«Strike Commander. Мэри Джейн и Слишком Мертвый»

Strike Commander. Мэри Джейн и Слишком Мертвый (fb2) - Strike Commander. Мэри Джейн и Слишком Мертвый [СИ] 299K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Александрович Ламтюгов (Hornet)

Андрей Александрович Ламтюгов Strike Commander. Мэри Джейн и Слишком Мертвый

Hey, Indiana Girl, go out and find the world

из первоначальной версии песни Mary Jane's Last Dance

Внутренняя Служба Доходов (Internal Revenue Service, IRS) — служба доходов Федерального правительства США. IRS отвечает за сбор налогов, а также толкование и исполнение Налогового Кодекса.

...IRS имеет красочную и неоднозначную историю войн, скандалов, политики и коррупции.

Wikipedia

...Однако, решающее значение в значительном изменении роли ВВС в современных конфликтах имело резкое повышение цен на нефть. Крайне неустойчивая военно-политическая ситуация в Сибири дополнилась радиоактивным заражением ближневосточных нефтяных полей с сопутствующим полным уничтожением нефтедобывающей инфраструктуры. Облик будущих воздушных боев окончательно сформировался по итогам «Нефтевойны-2001», когда распад Соединенных Штатов Америки совпал со столь же масштабным уничтожением нефтедобывающих структур Аляски.

Все это привело к резкому сокращению применения боевых самолетов. Военно-транспортная авиация в значительной степени сумела удержать свои позиции, однако тяжелые бомбардировщики, такие, как Ту-160, В-52, В-1, Ту-22 просто перестали подниматься в воздух. В недавних боях над Мавританией обе стороны были представлены одной-двумя машинами, причем это были либо тактические истребители, либо штурмовики.

Отдельные зарубежные эксперты прогнозируют, что ситуация будет развиваться таким образом и в дальнейшем: постепенно роль ударных машин полностью перейдет к вертолетам. Уже отмечались случаи воздушных боев между вертолетами, чего не случалось со времен ирано-иракской войны. Некоторые из экспертов заходят еще дальше, утверждая, что все задачи нанесения ударов с воздуха возьмут на себя вооруженные БПЛА.

Однако, в настоящий момент наиболее эффективной боевой единицей показала себя связка «тактический истребитель — штурмовик», в которой штурмовик поражает наземные цели, а истребитель занимается его прикрытием от возможных атак вражеских истребителей или же зенитно-ракетных комплексов противника.

Необходимо отметить и другой важный аспект сложившейся ситуации. Отмечается тенденция снижения уровня подготовки летчиков национальных ВВС всех государств. В связи с этим как правительства, так и частные корпорации все чаще прибегают к помощи хорошо подготовленных наемников «со стороны». Среди этих наемников особую роль играют те, что пользуются прикрытием так называемых Дипломатических сил Турции (ДСТ)...

«Зарубежное военное обозрение», сентябрь 2012 года

Мисс Мерритт

— Мисс Мерритт?

Элен Мерритт, сидевшая за столиком, обернулась:

— Да, это я. А вы, я полагаю...

— Вы можете называть меня Санберн. Мы ведь договорились об интервью... вот я и здесь.

— Я думала, вы будете одни.

По бокам от Санберна стояли двое крупных мужчин.

— Ничего, если мы пересядем? — спросил один из них. — Столик у стены, вроде, не занят.

Столик действительно был не занят. В баре «У Селима» было немноголюдно — впрочем, почти как и всегда. Санберн устроился спиной к стене, Мерритт уселась напротив, а спутники Санберна разместились так, чтобы просматривать весь бар.

— Вы опасаетесь за свою жизнь? Вам кто-то угрожает?

— Постоянно опасаюсь. Никто не угрожает.

— Опасаетесь постоянно, поэтому до сих пор и живы? — похоже, Мерритт уже начала мысленно выстраивать текст своей статьи. Санберн тут же это заметил:

— Именно. Можете так и записать, — и он слегка улыбнулся.

— Начнем, пожалуй? — Мерритт выложила на стол диктофон; Санберн кивнул.

— Для начала я задам несколько... почти что формальных вопросов, хорошо?

Санберн вновь кивнул.

— Представьтесь, пожалуйста.

— Вы можете называть меня Санберн. Я летчик-истребитель, моя основная специальность — воздушный бой, но я умею работать и по большинству наземных целей. Прямо сейчас у меня вынужденный перерыв в работе.

Мерритт легонько кивала: почти все было ей уже известно, и причины перерыва тоже.

— Как вы оказались в наемниках?

— Так же, как и другие. Наемникам платят больше, чем в национальных ВВС.

— Вы не считаете профессию наемника... простите, конечно... несколько... не то что грязной, а...

Санберн, не в первый раз работавший с журналистами, быстро отметил ее тактическую ошибку: такие вопросы надо задавать не в начале, а в конце интервью, иначе собеседник моментально может замкнуться — и плакал материал для журнала. И тут же решил, что никакими ее ошибками пользоваться не станет. Даже наоборот.

— Видите ли, мисс Мерритт...

— Можно просто Элен.

— Элен, любая... ну, почти любая профессия — она такая, какой ее делают люди, которые ей занимаются. Я стараюсь работать чисто. Люди вокруг меня — тоже.

Он слегка улыбнулся, давая понять, что не обиделся.

— Но... все эти войны корпораций и локальные войны, которые ведут местные диктаторы...

— Да, это почти что сто процентов наших заказов.

— Вы же не назовете их чистым делом?

— Ну, во-первых, там всегда уже все так испачкано, что грязнее уже не сделаешь. Во-вторых, и это главное, для грязной работы мы слишком дорого стоим.

— Что вы имеете в виду?

— Нет смысла ровнять с землей городской квартал, чтобы уничтожить одного человека. Один пуск управляемой ракеты — это примерно столько же, сколько уйдет на контракт, заключенный с очень хорошим специалистом, вооруженным снайперской винтовкой. Бомбить с воздуха главный офис какой-нибудь экологической организации, которая стала у корпораций на пути, ни к чему, проще подогнать к нему грузовик со взрывчаткой. Так было, есть и будет. Никаких нравственных дилемм. Возможно, вы не в курсе, что в реальных контрактах оплачивается каждый час, который наши самолеты проводят в воздухе — и это десятки тысяч долларов. Знаете, всякие «обниматели деревьев» такой чести явно не заслуживают. Мы вступаем в дело, когда всем ясно: без удара с воздуха никак. Другими словами, наши цели всегда вооружены и способны постоять за себя. Никаких убийств беспомощных людей.

Мерритт посмотрела на диктофон, словно стремясь убедиться, что этот монолог записан. Санберн пригубил коньяк. Потом добавил:

— Да, с террористами и наркокартелями лучше не связываться. Это сильно бьет по репутации. Связываться напрямую, по крайней мере.

— Но ведь конфликт между Стерном и Придье возник именно из-за этого? Из-за вопросов морали?

— Так захотел ваш редактор.

И вот тут Мерритт оказалась по-настоящему сбитой с толку:

— Простите... Что значит «захотел редактор»? Вы имеете в виду...

— Да, Дэвид Ледиман, главный редактор вашего журнала «Садден Дэс». Что такое?

— Простите, но... Как он может решить, из-за чего им конфликтовать, а из-за чего нет?

Сейчас сбитым с толку оказался уже Санберн:

— А кому же решать, только он и может решить... Подождите! Вы считаете, что Стерн, Придье, «Уайлдкэтс» — это все живые люди? Ледиман предупредил нас, что это ваша первая работа для «Садден Дэс», но не ввел вас в курс дела?

— Какой курс дела?

Санберн замолчал, пытаясь сообразить, как лучше ответить. Мерритт опередила его:

— Никакого конфликта не было? На самом деле они лучшие друзья, просто нам нужен был хороший материал?

Санберн еще долго молчал, потом сказал:

— Видимо, мистер Ледиман хотел, чтобы вам все объяснил я. Зачем, интересно. Ну ладно. Нельзя сказать, что Стерна и Придье, равно как и истребительной группы «Уайлдкэтс» совсем уж не существует. Существуют.

— Вы о чем? Нет, вы серьезно?

— Абсолютно. Об этом знают если не все, то многие. Просто вы прибыли совсем недавно. Так вот, каждого из этих героев образуют, как минимум, три человека.

— Три?

— Ну да. Первый Джеймс Рэндольф Стерн — обычный актер. Хорошо, если ему хоть раз приходилось посидеть в кабине истребителя. Его фотографировали и брали интервью. И автографы тоже.

— А настоящий Стерн держится в тени?

— Не совсем. Есть еще один Стерн. Это уже настоящий летчик, командир пилотажной группы «Уайлдкэтс». Они выступают на всяких авиашоу. Хорошо выступают, надо сказать, noblesse oblige. Он, разумеется, на фотографиях не светится, просто чтобы актеру не мешать. Если его и снимают, то так, чтобы не было видно лица. Вот с этим человеком я даже немного знаком. Пару раз выпивали.

— Вы говорите, есть и третий?

— Третьих может быть даже несколько. Вот это уже настоящие летчики-наемники, состоящие в Дипломатических силах Турции. Это, скорее, консультанты.

— Вы знаете...

Мерритт как-то замешкалась; Санберн вновь чуть-чуть улыбнулся: продолжайте, не бойтесь.

— ...Вот почему Дэвид несколько раз сказал, что я буду говорить с настоящим наемником. Все повторял: настоящим.

— Ну да. Наверное, поэтому.

— А вы сами точно не актер?

— Какое уж там, — и Санберн показал глазами на своих спутников.

— А вы были «третьим Стерном»? Или «третьим Придье»?

Санберн усмехнулся:

— Лично я — нет. Но с меня слегка срисовали помощника Стерна, Лайла Ричардса. Правда, сделали его немного постарше. Между прочим, допустили несколько приличных проколов. Все же ваш Ледиман в авиации не очень разбирается, как его ни учи.

— А я теперь припоминаю... Ричардс — это такой опытный ветеран, телохранитель Стерна на земле?

— Ага. Над телохранителем я больше всего смеялся.

— А что тут смешного?

— Ледиман упорно создает нам имидж ковбоев. Если мы не в воздухе, то обожаем стрелять с бедра и драться в салунах. Нет, это комплимент, конечно. Я на вашего редактора не в претензии.

— А на самом деле?

— Нет, не любим мы это дело. Но бойцовский характер, конечно, нужен, тут Ледиман прав. Впрочем, он всем бы не помешал. Уметь драться должен каждый.

— А зачем вообще вся эта ширма?

— С одной стороны, нам нужна полная секретность. Иначе мы начнем нести тяжелые потери. И не только при выполнении контракта... возвращаясь к снайперским винтовкам и пистолетам с глушителями. Но с другой, каждая авиагруппа ДСТ — коммерческое предприятие. Ему требуется реклама. За этим и нужен ваш журнал.

— Но какую рекламу может дать сплошной вымысел?

— Это не сплошной вымысел. Все сложнее. Со временем узнаете, — и Санберн замолчал.

— А почему Стерн погиб? Ну, условный Стерн?

— Потому что погиб «Стерн номер один», актер. На мотоцикле разбился, кажется. «Стерн номер два» был недоволен, но долго без работы не сидел, насколько я припоминаю. Какое-то дело для него нашлось. Он хороший летчик, в конце концов.

Некоторое время Мерритт молчала, потом сказала:

— Еще несколько вопросов, если можно.

— Пожалуйста.

— Что вы можете сказать об IRS?

— Могу сказать, что это уже не вымышленный противник. Здесь все очень серьезно. И многим стоило жизни.

— В вашей среде IRS принято ненавидеть.

— Еще бы. Кстати, и не только в нашей среде. Террористов не любит никто.

— «Мы знаем, где вы живете... и ваши дети тоже!» — они действительно дают такую рекламу?

— Не-ет, это уже изобретение Ледимана. Рекламу они вообще не дают. Они просто так делают. Безо всякой рекламы.

— Послушайте, и такое действительно бывало?

— Еще как. Особенно раньше. Сейчас полегче стало. А может, эту проблему удастся решить совсем.

— После вашей самой знаменитой операции?

— Ну, и после нее тоже. Но не только.

— Странно, ведь это же просто налоговая служба США... ну, бывших США.

— Ага. А мы, к примеру, формально — просто международные миротворческие силы под эгидой Турции. Вот в таком мире мы с вами живем.

— Понятно. А сейчас я задам несколько вопросов о вас лично.

— Пожалуйста, только имейте в виду, что я смогу ответить далеко не на все.

— Да, я понимаю, вам нужна секретность. Я не спрашиваю, где вы учились летать, из каких ВВС пришли...

— ...И где живут мои родственники...

— ...И где живут ваши родственники; понадобится — изобрету сама.

Санберн улыбнулся: вы прекрасно поняли правила игры.

— Хорошо. Вы говорите, что специализируетесь по воздушному бою. А сколько самолетов вы сбили?

— Мало.

— Даже это говорить нельзя?

— Мало.

— Ну, хорошо. Тогда самое главное.

Санберн сидел, откинувшись на спинку стула и спокойно смотрел Мерритт в глаза. Мерритт долго молчала, думая, как задать главный вопрос этому человеку, который довольно мало походил на летчика-истребителя, да еще и наемника — по крайней мере, такого, каким она себе его представляла.

Молчание все тянулось. Санберн все так же неподвижно сидел, глядя ей в глаза и спокойно ожидая вопроса.

— А, ладно, — сказала, наконец, Мерритт. — Санберн, вы знаете, я буду с вами откровенна. Редактор... «мистер Ледиман» сказал мне вот что, дословно: «Элен, вы будете говорить с человеком, который пережил удивительное приключение. И для нашего журнала оно подходит идеально. Но заставить рассказать его об этом вы не сможете». Это правда?

Она даже не успела закончить, как увидела, что взгляд Санберна стал меняться.

Треск цикад.

Запах недавно вскопанной земли и свежескошенной травы.

Яркое полуденное солнце.

И тонкий вибрирующий звон двигателей приближающегося самолета.

День на полигоне

Вылетев с одного из аэродромов Стамбула, маленький темно-синий вертолет «Белл-206» взял курс на юго-восток, к одному из полигонов Дипломатических сил Турции.

Санберн сидел в кресле расслабленно: руки на коленях, глаза полузакрыты. За бортом, внизу, зеленели турецкие холмы и белела кайма прибоя Мраморного моря. Мягко свистела турбина, гудел и пощелкивал винт. А Санберн все думал о том, что же ему предстоит сделать там, на полигоне.

Началось с телефонного звонка:

— Да. О, привет. Все нормально, а ты там как? Ну, хорошо. Так. Давай, слушаю. Ты знаешь, если уж честно, нам нужен не то что хороший летчик-штурмовик, нам нужен любой. Подожди. Что значит «даже со своим А-10»? Он что, самолет на карманные сбережения купил? А, не «он», а «она»... Да. Да, понимаю. Не телефонный разговор, конечно. Так. Ну, сам понимаешь, мне надо с командиром поговорить. Но, думаю, буду у вас... когда, ты говоришь? Ага. Да, думаю, прилечу к вам, посмотрю. Да, конечно, прямо на полигон, а потом уже к вам. Кто-то еще будет? Ага. Очень хорошо. Ну, до встречи тогда. Пока.

И вот уже показался полигон: ровное зеленое поле, по которому разбросаны полуразбитые, почерневшие от огня танки и бронетранспортеры.

Площадка была довольно большой, но, судя по всему, незнакомой пилоту: сначала он описал над ней круг и лишь потом зашел на посадку. Уже в нескольких метрах от землю «Белл» подхватил порыв ветра, машина покачнулась — и Санберн, склонившись в своем кресле вбок, насколько позволяли ремни, с любопытством следил за движениями рук вертолетчика. Наконец, вертолет, чуть подняв нос, все же коснулся земли. Пилот, не глядя в контрольную карту, принялся щелкать переключателями и свист турбины начал умолкать.

Санберн отстегнул ремень, провел рукой по биноклю на груди и открыл дверь. Они были не в одиночестве: неподалеку стоял красно-желтый русский Ми-34.

— Сэр, можно с вами? — сказал вертолетчик.

— Тоже хотите посмотреть?

— Да, если честно.

— Ладно, но бинокль у меня только один, сами видите.

— Да я и без бинокля.

— Хорошо, идемте.

Санберн хорошо знал этот полигон, много раз видел его и с земли, и с воздуха, а потому сразу пошел по тропинке, ведущей от площадки к глубокому окопу на холме, с краю поля.

Вокруг окопа были разложены ярко-оранжевые капроновые полотнища, заботливо придавленные тяжелыми камнями. Когда-то это были купола парашютов; сейчас же они обозначали зону, по которой ни в коем случае нельзя было стрелять. Вообще-то, здесь давно должны были построить нормальный бункер, но всем каждый раз как-то оказывалось недосуг.

Санберн слез вниз, там его уже ждали.

— Прибыл? Здорово.

Это был Бульдог, он-то и звонил Санберну.

Бульдогу было прилично за сорок. Седеющие волосы, крупная фигура, руки грубые, крестьянские. Но Санберн знал, с какой легкостью и точностью эти руки удерживают Су-25 на боевом курсе.

С ним было еще несколько человек.

— Санберн, лейтенант, истребительная группа «Паладинс», — сказал им Санберн.

— Адлер, лейтенант, истребительная «Хаунд Догз».

— Старбрайт, лейтенант, штурмовая «Броадсорд».

И Санберн тут же быстро отметил для себя, что среди них нет ни одного командира группы, только «лейтенанты» — их первые помощники. Если не считать Бульдога, конечно. Похоже, мало кто считает все предстоящее очень уж важным делом.

— Капитан Мидоуз, частная компания «Гранит».

Из всей их группы Мидоуз был единственным, одетым не в джинсы с кожаной курткой, а в камуфляж. Впрочем, Санберн кожаную куртку тоже не носил — не любил их.

Санберну стало интересно, что среди них делает представитель «Гранита» — одной из крупнейших частных военных компаний, работавших под эгидой Дипломатических сил Турции. Насколько он знал, в «Граните» не особо интересовались авиацией — там специализировались на спецоперациях. Мидоуз не казался очень уж крупным и все же наверняка он был профессиональным диверсантом. Или десантником. А профессия у него, скорее всего, авианаводчик — должен же он иметь хоть какое-то отношение к самолетам, раз прибыл на этот полигон. Почему-то Санберн решил, что этот Мидоуз — англичанин, а до того, как податься на вольные хлеба, служил в SAS. Вот здесь слово «капитан» означало уже не должность, а звание, потому что «Гранит» присваивал звания своим сотрудникам — а те ничуть не стеснялись называть их вслух; компания солидная, стесняться тут нечего.

Представившись, Мидоуз тут же отошел к краю окопа — там, в выемке, стоял массивный ноутбук армейского образца.

Санберн показал глазами на Мидоуза, а потом вопросительно глянул на Бульдога.

— Им тоже стало интересно, — сказал Бульдог.

— А им-то почему?

— А им все интересно. Ладно. Как сам? Как там Мэри Джейн?

— Помнишь Мэри Джейн?

— Кто видел, тот не забудет, — хмыкнул Бульдог.

— Да ладно тебе, — Санберн рассмеялся, а потом уже серьезно сказал: — Приболела она у меня.

— Что-то серьезное? — Бульдог встревожился.

— Нет, просто годы. Сам понимаешь.

Бульдог кивнул:

— Ну, никто не молодеет.

Все это время Мидоуз, устроившись в углу, возился с радиостанцией и армейским ноутбуком. Наконец он прервал беседу:

— Скайларк выходит на рубеж, внимание.

— Скайларк — это она?

— Да.

— Дайте громкую связь, капитан, если вам не трудно, — попросил Бульдог.

И тут Санберн впервые услышал голос Скайларк:

— Скайларк, Бункер-4, начинаю работу.

Потом, глядя в прошлое, Санберн часто вспоминал этот момент: турецкое солнце припекает, слышен треск цикад, стенки недавно подновленного окопа пахнут землей, Мидоуз склонился над ноутбуком, Бульдог берется за бинокль, Адлер стоит так, будто его ничего не касается, а под ними, на блекло-зеленом поле, разбросаны изуродованные, почерневшие остовы техники.

— Бункер-4, Скайларк. Работайте «Мейвериками». Цели — Н-1-4, Н-1-6. Подтвердите.

— Скайларк. «Мейверики». Н-1-4, Н-1-6. На боевом!

— Откуда она заходит? — спросил Санберн.

— С севера, — Мидоуз сделал короткий жест рукой, после чего оторвался от ноутбука и взялся за свой бинокль. Так же сделали и другие.

Бинокли не понадобились. Санберн напрягал слух, пытаясь услышать приближающийся самолет, но и это не удалось.

— Скайларк, ружье, — сообщил деловитый девичий голос и, после совсем короткой паузы, повторил: — Скайларк, ружье. Отворот.

— Она уже сделала два пуска? Я ничего не вижу.

— И я.

— И я тоже.

Но тут два старых Т-62, стоявших на поле, один за другим накрыло яркими огненными вспышками, а через несколько секунд до окопа долетел резкий двойной удар грома.

— Два ракетных пуска на одном заходе... и на такой дистанции? И сразу отворот? Ты так можешь? — спросил Бульдог Санберна.

— С радаром, наверное, могу, — ответил Санберн, подумав.

— С радаром кто хочешь может, — сказал Бульдог. — Но у нее-то радара нет.

— Вообще, цели не замаскированы, видно хорошо...

— Ага, хорошо. Ты бы сам так попробовал, да еще по двум сразу, дуплетом. Слушай, ну и глаза у нее.

— Бункер-4, Скайларк. Цель Н-1-4 — поражение. Цель Н-1-6 — поражение. Переходите к пушке, цели L-5-2, L-5-3.

— Скайларк, Бункер-4. Выполняю. Пушка. Цели L-5-2, L-5-3.

И на этот раз Санберн услышал шум приближающегося самолета — этот характерный вибрирующий звон, визитную карточку штурмовика А-10. Больше ни один самолет так не звучит.

А вот и он сам — светлый угловатый силуэт, уже заходит в пике. И вдруг слегка ложится на крыло:

— Скайларк, пушки, пушки.

Не было ни надрывного рева, ни длинных извилистых пыльных змей, распарывающих землю. Нос штурмовика дважды коротко окутался пламенем — и от двух бронетранспортеров М113 почти мгновенно полетели куски. Пушка работала в режиме высокой скорострельности — обе мишени были аккуратно зачеркнуты двумя трассами, а самолет уже вышел из атаки, вновь набирая высоту и оставив за собой в неподвижном воздухе пару полос порохового дыма.

— Ты так можешь? — вновь спросил Бульдог Санберна.

— Нет, — тут же ответил Санберн. На истребителе стрельба из пушки по наземным целям, да еще и небольшим — дело вообще не слишком благодарное. Очень уж быстро он летит.

— Бункер-4, Скайларк, L-5-2 поражение, L-5-3 поражение, работайте кассетными боеприпасами, сектор 4-В, цели по выбору.

— Скайларк, «Рокай», 4-В, выполняю.

На этом заходе Санберн уже получше разглядел штурмовик в бинокль. Светло-серая машина, никаких эмблем, но на фюзеляже, под фонарем кабины, какая-то надпись.

Уже нет времени разглядывать, какая. С подкрыльевых пилонов самолета один за другим начали сходить темно-зеленые цилиндры — кассетные бомбы «Рокай».

— Сбросил все на одном заходе, — успел сказать кто-то.

А потом бомбы на полпути к земле раскрылись и из них вылетело то, что на расстоянии казалось облачками белых конфетти. Сбрасывая бомбы, штурмовик чуть изменил курс — и череда мелких трескучих взрывов на земле послушно изогнулась вслед за ним, накрывая строй темных остовов, которые должны были изображать вражескую колонну бронетехники на дороге, делавшей поворот.

— Мне кажется, или он прибил все? — спросил Бульдог.

— Все, кроме одной, — ответил Мидоуз, показав глазами на дисплей ноутбука. — Надо же. Ну что, все?

— Все, конечно.

— Что ж еще-то...

— Бульдог, знаешь, если там всех так готовят... ну, короче, тогда плохо наше дело.

— Санберн, поверь мне. Я штурмовик пилотирую пятнадцать лет. Так вот, таким вещам научить вообще невозможно. С этим родиться надо. Ну как, успокоился?

— Ага. Не представляешь, насколько.

— Бункер-4, Скайларк. Работа закончена. Отлично работаете. Возвращайтесь на базу.

— Скайларк. Возвращаюсь на базу.

— Ну что, — сказал Бульдог. — Вот, в общем, и все. А сейчас штурмовая группа «Эвенджерс» в моем лице приглашает всех на нашу базу. Хотите познакомиться с нашей барышней?

— Надо бы, — сказал Мидоуз, закрывая ноутбук.

— С удовольствием, — сказал Адлер.

— Ну, спасибо, конечно, — отозвался Старбрайт. — Но все же нет. Нет. Я считаю, что видел достаточно.

— Санберн, что скажешь?

— Хочу, конечно.

— Короче, приглашаем... почти всех. Вы доставили Санберна, правильно?

— Да, сэр, — ответил вертолетчик, который за все время не сказал ни слова.

— Старбрайт, как вы отнесетесь к тому, что этот джентльмен доставит вас на вашу базу? Санберн ведь летит с нами.

— Было бы очень хорошо. Мне нужна оперативная база «Ятаган». Знаете, где это?

— Знаю, — ответил вертолетчик хмуро; кажется, почему-то ему не хотелось доставлять Старбрайта домой.

— Ну как вам? — спросил Санберн вертолетчика.

— Класс, — ответил тот. — И вы всех так проверяете, кто к вам приходит?

— А как же. Вы ведь у себя в компании тоже, наверное, новых пилотов проверяете.

— Проверяем, конечно, — ответил вертолетчик. — Как же без этого.

Санберн пожал на прощание руку и ему, и Старбрайту, и пошел вслед за остальными.

Группа «Эвенджерс» была чисто штурмовой; в ее составе не числились истребители. А-10 и Су-25 стояли в ряд. Каждый летчик камуфлировал свою машину по-своему: тут были и «клевер», и «обратно-теневой», и модный в последнее время «цифровой гром». А-10 Скайларк был просто светло-серым.

Странное дело, вообще никаких опознавательных знаков или эмблем. Заводской номер, ясное дело, закрашен. Только красные предупредительные надписи — «не вставать», «не браться» и прочие в том же духе.

Фонарь был открыт. Санберн заглянул и в кабину. Обычный А-10А, ничего особенного.

Но оставалась еще та самая надпись на фюзеляже. На этот раз Санберн прочитал ее:

TOO DUMB TO RUN

TOO DEAD TO DIE

— «Слишком тупой, чтобы убежать. Слишком мертвый, чтобы умереть», — проговорил Санберн.

— Ага, он такой, — сказали ему.

Санберн обернулся.

И тогда их глаза впервые встретились.

Когда он вспоминал Скайларк, первыми на память приходили именно эти глаза. Он помнил ее изящную фигуру, тонкие, музыкальные пальцы, светлые волосы (она уже сняла шлем и собрала их в понитейл — но вот эти глаза...

Как две льдинки. Санберн подумал, что когда Скайларк смотрит в прицел, а под ногами у нее ревет пушка, выражение ее глаз не меняется: все та же спокойная, внимательная сосредоточенность.

— Поговорим за столом? — спросил у них подошедший откуда-то сбоку Бульдог. — Сегодня и завтра, надеюсь, летать никто не планирует?

— Я за рулем, — отозвался Мидоуз.

Стол накрыли прямо здесь, в ангаре и Бульдог, храня на лице извиняющееся выражение — «чем богаты, тем и рады, больше не было, прощенья просим» — откупоривал бутылку.

Разумеется, это была водка. Когда рухнули и Советский Союз, и Соединенные Штаты, а частные военные компании начали набирать силу, выяснилось, что среди наемников-штурмовиков преобладают русские, а вот среди истребителей — американцы. Отсюда и возникла традиция: в штурмовой авиагруппе вас угощают водкой, а в истребительной — виски. Этой традиции подчинялся и Санберн, хотя твердо считал, что любое виски, даже самое лучшее — непередаваемая дрянь.

Скайларк посмотрела на стопку с некоторым сомнением, но потом выпила по-русски, залпом.

Рядом с Санберном устроились Адлер и Мидоуз, Скайларк сидела напротив. Выпив, какое-то время все молчали. Потом Адлер выжидающе посмотрел на Санберна. И Мидоуз тоже.

— Хорошо, — сказал им Санберн, после чего заговорил очень медленно, тщательно подбирая слова. Скайларк слушала его, время от времени кивая.

— Сейчас я изложу то, что знаю. Свое представление о ситуации. А вы будете меня поправлять, если я что-то скажу неправильно. Хорошо?

Итак, вы получили свою лицензию частного пилота в Республике Южной Дакоты. После чего вы покинули Республику и поступили в летную школу IRS. Потому что как раз тогда IRS решила начать готовить свои собственные вооруженные силы, чтобы меньше полагаться на услуги сторонних подрядчиков.

Пойти служить в IRS из Южной Дакоты — очень непростой шаг, как я понимаю. Не знаю всех тамошних реалий, но популярности там это вряд ли вам прибавило.

В летной школе IRS вас научили водить А-10. Научили хорошо. Должен признаться, вы на меня... да и не только на меня произвели сильное впечатление. Очень даже сильное. Ну ладно.

Сразу после окончания школы вас отправили в Болгарию, на базу, где развернута одна из экспедиционных групп IRS. Мы обязательно поговорим с вами о том, зачем IRS понадобились такие группы, но уже потом. Прибыв на место, вы почти что сразу связались с Бульдогом, которого знали раньше и позавчера перелетели на эту базу. При этом вы... если уж называть вещи своими именами... угнали штурмовик А-10, принадлежащий IRS. Все правильно?

Сейчас вы ищете работу наемника-штурмовика. Но у группы «Эвенджерс» свободных вакансий нет. Поэтому мы все и здесь — ваш знакомый Бульдог пригласил нас на вас посмотреть. Один из нас, как вы, конечно, поняли, уже решил, что все это его не интересует.

— Кроме меня, — сказал Мидоуз. — Вы сами видите, что я не летчик и нанимать вас не собираюсь. У меня просто есть к вам несколько вопросов.

— Да, кстати, — сказал Санберн. — О вопросах. Вопросов у нас у всех много. Вопросы будут касаться и IRS. Причем такие, на которые отвечать вам, скорее всего, было запрещено. Сами понимаете, если вас действительно интересует карьера в Дипломатических силах Турции, отвечать придется на каждый вопрос. Подчеркиваю, на каждый.

Скайларк пожала плечами:

— Разумеется.

— Потому что, если уж честно, мы вам пока что не очень доверяем.

— Еще бы.

— Прекрасно.

— Может, выпьем? — спросил Бульдог.

— Наливай. Итак, первый вопрос. Самый, самый очевидный. Вам его уже задавали, но все же. Почему вы решили покинуть IRS? Да еще и таким... нетрадиционным образом?

Рэйзорбэк, командир группы «Паладинс», курил сигары.

Вот и сейчас, когда Санберн зашел к нему в кабинет — кабинетом была выгородка в ангаре, почти таком же, как и на базе «Эвенджерс» — то первое, что почувствовал, был запах сигарного дыма.

— Давай, рассказывай, — сказал Рэйзорбэк и сдвинул в сторону на столе кипу объемистых каталогов «Росвооружения». На образовавшееся свободное место Санберн аккуратно положил карманный диктофон и «Кольт». Рэйзорбэк взял пистолет, неторопливо извлек магазин, передернул затвор, аккуратно выбросив патрон на стол и щелкнул курком в окно, куда-то в звездную турецкую ночь. Потом убрал и диктофон, и оружие в сейф и повторил:

— Давай, рассказывай.

Санберн пожал плечами:

— Все, как и предполагалось. Единственное что — я не ожидал, что у нее настолько высокая квалификация. Терминатор какой-то, ей-богу. Вообще не промахивается.

— Да? Ну ладно. Как считаешь, она хоть правду говорит?

Санберн пожал плечами:

— Не вижу, почему нет.

— Ты действительно считаешь, что она пошла в IRS только для того, чтобы научиться пилотировать штурмовик?

— А что? В нашем деле такого еще не бывало, да. Но военнопленный, который идет в коллаборационисты только для того, чтобы получить оружие и тут же перебежать к партизанам — дело обычное. Я о таком в книжках сколько раз читал.

— Мы, по-твоему, партизаны?

— Она считает, что да, что-то в этом роде. Мы, Дипломатические силы — единственные, кто бьет IRS с воздуха. Иногда. Тем более, она из Южной Дакоты. Там IRS любят... сам знаешь, как.

— Абердин.

— Да, Абердин. Она там родилась, заметь.

— А, тогда ясно. Ну ладно. Сам понимаешь, мало ли что она рассказывает. Ведь не проверишь. Угнала боевой самолет...

— Это по нынешним временам и вообще запросто. Их даже из Советского Союза угоняли. А уж сейчас... Странно, что я сам ни разу ничего не угонял.

— То есть, в общем ты ей веришь.

— В общем — да. Никаких явных противоречий не вижу. Все вполне правдоподобно.

— Замечательно, замечательно. Ну и что мы с ней будем делать?

Санберн молчал, оглядывая стол Рэйзорбэка. Каталоги, три маленькие модели истребителей на своих местах: впереди командирский F-16, за ним машина Санберна, потом МиГ-29 Кондора. Место штурмовика пустовало. Рядом стоял маленький флажок Израиля и его карта в черной траурной рамке, словно фотография умершего родственника.

— Твое мнение? А, лейтенант?

— Мое мнение? Не будем умничать. Перебежчиков, обычно, вяжут кровью, — ответил, наконец, Санберн.

— То есть, ты уже определился. Мы ее берем. Так ты считаешь.

— Да. Считай, что это мне интуиция подсказывает. Берем и поручаем небольшое такое задание, на один штурмовик.

— А прикрывать штурмовик кто будет?

— Я, конечно.

— Берешься?

— Как сказал один известный военный летчик, ты, паразит, лично будешь отвечать за тех, кого приручил.

У Рэйзорбэка погасла сигара. Он чиркнул спичкой и сказал:

— Никак я не пойму, где в тебе циник начинается... — и несколько раз пыхнул дымом, — ...и где он заканчивается.

— Везде.

— Везде... Ладно. Будешь смеяться, но подходящий контракт на горизонте есть. Как раз такой, как надо. Даже странно. Брать я его не хотел, очень уж срочный, торопиться не люблю, но раз такое дело...

— Тогда у меня все.

— Спать идешь?

— Повидаю Мэри Джейн, а потом и спать, — Санберн встал. Рэйзорбэк махнул сигарой:

— Спокойной ночи.

Мэри Джейн спала; ей не мешал яркий свет. Санберн немного постоял в дверях ангара, а потом медленно подошел ближе.

Они знали друг друга уже два года, но Санберн все равно любовался ей — если было время. Ее изящным развалом килей, тонкими, резкими линиями воздухозаборников, мощными, красивыми крыльевыми наплывами, хищными штрихами одиннадцати пилонов под крыльями и фюзеляжем.

Он помнил, как при бомбардировке на малой высоте одна из бомб сработала слишком быстро, их встряхнуло и Санберну показалось, что Мэри Джейн вскрикнула от боли — уже на земле он увидел, что ее стабилизаторы посечены мелкими осколками.

Он помнил ее страх — скорости уже не оставалось, «Игл» на хвосте присаживался, подбирался, словно тигр перед броском, готовясь дать пушечную очередь, и Санберну казалось, что это не он, а Мэри Джейн сжимает ему ладонь дрожащей ручкой управления... Потом вдруг вспух черно-красный клуб разрыва и «Иглу» словно невидимым ножом снесло половину крыла, а мимо с грохотом проскочил МиГ-29 Кондора — очень рискованный ракетный пуск, но его Р-73 сделала свое дело точно.

А один раз боялся уже он: Мэри Джейн отвечала на каждое его движение удивительно послушно, но Санберн знал, что легкость эта берется от пустоты в топливных баках. До аэродрома было далеко, а Мэри Джейн подбадривала его цифрами расхода и остатка: все у нас получится. И ведь получилось, Санберн тогда как раз успел заглушить двигатели уже на рулении, чтобы не остановились сами.

Два года.

Санберн обошел вокруг машины, легонько прикоснувшись к металлу носовой стойки шасси, глянул на борт, где ниже фонаря кабины стояла крупная надпись русскими буквами:

МЭРИ ДЖЕЙН

Фонарь был открыт; над кабиной склонились двое техников и что-то делали.

— Как там дела? — окликнул их Санберн.

— Через пару часов закончим, сэр. Уже почти все.

— Как двигатели?

— Порядок, — и техник махнул рукой в сторону. Там, у стены ангара, на тележках стояли два двигателя F414, отработавшие свой ресурс. Мэри Джейн получила новые.

— Ладно, — сказал Санберн, — удач.

Он еще раз прикоснулся к шасси Мэри Джейн и пошел спать.

Прикосновение

Утром в кабинете Рэйзорбэка было прохладно, но кондиционер все равно уже работал. «Создаю запас холода на день» — так говорил Рэйзорбэк и был прав: если не включить эту штуковину с утра, днем, как она ни работай, под железной крышей будет парилка. Проверено.

Солнце уже взошло, но в кабинете стоял полумрак. На белой стене светилась зелено-голубая проекция карты: Турция, Черное море, Болгария. По карте был проложен изломанный маршрут: Стамбул, на север, потом излом и не слишком глубокий заход на болгарскую территорию. Поворотные пункты маршрута отмечались кружками, но тот, что был в Болгарии, обозначался красивым перевернутым треугольником. Цель.

За столом, рядом с проектором, сидели Рэйзорбэк, Скайларк и Санберн.

— Я повторюсь. Мы такие контракты называем «короткими», — говорил Рэйзорбэк. — Обычно для работы приходится летать по всяким Африкам и Америкам, застревать там на недели, всякое такое. Но этот вылет всего один, прямо отсюда. Небольшой такой. Теперь, мисс, вы знаете, как ставятся такие задания. Вопросы?

— Я просто повторю, если можно, — сказала Скайларк.

— Конечно.

— Наш нынешний заказчик — болгарская армия. Она продает IRS партию из пятнадцати БМП-3, хочет получить деньги, но по каким-то своим причинам не желает, чтобы IRS получила товар...

Санберн следил за ней — но когда она произносила «IRS», в ее голосе решительно ничего не менялось. То ли Скайларк очень хорошо контролировала себя, то ли ей действительно было все равно. А может быть (и Санберн все больше склонялся именно к такому мнению) она с самого начала, от природы, была слишком хорошим профессионалом. Все, что не относилось к технической стороне дела, отбрасывалось само. О морали, судьбах человечества и прочих важных вещах можно подумать и потом.

— ...Поэтому мы получили время и место: вот здесь колонна БМП-3 останавливается и меняет хозяев. Стоять она будет, ориентировочно, двадцать-тридцать минут, точнее сказать невозможно. БМП должны быть проверены и дозаправлены для дальнейшего марша. Кроме того, возможно, некоторые из них получат боекомплект. Как минимум три БМП должны передаваться уже в полностью вооруженном виде. Именно поэтому необходим удар с воздуха. Атаки диверсионных групп будут слишком рискованны.

— Не только, — сказал Рэйзорбэк. — Дело еще и в том, что нарушить воздушное пространство гораздо проще, чем протащить через границу отряд мужиков, вооруженных до зубов.

— Да, — ответила Скайларк. — Кроме того, это еще и гораздо быстрее.

— Мисс, вы все понимаете совершенно правильно. Продолжайте, пожалуйста.

Своей он ее пока что явно не считал — только «мисс». А сам Санберн? Санберн задумался и понял, что определенно ответить не может. Что и неудивительно: с человеком, которого считаешь совсем уж чужим, отправляться в боевой вылет нереально.

— Далее колонна движется вот так, до порта... предположительно, Бургас, где переместится на сухогруз. Судно, вероятнее всего, двинется на юг, через Босфор, но атака на море исключена полностью: морское движение в районе Босфора слишком плотное, ошибиться очень легко. Итак, мы взлетаем с нашей полосы. Поскольку крейсерская скорость А-10 значительно меньше, чем у F/A-18, я вылетаю первой. Маршрут идет на север, сразу к морю, чтобы те, кто увидит нас из Стамбула, не догадались сразу, что мы летим в Болгарию. Вот здесь мы меняем курс и движемся на запад, к болгарскому побережью...

Рэйзорбэк кивал.

— ...Здесь точка встречи. Санберн нагоняет меня и находит, дальше идем вместе. И приходим в зону ожидания.

Рэйзорбэк вновь кивнул. Санберн смотрел на них молча, не говоря ни слова.

— Зона ожидания находится за пределами болгарского воздушного пространства. Мы барражируем в ней до 1130, ожидая сигнала «Лавина». Сигнал должен поступить от контакта с позывным «Зебра». На этой частоте. Если мы не получаем сигнала «Лавина» до 1130, то возвращаемся, операция отменена. Я так понимаю, что какие-то расходы нам даже в этом случае возместят.

— Возместят. Скажу больше: наш заказчик поручился, что вы не подвергнетесь атакам по пути — никаких неожиданностей не будет. А если будут, то, опять же, компенсация.

— Не верю я им, — сказал Санберн.

— Да?

— Ну. Нет, возместить, может, и возместят. Но гарантировать они ничего не могут. Даже если захотят. Как они будут знать, что нас никто не ждет по дороге? Никак.

— Ты, конечно, прав, но с компенсацией все же лучше, чем без компенсации. Кстати. Если сигнал будет, но мы — вы — его почему-то не примете, то тут уж никаких компенсаций, сами понимаете. Лишний раз проверьте, как настроены частоты. Будет сигнал — обязательно подтвердите получение. Иначе будут у нас сплошные убытки. Хорошо, продолжайте.

— Получив сигнал, мы берем курс на следующий пункт маршрута и пересекаем границу болгарского воздушного пространства вот здесь. При этом мы не получаем никаких запросов и не переводим свои системы опознавания в режим гражданских транспондеров. Как я поняла, здесь у них просто дыра в рубеже ПВО. То ли ее сделали специально для нас, то ли так и была. Сейчас таких дыр у них много. Снижаемся до малой высоты...

Санберн, слушая, отметил, как блеснули глаза Скайларк, когда речь зашла о настройках систем опознавания. Работа под чужим флагом, детектив, интрига... Нет, в летной школе IRS таким вещам явно не учат. Интересно, а чему в точности там учат? Тогда Скайларк расспросили очень о многом, и все же этот разговор не закончен. И неизвестно когда он окажется закончен.

Может быть, дело вовсе не в «IRS и партизанах», как показалось ему с самого начала. Романтика работы наемника? Вполне вероятно. Потому что такая романтика действительно есть. Чего уж там.

— Здесь мы должны обнаружить цель. Визуально.

— Да, визуально. Очень Санберну ваши глаза понравились.

— В смысле?

— Я сам истребитель, но у меня зрение хуже, — сказал Санберн. — И вообще, очень красивые.

Он произнес это таким же невозмутимым тоном, каким сообщал бы, скажем, по радио, что топлива еще вполне достаточно. Скайларк посмотрела на него как-то странно и сказала:

— Спасибо.

— И возможное противодействие. Мы не ожидаем противодействия в воздухе, но все же имеем прикрытие. Ну, может завалялся у них на местных базах какой-нибудь МиГ-21 с «короткими» ракетами, — Скайларк вновь посмотрела на Санберна; на этот раз взгляд у нее был безразличный. — Но ожидаем относительно слабое противодействие точечной наземной ПВО. Возможны один-два мобильных зенитно-ракетных комплекса класса «Тунгуски», зенитно-артиллерийские комплексы класса «Шилки», не выше.

— Я вооружен слабо, — сказал Санберн.

— Слышали уже, — сказал ему Рэйзорбэк. — Во-первых, сколько тебе не дай, все равно будет слабо. Во-вторых, сам понимаешь, контракт срочный. Я не успевал заказать под него вооружение в любом случае. Получишь только то, что есть у нас на складе. В-третьих, мы делаем ставку на то, что нас не ждут. Заказы делать опасно. Мисс... Скайларк. Какие у вас будут замечания по вооружению?

— Простите, а почему заказы делать опасно?

— Потому что разные заинтересованные личности пытаются их отследить. Иногда получается. Если заказываешь, скажем, много бетонобойных авиабомб, можно не только догадаться, что готовишься к работе, но и прикинуть, к какой именно. И по чьему заказу. Понимаете, да? Хорошо. Ваши вопросы по текущему вооружению.

Скайларк придвинула к себе лист бумаги, на котором была изображена схема загрузки А-10 — «Слишком Мертвого», как Санберн уже начал называть про себя ее штурмовик:

— Два «Рокая», один «Мейверик» и полный комплект снарядов для пушки. Вы знаете, тоже, вообще-то, маловато.

— Ничего не могу поделать, — сухо бросил Рэйзорбэк. Нет, чужая ему Скайларк, очень чужая.

— Несколько БМП сделаю точно, все не обещаю, — ответила Скайларк еще суше.

Санберн хотел вмешаться, но Рэйзорбэк уже и сам почувствовал, что разговор приобретает совершенно ненужный оборот:

— Вообще, наш клиент знает, что наши силы ограничены. Пожалуйста, постарайтесь подбить их побольше. Нам платят за каждую.

— Постараюсь, — кивнула Скайларк. — Прошу прощения.

— Все в порядке. И последнее. Что касается эвакуации в случае чего. Мы действуем по варианту «Браво».

— «Ред Эйнджел» все-таки в деле, — сказал Санберн, то ли для себя, то ли обращаясь к Скайларк.

— Да. Авиагруппа особого назначения «Ред Эйнджел». Вариант «Браво», мисс Скайларк, означает немедленную эвакуацию. Вас подберут там же, где, не дай бог, собьют. Поэтому вы берете личное оружие, но не получаете документов и гражданской одежды. Связных на земле у вас тоже не будет.

Глаза Скайларк опять блеснули, хотя вот это обращение — «мисс Скайларк» — похоже, начало ее слегка раздражать.

— Но что касается лично вас... Поймите правильно. Это IRS, да вы еще и...

— В общем, вы хотите сказать, чтобы я оставила один патрон?

Рэйзорбэк замолчал, но Санберн сказал:

— Короче. Лично я в таких случаях оставляю. Потому что эти церемониться не станут.

Мэри Джейн вооружили именно так, как хотел Рэйзорбэк. Или, чтобы быть совсем уж точным, так, как получилось в результате компромисса, которого Санберну с Рэйзорбэком удалось достичь раньше, еще на предварительном обсуждении задачи. Санберн, конечно, хотел больше оружия. Рэйзорбэк, напротив, желал оставить больше ракет на складе — ракетам не очень полезно лишний раз летать вместе с истребителем. Сейчас Санберн, покачивая головой, смотрел на то, что у них получилось в итоге.

Два «Сайдвиндера» на законцовках крыльев — для ближнего воздушного боя. Тонкие, издали похожие на спички. Санберн, разумеется, знал: чтобы поднять такую, нужны три человека. И тем не менее, когда он, прикурив, выбрасывал еще дымящую спичку, то всегда вспоминал о пуске «Сайдвиндера».

Две ракеты AMRAAM. Тоже для воздушного боя, но уже дальнего, когда противника нельзя увидеть глазами. Словно заостренные бревнышки с маленькими треугольными крыльями. Они висели на фюзеляже, прямо под кабиной пилота. Необычное место, так ракеты можно повесить только на F/A-18E.

Под крыльями — две «Спэрроу». Внешне очень похожи на AMRAAM, но стрелять ими сложнее: у них полуактивное наведение, а значит, захват цели нужно удерживать до момента попадания. Цель, само собой, постарается сделать все, чтобы тебе помешать.

Рядом — две ракеты HARM, еще более крупные. Такие нужны, чтобы слепить вражескую ПВО; они наводятся на излучение наземных радаров. Если радар вдруг отключится уже после пуска ракеты, то та постарается запомнить точку на земле, откуда шли радиоимпульсы и ударить именно туда. Хотя вообще-то, в таких случаях попасть куда надо удавалось редко.

Под самим фюзеляжем, по три на пилоне, висели шесть аккуратных темно-зеленых рыбин — бомбы Mk82, ненужное оружие, которое надо было куда-то девать. Санберн слегка удивился, что Рэйзорбэк не сумел их никому перепродать, хотя бы за полцены.

И, по центроплану, — сбрасываемый топливный бак. Дополнительное топливо. На всякий случай.

Санберн оглянулся на Слишком Мертвого, стоящего рядом. Время поджимало. Скайларк должна была быть рядом, а то уже и подниматься в кабину. Но ее что-то не было.

Скайларк, уже в летной форме, снаряжала магазины «Хеклер-Коха» — МР5. Два снаряженных магазина уже лежали на столе, рядом с пистолетом-пулеметом, в третий она аккуратно защелкивала патроны.

— Уже иду, — сказала она, встретив взгляд Санберна и добавила, показав глазами на оружие: — Это второй, первый на месте, в самолете. У меня их два.

— Любите стрелять? — спросил Санберн.

— Да, — ответила Скайларк, защелкнула последний патрон, положила магазин на стол и взяла шлем. — А вы?

— Да как-то безразлично, если уж честно. Так, иногда, по бутылкам. Я вот что хотел у вас спросить. Вы закончили школу IRS и сразу прилетели к нам, правильно? — Санберн не сказал «перелетели».

— Ну да. Мы уже сколько раз говорили об этом.

— Тогда я правильно понимаю, что это ваш первый по-настоящему боевой вылет?

Скайларк, уже направлявшаяся к дверям, остановилась и после паузы сказала:

— Ну, вообще-то, да. А что?

— Ничего. Просто я помню, что сам перед своим первым боевым дико волновался. А потом... Вы сами не заметите, как все пройдет. Это очень легко бывает. Очень, — и Санберн улыбнулся.

Скайларк долго молчала, а потом тоже улыбнулась. Может быть, в знак благодарности, а может, просто в ответ на улыбку Санберна. Трудно было сказать.

В десять утра над бетоном ВПП-28 уже стояло легкое марево. Санберн внимательно смотрел, как Слишком Мертвый выруливает на полосу, разбегается и уходит вверх. Еще на набрав толком высоту, он резко повернет вправо и пойдет на север, к Черному морю — так, чтобы это видели все.

— Вот так на север — и скоро будешь над Одессой, — сказал Санберн Рэйзорбэку, стоявшему рядом.

Рэйзорбэк глянул на него:

— Домой захотелось?

— Так... тянет иногда.

Рэйзорбэк кивнул и спросил:

— Тебе чисто случайно в вылет собираться не пора?

— Чисто случайно пора, — ответил Санберн.

А дальше все было, как и много раз до того.

Пора.

Акробатический этюд на тему «забраться с лестницы в кабину, ничего не задев». Техник подает шлем; Санберн пристегивает к себе Мэри Джейн: несколько пар привязных ремней, шланг кислородной системы, шланг противоперегрузочной системы, радиокабель. Другой техник осторожно вынимает последние предохранительные чеки — те, что блокируют катапульту и показывает Санберну сжатый кулак, из которого свисают длинные ярко-алые ленты: вот теперь к взлету готово все.

И запуск двигателей, и проверка всех систем — а Скайларк уже летит где-то над Черным морем.

И наконец, когда уже успела сгореть почти тонна топлива, плиты взлетной полосы мягко помчались навстречу, ожил указатель скорости и Санберн мягко принял ручку управления на себя, чисто машинально следя за «лесенкой» тангажа: от слишком резкого рывка на взлете Мэри Джейн могла удариться о бетон стабилизаторами, а то и соплами.

Это длилось мгновение. Потом полоса провалилась вниз — а следом за ней и вся Турция, и Рэйзорбэк, и прочие мелочи. Оставался лишь маршрут, оружие на подвесках и Скайларк, которую надо было встретить и защищать.

Мэри Джейн рвалась вверх, грохоча турбинами на полном газу, а Санберн спокойно, не торопясь, проводил последнюю из проверок: шасси — убраны, закрылки — автомат...

В кабине А-10А дисплей всего один, справа-сверху приборной доски. Сейчас он показывал маршрут: Слишком Мертвый медленно, как и все такие штурмовики, тянулся к болгарскому побережью, уже пройдя поворот над Черным морем. Работал автопилот — стрелка вариометра лишь чуть-чуть покачивалась, курс не менялся и Скайларк просто следила, как очередной кружок — пункт маршрута — миллиметр за миллиметром подползал к неподвижному силуэту самолетика в центре дисплея.

Все системы работали нормально. Скайларк еще раз скользнула взглядом по десятку циферблатов, сообщавших о работе двигателей — стрелки стояли ровно, одинаково для обоих двигателей. Первый признак, что все в порядке.

Эти двое, Рэйзорбэк и его помощник, Санберн, сказали, что на маршруте может случиться что угодно, хотя это и маловероятно. Боялась Скайларк не этого.

Болгарская армия со своим контрактом... А он, вообще, есть, этот контракт? Что, если нет? Самолет этого Санберна элегантно вынырнет из дымки, а дальше — один ракетный пуск и никто ничего не узнает. Черное море, до берегов далеко. Зачем? Да просто потому что им не слишком нужны вот такие непонятные фигуры да еще и с таким прошлым. И все, ни человека, ни самолета. Никаких следов. Не отобьешься, не уйдешь, куда там штурмовику против истребителя. Да еще и атакующего внезапно.

Уйти можно сейчас. И это, между прочим, последний шанс. Самый последний. Изменить курс — что там у нас? Если сейчас взять на север, до Румынии дотянем, как раз до Бухареста...

Давай, решайся. Еще немного и станет поздно, ты не успеешь уйти так далеко, как надо, он сумеет разыскать тебя своим радаром.

Идти к цели лучше всего на семи-восьмикилометровой высоте: именно там воздуха как раз столько, чтобы, не создавая лишнего сопротивления полету, давать достаточно пищи для двигателей. Но сейчас такой полет заканчивался: предстояло нагнать Скайларк со Слишком Мертвым.

Санберн чуть прибрал рукояти управления двигателями, отдал ручку управления от себя — и Мэри Джейн заскользила вниз, проходя тонкую облачную пелену.

Что, если Скайларк вообще не удастся найти? Вот сейчас, над Черным морем, у нее отличный шанс легко и чисто выйти из игры. Просто потому что ей что-нибудь не понравилось. «Что-нибудь»... Долго думать не надо — перспектива стрелять по IRS ей не понравилась, и все тут.

Возьмет и смоется. Может, давно уже поменяла курс. Точно сказать нельзя, но, наверное, до Румынии ей топлива хватит. Если свернула куда-нибудь, радаром ее уже не отыщешь, Черное море большое. А контракт сорвется — Мэри Джейн в одиночку много не наработает; скоростной истребитель не так эффективен при атаке малоразмерных наземных целей. И деньги плакали. И сразу ясно, кто виновен.

Что ж, вот он, момент истины:

— Грифон-1-1, Грифон-1-2, проверка.

— Грифон-1-2, на связи, — тут же отозвался в шлемофонах Санберна голос Скайларк: она должна была быть где-то рядом. Точнее, Санберн должен был ее нагонять.

Нет. Она на месте. Там, где должна быть. Сейчас это выяснится точно.

Санберн включил радар.

Разумеется, радар Мэри Джейн был включен еще даже до взлета — просто ничего не излучал. Излучающий радар — верный способ обнаружить себя задолго до того, как начнешь обнаруживать других. Именно поэтому с самого начала полета на дисплее радара Мэри Джейн красовался «железный крест» — фигурка, означающая «работаю, но не излучаю».

А вот сейчас засветиться пришлось, но ненадолго: стоило радару ожить, как прямо по центру экрана появилась отметка и вновь раздался голос Скайларк:

— Грифон-1-2, спайк, шесть часов.

Антенны системы предупреждения об облучении рассеяны по всему самолету. Сейчас Скайларк видела, как на экране этой системы, «на шесть часов» — то есть, прямо за хвостом — вдруг возникла отметка: вас кто-то облучает.

Мэри Джейн находилась прямо позади Слишком Мертвого; оставалась лишь последняя проверка.

— Грифон-1-1, Грифон-1-2, бадди-спайк, — сказал Санберн и перевел радар из поиска на сопровождение.

Сопровождение — это значит, что радар Мэри Джейн перестал лениво оглядывать окрестности и в упор, пристально, рассматривает Слишком Мертвого, не отвлекаясь на все остальное. Любая система предупреждения тут же чувствует эту перемену и подает резкий, тревожный сигнал: на современной войне в воздухе такое повышенное внимание всегда означает колоссальные неприятности — иногда они наступают в течение ближайших секунд.

Всегда, но не сейчас. Санберну показалось, что Скайларк улыбается:

— Грифон-1-2, Грифон-1-1, бадди-спайк подтверждаю.

Санберн не сбрасывал сопровождение до тех пор, пока не увидел впереди сначала инверсионный след, а потом и маленький светлый силуэт штурмовика над темным морем.

Больше ни Санберн, ни Скайларк не думали о Румынии.

Слишком Мертвый слегка подрагивал у левого плеча Санберна, чуть опускаясь, чуть поднимаясь. Штурмовик шел на своей крейсерской скорости, для истребителя же было явно слишком медленно. Не приведи господи вот так вступать в бой...

Сейчас они летели вдоль границы болгарского пространства, описывая нечто напоминающее беговую дорожку стадиона. Следя за приборами и поглядывая на Слишком Мертвого, Санберн размышлял: что, если условный сигнал так и не поступит? Бывало ведь и такое. Какие-то деньги «Паладинс» должны получить в любом случае, просто за то, что поднялись в воздух. Бегущие цифры на топливомере Мэри Джейн с таким же успехом могли означать и доллары.

И только он начал прикидывать, сколько вот так уже могло набежать, как в шлемофонах раздалось:

— Я Зебра, вызываю Грифон. Повторяю, Зебра, вызываю Грифон.

— Грифон на связи, — отозвался Санберн.

— Зебра, Грифон, Лавина. Повторяю, Лавина, Лавина, Лавина.

— Грифон, Лавину подтверждаю. Бастион, я Грифон, сигнал Лавина получен, действую согласно плану. Грифон-1-1, Грифон-1-2, курс два-восемь-три.

— Грифон-1-2, выполняю.

Мэри Джейн и Слишком Мертвый, сорвавшись с невидимой беговой дорожки, пошли на запад, к Болгарии.

И очень скоро на навигационном дисплее крохотный белый силуэтик самолета приблизился к белой пунктирной линии, пересекавшей бурое изображение рельефа местности.

— Грифон-1-1, Грифон-1-2, готовность?

— Грифон-1-2, готов, — и Санберну показалось, что в голосе Скайларк прорезалась какая-то незнакомая нотка. — Фенс-ин.

— Фенс-ин, — подтвердил и Санберн.

И перебросил вверх большой тумблер на левой стороне панели — главный предохранитель. Теперь оружие Мэри Джейн было готово к бою.

Вот так истребитель и штурмовик Дипломатических сил Турции безо всяких церемоний вторглись в воздушное пространство Болгарии.

Решительно никому в мире до этого не было дела.

Санберн не собирался ее убивать. Значит, все осложнялось: им предстояло работать вместе, согласно плану.

Мэри Джейн уже не шла в одном строю со Слишком Мертвым, она то появлялась близко, то почти что исчезала вдали. Скайларк знала, зачем это нужно: теперь, когда в любой момент мог начаться бой, Санберну требовалась скорость; появись враг, он не смог бы разогнаться моментально, оставаясь крылом к крылу со штурмовиком. Вот и приходилось нарезать круги вокруг медленного объекта сопровождения.

К силуэту самолета на дисплее приближался пункт маршрута номер шесть — граница киллбокса, зоны, где все, что в воздухе, принадлежало Санберну, а все, что на земле, отдавалось Скайларк.

Санберн говорил, что первое боевое задание проходит легко, сам не замечаешь, как. Может, просто хотел успокоить (наверное, он неплохой человек), а может, так оно действительно и есть. В конце концов, хотят или не хотят тебя убить — это не так уж и важно. Или важно? Нет. На твои действия это не влияет... ну, не должно влиять. Значит, неважно. Вот так все просто.

У А-10 нет сложного пушечного прицела, есть лишь обычная неподвижная марка, в нее-то при стрельбе и вылетает поток трассеров. Далеко, на расстоянии, пунктир, вырвавшийся у летчика откуда-то из-под ног, превращается в медленный дождь, неторопливо оседающий вниз — а дальше там все взрывается пылью и дымом. У Скайларк этот дождь всегда направлялся в точности туда, куда надо, словно самолет и его цель связывались невидимыми упругими ниточками. Ей было странно, что остальным приходилось делать длинные очереди, поднимая в воздух столько земли. Другие же удивлялись, что ей этого не требуется.

С той стороны прицела будут люди. Что это меняет? Опять-таки, совершенно ничего.

Шестой пункт маршрута все приближался.

И именно в этот момент в ушах Санберна раздался короткий вибрирующий гудок, а на центральном дисплее, том, что показывал «компас», вверху — понимай, прямо по курсу — вдруг возникла крохотная зеленая «крышечка», под которой красовались мелкие цифры: 27.

И дальше случилось что-то странное. Это напоминало долгое, глубокое раздумье, но в такой момент на размышления просто нет времени. Думать равносильно смерти. Задумался — труп; действовать нужно без мысли. Просто действовать.

Да и не может человеческий мозг работать с такой скоростью.

И все же...

— Скайларк, назад!

И Скайларк прекрасно его поняла. Слишком Мертвый, доказывая свою исключительную маневренность на малых высотах, вырвался из строя, заложил резчайший вираж, развернувшись на 180 и, нырнув совсем уж к земле, пошел обратным курсом. Вероятно Скайларк тоже увидела на своем экране то, что называется «боги-спайк».

«Значит, говоришь, «возможно завалялся какой-нибудь МиГ-21»? Какое там. Это самый натуральный Су-27. «Фланкер». Или что-то еще с таким же радаром. Он один? Будем считать, что один, иначе мы в любом случае покойники. Мы у земли, ему мешают естественные помехи. Он успел нас обнаружить? Только меня, или обоих?»

Конечно же, она его увидела. И прекрасно понимала, что означает такая отметка на экране. Многие ощущали нехороший холодок при одном лишь слове «Фланкер» — и стыдиться тут было совершенно нечего.

Но в тот самый момент, когда Скайларк резко взяла на себя, чтобы выйти из пике прямо над верхушками болгарских сосен на склоне холма, мимо них со Слишком Мертвым проскочила Мэри Джейн — огромная, красивая, яростная, ощетинившаяся ракетами, светящаяся неярким форсажным пламенем за соплами.

Скайларк вывела свой самолет из пике. Неожиданно ей стало спокойно.

«Насколько он далеко? Если он не знал с самого начала, что мы пойдем именно отсюда, и не вытянулся нам навстречу заранее, то должен находиться примерно над нашей целью. Да ведь и пеленг правильный — он почти точно у нас на дороге. Но даже если и знал, то вряд ли бы резко рванулся вперед: вдруг я — всего лишь отвлекающий самолет, а кто-то другой уже заходит с противоположной стороны? (В принципе, так всегда и надо делать, да силенок маловато по нынешним временам).

Если засек обоих, то постарается не ввязываться в дальний бой — если он знает, что нас двое, то должен примерно знать, чем я вооружен. Если только меня, то постарается навязать ближний бой сразу, как можно скорее.

А ближний бой с Су-27 принимать нельзя. Очень уж он маневренный, а ракеты Р-73 с их управляемым вектором тяги и нашлемным наведением — это верная смерть. Нет, нельзя. Собьет. Сначала меня, а потом и Скайларк.

Если ближний бой, то он вообще вырубит радар, зато задействует вещь, которой я, без дураков, боюсь — ОЛС, оптико-локационную станцию. Она ищет цели по теплу, почти ничего не излучает, а выпустить ракету с ее помощью — как нечего делать. И я это замечу только по взрыву. Или чуть раньше, но станет уже без разницы.

Значит, надо излучать как можно меньше тепла. Не включать форсаж. Делать, что угодно, но не включать форсаж. Иначе для ОЛС я буду как на ладони».

Но все пошло не так. Раздался более резкий сигнал, а «крышечка» вдруг прыгнула ближе к центру «компаса», из внешнего кольца во внутреннее.

«Вот оно что. Перешел из поиска на сопровождение. Видимо, у него старые Р-27 с полуактивным наведением. В любом случае, что-то полуактивное. Сейчас будет стрелять... да, наверное, уже выстрелил. Тоже логично — к чему им висеть мертвым грузом? Заодно он получше прощупает меня — что же в точности у меня под крыльями. Включить радар? Нет, уже без разницы.

Он должен сопровождать свои ракеты. До самого конца. А здесь у меня преимущество. Сейчас он увидит».

Довернуть Мэри Джейн в точности на вражеский радар, на индикаторе лобового стекла широкое кольцо и метка «120», то есть, разарретированный AMRAAM — пуск!

Мэри Джейн чуть вздрогнула. Санберн видел, как бледноватая волнистая дымная полоса, увенчанная ярким белым огнем выхлопа, ушла из-под левого крыла и устремилась куда-то в центр кольца на прицеле.

«Вдруг попадет?»

Полоса исчезла вдали.

«Он выпустил одну? А может, две, для верности? Может, и мне выпустить вторую? Нет, пока не надо.»

Крылья у Р-27 очень своеобразной формы — похожи на крылья бабочки. А сама ракета тонкая, изящная, как стрела. Сейчас одна, а то и две такие должны были лететь прямо в лоб Мэри Джейн. А она мчалась им точно навстречу.

«Попробовать сорвать ему захват? Нет! Я все сделал правильно, сейчас он должен сорваться сам».

Так и вышло: внезапно «крышечка» на дисплее пропала. Совсем.

Тот, неизвестный, чужой пилот увидел, что его машину захватила ракета Санберна. Или решил, что захватила. Так или иначе, он начал резкий противоракетный маневр; какие-то мгновения его радар еще пытался сопровождать Мэри Джейн, наводя Р-27, но быстро уперся в пределы сканирования и потерял захват.

«Крышечки» с цифрами на дисплее все не появлялась.

«Может, он ушел на предельно малую?

Может, отключил радар, включил ОЛС и сейчас делает резкий рывок вперед, чтобы все же навязать мне ближний бой, мою погибель?

А может, я в него просто-напросто попал, бывает же такое?»

Санберн перевел радар на излучение: больше не было смысла прятаться.

И тут же увидел противника. Быстрое, музыкальное движение пальцами — и радар перешел в режим сопровождения на проходе; тонкая черточка показала курс этого неведомого Су-27 — он шел точно навстречу Мэри Джейн, пытаясь как можно быстрее сократить дистанцию. AMRAAM Санберна промахнулась; впрочем, то же произошло и с Р-27 его противника.

Еще одно нажатие: из сопровождения на проходе в прямое сопровождение цели. Сейчас тот пилот точно должен увидеть, что его самолет захвачен.

Какое-то время экран радара пересекала вертикальная неподвижная черта, прочно державшаяся за отметку. Но вдруг все изменилось; черта вновь начала гулять влево-вправо, а отметка превратилась в обычный штрих. Срыв захвата!

Вот оно что. Он очень торопится выйти в ближний бой, в клинч. Ушел вниз. Ставит помехи. Какие? Гейт-стилеры?

Неважно! Ставить помехи — это и есть его ошибка!

Вновь перебор кнопок. В прицеле, справа внизу светится отметка «7Н» — Санберн переключился на «Спэрроу», на те, которые впарил ему Рэйзорбэк. Но нет ни кольца, ни отметки о захвате — лишь квадратик, окаймляющий пока невидимую цель, мигающая подпись «стреляй» и короткая аббревиатура внизу — HOJ, наведение на помехи — пуск!

Мэри Джейн снова вздрогнула, но волнистая белая полоса недолго шла прямо вперед; через несколько мгновений она, резко изломавшись, нырнула вниз.

Глубоко же он ушел. Даже не боится вступать в маневренный бой, отдав противнику хорошее преимущество по высоте.

Полоса исчезла вдали.

Санберну даже показалось, что он успел разглядеть какое-то движение на фоне зеленых холмов — и вдруг там, вдалеке возник дымный клубочек взрыва, за которым немедленно пошел черный шлейф.

«Вот как близко он успел подобраться. Еще немного — и я получил бы в лоб Р-73. Мы оба были очень низко. Там, на высоте, где все ракеты становятся дальнобойней, точно бы получил».

— Грифон-1-1, Грифон-1-2. Цель уничтожена. Встречаемся в точке шесть, повторяю, в точке шесть.

— Выполняю, Санберн.

Вот так Скайларк впервые назвала его по личному позывному. Можно сказать, по имени.

Пришла пора уничтожить наземную ПВО, чтоб не мешала работать. И Санберн, и Скайларк уже знали, что наземная ПВО здесь тоже есть.

— У меня две «Тунгуски»

— У меня тоже. Возможны и «Шилки».

«Она права, вот что значит летчик-штурмовик. «Шилок» по миру раскидано очень много, поисковых радаров они не имеют — а значит, и не светятся издали. Светиться они начнут, лишь когда возьмут тебя на сопровождение. А их сопровождение ты и так заметишь. Когда трассы полетят. Нет, хорошо ее учили».

Голос Скайларк был спокойным, деловитым, совсем, как тогда, на полигоне:

— Санберн, займись «Тунгусками». Если будут «Шилки», я их беру на себя.

«И опять верно — она справится. «Тунгуски» создавались, как замена «Шилкам» именно из-за появления таких, как Слишком Мертвый. Решили, что против него снаряды калибра 23 мм — уже недостаточно, надо 30. Конечно, она не собирается принять на себя пушечные очереди из четырех стволов, хотя бы и двадцатитрехмиллиметровых. Просто, если уж начнется дуэль, «Шилка» даст очередь и промахнется. А Скайларк тоже даст — и «Шилку» разнесет вдребезги. Потому что Скайларк не промахивается. Да к тому же, у нее есть «Мейверик». Целый «Мейверик». Неужели это и впрямь ее первый боевой вылет? Слабо все же верится, такое хладнокровие, вспомнить, хотя бы, меня на ее месте»...

— Выполняю, Скайларк. «Тунгуски», — ответил Санберн ей в тон.

«Если никто из них не прячется, не включая своего радара (о, вот это был бы неприятный сюрприз), то у них и впрямь очень слабая наземная ПВО. Рассчитана, скорее, на отражение атаки вертолетов, чем на нас... Очень уж, наверное, они надеялись на этот Су-27. Может, все-таки, он не один? Второй где-то рядом? Нет, ерунда, он бы вступил в дело сразу, они кинулись бы на нас с разных сторон, координируя свои действия. С автоматическим обменом данными даже на старых модификациях Су-27 все в порядке.

Значит, две «Тунгуски». Значит, нельзя подходить ближе, чем на десять километров. Придется использовать HARM. Обе. А если не попадут? А-а, черт... выкрутимся как-нибудь».

На «компасе», на небольшом расстоянии друг от друга, ровно светились две метки «S6».

Нажатие на кнопку — и одна из меток «S6» окаймилась квадратиком. Нажатие за нажатием — квадратик перескакивает с отметки на отметку.

Все, можно стрелять. HARM бьет очень далеко и летит очень быстро. Но таких ракет у Санберна лишь две.

Ладно.

Пуск.

Квадратик перескочил на другую цель автоматически.

Пуск.

Две светлые точки исчезли где-то вдали. Шлейфов не было — двигатели HARM почти не давали дыма.

И метки погасли, сначала одна, потом вторая.

— Я Скайларк, «Тунгуски» поражены, атакуем главную цель, — ей тоже было видно, что радары «Тунгусок» больше не работают.

— Понял тебя, атакуем.

А потом, когда Санберн как на ладони увидел зеленую ложбину посреди леса, то случившееся было даже не работой мысли, а мгновенным пониманием. Спокойным, холодным озарением.

С высоты он с трудом, но различал неподвижно стоявшую колонну БМП, два топливозаправщика и, кажется, джип. Наверное, джип, должны же там быть чьи-то официальные представители, чтобы показывать разные документы и вести разговоры.

Как-то отстраненно он видел мигающую метку 2S во внутреннем кольце «компаса» и откуда-то даже знал, что работающих «Тунгусок» не одна, а две, просто вторая уже вцепилась своим радаром в Слишком Мертвого и поэтому он не видит ее излучение. Еще через доли секунды он даже разглядел черные проплешины на земле — сначала одну, потом вторую — места, куда ударили его ракеты.

Надо же, не попал ни одной. Да, такое иногда бывает. А стрелять ему было больше нечем. Пушка не в счет, осталось только шесть бомб. Но бомбы...

Пытаться сбросить бомбы — значит, лететь на цель исключительно ровно, не маневрируя, и принять от этой цели в лоб две тридцатимиллиметровые трассы. Промаха не будет, очень уж легкая мишень.

— Грифон-1-2, внимание...

А вот это была уже чистая телепатия.

Словно кто-то направил взгляд Санберна — он увидел вторую «Тунгуску», ту, что собиралась атаковать Скайларк. Одновременно, на фоне зелени Санберн увидел и Слишком Мертвого, ложащегося в вираж, в опасной близости от пушек «Тунгуски».

И в это мгновение Санберн понял, что от него требуется.

Он направил Мэри Джейн к земле очень резко, с полупереворотом, потом перешел в пологое пике. В глазах посерело от перегрузки, поле зрения сжалось, но пальцы сыграли на кнопках еще один аккорд.

Теперь в прицеле покачивался светлый вертикальный «маятник». Его «груз» — кольцо с точкой — бежало по земле: если сейчас нажмешь кнопку сброса, твои бомбы упадут сюда, сюда, сюда. Кольцо быстро приближалось к «Тунгуске» — той, что вела Слишком Мертвого.

Дальше все происходило все в той же странной, безмолвной, смертоносной гармонии. Еще до того, как кнопка сброса замкнула контакты и электроимпульс взорвал пирозамки, державшие пару Mk82, Санберн знал, что попадет. Скайларк не могла все это видеть, но в тот же миг «реверсировала», резко изменив направление виража — и две трассы «Тунгуски» (Санберн различал их — словно пунктир из отрезков добела раскаленной проволоки) прошли мимо.

— Санберн, давай вниз и в сторону!

И Санберн опять все прекрасно понял. Вот он, край, гребень ложбины — ныряем!

Резкий, с чернотой в глазах вираж, деревья летят чуть ли не в лицо, но дело сделано.

Да, сделано. На вираже Санберн, с усилием повернув голову в потяжелевшем шлеме, увидел, что от позиции «Тунгуски» поднимается черный дым. Попал. По какой-то причине не мог не попасть.

Он увидел не только это. Над ложбиной, постепенно рассеиваясь, висели два недлинных грязновато-белых шлейфа. Вторая «Тунгуска», та, что вела Мэри Джейн, успела выполнить даже два ракетных пуска. Дала бы и третий, не уйди Санберн вовремя за гребень. Мэри Джейн спасло лишь, что этот зенитный комплекс не слишком рассчитан на стрельбу по истребителям, да еще таким, которые выделывают подобные маневры.

А Скайларк? Что она делает?

Разумеется, то, что и надо сделать в данной ситуации. Санберн ни капли не удивился, услышав:

— Грифон-1-2, ружье.

Вот и все. Один-то «Мейверик» у Скайларк был — его она и выпустила с большой дистанции, тут же выполнив новый отворот, чтобы не попасть под очередной ракетный пуск «Тунгуски». Промах маловероятен, а для Скайларк и просто невозможен.

Когда он завершил вираж, вновь направившись к колонне, дымных столбов было уже два. Да, разумеется, промаха не было.

— Я Грифон-1-2, — Скайларк вновь взяла официальный тон, может быть, потому что он звучал более торжественно. — Наземная ПВО цели уничтожена. Повторяю, наземная ПВО цели уничтожена.

И теперь между ними и пятнадцатью боевыми машинами пехоты, которые должны были попасть в руки IRS, но, конечно же, уже никуда не попадут, никто не стоял.

Колонну так никто и не рассредоточил, хотя, казалось, это было первое, что надо сделать при ударе с воздуха. Наверное, думал Санберн, дело в этом сбитом Су-27. Когда твой ангел-хранитель, полыхая, рушится с неба, бывает слишком сложно убедить себя, что еще не все потеряно. Экипажи «Тунгусок» дрались до последнего, их даже не напугали ракеты Санберна... наверное, сидели в машинах люди опытные, обстрелянные. В наше время зенитчику не так сложно получить боевой опыт. Летчику сложнее.

Действовать надо было быстро — запас топлива не безграничен, над полем боя могут появиться и другие вражеские самолеты, да и болгары вряд ли станут терпеть до бесконечности огонь и взрывы на своей территории.

Санберн удивился, увидев, что Скайларк сбросила «Рокаи» не на колонну, стоявшую открыто, а на лес рядом. И уже потом сообразил, что полтора десятка БМП в колонне, пожалуй, не наберется. Значит, их успели отогнать в сторону. Куда? Да вот только на этот лесистый кусочек, на который уже сыплются тучи маленьких кумулятивных бомбочек из кассет, раскрывшихся в полете. Похоже, свой гонорар группа «Паладинс» получит полностью.

Кое-что мог сделать и он сам. В конце концов, у него еще оставались четыре бомбы Mk82.

Их калибр — всего пятьсот фунтов, но зато их можно сбросить с меньшей высоты, точнее, не опасаясь что тебя побьет взрывами, как случилось бы, будь они мощнее. Сброс — все четыре, чтобы разгрузиться за один заход. Не парами, по одной, чтобы пройти по всей длине колонны. Интервал в залпе...

Вводя все эти данные, Санберн делал плавный вираж, чтобы Мэри Джейн ровно прошла с головы до хвоста колонны. И на какой-то момент упустил из виду Слишком Мертвого.

Вышло так, что на новый боевой заход они пошли одновременно, Мэри Джейн догоняла штурмовик. И в этот момент Скайларк, прервав атаку, резко отвернула в сторону.

Санберн был почти уверен, что она не могла его видеть. Почувствовала? Да, наверное. И самое главное было в том, что им вовсе не грозило столкновение, просто Скайларк изящно дала ему возможность тоже откусить кусочек.

И Санберн почувствовал себя так, словно их руки соприкоснулись.

Кольцо «маятника» в прицеле наползло на головную машину, Санберн нажал кнопку сброса и уже не отпускал, пока Мэри Джейн размеренно не вздрогнула четыре раза; это было похоже на частое биение сердца. Санберн взял ручку управления на себя, выводя машину из пологого пике еще до того, как бомбы коснулись земли. Точно результаты он оценить не мог, но в зеркалах в кабине, заполненных на выходе из пике зеленой землей и деревьями, вдруг полыхнуло оранжевым: взорвались оба топливозаправщика.

Скайларк одобрительно хмыкнула: не так уж ты и плох, истребитель, не на своем поле. Потом сказала:

— Грифон-1-2, на боевом. Наверное, это последний.

Санберн даже не сомневался. Даром что из-за дымящих обломков топливозаправщиков Скайларк станет сложнее целиться.

Истребитель и штурмовик, в строю, мягко неслись на высоте, в темно-синем, почти безоблачном черноморском небе.

— Фенс-аут.

— Фенс-аут.

Болгария осталась позади.

Больше всего Санберн боялся погони. На дороге туда опасаться и в самом деле было почти что нечего, разве что IRS с самого начала была в курсе планов «Паладинс». А вот по дороге обратно, когда Санберн со Скайларк оставили позади себя горящие обломки, случиться могло все, что угодно. Теоретически, противник мог выслать свежие истребители на перехват уже в тот момент, когда пилот Су-27 сообщил, что его сбили. Откуда? Сложно сказать. В худшем случае, они уже были в воздухе, патрулируя где-то неподалеку.

И что самое скверное, предпринять в этой ситуации было нечего. У Санберна оставалась всего одна ракета средней дальности, плюс пара ракет малой — те самые «Сайдвиндеры» на законцовках. Не густо, прямо скажем. Особенно, если учесть, что в погоню пошлют не меньше, чем пару самолетов.

И это было еще не все. Санберн выдал на левый дисплей данные по топливу. До стамбульского аэродрома, Бастиона, хватало, да. Но вступать в бой, когда обязательно придется давать форсаж, хотя бы на несколько секунд, с таким остатком не хотелось. Кроме того, топлива уже не хватало на то, чтобы лететь, нарезая круги вокруг Слишком Мертвого, поддерживая скорость, на которой есть смысл вступать в бой.

Слишком Мертвый... Крейсерская скорость Мэри Джейн составляла почти тысячу километров в час. Улизнуть на ней куда-нибудь в Черное море было несложно. Но Слишком Мертвый со своим прямым крылом и слабыми двигателями был почти что вдвое медленнее. И теперь Мэри Джейн тянулась рядом с ним, почти что крылом к крылу. А что делать?

Как все делалось в эпоху империй? Навстречу возвращавшимся — с пустыми пилонами, с полупустыми баками, с врагом на хвосте — вылетали встречающие, новая волна истребителей, с полным запасом топлива, с полным боекомплектом и очень злыми летчиками, которые рвались в бой: их оставили на подхвате и они надеялись, что им достанется хоть немного драки. А о цифрах топлива можно было не беспокоиться, потому что как раз в нужном месте — стоит лишь настроить частоту радиопеленгатора — всегда можно было обнаружить неторопливо летающий кругами Ил-78, или «Стратотанкер», или даже «Экстендер». Немного напряженного, очень сосредоточенного пилотирования — и твои баки вновь полны.

Но сейчас времена другие. Удивительно было уже то, что Рэйзорбэк сумел договориться с «Ред Эйнджел» о поисково-спасательной операции, если Санберна или Скайларк собьют. Рассчитывать на что-то еще было просто бессмысленно.

Скайларк прекрасно все это понимала. Прекрасно.

Санберн видел, как она время от времени посматривает на Мэри Джейн, занявшую позицию слева, в строе фронта. Пожалуй, посматривает чаще, чем требуется. И вдруг понял, что Скайларк просто нравится смотреть на них с Мэри Джейн.

Потом Скайларк сказала неторопливым, спокойным тоном:

— Грифон-1-2, Грифон-1-1. Предлагаю разделиться до посадки.

Санберн отвечал точно так же неторопливо, на официальный манер, но при этом ничуть не задумавшись над ответом:

— Грифон-1-1, Грифон-1-2. Ясно вас слышу. Не подтверждаю.

И это были единственные слова, которые понадобились Санберну и Скайларк. Ни тогда, ни потом им уже не было нужды что-то объяснять друг другу.

На земле их встречали все: и Рэйзорбэк, и другие летчики, и техники, и охрана — вообще все, кто только был поблизости. Слишком Мертвый докатился до стоянки, Скайларк помогли снять шлем, она спустилась из кабины.

И вдруг Санберн увидел, что стоит в отдалении от основной группы людей. Сам не заметил, как такое получилось. И Скайларк идет не к ним, встречающим, а именно к нему.

Сначала он стоял неподвижно, потом медленно сделал шаг ей навстречу. Потом другой.

Поцелуй обжег его. Он тоже крепко обнял Скайларк, они глядели глаза в глаза и голубой лед сверкал солнечным, нестерпимым блеском.

— Извини, — сказала Скайларк почти что невозмутимо, — это было нервное. А вот сейчас...

И они начали целоваться по-настоящему. Санберн глянул, но увидел, что ее глаза закрыты, даже зажмурены, из них текут слезы и тут же закрыл свои глаза, а все, кто был на аэродроме, молча смотрели на них, не отводя взглядов.

Интерлюдия

Хромой сидел за рулем и смотрел на звезды.

Ночи везде разные. Вот эта, звездная, турецкая. Или европейская. Зимняя. Хмурая, сырая. Разные. И одинаковые. Волчье время.

Рация пиликнула сигналом вызова и раздалось:

— Хромой, я Мушкет. Она у «Селима», подтверждаю.

— Точно? — ответил Хромой.

— Точно, командир. Сколько пробудет, неизвестно.

— Мушкет, хорошо. Ждем, торопиться некуда.

Джип затормозил резко — тормоза скрипнули.

— Вот и приехали в наш гадюшник, — прокомментировал Санберн. — Вылезаем, радость моя.

Санберн, Скайларк и еще три человека спрыгнули на землю.

— Мы не опоздали? — спросила Скайларк.

Первое время ей не очень нравилось, когда Санберн говорил «радость моя», но теперь она вроде даже привыкла; если бы он вдруг перестал к ней так обращаться, пожалуй, стало бы хуже.

— Нет, мы вовремя. Она всегда чуть пораньше приезжает. Гляди, — Санберн показал на маленькую автостоянку «Селима».

На ней, напрочь затмевая все, что там стояло, красовалась чудовищная по виду «Ямаха». Спорт-байк.

— Ого, — сказала Скайларк. — Это ее?

— Ну.

— Санберн, хочу в журналисты. Кажется, мне летать надоело.

— Ты только не забудь обзавестись таким же папой, как у нее. Без этого, хоть журналист, хоть нет, тебе такое вряд ли выдадут.

— Да, тут уже сложнее, — согласилась Скайларк. — Богатая девочка?

Телохранители взяли их в треугольник и вся компания двинулась к дверям, над которыми ярко мигало неоновое «Selim"S».

— Ага. Но в самолетах более-менее разбирается. Говорят, у нее даже есть лицензия частного пилота. Я этой лицензии не видел, но что делает в самолете ручка управления, она знает. И что такое менеджмент энергии в маневренном бою тоже, не поверишь.

— Надо же, — отозвалась Скайларк.

Телохранитель, возглавлявший процессию, толкнул дверь, и все вошли.

О баре «У Селима» упоминалось чуть ли не в каждом номере «Садден Дэс». Этакий ковбойский салун, только вместо ковбоев летчики-наемники. Пьяные летчики устраивают грандиозные драки, а если что, то могут и схватиться за пистолеты. В темных углах сидят «фиксеры» — посредники, через которых и заключаются новые контракты. И, конечно, где-нибудь обязательно найдется журналист «Садден Дэс», берущий интервью у очередного удачливого наемника. Закончив с журналистом, наемник принимается раздавать автографы.

Примерно так это изображалось в журнале.

Но Скайларк уже знала, что настоящие фиксеры работают не в кабаках, а к любым дракам у летчиков отношение крайне прохладное: один дурацкий удар чем-нибудь по голове — и ты не пройдешь очередную медицинскую сертификацию, так что прощай работа, а всего-то навсего захотелось выяснить отношения.

Но что самое странное во всех этих делах — время от времени летчики и впрямь давали в этом баре интервью. Журналистам «Садден Дэс». Правда, выглядело это немножко не так, как писал журнал.

— А как? — спрашивала Скайларк.

— А вот увидишь, радость моя, — отвечал Санберн. — Мы с мисс Эринджер тебе все расскажем и покажем.

— Это ее так зовут?

— Ну да. Очень популярный автор. Многие только из-за нее журнал и покупают.

— Серьезно?

— Женщина, которая пишет на совершенно мужские темы, всегда пользуется бешеной популярностью, поверь. Ну, почти всегда. Иногда ее ненавидят. Но сейчас не тот случай.

Хромой не понимал, почему летчиков убивают так мало.

Дело не в том, что они не ходят опасно. Совсем не ходят. И не любят драться и стрелять. И их убивать легко. Нет. Просто их так мало. А тех, кто их ненавидит, так много. Он же всего один в своей кабине. Нажимает на какую-то кнопку, вниз падает бак с напалмом. Да, напалм. Волна огня по земле. Он видел, как это. И тут же десятки человек внизу, те, кто остался жив, ненавидят летчика. Вот этот огонь — он сам, как ненависть. Волна ненависти поднимается. И дым. Черный, жирный. Десятки сразу. Но молчат, не убивают, ничего не делают.

Хромой шевельнул правой ногой. Как обычно, когда думал о таком. Сколько ему тогда было лет? Мало. На земле. Желтенький такой цилиндрик. Ярко-желтенький. В кулаке умещается. Достало ума пнуть ногой. Потом говорили: повезло, что кассетная бомба, из которой он выпал, была противотанковой. Кумулятивные желтые цилиндрики. Только ступню оторвало. Был бы осколочный — и все.

Еще говорили: он желтый специально чтоб заметили и не трогали. Если бы кассетная бомба была с минами, был бы незаметный. Как камень. А они сверху тогда не минировали, а бомбили колонну. Все честно. Честно. Да. Для них честно.

— Штык?

— На месте, командир. Все тихо.

— Мушкет?

— Продолжаю наблюдение. Они внутри. Полагаю, еще не меньше часа ждать.

— Понял, Мушкет, продолжай.

— Вон она, столик у стены, — сказал Санберн, но это было излишне: телохранители заметили журналистку сразу же, как вошли.

Когда Рэйзорбэк вызвал Санберна со Скайларк и сказал, что им придется давать интервью «Садден Дэс», причем не на базе, а поехать к «Селиму», Скайларк удивилась. Она не испугалась, но странно было, что летчики так мало заботятся о своей безопасности.

— Знаешь, мне первое время тоже было странно, — сказал Санберн. — Вроде, ничего не стоит взять и перестрелять нас всех. Или до семей добраться, у кого есть. Нет, как-то вяло все по этой части. Бывает, но редко-редко. Никто и не беспокоится. Ты у нас, правда, особый случай. До тебя могут захотеть добраться. Но при этом мы еще и хотим показать, что никого не боимся. Поэтому интервью будем давать не на базе, а у «Селима». Но поедем туда не одни. Вот такой компромисс. Не хочешь ехать?

Он не сказал «боишься», чисто из деликатности. Скайларк не боялась. Она вообще мало чего боялась, а уж вместе с Санберном...

Они устроились за столиком: Санберн и Скайларк напротив мисс Эринджер, а телохранители — так, чтобы просматривать весь бар.

Санберн внутренне усмехнулся. Ему не первый раз приходилось встречаться с Эринджер и он всегда относился к ней с легкой иронией. Многие представители экстремальных профессий именно так относятся к тем, для кого экстрим — это хобби. Но сейчас все смотрелось особенно хорошо: слишком уж Скайларк и Эринджер были похожи друг на друга. У обеих тонкие фигурки, светлые волосы в похожих прическах. Чем-то схожие черты лица. Джинсы, кожаные куртки. Но у журналистки одежда дороже, а сама она как-то... ярче, что ли. Ярче именно в тех неуловимых чертах, которые сильно подчеркивают имидж. Забавно было думать, что из них двоих именно Скайларк — летчик-штурмовик, причем летчик исключительно высокого класса. Кто угодно, глянув на них, решил бы, что все как раз наоборот.

Санберн очень внимательно посмотрел на Скайларк. Та, моментально почувствовав его взгляд, обернулась:

— Что ты?

— Так...

Да, перепутаешь, но только если не смотреть в глаза. Если посмотришь в глаза, все станет на свои места. Но смотреть надо внимательно, да и то не каждый поймет.

— Добрый вечер.

— Привет, Джоан. Давно не виделись, — Санберн улыбнулся журналистке.

— Привет, Санберн, спасибо, что пришли. Здравствуйте. Можете звать меня Джоан.

Скайларк чуть замялась.

— Тебя, радость моя, будут называть, как и меня, по личному позывному. А уж имя тебе придумают.

— Ты серьезно?

— Ну мне же придумали. Конечно, серьезно. Своих имен мы все же не раскрываем.

Джоан Эринджер кивнула: да, все именно так, как и говорит Санберн.

— Давайте перейдем к делу, — сказала она и выложила на стол маленький диктофон. — Итак, я знаю, что вы совсем недавно вернулись из Африки, из очень успешной командировки...

— Не скажу, что неудачной, — равнодушным тоном отозвался Санберн. Улыбаться он перестал сразу после слов «перейдем к делу».

— Я обязательно задам вам несколько вопросов про ваш контракт, но вы сами понимаете, что основная тема моего интервью...

— Да, это мы. Наши отношения — уже не секрет, мы теперь звезды, — и Санберн обнял за плечи Скайларк, сидевшую рядом; его тон при этом оставался спокойным, деловым, вероятно, так бы он обсуждал новую боевую задачу.

— Да. Мы готовим кавер-стори для следующего номера.

— То есть, мы будем на обложке?

— Конечно. Обложка уже готова. Показать? — Эринджер потянулась к сумочке.

— А как же! Показывайте, конечно, — равнодушный Санберн неожиданно оживился. — Смотри, радость моя, вот это мы.

— Что значит «мы»?

— А то и значит. Мы же не можем светить наши настоящие лица. Поэтому вот эти актеры на фото изображают нас. Нет, слушай, ты все равно красивей.

На какое-то время в глазах Скайларк появилась растерянность, потом она посмотрела на Санберна уже с надеждой: он всегда выручал ее, значит и сейчас вытащит из этого сумасшедшего дома.

Но Санберн, явно не собираясь никого ниоткуда вытаскивать, продолжал глядеть на фото:

— Нет, все же молодец ваш Ледиман. Никаких соплей в сахаре. Короче, я доволен.

Фото и впрямь вышло отличное: мужчина и женщина в летных костюмах не обнимались и даже не держались за руки — они лишь обменивались короткими взглядами, но что это были за взгляды! А на заднем плане, в лучах солнца, стоял А-10 — пушкой в камеру — и, еще дальше, за его килями, F/A-18. Крылья истребителя были сложены, нос направлен чуть в сторону и это порождало совсем уж диковинные ассоциации: словно красавица то ли прикрывает лицо веером, то ли бросает косой взгляд сквозь длинные ресницы.

— Теперь все подумают, что я летаю на штурмовике, — сказал Санберн. — Ну и пусть себе думают.

— Сначала вопрос вам, — журналистка посмотрела на Скайларк. — Вы пришли в Стамбул, в Дипломатические силы Турции очень необычным образом. Из рядов IRS. Многие здесь считают IRS своим злейшим врагом. Расскажите нам, как такое получилось?

Скайларк давала интервью впервые в жизни.

— Потому что я из Абердина, — сказала она и замолчала.

А вот Санберну приходилось работать с журналистами раньше и он сразу увидел, как напряглось лицо Эринджер: хуже не бывает, когда в интервью вопрос оказывается длиннее ответа. Однако, проблема решилась быстро:

— Мы все помним 2008 год. Штурмовики IRS наносят удары по жилым кварталам Абердина напалмом, гибнут многие. С этого момента для вас все было решено. Вам всегда хотелось летать, но научиться можно было только в летных школах IRS, которые тогда как раз начали открываться. Я не ошибаюсь? — спросила журналистка.

— Да, — ответила Скайларк. — Только это были не штурмовики. Там было вообще все, что летает и с бомбами. Даже Ми-24 были. И это был супернапалм. С белым фосфором, с магнием. Металл горел.

Она замолчала, потом как-то отрывисто бросила:

— Фонарные столбы сгибались.

Санберн обнял ее крепче, Эринджер это заметила.

Конечно, Хромой часто думал, как это — быть летчиком. Ему приходилось быть пассажиром на самолетах и вертолетах. Бывал он и на авиасалонах, заглядывал в кабины. Шкалы приборов, экраны, кнопки, кнопки, кнопки...

И он не мог отделаться от мысли, что управлять такой машиной не может быть слишком уж сложно. Если бы это было так сложно, летчики стали бы избранными, особой кастой человечества. Они были бы ближе к Богу, чем другие. Избранный не может быть таким, какие они. Ну, может быть, немножко может. Но уж точно не станет сбрасывать напалм на людей. А если эти сбрасывают, значит, здесь нет никакой избранности. Обычное ремесло, да еще и грязное. Не может оно быть сложным.

Разумеется, он понимал, насколько нелепы его рассуждения.

— Мушкет?

— Командир, все без изменений.

— Многие говорят о мистической связи умов истребителей в паре. А вам, на истребителе и штурмовике, так легче работать вместе?

— Да, — ответили Санберн и Скайларк в один голос.

Опять повисла пауза, но тут уже Санберн пришел журналистке на помощь. Он говорил так, будто читал лекцию:

— В связке истребителя со штурмовиком их функции разграничены не так резко, как полагают некоторые. Иногда нам приходится работать по одной и той же цели и, разумеется, приходится прикрывать друг друга. Понимать напарника без слов надо обязательно.

И тут он замолчал. Вспомнился вот этот африканский контракт.

Тот самый момент, когда Мэри Джейн и Слишком Мертвый летят в назначенный район. Как обычно в той командировке, лететь надо недалеко, а потому Мэри Джейн держится на высоте, описывает круги, быстро обшаривая окрестности, а Слишком Мертвый идет у самой земли. Вот тогда Санберн слишком поздно заметил «Си Стэллион» с черно-красными полосами по фюзеляжу, который куда-то тащился по долине. Слишком поздно — это значит, уже не успевал спикировать и атаковать, надо было делать новый заход. А вот Скайларк была как раз на нужной высоте и позади вражеской машины.

Санберн увидел, что Слишком Мертвый как-то неуверенно качнулся и тут у него вырвалось:

— Бей его!

Он и рта не успел закрыть — «Си Стэллион» мгновенно разломился пополам; вздыбившаяся хвостовая балка врезалась в винт, разнося лопасти вдребезги и все, что осталось от тяжелого вертолета, тут же ухнуло вниз, на зеленые холмы; вверх поднялся черно-красный шар взрыва. А Слишком Мертвый перешел в набор высоты и выполнил очень красивую бочку — жест победителя, ему не помешали даже полные пилоны бомб. Само задание не слишком запомнилось, но после возвращения Скайларк целый день сияла и все смотрела на Санберна, а тот улыбался ей.

— И вы чувствуете друг друга не только умом, но и сердцем, — тут Эринджер замолчала; ей явно нравилась эта фраза, даром что была придумана заранее, задолго до разговора. Санберн сделал приглашающий жест: не вмешиваюсь, писать красиво — ваша работа.

Конечно, Мушкет занял свою позицию с опозданием, и это плохо. Особенно в сочетании с тем, что их заказчики дали довольно мало информации об объекте. Какая-то девка перелетела от IRS к наемникам. Из-за денег? А, из-за чего еще. Просто убить не хотят. Надо выкрасть. Что они с ней будут делать? Что-нибудь сделают, наверное. Запишут на видео, будут другим показывать. Так многие поступают. Всегда хорошо действует.

Еще плохо, что Стамбул. Хромой поморщился: выкрадывать людей он умел, но прямо в Стамбуле... Все же, не самое лучшее место. Да еще и разведка плохая. Совсем плохая. Она будет одна. Встречается с журналистом. Точно одна? Вроде точно. Вроде... Где и когда — здесь да, известно точно. Да, конечно, мотоцикл — верный признак. Любят эти твари мотоциклы, скорость им подавай.

Скорость... Вот те первые марш-броски. По горам. Полная выкладка. Воздуха мало. «Хромой» — это так, только прозвище. Уже не хромаешь. Никто и не скажет, что ступня у тебя не из мяса и костей. Но тогда, первые разы, очень было больно. Казалось даже, неизвестно, что больнее — когда взорвалась эта дрянь, или после марш-броска. Когда взорвалась, бегать с полной выкладкой не заставляли.

Все не едет. Не наговорится никак. Ладно. Куда поедет, известно. Снять человечка с мотоцикла живым и не сильно помятым — дело техники. Не первый раз.

— ...Итак, вы считаете, что группа «Гострайдерс», которую вы фактически разгромили там, в Африке, тем не менее, еще не выбыла из игры.

— Да, мы считаем, что так. Они все молодые, они обязательно решат собраться и попробовать еще раз. Тем более, это новое поколение наемников. Из тех, кто уже не служил ни в каких национальных ВВС. Они считают, что за ними будущее. А то, что случилось сейчас — так, осечка. Случайность.

— Это ваше личное мнение?

— Нет, сейчас я говорю, как представитель всей группы «Паладинс». Как ее лейтенант.

— Спасибо. У меня есть еще один вопрос. Последний вопрос. О вас, — Эринджер улыбнулась, в ответ ей улыбнулись все. — Даже не знаю, как лучше сказать...

Санберн видел, что она действительно не знает. Так и не смогла придумать, за все то время, что готовилась к интервью. И именно по этому затруднению он и понял, о каком вопросе идет речь. Да, задать сложновато. А ответить?

А ответить как раз не слишком сложно. Но только ему, Санберну. И только потому что он сам задавал себе этот вопрос. Много раз.

Например тогда, глядя на фюзеляж Слишком Мертвого после очередного вылета. Две дыры, одна и другая. Снаряды калибра двадцать три. Ничего страшного, важные узлы почти не задеты, а то, что задето, легко ремонтируется. И все же наводит на размышления, ох как наводит. Скайларк стояла рядом и он молча смотрел то на нее, то на поврежденный самолет.

Скайларк читала его мысли, как в раскрытой книге. Впрочем, для нее это было уже нормальным состоянием.

— Готовлю я не очень, предупреждаю, — сказала она.

— Что?

— Не знаю я, Санберн, как я буду встречать тебя на пороге. И чтобы ужин на кухне. И чтобы тебя дети встречали, мальчик и девочка. Я знаю, ты боишься, что я залечу. И я боюсь. Но я этого еще и хочу. Ты не знаешь, как. Как это — хотеть от мужчины ребенка...

Она осеклась — такая дикая боль стояла у Санберна в глазах. Он долго молчал, глядя то на Скайларк, то на пробоины в фюзеляже, потом, наконец, сказал, выдавливая слова:

— Ни черта в нашей жизни не изменить. Вообще ничего.

— Не изменить, — отозвалась Скайларк. — Хуже только сделаешь.

Сейчас она успела увидеть, как в глазах Санберна мелькнула та самая боль и тоска, но лишь на мгновение. Потом он заговорил так же спокойно, как и десятью минутами раньше, когда излагал свое мнение относительно принципиальных ошибок «наемников нового поколения».

— Я знаю, о чем вы хотите спросить, Джоан. О будущем, верно?

Он взял лежащий на столе старый, помятый номер «Садден Дэс» и открыл его на рекламной полосе:

— И вы, и я много раз видели, как все бывает. Мы — не такое уж редкое явление. Как это там у вас, журналистов — «романтическая линия на вечной войне»... Но у нас не «авиасимулятор с сильной сюжетной составляющей», — и Санберн поднял развернутый журнал с рекламой видеоигры. — У нас реальная жизнь, все проще и печальней. Так? В этом ваш вопрос.

Эринджер молчала.

Санберн глянул ей в глаза и заговорил небрежным тоном:

— Ну, думаю, когда нам будет шестьдесят четыре, мы станем такими милыми старичками, будем жить в каком-нибудь тихом месте... и перечитывать старые номера вашего журнала, — тут Санберн улыбнулся. — А по воскресеньям будем ходить в местный авиационный музей. Наши самолеты будут стоять там в каком-нибудь ангаре на почетном месте.

И тут Скайларк ясно поняла: а он ведь не шутит. Но и всерьез, разумеется, не говорит. Тогда что это? Мечта? Да, мечта. Несбыточная, он и сам понимает. Но не шутка.

Эринджер хотела что-то сказать, но Санберн добавил подчеркнуто вежливым тоном:

— Вы сказали, это ваш последний вопрос?

— Последний, — подтвердила журналистка и поднялась; по ее взгляду Санберн понял, что все в порядке, материал получится, и неплохой. — Вы остаетесь?

— Да, посидим еще немного. Счастливо, Джоан.

— Я Мушкет. Объект выходит, идет на стоянку.

У Хромого уже было очень нехорошее чувство насчет всего этого дела, а сейчас оно стало только сильнее:

— Подтверждаешь объект?

— Подтверждаю точно. На стоянке света мало, но подтверждаю.

У него там еще и света мало.

— Проверь еще раз.

— Еще раз не могу. Объект уже надел шлем. Заводит мотоцикл. Начинаем движение, сопровождаю. Направление верное, к вашей позиции.

— Я Хромой, внимание всем. Объект начал движение, Мушкет сопровождает.

— Еще коньяка, пожалуйста, — сказал Санберн. — Вот черт. Не знаю, как тебе, а мне она все настроение испортила.

— Мне, вообще-то тоже как-то... Не знаю. Я думала, ты любишь давать интервью.

— Знаешь, что командир говорит? Он говорит: у меня талант по части коммерции, потому что я еврей. А у тебя дар по части пиара, потому что ты трепло. А летчики, говорит, мы с тобой оба хреновые. Нет, вообще это занятно, интервью давать. Тебе понравится со временем. Это только вот сейчас.

— Хоть не спросила, что мы в постели делаем.

— А что мы там можем делать... — Санберн выпил коньяк резко, одним глотком. Скайларк поняла: после разговора он слишком напряжен, надо расслабиться, но пока что никак. — Нет, ты не думай ничего. Про нас напишут очень красивую историю, романтично так получится. Все в рамках приличия. Ну ты же фото видела? Вот вся статья будет такой. Лучи солнца, все дела.

— Все равно неприятно.

— Пиар, пиар, нашей группе нужен пиар, приказы не обсуждают, радость моя. Но вообще, я сейчас не об этом думаю. И даже... не о другом, — тут у Санберна вновь мелькнула в глазах все та же тоска. — Еще коньяка, пожалуйста!

— А о чем?

— Если коротко — о смысле жизни.

— Давай ты сегодня больше пить не будешь, ладно?

— Ладно.

— Но про смысл жизни расскажешь, только не прямо сейчас, хорошо? Знаешь, я его, кажется, тоже скоро начну искать. С тобой-то.

— Да?

— Конечно. Если он не в том, чтобы встречать тебя на пороге, значит, в чем-то другом. Надо только найти, в чем. Так я считаю.

Санберн криво усмехнулся:

— Как говорили у нас в училище — «немедленно перестаньте думать мои мысли». Так. Все, это последняя.

И выпил коньяк.

На обратной дороге Санберн молчал и Скайларк видела, что он по-прежнему напряжен. Похоже, это было уже не из-за Эринджер с ее дурацкими вопросами.

Санберн держал Скайларк за руку, как и обычно, но не откидывался на спинку, а сидел выпрямившись, чуть подавшись вперед. Чем-то это напоминало их первое задание, тогда, в Болгарии, когда Мэри Джейн рванулась навстречу вражескому «Фланкеру», прикрывая Слишком Мертвого своими крыльями.

— У тебя предчувствия бывают? — вдруг спросил Санберн.

— Знаешь, никогда. А у тебя?

— У меня бывают. Только никогда не сбываются, — Санберн замолчал.

И тут джип тормознул настолько резко, что его даже слегка занесло, с визгом покрышек. Машина стояла какие-то секунды, потом взревел мотор и она резко рванула с места. У телохранителей мгновенно оказались в руках пистолеты, а один тут же заговорил в невидимую рацию:

— Бастион, Бастион, я Аванпост, как слышите? Бастион, вас вызывает Аванпост, отвечайте.

— А, черт! — до того, как машина рванулась вперед, Санберн разглядел то же самое, что и телохранители.

— Что там? — Скайларк смотрела в другую сторону и ничего не успела заметить.

— Бастион, Бастион...

Скайларк оглянулась назад.

Прямо посреди темной стамбульской улочки на боку валялась почти что непоцарапанная новенькая «Ямаха».

Меркурий

Мистер Эринджер сидел за столом и спокойно, внимательно смотрел на нескольких людей напротив.

Им всем было бы удобней сидеть по одну сторону стола, чтобы видеть изображения, которые выдавал на стену проектор. Но мистер Эринджер был заказчиком, люди напротив — подрядчиками, развернуть проектор на стену сбоку было нельзя, а потому он смотрел на картинки прямо, а его собеседникам приходилось разворачиваться от стола, чтобы их увидеть. Впрочем, большой необходимости в этом не было. Мистеру Эринджеру излагали план операции, а уж люди напротив знали этот план и так, до мельчайших деталей. Сами и разрабатывали.

Докладывал сухощавый пожилой человек с жесткой щеточкой усов. Эринджер вспомнил его прозвище или, как они тут говорят, «позывной»: Феррет. Когда личный фиксер Эринджера узнал, что тому требуется, то сначала вышел на Феррета, и уж потом они вместе принялись подбирать остальных участников. В результате, Феррет стал главным, хотя сразу признался, что в отдельных нюансах предстоящей операции ничего не смыслит. У него другая специальность. И он даже формально не связан с Дипломатическими силами Турции, хотя часто работает с ними вместе.

— Итак, — сказал Феррет, — мы решили назвать предстоящую операцию «Меркурий».

Он сделал паузу. Эринджер с трудом стряхнул с себя безразличие и из вежливости поинтересовался:

— Почему «Меркурий»?

— Обычно у нас принято давать настолько крупным операциям исторические названия. Мы планируем выбросить воздушный десант. Поэтому мы решили назвать нашу операцию в честь очень успешного немецкого воздушного десанта на остров Крит.

— В сорок первом году, — добавил кто-то.

— Да, — продолжил Феррет. — Если бы речь шла о массированной бомбардировке с воздуха, возможно, мы назвали бы операцию «Лайнбэкер».

Эринджер даже смутно помнил это слово, но уже ничего не сказал, просто кивнул: спасибо, все ясно.

— Мы знаем, что мисс Эринджер была похищена по ошибке. IRS нацеливалась на совершенно другого человека. То, что происходит сейчас, объяснить сложно. Просто освобождать ее они не собираются. Каких-то определенных требований тоже не выдвигают. И, насколько мы можем судить, сами не очень представляют, что же им с ней делать. Такое впечатление, что ее держат просто в отместку за то, что писал об IRS журнал «Садден Дэс», как бы глупо это ни звучало. В любом случае, все, что мы знаем точно — ее местонахождение. Разведывательный комплекс IRS.

На стене появилась карта: Мраморное море, крохотный островок.

— Вы видите, что от этого острова до стамбульских баз Дипломатических сил Турции совсем недалеко. Именно отсюда IRS прослушивает наши переговоры, когда мы куда-то отправляемся или кто-то прилетает к нам в гости — скажем, с боеприпасами или с новыми заказами.

Феррет, сделав паузу, посмотрел на Эринджера, «Лиэрджет» которого сейчас стоял в одном из ангаров Бастиона. Эринджер вновь кивнул и Феррет продолжил:

— И не только прослушивает. Это их передовая база для всех операций в районе Стамбула. Для тех же похищений или убийств. Надо сказать, что такое случается очень нечасто, что бы там ни говорили. Но иногда случается, сами видите. Так вот, разумеется, кажется вполне естественным в один прекрасный день взять и забомбить это место до уровня моря. Тем более, что технические возможности есть, а отношение к IRS в Дипломатических силах вполне однозначно.

Проблема в том, что мы действуем по принципам свободного предпринимательства, другими словами, операция должна окупиться. В IRS это прекрасно понимают. Им не было необходимости превращать свой остров во что-то совсем уж неприступное. Достаточно было удостовериться, что любая попытка атаки обернется слишком серьезными убытками для атакующего. Остров не неприступен, но прикрыт хорошо. Однако, сейчас ситуация изменилась. В уничтожении этого аванпоста оказались заинтересованы сразу несколько сторон. Перспективная операция стала прибыльной. И появилась возможность сделать ее действительно масштабной.

Основную часть планирования взяли на себя специалисты частной военной компании «Гранит». Сразу же стало ясно, что идеальных, чистых вариантов здесь нет. Действовать придется почти что в лоб. Мы высаживаем на остров воздушный десант численностью сто двадцать человек.

Феррет сделал паузу, Эринджер вновь кивнул: он уже знал это.

— Разумеется, воздушный десант — далеко не самый лучший способ решения нашей задачи. Но мы убедились, что все другие варианты еще хуже. При чистой, тихой спецоперации скрытная высадка на остров невозможна. Бомбардировка с воздуха, по понятным причинам, исключена полностью. Поэтому цели операции можно сформулировать так: полное уничтожение аванпоста IRS в Мраморном море и уже потом, по возможности, спасение мисс Эринджер.

Тут Феррет замолчал и все посмотрели на Эринджера. А он на них.

Его память работала превосходно: их представили ему лишь мельком, но он отлично запомнил всех. Вот пожилой унылый еврей; очень непохож на командира успешной истребительной авиагруппы, но так оно и есть. Фиксер сказал сразу: попробуем выйти на «Паладинс», теперь их боятся все. Рядом с командиром сидит его помощник, «лейтенант», как здесь говорят. До начала совещания Эринджер спросил у Феррета — зачем здесь помощник? Феррет пожал плечами и ответил, что понятия не имеет, но обычно командир повсюду берет с собой лейтенанта, если сам в скором времени собирается отойти от дел, это нормально и возражать не принято. Эринджер кивнул, ему в общем-то было без разницы. Сейчас глаза у лейтенанта то вспыхивали, то потухали; он явно думал о чем-то своем, не особо слушая Феррета.

Эринджера сразу предупредили, что сопротивление IRS в воздухе будет очень сильным, а потому дальше сидел еще один командир истребительной авиагруппы. Адлер. Молодой. Неожиданно Эринджер вспомнил: ему говорили, что командиром Адлер стал совсем недавно, это его первая операция в командирской должности. Волнуется? Еще как. Напускную небрежность видно сразу. Эринджер, по крайней мере, всегда замечал.

А вот мужик дальше точно не волнуется. Командир штурмовиков. У IRS в прикрытии комплекса не так много людей, но зато сделан серьезный акцент на бронетехнику. В основном это БМП и бронеавтомобили, но есть и как минимум два основных танка. После того, как десант будет выброшен, ему понадобится очень серьезная поддержка с воздуха. И поддержку должны оказывать штурмовики, не тактические истребители, на истребительной скорости слишком легко перепутать цели и ударить по своим, так объяснили Эринджеру. Еще лучше, говорили ему, если бы это были не самолеты-штурмовики, а ударные вертолеты, но вертолеты затянут всю операцию, им придется слишком долго добираться до места, пропадет элемент внезапности.

И последний из летчиков. Уже не пожилой. Настоящий высохший старик. Командир Ил-76. Интересно, за что его прозвали Кракеном? Эринджеру приходилось иметь дело с такими; вообще-то, работа пилота-транспортника была куда более востребована, чем военные профессии. Сколько раз этому старику приходилось взлетать с сильнейшим перегрузом? Сколько раз он садился на аэродромы, вообще не предназначенные для Ил-76 — и вновь взлетал? И уж конечно, ему доводилось выбрасывать воздушные десанты. И под огнем, наверное, тоже. Не раз и не два.

И последним сидел капитан Мидоуз. Не летчик. Представитель частной военной компании «Гранит», той самой, разработавшей план. Десантник. Вроде бы англичанин, бывший «королевский пара». Именно на него — и его сто двадцать человек — и будут работать истребители, штурмовики и транспортник.

Феррет произнес «по возможности» — и все собравшиеся смотрели на мистера Эринджера.

Что они ожидали увидеть? Гнев? Отчаяние? И то, и другое?

Сейчас каждый из них, наверное, молча поражался, с каким мастерством этот крупный бизнесмен, денежный мешок, умеет надевать маску безразличия. Не может же быть, чтобы ему и впрямь было все равно, когда его дочери фактически выносят смертный приговор.

А ведь так оно и было.

— К сожалению, мы не сумели установить точный состав и степень готовности авиагрупп IRS на аэродромах Греции. Именно оттуда будет произведен взлет с целью воспрепятствовать нашим действиям. Мы лишь можем исключить все турецкие аэродромы. С нашей территории нас атаковать не будут. На этот раз мы в этом уверены...

Он вспомнил, как увидел Джоан в первый раз, глянул в крохотное личико и подумал: «Это моя дочь». И тут его обдало ледяным холодом, потому что какой-то до жути спокойный внутренний голос немедленно отозвался: «Ну и что?». А ведь действительно, ну и что?

Сколько раз его друзья говорили ему: можно не любить детей, но когда дети появляются у тебя, все меняется мгновенно, сам не заметишь как. Он ждал этого момента. Так и не дождался.

— ...Поэтому, посовещавшись, мы приняли решение разделить силы наших истребителей, сформировав из них два звена. Точное время появления противника неизвестно; не исключено, что на момент вступления в бой у наших машин будут в значительной мере исчерпаны запасы топлива. Я напомню, — Феррет посмотрел на Эринджера, который не слишком-то его слушал, — что в ходе воздушного боя часто необходимо включать форсаж, при котором расход топлива резко растет. Итак, первое звено вступает в действие незамедлительно, второе же сменит его через определенное время. Разумеется, в распылении сил существует известный риск, но мы решили, что на него необходимо пойти...

Разумеется, он заботился о ней. Он улыбался ей. Даже разговаривал с ней, если ей хотелось. Мистер Эринджер слишком хорошо знал, что значит слово «надо». Если этого не знать, успешным бизнесменом не станешь, уж простите за банальность.

Он даже не удивился, когда она начала отбиваться от рук. От этих рук? Было бы чему удивляться.

— Итак, с началом операции первое звено, позывной «Катласс», занимает позицию здесь, — жест на светящейся карте, — и связывает боем все силы IRS, поднявшиеся с греческих аэродромов. Одновременно с этим, группа «Стилхэнд», мы — в смысле, лично я со своими людьми — начинаем подавление наземной ПВО острова. Мы отводим на это пятнадцать минут. За пятнадцать минут основные угрозы с земли должны быть вскрыты и ликвидированы. В этот момент мистер Кракен должен находиться здесь. Сразу после подавления наземной ПВО мы производим выброску десанта. Одновременно с выброской в бой вступает штурмовик группы «Эвенджерс». Его усиливает штурмовик «Паладинс»...

Авиация для нее была, можно сказать, отдыхом. Альпинизм, скайдайвинг, потом вдруг журналистика, все мыслимые горячие точки, плюс короткие, яростные вспышки корпоративных войн. Тогда Эринджер все еще не понимал, зачем ей это нужно.

Понял лишь тогда, когда навещал ее в больнице. Она переломала себе ноги в ходе бейсерского прыжка, так что заодно пришлось вытаскивать ее и из полиции — с переломанными ногами от полицейских было сложно убежать. Тогда, лежа на койке, она смотрела на него и ждала каких-то слов, очень ждала, но он не знал, что сказать. Раздражения, злости на нее он не ощущал, но это даже сочувствием по-настоящему назвать было нельзя, что уж говорить о любви... В больницу он пришел, лишь чтобы соблюсти приличия. Приличия надо блюсти.

Второй раз это произошло, когда он прочитал ее репортаж в этом несчастном журнальчике, «Садден Дэс». Одно название чего стоит. Репортаж был прямо из кабины истребителя, выполнявшего боевое задание. Под вражеским огнем, как положено. Тогда он решил, что неплохо бы вспомнить о приличиях и еще раз: позвонил главному редактору, мистеру Дэвиду Ледиману, представился и вежливо поинтересовался: нельзя ли сделать так, чтобы мисс Эринджер больше не получала подобные редакционные задания?

Ледиман от ответа уклонился и предложил Эринджеру поговорить с одним человеком, который гораздо лучше сможет ему объяснить все проблемы, связанные с написанием таких репортажей. Эринджер согласился и вышел на связь, как он понял, с самым натуральным летчиком-наемником. Тот, выслушав его, хмыкнул и сказал: ничего удивительного, что мистер Ледиман не захотел обо всем этом говорить. Дело в том, что все подобные репортажи представляют из себя чистейший вымысел; они с начала и до конца сочиняются прямо в редакции «Садден Дэс». И предложил объяснить, почему.

Эринджер согласился из чистого любопытства.

Чтобы взять на задание журналиста, сказал ему наемник, нужен двухместный вариант истребителя, он называется «спарка». Во-первых, спарок у Дипломатических сил вообще не так много. Во-вторых, и это куда важнее, в воздухе спарка хуже одноместного варианта. Она дороже и у нее ниже летные характеристики. В ближней дуэли однотипных истребителей (а это в наше время обычный сценарий воздушного боя) спарка проиграет. Но у нее есть уникальное преимущество, которое может даже перевесить недостатки: спарка — это вторая пара глаз, рук, а если совсем повезет, то и мозгов. Отказаться от такого преимущества, посадив на это место балласт, хотя бы и гениально владеющий пером, было бы, мягко говоря, безответственным поступком. Ну и, наконец, в-третьих, даже без воздушного боя бывают задачи, где позарез нужен второй человек. Применение телеуправляемых бомб, скажем. Так что не волнуйтесь, мистер Эринджер, иногда журналистов и впрямь катают на истребителях, но в бой — тут легче тому самому верблюду пролезть в игольное ушко.

Успокоил? Конечно, нет. Как можно успокоиться, если ты и не волновался? Не мог волноваться.

— ...И мы переходим к высадке десанта. Мистер Эринджер, двое моих коллег хотели бы высказаться.

Поднялись этот старик, Кракен и капитан Мидоуз.

— С земли будет вестись огонь. Значит, придется выбрасывать десант с малой высоты, чтобы они меньше находились в воздухе. Придется снижаться. Проблема в том, — сказал Кракен, — что, прибыв в район, нам придется снижаться очень быстро, по спирали. У нас относительно новый «Ильюшин» и я гарантирую, что его крылья такой маневр выдержат. Но из спирали мы выйдем на очень приличной скорости.

Он замолчал и короткими движениями показал на карте, как зайдет на остров его «Ильюшин» и как будет снижаться.

— Хоть и по спирали, но скорость будет выше четырехсот километров в час, — продолжил Мидоуз. — На такой скорости мне и моим людям придется десантироваться в четыре потока. Иначе я просто не успею собрать их на земле, а атаковать нас будут немедленно. Кроме того, выброска займет всего двадцать секунд. У нас нет гарантии, что островная ПВО будет подавлена полностью и, соответственно, так меньше шансов получить ракету.

Он выжидающе посмотрел на Эринджера. Тот кивнул в знак того, что все понял.

— Мистер Эринджер, при таком десантировании потери составляют в среднем пять процентов. Просто покидая самолет, мы теряем шесть человек. Именно поэтому компания «Гранит» после выработки и оценки окончательного плана скорректировала цену за свои услуги. В сторону увеличения, как вы уже видели. Надеюсь, вы нас поймете.

— И более безопасного варианта нет? — Эринджер, к безмолвному удивлению всех, вовсе не возмутился.

— Нет. Нас либо всех разом сбивают в воздухе, либо не дают соединиться на земле. При таком развитии событий штурмовики не помогают, потому что на земле все уже перемешается.

Эринджер кивнул.

Некоторое время Мидоуз молчал, потом спокойно повторил:

— Надеюсь, вы нас поймете.

— Все в порядке, капитан Мидоуз.

Сейчас он кажется себе сволочью, вымогающей у меня деньги, думал Эринджер. Будь мне не все равно, как бы я реагировал? Не знаю. Впрочем, здесь все то же самое соблюдение приличий. Если бы я просто был собой, операция обошлась бы вдвое дешевле и половина тех людей, что здесь, не понадобилась бы. Бомбовый ковер, или как это у них делается. Они лучше знают, как. Чтобы просто разнести этот островок в пыль, со всеми, кто там есть.

Здесь нереально быть собой. Буквально сразу же после того, как стало известно, что Джоан Эринджер похищена, мистеру Эринджеру позвонил мистер Крис Робертс, глава издательского дома «Ориджин Паблишинг». Издательский дом, в числе прочего, выпускал и журнал «Садден Дэс» и мистер Робертс немедленно предложил мистеру Эринджеру действовать совместно, поскольку совершенно не намеревался терпеть подобное поведение по отношению к своим сотрудникам.

А почти сразу после этого позвонил мистер Стерджен, глава компании «Лоун Стар Кемикэлз». Конечно, он тоже все уже знал и предложил свою поддержку просто потому что, как он выразился, IRS надо было бить «в воздухе, на земле, на воде и под водой». Мистер Эринджер вполне ему поверил, поскольку хорошо знал, что именно недавно произошло между IRS и «Лоун Стар Кемикэлз». Дело лишь в том, продолжал Стерджен, что для этих парней в Стамбуле операции против IRS всегда оказываются невыгодными. Нам вполне по силам сделать их прибыльными — и проблема решена.

Эринджер вновь соглашался. Но думал он сейчас о другом.

Он представил себе, как после операции один из этих людей подходит к нему и говорит: очень жаль, но спасти вашу дочь не удалось — и замолкает, потому что не знает, что сказать дальше. Вероятно, Эринджер скажет в ответ: благодарю вас, вы сделали все, что могли, вознаграждение будет получено в полном объеме. Нет, не «вероятно», а точно.

Но дело будет в другом. Именно в этот момент его отцовский долг окажется выполнен, выплачен полностью, до конца. Больше не надо будет ни о чем думать. И не надо будет ненавидеть себя. Он сделал все, что мог.

Наверное, это будет облегчение. Да, пожалуй.

И в этот момент Эринджер поймал взгляд того лейтенанта «Паладинс» — как его? Правильно, Санберна. Санберн смотрел прямо ему в глаза и Эринджер понял: наемник тоже напряженно думает о чем-то, совершенно не имеющем отношения к операции.

— ...И последнее. Эвакуация. Эвакуация производится вот через этот узкий пролив, катерами. На нашем берегу уже стоит автотранспорт и передвижной госпиталь.

Пролив и впрямь был настолько узким, что Эринджер не удержался и спросил:

— А почему прямо через него и не высадиться?

Феррет явно ждал этого вопроса. Картинки на стене сменились:

— Смотрите. Вот это съемка берега с БПЛА. Обычная фотография. Ничего не видно. А вот это — такое же фото, но в инфракрасном спектре, зимой. Видите? Вот эти пятна — замаскированные доты. Если пытаться высадиться здесь, начнется такое, что сектор Омаха-Бич рядом не валялся. И с воздуха в эти доты очень тяжело попасть. И не всякий боеприпас их возьмет. Но на атаку с тыла они не рассчитаны. Чего мы боялись, так это того, что пролив минирован. Но вроде все чисто.

Он посмотрел Эринджеру в глаза:

— Поясню свою мысль еще раз. Оборона прочная, но не неприступная. Просто для того, чтобы ее взломать и не понести при этом неприемлемых потерь, нужна слишком сложная и дорогостоящая операция. Раньше такую операцию мы себе позволить не могли. А теперь, благодаря вам и другим джентльменам, можем. И делаем.

— Когда начало? — Эринджер задавал этот вопрос уже несколько раз и получал уклончивые ответы.

— Сейчас. Нам только в летную форму одеться.

И Эринджер усмехнулся при мысли о том, что они даже ему самому не очень доверяли, ознакомив с деталями лишь в самый последний момент.

Скайларк сидела в кабине Слишком Мертвого, фонарь был еще поднят. Штурмовикам предстояло взлетать в последнюю очередь.

Первыми пошли истребители, четверка Санберна: Мэри Джейн, МиГ-29 Кондора и два F-16 из группы «Хаунд Догз». Скайларк видела их взлет: форсаж был необязателен, но все же, отрываясь от полосы, они ненадолго включили его, словно салютовали. Бледно-голубые конусы пламени под серым небом, грохот, от которого вздрогнули стекла. Истребители, резко набирая высоту, скрылись из виду почти что сразу.

И она вспомнила этот разговор.

— Подожди. Вот так тебе будет удобней.

Их пальцы соприкоснулись и Скайларк мягко передвинула руку Санберна на черном цевье МР5:

— Видишь?

Санберн, стоя на колене, мягко нажал спуск. Грянула резкая, короткая очередь — три выстрела.

— Вот, уже лучше. Все три в яблочке. Что ты улыбаешься?

— Чувство какое-то... странное, — Санберн посмотрел на оружие в своих руках. — Не знаю, как сказать.

— Если хочешь, можешь рассказать мне о смысле жизни.

— О каком смысле жизни?

— Ну ты же собирался. Тогда, у Селима.

— А, ты об этом... — Санберн встал и положил пистолет-пулемет на стол. — Ну, в общем, насчет смысла жизни я не знаю, я просто могу рассказать об одной... картинке, что ли, которую я видел. Не уверен, что здесь речь идет о смысле жизни. Но рассказать могу.

— Расскажи.

— Это было лет, наверное, шесть назад. Нет, вру, пять. Мы должны были нанести удар по одной нефтяной платформе. Персидский залив. Требовался точный удар, а ПВО там была прочная и давить ее было нечем, да и влетело бы в копеечку. Поэтому бить надо было издалека. Сил хватало и мы решили применить четыре F-15E с бомбами GBU-15. Бомбы несли только два, еще две машины были с чистой загрузкой «воздух-воздух». На случай чего.

Скайларк кивнула.

— Платформа была ближе к северной части залива, на иранской стороне. А наша база — на аравийской и ближе к югу. Но мы, по ряду причин, решили не пересекать залив тупо по диагонали, — Санберн сделал быстрый жест рукой, — а сделали крюк. Нам пришлось долго лететь над Аравийской пустыней...

И тут он надолго замолчал. Он то бросал взгляды на Скайларк, то разглядывал оружие, лежащее на столе и начинал медленными, очень аккуратными движениями выставлять в ряд рассыпанные патроны, то задумчиво глядел за огневой рубеж, на ряд мишеней.

— Просто сложно подобрать слова, — сказал, наконец, Санберн с легкой улыбкой. — Такие вещи... их нужно видеть самому, рассказывать сложно.

И замолчал опять, а Скайларк смотрела на него.

— Наверное, дело в том, что ночь была очень тихой, очень ясной и светила полная луна. И мы шли вторыми в строю пеленга.

Неожиданно я увидел, что пустыня под нами светится. Нет-нет, ничего необычного. Она всегда так светилась. Но вдруг я начал видеть этот свет. И понял, о чем писали старые летчики, побывавшие там же, где я был сейчас. Пустыня с тобой говорит. Пустыня скрывает в себе сокровища. Их тоже нужно увидеть.

Я подумал: так было тысячи лет. Наверное, наши машины здесь — полная дикость, жуть, оскорбление вечности. И посмотрел на ведущего.

Почему-то луна не освещала нас. В лунном свете, в свечении пустыни, в темно-темно-синем бархатном звездном небе наши машины были видны, как резкие силуэты; их словно вырезали из черной, по-настоящему черной бумаги. И, не поверишь, если что и дополняло картину, если что и было с ней в гармонии, то вот эти три черных тени по бортам от меня. А в моей кабине светились индикаторы, подсветка шкал, по дисплею справа пробегала линейка радара... Мой самолет был не менее важен, чем пустыня, он был вместе с ней, делал еще прекрасней. Ведущий сбросил подвесные баки, я видел их сначала на фоне неба, а уже потом в этом призрачном сиянии; я следил за ними, пока они не растворились в нем до конца и тут понял уже точно: в этой картине не было ни одной лишней детали; и мы, и наши машины, и пустыня, и небо находились в абсолютной гармонии.

Санберн сделал паузу, чтобы прикурить и, пыхнув дымом, заговорил уже совсем другим тоном — хорошо знакомым Скайларк, суховатым, даже с заметной ноткой иронии:

— Оставалось лишь понять, что все это значило. Если я в чем и был уверен, так в том, что получил способность видеть эту картину, это единство всего не просто так. Ты знаешь, что я не верю в бога. Если бы верил, то, разумеется, решил бы, что в этот момент бог говорил со мной. Вот такой у него язык, и это совершенно правильно. Потому что заговори он, так сказать, в речевом режиме — и тебя можно вязать полотенцами. Но конечно, это был не бог. С собой говорил я сам. И я, разумеется, был избранным. Просто потому что кого попало в F-15 не пустят.

Собственно, все. Мне это показали, я это увидел... Осталось понять смысл.

Скайларк хотела что-нибудь сказать, но спросила лишь:

— Вы применяли GBU-15 ночью?

Она мгновенно осеклась и подумала, что сейчас Санберн рассердится и больше уже не будет говорить с ней о том, что действительно его волнует.

Но Санберн лишь рассмеялся и обнял ее, а потом сказал:

— Ну, как я уже говорил, ночь была очень светлая и лунная. Это во-первых. Во-вторых, цель была не такой уж и маленькой. Никто не требовал, чтобы я попал этой штуковиной, скажем, в окно здания.

— Ты был оператором?

— Ага. У меня на F-15 налет небольшой, всех нюансов не знаю. Но зато на F/A-18 мне приходилось применять бомбы «Уоллай»; разница есть, но принцип в точности тот же. Так что посадили меня в самолете в заднюю кабину. Почему, собственно, я и имел в этом полете столько возможностей смотреть на мир, просто смотреть. Ну и в-третьих, сам сброс был очень хорошим. Компьютеры компьютерами, а рука у моего пилота была твердая. Корректировать пришлось немного. Нацелил ее прямо под вышку, чтоб уж точно все к чертовой матери разнесло... Да, света в телекамеру попадало меньше, картинка на дисплее мутноватая была. Но все вполне приемлемо.

Он помолчал и добавил:

— Даже вот эта картинка с бомбы была во всем... этом, в общей картине, в общем единении. Мы с бомбой видели в точности одно и тоже — я глазами, она телекамерой. И оба ничего не понимали.

— Ты же не бомба. У тебя есть ум.

— Ум — ладно; у меня по идее должно быть еще и сердце, оно тут важнее. Ну, хорошо, — и Санберн взял МР5.

— Хочешь еще пострелять?

— Ага, пока время есть.

Санберн взял пистолет-пулемет, опустился на колено, но вдруг остановился и сказал:

— Ты знаешь, а не так это все и далеко от смысла жизни. Просто пытаться понять то, что ты видишь, в себе и вокруг себя — за смысл жизни вполне сойдет. Всегда пытаться понять...

И он вскинул МР5 к плечу.

А сейчас они уже где-то высоко, в синеве и белизне, не в сером небе. Вот эти облака не помешают Кракену выбросить десант? Скайларк покачала головой. Нет. Таким, как Кракен погода не мешает ни в чем и никогда. Ну, почти никогда.

Четыре истребителя быстро набирали высоту, направляясь на юго-запад от Стамбула, в небо над Мраморным морем.

— Катласс-1-1, Катласс. Занимаем фронт, — сказал Санберн.

Наука о том, в каком порядке должны лететь истребители, ожидающие встречи с врагом, начала зарождаться сразу же, как только самолеты получили оружие. Еще в Первую мировую. В самых разных уголках мира непрерывно шли кровавые эксперименты: как разбивать много машин — на тройки, на пары, а может, чем больше, тем лучше? Как должен выглядеть их строй? На какой дистанции друг от друга должны следовать самолеты? Техника непрерывно развивалась и поиск тактики продолжался: то, что было идеально вчера, уже не годилось сегодня.

Когда империи рухнули, а на их месте поднялись суперкорпорации, террористы, сепаратисты и прочие, почти что весь этот колоссальный опыт оказался никому не нужен. Нет необходимости вникать в тонкости искусства группового боя, если чаще всего на задание посылается всего один самолет. И если уж начнется бой, то встретиться придется, скорее всего, с таким же одиноким противником.

Казалось, что здесь должно войти в силу искусство дуэлей один на один, поединков почти прекратившихся еще во времена той же Первой мировой. Но даже этого как-то не случилось. Нет, дуэли-то были, но их уровень, мастерство участников... Почему?

«Потому что в наше время вырождается все», — ответил Санберн сам себе, оглядев свою четверку.

Сам себя он вовсе не считал очень уж сильным воздушным бойцом. Просто все, кто ему попадался, были еще хуже. Или им не везло. Или Санберн с Мэри Джейн оказывались лучше оснащены.

Сейчас четыре машины шли в строю фронта, обычной линии. Дистанция между ними была большой, такой, чтобы летчики просто могли видеть самолеты друг друга. Это совершенно не было похоже на то, что показывают на разных авиашоу.

— Катласс, подметаем справа, — сказал Санберн.

И четыре истребителя плавно развернули свой фронт на девяносто градусов, чтобы обшарить пространство справа своими радарами: не крадется ли кто? Справа тоже была Турция и хотя считалось, что она безопасна, самолеты IRS, взлетев с греческих аэродромов, вполне могли сделать небольшой крюк в турецком воздушном пространстве и атаковать с фланга, а то и с тыла.

Но над западным берегом Мраморного моря все было тихо.

Дело в том, что вот сейчас им предстоял именно что групповой бой. То, что никто из них не умел и не любил. Не умел — потому что большой необходимости учиться не было. А не любил — потому что при таком раскладе групповой воздушный бой превращается в очень неприятную лотерею с непредсказуемым исходом. Даже искусство летчиков начинает значить меньше, чем обычная случайность.

Из этого правила было одно приятное исключение: бой с национальными ВВС. Точнее, с тем, во что в нашем мире превратились национальные ВВС всех стран без исключения. Слишком уж большой ужас им внушает сама перспектива боя с наемниками, этими воздушными головорезами, у которых лучше техника и больше опыт (и между прочим, почти всегда так оно и есть). Здесь важно первым сбить вражеский самолет. Как только это случится, остальные попытаются выйти из боя; по-другому бывает редко. Вот тут их всех и вырежут. Но иногда бывает, что не всех. В таком случае, по крайней мере один из спасшихся разобьется на посадке, потому что плохо умеет ее выполнять.

Но когда тебе противостоят другие наемники, все сильно меняется. Начинается отличная черная комедия, потому что здесь отступать не станет никто. Деньги — это серьезно, знаете ли.

Проблема лишь в Феррете, который со своими помощниками будет давить островную ПВО. Проблема в Кракене, который сейчас уже должен потихоньку выводить на взлет свой Ил-76. Проблема в Мидоузе, который, вместе с сотней своих парашютистов, сидит в брюхе этого самого Ил-76. Если надолго не связать боем воздушные группы IRS, те прорвутся к острову, а дальше — простой расстрел.

И все это — не говоря о штурмовике «Эвенджерс». Которого сопровождает штурмовик группы «Паладинс». Слишком Мертвый.

«Нет у нас возможности устраивать черные комедии. Нам, как ни смешно, придется побеждать».

— Катласс, подметаем слева.

Следом за звеном Санберна на юго-запад от Стамбула шли еще три самолета. Такие в двадцать первом веке можно увидеть не так часто; они уж точно не походили на современное оружие воздушной войны. Это были «Фантомы», F-4G. Группа Феррета, «Стилхэнд».

У Феррета и его команды была очень редкая, не так часто востребованная, очень опасная, но при этом и хорошо оплачиваемая специальность: они специализировались на подавлении вражеской наземной ПВО. Попросту говоря, вступали в дуэль с зенитно-ракетными комплексами и артиллерией врага. На вопрос трудно ли рубиться на таких поединках, Феррет обычно отвечал: пока справляемся.

«Фантомы» у них были не простые. Каждый самолет был набит электроникой; единственная ее задача состояла в том, чтобы моментально вычислять расположение вражеских зенитных позиций — тут счет шел уже не на секунды, а на доли секунд.

И Феррет был очень доволен тем, что его группа вооружена именно «Фантомами». Еще до того, как США начали быстро разваливаться на отдельные штаты, эта роль в их ВВС стала переходить от «Фантомов» к новейшей модификации F-16; считалось, что теперь они могут все, в том числе и это.

Однако Феррет считал такое решение чистейшим безумием. Во-первых, потому что эти F-16 были одноместными — ну как ты управишься с таким делом в одиночку? Во-вторых, как специалист, он знал, что по своей электронике «Фантом» лучше. «Фантом» специализирован, F-16 — универсален. Со всеми вытекающими.

Его люди и машины были готовы к бою. Но была и одна проблема. Перед вылетом Феррет, собрав своих подчиненных, сказал им:

— В общем, вы все поняли. Работаем, как обычно. Последнее: я ввожу условный сигнал «Ньюарк». Если вы его слышите, то бросаете все и уходите врассыпную. Я даю этот сигнал, если появляются вражеские истребители. Потому что, сами понимаете, они нас живьем сожрут. И ни о каком десанте речь уже не идет. Какой тут десант.

— Босс, а «Паладинс»? Они же должны связать их боем.

— Не особо я им доверяю. Их четверку ведет русский. Русские — они не все комми, но этот точно. Я его специально спрашивал, верит ли он в бога. Не верит. А наша работа — чистый капитализм. То есть, этот человек занимается делом, которое должен ненавидеть. Нельзя на него рассчитывать. Понятно?

Он действительно именно так и считал.

Впрочем, он не любил русских и безо всякой идеологии. Просто как-то так всегда в жизни получалось, еще со времен Вьетнама, что если к самолету летела зенитная ракета, то самолет был построен в Америке, а ракета изготовлена в России. Любить русских было определенно не за что. Уважать стоило, да. И понимать. Феррет хоть и не говорил по-русски, но кириллицу читал. Надпись «Мэри Джейн» его прилично покоробила.

Однако, если уж честно, и сам ведь недалеко ушел... Феррет усмехнулся, шевельнув седеющими усами под кислородной маской.

Ему пришлось повоевать в 1991, в Ираке. Тогда их тактика называлась «Here, kitty kitty»: одна машина привлекает на себя внимание ПВО, а другие пытаются внезапно атаковать с неожиданных направлений. Получалось. Вот тогда и впрямь получалось. Не так давно Феррету приходилось разговаривать с одним русским и он из чистого любопытства спросил: как «here, kitty kitty» будет по-русски? Ну, что вы говорите, когда подзываете кошку? Русский ответил. Феррет, человек очень серьезный, удивился, потом рассмеялся и уже в тот же день на его «Фантоме» красовалась надпись «Iraq»91 — Kiss Kiss». Не в полфюзеляжа, разумеется. Маленькая такая. Понимал, что несолидно, в его-то возрасте, но удержаться не мог.

Она и сейчас там.

— Катласс-1-4, Катласс-1-1, боги-спайк, одиннадцать часов, — это был голос Бладхаунда.

Санберн тоже увидел то, о чем говорил Бладхаунд: «крышечка» с цифрой 16. Значит, по крайней мере один из истребителей IRS — F-16. Было бы неплохо узнать, какие остальные и сколько их. Все-таки, вряд ли больше четырех. Крайне сомнительно.

Но главное не это.

Су-25 Бульдога и Слишком Мертвый Скайларк. Какой-то из истребителей IRS прорывается к ним, ручка управления F-16, чей-то палец спокойно, неторопливо нажимает красную кнопку пуска, уходит ракета...

И Санберн еще раз подумал, что черную комедию устраивать некогда и негде.

— Катласс-1-1, всем. Бандит, на одиннадцать. Повторяю, бандит, бандит, одиннадцать часов.

Четыре турбины Ил-76 мягко пели на крейсерском режиме. Лететь было недалеко, забираться высоко не стоило — и не забирались. Кракен оглядел приборы и извернулся назад в своем командирском кресле, взявшись для удобства за высокую бронеспинку:

— Вова, я знаю, что ты все хорошо понял, но у тебя, все-таки, все в первый раз, так что давай еще разик, чисто для моего спокойствия.

— Хорошо, Алексей Викторович. Я смотрю, как вы сказали, на эту штуку...

«Штукой» был большой экран системы предупреждения о радиооблучении, которая заодно была связана и с ультрафиолетовыми датчиками и с датчиками лазерного излучения. Теоретически, такая система должна была обнаруживать пуск абсолютно любой управляемой ракеты. Марку всего этого устройства назвать было затруднительно — его собирали из частей сразу нескольких разных систем, с трудом привязывая их друг к другу и к компьютеру, который должен был управлять всем этим хозяйством. Над экраном висел обычный листок бумаги, на котором изображалась легенда: значки, которые показывает система в разных ситуациях.

— Вот именно. Смотришь на эту штуку. Если она показывает тебе вот это, сразу говоришь: «Я Березина, ракетный пуск, пеленг такой-то». Говоришь, повторюсь, не мне. Прямо в эфир. Здесь будут работать американцы, ты их видел, они эту ракету собьют.

— Как собьют? — спросил второй пилот.

— Это я для краткости. Не прямо так, конечно, собьют. Короче, сделают так, что в нас она не попадет. Тут беспокоиться нечего, они такое делают не впервой. Понял, Вова? Насчет ракет с земли ты не беспокойся. Плюс мы тут же начнем ловушками стрелять. Еще раз: никаких поводов для волнения, с земли в нас не попадут.

— Все понял.

— Теперь самое главное. Система предупреждения может тебе показать и вот что. И вот тут ты докладываешь мне — на этот раз именно мне — немедленно. Это значит, что нас облучают радаром с воздуха. То есть, до нас добрались вражеские истребители. Тогда мы резко берем и ложимся на обратный курс. Если мы ложимся на обратный курс, не выбросив десант, сбивать нас смысла нет. Они все это у себя на радарах видят и нас не сбивают. Все в порядке.

Кракен говорил очень спокойно, но сам в свои слова не верил ни на грош. Нет, разумеется, если отказаться от выброски десанта, или успеть его выбросить, смысл сбивать их Ил-76 и в самом деле пропадет. Но просто нужно понимать, что такое эти истребители. На цель они реагируют, как сторожевой пес на бегущего человека. «Не сбивают»... Свалят, да еще как. Причем постараются это сделать на малой дистанции, чтобы видеть, как мы полыхнем и начнем разваливаться.

И экипаж его словам тоже как-то не особо верил. Заметно было.

Второй пилот сказал:

— Думаешь, прорвутся к нам? У самих, вроде... револьверы найдутся.

— Револьверы... Видел, кто их ведет? Русский на американском истребителе.

— И чего?

— Ты, Михалыч, просто не знаешь, откуда эта публика взялась. И русские, которых переучивали на «Хорнеты», и американцы, которых переучивали на МиГи с Су. А я знаю, мне рассказывали.

— И откуда?

Кракен глянул на дисплей GPS — далеко ли до цели — после чего ответил:

— Потом расскажу. Короче, этот деятель не то чтобы совсем уж конченый подонок... наверное, но доверять ему не стоит. Но нам, повторюсь в десятый раз — всем внимание — в любом случае ничего не угрожает. Поняли?

Теперь они видели противника и на радарах. Да, четыре машины, если только остальные не сумели как-то хитро спрятаться. Два F-16 плюс, судя по всему, два «Миража-2000». Что ж, примерно так и предполагалось.

Два звена истребителей шли почти точно навстречу друг другу, лоб в лоб.

Сейчас начнется первый раунд — обмен залпами ракет средней дальности. Санберн не сомневался, что стрельбы ракетами с полуактивным наведением не будет. Выпустить, а потом потерять захват, уклоняясь от такой же вражеской? Которая тоже потеряет захват, потому что с той стороны тоже пришлось уклоняться. Нет, сейчас в ход пойдут изделия с активным наведением.

Значит, одна AMRAAM на Мэри Джейн. Плюс еще по одной такой же с каждого F-16 от «Хаунд Догз». Плюс Кондор выпустит одну РВВ-АЕ со своего МиГ-29. Всего четыре, по одной на каждую цель. Не густо. Очень уж сложно такие покупать и стоят они недешево. Будем надеяться, что с той стороны ситуация немногим лучше.

Санберн позволил себе еще раз, совсем ненадолго подумать о Скайларк, задуматься меньше, чем на секунду. Потом это время истекло. Тогда он выбрал цель и чуть качнул истребитель так, чтобы жирная круглая точка в прицеле вписалась в центр кольца: теперь ракета, сорвавшись с пилона, сразу возьмет оптимальный курс перехвата.

Оставалась лишь дальность. Прицел показывал удаление цели и еще три отметки: вот здесь цель недостижима, вот здесь, в принципе, достижима, но если резко изменит курс и начнет убегать, ракета не успеет ее догнать. А начиная с этой дальности пусть маневрирует, как хочет, ей все равно не уйти.

Нужно было, ничего не делая, дождаться именно дальности уверенного пуска. Только если враг не выстрелит раньше. Если выстрелит, то такая спешка ему дорого обойдется: звено Санберна с легкостью увернется от залпа, сблизится вновь и сделает свой залп безнаказанно.

Но те, на той стороне, прекрасно понимали все это и стрелять не торопились.

Но выстрелят. И вот тогда придется тяжело. Тяжело в самом прямом смысле слова, семикратные перегрузки будут. Надо бы и больше, но этого уже не позволит Мэри Джейн, ее система управления.

Точка по-прежнему ровно держалась в центре кольца. Еще немного.

Санберн нажал кнопку — и позади машины на тонком кабеле выпустился небольшой обтекаемый контейнер: буксируемая ловушка. Возможно, ей удастся отвлечь вражеские ракеты на себя. Еще одно нажатие: ловушка включена. Теперь «с точки зрения ракеты» она больше похожа на истребитель, чем настоящий истребитель. Теоретически.

Есть дальность. Ну, еще немного, несколько секунд для верности.

— Катласс-1-4, фокс-три! — Бладхаунд, самый молодой, выстрелил.

— Катласс-1-2, фокс-три, — это уже Кондор. Что ж, время, не будем отставать.

Санберн еще раз глянул в прицел: ясное лазурное небо, ослепительно белые купола облаков и поверх всего этого — кольцо, точка упреждения и квадрат марки цели; над маркой мигает слово SHOOT — «СТРЕЛЯЙ».

И как много раз до этого: мягкое нажатие на кнопку, Мэри Джейн вздрагивает и ослепительная точка ракетного факела исчезает вдали. На фоне облаков дымный шлейф ракеты казался чуть более серым.

— Катласс-1-1, фокс-три.

И быстро глянул на часы, прикидывая, где сейчас должен быть Ил-76 с десантом. Еще далеко. Придется держаться очень долго.

Звено Санберна обошло остров с запада, не приближаясь, а потому первым, кто увидел цель операции, был Феррет и его люди. Вот она, береговая черта, выплывает из дымки.

Феррет спрашивал себя только об одном: насколько им в действительности удалось добиться внезапности? В IRS знали о прибытии мистера Эринджера; не так уж и сложно было догадаться, что ему понадобилось в Стамбуле. Но точное время противник, похоже, определить не сумел. Иначе их всех, скорее всего, встретили бы еще по дороге. А то и сразу после взлета.

Насколько готова наземная ПВО? Сейчас Феррету, как ни парадоксально, было нужно, чтобы она как раз была готова. Чтобы у зенитчиков пальцы подрагивали на кнопках пуска.

— Скальпель-1-1, Скальпель. Ладно, начинаем рок-н-ролл. Скальпель-1-2, давай.

Они давно работали вместе, более детальных указаний не требовалось. «Фантом» справа быстро ушел вниз, а потом резко взмыл в небо — и от него отделились две продолговатые белые рыбины электронных приманок. Они вылетели вверх, продолжая движение самолета, как камни из катапульты. Потом у них раскрылись крылья и приманки стали плавно планировать на остров.

На экране любого радара они должны были выглядеть, как пара вражеских самолетов. Увидев их, островная ПВО должна была проявить себя. По крайней мере, так надеялся Феррет. А надеялся он не зря, раньше всегда получалось.

Вот теперь Санберн точно знал, что у врага пара F-16 и пара «Миражей-2000». Причем ни один из них не был сбит на средней дальности. Ни один. Плохо, конечно. Но все машины его звена тоже были целы. А вот ловушка пригодилась: именно в нее пришлась «Мика», выпущенная с «Миража». У этой ракеты, как и у AMRAAM, было активное самонаведение и Санберн хорошо видел, как на экране системы предупреждения ее радар, державшийся на траверзе, стал все быстрее соскальзывать к хвосту, потом сделал стремительный рывок — и тут же громыхнул взрыв. Мэри Джейн встряхнуло, зеленый индикатор, указывавший на исправную работу ловушки, погас, но этим все и ограничилось, других повреждений не было.

Санберн не стал выпускать вторую. Назревал ближний бой, значит, придется давать форсаж, а струи раскаленных газов на форсаже пережигают кабель выпущенной ловушки почти моментально.

И тут он подумал: а ведь близко было. До безобразия близко.

Сидя в полумраке грузовой кабины Ил-76, Мидоуз не слишком волновался. Он давно уже привык быть спокойным в ситуациях, когда изменить все равно ничего не можешь. И потом, на него смотрели сто двадцать человек; для многих из них такая высадка была первой. Если ты командир, то особо не поволнуешься.

И когда самолет резко повалился на крыло, а свист турбин начал полуобморочно затухать, Мидоуз лишь спросил себя: был удар? Удара не было, значит, в них не попали. Значит, они просто входят в спираль. Скоро будем прыгать.

То, что случилось дальше, наверное, произошло потому что Санберн уже был очень зол. Слишком уж сильно ударил ему по нервам этот взрыв ракеты на ловушке.

Следующую ракету в него выпустил F-16, уже с визуальной дистанции, в лоб, часов с одиннадцати. И вот тут Санберн резко бросил Мэри Джейн в левый вираж, не так сильно изменив курс, а потом так же резко — в правый и одновременно с этим выстрелил сам.

Шлейф вражеского «Сайдвиндера» в ответ на первое движение так же резко дернулся влево, беря новое упреждение, но в ответ на второе зазмеился со все увеличивающимся размахом: ракета потеряла цель.

Санберн не успел увидеть, попал ли сам, потому что в этот момент увидел еще один шлейф, и вираж пришлось продолжить, выбрасывая ловушки. Ему удалось увернуться и от этой ракеты, и тут только он понял, насколько рискованный трюк проделал с этим двойным виражом. В него стреляли чем-то относительно старым, потому он и остался жив. «Сайдвиндер» новейшей модификации не обратил бы на его маневр ни малейшего внимания. Влетел бы прямо в кабину.

— Я сбит!

Кто-то из наших. Но когда Санберн достаточно развернулся, то увидел сразу два черных дымных шлейфа, уходящих вниз. Судя по их расположению, счет один-один. И тут раздалось:

— Я «Березина», всем. Монтана. Повторяю, Монтана.

Монтана. Значит, полдела уже сделано — десант выброшен. Теперь надо не дать истребителям IRS добраться до штурмовиков. Пока штурмовики над островом, все будет хорошо. Но если окажутся сбиты, танки и БМП врага намотают десантников на гусеницы.

Надо держаться дальше, ничего не поделаешь.

Мидоуз выходил из бортовой двери и — хоть и не впервые прыгал с Ил-76 — все же успел ощутить нелепый, но на удивление стойкий страх, что сейчас его затянет в воющую пасть двигателя под крылом. Потом стабилизирующий парашютик ударило реактивной струей (совсем как крепкий пинок), а затем раздался знакомый трескучий хлопок и ремни подвески резко дернуло: все было в порядке.

Но тишины, которая так бьет по ушам парашютисту, не наступило. В воздухе, в полукилометре над землей, стояли дикие вопли и бешеная ругань.

Десантирование в четыре потока... Мидоуз едва успел рвануть вниз пару ремней подвески и, матерясь, буквально пробежал ногами по чужому куполу. Два парашютиста сумели разойтись, но капитан не сомневался: так повезет не всем. Стремительно оглядел небо — нет ли где быстро уходящих вниз переплетенных, погасших куполов, но не увидел ни одного. Неужели все-таки обойдется?

Ил-76 лез вверх, яростно паля тепловыми ловушками. Потом под его килем, там где была пушечная установка, вдруг замигали тусклые вспышки выстрелов. На секунду Мидоуз подумал, что стрелок транспортника ухитрился найти себе какую-то наземную цель, но сообразил: нет, идет стрельба специальными снарядами, ставящими дипольные отражатели.

И все-таки в него чуть не попали — в стороне блеснуло и вспух черный клуб взрыва. Мидоуз не знал, почему эта ракета промахнулась. Может, из-за помех, а может, из-за того, что «Стилхэнды» в последний момент успели подавить комплекс, который ее выпустил. Раздался удар грома и купол толкнуло ударной волной. Абсолютно спокойно Мидоуз посмотрел вверх — нет, дыр не появилось, все стропы целы.

Выброска прошла быстро. Их не сбили всех разом, вместе с Ил-76 — значит, истребители противника столкнулись с какими-то проблемами. И Мидоуз даже знал с какими. Четверка Санберна — он вспомнил этого Санберна: мрачноватый мужик, улыбается всегда словно через силу.

Гораздо больше капитана беспокоило другое. Он уже знал, что выбросили их именно там, где планировалось — в долину, недалеко от комплекса IRS, но не в непосредственной близости, чтобы не попасть под огонь пулеметов, защищавших периметр. Но с высоты на земле уже были видны продолговатые облачка пыли, которые уже начинали четко, красиво перестраиваться из колонны в строй фронта. Там минимум два танка, остальные — БМП или бронеавтомобили с пушками. БМП, наверное, «Брэдли». Вот такие из своих двадцатипятимиллиметровых «Бушмастеров» крошили людей на баррикадах в Нью-Йорке, в 2005.

Слишком быстро — и тут темп ускорился еще больше.

Мимо спускающихся парашютистов, почти на той же высоте, с треском разорвав воздух, проскочил Су-25, а следом за ним и А-10. А-10, как менее скоростной, заметно отставал — значит, штурмовики уже разбили свой строй, выбирая цели.

Оба почти одновременно перешли в набор, готовясь нырнуть в первое пике.

Мидоуз глянул на них, потом еще раз на эти облачка пыли, после чего спокойно проверил — близко ли земля.

Каким-то образом Бульдог понял, что сейчас произойдет и поэтому нацелился не на два танка в центре строя, а выбрал одну из БМП. И точно: оба М60 (это были они) с интервалом буквально в несколько секунд окутались черными облаками — Скайларк исполнила свой любимый сольный номер, пуск «Мейвериков» дуплетом с большой дистанции.

Бульдог успел в очередной раз удивиться — как Скайларк ухитряется действовать с такой скоростью и точностью. Удивление длилось доли секунды; больше он просто не мог себе позволить. Прицельная марка прочно легла на одну из «Брэдли» — Бульдог нажал кнопку, «Вихрь», вырвавшись из-под крыла, вошел в невидимый лазерный растр и, чуть приплясывая, помчался к цели.

Потери: один убитый, двое раненых. Очень неплохо. Очень.

Бронетехника IRS была уничтожена буквально за минуты — никто не мешал штурмовикам делать свое дело. Пехотные подразделения IRS почти немедленно стали откатываться к периметру комплекса, но авианаводчик Мидоуза сработал быстрее: несколько слов по радио, Су-25 на заходе дал залп по склону холма неуправляемыми ракетами — и вражеский огонь почти совсем прекратился.

Оставался лишь периметр, четыре «Брэдли» вкопанные в землю по углам. Мидоуз, перехватив винтовку, оглядел небо — да, оба штурмовика уже начинали боевой заход, собираясь ударить по периметру комплекса.

И тут земля перед десантниками вздыбилась.

Мидоуз ослеп и оглох от летящей грязи, вспышек, грохота разрывов и визга летящих осколков. И все же он как-то знал: очереди автоматических пушек легли с недолетом, даже и на этот раз его люди не пострадают.

Но...

Но никакая БМП не в состоянии дать такой бешеный шквал огня.

Мидоуз обернулся к авианаводчику, но тот уже кричал в рацию:

— Хаммер, я Бэкбрейкер, это не «Брэдли»! Это не «Брэдли»!

Су-25, заложив резкий вираж, мгновенно отвернул, но А-10, шедший впереди него, почему-то даже не покачнулся. В небо сразу с двух позиций взмыли малиновые фонтаны трасс и один из них, изогнувшись, лизнул штурмовик. Тот вышел из пике, как-то неуверенно качнулся и ровно, не меняя курса, пошел дальше на юго-запад, быстро пропадая из виду.

Увернувшись от огненного потока, Бульдог понял, что это было. Авианаводчик на земле был прав: периметр комплекса защищали не «Брэдли».

Тридцать лет назад, в Афганистане советские войска успешно использовали «Шилки» для стрельбы по наземным целям. Место снятого радара занимал дополнительный боекомплект — и результат не разочаровывал: тех моджахедов, кого не порвал в клочья шквал снарядов калибра 23 миллиметра, как правило, засыпало обвалами камней. Проделать то же самое с «Тунгуской», сняв с нее оба радара и ракеты было лишь логично.

Вот почему летчики «Стилхэнд» не обнаружили их — обнаружение шло по радарному излучению. И вот почему эти «Тунгуски» не попали по Су-25 Бульдога: наводить пушки вручную по воздушной цели не так-то просто.

Но вот по Скайларк они сумели попасть... или нет? Где она?

Выровняв машину, Санберн увидел, как один F-16 преследует другой. На вираже. Они еле плелись, израсходовав почти что все свои запасы энергии, и это было неудивительно — при обоюдном встречном ракетном залпе все самолеты маневрировали очень резко, но никто не давал форсаж. Дать форсаж значило серьезно облегчить работу вражеским инфракрасным головкам самонаведения.

Преследующего он узнал сразу: Бладхаунд. Вот эти полосы на крыльях.

Стрелять не потребовалось, да и опасно было — уж очень близко друг к другу они шли. Санберн навел кольцо автозахвата на противника; вражеский самолет в прицеле тут же накрыло маркой, он вздрогнул, пытаясь реверсировать вираж и развернуться в сторону новой угрозы. Бладхаунду этого вполне хватило: догоняющий F-16 выпустил из себя веер пушечных снарядов, преследуемый тут же задымил. В этот момент Санберн уже проскакивал над ними и не видел, что было дальше, но потом, чуть положив Мэри Джейн на крыло и оглянувшись, увидел, что машина Бладхаунда, дав форсаж, перешла в набор высоты, а второго F-16 уже нет — но зато внизу, на фоне земли покачивается купол только что раскрывшегося парашюта. Два-один.

«Тунгуски» были замаскированы, но большой роли это уже не играло. Если разглядел их один раз, им больше не спрятаться. Ракеты бьют дальше любых пушек и Су-25 Бульдога сделал два захода, выпуская в каждый по «Вихрю» с большой дистанции — с такой, что по нему даже не пробовали открывать огонь. И оба раза попал. Неподвижные цели, промахнуться сложно.

При этом Бульдог постоянно искал глазами А-10. И не находил. Все это ему совершенно не нравилось.

— Я Хаммер-1-1, вызываю Хаммер-1-2. Хаммер-1-1, Хаммер-1-2, как слышите?

Ответа не было. Значит, все-таки ее зацепили. Что с ней сейчас? Тянет на базу, просто отказала связь? Упала в море?

— Хаммер-1-1 всем, Хаммер-1-2 не отвечает.

— Я Ангел-1, понял вас, — это был один из «Ред Эйнджел». Спасательная группа. Точно невозможно было сказать, где они сейчас; как правило, «ангелы» не лезли туда, где шел ожесточенный бой, так было слишком легко попасть под перекрестный огонь. Ракета не станет разбирать, комбатант ты, или спасатель. Но они приняли слова Бульдога к сведению и уже о них не забудут. Никогда не забывали.

Когда сбивали Кондора, Санберн уже не успел вмешаться.

Он не видел, каким образом F-16 IRS сумел выйти в такую атаку. Когда Санберн поймал врага в кольцо прицела, машина Кондора уже падала, вспоротая пушечной очередью. И это было все — F-16, выходя из атаки, попытался резко сманеврировать, выбрасывая ловушки, но Санберн уже выпустил «Сайдвиндер», а потом, для верности, и второй. Первый, и в самом деле, заметался, все дальше уходя от цели, но следующий, выгнув свой шлейф, догнал F-16. Санберн видел, как из клуба дыма вылетело и закувыркалось почти под корень срезанное крыло.

«Клубок», как и любой «клубок», стремительно увеличивался в объеме и Санберн почти что не видел, как сбили Бладхаунда — успел лишь разглядеть вспышку где-то вдалеке, чуть ниже размытой дымки горизонта. Бой вновь уходил за пределы визуальных дистанций.

Истребителя, сбившего Бладхаунда, не было видно. Молчала и система предупреждения об облучении; по всей видимости, противник был повернут к Санберну хвостом и его радар посылал свои импульсы совсем в другую сторону.

У Санберна еще оставались две «Спэрроу»; можно было отыскать вражеский истребитель радаром, атаковать... но именно в этот момент Санберн внезапно понял все — и где именно находится враг, и что надо делать.

И успел. Уже в самый последний момент.

Под ними уже виднелась полоса берега, окаймленная тонкой белой линией прибоя, «Мираж», чуть накренившись, пошел вниз — Санберн понял, что противник уже выходит в атаку на один из самолетов, работающих близко к земле.

Вот тут он, не включая радара, и выпустил последний «Сайдвиндер».

Пилот «Миража» просто не успел ничего заметить. Белый шлейф ракеты резко ушел влево, изогнулся красивой дугой и догнал «Мираж». Это чем-то напоминало уничтожение беспилотной мишени: почти ровный полет, пуск, взрыв, падение... Из «Миража» никто не катапультировался.

И все. Четыре-три в нашу пользу. Бой закончен. Наверное.

— «Катласс-1-1», всем. Противник уничтожен. Имею тяжелые потери. Повторяю, имею тяжелые потери.

— «Катласс-2-1», «Катласс-1». Вас понял. Мы уже рядом. Даю двойной бадди-спайк.

Санберн уже и сам знал, что они рядом: система уже показывала работу радара F-16, шедшего навстречу. После этих слов раздался тревожный сигнал и отметка прыгнула из внешнего кольца во внутреннее, потом обратно и еще раз.

— Я «Катласс-1-1», бадди-спайк подтвержда... А, черт!

Все мгновенно изменилось.

Санберн даже сам не заметил, как Мэри Джейн оказалась в страшном, ломающем вираже, а автомат ложных целей работал в максимальном темпе, выстреливая ловушки пару за парой.

Конечно, он не успел увидеть — он почувствовал, сумел почувствовать то, чего не ощутил уже мертвый пилот «Миража». Но теперь, в вираже, задрав вверх резко потяжелевшую голову, он и видел крохотный, зависший далеко за хвостом, едва различимый в дымке тонкий, точеный силуэт. Черные пятнышки заборников под фюзеляжем, блик высокого солнца на фонаре кабины. Су-27. Силуэт казался каким-то странным, расплывающимся — и Санберн знал: его просто прикрывает быстро расходящийся дым от уже выпущенной ракеты.

Ловушки продолжали отстреливаться, на фронтальном дисплее Мэри Джейн быстро менялись цифры их остатка: 38, 36, 34 — а за хвостом истребителя расцветали ослепительно яркие гроздья света, яркие даже на солнце.

Вспышка — Санберн в ангаре рассматривает новенький F/A-18E, который должен был войти в авиагруппу «Рональда Рейгана», но уже никогда не войдет, потому что «Рональд Рейган» с большей частью экипажа лежит на дне невдалеке от берегов Аляски; уже через несколько часов под кабиной истребителя появится надпись «Мэри Джейн».

Вспышка — и тоже ангар, но теперь в лицо Санберну смотрит холодный блеск семи дул Слишком Мертвого, а если отвести взгляд, то встретишься со спокойными, внимательными глазами Скайларк.

Вспышка — и мягкий удар по шасси: Мэри Джейн впервые прикасается к взлетно-посадочной полосе Бастиона, а Санберн именно с этого момента и станет тем, кем остается и поныне: наемником-истребителем, хладнокровным, циничным, удачливым, разве что немного уставшим от этой идиотской жизни, которая никогда не дает тебе заниматься тем, чем действительно бы хотелось.

Вспышка — и снова Мэри Джейн, но теперь где-то позади, за ее крыльями прячется Слишком Мертвый, беспомощный, беззащитный перед внезапной угрозой с воздуха, но сейчас этой угрозы не будет: Санберн с Мэри Джейн сделают все, что в их силах — и все у них, конечно же, получится.

Вспышка — и снова Скайларк; чуть закусив губы, она выгибается, как кошка, подставляя грудь под поцелуи Санберна.

Вспышка — Мэри Джейн, ангар, замена двигателей, прикосновение к металлу, вот тогда.

Вспышка следовала за вспышкой, картины стремительно менялись, появлялись и исчезали, и наконец, осталась только одна, та самая, объединяющая все, дающая ответы на все вопросы, стоит лишь правильно ее понять: темно-синее звездное аравийское небо, неярко светящаяся вечная пустыня и черный силуэт истребителя — впереди, правее и выше.

И Санберн успел вновь увидеть, ощутить, прикоснуться к этому мгновению.

А потом на его машину обрушился страшный удар, такой, что ремни чуть не сломали плечи.

А-10 заходил на полосу с сильным креном; у всех замерло сердце, когда штурмовик ударился о бетон левым шасси с такой силой, что, подпрыгнув, чуть не опрокинулся. Опустившись, он ударился вновь, уже двумя шасси и тоже очень сильно: было заметно, как при этом ударе взмахнули законцовки его крыльев. Потом он побежал по полосе, но неровно и выкатился на грунт, поднимая тучи пыли, развернулся и замер. Пилот сидел в кабине неподвижно, не поднимая фонарь и когда к самолету сбежались люди, то долго не могли открыть кабину, потому что борт под ней был разворочен зенитными снарядами.

А потом все стали медленно расходиться. Несколько человек обтирали руки, потому что вся кабина изнутри была залита кровью. Кто-то дал отмашку подбегающим медикам — можете не торопиться.

Санберн запомнил свое последнее прикосновение к Мэри Джейн — к двум желто-черным скобам по бокам кресла, сквозь ткань перчаток. Он сжал скобы крепко, словно обнимал на прощание, хотел что-нибудь сказать, но слов не было и не было времени их искать. Тогда он резко рванул эти скобы вперед и вверх.

И Мэри Джейн сделала для него последнее, что могла сделать: раздался грохот, Санберн почувствовал, как по щитку шлема ударил яростный поток воздуха, а потом несколько секунд не видел ничего.

Он увидел ее, уже когда раскачивался под куполом. Мэри Джейн падала в плоском штопоре — и у Санберна сжалось сердце от того, как же страшно ее изуродовало: от всего хвостового оперения остался лишь правый, покореженный стабилизатор; там, где раньше были сопла двигателей, полыхало керосиновое пламя. Но хуже всего было смотреть на пустую кабину со сброшенным фонарем.

Они были рядом друг с другом и очень близко к земле, но Мэри Джейн опускалась быстрее. Санберн закрыл глаза, потому что не мог смотреть.

Но даже сквозь зажмуренные веки он увидел мягкий оранжевый свет, а потом парашют чуть покачнуло теплой, ласковой волной воздуха. И больше Мэри Джейн уже не было.

О чем думал Феррет

Набрав семикилометровую высоту, «Фантомы» Феррета выровнялись, держа курс на юго-восток. Феррет глянул на приборы — да, все в порядке — и задумался о том, что ему пришлось увидеть в этот день.

Конечно, самой хорошей новостью был гонорар. Выплачен полностью, и такой, что операция оказалась прибыльной для всех. С учетом израсходованных боеприпасов и компенсаций убитым.

Убитые... Мисс Эринджер убили, конечно. Надо полагать, убили сразу, как только над островом раскрылись первые парашюты. Но это же надо было такое сделать — убить ее из дробовика, вставив в вагину. Твари. И непонятно зачем. У капитана Мидоуза с принципами и чувством справедливости все в порядке: когда комплекс был захвачен и капитан увидел, что с ней сделали, то приказал расстрелять всех пленных — не стал разбираться, кто именно ее так. И совершенно правильно поступил. Потому что, как бы получше сказать, из-за таких перед марсианами неудобно.

Вот тебе и экстремальная журналистика. Хорошо, что мистер Эринджер о такой детали не узнал.

Но, как и предполагалось, операция зачтена, как успешная. В прибыли оказались все. И с учетом потерянных машин. Даже для этого Санберна. Даже для Санберна...

Феррет повторил себе еще раз, что не разбирается в воздушных боях и судить о произошедшем не может. И все же. Почти что двукратное превосходство над противником — и при этом такие безумные потери. Особенно отличился этот чертов «Фланкер», который появился в последний момент. Мало того, что застал врасплох самого Санберна, так еще и на встречной атаке сумел сбить один из самолетов второго звена, идущих на помощь. Причем именно тот, где был командир Санберна, этот Рэйзорбэк; тот погиб мгновенно — ракета чуть ли не врезалась прямо в кабину. Он и еще одного чуть не сбил, выстрелил, но все же не попал — а потом его и самого буквально утыкали ракетами. Именно так: уже после того, как «Фланкер» взрывом уже развалило надвое, в каждый из этих обломков попало по ракете. Н-да.

Не нужно было разделяться на два звена? Нет, нет, нельзя об этом судить, тогда мы не знали того, что знаем сейчас. Решение как решение, не хуже и не лучше прочих.

А вот сам Санберн в этом бою выступил очень даже неплохо, хоть и попался в конце. Боец-одиночка. Такой одиночка, что может даже и не совсем комми, кто его разберет, в конце концов. В любом случае, жаль, что его сбили. Уж очень он свой самолет любил. И потом, потери потерями, но свою задачу он выполнил — мы работали спокойно, никто не прилетел нас убивать.

И подругу его тоже жалко. Феррет насмотрелся на такие истории и знал, что здесь все было серьезно. Всегда ищешь себе какой-то островок, точку опоры, что ли. Если находишь, становишься гораздо сильнее. Но уж если эту точку опоры выбьют из-под ног...

Самое странное, что человек мертвый, а его самолет даже не очень и пострадал. Вполне подлежит ремонту. Считалось, что тридцатимиллиметровый снаряд не может пробить бронирование кабины А-10, но вот этот пробил. И ведь не убил ее сразу, она сумела посадить самолет, кому сказать — не поверят.

И что теперь будет с Санберном? Рэйзорбэк погиб — значит, Санберн теперь командир. Командир разгромленной группы. И лежит в госпитале, состояние серьезное — плохо катапультировался, еще хуже приземлился. С другой стороны, что значит «хуже» — приземлился на уже захваченный остров, прямо к своим, потому и жив остался. Но неизвестно, будет ли летать вообще. Жаль, если не будет. Интересно, что он будет делать с этим А-10 — продаст или отремонтирует. Или отремонтирует, а потом продаст.

И на этом размышления Феррета о том, что было, закончились.

Сейчас пунктом назначения его группы была авиабаза Эль-Харж. Через два дня намечалась новая операция: удар по одному нефтяному прииску в Иране. Феррет даже не был точно уверен, кто заказчик. Главное, что прииск был плотно прикрыт наземной ПВО, настолько плотно, что без его группы не обойдешься. Сейчас — вот прямо сейчас — на полосу Эль-Харж уже должен садиться транспортный «Геркулес» с бомбами и ракетами для операции.

Точные координаты цели Феррету тоже были неизвестны, но, как он предполагал, цель должна была находиться где-то в северной части Персидского залива. Если лететь к ней от Эль-Харж, то большая часть маршрута пройдет над Аравийской пустыней.

При мысли об этом Феррет слегка улыбнулся: он любил летать ночью над пустынями.

Оглавление

Мисс Мерритт

День на полигоне

Прикосновение

Интерлюдия

Меркурий

О чем думал Феррет Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg