. Откровенно говоря, не понравилось. После натуральных продуктов шестнадцатого века то, что мне принесли, было малосъедобно и неудобоваримо. Но ничего не поделаешь, надо привыкать. Командировку я себе долгую выписал. Чтоб и вечером не остаться голодным, зашел в гастроном, затарил два больших пакета всякими полуфабрикатами. Купил еще и упаковку баночного пива. Для расслабления перед телевизором. Хочешь, не хочешь, но смотреть его мне придется, как и газеты читать. Надо же быть в курсе происходящего в этом мире.

Ближе к вечеру решил прогуляться по городскому парку. Брел по знакомым с детства дорожкам и сам себя ругал. Чуть ли не каждый куст или скамейка напоминали мне о родителях. Вот здесь, возле скульптурной группы семейства оленей отец меня фотографировал, поставив возле передних ног рогача. А вон то дерево, с раздвоенным стволом, служило фоном фотографии моей матери. Она была в ситцевом платье в мелкий цветочек, молодая и улыбающаяся. А вот здесь я, уже усвоивший, как держать кадр, чтобы на фото люди получались целиком, а не частями, снял папу и маму вместе, обнявшимися. Радостными. Живыми.

Из тяжких воспоминаний меня грубо выдернула полицейская дубинка, упершаяся в грудь. И голос:

– Стоять, блин! Куда прешь? Кто таков? Дукументы!

Я поднял глаза на владельца дубинки. Передо мной стоял худой низкорослый полицейский, судя по бляхе на груди из ППС. Форменное кепи сдвинуто на левое ухо. На почему-то небритом лице злые глазенки буравчиками. Форма как будто с чужого плеча и явно велика ее надевшему. Из нагрудного кармана торчит носимая рация. Пояс с кобурой пистолета перекошен. Штаны, больше похожие на шаровары, и нечищеные берцы добавляли неопрятности стоявшему передо мной «представителю закона».

– Чаво вылупилси, дукумент давай!

ППСник ткнул меня дубинкой в солнечное сплетение. Второй, стоявший чуть левее меня, поднял автомат и передернул затвор. Не имитировал, дернув при включенном предохранителе, чтоб только лязгающий звук получить, а именно загнал патрон в патронник. Вот придурки! Они что, на голову больные? Я промолчал, быстро сканируя их сознание. Мелкому надоело ждать, и он поднял дубинку для удара. Да так с поднятой и замер. Моя короткая ментальная команда лишила обоих способности двигаться. А заодно и слышать, видеть и вспомнить, что с ними было за последние пятнадцать минут. Я быстро огляделся. Смеркалось, и на дорожке уже небыло гуляющих. Ментально проверил пространство в радиусе ста метров. Излучений человеческих сознаний не наблюдалось. И это было хорошо!

Я посмотрел на обездвиженных полицейских. Хотя какие это полицейские! Какие из них стражи порядка, защитники от насильников и грабителей? Все мысли, прочитанные мной в их сознании, вертелись вокруг «как срубить бабла». Вот и из меня они хотели элементарно вытрясти денег по наработанной схеме: задержали пьяного дебошира. А чтобы дебошир был пьяным, в кармане автоматчика припрятана бутылка дешевой водки с клофелином. Притащат накачанного таким коктейлем человека в отделение, а тот утром вспомнить ничего не сможет. Где пил, что делал и были ли у него при себе деньги и ценные вещи. А на него в дежурке рапорт от этих «постовых» лежит: выражался нецензурной бранью, оправлял естественные надобности в общественном месте, оказал злостное неповиновение и т. д. и т. п. В общем, административный арест гражданину корячится. А подлецы после смены разделят добычу, отдохнут, оттянутся на ворованные денежки, и снова заступят «на охрану общественного порядка».

Нет, ублюдки. Это ваша последняя смена. Завтра вас уже следователь терзать будет! Я подошел к автоматчику. Тот, таращась незрячими глазами, стоял, вцепившись в рукоять автомата. Указательный палец замер на спусковом крючке. Я щелкнул флажком предохранителя, исключая случайный выстрел.

– Пошли за мной, оба! – скомандовал я ППС-никам и сошел с дорожки в кусты. Они двинулись следом. За кустами была небольшая полянка, посередине которой росла старая яблоня. Дойдя до нее, я скомандовал:

– Стоять. Быстро разделись!

На траву полетел автомат, ремни с пистолетами, форменные куртки, бронежилеты скрытного ношения, берцы и пузырястые штаны, выродки чьего-то ненавидящего полицию дизайна. Последними на кучу одежды шлепнулись трусы с майками. Их я стволом автомата отбросил в сторону, а все остальное скатал в тугой узел, предварительно сунув в него автомат и пистолеты. Потом приказал голышам выпить их водку, сесть спинами к яблоне и, мысленно попросив у нее прощения, приковал двумя парами наручников ублюдков вокруг дерева. Не удержался – пнул каждого по ребрам. Отошел в сторонку, открыл портал и шагнул в свою комнату. Бросил узел с трофеями на пол, разделся и нырнул под душ, стремясь побыстрее смыть ту мерзость, с которой столкнулся на дорожке парка своего безмятежного детства.

Первое – документы, второе – экипировка. Итак, паспорт. Стою перед входом в здание Управления федеральной миграционной службы. Двери в него покоя не знают: одни посетители входят, другие выходят. Европейских лиц мало, в основном азиатские. Даже пара негров, громко балабоня по-своему, с силой распахнув стеклянную дверь вывалились на улицу. Радостные! Видимо, гражданство получили. И что, нам их теперь не неграми, а «афророссиянами» называть? Не дождутся!

Дверь покорно пропустила внутрь «присутственного места» и меня. В коридоре, подпирая стены плечами из-за отсутствия стульев, стояли посетители. Гул разговоров на чужом языке и специфический «азиатский» запах. Небритые лица и натянутые почти до бровей лыжные шапочки. Зачем вы здесь, «гости» незваные? Голодно вам в ваших суверенных кишлаках и аулах? Так и у нас нет молочных рек в кисельных берегах. Даром вас кормить никто теперь не будет, работать придется. Вот только работа и нам, гражданам России, нужна! А ушлые «бизнесмены» быстро прочухали свою выгоду: на деньги, которые он платит россиянину, можно нанять троих-четверых узбеков или таджиков. Так зачем платить больше?! Как они работают, и что из-под их рук выходит – другой вопрос.

Дверь в кабинет выдачи документов распахнулась, из нее вышел очередной «россиянин». Я, плечом оттеснив его соплеменника, шагнул в кабинет, отсекая закрытой дверью возмущенное клекотание. Поздоровался. На меня глядели удивленно-недовольные глаза дамы весьма рыхлой конституции. Но сказать ее раскрывшиеся губы ничего не успели. Дальше – дело техники. Под моим ментальным воздействием дама выписала мне два паспорта гражданина России и два загранпаспорта. Все использованные для моей легализации бланки документов строгой отчетности провела по соответствующим журналам учетов как выданные в соответствии с законом. Только так. Мне не нужно, чтобы номера моих документов фигурировали в каких-либо списках похищенных, утерянных или испорченных. Нарваться можно, где и не заподозришь. Зачистив память дамы, а при выходе – и возмущенного джалдаса, я отправился на поиски экипировки. Это оказалось не трудно. Магазинов, торгующих всевозможной «снарягой», в городе хватало. Затарился по полной. В салоне сотовой связи прикупил недорогой мобильник, отвергнув предложение приобрести айфон последней модели. Мне мобила нужна для дела, а не для тупых понтов и игрушек.

Доехал до дома. На площадке перед дверью в квартиру столкнулся с соседкой, Серафимой Ильиничной. Вежливо поздоровавшись, открыл дверь и вошел. Соседка проводила меня подозрительным взглядом, но ничего не сказала. Я бросил сумки в прихожей и метнулся к компьютеру. Быстро скачал и заполнил новый бланк договора аренды жилого помещения, внеся в него данные нового паспорта. Потом занялся пакетами. Разложив вещи по шкафам, решил приготовить обед. Особо не углубляясь в кулинарные изыски, пожарил картошки с грибами, запил ее молочком. Скусно! Грибы кое-какие в Уругвае есть, но их никто не собирает. По крайней мере, я их на рынке Новороссийска в продаже не видел.

Помыв посуду, сел за ноутбук. Как-то, еще в прежней жизни, мне на глаза в городском парке попался аттракцион: мужик в костюме кузнеца с молотом в руках предлагал всем желающим отчеканить сувенирную монету из меди или алюминия. Слово за слово, разговорились. Мужик оказался довольно общительным: мелкий предприниматель, по Интернету купил комплект несложного оборудования и вот теперь таким образом зарабатывает себе на жизнь. Технология производства достаточно проста. Нужно взять штамп для чеканки монет. Заготовку монеты вложить в штамп. Установить его в пресс. Молотком нанести удар по форме. Монета готова. На производство одной монеты тратится в пределах 2-х минут.

Тогда я просто проявил интерес, и все. А сейчас вспомнил о той встрече, и родилась мысль: заказать оборудование, но с клише монет, имевших хождение в конце 16-го века. Это эскудо, который начали чеканить в Барселоне в 1535-м году – одна из самых уважаемых монет в Европе. Дублон или двойной эскудо, появившийся в Испании с 1566-го года. За пределами Испании дублон получил другое, неофициальное, название – «пистоль». Ну и, конечно же, серебряный песо. Эта монета была широко распространена в испанских владениях в Америках, и там же чеканилась, получив прозвище «макукина» – «неправильная». Монеты весьма корявого исполнения из кусочков серебра угловатой формы. В Европе эти монеты называли «корабельными песо», намекая, что их чеканили прямо на кораблях во время плавания. По причине плохого качества их нередко сразу направляли на переплавку. Но самое знаменитое название серебряного песо – «пиастр». Так называли его в большинстве стран Европы.

Золото и серебро у нас есть, а вот монет остается все меньше и меньше. Ближайший монетный двор в Лиме, столице вице-королевства Перу. Там его в 1565-м году по королевскому указу открыли. Но не везти же наше золотишко на тамошний монетный двор с просьбой денежек нам начеканить! Решено: эскудо, дублон и серебряный песо, такой же корявый, что и оригинальный, чтоб не возбуждать подозрений. Набрал запрос в поисковике, нашел продавцов. Уже через них вышел на производителей оборудования для аттракциона. К моему удивлению, представительство одного из них оказалось в городе, буквально в двух кварталах. Созвонился, договорился о встрече, собрался и пошел, прихватив несколько монет как образцы для клише. Симпатичная девушка, оформлявшая заказы, обрадовала новостью о запуске Интернет-ресурса «Конструктор монет». Она же помогла мне зайти на этот ресурс, и мы быстро и просто в режиме Online по сделанным тут же фотографиям создали модели интересующих меня монет. В легенде к заказу я указал их точные размеры и особые пожелания к матрице и пуансону. Посчитав расходы, заказал по четыре комплекта оборудования на каждую монету. Разбогатею местными деньгами, закажу больше. Предупредил приемщицу о такой перспективе сотрудничества, получил квитанцию и пошел домой. Заказ обещали выполнить через месяц. С доставкой на дом, благо мастерская тоже в городе.

Пока заказывал оборудование для фальсификации монет, наступил вечер. Я шел по тротуару и думал о гигантских возможностях, что открыл мне Модуль пространственно-временного перемещения. Вот стал бы я искать граверов в 16-м веке для изготовления денежных клише – и вряд ли кто из них на это согласился бы: фальшивомонетчикам в те простые времена отрубали руки и заливали в глотку расплавленное олово. Или, не мудрствуя лукаво, просто варили в кипящем масле. И никого не волновало бы, что монеты по существу-то настоящие, из настоящего золота и серебра. А здесь… Плати денежку, и никто не задает вопросов, хотя могли бы: а для каких целей мне нужны штампы ужасно дорогущих старинных монет?

В приподнятом настроении от удачно сделанного заказа весьма необходимых в Русском Уругвае инструментов вернулся домой. Включил телевизор и под монотонное бормотание телеведущего новостного канала принялся ревизировать содержимое своего письменного стола и книжных полок. Интересовали географические атласы, книги технического содержания, учебники. Нашел семейный альбом, но открыть его не смог. Руки трястись начали и сердце заколотилось. Прижал альбом к груди, крепко зажмурился. Постоял так некоторое время. Нет! Не могу я снова взглянуть на родные, навсегда потерянные лица, на себя, счастливого! Проглотив комок в горле, положил альбом на место, сел в кресло и тупо уставился на экран телевизора.

Там показывали какое-то шествие. В колонне шли старики и молодые, несли флаги и что-то скандировали. Я с удивлением заметил свастику! Прибавил громкость. Оказывается, шел сюжет о возрождении фашизма на фоне разгула национализма в Прибалтике. А показывали ежегодный марш ветеранов СС в Риге, прошедший 16 марта.

– …Тысячи человек съехались в Ригу на ежегодный марш ветеранов СС, который прошел в центре латвийской столицы, – озвучивал происходящее закадровый голос. – Шествие памяти латышских легионеров Waffen-SS, которые во времена Второй мировой войны сражались на стороне Третьего рейха, началось у собора Святого Иоанна, а завершится традиционным возложением цветов к памятнику Свободы…

– На проведение марша было получено официальное разрешение, – продолжил уже другой голос. – Это вызвало в Латвии ожесточенные споры. Некоторые утверждают, что организация мероприятий, посвященных памяти Waffen-SS, равносильна прославлению нацизма. Город находится под усиленной охраной. На улицах Риги также проходят антифашистские демонстрации.

Камера показывала, как вальяжно, с видом победителей шли недобитые и заново вылупившиеся нацистские ублюдки. Шли, скандируя во всю глотку:

– Русские оккупанты! Русские, убирайтесь вон!

Вот в объектив попало несколько стариков с Георгиевскими ленточками на лацканах пиджаков и курток. Тут же к ним подбежали молодчики с фашисткой символикой на рукавах и стали эти ленточки срывать и топтать, бросив на землю. Холодная волна бешенства медленно поглотила меня. Гады! Ответите! Я встал, выволок из шкафа узел с трофеями, снятыми с «блюстителей порядка», вытащил пистолеты и автомат. Разложил оружие на письменном столе, принес с кухни чистые тряпки и бутылку подсолнечного масла – на безрыбье и оно за оружейное сойдет. Быстро разобрал автомат и принялся его вычищать после прежних «заботливых» пользователей. Привычная с армейских дней работа постепенно успокоила, и я, уже более трезво посмотрев на происшедшее, стал планировать свои дальнейшие действия. То что я обязательно должен наказать увиденных в телевизоре ублюдков, сомнения не вызывало. Но это должно произойти не оружием, за которое я в порыве благородного гнева схватился. Появлюсь я в толпе нациков, всажу в них, старых и молодых, весь автоматный магазин. И что? Я-то уйду, а вот последствия моей выходки обрушатся на тех самых людей, за которых заступлюсь. Нет, надо поступить более разумно, хитро и жестоко. Продолжая начищать видавший виды ствол, я думал. А когда придумал, рассмеялся, так мне понравился родившийся в моем мозгу иезуитский ход. Ну, горячие литовские парни, будут вам подарочки, люлями называются!

Закончил с автоматом. По очереди перечистил оба ПМ-а, рассовал по кобурам. Оружие вновь спрятал в шкаф. Для него еще время не пришло. Залез в Интернет, почитал инфу про все, что я увидел на экране TV. Дату и время нацистского шабаша знаю, место – на экране. Ну-ка, что мне Модуль скажет?

– Место точки выхода установлено и зафиксировано, – прозвучал в сознании знакомый голосок.

– Откроешь по требованию, – так же мысленно ответил ему я.

Модуль пискнул в подтверждение принятой команды. А я стал собираться.

На мое появление среди колонны никто не обратил внимание. Только старичок с Георгиевской ленточкой, с которым я столкнулся при выходе из портала, извинился и шагнул в сторону. Я огляделся. В воздухе явственно висела аура тревоги, обиды и недоумения. Казалось, сам воздух этого места говорил: «Что происходит? Почему? Как это стало возможно?». И еще ощущалось густое облако ненависти, наплывавшее на стоявших рядом со мной людей, в страшной войне победивших фашистскую гидру, но не сумевших отрубить и прижечь огнем все ее щупальца. Эх, не доделали вы дело, красноармейцы! А помножили бы на ноль ВСЕХ, кто вскидывал руку в фашистском приветствии, кто с оружием пришел на нашу землю, а когда крепко получил по морде, в плен сдался и не досидел положенные сроки в лагерях, как те же австрийские фашисты. Выпустил их Сталин из лагерей досрочно, так они тут же начали козни строить, в освобожденных кровью русских солдат странах таких же недобитков искать да в стаи сколачивать. А пиндосы с наглами деньгами снабжать да на восстания недобитков с недоумками подталкивать. Венгрия, Чехословакия, Польша… Освобождая Польшу, где фашисты уничтожили каждого седьмого жителя, погиб мой дед. Его вместе с разведгруппой предал поляк! Так какое у меня к ним, предателям, отношение должно быть?! Супостатов – в землю! Не должно быть к ним ни жалости, ни снисхождения. Недобитый враг вдвойне опаснее. Он учтет свои промахи, изучит твои слабости, снюхается с твоими недоброжелателями, найдет рядом с тобой гнилых и тухлых людишек и, выждав удобный момент, нанесет удар. Что мы все и увидели во время так называемой «перестройки».

Так, хватит рассуждать, пора действовать! Я высмотрел ближайшего полицейского. Подошел, залез в его сознание, благо пластиковый шлем мне помехой не стал. Тот сначала стоял в расслабленной позе, а после моего с ним контакта резко подобрался. Я подошел к следующему полицейскому, стоявшему в нескольких метрах от первого… Так, от одного к другому, добрался до их командира. С минуту постоял рядом, дождался, когда он даст команду по рации, и отошел. Дело свое я сделал, теперь буду смотреть, как выступает цирк на конной тяге.

Полицейские, демонстрируя беспрекословное подчинение приказу – европейцы, чать, не хрен в стакане! – сомкнули ряды и… начали с упоением колотить нациков, и старых, и молодых, резиновыми палками. Гул людских голосов, сопровождавший прохождение колонны, и истеричные вопли буйствующих фашистов как-то резко прекратились. Все впали в шок от происходящего. Даже нацики, получая палками по плечам и спинам, молчали, от изумления впав в ступор. Но вот кому-то досталось по очень болючему месту, и над улицей разнесся пронзительный визг. Люди пришли в движение. Те, что были с Георгиевскими ленточками, заулыбались, стали выкрикивать: «Молодцы! Бей фашистов!», но сами в свалку не лезли. Возраст уже не тот, да и полиция дубинками работала виртуозно. Специалисты! Засмотришься. Не зря на их подготовку были потрачены деньги Евросоюза.

Постепенно побоище затихало. Нацисты, побросав свои знамена и вовремя не подохших ветеранов, увешанных крестами и медалями фашистского Рейха, разбежались. Кто не успел, того полицейские ловко скрутили и запихали в спец автобусы, которые, загрузившись, тут же отъезжали, завывая сиреной. Красота!!! А Настоящие Ветераны бодро пошагали дальше. Над их головами чей-то молодой чистый голос вывел первые строфы Великой песни: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!..». Эх, дорогие мои старики… Предали вас Меченый с Сорокоградусным! Иудушки!

Настроение опять начало портиться. Я свернул на боковую улочку и пошел, куда глаза глядели. Красивый город Вильнюс, чистенький. А с чего ему иным-то быть? Нашими руками после войны восстановлен. Нам ведь, русским, прежде другим помочь надо. Свои города, в руинах лежащие, подождут! Их потом поднимем, сперва братьев меньших надо обогреть-накормить-приласкать. Мы же можем и в лаптях походить, затянув поясок потуже. Не впервой!

Сразу после войны правительством было принят закон, в соответствии с которым Россия направляла в союзный бюджет 50 % своих доходов, а вот прибалтийские республики все свои доходы оставляли себе, да еще не хилую дотацию из союзной казны получали. Все послевоенное восстановление Прибалтики легло на СССР. Не только деньги, но и всевозможные материальные ресурсы передавались туда на безвозмездной основе. На восстановление инфраструктуры, жилых домов, больниц, школ, коммуникаций были направлены и огромные людские ресурсы. За счет дотаций были построены и оборудованы новые морские порты, самые передовые заводы и предприятия.

Прибалтика во времена Советского Союза играла роль витрины социалистического государства. А на витрине всегда выкладывается самое лучшее. Население Союза считало прибалтийские республики почти что заграницей. Очень многие ездили туда отдыхать, обратно привозя массу впечатлений от такой непохожей жизни и товары, которые невозможно было купить дома. Среди всех республик Советского Союза в Прибалтике был наиболее высокий уровень доходов и одни из самых комфортных условий для жизни. Так что можно понять, почему люди из российских городов мечтали туда переселиться. И переселялись, работая на восстановленных предприятиях и поднимая сельское хозяйство. Что еще в советские времена не очень нравилось «коренным» жителям, но явно показывать свою неприязнь к «понаехавшим и понаостававшимся» русским они опасались. Можно было легко огрести за антисоветскую пропаганду. Зато сейчас в свободнейшей и очень демократичной Латвии 267 000 русских и русскоговорящих жителей, подавляющее число которых здесь и родилось, одним росчерком пера превратили в неграждан. А это 15 % населения. В каком месте у тамошних президентов мозги?

Как взрыв в деревенском сортире грянула перестройка! И вообразили вытянутые за уши из грязи чухонцы себя людьми высшего сорта. Ужасно работящими, беспредельно умными, очень гордыми и… обиженными! Обозвали русских оккупантами, лентяями и пьяницами, лишили гражданства своих карликовых государств и с истерическими визгами кинулись под пиндосов: спасайте от страшных русских, что не спят и не едят, а мечтают их опять поработить. Даже забор на границе строить начали, выклянчив деньжонок у Евросоюза. И тявкают из-за него, слюной захлебываясь.

И ведь твердо знают, что не нужен России этот геморрой – маленькие, но очень гордые народцы, скорее даже племена, выжившие только благодаря России и не растворившиеся в дебрях Истории, но моментально забывшие об этом. Завоевывать их? Для чего? Чтобы они при первом выстреле всей ордой резво в плен сдались? И стали требовать кормежки по нормам каких-нибудь Женевских соглашений, а им предоставить демократическое право на нас дерьмо выплескивать? Не-е! Это мы уже проходили. Так что пусть живут за своим забором как хотят. Взяли суверенитета, сколько захотели, вот и играйтесь с ним, пока вас Европа кормит. Но совсем скоро и эта халява кончится. Что делать-то будете? Россия вас сделали богатыми и такими европеодистыми. Вы же даже то, что вам даром досталось – тот же торговый флот, сохранить не смогли. Чем кормиться-то будете? За все ваши художества Россия вас даже транзита лишила! Не идут по вашим железным дорогам русские поезда, не течет в ваши терминалы русская нефть. Вы, прибалты, по существу ни-ще-та! Так для чего нам вас завоевывать? Чтобы опять вам все строить по-новой? Хренушки! Найдите себе более тупых «оккупантов». Только вряд ли у вас это получится. Настоящие оккупанты придут, только не с востока, а с запада. Вернее, уже пришли. Вы с ними в засос целуетесь, учения проводите и базы предоставляете. Вот и продолжайте сплетаться в экстазе! Самые умные из вас уже свалили на ПМЖ в Европу и Америку, не пожелав жить впроголодь. В начале 90-х в той же Латвии было 2 млн. 600 тыс. человек населения. А сейчас на 700 000 меньше. Разбежался народишко от жизни «сытой и спокойной» на родине своей. И это уже знаковое.

Обидно, что тот, кому отдавал последнюю миску супа, выхлебав содержимое, вместо слов благодарности харкает в нее и одевает тебе же на голову. Досадно, что те, кто власть имел немалую, вовремя нахлебников в чувство не привели. Ну, ладно… И на нашей улице грузовик с мороженым перевернется! А вы еще не раз вспомните, как хорошо было под крылом у России. Вздумаете опять примазаться – не выйдет. Прошли вы точку возврата, да и мы, русские, поумнели. Так что чешите грудь колючей проволокой и стройте свой забор! А я вам от себя лично бяку придумаю.

Вот такие мысли бродили в моей голове, пока я гулял по чистеньким улочкам Риги. Мимо меня проскочил фургон-микроавтобус характерного вида и соответствующей окраски. Инкассация. Проехав еще метров двадцать, он остановился возле довольно презентабельного здания с надписью «Коммерческий банк». Из автомобиля вышли трое охранников в форме с пистолетами в набедренных кобурах. Ковбои, блин! Двое, ухватив по две инкассаторских сумки, пошли к стеклянным дверям, предусмотрительно распахнутым внутренним охранником. Третий остался у автомобиля, картинно положив ладонь на рукоятку пистолета и провожая меня, проходившего мимо, подозрительным взглядом. Да ладно, горячий латвийский парень, расслабься! Прямо сейчас я ваш фургончик грабить не буду.

Мысленно приказал охраннику забыть о моем существовании. Туфли на мягкой подошве позволили бесшумно подойти к фургончику и заглянуть через бронестекло в салон. Внутри увидел две мягкие скамейки вдоль бортов и несколько инкассаторских сумок, лежавших прямо на полу. И никакого внутреннего сейфа, куда эти сумки, если судить по забугорным фильмам, должны помещаться при перевозке. Надо запомнить.

Уходившие охранники вернулись. Я легко отвел им глаза и залез в сознание одного. И вот уже я-охранник, неся инкассаторские сумки, с напарником проходим операционный зал и спускаемся в цокольное помещение. Миновали три поста охраны за решетчатыми дверьми. На четвертом тормознулись. Сумки шлепнулись в никелированную корзину на колесиках, которую напарник пропихнул в маленькую калитку, после чего пошли обратно. Контакт длился несколько долей секунды, потому тот, к кому я влез в сознание, ничего не почувствовал. Взяв еще по две сумки, он с напарником вновь направился в банк.

А я, отойдя в ближайший скверик, сел на красивую кованую скамеечку и стал анализировать полученную информацию. Итак, за последней решеткой – человек в форме другого цвета и покроя, но так же с пистолетом в открытой кобуре на бедре. Внутренний охранник. Он покатил корзинку с сумками к стоявшим слева от входа стеллажам, на которых таких сумок было много. Пока мой инфодонор был возле решетки, он заглянул вглубь помещения. Там стояли два стола, за которыми сидели две девицы в форме. Тоже охранницы? Нет, вряд ли. Перед ними стояли машинки для счета денег, да и деньги на столах присутствовали. Значит, обычные клерки – считалки, которым работать осталось… Посмотрел на часы. Рабочий день у банковских служащих через два часа должен закончиться.

Мне столько времени здесь торчать не хотелось. Открыл портал с выходом на четыре часа вперед и шагнул к стеллажам с сумками. Свет в помещении был притушен, по углам угнездился сумрак. Это хорошо. Оглядевшись, заметил четыре видеокамеры. А я – невидимка! Кольцо с сапфиром активизировал сразу, как из портала вышел. Представляю рожи охранников, что в операторской сидят, когда заметят на мониторе исчезающие в бездонно-черной дыре сумки с еврами и доллярами. Ха-ха! Прибегут, а все замки на входной решетке закрыты, печати не тронуты и нет никого. Включая бабосы. Вот удивятся!

Смотрю дальше. В уголке притулились железный ящик и небольшой сейф. Вдоль стен – железные шкафы в рост с цифровыми замками. Активировал жуго – кольцо с лазером, быстро вырезал замки у ближайшего. Полки шкафа плотно забиты пачками денег, перетянутыми банковскими ленточками. М-да-а! Вдруг затылком почувствовал чье-то присутствие и резко обернулся. С наружной стороны решетчатой двери с открытым ртом и выпученными глазами стоял охранник. Услышал, видимо, мою возню с замками и пришел с проверкой. А тут шкаф с деньгами нараспашку – и нет никого! Охранник медленно потянул из кармана переговорник, но вякнуть в него не успел. Подчиняясь моему мысленному приказу, он повернулся спиной к решетке и вытащил из кобуры пистолет. Теперь будет охранять дверь в хранилище от тех, кто прибежит узнать, что здесь происходит. И скучать ему не придется, в этом я уверен.

Открыл портал в свою квартиру и стал швырять пачки, сгребая их с полок охапками. Первый шкаф пуст. Вскрыл следующий. Тоже под завязку. Приступил к «обезжириванию». Уже заканчивал, когда у решетки грохнул выстрел. Я обернулся. Охранник, держа пистолет двумя руками, куда-то целился. До меня донеслись голоса, что-то кричавшие. На крики грохнул еще один выстрел. В ответ – хор возмущенных голосов, основным рефреном которых были русские маты. Сказывается все же долгая русская «оккупация»! Хрен с ними. У охранника пистолет многозарядный, а если еще и запасной магазин есть, то соплеменники будут уговаривать его прекратить стрельбу до корейской Пасхи.

С удовольствием послушав еще несколько секунд «смешения французского с нижегородским», продолжил подрывать финансовое благополучие бывших «братьев». Вскрыл еще два шкафа, но денег, и то немного, нашел лишь в одном. Во втором лежало несколько пухлых папок с какими-то документами. После разберусь! Папки полетели в портал. Следом, швыряемые моей могучей рукой, через все невеликое помещение хранилища просвистели четыре инкассаторские сумки. Вскрыл последний шкаф, но брать его содержимое не стал. Не нужны мне монеты. Не имеют они хождения на постсоветском пространстве. Из хулиганских побуждений разрисовал дверцы вскрытых шкафов свастиками, употребив для этого губную помаду, найденную в ящике стола. Пусть местная полиция головенки свои поломает!

Время, отмеренное количеством патронов у охранника, заканчивалось. Вот послышался стук упавшего на пол пустого магазина, щелчок вставляемого в рукоятку полного и лязг снятого с затворной задержки затвора. Тут же раздался выстрел. И тишина. Даже увещевания прекратились. Видимо, придумали тормознутые, как нейтрализовать мой сюрприз. Не вскрывая, торопливо сунул в портал железный ящик и небольшой сейф, что в уголке стояли, и уже думал сам нырнуть в спасительную черноту, но проснулись хомяк с жабой и хором потребовали, чтобы я прихватил хорошую машинку, что так славно бабахает. Согласившись на их требование, я приказал охраннику прекратить стрельбу, бросить пистолет в хранилище, а самому, подняв руки, сдаться осаждающим. Что тот и сделал. А я, подхватив пистолет и (вот же хомяк хренов, как он меня поработил!), просунув сквозь решетку руку, зацепил пустой магазин и побежал к порталу. Огибая стол, увидел, как в хранилище влетел газовый баллон. Из него клубами вырывалось ядовитое облако. Но портал схлопнулся раньше, чем оно меня настигло.

Глава 19

Дома меня ждала солидная куча иностранной валюты. Убрав с нее сейф и ящик, принялся разгребать денежный завал. Но сначала нашел на антресолях старые чемоданы. Вытряхнув из них всякое разное, что вроде, как и не нужно уже, но вдруг когда понадобится, стал складывать добычу, сортируя по происхождению и номиналу. Трех чемоданов не хватило. Пришлось шарить по квартире, выискивая подходящую тару. Нашел два рюкзака, с которыми мы с отцом на рыбалку ездили, большую хозяйственную сумку, кейс матери и мой школьный портфель. Объемов опять не хватило, даже бельевая корзина, принесенная из ванной комнаты, мало помогла. Порывшись в самой глубине кладовки, обнаружил четыре пыльных мешка из-под картошки. Вот теперь упаковал все. Сколько денег утащил у прибалтов, даже не пытался подсчитать. Но на взгляд, вес и объем – что-то около пятидесяти миллионов долларов. Евро почему-то меньше. Всего один мешок набрался. Долларами буду расплачиваться в веке двадцатом, а в двадцать первом радужными бумажками Евросоюза. Они по отношению к рублю, после введения санкций, дорого стоят.

Осталось провести ревизию сейфу и железному ящику. Достал отцовский слесарный инструмент прикинул, что за замок стоит на ящике, и из куска проволоки выгнул отмычку. И какой же слесарь ими не умеет пользоваться? Только тот, у кого соседи и знакомые ключей не теряют. А у нас в доме жили десятка полтора бабушек, что хоть и не часто, но это практиковали. И шли за помощью к моему отцу. От него и я научился. Вот и пригодилось сейчас: замок открылся, явив моему взору несколько сшитых пачек стандартных листов А4 со столбцами, как я понял, номеров купюр. На первом листе каждой пачки была напечатана сопроводиловка, в которой указывалась сумма, количество, номинал и номера купюр, а так же номер отделения банка, куда эти деньги направлялись. В мои руки попали как оригиналы, так и копии документов, которые должны были остаться в банке. Чудесно! Могу свободно расплачиваться умыкнутыми бумажками где угодно: не будет в розыске их номеров.

Так, остался сейф. Его замок я отмычкой не вскрою. Придется резать, хоть и жаль. Вытащил его на середину комнаты, чтобы искры от плавящегося металла пожара мне не наделали, и заметил какую-то надпись на стенке, выцарапанную чем-то острым. Пригляделся. Буквы и цифры. Кто-то забывчивый нацарапал код замка. Вот олень! Неужели там во всех банках такие работнички присутствуют, или мне только в этом повезло?! Быстро набрал комбинацию. Внутри обнаружил две деревянные коробки. В одной – россыпь самоцветов: ограненные рубины, алмазы, сапфиры. Добрая жменька! И камушки в 3–4 карата. Но сразило меня содержимое большой плоской коробки темно-вишневого цвета. На черной бархатной обивке лежал бриллиантовый гарнитур: диадема, колье, серьги и перстень. Вот это я удачно порезвился!

Аккуратно закрыл коробку, положил в сейф и захлопнул дверку. Потом взял напильник и тщательно зацарапал код замка. Я его знаю, а еще кому – не обязательно. Взялся за папки-скоросшиватели. Было их десятка полтора. Довольно старые, достаточно пухлые. С грифом «Секретно» и «Хранить вечно» в верхних углах. А в центре – «Архив КГБ Латвийской ССР». Вот это да! А каким образом в денежном хранилище коммерческого банка оказались эти документы? По любому, при развале конторы их должны были уничтожить. Чтобы врагу секреты не достались, какими бы они ни были. Но… Видно, враг был уже внутри системы. Не раскрывая папок, сунул их в железный ящик. Так же отмычкой закрыл замок. Открыл портал в мое личное казнохранилище под домом в Новороссийске Уругвайском. Переправил туда всю свою добычу, включая снятую с полицейских. В этом времени оставил только тысяч десять долларов, столько же евро и прихваченный у банковского охранника «Глок». Машинка действительно хорошая, калибр 9 мм, австрийского производства, магазин на 17 патронов. Все лучше ПМ-а. только с патронами напряженка. Разобрал австрийца, почистил, собрал, попробовал мягкость спуска, вставил магазин. Сунул в ящик стола. Пусть здесь полежит. В этом времени и месте, думаю, он мне не понадобится.

Утром проснулся в отличном расположении духа. Вспомнив вчерашнее приключение, широко улыбнулся. Вот ведь гнусный я какой! Взял и обидел националистов с фашистами, банкиров, полицейских и вообще все «коренное население» шавочного государства. И ведь еще не раз обижу! Евриков-то мне много надо будет. Дорого оружие стоит, да и те, кто мне его продавать будут, тоже твари не дешевые. Так, а смотаюсь-ка я лет на двадцать назад, в славный город N, одна из достопримечательностей которого изображена на обложке журнала, найденного на полке.

…Я медленно шел, размышляя, за каким чертом сюда приперся. Церквушка, послужившая мне ориентиром для точки выхода, красивой и ухоженной осталась лишь на обложке советского журнала. А в натуре от нее просто веяло бедностью и запущенностью. Церковь-то чисто православная, а в чести у них тут сейчас униатская, что с гитлеровцами сотрудничала да бандеровцев привечала. Батюшка смотрел на меня, одетого в дорогой кожаный плащ-реглан и черную пиндосовскую шляпу с широкими полями, с откровенным удивлением. А когда я, попросив помолиться за усопших родителей и всех воинов русских, погибших при освобождении Родины от иноземных захватчиков, достал пачку долларов и, не считая, ополовинил ее в кружку для пожертвований, он вообще потерял дар речи. И только когда я, перекрестившись на алтарь, шел к дверям, произнес мне в след:

– Благословляю тебя, добрый человек!

Гулял я по городу долго. Посетил какой-то ресторан с громким, но почему-то не запомнившимся названием. Из него вышел таким же голодным, как и был. С тоской посмотрел на бабульку, торговавшую пирожками. Но! В моем богатом прикиде есть бабкин пирожок на улице – нонсенс. Уже вечерело. Решив, что пора и домой отправляться, завернул в арку какого-то двора и услышал чей-то грубый голос. Осторожно выглянул. Прижавшись спиной к стене, стоял человек в форме полицейского с капитанскими погонами на плечах. В одно руке он сжимал пистолет, в другой держал черную папку. Напротив него, поигрывая пистолетами, стояли два амбалистых качка и приглушенно, стараясь не привлекать внимания громким смехом, потешались над полицейским:

– Шо, ментяра москальский, попался? Заждались мы тебя! Щас убивать будем, гы-гы-гы!

Полицейский вскинул пистолет, но вместо выстрела раздался негромкий щелчок курка. Лязг передернутого затвора, и вновь холостой щелчок. Качки уже в голос загоготали и стали медленно, явно наслаждаясь своим превосходством над жертвой, оставшейся без оружия, поднимать стволы. А вот хрен вы угадали! Два моих быстрых выстрела из «Глока» слились в один. Качки выронили пистолеты из простреленных рук. Я прыжком одолел расстояние до них и провел два расслабляющих удара в промежности. От всей души! Качки повалились на асфальт и завыли. Я повернулся к остолбеневшему полицейскому:

– Карандаш и лист бумаги. Быстро!

Взвизгнула молния на папочке. Схватив потребованное, крупными буквами написал: «Этих двоих в кандалы и в темную до моего прихода. Перевязать, не кормить. Воевода». Потом открыл портал в Новороссийск и зашвырнул в него воющих бандосов. Туда же бросил записку. Закрыл портал по-аварийному. Нет у меня времени туда-сюда прыгать. Похватав с асфальта бандитское оружие, огляделся. Полицейский уже пришел в себя и, крикнув «За мной!», бросился вглубь двора. Бежали как под обстрелом, пригнувшись и маскируясь за дворовыми насаждениями.

Тенями проскользнули в подъезд, потом в квартиру на третьем этаже. Не включая света, прошли на кухню. Капитан схватил стоявшую на столе бутылку с минералкой и опростал ее почти полностью. Вытащил из кармана платок и вытер потное лицо. Аккуратно выглянул во двор. Долго стоял, всматриваясь в сгущавшийся сумрак. Потом плотно задернул шторы, включил настольную лампу и достал свой ПМ. Быстро разобрал, вынул боек и с отборным матом бросил его на стол. Я взял мелкую детальку. Боек был сточен.

– Да, капитан. Кто-то тебя сильно не любит, и уже очень долго. Догадываешься, кто?

– Догадываюсь, но прижать не смогу. Доказательств мало.

– Из бандитов или полицейских?

– Из полицейских, что бандитов хуже.

– Что теперь делать думаешь? Ведь тебя конкретно слили. Качки-то знали, что твой пистоль стрелять не будет.

– Не знаю. Чуйка была, что эта поездка будет проблемной. Но чтобы настолько! – капитан допил воду и сунул бутылку в пустое, как я заметил, мусорное ведро. Перехватив мой взгляд, для чего-то пояснил:

– Я не местный, в области живу. А эта квартира мне от матери досталась, царствие ей небесное, – перекрестился капитан, и я вслед за ним.

– Тебе, капитан, исчезнуть надо, – произнес я. – Убивцев твоих завтра заказчики хватятся. Эту квартиру они знают. Засаду-то от нее в двух шагах устроили. И в твой город тебе теперь тоже возврата нет: оттуда за тобой приехали.

– Да, ты прав. Не додумал я, что так обернется. – Капитан встал, открыл холодильник, достал бутылку горилки и шмат сала. Включил газ на плите, поставил на огонь большую сковороду. Настрогал в нее сало. Дождался, когда оно зашкворчит и вбил десяток яиц. Пока жарилась яичница, нарезал крупными ломтями хлеб. Набулькал по стаканам горилку.

– За твой второй день рождения, – поднял я свой стакан. Чокнулись, выпили. Закусили. Прожевав, капитан задал вопрос:

– А куда ты тех двоих дел? Там в цоколе хоть и есть окно в подвал, но они в него явно пролезть не могли. И бумага зачем?

– Я, капитан, их в шестнадцатый век отправил, с запиской, чтобы в тюрьму посадили, в кандалах. Потом, когда вернусь, отправлю их на каменоломню, в пожизненные каторжники.

Участковый изумленно посмотрел на меня, а потом расхохотался:

– Ты! Их! В шест… ха-ха-ха! Шестнадцатый век! Отправил! Скажи еще, что вечерним дилижансом! Через Париж! Ха-ха-хааа!

Наконец он устал смеяться и замолчал. Только время от времени фыркал и вытирал платком появлявшиеся на глазах слезы. Я понимал, что этот смех не от веселья. Он – нервная реакция на пережитый страх смерти. Я взял бутылку и разлил по стаканам. Капитан, все еще пофыркивая короткими смешками, сгреб свой всей ладонью и махом вылил в горло. Скривился, посидел, зажмурившись и, став серьезным, сказал:

– А теперь отвечай на мои вопросы. Только правдиво, без уверток и выдумок.

– Хорошо, спрашивай!

– Кто ты? Откуда оружие? Почему мне помог? И куда действительно дел бандосов?

Предварительно просканировав его сознание и не найдя гнили и червоточин, я ответил на все его вопросы. Правда, о себе и о приборе пространственно-временного перехода выдал адаптированные под его мировосприятие версии. Капитан сидел, слушал и не верил.

– Да ну! Ты, парень, гонишь! Какие перемещения? Я никакого портала не заметил.

«Ага», – подумал я. – «Ты в то время танк бы перед носом не заметил, не то, что черный портал в темноте». Но говорить этого я ему не стал. Сказал другое:

– Не веришь? Можешь проверить! Только сначала представься, имя назови.

– Донов Иван Титыч, капитан полиции. Был опером в убойном, сейчас участковый в поселке. Так как я могу твои слова проверить?

– Единственный способ подтверждения моих слов – пройти через портал. Готов?

Капитан посмотрел на меня совершенно трезвым взглядом и решительно поднялся из-за стола.

– Готов!

– Назвался груздем – полезай в кузов! – я открыл портал. – Шагай, капитан, и не трусь.

Только мгновение он вглядывался в бездонно-черное ничто, и вот уже в нем скрылся. Я шагнул следом.

Точку выхода выбрал на склоне той самой горы, вернее, внушительного холма конусообразной формы именем Эль Серро, увидев которую испанский матрос завопил: «Монте видео!» – «Вижу гору!». С нее открывается великолепная панорама, потому для знакомства капитана с местом моего постоянного жительства я ее и выбрал. Итак: на юге – величественно катит свои воды Рио де Ла-Плата, на севере простирается холмистая уругвайская саванна, заросшая травой и кустарником. Три реки пересекают саванну, две из них впадают в обширный залив Монтевидео: одна, хорошо видимая, названа нами Тихой за спокойное медленное течение. В ее устье стоит построенная князем первая цитадель, прикрывающая и вход в реку, и вход в две бухты: Птичью – гавань нашего флота, и Узкую, что выше по течению реки. Ну и город Новороссийск заодно. Эта цитадель – сердце крепости, чьи стены только начали возводить.

Показывая рукой, что где находится, я рассказывал капитану историю появления в этих местах русского города. О том, какие трудности пришлось вынести, отвоевывая эту землю у воинственных племен индейцев чарруа. Рассказал и о том, что в скором времени нам придется столкнуться с агрессией со стороны Испании. Капитан смотрел, слушал, задавал вопросы, но было видно, что до конца он мне все же не верит. Я заметил, как он сунул в карман несколько камешков и пучок травы. Вещественные доказательства, что это реальный мир, а не иллюзия. Правильно! Не верь глазам своим, а верь тому, что можешь руками потрогать.

– Ну что, капитан. Возвращаемся?

– А в город не пойдем?

– Там людей полно. А наш внешний вид никак не вписывается в это время. Да и ты, все-таки, очень от местных отличаешься. Меня, правда, по-любому узнают. Но начнут вопросы задавать, я ведь сейчас должен находиться в Бразилии, за несколько тысяч верст отсюда. А я не хочу раскрывать свою возможность мгновенного перемещения в пространстве. И тем более – во времени. Так что возвращаемся туда, откуда пришли…

Ментально связался с Вито. Поинтересовался, куда дели двоих мной телепортированных бандосов. Сын удивился, услышав меня, но вопросов задавать не стал, а ответил, что «все в порядке, сидят в зиндане, только народ не понял, откуда они взялись». Посоветовал ему говорить, что это я врагов пленил и прислал. И пусть все знающие о них заткнутся и не болтают.

– Боярин, значит. Воевода княжеский и граф испанский. К тому же телепат и пространство-время-проходец. Чудны дела твои, Господи! И это все реальность, – капитан высыпал на стол жменьку мелких камешков вперемешку с землей, сверху бросил пучок пожухлой зимней травы. – Значит, это правда.

– Правда, Иван Титыч, истинная правда, – я перекрестился. – И мне нужна твоя помощь.

– Подожди, Илья Георгиевич, с просьбами. Дай хоть немного с этим фактом смириться. Сжиться, вернее сказать. Выпить еще осталось?

– Сейчас схожу, – произнес я и нырнул в портал. Вышел из него ровно через шесть секунд с глиняной бутылкой моего самогона на апельсинах и большой тарелкой тушеного мяса. От него еще парок поднимался. И не мудрено: спер я его с княжеской кухни под обалдевшим взглядом кухарки. Почему не со своей? У меня в доме никто не знает об обретенных мной способностях. И им это знать пока ни к чему. А князь знает и заткнет рот кухарке, когда та побежит к нему на меня жаловаться.

Говорили мы с капитаном долго и конкретно. Криминогенную обстановку в своем городе он знал очень хорошо. Кто под кем ходит, кто кого крышует, у кого какой легальный бизнес прикрывает нелегальный, и так далее. Весь расклад был в его голове. Особо отметил «коммерческие» связи руководства, как полицейского, так и гражданского. И рассказал он мне далеко не все, что знал. Теперь понятно, почему за жизнью простого участкового послали аж двух киллеров. Бывших оперов, даже переведенных в другую службу за не совершенный проступок, не бывает. Въедливый опер с каждым прожитым днем становился для очень многих все более опасным. Спасать мужика надо!

– Слушай, Иван Титыч, еще раз повторяю: прятаться тебе надо. Не успокоятся ведь недоброжелатели. Узнают, что у качков покушение не вышло, а сами они пропали, возьмутся за тебя серьезнее. На службе тебе появляться никак нельзя. Дома – тоже. Есть, куда занырнуть?

– Не привык я прятаться, но и сделать ничего не могу. Дьявол! В родном городе изгоем становлюсь, дичью, на которую открыли охоту! Прячься – не прячься, все равно достанут. Загонщиков много, да и пособников, за горсть гривен купленных, хватит. Один оружейник, гнида, чего стоит!

– Ты бандосов узнал? Чьи они?

– Два брата, год назад из Мордовии приехали. Реваз их пригрел, авторитет криминальный. Были они у него в шестерках, а теперь пожелали, видимо, статус свой поднять.

– Вот и поднимут в моих каменоломнях. И держать его будут, пока жизни хватит. А может тебя, капитан, ко мне переправить? Уж там-то никто и никогда не найдет, – я широко улыбнулся. – Как, годится?

– Нет, не годится. Чем я там заниматься буду? Да и очень мне хочется алаверды преподнести тем, кто меня грохнуть заказал. Только вот опять же задаю себе вопрос: почему сейчас, а не вчера или месяц, год назад? Что такое произошло? Непонятно!

– Тогда предлагаю помощь. Но тебе все же придется на нелегалку перейти. По крайней мере, до тех пор, пока с твоими начальниками не разберемся.

– Я согласен. Только переоденусь и документы заберу.

Капитан отодвинул от стены тумбочку с телевизором, поднял дощечку пола и из образовавшейся щели вытащил несколько картонных папок. Сунул их в полиэтиленовый пакет.

– Мой архив, – тихо произнося слова, пояснил он. – Много тут чего есть интересного, и некоторое даже с доказательствами. Только доказательства не для правосудия. Прокурорским этого мало, а вот браткам – в самый раз будет. Уж если меня разменять хотели, то и я теперь никого жалеть не буду.

– Значит, работаем!

Шесть утра. Уже практически светло. Зайдя за угол, где бандиты хотели капитана расстрелять, я быстро нашел свои гильзы и патрон участкового.

– Машина, – тихо произнес капитан. – Тех мордвинов.

Метрах в тридцати, припаркованная поперек проезда, стояла заляпанная грязью «девятка». На лучшие колеса бандосы, видимо, заработать не успели. Я просканировал окружающее пространство. Кроме старичка, выгуливавшего шпица метрах в ста от нас, никого во дворе не было. Подошли к машине. Дверь не заперта, да и ключи торчат в замке. Думали качки, что дел на три минуты: посмеются над ментом, пальнут в него по паре раз, да и поедут пиво пить. А вон как вышло. Капитан сел за руль, я рядом. Трахома, на удивление, завелась сразу. На малом газу проехали по двору. Выехав на улицу, капитан вдавил тапку в пол.

Капитан вел машину как настоящий профессиональный гонщик. Бандосовская «девятка» оказалась довольно резвым бегуном, хоть и звенела подвеской на любой дорожной неровности. А когда капитан стал объезжать областной центр, где его так невзлюбили, по проселкам, к бренчанью подвески прибавился скрип кузова и стук убитых амортизаторов. Добрались до поселка, где капитан был участковым. Иван Титыч загнал машину в пристроенный к дому гараж.

В доме усталый капитан завалился спать, а я принялся изучать его архив. Оказывается город, как и вся область, поделены на сферы влияния, вернее, кормления, между двумя крупными группировками. Было еще с десяток мелких, обитавших по окраинам и ближайшим поселкам, но они подъедали то, чем большие дяди брезговали: прессовали селян, что возили овощи-фрукты на рынок, обирали владельцев магазинчиков, грабили прохожих и квартиры… Конечно же, между большими время от времени случались терки со стрельбой, да и мелким доставалось: миром редко расходились, не все еще поделили и не обо всем договорились. Наблюдалось и сращивание криминала с органами власти – чиновники, засевшие в высоких креслах после «открытых демократичных» выборов тоже жаждали бабла, и побольше! Не отставали от администраторов и силовики. И патрульные, и начальники тоже хотели денег. Много и сразу. Правда, не все кинулись набивать карманы. Были и честные полицейские, но от них довольно быстро начали избавляться: кто не прошел переаттестацию, кого на пенсию отправили, кого подставили, а кому, как начальнику криминальной полиции, устроили ДТП со смертельным исходом, а оперов разогнали. Капитана услали в участковые, дав ему куст из пяти деревень и одного поселка за сто километров от областного центра.

Пока капитан спал, я смотался в княжеский зиндан. Портал открыл прямо в яму. Сидевшие там недобитки с перепуга от моего появления ниоткуда шарахнулись в стороны. Говорить мне с ними было не надо: короткое прикосновение к голове одного, потом другого. Информация получена. Улыбнувшись своей самой жуткой улыбкой, я исчез, обеспечив им сдвиг мозгов в сторону безоблачного ясельного детства.

– Ты деда на озере с толовыми шашками ловил? – спросил я проснувшегося только вечером капитана.

– Да. Он рыбу глушил. Только этот старый бандеровец говорить, где шашки взял, не стал. Только ощерился гнилыми зубами.

– И ты за ним решил проследить.

– Да. Но недалеко от развалин монастыря я его потерял.

– Не ты его потерял, а он тебя заметил и с хвоста сбросил. Да, а почему ты его бандеровцем назвал?

– Батька его у Бандеры служил, потом, когда немцев выбили, по лесам долго ховался. НКВДшники отловили, срок получил. Отсидел десятку, вернулся и через год подох. А нынешний дед тогда совсем мальцом был, но успел папаша ему свою заразу в душу запустить. Вырос малец в сволоту конченную. Два раза в тюрьме сидел по серьезным статьям. Последний раз за торговлю оружием. Вышел год назад. Через полгода здешний участковый на том озере, где я деда с тротилом поймал, утонул. Тело так и не нашли, только одежду на берегу. А тут меня сюда сунули. Я прежде всего в документах покопался, с контингентом знакомясь. Вот и нарыл, кто такой Болеслав Засядько, погоняло Пасюк. И упек его на зону последний раз местный участковый.

– За что и поплатился, видимо. Расследование-то проводили?

– Проводили. Только у нас как: нет тела, нет и дела. А вдруг он сбежал куда? Короче, сильно никто не напрягался. Розыскное дело завели, сунули на полку и забыли.

– А семья, дети, родственники?

– Нет никого, как и у меня.

– Понятно. Так вот, Иван Титыч. Убрать тебя приказал Реваз, тут ты прав. А причина – то, что ты этого деда зацепил и следил за ним. Ты кому докладывал об этом?

– Да. Я тротил конфискованный с рапортом в область отвез. Сдал дежурному. Потом по городу проехал, кой-какие дела порешал. Часа два прошло. Дежурный позвонил, попросил в отдел заехать.

– Это зачем?

– Приказал тротил самому в ХОЗО, в отдел вооружений сдать. Ему некогда, а в сейфе держать такую хрень он не хочет.

– Отвез?

– Конечно. А там на меня начальник наехал: давно, мол, я свое табельное оружие на осмотр не сдавал. А что его осматривать? Мой Макарка всегда чистенький.

– Так сдавал?

– Пришлось. Только он мне его буквально через пять минут и вернул. Без замечаний. Я в бумаге расписался и уехал.

– Когда пистолет передал, из кабинета ты или начальник этот выходил?

– Он выходил. Сказал, что проверять будет вместе с мастером-оружейником. Пистолет, мол, уже старый, надо посоветоваться, не пора ли его списывать. Так вот когда мне боек подменили! – капитан вскочил и нервно стал мерять шагами комнату. – Вот сволочи! Так это что же получается?

– То и получается, что ты деда, за сбыт оружия отсидевшего, с оружием снова прихватил. Тот настучал своему, видимо, старому корешу Ревазу. К нему же пришла инфа о твоем рапорте из ментовки. Реваз засылает убийц. А кто-то, скорее всего по своей инициативе, портит или приказывает испортить твое оружие. Все просто. Кто знал, что ты родительскую квартиру проведать поедешь?

– Так я отпуск взял. На неделю, за свой счет. Многие знали.

– Вот и удобное место для ликвидации. Кто, за что, почему именно тебя – условия малоочевидности мотива преступления. И списали бы на какого-нибудь отморозка, ненавидящего полицию и воспользовавшегося удачно сложившимися обстоятельствами. Все просто!

– Да, все просто. Ну что ж, теперь мой ход. И начну я свою партию со старого бандеровца. Одна толовая шашка, изъятая мной у него, не повод убивать полицейского. Тут что-то более серьезное.

– Вот и пойдем, выясним, в чем причина.

К хате Пасюка, это погоняло бандеровца, подошли через огород. Собаки он не держал, потому среагировать на наше вторжение, подняв лай, было некому. Но Пасюк все равно был настороже, и когда я вошел в горницу, встретил меня с «Парабеллумом» в руке. Только оружие ему помочь не смогло: шагнув через порог, я тут же отдал мысленный приказ всему живому в небольшой комнатушке не двигаться. Потом огляделся. Пасюк стоял возле стола с пистолетом. Рядом с ним на лавке вздыбив шерсть, подняв хвост трубой и раззявив пасть, замер большой пушистый кот. С выпущенными когтями. Ты посмотри! Котяра тоже в бандосах!

Я вывернул пистолет из безвольной руки Пасюка. В горницу тихо вошел капитан, доложил, что возле дома и в сараях людей нет. С интересом посмотрел на обездвиженных хозяина и его животину. На стол с громким стуком упал здоровенный таракан. Оказывается, мой ментальный приказ подействовал действительно на всех здесь живущих! Капитан взял кота за шиворот и выкинул за дверь. Я положил ладонь на лоб Пасюка. Потом приказал ему сесть и рассказывать. Слова полились из бандеровца рекой. И хотя две трети их были проклятьями «клятым москалям» и ненормативом, полезная информация все же была. И в довольно большом объеме. Я-то ее уже знал, а вот капитану было интересно послушать.

Встревожился Пасюк не из-за конфискованной взрывчатки. Тут его отмазали бы и без вмешательства Реваза. Но капитан пошел дальше и попытался проследить за Пасюком, а тот слежку поздно заметил и почти привел участкового к схрону, оставшемуся еще со времен войны и доставшемуся в наследство от отца-бандеровца. Но Пасюк, местный житель, легко запутал приезжего полицейского и исчез. А потом доложил «по команде». И на капитана началась охота.

– И что же в развалинах спрятано, Пасюк? – спросил участковый.

– Оружие. Много, – сверкнув глазами через силу произнес он. – Хватит всех москалей и предателей выбить.

– Пошли, покажешь, – приказал я.

Лишенный моим приказом воли, Пасюк шел впереди, показывая дорогу. Я включил «кошачий глаз» и шел следом. За мной, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу, брел по лесной тропинке участковый. Шли часа три, и вот лучи встающего солнца осветили развалины. На монастырские они явно не тянули. Так, церквушка кирпичная, по которой время и люди прошлись без сострадания. От постройки остались лишь несколько фрагментов стен. Зайдя за один из них, Пасюк стал разбирать груду кирпичей. Я с капитаном смотрел на его действо, не забывая прислушиваться к звукам проснувшегося леса. Заодно ментально просканировал окрестности развалин. Мозговой активности высших существ, то-бишь людей, не засек. Наконец кирпичи в углу закончились, пошли обломки досок, под которыми обнаружился массивный люк без признаков разрушения. Ухватившись за массивное кольцо, бандеровец открыл вход в свой схрон.

– Вперед! – скомандовал я, и он спустился вниз. Я включил фонарь и по крепким, ни разу не скрипнувшим ступеням проник в подвал. Он был совершенно пуст.

– Ты что, сволочь, издеваешься? – зло проговорил капитан. – Где оружие?!

– Все – здесь, – указав на стену справа от лестницы, ответил Пасюк. – Открою сейчас.

Он подошел к указанной стене, вытащил из нее кирпич, сунул в отверстие руку. Раздался приглушенный гул, негромкое поскрипывание и постукивание. Часть стенной кладки вдруг отъехала вглубь стены, открыв справа и слева от себя два узких прохода. Пасюк посмотрел на нас и направился к проходу.

– Стой! Назад!

Пасюк остановился и, явно пересиливая себя, сделал пару шагов от прохода. А я схватил его за голову и ринулся своим сознанием в его. Так вот что меня насторожило! Интересно, кто же ему такое хитрое психокодирование произвел? Будто предвидел неведомый кодировщик чье-либо ментальное воздействие на сознание Пасюка и заложил спуск самоуничтожения не в кодовую фразу, а в последовательность действий людей, что возле него находиться будут. Ведь завязывать глаза и затыкать уши бандеровцу после ареста никто не стал бы. А требование выдачи схрона – действие закономерное. Я усилил ментальное давление. Хитро, очень хитро! Надо запомнить этот прием. Может пригодиться. Вот только кто его придумал? Все глубже и глубже я проникал в сознание вражины. И нашел! И кто, и когда. Даже схема минирования четко всплыла перед моим внутренним взором.

Я разжал ладони. Пасюк мешком рухнул на каменный пол.

– Что случилось, Воевода? – встревоженно спросил капитан.

– Схрон заминирован. А у этого ублюдка сработал мозговой код, еще в детстве поставленный кем-то из немцев, курировавших оставляемых в подполье бандеровцев. Взорвать он нас вместе с собой хотел.

– Вот гад! – капитан пнул Пасюка под ребра. Тот тоненько вскрикнул, забормотал плаксивым голосом и попытался отползти в сторону, но после уже моего пинка свернулся комочком и затих.

– Что это с ним? – удивленно спросил капитан.

– Идиотом он стал. Я ему в мозги залез за информацией и не очень церемонился.

– Так ты еще и мозголом, Воевода?!

– Есть немножко, иногда практикую, но не слишком… Так, его отсюда надо вытащить и подумать, как мины снять, – съехал я с темы.

Пасюка выволокли из подвала. Закрыв крышку, восстановили маскировку и стали думать, что делать с бандеровцем-идиотом.

– Воевода, – произнес капитан. – Тут недалеко болотце есть уютненькое. Может, туда гада определим?

– Это будет самым оптимальным. Шел, упал, утонул. Показывай!

Подхватив безвольное тело, пошли. Минут через пятнадцать среди деревьев образовалась изумрудно-зеленая слегка кочковатая полянка. На ней то тут, то там были видны окна чистой воды. Пасюк, что-то почувствовав своим контуженым умишком, забеспокоился и стал слабо вырываться. Видно, детские воспоминания о коварной болотине. Мы, схватив его за руки-ноги, сунули головой в ближайшее окно. Яростно шлепая руками и ногами, негодяй попытался выбраться. Но… поднявшаяся муть скрыла Пасюка, и только несколько мелких пузырьков воздуха смогли вырваться из топи. Пусть в аду горит, выкормыш бандеровский! Я ведь знаю будущее. Не так уж и много пройдет времени, и такие, как он, поднимут голову и встанут в полный рост на земле, народ которой русские до последнего мгновения считали братским. И даже когда братья-украинцы начали убивать братьев-русских, русские не прекращали жить надеждой, что националистическое безумие пройдет, что братья отбросят оружие и вновь наступят мир и дружба. Но… Кровь большая пролилась, и примирения уже не получится. А утопленный в болоте Пасюк одним из первых схватился бы за автомат. Может, в предвидении такого развития истории и был фашистами организован схрон, а его хранителем после ментальной обработки поставлен семилетний ребенок? Как знать…

Уже в сумерках вернулись в поселок. Забазировались в хате Пасюка. Жил он нелюдимо, дружбы ни с кем не водил. Так что на огонек к нему гости не заглянут. Да и нас, вернее капитана, здесь искать никто не будет. Из запасов почившего в болоте хозяина приготовили ужин. Только собрались ложиться спать, как по окнам хаты мазнули лучи автомобильных фар. Дважды хлопнули дверцы. Гости. Я просканировал пространство. Двое шли по двору к дому, один остался в машине. От Реваза гонцы. Передернув затворы пистолетов, мы приготовились к встрече. Бандиты смело ввалились в горницу и замерли на пороге, уткнувшись взглядами в черные зрачки наших стволов. Я ментально подчинил их и приказал сесть и выложить на стол оружие. Рядом с неубранной хлебницей улеглись два ТТ. Один я сунул в свой карман, другой передал капитану. Теперь у него два ствола рабочих и один, табельный, испорченный.

Приехавшие сидели, вытаращив глаза. Думать они могли, а вот шевелиться – нет. И их думы четко отражались на их лицах.

– Ну что, хлопцы, побеседуем?

– Москальску мову не розумию, – едва шевеля губами, проговорил один.

– Хорошо, тогда помолчи, – сказал я и врезал ему кулаком в глаз. «Щирый хохол» кулем шмякнулся на пол. Я глянул на второго.

– Я розумию, да-да, э-э, понимаю, и говорить умею!

– Вот и говори, за каким делом к Пасюку приперлись?

– Спросить, не появлялся ли участковый. Пропал он из города, и пацаны, что босс за ним послал, тоже пропали.

– И все?

– Нет. Еще стволов десяток прихватить с патронами. Вроде разборки намечаются.

– Понятно! Ты пацан правильный, – я взял его голову в ладони, – сейчас приведешь водителя. Поужинаете и поедете обратно. Ревазу скажешь, что мента нет, Пасюк стволы без денег не дал. А твой кореш, – я кивнул на все еще не пришедшего в себя «щирого», – остался его караулить. Нас здесь нет. Понял?

– Понял, пан!

– Вот и гарно. Вставай и иди, зови. А я на стол накрою.

«Правильный пацан» пошлепал к машине. Мы с капитаном, стянув руки брючным ремнем и заткнув пленнику рот, отволокли его в соседнюю комнату. Через пару минут в горницу вошли оба романтика с большой дороги. На столе уже стояла миска с вареной картошкой, лежал шмат сала и полкаравая хлеба. Рядом – запотевшая, прямо из холодильника, бутылка с мутным самогоном.

– А дед-то где? И Петро? – поинтересовался водитель, сграбастав бутылку. – Во, блин, горилку поставил, а стаканы нет. Склероз у деда начинается?

– Не склероз, жадность пробилась. Он за стволы бабло требует.

– Так он же вроде как у босса в центровых корешах! Жизнь друг другу спасли! И такие гнилые базары? Так где он?!

– Не кипишись, братан. Мы его скрутили, теперь в сарае сидит, а Петро его караулит. Щас поедим и к Ревазу. Пусть сам с Пасюком этим трет. Не зря, видно, погоняло ему такое дали – Крыса.

Водила поставил бутылку обратно на стол и заткнул пробкой из кукурузной кочерыжки. Вздохнул, глядя на самогонку, и принялся за картошку с салом. Быстро поев, оба ушли, не выключив свет и оставив дверь нараспашку. Хлопнули дверцы, завелся мотор, и машина отъехала. Счастливого пути, недоумки! Когда звук мотора затих, пошли беседовать с нелюбителем москалей. Тот уже очнулся и пыхтел, елозя по полу в попытке развязать руки. Получив пинок по ребрам, затих, зло сверкая глазенками. Собственно говоря, мне он с целыми мозгами был не нужен. И я влез в его сознание. О! Этот член ОПГ знал больше, чем предыдущий. Не церемонясь, я рылся в его мозгах, выбирая интересное и полезное. Потом вставил свою программу. Пусть напоследок послужит правому делу.

Реваз с компанией на двух джипах появились только утром. Прикинув общее количество врагов, я задумался. Перебить быстро их всех не получится, а устраивать долгие пострелушки чревато. Подчинить ментально такую ораву тоже не выйдет: мне надо видеть объект воздействия, а они сразу разбежались, контролируя территорию. Ладно, портал у меня всегда под рукой. Действуем!

Развязал «щирого», вручил ему ПМ, отобранный у мордвина-киллера. Потом открыл портал и стал ждать. Реваз вошел в горницу даже впереди своих охранников, так, видимо, был уверен в отсутствии подлянок в доме кореша. А зря! Я подтолкнул своего зомби, и тот, выйдя из Пасюковой спальни, открыл огонь. Следом выскочил я, за мной капитан. Он сразу метнулся к входной двери, и когда та распахнулась, всадил в появившийся силуэт две пули. Силуэт исчез, а захлопнувшаяся дверь содрогнулась от автоматной очереди. Серьезно! Я кинулся к Ревазу. Он мне живым нужен. Живым и был, получив пулю только в плечо. Как и было приказано зомбированному самостийнику. Кстати, где он? А-а! Вон где прилег! Там и лежи. Я сделал три контрольных выстрела. Подхватив Реваза, бросился в спальню. Капитан, сделал пару выстрелов через окно. В ответ вновь прогрохотал автомат, вышибая стекла и ковыряя печь. Место для обороны, хоть и не долгой, приемлемое: в спальне окон не было. Вот только задерживаться здесь дольше десяти секунд я не планировал. Швырнул в портал Реваза. Следом шмыгнул капитан. Последним, как и предусмотрено, я.

Портал я открыл недалеко от места сражения, чтобы осмотреться и устроить бандосам большую бяку. Надо их поголовье сократить. Глядишь, какой-нибудь хороший человек и уцелеет, не попав к ним в руки. Капитан занялся пакованием босса-безволоса, а я, проверив все четыре оказавшихся в моих карманах пистолета, пригнувшись стал пробираться поближе к действующим лицам и исполнителям. Те разделились. Трое засели справа от ворот, двое слева. Один, скорее всего, обходит дом. Итого шестеро. Активировал сапфир невидимости, и осторожно пошел к троим. Те, о чем-то шепотом переговариваясь, стояли, пригнувшись, рядышком. Бакланы! Сразу видно, что в армии не служили, а в тюрьме и на зоне не учат, как вести себя при огневом контакте с противником. Я подошел почти в упор и с двух рук расстрелял ушлепков, не забыв и про контрольные. После чего активировал антигравитационный пояс и поднялся метров на пять. Перелетел через джипы и завис над двумя предпоследними кандидатами в покойники. Держа пистолеты обеими руками (видяшек про гангстеров пересмотрели!), они сидели на корточках и крутили головами, не понимая, кто и куда стрелял. Два выстрела в их пустые головы внесли ясность в ситуацию. Остался еще один, с автоматом. Взлетев повыше, я направился в сторону хаты. Последнего нашел подкрадывающимся к крайнему окну. Там его и пристрелил.

Все, кончились бандиты. Начинается сбор трофеев. Опустился на землю, вошел в хату. Обратно вышел с объемистым мешком. Капитана пока привлекать не буду. Пусть с Ревазом пообщается по-свойски. Не чужие ведь люди! Подходя к каждому жмуру, забирал оружие, включая ножи и финки, бумажники с документами, часы и золотые цепуры с массивными крестами. Не достойны негодяи носить на своих шеях этот символ. Изгадили они его своими гнусными делами, умерли без покаяния, вот пускай теперь их душонки в аду горят.

– Дядя, ты ангел? – услышал я тонкий детский голосок. – Ты их души забираешь?

Меня пробил холодный пот. Медленно повернулся на голос. Его обладателем оказалась маленькая девочка с распущенными волосами до пояса, одетая в ситцевое платьице и какую-то курточку мышиного цвета. И босиком. Она меня видела, но я не выключал прибор невидимости!

– Ангел, забери меня тоже на небо. Я к бабушке хочу.

– А почему ты хочешь на небо? – ласково спросил я. – Разве тебе здесь плохо?

– Плохо, Ангел. Люди недобрые. Нас с бабушкой не любили. А когда та умерла, то после похорон пришли и почти все, что у нас в погребе было, съели. И поросенка тоже. А он еще маленький был. Мне только и остались картошка и огурцы соленые. И еще сказали, что меня в детдом отдадут, а я туда не хочу. Забери меня, Ангел! Бабушка говорила, что Боженька меня любит и позаботится обо мне. Забери!

По щекам девчушки катились крупные чистые слезы. С какой надеждой смотрели ее глаза! Спазм сжал мое горло. С трудом проглотив внезапно образовавшийся комок, я произнес:

– Тебя как зовут-то, маленькая?

– Я не маленькая и много умею. А бабушка звала Аннушкой.

– Хорошо, Аннушка. Я заберу тебя, только не на небо, а в другое место, где тебе будет хорошо. Бабушка твоя была права: это Бог сделал так, что мы встретились. Только как ты меня увидела? Я ведь невидим для людей.

– Для меня ты видим, только нечетко. Меня бабушка учила, только доучить не успела. Я когда сюда подошла, смотрю, а вещи пропадают. Тогда я слова бабушкины прошептала и тебя видеть стала. Вот. Только ты не белый и без крыльев. А летать умеешь. Так ты меня точно заберешь?

– Ангелы, Аннушка, не обманывают.

– Тогда я собираться пойду.

И не успел я слова сказать, как девчушка исчезла. Прямо на моих глазах! Чудеса-а…

Глава 20

Джип Реваза медленно подкатил к воротам его коттеджа. Капитан, управлявший автомобилем, коротко посигналил. Ворота распахнулись. Подбежал охранник с автоматом в руках, заглянул в салон.

– Я это, я! – рявкнул Реваз с заднего сиденья. – Всех бойцов собрать! Бегом!

Мы въехали во двор. Я помог криминальному авторитету выбраться из автомобиля и, положив его левую руку себе на плечо и придерживая за талию, повел внутрь коттеджа. А там – суета! На Хозяина напали! Хозяин ранен! Довел Рената до его кабинета, усадил в кресло, принес с журнального столика радиотелефон. Криминальный босс схватил его и, неуклюже тыкая в кнопки пальцем левой руки, стал набирать известный только ему (ну и мне, конечно!) номер для связи с прикормышами.

– Але, полковник! Да мне плевать, что у тебя совещание! Меня едва не грохнули! Кто? Дружок твой, Миша Сутулый! Ах, он тебе не дружок? Знакомый просто? С твоей женой у него не просто знакомство, а партнерство на ниве горизонтального труда. Не знал, олень рогатый? А должен был знать ты же мент, а не хрен в стакане! Немедленно поднимай своих дуболомов, пусть всех Мишкиных людишек похватают, а его в первую голову! И на ферму! Я с ними там говорить буду. Как не за что?! Ты вообще-то свои ментовские обязанности выполняешь или нет? Тебе государство за что платит? Ах, вон как. Тогда я тебе за что плачу? Выдернул свою жирную задницу из кресла, в которое я тебя посадил, и помчался выполнять мой приказ! Министра своего игнорировать можешь, а меня не смей. Через час жду у себя с докладом. Да, и оружейников своих, что в теме, с собой прихвати. Нужны!

Реваз отключил радиотелефон и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Пока он мне был не нужен. Понадобится – разбужу. Погрузив его в глубокий сон, я приступил к следующему этапу ликвидации бандитов в этом городе. Конечно, свято место пусто не бывает, особенно в канализационном коллекторе. Но хоть какое-то время он будет освобожден от забродивших на дрожжах псевдодемократии фекалий. Сколько же дерьма вырвалось на поверхность жизни! Но если бы каждый, кто действительно патриот своей страны, не боясь замараться, приступил к ремонту прорыва и уборке нечистот, то для страны и простых людей это было бы наилучшим решением проблемы. Только почему-то никто мараться не спешит, предпочитая терпеть. А я терпеть не намерен. И измараться не боюсь.

Овладеть сознаниями челяди и охранников Реваза не составило большого труда. Теперь они подчинялись только мне. Заодно порылся в мозгах каждого индивидуума на предмет, как он в бандиты попал. И порешал будущую судьбу каждого. Но – это потом, а сейчас повара с помощниками и двух горничных, сунув по сто долларов каждому работнику, отправил по домам, двоих охранников поставил на воротах встречать приглашенных, еще двоих – охранять периметр. Капитан с автоматом спрятался в соседней с кабинетом комнате. Чуть приоткрыв дверь, он услышит все, о чем я буду говорить.

С Ревазом все получилось несложно. Когда я, закончив собирать трофеи, вернулся к капитану, тот уже провел разъяснительную беседу, следы которой явно читались на роже бандоса. Почуяв нежданный пипец и стараясь его избежать, старый урка «подписался на чистуху» – стал весьма разговорчивым, и информация из него лилась рекой. А когда замолчал, я влез в его сознание. Проверил на достоверность то, о чем он наболтал, и узнал то, о чем умолчал. Потом ввел установку на подчинение и внятно продиктовал его дальнейшее поведение. Включая вербальное общение с окружающими.

Когда капитан и Реваз уже загрузились в джип, появилась Аннушка с большим узлом. Она внимательно посмотрела на бандита и сказала:

– Это плохой человек. Ты его на небо забираешь?

– Нет, девочка. Он попадет совсем в другое место, где ему за все его черные дела воздастся сполна. Забудь о нем. Пошли.

Я взял ее узел, мешок с трофеями и, открыв портал, вслед за девчушкой вошел в свой кабинет в Русском Уругвае. Аннушка с интересом принялась рассматривать интерьер моего обиталища, а я позвонил в колокольчик. Вбежавшей служанке приказал позвать Лариту. Чмокнул в щечку вошедшую жену, передал ей девчушку и, пообещав объяснить все потом, перешел в мир капитана. Сел в автомобиль, и мы поскакали наводить порядок в городе, где развелось слишком много плохих парней.

От ворот послышался автомобильный сигнал. Во двор въехал такой же, как у Реваза, джип. Зарулил на стоянку, и вот по выложенной цветной плиткой дорожке чуть ли не вприпрыжку поспешает некто с полковничьими погонами на плечах. К боку прижата красная папочка. Зажатый в руке платок вытирает обширную лысину. Птичка номер раз торопится в клетку. Через пару минут полковник полиции стоял передо мной, тараща удивленные глаза, а я рылся в его сознании. Весьма познавательная экскурсия по его мозгам получилась!

– Сядь, полковник, – приказал я. – Бери бумагу и пиши обо всех делах, что ты и твои подчиненные совершили после того, как ты познакомился с Ревазом. Подробно пиши, с деталями, датами и именами. Сядь вон там, в уголочке, и приступай. Правду пиши, я ведь проверять буду!

Возражений не последовало, и полкан отправился строчить мемуары. Вскоре прибыли еще гости – начальник отдела вооружений ХОЗО и мастер-оружейник. Я ощутил густую волну ненависти, хлынувшую от капитана. Взяв вновь прибывших под контроль, так же рассадил по углам и заставил писать покаянные мемуары. Зазвонил радиотелефон Реваза. Я нажал на тангенту и, имитируя его голос, приказал говорить. Трубка, захлебываясь словами, доложила, что на ферму примчались четыре ментовских машины, привезли девять пацанов Сутулого. Менты пацанов тех по подвалам рассовали. Старший сказал, Сутулый в своем доме засел, отстреливается.

– Дай ему трубу.

– Лейтенант полиции Галушко слухает! – раздался бодрый голос.

– Слухай, лейтенант. За живого Сутулого три тысячи долларов. Привезешь его ко мне. Остальных гасить. Долгие пострелушки не устраивай! И так слишком шуму много. Даю час. Не управишься, ставку снижу. Все!

Так, что-то мне разборки эти надоедать стали. Пора завершать. Собрал «мемуары». Считал информацию с сознания фигурантов. Позвал капитана. Оборотни, увидев его живым-здоровым, да еще и с автоматом в руках, задергались.

– Капитан. Вот твои недоброжелатели, делай с ними, что хочешь. Только старшина-оружейник тут пешка, и он мне нужен. Как мастер.

– Хорошо, Воевода. Я его тебе дарю. А этих, – капитан повел стволом, на что полкан с подполковником отреагировали невнятным бормотанием о пощаде, явно не веря в происходящее, – брошу в болото, где Пасюк грязевые ванны принимает.

Истерические вопли наконец-то раздались. И ползание на коленях присутствовало. Даже фото детишек из карманов вытащены. Но нет во мне жалости к предателям. Капитан пинками поднял приговоренных и вышиб из кабинета. Судя по грохоту, скатил их по лестнице. Через несколько минут с заднего двора раздались две короткие очереди. И два одиночных выстрела. Старшина стоял передо мной по стойке «смирно» белый, как мелованная бумага. Но в сухих штанах. Значит, капля мужества все же в человеке присутствует.

– Ты оружейник и теперь будешь работать на меня, за еду, – произнес я, глядя ему в глаза. – Но не здесь, а очень далеко. За хорошую работу, по настоящему ма́стерскую, станешь получать оплату. Проявишь себя как творческая личность – привезу жену с детьми. Но здесь ты больше никогда не появишься. Запомни это. Начнешь дурить или еще чего – последуешь за своими начальниками. Понятно объясняю?

– Так точно, – хрипло произнес старшина. – Но я только боек заменил…

– Потому ты, исполнитель, жив, а кто приказ отдал, в кустах остывает. Цени! А пока в спальне посиди.

Через час у ворот посигналили. Лейтенант Галушко привез Сутулого, полностью соответствующего погонялу. Морда разбита, обе простреленные руки небрежно перевязаны. Швырнув пленного на пол, лейтенант с интересом огляделся. Из считанной с сознания полковника информации я знал о роли Галушко в ментовско-криминальном сообществе, потому отпускать его не думал.

– Так, лейтенант. Людей своих во дворе построй. Премиальные вручу от имени Реваза. Он сейчас не в том состоянии, чтоб с кем-то общаться. Ранен. Пусть поспит, а мы продолжим борьбу с организованной преступностью, ха-ха!

Строй оказался коротким – всего пятеро полицейских. Каждому вручил по пятьсот долларов, заодно просканировав сознания. Трое к бандосскому беспределу имели опосредованное отношение и в серьезных преступлениях не участвовали. Мелкие пакостники, не способные на большую подлость. Ладно, пусть живут. Приказал им ехать в управление и быть свободными. А в подкорку ввел: ни с кем не разговаривать, а после сдачи оружия забыть о происшедшем – были в патруле совсем далеко от всех событий.

Лейтенанту и двум оставшимся оборотням приказал ехать на ферму и ждать распоряжений от Реваза. Тому, что ими командует кто-то от имени криминального босса, а не их начальник, всех троих ни сколько не удивило и не напрягло. Потому быстро сели в патрульную машину и умчались. Я подозвал троих охранников и отправил вслед за полицейской машиной. Одного оставил при воротах. Сам вернулся в кабинет Реваза. Сутулый все так же лежал на ковре, постанывая. Хорошо его менты отделали! Но мне это не помешает в его сознании и памяти покопаться. Что и сделал, добыв весьма полезную информацию. А потом пристрелил из пистолета, принадлежавшего охраннику, что стоял сейчас у ворот. Потом позвонил на ферму, отдал приказ лейтенанту Галушко. Положил радиотелефон на стол и открыл портал. Позвал капитана и старшину-оружейника.

– Иван Титыч, – обратился к капитану. – Твой вопрос решен. Две бандитские группировки и оборотни в погонах ликвидированы. Сейчас лейтенант со своими подельниками расстреляет пойманных бандитов Сутулого. На обратном пути ментов из засады ликвидируют бандиты Реваза. И сами погибнут. Хвосты с этой стороны зачищены. О твоем участии в этой веселухе знает только старшина, но его я заберу с собой. Остается почистить домишко. К сожалению, в шестнадцатом веке любой предмет из этого времени ценится буквально на вес золота, но оно меня интересует меньше всего. Ценны сами предметы. Потому я хочу забрать отсюда все, что получится. Ты мне поможешь? Или посчитаешь, что я мародерствую?

– Я, Воевода, тоже историю изучал. Понятие это с Запада пришло, как и много других морально-этических установок, лично мной не приемлемых. Победивший воин может забрать с поля боя все, что ему необходимо. Это его право. Здесь и сейчас – поле боя. Сбор трофеев не является мародерством. Говори, что и куда тащить?

– Все подряд бросай в эту черную бездну. Только ореол светящийся, границу портала, не задевай. Чревато! Старшина, присоединяйся!

В портал полетели вещи, совсем недавно принадлежавшие сладко спавшему в мягком кресле Ревазу. Вдруг зазвонил радиотелефон.

– Слушаю, – голосом криминального босса ответил я.

– Приказ выполнен, – доложил Галушко.

– Там двое моих пацанов, их положите рядом с сутуловскими. Чтобы про вас не проболтались. И ко мне, за премиальными. Все понял, лейтенант?

– Так точно, Реваз Ахметович. Бу сделано.

Через полчаса раздался еще один звонок, от Ревазовского боевика. Выслушав его доклад о зачистке Галушко со товарищи, я произнес кодовую фразу. Радиотелефон боевик не выключил, потому я и услышал две автоматные очереди и, через несколько секунд, одиночный выстрел. С этого края хвосты зачищены. Остался последний штрих.

Ох и много чего натаскал в свою берлогу Реваз! Портал без перерыва трудился до поздней ночи. Представляю, как удивился князь, когда ему доложили о появившейся из ниоткуда во дворе цитадели куче добра. Надеюсь, он догадался заткнуть всем рты и организовать уборку моей добычи внутрь донжона. Уж там-то помещений хватало. Но брать пришлось только то, что пролезло в портал. Последним на потрошении был массивный сейф, встроенный в стену. Его Реваз открыл сам, практически добровольно. Правда, не просыпаясь. Внутри все предсказуемо: много денег в долларах, рублях и гривнах; кое-какие драгоценности, включая десяток килограммовых слитков золота с клеймами и пробой. Деньги отдал капитану. Ювелирку тоже. Ему пригодится. Забрал только золото. Устраненная с моей помощью угроза его жизни и дальнейшей работе в полиции подвигла капитана на время отказаться от переселения в Русский Уругвай. Даже то, что я рассказал о грядущих потрясениях его Родины, не остановило. Только губы поджал мужик, да глаз сверкнул недобро. Мне его решение тоже было на руку. Совсем скоро Украина начнет торговать доставшимся ей от СССР оружием направо и налево, вот и можно будет через него или его контакты «скупляться».

Завершающим действием была транспортировка Реваза к уютной болотине, где покоился Пасюк. Уезжая, я вручил охраннику автомат, из которого капитан пристрелил своих начальников-оборотней, предварительно тщательно стерев отпечатки, и приказал стрелять во всех, кто попытается проникнуть на территорию. Его, конечно же, грохнут. Но потом, когда начнется расследование обстоятельств расстрела двух старших офицеров полиции на заднем дворе коттеджа криминального авторитета, на одежде охранника обнаружат следы пороховых газов, на автомате, из которого выпущены пули, будут его отпечатки. И сложится четкая картина всего ряда преступлений, инициатором которых объявят скрывшегося в неизвестном направлении Реваза.

Пристроив бывшего босса поближе к его другану тюремному, втроем отправились к схрону. Третьим с нами был старшина-оружейник, служивший срочную в роте минирования отдельного отряда спецназа мотострелкового батальона. Как раз то, что мне на данный момент и было нужно. Мы с капитаном посидели в сторонке, а Петро Бондарь, так звали старшину, спустился в подвал. Отсутствовал около часа, потом позвал нас принимать работу.

– Четыре закладки нашел, – доложил он, когда мы спустились в Пасюков схрон. – Три растяжки и одна на сработку от разгрузки настроена: поднял ящик с гранатами, и трындец.

– Молодец, старшина, – похвалил я его, но увидев его заблестевшие надеждой глаза, тут же добавил:

– Но отпустить я тебя не могу. По твоей вине едва не погиб хороший человек. Не подоспей я вовремя – убили бы Ивана Титыча. Велика вина твоя перед ним, и кара за нее одна. Ты знаешь, какая. Начальник твой, приказавший подлость совершить, уже давно остыл, а ты жив. Так что пойдешь со мной, будешь выполнять то, что прикажу. И только от твоего стремления искупить вину будет зависеть, как скоро ты увидишь свою жену и детишек. Я доходчиво объяснил?

– Так точно! – старшина встал «смирно».

– Ладно, показывай, что тут у нас есть.

Много, к сожалению, небыло: полтора десятка немецких автоматов МП-40 столько же винтовок «Маузер Kar-98k» и пулемет МГ-34. Все оружие хорошо смазано, да и подвал сухой, даже с вентиляцией. Гранат-колотушек четыре ящика, патронных, я пересчитал, двадцать один. Оружие хорошее, но закончится боезапас, и где я его пополнять буду? Прямо здесь же открыл портал и вместе со старшиной шагнул в его черноту. Старшина в скудном свете небольшого фонарика не понял, куда я его впихнул: черное на черном как-то плохо различается. И был весьма удивлен, вместо кирпичной стены подвала увидев каменную стену. И небо над головой. Я взял его под руку и чуть ли не волоком повел внутрь цитадели. Представил князю, рассказал обстоятельства появления в нашем коллективе нового лица. Князь видя, что старшина все еще находится в ступоре, налил в серебряный кубок вина и сунул ему в руки:

– Пей!

Опростав кубок и вытерев ладонью губы, старшина наконец-то расклинился и спросил:

– Где мы?

– Уругвай, русское княжество, конец шестнадцатого века.

– А как это?

– Секретная разработка, – коротко ответил я. – Теперь будешь здесь жить и работать. Условия ты знаешь. Подчинение беспрекословное князю Северскому, сюзерену нашему, и мне. И не забывай: здесь и сейчас средневековье дремучее, нравы, как и люди, простые. Жить будешь, где князь укажет. Общаться – с кем разрешит. С остальным населением вступать в контакты нежелательно. Сейчас напиши письмо жене, капитан ей передаст. Напишешь, что срочно в командировку отправили, жив-здоров, ну, сам сообразишь. Успокой женщину. Денег на жизнь она будет получать достаточно, голодать семья не будет, не беспокойся. Это ты наказан, а не они. Я все сказал, ты услышал. Садись, пиши, а мне с князем поговорить надо.

Пока он писал, я доложил об оружии и что буду его транспортировать в пустой каземат, что рядом с кабинетом княжеским. Там лишние люди не шляются, а воинов, что на часах стоят, можно по другим постам расставить. Да и времени моя работа займет немного.

Взяв у старшины письмо, шагнул в портал. Потом вновь открыл его и вместе с капитаном стал впихивать в черное ничто ящик за ящиком. Забрав все, включая керосиновую лампу и канистру с керосином, я опять шагнул в портал, чтобы закрыть его. Через несколько секунд вновь появился рядом с капитаном.

– А я думал, что ты уже совсем ушел, – произнес тот.

– Совсем уходить я пока не собираюсь. Еще одно дело есть.

– Какое, если не секрет?

– От тебя секретов нет. Оружие мне для обороны княжества надо достать. Автоматы, пулеметы, а если повезет, то и чего потяжелее. И боеприпасов. Побольше! Того, что у Пасюка в схроне взял все же маловато. Но есть подсказка. У Сутулого контакт в селе Коники. Начальник склада у мотострелков, прапорщик Ляхов.

– Село знакомо, в моей сфере обслуживания. Рядом с ним какая-либо воинская часть всегда стояла. А склады в подвалах бывшего монастыря располагались. Его-то еще до войны разрушили, а подвалы сохранились.

Мы ехали в село Коники. Старенькая машинка хоть и дребезжала и лязгала всем, чем могла, но довольно бодро глотала километр за километром, приближая нас к жадному на деньги прапору и необходимому мне вооружению. На джипе покойного Реваза ехать не стали, а загнали его подальше в лес и забросали ветками. Хоть лесок и жиденький, по сравнению с российскими, но на некоторое время скроет машинку. Если никто не найдет, капитан ее потом легализует для наших нужд.

К самым воротам части подъезжать не стали. Капитан припарковался на площадке в сторонке, а я пошел к КПП. Там, сунув дежурному сержанту пару пачек сигарет, попросил его вызвать прапорщика Ляхина. Сержант долго названивал по внутреннему телефону, но нашел прапорщика. Тот подошел минут через пятнадцать. Вышел из КПП, огляделся маленькими колючими глазками. Эдакий настороженный кабанчик, что в любой момент готов ломануться в кусты. Я аккуратно проник в его сознание, вложил в него свой портрет и инфу, будто мы с ним, прапором, уже встречались. Потом подошел и поздоровался:

– Привет, Лях. Я от Сутулого. Дело есть, обоюдовыгодное.

– А почему ты, Кудрявый? Где Сеня?

– Его ночью подстрелили. Терки жесткие начались.

– Так ты за патронами? Что, не хватило?

– Не зубоскаль, дело серьезное. И не только патроны нужны, но и стволы.

– Так, пошли. Неча на воротах светиться.

Бросив дежурному по КПП «Он со мной», прапор повел меня на территорию. Шли не долго, до реденькой рощицы, огороженной двумя рядами забора из колючей проволоки. На въезде в рощицу, маскировавшей бывшие монастырские подвалы, давно превращенные в воинские склады, стоял выкрашенный «под камуфляж» небольшой домишко.

– Резиденция моя, – произнес прапор и, ответив на приветствие караульного, вошел внутрь. Я следом. Короткий коридор, несколько дверей по его сторонам, в одну из которых, отперев ключом, прапор и ввел меня. Внутри ничего интересного. Сел на скрипнувший стул. Прапорщик просунулся за стол, сел, поерзал, устраиваясь поудобнее на жестком сиденьи, и уставился на меня маленькими глазками:

– Чё надо, конкретно.

– «Калашей» десяток с патронами и запасными магазинами. Патронов побольше. РПГ-7, минимум парочку. И выстрелов к ним, сколько сможешь, но не по одному на ствол! Надо срочно, потому платит Сутулый тройную цену.

Прапорщик молчал, нахмурив брови. А в его мозгу с грохотом щелкал калькулятор. Сальдо-бульдо сошлось с громадным плюсом, но прапору вздумалось покочевряжиться:

– Тяжеловато будет сразу столько. Еще придумать надо, на кого отписать, да и им отстегивать придется.

В общем, пришлось поторговаться. Пользуясь внезапно возникшими у Сутулого проблемами и срочной необходимостью в вооружении, жадный прапор без зазрения совести принялся выкручивать мне руки. Я, изображая безвыходность положения, слишком не сопротивлялся. В результате выложил перед прапором три тысячи долларов. Деньги со стола исчезли мгновенно.

– РПГ-7 дам 4 штуки и два ящика выстрелов. Фугасных, – голос прапора приобрел веселые нотки. – С патронами тоже не проблема. Недавно стрельбы были, так что запас есть. Калашей дать смогу только два. Но у меня есть замена. Пистолет-пулемет Судаева. Слышал о таком? Нет? Да и откуда тебе о нем знать. Это оружие времен Великой Отечественной – ППС-43 конструкции Судаева. Лучший пистолет-пулемет Второй мировой. Пистолетная рукоять и металлический складывающийся приклад. Легкий и компактный, в снаряженном виде всего 3,7 кг. Патрон от ТТ, 7,62 мм, секторный дугообразный магазин на 35 патронов. Я их тебе двадцать штук отдам. А патронов ТТ-шных у меня тоже хватает.

– Погоди, Лях, погоди! Ты чё гонишь? За такие бабки хочешь металлолом впарить? На какой свалке ты их подобрал? Сутулый тебя не поймет! Да и меня тоже.

– Нормальное оружие! Я сам пару штук отстрелял. Ну и что, что им полсотни лет? Не ржавые, в смазке, в рабочем состоянии. Стреляют, главное!

– Нет, Лях! Мне перед боссом отвечать! Кота в мешке брать не буду, пока сам не увижу машинки и не постреляю. Только так!

– Хорошо! Покажу и пострелять дам. Переоденься и пошли!

Прапор вытащил из шкафа старый, видимо свой, камуфляж. Я быстро надел его. Через другую дверь вышли на охраняемую территорию и, пройдя несколько метров, вошли под бетонный козырек склада. Прапор снял печать, открыл двумя ключами стальную дверь. Каменная лестница вела вниз. Пахнуло прохладой и оружейным маслом. Прапор щелкнул выключателем и в глубине бывшего монастырского подвала зажглось несколько лампочек. Закрыл входную дверь на массивный засов, стал спускаться. Мимо штабелей ящиков разных размеров прошли куда-то в самую глубину обширного помещения. Там прапор переложил несколько ящиков, освободив небольшой проход. Согнувшись, пролезли в него. Прапор включил электрический фонарь. В его ярком свете я увидел с полсотни разноразмерных деревянных ящиков, выкрашенных в зеленый цвет. Открыв один из них, прапор достал ППС, откинул металлический приклад. Из другого ящика взял магазин, уже снаряженный патронами, вставил в автомат.

– Пошли, постреляешь, – кивнув головой, прапор повел меня между штабелей. Обнаружился еще один замаскированный проход, скорее даже, крысиный лаз, через который мы на четвереньках проникли еще в одно обширное помещение. Тут тоже не было электричества, но темноту рассеивало несколько узких лучей солнечного света. «Как из бойниц или амбразур», – подумал я. Включив «кошачий глаз», четко разглядел несколько разбитых ящиков и кучу еще какого-то хлама. На полу – толстый слой пыли с несколькими цепочками следов.

– На, – передавая мне автомат, произнес прапор. – Стреляй.

Я передернул затвор и нажал на спуск. Автомат коротко прострекотал. Пули вонзились в обломки ящиков, а по ушам больно ударил звук выстрелов. Расстрелял весь магазин, почти оглохнув. Машинка работала классно.

– Убедился? – проорал мне в ухо прапор. – Двадцать штук даю! И по цинку патронов к каждому. Только магазинов всего по два, такая уж комплектация.

– Ты что, ППСы здесь нашел?

– А тебе не все равно? Пошли обратно!

Тем же путем выбрались на поверхность, вернулись в «офис» прапора.

– Когда забирать будешь?

– Сегодня ночью.

– Вывезти не успею. Давай, завтра вечером, часиков в десять. Ты местный?

Я помотал головой.

– Жаль. Ну, тогда я тебе схемку нарисую, куда подъехать надо будет. Это лесочек за частью, метров пятьсот от забора. И недалеко, и хрен кто увидит. Туда даже местные не ходят, нет там ничего для людей интересного. А вот дорожка, для подъезда пригодная, есть. Я ориентиры указал, найдешь. Добро? Тогда пошли, я тебя за ворота выведу.

Сбросив прапорский камуфляж, я надел свою куртку. Ляхов довел меня до КПП и как-то незаметно слился. Я сел в машину заждавшегося капитана, и мы поскакали к нему домой, в поселок. Схему я порвал и выбросил, ни к чему она мне. Завтра прапору просто нечего будет вывозить. Уже сегодня ночью я весь его склад изыму. До последнего патрона. Через портал.

По пути заскочили в магазин, я купил продуктов и минералки. Дома наварили пельменей, плотно поели, запили кофе. Капитан прилег отдохнуть, а я ушел в Новороссийск. Встретился с князем. Предложил точку выхода сделать не во дворе цитадели, а внутри нее, в его резиденции. Все-таки объём вооружений, что я планировал умыкнуть, был неизмеримо больше, чем в схроне Пасюка. Никто не должен видеть того, что я притащу из будущего. Специального помещения для приема грузов из пространственно-временного портала пока еще нет. И самым подходящим местом является княжеская резиденция: и лишний раз по своему желанию в нее никто не придет, и под охраной постоянно. Что внутри делается, есть тайна военная, а интересующиеся легко могут в каменоломню попасть. По княжескому приказу. И без языка.

Князь вызвал полусотню Дизеля. Тот себе самых здоровых, в плане физической силы, бойцов подобрал. Я построил бойцов полукругом во внутреннем дворе цитадели, проинструктировал, заодно внушив запрет на всякие разговоры о том, чем занимались этой ночью и что видели. Даже между собой.

Часы на моей руке показали 19:00. Пора! Портал открыл в домик капитана, а оттуда, вместе с ним, в склад. В нем было темно и тихо. Включив «кошачий глаз» добрался до входной двери. Стараясь не скрежетать железом по железу, задвинул засов. Теперь через эту дверь снаружи никто войти не сможет. Включил электроосвещение. Выбрал более-менее свободное место и открыл портал в цитадель. 25 бойцов-уругвайцев принялись споро подносить ящики и аккуратно запихивать их в черную бездонность. Гребли все подряд. После буду разбираться в добыче.

Прихватив четверых бойцов, пролез в подвал с ППСами. Бойцы стали вытаскивать ящики, а мы с капитаном, подсвечивая фонарями, обследовать помещение.

– Эти подвалы, – нарушил молчание капитан, – сразу после войны расчистили и частично восстановили. В них трофейное оружие складировалось, потом свозили уже наше, что с вооружения снималось, но определялось на хранение, а не на утилизацию. Склад мобилизационного хранения. Пэпээсы, что прапор тебе впарил, как раз оттуда. Что-то вывезли при упразднении склада, а что или забыли, или припрятали, чтоб потом украсть, да не получилось. Вот автоматы и лежали здесь, пока Ляхов до них не добрался.

– Ты это тоже где-то вычитал или опрос населения делал?

Капитан хмыкнул и, улыбнувшись, произнес:

– Я участковый и по должности обязан свой участок знать. И географию, и историю, и людей, на нем проживающих. Думаю, что больше Лях здесь ничего стоящего не нашел. А то предложил бы!

– Да, я того же мнения. Приглашаю на чашку парагвайского чая к самому настоящему русскому князю. Пошли?

– А пошли!

В начале седьмого утра склад опустел. Представив рожу жадного прапора, я рассмеялся и шагнул в портал.

Глава 21

Матэ капитану понравился. Мы в компании князя сидели в его резиденции и отдыхали от ворочания ящиков с боеприпасами. Наговорился капитан с Андреем Михайловичем всласть, узнал многое и проникся идеей создания в Южной Америке вначале крепкого княжества, а потом и государства Русский Уругвай. Обещал всемерно помогать в этом. Одно плохо, что связь у меня с капитаном будет односторонняя, и помочь я ему, в случае чего, вовремя не успею. Так что мы с князем искренне пожелали Ивану Титычу удачи и осторожности, и я через портал вернул его в его столичную квартиру, где все и начиналось. Небыло капитана в области, когда там разборки жесткие проходили, и все. Знать ничего не знает про пострелушки и пропажи ввиду нахождения в отпуске с выездом с места проживания. Обговорив с капитаном приблизительное время моего следующего появления в этом месте и времени, я вернулся в цитадель.

Обманул жадный прапор. Только непонятно, для чего. Небыло у него на складе ни калашей, ни гранатометов. Зато патронов, гранат, выстрелов к РПГ и АГС хватало. Патронов к ТТ тоже было в избытке. А откуда они, если этот пистолет уже давно с вооружения снят, вообще непонятно. Но для нас это очень даже хорошо, иначе чем бы стреляли из древних по году выпуска, но совершенно новеньких по состоянию ППСов? Сорок три штуки вымазанных в густой смазке автоматов сулили нашим будущим противникам массу незабываемых ощущений. Пулю патрона ТТ не каждый современный бронежилет держит, что уж говорить о древних латах! Но добытое мной оружие не могло сыграть решающую роль в предстоящем противостоянии с испанской армией. Необходимо что-то покрупнее калибром, мощнее и дальнобойнее. А где это брать? На складах, в воинских частях или на полях сражений. Есть еще вариант – на оружейных заводах. Но вот где находятся эти склады и заводы, я не знаю. Не знаю, в какую пространственно-временную точку портал открывать. Нужна информация и нужны люди, ей обладающие. А это опять прыжок в будущее и поиск. Куда? Чтобы переместиться, я должен четко представлять точку выхода. По географическим координатам? В Минас Жерайсе попробовал, так людей и снаряжение разбросало по площади в квадратную милю. Хорошо еще, что никто не погиб, материализовавшись над пропастью или в водопаде. Задать координаты наобум, до секунды? А где гарантия, что в этой точке нет ничего опасного, могущего привести к смерти? Нет такой гарантии.

Но не все так плохо. Будем, как говориться, танцевать от печки! Конкретная точка выхода у меня все же есть: моя квартира. Вот от нее и буду отталкиваться. К тому же там есть ноутбук с Интернетом, в котором, как мне кажется, доброхоты даже точки дислокации стратегических ракетных войск страны выложили. Развелось уродов, и укорот им сделать некому! Нет, я в своей реальности таких обожателей гласности по любому поводу буду укорачивать в обязательном порядке. Ровно на голову. Заодно и тех, кто прошляпит утечку секретной информации. Чтобы никому обидно не было. Вот так! Длинный язык во все времена отрубали вместе с головой. Но пришел Меченый, первым распустивший язык свой поганый и начавший о наших секретах болтать, где ни попадя. А за ним и остальные, слюнями захлебываясь, стали перед Западом свою осведомленность, значимость да весомость показывать. С одной лишь целью: продаться подороже!

Ладно! Существующую реальность будущего кардинально переделать без вмешательства в прошлое невозможно. Я уже начал вмешиваться, но пока это на будущем никак не отражается. Нет еще в моих действиях ничего значимого, что может изменить ход истории, нет точки опоры для переворачивания мира. И никто мне ее не даст, даже Бог! Сам я ее должен создать. Постепенно, обдуманно. Чтоб была она монолитом, а не зыбким болотом. И для этого я буду грабить прошлое и будущее, перетаскивая в свое нынешнее время и оружие, и технологии, и людей.

За окном лил дождь. Обычная погода для зимнего времени. Сыро, промозгло, холодно. Южный ветер с Антарктиды, памперо, приволок минусовую температуру. Минус небольшой, но для людей, привыкших к постоянному теплу, достаточно некомфортный. Население Новороссийска утеплилось, надев пошитую по образцу стрелецкого кафтана верхнюю одежду. Теперь даже индейцы-рабочие не шастают по городу в голом виде – поняли необходимость одежды. Не в лесу, чай, живут, а в русском городе. Только число чистокровных русских за все время выросло всего на три человека: одного, минера-оружейника, я приволок из будущего, вторым стал Микула, старый холоп князя, вернувшийся к нему на службу. Третий – сын княжеский Василий с молодой женой наконец-то соизволил в отцово княжество переселиться. А почему не сразу, как только папаша на земле Уругвайской появился и город заложил? Непонятно мне такое прохладное отношение между самыми близкими родственниками. А в сознание княжича я еще не влазил и чем он «дышит» не знаю. Некогда мне сейчас этим заниматься. Но, чует мое сердце, придется. И, подозреваю, не все мне там понравится.

Князь вызвал в резиденцию Дизеля, Жень-Шеня и Стрижа. Увидев меня, да еще без бороды, к тому же сидящего в кресле своего дома и спокойно тянувшего через бомбилью матэ, братья-десантники были очень удивлены. Я ведь должен быть за тысячи миль отсюда, в краю не собранных алмазов! А увидев новое лицо, старшину, и узнав, откуда он, удивились еще больше. Долго заинтриговывать братьев я не стал. Опуская подробности, коротко рассказал, что приключилось. И попросил помочь мне информацией. Кое-какая была у каждого. Вот только воспользоваться ей не сразу можно.

Как, к примеру, я буду искать в забайкальских сопках склады, предназначенные для снабжения наших войск при возникновении вооруженного конфликта с сопредельным государством, если они замаскированы и к ним нет даже тропинок? Это надо будет потрошить штаб ЗабВО, искать там карты да схемы. Или какой-либо неброский лист бумаги в покрытой пылью картонной папочке с географическими или иными координатами, вплоть до «три лаптя по карте № 8 в северо-южном направлении от пенька спиленного в прошлом веке кедра»!

Хабаровчанин Стриж дал более точную наводку: под его родным городом есть поселок с заводом по производству и утилизации взрывчатых веществ. Мне останется только найти подробную карту края, а остальное – дело внеземной техники. Жень-Шень внес наиболее весомую лепту: его отец – военный моряк, и вполне сможет мне помочь, если я с ним буду говорить полностью откровенно. Это подразумевает, что я расскажу ему о том, где сейчас его сын, как попал и чем занимается.

– Женя, – произнес я, глядя ему в глаза. – Ты действительно хочешь, чтобы твой отец это знал? Не будет ли для него это знание еще более жестоким ударом, чем твоя смерть? Ты сам в то, что с тобой произошло, не сразу поверил, а каково ему будет? Тем более что мне для подтверждения своих слов его сюда, к тебе, привести придется. А как у него сердце не выдержит такой вести?

– Тогда меня с собой возьми. Я после того боя, скорее всего, в «без вести пропавших» числюсь. Мало что ли раненых и память потерявших, да без документов по госпиталям мыкаются?

Да, о таком бездушном отношении тогдашнего командования к бойцам покалеченным я знал. Журналисты раскопали, что после Первой чеченской на станции железнодорожной два вагона с трупами бойцов русских нашли. Без документов. Кто, с каких частей, как и где погибли – неизвестно. Побросали в вагоны, закатили в тупик и забыли отцы-командиры. И никто их не искал! Без вести пропали – и точка. Даже в дремучие века, что Средними называются, командиры не бросали своих павших солдат не похороненными. Если только сами вместе с ними не полегли. А кто сделал бы так, тому точно бы пику в пузо воткнули, и хоронить не стали.

– Добро! Я подумаю, как это правильно сделать. Вполне возможно, что через твое сознание я смогу точку выхода установить.

– А мы с тобой, воевода, сможем пойти? – На меня смотрели полные надежды и просьбы глаза Стрижа и Дизеля. В руке Стрижа подрагивал обрывок открытки с изображением драмтеатра в его родном городе – единственное, что сохранилось в кармане изодранной пулями форменки десантника. Привет из прошлой жизни. Моя четкая точка выхода.

– Сможете, братцы, но каждый в свое время. Сейчас вы мне здесь нужны. Дело важное и очень срочное. Хоть с виду довольно рядовое. Надо построить большой сарай…

Шаг, и черное ничто захлопнулось за моей спиной. Следующим объектом экспроприации был особняк Сутулого. Носил он явные следы штурма, учиненного покойным лейтенантом Галушко. Выбитые двери, разбитые окна, пулевые оспины в стенах. И вскрытый сейф. Ай да гарный хлопец лейтенант! Успел погреть ручки, только не в коня корм пошел. Ну, ладно. Деньги эти покойнику нужнее.

И на этот раз со мной были бойцы-уругвайцы. Взял тридцать человек, чтобы быстрее управиться. Индейцы сначала с огромным интересом рассматривали все вокруг, трогали руками, едва на зуб не пробовали. Но услышав мою команду, тут же загнали удивление и любопытство внутрь себя и бегом принялись тащить все, что под руку попадало, и бросать добычу в портал. А меня убранство особняка не интересовало. Что могут придумать быдляне, ставшие нуворишами? Дальше позолоты, где ни попадя и лепнины «под старину» их воображение не простиралось. Это раньше жизненный путь таких, как Сутулый, складывался из «украл – выпил – в тюрьму». А теперь они в одночасье стали «уважаемыми людьми», сажающими во властные кресла купленных чиновников. Силушку почуяли, вседозволенность и неуязвимость со стороны Закона. И решили «соответствовать» своему новому статусу. Только напрочь забыли, что бандиты хоть и живут хорошо, но не долго. Вот теперь и пованивает с дыркой во лбу один такой нувориш с параши на полу кабинета другого такого же нувориша. Растворяющегося в болоте.

Меня больше интересовало оружие. Любое. И оно присутствовало в ящиках массивного стола в кабинете Сутулого. Это были два пистолета-пулемета «Кедр» с глушителями и четыре запасных магазина на 30 патронов 9×18ПМ каждый. Снаряженных. Стволы неплохие для ближнего боя. Удобные для скрытого ношения. Вот только если глушитель надежно блокирует звук выстрела, то лязг затвора при стрельбе, особенно ночью, слышен далеко. Да и ладно! Нам в 16-м веке не стоит привередничать. Да и кто сможет понять, что в ночи лязгнуло?

Здесь же, в кабинете, стоял еще и обширный стеклянный шкаф, похожий на выставочную витрину. В нем находились охотничьи ружья и карабины. Разных моделей, калибров и производителей. Коллекция, одним словом. Как еще и их менты не прибрали? Видно, на потом отложили, а «потом» случились пули в брюхи. А ружьишки-то красивые, одно даже с золотой чеканкой. Но я пришел не богатствами, нажитыми преступным путем, любоваться, а экспроприировать их. Потрошили особняк до тех пор, пока ОПОН через забор не полез. Нам с этими ребятами встречаться не захотелось. Потому хватай мешки – вокзал поехал!

В резиденции князя все кипело. Богатые трофеи прятались по каморкам от глаз непосвященных. Прибежали братья-десантники. Жень-Шень доложил о ходе работ по строительству большого ништякиприемного сарая. И посмотрел на меня вопросительно.

– Нет, Женя, еще не сейчас. Потерпи. К твоему отцу пойду сразу, как только дела неотложные в спокойное русло переведу да по полочкам разложу.

Жень-Шень вздохнул, отдал честь и убежал. Я спустился в вырубленный в скале под цитаделью арсенал. В отдельном помещении на деревянных полках была сложена моя украинская добыча: немецкий пулемет, автоматы и винтовки из бандеровского схрона. Машинки хорошие, но патронов очень мало. Рядом два с половиной десятка охотничьих ружей и карабинов, пять калашей 7,62 мм и три 5,45 мм. Около десятка разномастных пистолетов и даже один наган. Только опять же – патронов кот наплакал, кроме 7,62 мм автоматных. Их я у Ляха добре уволок. Как и ППС-43! Вот к этим древним автоматам патронов было очень много, что меня весьма радовало.

Но общий итог моего рейда не очень впечатлял. Да, начало перевооружения княжеской армии положено. Теперь требуется продолжение, а куда прыгать и где искать современные мне стволы? Нет, все-таки придется охотничьи магазины потрошить! У ликвидированных авторитетов во владении были такие. Надо брать, пока кто другой не прибрал бесхозное имущество. Я переговорил по этому поводу с князем, открыл портал и очутился в поселке, в хате участкового. Вышел из портала на веранде. Огляделся, пока был невидим, и постучал в дверь. Услышал голос капитана, назвался и не спеша вошел, чтобы не нарваться на пулю. Кто знает, что тут происходило за те четыре дня, что меня не было.

Капитан встретил как родного. За солидной сковородой с яичницей на сале (дежурное блюдо холостяка) и стаканом горилки Иван Титыч рассказал, что после разгрома двух криминальных группировок и повязанной с ними полиции, в городе власти почти не осталось. И разгулялась шушера мелкая! Мэр куда – то слился, оставив все на зама. Тот прячется в здании УВД, у и.о. начальника. Даже домой не уезжает. Последний вызвонил подкрепление. Прислало вышестоящее начальство полсотни бойцов ОПОН, и теперь пашут все полицейские без выходных, переведенные на казарменное положение. Город притих, хотя буквально на следующий день после устроенного мной геноцида криминального народа, то в одном его конце, то в другом вспыхивала перестрелка. Это почуявшие свободу мелкие банды начали делить наследство и грабить всех подряд. Еще через день охотничьи магазины были разграблены. Даже стартовые пистолеты растащили. Кто – неизвестно. Может бандиты, а может и простые граждане вооружились. Так что я тихо шел, потому мне и не светит пополнить арсенал. Как говорится: кто не успел – тот опоздал. Мы доели яичницу, допили горилку, и я отправился восвояси. Но взял с капитана твердое слово никуда без меня не лезть! Пообещал заглянуть к нему через пару месяцев, напомнив о поиске легко для меня доступного вооружения. Любого. Денег у Ивана Титыча на жизнь и проплату информации достаточно, тут я не поскупился.

Современного огнестрела я чуток натаскал. И даже патронов хватит на пару не очень ожесточенных боев. А дальше? Пока еще испанская пехота лучшая в Европе. Умелая и стойкая в бою. Не чета моим уругвайцам. Ну, дам я экспедиционному корпусу, что король испанский сюда пришлет, по мордасам разок-другой, а с кораблями-то, что сделать смогу? Практически ничего. Придут корабли военные, многопушечные. Калибры привезут поболее, чем в цитадели княжеской установлены. Чем отвечу? Пока ни чем. Пушки, пушки, пушки… Мне нужны пушки. Нам нужны пушки. Русскому Уругваю нужны пушки. Чтобы устоять, чтобы выжить, чтобы помочь Руси стать Россией, сильной и независимой. Чтобы заявить всем: с русскими надо считаться! Для этого нужны пушки…

Быстрыми шагами я мерял пространство княжьей резиденции. Куда, в какое время надо занырнуть, чтобы найти необходимое? Европа, век двадцатый – ответ однозначный. Оружия много. В начале века контроль за его продажей кому ни попадя не узаконен: производители – частные лица, кто платит, тому и продают. Мысль дельная, только для ее осуществления время требуется. Время присутствия там. Лихим наскоком отжать необходимое не получится. Вжиться надо, легенду придумать, деньгами обеспечиться. Людьми, помещением, не говоря уже о документах и одежде, соответствующей времени. Но мысль дельная и вполне осуществимая. Но – не сейчас. А что сейчас? Реально есть две точки, куда я смогу попасть: открытка Стрижа с видом его родного города и память Жень-Шеня. Начну, пожалуй, с него. Отправил посыльного. Евгений появился достаточно быстро и, зная, что я хочу от него услышать, начал говорить:

– Мой отец, капитан первого ранга, до 94-го был капитаном БДК-25, это большой десантный корабль. Ушел на пенсию, когда списали его корабль и еще два однотипных. Но их капитаны могли и дальше служить, а у моего отца возраст уже не позволял. Вооружение с кораблей было сдано на склады хранения. У отца товарищ есть, с которым он с детских лет дружит. И он как раз тогда был в должности начальника службы артиллерийского вооружения. И склады эти в его подчинении находились. Я думаю, что ты, Илья Георгиевич, через отца моего на того подполковника сможешь выйти. Возможно, что-то и получится.

– Резон есть в твоих словах, Женя. И вероятность срабатывания этого плана достаточно велика. Вот несколько открыток с видами твоего города, – я выложил картинки на стол. – Все, что удалось найти. Посмотри и предложи наиболее приемлемое, в плане скрытности моего появления, место. Это раз. От него нарисуй или опиши подробно маршрут к твоему дому. Это два. И напиши письмо отцу. Будет мне в качестве верительной грамоты. Это три. Бери бумагу, делай.

Жень-Шень заскрипел пером…

…Владимир Харитонович Поливанов, крепкий мужчина среднего роста с седыми висками и обветренным лицом, дрожащей рукой положил на стол листок бумаги. Убрал руку, но тут же вновь протянул ее к листку. Потрогал его кончиками пальцев и посмотрел на меня. Да, поверить в то, что держишь в руках весточку от погибшего, оплаканного и похороненного сына не легко. Глаза видят до боли знакомый почерк, пальцы ощущают бумажную плоть, а вот разум не воспринимает. Да и как поверить этому клочку бумаги, когда в ящике стола лежит другая, с подписью и печатью. А урну с прахом сына он своими руками опустил в маленькую могилку под троекратный автоматный залп. Выплаканы слезы, смирилось сердце с потерей, и тут – ВЕСТЬ! Что жив сын и здоров, что служит где-то в стране далекой и домой вернуться не может. Да еще и его, отца, к себе на ПМЖ приглашает. Как так?!

Я ощутил такую мощную бурю эмоций, что пришлось прикрыть сознание. И еще вопросы, много вопросов. И страх, что его сын нарушил присягу, изменил Родине, обменял честь воинскую на жизнь забугорную. И тоска, тоска и обида, обида и горе, постепенно задавливаемое волевым приказом самому себе: «Успокоиться». Как мог, я старался сгладить негатив, ментально помогая каперангу взять себя в руки. Постепенно он очистил свое сознание от тяжелых мыслей. Вот только сердце его вдруг начало сбоить, а рука зашарила в кармане в поисках нитроглицерина. Я взял его руку, нащупал пульс. Вытащил из-за ворота нательный крест, и он ярко засиял, окутав зеленым коконом нас обоих. Постепенно сердце в груди старого моряка стало биться ровнее. Сияние угасло, и я вернул подарок Бога на место.

Владимир Харитонович глянул на меня сурово-настороженным взглядом. Я, читая в его сознании, стал отвечать на еще не заданные вопросы:

– Ваш сын честно выполнил свой долг солдата до конца. Родину не предавал, присягу не нарушил…

Я рассказал все, что в свое время мне поведали десантники. Все о том, как они умирали. А потом рассказал о том, как сам умирал, и кто спас мое «я», перенеся его в иное время и иное тело.

– Бог наш Всемогущий решил, что сын ваш Евгений и его товарищи, головы сложившие за Отечество, заслуживают иной судьбы и послал их, вернув к жизни, мне в помощники. А сделать мы должны одно: изменить историю так, чтобы Русь наша матушка стала могучей Державой, которую весь мир уважал бы, и козни строить ей боялся. Задача очень трудная, для нас пятерых практически неподъемная. Вот я и ищу помощников.

– Да, Илья Георгиевич. Изменив прошлое можно изменить будущее. Только ну ни как не получается у меня поверить тебе на слово. Мой атеизм и материализм не позволяют. Хоть и слывем мы, моряки, людьми в мистику верящими, но не до такой же степени!

– Хорошо, тогда пойдем!

– Куда?

– К сыну твоему!

– Так он здесь?!

– Конечно, нет. Нельзя ему сюда. По одной причине: есть люди, знающие о его гибели и присутствовавшие на его похоронах. А если кто из этих знающих его увидит? Живого! Что подумает? Практически то же, что думал ты сам совсем недавно. Подумает и побежит в Особый отдел рассказать о чудесах воскрешения рядом с Базой Атомного Флота страны. О последствиях ты знаешь. В той конторе никто в переселение душ, как и ты, не поверит. Потому я тебя к нему проведу. Если не побоишься в портал шагнуть.

Каперанг зыркнул на меня и встал. Я открыл портал. Седой моряк заглянул в черную бездну и решительно шагнул.

Спал я долго, без сновидений, и встал отдохнувшим. А вот мои лейтенанты и каперанг, судя по виду, совсем не спали. Но это не помешало моряку едва не сломать мне кисть руки своим рукопожатием, а ребра – объятием. Я не хилый, но он могуч! Рано его в старики записывать. Первый и единственный его вопрос: «Чем я еще могу помочь кроме оружия?»

– Людьми, Владимир Харитонович! Родину любящими, на все ради ее по настоящему светлого будущего готовыми. Знающими, умеющими, энергичными, честными людьми.

– Будут люди. Оружие тоже будет.

– Тогда прощайся с лейтенантами и пошли обратно.

– Мой сын – лейтенант? И кто же ему звание присвоил?

– Я, как воевода и командующий войсками князя Северского, сюзерена нашего. Здесь у нас Средневековье, конец шестнадцатого века.

– Уже знаю. Так мне теперь к тебе «ваше благородие» обращаться надо?

– На «вы» обращения еще не существует. Все ко всем на «ты» обращаются. А насчет «благородия», так ты теперь тоже «благородие». Офицер, тем более старший, по определению уже благородных кровей. Но здесь у нас и простолюдин может заработать дворянство. Так что рождение не предопределяет судьбу. Ладно, будет время – поговорим о многом. А сейчас пора возвращаться.

Доставив Поливанова-старшего по месту его жительства, я вернулся на Бразильское нагорье. Долго я тут не был, проверить надо, все ли в норме у моих старателей. Посетил каждую изыскательскую партию. Люди были здоровы, сыты и даже веселы, несмотря на тяжелую работу. Добыча алмазов и золота шла полным ходом. Переправив добытое в подвал своего дома, я в лагерь каждой партии перекинул по несколько мешков свежеиспеченного хлеба. Люди были очень обрадованы такому подарку. Все же мягкий хлеб вкуснее черствой пресной лепешки. Конечно, к хлебу было и иное продовольствие, способное дать людям силы для плодотворной работы.

В индейской деревне так же было все нормально. Чужаки не появлялись, древесина ценных пород деревьев заготавливалась, штабеля бревен росли. Я передал старейшинам еще десяток железных топоров, несколько маленьких зеркалец и штуку синего в белый горошек полотна. Индейцы устроили в честь меня праздник с танцами и настойчиво предлагали молоденькую девушку на ночь. Праздник с пиршеством я принял благосклонно, а вот девчонку отверг, обвинив старейшин в жадности. «Мне, – заявил я, – одной женщины мало. Я посланец Бога и наделен громадной силой. Неужели, – вопрошал я, – одна женщина сможет выдержать ночь моей любви?». Старейшины задумчиво покивали головами, соглашаясь. А я заявил, что сегодня я их прощаю и женщин не требую, так как меня Бог зовет, и я ухожу. Отошел за хижину и шагнул в портал. Шагнул, откровенно говоря, сомневаясь в своем решении отказаться от подарка: животик у моей женушки уже реально округлился и я ее не трогал. А, чепуха! Можно и потерпеть. Как говорили в бывшем моем времени: воровать, так миллионы, а, кхм, любить, так королеву. Ровни своей королеве я не заметил, в ушах еще не плещется, так что причины размениваться на «просто потрахаться» нет! Да и положение обязывает марку держать. Одну предлагали! Ха! Вот если десяток или два предложат – не откажусь. Только что я с ними сделаю, это племя знать не будет. Но отбирать их я буду сам. Пусть только рискнут предложить! Девчонки мне в Новороссийске понадобятся.

Через неделю наведался к Владимиру Харитоновичу, отцу Жень-Шеня. Каперанг доложил, с кем уже успел переговорить и что подготовить. Пока на переселение согласились четверо его бывших сослуживцев, таких же одиноких отставников, что и он. Им, как сказали отставники, осталось только уныло ждать прихода смерти, здесь они никому уже не нужны. Но сила и энергия еще есть! Переселившись же в прошлое, они смогут реализовать свой нерастраченный и невостребованный потенциал. И пожить весело!

Еще трое согласны в принципе, но они семейные, и необходимы весьма весомые аргументы, чтобы подвигнуть их на столь радикальные изменения жизни. Тут главное то, что я могу еще предложить, кроме высокой зарплаты. И предложить именно для благоустройства жен и детей на новом месте. А вот с этим у меня – напряженка. Женщине, привыкшей к центральному отоплению, газовой плите на кухне, электричеству и т. д. и т. п., вряд ли понравится жизнь в Средневековье. Современным детишкам – тем более. Там нет тех развлечений, что есть здесь. Потому моя затея провалится, не начавшись. Люди откажутся менять шило на мыло, и будут полностью правы! Как ни прискорбно, но помощников придется искать в других местах, если не в других временах, и по-другому. Да и предложения мои должны быть такими, от которых не отказываются.

С добычей оружия намечается прогресс. Поговорил каперанг с подполковником Ивановым Петром Семеновичем. Рассказал ему все, потому как темнить со старым другом не хотел. Тот подумал и согласился помочь. Заместитель командира дивизии по технической части уже намекал ему насчет пенсионного возраста. Потому подполковник и на переселение согласен – тоже одинок. Почему-то получается так, что человеку, отдающему себя любимому делу, с личной жизнью в большинстве случаев не везет. Женился в молодости, к примеру – после окончания военного училища, а через несколько лет жена, устав от гарнизонной неустроенности, сбегает к благам цивилизации. Нет, конечно, не все так поступают. Есть женщины, что становятся своим мужчинам настоящими сподвижниками, надежной опорой, хранительницами семейного очага. Но в среде военных такое, к сожалению, встречается не так часто, как хотелось бы. Женами декабристов молодые девушки желают становиться реже, чем женами менеджеров среднего звена. А на второй брак мало кто из таких брошенных защитников Родины решается. Да и времени на встречи-ухаживания у них уже нет, как нет в обозримой близости и самих объектов для ухаживаний: в гарнизонах всегда дефицит свободных женщин. Их семьей становится воинская служба. В нее и вкладываются все нерастраченные на семью силы.

Именно так и прошла армейская жизнь подполковника. Потому терять ему действительно было нечего, а переселение в прошлое открывало многие перспективы. В том числе и на встречу с хорошей женщиной. Уж я-то знаю!

– Схема изъятия сданного на хранение или списанного на утилизацию вооружения, Ивановым предложенная, – сказал каперанг, – ущерба боеготовности дивизии не нанесет. Да и оружие не всплывет в криминальном болоте. Только деньги кое-какие понадобятся. Для смазки некоторых «механизмов». И еще надо проработать вопрос вывоза со складов.

– Тяжелое заберем через портал, – улыбнувшись, произнес я. – Только мне в обязательном порядке надо побывать на каждом из складов, с которых будет производиться выемка. И еще, Владимир Харитонович. Передайте Петру Семеновичу, что размеры предметов, подготовленных для транспортировки, должны быть не более полутора метров ширины и менее двух метров высоты. Длина не существенна. И по весу они должны быть приемлемы для перемещения силами пяти – шести человек.

– Хорошо, Илья Георгиевич, скажу. И познакомлю.

– Деньги я принесу. Доллары. Еще могу необработанные и обработанные камушки – алмазы с изумрудами предложить, и ювелирку. Правда, без пробы. Нет их еще там, откуда я прибыл. Да, еще хорошо бы с начальником медицинской службы дружбу свести. Лекарства нам тоже очень нужны, как и квалифицированные медики. А то у нас только лекарь-травник есть и алхимик с навыками средневекового хирурга.

– Да-а, проблема! Начмед в дивизии новый, недавно переведен из Москвы. За что в ссылку угодил – не знаю, но постараюсь выяснить. Есть еще люди в штабе, что помнят меня, помогут. Буду искать подходы.

– Сам не найдешь – покажешь его мне. Я сумею найти точки соприкосновений.

– Добро. А вот медиков знакомых у меня нет. Не завел, на здоровье не жаловался, не обращался. Тут я не помощник.

– Ладно, придумаю, как этот вопрос решить. Кое-какие соображения имею.

На том и расстались. Я оставил каперангу солидную пачку российских денег, изъятых у бандитов. На жизнь. Шаг в один портал, шаг в другой, этот прием я назвал «прыг-скок» – и я вновь в доме каперанга, в небольшой комнатке, выделенной мне специально для «прыжков». Но уже на два дня позже. Выйдя в зал, застал там каперанга и сухонького седого старичка с роскошными пшеничными усами. Я просканировал сознание нового персонажа, а он, хмыкнув в усы и собрав морщинки в уголках улыбающихся глаз, встал и протянул руку:

– Капитан третьего ранга в отставке Матвей Родионович Логин. На том же БДК-25, где Харитоныч командовал, машинной командой заведовал. И тогда, и сейчас зовусь Дед Матвей. Друган в гости позвал, сказал, что человек интересный будет. Это ты?

Я пожал протянутую руку. Физический контакт принес неожиданное: Дед Матвей оказался латентным телепатом, но умеющим только считывать чужие мысли и рефлекторно закрываться. Ну и хорошо! Я приоткрыл свое сознание и представился:

– Илья Воинов, граф и боярин князя Северского, основавшего в конце 16-го века Новороссийск Уругвайский. Воевода княжеский.

Внимательно посмотрев мне в глаза, Дед произнес:

– А ведь он, Харитоныч, правду говорит! Слышишь?

– Слышу и знаю, потому, как сам там уже побывал. И сына встретил, живого.

Теперь Дед посмотрел на каперанга и с изумлением произнес:

– И ты не врешь! А что молчал?!

– Что поделаешь, – притворно вздохнув, произнес я. – Как можно соврать телепату?

– Что?! – воскликнул Дед Матвей.

– Можно подумать, что вы, Матвей Родионович, о своей способности не знали!

– Я могу слышать мысли, но не всех и не всегда. Я не телепат!

– Телепат, только самородный, необученный. Если желаешь, могу из тебя, Дед Матвей, сделать полноценного.

Дед потеребил пшеничный ус и махнул рукой:

– А давай!

Я прижался лбом к его лбу. Поправил кое-что в его сознании и передал необходимые знания. Теперь Дед мог не только слышать чужие мысли, но и направленно передавать свои – разговаривать мыслеречью, настроившись на излучения мозга определенного человека. В обязательном порядке передал и умение закрывать свое сознание от чужого вторжения, будь оно целенаправленное или непроизвольное. После контакта Дед Матвей выглядел несколько обалдевшим.

– Как ощущения? – спросил я его мыслеречью. – Нравится?

– В голове шумит. И голоса со всех сторон.

– Так закройся! Я ведь тебе показал, как это делать.

Дед закрылся. Да так прочно, что мне пришлось искать обходные пути в его сознание.

– Не так капитально, Дед. Так ты превращаешься в обыкновенного человека, без дара. А он – твое преимущество перед многими. Узнать мысли противника или недоброжелателя – мечта любого воина. Тренируйся!

Тут в дверь постучали, и на пороге появился подполковник. Поздоровались. Каперанг представил нас друг другу.

– Завтра с утра жду на КПП, – произнес Иванов. – Проведу для вас маленькую экскурсию. Деньги привезли?

– Да. Сколько надо?

– Пару тысяч. Надо «подмазать» прапоров со склада стрелковки и боепитания, что уже товар приготовили. Я вас с ними сведу, сами и расплатитесь. Неприятные люди, доложу я вам. Но мне их приходится терпеть. Крыша у них – зам. командира дивизии по тех. части. Это он мне про пенсию намекал. И вот еще, – он указал на большой полиэтиленовый сверток. – Там форменка матросская, рабочая, в ней вы свободнее по территории складов хранения перемещаться будете. И меньше в глаза бросаться. Извините, спешу. Ровно в 9-00 завтра у КПП. Честь имею!

Откозыряв, подполковник ушел. Я, попрощавшись с Дедом и каперангом, сделал «прыг» домой и, побрившись, «скок» в утро следующего дня. Чтоб не привлекать форменкой внимание патрулей, переоделся в подъезде ближайшего дома и ровно в 9-00 был у КПП. Подполковник, глянув на часы, пошел через турникет, бросив дежурному, приветствовавшему его: «Со мной». Быстрым шагом дошли до большого железного ангара, в котором несколько матросов «болгаркой» и автогеном резали на куски артиллерийское орудие. Посмотрев на такое варварство, я едва не застонал. Как бы оно нам пригодилось! Подполковник, увидев мою реакцию, произнёс:

– Это 2М-2, 25-ти миллиметровая, снарядов на него нет. Вон в том углу, – он показал, в каком, – то, что надо. ЗУ-23-2, спаренная зенитная установка в составе двух зенитных автоматов. Вот ее станок и платформа с ходом. Прицелы ЗАП-23, для стрельбы по воздушным целям, и наземные прицелы Т-3 у меня в подсобке, в ящиках упакованы. Индекс установки по ГРАУ СССР 2М-13. Калибр 23 мм, скорострельность 2000 выстрелов в минуту, масса установки 950 кг, дальность стрельбы 2500 метров. Заряжать можно вручную, расчет 5 человек. Металлические ленты на сорок патронов. Тоже имеются. Отдам все, что найду. Снаряды двух типов: бронебойно-зажигательно-трассирующий БЗТ и осколочно-фугасно-зажигательный ОФЗ. Последний с самоликвидатором и максимальным временем срабатывания 11 секунд. А снарядов на соседнем складе, у прапорщика Чухно – немеряно. В Афганистане эти «зушки» ставили на грузовые автомобили ЗИЛ-130, ЗИЛ-131, Урал-4320 или КамАЗ. Для сопровождения колонн. Машинка хорошая, хоть модель и старая. Их с вооружения береговых войск флота сняли. Не соответствуют уже современным требованиям для борьбы с самолетами. Вот на склады хранения или в утиль и распихали.

Я смотрел на двуствольную пушечку и тихо радовался. Да я с ней и одной морским королем буду! Хрен кто к моему кораблю на ее пушечный выстрел подплывет. 2000 выстрелов в минуту! Я нежно погладил ствол. Хороша, красавица. Предвосхищая мой вопрос, подполковник сказал:

– У меня их четыре штуки. Было шесть, но две успели порезать. Стволы отпилили.

– А стрелять они смогут?

– Стрелять смогут, но недалеко. И не точно. По площади – пойдет, но это глупый расход снарядов. Брать не советую. Хороших достаточно. Три уже разобраны, эту сегодня матросы приведут в надлежащий вид. Да, а есть, кому сборку-то произвести?

– Нет, но, думаю, сложности не составит. А вот кто стрелять будет – не знаю. Артиллеристов, знакомых с современными артсистемами, нет у меня.

– Плохо, но не смертельно. Будут пушки, найдешь и пушкарей. А со сборкой могу помочь. Здесь в команде дослуживают два матроса. Оба детдомовцы, после увольнения ехать им некуда. Не хочу, чтобы хорошие ребята в нашей действительности пропали. С работой в стране туго. Куда пойдут? В бандиты?

– Что предлагаешь, Петр Семенович?

– Поговори с матросами. Может, согласятся с нами к твоему князю уйти.

– А сам не можешь?

– Я уйду последним, а им дембель через неделю. Мне еще много чего сделать надо. Ты ведь не будешь против, если я здесь налажу канал поставки вооружения и боеприпасов?

– Только поприветствую! Но ты – без фанатизма, пожалуйста. Лучше подготовь все, а я потом тебя вместе со всем хозяйством и вытащу.

– Вот и славно! Пойдем, покажу остальное.

Долго мы бродили по большому ангару. Много чего в нем было такого, для нас полезного, что нужно будет утащить. Я прикидывал, где надо открыть портал для удобства пропихивания в него зенитных установок и 82-мм минометов. Лежали они у стены, видимо, уже давно, заваленные кусками дюралюминиевой обшивки башен АУ ЗИФ-31. Тоже пушечка хорошая, и здесь в ангаре имеется, но 10 тонн веса!.. Нет резона корячиться. Поищу что-либо полевое, с такими же характеристиками, но легче. А вот броню с тридцать первой приберу.

Осмотрев содержимое ангара, согласовал с подполковником, что мне можно забрать, его не подставляя. Прикинул, сколько людей надо, чтобы в течение одной ночи все это к нам перетащить. Поговорил и с матросами, рекомендованными подполковником. Оба коренастые, невысокого роста. Со дня на день ждут документы, приказ на увольнение их призыва Министром Обороны уже подписан. Почти гражданские люди, но вот ехать им действительно некуда. Я предложил заключить контракт на пять лет, послужить в дальней стране. Согласились, даже не уточняя, что за страна. Сказал сразу: будет трудно, не исключено, что и повоевать придется. За отдельную плату. Переглянувшись, согласно кивнули головами. Отослал их к подполковнику, доложить о своем решении. Пусть у него будут доверенные люди. Пригодятся.

Свел меня подполковник и с двумя прапорщиками. Дал я им по жменьке малой мерикосовских рублей. Аванс. Остальное пообещал заплатить после ознакомления с предлагаемым «товаром» и его вывозки за пределы воинской части. Сначала прошел в склад стрелкового вооружения, что шло на списание. Предупредил суетливого, с бегающими глазками небольшого роста прапорщика, что хлам мне впарить пусть даже не пытается. Найду хоть один ствол с дефектами – накажу. Тот немного скис и повел к штабелю ящиков в дальнем углу ангара. Открыл один, другой. Я заглянул в них, но брать в руки ничего не стал. Из сознания прапора выудил, что эти десять автоматов были новые, полученные с центрального склада. К нему, в утиль, попали путем махинации с документами его земляка из батальона морской пехоты. Для продажи одному постоянному клиенту. Как и два ПКМа, накрытые куском брезента за штабелем ящиков с гранатометами. Хитрый прапор не хочет портить отношения с местным паханом, потому мне, как левому покупателю, все же впарит старье. И прикроется бандитской крышей. Наивный чукотский мальчик! Договорился, когда и куда прапор вывезет автоматы, патроны и два РПГ-7, там же получит окончательный рассчет. На что в его мозгах тут же родился план, как меня под бандосов подставить. Хе-хе!

Следующим был ангар с артиллерийскими снарядами. Черт побери! Я бродил по закрытой территории как по супермаркету, выбирая товар. И никто не обращал на меня внимания! Форменка тут явно была не при чем. Неужели всеобщее наплевательство проникло и в войска? Я, еще Илья Стрельцов, был ребенком в это время, и каким оно было, толком не помнил. Потому и удивляюсь. Хорошо, что враги заморские тогда были более удивлены происходящим в стране, чем мы сами. А то взяли бы Россию тепленькой. Смогли бы наши полуголодные солдатики на дальних рубежах отпор захватчикам дать? При вот таком разгильдяйстве и воровстве? Смогли бы! И давали, только стоило это большой крови и моря материнских слез.

С прапором договорился, что он вывезет две машины снарядов для АУ 2М-13 калибра 23 мм на полигон. Якобы, для утилизации. Там я их заберу, там же и расплачусь. Прапор, худой высокий мужик лет сорока с уныло висящими длинными «запорожскими» усами кивнул головой и сунул в карман аванс. Фамилия ему явно соответствовала: Чухно!

– Вам только эти снаряды нужны, или еще какие? – поинтересовался он чуть гнусавым голосом. – А то у меня много чего утилизировать надо.

И, склонив голову набок, уставился на меня совиным глазом.

– Мины еще нужны, – просканировав его мысли, произнес я. – Для 82-мм миномета. Гранаты, желательно Ф-1, но если нет, то любые. Патроны автоматные, пистолетные, короче – любые. Выстрелы к РПГ, активно-реактивные осколочно-фугасные. Бронебойные тоже подойдут. Да, и взрыватели, конечно же. Как без них! Не забудь.

Только теперь в совином глазу прапора уныние уступило место более позитивному чувству. Почуял «запорожец» жирный куш!

– Мне придется с автопарком договариваться, чтобы еще две машины выделили, сверх наряда, – более веселым голосом произнес прапор. – И матросов на разгрузку надо больше.

– Значит, так. Я плачу десять тысяч долларов за товар. Кроме тебя и водителей машин – более никого. Разгрузят мои люди.

– Так еще в оцепление матросов надо отделение. Это в обязательном порядке, полигон оцеплять. И минер-подрывник будет, тоже прапорщик. Сам я подрывать не имею права.

– Хм. Это твои вопросы, как с ними урегулировать. Не жадничай, поделись, чтобы языками не трындели. С подрывником я сам поговорю. Он сколько тротила с собой привезет?

– На четыре машины ящиков восемь, наверное. Он сам считает, сколько нужно.

– Взрывчатка мне тоже нужна.

– Так он ее у меня же и берет! И детонаторы, и машинку подрывную. По заявке.

– А-а, вот оно как! Тогда посоветуй ему тротила побольше взять. Расход сверхлимитный оплачу! И главное. Если без проколов пройдет операция, то мы с тобой сможем еще долго и плодотворно делать свой маленький гешефт. Да?

– Так точно, – вдруг вытянулся прапорщик. Видимо от перспектив радостных.

Договорились, что вывозку он организует через два дня. На том и расстались. Я нашел подполковника, и он провел меня через КПП. Открыв портал в подъезде пятиэтажки, оказался в доме каперанга. Тот встретил меня ворохом вопросов, на которые я ответил одной фразой:

– Процесс пошел.

Глава 22

Не люблю с кем-либо обсуждать подробности своих шагов в делах, только намечающихся. Обязательно вмешается какой-либо неучтенный фактор, и все пойдет не так, как напланировал. Суеверен я в этом вопросе. Вот сейчас мне нужна фура с длинным закрытым кузовом. Сказал об этом каперангу, но без объяснений, для чего. Тот, немного подумав, взял телефонную трубку. Кому-то позвонил, с кем-то переговорил, потом протянул трубку мне:

– Это Гриша Тулов, через три дома от меня живет. У него есть фура, какая тебе нужна.

Договориться с Гришей было просто, заработать никто не откажется. Потому ранним утром согласованного с прапором – «запорожцем» дня японский седельный тягач «Хино» с десятиметровой фурой под глухим тентом уже стоял на площадке перед котлованом, в котором производился подрыв утилизируемых боеприпасов. Подъехала колонна из четырех «КамАЗов» и одного «УАЗ-469». Из переднего выскочил «запорожец». Поздоровались. По его команде первый «КамАЗ» встал задним бортом к заднему борту фуры. Началась перегрузка. Матросы подавали ящики с боеприпасами, а мои бойцы-индейцы, одетые и без раскраски, таскали ящики вглубь кузова фуры и отправляли через портал в свое время. Снаружи этого процесса видно небыло, для того мне и нужен был длинномер с глухим тентом. Через полчаса опустошенный грузовик отъехал. Его место занял груженый. Процесс продолжился.

Пока он шел, я с «запорожцем» и прапорщиком-подрывником сидели в «УАЗе» и из небольших стопок пили «Хеннеси». Закусывали по-русски: черным хлебом, салом и малосольными огурчиками. Каперанг насчет их расстарался, как раз первые пошли, а сало я на рынке купил. Сидели, беседовали ни о чем, травили анекдоты. Просканировав сознание подрывника, я узнал, что с ним можно и нормально, без криминала в виде воровства боеприпасов, работать. Как со специалистом, способным обучать молодых солдат. Если «запорожец», не имея семьи, просто тупо копил гроши, то у Виктора Васильевича Рябова, подрывника, семья была. Достаточно многочисленная: жена, трое детей от тринадцати до семи лет, и старики-родители с обеих сторон. А деньги зарабатывал только он один. Потому жили его родные весьма скромно. И деньги, что он получил за двенадцать ящиков тротила, большую коробку электродетонаторов, катушку провода и подрывную машинку, ему были как подарок. Он обрадовался случайному заработку, но в душе был неспокоен: все-таки претил ему такой способ получения денег. А вот «запорожец» наоборот был рад безмерно.

– Арнольд, – обратился он ко мне по вымышленному мной имени. – Может, вас заинтересуют и торпеды, если вам тротил нужен? В каждой его 92 кг.

– Нет, овчинка выделки не стоит, – ответил я. – Вручную ворочать двухтонную дуру, а потом еще тол из ее боевой части выплавлять, рискуя в любой момент взорваться? Нет. Не надо. Ты мне лучше еще вот такой же ассортимент организуй. Только гранат с патронами побольше!

– Никак воевать с кем собрались? – ухмыльнулся уже изрядно окосевший «запорожец». От былой унылости его вида и следа не осталось.

– Лишние вопросы – большие проблемы, чреватые летальным исходом, – ледяным голосом произнес я. – Перегрузка закончена, допивай и строй своих матросиков. Пару слов сказать надо.

Враз побледневший и протрезвевший прапор торопливо влил в глотку коньяк и выскользнул из «УАЗа». Я вытащил из кармана несколько стодолларовых купюр и протянул Виктору Васильевичу.

– Это твои деньги. Для семьи. Возьми. Я понимаю, что тебе не очень нравится то, что ты продал мне тротил. Но я клянусь всем, что есть святого: ни один человек в России от этих боеприпасов не пострадает.

Я вылез из машины, оставив подрывника с его мыслями. Десяток матросов, включая и всех водителей, были уже построены. «Запорожец» попытался изобразить доклад, но я махнул рукой. Вот придурок! Я в гражданке, а он мне доклад. Баран!

– Слушать всем внимательно! – без долгих предисловий начал я. – Боеприпасы выгружены и подорваны. Повторить!

– Боеприпасы выгружены и подорваны! – хором повторили матросы. Как хорошо быть телепатом! Внушай людям, что тебе надо. И делай, что хочешь. Я вздохнул и продолжил:

– Как обычно, вы собрали латунные гильзы и сдали их на пункт приема цветмета. Металла было много, потому каждый получает неплохие деньги, – я вытащил из кармана солидную пачку российских рублей и раздал каждому по несколько бумажек.

– Обо мне – забыть, забыть, забыть! О фуре – забыть, забыть, забыть! О четырех мощных взрывах – помнить, помнить, помнить!

Матросики покорно повторили мои слова и шустро залезли в кузова. Машины уехали. «Запорожец» пообещал организовать еще один вывоз «на утилизацию» ровно через неделю.

– Вы бы с ним осторожнее, – проводив взглядом «КамАЗы» посоветовал подрывник. – Очень темный. И очень осторожный. Откровенно говоря, я был весьма удивлен, что он согласился совершенно незнакомому человеку столько взрывчатки продать. Это даже его патологической жадностью не объяснить. Что-то тут нечисто.

А я почему-то в мозгах прапора ничего не обнаружил. Странно. Может, он, прожженый жулик, научился скрывать свои мысли? Все может быть. Ладно, разберусь при следующей «закупке». Подрывник уехал. Я разбудил Гришу, с моей помощью спавшего в кабине «Хино» сном младенца, отдал ему оговоренные деньги и отпустил, сказав, что с товаром не получилось. Пока он заводил машину и давал двигателю разогнать смазку по всем трущимся и не очень поверхностям, я незаметно заскочил в кузов и через портал вернулся в Уругвай. Там меня ждали. И люди, и дела. А больше всех – Ларита.

Сутки в Новороссийске пролетели в трудах. «Запорожец» не пожалел казенного имущества. Два «КамАЗа» боепитания для «зушек» и столько же гранат и патронов для разных стволов. На сортировку патронов поставил Дизеля. И десяток индейцев из прикомандированных к ангару приема моих посылок. Князь мобилизовал весь тягловый скот города, наложив на его владельцев в качестве повинности вывоз камня из каменоломни для строительства дополнительного бункера – арсенала. А я вдруг подумал, что не мешало бы еще и цемента добыть. И строительного, и того, что моряками используется для заделки пробоин в корпусе корабля. Если только такой еще имеется на складах обеспечения флота.

Перетаскивать «зушки» я взял полсотни индейцев. Выйдя из портала, они сбились в плотную толпу и смотрели на груды освещенного электричеством непонятного железа с большим интересом. Я не опасался, что снаружи кто-либо заметит свет в ангаре, окон в нем небыло. А таскать тяжелые железяки в темноте чревато многими травмами. Я развел воинов по намеченным к изъятию объектам, объяснил, что необходимо делать. Открыл портал, и работа закипела. Вот в бездонной бархатной черноте исчезла первая «зушка», вот вторая… пошли минометы – трубы и плиты… куски дюралюминиевой защиты АУ ЗИФ-31… ящики с упакованными артиллерийскими прицелами, фанерные коробки и коробочки, вытащенными мной из личной кладовки, или подсобки, подполковника Иванова. Наконец последний индеец с листом железа на плечах скрылся в портале. Я сделал «прыг» домой и взял свой «Кедр», а потом «скок» к каперангу. Пригодится тарахтелка при грядущей приемке оружия у задумавшего кидок прапора. Только вот не решил еще, валить его сразу или под контроль взять.

В здании цеха завода, разоренного «перестройщиками», а потом растащенного мародерами, мои шаги отдавались гулким эхом. Вверху, под высоким потолком, возились голуби. Их воркование и хлопанье крыльев так же разносились по всему огромному пространству здания, заваленному мусором. Именно сюда суетливый прапор обещал привезти оружие. Я пришел пораньше. Оглядеться надо, прикинуть, где и как гостей встретить. Нашел неплохое место за изломанной воротиной, какой-то тяжелой техникой вдавленной внутрь цеха. Вторая, тоже изломанная и сорванная с петель, лежала внутри на полу. Бульдозером, что ли, ворота вскрывали? Вот за этой еще висящей на одной петле воротиной, в тени от нее, я открыл портал и стал ждать.

Послышался шум мотора. Я выглянул из-за стены цеха. На площадку перед ним выехала «Тойота» – пикап. Двухкабинка с затонированными стеклами. Я просканировал пространство. В кабине было еще двое. Из-за руля вылез суетливый и завертел головой.

– Эй, матросик! – крикнул прапор. – Ты где?

– Здесь я, здесь! – ответил я, выходя из цеха. – Привез?

– Конечно! Иди, смотри, плати денежки и забирай товар.

Суетливый осклабил в улыбке рот, блеснув золотым зубом. Потом подошел к кузовку, отбросил брезент и открыл ящик. Автоматы были те самые, что он мне показывал.

– Ну, что? – спросил я. – Выгружаем?

– Э-э, нет! Сначала деньги!

Я вытащил левой рукой пачку долларов и протянул ему. Прапор схватил ее и начал торопливо пересчитывать. Закончив, громко произнес:

– Все в порядке!

Тут же распахнулись обе задние двери и из машины вылезли два бандоса в тренировочных «Адидасах» и, ввиду теплой погоды, в майках. Из наколок на их телах можно было бы составить целую экспозицию в какой-нибудь картинной галерее, посвященной тюремному творчеству. В руках, как и следовало ожидать, пистолеты. Я не дал им времени на разговоры. Каждому – по две пули. Прапор стал белым, как молоко после сепарации, и начал что-то дергать из кармана. Ему – тоже две пули. Чтоб не обижался на дискриминацию. Потом прислушался и осмотрелся, одновременно ментально сканируя ближайшее пространство на предмет выявления разумных существ. Короче, искал людишек затаившихся, но никого небыло. Отлично!

Поднял с потрескавшегося асфальта четыре гильзы, спрятал в карман. Затащил по очереди трупы бандосов в цех и отправил в портал. Туда же отправил привезенные прапором десять АК с деревянными прикладами, сумку с запасными магазинами, три цинка патронов, пистолеты бандосов и жадного прапора. Его, прижавшегося к колесу, оставил лежать на месте. Хорошая картинка для следователя: уединенное место, ящики из-под автоматов и мертвый прапор с вывернутыми карманами. Версия сама в глаза лезет. Разрабатывайте! А я пошел.

Братья-десантники встретили меня бурным восторгом. Группа вооружена, готова к подвигам. Хоть сию минуту в бой! Но я чуток охладил их пыл: ночью пойдем потрошить склад жадного прапора. Хватятся его только следующим утром, потому надо следователю дать еще немного пищи для размышлений – куда со склада делась гора оружия? Да и заначку покойничка прибрать не мешает. Он ее, почему-то, в своей подсобке хранил. Значит, ревизии со шмоном не боялся. А это о многом говорит.

В портал загнал сотню воинов. Склад за ночь вынесли весь. Что тащили и в каком оно состоянии – будем разбираться потом. Вечером вернулся в дом каперанга. Он был уже в курсе происшедшего и жаждал подробностей. Только успел удовлетворить его любопытство, как пришел подполковник Иванов. Поздоровался и заявил:

– Ко мне из военной прокуратуры приходили. Напрямую обвинений еще не предъявляли, но подписку о невыезде взяли. Прапорщик-то в моем подчинении был. Получается, если не в хищении меня обвинить могут, то в халатности – уж точно. Оказывается, его уже пасли и вот-вот арестовали бы. На очередной сделке. А тут получилась внеочередная, среагировать на нее кому положено не успели. И отправился прапор на сделку с тобой, Илья Георгиевич, без хвоста. Что там у вас приключилось-то?

– Под бандитов он меня подставил. Тут если бы не я их, то они меня грохнули. Я предпочел жизнь. Извини, Петр Семенович, подставлять тебя не хотел.

– Рано или поздно, но это все равно случилось бы. И если прапора уже пасли, то отдуваться за его дела пришлось бы и мне. По-любому. Крышевал его заместитель командира дивизии, он меня и подставляет, как прямого начальника расхитителя. Просто ты это немного ускорил.

– Тогда тебе срочно надо уходить, Петр Семенович. Ты готов?

– Я готов, только, по-моему, я хвоста сюда привел. Видеть никого не видел, но чувство такое, будто в спину кто всю дорогу смотрел.

Я переглянулся с каперангом и вышел из дома через заднюю дверь, не видимую со стороны улицы. Маскируясь деревьями и кустами сада, добрался до заборчика и присел за ним. Сумерки уже начали сгущаться, вечер переходил в ночь. Ментальное сканирование тут же выявило людей, пристально наблюдавших за домом. Двое, в «Жигулях» седьмой модели, стоящей за два дома до каперанговского. Попробовал глубже проникнуть в их сознание, но наткнулся на хорошо выстроенную защиту. Опа-на! Да тут не просто опера военной прокуратуры, тут пахнет госбезопасностью! Мне с этими ребятами бодаться не с руки. Они серьезно Родину защищают, и мешать им я не намерен. Не прост оказался покойный прапор. Что-то за ним более серьезное, чем торговля старым оружием, имелось. Или с Ивановым не всё чисто? Значит, сначала надо его хорошо проверить. А потом – срочно сваливать из этого времени!

Так же скрытно пробрался обратно в дом.

– Что там? – спросил каперанг.

– Слежка есть, – ответил я и, подойдя к сидевшему на стуле подполковнику сзади, взял его двумя руками за голову. Не ожидавший такого Иванов дернулся встать, но успокоенный моим ментальным приказом сел обратно и расслабился. А я стал аккуратно рыться в его сознании. Но ничего, порочащего подполковника, не нашел. Аккуратно стерев следы своего вторжения, я убрал руки и отошел к столу, дав знак удивленному Владимиру Харитоновичу молчать об увиденном.

– Петр Семенович, – окликнул я подполковника.

– А? – отозвался он, открыв глаза.

– Слежка есть, – повторил я свою фразу. – Двое в «Жигулях». Похоже, контора глубокого бурения. В чем-то весьма гнусном твой прапор замешан. Потому и тебя за жабры крепко возьмут. И не факт, что оправдаешься. Тебя, Владимир Харитонович, – обратился к каперангу, – тоже приберут за компанию. В твой дом подозреваемый пришел, дружба ваша долгая всем известна. Исчезни он сейчас, и ты займешь его место в камере. Куда ни кинь, всюду клин. Уходить надо всем.

– Да, – подумав, отозвался каперанг. – Ты прав, Илья Георгиевич. Я готов.

Дальше последовала уже стандартная процедура: открытие портала, переброс через него вещей каперанга, включая содержимое погреба, и сам уход. Свет я выключать не стал, даже телевизор оставил работающим. Пусть компетентные органы убедятся в своей не совсем компетентности. Переправив каперанга и подполковника, вернулся обратно, открыв портал возле дома Деда Матвея. Попрошусь к нему на постой, не все свои дела я в этом славном городе сделал.

Дед Матвей собирал яблоки в садике возле дома. Урожай был хорош, две большие корзины наполнены с горкой. Краснобокие красавцы соседствовали с желтыми, покрытыми мелкими темными точечками плодами. Рот сразу наполнился слюной. У нас, в Уругвае, яблоки еще не росли, саженцев небыло.

– Хозяин! – позвал я, подойдя к калитке. – Яблочки продашь?

Дед Матвей глянул на меня и, собрав в улыбку все свои морщинки на лице, ответил:

– Конечно! Заходи, гость дорогой! В дом прошу, в дом!

К Деду Матвею я пришел на три дня позже выше описанных событий. Хрустя сочным яблочком, выслушал происшедшее за это время с точки зрения Деда.

– Представляешь, Георгич, дивизия на разоренный муравейник похожа. Начальники бегают, как наскипидаренные, матросиков по казармам разогнали, все склады опечатаны. Контрразведка шерстит всех подряд. Ни кто ничего понять не может. Начальника вооружений полковника Рожина под домашний арест посадили. Подполковник Иванов пропал вместе с Харитонычем, хоть и следили за ним. Базу хранения ревизуют по полной программе. У прапора, что убитым нашли, в складе пусто, и ни кто не знает, куда столько железа делось. А главное, ни кто не видел, как и когда он столько оружия вывез. Там ведь у него не ящиками, а тоннами стволы измерялись!

– Дед, а ты прапорщика Чухно знаешь?

– Конечно, знаю.

– Его тоже прихватили?

– Не-ет! Это жук хитрый и калач тертый. Его первого к стенке приперли, бункер перерыли и отпустили. У него все в порядке! И по бумагам, и в натуре. До последнего взрывателя и сантиметра бикфордова шнура!

– Силен, бродяга! – восхитился я. – Талант у прапора концы прятать!

– Вот и я о том же!

Да, поднял я волну, ликвидировав жадного прапора. Не ожидал, что пара выстрелов может породить такое цунами. А может, это и к лучшему? Ведь когда-то этот чирей должен был прорваться! И я этому поспособствовал, хоть и невольно. Ладно! Что ни делается – все к лучшему. Подчищу хвосты и уберусь из этого времени.

– Как я понял, Георгич, – продолжил разговор Дед Матвей, – к исчезновению друзей моих ты руку приложил.

– Да, я.

– И где они сейчас? Неужто…

– Ага, в веке шестнадцатом, в княжестве Уругвайском. Сам-то как, не передумал туда перебираться?

– Я-то не передумал, да вот проблемка есть одна.

– И в чем она выражается?

– Во внуках моих, Кольке и Тольке. Сироты они. На моих да жены моей, покойницы, руках выросли. Весной из армии вернулись. Думал, на судоремонтный завод пристрою. Не вышло. Сокращения там, заказов нет – работы нет. Попробовал на сейнер какой – не берут. Весь рыбфлот теперь частный, браконьерский. Все места заняты. И уходят рыбачки с судов, только если погранцы на воровстве биоресурсов поймают. Так что они у меня сейчас бичи портовые, случайными заработками перебиваются. И перспективы мрачные. Не могу я их одних здесь оставить, пропадут.

– А с собой взять не думал?

– Думал, но они уже взрослые и решать за них в этом деле я не могу. Боязно мне их жизни так круто менять. Да и согласятся ли они в такой древности жить?

– Так давай, поговорим. Они здесь?

– Здесь.

– Зови!

Дед Матвей постучал кулаком в дощатую стенку, и через мгновение в комнату вошли два удивительно похожих друг на друга парня. Близнецы.

– Мы слышали ваш разговор, – начал один.

– Но не поняли, о чем он, – продолжил второй.

– Вот сядьте и послушайте, – распорядился Дед.

Я представился «полным титлом». Рассказал, откуда и зачем сюда прибыл. У парней челюсти отвисли, но в мыслях: «Врет!»

– Не врет граф, я точно знаю! – вмешался Дед. – И вы знаете, что я умею правду ото лжи отличать. На своих задницах прочувствовали, пока мне врать не перестали. Так?

– Так, деда, – хором ответили близнецы.

– И что делать будете? – задал дед внукам вопрос. – Здесь останетесь, без работы и денег, или к графу, в его мир вместе со мной пойдете? Сами решайте. Вам еще долго жить, а вот как жить – от вас зависит. Здесь вы никому не нужны.

– Я пойду с тобой, деда, – произнес один из близнецов, что возле левого уха маленькую родинку имел. Единственное, наверное, отличие от брата.

– Я тоже пойду, – глянув на брата, произнес второй.

– Вот и славненько, – обрадованно произнес Дед Матвей.

– Теперь, хлопцы, надо подумать, где и кем вы будете. Нужны, и сейчас в первую голову, воины-профессионалы. Потому как враги кругом, да друзья неверные. Вы кем быть в княжестве хотите?

– Воинами, – хором ответили близнецы.

– Так ведь воевать придется, – заметил я.

– Мы знаем, – опять хором.

– Только на мечах сражаться не умеем.

– Да и не шибко нужно это умение, особенно вам, – произнес я. – Военно-учетная специальность?

– Стрелок-пулеметчик, мотострелковая рота, – ответил парень с родинкой.

– А твоя?

Второй замялся, а Дед сказал:

– Толик своей специальности военной стесняется. А я говорю, что без хорошего кока боевой корабль теряет половину своей боеготовности, если не больше.

– Я поваром не хочу!

– Толя, дед правду говорит, – подтвердил я слова старого морехода. – Голодный воин – плохой воин. А накормленный бурдой, сварганенной косоруким кашеваром, так вообще может стать никаким. Но в моем времени, Толя, простые нравы!

И я рассказал о судьбе повара, служившего на каракке покойного дона Мигеля. Парни заулыбались.

– Нет, я бурду не варил, – заявил Анатолий. – Я даже генералу, командиру дивизии, праздничный ужин готовил, когда ему юбилей справляли. Отпуск он мне объявил! Только домой съездить не получилось: замены небыло. В компенсацию дали сержантские погоны и должность старшего повара.

– Значит, будешь у меня на флейте старшим коком, – безапелляционно заявил я.

Братья переглянулись.

– А «флейт» это что?

– Корабль такой, парусник трехмачтовый. Судно военно-торговое.

– А я куда? – воскликнул Николай.

– А ты – в пулеметчики. С ПКМ знаком?

– Мой пулемет! Материальную часть отлично знаю, с закрытыми глазами разборку-сборку сделаю. Вот только пострелять толком не пришлось, патронов не давали. Старшина роты прапорщик Жадов на стрельбы только половину положенного боепитания выдавал. Командир с ним постоянно по этому поводу ругался. А тот: «Мало с дивизионных складов выделяют». И все. А я сам видел, как он каким-то гражданским ящики из склада в джип загружал. Я с пацанами потом поговорил, так они сказали, что прапор налево торгует всем, что в руки попадет. И управы на него нет. Зять его в штабе дивизии служит.

– Да, много сволочей в армии развелось, – покачал головой Дед Матвей.

– Они, Дед, никогда не переводились. Только таились до поры да не так нагло действовали. Вспомни, сколько тебе солярки на корабль с берега не додавали?

– Это так! – вздохнул Дед.

Помолчали, и я продолжил:

– Вы, ребята, принимаете очень непростое решение. Оно всю вашу жизнь радикально изменит. Вдумайтесь: вы никогда больше сюда не вернетесь. Там будет ваш дом, ваши жены и дети. Там и головы свои сложите. По сроку или без срока, о том только Господь знает. Вы идете в мир, в котором очень мало гуманизма, сострадания и никакой демократии. Нет плюрализма мнений, а есть четкий приказ сюзерена, который каждый присягнувший на верность человек обязан выполнить даже ценой своей гибели. Нет и дружбы народов, а есть временные союзы, не обязательные в исполнении. Вам придется во многом пересмотреть свои взгляды на окружающую действительность. Что-то примете почти сразу, а к чему-то, возможно, очень долго не сможете привыкнуть: воспитание у вас все-таки советское. Мир, дружба, братство? Нет этого там! И долго еще не будет. Подумайте сейчас, обратной дороги не предусмотрено. Я должен быть полностью уверен в людях, что возле меня будут.

– Ну, ты, граф-воевода, совсем моих салажат запугал, – с деланым порицанием, сквозь которое пробивалась тревога, произнес Дед Матвей.

– Я, Матвей Родионович, не пугаю. Я говорю правду. Самому через это пройти пришлось. Не хочу ребят обманывать сладкими посулами. Да и не нужны они мужчинам и воинам. Просто действую по пословице: предупрежден, значит – вооружен. Вот и предупреждаю.

– Мы пойдем с вами, граф, – нахмурив брови и посуровев голосом, произнес Николай. – И будем верно служить!

– Да-да! Возьмите нас с собой, – подтвердил слова брата Анатолий.

– Беру!

– Вот и славно! – Дед Матвей, до этого настороженно смотревший то на братьев, то на меня, облегченно вздохнул. – А теперь давайте все за стол, мастерство графского кока оценивать.

Борщ с мозговой косточкой был великолепен. Наваристый, настоявшийся, с пахучим укропчиком! Сметаны, правда, не было. Дороговата она нынче. На второе – картофельное пюре с малосольными огурчиками. И компот из яблок и ягод дедова садика. Когда тарелки опустели и стихли похвалы в адрес виртуоза поварешки, Николай спросил:

– А у вас там армия большая?

– Как таковой, армии еще нет. Есть три сотни воинов-индейцев, обученных стрельбе из мушкетов, и шесть десятков стрельцов княжеской дружины. Есть еще два экипажа матросов, что служат на наших кораблях – флейте и бригантине. И все. Мало нас, и вооружены мы таким же оружием, что и наши потенциальные противники. Мечи, копья да мушкеты кремневые в арсенале. Случись боестолкновение серьезное, нас просто числом задавят. Вот потому я и пришел в ваш мир: за людьми и оружием.

– И как, удачно?

– ПКМ для тебя уже есть!

Я и Дед Матвей вышли в садик. Ветки яблонь провисли под грузом еще не собранного полностью урожая. Буйно цвели кусты георгинов. Я сразу маму вспомнил и георгины, что она выращивала на даче. Как за детьми ухаживала, и они отвечали таким же буйным многоцветьем. Эх-хе-хее! Я для тебя с отцом ничего сделать не могу, мамочка. Даже с помощью инопланетной технологии. Я к вам и себе тогдашнему живым даже не успею приблизиться: идентичные биологические объекты, принадлежащие разному времени, не могут находиться в одном временном пространстве ближе определенного расстояния. Я теперешний не совсем идентичен себе тогдашнему: тела разные, но сознание одно. Вот оно-то и исчезнет, нарушь я запрет. И останутся на белом свете два идиота. А дело, что Господом поручено, делать будет некому, и люди, что в меня поверили и мне жизни свои доверили – пропадут. Потому я ошибок делать не должен. Нет у меня права на ошибку!

Сели мы на лавочку под яблонькой, помолчали.

– Матвей Родионович, – обратился я к Деду. – Попросить хочу одно дело для меня сделать. Ты не против?

– Какие могут быть «против», Илья Георгиевич? Говори, что делать.

– Надо мне двоих матросов найти, что у Иванова в команде разборкой орудий занимались. Обещал я их с собой забрать, как срок службы закончится, да не получилось. И я лично с ними встретиться не могу, сам понимаешь. Надо их судьбу выяснить, куда после увольнения подевались.

– У-у! Сейчас, когда в дивизии такой тайфун бушует, никого отпускать не будут. Да я, вроде, говорил уж об этом! Матросиков в казармах заперли, только на прием пищи и выводят. Дембелей тоже тормознули, особенно тех, что под Ивановым служили. Когда еще этот кипишь уляжется! Но я чего-нибудь придумаю, фамилии их назови.

Я назвал фамилии матросов. Дед записал на бумажку и, почесав нос карандашом, произнес:

– Слышь, Илья Георгиевич, есть у меня друг из бывших боевых пловцов, Серов Василий Васильевич. Хочу тебя с ним познакомить. Мужик стоящий, по жизни правильный. Побеседуешь с ним, а?

– Что, тоже от нынешних времен не в восторге?

– Хуже! Злой на правителей, что сейчас у руля государства, а особенно на здешних. Кроет их, где ни попадя матом, невзирая на личности. Даже десять суток в ментовке отсидел, когда мэра на митинге морским семиэтажным обложил. Мало того, вокруг него такие же отставники кучкуются. Боюсь я за него. Суров Василь, как бы с друганами своими чего не учудил.

– Ясно, Матвей Родионович. Только ты с ним сам предварительно поговори. И на встречу, дня через четыре, пусть вместе с группой товарищей приходит. Назначь им часов на двенадцать, я как раз подойду. Да, сараюшка там у тебя. Что в ней?

– Так, ничего. Грабли да лопаты. И дровишки на зиму. Брать нечего, я его даже на замок не закрываю.

– Вот и хорошо. До встречи, Матвей Родионович!

Я поднялся со скамеечки и вошел в сарайчик. Прикрыл дверь и сделал «прыг-скок» на четыре дня вперед. Прежде чем выйти, посмотрел в щелочку, оценивая обстановку. На скамеечках под яблоней сидели шестеро: Дед Матвей и еще пятеро незнакомцев. Пили чай. Молча. Все от сорока до пятидесяти, с короткими стрижками. Одежда гражданская. Аккуратно просканировал сознание каждого гостя. Мужики – что надо! Так, а теперь посмотрим, нет ли где казачка засланного. Я стал сканировать сад, дворы соседей, улицу. Нашел сознания нескольких человек, но каждый из них был занят своими делами. Пристального внимания на собравшихся под яблонькой отставников никто не обращал. Только Дед забеспокоился и поднял голову, смотря на сараюшку. Ладно, пора с людьми знакомиться.

Вышел из сараюшки и направился к сидящим под яблонькой людям. Те удивленно уставились на меня.

– Здравия желаю! – поздоровался я. Ответили мне в разнобой. Я остановился возле стола.

– Вот, братишки, познакомьтесь, – произнес Дед Матвей. – Илья Георгиевич, о котором я вам говорил.

Меня рассматривали в пять пар глаз. И тельняшку в черную полоску, что выглядывала через расстегнутый ворот рубахи, заметили сразу.

– Так ты действительно граф из средневековья? – недоверчиво спросил один из отставников.

– Так точно, товарищи офицеры. Граф испанский, боярин и воевода русский и путешественник во времени.

– А может хрен французский?! Дед! Что это за клоун ряженый? Ты чего тельник напялил, клиент дурдома?! – Из-за стола встающим на дыбы медведем поднялся таких же габаритов мужичина. Дюльдя на его фоне смотрелся бы чуть ли не подростком. Илья Муромец прям!

– Тельник ношу по праву: сержант морской пехоты Черноморского флота. Это ответ на ваш, старший прапорщик Кобзарь, вопрос, почему я ее напялил. Подтвердить же свои слова я смогу следующим: схожу к себе и через минуту вернусь. Вы только никуда не уходите.

Тут же, под яблонькой, я открыл портал и шагнул в свой кабинет в Новороссийске Уругвайском. Там, вспомнив армейские тренировки «отбой-подъем», быстро переоделся в стрелецкий кафтан, сапоги, затянул пояс с саблей, засунул за него пару турецких кремневых пистолетов, перекинул через плечо сумку-берендейку и шагнул в 1996-й год. В нем прошли стандартные шесть секунд. Потому оставшимся там людям показалось, будто я крутнулся на одном месте и предстал перед ними уже в другой одежде.

– Во, фокусник! – рявкнул медведеподобный.

– Уймись, Мамонт! – теперь рявкнул Дед Матвей. – Я вас не в цирк пригласил, а с человеком поговорить, дело серьезное обсудить. А ты разорался! Я что для тебя, не авторитет уже? Ты что, решил, что я вам макароны на уши повесил? Извинись перед человеком, старший прапорщик!

Дед от возмущения подскочил со скамейки и сжал кулаки. Со стороны посмотреть – слон и моська. Обхохотались бы, не будь момент действительно серьезным. «Мамонт» посопел носом, извинился и медленно сел. Но все же решил подпустить шпильку:

– Сабля-то у тебя хоть настоящая?

Дед возмущенно зашипел, а я, выхватив саблю, рубанул по свисающему с ветки яблоку. Его верхняя половинка осталась на черенке, а нижняя шлепнулась на стол. В разрезе были четко видны расположенные пятиконечной звездой темные семечки.

– Да еще и острая, – сказал я, пряча саблю в ножны.

– Слышь, Василь, это покруче будет, чем твои байки про русалку с тремя сиськами, что ты стажерам-салажатам втюхивал! – произнес русоволосый отставник. Мужики заулыбались, видимо, зная, о чем шла речь. Улыбнулся и старший прапорщик.

– Так может, все же послушаем, что граф скажет? – спросил еще один отставник с совершенно лысым черепом.

Этим мужикам следователями в НКВД работать бы! Выжали меня насухо. Правда, не били. Что уже хорошо. Наконец вопросы кончились. Допив из чашки давно остывший чай, старший прапорщик Кобзарь, позывной (ну не погонялом же называть дружеское прозвище уважаемого человека!) Мамонт, легко, не смотря на свои габариты, поднялся из-за стола и сказал:

– А теперь пойдем, граф-боярин, в твой мир.

Я обвел взглядом решительные лица отставников, произнес: «Пошли!» и открыл портал. Отставники уставились в бездонное черное ничто.

– Кто-то из вас должен идти первым. За ним – все остальные. Я иду последним, потому что портал закрывается сразу за мной. После моего прохождения его в этом мире уже нет. И кто же будет первым?

Первым в портал полез Мамонт. И на глазах изумленной публики исчез. Следом за ним, мелко перекрестившись, шагнул Дед Матвей. А там, по очереди, и остальные. Точку выхода я выбрал во внутреннем дворике цитадели, подальше и от глаз обывателей, и от глаз бдительных часовых, что, увидев незнакомцев, тут же подняли бы тревогу. По узкой каменной лестнице, довольно крутой, поднялись на верхнюю площадку. И мои гости «зависли»…

Экскурсия продолжалась часа два. А гвоздем программы стала встреча с капитаном первого ранга Поливановым Владимиром Харитоновичем, с которым отставники были знакомы. Обратно вернулись с ананасами в руках. Страусиных яиц дарить никому не стал. Вопросы лишние к отставникам возникнуть могут у любопытствующих разных мастей. Потому возвращались через сараюшку после осмотра окрестностей через щель. Хотя, что могло измениться за те шесть секунд, что нас небыло? Скорее, я так сделал для какого-либо случайного наблюдателя, увидевшего наше исчезновение. Увидел, удивился, проморгался – а мы из сараюшки с ананасами выходим! Вышли, уселись на скамеечки. Дед Матвей крикнул Толику, чтоб принес чай.

– Что скажете, господа офицеры?

Господа офицеры молчали, переваривая увиденное.

– Так это правда, – задумчиво произнес Мамонт. – Удивительно. Но что мы там делать будем? Мы водолазы-разведчики, а не мастера махания мечами. Чем мы тебе, воевода, помочь можем?

– Будете учить моих воинов искусству подводной войны.

– А оборудование у тебя есть? – задал вопрос седовласый отставник со шрамом на левой щеке.

– С кем имею честь разговаривать? – прозвучал мой встречный вопрос. Они, конечно, люди суровой профессии, но командовать парадом должен я. Человек со шрамом поднялся со скамейки и представился:

– Капитан третьего ранга в отставке Серов Василий Васильевич, бывший командир группы водолазов-разведчиков.

– Присаживайтесь, капитан третьего ранга. Оборудования у меня пока нет, так как до сих пор небыло людей, умеющих им пользоваться. Если я вас правильно понимаю, то теперь такие люди у меня появились. Или я ошибаюсь?

– Нет, воевода, не ошибаешься. – Серов посмотрел на своих товарищей. – Я пойду к тебе на службу и согласен переселиться в твой мир. Остальные имеют право решать сами. Я им не командир с момента увольнения в запас.

– Капитан-лейтенант в отставке Кошелев Роман Григорьевич, водолаз-разведчик, – поднялся другой отставник. – Я присоединяюсь к командиру. Хотелось бы обсудить условия службы и жизни дальнейшей.

– Это – в обязательном порядке. А что остальные товарищи?

– А что товарищи? – пробасил Мамонт. – Мы от командира никуда. И уже знаем, где оборудование взять.

Выдержав небольшую паузу, продолжил:

– На нашей базе. Вечером приходим тихо. В караул сейчас всех подряд суют, включая матросов из ЧМО – водителей, кочегаров, даже коков. Служить-то некому! Не хотят пацаны в армию идти. А чего ждать от чмошников? Им на посты не то, чтобы автомат, штык-ножи не выдают! Или отнимет кто, или сами продадут. Тем более что в последнем призыве одни узбеки с таджиками были. И кто их во флот послал?! Вот и получается: и есть часовой, и нет его. Двери я аккуратно вынесу…

– Вместе с косяками и частью стены, – продолжил под дружный смех еще один отставник. На его морщинистом лице яркими звездами сияли голубые глаза.

– Прапорщик Скворцов Максим Юрьевич, старшиной был. Как раз всем оборудованием и заведовал. Мамонт дело предлагает. Только не на базу нашу бывшую идти надо, а на склад, что возле автопарка. Туда я все сдал.

– Предложение, конечно, интересное, – вступил в разговор и я. – только авантюрой попахивает. А если на часах будет нормальный боец стоять, а не узбекский чмошник? Повяжут нас и посадят.

– Нас?! Повяжут?! – дружный хохот спугнул серую ворону, сидевшую на крыше сараюшки и терпеливо ожидавшую, когда мы уйдем от стола. Я посмотрел на развеселившихся отставников. «Водолаз-разведчик» – название воинской специальности бойцов спецназа ВМФ. Разведчики и диверсанты, выполняющие особые задания на приморских направлениях в интересах Военно-Морского флота и ГРУ ГШ. Те, кто могут почти всё.

Склад мы, конечно, опустошили под метлу. Прапорщик Скворцов указывал, какой ящик брать, и он тут же скрывался в черной бездне портала. Переносные бензиновые генераторы, компрессоры, акваланги и все полагающиеся к ним прибамбасы, гидрокостюмы, ласты с масками, герметичные контейнеры для вооружения и прочая, прочая, прочая… Сначала в портал ушло водолазное снаряжение и оборудование обеспечения. Потом, хорошенько пошарив по полкам и ознакомившись с их содержимым, ветераны-диверсанты потащили тюки с новым обмундированием, обувью, постельными принадлежностями. Следом пошли комплекты оборудования передвижных ремонтных мастерских, монтировавшихся на автомобилях: металлообрабатывающие станки, сварочные аппараты, кузницы, наборы слесарных инструментов. Все новенькое, чистенькое, если не считать слоя пыли на упаковочных ящиках. В самом дальнем углу нашлись четыре солидные стопы новеньких автомобильных шин, смонтированных на колесные диски. От тех, видимо, передвижных автомастерских. Много еще чего было разного автомобильного, а вот ни двигателей, ни мостов, ни аккумуляторов не наблюдалось. Самый ходовой товар уже ушел! В складе, в нарушение пожарных норм и правил, находились и бочки с бензином и моторным маслом. Шесть двухсотлитровок первого и одна второго. Проверив их герметичность, аккуратно закатили в портал.

– Да-а, – протянул я. – Конкретно мы завскладом подставим.

– Нисколько! – воскликнул Скворцов, протягивая мне пачку каких-то бумаг.

– По этим документам все, что здесь находится, списано и отправлено на утилизацию. А обмундирования и продуктов тут вообще никогда не было. Понял?

– Это-то я понял! Только никак не могу понять, откуда столько жуликов взялось?

– А они, воевода, всегда были. Только при СССР вели себя тише и воровали скромнее. А сейчас!.. – далее последовали русские народные идиомы, сдобренные военно-морскими выражениями.

Мамонт хотел и стеллажи деревянные в портал покидать, но я решил, что это перебор. И так завтра кого-то либо инфаркт хватит, либо паралич разобьет. Быстро сделал «прыг-скок», чтобы поменять точку выхода с моего сарая в Новороссийске на сарай у Деда. Тот ждал нас за накрытым столом. Проголодались мы сильно, ворочая тюки да ящики, так что воздали должное стряпне Дедова внука.

Через двое суток я переправил отставных диверсантов в Новороссийск. Вещей у них было не много, и процесс перехода из конца двадцатого века в конец шестнадцатого много времени не занял. Дед попросил недельку на сбор урожая. Уж очень хорошо яблоки уродились! Посмотрев на его ухоженный садик, посоветовал приготовить к переселению и ягодные кусты. А вдруг возьмут, да и приживутся на земле Русского Уругвая?

Подведу общий итог. Откровенно говоря, неплохо: четыре «зушки» с двумя грузовиками снарядов к ним, около полусотни автоматов ППС, десятка два АКМ. Шесть 82-мм минометов с ограниченным запасом мин. Два грузовика с патронами, гранатами и несколькими ящиками тротила. Маловато для противодействия королевству испанскому. Да еще и португальскому, оно сейчас под рукой Испании. Флот и армия единые и весьма мощные. Хотя добытым вооружением я уже смогу отбить первый десант, но на продолжение войны сил не хватит. А это значит, что надо продолжать шастать по пространству и времени, добывать оружие и вербовать людей. Заодно грести все, что попутно в руки свалится. Без брезгливости и оглядки на чье-либо мнение.

Глава 23

Я знаю ЦЕЛЬ моей жизни. Для ее осуществления мне надо решить несколько серьезных ЗАДАЧ, одной из которых является образование и укрепление нового ГОСУДАРСТВА – Русского Уругвая. А вот КАК я его буду строить и защищать – мое дело! Методы же строительства и защиты буду применять и использовать разные. И чистые, и грязные. Победителей не судят и пусть проигравший платит. Плакать он и без моего указания будет.

Как бы это ни цинично выглядело, но мне легче будет производить набор людей во время каких-либо социальных потрясений: войн, революций, коренной ломки государственного строя, типа российской «перестройки», или масштабных стихийных бедствий. Именно тогда человек, выбитый из привычного русла жизни, начинает искать то место, где он сможет вернуть утраченное спокойствие и стабильность. В большинстве своем народ – довольно инертная масса. Нет войны, нет опасения, что придут какие-то хмыри и разрушат привычный уклад жизни – хорошо. Есть дом, одежда, еда на каждый день и работа, обеспечивающая все вышеперечисленное – отлично! Лишившись всего этого, человек не может вот так, сразу, найти свое место в изменившемся мире. И легко пойдет за тем, кто предложит ему вновь обрести утраченное. Где это будет, в какой земле, человеку без разницы. Вспомнить хотя бы русских эмигрантов, разбредшихся по всему миру. Я не говорю о буржуях российских. Я говорю о крестьянах и ремесленниках, простых небогатых людях, что покинули Родину, не желая сгинуть в бурях революций и перестроек. Вот из таких, дезориентированных людей я и буду собирать русский этнос для Русского Уругвая. Кто-то скажет, что я воспользуюсь моментом, когда моему народу будет плохо и очень плохо. Да, воспользуюсь! Чтобы МОЕМУ НАРОДУ не стало еще хуже.

Русский народ в большинстве своем не избалован социальными благами. Что надо человеку, чтобы ощущать себя человеком? Человеческое отношение власть предержащих! А кто на вершине власти – князь, царь, вождь или президент – по большому счету разницы для народа нет. Относись к своему народу не как к скоту, заботься о нем, не жми соки и не держи впроголодь – и зовись, как хочешь: Колыхатель Вселенной или Владыка Мира и его окрестностей – дело твое, Правитель. Только помни, что это ТВОЙ НАРОД. Что он становой хребет твоей власти, твоего государства. И если ты чувствуешь себя с ним единым целым, то и он тебя не отторгнет и не расстреляет, прикопав тайком в лесочке.

Качество людей, скорее даже не в физическом, а социальном плане, так же для меня является существенным критерием отбора. Колхозника из Советского Союза уже не заставишь пахать конным плугом или махать косой от зари до зари. Ему трактор подавай, косилку, доильные аппараты и так далее. К тому же в его сознании чувство собственника земли и продуктов своего труда на ней уже вытравлено. Вместо него выросло чувство наплевательского отношения. Отсюда и пьянство, когда тракторист из трактора среди поля вываливается, когда скотник пьет горькую, а скотина некормленная по колено в навозе стоит. И ведь уволить эту пьянь и выгнать из колхоза, а по-хорошему – и из села, чтоб другим неповадно было, нельзя! Перевоспитывать таких предписывалось! «Моральный кодекс строителя коммунизма» изучать. А если они слов уже не понимают? Такие работники мне не нужны! Испорчены они Советской властью.

Испокон веков русские крестьяне знали, что летний день зимнюю неделю кормит. И все праздники, где хмельное пьют, у них были уже после сбора урожая, но до начала посевной. Работа была всегда на первом плане, а не гулянка! Потому крестьян буду переселять из царской России, а то и из времен татарских нашествий. Сколько тогда русского народа в полон угнано было! Сгинули те люди в рабстве на чужбине, ни себе, ни Руси пользы не принеся. А мне они очень нужны!

С крестьянами решил. Теперь о рабочих, что индустриализацию государства рождающегося делать будут. Мне нужны люди технически грамотные, думающие и инициативные. Такие в России всегда были, есть и будут. Вот только из каких времен их набирать? В начале века двадцатого в России уже была достаточно мощная индустриальная база с большим числом квалифицированных рабочих. Но эти рабочие в своем большинстве весьма сильно политизированы, что и показали две революции, развал армии и гражданская война. Да, стране были нужны реформы, и прежде всего в ее управлении. Слабый лидер, каким был последний царь, не мог создать сильное государство. И оно развалилось. Изнутри. «Верхи не могли управлять по-новому, а низы не желали жить по-старому» – так, кажется. Революционная ситуация! Которой и воспользовались революционеры разных мастей, опираясь, прежде всего на разагитированных рабочих, солдат-дезертиров и матросов-анархистов. Как говорил еще Бисмарк: «Революцию придумывают романтики, делают фанатики, а ее результатами пользуются мерзавцы».

И он был прав! Мне не нужны революционеры. И если вдруг они у меня заведутся – судьба их будет однозначна: за баньку и в расход. Никаких тюрем и каторг, только так. Потому своими руками я в Русский Уругвай эту заразу импортировать не буду. А если встречу особо ценного, но инфицированного бациллой «свобода-равенство-братство», к хозяйству своему пристрою, но только после промывки мозгов.

Особый случай – рабочий конца советского периода. Уставший от Всероссийского дома престарелых во власти и пятилеток в четыре года. От помощи братским народам Африки, выбравшим путь социалистического развития и пляшущим под пальмами вместо работы. От многолетних очередей за холодильником или стиральной машиной, и еще много от чего. А потом получивший от тех, кому верил, удар лопатой по морде в виде «перестройки», враз лишившей весь народ того немногого, что он имел при СССР. Зато дали гласность! Тогда анекдот появился: «Раньше как собака жила – цепь длинная, миска с кормом под носом, но если лаять невпопад начинает, то может и палкой по хребту получить. А сейчас цепь укоротили, миску отодвинули, зато лай – сколько хочешь!». Вот и хватили люди сладкого до слёз. Опустили их «перестройщики» до уровня крепостных. Но о тех хоть хозяин как-то заботился – имущество, чай! А этих просто швырнули, как щенят в воду: выплывешь, будешь дальше жить, утонешь – никому дела нет. Обидно! И страшно от того, сколько людей погибло, зачахнув от безысходности или умерев, как ни парадоксально это звучит, от голода в одной из богатейших стран мира. «Перестройщикам» и их заокеанским вдохновителям эти люди не нужны. Помнится, Маргарет Тэтчер, лучшая подруга Меченого, заявляла, что русских вообще должно остаться всего миллионов пятнадцать для работы на заводах и рудниках, а остальные не нужны. А мне нужны!

Отдельной строкой проходит интеллигенция: инженеры, врачи, учителя… Умные люди, обладающие необходимыми знаниями для построения государства, поднятия промышленности, развития науки, воспитания грамотного человека, способного мыслить творчески. Но одновременно и большая головная боль для любого государственного строя, будь то самодержавие или демократия. Слишком много в их головах лишних тараканов заводится! И передо мной возникает дилемма: высококлассный специалист, могущий принести своему государству огромную пользу, но всеми силами борющийся с этим самым государством. Какими методами – не столь важно. Возникает вопрос: он патриот своей страны, борющийся за ее прогрессивное преобразование, или предатель и ренегат, стремящийся в угоду каких-то своих убеждений развалить свою страну путем смены власти? Все бунты и революции зреют в среде интеллигенции. Начиная с декабристов и народовольцев, именно интеллигенция будоражит умы простых людей, толкая их на выступления против власти. Раскручивает маховик неповиновения, а когда он слетает с оси и начинает крушить все вокруг, первыми поднимают крик и вой о жестокости революционных методов. И так – по всему миру. Но я знаю, что и как мне делать с этими подстрекателями. Я смогу обуздать и направить их энергию в нужное мне русло.

С крестьянами, рабочими и интеллигенцией, что мне будут необходимы для построения государства и поддержания его жизнеспособности, определился. Осталось определиться с военными – офицерами и солдатами. Заявляю сразу: из временного отрезка 1917–1980 никого брать не буду! Объясняю, почему. Революция и гражданская война заставили русских идти против русских. Мне не нужны люди, запятнавшие себя братоубийством. Отечественная война. Практически весь народ поднялся на борьбу с вторгшимся на территорию страны врагом. Разве эти люди согласятся бросить в беде свою Родину и уйти куда-то? Нет! Даже если я их буду из концлагерей вытаскивать, они, оклемавшись и подлечившись, станут требовать, чтобы я их обратно отправил. И я не смогу им отказать, несмотря даже на то, что им придется держать ответ перед следователями НКВД. А те в межвременные порталы не поверят. Ярлык «дезертир» – и в лучшем случае штрафная рота. У меня сердце кровью обливается! Я имею возможность спасти тысячи жизней, но не смогу этого сделать! Парадокс… А тащить в шестнадцатый век тех, кто согласится покинуть страну в тяжелое время, не хочу. Отребье это, приспособленцы, трусы и потенциальные предатели. Зачем они мне?

Период до Афганской войны довольно спокойный, и найти мне в нем военных переселенцев будет достаточно проблематично. Афганская война, через которую прошло около 600 000 военнослужащих, породила много брошенных, униженных, оскорбленных и забытых воинов. Особенно получивших ранения или увечья. «Мы вас туда не посылали» – ответ многих чинуш на какую-либо их просьбу о помощи. А тут еще и перестройка грянула, парад суверенитетов, когда русский солдат из защитника и освободителя в одночасье превратился в захватчика и оккупанта. Когда на армию наплевали с высоких Кремлевских башен, когда призванные на воинскую службу солдаты умирали не только от ран, полученных при защите Родины, но и от голода и болезней. Чудовищно!

Думается мне, что если бы пресловутое ГКЧП было не фарсом, а правдой, то армия его поддержала бы. И перевешала людоедов-перестройщиков на Кремлевских стенах. Как Петруша в свое время стрельцов. Но это оказалось клоунадой. А потом позор Первой чеченской, заигрывание с одними бандитами для борьбы с другими во Второй. Потому я знаю, где и когда мне вербовать квалифицированных воинов для моего государства. И сегодня я отправлюсь в год 1993-й. А ориентиром для точки выхода послужит обрывок открытки…

…Точка выхода оказалась не очень удачной. В советские времена это был скверик перед театром, с асфальтовыми дорожками и чугунными скамейками, на которых можно было посидеть перед началом спектакля, поесть мороженого. Был и небольшой фонтанчик с бассейном. Именно этот фонтан на фоне центрального входа и был изображен на обрывке открытки Мишки Стрижа. В него я и угодил. Только от фонтана остался перекрученный неведомой силой пучок арматуры, на который я налетел боком, а в бассейне – жидкая грязь и всякий мусор, куда я и рухнул, споткнувшись. С прибытием! Видок в порванном заляпанном грязью пальто у меня тот еще. Вполне бомжеватый. Надо что-то придумать.

Я огляделся. Редкие прохожие шли по улице, обходя стороной бывший скверик. И действительно, что им тут делать, на свалке. Из-под мусора, состоявшего в основном из пивных банок, битых бутылок, кусков полиэтиленовых пакетов и использованных кубовых шприцов, даже травы не видно. На ближайшей скамейке расположилась шумная компания молодежи. Быстрое сканирование показало, что громкий разговор с матами и идиотский смех подогрет не только пивом, но и наркотой. Не желая вступать в контакт с этим отрепьем, я шагнул в противоположную от них сторону, но был остановлен радостным воплем:

– Гля, чуваки! Какое чучело нарисовалось! Щас повеселимся! Эй, стой!

Я обернулся. Ко мне вальяжной походкой с подволакиванием ног шли трое обдолбышей. На скамейке, обняв за плечи двух накрашенных соплюх, сидел четвертый – довольно крепкий парниша в хорошем пальто и шляпе. Я просканировал его сознание. А-а, босс этой шпаны, заодно нарко-дилер какого-то Мусы.

– А ведь пальтишко-то у него моего размера, – подумал я. – да и шляпа не помешала бы, а то моей лысинке прохладно! И деньжата, что в его кармане шуршат, очень мне здесь пригодятся.

– Спакуха, пацаны, мне с боссом перетереть надо! – тормознул я обдолбышей, раздвинул их в стороны и, изображая хромоногого инвалида, пошкандыбал к Валету. Погоняло такое у босса недоделанного.

– Шмары, брысь! – приказал я малолетним потаскушкам. – Взрослым дядям за жизнь перетереть надо!

Малолетки, обиженно скривив намазанные, а не накрашенные, губешки, со скамейки ушли.

– Ты кто, мужик? – наконец-то промычал босс, выйдя из удивленности. – Я тя знать не знаю!

– И хорошо, что не знал ты меня до сих пор. Потому и жил счастливо, Валетик. Не доволен тобой Муса. Ты товар взял, а денежек нет. Он тебе сколько раз напоминал? Вот то-то и оно! Муса меня за должочком прислал.

– Фуфло гонишь, мужик! Не мог Муса тебя прислать, уж больно ты на бомжа похож.

– А это, глупенький, маскировкой называется. Через пять минут твои наркоши мой видок даже под пистолетом не вспомнят. Так что пойдем, милок, до дому, до хаты, где ты бабосики кормильца нашего прячешь. Отдашь все, что есть. И товар оставшийся предъявишь. Я посчитаю, Мусе позвоню, доложу. Если поверит он, что остальное быстро вернешь, живи дальше. Ну, а не поверит… Ты же умненький и благоразумненький, расклады понимаешь. Так что пойдем, милок, благо здесь недалече. И не дергайся. Мявкнуть не успеешь, как перо в горло получишь. Пойдем!

Валет встал и пошел, деревянно передвигая ногами. Он был под полным моим ментальным контролем с первой минуты. А моя словесная шелуха предназначалась для ушей шпаны, что стояла рядом с раскрытыми ртами. Дошли действительно быстро. Стандартная в меру обшарпанная брежневская пятиэтажка, загаженный подъезд, железная дверь двухкомнатной квартиры на втором этаже. Поворот ключа – и мы внутри. Валет жил один. Мать отправил в деревню к дряхлой бабке, чтобы не мешала. Папаша на зоне чалился. А Валет наркотой барыжил и шпану в стаю сколачивал.

Взяв недоделанного «босса» за шиворот, развернул его лицом к себе и приказал:

– Все деньги и ценности, чем с Мусой расплатиться собрался, клади на стол. Наркотики – тоже. Исполнять!

Толкнул его в комнату, запер дверь изнутри на ключ. Прошел на кухню, пить захотелось. В холодильнике нашел минералку без газа в невскрытой бутылке, которую тут же и почал. А холодильник был богато упакован! Не чужд Валет греху чревоугодия. Хоть по фигуре и не скажешь. Может, глисту семиметровую в брюхе откармливает? А, плевать! Ему это все уже не понадобится. Сволочь такая жить не должна. Виновен – смерти! Я вошел в комнату. На столе грудой лежали мятые купюры разного достоинства, наручные часы, портсигары, кольца, серьги, цепочки. Все, что наркоши смогли украсть, отобрать и принести дилеру за дозу. Я покопошился в наваленном на столе добре, вытащил стодолларовую купюру, посмотрел на свет, проверяя водяные знаки. Настоящая. Глянул на Валета:

– Все? А наркота где?

Валет ткнул пальцем в маленькие, с копеечную монету, пакетики, свернутые из фольги от шоколадок. Было пакетиков десятка полтора.

– Это все?

Он кивнул головой. Я еще раз залез в его мозги, но уже поглубже, не опасаясь рецидива грубого вторжения. И нашел кое-что любопытное. Папаша Валета перед посадкой за вооруженное ограбление инкассаторской машины, перевозившей два ляма американских рублей, через адвоката посоветовал трехкомнатную, в которой он с женой и сыном, Валетом этим, проживал, поменять на эту двушку. Именно на эту! Причину, конечно же, не объяснял. С минимальной доплатой обмен состоялся. Хозяйка двушки, сдававшая ее случайным жильцам, была рада приросту капитала. И не интересовалась мотивами.

Сел папаша конкретно и надолго. Денег не нашли, со следствием не сотрудничал, дали по полной. Но вот получил Валет вчера весточку от родителя в виде телефонного звонка. Подорвал папаша с зоны, просит сыночка пакетики из тайничка, что он в квартирке оборудовал, достать и ему принести. Сам на улицах светиться не желает, не столько мусоров боится, сколько бывших друганов. От них на его зону малява пришла, что стукач он и крыса, деньги под себя подгреб и подельников сдал. На зоне его по приговору могли на перо посадить, вот он и слился. Только тихо не получилось, по крови ушел. И теперь шкерится от всех. Где тайник – указал. А что в нем – нет. Просто пакеты, и все. Ждет после полуночи в условленном месте.

Через час упорного труда в моих руках оказались две инкассаторские сумки. С них даже пломбы не были сорваны. Не до просмотра содержимого бандиту было, торопился след к деньгам замести. Видимо, знал Валетов папашка, что повяжут его, вот заранее и сотворил здесь схрон неприметный. Да всю добычу и сложил в него. На одного делить-то легче! Но обиделись подельнички на несправедливость. Спросить хотели, да не успели. Сбежал корешок и попросил сыночку о помощи. Но! «Если хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам». Верный совет. Схрон он сделал по нему. Только и доставать спрятанное тоже надо было самому, а не поручать долбодятлу. Вот теперь соси лапу, папаша! Не дождешься ты ни Валета, ни денег. Исчезнет сыночка вместе с грудой зеленых бумажек. Бесследно. Есть куда: в куче мусора в бывшем скверике я журнальчик подобрал. Иностранный. Вот туда, в место, на одной из фотографий изображенное, я его и отправлю.

Что я и сделал, предварительно превратив Валета в идиота и напялив на него свое рваное грязное пальто. Вернувшись, пошарил по кладовочкам, ища какую нибудь достаточно большую сумку или рюкзак. На антресолях отыскался почти новый коричневый чемодан средних размеров, и слегка потертый портфель профессорского вида. В чемодан сложил доллары, туда же сунул и вещи, что Валет, теперь русо туристо – облик аморален, выложил на стол. Груду мятых бумажек разобрал по номиналам, рассовал по карманам. Ну, пора посылки отправлять!

Я открыл портал. Точку выхода определил в своем дворе. Забор у меня достаточно высокий, а люди, прислуга и охрана, мне клятву верности принесли. А в княжескую резиденцию я буду только военные грузы переправлять. Мало в цитадели мест хранения, незачем их еще и гражданскими вещами занимать. Потому – во двор. Стал бросать в черное ничто предметы и вещи, находившиеся в квартире. Отдельно, увязанные в пачки, в портал полетели журналы. Все, что нашлись. Нам, в веке шестнадцатом, все пригодится! Что в портал пролезет. А вот книги художественные не брал. Вреда они много могут наделать. Люди ведь там простые, очень многие кроме «Апостола», «Жития святых» да «Псалтыря» ничего иного не читали. Зачем умы смущать наивные? Предпоследним, обмотанное покрывалом и положенное между двумя матрасами, перевязанными веревкой, в черноте перехода исчезло большое зеркало. Вот будет Ларите радость! Посылка эта получилась громоздкой. Но свойство портала таково, что главное – предмет в него правильно направить и немного вдвинуть в черноту. А дальше он его сам втягивает. Беззвучно.

Последним, подхватив чемодан и портфель, загруженный деликатесами из холодильника Валета, шагнул я. Кстати, холодильник уже был на моем дворе и вызвал живейшее любопытство у поросят. Я ведь точку выхода выбрал возле свинарника, подальше от любопытных глаз. А в этот весьма пахучий угол мало кто по своей воле забредает. Хрюндели даже на меня не обратили внимания. Бросив любимейшее занятие – жрать, они пялились маленькими глазками на это белое чудо. Ведь в природе, особенно Уругвайской, больших и полностью белых предметов не встречается!

Улыбнувшись, я обогнул кучу добра, набросанного мной, и двинулся к дому. От него с бердышами наперевес спешили два стрельца. Вид – весьма решительный. Подбежав ближе, долго вглядывались в мое безбородое лицо, но все же узнали своего воеводу и встали «смирно». Вручил им чемодан и портфель, приказав отнести в мой кабинет, сообщить о моем прибытии Ларите и позвать десятника. Стрельцы припустили к дому. Я пошел следом. Подбежавшему десятнику, тоже удивившемуся моему «скоблёному» лицу, приказал позвать моих братьев-ВДВ-шников. Тот тоже убежал.

Ларита ждала на крыльце. Лишь на мгновение в ее глазах мелькнуло удивление, тут же сменившееся радостью. Чмокнув ее в щечку, вошел в дом.

– Лара, я возле свинарника вещей набросал. Пошли людей, пусть приберут в кладовую. А то, что в матрасы заложено, сюда принесут. Только очень осторожно!

– Исполню, мой господин! – Блеснув озорными глазами, жена удалилась, плавно покачивая аппетитными бедрами. И кто только научил мою прелестницу такой походке?

Сижу в кресле, рассматриваю фото открытки. Был такой милый прибамбас в Союзе для развития внутреннего туризма – через наборы открыток знакомить советских людей с достопримечательностями или красивыми местами наших городов и весей. Стоили такие наборы копейки, но их покупали практически все, кто побывал в том или ином изображенном на них месте. Чтоб родным и соседям показать, где они отпуск провели да что там видели. И как там им было хорошо. Ленинград, Сочи, Волгоград… много у нас было красивых мест, которые люди стремились посетить. Много выпускалось открыток. И это хорошо. Для меня, пространственно-временного порталопроходца. Точки выхода – вот они!

В кабинет вошли братья-десантники. Расселись вокруг стола. Тут же вошла служанка, поставила перед каждым калебас с матэ и вышла.

– Как, получилось? – спросил Стриж.

– Получилось, только не совсем так, как планировал. В стране бардак. Всякая шваль повылазила и чувствует себя полными хозяевами, – и я рассказал, что происходило со мной в далеком 1993-м году.

– Теперь слушай приказ!

Десантники вскочили и встали «смирно».

– Лейтенант Стриж. Усилить подготовку группы быстрого реагирования. Вооружить ППС-43. Каждый день проводить стрельбы. Отбирать лучших. Чтоб каждый из них мог стрелять точно и быстро. Из любого положения, в любое время суток. Когда они мне понадобятся – не знаю. Может, через месяц, а может – и завтра. У нас нет пока в достатке оружия будущего, но чтобы его добыть, надо уметь виртуозно владеть имеющимся. Выполняй!

– Есть!

– Лейтенант Дизель! Тебе задача более прозаическая. Быстрее достраивай сарай. А то сегодня пришлось по двору добычу раскидывать. Непорядок! Начинай строить еще один большой ангар. В дальней части моей усадьбы. Размер – чтобы четыре вагона поместилось. Нет-нет! – увидев их удивленные глаза, произнес я. – Вагонами, к сожалению, я сюда ничего закинуть не смогу. Размер портала не позволяет. Габариты посылок придется выдерживать в пределах два метра на два. Никаких окон в ангаре быть не должно. В одном торце – широкие глухие ворота. В противоположном торце – от стены пологий пандус с наклоном к воротам. Длина его – четверть от общей длины ангара. Иван, подготовишь специальную команду. Отберешь самых сильных воинов, чтоб могли тяжелые предметы с пандуса снимать и в стороне складировать. И делать это быстро, бегом! Потому как, я чувствую, в весьма ограниченное время мне придется через портал пропихивать большие объемы грузов. Дефицит времени называется. Да ты знаешь, что чем быстрее проводится операция, тем успешнее она проходит. Выполнять!

– Есть! – Ушел, четко повернувшись через левое плечо.

– Капитан-лейтенант Жень-Шень! Тебе, Евгений, задача несколько иного плана: займешься строительством домов для будущих переселенцев. На склад пиломатериалов распоряжение дадено. Выдадут все, что будет необходимо. Место для квартала выберешь подальше от местных. Типа обособленного поселка. Обнесешь забором от любопытных глаз, часовых на въезде и пеший патруль по внешнему периметру. От болот подалее, и чтоб ручей был хороший. Колодец вырой, баню поставь. Ну, и чтобы под огородик землица была. Для души, не для пропитания. Обиходь квартал, как для себя, любимого. Действуй!

Потом был обед, после которого я преподнес Ларите зеркало. И пока она с восторгом с ним знакомилась, вертясь и так, и эдак, я, надев тесноватые в плечах пиджак и пальто приснопамятного Валета, помахал ей шляпой и шагнул обратно в 1993-й год от Рождества Христова. Очутился опять в том же загаженном бывшем скверике. И опять наткнувшись на тех же самых обдолбышей, черт бы их побрал!

– Чуваки, глянь-кось! – заорал один из них. – Тот хмырь, что с Валетом ушел! – А пальтец-то на нем Валетов! И шляпа! – подхватил другой. Стая стала кучковаться вокруг меня.

– Где Валет, ты, хмырина?! – заголосила одна из малолеток с большим сексуальным опытом, написанным на ее уже испитой мордюльке широкими мазками дешевой косметики.

– Ты чо с ним сделал? Говори, а то попишу! – У меня перед глазами завертелся китайский нож-бабочка. На лучший, видимо, денег нет. В руках у обдолбышей, включая и девиц облегченного поведения, появились ножи и велосипедные цепи. Ну что ж. не хотел я вас, недоумки, трогать, но сами напросились. Я пристально глянул каждому и каждой в глаза, повернулся и пошел прочь. А за моей спиной разгорелось побоище. Всех против всех. До смерти. И мне их жалко не было. Сколько вот таких соплюнов, уверовав в свою силу и безнаказанность, убили, изнасиловали и покалечили ни в чем не повинных людей! Про ограбления и избиения «просто поржать» я уж и не говорю. Потому – пусть убьют друг друга. Если я, отдав им приказ на самоликвидацию, спасу хоть одну жизнь обыкновенного человека, то мой поступок будет полностью оправдан. И Бог меня простит!

Глава 24

Я медленно шел, пробираясь в толчее барахолки. Торговали все и всем. С прилавков, с рук, с ящиков, с земли, застеленной газетами. Торговали всяким-разным, что надеялись продать и получить хоть какие-то деньги: вязаными и штопаными носками, поношенной одеждой, сантехникой, книгами, посудой, рамами для картин, самими картинами… Славяне – с газет и ящиков, молча провожая взглядом редких покупателей. Было явно видно, что этот процесс им не в радость, и здесь они не бизнес делают, а пытаются на хлеб заработать. Цыгане предлагали погадать и торговали с рук всяким хламом, хватая за рукава и тыча своим товаром чуть ли не в лицо. Вот этому племени сейчас раздолье! Милиция попряталась, твори, что хочешь: гадай, воруй, разводи лохов наперстками на бабки. А если кто за ручку шаловливую прихватит, так можно хай поднять до небес да в морду правдоискателю вцепиться – набегут ромэлы, поддержат!

Про китайцев вообще можно не говорить. Набежало этих «братьев» узкоглазых из-за Амура как блох на помойную шавку. Навезли всякого ширпотреба низкопробного, за продажу которого в Китае их по тюрьмам бы распихали надолго. А вот производить всякое дерьмо на вывоз власти китайские не запрещают! Вот и появились на Дальнем Востоке и в Приморье вежливые до тошноты молодые китайцы. Улыбка дежурная от уха до уха, поклончики вежливенькие, сопровождаемые многократными «сипасиба». А в глазах – спокойная уверенность: мы тут вам лет десять-двадцать покланяемся, а потом ваша очередь кланяться наступит! Когда мы здесь гражданство ваше получим, на ваших женщинах переженимся, детей наплодим, бизнес посерьезней торговли шмотками организуем, во власть либо сами, либо ставленников своих пропихнем. Ведь мы – китайцы! В какой бы стране ни жили, в каком бы поколении ни родились, верность Поднебесной в нашей крови. Мы – китайцы, а место, где мы живем, рано или поздно становится китайским. Ползучая экспансия называется.

За прилавками стояли «лица кавказской национальности». Торговали овощами-фруктами. Только картошка с луком репчатым шли на килограммы. Все остальное продавалось поштучно. «Яблак адын штук дэсат рубел» – прочитал я на одном из картонных ценников кривую надпись. «Нэктарын – брытый пэрсык» – на другой. Посмотрев на самодовольные рожи «гостей», послушав, какими словами они между собой обсуждают русских женщин, покупавших у них продукты, я, чтобы не сорваться, заспешил уйти. Но был остановлен фразой, произнесенной глуховатым голосом:

– Мужик, купи орден.

Я обернулся на голос. Передо мной, опираясь на клюку, стоял старик. Худое лицо, впалые чисто выбритые щеки. На голове серая кепка. Одет в старенькое, но чистое пальто защитного цвета. Приглядевшись, я увидел на лацканах следы споротых петлиц, а на плечах – погон.

– Мой это, не ворованный. За Афган получил.

На его раскрытой ладони лежал орден Красной Звезды. А в глазах – страшная смесь горя и безнадеги. Видно, крайний край, если орден продает: на спившегося ветерана мужик не походил. Я вытащил из кармана стодолларовую бумажку, сунул ему в руку. Физический контакт. Теперь я знал об этом человеке все.

Шустов Борис Иванович, 50 лет, майор в отставке. Прошел Афган. Артиллерист. Уволен по ранению. Женат. Сын и невестка погибли в прошлом году, когда бандиты сожгли его автомастерскую. Живет с женой и трехлетней внучкой Танюшкой на майорскую пенсию, сжираемую инфляцией. На работу новые русские «деловары» не берут, старый, мол, да калеченный. Все, что накопил, скоммуниздили ушлые сбербанковские работнички. Жена болеет. Орден – последнее, что осталось. Присутствовала мысль о самоубийстве, но останавливало беспокойство о судьбах жены и внучки. Никому, кроме него, они в этом мире не нужны. О будущем старается не думать, но на лучшую жизнь уже не надеется.

Волна негативных эмоций захлестнула мое сознание. Даже в глазах потемнело, и сквозь сжатые зубы из моего горла вырвался приглушенный стон.

– Эй, мужик! Тебе плохо? Ответь! – Сквозь клубы ненависти к «перестройщикам» до меня пробился голос майора.

– Нет, ничего, пройдет, Борис Иванович. Возьми деньги, а орден спрячь! Ты его кровью заслужил.

– Нет, милостыню не приму! – зло ответил майор, а через секунду спросил удивленно:

– Мы знакомы? Ты меня по имени-отчеству назвал!

– Нет, не знакомы. Но я рад, что встретил вас, товарищ майор, и буду рад познакомиться. Только не здесь.

– Я не могу пригласить тебя к себе домой, там…

– Я знаю, твоя жена больна. Но, возможно, я смогу ей помочь. Не спрашивай, как. Веди.

Путь занял недолгое время. Всю дорогу майор исподтишка бросал на меня короткие взгляды. А я слышал его громкие мысли. Наконец, пришли. Старый двухэтажный дом на два подъезда, не знавший ремонта лет тридцать и теперь уж никогда его не узнающий: в стране перестройка, вернее, расхватайка кто чего успеет и сможет удержать, и рыночная экономика, больше похожая на базар в дурдоме. Так что не до ремонта жилфонда местным властям. Для них гораздо актуальнее собрать квартплату и по карманам распихать.

Внутри дом выглядел гораздо лучше. Еще сталинской постройки, с толстыми стенами и трехметровыми потолками в квартирах. Планировка, правда, не ахти: узкие проходы, маленькие ванная и кухня, да и сами комнаты невелики. Обувь и верхнюю одежду сняли в прихожей. Как обычно и привычно было в советском обществе, все обсуждалось на кухне, гостиные в квартирах большинства населения отсутствовали. Тихая сорокалетняя совсем седая женщина разлила по чашкам жидкий чай, выставила на стол сахарницу с несколькими кусочками сахара и вазочку с печеньем. Смахнув со стола невидимые крошки, тихо удалилась. Я открыл портфель и выставил на стол литровую бутылку водки, выложил палку сервелата, сыр, коробку шпрот, банку черных оливок без косточек, буханку свежего хлеба, пучок зелени.

Майор смотрел на все эти деликатесы с удивлением и некоторой опаской. Он же не знал, что я здесь, в его времени, уже побывал и почистил холодильник наркодилера. И то, что он с опаской на меня смотрит, понятно даже без сканирования: незнакомец явно втирается в доверие через желудок, и ему чего-то надо.

Да, мне от майора-инвалида много чего надо, и скрывать свой к нему интерес я не буду. Разлил по стаканам водку. Выпили. Занюхали кусочками хлеба, закинули по кружочку сервелата.

– А теперь говори, прохожий, откуда ты меня знаешь, и что значит все это изобилие. Что ты от меня хочешь?

– То, что ты, Борис Иванович, сейчас услышишь, для почти всех людей будет бредом душевно больного. В свое время я отреагировал бы точно так же, если бы не попал в другое время. Прошу выслушать. На вопросы отвечу позже.

– Хорошо, послушаю, – ответил майор, разливая водку, но стакан остался стоять на столе. Поставив бутылку, он опустил руки под стол.

– Сейчас я Илья Георгиевич Воинов, – произнес я. – Боярин князя Северского, владетеля земли Уругвайской.

– Стоп, стоп, стоп! – майор замахал руками, едва не сшибив со стола бутылку. – Что за бред ты несешь? Какие бояре с князьями? И когда это русские владели Уругваем?!

– Я же говорил, что мои слова можно принять за бред сумасшедшего. Но я не сумасшедший и свои слова могу подтвердить. Если, конечно, ты не испугаешься.

– Я духов не пугался с бандюгами нынешними!

– Тогда давай еще по одной, и пойдем.

– Куда?

– В Уругвай конца шестнадцатого века!

Я взял стакан. Майор, смотря на меня изумленными глазами, взял свой. Синхронно замахнули пахучую жидкость. Я открыл портал, взял майора под руку, и мы шагнули в черное ничто, мгновенно очутившись на открытой площадке башни княжеской крепости.

Был солнечный день, теплый ветерок овевал лицо и трепыхал полотнище флага на флагштоке.

– Стой! – раздался возглас часового-наблюдателя, одетого в серый стрелецкий кафтан. – Кто идет?

– Морпех Воевода, – ответил я и добавил, разглядев, что часовой из индейцев. – Великий и Ужасный! Доложить обстановку!

Боец, не признав одежды, но узнав голос и мое, хоть и безбородое, лицо, вытянулся в струнку, приставив к ноге мушкет:

– Рядовой роты крепостной охраны Иван Тангори, Великий! В залив кораблей не заходило, один купец ушел на рассвете из Торговой бухты, повернул вверх по Ла-Плате, дальнейший его маршрут мне не известен!

– Молодец. Благодарю за службу!

– Рад стараться, Великий!

Пока я разговаривал с часовым, мозг майора излучал такую бурю эмоций, что мне даже пришлось частично прикрыть свое сознание. Я подошел к низкому зубцу башни и оперся об него. Рядом, с трудом заставив себя немного успокоиться, встал и майор.

– Это действительно то, о чем ты мне говорил? Или в водке наркотик-галлюциноген подмешан?

– Нет никакого галлюциногена, Борис Иванович! Ты стоишь на башне крепости, построенной по приказу русского князя Северского Андрея Михайловича. Он сюда, в Уругвай, привел дружину малую стрельцов русских. А я у него воеводой служу. Да, сейчас здесь конец шестнадцатого века. Перед тобой – залив Монтевидео. Вот только одноименного города уже не будет. Мы построили свой город и назвали его Новороссийск. Здесь и сейчас мы переписываем историю.

Майор устало присел на лафет сигнальной пушки. Посидел несколько мгновений и вдруг саданул по ней кулаком. На ребре ладони выступила кровь.

– Для вещественного доказательства, – ответил на мой незаданный вопрос. – Если это сон, то ссадины не будет, когда ты меня разбудишь. А в памяти она останется болевым ощущением.

– Для вещественных доказательств есть другое, – ответил я и приказал часовому вызвать начальника караула. Что тот и сделал через переговорную трубу. Пока начкар, услышав о моем присутствии на башне, мчался по лестнице, я снял пиджак и предстал в более привычном для десятника облике – русской рубашке-косоворотке синего цвета, подпоясанной широким ремнем-антигравом, снятым мной с убитого рептилоида. Остановив доклад, озадачил сержанта доставкой корзины фруктов, пары небольших тыквочек, ананаса, и страусиного яйца. Сержант убежал, а я повернулся к майору.

– Почему ты мне это все показываешь? – спросил он. – Что тебе от меня надо?

– Мне нужен кадровый артиллерист, знакомый с системами твоего времени, и обладающий знаниями для обучения моих воинов. Видишь, какой древностью пользоваться приходится! Нас, русичей, здесь и сейчас быть не должно было. В истории этого нет! Но мы здесь. И желаем, чтобы в этой земле была Русь Уругвайская. Нас мало, потому скоро я поплыву на Русь Московскую, за людьми. Но мне необходимо оружие, и для обороны кораблей с переселенцами, и для защиты города и земель, что осваивать начали. Очень скоро до короля Испанского дойдут вести о нашем самоуправстве. Воевать нам придется с лучшей армией Европы. И если мы будем вооружены так же, как и они, то отбиться не сможем. Потому нам нужно оружие и специалисты, которые смогут научить, как им пользоваться, и мастера, умеющие это оружие ремонтировать.

– Невероятно! Глазам своим поверить не могу! Я действительно не сплю? Подожди, подожди, дай в себя прийти.

– Приходи!

Я отошел к флагштоку, а майор, встав у зубца башни, стал вертеть головой, рассматривая открывающийся с башни вид на залив, город и уходящую вдаль пампу. Но прохладный весенний ветер вскоре заставил его поверить в реальность происходящего.

– Хоть это и весьма странно и неожиданно, но я тебе верю. Путешествуешь по времени, как герой Герберта Уэллса?

– Путешествую, но не в свое удовольствие, а ради дела.

– Ну, допустим, найдешь ты людей. А пушки где возьмешь?

– Есть четыре «зушки» и шесть минометов. Но этого мало. Если ты знаешь, где мне еще раздобыть получится, говори. Можно здесь, а можно и у тебя дома.

На башню, таща большую корзину, прикрытую расшитой холстиной, поднялся начкар. Отослав его я, не обращая внимания на часового, открыл портал. Первым в него прошел майор, следом за ним я с корзиной. Часовой, конечно же, расскажет о моем появлении из ниоткуда и уходе в никуда. Индейцы поверят сразу, многие видели кое-какие мои штучки, за что и дали мне титул Великого и Ужасного Колдуна. Остальные посчитают это выдумкой и индейским фольклором. Кроме князя, конечно, и братьев ВДВ-шников. Они в курсе моих пространственно-временных вояжей. И будут изнывать от любопытства, пока я не вернусь.

По времени майорской квартиры прошло всего шесть секунд, так браслет настроен. Майор сел за стол и рассматривал ссадину на ладони. Я поставил корзину под стол и спросил:

– Ну как, на месте? Значит не глюки то, что ты видел? Остальные вещдоки потом вместе с женой и внучкой оприходуете. Кстати, яйцо страусиное варить надо минимум сорок минут в кипящей воде.

Услышав про жену и внучку, майор нахмурился.

– Не в радость им твои подарки будут. Жена после смерти сына чахнет, а внучка слабенькой родилась. Не понимает, куда родители делись, тоскует, спрашивает. Мы ей папку с мамкой заменить не можем.

Тяжело вздохнул, глотнул из стакана.

– Так все же что ты мне предлагаешь? Переселиться в твой Новороссийск?

– Да, вместе с семьей. Включая сына и невестку.

Майор резко поднял голову, уставившись на меня округлившимися глазами.

– Это как, ведь они умерли?!

– Если ты заметил, конечно, то мы с тобой сейчас были в крепости конца шестнадцатого века. А сейчас сидим здесь, в конце двадцатого. Включи мозги, майор! Я могу перемещаться в пространстве и времени, ты ведь это понял!

– Так ты можешь…

– Смелее в своих догадках!

– Ты можешь их спасти? И притащить сюда, к нам?

– На первое – да, на второе – нет.

Загоревшиеся надеждой глаза майора стали тускнеть.

– Я могу их спасти. Но как объяснить тем же соседям, каким образом ожили давно погибшие и похороненные люди? Конечно, здесь не средневековье и никто их на костер не потащит, но шума это событие наделает очень много. Потому-то я и не могу их сюда перенести.

– А куда можешь?

– К себе. В то время, где я живу. И тебе то же предлагаю: пошли со мной! Только там вы все сможете жить, не горюя о погибших. И делом занимаясь, а не прозябая в нищете.

– Так ты колдун?!

– Упаси Боже! – я достал нательный крест, поцеловал его и перекрестился. – С этим племенем не имею ничего общего. Чистая физика. Секретная разработка.

Не надо майору знать подробности. Во многих знаниях многие печали. И так ему хватит, чтоб голову сломать. Пусть подумает над моим предложением. Хотя я уверен на все сто, что он его примет: жизнь детей настоящим родителям дороже собственной. Переселение на четыреста лет к черту на кулички – небольшая цена за это. К тому же появляется смысл жить дальше. И какая разница, где! Лишь бы самые родные были рядом.

На кухню тихо вошла жена майора, Тамара Петровна.

– Извините, – тихо произнесла она. – Я слышала ваш разговор. Вы, молодой человек, действительно можете вернуть мне сына?

– Да, могу.

Женщина упала на колени и вцепилась в мою руку. Из ее глаз градом покатились крупные слезы.

– Верни, пожалуйста. Я за тебя век буду Богу молиться!

– Бабушка, не плачь! – Раздался тонкий голосок. В дверях стояла худенькая девчушка в коротеньком платьице. Ее большие глаза, смотревшие на стоявшую на коленях бабушку, наполнились слезами. Я мысленно послал импульс успокоения обеим, помог Тамаре Петровне подняться и сесть на стул. Потом вытащил из-под стола корзину с подарками и вручил ей и девчушке по большому апельсину.

– Тамара Петровна, – обратился я к женщине. – Вы кофе варить умеете? Только его еще размолоть надо. У вас есть чем?

Женщина посмотрела на меня непонимающим взглядом, но постепенно до нее дошел смысл мною сказанного. Вытерев платочком слезы, она произнесла:

– Есть ручная кофемолка, но мы ей давно не пользовались.

– Теперь придется опять попользоваться. – Я достал из портфеля пакетик с обжаренными зернами.

Женщина, прижав пакетик к груди, выразительно посмотрела на меня.

– Я могу вам помочь, – глядя ей прямо в глаза, тихо сказал я. – Они вернутся к вам. Верьте мне.

Положив руку на голову девчушки, женщина, обращаясь к мужу, твердым голосом сказала:

– Я согласна на все, Борис. Мы поедем куда угодно, если этот человек выполнит свое обещание.

Прижав к себе ребенка, она ушла. А мы с майором выпили еще по одной, ощущая только вкус и запах водки, но не ее действие. Надо бы! Такой удар по психике провоцирует выброс в кровь чудовищного количества адреналина, напрочь уничтожающего алкоголь. Но майору сейчас надо выпить, и выпить крепко. Слишком много адреналина тоже плохо. Так что уравняем количество того и этого и, по существу, на совершенно трезвую голову обсудим детали. На кухню вошла Тамара Петровна, достала из шкафчика кофемолку, засыпала зерна.

– Я вам не помешаю? Танюшка апельсинами занята, а я хочу послушать, как молодой человек будет сыночка возвращать. Можно? Или это тайна?

– От вас тайн нет, Тамара Петровна. Зовут меня Ильей, извините, что сразу не представился. Вашего сына и невестку я могу вытащить хоть сейчас, но без определенной подготовки это сделать будет опрометчиво. Согласитесь, что их появление вызовет массу вопросов у окружающих вас людей. У тех же соседей, я об этом Борису Ивановичу уже говорил. Мне, да и вам, это не нужно.

– А что нужно? – Вопрос они задали одновременно.

– Прежде всего – оружие. И чтобы ты, майор, показал мне место, где твоя мастерская находилась. Точную дату трагедии мне тоже надо знать. Желательно, и время.

– Нет проблем! – Голос майора заметно взбодрился. – Сейчас в гараж схожу, там у меня кое-что с Афгана припрятано. Машины то нет, ее первую, в наказание за отказ бандюгам платить, шпана угнала и сожгла на пустыре за мастерской. Но в гараже не шарились, так что схрон мой цел!

Легко поднявшись из-за стола, майор сунул в рот кусок сервелата и, буркнув «Щас буду», вышел. Вернулся через час, с еще одной бутылкой водки и старым рюкзаком. Бутылку сунул в холодильник, а содержимое рюкзака, потеснив закуску, выложил на стол. Развернул тряпицу и явил взору два пистолета «Стечкин». Из другой тряпицы достал два магазина и, я удивился, два глушителя. Последними на столе появились патроны. Молодец, майор!

– Если надо что потяжелее, то где взять – знаю. Кавказцы на базаре приторговывают.

– Если люди об этом знают, то и милиция, конечно же, в курсе?

– Знает и крышует. Начальник милицейский у Мусы- чечена на прикорме. Его бандосы у нас в городе беспредельничают, а полковник Жадов им потворствует.

Опять прозвучало это имя – Муса. Как бы ближе знакомиться не пришлось.

– Понятно. Разберемся, если время будет.

Пистолеты были густо смазаны, магазины пусты, чтобы не ослаблять пружины. Патроны упакованы в картонных коробочках. Произвели неполную разборку, протерли от лишней смазки, пощелкали курками. Снарядили магазины, со щелчком вставили в рукоятки. Что ж, можно выдвигаться, смотреть место преступления.

Апрельский вечер был достаточно прохладен. Майор надел какую-то шубейку, мне же Тамара Петровна дала теплое пальто сына Сергея. Мы с ним одной комплекции, а светлое полупальто Валета ночью и демаскирует, и не согреет. Уже стемнело, прохожих не видно. Подошли к обгоревшим развалинам. Майор снял кепчонку, тяжело вздохнул и перекрестился. Я тоже сотворил крестное знамение, внимательно огляделся по сторонам и открыл портал. Первым в него нырнул майор, следом я. И тут же почувствовал, что с моим спутником что-то не то: он как-то съежился и стал тихо постанывать.

– Что с тобой, Иваныч? Что случилось?

– Хреново мне что-то, – с трудом произнес майор. – Тело корежит и голова раскалывается.

Тут в моем сознании появился голос браслета – носимого Модуля пространственно-временного перемещения:

– Немедленная эвакуация спутника Оператора! Критическое расстояние между идентичными биологическими объектами, принадлежащими разным временным континуумам. Тревога! Немедленная эвакуация! Угроза взаимного уничтожения!

Мгновенно открыт портал. Я вкидываю майора в него и сам ныряю следом. Портал схлопывается. В холодном поту я плюхаюсь на пол. Рядом постанывает майор. Твою ж маман балерину на батман! Едва не сгубил человека! Ведь только недавно рассуждал об этом запрете! Я рванулся к Иванычу, вынимая из-за пазухи свой крест. Быстро расстегнул шубейку, рванул ворот рубашки. Приник к обнаженной груди. Зеленый камень креста лег напротив сердца майора. Яркая зеленая сфера окутала нас. Через минуту майор открыл глаза и глубоко вздохнул. Слава тебе, Господи! Успокоил бледную перепуганную Тамару Петровну и нырнул в портал.

В мастерскую я проник тайком, чтоб не попасть на глаза возможным наблюдателям. Дождался, когда уйдет принадлежащий этому времени Борис Иванович. По-тихому переговорил с Сергеем и Леной, представившись им сыном боевого товарища их отца и свекра. Жестко пресек предложение Сергея участвовать в отпоре нападению. Открыв портал, проводил молодежь в майорскую квартиру, в объятия родителей и дочери. А сам вернулся, отсутствуя стандартные шесть секунд. Переоделся в Сергеев комбинезон, грязной тряпкой вытер руки. Замаскировался под слесаря.

Зачем, спросите, я придумал эту засаду? Для соблюдения достоверности: мне нужны трупы, сильно обгоревшие в пожаре, как Сергей с Леной. А убили их мужик с бабой, приехавшие, якобы, отрегулировать карбюратор. Лена успела позвонить майору прежде, чем ее застрелили. Майор выстрелы слышал, а потом женский голос произнес в трубку: «Это тебе за непокорность!». О звонке он потом говорил следователю, но… Никто никого так и не нашел, хотя был свидетель, видевший отъезжающую машину и, что удивительно, запомнивший ее номер и марку. Правда, потом он от своих слов отказался.

Вот такая предыстория. Когда у ворот цеха прозвучал сигнал клаксона, я пошел открывать. В цех, рыча мотором, вкатился черный «бумер», БМВ по-общедоступному русскому. Из кабины выпорхнула блондинка с ярко накрашенными губами, в кожаной коротенькой курточке и обтягивающих круглую попку джинсиках. Из-за руля лениво вылез шкаф с антресолями в черных очках. И что же он видит-то, дятел? Ночь на дворе!

– А где Сережа с Леной? – прощебетала блондинка. – Мы с ними договаривались.

– Чай в подсобке пьют, сейчас позову.

– Нет, я сама позову, а ты машиной займись.

– Есс, мэм! – я отсалютовал ей зажатой в кулаке тряпкой. Девица вихляющей походкой направилась в угол цеха, к подсобке, а я повернулся к ее спутнику. И едва успел нырнуть за машину. Грохнул выстрел. Пуля, ударившись о подъемник, с визгом куда-то улетела.

– Иди сюда, козел! Все равно не убежишь! – проревел бугай.

– Не стреляй! – проблеял я противным голоском. – За что?!

– Плохо слесаришь, ха-ха-ха!

Убийца вальяжно вышел из-за «бумера», поигрывая пистолетом. И получил две пули в живот. Даже через темные очки мне было видно, как удивленно расширились его глаза. Я выстрелил еще раз, в грудь. Несостоявшийся убийца рухнул на колени, пистолет выпал из его руки. Тело привалилось к дверке автомобиля, голова опустилась. В нее я всадил еще одну пулю, контрольную. Прислушался. Внутри и снаружи было тихо. Подобрал бандитскую «беретту» и спрятался за «бумером». Из подсобки с пистолетом в руке выскочила блондинка.

– Гоша, там нет никого!

Увидев мертвого подельника, взвизгнула и вскинула оружие, заметив мою голову. Но я уже жал на курок, посылая пулю ей в живот. Звякнул выпавший пистолет. Прижав руки к ране, блондинка упала. Я подошел к лежавшей на полу несостоявшейся убивице и пнул ее по ребрам. Бандоска для меня не женщина, а выродок, забывший свое предназначение дарить жизнь, а не отнимать ее. Потому и отношение к ней как к татю, на татьбе пойманному. По Русской Правде. Вообразившая себя крутым мэном шалава заорала:

– Муса тебя на ленточки резать будет! И собакам бросать!

Я опять пнул горластую, но уже посильнее. Та заткнулась, закатив глаза.

– Ну, рассказывай, красавица, кто, что, зачем и почему?

– Не дождешься, козел! – прошипела едва слышно.

Еще один пинок по ребрам. Девица вскрикнула и, будто получив подзарядку, попыталась отползти. Живучая, стерва! С пулей в животе – и такая прыть! Непродуктивный допрос мне надоел. Я двумя руками схватил ее голову. И через несколько секунд физического контакта знал уже все. Достал «беретту». Девица, в ужасе завыв в голос, извиваясь, поползла куда-то. Под ней, просочившись сквозь джинсу, расплылась пахучая лужа. Я выстрелил. Вой прекратился, только ноги еще несколько мгновений елозили по полу. Пошарил по карманам ее одежды. Никаких предметов, тем более документов, у несостоявшихся убийц остаться не должно. Снял с ее шеи цепочку с кулоном, надел Еленину. Снял и два перстня, надев обручальное кольцо невестки майора, с надписью на внутренней стороне. По нему и было опознано тело. Закончив с фальсификацией улик, я вышел из подсобки и отправился к трупу «бычка» Гоши. Он и пристреленная мной Элеонора, в миру Катька-клофелинщица, были не местные и работали по найму. В области ни одна бандитская группировка их под себя брать почему-то не захотела. Вот и порхали вольные художники от заказа к заказу. И допорхались. Первая фаза операции прошла успешно.

Вывернул карманы у «бычка», снял с шеи золотую цепуру. Потом перерыл машину. Она у этой парочки была чем-то вроде квартиры на колесах. Много интересного нашлось, что нам может пригодиться. Включая радиотелефон. Оттащив труп на место его будущей находки, задумался о судьбе автомобиля. Забрать себе? Проблем больше, чем пользы. Отправить в 16-й век? Целиком в портал не пролезет, а частями – нет времени его здесь разбирать и возможности его там опять собрать. Да и дорог в Уругвае еще нет, а по пампасам эта пузотерка далеко не пройдет. Придется кузов резать «болгаркой» до неузнаваемости, номера снимать и жечь «бумера» вместе с хозяевами. Чем и занялся, а когда мастерская заполыхала, шагнул в портал.

Нас ждал настоящий пир! И счастливые лица. Женщины меня буквально зацеловали, даже Танюшка чмокнула в щеку. Приятно смотреть на радость людей, а участвовать в ее создании – стократно! Но время поджимало! Я не знаю, как повлияло мое вмешательство в прошлом на настоящее. А вдруг мы с майором какую-то мелочь упустили? Потому волевым решением я празднование здесь и сейчас отменил. И дал команду к эвакуации. Сразу посерьезнев, семья Шустовых принялась паковать вещи, благо было их не очень много. Но я посоветовал забрать все, буквально до гвоздя и иголки. Шестнадцатый век по сравнению с двадцатым все же гораздо беднее на материальные ценности. Телевизор, правда, забирать не буду. По понятной причине. А вот всю остальную электротехнику – обязательно. Пригодится вскоре. Проблему с электроэнергией я решу. Существуют ветрогенераторы, погружные генераторы, солнечные батареи, наконец! Натаскаю! Но это потом.

Заметить нашу суету с улицы было невозможно, шторы плотно задернуты. В покидаемой квартире останутся только они и громоздкая, советского производства, мебель в комнатах и на кухне. Все остальное упаковали в узлы. Семья, как водится перед дальней дорогой, присела на чемоданы, а я сходил в свой дом в Новороссийске Уругвайском и предупредил о гостях жену и слуг. Отдал необходимые распоряжения и вернулся. Вновь открыл портал и стал бросать в него все, что под руку попадалось. Но вот последняя табуретка исчезла в портале. Следом исчезли люди. Я, еще раз пройдясь по квартире, перекрыл водяные вентили, погасил свет, и через долю секунды стоял во дворе своей усадьбы.

Глава 25

Вещи уже были убраны. Семья Шустовых стояла тесной кучкой, окруженная моими телохранителями, державшими в руках зажженные факелы. А моя женушка разговаривала с Тамарой Петровной.

Мое появление вызвало реакцию: воины встали на одно колено, склонив головы, жена бросилась мне на грудь и стала целовать. А Киса – тереться о ноги и мурлыкать. Шустовы смотрели на меня во все глаза. Киса, поприветствовав своего властелина и задрав хвост трубой, принялась знакомиться с вновь прибывшими. Обошла и обнюхала каждого, а Танюшку, погладившую ее, так даже лизнула. Напряженные лица переселенцев стали расслабляться, и вскоре они заулыбались.

– Прошу в дом, товарищи, – пригласил я вырванных из лап смерти и нищеты людей. – Ларита, принимай постояльцев!

– Князь, князь! – пронесся громкий шепот, и я увидел, как через калитку, сделанную в разделявшем наши усадьбы невысоком заборе из штакетника, вошел Андрей Михайлович. Все вновь склонились в поклоне, а я подбежал к сюзерену. Коротко поклонился.

– Значит, рискнул засветить свою новую способность? Не держи людей на дворе, веди в дом! Там нас и познакомишь.

Я махнул рукой. Шустовы, ведомые Ларитой, ушли. Бойцы убежали в караулку, унеся факелы. Стало темно, только у крыльца рядом с часовым был свет.

– Значит, удалось тебе в нашем времени людей нужных найти? – произнес князь. – Это хорошо. Давай вон, на лавочке посидим, на звезды поглядим. Пусть люди повечеряют без напряга. А ты говори.

Рассказ мой был короток. Все, что мной было сделано более чем за сутки, уместилось в три десятка слов.

– Значит, мы разбогатели на учительницу начальных классов, врача-стоматолога, слесаря-механика и майора- артиллериста в отставке. Из всех он для нас сейчас самый ценный кадр. Военные специалисты и оружие – главное! Как понял, еще источники вооружения ты пока не нашел?

– Зато добыл людей, знающих, где оно есть!

Отправив спать женщин мы, мужчины, приступили к беседе. Остаток ночи прошел очень плодотворно. Поспать слугам не пришлось. Чай матэ пился большими кувшинами. Стол ломился от всевозможных заедок, а пирожки подавались прямо с пылу, с жару. Под утро уже и языки от усталости не ворочались, и глаза слипались, не смотря на бодрящее действие «чая божественного Каа». На рассвете князь ушел к себе, отца и сына слуги отвели в выделенный их семейству гостевой дом, а я, взяв со стола стопку исписанных листов бумаги, отправился в кабинет. Хотел еще раз прочитать написанное Сергеем и майором. Но, сев в кресло, тут же отключился.

Поспать мне дали ровно до обеда. И разбудила меня Киса. Я погладил ее по голове, почесал горлышко, вызвав из него нежное урчание, и встал. На босые ноги. Кто-то очень осторожный снял с меня, спящего, сапоги и поставил их у порога. Спасибо за заботу! Сбросил пиджак, расстегнул и положил на стол пояс-антиграв, снял штаны и рубашку, бросил их на пол. В трусах и майке отправился в ванную комнату, принял душ. Через большую гостиную прошел в спальню. Наготой никого не смутил. В своем доме каждый ходит в том виде, в каком он хочет. Здесь, на индейской земле, нагота естественна. Князь запретил светить голыми чреслами только на городских улицах и в общественных местах. Ослушавшегося ждал штраф. А дома – как кому нравится.

Надев свежее белье и рубашку со штанами, поцеловав и приласкав дочурку, вышел из спальни. Стол уже был накрыт для обеда.

– Как мои гости? – поинтересовался я у Лариты.

– Позавтракали, осмотрели усадьбу, подивились на страусов в загоне. Старший мужчина хотел тебя видеть. Сейчас тоже обедают, я распорядилась их обслуживать, пока они своего дома и прислуги не имеют. Они ведь тоже дворяне?

Проигнорировав вопрос жены, я сказал:

– Пошли кого-либо сказать майору, что я приглашаю его на обед. Зовут майора Шустов Борис Иванович. Да, пусть посыльный меня перед ним величает полным титулом. Новые люди. Надо, чтоб быстро вжились в нашу действительность.

По знаку Лариты стоявшая рядом со столом служанка бросилась к двери. В доме моей семье прислуживали только женщины, на дворе – мужчины, там больше работы, требующей физической силы. А в доме сильным мужикам не место! Через пару минут вошел майор. В форме, с орденом и тремя медалями на груди. Скинул фуражку и, увидев в красном углу икону, перекрестился.

– Присаживайся, майор. Теперь твое место за этим столом от меня по правую руку, располагайся. И не стесняйся. Что на столе есть, то надо есть! Сам не тянись, ты теперь не там, а здесь. «Что-то меня на каламбурчики пробило!» Скажи служанке, подаст. И не смущайся. Здесь у нас махровый феодализм. Еще не монархия, но к этому идет. Привыкай сам и родных своих приучай. Здесь есть и будет социальное неравенство. Есть господа и слуги, впрочем, историю изучал, должен знать. Ты, как старший офицер, тоже причисляешься к дворянству. Естественно, что и твоя жена, и сын, и невестка отныне тоже благородных кровей. Как и Танюшка-внучка. Господа. Хотя вас об этом никто спрашивать не будет. И так поймут. А что форму сохранил, то это очень хорошо. И ордена с медалями, только здесь они воспримутся как украшения, а не знаки твоей воинской доблести. Люди этого времени о них еще ничего не знают. Но узнают. И не вздумай их снять!

– Илюша, перебила меня Ларита. – мы, вообще-то, обедать собрались. Потом поговорите.

– Извини, дорогая, еще пара фраз. Майор, тебя не корежит, что я, гораздо тебя моложе, обращаюсь так фамильярно? Только не обманывай, я имею еще одну способность: различать ложь в словах людей. Скажи правду!

– Старшие по званию и должности всегда обращались к младшим на «ты», а младшие к старшим – на «вы». Вы, судя по тем титулам, что произнесла приглашавшая меня сюда девушка, здесь, после князя, второе лицо. Только я из всех титулов многих не понял. Потому ваше «ты» меня не корежит.

– Я знал об этих «ты – вы», сам через это прошел. А теперь запомни: в этом мире и в этом времени никто и никому не говорит «вы». Крестьянин, смерд черносошный говорит царю-батюшке «ты». И это правильно! «Выканье» на Русь с запада пришло, когда иностранцы на заработки из нищей Европы на богатую Русь поползли. Они так подлизывались, чтоб место хлебное да денежное получить. Не наше это слово, и, надеюсь, еще долго нашим не станет в смысле обозначения одного, как множества. Так что отучайся и домашних отучай. А сейчас поднимем бокалы, а то я всем кушать не даю своими поучениями.

Выпили по глотку вина из серебряных бокалов на высоких ножках, изготовленных по моему рисунку турком-чеканщиком. Майор замахнул весь бокал, тут же наполненный стоявшей за его спиной служанкой. Похлебали наваристого борща со свининой, но без сметаны. Коровенок местных раздаивать некому, нет у нас русских женщин. А у немок и прочих европеек, что в небольшом количестве привезли контрабандисты, видно руки не под то заточены. Так что обходимся без молочного. Но это – пока.

Принесли второе – тушеное мясо капибары с вареной картошкой. Мясо каждому в тарелку было положено одним большим куском. Вилка обычного размера, а не ее средневековый вариант с длинной ручкой, и нож лежали перед каждым. Я заметил, что майор сначала порезал мясо на кусочки, а потом, отложив нож, взял вилку в правую руку. И тут я с чего-то вздумал ему об этой ошибке в правилах столового этикета сказать, но мыслеречью:

– Майор, вилку надо держать в левой руке, когда ешь. Правая – для ножа, бокала и хлеба!

Майор переложил вилку, взял нож и вдруг, вскинув голову, уставился на меня округлившимися глазами. Я, отсалютовал ему бокалом, отпил глоток и, улыбаясь, так же мысленно произнес:

– Да, ты меня слышишь и понимаешь. Это великолепно! Да, я телепат. Как и ты, кстати. Только ты об этом не знал. Твой врожденный барьер пробил переход через портал. И подбери челюсть из тарелки.

Майор захлопнул рот и обвел всех присутствующих взглядом. Вито, мой приемный сын, давясь смехом, уткнулся в тарелку. Но все же сунул свои пять копеек:

– Отец, – произнес он мыслеречью. – Теперь тебе с ним заниматься придется.

– А вот тут ты не прав! – ответил я мысленно. – Заниматься с майором будешь ты. Напросился! Тем более что мне некогда, дел по горло.

Майор имел вид совсем обалдевший. Он ведь все слышал и понимал! Следующий удар, оказавшийся и для меня неожиданностью, нанесла моя дочурка Машенька, трехлетняя пигалица. Ее тоненький голосок прорезался в мозге каждого из нас троих:

– А я тоже хочу заниматься! А то Киса мало слов знает.

Вот те на! Да тут еще и Киса говорящая проявилась! По извечной русской привычке моя рука дотянулась до головы и поскребла затылок. Да, вот так придешь домой с похода морского, а твой застоявшийся конь начнет тебе выговаривать за долгое отсутствие твоей задницы на его спине. Но последний и сокрушающий удар я получил от своей благоверной:

– Мог бы и покультурнее думать, не в казарме находишься, – прозвучала ее мыслефраза.

И тут же раздался смех. Ларита, Вито, Машунька громко смеялись! И даже Киса, незаметно подошедшая к столу, ощерила зубы в подобии улыбки.

– Вы что, все телепаты здесь? – раздался почему-то хриплый голос майора.

Я махом выдул бокал вина и произнес:

– Нет, не все. Только моя веселая семейка. Ну, возможно, еще человек несколько. Не беспокойся. Я или Вито, вон тот великовозрастный балбес, сын мой, что решил меня разыграть, научим тебя ставить блок. А то каждый, кому не лень, начнет своими мыслями тебе в голову лезть. А вы, девочки, как среди телепатов оказались?

– Прости, отец, – встав из-за стола, произнес Вито. – Ты жаловался, что кроме нас двоих более никто этой магией не владеет. Я тоже решил поискать способных людей.

– И не придумал ничего умнее, чем делать это в собственном доме! Люди – понятно, но кошку-то зачем?

– Так ведь именно она меня от немоты излечила…

– И ты ей решил в этом тоже помочь?

Паренек стоял, низко опустив голову. Но раскаяния в содеянном безобразии я в его сознании не нашел. Хулиган растет! Хорошо, что до коня, в самом-то деле, не добрался, мозгоправ доморощенный!

– Твой конь тупой, папа, – опять пошла мыслеречь дочурки. – Я на нем каталась, так он то, что я ему молча приказывала, не выполнял. Он меня не слышал. А дядя майор меня слышит, значит, он острый.

Хохотали все, включая и майора. Смеялись от души, смехом очищаясь от налипшей на сознание грязи и моральной усталости. Отсмеявшись, закончили затянувшийся обед. Я пригласил майора и Вито в кабинет. Туда же нам подали обязательный чай матэ. Вместо тривиальных соломинок, использовавшихся индейцами, матэ мы уже давно пили через серебряные бомбильи. Слово и выдумка – испанские. Кстати, удобное приспособление.

– Вито, – обратился я к сыну. – Еще кого из латентных телепатов нашел? Сиди, не вставай. Закон кают-компании.

– Да, отец. Восемь человек, с которыми я почти хорошо общаюсь мысленно. Но их возраст от пяти до четырнадцати лет. Троих нашел в возрасте семнадцати. Те слышат меня, но сами говорят плохо. Надо с ними заниматься, но я не знаю методики.

– Итого, одиннадцать. Что ж, неплохо! Многих проверил?

– Нет. Только тех, кого лично знаю. Остальных и взрослых не проверял. Надо много времени, а у меня служба воинская.

– Ясно. С методикой помогу. Иди сюда.

Вито подошел. Я встал и своим лбом прижался к его лбу. Между его и моим мозгом минимальное расстояние. Почти прямой контакт – наилучшее условие обмена. Через несколько секунд я оттолкнул его и приказал сесть.

– Теперь ты знаешь, что и как делать.

Я взял лист бумаги, написал несколько строк, приложил свою печать. Ту самую, где медведь держит бердыш в левой лапе – произведение резчика ава-гуарани, не знавшего, что такое зеркальное отражение.

– Здесь приказ о твоем снятии с должности взводного и переводе под мое непосредственное командование. Отдашь ротному. И займешься обучением и поиском новых латентных телепатов. Перешерсти все население Новороссийска. Можешь и пригороды зацепить. И проверь Шустовых. Вдруг кто-то из твоих родных, майор, – повернувшись, обратился я к удивленному Борису Ивановичу, – тоже в нашу компанию попадет. Заодно и перепись населения сделаешь. – Это я уже Вито. – Вопросы есть?

– Нет, воевода!

– Можешь идти.

Вито выскочил за дверь. Майор уже давно взял себя в руки, об этом мне донесла его аура – облако биомагнитного излучения его мозга. Не умеет майор закрываться! Сейчас научу!

– Борис Иванович!

– Я! – подскочил из кресла майор.

– Сядьте! Хотя ты и не моряк, но такова специфика нашей жизни: в любой момент сухопутный офицер может стать морским. И наоборот, смотря какие задачи ему придется выполнять. Потому закон кают-кампании должен знать каждый: если старший его объявил, то младшим позволяется садиться без разрешения, не вскакивать при обращении к ним старших и обращаться ко всем без чинов и званий, по имени-отчеству, если таковые имеются, или по прозвищу, мы говорим – «позывному». Вот так. Но если старший младшему сказал: «Слушай приказ», то на него, младшего, закон этот уже не распространяется. Все понятно, Борис Иванович?

– Понятно, Илья Георгиевич! Разреши вопрос не по теме.

– Слушаю.

Вот ты сейчас молодому человеку задание давал. Как я понимаю, оно секретное. Людей-телепатов все армии мира ищут и их способности на службу поставить стараются. Я тут всего несколько часов, меня ты толком не знаешь, а уже в такую тайну посвятил. Не рано ли мне к стратегическим секретам приобщаться? Прежде проверка должна же быть!

Я рассмеялся и произнес:

– Проверку я уже провел, покопавшись в твоих мозгах, ты уж извини, особого отдела у меня пока нет. Вот обучим на пару с Вито молодежь, тогда и организую. Я просто физически не смогу за всем уследить и везде поспеть. Мне помощники нужны, а их пока катастрофически мало.

– Чем я могу помочь?

– Многим. Прежде всего, людьми…

Долго мы еще беседовали, даже ужин нам Ларита в кабинет мой прислала. Многих людей майор на своем жизненном пути повстречал. Многим мог дать объективную характеристику. В конце беседы я спросил:

– Сможешь мне помочь? Свести с теми людьми, о ком разговор шел?

– Смогу, если обратно вернусь.

– С этим нет проблем. На завтра у меня здесь дел много. Послезавтра с утра отправимся в твое время. Оденься в цивильное платье, да и мне из Сергеевых вещей комплект подбери. Нет у меня здесь одежды подходящей. Сам видел, в чем я был. Оружие не бери, для тебя оно там лишние проблемы может создать. Паспорт возьми, нельзя без ксивы.

И так, осень 1993-го года. Сейчас пойдем с майором с его друзьями знакомиться. Он их уже обзвонил, договорился о днях и часах встреч. Нам теперь осталось только шагать через портал и с людьми разговаривать. Что мы и делали. А разговаривать пришлось и не долго, и не трудно. Прошлогодняя «шоковая терапия», устроенная Гайдаром, и январская либерализация цен вызвали гиперинфляцию. Появившиеся в обращении новые денежные купюры ее только усилили. Покупательская способность «деревянного» рубля падала. Рыжая сволочь со товарищи из-за океана организовала приватизацию, а Сорокоградусный президент подмахнул указ «О введении системы приватизационных чеков в Российской Федерации». Так называемых «ваучеров». Раздали людям бумажки раскрашенные, обозвали всех «совладельцами государственного имущества», потом эти бумажки жучки ушлые скупили, платя бутылку или две за каждую. Хоть номинал «ваучера» и был десять тысяч рублей, редко кто такие деньги получал. И понеслась «прихватизация»! Как следствие – очередной виток инфляции. Еще живые предприятия перешли на бартер, пошел вал невыплат заработанных трудягами денег. А летом 1993-го опять денежная реформа! Были изъяты из обращения все до того «ходившие» денежные билеты Госбанка СССР и выпущенные в 1992-м билеты Банка России. Законными стали только «фантики» выпуска 1993-го. Опять паника, опять инфляция, цены подскочили, по официальным данным, на 30 %. Ну и разгул преступности – повылазила всякая нечисть на запах легкой наживы.

Сейчас октябрь. Буквально несколько дней назад Ельцин выстрелами танковых пушек разогнал Верховный Совет. В стране банковский кризис, разгул анархии под демократическими лозунгами. И чрезвычайно велика вероятность случайно попасть под пули чьих-то разборок. Начался усиленный отстрел банкиров, рестораторов, торгашей, нефтяников, заводчиков. Доставалось и простым людям, поверившим в «кооперативное движение» и открывшим в одиночку, с друзьями или родственниками какое-либо производство. Бандосы со всех деньги драли, даже со станций «Скорой помощи» и детских больниц! Их пьянил запах легких денег и вседозволенности.

Я и майор осторожно пробираемся по двору дома, где жила семья одного из двух его армейских товарищей, отказавшихся в наш прошлый визит покидать это время. Они организовали кооператив по производству пельменей, на котором работали с семьями. Товар пользовался спросом, ведь, как говорится, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Вот они и решили, что смогут выкарабкаться из нищеты, куда их демократическое правительство во главе с не просыхающим президентом засунуло. Но пришли профессиональные захребетники с одной извилиной и крепкими кулаками. Не покушать, хотя они и это на халяву с удовольствием. Пришли за деньгами, и не малыми! Получили отказ, конечно: офицерам-ли, войну прошедшим, бояться каких-то гопников!

Оказалось, надо. И милиция их защитить не сможет: преступления еще не совершено, а угрозы – колыхание воздухов! Вот когда совершат, тогда с заявлением и приходите…

– Вот так, – замахнув стопку водки, подвел итог своего визита в отдел милиции бывший капитан-артиллерист Зотов Александр Александрович. – А вчера ночью Кешку с семьёй убили. Мне его жена только и успела по телефону крикнуть – и выстрелы. Молодой мужик был, тридцать два всего. Он у меня в Афгане наводчиком орудия был. Медаль получил перед дембелем. Детишек двое было, Дашутке десять, а Пашке всего три. Было…

Жена капитана и дочка тихо заплакали, а семнадцатилетний сын сжал кулаки.

– Так что извините, мужики, что сурово встретил, едва из ружья соседского не постреляв. Чую, сегодня за нами придут, а бежать некуда. Вот и вооружились, чем смогли. Я ведь с Афгана с собой ничего не привез, хоть и мог. Перед самым выводом узнал, что устроили два прапора с подполковником, начальником службы артиллерийского вооружения нашей расформировываемой дивизии, едва ли не ярмарку-распродажу. Посписывали кучу боеприпасов и вооружения, от пистолета до гаубицы, в невозвратные потери, и местным сбывали. Ну и кое-кто из наших офицеров да прапоров тоже отоварился. А я вот нет. Мне тогда ствол был не нужен. Я ведь с войны возвращался, а не на войну уходил. И теперь жалею. Если уж не успел бы спасти, так отомстил бы за друга!

Мы с майором переглянулись. Я слегка кивнул головой, и он тронул капитана за плечо:

– Сан Саныч, а в какое время тебе Кешина жена звонила?

– Где-то около двадцати одного часа, Иваныч. Я к соседу, за ружьем, а его черти в лавку за водкой унесли. Час где-то бродил, алкаш долбаный!

– Успокойся, не рви сердце.

– Ладно. Мне-то что теперь делать? С десятком патронов я не отобьюсь, и уходить некуда, я уже говорил. Зря я тогда отказался от вашего предложения. Не хотелось опять идти на войну. А она сама ко мне пришла. Что посоветуете?

– Мы пришли тебе помочь, Сан Саныч. Как видишь, выбора сама жизнь не оставила. Потому – собирайся. Пакуй вещи. Утром уезжаем.

– У нас, похоже, гости, – произнёс майор, посмотрев через щелку в шторах во двор.

– Тогда уходим сейчас!

– Куда?! – капитан вскочил, схватив ружье. Его жена с дочкой, обнявшись, застыли на диване, а сын сжал в одной руке кухонный нож, а в другой – гантель.

Я открыл портал и приказал:

– Без вопросов. Все в портал. Майор первым. Вперед!

Я ушел из этого времени, когда дверь в квартиру уже начала трещать под ударами. Сергей, сын майора, поставленный мной на прием переселенцев из двадцатого века, занялся устройством семьи Зотовых. А я с майором, вооружившись, шагнул обратно в портал, вернувшись в покинутую хозяевами квартиру, но на два часа позже. Налетчиков в ней, как и ожидалось, уже не было. Только следы разгрома – разбитый телевизор, изломанная мебель, разбросанные вещи, осколки посуды. Ладно, ублюдки, и на вас управа будет! Собрали уцелевшее имущество, покидали его в портал и вернулись сами. Отдельно в пакет собрал найденные открытки с видами каких-то городов. После разберусь. Устал я что-то. Не столько физически, сколько морально. Отпустив майора поужинать и немного отдохнуть, прошел в кабинет. Скинул всю одежду, плюхнулся в кресло. Позвонил в колокольчик. Слуги принесли ужин и вино. Без аппетита поковырялся в тарелке, налил бокал…

Итак, еще разок подведу некоторый итог моего скаканья через пространство и время. В активе пятеро водолазов-разведчиков, а проще – подводных диверсантов с оборудованием, и пятеро артиллеристов. Вытащу Кешу с семьей, будет шестеро. Это удача, что они друг с другом знакомы напрямую и живут в одном городе. Считай, один орудийный расчет уже есть. Это плюс. Есть и орудия. И хотя их мало, плохим результат моих вояжей назвать нельзя: русского населения прибавилось более чем на два десятка человек. И каждый, исключая только самых маленьких, обладает определенными знаниями, которые нам всем очень нужны.

Но мне надо ускоряться: время на земле Уругвая течет своим чередом, я в него хаоса своими прыжками не вношу. Потому что возвращаюсь всегда позже моего последнего ухода из времени шестнадцатого века на величину реально прошедшего здесь времени. Нельзя мне встречаться с самим собой, нельзя возвращаться в одну и ту же точку выхода раньше, чем я там уже появлялся и произвел какие-либо действия. Запреты для пространство-время-проходимца очень жесткие, и если бы мой носимый Модуль не корректировал точки выхода, объясняя, почему он это делает, я уже точно где-нибудь аннигилировал бы. Несмотря на мою феноменальную память, запомнить все свои «прыг-скоки» мне весьма трудно.

Ментально связался с Ларитой, попросил прощения, что я не с ней, а все еще в работе. Моя красавица меня понимает и не обижается. Люблю ее за это еще больше, ласточку мою. Хотя когда произнес это слово впервые, пришлось объяснять, кем это я ее назвал. Ласточек в Уругвае нет. Допил вино, переоделся в цивильное. Приказал служанке позвать Бориса Ивановича. Пора Кешу выручать. И так вторые сутки пошли, их тела уже найти должны, потому мое вмешательство вызовет достаточно сильную волну отката времени – город большой, много людей о злодействе узнают.

Портал, шаг в будущее. И вот опять осень 1993-го и мы крадемся в темноте к дому Иннокентия Витальевича Махова, Кеши, которого сегодня придут убивать бандосы. Улица темная, фонари побиты, а где еще целы, то не горят: у городских властей нет денег на освещение. Такова реальность, но она нам на руку – кому не следует, тот нас не увидит. Не увидит, как я, подкравшись к автомобилю, стоявшему напротив нужного нам подъезда, сказал несколько слов сидевшему на водительском месте горбоносому «гостю», предварительно ментально задавив его волю. Водила вылез из машины и отдал мне пистолет. Потом открыл багажник и вытащил оттуда АКМы со складными прикладами. Четыре штуки! Вручил их мне, залез в багажник и закрыл крышку.

– Цирк устраиваешь, воевода? – тихо произнес майор, беря у меня два автомата и закидывая их за спину. – А если они наших уже режут?

– Нет, они только-только в подъезд вошли. По лестнице топают. Потом дверь в квартиру ломать будут. Да и поглумиться над жертвами – сам черт велел. Поиздеваться всласть! Всемогущество свое показать. Так что у нас времени много. Да и Кеше для профилактики самонадеянности пара звездюлей не помешает. А то в прошлый раз слишком смелым был. И не думал, что он не один, что у него семья. А мы к нему не чай пить приходили и не сказки рассказывать.

В подъезд вошли свободно, дверь входная отсутствовала. Как и лампочки на этажах. Резко запахло мочой. Подсвечивая маленьким фонариком стали подниматься. Что нас услышат налетчики, я не боялся. Шли они тремя этажами выше, громко топая ногами и гортанно переговариваясь. Вот они добрались до квартиры Кеши и стали громко барабанить в дверь, матерясь по-русски. Конечно, им никто открывать не собирался. Послышался удар ломика и треск ломаемого дерева. Потом сильный пинок и удар распахнувшейся двери о стену. Закричала женщина, заплакали дети. В ответ – громкий хохот и неясное бормотание-клекотание. И тут же дикий вопль! Мы с майором бегом бросились наверх. В дверях квартиры на полу лежал один из налетчиков с туристическим топориком в голове. А в прихожей Кеша яростно отбивался от двух нохчи с кинжалами. Мы синхронно вскинули пистолеты. Несколько выстрелов-хлопков, и бравые «джигиты», «мужчины», кучей тряпок осели на пол. Вжавшись в стену, бешеными глазами на нас смотрел Кеша с большим кухонным ножом в правой руке. По левой ручьем стекала кровь. А у нас и бинта-то нет!

– Кеша, успокойся! – громко сказал я. – Это мы с майором. Узнаешь? Где у тебя бинт, а то кровью истечешь и детей защитить не сможешь. Очнись! Твою ж дивизию на расформировку! – ругнулся я. – Кеша!

Я отобрал у заклиненного мужика нож, сдернул с него майку и замотал руку. Похлопал по щекам. Нет да нет, но он стал приходить в себя. Сжатое в пружину тело расслабилось, глаза приобрели более осмысленное выражение и он, произнеся «А, это вы», побледнев, сполз по стенке на пол. Из комнаты робко выглянула перепуганная жена с малым на руках. И, увидев трупы в луже крови и отключившегося мужа, тоже попыталась упасть в обморок. Я одной рукой поддержал начавшее обмякать тело, другой выхватил пацана из вялых рук и рявкнул прямо ей в ухо:

– Бинты давай!

Пока я возился с семейством Маховых, майор затащил убитого Кешей налетчика в прихожую, закрыл входную дверь и привалил ее трупом вместо выломанного замка. Потом содрал с него куртку и принялся шмонать жмуриков. Добычу положил на стол в зале: два кинжала в ножнах, три пистолета, кастет, три пухлых бумажника, две крупнозвенные золотые цепуры и православный серебряный крест сантиметров пяти на такой же цепочке – получивший топор в башку оказался славянином. А я бросил в общую кучу пистолет, что у водилы отобрал. Рядом пристроил автоматы. Это хорошо, козлы горные, что вы их с собой привезли. Они нам ай как нужны! Вот только патронов всего по одному магазину.

– А где дочка? – спросил я у окончательно пришедшего в себя Кеши.

– Под кроватью.

– Так вытаскивай ее и пошли отсюда! Хватит тупить.

Я открыл портал. Первым пропустил майора, следом по очереди запихал Маховых, вряд ли понявших, куда идут. Прошел на кухню, там свет не горел, и осторожно выглянул в окно, чуть отодвинув штору. Снаружи все было тихо. Внутри дома – тоже. Будто нет никого. Совсем. И никто не слышал шума, гама, воплей и грохота. Во как отдемократили народ! Запуганы люди, даже звонить в милицию опасаются. Вот это власть!

Плюнул и вошел в портал. Вернулся по времени княжества через два часа с подкреплением – моими лейтенантами. У каждого – автомат, вычищенный до блеска соскучившимися по современному оружию руками. Лица дово-о-ольные! Наконец-то и они приобщились! Аккуратно выглянул в окно. Внизу все так же одиноко стояла машина бандитов. Стриж и Дизель приволокли бандита, тихо лежавшего в багажнике, заодно забрав из машины все, что смогли, включая аккумулятор и инструменты с запаской.

На сбор трофеев на поле боя или раздевание трупов врагов я смотрел уже без прежней брезгливости и внутреннего неприятия. Да, глядя глазами человека двадцать первого века рыться в карманах убитого – грязное занятие, а снять с него и присвоить окровавленную одежду так вообще дикость и мерзость! А вот с точки зрения человека более раннего времени, так все нормально и вполне вписывается в общепринятую мораль. И делает он это не из-за извращенного сознания, а чисто из меркантильных соображений: любые материальные ценности, будь то меч, седло или рваный кафтан, являются по настоящему ценными предметами в том времени. Слишком много ручного труда тратилось на изготовление чего либо. К примеру – та же льняная рубашка. Прежде чем надеть ее, надо раскорчевать лес, вспахать поле, засеять и вырастить лен, сжать его, произвести определенные технологические действия по превращению стеблей растения в волокна, из которых будет возможно свить нитки, а из них уже соткать полотно. Отбелить это полотно, сделать мягким, а уж потом сшить рубаху. Вот такой в общем приближении процесс. Многотрудный, стоимостной. Потому и собирали предки все, так как знали истинную цену каждому предмету.

Я тоже знал эту цену, потому из Кешиной квартиры выгребли все. Его семье на новом месте любая тряпочка пригодится. Я долго рылся в ящиках стола и на книжных полках, собирая открытки с видами городов планеты и журналы с фотографиями. Пригодятся. Как пригодятся детские книжки и учебники. Не говоря уже о карандашах. Я попробовал наладить их производство в Новороссийске, но дело не пошло: графитовые стержни выходили очень хрупкими. Да и ладно, всему свое время. Оставив в квартире четыре трупа, нырнули в портал.

Глава 26

Следующие несколько дней были потрачены на сборку и размещение «зушек» и их пристрелку. Два зенитных автомата планировалось тайно установить в казематах цитадели: это оружие я не хотел светить вообще. Потому круг лиц, имеющих к нему доступ, был сильно ограничен, а у закрытых на замок дверей, ведущих в казематы с «зушками», будут выставлены круглосуточные парные посты. Такие же посты уже охраняли арсенал с оружием и боеприпасами из будущего.

Собранные «зушки» надо было проверить на работоспособность, таков порядок: после любого ремонта необходима проверка, да и прицелы требовалось выставить. Для этого под покровом ночи пушечки вывезли далеко в пампу, где майор Шустов с подчиненными и произвел отстрел и пристрелку. Вернулись они так же ночью, не привлекая внимания, и установили наших «тузов в рукаве» в казематах. Приходите, гости незваные!

Провели учебные стрельбы и крепостной артиллерии. По выставленным на воде плотам с мишенями. Было много дыма и грохота, на который сбежались многие жители Новороссийска. Азартный, оказывается, народ живет в нашем городе! Как футбольные болельщики. Каждое попадание ядра в мишень отмечали громкими радостными криками. Мне даже раз показалось, что орут они «Гол!». А может, действительно научить людей футболу? Все разнообразие в развлечениях. Только английское название игры надо поменять на русское. Но это потом. А сейчас: хорошо отстрелялись канониры из своих дульнозарядных пушек. И скорость перезарядки была неплохая, и количество попаданий в мишени могло привести в уныние потенциальных врагов. Заодно майор подправил таблицы ведения огня крепостной артиллерией, составленные мной «на глазок».

На стрельбах я присутствовал не долго. Дел много, и одно из них – установка двух ЗУ-23-2 на флейте. Этот корабль понесет меня к берегам Родины. Он должен дойти до Руси и вернуться обратно, преодолев не только противодействия природные, но и людские. Дорога долгая и любители поживиться за чужой счет на ней встретятся обязательно. Я должен быть к этому готов. Потому одна «зушка» получает постоянную прописку в каюте капитана как кормовое орудие, а вторая займет место погонных орудий. К сожалению, из-за большого количества канатов бегучего и стоячего такелажа, крепящихся к бортам корабля, разместить автоматы на палубе не получится. В пылу боя очередь из ЗУ-23-2 может те канаты просто перерубить, нанеся кораблю возможно фатальные повреждения. А размещать их на орудийной палубе тоже неудобно: сектор обстрела через порт очень мал. Но проблема была успешно решена, места для «зушек» найдены и Рамон вышел в океан для тренировки прикомандированных к флейту артиллеристов.

Командиром носового, погонного, орудия я, с одобрения начальника артиллерии княжества майора Шустова, назначил сержанта Лялина Максима Сергеевич, позывной «Макс». Командиром кормового орудия стал тоже сержант, Махов Иннокентий Витальевич, Кеша. Продолжительность учебного похода планировалась около месяца. За это время сержанты освоятся с «зушками» и обучат приданных им уругвайцев, а Рамон, набравший двойной экипаж, сделает из салажат, впервые ступивших на палубу настоящего корабля, матросов. Главное, чтобы люди обученные в достаточном количестве были, а корабли найдутся! А то, что океан зимний, просто отлично. Кеша с Максом сухопутные артиллеристы. Я перед отходом поделился с ними своими теоретическими знаниями о стрельбе из корабельных пушек этого времени по морским целям, но… Во всем нужна сноровка, закалка, тренировка. Снарядов для тренировки я не пожалел. Нельзя жмотиться на то, что может спасти твою жизнь и помочь Дело сделать. А за снарядами я завтра пойду.

Деда Матвея я опять обнаружил сидящим в садике под яблоней. И опять в окружении пятерых моряков. Только молодых, без седины в волосах. Мысленно переговорил с Дедом и вышел из сараюшки. Увидев меня, пятеро парней в тельняшках быстро вскочили на ноги.

– Вольно! – скомандовал я им. – Садитесь. Кто, откуда, по какому вопросу?

Один из двоих матросов, с которыми я раньше общался по рекомендации подполковника Иванова, доложил, что они привели своих товарищей, выразивших желание заключить со мной контракт на службу. Я поочередно просканировал их сознание. Обычные парни, что честно отдали свой долг Родине и теперь не знают, нужны ли они ей: работы на гражданке для них нет, и не предвидится. Та же проблема, с которой столкнулись полгода назад Дедовы внуки Толька с Колькой. Но у тех хоть дед имеется, крыша над головой и еда. А у пацанов, что сидели за дощатым столом и во все глаза на меня глядели, этого небыло.

– Так, парни. Контракт на десять лет. Дисциплина жесткая, подчинение командам полное, без рассуждений. Невыполнение приказа приравнивается к измене. Наказание – если очень повезет и князь примет во внимание аргументы провинившегося, каторжные работы. Оплата в валюте места службы, эквивалентна пятиста долларам США в месяц. Но там доллары не котируются. Их еще никто не придумал, да и страны такой – США, нет, и долго не будет…

Я рассказывал парням о Русском Уругвае, о перспективах их службы и жизни. Отвечал на вопросы. Парни хотели знать все досконально. А я ничего и не скрывал.

– Вот такие пирожки с котятами, – подвел я итог разговора. – Я пока с Дедом пообщаюсь, а вы тут переговорите между собой, мнениями поделитесь. Возникнут еще вопросы, отвечу на них предельно откровенно. Мне нужны добровольцы, на которых я могу полностью положиться, доверить очень серьезное дело и знать, что его сделают как надо.

– Я, Илья Георгиевич, еще двух кадров тебе нашел, – произнес Дед Матвей. – Вернее, даже трех. Двое – штурман и доктор, военные моряки, оба в отставке. Один с БДК-80, второй с БДК «Сергей Лазо». Я с ними переговорил чуток, потом в их мозгах пошарил, как ты учил. Наши кадры, авантюристы! У штурмана хобби – парусники. Вся квартира моделями заставлена. Одни сам делал, другие покупал. Справочников целый шкаф. Я только намекнул, что есть реальная возможность по океанам на настоящем галеоне походить, и едва успел закрыться от его эмоций. Шквал радостный!

– Штурман нам нужен, тем более знакомый с парусниками. А доктор что?

– А он на жизнь обижен. Безработный. Оказывается, отставной корабельный доктор никому на берегу не нужен. Куда ни придет, всюду отказ с мотивировкой: низкая квалификация. Это у корабельного врача, проплававшего двадцать лет! Так вот как раз на это и кивают: матросики, мол, редко болеют, практики особой небыло, ну и так далее.

– Хм, ладно. Врач нам тоже нужен. Они семейные?

– Штурман нет, а доктор женат. Детей, правда, нет. Кстати, жена его в Морском госпитале хирургом служит.

– И как же он к нам на ПМЖ пойдет? Без нее?

– С ней! Вот она-то и есть главная авантюристка. В Афгане два срока отработала.

– Так там ведь моря нет! Как туда морской офицер попал?

– А она тогда еще армейским медиком была. Это когда сюда в отпуск приехала, да Витьку встретила и замуж за него вышла, вот тогда и род войск поменяла.

– Назначай, Матвей Родионович, им встречу. Всем троим. В удобное для них время. Я у тебя дня два-три поживу, дел здесь скопилось.

– Да живи сколько надо! Встречу организую. А с этими хлопчиками как?

– Сейчас узнаем!

Я подошел к матросам. Они опять вскочили, флотская дрессура быстро не забывается. Один из матросов произнес:

– Мы согласны на ваши условия.

– На все? – я обвел глазами замерших парней.

– Так точно! – хоровой ответ.

– Вещи есть?

– Есть кое-что.

– А деньги местные?

– Немного.

– Все, что есть, кладите на стол.

Парни зашарили по карманам. Несколько бумажек невысокого достоинства, горсть мелочи. Не густо. Явно начфин увольняемых в запас обирает, сволочуга. Я достал из кармана солидную пачку тысячных купюр.

– Вот вам деньги. На базаре или в магазинах купите себе следующее…

Мой список получился длинным. Но проговаривая его, я еще раз давал парням возможность прочувствовать, куда они отправятся. Возможно, кто-то из них и изменит свое решение отправиться туда, где даже спичек нет. Одев форменки, кандидаты в переселенцы ушли. Следом, через портал, отправился и я. Только точка выхода была в тихом закоулке возле КПП. Подойдя к воротам, я просканировал мысли дежуривших на нем матросов. И был весьма удивлен тем, что они, прослужившие уже по полтора года, были голодными, как первогодки! Глянул на часы: обед был полчаса назад. Их что, не кормили? Заглянул в память ближайшего матроса. Ясно! Размер порции явно не соответствовал узаконенным нормам довольствия рядового и младшего начальствующего состава. Утверждались они Министром Обороны, а в данной конкретной воинской части понижены приказом какого-то… Далее следовала не фамилия, а хлесткое военно-морское определение данного начальника.

В магазине купил буханку свежего хлеба, батон колбасы и две полторашки минералки. В пакет с продуктами добавил блок сигарет и несколько коробков спичек. Подошел к КПП. Два матроса закрывали ворота за выехавшей автомашиной. Помощник дежурного по КПП, старшина второй статьи, находился внутри помещения. Я открыл дверь и вошел. Миновал турникет и шагнул в дежурку. Разгрузил пакет на стол и взял бутылку с водой.

– Стакан есть, старшина?

Тот молча поставил на стол граненую емкость, добытую из тумбочки. Я налил в него воды, отпил несколько глотков.

– Узнал я, что ваш (определение начальствующему лицу, посчитавшему себя вправе недокармливать бойцов) совсем охренел. Прими, братан, без обиды. Я сам совсем недавно погоны снял. Бери.

Старшина посмотрел на мою тельняшку, на продукты и сглотнул слюну.

– За державу обидно, – продолжил я разговор. – Вылезла сволота разная из щелей и пользуется моментом. А люди страдают.

– Ты прав, морпех, – глуховатым голосом произнес старшина. – Я ребят позову?

– Конечно! Меня, кстати, Ильей зовут, – я протянул старшине руку.

– Дмитрий.

Его рукопожатие было крепким. Физический контакт! Теперь я знал о нем почти все. Везет мне на хороших людей! Их все же пока больше, чем откровенно плохих или «нейтральных», что в любой момент могут уйти как в плюс, так и в минус человеческих отношений. На зов Дмитрия пришли матросы, что стояли у ворот. Старшина штык-ножом покромсал хлеб и колбасу на большие куски. Ели парни, отвернувшись от меня. Стеснялись. А я едва сдерживался от бешенства. Воины, защитники Родины, которой присягу давали, недоедают! Позор! Ладно, это здесь, в городе. Народ узнает – начнут воинов подкармливать. А как же в отдаленных частях и гарнизонах? На заставах как? «Перестройщики», кол вам всем в задницу!

В дежурку вошел мичман, на вид лет на пять старше матросов. Внешность самая заурядная. Окинул взглядом вставших матросов, прячущих недоеденные куски за спины. Дисциплина пока еще существует. А вот дальше начнется бардак, когда офицеры станут бояться в казарму зайти.

– Старшина, – усталым голосом произнес мичман. – Почему посторонние в помещении? Не положено.

– Извините, товарищ мичман, – я поставил стакан на стол. – Вот, братишкам гостинец принес. Прошу и вас присоединиться. И не отказываться.

Старшина протянул мичману ломоть хлеба с куском колбасы. Тот мгновение колебался, но потом взял и стал есть, тоже отвернувшись ото всех. Мужики, воины стеснялись показать постороннему, что голодны. Им стыдно за то, что хотят есть! А вот правителям, что до власти дорвались, НЕ СТЫДНО!

О Боже! Русь многострадальная! Ну почему тебе на правителей так не везет?! Земле родной клятву приношу, что будет она самой могучей и самой справедливой державой мира. Где народ перестанет быть для правителей быдлом. Я не обещаю установления рая, но клянусь, что не допущу ада. Именно в этом моя задача.

Я просканировал сознание мичмана, и мне захотелось сгрести его в охапку и утащить к себе в Средневековье. Инженер-судостроитель, красный (!!!) диплом!

– Спасибо, – произнес мичман, поворачиваясь. – Вы действительно просто так зашли, или все же дело какое имеете?

– Есть одно дело. Нужен мне прапорщик Чухно. Поможете его пригласить сюда?

Мичман кивнул. Подозвал матроса и отправил его за «запорожцем». Потом козырнул, произнес «Извини, дела!» и ушел. Ожидая прапора, я продолжил разговаривать со старшиной. Чуть позже к беседе подключился матрос, а когда вернулся посыльный, то и он. Все трое оказались земляками, с одного сибирского поселка. В конце разговора, когда у ворот бибикнул автомобильный сигнал, я, пожимая парням руки, сказал:

– Вы, парни, сильные. Держитесь вместе и постарайтесь ни в какой блудняк не влезть.

У ворот стоял армейский УАЗ-469. За рулем сидел «запорожец». Я нырнул в машину, матрос открыл ворота, и мы выехали с территории.

– Что-то надо? – не тратя слов на пустые разговоры, спросил прапор.

– Да. И в гораздо большем объеме.

– Насколько большем?

– Раза в два, может, в три. Я не знаю твоих нынешних возможностей.

– Возможности, ха-ха, возросли! А что надо конкретно? Ассортимент какой? Количество?

Блин! Прямо как в магазине или на оптовой базе партию трусов заказываешь!

– Снаряды для «зушек» 4 КАМАЗа, патроны 5,45 и 7,62 мм для автоматов и пулеметов столько же. Жаль, гранатометов у тебя нет. Взял бы с полсотни одноразовых и КАМАЗик выстрелов для РПГ-7.

– У меня-то нет, – хихикнув, произнес прапор. – А вот у соседа есть!

– Так вроде грохнули соседа твоего, и склад весь вынесли.

– Это прежнего грохнули и хлам вынесли, что на металлолом приготовлен был. А для хранения нормальных стволов другой склад есть. Там мой земляк заправляет. А вместо убиенного другого назначили…

– И он тоже твой земляк, – продолжил я его фразу.

– Угадал! – прапор весело осклабился.

Что-то он веселый больно. Принюхавшись, запаха алкоголя я не учуял. Уж не наркота ли?

– Что веселый такой?

– Запах денежек от тебя, Арнольд, исходящий чую!

Ишь, ты! Даже псевдо мое запомнил. Хорошо!

– Правильно твой нюх работает, Грицко. Я ведь не только зелеными бумажками, но и зелеными камешками расплатиться могу. Изумрудами бразильскими. Как ты на такой бартер посмотришь?

– Так ты все это… туда сплавляешь?

– Длинный язык обычно вместе с умной головой отрывают. Останови машинку, поездка закончена. Сандали жмут и нам не по дороге.

– Да нет! Подожди! Я никому! И вообще мне по-барабану, куда ты товар денешь. Хоть с маслом съешь! Извини, ни слова больше!

– Ладно, поверю. В себе догадки свои и предположения держи, целее будешь. И с наркотой завязывай. Для бизнеса твоего это смерть быстрая, а лично для тебя – медленная и мучительная. В каком-нибудь подвале. Бандитском или КГБэшном. Если уже соскочить сам не можешь – помогу. Даже прямо сейчас. Притормози.

Прапор приткнул УАЗ к бордюру. Я положил ладонь ему на лоб. И начал скрупулезно листать книгу его памяти. Нарождающуюся наркозависимость задавил сразу, поставив запретку. Хоть этот прапор вор и сволочь, но он мне нужен. Живым, здоровым и таким же деловым. Работающим на меня.

– Так что ты там про своих земляков говорил?

Прапор, услышав мой голос, встрепенулся.

– Ух, ты! Как в ручье холодном искупался! Так ты еще… – начал было он, но резко осекся. Предупреждение вспомнил.

– Я про твоих земляков спросил.

– Да, да! Земляков у меня здесь много. Вместе школу прапорщиков заканчивали, под Киевом. После выпуска разлетелись по стране. А потом как-то постепенно некоторые здесь оказались…

Прапорщик говорил, а передо мной разворачивались нехилые перспективы. И совесть моя молчала. Те материальные ценности, что оказались в руках прапорской мафии, так или иначе будут расхищены и попадут в руки «новых русских», лягут в основу их криминального бизнеса. Так лучше уж я буду скупать все уворованное. По крайней мере, вреда от моей деятельности для России этого времени будет не очень много. Чтобы построить точку опоры для переворачивания мира, необходимы инструменты. Их мне и предоставят ушлые прапоры.

– Так чем здесь шмон закончился?

– А ни чем. Жмура закопали, все косяки на пропавшего неизвестно куда подполковника Иванова повесили, и успокоились. Кто рыл-копал, те уехали. Так что бояться нечего. Крути свой маленький гешефт и не забывай со сверху сидящими делиться. Ха-ха-ха!

– Ну, если так! Да, вот еще что. Патроны к ТТ есть?

– Есть!

– Беру все.

– Ого! Их у меня на КАМАЗ точно наберется.

– Не «ого», а двадцать штук зеленью за все. Или камешками. Как, приемлемо?

– Для тебя, Арнольд, как для оптового покупателя, да! Камешки это хорошо, ювелир знакомый есть, оценит по справедливости. Только немного и гринов надо, на текущие расходы.

– Приемлемо!

– А стволы тебе, случаем, не нужны?

– Эх! Коль пошла такая пьянка – режь последний огурец! Хочешь и землякам дать заработать?

– На то они и земляки. Сегодня я им помогу, завтра они мне.

– Логично. Только стволы мне нужны не поношенные и не так называемые «в рабочем состоянии». Понятно? Что предложат земляки?

– Есть и новые, и на хранение положенные после расформирования частей. Автоматы, пулеметы, гранатометы, даже пушки есть. Я тебя сведу с людьми, а ты сам уже договариваться будешь.

– Добро! Удачно договорюсь – премию получишь!

Следующие две недели были очень насыщены. Портал работал с максимальной нагрузкой, я только успевал вставлять в гнезда модуля пространственно-временного перемещения алмазы специальной огранки. Плевать на алмазы! Вороватые прапорщики аж тряслись от счастья, получая из моих рук доллары и изумруды. Не знаю, как они будут выкручиваться, если опять проверяющие нагрянут. Это их проблема. А я ликовал, наблюдая, как в черном ничто исчезают сотни ящиков боеприпасов. Когда же прапорщик Гунько, земляк Грицка Чухно, подогнал четыре ДШК и два «Утеса» со списанных танков, три АГСа, полтора десятка одноразовых гранатометов, десяток РПГ-7, тридцать восемь АКМ и две снайперские СВД – СВУ-АС (снайперская винтовка укороченная, автоматическая, с сошками), я был готов прыгать до небес! С таким арсеналом мне сам черт не страшен, не говоря уже об испанской пехоте. Но пасаран, как говорят сами испанцы. Они не пройдут! А если придут – то лягут.

Одно только смутило в этом наборе – снайперки. Основным заказчиком «снайперского автомата» было МВД. СВУ-АС планировалось использовать как оружие штурмовых групп. Но каким образом оно попало к армейскому прапору? Гунько я не спрашивал, ведь сам выступаю противником излишнего любопытства. Но мне-то это надо знать! Потому аккуратно пошарил в его памяти. И нашел источник столь интересных стволов. Расплатившись с прапором, попросил его «поискать» свето-шумовые гранаты, броники скрытого ношения, «Черемуху» в любом исполнении. Гунько, подумав секунду, заказ принял. А что? У него двоюродный брат на складах МВД!

Но вот бешеная гоньба в пространстве и времени утихла. Я, довольный как кот, объевшийся халявной сметаны, сидел на веранде скромного домика прапорщика Чухно и пил крепкий чай с вишневым вареньем. Да, вот так! Мы с ним теперь бизнес-партнеры, ходим друг к другу в гости. Правда, мне для этого пришлось в гостинице номер снять, чтоб было куда членов прапорской ОПГ приглашать. Но сегодня я сам в гостях. И еще гости будут. Такие же вороватые заведующие местами складирования материальных ценностей, желающие подзаработать. OПГ разрастается! И скоро попадет, если уже не попала, в поле зрения компетентных органов. Которые: а – всех повяжут и посадят, или б – вежливо наступив на кадык, порекомендуют поделиться с «голодающими детьми Зимбабве».

Кое-какие правила конспирации прапорщик Чухно знал и назначил каждому гостю разное время визита. Только несколько минут прошло, как отъехал на жиге-копейке старший прапорщик Лифшиц Арон Самуилович. Теперь он утилизацией списанного артиллерийского вооружения командует. Чухно намекнул ему, что мне интересен его металлолом, вот он и примчался. Начал гаубицы предлагать по двести долларов за тонну. Но я его пыл осадил, заявив, что мне пушки нужны исправные и калибром поменьше. Тогда сын израилев предложил 85-мм противотанковые орудия Д-44. Они до сих пор формально состоят на вооружении в РФ, во внутренних войсках и имеются на хранении. На Дальнем Востоке, как сказал старший прапорщик, их еще очень много. Но они постепенно заменяются на более современные. Так что выбрать с нерасстрелянными стволами вполне возможно. На данный момент таких есть три. По тысяче американских рублей каждое.

Я поинтересовался у Чухно, есть ли для Д-44 фугасные снаряды.

– И фугасные есть, и дымовые, и кумулятивные! – почувствовав запах очередной жменьки бумажек с портретами дохлых президентов, радостно воскликнул гарный хлопец Грицко.

– Тогда беру! – обрадовал я Лифшица. – Но мои условия таковы…

Услышав, в каком виде я согласен взять пушки, продавец немного приуныл, но, быстро что-то прокрутив в уме, согласился. И тут же сделал еще одно предложение: девять «зушек», в комплекте. Хоть старые годами, но почти новые состоянием. Мало стрелявшие. Пообещал я и за них заплатить по штуке, но поставил второе условие: вывозка подготовленных по моей рекомендации орудий в какое-либо отдельно стоящее помещение с большими воротами на территории, не контролируемой военными. На что Лифшиц ответил, что можно нанять или даже купить ангар на территории бывшего автотранспортного предприятия. Вариант покупки меня устраивал. Получив задание провентилировать этот вопрос досконально, обрадованный старший прапорщик ускакал на своей «копейке», подняв клуб пыли. А я стал пить чай и ждать следующего гостя с взаимовыгодным предложением.

Боже! Сколько же жуликов и прохиндеев повылазило из ниоткуда на запах халявных денег! Сколько «деловаров» и «прихватизаторов» породила эта «перестройка»! Уму непостижимо. Только за один день ко мне пришли четверо «бизнесменов». Предлагали и войти в долю, и открыть дело, и организовать поставки чего-то куда-то. Но все хотели, чтобы я вложил деньги в их авантюры. Ага! Нашли лоха! Я, ребятки, прежде чем с вами разговоры разговаривать, в мозгах ваших покопался. Так что чешите пяткой за ушами, хитрованы.

Когда ушел последний, начисто забывший с моей помощью и меня, и то, зачем сюда приперся, я сделал «запорожцу» семиведерную клизму, фигурально выражаясь, за таких кадров. Прапор долго оправдывался, но я посоветовал ему быть более разборчивым в выборе бизнес-партнеров. А то быстро без штанов останется, или прикопают где-нибудь. Кредиторов в этом отрезке времени обычно хоронят без отпевания. Деньги-то берешь и тратишь чужие, а отдавать надо свои. Жалко! «Запорожец» посопел носом, покивал головой, соглашаясь с моими аргументами. Потом сказал:

– Еще один прийти должен, на порт торговый завязан.

Торговый порт – это 100 % криминал. Такая вкусняшка не может быть ничейной. Значит, жду визита бандосовского гонца. И он вскоре появился. Интеллигентный с виду мужчина в сером костюме-тройке и галстуке, в очках в тонкой золотой оправе. В руках черный кейс. Подъехал на японской «Тойоте – Кроун» цвета «металлик». С водителем, лицо которого равнялось ширине плеч. Я просканировал сознание обоих. Водитель обычный дубоголовый придаток к рулю и пистолету, а вот переговорщик с потугами на хитрость. С ходу Мойша Лейбович попытался прокачать меня на получение информации на тему: «кто, откуда, зачем, чьих будешь, где камешки надыбал».

– Передай Кресту, – сказал я, – моя биография ему не нужна. Меньше знаешь – крепче спишь. Если у него есть конкретные предложения, пусть организует встречу без посредников. Тет-на-тет, как говорят у них. Поговорим, обсудим бизнес-план, просчитаем риски и прибыль. Посчитаю предложение приемлемым, будем работать. На равных, с равной долей участия и получения доходов. Под Креста я идти не собираюсь, платить за «крышу» – тоже. Пугать и прогибать меня не стоит. Хлопотное это дело. Суетное и неблагодарное! Доходов не принесет, одни убытки. Так и передай, Мойша Лейбович, своему хозяину. Мое предложение – давайте жить мирно, дружно, долго и денежно.

Гонец уехал в весьма изумленном состоянии от моей борзоты. А я распрощался с прапорщиком Чухно и, выйдя на центральную улицу, нанял частника и отправился в гостиницу. Пусть соглядатаи, коих я насчитал аж две пары, знают, где я. Незваные гости пришли под утро. Их агрессивную ауру я почувствовал, когда четверо «пехотинцев», не скрываясь, протопали по лестнице на этаж. Быстро оделся и сел в кресло у окна. Свет не включал. Проскрежетал ключ в замке, распахнулись двери. Едва не заклинившись в дверном проеме, в комнату шагнули двое:

– Тебя Крест на стрелку кличет, – произнес один из визитеров.

– Тогда поехали, – согласился я.

Меня обшарили на предмет оружия, и повели из гостиницы. Японское праворульное авто быстро домчало до порта, без задержки миновало ворота на въезде и затормозило на пирсе, уставленном сорокафутовыми контейнерами. Было раннее утро, но порт жил своей круглосуточной жизнью. Не такой интенсивной, как в доперестроечные времена, но все же жил. У пирса стоял какой-то сухогруз, с него портовый кран шустро снимал подержанные изделия японского автопрома. Чуть в стороне, наблюдая за разгрузкой, стоял совершенно лысый морщинистый старик, возле которого кучковалось несколько разновозрастных людей. Старичок, которому до смертинки три пердинки, и был тот самый вор в законе Крест. Смотрящий за портом, вершитель судеб, истина в последней инстанции, и просто царь и бог для всех вокруг. Я улыбнулся.

– Чё лыбишься, лошара! – мне в бок ткнулся ствол пистолета. Улыбку я убрал. Действительно, не уместна она сейчас.

– Борзой ты, как я посмотрю, – повернувшись в мою сторону, проскрипел Крест. – А я этого не люблю. Ты для меня никто и звать тебя никак. Мне даже камешки твои не нужны. Мачо! – позвал старый бандос. – Неси приспособу.

Из-за контейнера появились несколько человек. Один нес жестяную детскую ванночку, другой – бумажный мешок, а третий ведро с водой и лопату. Еще двое тащили ведра с чем-то тяжелым.

– Водолаза из тебя делать будем, если не покаешься. Но я человек мягкий, жалостливый. Отдашь, что имеешь, умрешь быстро. Это тебе я обещаю. Ну как? Условие мое принимаешь?

– Дозволь слово молвить!

– Дозволяю! Молви, но по делу. Ты и так уже много наболтал для себя лишнего.

Я начал говорить. Говорил по делу. Крест слушал, одобрительно кивая головой и не замечая, что происходит с его людьми. А когда я замолчал, бандосы Креста схватили своего пахана, скрутили, сдернули блестящие ботинки и сунули ногами в ванночку. Высыпали на асфальт из ведер песок, мелкую щебенку, щедро натрусили темно-серого цемента из мешка, влили воды и быстро все перемешали. Лопатами загрузили полученную смесь в ванночку и замерли, крепко втиснув ноги своего пахана в моментально начавший застывать бетон. Крест от изумления только губами шлепал. Наконец голос прорезался, и он начал орать на своих подчиненных. Но те дело делали и совсем не слышали его воплей и угроз. Я подошел к будущему «водолазу» и вывернул его карманы, забрав все, что в них было. Особо ценной оказалась записная книжка. Бегло пролистал ее и сунул в свой карман. Глядя в побелевшее лицо развенчанного пахана, произнес:

– Теперь здесь главным будет Хват.

Быстросхватывающийся морской цемент для заделки пробоин застыл. Хват, подручный Креста, чьи мозги я быстро и качественно обработал, махнул рукой, и развенчанный авторитет, заорав, полетел с пирса в воду. Я скромно сел в его бывший джип на заднее сиденье. Спереди расположился новый лидер банды и приказал ехать в бывшую резиденцию покойного авторитета. В наследство вступать, пока еще кто свои права не заявил.

Глава 27

Следующая неделя была очень насыщена разными событиями. Бывшую банду Креста Хват с моей закулисной помощью подмял практически без особых усилий. Вызывал каждого члена ОПГ в кабинет, задушевно беседовал и назначал на должности смотрящих, охраняющих, выезжающих на стрелки или отправляющихся на дно морское. Да, троих несогласных со сменой власти бандосов он с моей подачи, после пси-сканирования, отправил составить компанию Кресту. Я старался не светиться особо на фоне произошедшего переворота. Кто я в криминальной среде? Никто и звать меня никак. Барыга какой-то, непонятно откуда появившийся в этом городе. Потому вторая роль, а то и третья в этом спектакле как раз для меня. Пока Хват утверждал свою власть, я вычислял тех, кто «приглядывали» за Крестом, а теперь и за ним со стороны. Вычислил одного полицейского барабанщика и одного агента, внедренного ФСБ. Этих я трогать не стал, и говорить о них Хвату не торопился. Полицейский стукачок в шестерках подъедался и много знать в принципе не мог. А вот фээсбэшника порекомендовал Хвату поднять до статуса правой руки. Пусть старшие братья порадуются. А я буду в курсе всех их поползновений. Ведь отчет об инциденте в порту засланный казачок уже накропал. И еще, с моей подачи был перекрыт пока еще тоненький, но очень настойчивый ручеек наркотиков из Юго-Восточной Азии. Поставщиков вместе с порошком по-тихому притопили в заливе. Кстати, Хват мне за помощь в трудном деле презентовал для кормления один из причалов в торговом порту.

Естественно, эти телодвижения не остались незамеченными, и Хвата пригласили «на стрелку». Прошла она вполне «цивилизованно» под моим чутким пси-воздействием. Хвата утвердили в «должности» смотрящего за портом, за что пришлось внести в общак восемь десятикаратных изумрудов. Циклоп, смотрящий за краем, был удивлен появлению камней у ни чем не отличающегося от остальных бандоса, но с моей помощью его удивление удалось заглушить: мало ли откуда камни драгоценные могли появиться – бабушка наследство оставила!

Но взлет Хвата не всем из босяцкого сообщества понравился. Слишком сладкое место – порт морской. Двое главарей ОПГ, посчитавших себя обделенными, забили стрелку, на которой Хватовские бойцы их и положили вместе с охраной. Я тоже поучаствовал в меру сил своих. Эта «стрелка» дала толчок волне криминальных войн за передел сфер влияния. К кормушкам полезли молодые и голодные. Только Хвата уже не трогали. Свою силу и способность к жестокому отпору он уже доказал. Когда скоротечные бои прекратились, Циклоп объявил перемирие и приглашение на сходняк. Узнав о сходняке, спецслужбы резко возбудились. Но, получив указивку из столицы, поумерили свой пыл. Мой фээсбэшный осведомитель едва смог скрыть внешние проявления досады на запрет «хватать-вязать». Ах, как я его понимаю! Но хватание не даст ровным счетом ничего. Посадок не будет. Высокие прикормленные покровители отмажут.

Потому собирались воры на сходняк без опаски. Хват поехал туда со мной и засланным фээсбэшником, посадив того за руль черной «Тойоты – Кроун». Я сам решил поближе познакомиться с теневыми правителями, заглянуть им под черепушки. Пригодится. Четверо «королей» сидели во главе длинного стола в конференц-зале местной мэрии. Вдоль стола расселись уцелевшие в разборках главари шаек, поделившие город на сферы кормления. На этой сходке авторитеты должны были утвердить границы этих сфер и погасить еще тлеющие искры раздора. Разговор был долгим, иной «пахан» с решением авторитетов соглашался, скрипя зубами. Но все понимали, что война мешает бизнесу. Последним взялись за Хвата, как наложившего лапу на самый жирный кусок и, по существу, войну развязавшего. Предъявы ему были весьма конкретные, начиная с казни Креста. Хват начал что-то мямлить, но я-то к таким вопросам подготовился! И стал ему ментально подсказывать нужные фразы, одновременно «прессуя» сознания авторитетов. Да, если бы не мой дар, соревнования в словоблудии я бы не выиграл. Наконец, Циклоп вынес вердикт: порт оставить за Хватом, стребовать с него виру за хоть и правомерную, но самовольную ликвидацию Креста. И увеличить вдвое размер взноса в общак.

Хват заметно сник: большие деньги придется отдавать! Но тут я попросил слова.

– Ты кто? – уставился на меня седой вор с исполосованной шрамами мордой.

– Сейчас я Арнольд. Консультант Хвата по финансовым вопросам.

– Ты сказал – сейчас. А раньше?

– А раньше я тот, кто тебя на Илимской пересылке прикрыл. Помнишь, Малюта?

Седой вор впился в меня долгим взглядом. Потом тряхнул головой и произнес:

– Что на пересылке было – помню. Рожу мне там знатно искромсали подсылы. И пацана, что за меня вписался, тоже помню. Убили его там. А вот тебя не помню.

Я снял пиджак, выпростал из-за брючного ремня полы рубашки. Расстегнул пуговицы и скинул рубашку с плеч, обнажив шрам от татарской стрелы. Повернулся, демонстрируя второй шрам от вышедшего наружу наконечника. Потом задрал рубашку, показав второй, резаный шрам.

– Теперь вспомнил?

– Шрамы вспомнил. Пацан тогда без куртки был, и я видел, как его резали. А вот рожа…

– Пластическая операция.

– Но как ты уцелел?! Меня-то сразу в первый попавшийся этап сунули, только рожу кое-как зашил лепила да перевязал. – Малюта вскочил с кресла и, подбежав ко мне, заключил в объятья. Потом, держа за плечи, отстранился и произнес:

– Я у айболита спрашивал о тебе. Он сказал, что в морге остываешь.

Присутствовавшие при нашем разговоре паханы слушали, раскрыв рты. Для всех информация о том, что непонятно откуда взявшийся сявка оказывается корешем самого Малюты, спасшим ему жизнь ценой собственной, явилась истинным откровением.

– Так что дальше-то было? – седой вор жаждал услышать продолжение моего рассказа.

– Извини, Малюта, но я считаю, что остальным мой рассказ слушать ни к чему.

– Я тоже так считаю, – вступил в разговор Циклоп. – Сход закончен. Приглашаю уважаемых босяков спуститься в ресторан. Выпьем-закусим, чем Бог послал. Не будем мешать корешам за жизнь перетереть.

Зал опустел. Но коронованные авторитеты остались и дружно принялись меня «пытать». Наивные! Я рылся в их сознаниях, выуживая необходимую для правильных ответов информацию. Наконец, перекрестный допрос закончился. Мне поверили все четверо.

– Так, значит, с больнички тебе сдёрнуть помогли за долю малую от добычи последней, – как бы подводя итог беседы, проговорил Циклоп. – Потом ты меняешь личину под фото из забугорной ксивы и по ней сливаешься из страны. Чем ты там занимался – понятно по тем изумрудам, что ты на стол выложил. Теперь вот вернулся. Бизнесом решил заняться. Все правильно мы из твоих слов поняли?

– Да, уважаемый Циклоп. Именно так все было и есть.

– Что, банки грабить больше не хочешь?

– Почему не хочу? Это очень интересно! Только грабить их можно по-разному…

Дальше беседа шла уже в ином ключе, весьма интересном для деятельных личностей. Я говорил, и с каждой фразой ощущал возрастающее внимание к моим словам. Авторитеты были достаточно умными людьми, а отсутствие образования компенсировали буквально звериной чуйкой на появление больших денег. Я плел словесные кружева, исподволь, по чуть-чуть внушая своим собеседникам мысль: я единственный, кто сможет принести максимум пользы братству босяцкому. Наконец мои усилия увенчались успехом.

– Мы тебя выслушали, Арнольд, – произнес Циклоп. – И даем «добро» на твою самостоятельность в пределах города и края. Босоты много, только толку мало. Ты прав. У нищих много не возьмешь, хоть кулаки по локоть сбей. Барыг, что из щелей повылазили, не душить, а поддерживать надо. Они жиреть будут, а мы их доить. С Хватом сам договоришься. Но за свободу надо заплатить!

– Нет проблем! – произнес я и высыпал на стол жменю изумрудов. О моей причастности к этим камням паханы были проинформированы. Потому ювелир появился буквально через несколько секунд. С моей мысленной помощью оценил камешки. Один из четверых авторитетов, смотрящий за общаком, сгреб их в мешочек. Формальности соблюдены, теперь можно и отпраздновать замирение. Сходка переросла в пьянку, откуда я, поручкавшись с новообретенными соратниками, отбыл «домой», в бывший особняк Креста. Так я стал приближенным уголовной верхушки края.

Хрень, конечно, несусветная. Дикая импровизация по мотивам воспоминаний Малюты, старого каторжника. Начнут сомневаться – полетят малявы по городам и зонам. Отследят судьбу того фраерка, что в чужой разборке перо вместо Малюты схлопотал. Да и ладно! Мне-то от этих расследований, если начнутся, ни холодно, ни жарко. И узнаю вовремя, и меры принять успею. Я на долгое пребывание в рядах местных бандосов не рассчитываю. Проверну своих дел несколько, а как почую, что пора завязывать с криминалом, устрою авторитетам отвальную. Весело будет, обещаю. Но коль я получил карт-бланш, надо пользоваться!

И я начал пользоваться. С Хватом порт мирно поделили (еще бы не мирно!). Я взял себе два причала. Один в торговом, другой в грузовом терминале, где новоявленные «бизнесмены» уворованные у страны ресурсы за границу переправляли. Первым делом увеличил «портовый сбор» в свою пользу. Те, кого это коснулось, взвыли и попытались найти справедливость. Да где там! Миндальничать я не стал. Пригласил двоих особо возмущавшихся и побеседовал с каждым с глазу на глаз. После чего оба, на глазах у изумленных «торпед», прощаясь, целовали мне руку. А более удивительно для окружающих было то, что никаких внешних следов «уговоров» на их телах и челах не наблюдалось. Слух об этом разошелся быстро, и больше возмущенных небыло. Я брал дополнительный сбор не только деньгами, но и понравившимися товарами. Даже заказывал, что мне в зачет привезти. Так капитаны сухогрузов, что из Японии машины таскали подержанные, привезли мне десять квадроциклов. Я приказал проверить их работоспособность, поменять все масла и заправить под пробочку. Технику перегнали в мой персональный ангар, куда кроме меня могли войти только двое моих персональных охранников. Я их сам отбирал. Критерий – минимум мозгов, но максимум силы, ловкости и виртуозное владение оружием и рукопашкой. А слепую преданность и беспрекословное выполнение любого моего приказа я им в их скудные мозги вложил крепко.

Бурным потоком потекли через ангар материальные ценности: цемент, металлопрокат, кирпич, электрогенераторы, соляр и бензин в бочках. По заказу мне были привезены два седельных тягача с прицепами длинномерами. По рекомендации Тулова Гриши, владельца большегруза – длинномера "Хино", нанял двух водителей. И теперь они втроем раз в неделю вывозили то, что скапливалось в портовом ангаре, на территорию бывшей автобазы, купленной мной через прапорщика Лифшица. Оттуда я через портал отправлял все добытое в Русский Уругвай. Через этот ангар отправил и артиллерию, что Лифшиц под видом металлолома подогнал. Через него же и пять КамАЗов боеприпасов проскочили. К сожалению, без КамАЗов – в портал не пройдут. Теперь я на 100 % был уверен в том, что княжество сможет отбиться от любого агрессора, в каком бы количестве он ни приперся.

Дела криминальные отняли у меня целый месяц. И хотя я был полностью уверен в Шатуне, но на приисках я не появлялся уже давненько, и мое беспокойство росло. Наконец дела в порту устаканились, и я шагнул в портал. Зима на Бразильском нагорье заканчивалась. Сквозь пожухлую траву стали пробиваться ростки новой. В момент моего выхода из портала на нагорье шел дождь. С каждой неделей он тут будет все более частым гостем, пока не превратится в хозяина. Ручьи и речки, в которых мои старатели добывают алмазы и золотой песок, станут многоводными. Конечно, вести добычу можно круглогодично, но мне не нужен такой фанатизм. Ведь не рабы здесь вкалывают, а мои боевые товарищи. Так что еще месячишко побраконьерят, и хорош! Дам всем месяц отдыха с освобождением от службы. Пусть отсыпаются, отъедаются и куют кадры для страны.

Моему появлению народ был искренне рад. Я забросил в каждый поисковый отряд свежих продуктов, включая мясо, печеный хлеб и вино. Объявил о своем решении через месяц свернуть работы. Проверил здоровье каждого человека, подлечил, кому это требовалось. Добытые ценности перекинул в подвал своего дома в Новороссийске Уругвайском. Встретился с князем. Вид тот имел несколько озадаченный: такого количества ништяков из будущего он не ожидал. А ведь я еще намеревался подбросить. Как говорится, куй железо не отходя от кассы. Ранним утром выехали на местность присмотреть площадку для приема того, что я еще добуду. Предупредил сюзерена, что первой здесь появится древесина ценных пород. Не буду я ее с Риу-Доси на флейте тащить. Хлопотно слишком. Князь, ведя в поводу моего коня, поехал организовывать людей, а я шагнул в деревню тупи-гуарани, что по моему велению занимались лесоповалом.

Бревен прибавилось изрядно. И это меня радовало. Старейшины встретили почтительно. Сидя у костра, они как раз завтракали. Но мне не предложили. Не принято у них приглашать к столу кого-либо, пришедшего в их деревню. Гость сам должен сесть в круг, брать еду и насыщаться. Тем самым показывая, что он пришел с добрыми намерениями и доверяет хозяевам. Вот такие простые нравы.

Я тоже погрыз вареные кукурузные початки, съел кусок запеченого мяса, потом запил это все матэ. Объяснил, что нарубленные ими деревья предназначены Ньяндеругуасу́ – Нашему Большому Отцу, и они могут участвовать в ритуале отправки бревен в его небесный чертог. Индейцы были в восторге! Все племя, побросав обычные занятия, с пением отправилось к месту нахождения штабелей. Я приказал нарубить коротких бревнышек из простых деревьев и выложить их дорожкой, в конце которой соорудил небольшую арку, видимый ограничитель размеров портала. Чтобы его край не был случайно задет, и он не закрылся в аварийном режиме.

И вот первое бревно под ритмичную песню уложено на катки и подволакивается к открытому мной порталу. Индейцы впервые увидели его черное зовущее ничто и сначала оробели. Но я взял из рук индеанки большую гроздь бананов и, провозгласив здравицу в честь Ньяндеругуасу́, бросил ее в портал. Бананы исчезли, вызвав вздох изумления. Любопытные заглянули за портал и не нашли влетевшую в него гроздь. О чем радостно завопили:

– Наш Большой Отец принял подарок!

Следом за бананами пошли бревна. Аккуратно подталкиваемые к порталу они, коснувшись черноты и погрузившись в нее до половины длины, вдруг вырывались из рук и ныряли в бездну. Беззвучно! Что особенно поразило бесхитростных индейцев. Так, под звуки их примитивных музыкальных инструментов и пение, бревно за бревном, штабель за штабелем исчезли плоды индейского труда. Я объявил, что пойду спросить у Нашего Большого Отца, понравился ли ему подарок, и шагнул в портал. И исчез. Ровно через шесть секунд под ноги изумленных индейцев из ниоткуда стали падать связки копий с прекрасно изготовленными каменными наконечниками и доработанные в свое время мной мечи из железного дерева. Моим уругвайцам такое оружие было уже не нужно, а вот для тупи-гуарани оно в самый раз.

– Наш Большой Отец посылает вам свою благодарность и дарит это оружие, – материализовавшись прямо из воздуха на глазах изумленных индейцев крикнул я. – Вы под защитой Нашего Господина и собственной доблести. Этим оружием вы сможете победить много врагов.

Дальше был праздник, в котором пришлось поучаствовать и мне. А с раннего утра индейцы с песнями и топорами отправились в джунгли. Благосклонность божества надо зарабатывать прилежным его почитанием. Улыбнувшись, я шагнул в 1996-й год.

Стою на причальной стенке, смотрю, как огромный кран «Ганс» ставит на палубу филиппинского грузопассажирского судна контейнера. Огромные железные ящики один за другим легко взмывают в вечернее небо и точно становятся на свои места. Слаженная команда ловко их крепит и отбегает в сторону, освобождая площадку для следующих. Я знаю, что трюм филиппинца заполнен металлоломом. В контейнерах – цемент в мешках, стекло, продовольствие – крупы, мука, сахар, консервы молочные и мясные, и еще много чего. Грузоотправители деньги в мою кассу внесли, так что вопросов с погрузкой нет. Пусть филиппинцы плавят наш металл, строят из нашего цемента и жрут наши продукты. Нам то самим это уже не нужно! Перебьется Россия, у нее еще много чего есть. Хватит воровать и вывозить на долгие годы многим хитрозадым деловарам. Но я с этим явлением ничего сейчас сделать не могу, даже если утоплю в заливе или перестреляю сто тысяч воров, жуликов и казнокрадов. Их повылазило, народилось, сбросило шкурку добропорядочности гораздо больше. А если они правят страной, то что остается делать остальным? Брать пример!

Последний заявленный и проплаченный контейнер занял свое место на палубе. И тут на причал выехали еще две фуры с контейнерами. Докеры быстро подцепили один, и он, проделав короткий воздушный путь, замер на палубе. Прошло несколько минут, и этот контейнер вновь занял место на автомобильном прицепе. Рыкнув дизелем, тягач шустро покинул причал, а на его место встал второй. Процедура повторилась.

– Что за дела? – спросил я смотрящего за этим причалом. – Кто хозяин, что за груз и где оплата этого цирка?

Приехавший на одном из этих странных автомобилей парниша, смерив меня наглыми глазками и скривив губы в презрительной улыбочке, растягивая слова произнес:

– Груз Циклопа, какой – не твое дело, оплаты не будет. Будут вопросы, обращайся к смотрящему за краем. То-есть, к Циклопу, – теперь уже откровенно хохотнув, парниша ловко вскочил на подножку тягача. Вернее, хотел вскочить, но промахнулся! Нога с подножки соскользнула, рука не успела ухватиться за ручку двери, и парниша со всего размаху приложился о край железной подножки. Кровь, слюни, сопли и зубы брызнули в разные стороны. Зря он мне так хамски ответил. Мог бы быть и повежливее. Но и вежливость не спасла бы его от жесткого контакта с железом. Стоялыми жеребцами заржали над неуклюжим пацаном мои боевики. Я уже знал, что за груз попал на борт филиппинского судна, порывшись в сознании мелкого паршивца. А когда мимо меня, окутанные алкогольным выхлопом, прошли таможенник, оформлявший отход судна, и пограничник, дававший «добро» на пересечение границы экипажу и тридцати восьми пассажирам, я узнал подробности.

Тридцать восемь российских девчонок отплывали на этом судне по туристическим визам. Это официально. В действительности же везут их работать. Нелегально и не в том качестве, в котором обещали вербовщики. Решение вмешаться возникло у меня мгновенно. Пароход, отдав швартовы и, погудев на прощание, отвалил от стенки. Я отпустил своих бандосов, включая и телохранителей. Дождался, пока все разъедутся с причала. Зашел в тенечек, активировал сапфир кольца невидимости и, включив антиграв, взмыл в воздух.

Впереди маячили кормовые огни уходящего из бухты парохода. Догнать его не составило большого труда. Опустился на палубу. Осмотрелся. Вахтенные по палубе не шлялись, нечего им было на ней делать. Это ведь торгаш конца двадцатого века, а не шестнадцатого. Опасаться в российских водах некого, а за обстановкой на море локатор следит. Вот и сидит вахта в рубке. Я пробрался к ней поближе, заглянул внутрь. Увидел пятерых, включая капитана. Правильно! Выведет судно из бухтенной толчеи, передаст вахту помощнику и пойдет отсыпаться. Дальше – спокойная, размеренная работа до порта назначения. А аврал только во время шторма. И разгрузки.

Хорошо быть невидимкой! Облазил весь пароход, дожидаясь, пока он в нейтральные воды выйдет, и штурман проложит генеральный курс. Заглянул на камбуз. Там орудовал пожилой филиппинец в чистом, на удивление, фартуке и, что еще удивительней, белом поварском колпаке. И пахло у него на камбузе довольно вкусно. Не удержался и спер из кастрюли обжаренную куриную ногу. Попав в мои руки, нога тоже исчезла от стороннего наблюдателя. После камбуза спустился в трюм. Нашел девчонок, рассованных по каютам. Двери на замке, но для меня это не проблема. Послушал, о чем говорят пленницы, и пошел брать на абордаж лоханку работорговцев.

С моими способностями это оказалось сделать не трудно. Даже никого убивать не пришлось, хотя «Стечкин» в наплечной кобуре очень этого жаждал. Просто я подходил к каюте, вежливо стучал в дверь. Мне открывали. Я делал короткую пси-атаку, вкладывал в мозг человека жесткую установку на беспрекословное подчинение, и шел к следующей каюте. Люди продолжали выполнять свои обязанности и делать прерванные моим вторжением дела. Но в нужный мне момент все они будут выполнять то, что я прикажу. Капитана поймал на выходе из рубки. Сначала конкретно покопался в его памяти на предмет полезной для меня информации. Потом подчинил и отправил спать. Последними добровольно-принудительно перевербовал вахтенного помощника, рулевого и радиста. Все. Корабль со всем, что на нем есть, в моем распоряжении.

Для начала вывел в коридор всех девчонок. Растрепанные, со следами обильных слез на щеках, они сбились в плотную кучу и смотрели на меня испуганными глазами. Самой старшей на вид не больше двадцати.

– Так, девоньки, – произнес я. – Вы знаете, куда и для чего вас везут?

Сначала было молчание, потом робкий дрожащий голосок произнес:

– Во Францию, горничными работать.

– А нас в Англию, за детьми присматривать…

Посыпались еще названия европейских стран и вполне пристойных должностей, на которые ну только русских девчонок и ждут с нетерпением. Святая простота! Милые наивные дети…

– Как мне не прискорбно вас разочаровывать, но, – я сделал паузу и внимательно посмотрел на девчонок. – Вас везут на Филиппины, а не в Европу. И работать вы будете в тамошних борделях. Кем, сами догадаетесь.

Повисла тишина, через секунду разорванная плачем и возмущенными высказываниями. Но постепенно шум утих. На меня смотрели испуганно-вопросительно.

– Я пришел, чтобы вырвать вас из рук работорговцев. Но домой я вас отправить не могу, нет у меня такой возможности.

По рядам девчонок прокатился громкий шепот.

– А вы кто, и что будете делать? – голос достаточно спокойный, но немного дрожащий. Вперед выступила стройная девушка. Правильные черты лица, русые волосы заплетены в длинную толстую косу, перекинутую на высокую грудь. Стройная фигурка просматривалась даже через бесформенные брюки и куртку размера на четыре больше необходимого.

– Как вы нас выручать-то будете? – повторила она вопрос.

– Тебя как звать, девонька? – спросил я, улыбнувшись, и послал ей пси-волну, пробуждающую доверие ко мне.

– Наташа, – девушка вдруг засмущалась и стала теребить кончик косы, но взгляд не опустила.

– Кто я и как вас выручать буду, потом расскажу. А сейчас пойдем в кают-компанию и покушаем. Хорошо?

Отказываться никто, конечно же, не стал. Я пошел впереди, показывая дорогу, а девчата, переговариваясь, за мной. Кок с помощником, притащившие в кают-компанию большую кастрюлю со знакомыми мне окорочками, были весьма удивлены. А я раздосадован! Забыл про виртуозов поварешки, но оплошность свою быстро исправил. Кастрюля быстро опустела. Прихлебывая чай, девчата смотрели на меня и ждали. Я, допив свою чашку, начал говорить:

– Обстановка, девушки, такова: корабль в нейтральных водах, связи нет (тут я покривил душой). Доставить вас домой считаю не целесообразным.

Девчонки загудели недовольно. Я постучал ложечкой по чашке. Гул утих.

– Объясняю, почему. Вы попали в лапы бандитов, соблазнившись заработком за границей. Верни я вас обратно, то через некоторое время кого-то из вас опять посадят в контейнер и повезут в бордель. А кого-то, для начала поглумившись, убьют. Для назидания другим.

– И что нам делать? – вопрос прервался громким всхлипом и плачем. Следом, как по команде, многоголосый рев. В первую секунду я даже растерялся. Не терплю женских слез. Но тут же послал в сознания пленниц волну успокоения, ободрения и уверенности в благополучном окончании их страшного приключения. Плач утих. Шмыганье носами продолжилось.

– Успокойтесь, красавицы. Ваше рабство отменяется. У меня к вам есть деловое предложение. Вы ведь ехали на заработки? Там, куда я могу вас отправить, тоже нужны ваши руки и знания, пусть даже на уровне школьной программы…

Мне нужны эти девчонки. А вот стране, из которой они фактически сбежали, нет. Потому что страны, что мы знали, в которой жили, на благо которой работали и за которую кровь проливали – уже нет. В ней пришли к власти не хозяева, а временщики, а им главное – хапнуть побольше и свалить подальше. К чему им люди, населяющие разграбляемую страну? Пусть живут, как могут, а не могут, так бегут или дохнут. От паленой водки, бандитской пули, доступных на каждом углу наркотиков или по-простому – от голода и холода. Как мне объяснить этим девчушкам-соплюшкам, что нормальная жизнь, какой жили их отцы и матери, кончилась и уже никогда не вернется? Нет, пройдет энное число лет, Сорокоградусный в момент просветления сбежит с президентского кресла, передав власть более адекватному человеку. Но вместе с властью оставит в наследство и своих подельников-ворюг. От которых новому Президенту придется очень долго освобождать Кремль. А от некоторых освободиться так и не сможет. По крайней мере до времени моего перемещения в прошлое. При нем жизнь понемногу начнет налаживаться. Но, повторюсь, прежней не станет. И отношение со стороны напившихся кровью страны олигархов, возомнивших себя всесильными чиновников, бизнесменов, считающих, что они «дают заработать» вкалывающим на их предприятиях людям, мало изменится. Ну, верну я девчонок по домам, а там нищета и безнадега. От нее они за бугор кинулись, в поломойки да официантки. И нарвались на работорговцев. А что, удобно! Кто девчонок искать будет? Никто! Уехали они! На заработки! И концы в воду…

Я вдруг почувствовал на себе множество взглядов, наполненных ужасом. И услышал пронзительный шепот:

– Это правда?!

– Это действительно так?!

И тут же еще вопрос, уже громче:

– Кто вы?!

Я обвел сидевших в кают-компании девчонок удивленным взглядом:

– Вы о чем, девушки?

– Вы сейчас говорили страшные вещи, говорили о будущем! Вы медиум? Предсказатель?

Что-то я контролировать себя перестаю. Вот уже мысли свои прилюдно озвучиваю. Устал, видно. Не столько физически, сколько морально. Полтора месяца общения с ворами, прохиндеями и уродами всех мастей дало свои результаты.

– Да, девоньки, я знаю будущее. Страны нашей многострадальной, планеты Земля и каждой из вас. Поэтому я сделаю то, что должен сделать. А вы мое решение принять, – тут я мысленно нажал на их сознание, заставляя их подчиниться. – Вы мне нужны. Вы нужны Русскому Уругваю.

Я рассказал многое о том, куда и зачем их зову. Хоть и не все, упустив уж очень неприятное. Но и того, что рассказал, хватило, чтобы печально-испуганные глаза девчонок превратились в удивленно-восторженные. Все-таки жив в русском человеке дух авантюризма и жажда приключений. К тому же передо мной сидели не умудренные жизненным опытом матроны, а практически вчерашние школьницы. Многие из них даже дальше райцентра не выезжали. Было несколько студенток техникумов, почти завершивших обучение. И восемь уже имеющих специальности и успевших, хоть и не долго, поработать по профилю.

Мое предложение о ПМЖ в конце шестнадцатого века приняли (а кто бы сомневался!) после недолгого обсуждения. Все предыдущие беды были забыты, а будущая жизнь сулила много интересного и удивительного. Я открыл портал прямо на выходе из кают-компании и попросил девчонок выйти на палубу, но только строго по одной. Девчонки, уставшие от жизненных коллизий и уже полусонные, потянулись на выход, даже не замечая, что впереди идущая вдруг исчезает в темноте. Проводив последнюю, сам шагнул в портал. И тут же наскочил на плотную стену из девчачьих спин.

Портал я открыл в построенный Дизелем большой ангар. Окон в нем не было, освещался факелами. Вот и тормознулись девчата, разглядев в неровном свете, что встречают их странные люди, увешанные бусами. Хорошо еще, что индейцы были в коротких штанах, а не как обычно при приемке поступающих через портал грузов, голышом. А то на визг весь Новороссийск сбежался бы. Но девчонки стояли молча. Так бывает, когда человек настолько переполнен впечатлениями, что новые уже не воспринимаются. И на реагирование просто уже нет сил.

К девчонкам подошел десятник Клим Тунгор. Знал я его лично, так как сам утверждал кандидатуры приемщиков добытых мною ништяков. Клим отвесил девчонкам легкий поклон, представился и на чистом русском языке произнес:

– Добро пожаловать в княжество Русский Уругвай. Здесь вам нечего опасаться. Вы под защитой Великого и Ужасного Колдуна Морпеха Воеводы. Прошу вас следовать за мной в ваш временный дом.

Он жестом показал в сторону ворот. Девчонки спустились с пандуса и пошли за ним. А я мысленно связался с Ларитой и попросил ее заняться адаптацией девчат. В ответ получил обещание сделать, как велю, и такую волну любви и нежности, что аж вспотел. Красавица моя, любимая! В ответ опять волна нежности. Я закрыл глаза и представил свою женушку, выходящую из моря, капли воды на ее смуглой коже и почувствовал жгучее желание…

«Через четыре месяца, любимый!» – мыслеречь Лариты была настолько эротична, что у меня на брюках едва пуговицы не поотлетали. А в сознании – проказливое хихиканье, а потом опять голос:

«Ты привел женщин своего народа. Почему бы тебе не выбрать одну или двух для себя? Ты же знаешь, я буду не против стать старшей женой. А тебе, могучему воину и посланцу Бога, просто необходимы несколько жен и много детей! Тебе нужна опора, нужны последователи и единомышленники, что будут реализовывать твою волю. А кто это сделает лучше твоих детей, Великий?».

«Скорее всего, ты права, моя любимая мудрая женщина. Я подумаю над твоим предложением».

«Только не долго. Ужинать будешь?».

Удивительные создания, эти женщины! Только что говорила на одну тему и тут же, без всякого перехода – уже на другую.

«Нет, милая, я сыт. Но матэ приготовь. Соскучился!».

Девчонок увели. Дежурный десяток вернулся в ангар. А я легкой рысцой побежал домой. Не до хорошего, хоть прижмусь к ненаглядной! Дома меня ждали князь, Дизель и Жень-Шень. Коротко рассказал, где и как заполучил столько молодых русских девчонок. И предупредил, что с утра начну заваливать окрестности товарами из будущего. Быстро решили, где мне ставить точки выхода. Братья-десантники тут же подхватились и убежали организовывать приемку, а мы с князем отставили калебасы с матэ. Я достал дежурный кувшинчик с кагором.

– Да, Илья Георгиевич, – пригубив монастырского вина, произнес князь. – Цемент и арматура, тобой добытые, очень способствуют скорости возведения укреплений. Индейцы даже песню про тебя, бетон и смерть врагам сложили. Под нее и пляшут на стройках, бетон трамбуя. Форт на острове Щит закончен и вооружен. Поставил в него одну Д-44 и четыре канона. Достраиваются форты № 2 и 3. Они прикроют вход в Торговую гавань. Туда «зушки» планирую ставить. Заложены еще три форта: на острове Застава и на мысах Западный и Тереза. Любой, зашедший в залив корабль или флот, окажется в огневой ловушке. Работа идет ударными темпами, но скоро образуется дефицит цемента и арматуры. Но самый главный дефицит – артиллеристы! Без них наши пушки и форты ничто. Майор Шустов с однополчанами взялись за подготовку кадров, но дело это нескорое.

– Я знаю, Андрей Михайлович. Цемент и металл скоро будут, а с главным пока напряженка. Но есть одна мысль. Попробую ее реализовать.

Уже неделю я граблю филиппинское судно. Шесть часов через шесть трудятся матросики. Похудели, бедняги, хотя едят каждый за двоих: коку приказал продуктов не жалеть и после смены наливать каждому по стакану водки из капитанских запасов. Затарился кэп в русском порту дешевой выпивкой конкретно. Вот и пригодилась: после тяжелой работы и обильной еды стакан действовал как мощное снотворное. Пусть лучше матросы спят между вахтами, чем шарахаются по кораблю. Лучше отдохнут, дольше выдержат мой темп потрошения корабля. А его я задал весьма суровый, и вот результат: за семь суток выгрузили в портал два десятка сорокафутовых контейнеров. Сами контейнеры я хотел сначала сбрасывать в море, чтобы не мешали, но в хозяйстве боцмана нашелся бензорез. И пошли контейнеры кусками в Уругвай. Там их можно будет вновь сварить, благо есть чем, и для чего-либо приспособить. В хозяйстве пригодятся!

Пароход бодро шлепал по волнам. Время от времени на горизонте появлялись другие суда. Море пустынным не было. Маленькое оно, а судов по его волнам шляется туда-сюда много. Радист обменивался со встречными короткими сообщениями. На сближение никто не стремился, каждое судно шло своей дорогой. Захваченное мной тоже с ранее проложенного курса не уклонялось, и идти им будет до определенного момента. А потом внезапно пропадет, даже не успев подать сигнал «SOS». Я так решил.

А вот что делать с людьми – еще нет. Хоть и сволочи, наших девчонок в рабство везли и заработать на этом хотели, но вот что-то меня останавливает от их ликвидации. Ладно, еще немного времени есть. Буду думать над их судьбой. А сегодня даю экипажу выходной. Стоп, машина! Капитану лечь в дрейф, команде отдыхать. А мне надо смотаться в славный приморский город, разузнать, как там дела в мое отсутствие идут. Да и процесс вербовки артиллеристов запустить надо.

Сказано – сделано. Жизнь в городе за время моего пиратства мало изменилась. Воры воровали, бандиты бандитствовали, чиновники продолжали брать взятки. А в «перестраиваемой» стране больше семи миллионов работоспособных граждан, многие из которых дипломированные специалисты, старались каким-либо образом выжить. В условиях дикого капитализма и рыночных, быстро переросших в базарные, отношениях. «Прихватизировавшим» страну негодяям они не нужны. Не нужны врачи с огромным опытом, инженеры, что могут рассчитать проект любого станка или механизма, не заглядывая в справочники. Нет работы? Торгуйте пирожками! Или, как советовала шахтерам, долгое время не получавшим зарплату, одна политическая деятельница: собирайте грибы-ягоды! И действительно, чего без толку стучать касками по мосту. Деньгов один хрен нема! Так что все на подножный корм.

Она еще ратовала за «возвращение» наших островов родине своего папаши. И как только Сорокоградусный это не сделал?! А ведь его там так встречали! В кимоно одели и дали в большой барабан постучать. Видели бы вы его счастливую рожу! А почему бы ему и не радоваться? Американцы выбрали для России Президента, и им, вопреки мнению большинства россиян, стал именно он, Бориска брудастый. Вот и начал творить, что на ум взбредет и что заокеанские дружбаны подскажут. Но видно Бог все же за Россию, не дал случиться вопиющему предательству – земли, что русской кровью политы, подарить азиатам коварным. Зато предоставил Он вражинам возможность уже в который раз проверить народ русский на прочность. Изувер ты, Господи! С людьми русскими как кузнец с куском металла обходишься! То в огонь, то в воду, а чаще – молотом! Булат из людей наших куешь? Только уж больно многие от этой закалки в шлак и окалину превращаются. Могучую Нацию создаешь, что сможет одолеть все беды и привести остальные народы к миру и дружбе и спасти планету и род людской от уничтожения? Мы это уже не раз делали. И беды преодолевали, и спасали, и кормили. Вот только на поверку выходило, что зря все наши усилия и жертвы были. «Нас бьют – мы летаем!», – поется в одной песне. Переводя на доступный – чем нам, русским, делают хуже, тем сильнее мы становимся. По такому принципу, изувер небесный, действуешь?! Что, молчишь? Значит, прав я!

Спасем всех, куда ж деваться, но в возможном будущем. А в настоящем – 7 миллионов безработных и 30 % населения чуть ли не в одночасье очутившегося за чертой бедности! Моментально исчезнувшие золотой запас страны и трудовые сбережения граждан, доверенные Сбербанку. Ниагара украденных ресурсов, хлынувших за границу по бросовым ценам. Откровенное глумление над страной и народом кучки непонятно откуда вылезших паразитов, хвастающих друг перед другом, кто дороже за галстук заплатил. Веселящихся и жрущих на уворованное. А где-то в сторонке – старушка в рваном платочке с невеселой думой: «За пятьдесят рублей вчера булку хлеба купила, сегодня только полбулки. А завтра – сколько?».

За Державу обидно, за людей, выброшенных из жизни. Так бы открыл портал на центральной площади и в открытую стал бы отправлять всех, ставших ненужными «преобразователям», в княжество. Но к моему глубокому сожалению, сейчас массово уводить людей в княжество я не имею права: не сможет земля Уругвайская прокормить их, а мы с князем не сможем создать им хотя бы элементарные условия для жизни и работы. Средневековье у нас. Нет еще ни крепкой и развитой материально-технической базы, ни высокопродуктивного сельского хозяйства. Для их появления нужны образованные люди, специалисты разных профилей, станки и механизмы. А чтобы привлечь специалистов, им надо создать приемлемые условия жизни и работы. А для создания приемлемых условий… Замкнутый круг. Потому мне придется брать необходимых людей небольшими группами. Из тех, кто отчаялся уцелеть в жерновах перестройки, кому уже без разницы, шестнадцатый век за окном или неоварварство конца двадцатого. Для которых главное – обретение уверенности в завтрашнем дне для себя и своих родных и близких. Как раз это-то я им и смогу обеспечить. И даже большее.

Нет моей вины в том, что в России и с Россией происходит. И изменить происходящее настоящее не в моих силах. А вот изменить прошлое, чтобы такого уродского будущего не было, я смогу. И для этого воспользуюсь ситуацией в стране по-максимуму. По существу мне нужны авантюристы. Но не оголтелые, ради прикола или адреналина сующие голову крокодилу в пасть, а думающие. Таких на Руси всегда хватало. Иначе не шли бы люди ватагами в Сибирь открывать новые земли, не исследовали бы Ледовитый океан, не искали бы путь к Тихому, не высаживались на Аляску и не открывали бы Антарктиду. Где только не побывали русские люди, удовлетворяя свою тягу к открытиям и приключениям, преодолевая при этом порой чудовищные трудности! Вот с такими неугомонными и терпеливыми я и буду ускорять прогресс, строить в прошлом фундамент светлого будущего.

Долго философствовать мне некогда. Дело надо делать! В первую голову требуется укрепить оборону княжества: нужны артиллеристы. Снял в центре города офисное помещение, подключил два телефона, за них посадил женщин сорока лет, имеющих деловой вид. Контора моя должна выглядеть серьезным учреждением, и длинноногие красавицы в ней просто неуместны. Оплатил размещение в газетах и трансляцию по телевидению и радио объявления следующего содержания:

«Российская компания для работы в отрядах ликвидации лавинной опасности производит набор отслуживших в рядах советской и российской армии специалистов, имеющих навык обращения с полевыми артиллерийскими орудиями и минометами любых систем. Оплата помесячная, предусмотрена доплата за работу в особых условиях. Выплачиваются подъемные, предусмотрен перевод части заработной платы родственникам работника, заключившего контракт. Медосмотр при собеседовании. Резюме присылать на почтовое отделение №… или по телефону в виде телефонограммы. К рассмотрению принимаются и заявки инвалидов второй и третьей групп. Расходы на поездку иногородних для собеседования компенсируются при предъявлении билетов».

Организовав вербовочный пункт и проинструктировав «секретарш», на какой день назначать рандеву кандидатам, поспешил в офис криминального авторитета с погонялом «Арнольд», то есть, свой. Порешал некоторые накопившиеся вопросы, вызвал «на ковер» и крепко отругал автоперегонщиков, разбивших снятую с корабля дорогую «японку», пообещав в случае следующего прокола засунуть их в Средневековье. Балбесы заулыбались, решив, что я их простил и шучу. Это меня взбесило, и я отправил недоумков в слесарню, на разборку на запчасти машин без документов. На два месяца с половинным жалованьем и фонарями под глазами. Нагнав жути на смотрящих за причалами и собрав мзду, отбыл на «филиппинца».

Подъём! Алярм! Арбайтен! Выходной кончился, грабеж продолжился. Вскрыли трюм с металлоломом. Что в нем, для меня полезное? Мать моя, жена отцовская! Передний трюм заполнен не металлоломом в нашем понимании, а металлическими изделиями. Вполне пригодными к использованию безо всякой переделки. К тому же из цветных металлов. Перечислять весь ассортимент нет желания. Только особо запомнившееся. Кабель на катушках медный сечением от 1,5 до 35 квадрат. Кабель и провод алюминиевый в бухтах и кусками. Изделия из алюминия: столы, мармитки, молочные бидоны. Медные и бронзовые прутки, пруты, болванки, листы, полосы и еще много чего. А ведь это все в России где-то кому-то очень необходимо! А его – в утиль. За жменьку мелочи иностранной, но в свой карман.

За три дня отправил в портал все, кроме кабелей на катушках. С теми валандались еще двое суток, разрезая намотанное на них на куски «болгаркой». Но вот и с металлом закончили. Опять дал экипажу сутки на отдых и отбыл. Проверил старателей, перекинув добытое в подвал своего дома. Проверил индейцев-лесорубов, подкинул им «товаров белого человека» для стимуляции. Вернувшись в будущее, пообщался в офисе с секретаршами. Мой рассчет на их деловой вид оправдался. В сейфе лежало уже три десятка заявлений. И народ продолжал звонить. Но общаться лично с кандидатами в «серые гуси» мне сегодня было некогда. Еще раз напомнив секретаршам, на какие дни назначать собеседования, отбыл на корабль.

Теперь надо обобрать само судно. Ходил по нему, прикидывал и досадовал, что мой портал такой маленький и в него не могут пролезть габаритные предметы. И мечтал о портале, через который я мог бы протащить БМП или корабль. Не такой большой, как этот «филиппинец», а хотя бы «Морской охотник» или траулер рыболовецкий. Но чего нет, того нет.

В одно из моих появлений в Новороссийске Уругвайском, когда после окончания очередного сеанса пространственно-временного переброса ништяков мне для закрытия портала пришлось в него войти, меня встретил Сергей Шустов, сын начальника княжеской артиллерии. Его новость очень обрадовала. Слесарь-механик за неимением автомобилей, требующих починки, занялся электросваркой, благо дизель-генератор с такой функцией уже имелся. Зная, что я захватил целое судно с дизельным двигателем, он, используя добытый мной листовой металл, сварил несколько емкостей для хранения ГСМ. И даже умудрился испытать их на герметичность. Вот ведь как! Я еще скорбел, что соляр, находящийся в танках судна, вместе с ним уйдет на дно, и не мог придумать, куда его слить. А человек придумал и придуманное осуществил, не дожидаясь руководящих указивок. Молодец! Он даже подумал о том, в чем соляр транспортировать, и перелил в свои емкости содержимое железных бочек. Их я соляркой в порту затарил и в княжество перекинул месяц назад. Вдвойне молодец Серега! Вернусь, обязательно премирую.

Разделка судна заняла много времени. Я хотел забрать с него как можно больше из того, что нам пригодится. А это практически любая вещь из будущего, металл перегородок, иллюминаторы, стальные тросы, якорные цепи и еще очень многое. Но вот наконец настал тот благостный день, когда из не демонтированного остались РЛС и оборудование радиорубки. Еще оставались двигатели, но я, посмотрев на их габариты, вздохнул, поднял руку вверх и резко опустил. Обидно, досадно, но ладно. Много полезного приходится бросать, но бросить можно по-разному. Топить судно мне расхотелось. Шлепая потихоньку, мы добрались до мелких островков, рассыпанных между китайским островом Тайвань и филиппинским островом Лусон. Вот в маленькую бухточку одного из них и было загнано то, что осталось от судна. Островок необитаем, и мою сырьевую заначку, надеюсь, обнаружат не скоро.

Корабль плотно сидел в песке и со стороны моря виден не был. Я выстроил команду, двадцать шесть человек, на зияющей дырами палубе. Металл с нее тоже был отправлен в княжество. Оглядел неровный строй. Судьбу каждого я уже определил. Будут трудиться на благо новой Родины, искупая свои грехи. В этом мире они пропали без вести. В новом же отправятся на стройки пятилетки, благо их хватало, и везде требовались рабочие руки.

Глава 28

В славном приморском городе я, прежде всего, опустошил свой ангар на территории бывшей автобазы, подготовив его к приему рекрутов. После чего пришло время собеседований с бывшими артиллеристами. Всего заявки подали около восьмидесяти человек. Разного возраста, степени подготовки и физического состояния. Я нарядился в медицинский халат и начал прием. Пока кандидат рассказывал свою биографию, я сканировал его сознание и проверял здоровье. Разные люди проходили передо мной. Выбор был, и я его делал. Прежде всего меня интересовали офицеры и их стаж службы. Участие в боях, награды. Причины увольнения в запас или в отставку. Семейное положение. Самым последним было состояние здоровья. Больных неизлечимыми болезнями, алкоголиков и наркоманов отсеивал сразу. Инвалидов, благо слепые и слабовидящие с глухими отсутствовали, если у них был боевой опыт и образование, любое, брал. В крепости опытный артиллерист сможет служить и без руки, ноги или глаза. А в поле повоюют здоровые. На худой конец, и инвалид – носитель русского генома!

Вот с одним из таких, некомплектных, как он сам себя назвал, указав на пустой левый рукав, я сейчас и беседовал. Карпов Лев Иванович, тридцать лет, старший лейтенант, минометчик. Руку потерял в Чечне в 1995-м. Женат, двое детей. Откровенно был удивлен, когда я предложил ему подписать контракт.

– А я и не знал, – глядя мне в глаза, заявил старлей, – что в «серые гуси» инвалидов первой группы берут!

– А при чем здесь наемники? – спросил я. – В их рядах инвалиды не нужны. А в службе предотвращения лавин – вполне возможны.

– Все равно как-то настораживающе звучит приглашение.

– Так зачем тогда приехал, тем более из другого края? Да еще с первой группой инвалидности. В объявлении сказано, что допускается вторая и третья.

– Просто интересно стало, что за чудаки солдат- артиллеристов вербуют. Про лавины ты мне не втирай, не трать времени зря. Скажи правду.

Я внимательно посмотрел на него, поглубже заглянул в его сознание. Подвоха ни с какой стороны нет.

– А ты действительно хочешь знать правду? Может, возьмешь компенсацию за беспокойство, да и отбудешь к себе в поселок? Лишние знания могут отрицательно сказаться на…

– Пугаешь? Зря. Я год безработный. Пенсия мизерная. И двое детей на руках. Только жена пока еще работу имеет. У меня высшее инженерное образование, а по специальности устроиться не могу. Не нужны стали инженера! В Чечню попал по набору, такому же, что ты сейчас делаешь. Думал денег заработать. Минометчиком стал. В институте была военная кафедра, готовили офицеров именно этой ВУС. Только недолго повоевать пришлось. Да и с оплатой обманули, сволочи. А сейчас даже сторожем никуда не берут. Вот я и хочу знать, где и на каких условиях воевать буду, если ты меня, инвалида, действительно берешь, а не глумишься.

– Коли ты такой смелый, то пошли смотреть твое новое место службы.

Я открыл портал прямо в кабинете. Где была стена, появилось вытянутое вверх бездонно черное нечто.

– Что это?! – воскликнул старлей, вскакивая со стула.

– Пространственно-временной портал. Секретная разработка. Шагай, если смелый!

Минометчик посмотрел на спокойную матовую поверхность портала, перевел взгляд на меня, потом опять на портал и решительно шагнул. А я следом, даже халат не снял. Под ногами камень верхней площадки башни цитадели, перед глазами спокойные, чуть рябящие от свежего ветерка воды залива. И входящая в него каракка…

Старлей сидел на стуле и выжидательно смотрел на меня. Он получил достаточно информации о Русском Уругвае, чтобы принять правильное решение.

– Семью взять с собой могу? – нарушил он молчание.

– Можешь, но пока не советую. Нет еще тех условий, к которым твоя жена и дети привыкли. Ни электричества, ни телевизора. Радио тоже нет, как нет и нормальной медицины. Средневековье, одним словом. Пусть пока здесь поживут годик – два. Половину твоего жалованья получать будут. Регулярно и без задержек. Ну и приглядят за ними, чтоб никто не обижал.

– Хорошо, я понял. Только семье две трети жалованья переводи, им деньги нужнее будут.

– Как скажешь. Теперь повторим, что тебе предстоит сделать. Прежде всего, спишись или созвонись со своими однокурсниками, а удастся, то и с однополчанами. Узнай, кто чем живет и как дышит. Нам нужны грамотные люди. Найди тех, кто согласится переехать на ПМЖ за границу. В не очень развитую страну, но за хорошие деньги. Так говори. Остальное я сам расскажу при встрече с кандидатами в переселенцы. Если, конечно, они мою проверку пройдут. На это даю тебе месяц…

Приблизительно в таком же ключе я в течении четырех дней разговаривал с каждым, прошедшим первичный отбор по состоянию здоровья физического и психического. Некоторых, как старлея, водил в прошлое. Одного, правда, пришлось выбраковывать: увидев парусники, крепость и холмистую равнину он повел себя не совсем адекватно, хотя при сканировании я у него никаких отклонений не нашел. Пришлось стирать из его памяти информацию о том, где был и каким образом туда попал. Компенсировал ему затраты на билет и отправил восвояси, оставив в его мозгу команду: как сядет в поезд – забыть, куда и зачем приезжал. К счастью, остальные кандидаты имели более крепкие нервы. Им я так же дал задание: искать подходящих людей. Любых специальностей и родов войск. Согласных за приличные деньги работать за границей в некомфортных условиях долгое время. Через месяц буду ждать сообщений о результатах вербовки. Телеграммами на главпочтамт «до востребования».

Добровольцев отправил по домам, выплатив каждому энную сумму «на жизнь». Офис сделал свое дело, и я его закрыл, расплатившись с представительными секретаршами. В сопровождении своих молчаливых охранников отправился в ангар автобазы. Едва успел отправить в княжество скопившиеся там материальные ценности, как появился гонец от зама Хвата – фээсбэшника. Притащил «маляву»: «Хвату от Арама. Десятого сходняк на твоей территории, обеспечь прием уважаемых людей. Арнольда возьми с собой».

Ясно, Хвата подвинут. Мелок он для дел серьезных, а с меня отчет потребуют, чем занимался. Целый квартал прошел, а я из города так никуда ни разу и не выехал. А ведь мне практически инспектирование края на предмет выявления скрытых или неэффективно используемых ресурсов для увеличения финансового потока в общак поручили. Отлыниваю, получается, от задания. Вот только есть мне, чем ответить! Из бесед с добровольцами я многое почерпнул, ведь одним из вопросов был вопрос о месте нынешней или прошлой работы добровольца и его жены или подруги. Так что состояние бывшего «народного» хозяйства я более-менее знал. И мог кое-что предложить верхушке «общества босяцкого». Да и исподволь на мозги их повоздействовать. Проведу пси-сеанс с несколькими объектами, уберу направленный против меня негатив и внушу необходимые мысли. Вряд ли урки знают, что такое телепатия и как от нее уберечься.

Для приема гостей арендовал шикарный ресторан, лучший в городе. Для охраны собрал всех своих бойцов. Гости начали съезжаться к полудню. Я лично подходил к каждому, широченно улыбался и протягивал руку для пожатия. Авторитеты, скривив губы в снисходительной улыбке, подавали свои. Моя уловка срабатывала, я получал для промывки их сознания и внушения физический контакт. К назначенному времени прибыло семь авторитетов. Троих я уже знал. Трое назвали свои погоняла при рукопожатии. И только четвертый не подал руки, не назвался, а зло сверкнул глазами на меня и стоявшего рядом Хвата. С ним мне придется работать на расстоянии. Последним, как и положено смотрящему за краем, на роскошном джипе с аэропорта подкатил Циклоп. В Москву летал на всероссийский сходняк. С ним прибыл и московский представитель – довольно плюгавенький мужичок с лысиной, покрытой белесым пушком, и оттопыренными ушами. Он представился как Равиль Исмаилович и просто излучал радушие. Но вот чуть раскосые глаза обшарили меня весьма колючим взглядом. Я тут же вторгся в его сознание. Татарин приехал для разговора именно со мной: в столице заинтересовались моими изумрудами.

Встреча или, как говорят у них – толковище, благодаря моим псионическим способностям прошла в спокойной, дружественной обстановке. Для начала побеседовали с Хватом. Потом со мной. Конструктивно, но благосклонно. Затем Арам, армянский авторитет, ни разу не сидевший и купивший воровскую корону за выручку от продажи апельсинов, (а я ведь ее тоже купил!) вручил мне воровской символ – перстень из латуни с большим квадратным «камнем» из черного стекла. А вот Хвату – нет. И тот заметно сник.

Как я и предполагал, порт у Хвата отобрали. Не по чину кусок. Вкусняшку по решению «общества» передали тому злому с погонялом Аспид, что мне руки не подал. Особняк тоже ему достался. Я пытался «поработать» с его сознанием на расстоянии, но меня постоянно отвлекали, а это отрицательно сказывается на результатах псионического воздействия. Удалось лишь только немного пригасить его ненависть к Хвату и желание быстрой расправы.

– Ты, Арнольд, люди говорят, автобазу прикупил? – задал вопрос Арам. – Вот и займись автомобилями. Можешь еще что придумать, мы не против. В крае много чего бесхозного есть. Расширяйся, если сможешь. Только в общак не забывай долю заносить.

А я чо? А я ни чо! Конечно, с порта я мог княжество лучше снабжать и разнообразнее. Но тогда мне здесь надо было бы почти безвылазно сидеть. И практически постоянно воевать со всем криминалитетом, сначала с местным, а потом и со столичным. Ведь не секрет, что криминал всей страны управлялся из Москвы. И тамошние боссы сразу бы заинтересовались моим борзым поведением. Всероссийской славы мне не надо. Потому-то я и не стал обострять отношения. Даже слегка порадовался, что теперь не буду к одному месту приклеенным. Бандитский бизнес, он ведь тоже бизнес, им плотно заниматься надо, руководить, не отвлекаясь на что-либо иное. А то конкуренты, кореша зоновские или друганы-братаны, что под рукой ходят и жаждут подняться, быстро слопают. Мне-то с моими способностями это не страшно. Вот только воевать со всеми и постоянно ждать подлян со всех сторон – не хочу!

С автотранспортом полегче будет. Найду зама, знающего как дела делать по-настоящему, и бухгалтера, что крысятничать не станет. Слесаря, водители, охранники, экспедиторы… Ха, стоп! Я что, действительно собираюсь тут бизнес разворачивать? А оно мне надо? По большому счету – да! Для прикрытия моей основной деятельности – умыкания материальных ценностей из этого мира для укрепления другого. А кого на хозяйство поставить? Конечно, Мойшу Лейбовича! Мозги я ему вроде бы хорошо поправил, а деловая хватка у него есть. Вот пусть и трудится на меня, специалист хождения между струй проливного дождя. А если инстинкт национальный проснется, всегда смогу на путь истинный наставить: воровать у меня не надо!

– И еще, Арнольд, – вступил в разговор молчавший до сих пор Циклоп. – Наш гость Равиль Исмаилович желает побеседовать с тобой отдельно. Кстати, он ходатайствовал перед обществом об оставлении тебе доли в порту. Решение нами принято. Ты сам по себе, от Аспида не зависишь. Но и под ногами у него не путайся. Он вор авторитетный, а тебе авторитет еще нарабатывать надо. Общество тебе уважение оказало, в свой круг приняло. Малюта, старый каторжанин, за тебя подписался. Не подведи его, да и нас. А если где терки какие возникнут, решать мирно надо, без стрельбы. А то ты больно часто в последнее время за волыну хватался. Не хмурься, это не в укор сказано, а как совет добрый на будущее.

Советов законники надавали кучу немалую. Я же, изобразив крайнюю степень внимания, аккуратно листал память то одного авторитета, то другого, изымая информацию и вкладывая в их сознания положительные о себе впечатления. Наконец нравоучения закончились, и я с татарином уединился в отдельном кабинете. Приватный разговор получился коротким: мне было предложено поставлять изумруды напрямую в столицу. И цену татарин назвал приемлемую. Я согласился. Обговорив порядок обмена камней на забугорные дензнаки, вышли в общий зал, где уже в полный рост шло гульбище. Аспида и Хвата за столом небыло…

Время не бежало, время скакало диким мустангом. И сейчас оно для меня имело реальное значение. Я не хотел, возвращаясь в прошлое, выкидывать из него то количество времени, что провел в будущем. Ведь там-то мои люди живут, дела делают! Потому если здесь, в мире будущего, я провел неделю, то туда, в мир прошлого, тоже на неделю позже прихожу.

С последнего моего визита в Новороссийск минуло десять дней. А вообще в мире 1996-го года я уже третий месяц. Подзадержался, но оно того стоило. Короткими появлениями в Новороссийске и на приисках я контролировал тамошнюю ситуацию, но основная работа по становлению и укреплению Русского Уругвая легла на плечи князя Северского. Вообще-то и правильно! Это его княжество. Я там только в роли помощника и снабженца. Ну и вдохновителя, конечно. Потому и стараюсь нарастить военные мускулы княжества, таская туда оружие и людей. Средневековье понимает и уважает только силу. Русский Уругвай обязан стать могучим. Он одна из отправных точек для начала моей работы по укреплению Руси, превращению ее в Российскую Империю, с которой всяким-разным Европам, и не только им, станет опасно спорить. Про «воевать» вообще умолчу.

Дела в Уругвае делаются, но и моего пригляда требуют. Да и старателей пора вывозить. Еще с любопытным плантатором побеседовать необходимо. А может не разорять хозяйство налаженное, а к рукам прибрать? Подумать надо. Потом. Сейчас же другие вопросы решения требуют.

Неделя ушла на организацию работы автоколонны. Мойше назначение сначала мало понравилось, если судить по его уныло опустившемуся носу. Но буквально секунд через десять унылость исчезла, а в глазах навыкате сверкнули искорки. Хитрый еврей просчитал комбинацию, и возможно не одну. Я внутренне усмехнулся. Все вы, сыны израилевы, похожи один на другого! Что в двадцатом веке, что в шестнадцатом. На что уж мой Моисей должен мне, как земля крестьянам. И за свою жизнь, и за жизнь дочери, а все натуру свою обуздать не может. Получает у меня изумруды на огранку по весу, а сколько весит ограненный камень, в оправу вставленный, и сколько в пыль или обрезки ушло, я проверить не могу. Не разбирать же готовое изделие! И не контролировать же процесс огранки каждого камня. Да и ловить его за руку мне, откровенно говоря, неохота. Ладно уж, не обеднею. Вот и ходят по Новороссийску Уругвайскому серебряные колечки с очень мелкими изумрудиками. Пока они в княжестве, особой беды нет. А как выйдут за его пределы? Все знают, что ювелирная мастерская моя собственность. Значит, и изумруды мои. А где взял? А не скажу! Тем более грядет ухудшение отношений с испанцами. Так что могу послать их… в Анды! То есть далеко и надолго.

Вспомнил об испанцах, и стало что-то кисловато. Открытая конфронтация вещь плохая. Мы их победим, в этом я теперь ни сколько не сомневаюсь. Перевес в качестве вооружения на стороне княжества. Людей обученных для отражения вторжения тоже хватит. Тем более что в рукопашную с испанской пехотой, отличающейся от остальных армий Европы отличной выучкой и феноменальной стойкостью, я своих бойцов бросать не намерен. Все решат минометы и пулеметы. Только бы после этого не пришлось Буэнос-Айрес да Лиму в чувство приводить. Не хочется с соседом резаться.

Помимо руководства автобазой, нагрузил Мойшу заданием присмотреть еще чего вкусного, что можно безбоязненно и малозатратно к рукам прибрать. Шмыгнув носом, он убежал. Я же вышел на территорию. И вовремя. У ворот просигналила машина. Охранник распахнул воротины. Въехали два военных «Урала». В кабине первого, улыбаясь, сидел прапорщик Чухно. Боеприпасы привез. Возит чуть ли не в открытую! Мне даже иной раз жутковато становится: вот сейчас за ним следом ворвутся спецназовцы ФСБ и повяжут всех моих парней. Я-то уйду, а с ними что будет? Да и источник боепитания прихлопнут. Но ничего пока, тьфу-тьфу, не случилось.

– Я вас приветствую! – выскакивая из машины, крикнул прапор и бодрым шагом двинулся ко мне. Руку тянуть не стал, зная, что рукопожатия мне не нравятся (с каждой сволочью еще ручкаться, противно!). А «Уралы», заворчав двигателями, медленно двинулись вглубь территории, где за трансформаторной подстанцией у меня был еще один небольшой ангарчик. С ленточным транспортером, что позволяло освободить грузовик от привезенного за считанные минуты. Разгружавшие грузовик матросы ставили ящики на него, и те уплывали в темноту плохо (специально) освещенного ангара. Там их уже мои люди снимали с ленты и бросали в черноту портала. А в точке выхода, как рассказывал Дизель, ящики появлялись в нескольких миллиметрах над поверхностью пола и плавно на него становились. Принимающие быстро освобождали место для следующего. Когда я узнал об этой особенности портала мягко класть перенесенное, а не позволять ему падать с высоты, то был очень обрадован. Можно было швырять грузы в портал как угодно, не заботясь о сохранности даже хрупких вещей. Это намного сократило время перемещения.

Так было и в этот раз. Пятнадцать минут на один грузовик, столько же на другой, и контрабанда ускользнула из этого времени. Даже если сейчас и ворвутся спецназеры, то найти уже ничего не смогут. Оперейшн из нормал, оува – операция прошла успешно, отбой. Я сунул прапору жменьку зеленых бумажек, сказал, что отъеду по делам на месяц, и грузовики выехали за ворота. А я шагнул в портал. И тут же появился вновь. «Прыг-скок». Месяц местного времени прошел. Пора встречать завербованных «борцов со снежными лавинами».

Часть полученных от неправедных деяний в порту денежек потратил на закупку того, что не смогу просто спереть: постельные принадлежности, матрасы, подушки, одеяла, предметы личной гигиены, туристические палатки, посуду и еще многое, что облегчит быт переселенцев. Брал все оптом, и хозяева товаров, что я вывозил с их складов грузовиками, на меня чуть ли не молились. А я, расплатившись, заставлял их забыть обо мне и помнить только то, что они выгодно расторговались с приезжим из провинции лохом.

Настал день прибытия на пункт сбора соискателей «высокооплачиваемой работы по борьбе со снежными лавинами». Заранее полностью опустошил ангар автобазы и приказал оборудовать в нем что-то вроде переселенческого пункта с кроватями, столами, умывальниками и туалетами. Даже армейскую кухню поставил – кашу варить и чай кипятить. Хоть долго держать здесь людей я не планировал, но несколько часов, пока буду проверять прибывших на «вшивость», им где-то надо будет пересидеть.

Люди начали прибывать в назначенный день. Городские подходили и подъезжали самостоятельно. За иногородними на авто и железнодорожный вокзалы отправил автобусы. Встречать их подрядил бывших секретарш, что звонки соискателей в офисе принимали. Женщины деловые, встретят, составят список, прибывших доставят на автобазу. А потом опять на вокзалы, встречать следующий поезд или рейсовый автобус.

Некоторые добровольцы явились сразу со всем семейством, чего я рекомендовал пока не делать, но категорически не запрещал. Но они все же решили взять близких с собой. Видно, здешняя жизнь так достала, что хоть в каменный век. Да и в том, что их обязательно наймут, были полностью уверены. Видимо, резонно считали себя действительно классными специалистами и могли это подтвердить при окончательном собеседовании.

Семейных я проверял первыми и сразу отправлял в Уругвай, снабдив закупленным снаряжением. Помимо семей почти каждый из заключивших контракт артиллеристов и минометчиков привез еще кого-то. Это были знакомые, товарищи по службе или работе, друзья. С ними пришлось долго разбираться, отсеивая случайных людей, не понявших, куда их приглашают. «Довесков», просканировав сознание и дав заполнить анкету, отправлял в ангар на передержку.

Таким образом, за трое суток, отведенных мной на сбор, прибыли сто семьдесят девять человек. Рекрутов и их семьи отправлял без задержки. Контракт подписал добровольно? Да! Семью взял самовольно? Да! Вот по прибытии сам и разбирайся, если ныть начнут да истерики закатывать типа «куда завез, аспид!». Остальных ознакомил с условиями контракта, в котором было честно и без прикрас указано все: как служить и где жить. Кто-то, подумав, контракт подписывал, а кто-то отказывался. Этим я делал промывание мозгов, стирая следы полученной информации, а мои охранники через запасной выход отводили в автобус со шторками на окнах, исключая контакт с кем-либо по пути следования. Сядут в поезд, поедут домой, недоумевая, за каким чертом они в этот город приперлись.

Последняя категория попавших ко мне на собеседование – совсем случайные попутчики. Несколько рекрутов где-то распустили языки, и к ним прилепились разные «интересующиеся». Было их всего семеро: карточный шулер, два поездных вора, две проститутки, бомж вокзальный, в толчее забравшийся в автобус с целью пожрать на халяву и спереть чего-нибудь. Шулера и воров мои охранники скрутили и сунули в будку бывшей «вахтовки». Будут камень в княжестве ломать. Проституток и бомжа просто выкинули за ворота.

Был еще один товарищ – гражданин коренастого телосложения с цепким взглядом и поседевшими висками, лет сорока. С ним я беседовал долго. Пробираясь в его сознание встретил довольно сильное сопротивление. Пришлось изрядно попотеть. Кое-что узнать удалось, но это лежало на поверхности. Глубже я проникнуть не смог. А потом настало время мне самому уходить в глухую пси-оборону. Я был несказанно изумлен, нарвавшись на мощное сопротивление и умелое ответное нападение. В общем-то рутинное сканирование сознания очередного рекрута превратилось в пси-поединок. Но я выдержал это испытание, чужака в свое сознание не пустил. А когда тот ослабил напор, сам перешел в атаку, уже не боясь повредить ему. Постепенно чужак стал слабеть и сдавать позиции, а я усиливать давление. И вот его защита рухнула. Глаза коренастого потускнели, а сам он безвольной куклой осел на стуле, свесив голову на грудь. Я ринулся листать его память, но вдруг услышал в своем сознании знакомый голос:

– Поздравляю, ты выдержал еще один тест, – сказал тот, кто называл себя Богом. – Надеюсь, ты своего нового помощника не убил? Впрочем, таким способом убить ты не сможешь, только покалечить. Но это не страшно, Я его вылечу!

– Помощник? А зачем мне он? Да еще такой мощный телепат!

– Ты успел посмотреть, кто он? Нет? Тогда я скажу. Полковник ФСБ Сизов Михаил Михайлович. Твой резидент в этом времени. Мой тебе подарок. Все, работай!

– Подожди, зачем?..

– Для повышения качества выполнения твоей миссии.

Я сидел и смотрел на медленно приходящего в себя гэбэшника. Подарок. Ага, сюрпра-а-а-йз! И что мне с ним делать? В Уругвай тащить? Кажется, последние фразы я произнес вслух, потому как полковник пробормотал:

– Никуда меня тащить не надо. Ох, как же башка болит! Анальгина нет?

– Таблеток нет, только вот это, – я поставил на стол бутылку коньяка. – Налить, Михаил Михайлович?

– Ох, а водки нет?

– Нет.

– Налей, чуток. Не люблю коньяк и пью его редко, но если чего другого нет…

Я набулькал в две рюмки. Выпил сам, подождал, когда полковник выцедит свою, и вновь налил. На закуску были шоколадные конфеты. Лимона небыло. Посидели, помолчали. Полковник потер ладонями лицо, помассировал лоб и виски. Глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Потом выцедил налитое, закинул в рот конфету и, прожевав, начал рассказывать:

– Я начальник краевого управления ФСБ, полковник. По секретной специализации еще и телепат-дознаватель. Официально такой должности нет, и как я им стал – не знаю. Стерто. Основное задание – выявлять предателей. Дополнительное – искать латентных телепатов. Ну и управлением руководить, ловить шпионов. О том, что я телепат, никто в конторе здешней не знает. Одного предателя выявил, а вот с поиском обладающих пси-способностями – напряженка. В должности всего три месяца, мало с кем общаться помимо службы приходилось. И вдруг замечаю, что с некоторых пор у некоторых моих сотрудников контрольки, что я им в сознания поставил, нарушаться стали! Кто-то им в мозги заглядывал и делал это осторожно, но не совсем чисто следы убирал. Началось с исчезновения одного подполковника и одного каперанга, к которому первый в гости пришел. Кто-то в мозгах оперов с наружного наблюдения побывал. Потом этот кто-то в других мозгах покопался.

– Другие были у парнишки, что в банде Креста окопался, – перебил я полковника. – Вашего агента под прикрытием, которого я вычислил, но трогать не стал.

– Да, Илья Георгиевич, именно так. И мне стало весьма интересно, почему он жив. Банда Креста весьма жестока, Хват у руля встал – жестокости не убавилось, если вспомнить пару стрелок, на которые его приглашали. А тут ничего! Жив, здоров, невредим, в курсе всех дел, приближен наш агент, хоть и разоблачен. Как будто тот, кто в его мозгах копался, специально под разработку подставился. Стал я думать, сопоставлять, еще оперов задействовал. И наткнулся на тебя! Я был просто в шоке от той деятельности, что ты здесь развел! Практически не прячась, наплевав на все законы конспирации, ты развел весьма бурную деятельность! Складывалось впечатление, что у тебя либо все куплены, либо ты при любом раскладе можешь соскочить с любого крючка. Скажи на милость, куда делось столько вооружения и боеприпасов? А стройматериалы, цемент, металл, продовольствие, текстиль? Да все подряд, что в твои руки попадает, исчезает бесследно! Тебе это все сюда привозится, а отсюда не вывозится. Куда девается?! А люди? Я понимаю, что к тем пушкам артиллеристы нужны, и они сейчас у тебя во дворе топчутся. Но куда и как ты их вывозить будешь?

– Послушай, полковник. Господь сказал, что ты будешь моим помощником. А ты допрос учиняешь! Это я тебя спрашивать буду, с какого перепуга Он тебя ко мне прислал? По-моему, у вашей конторы прямой связи с Создателем нет и вряд ли будет. Так как получилось, что Он мне тебя прямо в руки сунул?! И откуда в твоем сознании такая защита? Опять же вряд ли у вас имеются столь сильные телепаты, способные на это.

– Я не знаю, кто ты и откуда взялся. По моему запросу Воинов Илья Георгиевич на просторах нашей Родины существует, и даже не в одном лице, но именно тебя – нет. На завтра я планировал тебя брать и беседовать на моей территории. Но сегодня ночью ко мне явился Он. Я атеист, но Он нашел аргументы, убедившие меня в Его существовании. А потом посоветовал не препятствовать тебе, а помогать. Сказал, что в этом мое предназначение в этом мире, и я Ему поверил! Представляешь? Я поверил Его словам! Потом Он положил свою руку мне на голову. Я уснул, а когда проснулся, обнаружил это.

Полковник распустил галстук, расстегнул рубашку и достал из-за пазухи такой же серебряный крест, что и у меня, только с прозрачным камнем сиреневого цвета. Аметист называется.

– Вот, видишь? Я креста никогда не носил, а тут просыпаюсь, а он у меня на шее. Хотел снять, так не получается! Хоть и цепочка достаточно длинная, но снять не могу.

– И не снимай, полковник. Я не знаю, какую функцию Он вложил в этот камень, но то, что он твой оберег – уверен! А еще что помнишь?

– Только Его слова: «Будь Илье помощником!» и все. А вот почему именно тебе – не сказал. А почему? Может, ты мне ответишь?

– Может, и отвечу. Только сначала решу, нужен ли мне такой помощник любопытный. Мне ведь придется тебе полностью довериться, о многом рассказать и многое показать. Только вот одного Его слова мне мало. Надо эти слова тебе делами подкреплять.

– Делами? Это можно! Но сначала – информацией…

Полковник говорил, а я запоминал. Государственных тайн он мне не открывал, мы оба знали, что они мне не нужны. А вот обстановку в крае раскрыл полностью. И захоти я взять в ней власть, подмяв и администрацию, и криминал, и бизнес, мне хватило бы одного месяца. У полковника инфа специфическая была даже на его непосредственное руководство. Как здешнее, так и столичное. Что с одной стороны весьма удивительно, а с другой, вспомнив о его пси-способностях, нисколько.

– Михаил Михайлович, – дослушав его рассказ, спросил я. – А сколько вас таких, в телепатии столь далеко продвинутых, в конторе?

– Не знаю, честное слово! И кто меня телепатом сделал, предваряя твой следующий вопрос – тоже не знаю.

– А отчеты на кого посылали?

– На кого – тоже не знаю. Только номер почтового ящика. Где находится, и кто почту забирал – ответ тот же.

– А секретчик, фельдъегерская служба?..

– Нет, не интересовался. Стойкая уверенность, что мне это знать не надо.

– Кодирование от излишнего любопытства.

– Да, я тоже так думаю. Так как, будем сотрудничать по Его желанию?

– Будем.

Я многое открыл полковнику. В том числе и историю своей жизни. Но не все. Лишнего ему тоже знать не надо. В частности, об остальных моих способностях. Откровенно говоря, я рисковал лишь только налаженным здесь каналом поставки в Русский Уругвай оружия и боеприпасов. Но свет на этом городе клином не сошелся! К сожалению, в данном временном отрезке найти тех, кто со спокойной совестью продаст за жменьку денег забугорных все, что мне будет необходимо, большого труда не составит. Я даже собой не рисковал! Каким бы сильным телепатом ни был тот, кто ставил пси-умения полковнику, я оказался сильнее его ученика. Как в спорте, где в соревнованиях выясняется степень мастерства участников, так и в схватке владеющих пси-способностями: победитель обретает дополнительную Силу. Потом проверю, что в качестве медальки получил.

Полковник ушел, оставив контакт для связи. А зачем нам, псионикам, его контакт, если я с ним напрямую связаться смогу? Ну, коли оставил, так пусть будет. Теперь на нем вопросы вербовки людей и поиск надежных источников снабжения. А я, проводив нежданного помощника, продолжил прерванную его визитом фильтрацию прибывших. Много времени это не заняло, и вот я вновь дышу воздухом княжества. Сто семьдесят один человек, включая двенадцать детей до пятнадцати лет, размещены во временных саманных бараках. Пока рабочие не построят для каждой семьи отдельного дома, поживут там. Заодно прорежутся и нюни, которыми мне, Ларите или Вито придется отдельно заниматься. Обратно никого не отпустим, всем здесь работа найдется.

Вызвал майора Шустова, начальника артиллерии княжества. Тот пришел с капитаном Зотовым, командиром роты. Отдал им в подчинение всех артиллеристов. Прибывшего со мной минометчика, старшего лейтенанта Карпова Льва Ивановича, назначил командиром минометной роты. Подчинил ему всех контрактников, знакомых с этим видом оружия. Теперь забота командиров, как из людей разной степени подготовки сделать боеспособные рассчеты. Я свою работу выполнил, личным составом их обеспечил. Теперь буду ждать результатов и подгонять.

Глава 29

Плотно перекусил в кругу семьи, переоделся в камуфляж, нацепил разгрузку, закинул за спину вещмешок, взял в руки автомат, открыл портал в Диамантину и шагнул в черное ничто. Больше месяца я не мог сюда вырваться. Что тут, как тут? Активировал гравипояс, поднялся метров на четыреста и приник к окулярам бинокля. Сквозь легкую туманную пелену сумел разглядеть тонкую струйку дыма костра. Не торопясь полетел в его направлении, время от времени посматривая через окуляры по сторонам. Заметил еще одну струйку дыма, прикинул ориентиры.

Первым был лагерь Шатуна. Я поразился размахом его старательских работ. Весь берег небольшой речки метров на триста был изрыт, широкие ямы перемежались кучами промытой породы. Но людей, кроме дежурного кашевара, я не увидел. Тот, заметив мое появление, резво подбежал и, улыбаясь во весь рот, доложил:

– Великий, у нас все в порядке! Люди за поворотом реки работают. Скоро обед, подойдут.

– А что туда лагерь не перенесли?

– Там места для палаток нет. Камни сплошняком.

– Ладно, делом занимайся, а я пройдусь.

Кашевар убежал, все так же радостно улыбаясь. А я пошел вниз по течению, присматриваясь к копанкам. Хорошее место было, видимо, коли Шатун тут все так сильно перелопатил. Посмотрю, что дальше нашел. А ведь уже весна. Вот и солнышко стало пригревать, и травка дружно меж камней полезла. Это хорошо, но надо отсюда убираться. Время поджимает и предчувствия нехорошие сердце бередят. Посмотрю сейчас на место добычи, и если богатое оно – дам еще неделю порезвиться. А потом – сворачивание работ и возвращение к месту, где наши баркасы припрятаны. Я их попутно дважды проверял, как к индейцам перемещался. Но было это давно.

Так, за думами о насущном, добрался до прииска. Поставить палатки здесь действительно негде, нет ровной площадки без камней. Зато есть широкий глиняный язык, образовавшийся как раз на повороте реки, и упирающийся в отвесную скалу метров шести высотой. В этом месте река делала замысловатый финт, а потом по ступенчатому каскаду, разбившись на четыре рукава, весело скакала вниз, в довольно обширную скальную чашу. А из чаши в несколько ручейков бежала дальше, чуть ниже сливаясь опять в речку. Вот на этих вытекающих ручейках Шатун и поставил проходнушки. В них люди насыпали поднятый со дна чаши песок, а вода уносила ил и легкие песчинки, оставляя золото, алмазы и камни. Последние нещадно выбрасывались.

Я залюбовался слаженностью работы старателей. Ловкие руки одних быстро выбирали пустую породу, руки других – мелкие алмазы. А третьи небольшими лопаточками собирали золото. Меня никто не замечал, все внимание было сосредоточено на работе. И лишь когда я подошел совсем близко, был замечен. Но рабочие места люди не покидали, ограничивались или радостной улыбкой, или приветственным возгласом. Великий и Ужасный подождет, а вот работа, сулящая получение многих благ цивилизации, нет. Мои воины-уругвайцы знают, что такое товарно-денежные отношения. Они за службу от князя плату получают, на которую содержат свои семьи. Я же им за работу на приисках долю добытого посулил, вот они и вкалывают, чтобы доля больше получилась. Похвально!

Подбежал Шатун. Крепко обнялись, похлопали друг друга по спинам. Я снял вещмешок. Разгрузку и автомат вручил Шатуну. Тот обрадовался подарку и тихо, перерезанные чеченским кинжалом голосовые связки так до нормы и не срослись, сказал:

– Представляешь, Георгич, мы сюда позавчера пришли. Так уже алмазов ведро целое собрали и песка золотого килограммов двадцать. Да в лагере еще, с прежнего места два десятка кошелей!

– Хорошо, потом покажешь. Люди все целы?

– Целы и здоровы. Пашут, как звери. Вот только продуктов считай, нет. Я двоих охотиться отправил. Вчера оленюшку мелкую притащили, а что сегодня добудут – не знаю. В этом озерке рыба была, так ее всю сразу выловили, ни одна не ушла.

– Считай, что продукты у тебя есть. На сегодня работу заканчивай, там кашевар что-то наварил, а я сейчас продукты в лагерь закину, пировать будем. И люди хоть немного отдохнут. Жду в лагере.

Открыл портал и шагнул в княжий продуктовый склад. Заведующая складом Лена, невестка майора Шустова, указала на корзины и мешки, приготовленные для старателей. Таких штабелей было четыре, по числу старательских партий. Я попросил добавить к каждому по двухведерному бочонку вина, потом открыл портал, и рабочие стали бросать в него приготовленное. Когда в бездне канул последний мешок с первого штабеля, я шагнул следом. В лагере Шатуна царило веселье. Жидкий супчик, приготовленный кашеваром, был уже выхлебан. Над костром вновь висел артельный котел, наполненный водой. Теперь ему предстояло сварить нечто более существенное, питательное и объемное. Добытые ценности Маркел с Шатуном перекидали в портал, я выпил с ними кружку вина и ушел в подвал своего дома, где собиралось все, добытое старателями. Оттуда вновь вышел в лагерь Богдана, но сразу, не задерживаясь, активировал антиграв и полетел в сторону замеченного ранее дымка.

В лагерях Потапа, Кюгеля и Сатемпо было приблизительно то же самое. У кого получше, у кого похуже, но количество заполненных драгоценной добычей кожаных кошелей изрядно возросло. Дальше всех располагался лагерь Кюгеля. Неугомонный немец, получив от меня неведомые в этом времени знания геологии, занимался не только добычей, но и разведкой, составляя геологическую карту местности. И когда я появился в его лагере, с гордостью показал ее мне. Нет, не зря я ему еще и топографию в голову вложил и инструменты кое-какие, в будущем добытые, передал! Карта весьма ценной получилась. Он ведь помимо золота и алмазов еще и иное обнаружил: рудные выходы железа, олова, россыпь довольно крупных светло-зеленых изумрудов. Но особо ценной была находка семи черных алмазов от 0,5 до 4-х карат весом.

На нынешнем месте Кюгель добычу уже заканчивал и дня через три-четыре планировал переместиться в другое, ниже по течению. Но я его рвение остудил, приказав после выработки этого месторождения сворачиваться и идти на соединение с партией Сатемпо. Выработав его прииск, идти к Потапу, а от него – к Шатуну. После чего двигаться к Риу-Доси, к баркасам. Кюгель моим решением был явно огорчен, но возражать не стал. Он знал, что на нагорье скоро начнутся дожди и работать станет трудно. Да и люди сильно устали. Хорошо еще, что никто серьезно не заболел. Вздохнув, Ганс пробормотал, что надеется попасть сюда еще хотя бы разок. Я уверил его, что такая возможность у него будет, и поднял кружку с вином. Чокнулись, выпили, потом я перекидал кошели с добычей в портал и ушел сам, пожелав ему удачи.

Из своей сокровищницы переместился в место, где были припрятаны баркасы. Никита Малой, остававшийся за старшего, доложил о состоянии плавсредств, вверенного вооружения и людей. Стрельцы без дела не сидели и обследовали реку на десять дней пути вверх по течению. Нашли еще одну брошенную индейскую деревню. Судя по степени разрушенности хижин и буйству тропических растений на месте бывших полей, люди оттуда ушли года два назад. По какой причине – можно только догадываться. Больше ничего интересного на глаза разведчикам не попалось, и они занялись охотой и рыболовством, навялив изрядное количество мяса и рыбы. Я предупредил Никиту, что дней через десять, может, чуть позже, вернутся старатели и баркасы должны быть готовы к отплытию. После чего переместился в индейскую деревню.

Древесины аборигены натаскали много. Три часа работал портал, глотая бревно за бревном. Подарками от Ньяндеругуасу́ – Отца всего сущего, были «товары белого человека» и железные изделия, оружие и орудия труда, включая дюжину острог. Мне не нравилось, что во время «рыбалки» с применением лука, которую практиковали индейцы, терялось много стрел. Я объяснил им, что даже самая большая рыба не стоит стрелы с железным наконечником. Потому и подарил остроги. Их будет тяжелее потерять, ну а если потеряют, то… Отец и я будем очень недовольны!

Так, подведу предварительный итог. Оружие из будущего и люди, умеющие им пользоваться, в княжестве имеются. Поисковые партии свою задачу выполнили и скоро потихоньку начнут сворачиваться. Остается только здесь хвосты подчистить, устранив любопытных. А потом на флейт – и домой! Немного отдохнуть и приступить к подготовке вояжа на Русь. Пора начинать изменять историю Родины.

Поисковые партии добрались до лодок, спрятанных возле заброшенной деревни, только через три недели. Как назло, в последние дни поисковиками были обнаружены особо богатые россыпи. Но приказ есть приказ! Сняли самые жирные «сливки», Кюгель нанес на карту места добычи и люди, ведя в поводу нагруженных инструментами и кошелями с ценной добычей лошадей, без приключений закончили пеший маршрут. Дружно взялись за подготовку лодок к сплаву, а я перебросил в сокровищницу добытое, на хоздвор – инструменты и лишнее снаряжение. Лошадей отправил на княжеский выпас, причем жеребец пошел в портал добровольно и без выпендрежа. Ну, а за ним и остальная скотинка, что значительно облегчила жизнь старателям. Тем же путем я хотел отправить и около сорока уругвайцев, выглядевших наиболее уставшими и обессиленными. Но встретил молчаливое неповиновение: отобранные мной люди встали на колени и, склонив головы, протянули мне свои сабли. Заметив мой грозный взгляд, перепуганный Сатемпо, так же рухнув на колени, произнес:

– Великий! Они не желают покидать тебя и предлагают лучше убить их, но не прогонять.

Я поизображал гнев на ослушников, похмурил брови, потопал ногами, но настаивать не стал, а грозно произнес:

– Сегодня я вас прощу. Но если повторится отказ от выполнения моего приказа – превращу всех ослушников в червей и скормлю рыбам!

После чего ушел в свою палатку, а обрадованные воины кинулись готовить лодки и упаковывать вещи. Через два дня сплав начался, а еще через три экспедиция грузилась уже на баркасы. Индейская деревня тупи-гуарани встретила меня как всегда: яркое выражение радости на лицах и настороженность в глазах – что еще придумает посланец Ньяндеругуасу́? А ничего я не придумаю, кроме того, что уже придумал. Ваше дело теперь добывать древесину ценных пород, за что я буду вас снабжать тем, что в ваших лесах не растет и не водится. Думаю, так будет справедливей, чем просто нагружать и отбирать. А с португальским плантатором, что послал за нами соглядатаев, я разберусь и без вас.

От деревни порядок движения каравана стал следующим: впереди, на удалении в один час, благо часы у меня и командиров групп теперь были, двигались две лодки с разведчиками. Через 30 минут после их отплытия запускалась вторая пара лодок, а еще через полчаса начинали движение баркасы. С получасовым опозданием за баркасами начинали сплав еще две лодки, в каждой из которых находились по двое стрельцов с берсо. Вдруг кому-то захочется нам на хвост упасть, вот они его картечью и отрубят. Приблизительно через месяц к устью Риу-Доси подойдет Рамон и мои люди залягут в гамаки отсыпаться, поднимаясь только лишь для еды и посещения гальюна. А я продолжу шастать меж времен и пространств, укрепляя обороноспособность Русского Уругвая.

Мимо проплывал вечнозеленый лес, наполненный шумом листвы, щебетом птиц и воплями неведомых мне, но знакомых моим воинам-охотникам зверюшек. Теплые дни сменялись не менее теплыми ночами, так же наполненными звуками жизни тропического леса. Так, не особо утруждая греблей вымотанных старательством людей, добрались до места, с которого наш караван углядел преданный своему хозяину-плантатору раб. Разведчики обнаружили приток, что ведет к заинтересовавшей меня плантации. Загнали в него наш флот, погрузились в лодки и отправились «в гости», выслав вперед себя по обнаруженной тропинке десяток разведчиков. Возглавил их, конечно же, Сатемпо.

Не спеша продвигались по реке весь день до сумерек. Ночевали в лодках, чтоб не подвергнуться атакам лесных тварей. Обидно будет потерять человека от укуса какой-нибудь ядовитой гадины. Рано утром прибежал гонец от Сатемпо: плантации обнаружены, идет разведка подходов к фазенде. Выслушав его, я приказал переправиться на другой берег, вытащить лодки и замаскировать. Костров не разводить, отдыхать до вечера, выставив парные секреты.

Конечно, ждать всегда тяжелее, чем догонять. Но вот на моих «командирских» стрелки слились в вертикальном экстазе. В полголоса я отдал команду, зашуршали кусты, раздвигаемые лодочными носами, плеснули волны. Лодки тенями скользнули по речной воде. Весла ритмично, без всплесков опускались и поднимались. А вот и противоположный берег. Сидящие на носах воины со швартовыми концами в руках выскакивают из лодок и крепят их за ближайшие кусты или деревья. Одно за другим пустеют плавсредства, воины строятся в походную колонну. Присланные Сатемпо проводники уводят их в темноту. Высадка прошла четко, быстро и относительно беззвучно. Хотя на фоне того, что доносилось из джунглей, даже если бы мы выгружали танки, рев их двигателей вряд ли заглушил бы брачные вопли представителей местной фауны.

Легкой трусцой я бегу за проводником по узкой тропинке. Следом за мной Маркел. Холоп рад радешенек, что вновь со мной, что снова он моя тень, броня, прикрывающая мою спину. Пусть радуется, ведь скоро я опять прикомандирую его к кому-нибудь из братьев-ВДВшников, а сам отправлюсь в 20-й век. Дела там есть недоделанные, но очень важные.

Проводник вел нас едва видимой тропой. Совершенно обнаженный – только с узким пояском на бедрах. Опять разведчики самовольничают, да и ладно, промолчу на этот раз, коль им так удобнее. Вооружение – лук и пучок стрел в одной руке, мачете – в другой. Двигается – заглядишься: мелькает, как тень, меж кустарников, ползучих растений и лиан. Но вот он умерил свой бег, перейдя на скользящий шаг, а вскоре вообще остановился и поднял руку. Бегущие за ним воины замерли. Обернувшись, проводник прошептал:

– Дальше плантация банановых пальм. За ней бараки черных рабов. Их охраняют четверо белых. Сейчас они у костра, скорее всего, спят, а караулит большая рыжая собака. Бараков с этой стороны четыре. Длинные. Человек на сто – сто пятьдесят каждый. Справа большое поле. Там что-то росло с толстыми стеблями, сейчас эти стебли лежат под навесом. Еще три барака с рабами, таких же. Там вождь Сатемпо затаился. Слева еще пустое поле. Там командир Шатун. Бараков и навесов нет. Дом хозяина находится за бараками, что за этой плантацией. Рядом дома других белых и черных людей. Дальше еще какие-то постройки.

– Отлично, воин! Еще охранники на территории фазенды есть?

– Нет, Великий. Только те, что черных караулят у бараков.

– Еще лучше! Поразительная беспечность. Передай Шатуну и Сатемпо, что атакуем на рассвете…

Охранников черных рабов вырезали быстро, предварительно всадив в насторожившуюся собаку две стрелы. Потом окружили дома охраны и прислуги. Сатемпо я поручил захватить дом плантатора. Его обитатели мне были не нужны. Вождь, понимающе кивнув, исчез среди цветущих кустов. Никто не должен знать, что здесь произошло, куда исчезло население, и кто здесь побывал. Черных я еще могу в Буэнос-Айрес сплавить, а вот белых и метисов с мулатами – нет. Потому они останутся здесь. В общей могиле. Не совал бы плантатор свой нос, куда не надо, остался бы при своих. Я не жесток, просто тайны Бразильского нагорья сохранить надо.

Как и заведено в домах состоятельных людей, первыми на заре поднялись слуги. Они же первыми и успокоились. Едва воины успели с ними разобраться, как на крыльцо дома надсмотрщиков, широко зевая, выбрался здоровенный мужичина с всклокоченными после сна волосами. Встав в проеме распахнутой двери, он с хрустом суставов потянулся и, получив стрелу в горло, замер, выпучив глаза. Щелкнули тетивы, и еще две стрелы по самое оперение вошли в его грудь. Мужичина качнулся от ударов назад, потом вперед, шагнул и, ломая перильца, рухнул на землю, освободив проход. В него, соблюдая очередность, проскользнули воины Шатуна. Несколько мгновений в доме было тихо, но вдруг раздался чей-то вопль, и завязалась схватка. Зазвенели клинки, два раза грохнули выстрелы. Сохранять тишину теперь было не надо, и Сатемпо, подхватив заранее принесенное бревно, стал вышибать окна в хозяйском доме. В них тут же полезли его воины. Из дома послышался женский визг, вопли и выстрелы. Но они быстро прекратились.

Гораздо хуже обстояли дела в доме надсмотрщиков. Быстро подавить их сопротивление не получилось. Я, лязгнув затвором ППС-43, ринулся внутрь и тут же остановился. В одной на все здание просторной комнате кипела жаркая схватка. Кто есть кто разобрать было невозможно. Шатун, стоя на столе, только водил стволом своего «калаша» из стороны в сторону, но выстрелить во врага, не зацепив своего, не мог. Я дал очередь поверх голов. От противоположной стены откололось несколько щепок. Не слышавшие раньше автоматных очередей люди замерли.

– Назад! – крикнул я и дал еще одну очередь. Узнавшие мой голос уругвайцы резко разорвали контакт с противником. Теперь можно было отличить своих от чужих, и Шатун этим воспользовался. Часто захлопали одиночные выстрелы.

– Мы сдаемся! Не стреляйте! – послышались крики надсмотрщиков, но стрельбу это не остановило. Вскоре последний враг с пробитой пулей головой рухнул на пол. Я оглядел разгоряченных боем уругвайцев. Многие были окровавлены, но на ногах держались.

– Все во двор! – приказал я. – Построиться!

Воины выбежали, а я оглядел поле боя. К счастью, моих на полу не лежало. Рядом с ноги на ногу переминался Шатун.

– Воины построены, Великий, – тихо произнес он.

– Для тебя я воевода. С маленькой буквы. К моему сожалению, Богдан Степанович, командовать в бою ты не умеешь. Как только кипишь поднялся, сразу нужен был твой выход: команда «Назад!», а потом по вражинам из автомата раз несколько, очередями, и все! Быстро, дешево, сердито и плодотворно. Сколько раненых?

– Восемнадцать.

– Их раны на твоей совести. Вернемся в Новороссийск, буду решать, куда мне тебя определить. Это у тебя уже второй прокол. Первый помнишь, когда сделал?

– Помню, воевода. Когда мои воины на засаду раненых испанцев нарвались, что отход своих прикрывать остались.

– Помнить помнишь, но вот выводов не сделал. Печально это.

Шатун уныло опустил голову. Что поделаешь, не у всех командиров получается быть командирами.

– А вот стреляешь ты здорово, – подсластил я пилюлю. – Значит, будешь снайперов готовить, благо есть у нас теперь, из чего стрелять.

– Правда?! – Глаза Шатуна радостно загорелись.

– Правда, но все в крепости.

Шатун выскочил из провонявшей кровью и порохом комнаты. Я вышел степенно, как и положено Великому и Ужасному. Тем более что сейчас буду чудеса исцеления демонстрировать.

Раненых действительно было восемнадцать. В основном колото-резаные раны, лишь у одного было прострелено плечо. Им я и занялся в первую очередь, распустив здоровых собирать трофеи. Пуля прошла навылет, задев сустав и вырвав изрядный клок мяса. Потому зеленый луч моего креста работал долго, но весьма успешно, восстановив утраченное на глазах у изумленных воинов. С остальными ранами было проще, они заживали едва ли не мгновенно. Даже повязок накладывать не пришлось.

Пока я возился с ранеными, во дворе росла куча вещей, вытащенных из дома плантатора. Богато жил эксплуататор, ни в чем себе не отказывая. Много полезных и красивых вещей имел. Только любопытство сгубило. Я даже на его труп смотреть не стал. Приказал пригнать негров, чтоб выкопали большую могилу и похоронили в ней всех убитых. Воины пригнали десятка два. Зрелище, конечно, не ахти. Плохо кормлены, еще хуже одеты. У многих на теле следы хозяйской ласки – свежие и уже зажившие рубцы от палок надсмотрщиков. Получив в руки лопаты, они приступили к работе, ничему не удивившись. Кашеваров своих озаботил приготовлением горячей обильной еды для всех. Воинам силы надо восстанавливать, а рабам – добычу таскать. А она весьма богатая! Одного сахара в добротном сарае было на первый взгляд тонн двести пятьдесят. А еще засахаренные бананы в бочках, огромный бурт картофеля, начавшего уже прорастать, штабеля ящиков с кукурузными початками, мешки с зерном, корзины с еще какими-то плодами, орехами… Рядом с конюшней для полусотни лошадей сложенные в стопки разобранные телеги и тележные колеса.

Очень это меня заинтересовало! Если есть транспорт, то есть и дорога, по которой ему надо ездить. Ну и где она? Кликнул Сатемпо, приказал найти. А он уже знает, где! Нашли, когда фазенду окружали. Ведет она к реке, через которую можно переправиться «на большом плоту», так Сатемпо назвал паром. Мы до него с километр не доплыли, а то бы я его сам увидел. За рекой тоже дорога просматривается. Выслушав вождя, приказал разведать, куда она выходит. Десяток воинов тут же подхватил свои копья и побежал в лес.

Отсутствовали они довольно долго. Я за это время успел переправить в Новороссийск многое из трофеев, включая часть негров, негритянок и негритят. Там их встретили и спрятали до моего возвращения, когда я легально доставлю в княжество добычу. Весь город увидит, что я из дальнего странствия привез. А в каком количестве будут знать лишь несколько доверенных.

Вернувшиеся разведчики доложили, что дорога ведет к еще нескольким полям, засаженным какими-то растениями. А долго не возвращались потому, что возле тех полей тоже есть бараки с неграми, числом два, которых охраняют пятнадцать белых на лошадях. Сейчас они все на полях, одни окучивают ростки, другие надсматривают. Ведут себя спокойно.

Услышав доклад, я вызвал Шатуна и отправил его с полусотней бойцов для прихватизации бесхозного имущества. Сам же продолжил переправлять в закрома княжества добычу. Портал открыл в воротах сарая, в котором лежала картошка. Черное ничто на фоне густого сумрака лишенного окон помещения мало выделялось, потому негры смело подходили и бросали мешки и ящики с корзинами внутрь, как им было сказано, сарая. Правда, сначала удивились, почему бросать, а не вносить и аккуратно складывать, как раньше требовалось. Но я грозно рыкнул, и удивление вместе с вопросами пропало. Им стало по-фиг, я на их черных лицах даже след мстительного злорадства заметил, когда кому-то удавалось сильно швырнуть ношу в ворота. Вот, думают, навалят сейчас кучу-малу, что-то порвется, сломается от столь небрежного обращения, и хозяин потеряет часть своего богатства. Так ему и надо, кровопийце!

Представляю, как сейчас носятся уругвайцы с этими корзинами да ящиками в ангаре, куда они сыпятся почти непрерывно! Терпите, братцы кролики, на то вы туда и поставлены с полуторным окладом. Наконец мешки с кукурузным зерном кончились. В портал полетели корзины с картошкой. Хорошо еще, что крышки на корзинах привязаны. А то не представляю, как уругвайцы клубни россыпью, вылетающие из портала, воспримут. Не будет ли мне икаться от их незлых тихих пожеланий.

К вечеру вернулся Шатун. Пригнал полтора десятка лошадей с притороченными к седлам мушкетами, сумками и тюками с каким-то барахлом, около двухсот негров и одного надсмотрщика. Этих лошадей и негров я сразу загнал в портал, а с пленником решил побеседовать. Правда, мало что узнал: имя плантатора, имя самого надсмотрщика да то, что через две-три недели должен подойти корабль за сахаром. Зря Шатун сюда его тащил, мог бы и там, на месте, допросить и в расход.

С утра отправил гонца к Потапу с приказом вести баркасы к фазенде. Негров накормил от пуза и предупредил, что ленящихся буду вешать в назидание остальным. Пока ждали баркасы, приказал собрать все телеги, впрячь в них лошадей и начать погрузку. Первыми пошли бочки со сладостями и остальным, что в этой таре было. Внутрь не заглядывал, дома разберемся. Скрепя плохо смазанными втулками, потянулся обоз к причалу. Погрузка баркасов заняла трое суток. А перегрузка в океане на флейт, сколько времени займет? Ладно! Это не моя прихоть, а дезинформация любопытствующих, которых в Новороссийске становится все больше и больше. Уж очень сильно у испанцев в одном месте свербит, хочется им узнать, откуда у нас деньги, да как мы хозяйство ведем, что все сыты и довольны и индейцы работают добровольно, а не из-под палки.

Но вот баркасы загружены. Сотня негров закована в кандалы и посажена на палубе. Все остальное, что не вместилось, отправлено в княжество через портал. Я окинул взглядом разоренную фазенду, поправил автомат на плече и шагнул на баркас. Жечь постройки не стал. Не хочу привлекать чье-либо внимание. Нам надо по-тихому из Риу-Доси и от этого побережья уйти. А дым – всегда сигнал беды. Пусть джунгли скроют то, что здесь произошло. Они это здорово умеют делать. Отданы швартовы, весла вспенили воду. До устья километров сорок, до прибытия флейта дня три. Можно не торопиться.

Глава 30

«Дайте в руки мне гармонь – золотые планки! Парень девушку домой провожал с гулянки. Шли они – в руке рука, весело и дружно. Только стежка коротка – расставаться нужно…». Я на своем корабле, в своей кровати в капитанской каюте. Настроение великолепное: задуманное выполнил и даже перевыполнил. От открывающихся перспектив дух захватывает. Трудно не почувствовать себя если не всесильным, то хотя бы сильно могучим. Теперь расслабляюсь и обдумываю следующие шаги. Сыт, слегка пьян, лежу и любуюсь на маленькую, спрятанную под узорной накидкой, «зушечку», на которую возлагаются такие большие надежды. На конкретно эту и на ее сестер, что уже собраны, пристреляны и установлены в новенькие казематы бетонных фортов, выросших по велению князя на островах и берегах русского залива Монтевидео.

«Жан, жан, баклажан, родина армян. Дунул, плюнул, в угли сунул целый баклажан!». Еще одна из дурацких песенок, что к языку липнут. Баклажан. Не растут они у нас, не здешний овощ. Помнится, древние греки его не очень любили, говорили, что тот, кто его ест, может заболеть безумием. С чего бы это? Что, прецеденты были? Но что взять с древних греков, у которых Земля была плоской? Вот будущие юсовцы – это да! Почему-то решат, что помидоры ядовиты и даже одного своего президента попытаются ими отравить, и столь будут уверены в успехе диверсии, что раструбят о кончине неугодного лидера. А тот сожрет и даже не икнет ни разу. Эх, юсовцы! Как изначально будете вы Биллами с холма, так ими и останетесь. Тупоголовыми, амбициозными, необразованными хамами. Я недавно в феврале 2017-го года побывал. Надо было забрать очередную партию матриц с пуансонами для монетного двора княжеского. Да и заглянуть чуть дальше в будущее захотелось! Заглянул. Включив телевизор, услышал, как два русских парня разыграли одну высокозабравшуюся на юсовскую пальму власти афроамериканку. Суть розыгрыша: представившись кем-то из киевского правительства, они пожаловались этой мадаме, что в африканской стране Лимпопо русскими хакерами были подтасованы итоги голосования на выборах, благодаря чему пророссийский диктатор Айболит сверг законного президента Бармалея. Как же громко эта афроамериканка возмущалась вмешательством России в дела суверенного государства! А я давился от хохота. Хорошо, пусть она не знает, что Айболит и Бармалей – герои детской сказки, написанной Корнеем Чуковским. Ей гораздо ближе всякие Бэтмэны и Человеки – пауки. Но знать географию, хоть чуток, она, политик довольно высокого уровня, обязана! Или хотя бы проконсультироваться с более грамотным человеком перед тем, как открывать рот для громогласных обличений! Позорище! Лимпопо это река, а не страна, шепните ей погромче, чтоб запомнила для общего развития! А еще она заявила, что Россия вторглась в Корею. С какого перепуга? Но тут я уже не смеялся. Такие «высокоинтеллектуальные» особи сплошь и рядом у руля огромной ядерной державы. Опасно это, очень опасно! Нет, надо ускоряться и быстрее изменять прошлое, а то и вправду какой-нибудь вот такой мэн или мэнша сядет задницей на ядерную кнопку или начнет вилкой ковырять в ядерном чемоданчике, и нет нашей маленькой планетки. А вместо нее на орбите только рой радиактивного мусора. Страшно это!

Вернулся из дум тревожных в реал своего нестрашного шестнадцатого. Интерьер капитанской каюты немного успокоил. И вычленил еще одну проблему. Год что здесь, что там, все равно 365 дней. Мир прошлого и мир будущего живут параллельно, только сдвинуты относительно друг друга «по фазе», как говорят электромонтеры. И движутся вперед, не останавливаясь. Мне надо успеть вмешаться в этот процесс, успеть повернуть руль катящегося в пропасть мира, подтолкнуть его на другой путь, где не будет точки невозврата и фатального конца. Успеть до того времени, когда конец приблизится вплотную…

Вскочил с кровати и прошелся по каюте. Время, время, время! Надо двигать на Родину, вмешиваться в историю Руси, менять ее ход. Не нравится мне то, что с ней будут делать Романовы. Особенно Петруша в своей неуемной любви к иностранцам и иностранщине. Откроет окно в Европу, и через него поналезет всякой жадной спесивой нечисти, что присосется к чистому телу Руси православной и будет кровушку пить. Да и дальнейшее развитие событий не радует. Сколько людей русских головы сложат в войнах ненужных за интересы чужие! Сколько раз земля русская «пуста быть»!

Я с силой пнул капитанское кресло и, охнув, заскакал на одной ноге, ухватив ушибленную двумя руками. Забыл, что сапоги снял, ложась на кровать! Я ведь дикий русич, это европеоиды да мерикосы в башмаках на кровать валятся. Доковылял до «зушки», погладил тонкий ствол. Нет, я смогу расшевелить Русь! Найду людей, добуду технологии, вооружу армию и вломлю всем, кто на нее хвост задерет. Пощады не будет, как не будет и выдумок о гуманном ведении войн. Война это не боксерский поединок. На ней убивают врагов, а не бьют им морды, а потом руки пожимают. Если враг не сдается, то его уничтожают всеми доступными средствами. А если сдается, то его нагибают так, чтобы он уже никогда не смог встать с земли, даже на колени. Свой народ жалеть надо, а не вражеский!

Надел сапоги, вышел на палубу. Флейт шел фордевинд, пассат дул в корму, но Рамон ставить все паруса не стал. За обоими бортами на шлюпбалках висели шесть баркасов. И хоть матросы облегчили их насколько возможно, сняв штатное снаряжение, включая мачты и весла, но сами по себе суденышки были достаточно тяжелы. Закрепляли баркасы к флейту основательно, чтобы в шторм не оторвались и дел не натворили. Но вот остойчивости это полупустому флейту не прибавило. Если к Риу-Доси он вез более трехсот человек и полный трюм припасов и снаряжения, то сейчас на борту нас, пассажиров, было чуть более двух сотен, а в трюмах – запасы на переход и часть того, что с фазенды плантатора теми баркасами вывезли и обязаны населению Новороссийска продемонстрировать как трофеи. Вот и приходится идти потихоньку, учитывая не лучшее расположение груза.

Погода благоприятствовала. Ветер дул ровно, солнышко пригревало, и мои усталые старатели отсыпались и бездельничали. А что еще делать пассажирам? Я оглядел палубу. Негров загнали в трюм, чтоб не мешали и не мозолили глаза. Уругвайцы знали о моем к ним отношении и сами прониклись тем же чувством, воспринимая черных ниже каторжников. Нет им в княжестве места не только как свободным, но и как рабам. Потому я всех захваченных африканцев продам в Буэнос-Айресе. Не нужна мне их генетика в Русском Уругвае.

– Паруса за кормой! – услышал я крик марсового и поспешил на квартердек. Там, помимо рулевых, находился и Рамон. Он стоял и смотрел в двенадцатикратный бинокль, подаренный мной после посещения будущего. Передал мне прибор и произнес:

– Полюбуйся. Три военных корабля под испанскими флагами. Идут довольно шустро. Нас догонят часа через четыре. Могут мимо пройти, а могут и поинтересоваться, кто мы и куда идем. Тем более с таким количеством баркасов, закрепленных таким необычным способом.

– Скорее всего, поинтересуются. Вот только нам их интерес ни к чему. Уж больно меркантильным оказаться может. Меняй, Рамон, курс, уходи в океан.

– Есть, воевода!

Рамон прокричал команды, их дудкой продублировал боцман. Матросы полезли на мачты, и вскоре флейт бакштаг левого галса уходил в океан. Флейт судно быстроходное, но трюмы полупусты и тяжелые баркасы, подвешенные высоко, мешают. Так что могут возникнуть проблемы. Марсовый, так же имевший в своем распоряжении бинокль, прокричал, что одно судно отделилось и пошло курсом преследования. Рамон приказал добавить парусов. Флейт, накренившись, побежал резвее.

– Как думаешь, Рамон, через сколько времени он нас догонит?

– Часов через пять, может шесть. Конечно, если баркасы сбросим, то он нас вообще не догонит.

– Ага, щас! Обойдется! Посчитай, где его спутники будут через это время.

– Будет исполнено.

Рамон ушел в каюту, а я приник к окулярам. Оптика будущего приблизила изображение преследователя, но деталей разглядеть все же не помогла. Я включил дальновидение, но и оно оказалось не столь сильно. Далеко еще. Ладно, подождем. Подготовимся. Заодно и пообедаем. На сытый желудок воевать веселее.

Капитан не ошибся. Испанский трехдечный галеон догнал нас через пять с половиной часов. Сейчас он был на расстоянии полумили. Его спутники за это время успели уйти довольно далеко. Видно было лишь верхушки их мачт. А преследователь выстрелил из пушки, приказывая остановиться. Ядро не прилетело, значит, стрелял холостым. Ну и пшел нах! Рамон поставил флейт таким образом, что испанец мог стрелять только из погонных пушек. Что он и сделал, вновь пальнув в сторону флейта, но уже ядром. Оно плюхнулось в воду, не долетев метров триста. Я посмотрел на приникшего к прицелу «зушки» Кешу, Иннокентия Витальевича Махова, сержанта-артиллериста, вытащенного вместе с семьей из-под бандитских ножей из октября 1993-го года. Тот медленно подкрутил маховичок наводки и произнес:

– Командир! Прямой выстрел!

– Так стреляй!

Прогрохотала короткая очередь, и от форштевня галеона полетели щепки. Грохнули еще два выстрела. Через несколько секунд – еще два. Кеша стрелял экономно и маленькие снарядики ложились именно туда, куда он их посылал. Скорострельность зенитного автомата 2000 выстрелов в минуту. Но она такая нужна при стрельбе по самолетам, летящим на высоте 1,5 км, а не по деревянному кораблю, плывущему менее чем в километре. При стрельбе по воздушной мишени ленты снаряжаются четырьмя ОФЗ через один БЗТ. Но осколочно-фугасные снаряды взрываются сразу при касании твердой преграды (плотный картон, к примеру) и особого урона многослойным деревянным бортам корабля не нанесут. Другое дело бронебойный зажигательно-трассирующий снаряд БЗТ. Он пробивает броню (не путать с обычным железом!) толщиной в 25 мм на расстоянии в 500 метров. А борт корабля прогрызает, углубившись в дерево обшивки и взрываясь уже внутри нее. Потому ленты Кеша и снарядил одним ОФЗ через четыре БЗТ. Да и старался попадать в открытые пушечные порты.

После очередного сдвоенного выстрела «зушки» в носу галеона раздался мощный взрыв. В воздух в клубах дыма взлетели обломки бушприта. Один из снарядов все же нашел бочонок с порохом, стоявший возле погонной пушки. Преследователь содрогнулся от взрыва, показались языки пламени. Скорость галеона резко упала, и он стал уваливаться под ветер, разворачиваясь к флейту левым бортом. Кеша прошелся вдоль палубы агрессора длинной очередью теперь уже с преобладанием в лентах снарядов ОФЗ, судя по частым взрывам и их результатам. Что тут началось! Палуба галеона была буквально набита испанскими солдатами, глазевшими на чудного «жирного купца», пытающегося удрать. Первые Кешины выстрелы по погонным пушкам их не обеспокоили, да никто и не понял, что «купец» отстреливается. Нашу пушчонку они просто не слышали и из-за чего произошел взрыв – не поняли. Но когда в их толпе стали взрываться хоть и маленькие, но очень злые снарядики, понимание того, что их убивают, пришло мгновенно. Солдаты приплыли, вообще-то, грабить, а не умирать! Вот они и кинулись с палубы прятаться, куда получится. Но в лентах имелись и бронебойно-зажигательные снаряды, которые срубили сначала фок-мачту, а потом издырявили кормовую надстройку.

Тут загрохотали пушки. Левый борт галеона окутался облаком густого дыма. Ядра упали, не долетев до флейта метров сто. Ветер быстро развеял дым, и Кеша принялся короткими очередями долбить дыру в борту испанца в районе ватерлинии. Искалеченный галеон все больше уваливался на правый борт, но не осознанно, а по воле ветра. Казалось, что воздушная стихия хочет развести в стороны неразумных людишек, помешать им убивать друг друга. Но людская воля в этом вопросе может пересилить волю природы. Прозвучала команда Рамона, и флейт тоже стал уваливаться под ветер. Дичь превращалась в охотника, которому необходимо добить подранка.

Прогремела еще одна очередь «зушки». От кормы галеона в районе пера руля полетели обломки. В ответ прозвучал залп из кормовых орудий. Ядра упали очень близко, а одно попало в висевший за бортом баркас. Но ответить Кеша уже не мог, Рамон заканчивал маневр, и галеон вышел из его зоны обстрела. Зато теперь в бой могли вступить пушки нашего правого борта. Что они и сделали. Правда, во вражину попали только два ядра из шести, но они добили корму. В образовавшуюся дыру хлынула вода.

Паника – страшная вещь! Она превращает вроде бы справного воина в обезумевшее животное, у которого в мозгу одна мысль: спастись. Любой ценой, даже за счет другого человека, товарища, брата… Паника на тонущем корабле страшнее десятикратно. Выбежав на палубу, я смотрел в бинокль на гибнущий корабль. Шлюпок как всегда было меньше, чем желающих попасть. Потому за место в них шла бешеная резня, продолжавшаяся даже в воде. Тонущие люди хватались за борта, а уже сидящие в шлюпках рубили им руки. Но люди продолжали хвататься, в результате чего средства спасения переворачивались. Солдатам было легче. Они, закованные в кирасы, тонули сразу, не мучаясь надеждой уцелеть, ухватившись за что-либо плавающее. Матросам в плане легкой смерти везло меньше. Они эту надежду имели, но не умели плавать. И тонули, не успев дотянуться до спасительного куска дерева буквально всего ничего.

Прозвучала команда Рамона, матросы разбежались по мачтам, убирая паруса. Флейт лег в дрейф.

– Воевода! – прозвучал голос капитана. – Спасать кого будем?

– Да, капитан! Надо узнать, что это за гопкомпания приперлась!

На воде баркас оказался быстро, сказались тренировки. В него шустро спустились два десятка воинов и я с Маркелом. У меня и у него в руках были ППС-43. Всех спасать я не буду, нет резона оставлять свидетелей применения столь эффективного оружия, как ЗУ-23-2. Потому весла погружались в воду довольно лениво, гребок делался длинный и несильный. Но как ни медленно двигался баркас, а все же доплыл до первых «водоплавающих», мертвой хваткой вцепившихся в деревянные обломки своего судна. Увидев подплывающий баркас, они стали махать руками и орать просьбы спасти их. Только осталось таких всего ничего.

Вдруг я заметил блеск металла. Вцепившись в обломок, на легкой волне покачивался человек в кирасе. Ого! Это как он смог уцелеть? Приказал рулевому подойти к нему поближе.

– Сеньор! – окликнул я испанца. – Вы кто будете?

– Teniente (вскоре это испанское слово будет означать воинское звание «лейтенант») Карлос, ваша милость. Помощник командира отряда морской пехоты галеона королевского флота «Санта Эспириту дель Арагона».

– А ты почему не просишь о спасении?

– На все воля Божия. Пожелает Он, вы меня спасете, а не пожелает… Значит так тому и быть.

Я пристально посмотрел ему в глаза, заглянул в сознание. И, удивленно хмыкнув, приказал достать лейтенанта. Двое моих голых воинов, ухватив конец длинной веревки, прыгнули за борт. Еще совсем недавно эти степные жители умели плавать лишь одним стилем – по-топорному. Зато сейчас!.. В два взмаха доплыли до испанца, обвязали его веревкой и стали поддерживать на плаву. Лейтенанта выдернули из воды на «раз-два». Он действительно был в кирасе и даже при шпаге! Которую тут же снял с перевязи и протянул мне. Воины быстро сдернули с него кирасу, срезав разбухшие в воде ремешки, и лейтенант тяжело опустился на палубу. Привалившись к фальшборту, закрыл глаза. Потом с ним поговорю, на флейте. А сейчас посмотрим, кто еще столь сильно любит жизнь. Оглядел поверхность океана. На мерной зыби колыхались лишь деревянные обломки, да пара акул, выставив плавники, рыскала невдалеке. Ну что ж, так Бог решил.

– Возвращаемся!

Весла враздрай вспенили воду, разворачивая баркас. Обратно воины гребли гораздо веселей. По веревочной лестнице поднялись на борт. Там меня уже ждали с кубком вина. Победу надо хоть немного вспрыснуть! Поднесли вина и испанцу. Я предложил ему поклясться, что будет вести себя достойно и не попытается причинить кому-либо вред. Выслушав клятву, приказал дать ему койку для отдыха. А как проснется, пусть вахтенный приведет его ко мне на беседу. Лейтенант, кивнув головой, ушел вслед за провожатым.

Рамон поднялся на квартердек, а я вошел в каюту. Повесил на деревянный колышек автомат. Рядом, на другой колышек, самодельную разгрузку и пояс-антиграв, на котором уже давно прижились и косарь, и ложка в чехле, и маленький нож для еды. Вот только перевязь с саблей я не надевал: при наличии автомата с солидным запасом магазинов с патронами в разгрузке ее наличие в бою становится не актуальным. Спрячу ППС-ку в чехол, чтоб не светить чуждое этому времени оружие, надену саблю. А «Стечкин», подарок майора Шустова, всегда теперь со мной. Пригрелся за пазухой в кобуре скрытного ношения и ждет своего часа.

Вечером сидел на шканцах на разножке и любовался коротким в этих местах закатом. Вахтенный привел лейтенанта-испанца. Я разрешил пленному подняться к себе и усадил напротив.

– Говори, Карлос Амброзио Моизес де Ортис, – произнес я. – Кто ты, я уже знаю. А вот почему вы напали и куда шел ваш флот – пока еще нет. Только говори правду. Иначе твои имена – Человек Бессмертный Спасенный от воды – могут и не помочь!

Лейтенант встал, поклонился и, перекрестившись, стал говорить. Хотя многого он и не знал, но общую картину нарисовать сумел. И была она такова…

Среди солдат морской пехоты, к которым принадлежал лейтенант, давно ходили слухи, что где-то в Южной Америке обосновались какие-то русы. Правда, на эти слухи никто внимания не обращал, более важных дел хватало у начальников. А солдатам вообще на это было наплевать. Потом купцы стали приносить более интересные сведения: русы обосновались на Восточном берегу Рио де Ла-Плата, построили город и хорошо торгуют! И с ними выгодно иметь дело. Дальше – больше. Рассказывали купцы о большом городе русов, в котором все дома белого цвета; с местными индейцами русы не воюют, а берут их на службу, даже моряки из них уже есть, а детей индейских учат грамоте. В городе чисто, в лохмотьях никто не ходит и даже нищие, милостыню собирающие, отсутствуют. Поля обширны и выращивают на них богатые урожаи. Многие горожане весьма состоятельны, но рабов нет. Герцог местный запретил рабов держать. Даже на асьендах. Генерал-губернатор Буэнос-Айреса родственник тому герцогу русов и землю ему отдал за сто повозок золота на вечные времена, нарушив запрет короля на поселение в испанских владениях иностранцев. А вера у тех русов – православная!

Для прояснения обстановки в прошлом году был послан галеон, но он пропал. Что с ним случилось никто не знает. Галеон был достаточно старым, и представить его судьбу можно по-разному: нападение пиратов, сильный шторм, попадание в долгий штиль, от которого не застрахован ни один парусник, чей капитан ошибся в счислении курса при пересечении экватора. Купцы, вернувшиеся из Нового Света, тоже ничего не знали о судьбе галеона королевского флота «Санта Мария Гваделупская». Зато принесли новые сведения о возросшем богатстве города русов.

Вот тогда-то и зашевелились доны. Завопили тонзуроносные святоши, поднимая на битву с еретиками «истинных католиков». Снарядили три галеона, набрали полторы тысячи портового отребья, возжаждавшего с оружием в руках защитить собственность Испанской короны и Святой католической церкви. Пограбить всласть, иными словами. Переход был тяжелый. Народу на судах много, припасов и воды – мало. На галеоне «Санта Арселия» вспыхнул бунт, но его удалось быстро подавить. Командующий экспедицией адмирал Кристобаль Хосе Мария Ильянос де Маркеру, граф Гонзаго, десяток бунтовщиков повесил на реях, остальных приказал заковать в кандалы. Во время стоянки в Рио де Жанейро на берег отпускал только матросов и солдат, а все быдло было заперто в трюмах. Но нескольким удалось сбежать, потому стоянку адмирал прервал, и корабли срочно вышли в море. На четвертый день увидели наш флейт. Адмирал приказал прибрать его в фонд помощи экспедиции по возвращению из незаконного владения земель испанской короны.

«Пошли по шерсть, и вообще не вернулись», – подумал я.

– Ты знаешь, какие полномочия у адмирала?

– Конкретно – нет. Но вместе с ним на флагмане плывут новый генерал-губернатор дон Фелипе Мигель де Альберо-и-Гуаричи и инквизитор падре Бенигно с десятком святых отцов.

– Понятно. Полная зачистка. Достанется всем. Хорошо, спасибо за информацию. А теперь скажи, что мне с тобой делать? Я граф Морпеховский, вассал и джефе милитари (военачальник) герцога Северского, родственника генерал-губернатора земель этих, гранда Адолфо. И обязан защищать русское княжество, которое вы плывете грабить, а его жителей убивать. Да и дону Адолфо вряд ли понравится перспектива путешествия в Испанию в качестве кандальника. Мы враги, ты в моих руках и один знаешь, как и куда твой галеон делся.

– Да, граф, ваши пушки удивительно далеко стреляют. Капитан такого не ожидал. Никто сначала и не понял, что вы по нам стреляете. Только когда прогремел взрыв, а потом начался ад на палубе, он скомандовал маневр уклонения, но было поздно. Если у вас есть такое оружие, то вам бояться нечего. Это мечта любого солдата – расстреливать врага, не подвергаясь обстрелу с его стороны. А что со мной делать – тебе решать.

Да, мне. Потому приказал посадить лейтенанта под арест в трюм, к неграм. Посмотрим, действительно ли он Амброзио. А мне надо в Новороссийск, князя предупредить. Послал вестового за Шатуном, и когда он вошел в каюту, начал инструктаж:

– Рамон, – обратился я к капитану. – Я уйду через портал в Новороссийск. Настучали королю Кастильскому о русском городе на землях его короны. Эти трое на разборки с нами посланы. Чего больше всего боялся, то и происходит. Не удалось в тени гранда Адолфо отсидеться. Не успел я армию подготовить и вооружить мощным оружием. И людей привезти для этой армии тоже не успел. Хорошо хоть, что алчный адмирал экспедицией командует. Соблазнился он легкой добычей. А зря! Теперь в нашу бухту только два агрессора прутся. Но со многими пушками и большим количеством солдат. Отбиться мы сможем, но надо приготовиться. Я уйду, а ты, амиго, на Мыс к моему тестю зайди. Людей наших забери, товары, что Матаохо Семпе приготовил, обменяй. Не торопись в Новороссийск. И посматривай, вдруг еще кто к нам в «гости» незваным пробирается. Такое тебе задание, Рамон. Действуй решительно, но осторожно. Береги людей и корабль. Через неделю буду. Старшим за меня остается Шатун. Ты, Богдан, знаешь, как применять наше секретное оружие. Но абордажем не увлекаться! Повторюсь: берегите людей. Если враг не сдается, его надо уничтожить. Всех, до единого. Пленные для нас сейчас не актуальны. Как и трофеи. Действуйте!

Рамон уже знаком с пространственно-временным порталом. Когда я первый раз материализовался в каюте флейта, стоявшего на якоре в устье Риу-Доси и ожидавшего появления баркасов моей алмазной экспедиции, он был страшно удивлен, но силы духа не лишился: в руках мгновенно появились пистолет и шпага. Пистолет – мой ему подарок. ПМ, отобранный у промышлявшего грабежом пьяных в городском парке полицейского ППС. Признав меня, Рамон обрадовался и засыпал ворохом вопросов. А я отвечал, правда, не очень углубляясь в подробности. Потом сам начал спрашивать, и одним из первых был вопрос о надежности людей его команды. На что получил исчерпывающий ответ:

– Мои люди надежны, ты ведь сам их постоянно проверяешь. А новых я в экипаж без твоего ведома не беру. Так что вопрос этот, амиго, скорее к тебе, чем ко мне.

Отхлебнул вина из бокала и, прищурившись, спросил:

– Что-то очень тайное сделать надо?

– А как ты считаешь, кабальеро, тот способ, каким я на твой корабль проник, не тайна? Вот и задал вопрос о надежности людей. Я ведь не знал, что ты новых в этот рейс не брал.

За три прошедших года экипаж флейта стал интернациональным. Помимо испанцев, пришедших с Рамоном, в нем были и русские стрельцы, пожелавшие связать свою жизнь с мореходством, и индейцы, с радостью откликнувшиеся на мое пожелание видеть самых отважных из них в рядах покорителей Соленой воды, и французы, и голландцы, и немцы, первоначально соблазненные высоким заработком. Впоследствии я с каждым из них провел соответствующие корректировочные беседы, после которых они принесли мне клятву верности, а многие из европейцев даже в православие крестились. Этим людям, выбранным, как правильно сказал Рамон, лично мной, я доверял полностью. Они первыми освоили оружие из будущего – автоматы и многозарядные винтовки. Да и появление на борту флейта «зушек» хоть и вызвало интерес, но не пристальный: достал где-то воевода такое оружие, вот и чудесно – теперь от любого вражины отобьемся. Но доверяя – проверяй. Время от времени я незаметно посещал их сознание и убеждался, что люди верны данной клятве. И это меня радовало.

Экипаж флейта хорошо зарабатывал, у каждого был свой небольшой домик и семья. К Рамону многие матросы просились, но он отсылал соискателей ко мне. А уж я выбирал, благо уже было из кого. Почти с каждого прибывавшего в порт Новороссийска корабля были и отставшие, загулявшие в городских тавернах, и дезертиры, решившие отдохнуть от морского труда в райском уголке, каким становился Русский Уругвай. Их привлекала чудесная природа с мягким климатом, недорогие пища и койка на постоялом дворе, симпатичные женщины и почти полное отсутствие католических монахов, требующих жертвовать деньги на что-либо. Вот только райское житье дезертиров кончалось через месяц. По прошествии тридцати суток им предлагалось устроиться на работу. В противном случае по указу князя будут наказаны. В старой истории такие дезертиры сбивались в банды и уходили в пампу на грабеж всех, кого встретят. А в этой образование банд пресекалось тут же: комендант крепости и по совместительству городской голова кабальеро Пантелеймон работу городской полиции организовал четко. Всех подозрительных «гостей» тихо брали за жабры и отправляли либо ко мне, если я был в городе, либо к Вито. После просмотра сознания, задержанных или отправляли на принудработы, или им делалась соответствующая корректировка и опять же направлялись на работы, но уже оплачиваемые.

Вот такой малонадежный контингент, прослышав про высокие заработки матросов Рамона, и пытался наняться к нему на флейт. Конечно, приходилось и проверенных матросов на берег списывать, но только по причине болезни, немощи и собственному желанию. Только тогда объявлялся конкурс на замещение вакантной должности и в экипаже мог появиться новичок, еще не проверенный делом. Но в этот раз таких в экипаже не было. Потому я не стал мудрствовать лукаво и, пришвартовав все баркасы к кораблю, выгрузку добычи с них произвел через портал. Экипаж был вновь удивлен моими способностями, но я знал, что болтать об этом никто не станет. В течение светового дня мы закончили с перегрузкой, подняли на шлюпбалки облегченные до предела баркасы, снялись с якорей и растворились в океанских просторах. Возле устья Риу-Доси нас никто так и не увидел.

Глава 31

Я открыл портал и, махнув рукой, шагнул в него. Князь был весьма удивлен моему появлению в его резиденции в цитадели.

– Что случилось, Илья? Почему ты здесь?

– Беда, княже! Король испанский Филипп II прослышал о нашем здесь нахождении и послал три военных корабля с войском. Хочет нас отсюда выбить.

– Откуда узнал?

– От пленного. Один корабль мы с Божьей помощью утопили, а два сюда направились. Дней через десять будут.

– Опять – двадцать пять, опять за рыбу деньги, – прибаутка в устах князя прозвучала не очень весело. – Где встречать будем?

– Придется здесь, в заливе. Они сюда припрутся. В океане перехватить не получится, бригантина на ремонте и закончить его быстро нельзя.

Князь чертыхнулся, перекрестился на висящую в красном углу икону и произнёс:

– На входе в залив мысы голые, там вообще конь не валялся. Форт на Заставе еще не вооружен. Как не вовремя! Дежурный!

В кабинет влетел воин-индеец в стрелецком кафтане и вытянулся по стойке «смирно», откозыряв.

– Вызови мне к двум часам коменданта, начальника артиллерии, начальника порта, вождя Сатемпо, начальника Особого отдела Вито Воинова, и начальника береговой охраны сотника Ахмета Батырова. И отца Михаила не забудь!

В назначенное время собрались все.

– У нас опять неприятности, – заявил я. – Только теперь по наши души посланы три военных корабля.

В нескольких словах я описал недавние события, участником которых был. Доложил и о полученных сведениях.

– Что предложите, господа Совет? – спросил князь, когда я закончил доклад.

– Схизматики жаждут пролить православную кровь, – пробасил отец Михаил. – С Божьей помощью боярин Илья одержал победу в бою. Но война, нам объявленная, еще не выиграна. Я буду молить Господа о даровании нам победы.

– Мы все вместе помолимся в храме, отче, – прервал протоиерея князь. – Но сначала надо к встрече гостей дорогих подготовиться. Вот о чем подумать надо: каким образом мы сможем одолеть супостатов.

Члены Совета задумались. В прошлый раз мы смогли одолеть посланный против нас испанский корабль на дальних подступах к Новороссийску. Да и был тот корабль меньше нынешних, к тому же имел серьезные повреждения после огневого контакта с нашим флейтом и караккой дона Мигеля. Теперь же к нам шли два хорошо экипированных и вооруженных военных корабля, имеющих многочисленные команды. В тот раз было небольшое число морских пехотинцев, и напали мы неожиданно. Сейчас же – серьезное количество солдат, жаждущих золота, против которых нашим индейцам при прежнем раскладе пришлось бы воевать в чистом поле с дульнозарядными мушкетами.

– Нельзя допустить высадку десанта, – произнес начальник порта каперанг Поливанов.

– Корабли надо глушить сразу, как только они в залив войдут, – подхватил майор Шустов, начальник артиллерии.

– Как?! – воскликнул комендант крепости Пантелеймон Рощин, мой бывший дядька-холоп. – На Щите форт достроен и вооружен. А вот на мысах, что на входе в залив, работы только начали. На острове Застава пушек нет. Залив обширен, высадиться супостаты могут в любом месте.

– Да, положение с обороной серьезное, но не безнадежное, – произнес Шустов. – Но у нас есть артиллерия из будущего! Зенитные автоматы, три пушки Д-44 и минометы. Их испытания вы все видели. К тому же Илья Георгиевич именно с помощью автоматических ЗУ-23-2 стреножил резвого конька испанского. И на дно морское отправил. Дальность стрельбы позволяет встретить агрессора на входе в бухту, но тогда испанцы, получив по мордасам, смогут удрать. Для нас это неприемлемо. Враг должен быть уничтожен, а не отпугнут. Сделаем артиллерийскую засаду. Как во времена Крымской войны, когда русские артиллеристы выбили почти полностью подразделение английской конницы.

– Какой войны?! – люди шестнадцатого века удивленно уставились на Шустова.

– Потом узнаете, – нетерпеливо заявил князь. – Говори дальше!

– Так и мы можем сделать! – продолжил майор. – Две Д-44 и две «зушки» в казематах цитадели стоят. Еще две можно на верхние площадки башен поднять. Сектор обстрела у них будет 360 градусов. Ближе двух километров никого не подпустят. А минометы – в засаду, в пампе замаскировать в районе мысов Тереза и Западный. Дальность их стрельбы до шести километров. Огневой мешок готов. Враги входят в залив, а они в него обязательно войдут! И что видят? Небольшую крепостцу в глубине бухты, небольшие укрепления на островах. И все! Несколько бортовых залпов – и груда камней вместо фортов. Дальше просто: десант, захват города и грабеж с резней.

Майор замолчал, переводя дух. От длинной речи у него пересохло в горле. На столе стоял кувшин с соком. Выпив бокал, майор продолжил:

– Подпустим врагов на километр. Их пушки на таком расстоянии что есть, что нет. «Зушками» сшибаем рангоут обоим, «стреноживаем» так сказать. Потеряв ход и, возможно, управление, корабли сойдут с фарватера и обязательно сядут на мель. Песчаных банок в заливе хватает. Вот тут и вступают в действие Д-44. Их выстрелы, как и выстрелы ЗУ-23-2, маскируем залпами дульнозарядных орудий. Хватит пары фугасов на каждого, чтобы корабли уничтожить. Испанцы, естественно, бросятся к берегу, но наши пулеметы и минометы расстреляют их еще на воде. Кто уцелеет, однозначно в плен сдадутся. Вот только не знаю, где мы столько пленных размещать будем!

Командиры задвигались, заговорили, обсуждая предложение. План майора явно понравился. Главное, что он был выполним. Князь позвонил в колокольчик. В кабинет вбежали две служанки, быстро расставили калебасы, наполнили их матэ и убежали. Все сделали по несколько глотков горьковато-бодрящего напитка «божественного Каа».

– А ты, воевода, что молчишь? – спросил князь, выпустив из губ серебряную трубочку-бомбилью.

– Сказать нечего, княже! У тебя теперь есть люди с военным образованием, профессионалы. Я же был простым солдатом-срочником. Но вот что я хочу обозначить: испанцы должны ПЕРВЫМИ начать военные действия, и это для нас весьма актуально. Нельзя нам сразу по вошедшим в залив кораблям стрельбу открывать и давать конкретный повод к военным действиям против нас. Над крепостью флаг испанский, на мачтах кораблей тоже. Как объяснить, чем, если мы стрелять начнем? Мы победим в этом бою, однозначно. Но тогда против нас возбудятся все: Лима, Асунсьон, Буэнос-Айрес. Не говоря уже о Мадриде. Не помогут даже твои, князь, родственные узы и взаимовыгодные торговые связи с местными поселенцами. Накинутся все! Право первого выстрела должно принадлежать испанцам. Вот пальнут они по нашему укреплению, причинят ему разрушения, и мы останемся белыми да пушистыми, а испанцы превратятся в злых коварных пиратов, что флаг испанский подняли ради ввода нас, наивных мирных поселенцев, в заблуждение.

Совет задумался, теребя бороды. Задачку, как заставить испанцев выказать свои агрессивные намерения, я подкинул сложную. Молчание затягивалось.

– Да, Илья Георгиевич, – произнес князь. – Умеешь ты проблемы озвучивать. Может, и решение имеешь?

– Входя в бухту, любой корабль, имеющий хоть самую завалящую пушку, салютует флагу, над портом прибытия развивающемуся. Холостым зарядом. Вы это многократно слышали и видели. Подумайте, а если канонир зарядит ядро, которое и прилетит в этот порт или еще куда? – я обвел взглядом присутствующих. – Как расценить этот выстрел?

– Как агрессию, не взирая на флаг на мачте корабля, – ответил князь. – Только каким образом нам этого канонира заставить пальнуть именно ядром?

– А никаким, – я ухмыльнулся. – Ядро, что взорвется у стены форта на острове Застава, там уже будет лежать и ждать своего часа. И взорвется в нужное время, дав нам формальный повод для ответных выстрелов! Ведь это увидят все, кто сбежится поглазеть на военные галеоны. Испанские шпионы в том числе. А наши люди в толпе вовремя заорут «Пираты! Пираты!». И панику организуют. Алиби нам обеспечено! Да, а вот Д-44 применять не советую. Севшие на мель корабли к рукам прибрать можно, а вот взорванные да утопленные – увы!

Решение проблемы было найдено. Обсуждение деталей много времени не заняло. Раздав приказания, князь закрыл Совет. Работа закипела. Вдоль берега Ла-Платы поскакали бойцы береговой стражи во главе с сотником эскудеро Ахметом Батыровым. Вражин высматривать. Свое дворянство Ахмет все же заработал и получил мощный заряд на продолжение карьерного роста. «Зушки» из арсенала цитадели подняли на верхние площадки башен, смотрящих в сторону залива. На мысе Тереза и мысе Диком, вдающимся в залив, установили и хорошо замаскировали по четыре миномета. Мыс Западный, ввиду его слишком ровной поверхности, далеко просматривающейся в подзорные трубы, для серьезной обороны без укреплений был малоперспективен. Там решили скрытно выставить пулеметную засаду, задействовав один ДШК, прикрытый десятком автоматчиков. Вдруг кто-то особо удачливый сможет вывернуться и доплыть до Ла-Платы.

Минометными батареями командовали капитан Карпов и его заместитель старший лейтенант Сушкин, их я по вербовке взял. Каждому придано по два десятка воинов с огнестрелом и одному ПКМ для прикрытия. Как только береговая охрана даст знать о приближении галеонов, развезем засадников на баркасах по местам, снабдив едой и водой. Эти минометы и заблокируют агрессорам путь отступления, если вдруг те сделают такой маневр. Что, вообще-то, вряд ли.

Прошло уже пять дней, как я сообщил о надвигающейся опасности. Воины Новороссийска Уругвайского были готовы к сражению и настроены на победу. Гражданское население о наших приготовлениях не знало, люди жили, как и прежде. Наконец утром шестого дня ожидания прискакал гонец от Ахмета. Два галеона прошли мыс Восточный. Значит, у нас будут послезавтра. Ночью по заливу разлетелись лодки и баркасы, развозя в заранее определенные места береговой полосы подразделения пехоты, обученные владению оружием будущего. Посадив корабли на мели, попав под интенсивный обстрел и не имея возможности результативно стрелять самим, испанцы примут единственно правильное решение: покинуть корабли. Задача наших пехотинцев – не дать им высадиться на берег. Десант и спасающийся экипаж надо уничтожить интенсивным огнем еще на воде. Брать в плен – по желанию.

И вот настал день «Д»! В залив Монтевидео, зарифив часть парусов, вошли испанские галеоны. Мощные корабли гордо резали воды залива: «Кто посмел здесь жить без позволения? – говорил их вид. – Разберемся! Накажем!». Перед островом Застава корабли разделились. Флагман стал огибать остров слева, а второй галеон справа. Замысел ясен. Более мощный восьмидесяти пушечный флагман нацелился на крепость, а второй галеон на Торговую гавань. Но перед тем как разойтись по намеченным целям, оба обстреляли остров. Во как! Даже видимости приличий соблюдать не стал адмирал Кристобаль Хосе Мария Ильянос де Маркеру, граф Гонзаго! Ядра взрыли землю и разметали камни недостроенного форта. Было много грохота, дыма и пыли.

Корабли гордо миновали расстрелянный остров, и тут случился конфуз. Навигация в заливе, не смотря на его обширность и глубину до тридцати метров, для впервые пришедшего сюда капитана была достаточно сложной. Залив изобиловал песчаными банками, на которые часто садились купеческие корабли. По приказу князя Рамон, как наш главный мореход, произвел гидрографическое исследование акватории и составил карту. Не очень точную и подробную, правда. Сделал, как сумел, но на ее основе были выбраны наиболее безопасные для судоходства фарватеры и расставлены буи-ориентиры. Об этих буях знали все, приплывавшие к нам. Знали, конечно же, и вражины, что писали на нас доносы в Испанию. И на этом я предложил сыграть, разметив ложный фарватер.

Вот и нарвался флагман с разбега на обширную банку. Да так лихо, что треск ломающегося дерева стеньг было слышно даже в цитадели! Ну, а как они падали с распущенными парусами – видели все. Из сотен глоток вырвалось дружное «Ура!», а майор Шустов и капитан Сан Саныч начали стрелять, маскируя свои выстрелы грохотом кулеврин и канонов крепости и форта «Щит». Не предполагал я, что адмирал будет действовать так прямолинейно и прямо «с порога» стрельбу начнет. А где же приветствие флагу? Зря я, оказывается, уловку хитрую придумывал. Польстил я ему, ох, польстил. Ну, что ж. Нам так даже лучше: все видят, кто первый начал.

Не выдержав обстрела и лишившись возможности маневра, адмирал дал команду на десантирование. От флагмана в сторону крепости поспешили перегруженные шлюпки. Последним мчался ялик адмирала. Все верно, чем ближе к крепости, тем больше вероятность вырваться из-под обстрела. Этот прием срабатывал, когда десант обстреливался дульнозарядными орудиями. Между залпами шлюпки успевали добраться до мертвой зоны, не простреливаемой крепостной артиллерией. А там штурм, отчаянная резня защитников укрепления и победа! Но здесь и сейчас этот прием не прокатит: пушки замолкли, а вот пулеметы залились нескупыми прицельными очередями. Одна за другой шлюпки лишались живых пассажиров и превращались в корабли Харона, что везут души умерших в его подземное царство. Потом замолкли и пулеметы. Эстафету подхватили мушкеты, все еще стоявшие на вооружении княжеских сотен. Но вскоре и они угомонились.

До берега целым добрался только ялик. По нему не стреляли, выполняя приказ. Его пассажиры осторожно вышли на песок и побросали оружие. Им дали возможность своими ногами дойти до плена, но вот остальным испанцам такого не позволили. Нам то отребье, что примчалось из Старого Света за халявным золотом, было не нужно даже в качестве каторжан. Потому их в плен и не брали.

Капитан второго галеона, нацелившегося на Торговую гавань, увидев, что случилось с флагманом, изменил курс и пошел к крепости, окутываясь клубами дыма после каждого залпа. Его хорошо вышколенные канониры стреляли часто, вот только ядра не долетали до цели. Получив по рангоуту очередь из «зушки», капитан попытался сманеврировать, но тоже напоролся на ту же мель, только с другой ее стороны. «Зушки», прекратившие обстрел флагмана, прошлись фугасными снарядами по палубе второго галеона, вызвав панику и уничтожив почти всех, находившихся на квартердеке. Оставшиеся в живых бросились к шлюпкам. Процесс «стреноживания» испанских «рысаков» закончен.

– Дробь, белое поле! – подал команду находившийся тут же на верхней площадке правой башни бывший командир БДК, каперанг Поливанов. Так он когда-то отдавал приказ своим артиллеристам прекращать огонь. Вспомнил былое ветеран! И его команда была услышана и выполнена! «Зушки» замолчали. Мы приникли к биноклям, благо я их из будущего прихватил изрядное количество.

Испанцы правильно воспользовались прекращением обстрела и, спустив на воду оставшиеся целыми плавсредства, ринулись к ближайшему для них берегу между крепостью и Торговой гаванью. Плывите, плывите! Там именно на этот случай два АГС и два «Утеса» припрятаны. Не считая АКМов пехотинцев. Обрадовавшись прекратившемуся обстрелу, испанцы бешено работали веслами, стараясь быстрее достигнуть суши. Но метрах в двухстах от берега последовала серия выстрелов из АГСов, результатом которой явилась масса щепок от разбитых лодок и много плохо плавающих испанцев, не убитых осколками. Следом за гранатометами застучали автоматы. Пулеметы молчали, экономя боезапас. Вскоре выстрелы смолкли. Мы смотрели на результаты устроенного избиения. Боем это не было. Бой, возможно, еще предстоял, абордажный, на оставшихся на мелях галеонах. Вторая часть плана была успешно осуществлена.

Неожиданно раздался взрыв южнее острова Застава. Следом еще один и длинная, патронов на тридцать, пулеметная очередь. Кого это так привечают? Я подкрутил регулировку бинокля. На волнах покачивался баркас со сбитой мачтой, парус полоскался в воде, а на корме стоял человек с высоко поднятыми руками. Кто-то на втором галеоне оказался самым умным и рванул сразу на выход из залива, не искушая судьбу высадкой на берега, облюбованные столь суровыми мужиками. Но у суровых мужиков оказались весьма длинные руки! Не смогли испанцы убежать – умерли. А живой в плен сдается.

От берега к баркасу рванула лодка. На борту шестерка гребцов и два стрелка с «калашами» в руках. Запрыгнув на борт баркаса, стрелки скрутили сдавшегося, вытащили из воды обломок мачты и парус. Гребцы зацепили трофей тросом и потащили к берегу. Отвлекшись на эту сцену, я не заметил изменений, произошедших на всем театре боевых действий. Раздавшийся пушечный выстрел и тут же последовавшая очередь «зушки» заставили меня вздрогнуть.

К галеонам подходили лодки, наполненные княжескими воинами. Кто-то, пожелавший повоевать, пальнул по лодкам из пушки флагмана, стоявшей на верхней палубе. Попасть не попал, но огреб несколько фугасных снарядов. Оставшиеся на кораблях солдаты и матросы, которым не хватило мест в шлюпках, видя безвыходность положения, стояли возле грот-мачт и ждали. В бинокль я видел, что стоят без оружия. Но не все были настроены на сдачу. На флагмане по палубе бегал, размахивая шпагой, какой-то дон в шляпе с перьями, а возле трапа на квартердек выстроились десятка два солдат в полном вооружении. Эти сдаваться не желали, хотя и видели участь своих товарищей. Что ж, каждый сам выбирает свою судьбу.

– Товарищ майор! – крикнул я. – Ты видишь тех, что на головном галеоне выстроились?

– Вижу.

– Сможешь их воинский пыл поумерить?

– От осколков могут пострадать те, что у мачты сгрудились. Безоружные.

– А тут выбора нет, майор! – произнес князь. – Либо пострадают они от осколков, что меня совсем не волнует. Либо мои воины, что сейчас полезут на абордаж, а их саблями встретят. Здесь совсем другие ценности, Борис Иванович. И Женевских договоренностей о правилах ведения войн нет. Кто против нас, тот должен умереть. Вспомни выражение Александра Невского!

В ответ раздалась очередь «зушки». Майор все правильно понял и смел строй закованных в железные кирасы солдат точной очередью. Дон уцелел, только шляпа куда-то улетела. Но еще раз пережившие дыхание смерти матросы сгребли дона, навесили ему тумаков и скрутили. Потом стали махать руками и что-то кричать. Абордаж закончился без эксцессов. Никто на обоих кораблях сопротивления не оказывал. Принуждение к миру на этом, думаю, закончилось.

Пленных испанцев свезли на восточный берег залива, исключив любой их контакт с новороссийскими зеваками и, выгнав в чистое поле за городом, оставили под усиленной охраной на огороженной веревками площадке. Нет у нас ни тюрем, ни лагерей. Небыло нужды в их постройке. А тут сразу более двух сотен пленных! Ничего, и под открытым небом поживут некоторое время. Мы их сюда не звали. Пусть будут благодарны уже за то, что живы остались. С ними потом мой приемный сын Вито, начальник Особого отдела, разберется. Рассортирует по степени их полезности для княжества. Заодно вправит мозги, он это делать умеет. Моя школа! А засевшие в «секрет» разведчики-диверсанты отловят всех любопытствующих, что припрутся на пленных посмотреть. Вито с любителями совать нос, куда не следует, тоже разберется.

Как только смолкли выстрелы, на берег залива высыпали толпы горожан. Из прибрежных кустов к местам расстрела вражеских лодок рванули индейские. Жители занялись самым для себя приятным – сбором трофеев. Князь через градоначальника разрешил, озадачив любителей халявы сбором и захоронением мертвяков. Не надо нам, чтобы те в заливе болтались да экологическую обстановку ухудшали.

Мое присутствие в Новороссийске было уже не нужно. Попрощавшись с князем и офицерами, я прямо возле «зушки» открыл портал и шагнул на палубу флейта. Он как раз огибал остров Лобос, входя в эстуарий Ла-Платы. Следом шла какая-то бригантина. Рамон моему появлению очень обрадовался и принялся докладывать о событиях тех дней, что меня не было на борту:

– Отличный кораблик мы захватили, амиго! Посмотри, какой красавчик! Совершенно новенький! Экипирован чудесно, даже большинство пушек новые, бронзовые. Только мелковаты калибром, да несколько штук твой канонир покалечил, но пострадали в основном лафеты. Страшная сила заключена в этих остроконечных «снарядах», как ты их называешь. Такие маленькие, но дел на нижнем деке наделали! Я посмотрел, и мне стало страшно. Не хотел бы я, чтоб по моему кораблю такими снарядами стреляли.

– Ты где кораблик этот взял, Рамон?

– Сам прибежал! Я у Мыса был, с Матаохо твоим торговал. А эти английские пираты в сумерках подкрасться решили к спящему купцу, у берега на якоре стоящему. Только не учли супостаты, что в этот раз мой флейт был военным судном и кроме вахтенных дон Шатун еще и часовых поставил с твоим приспособлением, позволяющем ночью видеть, как днем. Мы успели приготовиться. Дон Кеша стрелял очень метко. Прямо в раскрытые орудийные порты. В борту всего два отверстия, и те небольшие. Плотник их после боя деревянными пробками забил и смолой замазал. А воины перестреляли тех, что в лодках подкрадывались и на палубе столпились.

– Гильзы все собрали?

– От «зу-шек», – Рамон произнес непривычное еще слово вот так, раздельно, – собрали все, в ящики сложили. А вот от «ка-ла-шей» (опять непривычное слово) не все. Мелкие, раскатились.

– Ладно, это не страшно. До Новороссийска за какое время дойти рассчитываешь?

– Дня за три, думаю, управлюсь.

– Добро, принято. А что у тебя, капитан, на камбузе творится? Кормить меня думаешь?

Рамон отправил юнгу к Толику-коку. Капитан и я прошли в каюту. Там уже был наведен порядок, а «зушка» накрыта большой цветной циновкой. От глаз посторонних, если такие вдруг появятся. В ожидании обеда расселись по креслам. Рамон наполнил бокалы вином. Сижу, потягиваю мелкими глотками, думаю. Вот и первые бои в этом мире с применением иновременного оружия. Первые погибшие от него и первые трофеи, добытые с его помощью. А если бы его у нас не было? Все! Сейчас не мы торжествовали победу, а над нами. А нам всем был бы пипец. Большой и толстый. Нет, все же Господь нам помогает!

– А как же ты думал? – раздался у меня в мозгу Его голос. – Я выбрал тебя, как исполнителя Моей воли. Ты знаешь, какой. Ты слаб, и Я постепенно наполняю тебя силой. И смотрю, правильно ли ты ей распоряжаешься. Пока нареканий нет, кроме одного: молитв твоих не слышу!

– Так ты, Боже, сам меня, такого, выбрал! Зачем мне тебя тревожить попусту просьбами мелкими? Жалобами докучать тоже не хочу. Я нужен тебе сильным и способным на самостоятельное решение возникающих проблем. И славлю я Тебя не словами молитвенными, а делами сделанными. Так? Так! А молитва, с какой стороны ее ни рассматривай – это все же попрошайничество у тебя, Господи, чего-либо. Денег, излечения, спасения, прощения за сделанную ближнему гадость, да мало ли за что!

– Вижу, гордыня в тебе не уменьшается!

– Нет, Господи, не гордыня это. То, что во мне, называется гордостью. Горжусь, что Ты мне дело огромной важности доверил, вручил в руки мои судьбу народа русского. За помощь спасибо. Но Ты мне обязан помогать! Ты поручил мне возвеличить народ русский, защитить его от напастей иноземных. Ведь это и есть мое ГЛАВНОЕ ДЕЛО! Так?

Ответа я не услышал.

– Вот так всегда! – проворчал я в полголоса. – Недомолвки, намеки малопонятные. Прям, как Нострадамус: слов много, а об их смысле сам догадывайся.

– Не ворчи, – послышался Его голос. – Работай. И молись. Да, молитва – это просьба молящего ко Мне. Не хочешь Меня беспокоить по мелочам? Так проси о важном, крайне необходимом. Я помогу. Ты прав, Я обязан теперь тебе помогать.

Голос смолк, а я сидел, задумавшись. И сидел так, пока не услышал деликатное покашливание Рамона:

– Ты так глубоко задумался, амиго, что я не стал тебя тревожить. Но ужин на столе стынет, прошу. Поднимем бокалы за нашу победу!

Ночью мне не спалось. Думы одолевали. О будущем. Не о том, далеком, в котором я жил и в которое несколько раз с помощью инопланетного прибора проникал. А о том, что наступит буквально завтра, через неделю, месяц, год… О ближайшем, короче. Первый бой с Испанией мы выиграли. Будет, наверное, и второй, только неизвестно, когда его ждать.

Положение Испании сейчас сложное. Нидерланды бьются за свободу яростно. Им Англия помогает. В ней после разгрома «Великой Армады» началась настоящая антииспанская горячка. Купцы, дворяне, пираты и сановники снаряжают корабли для войны с Испанией и грабежа испанских владений. Жажда добычи, вот что воодушевляет английских моряков на борьбу с Испанией. А та, видимо в отместку, поддерживает восстание в Ольстере (Северная Ирландия), что вспыхнуло в нынешнем,1594-м году. Как говорится, враг моего врага – мой друг. И с Францией у донов война! Влез в нее Филипп, поддерживая единоверцев-католиков, да неудачно. Наваляют ему французы. И с пиратством на Тихоокеанском побережье у испанцев проблемы. Шляются туда джентльмены удачи, а ни фортов, ни крепостей для защиты портов и поселений НЕТ. А есть весьма заманчивое серебро и золото, что везут из Перу в Панаму практически безоружные корабли. Так называемые Манильские галеоны, огромные и неуклюжие, три – четыре раза в год везут в Китай от 200 тысяч до одного миллиона серебряных песо. Возвращаются же с трюмами и палубами, заваленными азиатскими товарами: шелками, фарфоровой посудой, воском, специями, ювелирными изделиями, всевозможной одеждой и нарядами. Весьма лакомая добыча! Тем более что пушек не имеют вообще – лишним грузом считаются, зря занимающим дефицитные площади и объемы. Просто рай для пиратов, это Южное море!

Из прошлой истории я помню, что в 1595-м году Голландия заключит союз с Францией и Англией против Испании, намереваясь внести свою лепту в процесс дестабилизации и расшатывания испанской колониальной власти в акватории Тихого океана. Поплывут флоты жадных до наживы голландских пиратов из порта Влиссинген в Южное море. И будет Испании не до небольшого городка, с которого практически нечего взять, а потерять можно много. Весть о том, что Новороссийск смог не только отразить нападение двух многопушечных военных галеонов, но и захватить их в плен, разнесется быстро, обрастая «подробностями» от очевидцев.

Сколько пройдет времени прежде, чем в Мадриде узнают о нашем хулиганстве? Ровно столько, сколько надо паруснику добраться от Буэнос-Айреса до Испании. Только вот что докладывать будут? Только то, что сами видели да очевидцы рассказывают: вошли в залив два корабля под испанским флагом, обстреляли укрепления города. За что крепко получили. В яростном бою гарнизон нападавших в большинстве уничтожил, уцелевших воины княжеские повязали и в пампу уволокли. Корабли покалеченные с мелей сняли и в гавань внутреннюю поставили. Все! Чьи корабли? Непонятно! Вроде испанские, но тогда почему по испанскому флагу, что над фортом развевался, стреляли и форт тот разрушили? Значит, пираты!

Во время боя в Торговой гавани под погрузкой-разгрузкой стояли три судна купеческих: голландский, французский и испанский. Их команды видели, что произошло. Вечером в городских трактирах только об этом и пойдут разговоры. Будут дружно проклинать английских пиратов, напавших на мирную гавань под прикрытием фальшивого флага. Перед уходом в портал я посоветовал князю запустить эту дезу в народ. Именно ее и разнесут болтуны и шпионы по любопытным ушам. А в доказательство предъявим настоящих англичан, что сейчас в кандалах в трюме вместе с неграми сидят. Как удачно они на Рамона покусились! А кто не поверит в нашу сказку – их проблема! Все доказательства у нас. Пленных испанцев вместе с их адмиралом угонит князь дальше в пампу, я и Вито промоем им мозги – получатся полезные для княжества люди.

Чувствуя, что не усну, поднялся с кровати и вышел на палубу. Присел возле стоящего на трюмном люке баркаса, посмотрел на звезды. Южный Крест поднялся над горизонтом почти вертикально, что указывало о скором рассвете. Слева от него ярко светили две звезды. Та, что покрупнее – Альфа Кентавра. Созерцание звездного неба всегда действовало на меня умиротворительно. Нет, не пришлет Мадрид сюда ни войск, ни кораблей военных. В других местах они Филиппу понадобятся. Единственное, чего надо опасаться, так это грозного указа королевского, что побудит местные власти начать разборки с Новороссийском. Но я почти уверен в том, что указ этот, как и многие другие, выполняться не будет. Взять, к примеру, хотя бы королевский указ 1589 года о запрете торговли между Акапулько и Перу. Его проигнорировали все заинтересованные лица, включая вице-короля. Этот указ явился отправной точкой для расширения контрабандной торговли, поощряя взяточничество и обогащая королевских чиновников, призванных блюсти его исполнение. Принцип деятельности испанского чиновника – «повиноваться и не выполнять».

Не выгодно Буэнос-Айресу и Асунсьону, как и Лиме, тратить деньги и ресурсы на войну с выгодным и сильным соседом – русским княжеством. А силу свою мы уже показали! Но в семье не без урода. Все равно кто-то будет горлопанить насчет «священной войны против иноверцев». Кому-то, не только быдлянам, захочется погреть руки над угольями наших сожженных домов, а карманы набить заработанными нами деньгами. Начнутся провокации, придется оголтелым пустить кровь. Это тоже не есть хорошо. Бизнесу необходим мир, он не любит грома пушек. Потому мне надо придумать, как сбить накал будущих страстей и переориентировать уже давно начавшую генерироваться в среде жителей Буэнос-Айреса, ближайшего к нам испанского города, энергию зависти и ненависти к богатому иноверческому княжеству. На большую войну с патагонцами поднять их не получится. А вот на поиск золота – запросто!

Взбудораженный мыслями мозг стал успокаиваться, рельефнее стало прорисовываться решение возникшей проблемы. Если не окончательное, то позволяющее снизить ее остроту и отодвинуть на некоторое время. Время, очень нам необходимое.

Мое появление в своем кабинете князь встретил чертыханьем. Только сосредоточился на чтении какого-то документа, а тут я вваливаюсь!

– С чем пожаловал?

– С проблемой.

– Еще кого черти несут?!

– Нет, проблема другого плана, но из той же оперы, – ответил я и рассказал о посетивших меня мыслях.

Выслушав мои опасения и предложения по их устранению, князь вызвал каперанга Поливанова и приказал приготовить галеру. Потом показал мне бумагу, что читал до моего появления.

– Вот, Илья, что нам король испанский уготовил. Ознакомься!

Я взял лист, украшенный массивной печатью, и углубился в чтение. Да-а-а, сурово! За все свои неудачи в войне с Нидерландами, за потери, что несет от пиратов Карибского моря его везущий золото и серебро флот, Филипп II решил отыграться на нас. Город разорить, крепость разрушить, всех не испанцев заковать в кандалы и доставить в Мадрид на королевский суд. Оказавших сопротивление – повесить. И так далее.

– А вот еще документик!

Вторая бумага касалась гранда Адолфо. И гласила как раз о том, о чем я думал. Командующий экспедицией адмирал Кристобаль Хосе Мария Ильянос де Маркеру, граф Гонзаго, наделялся чрезвычайными полномочиями с правом отстранения от должности гранда Адолфо Керро Санчес Гомес де Агилар и заключения его под стражу за государственную измену. А так же принятие командования над имеющимися в Буэнос-Айресе воинскими формированиями для захвата незаконно построенного на землях испанской короны иностранного города.

– Всерьез за нас, Илья, доны берутся!

– Серьезно, княже.

– Что делать будем?

– То, что предложил. Успокоим гранда с его камарильей. Лапши я им на уши навешать смогу. И будем готовиться к следующему раунду.

– Действуй, воевода. Деваться нам некуда. Влез я в гадючник и людей в него завел. А может бросить все, да опять на Русь податься? Как думаешь?

– Не получится, княже. Люди в тебя поверили, свободы глотнули, свою силу почувствовали. Не смогут они теперь в болото боярское вернуться. Да и на Руси скоро станет очень неуютно. А куда твоим индейским подданным деться прикажешь? С собой не заберешь – от холода вымрут, да и везти их тебе некуда, земли-то нет! Здесь оставить? За год испанцы всех вырежут, а уцелевших в рабстве загнобят. Нет, княже! Некуда нам отступать, русские своих не бросают. Отобьемся, с Божьей помощью. Говорил я с Ним недавно. Помощь он мне обещал. Я уверен – выстоим мы, и княжество твое на земле этой будет расти и богатеть. По силам ноша, что на плечах наших. Надо только верить в себя и Господа нашего.

Князь, обернувшись на икону, перекрестился. Огонек небольшой лампадки, что теплился перед ликом, вдруг стал больше и гораздо ярче.

– Спасибо, Господи, за Знак, что ты подал нам! – князь в пояс поклонился иконе. – Завтра отец Михаил благодарственный молебен отслужит за победу над супостатом, Им дарованную. Все молящиеся в храм не поместятся, потому батюшка алтарь в поле ставить будет. Чтобы люди, общей молитвой собранные в одно место, еще больше осознали свое единство. В единстве сила! Об этом отец Михаил будет говорить людям. А пастырское слово многого стоит!

Да, наш батюшка мог зажечь словом на подвиг. И сам первым пойти его совершать. Несколько раз он во главе небольшого отряда уходил в пампу, к диким индейским племенам, неся им Слово Божье. Крестил детей и взрослых, рассказывал о том, как живет народ в нашем городе. Раздавал семена овощей, привезенных из Старого Света и нами уже выращиваемых. Показывал приемы обработки земли, дарил железные орудия труда, хоть мы сами испытываем в них некоторый дефицит. Результат его миссионерской деятельности, хоть и не сразу, но был получен. Племена, живущие по восточному берегу реки Уругвай, стали торговать с хуторянами-европейцами, подданными князя Северского. Нападения с этой стороны прекратились. И теперь батюшка три – четыре месяца в году проводит в «командировках», объезжая индейские поселения и крестя народившихся за время его отсутствие младенцев. К сожалению, он у нас один, и охватить всю обширную территорию Уругвая не может просто физически. Поплыву на Русь, заручусь поддержкой Патриарха в плане посылки нам еще нескольких священников и монахов для приобщения дикарей к православной церкви. Не все же тут католикам-иезуитам резвиться!

– Что, воевода. Обдумываешь, как испанцам в уши онучи впихнуть? – Голос князя вновь стал спокойным и уверенным. Нотки тревоги и сомнения в правильности того, что он делает, исчезли.

– Уже придумал. Только вот еще надо решить, какой корабль гранду подогнать, по сходной цене. У нас на три трофея моряков нет, а держать «шоб було» не резон. Сгниет раньше, чем команду верную наберем.

– Есть такой кораблик. Тот, что первым в залив вошел. Флагманский. Снаряды наши на нем пожар организовали, так экипаж его потушил. А потом те, что живы остались, сдались. Я им послабление сделал – «за отвагу на пожаре» поселил не в чистом поле, а в казарме бойцов пограничной стражи Сатемпо. Они все равно почти в полном составе на северной границе, отроги Бразильского нагорья караулят. Правда, их семьи потеснить пришлось. Но это временная мера. Вито испанцев уже в оборот взял, мозги им правит в нужную сторону. Четверых «сагитированных» на работы бесконвойные пристроил. Вот этот корабль, «Дева Мария Скорбящая» называется, и предложи. За недорого. Он так на мели и сидит пока. Зато второй галеон сразу после боя с мели сдернули и в Узкую бухту загнали. От чужих глаз подальше, к верфи поближе. Ремонт ему тоже требуется: палубу и фальшборт хорошо побили, и мачты от марсов по-новой наращивать надо. Но не горелый он и корпус цел. Нам понадобится! Пушек у нас теперь много, гранду корабль вместе с пушками предложи, так более заманчиво будет.

– Богатый подгон, восьмидесяти пушечный корабль! Не жирно будет?

– Хрен с ним, пусть подавится, родственничек! Главное, чтоб не вмешивался в разборки наши и в спину не ударил. Отдам корабль снаряженный, вместе с пушками и припасом воинским. И цену ломить не буду.

– Только пушки, Андрей Михайлович, перетасовать надо. Себе оставим бронзовые да длинноствольные. Долговечнее они чугунных. И переделать их на казнозарядные проще. А на их место другие поставим, из тех, что постарее. Да, а что там наш алхимик, Жан-Пьер который? Пороха нового наделал?

– Трудится француз! Как из Перу хлопок привезли, так и пропадает в своей лаборатории. Шнур огнепроводный изобрел. А недавно прибежал с чертежом. И знаешь, чего выдумал?

– Откуда, княже!

– Винтовку револьверного типа, с барабаном, в каморы которого порох насыпается и пуля вставляется плотно, чтоб не выпала. В запальное отверстие каждой каморы кусочек его огнепроводного шнура вставлен. Курок искру высекает, огонь по шнуру до пороха быстро добирается – и выстрел! Стрелок барабан поворачивает, к следующему выстрелу готов.

– Ха! Наш хирург-алхимик еще и оружейник, оказывается! Только это не его дело. Нам нужен состав для капсюлей, чтобы патроны делать. А ему нехрен в чужую епархию лезть. Об этой конструкции я знаю и, если бы было надо, давно нашим оружейникам рассказал бы.

– Так я ему тоже самое и сказал. За шнур поблагодарил и даже премиальные выдал. И посулил выдрать, если он будет чем иным заниматься, кроме капсюля и пороха. А если вдруг его посетит какая светлая, на его взгляд, мысль из другой области, то пусть запишет ее и предоставит на рассмотрение, но только после выполнения основного задания.

Обговорив еще некоторые второстепенные вопросы, я отправился домой. Отдохну в кругу семьи, пока Рамон бригантину ведет. Возьму с нее свеженьких англичан-пиратов, поработаю над их памятью, а потом можно будет и в Буэнос-Айрес смотаться. Запихнуть, как князь выразился, онуч в ухо местной администрации. Должно получиться. Теперь я в выборе способов воздействия стесняться не буду. Понадобится – сделаю из них марионеток. Но сначала все же попробую без мозготрясения договориться.

Глава 32

Я сидел в кресле по правую руку гранда Адолфо. Так же с комфортом расположились еще четверо знатных граждан Буэнос-Айреса, участвующих в управлении генерал-губернаторством. Остальная благородная публика расселась на принесенных рабами и слугами стульях и скамейках. Действие происходит на Центральной площади при огромном стечении народа. За моей спиной верный Маркел, за ним – чей-то особняк, прячущийся в глубине сада. По левую руку особняк гранда, по правую – церковь Святой Троицы. А перед глазами – помост, на котором на коленях стоят восемнадцать пиратов, захваченных во время их нападения на Новороссийск. Они привязаны спиной к невысоким столбикам и молчат, только обводят бешеными взглядами собравшуюся публику. Ругаться, богохульствовать и орать похабные песни у них уже нет сил. Выдохлись. Зато коррехидора стало слышно. Он приговор читает, а народ только охает, выслушивая перечень преступлений, совершенных осужденными.

Что бубнит коррехидор, я не слушаю, потому что сам надиктовал текст. Сейчас тех, кто находится на помосте, казнят. Гарротой. По очереди. Видя, в каких мучениях умирает его сосед, очередной за ним будет орать о своей невиновности, о преданности испанскому королю, громко взывать к Господу о спасении, и его вопли будут чистой правдой. Ведь на роль пиратов я назначил не только попавших в мои руки англичан и французов, но и десяток испанцев из тех, что две недели назад приперлись грабить Новороссийск и убивать его население. Пиратскую сущность казнимых я, с помощью своей пси-энергии, усилил, заодно внушив, что говорить дознавателям коррехидора, что орать всем остальным и как себя при этом вести. Но ужас предстоящей смерти, возможно, сможет сорвать мою ментальную установку, хотя теперь к их крикам уже никто прислушиваться не будет. Да, я послал на смерть восемнадцать человек, на чей-то взгляд и не заслуживающих такого сурового приговора. И ни сколько об этом не скорблю. Попади мы им в руки, они тоже не скорбели бы. Все просто и понятно.

Я в соавторстве с князем Северским задумал многоходовку, позволяющую: а – не открывая испанцам правды об уничтожении испанского флота, остаться с ними, хотя бы с местными, в дружественно-нейтральных отношениях; б – отвлечь от долгого муссирования произошедшее в заливе Монтевидео и переключить внимание всего населения Буэнос-Айреса на предстоящее. А о предстоящем разговор впереди! Пока же буду смотреть на убогую церквушку. Не нравится мне созерцать синие лица, выпученные глаза и вываленные языки удавленных гарротой. Уж лучше церковь, хоть и на нее без слез не взглянешь.

Место под главное культовое сооружение города было определено раз и навсегда еще в акте его основания от 11 июня 1580 года. Сейчас церковь носит название Святой Троицы и подчиняется епархии Рио де Ла-Плата с центром в городе Асунсьон. О том, что церковь в будущем станет Кафедральным собором, знаю только я один. Но изменится в будущем только ее статус, а не убогий затрапезный вид. Скромное здание из дерева и саманных кирпичей по приказу губернатора в 1605 году будет снесено, поскольку станет слишком старым и некрасивым. На этом месте построят новую, деревянную церковь. Только строители окажутся косорукими, и в 1616 году крыша здания начнет разрушаться. Пока будут судить-рядить, какой проект восстановления лучше, да пока соберут деньги у ревностных, но прижимистых католиков, сооружение окончательно рухнет. В 1618-м году начнут, наконец, строить новую, потратят 1100 песо, но сооружение получится меньшим по размерам, а выглядеть будет более убогим, чем было. Через три года опять поднимут вопрос о возведении другого храма. Но окажется, что папа Павел V еще 30 марта 1620 года объявит о создании епархии в Буэнос-Айресе. Пришлют епископа, обзовут Кафедральным собором убогую церквушку Святой Троицы, и на сорок лет забудут о желании ее перестроить. До 1662 года. Когда же она станет представлять собой почти руину, епископ попросит у короля денег на постройку нового собора. Тот даст 5000 песо, и в 1671-м Кафедральный собор будет построен! Но из-за низкого качества строительных материалов храм вскоре начнет разрушаться. Как уже было не раз. В 1678 году уже новый епископ опять будет просить денег у короля, получит 12000 песо, но так ничего и не сделав, помрет. Только к 1721 году следующий епископ завершит ремонтные работы, построит колокольню, а в следующем году кровля храма будет уже в таком состоянии, что в любой момент сможет рухнуть. И так далее… Такое впечатление, что сменявшие друг друга служители культа нанимали криворуких «мастеров» из «Узбек-тяп-ляп-строй-ремонт-шараш-конторы». А те за 400 лет так работать и не научились, и теперь косорезят на просторах моей покинутой Родины, возводя «шедевры» зодчества.

Но такая судьба у церквушки будет лишь в том случае, если не изменится порядок исторических событий. Но он изменится, потому что в ход истории русские вмешались. И кто знает, что тут будет стоять лет через пять-десять, когда Русский Уругвай станет на этой земле доминирующим государством, а Исконная Русь громко заявит о себе всему миру?

Вспомнил о России и как будто ледышку к сердцу кто прижал: туда мне надо, срочно! Там последний Рюрикович на престоле, он и страна в моей помощи нуждаются! А быстро не получается: здесь еще не все важные для выживания Русского Уругвая дела доделаны.

Сидевший все время без движения гранд вдруг поерзал, прокашлялся и встал. Поднялись и остальные. Я тоже встал, глянул на помост. Казнь закончилась, палач с помощником спускались по лесенке. Миновав цепочку солдат, они нырнули в толпу, резко раздавшуюся по сторонам. «Чистая» публика так же стала расходиться и разъезжаться, а я, дон Адолфо, коррехидор, пастор и еще несколько должностных лиц администрации города отправились в особняк гранда, благо до него было буквально два десятка шагов.

В большом зале губернаторской резиденции уже был накрыт роскошный стол. Вдоль стен в белых костюмах и с белыми салфетками на левой руке выстроилась когорта черных как уголь негров-слуг. На антресоли второго этажа негромко наигрывала музыка. В зале к нам присоединились жены и дочери высокопоставленных руководителей. Отдельной стайкой вошли юноши и молодые мужчины, родственники уже присутствующих. Я с интересом вглядывался в их лица. По горизонтальному шраму на лбу узнал пощаженного в прошлое мое здесь появление Созимо Фаусто Кампос Эстебана, идальго. Он тоже узнал меня, робко улыбнулся и поклонился, приветствуя. Я тоже улыбнулся и кивнул головой. Заметил еще двоих знакомых из задир. Те постарались прошмыгнуть, не подняв на меня глаз. Но я узрел обоих пакостников. А! Пусть живут. Прячутся, значит стыдно, понимают, что наглупили. А вот главного засранца почему-то не видно. Боится, что я свою угрозу выполню и его на дуэль вызову с последующим убиванием? Ха! Бойся-бойся!

Тосты в это время уже были в ходу, только именовались здравицами. Гости расселись согласно «табели о рангах» и, поздравив гранда и меня (именно в такой последовательности) с победой, приступили к трапезе. Я, как почетный гость, сидел с противоположного от гранда торца стола. Слева от меня стоял негр с бутылкой вина. Я отобрал у него салфетку, оказавшуюся довольно приличного размера полотенцем, и повязал ее себе на шею. Так я хотя бы не заляпаю соусом праздничную ферязь. Длины салфетки как раз хватило, чтобы прикрыть и колени. Пристраивая обязательный атрибут застолья, я не сразу обратил внимание на наступившую тишину. Оказывается, использование салфетки таким образом вызвало неподдельный интерес. А мне-то что! Пусть смотрят выходцы из просвещенной Европы и учатся культуре у дикого московита. Подцепив на двузубую вилку с длинным черенком кусочек мяса, макнул его в соус и понес ко рту. Как и ожидалось, капля жирного соуса сорвалась с мяса и шлепнулась мне на грудь. Я отправил мясо в рот, положил вилку, отвернул на сторону салфетку и посмотрел на ферязь. Пятно на расшитой золотыми и серебряными нитями жилетке отсутствовало. Посмотрел на уставившихся на меня испанцев и, улыбнувшись, расправил салфетку. Отпил из серебряного бокала вина и вновь взял вилку. Доны с доньями, кабальеро и прочие идальго зашевелились, послышались негромкие разговоры. Полилось вино, заскребли по блюдам ножи и вилки. Некоторые, подражая мне или поняв, для чего я это сделал, тоже повязали салфетки. Только вот пышные воротники мешали!

Торжественный ужин прошел в легкой непринужденной обстановке. После него были танцы для молодежи и табакокурение в отдельной комнате для лиц более пожилого возраста. Курили практически все, включая и некоторых дам. Что поделаешь! Взаимное влияние культур: европейцы приучили индейцев к алкоголю, а те их – к никотину и коке. Да и флаг им всем в руки! Дурные примеры заразительны.

Наконец празднование закончилось, гости стали разъезжаться. Во дворце гранда по предварительной договоренности остались только самые богатые и влиятельные сеньоры Буэнос-Айреса. Для приватного ознакомления с секретной информацией, полученной мной от «пиратов». Слуги быстро накрыли стол для фуршета в кабинете гранда и были удалены. Дверь для исключения подслушивания охраняли несколько доверенных эскудеро. Когда приглашенные расселись по креслам, я начал свой доклад:

– Сеньоры! Вы, как самые богатые и влиятельные люди этой земли, одними из первых должны узнать то, что сможет помочь увеличить ваши и наши капиталы. Разбирая бумаги, обнаруженные в личных вещах капитана пиратского флагмана, я нашел несколько разрозненных листков из дневника некоего Франсиско Белькомейо, одного из спутников Фернана Магеллана. С тем, что в них написано, я, с позволения своего сюзерена, вас и ознакомлю.

Приглашенные зашевелились, перебросились несколькими фразами и уставились на меня. Я продолжил:

– Предыстория такова: мореплаватель Магеллан в 1520 году проплывал вдоль восточного побережья Южной Америки, совершая свое кругосветное путешествие. Но жестокие шторма не позволили продолжать плавание. Найдя удобную для стоянки бухту, путешественники решили перезимовать в ней. Но по прошествии некоего времени вступили с туземцами в конфликт. То воюя, то замиряясь и торгуя, Магеллан пережил суровую зиму и весной отправился дальше. Но не это главное. Я не знаком с его отчетом о путешествии, но вот, – я взял со стола и показал присутствующим несколько потрепанных листков, – записи его спутника. Листки, как я уже говорил, разрозненные, некоторые обгорелые, на некоторых выцвели чернила. Но вот то, что уцелело.

Я взял один из листков и начал читать:

«…мы в очередной раз замирились с племенем теуэльче. Их вождь Пако Чумба наконец-то понял, что мы здесь будем жить лишь только до весны и не претендуем на его земли. В качестве примирения его люди принесли несколько неплохо выделанных шкур и восемь тушек мелких оленей. Как я понимаю, они тоже голодают, потому дары эти в их глазах весьма дороги. Командор отдарился несколькими железными обручами от старых бочек из-под сала, которое нам всучили в Кадисе вместо солонины. Железа аборигены до нашего появления здесь не знали. Сейчас же эти обручи для них большая ценность. Они их ломают на куски, потом затачивают и получают довольно сносные наконечники копий. С их изделиями нам пришлось очень близко познакомиться, когда наш охотничий отряд столкнулся с индейским. Предметом раздора послужили несколько маленьких оленей уэмуля и пуду, как их называют местные. Я был в том отряде, и наше оружие оказалось лучше. А может мы просто были голоднее…»

Я оторвался от чтения и обвел взглядом кабинет. Приглашенные сидели тихо и очень внимательно меня слушали. Я произнес:

– А сейчас, сеньоры, самое главное!

Положил на стол прочитанный листок, взял другой:

«…один индеец был еще жив, и я подошел к нему, чтобы избавить от страданий. Одежда из шкур на его груди распахнулась, и я увидел кожаный ремешок, висевший на его шее. К ремешку был привязан какой-то предмет, блеснувший под неярким солнцем желтизной. Я наклонился к индейцу. На его шее висел кусок золота причудливой формы унций пять-шесть весом. Я спросил индейца, где он взял его. На что тот прошептал: «Там, где горы» и умер. Я забрал его амулет себе. Это был золотой самородок! Своей формой он напоминал скульптуру Богородицы с младенцем! Я понял, что Господь подает Знак и хочет вознаградить нас за все лишения, перенесенные нами этой ужасной зимой. Перекрестившись, я помчался к командору и показал самородок. Рассказал, как он оказался в моих руках, и предложил поискать место, где индеец его нашел. Но дон Фернан заявил, что Господь…»

Я замолчал. Присутствующие несколько мгновений сидели молча, а потом посыпались вопросы, главным из которых был «А что дальше?».

– А дальше, сеньоры, Магеллан по весне отплыл из бухты Сан-Хулиан, открыл пролив, соединяющий Атлантический и Тихий океаны и погиб в междоусобице. Закончил его плавание Хуан Себастьян Элькано на корабле «Виктория». Из обрывков страниц дневника мне удалось узнать, что пять лет спустя другой мореплаватель, Гарсиа Хофре де Лоайса, прибыл в наш регион с экспедицией, в ходе которой обнаружил реку Гальегос южнее места зимовки Магеллана. Но ни о каком золоте он в своем отчете не упоминал, хотя тоже сталкивался с племенами теуэльче. Почему не упоминал? Не нашлось, что ли, золота у индейцев? Возможно. Ведь место этой высадки разнится с местом зимовки Магеллана. Но поиски, вероятно, все же велись. Ведь в экспедиции Гарсиа Хофре де Лоайса был тот самый Франсиско Белькомейо! Он служил в команде Хуана Себастьяна Элькано, заместителя начальника экспедиции. Вот его корабль и причалил в конце декабря 1525 к устью реки Санта-Крус, где зимовал Магеллан. Франсиско Белькомейо вряд ли держал язык за зубами. Ведь он специально нанялся на корабль, что идет именно в те места, где была найдена «Богородица». Об этом упоминается в обрывке его записей, к сожалению, плохо сохранившемся и еще хуже читаемом. Зачем он рвался сюда? За золотом!

А вот что я узнал из сохранившихся записок самого капитана пиратского флагмана. Оказывается, он приходился правнучатым племянником Франсиско Белькомейо, нашедшего Золотую Богородицу. И легенда о находке жила в его семье долгие годы. Как этот человек получил в свои руки корабль, да не один, к сожалению, узнать не представилось возможности. Но из другого, сохранившегося документа, написанного по-английски, сначала пирату, а потом и мне стало известно, что в 1587 году некий английский корабль принял на борт единственного выжившего из более чем 2000 колонистов, отправившихся из Испании на эти далекие берега. Колонию по приказу короля организовал в 1584 году ее первый и последний губернатор Педро Сармьенто де Гамбоа. Поселение Рей-Дон-Фелипе из-за сурового климата, недостатка продовольствия и агрессивности туземцев просуществовало всего около трех лет. Английский капитан упоминал в своем отчете, что найденный в полуразрушенном поселении одичавший испанец просил забрать его с собой и предлагал за это кошель, наполненный золотым песком и самородками. Он рассказал, как попал на эти берега, вот только указать, где взял золото, несчастный не успел: в тот же вечер, объевшись, умер в страшных мучениях.

Я прервал рассказ, отпил несколько глотков вина, и продолжил:

– Как в руки пирата попал этот документ, мы можем только догадываться. Но мы знаем, что последовало: он сумел сопоставить семейную легенду и записки английского морехода. И приперся сюда, уже с конкретной целью найти золото.

– Ну и плыл бы себе, чего же он на ваш город-то напал? – чей это был голос, я не разобрал.

– Запасы надо было пополнить, рабов нахватать, чтобы было кому золото для него добывать. Да и отдохнуть команде после долгого плавания надо. А потом возвращаться время от времени и с помощью пушек пополняться людьми и продовольствием.

– И все это ты, граф, из каких-то обрывков узнал?

Сказавший это поднялся из-за стола. Им оказался тот самый лохматый безбородый, но с тонкими длинными торчащими в стороны усами, оптовик, что рулит всей торговлей в Буэносе. А вот его компаньонов – толстых лысых бородатых близнецов среди приглашенных грандом небыло. Не по чину, видимо.

– Что-то уж больно сомнительные источники, – поддержал лохматого еще один «богатенький буратино» – скотопромышленник. – Все золото в Чили и Перу, а у нас даже серебра и того нет, как нет и других металлов. Ты, граф, предлагаешь поверить в то, что едва можно прочитать? А ничего, более весомого, ты на том пиратском корабле не обнаружил? Во что можно сразу поверить?

– Да, сеньор граф, а еще что-либо, твои слова подтверждающие, имеется? – послышались голоса остальных присутствующих.

Я обвел взглядом собрание, потом медленно достал из поясной сумки шкатулку сандалового дерева, специально изготовленную моими мастерами-резчиками. Открыл крышку и, перекрестившись, повернул шкатулку так, чтобы было видно ее содержимое. Присутствующие дружно ахнули и подались в мою сторону. Сидевший дальше всех лохматый даже вскочил на ноги, чтоб лучше видно было.

В шкатулке на красной бархатной подложке лежал тот самый самородок, о котором я говорил: «Золотая Богородица с младенцем». Конечно, разглядеть в куске золота Образ мог только верующий человек, каким и был мой спутник в походе за алмазами эскудеро Потап Сазонов. Очень надежный человек. И не болтливый. О своей находке он никому не сказал, меня дождался. А я, как чувствовал, что может пригодиться, тоже не стал афишировать находку. Вот сейчас и хвалю себя за предусмотрительность.

Шкатулку пустил по рукам. Первым был дон Адолфо. Смотрел он на самородок, шептал молитву и крестился. Из его рук шкатулку чуть ли не силой забрал католический священник церкви Святой Троицы, о плачевном состоянии которой я размышлял во время казни пиратов. Он даже облобызал самородок и очень неохотно передал его для обозрения остальным присутствующим благородным сеньорам. Когда шкатулка вновь оказалась в моих руках и тут же в моей сумке, пастор скорчил очень недовольное лицо и открыл рот, намереваясь, скорее всего, оспорить мое право на владение сим артефактом. Но я успел начать говорить раньше него. Пастор заткнулся, но по его виду я понял, что биться за самородок, найденный, по моим же словам, католиком в землях дикарей-язычников, он со мной будет аки лев рыкающий!

– Как видите, есть и материальное подтверждение моих слов. Вернее, прочитанных мною записей. Самородок был найден среди вещей Аугусто Фелипе Белькомейо. Как он уцелел в течение прошедших десятилетий, я не знаю. Бумаги не сохранились, это я уже говорил. Но вот она, «Богородица»! Значит, сведения о золоте правдивы! А если оно там, где указывал Франсиско Белькомейо, есть, то кто помешает нам с вами его взять? Вот именно это предложение от лица моего сюзерена герцога Северского я и уполномочен вам, уважаемые, озвучить. Прошу высказываться.

Вопрос «брать или не брать» валящееся прямо в руки золото закрыли почти сразу дружным «Брать!». И кто бы сомневался в таком решении? Дольше длились дебаты по вопросу «как брать». Испанских поселений там нет. Значит, их придется строить, то есть, вкладывать деньги. Блеск золота хоть и слепил глаза, но не затмевал разум деловых людей. Организация солидной экспедиции требовала существенных материальных затрат. Один-двое, да даже десяток богатых не осилят такое предприятие. Чтобы оно заработало, принесло доход и не повторило судьбу поселений Педро Сармьенто де Гамбоа, надо вложиться многим.

Поэтому я предложил организовать золотодобывающую компанию на паях, куда мог вступить любой желающий, внесший определенную паевую сумму и зарегистрировавшийся в специальной книге пайщиков. Даже одно песо, вложенное в дело сейчас, через три года, срок начала выплаты дивидендов, принесет хорошие деньги. В качестве паевого взноса лично я предложил девять сотен негров-рабов, что с фазенды португальского плантатора увел. Весьма весомый пай у меня получился: негры стоят дорого, ведь из индейцев покорных рабов в большинстве случаев не получается.

Я был уверен в успехе предприятия. Ведь я знал, что золото в будущей аргентинской провинции Санта-Крус имеется! А чтобы долго не искать, отправлю туда своих рудознатцев-геологов, вложив им в память конкретные места, где в далеком будущем это золото должны были бы найти совсем другие люди. А найдут только следы прежних рудников. Се ля ви! Мне это золото здесь и сейчас необходимо. Я должен обеспечить в грядущей войне с Испанией если не лояльность местных испанцев к русскому поселению, то хотя бы стойкий нейтралитет. Для этого и была выдумана правдивая сказка с использованием бразильского самородка.

Князь, когда мы с ним обсуждали детали этой авантюры, спросил, для чего она мне. Я честно ответил, что хочу ослабить воинскую силу города его родственника. По количеству жителей наше поселение раз в пять-шесть малочисленнее. Воинов-профессионалов у дона Адолфо раза в четыре больше. Не говоря уже о массе городских быдлян, что по зову католической церкви и приказу короля с радостью кинутся резать и грабить иноверцев: уж очень многим наш богатеющий город глаза колет! А тут нате вам, соседушки – достовернейшие сведения о лежащем чуть ли не под носом золоте. Протяни руку и бери! Сразу найдется столько желающих на почти халяву, что будут согласны всю дорогу стоя ехать, лишь бы добраться до вожделенного Эльдорадо. Король и церковь с их заморочками с русскими пусть идут лесом! Золото важнее чьих-то разборок.

Именно на такую реакцию населения Буэнос-Айреса я и рассчитываю. Конечно, ежели что, то мы уже имеющимся оружием смогли бы изрядно проредить поголовье слишком рьяных жителей Буэнос-Айреса, но делать это нам не выгодно. Ни к чему явный, озлобленный потерями враг под боком. А за неявным можно и проследить, с последующей корректировкой его мыслей или жизни. Я даже «Золотую Богородицу» католическому пастырю отдам, хоть и жаль уникального самородка. Но сочиненная мной легенда должна быть максимально правдива.

Вновь достал из поясной сумки шкатулку с «Богородицей» и положил ее на стол. Падре тут же потянулся к ней, но, услышав недовольное «Кхе-кхе!» дона Адолфо, убрал руки. А я встал и произнес:

– Для укрепления добрососедских отношений между Новороссийском и Буэнос-Айресом по решению князя Северского и настоятеля православного храма Воли Господней протоиерея отца Михаила, я уполномочен передать этот Знак Господень, золотой самородок, которому сам Господь придал обличье Богородицы с младенцем, в вечное владение католическому храму вашего города. Пусть этот Знак оберегает город и живущих в нем людей от внешних бед и внутренних раздоров. Внушает только добрые мысли и подвигает на добрые дела.

– Амэн! – Громкий голос падре разнесся по кабинету дона Адолфо. Присутствующие встали и начали молитву. «Богородица, радуйся!..» громко разносилось по покоям губернаторского дворца. Слуги и охрана, стоявшая за дверью и в саду под окнами, подхватила эти слова. Но вот прозвучал заключительный «Амэн!», и мы опустились в кресла. Гранд позвонил в колокольчик, черные слуги бегом расставили на столе свежие закуски, добавили несколько кувшинов вина и убежали.

Немного подкрепившись, продолжили уже не обсуждение, а планирование экспедиции. Прежде всего, встал вопрос транспорта. Своих кораблей у Буэнос-Айреса не было, фрахтовать приходящих из метрополии купцов дорого и ненадежно, да и весть о золоте они разнесут по всему миру, спровоцировав ненужный ажиотаж как в колониях, так и в метрополии. И я предложил губернаторству купить пиратский флагман. Цену обсуждали не долго, тем более что я от имени князя пообещал предоставить корабль в полной комплектации с пушками и нетронутым арсеналом. Но одного корабля будет мало, и дон Адолфо попросил об аренде двух моих кораблей, флейта и бригантины. О стоимости аренды тоже договорились. Я не ломил цену, деловые люди это заметили, и мой рейтинг благородного кабальеро повысился. Таким образом, вопрос с транспортом был закрыт.

Как человек северной страны, знающий, что такое настоящие морозы, я предложил поставить для экспедиции некоторое количество верхней одежды и обуви, называющиеся по-русски «полушубок» и «сапоги меховые». Ведь земли, в которые отправятся золотоискатели, достаточно холодны большую часть года. Почти постоянно с океана дуют ветра, а осенью идут дожди. Зимой по всей провинции часто выпадает снег. Скотопромышленник тут же предложил поставить выделанные овечьи и бычьи шкуры, как часть своего паевого взноса. Обсудили количество и цену готовых изделий. Лохматый усатый представитель торгового сословия, ведший протокол заседания как самый грамотный из присутствующих, занес соглашение в документ. Следом за скотопромышленником высказались остальные пайщики. Каждый что-то предлагал в качестве взноса. Предложение обсуждалось, если предлагаемое принималось, то обсуждалась цена и необходимое количество. Размер взноса каждого участника компании решили сделать одинаковым, равным самому крупному. Моему. Правда, не всем это понравилось, но если хочешь получить равную долю прибыли – равно и вкладывайся! Вчерне обговорив главные технические вопросы, пайщики покинули дворец губернатора. Решили встретиться через день. Для более тщательного подсчета и подготовки договора распределения расходов и доходов им необходимо время. Пусть считают! А я отправился в выделенные мне покои, отдыхать.

Олигархи Буэнос-Айреса с громким чмоком заглотили моего золотого червяка. Теперь их лояльность по отношению к Новороссийску, а то и возможность военной помощи в случае агрессивных действий метрополии, обеспечена процентов на девяносто. А если взыграют оставшиеся десять, то я знаю, как и куда наступить. Всегда найдется очень агрессивное индейское племя, что нападет на Буэнос в отсутствие многих испанских воинов и сожжет его, как это уже было разок. А у нас в Новороссийске об этом узнают или слишком поздно, или воины наши будут заняты отражением набега диких чарруа. И помочь соседям не успеют… Короче, отмазку придумаю!

Буэнос-Айрес, полусонный городок в нищей провинции, всколыхнулся! Бросив дела, люди обсуждали Новость. Пробираясь с Маркелом через толпу возбужденных обывателей, я со всех сторон слышал только одно: «Золото!». Как и предполагалось, подслушанная у дверей губернаторского кабинета информация мгновенно обросла ворохом домыслов. Оказывается, даже берега Магелланова пролива сложены из золотоносных скал. А в каждом ручье или речке дно усыпано самородками. И один из них, в котором каждый истинно верующий католик может узреть Деву Марию с младенцем Иисусом на руках, находится в церкви Святой Троицы. Я глянул в сторону церкви и испугался, что она может рухнуть, не выдержав напора жаждущих увидеть материальное подтверждение своих меркантильных желаний. Золотая лихорадка охватила город всерьез и надолго.

Пройдясь по рынку, заметил, что цена на любое оружие существенно выросла. Как и на железные кирки и лопаты. Быстро торговцы сориентировались! Есть возможность и княжеству заработать, у нас много старого оружия, включая фитильные пищали княжеских стрельцов. Да и оружейники мои постарались. Я ведь много из будущего притащил стрелковки, что на переплавку только и годна. Дернул тогда у жадного прапора, что меня под бандосов хотел подставить, все, что на складе у него было. До последней железяки. Только мало что в дело пошло, серьезный ремонт такого оружия делать пока некому. То, что сразу в горн не засунули, разобранное на запчасти легло по отмаркированным ящикам, дожидаясь своего часа. Кроме стволов. Из них, и еще прикладов, мои умельцы стали делать дульнозарядное кремневое оружие. Винтовальное, как говорят в это время, то есть нарезное. Испытывали его как с дымным порохом, так и с бездымным, изготовленным хирургом-алхимиком Жан-Полем. Я сам пострелял из такого самодела. Приемлемо! Особенно с пулей Минье. Она имеет коническую выемку в задней части. Особенностью данной пули является то, что при выстреле ее хвостовая часть расширяется и обеспечивает надежное зацепление пули с нарезкой ствола винтовки. Вот и выброшу на рынок эти самоделки. Но только с дымным порохом. Как раз для старателей подойдут: легкие и точные.

Пробыл я в Буэнос-Айресе еще неделю. Город бурлил, как кипящий котел. Шум толп народа доносился даже в кабинет дона Адолфо, где собрались пайщики – восемь самых богатых людей города. И я, девятый. Сами олигархи за золотом, конечно же, не поплывут. Их интересы будут представлять доверенные приказчики с группами поддержки. Своего доверенного, голландца Питера ван дер Дуфа, в свое время привезенного в княжество доном Мигелем, как и его теперь постоянного спутника, индейского парнишку-телепата Сеню Пуму, играющего роль слуги, я привез с собой. Для знакомства с остальными доверенными.

Конечно же, собрались в поход и несколько иезуитов. Куда ж без них! Понесут слово Божие в дикие края. А хитрый настоятель церкви Святой Троицы распустил слух, что тому, кто сделает взнос в церковную кассу, Богородица поможет в поиске золота. Верующий народ попер в храм, как лосось на нерест. Я видел это, и всерьез испугался, что старая церквушка рухнет под напором жаждущих милости. То бишь, ЗОЛОТА!

Глава 33

Фух! Наконец-то я дома. Кончилась бешеная неделя, наполненная гвалтом взбудораженных обывателей, суетой и беготней жаждущих вступить в свежеиспеченную «Золотопромышленную компанию на паях» и долгими заседаниями Правления компании. Обговорили все крупные и мелкие вопросы. Подписали Договор о разделе будущей добычи. Назначили казначея. Им, конечно же, стал лохматый длинноусый негоциант Кристобаль Карранс. Решился-таки самолично присутствовать в краях золотоносных. Деньги он считать умеет. Как и обманывать. Но это мне не грозит: вернет все, еще и приплатит. Ну, это потом, а сейчас я выдал своему доверенному лицу Питеру ван дер Дуфу соответствующую бумагу и отправил заниматься подготовкой к походу. Начало которого наметили через два месяца, в январе 1595-го года.

Итак, теоретически возможный удар в спину Русскому Уругваю я фактически предотвратил. Остаются еще губернатор Асунсьона и вице-король Перу. Но они далеко, а если вздумают повоевать, то у Русского Уругвая есть чем их остановить. Заодно и крокодилов Параны подкормить, чтоб росли лучше. Мне их кожи очень нравятся. Кстати, о шкурах. Скотопромышленник Хорхе Мануэль де ла Монагос загнал мне на галеру, на которой я приплыл в Буэнос-Айрес, две тысячи выделанных овчин. Затоварка у него, по всей видимости. Продать негоциантам Старого Света не смог, а выбросить жаль. А тут я со своими предложениями. И пошел бросовый товар в дело. Знал бы, что у дона Хорхе беда такая, выкупил бы возок за копейку. Но не судьба мне в этом деле этого дона намануэлить. Ну и ладно! Зато мои самодельные нарезные штуцера разлетаются, как горячие пирожки, несмотря на весьма кусучую цену. Боярин барон Жилин через своего связного индейца-телепата докладывал и просил еще прислать. Он ведь перед тем, как торговлю начать, продемонстрировал достоинства нового оружия: в течение минуты произвел два выстрела, что для обычного винтовального штуцера, в ствол которого пулю надо молотком вгонять, бешеная скорострельность! А еще снайперскую стрельбу – оба раза поразил цель – чучело попугая, на расстоянии в сто метров.

Количество желающих войти пайщиками в компанию возрастало с каждым днем. Пришлось даже ввести имущественный ценз, чтобы отсечь совсем уж люмпенов, пытавшихся с двумя-тремя десятками песо пролезть в число претендентов на получение дивидендов. Пусть лучше становятся вольными старателями и покупают места на корабли и снаряжение за свой счет. Такие нам тоже нужны. И вообще, снабжение всех этих золотоискателей продовольствием, оружием, инструментами, одеждой и обувью будет весьма выгодным делом. Золото они найдут, но добывать его будет трудно. Климатические условия суровы, тамошние индейцы-арауканы смелы и жестоки, продовольствие – привозное. Выживут не все, а только самые сильные и хитрые.

В Новороссийске слух о несметных золотых россыпях далеко на юге тоже распространился довольно быстро. И у нас нашлись желающие попытать фарт с кайлом и лотком. Князь приказал желающим составить список и предоставить его градоначальнику эскудеро Пантелеймону Ивановичу Родину. Посмотрим, какие такие непоседливые авантюристы в княжестве проживают. Побеседую, просканирую, и будут Питеру ван дер Дуфу, моему доверенному лицу в экспедиции, верные помощники. Голландец за время своего жительства в Новороссийске показал себя разумным, работящим и думающим человеком. На родине имел канатную мастерскую и лавку при ней, разоренные испанскими солдатами. В Уругвае канаты вить не из чего, потому, с разрешения князя, занялся торговлей. Я же, ища надежных и честных помощников, пристально к нему приглядывался, несколько раз сканировал сознание. И когда мне понадобился доверенный человек, предложил стать им Питеру. Сорокалетний кряжистый мужик от этого аж прослезился. Потом снял со стены распятие и поклялся на нем в своей верной и честной службе князю. А лавку оставил на жену, что нашел среди индейских девушек через месяц после прибытия в княжество.

Пока Питер суетится с организацией экспедиции, я тоже суечусь. Захваченную Рамоном бригантину килевали в бухте Узкой, вдали от любопытных глаз. Мастера чистили днище от ракушек и водорослей, конопатили швы и щедро замазывали их смолой. Работа кропотливая, и от ее качественного выполнения зависит безопасность людей и успешность похода. Понесет она меня на Родину, в Россию, что пока еще Русью называется. И должна выдержать и дальний поход туда и обратно, и жестокие шторма Северной Атлантики и Северного Ледовитого океана. Да и возможные боестолкновения со счетов сбрасывать не надо. Но тут я был спокоен. Оружие, что я установлю на бригантине, в этом времени конкурентов не имеет. Только места надо под него подготовить. После килевания плотники этим и займутся, а заодно и перепланировкой внутренних помещений кораблика.

У бригантины довольно совершенное парусное вооружение. Благодаря ему, корабль легко может идти в бейдевинд в восточном направлении в полосе пассата. Да и скорость у бригантины приличная. Вот потому я к русским берегам пойду на ней, а не на флейте. Много товара в трюмах везти нет резона: всегда могу через портал закинуть в них все, что захочу. В этом походе мне важна не прибыль, а возможность закрепиться на Руси, обрести там надежную точку выхода портала. Для этого необходимо произвести сильное положительное впечатление на последнего Рюриковича, царя Федора I Иоанновича. Да и на его тестя, Бориса Годунова, тоже. Стать для них самым близким и полезным человеком. И решить задачку сложную: выбрать, кто из них на царском троне больше России подходит. Той, что я должен создать.

Но это будет еще не скоро. Поход планирую на осень 1595-го. На местную осень. В Северном полушарии как раз весна будет. Приду в Архангельск, далее по Двине, по рекам на баркасах до Вологды. Оттуда до Москвы. А там… Ладно, не буду забегать вперед. Сначала дойти надо по морям, врагами кишащими. Правда, будут у меня для них сюрпризы зашибительные. В смысле – зашибу любого, кто поперек встанет. Вооружу бригантину от киля до клотика и на флаги смотреть не буду. Не надо меня трогать! Я ДЕЛОМ ЗАНЯТ.

Большое дело всегда складывается из множества маленьких, но не менее важных. Просто маленькие требуют для своего решения меньше времени и усилий. Но если с усилиями все понятно, то вот со временем всегда напряженка. Потому терять его мне нельзя. А значит – вперед, в будущее!

Деда Матвея в этот раз в садике не нашел. Через приоткрытую дверь сарайки сначала осмотрел двор его домика, потом просканировал местность на предмет выявления возможных наблюдателей. Все чисто. Спокойно вышел на улицу, дошел до центральной трассы. Там поймал бомбилу и поехал к своему объекту частной собственности – бывшей автобазе. Мойша Лейбович едва пончиком не подавился, увидев меня на пороге конторы. Быстро заглотив откусанное, подскочил с моего кресла и стал предлагать чайку. Я согласился, и когда он наполнил стакан, произнес:

– Ты знаешь, Мойша, жил в одном городе старый еврей. Он умел заваривать самый вкусный чай. Больше ни у кого такой чай не получался. И вот еврей умирает. Собрались его родственники, стоят вокруг одра и слезно просят не уносить с собой в могилу тайну чудесного чая. Посмотрел старый еврей на просящих и на последнем издыхании произнес: «Евреи, не жалейте заварки!». Ты меня понял, Мойша?

Мойша понял и кинулся к чайнику с заваркой, но я его остановил и потребовал отчета в делах. Тот стал вытаскивать из шкафа толстые гроссбухи и класть на стол передо мной. Я вздохнул и взял Мойшу за руку. Тот замер. Через минуту я отпустил его руку, приказал сесть на стул и начать каяться. Выслушав то, что и так уже знал, приказал вернуть деньги. Смотря на меня глазами смертельно раненой лани, Мойша выкладывал на стол пачки замусоленных русских денег. Потом, судорожно вздохнув, полез в шкаф и, подняв доску, вытащил из тайника несколько пачек долларовых купюр. Ишь, какой предусмотрительный! Даже конвертировать не поленился. Оставив несколько пачек рублей для финансирования моего ИП, остальное рассовал по карманам.

– Мойша, – обратился к несчастному ограбленному еврею. – Теперь ты у меня воровать не будешь. Так?

– Да, господин Арнольд, – тусклым голосом произнес он.

– Свою долю ты от бизнеса получаешь, к тому же я обещал, что будешь получать еще и с тех дел, что организуешь с моего позволения под вывеской моего предприятия. Но ты ничего для этого не сделал, а запустил ручонку шаловливую в мой карман. Хочешь составить кампанию Кресту?

Мойша резко побледнел и рухнул на колени.

– Не надо слов, докажи делом, что ты мне нужен и полезен. Срок – месяц! Сбежать даже не думай. Подставить под разборки с кем-либо – порежу на ленточки. Разоришь фирму – будешь умирать о-о-чень долго.

Мойша уткнулся лбом в пол, а я поставил ему в сознание блочок. Маленький, но весьма гнусный для любителя по-крысятничать. Поднявшись с кресла, я вышел из конторы и отправился проверить территорию. Грузовиков небыло, ангары пусты. На воротах скучает охранник. Я зашел в маленький склад, через который отправлял грузы в Русский Уругвай, открыл портал и вышел в сараюшку Деда Матвея. Расположившись за столиком под яблоней, Дед перебирал собранную смородину. Увидев меня, шустро поднялся и, раскрыв объятья, двинулся навстречу. Обнялись, пожали руки, снова обнялись. Дед засыпал вопросами о внуках, на которые я обстоятельно ответил. И задал свои:

– Матвей Родионович, как обстановка в городе?

– Средней паршивости, Георгич! То стреляют, то взрывают, но воруют без перерыва.

– И кого взорвали-застрелили?

Дед, конечно, подробностей не знал. Только те слухи, что по городу ходили: бандиты, местные и пришлые, порт делили. В плане достоверности информации мне мог помочь лишь один человек. Ему я и позвонил:

– Михаил Михайлович, день добрый…

Действующий полковник госбезопасности – лучший источник информации. Встречу он мне назначил в городском парке. И загрузил конкретно. Было чем. Филиппинцы выкатили предъяву смотрящему за портом за исчезнувшее судно с секс рабынями (моя работа!), китайцы – за пропажу большой партии наркотиков вместе с курьерами (тоже моя работа!). Разборки вылились в большую стрельбу. Даже ментам местным пришлось поучаствовать – задолбали их звонками со всех уровней, не дали дождаться, когда пули свистеть перестанут. Закономерный результат: ни одного задержанного, зато семнадцать жмуриков-бандосов, включая и гостей из Поднебесной. И восемь раненых ментов. Это им не со старушек на базаре дань собирать и не чебуречные крышевать! Здесь реальные бандиты развлекались. А вот вступать с ними в серьезное боестолкновение желания у «охранников» общественного порядка не было. Потому, попав под огонь, «стражи порядка» просто разбежались. Кто плохо бегал и прятаться быстро не умел, получили ранения. В спины и иже с ними.

Но мне на эти разборки наплевать. Аспид, тюремный дружок «водолаза» Креста, жаждал получить порт, он его получил, устранив Хвата, попытавшегося пойти поперек решения воровского сходняка. Ну а горсть пуль в тушку – почти обязательное приложение к этой должности. Арам, смотрящий за городом, меня уже искал. Через Мойшу Лейбовича передал приглашение на сходку. Хочет порт мне вручить? Нахрен-нахрен, не нужны мне красивые кутята! Да и нет меня в городе, и еще долго не будет. Хотя…

Вторая новость меня просто ошеломила: морячки поднимали бунт! Голодный!!! Вышли в город строем с плакатами «Мы хотим есть!» и прошли до штаба флота. Помитинговали, дождались от командования твердого обещания разобраться, вернулись в казармы. Там их моментально блокировали армейскими частями. В зачинщиках три офицера и пятнадцать рядовых, их изолировали и вывезли на гауптвахту. Остальные в казарме заперты. Корячится ребятам до червонца. А за что? За то, что их, защитников Родины, обворовывают тыловики, а они об этом громко заявили! Такого развития событий я не ожидал. Не выдержали ребятишки, и теперь их замордуют. Спасать надо. А как?

– Спасать людей надо, Михаил Михайлович, – я посмотрел на полковника. – Вот только не соображу, как. Подскажешь?

– А денешь их куда? Ведь они, в случае побега, в розыск будут объявлены. Даже документы новые не помогут.

– Спрячу так, что ни одна собака не найдет. И документов не нужно. Вопрос в другом: они сами согласятся ли бежать?

– Думаю, согласятся. Их на армейской гауптвахте держат, а у солдат с матросами всегда были трудные отношения. Подогреваемые командованием. Как раз для вот таких случаев.

– Так что посоветуешь, полковник?

– Кроме как предъявить им обвинение в антиправительственном заговоре и этапировать во внутреннюю тюрьму ФСБ на ум ничего не приходит. Оттуда мне будет проще их тебе передать. И отчитываться ни перед кем не надо будет.

– Но так ты очень сильно подставляешься. Слишком много людей будут знать о твоем участии. Нет, так не пойдет. Мне необходимо самому побывать в камерах, где бунтарей содержат. Посмотреть на месте, что можно сделать. Сумеешь помочь мне туда попасть?

– В качестве кого?

– Без разницы, хоть арестантом. Но мне обязательно надо попасть внутрь гауптвахты.

– Добро. Пойдешь в качестве моего следователя. Выявлять, не было ли выступление моряков происками ЦРУ. Документы через три часа тебе сюда курьер принесет. Надеюсь, ты поможешь ему забыть, что он делал последние пару часов?

– Нет проблем!

– Тогда до встречи.

Полковник поднялся со скамеечки и не спеша пошел по аллее. А я, дождавшись, пока он отойдет подальше, нырнул за живую изгородь и, открыв портал, шмыгнул в сад Деда Матвея.

Операция по вызволению много времени не заняла. Получив документы, я, «как денди лондонский» одевшись, проник на гарнизонную гауптвахту. А там было все довольно просто. Впустивший меня внутрь солдат тут же забыл об этом. Включив невидимость и считывая информацию с сознания встречных военных, я довольно быстро нашел камеры, где содержались бунтари. Ментально подчинил караульного и приказал открыть офицерскую камеру. Увиденное меня потрясло. На деревянных, ни чем не застеленных нарах в трусах и рваных тельняшках лежали и стонали сильно избитые люди. На открывшуюся, а потом закрывшуюся дверь поворотом головы отреагировал только один. Ба! Мой старый знакомый! Левую сторону его лица уродовал огромный кровоподтек. Глаз покрыт коркой засохшей крови. Молодой мичман, которого я угощал колбасой на КПП, смотрел на меня правым глазом, обрамленным багрово-фиолетовым синяком. Смотрел и молчал. Видимо, не узнал в дорогом костюме.

Я подошел к нарам. Люди были еще и покалечены: рука одного лежала, изогнутая под неестественным углом. На губах другого пузырилась розовая пена. Выхватив из-за пазухи крест, я приступил к лечению. К моей радости, ребра, что порвали легкое, офицеру сломали видимо не очень давно. Я успею спасти его, время не упущено. Яркое зеленое свечение разлилось по камере. Взяв страдальца руками за плечи и шепча молитву, я склонился над ним и положил крест камнем ему на грудь. Тяжело мне пришлось, получасовое лечение забрало много сил. Но кровавые пузыри появляться прекратили, человек глубоко вздохнул. Забытье, граничащее со смертью, перешло в глубокий сон без боли. Получилось! Жить моряк будет! Закончив с первым раненым, я присел на нары перевести дух. Вытер пот платком и услышал тихий шепелявящий голос:

– Ты кто?

– Тот, кто вас отсюда вытащит, мичман!

– Не успеешь, мы раньше сдохнем.

– Успею! И сдохнуть вам не дам! У тебя, мичман, серьезные повреждения есть?

– Только глаз, да еще коленная чашечка, правая, выбита. Но уже почти не болит. Меня на допрос два дня не брали, немного отлежался. Это Петру вчера досталось сильно. А ты что с ним делал? И сияние зеленое откуда?

– Лечил я его. Помолчи, мичман, потом все узнаешь. Я сейчас твоим товарищем займусь, ему надо руку попробовать спасти. Потом и твой глаз с коленом подлечу.

Если Петра я практически вылечил, то этих двоих за один сеанс интенсивной крестотерапии вернуть в здоровое состояние не получится. Их раны старше одних суток, потому придется им в госпитале недельку-другую полежать. В княжеском. Потому как я их себе заберу.

Зеленое сияние потускнело и погасло. Три подлеченных офицера сидели на нарах и ждали моих объяснений. Вместо них я задал вопрос:

– Товарищи офицеры! Вы желаете послужить России не за страх, а за совесть? Именно России, а не тем ворам и демагогам, что пришли к власти в стране нашей?

– Да, – тихо ответили три голоса.

– Тогда пойдем отсюда.

Я открыл портал, черную бездну которого на фоне грязно-серой стены в свете очень тусклой лампочки, забранной густой металлической сеткой в космах пыльной паутины, разглядеть можно было с трудом. Показав людям, куда идти, я шагнул в портал последним. Из приемного ангара, пообещав спасенным рассказать все потом, отправил их в госпиталь. Дежурившие у портала уругвайцы уложили их на носилки и бегом унесли в объятья наших врачей. А я отправился обратно.

В коридоре гауптвахты возле стены стоял солдат, впустивший меня в камеру офицеров. Стоял, не двигаясь, молча таращась в противоположную стену. Я взял из его руки проволочное кольцо с несколькими нанизанными на него большими ключами. Солдат не реагировал, да и сложно ему было бы реагировать после моего пси-внушения. Я подошел к двери камеры и заглянул в глазок. В неярком свете потолочной лампочки увидел молодых парней в тельняшках, лежащих и сидящих на нарах. Подобрав ключ, открыл замок и распахнул заскрежетавшую дверь. Тут же на меня уставилось множество глаз, многие с синяками и кровоподтеками. Повеселились надзиратели!

– Привет, братишки! – поздоровался я, не входя внутрь. – Как настроение, мятежники и террористы?

В мою сторону началось движение. По злым глазам сидельцев понял, что меня сейчас начнут бить. Да и распахнутая настежь дверь, за которой не просматривалась силовая поддержка из выводных и караульных, соблазняла.

– Так, братаны. Бить меня не надо, я хороший и пришел вас отсюда вызволить. Правда, без ведома предавших вас начальников.

– Ты кто, спаситель? – раздвинув товарищей, поближе ко мне протиснулся ширококостный, но весьма худой матрос, в котором я с трудом узнал еще одного своего знакомца. Посмотрев на него, я произнес:

– Здравствуй, старшина второй статьи Дмитрий. Твои товарищи – земляки поселковые, тоже здесь? Жаль, имен их не знаю.

Старшина пристально вгляделся в мое лицо и, криво улыбнувшись, сказал:

– Что, братан, опять колбасы принес? Так мне ее сейчас жевать трудно будет, зубы шатаются. Серега здесь, а Сашка в госпитале. Дистрофия от недоедания. Так зачем пришел, да еще один?

– Выручать я вас пришел. Инкриминируют вам мятеж. В военное время это расстрел, в мирное – весьма долгий срок. Только сидеть будете недолго. Отобьют вам почки-печенки, и помрете. Офицеры, что с вами были, так и до суда могли бы не дожить. Сильно покалечены. Но их я уже отсюда вытащил, вы остались. Так как, братишки, идете со мной или станете ждать суда неправедного?

– Побег?!

– Да. Побег. И решайте быстрее, а то скоро смена караула.

– Ага! – вперед выступил морячок ниже среднего роста в разорванной в лохмотья тельняшке. – Мы сейчас побежим, а во дворе портяночники с автоматами ждут. И положат нас без всякого суда.

Раздался гул голосов. В словах морячка был резон. Я шагнул в камеру. Люди чуть подались назад, давая мне место. Я похлопал ладонью по давно не крашеной серой стене:

– Стена крепкая? – задал вопрос и, не дожидаясь ответа, открыл портал. Стена из серой превратилась в бездонно-черную. Матросы замолчали, уставившись на неизвестно откуда появившееся пятно. Я вернулся в коридор и привел все еще безучастного солдата.

– Стена была твердая, каменная, и вы это хорошо знаете. А сейчас? – я толкнул солдата, и он исчез в черноте. У людей непроизвольно вырвался общий «Ох!».

– Это сверх секретная разработка пространственно-временного перехода. Я предлагаю вам послужить Родине в ином времени, а не пропасть с клеймом мятежника в этом. От того, что вы сдохнете в лагере, лучше никому не будет. Вас уже списали, и разбираться, почему вы взбунтовались, никто не собирается. Вы уже признаны виновными. Кто еще питает какие-либо иллюзии, может оставаться. Остальные – прошу в портал. И поторопитесь!

Матросы переглянулись. Первым шагнул старшина, за ним потянулись остальные. Через пару минут в камере кроме меня остался только тот низкорослый морячок. Он смотрел в черную бездну, и по его избитому лицу катились слезы.

– В чем дело, парень?

– Мамку жалко, – с трудом произнес он. – Одна она осталась. Весточку передать бы…

– Вопрос решаемый, матрос! Вполне возможно, что еще и встретишься с ней.

– Правда?! – на меня глянули глаза совсем еще мальчишки.

– Слово воеводы! – произнес я и перекрестился.

…Созвонившись с полковником, опять встретился с ним в парке. Поведал о спасении «бунтарей» и их физическом состоянии. Глаза Михаила Михайловича зло прищурились:

– Это очень хорошо, даже очень хорошо, – пробормотал он сквозь зубы. – Так, говоришь, пацанов не найдут?

– Если я и скажу, где они, то ни твоя контора, ни все разведки мира, объединившись, побратавшись и сплетясь в экстазе, найти не смогут.

– Круто, но верю. Если за тебя сам Господь подписывается, то иного и быть не может. Ладно. Ты, Илья Георгиевич, свою часть дела сделал, теперь я подключусь.

– Каким образом?

– От лица своего ведомства начну расследование по поводу массового побега подследственных. Уверяю, Георгиевич, виновных я найду. И ими будут именно те, кто реально виновен и в матросском выступлении, и в «пособничестве» побегу. Вернее, в жестоком обращении с моряками. Ты, говоришь, еще и солдата-караульного прихватил? Мне его отдашь. Не беспокойся, цел будет. Даст нужные показания, ты уж этим озаботься, и я его после суда тебе верну. Слово офицера!

– Добро. Когда он тебе понадобится?

– Через две недели.

– Обеспечу явку. А видеопоказания матросов понадобятся?

– Приготовь, использую. И еще. Тут кое-кто начинает очень интересные телодвижения в сфере производства вооружения и боеприпасов. В смысле прибирания к рукам этих производств. Думаю, маленький «свечной» заводик тебе не помешает. Под моим кураторством. Только деньги нужны.

– Деньги, Михаил Михайлович, у меня есть. Дам, сколько надо. Могу и вот этим расплатиться, – я вытащил из карманов мешочки с необработанными мелкими изумрудами и алмазами. – Думаю, сможешь камушки пристроить?

– Нет проблем! Они будут даже лучше валюты.

Простившись с полковником, вызвонил на встречу прапорщиков Чухно, Гунько и Лифшица. Они были весьма обрадованы моему звонку и не заставили долго ждать в назначенной для рандеву кафешке. С места в карьер принялись предлагать свой «товар». Вот люди! Ничего не боятся! Я у своего ФСБ-шника поинтересовался их личностями и перспективами скорой посадки. Михаил Михайлович, хитро улыбнувшись, сказал:

– Пока они воруют для тебя, сажать их не буду, даже прикрою. Ты им намекни об этом. Начнут для кого-то еще стараться – пропадут. И фигурально, и реально.

Слова полковника я прапорам передал, намекнув, с какой стороны они мне в уши попали. Прапора сбледнули и как-то озябли. Но поняв, что в моем лице приобрели железобетонную «крышу», воспряли духом и клятвенно заверили в своей мне верности. Хотя в сознаниях я прочел сильное сожаление об ограничении их коммерческой свободы. А мне плевать. Теперь я монополист и могу диктовать свои, более жесткие условия.

Разговор закончился покупкой по моей цене трех орудий Д-44, двух «зушек» и трех гранатометов АГС-17 «Пламя». Лифшиц предложил еще и четыре 130-мм пушки М-46. Я подумал и согласился. Эти орудия «Росвооружение» с 1993 г. начало поставлять на экспорт. А я и беру на экспорт! Стопроцентная правда. Выдав прапору аванс, озадачил его поиском минометов и горных пушек. Потом сделал заказ «запорожцу» Чухно. Услышав объем моей закупки, его уныло висевшие усы едва дыбом не встали. Выдернув из кармана блокнот, он судорожно записывал, какие боеприпасы мне нужны. Потом посмотрел на стену затуманенным взглядом и написал сумму. Я взглянул на цифры, нахмурился, но согласился: попросил он даже меньше, чем я собирался заплатить. Выдал ему аванс и отправил вслед за Лифшицем выполнять мой заказ. Последним говорил с Гунько. Тот от себя предложил пять станковых пулеметов ПКС и полтора десятка АКМ. А от своего двоюродного племянника, служившего на складах снабжения МВД, шестизарядный ручной гранатомет револьверный РГ-6 и два ящика выстрелов ВОГ-25. Машинка простая по устройству, надежно работает в любых условиях. Создана для проведения специальных полицейских операций, особенно в городах. Думаю, РГ-6 будет весьма полезен при абордаже и бое внутри кораблей. Потому согласился взять его, не торгуясь. Но потребовал больше выстрелов. Понимаю, что списать их жулику-полиционеру будет не просто, но это уже не моя забота. Смог же РГэшку умыкнуть! А еще заказал светошумовые гранаты и слезоточивый газ. В любых изделиях – баллончиках, гранатах и в чем там еще его упаковывают.

Когда обрадованные расхитители военного имущества разъехались, я, зайдя в вонючий кафешкин туалет, открыл портал и шагнул в сад Деда Матвея. Тот, вооружившись лопатой, вскапывал землю. Увидев меня, воткнул лопату и подошел:

– Ну как, Георгич, удачно прогулялся?

– Да, Матвей Родионович, весьма!

– Я вот тут подумал, Георгич: ведь ты сюда еще не один раз наведаешься. Так?

– Да, так.

– Вот и я так подумал и решил, что я тебе здесь полезней буду, чем там. Или нет?

– Да, Матвей Родионович, ты мне действительно здесь нужнее. В княжестве для тебя пока еще подходящего занятия нет. Заскучаешь. Я сам тебе хотел предложить пока остаться. Ты меня опередил! И теперь будешь моим резидентом. Что делать – знаешь. Денег на жизнь и работу оставлю. И не возражай! Дальше хуже будет, понадобятся.

Вечер прошел в беседе. Дед вспоминал свою бурную моряцкую молодость, я рассказывал о жизни в Русском Уругвае конца шестнадцатого века. Потом Дед пошел спать, а я еще полистал телевизионные каналы, ища полезную мне информацию. К сожалению, таковая отсутствовала. Было много развлекухи, американских боевиков без смысла и сюжета, выступлений российских политиков, произносящих потоки слов ни о чем, и прочей шелухи. Несчастная Русь все больше и больше превращалась в страну фальшивых вождей и откровенных воров. Беспринципных, циничных, жестоких, жадных, ненавидящих народ, по своей наивности позволивший им добраться до власти над собой. Гады! Убить, что-ли, одного-другого-третьего из этой камарильи? С моими способностями это просто. Прямо в Кремле, показательно! Только толку не будет. Тех хапальщиков, что во власть любого уровня поналезли, уже тысячи. А другие такие же тысячами в очереди толкаются и очень обрадуются освободившемуся месту у корыта с халявной жрачкой, в которое превратилась Россия. И даже пуль не испугаются, что рядом с ними жрущих валить будут. Жадность сильнее страха. Такова реалия наступившей жизни, иху мать…

Глава 34

«Мы в фортеции живем, хлеб едим и воду пьем. Если к нам на пироги вдруг заявятся враги, зададим мы им пирушку – зарядим картечью пушку…», – в полголоса напевал я пришедшую на ум песенку. Я возвращался на баркасе после осмотра укреплений на острове Застава, ударными темпами возведенных за четыре месяца. Все-таки механизация – великая вещь! Даже малая в виде бетономешалок и легких строительных кранов дает огромное преимущество перед чисто ручным трудом. А уж большая, в виде японского гусеничного экскаватора TAKEUCHI и подъемного крана на базе «МАЗа», вообще подспорье великое. Экскаватор, имея бульдозерный нож, выровнял площадку, убрав обломки разрушенных испанскими пушками каменных блоков, и выкопал котлован. Кран подавал металлическую арматуру, швеллера, рельсы и бетонную смесь для сооружения стен, сводов казематов и межэтажных перекрытий. Общий вид островного укрепления я, не мудрствуя лукаво, содрал с известного в будущем Девонширского редута. Только внес кое-какие новшества. Как говорилось в его описании, редут это отдельно стоящее укрепление сомкнутого вида, предназначенное для круговой обороны. Как раз то, что нам нужно. В описании говорилось еще, что это укрепление имело земляной вал и ров. Вала не будет, а вместо рва – залив Монтевидео.

О новшествах. Девонширский редут предусматривал открыто стоящую на его бастионах артиллерию. Меня это не устраивало. Если дульнозарядное орудие было мало подвержено погодному воздействию ввиду простоты конструкции и обслуживания, то орудия, притащенные мной из будущего, требовали к себе более бережного отношения. Зимние дожди и близость океана отрицательно повлияют на их механизмы. Да и случайно прилетевшее чугунное ядро многофунтового канона какого-либо фрегата может много бед натворить. А пушек из будущего у нас в княжестве мало. Как и людей, обученных из них стрелять. И их всех беречь надо! Потому я решил из редутов сделать казематы, возведя над ними железобетонные своды. И пушки будут целы, и пушкари защищены от вражеских бомб и ядер. И вот стройка закончена.

В казематах поставили «зушки», а на верхнюю площадку коренастой шестиугольной башни, возведенной в центре укрепления, установили одну из Д-44, 85-ти мм противотанковое артиллерийское орудие. Танков тут нет, и еще долго у наших противников не будет. Потому мощь орудия направлена на утопление вражеских кораблей и уничтожения живой силы. Боеприпасы – унитарные патроны с осколочно-фугасными гранатами. Были в арсенале и кумулятивные снаряды. Сначала я их много брать не хотел, взял буквально пару ящиков, на пробу. Но когда испытал на стенах из толстых бревен, камня и кирпича, то тут же открыл портал, нашел Гунько и заказал ему грузовик таких снарядов. И еще я внес одно изменение: поставил Д-44 на поворотную платформу. Теперь любую вражину можно будет далеко достать, с какой бы стороны она к укреплению не подбиралась. Это прямой выстрел – 1100 метров, а непрямой… Желающие узнать – подплывайте и подходите!

Княжескую цитадель так же реконструировали, выложив из бетонных блоков, добытых мной в будущем, четыре башни. Немного позже, когда будут возведены форты Торговой гавани, эти башни и стены цитадели оденутся еще и в сплошную железобетонную «шубу». На каждой башне на поворотных кругах установили самые дальнобойные орудия Советской Армии – 130-ти мм М-46. Помучиться, конечно, пришлось изрядно. Все-таки боевая масса 7700 кг. На башни орудия решили поднимать в разобранном состоянии, открутив все, что можно. Длины стрелы автокрана «МАЗ-Ивановец» не хватало. Пришлось создавать гибридный подъемник из бревен, мощного блока и крановой лебедки. Благо у меня теперь есть несколько человек с высшим техническим образованием. Рассчеты и чертежи сделали быстро, да и приспособу построили всего за неделю. Сложно было с первым подъемом. С остальными, учтя полученный опыт, получилось и быстрей, и проще. Зато теперь! Дальность стрельбы М-46 27000 метров. Весь залив, да и сухопутные подступы к городу, под контролем. Лепота! Вот только боеприпасов всего по десять выстрелов на каждое орудие. Мало. Но я Гунько напряг конкретно, пусть ищет. У него в воинских частях много знакомцев, а у меня в карманах – бумажек зеленых с портретами дохлых пиндосовских президентов. Будем меняться.

Стоявшие на верхней площадке крепостного редута «зушки» заняли свои постоянные места в капонирах цитадели, а вот все крупные дульнозарядные длинноствольные бронзовые орудия встали на бастионы первого рубежа, полностью перекрывая доступный для прохождения судов во внутреннюю гавань – Птичье озеро, фарватер. Им в помощь туда же нацелены такие же орудия, установленные в форте острова Щит. Его князь так же планирует одеть в железобетон, ведь он стоит на страже входа в устье реки Тихой и лагуны Узкой. Шиш кто прошмыгнет без разрешения, а давать его князь никому не намерен. Это внутренние воды княжества и шляться в них чужакам запрещено. Условно-своим, в смысле тем, с кем вроде как дружим, тоже.

Гавань Торговую будут прикрывать два форта. Их продолжат достраивать, используя людей и технику, высвободившихся после окончания возведения укрепления, с приемки которого я сейчас неспешно возвращаюсь. Захотелось чуть притормозить свою бешеную гонку со временем, тихо прокатиться на баркасике, полюбоваться солнечными бликами на воде залива, на кружащих в небе птиц. Повспоминать…

…Взбаламутив стоячее болото Буэнос-Айреса «достоверными» сведениями о золотых россыпях, спрятавшихся от взоров людских в суровых землях на самом юге континента, я, стремясь перенаправить алчность испанцев от Новороссийска куда подальше, пихнул, оказывается, снежный ком. Пока готовилась экспедиция, сведения о ней и ее цели проникли в Асунсьон, взбудоражив тамошних жителей. Давненько уже ни кто не получал известий о находке золотых россыпей. А тут вдруг – нате вам! И где-то за неделю до отплытия моего флейта и княжеской бригантины, зафрахтованных для доставки жаждущих обогащения в бухту, вернее, эстуарий Рио-Гальегос, к Буэнос-Айресу подошел целый флот. Были в нем и четыре галеры, проданные князем и мной купцам Асунсьона, и какая-то двухмачтовая посудина, и около десятка больших баркасов, а разной весельно-парусной мелочи так вообще без счета. И всем тем, кто теснился на палубах и в трюмах, хотелось золота!

Естественно, цены в городе на все, связанное со старательской экипировкой, сразу подпрыгнули. Особенно на огнестрельное оружие, порох, железные инструменты и… деревянные промывочные лотки, производство которых в срочном порядке освоили мои мастера деревообработки и подхватили мастера Буэнос-Айреса, нагло скопировав. А вот теплой одежды и обуви асунсьонцам уже не досталось. Моего производства полушубки и меховые сапоги разлетелись моментально, благо я, хоть и являясь монополистом в производстве и продаже своих изделий, цену слишком не ломил. Всего процентов сто сверх потраченного. Часть денег вложил в кассу Компании – ведь выделанные овчины были предложены одним из учредителей в качестве паевого взноса. Плюс налог с продаж. Это уже в казну Буэнос-Айреса, на территории города торговал ведь! Ну и себе в карман энную сумму. Вот так практически бросовые овчины превратились в живые деньги.

Наконец караван весьма перегруженных судов, включая и тот, что я от имени князя продал испанцам, растаял вдали, влекомый мутными водами Ла-Платы и попутным ветром. За ним увязались и несколько больших баркасов, и то двухмачтовое недоразумение, что своим потрепанным видом не вселяло уверенности в позитивном исходе его океанского путешествия. Ну, это дело нетерпеливых асунсьонцев, рискнувших или утонуть при первом же шторме, или оказаться выброшенными на дикий берег, на радость местных жителей, но все же как можно быстрее добраться до вожделенных мест. Не попавшие на этот рейс авантюристы остались. Ждать транспорта. Заодно ухудшать криминогенную обстановку в городе.

Команда новороссийских золотоискателей в количестве семидесяти двух человек под руководством Питера ван дер Дуфа, моего доверенного лица в экспедиции, отплыла первой на княжеской бригантине. Состав старательский был довольно разношерстный, как и население Новороссийска: немцы, голландцы, испанцы, французы. Только русских небыло, не пустил. На них у меня совсем другие планы.

Трюмы бригантины забили снаряжением, продовольствием и товарами, необходимыми для старателей. Питер на южном берегу эстуария Рио-Гальегос построит торговую факторию с жилыми домами и складами. Для работы я отдал ему сотню негров, а для охраны – два десятка испанских солдат. Из тех, что были захвачены при разгроме в бухте Белой Ивы первой против нас испанской экспедиции, и которым я изрядно промыл мозги. Времени прошло достаточно, чтобы испанцы вжились в общество Русского Уругвая, охраняя дальние подступы к княжеству от диких чарруа, и твердо усвоили, кому служат. Многие уже семьями обзавелись, благо князь это поощрял и платил за службу щедро и вовремя. Теперь их можно было и «в люди» пускать, включив в состав этой экспедиции.

Первый караван, с опережением графика, ушел из Буэнос-Айреса в начале января 1595 года. Потом флейт совершил еще один рейс, а бригантина, как более быстроходная – два. После выполнения фрахта, Рамон и Жень-Шень сдали свои суда помощникам. Князь разрешил еще поработать на маршруте «Буэнос-Айрес – Рио-Гальегос», вывозя все прибывающих и прибывающих золотоискателей, но уже за приличную плату. Сами же капитаны занялись подготовкой к дальнему плаванию новой бригантины. Они оба со мной поплывут, опыта набираться, как по морям студеным ходить.

А я сразу после возвращения из Буэнос-Айреса с подписанным соглашением о создании золотодобывающей компании начал мотаться в мир Приморья конца 1996 года. За строительной техникой и бетонными изделиями. Ну и за всем остальным, что плохо лежит или хорошо в руки идет и поможет князю без моей постоянной помощи и опеки выстоять в случае чьей-либо агрессии. Уйду я из княжества надолго, часто появляться и вмешиваться в его жизнь не смогу. Значит надо оставить запас и задел на будущее. Чтобы возведенные по современным технологиям, из современного материала, с помощью современной техники крепостные сооружения как можно быстрее встали на стражу княжества и его народа. А все необходимое для этого в Русский Уругвай перетащить могу только я!

Говорят, или будут говорить, что крепость сильна не стенами, а людьми, их мужеством и стойкостью. Да, это так. Но чтобы люди еще мужественней и сильнее были, их должны защищать крепкие стены. Потому строил я согласно найденным мной в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона статьи «Требования к казематам»: «Боевые условия пользования казематами требуют, чтобы самые сильные бомбы, какие может употребить противник при осаде крепости, не могли проникнуть внутрь. Прежде такой цели удовлетворяли казематы из кирпича и цемента, имеющие стены и свод толщиной до 4 футов (1,22 м) и до 10 футов (3,05 м) земли на своде. Чтобы казематы оставались неуязвимыми и при современном огне – материалом для них должен служить бетон. Требования к прочности и устойчивости диктуют их устройство…»

А вот про казематы: «Казематы, доставляя полное обеспечение наиболее жизненным факторам обороны, стали играть выдающуюся роль в фортификации лишь с начала XX столетия, так как ранее атакующий не владел средствами успешного навесного поражения. Тем не менее, употребление казематов восходит к глубокой древности, чему пример казематные постройки Карфагена (на 300 слонов, 4 тыс. лошадей и 24 тыс. чел.). В настоящее время наличность безопасных от бомб казематов в долговременных укреплениях является условием самого их существования; без таких казематов долговременное укрепление теряет ныне всякий смысл и значение».

Поняли, что «…ранее атакующие…» – это все, воевавшие ДО начала XX века? А я строил укрепления, рекомендуемые к возведению В НАЧАЛЕ ХХ века! Те укрепления, что я построил, будут не по зубам вражеским артиллеристам еще несколько веков.

…Я отвлекся от воспоминаний и посмотрел за корму. Там, на специально построенном корабелами плашкоуте, с острова вывозили строительную технику: автокран «Ивановец», стокиловаттный дизель-генератор, оборудование бетонно-растворного узла, металлическую опалубку, «туфельку» для подачи готового бетона, и много еще чего, мелкого, но необходимого. Добытого моими стараниями, деньгами и беспредельной наглостью, обусловленной дефицитом времени.

Найти технику было вообще-то просто. Предприятия, особенно строительные, с приходом в страну «рыночной экономики» первыми подверглись развалу и прихватизации. Стройки встали, работников поувольняли, вовремя подсуетившиеся жулики ускоренными темпами начали распродавать материальные ценности буквально за копейки, торопясь быстрее хапнуть и спрятаться. Появившись в офисе своего автопредприятия, я немедленно сориентировал Мойшу по интересующему меня вопросу, поставив его в жесткие временные рамки. Шнелле, юде, шнелле! Цыгель-цыгель, ай-лю-лю! Шевели копытами, конь педальный!

Мойша, получив мои добрые напутствия, растворился в окружающей среде, а я стал звонить в отделы объявлений редакций городских газет. Мне нужны специалисты: механизаторы, бетонщики, сварщики, арматурщики… За хорошую зарплату с выездом за границу. Мойша крутнулся шустро, техника стала поступать буквально на следующий день – автокран «Ивановец» грузоподъемностью 14 тонн, б/у, но в хорошем состоянии, и японский экскаватор TAKEUCHI с обратной лопатой объемом 0,8 куб./м на гусеничном ходу. Мойша кроме самого экскаватора приволок еще и гидромолот к нему. Будет чем в скале котлованы долбить. Молодец! Конфетку получит.

На следующий день после выхода моего объявления стали подтягиваться потенциальные работники. Мой офис опять стал функционировать. В приемной – секретарша раздает бланки анкет, собирает заполненные и предъявленные документы, отвечает на телефонные звонки, регулирует образовавшуюся из соискателей работы очередь. А я, как обычно, роюсь у них в мозгах. Ищу самых опытных. Оговариваю условия труда, слишком о стране-нанимателе не распространяясь. Уговаривать необходимых мне специалистов не собираюсь. Я деньги плачу очень даже хорошие, так что извольте работать там, где мне нужно. Питание, одежду, медицину и хорошие условия проживания обеспечу. На этом я даже индейцев-рабочих не обижаю. Кстати, каторжники тоже хорошо питаются. Княжеству нужен их труд, а не их трупы.

Отказываться никто и не подумал. Я же отсеял только имевших низкую квалификацию – разнорабочих своих хватает, а так же алкоголиков и появившихся с началом разгула демократии наркоманов. Образовавшуюся строительную бригаду разбил на четыре звена по двадцать человек, во главе звеньев поставил мастеров – строителей, а бригаду подчинил инженеру со стажем работы более тридцати лет. Пятидесятишестилетний Терентий Макарович Котов за свою долгую трудовую деятельность возвел промышленных и гражданских объектов столько, что одно их перечисление займет стандартный лист А4. Кадр для меня очень ценный. Потому, отправив механизаторов в помощь нанятым для разборки купленной Мойшей техники, а остальных по домам, собираться, я засел с Котовым за составление списка необходимого инструмента, малой механизации и расходных материалов. Закончив со списком, предложил Терентию Макаровичу перекусить и поговорить «за жизнь». Выйдя в приемную, отпустил секретаршу и сходил через портал домой за ужином. Прихватил и испанского вина в глиняной бутылке.

Беседа была долгой и плодотворной. Инженер рассказывал, где и что строил, вспоминал интересные, веселые или казусные случаи из своей жизни. А я, просканировав его сознание, открыл, куда и для чего собрал бригаду. Как обычно, человек мне не поверил. Сводил его в княжество, на остров Застава. Долго смотрел он на залив, на низкие берега, на гору, одиноко возвышающуюся среди уругвайской степи, и на крепость, что возвел князь с помощью невесть как попавшего в Буэнос-Айрес и переманенного в Новороссийск фортификатора. К сожалению, тот умер от чрезмерных возлияний, успев построить только низкое здание цитадели. Потому-то строительство других укреплений и шло медленно и трудно. Об этом я инженеру и рассказал.

– Вот так, Терентий Макарович. Теперь тебе придется нам здесь крепости строить, – подвел я итог экскурсии.

– Бомбоубежища и военные бункера строил, а вот крепостей не приходилось, но не думаю, что сложнее будет, – ответил инженер. – Только в библиотеке надо порыться, может, чертежи с описаниями найду. Но это вопрос не главный. В конце концов, эскиз и я начертить смогу. И рассчеты произвести. Вот только укрепления военные инженера строили, а военное строительство, тем более крепостное, от гражданского отличается.

– С чертежами укреплений помочь я смогу. Не проблема. С фортификатором сложнее. Долго мне его искать придется, а время поджимает. Придется тебе, Терентий Макарыч, осваивать смежную специальность. Работы предстоит много, потому прошу подумать о переселении в княжество. Бери жену, дом себе построишь, какой захочешь. Будешь строить, молодежь учить. Звание дворянское от князя получишь. Ты нужен здесь! А там – нет.

– Хорошо, – помолчав, ответил Котов. – Я подумаю. А жена мне и для работы нужна. Она ведь тоже инженер-строитель. Факультет водоснабжения и канализации. Необходима здесь такая специализация?

– Обязательно! Хоть здесь и сейчас Средневековье, но мы не желаем грязи и нечистот на улицах нашего города. Да и ночных горшков, выливаемых на головы прохожих, тоже. А в домах и ватерклозеты должны быть, и вода чистая, и ванны с душевыми, не говоря уже о банях. Ведь без них мы, русские, жить не можем. И других приучаем. Воины-уругвайцы уже сейчас парятся с удовольствием. И еще соревнуются, кто кого в парилке пересидит. Вот так!

– Хм, ишь ты! Цивилизация, однако!

– Да, несем цивилизацию, изменяем историю.

Помолчали. Стемнело, как обычно в этих широтах, довольно быстро. В крепости на башнях зажглись фонари. Такие же фонари вспыхнули еще в нескольких местах на подступах к цитадели.

– Электричество?! – удивился Котов.

– Да. В степи поставил несколько ветрогенераторов, вот теперь пользуемся. Правда, не все, только руководство княжества и специалисты, что согласились сюда переселиться. Элита, так сказать. Здесь у нас социальное неравенство, есть господа и слуги, но социальные лифты работают. И простому воину или ремесленнику путь во дворянство не заказан. Покажи себя, докажи свою отвагу или полезность княжеству – и получишь то, что заработал. Это называется «служилое дворянство», в отличие от пока немногочисленного у нас родового. Служилый дворянин титул по труду своему получает, его дети все дворянские привилегии имеют. Только титул этот по наследству не передается, и дети сами должны его себе заработать.

– И какой же титул князь твой мне присвоит?

– А никакой! Будешь считаться мастером княжеским, что приравнено к дворянскому сословию. Построишь, что требуется, покажешь, на что способен – будет повод рассмотреть вопрос о записи тебя в сословную книгу как полноценного дворянина.

– Значит, по-блату проскочить не получится?

– Смотря что считать блатом! Здесь пока еще нет награждения непричастных и наказания невиновных. Ни за что или за красивые глаза князь не награждает. Кстати, льстецов, лизоблюдов и бюрократов пока еще тоже не завелось. Да и пристраивать «родного человечка» на непыльную, но денежную должность пока никто не пытается. Нет еще тех «родных человечков», не выросли. Княжество молодое, людей мало и все они, как и их дела, на виду. У нас существует институт рекомендаций. Уважаемые люди, имеющие в обществе определенный статус, предлагают кандидатуру некоего человека для его поощрения за что-либо. И несут ответственность, если их протеже начнет дурью маяться, «почивая на лаврах». Отвечают рекоменданты не только материально, но и морально, вплоть до понижения их собственного статуса. Так что за абы кого ни кто подписываться не будет. Вот где-то так!

– Сурово, но справедливо, – улыбнувшись, произнес Котов. – А сам-то ты из каких будешь?

– Из бояр русских, вместе с князем сюда приплыл.

– А в моем времени как оказался? Колдуешь, что-ли?

– Ай-яй-яй, Терентий Макарыч! Взрослый человек, а в сказки по колдунов веришь. В основе всякого колдовства лежат обычные физические законы. Просто некоторые из них еще не открыты. Не обижайся, строитель, не все тебе знать можно. Тайна сие жуткая!

Котов, соглашаясь с моими словами, кивнул головой и вошел в открытый мной портал. Экскурсия закончена. Пожав руки, разошлись. Он – домой к жене, я в соседнюю с офисом комнату, оборудованную под спальню. Завтра рано вставать, дел на базе невпроворот, а часто прыгать через портал утомительно.

Следующие десять дней я спал урывками и не больше четырех часов в сутки. Мотался по краю, искал необходимое, тратил деньги пачками. Пока слесаря с механизаторами разбирали и паковали технику, я искал металл и цемент. По случаю, по совету Котова, купил фундаментные блоки с замороженной новостройки. Часть их была уже уложена в котлован, другая часть так и возвышалась Монбланом рядом. Пришлось два крана, еще не разобранных, задействовать. И мои автомашины. Благо они тягачи седельные: фуры отстегнули, платформы установили – и вперед! Складировали на территории автобазы, просторная она. Блоки – это хорошо, но мне нужен и цемент. А где его по определению должно быть много? На заводе. И я, прихватив своих охранников, туда помчался.

Дорога заняла около трех часов и вне населенных пунктов, что я проезжал, была лучше, чем внутри. Но вот наконец мой «Лэнд Крузер» остановился возле здания заводоуправления. Судя по его обшарпанному виду, завод переживает не лучшие свои годы. На удивление, директор был на месте, чего не скажешь о вахтере. Охранников оставил в машине, а сам поднялся на второй этаж. Директор сидел, тупо уставившись в телевизор, и не сразу отреагировал на мое появление. Я просканировал его сознание. Тоска и безнадега, читались в его мыслях. Сырья нет, продаж готовой продукции нет, денег нет. Две трети рабочих в бессрочных отпусках. В общем, задница. Да еще уголовная шпана достает, денег требует. А где их взять-то? Сбежать, что-ли? А куда? Опять же на что семью содержать?

– Артем Иванович, – окликнул я грустного директора, а когда он посмотрел на меня – продолжил:

– Вы хотите, чтобы ваш завод, и вы лично, заработали очень хорошие деньги? Вижу, хотите. У меня к вам деловое предложение…

Я говорил, а лицо директора меняло свое выражение с безнадежно-тоскливого через удивленно-заинтересованное до радостно-делового. Как мало, оказывается, надо человеку! Обнадежь, посули, нарисуй перспективы, укажи направление – и человек готов горы свернуть! Вот и пусть сворачивает, продукция его завода мне нужна будет практически постоянно. Побеседовали хорошо, приступили к обсуждению деталей, и тут в кабинет ввалилось нечто плюгаво-низкорослое, но в кепчонке, при золотой цепуре на кадыкастой шее и с корявыми пальцами, исколотыми синими перстнями. За его спиной громоздились два «быка» в тренировочных костюмах. Местный пахан пожаловал!

Плюгавый открыл рот, в котором блеснули самоварным золотом четыре фиксы. Чего-то сказать хотел, но я его опередил:

– Ты кто будешь? Обзовись!

– А чо это я обзываться должен! – полез в бутылку фиксатый, но увидев на моем пальце перстень с черным камнем, мой знак принадлежности к авторитетным коронованным людям, заткнулся на полуслове. Даже стал как будто меньше.

Прежде чем ехать в этот город, я связался с полковником Сизовым Михаилом Михайловичем. Он порылся в своей базе, подключился к милицейской и выдал расклад по всем криминальным авторитетам, боссам и просто главарям ОПГ края. Потом я заслал Циклопу жменьку изумрудов, и в общак, и для него лично – сам решит, куда сколько. И попросил в телефонном разговоре цементный заводик на кормление. Я знал, что криминальная касса с того завода получает сущие копейки, и пообещал увеличить доходность предприятия и общака. На что получил высочайшее соизволение и маляву об этом, переданную с моим курьером. И еще три подобные малявы с указанием адресов простаивающих объектов и именами-погонялами субьектов, у которых их «доить» не получалось. То есть, дал мне «добро» отмести еще три потенциальных кормушки. Добро! Мне все полезно, что в рот пролезло, а он у меня сейчас ой как широк. Любой кусок заглотну и не подавлюсь.

– Шило мое погоняло, – уже не так борзо произнес фиксатый. – Что уважаемый хочет?

– Маляву тебе от смотрящего передать, – я протянул листок бумаги. – И сказать, что решением уважаемых людей заводик этот мне передан.

– А мне тогда что?

– Ты теперь на вольных хлебах. Найди, что попроще и что реально держать сможешь. Киоски торговые, что-ли, или пирожковую-пельменную какую. Только у меня под ногами не путайся. А если добром волю Циклопа не выполнишь – на правило пойдешь, будешь отвечать перед обществом, почему от тебя с этого завода в общак не капало. Или крысятничал?

Я намеренно старался разозлить фиксатого, толкнуть его на необдуманные действия типа пострелушек. Не нужен мне в городе такой тип, будет гадить однозначно. Я-то здесь не навечно засяду, мне же часто отлучаться придется. Да и опоры среди местной гопоты у меня нет. Не посылать же сюда в командировку моих подручных бандитов из столицы.

Результата, необходимого мне, я добился. Шило психанул в лучших босяцких традициях. Только результат поразил всех, кроме меня. Брызгая слюной и изрыгая площадную брань, порой переходя на визг от переполнявшего его бешенства и топая ногами, фиксатый выхватил пистолет и стал им размахивать. Его «быки» так же достали стволы и стояли, насупившись. Директор шустро юркнул под стол и там затаился. А я сидел, развалясь в кресле, и с ехидной ухмылочкой наблюдал представление. «Быков» под контроль я уже взял, осталось дождаться финального аккорда. И он наступил. Соло фиксатого закончилось: приставив ствол пистолета к виску, он спустил курок. Фу, как же мерзко выглядят мозги, растекающиеся по давно не крашеной стене. «Быки» посмотрели на труп, переглянулись и уставились на меня. Пистолеты спрятали. Тут в кабинет ворвались мои охранники и без предисловий молодецкими ударами сшибли осиротевших «быков» на пол. Те упали молчком и лежали тихо, только сопели каждый в две ноздри. Приказал «быкам» встать, убрать труп, прикопав где-нибудь, и созвать всю местную братву, что под Шилом ходила. За жизнь перетереть дальнейшую. Дал на все про все три часа. Те, подхватив тело, шустро для своих комплекций исчезли. Сказав директору, что пойду, пообедаю, посоветовал навести в кабинете порядок.

Ровно через три часа в скверике перед заводоуправлением собралось местное ОПГ в количестве семнадцати разновозрастных, но в основном молодых, парней. Судя по манере поведения, половина успела отсидеть. А вторая половина усиленно к этому стремится. Долбаный Меченый со своей перестройкой! Бандит – профессия, ставшая для молодежи романтичной, престижной и героической! Я подошел к скучковавшимся «сиротам». Негромкие разговоры стихли. Мой охранник расстелил на скамейке цветастое покрывало. Я сел, закинул ногу на ногу и произнес:

– Здоровья обществу желаю. Присаживайтесь.

И сразу стало ясно: кто уже сидел – опустились на корточки, кто еще нет – заняли ближайшие скамейки. Да, как я и предполагал – фифти-фифти.

Последующие полчаса я нес околесицу про воровское братство, про «один за всех и все на одного», как хорошо они будут жить под моим мудрым руководством и как им было плохо, когда вожаком был Шило.

– И вот когда уважаемые люди прислали меня сделать Шилу предъяву за крысятничество из общака, тот, боясь ответить по закону, застрелился на глазах у меня и двоих ваших братанов. Они могут подтвердить мои слова.

Братаны, покивав ушибленными головами, подтвердили. «Бакланить» никто не стал. Местная босота приняла распоряжение уважаемых людей. Смена власти осуществилась без эксцессов. И я тут же взял братков ОПГ в оборот, переориентировав с прессования ларьков и колхозников на охрану и силовую поддержку производственной деятельности моего завода. Гопота сначала зароптала, но я популярно объяснил, что помимо них в городе еще есть и менты голодные. И чтобы с ними у братвы было меньше гнилых терок, мы отдадим им ту мелочь, что имели с этих ларьков. Посмеялись, представив как блюстители порядка подбирают крошки после них, взбодренные моими позитивными речами босяки согласились с предложением. А я назначил каждому денежное довольствие большее, чем они имели с вымогательств при Шиле, но запретил любую криминальную самодеятельность. А чтобы мой приказ выполнялся, поставил каждому в сознание сторожок: бить-стрелять только в качестве самообороны.

– А теперь мне нужен помощник – приглядывать за хозяйством заводским. Сам я здесь часто появляться не смогу, дел много и в других местах. Озадачил Циклоп убыточные для общества предприятия сделать прибыльными. Может, кто желает сам или кого господа босяки порекомендуют?..

…Мой джип мчался по федеральной трассе, жадно глотая километр за километром. В этой долгой поездке по краю я по достоинству оценил комфортабельность порождений японского автопрома. Возвращался я с приобретениями. Цементный завод после финансового вливания стал оживать буквально на следующий день. Директорские гонцы быстро разнесли весть о возобновлении производства, и бывшие работники чуть ли не бегом бросились к заводоуправлению. Директор, улыбаясь во весь рот, выдавал задолженность по зарплате, а братки следили за порядком и охраняли мешок с рублями. Рядом с директором сидела кадровичка и восстанавливала уволившихся специалистов в ранее занимаемых должностях.

Пока шел этот праздник возвращения к труду, я тихо удалился в сторону склада готовой продукции, где, по словам директора, оставалось еще около восьмидесяти тонн непроданного цемента, затаренного в мешки. Кладовщик, мужик неопределенного возраста с бегающим взглядом, без возражений (откуда бы они у него взялись!) открыл дверь, и я вошел внутрь. Конечно, там было меньше заявленного количества, и виновный в этом топтался сейчас на расстоянии вытянутой руки. Чем я и воспользовался, влепив в наглую рожу хук с левой, а телохранитель лязгнул затвором пистолета. Мужик все понял, и, что-то бормоча, повалился мне в ноги. Я приказал телохранителю встать снаружи склада и никого не впускать. Тот вышел и прикрыл дверь. Я активировал портал и швырнул в него проворовавшегося кладовщика. Сам шагнул следом. В ангаре дежурному на приемке приказал срочно поднять еще полусотню грузчиков, а притащенного мужика определить в зиндан. Князь знает, что делать с теми, кого я туда сажаю: десять лет каменоломен.

Воины прибежали быстро. Забрав три десятка с собой, вернулся в склад. И пошла работа! Могучих мужиков собрал Дизель в свою команду ништякиприемщиков! Мешки с цементом порхали в их руках как бабочки, шустро исчезая в черноте портала. Понаблюдав несколько минут, я вышел. Не хотелось дорогой костюм уделать в цементной пыли. Мне еще предстояла встреча с мастером завода ЖБИ, расположенного практически забор в забор с цементным. Тамошний директор сбежал с кассой, даже с бухгалтером, что помогала ему предприятие разворовывать, не поделился. Это мне мой (уже мой!) директор Артем Иванович Молов рассказал за чашкой чая без сахара.

– …И никому, практически, не нужен завод, даже шпане. Воровать нечего, одни стены остались, – закончил он свой рассказ.

С бывшим мастером завода ЖБИ Сергеем Петровичем я договорился быстро. Он от своего лица организовывает малое предприятие, регистрирует его в администрации, восстанавливает и гонит продукцию, которую я у него буду покупать. В этом ему поможет Молов и Миша Хулиган, выбранный «обществом босяцким» мне в помощники. Погоняло такое Миша, тридцатилетний крепыш, получил на зоне, где чалился десятку за мордобой «с причинением тяжких телесных». Уркоганских привычек не приобрел, но у братвы был в авторитете за рассудительность. А на зону попал, не рассчитав силы при усмирении четверых дембелей, решивших силком порезвиться с какой-то девчонкой. Дембелей урки на зоне ему засчитали за ментов, потому и авторитет приподнялся. А после отсидки Мише была одна дорога – в стаю. Грянула перестройка, на работу с судимостью не брали, да и самой работы для всех работоспособных стало не хватать. Ну, ничего. Присмотрюсь, оценю, а там решу, что с ним делать.

Третьим мирным приобретением была швейная фабрика. Тамошний пахан, старый морщинистый сиделец, принял отставку спокойно. Передал десяток подручных урок, описал расклады в городишке, для которого фабрика была по сути одним из градообразующих предприятий. Я назначил ему весьма приличный пенсион, выдал денег за полгода, и тот ушел.

Вторым градообразующим был ликероводочный завод, и он процветал, а его смотрящий отстегивал в общак солидно. На фабрике же проблема на проблеме, с которыми старый урка не знал, как справиться. Одно дело ввалиться в кабинет к кому-либо и, сунув ствол его хозяину под нос, потребовать поделиться. Другое дело, когда фабрика, отданная тебе на кормление, дышит на ладан, выполняя случайные заказы, а многие швеи, устав от безденежья и прихватив машинки и остатки тканей в качестве компенсации невыплаченных зарплат, разбежались по домам.

К реанимации производства я приступил по отработанной уже схеме, только директора, в стельку пьяного, пришлось отливать во дворе фабрики из пожарного брандспойта под громкий смех высунувшихся из окон женщин.

– Эй, девоньки-красавицы! – крикнул я, сложив ладони рупором. – Объявляю общее собрание коллектива и прошу всех выйти во двор. У меня к вам будет очень интересное предложение.

– Что, невесту будешь выбирать?! – крикнула в ответ симпатичная молодуха в красной косынке. – Только мы с той зарплаты, что директор иногда платит, приданного не собрали! Бесприданницу возьмешь?

– Вот как раз об этом и пойдет речь. О вашей работе и зарплате. Выходите!

Во двор вышло около тридцати женщин разных возрастов. Собрание получилось бурным. С каждой высказанной претензией страсти накалялись. Слегка протрезвевший директор поначалу пытался еще что-то вякать, но потом заткнулся и только коротко дергал головой из стороны в сторону, со все возрастающим страхом поглядывая на разошедшихся женщин. Дав им выпустить пар, я рявкнул:

– Тихо! А сейчас послушайте меня: я привез большой заказ немалого ассортимента. Как аванс выплачиваю вам задолженность по зарплате, но только тем, кто до этого дня здесь трудился, а не сбежал, прихватив чего-либо. Мне такие работники не нужны. Деньги получите немедленно, только бухгалтера с документами приведите. Дам деньги и на закупку ткани с расходниками, этим сами озаботьтесь. И еще, мне нужен человек, который знает производство, пользуется у вас авторитетом, и которому вы будете подчиняться. Человек должен быть честным и беречь мои деньги, не тратя на ненужное. Мне здесь нужен руководитель, а не куча тряпок. Вот такие у меня предложения. Обсуждайте, выбирайте, но после не возмущайтесь. Жду!

Дебаты были не долгими. Женский коллектив с моей подачи выбрал по существу нового директора – ту бойкую молодуху в красной косынке, Марину Анатольевну Воронцову, двадцати семи лет от роду, незамужнюю, бездетную. Это мне ее товарки выболтали, чем ввели молодуху в краску и смущение. Старый остался чисто номинально, как свадебный генерал. А чтобы он вдруг не стал дурью маяться и лезть в дела фабрики, я приставил к нему смотрящего из доставшихся по наследству босяков. Сделав тому соответствующее пси-внушение. Их же определил и охранниками. Пусть воры от воров мое добро оберегают.

Четвертым был завод металлоконструкций с почти не разворованным складом металла и заводского станочного парка. Что весьма удивительно. Руководитель этого предприятия, увидев меня в обществе постоянного вымогателя, скривился, как от зубной боли. Сильный мужчина, не боится показать свое отношение к захребетникам. Отослав разжалованного смотрящего, я начал разговор с Петром Егоровичем. Разговор не долгий, но трудный. Петр Егорович сумел сохранить основной костяк рабочих и служащих, не дал разворовать имевшиеся материальные ценности и пока еще стойко оборонялся и от криминала, и от чиновников. Но силы были на исходе. Бандиты деньги вымогали, а чиновники давили административным ресурсом: завод обанкротить, скупить у работников обесцененные акции и прибрать все по бросовой цене. Да, конкуренты серьезные и разобраться с ними быстро не получится. Вопрос надо хорошо изучить и спланировать предстоящую многоходовку. А для этого надо узнать противника поближе.

Предварительная договоренность с Петром Егоровичем о том, что именно я буду бороться за овладение руководимым им предприятием, отметя в сторону всех местных и дальних жуликов, жаждущих погреть ручонки загребущие, достигнута. Не без пси-воздействия, конечно. Без него у меня бы, наверное, ничего не получилось. Кремень мужик! И судьба его была бы плачевна: автоматная очередь возле подъезда дома или заточка в печень. Именно так теперь стали решаться вопросы со строптивыми.

Я разместил на предприятии свой заказ, хорошо проплатил выполнение работы по категории «срочно». Петру Егоровичу пообещал, что в течение месяца определюсь с принадлежностью завода. Для охраны его и почти своего недвижимого имущества мобилизовал всю босоту, что кормилась с этого предприятия. Оставил старшим развенчанного пахана, хорошо промыв ему мозги, сам же двинулся дальше, по списку Циклопову. А решение вопроса с заводом металлоконструкций решил перекинуть полковнику ФСБ. Его мне в помощники сам Бог определил, вот пускай и помогает. Он здесь тяжеловеснее меня.

Мое воцарение проходило с разной степенью бурления местного криминала и без крупного эксцесса не обошлось. Не каждому, считавшему себя крутым бандосом, понравится пинок под зад и взлет с нагретого места в никуда, даже если пинок исходит от авторитетных воров. Слух о том, что Циклоп сдал мне нескольких мелких боссов, не справлявшихся с кураторством, распространился довольно быстро. Телефоны-то работают!

И не успел мой джип миновать ворота ремонтно-механического завода, как был обстрелян из трех автоматов. Я ехал на заднем сиденьи и успел десантироваться на ходу. Следом выпрыгнул и один мой охранник, а вот второго, сидевшего за рулем, зацепило пулей, и он упал на сиденье. Я активировал сапфировое кольцо и уже в невидимом состоянии на антиграве взмыл в воздух. Стрелков заметил сразу, и пока они перестреливались с моим охранником, подлетел поближе и начал зачистку. «Стечкин» с глушителем – сильный аргумент принуждения к миру. Бандосы не вояки. Все три автоматчика сидели рядышком и с увлечением дырявили мою новенькую машину. Три выстрела – два трупа и один подранок, которого я быстро затащил в щель между останками трактора и присевшего сразу на все колесные диски ГАЗ-52 с задранным капотом. Надо же мне кого-то допросить! Схватил подранка руками за голову… Теперь понятно, откуда ноги растут. Метнулся к цеху, не забыв добить бандита.

Хорошо быть невидимкой! Я вплыл в цех через широко распахнутые ворота. Автотракторной техники разной степени разукомплектованности хватало. Поднявшись к самому потолку, где проходили крановые рельсы, я, маневрируя среди больших светильников, облетел весь цех. Насчитал восемь «бойцов» с короткостволом. Ничего серьезного, антураж создавать да обывателей пугать. Короче, мальчики из шоу-бизнеса. Был еще один, седой, с помповым ружьем. Местный пахан, устроивший мне засаду. Повоевать захотелось за место под солнцем? Я не против.

– Мутный! – позвал кого-то пахан. – Ну-ка, глянь, что там. Почему эти поросячьи обсоски стрелять перестали. Может, грохнули уже приезжего фраерка?

– А чо я? Вон, Сонный ближе к воротам, пусть выглянет!

– Я тебе сказал, а не Сонному. Пшел, быра!

За полуразобранным МТЗ-82 зашевелилось чье-то тело. Приподнялось и, согнувшись, в раскоряку двинулось к воротам. По прямой. Тут же грохнула очередь в два патрона, и Мутный шлепнулся на спину. Явно мой охранник, пользуясь прекращением обстрела, добрался до автоматов жмуров. Молодец! Где только так стрелять научился? Двоечкой. Интересно!.. Я ведь у охранников своих в сознании глубоко не копал. Глянул – в мокрых делах не замечены, и успокоился. Думал, будут для меня псами цепными, и ладно: глубоко в криминал влезать не планировал, рвану, сколько смогу и устрою веселуху с геноцидом бандитствующего народца. А эти двое мне помогут. Останутся живы – проверю досконально, подойдут, так заберу с собой. А пулю словят – сильно не огорчусь. Поставил им блок беспрекословного подчинения и успокоился. А тут вон чего – снайперская стрельба с рядового поношенного АК. Надо, надо к хлопцам присмотреться!

Мысли промчались под грохот пальбы, что подняли засевшие в цеху недоумки. Я от них отставать не стал, и вскоре один за другим растратчики дефицитных патронов стали замирать на грязном бетонном полу с дырками в головах. Естественно, стрельба быстро прекратилась. Прекратил палить в белый свет и седой. Патроны кончились, и он их теперь лихорадочно выхватывал из карманов пиджака и пихал в магазин. Я выстрелил. Очередной патрон выпал из его пробитой пулей ладони. Седой дернулся всем телом на звук моего выстрела и выронил помповое ружье. Моя вторая пуля перебила ему кисть левой руки. Седой вскочил на ноги и в страхе стал вертеть головой. Я тихо опустился напротив него и выключил прибор невидимости. Увидев, что я появился из ниоткуда, Седой в ужасе заорал:

– Дьявол!!! – и рухнул на колени.

Положив ему руку на лоб, я считал информацию, а потом пристрелил ее носителя. Эта мразь минимум лишних лет десять землю топтала. Обостренным слухом засек осторожные шаги со стороны двора. Шли двое. Судя по пси-маркерам, мои охранники. Значит, оба живы и боеспособны. Это радует.

– Босс, – произнес подошедший охранник. – Сваливать надо. Сейчас менты налетят, а тут мертвяков набросано немеряно. Там за сараем «Крузак» стоит, без номеров и пуля в пулю как твой. На нем уйдем, а то этот в решето.

– Добро, пацаны. Автоматы забрать, остальное не трогать. Джип мой поджечь. Действуй. А ты, – я глянул на раненого, но уже довольно профессионально перебинтованного охранника, – подгоняй трофей. Сможешь рулить-то?

– Смогу, – и это было первое слово, которое я услышал от него за все время знакомства.

Мы ускакали вовремя и даже удачно разминулись с табуном милицейских машин, с заполошным воем сирен и блеском маячков мчавшихся к месту боестолкновения. Нет, сюда я больше не ходок. Хотя весьма и весьма лакомый кусочек в плане обеспечения техникой Русского Уругвая.

…Я ехал и думал. Интересно, а почему Циклоп не алкогольному «куратору» фабричку швейную отдал, а мне? Логичнее было бы так поступить. Опять блудняк какой примат одноглазый задумал? А для чего? Да и засада эта наталкивает на интересные мысли и определенные выводы. Тухляком несет! И несет со стороны Циклопа. Может, устроить ему торжественные проводы на небеса? Нет, немного повременю. На его место многие кинутся, и без большой стрельбы не обойдется. Я, конечно, только «ЗА»! Не хочу пропустить такую веселуху! Но не сейчас – дюже занят укреплением обороноспособности княжества.

 Глава 35

Целый месяц я крутился как белка в колесе в мире 1996 года. Зеленых картинок, при виде которых многие людишки слюни пускают, потратил немеряно. Но оно того стоило. Двор моего автопредприятия забит техникой, как еще в комплекте, так уже разобранной и упакованной. В основном техника специальная: трактора, экскаваторы, подъемные краны. Большая часть – японские. Из российской в неплохом состоянии нашелся лишь кран «Ивановец», на базе «МАЗа», грузоподъемностью 14 тонн. Его я первым в княжество отправил. Да еще пару тракторишек «Беларусь», новых. С набором навесного оборудования. С базы снабжения совхозов, или как она там правильно раньше называлась. А сейчас – «Общество с ограниченной ответственностью». Интересно, перед кем или чем у этого «Общества» ответственность ограничена? Темны дела твои, экономика рыночная! Шиш с разбега разберешься.

Но не в этом дело. Склады богатые, и предлагал гендиректор этого ООО «Тракторотелегосбыт» много чего интересного и в аграрном хозяйстве полезного. Встретился я с ним. Угадайте с одного раза, кто из директорского кресла смотрел на меня грустными больными глазами? Угадали. Я посмотрел в эти глаза и без зазрения совести залез их хозяину в сознание. Что-то расхотелось мне этого жулика поощрять. Устал я очень за месяц почти непрерывного общения с ему подобными. В результате склады ООО начали стремительно пустеть, но на дворе у меня их содержимое не задерживалось. Портал работал, глотая все, что в него впихивали. Я только и успевал вкладывать новые алмазы в стремительно освобождающиеся гнезда Модуля пространственно-временного перемещения. И очень жалел, что окно портала такое маленькое и в него не всунуть габаритные ящики. Тару и содержимое приходилось отправлять раздельно, а это потеря времени.

Работников у меня так же прибавилось. Строителей во главе с Терентием Макаровичем Котовым я в Уругвай уже отправил. Как и почти всю бригаду слесарей, что технику разбирала. Теперь пусть там ее собирают, налаживают, обслуживают и на ней же работают. А здесь других набрал. Трудятся ударно, ведь я плачу реальные деньги и не жлобствую. Прочитав объявления о найме мной квалифицированных специалистов, у ворот автобазы каждый день стали собираться люди. Пришлось опять приглашать уже работавших у меня секретарш и составлять списки на перспективу. Но отбор соискателей проводил по жесткой системе, исключающей попадание в кандидаты демагогов, лоботрясов, несунов и остальных категорий работничков, взрасщенных в Советское время. Когда вот таких «пролетариев» вместо увольнения с «волчьим билетом» надо было воспитывать-перевоспитывать, выполняя нормы за себя и за «того» парня.

…Что-то жарковато на солнышке сидеть стало! Маркел понял мои телодвижения и раскрыл большой голубой зонт с надписью названия известного в моем прошлом времени мороженого. Уж и не помню, как и когда он сюда попал, но пришелся к месту. Плашкоут с техникой, мерно шлепая веслами, двигался к Торговой гавани. Мой же баркас проплывал мимо острова Щит. Там тоже кипела работа: каменно-бетонные укрепления форта обкладывали щебнем, упакованным в квадратные корзины из проволочной сетки. Конечно, габионы в основном используют для строительства небольших плотин и укрепления берегов рек. Они еще в древнем Египте использовались, только корзины были из бамбука. Но здесь габионы будут вместо земляных насыпей, для предотвращения повреждений, что ядра вражеские бетонным стенам нанести могут. Бетон крепость постепенно набирает, годами. Без внешней защиты его смогут и ядра морских пушек повредить. Нам же этого не надо.

Баркас направился в бухту Птичью, а я снова погрузился в воспоминания…

…Дед Матвей встретил меня приятной вестью: пользуясь своей способностью заглядывать людям в сознание, он нашел пополнение моему войску – семерых морпехов и пятерых моряков. Все дембеля. По домам не поехали, остались в столице. Думали, тут с работой лучше. Прогадали. Собрались в бригаду, на железнодорожном вокзале вагоны разгружают, пробив себе путь к ним кулаками.

– У меня живут, коммуной, – закончил Дед свой рассказ. – Я им готовлю, да присматриваю, как бы мысль какая гнусная кому в голову не закралась. А то поначалу половину заработка на водку тратили. Ну, я поговорил, кое-что поправил. Ребята понятливыми оказались. А когда я про тебя намекнул, да про службу в краях дальних – совсем духом воспряли. Начали к переселению готовиться, вещи необходимые приобретать. Сейчас как раз на китайскую барахолку пошли.

Тем же вечером я побеседовал с парнями о жизни и про жизнь. Не ошибся Дед, стоящих людей нашел. Конечно, не идеальных, но ангелы среди народа русского никогда не водились. Даже причисленные к лику святых хоть в чем-то, но грешны были. Но не это главное, а другое: не успели парни еще скурвиться. Не затягивая процесс, тем же вечером переправил их в княжество, отдав под руку лейтенанту Стрижу – бывшему, хотя бывших в княжестве нет, ВДВшнику Михаилу Васильевичу Денисюку, погибшему в Чечне и перенесенному вместе с тремя товарищами Божьей волей мне в помощники. В предстоящем путешествии в царство Русское мне эти подготовленные воины очень будут нужны. Не зря же опытные командиры два года учили их военному делу!

Прапорская мафия, узнав, что я в город вернулся, быстро вышла на связь. Встретились в том же кафе, что и в первый раз. Только теперь это заведение принадлежало Мойше Лейбовичу, то-бишь, мне. Потому выглядеть стало гораздо симпатичнее, а подаваемые блюда съедобнее. Сидели в отдельном кабинете, предназначенном только для меня. Кроме Чухно, Гунько и Лифшица присутствовал еще один низкорослый худой мужичок неопределенного возраста в форме офицера милиции. Точно по пословице: маленькая собачка до старости щенок. Зато фамилию он носил громкую – Великанов. А еще он был двоюродным племянником Чухно. Седьмая вода на киселе, но это не помешало им найти друг друга и замутить свой уже немаленький гешефт. Великанов попросился на личную встречу, и я разрешил ему прибыть. А когда здоровался – порылся в его сознании. Интересного мало, обыкновенный стяжатель в погонах. Одни его «соплеменники» на улицах старушек да пьяных обирают, а этот умыкнутым имуществом приторговывает.

Мелкому Великанову я дал высказаться первому. И заслушался! Предложил он весьма обширный ассортимент милицейской экипировки, количество тоже впечатляло. Правда, с ценой он ошибся. Поправлять пришлось:

– Так когда, говоришь, ревизию-то ждете?

О ревизии он не говорил, потому вытаращил на меня глаза и проблеял:

– Через неделю… А откуда?..

– От верблюда, отрезал я. – Так сколько ты за все хочешь?

Старший лейтенант милиции назвал уже более скромный порядок цифр. Я согласился, но с условием, что все снаряжение он должен будет привезти самостоятельно и завтра. За что добавил 10 % к запрошенной им сумме. Расстались более-менее довольные сделкой: я – более, он – менее. Что поделаешь, кто владеет информацией, тот и диктует цены. Он был вынужден согласиться, иначе после ревизии все выявленные излишки достались бы вышесидящему.

Гунько как всегда предложил десяток АКМ, три ручных пулемета и… полторы сотни трехлинеек-мосинок. По десять долларов за штуку. Я едва не обалдел! Посмотрел на хохла удивленно:

– Им лет-то сколько? Они, наверное, уже даже на переплавку не годны!

– Возраст да, приличный, – блеснув хитрым глазом произнес Гунько. – Только они в войсках небыли, так и пролежали на складах. В ящиках даже упаковочные листы сохранились, что на заводах клали.

– Случаем, ППСов ни откуда не привезут? Так же, в заводской упаковке? Или ППШ?

– А что? – насторожился прапор. – Интересуют? А «Арисаки» японские?

– Где я патроны на этот антиквариат брать буду? Ты подумал, прежде чем предложить?

Хохлы-прапора переглянулись, и Чухно ответил:

– Патроны ТТ есть, а для японцев поищу.

– Минимум по тысяче выстрелов на ствол. Тогда и о цене поговорим.

Самым счастливым в этой компании был, на мой взгляд, «запорожец» Чухно. Брал я у Грицка (под полтинник лет, а все Грицко) «товар» если не «КамАЗами», то «УРАЛами». И не по одному, а сразу несколько. Чего мелочиться? Да и вдруг «Хохло-Супермаркет» закроют. Хоть и «крыша» ФСБэшная, но нет абсолютной страховки от случайно прилетевшего «метеорита-нежданчика». Нет, надо искать выходы на производителей и официальных поставщиков всего этого продукта. А еще лучше – иметь свое производство. Мечты – мечты!.. Но Михаила Михайловича я этим вопросом озаботил. Да и пора уже о делах наших коммерческих поговорить.

Договорившись с прапорами о порядке доставки оговоренного, я их отпустил. Остался один Лифшиц. Смотря на меня грустными глазами больной собаки, он произнес:

– Сегодня я мало что предложить могу. Хлам везут. Но вот тут такое дело образовалось, может, заинтересует?

– Что за дело? Опять кто-то долевое участие предлагает?

– Вообще-то – да! Пригнали ко мне девять БМП-1. Пулеметы и ракетные установки с них до того еще поснимали, а вот пушки в башнях остались. Гладкоствольные. «Гром» называются, 73-мм.

– А стрелять-то с них чем?

– Эта пушка создана на базе СПГ-9 «Копье» – станкового противотанкового гранатомета. Боеприпасы у Чухно должны быть.

– А износ стволов?

– Ты же знаешь, что я провожу техконтроль поступающего из частей тяжелого вооружения. И заключения даю, что в металлолом, а что на склады мобхранения. Мои спецы смотрели, замеры делали. Три забраковали, а вот шесть еще постреляют.

– Беру. Ну а про какое долевое участие ты мне сказать хочешь?

– Майор есть один, командир рембата. После разоружения БМПэшки к нему попадут. Так вот: он предлагает двигателя с них купить. Двигателя у этих машин очень удачные, дизель УТД-20, 6 цилиндров, мощность 300 лошадок. Он им капиталку сделает. Клянется, что моторесурс будет как у новеньких.

– Мотористы у него кто, солдаты? Кто топливные насосы высокого давления регулировать будет, форсунки опрессовывать? Тоже желторотики?

– Солдаты у капитана год на побегушках и подхвате. На втором году только к выполнению самостоятельных работ допускаются. И то под присмотром. А топливной аппаратурой у него прапорщик занимается. Он в батальоне уже лет двадцать служит. На слух неисправности двигателей диагностирует. Так что гарантию майор смело дает.

– В принципе мне это подходит. Пушки твои беру. Но со всеми причиндалами, чтобы автоматика сохранилась, и про прицелы не забудь. А с майором познакомь. Подтвердятся слова твои – премирую.

Следующую неделю портал опять работал с перерывами только на мой сон и двухразовое питание. Пришлось даже в сокровищницу занырнуть – алмазы кончились для активации Модуля! Лифшиц меня с майором-ремонтником свел. Осмотрел его хозяйство, и сердце защемило. Вспомнил, как в почти таком же цеху отец учил меня слесарить, а потом, когда его не стало, я пришел на его место. Грустно и больно, но здесь я не вправе вмешиваться в произошедшее. Слишком многое на кону стоит. Бог мне это доходчиво разъяснил. А потому – отставить скорбь! Надо помнить, а не бесконечно оплакивать. Скорбь отнимает способность действовать.

Майор Селин Максим Леонидович реально держал свой рембат в руках, чего небыло уже даже во многих строевых частях. Дисциплина присутствовала, а с ней и ответственное отношение к службе и работе. Майор, ввиду резкого сокращения количества поступающей к нему неисправной военной техники, организовал ремонт и техобслуживание гражданского автотранспорта. Всем, кто обращался. Рассчет, естественно, наличкой. Но в свой карман майор клал немного, остальное шло на покупку запчастей, расходников и оплату труда мастеров. Некоторые солдаты, отслужив положенное, увольняться не желали, просились оставить их дальше работать. Так что выбор специалистов у оборотистого офицера был.

Друг другу мы понравились. Он мне – своей деловой хваткой и умением найти решение непростых вопросов, появившихся с приходом так называемых «рыночных отношений». Ну а я ему, скорее всего, тем, что был щедр. О двигателях БМП договорились, заберу через два месяца. Попутно прикупил у него два КамАЗовских, работоспособность которых майор продемонстрировал на специальном стенде. Зашел разговор и о его мастерах-ремонтниках. В результате я нанял пятерых специалистов, для которых у майора небыло вакансий и парням, уже уволенным из рядов армейских, приходилось уезжать. А мне они нужны. Пока в автопредприятии поработают, а там посмотрю: оставлять, увольнять или приглашать в княжество.

…Баркас качнуло на встречной волне. Подгоняемый сильными гребками весел он вошел в устье реки. Справа появилась протока в озеро, в котором был внутренний порт княжества. А вот и моя красавица-бригантина! Уже стоит у каменного пирса, меня дожидается. Баркас легонько стукнулся о причальную стенку. На нее шустро взлетел один из гребцов, держа в руках причальный конец. Быстро намотал его на каменную тумбу-кнехт. Дежурные по причалу приволокли сходни и спустили их на палубу баркаса. Теперь можно и на берег подняться, соблюдая боярское достоинство. Положение требует не сигать с палубы на берег, а чинно ступать по набитым поперек двух досок планкам.

Коновод подвел лошадей. Я и Маркел быстро вскочили в седла и поскакали в резиденцию князя. Андрей Михайлович встретил меня вопросом:

– Принял Заставу?

– Принял, княже! Укрепления инженер Котов согласно чертежам построил ладно. Я все осмотрел, в каждом каземате побывал. Пушку 130-ти мм с помощью крана на верхнюю площадку сразу подняли. Теперь вход в залив надежно заперт. Остальное вооружение установить не долго. Этим сейчас начальник артиллерии майор Шустов занимается. Он же назначит коменданта форта Застава и гарнизон. Припасы, огнестрельные и продовольственные, уже можно завозить. Внутреннюю отделку, водопровод, канализацию и электропроводку можно будет делать уже в процессе боевого дежурства, силами личного состава гарнизона под руководством специалистов. Специалисты имеются, материалы необходимые на объект завезены. Водяная скважина пробурена, дизель-генератор и погружной насос установлены в предназначенных для них внутренних помещениях, как и 10-ти тонная емкость под топливо.

– Как думаешь, действительно твердыня получилась?

– Строилась крепость эта по нормам, что приняты будут при возведении фортификационных сооружений начала 20-го века, когда артиллерия уже совсем другая будет, а главное – совсем другие взрывчатые вещества, во много раз мощнее нынешнего пороха. К тому же поверх бетона будет уложена щебеночная защита в специальных корзинах-габионах. Но, думаю, крепостные артиллеристы не дадут вражинам близко подойти, чтобы их ядра смогли до стен долетать.

– Превосходно, Илья Георгиевич! Большую ты работу проделал. Нам теперь любой враг не страшен.

– Да, княже. Воины обученные есть, оружие из будущего, от которого в этом времени защиты нет, и еще очень долго не будет – тоже имеется. Народ твой сыт, одет, имеет достаток, несравнимый с другими народами, и тебя, князь, любит и уважает. Казна полна и постоянно пополняется. Считай, за четыре года на пустом месте мощное княжество выросло. Богатое, сильное, православное. В котором все население говорит на русском языке. Настоящий Русский Уругвай!

– Это тебе, Илья Георгиевич, спасибо и поклон низкий! – князь неожиданно для меня отвесил поясной поклон. – Твоими усилиями княжество выросло, мне одному тяжесть такую было бы поднять невмочь. А вот чем наградить тебя за это – не знаю!

– Какие награды, князь? Ты ведь знаешь, для чего меня в этот мир и именно к тебе Господь послал. Русь спасать, Россию! Но для этого сначала надо крепкие точки опоры подготовить. Всю свою историю Русь одна была, окруженная врагами. А появлялись союзники – так ненадолго, да и те только и ждали, кому Русь за жменьку серебра, золота или бумажек пиндосовских продать. Русский Уругвай ее первый настоящий и верный союзник. Первая Опора! Для этого я и трудился. Но пришло время, князь, заняться созданием еще одной Опоры для Руси-России. Мне надо уйти, место подобрать, построить то же, что здесь построено.

– Понимаю, Илья Георгиевич. Что тебе из княжества надо будет – бери не спрашивая. О семье и имуществе не беспокойся. Позабочусь. Тьфу-ты, что я несу! Ты ведь в любой момент здесь появиться можешь. Так что я не прощаюсь. Делай, что должен делать. Бог тебя благословил! И я благословляю!

Мы крепко по-мужски обнялись. Конечно, до моего отплытия мы еще не раз встретимся, обговорим вопросы, в которых только князь мне и сможет помочь. Но сегодняшнее его благословение подвело некую черту под наши взаимоотношения. Теперь только князь отвечает за эту землю и людей, живущих на ней. За то, чтобы Первая Опора государства Русского не захирела, а с каждым годом становилась только крепче и заняла на этом материке доминирующее положение. И это вполне реально! Ну а я буду ему в этом помогать по мере сил. Как ни крути, но шастать среди миров и времени дано только мне.

…Бригантина легкокрылой ласточкой выпорхнула из залива Монтевидео, качнулась на волне Рио де Ла-Платы и побежала в сторону восходящего солнца. Я не оглядывался на удаляющийся Новороссийск, первый русский город на земле Южной Америки. Город, которого в прежней истории не было, и быть не могло. Слишком далеко от Нового Света Русь. Но нашелся человек, который собрал дружину малую из людей русских и приплыл сюда. Приплыл, чтобы просто жить рядом с родными людьми, не по своей воле тут оказавшимися. Но Господь рассудил иначе и послал этому человеку меня в виде чистого сознания: я ведь погиб в своем мире и времени. Но велик Господь! Вселил мое сознание в тело княжеского подручного человека, наделив при этом многими способностями. А потом мне повезло, и я стал обладателем Модуля пространственно-временного перемещения, застрелив из древнего кремневого ружья каннибала-инопланетянина. Я воспользовался подарком судьбы в полной мере, перенося в княжество конца шестнадцатого века оружие, материалы, технологии и, самое главное, людей русских из последних лет века двадцатого. Тех самых лет, когда Россия уже в который раз подверглась разрушению. Только не от вторжения вражеских войск, а от предательства интересов народа правящими персонами. Прикрываясь высокими словами, дорвавшиеся до власти жлобы, поддерживаемые «прогрессивной» интеллигенцией, обрушили страну в пучину межнациональных кровопролитий, повального обнищания народа и тотальной «прихватизации» всего, что попадет на глаза жадным и бессовестным негодяям.

Россию можно согнуть, но не сломать! А что будет, когда сжатая пружина вырвется из тисков и распрямится? То-то и оно! Россия уже начала распрямляться. А что за этим последует – враги, и внешние, и внутренние, знают прекрасно. Россия вновь станет могучим государством, о которое будет опасно вытирать ноги, зато будет безопасно и выгодно сотрудничать. России, русским людям не нужна война. Наша пословица: «Худой мир лучше доброй драки» понятен всем. И если возобладает среди людей Земли понимание, что ВСЕ МЫ ЖИВЕМ НА ОДНОЙ МАЛЕНЬКОЙ ПЛАНЕТЕ, И СПАСТИСЬ В СЛУЧАЕ ГЛОБАЛЬНОГО КОНФЛИКТА НИКОМУ НЕ УДАСТСЯ, человечество продолжит свое существование в нашей Галактике.

Именно такую задачу и поставил передо мной Господь: донести до государств земных и народов, их населяющих, что Русь-Россия была, есть и будет, и что с ней надо честно дружить, а не ходить войной и строить козни. Послал для того, чтобы я вмешался в ход Истории и предотвратил грядущее уничтожение всего человечества в пламени ядерной войны…

…Попутный ветер надувал паруса бригантины. Течение Серебряной реки несло смелый кораблик к могучему океану. На квартердеке рядом со мной стояли мои верные товарищи, пои друзья и помощники в нелегком деле выковки Новой Истории планеты Земля…

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

 Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

 Глава 35 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg