«Плач по мечте»

Плач по мечте (fb2) - Плач по мечте 424K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Максимилиан Сергеевич Уваров

Максимилиан Уваров Плач по мечте

========== Глава 1 ==========

Артем шагал по темным зимним улицам в сторону знакомого двора. Идти было трудно. Его слегка покачивало, тяжелая спортивная сумка постоянно сваливалась с плеча, скользкая коричневая жижа хлюпала в старых кроссовках, а на бритую «под ежик» голову сыпал мокрый снег.

Остановившись посреди узкой дорожки, Артем до самого подбородка застегнул молнию на спортивной куртке и, натянув до бровей черную шапку-пидорку, продолжил свой путь.

— С-с-с, — раздался тихий свист из подворотни, — сюда иди, — дорогу Артему перегородили три длинные тени.

Он никого не боялся в своем районе. Более того, весь район боялся его. Артем отхаркнулся, сплюнул вязкую желтую слюну на землю и смело шагнул в подворотню. Он остановился напротив трех таких же, как и он, бритых пацанов и скинул с плеча сумку.

— Псих, епт! Тебя только за смертью посылать! — высокий худой парень зябко поежился, переминаясь с ноги на ногу в грязной луже.

— Шланг, ты зае**л! Мне пришлось через две улицы до магаза пехать. Нашу палатку снесли! — Артем сунул ручки сумки широкоплечему сутулому парню. — Слон, держи. У меня уже плечо отваливается.

— Куда пойдем? — спросил у друзей Шланг.

— К Психу пойдем. И девок позовем. Надо ж Кудрявого поддержать. Мы ж друганы его, — ответил Слон, кивнув в сторону третьего парня.

— Ко мне нельзя. Тетка хахаля привела. Сказала, чтоб гулял подольше, — мотнул головой Артем, — у Слона тоже нельзя. У него бабка лежачая. От нее ссаньем воняет. У Кудрявого вообще общежитие, а не хата.

— Ко мне тоже не катит. Родственники приехали с Ростова, — почесал затылок Шланг, — ну чо, пацаны? Пошли, как обычно, под грибок?

Уже через полчаса на детской площадке слышался женский смех и громко играла попсовая музыка. Компания из четырех подвыпивших парней и двух размалеванных девиц сидела под деревянным грибом в песочнице и, не обращая внимания на неодобрительные взгляды случайных прохожих, пила пиво и развлекалась. Девушки громко смеялись, сидя на коленях Шланга и Психа. Парни потягивали пиво из бутылок и вели «светскую беседу».

— Кудрявый ты не раскисай! — Артем лихо открыл очередную банку с пивом. — Подумаешь, баба тебя бросила! Да она еще локти себе кусать будет! Дура!

— Прикиньте, братаны, она меня на художника променяла! — Кудрявый зло швырнул пустую банку в песочницу. — Типа он романтик и всякое такое. А я чо, не романтик? Да я ей такую лягуху на день рождения из пивных крышек сделал! Еще и краску зеленую из магазина спи*дил, чтоб покрасить. И все для этой шалавы!

— Все бабы — сучки! — Артем пьяно икнул. — Им романтику подавай, бабла побольше и этого еще… как его…

— Х** большой? — подсказал Шланг.

— Да не… Хотя х** тоже. А вообще, я коня имел в виду, — многозначительно поднял палец вверх Артем.

— А конь им за каким? — не понял ход мыслей Артема Кудрявый.

— Ну как… — задумался Артем, — чтоб… Они ж вечно про принца на белом коне говорят. Откуда я знаю, зачем им конь. Вот поэтому и говорю: сучки они.

— О, пацаны, глядите, кто к нам топает! — Шланг толкнул Артема плечом. — Дед е**нутый с двадцать шестой. Говорят, он с ума сбрендил и разную х**ню несет.

— С-с-с… — свистнул вслед старику Слон, — где ты свои сокровища прячешь? Дед? Да куда ты так побег-то? С-с-с… — и компания дружно загоготала, глядя вслед старику с палочкой.

Старика звали Иосиф Линдерман. Никто точно не знал, сколько ему лет и чем он занимался раньше. Старик переехал в дом сорок семь на Песчаной улице лет пятнадцать-двадцать назад. Ходили слухи, что старик миллионер и что в его квартире спрятаны сокровища. Сам Линдерман не был похож на миллионера. Зимой и летом он ходил в старом черном пальто, в его руках была трость с обычным деревянным наконечником, а на длинном крючковатом носу сидели огромные роговые очки, перемотанные на переносице синей изолентой. Старика считали городским сумасшедшим. Он часто ходил по улицам, тихо разговаривая с невидимыми собеседниками, шарахался от прохожих и грозно стучал палкой по асфальту. Его не любили и побаивались. Единственной, кто еще как-то с ним общался, была его соседка по лестничной клетке Светлана.

Линдерман жил в квартире на последнем этаже сталинской высотки один. Жилые помещения в этом доме стоили дорого, и, узнав про одинокого старика, риелторы частенько наведывались к нему с «выгодными» предложениями о покупке квартиры. Но старый еврей, видимо, еще не до конца лишился ума, и дельцы уходили от него ни с чем.

— Пацаны, слушьте! — вдруг оживился Кудрявый. — А что, если мы зайдем в гости к еврею, пока он утопал куда-то? Говорят, у него золота и бриллиантов припрятано немеряно! А чо?! Хорошая идея, мужики! Прикиньте! Мы найдем сокровища, я куплю машину. Алка выходит из подъезда, а я такой мимо него на черном мерине еду и ноль внимания на эту курву!

— А чо бы не сходить? — поддержал его Шланг. — А ну-ка брысь! — кинул он девице, сидящей у него на коленях. — Сейчас мужской базар начнется. Сдрысните отседа!

— Я замок на раз вскрою, — сказал Слон, когда девушки гордо покинули детскую площадку, состроив обиженные мины, — ножичком поддену, и все.

— Отлично, — хлопнул его по плечу Шланг, — Кудрявый — на шухере. Мы с Психом и Слоном в хату шмон наводить. Если у еврея и правда водится золотишко, то мы его найдем. Не зря же про него слухи ходят.

— Так про дом этот тоже байки разные рассказывают, — засомневался Артем, — про привидений всяких и про черные дыры. Нельзя всему верить. Может, и нет там у него ничего.

— Так если ничо не найдем, так и уйдем, — кивнул ему Слон, — так что, Псих? Ты с нами?

Про дом и правда говорили всякое. Построили его задолго до войны. Большие и престижные квартиры отдали генеральским семьям и семьям приближенных к власти. А вот квартиры попроще заняла их прислуга. Во время войны в дом попала бомба и разворотила его точно посредине. Восстанавливали дом уже после войны пленные немцы. Говорили, что немцев особо не жалели и позже под домом находили их трупы. Местная легенда гласила, что ночью по темным лестничным клеткам до сих пор ходят души покойных немцев, тихо переговариваясь по-немецки.

Во мраке маленькой квартиры на последнем этаже слышались шаги и негромкая возня.

— Твою ж мать… — выругался Артем, больно приложившись коленом о небольшую тумбу. — Хоть бы фонарик включили, — он на ощупь передвигался по квартире старика.

— Тихо, Псих! Нам еще ментов тут не хватало. Вдруг соседи свет увидят? Квартира-то угловая, — шикнул на Артема Шланг.

— Ладно! Ты тут полазай, а я гляну вон там, в шкафу! — и Артем потянул на себя тяжелую дверь старого шкафа.

Там воняло сыростью и сгнившим деревом. Раздвинув вешалки со старой одеждой, Артем не нащупал задней стены. Откуда-то сбоку шел свет и дул легкий ветерок. Артем шагнул вперед и тут же споткнулся об лежавшую на полу доску.

— Чтоб тебя, — громко выругался он и, по инерции сделав еще один шаг вперед, упал на колени, — что за нафиг? — Артем вынул телефон и посветил перед собой.

Перед ним была еще одна комната. С левой стороны виднелся проем окна без стекол, из которого шел яркий свет. Артем поднялся на ноги и прошелся по настеленным доскам. Стены комнаты были обклеены старыми обоями, треснувшими в нескольких местах. Пол был частично провален, и под настеленными на него досками была видна комната внизу. Артем нетвердой походкой прошел к окну и выглянул на улицу.

Знакомый двор был залит ярким солнечным светом. В песочнице копошились дети в смешных белых панамках, по дорожкам ходили мамочки с колясками, а вдоль дома ездили старые машины. Весь двор был наполнен щебетом птиц и запахами проснувшейся весенней природы.

— Что за нах? — пробормотал Артем. Он удивленно смотрел на улицу, и его почему-то мутило. — Сука! Водка паленая была, — сказал он, покачнувшись, и его вывернуло в угол на уцелевший кусок пола.

Артем вытер рукавом куртки грязный рот и, пошатываясь, пошел обратно. В той стороне, откуда он вошел в комнату, стоял точно такой же шкаф с открытыми дверцами. Недолго думая, Артем вошел в него и снова оказался в темной комнате старика. Он замер у открытого шкафа и прислушался. В комнате стояла странная тишина, нарушаемая только тиканьем часов на кухне.

— Эй! Пацаны! — громким шепотом сказал Артем. — Шланг! Слон! Где вы все?

Но ему никто не ответил. Пошарив в темноте руками, Артем уже было направился к выходу, мысленно матеря друзей, бросившись его, когда услышал позвякивание ключей у входной двери.

— Вот б**… — зашипел он и заметался по комнате в поиске убежища. Сбив по ходу движения стул и больно ударившись лбом об полку с книгами, он наконец спрятался в нишу между шкафом и стеной. В этот момент входная дверь хлопнула, и из коридора раздался голос старика.

— Ай вей, Иосиф! Ты стал совсем старик! Память тебя покинула в самый неподходяшший момент.

Послышались шаги и стук палки по полу. Под потолком вспыхнула старая люстра, на минуту ослепив Артема. Тот инстинктивно поднял руку вверх и, ударившись локтем о стену, громко заматерился.

— Эй! Мэшугэнэр! Выходи! Я милицию вызываю! — крикнул старик и несколько раз ударил по столу набалдашником палки.

Артем не стал больше прятаться. Да и чего ему было бояться? Дряхлого старика с клюшкой? Артем точно помнил, что видел на тумбе в коридоре старый телефон с проводами и диском вместо кнопок. Пока дед дотопает до него и вызовет полицию, он, Артем, даже в полупьяном состоянии успеет добежать до входной двери.

— Слышь, дед! — Артем вышел на середину комнаты, прикрывая рукой глаза от света. — Ты не кипишуй. Давай бабло выкладывай, а то свое «вей» сказать не успеешь, как я тебе твои тухлые кишки выпущу! — и он вынул из кармана небольшой складной нож.

Артем был зол. Он злился на тошноту и страшную головную боль, на толстую продавщицу в магазине, которая продала ему паленую водку, на Кудрявого, который не предупредил его о возвращении деда, на друзей, бросивших его. И особенно его злил этот старый и седой еврей в вязаной серой кофте и обрезанных валенках вместо тапочек.

— Молодой человек… — старик покачал головой, — я старый больной еврей. У меня за душой только три червонца пенсии и эта квартира. И ви мине угрожаете этим режиком? Я нищ, как церковная мышь! Что вы тут хотели найти? Золото и бриллианты?

— Ага! Нищий он, — хмыкнул Артем, — а сам вон ремонт затеял.

— О каком ремонте идет речь? — старик удивленно вскинул седые брови.

— Да там вон, — Артем кивнул головой в сторону шкафа и тут же поморщился от боли, — еще одну квартиру прикупил и решил объединить со своей? Нищий он…

Старик побледнел, нащупал рукой позади себя стул и тяжело плюхнулся на него.

— Неужели ви нашли его? — прошептал он. — Шо ви там исчо видели?

— Слушай, дед! Не подумай, что я такой же чокнутый, как ты. Просто водка паленая была. Вот и привиделось, — ответил Артем. Почувствовав, что опасности нет, он спрятал нож в карман и уселся в большое кресло напротив старика.

— Так шо там было? — не унимался Линдерман.

— Да двор вроде наш был, но как будто весна, а не зима, как сейчас. И тетки с такими странными колясками с большими колесами. Дети в этих… панамках белых. И машины старинные. Не современные.

— Неужели это именно ви? — всплеснул руками старик, но Артем его уже не слышал. Он пьяно храпел, раскинувшись на большом и очень удобном кресле.

========== Глава 2 ==========

Артем проснулся от свиста закипевшего чайника и веселого голоса диктора по радио:

— Вы слушаете радио «Маяк»…

Он открыл глаза и обнаружил себя в незнакомой комнате, сидящим на огромном кресле. Его ноги лежали на стуле, а сам он был заботливо укрыт стареньким пледом. Таким же пледом была застелена кровать, стоящая у окна. На стенах висели полки с книгами, в углу стоял огромный старый шкаф, рядом с ним притулился кособокий комод. Артем снял ноги со стула, брезгливо скинул с себя плед, пахнущий пылью и старостью, и, морщась от головной боли, пошлепал в кухню.

Старик суетился возле кухонного стола, нарезая на тарелку с синей надписью «Моспищепром» белый хлеб. Пахло дешевым чаем, прогорклым маслом и селедкой.

— Однако, ви ранняя пташка, молодой человек, — в седой бороде старика блеснул железный зуб.

— Сон алкоголика глубок, но недолог, — буркнул Артем, с осторожностью садясь на колченогую табуретку.

— А к чему пить? Тем более в таком субтильном возрасте? Випейте со мной чаю. И откушайте бутербродов с селедошным маслом. Конечно, это не форшмак, который готовила моя Розочка, но вполне съедобно, — старик поставил на стол чашку и налил в нее жидкий чай.

— Дед, мне б пивка, — Артем поморщился и потер рукой длинный шрам на голове.

— Пива не держим, — ответил старик, — а откуда, позвольте узнать, такие жуткие линии на вашей светлой голове? — старик надел на нос роговые очки и подслеповато прищурился, пытаясь разглядеть шрам.

— Авария, — коротко ответил Артем, — я даже помер на несколько минут. Клиническая смерть называется. Потом еще в коме лежал.

— Хм… — нахмурился старик, — сам пережил киническую смерть. Еще в шестидесятом. Тогда политика партии была расселить коммуналки. Вот меня на стройке балкой и придавило. Ви угосчайтесь, — старик придвинул ближе к Артему стеклянную банку с подозрительной серой пастой.

— Я еще и в психушке лежал, — гордо продолжил разговор Артем, намазывая на хлеб селедочное масло, — во… видал? — он протянул руку, на которой синела корявая татуировка «1408». — Сам колол. Это дата, когда я с родителями в аварию попал. С тех пор меня Психом стали звать.

— Хах! — засмеялся дед. — Таки я угадал. Мэшугэнэр! Я вас вчера Психом и назвал. А как вас в миру величают? — спросил он у Артема.

— Артем, — ответил тот и зачем-то добавил: — Сергеевич.

— Иосиф Михалыч, — старик приподнял на голове невидимую шляпу, — очень приятно, Артем Сергеевич.

— Не, я тебя дедом называть буду, — махнул рукой Артем. — Все эти Иоси-Хероси долго. А скажи мне, дед… Я пока спал, ты мог спокойно ментов вызвать, а не вызвал. И счас меня вон чаем поишь. С чего это? — подозрительно сощурил глаза Артем.

— Ви избранный, Артем Сергеевич! Уж не знаю, почему оно выбрало именно вас. Прошлое странная весчь, — старик задумчиво поскреб ногтем бороду.

— Вот правильно народ говорит, что ты в маразм впал, — хмыкнул Артем, — и чо я тут сижу и слушаю бред старого жида? — он поднялся и, найдя глазами на вешалке в коридоре свою черную куртку, шагнул по направлению к входной двери.

— Погодите! Артем… Сергеевич… — старик схватил его за рукав, — ви пришли сюда за богатствами старого еврея? Таки я вам их дам. Почти безвозмездно.

— Даром? Это с какой такого хера? — Артем вырвался из рук старика.

— Будет одно условие. Только одно… Ви должны навешшать меня. В любое время, — в глазах старика было отчаяние и мольба. Казалось, еще секунда — и из выцветших карих глаз потекут слезы.

— Ладно… Ладно тебе, дед… — Артему стало его жалко, и он снова плюхнулся на покачнувшуюся табуретку, — буду я к тебе ходить. Если ты и правда богат, как говорят люди, то я даже готов слушать твой бред. Только скажи мне, что это за богатства? Золото? Бриллианты?

— Лучше, Артем Сергеевич! Намного лучше. Поверьте старому еврею, — и старик серьезно посмотрел Артему в глаза.

Артем выполнил свою часть договора. Каждый день, воровато оглядываясь по сторонам, он приходил к Линдерману. Ему не хотелось, чтобы его дружки или просто знакомые случайно увидели, как он идет к старику. Первое время он молча сидел на колченогой табуретке и без особого интереса слушал рассказы старика о жизни в Советском Союзе. О комсомольских стройках, о пятилетках и победном марше пролетариата. Все эти рассказы были для него странными, а жизнь, о которой говорил старик, далекой, как ледниковый период. Со временем он стал замечать, что идет к Линдерману с удовольствием. Он стал с интересом слушать рассказы старика, смотреть старые фотографии и вырезки из газет.

После работы он стал забегать в эконом-универсам и брать там дешевые сладости. Старик с благодарностью принимал гостинцы, и они пили на кухне жидкий чай под тихо бурчание приемника на стене и бой часов с кукушкой.

— Вот скажите мне, Артем Сергеевич, почему ви так не любите евреев? — они сидели за столом и пили чай с вафельным тортом.

— Лично я или вообще? — Артем отхлебнул из чашки чай и откусил кусок вафельной палочки.

— Вообче, — кивнул старик.

— А хер его знает. Так принято. Если ты жид, значит, тебя не любят, — Артем равнодушно пожал плечами.

— Жид… Люди даже не знают, откуда пошло это слово. Они думают, что, назвав меня «жидом», они меня обижают. «Иуден», «Джуден». Так раньше нас называли. Отсюда и пошло жид. Еще есть обидное «пархатый». Слышали? — вопросительно поднял брови старик.

— Слышал. Так на митинге говорили, — кивнул Артем.

— На митинге? — старик отставил чашку с чаем и внимательно посмотрел на Артема. — Ну-ка, расскажите, шо там на митинге была за беседа?

— В общем… говорили, что в России должны жить только русские. Что наша нация самая сильная и могущественная. Что всех этих… как их… иноверцев нужно гнать из России поганой метлой, — Артем подмигнул старику, — а ты думал, что я тока пиво пью да с пацанами семки лузгаю?

— Вай ме… — покачал головой старик, — это кто ж такое в ваши юные головы сеет?

— Там главный был. Настоящий мужик, скажу тебе. Имя не помню. Фамилию тока: Лимонов. Он много интересного рассказывал. И говорил все правильно. Что в России не место черножопым и пидорам всяким, — гордо завершил свою речь Артем.

— Лимонов… Эх, Артем Сергеевич! Дам я вам книжицу одну, уж не поленитесь, прочитайте. Ее как раз написал Эдуард Лимонов. Эдичка… А все эти лозунги были придуманы намного раньше. Только говорил их не старый гомосексуалист Лимонов, а вождь Вермахта. Почти слово в слово, — старик зашаркал валенками по полу в сторону полки с книгами, — а вот скажите мне, Артем Сергеевич, ви русский? — спросил старик, садясь на свое место и кладя перед Артемом тонкую книжку в пестрой обложке.

— А то! — кивнул Артем. — Мать русская, отец тоже.

— А я бы усомнился в этом. Судя по вашим чертам лица, в вас течет голубая кровь, — закончил изучать лицо Артема старик.

— Знаешь, чо я тебе могу за голубую кровь сделать? — нахмурился Артем и сжал кулаки. — Да иди ты… знаешь куда?

— Погодите! Не сердитесь на старого еврея. Голубая кровь — значит благородная кровь. Возможно, у вас она дворянская и, скорее, немецкая или австрийская, — закончил свою мысль старик.

— Да ладно… — удивился Артем и пошел в коридор к большому зеркалу, висящему на стене.

Из мутного желтоватого от старости стекла на Артема смотрел светловолосый парень с тонким длинным носом, мягкими четко очерченными губами и серыми глазами. Из-за того, что глаза были глубоко посажены, взгляд их казался тяжелым и немного циничным.

— Если бы ви отрастили волосы, то вполне могли сойти за молодого немецкого аристократа, — улыбнулся ему в зеркало старик.

— Волосняк тока пидоры отращивают, — нахмурил брови Артем. Старик сипло засмеялся и, закашлявшись, оперся рукой о стену. — Дед, ты чего? Может, лекарства какие дать или помочь чем еще? — Артем подхватил его под руку и посадил на табурет в кухне.

— У меня очень мало времени. И да… мне очень нужна ваша помосчь, Темочка, — сказал старик, отдышавшись, — сейчас ви идите домой. Мне нужно отдохнуть, а завтра, обесчайте мне, что пойдете в шкаф, выйдете там на улицу и у первого встречного прохожего спросите, какой сегодня день, месяц и год. Обесчаете? — Линдерман с надеждой посмотрел Артему в глаза.

— Обещаю, — кивнул тот старику.

========== Глава 3 ==========

Артем выглянул из-за угла арки, осматривая знакомый двор. Все было спокойно: по дорожке пробежала девушка, перепрыгивая грязные лужи, мамаша тащила за руку загулявшегося пацана лет десяти, возле подъезда мужчина копался под капотом машины. Артем пропустил скорую, въехавшую во двор, и шагнул из подворотни на дорожку, ведущую к подъезду Линдермана.

— Шц… Псих, — окликнул его знакомый голос.

— Здорово, пацаны, — натянуто улыбнулся Артем, делая вид, что рад появлению друзей. Он поздоровался с каждым за руку, спрятав за спиной пакет с печеньем и конфетами.

— Тут до нас слушок дошел, что ты в пионэры записался, — Шланг брезгливо цикнул слюной между зубов.

— Не в пионеры, Шланг. В тимуровцы, — поправил его Слон.

— Один хер, — махнул рукой Шланг.

— Да никуда я не записался, — отмахнулся Артем, — я деда окучиваю. Он мне обещался наследство оставить. Мне просто нужно за ним ухаживать, пока не помрет, — Артем с трудом себя сдерживал. Он злился на друзей за их догадки, на себя за вранье, на мокрый снег и на яркие фары скорой, слепившие глаза.

— Так поторопись, — гоготнул Шланг, — к твоему еврею скорая приехала. Говорят, его соседка нашла на лестничной клетке. Он вышел за газетой и прям там и навернулся. Так что считай, наследство у тебя в кармане.

Но Артем его уже не слушал. Растолкав плечами друзей, он опрометью кинулся к подъезду. Влетев по лестнице на знакомый этаж, Артем в дверях столкнулся с врачом, выходившим из квартиры старика.

— Как он? — тяжело выдохнул Артем.

— Родственник? — нахмурился врач. Артем коротко кивнул. — Готовьтесь, — врач похлопал Артема по плечу, — я там на тумбочке оставил рецепт. Ну и желательно, покой и хорошее питание.

В комнате пахло спиртом и лекарствами. Старик лежал на кровати. Его лицо было серовато-желтого цвета, словно вылепленное из воска. Глаза были закрыты. Артем остановился у кровати, прислушиваясь к тяжелому дыханию старика.

— Дед, — Артем сел на свободный край и потрогал стрика за плечо. Тот приоткрыл мутные глаза и слабо улыбнулся, — дед, ты чего это помирать вздумал? Ты мне еще столько не рассказал. Про селедку под шубой на Первое мая. Про демонстрации. Про то, как на комсомольской стройке был.

— Я не мог помереть, не открыв тебе всего, — тихо прошептал старик.

— Не, дед, не сейчас. Я быстро за лекарствами сбегаю. Ты пока отдохни, а я приду, и мы будем пить чай, — суетился возле кровати Артем, то поправляя подушку под головой старика, то укрывая его одеялом.

— У меня мало времени, сынок, — последнее слово старик сказал особенно тепло, — ты должен пойти в шкаф. Сейчас. Незамедлительно. Там должна быть дверь. Спустишься по лестнице вниз и спросишь у любого прохожего, который сегодня день. Точную дату спросишь. День, месяц и год. Это очень важно.

— Дед… — хотел было возразить Артем, но старик остановил его легким касанием руки.

— Выполни просьбу сумасшедшего еврея. И возвращайся, — старик устало прикрыл глаза.

Артем вздохнул, накинул на плечи сброшенную куртку и шагнул в сторону шкафа.

В странной комнате с обшарпанными обоями ничего не изменилось. Из оконного проема все так же светило солнце. На улице в песочнице копошились дети в смешных панамах. По тротуарам разгуливали молодые мамаши в разноцветных ситцевых платьях. Большая черная машина проехала вдоль дома, громко гудя мотором и выпуская из себя клубы сизого дыма.

Артем подошел к двери, ведущей на лестницу, и с удивлением заметил, что в углу, куда его в прошлый раз стошнило, было чисто. Он спустился по темной сырой лестнице вниз и толкнул перекошенную входную дверь.

Артема обдало летним жаром, и в нос ударил запах раскаленного солнцем камня и цветущих деревьев. Ему наперерез шел толстый мужичок. На нем была белая рубаха размахайка, военные штаны-галифе и кирзовые сапоги. На его голове красовалась кепка, которую он периодически снимал, протирая платком мокрую от пота лысину. В руке мужчина держал худой потертый портфель.

— Слышь, мужик, — начал Артем. Мужчина остановился и снова снял кепку.

— Чем могу, товарищ? — толстяк внимательно посмотрел на Артема и, протерев платком ободок кепки, надел ее обратно.

— Не подскажешь, какое сегодня число? — Артем расстегнул на себе черную куртку и снял с головы шапку-пидорку.

— Нехорошо, товарищ! — укоризненно покачал головой мужчина. — На дворе трудовой день, а вы пьяный по улицам ходите. За тунеядство вас там где надо, — он ткнул пальцем куда-то в небо, — по голове не погладят.

— Слушай, товарищ дорогой, — Артем насупил брови, — я просто выполняю просьбу умирающего старика. И мне нужно, чтобы ты сказал мне число.

— Двадцать четвертое мая, — толстяк на всякий случай сделал шаг назад.

— А год. Год какой? — Артем удивленно огляделся по сторонам. Толстяк не врал. Это был явно май, жаркий и цветущий.

— Ну, знаете ли… — начал было мужчина очередную речь, но Артем сделал шаг в его сторону и сжал кулаки, — сорок шестой. Тысяча девятьсот сорок шестой.

— Нихрена тебя штырит, мужик! — засмеялся Артем, но осекся. В их сторону шел милиционер. Вернее сказать, это был высокий и молодой мужчина в военной форме, но Артем точно знал, что это именно милиционер. Он поднес к губам руку в белой перчатке, и по улице разнесся громкий свист. — Атас! Легавые! — неожиданно для себя крикнул Артем и быстро юркнул в кривую дверь парадного подъезда.

В комнату старика он вошел запыхавшимся и ошеломленным.

— Это чо было, дед? — спросил он старика, сидящего на кровати. — Там что, съемки фильма какого-то?

— Погоди, сынок, — старик остановил его, подняв руку вверх, — ты помнишь, во сколько вошел в шкаф?

— Помню, — кивнул Артем. Старые часы с разбитым стеклом висели как раз напротив шкафа, — в восемь.

— А сейчас посмотри, сколько время, — хитро улыбнулся старик.

— Пол… Полдевятого? Шутишь, что ли? Я там был максимум десять минут, — Артем удивленно смотрел на часы.

— Запомни, — старик поднял вверх крючковатый палец, — на какое бы время ты ни вошел туда, здесь проходит полчаса. И еще… Как только ты оттуда выходишь, время возвращается. И ты в следующий раз, войдя в шкаф, окажешься в том же числе.

— Я ничего уже не понимаю, — закрутил головой Артем и сел на кресло, — куда я могу войти? Какое время возвращается?

— В этом шкапе — проход между временами. Ты узнал дату? — занервничал старик.

— Этот укуренный толстяк сказал, что сегодня двадцать четвертое мая сорок шестого, — Артем был напряжен. Он понимал, что с ним только что произошло что-то странное и старик знал про это намного больше, чем говорил.

— Елохим адирим! Я знал, что у меня получится! — воскликнул старик и подскочил на кровати.

— Дед, я, конечно, понимаю твою радость… Вернее, я ее не понимаю, но ты не особо прыгай! — Артем уложил его в кровать и накрыл одеялом.

— Сынок… — старик холодной рукой взял его за ворот футболки и потянул на себя, — ты должен ее спасти. Понимаешь? Мою Розочку! Запомни дату: четырнадцатое августа сорок шестого. У тебя будет много времени. Ты можешь заходить в прошлое бесконечное количество раз. Но запомни, сколько бы раз ты ни входил в ту дверь, там будет двадцать четвертое мая сорок шестого. Ты можешь прожить там сколько угодно времени, но когда вернешься сюда, тут пройдет всего полчаса. Это плата за то, что оно тебя пускает. Оно каждый раз отбирает у тебя полчаса жизни, но поверь мне, старому еврею… Это несравнимо с тем, что оно дает.

Дед говорил все тише и тише. Последние слова он уже шептал сквозь сон. Артем взял с тумбочки рецепт, принес с кухни стакан воды, надел куртку и вышел из квартиры Линдермана.

========== Глава 4 ==========

— Я родился в тридцать седьмом в Ростове. Когда случилось быть войне, я был слишком мал. Отец занимал хорошую должность на сталелитейном. Потерял руку в гражданскую, подорвавшись на мине, и был непригоден к военной службе, поэтому на фронт его не взяли. Всю нашу семью эвакуировали в тыл, — старик отхлебнул из чашки горячего чая и откусил кусок печенья. — После войны всей семьей вернулись в Ростов, где я окончил школу и поступил в архитектурный институт. Ми были молоды и верили, что нашими руками будет построено светлое будущее. Еще в институте я начал активно участвовать в комсомольской жизни, и благодаря этому моя карьера таки быстро пошла в гору. В шестьдесят втором я вступил в партию, и меня перевели в столицу. Так в возрасте двадцати восьми лет я оказался тут в качестве ведущего архитектора Гос… Строй… Ай вей, позабил название конторы, — дед шлепнул себя по лбу.

— Так ты типа партийный? — хмыкнул Артем.

— В то время быть партейным значило карьеру и уважение. Для еврея с Ростова это было большой удачей. Мне было тридцать пять, когда случился тот несчастний случай. Я приехал принимать очередной объект. Там еще вовсю шли отделочные работы. Что-то случилось с краном, и длинная бетонная балка полетела точно в меня. Если бы позади меня была стена, то меня раздавило бы, как таракана тапком. К счастью, балка только сильно ударила меня в живот, сломав несколько ребер и устроив мне внутреннее кровотечение. Но она таки меня убила. Я умир на целых пять минут.

Старик снова отхлебнул чай.

— Потом были несколько тяжелых операций и месяци больници. Через год лечения меня отправили для восстановления в ЦКовский санаторий. Он находился в бывшей усадьбе Голицыных. Сейчас это город, а тогда был еще пригородом. Именно там, в заброшенной котельной, я и нашел портал. Он вывел меня в далекий двадцать седьмой год. В свои первие путешествия я просто бродил по поместью князей Голицыных, разглядывая сорванние дорогие обои, разбитую и полусгнившую мебель и осколки когда-то дорогого сервизу. Только на третий или четвертый раз моего посешения прошлого я решился добраться до города, — старик поставил чашку на тумбочку. — Темочка, посмотри там в комоде альбом.

— Дед, не надо меня называть по имени, — нахмурился Артем, — я Псих, понял?

— Молодой человек, — покачал седой головой старик, — ви ж не собака, шоб на клички отзиваться. И не надо стесняться имени, которое вам дано матерью. Принеси мне альбом, Артем.

Артем послушно встал, открыл верхний ящик кривого комода, и на него пахнуло запахом лаванды и столярного клея. Он сразу нашел большой фотоальбом, обшитый синим кожзаменителем. Старик принял из его рук альбом с осторожностью, любовью и нежностью, как принимают новорожденного ребенка.

— Это был сентябрь двадцать седьмого. Было тепло, но шел мелкий дожьдь. Я шел по улицам города, пытаясь узнать знакомые места, и тут я встретил ее… Мою Розочку! Я помню этот момент, как сейчас. На ней было платьице в мелкие синие цветочки, вязаная голубая кофточка и черные туфельки. Она была такой милой и нежьной, как те цветы на ее платье. Она держала в руке большой черный зонт, а второй рукой ловила в воздухе капельки дожьдя с него, — старик грустно улыбнулся, — это была любов с первого взгляда, как в кино. Мы познакомились и провели чудесный вечер, сидя под навесом уличного ресторанчика. Денег у меня не было, но Розочка сказала, что она заплатит, а я ей в следующий раз все отдам. Я понял, что это намек на ишо одну встречу, — Линдерман открыл альбом и достал оттуда наклеенную на картон фотографию с обгрызенными пожелтевшими краями. С нее Артему улыбалась худенькая черноволосая девушка лет двадцати пяти. Она не была красавицей, да и художник, раскрасивший фото, местами перестарался. Красивые полные губы девушки были ярко-красного цвета. Неудачно наложенные тени делали ее и без того длинный нос еще длиннее. Единственным, чего не коснулась рука ретушера, были глаза. Они были огромными и почти черными. Их обрамляли длинные ресницы, загибавшиеся вверх почти до самых бровей. — Правда, она у меня красавица? — улыбнулся старик, любовно глядя на фото. — Знаешь, о чем я жалел всю жизнь? — его крючковатый палец нежно погладил лицо девушки.

— Что ее рядом нет? — предположил Артем.

— Не совсем ее рядом, скорее меня с ней рядом. Нет, не о том я жалею, Темочка. Не о том. Я никогда не видел своего ребенка. Мы поженились через год. Не буду рассказывать, как ее дядька состряпал мне поддельные документы. Как я устроился в строительную артель. Как мы с ней въехали в эту маленькую квартирку. Как нам принесли сюда этот самый шкап и мы немного поругались, потому что не могли решить, куда его поставить, — старик положил фото между страниц альбома, — я не выходил из прошлого полтора года. Я знал, что, если выйду и зайду обратно, она меня не вспомнит. Тогда я уже знал, как устроено прошлое. Но я не знал другого… В тот самый миг, когда в этой самой комнате мой родившийся ребенок сделал первый вдох, прошлое выбросило меня назад. В мое время. И портал для меня закрылся навсегда, — старик закрыл глаза и устало откинулся на подушку.

— Может, ты поспишь, дед? — Артем поправил ему подушку.

— Темочка… Ты себе представить не можешь, как я страдал. Я прочитал кучу литературы про путешествия во времени. В основном это была беллетристика и фантастика. Чистый вымысел. Однажды мне удалось попасть в закрытый зал Ленинской библиотеки, и именно там мне попалась книга французского уфолога Жюва Мотье. Я сразу понял, что он тоже был там… в прошлом. Все то, что он писал, я тоже знал и видел воотчию. Но ему удалось разгадать еще одну из загадок портала. Он появлялся в том месте, где прошлое было изменено. И тут я понял, где именно находится новый открывшийся портал. Он был тут, в этой квартире и я задался целью купить ее. Я уехал на север и проработал там семь лет, в нечеловеческих условиях строя города. Увы… этих денег было мало, и мне пришлось еще несколько лет трудиться на сталелитейном, как и отцу. В результате двадцать лет назад я наконец-таки купил ее, переплатив хозяевам примерно вдвое. Но не это самое страшное. Страшнее было то, что я не нашел тут портал. Я изучил и облазил всю квартиру и даже вызвал рабочих, чтобы они отодвинули от стены шкап, который чудом оставался стоять у стены. Портала не было.

— Так это шкаф Розы? — удивился Артем.

— Верно, — кивнул старик, — когда его отодвинули, я увидел те самые обои, которые сам клеил в далеком двадцать восьмом. Его с тех пор не отодвигали. Да и тогда, когда я искал портал, его с трудом сдвинули пятеро рабочих.

— Так чего дальше было? — Артем от нетерпения заерзал на стуле.

— Я стал искать информацию про Розочку и открыл для себя огромный мир интернета.

— Так ты продвинутый дед? — засмеялся Артем.

— Я узнал, что во время войны в дом попала бомба, но я также узнал, что дом рухнул намного правее нашей квартиры. Жильцы разъехались по друзьям и родственникам. Тех, кому некуда было ехать, переселили во временные бараки. Потом я вычитал про случившийся еврейский погром. Прочитал фамилии погибших, и там… — старик снова закрыл глаза, и по морщинистому желтому лицу потекла слеза, — она погибла в том погроме. Четырнадцатого августа сорок шестого года.

— Дед… ты это… — забеспокоился Артем, — не того, смотри.

— Иди домой, Темочка! Я хочу немножечко побить один, — тихо отозвался старик.

На следующий день старику стало плохо, и Артем снова вызвал скорую. Старик таял на глазах. Его речь стала несвязной. Он практически ничего не ел. Его и без того сиплое дыхание прерывалось тяжелыми приступами кашля. Линдерман смотрел на все вокруг невидящими глазами и реагировал только на приходы Артема, тихо шелестя пересохшими губами слово «сынок». Через неделю Иосифа Линдермана не стало.

Старик позаботился о своих похоронах. В тумбочке лежала книжка на предъявителя с кругленькой суммой и бумага на владение участком на еврейском кладбище. В шкафу висел старый, но чистый и выглаженный костюм.

На похороны старика пришли только Артем и соседка, сердобольная тетя Света. Прощаясь со стариком на старом еврейском кладбище, Артем вложил в его руки потрепанную фотографию, наклеенную на картон. Когда гроб закопали, они с тетей Светой выпили по рюмке водки и закусили ее соленым огурцом.

— Ты зайди в его квартиру. Возьми что-нибудь на память, — сказала Артему женщина.

Артем вошел в знакомый двор, поправил бутылку водки во внутреннем кармане куртки и пошлепал по лужам вдоль дома.

— Эй! Псих! Шц… подь сюда! — услышал он знакомый голос из-под детского гриба. Артем развернулся, подошел к друзьям и сел на мокрую от дождя деревянную скамью. — Ну чо? — начал разговор Шланг. — Дед оставил тебе чего? Или ты за просто так за ним говно убирал?

Артем достал из кармана бутылку, отхлебнул из горла водки и убрал ее обратно.

— Шланг… Хм… А как твое имя, Шланг? — спросил Артем друга.

— Ну, Серега, — удивленно пожал плечами Шланг.

Артем встал со скамьи и повернулся в сторону дороги.

— Не так мы живем, Серега. На клички собачьи откликаемся, — задумчиво сказал Артем, не оборачиваясь, — нельзя стесняться имен, которые нам дали матери, — и с этими словами направился в сторону подъезда.

Он стоял посреди квартиры с открытой бутылкой водки в руках и злился. Он злился на себя, за то, что его жизнь такая серая и унылая. Злился на друзей, которых интересует только бухло и бабы. Злился на старика, за то, что тот бросил его.

Всего за несколько месяцев старик заполнил в душе Артема пустоту. Он приоткрыл перед ним дверь в совершенно другой мир, полный красивых, смелых и целеустремленных людей.

Артем допил последний глоток водки, бросил бутылку на пол, сел на пустую кровать старика и заплакал.

— Чертов старый еврей! Зачем ты тогда не вызвал ментов? Что мне теперь делать? — Артем со злостью бил кулаками в пустую подушку.

От ударов подушка упала на пол. Под ней лежал большой конверт с корявой надписью карандашом: «Артему Сергеевичу Караваеву». В конверте была дарственная на квартиру и маленькая монетка на черной веревке, которую старик всегда носил на шее.

========== Глава 5 ==========

Уже через месяц Артем перетащил свои пожитки в квартиру старика. По дому поползли разные слухи. Кто говорил, что Артем втерся в доверие старика, чтобы тот отписал ему квартиру. Кто утверждал, что он давал и без того безумному старому еврею наркоту, чтобы тот совсем потерял рассудок. А еще поговаривали, что квартира еврея нехорошая. Что в ней водятся привидения и сводят жильцов с ума.

Люди косо смотрела на Артема, но тому было плевать на это. Он ходил на работу, избегая старых друзей и знакомых, а вечерами лежал на кровати старика и смотрел на дверь шкафа.

Нет, он не боялся привидений. Он даже хотел, чтобы старик пришел к нему хотя бы во сне и рассказал все то, что не успел рассказать при жизни. Артем нашел в интернете книгу французского эзотерика и уфолога, про которого говорил когда-то Линдерман, и прочитал ее «от корки до корки». Действительно, в ней было много схожего с рассказами старика, но Артем так и нашел ответа на главный вопрос, который его мучил.

«Дед… Ну почему, дед? — вел он мысленный диалог с другом. — Почему я? Почему именно я и ты? Ведь до меня были люди, которые приходили в твою квартиру. Они ходили по ней, открывали двери, заглядывали в шкаф. Я в этом уверен. Ты надеялся, что кто-нибудь найдет портал. Но почему нашел его именно я? Что нас может объединять? Ты еврей, проживший яркую, полную приключений жизнь. Умный, начитанный. А я дворовый парень, который последнюю книжку прочитал в десять лет. Да, дед… до аварии я много читал, слушал хорошую музыку, ходил в театры и… Погоди-ка! — догадка, как вспышка молнии, озарила его мозг. — Авария! Дед! Я понял. У тебя был несчастный случай, который тебя убил. У меня авария, в которой я умер. Мы оба умерли, но почему-то воскресли. Ты ведь знал это и просто не успел мне сказать. Нас не должно быть в настоящем. И это не прошлое нас пускает. Это нас отпускает настоящее. Мы ему не принадлежим!»

Перед его глазами всплыло довольное лицо старика. Он улыбался, хитро щуря мутные карие глаза, и Артем улыбнулся ему в ответ.

Следующий день был праздничным. Артем помнил рассказы старика про демонстрации и народные гуляния. Действительно, раньше Первое мая был настоящим праздником. Для Артема же майские праздники были всегда всего лишь очередными выходными и еще одним поводом выпить.

Как бы ни старались власти разогнать хмурые тучи над городом, им удалось это сделать всего на несколько часов. Посмотрев по старенькому телевизору демонстрацию, Артем собрался с духом и, глянув на часы, открыл дверь шкафа.

Он прошел по крепким доскам на полу и встал спиной к входной двери. Да, это была та же комната. Только кладовки еще не было. Видимо, ее сделали позже, снеся часть стены, где устроили небольшую темную комнату. А вот шкаф стоял точно на том же месте. Он почти врос в пол, и доски продавились под его тяжестью.

Артем подошел к оконному проему и снова посмотрел вниз. Те же дети, мамочки с колясками, проезжающие машины. Его просто тянуло спуститься вниз и вдохнуть в себя всю эту странную атмосферу. Но Артем не решился на это, а просто вошел в открытые двери шкафа и оказался в комнате старика. Как и говорил Линдерман, прошло ровно полчаса с той минуты, как он вошел в шкаф.

С момента смерти старика прошло сорок дней, но Артем так и не смог выбросить его вещи. Он снял с вешалки и аккуратно сложил в большую коробку две пары старых заштопанных брюк, несколько клетчатых рубашек, шерстяную безрукавку и обрезанные валенки. Белую футболку-поло и зауженные брюки с ровными стрелками Артем отложил на кровать. К ним он положил черные ботинки и, немного подумав, принес из коридора кепку, купленную когда-то на рынке.

Последней Артем вынул из шкафа коробку из-под конфет «Ассорти». В ней аккуратными пачками были сложены большие и замасленные купюры. Деньги были разного номинала. Видимо, старик скупал их у нумизматов для своего приемника. Годы выпуска купюр были разные: от тысяча девятьсот двадцать седьмого до тысяча девятьсот пятидесятого. Артем заглянул в интернет и отложил деньги, которые были в ходу в сорок шестом.

Еще в коробке лежали документы: трудовая книжка И. М. Линдермана, членский партбилет, книжка о присвоении И. М. Линдерману звания ветерана труда и значок ГТО. Значок Артем сразу приколол на отложенную футболку и уселся на кровать, держа в руках пожелтевший листок, сложенный вчетверо. Сквозь тонкую бумагу просвечивались буквы, выбитые печатной машинкой.

«Свидетельство о рождении.

Иосиф Михайлович Линдерман.

14 февраля 19.7 года.

Пол мужской.

Отец: Михаил Осипович Коновал.

Мать: Сара Израилевна Линдерман.

Национальность: еврей.

Место рождения: город Ростов».

Дальше шла синяя печать Ростовского ЗАГСа и размашистая подпись секретаря. Точный год рождения прочитать было невозможно. Третья цифра попадала прямо на сгиб, и на бумаге был виден только ее верхний крючок.

— Та-а-ак… — почесал бритый затылок Артем, — свидетельство о рождении, говоришь? Четырнадцатое февраля, говоришь? А если не тридцать седьмой, а двадцать седьмой? Тогда в сорок шестом, выходит, девятнадцать? Пойдет!

Артем аккуратно сложил в старый кожаный кошелек свидетельство о рождении и сунул туда же несколько купюр. Погладив футболку и брюки, Артем начистил гуталином ботинки, оделся и открыл дверь в шкаф.

Улица встретила его ярким солнечным светом и летним зноем. Вокруг шумела жизнь. Пели птицы, во дворах звучали детские голоса и смех, а издалека доносился звон проезжающего трамвая.

Артем вышел из парадного подъезда, который в его времени был наглухо замурован, и шагнул на тротуар, вымощенный мелкими камнями. Наперерез ему шел все тот же лысый толстяк с портфелем.

— Здравствуйте, товарищ! — Артем чуть приподнял козырек кепки. — Не подскажете, который час?

— И вам здоровья, — толстяк посмотрел на Артема и снял свою кепку, — выходил из дома — было одиннадцать, — мужчина достал носовой платок, вытер мокрую лысину и провел им по внутреннему ободку кепки. — Ну и жара сегодня. Прямо как в июле сорок третьего. Помните? Когда наши под Курском сражались?

— Как такое можно забыть? — улыбнулся ему Артем и, коротко кивнув, направился выше по улице, в сторону арки, ведущей во двор дома.

По другой стороне широкой мощеной дороги шел тот самый милиционер, который в прошлый раз преследовал Артема. Он внимательно посмотрел на крепкого высокого парня, в белой футболке со значком на груди и, не заметив ничего подозрительного, улыбнулся ему и вскинул руку под козырек. Артем в ответ приподнял кепку и кивнул головой.

Двор практически не изменился, только дорожки вместо асфальта были посыпаны мелкой щебенкой, а гриб над песочницей был железный. Артем стоял точно на том месте, где в его времени была лавка, на которой он частенько пил пиво с друзьями.

Дом представлял из себя колодец с двумя арками, расположенными друг напротив друга. Всего в доме было десять подъездов: по два подъезда со стороны арок и по три с других сторон. Бомба попала точно посередине, обрушив одну из арок. Подъезд, где находилась квартира Линдермана, почти не пострадал, но, видимо, взрывом выбило окна и покорежило полы.

— Да-а-а… — услышал Артем женский голос, — взрыв был страшный. Потом еще две недели завалы разбирали и вокруг дома мусор убирали, — рядом с ним стояла женщина лет сорока пяти. На ней было красное платье из атласной ткани с дикими рюшками из тюля, черные туфли на каблуке в виде рюмки и соломенная шляпка с широкими полями. Губы женщины были накрашены яркой красной помадой, а нарисованные карандашом тонкие брови предавали лицу странное удивленное выражение.

— А вы не знаете, куда переселили людей из пострадавших квартир? — спросил ее Артем.

— Та не-е-е, — махнула женщина рукой, — я ж тока в будни прихожу с дитями сидеть, а рвануло, кажись, в субботу.

— А я помню взрыв, — отозвалась молодая женщина с коляской, проходя мимо, — вернее, не сам взрыв, а пожар после него. Мы переждали налет в убежище, а когда тревогу отменили, то кинулись тушить.

— А не знаете, куда переехала Роза Линдерман? — спросил ее Артем.

— Ой, не знаю такой, — пожала плечами женщина, — и фамилия мне незнакомая. Дом большой, всех и не упомнишь. А вообще, все разъехались кто куда до восстановления дома. Кого родственники приютили, кого в общежитие переселили, кого во временные бараки. Вы поспрашайте по соседям. Может, кто и вспомнит вашу Розу.

Артем удивился тому факту, что ему, совершенно незнакомому человеку, открывали двери. И не только открывали, еще и приглашали войти. Артем помнил, как в его времени ему дали задание подписать по подъездам предвыборные бюллетени партии Лимоновцев. Из шести подъездов дома ему открыли двери только три раза, но в квартиры даже не впустили.

Увы… Про Розу Линдерман никто ничего не знал. Только девушка с маленьким ребенком на руках вспомнила, что да, жила тут одна Роза вроде бы, но фамилию она ее не знала.

— Мы общаемся больше подъездами. А жильцы тех подъездов, кто мог знать вашу Розу, переехали. Вы сходите в Управу. Там могут быть какие-то сведения, — посоветовала девушка напоследок.

========== Глава 6 ==========

Улица, знакомая Артему с детства, почти не изменилась. Все те же дома, заборы и деревья в сквере. Ему даже показалось, что старики, играющие на лавочке в шахматы, те же, что и в его времени.

Он свернул в тень сквера и, пройдя его насквозь, вышел на площадь с фонтаном в виде большой бетонной чаши. Мимо него пробежала стайка мальчишек. Двое из них катили впереди себя плоские обручи, еще двое притормозили возле фонтана и начали брызгать водой на парочку проходящих мимо девиц. Те прикрывались от хулиганов зонтиками от солнца и заливисто смеялись.

Артем вышел из сквера и оказался на главной улице. На другой стороне широкой дороги, разрезанной пополам трамвайными путями, он увидел магазин и вспомнил, что с утра так ничего и не ел.

Это была булочная-кондитерская, на вывеске которой красовалась надпись «Стоцкий и Ко». За стеклянной витриной были выставлены несколько сортов хлеба в плетеных корзинах, а на фарфоровых тарелках красовались пирожные.

— Вам что, гражданин? — недружелюбно спросила Артема толстая тетка в белом накрахмаленной переднике.

— Эклеров, что ли, дайте, — задумчиво почесал затылок Артем, держа в руках десятирублевую купюру.

— Эклеров? — продавщица удивленно приподняла тонкие брови. — И сколько ты на червонец собрался их купить?

— А сколько можно? — посмотрел на нее Артем.

— Ты с голодухи совсем, что ли, охренел? — гаркнула на него тетка. — Я счас милицию позову. Хулиганье!

— Да погодите вы орать, — Артем вынул из кармана еще одну купюру. — Я не местный. Я ваших цен не знаю. Чего можно на это вот купить?

— Ромовую бабу, — обижено надула губы продавщица.

Артем вышел из кондитерской, держа в руках бумажную корзиночку, в которой лежала булка. Он присел на низенький железный забор и лизнул языком душистую глазурь. Ромовая баба, которую он ел, сильно отличалась от булок с тем же названием, что он пробовал в своем времени. Пышное тесто было пропитано сиропом с настоящим ромом, изюм был мягким и не хрустел на зубах косточками, а глазурь была нежной и вкусно пахла какао.

Проглотив ромовую бабу, Артем подошел к небольшому фонтанчику, из которого била тонкая струйка воды. Он ополоснул руки, умыл лицо и напоследок, зачерпнув воду, сделал несколько больших глотков.

Районная управа располагалась на углу главной улицы, в двухэтажной деревянной пристройке. Артем шагнул в пахнущий кошачьей мочой предбанник, потом прошел по коридору с дверями, на которых висели таблички с именами замов и завов. Из коридора он попал в небольшую залу. Ее стены были увешаны плакатами и деревянными досками с образцами документов. Посреди залы был деревянный стол с бланками и подставкой, в которой торчали несколько перьевых ручек и стояла баночка с чернилами. Вдоль одной стены шли окна с номерами. Артем шагнул к окну, на котором была вывеска «Справочная». Он снял кепку и сунул голову в дырку.

За столом сидела миловидная девушка. Ее головка была разделена идеальным прямым пробором. Волосы были заплетены в тугие косы, которые загибались вокруг маленьких ушек ровными кольцами.

— Гражданочка, здрасти вам, — сказал девушке Артем, — а не подскажете, где мне инфу узнать насчет переселенных из сорок седьмого с Песчаной.

— Что? — девушка удивленно посмотрела на Артема большими голубыми глазами.

— Говорю, мне нужно узнать, куда человека одного переселили, — уточнил Артем.

— А-а-а… — кивнула девушка, — тетя Клава! — крикнула она куда-то вперед. — Тут до тебя клиент. Пройдите в третье окно, — сказала она Артему, кокетливо улыбнувшись, и поправила ручкой и без того идеальную прическу.

Артем нырнул головой в третье окно, все так же приветливо улыбаясь. Тетя Клава оказалась огромной женщиной с красными волосами, завернутыми на затылке в неаккуратный кукиш. На ней была белая блуза с тонкой лентой под воротничком и блестящей брошью. Женщина недобро зыркнула в сторону приветливой морды Артема и, отвернувшись от окна, уткнулась носом в бумаги.

— Чего надо? — спросила она, не глядя на Артема.

— Мне нужно узнать, куда переселили жильца. Песчаная сорок семь. Квартира двадцать шесть. Роза Линдерман.

— Это в который бомба вдарила в сорок втором? — спросила тетя Клава. — Я тут все дома знаю, товарищ. Линдерман вам кем приходится? — она надела на толстый рыхлый нос очки и с подозрением посмотрела на Артема.

— Тетка моя, — ответил Артем. — Вот, — он сунул в окно свидетельство о рождении, — мамки моей сестра. Я с Ростова приехал, а их дома нет.

Тетя Клава внимательно рассмотрела бумажку и отдала ее Артему. Она нехотя встала, прошлась по небольшой комнатке до шкафа, достала оттуда огромную книгу в синем переплете, вернулась за стол и стала молча ее листать.

— Квартира двадцать шесть, говоришь? Нет там никаких Линдерманов, — повернулась она к Артему. — Оттуда съехали С. А. и Б. Г. Кутько. Уехали в Харьков после бомбежки.

— Как Кутько? — удивился Артем. — Это же не их квартира.

— Может, и не их, но после того взрыва из нее выехали они. А сама квартира оформлена на Д. И. Лившиц, — тетя Клава захлопнула книгу и демонстративно отвернулась.

— Как же так? — Артем рассеяно мял в руках кепку. — Где мне тетку-то найти?

— Домой езжай, — бросила ему тетя Клава, — неча сюда ехать было. Думаешь, если столица, то и живем мы тут хорошо? Нам самим тут жрать нечего, а еще вас, иждивенцев, кормить!

— Тетя Клава, не начинайте, — пискнула из своего окна девушка, — я тоже работаю и карточки приношу.

— Молчи уже, — махнула рукой тетя Клава, — жила бы в своем Смоленске. Нет, в Москву понесло. В кино сниматься решила. И чем твое кино закончилось, забыла? Вертихвостка!

Артем не стал дослушивать спор женщин. Он вышел из конторы, надел на голову кепку и, решив, что на сегодня с него хватит впечатлений, направился в обратном направлении.

Он прошел по скверу, свернул на знакомую улицу, остановился возле парадного подъезда, на всякий случай оглянулся по сторонам и юркнул внутрь.

Часы показывали ровно половину двенадцатого. Прошло полчаса с того момента, как Артем вошел в дверь шкафа. Первым делом он кинулся к коробке с деньгами и пересчитал их.

— М-да… — вздохнул он, — негусто. Пятьсот шестьдесят рублей. Надо бы прикупить деньжат и подумать про ксиву нормальную.

Оказалось все не так просто. Он без труда нашел в интернете купюры, которые были в ходу в сорок шестом, но по расценкам выходило, что тамошний рубль стоил сто рублей современных.

— Если посчитать, то я съел булку за два косоря, — почесал затылок Артем.

Он еще немного посидел в интернете и выяснил, что помимо денег в сорок шестом в ходу были продовольственные карточки. Сами карточки оказались не такими дорогими, как рубли. Связавшись с продавцом, Артем перевел ему нужную сумму и оказался счастливым обладателем десяти листков с карточками на усиленное питание.

========== Глава 7 ==========

Артем шагал по залитому солнцем скверу и полной грудью вдыхал весенние запахи. Он кивнул старикам, игравшим на скамейке в шахматы, и присвистнул вслед парочке девиц, как близнецы одетых в белые блузы и серые юбки по колено. Девушки оглянулись и, кокетливо захихикав, пошли дальше, звонко цокая по брусчатке каблучками.

Артем подошел к знакомому зданию управы, прошел по коридору и снова оказался в небольшой зале.

— Красавица, а где можно паспорт восстановить? — спросил он все у той же девушки с «баранками» косичек за милыми маленькими ушками.

— Вам надо к Всесвятской идти. Знаете где? — подняла на него та голубые глаза.

— Церковь-то? Знаю, — кивнул Артем.

— Вот туда. Там станция метро. А напротив него трамваи. Сядете на двадцать третий и три остановки проедете. Выйдете, и в сторону Волоколамки пару домов. Там спросите паспортный стол, — улыбнулась девушка.

— Вот спасибочки, красавица. Меня, кстати, Артем зовут, — подмигнул ей Артем.

— Зина, — девушка кивнула и поправила идеальный пробор тонкой ручкой.

— Зинка! — раздался голос тети Клавы из соседнего помещения. — Опять с клиентами заигрываешь? Тебе уже товарищ Евсюков замечание делал? Еще одно, и ты вылетишь с комсомолу, как пробка с-под шампанского! А дома я еще прибавлю.

— Теть Клава! — пискнула Зинка. — Вот что вы мне опять жизнь портите? — девушка в сердцах шлепнула по столу ручкой. — Мож, у нас все сурьезно? — и тихим шепотом добавила Артему: — Я в шесть заканчиваю.

Артем выскочил из управы и направился обратно к дому на Песчаной. Он хорошо знал этот район, и найти Всесвятскую церковь для него не представляло особого труда. Он с удивлением отметил, что станция метро почти не изменилась. И небольшая площадь с ровными линиями трамвайных путей была такой же. Вдоль входа в метро на деревянных ящиках сидели частные торговцы. Перед ними стояли столики с товаром: кастрюльками с пирогами, коробками с семечками и пучками зелени.

— Семачки! Берем семачки! Три копейки стакан, — громко орала бабка в домашнем ситцевом халате и легком цветастом платке.

— Пирожки! Пирожки с потрохами! С пылу с жару! Налетай, — кричала дамочка средних лет с ярко накрашенными красной помадой губами и потрескавшимся красным лаком на ногтях.

— Зелень! Кому свежая зелень? — фальцетом причитала дородная торговка в военной рубашке, расходившейся на аппетитной груди.

— Ботинки почистить не жалаете? — тихо спросил Артема алкоголического вида мужичок с одной ногой. — Есть вакса трофейная, немецкая.

— Не, спасибо, — махнул ему рукой Артем, — бабка, а отсыпь мне семечков, — он достал из кармана монетку, найденную все в той же конфетной коробке старика, — да не жмотись. С горкой стакан сыпь!

Артем кинул в рот горсть ароматных семечек и побежал к отъезжающему от остановки трамваю. Дверей в вагоне не было, да и двигался трамвай медленно, громко звеня сигналом. Артем лихо прыгнул на подножку и тут же был подхвачен под локоть сильными руками мужчины в военном.

В душной маленькой комнатке паспортного стола сидел худой гражданин с тонкими усиками и редкими сальными волосами. Он долго писал что-то в большой амбарной книге, потом налил из стоящего на столе графина воды в граненый стакан, жадно ее выпил и посмотрел узкими хитрыми глазками на Артема.

— Стало быть, украли, говоришь? — спросил он после долгого молчания.

— Как есть украли, — кивнул Артем. — В трамвае вынули. Развелось шушеры всякой. Приличному гражданину уже и в трамвае проехать нельзя! — он возмущенно хлопнул себя по ляжке.

— Свидетельство нужно. Пойдешь в тринадцатый кабинет, там фотку забацаешь. Стоит пять копеек. В кассу заплатишь, квитанцию фотографу принесешь, — мужичок порылся в ящике стола и достал оттуда бумажку, — заполнишь заявление. Паспорт будет через три дня готов.

— Три дня? — почесал затылок Артем. — А раньше никак?

— Быстро только прыщ на жопе вскакивает, — ухмыльнулся мужичок, — а вообче… можно, конечно, — он недоверчиво посмотрел на Артема, — червонцы имеются?

— Скока надо? — оживился Артем.

— Сто, — прошептал мужичок.

— А можно имя сменить? — Артем постучал пальцами по столу. — Уж больно сложно жить с фамилией Линдерман.

— А это еще пятьдесят стоить будет, — мужичок втянул голову в плечи, и его маленькие глазки испуганно забегали.

— Лады, — Артем достал из кармана купюры и положил их в приоткрытую мужичком амбарную книгу.

— Подойдешь к пяти сюда же, — мужичок схватил книгу и положил ее в стол. — Имя пиши на листке. Дату рождения еще. Если прописка нужна будет, подойдешь в пятый кабинет. Скажешь, от Ивана Иваныча. Это еще сто стоить будет. Да, а фотку все равно сделай.

Ровно в пять минут шестого Артем вышел из здания паспортного стола. В его кармане лежал документ, в котором было написано, что он, Артем Сергеевич Караваев, уроженец города Ростова, двадцать седьмого года рождения. Прописанный по адресу: Сыромятинский переулок дом семь квартира сорок три. Как сказала ему строгая дамочка в очках в пятом кабинете, дом этот был снесен еще в тридцать пятом как аварийный, но во всех документах он все еще значится как жилой, так что с пропиской проблем не будет.

Зиночка шла по скверу, помахивая небольшой сумочкой. Увидев Артема, сидевшего на лавке, девушка улыбнулась и помахала ему рукой. Артем сплюнул на землю очистки от семечек, встал, отряхнул брюки и вразвалочку направился навстречу девочке.

— Пойдем в киношку, что ли? — с деланым равнодушием спросила Зиночка. — Там счас новый фильм дают. Про детей капитана какого-то. Секретарша товарища Евсюкова Катька сказала, что хорошее кино, — Зиночка приняла в ладошку горстку семечек и лихо закинула одну в рот.

Этот фильм Артем никогда не смотрел, а вот музыку узнал. Ему было забавно видеть пионерский задор главных персонажей и наигранные патриотические взгляды. Большую часть времени он косился на девушку, которая как бы невзначай расстегнула верхнюю пуговку белой блузы. Недолго думая, Артем положил руку на ее узкую голую коленку. Зиночка не убрала его руку и даже накрыла ее своей теплой ладошкой.

Возвращались из кино уже по темноте. Оказалось, Зиночка жила почти рядом с домом старика. Они шли по улицам и болтали о разной ерунде.

— Ой, и будет мне счас от тети Клавы, — щебетала Зиночка, — она у меня такая строгая. Ворчит на меня, конечно, но любит. Своих-то детей у нее нету, а когда мои родители умерли с голоду в сорок втором, она меня сама сюда выписала. Я хотела в театральное поступать. Не прошла по конкурсу, — вздохнула Зиночка.

— А чо, ты красивая, — улыбнулся Артем, — на артистку какую-то похожа.

— На Любовь Орлову, — кивнула Зиночка, — я и пою неплохо. И танцую. Вот, смотри…

Она встала в свет уличного фонаря и звонко запела:

— Журчат ручьи… Поют скворцы… И тает лед и сердце та-а-ает…

Артем с улыбкой смотрел на Зиночку. Она и правда была красивой и пела очень хорошо. И еще, несмотря на свою наивность и детскую непосредственность, она была очень сексуальной. В штанах у Артема произошло характерное движение и, чтобы не напугать этим Зиночку, он сунул обе руки в карманы брюк. В этот момент из темной подворотни раздались редкие хлопки, и на свет вышли три парня.

— Зинка! Прям артистка настоящая! — подал голос один из них. На нем была серая рубашка, военные галифе, солдатские сапоги и короткая черная куртка. Парень был высокий и худой. На его лице играла наглая улыбка. Он приподнял кепку за козырек и продолжил. — Наше вам с кисточкой, Зинаида Ивановна. Как ваше здоровьичко? Как уважаемая Клавдия Пална поживаить?

— Севка! Иди ты знаешь куда? — гневно топнула ножкой Зиночка. — Опять ты мне свиданку портишь?

— О! — Севка оглядел Артема с ног до головы. — Нового кобелька подцепила? Ну-ка, пацаны, проверим его на вшивость? — кивнул он друзьям. — А ты, Зинка, дуй до дому. Тока быстро, чтоб я тебя хотел догнать, но не мог. И тете Клаве привет от меня передай, — крикнул вслед убегающей Зине Севка.

— Ну шо, фраерок? — Артема окружили, и ему в бок уткнулся небольшой нож-бабочка. — Откель такой взялся? — спросил Сева, подходя ближе. — И шо тебе от Зинки нужно?

Артему стало не по себе. Нож неприятно колол бок, а лица парней были не очень дружелюбными. Он резко дернулся, выбил нож из руки нападавшего, толкнул плечом второго и кинулся вниз по улице к парадному подъезду дома напротив.

========== Глава 8 ==========

Артем лежал на кровати, смотрел в серый потолок и думал: «С чего это я так зассал? Ну встретил местных пацанов, ну побазарил бы с ними, уладил бы непонятки. Что Зинка — девушка этого Севы, я не знал. Кстати, нужно почитать в инете про местный сленг, хотя, думаю, что мата было бы достаточно. А вообще, нужно как-то приспособиться ко всем ситуациям. Тем более проиграть варианты не один раз у меня есть реальная возможность!».

Вечер и весь следующий день Артем потратил на то, чтобы раздобыть еще денег. Связавшись по телефону с продавцом-нумизматом, он договорился с ним о сделке. Тот дает ему под залог самые ветхие купюры образца сорок шестого, которые стоят значительно дешевле новых. Артем возвращает ему через полчаса такие же новые, а за это продавец продает ему другие ветхие купюры по более низкой цене.

Метнувшись ненадолго в прошлое и очаровав молоденькую девушку в Сберегательной кассе, Артем без труда обменял ветхие купюры на новые, вернулся в настоящее и передал их продавцу.

Таким образом Артем положил в старый кожаный кошелек еще двести рублей и один рубль мелочью. Довольный продавец в довесок ко всему продал ему всего за одну тысячу старые армейские часы тридцать третьего года выпуска с гравировкой «За успехи в боевой и политической подготовке». Часы не ходили. Стекло было потертым и мутным. Кожаный браслет иссох и потрескался. Артем тут же сбегал в ближайшую палатку к часовому мастеру, починил часы и еще прикупил к ним кожаный браслет.

Был почти час ночи. Артем лежал на кровати и одним глазом смотрел по телевизору старый фильм про весну на Заречной улице. Спать не хотелось, фильм ему тоже был не интересен. Все эти наивные любовные сцены наводили на него тоску. Он не понимал главных героев с их диким романтическим настроением.

— Не верю! — вскрикивал он иногда, хлопая рукой по кровати. — Не сопли нужно на кулак наматывать! Нравится баба, так вали ее!

Он с тоской вспомнил, что последний раз был с девушкой три недели назад. И тут же перед его глазами встал образ Зиночки с расстегнутой пуговкой на белой блузке и голыми коленками. Она была мила и сексуальна, и от этого еще более желанна. Артем посмотрел на свой костюм, висящий на стуле, встал, переоделся, надел на руку часы, повесил зачем-то на шею монетку с дырочкой и шагнул к шкафу.

Проходя вверх улице, Артем кивнул толстяку с портфелем, как старому знакомому, в сквере переставил на шахматной доске коня со словами: «Шах и мат!», чем ввел в ступор двух стариков на лавочке. Проходя мимо двух девушек в одинаковых белых блузках, он сорвал с клумбы два цветка и с поклоном протянул им по нарциссу. Заглянув в здание управы с каким-то совершенно глупым вопросом, Артем, как и в прошлый раз, получил от Зиночки предложение о встрече в шесть в сквере.

Идти в кино на этот раз Артем отказался, сославшись на то, что уже видел этот фильм. Они погуляли по скверу, поели мороженого, и ближе к десяти Артем предложил проводить Зиночку до дома.

— Давай с парадного пройдем, — сказал он, когда вдалеке показался ее дом.

— Хм, — пожала плечами Зиночка, — мне без разницы. Ой… Так домой не охота. Может, во дворе еще посидим?

— А может… — Артем остановился и приобнял девушку за тонкую талию, — пригласишь меня к себе? На чашку чая, например?

— Тем, — Зиночка тихонько отстранилась, — не могу я тебя пригласить. Там тетя Клава. И дядя Боря, небось, уже домой пришел. Они у меня строгие. Еще сосед, Сергей, сегодня обещался друга фронтового привести. И вообще, Тем… если ты думаешь, что я такая доступная, то ты ошибаешься.

— Та не думаю я о тебе плохо, — Артем снова прижал девушку к себе, — просто ласки страсть как хочется. А ты такая сексуальная…

— Какая? — удивленно вскинула брови Зиночка.

— Ну, нравишься ты мне очень, — Артем наклонился и поцеловал ее в губы, пахнущие вишневой помадой. Девушка не стала сопротивляться и скромно ответила ему на поцелуй.

— Ладно, до парадного проводи, — прервала она мягкий поцелуй, — а завтра в парк приходи. Там будут танцы. Встретимся у фонтана с лебедями. Придешь? — Артем молча кивнул.

Он шел в сторону дома номер сорок семь и думал: стоит ли ему возвращаться в настоящее? Ведь если он завтра вернется сюда, придется заново знакомиться с Зиночкой. Поэтому он направился в сторону сквера с целью переждать ночь на одной из лавочек. На повороте к дому его остановил тихий свист за спиной.

— Эй! Сюда иди! — окликнул его грубый голос. От него у Артема по спине пробежал холодок.

— Здорово, мужики, — Артем взял себя в руки, обернулся и смело посмотрел в хмурые лица местной шпаны.

— И тебе не хворать, — криво улыбнулся Сева, — ты шо, новый Зинкин хахаль?

— Та не, — махнул рукой Артем, — просто девушка понравилась, вот и решил до дома проводить. А почем интересуешься?

— Это моя баба, — шагнул ему на встречу Сева.

— Она мне про это не говорила, — пожал плечами Артем.

— Вот теперь ты знаешь, — почти спокойно ответил ему Сева.

— Та нет вопросов. Вы чьи будете? — попытался перевести тему Артем.

— Мы с Песчаной. Про Ваську Меченого слыхал? — спросил у Артема второй парень.

— Не. Не слыхал. Я ж с Ростова буду. Вот приехал к родственникам погостить, а они переехали куда-то, — Артем старался вести себя естественно и спокойно, но сам внимательно наблюдал за движениями каждого парня.

— Залетный, што ль? — усмехнулся Сева. — А в Ростове чей будешь?

— Шланг у нас за главного, — тут же ответил Артем.

— Не слыхал о нем, — пожал плечами Сева. — Тада давай знакомиться, што ль? Пыса. А это Шнобель, Кот и Гугня, — представил он друзей.

— Псих, — коротко кивнул Артем.

— Ну, дык, давай за знакомство, што ль, накатим по рюмашке? Червонцы-то имеются? — уже совсем по-дружески предложил Пыса.

Начали пить прямо во дворе дома. Артем дал Коту несколько купюр, и тот, забежав в подъезд, вынес литровую бутыль с мутной белесой жидкость, закрытую смятой бумажкой.

После первой бутылки пошла вторая, а за ней и третья. Очнулся Артем на чьей-то хате, лежа на плече женщины лет тридцати пяти с рыжими волосами, накрученными на бумажки. Он долго моргал глазами, пытаясь вспомнить, как сюда попал, пока женщина не повернулась к нему и не сказал:

— Ну чо? Еще любовью займемся? Или за пивом сходить?

— Дуй за пивом, — кивнул Артем и поморщился от головной боли. Он нащупал на полу свои штаны и, достав из кармана мятую купюру, сунул ее в руку женщины.

В кухне незнакомой квартиры он нашел своих новых знакомых: Пысу, Шнобеля, Кота и Гугню.

— Ну ты здоров пить, Псих, — с уважением кивнул ему Пыса и протянул вареную картофелину с куском черного хлеба и стрелкой зеленого лука.

— Сколько времени гуляли? — спросил Артем, с жадностью набросившись на еду.

— Та считай трое суток. Правда, бабок больше нет ни у кого, — ответил ему Шнобель.

— Я последний червонец на пиво дал тетке рыжей, — сказал Артем, макая лук в горку соли на столе.

— Тю, — ударил по столу Гугня, — нашел кому денег давать! Катьке рыжей. Она счас уже, поди, их снюхала со своим хахалем.

— Так, братва! — хлопнул по столу Пыса. — Тут за церковью лавка есть. Торгуют разным скарбом и кастрюли починяют. Деньги сдают по вторникам. Сегодня понедельник, так что вся недельная выручка в сейфе. Нам надо только замок в двери вскрыть и сейф вынести. Потом найдем Медведя. Он нам ентот сейф в два счета откроет за бутылку.

— Хороший план, Пыса, — кивнул ему Кот.

— Ты с нами, Псих? — спросил у Артема Пыса.

— А то, — кивнул ему Артем и откусил кусок черствого черного хлеба.

========== Глава 9 ==========

Естественно, Артем и не собирался грабить скобяную лавку с местной шпаной. Он решил для себя потихоньку сдристнуть в свое время. Тем более что свиданку с милой Зиночкой он уже пропил.

Компания высыпала на темную улицу около десяти вечера. У Артема все еще болела голова от долгой пьянки и неприятно саднила щека, которую он порезал, пытаясь побриться опасной бритвой. Он осмотрелся, силясь понять, где находится, но не узнал местности. Кот сказал ему, что они на Хорошовской. Артем тут же сориентировался на местности, и это его немного успокоило. Вся компания прошла двор и нырнула в подворотню.

— О! Посмотрите, какая краля у нас тут чапает! — Пыса первым вышел на освещенную фонарями улицу. За ним подтянулись и остальные.

В свете уличного фонаря стоял худой парень лет семнадцати. На нем была белая свободная рубаха, короткие серые брюки и тяжелые солдатские ботинки явно на пару размеров больше, чем положено. Черные вьющиеся волосы обрамляли узкое бледное лицо. Парень стоял в кругу света и прижимал к груди футляр со скрипкой. Он с нескрываемым ужасом смотрел на компанию, покусывая губы.

— Пропустите, пожалуйста, — тихо сказал скрипач, чуть грассируя.

— О-па! Француз! А шо, француз, сбацай нам на своей скрипке Мурку, што ль, — предложил Пыса.

— Пропустите, — снова прошептал скрипач, отступив назад.

— Ну, раз играть не хочешь, давай нам свою скрипку. А чо, братва, на нее на рынке можно пару пузырей самогона взять, — Кот сделал шаг в сторону скрипача и потянулся к скрипке. Скрипач резко развернулся и ударил по руке Кота.

— Ах ты, жид пархатый! Решил драться со мной? — Кот схватил парня за рукав рубашки и с силой ударил его в лицо.

Послышался звук рвущейся ткани, и скрипач отлетел к стене дома. Футляр со скрипкой выскочил из его рук и упал в паре метров от него.

— А давайте эту жиду пальцы переломаем? — предложил Пыса, беря в руки камень, валяющийся в стороне. — Больно борзый попался.

Шнобель и Кот навалились на оцепеневшего от ужаса скрипача сверху, расставив его руки в стороны, а Пыса занес камень над головой, целясь по тонким длинным пальцам.

Все это время Артем стоял в темноте арки. Что-то дрогнуло в его душе, когда он увидел скрипача. Лицо парня показалось ему до боли знакомым. Эти полные губы, длинный нос и огромные глаза с ресницами, загибающимися почти до бровей. Он был очень похож на женщину с фотографии, которую Артему показывал старик. Возможно, это была просто классическая национальная еврейская внешность или неяркий свет фонаря сыграл с Артемом свою шутку.

— Шухер! Легавые! Тикаем! — крикнул Артем, не выходя из арки.

Трое хулиганов на секунду замели. Пыса отбросил в сторону камень, Шнобель и Кот вскочили на ноги, и вся компания кинулась наутек вверх по улице.

Артем вышел из своего укрытия, поднял с земли футляр со скрипкой и подошел к свернувшемуся на мостовой скрипачу.

— Эй! Вставай. Не бойся! Они убежали, — он нагнулся и протянул парню руку.

Скрипач повернулся и взглянул на Артема глазами, полными слез и обиды.

— За что они так за меня? — тихо спросил он, вытирая рукавом рубахи кров из носа.

— Ну, просто не понравился ты им, — Артем помог ему встать на ноги, сунул в руки футляр и несколько раз ударил по грязным брючинам ладонью, — тебе куда? Может, проводить? А то мало ли… еще кому твоя еврейская морда не понравится? — спросил он с улыбкой.

— Проводите, — кивнул ему скрипач, — мне, правда, до самой деревни. Далеко идти.

— Так я и не тороплюсь никуда, — пожал плечами Артем. — Кстати, Артем, — он снова протянул парню руку.

— Давид, — скрипач с недоверием посмотрел на Артема, но руку пожал.

По дороге Артем пытался разговорить Давида. Сначала тот односложно отвечал на глупые вопросы типа: «Играешь ли на скрипке или просто носишь для форсу?». Потом шок прошел, и Давид прорвало. Он говорил очень быстро, слегка грассируя и смягчая шипящие. Этот акцент сразу напомнил Артему старика.

— Ой! Мама меня убьет, — причитал Давид, — я должен был после занятий сразу домой идти, но Сергей Афанасьевич, это мой преподаватель, пригласил меня на концерт в филармонию. Там наши выпускники играли. Я исчо и деньги на трамвай проел на мороженое. Пришлось пешком идти.

— Да чо она тебе сделает? Ну, за ухо потреплет и наорет, — пожал плечами Артем.

— Ой, ви мою маму не знаете! Ее весь барак пугается. Как начнет кричать, даже соседская собака Дуська под стол прячется. А вообще, ви правы. Она у меня хорошая и добрая. Только переживает за меня. У нее ведь никого на всем свете кроме меня нету. Нет, есть, конечно, тетя Ева. Она нам не родня. Подруга мамина. Она нас к себе жить взяла, когда ее муж в реке утонул. Мы квартиру сдали и к ней в барак приехали. Есть еще дядя Фима. Не подумайте ничего плохого за мою маму. Дядя Фима с войны без рук обоих пришел, вот мама ему и помогает. А он нам свой участок земли за бараком отдал. Там у мамы хозяйство. В этом годе посадила картоху, моркошку и репу. Еще у нас есть курятник. Он небольшой. Мы его всем бараком держим. Правда, с едой для курей плохо, зато, если курку режим, варим на всех суп, а мама делает клецки. А ви любите клецки?

— А хрен ее знает, — пожал плечами Артем.

— Ой, надо вас обязательно на клецки пригласить! Ви же меня от бандюганов спасли, — улыбнулся ему Давил.

— Слушай, Давид, я всего на два-три года тебя старше. Давай со мной на «ты». Хорошо?

— Хорошо, — согласился Давид, — Ой, а может, ви… вернее, ты к нам пойдешь? Я тебя с мамой познакомлю. Она будет очень рада. Моя мама самая добрая на свете. Она тебе понравится.

— С удовольствием, — согласился Артем. — Тем более что идти мне больше некуда.

Огни города остались позади, и ребята вышли на песчаную дорогу, изрезанную колеей от колес. С правой стороны была деревня, а слева в большом овраге стоял длинный деревянный одноэтажный дом. Ребята свернули на узкую дорожку, ведущую через кусты. Она их вывела точно ко двору, на котором и стоял барак.

Посреди двора на деревянном столе стояло железное корыто. Невысокая полная женщина с седоватыми вьющимися волосами, завязанными в небрежный узел на затылке, с остервенением терла о доску белую рубашку. Женщина устало разогнулась, вытерла рукой мокрый лоб и посмотрела в сторону приближающихся ребят.

— Додик! Сынок! Живой! — женщина бросилась в сторону сына, все еще держа в руке мокрую тряпку. Она обняла Давида и уткнулась лицом ему в плечо. — А я все глаза выплакала уже, — тихо причитала женщина, гладя Давида мокрой рукой по спине. Потом она подняла голову, посмотрела на рваный рукав рубашки и на разбитый нос сына и несколько раз ударила его мокрой тряпкой по груди. — Иде тебя носило, шлимазл! Весь в отца пошел! — и тут же снова кинулась обнимать сына. — Додик! Родненький! Та как же я за тебя испугалась!

— Ну шо ви, мама? — Давид гладил женщину по седым волосам. — Перед другом меня вон смущаете, мама!

— Какой такой друг? — женщина снова подняла лицо и бросила недовольный взгляд в сторону Артема, — зачем ты привел к нам в дом этого гоя?

— Мама! Он меня от бандюганов спас. Он у нас переночует? А то ему идти некуда, — с надеждой в голосе спросил Давид мать.

— Нехай ночует, — женщина смотрела на Артема с нескрываемым недоверием, — тока чтоб завтра ноги этого гоя тут не было.

========== Глава 10 ==========

Это была она… Роза. Артем в этом уже не сомневался. Годы и невзгоды не пощадили ее. Уголки пухлых губ опустились вниз, волосы поседели, а фигура расплылась. Но взгляд ее больших карих глаз остался прежним: теплым и нежным.

Роза повела ребят в сторону двери барака, мягко покачивая широкими бедрами и незло ворча.

— Вот жи дал бог дите. Весь в отца. Вечно пропадает. Тока бы с дому сбежать.

— Мама, ну не позорьте меня перед другом! — Давид покорно шел за матерью. — Он меня таки спас, до дому довел, а ви недовольны.

В небольшом помещении прямо у входа располагалась общая кухня. Посреди нее стоял большой стол. На стенах висели самодельные полки с простой кухонной утварью: закопченными алюминиевыми мисками и кастрюлями. В углу на полу стояли два примуса, а на гвоздях висели тяжелые чугунные сковородки.

Роза поставила на большой стол тарелку с несколькими кусками черного хлеба с маслом и два граненых стакана, в которые налила жиденький чай из заварного чайника. Потрепав рукой пышные вьющиеся волосы сына и несильно хлопнув по спине Артема, она сказала:

— Ешьте. И рубахи свои симите. Зашью и постираю, — с этими словами она вышла из кухни.

Чай был именно таким, как в настоящем его заваривал старик. Хлеб был мягким и очень вкусным. Артем с аппетитом съел два куска, запив его чуть подслащенным чаем, и огляделся.

Под потолком висела обычная лампа, поверх который был каркас абажура, завернутый в газету. Стены были выкрашены зеленой краской прямо поверх досок. На абажуре висела лента с прилипшими к ней мухами.

— А откуда у тебя шрам? — спросил Давид, с интересом разглядывал своего нового друга. — Контузия?

— Нет. В аварию попал, когда мне десять было. Родители погибли. А я вот выжил, — ответил Артем.

— На самолете? — удивленно открыл рот Давид.

— Почему на самолете? На машине ехали, а нам на встречку козел пьяный на Фольксе выехал, — Артем решил не врать Давиду, хотя его так и подмывало придумать крутую историю про то, как он воевал на фронте.

— Брешешь! — не поверил ему Давид.

— Вот те крест, не брешу, — кивнул Артем и зачем-то перекрестился.

— А цифры на руке? — не унимался Давид. — У нас жил дед Яков, так у него на руке тоже цифры были. Ему их в лагере сделали, для военнопленных. Ты тоже был в лагере?

— Да нет, — пожал плечами Артем, — это я сам себе их выбил, чтобы не забыть.

— А что значит 1408? — Давид взял руку Артема в свою и стал разглядывать татуировку.

— Это дата. Четырнадцатое… Вот же странно… — Артем почесал затылок. Именно дату — четырнадцатое августа — называл старик. В этот день должна погибнуть Роза, и по странному стечению обстоятельств это была дата смерти Артема и его семьи.

— Шо странно? — Давид с удивлением посмотрел на друга.

— Да так… Неважно. Слушай, Давид, а давай спать будем, а то меня рубит не по-детски.

Комната, куда его отвел Давид, была старой кладовкой. В ней не было окон, и находилась она под лестницей, ведущей под крышу дома. Потолок кладовки был низкий, а сама комната — маленькой и узкой. Ее стены были обклеены старыми газетами. У одной стены стоял полуразвалившийся шкаф, а у другой — старый колченогий диван. Когда-то яркая красная обивка потерлась и местами прорвалась, а из дыр торчали куски соломы.

— Вот… — Давид зажег керосиновую лампу, стоящую на единственном стуле. — Этот диван принес дядя Слава. В городе после войны завалы разгребали, вот он его оттуда и вытащил. А потом исчо много чего хорошего приволок. Доски там разные, фанэру. Это он тут все полки и столы мастерил. Счас я кровать постелю, и мы спать будем.

Застелив диван старой, но чистой простыней, Давид кинул на него две худые подушки и огромное ватное одеяло. Артем упал лицом в пахнущую лавандой подушку и тут же уснул.

Проснулся он от громкого топота и криков в коридоре.

— Стой! Стой, шалава рыжая! Стой, говорю! — орал мужской голос.

— Сигизмунд, оставь ее! — визжал женский фальцет. — Зойка! Хавайся, пока я его держу!

— Зойка! Лярва! Поймаю — убью! — рычал мужчина. — Дочь боевого офицера — гуляшая девка! Позор на мою седую голову!

— Вай ме! Сигизмунд! Оставь девку в покое, — причитала женщина.

Дверь в кладовку распахнулась, и в шкаф юркнула маленькая рыжая девушка.

— Зойка! — сонный Давид приподнялся на локтях и посмотрел на захлопнувшуюся дверь шкафа. — Опять нашкодила?

— Тише, Додька! — раздался шепот из шкафа. — Счас отец на работу уйдет, и все успокоится.

— И шо-о-о тебя по ночам носит? — Давид зевнул и сладко потянулся.

— Шо, шо… — из шкафа вылез длинный веснушчатый нос. — Любовь у меня. Ох, Додя, така любовь, прям теку вся от этого.

— Фу, Зойка! — Давид смешно сморщился. — Говоришь как проститутка со Сретенки. Шо за парень-то?

— Котьку Сизого знаешь? — девушка прислушалась к звукам в коридоре и, осмелев, вылезла из шкафа. Она по-свойски залезла на диван, подобрав под себя тонкие босые ножки.

— Таки он страшенний, как волосатая спина дяди Паши, — засмеялся Давид.

— Вот шо б ты понимал в мужской красоте, дафук! — улыбнулась девушка и шлепнула ладошкой Давида по лбу.

— Ребят, а давайте еще пару часов поспим, а? — не выдержал Артем и вылез из-под сбившегося в ком одеяла.

— Ой, — Зойка с любопытством заглянула за спину Давида, — а хто это у тебя там? Какой хорошенький гой! Ты чей будешь, гой? — спросила у Артема девушка.

— Чо вы меня все гоем зовете? Никакой я не гой. Нормальный я. С Ростова приехал, к родичам. А они съехали куда-то, — проворчал Артем и снова улегся, накрывшись одеялом по самые уши.

— Гой — это чужак, — объяснил Давид. — Это таки не ругательство. Зойка, — бросил он девушке, — подь до мамки. Рубашки нам принеси, а то она их вчера в стирку отобрала.

Кухня была залита солнечным светом. Из черного диска приемника на стене бодрый мужской голос громко считал:

— И-и-и раз, и два. И раз, и два… — в такт его словам брямкало пианино. У распахнутого окна стоял худой мужчина в майке-алкоголичке и длинных черных семейных трусах. Он расставил в стороны обрубки рук и делал наклоны в стороны. На примусе в кастрюле фыркала каша, над которой колдовала Роза.

— Ой, дядя Фима, — сказал Давид, заходя на кухню, — вы прям как тот мужик, что в парке у нас стоит.

— Это тот, шо блюдо подмышкой держит? — обернулся к нему мужчина.

— Не мужик, а атлет. И не блюдо, а диск, — проворчал невыспавшийся Артем, садясь за стол.

— Это хто у нас такой вумный? — беззлобно спросил безрукий Фима.

— Да не умный я, — махнул рукой Артем. — Просто папка историком был. Много чего мне рассказывал.

— А где он историком был? — спросил Давид, принимая из рук матери тарелки с серой кашей-размазней.

— В институте преподавал историю. А мама учителем музыки была, — Артем тоже принял тарелку, сунул в нее алюминиевую ложку, зачерпнул каши и лизнул ее языком. Каша оказалось почти безвкусной, но съедобной.

— Вот и мой Додя музыкой займается, — подала голос Роза, — на скрипке играет. В меня таки пошел. Может, поговоришь с мамкой, шоб она моего Доденьку учила? А то в его консерваториях учителя шибко дорого берут.

— Ну мама, — Давид в сердцах бросил ложку в тарелку. — Ну шо ви на самом деле? Мама Артема погибла в авиакатастрофе. Да и разве можно вот так у человека просить?

— Что это? — Роза вышла на середину кухни и поставила руки в боки. — Как столоваться у нас, так, значит, можно, а как просить — таки сразу нельзя? Между прочим, карточки тока на тебя дают как на учащегося. А тебе питание усиленное надо. Болявенький ты у меня. Тебе молоко и мясо нужно. Молоко нынче почем, знаешь? Вона картоху вчера на рынке купила, по двадцать червонцев за кеге, а она вся в дырках. А хорошая таки вообше по полтиннику.

— Мам, я знаю все, — вздохнул Давид. — Говорил я вам, шо нужно мне в училище идти, на слесаря. И на работу на завод. Ви же сами не захотели!

— Какие слесари, Доденька! Ох, Елохим адирим, тебе музыку надо учить. Ты у меня талант! Вей ме, когда же наконец ихней коммунизьм победит и жить станет лехше? Давай, Фима, садись за стол, кормить буду.

========== Глава 11 ==========

Несмотря на недоверчивые взгляды Розы и необычную обстановку, у Артема было странное чувство, что он дома. Это чувство не покидало его с тех самых пор, как он впервые попал в прошлое. Он не был любителем старых фильмов и об этом времени почти ничего не знал, но все, что он видел и слышал сейчас, было ему близко и знакомо.

По настоянию Розы, Артем проводил Давида до консерватории, а сам пошел шляться по улицам. На последние копейки, завалявшиеся в кармане, он купил кулек семечек у старушки на рынке и пошел бродить по городу дальше.

— С-с-с… — остановил его на узкой улочке свист. — Эй, Псих! Здорово, — на плечо Артема легла тяжелая рука. И снова, как и тогда вечером, по спине у него пробежал неприятный холодок.

— Здорово, Шнобель, — Артем нехотя повернулся в сторону знакомца.

— Мы тебя обыскались вчера. Остановились у кондитерки, смотрим, а тебя с нами нету. Думали, мусора замели, — Шнобель нагло запустил руку в кулек с семечками и кинул горсть в открытую пасть.

— Я просто обратно во двор мотанул, — ответил Артем. — Как лавку-то, обчистили?

— Не-а, — Шнобель выплюнул очистки на мостовую. — Встретили одного фраера, а у того в кошельке двести червонцев. Купили на них самогона да пошли опять к Катьке Рыжей на хату. Ты где сам-то остановился?

— Да у знакомых, — соврал Артем и посмотрел на часы. Время было без четверти три, и ему пора было возвращаться обратно к консерватории за Давидом.

— Ого! Неплохие котлы, — кивнул на часы Шнобель.

— Да по случаю достались, — пожал плечами Артем, думая, как от него отделаться. Но Шнобель сам, оказывается, торопился.

— Слушай, мне идти надо. Меня тут недалеко краля моя дожидается. Если чо, знаешь, где нас найти, — он снова сунул руку в кулек с семечками и быстро побежал вниз по улице.

Идя в сторону консерватории, Артем пытался понять, почему ему так неприятны это мелкие хулиганы. Он никогда никого не боялся. В своем времени он спокойно ходил по ночам и не раз попадал с дружками в разборки. Когда же он встречал компашку Пысы, в его душе начинала шевелиться скользкая и холодная змея страха.

— Артем! — прервал его размышления Давида. — Ну де ты ходишь? — Давид бежал к нему по ступенькам консерватории, размахивая на ходу футляром со скрипкой. — Я тут уже три раза вниз-вверх поднялся.

— Да знакомого встретил, вот и заболтались, — Артем достал из кармана леденец на палочке, завернутый в тонкую прозрачную пленку. — На, вот… — он смущенно сунул «Петушка» в руку Давида. Когда Артем увидел это простое лакомство у бабки с семечками, то, не задумываясь, купил. Причем в тот момент он точно знал, что конфета для Давида.

— Ой, — глаза Давида вспыхнули неподдельной детской радостью. Он развернул конфету и тут же засунул ее целиком в рот. — Шпашиба, — прошамкал он и потянул Артема в сторону главной дороги. — Представляешь, сегодня мне дали такую сложную партию. Я ее разбирал с преподавателем три часа, а потом мы с Женечкой пробовали играть дуэт, — Давид лизнул конфету и протянул ее Артему, — хошь?

— Не, сам жуй, Паганини, — ухмыльнулся Артем, оттолкнув его руку.

— Как хошь, — пожал плечами Давид и лизнул конфету, — ты Паганини знаешь?

— Знаю, — кивнул Артем, — мама мне много кого играла. Правда, она была пианисткой. Я тоже учился музыке, но на гитаре. Самое нелюбимое в музыке знаешь что?

— Сольфеджио, — хором сказали оба и засмеялись.

Выйдя за пределы города, Артем сделал шаг в сторону оврага, где стоял барак, но Давид притормозил его за рукав футболки.

— Пойдем скупнемся? Жара страшная. Я таки все занятия об этом мечтал, — улыбался Давид.

— И не думай! — хмыкнул Артем. — Мне твоя мать приказала быть твоим охранником и следить за тобой. Так что дуем до дому.

— Ну Темочка! — Давид сдвинул брови домиком. — Ну пожалуйста! Мы по-скорому. Один раз купнемся и домой. Мама даже не заметит, шо мы задержались.

— Ну только если быстро, — кивнул Артем. Он тоже устал от жары и был не прочь ополоснуться.

В его времени эта речка ушла под землю. На том месте, где она текла, построили парк с бетонными ямами прудов. А в прошлом на этом месте был самый настоящий лес. Он шел широкой полосой вдоль дороги и заканчивался где-то за деревушкой.

Ребята прошли по лесу и, свернув с тропинки, оказались на берегу реки. Река в ширину была в несколько метров, а ее берега были покрыты мягкой молодой травой. Давид снял легкую серую ветровку, положил ее на траву и на нее же аккуратно опустил футляр со скрипкой.

Его тело оказалось не худым, а скорее жилистым. На руках, плечах и животе под белой полупрозрачной кожей перекатывались небольшие бугорки мышц. Ноги были длинными и стройными. Из-за копны черных вьющихся волос голова казалось слишком большой. Фигуру портили только длинные свободные семейные трусы.

— Чего расселся? — спросил Давид. — Скидавай одежу! Пошли купаться!

Давид кинулся в воду, а Артем так и остался лежать на траве. Не то чтобы он стеснялся Давида. Просто он боялся вопросов о его странном для того времени нижнем белье в виде трусов боксеров «Кельвин Кляйн» и носков «Адидас».

— Ну чего ты не пошел купаться? — Давид плюхнулся рядом с Артемом на траву и, встряхнув волосами, обдал его дождем брызг.

Артем обернулся и встретился с ним глазами. На бледных щеках Давида играл легкий румянец. С длинных мокрых волос по плечам и спине стекали тонкие струйки воды. Карие, почти черные глаза смеялись, и в них играли лучики весеннего солнца. Давид улыбался такой чистой и светлой улыбкой, что Артем не удержался и улыбнулся ему в ответ.

— Шо лыбишься? — спросил Давид и сунул мокрую руку в кулек с семечками.

— Ты на бабу похож, — хмыкнул Артем.

— Знаю, — Давид звонко рассмеялся. — Мне и мама говорит, что был бы девкой, от парней отбоя не было бы. Слушай, — Давид серьезно посмотрел на Артема, — а ты целовался с девушкой?

Артем хотел было сказать правду, что, мол, и не только целовался, но вовремя остановился и сказал:

— Целовался.

— И как оно? — Давид плюнул шелуху от семечек в траву и подвинулся ближе к Артему. — Это правда, шо приятно?

— А ты чо, целка, что ли? — вопросительно поднял брови Артем.

— Кто? — в свою очередь не понял Давид.

— Ну, не целованный, что ли? — пояснил Артем.

— Ага, — кивнул Давид, — я просил Зойку, чтобы она меня научила, а она говорит, шо я ей таки как брат. Слушай… Только не серчай… — замялся Давид. — А научи меня целоваться?

— Ты охренел совсем! — рявкнул Артем и отодвинулся от Давида на полметра.

— Тебе трудно, што ль? — по-детски надулся Давид. — Никто про то не узнает. Зойка сказала, шоб я на помидорах учился. Так я в том лете столько помидоров за то съел, что сипью покрылся. Мне просто интересно, получается у меня уже или как.

— Так их не жрать надо было, — засмеялся Артем, но в этот момент лицо Давида оказалось рядом с его, и мягкие губы скрипача коснулись его губ.

— Еш леха, лах ейнаим яфот, — тихо сказал Давид, отстранившись. Его уши и щеки покраснели, и он уткнулся носом в свои сложенные на траве руки.

— Ты чего это? — растерянно пробормотал Артем.

— Глаза у тебя… красивые, — не поднимая головы, ответил ему Давид.

До барака шли молча. Давид брел впереди, опустив вниз голову. Артем все еще не мог переварить случившееся у реки. С одной стороны, ему было странно, что его поцеловал парень. С другой стороны, он ловил себя на мысли, что не видит в Давиде парня. Ведь именно поэтому он и купил ему этого «Петушка». Возможно, это случилось из-за его внешней схожести с девушкой. Или Артем просто видел в нем большого и наивного ребенка.

— Только мамке не говори за то, шо было, — вывел его из задумчивости Давид.

— За что? — не сразу понял Артем.

— За то, шо в речке купалися, — улыбнулся Давид своей детской наивной улыбкой.

========== Глава 12 ==========

Артем чувствовал себя неловко после этого поцелуя. Он исподтишка наблюдал за Давидом, но тот вел себя как обычно: посмеивался над новой прической Зойки, отмахивался от заботливой руки матери, которая пыталась пригладить его непослушные вихры, играл с местными пацанятам в футбол и помогал Артему перенести тяжеленный сундук безрукого Фимы в другой угол комнаты.

— Ай! Темка! Шоб тебя! Ты мне пальцы присчемил, — Давид прыгал по комнате Фимы, махая в воздухе рукой.

— Сильно? Не поломал? — заволновался Артем, пытаясь перехватить в воздухе руку Давида.

— Та не, — Давид замер, когда Артем взял его руку. — Жить буду.

— Главное, чтоб играть мог. Так не больно? — Артем гнул тонкие пальцы, пытаясь понять, который из них болит.

— Не больно, — тихо отозвался красный от смущения Давид.

Артем поднял на него глаза как раз в тот момент, когда вторая рука Давида потянулась к его лицу.

— Ты чо? — нахмурился Артем.

— Ничо, — Давид одернул руку. — Просто ты опять порезался, када брился. Я хотел газетку снять с ранки.

— Давид… — начал было Артем, но в этот момент вошел хозяин комнаты и позвал их ужинать.

На столе стояла миска с вареной картошкой, посыпанной свежей зеленью и сдобренной ароматным подсолнечным маслом. Рядом на тарелке лежали четыре куска черного хлеба. В стаканах стыл жиденький чай.

Ребята накинулись на картошку, весело переговариваясь, временно забыв о неловкости.

— Тетя Роза, а ты чего не ешь? — Артем поднял глаза и внимательно посмотрел на женщину. Она сидела на другом конце стола и пила чай вприкуску с двумя сушками.

— Та я не голодна, — махнула рукой Роза.

— Поешь, — Артем толкнул в бок Давида и отодвинул миску с картошкой.

— Не хочу, — Роза сдвинула брови. — Так я наелась, пока готовила.

— Чего ты наелась? — Артем шлепнул по руке Давида, который потянулся за хлебом.

— Так это… как его… картошку ела… хлеб. Я его маслом… и присолила… — Роза говорила медленно, грассируя так же, как Давид. Она тщательно подбирала слова и пыталась быть убедительной, но поняв, что Артем ей не верит, хлопнула руками по столу и уверенно сказала: — Вы молодые. Вам питаться нужно хорошо. А я вон чаю с сущками попью, и мне хватит.

— Значит так… — Артем встал, положил на тарелку кусок хлеба и две картофелины и поставил все это перед Розой. — Я не собираюсь вас объедать и быть нахлебником. Завтра пойду работу поищу. Это раз. А во-вторых… — он сунул руку в карман, нащупав листки продовольственных карточек, и положил перед удивленной женщиной несколько бумажек. — Этого пока хватит?

— Так это ж карточки на усиленное… — присвистнул вошедший в кухню Фима.

— Так тут на месяц хватит, — Роза трясущимися руками взяла бумажки. — Это жь на них и масло сливочное, и молоко за раз можьно взять. И хлеба побольше.

— Я потом еще дам карточек, только с одним условием: ты тоже будешь есть, тетя Роза, — Артем задумался, почесал затылок и добавил: — Хотя не! Будет еще одно условие.

— Какое? — хором спросили его Давид и Роза.

— Помыться бы и постираться, — Артем подмигнул обоим, сел на свое место и отхлебнул из стакана горячего чая.

Вечером почти все жители барака вышли во двор. Мужчины в лице безрукого Фимы, боевого командира Сигизмунда Михлена и дяди Славы, местного умельца-плотника, уселись играть в домино. Руками Фимы стал Родька, младший брат Зойки.

Рядом с игроками на стол поставили старый патефон. Из потемневшей от времени трубы Утесов хрипло запел про сердце и тайну. Женщины медленно закружились парами по двору, тихо напевая выученную наизусть песню. Возле патефона гордо стоял соседский парнишка десятилетний Семка. Ему выпала честь менять пластинки, которых было всего три.

— Ой, а давайте Рио Риту, — подскочила к столу Зойка. Ее аппетитную фигурку облегало простенькое голубое платье в синий горошек. На узкие острые плечи был накинут пестрый платок. Непослушные рыжие волосы выбивались из косы, уложенной вокруг головы венком. Зойка не была красавицей, но сейчас, с возбужденно горящими глазами и в этом милом платье, она казалась Артему просто богиней. — Темка! — девушка подбежала к нему и потянула за руку на середину двора. — Покажем всем?

Заиграла музыка. Артем слышал этот фокстрот. Его тело неожиданно вспомнило давно забытые движения. Он обнял тонкую талию девушки, и они закружились по двору.

— Какой ты жаркий, — выдохнула ему в ухо Зойка. От ее голоса у Артема перехватило дыхание, и он еще крепче обнял тонкое тело девушки.

Музыка кончилась. Семка с серьезным видом поднял иглу, снял пластинку и, не касаясь пальцами диска, положил его в простую картонную упаковку.

— Додик, а сыграй нам что-нибудь? — попросила Соня, мать Зойки.

Давид не стал ломаться. Он сходил за скрипкой, вынул ее из футляра, с любовью провел по полированному корпусу рукавом белой рубахи, вскинул скрипку под щеку, несколько раз провел по струнам смычком, поправил колки, закрыл глаза и… заиграл…

Скрипка пела о длинной долгой дороге. О том, как трудно идти. О том, как болят ноги и как тяжело дышать пылью. О той стране, далекой и, возможно, несуществующей, но такой родной. О том, как хочется дойти до нее и омыть усталые ноги в холодной воде. О том, как хочется вдохнуть аромат ее садов и обрести наконец дом. Скрипка пела о далекой Родине. Она оплакивала судьбу народа, которого лишили дома.

Артем слушал скрипку и смотрел на одухотворенное лицо Давида. Его брови были болезненно сдвинуты, глаза закрыты, а губы плотно сжаты. Теплый ветер играл с его непослушными кудрявыми волосами. Сейчас он был похож на молодого бога, спустившегося с небес, чтобы донести до людей свою музыку.

Он закончил играть, открыл глаза и встретился взглядом с Артемом. Последний почему-то смутился и опустил голову вниз.

— Хорошо мой Додя играет? — послышался за спиной голос Розы. — Вот слушаю его и думаю: не зря я бабкин золотой гарнитур за скрипку отдала, — и она вытерла уголком шейного платка накатившуюся слезу.

— Ну шо ви, мама? — Давид подошел к столу и, убрав скрипку в футляр, обнял мать за плечи. — Что ви плачете все время? Это всего лишь музыка.

— А что ты играл? — спросил его Артем.

— Это еврейская народная пестня. Плач. Я ее на слух выучил. На занятиях мы в основном по нотам играем. Классику. А эту я услышал давно и вот по памяти подобрал, — улыбнулся ему Давид.

— Артем, — Роза впервые обратилась к Артему по имени. — Завтра Шаббат. Я до деревни сбегала. Они завтра баню топить будут. Так я договорилась за вас. Ви с мужиками туда идите. А я потом ваше исподнее постираю, — и Роза любовно погладила сына по голове.

— Что такое Шаббат? — спросил Артем у Давида.

— Суббота у евреев Шаббат. Седьмой день создания мира. Бог начал творить в воскресенье, а в субботу решил отдохнуть. Не спрашивай почему, — улыбнулся Давид и, пожав плечами, добавил: — Традиция.

Спать разошлись ближе к полуночи. Артем разделся и юркнул под одеяло. Давид несколько минут помялся возле кровати и наконец лег, повернувшись лицом к Артему.

— Ты сердишься за меня? — спросил он.

— Не сержусь, — ответил Артем, — только обещай больше этого не делать?

— Почему? — Давид удивленно поднял брови.

— Ну, как тебе объяснить… — замялся Артем, — так не принято.

— Почему? — снова задал вопрос Давид.

— Потому, что это неправильно, — уверенно сказал Артем.

— Почему неправильно? — не унимался Давид.

— Слушай, время позднее, а ты мне задаешь кучу сложных вопросов. Считай, что это тоже традиция, — Артем нахмурился и попытался отвернуться от Давида, но тот схватил его за плечо.

— Погоди! Я только спросил, почему это плохо. Если не может объяснить, так и скажи. Но я лично не вижу ничего плохого в том, что ты мне нравишься. Мне нравится все красивое. Музыка, картины в журналах, природа. Ты тоже красивый. Почему ты не можешь мне нравиться? — сказал Давид, глядя Артему в глаза.

— Ну, если я тебе нравлюсь как картина, то я не против, — засмеялся Артем. — Только еще раз полезешь целоваться — получишь по морде. Понял?

— Понял, — улыбнулся ему Давид и улегся спать.

Артем облегченно вздохнул. Инцидент с поцелуем был решен, и можно было про него забыть как про досадное недоразумение.

========== Глава 13 ==========

Артем проснулся раньше Давида. Тонкая струйка света сочилась сквозь рассохшиеся доски кладовки. Она падала на подушку, по которой были рассыпаны черные кудри. Луч медленно полз по бледному лицу с явным намерением разбудить Давида.

Артем поправил кусок старой газеты так, чтобы закрыть щель между досками. Он уже решил было подняться, но его взгляд остановился на Давиде. Тот чему-то улыбался во сне. Нешироко, одними уголками губ. Его ресницы дрожали, а тонкие пальцы сжимали край одеяла.

Артем улыбнулся и легонько тронул рукой темные волосы. То, что он считал умершем, то, чему уже никогда не дано было вырваться наружу, вдруг ожило и замерцало в душе теплым светом. Нет, это была не любовь к Давиду. Он просто снова начал замечать красивое. Вчера это была музыка и стоящая в голубом платьице Зойка. Сегодня спящий Давид. Родители старались развить в нем любовь к прекрасному. Музеи, концерты классической музыки, спектакли. Глупый юный Артем сопротивлялся, не понимая, зачем ему все это. Но потом это самое прекрасное захватило его. Оно заполнило его своей чистотой, и он уже не смог оставаться к нему равнодушным. Авария убило в нем все. И чувство прекрасного тоже. Он перестал слышать музыку в картинах и перестал видеть картины в музыке. И вот теперь, любуясь спящим другом, он слышал музыку. Светлую и немного грустную. В его душе тихо играла скрипка…

— Ты шо? — открыл один глаз Давид.

— Ничо, — пожал плечами Артем. — Но лезть к тебе с поцелуями мне все равно не хочется.

Он широко улыбнулся, шлепнул ладонью друга по лбу, надел футболку и штаны, сунул босые ноги в ботинки и вышел из комнаты.

Розы на кухне не было. На столе стоял остывший чай и два куска белого хлеба с тонким слоем масла. Артем подошел к комнате Розы и Евы, стукнул два раза в дверь и, не дожидаясь ответа, отрыл ее.

Артем уже бывал в этой комнате. Обстановка в ней была такая же скудная, как и в остальных помещениях. Две панцирные кровати, застеленные лоскутными одеялами, трюмо без зеркала и небольшой сундук. У кровати, где спала Роза, стояла старая Зингеровская швейная машинка.

Ева была ровесницей Розы, но казалась совсем старухой. После смерти мужа она немного сошла с ума и теперь почти не выходила из своей комнаты. Целыми днями она сидела, уставившись в серую стену, и молчала. Роза кормила ее, расчесывала ее седые кудрявые волосы, стирала и меняла белье.

Ева, как обычно, сидела на кровати и не реагировала на вошедшего Артема. Роза, стоящая у своей швейной машинки, вздрогнула и, отвернувшись, вытерла лицо передником.

— Тет Роз, ты чего? — Артем остановился у двери.

— Ай вей ме, — запричитала Роза, обхватив голову руками, — сломалась… Машинка сломалась! А в починку ее отдавать дорого стоит. А я ведь работаю за ей.

— Ты не ори давай, — насупился Артем. — Денег нет?

— Есть денег, — Роза перестала причитать так же резко, как и начала. — Я их отложила Додику на тапочки парусиновые и рубашку на выступление, — Роза снова завыла, — и как я теперь работать буду-у-у?

— Так, хватит орать! — рявкнул Артем. — Иди-ка лучше умойся, а я тут немного поколдую.

Роза всхлипнула, послушно встала и, вытерев лицо руками, вышла из комнаты.

Артем быстро разобрал механизм и нашел причину, которая мешала его работе. Ей оказалась тонкая игла, застрявшая в шпульке. Артем вынул ее, смазал механизм машинным маслом из железной лейки, собрал все обратно. Вытерев руки об штаны, он довольно улыбнулся.

— Ну шо? — в комнату вошли Роза и Давид.

— Шо, шо… Принимай работу, хозяйка, — Артем крутанул колесо, и машинка весело застрекотала.

— Темочка-а-а, — снова завыла Роза. — Спасибо тебе, родненький… — женщина подошла к Артему и мягко, по-матерински погладила его по отросшим волосам.

— Да ладно, — Артем смущенно дернул плечами, пытаясь увернуться от руки, — все равно я для вас гой.

— Та какой же ты гой, — женщина внимательно посмотрела ему в глаза, — я ведь так говорила, потому что мине страшно было. Предчувствие. Не знаю, как объяснить. Я как увидела тебя рядом с Додиком, у меня сердце упало. Думала, к беде, но сейчас знаю — это Бог тебя нам послал.

«Ну, не совсем Бог, — подумал Артем. — Но в чем-то ты права, тетя Роза», — а вслух добавил:

— Пойдемте завтракать. Потом дядя Фима просил ему кровать поправить. И курям нужно еды дать. Так что быстро хаваем, и делами заниматься!

Хотя по еврейским традициям Шаббат и считался священным днем, в который любая работа запрещена, весь барак был занят делами. Погода стояла хорошая, и трава росла быстро, грозясь забить нежные ростки зелени, лука и моркови. Куры тоже, несмотря на священный праздник, просили есть, громко кудахтав на насестах.

Ровно в пять мужчины барака гуськом потянулись по узкой дорожке в сторону деревни. Местный конюх, дед Тихон, давно выстроил себе добротную баньку. Война обошла это строение стороной. Коней съели в голодный год, хозяйство загнулось, дом покосился, а вот банька так и осталась стоять на берегу извилистой речки. Тихон стал пускать в баню «гостей». Сначала он разбирал и сжигал в бане остатки когда-то большой конюшни. Потом бизнес пошел в гору, и он стал позволять себе покупать дрова. Правда, вход в баню стал не рубль, как раньше, а десять рублей с носа.

Артем для порядка возмутился, когда Роза сунула ему в руку десять рублей, но та погладила его по голове и, поцеловав в лоб, шепнула на ухо:

— Заслужил.

Первыми в баню всегда шли мужчины. Они ловили самый жар, который женщины не терпели. По стенам бани шли в два ряда полати, выстланные обрезками старого ковра. В углу стоял большой котел, внутри которого горело пламя. Внизу он был обложен булыжниками, на которые плескали из ковшей воду с травами. Ближе к двери располагалось место для мытья. Там на стене висели шайки, а на двух скамейках лежали серые мочалки и куски самодельного мыла.

Артем вышел в предбанник и хлебнул из ковша холодной колодезной воды.

— Уф! Ну и жара, — Давид, вышедший следом за ним, взял из его рук алюминиевый ковш и тоже сделал несколько жадных глотков.

— Давай отдышимся и по третьему заходу, — предложил Артем, садясь на лавку.

— Тем, тока не ругайся, — Давид сел рядом с ним на лавку, — дай свой посмотреть. Я в жизть не видал необрезанного.

— Опять начинаешь? — нахмурился Артем.

— Просто любопытно, — Давид смотрел на него отекшими и красными от жара глазами. Артем хмыкнул, но отнял руки от причинного места. — Ого! — покачал головой Давид. — А головку не больно открывать?

— Не больно, — Артем взял свой член и, отодвинув кожицу, обнажил розовую головку.

— А дай я так сделаю, — потянулся Давид.

— Охренел, что ли? — рыкнул на него Артем. Давид испуганно моргнул и убрал руку. — Слушай… А я ведь обрезанный тоже не видел.

Давид хитро улыбнулся и, откинувшись спиной к стене, раздвинул ноги.

— С-с-с… — присвистнул Артем. — Не слабо так у тебя выросло. Слушай, а обрезание — это больно?

— Я не помню. Мне было восемь дней от роду. Мама говорила, шо его делали дома, потому что синагогу тогда закрыли. Мохел оттянул кожицу, и чик, — Давил сдвинул указательный и средний палец, как ножницы. — Мама говорит, что я даже не плакал.

— Ой-й-й… — Артем передернул плечами. — Зато у тебя теперь головка не такая чувствительная.

— Зато у меня риск подцепить заразу меньше. И мой больше, чем у тебя, — Давид подмигнул Артему и толкнул его плечом.

— Зато я своим девок пробовал, а ты целка, — Артем потрепал Давида по мокрым кудрям.

В этот момент из парилки выскочили мужики и, потолкавшись у двери, побежали к речке.

========== Глава 14 ==========

Роза поставила на стол тяжелую сковородку с жареной картошкой. Артем достал с полки три стакана и три вилки. Женщина вынула из ведра с холодной водой бутылку молока и разлила его по стаканам. Увидев, что в свой стакан Роза налила меньше половины, Артем отлили молоко из своего и бросил строгий взгляд на Давида. Тот кивнул и тоже отлил молоко в стакан матери.

Наевшись, Артем откинулся на стенку и похлопал по своему животу ладонями. Давид, покосившись на него, сделал то же самое.

— Теть Роз, — обратился Артем к женщине, — а расскажи о себе.

— Та шо рассказать? — Роза обмыла кипятком из чайника стаканы и вылила остатки горячей воды в сковороду.

— Ну, как росла, про отца Давидкиного, — уточнил Артем.

Женщина вытерла мокрые руки об передник, поправила упавшую на лоб седую прядь, села на скамейку и начала рассказ:

— Я родилась в девятьсот первом годе. Ох, так давно, таки подумать страшно. Наша деревня небогатаю была. Отец починял обувь, мама, как и я, швеей была. Нас, дитев, было семеро. Три старших брата, я и исчо три сестренки. Бедно жили. Када революция случилась, а за ней гражданская война, в нашу деревню вошла красная армия. Это был большой отряд красноармейцив под предводительством Якова Абрамовича Готберга. Отец сразу понял, шо я приглянулась красному командиру Готбергу, и сосватал меня за него, — женщина посмотрела в окно и улыбнулась. — Яков Абрамович был старше меня на двадцать лет. Он был образованный, с хорошими манерами, та и ко мне относился хорошо, по-доброму. В обчем, повезло мне с мужем. Мы год помикались по обозам и палаткам. Потом, после войны, Якова Абрамыча назначили командиром военного гарнизону на граници с Польшей. Вот там и настигла нас беда. Бандюганы решила перейти границу. Яков Абрамович со своими солдатами пытался остановить их, но в перестрелке был ранен. Врачи в городе несколько часов сражались за его жизнь, но не смогли его спасти. Так я стала вдовой.

Роза вздохнула и задумчиво потерла пятно на столе подолом передника.

— Не знаю, что бы со мной стало. Наверное, пришлось бы вернуться в деревню, но к счастью, нашелся добрий человек, соратник и друг моего Якова Абрамовича — военком Павел Федорович Мордвин. Его как раз с женой, Софьей Константиновной, в столицу перевели. Они и взяли меня с собой. К тому времени наш дом построили. Мордвины получили там большую квартиру, а мне тоже вибили, тока поменьче. Я работала у военкома домработницей. Убиралась у них, веши в прачечную носила, в магазины по мелочам бегала, форшмак им готовила. Уж очень им мой форшмак нравился. Это был двадцать седьмой год. Помню, осень была. Дожь шел. Сильный такой. А мне виходной дали. Как назло, когда работала, погода хорошая стояла. А как выходной — дожь, — Роза снова вздохнула. — Я решила прогуляться. Ну не сидеть же таки в виходной дома? И вот, иду я такая по улицам, дожь по зонту колошматит. Я глаза поднимаю, а там ОН… На принца из сказок похож, шо мне мама рассказывала. Все вокруг бегут куда-та, торопятся, по делам спеша. А он идет посреди всего этого, как будто не с этого мира. Не могу объяснить даже, — смутилась Роза, и ее щеки вспыхнули румянцем.

— Ты все правильно говоришь, теть Роз, — погладил ее по плечу Артем, — рассказывай.

— Любовь у нас случилась. Я сразу поняла, что он моя судьба. Мы с первого дня вместе стали жить. Квартиру обустраивали, обои клеили. Помню, военком нам на свадьбу шкап подарил. А он таким тяжелым оказался, шо нам его на этажь шесть солдат тасчили.

— Да уж, — улыбнулся Артем, — помню я этот шкаф.

— Да откудова ты его помнить можешь? Фантазер! — засмеялась Роза и потрепала Артема по голове. — А потом, — продолжила она рассказ, — я забеременела. С Яковом Абрамовичем-то детей у нас не было. Врачи говорили, шо дело во мне. Я уж и смирилась с этим, а тут вот такое чудо случилась. Когда пришло время рожать, я уговорила Иосифа, так отца Давида звали, пригласить домой повитуху. Уж больно я врачей боялась. Он ругался на меня сначала, потом согласился. Когда повитуха вынесла Доденьку показать отцу, его уже и след простыл. Он сбежал. Даже ботинки не надел, вот как утекал от нас, — женщину насупила брови. — И главно, я до сих пор не могу понять: почему он нас бросил? Ведь он говорил, шо любит меня, и рожжение Доденьки ждал. А тут взял и сбежал. И с тех пор я о нем не слыхала. Давиду я оставила его отчество, а вот фамилию свою дала, девичью: Лившиц.

— Почему ты решила, что он убежал? — возмутился Артем. — У человека могли быть обстоятельства. Может, он просто не смог им помешать.

— Какие обстоятельства могли ему помешать увидеться с сыном? — нахмурилась Роза.

— Ну, может, он пришел из будущего. А когда родился Давид, его в будущее обратно уволокло, — выдал Артем.

— Вот дурачок, — засмеялась Роза, — Увы, — сказала она серьезно, — в жизни все намного проще, чем в твоих фантазиях. Люди просто уходят, чтобы больше не возвращаться, — она тяжело вздохнула, смахнула непрошеную слезу со щеки и добавила: — А теперь дуйте спать. Завтра куру резать буду. Не несется одна. С утра на рынок сбегаете, купите муки и отрубей курям. А я завтра клецки делать буду.

Артем разделся и нырнул под одеяло. Давид аккуратно положил одежду на единственный стул, залез на диван и уселся по-турецки, всем своим видом показывая, что спать не собирается.

— Ты чо? — поднял голову Артем.

— Шо ты там про будусчее трепался? — совершенно серьезно спросил Давид.

Артем уселся, упершись спиной в стенку, и сказал:

— Клянись, что никому не скажешь!

— Зуб даю, — Давид зацепил ногтем зуб и провел пальцем по шее.

— Тогда слушай, — заговорческим шепотом начал Артем. — Я не с Ростова, а отсюда, только я из будущего. Меня твой отец прислал, чтобы я вас с мамой предупредил, — начал он рассказ, но неожиданно рассмеялся, — прям как Терминатор!

— Какой термометр? — удивился Давид.

— Это фильм такой в нашем времени. Но это неважно. Я познакомился с твоим отцом у себя в будущем. Он тоже оттуда, но когда он попал к вам в прошлое, он его изменил, когда ты родился, и его прошлое больше в себя не пустило. А в будущем он узнал, что беда случится. Сам он попасть к вам в прошлое не мог, поэтому послал меня. Понял? — Артем с надеждой посмотрел в круглые от удивления глаза Давида. — Ну да… Походу, ты ничего не понял. Можешь меня спросить что-нибудь про будущее. Я тебе расскажу.

— А в твоем… вернее в нашем будусчем коммунизьм уже победил? — с надеждой спросил Давид.

— Эм… как тебе сказать. У нас в будущем скорее капитализм победил, но еще не до конца, — почесал затылок Артем.

— Как капитализьм? А деньги есть? Их отменили? — продолжал спрашивать Давид.

— Ну у кого-то много денег. Даже слишком. У кого-то средне, но жить можно. У кого-то мало, — объяснил Артем.

— А квартиры у всех есть? — Давид подвинулся ближе к Артему.

— Ну как тебе сказать. Есть, конечно, но не у всех. Многие еще в коммуналках живут. Бомжи еще есть. Это у которых жилья нету. А так в основном квартиры небольшие, — Артем задумчиво почесал нос. — Чего-то будущее у меня какое-то несветлое выходит. О! Продуктов в магазинах море. Правда, их не каждый себе позволить может. Да и продукты научились делать из сои с добавлением бумаги, — он замолчал и посмотрел в расстроенное лицо Давида.

— Я не хочу такое будусчее, — вздохнул тот.

— Погоди! Вот счас точно хорошее расскажу. У нас у каждого есть телевизор, — Артем многозначительно поднял палец, — и даже не один.

— А шо таке тевелизор? — оживился Давид.

— Это такой ящик… вернее уже не ящик, а ну как доска плоская, и по ней крутят фильмы и новости показывают.

— Брешешь, — засмеялся Давид. — Шоб по доске фильми крутили!

— И это еще не все. У нас телефоны есть, — загадочным полушепотом сказал Артем.

— Ой, удивил, — махнул рукой Давид, — у нас тоже есть телефоны.

— Вот дурень! — засмеялся Артем. — Ты представь, что они с ладонь. Такие плоские прямоугольники с экраном. Кнопок нет. Есть сенсор. Это когда ты до экрана дотрагиваешься пальцем и можешь так позвонить кому угодно или фильм посмотреть.

— Вот брехло! — заливисто хохотал Давид. — Кто ж по телефону кино смотрит?

— А вот и смотрят. Берешь телефон, — Артем выпрямил ладонь с воображаемым гаджетом, — и говоришь: «Окэй, Гугл! Хочу посмотреть… «Волгу-Волгу», например!». И бац! Смотришь фильм.

— А кто такой Гогал? — Давид сострил смешную рожицу.

— Блин… да как же тебе объяснить, что такое поисковая система в интернете? — заерзал Артем. — Короче слушай…

До глубокой ночи Артем рассказывал Давиду про интернет, про электрические утюги и пылесосы, про машины, которые могут развивать скорость больше двухсот километров в час, и про полеты человека в космос.

— А еще прикинь. У нас летом девки без лифчиков ходят. На них такие футболочки на лямках, называются топиками… — Артем бросил взгляд на Давида.

Давид спал, положив руку под голову, а на его губах играла блаженная улыбка.

========== Глава 15 ==========

Несмотря на голод и послевоенную разруху, рынок жил своей обычной жизнью. Скудность товаров вовсе не исключала большого количества покупателей и обычных зевак. По рынку расхаживали надменные домохозяйки, приглядываясь к продуктам, а юные модницы с вожделением рассматривали на прилавках перешитые из старых военных кителей жакеты. Молодые мамочки крутили в руках вязаные пинетки, в широком ассортименте представленные у рукодельных старушек.

Давид уверенно прошел к нужному прилавку и купил пакетик серой муки грубого помола. У соседнего продавца был приобретен мешок отрубей, который Артем водрузил на самодельную тележку с огромными колесами от детской коляски. Потом Давид долго мерил парусиновые тапочки на себя и на сопротивляющегося Артема.

— Мама сказала, шоб тебе тоже купить. А то летом ноги сопреют в ботинках, — уверенно сказал Давид и кивнул продавцу, который тут же завернул штиблеты в газету.

На оставшиеся копейки Артем взял у бабки семечек, а Давид купил кулек карамели. Сунув одну конфету в рот, он насильно запихнул вторую Артему.

Артем шел по улице, подставляя лицо теплым лучам солнца, и толкал перед собой тележку. Он поймай себя на мысли, что счастлив. Ему было хорошо и спокойно. Город пах молодой травой, весенними цветами и нагретым камнем. Его не уродовали палатки с шаурмой, и он не блестел витринами дорогих бутиков. Он был живым и настоящим. Артему были приятны люди, которые его окружали. С их странным говором, с неожиданными маленькими праздниками, с наивными песнями и душевной открытостью. Их не испортила нищета и голод. Они не разучились любить жизнь и радоваться каждой минуте.

— Посиди тут на лавке. Я быстро, — прервал размышления Артема Давид, — мама просила у клиентки вещи взять на перешив.

С этими словами Давид перебежал дорогу и скрылся в недрах подъезда низенького двухэтажного здания. Артем сел на скамейку, закинул в рот пригоршню семечек и прикрыл глаза.

— Привет, красавчик, — услышал он знакомый голос. На скамейке сидела сильно накрашенная рыжеволосая женщина. Та самая, на плече который Артем проснулся однажды после пьяного угара, — чой-то не заходишь совсем? Забыл меня? Али кого лучше нашел?

Артем честно попытался вспомнить имя женщины, но не смог.

— Занят я был, — мрачно ответил он, бросив быстрый взгляд в сторону подъезда, куда убежал Давид. — Чего тебе?

— Да ничаво, — равнодушно пожала плечами женщина, — думала, мож, зайдешь. Посидим, выпьем. У меня и самогонка есть. Потом, мож, еще чаво получится. Уж больно ты мне приглянулся, — женщина томно вздохнула и положила свою руку с длинными красными ногтями на коленку Артема.

— Слушай, иди уже, а? — Артем снова посмотрел на подъезд, из которого уже шел в его сторону Давид. — Я зайду как-нибудь. Обещаю. Только иди!

— Готово! — весело сказал подошедший к ним Давид. — Теперь можно домой идти. А кто это с тобой? — он с любопытством посмотрел на рыжую даму.

— А я вот знакомая твоего друга, — улыбнулась женщина. — Ой, какой же ты хорошенький, — женщина провела когтистой лапой по щеке Давида. — И целуешься, небось, хорошо. Вон какие губки сладкие!

— Наверно, — улыбнулся ей Давид.

— Да уйдешь ты? — уже не скрывая раздражения, сказал ей Артем.

— Уже ухожу. А ты приходи, чль, — рыжая повернулась к Артему. — И шаломщика свово приводи, — она развернулась к ребятам спиной и медленно пошла по дорожке, мерно покачивая бедрами.

Настроение было испорчено. Артем толкал по дорожке тележку и мрачно смотрел под ноги.

— Артем, ты за меня стесняешься? — спросил вдруг Давид.

Артем остановился и повернулся к другу.

— Нет, Давид. Я не тебя стесняюсь. А ее.

— Почему? — задал свой любимый вопрос Давид.

— Понимаешь… она из моей прошлой жизни. И она грязная. А ты чистый, и я не хочу, чтобы грязь прилипла к тебе и испортила, — и это было правдой. Артем не хотел, чтобы Давид увидел его в компании этой рыжей шалавы. Он не пил водки, потому, что не хотел, чтобы Давид видел его пьяным. Он не ругался матом, чтобы слух Давида не касалась грубая речь. — И вообще, — закончил он мысль, — давай-ка прибавим шагу. Мама, наверно, уже курицу варит и ждет муку.

Позади барака, стояла старая печка, обложенная позеленевшим от старости кирпичом. На ней женщины кипятили белье или грели воду для мытья. Сейчас на печи стояла большая алюминиевая кастрюля, прикрытая деревянной крышкой.

Бульон был жидким и не очень наваристым, но запах, который он распространял по округе, был просто сказочным. Это был запах настоящего куриного бульона. Помимо самой «виновницы торжества», большой курицы, в нем варилась одна морковка, луковица и несколько зубчиков чеснока. Получив муку, Роза высыпала ее в большую миску, вбила туда же пару яиц, кинула щепотку соли и влила тонкой струйкой воду.

Ровно в три часа все жители барака расселись за большим столом, на краю которого стояла кастрюля с супом. Все по очереди передавали свои миски, и Роза большим половником наливала в них бульон с клецками.

Скорее это были клецки с бульоном. От натуральных яиц они были яркого желтого цвета, и только мука придавала им немного серого оттенка.

Артем съел сначала клецки, а потом допил ароматный бульон вприкуску с тонкой вафельной мацой.

— Ну шо? Наелись, оболтусы? — Роза подошла к ним сзади, обняла обоих за плечи и по очереди чмокнула в макушки.

От этого простого прикосновения в душе у Артема потеплело. Он чуть откинул голову назад и положил голову на большую грудь женщины. Она гладила его стриженную голову, аккуратно обходя пальцами шрам, и говорила что-то нежное и ласковое на своем странном языке.

— Мама говорит, шо ты славний. Шо ты засчитник, — перевел ему Давид.

От этих слов по спине Артема прошел холодок. Четырнадцатое августа. Эта славная и добрая женщина должна погибнуть в этот день. А Давид, который сейчас с любовью и нежностью смотрит на мать, будет оплакивать ее смерть. Нет, этого не должно случиться!

Пока женщины мыли в большом корыте посуду, а мужчины во главе с Давидом таскали им воду и протирали миски, Артем шмыгнул в барак и вошел в комнату Евы.

Роза сидела возле подруги и кормила ее супом, заботливо вытирая рот чистой тряпочкой.

— Чего тебе? — спросила Роза, подняв на Артема глаза.

— Теть Роз, — Артем мялся у входа. — Ты можешь мне одну вещь пообещать?

— Ну, смотря какую, — улыбнулась Роза.

— Пообещай мне, что четырнадцатого августа ты ни на шаг не отойдешь от меня и Давида. Ни на одну секунду. Обещаешь?

— Обесчаю, — кивнула Роза и, повернувшись к подруге, вытерла ей рот тряпочкой.

Посуда была вымыта. Женщины сели у стола и затянули тихую грустную песню. Мужчины носили чистую посуду в кухню и убирали лишние скамейки.

— Вот затянули, — сказал Сигизмунд, проходя мимо стола, — только тоску нагоняете. Эй, Додька! Ну-ка сыграй нам шо-нить веселое.

Давида долго уговаривать не пришлось. Он вынес скрипку, покрутил колки, настраивая ее, потерся зачем-то об нее щекой, занес смычок и…

Скрипка веселилась. Она брызгала нотками острот, шутила и рассыпалась искрами смеха. У мелодии оказались слова. Первым запел Сигизмунд, за ним песню подхватили другие.

— Это «Хава Нагила», — сказала подбежавшая к Артему Зойка. — Под нее веселятся. Пойдем танцевать!

Артем быстро перенял странную манеру танца. В такт музыке нужно было просто выбрасывать поочередно ноги, держа руки у груди. В музыке и в танце не было ничего особенного, но от всего происходящего сердце в груди Артема радостно стучало в такт «Хава Нагиле».

========== Глава 16 ==========

— Мальчики, родненькие выручайте! — Зойка подбежала к ребятам, сидящим за столом в кухне. — Мне Сизый свиданье назначил. Сегодня в парке. А отец не пущает.

— А с нами он чо, отпустит? — спросил Артем, не оборачиваясь.

— С вами отпустит. Додька мне как брат. А ты сильный. С тобой вообще не страшно, — затараторила Зойка.

— Ага, — Давид покачал головой, — ты опять нашкодишь, а нам отвечать?

— Не, Додь! Я только маленько погуляю с Котькой и домой. Мне главное — выбраться с дому. Ну миленькие, — Зойка сделала умоляющую физиономию и сложила руки на груди.

Дело было вечером, и, в принципе, дел никаких не было. Так что сходить в парк было неплохой идеей, поэтому парни согласились на эту сомнительную авантюру.

Несмотря на то, что на улице было еще светло, в парке горели огни. Влюбленные парочки сидели на скамейках, робко держась за руки. По дорожкам ездили велосипедисты и бегали мальчишки. На большой танцплощадке играла музыка. Парни подпирали спинами стены бетонной веранды. Они равнодушно и презрительно смотрели на стайки хихикающих девушек и покрывали землю ковром из семечной шелухи. Несколько пар девушек топтались по краям танцплощадки под песни про любовь и верность.

— А теперь белый танец! Звучит всеми любимая песня из кинофильма «Цирк» в исполнении неподражаемой Любовь Орловой, — объявил ведущий, и из черной тарелки на вершине веранды заиграла музыка.

От кучки девушек отделилась тонкая стройная фигурка и решительно ринулась через всю площадку в сторону ребят.

— Привет, Артем, — перед ними стояла Зиночка. Она была как всегда мила и сексуальна. Вокруг ее головки был повязан тонкий яркий платок, а верхняя пуговка на белой блузке расстегнута. Зина вопросительно смотрела на Артема снизу вверх и лукаво улыбалась.

— Привет, — Артем сделал нарочито равнодушное лицо и даже отвернулся в сторону.

— А чего ты тогда в парк не пришел? — не обращая внимания на его реакцию, продолжила Зиночка.

— Прежде чем свиданье мне назначать, нужно было своего ухажера отшить, — Артем плюнул за землю шелуху.

— Ох, ты про Севку, что ли? — засмеялась девушка. — Ну его. Он скучный! — Зиночка капризно надула нежные розовые губки.

— А я типа веселый? — хмыкнул Артем.

— Артем, а кто это? — подал голос Давид.

— Знакомая моя, Зина, — ответил ему Артем, — Зина, это Давид.

— Очень приятно, — Зиночка сделала легкий реверанс, — Тем, пойдем танцевать. Вон и музыка такая красивая. Обожаю Любовь Орлову.

Артем нехотя вышел в центр площадки, обнял Зиночку за талию и медленно повел ее в вальсе. Через тонкую ткань блузки он чувствовал тепло гибкого тела. Зиночка пахла вишневой карамелью. Ее головка с аккуратно уложенными волосами касалась его подбородка, и Артем задохнулся от нахлынувшего желания. Его руки крепко обняли девичий стан и притянули ближе.

Музыка кончилась, а Артем все еще стоял, обняв порозовевшую Зиночку за талию.

— Пойдем, что ли? А то тут народу много, — шепнул ей Артем. Зина коротко кивнула и послушно пошла за ним в темноту парка.

Выбрав самую уединенную скамейку, Артем и Зиночка уселись на нее.

— Зин, ты такая… — прошептал Артем и поправил рукой кончик платка на ее голове.

— Какая? — хитро сощурилась она.

— Красивая и сексуальная, — вздохнул Артем и подвинулся к ней ближе. — Я прям как вижу тебя, мне дышать тяжело.

— Мож, ты болен? — не сдавалась Зиночка.

— Нравишься ты мне, — обиженно ответил Артем и отвернулся.

— Тем… Ну чо ты? — девушка положила тонкую ручку ему на плечо.

Артем принял этот жест как призыв. Он резко повернулся, притянул слабо сопротивляющуюся Зиночку к себе и поцеловал в губы.

Поцелуй был тягучим, горячим и приторно-карамельным. Руки Артема без труда пробрались под тонкую блузку и нащупали упругую грудь. Зиночка отвечала ему на поцелуй, и ее рука гладила Артема по плечу. Сердца обоих колотилось, как две птицы, запертые в разные клетки. Артем жадно упивался поцелуем, и его тело приятно ныло от возбуждения.

— Артем! Я замерз. Пошли до дому, — рядом со скамейкой стоял Давид.

— Ты охренел?! — рявкнул Артем, когда сладкий поцелуй неожиданно оборвался. Зиночка оттолкнула его и отодвинулась на конец лавки.

— Холодно уже и поздно. Пойдем Зойку найдем и до дома двинем, — виновато опустив глаза, сказал Давид.

— Ну-ка… Отойдем… — Артем схватил Давида за руку и оттащил подальше от лавки. Они завернули за угол и зашли в ближайшие кусты. — Ты совсем ненормальный или притворяешься? — зло шипел Артем. — Ты не видишь, что у меня свиданка? У меня уже все на мази было. А тут ты, дебил! Замерз… Домой пошли… — Артем сказал это противным голосом, скривив лицо. — Она почти уже на все согласна, ты хоть понимаешь, что ты мне все чуть не обломал?

— А с кем это Зина на лавке? — Давид раздвинул молодую листву и кивнул в сторону скамьи. Там сидела Зиночка и жеманно кокетничала с Севой-Пысой.

— Бли-и-ин… — процедил сквозь зубы Артем, — теперь точно облом!

В самом безлюдном месте парка ребята нашли Зойку в компании лопоухого Котьки Сизого. Оттащив девушку от ухажера, Артем пошел к выходу из парка, по дороге зло колошматя найденной палкой молодую листву на кустах.

За всю дорогу Артем не проронил ни слова. Войдя в кладовку, он разделся, кинул на стул одежду и лег на спину поверх одеяла, подложив руки под голову.

— Ты сердишься за меня? — Давид сидел по-турецки на диване и виновато сопел.

— А как ты думаешь? — Артем сверкнул в его сторону глазами. — Если бы не твое нытье, у меня бы все получилось.

— Что получилось? — посмотрел на него исподлобья Давид.

— Ну, может, конечно, не совсем все, но возможно, она бы мне хоть подрочила. У меня яйца уже в горле были, — Артем вздохнул.

— Ну-у-у… Если хочешь… — замялся Давид, — давай я тебе… подрочу…

Его рука потянулась к Артему и легла на ляжку. Артема подбросило на кровати, и он, откинув руку Давида, толкнул его в грудь.

— Ты совсем, что ли, охрел? — заорал на него Артем.

Давид принял исходное положение по-турецки и опустил голову вниз.

— Прости, я, наверно, что-то не так… не то… не про то… — мямлил он.

— Слушай, — немного успокоился Артем, — вот скажи мне: с какого перепуга ты решил мне дрочить? Вообще, с чего все эти пидорские замашки? Вроде растешь в почти социализме. Тут и секса нет, а ведешь себя как… как пидор.

— Тогда ночью, когда на меня напали, — тихо начал Давид, не поднимая глаз, — я лежал на мостовой, и мне было очень страшно. Потом я открыл глаза и увидел тебя… — Давид поднял на Артема грустные глаза. — Ты был таким красивым… сильным… смелым… мужественным…

— Кажется, я понял, — перебил его Артем. — Это у тебя синдром спасенного. У психологов это, наверно, не так называется, но смысл, я думаю, в этом. С перепуга ты решил, что я такой… Красивый там, сильный, смелый. А потом ты решил, что влюбился. Но это не любовь. Понимаешь?

— А что такое любовь? — серьезно посмотрел Давид.

— Любов? Хм… ну-у-у… это когда… Когда видишь любимого человека, и у тебя яйца к горлу подскакивают, — нашелся Артем.

— Нет, — покачал головой Давид. — Любов — это када ты смотришь на любимого человека, и у тебя в душе играет музыка. Когда я смотрю на тебя, то слышу скрипку. Я знаю, — Давид рукой остановил Артема, который что-то хотел возразить, — между нами ничего не может быть. И ты останешься моей несбыточной мечтой. Поэтому моя скрипка плачет. Плачет по несбыточной мечте. Когда-нибудь я запишу эту песню…

Давид посмотрел на Артема глазами, полными слез, уткнулся лицом в подушку и с головой укрылся одеялом.

========== Глава 17 ==========

Сон не шел. Артем лежал на стареньком диване и смотрел в серый потолок.

Давид не выдумывал и не врал. Он чисто физически был неспособен на это. Но как? Как могло случиться, что этот чистый, светлый и наивный мальчик влюбился в такого раздолбая? Это он, Артем, виноват в этом. Он предстал перед Давидом сказочным героем, приходящим на помощь в трудную минуту. Сильным, смелый, честным. А на самом деле Артем не такой. Он тупой городской гопник, умеющий только пить пиво, травить непотребные байки, материться и таскать девок в койку.

«Я должен все исправить! — эта мысль крепко засела у Артема в голове. — У меня есть куча возможностей и вариантов это сделать. Но для этого мне нужно вернуться в настоящее и начать все заново. Главное: не пересекаться с Давидом, и тогда он не сможет влюбиться в меня и искалечить этим свою жизнь!»

Светало… На улице загорланили птицы, сквозь щели между досками пробрался утренний ветерок. Наглый луч отогнул край газеты и медленно полз по полу, подкрадываясь к кровати. Артем осторожно, чтобы не разбудить спящего Давида, слез с дивана, взял со стула свои вещи, тихо оделся и вышел на улицу.

Поежившись от утренней прохлады, он поднялся по узкой тропинке из оврага, прошел мимо небольшой деревни и вышел в город.

Город спал, прикрыв глаза-окна старенькими кружевными шторами. Его улицы были пусты и молчаливы. Только вдалеке слышался стрекот проснувшегося в депо первого трамвая.

На душе у Артема было тяжело. Ему казалось, что вместо сердца у него в груди тяжеленный валун. Он перекатывался в нем, зажимая легкие, поднимался к горлу, перекрывая дыхание, от чего на глаза наворачивались слезы.

«Ничего страшного, — пытался успокоить себя Артем. — Я вернусь сюда. Вернусь в двадцать четвертое мая и начну все заново. Будет Зинка. Будут танцы в парке. Будет город. Все будет так же… Не будет только клецок по воскресеньям, мацы, бани, и Хава Нагилы не будет. Я никогда не попробую форшмак Розы. Она никогда не обнимет меня, не поцелует и не назовет сынком. И не будет скрипки. Я никогда не услышу скрипку Давида. А если даже мы встретимся на улице, он меня не узнает, — от последней мысли камень в груди расширился до необъятных размеров. — Я буду наблюдать за вами издали. Буду радоваться вашим успехам, буду смотреть, как вы празднуете очередной Шаббат. Буду ловить носом запах куриного бульона, но мне будет не хватать вас!..»

Каждый шаг по лестнице давался тяжело. Артем открыл перекошенную дверь квартиры и подошел к знакомому шкафу. Рука потянулась к ручке, но в этот момент перед глазами Артема возник образ Давида.

Давид стоял спиной к распахнутой двери барака. Его тонкую фигурку обтекал яркий свет, и казалось, что этот свет исходит от него. В руках Давид держал скрипку. Его карие глаза с загнутыми вверх ресницами смотрели на Артема грустно, а на их дне затаились боль и обида. Давид поднял скрипку, положил ее на плечо, потерся об ее лакированное тело щекой, взмахнул рукой с зажатым в тонких пальцах смычком и заиграл…

Артем слышал музыку. Он чувствовал ее всем телом. Музыка проникала ему под кожу, лилась в его венах, наполняя душу радостью и надеждой. Музыка звала его. Умоляла не уходить. Просила остаться. Рука, протянутая к ручке дверцы шкафа, сжалась в кулак и упала, безжизненно повиснув вдоль тела. Артем прислонился спиной к шкафу, снял с головы кепку и уткнулся в нее лицом.

— Не могу… — тихо прошептал он и опустился на бетонный пол.

Он открыл парадную дверь знакомого подъезда и шагнул на каменную мостовую. Город просыпался. На дорогах появились немногочисленные прохожие. Мимо проехала машина, коротко дуднув наглой серой кошке, переходящей дорогу. Торговцы открывали свои лавки, протирая запылившиеся окна.

Как только Артем принял это решение, на душе стало легко и спокойно. Камень в груди растаял, и освобожденное сердце весело забилось.

Артем прошел две улицы вверх, свернул у знакомого здания Управы к трамвайным путям, поднялся к Всесвятской церкви и, увернувшись от струи воды поливальной машины, свернул за угол.

Он уперся в невысокую пристройку, над дверью которой красовалась надпись «Скобяная лавка». На открытой двери висел тетрадный листок, на котором простым карандашом было написано: «Требуется подмастерье».

В лавке стоял полумрак. На стенах висели лопаты, метла и совки. В большой кадке стояли черенки, а в углу неровной горкой лежали алюминиевые крышки.

В центре помещения стоял стол, за которым сидел седой крепкий мужчина. Он ковырялся отверткой в старом прокопченном примусе, дымя вверх папиросой.

— Здрасьте вам, — кивнул ему Артем, сняв с головы кепку. — Работники требуются?

— Здоров, коль не шутишь, — отозвался мужчина. — А чего ты умеешь?

— Да все понемногу. Могу железо лудить. Могу клепать. В механике немного понимаю. В электрике. Могу мотор перебрать, — кивнул ему Артем.

— Мотор, говоришь? — Мужчина прищурил глаз, в который лез едкий дым от папиросы. — Пьюший?

— Да так, — пожал плечами Артем, — в праздник могу усугубить, но не злостно.

Мужчина затушил папироску, взял из-за стула два костыля, лихо вскинул на них одноногое тело и поковылял куда-то во внутреннее помещение. Вернулся он, держа в руках небольшой моторчик.

— Вот, — сказал он, кладя мотор на стол перед Артемом, — справишь мотор. Справишь — работа твоя. Какие инструменты нужны, возьмешь вон в том яшыке, — мужчина махнул головой на старый комод.

— Ногу-то где потеряли? — спросил Артем, ковыряясь в ящике с инструментами.

— Так тут и потерял, — ответил мужчина. — Две войны прошел. И хоть бы царапина. Вернулся домой, а тут на тебе. Железкой ногу пропорол, забинтовал, думал, само пройдет. А тут гангрена. До последнего терпел. Вот мне врачишки ногу-то и оттяпали.

— М-да… Неприятность, — Артем сел за стол напротив мужчины и взялся за отвертку. — Меня Артем зовут.

— Дядя Саша, — кивнул ему мужчина, с одобрением поглядывая на ловкость, с которой Артем разбирал мотор.

После того, как мотор был починен, дядя Саша поставил перед Артемом жестяную кружку с молоком и рядом положил кусок хлеба.

— Счас помоги мне кастрюли залудить. Потом домой беги. Небось, тебя мамка уже обыскалась. Завтра к семи приходи. Я что могу сам починяю. Остальные заказы тебе оставлю.

— Мамка точно потеряла, — почесал голову Артем, вспомнив про Розу. — Так я на работу принят?

— Принят, — кивнул дядя Саша, — платить буду каждный день. А это вот, — мужчина положил на стол три рубля, — тебе за мотор. Я его не смог починить, а ты вона молодец.

К трем часам Артем уже сидел на скамейке около консерватории. Мимо него чинно прошла группа молодых людей с нотными папками, потом — две девчушки с футлярами для флейты.

Только через полчаса из здания консерватории появился Давид. Он медленно шел по огромной лестнице. Видимо, почувствовав на себе взгляд, Давид поднял голову и, встретившись глазами с Артемом, улыбнулся. Он быстро побежал по дорожке в сторону скамьи, на которой сидел Артем, но, не добежав пару метров, остановился. Улыбка с его губ медленно сошла, и он молча опустился на край скамейки.

— Ты чего так долго? — проворчал Артем. — Я тебя уже полчаса тут жду.

— С преподавателем обсуждали новую пьесу, — ответил Давид, глядя вперед. — Я решил, шо ты от нас насовсем ушел, — добавил он тихо.

— Я хотел, — ответил Артем, заметив, как вздрогнули при этих словах плечи Давида, — но не смог.

— Отчего не смог? — Давид посмотрел на Артема с надеждой.

— Музыка не дала, — незло усмехнулся Артем, — да и хозяйство у меня тут. Вон воды на полив огорода нужно натаскать. Курям отрубей дать. Да и ты вон с мамой пропадете без меня, — он смотрел на Давида и в этот момент был полностью уверен, что поступил правильно.

— А куда ты хотел уйти? — спросил Давид, улыбнувшись.

— К себе, в будущее. Мне стоило только войти туда, и все… Если бы я вернулся обратно, ты бы меня уже не помнил, — сказал Артем.

— Почему? — спросил Давид.

— Вот смотри… — начал объяснять Артем, — я могу уходить к себе сколько угодно раз и возвращаться обратно. Но возвращаюсь я сюда в двадцать четвертое мая. Сколько бы тут ни прожил раньше. И выходит, что все события повторяются. Вернее, их можно изменить, но… понимаешь… я понял, что не хочу ничего менять. Ты мне веришь? — он поднял глаза на Давида.

— Верю, — кивнул тот.

— А теперь пошли в лавку. Купим немного постного сахара. А вечером чай будем с ним пить. Я тут на работу устроился. Вот решил первую зарплату отметить, — Артем достал из кармана мятый трояк.

— Вот тут ты прав, шо хочешь гостинец купить. Ой и получишь ты от мамки мокрой тряпкой по спине, — засмеялся Давид.

========== Глава 18 ==========

Они спустились по узкой тропинке, ведущей в овраг, и вышли к бараку. Роза стояла возле огромного стола и полоскала в большом железном корыте белую футболку Артема.

— Прям дежаву, — хмыкнул Артем. Его посетило странное чувство, что он после долгого отсутствия вернулся домой.

— Счас будет тебе «дежаву», — толкнул его в плечо Давид.

— Вай ме… Темочка… — всплеснула руками женщина и кинулась к нему, все еще держа мокрую футболку. — Сынок! А я уж глаза виплакала, решила, шо ты от нас ушел. Вот и Додик все утро ходил, как в воду опущенный, — Роза обняла Артема и положила ему голову на грудь.

— Мама Роза! Ну чо ты как эта… — смущенно пробормотал Артем. Он погладил женщину по спине и поцеловал седую голову.

— Шо как эта? — Роза легонько оттолкнула Артем. — Шлимазл! Как в голову такое ему пришло? Бросить нас! — Роза замахнулась мокрой футболкой. — Вот ты у меня сейчас получишь! — первый удар пришелся по плечу. От второго Артему удалось увернуться, но Роза не сдавалась. — А ты подумал, что я за тебя расстроюсь? — она снова замахнулась. — Ты подумал, что Доде без тебя плохо? — она махнула футболкой, но Артем развернулся и перебежал на другую сторону стола. — Ты подумал своей глупой головой, что мы скучать за тебя, застранца, будем? — Роза попыталась обогнуть стол и достать Артема, но тот снова сменил место дислокации. Тогда Роза перегнулась через стол и попала мокрой тряпкой точно ему по груди.

— Мама Роза, — хохотал Артем, — ну хватит тебе уже! Давай лучше поедим. Мы с Давидом не жрамши!

Видимо, мысль о том, что дети голодные, успокоила Розу. Она бросила футболку в корыто и пошла на кухню готовить ужин, неслышно ворча себе под нос.

Был тихий вечер. Закончив все свои дневные дела, жители барака расположились за большим столом на кухне. Роза испекла скорую коврижку. Соня принесла баночку меда. В небольшой стеклянной вазочке лежали постный сахар и кем-то принесенные конфеты.

Вокруг стола носились дети, изредка подбегая к родителям и получая конфету или кусок коврижки. Коврижка, облитая ароматным медом, казалась Артему вкуснее любого дорого торта. Он облизывал испачканные медом пальцы и украдкой поглядывал на Давида, сидящего напротив.

Он пытался услышать ту самую музыку, но видел только ослепительную улыбку на его губах и блеск от лампы в глазах. Ветер ласково перебирал крутые завитки черных волос, а сквозь тонкую белую рубашку просвечивало худенькое тело. Сам не зная почему, Артем тихо замурлыкал под нос:

— Ах, эта девушка-а-а… полумесяцем бро-о-овь.

— Ты чо за песню поешь? — к нему подсела Зойка и схватила из сахарницы конфету.

— Да вспомнилось вдруг, — пожал плечами Артем.

— А-а-а. — понимающе кивнула ему Зойка, — из нашего Додьки красивая баба вышла бы.

— Да при чем тут Давид вообще? — удивился Артем.

— Сам смотрит на Додьку и песню поет, потом спрашивает, при чем он тут, — пожала плечами Зойка.

Артем хотел что-то возразить, но она вспорхнула с лавки и бросилась догонять Родика.

Ночью Артем с удовольствием растянулся на стареньком диване и укрылся теплым одеялом.

— Тем, а расскажи мне, как ты раньше жил, — Давид снова уселся по-турецки, высоко подтянув острые коленки.

— Да и рассказывать нечего, — Артем уселся напротив друга. — Папа у меня был историком. Преподавал в университете. Знаешь, какое у него было любимое время? — Давид мотнул кудрявой головой. — Годы правления Сталина, до его смерти в пятьдесят третьем и признания культа личности в его лице, — Давид испуганно покосился на дверь.

— Ты сейчас говоришь, шо товарисч Сталин умрет через семь лет и его врагом народа признают? — спросил он шепотом.

— Еще каким! — кивнул Артем. — Он народа сгубил больше, чем в войну погибло. Но я не про это сейчас. Папа часто брал путевки на экскурсии, и мы объездили все Золотое кольцо.

— Шо объездили? — не понял Давид.

— Ну, города Золотого кольца. Города-памятники архитектуры и истории. Сейчас все не упомню, но вообще, больше всего поездка в Питер запомнилась. Мы почти неделю в Эрмитаже провели. Приходили уставшие, а утром снова туда шли. Мама была пианисткой. Вернее, она в юности подавала большие надежды, но ей не хватило блата, чтобы пробиться. Поэтому она стала обычным учителем в музыкальной школе. Но она любила своих учеников и свою работу. С ней мы ходили на концерты классической музыки. Помню, мне было лет пять, и папа подарил ей билеты на «Лебединое озеро» в Большой. Прикинь, я, дурак малолетний, весь балет на люстру смотрел и мечтал о такой же в своей комнате, — Артем горько усмехнулся. — Я никогда не видел, чтоб они ругались. Папа постоянно дарил маме цветы. Просто так. Приходил с работы с букетом роз или маленький букет ландышей приносил. А мама смотрела на него как на супергероя. Можно я не буду про аварию рассказывать? — спросил он у Давида. Тот коротко кивнул, и Артем продолжил: — После похорон мамина сестра, Ленка, оформила опеку и переехала из своего Мухосранска к нам. Она хорошая, Ленка, просто молодая. Ей тогда двадцать было. Попала из провинциального города в столицу, ну и захотелось ей красивой жизни. Сначала мы жили на те деньги, которые она выручила с продажи своего дома, дальше на наследство, которое оставили папа с мамой. Потом деньги кончились, и Ленка нашла работу. Денег с трудом хватало на еду. Пенсия по утере кормильцев, которую я получал, уходила на квартплату. Я к тому времени учебу совсем забросил. После операции мне стало трудно учиться. Я плохо воспринимал материал, и память стала подводить. С трудом закончив девять классов, я поступил в колледж на слесаря. Там я познакомился с гоп-компанией: Шлангом. Слоном и Котом. Из-за того, что психовал постоянно, меня Психом и прозвали. Мы сидели на лавке, пили пиво, курили и грызли семечки. Иногда срубали немного бабла, тряханув какого-нибудь пацана на улице. По-крупному не воровали. Снимали магнитолы с машин. Иногда удавалось телефон отработать. Обокрасть старого еврея — это было самое крупное дело, на которое мы решились. Так я и познакомились с твоим отцом. Иосифом Линдерманом.

Когда Артем стал рассказывал про старика, Давид оживился. Он не задавал вопросов, но вслушивался в каждое слово, сказанное про отца. Когда Артем рассказал про смерть старика и про то, как он попал в прошлое, Давид сказал:

— Надо маме рассказать про папу. Она все время говорит, шо он за нас бросил.

— Не, — покачал головой Артем, — она не поймет и не поверит.

Давид на секунду замолчал, а потом спросил:

— Тем… почему ты не ушел? Ты сказал про музыку, и я подумал… — и он положил свою руку Артему на коленку.

— Давид… Не спрашивай меня про это, — Артем опустил глаза. — Я пока сам ничего не понимаю. Я не знаю, слышал ли музыку, но я ее чувствовал, — он покосился на руку Давида и, улыбнувшись, добавил: — Но если ты сейчас не уберешь руку, у меня яйца будут в горле.

Давид сделал испуганные глаза, убрал руку, а потом звонко рассмеялся.

День был насыщен событиями, и вечер наконец принес долгожданное облегчение. Артем лег на подушку и закрыл глаза. Засыпая, он почувствовал, как Давид взял его за руку и тихо прошептал:

— Это шобы ты не сбежал, — он придвинулся к нему ближе, и щеки Артема коснулись жесткие черные кудряшки, пахнущие дегтярным мылом.

========== Глава 19 ==========

Артем не заметил, как пролетел месяц и наступил пик лета. По утрам он уходил на работу, по пути провожая Давида до консерватории. Дядя Саша не мог нарадоваться на помощника. У Артема оказались золотые руки. Это привлекло большое количество клиентов. Дела скобяной лавки пошли в гору, и дядя Саша нанял в помощь Артему еще одного человека — шустрого и болтливого Серегу. Хозяин лавки принимал заказы от клиентов и доставал необходимый расходный материал, Артем выполнял самые сложные заказы, а Серега лудил и паял кухонную утварь, выправлял велосипедные колоса, ободы телег и лопаты.

После работы Артем шел встречать Давида, а если задерживался на работе, Давид приходил к лавке и ждал его, сидя на невысоком заборчике. Деньгами дядя Саша Артема не обижал. Артем каждый месяц отдавал Розе талоны на питание и почти все заработанные деньги. Себе он оставлял мелочь на любимые семечки и лакомства для Давида.

После трудового дня ребята бегали к речке и смывали дневную жару и усталость в прохладных водах. По выходным мужчины барака ходили на рыбалку за деревню к устью реки. Принесенных ими карасей и плотву женщины жарили на большой сковородке и вечером устраивали общие ужины с песнями, шутками и танцами под граммофон.

Роза перешивала клиентам вещи и занималась стиркой. Иногда ходила за грибами, и тогда вечером ребят ждал ароматный грибной суп.

На одном из вечерних чаепитий все сообщество вынесли решение отремонтировать и утеплить барак к холодам, для чего постановили: приносить в дом кирпичи и доски, если кому-то они попадутся на пути. Артем предложил договориться с деревенскими, разобрать ничейный сарай посреди поля и перевезти материал на телегах к бараку. Его предложение дружно поддержали.

Перед сном Давид брал Артема руку и придвигался к нему как можно ближе. Сначала Артема это смущало, но потом он привык к неприметным знакам внимания, которые делал Давид. Сидя рядом на лавочке, Давид иногда тихонько касался его бедром или незаметно гладил по руке. Если они оказывались друг напротив друга, то Артем ловил на себе его взгляды, полные нежности и обожания. Постепенно Артем и сам стал заигрывать с Давидом. То щипал его за коленку под столом, то подмигивал, то подходил к нему сзади и дул ему в ухо. Давид вздрагивал и заразительно хохотал.

Но когда они оставались наедине, смущение брало верх, и при любой неловкости оба краснели и опускали глаза.

Приходя на речку, Артем часто любовался Давидом. Несмотря на середину лета, кожа Давила оставалось молочно-белой и прозрачной. Под ней перекатывались небольшие бугорки мышц. На худенькие острые плечи с мокрых завитков волос стекали капельки воды. Артем с улыбкой смотрел на прыгающего на одной ноге Давида. Выбив из уха воду, Давид с разбегу плюхался рядом с ним на траву и ложился на живот, положив голову на сложенные руки. Артем брал травинку и проводил ей по длинной шее, по впадинке между лопатками, по пояснице, по ложбинке между крепкими холмиками ягодиц и по узким сдвинутым бедрам. Давид по ходу прохождения травинки поднимал плечи, сдвигал острые лопатки, сжимал ягодицы и затихал. Когда травинка доходила до розовых пяток, Давид начинал сучить в воздухе ногами и смеяться.

По ночам Давид по обыкновению садился по-турецки на диван напротив Артема, и тот рассказывал ему про будущее, рисуя в простой тетрадке в клеточку смартфоны, телевизоры, машины и самолеты. Художник из Артема был не очень. Когда он попытался нарисовать Давиду знаменитую Мону Лизу, тот долго хохотал и сказал, что она похожа на маму Сигизмунда, Сару Израильну, когда та болела тифом.

Вечерами мужчины шли в поле разбирать сарай. Они аккуратно складывали доски на самодельные повозки и перевозили их к бараку, а в выходные забивали ими щели в стенах, утепляя сеном. Артем всеми силами старался облегчить работу Давиду. Он выхватывал из его рук тяжелые доски и заставлял надевать на руки толстые вязаные перчатки. Давид делал вид, что сердится на него за это, но его глаза сияли благодарностью.

— У Евочки день рождение в субботу, — сказала как-то вечером Роза, — надо бы купить сахара и муки. Я пирог испеку. Зарежем пару кур. Надо бы рыбки наловить. Я б из щуки форшмак сделала.

— Мама Роза, — Артем жадно вцепился зубами в кусок хлеба. — Зашем праждник уштраивать? — прошамкал он набитым ртом. — Она все равно ничего не понимает.

— Не говори так, — Роза дала Артему легкий подзатыльник. — Евочка все понимает, и ей будет приятно.

Кроме форшмака, жареных на печке кур, вареной картошки, резаных овощей и пирога на столе оказалась бутылка самогонки, купленная у деревенских, и бутылочка портвейна «Улыбка» из магазина. Роза категорически запретила мальчикам пить самогон, поэтому в стаканы Артема и Давида было налито немного вина. Для Давида это был первая проба алкоголя. После второго глотка крепкого портвейна его глаза заблестели и движения стали развязными.

— Додя, а сыграй для Евы ее любимую? — попросила Роза и протянула сыну скрипку.

Давид взял скрипку, тронул пальцами струны, поправил колки, вкинул руку и заиграл.

Скрипка ожила в его руках и заговорила. Она рассказывала о еврейской семье. О любящей матери, готовящей на кухне. Об отце, починяющем старые ботинки. О детях, весело бегающих вокруг стола. О толстом ленивом коте у печки. Ева слушала и тихо плакала, вытирая лицо руками.

— Так, дамочки! Хватит уже сопли на кулак наматывать! — сказал Фима, когда песня скрипки закончилась. — Давай, Родька! Запускай шарманку. Евочка, хочу вас ангажировать, — он протянул Еве культю. Та взялась за нее рукой и встала.

Артем смотрел на танцующую с Фимой Еву и не видел в ней сумасшедшую седую женщину, вечно сидящую на кровати, уставившись в одну точку. Ева улыбалась, глядя куда-то вдаль, и плавно вальсировала под песню Утесова.

— Темка! — услышал Артем громкий шепот Давида. — Давай сбежим?

Артем согласился, и они оба быстро растворились в тени двора. Они бежали по траве, усеянной каплями росы, в сторону речки. Артем чуть притормозил возле того места, где они обычно купались днем, но Давид взял его за руку и повел дальше.

Свет Луны почти не проходил сквозь высокие деревья, поэтому Артем не сразу разглядел в темноте большую полуразрушенную беседку.

— Тут давно жил какой-то немецкий барон, — сказал Давид. — Он был очень любвеобильный. Для каждой своей любовницы он построил отдельную беседку, где с ними и встречался, — он потянул Артема в беседку, — говорят, их тут по округе штук десять.

— Я помню эту беседку, — сказал Артем, — она у нас в парке стоит. В самом конце. Только в моем времени ее отреставрировали.

В беседке была кромешная темнота. Артем пошарил руками воздухе и услышал тихий смех Давида.

— Чего смеешься? — пробурчал он. — Завел меня в темноту и уссывается стоит.

Он почувствовал движение, и его уха коснулось легкое дыхание. Артем нащупал в темноте рубашку Давида и притянул его ближе к себе. Он провел рукой по спине и ощутил тепло тела через тонкую ткань. Давид от неожиданности вздрогнул и затих. У Артема было странное ощущение. Осознание того, что он обнимает именно Давида, возбуждало. Боясь испугать его своими действиями, Артем аккуратно провел рукой по жестким кудрявым волосам и попытался в темноте найти губы Давида, но тот вздрогнул и тихо пискнул.

— Ой!

— Чего? — отстранился Артем.

— Ты мне носом в глаз попал, — отозвался Давид.

— Темно. Я прицелиться не могу, — засопел Артем.

Давид засмеялся, но Артем прервал его смех поцелуем.

Он был мягким и нежным. Он был теплым и сонным, как свернувшийся котенок. Губы Давида открылись навстречу поцелую, но когда Артем попытался дать волю накатившей страсти и прижать Давида крепче, тот вздрогнул и отстранился. Артем снова погладил рукой его спину. Давид расслабился и сам продолжил поцелуй.

Сейчас во всем мире были только они, ночь и долгий мучительный поцелуй…

========== Глава 20 ==========

Прохладная речная вода остудила их разгоряченные тела. Они лежали на траве и любовались черным звездным небом.

— Тем, о чем ты мечтаешь? — спросил Давид, повернувшись на бок и подперев щеку рукой.

— О мире во всем мире, — отшутился Артем.

— Я серьезно, — улыбнулся Давид и снял с его плеча длинную речную водоросль.

— Я хочу, чтобы это не кончалось. Я тут чувствую себя дома. Прошлая моя жизнь — тоскливый и серый сон. А здесь я дышу, я живу. Тут я чувствую себя нужным и чувствую, что меня любят, — Артем отвернулся от Давида и уставился в небо.

— Ты очень тут нужен. Мне нужен, — Давид тоже лег на спину и взял Артема за руку, — а знаешь, о чем мечтаю я?

— Ну-ка, — Артем повернул к нему голову.

— Я представляю себя, стоящим на сцене. Передо мной зал. Огромный такой зал, а в нем сотни зрителей. Я волнуюсь немного, но мне не страшно, потому что из сотни лиц зрителей я вижу только тебя и маму. Вы сидите в первом ряду и смотрите на меня. И вот гаснет свет, и я начинаю играть, — Давид прикрыл глаза и тихо запел какую-то песню. Его рука взмыла вверх и запорхала на фоне черного неба, выписывая на нем мелодию. Когда Давид замолчал, Артем тихо спросил.

— Что за песню ты пел?

— Это то, что у меня в голове. Я еще не написал эту музыку. Ты первый, кто ее услышал, — ответил Давид.

Его лицо было таким красивый и одухотворенным, и оно было так близко, что Артем, поддавшись нахлынувшим чувствам, погладил щеку Давида рукой.

Это стало их местом. Их маленькой тайной. Их убежищем от всего мира. После ужина под предлогом искупаться они шли в беседку и под покровом темноты наслаждались поцелуями. С каждым днем поцелуи становились все горячее. Давид тихо сопел, покусывая губы, и тянул рубашку Артема на себя так, что тонкая ткань трещала по швам. И с каждым днем им было все тяжелее унять возбуждение в холодной воде речки. Но оставшись наедине в своей комнате, они не решались дотронуться друг до друга. Несмотря на то, что от остальных жителей их отделяли стены, лежа на диване, они не позволяли себе любовных утех.

— Почему? — иногда спрашивал Давид. — Почему это неправильно?

— Мне трудно тебе объяснить, — говорил Артем, проводя рукой по крутым завиткам волос, — нас так воспитали. У всего должен быть результат. У любви результат — это рождение потомства.

— Разве в этом есть смысл любви? И разве есть смысл в чувствах? Любовь либо есть, либо ее нет. И ведь влюбленным нет дела до результата. Они просто любят, а не хотят продлить свой род? — Давид посмотрел на Артема с надеждой. — Ты же не думаешь про какой-то результат, когда рядом со мной?

— Ты наивный, Додь. Смешной и наивный, — Артем вздохнул. — Спроси прямо, что ты хочешь от меня услышать?

— Ты меня любишь? — Давид сжал кулаки и затаил дыхание.

— Люблю, — ответил Артем, — главное, чтобы про это никто не узнал. По-моему, статья за мужеложство уже есть в УК.

В последний день июля к вечеру поднялся сильный ветер, небо затянуло тучами, и оно прорвалось сильным ливнем. Капли воды забарабанили в тазиках и ведрах, расставленных по всему бараку. Яркие всполохи молний озаряли темноту комнаты. Давид лежал на диване, укрывшись одеялом под самый подбородок, и при каждом раскате грома испуганно вздрагивал и моргал.

— Ты чего, грозы боишься? — Артем смотрел на него с улыбкой.

— Мамину сестру, тетю Симу, молнией убило, когда она маленькой была. А еще я читал, как одна семья сгорела от шаровой молнии. Тут главное не шевелится, тогда молния тебя обойдет, — прошептал Давид.

— У нас на бараке громоотвод стоит, — успокаивал его Артем, — молния если и попадет в крышу, то уйдет под землю. Иди-ка лучше ко мне. А то, я смотрю, ты совсем перепугался.

Давид переполз поближе к Артему, положил ему голову на плечо и перекинул руку на его грудь.

— Я все хотел тебя спросить… Откуда у тебя это? — спросил Давид, крутя в пальцах монетку на веревочке.

— Это помять о моем друге. О твоем отце, — сказал Артем и поймал руку Давида.

— Это шекель. Еврейская монетка, — тонкие пальцы Давида переплелись в воздухе с пальцами Артема.

Артем обнял худую спину Давида, и тот уткнулся носом в его шею. В этот момент им показалась, что в них попала молния. По их телам прошел разряд тока, от чего сердце бешено застучалось. Артем прихватил волосы Давида и потянул вверх. Давид поднял лицо и его губы встретились с губами Артема.

Вспышки молний выхватывала из темноты их сплетенные тела. Они прижимались друг к другу, зажимая между напряженными животами свое желание, и им казалось, что сейчас они единый организм с одним огромным бьющимся сердцем.

Артем возбуждал каждый вздох, издаваемый Давидом. Тот жадно глотал воздух ртом, крепко сжимая руками шею Артема.

Давид крепко зажмурился и, сжав зубы, сдавленно застонал. Артем тяжело выдохнул и благодарно поцеловал чуть приоткрытые губы Давида.

— Сейчас бы в речке купнуться, — улыбнулся Давид, переводя дыхание.

— Ага… — Артем перелез через него на свое место и раскинулся звездой поверх одеяла, — еще бы выпить морса из смородины, тот, что мама приготовила.

Тела медленно остывали, а порывы холодного ветра, свистящего в щелях между досок, заставили ребят быстро юркнуть под одеяло. На этот раз Давид сам прижался к Артему, положил ему голову на плечо.

Вспышки молний и раскаты грома прекратились, но дождь не стихал. Он барабанил по дырявой крыше барака и проникал в щели между досок крыши.

Дверь в кладовку открылась. На пороге стояла взволнованная Роза. Она бросила взгляд на ребят, мирно спящих в обнимку на диване. В этот момент Давид закинул ногу на Артема и откинул одеяло. Роза тихо охнула и прикрыла дверь. Собравшись с силами, она снова открыла дверь и сказала громким шепотом:

— Артем! Тема! Проснись, сынок, — когда Артем заворочался и открыл глаза, она добавила: — Евочке плохо. Сбегай до больницы. Врачей позови.

Когда дверь закрылась, Артем повернул голову в сторону Давида, тихо чертыхнулся и накрыл его одеялом.

В больничном покое был полумрак. Пахло лекарствами и хлоркой. Артема встретил молодой врач и, выслушав причину его прихода, пошел поднимать бригаду скорой помощи.

У Евы оказался сердечный приступ. Осмотрев больную, врачи уложили ее на носилки и унесли в карту скорой помощи. После того, как врачи ушли, Артем направился было к выходу, но Роза его остановила.

— Артем, нужно поговорить, — серьезно сказала женщина.

— Мама Роза… — Артем мялся у двери. — Давай не будем. Ты все не так поняла.

— Что я не так поняла? — подняла брови женщина. — Додик совсем голый в обнимку с тобой в кровати может значить что-то другое?

— Он не в обнимку… вернее, в обнимку, но он не… Черт! — Артем развернулся и, подойдя к кровати Евы, плюхнулся на нее. — Понимаешь, мам. Я люблю его. И как брата, и как друга, и еще как… Я сам не знаю, как это произошло.

— Ты соблазнил моего мальчика! Моего чистого, светлого мальчика до греха довел, — Роза заплакала. — Горе мне! Как теперь людям в глаза смотреть! Как ты мог? Я тебя как родного приняла. Полюбила, как сына, а ты моего мальчика погубил!

— Мама! — на пороге стоял Давид. — Артем ни при чем. Это я первым к нему стал приставать. Я люблю его, мама!

— Сынок! — в глазах Розы было удивление и испуг. — Что ты такое говоришь? Он парень, Доденька! Ты не можешь его любить!

— Почему? — Давид стоял в дверях, нервно кусая губы.

— Так… — первым пришел в себя Артем, — во-первых, нам нужно закрыть двери. Тут, конечно, все свои, но, думаю, слышать про это никому не стоит, — Давид кивнул и закрыл дверь. — Во-вторых, мама Роза, я тебя понимаю. Я сам бы любому по морде двинул, если бы мне пару месяцев назад сказали, что у меня будет роман с парнем.

— Ты просто запудрил моему мальчику голову своими рассказами о будусчем. Зачем ты ему врал? — спросила Роза.

— Мама, он не врал. Это правда! — топнул ногой Давид. — И прекратите во всем винить Артема!

— Ты веришь, что он пришел из будусчего, де знал твоего отца? — приподняла брови Роза.

Артем встал, подошел к Розе, снял с шеи веревку с шекелем и протянул ей.

— Вот… Это осталось мне на память от Иосифа. Он хранил эту монетку всю жизнь. И еще фотографию. Я по этой фотографии тебя с Давидом и узнал, — женщина удивленно смотрела то на монету, то на Артема. — И еще… Мама… так случилось, что мы влюбились. Мы никому не можем довериться. Я не прошу нас понимать, мам, но кто, как не ты, можешь принять нас такими?

Роза только тяжело вздохнула и, взяв в руку шекель, тихо заплакала.

========== Глава 21 ==========

Завтракали в полной тишине. Роза поставила перед ребятами миску с вареными яйцами и хлебом. Ее глаза были красными и припухшими. Артему с Давидом тоже не удалось уснуть. Оставшуюся часть ночи и утра Давид ворочался и вздыхал, а Артем лежал на спине и смотрел в потолок.

— Мальчики, — прервала молчание Роза, — я всю ночь думала, — она на секунду замолчала и внимательно посмотрела на ребят. — Если ви уверены, что это… это настоящее чувство, то я… Я хочу, чтобы ви били счастливы, — выдохнула она. — Не скажу, шо это решение мне далось легко, и не скажу, что я таки это одобряю. Я даже не понимаю, как такое может быть, но… Я вас обоих очень люблю. Главное, шобы про это никто больше не узнал. Поэтому, Темочка, ты там в лавке у себя найди щеколду какую. Неровен час, кто к вам заглянет. Зойка, например. Она любительница за вас от отца прятаться.

— Мама, — Артем накрыл рукой руку женщины, — знаешь, старик… Иосиф много мне о тебе рассказывал. И сейчас я понимаю, почему он тебя так любил.

— Расскажи ей, что мне рассказывал, — поддержал его Давид.

— Я не вру, мам. Я правда его знал. Он говорил, что, когда вы познакомились, ты рукой ловила капельки дождя с зонта и на тебе было платье в синих цветах и голубая кофта. Еще вспоминал, как вы за грибами ходили и заблудились. И как ты в болоте сапог потопила, а он тебя потом до самого дома на руках нес. Рассказывал, как вам шкаф принесли и вы поссорились, споря, куда его поставить, а потом сидели на кухне и смеялись, что из-за такой ерунды поругались. Еще рассказывал, как ты любила есть сметану с солью, когда Давидом была беременная.

— Ох, — Роза слушала, прижав руку к груди, — Ёся был таким романтиком. Знаешь, Темочка, я верю, шо ты знал моего мужа. Только пусть мой Додик верит в сказки про прекрасное будусчее. Мне достаточно знать, что ты его знал, и я буду счастлива, если ты иногда будешь рассказывать об Иосифе.

— Спасибо, мама, — ответил Артем.

— За что, сынок? — Роза удивленно подняла брови.

— За то, что ты есть, — ответил Артем.

— Темка! — встрепенулся Давид. — Давай, бежим! Мы опаздываем уже!

После обеда Артем почувствовал недомогание. Его знобило, и ломило суставы. Дядя Саша посмотрел на красные щеки парня и отпустил его пораньше домой.

Артем вышел из лавки и, посмотрев на часы, решил дождаться Давида. Зайдя в аптеку, он купил аспирина и запил таблетку из фонтанчика в сквере. Артем сел на лавку так, чтобы ему было хорошо виден выход из консерватории. Таблетка подействовала, и озноб потихоньку стих, только голова осталась тяжелой и пустой.

— Эй, Псих! — окликнул его знакомый голос. — Здорово! — возле скамейки стоял Пыса с потухшей папироской в зубах. — Мне тут птичка на хвосте принесла, что ты с шаломщиками снюхался.

— Даже знаю эту рыжую птицу, — недовольно буркнул Артем.

— Так что у тебя там за дела с жидами? Вынюхиваешь чего или какой пиковый интерес есть? — Пыса сплюнул папироску на дорожку и затоптал его тяжелым военным сапогом.

— Я просто у них хату снимаю, — ответил Артем. По его спине снова пробежал холодок. Он не боялся этого мелкого фраера Пысу, но как только его дорога пересекалась с ним или кем-то из его компании, в душе Артема поднимала голову холодная и скользкая змея беспокойства.

— Так ты ж не дурак, Псих. Не поверю, что не прошелся по их сундукам. Небось, цацек всяких у них завались. Да и золотишко припрятано, — Пыса развалился рядом с Артемом на лавке.

— Да откуда у них золото? — равнодушно пожал плечами Артем. — Они беднее нас с тобой.

— Ой, не пой мне песни, — Пыса залез в свой карман, достал горсть семечек, сдунул с них пыль и закинул в рот. — Был у нас в доме до войны еврей один. Шиллер-Миллер какой-то. Так он ходил в обносках и ел только хлеб и воду, а как помер, так в его матраце полмиллиона старых денег нашли и еще коробку с золотишком в шкафу. Так что ты там посмотри как следует. Потом меня найди. Мы у них все это барахлишко экспроприируем.

Артем хотел было возразить Пысе, что у этих людей нет ни гроша, но в этот момент увидел Давида, спешащего к нему. Тот радостно улыбнулся, увидев Артема, и махнул ему рукой.

— О! — Пыса усмехнулся. — Смотри-ка, какой жиденок забавный. На бабу похож. Уж не с ним ли ты шуры-муры водишь?

— Да я тебе сейчас! — Артем подскочил и схватил Пысу за воротник футболки.

— Эй-эй! Парень! Да и ты правда Псих, — Пыса оторвал от себя руки Артема, — шуток уже не понимаешь? Ладно, — он встал, поправил ворот футболки и сплюнул шелуху от семечек на землю. — Я пошел. Если чо, узнаешь про золотишко еврейское — сам знаешь, где меня найти, — и с этими словами Пыса пошел по дорожке в сторону трамвайных путей.

— Это кто был? — спросил Давид, поравнявшись с Артемом. — Твой друг?

— Знакомец старый, — сказал сквозь зубы Артем.

— Тем, чего ты такой странный? — удивился Давид. — И глаза вон блестят.

— Да вчера под дождем промок и простыл. Трусит меня немного, — озноб и правда вернулся в его тело.

Несмотря на то, что Роза приказала Артему немедленно лечь в постель, тот вооружился молотком, раздобыл у Фимы пару гвоздей и прибил щеколду к внутренней стороне двери.

— Принимай работу, — сказал он Давиду. Он тут же закрыл дверь, щелкнул задвижкой и всем телом прижался к Артему. — Не выдумывай, — Артем приложил руку к его вытянутым трубочкой губам. — Еще не хватало, чтобы ты заразился от меня.

Роза дала Артему горячего морса, натерла ему грудь вонючим скипидаром и замотала горло теплым шерстяным платком. Выходя из комнаты, она посмотрела на щеколду, обернулась и тяжело вздохнула.

— Тем, — Давид уселся на диване и серьезно посмотрел на Артема, — вчера… ну… — его щеки вспыхнули. Он заправил черную прядь волос за красное ухо и продолжил. — Тебе вчера понравилось?

— Понравилось, — Артем улыбнулся и почесал шею, которую колол шерстяной платок. — Если честно я никогда таким не занимался.

— Я тоже, — опустил глаза Давид, — а это считается, что мы ну… что между нами что-то было?

— Конечно считается, — уверенно кивнул Артем. — Правда, это был не совсем секс, но было приятно.

— Секс? А как тогда по-настоящему заниматься сексом? — у Давида загорелись глаза, и он подвинулся поближе.

— Ну-у-у… — Артем задумался, — не скажу, что я в этом что-то понимаю… вернее, я знаю, как надо… вернее, не то чтобы знаю. Вернее… — поняв, что просто не сможет рассказать о гейском сексе Давиду, Артем смутился и замолчал.

— Тем… я не маленький, — нахмурился Давид.

— Ты не маленький, но понимаешь… это как-то может прозвучать грязно и напугать тебя, — Артем попытался взять Давида за руку, но тот дернулся и отстранился.

— Рассказывай, — уверенно кивнул он.

— Понимаешь… Ну, можно его… ну… член… в попу, короче, — выдохнул Артем.

— Как в попу? — Давид широко распахнул глаза и открыл рот. — Шутишь? Серьезно туда? — он покосился себе за спину и засмеялся. — Да ну тебя, Темка!

— Конечно не шучу, — улыбнулся Артем.

— Ну, если… Я все сделаю, что ты хочешь, — уверенно сказал Давид.

— Нет, Давид, — покачал головой Артем, — я этого не хочу. Я просто хочу, чтобы ты был рядом со мной. Мне этого достаточно.

— И мне, — Давид, резко нагнувшись, жадно впился в губы Артема…

========== Глава 22 ==========

Благодаря заботе Розы и Давида Артем быстро поправился и уже в выходной вызвался идти на рынок за продуктами. Начиная с субботы в бараке панировалось грандиозное мероприятие: приготовление заготовок к зиме. В связи с этим Роза сама решила идти на рынок за солью и специями.

— Мам, мы сами все купим, — пытался ее отговорить Артем, — чего тебе на рынке делать?

— Во-первых, вас могут обвесить, обсчитать или подсунуть некачественный товар. А во-вторых, засиделась я вдали от города. Хочется на люди выйти, — объяснила им женщина.

Артем шустро толкал впереди себя пустую тележку. Давид шел рядом с ним, поедая свое любимое мороженое. Роза шла впереди них, плавно покачивая широкими бедрами, и тоже ела мороженое, которое, по ее словам, уже и на вкус забыла.

— А давайте сфотографируемся? — неожиданно предложил Артем и притормозил возле фотоателье.

— Ой, та не выдумывай, Темочка! — махнула рукой Роза. — Я и не причесана.

— Мам, ви у нас и так красавица, — Давид чмокнул мать в щеку.

— Давайте, а? На память, — добавил Артем и потащил упирающуюся Розу за руку в дверь ателье.

Хозяином оказался старый седобородый китаец. Старик усадил Розу на стул, а за ней поставил Артема и Давида. Фотограф потянул какую-то веревку, и за ними открылась картина, которая, видимо, изображала светлое будущее. На фоне ярко-голубого неба летали причудливые дирижабли. По гладким, как паркет, дорогам ездили автомобили, а по краям стояли высоченные башни.

Китаец долго присматривался к троице через объектив камеры, периодически подходя и поворачивая головы то одному, то другому.

— Улыбаимися, — прошамкал он. — Сейсас вылетит псиська!

Как все фотографы, он оказался вруном. Никакой птички так и не вылетело, зато все трое были ослеплены яркой вспышкой реактива, укрепленного на стойке над аппаратом.

— Приходити в понезельник, — кивнул им на прощанье китаец.

— Только смотри, чтоб с фотошопом… Тьфу ты, с ретушью не переборщи, — сказал ему, уходя, Артем.

— Молодой селовек, — покачал головой китаец, — обизаес! Я был лутсий худозник в своей сколе.

— Ну смотри! Чтоб все узнаваемые были, — добавил Артем и вышел за остальными на залитую солнцем рыночную площадь.

Роза торговалась как Бог. Уже через полчаса тележка, которую вез Артем, оказалась набита разными овощами, приправами и солью.

— Додя, — обратилась женщина к сыну, — ты бы отвез тележку, а мы с Темочкой еще пройдемся по рынку и на сэкономленное купим муки, кондитерского жира, дрожжей и ягод. Завтра пирогов сделаю, и мы после работы устроим чаепитие. А ты дойдешь — скажи мужикам, чтоб печку топили, и воды натаскайте к нашему приходу. Будем рассол готовить.

Они вернулись домой через полтора часа. У барака кипела работа. Мужчины ведрами таскали из колодца воду и выливали ее в большие тазы, в которых женщины мыли помидоры и огурцы, собранные с грядки. Артем выложил на кухне сумки и, глянув в окно, крикнул пробегающей мимо с ведром морковки Зойке:

— А Додька где?

— Ой, — притормозила девушка, — забыла. Он сказал, шо пошел к речке ополоснуться. Будет ждать тебя на вашем месте. Сказал, шо ты знаешь, де это, — и Зойка побежала дальше.

Артем прошел мимо небольшого пляжа, где они купались, и свернул в лес. Он нашел Давида за беседкой. Тот стоял возле небольшого дерева и что-то вырезал на его стволе маленьким перочинным ножом.

— Что такое «ДА»? — спросил его подошедший сзади Артем.

— Давид и Артем, — не оборачиваясь, ответил Давид.

— А почему не наоборот? Артем и Давид? — спросил Артем и провел пальцем по грубой коре дерева.

— Потому шо наоборот получится «АД», — Давид опустил нож и обернулся. — Я знаю, шо ты надумал, — сказал он, сдвинув брови.

— Ну-ка, просвети, — улыбнулся Артем и попытался обнять его. Давид отодвинулся и, опустив голову, ответил:

— Ты хочешь вернуться в прошлое и все исправить. Сделать так, чтобы я про тебя забыл. Ты просто хочешь меня бросить, — закончил он и, подняв глаза, внимательно посмотрел на Артема.

— Вот с чего тебе это в голову пришло? — Артем притянул Давида к себе и поправил длинную челку, падающую ему на глаза. — Если б я так захотел сделать, я бы это уже давно сделал. Но я с тобой и никуда не собираюсь пропадать. Знаешь… Если бы я сейчас решил вернуться, то я бы проиграл все заново. Каждый день. Только вот грозу исправил бы. Между нами тогда ничего бы не было, и мама нас бы не застала. И никогда не узнала, что мы с тобой вместе.

— Нет, — мотнул кудрявой головой Давид. — Я бы ни одной секунды с тобой не променял ни на какие сокровисча. А мама все равно када-нибудь про это узнала бы. А почему ты сказал, шо мы фотографируемся на память? Я вот и решил, шо ты нас бросить хочешь.

— Ну, просто так говорят, когда фотографируются. Только я это фото для другого сделал, — Артем чувствовал под рукой тепло тела Давида, смотрел в его глаза и задыхался нежностью.

— Для чего? — Давид положил ему голову на плечо и потерся об него щекой.

— Потом расскажу, а пока… Пошли купнемся, и надо помогать заготовки делать.

Вечерело. Женщины убирали со стола тазики, собирали обрезки от овощей в ведра, а мужчины таскали их курам. Давид принес с кухни большой заварной чайник и сахарницу.

— У меня есть сердце-е-е… А у сердца песня-а-а… А у песни тайная-а-а. Тайна — это ты, — промурлыкал он, проходя мимо Артема.

— Ой, наш Додя влюбился, — тонко пискнула Зойка.

— Так и пора бы уже, — гулко поддержала его тетя Соня. — Гляди-ка, какой кавалер вырос! Красавец! От девок, небось, отбоя нет! — толкнула она Розу.

— Какие девки? — натянуто улыбнулась та. — Он еще дите неразумное. Рано ему женихаться!

— Да ладно тебе, Роза! Додик у тебя умный, красивый. А как на скрипке играет! Просто заслушаться можно! — поддержала тетю Соню старенькая Анна Аркадьевна.

— Да наш Додька краше любой девки! — засмеялась Зойка. — Была б парнем, влюбилась!

— Хватит тебе чушь пороть, Зойка! — шикнула на нее Роза. — Совсем парня засмусчала!

— Да ладно тебе, теть Роз. Не серчай, — улыбнулась ей девушка, — а что, Додька? Не та ли это девушка, с которой ты на катке зимой развлекался? Представляете, иду мимо катка, а наш Додя такую деваху красивую завалил! Они там прям на катке и кувыркалися!

Женщины громко засмеялись и пошли за стаканами и кружками для чая, по ходу хлопая и гладя по плечам красного от смущения Давида.

Ночью Давид как всегда запер дверь, погасил керосинку и юркнул под одеяло к Артему.

— Ну ты шо? — обиженно засопел он, когда Артем увернулся от поцелуя и отодвинулся от него.

— А нишо, — проворчал Артем, — чо это за девка, про которую Зойка трепалась?

— Ой, та ладно тебе! — улыбнулся Давид. — Это было до тебя. Меня ребята с дирижерского на каток позвали. А я кататься не умею. И вот стою я такой на коньках возле заборчика, и тут меня как мотанет вперед. В обчем, эта девушка за меня въехала, и мы оба упали. Так потом она мне встать хотела помочь. Возилась несколько минут, да так и бросила. А я ползком добрался до выхода и смог на ноги встать тока у скамеек, где переобуваются.

Артем еще несколько минут пытался удержать на лице обиженное выражение, но не выдержал и засмеялся. Он по-медвежьи сгреб хохочущего Давида ближе к себе и прервал его смех своим поцелуем.

========== Глава 23 ==========

После той самой грозы жара, душившая город, спала. Установилась теплая умеренная погода с легким прохладным ветерком и мягкой температурой. Вечера стали прохладными, а вода в речке заметно остыла.

Артем закончил работу и, перейдя через пустую рыночную площадь, открыл дверь в фотоателье. Старый китаец не обманул. Фотография были яркой, но ретушь не исказила лица людей, запечатленных на ней. Умелый мастер только убрал с лица Розы усталые морщинки, от чего она на фотографии выглядела моложе. Артем бережно провел пальцем по милым лицам и, убрав фотографию в жесткий конверт, вышел на улицу.

Он шел по знакомой дороге, щурясь от яркого солнца. На душе было тихо и спокойно. Где-то на соседней улице на скамейке возле консерватории его ждал Давид, дома готовила ужин мама. Зойка вчера снова пришла под утро, и Сигизмунд снова гонял ее по двору. Сейчас он, скорее всего, ругается из-за этого с тетей Соней. Ева после больницы стала немного реагировать на окружающих и даже однажды угостила Давида и Артема яблоком. Сейчас она сидит в своей комнате и слушает стрекот старенькой Зингер. Роза шьет кому-то наряды. Маленький Родька с Эдиком сидят на кухне и делают уроки, а Анна Аркадьевна медленно ходит за их спинами и следит за тем, чтобы малышня не отвлекалась.

Артем оглянулся по сторонам и рванул на себя дверь подъезда. Он поднялся на этаж, открыл перекошенную дверь квартиры и вошел в комнату.

Стоя у слепого оконного проема, Артем достал из кармана огрызок простого карандаша, вынул из конверта фотографию и написал на ее обратной стороне: «От любящей жены Розы и сына Давида». Он еще раз взглянул на фотографию и сказал в темноту:

— Дед, ты там не перепутай. Твой — который кудрявый. Ну, а Розу ты точно узнаешь!

С этими словами он сунул фотографию в конверт, провел языком по его краю и запечатал его. Капнув на конверт клеем, прихваченным из лавки, Артем просунул руку в щель между стеной и шкафом. Убедившись, что конверт хорошо приклеился к задней стенке, он вынул руку, отряхнул испачканный пылью рукав тонкой куртки и вышел из квартиры.

Он пробежал два лестничных проема, на последнем сел на уцелевшие перила и скатился вниз, точно приземлившись на ноги у входной двери.

— Здорово, Псих, — услышал он из темноты знакомый голос. — Смотрю, резвишься? — Пыса вышел в полосу света, пробивающуюся из окна подъезда.

— И тебе не хворать, — мрачно поприветствовал его Артем, кинув взгляд на еще три мрачные тени за его спиной.

— Тут с тобой поговорить хотят. С нами пойдешь, — Пыса вынул из мятой пачки папиросу, дунул в нее и, смяв пальцами фильтр, сунул ее в рот.

— Никуда я с вами не пойду, — по спине Артема пробежал холодок, — а кому надо, пусть сам приходит и говорит.

— Не дури, парень, — Пыса ласково похлопал Артема по плечу, и тот почувствовал, как в его бок уперлось острие ножа. — Пойдем. Меченый сказал тебя к нему привести.

Артем шел по улице, окруженный плотным кольцом незнакомых парней. Пыса крепко держал его за локоть, другой рукой приставив к боку нож. Где-то совсем рядом на лавочке Артема ждал Давид, положив на колени футляр со скрипкой. Роза шила на машинке, Сигизмунд ругался с тетей Соней, а мальчишки делали уроки. Сердце Артема болезненно сжималось, когда он представляло эти картины. Беспокойство накатывало на него огромными волнами, заставляя леденеть руки и ноги и выступая на лбу крупными капельками холодного пота.

Вокруг жил своей обычной жизнью город. Люди спешили с работы домой. Мамочки гуляли со своими непослушными чадами. Студенты и школьники проходили мимо шумными стайками.

Войдя в арку дома, где жила Катька Рыжая, компания нос к носу столкнулась с молодым милиционером. Тем самым, что Артем встретил в свое первое посещение прошлого. Милиционер отошел в сторону, пропуская толпу парней, и встретился глазами с Артемом. Артем всеми силами попытался дать понять ему, что с ним беда. Он показал глазами вниз и одними губами прошептал: «Помогите!», но милиционер равнодушно скользнул по нему взглядом и прошел мимо.

Пыса толкнул Артема в дверь, и нож с его бока исчез. Артема провели по длинному коридору, и он оказался в небольшой кухне. За столом сидел мелкий парень с короткими черными волосами и поедал вареную картошку с малосольными огурцами, запивая это все водкой.

— Ну, здорово, Псих! — ухмыльнулся парень, сверкнув золотой фиксой. — Знаешь, кто я?

Он приподнял короткую челку и показал Артему шрам на лбу в виде молнии. Увидев его, Артем не удержался и прыснул со смеху.

— Гарри Поттер? — спросил он, давясь смехом.

— Гарри? — удивленно поднял брови парень. — Это Игорь с Крестьянской заставы? Ну, что потный он — согласен. Только шрама у него вроде нет. Я — Меченный. Слыхал про меня? — Артем перестал смеяться и кивнул. — А откуда у меня шрам, знаешь? — не дожидаясь ответа, Меченный продолжил: — Мы в мусарню с ребятами проникли. Перебили охрану и в комнату с вещдоками прошли. Потом другие мусора налетели. Хорошая драка была, — Меченный откинулся на спинку стула и блаженно улыбнулся. — Один из легавых мне рукояткой пистолета по лбу вдарил. Так я устоял и ему брюхо ножом вспорол. Вот после этого меня и стали Меченым звать, — парень взял из миски вареное яйцо, постучал им по столу, очистил и протянул Артему. — На-ка… Выпей и закуси, — Меченый налил в рюмку водки и пододвинул ее к Артему.

Артем выпил, поморщился, выдохнул и сунул в рот яйцо целиком.

— А теперь о деле, — хлопнул рукой по столу Меченый. — Ты выяснил про еврейское золотишко и червонцы? Знаешь, где прячут?

— Нет у них ничего, — качнул головой Артем. Водка быстро потекла по его венам, расслабляя мышцы и дурманя разум. — Нищие они все.

— Ой нехорошо, Психушка! — покачал головой Меченый. — Ты себе все решил прикарманить? Делиться не хочешь?

— Да головой отвечаю. Я все перерыл. Нет у них ничего, — твердил Артем заплетающимся языком.

— А мы вот и проверим, — блеснул фиксом Меченный. — Пойдем шмон у шаломщиков наведем. Повеселимся. А ты с нами пойдешь.

— Меченный, — Артем побелел от ужаса. — Да не трогай ты их. Они ж все переселенцы. Если что и было у них, все вместе с домом погорело.

— Прям так и все? — подмигнул ему главарь. — Ну, если ничего не найдем, то хоть душу отведем. А то засиделись мои ребята без дела.

— Стой! Погоди! — Артем подскочил на месте, но сильные руки сзади усадили его обратно на стул. — Я покажу вам, где золото спрятано, — в его голове внезапно созрел дикий план: увести банду в лес за деревней и там сбежать от них и предупредить жителей барака об опасности.

— Знаешь, Псих! — Меченный скривился. — Чую я неладное. Не доверяю я тебе. Мож, ты легавый? И нас точно в лапы мусорам сведешь?

— Какой я легавый? — наигранно обиделся Артем. — Я с Ростова. Там в такой же шайке-лейке был.

— С Ростова, говоришь? — подмигнул ему Меченный. — Эй! Детка! Подь суда!

В кухню вошел огромный парень. Он бросил недружелюбный взгляд на Артема и сел рядом на стул.

— Вот Детка у нас тоже с Ростова. Так где ты там, говоришь, жил?

Артем был в Ростове один раз, когда ездил с родителями по Золотому кольцу. Их гостиница стояла на Красной улице. Больше про Ростов Артем ничего не знал, поэтому решил идти ва-банк.

— На Красной, — уверенно кивнул он Меченному.

— Соседи, — ухмыльнулся Детка. — Я на Яблоневой. А главный у вас кто был?

— Шланг, — как можно увереннее сказал Артем.

— Слыхал о нем, — кивнул Детка и бросил Меченному: — С ним наш Гнусавый свои дела делал.

— Так вот что я решил, — Меченный снова хлопнул по столу, подытоживая разговор. — Ты тут останешься, пока мы шмон у евреев наведем, а вот если не найдем ничего, тогда вернемся, и ты нам все про заначку расскажешь. Но учти: если нас легавые и повяжут, живым ты отсюда не уйдешь. Детка, ты с ним остаешься. Глаз с него не спускай!

Детка провел Артема по тому же коридору, завел в небольшую комнату, закрыл дверь и уселся возле нее на стуле.

— Слушай, земеля, — обратился к нему Артем, — какое сегодня число?

— Четырнадцатое августа с утра было, — недобро посмотрел на него Детка.

========== Глава 24 ==========

Артем сидел на пустой панцирной кровати и прислушивался к происходящему. В квартире явно происходила движуха. Входная дверь открывалась, впуская все новых и новых «гостей».

— Косого позвать надо с братьями, — слышался голос Меченного из кухни. — Пыса, метнись к Катьке Белой. Он у нее последнее время ошивается. Еще с Литейного Муху нужно позвать. У него ствол имеется и пара гранат. Будет чем отбиться, если что. И парням скажи, чтоб смесью горючей у Сивого запаслись. Как стемнеет, выступаем!

Артем сначала нервно стучал тяжелыми ботинками по полу, потом встал и подошел к окну. Разбить стекло можно было и просто локтем, да и выпрыгнуть с третьего этажа не проблема. Вот только внизу прямо под окном была куча бетонных блоков с торчащими зубами арматуры, видимо, после ремонта дома приготовленных на вывоз. Прыгать смысла не было. Кинуться к двери, оттолкнув Детку? Тоже не вариант. Комната маленькая, особо не разбежишься, да и Детка выше и крепче Артема. Выдюжит удар.

— Сядь, не мельтиши, — рявкнул на него Детка.

Артем хотел было что-то возразить, но парень подошел к нему и грубо толкнул на кровать.

— Еще раз встанешь — я тебе морду разобью, — пояснил он свои действия.

Артем откинул голову к стене, закрыл глаза и от бессилия стал биться затылком об стену, подвывая:

— Су-у-уки-и-и… Ненавижу-у-у…

— В Ростове нет Красной улицы, — вдруг тихо сказал Детка. — И про Шланга я не слышал.

— Почему тогда подтвердил мои слова? — Артем открыл глаза и с интересом посмотрел на парня.

— Потому что хочу, чтоб вся эта шайка во главе с Меченным подохла! — Детка зло сверкнул глазами. — Эта сволочь сестру мою убил. Она аптекарем работала. А эти подонки решили морфия достать. Ну и нагрянули, когда она аптеку закрывала. Она была единственным моим близким человеком после того, как мама от тифа в тридцать первом умерла. Меня воспитала. На ноги поставила. Я в этой банде уже почти три года. Шанса отомстить не представлялось. А тут прям удачу словил в твоем лице, легавый!

— Слышь, а звать тебя как? — Артем приподнялся с кровати.

— Серега, — ответил Детка и жестам показал, чтоб Артем сел на место.

— Слушай, Серега! — Артем послушно сел. — Я не мент… не мусор… не легавый, короче. Понимаешь, там мои родные. Там мама и… любимый человек. И сейчас они могут… — он тяжело сглотнул, — они могут погибнуть. Я себе этого не прощу. Понимаешь? — он с надеждой посмотрел на Серегу. — Если ты не поможешь, то погибнут очень хорошие люди. Ты должен меня выпустить!

— Ага, — нахмурился Серега, — а если ты врешь? Если ты это говоришь, чтоб выбраться, золото еврейское грабануть и смыться? Меня потом из-за тебя они на куски порежут.

— Да нет никакого золота, Серег! Нет и не было! — крикнул в сердцах Артем.

— А чо ты врешь, что там твоя родня? Ты на еврея не похож, — прищурился Серега. — Врешь, как про Ростов?

— Так я и не говорил, что еврей, — вздохнул Артем. — Мама Роза мне не родная мать, но она… она позаботилась обо мне. Приютила. Как к родному ко мне. Серег! Решайся, парень! Время уходит!

— Йех! — махнул рукой Детка. — Была не была! Нравишься ты мне, Пси… Или как там тебя в миру?

— Артем, — кивнул Артем, — я побегу к бараку, а ты дуй до милиции. Объясни ситуацию. Скажи, чтоб к оврагу ехали. Срочно!

Серега встал, отодвинул от двери стул и открыл ее.

— А Меченый врет, — сказал он на прощание. — У него этот шрам с детства. Ему на катке коньком по лбу попали.

Но Артем его уже не слушал. Он бежал по темным ночным улицам, спотыкаясь о бордюры, перемахивая через заборы и продираясь через кусты.

Как только он вышел на знакомую дорогу вдоль деревни, ветер донес до него запах гари. Овраг был освещен ярким светом. Барак горел, как огромный костер. Пожар сопровождался страшным гулом огня, треском горящего дерева и грохотом падающих балок. Был слышан громкий плач женщин, грубая мужская брань и звуки драки.

Артем сбежал по узкой дорожке и рванул было к бараку, но его остановил голос из кустов.

— Артемка! — в кустах сидел перепачканный сажей и испуганный Родик. — Ты вернулся?

— Где Роза и Давид? — задыхаясь, кинул ему Артем.

— Додька, видел, к реке побежал. Тетя Роза кричала ему, шобы ховался. А сама до деревни за мужиками побегла. Вона деревенские с бандюганами счас бьются, — рассказывал Родька, громко шмыгая носом.

— Так… Ты тут сиди. Не вылазий. Счас милиция подоспеет. Я за Давидом. Розу увидишь — скажи, чтоб к бараку не ходила. Пусть навстречу милиции лучше идет.

Артему было наплевать, что тонкие ветки деревьев хлещут его по лицу, а острые сучья втыкаются в кожу. Он выскочил на поляну и сразу увидел Давида. Тот сидел на полуразрушенных ступеньках беседки. Его рубашка была порвана на груди, а один из рукавов обгорел. На руке был сильный ожог, губы разбиты, а на скуле красовался огромный синяк. Давид сидел на ступеньке, чуть покачиваясь, смотрел куда-то в темноту и прижимал к груди обгоревший футляр со скрипкой.

— Давид! Родной! — Артем подлетел к нему. Давид вздрогнул и отшатнулся. — Это ж я, Артем! Узнаешь? Все будет нормально, Додь! Сейчас приедет милиция, и все закончится, — он сел рядом с Давидом и обнял его за плечи.

Давид смотрел на него глазами, полными ужаса и отчаяния, и испуганно кивал головой.

— З-Зойка… — прошептал он, — они вломились до ней в комнату… Она т-так кричала, — заикался он. — А потом затихла. Они… они ничего не нашли. П-потом стали кидать бутылки. Я пытался… Но она… она задохнулась.

— Суки, — прошипел сквозь зубы Артем.

— Дядя Фима… Помнишь, он просил починить ему дверь? — Давид размазывал по лицу черные от гари слезы. — Ее заклинило. Он не смог открыть и сгорел. Мама побежала до деревни. Потом пришли Семен, дядя Женя и Константин Иванович. А я скрипку вон… — Давид протянул Артему обгоревший футляр. — Там огонь… а я руки тяну… а там… так жарко… я… — Давид задохнулся слезами и уткнулся в плечо Артема.

— Все кончилось, Додь… Теперь все будет хорошо! Главное — что Роза и ты живы. Теперь мы заживем, — Артем гладил его по спине. — Я нашу фотку на стенку шкафа прикрепил. Твой отец купит эту квартиру, затеет ремонт и отодвинет шкаф. А там, прикинь, — Артем поднял голову Давида и улыбнулся. — А там наша фотография. Он обрадуется, что увидел сына и…

— Опа! — раздалось из темноты. — Картина маслом. Шерочка с Машерочкой, — из-за деревьев показалась низенькая фигура Меченного и еще четырех парней из банды. Среди них Артем узнал только Пысу. — Вы уж извиняйте, что помешали вам миловаться, — Меченый криво ухмыльнулся. — Ну, чо? Скрипач, а сбацай нам на своей скрипке Мурку.

— Меченный, оставь его, — Артем встал и загородил собой Давида. — Чего меня не задираешь? Или боишься?

— Чо? — Меченый нахмурился и сделал шаг вперед. — На шару меня берешь, Псих? Или, мож, у тебя и правда с этим жиденком шуры-муры? — он зло засмеялся. Глядя на него, загоготала и остальная братия. — А чо, братва? Жиденок-то вылитая баба. Мож, кому этой рыжей сучки не хватило? Так может, заодно и его оприходуем?

— Не, Меченный, — Пыса поморщился, — я брезговую.

— Ну, раз он нам играть не хочет, может, мы ему ручонки переломаем? — Меченный сплюнул на землю.

— Вот это я с удовольствием, — Пыса засучил грязные рукава рубашки.

— Только сначала вам придется меня прибить, — Артем сделал шаг вперед. — Но просто так я вам не дамся, — он нащупал в темноте какую-то палку и воинственно выдвинул ее перед собой.

— Бей суку! — завизжал Меченный. Пыса бросился вперед, но в этот момент в его голову прилетел кусок земли.

— Ну-ка, хулиганье! Оставьте моих мальчиков в покое! — Роза вышла на поляну, держа в руке большой камень. — Хоть волосинка с их головы упадет — и я вас голыми руками передушу, — Роза встала перед Артемом и, замахнувшись камнем, загородила его собой.

— Ах ты жидовка! — Пыса вытряхивал из кепки куски земли и мха. — Сейчас ты у меня, сука, получишь! — он сделал еще шаг вперед, но в этот момент раздался громкий свист и крики:

— Атас! Легавые! Текаем!

Бандиты метнулись в разные стороны. Замешкался только один… Меченный. Он быстро вынул из кармана какой-то круглый предмет и со словами:

— Горите в аду, жидовские морды! — кинул его в сторону Розы.

Артем видел все как в замедленном действии. Черная «Лимонка» упала в нескольких метрах от ног женщины. Граната подпрыгнула на мягкой земле и закрутилась на вросшем в землю куске цемента.

Недолго думая, Артем оттолкнул от себя женщину, в три прыжка оказался возле гранаты и упал на нее грудью.

Последним, что он помнил, был истошный крик Розы, грохот и сильный удар в живот. А потом его поглотила темнота…

========== Глава 25 ==========

В голове громко стучала кровь. Перед глазами мелькали яркие вспышки света. Артем долго пытался сфокусировать взгляд, но все вокруг него плыло и кружилось, превращаясь в пестрые полосы. Он попробовал вздохнуть, но воздух застревал где-то в районе солнечного сплетения. Артем хватал его ртом и пытался уползти подальше от вспышек света и громкого стука в висках, в темноту и тишину. Наконец ему удалось перевернуться на спину, и он вздохнул полной грудью и открыл глаза.

Он лежал посреди своей комнаты, напротив открытого шкафа. Над ним на высоком побеленном потолке висела старая люстра. Где-то вдалеке, на улице, люди запускали петарды, а под окнами молодой голос пел песню про неразделенную любовь, нестройно подыгрывая себе на гитаре.

Артем с минуту полежал, рассматривая комнату, и его глаза остановились на открытой двери шкафа.

— Давид! Роза! — прошептал он пересохшими губами и попытался встать.

Первая попытка успехом не увенчалась. Его сильно мотануло в сторону, и он снова упал на пол, сильно приложившись плечом об угол кровати. Второй раз он вставал значительно медленнее. Он оперся рукой о кровать и стал перемещаться к шкафу, держась за мебель.

Артем распахнул дверки шкафа настежь, раздвинул одежду на вешалке, сделал шаг вперед, пытаясь пройти дальше, но его руки уперлись в сплошную стену.

Артем не верил сам себе. Он несколько раз выходил из шкафа, задвигал вешалки по местам и закрывал двери. Потом снова открывал, раздвигал руками вещи и… снова упирался в стену. Только через несколько минут до него наконец дошла горькая правда.

— Не может быть… — прошептал Артем, стоя перед шкафом. — Проход закрылся… Нет! А как же… Там же Давид… Роза… А как же я?

Он несильно ударил в дверь шкафа кулаком, потом еще раз, сильнее, потом стал бить кулаками со всей силы, пока соседи сбоку не начали барабанить в батарею.

Артем посмотрел на шкаф в ярких пятнах его крови, на свои руки, на бегущие серые облака в окне, упал на колени и заплакал.

Он не помнил, когда плакал последний раз, и уж точно знал, что никогда не молился. Сейчас, стоя на коленях перед шкафом, он просил только одного: чтобы проход открылся. Он просил, чтобы его пропустили обратно. Просил, чтобы Роза и Давид были живы, и если ему не будет суждено жить с ними, чтобы он просто был рядом, издали наблюдал за ними и защищал от неприятностей и бед.

Слезы и слова кончились, и на Артема навалилась пустота. Она просочилась в него через поры кожи, заполнила его изнутри своей чернотой и уняла боль в сердце. Ему захотелось тишины. Он вошел на кухню, протянул руку к часам с кукушкой и остановил маятник. Пройдя в комнату, Артем плотно зашторил шторы на окнах и лег на кровать.

— Лучше бы я умер, — прошептал он кому-то в темноте.

Артем не знал, сколько он пролежал на кровати. Возможно, несколько часов или несколько дней. Время остановилось для него вместе с часами на кухне. Встать его заставило чувство голода. Желудок болезненно сжался и завыл. Артем сварил себе пару яиц, отрезал два тонких куска хлеба, намазал их маслом, налил чая и съел это все, не чувствуя вкуса.

— Погоди-ка, — сказал он себе. — Проход закрылся, и меня выбросило. Я не смогу попасть в прошлое потому, что… потому, что я его изменил! Значит… Значит, Роза и Давид остались живы!

Он бросился к комоду и достал оттуда альбом с фотографиями. На самой последней странице старик хранил вырезки из газет и ксерокопии документов, которые ему удалось раздобыть в архивах.

— Вот оно, — Артем достал лист А4 с серым текстом.

Это был список погибших при погроме четырнадцатого августа сорок шестого года. Артем смотрел на знакомые имена, и его сердце сжималось. Зойка, Фима, Анна Аркадьевна… Розы и Давида в списках не было.

— Значит, они выжили. Дед! Как же ты не увидел в списках фамилии сына? — спросил он у старика. — Хотя… как ты мог знать, что Лившиц Д. И. — это твой сын? Роза дала ему свою девичью фамилию, а когда ты на ней женился, она носила фамилию первого мужа. Поэтому ты не просил спасти еще и его. Погоди-ка…

Артем вскочил, подошел к шкафу, запустил руку в щель между ним и стеной и нащупал бугорок клея. Конверта с фотографией не было.

— Дед, — Артем облегченно вздохнул. — Ты нашел фотографию, — он улыбнулся пустоте. — Уверен, что ты был счастлив. Главное, что они остались живы и ты увидел сына, пусть только на фото. А мне остается только смириться и жить дальше…

И он стал жить…

Дни тянулись за днями. Утром Артем уходил на работу, а после нее до темной ночи бродил по городу. Он проходил по старым каменным дорожкам сквера и подолгу стоял у высохшего и позеленевшего от времени фонтана. Он смотрел на бегающих вокруг фонтана детей, на стариков, чинно сидящий на лавочках, на девушек в огромных наушниках, на парней с планшетами и телефона в руках. Он проходил по знакомым улицам, трогая рукой холодные камни домов.

Парк встречал его щебетом птиц, детским смехом и музыкой, доносящейся из уличных кафешек. Он сразу нашел беседку. Она стояла на том же месте, что и в прошлом. Ее крыша была покрыта досками, ступеньки — облеплены бетоном, а вместо разбитых скамеек стояли новые, из литого железа. Он уселся на одну из них, протянул руку и погладил ствол дерева, на котором была вырезана кривая надпись «ДА».

Жизнь потеряла смысл. Он просто жил, сам не зная, для чего и зачем. Небольших денег, которые платили на работе, ему более чем хватало. В его холодильнике был постоянный ассортимент продуктов: яйца, масло, молоко. Иногда он покупал курицу или кусок мяса. Он редко брился и практически не стригся. Старых друзей и знакомых избегал. Соседи шептались о том, что нехорошая квартира старика наложила на него свой отпечаток и свела с ума. Люди обходили стороной странного небритого и обросшего парня, гуляющего по улицам. Милиция часто тормозила его и требовала предъявить документы, подозрительно принюхиваясь и заглядывая в серые потухшие глаза.

Был последний день лета. Артем по обыкновению сидел на скамейке в беседке, и его пальцы гладили буквы на стволе дерева. Из-под длинного рукава рубашки на запястье выглядывала самодельная татуировка: 140846. Вечер медленно окутывал парк темнотой и сыростью.

— Ох ты, Хосподи! — раздался тонкий старушечий голос. — Напугал, окаяннай, — на ступеньках беседки стояла маленькая бабулька с плетеной корзинкой. В корзинке вместо грибов громко позвякивали пустые бутылки.

— Не пугайся, мать, — улыбнулся ей Артем. — Не обижу.

— Да ты странный какой-то. Я уж подумала, привидение из прошлого увидела, — старушка вошла в беседку, поставила корзинку на пол и уселась рядом с Артемом.

— Так я и есть привидение… из прошлого, — вздохнул Артем.

— Тю-у-у… — всплеснула руками старушка. — Молодой ты еще, чтоб так говорить. Вот чувствую, что без любовных переживаний тут не обошлось.

— Права, мать. Без любви никак, — он отвел глаза от старухи и посмотрел на надпись на дереве.

— Ой, милок, — старушка подвинулась ближе. — Вот чего я тебе скажу. Послушай старую! Ничего сильнее любви нет. Она и города строит, и жизнь дает. Даже смерть над ней не властна. Точно тебе говорю. Я за своего Толеньку прямо перед войной вышла. А через месяц его на фронт забрали. В сорок четвертом мне пришло письмо, что он без вести пропал. Я сначала рыдала, конечно, как белуга. Уж очень мы любили друг друга, потом вот, как ты, ходила, как привидение, по городу. По нашим местам. Все искала знак какой от него. Потом решила, что не верю я, что он умер. И стала искать. Я столько больниц и госпиталей объездила. До Варшавы доехала. Представляешь? И знаешь что? Нашла я Толеньку моего. Безногого и с этой… как ее, окаянную… — старушка поправила на голове платок.

— С амнезией? — подсказал ей Артем.

— Точно, с ей, — кивнула старушка. — Он меня вспомнил, но не сразу. А через год у нас сын родился. Потом дочка еще через два года. Мы прожили с ним счастливую жизнь. Я к чему это все… Нечего сопли на кулак мотать и сидеть тут сиднем. Любишь — не сдавайся! — бабка смешно наморщила нос, рассматривая что-то в углу скамейки, а потом добавила: — А там не бутылка стоит? Дай-ка мне ее, сынок.

Аккуратно положив бутылку в корзину, старушка ласково потрепала Артема по плечу и, громыхая стеклотарой, ушла в темноту парка.

Слова старухи подействовали на Артема. Конечно, бабка не знала всей правды, а если бы и узнала, то вряд ли поверила в нее, но Артем решил изменить свою жизнь и посветить ее поискам Давида и Розы. Всю зиму он ходил по архивам, библиотекам и жилищным службам, но никто не мог дать ему точную информацию, куда и когда съехали из дома номер сорок семь по Песчаной улице жильцы. Он часами сидел за приобретенным компьютером в поисках информации о погроме и о судьбе жителей брака.

В феврале забрезжила надежда. Артем нашел Родика. Приехав в Питер, где жил сейчас Родион Сигизмундович Плейшнер, Артем представился своим внуком. Увы… Родион Сигизмундович ничего не знал о судьбе Розы и Давида. После погрома убитые горем родители увезли его в Питер, где он и проживал по сей день.

Очередная весна пролилась на город снегом с дождем и превратила дорожки в парке в месиво из грязи и снега. Артем вышел на дорогу, вытер испачканные сапоги о небольшой уцелевший сугроб снега и пошел по направлению к дому.

На стене кухни громко тикали часы с кукушкой. На плите тихо свистел чайник. Артем сделал себе два бутерброда с маслом, налил в чашку жиденький чай, сделал радио погромче и уселся за стол ужинать.

— Вы слушаете радио «Маяк», — радостно сообщил ему голос дикторши. — Продолжаем наш концерт «Забытые имена». Сейчас вы услышите скрипичную композицию нашего соотечественника Давида Линдермана. В пятьдесят втором он вместе с матерью иммигрировал в Израиль. Всю свою жизнь Линдерман жил и играл на скрипке в Хайфе. Начинал с обычных кафе и баров. Талантливого скрипача заметили и пригласили на прослушивание в большой симфонический оркестр. Там он исполнял партии первой скрипки и писал музыку. Он умер в возрасте семидесяти одного года в двухтысячном году, оставив после себя более двухсот прекрасных произведений. Известность ему принесла композиция «Плач по мечте». Представляем вам ее в исполнении автора. Запись концерта в здании Синагоги. Иерусалим. Тысяча девятьсот шестьдесят третий год.

Заиграл оркестр. После нескольких аккордов вступила скрипка. Она тихо рассказывала историю. Историю любви маленького еврейского мальчика. Чистые и светлые ноты лились из старенького радио, наполняя душу Артема теплом и нежностью. Скрипка вскрикнула, и ее тонкий голос забился раненой птицей на самой высокой ноте. Она плакала о потере, о боли утраты, о рухнувших мечтах. Она звала его, Артема. Она пела только ему о том, что его не забыли. Что его любят и помнят. И ждут…

========== Эпилог ==========

Весна бушевала на улицах города. Весенние птицы весело горланили на ветках, сквозь оттаявшую землю пробивались первые зеленые ростки. Воздух был наполнен теплом и светом.

Артем поднялся по старой лестнице и достал из кармана ключи.

— Тема, — из соседней двери пахнуло нарезанным салатом и пекущимся в духовке мясом. — С наступающими весенними тебя, — тетя Света высунула голову в коридор и кивнула Артему.

— Здравствуйте, — улыбнулся ей Артем. — И вас с праздником весны и труда.

— Тут тебя парень какой-то спрашивал, — тетя Света оглянулась и крикнула вглубь квартиры: — Мишка! Оставь в покое кота! Не хочет он кататься на твоем грузовике!

— Что за парень? — поморщился Артем. Он планировал провести праздник дома, валяясь в кровати и слушая скрипку Давида, скачанную из интернета.

— Да как сказать, — пожала плечами тетя Света, — странный такой. У него еще прядь на лбу седая.

— Не знаю такого, — махнул рукой Артем. — Надо будет — еще придет.

— Ну, это верно, — кивнула женщина. — Он сказал, что будет ждать тебя в вашем месте. Правда, он не сказал, где, и я…

Но Артем ее уже не слушал. Он летел вниз по лестнице, спотыкаясь о ступеньки. Во дворе от него шарахнулась тетка с сумками, на улице вслед ему пискнул свисток полицейского, но Артему было все равно. Он бежал в парк, к беседке.

Парк дышал весной. Все вокруг цвело и испускало сладкие запахи. Артем пробежал мимо пруда, спугнув стайку голубей, перепрыгнул через забор, пробежал сквозь кусты, ломая ветки. В его голову ни разу не пришла мысль, что это было совпадение. Что кто-то просто ошибся и попал не в ту квартиру. Он точно знал, кто его ждет…

Выйдя на небольшую поляну, Артем остановился. Возле беседки стоял высокий парень в стареньком черном полупальто и тяжелых военных ботинках. На его шее был повязан теплый пестрый шарф. На коротких волосах виднелась яркая белая прядь. Это был Давид.

На вид ему было лет двадцать. Он повзрослел и возмужал. Его лицо осталось красивым и бледным, но стало более мужским. Он увидел Артема, и его губы тронула улыбка.

— Темочка, — выдохнул Давид и неуверенно сделал шаг вперед.

— Додька! — Артем бросился к нему и крепко прижал к себе.

— Ненормальний, — засмеялся Давид. — Задушишь, — он чуть отстранился и посмотрел в лицо Артема. — Я думал, шо ты меня забыл.

— Не забыл, — ответил Артем и поцеловал его в губы, — я просто не в силах тебя забыть.

— Я такую речь приготовил, — смутился Давид, — но у меня все слова из головы вылетели, когда тебя увидел, — он с любовью гладил отросшие волосы Артема, а в его глазах светилось неподдельное счастье.

— К черту слова, — тряхнул его за плечи Артем, — ты тут, со мной, и ты живой. Только… только как?

Немного успокоившись, они уселись на лавочку в беседке, и Давид начал рассказывать:

— Я не видел, как ты погиб. Мама не дала мне смотреть. Потом началась суматоха. Прибежала милиция, и нас увезли, сначала до участка, потом в общежитие завода. Там мы с мамой прожили год, пока не восстановили наш дом. Твое тело не нашли, поэтому мы похоронили только твою старую одежду. Мама так плакала. И я тоже. На месте, где был наш барак, стали делать парк. Я два года не мог себя заставить прийти сюда. Мне было очень больно, — Давид прижал кулак к груди. — Я пришел только на открытие парка и нашел нашу беседку. Я вошел в нее и оказался тут. Вернее, я не знал, шо оказался в будусчем. Первые разы я просто заходил и выходил, не понимая, шо происходит. А однажды я решился прогуляться и встретил бабушку с корзинкой. Она мне и сказала, какой это год. Я знал, что ты живешь в нашей квартире, поэтому пошел туда. Вот, собственно, и вся история.

— Погоди! Я, кажется, понял, — Артем остановил Давида. — Ты частично принадлежишь и прошлому, и будущему. Твои родители из разного времени. Поэтому ты можешь ходить туда и обратно.

— Это еще не все, — хитро улыбнулся Давид. — Ты мне доверяешь? — он встал и протянул Артему руку.

Они повернулись спиной к главному входу в беседку и шагнули через выход, ведущий в лес.

Вроде ничего не изменилось. Все те же деревья и кусты. Только снега прибавилось, и птицы перестали петь, а воздух стал чище и легче.

— Додь, я правильно понял, что мы… — начал Артем.

— Я могу не только путешествовать между временем, — улыбнулся ему Давид. — Я могу еще и проводить между временем. Сейчас мы в сорок восьмом. У нас начало апреля. Я не спросил твоего разрешения, но если ты захочешь вернуться в свое время, то я…

— Давид, там меня никто и ничто не держит, — Артем полной грудью вдохнул чистый воздух парка и добавил: — Я дома…

Роза стояла у кухонного стола и протирала мокрой тряпкой клеенку. Увидев вошедших ребят, она прижала тряпку к груди и замерла на месте.

— Ой и получишь ты счас от мамки, — улыбнулся Давид, толкнув Артема плечом. Артем подмигнул ему и ответил:

— Дежаву…

Оглавление

========== Глава 1 ==========

========== Глава 2 ==========

========== Глава 3 ==========

========== Глава 4 ==========

========== Глава 5 ==========

========== Глава 6 ==========

========== Глава 7 ==========

========== Глава 8 ==========

========== Глава 9 ==========

========== Глава 10 ==========

========== Глава 11 ==========

========== Глава 12 ==========

========== Глава 13 ==========

========== Глава 14 ==========

========== Глава 15 ==========

========== Глава 16 ==========

========== Глава 17 ==========

========== Глава 18 ==========

========== Глава 19 ==========

========== Глава 20 ==========

========== Глава 21 ==========

========== Глава 22 ==========

========== Глава 23 ==========

========== Глава 24 ==========

========== Глава 25 ==========

========== Эпилог ========== Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg