«Внезапный удар»

Внезапный удар (fb2) - Внезапный удар 942K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Автор Неизвестен

ВНЕЗАПНЫЙ УДАР

Фантастическая повесть войны в Западной Европе

POLARIS: ПУТЕШЕСТВИЯ • ПРИКЛЮЧЕНИЯ • ФАНТАСТИКА

(Факсимильное издание)

Salamandra P.V.V.

* * *

Печатаемая ниже фантастическая повѣсть войны на западѣ Европы была написана нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ[1], тѣмъ не менѣе авторъ въ общихъ чертахь угадалъ ходъ нынѣшнихъ событій. Въ увлекательной формѣ съ большимъ знаніемъ дѣла, передаетъ онъ фантастическій налетъ англійской эскадрильи на германскую территорію. Принимая во вниманіе достиженія современной военной техники, подобный налетъ вполнѣ возможенъ. Нѣкоторыя главы этой захватывающей повѣсти посвящены прорыву линіи Мажино[2]. Полны драматизма описанія столкновеній величайшихъ армій міра, на землѣ, въ воздухѣ и на морѣ. Въ основу всей повѣсти авторъ взялъ принципъ внезапности, на которомъ, какъ извѣстно, зиждется теперь вся современная военная стратегія.

«ТРИ ПРІЯТЕЛЯ».

Капитанъ королевской авіаціи Артуръ Уйтлей, удобно расположившись въ кожаномъ креслѣ у камина, медленно потягивая изъ стакана виски, разсматривалъ послѣдній иллюстрированный авіаціонный журналъ.

На его узкомъ породистомъ лицѣ было выраженіе скуки. Изъ сосѣдней комнаты доносился говоръ и стукъ билліардныхъ шаровъ. Прямо противъ капитана на стѣнѣ въ вечернихъ сумеркахъ поблескивала длинная, узкая мраморная доска съ именами чиновъ полка, погибшихъ во время войны; надъ полями Фландріи, надъ Рейномъ, въ далекомъ Геджасѣ, въ Мессапотаміи, надъ Гималаями.

Сколько жертвенности, любви къ родинѣ и подвиговъ таили въ себѣ имена героевъ, написанные золотыми буквами!

Справа и слѣва въ высокихъ стеклянныхъ витринахъ хранились призы, добытые офицерами во время авіаціонныхъ состязаній.

Щелканіе каблуковъ за спиной заставило обернуться капитана Уйтлей. На порогѣ, занимая почти цѣликомъ дверь, стоялъ улыбаясь Арчи Макъ Скоттъ, молодой лейтенантъ авіаціи, отличный летчикъ и большой пріятель капитана. Трудно было повѣрить, смотря на этого серьезнаго здоровяка съ мохнатыми бровями, что ему всего лишь 23 года. Окончивъ только три года тому назадъ авіаціонную школу, Макъ Скоттъ уже успѣлъ зарекомендовать себя, какъ толковый командиръ, терпѣливый учитель и хорошій товарищъ, — онъ умѣлъ работать, а отдыхая веселиться. Какъ бы хорошо ни шла работа въ его группѣ, упрямый шотландецъ не былъ доволенъ. Ему все казалось, что у другихъ лучше. Темпераментный внѣ службы и въ отношеніяхъ съ товарищами, онъ въ работѣ бытъ спокойнымъ и выдержаннымъ. Единственно, чего не терпѣлъ Макъ Скоттъ, это стремленіе доказать, что въ воздухѣ можетъ быть что - либо болѣе полезное, чѣмъ хорошій быстроходный бомбовозъ. Товарищи знали эту слабость лейтенанта и частенько надъ нимъ подшучивали.

Увидѣвъ подмышкой у Макъ Скотта портфель, капитанъ понялъ, что опять у лейтенанта родились какія - нибудь сомнѣнія и онъ явился въ собраніе, чтобы поймать кого -нибудь изъ старшихъ офицеровъ.

— Что, опять чѣмъ - нибудь недоволенъ, Арчи? — спросилъ капитанъ, подымаясь съ кресла, протягивая руку лейтенанту.

— Нѣтъ. Но пойми, Артуръ, какое безобразіе: сейчас я разговаривалъ съ лейтенантомъ Энджеромъ, который мнѣ заявилъ, что бомбовозъ беззащитенъ, бомбовозъ вѣрная жертва истребителя, какъ голубка въ когтяхъ коршуна. Ты понимаешь?

Въ голосѣ Макъ Скотта звучала обида.

— Подожди, не горячись! Во - первыхъ я ничего не понимаю!

— То есть, какъ не понимаешь? Энджеръ считается одним изъ крупныхъ спеціалистовъ, и если даже онъ заявляетъ это, то я начинаю дѣйствительно сомнѣваться въ достоинствахъ бомбовоза.

— Арчи, послушай, истребители, какъ и бомбовозы имѣютъ свои достоинства, — началъ спокойно капитанъ усаживая Макъ Скотта въ кресло. — Разберемъ. Современный истребитель обладаетъ огромной скоростью, но эта скорость теперь уже теряетъ свое преимущество, ибо передъ летчикомъ возникаетъ цѣлый рядъ трудностей. Правда, истребитель теперь значительно лучше вооруженъ, чѣмъ хо время Великой войны. Но такъ ли эго? Пусть теперешній пулеметъ выбрасываетъ полторы тысячи пуль въ минуту, ио вѣдь раньше со скоростью 250 километровъ въ часъ летчикъ начиналъ огонь съ 300 метровъ и велъ его до дистанціи въ 40—50 метровъ, а нѣкоторые смѣльчаки подходили даже на 15—20 метровъ, не боясь столкновенія. За это время они успѣвали выпустить изъ каждаго пулемета полсотни патроновъ. У нихъ было времени четыре, пять секундъ. А теперь? Атакуя бомбовозъ на 400—500 метровъ, т. е. на мало - мальски благопріятную дистанцію огня, нужно уже выходить изъ атаки, иначе можно столкнуться съ атакуемымъ бомбовозомъ. Чтобы сдѣлать разстояніе въ 000 метровъ, летчику - истребителю требуется одна секунда, т. е., не успѣлъ нажать гашетку пулемета, какъ уже нужно кончать стрѣлять. За это время изъ ствола можетъ вылетѣть не больше двадцати пуль и это при вдвое возросшей скорострѣльности...

По мѣрѣ того, какъ говорилъ капитанъ, лицо Арчи свѣтлѣло.

— Подожди, вотѣ еще одна послѣдняя бомба Эйджера - истребитедь всегда будетъ имѣть преимущество по высотѣ передъ всякимъ инымъ типомъ аэроплановъ. Превосходство его потолка оставляетъ за нимъ иниціативу выбора времени и позиціи боя!

Чтобы окончательно разогнать сомнѣніе впечатлительнаго друга, Уйтлей сказалъ:

— И это тоже невѣрно! Кривыя въ графикѣ высоты боевыхъ машинъ, бомбовоза и истребителя не расходятся, а сходятся, и разница въ потолкахъ дѣлается относительно меньшей. Во время Великой войны истребитель подымался значительно выше бомбовоза, но теперь эта разница составляетъ всего лишь двадцать пять процентовъ. Какъ видишь, даже техническое преимущество истребителя дѣлается съ каждымъ днемъ все меньше. Штабные любятъ говорить, что высота зависитъ отъ мотора, но на самомъ дѣлѣ задыхается не моторъ, а человѣкъ. Съ плохимъ дыханіемъ мотора легче бороться, чѣмъ съ недостатками человѣческаго организма.

— Пожалуй, ты правъ! Я недавно видѣлъ аппаратъ, который лѣзъ на четырнадцать тысячъ метровъ, и удивился, что инструктора не позаботились объ удобствѣ летчика. Я три раза пытался влѣзть въ кабину, но такъ и нѳ влѣзъ? Дыра не пускаетъ. Понимаешь?

Капитанъ съ улыбкой посмотрѣлъ на его великанскую фигуру.

— Ну, это не критерій! Для тебя нужна не дыра, а цѣлый кратеръ!

Макъ Скоттъ надулся. Уйтлей задѣлъ его больное мѣсто; размѣръ, вѣсъ и силу. Къ счастью, въ этотъ моментъ изъ билліардной комнаты вошелъ лейтенантъ О’Каннель, высокій, крѣпко скроенный молодой человѣкъ. На его красивой темной формѣ летчика поблескивали распластанныя крылья значка - пилота, а красные канты выпушекъ говорили, что онъ принадлежитъ къ эскадриліи истребителей, т. е. къ тѣмъ, которыхъ такъ не любилъ Макъ Скотъ.

— Алло! Спорите! Я слышалъ, что у васъ даже въ свободное время идутъ разговоры о достоинствахъ тѣхъ или другихъ аппаратовъ.

— Вотъ кстати, что ты пришелъ, Тэди! Тутъ у насъ съ Макъ Скоттомъ идетъ споръ. Какъ истребитель, ты лучше другихъ можешь разрѣшить сомнѣнія нашего милаго Арчи!

— Арчи... и сомнѣнія? — разсмѣялся О’Каннель, хитра подмигнувъ капитану. — Рѣдкое зрѣлище! Но ей-ей, у меня пѣтъ никакого настроенія въ свободное время заниматься дискуссіями. По - моему, куда веселѣе поговорить, ну хотя бы, о предстоящемъ балѣ послѣ авіаціоннаго праздника. Послушай, Арчи, миссъ Элленъ, надѣюсь, почтитъ своимъ присутствіемъ нашъ балъ?

Арчи покраснѣлъ, зная, что всѣ его товарищи великолѣпно освѣдомлены о томъ, что онъ неравнодушенъ къ дочери командира десантной авіаціонной дивизіи, красавицы Элленъ.

— Не знаю право, можетъ быть и будетъ! Въ послѣдній разъ, когда я ее видѣлъ, она сказала, что ей будетъ интересно посмотрѣть, какъ это нашъ Тэди побьетъ рекордъ высоты, къ которому, говорятъ, онъ усиленно готовится.

Эта неловкая стрѣла, брошенная по адресу О’Коннель, была шпилькой со стороны Макъ Скотта за «красавицу Элленъ».

Въ авіаціонныхъ кругахъ за послѣднее время много говорили о новой фантазіи лейтенанта О’Коннеля, этого самаго безпутнаго офицера королевской авіаціи. Въ теченіи трехъ мѣсяцевъ онъ аккуратно тренировался на аппаратѣ, купленномъ на деньги отъ продажи имѣнія, полученнаго въ наслѣдство отъ умершей тетки.

Получивъ отъ своего командира эскадриліа отпускъ, Тэдъ окружилъ себя тайной, тренируясь ва .маленькомъ аэроддомі въ тлухой провинціи.

— О томъ, поставлю ли я рекордъ, или нѣтъ, — сказалъ немного задѣтый О’Коннель, — покажетъ ближайшее будущее. Какъ тебѣ, такъ и миссъ Элленъ я рекомендую запастись терпѣніемъ! До праздника остался всего лишь одинъ день.

— Бросьте ссориться, — вмѣшиваясь въ разговоръ, сказалъ капитанъ. — Право не стоитъ...

РЕКОРДЪ ЛЕЙТЕНАНТА О’КОННЕЛЯ.

Напрасно подсмѣивались друзья надъ Тэди О'Коннеломъ, не вѣря въ серьезность его подготовки побитъ міровой рекордъ высоты.

Взявъ отпускъ, Тэди поселился въ провинціи у стараго пріятеля его отца. Тамъ онъ цѣлые дни пропадалъ на аэродромѣ. Помимо всего, онъ установилъ для себя суровый режимъ, для того, чтобы не утомляться полетомъ.

Плотный утренній завтракъ, которымъ сго кормила добрая миссисъ Мэри, тяжело давалъ себя знать болью въ желудкѣ при полетѣ. Тэди рѣшитъ совсѣмъ не ѣсть, но стало еще хуже: на большой высотѣ голодъ усиливался до рѣзи. Наконецъ, онъ нашелъ вѣрную порцію. Желудокъ сталъ вести себя отлично.

Вино Тэди изгналъ. Оно было не только лишнимъ, но даже вреднымъ. О’Коннель провѣрилъ это на ссбѣ. Какъ-то вечеромъ вмѣстѣ съ миссисъ Мэри и ея мужемъ выпилъ бутылку вина. На утро пошелъ въ барокамеру.[3]

На «высотѣ» ему стало не по себѣ, закружилась голова, появилась тошнота.

Нѣтъ, нѣтъ, долой вино. Онъ строжайше выдерживалъ режимъ. И вотъ удивительно: то, что теоретически казалось очень труднымъ, вести размѣренный образъ жизни, не посѣщать клуба, не играть въ бриджъ, не бывать на файфъ-о-клокахъ, на дѣлѣ вышло не только просто, но даже пріятно.

Его маленькій аппаратъ былъ послѣдней моделью. Но когда онъ рѣшилъ начать подготовку для того, чтобы побить рекордъ высоты, приходилось бороться за каждый метръ. Теоретически потолокъ его аппарата былъ 12.000 метровъ, на дѣлѣ же онъ никакъ не могъ выжать болѣе 11.000... Но у Тэди была увѣренность въ томъ, что если сдѣлать кое - какія передѣлки и облегчить машину, можно добиться многаго.

Мало по малу онъ ободрать машину такъ, что если бы въ нее кто - нибудь заглянулъ, то не узналъ бы. Начавъ съ тяжелыхъ предметовъ, онъ вскорѣ дошелъ до того, что сталъ выбрасывать предметы, вѣсившіе 20—80 граммовъ. Оказалось, что безъ этихъ вещей можно отлично обходиться. Казалось бы педали, — какъ безъ нихь летать? А Тэди и тѣ вытащилъ. Ручку управленія на половину отпилилъ. Какъ будто даже удобнѣе стало. Тэди, продѣлывая эти опыты, не разъ удивлялся, почему раньше никто этимъ не занялся.

Такъ, постепенно облегчая машину, О’Коннель довелъ ее до того, что безъ малаго остался одинъ скелетъ. Зато она лѣзла на 13.000 метровъ. Но Тэди зналъ, что итальянцы уже забрались на 14.000, а за ними лѣзли вверхъ французы.

Затѣмъ очередь пришла на одежду. Чѣмъ выше забирался Тэди, тѣмъ труднѣе становилось ему. Нужно было пріучить организмъ летать въ скафандрѣ. Но и это ему удалось. Теперь Тэди свободно подымался на своем «скелетѣ» уже на 16.000 метровъ.

Поэтому, сегодня, 8 сентября. Тэди былъ увѣренъ, что на праздникѣ авіаціи ему удастся легко побить и французовъ, и итальянцевъ.

Утромъ, по заведенной давно уже привычкѣ, выскочивъ изъ подъ душа, лейтенантъ крѣпко растерся мохнатымъ полотенцемъ. Послѣ массажа тѣло сдѣлалось свѣжимъ и молодымъ. Быстро сбѣжавъ внизъ въ столовую, онъ наскоро выпилъ какао и уже въ прихожей услышалъ легкій скрип. Подойдя къ двери, онъ раскрылъ ее и увидѣлъ, какъ на игрушечномъ стуликѣ его любимица, дочь миссисъ Мэри, Кэтъ, пыталась рученками дотянуться до звонка. Увидавъ лейтенанта, дѣвочка улыбнулась.

— Кэти, что ты здѣсь дѣлаешь?

— А во сколько часовъ ты поѣдешь на полетъ?

— Черезъ полчаса!

— Ну, вотъ, я такъ и знала, а мама еще спитъ...

АВІАЦІОННЫЙ ПРАЗДНИКЪ.

Несмотря на довольно ранній часъ, дороги аэродрома были забиты автомобилями. Тэди пришлось то и дѣло останавливаться на перекресткахъ и потерять около часу времени на улицахъ города, пока удалось выбраться на окраину.

По синему августовскому небу бѣжали рѣдкія разорванныя облака. Мягкіе лучи осенняго содпца ласкали зеленую мураву аэродрома. Трибуны были биткомъ набиты зрителями. Въ королевской ложѣ, внимательно слѣдя за полетами, сидѣлъ король, королева и молодыя принцессы.

Праздникъ удался. Стоялъ несмолкаемый шумъ рукоплесканій, какъ будто летчики могла ихъ слышать сквозь ревъ своихъ моторовъ.

Толпа на минуту замолчала, когда громкоговорителя возвѣстили, что сейчасъ будетъ стартовать лейтенантъ королевской авіаціи О’Коннель, который попытается побить міровой рекордъ высоты.

Въ первомъ ряду ложъ била въ покраснѣвшія ладоши Кэти.

— Хлопайте же, пожалуйста, — сердито кричала она сосѣдямъ. — Сейчасъ дядя Тэди полетитъ.

Тэди не замѣчалъ времени. Его вниманіе было приковано къ приборамъ. Все шло отлично. Земля давно уже превратилась въ карту съ потускнѣвшими красками, подернутыми голубой дымкой. Рѣдкія облачка блестѣли далеко внизу. Появилось обычное ощущеніе кривизны земной поверхности. Представленіе о землѣ, какъ плоскости, исчезало каждый разъ, когда онъ переходилъ за предѣлы тринадцати тысячъ метровъ.

Стрѣлка альтиметра медленно ползла къ четырнадцати тысячамъ. Подъемъ сдѣлался очень медленнымъ.

Лейтенантъ почувствовалъ тупую ноющую бодъ. Кѵазалось, лѣвую ногу втиснули въ очень узкій сапогъ съ непомѣрно длиннымъ голенищемъ. Надѣвая мѣховой чулокъ, Тэди слишкомъ сильно затянулъ ремешокъ, а онъ, по собственному опыту зналъ, что всякая перетяжка, незамѣтная на землѣ, съ высотою даетъ себя чувствовать очень сильно.

Тэди хотѣлъ нагнуться, чтобы отодвинуть ремень подъ скафандромъ. Но для этого нужно было ему сдѣлать значительное усиліе: ткань скафандра, наполнившагося кислородомъ, прилипла къ тѣсному сидѣнію и сдѣлалась желѣзно-твердой. О’Коннель почувствовалъ головокруженіе. Рѣшилъ оставить попытку, но тутъ же дала себя знать нога. Нужно было выбирать между нестерпимой болью и головокруженіемъ, которое при малѣйшей неосторожности, при мало - мальски сильномъ движеніи могло перейти въ обморокъ. Но съ каждой секундой боль все болѣе усиливалась. Тэди казалось, что нога раздулась до размѣровъ бревна, что вотъ - вотъ лопнетъ кожа.

Стрѣлкѣ альтиметра осталось пройти еще сто метровъ до рекорда итальянцевъ, когда Тэди почувствовалъ, что его силы въ борьбѣ съ болью истощаются. Нога горѣла, пламя растекалось по бедру и подымалось все выше и выше.

Стрѣлка альтиметра подымалась отвратительно медленно. Она едва - едва переползла 16.200 и нехотя двигалась дальше черезъ бѣлыя черточки дѣленій. Казалось, она отсчитываетъ не десятки метровъ высоты, а огненной чертой отмѣчаетъ все дальше и дальше проникающую боль.

Если бы можно было закричать, но кричать было опасно, — силы нужны для управленія самолетомъ.

Машина подходила къ потолку. Все менѣе увѣреннымъ становился полетъ. Малѣйшее движеніе рулей, самое осторожное, едва замѣтное, заставляло аппаратъ проваливаться. Тэди почти обрадовался, когда, наконецъ, лочувствовалъ хорошо знакомые симптомы потолка. Дальше машина не полѣзетъ.

Стрѣлка альтиметра, вибрируя, заняла «16.300». Тэди сь облегченіемъ перевелъ аппаратъ въ планированіе. Трибуны съ нетерпѣніемъ ждали его посадки.

Макъ Скоттъ, прикомандированный къ штабу устроители праздниковъ, уже нѣсколько разъ подымался на вышку, гдѢ былъ устроенъ микрофонъ, чтобы успокоить зрителей, волновавшихся за невидимаго О’Коннеля. Макъ Скоттъ съ удовольствіемъ объяснялъ, какъ происходитъ полетъ. Онъ употреблялъ техническіе термины, иногда немного Фантазировалъ и чувствовалъ себя такъ, точно самъ былъ виновникомъ торжества.

— Алло! Алло! Обратите вниманіе! Лейтенантъ О’Коннель планируетъ на посадку. Его аппаратъ находится на западѣ. Вниманіе! Вниманіе! Черезъ нѣсколько минуть вы узнаете результаты полета, — громко объявляли десятки громкоговорителей, заглушая шумъ толпы.

Приземлившись, Тэди не могъ вылѣзти изъ машины. Нога онѣмѣла, на нее нельзя было ступить. Подхваченный подъ руки друзьями, онъ оказался, помимо собственной воли, на вышкѣ передъ микрофономъ.

Макъ Скотть крикнулъ въ микрофонъ черезъ голову Тэди:

— По предварительнымъ даннымъ, лейтенантъ королевской авіаціи О’Коннель установилъ новый міровой рекордъ высоты въ 16.300 метровъ.

Зрители радостно закричали ура!

- Сейчасъ О’Коннель скажетъ нѣсколько словъ. Затѣмъ онъ, по желанію короля, будетъ представленъ ея величеству королевѣ и принцессамъ, — продолжали дальше громкоговорители.

— Я очень радъ, что мнѣ удалось побить рекордъ на англiйской машинѣ. Чувствую себя великолѣпно. Да здравствует король! Да здравствуетъ старая Англія!

Буря овацій потрясла воздухъ. Поднявъ на руки новаго чемпiона, друзья качали его около вышки. Тэди радостно улыбался.

Вдруг, прежде чѣмъ онъ успѣлъ подойти къ королевской трибунѣ, надъ аэродромомъ нависла внезапная тишина. Гулко, ясно, такъ, что было слышно даже дыханіе диктора, громкоговорители разносили надъ толпой.

— Вниманіе! Всѣмъ! Всѣмъ! Сегодня, 18 сентября въ 17 часовъ германскія зскадриліи перелетѣли границу и бомбардировали промышленные центры страны. Французская авіація вылетѣла навстрѣчу. Послѣ упорнаго боя германо-італьянскія эскадриліи повернули обратно. Правительство его величества короля Англіи рѣзко протестовало противъ новой агрессіи и предъявило ультиматумъ, который былъ отвергнут германскимъ правительствомъ его величества короля.

Англія и ея союзники, считаютъ, что только вооруженное сопротивленіе можетъ положить конецъ агрессіи Германія. Всѣ попытки повліять мирнымъ путемъ на Берлинъ окончились неудачей.

Англія всегда стояла за миръ и отстаивала дѣло мира! Но теперь она, не боясь угрозы, готова отвѣтить ударомъ на ударъ. Да здравствуетъ король! Да здравствуетъ Англія!

Громкоговоритель замолкъ. Нѣсколько минутъ продолжалось гробовое молчаніе. Затѣмъ раздался неистовый ревъ толпы, въ которомъ потонули звуки гимна и отдѣльныя слова спикера

— Вниманіе и спокойствіе! Англія готова... Англія отразитъ... Вмѣстѣ съ союзниками... Всѣ — подъ знамена! Врагъ не знаетъ пощады... Боже, храни Англію и ея короля!...

ОБСТАНОВКА.

Въ серединѣ августа атмосфера въ Европѣ была еще болѣе накалена, чѣмъ въ мартѣ этого года.

Создавъ Великую Германію и укрѣпивъ свои позиція въ средней Европѣ, Берлинъ, наконецъ, рѣшилъ окончательно разрѣшить колоніальную проблему, столь важную для имперіи. Но прежде, чѣмъ выступить съ какими-либо требованіями къ Англіи, онъ рѣшилъ уничтожить польскій коридоръ и получить на Востокѣ границы 1914 года. Началась кампанія противъ Польши, но на этотъ разъ Берлинъ встрѣтилъ неожиданное сопротивленіе.

Заработали бѣшенымъ темпомъ дипломаты. Франція и Англія дали Польшѣ гарантіи, а затѣмъ заключили съ нею союзъ.

Всѣ взоры міра обратились на Востокъ. Что скажетъ и на чью сторону выступитъ СССР.

Повелась закулисная война. Москва вела переговоры сь западными державами относительно заключенія союза въ случаѣ новой агрессіи въ Европѣ. Въ Москву пріѣхала даже военная делегація этихъ государствъ, но въ послѣдній моментъ Берлинъ предложилъ Москвѣ договоръ о ненападеніи, въ результатѣ котораго СССР и Германія отказываются въ будущемъ отъ разрѣшенія конфликтовъ оружіемъ. Заключеніе этого договора вызвало смятеніе въ Англіи и Франціи, тѣмъ не менѣе, онѣ рѣшили исполнить свои обязательства по отношенію къ Польшѣ. Въ теченіи двухъ недѣль Англія предпринимала всѣ шаги, чтобы предотвратить катастрофу. Тѣмъ не менѣе Берлинъ не отступалъ отъ своихъ требованій.

Наступило 28 августа. Волна растерянности прокатилась надъ Европой. Въ газетахъ появились заголовки о томъ, что въ ночь съ 28-го на 29-е вся сѣть автострадъ Германіи, Словакіи закрыта для частнаго движенія. Лишь особенно пронырливымъ корреспондентамъ газетъ удалось установить, что по автострадамъ движутся непрерывныя колонны автомобилей съ войсками, направляясь на востокъ къ границамъ Польши.

Съ утра 29-го надъ территоріей III Рейха были пріостановлены всѣ полеты иностранныхъ и частныхъ пилотовъ. На мѣстахъ скрещенія желѣзныхъ дорогъ съ автострадами шторы на окнахъ вагоновъ опускались, не разрѣшалось выходить на площадки безъ сопровожденія поѣздной прислуги.

Опытный глазъ могъ уловить причины этихъ строгостей, — по желѣзнымъ дорогамъ двигались воинскіе поѣзда, узловыя станціи были забиты эшелонами. Второе бюро французскаго генеральнаго штаба доносило: «армія Германіи мобилизована». Въ Польшѣ происходило то же самое. На границахъ уже шли перестрѣлки между отдѣльными отрядами. Въ Данцигѣ вождь нац.-соц. объявилъ городъ присоединеннымъ къ III Рейху. Въ тотъ же день и въ тотъ же часъ германскія войска безъ объявленія войны перешли границы Польши въ трехъ мѣстахъ. Загрохотали орудія. Надъ Познанью, Варшавой, Крановымъ, Львовомъ появились германскіе бомбовозы. Заполыхали пожарища. Раздались стоны.

Европа притихла. Длинныя очереди появились у кіосковъ газетъ. Сверстанные номера въ типографіяхъ неподвижно лежали въ машинахъ съ квадратомъ пустого мѣста посерединѣ. На столахъ были заготовлены крупные заголовки. Ждали рѣшенія великихъ державъ коалиціи. Разносчики спали у воротъ типографій.

Только черезъ два дня французскіе и англійскіе послы вручили въ Берлинѣ рѣзкую ноту-ультиматумъ съ требованіемъ немедленно прекратить военныя дѣйствія противъ Польши и отозвать войска. Берлинъ не удостоилъ даже отвѣтомъ. Послѣ потребовали паспорта.

Надъ Европой снова загрохоталъ громъ войны.

ИЗЪ ЗАПИСОКЪ ФЕЛЬДМАЙОРА ФУКСА.

17 ч. 45 м. — 19 ч. 00 м.

8 октября.

...Я очень хорошо помню этотъ моментъ. Время приблизилось къ восемнадцати часамъ. Къ генералу явился съ докладомъ начальникъ штаба. По сухому породистому лицу фонъ Беткова я видѣлъ, что что-то неладно. Но то, что я услышалъ, превзошло всѣ мои ожиданія такъ хорошо задуманный и тщательно подготовленный ударъ не далъ ожидаемыхъ результатовъ. Я до сихъ поръ не понимаю, какъ это могло произойти; англичане и французы встрѣтили насъ далеко отъ своихъ границъ въ воздухѣ. Самый элементарный подсчетъ говорилъ, что на обнаруживаніе нашихъ частей, передачу сообщеній отъ передовыхъ постовъ къ аэродромамъ и подъемъ воздушныхъ эскадръ, даже если бы они находились въ полной боевой готовности, противникамъ нужно было-бы не меньше восьми-двѣнадцати минутъ. За это время наши головныя части могли бы уже углубиться на сотню километровъ вглубь вражеской территоріи. А въ дѣйствительности мы были встрѣчены эскадрами истребителей надъ Сѣвернымъ моремъ. Значитъ, когда мы подымались въ воздухъ, они были уже предупреждены и ждали насъ. Они знали о нашемъ вылетѣ. Значитъ, насъ предали. Иначе это объяснить нельзя. Повидимому, какой-нибудь агентъ Интеллидженсъ-Сервисъ, вооруженный коротковолновьмъ аппаратомъ, сдѣлалъ свое черное дѣло.

На этотъ разъ мы не послали развѣдку, чтобы не обнаружить себя, и это погубило весь замыселъ. Нн одно крупное соединеніе бомбовозовъ, посланныхъ для закупорки вражескихъ аэродромовъ, не достигло цѣли. Изъ восьмисотъ тысячъ килограммовъ бомбъ половина брошена впустую. Вторую половину, преслѣдуемые врагами бомбовозы сбрасывали для облегченія себя куда попало. Съ удивительной послѣдовательностью эта картина повторялась во всѣхъ направленіяхъ сѣверо-западномъ и юго-западномъ. Ни одной бреши. Такъ тщательно разработанный планъ былъ разрушенъ въ самомъ началѣ:

Я привыкъ видѣть фонъ Беткова во всякихъ состояніяхъ, но даже не подозрѣвалъ, что онъ можетъ такъ быстро мѣнять окраску лица. Лобъ его покрылся испариной. Я сунулся было со стаканомъ воды, по генералъ отшвырнулъ его.

По окончаніи доклада начальника штаба, фонъ Бетковъ, не оборачиваясь, крикнулъ:

— Приказъ.

Я едва успѣвалъ стенографировать:

«Всѣмъ соединеніямъ, входящимъ въ первый эшелонъ второй волны, быть готовыми къ вылету въ двадцать одинъ часъ сегодня 3 сентября. Въ воздухъ вывести девятьсотъ бомбовозовъ со всѣми сопровождающими частями...»

Фонъ Бетковъ на минуту задумался и рѣшительно продолжалъ:

— Третьей сводной эскадрѣ быть готовой къ вылету въ 22 часа...

Здѣсь его перебилъ начальникъ штаба.

— Генералъ, сроки готовности должны быть пересмотрѣны. Противникъ можетъ насъ опередить. Мы уже убѣдились...

Но фонъ Бетковъ не сталъ слушать. онъ бросилъ взглядъ на часы:

— Я даю вамъ меньше трехъ часовъ, чтобы подготовить къ вылету тысячу пятьсотъ тяжелыхъ машипъ. Обогнать насъ не могутъ.

Начальникъ штаба замѣтилъ:

— Но...

Фонъ Бетковъ сказалъ уже совсѣмъ непріязненно:

— У васъ есть основаніе думать, что я ошибаюсь.

— Здравый разсудокъ, наше превосходительство...

— Генералъ, прошу основаній. Понимаете — основаній. Развѣдка дала что-нибудь новое?

— Воздушная развѣдка прилагаетъ всѣ усилія къ выясненію обстановки, но несетъ напрасныя жертвы. Проникнуть въ расположеніе противника не удается. Агентурная развѣдка работу почти прекратила.

Фонъ Бетковъ раздраженію перебилъ:

— Значитъ, ничего новаго. Реальнымъ остается только ихъ планъ развертыванія, лежащій передъ нами. Тогда я все-таки предпочитаю ночь. Сравните сроки, и вы увидите, что они не успѣютъ подняться въ воздухъ, какъ будутъ стерты съ лица земли, — упрямо повторилъ онъ и продолжалъ диктовать.

Начальникъ штаба стоялъ на своемъ: сроки вылета должны быть сокращены. Фонъ Бетковъ диктовалъ, не слушая его. Когда проектъ приказа былъ готовъ, онъ связался по прямому проводу съ главной квартирой. Фонъ Бетковъ доложилъ свой проектъ и возраженія начальника штаба дежурному генералъ - квартирмейстеру. Старикъ нервничалъ въ теченіи тѣхъ пятнадцати минутъ, въ теченіи которыхъ ставка обсуждала положеніе.

Черезъ четверть часа пришелъ отвѣтъ. Приказъ утверждается съ перенесеніемъ всѣхъ сроковъ на одинъ часъ раньше. Это было нѣкоторой уступкой авторитету начальника штаба, хотя значительно меньшей, чѣмъ онъ хотѣлъ.

По плану внезапнаго нападенія на Британскіе острова и Францію, задача германскихъ воздушныхъ силъ сводилась къ нанесенію ошеломляющаго удара ей въ трехъ направленіяхъ Англійскіе промышленные центры и Лондонъ, базы флота и Французскіе промышленные центры, Парижъ. Операцію на сѣверѣ для бомбардировки шотландскихъ острововъ, главной базы флота, пришлось отложить вслѣдствіе неполной готовности флота. Операція въ южномъ направленіи, въ сѣверной Африкѣ, была отложена изъ за необходимости сосредоточенія максимальныхъ силъ на главныхъ фронтахъ. Главнымъ направленіемъ, порученномъ особенному вниманію воздушной арміи, было юго-западное,— прорывъ фронта въ Альпахъ. Однако, неудавшаяся внезапность обоихъ эшелоновъ, нашей первой волны налета смѣшала наши карты.

Теперь фонъ Беткову было предложено во что бы то ни стало парализовать дѣйствія французской авіаціи на южномъ направленія и сосредоточить всѣ усилія бомбардировочной авіаціи на французскихъ коммуникаціяхъ, чтобы задержать сосредоточенія армій и резервовъ. Къ этому въ основномъ и сводились указанія фонъ Беткова, данныя начальнику штаба.

Въ заключеніе генералъ приказалъ:

— Къ полуночи вы разработаете точныя заданія по бомбардировкѣ наиболѣе крупныхъ населенныхъ пунктовъ пограничной зоны.

Начальникъ штаба еще разъ нерѣшительно оказалъ:

— Сроки, сроки, ваше превосходительство. Я имѣю всѣ основанія думать, что...

Фонъ Бетковъ только пожалъ плечами и всталъ, въ знакъ того, что разговоръ оконченъ.

ВЪ ШТАБЪ ГЕН. МАККОЛЬМА.

Съ трудомъ пробравшись на машинѣ къ воротамъ аэродрома, капитанъ Уйтлей помчался прямо въ штабъ королевскихъ воздушныхъ силъ.

Тамъ онъ засталъ напряженную нервную обстановку: гудѣли телефоны, съ грохотомъ уносились въ разныя стороны мотоциклисты. Найдя своего начальника, сѣдого генерала, прославившагося въ войнѣ, какъ опытный храбрый летчикъ, капитанъ Уйтлей получилъ приказаніе немедленно отправиться на главный аэродромъ, гдѣ сосредотачивались эскадры

Здѣсь онъ засталъ уже Макъ Скотта и остальныхъ летчиковъ. Изъ широко открытыхъ воротъ подземныхъ ангаровъ и по лифтамъ съ подземныхъ лились непрерывнымъ потокомъ выкатываемыя на поле машины. Съ дальняго угла аэродрома подъ ревъ моторовъ поднялось восемь эскадрилій истребителей, образовавшихъ завѣсу въ случаѣ неожиданнаго налета вражескихъ аэроплановъ.

Сотня членовъ добровольныхъ вспомогательныхъ отрядовъ заливали бензинъ, снаряжали пушки и пулеметы, закладывали въ крылья кислородные брикеты. Суетились врачи и санитаіры, провѣряя походныя аптечки. Особыя команды слѣдили за тѣмъ, чтобы было погружено необходимое продовольствіе для экипажей воздушныхъ судовъ.

Капитанъ Уйтлей провѣрилъ свою эскадрилью и пошелъ въ столовую, чтобы закусить. Тамъ ему вручили приказъ изь штаба: его аппараты входила въ особый отрядъ, получающій «особое» заданіе. Рядъ другихъ эскадрилій поступалъ подъ команду начальника воздушнаго гарнизона генерала Маккольма, назначеннаго флагманомъ сводной эскадры. По его приказу всѣмъ эскадриліямъ предстояло въ кратчайшій срокъ произвести сосредотачиваніе на указанныхъ имъ аэродромахъ. Десятью минутами позже капитанъ Уйтлей получилъ приказаніе сдать командованіе и немедленно прибыть въ штабъ эскадры. Онъ прикомандировался къ флагману.

Уйтлей былъ радъ такому назначенію: передъ нимъ пройдетъ вся операція, онъ будетъ самъ въ центрѣ управленія. Но въ то же время было тяжело разставаться съ эскадриліей, особено грустно покидать Макъ Скотта. Сумѣетъ ли будущій его начальникъ направить темпераментнаго Макъ Скотта въ нужную сторону?

Однако размышлять некогда. Уйтлей торопился въ штабъ эскадры. Онъ на ходу попрощался съ Макъ Скоттомъ, тотъ смущенно улыбаясь попросил:

— Можетъ быть, Артуръ, ты увидишь въ штабѣ кого-нибудь изъ десантной дивизіи. Тамъ должна быть Элленъ. Передай привѣтъ...

Хотѣлось выскочить изъ машины и обнять этого крѣпкаго великана. Но автомобиль рванулся впередъ, и Макъ Скоттъ остался за дымкой пыли. Уйтлей не разслышалъ его послѣднихъ словъ.

По дорогѣ онъ подхватилъ О’Коннеля. Тотъ тоже спѣшилъ въ штабъ. Его стопятидесятый полкъ истребителей былъ выдѣленъ въ особый резервъ штаба арміи.

Искоса глядя на пріятеля, Уйтлей любовался его спокойствіемъ, Вылѣзая изъ автомобиля, О’Коннель дѣловито бросилъ:

— Если столкнешься въ штабѣ съ кѣмъ - нибудь изъ десантной дивизіи, передай привѣтъ... Генералу и...

Хотя голова капитана Уйтлей и была занята совсѣмъ другимъ, все - же мелькнула мысль: «Теперь я понимаю почему Макъ Скоттъ такъ сердился при видѣ О’Коннеля. Но кого предпочитаетъ Элленъ?..»

ЭСКАДРА ОСОБАГО НАЗНАЧЕНІЯ.

Генерала Маккольма капитанъ засталъ въ штабѣ передъ собравшимися командирами эскадрилій.

Флагманъ вкратцѣ обрисовалъ создавшуюся обстановку и общую задачу королевскихъ воздушныхъ силъ.

— Безусловно съ минуты на минуту нужно ожидать налета германскихъ бомбовозовъ на центры нашей страны. Отраженіемъ этихъ атакъ займутся истребители и зенитная артиллерія. Наша задача совсѣмъ другая. Мы должны нанести внезапный ударъ по самымъ чувствительнымъ мѣстамъ врага. Необходимо максимально облегчить положеніе Французской арміи на линіи Мажино. Эскадры бомбовозовъ будутъ держать подъ ударомъ желѣзнодорожныя и автомобильныя магистрали для воспрепятствованія переброски противника. Развертываніе авіаціи необходимо произвести съ такой стремительностью, чтобы ея контръ - ударъ былъ неожиданнымъ для противника, несмотря на то, что онъ является стороной нападающей и, несомнѣнно, приготовился къ нашимъ контръ - мѣрамъ. Возможно, что при всей секретности, сроки, предусмотрѣнные нашими мобилизаціонными планами, извѣстны противнику. Поэтому, при подготовкѣ своего налета и отраженія нашихъ дѣйствій, необходимо будетъ оріентироваться не на эти сроки. Мы должны опередить самихъ себя въ два, три раза.

— ...Поэтому, — продолжалъ дальше генералъ, — я буду вамъ сейчасъ называть сроки болѣе короткіе, нежели тѣ, что предусмотрѣны въ боевомъ планѣ. Можетъ быть они покажутся чрезмѣрными, но мы должны ихъ выполнить. На мою эскадру ложится очень важная задача... Быстроходные бомбовозы должны быіь использованы, со всей возможною эффективностью. Ударъ нужно нанести по такимъ тыламъ противника, которые онъ считаетъ неуязвимыми.

Для этого:

Въ 19 часовъ штурмовыя части вылетаютъ для атаки аэродромовъ истребителей противника, расположенныхъ на пути слѣдованія моихъ главныхъ силъ.

Въ 19 ч. 10 м. вылетаютъ легкіе бомбовозы подъ охраной 86-й и 87-й эскадриліи истребителей. На нихъ лежитъ уничтоженіе матеріальной части противника на аэродромахъ, атакованныхъ штурмовиками. Одновременно вылетаетъ развѣдка эскадры.

Въ 19 ч. 20 м. вылетаютъ главныя силы эскадры въ трехъ группахъ; первая колонна, въ составѣ двухсотъ сорока X. Л. Д., вторая колонна въ составѣ шестидесяти X. Л. Д., третья колонна въ составѣ трёхсотъ шестидесяти X. Л. Д.

Колонны слѣдуютъ общимъ курсомъ на Амстердамъ. Цѣль — привлечь сюда вниманіе противника. Если германское командованіе не приложитъ усилій къ защитѣ столицы и территоріи, которая безусловно будетъ использована, какъ плацдармъ для войны противъ Англіи и Франціи, мы только выиграемъ этимъ. Съ перваго же дня создадутся немалыя тренія.

Но Амстердамъ намъ не нуженъ. Надъ Альмело между Мепеномъ и Ольденбургомъ эскадра ложится на новый курсъ — къ Берлину.

Произнеся эти слова, Маккольмъ замѣтилъ движеніе среди командировъ. Кое - кто переглянулся.

— Амстердамъ останется къ югу отъ пути нашего слѣдованія. Вѣроятно противникъ сосредоточитъ всѣ силы на пути полета эскадры — столицу Германіи онъ даромъ не отдастъ. Это эскадрѣ и нужно. Прежде чѣмъ наткнемся на сопротивленіе непосредственной обороны центра, группы раздѣляются. Это должно произойти надъ городомъ Зальцведель. Вотъ здѣсь, сѣверо - восточнѣе Ганновера. Первая колонна будетъ продолжать полетъ къ Берлину, и ей придется принять на себя ударъ, предназначенный всей эскадрѣ.

Ея задача — отвлечь на себя силы противінка. Чѣмъ дольше удастся создать впечатлѣніе, что она является авангардомъ нашихъ главныхъ силъ, движущихся къ Берлину, тѣмъ лучше для эскадры, для нашей основной задачи. Первая группа имѣетъ небольшое количество мелкихъ бомбъ для демонстрацій. Весь тоннажъ используется подъ огневые припасы оборонительнаго вооруженія.

Одновременно со своей основной задачей на всемъ пути совмѣстнаго слѣдованія эта колонна несетъ крейсерское охраненіе главныхъ силъ.

Вторая колонна надъ Зальцведелемъ мѣняетъ направленіе на юго - востокъ, — вотъ такъ. Это даетъ намъ возможность нѣкоторой скрытности маневра, хотя къ тому времени мы уже будемъ на территоріи противника и насъ, вѣроятно, откроютъ. Сопротивленіе будетъ отчаянное, но чего бы намъ не стоило, мы должны пробиться къ району Фюртъ - Нюренбергь.

На фотографическихъ крокахъ «19 Н-6исъ» вы видите этотъ районъ въ крупномъ масштабѣ. На каналѣ, соединяющемъ Дунай и Майнъ, нѣмцами созданъ гигантскій военно - промышленный центръ, питающійся энергіей, такъ называемой «централи Гитлера», использующей воды обѣихъ рѣкъ. Здѣсь одинъ изъ главныхъ центровъ Германіи. Одна изъ главныхъ базъ питанія арміи. Производство вооруженій, броневыхъ машинъ, танковъ, аэроплановъ. Ниже по Майну вы видите Бамбергъ — здѣсь созданъ величайшій въ мірѣ военно - химическій центръ: взрывчатыя вещества и газы. Наша задача лишить германскую армію самаго мощнаго изъ ея военно - промышленныхъ узловъ.

Маккольмъ говорилъ ясно и спокойно.

— Вторая колонна, — продолжалъ онъ, — въ составѣ шестидесяти машинъ бомбардируетъ плотину водохранилища у «централи Гитлера». Успѣшность бомбардировки обезпечить затопленіе всего района, Фюрта и Бамберга. Триста шестьдесятъ машинъ третьей колонны бомбардируют главные военно - промышленные центры Фюрта и Нюренберга. Оборонительная обстановка противника изложена въ этой сводкѣ. Непосредственную развѣдку мы должны обезпечить себѣ сами. Я не хочу идти на операцію съ завязанными глазами, но открывать направленіе своего движенія ранней посылкой развѣдки тоже было бы вредно. Не нужно мнѣ васъ предупреждать, что противникъ очень силенъ и подвиженъ.

Маккольмъ изъ подъ бровей посмотрѣлъ на присутствующихъ. Командиры эскадрилій дѣлали отмѣтки на своихъ картахъ. Лица были сосредоточены. Генералъ искалъ въ нихъ признаковъ волненія — ихъ не было. Спокойствіе и увѣренность.

«Точно мы летимъ на маневры,» — подумалъ Маккольмъ, и наклоняясь къ генералу Спенсери, въ полуголосъ сказалъ:

— Ты, старина, будешь при первой колоннѣ. Ей можетъ прійтись очень трудно. Нужна крѣпкая воля. Я на тебя надѣюсь, старый товарищъ.

Спенсери молча кивнулъ.

— Генералъ Спенсери станетъ во главѣ первой колонны, — сказалъ Маккольмъ и посмотрѣлъ на часы. — Господа, до вылета развѣдки осталось тридцать двѣ минуты.

Одинъ за другимъ уходили командиры эскадрилій. Около Маккольма остался только генералъ Спенсери, спокойный, разсудительный, умѣющій сохранить хладнокровіе въ самыхъ трудныхъ обстоятельствахъ. Человѣкъ съ желѣзной волей и необыкновеннаго напора. Всѣ знали о симпатіяхъ Маккольма къ Спенсери. Капитанъ Уйтлей видѣлъ, что теперь, поставивъ своего друга въ наиболѣе трудное мѣсто, командующій эскадрой хочетъ на лишнюю минуту задержать его.

Закончивъ указаніе, Маккольмъ особенно тепло спросилъ Спенсери:

— Ты увѣренъ въ себѣ? Тебѣ досталось жаркое мѣсто.

— Ну, что ты! — спокойно усмѣхнулся Спенсери. — У меня возни будетъ меньше. Я буду здѣсь раньше тебя.

— Прощай, — оказалъ Маккольмъ. — Я вѣрю тебѣ, дружище!

— Сдѣлаю, что могу, — бросилъ Спенсери, прикладывая руку къ козырьку фуражки. Уйтлей увидѣлъ его крутой, гладко стриженный затылокъ.

ОСОБЕННОСТИ АППАРАТОВЪ ГЕН. МАККОЛЬМА.

Теперь будетъ умѣстно остановиться на нѣкоторьх особенностяхъ аэроплановъ Х.Л.Д., входящихъ въ составъ эскадры генерала Маккольма.

Конструкція Х.Л.Д. имѣла нѣкоторые принципіальные отличія отъ бомбовозовъ, имѣвшихся въ распоряженіи нѣмцевъ и даже американцевъ.

Главной особенностью Х.Л.Д. была замѣна бензинового мотора, паровой турбиной.

Къ тому времени восемьдесятъ процентовъ всѣхъ авіаціонныхъ средствъ міра были снабжены бензиновыми двигателями обычнаго четырехтактнаго цикла. Лишь четырнадцать процентовъ имѣли на борту нефтяные двигателя съ зажиганіемъ отъ свѣчи или самовоспламененiемъ смѣси. Изъ этихъ четырнадцати процентовъ одиннадцать принадлежали нѣмцамъ, а два американцамъ.

Конструкторы III Рейха съ наибольшимъ упорствомъ проводили опыты созданія авіаціоннаго дизеля. Нельзя сказать, чтобы только эта страна нуждалась въ освобожденіи своего воздушнаго флота отъ «бензиновой зависимости». Почти въ такомъ же положеніи была Франція и Италія, не имѣющія своей нефти.

Но никто такъ не боролся за эмансипацію военныхъ воздушныхъ силъ и за снабженіе ихъ двигателями, способными работать на грубыхъ сортахъ топлива, какъ нѣмцы. Эта борьба развивалась сначала по линіи изученія тяжелыхъ погоновъ нефти. Затѣмъ желудокъ мотора сталъ приспосабливаться къ поглощенію жидкихъ синтетическихъ топливъ.

Настоятельная необходимость экономіи горючего диктовалась необезпеченностью, съ военной точки зрѣнія, Германіи въ отношеніи нефти. Ей нужно было во время войны имѣть 18 милліоновъ тоннъ жидкаго горючаго въ год. Ввозъ нефти изъ Румыніи не великъ. Сама Германія производитъ всего около 2 милліоновъ тоннъ. Командованiе потребовало отъ химической промышленности покрытіе дефицита производствомъ бензина изъ каменаго угля. Но для этого понадобилось бы истребить на перегонку 65　миллiоновъ тоннъ антрацита, т.е. половину всего, что имѣла Германія въ цѣломъ. 50 процентовъ угля пришлось бы изъять изъ хозяйственнаго оборота страны или замѣнятъ　 его иными видами топлива. Это не подъ силу германскому хозяйству

Опытъ добыванія бензина изъ бурыхъ углей показалъ, что ихъ нужно втрое больше, чѣмъ антрацита. Для добыванія этого сырья пришлось бы опустить въ шахты пятьсотъ тысячъ новыхъ углекоповъ, — а это цѣлыхъ 15 армейскихъ корпусовъ. Этого тоже Германія не могла сдѣлать.

Пришлось итти по пути лихорадочнаго накапливанія импортной нефти. Съ другой стороны велись усиленныя работы по созданію двигателей, способныхъ работать на беззольной каменноугольной пыли.

Процессъ освобожденія отъ бензиноваго мотора ко времени открытія военныхъ дѣйствій былъ законченъ въ германской тяжелой авіаціи. Наиболѣе прожорливые типы аэроплановъ — бомбовозы — были переведены на синтетическое горючее, могущее поставляться химической промышленностью преимущественно за счетъ внутреннихъ рессурсовъ сырья. Если считать вѣрнымъ данныя германскаго командованія о томъ, что къ моменту конфликта въ рядахъ его бомбардировочной авіаціи находилось всего 2100 машинъ съ общей мощностью моторовъ въ 7.200.000 лошадиныхъ силъ, то каждый часъ полета бомбовоза отнималъ бы изъ мобилизаціонныхъ запасовъ имперіи 1140 тоннъ нефти. Если принять во вниманіе, что средняя суточная работа его въ первые дни войны должна достигнуть небывалой цифрой въ 9 часовъ, то 800 цистернъ нефти въ сутки нужно для одного бомбовоза.

Благодаря переводу бомбовозовъ на топливо, не являющееся погонами нефти, запасы послѣдней могли быть использованы для авіаціи истребителей, требовавшей суточнаго расхода 5000 тоннъ.

По совершенно иной принципіальной линіи развитія моторовъ тяжелыхъ аэроплановъ пошли англійскіе конструкторы.

Одному изъ заводовъ удалось удачно использовать силовую установку на аэропланѣ большого тоннажа. Смѣлый переводъ на длинные валы передачъ сдѣлалъ возможнымъ отказъ отъ установки многихъ моторовъ. Можно было перейти къ одному двигателю большой мощности и передавать его энергію пропеллерамъ, отнесеннымъ на любое разстояніе въ крыльяхъ. Это имѣло значительныя аэродинамическія и тактическія преимущества. Оставалось найти такой двигатель, который при небольшомъ удѣльномъ вѣсѣ позволялъ бы сосредоточить высокую мощность и былъ бы достаточно компактнымъ.

Выходомъ явилась паровая турбина. Отдача ея росла за счетъ повышенія оборотовъ. Критическое число, лимитированное прочностью матеріаловъ съ примѣненіемъ такъ называемыхъ агатовыхъ сталей, возросло необычайно. Возможность отдаленія отъ турбины котла и конденсатора позволяло разнести всю установку по аэроплану такъ, что его лобовое поперечное сѣченіе опредѣлялось лишь габаритами человѣка и вооруженія.

Кромѣ этихъ, если можно выразиться, «аэродинамическихъ» преимуществъ турбины, она открывала передъ аэропланомъ и совершенно новыя перспективы высоты. Отпадала проблема поддерживанія въ камерѣ сгоранія двигателя какого - то минимальнаго давленія, могущаго сохранить ему расчетную мощность. Необходимость наддува и производящихъ его сложныхъ двухъ и трехступенчатыхъ нагнетателей отпала. Двигатель пересталъ «задыхаться». Интенсивность генераціи пара была постоянной, не зависящей отъ высоты и быстроты полета.

Послѣднимъ очень важнымъ преимуществомъ паровой турбины являлась возможность использовать тяжелое нефтяное топливо повышенной теплотворной способности, достигаемой путемъ прибавленія нѣкоторыхъ химическихъ веществъ.

О томъ, какое значеніе имѣло примѣненіе тяжелаго топлива по сравненію съ бензиномъ, можно судить по тому, что полезная емкость новаго топлива, какъ продукта производства, относится къ полезной емкости прежняго авіационнаго бензина, какъ 1 къ 3,5.

Боевое значеніе новаго топлива по сравненію съ бензиномъ заключалась еще въ томъ, что опасность пожара отъ попаданія снаряда или пули въ бакъ была сведена до минимума. А пожаръ отъ удара при паденіи, столь обычное явленіе въ авіаціи, былъ почти исключенъ.

Аппараты Х.Л.Д., благодаря удобному и компактному расположенію турбины и пропеллеровъ, пріобрѣтали повышенную боеспособность. Это потому, что каждое орудіе, каждый пулеметъ получалъ значительно большій обстрѣлъ, с другой — присутствіе на борту Х.Л.Д. такого мощнаго источника энергія, какъ генераторъ пара. Всѣ манипуляціи по перемѣщенію пулеметовъ и пушекъ были возложены на серводвигатели, получавшіе питаніе отъ центральной динамо - машины.

Вооружены Х.Л.Д. были пулеметами въ 14 милиметровъ калибра, а въ носовыхъ и хвостовыхъ башняхъ имѣли орудiя въ 55 милиметровъ. Скорострѣльность пулеметовъ была доведена до двухъ тысячъ выстрѣловъ въ минуту, пушки выбрасывали 700 снарядовъ.

Экономичность турбинъ позволяла повысить дальность полета, доведя ее до трехъ съ половиной тысячъ километровъ при полной нагрузкѣ бомбъ въ тысячу двѣсти пятьдесятъ килограммовъ вѣсомъ.

Даже при этой нагрузкѣ машины сохраняли очень высокую крейсерскую скорость на боевой высотѣ. При этомъ посадочная скорость не превышала сорока пяти километровъ

Практическій потолокъ Х.Л.Д. былъ четырнадцать тысячъ метровъ.

Со сравненію съ бомбовозами прежнихъ типовъ, Х.Л.Д. представляли машины, дающія летчику массу преимуществъ надъ противникомъ. Ихъ конструкціи хранились въ большой тайнѣ, а чтобы ввести противника въ заблужденіе, нѣсколько разъ въ англійскихъ газетахъ бывали сообщенія о неудачѣ, постигшей изобрѣтателей турбины.

ПЕРВАЯ СВОДКА.

Вступивъ вь обязанность офицера связи, Уйтлей прошелъ въ операціонное отдѣленіе штаба. Тамъ только что получили сводку военныхъ дѣйствій за послѣдніе часы.

Обстановка была слѣдующая на 8-е сентября.

Въ 16 ч. 50 м. береговые посты наблюденія обнаружили приближеніе противника. Въ 17 ч. первые германскіе аэропланы показались надъ Британскими островами.

Въ 17 часовъ 01 мин. начался воздушный бой между англійскими истребителями и германской эскадрой.

Въ 17 ч. 30 мин. послѣдній непріятельскій аэропланъ первой волны ушелъ на востокъ.

Бъ 17 ч. 34 м. англійскіе истребители прорвали охраненіе противника и вошли въ его расположеніе и, соединившись съ эскадрой французскихъ легкихъ бомбовозовъ и штурмовиковъ, подавили противовоздушную оборону.

Въ 18 ч. 20 м. послѣ тщательной развѣдки, донесшей свои наблюденія съ разстоянія свыше 300 клм., вылетѣли первыя соединенія тяжелой французской авіаціи, предназначенной для бомбардированія транспортныхъ магистралей германской прифронтовой полосы.

Не успѣлъ капитанъ Уйтлей прочесть сводку, какъ въ 19 ч. было получено новое сообщеніе о томъ, что Французская авіація понесла первыя серьезныя жертвы при возвращенiи эскадры бомбовозовъ во Францію. Она была отрѣзана вражескими истребителями и, пробиваясь съ боемъ въ свое расположеніе, эскадра понесла очень тяжелыя потери.

Пробило 19 часовъ. Съ аэродромовъ поднялись первые штурмовики эскадры Маккольма.

ПОЛЕТЪ ШТУРМОВИКОВЪ.

Капитанъ Уйтлей получалъ черезъ каждыя пять минуть подробныя донесенія отъ начальника эскадры штурмовиковъ, полковника Гордона.

Онъ шелъ сейчасъ надъ Нѣмецкимъ моремъ на высотѣ семи тысячъ метровъ, и до сихъ поръ ему удалось обмануть бдительность противника. Обогнувъ Голландію съ сѣвера, надъ территоріей Германіи, онъ пошелъ лощинами, долинами рѣкъ и прогалинами въ лѣсу, иногда на высотѣ не болѣе десяти - двѣнадцати метровъ, обратно на западь. По донесеніямъ выходило, что все вниманіе противовоздушной обороны противника сосредоточилось на легкихъ бомбовозовъ, поднявшихся за штурмовиками черезъ десять минутъ. Ихъ командиръ доносилъ, что онъ идетъ на высотѣ около шести тысячъ метровъ. Когда эта эскадрилья только что вошла въ зону дѣйствія зенитныхъ батарей противника, расположенныхъ близъ территоріи Голландіи, аэродромы нѣмцевъ, предназначенные для авіаціи истребителей, подвергнулись стремительной атакѣ штурмовиковъ Гордона. Въ то же время пришло донесеніе отъ эскадры развѣдчиковъ подъ командой полковника Грина, что онъ, пользуясь большой высотой, проникъ въ тылъ противника, перелетѣвъ границу у Эммена.

Нѣмецкія эскадриліи истребителей, расположенныя близъ Голландіи, получили приказаніе подготовиться къ вылету черезъ сорокъ минутъ для сопровожденія нѣмецкой воздушной эскадры второй волны, направляющейся для бомбардировки Британскихъ острововъ.

Во время подготовки къ полету на аэродромахъ ихъ поймали эскадриліи штурмовиковъ Гордона.

Его аппараты, идущіе на брѣющемъ полетѣ, оставаясь неуязвимыми для зенитной артиллеріи, забросали аэродромы фугасными бомбами замедленнаго дѣйствія. Взрыватели бомбъ были установлены съ такимъ разсчетомъ, чтобы взрывы происходило въ сроки отъ минуты до часа и даже до двухъ. И поэтому аэродромы были недоступны, т. к. то тамъ, то здѣсь раздавались по временамъ взрывы.

Когда же первая атака удалась, то второй волнѣ гордоновскихъ штурмовиковъ пришлось значительно труднѣе. Пришедшіе въ себя отъ неожиданной атаки аэродромныя команды бросились къ зенитнымъ пулеметамъ, и во второй разъ штурмовики были встрѣчены ураганнымъ огнемъ. Неся огромныя потери, Гордонъ не оставилъ мысли вторично атаковать, но принужденъ былъ пустить въ ходъ дымовую завѣсу. Хотя она и затрудняла его собственную работу по бомбардированію аэродромовъ, но зато окончательно парализовала пулеметчиковъ на землѣ. Но кромѣ того, дымовая завѣса создала великолѣпную цѣль для идущихъ сзади легкихъ бомбовозовъ полковника Грина.

Въ этомъ первомъ столкновеніи нѣмцы проявили огромное упорство. Ихъ летчики бросались къ машинамъ, невзирая на разрывы бомбъ и пулеметный огонь штурмовиковъ. Они вытаскивали аэропланы изъ горящихъ ангаровъ. Истребители, прыгая по взрытому воронками полю, взвивались вверхъ навстрѣчу непроглядной стѣнѣ дымовой завѣсы и непрерывнымъ блескамъ взрывовъ. Многіе изъ нихъ тутъ же опрокидывались въ ямахъ, другіе подлетали, вскинутые разрывами бомбъ, и падали грудой горящихъ обломковъ. Сквозь муть дымовой завѣсы тамъ и сямъ были видны пылающіе истребители, зажженные зажигательными пулями. Но все - таки нѣсколькимъ десяткамъ нѣмецкихъ летчиковъ удалось взлетѣтъ. Съ мужествомъ они бросились въ одиночный бой съ англичанами. Нѣсколько аппаратовъ было сбито, но эта смѣлая, но безумству, попытка не принесла пользы, т. к. нѣмецкая зенитная артиллерія прекратила огонь, не желая нанести вредъ своимъ же аппаратамъ.

Послѣднюю сводку капитанъ Уйтлей получилъ уже на борту бомбовоза въ воздухѣ.

Черезъ двадцать минутъ послѣ появленія перваго англійскаго штурмовика надъ аэродромами Голландіи появились главныя силы генерала Маккольма.

19 Ч. 00 М — 21 Ч. 00 М.

Получивъ назначеніе въ штабъ эскадры, капитанъ Уйтлей разсчитывалъ имѣть много свободнаго времени и прослѣдить за ходомъ всей операціи. Но онъ не учелъ того, что впервые въ боевой обстановкѣ шестьсотъ шестьдесятъ бомбовозовъ съ приданными имъ шестьюдесятью аэропланами развѣдки, т. с. въ общемъ семьсотъ двадцать машинъ, пойдутъ подъ командой одного человѣка, что въ группахъ и колоннахъ этой воздушной армады могутъ возникнуть положенія, требующія неоднократныхъ перестроеній, а можетъ быть даже перемѣны курсовъ. И поэтому отъ офицеровъ связи потребуются огромныя усилія и внимательность.

Передъ Уйтлеемъ лежала цѣлая серія планшетовъ съ нанесенными на нихъ схемами соединеній. Онъ былъ связанъ съ пріемникомъ радіостанціи флагманскаго корабля и могъ слышать всѣ донесенія отдѣльныхъ командировъ эскадриліи. Онъ долженъ былъ, отбрасывая детали изъ этихъ донесеній, записывать только то, что относятся къ измѣненію порядковъ и строевъ въ колоннахъ и немедленно передавать ихъ генералу.

Эти обязанности, вопреки ожиданія Уйтлея, почти не оставляли ему времени на то, чтобы изрѣдка воспользоваться имѣющейся въ полу бомбовоза оптической зрительной трубой, сильныя линзы которой давали возможность видѣть на землѣ рядъ мелкихъ деталей, несмотря на высоту въ семь тысячъ метровъ.

Мѣстность, надъ которой летѣли колонны эскадры, была очень разнообразный. Вились сѣрые каналы, перемежаясь то съ желтыми квадратами полей, то съ уродливыми клинушками распашки.

Вокругъ массивныхъ корпусовъ сѣрыми пятнами намѣчались рабочіе поселки. Маленькіе нгрушечные городки соединялись полосками желѣзныхъ дорогъ. Съ жаднымъ любопытствомъ слѣдилъ Уйтлей, совершенно забывая, что внизу имѣются, вѣроятно, зенитныя батареи, аэродромы, истребители. А когда эта мысль приходила въ голову, становилась странной и почти непонятной легкость, съ какой колонны вотъ уже цѣлый часъ движутся надъ территоріей. Германіи. Эскадра безъ боя проникла почти на триста километровъ вглубь чужой страны.

Несмотря на подозрительность подобной инертности противника, главныя силы эскадры могли двигаться совершенно спокойно. Развѣдка шла впереди вѣеромъ, выдвинутымъ на пятьдесятъ километровъ. Развѣдчики летѣли патрулями на высотѣ отъ восьми до восьми съ половиной тысячъ метровъ. Они оставались почти невидимыми и неслышными. Еще нѣсколько лѣтъ тому назадъ развѣдчики были бы на такой высотѣ совершенно слѣпы и безполезны. Но благодаря развитію оптики и автоматически работающихъ фотографическихъ аппаратовъ, можно было вести дѣйствительное наблюденіе надъ пересѣкаемой мѣстностью. На обязанности летчика лежало, главнымъ образомъ, наблюденіе за окружающимъ воздушнымъ пространствомъ. При современныхъ скоростяхъ появленіе въ воздухѣ истребителей или баллонныхъ загражденій, могло быть обнаружено лишь при постоянномъ и внимательномъ наблюденіи. Та - же большая скорость и огромная высота полога дѣлала визуальное наблюденіе земли очень труднымъ. Человѣческій глазъ, даже вооруженный большой мощности оптической трубой, уже не могъ фиксировать предметы съ точностью, какая требовалась развѣдчику для раскрытія мѣстности. Для наблюденія за ней съ большой высоты имѣлся аппаратъ, состоящій изъ сложнаго агрегата демонстраціоннаго, фотосъемочнаго, и радіобильда аппаратовъ. Интересной деталью установки было примѣненіе новыхъ эмульсій, очепь чувствительныхъ къ природѣ фиксируемыхъ красокъ. Искусственныя краски дѣйствовали на эмульсію совершенно иначе, чѣмъ естественныя. Изображеніе получалось рѣзко искаженнымъ по цвѣту и сразу бросалось въ глаза. Это давало возможность открывать всякаго рода искусственныя сооруженія пли маскировку.

Черезъ восемьдесятъ секундъ послѣ спуска затвора фотографическая камера уже проектировала позитивъ на экранѣ передъ летчикомъ. Полковникъ Гринъ летѣлъ въ замкѣ своего передового патруля, непрерывно поддерживая связь съ флагманскимъ кораблемъ. Старый осторожный, опытный и внимательный летчикъ, не отрывался отъ наушниковъ радіо пріемника и былъ готовъ принять сообщеніе любого изъ двадцати патрулей своей эскадры. То, что за часъ полета надъ расположеніемъ противника ни одинъ изъ аппаратовъ не донесъ о чемъ-нибудь подозрительномъ, заставляло полковника безпокоиться. 

БАЛЛОННОЕ ЗАГРАЖДЕНІЕ.

Равнина смѣнилась пологими холмами, покрытыми мелкимъ кустарникомъ. На экранѣ по-прежнему не было признаковъ аэродрома, зенитной артиллеріи и искусственной маскировки. Гринъ зналъ, что скоро должна быть заградительная линія, базирующая на Ганноверъ. Ему было странно, что противникъ такъ хладнокровно подпускаетъ къ ней англичанъ, не попытавшись даже сбить ихъ съ маршрута. Будетъ плохо для нихъ, если эскадры прорвутся къ Ганноверу, Тогда будетъ уже поздно дать бой. Они даже не успѣютъ вступитъ въ соприкосновеніе съ главными силами.

— Ну, что-же, тѣмъ лучше для насъ, — запѣлъ онъ по старой привычкѣ, зная, что никто не услышитъ его голоса, котораго онъ такъ стыдился на землѣ. Здѣсь не кому будетъ упрекнуть его въ отсутствіи слуха. — Тѣмъ хуже для... — завелъ было онъ новую руладу, но оборвалъ на полусловѣ

Головной аэропланъ идущаго впереди патруля вдругъ стремительно повернулся вокругъ вертикальной оси. Прежде чѣмъ Гринъ успѣлъ проанализировать это движеніе, правое крыло аэроплана отвалилось и стало падать. Корпусъ со вторымъ крыломъ совершилъ еще нѣсколько безпорядочныхъ движеній и пошелъ внизъ. Въ слѣдующее мгновеніе отъ падающей машины отдѣлилось двѣ черныхъ точки и, пролетѣвъ нѣсколько десятковъ метровъ, надъ ними раскрылись парашюты.

Летчикъ его машины, слѣдуя движенію идущихъ впереди аппаратовъ головного звена, круто взялъ на себя. Развѣдчикъ взвылъ моторами и горкой полѣзъ въ облако. Въ тотъ моментъ, когда Гринъ отмѣтилъ прыжокъ второго парашютиста въ его наушникахъ зазвучалъ голосъ:

— Гринъ! Гринъ! говоритъ Д-4! говоритъ Д-4!

Это вызывалъ полковника по радіотелефону развѣдчикъ, терпящій аварію. Повидимому, третій изъ экипажа, падающей машины остался, чтобы донести.

— Гринъ! Гринъ! Слушайте! Повидимому, напоролись на тросъ загражденія. Говоритъ Д-4! Слышите?

— Слышу! Д-4! Д-4! Прыгайте, Прыгайте! Я васъ видѣлъ! Донесенiе принялъ Гринъ.

Привычнымъ движеніемъ пальцы переключили радіо на передачу телеграфомъ и стали посылать въ офиръ позывныя.

— Волна!.. Волна!.. Волна!..

А глаза не могли оторваться отъ исчезающей въ синей дымкѣ у земли падающей машины. Успѣлъ ли выскочить послѣдній? Кто былъ этотъ смѣльчакъ, въ которомъ сознаніе долга преодолѣло ужасъ смерти? Летчикъ-наблюдатель или радіотелеграфистъ? Онъ даже не сообщилъ своего имени!

Аппаратъ Грина, пробивъ облака, вышелъ подъ чистое небо. Безмѣрная яркость свѣта, незатемненнаго ни однимъ облачкомъ, ни малѣйшей туманности. Подъ аэропланомъ клубились безграничнымъ моремъ облака. Казалось, что они находятся въ непрерывномъ движеніи, точно гонимыя вѣтромъ волны мыльной пѣны, заполнившія цѣлый океанъ безъ береговъ, даже безъ горизонта. Длинной вереницей, какъ поплавки на поверхности бурливаго прибоя, то появлялись, то снова тонули аэростаты баллоннаго загражденія. Погибшій летчикъ не ошибся: десятки серебристыхъ колбасъ тянулись непрерывной чередой съ сѣвера на югъ.

Въ наушникахъ полковника Грина послышалось кряхтѣніе, потомъ отчетливый голосъ:

— Волна слушаетъ!.. Волна слушаетъ!

Это отозвался флагманскій корабль. Гринъ сообщилъ о загражденiи и, чтобы точно установить начало и конецъ его, нырнулъ подъ облака. Ему показалось, что это было начало заградительной линіи Ганновера. Объ этомъ предположеніи Гринъ сообщилъ генералу.

Собравъ десять машинъ своихъ развѣдчиковъ снова пробилъ облака. Аэростаты по-прежнему качались въ пѣнистомъ морѣ. Гринъ приказалъ атаковать ихъ.

Воспламененные зажигательными ракетами нѣсколько баллоновъ взорвались ярко-голубымъ пламенемъ. Утративъ часть своей опоры, баражъ осѣлъ. Оставшіеся аэростаты были теперь видны подъ облаками.

Этого достаточно. Гринъ не могъ задерживаться для полнаго уничтоженія баллонной завѣсы. Хотя тросовъ и не было видно, они уже не представляли опасности и не могли явиться ловушкой для главныхъ силъ.

Генералъ Маккольмъ измѣнилъ направленіе, обойдя баражъ съ сѣвера. Теперь аэростаты могли, сколько угодно, болтаться подъ облаками.

ПОЛЕТЪ МАКЪ СКОТТА.

На смѣну холмамъ, покрытымъ рѣдкой порослью, появились пятна лѣса. Въ наушникахъ капитана Уйтлей послышались позывные флагманскаго корабля. Четкимъ попискиваніемъ кто-то звалъ:

— Волна!.. Волна!..

Уйтлей оторвался отъ зрительной трубы. Въ наушникахъ запищало;

— Говоритъ Бадо... Говоритъ Бадо...

Уйтлей даже не заглянулъ въ кодъ. Эти позывные онъ зналъ хорошо. Его эскадрилья. Капитанъ невольно посмотрѣлъ въ ту сторону, гдѣ должны были быть они, летящіе на крайнемъ лѣвомъ флангѣ первой колонны. Не меньше пяти километровъ отдѣляли его отъ эскадрилiи. Уйтлей и Макъ Скоттъ не могли бы найти другъ друга въ небѣ, даже если бы промежутокъ между ними не былъ занятъ нѣсколькими десятками рябыхъ пятенъ, похожихъ на стаи рыбокъ въ свѣтломъ пруду. Макъ Скотту эти пятна казались неподвижными, потому что двигались съ той-же скоростью, что и его собственный аэропланъ. Только, когда его аппаратъ качало, пятна эти то уходили подъ крыло, то пропадали на фонѣ земли, то рѣзко проектировались на облачномъ небѣ.

Макъ Скоттъ спокойно велъ машину по проложенному курсу. Переключивъ управленіе на автопилота, онъ лишь изрѣдка поглядывалъ на компасъ, не сошла-ли курсовая черта съ нужнаго румба.

Во время полета Макъ Скоттъ испытывалъ чувство удовлетворенія, почти радость. Источникомъ ея была та-же увѣренность, какую онъ испытывалъ, купаясь въ морѣ. Макъ Скотту не нужно было прилагать никакихъ усилій для того, чтобы держаться на поверхности. Казалось, пожелай онъ тонуть, и то вода не пустить внизъ. Такое же чувство было и теперъ.

Но въ воздухѣ оно пришло не сразу. Прежде, когда онъ леталъ на большомъ бомбовозѣ, этого чувства не было. Аппаратъ былъ большимъ тѣломъ, механизмомъ, который онъ, Макъ Скоттъ, заставлялъ держаться въ воздухѣ. Не покидала мысль, что нужно быть на чеку. Внизу земля съ никогда не измѣняющей ей силой протяженія.

А когда лейтенантъ перешелъ на X. Л. Д. это чувство исчезло. Пропала мысль о томъ, что машина тяжелѣе воздуха. Ему казалось, что онъ не летѣлъ, а спокойно плылъ въ упругомъ воздушномъ океанѣ.

Немного ниже и впереди Макъ Скоттъ все время видѣлъ машину товарища съ ясной двойкой на фюзеляжѣ. Если бы не крылья она была похожа на большую уснувшую рыбу, лѣниво безъ движенія плывущую по теченію рѣки. Только смѣшная у рыбы спина. Черезъ прозрачный колпакъ средней части фюзеляжа видны движущіяся головы людей.

Внизу подъ двойкой становилось темнѣе. Гуще сдѣлался большой лѣсъ. Макъ Скоттъ съ интересомъ склонялся къ трубѣ. Ему казалось, что онъ слышетъ щебетаніе птицъ, чуетъ запахъ влажной тѣни, лежащей подъ сомкнутыми вершинами деревьевъ. Ему даже захотѣлось въ этотъ лѣсъ. Онъ давно не видѣлъ такой массы зелени.

Если бы лейтенантъ могъ спуститься на землю, онъ убѣдился бы, что лѣсъ, дѣйствительно, великъ. Вершины деревьевъ сходились, закрывая землю. Въ ихь душистой августовской тѣни было сумеречно и пахло прѣлымъ листомъ. Даже птицы, о которыхъ думалъ Макъ Скоттъ, дѣйствительно щебетали на вѣтвяхѣ. Но вдругъ цѣлая стая ихъ, снявшись съ дерева, испуганно метнулась въ сторону. Даже будучи на землѣ нужно было очень внимательно приглядѣться, чтобы понять причину испуга птицъ: зеленая масса листвы сдвинулась и стала медленно вращаться: вращалась верхушка дерева и цѣлая площадка изрѣзанной корнями земли. Дерево было только тщательно поддерживаемой маской зенитнаго орудія, пріютившагося въ тѣни. Медленно, методически вращалось орудіе, слѣдя стволовъ за невидимыми аппаратами генерала Маккольма.

ЗАГРАДИТЕЛЬНЫЙ ОГОНЬ.

Если бы посмотрѣть на этотъ большой спокойный лѣсъ сверху, можно было бы увидѣть много такихъ вращающихся деревьевъ. Подъ каждымъ изъ нихъ скрывалось зенитное орудіе. У каждаго орудія, молча и въ напряженномъ ожиданіи, стояла прислуга. Наводчики съ наушниками на головахъ торопливо вращали колесики горизонтальной в вертикальной наводки. Приказанія приходили съ поста командира батареи, откуда велось наблюденіе за движеніемъ эскадры.

Въ контрольной трубѣ наблюдателя разбросанныя по небу рыбки - аэропланы превращались въ машины. Можно было отчетливо разобрать ихъ очертаніе и даже опредѣлить типъ.

Прислуга у орудій, скорѣе угадывавшая, чѣмъ видѣвшая, въ небѣ, сѣрую рябь, нервничала. Солдаты удивлялись тому, что командиръ позволяетъ врагу проходитъ вглубь страны, не открывая огня. Но нѣмецкій маіоръ великолѣпно видѣлъ продвиженіе развѣдчиковъ, и, предупрежденный о движеніи колоннъ бомбовозовъ, спокойно ждалъ, пока на фонѣ рѣдкихъ облаковъ покажутся главныя силы непріятеля.

Справа ждала вторая батарея, слѣва — третья. Орудія настороженно молчали.

О грозящей колоннамъ опасности не могли на этотъ разъ предупредитъ и развѣдчика Грина. Даже зоркіе наблюдательные аппараты не обнаружили пушекъ, спрятанныхъ въ густой листвѣ.

Склоняясь время отъ времени къ окуляру трубы, Макъ Скоттъ видѣлъ все тотъ-же зеленый лѣсъ. Лейтенанту отличію думалось подъ ровное гудѣніе пропеллеровъ, когда внезапно, сразу съ нѣсколькихъ сторонъ сверкнули блестки разрывовъ и брызнули черные клочья дыма зенитныхъ снарядовъ.

Автопилотъ выключенъ. Рука на штурмвалѣ. Ухо улавливаетъ приказанія флагмана.

— Маневрировать по высотѣ, не мѣняя курса.

Руки сами реагируютъ на висящіе еще въ воздухѣ клочья чернаго дыма. Разрывы слѣдующаго залпа зенитныхъ орудій, покрывшіе то мѣсто, гдѣ только что былъ аэропланъ, остались надъ головой. Но прежде, чѣмъ Макъ Скотъ снова взялъ штурвалъ на себя, совсѣмъ рядомъ сверкнули новые разрывы. Еще и еще. Они были такъ близко, что на мгновеніе закрыли переднюю машину. Всего на мгновеніе. Но когда ихъ черные лоскутья остались позади, «двойка» сосѣда уже не занимала привычнаго для Макъ Скотта положенія. На пятьдесятъ метровъ впереди и сорокъ метровъ ниже. Круто заворачивая влѣво, безъ виража, она стремительно уходила въ сторону. Удачный снарядъ сдѣлалъ свое дѣло. Не ожидая приказанія, Макъ Скоттъ далъ обороты мотору и вышелъ на ея мѣсто. Оглядѣвшись онъ уже не нашелъ товарища среди хлопьевъ разрыва.

Скоро зона обстрѣла осталась позади. Батареи послали еще залпъ и умолкли. Собравъ донесенія эскадрильи, Маккольмъ подсчиталъ потери. Во второй и третьей колоннѣ двадцать четыре аэроплана сбиты, тридцать одинъ получили легкія поврежденія, исправляемыя въ полетѣ. Въ первой колоннѣ одинъ имѣетъ серьезное поврежденіе рулей. Это аппаратъ командира первой колонны. За нѣсколько минутъ до того, какъ нѣмцы открыли огонь, у его аппарата заѣло тросъ управленія рулемъ направленія. Пока его исправляли, летчику пришлось поневолѣ оставить строй и дѣлать непрерывный кругъ. Тутъ начался обстрѣлъ. Кружащійся аэропланъ былъ выгодной мишенью для орудій. Прежде, чѣмъ на немъ исправили поврежденiе, онъ былъ сбитъ, Генералъ Спенсери, летѣвшій въ сосѣдней съ командиромъ колонны машинѣ, успѣлъ еще замѣтить, какъ поврежденная машина, потерявъ управленіе, безпорядочными кривыми пошла къ землѣ. О безнадежности его положенія Спенсери понялъ потому, что тотъ сбросилъ сразу всѣ свои бомбы. На землѣ вспыхнули огоньки разрывовъ и взлетѣло, облачко дыма и земли. Спенсери занялъ мѣсто командира первой колонны и донесъ флагману.

Въ радіопріемѣ чувствовались какіе-то недочеты. Это нѣмцы пытались мѣшать работѣ пріемниковъ эскадры, посылая ложныя приказанія и донесенія.

Макъ Скоттъ получилъ отъ флагмана увѣдомленіе объ этой мѣшающей работѣ противника и пересталъ тратить время на расшифровку явно ложныхъ передачъ. Но все-же эти непріятельскія донесенія сыграли свою роль. Флагманъ принужденъ былъ дважды мѣнять шифръ.

АТАКА АВТОЖИРОВЪ.

Нѣтъ ничего удивительнаго въ томъ, что Макъ Скоттъ отнесся съ недовѣріемъ къ одной радіограммѣ, содержащей неразборчивыя слова, хотя подъ ней и была подпись Маккольма. Смыслъ слѣдующей радіограммы флагмана сводился къ тому, что безъ крайней надобности и безъ атаки со стороны противника аэропланамъ эскадры въ бой не вступать, ни при какихъ обстоятельствахъ не уклоняться отъ маршрута.

Если бы лейтенантъ не принялъ плохо понятую телеграмму за нѣмецкую, кто зналъ бы, что развѣдка эскадры обнаружила, что непріятельская колонна автожиро, числом въ двѣсти машинъ, поднялась выше, чѣмъ эскадра.

Зная, что боеспособность автожиро ничтожна, Маккольмъ могъ допустить лишь два варіанта: либо автожиро поднялись съ цѣлью наблюденія, либо они, взявъ курсъ на эскадру, начнутъ метать бомбы въ колонны.

Ничего этого Макъ Скоттъ не зналъ. Онъ не видѣлъ, что первая колонна Спенсери разошлась, что именно Макъ Скотту могла угрожать бомбардировка автожиро. И поэтому появленіе непріятеля слѣва и сверху было для лейтенанта неожиданностью. Макъ Скоттъ поспѣшно послалъ въ эфиръ позывные флагмана и сталъ передавать голосомъ, шифруя, сообщенія объ автожиро.

Въ наушникахъ Уйтлея зазвучалъ знакомый голосъ пріятеля. но вдругъ онъ умолкъ. Передача оборвалась. Напрасно флагманъ вызывалъ. Макъ Скоттъ нес откликался.

Въ самый разгаръ передачи Макъ Скоттъ вдругъ почувствовалъ толчокъ, и машина стала рѣзко заворачивать влѣво. При этомъ весь аэропланъ вибрировалъ такъ, что стрѣлка приборокъ прыгали, какъ въ лихорадкѣ. Двѣ изъ нихъ, показывающія обороты праваго винта, дѣлали странныя движенія. Онѣ то стремительно подскакивали на красную черточку, то рѣзко падали на 0.

Макъ Скоттъ немедленно выключилъ передачу правому винту, и черезъ секунду передъ нимъ вспыхнуло на доскѣ лампочка бортового механика. Пришло донесеніе: правый пропеллеръ выбылъ изъ строя. Совершенно оборвана одна лопасть. Это сдѣлала одна изъ бомбъ автожиро. Макъ Скоттъ былъ единственнымъ пострадавшимъ отъ ихъ нападенія. Лишившись пропеллера, его аппаратъ не могъ продолжать полетъ. Онъ рѣзко пошелъ вправо. Макъ Скоттъ лихорадочно обдумывалъ положеніе. Чтобы заставипъ машину идти прямо, онъ можетъ выключить лѣвый пропеллеръ. Можно сбросить бомбы, и планированіе будетъ болѣе пологимъ. Но бомбы должны быть сохранены. Однако было совершенно ясно, что маневрированіе и даже сохраненіе полета и высоты немыслимо.

Радіостанція Макъ Скотта приняла приказъ генерала.

— Колоннамъ расходиться, согласно боевому заданію.

Это значитъ, что эскадры достигли поворотнаго пункта, и та, съ которой долженъ идти Макъ Скоттъ, должна лечь на югъ, т. е. влѣво.

Долженъ...

Лейтенантъ прикусилъ себѣ губу такъ, что невольно вскрикнулъ. И затѣмъ:

— Донести генералу о случившемся, — приказалъ Макъ Скоттъ радіотелеграфисту.

Пока впереди идущія эскадры выполняли маневръ, Макъ Скоттъ получилъ приказъ:

— Выйти изъ строя. По собственному усмотрѣнiю найтй мѣсто для посадки...

Лейтенантъ хорошо понималъ, что этотъ приказъ есть уничтоженіе его любимаго бомбовоза. Но что дѣлать. Мысленно попрощавшись съ эскадрильей, Макъ Скоттъ оставилъ строй. Онъ съ тоской смотрѣлъ, какъ исчезаютъ вторая и третья колонны генерала. Гдѣ-то тамъ въ головѣ на флагманскомъ аэропланѣ сидитъ капитанъ Артуръ Уйтлей. онъ навѣрное уже вычеркнулъ изъ состава эскадриліи его аппаратъ. Можетъ быть, онъ даже и не подумалъ о томъ, что тройка, нарисованная на хвостѣ аппарата — это аэропланъ Макъ Скотта. Но нѣтъ. Артуръ не могъ забыть о немъ. Развѣ Арчи не былъ его другомъ.

Тутъ онъ поймалъ себя на томъ, что представлялъ себя уже покойникомъ. Ну, нѣтъ, дудки. Онъ еще посмотритъ, что изъ всего этого получится.

Между тѣмъ, первая колонна Спенсери быстро уходила на сѣверо-востокъ, и скоро послѣднія черточки ея машинъ изчезли въ затянувшемся облаками небѣ.

Макъ Скоттъ былъ уже много ниже этихъ облаковъ, скрывшихъ его товарищей. Его аэропланъ остался одинъ, совершенно одинъ надъ вражеской страной.

Стрѣлка альтиметра шла внизъ. Больше не было надобности старательно удерживать направленіе. Макъ Скоттъ снялъ затекшую ногу, и аэропланъ плавно заскользилъ къ землѣ.

Теряя высоту, лейтенантъ могъ уже безъ помощи трубы видѣть землю. Темно-синяя громада лѣса перешла въ сѣрую рябь кустарника. Дальше тянулись гряды невысокихъ холмовъ. Никакихъ строеній на нихъ не было. Но Макъ Скоттъ твердо рѣшилъ не садиться, не истративъ съ пользой бомбъ. Поэтому, придавъ машинѣ минимальный уголъ сниженія, на какомъ она тянула не проваливаясь, Макъ Скоттъ снова повелъ ее по прямой.

Отсутствие пронзительнаго свиста пропеллеровъ и монотоннаго гудѣнія моторовъ создали теперь при планированiи иллюзію полной тишины. Мягко шуршали крылья, тонкимъ голосомъ пѣлъ сафъ. Если лейтенантъ давалъ штурвал отъ себя, голосъ сафа дѣлался смѣлѣй, переходилъ на дискантъ, подбиралъ на себя, — и сафъ снова возвращался къ роковому альту.

Въ узкiй люкъ штурманской рубки просунулся безформенный комъ изъ кожи и мѣха. Сквозь запотѣвшія стекла очковъ, лейтенантъ увидѣлъ глаза штурмана

Покосившись на альтиметръ, Макъ Скоттъ замѣтилъ, что высота уже всего около четырехъ съ половиной тысячъ. Онъ откинулъ респираторъ. Штурманъ сдѣлалъ то-же и застѣнчиво улыбнулся, точно онъ быль виноватъ въ случившемся. Макъ Скоттъ поманилъ его къ себѣ.

— Гдѣ мы?

Штурманъ протянулъ планшетку съ картой.

— Какъ скверно получилось. Надо искать хорошую посадку.

Макъ Скоттъ сердито вырвалъ планшетку.

— Не въ посадкѣ дѣло. У насъ-же бомбы... Тысяча килограммъ. А съ ними въ незнакомой мѣстности... Гдѣ мы?

Штурман отмѣтилъ карандашомъ мѣсто. Лейтенантъ взглянулъ внизъ. Вдали виднѣлась желѣзнодорожная станція, внизу разстилалось ровное поле.

Самое подходящее мѣсто для спуска. Макъ Скоттъ спросилъ штурмана:

— До станціи дотянемъ? Подсчитайте.

Штурманъ взялъ счетную линейку. Бѣлая целлулоидная дощечка казалась до смѣшного маленькой м неумѣстной въ мѣховыхъ лапищахъ перчатокъ. Но умѣлые пальцы ловко оперировали. Лейтенантъ съ нетерпѣніемъ слѣдилъ за разсчетомъ.

Штурманъ о чемъ-то думалъ, глядя на карту.

— Г-нъ лейтенантъ. Если мы немножко облегчимъ машину, то можемъ дотянуть до ближайшаго городка. Прикажите опорожнить баки съ бензиновымъ масломъ. Если сбросить кое-какое оборудованіе, то наберется тонны на четыре.

Глаза Макъ Скотта заблестѣли.

— Дѣйствуйте, штурманъ.

Лейтенанту было некогда самому распоряжаться. Онъ старательно повелъ машину по линіи, прочерченной штурманомъ на картѣ.

Осторожно беря на себя штурвалъ, Макъ Скоттъ чувствовалъ, что идетъ все по болѣе и болѣе отлогому скольженію. Это экипажъ сбрасывалъ лишній грузъ.

ПОДЗЕМНЫЙ АЭРОДРОМЪ.

Темно-синей полоской тянется по гребнямъ дальнихъ пологихъ холмовъ лѣсъ, опоясывая извилистую долину. Равнина будто устланная лоскутнымъ ковромъ, пестритъ клочьями полей. Зеленые, подчасъ почти бирюзовые, желтые, какъ золото буро-сѣрые, красные, черные, клиньями, квадратами, трапеціями и ромбами слѣпились эти клочья въ яркую пестроту. Безпорядочно разбросаны по ней маленькіе, чистенькіе деревнюшки. Домики бѣлые, съ красноватыми крышами, неправильными рядами разбѣгаются вдоль улицъ. За домами зелеными грядками легли огороды. Капустные кочаны съ тугими голубыми листьями, а рядомъ темная зелень картофеля. Дальше за картофелемъ ягодные кусты. Среди нихъ чучело со старымъ цилиндромъ вмѣсто головы. Въ тихомъ предвечернемъ воздухѣ безжизненно повисли рукава стараго сюртука. Но привыкшіе къ чучелу воробьи безбоязненно лакомятся ягодами.

Вечерѣетъ. Густая тѣнь отъ забора ложится на бѣлую стѣну домика. Низкое солнце багровымъ заревомъ зажигаетъ стекла домовъ. Лучи насквозь просвѣчиваютъ домъ. Нѣтъ въ немъ ни перегородокъ, ни мебели, нѣтъ и людей. Стѣны дома изнутри неприглядныя, желтыя. По фанерѣ идутъ тонкія палки остова, и весь-то домикъ, оказывается, сдѣланъ изъ фанеры на тоненькомъ каркасѣ.

Второй домъ, третій, пятый, двадцатый. Вся деревня бутафорская. Даже вотъ эта на пригоркѣ деревенская корчма съ вывѣской тоже ненастоящая. Напрасно любитель выпить сталъ бы искать за стойкой толстого хозяина въ бѣломъ фартукѣ. Онъ увидѣлъ бы въ центрѣ ресторана толстую стальную трубу, выходящую изъ пола и упирающуюся въ крышу. На крышѣ надъ трубой стеклянное полушаріе. Въ его линзахъ отражается куполъ вечерняго неба, У подножія трубы широкій провалъ люка, съ ведущими внизъ желѣзнмми ступенями. Тамъ, гдѣ онѣ кончаются, рѣшетчатая дверь подъемной шахты. А внизу, на глубинѣ двадцати метровъ, выстроились лифты. У освѣщенныхъ электричествомъ кабинокъ дремлютъ солдаты. Прямо противъ нихъ бѣлая эмалированная дощечка, на которой готическимъ шрифтомъ выведено «дежурный офицеръ».

Затянутый въ фельдграу, прищуривъ глаза на высокомъ табуретѣ передъ большимъ матовымъ стекломъ панорамы, сидитъ оберъ-лейтенанть. Въ стеклѣ куполъ предвечерняго неба, ничего, кромѣ рѣдкихъ бѣлыхъ мазковъ неторопливыхъ облачковъ. Но оберъ-лейтенантъ внимательно смотритъ, посасывая сигарету. Когда она кончается, офицеръ на мигъ отрывается отъ панорамы, чтобы взять новую

На столикѣ рядомъ съ нимъ звякнулъ телефонъ. Привычнымъ движеніемъ руки офицеръ снялъ трубку.

— Оберъ-лейтенантъ Шталь.

Громко и раздѣльно зазвучало въ мембранѣ-

— Постъ № 6 слышитъ аэропланы.

Прежде, чѣмъ лейтенантъ положилъ трубку, задребезжалъ новый звонокъ и вспыхнула красная лампочка.

Деревня наверху ожила.

Изъ трубъ, какъ по командѣ, клубами повалилъ дымокъ. Ворота дворовъ стали открываться, изъ нихъ выѣзжали тарантасы, возы, автомобиля, груженные сеномъ и скарбомъ.

Изъ подъ кучъ навоза, сдѣланныхъ изъ фанеры, торчала стволы зенитныхъ пулеметовъ. Вся округа ожила, какъ по мановенію чародѣйской палочка. На широкихъ улицахъ, до того совершенно пустыхъ, появились люди.

Странные жители: костюмъ на нихъ необыкновенный,— солдатскіе брюки и военная куртка, только на головахъ, вмѣсто шлемовъ, кепки и шляпы. Но сверху они казались такими же, какь всѣ мирные жители, и пленка развѣдчиковъ Грина зафиксировала точки крестьянскихъ шляпъ.

Къ тому времени, какъ ожила округа, первые отряды эскадры Маккольма съ развѣдкой прошли надъ ней. Полковникъ Гринъ донесъ, что около деревни не видно движенія сельско - хозяйственныхъ машинъ, что, повидимому, объясняется тѣмъ, что крестьяне уже покончили съ полевыми работами. Полковникъ Гринъ не подозрѣвалъ, что вмѣстѣ съ темнѣющимъ небомъ съ разорванными клочьями облаковъ всѣ его развѣдчики уже отмѣчены линзами подъ крышей ресторана и четкимъ изображеніемъ легли на подземной панорамѣ, вокругъ которой толпились офицеры. Въ ихъ взглядахъ было нетерпѣніе, но подошедшій командиръ подземной зоны, посмотрѣвъ на черточки аэроплановъ, подчеркнуто равнодушно сказалъ:

— Терпѣніе, господа, это развѣдчики. Ихъ главныя силы проходятъ въ пятидесяти километрахъ къ югу. Мы должны ударить имъ въ хвостъ. Онъ оглядѣлъ затаившихъ дыханіе офицеровъ:

— Итакъ, задача ясна. Противникъ долженъ быть задержанъ во что бы то ни стало. Прошу разъяснить это младшимъ начальникамъ. По мѣстамъ. Къ секторамъ, господа. Командирамъ отрядовъ задержаться.

Придерживая на ходу бинокли и планшетки, офицеры быстро разошлись. Вокругъ маіора осталось нѣсколько капитановъ.

— Поближе, господа.

Полковникъ понизилъ голосъ до шопота.

— Прошу внимательно и все лично провѣрять. Наша задача болѣе чѣмъ отвѣтственна. Понятно... Вы свободны.

Онъ опустился на табуретъ передъ панорамой. Адъютантъ надвинулъ на лампу темный экранъ. Еще ярче выступила на матовомъ стеклѣ панорамы озаренное багрянцемъ заката небо. Развѣдчики прошли. Ничего, кромѣ облаковъ, не осталось наверху. Маіоръ сидѣлъ у пульта, положивъ лѣвую руку на доску съ кнопками сигнала. Въ отсвѣтѣ панорамы розовѣлъ гладко выбритый подбородокъ. На воротникѣ яркая желтина петлицъ съ серебрянымъ шитьемъ дубовыхъ листьевъ, а между ними, внизу тяжелый крестъ -— pour le mèrite — память покойнаго императора.

— Г-нъ полковникъ, одиночный бомбовозъ надъ зоной.

Дѣйствительно, въ полѣ зрѣнія панорамы входилъ одинокій большой аэропланъ, на крыльяхъ котораго ясно были видны англійскіе отличительные знаки. Онъ шелъ необычайно низко.

Полковникъ, не оборачиваясь къ адъютанту, бросилъі

— Третій секторъ. Одно звено. Снять.

Макъ Скотту приходилось туго. Машина дотягивала послѣдніе километры. Высоты осталось пятьсотъ метровъ. До желѣзнодорожной станціи нѳ дотянуть, а подходящей цѣли для бомбъ все нѣтъ, какъ нѣтъ. Не сбрасывать же ихъ на мирную деревню, жители которой даже не прятались при его приближеніи.

Ничего не оставалось, нужно было садиться, благо мѣста для посадки было кругомъ, сколько угодно,

— Лишь бы не угодить только поперекъ бороздъ пахоты, — подумалъ Макъ Скоттъ. Остальное не важно. Тормозныя колеса даютъ возможность обойтись минимальнымъ пробѣгомъ. Съ этой стороны все почти спокойно.

Высота подходила уже къ предѣлу, дальше котораго экипажъ не сумѣетъ воспользоваться парашютами. Макъ Скоттъ отдалъ приказъ:

— Прыгать всѣмъ.

Изъ люка показалась голова штурмана. Лейтенантъ сдѣлалъ свирѣпое лицо и жестомъ показалъ: «Прыгай». Взглянувъ сквозь застекленный полъ, онъ увидѣлъ, какъ изъ подъ фюзиляжа падаютъ одинъ за другимъ его люди. Мигъ, и надъ падающими, какъ языкъ пламени взвивается хвостъ парашюта, расцвѣтаетъ упругимъ пузыремъ шелковое полушаріе. Макъ Скоттъ считаетъ прыгающихъ:

— Два.

Онъ подождалъ. Третьяго не было. Лейтенанть обернулся къ штурманской рубкѣ. Поднявъ расширенные глаза на командира, штурманъ молча указалъ на землю, и тутъ Макъ Скоттъ увидѣлъ огороды деревушки, надъ которыми шелъ аэропланъ. Чучело на огородѣ весело замахало руками. Вмѣстѣ съ усыпанными ягодами кустами оно стремительно удалялось отъ оставшагося на мѣстѣ колодца. Огородъ раскололся пополамъ. Колчаны капусты удалялисъ отъ неподвижной картошки.

+ 4 МИНУТЫ.

Въ бетонномъ подземельѣ, на глубинѣ двадцати пяти метровъ, стоялъ нестерпимый шумъ. Въ первый моментъ нельзя было даже опредѣлить его природу, такъ онъ былъ силенъ. Лишь привыкнувъ, ухо выдѣляло царящій надъ всѣмъ ревъ авіаціонныхъ моторовъ. Выстроившіеся подъ ослѣпительными ломками тридцать истребителей сверкали дисками вращающихся пропеллеровъ. Выше гдѣ-то въ задней части подземелій могучими голосами выли вентиляторы. Гонимые вихремъ пропеллеровъ, засасываемые широкими раструбами вентиляторовъ, струи выхлопныхъ газовъ синимъ стремительнымъ потокомъ понеслись подъ сводами.

Казалось, люди въ аэропланахъ и у механизмовъ нѳ замѣчали этого адскаго шума и вихря. Ихъ глаза была устремлены на офицера, сидящаго въ стеклянной будкѣ у стѣны. Передъ офицеромъ бѣлѣлъ щитъ управленія. Голова офицера была закрыта толстымъ звуконепроницаемымъ шлемомъ съ телефонными трубками на ушахъ. Онъ одинъ слышалъ голосъ изъ центральнаго поста, И теперь, повинуясь этому голосу, онъ нажалъ кпопку. На бѣлой доскѣ загорѣлась яркая надпись:

— Приготовиться.

Такія же надписи вспыхнули въ разныхъ концахъ подземелья. Летчики скосили глаза на свои контрольные приборы. Нажимъ другой кнопки, — и экранъ передъ офицеромъ посвѣтлѣлъ. Въ немъ отразилось вечернее время, зады деревни съ ея огородами, стандартными кустами малины, чучелами, съ глядящими въ небо журавлями колодцевъ.

Реагируя на новый телефонный приказъ, офицеръ нажалъ другую кнопку. Къ общему шуму примѣшался могучій гулъ. Заработали мощные электромоторы, приводящіе въ движеніе крышу подземнаго ангара. Потолокъ сталъ плавно отходить. На мигъ всѣ головы поднялись къ ясному, позолоченному закатомъ небу. Тяжелое плетеніе стальныхъ фермъ отходило. Все больше неба, все больше свѣта. Летчики, какъ по командѣ, опустили очки на глаза.

Новая кнопка. Рубильникъ, моторы.

Передняя катапульта со стоявшими на ней четырьмя аэропланами, быстро и плавно продвинулась къ прорѣзу въ потолкѣ и выбросила въ воздухъ свою ношу. Взлетѣли два истребителя, за ними еще два. Воемъ моторовъ загудѣли пустые фанерные домики. Черезъ двадцать секундъ на мѣстѣ первой катапульты была новая, и съ нея четыре машины взвились навстрѣчу одиноко летящему надъ самой землей англійскому аэроплану.

Его изображеніе въ панорамѣ главнаго поста дѣлалось все больше, яснѣе. Онъ подошелъ такъ близко къ землѣ, что истребителя не рѣшались его атаковать. Командиру подземной зоны нужно было уже выпускать въ воздухъ всѣ свои аппараты. Они должны были летѣть вдогонку за прошедшими главными силами англичанъ. А этотъ дурацкій одинокій англичанинъ грозилъ смѣшать всѣ карты.

Посылать истребители — значило сознательно идти на столкновеніе вылетающихъ изъ подъ земли машинъ съ этимъ безумцемъ Надо было задержать вылетъ своихъ истребителей, пока не собьютъ апглпчапнна.

Маіоръ въ бѣшенствѣ рвалъ телефонъ. Адъютантъ помчался въ лифтѣ наверхъ, чтобы руководитъ попыткой снять англичанина съ земли. Солдаты наверху, припавъ на колѣно, посылали въ воздухъ ружейные залпы. Изъ-подъ фанерныхъ щитовъ, изображающихъ кучи навоза, на автомобиляхъ засверкали пулеметныя очереди.

Макъ Скоттъ подходитъ къ землѣ. Радіусъ его праваго виража все уменьшался. Стрѣлка альтиметра быстро склонялась къ нулю.

Еще хоть нѣсколько минутъ. Держа одной рукой штурвалъ, онъ другой лихорадочно настраивалъ радіо-передачу. Прошла минута, пока флагманъ отозвался на позывные и Макъ Скоттъ могъ передать ему о томъ, гдѣ онъ и что дѣлается подъ німъ. Глазами пытаясь сосчитать открывшіяся щели аэродромовъ, онъ сбился и въ концѣ концовъ просто сообщилъ:

— Очень много, не успѣю сосчитать. Постараюсь, чтобы ихъ было меньше.

Лейтенантъ бросилъ аппаратъ и вызвалъ къ телефону штурмана.

— Планирую спиралью. Бросай въ щели.

— Слушаюсь. Бросаю въ щели.

Машина снижалась. Она со свистомъ неслась надъ зоной подземныхъ аэродромовъ. Казалось, она ищетъ столкновеній съ подымающимися истребителями.

Видя въ своихъ экранахъ аэропланъ англичанина, который, какъ помѣшанный, кружится спиралью надъ выходными отверстіями аэродрома, полковникъ прекратилъ выпускъ истребителей.

Катапульты замерли. Наступила растерянность. Уже нѣсколько минутъ ни одинъ изъ десяти аэродромовъ не выпускалъ въ воздухъ своихъ машинъ. Маіоръ отдалъ приказъ:

— Командиру седьмого отряда въ одиночку таранить противника.

Но прежде, чѣмъ адъютантъ передалъ приказъ по назначенію, казематъ командира зоны вздрогнулъ отъ страшнаго взрыва. Погасъ свѣтъ. Широкая трещина легла поперекъ стекла панорамы. Медленно, точно съ задумчивости, осѣла стальная труба перископа вмѣстѣ съ бетоннымъ перекрытіемъ. Кучи земли, осколки бетона рухнули въ подземеліе.

Штурманъ думалъ, что промахнулся. Первая двухсотпятидесяти килограммовая бомба, вмѣсто щели аэродромныхъ воротъ, упала на крышу корчмы.

Макъ Скоттъ не зналъ, что подъ этой крышей былъ мозгъ всей зоны. Онъ крикнулъ въ микрофонъ;

— Внимательно. Штурманъ, вы шляпа. Если еще разъ промахнетесь...

Штурманъ и самъ зналъ, что этого сдѣлать нельзя. Остались три бомбы. Машина неслась въ почти бреющемъ полетѢ надъ землей. Предметы на земной поверхности мелькали, какъ бѣшенные. Въ прицѣлъ нельзя было поймать ничего... Штурман рванулъ рычагъ сбрасывателя, освобождая слѣдующую бомбу.

Силой взрыва машину подбросило съ хвоста такъ, что Макъ Скоттъ съ трудомъ ее выравнялъ. Она ушла отъ Земли, едва не задѣвъ трубы домовъ.

Но зато сквозь стекло пола, лейтенантъ увидѣлъ, какъ взметнулись вверхъ огороды. Огромнымъ паукомъ поднялась изъ подъ земли катапульта. Черный дымъ, языки пламени скрыли остальное.

Теперь высота была такая, что ея не хватитъ больше, чѣмъ на одно сбрасываніе. На слѣдующемъ аэропланъ воткнется въ землю. Макъ Скоттъ приказалъ:

— Залпъ двумя бомбами,

И тотчасъ же почувствовалъ, какъ мощнымъ потокомъ воздуха машину швырнуло впередъ. Всѣ стекла въ полу аэроплана вылетѣли внутрь рубки.

Кратеръ вулкана скрылся надъ деревней. Въ него посыпались домики. На воздухъ поднялись въ безпорядкѣ сцѣпившіеся истребители и грудой рушились обратно. Пламя взвилось выше, чѣмъ шелъ Макъ Скоттъ.

Бомбы кончились. Но тамъ впереди раскрылись ворота еще одного подземелья.

— Дотянуть бы, только дотянуть туда — мысли въ головѣ Макъ Скотта неслись быстрѣй, чѣмъ его машина надъ землей.

— Прощайте, штурманъ,— крикнулъ онъ въ микрофонъ.

— Да здравствуетъ старая Анг....

Макъ Скоттъ рванулъ на себя штурвалъ, машина задрала носъ. Въ его мозгу вихремъ понеслись образы. Узкое лицо Уйтлея, Элленъ.  О’Каннель.

— Сухіе у тебя мозги, Тэди, — мелькомъ подумалъ Макъ Скоттъ, и прежде чѣмъ задравшаяся машина успѣла скользнуть всѣмъ своимъ огромнымъ тѣломъ, онъ повалился на штурвалъ, отжимая его отъ себя. Аэропланъ повалился на носъ. Струя вѣтра съ воемъ ударила подъ разбитый козырекъ колпака, сорвала у Макъ Скотта очки и шлемъ. Лейтенантъ съ силой далъ правую ногу, направляя аппаратъ въ зіяющую щель аэродромныхъ воротъ.

Катапульта подходила къ свѣтлому зѣву выхода, когда надъ нее низверглась черная тѣнь аппарата Макъ Скотта. Дробя и ломая стальное плетеніе фермъ, аэропланъ сорвалъ съ фундамента катапульту и врѣзался въ гущу выстроенныхъ на ней истребителей. Сразу нѣсколько машинъ загорѣлось. X. Л. Д. былъ слишкомъ великъ, чтобы исчезнуть подъ землей. Его хвостъ торчалъ надъ землей. Веселые языки пламени хлопотливо лизали смятый металлъ фюзиляжа. Оні поднимались навстрѣчу такому же пылающему закатному небу.

ИЗЪ ЗАПИСОКЪ ФЕЛЬДМАЙОРА ФУКСА.

Къ 21 ч. 00 м.

Вторыя сутки фонъ Бетковъ живетъ на никотинѣ. Садясь за машинку или къ аппарату прямого провода въ большой штабъ, я не попадаю пальцами въ клавиши. До меня какъ изъ-за ватной стѣны доносится голосъ начальника штаба. Онъ дѣлаетъ очередной докладъ. Онъ желѣзный, этотъ генералъ...

Фонъ Бетковъ и его начальникъ сидятъ другъ противъ друга, подтянутые и настороженные. Командующій, не спуская глазъ съ разложенной на столѣ карты, ловитъ каждое слово начальника штаба, Тотъ сухо докладываетъ:

— ...Далѣе, въ районѣ третьей арміи, французскіе бомбовозы пытались проникнуть къ нашимь узловымъ желѣзнодорожнымъ путямъ. Они отбиты съ потерями. Однако, одной французской штурмовой эскадрильѣ удалось прорваться къ скрещенію стратегическихъ автострадъ около Франкфурта-на-Майнѣ и внести панику въ моментъ прохожденія химическихъ войскь. Имѣли мѣсто повреждения бомбами балоновъ съ газами. Только предусмотрительность младшаго команднаго состава спасла части отъ катастрофы, но все же отмѣчено нѣсколько отравленій газами.

Фонъ Бетковъ поднялъ отъ карты красные отъ безсонницы глаза.

— Опять штурмовики. Я же предупреждалъ васъ, генералъ: максимумъ вниманія охранѣ войскъ отъ налетовъ. Я прошу васъ...

— Ваше превосходительство, — голосъ начальника штаба сталъ еще суше. — Войска сами зѣваютъ. Мы невсевѣдущи и невсевидящи. Французскіе штурмовики идутъ на бреющемъ полетѣ по сто километровъ вглубь нашего расположенія

— Какъ на бреющемъ?

Въ голосѣ начальника штаба промелькнула усмѣшка.

— Да, ваше превосходительство, мѣстами высота достигаетъ всего пятнадцати метровъ. Борьба средствами однихъ только воздушныхъ силъ невозможна. Часто наши истребители ихъ просто не видятъ. Я уже докладывалъ о необходимости затруднять продвиженіе противника надземными средствами обороны. Часто французы пользуются долинами вѣдь мы же преодолѣли, ваше превосходительство, эту возможность, я изволилъ вамъ докладывать,

— Нужно телеграфировать въ штабъ.

— Пѣхота сама должна обороняться пулеметами. Здѣсь, собственно говоря, даже не нужна зенитная артиллерія. По моему одна огневая завѣса пулеметовъ могла бы остановить любую атаку штурмовиковъ. Особенно страдаетъ отъ французовъ сейчасъ пѣхота.

Фонъ Бетковъ повернулся ко мнѣ:

— Со словъ начальника штаба вы передайте въ штабъ телеграфный докладъ: мы снимаемъ съ себя отвѣтственность за все, что лежитъ ниже ста метровъ и будетъ прорѣзано войсками. Мы еще разъ указываемъ главному командованію, что пѣхотнымъ частямъ должны быть приданы немедленно офицеры воздушныхъ вооруженныхъ силъ для связи и инструкцій, Немедленно...

Онъ раздраженно ткнулъ окурокъ въ переполненную пепельницу и протянулъ руку за свѣжей сигаретой. Начальникъ штаба молчалъ. Фонъ Бетковъ спросилъ:

— Все?

Начальникъ штаба бережно провелъ по картѣ жирную линію. Она прошла черезъ Сѣверное море, уткнулась въ Голландію, затѣмъ жирной чертой упрямой красной протянулась по территоріи Германіи, совсѣмъ близко подходя къ Ганноверу.

— Англійская эскадра, — лаконически бросилъ иачальникъ штаба.

Брови фонъ Беткова удивленно поднялись.

— Она движется сюда, — показалъ онъ пальцемъ въ кружокъ съ надписью «Берлинъ».

— Нѣтъ. Послѣднее донесеніе: выше Ганновера англичане раздѣлились. Всего двѣсти съ чѣмъ-то машинъ идутъ къ Берлину. Остальные, числомъ примѣрно четыреста, повернули на югъ.

— Наша агентура ни къ чорту не годна. Развѣдка спитъ. Неужели  нельзя было знать это заранѣе? Что имъ тамъ нужно? Неужели опять Франкфуртъ?

— Боюсь, что хуже, — сказалъ начальникъ штаба.

— Но, вѣдь, больше тамъ ничего нѣтъ. — Фонъ Бетковъ оживился. — Вы не думаете, что они могутъ отсюда повернуть на сѣверо - востокъ. Неужели они хотятъ подойти къ Берлину съ двухъ сторонъ?

— И ради этого полетъ надъ болѣе безопасной для нихъ сѣверной зоной англичане промѣняли на полетъ надъ средней Германіей. Нѣтъ. Повидимому, Берлинъ имъ не нуженъ.

— Столица.

— Судя по численности машинъ въ колоннахъ, нѣчто болѣе существенное интересуетъ ихъ именно здѣсь, въ южной Германіи.

Жуя сигарету, фонъ Бетковъ внимательно наклонился надъ картой.

— Вотъ, — громко сказалъ начальникъ штаба, и короткимъ движеніемъ карандаша охватилъ весь южный угол Германіи. — Здѣсь добрая половина военной промышленности страны.

Фонъ Бетковъ откинулся въ креслѣ. Онъ хмуро глядѣлъ на смѣло очерченную зону на картѣ.

— Дрезденъ. Мюнхенъ, Нюренбергь, Штутгардъ, — бормоталъ онъ.

— Радіусъ дѣйствія машинъ, находящихся въ строю англiйской эскадры, допускаетъ такой рейдъ, при сохранении большой нагрузки бомбами. Мы кажется просчитались въ надежности прифронтового пояса обороны сѣвера.

— Южный промышленный районъ все же великъ. Они должны были избрать болѣе узкую цѣль.

— И, конечно, избрали. Логика говоритъ за то, что первыми должны быть уничтожены заводы, поставляющiе намъ наиболѣе сильное оружие — авіацію, броневыя машины и газы.

— Такъ.

— Значитъ, первый ударь долженъ быть нанесен здѣсь.

Начальникъ штаба очертилъ кружкомъ городъ Нюренбергъ.

— Этого не можетъ быть. Мы не имѣемъ права допустить. На Нюренбергъ не упадетъ ни одна бомба.

— Да, нужно постараться, чтобы не упала.

— Ни одна,— рѣшительно повторилъ фонъ Бетковъ

— Максимальныя усилія обороны будутъ сосредоточены именно здѣсь. — Фонъ Бетковъ пальцемъ указалъ на общирный районъ на картѣ. — Но первая задача заключается въ томъ, чтобы не допуститъ англійскую эскадру до линіи вообще.

— Это вѣрно.

— Поэтому мы должны вынудить ее принять бой вот здѣсь.

— Ваше превосходительство, въ этомъ районѣ, лишенномъ противовоздушной обороны, мы будемъ лишены поддержки зенитныхъ батарей

— Извѣстить штабъ и просить сосредоточить въ этомъ районѣ моторизованныя части противовоздушной обороны.

— Недостаточны сроки, ваше превосходительство. Всего часъ.

— Какъ бы то ни было, нужно успѣть. Именно черезъ часъ разыграется рѣшительное сраженіе.

— Я уже распорядился...

Фонъ Бетковъ раздраженно переспросилъ:

— Вы распорядились ?

— Вашимъ именемъ. Всѣ наличныя силы сосредоточить именно въ этомъ указанномъ только что вами районѣ. Они уже на пути къ выполнению приказа. И ожидаютъ только условленнаго радіо. Сюда же бросаются истребители изъ зонъ подземныхъ аэродромовъ.

— Они опоздаютъ.

— Нѣтъ. Они уже вылетѣли. Четвертая сгратосферная дивизiя, которая должна была летѣть на занятую нами Голландiю къ генералу Швереръ, возвращена мною съ пути и идетъ сюда же.

— Это немыслимо! — рѣзко оборвалъ фонъ Бетковъ.

— Но это необходимо.

Фонъ Бетковъ сдѣлалъ протестующій жестъ.

— Я не могу отмѣнить распоряженіе главнаго штаба.

— А вы можете, ваше превосходительство, — голосъ начальника штаба звенѣлъ, — взять на себя отвѣтственность за уничтоженiе узла Фюртъ - Нюренбергъ. Если мы хотим спасти Нюрембергъ съ его заводами, нельзя терять ни минуты.

Я видѣлъ, какая борьба происходила въ фонъ Бетковѣ.

—  Приказъ! — прохрипѣлъ онъ наконецъ.

Начальникъ штаба положилъ передъ нимъ вынутый изъ портфеля листъ. Фонъ Бетковъ, подписалъ не глядя.

— Первая часть вашего приказа уже выполнена, — сказалъ начальникъ штаба,—всѣ части, назначенныя для операцiи — въ воздухѣ. Остается вторая часть: уничтожить врага. И этому можетъ помѣшать только одно — темнота. Въ нашем распоряженіи, къ сожалѣнію, минуты. Солнце уже за горизонтомъ.

Фонъ Бетковъ сидѣлъ за столомъ осунувшійся, постарѣвшiй. Онъ снизу вверхъ смотрѣлъ на начальника штаба.

— Можетъ быть надо бросить наперерѣзъ противнику части западнаго сектора обороны Берлина?

— Во-первыхъ, — заговорилъ начальникъ штаба, — Берлинъ столица ея общественное мнѣніе надо щадить. Во-вторыхъ, части противовоздушной обороны не сумѣютъ вовремя придти на помощь. Въ-третьихъ, мы вѣдь не знаемъ намѣренiй сѣверной колонны, а въ ней свыше двухсотъ машин. Въ нашихъ интересахъ втянуть эту группу въ бой. Она слабѣй воздушной обороны столицы. Мы тамъ можемъ ее уничтожить, какія бы цѣли она не преслѣдовала. Мы постараемся завлечь ее къ Берлину. Къ тому-же, мы по радіо депешамъ противника можемъ судить, что ею командуетъ генералъ Спенсери.

— Спенсери, — равнодушно переспросилъ фонъ Бетковъ

— Такъ точно, Спенсери. Это очень смѣлый, я бы даже сказать отчаянный начальникъ.

— Что-же, вы ихъ командировъ знаете такъ же, какъ своихъ.

Начальникъ штаба улыбнулся.

— Лучше, ваше превосходительство. За ихь команднымъ составомъ я слѣжу уже пятый годъ и ихъ хорошо знаю. Разрѣшите идти.

— Вы свободны, генералъ.

21 ч. 17 м. - 22 ч. 10 м.

Англійскіе аэропланы шли на юго-востокъ.

Капитанъ Уйтлей вмѣсто Макъ Скотта поставилъ во главѣ эскадриліи другую машину.

Эскадры продолжали жить напряженной боевой жизнью. Ходъ операцій становился ясенъ капитану Уйтлей. Судя по всему, расчетъ англійскаго командованія былъ вѣренъ. Уходъ второй и третьей колонны Маккольма съ Берлинскаго направленія оказался неожиданнымъ для противника. Несмотря на то, что эти воздушныя эскадры удалялись уже болѣе, чѣмъ на тысячу километровъ отъ своей границы, онѣ не встрѣтили сколько-нибудь серьезнаго сопротивленія. Авіація противника прозѣвала время для удара или была отвлечена движеніемъ эскадры генерала Спенсери, которому, повидимому придется очень туго. Всѣ силы противника обрушатся на его малочисленную колонну. Удастся ли ему пробиться къ столицѣ, чтобы отвлечь отъ себя нѣмцевъ.

Солнце садилось на горизонтѣ. Поверхность далекой земли тонула во мглѣ. Судя по всему, главныя силы не встрѣтятъ сопротивленія въ воздухѣ. Не пойдетъ же противникъ на ночной бой. Если бы не кислородная маска, вѣроятно, на лицѣ Уйтлея можно было бы увидѣть улыбку удовлетворенія. Капитанъ услыхалъ приказаніе флагмана перестроить колонны въ ночные походные порядки по дивизiонамъ и вынести развѣдку на большее разстояніе впередъ.

Но не успѣла флагманская радіостанція передать это распоряженіе, какъ полковникъ Гринъ донесъ о томъ, что головные патрули его эскадриліи обнаружили скопленіе аэроплановъ противника сразу въ двухъ секторахъ.

— Плохая видимость не позволяетъ въ точности опредѣлить составъ непріятельскихъ силъ. Но судя по первымъ донесеніямъ, въ нихъ присутствуютъ различные типы авіаціи. Въ наибольшемъ числѣ пока обнаружены истребители, движущіеся на огромной высотѣ. Направленіе ихь на главныя силы. Гринъ..

Положеніе сразу осложнилось. До вѣера развѣдки полковника Грина пятьдесятъ километровъ. Если истребители противника летятъ со скоростью шестисотъ километровъ, то при движенія собственныхъ X. Л. Д. со скоростью пятьсотъ километровъ въ часъ, сближенiе происходитъ со скоростью приблизительно 1.100 километровъ въ часъ или 270—280 метровъ въ секунду.

— Пятьдесятъ километровъ отдѣляютъ Грина отъ головныхъ частей эскадры, — бормоталъ капитанъ Уйтлей, — ихъ хватитъ всего на три минуты, а до дистанціи боя и того меньше — двѣ минуты. Допустимъ, что, учитывая трудность дальнѣйшей развѣдки къ наступающей темнотѣ и жертвуя собою Гринъ...

Мысли капитана прервала новая передача полковника Грина.

— Волна... Волна... Развѣдка закончена. Собираю части для боя съ истребителями противника. Гринъ.

Какъ будто въ зеркалѣ Уйтлей увидѣлъ, что его размышленія похожи съ тѣмъ, что думаетъ дѣлать Гринъ.

— Итакъ, Гринъ дѣйствительно рѣшилъ рискнуть шестидесятъю развѣдчиками, чтобы дать главнымъ силамъ время на подготовку къ бою, — думалъ Уйтлей, глядя на планшетку новаго расположенія эскадрильи въ воздухѣ. — Эта лишнія мгновенія имѣютъ для громоздкихъ колоннъ большое значеніе. Храбрый вояка, опытный летчикъ, Гринъ точно учелъ, что роль его развѣдчиковъ сыграна, и что теперь главнымъ силамъ они теперь не нужны, и потому не колеблясь, онъ бросиль ихъ навстрѣчу врагу, грудью прикрывая главныя силы. Но допустимъ, что Грину удастся привлечь на себя противника и навязать ему бой. Допустимъ далѣе, что бой затянется, и истребителямъ потребуется совершить рядъ повторныхъ атакъ, чтобы уничтожить Грина. Все это отниметъ у нихъ не больше пяти минутъ Но, вѣдь, это же только часть противника. За оставшіяся три минуты нужно генералу Маккольму перестроить эскадры. Люди должны приготовиться къ бою. Почему онъ ждетъ?

Черезъ сорокъ пять секундъ послѣ передачи Грина послѣдовалъ рядъ приказовъ флагмана эскадриліи.

Уйтлей не безъ тревоги смотрѣлъ, какъ въ неровномъ вечернемъ свѣтѣ одни бомбовозы стремительно мчались впередъ на предназначенное имъ въ бою мѣсто, другіе, сбавивъ обороты, пропускали товарищей. Группы мѣняли видъ. Теперь онѣ, невзирая на сумерки сошлись ближе. Масса аппаратовъ сдѣлалась болѣе компактной. Эскадрильи образовали компактныя ядра, въ которыя въ центръ собрались бомбовозы, груженные бомбами. Ихъ задачей была лишь оборона снизу и сверху. Наружные же аппараты развивали нападеніе впередъ, назадъ и по бокамъ. Такимъ образомъ, каждая группа создавала какъ бы огненный шаръ, передвигающійся со скоростью пятьсотъ километровъ въ часъ и ощетинившiйся со всѣхъ сторонъ пулеметнымъ и артиллерійскимъ огнемъ. Этотъ порядокъ среди англійскихъ летчиковъ назывался ежомъ и, впервые за всю исторію земли, бой проходилъ въ трехъ измѣреніяхъ.

ВОЗДУШНЫЙ БОЙ.

Въ 21 ч. 30 м. черезъ три съ половиной минуты послѣ полученія предупреждающаго радіо Грина съ борта флагманскаго корабля, увидѣли поспѣшно уходящіе подъ натискомъ противника аэропланы развѣдки. Несмотря на то, что полковникъ Гринъ, подавая примѣръ своимъ летчикамъ, съ головной эскадрильей первый бросился въ атаку на превосходящія его во много разъ силы нѣмцевъ, ему не удалось задержать ихъ движенія. Эскадрильи были смяты, разсѣяны. Вооруженіе развѣдчиковъ оказалось недостаточнымъ для того, чтобы противостоять подавляющему огню истребителей. Они не были такъ юрки и значительно уступали нѣмцамъ въ высотѣ. Остатки ихъ уходили на сѣверъ подъ прикрытіе главныхъ силъ. Но во главѣ ихъ уже не было храбраго полковника. Гринъ погибъ въ первой же схваткѣ.

Къ удивленію капитана Уйтлея противникъ подходилъ не только въ первомъ и второмъ секторахъ. Со всѣхъ сторонъ небо было усѣяно точками приближающихся аэроплановъ.

Первыми на дистанцію въ тысячу метровъ вошли въ соприкосновеніе съ X. Л. Д. вооруженные пушками истребители «Мессершмидтъ 120».

Хотя X. Л. Д. были также вооружены орудіями, численно даже превосходившими нападающихъ, на сторонѣ послѣднихъ было преимущество атаки, при чемъ въ первый моментъ боя башенныя установки X. Л. Д. оказались въ невыгодномъ положеніи. Но зато черезъ нѣсколько секундъ послѣ начала огня, когда истребители должны были думать о выходѣ изъ атаки, преимущество перешло на сторону англичанъ. Они обстрѣливали уходящаго противника.

Характерной особенностью первой фазы этого боя было то, что обычный пріемъ нападенія истребителей изъ-подъ солнца оказался, для нѣмцевъ роковымъ.

Заходящее солнце не могло ужъ ослѣпить англичанъ и вышло такъ, что движущіеся съ запада истребители ярко проектировались на фонѣ окрашеннаго закатомъ неба, а аэропланы англичанъ, идущіе съ потемнѣвшаго уже сѣверо-востока, были плохо различимы.

Нѣмцамъ не удалось разстроить построеніе ежей и заставить ихъ распасться на части, которыя могли быть съ легкостью атакованы на близкой дистанцiи истребителями Арадо Удедъ. Сфера огня ежей была непроницаема. Дождь пуль и снарядовъ неизмѣнно сосредотачивался тамъ, гдѣ аэропланъ, объятый пламенемъ, низвергался внизъ.

Понеся потеря, ежи сохранили сферичность своего построенія и огня и подошедшіе за истребителями Мессершмидтами германскіе истребители Арадо Удедъ, вооруженные только пулеметами, не смогли даже использовать своего оружія. Орудійный огонь X. Л. Д. держалъ ихъ на слишкомъ большомъ разстояніи. Лишь отдѣльные германскіе летчики, видя безцѣльность стрѣльбы съ такихъ дистанцій, очертя голову бросались сквозь огневую завѣсу англичанъ, и, подойдя на дистанцію дѣйствительнаго огня, заливали бомбовозы пулеметнымъ огнемъ.

Внезапно Уйтлей увидѣлъ, какъ сосѣдній X. Л. Д., потерявъ управленіе, сталъ дѣлать странныя фигуры и исчезъ, въ направленіи темной земли. Пока Уйтлей старался отмѣтить направленіе, въ какомъ исчезалъ подбитый бомбовозъ, въ поле его зрѣнія попали еще нѣсколько падающихъ X. Л. Д. Тамъ и сямъ, сквозь сумракъ, окутывающій землю, сверкало внизу крошечные свѣтляки разрывовъ — рвались бомбы сбитыхъ X. Л. Д.

Но вдругъ яркій снопъ пламени освѣтилъ Уйтлея. Флагманскій X Л Д. подбросило и столкнуло съ курса. Капитанъ сразѵ не понялъ, что произошло: не успѣвъ выйти изъ атаки, германскій истребитель врѣзался въ одинъ изъ сосѣднихъ аппаратовъ. Отъ удара загорѣлись бензиновые баки истребителя, пожаръ вызвалъ сразу взрывъ всѣхъ бомбъ X. Л. Д.

Черезъ секунду капитанъ увидѣлъ, что еще одинъ германскій истребитель воткнулся въ спину другого X. Л. Д. Уйтлей замѣтилъ даже, какъ пылающей ракетой вылетѣлъ пилотъ истребителя со своего мѣста вмѣстѣ съ сидѣніемъ, къ которому былъ пристегнутъ. Ударъ столкнувшихся аэроплановъ былъ настолько силенъ, что капитанъ даже не уловилъ момента, когда бомбовозъ разломился. Онъ видѣлъ только какъ падаетъ фюзиляжъ съ передней частью корпуса вмѣстѣ съ воткнувшимся въ его верхнюю башню нѣмецкимъ истребителемъ.

Секундомѣръ, пущенный капитаномъ въ моментъ, когда онъ увидѣлъ первые аппараты противника, показывалъ уже семидесятую секунду. Впереди въ сферѣ дѣйствительнаго пулеметнаго и орудійнаго огня ничего не было. Лишь довольно далеко на флангѣ и спереди маневрировали крупныя соединенія противника. Уйтлей видѣлъ, что они мѣняютъ направленіе и ложатся на параллельный курсъ, одновременно стремясь набрать высоту.

Пока онъ старался разгадать назначеніе этого маневра, Мессершмидты успѣли наверстать потерянное разстояніе и еще разъ атаковать эскадру. Но лишь незначительная часть ихъ нагнала. X. Л. Д. Прорвавъ огненную, завѣсу, они напали на нѣсколько ежей, внеся разстройство. Особенно сильнымъ было оно въ части, гдѣ два X. Л. Д одновременно взорвались отъ столкновенія съ истребителями.

Сила взрыва двухъ съ половиною кило тротила была такъ велика, что сосѣдніе аппараты завертѣло воздушной волной, какъ въ водоворотѣ. Одинъ X. Л. Д., подкинутый подъ крыло, перевернулся вокругъ продольной оси на спину. У двухъ X. Л. Д. шкваломъ были сорваны поверхности хвостового оперенія и имъ пришлось стремительно пикировать, чтобы не разстроить боевой порядокъ своей части. На нихъ набросились подоспѣвшіе истребители нѣмцевъ и черезъ нѣсколько секундъ они пылающими факелами, подъ грохотъ разрывовъ бомбъ, улетѣли къ темнѣющей землѣ.

Когда стрѣлка секундомѣра отсчитала пятую минуту, капитанъ Уйтлей разобралъ, наконецъ, что перестраивающаяся впереди непріятельская эскадра составлена изъ устарѣвшихъ бомбовозовъ Хенкель 123. Они летѣли впереди выше эскадры. Капитанъ рѣшилъ, что они пойдутъ надъ колоннами параллельнымъ курсомъ. Но благодаря разности скоростей X. Л. Д. обгонялъ противника. И этотъ моментъ, когда эскадра пройдетъ подъ ними, будетъ использованъ, по всей вѣроятности, для забрасыванія ея мелкими бомбами.

Предположенія капитана Уйтлея были отчасти вѣрны. Бомбовозы Хенкеля — 123, дѣйствительно должны были дождемъ мелкихъ бомбъ, вѣсомъ отъ двухсотъ пятидесяти граммъ до одного килограмма, — засыпать колонны англичанъ. Разрывы бомбъ во много разъ дѣйствительнѣе пулеметнаго и пушечнаго огня.

Генералъ Маккольмъ замѣтилъ то же, что и капитанъ, и немедленно приказалъ своимъ частямъ мѣнять курсъ. Хотя въ этомъ былъ рискъ, что колонны могутъ подвергнуться нападенію истребителей Мессершмидтъ, но другого спасенія отъ Хенкелей не было. Единственно, что могло спасти эскадру, это темнота.

АТАКА ХЕНКЕЛЕЙ И ЮНКЕРСОВЪ.

За бомбовозами Хенкель 16 Уйтлей съ трудомъ различалъ еще многочисленные силуэты большихъ аэроплановъ. Это были монопланы Юнкерсъ — 90. Онъ полагалъ, что они должны будутъ продолжать работу Хенкелей по бомбардированію эскадры. Но на Юнкерсовъ была возложена совершенно другая задача. Объ этомъ догадался болѣе освѣдомленный въ секретахъ противника генералъ Маккольмъ.

Эскадры сходились. Не успѣвъ выполнить приказаніе Маккольма, нѣсколько эскадрилій лѣваго фланга попали подъ дождь бомбъ Хенкелей. Уйтлей видѣлъ, какъ налѣво вспыхнуло цѣлое море огня, и, словно огнедышущая лавина, молніей прошла по темному небу полоса горящих десятковъ аппаратовъ англичанъ. Но вотъ она становилась все меньше и наконецъ исчезла изъ глазъ. Эскадра прошла подъ Хенкелями. Впереди остались еще Юнкерсы.

Летя плотнымъ строемъ, Юнкерсы должны были сблизиться съ англичанами на разстояніе, какое допустить ихъ огонь, но не превышающее двѣсти метровъ. Германское командоваше совершенно сознательно шло на то, что потери въ рядахъ Юнкерсовъ будутъ очень велики, но пассажирскія машины не представляли такой цѣнности, какъ боевыя. Достигнувъ указанной дистанціи, Юнкерсы выпустятъ тросы, къ концу которыхъ подвѣшана мина большой взрывчатой силы. Юнкерсы будутъ мѣнять свои курсы съ такимъ расчетомъ, чтобы оставаться какъ можно дольше на пути идушей внизу эскадры.

Если Хенкелямъ темнота мѣшала работать, то Юнкерсамъ она была необходима. Ихъ мины съ тросами была страшнымъ оружіемъ, какъ бы своего рода загражденіемъ, антиподомъ баллонныхъ.

Послѣдняя часть сраженія, а именно бой Хенкелей и Юнкерсовъ, проходила въ значительно болѣе замедленномъ темпѣ. Въ то время, какъ для трехъ атакъ истребителей секундомѣръ капитана Уйтлей отсчиталъ пять минуть пятьдесятъ секундъ, сближеніе съ Хенкелями длилось свыше двадцати томительныхъ минутъ.

Когда вся масса Хенкелей осталась за хвостомъ и надвинулись Юнкерсы, капитанъ насчиталъ всего не больше двадцати пяти разрывовъ минъ. Въ темнотѣ вспышка были очень хорошо видны, хотя уже нельзя было разобрать машинъ, ставшихъ жертвой попаданія. Небольшой процентъ погибшихъ аппаратовъ нужно объяснить тѣмъ, что эскадра непрерывно маневрировала, мѣняя курсъ.

Ночь уже вступила въ свои права.

Земли не стало.

Взошедшая луна не въ силахъ была помочь сражающимся. Они мчались навстрѣчу другъ другу, или слѣдомъ, или наперерѣзъ, не видя ни противника, ни своихъ.

Солдаты на землѣ въ ночномъ бою могутъ переброситься словомъ, они чувствуютъ другъ друга по отрывистому дыханію, по топоту ногъ, по шороху земли, а если есть хоть немножко свѣта, то солдаты уже видятъ другъ друга. Скорость перебѣжки въ восемь-девять километровъ имъ кажется столь стремительной, что встрѣча съ врагомъ бываетъ внезапна, какъ столкновеніе.

А корабли въ морѣ? Нѣсколько десятковъ кораблей, избирающихъ мѣсто для боя на пространствѣ въ милліонъ квадратныхъ километровъ, представляютъ другъ для друга ежесекундную угрозу столкновенія, могущаго возникнуть болѣе быстро, чѣмъ это восприметъ глазъ вахтеннаго и это, при скорости хода корабля всего въ какихъ-нибудь пятьдесятъ - шестьдесятъ километровъ.

Аэропланы же двигались со скоростью пятисотъ и больше километровъ, только время отъ времени, при удачномъ поворотѣ, въ слабомъ свѣтѣ луны мерещились летчикамъ невѣрные силуэты ближайшихъ машинъ.

Юнкерсы давно уже исчезли, растворясь въ темнотѣ. Все вокругъ представлялось безконечной бездной. Только еще далеко, гдѣ то на крайне-лѣвомъ флангѣ сверкали очереди выстрѣловъ. Можетъ быть особенно дерзкіе летчики врага подошли тамъ на слишкомъ короткую дистанцію, позволяющую угадать ихъ присутствіе и отвѣтить на атаку огнемъ. Можетъ быть просто нервы летчиковъ не выдержали томительнаго ожиданія противника. Они изъ самозащиты выпускали заряды.

Вниманіе капитана Уйтлей отъ ночной панорамы отвлекло приказаніе флагмана:

— Учесть потери и состояніе частей. Донести.

Теперь настало время для работы капитана. Занятый переговорами съ командирами эскадрилій, Уйтлей забылъ о времени. Каждая часть, каждая эскадрилія доносила о какой-нибудь утратѣ. Скоро онъ имѣлъ возможность точно подсчитать потери. Когда рапортъ былъ готовъ, онъ донесъ генералу:

— Не считая развѣдовательныхъ машинъ, эскадра потеряла выбывшими изъ строя пятьдесятъ четыре X. Л. Д., летящими съ неисправимыми поврежденіями восемнадцать. Изъ нихъ десять скоро принуждены будутъ оставить строй. Кромѣ того, сорокъ восемь остались въ строю съ поврежденіями, исправляемыми въ полетѣ.

Окончивъ диктовать, капитанъ Уйтлей еще долго прислушивался къ передачѣ радіостанціи флагмана, которая сообщала Лондону о полетѣ.

Долго шелъ рядъ цифръ, какихъ-то непонятныхъ словъ шифра, и, когда капитанъ посмотрѣлъ на часы, то прошло уже болѣе получаса со времени сниженія эскадры на тысячу метровъ, изъ-подъ Юнкерсовъ. Можно было быть увѣреннымъ, что нѣмцы въ темнотѣ потеряли эскадру. Опасность на время осталась позади. Несмотря на то, что Уйтлей только теперь вспомнилъ о ней, онъ все-же вздохнулъ съ облегченіемъ. Нужно думать, что ночью эскадрѣ ничего не грозитъ. Она можетъ дойти до цѣля, не понеся новыхъ потерь.

Дымка, закрывавшая небо, исчезла. Надъ колоннами засверкали звѣзды.

Казалось, земля была безмятежно спокойна. Ни сіяющихъ бѣлымъ заревомъ городовъ, ни огонька въ деревняхъ. Лишь сквозь сильныя линзы трубъ можно было изрѣдка замѣтить отражающую звѣздный свѣтъ гладь озера.

Но вѣдь внизу были разбросаны десятки городковъ, мѣстечекъ, деровень и крупныхъ заводовъ. Но жизнь притаилась. Всъ живое, напуганное гуломъ аэроплановъ, спряталось подъ землю.

ГЕНЕРАЛЪ СПЕНСЕРИ СПѢШИТЪ ВЫПОЛНИТЬ ЗАДАЧУ.

Съ момента раздѣленія эскадры генерала Маккольма, служба наблюденія нѣмцевъ точно опредѣлила направленіе движенія первой колонны на Берлинъ и ея примѣрную численность. Но главное командованіе все время требовало вновь и вновь уточнять данныя. Начальникъ штаба германскихъ воздушныхъ силъ подозрѣвалъ, что конечной задачей генерала Спенсери будетъ движеніе по пути Маккольма и дублированіе его задачи. Онъ не могъ отдѣлаться отъ этой мысли. Опа казалась ему самой правильной и вѣрной, хотя сначала начальникъ штаба и допустилъ, что англичане, дѣйствительно, летятъ къ Берлину.

Первоначально у него было намѣреніе предоставить Спенсери свободу дѣйствій на подступахъ къ Берлину. Начальникъ штаба не хотѣлъ отрывать ни одного аппарата отъ промышленнаго раіона, бывшаго совершенно очевидной цѣлью полета Маккольма. Но по мѣрѣ того, какъ укрѣплялась мысль, что Спенсери въ концѣ концовъ долженъ повернуть къ югу, закрадывалось сомнѣніе, цѣлесообразно ли держать всѣ силы сопротивленія прикованными къ одному мѣсту. Не лучше ли во время, не давъ противнику соединить своихъ силъ, уничтожать его поодиночкѣ. Не такъ ли поступалъ Великій Фрицъ? Не этому ли училъ Наполеонъ?

Когда же изъ предположенія такая мысль перешло въ увѣренность, начальникъ штаба, не колеблясь, отмѣнилъ прежнее заданіе всѣмъ силамъ сосредотачиваться въ южномъ промышленномъ раіонѣ. Отдѣливъ часть ихъ, онъ поставилъ новую задачу: сосредоточиться въ раіонѣ Пронцлау и Люксенвальда. И если колонны Спенсери повернутъ на югъ, то расположенныя у Люксенвальда встрѣтятъ ихъ. Если же онѣ полетятъ на Берлинь, то, объединивъ оба отряда, начальникъ штаба думалъ, что про встрѣчѣ с англійскими отрядами его части будутъ сильнѣе.

Итакъ, независимо отъ того, произойдетъ ли встрѣча Спенсери съ нѣмецкимъ заслономъ или нѣтъ, его задача была выполнена. Противникъ оттянулъ значительныя силы съ дороги главной эскадры. Но Спенсери этого не зналъ.

Видя, что его полетъ происходитъ безъ сопротивленія, генералъ допустилъ, что штабъ противника, изъ-за малочисленности его эскадры, не придаетъ ей значенія, и бросил все силы противъ Маккольма. Спенсери рѣшилъ, что его обязанность привлечь на себя вниманіе нѣмцевъ и заставить броситъ ихъ на его эскадру большія силы

Для этой цели онъ послалъ ложную радiограмму Маккольму, зашифрованную чрезвычайно небрежно:

«Волна... Волна... Въ виду отсутствія на моемъ пути сопротивленія противника, повидимому, поддавшагося на вашу демонстрацію; прошу, разрѣшить мнѣ повернуть къ цѣли, не доходя до Берлина. Спенсери.»

Оставалось только ждать, чтобы нѣмцы повѣрили радіо.

Черезъ двадцать минуть расшифрованная радіограмма Спенсери лежала передъ начальникомъ штаба германскихъ воздушныхъ силъ. Прочитавъ ее, онъ улыбнулся удовлетворенно. Значитъ, его предположенія подтвердились.

Большія воздушныя силы германцевъ стали сосредотачиваться теперь не въ Пронцлау, а въ Люксенвальдѣ, ожидая Спенсери. Но генералъ Спенсери объ этомъ по-прежнему не зналъ и по-прежнему не видя сопротивленія, сдѣлалъ еще одну попытку обратить на себя вниманіе.

Его собственная машина стремительно пошла внизъ. Слѣдомъ за ней снижались одна за другой эскадриліи.

Но земля была по-прежнему мертва. Задолго до прихода эскадры англичанъ, страна погрузилась во тьму. По серединѣ улицъ застывали трамваи и автобусы. Внезапно обрывалось сіяніе неоновыхъ рекламъ, во мракъ проваливались цѣлые кварталы и районы города.

Спенсери видѣли. Его не могли не видѣть. Спенсери слышали. Его не могли не слышать.

Двѣ тысячи метровъ.

Онъ почти тащился по землѣ. Онъ подставляетъ себя подъ выстрѣлы зенитныхъ батарей. Такъ почему-же онѣ молчатъ?

Почему нѣтъ лихорадочной стрѣльбы? Почему не раскрываются ворота подземныхъ аэродромовъ?

Почему тучи истребителей не подымаются въ воздухъ, чтобы спасти отъ бомбъ мирные города своей родины? Почему никто не пытается его остановить?

Земля молчала. Города сѣвера западной Германія прятались во мракѣ. Здѣсь не было важныхъ промышленныхъ центровъ, которые было бы нужно защищать. У городовъ не было ни истребителей, ни зенитныхъ пушекъ. Эти города не представляли большой стратегической цѣнности для германскаго командованія. Зенитныя орудія были нужны для другихъ цѣлой. Они должны защищать отъ бомбъ черныя ленты асфальта автострадъ, по которымъ непрерывными потоками текли автомобильные поѣзда съ войсками, бѣжали броневики, громыхали танки, дымя угольными моторами, намѣчались грузовыя колонны со снаряженіемъ огневыми припасами и горючимъ.

Бензинъ... Бензинъ... Бензинъ...

Тысячи, десятки тысячъ цистернъ запрудили желѣзные дороги и автострады. Фронтъ, какъ губка, всасывалъ горючее.

Хотя все движеніе на автострадахъ и замирало при звукѣ приближающихся аппаратовъ, тѣмъ не менѣе Спенсери различалъ въ линзы безконечныя вереницы автомобилей. Онъ даже видѣлъ танки. Но подъ рукой не было ни одной тяжелой бомбы. Были только легкія, годныя для демонстраціи, для того, чтобы пугать, а не уничтожать

Когда эскадра генерала Спенсери подошла слишкомъ близко къ автострадѣ, на землѣ забѣсновалпсь зенитныя батареи. Разрывы ихъ снарядовъ создали завѣсу, сквозь которую съ воемъ неслись бомбовозы. Тысячи бомбъ посыпались съ аппаратовъ англичанъ. Наблюдатели нижнихъ башенъ не отрывались отъ пулеметовъ. Сверху не было видно результатовъ атаки. Полыхала только языки пламени вокругъ цистернъ съ бензиномъ, керосиномъ, нефтью. Тяжелая завѣса темнаго дыма повисла надъ автострадой.

Два десятка подбитыхъ аэроплановъ англичанъ упали въ это море огня.

Зеинтныя батареи посылали залпы вслѣдъ пронесшемуся смерчу англійскихъ машинъ. Но истребителей не было. А именно ихъ то и ждалъ Спенсери. Какъ можно больше истребителей. Въ этомъ сегодня его задача.

Истребители не выходили навстрѣчу эскадрѣ Спенсери. Ихъ не хватало у германскаго командованія. Оно не могло оборонять авіаціей всю территорію имперія. Оно создало заслоны на вѣроятныхъ путяхъ французовъ, англичанъ. Оно въ то же время готовило Спенсери достойную встрѣчу, когда онъ повернетъ на направленіе, которое начальникъ штаба считалъ за цѣль его появленія надъ Германіей.

Спенсери понялъ это по-своему. Онъ рѣшилъ, что германское командованіе разгадало въ его движеніи простую демонстрацію

Мало ли какимъ образомъ оно могло это сдѣлать. Вплоть до агентурной развѣдки. Во время войны она у нѣмцевъ усилена въ десять—сто разъ.

Если это такъ, то нѣмцы знаютъ, что у него нѣтъ ни одной бомбы, вѣсомъ болѣе полукилограмма. Они знаютъ, что онъ не можетъ принести существеннаго вреда ни Берлину, ни какому бы то ни было другому пункту.

— Если это такъ, — думалъ Спенсери, — значитъ, нѣмцы бросили всѣ резервы главнаго командованія на сопротивленіе Маккольму. Значитъ, единственная вѣрная задача — немедленная помощь ему силой своего вооруженія. Если удастся соединиться, то моя эскадра можетъ принять на себя роль крейсерскаго охраненія. На пути къ цѣли машины Маккольма тяжело нагружены бомбами. На обратномъ пути — они будутъ измотаны боями. Значитъ, помощь Маккольму будетъ не лишней.

Больше всего пугала Спенсери мысль, что рейдъ его двухсотъ сорока аппаратовъ оказался выстрѣломъ, сдѣланнымъ въ воздухъ. Онъ былъ ошибочно увѣренъ, что не сыгралъ предназначенной ему роли. Двѣсти сорокъ аэроплановъ казались ему напрасно оторванными отъ основной задачи. Они просто совершали увеселительную прогулку.

А гдѣ-то тамъ, на югѣ Германіи, Маккольмъ, можетъ быть, и даже навѣрное, испытываетъ жестокіе удары соединенныхъ силъ врага.

Терпѣніе Спенсери было исчерпано. На этотъ разъ онъ приказалъ тщательно зашифровать телеграмму и послалъ ее въ Лондонъ, въ штабъ королевскихъ воздушныхъ силъ.

«...Противникъ не оказываетъ никакого сопротивленія. Попытки вызвать его на бой безуспѣшны. На этомъ направленіи нѣтъ ни одного аэроплана. Разрѣшите повернуть къ Нюренбергу для оказанія помощи Маккольму и для прикрытія его возвращенія. Спенсери.»

Черезъ нѣсколько минуть загудѣлъ протяжно радіопередатчикъ.

— Идите на соединеніе съ Малкольмомъ, — звучалъ отвѣтъ Лондона.

Задача разрѣшена, и Спенсери немедля отдалъ нужное приказаніе по колоннѣ. Двѣсти десять аппаратовъ эскадры измѣнили курсъ и стали набирать высоту.

Изъ добивавшагося столкновеній, искателя битвы Спенсери превратился въ осторожнаго, трясущагося за каждую машину, командира эскадры. Можетъ быть, въ недалекомъ будущемъ имъ предстояло прикрыть утомленныхъ боями товарищей изъ эскадры Маккольма.

Уклоняясь къ югу, мягко гудѣли въ темной вышинѣ двѣсти десять машинъ. Неустанно по ихъ слѣдамъ поворачивались на землѣ широкія уши звукоулавливателей и немедленно по проводамъ и по радіо неслись донесенія въ германскій штабъ о движеніи колоннъ.

Тутъ-то, изъ этихъ сводокъ, начальникъ штаба, наконецъ, понялъ, что онъ ошибся.

Двигаясь на соединеніе съ Маккольмомъ, Спенсери летѣлъ вовсе не по тому пути, который казался наиболѣе вѣроятнымъ начальнику штаба. Его группа быстро уклонялась на юго-западъ, для того, чтобы черезъ полчаса измѣнить курсъ на строго южный, потомъ снова вильнуть на западъ и, снова лечь на югъ. Спенсери шнырялъ, какъ лиса, неожиданными зигзагами. Темнота надежно укрывала его. Очень скоро начальникъ германскаго штаба увидѣлъ, что заслонъ, выставленный имъ для поимки Спенсери, безполезно теряетъ время. И, чтобы спасти истребителей отъ бездѣйствія, начальникъ штаба отдалъ приказаніе немедленно ихъ перебросить въ районъ Нюрнберга, куда несомнѣнно двигался Спенсери.

Среди свѣжихъ радіограммъ офицеръ штаба положилъ передъ начальникомъ штаба короткую сводку о потеряхъ, понесенныхъ германской авіаціей въ бою съ Маккольмомъ. Она гласила слѣдующе:

«По донесеніямъ отдѣльныхъ начальниковъ эскадрилій и эскадръ, въ бою было потеряно истребителей Мессершмидтъ 65, получило поврежденій 160. Истребителей Арадо Удедъ сбито 83, получило поврежденій 7, бомбовозовъ Хенкеля сбито 43, получило поврежденій 18. Первая бригада ІОнкерса, въ результатѣ ошибки штурмана, наткнулась въ темнотѣ на подвѣсныя мины своей второй бригады и понесла тяжелыя потери. Точное число ихъ еще не установлено. Вслѣдствіе того, что аппараты дивизіи разсѣялись на очень большомъ пространствѣ, пока обнаружено 47 машин.»

ПОСЛѢ ВОЗДУШНАГО БОЯ.

Съ приближеніемъ къ цѣли Маккольмъ обнаружилъ все болѣе оживленную дѣятельность непріятельскаго радіо. По той массѣ шифрованныхъ телеграммъ, которыми обмѣнивался большой генеральный штабъ германской арміи со штабомъ авіаціи, не могло быть сомнѣній, что для встрѣчи англичанъ готовится рядъ ударовъ. Генералъ Маккольмъ не боялся новаго боя, справедливо считая, что въ ночныхъ условіяхъ на его сторонѣ имѣется значительное преимущество. Прежде всего, его нужно было найти въ пространствѣ! Даже четыреста аэроплановъ, если они захотятъ уйти отъ встрѣчи съ противникомъ, не такъ просто обнаружить Пусть даже посты на землѣ съ полной точностью отмѣчаютъ его путь, уклониться отъ встрѣчи онъ сможетъ.

Чтобы принять дальнѣйшее рѣшеніе, генералъ Маккольмъ вызвалъ своего начальника штаба.

— Полковникъ, сейчасъ необходимо рѣшить слѣдующій вопросъ: продолжать ли вести эскадру по прежнему курсу, или совершить обходное движеніе, съ тѣмъ, чтобы подойти къ цѣля съ тыла. Каково состояніе эскадры? ?

— Чтобы быть откровеннымъ, имѣю честь доложить, генералъ, въ первомъ бою нѣкоторыя изъ эскадрилій сильно потрепаны. Мощность эскадры въ общемъ уменьшилась на 25%. Среди экипажей есть раненые, но общее моральное состояніе неизмѣнно хорошее.

— Что же предпринять? — задумчиво спросилъ себя Маккольмъ.

Въ кабинѣ наступило молчаніе. Только гдѣ-то сзади раздавалось пильканіе безпроволочнаго телеграфа и равномѣрно гудѣли моторы.

— Итакъ, — рѣшительно поднявъ голову проговорилъ генералъ. — Отдайте сейчасъ приказаніе по эскадрильи: подойдя на разстояніе двухсотъ пятидесяти километровъ, что составитъ сорокъ минуть полета, перемѣнить курсъ сначала на западъ, а затѣмъ на югъ. Такимъ образомъ, мы обогнемъ Нюрнбергь. По моему сигналу измѣнить курсъ на сѣверный, послѣ чего мы начнемъ бомбометаніе.

Капитанъ Уйтлей принялъ этотъ приказъ флагмана и передалъ всѣмъ штурманамъ колонны.

Со стороны Маккольма такой рѣзкій маневръ былъ большой смѣлостью. Уже въ теченіе четырехъ съ половиной часовъ эскадра летитъ безъ всякой земной оріентировки. Руководствуясь исключительно приборами, она должна выйти на цѣль съ такой точностью, чтобы имѣть возможность безошибочно сбросить бомбы на городъ и плотину. Цѣль къ моменту подхода колоннъ будетъ погружена во тьму и сольется съ окружающей мѣстностью. Въ лучшемъ случаѣ, если будетъ свѣтить луна, удастся произвести визуальную провѣрку, съ контрольнаго аэроплана, который для этой цѣли спустится до полутора-двухъ тысячъ метровъ.

Уйтлей отлично зналъ, что всѣ штурманы эскадры уже въ теченіе долгаго времени съ крайней тщательностью, не отрываясь отъ таблицы приборовъ, производятъ исчисленіе пути. Летчики со всей доступною имъ точностью стараются вести аппараты по заданному курсу. И вотъ, когда всеобщее вниманіе и силы сосредоточены на томъ, чтобы привести линію курса точно къ цѣли, генералъ своимъ приказомъ ломаетъ ее.

Полторы тысячи человѣкъ, въ теченіе пяти часовъ, рискуя жизнями, бережно несли по воздуху пятьсотъ тысячъ килограммъ тротила и теперь, изъ-за самой незначительной ошибки, все можетъ полетѣть на вѣтеръ.

АТАКА МОСКИТНОЙ ДИВИЗІИ.

Получивъ донесеніе о приближеніи колоннъ англичанъ Макколъма, командиръ москитной дивизіи противовоздушной охраны Нюрнберга отдалъ распоряженіе о подготовкѣ къ вылету. У него осталось еще около получаса на то, чтобы провѣрить свою готовность, подняться въ воздухъ и на боевой высотѣ ожидать подхода англичанъ.

Полковникъ Бельцъ съ волненіемъ слѣдилъ за сигналами радіостанцій, доносившихъ о движенія Маккольма.

Вотъ англійскимъ колоннамъ осталось двѣсти семьдесятъ километровъ до Нюрнберга...

260...

250...

Иными словами до золы боя 100... 90... 80...

Вдругъ произошла страшная путаница.

Станціи, расположенныя по пути слѣдованія эскадры, донесли о томъ, что не слышать больше противника. Но его стали слышать посты, расположенные къ югу.

Когда же полковникъ Бельцъ готовъ былъ уже измѣнить приказъ о направленіи вылета, вся сѣть станцій, расположенныхъ къ сѣверу, стала доносить, что опять слышитъ противника.

Но въ то время, какъ одни станціи доносили о противникѣ, удаляющемся къ югу, другія сообщали о его приближеніи съ сѣвера: это было нелѣпо, почти невѣроятно.

Полковникъ Бельцъ самъ бросился къ радіокомнату.

— Я требую немедленно, — обратился онъ нервно къ начальнику радіотелеграфистовъ. — Я требую, лейтенантъ точной провѣрки. Что за чепуха. Одни уходятъ, другіе приближаются. Гдѣ правда? Немедленно требуйте провѣрки.

— Слушаюсь, — отвѣтилъ лейтенантъ, — поспѣшно отдавая приказы радіотелеграфистамъ.

Застучали телеграфные ключи. Въ эфиръ понеслись повѣрочные запросы.

Но станціи упорно твердили свое.

— «Противникъ уходить на югъ...»

«Противникъ приближается съ сѣвера».

На лицѣ лейтенанта растерянность.

На югъ уходитъ.

Съ сѣвера — приближается.

Характеръ и численность приближающагося противника станціи не могутъ опредѣлить.

Если бы полковникъ Бельцъ зналъ о движеніи Спенсери, то ему стала бы понятна боевая обстановка его участка.

Съ сѣвера приближалась колонна генерала Спенсери. На максимальной скорости, доступной облегченнымъ X. Л. Д., Спенсери шелъ на соединеніе съ Маккольмомъ. Онъ стремился, какъ можно раньше, отвлечь на себя противовоздушную оборону Нюрнберга и облегчить Маккольму подходъ къ цѣли.

Когда Маккольмъ легъ на южный курсъ и сталъ удаляться отъ основной линіи полета, Спенсери входилъ въ зону слышимости москитнаго наблюденія съ сѣвера. Это произошло 18 сентября, ровно въ полночь по средне-европейскому времени.

Полковникъ Бельцъ потерялъ спокойствіе. Ему нужно было торопиться встрѣтить неожиданнаго врага съ сѣвера, и, отогнавъ его, перебросить свою дивизію на южный секторъ обороны. Ушедшая на югъ колонна могла въ любую минуту измѣнить направленіе и вернуться къ Нюрнбергу.

Бельцъ вѣрилъ, что двѣ сотни аппаратовъ, появившихся съ сѣвера, будутъ остановлены его москитами.

Бельцъ приказалъ пустить въ ходъ прожекторы противовоздушной обороны.

Ночь отодвинулась съ половины небеснаго свода. Весь воздухъ, все небо, вся вселенная казались пронизаны этими могучими потоками свѣта прожекторовъ.

Москитныя части взлетали одна за другой.

Машины срывались съ аэродрома стремительно вскидываемыя стартовыми ракетами. Огненные хвосты отъ ракетъ тянулись за скрытыми тьмою аппаратами, какъ хвосты кометъ. Строго, на одной и той же высотѣ хвосты эти обрывались.

На нѣсколько минутъ все исчезло, въ черной безднѣ ночи, пока ворвавшись въ море свѣта, окружающее X. Л. Д. москиты не устремились на нихъ стремительной лавиной.

X. Л. Д. выпали блестками выстрѣловъ, какъ огненные дикобразы.

Эго было бѣснованіе огня.

Чтобы дойти до противника, москитамъ нужно было прорваться сквозь смертельную завѣсу свинца и рвущейся стали. Но многіе изъ нихъ все же прорвались къ конечной цѣли невредимыми. Эскадрилію смѣняла эскадрилія.

Если бы англичане были способны въ теченіе тѣхъ недолгихъ секундъ, что длилась атака, проанализировать обстановку, они должны были бы прійти въ паническій ужасъ отъ этого небывалаго натиска.

Вѣдь, какъ правило, истребитель, приблизившись и атакуемому имъ бомбовозу на пятьсотъ-шестьсотъ метровъ, уже стремился отклониться съ его пути, избѣжать столкновенія. Ему оставалось едва достаточно времени чтобы увести аэропланы отъ неизбѣжной гибели.

А москиты, какъ обезумѣвшіе, продолжали атаку.

Точно ослѣпнувъ, онн шли на брызжущіе имъ въ лицо огненные вихри.

Они не обращали вниманія на то, что многіе москиты уже падаютъ, дробя крыльями упругіе лучи прожекторовъ, одинъ за другимъ, какъ мотыльки, наскочившіе на пламя. Остальные продолжали атаку.

Первыя эскадриліи москитовъ, добравшись до непріятеля, открыли бѣшеный огонь. Одинъ за другимъ сбитые англійскіе аппараты, поворачиваясь вокругъ оси, стремительно падали внизъ, освѣщенные лучами прожектора.

Спенсери слишкомъ поздно понялъ, что имѣетъ дѣло съ необычайными истребителями. Разгадавъ стремленіе москитовъ сблизиться съ его машинами, а можетъ быть и таранить ихъ, онъ только при приближенія второй волны атаки противника, отдалъ приказъ немедленно маневрировать для избѣжанія столкновенія. И это спасло остатки эскадры Спенсери. Но все же двѣнадцать машинъ стали жертвами таранныхъ торпедъ, въ упоръ выпущенныхъ летчиками москитовъ.

Но съ того момента, когда тактика нѣмцевъ была разгадана, пріобрѣтенная ими въ пикированіи чудовищная скорость стала работать противъ нихъ. Летчики уже не могли съ нужной быстротой реагировать на маневры уклоняющихся X. Л. Д. и съ воемъ неслись въ темную бездну, пропадая за предѣлами свѣта прожекторовъ.

Послѣдовавшее за атакой первой москитной бригады нападеніе второй бригады не произвело на X. Л. Д. прежняго впечатлѣнія. Англичане подпустили нѣмцевъ на короткую дистанцію и, зная, что они имѣютъ только легкіе пулеметы, неопасные для аппаратовъ, разстрѣливали ихъ. Летчики маневрированіемъ уклонялись отъ непосредственнаго движенiя, необходимаго москитамъ. Нѣмцы не были подготовлены къ такой подвижности англійскихъ бомбовозовъ. Они не знали, что имѣютъ дѣло съ машинами Спенсери, свободными отъ бомбъ и сохранившими огромную подвижность

Однако слѣдуетъ сказать, что потерпѣвъ неудачу въ первой атакѣ, офицеры пытались вывести свои машины для вторичнаго удара. Но X. Л. Д. успѣли уже пройти зону, освѣщенную прожекторами полковника Бельца.

Атаковать пришлось въ темнотѣ и скученности, создаваемой присутствіемъ въ воздухѣ машинъ обѣихъ москитных бригадъ.

Во тьмѣ сверкнуло нѣсколько двойныхъ выстрѣловъ. Это столкнулись другъ съ другомъ москиты.

Командиры эскадрилій поняли значеніе этихъ страшныхъ взрывовъ и пошли на посадку. Это было все, что они могли сдѣлать при такихъ условіяхъ.

Правда, была еще возможность искать въ темноте столкновенія съ англійскими аэропланами, какъ это случайно произошло съ двумя или тремя москитами. Но столько же шансовъ было наскочить и на своихъ.

Для наблюдающаго снизу полковника Бельца прошла цѣлая вѣчность напряженнаго ожиданія. Только через минуту послѣ начала боя, онъ отмѣтилъ характерный взрывъ торпеды. Наконецъ-то. Первому москиту удалось прорваться сквозь огненное кольцо X. Л. Д. и таранитъ противника. Потомъ второй, третій, четвертый взрывы.

Къ удивленію полковника за багровымъ блескомъ торпеднаго взрыва не послѣдовало пламени и грохота рвущихся бомбъ противника. Въ слѣдующія минуты Бельцъ насчиталъ еще четыре столкновенія. Онъ видѣлъ, какъ объятые пламенемъ, падали аэропланы.

Но бомбы англичанъ по-прежнему не рвались. На землѣ въ той сторонѣ, куда падали горящія машины, тоже не слышно было взрывовъ.

Бельцъ не зналъ, что дерется со Спенсери, не имѣющимъ на борту бомбъ.

Сверхъ отмѣченныхъ полковникомъ девяти взрывовъ, произошло еще три, во время атаки второй бригады. Это было ничтожно мало. Спенсери потерялъ лишь двѣнадцать машинъ, зато могъ записать себѣ въ активъ около двадцати двухъ москитовъ.

Чрезвычайно высокая посадочная скорость москитовъ создала для нихъ большія трудности при возвращеніи съ атаки.

Ночь, неосвѣщенная изъ осторожности аэродромная площадь, неразбериха въ воздухѣ, — все это привело къ многочисленнымъ аваріямъ. Нѣсколько машинъ столкнулось, четыре москита перевернулись при посадкѣ, одинъ сѣлъ на собственные ангары, одинъ воткнулся въ землю, при чемъ произошелъ взрывъ его торпеды. Изъ вернувшихся невредимыми восьмидесяти москитовъ далеко не всѣ были способны къ продолженію боя. Утомленные боемъ нервы летчиковъ начали сдавать. Многіе не могли покинуть кабинъ изъ за утомленія и полученныхъ ранъ. Пули и снарядные осколки X. Л. Д. сдѣлали свое дѣло. Бѣглый осмотръ людей и машинъ показалъ, что не всѣ сѣвшіе аэропланы смогутъ послѣ нѣкотораго отдыха вылетѣть навстрѣчу новому противнику, о приближеніе котораго съ юга панически оповѣщали теперь всѣ радіостанціи

Если не пустить въ дѣло третьей и четвертой москитныхъ дивизій, то для колонны Маккольма насчитывающей въ своемъ составѣ около четырехсотъ машинъ, дѣйствительно, атака восьмидесяти летчиковъ съ разбитыми нервами будетъ похожа на москитный укусъ.

Но все же полковникъ Бельцъ отдалъ приказъ имъ и двумъ резервнымъ бригадамъ о подготовкѣ ко второму взлету и велѣлъ приготовить его собственную машину.

АВІАЦІОННАЯ ДИВИЗІЯ ПОЛУЧАЕТЪ НАЗНАЧЕНІЕ ВЫСАДИТЬ ДЕСАНТЪ.

Когда въ штабѣ королевской авіаціи въ Лондонѣ получили радіограмму отъ полковника Гордона о томъ, что временные аэродромы, устроенные на сѣверѣ Голландіи, уничтожены его штурмовиками, а немногочисленные гарнизоны, охранявшіе ихъ, отходятъ въ юго-западномъ направленіи, начальникъ штаба рѣшилъ использовать этотъ благопріятный моментъ и высадить воздушный десантъ въ Голландіи. Задачей его было заняіь сѣверную, болѣе пустынную мѣстность страны и держаться до тѣхъ поръ, пока флотъ не обезпечитъ нормальную высадку одного изъ англійскихъ экспедиціонныхъ корпусовъ, предназначеннаго открыть военыя дѣйствія съ сѣвера и очистить Голландію отъ нѣмецкихъ войскъ.

Услышавъ этотъ боевой приказъ, начальникъ воздушныхъ десантовъ немедленно передалъ его въ части, расположенныя на аэродромахъ средней части Британскаго Острова.

Генералъ Холидей, командиръ 21 авіаціоннаго десантнаго полка, получилъ приказаніе своего генерала ровно въ 19 часовъ 50 минуть.

Хотя боевой приказъ десанту не содержалъ ничего неожиданнаго, Холидей не могъ скрыть своего волненія, объясняя задачу командирамъ частей своего полка.

Вѣдь его солдаты должны будутъ, въ буквальномъ смыслѣ этого слова, упасть на голову противнику.

Вѣдь это будетъ первый случай въ исторіи войнъ, когда проведенный раньше только въ теоріи опытъ будетъ осуществленъ въ жизни. Сумѣетъ ли справиться его помощникъ? Вѣдь, это будетъ не на парадѣ, не на маневрахъ съ холостыми выстрѣлами и бѣлыми полосами холста, которыя отмѣтятъ условно отвоеванныя границы. Ихъ встрѣтятъ не посредники офицеры генеральнаго штаба съ бѣлыми повязками на рукавахъ.

На землѣ будутъ нѣмцы. Холидей понималъ что это значитъ

Генералъ внимательно разглядывалъ такія знакомыя родныя лица сидящихъ передъ нимъ людей. Онъ зналъ ихъ каждаго по имени, любилъ ихъ всѣхъ, ихъ женъ, ихъ дѣтей. Онъ зналъ всѣ ихъ дѣла, ихъ маленькія, домашнія заботы, отнимавшія у него, генерала, столько дорогого служебнаго времени.

— Головной отрядъ, первый и второй производятъ высадку на парашютахъ близъ городка Снеекъ. — Генералъ карандашомъ отмѣтилъ точку на картѣ. — Здѣсь расположенъ штабъ генерала Шверера, командующаго германской армейской группой сѣвернаго района.

Задача: первому отряду: парализовать штабъ, уничтожить связь, разрушить автомобильную дорогу, связывающую штабъ съ тыломъ и фронтомъ, взять въ плѣнъ или уничтожить личный составъ штаба.

Второму отряду — занять аэродромы, расположенные около штаба въ восьми километрахъ къ сѣверу отъ города, и если они разбиты, то подготовить ихъ къ принятію нашихъ аэроплановъ. Въ 3 часа 30 м. на этомъ аэродромѣ снизятся мои аппараты и высадятъ тамъ людей и средства зенитной обороны самого аэродрома и штаба десанта, имѣющаго прибыть туда въ 3 ч. 50 м.

Третій головной отрядъ производитъ высадку у деревни Сармаданъ на берегу канала и, въ зависимости отъ обстановки, занимаетъ одинъ изъ двухъ аэродромовъ, расположенныхъ около этой точки. Въ 3 ч. 40 мин. на этотъ аэродромъ садятся аэропланы моего второго эшелона съ легкими танками и артиллеріей.

Четвертый головной отрядъ выбрасывается сѣвернѣе точки Сармаданъ и принимаетъ всѣ мѣры къ охраненію невредимыхъ бензинохранилищъ, расположенныхъ у спеціальной вѣтки узкоколейки Въ 3 ч. 30 мин. на этотъ аэродромъ прибываютъ наши эскадрильи истребителей, которые будутъ нести службу охраненія дальнѣйшихъ операцій.

Первая посадочная часть въ составѣ двухъ механизированныхъ подраздѣленій производить высадку на аэродромахъ сѣвернѣе Сармадана... Задача...

Онъ говорилъ. Командиры молча записывали въ своихъ полевыхъ книжкахъ. По мѣрѣ того, какъ задача той или иной части была записана, командиръ подымался. Передавъ приказы и карты, Холидей порывисто обнялъ одного изъ близстоящихъ офицеровъ.

— До свиданія, друзья. Я думаю, что вы будете храбро драться за короля и Англію. До свиданія. Увидимся уже въ Голландіи. Я снижусь въ Сарманданѣ Буду тамъ съ 3 ч. 30 м. Если только...

Генералъ не окончилъ и, желая скрыть свое волненіе, поклономъ отпустилъ офицеровъ. Отдавъ послѣднее распоряженіе своему штабу, начальникъ десантнаго отряда поѣхалъ на аэродромъ, откуда долженъ быть стартовать первый головной отрядъ.

Тамъ уже было все тихо. Приготовленія закончены. Солдаты, готовые занять мѣста, лежали на прохладной росистой травѣ у машинъ. Въ тишинѣ были ясно слышны голоса цикадъ. Спокойно и ярко мерцали звѣзды. Генералъ, выйдя изъ машины искоса посмотрѣлъ на стоящій среди другихъ аэропланъ съ краснымъ крестомъ на фюзиляжѣ и крыльяхъ. Хотѣлось туда, но пошелъ въ другую сторону.

Онъ обошелъ нѣсколько машинъ и провѣрилъ матеріальную часть, поговорилъ съ солдатами Въ ихъ отвѣтахъ была нѣкоторая приподнятость, но генералъ не замѣтилъ волненія, которое самъ съ трудомъ скрывалъ. Онъ сдѣлалъ нѣсколько нервныхъ шаговъ и, упрямо кивнувъ головой, какъ бы рѣшилъ что-то, направившись большими шагами къ санитарному аэроплану. Солдаты съ бѣлыми повязками съ краснымъ крестомъ на рукавахъ лежали подъ широкими крыльями. Собравшись въ кружки, они о чемъ-то бесѣдовали. Холидей услыхалъ даже приглушенные смѣшки. Онъ остановился. Тихо, но отчетливо раздался вибрирующій дѣвичій голосъ. Сердце генерала бѣшено застучало. Онъ узналъ голосъ своей дочери Элленъ, которая, послѣ долгихъ семейныхъ сценъ, уговорила его разрѣшить ей перейти изъ вспомогательнаго санитарнаго отряда въ полковой лазаретъ сестрой. Послѣ сдачи экзамена, Элленъ уже въ теченіе двухъ недѣль, работала въ лазаретѣ и съ объявленіемъ войны была назначена въ летучій санитарный отрядъ при головной колоннѣ десанта. Когда генералъ сообщилъ ей объ этомъ назначеніи, Элленъ обрадовалась. Ей было пріятно участвовать въ самой горячей операціи, но отецъ боялся. И только теперь, подходя къ санитарному аэроплану, онъ понялъ, что большую часть его теперешняго волненія и нервности нужно отнести на счетъ Элленъ.

Громкій голосъ подошедшаго офицера вывелъ генерала изъ раздумья.

— Части готовы, генералъ. Люди на мѣстахъ. Аппараты приготовлены къ старту.

— Хорошо. Сейчасъ, — и сдѣлавъ нѣсколько шагов, онъ подошелъ къ дочери.

— Элленъ...

Лица дѣвушки не было видно. Но генералу показалось, что губы ея радостно улыбаются.

— Все хорошо, папа, дай я тебя поцѣлую.

Влажныя губы дѣвушки притронулись къ его лбу. Генералъ крѣпко пожалъ дочери руку и, круто повернувшись пошелъ прочь. Сидя въ автомобилѣ, Холидей пытался найти среди аппаратовъ тотъ, который былъ обозначенъ краснымъ крестомъ на корпусѣ. Но всѣ они въ темнотѣ были похожи другъ на друга. Прежде, чѣмъ онъ доѣхалъ до бѣлой линейки старта, загудѣли заведенные моторы. Командиръ перваго головного отряда вынырнулъ изъ подъ самыхъ фаръ автомобиля генерала.

— Разрѣшите стартовать, — спросилъ онъ, прикладывая руку къ шлему съ очками.

Холидей махнулъ рукой.

Придерживая неуклюжій парашютъ, командиръ отряда быстро скрылся въ темнотѣ.

Генералъ не выдержалъ и, сойдя съ машины, уставился въ темноту.

Вспыхивали цвѣтные глазки сигналовъ. Первый аэропланъ пошелъ на взлетъ.

НАДЪ НЮРНБЕРГОМЪ И БОМБЕРГОМЪ.

По стекляннымъ крышамъ длинныхъ заводскихъ зданiй синѣли огромныя надписи: «Дорнье». Сквозь матовыя стекла свѣтъ рвался въ ночное небо. Въ залитыхъ электричествомъ цехахъ царилъ размѣренный ритмъ конвейера. Конвейеръ въ новомъ — третьемъ — филіалѣ Дорнье гордость фирмы; онъ получилъ первую премію имперіи во время пробной мобилизаціи 1938 года.

Размѣрно двигались рядомъ съ конвейеромъ рабочіе. Видны были только коротко остриженные затылки склоненныхъ головъ. На холщовыхъ комбинезонахъ яркимъ голубымъ росчеркомъ написано: «Дорнье».

Равномѣрно шумѣли машины, изрѣдка только слышался стукъ разводного ключа о гайку и шорохъ конвейера.

Вдругъ рѣзкая дробь тревожныхъ звонковъ встревожила цехи. Надъ кронвейеромъ, надъ конторками мастеровъ, надъ столомъ инженера вспыхнули яркія надписи экрановъ.

«Воздушная тревога».

Свѣтъ, на секунду до того ослѣпительно яркій, померкъ. Еще и еще. Черезъ полминуты, кромѣ тусклыхъ синихъ лампочекъ, у дверей въ длинномъ зданіи цеха не было ни огонька. Рабочіе не прекратили работы, такъ же шумели машины, такъ же шелъ конвейеръ, въ причудливомъ синемъ свѣтѣ выдѣлялись детали идущихъ безпрерывной вереницей частей машинъ.

Неожиданно вспыхнулъ яркій свѣтъ. Кто-то включил главный рубильникъ. Но это продолжалось всего лишь несколько секундъ. Свѣтъ вновь погасъ.

По рядамъ рабочихъ пробѣжалъ шопотъ: «измѣна», минуту конвейеръ шелъ впустую.

Вспышка была столь короткой, что капитанъ Уйслей не могъ бы даже указать мѣста, гдѣ она возникла. Яснымъ стало только одно — внизу дѣйствительно Нюрнбергъ. Остальное должны были сдѣлать приборы. Каждая бомба на счету. И когда капитанъ услышалъ приказъ Маккольма:

«Вести бомбометанія съ пикированія» — онъ обрадовался.

Это дѣлаетъ бомбардировку болѣе дѣйствительной — можно было разсчитывать, что третья колонна, которую велъ самъ генералъ, разбьетъ тротиломъ намѣченные объекты.

Положеніе второй колонны, которая въ пятидесяти километрахъ отъ Нюрнберга повернула на западъ съ целью подвергнуть бомбардировкѣ электрическую станцію, была значительно труднѣе. Изъ ея первоначальнаго состава — шестьдесятъ ХЛД — осталось всего лишь тридцать семь машинъ. Къ тому же станція навѣрное имѣетъ еще собственную оборону и пикированіе для сбрасыванія обойдется колоннѣ не дешево.

На центральной электрической станціи уже знали о приближеніи колоннъ.

Ея высокій дворецъ изъ стекла, отдѣланный сѣрым гранитомъ, былъ погруженъ во мракъ. Мелодически гудѣли турбины, изъ шестисотъ восьмидесяти тысячъ киловатъ въ сѣть посылались только триста — то, что поглощалъ Бамбергъ, младшій братъ Нюрнберга. Остальное шло на заводы Дорнье. Но вотъ затрещалъ телефонъ.

— Прекратитъ подачу энергіи. У насъ воздушная тревога. Заводы стали.

Теперь Нюрнбергу, пожирающему львиную долю тока, не нужно было ни ватта. Стали станки. Почернѣли нити фонарей. Скованный страхомъ Нюрнбергъ притаился. Впервыѳ съ момента открытія станціи промышленный гигантъ отказался отъ электрической пищи.

Изъ зеркальныхъ оконъ машиннаго зала была видна гладь напорнаго озера верхняго бьефа, подобнаго большому морскому заливу. Молодой инженеръ, помощникъ дежурнаго по залу, стараясь сдерживать нервную дрожь, поглядывалъ въ темноту. Онъ пытался найти лннію, отдѣляющую небо отъ воды. Гдѣ-то тамъ за этой линіей движутся англійскіе аэропланы. Инженеръ повернулъ лицо къ сидящему передъ пультомъ старику:

— А можетъ быть они летятъ не къ намъ? ?

Въ голосѣ его звучала надежда.

Но старикъ спокойно отвѣтилъ:

— Въ этомъ то, мой другъ, вы не можете сомнѣваться.

— Что-же будетъ?

— Вы такъ спрашиваете, какъ будто бы я всю жизнь просидѣлъ подъ аэропланными бомбами.

— Но, вѣдь, вы были на войнѣ 1914 года...

— Тогда въ насъ швыряли игрушками въ двадцать пятьдесятъ килограммовъ. Теперь къ этому нужно приписать ноль справа. Тогда летали для устрашенія, теперь летаютъ для уничтоженія. Дряннымъ хвастунишкой сочли бы тогда летчика, который сказалъ бы, что онъ уничтожилъ ночью бомбами плотину.

— А теперь?

— Теперь, чортъ его знаетъ, что будетъ теперь. Мы съ вами объ этомъ сможемъ скоро судить.

— Перспектива, — сказалъ молодой инженеръ, нервно передергивая плечами.

— Я могу дать вамъ небольшой примѣрчикъ, — продолжалъ старикъ. — Однажды рѣка Колорадо, дающая энергію Санъ - Франциско, прорвала плотину. До берега моря массѣ воды осталось пройти всего восемьдесятъ километровъ, — три часа пути. Но на протяженіи этихъ трехъ часовъ вода причинила разрушеній на пятьсотъ милліоновъ долларовъ, т. е. на два милліарда нашихъ германскихъ марокъ... золотыхъ, конечно. Впрочемъ, вы не знаете, что такое золотая марка. Вы ее никогда не видѣли. Это штука, за которую по нынѣшнимъ цѣнамъ васъ можно купить со всѣми потрохами на цѣлый день...

Старикъ инженеръ не договорилъ. Желтое зарево сверкнуло на мраморѣ щитовъ. Мѣдная обводка кожуховъ турбинъ отбросила сіяніе къ дрогнувшему потолку. Выдавленная столбомъ воздуха стеклянная стѣна обрушилась во внутрь машиннаго зала. Снаружили съ гладкой поверхности уснувшаго озера поднялся къ небу пѣнистый фонтанъ воды. Грохотъ взрыва дошелъ до зала позже, когда надъ озеромъ взметнулся уже слѣдующій гейзеръ. Онъ перебросилъ пѣнистую струю черезъ широкое полото дамбы сливая ее съ фонтаномъ бетона и стали, скинутой очередной бомбой. Точно обрадовавшаяся освобожденію вода бросилась въ прорывы.

Плотина дрожала отъ напора пѣнящейся воды. Вода рвала надломленныя глыбы бетонной стѣны.

За каждой бомбой, падавшей въ озеро, слѣдовалъ ослѣпительный фонтанъ камней и воды. Гидравлическое давленіе подводныхъ взрывовъ рвало тридцатиметровую толщину бетона, какъ гнилую фанеру.

Двѣсти шестьдесятъ милліоновъ тоннъ воды уничтожающимъ все на своемъ пути потокомъ обрушились на Фюртъ-Нюрнбергъ, которымъ она столько времени рабски отдавала свою голубую энергію. Вода переливались черезъ гранитныя набережныя, заливала улицы, клокотала на площадяхъ. Берега канала не могли вмѣстить грандіозную массу воды, отданную водохранилищемъ. Она потокомъ стремилась въ Майнъ и понеслась къ Бамбергу.

Аэропланы третьей колонны генерала Маккольма, эшелонированные по частямъ, точно слѣдуя имѣющимся у нихъ фотографическимъ планамъ военно - промышленныхъ районовъ Фюрта и Нюрнберга, методически, съ поразительной точностью сбрасывали бомбы.

То, что происходило, было далеко отъ представленія, какое могло представить человѣческое воображеніе. Надъ притихшимъ центромъ Нюрнберга былъ слышенъ въ интервалахъ между взрывами могучій шумъ сотенъ аэроплановъ.

Зажигательныя бомбы, сброшенныя первыми эшелонами Маккольма, вызвали пожары. Температура въ 3200 градусовъ, развиваемая бомбами, была достаточна, чтобы воспламенить самые трудно возгорающіеся матеріалы. Языки пламени появлялись мгновенно на мѣстѣ паденія бомбъ, а аэропланы англичанъ удалялись къ сѣверу, чтобы сбросить слѣдующія бомбы надъ Бамбергомъ.

На смѣну первому эшелону подходили машины второго сбрасывавшія фугасныя бомбы. Ко времени ихъ паденія, половина заводовъ была уже объята пламенемъ. Красные столбы съ воемъ устремились къ небу, вздымая тучи искръ и окрашивая черный куполъ неба багровыми сполохами. О томъ, чтобы бороться съ разбушевавшимся океаномъ огня, не могло быть и рѣчи. Пламя было повсюду. Оно возникало все въ новыхъ и новыхъ мѣстахъ, вырывалось изъ новыхъ и новыхъ развалинъ. Стеклянныя крыши цеховъ лопались съ жалобнымъ стономъ. Въ жалкія дѣтскія игрушки сворачивались въ клубки стальные каркасы горящихъ аэроплановъ. Раскаленныя коробки танковъ дѣлались прозрачными, ихъ никто не пытался спасать. Пожарные и охрана первое время пытались бороться съ разбушевавшейся стихіей, но затѣмъ бросились въ подземелья газовыхъ убѣжищъ, чтобы спасти себя.

X. Л. Д. сбросили уже первыя бомбы на корпуса Фарбениндустри. Въ Бамбергѣ загорѣлись склады сѣры, заготовленные для производства иприта. Лопнулъ первый гигантскій газгольдеръ съ отравляющими веществами. Слезоточивые, удушающіе, вызывающіе нарывы газы: ипритъ, луизитъ, фосгенъ — все то, о чемъ съ ужасомъ шептались въ мирное время и во что старались не вѣрить, какъ въ страшный призракъ ада, все это потекло по берегамъ Майна. Тяжелая пелена желтаго, сѣраго дыма застилала весь просторъ долины до Штейгервальда.

Еще черезъ нѣсколько минутъ въ оставшихся цѣлыми нюрнбергскихъ домахъ полопались всѣ стекла. Волна страшнаго взрыва докатилась туда за шестьдесятъ километровъ. Въ Бамбергѣ взлетѣли на воздухъ заводы взрывчатыхъ веществъ.

Небо пылало.

На десятки километровъ вокругъ поля покрылись хлопьями и копотью. Толпа, обезумѣвшая отъ ужаса, стремилась въ убѣжища. У входовъ ихъ клокоталъ водоворотъ потерявшихъ разсудокъ людей. Электричества не было. Лифты, набитые визжавшими отъ ужаса женщинами, стояли посреди темныхъ шахтъ. На глубинѣ тридцати метровъ нужно было опускаться по желѣзнымъ лѣстницамъ. Въ полутьмѣ, къ которой еще не привыкли глаза, люди оступались и падали, ихъ никто не поддерживалъ.

Но не успѣли наполниться еще и наполовину убѣжища, какъ надъ потерявшими разсудокъ толпами пронесся крикъ.

— Вода!

Вода появилась на улицахъ. Сначала ей не придали значенія. Но когда уровень ея въ теченіе трехъ минутъ повысился до полуметра, когда по главнымъ улицамъ уже можно было пройти только по поясъ въ водѣ, когда вода потоками хлынула въ подвалы, когда вслѣдъ за стремящимися въ подземныя убѣжища съ грохотомъ ринулись водопады — всѣ поняли.

Плотина!

Можно было сохранить надежду на спасеніе отъ огня, такъ какъ пока еще не была сброшена ни одна бронебойная бомба, можно было надѣяться спастись въ газовыхъ убѣжищахъ.

Но куда было скрыться отъ воды? Черезъ восемь минутъ потоки ея поднялись до человѣческаго роста.

Сидя въ рубкѣ флагманскаго аэроплана, совершающаго третій заходъ для бомбометанія, Уйтлей чувствовалъ что задыхается. Воздухъ вокругъ машинъ былъ раскаленъ и насыщенъ густымъ тошнотворнымъ запахомъ гари. Колонны во время бомбардировки уменьшили высоту полета до трехъ тысячъ метровъ, но летчики снова вытаскивали кислородные респираторы, чтобы глотнуть воздухъ.

Маккольмъ отдалъ приказъ головному соединенію слѣдовать за нимъ и. еще уменьшая высоту, направился вверхъ по каналу въ сторону Дуная. Аппараты впервые прошли надъ центромъ города. Невольно Уйтлею вспоминалась Венеція. Вмѣсто улицъ въ сѣрой предразсвѣтной мглѣ поблескивали потоки быстро текущей воды.

Аэропланы шли уже совсѣмъ низко. Можно было видѣть отдѣльные кварталы и уцѣлѣвшіе дома, Уйтлей съ удивленіемъ увидѣлъ на многихъ. крышахъ людей. Это не были ищущіе опасенія отъ воды и огня. Это были люди - которые взобралисъ на крыши, чтобы спастись отъ газовъ.

Маккольмъ, раненый въ бою съ москитами, еще самъ велъ эскадру надъ каналомъ, туда, гдѣ въ пригородахъ раздѣленные его развѣтвленіями расположились по берегамъ казармы. Снова засверкали взрывы бомбъ, но имъ съ земли отвѣтилъ ураганный огонь зенитныхъ батарей. Эскадра англичанъ, не ожидавшая такого отпора, взметнулась наверхъ. Одинъ за другимъ запылали взрываясь въ воздухѣ аппараты. Маккольмъ, будучи второй разъ раненъ, отдалъ приказъ набрать высоту и круто измѣнилъ курсъ на западъ. Изъ головного отряда, сильно порѣдѣвшаго, собрался вокругъ флагмана на высотѣ семи тысячъ метровъ, только десятокъ машинъ.

ВТОРОЙ УДАРЪ ПО БРИТАНСКИМЪ ОСТРОВАМЪ.

Блѣдный, осунувшійся, съ горько опустившимися углами рта, начальникъ германскихъ воздушныхъ силъ, говорилъ сухо, обращаясь къ собравшимся офицерамъ оперативной части.

— Ночью англичанамъ, благодаря хитро проведенный маневрамъ, удалось достигнуть важныхъ стратегическихъ и промышленныхъ центровъ нашей страны. Распыленіе воздушныхъ силъ создало для нихъ благопріятную обстановку. По послѣднимъ свѣдѣніямъ промышленный районъ Нюрнберга сильно пострадалъ. Правда, англійская эскадра разбита и не представляетъ больше боевой угрозы. Разбита также и объединенная франко-англійская эскадра, пытавшаяся сдѣлать налетъ на Дессау, гдѣ сосредоточена наша авіаціонная промышленность на заводахъ Юнкерса, — устало передвинувъ въ углу рта ситару, обратился начальникъ штаба къ высокому майору, котораго спросилъ:

— Въ какомъ состояніи наши стратосферные дирижабли?

— Они готовы, — отвѣтилъ майоръ. — Ждутъ только приказаній.

Строго говоря, названіе «стратосферные», употребленное начальникомъ штаба, было невѣрно. Воздушные корабли, о которыхъ онъ говорилъ, не являлись стратосферными. Достигаемая ими высота была еще въ области субстратосферы, но терминъ «стратосферный» удержался наравнѣ со столь же мало законнымъ того времени терминомъ «стратопланъ». Однако самъ фактъ появленія этихъ воздушныхъ кораблей заслуживаетъ вниманія. О нихъ ничего не писалось и строительство ихъ держалось въ строгой тайнѣ.

Опытные агенты германской развѣдки въ теченіе несколькихъ лѣтъ собрали за границей всѣ матеріалы по изученію стратосферы. Хорошо налаженная агентура извлекла изъ сокровеннѣйшихъ тайниковъ чужія военныя тайны, считавшіяся доступными только ограниченному кругу спеціалистовъ.

Все, что было достигнуто американцами въ области техники изготовленія тончайшихъ газонепроникаемыхъ тканей, рецепты полученія ультра-легкихъ сплавовъ высокой крѣпости, способы дешеваго добыванія большихъ массъ гелія, англійскіе скафандры, французскія герметическія кабины и т. д. — все это тщательно подбиралось, провѣрялось и прорабатывалось въ германскихъ лабораторіяхъ. Большой опытъ въ дѣлѣ строительства дирижаблей помогалъ нѣмцамъ. Одобренная воздушнымъ министерствомъ модель субстратосфернаго дирижабля поступила въ серiйную постройку.

Германское командованіе возлагало большія надежды на созданную имъ стратосферную эскадру.

— Я рѣшилъ нанести такой же ударъ по Лондону какой сдѣлали англичане по нашимъ промышленнымъ центрамъ, — сказалъ начальникъ штаба, смотря на офицеровъ. — Наша эскадра дирижаблей прикуетъ большiя силы англичанъ. Грузить дирижабли «синими бомбами»

Въ сотрудничествѣ съ бактеріологическими лабораторiями артиллерійское вѣдомство выработало спецiальные снаряды для забрасыванія бактерій въ непріятельское положеніе. Эти бактероіологическіе снаряды, отмеченные ярко-синей полосой, и получили названіе «синихъ». Но наиболѣе эффектныя изъ бактерій — быстрыя и смертоносныя — были недоступны пушкамъ. Онѣ бы очень скоро оказались запесенными въ собственную армiю Германіи. Единственно надежнымъ средствомъ занесенiя эпидемій въ глубокій тылъ противника являлась авіація. Авiаціоннымь вѣдомствомъ было создано нѣсколько бактеріологическихъ бомбъ примѣнительно къ различнымъ  типамъ бактерій и случаямъ ихъ примѣненія. Эти то бомбы, отмѣченныя синимъ кругомъ, и должны были взять дирижабли для налета на Лондонъ вмѣстѣ съ разрушительными зажигательными и фугасными страшной силы.

ВЪ АНГЛІИ НА РАЗСВѢТѢ.

Миссисъ Мери, у которой жилъ Тедди О’Коннель, съ трудомъ заставила себя открыть глаза. Оказывается, она такъ и заснула одѣтая въ креслѣ. Со вчерашняго дня она — старшая сестра автомобильно-санитарнаго отряда. Отрядъ этотъ сформировался изъ женскаго добровольческаго корпуса и работы было по горло. Миссъ Мери пріѣхала поздно домой, а потомъ еще долго сидѣла въ ожиданіи звонка. Но телефонъ молчалъ. На душѣ было тревожно... Такъ и заснула въ креслѣ одѣтой. Рядомъ въ комнатѣ, когда она вошла въ салонъ, проснулась Кетти и, растирая розовыми кулачками заспанные глаза, громко сказала, зѣвая.

— Мама, ты разбуди меня завтра рано утромъ. Я хочу видѣть войну.

Миссисъ Мери наспѣхъ привела себя въ порядокъ, разбудила Кегти, одѣла ее еще полусонной. Вчера въ отрядѣ сказали, что всѣхъ дѣтей нужно собрать въ газоубѣжищѣ дѣтскаго сада.

Рѣшительно хлопнула дверь. Каблуки гулко, какъ-то особенно настороженно застучали по лѣстницѣ. Миссисъ Мери съ непривычнымъ раздраженіемъ смотрѣла на спускающуюся дочь. Дѣвочка не спѣша, старательно переступала одной и той же ножкой со ступеньки на ступеньку.

На улицѣ было по осеннему свѣжо. Разсвѣтъ пробивался сквозь тяжелыя тучи, обложившія все небо. Онѣ разорваннымъ ватнымъ одѣяломъ мчались надъ притихшимъ городомъ.

Нѣсколько крупныхъ дождевыхъ капель упало на асфальть пустынныхъ улицъ.

Боби на перекресткѣ посмотрѣлъ вверхъ и развернулъ плащъ. На черномъ просторѣ проспекта полицейскій былъ непривычно одинокъ. Изрѣдка проносился автомобиль. Прохожіе, почти однѣ женщины, не задерживаясь шли по тротуарамъ. Несмотря на ранній часъ дѣловито хлопали двери.

Надъ подъѣздами щелкали по вѣтру бѣлыя полотнища. На нихъ непривычныя слова: «Лазаретъ для отравленныхъ газами», «Хирургическое отдѣленіе главнаго госпиталя», «Штабъ противовоздушной обороны второго района», «Дѣтскій садъ и ясли для женщинъ добровольцевъ».

Широкая стеклянная дверь дѣтскаго сада открывалась почти непрерывно. Одна за другой выходили женщины, оставившія тамъ дѣтей.

Кетти съ трудомъ поспѣвала за матерью. Она бережно прижимала къ себѣ куклу и подражала жестамъ матери. Кукла сидѣла на локтѣ прямо съ деревянно вытянутой спиной и растопыренными руками.

Дѣвочка озабоченно дернула мать за рукавъ и спросила.

— Мама, а куколъ въ дѣтскій садъ берутъ?

Мать не успѣла отвѣтить. Къ подъѣзду шурша шинами подошелъ санитарный автомобиль. Женщина-врачъ вышла изъ машины. Миссисъ Мери, улыбнувшись, кивнула ей.

— Я немного задержалась, — сказала она извиняясь. — Сейчасъ сдамъ Кетти и буду на мѣстѣ.

— Ничего, ничего, — добродушно сказала женщина-врачъ и присѣла передъ Кетти. —- Ты тоже дочку принесла?

—Да. А куколъ берутъ или не берутъ?

Миссисъ Мерн выпустила ручонку Кетъ.

Взрывъ потрясъ улицу. Подброшенная воздухомъ дѣвочка ударилась головой въ дверь. Она выбила тѣльцемъ стекло и упала во внутрь дома. Обливаясь кровыо, она лежала на каменномъ полу. Одна ручка безпомощно вытянулась, другой она прижимала къ себѣ куклу. Мать лежала на тротуарѣ часто и неловко, судорожно перебирая руками. Извиваясь всѣмъ тѣломъ она пыталась освободить придавленныя перевернутымъ автомобилемъ ноги. Расширенные глаза искали исчезнувшую Кетъ.

Заваливая черный просторъ асфальта, посыпались камни, обломки бревенъ, штукатурка. Въ воздухѣ повисло бѣлое облако пыли.

Неподалеку грянулъ новый взрывъ. Канитель дома противъ яслей поклонилась улицѣ и обрушилась вмѣстѣ съ подкошенной колонной, карнизъ, описавъ въ воздухѣ траекторію, съ грохотомъ упалъ на миссисъ Мери. Изъ подъ обломковъ была видна бѣлая кисть руки.

АТАКА ГЕРМАНСКАГО ЦЕППЕЛИНА.

Въ дежурной комнатѣ штаба эскадры истребителей, охраны города, вспыхнула красная сигнальная лампа, и дробная трель звонка рѣзанула тишину.

— Слушаю, — коротко бросилъ въ трубку дежурный лейтенантъ и рванулъ рубильникъ. Одновременно онъ включилъ телефонный аппаратъ командира эскадры.

Въ казармахъ, въ столовыхъ, въ мастерскихъ, въ ангарахъ, на аэродромѣ визгливо стонали сирены.

Начальникъ эскадры истребителей принималъ сообщеніе штаба.

«Нашъ городъ подвергся воздушной бомбардировкѣ германскаго дирижабля. Изъ-за низкой облачности посты противовоздушной обороны ничего не видятъ. Фоническое наблюденіе тоже ничего не замѣтило и не слышитъ. Изъ штаба противовоздушной обороны тыла сообщаютъ, что были сдѣланы попытки бомбардировать крупные промышленные центры, заводы, аэродромы. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ дирижабли были вовремя обнаружены. Безшумно дрейфуя надъ облаками, они при помощи подвѣсныхъ стальныхъ корзинъ пытались вести корректированіе огня. Некоторые изъ нихъ уничтожены. Тѣмъ не менѣе они успѣли нанести большой вредъ...»

Уже сидя въ машинѣ, О'Коннель принялъ приказъ и сообщеніе объ обстановкѣ. Быстроходные истребители, ревя моторами, лѣзли вверхъ почти вертикально. Навстрѣчу имъ хлесталъ дождь. Капли перешли въ струи, онѣ стегали по колпакамъ кабинокъ какъ бичи.

Оторвавшись отъ аэродрома О’Коннель сталъ обдумывать задачу.

— Если всей эскадрильѣ заняться поисками затерянной подъ облаками маленькой наблюдательной корзины, то дирижабль, даже если онъ одинъ, успѣетъ сбросить еще много бомбъ, прежде чѣмъ удастся уничтожить его наблюдателя... — такъ думалъ лейтенаптъ, и поэтому О’Коннель раздѣлилъ эскадрилью, передавъ приказъ по радіо:

«Первому и второму звену искать гондолу наблюдателя подъ облаками. Третье и четвертое звено вмѣстѣ со мной пробиваютъ облака и атакуютъ воздушный корабль.»

Черезъ пятьдесятъ секундъ О’Коннель вошелъ въ густое молоко дождевыхъ облаковъ, пробилъ ихъ, и скоро надъ его головой засіяло голубизной осеннее небо. Плыли рѣдкія перышки разорванныхъ циррусовъ. Клубящееся море дождевыхъ облаковъ осталось внизу.

Альтиметръ показываетъ двѣ съ лишнимъ тысячи, но ни вокругъ, ни надъ головой попрежнему не было видно никакого дирижабля.

О’Коннель сдѣлалъ полный кругъ надъ городомъ, и, только замыкая его, замѣтилъ въ лучахъ восходящаго солнца, едва уловимый блескъ чего-то посторонняго среди нѣжныхъ мостковъ перистыхъ облаковъ. Пятнышко сверкнуло и тотчасъ же исчезло. Лейтенантъ настойчиво, методически, румбъ за румбомъ сталъ осматривать небо. Наконецъ, онъ нашелъ то, что искалъ, — полоска сверкнула снова. На этотъ разъ онъ не далъ ей исчезнуть и старательно навелъ оптическій прицѣлъ. Сквозь линзы онъ ясно увидѣлъ сигару дирижабля.

О’Коннель на глазъ опредѣлилъ его высоту. Она была на двѣ тысячи метровъ выше его.

— Дирижабль на такой высотѣ. Не можетъ быть, — удивленно подумалъ лейтенантъ и готовъ былъ протереть глаза, если бы онн не были закрыты стеклами скафандра.

Высота около четырехъ тысячъ, до дирижабля еще двѣ, итого шесть, — соображалъ онъ, — дѣла всего на двѣ минуты. — продолжалъ думать лейтенантъ и двинулъ секторъ. Стрѣлка тахометра дрогнула и пошла вправо. О’Коннель увѣренно лѣзъ въ высоту.

Въ наушникахъ радіофона послышался вызовъ командира одного изъ оставленныхъ звеньевъ подъ облаками;

«Нашелъ корзинку».

О’Коннель поднялъ глаза къ дирижаблю, чтобы смѣрить разстояніе и едва не вскрикнулъ отъ изумленія; сигара, до которой осталось уже не больше тысячи метровъ, быстро пошла вверхъ.

«Корзинка сбита» пронеслась мысль, и О’Коннель гнѣвно двинулъ секторъ еще дальше. Моторъ взревѣлъ, какъ осатанѣвшій. Стрѣлки приборовъ пришли въ движеніе. Увеличились обороты. Температура масла повышалась. Винтъ требовалъ все большаго и большаго угла.

Стрѣлка антиметра перешла уже за шесть тысячъ, на которыхъ только что шелъ дирижабль, а до него теперь было больше, чѣмъ прежде. О’Коннель съ трудомъ держалъ его въ полѣ зрѣнія. Дирижабль снова превратился въ маленькую серебряную черточку на ярко-голубомъ фонѣ неба.

Аппаратъ лейтенанта лѣзъ и лѣзъ. До дирижабля была опять не больше двухъ тысячъ. Альтиметръ подошелъ къ «12». Осталась одна тысяча до краснаго дѣленія «13» — потолокъ истребителя. О’Коннель могъ безошибочно сказать, что дирижабль находится за предѣлами этой красной черты.

На высотѣ двѣнадцати съ половиной тысячъ метровъ, одинъ изъ спутниковъ О’Коннеля доносилъ по радіо, что его моторъ задыхается.

Стрѣлка подошла къ «13», когда и второй летчикъ сообщилъ, что его аппаратъ проваливается.

Что могъ сдѣлать командиръ. Его собственная машина съ каждымъ метромъ высоты теряла устойчивость. О' Коннель хорошо зналъ симптомы потолка.

Лейтенанть свѣрился съ картой. Впечатлѣніе было вѣрнымъ. Дирижабль летѣлъ на востокъ. Городъ осталсл позади. Внизу должно было быть Сѣверное море.

Дѣло ясно: или О’Коннель теперь же доберется до дирижабля, или тотъ успѣетъ уйти къ себѣ. Лейтенантъ пожалѣлъ, что въ рукахъ его не отпиленная ручка его тренировочнаго аэроплана, на которомъ онъ поставила рекордъ. Здѣсь все на мѣстѣ, мало того: тутъ еще четыре пулемета въ крыльяхъ и орудіе на носу кабины.

До дирижабля больше тысячи метровъ, нужно преодолѣть метровъ двѣсти, чтобы имѣть возможность открыть огонь изъ пушки. Нужно значительно облегчить машину, но за счетъ чего? Двѣсти метровъ на такой высотѣ не шутка — мысли роемъ летѣли въ головѣ лейтенанта.

Пришло въ голову, что бензинъ нуженъ только на дорогу туда, — если удастся добраться до дирижабля, а внизъ можно спланировать и съ сухимъ бакомъ.

Потянувъ рычажокъ бензиновыхъ крановъ, онъ настороженно смотрѣлъ за стрѣлкой бензиномѣра, Она уже была близка къ нулю, когда О’Коннель отпустилъ рычажокъ. Бакъ былъ почти пустъ.

Машина легко преодолѣла пятьдесятъ метровъ.

Слѣдующіе пятьдесятъ метровъ она взяла черезъ силу и дальше идти отказалась.

При малѣйшемъ движеніи ручки на себя, аэропланъ проваливался. Стоило труда удержать ею на прежнейвысотѣ..

— Чортъ, дьяволъ, тысяча вѣдьмъ, — ругался О’Коннель. —- Бензинъ далъ только сто метровъ, мало, но есть еще баки съ масломъ. — Въ головѣ мелькнула мысль «вѣдь баки нельзя опорожнить во время полета». О’Коннель оглянулся, ему на глаза попалась панель радіо. До нея легко дотянуться. Ее ничего не стоитъ сорвать, но весь передатчикъ — подъ сидѣніемъ, его не вытащишь. Кабинка такъ тѣсна, что невозможно повернуть плечи.

Что есть еще лишняго, — мучительно думалъ лейтенантъ. — ІІулеметы. Они далеко. Ага, — О’Коннель даже улыбнулся. — При пулеметахъ есть тысячи безполезныхъ патроновъ.

Сквозь гулъ мотора отчетливо прорвалась дробное таканье пулеметовъ. О’Коннель не снималъ пальцевъ со спуска до тѣхъ поръ, пока счетчикъ не показалъ, что у пулеметовъ не осталось ни одного патрона.

Стрѣлка альтиметра лѣниво отмѣряла десятиметровыя дѣленія.

Тысяча вѣдьмъ, — только два дѣленія. Мало, мало — на глазахъ у О’Коннеля показались слезы обиды.  Чѣмъ еще облегчить машину. Ба. Снаряды. Ихъ сто. Вѣсъ снаряда — семьсотъ граммъ, значить, еще полсотни метровъ. Если оставить себѣ десять снарядовъ можно подойти на дистанцію прямого выстрѣла.

О’Коннель рѣшительно потянулъ спускъ пушки. Четкій бѣлый слѣдъ каждаго третьяго снаряда чертилъ кривую троэкторію и, не дойдя до него, уходилъ въ пространство. При воздушной стрѣльбѣ каждый третій снарядъ оставляетъ за собой яркій слѣдъ, дающій возможность летчику провѣрить наводку.

[Журнал номер 46(1939) в публикации отсутствует]

АТАКА ГЛАВНЫХЪ ГЕРМАНСКИХЪ ВОЗДУШЫХЪ СИЛЪ МЕЖДУ ДВУМЯ И ПЯТЬЮ ЧАСАМИ.

Въ тотъ моментъ, когда эскадры англичанъ соединились, и раненый ген. Маккольмъ передалъ командованіе ген. Спенсери, его машина пошла за машиной новаго флагмана.

Маккольмъ лежалъ въ рубкѣ, лишенный силъ, — впадая время отъ времени въ забытье. Но онъ заставилъ себя одѣть поверхъ бѣлой чалмы бинтовъ наушники радіо. Не вмѣшиваясь въ распоряженія Спенсери, онъ старался не пропустить изъ нихъ ни слова.

Закончивъ составленіе сводки, капитанъ Уйтлей могъ слѣдить за перекличкой флагманскаго корабля съ колоннами и съ землей.

Развѣдывательный штабъ въ Лондонѣ сообщилъ, что имъ перехвачена шифрованная передача нѣмцевъ. Повидимому, противникъ знаетъ о намѣченномъ маршрутѣ обратнаго движенія остатковъ эскадры и готовитъ отрѣзать имъ путь.

Принявъ жалкіе остатки когда-то могущественной армады, Спенсери сдѣлался еще осторожнѣе. Онъ зналъ, что экипажи кораблей находятся на предѣлѣ переутомленія. Почти восьмичасовой полетъ съ рядомъ напряженныхъ боевъ не давался даромъ. Отъ эскадры остались лишь жалкіе остатки. Мало было снарядовъ, что еще болѣе снижало ея боеспособность.

Взвѣсивъ всѣ обстоятельства, Спенсери рѣшилъ сначала совершить обходное движеніе. Взявъ на югъ, онъ разсчитывалъ пройти подъ хвостомъ у брошенныхъ ему наперерѣзъ силъ противника. Но провѣрка содержимаго баковъ X. Л. Д. показала, что не хватитъ горючаго, чтобы дотянуть до Франціи. Запасы топлива оставляли возможность возвращенія домой лишь по кратчайшей линіи — прямой.

Естественна была въ такихъ условіяхъ попытка обойти заслонъ сверху. Водя облегченные отъ бомбъ бомбовозы, Спенсери вполнѣ могъ разсчитывать на нѣкоторое превышеніе надъ массой аэроплановъ противника. Если отдѣльные типы эскадрильи и достанутъ его, то справиться съ ними будетъ хотя и нелегко, но возможно.

Однако, старшій инженеръ доложилъ, что и этотъ путь закрытъ: расходъ горючаго для набора нужной высоты превыситъ запасы эскадры.

Спенсери передумалъ рядъ комбинацій, — всѣ онѣ упирались въ одно и то же — топливо, топливо и топливо. Генералъ продолжалъ упрямо изыскивать способъ, который позволилъ бы достичь Франціи безъ опасности встрѣтиться сь врагомъ, сохранить жизнь ввѣренныхъ ему людей, сохранить каждый X. Л. Д. для будущей работы. Теперь, когда на корабляхъ нѣтъ ни одной бомбы, они безсильны нанести врагу какой-нибудь ущербъ, и было бы преступно пойти на столкновенія въ воздухѣ.

Но, повидимому, средствъ къ тому, чтобы избѣжать этой встрѣчи, не было.

Обдумывая еще разъ свое положеніе, Спенсери, наконецъ отдалъ приказъ: «Всѣмъ машинамъ перейти на снижающій полетъ».

Плавно, теряя высоту при крейсерскихъ оборотахъ турбинъ, X. Л. Д. пріобрѣтутъ скорость шестьсотъ километръ. Это будетъ какъ разъ та полоса, гдѣ противникъ намѣренъ встрѣтить эскадру.

Но такъ какъ нѣмецкій генеральный штабъ разсчитываетъ на скорость X. Л. Д. максимумъ пятьсотъ двадцать километровъ въ часъ, то Спенсери съ остатками эскадры пройдетъ зону намѣченной встрѣчи раньше, чѣмъ ожидаютъ нѣмцы.

Если этотъ расчетъ не оправдается и нѣмцы будутъ уже на мѣстѣ, остается еще шансъ не бытъ замѣченнымъ патрулирующими на большой высотѣ истребителями. И, наконецъ, если нѣмцы его все-таки замѣтятъ, то имъ придется вступить въ бой съ X. Л. Д. идущими на высотѣ не больше двухсотъ метровъ. Иными словами истребители нѣмцев будутъ лишены всякой возможности маневрировать по вертикали. Спенсери останется защищать только верхнюю полусферу. Прифронтовую полосу зенитной артиллерiи онъ пройдетъ безъ малаго на бреющемъ полетѣ. Во-первыхъ, это дастъ ему шансъ неожиданности, во-вторыхъ, зенитныя пушки будутъ безсильны ему повредить.

Осталось преодолѣть одно большое препятствіе, — сумѣть провести эскадру низко надъ незнакомой гористой территорiей.

Расчеты Спенсери оправдались лишь во второй части. Появиться въ намѣченной зонѣ раньше противника ему не удалось.

Германскія эскадрильи были уже стянуты къ району столкновенія.

Но предполагая встрѣтить англичанъ на обычной для нихъ высотѣ, семь тысячъ, нѣмцы старались держаться какъ можно выше и прозѣвали первыя машины Спенсери. Только сигналы съ земли постовъ наблюденія обратили, наконецъ, вниманіе истребителей на идущія внизу колонны X. Л. Д.

Германскіе летчики бросились на обнаруженнаго врага. Они должны были во что бы то ни стало навязать англичанамъ бой, прежде, чѣмъ тѣ уйдутъ въ расположеніе зенитныхъ орудій «линіи Мажино», или подъ прикрытіе высланныхъ имъ навстрѣчу эскадрилій французскихъ истребителей. У нѣмцевъ уже не было времени для вступленія въ бой на параллельныхъ курсахъ. Нужно было использовать самую невыгодную атаку — изъ пикэ.

Наблюдая сверху, да еще при боковомъ утреннемъ солнцѣ, очень трудно было опредѣлять высоту полета X. Л. Д.

Нѣмцы стремительно пикировали на отдѣльные отряды бомбовозовъ англичанъ. Скорость ихъ сниженія доходила до восьмисотъ километровъ въ часъ. Инерція, пріобрѣтенная аппаратами, была огромная.

Слишкомъ поздно офицеры увидѣли свою ошибку. Англичане неслись въ двухсотъ метрахъ отъ земли.

Атакуя ихъ съ огромными скоростями, нѣмцы не имѣли возможности пройти мимо англичанъ. Они неизбѣжно врѣзались бы въ землю. Нужно было выйти изъ пикэ, не доходя до противника. Такой маневръ дѣлалъ невозможнымъ сколько-нибудь дѣйствительный огонь.

Германскіе командиры поняли, это, но было уже поздно. Остановить низвергающіеся истребители не было возможности. Командиры отдѣльныхъ отрядовъ пытались во время вывести свои части изъ атаки. Рѣзкимъ маневромъ они вырывали машины въ горку. Положеніе не оставляло мѣста для элементарной осторожности. Слѣдуя за командирами, летчики рѣзко выходили изъ пикэ. У нѣкоторыхъ машинъ отъ такой перегрузки, превысившей всѣ разумные запасы прочности, отваливались крылья. При мгновенномъ переходѣ отъ скорости сниженія въ восемьсотъ километровъ къ стремительному подъему, тѣла летчиковъ оказывались прижатыми къ машинамъ съ такой силой, что выдавливался металлъ сидѣнія, у летчиковъ ломались позвоночные столбы объ кромки сидѣній, кожа лопалась отъ чрезмѣрнаго давленія крови, кровь хлестала изъ ушей. Внутренніе органы въ силу инерціи смѣщались внизъ съ такой силой, что у многихъ легкіе были смяты, люди теряли сознаніе.

Нѣкоторыя эскадрильи истребителей, какъ коршуны, сверху ударялись о бомбовозы англичанъ и, сцѣпившись, вмѣстѣ падали внизъ горящими факелами. Центръ англійскаго расположенія былъ быстро прорванъ. Десятки аппаратовъ сбиты. Напрасно ощетинившійся бѣшенымъ огнемъ X. Л. Д. отбивались отъ нѣмцевъ.

Если первая атака могла считаться неудачной, то все же на сторонѣ нѣмцевъ было то преимущество, что англичане не могли переходить въ преслѣдованіе и вообще заниматься широкимъ маневрированіемъ. Они должны были спѣшить уйти изъ Германіи.

Поэтому у нѣмцевъ была возможность выйти изъ боя, перестроиться и повести бои на параллельныхъ курсахъ.

Они окружили растянувшіяся колонны X. Л. Д., и, не давая имъ ни на минуту опомниться, производили атаку за атакой.

Снаряды кончались у англичанъ, и ихъ положеніе становилось все болѣе и болѣе критическимъ. Нѣмецкимъ истребителямъ уже удалось разрѣзать эскадру пополамъ, при чемъ арьергардъ англичанъ былъ уничтоженъ.

Эскадра Спенсери истекала кровью.

Въ своей флагманской кабинѣ генералъ напряженно слушалъ. Онъ ждалъ, что вотъ-вотъ радіо принесетъ ему вѣсть о томъ, что уже близко истребители французовъ, что они идутъ спасать его эскадру. Но радіо приносило только извѣстія о гибели отдѣльныхъ эскадрилій.

Волна... Волна.. Волна... Здѣсь говорить генералъ Декруа. Говорить генералъ Декруа. Укажите точно ваше мѣсторасположеніе Съ двадцатью эскадрильями истребителей иду на помощь. Предполагаю быть черезъ двадцать минутъ. Декруа.

Генералъ Спенсери облегченно вздохнулъ.

Капитанъ Уйтлей, раненый въ руку, слышалъ какъ генералъ отдалъ приказъ.

Говоритъ волна... Говоритъ волна... Всѣмъ эскадрильямъ набирать высоту. Направленіе курса западъ. По мѣрѣ возможности уклоняться отъ боя съ истребителями. Маневрировать. Съ запада на помощь идутъ французскіе истребители подъ командой Декруа. Мѣсто встрѣчи на французскомъ аэродромѣ Дижонъ. Спенсери.

За этой телеграммой немедленно послѣдовала вторая.

Говоритъ волна ... Говоритъ волна... Декруа. Иду курсомъ на Дижонъ. Набираю высоту. Противникъ преслѣдуетъ. Жду вашей немедленной помощи. Спенсери.

Флагманскій самолетъ рванулъ вверхъ и пошелъ на подъемъ. Капитанъ Уйтлей видѣлъ внизу на землѣ голубую ленту какой-то большой рѣки. Въ его умѣ пронеслась мысль «неужели это Рейнъ». Страшный разрывъ качнулъ флагманскій корабль. Капитанъ больно ударился головой и потерялъ сознаніе.

Германское командованіе настаивало на полномъ уничтоженіи эскадры Спенсери. Оно не могло ждать, такъ какъ германскія эскадрильи истребителей были крайне нужны въ другомъ участкѣ. Только что въ главномъ штабѣ была получена тревожная телеграмма изъ штаба оккупаціонныхъ войскъ Голландіи, которая сообщала, что патрули миноносцевъ изъ Сѣвернаго моря донесли, что прошедшей ночью замѣтили эскадры тяжелыхъ десантныхъ англійскихъ аэроплановъ, направленіе которыхъ не удалось выяснить.

А черезъ нѣсколько минутъ пришла вторая телеграмма съ чрезвычайно тревожными вѣстями, что англійскому десанту удалось высадиться около голландскаго города Шнейкъ, и начальникъ округа генералъ Швереръ требуетъ срочно помощи.

ВЪ ГОЛЛАНДІИ.

Генералъ Швереръ, сухой старческой рукой сжималъ радіотелефонную трубку такъ, что склеротическія вѣны на его рукѣ напухли. Онъ доказывалъ, требовалъ и просилъ, но командованіе оккупаціоннымъ корпусомъ ему отказывало, такъ какъ не было средствъ дать генералу резервы въ срокъ, который онъ считалъ рѣшающимъ — два-три часа.

Швереръ прервалъ разговоръ на полусловѣ и не глядя, швырнулъ трубку. Осколки ибонита разлетѣлись по столу. Это было выходомъ для старческаго раздраженія, но не для частей его войскъ. Появленіе десанта ставило подъ угрозу полнаго окруженія сѣверныя группы оккупаціоннаго корпуса.

Въ дверь кабинета генерала вошелъ запыленный мотоциклетистъ и передалъ срочное донесеніе:

«На равнинѣ въ двадцати километрахъ отъ Шнейкъ эскадрильи тяжелыхъ десантныхъ аппаратовъ англичанъ вновь появились подъ охраной истребителей. Веду бой съ легкими частями десанта англичанъ, высадившагося ночью. Полковникъ Блуменау».

Швереръ распорядился подать машину и перевести штабъ на фольваркъ въ восьми километрахъ отъ разбитой англійскими подрывными командами желѣзной дороги.

Выйдя на крыльцо, онъ невольно поднялъ голову и услышалъ шумъ авіаціонныхъ моторовъ. Швереръ зналъ, что въ его распоряжевіи не имѣется ни одного аппарата. Значитъ, это были англичане. Онъ видѣлъ какъ отъ аппаратовъ отдѣляются черныя точки парашютистовъ. Во мглѣ утра видны были сотня точекъ. Онѣ стремительно падали. Ни одного раскрытаго парашюта. Точно люди рѣшили разбиться о поверхность земли. Но вотъ какъ по командѣ на одномъ и томъ же разстояніи отъ сѣверной поверхности земли надъ точками раскрылись парашюты. Ихъ стремительное паденіе перешло въ плавный полетъ. Противникъ спускался увѣренно выбирая направленіе.

Генералъ приказалъ бросить къ мѣстамъ приземленія парашютистовъ кавалерійскій полкъ собственной охраны и эскадронъ связи.

За спиной генерала началась суета. Никто не могъ опредѣлить разстояніе до мѣста высадки. Указывались самыя различныя дистанціи, которыя колебались отъ десяти километровъ до одного.

Генералъ презрительно пожалъ плечами офицеръ безъ глазомѣра, не офицеръ.

Онъ взялъ протянутую карту изъ рукъ адъютанта. Выпуклый старческій ноготь вдавилъ на ней три черныхъ креста — мѣста предполагаемой имъ высадки трехъ головныхъ десантовъ, отрядовъ генерала Холидей. Къ крыльцу подошелъ броневикъ и генералъ уѣхалъ въ сопровожденіи адъютанта.

Шоссе смѣнилось проселочной дорогой, потомъ пошли луга, потомъ пахоть, затѣмъ маленькій лѣсъ. Лавируя между деревьями, броневикъ шелъ лѣсными прогалинами. Генералъ приказалъ ѣхать къ новому расположенію своего штаба кратчайшимъ путемъ.

— Мы рискуемъ попасть въ руки десанта, — сказалъ адъютантъ нерѣшительно.

Швереръ упрямо приказалъ ѣхать черезъ названныя имъ точки. Броневикъ пробирался сквозь кусты, переѣзжая черезъ ручьи. Отъ неожиданнаго грохота машина, вдругъ, загудѣла. Шоферъ поспѣшно опустилъ заслонку передъ глазами. Стрѣлкой захлопнулъ верхній люкъ. По броне загремѣла вторая пулеметная очередь.

Броневикъ остановился. Командиръ машины, безусый офицеръ, внимательно присмотрѣлся и показалъ генералу на опушку лѣса: кустарникъ шевелился. Кустики двигались навстрѣчу брневику. По бронѣ опять застучали пули. Машина задрожала отъ выстрѣловъ своихъ пулеметовъ. Оглушенный Швереръ схватился за голову. Грохотъ былъ нестерпимъ.

Стараясь перекричать шумъ, генералъ приказалъ двигаться вдоль стрѣляющей цѣпи десанта.

— Если у нихъ есть бронебойныя пули, вы рискуете жизнью, ваше превосходительство, — крикнулъ командиръ.

Швереръ упрямо крикнулъ, стараясь перекричать гулъ.

— Я приказываю вдоль цѣпи.

Броневикъ двинулся. Командиръ коснулся плеча генерала и придвинулъ перископъ къ его глазамъ: перископъ медленно повернулся. Спереди и сзади броневика ползущіе кусты поворачивались. Еще черезъ секунду кусты поднялись. Англійскіе солдаты обѣгали машину. Командиръ, не справляясь больше съ желаніемъ генерала, направилъ броневикъ въ еще не сомкнувшійся интервалъ кольца. Наперерѣзъ бѣжалъ солдатъ въ синемъ комбинезонѣ. Броневикъ мчался прямо на него. Человѣкъ не останавливался. Командиръ броневика на ходу далъ по нему очередь изъ пулемета. Солдатъ упалъ на колѣни. Онь поднялъ надъ головой руки и швырнуль навстрѣчу машинѣ связку гранатъ. Шоферъ панически завертѣлъ колесо руля.

Пламя разрыва метнулось сбоку. Осколки загремѣли по бронѣ. Генералъ невольно втянулъ голову въ плечи. Командиръ въ башнѣ продолжалъ стрѣлять изъ пулемета.

Броневикъ мчался перелѣскомъ. Онъ выскочилъ въ интервалъ окруженія и быстро пошелъ полемъ. Путь былъ какъ будто чистъ.

Шоферъ прибавилъ газъ, намѣреваясь выѣхать на извивавшееся вблизи шоссе, когда командиръ пронзительно крикнулъ:

— Стопъ.

Отъ рѣзкаго торможенія генералъ ударился лицомъ о переднюю стѣнку.

Изъ придорожной канавы матово поблескивали стальные шлемы. Когда броневикъ остановился, изъ канавы выскочили люди. На нихъ были синіе комбинезоны и стальные шлемы тарелками.

— Англичане, — успѣлъ крикнуть командиръ.

Мелькнули гранаты. Около самаго броневика грянули разрывы. Острый запахъ порексилиновыхъ газовъ ворвался въ узкую бойницу. Командиръ закрылъ лицо руками и молча, какъ мѣшокъ, свалился на сидѣнье.

Броневикъ заднимъ ходомъ отходилъ къ лужайкѣ. Тамъ онъ развернулся и помчался въ промежутокъ между цѣпью парашютистовъ и этихь новыхъ, какъ изъ подъ земли выросшихъ англичанъ. Но ему удалось проѣхать не больше километра, — путь преградили пулеметы. Пули стучали по бронѣ, какъ молотки. Замѣнившій убитаго командира унтеръ-офицеръ больше не хотѣлъ встрѣчаться съ гранатами. Онъ сразу повернулъ машину и поѣхалъ въ новомъ направленіи.

Изъ-за куста вслѣдъ машинѣ взметнулась граната, за ней вторая. Броневикъ, накренился, и генералъ почувствовалъ какъ усилилась тряска. Онъ вопросительно посмотрѣлъ на унтеръ-офицера.

— Навѣрно сорвало шину. Ѣдемъ на ободѣ.

— Держитесь къ аэродрому, —крикнулъ Швереръ. — Это ближе всего

Машина вышла въ поле. Вдали показался аэродромъ.

Машину трясло и бросало такъ, что генералъ нѣсколько разъ больно ударился головой.

Вдругъ командиръ снова закричалъ:

— Стопъ.

По краю аэродрома цѣпочкой бѣжали люди въ синихъ комбинезонахъ. Вокругъ нихъ земля вскидывалась пылью винтовочныхъ и пулеметныхъ попаданій. Они все бѣжали, когда надъ ангарами взметнулся столбъ пламени и повалилъ густой черный дымъ.

Командиръ броневика пріоткрылъ бойницу.

— Повидимому и тамъ противникъ.

— Повидимому, — невозмутимо отвѣтилъ Швереръ.

— Куда прикажете ѣхать?

Шверерь молчалъ. Накренившійся броневикъ тяжело бѣжалъ по проселочной дорогѣ.

ВЪ ШТАБѢ АНГЛІЙСКАГО ДЕСАНТА.

Эленъ возилась съ устройствомъ своего маленькаго врачебнаго пункта въ комнатѣ лазарета штаба Шверера, когда ее спѣшно вызвали на аэродромъ къ отцу.

Передъ генераломъ Холидей, между двумя солдатами десанта, стоялъ голландецъ. Рядомъ съ нимъ высокій, краснощекій офицеръ-переводчикъ. Къ этой группѣ не спѣша подошла Эленъ, желая спросить отца о томъ, гдѣ ей будетъ отведена комната для лазарета.

— Этотъ малый, — сказалъ генералъ Эленъ, — несетъ какую-то ерунду, но очень похожую на правду. Будто около его фольварка сѣлъ англійскій парашютистъ и сломалъ ногу.

Эленъ подозрительно посмотрѣла на голландца.

— Этого не можетъ быть. Въ нашемъ десантѣ нѣтъ ни одного человѣка съ переломомъ, а по произведенной перекличкѣ врачами всѣ налицо.

— Но парашютистъ, — недоумѣнно разводя руками, отвѣтилъ генералъ Холидей, — совершенно точно сказалъ, что если это англійскій десантъ, то лучше всего, если доложатъ генералу и назвалъ мою фамилію.

— Странно... Кто-бы это могъ быть?

— Кто-бы ни былъ, мы должны ему помочь. Бѣги сейчасъ, Эленъ, къ врачу Гарди и вмѣстѣ съ нимъ въ сопровожденія вотъ этого голландца поѣзжай на взятой у нѣмцевъ машинѣ. Да, незабудь взять конвой.

— Зачѣмъ конвой?

— Мало-ли, что здѣсь можетъ быть...

Эленъ махнула рукой и, повернувшись къ голландцу, сказала, обращаясь къ переводчику.

— Спросите, переломъ ли ноги у парашютиста.

Офицеръ быстро перевелъ голландцу вопросъ Эленъ и началъ переводить отвѣтъ.

— У парашютиста не только переломъ ноги, но онъ немного и обгорѣлъ.

Эленъ переглянулась съ отцомъ.

— Странно, обгорѣлъ?!..

Голландецъ продолжалъ что-то говорить. Офицеръ переводилъ.

— Онъ потому обгорѣлъ, что падалъ съ горящаго аэроплана.

Генералъ разсердился.

— Что-жь онъ раньше, идiотъ, не говорилъ.

— Отецъ, — испуганно вскрикнули Эленъ, — тогда это можетъ быть только Макдональдъ.

— Ну, кто-бы тамъ ни былъ, доставить сюда.

Пославъ санитара за врачомъ, Эденъ побѣжала къ машинѣ. стоявшей за угломъ на шоссе. Мысли вихремъ неслись въ головѣ: упалъ съ горящаго аэроплана, назвалъ фамилію отца. Она боялась думать.

Голландца посадили къ шоферу, чтобы показывалъ дорогу. Машина помчалась. По словамъ крестьянина, упавшій летчикъ спрятанъ въ кустахъ близъ дорога, до него не больше пяти километровъ.

Мимо машины замелькали поля. Начался рѣдкій лѣсъ. Свернули съ шоссе, мимо замелькали рѣдкія деревни. Крестьянинъ увѣренно показывалъ направленіе.

Эленъ не замѣчала пути. Она путалась въ догадкахъ:

«Кто же? Кто, наконецъ?» ..

Вдругъ шоферъ рѣзко затормозилъ и повернулъ въ кусты. Сучьи и вѣтки захлестали по лицамъ сидящихъ. Впереди по дорогѣ навстрѣчу автомобилю медленно шелъ броневикъ. Онъ часто останавливался, точно прислушиваясь.

Прежде чѣмъ кто-либо могъ помѣшать, голландецъ мѣшкомъ вывалился изъ машины и нырнулъ в кусты.

— Ловушка, — мелькнула мысль у Эленъ.

Шоферъ искалъ глазами мѣста, гдѣ можно было-бы повернуть машину. Эленъ вцѣпилась ему въ плечо.

— А раненый?

Она выскочила изъ автомобиля. Шоферъ коротко бросилъ помощнику.

— Пулеметъ.

Солдатъ вытащилъ ручной пулеметъ и поставилъ его на треножникъ. Лежа въ кустахъ шоферъ перекинулъ со спины гранатную сумку. Эленъ протянула руку.

— Дайте.

Солдатъ укоризненно покачалъ головой.

— Вѣдь вы же сестра, нельзя. — И, повернувшись къ помощнику, бросилъ: — Приготовь связку изъ трехъ гранатъ. Бросай послѣ меня.

Броневикъ подошелъ. Онъ двигался съ большимъ креномъ налѣво. Приблизившись къ концу лѣска и точно обрадовавшись, прибавилъ газу. Когда онъ поворачивая уже къ опушкѣ, шоферъ взмахнулъ гранатами. Эленъ, открывъ ротъ, прижалась къ землѣ...

Изъ подъ передней части броневика взметнуло пламя. Воздухъ рвануло взрывомъ. Черезъ долю секунды разорвались гранаты помощника. Ихъ взрывъ подкинул переднюю часть искалѣченнаго броневика. Колеса разъѣхались вь стороны, какъ ноги раненаго звѣря. Концы перебитой оси уперлись въ землю. Башня броневика загрохотала выстрѣлами. Видно было, какъ отъ стрѣльбы пулеметовъ дрожатъ разошедшіеся листы брони.

Огонь велся наугадъ. Чувствовалось, что нѣмцы предполагали, что противникъ лежитъ гдѣ-то совсѣмъ близко, за спинами англичанъ съ деревьевъ клочьями летѣла кора. Высокое дерево качнулось и упало, срѣзанное пулями.

Броневикъ вдругъ замолчалъ. Дуло пулемета начало медленно поворачиваться, шаря по лѣсу, дало нѣсколько короткихъ очередей и смолкло. Прошло нѣсколько минуть. Тишину лѣса снова разорвалъ пулеметъ, броневикъ открыл огонь.

Пригнувшись къ землѣ, шоферъ бросилъ гранату, целясь въ башню. і

Пулеметъ на мигь умолкъ. Потомъ перемѣнилъ прицѣлъ и, нащупывая залегшихъ въ кустахъ англичанъ, стал давать короткія очереди. Пули ложились ближе. Рядомъ затрещалъ ручной пулеметь помощника шофера. Слившись въ одинъ гулъ, выстрѣлы трещали до боли въ ушахъ.

Шоферъ вновь приготовилъ гранату и, тщательно прицѣлившись, бросилъ. Взрывъ получился какой-то особенно глухой, точно ударили по большому мѣдному баку. Когда прошелъ звонъ въ ушахъ, Эленъ замѣтила, что строчитъ только одинъ пулеметъ совсѣмъ близко надъ ухомъ. За желтымъ облачкомъ гранатнаго разрыва, она увидала свороченный въ сторону стволъ пулемета на броневикѣ. Давъ нѣсколько очередей, ручной пулеметъ замолкъ. Шоферъ еще бросилъ одну гранату и выскочилъ изъ кустовъ, на ходу вынимая изъ кобуры револьверъ.

Броневикъ молчалъ. Когда съ трудомъ англичане открыли бронированную дверцу, изъ нея вывалился трупъ офицера. Быстро осмотрѣвъ, докторъ и Эленъ убѣдились что онъ убитъ осколкомъ гранаты. Въ башнѣ застрялъ въ странной позѣ лейтенантъ, у шофера броневика была перебита шея и кровь хлестала ручьемъ на воротникъ мундира. Въ глубинѣ на полу стоналъ еще одинъ военный. Эленъ наклонилась, чтобы посмотрѣть. Поджавъ подъ себя ноги и безпомощно перебирая пальцами рукъ, лежалъ старикъ съ сѣдыми усами и богатымъ серебрянымъ шитьемъ на воротникѣ.

— Нужно вынести на воздухъ, тамъ есть еще одинъ живой, — сказала Эленъ, обращаясь къ доктору.

Съ большими предосторожностями вынесли раненаго сѣдого офицера изъ броневика и положили рядомъ у канавы. Весь низъ мундира подъ распахнутой шинелью былъ теменъ отъ крови. Судорожно сжимая пальцы сѣдой офицеръ бормоталъ. Среди неразборчивыхъ фразъ Эленъ разобрала.

— Въ чемъ-то мы просчитались,  здорово просчитались

Докторъ, растегнувъ мундиръ, дѣлалъ перевязку.

Изъ кустовъ выбѣжалъ запыхавшійся крестьянинъ. Радостно улыбаясь, онъ что-то говорилъ по голландски, показывая пальцами на югъ и все время выставляя два пальца передъ шоферомъ, говоря: километра, километра. Положивъ раненаго на заднее сидѣнье, автомобиль двинулся по указанному крестьяниномъ направленiю.

ЛУЧШЕ СМЕРТЬ, ЧѢМЪ ПЛѢНЪ.

Когда голландцы ушли, лейтенантъ О’Коннель лежалъ нѣкоторое время неподвижно. Боль утихла, хотя нога сильно распухла.

Лежать было удобно. Крестьяне сунули О’Коннель подъ голову кучу мягкихъ листьевъ. Отъ нихъ пахло свѣжестью и сыростью. Около лица колыхалась желтѣющая трава. Время отъ времени по вершинамъ деревьевъ пробѣгалъ вѣтеръ. Она шумѣли ласково, не заглушая хлопотливыхъ птичьихъ голосовъ. Лѣсъ жилъ своей неторопливой жизнью, какъ когда-то уже сотни и тысячи лѣтъ тому назадъ. Жизнь эта была спокойной и уютной.

Сквозь шумы лѣса доносились звуки отдаленнаго боя. Сухо, отрывисто рвались гранаты, строчилъ пулеметъ. Скоро присоединились разрывы артиллерійскихъ снарядовъ. Сначала это было широкое бархатистое пѣнье шрапнелей, его смѣнилъ пронзительный визгъ бризантныхъ гранатъ. И вдругъ все стихло. Сквозь настороженную тишину О’Коннель услышалъ гудѣніе аэроплановъ. Ихъ не было видно, но прошли они совсѣмъ гдѣ-то близко. И тотчасъ же совсѣмъ рядомъ заукало, зазвенѣло. Это было знакомо. Авіаціонныя бомбы. Недалеко. Совсѣмъ недалеко. Прислушался. Между разрывами трепетали равномѣрные, такіе степенные голоса тяжелыхъ зенитныхъ пулеметовъ, и тоже совсѣмъ близко.

Усталость и нервная реакція брали свое. Подъ пѣніе птицъ, перемежающееся съ тарахтѣніемъ пулемета, О’Коннель задремалъ.

Но снова рванули воздухъ бомбы.

Лейтенантъ стряхнулъ дрему и приподнялся на локтяхъ.

За опушкой дрались. Здѣсь ему ничего не грозило. Онъ лежалъ какъ въ блиндажѣ. Именно отъ этого вдругъ стало тошно. Хочется туда. Вотъ, такъ лечь на животъ, взяться за рукоятку пулемета и тогда не будетъ мягкаго покоя сырыхъ листьевъ, будетъ бой.

Не слушаясь боли, которая цѣпко тянула за ногу, О’Коннель поползъ между деревьями въ сторону, противоположную той, съ которой его принесли крестьяне. Опушка была недалеко.

Лейтенантъ видѣлъ сквозь рѣдкія деревья небо и клубы чернаго дыма, но приблизиться къ послѣднімъ стволамъ было нелегко. Каждое движеніе заставляло скрипѣть зубами.

Прислонившись къ молодому деревцу, О'Коннель смотрѣлъ въ поле. По краю, укрытому лѣскомъ, стояли легкіе полевые ангары. Большинство ихъ горѣло. Нѣсколько аэроплановъ въ самыхъ необычныхъ положеніяхъ лежало на аэродромѣ, на крылѣ, вверхъ колесами или уткнувшись моторомъ, высоко задравъ хвостъ. Кое-гдѣ высились груды скрюченнаго металла, онѣ еще дымились. Изъ двухъ уцѣлѣвшихъ ангаровъ солдаты въ зелено-сѣрыхъ мундирахъ выводила машины. Это были небольшіе аэропланы-истребители.

Внезапно черное облако земли и дыма мощнымъ фонтаномъ взметнулось посреди поля и закрыло отъ О’Коннеля аэродромъ. Лейтенантъ понялъ, что это разорвалась бомба замедленнаго дѣйствія.

Когда дымъ разсѣялся, онъ увидѣлъ, что еще нѣсколько аэроплановъ лежатъ въ безпорядкѣ на аэродромѣ. Два или три ярко пылаютъ. Растерянно мечутся санитары.

Совсѣмъ недалеко отъ О’Коннеля два солдата торопливо тащутъ аэропланъ. Къ нему, застегивая на ходу крючки парашюта, бѣжалъ офицеръ. О’Коннель ясно услыхалъ слова приказанія. Говорили по нѣмецки. Офицеръ влѣзъ въ машину и поднялъ руку. Солдаты отбѣжали. Пропеллеръ бѣшено закрутился, но успѣлъ сдѣлать только нѣсколько десятковъ оборотовъ, какъ новый страшный взрывъ потрясъ воздухъ. Надъ головой взвизгнули осколки. О'Коннель испуганно пригнулся.

Когда онъ поднялся, въ ушахъ стоялъ туманный гулъ. Одинъ изъ солдатъ ничкомъ лежалъ у аэроплана, другой, сь трудомъ поднявшись, придерживая правой рукой окровавленную лѣвую, спотыкаясь побѣжалъ къ ангарамъ. Летчика не было видно. Аэропланъ стоялъ, работая въ холостую. О’Коннель смотрѣлъ на него какъ завороженный.

Лейтенантъ извиваясь ползъ на животѣ. Онъ старался влипнуть въ землю, чтобы остаться незамѣченнымъ въ открытомъ полѣ.

Исправный аэропланъ — полетъ къ своимъ, къ себѣ, въ старую Англію, домой, — мелькали одна за другой мысли въ головѣ О’Коннеля.

Лейтенантъ подползъ изъ подъ крыла и, ухватившись за скобы, подтянулся на рукахъ. Струи воздуха отъ пропеллера рвали одежду. Дѣлая усиліе, невольно оперся на обѣ ноги. Передъ глазами замелькали звѣзды, все пошло кругомъ, О’Коннель разжалъ руки и упалъ. Боль отъ паденія была нестерпимой. Стоило нечеловѣческихъ усилій и большого труда заставить себя начать все сызнова. На этотъ разъ удалось подтянуться настолько, что можно было достать вырѣзъ ступеньки въ фюзеляжѣ. Но какъ на зло онъ пришелся противъ раненой ноги. Сжавъ зубы до боли, О’Коннель оттолкнулъ мѣшающую ногу здоровой и вступилъ въ вырѣзъ.

Изъ пилотской кабины на него уставились расширенные отъ боли и удивленія глаза. Офицеръ вытянулъ руку съ револьверомъ навстрѣчу О’Коннелю.

Произошла короткая борьба. О’Коннель потерялъ сознаніе.

Когда онъ очнулся, то почувствовалъ, что глаза слиплись въ крови. Съ усиліемъ поднявъ вѣки, увидѣлъ, что лежитъ внутри аэроплана, рядомъ съ мертвымъ офицеромъ.

Лейтенанту казалось, что прошла цѣлая вѣчность пока онъ взгромоздился на сидѣнье. Отодвинувъ трупъ въ сторону, онъ взялъ руками раненую ногу ниже колѣна и сунулъ на педаль.

Пошевелилъ штурвалъ: элероны въ порядкѣ. Въ лицо черезъ передній козырекъ шли свѣжія струи воздуха отъ пропеллера. Повернувъ голову, лейтенантъ увидѣлъ на опушкѣ, изъ которой онъ только что выползъ, людей. Размахивая руками, они бѣжали къ аэроплану.

Слезы забивали не защищенные очками глаза О’Коннеля. Онъ двинулъ секторъ и оторвалъ хвостъ отъ земли. Аэропланъ бѣжалъ.

Внезапно впереди, тамъ, куда бѣжала машина, поднялась черная стѣна земли и, расходясь кудрявыми краями взрыва, закрыла все:  поле, ангары, небо. Очередная бомба съ замедленіемъ. Давъ секторъ до отказа, О’Коннель взялъ на себя штурвалъ. Почувствовалъ какъ подкинуло взрывомъ правое крыло, но земля, ангары, самые клубы дыма — все было уже внизу. Машина послушно лѣзла крутою горкой. Увѣренно гудѣлъ моторъ. О’Коннель оглядѣлся. Онъ вывелъ машину такъ, чтобы солнце, лѣниво поднимавшееся надъ розовымъ горизонтомъ, было за спиной.

Проводивъ аэропланъ глазами Эленъ спросила у крестьянина.

— Онъ.

Вмѣсто отвѣта голландецъ протянулъ шлемъ летчика.

Эленъ взглянула на протянутый рваный кусокъ кожи. Да, это были остатки шлема англійскихъ летчиковъ. И снова повернула голову туда, гдѣ скрылся аэропланъ.

А въ лѣсу на прогалинкѣ, въ автомобилѣ, лежалъ пришедшій въ себя высокій сѣдой старикъ съ серебрянымъ шитьемъ на воротникѣ. Онъ нервно ловилъ нижней губой прокуренную сѣдую щетину усовъ и сосалъ ее.

Къ четыремъ часамъ 19 августа судьба боевъ въ Голландіи на сѣверномъ участкѣ, гдѣ англичанами намѣченъ былъ ударъ во флангъ, была рѣшена. Лишенныя оперативнаго руководства и поддержки главныхъ силъ, германскія части отходили съ боемъ. У нихъ на плечахъ, не давая опомниться, двигались англійскіе танки, переброшенные транспортными аэропланами изъ Англіи.

Десантная группа англичанъ, столь малочисленная вначалѣ, къ вечеру дошла до десяти дивизій, большинство которыхъ опять-таки было переброшено по воздуху.

Столь неожиданный и внезапный ударъ съ сѣвера не ожидало германское командованіе, которое направило всѣ усилія своихъ сухопутныхъ армій въ стыкъ между франко-бельгійской границей и подготовляло ударъ вдоль швейцарско - французской границы.

НА АЭРОДРОМѢ ВЪ ДИЖОНѢ.

Къ девяти часамъ на большомъ военномъ аэродромѣ Дижона была замѣтно большое движеніе. Вдоль ангаровъ, крыши которыхъ виднѣлись надъ землей, длинной цѣпью стали вереницы санитарныхъ автомобилей. Въ штабы безпрерывно шли переговоры по радіотелефону съ возвращающейся съ налета на Нюрнбергъ англійской эскадрой.

Генералъ Спенсери, собравшій остатки когда-то могущественной воздушной армады, велъ ее подъ прикрытіемъ французскиіхъ эскадрилій — истребителей въ Дижону. За нимъ, какъ гончія собаки, словно за уходящимъ раненымъ звѣремъ, гнались нѣмецкіе штурмовики и быстроходные истребители.

Генералъ Декруа, прикрывъ завѣсой тылъ разбитыхъ англичанъ, ежеминутно бросался въ атаки на насѣдающаго противника. Но благодаря быстроходности нѣмецкахъ аппаратовъ, имъ удавалось прорвать завѣсу французовъ и налетая какъ коршуны на англійскіе тяжелые бомбовозы, отрывали концевые аппараты, которые, подбитые выстрѣлами, летѣли внизъ, погребая подъ своими обломками команды. Только тогда, когда была пройдена линія Мажино, зенитная артиллерія которой, не считаясь съ тѣмъ, что можетъ нанести потери въ эскадрильѣ истребителей французовъ, открыла заградительный огонь, остатки англійской воздушной эскадры спокойно снизились на дижонскомъ аэродромѣ.

Медленно, какъ подраненныя птицы, одинъ за другомъ садились на мягкую зеленую мураву аэродрома X. Л. Д. Они имѣли очень непрезентабельный видъ. Обшивка во многихъ мѣстахъ была содрана осколками снарядовъ, острые края пробоинъ торчали, какъ клочья порванной бумаги. На одномъ X. Л. Д. носовая пушка, лишенная экрана, печально склонилась къ башнѣ, готовая вотъ-вотъ оторваться.

Изъ нѣсколькихъ сотенъ аппаратовъ, вылетѣвшихъ съ Британскихъ острововъ, на дижонскій аэродромъ сѣло не больше двадцати.

По сброшенной съ аэроплана лѣстницѣ сошли генералъ Спенсери и его адъютантъ въ разорванныхъ и закопченныхъ кожаныхъ комбинезонахъ.

Ихъ встрѣтили комендантъ аэродрома, англійскій военный атташе и помощникъ начальника штаба французской воздушной силы.

Послѣ привѣтствій генералъ Спенсери, повернувшись къ коменданту, хриплымъ голосомъ опросилъ:

— Есть врачи? У меня въ эскадрѣ половина людей ранено, нужно немедленно эвакуировать ихъ. Можетъ быть, нужны будутъ спѣшныя операціи. Генералъ Маккольмъ раненъ, и я боюсь за его жизнь.

— Все готово для пріема раненыхъ вашей эскадры, генералъ. Лазареты и санитарные автомобили ожидаютъ. Если вы прикажете, немедленно будетъ приступлено къ эвакуаціи, — отвѣтилъ комендантъ Дижонскаго аэродрома, прикладывая руку къ кепи.

— Прошу васъ, — отвѣтилъ Спенсери, и обращаясь къ полковнику, помощнику начальника штаба французскихъ военныхъ силъ, продолжалъ:

— Я-бы хотѣлъ съ вашего разрѣшенія немедленно снестись съ англійскимъ штабомъ и дать ему полный отчетъ о возвращеніи эскадры генерала Маккольма.

Черезъ нѣсколько дней офицерскую палату лазарета въ Лиможѣ посѣтилъ генералъ Спенсери въ сопровожденія англійскаго военнаго аташе. Въ ней лежали раненые офицеры эскадры Маккольма вмѣстѣ со своимъ командиромъ. Раненія ихъ, въ большинствѣ случаевъ, не представляли опасностей для жизни, и были легкими. Капитанъ Уйтлей, раненый въ руку и голову, проводилъ долгіе часы на солнечной верандѣ лазарета. Ему казалось, что весь полетъ надъ Германіей, гибель Макъ-Скотта, бомбардировка Нюрнберга, воздушные бои, — всего лишь сонъ, кошмаръ. Но рука на перевязкѣ и забинтованная голова говорили объ обратномъ.

Въ два часа дня санитаръ доложилъ капитану о томъ, что его желаетъ видѣть прибывшій генералъ Спенсери. Запахнувъ халатъ, Уйтлей прошелъ въ пріемную.

— Здравствуйте, капитанъ, — встрѣтилъ его возгласомъ генералъ Спенсери, поднявшись съ кресла.

— Ваше превосходительство, я благодаренъ за ваше посѣщение, — отвѣтилъ капитанъ, вытягиваясь во фронт.

— Прежде всего разрѣшите вамъ, капитанъ Уйтлей, передать монаршескую милость. Вы награждены крестомъ Викторіи и произведены въ чинъ майора. Ваше участiе въ полетѣ и точность работы какъ офицера связи принесла огромную пользу командованію и отечеству. Лично я отъ души поздравляю васъ, майоръ, и по выздоровленію надѣюсь вновь васъ видѣть подъ моимъ командованіемъ. Военный министръ назначилъ меня командующимъ морскими воздушными силами, и я не сомнѣваюсь, что майоръ Уйтлей не откажется быть моимъ начальникомъ службы связи.

— Слушаюсь, генералъ, — отвѣтилъ растроганнымъ голосомъ майоръ Уйтлей. — У меня не находится словъ, чтобы выразить вамъ свою благодарность. Я буду вновь радъ служить его величеству королю и моей родинѣ.

— Теперь офиціальная часть окончена, дорогой майоръ, садитесь, — сказалъ генералъ Спенсери. — Вамъ навѣрное будетъ не безынтересно узпать новости?

— Генералъ, вы меня обяжете! — отвѣтилъ капитанъ, усаживаясь въ кресло.

ОБСТАНОВКА НА ФРОНТАХЪ ПОСЛЬ ВОЗВРАЩЕНІЯ АНГЛІЙСКОЙ ВОЗДУШНОЙ ЭСКАДРЫ ВЪ ДИЖОНЪ.

— Итакъ, рейдъ нашей эскадры, — началъ генералъ Спенсери, закуривая трубку, — былъ внезапнымъ ударомъ для германскаго командованія. Намъ удалось больно укусить гордаго тевтона въ одно изъ самыхъ чувствительныхъ его мѣстъ. Ко донесеніямъ развѣдывательной службы, бомбардировка плотины и военныхъ заводовъ около Нюрнберга удалась. Какъ то, такъ и другое взлетѣло на воздухъ. Конечно, эскадра, какъ вамъ извѣстно, потерпѣла значительнѣйшій уронъ. Вернулось всего лишь десять бомбовозовъ, большинство изъ которыхъ требуютъ ремонта и объ введеніи ихъ вновь въ строй сейчасъ нельзя говорить. Наша десантная операція въ Голландіи развивается успѣшно. Благодаря умѣлой агитаціи, голландцы формируютъ партизанскіе отряды, которые сильно вредятъ оккупаціоннымъ частямъ нѣмцевъ. По мысли нашего командованія, сѣверъ Голландіи будетъ служить плацдармомъ, откуда будутъ наноситься удары въ германскій флангъ. На укрѣпленныхъ линіяхъ Мажино въ настоящее время идетъ артиллерійскій бой. О какихъ-либо наступательныхъ операціяхъ, конечно, сейчасъ рано, думать.

Какъ видите, майоръ, Европа заполыхала грозными зарницами. Напрасно говорили наши военные спеціалисты, да я и самъ къ тому же въ ихъ числѣ, о томъ, что воздушный флотъ будетъ главнымъ орудіемъ въ рукахъ военн-начальниковъ во время войны. Оказалось, что это не такъ. Ну мы нанесли ударъ, но не разбили мощи. Нѣмцы тоже сдѣлали нѣсколько налетовъ на Британскіе острова и на французскіе промышленные центры, и тоже безъ большого ощутительнаго ущерба. Снова, какъ во время послѣдней великой войны, арміи зарылись въ землю, и хотя многіе военные спеціалисты утверждали то, что слѣдующая война будетъ продолженіемъ бывшей и, пожалуй, они правы. Опять, какъ и въ 1918 году, протянулись съ сѣвера на югъ безпрерывныя линіи окоповъ, правда, не примитивныхъ, какъ раньше, а защищенныхъ многометровыми желѣзобетонными покрытіями. Мечта о быстромъ окончаніи войны посредствомъ внезапнаго удара оказалась только мечтой.

Одно только могу сказать, дорогой майоръ, что первыя военныя дѣйствія не оправдали тѣхъ надеждъ, которыя возлагало на нихъ какъ франко-англійское командованіе, такъ и германскій большой генеральный штабъ.

СОВѢЩАНІЕ НАЧАЛЬНИКОВЪ ШТАБОВЪ.

Полдень. Солнце палитъ нещадно. Почернѣвшія поля, искалѣченные лѣса, низины, ѣдкій запахъ разложенія... Съ фронта доносятся протяжные разрывы снарядовъ и бомбъ. Земля вздрагиваетъ. По ея поверхности пробѣгаетъ волна взрывовъ, достигая также небольшого аэродрома при главной квартирѣ англо-французскихъ союзныхъ войскъ. Сразу, непосредственно, за зеленой муравой летнаго поля, въ ближайшемь пригоркѣ, раскрылась, какъ зѣвъ чудовищнаго животнаго, огромная, укрѣпленная желѣзобетономъ, темная арка двери. Съ правой стороны тянется, поблескивая синеватымъ отливомъ въ лучахъ солнца, узкоколейная желѣзнодорожная линія, которая, сдѣлавъ большой кругъ, обходитъ аэродромъ и скрывается въ холмахъ. Налѣво — черная лента асфальтоваго шоссе. По нему безпрерывно мчатся автомобили, съ ревомъ проносятся мотоциклеты.

Майоръ Уйтлей только что спустился на одномѣстномъ истребителѣ на аэродромъ главной квартиры. Сдавъ машину подбѣжавшимъ механикамъ, онъ на ходу отстегиваетъ ремни парашюта и быстрыми шагами направляется къ аркѣ. У входа его встрѣчаетъ французскій офицеръ.

— Здравствуйте, майоръ. — обращается офицеръ красиво грассируя, — я васъ здѣсь ожидаю всего лишь десять минутъ. Вы точны, какъ истинный джентльменъ. Пойдемте въ наше кротовое жилище, гдѣ вамъ уже отведена комната, а люди связи прибыли еще вчера.

Майоръ Уйтлей зналъ давно капитана французской службы Дидье. Вмѣстѣ съ нимъ онъ кончилъ французскую Академію генеральнаго штаба и проходилъ стажъ летчика въ восемнадцатой эскадрильи бомбовозовъ французской авіацiи.

Въ туннелѣ, имѣющемъ маленькій наклонъ, было тихо. Завернувъ сразу налѣво, майоръ и капитанъ оставили главную дорогу, вмѣстѣ съ рельсами и шоссе. Электрическія лампочки ярко освѣщали лѣстницу, по которой они стали опускаться внизъ. Французъ, идя впереди, все время болталъ, жестикулировалъ, часто останавливаясь. Изъ его разговоровъ майоръ узналъ, что сегодня состоятся совѣщаніе начальниковъ штабовъ, а также докладъ экономической комиссіи и начальника союзной развѣдки.

Желѣзныя ступени, казалось, были безконечны. Лѣстница уходила глубоко въ землю. Порой были площадки, отъ которыхъ направо и налѣво шли новые туннели, освѣщенные электричествомъ. По нимъ безшумно передвигались электрическія телѣжки, груженныя чѣмъ-то и закрытыя брезентомъ. Солдаты молча отдавали честь. Только иногда тишину нарушалъ гулъ. Лампочки вздрагивали, электрическій свѣтъ мигалъ.

— Сегодня на фронтѣ жарко, — сказалъ Дидье. — Нѣмцы долбятъ съ самаго утра. Въ оперативномъ штабѣ мнѣ говорили о томъ, что развѣдка доносить о чрезвычайной активности на лѣвомъ участкѣ. Мнѣ кажется, что можно ожидать сюрприза.

Лѣстница кончилась. Подойдя къ телефонному аппарату, вдѣланному въ стѣну, капитанъ Дидье вызвалъ центральную станцію, приказавъ соединитъ себя съ отдѣломъ транспорта.

— Алло. Отдѣлъ транспорта. Немедленно вышлите въ галлерею Ц 8 электровело. Здѣсь говоритъ капитанъ Дидье, адъютантъ начальника штаба.

— Сейчасъ, — отвѣчаютъ ему.

Капитанъ повѣсилъ трубку и, обернувшись къ майору Уйтлей, сказалъ:

— Намъ придется подождать. Я заказалъ электровело, которое доставитъ насъ къ начальнику штаба. Можно было бы пройти этотъ кусокъ пѣшкомъ, но это заняло бы время, а у насъ его въ обрѣзъ, такъ какъ совѣщаніе назначено ровно въ два часа, а до этого вамъ еще нужно познакомиться съ вашимъ «хозяйствомъ» и съ планомъ главной квартиры. Правда, солдаты и вашъ вѣстовой знаютъ хорошо свой секторъ, но, такъ какъ наше «кротовое» убѣжище представляетъ изъ себя цѣлый подземный городъ съ десятками туннелей, коридоровъ, съ нѣсколькими квартирами для штабъ-офицеровъ, съ безчисленнымъ количествомъ канцелярій, то, по-моему, знакомство займетъ нѣкоторое время. Въ ваше распоряженіе, майоръ, комендантомъ штаба отведена комната съ ванной. Она примыкаетъ къ шифровальному отдѣленію и къ вашей канцеляріи офицера связи морской англійской авіаціи. А вотъ и наша колымага, — повертываясь въ глубину туннеля, — закончилъ Дидье.

Черезъ нѣсколько секундъ, къ тому мѣсту, гдѣ стоялъ Уйтлей съ французомъ, мягко шурша резиновыми шипами, подъѣхалъ экипажъ, напоминающій автомобиль. Солдатъ-шоферъ открылъ дверцу.

— Пожалуйте, — сказалъ французъ, дѣлая рукой пригласительный жестъ. — Туннель 41 Д, — бросилъ онъ приказаніе шоферу.

Электровело безшумно двинулось съ мѣста. Передъ майоромъ замелькали желѣзныя двери съ надписями. По боковой узкой дорожкѣ шли солдаты съ бумагами. Если-бы не электрическій свѣтъ, можно было подумать, что майоръ находится въ большомъ штабѣ гдѣ-нибудь въ Парижѣ или Лондонѣ. Только электровело и попадающіеся навстрѣчу электрическіе экипажи со штабными офицерами разрушали это впечатлѣніе. Черезъ минутъ ѣзды, послѣ нѣсколькихъ поворотовъ, электровело остановилось передъ стальной дверью. На бѣлой дощечкѣ майоръ прочелъ «Отдѣленіе связи главной квартиры».

— Ну, вотъ, мы пріѣхали. Еще нѣсколько минуть, и вы будете у себя, дорогой майоръ, — сказалъ капитанъ, открывая дверь и жестомъ отпуская электровело.

Пройдя большую залу, уставленную столами, за которыми безшумно работали нѣсколько десятковъ писарей-солдатъ, они вновь попали въ коридоръ. Направо и налѣво за стальными дверьми слышался стукъ пишущихъ машинокъ и характерный звукъ работающихъ радіо-аппаратовъ. Въ самомъ концѣ коридора капитанъ открылъ новую стальную дверь. Въ квадратной комнатѣ за нею майорь увидалъ нѣсколько солдатъ, одѣтыхъ въ англійскую форму

— Вотъ здѣсь начинаются ваши владѣнія, майоръ, — сказалъ Дидье.— Если вы разрѣшите, то лейтенантъ Смитъ, вашъ адъютантъ, дальше проведетъ васъ. Мнѣ нужно торопиться. Честь имѣю кланяться.

— Здравствуйте, майоръ, — услышалъ Уйтлей голосъ вправо отъ него. Онъ повернулъ голову и увидѣлъ улыбающуюся физіономію лейтенанта Смита, котораго оставилъ три дня тому назадъ въ Лондонѣ.

— Здравствуйте. — отвѣтилъ майоръ, протягивай руку. — Ну, какъ устроились?

— Великолѣпно. Жаль только, что здѣсь мужской монастырь. За два дня я не видалъ ни одной юбки, кромѣ шотландской нашихъ связистовъ. А такъ великолѣпно устроился. Чудная кухня, великолѣпная комната. Связь с фронтомъ, Лондономъ поставлена выше похвалъ. Въ нашемъ распоряженіи прямые провода, присоединенные къ штабу связи главнокомандующаго. Работы цѣлая уйма. Люди устроены тоже хорошо. Если вы разрѣшите, майоръ, то я сдамъ сейчасъ вамъ мое хозяйство.

Уйтлей улыбнулся. Онъ хорошо зналъ лейтенанта Смита, про котораго въ обществѣ говорили, что если-бы оставить лейтенанта безъ женскаго общества въ теченіе двадцати четырехъ часовъ, то онъ навѣрное бы умеръ. Позтому Уйтлей нисколько не удивился тому, что лейтенантъ прежде, чѣмъ доложить о ходѣ службы, упомянулъ о женщинахъ.

— Ведите, лейтенантъ. Нужно поскорѣй познакомиться, а потомъ намъ необходимо спѣшить на совѣщаніе начальниковъ штабовъ. Генералъ Спенсери будетъ меня ожидать ровно въ половинѣ третьяго.

— Итакъ, майоръ, эта комната, гдѣ мы сейчасъ находимся, наша канцелярія, въ которую поступаютъ всѣ шифрованныя телеграммы. Затѣмъ, направо дверь ведетъ въ отдѣленіе радіо-аппаратовъ. Налѣво — наши съ вами кабинеты. Прямо дверь — казармы солдатъ.

Все это лейтенантъ сказалъ скороговоркой, проходя къ двери налѣво и открывая ее.

— Мой столъ здѣсь справа, вашъ — напротивъ.

Подписавъ нѣсколько бумагъ и познакомившись съ работой отдѣленія связи, майоръ Уйтлей, въ сопровожденія лейтенанта Смита, на лифтѣ опустился въ залъ засѣданій главной квартиры союзниковъ. Это помѣщеніе находилось на пятидесяти метрахъ подъ землей. Въ большомъ залѣ за длиннымъ столомъ, покрытымъ картами, сидѣли главные руководители французской и англійской армій. Офицеры связи за отдѣльными столами готовили блокноты, чтобы дѣлать замѣтки изъ докладовъ.

Ровно въ два часа вошелъ начальникъ союзныхъ войскъ, въ сопровожденіи англійскаго министра обороны, начальника штаба экспедиціоннаго корпуса и командующаго экспедиціоннымъ корпусомъ.

ЧТО ДАЛИ ТРИ МѢСЯЦА ВОЙНЫ.

Совѣщаніе началось съ доклада начальника штаба союзныхъ войскъ.

Еще моложавый на видъ начальникъ штаба союзный армій, много поработалъ для Франціи и считается сейчасъ однимъ изъ лучшихъ стратеговъ въ мірѣ. Его глубокія знанія, огромный боевой опытъ, полученный во время колоніальныхъ войнъ, послѣ Великой войны, несмотря на молодые годы, — всего лишь сорокъ восемь лѣтъ, — выдвинули генерала на одинъ изъ отвѣтственныхъ постовъ.

— Чтобы обрисовать общее положеніе,—началъ онъ докладъ, — я долженъ доложить высокому собранію, что за три мѣсяца войны она вылилась въ рядъ воздушныхъ налетовъ и безпощадную подводную кампанiю въ Атлантическомъ океанѣ. Въ секторахъ линіи Мажино ежедневно наблюдается лишь усиленная работа мелкихъ военныхъ партій. Ожидать какихъ-либо наступленій на восточномъ секторѣ фронта сейчасъ не приходятся. На сѣверномъ фронтѣ, въ Голландіи, занятой еще въ первые дни германскими войсками, идутъ бои съ перемѣннымъ счастьемъ. Весь сѣверъ страны оккупированъ 18 и 144 германскими корпусами. Десантъ, высаженный англійскими войсками,  успѣлъ распространить свое вліяніе на сѣверо-западную часть страны. Наши войска, вмѣстѣ съ союзной намъ Бельгіей, въ настоящее время ведутъ наступленіе вдоль сѣверныхъ границъ Голландіи. О какихъ-либо крупныхъ боевыхъ мѣропріятіяхъ я не имѣю чести доложить высокому собранію, такъ какъ въ настоящее время производится концентрацiя силъ на сѣверном участке фронта вдоль голландской границы. По выработанному нами плану, прежде всего, нужно достигнуть прочной связи съ десантомъ англiйскихъ войскъ. И въ тотъ моментъ, когда эта связь будетъ установлена, будутъ предприняты мѣры для полнѣйшаго очищенія голландской территоріи отъ нѣмецкихъ войскъ, а затѣмъ ударъ будетъ направленъ на сѣверо-востокъ, въ сторону Ольденбургъ — Мюнстеръ, гдѣ наши войска перейдутъ германскую границу. По полученнымъ мною агентурнымъ свѣдѣніямъ, этотъ участокъ фронта очень слабо защищенъ и географически даетъ много преимуществъ для наступленія. Единственнымъ затрудненіемъ, послѣ очищенiя голландской территоріи, для насъ является переброска крупныхъ механизированныхъ армейскихъ соединеній  на этотъ участокъ фронта, такъ какъ, защищая свою страну, голландское командованіе открыло шлюзы и затопило низменности. Эта мѣра въ значительной мѣрѣ способствовала защитѣ страды, но въ то же время является серьезной помѣхой для нашихъ частей, продвинувшихся на сѣверѣ къ Рейну, все время задерживающихся изъ-за ужаснѣйшаго состоянія путей сообщенія. Но и я надѣюсь, что предпринятыя нами совмѣстно съ голландскимъ правительствомъ мѣры, послѣ очищенія Голландіи отъ германскихъ войскъ, дадутъ намъ возможность успѣшно произвести фланговый ударъ съ сѣвера. Къ тому-же, я повторяю, единственнымъ препятствіемъ на пути этого наступленія будетъ служить трудная по форсировкѣ рѣка Эмсъ, послѣ чего, имѣя слѣдующей цѣлью городъ Бременъ, передъ войсками разстилается низменность. При удачѣ наступленія крупными войсковыми соединеніями возможенъ обходъ линіи Зигфрида. Если-же германское командованіе предприметъ контръ-ударъ противъ линіи Мажино, то сила этого удара все-же будетъ смягчена угрозой нашего фланговаго движенія. Вотъ каковы наши планы на будущіе шесть мѣсяцевъ.

Я подчеркиваю, на будущіе шесть мѣсяцевъ такъ какъ, насколько имѣются у меня свѣдѣнія, германское командованіе не думаетъ предпринимать какихъ-либо агрессивныхъ мѣръ на среднемъ участкѣ фронта.

Вслѣдъ за докладомъ начальника штаба, обстоятельно, по запискѣ, поданной однимъ изъ адъютантовъ, говорилъ начальникъ штаба англійскаго десанта, высаженнаго въ Голландіи, дѣйствія котораго онъ считалъ вполнѣ удачными. Послѣ неожиданнаго удара германское командованіе оккупаціонныхъ войскъ упустило время для серьезнаго отраженія, и теперь идутъ бои вдоль каналовъ. Единственнымъ затрудненіемъ являются лишь мѣстности, затопленныя водой, но, благодаря лойяльному отношенію мѣстнаго населенія и всемѣрной поддержки, которую встрѣчаютъ англійскіе солдаты и офицеры, имъ удаются тыловые удары. Германское командованіе въ настоящее время оттягиваетъ свои войска къ границѣ и, если боевая обстановка не измѣнится, то въ теченiе ближайшихъ недѣль можно ожидатъ уже установленія полнѣйшей связи между правымъ флангомъ десанта и армейскими корпусами франко-бельгійской арміи, оперирующей въ южной Голландіи. Остатки голландскихъ войскъ, оттѣсненные германской арміей, постепенно усиляютъ десантный отрядъ. Ежедневно присоединяется очень много отдѣльныхъ голландскихъ отрядовъ, что также является однимъ изъ залоговъ для успѣха очищенія Голландіи отъ германцевъ. Ихъ знаніе мѣстности помогаетъ вести успѣшно операціи.

Выслушавъ внимательно докладъ англичанина, вновь поднялся начальникъ штаба союзныхъ войскъ.

— Я долженъ нѣсколько уточнить будущее развитіе военныхъ дѣйствій. Какъ намъ уже показали три мѣсяца военныхъ дѣйствій, настоящая война ведется не только солдатами на фронтѣ, она отражается на всей экономической системѣ воюющихъ странъ. Предпринятая нами въ самомъ началѣ блокада, оказалась однимъ изъ дѣйствителънѣйшихъ средствъ. Конечно, экономическое положеніе противника еще далеко не катастрофическое. Я долженъ подчеркнуть, что если въ Германіи есть нѣкоторые недостатки сырья, то они почти цѣликомъ восполняются рессурсами ее союзниковъ. Мѣры, принимаемыя ею для прорыва блокады въ Сѣверномъ морѣ и Атлантическомъ океанѣ, встрѣчаютъ хорошо организованное сопротивленіе. Высшее командованіе дѣлаетъ все возможное, чтобы не ослабить блокаду. Операціи, намѣченныя нами, развиваются нормально, но я долженъ сказать и потребовать отъ руководителей министерствъ самаго большого напряженія и дисциплины. Тыломъ сдѣлано очень много, но нельзя смотрѣть оптимистически. Принципъ войны на истощеніе, взятый нами за основу, можетъ такъ же больно ударить и по нашимъ странамъ. Я долженъ напомнить высокому собранію, что противникъ силенъ, противникъ подготовленъ, и главное командованіе союзныхъ войскъ не сомнѣвается въ томъ, что во время развивающихся военныхъ дѣйствій могутъ быть совершенно неожиданные сюрпризы. Настоящая война не является продолженіемъ бывшей. Эту аксіому нужно сдать въ архивъ. Уже первые мѣсяцы военныхъ дѣйствій показала, что упованіе военныхъ спеціалистовъ на рѣшающую роль военныхъ налетовъ и авіацію не оправдала надеждъ. Какъ намъ, такъ и противнику были нанесены удары, но они оказались укусами комара. Ни мы, ни противникъ не ощутили особыхъ потерь. Если военныя дѣйствія будутъ продолжаться по намѣченному нами плану, то..

Доклад начальника штаба быть прерванъ подошедшимъ офицеромъ. Наклонившись къ плечу генерала, онъ прошепталъ нѣсколько словъ и вручилъ мелко исписанную бумагу.

Начальникъ штаба внимательно прочелъ ее, затѣмъ положилъ на столъ и подъ вопросительными взглядами членовъ совѣщанія сказалъ:

— Мною только-что получено сообщеніе съ юго-восточнаго участка фронта, что на немъ, послѣ долгаго затишья, началось большое наступленіе. По агентурнымъ свѣдѣніямъ, нами уже давно было отмѣчено нѣкоторыя оживленія на этомъ участкѣ. Во что выльется это наступленіе, еще сейчасъ трудно опредѣлить. Во всякомъ случаѣ на стыкѣ границъ Швейцаріи, Франціи и Германіи у насъ имѣются мощныя укрѣпленія. Если германское командованіе рѣшило опередить насъ и произвести ударъ на линіи Кольмаръ, Мюнхаузенъ и Бельфортъ, то оно встрѣтитъ тамъ соотвѣтствующее сопротивление.

ИЗЪ ЗАПИСОКЪ ФЕЛЬДМАЙОРА ФУКСА.

Узкая шифрограмма все время ползетъ змѣйкой передъ моими глазами изъ аппарата. Бумажная лента кругами ложится на полу у моихъ ногь. За спиной вотъ уже часъ стоитъ новый командующій воздушными силами генералъ фонъ Ритенфельдъ. Онъ смѣнилъ старика фонъ Беткова, который послѣ нападенія англичанъ на Фюртъ-Нюренбергъ, ушелъ. Жалъ старика, онъ былъ совсѣмъ не плохимъ начальникомъ. Правда, требовательнымъ, заставляющимъ работать иногда больше, чѣмъ слѣдовало, но что дѣлать. Теперь его убрали куда-то въ тылъ, въ главную квартиру, завѣдывать всей военно-авіаціонной промышленностью. Я знаю характеръ фонъ Беткова. Эта работа не по нему, но старикъ смирился. Старая школа. Недаромъ онъ на службѣ уже сорокъ лѣтъ, и навѣрное, авіацію любитъ больше, чѣмъ свою семью и домъ. Новый командующій — боевой генералъ. Онь еще въ коицѣ прошлой войны заслужилъ названіе «Аса», хотя былъ совсѣмъ еще мальчишкой. По словамъ его сослуживцевъ, у генерала приходятъ иногда въ голову замѣчательныя идеи, но почти всегда онѣ связаны съ большимъ рискомъ. Фонъ Ритенфельдъ, къ сожалѣнію, не отличается, какъ я замѣтилъ, тѣмъ широкимъ кругозоромъ, какимъ обладалъ старикъ Бетковъ. Онъ входитъ во всѣ детали, и мнѣ жаль начальника штаба, сбившагося съ ногъ. Новый командующій требуетъ отъ него докладовъ не только о работѣ отдѣльныхъ эскадръ, по даже о полетахъ отдѣльныхъ эскадрилій. Онъ самъ теперь читаетъ шифрованныя телеграммы съ участковъ фронта. Для меня, правда, это легче, не нужно возиться, составляя ежедневныя докладныя записки, не нужно выуживать изъ массы деталей главное.

Вотъ хотя-бы сегодня: цѣлый часъ генералъ стоитъ за моей спиной, слушая какъ я съ ленты перевожу ему утренній рапортъ начальниковъ отдѣльныхъ эскадръ и докладныя записки завѣдующихъ горючимъ. По временамъ я слышу за спиной недовольное бурчанье, а иногда даже крѣпкое слово, когда какой-нибудь изъ полковниковъ дѣлаетъ явно тактическую ошибку или глупость.

Аппаратъ продолжаетъ выстукивать:

«...командующій южнымъ секторомъ авіаціонной группы доноситъ, что сегодня утромъ пятьсотъ девяносто девятой эскадрильи, получившей заданіе уничтожить прифронтовые аэродромы противника, удалось во время воздушнаго боя заставить снизиться одинъ тяжелый бомбовозъ противника. Точка. Взятыхъ плѣнныхъ: одного штабъ-офицера, двухъ лейтенантовъ, четырехъ механиковъ и радiотелеграфіста, — пересылаю въ штабъ. Точка. Бомбовозъ въ полномъ порядкѣ. Точка. Доношу о состояніи горючаго...»

— Вотъ это прекрасно, — услышалъ я за спиной голосъ генерала, — великолѣпно. Майоръ, что вы скажете? Вѣдь это первый случай, когда летчики заставляютъ снизиться непріятельскій бомбовозъ. Это большое достиженіе. Телефонируйте срочно командующему южнымъ секторомъ, чтобы онъ отправилъ немедленно въ распоряженіе главнаго штаба воздушныхъ силъ командира эскадрильи, сдѣлавшаго этотъ подвигъ. Я хочу его лично допроситъ. Интересно. Очень интересно...

Черезъ четыре часа мнѣ пришлось присутствовать при рапортѣ командира 500 эскадрильи. Такъ какъ это былъ одинъ изъ самыхъ замѣчательныхъ за послѣднее время подвиговъ, я его застенографировалъ почти съ точностью.

«...Въ шесть часовъ утра я получилъ приказаніе отъ командующаго южнымъ секторомъ подняться. Выйдя на поле я увидѣлъ, что подъ деревьями бомбовозы спѣшно грузились бомбами и патронами, а экипажи быстро скрывались въ рубкахъ машинъ. Черезъ нѣсколько минутъ, сбросивъ по звеньямъ маскировочныя сѣтки и чехлы, мы оставили аэродромъ, взявъ направленіе на багрово-сѣрый горизонтъ фронта. Полетъ протекалъ въ почти нормальной обстановкѣ. Набравъ высоту до четырнадцати тысячъ метровъ, мы пролетѣли линію фронта въ тотъ моментъ, когда на горизонтѣ показалось солнце. Бомбардировка намѣченныхъ аэродромовъ № 3 и № 4 не дала положительныхъ результатовъ, такъ какъ бомбы средняго калибра непригодны для пораженія такихъ цѣлей. Онѣ не имѣютъ той разрушительной силы, которая бы сметала батареи зенитной артиллеріи, защищенной, по моимъ наблюденіямъ, стальными колпаками. Послѣ первыхъ же попаданій намъ навстрѣчу поднялись эскадрильи французскихъ среднихъ бомбовозовъ и истребителей. Во время боя я потерялъ три машины. Послѣ этого моя эскадрилья полетѣла нѣсколько назадъ, и французскіе бомбовозы очутились надъ нашей территоріей. Во главѣ флагманскаго звена намъ удалось оттѣснить одну оторвавшуюся машину французовъ. Во время одной изъ атакъ на ней были подбиты хвостовые и расположенные въ крыльяхъ пулеметы. Бомбовозъ оказался обезоруженнымъ, и я на свой страхъ и рискъ предложилъ командующему воздушнымъ кораблемъ по радіо сдаться и слѣдовать курсомъ на востокъ. Чтобы сильнѣе воздѣйствовать, двѣ изъ моихъ машинъ стали прижимать француза къ землѣ. Должно быть видя, что у него не остается другого исхода, французскій бомбовозъ послушно взялъ указанный мною курсъ и подъ охраной моего звена благополучно спустился на аэродромъ № 804 въ южномъ секторѣ фронта».

— Великолѣпно, капитанъ, — подымаясь съ кресла и протягивая руку, сказалъ улыбаясь Ритенфельдъ. — Вы знаете, взятый въ плѣнъ бомбовозъ далъ мнѣ одну замѣчательную идею, я бы сказалъ прекрасную идею. Ее только слѣдуетъ разработать, детально разработать. Вы свободны, капитанъ, можете воспользоваться трехдневнымъ отпускомъ.

Во время обѣда мнѣ удалось слышать разговоръ между начальникомъ штаба и командующимъ. Когда было подано кофе и закурили сигары, командующій обратился къ начальнику штаба со слѣдующимъ предложеніемъ:

— Генералъ, какого вы мнѣнія относительно слѣдующаго маленькаго сюрприза для французскаго командованія. Взятый сегодня въ плѣнъ бомбовозъ является послѣдней моделью. Если мы закажемъ нашей авіаціонной промышленности, — ну скажемъ эскадрилью въ двадцать четыре машины подобнаго типа, снабдимъ ихъ бомбами и радіоаппаратурой автоматическаго управленія на разстояніи и отправимъ ихъ въ гости къ французамъ.

— Идея не плоха, ваше превосходительство, — отвѣтилъ начальникъ штаба, затягиваясь сигарой. — Совсѣмъ неплоха. Если бы еще можно было незамѣтно пропустить ее въ тылъ и дать ей спикировать надъ какимъ-нибудь заводомъ, который работаетъ надъ снабженіемъ арміи. Получилась бы куда болѣе страшная картина, чѣмъ бомбардированіе съ высоты четырнадцати тысячъ метровъ.

Командующій ничего не отвѣтилъ, задумчиво смотря въ уголъ.

— Мысль совсѣмъ неплоха, — сказалъ онъ черезъ нѣсколько минутъ.

Этотъ разговоръ глубоко запалъ мнѣ въ голову. Дѣйствительно, идея, поданная генераломъ, была совсѣмъ недурна. Въ теченіе нѣсколькихъ дней я детально разработалъ эту мысль, и, когда она совсѣмъ созрѣла, то мое рѣшеніе подхлестнула одна изъ телеграммъ, полученная изъ главной квартиры.

«...Срочно донести, какія имѣются возможности для участія авіаціи въ прорывѣ, намѣченномъ на 6-ое сентября...»

Выбравъ свободное время, я явился съ докладомъ къ командующему воздушными силами. Передавая телеграмму штаба, я разрѣшилъ себѣ доложить генералу фонъ Ритенфельду.

— Ваше превосходительство, я имѣю смѣлость доложить вамъ о зародившемся планѣ помощи авіаціи войскамъ въ будущемъ прорывѣ.

Командующій поднялъ на меня удивленно глаза.

— Ваше превосходительство, эта мысль была навѣяна мнѣ вами же, а именно, путемъ созданія эскадры бомбовозовъ, управляемыхъ по радіо, которая должна спикировать на вражеской территоріи. Я нѣсколько уточнилъ и разработалъ эту идею, и, если вы прикажете, ваше превосходительство, то разрѣшите вручить вамъ докладную записку.

— Интересно. Съ удовольствіемъ прочту ее, но сейчасъ было бы желательно, чтобы въ краткихъ словахъ вы доложили мнѣ объ этомъ планѣ.

— Дѣло въ слѣдующемъ, ваше превосходительство, авіаціонные заводы изготовляютъ эскадрилью въ двадцать четыре машины, которыя являются копіями захваченнаго нами французскаго бомбовоза. Онѣ грузятся за счетъ отсутствующаго экипажа бомбами не только разрушенія, но и глубинными.

— Зачѣмъ глубинными? — удивленно спросилъ генералъ.

— Мысль моя, ваше превосходительство, слѣдующая: командующій этой эскадрой, управляемой съ аппарата, а не съ земля, подымается вмѣстѣ съ ней и направляетъ бомбовозы на участокъ фронта, назначенный для прорыва. Вмѣсто того, чтобы пикировать эскадру надь какимъ-нибудь заводомъ или аэродромомъ, командиръ эскадрильи бросаетъ ее на бетонные форты укрѣпленной линіи противника. Бомбы глубинныя и разрывныя летятъ внизъ. Разрывныя дѣлаютъ воронкѵ, въ которыхъ рвутся глубинныя выводя изъ строя всѣ подземныя укрѣпленія противника. Вотъ вкратцѣ моя мысль.

По мѣрѣ того, какъ я говорилъ, лицо командующаго становилось все оерьезнѣе и серьезнѣе.

— Благодарю васъ, майоръ, отъ моего имени и имени родины. Ваша идея заслуживаетъ сугубаго вниманія, и я немедленно передамъ главной квартирѣ вашъ планъ, который открываетъ новыя возможности для авіаціи.

— Ваше превосходительство, если вы разрѣшите, то я просилъ бы васъ назначить меня командиромъ будущей ударной эскадрильи.

— Я подумаю, майоръ.. Потрудитесь позвать ко мнѣ начальника штаба.

Черезъ часъ меня вновь вызвали въ кабинетъ командующаго.

— Майоръ Фуксъ, мы обсудили вашу докладную записку и нашли, что проведеніе въ жизнь плана, предложеннаго вами, вполнѣ возможно. Высказанное вами желаніе стать во главѣ эскадрильи мною тоже одобрено. Сегодня же безъ промедленія вы откомандировываетесь для подробнаго доклада главной квартирѣ. Въ принципѣ она согласна съ нашими доводами. Остаются только детали. Начальникъ штаба вамъ дастъ указанія и срочный заказъ военно-авіаціонной промышленности. Пакетъ будетъ заготовленъ и послѣ доклада въ главной квартирѣ вы передадите его генералу фонъ Беткову. Желаю вамъ успѣха. Досвиданія.

ЭСКАДРА ВОТАНА.

Мой докладъ былъ внимательно выслушанъ начальникомъ штаба главной квартиры и вызвалъ только нѣкоторыя сомнѣнія въ возможности незамѣтнаго перелета эскадры бомбовозовъ подъ моимъ управленіемъ черезъ линію фронта. Вѣрнѣе, приближенія къ линіи фронта, такъ какъ французское командованіе вело непрерывное наблюденіе за подъемомъ и нахожденіемъ воздушныхъ силъ. На помощь пришелъ начальникъ развѣдывательнаго отдѣленія штаба арміи. Изъ его словъ я понялъ, что къ назначенному дню будутъ предприняты нѣкоторые шаги. Для этого начальникъ развѣдки обѣщалъ использовать находящійся въ его распоряженіи одинъ изъ французскихъ секретныхъ кодовъ. Когда и это препятствіе было уничтожено, я направился къ моему бывшему командующему генералу фонъ Беткову, встрѣтившему меня съ большой сердечностью. Передавъ ему пакетъ и объяснивъ на словахъ цѣль моего посѣщенія, мы долго бесѣдовали съ генераломъ о теперешней работѣ штаба воздушныхъ силъ. Меня удивило безпристрастное мнѣніе генерала относительно своего замѣстителя: не было ни злобы и ни зависти. Иногда проскальзывая иронія. Нѣкоторыя изъ его фразъ убѣдили меня, что главной виной отстраненія фонъ Беткова отъ должности командующаго воздушными силами были интриги начальника штаба. Разговоры объ этомъ я слышалъ и раньше, но не придавалъ имъ значенія, такъ какъ работа этихъ двухъ генераловъ проходила у меня на глазахъ. Но теперь я убедился, что начальникъ штаба во многія распоряженія генерала вносилъ много своихъ поправокъ, иногда даже вредныхъ для дѣла.

Вечеромъ въ тотъ же день я выѣхалъ въ Магдебургъ нагруженный пакетами отъ главнаго штаба и отъ генерала  фонъ Беткова. Такъ какъ на телеграфный запросъ о срочномъ исполненіи заказа, заводы отвѣтили, что они могутъ выполнить не раньше пятнадцати дней, то наступленiе, назначенное на 6-е сентября, было отложено на 20-е.

Правъ какой-то древній философъ, сказавшій: «Иногда случайно брошенное зернышко на хорошую почву даетъ богатый урожай». Такъ и идея, случайно слышанная мною за кофе въ казино, кажется мнѣ принесетъ много. Теперь мнѣ часто снятся витые погоны штабъ-офицера.

Какъ хорошо нѣсколько недѣль отдохнуть, забыть фронтъ. Отдыхъ — чудная великая вещь.

Первые дни войны почти совсѣмъ не отразились на странѣ. Развѣ прибавилось только еще больше военныхъ формъ и чувствуется нѣкоторое напряженіе въ лицахъ женщинъ на платформахъ, въ разговорахъ. Въ купе я внимательно прислушивался къ разговорамъ, — было интересно знать, какъ относится тылъ къ великой борьбѣ, предпринятой Германіей, и къ радости своей я не слышалъ даже намека недовольства или непопулярности войны. Сидѣвшая напротивъ меня дама, въ формѣ начальника вспомогательныхъ женскихъ войскъ, была полна увѣренности въ томъ, что въ конечномъ счетѣ Германія выйдетъ побѣдительницей войны. Ея энтузіазмъ и вѣра въ силу нашей арміи невольно вызывала симпатію. Это была настоящая германская женщина, вѣрная долгу и отечеству. Воспользовавшись какимъ-то ея замѣчаніемъ, я вступилъ въ разговоръ. Оказалось, что мы вмѣстѣ ѣдемъ въ Магдебургъ. Это было, не скрою, для меня чрезвычайно пріятно. Далѣе, оказалось, что фрау Айзеншмидтъ,—вдова, имѣетъ маленькую квартиру и живетъ на пенсію, оставленную мужемъ послѣ смерти и которую выплачиваетъ ей правительство! Кромѣ того, она начальница вспомогательнаго женскаго отряда противовоздушной обороны, имѣетъ жалованіе и военный паекъ.

Такъ незамѣтно болтая, мы доѣхали до Магдебурга. Два часа, проведенные въ обществѣ этой симпатичной женщины, пролетѣли незамѣтно. Я былъ удивленъ самъ себѣ, своему краснорѣчію. Мои разсказы о работѣ штаба, о сослуживцахъ — были яркими, красочными. Когда мы разставались на перронѣ, я попросилъ разрѣшенія у фрау Айзеншмідтъ навѣстить ее. Она дала согласіе. Теперь мнѣ не придется скучать.

Явившись въ комендатуру и получишь ордеръ на гостиницу, я въ тотъ же вечеръ былъ на заводахъ. Сдавъ пакеты и разсказавъ въ общихъ чертахъ заданіе директору заводовъ, я, честно говоря, первую ночь послѣ открытія военныхъ дѣйствій, спокойно заснулъ.

Потянулись дни. Утромъ на заводѣ въ сборочныхъ мастерскихъ, въ бесѣдахъ съ инженерами, а вечеромъ въ обществѣ милой и любезной фрау Айзеншмидтъ. Я начинаю самъ себѣ все больше и больше удивляться. Эта женщина съ первой же встрѣчи произвела на меня огромное впечатлѣніе. И каждый вечеръ, проведенный съ ней, укрѣпляетъ во мнѣ это убѣжденіе. Ея квартира — маленькій, уютный. пропитанный заботой, уголокъ. Каждая вещь, — салфеточка, коврикъ, — говорилъ о любви хозяйки къ своему гнѣздышку. Въ немъ невольно забывается война. И каждый разъ, когда я собираюсь уходить, мнѣ не хочется этого дѣлать. Я бы съ удовольствіемъ навсегда остался около этой веселой, остроумной женщины.

Работа подвигается быстро. Моя эскадра Вотана будетъ готова раньше срока. Первые опыты съ аппаратомъ дали блестящіе результаты. Я съ быстроходнаго истребителя поднялъ тяжелый трехмоторный бомбовозъ на воздухъ и заставилъ его продѣлать по радіо нѣсколько эволюцій. Установленный на бомбовозѣ радіо-автоматъ работалъ безукоризненно. Съ однимъ аппаратомъ легко управляться, но каково будетъ съ эскадрой.

На мои опасенія, главный заводскій инженеръ улыбнулся.

— Если вы легко справляетесь, майоръ, съ однимъ аппаратомъ, то я думаю, не будетъ трудно и съ нѣсколькими. Конечно, для этого требуется время, но мы со своей стороны приложимъ всѣ усилія, чтобы вы могли достичь результатовъ, нужныхъ для вашей задачи.

По мѣрѣ сборки аппаратовъ, я ежедневно тренируюсь съ двумя, тремя, потомъ съ половиной эскадры. И все больше и больше убѣждаюсь въ легкости выполненія задуманнаго мной плана. Единственное, что смущаеть меня, это справится-ли со своей задачей развѣдка. И не разгромятъ-ли зенитныя батареи французовъ эскадру, прежде чѣмъ она упадетъ на линію Мажино и сотретъ съ лица земли нѣсколько фортовъ

Наконецъ, наступилъ день пріемки эскадры. Рано утромъ директоръ завода и главный инженеръ сдали мнѣ двадцать четыре красавца - бомбовоза. Въ присутствіи ихъ я поднялся въ воздухъ и ровно черезъ три минуты вся эскадра по моему приказанію послушно, какъ свора собакъ за егеремъ, была въ воздухѣ. Сначала я ихъ построилъ треугольникомъ, какъ летятъ журавли, затѣмъ развернулъ фронтомъ, сдѣлалъ кругъ надъ Магдебургомъ, летя впереди головного корабля. Я думаю, что ни одинъ изъ четырехъ сотъ тысячей жителей Магдебурга не могъ себѣ представить, что сейчасъ надъ городомъ летятъ двадцать четыре воздушныхъ корабля безъ экипажа, управляемыхъ только однимъ человѣкомъ Если-бы фрау Айзеншмидть могла знать объ этомъ, но увы, я не могу ей сказать, не могу даже намекнуть о томъ, зачѣмъ я въ Магдебургѣ, и какую колоссальную работу я продѣлалъ во имя отечества.

Пробывъ полчаса въ воздухѣ, я одинъ за другимъ снизилъ корабли на заводскомъ аэродромѣ. Сегодня же вечеромъ посылаю телеграмму генералу фонъ Ритенфельду съ извѣщеніемъ, что бомбовозы готовы и ждутъ его распоряженій. Навѣрное завтра, 18-го, я улечу обратно на фронтъ. Сегодня послѣдній вечеръ я въ обществѣ фрау Айзеншмидтъ. Я боюсь его и въ то же время жажду. Если моя миссія удастся, то полковничьи погоны дадутъ мнѣ право надѣяться на благосклонность любимой женщины.

Какъ я и ожидалъ, отвѣтъ на мою телеграмму пришелъ въ тотъ же вечеръ. Эскадра должна быть доставлена въ прифронтовую полосу къ девятнадцатому сентября. Вечеръ, какъ обыкновенно провелъ въ уютномъ гнѣздышкѣ мой Шарлотты. Я теперь смѣло могу называть ее моею, потому. что въ послѣдній вечеръ передъ отъѣздомъ на фронтъ выяснилъ наши отношенія. Я сказалъ Шарлоттѣ все, о чемъ раньше боялся думать. Я ей повѣдалъ о томъ, какое впечатлѣніе произвела она на меня въ первую встрѣчу, и о этой боевой отвѣтственной задачѣ, возложенной на меня ген. фонъ Ритенфельдомъ. Шарлотта была тронута моимъ довѣріемъ. Въ ея глазахъ я читалъ восхищеніе и обожаніе. И когда я спросилъ

— Милая Шарлотта, если двадцатаго вечеромъ я буду живъ и меня не собьютъ французы, могу-ли я послать телеграмму о томъ, что фрау Айзеншмидть соглашается быть женой полковника Фукса?

Шарлотта мило улыбпулась.

— Да, Гансъ, полковникъ Фуксъ можетъ послать такую телеграмму!

ПРОРЫВЪ ФРОНТА У ГОРЫ РОЗАНДО.

Сдѣланное сообщеніе начальникомъ штаба союзныхъ армій о наступленіи на юго-восточномъ участкѣ подготовлялось уже давно. Съ самаго начала открытія военныхъ дѣйствій германскому командованію удалось форсировать Рейнъ и прорваться на нѣсколько километровъ на территорію Франціи, гдѣ, послѣ чрезвычайныхъ усилій, германскимъ частямъ удалось сильно укрѣпиться. Главный германскій штабъ уже давно разрабатывалъ ударъ на этомъ участкѣ фронта. По мнѣнію начальника штаба, здѣсь было, самое уязвимое мѣсто на общей линія фронта, отъ Голландіи до Альпъ. Еще въ мирное время Вегезы были исхожены «германскими - туристами - фотографами». Каждое ущелье, каждая скала были занесены на карту, вымѣрены и сфотографированы.

Часто эти «туристы-фотографы» попадались въ руки французскихъ пограничниковъ, происходилъ очередной конфликтъ между Франціей и Германіей. Кроки отбирались. Между канцеляріями министерствъ иностранныхъ дѣлъ Парижа и Берлина начиналась долгая переписка, кончавшаяся тѣмъ, что приносились извиненія, и инцидентъ забывался.

Когда загремѣли пушки на линіи Мажино и на линіи Зигфрида, въ Вогезахъ, послѣ первыхъ кратковременныхъ, но очень ожесточенныхъ боевъ, война перешла въ затяжную позиціонную, напоминающую собой то, что когда-то происходило во времена Великой войны на западномъ фронтѣ. Войска занимали важныя стратегическія вершины, происходила незамѣтная, трудная, полная героизма работа отдѣльныхъ патрулей и группъ развѣдчиковъ. Ночью этотъ участокъ фронта представлялъ собой таинственную, полную жути, картину. То тамъ, то здѣсь вспыхивали разноцвѣтныя ракеты, спокойствіе ночи нарушалось неожиданной, усиленной перестрѣлкой, въ которой доминировала пулеметная дробь. Иногда въ этотъ адскій концертъ вмѣшивались разрывы ручныхъ гранатъ. Затѣмъ, перестрѣлка такъ же внезапно кончилась, какъ внезапно и начиналась. Проходило полчаса-часъ и вновь то на правомъ, то на лѣвомъ флангѣ вспыхивали ракеты, гудѣла легкая артиллерія, перекрывая трескотню выстрѣловъ. Обыкновенно о такихъ ночахъ, какъ главное командованіе союзниковъ, такъ и германское командованіе на утро выпускало донесеніе.

«Ночь прошла спокойно. Лишь наблюдалась усиленная дѣятельность патрулей».

Но ночь кончалась, всходило солнце и, какъ-бы привѣтствуя его первые лучи, начинала говорить откуда-то изъ-за горъ тяжелая артиллерія. Ей немедленно-же съ востока отвѣчала германская. Начиналась затяжная артиллерійская дуэль. Каждый изъ противниковъ съ обостреннымъ «спортивнымъ» чувствомъ старался нащупать батарею, спрятавшуюся гдѣ-то въ складкахъ мѣстности. Жизнь въ окопахъ тянулась медленно и нудно. Днемъ ни одна живая душа не рисковала поднять голову надъ козырькомъ окопа. На крупное наступленіе ни одна, ни другая сторона не рѣшались.

Въ Греноблѣ, гдѣ былъ расположенъ штабъ альпійскаго фронта, къ командующему пріѣхалъ союзный комиссаръ изъ главной квартиры. Былъ теплый августовскій день. Бритый англичанинъ сидѣлъ въ большомъ неуютномъ кабинетѣ начальника штаба фронта. Бесѣда длилась уже болѣе часа. Сухой британецъ флегматично тянулъ изъ трубки и, твердо выговаривая французскія слова, дѣлился впечатлѣніями съ начальникомъ штаба о своей поѣздкѣ по линіи французскихъ позицій въ Альпахъ. Онъ лично обслѣдовалъ состояніе арміи и теперь былъ въ полной увѣренности, что французскія укрѣпленія неприступны. Англичанинъ считалъ вполнѣ возможнымъ перебросить нѣсколько дивизій на стыкъ къ швейцарской границѣ, гдѣ линія Мажино переходила въ полевыя укрѣпленія альпійскаго фронта.

— Вы твердо увѣрены, сэръ, что намъ не грозитъ никакой опасности со стороны итальянцевъ, — спросилъ начальникъ штаба своимъ неизмѣнно любезнымъ, но холоднымъ тономъ.

Англичанинъ самодовольно улыбнулся.

— По моему, генералъ, итальянцы въ Альпахъ имѣютъ столько-же шансовъ на успѣхъ, какъ германцы на линія Мажино. По моимъ наблюденіямъ они даже не готовятся къ активнымъ дѣйствіямъ. Посчитайте сами, для того, чтобы подвезти тяжелую артиллерію въ эти трущобы, въ хаосъ камней и скалъ, нужно по крайней мѣрѣ — четыре - шесть недѣль. Итальянцы безпечны. Я ихъ еще знаю по прошлой войнѣ, — заключилъ англійскій генералъ свою рѣчь, давая понять французу, что никто не знаетъ лучше него характеръ итальянскихъ военачальниковъ.

На этомъ разговоръ двухъ видныхъ чиновъ союзнаго штаба закончился. Это было 28-го августа.

Ровно черезъ недѣлю былъ день рожденія командующаго фронтомъ. И въ штабѣ альпійской арміи, въ виду затишья военныхъ дѣйствій, рѣшили хорошо «вспрыснуть» этотъ семейный праздникъ. Вечеромъ большинство офицеровъ штаба, кромѣ очередного дежурства, собралось въ офицерскомъ казино. Ужинъ начался весело. Пили за здоровье союзниковъ, пили за здоровье начальника штаба, пили за здоровье командующаго, пили за прекрасныхъ дамъ, а потомъ, когда тяжелое вино ударило въ голову, пили за то, чтобы скорѣе сдвинуться съ мѣста и проррваться въ ломбардскую долину, какъ это сдѣлалъ когда-то ихъ предокъ при Маренго и Риволи. И тамъ на зеленыхъ лугахъ устроитъ второе Капаретто для зазнавшихся итальянцевъ.

И въ этотъ моментъ итальянская артиллерія совсѣмъ неожиданно открыла ураганный огонь. На протяженіи трехсотъ километровъ, отъ границъ Швейцаріи до лазурнаго Средиземнаго моря — одновременно началась мощная артиллерійская подготовка. Вслѣдъ за ней, итальянскіе барсельеры, поддержанные сѣро-зелеными цѣпями германскихъ войскъ, пошли въ атаку.

Французы были ошеломлены внезапностью нападенія. Никто ни въ штабѣ, ни въ окопахъ вырытыхъ по склонамъ горъ, ни въ пулеметныхъ гнѣздахъ на скалахъ, не предполагалъ что италъянцы готовятся къ наступленію. И главнымъ героемъ этого внезапнаго удара оказалась итальянская артиллерія, о которой такъ пренебрежительно говорилъ сухой англичанинъ въ штабѣ.

Ударъ подготовлялся настолько скрытно, что даже начальники отдѣльныхъ частей узнали о готовящейся атакѣ и прорывѣ лишь за нѣсколько часовъ до открытія артиллерійской подготовки.

Яркое, по лѣтнему горячее солнце, заливало своими теплыми лучами угрюмыя скалы средиземноморскихъ Альпъ. Оно освѣщало заброшенные виноградники, выгорѣвшія бѣлыя фермы и селенія и темныя извилистыя ланіи окопъ французскихъ и итальянскихъ укрѣпленій. По утрамъ легкій паръ подымался отъ остывшихъ за ночь скалъ, туманы клубясь подымались кверху въ ущеліяхъ. Легкій вѣтерокъ приносилъ откуда-то снизу запахъ прѣлой земли, гніющихъ труповъ съ примѣсью чего-то сладковатаго.

Въ чистомъ небѣ, гдѣ-то высоко въ лазури послышалось гудѣніе мотора.

— Летитъ, — сказалъ одинъ изъ французскихъ стрѣлковъ, обращаясь къ своему пріятелю, присѣвшему около козырька окопа.

— Итальянецъ, — отвѣтилъ тотъ, направивъ бинокль на аэропланъ.

Истребитель шелъ на большой высотѣ и съ земля казался черной, маленькой точечкой. Летчикъ-наблюдатель смотрѣлъ въ трубы, расположенныя въ полу кабины. Въ нихъ отчетливо виднѣлось расположеніе окопъ противника. Вотъ свѣтлая блестящая полоска — это горная рѣчка, когда-то служившая границей. Вдоль нея чуть замѣтной черной полоской тянется змѣйка окоповъ. Слѣва вдали можно разобрать дома, деревушки, а если обернуться направо, то виденъ маленькій городокъ,—около него, разбитаго и оставленнаго жителями, — фронты дѣлаютъ большую дугу, входя сильно въ расположеніе итальянскихъ войскъ.

Утромъ, въ тѣсной прокуренной комнатѣ начальника штаба итальянской развѣдывательной авіаціи, летчикъ получилъ заданіе по возможности выяснить точную линію фронта французовъ, попытаться обнаружить его новыя батареи, новые подъѣздные пути, мѣсторасположеніе штабовъ, складовъ и тому подобное.

Итальянская передовая линія шла очень близко отъ французскихъ окоповъ, на разстояніи всего триста-четыреста метровъ. Въ одномъ мѣстѣ, недалеко отъ разрушеннаго городка, французскія позиціи вдавались широкимъ языкомъ въ расположеніе германскихъ войскъ. Вотъ именно на этотъ «языкъ» и просилъ обратить особенное вниманіе начальникъ штаба.

Въ призмѣ трубъ наблюдателя вырисовался узелъ трехъ лощинъ — хорошо знакомый пунктъ для оріентаціи по прежнимъ полетамъ. Вотъ заблестѣли два небольшихъ пятна — два маленькихъ горныхъ озера. Недалеко отъ нихъ видна группа строеній — это винокуренный заводъ. Летчикъ сталъ внимательно всматриваться. Тамъ, внизу, по дорогѣ отъ разрушенной формы къ винокуренному заводу онъ увидѣлъ движущійся предметъ. Несомнѣнно, это былъ автомобиль. Наблюдатель сдѣлалъ знакъ пилоту. Тотъ круто спустилъ развѣдчика носомъ внизъ. Въ трубахъ на минуту пропала панорама, но когда аппаратъ выровнялся, наблюдатель отчетливо увидѣлъ двухъ мотоциклистовъ, которые выѣхали съ территоріи завода и неспѣша направились къ передовымъ позиціямъ. Невольно явилась мысль, что на заводѣ размѣстился какой-то штабъ. Наблюдатель удовлетворенно усмѣхнулся и поставилъ на картѣ жирный крестикъ.

Развѣдчикъ сталъ опять набирать верхъ. Вотъ онъ пролетаетъ надъ голой скалой, гдѣ когда-то стояло горное шале, разрушенное въ первые дли войны. Но почему около развалинъ выросли темныя пятна, которыя раньше не были отмѣчены на картѣ. Наблюдатель наклонился къ фотографическому аппарату, прикрѣпленному рядомъ съ трубами, щелкнулъ затворъ одинъ разъ, второй, третій.

Въ этотъ моментъ въ воздухѣ недалеко отъ аэроплана появилось небольшое бѣлое облачко, затѣмъ другое такое же облачко выросло нѣсколько выше вправо отъ развѣдчика, потомъ третье еще ближе, въ бортъ фюзеляжа стукнуло нѣсколько разъ какъ-бы желѣзнымъ пальцемъ. Пилотъ сдѣлалъ крутой виражъ, повернулся рѣзко влѣво и пошелъ по направленію къ своимъ позиціямъ. Затѣмъ, вновь набравъ высоту, онъ повернулъ обратно. Пролетая мимо узкой щели горной пропасти, летчикъ взялъ курсъ нѣсколько на западъ, въ трубѣ показалась длинная извилистая полоска — это было шоссе, по которому, какъ муравьи, ползли какія-то маленькія точки. Казалось, что по землѣ ползетъ длинный червякъ. Опять аэропланъ пошелъ кругами внизъ, защелкалъ затворъ фотографическаго аппарата.

Пилотъ сдѣлалъ знакъ наблюдателю и указалъ ему на западъ. Наблюдатель увидѣлъ на небѣ три быстро приближающіеся точки. Это были французскіе истребители. Нужно было уходить...

Д. 143 ГОВОРИТЪ.

Восемнадцатый коридоръ подземной ставки штаба союзныхъ армій охранялся особенно строго. Кромѣ обыкновенныхъ надписей, передъ входомъ, надъ которымъ стоитъ надпись, что доступъ постороннимъ воспрещенъ, часовой никого безъ предъявленія особаго пропуска, подписаннаго начальникомъ штаба, не подпускалъ къ желѣзной рѣшеткѣ, вѣчно спущенной. Эти строгости были введены полк. Дюпре, начальникомъ военной развѣдки, съ самаго начала открытія военныхъ дѣйствій. Въ коридорѣ № 18 помѣщался одинъ изъ главныхъ нервовъ штаба — военная развѣдка. Въ томъ же коридорѣ, въ двадцати комнатахъ находилась собственная радіо-станція, шифровальное отдѣленіе, связанное особымъ лифтомъ непосредственно съ кабинетомъ начальника штаба, и безчисленныя телефонныя линіи, о назначеніи которыхъ знало всего лишь нѣсколько офицеровъ, непосредственныхъ помощниковъ полковника Дюпре, и онъ самъ. Эти телефонныя линіи связывали всѣ крупные города Франціи и Англіи черезъ центральную станцію Интеллидженсъ - Сервисъ.

Если въ операціонномъ отдѣлѣ штаба ни на минуту не затихала лихорадочная дѣятельность, то въ контръ -развѣдкѣ день и ночь жизнь била ключомъ. Полк. Дюпре получалъ безпрестанно кучи радіо - телеграммъ отъ своихъ агентовъ. Расположенная въ одной изъ комнатъ спеціальная станція перехватывала разговоры вражескихъ станцій, десятки офицеровъ ломали голову надъ ихъ расшифровкой. Особая станція, работающая на ультра - короткихъ волнахъ, служила связью для полк. Дюпре съ его агентами, разбросанными по всей территоріи противника.

Въ ночь съ 18 на 19 сентября дежурный радіо - телеграфистъ ультра - короткой станціи принялъ уже десятокъ телеграммъ. Ни одна изъ нихъ не представляла собою никакого существеннаго интереса. Такъ, во всякомъ случаѣ, казалось дежурному. Онъ машинально отвѣчалъ на запросъ условнымъ сигналомъ и принималъ иногда совершенно на первый взглядъ безсвязныя фразы, иногда неизвѣстный корреспондентъ начиналъ диктовать безконечное количество цифръ. Полк. Дюпре нѣсколько разъ въ теченіе вечера заходилъ на станцію и справлялся у офицера развѣдки, не было-ли сообщеній отъ Д.143, который долгое время почему - то молчитъ.

— Странно, капитанъ, — сказалъ полковникъ, закуривая сигарету. — Д. 143 былъ всегда весьма аккуратенъ, но вотъ съ нѣкотораго времени, приблизительно двѣ недѣли тому назадъ, отъ него пришло только короткое сообщеніе о томъ, что пока никакихъ новостей нѣтъ.

Скажу откровенно, меня это немного бѣситъ и въ то же время смущаетъ. Вы, понятно, капитанъ, знаете, его шифръ. Поэтому, если въ сегодняшнюю ночь будетъ что-нибудь новенькое, то прошу васъ немедленно сообщать мнѣ объ этомъ. Мнѣ кажется подозрительнымъ то, что нѣмцы назначенное имъ наступленіе на 6 сентября отложили. Не готовятъ - ли они какой - нибудь пакости? Хотя все говоритъ за то, что особой гадости они предпринять не могутъ, тѣмъ не менѣе мною приняты мѣры. Впрочемъ, если-бы было что-нибудь новое, то безусловно З.48 сообщилъ - бы. Но его послѣднія донесенія, полученныя, правда, восьмого, говорятъ объ отмѣнѣ приказа и отводѣ резервовъ съ главнаго сектора. Донесенія Д.143 особенно цѣнны тѣмъ, что ему до сихъ поръ почти всегда удавалось получать самыя достовѣрныя свѣдѣнія.

— Меня тоже удивляетъ, полковникъ, молчаніе. Насколько раньше Д.143 былъ регуляренъ въ своихъ донесеніяхъ, настолько теперь его станція молчитъ.

— Есть все же что - нибудь новое? — опросилъ полковникъ.

— Сводка донесеній отъ шести до десяти мало интересна. Нѣсколько свѣдѣній съ южнаго сектора о передвиженія итальянскихъ войскъ въ сторону границъ Швейцаріи. Два - три донесенія изъ Гамбурга о выходѣ изъ Вильгельмсгафена трехъ подводныхъ лодокъ, — вотъ это и все. Мною направлена копія къ вамъ и въ оперативное отдѣленіе штаба. Если будетъ что - нибудь новое, то немедленно-же позвоню.

Полк. Дюпре устало поднялся со стула.

— Я буду ждать, капитанъ, — оказалъ онъ, выходя изъ комнаты.

Прошелъ часъ. Капитанъ расшифровалъ поступившія радіо-телеграммы и сталъ составлять полуночную сводку, когда его работу неожиданно прервалъ вѣстовой.

— Господинъ капитанъ, адъютантъ Дюпонъ просилъ вамь передать, что есть позывные Д. 143.

Капитанъ быстро поднялся и прошелъ въ сосѣднюю комнату.

— Что новаго, Дюпонъ?

Вмѣсто отвѣта солдатъ, съ нашивками адъютанта, не отрываясь отъ наушниковъ, протянулъ ему блокнотъ. Капитанъ прочелъ:

«Говоритъ Д. 143. Д. 143. Наступленіе готовится къ двадцатому. Эскадра двадцать четыре бомбовоза. Участокъ неизвѣстенъ. Радіо - пилотъ...»

Оторвавшись отъ листка, капитанъ удивленно посмотрѣлъ на радіо - телеграфиста.

— Въ чемъ дѣло? — спросилъ онъ раздраженно.

Радіо - телеграфистъ передалъ наушники помощнику, и, повернувъ голову, отвѣтилъ:

— Я самъ ничего не понимаю, господинъ капитанъ, передача была какой - то сумбурной. По приказанію полковника Дюпре, я, какъ только были услышаны позывные Д. 143, сталъ расшифровывать передачу со слуха. Мнѣ кажется, что я не допустилъ ошибки.

Провѣривъ расшифровку адъютанта Дюпона, капитанъ убѣдился, что унтеръ - офицеръ не ошибся. Въ телеграммѣ было много неточностей и какихъ - то обрывковъ фразъ. По ея нервному стилю чувствовалось, что агенту кто - то мѣшаетъ или онъ чрезвычайно торопится.

Переписавъ телеграмму, капитанъ вызвалъ полк. Дюпре.

— Алло. Говоритъ капитанъ... Да, господинъ полковникъ, только - что получена радіо - телеграмма. Прикажете прочесть. Слушаюсь. Ожидаю.

Черезъ пять минутъ полк. Дюпре былъ въ кабинетѣ капитана.

— Слава Богу, — сказалъ онъ входя. — Наконецъ-то откликнулся Д. 143.

— Увы, господинъ полковникъ, его телеграмма полна неточностей.

— Покажите.

Полковникъ пробѣжалъ но написанному бланку и спросилъ:

— Расшифровка точна?

— Такъ точно. Мною провѣрена.

— Первая фраза понятна. Но вторая. Что должно значитъ 24 бомбовоза? — задумчиво сказалъ Дюпре. — Что значитъ радіо - пилотъ?

— Я также думалъ объ этомъ, господинъ полковникъ, — отвѣтилъ капитанъ. — Если предположить, что передъ наступленіемъ нѣмцы произведутъ бомбардировку участка съ эскадры, управляемой по радіо, то...

— То они не достигнутъ никакого результата. Зенитныя батареи снимутъ бомбовозовъ раньше, чѣмъ они успѣютъ сбросить бомбы. Нѣтъ, тутъ что - то другое. Тутъ какая-то ловушка. Но какая?

ИЗЪ ЗАПИСОКЪ ФЕЛЬДМАЙОРА ФУКСА.

Эскадра Вотана благополучно снизилась въ прифронтовомъ подземномъ аэродромѣ № 408. Отъ генерала фонъ Ритенфельда я получилъ еще вчера всѣ необходимыя приказанія.

Завтра развѣдкой будетъ дана фальшивая радіо-телеграмма о возвращеніи французской 84-й эскадры бомбовозовъ, уничтоженной сегодня вечеромъ нашими зенитными батареями на сѣверномъ участкѣ линіи Зигфрида. На флагманскомъ кораблѣ, въ разбитомъ штурманскомъ столѣ, былъ найденъ секретный кодъ. Вотъ имъ - то и воспользуется развѣдка. А я, чтобы замаскировать бомбовозы, долженъ на ихъ крыльяхъ и фюзеляжѣ нарисовать отличительные знаки, которые приняты во французской арміи. Теперь уже мнѣ извѣстно, что меня перебрасываютъ на самый южный участокъ фронта. Прибывъ въ штабъ къ генералу фонъ Ритенфельду, я имѣлъ съ нимъ бесѣду. Оказывается, на этомъ участкѣ фронта нами уже давно подготовлялось наступленіе, и моя задача будетъ состоять лишь въ томъ, чтобы нанести ударъ, который дополнитъ работу артиллеріи. Мой визитъ къ тенералу былъ вызванъ еще тѣмъ, что мнѣ хотѣлось лишній разъ получить детальное разъясненіе, какимъ образомъ мнѣ удастся проскочить черезъ барьеръ зенитныхъ батарей. Оказывается, на этомъ участкѣ фронта уже нѣсколько разъ дѣлались развѣдочные полеты и, какъ это ни странно, вся противовоздушная оборона у французовъ оттянута глубоко въ тылъ и защищаетъ лишь крупные города. Въ прифронтовой полосѣ оставлены лишь тяжелые пулеметы и нѣсколько зенитныхъ батарей, которыя по мнѣнію генерала, будутъ легко подавлены огнемъ артиллеріи во время подготовки наступленія. Къ тому же тотъ участокъ фронта, почти на протяженіи сорока километровъ, не имѣетъ непрерывныхъ бетонныхъ сооруженій. И моей задачей будетъ направить эскадру Вотана именно на тѣ участки, которые защищены бетонными блиндажами. Внимательно разсмотрѣвъ агентурную карту юго - восточнаго отрѣзка фронта, генералъ лично намѣтилъ мнѣ точки пораженія. Задача осложняется только тѣмъ, что я принужденъ буду направлять каждый отдѣльный бомбовозъ моей эскадры Вотана въ опредѣленную точку.

Справлюсь - ли я съ этой задачей? До послѣдняго времени я практиковался на сниженіи цѣлой эскадры, и теперь приказаніе генерала разстраиваетъ мою задачу.

Но счастье опредѣленно улыбается мнѣ. Изъ разговора я понялъ, что въ моемъ распоряженіи находится еще по меньшей мѣрѣ около двухъ недѣль, я поэтому, высказавъ чистосердечно всѣ мои сомнѣнія генералу, я получилъ разрѣшеніе отъ него продолжать тренировку, но уже въ прифронтовой полосѣ. Такое отношеніе генерала меня чрезвычайно тронуло. Я увѣренъ, что мнѣ удастся съ честью выполнить трудное и серьезное заданіе.

ЛЮДИ СЪ КРАСНЫМИ ПЕТЛИЦАМИ.

Въ концѣ сентября въ расположеніи баварскаго корпуса появились незнакомые люди. У большинства ихъ были ярко красныя артиллерійскія петлицы на френчахъ и такіе же канты на фуражкахъ съ поднятыми сзади полями, такихъ странныхъ въ боевой обстановкѣ. Артиллеристы бродили повсюду — въ передовыхъ караулахъ, въ окопахъ, въ пулеметныхъ бетонированныхъ гнѣздахъ и въ различныхъ тыловыхъ пунктахъ. Они привезли съ собою карты, планы, схемы, какія-то таблицы. Они оставались равнодушными и не принимали никакого участія въ лѣнивой и случайной перестрѣлкѣ, которая ведется обычно въ періоды такъ называемаго затишья, а на итало-французскомъ фронтѣ оно прочно установилось. Противники какъ бы сговорились не доставлять другъ другу много огорченій. У посторонняго наблюдателя создавалось впечатлѣніе, что французы и итальянцы рѣшили стоять неподвижно мѣсяцами другъ противъ друга, основательно окопавшись, уйдя глубоко въ землю, спрятавшись въ блиндажи, землянки, лисьи норы. Барсельеры порой посмѣивались:

— Французамъ такъ же хочется стрѣлять, какъ... — дальше шло крѣпкое выраженіе, которое такъ любятъ изобретать солдаты въ окопахъ отъ нечего дѣлать.

Но люди съ красными петлицами внесли безпокойство. Они внимательно и подолгу разсматривали въ бинокли и трубы видимыя позиціи французовъ. Все замѣченное ими заносилось на карты и планы: ходъ сообщенія, пулеметное гнѣздо, дерево, кустъ, блиндажъ или остатки какого-либо строенія, чудомъ уцѣлѣвшаго послѣ ураганнаго огня итальянской артиллеріи въ первые дни войны, когда французы пытались прорвать фронтъ. Самые интересные участки снимались фотоаппаратами. Тщательнымъ образомъ обшарили эти люди и весь районъ расположенія своихъ войскъ. Изучили уже безъ того знакомыя дорога, возвышенности, пропасти и скалы.

Первые четыре дня артиллеристы обходили мѣстность всей группой. Потомъ они раздѣлились, разсѣялись, растворились въ мѣстности, среди скалъ, бугровъ, кустарниковъ и лѣсовъ. Но незамѣтная, скрытая отъ постороннихъ взоровъ, работа продолжалась. То одного, то другого изъ нихъ можно было случайно видѣть въ самыхъ неожиданныхъ мѣстахъ. То стоящимъ съ биноклемъ въ рукахъ на далекой скалѣ въ тылу, то сидящимъ на деревѣ у опушки лѣса, то лежащимъ на крышѣ домика, уцѣлѣвшаго какимъ-то чудомъ, на передовой полосѣ фронта.

Вотъ онъ разглядываетъ въ бинокль районъ расположенія противника, отмѣчаетъ на своемъ планшетѣ, но какіе-то участки не видны артиллеристу съ его пункта наблюденія. Онъ покрываетъ ихъ иа картѣ продольными и поперечными полосами. На планшетѣ появляются густо заштрихованныя площади, неправильной формы, темныя, какъ непроглядная ночь.

На артиллерійскомъ языкѣ это называется «зачерчиваніе полей видимости». Значить нужно искать новое мѣсто, чтобы оттуда снять покрывало невидимости...

То тамъ, то здѣсь, артиллеристы-развѣдчики вбиваютъ въ землю небольшіе колышки, на колышкахъ черной краской нарисованы различные номера...

Если собрать воедино все, что видѣли артиллеристы - развѣдчики съ различныхъ пунктовъ, то получится примѣрно такая картина французскихъ позицій:

Справа, на высотѣ «272», построено сильное укрѣпленіе въ видѣ редута. Ближе къ серединѣ мѣстность понижается и переходить въ глубокій, большой оврагъ, прозванный солдатами «горломъ волчицы». Еще лѣвѣй стоитъ одинокое съ сорванной верхушкой дерево. Около него ясно видны бѣлыя рогатки, поставленныя передъ окопами французовъ. На нихъ висятъ консервныя коробки и какія-то тряпки. Здѣсь начинается тотъ самый «языкъ», который такъ интересовалъ начальника артиллеріи. За рядомъ кольевъ проволочнаго загражденія отчетливо виднѣлись развалины фермы, хозяйственныхъ построекъ и продольные и поперечные ходы сообщеній между окопами.

Слѣва, какъ разъ у основанія «языка», темнымъ пятномъ на свѣтломъ песчаникѣ скалъ виднѣлся сѣрый блиндажъ. Потомъ позиція шла почти ровной линіей, то подымаясь, то сбѣгая по высотамъ, желтыми окопами, перемежающихся ежами — бетонными блиндажами, ощетинившимися нѣсколькими тяжелыми пулеметами. Совсѣмъ на лѣвомъ флангѣ темнымъ силуэтомъ виднѣлась гора, которую солдаты называли «лысою» — одно изъ сильнѣйшихъ укрѣпленій противника.

Такова картина французскихъ позицій предстала передъ начальникомъ итальянской артиллеріи ударной группы, когда онъ ознакомился съ картами артиллеристовъ.

ВЪ ШТАБѢ АРТИЛЛЕРІИ.

Жгучій брюнетъ, съ волосами, подернутыми серебристыми нитками сѣдины, съ орлинымъ профилемъ, тонкими красиваго рисунка губами и волевымъ подбородкомъ, генералъ Амедео Лучіани сидѣлъ за грубо сколоченнымъ столомъ въ блиндажѣ, за деревней, разбитой артиллерійскимъ огнемъ. Всего пять километровъ отдѣляло штабъ ударной группы отъ передовыхъ позицій.

Быль уже поздній вечеръ. Свѣтло-желтое пятно тускло горящей электрической лампы изрѣдка колебалось, когда вблизи разрывался тяжелый французскій снарядъ. Въ открытую дверь порой задувалъ вечерній вѣтеръ. Начальникъ артиллеріи откинулся на табуретѣ къ стѣнкѣ и устало закрылъ глаза, передъ которыми, какъ въ калейдоскопѣ, мелькали карты, планы, черныя линіи позицій, зачерченныя мѣста будущихъ районовъ пораженія.

— Ударъ долженъ быть нанесенъ въ то мѣсто, гдѣ образуется позиція противника «языкъ», — произнесъ онъ вслухъ, вновь склонившись къ бумагамъ, разложеннымъ на столѣ.—Безусловно здѣсь,—продолжалъ онъ думать вслухъ. Въ этомъ мѣстѣ наша пѣхота будетъ наиболѣе ограждена отъ фланговаго огня, такъ какъ, строго говоря, фланговъ здѣсь и нѣтъ.

Генералъ провелъ на планѣ мѣстности четыре жирныхъ линіи. Этимъ онъ раздѣлилъ фронтъ на три участка: два второстепенныхъ по бокамъ, и одинъ — главный — въ серединѣ противъ самаго «языка».

Начальникъ артиллеріи углубился въ математическіе расчеты, исписавъ цифрами нѣсколько страницъ, онъ положилъ наконецъ карандашъ и удовлетворенно вздохнулъ. Онъ нашелъ способъ. На обоихъ второстепенныхъ участкахъ будутъ расположены по 150 орудій. Эта артиллерія должна только поддерживать дѣйствія средней группы и въ первый періодъ боя мѣшать противнику подтянуть къ мѣсту главнаго прорыва свои силы съ сосѣднихъ позицій. Противъ самаго же «языка» надо будетъ сосредоточить 350 остальныхъ орудій. Такимъ образомъ на короткомъ участкѣ — три километра — должна дѣйствовать огромная масса артиллеріи, приблизительно на каждые шесть метровъ орудіе.

— Это смететъ съ лица земли сопротивленіе. — Опять громко сказалъ генералъ.

Сидѣвшій въ углу писарь молча покосился въ его сторону...

ДОПРОСЪ ПЕРЕБѢЖЧИКА.

Въ штабъ привели перебѣжчика. Здѣсь уже было много народа, когда вошелъ начальникъ артиллеріи. Всѣ съ любопытствомъ разглядывали худого, черняваго солдата въ голубомъ чужомъ мундирѣ. Онъ стоялъ среди комнаты, худой, съ пѣтушиными ногами и безусымъ лицомъ. Онъ смотрѣлъ на всѣхъ испуганными глазами. Когда начался допросъ, перебѣжчикъ чрезвычайно обрадовался и съ большой охотой отвѣчалъ на вопросы.

Онъ итальянецъ, семья котораго уже давно осѣла во Францiи. Служитъ въ первой ротѣ 4-го полка альпійскихъ стрѣлковъ. Зовут его Почителли. Альберто Почителли.

Его часть стоитъ недалеко отъ Лысой горы. Онъ бѣжалъ съ полевого караула. Сколько ихъ всего, — онъ не знаетъ. Солдатъ много, въ тылу онь видѣлъ колоніальныя войска.

— Спросите, гдѣ у нихъ стоятъ батареи, — сказалъ начальникъ артиллеріи.

У перебѣжчика вновь сдѣлалось испуганное лицо. Онъ этого не знаетъ. Итальянскія слова вперемежку съ французскими неудержимымъ потокомъ полились съ его губъ. Онъ боялся, чтобы его не заподозрили въ томъ, что онъ скрываетъ что-то.

— Хотя, правда, — вновь быстро заговорилъ солдатъ въ голубомъ мундирѣ, — я вспомнилъ, вспомнилъ, недавно мнѣ пришлось ѣздить со своимъ командиромъ въ штабъ, около четырехъ километровъ отъ позиціи, тамъ, вдоль дороги какъ разъ, гдѣ есть два горныхъ ручья устанавливали орудія...

Начальникъ артиллеріи записалъ что-то въ своемъ блокнотѣ.

—Какъ укрѣплены позиціи? — спросилъ онъ.

Перебѣжчикъ оживился. Здѣсь онъ можетъ блеснуть своими знаніями. Имъ будутъ довольны эти люди, одѣтые въ сѣрые френчи, съ незнакомыми петлицами и голубыми перевязками, съ узкими яркими орденскими ленточками на лѣвой сторонѣ груди.

— Позиція состоитъ изъ трехъ укрѣпленныхъ линій. Вторая тамъ, гдѣ стоятъ наши кашевары и кухни, въ стахъ шагахъ отъ первой, а дальше, мнѣ нѣсколько разъ приходилось ходить въ полковой лазаретъ, у меня была дизентерія отъ воды, всего въ пятистахъ шагахъ отъ первой, это третья. Первая линія идетъ сначала однимъ окопомъ, а за нимъ, на разстояніи десяти шаговъ, еще окопъ, тамъ у насъ блиндажи...

— Какой глубины окопы? — спросилъ начальникъ артиллеріи.

— Полтора метра будетъ. Мнѣ вотъ такъ, — и перебѣжчикъ указалъ до подбородка. — А потомъ еще брустверъ, — солдатъ провелъ ладонью надъ своей головой. — У второй линіи онъ больше метра.

Двухъярусная оборона, записалъ начальникъ артиллеріи въ своемъ блокнотѣ.

Штабной офицеръ продолжалъ допросъ. Перебѣжчикъ подробно описывалъ позиціи своихъ войскъ. Передъ первой линіей построены искусственныя препятствія: полоса проволочныхъ загражденій изъ восьми рядовъ кольевъ, затѣмъ два ряда проволоки, по которой пущенъ сильный электрическій токъ, далѣе, много волчьихъ ямъ и минированное поле съ засѣкой изъ толстыхъ срубленныхъ деревьевъ, передъ ней вырыты окопы для полевыхъ карауловъ, защищенные въ свою очередь четырьмя рядами колючей проволоки. Съ карауловъ идетъ ходъ сообщенія, прорытый подъ проволокой первой линіи.

— Да, придется намъ, артиллеристамъ. основательно поработать, — думалъ начальникъ артиллеріи, возвращаясь домой.

РАБОТА КРОТОВЪ

По ночамъ начали работать саперныя команды, которыхъ въ шутку солдаты называли кротами. Люди съ черными петлицами обижались на это названіе. Иногда, болѣе темпераментные изъ нихъ, кидались драться съ насмѣшниками. Саперы приходили на тѣ мѣста, гдѣ артиллеристы-развѣдчики вбили свои колышки съ номерами.

Они пробирались къ этимъ мѣстамъ, прорывая въ землѣ спецiальные ходы. Затѣмъ рыли узкія глубокія ямы, въ которыхъ могло укрыться нѣсколько человѣкъ, укрѣпляли стѣнки ихъ бревнами, мѣшками съ землей, настилали сверху доски и забрасывали потомъ ихъ землей, маскировали дерномъ или вѣтками. Все это дѣлалось съ величайшей осторожностью. Особыя жандармскія команды при комендантскомъ управленіи штаба, слѣдили за работами. Они запрещали ходить поверхъ этихъ ходовъ, разводить огонь, сваливать матеріалъ для построекъ открыто въ кучи. И какъ только начинало розовѣть небо, работы прекращались.

Черезъ нѣсколько дней наблюдательные пункты были готовы. Цѣлой сѣтью раскинулись они по всей мѣстности, передовые, боковые, запасные. Пункты для командировъ батарей, дивизіоновъ, бригадъ, для командировъ артиллерійскихъ группъ, для начальника артиллеріи и его помощниковъ. Съ этого дня началась «охота».

На пункты пришли снова люди съ красными петлицами, вооруженные биноклями, стереотрубами, полевыми перископами. Они день и ночь, часъ за часомъ, минута за минутой слѣдили за противникомъ, стараясь «поймать» его новыя пулеметныя гнѣзда, наблюдательные пункты, батареи.

Пунктъ № 1, помѣченный на картѣ начальника артиллерiи, помѣщался на склонѣ высокаго холма, на лѣвомъ флангѣ позиціи. Чтобы пробраться туда, надо было зайти обязательно съ тыловой стороны холма и пройти затѣмъ почти до его вершины густымъ кустарникомъ. Далѣе шелъ узкій окопъ, который переходилъ въ земляной коридоръ, приводящій на самый наблюдательный пунктъ. Артилеристы устроились здѣсь съ нѣкоторымъ комфортомъ, — въ вырытой полукругомъ землянкѣ, сидѣло пять человѣкъ, на полу накиданы срубленныя вѣтки, на отбитой отъ какого-то сарая широкой двери, сладко спалъ, завернувшись въ плащъ офицеръ, другой сидѣлъ на табуретѣ и записывалъ что-то въ полевую книжку, раскрытую на колѣняхъ.

Въ одной изъ стѣнъ землянки шла узкая  поперечная бойница. У нее стоялъ третій наблюдатель и внимательно смотрѣлъ по сторонамъ. Отсюда была хорошо видна Лысая гора, разрушенная ферма и опушка расположеннаго между ними лѣса.

— Опять лѣзетъ, — сказалъ артиллеристъ, стоящій у бойницы.

— Гдѣ? — спросилъ тотъ, который сидѣлъ на табуретеѣ

— На Лысой, — отвѣтилъ первый.

Сидѣвшій на табуретѣ, взглянула на часы и сдѣлалъ запись въ полевой книжкѣ. Потомъ всталъ и, взявъ бинокль, началъ наблюдать.

Нѣсколько дней тому назадъ въ журналѣ наблюденій было помѣчено «серьезно обратить вниманіе на подозрительный бугоръ, который виднѣлся на Лысой горѣ, немного правѣй установленныхъ тамъ рогатокъ. Ровно въ 11 час. утра начала стрѣлять неизвѣстная батарея».

И теперь наблюдателя не выпускали изъ поля зрѣнія этотъ бугоръ. Они замѣтили, что пока стрѣляла батарея, изъ-за бугра на Лысой горѣ все время высовывался офицеръ съ биноклемъ. Когда батарея смолкла, онъ исчезъ. Въ семь часовъ вечера изъ блиндажа на бугрѣ вышелъ человѣкъ и сталъ ползать по землѣ, а потомъ скрылся за горой. Очевидно, это былъ телефонистъ, провѣрявшій проводъ

Все это наблюдателя записали въ журналъ. Они стали съ удвоеннымъ вниманіемъ слѣдить за бугромъ. На слѣдующій день, въ половинѣ девятаго утра, въ блиндажъ пробрался офицеръ, въ рукахъ онъ держалъ какую-то папку, блестѣвшую на солнцѣ. Офицеръ этотъ черезъ десять минуть ушелъ, а еще черезъ десять минутъ опять начала стрѣлять та же непріятельская батарея, и опять изъ-за бугра выглядывала фигура.

На разсвѣтѣ третьяго дня, наблюдатели отмѣтили, что бугоръ увеличился почти вдвое., и отъ него появился ходъ сообщенія за гору. Было видно, какъ работали французскіе саперы. Они углубляли ходъ и выбрасывали землю.

А вотъ теперь опять неосторожно вылѣзъ офицеръ и, покопавшись немного въ землѣ, скрылся. Наблюдатели ясно увидѣли въ бугрѣ щель. Вѣроятно, ее недостаточно хорошо, сдѣлали изнутри и у вражескаго наблюдателя былъ недостаточно широкій кругозоръ. Теперь уже не оставалось сомнѣній, что французы устроили здѣсь постоянный наблюдательный пунктъ.

Все это во всѣхъ подробностяхъ было записано въ артиллерійскомъ журналѣ наблюденій Но не только это удалось замѣтить итальянскимъ артиллеристамъ съ пункта № 1.

По записямъ въ журналѣ, начальникъ артиллерiи видѣлъ, что въ тѣ же дни имъ удалось обнаружить французскую батарею восточнѣе разбитой фермы. Они «поймали» ее по блеску выстрѣловъ, которые появились между оставшейся трубой фермы и развалинами конюшенъ, когда батарея стрѣляла по итальянскимъ окопамъ. А затѣмъ наблюдатели увидѣли однажды, какъ за костеломъ остановился тракторъ съ заряднымъ ящикомъ и солдаты носили патроны на батарею.

Точно такъ же они обнаружили и батарею на опушкѣ лѣса и около домика съ уцѣлѣвшими остатками красной черепичной крыши. Какъ разъ тамъ, гдѣ внедалеке проходило разбитое итальянскими снарядами сѣрое шоссе. Какъ разъ около груды обломковъ, оставшихся отъ подбитаго зенитной артиллеріей итальянскаго трехмоторнаго бомбовоза.

Такъ постепенно передь начальникомъ артиллеріи раскрывались батареи противника, по которымъ будетъ сосредоточенъ огонъ во время прорыва. Десятки незамѣтныхъ скрытыхъ глазъ слѣдили за каждымъ движенiем врага, за каждымъ его дыханiемъ, ловили малѣйшія его оплошности...

ЗА ЧЕТЫРЕ ДНЯ ДО ВНЕЗАПНАГО УДАРА.

Скрипѣли и хлопали двери. Жалобно стонали плашки паркета подъ тяжестью грубыхъ сапогъ. Приходили и уходили люди. Солдаты связи, имъ нужно было получить схему телефонныхъ пунктовъ, топографы съ вычерченными планами непріятельскихъ позицій. Приходили начальники ударныхъ группъ, требовали указаній, больше орудій, больше снарядовъ, всего больше. Приходили командиры дивизіоновъ и батарей, и съ ними нужно было ѣхать на дополнительную развѣдку. Приходили летчики - наблюдатели со снимками, приносили покрытые пятнами облаковъ фотографическіе кроки, сдѣланные съ аэроплановъ. Приходили жандармы-наблюдатели съ привязныхъ колбасъ. Иногда приходили крестьяне, агенты развѣдки. На картахъ появлялись квадраты: альпійская стрѣлковая дивизія, территоріальный полкъ, кавалерійская дивизія, колоніальная дивизія. Все это появлялось на штабныхъ картахъ послѣ докладовъ агентовъ развѣдки.

Теперь французскія позиціи предстали передъ начальникомъ артиллеріи, какъ на ладони. Все было ясно. Всѣ основныя укрѣпленія, всѣ наиболѣе важныя артиллерійскія точки сопротивленія, связи и управленія, всевозможные подходы противника изъ тыла къ передовымъ линіямъ, все теперь сложилось въ одну стройную картину. Результатъ нѣсколькихъ недѣль кропотливой, напряженной работы огромнаго количества людей, самыхъ разнообразныхъ военныхъ спеціальностей, лежалъ теперь на столѣ, собранный и концентрированный въ немногихъ картахъ, схемахъ и таблицахъ.

ВЕСЕЛАЯ ИГРА.

Если бы какой-нибудь сторонній наблюдатель вошелъ въ серединѣ сентября къ начальнику артиллеріи, онъ-бы подумалъ, что люди, собравшіеся у него, увлечены весьма интересной, занятной игрой. За столомъ сидѣли начальники участковъ, начальники группъ, ближайшіе помощники начальника артиллеріи. Передъ ними лежалъ планъ непріятельской позиціи, вычерченный въ большомъ масштабѣ.

— Я предлагаю, — говорилъ маленькій, толстый полковникъ, съ синимъ, отъ только что побритой бороды, лицомъ Ему было поручено командованіе средней группой. — Я предлагаю пятому дивизіону 84 бригады въ начальный періодъ боя обстрѣливать окопы противника. Вотъ эта батарея будетъ стрѣлять по бѣлымъ рогаткамъ. Очень удобно: огонъ получается совсѣмъ косой, — полковникъ провелъ пунктиромъ линію, которая показала, что снаряды будутъ ложиться въ окопы противника. — Огонь другихъ батарей этой бригады раздѣляется по другую сторону «языка», — полковникъ ткнулъ пальцемъ въ сѣрый блиндажъ. — Во второй періодъ боя этотъ дивизіонъ переноситъ свой огонь въ тылъ противника. Онъ захватываетъ своимъ обстрѣломъ весь секторъ, отъ ручья до фермы, — полковникъ провелъ на плавѣ двѣ жирныя линіи, обозначающія секторъ обстрѣла.

Сѣдой генералъ, командующій правой группой, съ большой пылкостью для своихъ лѣтъ, принялся возражать на заявленіе полковника, доказывая, что его орудія должны бить въ первый періодъ боя по хорошо укрѣпленному редуту на вершинѣ «272», а во второй — по району, гдѣ стоитъ срѣзанное снарядомъ дерево, такъ какъ несомнѣнно оттуда будутъ подходить подкрѣпленія противника...

Генералъ съ увлеченіемъ чертилъ на планѣ синимъ карандашемъ и горячо доказывалъ, какъ будетъ подходить противникъ по шоссе у фермы, и какъ его останавливаетъ огонь его бригадъ, и какъ французы обращаются въ бѣгство...

— Увѣряю васъ, у меня есть опытъ абиссинской и испанской войнъ. Вотъ, если я открываю огонь по этому дефиле, то куда можетъ дѣться противникъ, куда? Одно орудіе на шрапнель, одно на ударъ...

Вскорѣ плань сталъ походить на пеструю, разноцвѣтную картину, съ множествомъ различныхъ условныхъ значковъ, крестиковъ, тонкихъ и жирныхъ линій, въ сложной паутинѣ которыхъ сторонній наблюдатель уже ничего не могъ понять.

Но начальникъ артиллеріи превосходно разбирался въ этой кажущейся паутинѣ.

Для него была стройная «схема» участковъ обстрѣла отдѣльными батареями. По ней онъ сразу видѣлъ, что огонь почти всѣхъ орудій бытъ направленъ по косой линіи къ непріятельскимъ окопамъ, что сектора обстрѣла, какъ и полагалось, ложилась одинъ на другой, что «пустыхъ» непрострѣленныхъ мѣстъ въ непріятельской позиціи не было. Все было хорошо.

Но надо было убѣдиться, что однѣ батареи не мѣшали другимъ. Надо было, по возможности, выполнить пожеланіе пѣхоты о томъ, гдѣ именно продѣлать проходы въ проволокѣ и какія батареи и пулеметныя гнѣзда противника слѣдуетъ подавить въ первую очередь.

Надо было согласовать дѣйствія отдѣльныхъ группъ и выработать планъ выдвиженiя батарей съ началомъ атаки...

Долго продолжалась еще эта своеобразная «игра» на карту которой ставились не деньги и не мелкій азартъ, а огромное человѣческое усиліе,  десятки тысячъ людскихъ жизней, военная слава и честь германо-итальянской армій.

ПОДГОТОВКА УДАРА

Но гдѣ же были тѣ батарея, тѣ орудія, огонь которыхъ такъ весело и занимательно распредѣляли начальникъ артиллерія и его помощники?

А ихъ еще не было.

Большинство ихъ стояло еще въ глубокомъ тылу, въ сторонѣ отъ дорогъ, скрытыя въ лѣсахъ и рощахъ, вмѣстѣ съ артиллерійскими парками и обозами.

Онѣ были такъ искусно замаскированы, что только очень внимательный я любопытный глазъ на десять метровъ могъ отличитъ въ гущѣ зелени орудія, покрытыя чехлами, или дневальныхъ, дремавшихъ на передкахъ, почти сплошь представляющихъ собой еловые кусты. Въ каждую спицу колеса, въ каждую щель была всунута еловая вѣтка. А дальше, покрытые сѣтками, утыканными также обильно вѣтвями, стояли тракторы, тягачи, грузовые автомобили. Въ ложбинахъ, цѣликомъ покрытыхъ натянутыми по верхушкѣ деревьевъ сѣтками, у коновязей стояли разсѣдланныя лошади. лениво пережевывая жвачку.

Давно уже были намѣчены артиллерійскій позиціи и занесены всѣ на карты и планы, надъ которыми чисто ночей провели чертежники, съ коротко стриженными, а иногда и бритыми, головами. Они тщательно вычерчивали - каждый штрихъ нанесенный цвѣтнымъ карандашомъ на совѣщаніи у начальника артиллеріи.

Уже давно были оборудованы и тщательно замаскированы мѣста для орудій.

Уже давно были вырыты углубленія для зарядныхъ ящиковъ, особые тщательно укрѣпленные погреба для запаса снарядовъ, сдѣланы ровики и землянки, перекрытые нѣсколькими рядами желѣзо-бетона для артиллерійской прислуги и командировъ.

Уже давно телефонисты соединили незаметно эти позиціи проводами съ наблюдательными пунктами, мѣстами пребыванія начальниковъ, съ центральными телефонными станціями, съ передовыми окопами пѣхотныхъ частей.

Уже давно въ помощь устарѣлымь телефонамъ были установлены переносныя радіо-телефонныя станціи, которыя пробовались и нѣсколько разъ будили своимъ жужжаніемъ маленькихъ динамо-машинъ вниманіе передовыхъ секретовъ не только противника, но и своихъ солдатъ.

Уже много разъ командиры батарей и артиллерiйскихъ дивизіоновъ выѣзжали на позицiи. Они опрѣделяли съ помощью угломѣровъ и дальномѣрныхъ приборовъ всѣ главнѣйшія цѣли и дистанціи на нихъ. Они подсчитывали затѣмъ основныя исходныя данныя для открытія огня и даже поправки на разсѣиваніе снарядовъ.

А все же большинство артиллерійскихъ позицій оставалось попрежнему пустымъ.

Начальникъ артиллерія не торопился сразу концентрировать массу орудій на своихъ позицiяхъ, чтобы они выдали противнику планъ внезапнаго удара.

Нѣтъ, нѣтъ! Ничто не должно было хотя бы дать намекъ врагу на сосредоточеніе войскъ въ намѣченномъ для прорыва районѣ.

Чтобы еще больше замаскировать мѣсто прорыва, командованіе секторомъ сдѣлало демонстративное передвиженіе войсковыхъ частей въ тылъ.

Однажды утромъ непріятельские летчики были поражены, увидавъ, что на востокъ отъ передовыхъ позицiй потянулись длинныя жолонны автомобилей. Объ этомъ немедленно было сообщено въ штабъ Безансонъ. По приказанію начальника авіація вылетѣли эскадрильи бомбовозовъ. чтобы забросать передвигающиеся германо-итальянскія моторизованныя части бомбами.

Надъ узкой, кажущейся ленточкой, полоской шоссе съ червячками — автомобилями, такой она была видна пилотамъ бомбовозовъ, разыгрался настоящій воздушный бой. Германскіе истребители, какъ коршуны, напали на тяжелые французскiе  бомбовозы. Французскiе истребители съ нарисованными на фюзиляже разноцветными фигурами кошекъ бросились спасать своихъ боевыхъ товарищей.

То насѣдая, то отступая, французы пытались заманить нѣмцевъ отъ жерла зенитныхъ батарей, въ то время какъ бомбовозы, пикируя на скорости 450 километровъ въ часъ, снижались къ землѣ и забрасывали бомбами шоссе.

Наблюдателямъ было видно, какъ разрывы вздымали длинные языки взрыхленной земли, среди которыхъ маленькими черными точечками виднѣлись части разбитыхъ автомобилей, летѣли вверхъ колеса, груды щепокъ, раскидывая руки и ноги мѣшками подымались человѣческія тѣла и казалось, что когда они падали, то въ ушахъ наблюдателей раздавался мягкій ударъ о землю этихъ мертвыхъ, изуродованныхъ бомбами тѣлъ.

Бой продолжался всего лишь нѣсколько минутъ, но тѣмъ людямъ, которые были въ автомобиляхъ, правда, не груженныхъ войсками, а пустыхъ, казалось, что онъ длится цѣлую вѣчность.

Наконецъ, германскимъ и итальянскимъ летчикамъ удалось отогнать бомбовозы, разсѣять ихъ. Нѣсколько горящихъ машинъ, оставляя длинные черные хвосты дыма, падали куда-то за холмы. Отъ нихъ отдѣлялись черныя точки, надъ которыми черезъ нѣсколько секундъ раскрывались бѣлые зонтики парашютовъ. Это летчики, спасая свою жизнь, оставляли на произволъ судьбы горящія машины.

Но цѣль была достигнута. У французскаго командованія должно было создаться впечатлѣніе во-первыхъ удачной бомбардировки перебрасываемыхъ частей, а во-вторыхъ, полное спокойствiе за судьбу участка, который благодаря переброскѣ частей, ни въ коемъ случаѣ, не могъ служить ареной какого-либо прорыва или атаки.

Успокоивъ вниманіе противника, за передовыми линіями итальянскихъ войскъ, началась кипучая, но исключительно ночная работа На ночь многія дороги, ведущія съ тыла на передовыя позиція фоонта, закрывались для всякаго движенія.

По другимъ дорогамъ днемъ разрѣшалось продвигаться только одиночнымъ автомобиляхъ или повозкамъ, а войсковымъ частямъ не больше чѣмъ въ десять человѣкъ — и то на дистанціи не меньше двухсотъ шаговъ другъ отъ друга.

Многія батарея, особенно тяжелыя, были подвеэеяы къ фронту и поставлены на свои позиціи лишь за сутки до начала боя. Для того, чтобы любопытный объективъ фотографическаго аппарата летчика наблюдателя француза не поймалъ всякіе слѣды передвиженія, то послѣдніе тщательно уничтожались. На борозды, оставленныя тягачами, танками и автомобилями со снарядами, насыпалась земля. Они иногда закладывались свѣжесрѣзаемымъ дерномъ, который привозился изъ близлежащаго лѣса.

Французскіе летчики, каждый день появлявшіеся надъ расположеніемъ германо-итальянскихъ войскъ не замѣчали никакихъ приготовленій къ крупнымъ операціямъ.

Они видѣли подъ собой уже надоѣвшую за нѣсколько мѣсяцевъ однообразную «глубоко мирную» картину тыла.

Ни въ Безансонѣ, ни въ ставкѣ французскахъ войскъ не подозрѣвали ни о той гигантской подготовительной работѣ, которая шла при величайшей скрытности въ глубокомъ тылу и на передовыхъ позиціяхъ противника, ни о той энергіи, которая накоплялась на маленькомъ секторѣ фронта, чтобы затѣмъ однимъ коротікимъ, внезапнымъ ударомъ обрушиться сразу на голову врага.

Во время одного изъ полетовъ французскiй наблюдательный аэропланъ вернулся съ развѣдки и, представивъ снятую имъ фотографическую пленку, удивилъ ею начальника штаба.

На сѣроватой поверхности снимка, черезъ лупу, были обнаружены въ совершенно неожиданныхъ мѣстахъ какія-то темныя точки, которыя своими контурами напоминали батареи

— Смотрите, полковникъ, — указывая тонкимъ ногтемъ — говорилъ начальникъ штаба, водя имъ по картѣ, — кажется, противникъ поставилъ нѣсколько новыхъ батарей. Нужно сейчасъ же отдать распоряженіе нашимъ артяллеристамъ. чтобы они напомнили нѣмцамъ о томъ, что въ нынѣшнюю войну нельзя бытъ легкомысленными и пренебрегать маскировкой.

Черезъ нѣсколько часовъ послѣ этого разговора съ линіи французовъ со свистомъ и грохотомъ полетѣли тяжелые снаряды. Какъ огромные шмели они разрывали плотный осенній воздухъ, глухо ударяясь въ сырую землю, вздымая кверху десятки тоннъ земли и вырывая огромныя воронки. Они почти съ математической точностью ложилисъ около тѣхъ темныхъ точекъ, которыя съ чрезвычайной точностью схватилъ фотографическій объективъ летчика.

Бомбардировка продолжалась нѣсколько часовъ.

На нее очень лѣниво, какъ бы нехотя, отвѣчали батареи противника.

Но напрасно тратили французы снаряды. Тѣ темныя точки, по которымъ они били, была лишь только крупныя толстыя бревна на подставкахъ, которыя съ высоты въ четырехъ тысячъ метровъ безусловно должны были запечатлѣться на фотографическомъ снимкѣ какъ артиллерійскія батареи.

Но не только много было работы начальнику артиллеріи въ подготовкѣ внезапнаго удара. Армейскіе штабы также лихорадочно работали, постепенно подтягивая не крупными соединеніями танковыя части и пѣхоту.

Усилилась ночная работа патрулей. Итальянцы все ближе и ближе, шагъ за шагомъ, старались отвоевать у французовъ пространство «ничьей земли».

Они доносили о каждомъ малѣйшемъ измѣненіи въ расположеніи противника, а полковые и батальонные командиры сейчасъ же указывали прикомандированнымъ къ нимъ артиллерійскимъ офицерамъ, какія пулеметныя гнѣзда и блиндажи, какіе полевые караулы, вооруженные тяжелыми пулеметами мѣшали бы будущему продвиженію пѣхоты.

Когда наступала ночь, германо-итальянскіе артиллеристы открывали по этимъ точкамъ огонь. Въ отвѣть на его французы начинали отвѣчать.

Свѣтящіеся снаряды, оставляя блестящую троекторію, прорѣзали фантастическими узорали темное осеннее небо. Взвивались, одна за другой, разноцвѣтныя ракеты, сливаясь красными, зелеными, серебристыми и золотистыми брызгами, гдѣ то около звѣздъ.

Стрѣляли преимущественно изъ легкихъ орудій. Германо-итальянскій штабъ не желалъ выдавать присутствіе въ этомъ секторѣ уже подтянутыхъ, установленныхъ и великолѣпно замаскированныхъ тяжелыхъ батарей.

При стрѣльбѣ легкія орудія выдвигались каждый разъ на другія мѣста. Это дѣлалось для того, чтобы французы не обнаружили тѣхъ позицій, съ которыхъ эти орудія должны будутъ бить въ день атаки.

Пока изъ ночи въ ночь вражеская артиллерія лишь ослѣпляла пулеметныя гнѣзда французовъ. Пока она лишь засыпала ходы сообщеній, ведущіе къ передовымъ постамъ.

Пока она лишь мѣшала французамъ вести огонь изъ легкихъ окопныхъ орудій бомбометовъ и винтовокъ. Въ это время итальянская пѣхота лихорадочно рыла окопы въ нѣсколькихъ шагахъ впереди, въ передовой укрѣпленной линіи и соединяла ихъ ходами сообщенія.

Когда затихала ночная тревога, когда начиналъ уже брезжить утренній разсвѣтъ, французскіе секреты видѣли на десятокъ шаговъ ближе къ себѣ свѣже вырытые противникомъ окопы, укрѣпленные мѣшками съ землей и обнесенные рогатками изъ колючей проволоки.

Сейчасъ же по нимъ открывался огонь, но германо-итальянскія батареи днемъ немедленно же начинали бѣшенно отвѣчать на него, стараясь прикрыть своимъ огнемъ только что продѣланную за ночь работу пѣхоты. Артиллерійская дуэль продолжалась въ теченіе нѣсколькихъ дней. Потомъ, когда на линіи противника, не замѣчалось никакихъ новыхъ попытокъ продвинуться впередъ, она утихала.

А черезъ нѣсколько дней опять дѣлался отчаянный судорожный бросокъ впередъ. Отвоевывалось еще нѣсколько драгоцѣнныхъ метровъ отъ страшной зоны огня и смерти.

Такъ на протяженіи почти четырехъ сотъ километровъ всего юго-западнаго фронта медленно подползала передовая линія окоповъ къ французскимъ укрѣпленіямъ.

Въ концѣ концовъ разстояніе между противниками составляло не болѣе двухъ сотъ шаговъ.

Глубоко зарывшись въ вемлю, наложивъ поверхъ своей головы стволы деревьевъ, землю, а гдѣ и бетонныя плиты, заготовленныя заранѣе въ тылу, итальянскіе пѣхотинцы съ отчаяннымъ мужествомъ отсиживались въ этихъ убѣжищахъ, подъ непрерывнымъ огненнымъ ливнемъ французской артиллеріи.

Многіе изъ нихъ уже давно потеряли слухъ, благодаря неутихавшимъ разрывамъ тяжелыхъ и легкихъ снарядовъ, огромныхъ хвостатыхъ окопныхъ минъ, отъ удара которыхъ многометровыя крыши, врытыхъ глубоко въ землю лисьихъ норъ, дрожали. На стальные шлемы, плечи, оружіе, сыпались цѣлыя каскады мелкихъ камней, комковъ мокрой земли, песка. Они попадали за воротники мундировъ, набивались въ ротъ и въ носъ. Изъ-за непрерывнаго артиллерійскаго огня люди сидѣли цѣлыми днями голодными. Лишь только ночью можно было съ огромнымъ рискомъ доставлять въ герметически закрытыхъ особыхъ термосахъ горячую пищу. Много этихъ незамѣтныхъ, никогда не попавшихъ въ приказы по арміи героевъ погибло отъ осколковъ, разорвавшяхся снарядовъ. Ихъ имена только упоминались въ очередномъ рапортѣ коротко стриженнаго, съ жирнымъ затылкомъ, германскаго фельдфебеля или чернаго какъ жукъ, итальянскаго унтеръ-офицера, что столько то человѣкъ отправленныхъ съ пищей на передовыя позиціи убиты.

НАКАНУНѢ ВНЕЗАПНАГО УДАРА.

Послѣ нѣсколькихъ недѣль нудныхъ осеннихъ дождей наступила яркая солнечная погода. Дороги подсохли. Превратившаяся въ липкую, непролазную грязь, земля между окопами противниковъ затвердѣла.

Изъ окна горнаго шалэ, гдѣ сидѣлъ маленькій толстый полковникъ, съ короткими руками — начальникъ средней труппы артиллеріи — былъ виденъ красивый блѣдно-розовый эакатъ.

Но полковникъ не замѣчать его красоты. Онъ склонился надъ листомъ разграфленной бумаги и зажавъ, въ короткихъ, красныхъ пальцахъ, карандашъ, что-то писалъ.

Это былъ послѣдній подготовительный приказъ.

Онъ начинался слѣдующими словами:

«...Обстановка не измѣнилась. Атака французскихъ позицій на всемъ фронтѣ назначена на завтра. Приказываю...»

Дальше шло подробное расписаніе, которое указывало, что должна сдѣлать каждая батарея, въ первый періодъ боя, а затѣмъ, послѣ начала пѣхотной атаки.

Для всѣхъ батарей были указаны строгія границы на мѣстности, въ предѣлахъ которыхъ онѣ должны вести обстрѣлъ. Было указало время, когда можно, начать перестрѣлку и когда вести огонь на пораженіе.

Затѣмъ давался точный расчетъ по часамъ съ какой скоростью должно стрѣлять каждое орудіе и, наконецъ, шли распоряженія болѣе общаго порядка: о переносѣ огня во время атаки, о запасахъ гранатъ и шрапнелей, о батарейныхъ наблюдательныхъ пунктахъ, о радіо и телефонной связи, о выдвиженіи артиллеріи и многое другое.

Окончивъ писать, полковникъ зычнымъ голосомъ не повертывая головы крикнулъ:

— Вѣстовой!

— Есть! — отвѣтилъ голосъ солдата, какъ будто бы выросшаго изъ земли у открытой двери.

— Передать въ канцелярію для отправки по частямъ! —- подавая бумагу хрипловатымъ голосомъ сказалъ полковникъ.

— Слушаюсь! — оказалъ солдатъ и скрылся за дверью

Полковникъ подперъ голову руками и, казалось, ничего не видящими глазами утомленно посмотрѣлъ въ окно. Красныя отъ безсонницы вѣки сами собой опустились, и черезъ нѣсколько минутъ въ комнатѣ раздалось легкое посапыванье спящаго человѣка.

Въ это время въ канцеляріи написанный рукой полковника приказъ уже давно размножался на копировальной машинкѣ. Готовые оттиски свѣрялись адъютантомъ и раздавались ординарцамъ, быстро исчезавшимъ за дверьми. Черезъ нѣсколько минутъ за окнами раздался грохотъ мотоциклетовъ, свидѣтельствующій о томъ, что ординарцы уже выѣхали по всѣмъ дивизіонамъ и батареямъ.

Сонъ полковника былъ коротокъ. Онъ вдругъ проснулся, протеръ глаза и вновь наклонился надъ бумагами. Онъ еще разъ провѣрилъ всѣ возможности предстоящаго боя.

Все было, какъ будто, правильно.

Всѣ части огромнаго артиллерійскаго механизма были разставлены по своимъ мѣстамъ. У каждой своя строго опредѣленная задача.

Боевую готовность всей массы артиллеріи можно было бы сейчасъ справнить съ туго натянутой тетевой лука: готовой лопнуть отъ предѣльнаго напряженія. Но она ждетъ только послѣдняго легкаго толчка, чтобы мгновенно освободить огромную, накопленную энергію и со злымъ свистомъ пустить тяжелую «оперенную стрѣлу» въ сердце врага Такой толчокъ былъ данъ спустя нѣсколько часовъ...

ИЗЪ ЗАПИСОКЪ ФЕЛЬДЪМАЙОРА ФУКСА.

Прибывъ въ штабъ авіаціи аэродрома, гдѣ я снизился, я былъ пріятно удивленъ, увидавъ среди штабныхъ солдатъ преданнаго мнѣ до гробовой доски Фрица Битмайера, который былъ моимъ механикомъ въ ту пору, когда я командовалъ восьмой истребительной эскадрильей.

Узнавъ отъ меня, что я получилъ боевое заданіе, онъ въ очень рѣшительныхъ выраженіяхъ просилъ меня взять съ собой на истребитель, которымъ я буду управлять во время полета моей эскадры Вотана.

Сначала у меня было желаніе просто отказать ему. Но потомъ, поразмысливъ, немного, я пришелъ къ заключенію, что помощь браваго Фрица принесетъ мнѣ безусловно пользу въ случаѣ какихъ-либо непредвидѣнныхъ обстоятельствъ какъ-то порча мотора или его отказъ во время полета.

Доложивъ генералу о желаніи взять Фрица съ собою въ мой маленькій «штабъ», пока что состоящій изъ одного лишь человѣка, я получилъ сейчасъ же согласіе. Итакъ, приближается время, когда рѣшится, наконецъ, моя судьба.

Улыбнется ли мнѣ счастье?

Какъ-то переживаетъ эти тяжелые дни полнаго невѣдѣнія Шарлотта, которой я не писалъ за послѣднее время. Да, если бы и доходили письма, то онѣ врядъ ли давали что-нибудь ей, такъ-какъ нельзя написать въ письмѣ всѣхъ тѣхъ переживаній, которыя происходятъ. Они всѣ тѣсно связаны съ моей задачей, о которой я думаю день и ночь. Отъ которой зависитъ мое будущее, карьера и счастье.

Въ разговорѣ съ генераломъ я нѣсколько разъ намекнулъ о томъ, что мнѣ было бы интересно знать точный день, когда я долженъ вылетѣть съ моей эскадрой. На мои вопросы и намеки генералъ почти всегда отвѣчалъ улыбкой и переводилъ сейчасъ же разговоръ на какую-нибудь другую тему.

Но мнѣ важно знать точно день. Не потому, что эскадра не готова. Нѣтъ Я хочу послать телеграмму Шарлоттѣ, чтобы она знала, что ея Гансъ сейчасъ во имя обоюднаго счастья подвергается смертельной опасности и чтобы она думала о немъ.

Но вотъ наконецъ, насталъ долгожданный день. Меня утромъ вызвали къ генералу. При первомъ взглядѣ на его лицо я былъ увѣренъ, что сегодня произойдетъ что-то очень важное.

Пожавъ мнѣ руку, генералъ нѣсколько минутъ молча ходилъ по кабинету, изъ угла въ уголъ, а затѣмъ, а затѣмъ положивъ руку на мое плечо онъ сказалъ:

— Я знаю вы сильный человѣкъ, майоръ Фуксъ! Я знаю вы любите отечество и армію. Завтра будетъ тот день, когда вы должны провести въ жизнь ту прекрасную идею, надъ которой вы работали. Но прежде чѣмъ дать вамъ приказъ, выполнить ее, я хочу еще разъ выслушать всѣ подробности плана, потому что не желаю необдуманной гибели экипажа. Итакъ, скажите, во-первыхъ - готова-ли эскадрилья бомбовозовъ, предназначенныхъ для удара?

— Такъ точно, — отвѣтилъ я.

— Второе: установлены ли на истребителѣ двойные аппараты автоматическаго управленія въ воздухѣ?

— Третье: какими бомбами нагружены бомбовозы?

— Бомбовозы нагружены бомбами со взрывчатымъ веществомъ ПС—411 и СРН—9.

— Великолѣпно! Теперь — четвертое: вы будете вести истребитель съ экипажемъ до фронта. Тамъ вы построите вашу эскадру бомбовозовъ линіей фронта и направите ея пикирующимъ полетомъ на блокгаузы и укрѣпленія французовъ. Если окажется, что вы не сможете вернуться на своемъ истребителѣ на аэродромъ или будете атакованы противнікомъ, то бросайте его въ воздухѣ и снижайтесь при помощи парашютовъ, но при этомъ я требую, чтобы онъ также былъ направленъ на цѣлъ, а не упалъ бы безполезно или нанесъ бы вредъ своимъ собственнымъ линіями укрѣпленій. Я думаю, что вы также позаботились нагрузить истребитель бомбами.

— Такъ точно. Истребитель несетъ на себѣ восемь разрывныхъ бомбъ, начиненныхъ особо разрушающимъ веществомъ ГЭГ — III.

— И, наконецъ, пятое: я отдалъ приказаніе, чтобы въ моментъ взлета ваши эскадрильи будутъ сзади сопровождать германскія истребительныя эскадры. Онѣ будутъ симулировать преслѣдованіе — При этомъ генералъ улыбнулся.

— Вы, конечно, понимаете, для чего это дѣлается. Если не дай Богъ, французы замѣтятъ взлетъ бомбовозовъ и какими-нибудь неизвѣстными намъ путями, узнають о нашей задачѣ, то эскадрилья бомбовозовъ, преслѣдуемая германскими истребителями, не наведетъ ихъ на мысль, что ваши аппараты, принятые во французской армія, несутъ имъ гибель. Я думаю что они постараются даже напасть на наши истребители и вступить съ вами въ бой еще передъ передовыми позиціями. Тогда ваша задача будетъ совсѣмъ простой. Понятно?

— Такъ точно! Все ясно!

— Итакъ, завтра въ 4 часа утра вы подымаетесь. Дѣйствуйте, берегите людей, и главное, храните секретъ. Мнѣ почему-то кажется, у меня есть такое предчувствіе, что французы тоже что-то замышляютъ, но я думаю, что намъ удастся ихъ опередитъ. Къ тому моменту, когда вы выполните задачу, командованіемъ фронтомъ уже будутъ подтянуты резервы къ намѣченному участку.

— Слушаюсь, ваше превосходительство! Все будетъ выполнено! — отвѣтилъ я, и вышелъ изъ кабинета генерала.

Вернувшись на аэродромъ, я почти вь деталяхъ познакомилъ моего помощника Фрица Битмейера съ планомъ нашей задачи. Мы еще нѣсколько разъ провѣрили по картѣ линiю полета и разработали кой-какія детали.

Оставивъ Фрица во главѣ съ цѣлымъ взводомъ механиковъ въ послѣдній разъ вывѣрять моторы аппаратовъ эскадры «Вотана», я ушелъ домой, чтобы написать письмо Шарлоттѣ. По дорогѣ я забѣжалъ на минуту на телеграфъ, расположенный на главной улицѣ маленькаго городка, гдѣ стоялъ штабъ авіаціи фронта и послалъ телеграмму Шарлоттѣ

«Милая Шарлотта, завтра рѣшается судьба нашего счастья, будь крѣпкой въ несчастьи, если оно будетъ, но я не вѣрю. Я знаю, что моя звѣзда вмѣстѣ съ твоей будетъ еще долго горѣть, освѣщая нашъ семейный уголокъ въ твоей уютной квартиркѣ, въ которой я провелъ столько счастливыхъ и радостныхъ часовъ».

ШАРЛОТТА АЙЗЕНШМИДТЪ.

Жестокая война почти не задѣла Магдебурга. Все также, какъ и раньше, надъ тихими водами рѣки спалъ въ дремотномъ, многовѣкомъ снѣ старый замокъ, гнѣздо тевтонскихъ рыцарей. Правда, расположенные недалеко отъ города авіационные заводы увеличили его населеніе почти втрое, но мало было видно рабочихъ на узкихъ улицахъ города.

Тѣмь не менѣе городъ жилъ своей жизнью. Такъ же, какъ и раньше по вечерамъ блестѣли многоцвѣтныя рекламы двухъ кино, извѣщая посѣтителей о патріотическихъ фильмахъ, идущихъ на экранахъ. Такъ же по вечерамъ въ партійныхъ клубахъ собирались магдебургцы и долго, за кружкой пива, судачили о военныхъ дѣйствіяхъ на западномъ фронтѣ Такъ же, какъ и раньше, въ отрядахъ женской трудовой повинности, за работой сидѣли вдовы и жены солдатъ ушедшихъ на фронтъ.

Магдебургская буржуазія держалась совершенно обособленно. Она рѣдко посѣщала собранія, рѣдко бывала въ клубахъ. Она жила своей замкнутой кастой.

Шарлотта Айзеншмидтъ по роду своей службы въ штабѣ вспомогательнаго женскаго отряда противовоздушной обороны посѣщала партійныя засѣданія, но въ то же время была и принята въ домахъ магдебургскихъ бюргеровъ. Хотя она не была коренной уроженкой Магдебурга и пріѣхала въ этотъ городъ всего лишь за нѣсколько лѣтъ до войны, благодаря общительности характера, красивой наружности и начитанности, фрау Айзеншмидтъ пользовалась большимъ уваженіемъ, какъ среди членовъ партіи, такъ и среди чопорныхъ дамъ магдебургскихъ бюргеровъ, всегда не прочь немножко посплетничать относительно другъ друга.

Но про Шарлотту Айзеншмидтъ даже провинціальныя сплетницы, готовыя сдѣлать изъ мухи слона, ничего не могли сказать дурного, а ея прямые начальники были въ восторгѣ отъ распорядительности и организаторскаго таланта Шарлотты. Въ ея отрядѣ всегда былъ полный порядокъ и дисциплина. Отдавая очень мало времени работѣ въ штабѣ отряда, Шарлотта большинство своихъ дней проводила или у себя дома, или на авіаціонномъ заводѣ, куда ее устроилъ одинъ изъ высокихъ партійныхъ чиновниковъ. Работа въ бюро завода давала Шарлоттѣ много преимуществъ. Кромѣ жалованія тамъ ей выдавали усиленный паекъ, который служилъ большимъ подспорьемъ въ военное время.

Высокій чиновникъ, устроившій Шарлотту на авіаціонный заводъ, бывалъ частымъ гостемъ въ ея уютной квартиркѣ И въ первое время магдебургскія сплетницы пытались создать «историію», но однажды на пріемѣ у городского бургомистра, Шарлотта такъ сумѣла поставить себя, что всѣ сплетни сразу же прекратились. Когда черезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ объявленія войны квартиру Шарлотты сталъ частенько посѣщать майоръ Фуксъ, пріѣхавшій съ какой-то таинственной командировкой на авіаціонный заводъ, то опять по городу поползли разговоры, но опять Шарлотта сразу же ихъ прекратила, объявивъ, что фельдъ-майоръ Фуксъ является стариннымъ другомъ ея покойнаго мужа и въ его посѣщеніяхъ нѣтъ ничего зазорнаго для его репутации. Къ тому же высокій чиновникъ уже неоднократно въ обществѣ говорилъ о томъ, что скоро въ Магдебургѣ всѣ будутъ удивлены, такъ какъ одна изъ красивѣйшихъ женщинъ города выйдетъ замужъ. Изъ этихъ намековъ магдебургскія дамы вывели заключеніе, что Шарлотта Айзеншмидтъ въ скоромъ времени станетъ женой этого высокаго чиновника.

Въ тоть вечеръ, когда фельдъ-майоръ Фуксъ получилъ приказаніе подняться въ воздухъ со своей эскадрой «Вотанъ», въ квартирѣ Шарлотты сидѣлъ ея обычный посѣтитель Штольцъ, тотъ высокій партійный чиновникъ, который устроилъ ее на авіаціонный заводъ. Его посѣщенія были регулярны. Во время пребыванія майора Фукса въ Магдебургѣ, онь даже поссорился съ Шарлоттой изъ-за того, что послѣдняя ради ли женскаго кокетства, или по какимъ-либо другимъ предположеніямъ, стала отдавать предпочтеніе новоприбывшему майору, частенько игнорируя его, Штольца, который такъ много сдѣлалъ для фрау Айзеншмидтъ. Но теперь, когда майоръ находился далеко на фронтѣ, Штольцъ окончательно успокоился, рѣшивъ, что гроза давнымъ давно миновала. Въ виду затяжной войны, приближался моментъ, когда и ему придется пойти на фронтъ. Поэтому онъ рѣшилъ дѣло женитьбы больше не откладывать. На сей разъ Штольцъ сидѣлъ нѣсколько болѣе задумчивый. Его безпокоила мысль, какъ отнесется Шарлотта къ его рѣшительному шагу и заявленію о томъ, что пора наконецъ выяснить отношенія, и что ему, Штольцу, пора, наконецъ, устроить семейное гнѣздышко.

Хозяйка дома уже нѣсколько разъ, по привычкѣ, спрашивала Штольца, о новостяхъ фронта, но его отвѣты были сегодня какіе-то странные и часто невпопадъ. Это удивляло и нѣсколько смѣшило Шарлотту.

— Скажите, Штольцъ, что съ вами? Вы сегодня какой-то странный. Можетъ быть у васъ непріятности?

— Нѣтъ, фрау Айзеншмидтъ, какія могутъ быть непріятности, разъ налаженная машина не можетъ остановиться. Меня безпокоитъ другое. Вы знаете, фрау Айзеншмидтъ, родинѣ приходится переживать тяжелые дни. Вы знаете, что каждый изъ насъ, мужчинъ, въ каждую минуту можетъ быть призванъ выполнить свой долгъ на фронтѣ. И, несмотря на то, что я занимаю крупный постъ и безусловно необходимъ здѣсь въ городѣ, но я не увѣренъ въ томъ, что меня также не потребуютъ туда, на западъ, особенно теперь, когда, какъ вы знаете, подготовляются рѣшительные удары, когда каждый человѣкъ на учетѣ.

— Развѣ что-нибудь готовится? — спросила Шарлотта.

— Да. Безусловно что-то готовится. Я получилъ письмо отъ моего закадычнаго друга и коллеги по высшей партійной школѣ. Онъ сейчасъ находится на западномъ фронтѣ при начальникѣ артиллеріи. Онъ пишетъ, правда, въ очень расплывчатыхъ и общихъ фразахъ. Да это и понятно. Теперь шпіоны вездѣ. И даже среди насъ, партійцевъ.

— Развѣ? Ей-ей, Штольцъ, вы страдаете шпіономаніей!

— Увы, нѣтъ! Кто-кто, но не я, черезъ руки котораго проходитъ вся переписка, всѣ донесенія нашего центра по борьбѣ съ шпіонажемъ. Увы, нѣтъ. Не дальше какъ сегодня утромъ я получилъ секретный циркуляръ, — сводку изъ донесеній нашей заграничной агентуры о томъ, что въ Магдебургѣ работаетъ какой-то шпіонъ. Уже нѣсколько разъ радіо-станціи центра удавалось перехватывать сообщенія, даваемыя какимъ-то аппаратомъ намъ неизвѣстной еще конструкціи, работающій на особыхъ ультра-короткихъ волнахъ. Станція слышала позывные, но несмотря на всѣ усилія, техники не могли выяснить на какой волнѣ работаетъ этотъ аппаратъ, такъ какъ онъ не работаетъ ни на одной изъ волнъ до десяти метровъ. Позывные были услышаны при довольно странныхъ, пожалуй, я бы даже сказалъ, случайныхъ обстоятельствахъ. У одного изъ радіо-аппаратовъ образовался дефектъ въ катушкахъ, и техникъ по невнимательности обрѣзалъ нѣсколько мотковъ и, мѣняя лампы, поставилъ лампу большей мощности. Пробуя аппаратъ, онъ вдругъ услыхалъ какіе-то странные позывные, записалъ ихъ, доложилъ инженеру, завѣдующему аппаратурой. Когда стали выяснять, то небрежность и невнимательность техника открыли интересную вещь. Оказывается, обрѣзки витки катушки и замѣна болѣе сильной лампой дали возможность этому аппарату принимать сообщенія, отправляемыя на сверхъ-ультра короткихъ волнахъ. Что-то такое, чуть-ли не на одной шестнадцатой метра. Вообще, это открытіе имѣетъ огромное будущее. Немедленно центръ по борьбѣ съ шпіонажемъ сталъ работать надъ розыскомъ того, кто имѣетъ отправитель. Благодаря внимательному наблюденію въ теченіе нѣсколькихъ дней техники дежурили по двадцать четыре часа не отходя отъ аппарата, имъ удалось поймать нѣсколько шифрованныхъ сообщеній, и отряду по розыскамъ отправительныхъ станцій напасть ва слѣды работающаго шпіона

— Куда же ведутъ эти слѣды? — спросила Шарлотта.

Штольцъ улыбнулся. Затянулся сигарой и. ласково посмотрѣвъ на Шарлотту, отвѣтилъ:

— Изъ-за любопытства человѣчество лишилось рая и виной этому была женщина. Я васъ уважаю, фрау Айзеншмидтъ, и вы знаете, что отъ васъ я рѣдко что скрываю, но бываютъ иногда служебныя тайны, которыя нельзя говорить даже человѣку, котораго любишь и уважаешь. А я васъ, фрау Айзеншмидтъ, не только уважаю, но и...

— Хотите сказать, что...

— Да. Шарлотта, я хочу сказать, что я васъ глубоко люблю.

— Я знаю это, Штольцъ, я высоко цѣню васъ.

— Нѣтъ, Шарлотта, я люблю васъ настолько глубоко, что и уже говорилъ о томъ, что можетъ быть мнѣ придется уѣхать, на фронтъ и я бы хотѣлъ, чтобы здѣсь, въ Магдебургѣ остался хотя бы одинъ человѣкъ, которому я могъ бы не только писать, но котораго считалъ бы близкимъ и роднымъ... Шарлотта, будьте моей женой.

— Штольцъ, развѣ такъ дѣлаютъ предложеніе? Развѣ можно такъ сразу неожиданно. Вѣдь мы были всегда только друзьями. Я васъ всегда считала только другомъ и вдругъ..

— Неужели, Шарлотта, вы не видѣли, вы не чувствовали, неужели вы не догадывались...

Въ это время страстную рѣчь Штольца прервало дребезжаніе звонка. Оть неожиданности Штольцъ вздрогнулъ.

— Простите, Штольцъ. Тамъ, кажется, звонили. Я сейчасъ вернусь, — сказала Шарлотта, подымаясь и, идя въ прихожую.

Открывъ дверь, она увидала почтальона, который протянулъ ей телеграмму и далъ расписаться въ книгѣ.

Не входя въ салонъ, Шарлотта у окна въ прихожей распечатала телеграмму. Это была та телеграмма, которую послалъ фельдъ-майоръ Фуксъ.

Если бы кто-нибудь сейчасъ случайно увидалъ Шарлотту Айзеншмидтъ, то удивился бы ея измѣнившемуся лицу. Суровая складка образовалась между бровями. Въ глазахъ замелькалъ стальной, упрямый огонекъ. Губы, вѣчно улыбающіяся, съ такимъ мягкимъ рисункомъ, вдругъ стали суровыми и рѣшительными.

Д — 143 СНОВА ГОВОРИТЪ.

Поспѣшно спрятавъ полученную телеграмму за корсажъ, Шарлотта подошла къ зеркалу, поправила волосы и съ улыбающимся лицомъ вошла въ салонъ.

— Что нибудь новое? Почта? — спросилъ Штольцъ, подымаясь съ кресла.

— Да. Я получила телеграмму изъ Берлина отъ своей тетки, которая пишетъ, что заболѣла и проситъ меня, если у меня есть время и возможность, завтра утромъ быть около нея, такъ какъ врачъ находитъ присутствіе кого-либо изъ родныхъ необходимымъ. Конечно, дѣло, навѣрное, серьезно, такъ какъ телеграмму подписалъ и врачъ.

— Да! Ваша тетушка живетъ всегда въ Берлинѣ? Вы такъ мало мнѣ про нее говорили, — спросилъ Штольцъ.

— Конечно, — отвѣтила Шарлотта. — Уже, кажется, двадцать лѣтъ, какъ тетка снимаетъ одну и ту же квартиру. Ея мужъ былъ регирунгсратъ и десять лѣтъ тому назадъ умеръ, оставивъ теткѣ очень приличную пенсію. Нашъ разговоръ, какъ видно, придется отложить. Вамъ не везетъ, Штольцъ. Я думаю, — проходя въ свою спальню и повернувшись на порогѣ, продолжала Шарлотта говорить. — вы, какъ мой начальникъ, дадите мнѣ отпускъ на нѣсколько дней А пока я попрошу васъ пройти въ кабинетъ и позвонить отъ моего имени въ штабъ отряда и сообщить тамъ, что моимъ замѣстителемъ я назначаю фрейлейнъ Миллеръ. А всѣ распоряженія она у меня найдетъ на столѣ, да и къ тому же адъютантъ отряда фрау Юнкеръ все великолѣпно знаетъ, и поэтому мое отсутствіе не отразится на работѣ. Миленькій Штольцъ, я васъ попрошу также съѣздить ва вокзалъ и взять мнѣ спальное мѣсто на первомъ отходящемъ въ Берлинъ поѣздѣ. Ну, не хмурьтесь, Вы увидите, что все будетъ хорошо. Итакъ, я васъ жду черезъ два часа. Насколько мнѣ помнится, поѣздъ долженъ отойти около пяти часовъ вечера. Правда, вы исполните просьбу Шарлотты? — закончила она, подходя къ Штольцу и протягивая руку.

Штольцъ нѣсколько разъ поцѣловалъ руку Шарлоттѣ, смотря ей въ глаза ласковымъ, преданнымъ взглядомъ.

— Конечно, Шарлотта, я сдѣлаю все, о чемъ вы меня просите. Но за это требую и хочу, чтобы вы мнѣ сейчасъ же сказали: «По пріѣздѣ изъ Берлина мы не только не возобновимъ нашъ разговоръ, прерванный телеграммой, отътети, но вы, Штольцъ, можете быть увѣреннымъ, что Шарлотта не только цѣнитъ вашу дружбу, но она и немножко любитъ васъ и. .»

— Дальше, Штольцъ, Шарлотта скажетъ уже сама. Итакъ, черезъ два часа.

—  Но я хотѣлъ позвонить еще по телефону, — сказалъ умоляющимъ голосомъ Штольцъ. Въ этой просьбѣ слышалось желаніе человѣка еще хоть нѣсколько минутъ пробыть въ обществѣ того, кого онъ любить.

— Штольцъ. — вѣдь можно позвонить и съ вокзала. А мнѣ нужно еще столько собрать вещей, еще многое написать фрейленъ Миллеръ. Давайте, не будемъ спорить, черезъ два часа я васъ жду здѣсь. Хорошо?

— Слушаюсь! — по-военному отвѣтилъ Штольцъ, еще разъ цѣлуя руку Шарлоттѣ.

Какъ только за нимъ закрылась дверь, Шарлотта сразу же опустила желѣзный крюкъ, тщательно на два оборота закрыла входную дверь и поспѣшными шагами прошла на кухню. Здѣсь она открыла большую электрическую печь и вынула снизу, тамъ гдѣ долженъ былъ находиться подогрѣвательный механизмъ, широкій плоскій ящикъ. Открывъ ключомъ странной формы гайки, она отодвинула освободившуюся отъ нихъ крышку. Въ ящикѣ было нѣсколько странныхъ, изъ свѣтлаго эбонита сдѣланныхъ катушекъ. Поставивъ ихъ вертикально, Шарлотта изъ особаго отдѣленія ящика достала четыре радіо-лампы довольно странной конструкціи. Онѣ были похожи на толстыя сигары, сдѣланныя изъ особаго мягкаго стекла. Включивъ контактъ, Шарлотта положила руку на телеграфный ключъ, находящійся въ правомъ углу ящика и съ большой увѣренностью стала выстукивать телеграмму.

. . . . . . . . . . . . . . .

Въ это время въ восемнадцатомъ коридорѣ подземной ставки штаба союзныхъ армій полковникъ Дюпре въ своемъ кабинетѣ, погруженный въ работу, нервно закуривалъ одну за другой сигареты, но затянувшись два-три раза, ихъ бросалъ въ пепельницу.

— Что за чертовщина? — бурчалъ онъ, прочитывая расшифрованную телеграмму. — Причемъ тутъ аппараты, принятые во французской арміи? Что за ерунда? Ничего не понимаю! Уже второе донесеніе объ этихъ проклятыхъ бомбовозахъ. Что бы это могло быть? — полковникъ нажалъ кнопку. Изъ стоящаго напротивъ него громкоговорителя раздался хрипловатый голосъ.

— Говоритъ начальникъ аппаратурнаго отдѣленія.

— Скажите, есть что-нибудь новое, Дюпонъ?

— Пока ничего. Послѣднія сводки мною пересланы уже полчаса тому назадъ.

— Меня интересуютъ не эти сводки, которыя я уже прочелъ. Скажите, нѣтъ ничего отъ Д—143?

— Пока ничего, господинъ полковникъ. Мнѣ думается...

— Вы не думайте, Дюпонъ....

— Никакъ нѣтъ, я хотѣлъ сказать, что обыкновенно Д-643, хотя нерегулярно, но всегда даетъ о себѣ знать около шести часовъ вечера.

— Значитъ, ничего нѣтъ? — вновь спросилъ полковникъ. Тогда я васъ прошу, какъ только вы будете имѣть что нибудь отъ Д-143, немедленно сообщите мнѣ

— Слушаюсь, — отвѣтилъ голосъ Дюпона. Полковникъ выключилъ громкоговоритель и вновь погрузился въ кучу донесеній. на нѣкоторыхъ изъ нихъ онъ дѣлалъ помѣтки краснымъ карандашомъ и бросалъ ихъ направо въ отверстіе пневматической почты

Прошло добрыхъ полчаса за этой работой. Кучка донесеній передъ полковникомъ стала совсѣмъ маленькой, какъ передъ его глазами зажглась красная лампочка.

— АллоI — говоритъ адъютантъ Дюпонъ. — Мною только-что получено шифрованное донесеніе Д-143. Сейчасъ пересылаю его вамъ.

— Оно расшифровано? — просилъ полковникъ.

— Никакъ нѣтъ!

— Я жду!

Выключивъ громкоговоритель, полковникъ повернулъ насколько рычажковъ на распредѣлительной доскѣ справа на столѣ. Черезъ нѣсколько минуть въ дверь постучали.

— Войдите!

— Господинъ полковникъ приказали явиться? — спросилъ входя въ дверь капитанъ шифровальнаго отдѣленія.

— Да. Мною только что получено сообщеніе, что есть шифрованная телеграмма Д-143. Она будетъ сейчасъ у меня на столѣ. За это время будьте любезны найти шифръ Д-143 и мы съ вами вмѣстѣ ее расшифруемъ.

— Слушаюсь, — отвѣтилъ капитанъ.

Черезъ нѣсколько минуть шифръ былъ на столѣ у полковника. Почти въ то же время пневматическая почта доставила изъ аппаратурнаго отдѣленія телеграмму.

— Ну-съ, примемся за работу, — сказалъ полковникъ, беря телеграмму и начиная диктовать одну за другой цыфры.

Капитанъ искалъ обозначеніе ихъ въ книжкѣ кода в записывалъ на листкѣ бумаги.

«Завтра утромъ бомбовозы вылетаютъ для того, чтобы произвести прорывъ въ линіи. Стопъ. Примите мѣры эскадрилья состоитъ изъ 24 аппаратовъ. Стопъ. Ее нужно встрѣтить за линіей фронта иначе будетъ катастрофа. Стопъ. Уѣзжаю въ Берлинъ, такъ какъ мен...»

На этомъ телеграмма закончилась. Полковникъ остановился.

— Дальше господинъ полковникъ? — опросилъ удивленно капитанъ, смотря на своего начальника.

— Дальше, но я же сказалъ все, — отвѣтилъ полковникъ.

— Телеграмма кончается на полусловѣ.

— Какъ на полусловѣ? — опросилъ полковникъ. Дайте сюда.

Капитанъ протянулъ расшифрованную телеграмму.

— Въ чемъ дѣло? — спросилъ полковникъ. — Я ничего не понимаю.

— Можетъ быть агенту помѣшали продолжать, — высказалъ предположеніе капитанъ. Но насколько я понялъ начало телеграммы довольно ясно. Агентъ Д-143 опять доноситъ объ этихъ таинственныхъ бомбовозахъ, о которыхъ онъ уже послалъ нѣсколько телеграммъ.

— Знаю, — отвѣтилъ раздраженно полковникъ. Эти таинственные бомбовозы не даютъ мнѣ покоя уже скоро мѣсяцъ. Въ чемъ дѣло? Какую мерзость придумали боши? Причемъ тутъ бомбовозы, типъ которыхъ принять въ нашей арміи? Но, по-моему, что-то нужно предпринять? Но что? Вотъ это я бы хотѣлъ знать. Полковникъ, подумавъ нѣсколько минутъ, продолжалъ: — Капитанъ, будьте любезны разыщите майора Уитлей и попросите его немедленно посѣтить меня. Можетъ быть у англичанъ есть болѣе подробныя свѣдѣнія. Посмотримъ.

Поднявшись съ мѣста, полковникъ нервно началъ ходить по комнатѣ, по временамъ останавливаясь передъ огромной картой фронта, на которой разноцвѣтными флажками были обозначены дивизіи, полки и даже мелкіе отряды, занимающіе боевыя позиціи какъ союзныхъ войскъ, такъ и германскихъ. Онъ нѣсколько разъ останавливался передъ этой картой, внимательно смотрѣлъ на нее, стараясь найти на фронтѣ тотъ участокъ, на которомъ нужно ждать таинственнаго появленія не менѣе таинственныхъ бомбовозовъ.

— Вы меня звали, господинъ полковникъ? — вывелъ послѣдняго изъ раздумья голосъ майора Уитлей.

Полковникъ вздрогнулъ отъ неожиданности и, рѣзко повернувшись, отвѣтилъ:

— Ахъ, это вы, дорогой коллега! Простите, что я васъ оторваль отъ работы. Но вотъ уже мѣсяцъ, какъ одинъ изъ нашихъ агентовъ, работающихъ внутри Германіи, нѣсколько разъ посылаетъ сообщенія о готовящемся какомъ-то сюрпризѣ, который намъ приготовляютъ боши и въ которомъ главную роль должны играть какіе-то таинственны? бомбовозы. Если васъ ннтересуетъ, то вотъ тутъ всѣ сообщенія Д-143. — Полковникъ быстрыми шагами подошелъ къ столу и взялъ папку, на которой крупными буквами было написано Д-143, протянулъ ее майору Уитлей.

Въ комнатѣ воцарилось молчаніе. Англичанинъ внимательно одно за другимъ прочелъ сообщенія Д-143.

— Интересно! — сказалъ онъ, закрывая папку.

— Ваши агенты ничего не сообщали по этому вопросу? — опросилъ полковникъ.

— По моему нѣтъ, — отвѣтилъ Уитлей. — Хотя, подождите, кажется, что-то было. Ахъ, да... Дней восемь тому назадъ въ одномъ изъ сообщеній съ юго-западнаго участка было указаніе о томъ, что на аэродромъ 408 прибыли бомбовозы, только-что построенные въ Магдебургѣ.

— Какъ? Магдебургѣ? — быстро спросилъ полковникъ. — Позвольте, вѣдь Д-143 какъ разъ имѣетъ резиденцію въ Магдебургѣ. Вашъ агентъ не сообщаетъ о типѣ бомбовозовъ ?

— Если вы разрѣшите, полковникъ, я сейчасъ протелефонирую, чтобы прислали всѣ его донесенія.

— Пожалуйста!

Вызвавъ по телефону своего адъютанта, майоръ Уитлей далъ приказаніе немедленно доставить въ 18-й коридоръ донесеніе агентъ Ц-008.

— Пока, —сказалъ полковникъ, — принесутъ донесенія, посмотримъ, гдѣ расположенъ аэродромъ 408. По-моему, самое правильное, сейчасъ срочно сообщить противовоздушной оборонѣ фронта, чтобы тамъ не дремали и чтобы въ случаѣ появленія какихъ-либо эскадръ противника были приняты надлежащія мѣры. По-моему нужно сообщитъ также въ штабъ авіаціи, особенно, чтобы она обратила вниманіе, гдѣ расположенъ аэродромъ 408.

— Господинъ полковникъ, я думаю, будетъ совсѣмъ неплохо, если я сейчасъ вылечу въ этотъ районъ и приму соотвѣтствующія мѣры.

— Это совсѣмъ неплохая идея, майоръ. Если у васъ есть достаточно времени и желанія, то я бы даже просилъ васъ это сдѣлать, — отвѣтилъ полковникъ.

Въ дверь раздался стукъ.

— Войдите!

На порогѣ выросъ высокій, краснощекій шотландецъ, молча протянувшій синюю папку майору Уитлей.

— Благодарю васъ, можете идти,—сказалъ майоръ по-англійски.

Щелкнувъ каблуками, шотландецъ вышелъ изъ комнаты.

— Вотъ здѣсь собраны всѣ донесенія агента Ц-008. Правда, они не многочисленны, такъ какъ ему приходится работать въ очень стѣесненныхъ обстоятельствахъ. Въ ихъ достовѣрности, однако, я могу поручиться, такъ какъ этотъ человѣкъ находится на службѣ у нашей развѣдки уже около пяти лѣтъ. Правда, занимаетъ онъ совсѣмъ маленькій постъ авіаціоннаго механика, но почти всегда его свѣдѣнія отличаются большой цѣнностью.

Полковникъ быстро просмотрѣлъ пять отдѣльныхъ листовъ, на которыхъ были напечатаны на машинкѣ донесенія агента Ц-008. Особенно послѣднее донесеніе заинтересовало его.

«Прибыла эскадрилья бомбовозовъ подъ командой фельдъ-майора Фукса. На нихъ устанавливаются аппаратура автоматическаго управленія. Пытаюсь поступить на эту эскадрилью..» — читалъ вслухъ полковникъ. — Гм... интересно, опредѣленно между этимъ донесеніемъ и телеграммами Д-143 есть какая-то опредѣленная связь. Занятно, какъ бы про себя говорилъ полковникъ. — Дорогой коллега. теперь я настаиваю на моей просьбѣ, чтобы вы сами направились въ секторъ расположенія аэродрома 408 и руководили бы нужной защитой. Я думаю, на этомъ участкѣ можно ожидать сюрприза.

— Слушаюсь, господинъ полковникъ. — отвѣтилъ майоръ Уитлей — Я черезъ полчаса вылетаю.

— Я отдамъ всѣ нужныя приказанія въ штабъ противовоздушной обороны и въ штабъ авіаціи. Желаю счастливаго пути. Вамъ на мѣстѣ будетъ виднѣе, что нужно предпринять. До-свиданья! — протягивая руку сказалъ полковникъ.

. . . . . . . . . . . . . . .

Шарлотта нервно работала ключомъ...

Въ дверяхъ задребезжалъ звонокъ, а затѣмъ раздались глухіе удары въ дверь. Шарлотта поблѣднѣла и на полусловѣ прервала свою передачу.

Быстро разобравъ свой радіо-аппаратъ, Шарлотта подошла къ люку для спуска нечистотъ, открыла его и бросила металлическую коробку въ него. Затѣмъ быстрыми шагами вышла изъ кухни, направляясь въ переднюю.

Дверь подъ сильными ударами уже еле держалась. За нею слышны проклятія и шумъ многихъ голосовъ.

Подойдя совсѣмъ вплотную къ двери, Шарлотта крикнула.

— Въ чемъ дѣло? Я уже телефонировала въ полицію!

За дверью стихло.

— Именемъ закона требую, чтобы вы открыли дверь! Здѣсь — полиція!

— Сейчасъ! — отвѣтила спокойно Шарлотта, но вмѣсто того, чтобы снять крюкъ, она быстро прошла въ спальню. Подошла къ ночному столику, открыла ящикъ и быстро проглотила таблетку.

Черезъ секунду ея глаза сдѣлались стеклянными, лицо передернула судорога и она рухнула мертвымъ тѣломъ на полъ

Это произошло въ 5 часовъ вечера.

ЭСКАДРА ВОТАНА ЛЕТИТЪ.

Нѣсколько разъ фельдъ-майоръ Фуксъ заходилъ въ ангары, гдѣ подъ наблюденіемъ Фрица Битмейера работалъ цѣлый взводъ механиковъ. Одни провѣряли моторы, а другіе устанавливали автоматы управленія на разстояніи. Только въ четыре часа утра Фуксъ легъ спать, но уже въ шесть часовъ, когда еще едва брезжилъ разсвѣтъ, Фрицъ Битмейеръ явился, чтобы его разбудить. Безсонная ночь не повліяла на него.

Бодрымъ голосомъ онъ, вытянувшись у двери, доложилъ:

— Господинъ майоръ, эскадра въ порядкѣ. Все провѣрено. все работаетъ какъ часы. Когда прикажете выводить бомбовозы?

— Черезъ три четверти часа я буду на аэродромѣ. Къ этому времени эскадра должна быть готова къ взлету.

— Слушаюсь!

Летное поле, когда на него пришелъ фельдъ-майоръ Фуксъ, было еще подернуто предутреннимъ туманомъ. Справа, передъ большими воротами, подземнаго ангара, подъ деревьями, притаились аэропланы. Чернота ночи ѵже давно исчезла. Вокругъ выстроенныхъ бомбовозовъ суетились механики. Истребитель, на которомъ долженъ былъ летѣть майоръ Фуксъ, стоялъ выдвинутый далеко у стартовой линіи. Ровно въ семь часовъ утра къ старту подъѣхала темная машина съ флажкомъ начальника штаба авіаціи.

Фельдъ-майоръ Фуксъ, одѣтый въ костюмъ пилота, съ подвѣшаннымъ сзади парашютомъ, неловко поддерживая рукой кислородный аппаратъ на груди, подбѣжалъ къ автомобилю. Начальникъ штаба, не подымаясь съ сидѣнья, протянулъ ему руку.

Фельдъ-майоръ Фуксъ, вытянувшись, доложилъ ему о готовности эскадры къ полету.

— Ровно черезъ десять минуть вы взлетите. Въ семь часовъ подымается охранная эскадрилья истребителей. Желаю счастливаго пути!

— Благодарю васъ, генералъ, — отвѣтилъ Фуксъ, насколько можно четко повернувшись кругомъ, быстрыми шагами пошелъ къ истребителю, на которомъ было установлено радіо автоматическаго управленія. У машины уже стоялъ его механикъ Фрицъ Битмейеръ.

— Занимаемъ мѣста, — оказалъ Фуксъ, поправляя парашютъ, шлемъ и очки и неловко, словно медвѣдь, залѣзая въ сидѣнье пилота. За нимъ, тщательно закрывъ люкъ аэроплана, влѣзъ Фрицъ Битмайеръ и, обернувшись къ радіо-телефону, громко крикнулъ.

— По машинамъ! Заводи моторы!

Летное поле ожило. Заревѣли десятки моторовъ.

На щиткѣ передъ Фуксомъ вспыхнула синяя точка. Она говорила о томъ, что моторы эскадры бомбовозовъ Вотана готовы и работаютъ на полномъ ходу.

Радіо-аппаратура автоматическаго управленія дѣйствовала безукоризненно. Майоръ Фуксъ даль полные обороты мотору и задней лампочкой попросилъ стартъ.

Вновь вспыхнула красная лампочка на щиткѣ, какъ бы говоря «взлетай».

Фуксъ далъ газъ, истребитель рвануло впередъ, и он сталъ брать подъемъ.

Фрицъ Битмайеръ въ это время дѣлалъ почти тѣ же движенія съ аппаратурой автоматическаго управленія. Когда истребитель быль уже въ воздухѣ, Фуксъ обернулся и увидѣлъ въ прикрѣпленномъ сбоку зеркалѣ какъ одинъ за другимъ бомбовозы, словно управляемые опытнымъ летчикомъ, отрывались отъ земли и становились на опредѣленную дистанцію позади его истребителя.

Аппаратура работала отлично.

Часто, включая экранъ автоматическаго управленія, фельдъ-майоръ Фуксъ видѣлъ, какъ на немъ ярко вырисовывались неуклюжіе силуэты его эскадрильи, послушной, словно ее связывали какія-то невидимыя нити съ истребителемъ. Фуксъ часто поворачивалъ рукоятку высоты и на экранѣ было видно, какъ бомбовозы послушно набирали сотню-другую метровъ и вновь переходили въ горизонтальный полетъ.

— Алло, алло, — раздался въ наушникахъ Фукса чей-то невѣдомый голосъ — Здѣсь говорить начальникъ охранной эскадрильи истребителей. Мы идемъ въ километрѣ отъ васъ, сзади.

— Навѣрное внизу думаютъ, что вотъ-вотъ истребители настигнуть эскадрилью французскихъ бомбовозовъ и разстрѣляютъ ее въ упоръ, — мелькнула мысль у Фукса и, довольно улыбнувшись, онъ посмотрѣлъ внизъ, а затѣмъ за карту.

Стрѣлка медленно ползла по ролику карты, точно указывая мѣстонахожденіе истребителя. Вотъ она уже совсѣмъ близко подползла къ линіи фронта.

«Навѣрное тамъ внизу движутся безчисленныя колонны пѣхоты, танковъ и артиллеріи, — подумалъ Фуксъ и какъ-то автоматически включилъ нижній экранъ. На немъ, словно въ зеркалѣ, отразились какіе-то длинныя черныя линіи, извивающіяся какъ змѣи.

«Наши резервы готовятся къ прорыву, — вслухъ самъ себѣ сказалъ Фуксъ, совсѣмъ позабывъ о телефонѣ, соединявшимъ его съ механикомъ.

— Господинъ майоръ что нибудь приказалъ? — раздался въ наушникахъ голосъ Фрица Битмейера. — Что-нибудь не въ порядкѣ?

— Нѣть, нѣть, Фрицъ, все въ порядкѣ!

Вдругъ Фуксъ замѣчаетъ чуть ниже истребителя гирлянду свѣтло-сизыхъ разрывовъ.

Боясь, что его подобьетъ своя же зенитная артиллерія, фельдъ-майоръ берется за управленіе. Разрывы уже показываются справа и спереди.

— Чортъ! Что это такое? Еще подобьютъ! Неужели не сообщили изъ штаба авіаціи о моемъ полетѣ?

Одна за другой мелькаютъ мысли въ головѣ Фукса. Онъ настраиваетъ радіо - телефонъ на волну штаба и нервнымъ голосомъ кричитъ въ микрофонъ:

— Меня обстрѣливаютъ! — говоритъ Фуксъ. — Говоритъ эскадра Вотана!

Черезъ секунду въ наушникахъ слышится спокойный голосъ начальника штаба:

— Не волнуйтесь! Бьютъ не по нашимъ! Это только маскировка! Неужели вы забыли, о существованіи противника?

Въ наушникахъ что-то щелкнуло. Начальникъ штаба выключилъ аппаратъ.

Фуксъ, чтобы не подвергать себя опасности отъ случайнаго разрыва зенитнаго снаряда, повернулъ рычажки автомата, заставляя бомбовозы рѣзко мѣнять курсъ.

Несмотря на неожиданный обстрѣлъ, Фуксъ спокоенъ. Скоро линія фронта. Въ это время что-то рѣзко бросаетъ истребитель. Майоръ хватается за штурвалъ.

Секунда, другая, аппаратъ выравнивается.

А за нимъ выравниваются на экранѣ бомбовозы.

Съ лѣвой стороны у мотора истребителя показываются бѣлыя клубы пара.

— Черти! Кажется задѣли! Черти бы побрали васъ, съ вашимъ искусствомъ! — ругаясь ворчитъ подъ носъ Фуксъ, внимательно всматриваясь въ приборы.

— Осколкомъ пробита трубка радіатора, — раздается голосъ механика въ наушникахъ Фукса. — Сейчасъ лѣзу поправлять по лѣвому борту.

Битмайеръ съ трудомъ добирается къ поврежденію. Сильная струя кипятка и пара обжигаетъ лицо и руки. Но Фрицъ не замѣчаетъ боли. Заматываетъ пробоину на трубопроводѣ.

— Все въ порядкѣ, господинъ майоръ, — слышенъ спокойный и веселый голосъ механика въ наушникахъ Фукса.

Майоръ включаетъ третій экранъ и на немъ ясно вырисовывается красная, обожженная паромъ физіономія механика.

— Гдѣ вашъ парашютъ? — спрашиваетъ онъ въ бортовой телефонъ.

— Я его снялъ, господинъ майоръ, исправляя поврежденiе. Сейчасъ надѣну.

Фуксъ видитъ, какъ онъ достаетъ откуда то снизу парашють и, стѣсненный пространством и узкостью кабины, натягиваетъ его. Убѣдившись, что парашютъ механикомъ надѣтъ, Фуксъ смотритъ на нижній экранъ.

Линія фронта уже подъ истребителемъ. Аппаратъ приближается къ самому пеклу.

Впереди разстилается моря огня, дыма и яркихъ вспышекъ. Тамъ идетъ артиллерійская дуэль. Еще нѣсколько секундъ, и истребитель перелетитъ линію фронта.

— Теперь пора! — думаетъ майоръ Фуксъ, передвигая рычажки автомата и этимъ заставляя бомбовозы прибавить обороты и пройти подъ его истребителемъ. Но вотъ на экранѣ появляются одна за другой машины. Онѣ уже впереди.

Фуксъ часто включаетъ экранъ и напряженно ждетъ. На планшетѣ карты стрѣлка подошла и даже на нѣсколько миллиметровъ перешла линію фронта и уперлась своимъ острымъ концомъ въ укрѣпленный пунктъ номеръ три. Фуксъ знаетъ, что по этой линіи сейчасъ движутся всѣ его бомбовозы. Вотъ онъ нажимаетъ рычаги и на экранѣ бомбовозы, какъ послушныя маріонетки, начинаютъ клевать носомъ.

ВНЕЗАПНЫЙ УДАРЪ ЭСКАДРЫ ВОТАНА.

Французская зенитная охрана укрѣпленнаго пункта номеръ три зорко слѣдитъ за происходящимъ въ воздухѣ. Уже давно наблюдатели сообщили о появленіи эскадрильи бомбовозовъ, идущей съ востока. На экранахъ наблюдательныхъ пунктовъ были ясно видны французскіе отличительные знаки, были ясно видны эволюціи, совершаемыя эскадрильей.

Вотъ она, въ развернутомъ строѣ> несется за нѣмецкимъ истребителемъ, какъ будто старается загнать его, прижать къ землѣ. Но вотъ, эскадрилья, почему то, вдругъ уходить внизъ, а истребитель высоко забирается вверхъ.

— Теперь понятно, — говоритъ молодой лейтенантъ съ распластанными орлиными крыльями на правой сторонѣ мундира, на минуту отрываясь отъ экрана. — Видите, сержантъ, сзади эскадры точки истребителей бошей, которые борятся съ нашими бомбовозами. Сейчасъ же сообщите начальнику зенитныхъ батарей чтобы открыть огонь, какъ только эскадра приблизится.

Комендантъ Шабанъ, начальникъ зенитныхъ батарей укрѣпленнаго участка номеръ три, въ своемъ блиндажѣ на экранѣ видитъ ту же самую картину. Его рука уже тянется къ аппарату, чтобы отдать сейчасъ же приказанія открыть ураганный огонь, но въ это время изъ штаба приходить новое сообщеніе:

«Курсомъ 270 идетъ наша эскадра бомбовозовъ Ее нагоняетъ нѣмецкій истребитель».

Комендантъ Шабанъ отдастъ приказаніе по телефону.

— Пропустить эскадру французскихъ бомбовозовъ, а нѣмецкіе истребители отрѣзать зенитнымъ огнемъ. Немедленно вызвать эскадрилью истребителей третьяго участка фронта.

До цѣли остаются минуты. Это видитъ по картѣ майоръ Фуксъ.

Все идеть прекрасно.

Но вотъ Фуксъ замѣчаетъ, что сплошная стѣна огня закрываетъ идущіе впереди бомбовозы. Фуксъ включаетъ экранъ: нѣтъ, бомбовозы не тронуты.

Онъ догадывается, что французы рѣшили отрѣзать истребители...

До цѣли двѣ минуты.

Фуксъ на мгновенье отрывается отъ приборовъ. Нѣмецкіе истребители уже совсѣмъ близко, почти плотнымъ кольцомъ окружаютъ его аппаратъ.

Въ воздухѣ точно загорѣлось.

Разрывы зенитныхъ снарядовъ подбираются все ближе и ближе. Справа показывается отрядъ французскихъ истребителей. Они быстро идутъ на сближеніе. Фуксъ улыбается.

— Вотъ этого только и нужно! Французы сами помогаютъ мнѣ. Сейчасъ зенитныя батареи прекратятъ огонь. Съ французами сцѣпятся наши истребители, а я тѣмъ временемъ спущу имъ на голову мою эскадру Вотана.

Порывисто наклонившись къ экрану, Фуксъ внимательно смотритъ на приборы и какъ на клавишахъ играетъ тонкими рукоятками автоматическаго управленія.

Вотъ стрѣлка на планшетѣ показываетъ, что бомбовозы уже въ одномъ километрѣ отъ укрѣпленнаго пункта.

Секунда нечеловѣческаго напряженія...

Фуксъ не видитъ, какъ прекращается вдругъ огонь батарей, не видитъ какъ нѣмецкіе истребители бросаются въ бой съ французами. Онъ инстинктивно прижимается къ прицѣлу пулеметовъ, когда надъ головой раздастся ревъ уходящаго послѣ атаки аппарата французскаго летчика. Затѣмъ, снова управляетъ бомбовозомъ.

Вотъ на экранѣ рядомъ съ укрѣпленнымъ пунктомъ показывается небольшой холмикъ, отличный объектъ для оріентировки.

Фуксъ быстро двигаетъ одинъ рычагъ, потомъ другой и наконецъ рѣзко включаетъ рубильникъ. Бомбовозы круто переходятъ въ пикэ.

На экранѣ появляется крѣпость. Ея сферическія башни страшны оскаломъ орудійныхъ дугъ, извергающихъ огонь и языки пламени. На нее вертикально пикируютъ бомбовозы.

Еще одна секунда и укрѣпленный пунктъ взлетаетъ на воздухъ. Оть земли подымаются огромные языки пламени, закрывая весь экранъ. Бомбовозовъ уже не видно на немъ, остаются лишь прочерченныя линіи боевого курса.

Фуксъ быстро включаетъ аппаратъ, истребитель взмывается вверхъ. Но въ этотъ моментъ происходитъ что-ужасное. Вмѣсто того, чтобы выравняться, машина съ огромной скоростью начинаетъ падать внизъ. Фуксъ едва успѣваетъ раскрыть стеклянную крышку кабины, какъ, какая-то страшная сила выбрасываетъ его вонъ

Полуоглушенный онъ инстинктивно дергаетъ за кольцо парашюта. Черезъ нѣсколько секундъ паденіе замедляется и переходитъ въ плавный спускъ. Еще передъ глазами, должно быть отъ удара, о бортъ кабины, бѣгутъ зеленыя звѣзды, но Фуксъ оглядывается по сторонамъ.

Густой дымъ тяжело подымался и застилалъ весь горизонтъ на западѣ. Откуда то съ востока била артиллерія.

Навѣрное, думаетъ Фуксъ, сейчасъ она добиваетъ взорванныя имъ, Фуксомъ, укрѣпленія, и туда, навѣрное уже кинулись танки и пѣхота.

Въ это время его ноги коснулись чего-то твердаго. Фуксъ съ огромной силой ударился о землю и потерялъ сознаніе.

ВНЕЗАПНЫЙ АРТИЛЛЕРІЙСКІЙ УДАРЪ

Въ то время, когда въ ста километрахъ отъ юго-западнаго фронта фельдъ-майоръ Фуксъ удачно взорвалъ укрѣпленный районъ номеръ три французской линіи Мажино, надъ участкомъ западнаго фронта около горы Розанто на стыкѣ границъ Франціи и Германіи медленно подымался блѣдный разсвѣтъ, предвѣщая начало новаго дня.

Постепенно исчезали причудливые ночные тѣни и силуэты. Все казалось какимь-то сѣрымъ и безцвѣтнымъ. Занимался новый день. Съ юга-востока потянулъ легкій вѣтерокъ. Онъ едва замѣтно колебалъ траву передъ окопами французовъ, шевелилъ волосами спящихъ солдатъ, тонкой струйкой тянулъ папиросный дымъ у задремавшаго часового.

Было три часа утра, когда съ праваго фланга нѣмецкихъ позицій показалось большое облако желтовато-сѣраго цвѣта.

Легкій вѣтерокъ двигалъ это облако въ сторону высоты 272-й, гдѣ находился сильно укрѣпленный редутъ французовъ.

Облако медленно ползло по землѣ, окутывая рогатки, колючую проволоку, заполняя каждую ямку, каждое углубленіе.

Безшумно и зловѣще ползло оно въ утренней тишинѣ, все ближе и ближе подбираясь къ французскому редуту...

Вдругъ рѣзкій звукъ разорвалъ тишину. Частыя металлическіе удары гонга, ревъ сиренъ разорвали утренній воздухъ. Раздались свистки... человѣческіе крики... Надрывно забилъ колоколъ. Его звуки рождали страхъ и смятеніе. Каждый ударъ колокола, казалось, кричалъ:

— Газъ! Газъ! Газъ!

Шумъ все усиливался. Видно было какъ на высотѣ 272 забѣгали маленькія, темныя фигурки французовъ. Началась паника.

Въ этотъ моментъ нѣмецкая артиллерія открыла по всему фронту огонь. Тетива была спущена.

Первый снарядъ, какъ было указано въ артиллерійскомъ планѣ, разорвался ровно въ 7 часовъ утра.

Это начала пристрѣливаться вторая батарея перваго тяжелаго дивизіона. Взрывы покрывали первую линію непріятельскихъ окопъ Тотчасъ же вступила батарея мортирнаго дивизіона, а за нею и другія батарея тяжелой артиллеріи, стрѣлявшей во второй линiи окопъ и тылу противника.

Командиры батарей находились на наблюдательныхъ пунктахъ, выдвинутыхъ далеко впередь, и по телефону и радіо корректировали стрѣльбу.

Каждое орудіе пристрѣливалось отдѣльно.

Десять бомбъ или десять гранатъ. Потомъ нѣсколько выстрѣловъ шрапнелью.

Черезъ 40 минутъ орудія умолкла, но тотчасъ же стала пристрѣливаться другая группа тяжелой артиллеріи.

Опять, на каждое орудіе — 10 бомбъ или 10 гранатъ. И нѣсколько выстрѣловъ шрапнелью.

Еще черезъ 40 минутъ приступила къ пристрѣлкѣ третья группа — гаубицъ и пушекъ крупнаго калибра. Одновременно повели пристрѣлку и легкія орудія, выпуская 30 гранатъ по проволочнымъ загражденіямъ.

Въ 9 часовъ утра всѣ орудія одновременно перешли на пораженіе. Артиллерія заработала, какъ точно вывѣренныя часы.

Черезъ каждыя 6 минутъ ревѣлъ многотонный снарядъ, посылаемый тяжелымъ орудіемъ. Также размѣренно стрѣляла легкая артиллерія, но промежутки между выстрѣлами были въ 2 раза короче. Еще быстрѣе стрѣляли орудія по проволочнымъ загражденіямъ.

Спустя часъ огонь усилился. Теперь каждое тяжелое орудіе стрѣляло съ правильнымъ интерваломъ въ двѣ сь половиной минуты, а болѣе легкое — ровно черезъ двѣ.

Прошло еще 45 минутъ. И, согласно расписанію, командиры батарей отдали приказъ «повысить интенсивность огня». -

Ревущій смерчъ огня и стали все наросталъ.

Колья и рогатки взлетали высоко вверхъ вмѣстѣ съ фонтанами взорванной земли. Стальная колючая проволока, которую нельзя было перерѣзать никакими ножницами, рвалась подъ ударами снарядовъ, какъ простая бумажная нитка. Осколки гранатъ сыпались по косой линіи непріятельскихъ окопъ, ходовъ сообщеній, сметая по пути все живое.

Массивные входы блиндажей и убѣжищъ трещали и обрушивались подъ ударами бомбъ и фугасныхъ снарядовъ.

Спеціально выдѣленныя орудія бомбардировали наблюдательные пункты и батареи французовъ, ихъ штабы и узлы телефонной и радіо-телефонной связи. Стрѣльбу этихъ орудій корректировали аэропланы, летавшіе надъ расположеніемъ противника и привязные «колбасы»-аэростаты.

Оглушенный и ослѣпленный врагъ, подавленный внезапностью нападенія и неожиданностью его, отвѣчалъ вяло и безпорядочно.

Паденіе французскихъ снарядовъ показывало, что у нихъ не было опредѣленнаго плана стрѣльбы, и что они не знали, гдѣ находилось большинство нѣмецкихъ батарей и пунктовъ наблюденія и связи.

Нѣмецкіе артиллеристы стрѣляли съ неутомимой методичностью.

Каждое орудіе наводилось отдѣльно, получивъ строго опредѣленную цѣль, и по этой цѣли оно выпускало снаряды черезъ совершенно одинаковые промежутки времени.

Полторы минуты — одинъ снарядъ, еще полторы минуты — еще снарядъ. Опять полторы минуты — опять снарядъ...

Это строгая методичность болѣе всего угнетала французовъ...

Она страшнымъ бичомъ хлестала по нервамъ, не давая ни малѣйшей передышки. Человѣческій организмъ былъ въ состояніи невѣроятнаго напряженія.

Методичность огня создавало впечатлѣніе, что этому никогда не будетъ конца.

Французы сидѣли запертые въ своихъ убѣжищахъ, тѣсно прижавшись къ землянымъ и бетоннымъ стѣнкамъ, къ полу, къ товарищамъ, напрасно надѣясь найти у нихъ поддержку съ каждой минутой уходившему мужеству.

Но вотъ нѣмецкая артиллерія вдругъ прекратила огонь. Наступило полное молчаніе. Противникъ облегченно вздохнулъ. Адъ окончился.

Теперь нѣмецкая пѣхота и танки могли пойти въ атаку, но теперь было не страшно, послѣ такой сумасшедшей артиллерійской подготовки. Французская пѣхота потокомъ вылилась въ окопы. Она ждала нѣмецкой атаки.

Но передышка продолжалась всего 15 минутъ.

Съ той же внезапностью, съ какой былъ прекращенъ огонь, полетѣлъ новый ураганъ снарядовъ. Еще чаще забилъ смертоносный ритмъ нѣмецкой артиллеріи.

Оставляя груды труповъ въ окопахъ и въ ходахъ сообщенія, французы отступили обратно въ свои убѣжища.

Послѣ такой короткой передышки, какъ правильно учли германскіе артиллеристы, нервы противника, въ силу реакціи невѣроятно ослабли. Переносить невѣроятно быструю и строго размѣренную бомбардировку стало еще труднѣе. Моральное состояніе французовъ окончательно пало. У многихъ началась апатія в характерное безразличіе къ событіямъ.

Около 12 часовъ для артиллерійскій огонь замѣтно ослабъ и сталъ постепенно переходить на вторую линію французскихъ позицій.

По всѣмъ признакамъ начиналась нѣмецкая атака.

Усталые и взмученные французы опять выбрались изъ своихъ убѣжищъ, встали у уцѣлѣвшихъ пулеметныхъ гнѣздъ, противотанковыхъ орудій, у ружейныхъ бойницъ подъ защитой траншейныхъ козырьковъ.

Однако, нѣмецкая пѣхота и танки не пошли въ атаку. И опять черезъ 15 минутъ на передовую линію противника обрушилась лавина бомбъ и снарядовъ. Шрапнели производили страшныя опустошенія среди непріятельскихъ солдатъ. Въ смятеніи и ужасѣ ринулись уцѣлѣвшіе въ живыхъ къ бетонированнымъ укрытіямъ и лисьимъ норамъ

Огонь нѣмецкой артиллеріи достигъ своего апогея, не теряя правильности. Тяжелыя пушки и гаубицы стрѣляли черезъ каждыя 2 минуты, а легкія орудія посылала своя гранаты ежеминутно

Они долбили и рвали послѣднія препятствія французскихъ укрѣпленій.

Нѣмецкіе артиллеристы - наводчики, номерные, подающіе снаряды — работали съ неслыханнымъ напряженіемъ силъ, чтобы поддержать все время бѣшеный ритмъ стрѣльбы.

Непріятельскіе солдаты перестали представлять собой организованное войско. Это было сборище душевно потрясенныхъ людей, думающихъ лишь о спасеніи.

Такъ продолжалось еще болѣе часа. Затѣмъ артиллерійскій огонь сталъ стихать и постепенно уходить впередъ, въ тылъ непріятеля.

Ровно въ 2 часа дна нѣмецкая пѣхота, при поддержкѣ танковъ, покинула окопы и пошла въ атаку.

Впереди, неуклюже ныряя въ воронки снарядовъ, съ безпрерывнымъ огнемъ шли сотни танковъ. Поддержанные ихъ огнемъ роты и батальоны устремились въ широкіе проходы, продѣланные артиллеріей въ проволочныхъ загражденіяхъ.

Можно было бы ожидать, что атакующіе встрѣтятъ сильный ружейный, пулеметный, противотанковый и орудійный огонь противника.

Но этого не было.

Непріятельскія орудія, подавленныя огнемъ нѣмецкой артиллеріи, или молчали, или же стрѣляли медленно и плохо.

Молчали пулеметы въ разрушенныхъ блиндажахъ. А большинство защитниковъ французскихъ окопъ сидѣло въ своихъ убѣжищахъ, боясь снова попасть подъ ураганный огонь и не вѣря, что нѣмецкая пѣхота и танки дѣйствительно идутъ въ атаку.

Германскіе артиллеристы, руководясь выработаннымъ планомъ, перенесли свой огонъ на тѣ цѣли, которыя были намѣчены въ боевомъ расписаніи подъ рубрикой:

— Съ началомъ движенія пѣхоты—.

Они били по ходамъ сообщенія, по второй линіи непріятельскихъ окопъ, по крайнимъ высотамъ, — оврагамъ, лощинамъ, откосамъ холмовъ, ущельямъ — однимъ словомъ, по всѣмъ объектамъ, гдѣ могли быть сосредоточены резервы противника и гдѣ эти резервы могли подойти на помощь передовой линіи.

Открытыя мѣста обстрѣливались рѣдкимъ огнемъ, но каждую минуту въ случаѣ появленія противника нѣмецкая артиллерія готова была перейти на мощную ураганную стрѣльбу.

Это была огневая завѣса. Она образовала широкую дугу, которая стальной стѣной изолировала отъ внѣшняго нападенія бѣгущую впередъ за танками нѣмецкую пѣхоту.

БИТВА СТАЛЬНЫХЪ ЧУДОВИЩЪ.

Появленіе густой цѣпи танковъ совершенно деморализовала французскіе полки, перенесшіе нѣмецкую бомбардировку. Они оказывали очень слабое сопротивленіе почти безъ боя оставивъ первые передовые окопы. Лишь иногда раздавались одиночные выстрѣлы.

Глубокія подземныя убѣжища, построенныя съ такой тщательностью еще въ мирное время, оказались ловушками. Танки обходили неразбитые блокгаузы, для очистки которыхъ предназначались спеціальные отряды, съ ручными гранатами, которыми забрасывались бойницы и подрывались бронированныя двери. Стоило одному нѣмецкому пѣхотинцу встать у входа въ убѣжище съ ручной гранатой, или бросить ее въ подземный казематъ, какъ весь гарнизонъ былъ обреченъ на гибель.

Танки уже далеко ушли впередъ. Въ головѣ ихъ шел батальонъ танковъ, носившій названіе «Зигфридъ».

Всѣ машины этого батальона уже давно получили боевое крещеніе на восточныхъ поляхъ Польши. И не было ни одного изъ командировъ, грудь котораго не украшала бы бѣло-черная ленточка ордена Желѣзнаго Креста.

Первую линію, разгромленную артиллеріей, танки прошли совершенно свободно. Французская артиллерія, въ силу какихъ-то обстоятельствъ, не открыла заградительнаго огня. Ныряя въ воронкахъ, почти на 45 градусовъ подымая тупые носа, танки, какъ доисторическія животныя, изрыгая пламя, изъ легкихъ орудій, ползли впередъ.

Вотъ они пересѣкли шоссе, идущее куда то съ сѣвера на востокъ. Съ фланга загремѣли выстрѣлы. Французскіе резервы, переброшенные командованіемъ на мѣсто прорыва, успѣли занять вторую укрѣпленную линію.

Черезъ узкую бойницу башни танка было видно, какъ на фонѣ вечерняго неба факеломъ горитъ, какая то ферма, Черные клубы дыма застилаютъ узкій горизонтъ бойницы. По временамъ колыхаютъ языки огня.

По бронѣ гулко бьютъ пули. По танкамъ стрѣляютъ теперь отовсюду. Изъ-за сбитыхъ стволовъ деревьевъ, изъ воронокъ отъ снарядовъ, изъ рытвинъ и даже изъ-за остова разбитаго аэроплана.

Батальонъ танковъ «Зигфрида» развертывается.

Выстраивается въ боевой порядокъ. И снарядъ за снарядомъ начиваетъ покрывать пулеметныя гнѣзда противника, стараясь заставить ихъ замолчать. Съ каждымъ новымъ выстрѣломъ танкъ неумолимо приближается все ближе и ближе къ врагу.

Вотъ съ комьями земли взметнулись въ воздухъ остатки аэроплана.

Рухнуло на землю вырванное съ корнемъ дерево. Но французы съ бѣшенымъ упорствомъ бьютъ по наступающимъ танкамъ. Впереди, налѣво темнѣютъ силуэты деревьевъ. И изъ-за нихъ загремѣли противотанковыя орудія. Первый танкъ сначала дернулся скачкомъ, а затѣмъ, какъ смертельно раненое животное, покачнувшись, съ лязгомъ и грохотомъ упалъ въ воронку тяжелаго снаряда. Въ слѣдовавшій за нимъ второй танкъ угодилъ снарядъ, разнесшій вдребезги башню. Лишенный управленія, онъ какъ слѣпой заметался со стороны въ сторону. Но вотъ онъ съ разбѣга попалъ въ яму, взрывая гусеницей землю, подымая столбы пыли и, наконецъ, остановился.

Справа, изъ-за деревни, шли навстрѣчу танки французовъ. Одинъ за другимъ, блистая яркими красками маскировки и головой галльскаго пѣтуха, они, выйдя за околицу, стали набирать скорость. Командиръ головного танка, нервно стиснувъ рукоятку поворотно - подъемнаго механизма, внимательно всматривался впередъ, прильнувъ къ окуляру прицѣла

Дивизіонъ французскихъ танковъ показался совершенно неожиданно на флангѣ противника.

Въ окуляръ были видны среди воронокъ взрытаго снарядами поля нѣмецкіе пѣхотинцы. Они, использовавъ каждое прикрытіе, каждую яму, быстро продвигались впередъ.

Съ головного танка французовъ грянулъ выстрѣлъ. Еще одинъ. Снаряды, описывая блестящую траекторію, падали на взрытое снарядами поле и отъ каждаго ихъ взрыва къ небу взлетали комья земли и части тѣлъ нѣмецкихъ пѣхотинцевъ. Этотъ интенсивный огонь непріятельская пѣхота не выдержала. Она какъ-то внезапно остановилась и начала безпорядочно отстрѣливаться. Но танки неумолимо шли впередъ, уничтожая все живое огнемъ, давя своими гусеницами.

Грохнула противотанковая пушка. Но мѣткій выстрѣлъ француза сразу заставилъ ее замолчать. Послѣ взрыва снаряда изъ наскоро вырытаго прислугой орудія окопа взлетаютъ руки, ноги, колеса.

— Впереди справа непріятельскіе танки! — кричитъ внизъ командиръ головного французскаго танка.

— Магазинъ! Быстро!

Командиръ, повернувъ башню направо, обрушиваетъ всю силу огня на нѣмецкіе танки, идущіе теперь спасать свою приземленную огнемъ противника пѣхоту. Справа и слѣва отъ командирскаго танка вырисовываются все новыя и новыя башни, украшенныя галльскимъ пѣтухомъ.

Командиръ лихорадочно заряжаетъ пушку и пулеметъ. Дорога каждая минута. Въ пылу боя онъ громко кричитъ, будто его слышатъ подчиненныя ему стальныя башни танковъ.

— Впередъ!

Вдругъ машина на ходу погружается въ топь. Въ танкѣ появляется вода. Все выше и выше.

По триплексу бьетъ пулеметная очередь. Осколки впиваются въ тѣло. Командиръ головного танка закрываетъ лицо руками. Изъ-подъ пальцевъ течетъ кровь.

— Раненъ?

Командиръ открываетъ глаза. Они у него синіе, большіе, съ длинными рѣсницами.

— Вижу... — радостно вскрикиваетъ онъ, бросаясь къ бойницѣ и четко командуетъ:

— Справа — врагъ! Держать на врага!

И, вновь развернувъ башню, открываетъ огонь. Это была безпримѣрная атака. Впервые, за исторію войны, на полѣ дрались, какъ средневѣковые рыцари, желѣзныя чудовища. Они наскакивали другъ на друга и, сцѣпившись гусеницами, летѣли въ огромныя воронки, вырытыя снарядами, чтобы тамъ, на днѣ, разстрѣлять другъ друга въ упоръ...

Оглядываясь кругомъ, командиръ головного танка увидалъ, что онъ заскочилъ далеко впередъ. Повернувъ башню назадъ, онъ въ щель замѣтилъ, какъ на взборожденномъ снарядами полѣ происходятъ схватки между французскими и нѣмецкими стальными чудовищами. Поворачивая башню командиръ увидѣлъ, справа отъ себя, уткнувшійся въ воронку танкъ. Кругомъ раздаются только отдѣльные выстрѣлы.

«Можетъ быть это наша машина, которая шла вправо впереди отъ меня? — мелькаетъ мысль въ головѣ лейтенанта. И онъ знакомъ приказываетъ уменьшить ходъ танка, отдавая приказаніе одному изъ своихъ стрѣлковъ произвести развѣдку.

— Слушаюсь, господинъ лейтенантъ! — отвѣчаетъ маленькаго роста краснощекій стрѣлокъ, одѣтый въ кожаный костюмъ и спеціальный танковый шлемъ.

Загремѣли болты люка. Командиръ смотритъ на своего стрѣлка, онъ знаетъ, что еще всего восемь мѣсяцевъ тому назадъ, этотъ молодой двадцатилѣтній парень ходилъ за плугомъ на цвѣтущихъ лугахъ Прованса и былъ далекъ отъ мысли, что ему придется когда-нибудь служить на современномъ стальномъ чудовищѣ, стрѣлять изъ орудія и пулемета. Сейчасъ лицо его полно рѣшимости. Вынувъ изъ кобуры револьверъ онъ, какъ бы ожидая приказанія, посмотрѣлъ на лейтенанта.

— Ну, иди, иди! — грубовато прикрикнулъ на него офицеръ.

Солдатъ выскальзываетъ изъ танка и нѣкоторое время держится совсѣмъ близко отъ него. Потомъ низко пригнувшись къ землѣ вскакиваетъ въ воронку. Танкъ почти по пятамъ слѣдуетъ за своимъ развѣдчикомъ Но вотъ солдатъ уже около лежащаго въ воронкѣ танка. Осторожно подходитъ съ правой стороны и стучитъ рукояткой револьвера по бронѣ.

— Эй. кто живой!

... Башенный стрѣлокъ, черный какъ жукъ марселецъ, поднимаетъ руку, чтобы предупредить готоваго отозваться механика-шофера. Въ тишинѣ онъ слышитъ какъ стучитъ, словно о броню, его сердце. Такъ оно стучало у него, когда одинъ разъ, въ родной Бретани, онъ попалъ въ штормъ вмѣстѣ со старикомъ отцомъ, когда сорвало парусъ, сломало мачту, а волны, налетая одна на другую, ходили по палубѣ лодки.

Они оба, марселецъ и бретонецъ, сидятъ рядомъ у пушки. Внизу, на полу, лежитъ мертвымъ командиръ танка, лейтенантъ. Поджавъ подъ себя руку и неестественно подвернувъ ногу, онъ уперся шлемомъ въ отверстіе закрытаго люка.

Марселецъ во время атаки успѣлъ уничтожить три противотанковыхъ орудія нѣмцевъ, а потомъ танкъ попалъ въ глубокую воронку, наполненную водой.

Вода хлынула и залила аккумуляторы.

— Не робѣй! — говоритъ ухмыляясь бретонецъ. — Какъ-нибудь выберемся, свои выручатъ. Не вѣшай носъ! Смотри, кажется, направо, за землянымъ бугромъ что-то зашевелилось.

Марселецъ прильнулъ къ прицѣлу и началъ стрѣлять хладнокровно и мѣтко. Изъ-за бугра раздалась очередь изъ пулемета.

Бретонецъ нагнулся за дисками. Въ этотъ мигъ пуля крупнокалибернаго пулемета пробила триплексъ. Бретонецъ былъ раненъ смертельно въ грудь, на вылетъ...

Осѣвъ на сидѣнье, онъ закашлялъ кровью. Потомъ выпрямился, но, должно быть, силы оставили его, и онъ грузно свалился на полъ, въ хлюпающую воду. Его кожаный костюмъ какъ то осѣлъ, а вода потемнѣла вокругъ раненаго.

Марселецъ взглянулъ на его простое и доброе, сейчасъ обезображенное судорогой, лицо и крѣпко сжавъ пулеметъ, пустилъ очередь...

— Сакре бле! Я буду держаться! Буду ждать!

Снаружи раздался стукъ. Потомъ другой, третій. Марселецъ бросилъ пулеметъ и развернулъ башню. Почти надъ его головой высилась громада танка. Онъ, повернувшись бокомъ, билъ изъ пушки и пулемета по буграмъ земли, откуда только что стрѣлялъ противникъ. На боку башни, въ лучахъ заходящаго солнца ясно вырисовывался галльскій пѣтухъ, гордо поднявшій голову въ красномъ колпакѣ санъ-кюлотовъ.

Марселецъ спустился на полъ. Оттянулъ отъ люка тѣло лейтенанта и раскрылъ болты. Съ металлическимъ грохотомъ открылся люкъ. Въ его отверстіи вырисовалась голова.

— Здорово! А здорово у васъ воды! Плаваете? — раздался спокойный, немножко даже насмѣшливый голосъ.

— Чего зубоскалишь? Видишь, — попали въ бѣду!

— А танкъ-то цѣлъ?

— А чортъ его знаетъ! Лейтенантъ убитъ. Механикъ убитъ. Остался только я!

— Ну, вылѣзай! Идемъ къ намъ!

— А танкъ ?

— Его потомъ подберутъ. Кажется, наступленіе отбито.

Хлюпая чуть-ли не по поясъ въ водѣ, марселецъ пра помощи своего спасителя добрался до танка, стоящаго наверху. Прикурнувъ въ углу, онъ молчалъ.

Вечеръ угасалъ. На западѣ влѣво пылала заря; порой застилаемая клубами чернаго дыма. Въ танкѣ стало сыро и холодно. Откуда то, справа доносился гулъ и грохотъ боя.

— Что же дѣлать? Поворачивать обратно? — спросилъ вдругъ лейтенантъ, наклоняясь къ водителю.

— Какъ прикажете...

— Бери направо, пока есть снаряды и патроны, пойдемъ драться, отвѣтилъ лейтенантъ, растирая рукавомъ тужурки копоть и масло по лицу.

Танкъ развернулся и прошелъ на звуки замирающаго боя.

Въ темнотѣ, сбившись, съ пути, танкъ вдругъ попадаетъ на какую-то маленькую рѣчушку. Становится холодно. Танкистовъ знобитъ. Внизу, на полу, марселецъ что-то шопотомъ разсказываетъ спасшему его солдату. Танкъ застрялъ. Невдалекѣ раздается урчанье и рокотъ моторовъ машинъ. Потомъ топотъ пѣхоты и пьяные голоса.

Къ замершему танку подходитъ нѣсколько человѣкъ. Они стучать по бронѣ. Въ бойницѣ слышны голоса на нѣмецкомъ языкѣ:

— Зажги спичку! Чей это танкъ? Нашъ или французовъ?

Раздается какая-то возня...

— Спички отсырѣли! Эй, вы, въ танкѣ! Есть кто живой? Отзовись! Иначе подорвемъ!

— Чѣмъ подорвешь? — раздается раздраженный голосъ. — Когда ни одного патрона въ подсумкѣ нѣтъ. Ты посторожи. Я пойду доложу лейтенанту. Навѣрное взводъ ушелъ недалеко.

— Пойдемъ вмѣстѣ. Все равно этотъ мертвецъ никуда не убѣжитъ.

Прошло нѣсколько томительно жуткихъ минутъ.

— Попробуемъ завести моторъ, — говоритъ лейтепантъ механику.

— Слушаюсь, — отвѣчаетъ тотъ, начиная копошиться около заводной ручки.

— Да помоги же, ты, деревня, — говоритъ онъ злобно обращаясь къ стрѣлку.

Они долго стараются, обливаясь потомъ.

Моторъ не заводится: аккумуляторъ въ водѣ.

Проходитъ долгая ночь. Зубы отбиваютъ барабанную дробь. Въ танкѣ холодно. Кругомъ почти полнѣйшая тишина, кажущаяся страшной послѣ тѣхъ ужасныхъ часовъ обстрѣла и непрерывной стрѣльбы изъ орудія

Утромъ лейтенантъ видитъ въ бойницу, какъ вдоль берега рѣки пробирается десятокъ нѣмецкихъ солдатъ.

Онъ открываетъ изъ пулемета огонь по противнику.

Внезапные выстрѣлы изъ танка ошеломили нѣмцевъ. Они остановились на минуту, какъ вкопанные, а потомъ повернувшись, бросились бѣжать. Лейтенантъ посылаетъ имъ вслѣдъ еще нѣсколько очередей.

И вновь медленно текутъ минуты. Где-то направо въ отвѣтъ на выстрѣлы лейтенанта раздается гулъ и грохотъ боя. Въ небѣ ревутъ моторы аэроплановъ. Въ танкѣ становится нестерпимо душно. На бугрѣ, за танкомъ появляется голова въ нѣмецкой стальной каскѣ. Затѣмъ, вторая, третья. Солдаты осторожно приближаются къ танку

Но вотъ, одинъ изъ нихъ подымаетъ и бросаетъ гранату Она разрывается недалеко отъ танка.

Танкъ молчитъ.

Солдаты, осмѣлившись подходятъ вплотную къ машинѣ. Трое влѣзаютъ на гусеницы и лѣзутъ къ башнѣ. Лейтенантъ видитъ въ отверстіе бойницы гранату въ рукахъ перваго солдата. Онъ цѣлится въ него изъ револьвера. Стрѣляетъ. Солдаты бросаются внизъ. Развернувъ башню, лейтенантъ даетъ очередь изъ пулемета и выпускаетъ нѣсколько снарядовъ изъ пушки. Грохотъ боя приближается.

— Пора уходить! — говоритъ лейтенантъ. — Помощи не дождешься! Открыть люкъ!

Одинъ за другимъ вылѣзаютъ люди изъ танка. Послѣднимъ выходитъ съ пулеметомъ въ рукахъ офицеръ.

— Механикъ, — отдаетъ приказаніе лейтенантъ. — Открыть кранъ бензина и поджечь!

Механикъ отворачиваетъ плоскогубцами кранъ бака съ горючимъ. Холодной блестящей струйкой течетъ бензинъ. Потомъ онъ соединяетъ провода. Но аккумуляторы пусты... Вытащивъ изъ кармана коробку спичекъ механикъ, сложивъ ладони, зажигаетъ огонь и, когда спичка разгорѣлась, бросааетъ ее въ образовавшуюся на землѣ лужу бензина и бѣгомъ догоняетъ ушедшихъ впередъ товарищей.

Яркимъ пламенемъ вспыхиваетъ бензинъ. Черезъ нѣсколько секундъ пламя забушевало внутри танка.

Разбрасывая брызги воды, не успѣвъ добѣжать до берега, механикъ слышитъ взрывъ — это взорвались баки.

Съ противоположной стороны начинается пулеметная стрѣльба.

Лейтенантъ, взобравшись на берегъ, устанавливаетъ пулеметъ и, приладивъ ленту, выпускаетъ очередь за очередью. Патроны кончаются. Бросивъ пулеметъ, лейтенантъ кричитъ:

— Держать на развалины деревни! Тамъ должны быть наши! И, отстрѣливаясь изъ револьвера, онъ первый подымается и бѣжитъ по взрытому воронками полю

За нимъ, одинъ за другимъ, перебѣгаютъ солдаты Надъ ихъ головами со свистомъ летятъ снаряды, цокаютъ о края воронокъ пули. Бой вновь разгорается.

Только въ сумеркахъ имъ удается добраться до развалинъ деревни.

— Стой! Кто идетъ?—раздается окрикъ по французски,

— Свои! Изъ эскадрона 8-го танкового полка.

На фонѣ развалинъ вырисовывается нѣсколько темныхъ силуэтовъ. Они медленно подходятъ къ танкистамъ.

Черезъ часъ лейтенантъ, какъ былъ, въ разорванномъ кожаномъ костюмѣ, съ грязнымъ лицомъ, докладываетъ командиру пѣхотнаго батальона и проситъ его сообщить въ 8-й танковый полкъ объ его прибытіи.

СМЕРТЬ ФЕЛЬДЪ-МАЙОРА ФУКСА.

Ровно черезъ часъ майоръ Уитлей прибылъ на секторъ, противъ котораго былъ расположенъ нѣмецкій аэродромъ 408. Ничто не говорило о томъ, что здѣсь, на этомъ секторѣ, гдѣ въ теченіе почти всего времени войны, происходили лишь стычки патрулей, можетъ быть произведено наступленіе.

Пройдя въ штабъ противовоздушной обороны, майоръ Уитлей былъ тотчасъ же принятъ начальникомъ штаба, извѣщеннымъ уже изъ штаба ставки о томъ, что къ нему на секторъ прибудетъ англійскій офицеръ и сдѣлаетъ очень важное сообщеніе.

— Что новаго? — опросилъ съ любопытствомъ пожилой полковникъ, начальника штаба противовоздушной обороны.

— Видите-ли, господинъ полковникъ,—отвѣтилъ Уитлей, — нами только что получены агентурныя свѣдѣнія, что на вашемъ участкѣ должны произойти какія-то событія, въ которыхъ примутъ участіе, какіе-то таинственные бомбовозы. Что это за бомбовозы, — я вамъ не могу сказать, во всякомъ случаѣ, мы должны съ вами разработать планъ въ случаѣ неожиданнаго налета непріятеля или какой-либо каверзы съ его стороны.

— Помилуйте, майоръ, — обидчиво сказалъ полковникъ. — Слава Богу, вотъ уже скоро восемь мѣсяцевъ, какъ я на этомъ секторѣ, и до сихъ поръ ни одна нѣмецкая «пташка» не могла пробраться черезъ него. Оборона у меня, могу похвастаться, поставлена великолѣпно...

— Тѣмъ лучше, — отвѣтилъ англичанинъ. — Но мнѣ бы хотѣлось лично съ вами сейчасъ по картѣ еще разъ провѣрить оборонную линію.

— Какъ хотите! — отвѣтилъ полковникъ, вставая и направляясь къ двери. — Прошу васъ слѣдовать за мной въ операціонную.

Въ операціонной комнатѣ штаба обороны сектора капитанъ Уитлей пробылъ до поздней ночи. Много разъ звонилъ телефонъ на различные участки обороны, по радіо полковникомъ былъ отданъ приказъ усилить наблюденіе и о каждомъ подозрительномъ шумѣ или движеніи непріятеля сообщать. Убѣдившись, что дѣло противовоздушной обороны работаетъ, какъ часовой механизмъ, майоръ Уитлей направился въ штабъ обороны сектора. Здѣсь опять въ операціонной комнатѣ штаба онъ имѣлъ нѣсколько совѣщаній съ начальникомъ штаба, снова повторилъ о таинственныхъ бомбовозахъ и просилъ усилить на эту ночь развѣдку.

Только къ тремъ часамъ ночи онъ, наконецъ, добрался до постели. Долго не могъ заснуть. Утомленный мозгъ усиленно работалъ. Майоръ Уйтлей старался разрѣшить тайну бомбовозовъ. Потомъ сонъ, какъ то незамѣтно, сковалъ его и онъ уснулъ.

Какъ ужаленный вскочилъ майоръ съ постели. Домъ, гдѣ онъ спалъ, содрогался отъ страшныхъ взрывовъ. На участкѣ, такомъ тихомъ еще вчера, ожесточенно била артиллерія. Одѣвшись, майоръ выскочилъ изъ комнаты, на ходу застегивая ремни амуниціи. Бросившись въ штабъ, онъ нашелъ его за лихорадочной работой.

— Когда это началось? — почти крикнувъ, спросилъ англичанинъ, — спускаясь черезъ ступеньки въ подземный блиндажъ, встрѣченнаго имъ на лѣстницѣ куда-то спѣшащаго вѣстового.

Солдатъ, не останавливаясь, на ходу, бросилъ:

— Въ четыре часа утра!

Быстро пробѣжавъ нѣсколько коридоровъ, майоръ Уитлей, шумно открывъ дверь, ворвался въ канцелярію штаба.

—  Гдѣ начальникъ штаба? — спросилъ онъ, вскочившаго при видѣ англійской формы, солдата.

— Въ аппаратной, — отвѣтилъ, должно быть ординарецъ, указывая на дверь направо.

Въ аппаратной, куда вошелъ Уитлей, стоялъ невообразимый шумъ отъ гудковъ беспроволочнаго радіо-телеграфа, отъ шума работающихъ телефоновъ. Какъ въ этомъ разбираются телефонисты? — невольно пришла мысль въ голову майору. Пробираясь черезъ провода, вокругъ столовъ, майоръ подошелъ къ начальнику штаба, который нервно кричалъ въ трубку:

— Алло! Алло! Штабъ корпуса? Противникъ началъ наступленiе! Прошу немедленно начатъ подтягивать резервы...Да, да. Совершенно правильно... Танковыя части...Конечно... конечно.. Не думаю, чтобы это было серьезно. Хотя, можетъ быть... Нѣтъ, вчера было совсѣмъ  тихо... За ночь не произошло ничего серьезнаго, кромѣ обычной работы патрулей... Какъ...

Страшный грохотъ, отъ котораго, казалось, провалится потолокъ, потрясъ подземное убѣжище штаба сектора. Сразу прекратился стукъ телеграфныхъ ключей, замолчали радіо-телефоны. Телефонисты и телеграфисты съ блѣдными лицами бросились къ выходу. Начальникъ штаба, на полусловѣ оборвалъ разговоръ. Майору Уитлею въ первый моментъ показалось, что земля начала колебаться подъ его ногами.

Ругаясь, начальникъ службы связи ловилъ своихъ солдатъ.

Раздался второй страшный взрывъ. Потухло электричество.

Въ темнотѣ, чей-то незнакомый голосъ кричалъ:

— Включить аккумуляторный свѣтъ! Я приказываю! Включить свѣтъ! Паникѣ нѣтъ мѣста!

Черезъ нѣсколько минуть вновь зажглись лампочки. Майоръ Уитлей удивленно посмотрѣлъ на растерянное лицо начальника штаба.

— Въ чемъ дѣло? — какъ бы про себя, — спросилъ начальникъ штаба.

— Ничего не понимаю, — отвѣтилъ Уйтлей. — Я былъ разбуженъ канонадой и сейчасъ-же поторопился прибыть къ вамъ.

— Канонада началась около четырехъ часовъ утра, когда нашей противовоздушной обороной было отмѣчено появленіе какихъ-то аэроплановъ въ воздухѣ, а затѣмъ въ 6 часовъ утра, начался ураганный огонь по всей линіи. Я снесся съ секторами справа и слѣва, тамъ то же самое. Море огня, поливающее наши передовыя линіи.

— Но этотъ двойный взрывъ? — спросилъ Уитлей.

— Навѣрное детонація какого-нибудь порохового погреба въ одномъ изъ укрѣпленныхъ фортовъ линіи Мажино. Хотя это почти невозможно. Они находятся глубоко подъ землей.

Въ то время, когда начальникъ штаба дѣлалъ эти предположенія, начальникъ связи выбивался изъ силъ, чтобы возстановитъ работу радіо и телефоновъ. Благодаря взрыву нѣсколько радіо-лампочекъ разбились отъ сотрясенія, а нѣкоторые аппараты, болѣе чувствительные, совершенно разстроились. Наконецъ, послѣ долгихъ стараній, удалось установить прежде всего связь съ противовоздушной обороной.

— Алло! алло!... — надрывисто кричалъ телефонистъ.

. . . . .

— Плохо слышу!

. . . . .

— Теперь лучше! — говоритъ штабъ сектора! — да, да, штабъ сектора! Что у васъ случилось...

Начальникъ штаба сектора впился глазами въ лицо телефониста. Онъ, казалось, хотѣлъ взглядомъ залѣзть подъ черепную коробку солдата и скорѣе узнать, что происходитъ тамъ, на нѣсколько километровъ впередъ.

Наконецъ, солдатъ передалъ своему помощнику наушники и поднявшись вытянулся.

— Господинъ полковникъ! Мною только что получено донесенiе изъ штаба противовоздушной обороны. Въ 6 часовъ утра постами номеръ 18, 64, 78 и всѣми передовыми постами наблюденія было отмѣчено появленіе эскадры французскихъ бомбовозовъ. Не желая подвергать опасности свои воздушные корабли, такъ какъ согласно сообщенію постовъ, они вели бой съ непріятельскими истребителями, огонь зенитныхъ батарей былъ открытъ лишь послѣ того, какъ бомбовозы оказались за первымъ поясомъ зенитныхъ батарей. Только послѣ этого былъ открытъ заградительный огонь, чтобы отрѣзать непріятельскіе истребители. Но какъ только бомбовозы оказались надъ линіей укрѣпленій, они неожиданно спикировали внизъ и обрушились на землю, при этомъ произошло два огромной силы взрыва. Благодаря взрывамъ, была на нѣкоторое время нарушена связь.

— О томъ, что нарушена связь, я знаю, — рѣзко замѣтилъ полковникъ. — Капитанъ, какъ скоро будетъ налажено телефонное сообщеніе съ боевыми участками сектора? Неужели нѣтъ возможности немедленно возстановить связь?

— Господинъ полковникъ, — вдругъ неожиданно самъ для себя сказалъ Уитлей. — Разрѣшите мнѣ воспользоваться первымъ моторизованнымъ соединеніемъ, чтобы отправиться съ нимъ на участокъ фронта, подвергшійся бомбардировкѣ противника.

— Дѣлайте все, что хотите, — отвѣтилъ раздраженно полковникъ, почти крича. — Мнѣ нужна связь! Только связь! Мнѣ нужна связь!

Майоръ Уитлей поспѣшно вышелъ изъ штабного блиндажа и облегченно вздохнулъ.

«Какъ не похожи по своему характеру французы на насъ, британцевъ, — думалъ майоръ Уйтлей, идя по обочинѣ шоссе, по которому все время двигались по направленію къ фронту автомобили съ резервами. На востокѣ въ блѣдномъ разсвѣтѣ начинающагося дня бухали пушки. Высоко въ небѣ съ рокотомъ неслась эскадрилья истребителей.

— Что же дѣлать? Какъ попасть въ штабъ танковыхъ войскъ? Нужно кого-то спросить, нужно что-то предпринимать! — продолжалъ думать майоръ Уитлей.

На шоссе, впереди его, въ утренней мглѣ, копошилась какая-то темная фигура около мотоциклетки. Майоръ прибавилъ шагу.

— Алло, бой! — сказалъ онъ, подходя къ мотоциклетисту. — Не можете ли вы меня доставить сейчасъ въ штабъ танковыхъ войскъ?

Солдатъ поднялъ голову и, увидавъ офицера, нехотя оторвался отъ работы.

— Я бы васъ доставилъ съ большимъ удовольствіемъ въ штабъ, — отвѣтилъ онъ, небрежно отдавая честь. По его акценту майоръ Уитлей угадалъ въ немъ гасконца. — Но эта проклятая машина уже съ утра мучаетъ меня. Въ прошлую ночь мнѣ пришлось сдѣлать около 100 километровъ, развозя приказанія, а сегодня, не успѣлъ я отъѣхать десять километровъ, какъ она стала капризничать и вотъ сейчасъ вожусь уже часъ...

— Какой вы части. — спросилъ Уйтлей?

— Связи штаба легкихъ танковъ и броневыхъ машинъ! Я думаю, майоръ, вамъ лучше дойти пѣшкомъ, тутъ совсѣмъ близко, всего какихъ-нибудь пятьсотъ-шестьсотъ метровъ. Идите прямо по шоссе и при первомъ поворотѣ увидите столбъ — указатель, тамъ написано и даже на доскѣ нарисованъ танкъ.

— Спасибо, — отвѣтилъ Уитлей, давъ на прощанiе солдату сигарету.

Черезъ нѣсколько минутъ, дѣйствительно, майоръ Уитлей увидалъ столбъ, о которомъ говорилъ солдатъ. Отъ него вела тропинка къ ближайшимъ холмамъ подходя къ которымъ Уйтлей обнаружилъ великолѣпно эамаскированный входъ въ подземное убѣжище. Часовой у желѣзной двери остановилъ англичанина:

— Пропускъ!

Майоръ вынулъ изъ кармана смятое удостовѣренiе и показалъ его солдату. Внимательно просмотрѣвъ печать и подписи, солдатъ вытянулся и отдалъ честь. Уитлей быстрыми шагами сталъ спускаться внизъ по довольно крутой лѣстницѣ. Уже на половинѣ ея до его слуха донесся звукъ работающихъ аппаратовъ телефоновъ и стукъ пишущей машинки.

Въ открытую дверь были видны согнутыя спины сидящихъ за работой солдатъ. Нѣсколькихъ офицеровъ, о чемъ то горячо спорили около карты, приколотой кнопками къ деревяннымъ рейкамъ на стѣнѣ.

Подойдя къ группѣ офицеровъ, майоръ Уитлей вѣжливо спросилъ, отдавая честь:

— Могу я видѣть начальника штаба? Прошу васъ, доложите, что офицеръ связи англійской арміи, майоръ Уитлей, хочетъ срочно говорить съ нимъ.

Одинъ изъ спорящихъ съ нашивками полковника повернулъ голову и вѣжливо отвѣтилъ:

— Чѣмъ могу служить?

— Я только что былъ у начальника сектора и получилъ отъ него словесное разрѣшеніе участвовать въ намѣчающейся операціи вашей воинской части. Я бы просилъ васъ, господинъ полковникъ, разрѣшить мнѣ занять мѣсто на командной машинѣ.

— Конечно, конечно, майоръ, — отвѣтилъ любезно полковникъ. — Я только что получилъ приказаніе изъ штаба сектора направить въ образовавшійся прорывъ, послѣ взрыва первой укрѣпленной линіи, второй танковый полкъ.

— Вотъ на этомъ участкѣ, — повернувшись къ картѣ, полковникъ сталъ водить своимъ стэкомъ, указывая майору мѣсто прорыва, — нѣмцы сильно напираютъ. Они ввели въ бой не только пѣхоту, но и танковыя части. Благодаря неожиданности нападенія и полному разрушенію передовой укрѣпленной линiи, наши части отошли приблизительно на 8 километровъ.

— Какъ произошло нападеніе? — опросилъ Уитлей.

— Сейчасъ еще не выяснено. Но по моему, первая линія была взорвана сапой, которую боши сумѣли такъ тихо ввести, что наши саперы проморгали.

— Сапой? — майоръ Уитлей качаетъ недовѣрчиво головой.

Въ это время одинъ изъ солдатъ связи подаетъ полковнику мелко исписанную на машинкѣ бумагу. Быстро пробѣжавъ ее глазами, полковникъ поворачивается къ окружающимъ его офицерамъ, говоря:

— Черезъ полчаса я приказываю двинуть второй танковый полкъ въ слѣдующемъ направленіи, — и, повернувшись къ картѣ онъ начинаетъ четко излагать операцію, указывая при этомъ, на всѣ неожиданности, которыя могутъ быть при выполненіи заданія. Его указка, какъ живая, бѣгаетъ по картѣ, по холмамъ, оврагамъ, лощинамъ. Офицеры записываютъ приказанія начальника штаба въ полевыя книжки. Майоръ Уитлей дѣлаетъ замѣтки на своей планшетѣ съ картой.

— Ударъ будетъ нанесенъ, — продолжаетъ дальше полковникъ, — съ фланга. Сейчасъ на фронтѣ обстановка еще не установилась и поэтому операція намъ можетъ быть удастся. Итакъ, желаю успѣха, господа! — и повернувшись къ майору Уитлей, онъ продолжаетъ: — Вы господинъ майоръ, можете сейчасъ же выѣхать съ капитаномъ перваго эскадрона, мотоциклетъ довезетъ васъ до штаба полка. А тамъ, ужъ навѣрняка, найдется для васъ мѣсто. Капитанъ, поручаю вамъ господина майора и передайте отъ меня полковнику, что я лично его прошу выполнять всякую просьбу майора.

Черезъ двадцать минутъ майоръ Уитлей занялъ мѣсто въ командирскомъ танкѣ перваго эскадрона развѣдчиковъ.

. . . . . . . . . .

Холодный утренній вѣтеръ вернулъ сознаніе фельдъ-майору Фуксу. Нога нудно болѣла. Во всемъ тѣлѣ чувствовалась боль. Майоръ, открывъ глаза, увидалъ прямо передъ собой, сѣрое утреннее небо, повернувшись на бокъ, онъ глазами уперся въ стѣну рыхлой земли. Попробовалъ встать. Но сейчасъ же со стономъ повалился на землю.

Налѣво бѣлѣлъ парашютъ. Майоръ Фуксъ приподнялся на локтяхъ. Осмотрѣлся.

— Я, кажется, попалъ въ воронку, — громко сказалъ онъ самъ себѣ. — Кажется, у меня что-то неладное съ ногой.

Отстегнувъ на груди ремни ненужнаго теперь кислороднаго аппарата и ремня парашюта, Фуксъ сталъ осторожно приподыматься на локтяхъ, стараясь присѣсть. Но каждый сантиметръ этого подъема доставлялъ ему невѣроятныя боли. Ныла спина, въ ногѣ чувствовалась острая боль. Наконецъ, послѣ невѣроятныхъ усилій онъ сѣлъ, прислонившись спиной къ краю воронки. Кислородный аппаратъ, снятый съ груди, жалъ ему бокъ. Корчась отъ боли, Фуксъ отодвинулъ аппаратъ и сталъ руками ощупывать ногу. Дойдя до колѣна, онъ почувствовалъ невѣроятную боль. Въ глазахъ пошли искры и показались слезы. На минуту отъ боли Фуксъ потерялъ сознаніе.

Гдѣ-то близко разорвался снарядъ. За нимъ послѣдовалъ, другой и третій. Потомъ зарокотали пулеметы.

Наверху шелъ бой.

Какъ теперь выбраться? ― думалъ Фукс. Собственно, гдѣ я снизился? Въ расположеніи ли противника, или за своей линiей? Проклятая нога!

Повернувшись на животъ, теряя отъ рѣзкихъ движеній сознаніе, Фуксъ началъ при помощи локтей ползти по наклонному краю воронки.

Гдѣ-то близко, совсѣмъ близко, раздался желѣзный скрежетъ.

― Танки! — съ дрожью въ сердцѣ  подумалъ Фуксъ. Онъ уже почти доползъ до края воронки, остались еще какiе-нибудь полметра.  И тогда онъ увидитъ, что творится тамъ наверху. По звуку пуль  и по свисту снарядовъ Фуксъ опредѣлил, что стреляютъ  откуда то справа налѣво. Но вотъ, его голова показалась надъ краемъ и въ это время его оглушилъ страшный скрежетъ желѣза и громкій разрывъ справа. Вжавъ голову въ плечи, Фуксъ посмотрѣлъ направо. Въ каком-нибудь полметрѣ отъ него онъ увидел грязное дно приближающагося танка, который, какъ допотопное животное, глубоко вжимая разрыхленную землю своими гусеницами, шелъ на него.

Фуксъ закричалъ. Инстинктивно поднесъ ладони къ лицу и потерявъ опору, какъ мѣшокъ покатился обратно въ воронку, потерявъ сознаніе. Майоръ не чувствовал, какъ танкъ, должно быть получивший снарядъ, наклонился набок и грузно, давя все на пути, своей пятидесятитонной громадой свалился  на безчувственное тѣло Фукса. Надъ воронкой торчали гусеницы, а надъ раздавлѣннымъ телом съ блѣдной обезображенной головой, того, который мечталъ о полковничьих погонахъ, и кто носилъ чинъ фельдъ-майора, виднѣлся залѣпленный грязью рисунокъ гальскаго пѣтуха. Но его уже не видѣли мертвые глаза Фукса.

. . . . . . . . . .

Майоръ Уитлей съ любопытствомъ наблюдалъ за слаженной работой маленькаго экипажа танка и совершенно не замѣтилъ, какъ о броню его начали щелкать пули. Взглянувъ въ бойницу, Уитлей увидѣлъ, что танкъ выѣхалъ на высокій гребень холма, что уже давно надъ забронированными стѣнками танка взошло солнце.

Съ холма было видно, какъ налѣво, широкимъ фронтомъ, движутся подъ завѣсой желтой пыли нѣсколько десятковъ броневыхъ машинъ.

— Это противникъ? — повернувъ голову къ командиру танка, спросилъ Уитлей.

Французскій капитанъ, вмѣсто отвѣта молча наклонилъ голову.

— Кажется, будетъ жарко! — съ усмѣшкой сказалъ Уитлей и его загорѣлое лицо стало строгимъ, словно вылитымъ изъ металла.

Совсѣмъ недалеко медленно идетъ колонна танковъ врага. Сейчасъ она хорошо видна майору и онъ насчиталъ въ ней 43 машины. Дальше за пологимъ валомъ возвышались башни танковъ другой колонны.

Майоръ оглядывалъ мѣстность. Бугры, поросшіе рѣдкими, чахлыми кустами, глубокія котловины, остатки лѣса, снесеннаго артиллерійскимъ огнемъ и какія-то желтыя, должно быть, песчаныя, полосы.

Французскихъ частей не видно. Только откуда-то съ самаго крайняго фланга, бьетъ артиллерія и трещатъ пулеметы.

«Если колонна танка зайдетъ во флангъ, — мелькаетъ мысль въ голодѣ майора Уитлея, — будетъ жарко!»

— Если выбросить впередъ нашъ второй полкъ и приданныя къ нему пушки и открыть огонь по танкамъ нѣмцевъ, они немедленно повернуть со своего пути сюда! Вотъ такимъ образомъ мы можемъ сорвать всю ихъ группировку и всѣ ихъ планы! — думаетъ майоръ и сейчасъ же дѣлится своими мыслями съ командиромъ танка.

Французу нравится эта мысль и онъ сейчасъ же отдаетъ приказанія по радіо, находящейся въ его распоряженіе ротѣ пѣхоты занять оборонную позицію, которая великолѣпно видна съ холма. Затѣмъ онъ приказываетъ восьми танкамъ и двумъ орудіямъ его эскадрона выброситься впередъ до крайнихъ бугровъ и оттуда открытъ огонь по пѣхотѣ непріятеля, идущей подъ прикрытіемъ танковъ.

— Думаю, что руководить боемъ будетъ лучше, если мы вылѣземъ изъ танка, — говоритъ французъ послѣ того, какъ его приказаніе было передано. — Я думаю сейчасъ послать мой танкъ въ штабъ съ донесеніемъ.

— Пожалуй, будетъ лучше,—отвѣтилъ майоръ Уитлей, вылѣзая изъ танка, люкъ котораго былъ уже открытъ.

Вбѣжавъ на вершину холма, майоръ Уитлей удобно расположился среди колючихъ кустовъ. Скоро къ нему присоединился капитанъ командиръ танка, а внизу, на склонѣ, защищенномъ отъ пуль, радіо-телеграфистъ съ переносной станціей.

Майору было видно очень хорошо, какъ проскакиваютъ ложбинкой по высокой и желтой осенней, густой травѣ, танки съ пушками на прицѣпѣ. Какъ командиры выбѣгаютъ и выбираютъ позиціи. Гдѣ-то позади, на буграхъ должно быть, расположилась цѣпью пѣхота. Пристально, разглядывая въ бинокль, майоръ не сразу обнаружилъ ея точное мѣстонахожденiе.

Нѣмцы подходила все ближе и ближе. Сквозь облака пыли зловѣще пылалъ рыжій дискъ солнца. Въ небѣ гудятъ чъи-то аэропланы. Въ бинокль видно, какъ за хвостами ихъ полощутся въ воздухѣ антенны.

— Нагадятъ они намъ! Хорошо-бы сюда зенитную батарею! — думаетъ майоръ, и невольно осматривается.

Спиралью аэропланъ спускается ниже. На его крыльяхъ и фюзиляжѣ теперь ясно видны черные кресты и знакъ гакенкрейца. Но вотъ самолетъ, чѣмъ то напуганный, вдругъ взвивается вверхъ и уходитъ на лѣвый флангъ, гдѣ рѣзко пикируетъ и вновь круто взмывается кверху. Внизу подъ нимъ, на землѣ, виденъ рѣзкій блескъ пламени, и желтые клубы дыма.

— Показываетъ цѣль своимъ, — говоритъ майоръ капитану. — Ужъ не обнаружилъ ли онъ батарею? Если такъ, то нѣмецкіе танки могутъ свернуть туда. А что тогда будеть? съ нашими танками и орудіями? Почему они молчатъ ?

— Я самъ удивляюсь, — отвѣчаетъ капитанъ и повернувшись внизъ кричитъ радіо-телеграфисту: — соединитесь съ батареей и танками, отправленными съ заданиемъ, чтобы они немедленно открывали огонь.

Словно отвѣчая своему командиру, начинаютъ гремѣть пушки танковъ. Изъ стволовъ орудій вылетаютъ длиннные столбики пламени. Въ униссонъ имъ начинаетъ бить батарея. Ея снаряды падаютъ и рвутся прямо у нѣмецкихъ машинъ съ пѣхотой, слѣдующихъ приблизительно въ полукилометрѣ отъ танковъ противника. Уитлей взмахиваетъ рукой съ биноклемъ, охваченный чисто спортивнымъ порывомъ и громко кричитъ:

— Давай! Давай! Разстрѣливай!

Онъ видитъ какъ вражескіе танки съ ходу развертываются и идутъ въ атаку на французскіе танки и пушки. Группа танковъ отдѣляется отъ колонны и идетъ влѣво. Остальныя же идутъ прямо, то ныряя во впадины, то вновь вылѣзая изъ воронокъ. Нѣмецкіе танки ведутъ огонь. Снаряды рвутся на буграхъ, вздымая песокъ и пыль.

Внизу, подъ холмомъ, съ котораго наблюдаетъ майоръ Уитлей, останавливается маленькій танкъ. Изъ него вылѣзаютъ нѣсколько человѣкъ. Около майора появляется, пригибаясь къ землѣ, фигура полковника начальника штаба. Ему вполголоса докладываетъ капитанъ объ отданныхъ распоряженіяхъ. Майоръ Уитлей слышитъ четкiя и спокойныя слова.

— Мое рѣшеніе — сбить подготовку врага. Сейчасъ колонна танковъ уже разорвана. Они потеряли общее руководство.

— Правильно! Капитанъ, — говоритъ полковникъ. — Сейчасъ подойдутъ къ вамъ вызванные мною танки и пушки, а за ними и пѣхота. Нужно любыми жертвами удержать позицію.

— Если все будетъ какъ сейчасъ, то нѣмцамъ врядъ-ли удастся прорваться. Единственное, что меня беспокоитъ, это отсутствіе воздушной маскировки. Вѣдь нѣмецкiе аэропланы корректируютъ стрѣльбу, — капитанъ указывай на на лѣвый флангъ, гдѣ кружатся нѣмецкіе аэропланы. — Боюсь, что рано или поздно они накроютъ батарею.

— Похоже, — въ раздумьи отзывается полковникъ. И поспѣшно начинаетъ спускаться внизъ къ танку, бросая на ходу: — сейчасъ я буду тамъ. Желаю успѣха.

Проводивъ полковника до танка и пожавъ ему руку, майоръ Уитлей вновь возращается наверхъ. Укрывшись кустомъ, онъ наблюдаетъ въ бинокль за боемъ. Отдѣлившиеся отъ колонны, танки нѣмцевъ уходятъ далеко — къ обезображенному артиллерійскимъ огнемъ лѣсу. Въ косыхъ лучахъ солнца между стволовъ на мгновенiе появляются какiе-то танки и вновь скрываются изъ вида.

По другимъ танкамъ ураганный огонь ведутъ французскіе танки и батарея.

— Ей-ей, молодцы! — вскрикиваетъ майоръ, взмахивая биноклемъ и вновь впиваясь въ него.

Отъ одного удачнаго попаданія броня нѣмецкаго танка треснула и свернулась бумажнымъ листомъ. Изъ середины его выбросилось пламя и танкъ запылал.

Надъ батареей пикируетъ нѣмецкій аэропланъ. Разрывы бомбъ вздымаютъ черныя облака земли.

Развѣявшійся дымъ открываетъ уцѣлѣвшую французскую батарею.

— Давай! Давай! — кричитъ съ азартомъ майоръ, не слыша своего голоса.

Въ лощинахъ и на буграхъ пылаетъ уже не одинъ нѣмецкій танкъ. Зловѣщіе столбы дыма поднимаются въ небо. Воздухъ содрогается отъ грохота разрывовъ, отъ гула орудійнаго боя. Глаза майора Уитлея блестятъ. По всему тѣлу бѣжитъ жаркая волна нервнаго напряженiя. Его захватываетъ раскрывшаяся передъ глазами картина боя.

Но вотъ снаряды начинаютъ ложиться все ближе и ближе къ наблюдательному холму. Уже свистятъ, вздымая пыль, пули.

— Пора уходить! —- говорить капитанъ майору, и не дождавшись отвѣта, сбѣгаетъ внизъ. Майоръ отползаетъ нѣсколько метровъ назадъ, поднимается и, пригибаясь къ землѣ, бѣжитъ вслѣдъ за капитаномъ. Пробѣжавъ лощинку они вмѣстѣ, запыхавшись, подымаются на слѣдующий холмикъ. Отсюда опять виденъ весь участокъ боя. Налѣво по буграмъ, наскоро вырыты пѣхотой траншеи. Къ нимъ приближаются три нѣмецкихъ танка.

Въ лощинке стоитъ противотанковая батарея. А немного дальше — легкая батарея, которая бьетъ по нѣмецкой пѣхотѣ, черными точками выдѣляющейся на горизонтѣ.

Капитанъ минуту смотритъ въ бинокль, затѣмъ быстро сбѣгаетъ съ бугра къ противотанковымъ орудіямъ.

— Выкатить на открытую позицію, — кричитъ онъ на ходу. — И открыть огонь по танкамъ. Что вы спите, чертъ васъ подери! Быстро! Быстро!

Около орудій засуетились люди. Вотъ они напрягаясь быстро выкатываютъ пушки на бугоръ. И во-время! Еще-бы нѣсколько минутъ и нѣмецкіе танки ворвалась бы въ траншеи. Мгновенно гремятъ выстрѣлы. Но танки, какъ будто не замѣчаютъ ихъ. Вотъ одинъ изъ нихъ уже накрылъ щели траншей. Его гусеницы продавливаютъ бугорки насыпи. Пушки и пулеметы изъ башенъ, не переставая бьютъ, изрыгая огонь и смерть. Оставляя широкій слѣдъ на свѣже-вскопанной землѣ траншеи, танки проходятъ дальше

Надъ травой мгновенно поднимается человѣкъ. Взмахъ руки.

Изъ подъ гусеницы нѣмецкаго танка — пламя и дымъ отъ разрыва ручныхъ гранатъ. Танкъ грузно осѣдаетъ, словно прибитый къ землѣ чьей-то невидимой гигантской рукой.

— Прицѣлъ по остановившемуся танку! — кричитъ усатый сержантъ, около одного изъ противотанковыхъ орудій.

Снарядъ попадаетъ прямо въ башню. Изъ танка хлещетъ пламя.

Бой въ самомъ разгарѣ. Откуда-то сзади начинаютъ бить тяжелыя орудія. Въ линію огня темными силуэтами врѣзаются все новые и новые, идущіе съ запада французскіе танки. Въ интервалахъ ихъ движется перебѣжками пѣхота. Высоко въ небѣ разыгрывается настоящій воздушный бой. Прорывъ нѣмцевъ почти ликвидированъ. Разбитые танки лежатъ молча и неподвижно. Пѣхота подъ прикрытіемъ артиллерійскаго огня начинаетъ отступать.

А передовыя часть французовъ неудержимо стремятся впередъ, поддерживаемыя сотнями танковъ.

Но вотъ изъ-за бугровъ показались густыя цѣпи противника, идущаго въ контръ-атаку. Но тутъ французская артиллерія, подтянутая къ бою, открываетъ частый огонь изъ своихъ батарей, устраивая настоящую огненную завѣсу. Передъ нѣмецкими цѣпями появляется непреодолимая стѣна огня и стали, осыпая нѣмцевъ шрапнелью и осколками гранатъ.

Еще и еще разъ бросаетъ нѣмецкое командованіе цѣпи пѣхоты въ контръ-атаку, но каждый разъ огневая завѣса заставляетъ ихъ сначала останавливаться, топтаться на мѣстѣ и затѣмъ, оставляя убитыхъ и раненыхъ, отходить обратно.

Это было подобно тому, какъ злобно ревущія волны накидываются на гранитный берегъ и неизмѣнно отступаютъ обратно, разбитыя и обезсиленныя.

Прорывъ, такъ тщательно подготовленный и такъ блестяще осуществленный, встрѣтилъ неожиданное сопротивленіе и потерпѣлъ неудачу.

Конецъ.

Примечания

1

Первая часть произведения очевидно представляет собой перелицованный вариант повести Ник.Шпанова "Первый удар". - прим. редактора файла.

(обратно)

2

Описание подготовки артиллерийского удара очевидно заимствовано с перелицовкой из повести Юрия Вебера 1916 г. "Прорыв" (см. антология "Война", 1939) - прим. редактора файла.

(обратно)

3

Герметическое стальное помѣщеніе, въ которомъ путемъ выкачиванія воздуха можетъ быть создано разрѣженіе, соотвѣтствующее опредѣленной высотѣ въ атмосферѣ.

(обратно)

Оглавление

* * *

«ТРИ ПРІЯТЕЛЯ».

РЕКОРДЪ ЛЕЙТЕНАНТА О’КОННЕЛЯ.

АВІАЦІОННЫЙ ПРАЗДНИКЪ.

ОБСТАНОВКА.

ИЗЪ ЗАПИСОКЪ ФЕЛЬДМАЙОРА ФУКСА.

ВЪ ШТАБЪ ГЕН. МАККОЛЬМА.

ЭСКАДРА ОСОБАГО НАЗНАЧЕНІЯ.

ОСОБЕННОСТИ АППАРАТОВЪ ГЕН. МАККОЛЬМА.

ПЕРВАЯ СВОДКА.

ПОЛЕТЪ ШТУРМОВИКОВЪ.

БАЛЛОННОЕ ЗАГРАЖДЕНІЕ.

ПОЛЕТЪ МАКЪ СКОТТА.

ЗАГРАДИТЕЛЬНЫЙ ОГОНЬ.

АТАКА АВТОЖИРОВЪ.

ПОДЗЕМНЫЙ АЭРОДРОМЪ.

ИЗЪ ЗАПИСОКЪ ФЕЛЬДМАЙОРА ФУКСА.

ВОЗДУШНЫЙ БОЙ.

АТАКА ХЕНКЕЛЕЙ И ЮНКЕРСОВЪ.

ГЕНЕРАЛЪ СПЕНСЕРИ СПѢШИТЪ ВЫПОЛНИТЬ ЗАДАЧУ.

ПОСЛѢ ВОЗДУШНАГО БОЯ.

АТАКА МОСКИТНОЙ ДИВИЗІИ.

АВІАЦІОННАЯ ДИВИЗІЯ ПОЛУЧАЕТЪ НАЗНАЧЕНІЕ ВЫСАДИТЬ ДЕСАНТЪ.

НАДЪ НЮРНБЕРГОМЪ И БОМБЕРГОМЪ.

ВТОРОЙ УДАРЪ ПО БРИТАНСКИМЪ ОСТРОВАМЪ.

ВЪ АНГЛІИ НА РАЗСВѢТѢ.

АТАКА ГЕРМАНСКАГО ЦЕППЕЛИНА.

АТАКА ГЛАВНЫХЪ ГЕРМАНСКИХЪ ВОЗДУШЫХЪ СИЛЪ МЕЖДУ ДВУМЯ И ПЯТЬЮ ЧАСАМИ.

ВЪ ГОЛЛАНДІИ.

ВЪ ШТАБѢ АНГЛІЙСКАГО ДЕСАНТА.

ЛУЧШЕ СМЕРТЬ, ЧѢМЪ ПЛѢНЪ.

НА АЭРОДРОМѢ ВЪ ДИЖОНѢ.

ОБСТАНОВКА НА ФРОНТАХЪ ПОСЛЬ ВОЗВРАЩЕНІЯ АНГЛІЙСКОЙ ВОЗДУШНОЙ ЭСКАДРЫ ВЪ ДИЖОНЪ.

СОВѢЩАНІЕ НАЧАЛЬНИКОВЪ ШТАБОВЪ.

ЧТО ДАЛИ ТРИ МѢСЯЦА ВОЙНЫ.

ИЗЪ ЗАПИСОКЪ ФЕЛЬДМАЙОРА ФУКСА.

ЭСКАДРА ВОТАНА.

ПРОРЫВЪ ФРОНТА У ГОРЫ РОЗАНДО.

Д. 143 ГОВОРИТЪ.

ИЗЪ ЗАПИСОКЪ ФЕЛЬДМАЙОРА ФУКСА.

ЛЮДИ СЪ КРАСНЫМИ ПЕТЛИЦАМИ.

ВЪ ШТАБѢ АРТИЛЛЕРІИ.

ДОПРОСЪ ПЕРЕБѢЖЧИКА.

РАБОТА КРОТОВЪ

ЗА ЧЕТЫРЕ ДНЯ ДО ВНЕЗАПНАГО УДАРА.

ВЕСЕЛАЯ ИГРА.

ПОДГОТОВКА УДАРА

НАКАНУНѢ ВНЕЗАПНАГО УДАРА.

ИЗЪ ЗАПИСОКЪ ФЕЛЬДЪМАЙОРА ФУКСА.

ШАРЛОТТА АЙЗЕНШМИДТЪ.

Д — 143 СНОВА ГОВОРИТЪ.

ЭСКАДРА ВОТАНА ЛЕТИТЪ.

ВНЕЗАПНЫЙ УДАРЪ ЭСКАДРЫ ВОТАНА.

ВНЕЗАПНЫЙ АРТИЛЛЕРІЙСКІЙ УДАРЪ

БИТВА СТАЛЬНЫХЪ ЧУДОВИЩЪ.

СМЕРТЬ ФЕЛЬДЪ-МАЙОРА ФУКСА. Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg