«Абы не в пекло (СИ)»

Абы не в пекло (СИ) (fb2) - Абы не в пекло (СИ) 493K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виктор Евгеньевич Каменев

Виктор Каменев Абы не в пекло

ВМЕСТО ЭПИГРАФА

КРИТИК: Я понять не могу: почему вы пишите о вещах, в которых ничего не понимаете?

АВТОР: Вы много чего понять не можете, таким уродились. И покажите мне пальцем хотя бы одного смыслящего в этой теме.

К: Раймонд Моуди. Слыхали о таком? Может и его книгу «Жизнь после смерти» читывали, если, конечно, читать умеете. Или сомневаетесь в том, что там написано?

А: Нет, не сомневаюсь. Моуди, говорят, записывал рассказы тех, кто побывал в состоянии клинической смерти. У всех почти одно и то же: видишь своё тело сверху, умершие ранее родственники приходят, потом свет. Есть, кстати, люди, которые в состоянии этой самой смерти ничего подобного не видели, но о них упоминать не принято — не вписываются в общую схему.

К: Не пойму я вас. Что вы пытаетесь мне втолковать?

А: Представьте себе — вы собрались в Киев. Или в Житомир. А ваш сосед или сослуживец говорит вам: у меня там дядька живёт, ты бы не передал ему гостинчик? И вообще, посмотри, как он там, я уже лет двадцать его не видел. Допустим, вы соглашаетесь. Сделав свои дела в Киеве…

К: Или в Житомире.

А: Вы просто уничтожаете меня своим интеллектом. Или в Житомире, идёте к этому дядьке. Вас долго изучают в глазок, затем вы пространно объясняете в замочную скважину, чего вам надо. Открывается дверь. Вы поправляете галстук, кривите рожу в приветливой улыбке, вытираете копыта о коврик. Но из недр квартиры стремительно вылетает чья-то рука, выхватывает у вас гостинчик и снова скрывается, а дверь с грохотом захлопывается перед вашим носом.

К: И что?

А: Нет, это я вас должен спросить: и что? И что вы расскажете своему соседу или сослуживцу о его киевском дядьке? Ну видели в прихожей полметра стены с обоями в цветочек, край вешалки с зонтом. А дальше?

К: Ни черта не понимаю. Житомир ещё приплели.

А: Люди, о которых пишет Раймонд Моуди, видели только то, что им показывали. Понимаете? И не более того. А что там, дальше — неизвестно. И никто, слышите — никто! — этого не знает. Ни попы, ни Раймонд Моуди, ни мы с вами.

К: Всё равно, пишете вы глупости, да и сами дурак.

А: Слышь, козёл, ты базар-то фильтруй!

К: Кто козёл?!

А: В зеркало посмотри — увидишь!

(Занавес. Из-за него ещё некоторое время раздаются нецензурные ругательства, звуки ударов по лицу, треск ломающейся мебели и грохот упавшего человеческого тела.)

РАССКАЗ СБИТОГО ГРУЗОВИКОМ

Надо же было такому случится, что когда я уже добежал до середины дороги, он вылетел из-за поворота. Не знаю, какую скорость показывал в тот момент его спидометр, но мне она показалась воистину космической. Разум мой отключился, отдав инициативу инстинктам; они-то меня и подвели.

Вместо того чтобы мчаться дальше, вперёд, я зачем-то рванул назад; в ту же сторону вывернул руль и водитель грузовика.

Шансов на спасение не было. Я увидел вытаращенные глаза водителя, услышал истерический визг тормозов, а затем меня шарахнуло бампером, перегнуло пополам, раскроило башку о радиатор. Не удовлетворившись этим, безжалостная механическая сила легко сорвала с места моё тело и швырнула его на асфальт в нескольких метрах от места столкновения.

Боль рвала меня на части. Я лежал навзничь, не в силах пошевелиться, а каждую мою клеточку словно драли раскалёнными клещами. Со всех сторон сбегались люди. По идее должно было быть довольно шумно, однако я ничего не слышал.

Внезапно боль ушла. Я вдруг увидел себя со стороны, лежащим на асфальте в жалком, изломанном виде, жиденькую толпу зевак, белого, как стена, водителя грузовика с сигаретой в зубах, продирающегося к месту событий гаишника.

Было ясно — мне не выжить. Но почему-то меня это совершенно не беспокоило. Как ни странно, я терзался совсем иной мыслью: ну и нафига мне понадобилось покупать целых два рулона туалетной бумаги?

* * *

Народу собралось много, все стояли в длинной, извилистой очереди, доходящей до самых дальних облаков и пропадающей за ними. Люди, как правило, молчали, пребывая в мрачном и подавленном состоянии. Впереди плакала незнакомая мне женщина. На неё не обращали внимания; она взглянула на меня и вдруг спросила:

— Как вы думаете, они могут нас вернуть?

Я пожал плечами.

В конце очереди возник здоровенный мужичара, румяный и, если можно так выразиться в данных обстоятельствах, жизнерадостный.

— Привет, дохлые! — гаркнул он. — Кто последний?!

— Ну зачем вы так? — спросила его плакавшая женщина, — Возможно, всё образуется, и мы ещё поживём.

— Ага, как же! — возбуждённо откликнулся мужичара. — С такой башкой, — он нагнул голову, чтобы все могли видеть его проломленный череп, — только жить да добра наживать. Да разве ж вам не дали направления? Тут всё написано.

И он помахал перед лицом женщины белым листочком с фиолетовой печатью.

Сейчас же выяснилось, что у доброй половины стоящих в очереди никакого направления нет, а у тех, кто его всё-таки имел, стояли совершенно разные подписи и печати.

— У меня всё правильно, — сообщал мужичара тем, кто подходил посмотреть на его документ. — Мне его ангелица в отделе кадров выписала. А вы чего стоите, уши развесили? Идите за направлениями, без них вас всё равно никуда не пустят.

Люди заволновались.

— А где этот отдел кадров? — спросили жизнерадостного мужичару.

— Там, — ответил он, махнув рукой куда-то вдаль.

* * *

Я-то думал, что всё это пространство просто кишит ангелами, но пока что ни одного не было видно. Все, кто ушёл из очереди на поиски отдела кадров, попали в какие-то длинные коридоры без начала и конца, зато с многочисленными дверями по обеим сторонам, одни из которых оказались запертыми, а из-за других в ответ на стук предлагали убираться к чёрту.

Наконец, мне удалось проникнуть в один из кабинетов, где за столом сидела усталая девушка. Не дав мне и рта раскрыть, она положила перед собой бланк направления и спросила:

— Ваша фамилия Притыкин?

— С чего бы это? — удивился я.

«Сидоров», — написала девушка и бабахнула печатью.

— А куда направление? — поинтересовался я.

— Не знаю. Там разберутся. Зайдите в сто двадцать седьмой кабинет.

Я вышел в коридор, держа в руке направление неизвестно куда на какого-то Сидорова, и отправился на поиски.

Это оказалось не таким-то и простым делом. На большинстве кабинетов нумерация вообще отсутствовала, а когда я нашёл сто двадцать шестую и сто двадцать восьмую двери, то между ними почему-то оказалась сто девятнадцатая.

По коридору слонялись ошарашенные люди. У одних направления были, у других — нет, все искали нужные кабинеты, но никто ничего не мог найти.

В конце концов я попросту разозлился. Ну сколько ещё это будет продолжаться?!

Передо мной возникла та самая женщина из очереди. Но теперь она не плакала, а робко улыбалась.

— Они сказали, что могут меня вернуть. Надо только поставить ещё две печати, — сообщила она мне. — Вы не видели здесь двести тридцать шестого кабинета?

В руке у неё была целая кипа различных справок, штук двадцать, не меньше. Я ответил, что не видел, и пожелал ей удачи.

(Забегая наперёд, скажу, что её всё-таки вернули. Она пришла в себя в гробу, давно похороненная. Там и задохнулась. Уже окончательно.)

Люди шли по коридору двумя потоками, каждый разглядывал двери кабинетов. А мной вдруг овладела полная апатия. Ну что за чушь собачья? Кабинеты, направления, очереди, печати. Почему попы рассказывают совсем другое? «Будь что будет», — решил я, после чего сел на пол, аккуратно сложил из направления на неведомого Сидорова самолётик, пустил его под потолок коридора, привалился спиной к стене и отключился.

РАССКАЗ О ТОМ, КАК СОЗДАВАЛСЯ ОпБсНС

Послание притащил серафим-дневальный. Он и так был преисполнен глубочайшего почтения, но на всякий случай апостол Пётр сообщил ему:

— Мы заняты, молодой человек.

— Приказ Царя Небесного, — робко ответил серафим и с поклоном протянул пакет.

Пётр принял послание, движением руки отпустил дневального. На пакете имелся адрес: «В Главное управление», печати при тщательном изучении оказались поставленными по всем правилам. Ломая голову над тем, с каких это пор он числится в Главном управлении, апостол Пётр беспомощно оглянулся на апостола Павла и праведников Лота и Ноя. Впрочем, все вышеперечисленные не проявили интереса к происходящему.

Приказ Царя Небесного всё-таки требовалось принять к исполнению, иначе кое-кому бы не поздоровилось. Поэтому апостол Пётр сломал печати, вскрыл пакет и вынул из него сложенный вдвое стандартный лист с отпечатанным на нём машинописным текстом. Но если появление серафима с пакетом озадачило апостола, то сам этот приказ и вовсе поставил его в тупик. Вот что прочитал Пётр:

«Приказ по Царствию Небесному от сегодняшнего числа сего года. Со скорбию отмечая небывалый прирост нечистой силы на земле и усилении её влияния, в целях защиты людей (добрых христиан) от этой напасти и их бессмертных душ ПРИКАЗЫВАЮ: 1.Создать комиссию для рассмотрения всех случаев контактов нечистой силы и людей (добрых христиан). 2.Разработать свод предложений по комплексу мероприятий для защиты людей (добрых христиан). 3.Приказ довести до должностных лиц в части касающейся. 4.Доложить о выполнении и прислать копию протокола заседания комиссии в Мой адрес до послезавтра. ПРИМЕЧАНИЕ. Добрыми христианами считать всех, кто посещает церкви, соблюдает посты и не имеет смертных грехов на сегодняшнее число сего года. ДОПОЛНЕНИЕ. Без дополнений. ЦАРЬ НЕБЕСНЫЙ. Подпись, печать.

Апостол Пётр почесал затылок, но это вовсе не подстегнуло работу его мысли. По всем четырём пунктам приказа и дополнению к нему у него имелась масса вопросов, вот только задать их было некому. Благо хоть с дополнением не возникло недопонимания. А хуже всего было то, что Царь Небесный терпеть не мог, когда его приказы не исполнялись немедленно. Если те, кому он их отдавал, проявляли непонятливость, нерешительность и безынициативность, то им потом мало места казалось, хотя и за неразумную инициативу, случалось, получали по шапке.

— Идите все сюда, — сказал Пётр. — Это не только одного меня касается.

Апостолы и праведники нехотя приблизились, расселись вокруг него кружком. Пётр прочитал послание вслух. Услышанное всех озадачило.

— Ну а мы тут при чём? — спросил Авраам.

— Подпись и печать видишь? — спросил его Пётр.

— Вижу. Но на конверте написано: «В Главное управление», — резонно заметил Авраам. — Лично я в нём не состою.

— А ты уверен в том, что читал ВСЕ приказы по Царствию Небесному? — поинтересовался Пётр.

Авраам не читал ни одного. Желания объясняться потом с Царём Небесным у него не было, поэтому он вздохнул и замолчал.

— Чего делать будем? — спросил апостол Пётр.

Половину первого пункта отработали сразу: комиссия создалась из присутствующих автоматически. Исаак сбегал в небесную канцелярию и привёл оттуда ангелицу-секретаря для ведения протокола заседания. На этом, однако, работа приостановилась — никто из заседавших, как ни силился, так и не смог припомнить о хотя бы самом пустяковом контакте нечистой силы и людей (добрых христиан).

— Может их вовсе нет, случаев этих? — робко подал голос праведник Лот.

— Ага, — незамедлительно ответил Пётр. — Царь Небесный в приказе пишет, что есть, а ты отрапортуешь, что нету. Голова у тебя для чего?

— Ладно, пёс с ними, со случаями, — вмешался праведник Ной. — Нам о них ничего не известно. Давайте отрабатывать пункт второй, времени у нас не так уж и много.

Начались прения. Никто понятия не имел о том, как защищать добрых христиан от нечистой силы, но высказались все.

— Замочить их надо, — предложил Авраам.

— Кого? — не понял апостол Павел.

— Одним махом? — насмешливо спросил Исаак.

Авраам насмешки не понял, но подзатыльник своему чаду влепил.

— Тихо, вы там! — прикрикнул апостол Пётр. — Процентов семьдесят пять из них бессмертны. И давайте определимся, кого вообще считать нечистой силой.

— Ну как же, — ответил донельзя изумлённый апостол Павел. — Сатану и ангелов его.

— В таком случае, — веско сказал Пётр, — следует ли считать искушение человека дьяволом, проводимое по Его указанию, контактом с нечистой силой?

Вопрос поставил всех в тупик. Большинство вовсе не поняли, о чём речь, а те, до кого дошло, не знали, что ответить.

— Думаю, нет, — неуверенно протянул апостол Павел.

— То-то и оно, — принялся объяснять Пётр. — Есть план по искушению людей ангелами Сатаны, утверждённый Царём Небесным. Разумеется, подобным мероприятиям мы препятствовать не можем.

— Они, бывает, и сверх плана работают, — заметил Ной.

— Случается, — согласился Пётр. — Но подловить их на этом практически невозможно.

— О чём вы говорите? — подала голос ангелица-секретарь. — Неужели вы не знаете параграфа третьего Уложения о разделе сфер земных и небесных?

И оглядела всех присутствующих тяжёлым взглядом.

Никто из новоявленной комиссии не только не знал параграфа третьего, но и самого Уложения в глаза никогда не видал. Тогда ангелица процитировала:

— Нечистой силой следует считать всякое бессмертное или частично бессмертное существо, не состоящее в штатах Царя Небесного или Сатаны.

— Что значит — частично бессмертное? — спросил Авраам.

Но ангелицу трудно было поставить в тупик.

— Не умирающее естественной смертью, но погибающее от неблагоприятного воздействия внешних факторов, — бойко ответила она.

— Упыри, — подал пример Пётр. — Давайте уже отрабатывать пункт второй приказа. Что у нас со сводом предложений по комплексу мероприятий?

— Это не так уж и сложно, — отмахнулся Павел. — Надо создать наблюдательные посты в местах наиболее имоверного контактирования людей с нечистой силой. Происходит контакт — они дают нам вызов. Мы спускаемся и…

— Стоп! — крикнул прародитель Адам. — Подожди!

Он был старым, самым старшим из присутствующих, и его совершенно не вдохновляла перспектива гоняться по дремучим чащобам за каким-нибудь юрким лешим.

— Раз можно создать посты, то кто нам помешает создать отряд по ликвидации? — добавил Адам. — В Царствии Небесном полно безработных ангелов.

— И серафимов, — ввернул праведник Ной. — Командиром отряда надо серафима поставить.

— А на какую должность? — спросил Пётр.

— Архангельскую, конечно, — ответил, не задумываясь, Ной. — Должен же у него карьерный рост быть.

— Так тебе Царь Небесный и позволил архангельскими должностями распоряжаться, — сказал Пётр. — И вообще, в нашем отряде должны работать на совесть, а не для карьерного роста.

— Одно другому не мешает, — заметил апостол Павел. — А вообще пусть стоит себе на серафимской, делов-то. Но вот не нравится мне слово «отряд». Несолидно как-то.

Спихнув с себя всякую ответственность, члены комиссии теперь могли спокойно придираться к словам и разводить бюрократию.

— А что ты предлагаешь? — спросил его Пётр.

— Отдел. Совершенно ведь иначе звучит.

— Пусть будет отдел, — не стал спорить Пётр. — Есть у кого возражения?

— Есть, — неожиданно заявил праведник Лот. — Отдел по ликвидации? А не слишком ли шикарно звучит? Как мы их ликвидируем, если они бессмертны полностью или частично?

— Что ты предлагаешь? — спросил Пётр.

— Не знаю. Устранение, например.

— Чем это отличается от ликвидации? — спросил апостол Павел.

— Противостояние, — предложил Ной.

— Борьба, — сказал Пётр. — И на этом прения окончены. Теперь надо подготовить протокол заседания и проект приказа по Царствию Небесному о создании Отряда по борьбе с нечистой силой.

Ангелица понимающе кивнула и взялась за печатную машинку.

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА СБИТОГО ГРУЗОВИКОМ

— Зайка, — услышал я. — Здравствуй.

Я разлепил глаза. Конечно же, надо мной стояла моя тётка. Она всегда меня так называла, и никто ей не объяснил, что слова, применимые к пятилетнему ребёнку, совершенно не подходят человеку, которому стукнуло шестнадцать, считающему себя ужасно взрослым и встречающемуся с девушкой. В том возрасте я начал дичиться своей тётки и избегать её. Она не понимала такого моего поведения, обижалась. Чего теперь об этом вспоминать…

— Тётя, — сказал я, поднимаясь на ноги. — До чего же мне приятно вас видеть!

Умерла она давно, в ту пору, когда моя голова была забита выпускными экзаменами в институте, госами, то есть, от какой-то неизвестной мне болезни, а теперь вот встречала меня в царстве мёртвых.

— Зайка, бедненький, — приговаривала тётка, поглаживая меня по голове. — Как же тебе было больно!

— Не спорю, бывали у меня впечатления и поприятнее, — согласился я, мягко отстраняя её руку. — А вы совсем не изменились.

— Здесь все выглядят так, как их запомнили при жизни.

— Да ну! Вы хотите сказать, что видите меня пятилетним карапузом с вымазанными шоколадом щеками?

— Нет, зайка, конечно же я вижу тебя другим… Пойдём со мной.

Толпа в коридоре заметно поредела. Тётка взяла меня за руку и подтолкнула к одной из дверей. Я заметил на ней номер — сто двадцать семь.

— Садись, — сказала тётка, указывая мне на стул. — И не стесняйся. Это моя конторка.

— Ваша? — переспросил я, оглядывая голые стены и старенький письменный стол. — Да вы у меня в начальство выбились!

Тётка улыбнулась.

— Так уж и в начальство. Я работаю простым секретарём в отделе кадров. И секретарей, зайка, у нас очень-очень много. Послушай, что я тебе скажу: тебя хотели забрать в чистилище и жечь там в очищающем огне. Знаешь, приятного в этом мало. И я договорилась с одним человеком, который возьмёт тебя к себе.

— Куда?

— У нас тут есть Отдел по борьбе с нечистой силой. Они воюют со всякими упырями, вурдалаками, русалками. Это, конечно, страшные чудовища, но в Отделе всё же лучше, чем в огне гореть. Да и ты у меня всегда был забиякой.

— Так меня, тётя, в этот отдел и взяли.

— Возьмут, зайка, не сомневайся. Я же договорилась.

— А на какую должность? В коридоре подметать?

— Я сама толком не знаю. Там, зайка, тебе всё расскажут.

И вдруг к ней постучали, открылась дверь, в проёме показалась голова.

— Здравствуйте, — сказала она. — Этого, что ли, орла переводят в Отдел?

— Да, — ответила тётка. — Пожалуйста, заходите.

— Извините, некогда. Нам ещё кучу дел переделать надо. Давай, орёл, выдвигайся.

Я поднялся на ноги. Тётка сунула мне в руку какие-то справки и прошептала:

— Зайка, ну ты навещай меня хоть иногда.

— Конечно, тётя, — ответил я. — Спасибо вам за всё.

А затем сделал то, что мне надо было сделать с самого начала: обнял её и поцеловал в щёку.

РАССКАЗ О ТОМ, КАК РАБОТАЛ ОпБсНС

Пётр был скромным апостолом. Он не жаждал славы и почестей. Впрочем, за создание Отдела ничего из этого ему и не перепало, зато Пётр получил втык от Царя Небесного за неудовлетворительную работу его детища. Апостол разволновался и отправил Авраама с Исааком к серафиму, возглавлявшему Отдел с проверкой. В ходе её выяснилось следующее:

— ангелы Сатаны чрезвычайно раздосадованы тем, что их не привлекли к созданию Отдела, и теперь всячески препятствуют его работе;

— упыри и вовкулаки оказывают сопротивление и калечат личный состав;

— когда ангелы — сотрудники Отдела прибывают на место контакта нечистой силы и людей (добрых христиан) и приказывают Именем Господним прекратить безобразие, то:

а) гномы сердито ворчат и лезут драться;

б) лешие неприлично хохочут и обзываются нецензурными словами;

в) русалки плюются и бросаются дохлыми лягушками.

Выслушав всё это, Пётр побежал к архангелу Михаилу, чтобы выпросить у того боевых ангелов, не позволивших бы над собой потешаться, но тот отказал, сославшись на то, что его подчинённые проходят по штату, а если переводить их в другое ведомство, даже ненадолго, то Царь Небесный надаёт ему по шее.

Пётр вернулся к себе в расстроенных чувствах. Он ещё не знал того, что сюрпризы только начинаются.

Через некоторое время к нему заявился бес-посыльный. Он приволок апостолу приказ по преисподней, в котором говорилось о создании Отдела по оказанию помощи нечистой силе.

Это было прямым вызовом. Пётр возмутился. Он принялся ругаться, топать ногами и сыпать угрозами, но бес остался невозмутим, да ещё и сказал:

— Остыньте, папаша.

Подобная фамильярность настолько поразила апостола, что он на некоторое время потерял дар речи и позволил хаму выговориться. Тут-то и выяснилось, что вообще-то Сатана не имеет ничего против Отдела. Наоборот, он очень даже за. И поэтому в ПОСЛЕДНИЙ раз предлагает своё сотрудничество. В случае же отказа Петра в силу вступал приказ, с которым апостол уже имел удовольствие ознакомиться.

Принимать подобное решение самостоятельно было чревато последствиями. Пётр помчался к Царю Небесному. Но тот вдруг сказал, что не видит ничего зазорного в том, чтобы принять помощь из преисподней.

Потрясённый апостол махнул на всё рукой, пустив дело на самотёк. Отдел преобразился. В нём появилось множество подотделов, ведающих кадрами, разведкой, сбором и распространением информации, боевой подготовкой. На каждой должности теперь стояли и ангел, и чёрт. Даже начальника стало два: серафим и дьявол.

Ничего хорошего Пётр в этом не видел. Правда, черти исправно гоняли по старым кладбищам упырей, увлечённо дрались с гномами, старательно вылавливали леших, азартно охотились за русалками. Но стоило апостолу немного успокоиться, как от Царя Небесного пришла разгромная телеграмма, грозящая страшными карами всей комиссии, создавшей Отдел, в целом и Петру лично. Оказалось, что черти не только активно борются с нечистой силой, но при этом не брезгуют и сами вступить в контакт с людьми, а уж с добрыми христианами — и подавно.

Тут уж апостол Пётр не выдержал. Он сделал выволочку обоим начальникам Отдела и потребовал немедленно отозвать этих мерзавцев-чертей со всех заданий.

— Как скажешь, Петя, — миролюбиво ответил дьявол, сидя в начальственном кресле, покачивая копытом и подпиливая когти наждаком. — Ну а с нечистой силой что? Сам побежишь?

— Не я, — ответил Пётр, озарённый внезапной идеей. — Люди пойдут! Помершие! Кидайте клич по раю, аду и чистилищу!

Серафим обалдело уставился на апостола, дьявол равнодушно пожал плечами.

— Люди пойдут, — повторил Пётр. — И выбирать только самых достойных!

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА СБИТОГО ГРУЗОВИКОМ

Я долго шёл со своим провожатым какими-то коридорами, спускался и поднимался по лестницам. Он был крепким человеком средних лет в короткой тунике и с мечом за поясом.

— Куда идём? — спросил я его.

— В наш отдел кадров, — ответил мой попутчик. — Зайка.

— Спасибо за информацию, — поблагодарил я. — Но должен предупредить: за то, что дозволяется моей тётушке, кто-то другой может и в рыло схлопотать.

Мой спутник остановился и в изумлении воззрился на меня.

— В рыло, говоришь? Да ты хоть знаешь, кто я такой?

— Потом и познакомимся.

— Что ты мне такие страшные рожи корчишь?! Да твоя служба в Отделе может окончиться, даже не начавшись!

— Вот только не надо меня запугивать. Не хочешь брать — не бери, плакать не стану. Но и издеваться над собой не позволю.

— Ладно, пошли, — буркнул мой провожатый. — А свой гонор лучше для нечистой силы прибереги.

Через некоторое время в коридорах прибавилось народу. Но эти люди не метались по сторонам, беспомощно таращась на номера кабинетов, а шли целенаправленно. Начали попадаться и ангелы с чертями, причём к последним я чувствовал инстинктивное отвращение. Мой спутник постоянно с кем-то здоровался и раскланивался, что вскоре стало меня раздражать, а он, казалось, наслаждался моим раздражением.

Но в конце концов мы пришли. Мой провожатый толкнул дверь с табличкой «ОпБсНС.Кадры» и пригласил меня входить, что я и сделал.

В кабинете сидел ангел, склонившись над бумагами за одним из двух письменных столов.

— Привет, Винни, — сказал ему мой попутчик. — Знакомься, это наш новичок. А это — ангел Винниус. Ну, как дела?

Ангел чуть склонил голову, приветствуя меня, и ответил:

— Дела-то? Да всё по-старому. Вот апостол Пётр интересуется, почему в Отделе так мало представлен рай.

— Не понял. Разве у нас есть кто-то из рая?

— В процентном соотношении — большой и круглый нуль.

— И правильно. Какой осёл уйдёт из рая в какой-то там Отдел?

— Это понятно, — вздохнул ангел. — Но отбирать надо самых достойных, а у нас основополагающим фактором для вступления в Отдел является простое желание служить в нём. Вот молодой человек — откуда он? Есть у него рекомендации?

— Молодой человек при необходимости может в рыло заехать, — ответил мой провожатый. — Для Отдела эта рекомендация — самая лучшая.

— Тебе бы всё насмехаться, рыцарь. А меня теребят апостолы и праведники.

— Не бери в голову, Винни. На то оно и начальство, чтобы усложнять нам жизнь. Хотя, тут и без них чёрт ногу сломит.

— Не богохульствуй! — взвизгнул ангел.

— А ты не будь ханжой. В этом кабинете совместно с тобой заседает именно чёрт. Где он, кстати?

— На больничном. Ногу сломал, изучая инструкции и телеграммы.

Мой провожатый удивлённо покосился на ангела и ответил:

— Знаешь, Вини, меня чрезвычайно радует наличие у тебя чувства юмора. Но нам нужно встать на учёт в Отделе.

— Ну хорошо. Ты, рыцарь, иди погуляй, а я побеседую с новобранцем.

— Перестань, Винни. У нас не должно быть секретов друг от друга.

— Не надо уговаривать меня нарушать инструкции. Тебе, кстати, надо зайти в отдел покаяний. Оттуда пришла телеграмма насчёт того, что ты там давно не появлялся.

— Не пойду я туда, — мрачно ответил мой провожатый. — Не в чем мне каяться.

— Берегись, рыцарь, тебя обуяла гордыня. Каждому есть в чём каяться.

— Даже тебе, ангелу?

— Не словоблудствуй. Тому, кто перед смертью поносил Его и попирал священные реликвии…

— Да сколько можно?! — взорвался мой провожатый. — Ну сколько ещё раз я должен тебе объяснить? Меня подвесили к древу вниз головой и пообещали снять шкуру живьём! Винни, это были искренние, честные люди. Лично я им сразу поверил.

— Можно было и потерпеть, — заметил ангел. — Прямая дорога в святые.

— Да пошёл ты знаешь куда! Почему-то святым, доброй половины которых вообще не существует в природе, добрый боженька в критические моменты подсовывал какое-нибудь чудо! А вот обо мне никто и не вспомнил!

— Тише, не ори, — шикнул ангел. — Другие же терпели.

— Нет, я буду орать! У тех, кто терпели, наверное выбора не было! Но мне-то предоставили!

— Ты пошёл на сговор с язычниками.

— Ну да, было дело. Они сняли меня с дерева, чтобы иметь удовольствие слышать из моих уст богохульства и лицезреть, как я пинаю ногами все эти тряпки, горшки и доски, которые ты именуешь священными реликвиями.

— Прикуси язык! — завопил ангел.

— Потом меня всё равно убили, нашёлся один тип, у которого со мной были личные счёты. Он загнал мне меч между рёбер, а потом ещё и провернул его. Ты никогда не испытывал ничего подобного, а Винни?

— Поделом тебя отправили в ад, — высказался ангел.

— Ну да, в Царствии Небесном зря не накажут. Но почему-то никто не обратил внимания на то, что было до того. Кто эта сволочь, которая так лихо аннулировала все мои труды и заслуги? Я полторы тысячи лет назад был священником, Винни.

— Знаю.

— Нет, ты не всё знаешь. Сейчас им легко: у них есть святые книги, толкования святых книг, толкования толкований, церкви им строят, никто не преследует. А что было у меня? Несколько рукописных библейских глав сомнительного происхождения и неуёмная фантазия. Я своими руками таскал и обтёсывал камни на постройку часовни, своими ногами топал в самые неприветливые места, чтобы нести язычникам свет веры…

— Ты жалуешься на судьбу, — перебил его ангел. — В то время как истинный христианин смиренно принимает то, что уготовано ему высшими силами.

— Дурак я был, что с вами связался. Оставался бы себе язычником и горя не знал.

— Ты не заговаривайся!

— Ладно, Винни, оставим эту тему. Ты мне вот что лучше расскажи. Читывал я как-то на досуге библейские сказки…

— Притчи! — сердито поправил ангел.

— Ну ладно, пускай будут притчи. Так вот, там написано, будто бы в доисторические времена ваше племя любило лазить в постели к земным женщинам.

— К чему этот разговор? — резко спросил ангел?

— Не сердись, Винни, должен же я знать. Вы ведь бесполые? Бесполые, да?

— Допустим.

— Да чего там допускать! Получается, добрый боженька кастрировал вас за ваши подвиги?

Ангел встал на ноги и сказал:

— Вон отсюда!

Его пухлая ручка, указующая на дверь, дрожала от негодования.

Надо заметить, что рыцарь-священник даже не пошевелился.

— Ну чего ты, Винни? Я же пошутил.

— Вон!

Но тут открылась дверь, и вошёл плешивый чёрт в очках, деливший кабинет с ангелом Винниусом.

— Бебек, — представил мне его мой спутник. — А это…

— Вижу, — перебил чёрт. — Новобранец. Чего орём?

— Да вот, Винни рожа моя не понравилась, — ответил мой провожатый.

Чёрт впился в него пристальным взглядом поверх очков.

— Рожа как рожа, — вынес он свой вердикт. — Видали и пострашней.

Ангел бросил на обоих убийственный взгляд и прошипел:

— Можешь не сомневаться, рыцарь, я тебе этого не забуду!

Чёрт сел за свой стол, взял журнал учёта личного состава и сказал:

— Готово. Идите.

Мой провожатый двинулся к выходу и кивнул мне туда же.

— С чёртом проще, — сказал он, когда мы оказались в коридоре. — Не любит он бюрократии.

— Зачем тебе понадобилось выводить из себя ангела? — поинтересовался я.

— Сам напросился. И потом вот это его «рыцарь» примерно как для тебя — «зайка». Так что он и сам меня выводит.

— А что такого страшного в рыцаре? — удивился я.

— Потом как-нибудь расскажу. А вообще всё это — натуральное ханжество.

— Что именно?

— Да его нытьё по поводу отсутствия в Отделе специалистов из рая. Сдаётся мне, что оттуда просто-напросто никого не выпускают.

— Почему?

— Чтобы они не рассказали правды о том, что там происходит.

Разговаривая так, мы пришли в Отдел. Тут уже не было унылых коридоров; он представлял собой нечто вроде общежития, где у входа, рядом с телефоном, сидел дежурный. Жилые комнаты располагались компактно, а кроме них имелись ещё и множество других помещений: спортзал, душевая, учебные классы. Мой провожатый постучал в одну из дверей и заглянул внутрь.

— Здорово, вояка! — сказал он. — Тут к нам молодое пополнение прибыло.

— И что? — поинтересовался невидимый мне вояка.

— Постажируй его.

— Слушай, ты что — с Луны свалился? Меня же отстранили от должности.

У моего провожатого отвалилась челюсть.

— Тебя? — переспросил он. — Когда? За что?

— Это долгая история.

— Так мы послушаем, — обнадёжил своего собеседника мой провожатый. — Времени у нас навалом.

— Заходите тогда.

Священник-рыцарь кивнул мне головой. Мы вошли в комнату. Отстранённый от должности валялся поперёк кровати свесив голову вниз.

— Садитесь в кресла, — пригласил он нас, устраиваясь поудобнее.

— Так за что тебя отстранили? — нетерпеливо спросил мой провожатый.

— Да ни за что! А то ты нашего начальства не знаешь! Тут такое творилось! Ну, слушайте, только я начну издалека.

РАССКАЗ ОТСТРАНЁННОГО ОТ ДОЛЖНОСТИ

Сергей Тимошенко, капитан Военно-Воздушных Сил Украины, стоял в наряде дежурным по бригаде. Неделя выдалась дурной: две смены полётов плюс ожидание прибытия главкома со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде вылизывания территории, мелкого ремонта на объектах и устранения недостатков в документации. Все эти дни Сергей приходил домой только чтобы поспать, практически не видя жены и дочери. В субботу, когда неделя почти миновала, проводили парково-хозяйственный день, а после обеда громом среди ясного неба для него прозвучало известие о том, что ему срочно надо заступить в наряд вместо одного типа, заболевшего какой-то диковинной, неуставной болезнью.

Поэтому неудивительно было, что Сергей пребывал в мрачно-подавленном настроении. Ничего ему так не хотелось, как расквасить кому-нибудь физиономию, но в пределах досягаемости находился только ни в чём не повинный помощник дежурного по бригаде.

Сергей вышел из штаба. Начинало темнеть, на небе зажигались первые звёзды, звенели комары. Сергей постоял-постоял да и вернулся в здание, а там ему попался штабной домовой Стецько с вещмешком на плече.

Не так давно в этой части служил один майор, немного сведущий в магии. Когда он перевёлся в другой гарнизон, все вдруг с удивлением обнаружили, что ни фамилии его не помнят, ни имени-отчества. Кто-то обратился по этому поводу к начальнику отдела кадров, но он лишь нервно сообщил, что те, кто хотят много знать — скоро состарятся. А сам потом по пьяному делу рассказывал, будто от того майора не осталось никаких документов, и даже из списков финчасти его фамилия исчезла.

Никто ничего не понял, происшествие так и осталось тайной. А за тем человеком закрепилось прозвище Старый Майор.

Так вот, этот самый Старый Майор довольно уверенно управлялся со Стецьком. Под его чутким руководством домовой на твёрдую троечку выполнял одиночные элементы строевой подготовки, а так же цитировал отдельные главы из Устава. Перед своим исчезновением Старый Майор показал нескольким офицерам, в числе которых был и Сергей, кое-какие пентаграммы и дал под запись пару заклинаний для усмирения Стецька, буде возникнет такая необходимость.

Штабной домовой неслышно крался по коридору. Сергей выскользнул на улицу, сверился со своим блокнотом, после чего намазал палец побелкой и изобразил на двери запирающую пентаграмму.

Через некоторое время из-за закрытой двери штаба послышалось злобное сопение и полный ненависти голос:

— Слышь, Серёга, сотри! Ну чего молчишь, я знаю, что ты там!

— Далеко собрался? — спросил Сергей. — Меня с собой не возьмёшь?

— Лучше сотри по-хорошему!

— А то что будет?

Домовой не отвечал, но его сопение за дверью становилось всё агрессивнее. Тогда Сергей вошёл в штаб, успокоил Стецька заклинанием повиновения и отнёс мерзавца в дежурку. Там совместно с помощником дежурного по бригаде был вскрыт вещмешок домового с составлением описи изъятого. Оно включало в себя:

— во-первых, сам вещмешок — ни на каком виде довольствия в части домовой не состоял;

— десяток различных по длине и окраске простых карандашей и восемь шариковых ручек с фиолетовой и чёрной пастами;

— треснувшую офицерскую линейку;

— чёрный шнурок от правого ботинка;

— две тетради — рабочую, из секретной части некоего капитана, отличающегося маниакальным преклонением перед командованием части и подозреваемого, но не уличённого в том, что он постукивает на сослуживцев, а также конспект по гуманитарной подготовке одного старшего лейтенанта, однажды во всеуслышанье заявившего о том, что он не верит во всякую хрень, вроде домовых;

— газету «Спид-Инфо»? 3 за 2001 год;

— утверждённый командиром план работы части на четвёртый квартал 1999 года.

При составлении описи Стецько сидел хмурый, а под конец заявил:

— Ну и подавитесь.

— Не хами, — посоветовал ему Сергей. — Куда собрался-то?

— Не твоё дело.

— Думаешь, я больше никаких заклинаний не знаю?

Домовой поразмыслил и сказал:

— Пошли пошепчемся.

Они с Сергеем вышли в пустынный коридор штаба, сели на подоконник. И вот что поведал домовой:

— Когда-то пирамид на плато Гизы было не три, а четыре. За четвёртой начиналась взлётно-посадочная полоса для космических кораблей, но затем её частью разобрали арабы на постройку мечетей, частью засыпало песком.

— А четвёртая пирамида? — спросил Сергей.

— Уничтожили. Её развалить было легче всего. Так вот, лет эдак двадцать пять тысяч тому, туда спустился космический корабль пришельцев, величавших себя теллурианцами. Все языческие боги вашей планеты собрались к месту посадки. Ну и битва же была там, доложу я тебе! В итоге теллурианцам пришлось убираться.

— Слушай, друг, — перебил Сергей. — Допустим, боги бились с инопланетянами. Возможно, это происходило двадцать пять тысяч лет назад. Ну а ты-то куда пёрся с краденым вещмешком?

— Теллурианцы вернулись, — мрачно заметил домовой. — Для их боевых катеров вполне сгодится взлётно-посадочная полоса вашего аэродрома. Они засекли её со своего космического корабля, когда у вас полёты были. Высадка этой ночью. А я бегу потому, что мне жаль смотреть, как вас всех здесь в клочья порвут.

— Да ну, — сказал Сергей. — Неужто они такие непобедимые?

— Давай посмотрим на вещи реально, — предложил Стецько. — Авиация на Украине практически уничтожена. Сколько в вашей бригаде самолётов, способных взлететь и вступить в воздушный бой? А лётчиков? Молчишь? Теллурианцы же выставят двести боевых катеров. Да и на земле вам придётся туго. Ты когда-нибудь видел теллурианского боевого робота? Железяка из сверхпрочных сплавов, весит около шестнадцати тонн, имеет на борту восемнадцать видов вооружения, в том числе маленькую ядерную бомбочку средней мощности, а так же системы наведения и слежения. На каждом катере их четыре штуки, вот и считай.

— Так что же нам теперь делать? — спросил Сергей. — И откуда ты всё это знаешь?

Домовой почесал затылок и ответил:

— Я всё знаю. А насчёт того, что делать — есть одна мыслишка. Теллурианский боевой катер не может садиться в тумане и при низкой облачности, как ни смешно это звучит. У них на планете атмосфера сухая, под наши условия они свою технику не приспособили. Вот если бы…

— Да ты издеваешься! — заорал Сергей. — Я что, умею туман напускать?!

— Попроси кого-нибудь.

Сергей злобно плюнул и убежал в дежурку. Там он походил туда-сюда, а затем взял трубку прямого телефона и заказал метео. Ему ответил дежурный синоптик.

— Витя, а выпиши-ка шторм-предупреждение, — предложил Сергей.

— В честь какого праздника?

— В честь тумана и низкой облачности.

Некоторое время из трубки слышалось только ошарашенное молчание, затем синоптик осторожно поинтересовался:

— Серёга, тебя сегодня малярийный комар не кусал?

Сергей положил трубку. Действительно, на небе ни облачка, атмосфера прозрачная, а на теллурианский корабль шторм-предупреждения их бригады навряд ли поступают.

Сергей вышел в коридор. Стецько всё так же сидел на подоконнике и болтал ногой.

— Сотри пентаграмму, сволочь, — ласково сказал он.

— Ты намекнул, что можно попросить кого-то напустить туману.

— Ну намекнул. А чего ты попёрся звонить в метеослужбу? Меня не мог до конца выслушать?

— Слушаю, — ответил Сергей, присаживаясь на подоконник рядом с домовым и стараясь не выйти из себя.

— Надо пообщаться с Чернобогом, — сказал Стецько.

— С кем?

— С Чернобогом. Совсем вы одичали, корней своих не помните. Христиане!

— Ладно, допустим, он сможет напустить туману. Так инопланетяне завтра прилетят.

— Теллурианцы страшно суеверны. Фаталисты. Если у них не выйдет приземлиться, они тут же улетят. Ты собираешься связаться с Чернобогом или найти причину, чтобы этого не делать?

— А выбор у меня есть?

— Нету. Слушай внимательно, повторять не буду.

* * *

За взлётно-посадочной полосой аэродрома располагалось небольшое озерцо, заросшее по берегу камышом. Сергей приехал туда на велосипеде, взвалив бремя службы на хрупкие плечи помощника, проломился сквозь заросли к воде и произнёс заклинание, записанное со слов Стецька.

Ничего не произошло, даже рыба никакая не плюхнулась. Сергей почувствовал себя довольно глупо. Мысленным взором он рисовал себе такую картину: в понедельник Стецько рассказывает собравшимся вокруг него офицерам эту историю, изображая в лицах, кто чего говорил. Те, конечно, ржут.

Сергей рывком поднял с земли велосипед, мечтая о том, как он по приезду расправится с домовым. И в это время от воды послышался голос:

— Зачем звал?

Сергей уронил велосипед и оглянулся. В лунном свете на озёрной глади хорошо были видны три головы с длинными волосами. Сергей медленно подошёл к берегу. Русалки не шевелились. Они были совсем близко; Сергей опустился на четвереньки, резко выбросил вперёд руку и схватил одну из них. Оставшиеся тотчас же нырнули.

Свежепойманная русалка визжала и кусалась. Сергей рассердился и утихомирил её кулаком.

Прошло немного времени, и на поверхности воды снова появилась голова — на сей раз с бородой и торчащими из волос водорослями.

— Отпусти девку, — потребовал водяной.

— Самому понравилась.

— Что хочешь за неё?

— С Чернобогом пообщаться.

Водяной хмыкнул, плеснул водой.

— А не забоишься?

— Не забоюсь, — уверил его Сергей. — Только давай скорее.

— Кликни Чернобога, дядюшка, — прохныкала с берега русалка. — Пускай он этому вояке мозги вправит.

— А ты заткнись, — шикнул на неё Сергей.

Водяной нырнул. Довольно продолжительное время было тихо, лишь звенели комары, да русалка стонала на влажной траве. Но вдруг послышался голос:

— Отпусти её.

И было в нём нечто такое, отчего Сергей, не прекословя, поднял русалку и ногой подтолкнул к озеру. Она шумно упала в воду, отплыла подальше и крикнула:

— Ну подожди, придёшь ты на рыбалку!

Сергей показал ей кулак, русалка ушла на дно.

— Чего надо? — спросил голос.

— Теллурианцы пришли, — сообщил Сергей.

— Знаю, — спокойно ответил Чернобог. — Но вы же от нас отказались, пусть ваш бог вас теперь и спасает.

— А он что-нибудь делает?

— Конечно, — в голосе Чернобога слышалась издёвка. — Места вам готовит.

— Где?

— В пекле почему-то больше, чем в раю. Работа идёт, можешь не сомневаться. Новых котлов натаскали, смолу плавят. Он же вас ненавидит, ну как вы этого не понимаете?

— Чернобог, а напусти им туману. Ты же можешь.

— Могу. Но не буду.

— А мы бы тебе жертвоприношение сделали, — предложил Сергей. — Водочки, пивка.

— От вас, военных, дождёшься, — хмыкнул Чернобог. — Да и не надо мне ничего.

— Что же тогда делать? — спросил Сергей, прихлопнув на щеке здоровенного комара.

— Ладно, раз уж ты сумел поймать русалку, то машину туманоделательную, МТД-1, я тебе дам. На десять минут. Но крутить её будешь сам. Влево повернёшь рукоять — туман пойдёт, вправо — низкая облачность.

— А чтобы и то, и другое сразу?

— Тогда рукоять надо покачивать туда-сюда.

— Не мало ли десяти минут? — усомнился Сергей.

— Достаточно. Я за это время всю землю туманом укрою. Да, советую тебе взять кого-то в помощь.

Сергей выхватил из кармана мобильник, вызвонил дежурного синоптика и закричал:

— Витя, бегом мчись к озеру! Объяснять некогда!

Чернобог был настолько любезен, что подождал, пока взмыленный синоптик примчался на велосипеде к месту событий. Вслед за тем из темноты начали проступать очертания гигантской МТД-1 с огромными зубчатыми колёсами, уходившими в землю. Сергей кратко обрисовал обстановку, после чего оба офицера схватились за рукоять. От страшного напряжения у них затрещали сухожилия, мускулы свело судорогой. А рукоять не сдвинулась ни на миллиметр.

* * *

Я смотрел, как эти два вояки пыжатся под МТД-1, и покатывался со смеху. Чернобог-то вертел её рукоятку одним пальцем. Но забавы забавами, а контакт людей с нечистой силой произошёл. Я вышел из своего укрытия и сказал:

— Всем оставаться на своих местах! Отдел по борьбе с нечистой силой! Вы арестованы за применение языческой техники!

Ну не Чернобога же мне было хватать, в конце концов!

Если бы кто видел, как перепугались эти два, с позволения сказать, офицера. Да они чуть не сдохли от ужаса! Правда, их испуг выразился, как бы это сказать… в нетрадиционной форме, что ли. Одним словом, даже если ты давно умер, очень неприятно, когда тебе ломают челюсть, вышибают зубы, смещают суставы и позвонки. На некоторое время я почти ослеп и чувствовал только щедро сыпавшиеся на меня удары. Затем послышался голос:

— Серёга, ну заканчивай уже развлекаться, смотри — вон катера показались.

Я совсем отключился, а когда пришёл в себя, то обнаружил, что мы втроём, хоть со скрипом, стоном и матами, но всё же раскачиваем проклятый рычаг, от нас во все стороны растекаются туман, переходящий в низкую облачность, а теллурианские корабли, коснувшись её, взлетают, будто ошпаренные, и уходят в небо.

Потом мы валялись траве, обессиленные, МТД-1 плавно уходила под землю, а этот ненормальный из штаба всё цеплялся ко мне:

— Братан, так что там с нашим арестом? За сухарями сбегать можно?

Но разговаривать с ним было ниже моего достоинства. А, вернувшись на базу, я узнал, что апостол Пётр влепил мне строгий выговор и временно отстранил от должности за работу на языческой машине.

РАССКАЗ НОВОБРАНЦА

— Не понял, — сказал я. — Так языческие боги существуют?

— А ты как думал? — проворчал отстранённый. — Причём существуют они довольно активно.

— И с ними лучше не связываться, — добавил мой провожатый. — Кому же мне тебя сплавить на стажировку?

— Сам возьми, — предложил отстранённый.

— Ага, делать мне больше нечего.

— Я бы с ним повозился, но сам понимаешь. Ещё неизвестно, как командир на это дело посмотрит. И мой переход в одиночки теперь могут зарубить.

— Не зарубят, — приободрил отстранённого священник-рыцарь. — Всем Отделом за тебя встанем. Первый раз, что ли?

— Своди своего новобранца к Берсерку.

— Да у тебя тот капитан из штаба последние мозги вышиб! — рассердился мой провожатый. — Нашёл наставника!

— Я ему подсказываю, а он на меня орёт. Тогда идите к Философу.

— Я и сам об этом подумывал, — признался мой провожатый. — Пошли к Философу, молодой.

Мой будущий наставник, ответственный за стажировку, сидел в своём номере и задумчиво листал фолиант с пожелтевшими страницами. Мы бесцеремонно ввалились к нему; он удостоил нас взгляда.

— Философ, — сказал мой провожатый. — Я тут тебе человечка привёл.

— Зачем?

— А ты его постажируй. Он у нас новенький.

— Это обязательно делать мне? — поинтересовался Философ.

— Ну а кому же ещё? Ты у нас степенный, рассудительный, научишь, как положено. Ладно, мне пора.

— Постой! — крикнул Философ.

Но было уже поздно.

Некоторое время мы с моим наставником молча разглядывали друг друга. Затем он отложил в сторону фолиант и не то, чтобы развил бурную деятельность, но сводил меня к чёрту, ведавшему хозяйственной частью, а у него выбил для меня комнату и кое-какую мебель.

— Спрыснем новоселье? — предложил я, когда мы осматривали мои апартаменты.

Мой наставник изумлённо уставился на меня.

— А ты прыткий, — заметил он. — Подожди, пусть хоть твой труп в земле разложится. И вообще, кто тебе сказал, что тут, на небесах, можно водку лакать?

— Да зачем мне что-то говорить? В отделе кадров я видел чёрта.

— Бебека, — подсказал Философ.

— Да, его. Так вот, от него пахло совсем не серой и уж тем более не ладаном, а чем-то гораздо более знакомым и приятным.

— Черти — они все такие. Я, конечно же, знаю, где достать спирт. Странно другое.

— Что именно?

— Я когда помер, то ещё года три в себя придти не мог. А ты только появился — и сразу быка за рога.

— Чего тянуть, теперь уже всё равно не оживят. А тебя за что Философом прозвали?

— Я был им при жизни. Да и сейчас остался.

— А в Отдел зачем пошёл?

— Тебе этого не понять, — ответил Философ, почему-то хмурясь.

— Да уж куда мне, — хмыкнул я.

— Впрочем, может и поймёшь. В Отдел я пошёл из-за того, что наш мир несовершенен.

— Это точно, — подтвердил я. — Видел бы ты тот грузовик, из-за которого я сюда попал. Грязный, краска облупилась, аптечки у водителя нет…

— Грузовик тут не при чём, — перебил меня Философ. — Речь о другом.

— В широком смысле? — уточнил я.

— Ты сам-то понимаешь, чего говоришь? — поинтересовался Философ. — Или просто машешь языком, чтобы не молчать?

— Я говорю о том, что наш мир неидеален, людишки глупые, нечистая сила злая, а Царь Небес-ный…

— Стоп, — одёрнул меня Философ. — Вот про Царя Небесного не надо. Ты ещё не окончишь своей фразы, а ему уже всё доложат.

— В Отделе есть стукачи? — удивился я.

— Да их везде полно. В Отделе, конечно, нет, мы друг за друга ручаемся. Но всё равно, будь осторожнее со словами.

— Слушай, Философ, а давай я буду помогать тебе бороться за совершенство мира.

— Ты?

— А почему бы и нет?

— Интересно, как ты это себе представляешь.

— Очень просто. Ты составляешь план проведения мероприятий, сроки…

— Подожди, — оборвал меня Философ. — Какой план? Я и сам не знаю, что делать. А для того, чтобы получить ответ, надо познать бытие во всех его проявлениях.

— И когда же ты его познаешь?

— Я тебе первому об этом сообщу.

— А что, Философ, наш мир всегда был несовершенен?

— Практически да. В разное время по-иному. Впрочем, у человечества был шанс пойти по другому пути.

— Это когда языческие боги прогнали теллурианцев?

— Позже. История об этом уже успела стать легендой.

— Да? А я не слышал. Расскажи, Философ. Небось, опять умные инопланетяне шлялись поблизости.

— Нам бы сначала план ввода в строй составить.

— Да ладно тебе, Философ. Ведь когда-то и ты был новобранцем? И в строй тебя вводили?

— Не без этого.

— Вот и дашь мне свой план, а я у тебя его передеру.

— И то правда, — согласился Философ. — Ты только совсем уж слово в слово не переписывай, меняй кое-что. Ну ладно, слушай.

ЛЕГЕНДА О КОСМИЧЕСКОМ ЯЙЦЕ

Умные инопланетяне, шлявшиеся поблизости, висели на орбите Земли и судили-рядили о том, стоит ли им связываться с аборигенами. Высказывалось много версий и догадок. Разумеется, никто не собирался принимать землян в космические сообщества и содружества, но хотя бы посмотреть на них не мешало. Только вот не знали: робота туда заслать или слетать самим. Иные специалисты вообще советовали плюнуть на это дело да возвращаться домой, но были и такие, которые чуть ли не в драку лезли, требуя всесторонне изучить землян.

Окончательное решение осталось за командиром. Он ушёл в свою каюту, пробыв там в нирване около полутора земных суток, но Высший Разум так и не подсказал ему, как действовать в данной ситуации.

Командир в задумчивости бродил по кораблю, сторонники и противники изучения землян спорили между собой в кают-компании. И тут из аппаратной послышался крик:

— Какой козёл включал облучатель?!

Инженеры, биологи, астронавигаторы и прочие специалисты быстро отыскали виновного для взбешённого командира. Им оказался один из молодых борттехников, дежуривший в ту ночь. Выяснилось, что облучатель он не включал, а просто кипятил на нём чай в железной кружке. От резкого повышения температуры в инопланетном приборе сработала какая-то хреновинка, а на Землю ушёл луч, который вполне мог наделать там делов.

Когда любителя горячего чая морально выпотрошили, возник вопрос: что делать? Начальник инженерной службы корабля предложил:

— Обязательно нужно выяснить, кто там облучился. Давайте пошлём туда робота-шпиона. Только желательно замаскировать его под местные условия.

Разведчики предоставили фотографии местной флоры и фауны. Инженеры долго выбирали, а в итоге решили замаскировать робота под паука — зверь подвижный, устойчивый, а главное — везде этой гадости полно, никто и внимания не обратит.

В инженерном отсеке закипела работа. Одни извлекали из запасников и расконсервировали начинку, другие мудрили над механическим паучьим телом, третьи монтировали и собирали.

Чуть больше, чем через земные сутки он был полностью готов. Но командир, придя посмотреть на плоды трудов праведных, ещё с порога покачал головой.

— Что, плохо? — встревожился главный инженер. — Да вы посмотрите, командир. Надёжный же робот. Вот на нём камеры слежения, микрофоны, усилители, приёмники, передатчики. Развивает скорость до двухсот земных километров в земной час, да ещё и кусается, зараза. Анализатор самой последней модели, от сердца оторвали, в него забиты алгоритмы действия для трёх тысяч различных ситуаций. Сверхпрочный каркас…

— Да ты издеваешься надо мной! — заорал командир, окончательно потеряв терпение. — С ума вы тут посходили, что ли? Где ты видел такого паука, чтобы он был с лося размером?

Вызвали главного биолога. Тот с сомнением посмотрел на готового робота и подтвердил, что паучки вообще-то маленькие, не больше ладошки. Главный инженер с ехидцей в голосе поинтересовался, каким образом он должен распихать всю эту хрень в такую маленькую козявку. Главный биолог ответил, что не знает, но от паука, который стоит сейчас перед ним, все земляне будут с визгом разбегаться, а значит для шпионажа он совершенно не годится. Главный инженер открыл, было, рот, но вмешался командир:

— Значит так. Толку от этого не будет. Сейчас посылайте на планету мини-катер и пусть он доставит сюда образец местной фауны. Должен же у них быть орган, отвечающий за работу центральной нервной системы! Поймаем земную зверюшку, впаяем ей в башку микрочип с камерами и будем нею отсюда управлять. Действуйте.

Через два земных часа корабельный нейрохирург потел над животным, распластанным на операционном столе. В крохотный мозг существа вживили микросхему, к глазным нервам подсоединили камеру, к слуховым — микрофон. Затем зверёк прошёл контрольные испытания, послушно бегая взад-вперёд, влево-вправо, а так же выводя на экраны в мониторной изображения корабельных переборок.

Затем катер доставил его на Землю, в ту точку, куда ушёл луч; связисты усилили поступающий сигнал, командный состав расселся перед мониторами.

Вскоре экипаж знал, что луч попал в зверюгу, содержавшуюся у землян, именующих друг друга Дед и Баба, а сама она прозывалась Курочкой Рябой. Из-за облучения в её организме возникли кратковременные мутации, проявившиеся в том, что она снесла яйцо из чистого золота.

— Как это символично, — сказал заместитель командира по работе с личным составом. — Яйцо характеризует мироздание. Они, эти Дед и Баба, наверняка уже поняли, что другая цивилизация подаёт им сигнал…

— Что они делают? — перебил его главный инженер.

— Баба режет сало, — доложил инспектор по цивилизациям. — А Дед…Не пойму.

— Сдаётся мне, что он пытается разбить яйцо, — предположил командир.

— Невозможно, — отозвался заместитель по работе с личным составом. — Это же дикость!

— Смотри сам.

Несколько земных минут прошли в тягостном молчании. Сомнений не осталось ни у кого: Баба топила на сковородке сало, а Дед, раскрасневшийся и произносящий слова, от которых главный лингвист пришёл в отчаянье, азартно лупил по золотому яйцу молотком.

— Вот мы и выяснили всё, что нам надо, — сказал командир. — С этими людьми никакого контакта не будет. Можно подумать, что их курица каждый день несёт золотые яйца. Не попытавшись ни понять, ни разобраться — и молотком. Летим домой. Яйцо уничтожить можно?

— Направленным ударом, — отозвался главный инженер. — Сейчас сделаем.

У Бабиного кота глаза полезли на лоб от изумления, когда на хозяйский стол нахально влезла мышь и остановилась перед золотым яйцом, оставленным там Дедом, утомлённым от попыток его разбить. Инженеры побежали к аппаратуре. Маячок на мыши дал координаты, сработала система наведения, направленный удар с корабля разнёс яйцо в пыль. А ещё через секунду кот в прыжке смахнул мышь со стола и сожрал её за печкой вместе с дорогущей и не имеющей аналогов аппаратурой.

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА НОВОБРАНЦА

— Что-то подобное мне уже рассказывали. Или читали. Давненько, правда, — заметил я. — Знакомая легендочка. Не захотели, жлобы, с нами водиться.

— Ты неправ, — возразил Философ. — Это мы против них жлобы. Пошли в нашу канцелярию, возьмём там инструкции, которые тебе необходимо изучить.

И мы выдвинулись.

Ангел-канцелярист вручил мне папку с инструкциями и заставил меня расписаться за получение. Я собрался уходить, но увидел пристроившегося в уголке отстранённого, который что-то увлечённо писал на стандартном листе.

— Привет, — сказал я ему. — А ты тут зачем?

— Апелляцию строчу, — ответил тот, неохотно отрываясь от листа. — По поводу своего отстранения. В инструкциях ясно написано: мы должны препятствовать контактам нечистой силы и добрых христиан. А эти два офицера в церкви последний раз в церкви были, когда их туда в младенчестве носили крестить, молитв не знают, постов не соблюдают и вообще, религиозность у них просыпается только на Пасху и Рождество и то, не во время службы, а когда она кончается и можно отправляться водку жрать. Ну какие из них добрые христиане?

— Апелляция тебе не поможет, — заметил ангел из-за своего стола. — Апостол знает, что делает.

— А ты заткнись, — посоветовал ему Философ, до сих пор не проявлявший интереса к происходящеему. — Тебя не спросили.

Ангел что-то проворчал, отстранённый снова взялся за писанину. Мы с Философом пошли к нему, но в коридоре наткнулись на здоровяка с выбритой головой.

— В чём дело?! — грозно рявкнул он. — Почему я должен, высунув язык, носиться по Отделу и искать новобранца?

— Разве Священник тебе его не представил? — искренне удивился Философ.

— И не подумал даже.

Тогда Философ подтолкнул меня к бритоголовому и сказал:

— Это наш Старшина. Старшина, это наш новобранец.

— Очень приятно, весьма польщён, — ответил бритоголовый. — Пойдём со мной.

— Минуточку, — вмешался Философ. — Насколько мне помнится, стажирую его я.

— Ничего не имею против, — бодро ответил Старшина. — Стажируй на здоровье.

— А куда в таком случае ты его тащишь?

— В наряд.

— Что? — опешил Философ. — Парень же ещё не отстажирован!

— Ничего страшного. Он будет стоять в наряде, а ты стажируй его в своё удовольствие. Пойдём, новобранец.

Вслед за тем я был отведён ко входу в общежитие и усажен за стол перед телефоном.

— Если позвонят и потребуют кого-то на выход, иди в коридор и ори погромче, — проинструктировал меня Старшина. — А документацию можно и здесь изучать. Если будет что-то непонятно — обращайся к Философу или ко мне. Удачного дежурства.

Он ушёл, а я открыл папку. Инструкций было много, целая пачка. Составили их сухим, канцелярским языком; читая всё это, я зевал так, что чуть не вывихнул челюсть.

Зазвонил телефон. Я схватил трубку и сказал:

— Дежурный по Отделу.

— Зайка, это я. Как устроился?

— Хорошо, тётя.

— Тебя уже и дежурить поставили?

— Доверяют.

— Ты у меня всегда был умницей.

— Тётя, я, когда сменюсь, заскочу к вам. Посидим, поболтаем.

— Хорошо, зайка. Я буду тебя ждать.

— А вы там как?

— Всё по-старому. Ну ладно, до встречи.

И она отключилась. Подошёл Философ. Он принёс мне свой конспект с планом ввода в строй, пожелал удачи в овладении профессией, а затем исчез. Некоторое время я тупо таращился в бумаги. Конспект Философа был написан в таком стиле, что инструкции, по сравнению с ним, напоминали приключенческий роман.

Я вздохнул и отложил весь этот бред сивой кобылы в сторону.

Мимо моего стола промчался Старшина.

— Ну что, новобранец, всё тебе понятно? — спросил он на бегу, не очень-то дожидаясь ответа.

— Ни фига мне не понятно, — агрессивно ответил я.

— Вот и хорошо, — донёсся до меня голос Старшины из конца коридора.

В отличие от него, я ничего хорошего не видел. Особенно меня смущал последний пункт ввода в строй, гласивший: «сдача зачётов».

Зазвонил телефон. Я снял трубку. Кто-то потребовал у меня отправить на вызов Герцога с группой.

Я вышел в коридор и заорал:

— Герцог с группой, на выход!

Некоторое время было тихо, затем из одного номера выскочил человек и помчался к моему посту, но, увидев меня, резко сбавил ход, а ко мне и вовсе подошёл вразвалочку. За ним потянулись и другие, одеваясь и прилаживая оружие на ходу.

Выскочивший первым, принялся поучать меня в том плане, что нефиг так верещать, а надо вежливо зайти, тихо постучать и сказать: «Ваша светлость, вас просят на вызов», потому что у нас тут Отдел по борьбе с нечистой силой, а не базар, и вообще, таким щенкам, как я…

Тут возникли обстоятельства, прервавшие его речь. Когда дело дошло до щенков, я как следует звезданул его светлость по физиономии. Герцог растянулся на полу, но тотчас же вскочил и столь душевно мне ответил, что у меня чуть голова не отпала. Мы сцепились, кто-то рванулся к нам, но его не пустили, сказав:

— Не лезь, Герцог сам напросился.

Некоторое время мы с моим противником яростно молотили друг друга, без какого-то ни было перевеса одной из сторон. Но тут появился Старшина и вклинился между нами.

— Молодой, не с того службу начинаешь, — заметил он. — А тебе, Герцог, не мешает быть умнее. Ты вообще чего сюда припёрся?

— Вызвали с группой, — ответил тот, осторожно ощупывая лицо.

— Ну так отправляйся по вызову!

— Вперёд! — распорядился Герцог, и группа двинулась за ним.

* * *

Когда они вернулись, я уже готов был выть от тоски. Все разошлись по комнатам, а Герцог подрулил ко мне.

— Слышь, — сказал он. — Нас с тобой придётся объяснительную писать Старшине.

— Вместе?

— По отдельности. Чего напишем?

— Правду, — ответил я. — А как же иначе? Напишем, что я прохожу стажировку, а ты демонстрировал мне приёмы рукопашного боя.

Герцог взглянул на меня искоса.

— Что ж, правду, так правду.

С тем он и ушёл к себе.

Зазвонил телефон.

— Дежурный по Отделу, — сказал я в трубку.

— Это апостол Пётр. Молодой человек, вы ведь ещё не отстажировались, не сдали зачёты. По какому праву вас поставили в наряд?

Насчёт прав Старшина меня не просветил. Я решил помалкивать.

На том конце провода послышался вздох, после чего апостол сказал:

— Позовите Старшину. И поскорее, пожалуйста.

Я положил трубку на стол, вышел в коридор и заорал:

— Старшина!!!

Поскольку тот сразу не вышел, зов пришлось повторить ещё раз. Старшина появился из своего номера ужасно недовольный.

— Чего верещишь? — спросил он.

— Апостол Пётр на проводе.

Недовольство Старшины словно рукой сняло. Он помчался к моему посту и схватил трубку.

Разговор получился, как бы это выразиться… скажем так, несколько односторонним. Продолжался он довольно долго, причём со стороны Старшины прозвучало только две предельно лаконичные фразы:

— Да я ж ничего такого…

И:

— Понял.

Положив трубку на рычаг, Старшина сказал:

— Иди отсюда. Стажируйся, сдавай зачёты.

Я пожал плечами, собрал свои бумаги и отправился к Философу.

* * *

Наша беседа выглядела следующим образом: Философ выдавал длинные монологи, а я вставлял короткие замечания. На огонёк заглянул Герцог.

— Молодой, так ты не имеешь ко мне претензий? — уточнил он.

— Нет, я же сказал.

— Тогда мой тебе совет: не пиши никаких объяснительных. Это совершенно ни к чему.

— Объяснительная — суть документ, — вмешался Философ. — А документ надо отработать, сделать выводы, провести мероприятия и доложить начальству о том, что все уже наказаны. Могу ли я узнать, в чём дело?

— А этот не говорил? — спросил Герцог, кивнув на меня.

— Нет.

Герцог как-то странно глянул на меня и ответил:

— Пошли к Старшине. Там разберёмся.

Старшина занимал самую большую комнату во всём Отделе, впрочем, добрую её половину загромождал шкаф со стеклянными дверцами, за которыми виднелись горы картонных папок.

— С прибытием, — ядовито сказал он. — Полюбуйся на своего стажёра, Философ. Он уже с Герцогом подрался.

— Странно, — заметил мой наставник. — Так быстро. Я, прибыв в Отдел, подрался с Герцогом только на третий день.

— Ты мне тут демагогию не разводи! Имей в виду, Философ, это твой прокол. А вы, двое, объяснительные мне на стол!

Мы с Герцогом переглянулись.

— Ну чего гляделками хлопаете?! — рассердился Старшина. — Берите листы, ручки и пишите!

— Ничего мы писать не будем, — ответил я.

— Что?! Ты сколько прослужил, молодой?!

— Сколько бы не прослужил, а объясняться мне не в чем.

Старшина обалдело уставился на меня. Морщины на его лбу говорили об усиленной работе мысли.

— Слушай, а тебя Герцог не запугивал? — поинтересовался он.

— Этого запугаешь, как же, — хмыкнул Герцог.

— Пишите объяснительные, — потребовал Старшина.

Мы промолчали. Старшина посмотрел на нас и принялся орать, визжать, верещать, рычать, шипеть и вообще, всячески выражать своё недовольство. Никаких объяснительных мы так и не написали и в итоге были отпущены со страшными угрозами и проклятиями.

— Дать бы ему разок промеж рогов, — мечтательно сказал Герцог, выйдя в коридор.

— Дай, — предложил Философ.

— Субординация не позволяет.

— Люди добрые, это определённо нужно спрыснуть, — вмешался я.

— Дельная мысль, — воодушевился Герцог. — Я и сам об этом подумывал.

— Давайте без меня, — предложил Философ. — Я, в конце концов, хочу книгу дочитать. Герцог, покажи ему всё, что надо.

— Это можно. Пошли, молодой.

Философ удалился к себе, а мы вышли из общежития Отдела. По дороге Герцог объяснил мне, что черти умеют улавливать спиртовые пары и сигаретный дым, а потом продают. Он как раз искал такого чёрта; вскоре его поиски увенчались успехом.

Мы спрятались за каким-то облупленным зданием, там торговец показал нам свой товар. Его было много: на сигаретных пачках маркером были выведены единички, на пол-литровых бутылках с самогоном — тройки, а на водочных пятёрки.

— В какой валюте он всё это продаёт? — тихо спросил я Герцога.

— В богохульствах, — ответил тот.

— Да? А нам ничего за это не будет?

— В Чёрный Список занесут, — равнодушно ответил Герцог.

— Понятно. Знаешь, Герцог, я не то, чтобы боялся, но начинать службу подобным образом… Небось, Священник и Философ в этом самом Чёрном Списке не фигурируют.

— Совершенно верно, — подтвердил Герцог. — Зато они фигурируют в Чёрном Списке Чёрного Списка под номером один и два, не помню точно, кто под каким. Уже оттуда самых отличившихся волокут на какую-то там комиссию. Ты не беспокойся, Чёрный Список фактически дублирует списки Отде-ла, тебя только и не хватает.

После этого я уже не колебался. Мы с Герцогом взяли ящик водки, десять литров самогона и блок сигарет. Впрочем, насчёт последнего мой провожатый советовал не обольщаться: пачки, как он сказал, все от «Марльборо», а сигареты в них самые разные, даже без фильтра попадаются.

Мне приглянулась ещё бутылка коньяка «Наполеон». Чёрт клялся, будто напиток настоящий и изготовлен чуть ли не самим покойным императором. Смущало меня то, что стоил он безумно дорого — сто богохульств. Я решил пока повременить.

Мы с Герцогом пришли в общежитие.

— Старшине бы на глаза не попасться, — высказал я своё пожелание.

— Да ладно тебе, он первый на запах прибежит. Ты хочешь кого-нибудь пригласить?

— А что, мы вот это всё вдвоём выдуем? Конечно, хочу. Желательно побольше народу, весь Отдел, например.

— За добавкой придётся бежать, — предупредил Герцог.

— И сбегаю.

— Тогда я сейчас всех пригоню, — пообещал Герцог.

* * *

В Отделе насчитывалось ровно тридцать душ: четыре группы по шесть человек, Старшина, стажёр (это я) и ещё четверо одиночек, к которым принадлежали Священник и Философ. Еще двое, не имеющих группы, прозывались Берсерком и Ирокезом. Первый был единственным, кто пришёл с оружием. На его плече красовался двуручный меч, с одного бедра свисал здоровенный нож, с другого — небольшой топорик, спереди за поясом торчала шипастая булава, сзади на цепочке висел кистень.

Вошедшие рассаживались преимущественно на полу. Когда все прибыли, Старшина представил меня всему личному составу, а Герцог с Философом принялись раскупоривать бутылки.

Всё происходившее потом припоминается мне весьма смутно. Мы пили, я бегал за добавкой (кажется, при этом чёрт меня обсчитал), затем отправляли кого-то ещё за ней же. Помню, Священник говорил:

— Мы все здесь по разным причинам. Берсерк с Ирокезом — от скуки, Герцог от пекла спасается. Старшина — бумажная душа, бюрократ, он просто создан для своей должности. У Философа крыша едет на смысле жизни, непонятно только почему он ищет его именно здесь. А тебя что к нам привело?

Не помню, что я там ему ответил, но он исчез. А затем и вовсе никого не осталось.

* * *

Придя в себя, я собрал пустые бутылки, валявшиеся по комнате, вытряхнул из последней пачки единственную сигарету, сел и закурил.

Отдел жил обычной жизнью: в спортзале кто-то колотил по боксёрской груше, в душевой лилась вода, Старшина переругивался с кем-то по телефону. Я посидел-посидел да и пошёл к тётке.

По дороге мне попался чёрт-торговец. Я вытряхнул его наизнанку и среди спиртного, табачного и наркотического обнаружил ещё много полезного, вроде холодного кефира.

После него мною была приобретена баночка кофе и пачка печенья, а вслед за тем чёрт, льстиво улыбаясь, проводил меня до отдела кадров и очень агитировал при необходимости обращаться только к нему, объяснив это тем, что постоянным клиентам он делает скидки.

Тётка сидела в своей конторе, печатая какой-то документ.

— Здравствуй, зайка! — поприветствовала она меня.

Мы обнялись, после чего я выставил на стол свои трофеи.

— Господи! — воскликнула тётка. — Кофе! Печенье! Где ты это всё взял?

— Философ дал. Он меня стажирует, заботится обо мне.

В руке тётки появился чайник.

— Вообще-то, зайка, это грех.

— Что именно?

— То, что мы с тобой собираемся делать.

— Кофеёк хлебать? Да, грех смертный. Ужас просто.

— Дело не в том, большой грех или малый. Скверно то, что мы его намеренно совершаем.

Разговаривая со мной, она разлила кофе по чашечкам.

— Зайка, мне говорили, что ты богохульствуешь и водку пьёшь. Разве тебе неизвестно, что этого делать нельзя?

— Больше не буду, тётя. Просто мне надо было влиться в коллектив.

— Так ты в рай не попадёшь.

— Ну и что? Раз вы не в раю, то и мне там делать нечего.

— Какой рай, зайка? — грустно улыбнулась тётка, — У меня грехов много.

— У вас? — изумился я. — Да вы — самое доброе существо, с которым мне доводилось общаться!

— Ты думаешь, что грех — это нечто страшное, убийство там, ну я не знаю. А ведь ангелы на небе записывают ВСЕ наши поступки, слова, мысли. Где-то на кого-то рассердился, другому нагрубил, про третьего подумал плохо…

— Всё ясно. В рай вас взять не захотели, нашли к чему придраться.

— Не надо так, зайка, Царь Небесный услышит. Да и привыкла я здесь, жаль будет уходить.

— Скажите, тётя, а среди живых людей пробовали найти бойцов для Отдела? Всяких там Баффий, Блейдов и тому подобных.

— Живые, зайка, слишком уязвимы. Хотя, рассказывали мне об одном парне. Если хочешь…

— Хочу, тётя.

— Тогда слушай.

Мы сидели в маленькой конторке, хлебали кофе, хрустели печеньем, а тётка поведала мне

РАССКАЗ ТЁТКИ

Пацан никак не мог заснуть — в доме праздновали отцовские именины. Мальчишку страшно раздражала пьяная весёлость взрослых, их дурашливость и словоохотливость. Он полежал ещё немного, понял, что заснуть не удастся, и, поддавшись какому-то внезапному импульсу, открыл окно и выскочил через него во двор.

Их дом стоял почти на окраине села. За его чертой располагалось несколько покинутых хат, используемых для мальчишечьих игр. И штабы в них устраивали, и картошку пекли, в картишки, опять же резались, да много чего. Пацан не собирался туда идти — поздно уже, всё равно там никого нет.

Но вдруг его словно обухом по голове ударило: одно из окошек тускло светилось.

Это само по себе было довольно странно, а к тому же ещё оттуда доносились едва различимые гармошечные аккорды.

Пацану стало жутко, мурашки побежали по коже. Он не мог не подойти; ноги хоть и дрожали, но сами несли его туда.

Гармошка стала слышна более явственно. Кто-то пел. Еле дыша от страха и возбуждения, пацан прокрался к дому, поднялся на цыпочки и заглянул в окно.

В доме без дверей, стёкол и половины крыши за дощатым столом сидели какие-то люди. Перед ними коптила керосиновая лампа. Гармониста видно не было, однако музыка играла, и все, сидевшие за столом, пели песню, состоявшую из одного лишь слова: Горпына.

Пацан уже бежал оттуда со всех ног, а в ушах его всё ещё отдавалось эхом:

— Горпына, Горпына, Горпы-ына!

Именины уже отметили. Отец ушёл провожать гостей, а мать с бабкой мыли посуду.

— Чего не спишь? — спросили пацана.

— Уснёшь с вами, — проворчал он. — Мам, а что такое Горпына?

— Не что, а кто. На соседней улице бабка Горпына живёт, разве ж ты её не знаешь? Отправляйся спать, поздно уже.

Бабка Горпына с соседней улицы умерла под утро. Взрослые вспомнили о том, что пацан ночью спрашивал о ней, и устроили ему допрос. Он во всём признался, не особо, впрочем, расчитывая на доверие.

Ему и не поверили. Ночью отец ходил с ним к тому дому, но там, разумеется, было темно и тихо.

Пацана выругали за глупые выдумки. Он не обиделся — взрослым так легче. Но теперь у него завелась привычка перед сном поглядывать в ту сторону.

И однажды в окошке появился свет.

Пацан и сам не мог понять, зачем он идёт туда на негнущихся ногах с трясущимися коленями. И всё же он подошёл, а потом заглянул в окно.

Всё те же люди сидели за столом перед лампой, и так же не было видно гармониста. На ту же мелодию они пели:

— Фёдор, Фёдор, Фё-одор!

Родители ещё не спали. Пацан с перекошенным от ужаса лицом вывалил им новости. Мать с отцом переглянулись и бросились к соседу, деду Фёдору.

Об истории с бабой Горпыной знало почти всё село. Слышал её и дед Фёдор — крепкий, жилистый старик, никогда в жизни ничем не болевший. Его разбудили и поинтересовались самочувствием. Дед Фёдор рассвирепел и послал соседей матом, вдогонку пригрозив спустить на них собаку.

А днём перевернулся на грузовике другой Фёдор — колхозный водитель, и так при этом разбился, что умер по дороге в больницу.

Родители ужаснулись и запретили сыну ходить к брошенному дому.

Он ослушался запрета. Многие его друзья пытались и себе увидеть это явление, но им не везло. А пацан снова наблюдал ночные сходки с гармошкой. От этого он стал нервным, кричал во сне. Родители возили его в соседнее село к знахарке, а та катала ему яйцом по голове, после чего пацан немного успокоился.

В местной школе работала молодая учительница. Была она строга, любимчиков не держала, но относилась ко всем справедливо, могла выслушать, помочь, если надо. Потому любили её и дети, и взрослые. Когда она забеременела, ей отбою не было от посетителей, интересовавшихся состоянием здоровья и носивших гостинцы.

Беременность протекала тяжело и, когда молодую женщину увезли в районный роддом, мать украдкой, чтоб никто не знал, попросила пацана:

— Сынок, ты бы сходил ТУДА.

Но некстати вмешался отец и вызвался в сопровождающие. Света в окне они не видели, музыки не слышали, вернулись домой. Но перед тем как лечь спать, пацан снова выглянул туда. Так, на всякий случай.

Окошко в заброшенном доме светилось.

Тайком от родителей пацан пробрался туда. Его удивила тишина. Он заглянул в окно.

Все были на месте, но не пели, а просто молча смотрели на лампу. Пацан на цыпочках отошёл от окна и помчался домой. Войти во двор тихо не получилось: гавкнул пёс, и родители выбежали на порог.

— Молчат, — ответил он на их немой вопрос.

Ребёнок учительницы родился мёртвым. И вообще, всё пошло не так, были внутренние разрывы. Операцию проводил хирург из области, спешно привезённый для этой цели председателем колхоза. Прошла она успешно, всё село вздохнуло с облегчением. Но пока что учительницу держали в районной больнице. Шушукались, что с психикой у неё чего-то не то стало.

В ту ночь пацан боялся идти к заброшенному дому, как никогда. Но свет горел в окошке, а потому выбирать не приходилось. Эти уроды пели хором:

— Светлана, Светлана, Светла-ана!

А на столе, около лампы, прозрачный младенчик подпрыгивал, хлопал в ладошки и не в такт мелодии выкрикивал:

— Мама, мама!

Прибежав домой, он заревел навзрыд. Из спальни выскочили перепуганные родители.

— Она умрёт! — кричал пацан, обливаясь слезами. — Они про неё поют!

Одеваясь на ходу, побежали в амбулаторию. Дежурная фельдшерица позвонила в районную больницу. Оттуда недовольно ответили, что состояние больной такой-то в норме, в чём звонившие смогут лично убедиться завтра утром.

Тогда все побежали к председателю колхоза, разбудили его, объяснили суть дела. Тот немедленно распорядился подавать «УАЗик» и вызывать мужа учительницы. Пока его привели, пока добудились шофёра, пока запустили строптивую председательскую машину… Одним словом, в больницу приехали только часам к шести утра, а учительница к тому времени уже находилась в морге.

Хоронили её всем селом. Пацана опять возили к знахарке, а проклятый дом председатель развалил.

Прошли годы. Пацан вырос, и теперь правильнее было бы называть его молодым человеком. Изменилась как вся страна, так и их село: закрылись школа и детский сад, снесли бюст Ленина у Дома Культуры, который тоже теперь стоял с наглухо заколоченными окнами и дверью.

Он вернулся из армии. Как-то раз посидел со школьными друзьями, выпил самогонки, вспомнил, что было. Возвращаясь домой, зачем-то остановился, закурил. Было поздно, даже собаки спали. Он стоял и думал. Работы нет, выжить тяжело. Вон сколько покинутых хат по селу. А в город ехать страшновато, да и там его никто не ждёт.

Он присел на бревно, затягиваясь сигаретой. И вдруг его невесёлые думы оборвал слабый свет, вспыхнувший в одном из брошенных домов.

Поначалу из глубин души поднялись детские страхи. Но он подавил их и пошёл туда — сильный, уверенный в себе и готовый положить этому конец. Теперь ему уже не нужно было вставать на цыпочки, чтобы заглянуть в окошко.

Все они сидели у стола и пели:

— Ты думаешь, глупый мальчишка, что отделался от нас, но ничего у тебя не выйдет! Погоди, мы ещё разберёмся с тобой!

Этот нескладный текст удивительно легко ложился на музыку. В сопровождение к гармошке тренькала гитара. Но более всего парня потрясло то, что покойная учительница сидела около самой лампы и пела громче всех.

Он отпрянул от окна и вернулся домой, а оттуда, так и не заснув, рано утром ушёл на автобус, отправлявшийся в областной центр, и уехал из родного села навсегда.

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА НОВОБРАНЦА

— Такая вот история, — сказала тётка.

— А почему они молчали перед рождением мёртвого младенца?

— У него ведь ещё не было имени. А делали это два беса из отдела перемещений. Театр себе устроили. Ваш Берсерк потом с ними расправился.

— И что потом случилось с тем парнем?

— Наши выходили на него, предлагали сотрудничать. Отказался, сейчас где-то охранником работает.

Мы ещё поболтали с тёткой, я вторично пообещал ей никогда больше не курить, не пить и не богохульствовать, после чего раскланялся, вернулся к себе и на входе столкнулся со Старшиной.

— А, молодой, — сказал он. — Пошли.

Мы с ним заглянули в комнату, где жил Берсерк.

— Слышь, поди сюда, — подозвал его Старшина. — Тут у молодого переизбыток энергии, займись с ним рукопашным боем.

Берсерк кивнул, поднялся с кровати, показал мне рукой в направлении спортзала и сам двинулся туда. Он вообще не любил много болтать.

На входе в спортзал стояли шкафчики с оружием. Берсерк открыл один из них и вопросительно уставился на меня.

— Вот, — сказал я, указывая на автомат Калашникова.

Берсерк вынул их из шкафчика две штуки, сразу отбросил подствольные гранатомёты, отстегнул и отложил магазины с патронами, приладил штык-ножи. Для викинга, убитого лет с тысячу назад, он довольно ловко управлялся с автоматом.

Мы вошли в спортзал, расположились в самом дальнем его углу, и Берсерк жестом пригласил меня нападать. Я без энтузиазма сделал выпад штыком, попытался ударить прикладом. Мой соперник без видимых усилий блокировал эту атаку и сам звезданул меня под рёбра.

Я отскочил в сторону. Берсерк взял свой автомат за ствол и, размахивая им, как дубиной, двинулся на меня. Я шагнул навстречу, отбил его удар, после чего двинул соперника ногой в живот. Того согнуло вдвое, и автомат выпал у него из рук. Я тут же засандалил ему ногой по башке, вследствие чего Берсерк растянулся во весь свой рост на полу спортзала.

Сначала было тихо. Затем послышался голос Герцога:

— Гляньте, молодой Берсерка завалил. А ну выйдите кто-нибудь в коридор, свистните нашим, пусть все посмотрят.

— Поди проспись, — ответили ему.

— Да ты гляделки разинь! — рассердился Герцог. — Или, по-твоему, Берсерк просто вздремнуть прилёг?

Между тем, мой соперник начал тяжело подниматься. Он встал на четвереньки и из этого положения лягнул меня ногой. А я-то не ожидал от него ничего подобного, думал, что он сначала встанет, а только потом драться полезет.

Берсерк бросил автомат и схватил меч с булавой. Издавая звериный рык, он бросился на меня, размахивая оружием. Я и себе заорал, ринувшись ему навстречу и подставляя ствол автомат под удар меча.

Но Берсерк стукнул сильнее, чем хотелось бы. Отдача потрясла меня в самом прямом смысле этого слова. Руки онемели. Отбить второй удар я попросту не успел; на мои рёбра обрушилась булава.

Появилось ощущение полёта. Я кувыркнулся в воздухе и обрушился локтями и коленями на пол. Берсерк одним прыжком оказался надо мной, но вдруг перед ним выросли Герцог, Священник и Философ.

— Уймись, — сказали ему. — Это уже не тренировка, а членовредительство.

Берсерк молчал, пыхтел и сверкал глазами. Я поднялся, пошатнувшись, и облокотился на стену, держа автомат за ремень.

— Ты, конечно, лучший из нас, — вкрадчиво заметил Философ. — Но вчетвером мы тебя завалим.

По Берсерку видно было, что он сомневается. К нам начали подтягиваться прочие бойцы Отдела.

— Да ладно, чего вы, — заговорил, было, я, но мне тотчас же было велено молчать.

— Ну конечно же, опять молодой! — загрохотало от дверей. — Взяли на свою голову!

Все расступились, пропуская Старшину.

— А в чём дело? — поинтересовался Герцог. — Мы тренируемся.

— Да я вижу, что у Берсерка дым из ноздрей валит.

— Увлёкся человек, — объяснил Философ.

— Ничего не хочу слышать, — ответил Старшина. — Пойдёмте со мной, я вас пропесочу, как следует.

— Но они же просто тренируются! — возмутился Священник.

— Несправедливо, — поддакнул Герцог.

Неизвестно, что собирался сказать Старшина, но тут Берскерк обернулся к нему и рявкнул:

— Уйди отсюда!

Старшину будто ветром сдуло.

Я сжал в руках автомат. Пусть этот хам лезет со своими железяками, сейчас он от меня получит.

Но Берсерк уже успокоился.

— Научи меня драться ногами, — попросил он меня.

— Да пожалуйста, — ответил я.

— Учи его, учи, — проворчал Герцог. — Мы с ним потом и всем Отделом не справимся.

— Ладно, оставь их, — посоветовал Философ.

Наши сослуживцы разошлись, а мы с Берсерком принялись заниматься. Для начала он показал мне простейшие приёмы боя мечом. Я, дитя двадцатого и двадцать первого веков, раньше думал, что ничего там сложного нет: маши себе во все стороны да рубай вражьи головы. Оказалось же — всё не так просто. Орудуя мечом, надо работать и корпусом, и ногами; реакцию, опять же, не мешает иметь.

Пока мы тренировались, Берсерк наделал во мне дырок своим клинком, что было довольно неприятно. Зато, когда мы отложили мечи, я от души отмолотил его руками и ногами.

Уходя из спортзала, Берсерк недовольно ворчал, но уже без злобы и бешенства. Мы с ним вышли из общежития, взяли у чёрта самого лучшего пива (по четыре богохульства бутылка) и выпили его, сидя на облаке, болтая ногами и не сказав за это время друг другу и двух слов.

Затем Берсерк ушёл, а я остался наедине с собой.

* * *

— Ты бы не очень-то с чертями связывался, — посоветовал мне Философ. — До добра это не доведёт.

— А я от них добра и не жду.

— Ну что мне с тобой делать? — вздохнул Философ. — Пойдём, нас Старшина вызывает.

Мы пошли. Старшина у себя в канцелярии листал какие-то жутко важные бумаги.

— Молодой, — заговорил он. — Ты все инструкции изучил?

— Имей совесть, Старшина, — вмешался Философ. — Их чтобы только прочитать не меньше месяца нужно.

— Я не с тобой говорю, — сухо заметил Старшина. — А впрочем, тебя это тоже касается. Сейчас спуститесь вниз, перехватите душу одной старушенции. Можете идти.

Философ кивнул мне; я пошёл за ним. Мой провожатый отвёл меня к скоростному лифту на землю, который и доставил нас по назначению. Его шахта изгибалась во все стороны, кабина то замедлялась, то ускоряла свой бег. В итоге меня с Философом вышвырнуло прямо к ложу умирающей старухи.

— Колдунья, — просветил меня мой попутчик, кивнув на чертей, дожидавшихся в уголке смерти нашей подопечной. — Наводила порчу и занималась тому подобными паскудствами.

— Так пусть её черти и забирают, — ответил я. — Мы-то тут при чём?

— Душу надо простерилизовать, чтобы её потом не смогли использовать в качестве упырихи, например. Потом вернём, конечно.

— А вам тут чего надо? — вмешался чёрт с сержантскими нашивками. — Кто такие?!

— Философ, можно я скажу?

— Давай.

— Отдел по борьбе с нечистой силой! — рявкнул я, — А ну валите отсюда!

Поскольку черти уходить не собирались, мы бесцеремонно разогнали их пинками, оставив одного на всякий случай.

— Материализуемся по моей команде, — прошептал Философ.

В комнату вошла девушка лет семнадцати. Она села на табуретку у старушечьей кровати, спросила:

— Как ты себя чувствуешь бабушка?

— Плохо мне, внученька, — проскрежетала колдунья, протягивая к девушке иссохшую руку, — Ох, как плохо.

— Пошёл! — крикнул Философ.

Я скороговоркой оттарабанил заклинание материализации и заорал, появляясь из воздуха:

— Не вздумай к ней прикасаться!

Старуха завизжала от страха и злобы. Её внучка в испуге отскочила к двери.

— Руку! — хрипела старуха. — Дай мне руку!

Девушка нерешительно остановилась у двери.

— Не вздумай, — повторил я, становясь между ними. — Твоя дорогая бабушка хочет передать тебе свои грехи. Смотри, кто за ней явился.

В это время Философ поднял чёрта за хвост и обсыпал его каким-то порошком, отчего тот на некоторое время проявился, будто на негативе.

У меня самого вид чёрта до сих пор вызывал дрожь омерезения, а чего уж говорить о неподготовленной девочке? Она мигом вылетела с визгом из комнаты, оставив нас с бабкой.

— Дай! — из последних сил крикнула старуха, приподнимаясь на кровати.

— С чёртом поручкайся, — предложил я ей. — Любила пакости творить, отвечай теперь.

— Исповедоваться, — выдохнула старуха, закатывая глаза.

— Напишешь свою исповедь в пекле, в трёх экземплярах.

Всё это старуху доконало. Её душа, вся в чёрных пятнах, с шумом вылетела из тела и ударилась в потолок. К ней устремились Философ и невесть откуда взявшиеся черти, которых я по наивности считал выключившимися из игры.

Нам с Философом пришлось основательно поработать кулаками. Затем он бросил меня и вплотную занялся старушечьей душой, изловив её и засунув в специальный чемодан. Я прикрывал ему тылы.

Чертей было больше, но они никогда не служили в Советской армии, а вот мне приходилось.

Потеху прервало появление внучки покойной со священником.

— Батюшка, исповедуйте её, пожалуйста! — умоляла со слезами несчастная девочка.

Старушечья душа взвыла и принялась рваться из чемодана. Черти кинулись врассыпную, правда один из них перед исчезновением успел плюнуть попу на голову.

— Уходим, — распорядился Философ.

Он пробил дыру в потолке, через которую мы и вылетели.

— Давай к лифту, — сказал Философ

— А чего это мы от попа шарахаемся? — удивился я. — Зачем понадобилось бить дыру в потолке?

— Не от попа, а от креста на его пузе, — терпеливо объяснил Философ. — Так положено по инструкции, утверждённой Царём Небесным. Черти вон тоже убежали, а ты думаешь, они креста боятся?

— А разве нет?

— Да перестань. И вообще, самое удачное место для наведения порчи — это церковь. Если не веришь, спроси у колдуньи. На лучше чемодан понеси.

* * *

Старшина забрал старушечью душу и пообещал за работу списать с нас по пять чёрных меток. Я ничего не успел сказать в ответ: Философ оперативно вытолкал меня в коридор.

— В чём дело, ты, дурень? — сердито спросил он. — Чего ты на него так вытаращился?

— Какие ещё чёрные метки?! — накинулся я на него. — За что нам их ставят?

— Водочку любишь лакать? Сигаретки, пивко? А расплачиваешься чем? Здесь всё находится под строгим учётом. Старшина обязан за каждое богохульство ставить тебе чёрную метку в личное дело. Вот списывать их он как раз права не имеет и делает это на свой страх и риск.

— Я этого не знал.

— Так спроси, прежде чем на людей кидаться.

— Ладно, Философ, виноват, исправлюсь. А сколько надо меток, чтобы попасть в Чёрный Список Чёрного Списка?

— На меня намекаешь? Не знаю, зависит от индивидуума. Вообще-то приказ о включении кого-либо в Чёрный Список Чёрного Списка выдаёт лично апостол Пётр по каким-то только ему известным признакам.

— О чём разговор? — вдруг вмешался проходивший мимо Священник.

— О чёрных метках. Молодой только что с первого задания вернулся.

— Серьёзно? Так это надо отметить.

— Сейчас сбегаю за чёртом, — сказал я.

— Подожди, зачем? К нам с Философом они сами приходят, мы у них постоянные клиенты. Эй, чёрт!

На его зов явился торговец и скороговоркой предложил:

— Сигареты, спиртное, наркотики.

— Пару бутылок водки, — заказал Священник.

— Лучше три, — поправил я его. — Чтобы делить легче было.

— Пусть так, — согласился Священник.

— Пятнадцать богохульств, — сказал чёрт.

— Платить буду я.

— Да перестань, молодой, — вмешался Философ. — Скинемся.

— Ничего подобного, — твёрдо ответил я. — Это моё первое дело. Разве не событие? Прости меня, тётя.

Вслед за тем я взял чёрта за ухо и прошептал ему туда пятнадцать богохульств. В руки мне упали три бутылки водки.

Мы уединились в моей комнате, Философ принёс стаканы, я разлил.

— Первое дело, — заговорил Священник. — Я уже своего и не помню.

— Ты ему расскажи про своё первое серьёзное, предложил Философ. — Поучительная история.

Священник ничего не ответил.

— Это по поводу того, из-за чего Винниус называет тебя рыцарем? — полюбопытствовал я.

— Да, — неохотно подтвердил Священник.

— Расскажи, — попросил я.

— Ладно, — вздохнул Священник. — Слушайте.

РАССКАЗ СВЯЩЕННИКА

Это было даже не королевство, а скорее группа племён, объединённых монархом, размещённая на небольшой территории без каких-либо чётких границ. Было у них несколько деревень, три крупных замка (один из которых занимал король), земли. Сам король не представлял собой ничего интересного — типичный феодал, зато жена его на то время считалась довольно передовой женщиной. Вообще-то ей надлежало родиться не в пятом веке, а в восемнадцатом, но какие-то ишаки в отделе воплощений положили её документы не в ту папку.

Королева была образованной и умной. Кроме того, она не терпела глупости, ханжества и тому подобных вещей, никогда не упуская высмеять тех, кто этим увлекался. С таким характером королева просто не могла не нажить врагов. И она их нажила.

Всё бы ничего, но в тех краях появился маг. С какой-то радости король пригласил его в свой замок.

К несчастью, это был не какой-то там шарлатан. Он тоже был умным и образованным. Вскоре их с королевой и палкой нельзя было разогнать.

Ко всему прочему её величество недавно стала христианкой, а в ту пору в той местности погоду делали языческие боги. Король смотрел на увлечения своей жены сквозь пальцы, любил он её очень.

Но что-то встревожило остолопов, которые сидели в комиссии по контролю за обстановкой, они обратились к апостолу Петру. Тот, недолго думая, распорядился отправить туда меня.

В те времена при постройке замка внимание уделялось прежде всего надёжности данного сооружения. Это уже королева распорядилась посадить во дворе деревья и цветник, что несколько оживило мрачную планировку замка. Но расширить хоть немного окна король ей категорически не позволил, поэтому в залах даже в самый ясный и солнечный день стоял полумрак. Взамен королева вытребовала ковры и подсвечники в жилых помещениях, прислуге под угрозой порки было запрещено сквернословить, а ещё в замке появилась отдельная комнатка под молельную, куда взгромоздили большое деревянное распятие и внесли столик, на котором лежали две рукописные душеспасительные книги.

В тот день, с которого всё началось, лил дождь, небо заволокло низкими облаками. Король, королева и их свита находились в помещении, которое позднее назовут тронным залом. Из нижних этажей уже были убраны боевые кони королевских дружинников, да и сами они теперь редко допускались к монарху.

Итак, на улице лил дождь, и все, кто находился в зале, убивали время разговорами. Помещение освещалось, в основном, факелами, укреплёнными на стенах, и огромным камином, где огонь яростно пожирал толстые поленья. Король разговаривал со своим главным приближённым по военной части — бароном Готвиком. Во время войны войска вёл в бой сам монарх, но ему нужен был заместитель, командовавшиё армией в мирное время.

Барон выглядел настоящим гигантом — в его кольчугу свободно вместились бы король с королевой (а его величество истощённым не выглядел), ни одна дверь в замке не была приспособлена под его рост; он голыми руками ломал толстые доски, гнул подковы и проделывал ещё немало тому подобных вещей. Барона уважали.

Королева же общалась со своим ненаглядным магом. В данный момент он рассказывал ей о своей работе:

— Я постоянно сталкиваюсь с примитивным упрощением моих действий в глазах непосвящённых. Им почему-то кажется, что достаточно промычать какое-то заклинание на тарабарском языке да взмахнуть руками — и всё исполнится. Но в таком случае магом мог бы стать любой. Да чего там! Все вокруг были бы магами.

— И вы поделитесь со мной секретами своего мастерства? — спросила королева.

— От вас, ваше величество, у меня никаких тайн нет. Я охотно вам расскажу, как проделать то или иное магическое действие.

— Будьте так добры.

— Допустим, мы хотим превратить благородную даму Гризельду в лошадь… Хотя тут, кажется, кто-то поработал до меня.

Королева не удержалась и прыснула в кулак. Вышеупомянутая благородная дама, славная своими тупостью, тугоумием и мужиковатой внешностью, обернулась на этот звук, справедливо полагая, что смеются над ней. Но королева, не любившая обижать своих подданных без нужды, успела к тому времени справиться с собой и обрести серьёзный вид.

— В следующий раз я вас стукну! — шёпотом пригрозила она магу.

— Силы небесные! — ответил тот. — За что? Ведь я всего лишь выполняю вашу просьбу, Ну хорошо, оставим благородную даму Гризельду. И кого же нам тогда превратить в лошадь? Ага! Вон у огня греется благородная дама Янина.

— Жалко.

— Мне жальче конюха, которому придётся с ней возиться. И вообще, мы ведь делаем это гипотетически.

— Хорошо, давайте.

— Масса любой лошади во много раз превышает массу благородной дамы Янины, а их плотность примерно одинакова. Нам ведь нужна настоящая лошадь, а не надутая воздухом подделка, правда? Поэтому мы должны увеличить массу благородной дамы Янины.

Королева слушала мага с неподдельным интересом.

— Где нам взять недостающую массу? — продолжал тот. — В принципе, это несложно. Сгодится любой материал: дерево, камень, земля. Нам останется лишь преобразовать его в плоть.

— А как мы узнаем, сколько именно брать земли? — поинтересовалась королева.

— Это достигается путём долгой практики, ваше величество. Но можете поверить: для магических превращений я не нуждаюсь ни в весах, ни в гирях.

— Понятно, — ответила королева.

— Итак, мы преобразовали взятый нами недостающий материал в лошадиную плоть, после чего нам остаётся лишь срастить её с благородной дамой Яниной и определёнными заклинаниями придать всему этому нужную форму. Вот и всё.

— А откуда берутся эти определённые заклинания?

— Из магических книг. С их помощью мы обращаемся к потусторонним силам. Поэтому обязательно нужно знать, что за демон властвует в данное время суток, как с ним общаться, чтобы он выполнил ваше пожелание. Ну и множество тому подобных вещей.

— Не так уж это и просто, — разочарованно заметила королева.

— Поэтому далеко не каждый может стать магом. Для этого нужно много терпения, хорошая память, крепкие нервы… Или вы думаете иначе, благородный рыцарь Диего?

— Нисколько, — ответил я. — Вы маг, вам видней.

Услышав мой голос, королева вздрогнула.

— Вы всегда так тихо подходите, благородный рыцарь, — упрекнула она меня.

— Прошу прощения, ваше величество, — сказал я. — В следующий раз надену огромные сапожищи с подковами и шпорами, чтобы о моём приближении было известно заблаговременно.

— Вы тоже интересуетесь магией? — полюбопытствовал маг.

— Нет. Я предоставляю это профессионалам.

— Вы, наверное, больше думаете об охоте и развлечениях, — предположила королева несколько язвительным тоном.

— Не угадали, — ответил я. — Один мой друг страстно мечтает постичь смысл жизни. Он и меня этим заразил. А так же интересуемся поисками абсолютной истины.

— Ого, — сказал маг, — И каково же ваше мнение на этот счёт?

— Всё очень просто. Никакого смысла в жизни нет, а абсолютная истина у каждого своя.

— Позвольте! — запротестовала королева. — И для чего же мы тогда живём?

— Вы сами только что упрекали меня излишним пристрастием к развлечениям. Большинство из нас прожигает жизнь впустую.

— Не стоит быть столь категоричным в своих суждениях, — заметил маг. — В принципе, жизнь одного индивидуума может, скажем так, не представлять особой ценности…

— Вот как? — перебила неприятно удивлённая королева. — Даже жизнь монарха?

— Если он не совершил каких-либо полезных деяний для потомства, то да, — ответил маг, глядя ей в глаза.

— Продолжайте, — потребовала королева.

— А вот жизнь целого поколения не может пройти бесследно, — заметил маг. — Хотя бы потому, что оно передаст накопленный опыт потомкам.

— Стало быть, один человек для вас — ничто, — подвела итог королева. — Только в жизни поколения вы видите какую-то ценность. Правильно я вас поняла? Но ведь поколения состоят из отдельных людей!

— Ваше величество, — вмешался я. — Вы просто не представляете себе, сколько талантливых, умных людей незаслуженно забыто по той лишь причине, что они имели несчастье родиться столетия назад.

— Вы говорите страшные вещи, благородный рыцарь, — ответила королева. — По-вашему, лет через сто-двести забудут и меня?

— Как ни прискорбно это говорить…

— Ладно, — перебила королева. — Я более не желаю это обсуждать. Вы, благородный рыцарь говорили об абсолютной истине. Объясните мне, каким образом она может быть у каждого своя. Это же абсурд!

— Ваше величество, тут и доказывать нечего. Для вас, например, абсолютная истина в христианстве, многоуважаемый казначей ваших величеств видит её в маленьких кружочках, в просторечии именуемых деньгами. И попробуйте его переубедить! Ваш придворный лекарь почему-то считает себя сведущим в медицине. Для него это тоже абсолютная истина, сколь смешно бы не выглядела она в глазах знающих его людей…

— Послушайте, благородный рыцарь, — перебила меня королева. — Вы говорите ужасные вещи. Но ещё более меня пугает ваша убеждённость в своей правоте. Позвольте мне вас покинуть.

И королева стремительно вышла из зала.

— Отправилась просить совета у своего Христа, — предположил я.

— А вы не так просты, каким хотите казаться, — сказал маг. — Увлечение философскими категориями — не столь уж обыденная вещь в вашей среде. Кто вы, благородный рыцарь Диего?

— Я не могу вам сказать этого сейчас.

— Вы расстроили её величество, — предупредил меня маг. — Боюсь, она теперь будет относиться к вам с неприязнью.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул я. — Но, сдаётся мне, она и раньше не пребывала от меня в восторге.

— Как знать, — туманно отозвался маг, — Вы не будете возражать, если я тоже откланяюсь?

— Не смею вас задерживать.

И мы церемонно распрощались.

* * *

Стемнело. Я сидел в своей комнате и думал. Какого чёрта они меня сюда пригнали? Где тут происки нечистой силы? Что мне делать?

Посидев в одиночестве и не получив никаких откровений сверху, я решил произвести разведку. По коридору прогуливались вооружённые караульные. Не желая тревожить их понапрасну, я прошёл сквозь несколько стен подряд, в итоге оказавшись в королевских покоях.

Их величества спали в разных помещениях. К королеве я, как порядочный человек, лезть не стал. У короля же находились лекарь и канцлер — хранитель королевской печати.

Покои его величества были обставлены довольно скромно. Не имея места спрятаться, я воспользовался своим умением быть невидимым, после чего пристроился в самом дальнем углу, не освещённым плошкой с жиром.

Король сидел в кресле, а лекарь — не просто шарлатан, а шарлатан вызывающе безграмотный — склонился над ним и, держа пальцами монаршее запястье, беззвучно шевелил губами. Мне стоило больших трудов не расхохотаться, наблюдая эту картину.

— Вы вполне здоровы, ваше величество, — вынес лекарь свой вердикт. — И всё же я бы рекомендовал бы вам ограничить потребление вина.

— Ясно, — ответил король, недовольно хмурясь. — Можешь идти.

— Ваше величество, я бы попросил господина лекаря остаться, — вымолвил канцлер — хранитель королевской печати.

— Зачем? — проворчал самодержец. — Чтобы он опять цеплялся ко мне со своими мерзопакостными пиявками?

— Ваше величество, но ведь это передовой метод, — забормотал лекарь. — Избыточное полнокровие…

Канцлер шикнул на него.

— Что вы опять затеяли? — устало спросил король. — Моя жена снова вам чем-то не угодила?

— Ваше величество, речь идёт о жизни и смерти.

— Чьей? — спросил король со скучающим видом.

— Вашей. И вашего народа.

Король вскочил на ноги.

— Ну, знаете! — рявкнул он. — Это уже чересчур!

Канцлер поклонился.

— Ваше право не слушать меня.

— Ну уж нет! Теперь выкладывайте! Что, королева хочет меня убить?!

— Сегодня, ваше величество, вы сами изволили обратить внимание на то, сколь оживлённо беседует её величество с магом и этим пришлым рыцарем Диего.

— Ну?!

— Случилось так, что господин лекарь слышал некоторые фрагменты их разговора.

— Ты подслушивал? — спросил король, глядя на своего эскулапа так, как обычно смотрят на уж очень гадкое насекомое.

— Что вы, ваше величество! — взвизгнул лекарь. — Я бы не осмелился! Всё вышло совершенно случайно!

— Её величество была взволнована, — объяснил канцлер. — Говорила громко. Она несколько раз повторила слова: «Жизнь людей» и, заметьте, ваше величество: «Жизнь монарха».

— Ну и что тут такого? — не понял король.

— Ваше величество, всё это очень подозрительно.

— Милейший канцлер, я прикажу нацепить пиявок на вас. Уж не хотите ли вы сказать, что…

— Нет, разумеется, её величество вне подозрений, — перебил канцлер. — Это даже не обсуждается.

— Вот спасибо, — пробормотал король.

— Но её окружение! Вы, ваше величество, приняли здесь этого мага. А кто он такой? Зачем приехал? Да и маг ли он вообще? Лично я не видел, чтобы этот человек показывал какие-то фокусы. Не знаю, не знаю. Согласитесь, ваше величество, что он человек непростой, и согласитесь также с тем, что он имеет большое влияние на вашу жену. Потом этот рыцарь Диего. Опять-таки — зачем он приехал? Лично мне кажется, что это — одна шайка, хотя они старательно делают вид, будто бы совершенно незнакомы.

— Пусть так, — согласился король. — Пусть шайка. Но в чём вы их подозреваете?

— А я не знаю, ваше величество, — ответил канцлер. — Мне их планы неизвестны.

— Хорошо, — сказал король, — Завтра я это выясню.

— Каким образом? — поинтересовался канцлер.

— Поговорю с её величеством, магом и рыцарем.

— Они будут от всего отпираться, — печально заметил канцлер. — Вы их только насторожите.

— Королева не посмеет мне врать, — убеждённо заявил король. — А заговоры, многоуважаемый канцлер, не составляются на виду у всех. Теперь подите вон.

Канцлер и лекарь, кланяясь, удалились.

Король сел в кресло, уставившись на огонь в чадящей жировой плошке. Я неслышно подошёл сзади и положил ладонь на его затылок. Голова короля упала на спинку кресла.

— Спи, самодержец, — ласково сказал я ему, — Ты хочешь покоя, мечтаешь всех примирить. Должен предупредить, что ни черта у тебя не получится. Но я, специалист Отдела по борьбе с нечистой силой, попробую тебе помочь. Спи, самодержец. А когда проснёшься, защити свою королеву от своих же придворных.

С тем я и покинул его покои, пройдя сквозь стену.

* * *

Утром меня подозвал король. Похоже, он уже успел поговорить с королевой, потому что она находилась в своих покоях, сославшись на недомогание. Лекарь, ничуть не смутившись этим, преспокойно ошивался среди придворных. Мага нигде не было видно. Видать, не слишком приятным получился разговор.

Итак, король подозвал меня к себе и сообщил:

— Мне очень жаль, благородный рыцарь, но я пока не могу принять ваших услуг.

Около него стояли канцлер и казначей. Они делали вид, будто страшно мне сочувствуют.

— Почему же так, ваше величество? — спросил я

— Дело в том, что войну мы сейчас ни с кем не ведём…

— А наше финансовое положение не столь блестяще, чтобы нанимать на службу рыцарей, — закончил за него канцлер.

— Ваше величество, я тоже хотел поговорить с вами об этом. По-моему, никто не вправе требовать жалования, палец о палец при этом не ударив.

— Я с вами согласен, — проворковал казначей.

— Поэтому от жалования я отказываюсь.

— Но послушайте, — проговорил король.

— Да, ваше величество, вы не ослышались. Я отказываюсь от жалования и впредь намерен довольствоваться тем, что перепадёт мне при дележе военных трофеев. Более того, мне бы хотелось осесть у вас навеки.

— Это как? — удивился канцлер.

— Стать подданным короны его величества, выстроить замок, наплодить потомков. Служить верой и правдой. Ваше величество, я не жду от вас немедленного согласия, мне ещё надо доказать вам свою полезность, но прошу дать мне шанс.

Король молчал, напряжённо о чём-то думая. Канцлер злился. Казначей поглядывал на меня с изумлением.

— Благородный рыцарь Диего, вправе ли мы требовать от вас такого самопожертвования? — вкрадчиво заговорил канцлер. — Возможно, в другом месте вам предложат лучшие условия.

— Я устал скитаться. Мне здесь нравится. Я бы хотел остаться.

Канцлер, к его чести, быстро сообразил, на чём меня можно подловить.

— Вы, благородный рыцарь, кажется, упоминали о потомках?

— Совершенно верно.

— Но тогда вам нужно жениться.

— Всенепременно, — согласился я.

— Ну так мы вас женим, — пообещал канцлер. — Благородная дама Гризельда…

— Постойте! — перебил я его. — Мы так не договаривались. Я незнатен, небогат, мне бы кого-нибудь попроще. Да и вообще, я намерен жениться так, как это сделал мой батюшка.

— Вы нам поведаете об этом? — спросил король.

— Почему бы и нет, ваше величество? Это была романтическая история. Родители мои познакомились во время осады замка. Правда, батюшка при этом был снаружи, а матушка внутри, но разве подобные мелочи могут быть препятствием настоящей любви?

— Замок-то взяли? — спросил канцлер.

— Думаю, что да, — догадался король.

— И получилось из этого брака что-то хорошее? — снова полюбопытствовал канцлер.

— Ну как вам сказать… Получился я. Насколько это хорошо, судить не берусь.

— Что ж, благородный рыцарь Диего, вы меня убедили, — задумчиво проговорил король. — Я беру вас на ваших же условиях.

Канцлер закусил губу, а я слегка поклонился.

— Это огромная честь для меня, ваше величество.

— Но у меня к вам вопрос: не были ли вы ранее знакомы с гостящим у нас магом?

Канцлер глянул на короля с осуждением.

— Кажется, ваше величество, вас навёл на эту мысль наш вчерашний дружеский разговор? Нет, ранее я не имел удовольствия его знать. Просто у нас всплыла одна интересующая обоих тема.

— Какая? — быстро спросил король. — Если, конечно, это не секрет.

— Было бы чёрной неблагодарностью, ваше величество, проявлять скрытность, когда вы оказали мне такую милость. Мы говорили о философских материях: смысле жизни и абсолютной истине. Но наши мнения на этот счёт несколько разошлись, да и её величество оказалась с нами не согласна.

Король махнул рукой и крикнул:

— Барон Готвик!

Тотчас же перед нами выросла огромная туша главнокомандующего.

— Я принял решение насчёт благородного рыцаря Диего, — объявил король. — Он поступает под ваше командование.

Барон поклонился и что-то проворчал. Король повернулся и ушёл, забрав с собой канцлера и казначея.

— Терпеть не могу маменькиных сынков, — сообщил мне мой новоиспеченный начальник. — Имейте это в виду, благородный рыцарь.

— Я отношусь к ним точно так же благородный барон.

— Надеюсь скоро увидеть вас в деле.

С этими словами барон меня оставил.

А я отправился искать мага.

* * *

Он сидел у себя, глядя в окошко, на мой стук не ответил. Тогда я вошёл без приглашения.

— А это вы, благородный рыцарь.

— Я, почтенный маг.

— Не называйте меня так. Я — простой человек… Довольно никчёмный, к тому же.

— С чего это у вас такое похоронное настроение?

— Кажется из-за меня у её величества, этого существа, к которому я питаю чистую привязанность, будут неприятности.

— Пустое. Бросьте терзаться, давайте лучше выпьем.

— По какому поводу?

— Его величество только что официально пригласил меня на службу.

— А мне велел убираться вон.

— Не может быть!

— Разумеется, благородный рыцарь, он не сказал этого прямо. Но, к своему несчастью, я слишком хорошо понимаю намёки.

— Вон они что. Тогда я дам вам совет, почтенный маг: когда вас выгонят, тогда и плачьте. А на намёки не обращайте внимания.

— Легко вам говорить, — вздохнул маг.

— Ваша беда в том, что вы непозволительно молоды, — заметил я.

— Мне больше сорока, — возразил маг.

— Не перечьте. Вам следует быть столетним старцем, тогда на вас никто не станет обращать внимания. А так у его величества нет-нет, да и зародится червячок ревности, когда он видит, как мило вы беседуете с его женой.

— Да она почти вдвое младше меня! — воскликнул маг.

— И что с того? Кстати, не вздумайте демонстрировать своё искусство широкой публике. Пусть вас лучше считают шарлатаном, так безопаснее.

— Вы сегодня щедры на советы, — заметил маг.

— Со мной иногда такое бывает. Так вы идёте?

— Куда?

— Пить.

— Простите, благородный рыцарь, нет настроения.

— Как знаете. Надеюсь, покидать замок вы тоже не собираетесь? Её величеству без вас придётся туго.

— Последую вашему совету, благородный рыцарь, дождусь, когда меня вытолкают в шею.

С тем я его и покинул.

* * *

В зале ко мне тотчас же подошла благородная дама Янина — маленькая блондиночка, такая стройная, что её талию, казалось, можно обхватить двумя пальцами.

— Благородный рыцарь, я слышала, что его величество наконец-то пригласил вас на службу.

— Вы нее представляете, как я за вас рада!

На лбу у неё было написано: «Я ничего против тебя не имею, чем-то ты мне даже симпатичен. Но канцлеру ты совершенно не нравишься, и он приставил меня к тебе шпионить. Почему бы и нет, к тому же он обещал подбросить деньжат. И самой интересно, не каждый же день такое случается».

— Не хотите ли выпить со мной, благородная дама?

— С удовольствием.

Я наполнил два кубка винцом из погребов его величества, мы чокнулись, выпили.

— Думаю, вам у нас понравится, благородный рыцарь. В нашей стране добрые люди, смелые воины…

— Красивые девушки, — перебил я

— Что вы такое говорите, благородный рыцарь! А если услышат?

Лично у меня в этом не было никакого сомнения — на нас таращились едва ли не все придворные.

— И что? Разве я сказал неправду? Давайте выпьем за мою новую родину.

Не дожидаясь согласия или отказа благородной дамы, я быстро наполнил наши бокалы.

— За вас, — сказала она.

Короче говоря, ближе к вечеру, мне пришлось тащить её, смертельно пьяную, спать. Затем я решил посетить змеиное гнездо, находившееся, по моим расчётам, в покоях канцлера.

Я снова прошёл сквозь стены. Благородный хранитель королевской печати имел много мебели, так что спрятаться было где. Я юркнул под кровать. Кроме меня присутствовали: хозяин покоев, лекарь, казначей, благородная дама Гризельда и тётка его величества — благородная дама Гретхен. Именно она и держала речь, когда я вполз под кровать через стену:

— …ни к чему хорошему. Он хоть и король, но всё-таки мой племянник, я его на коленях укачивала! Кому, как не мне видеть, что эта дамочка совершенно задурила ему голову!

— Тише, благородная дама! — испуганно шикнул канцлер. — Вы говорите о её величестве!

— Ну и пусть, — упрямо продолжала королевская тётка. — Она мне не нравится. Сначала деревья и цветы в замке, потом эта мазня, именуемая ею живописью, на стенах, а что дальше? Что дальше, я вас спрашиваю?!

— Нетрудно догадаться, — заметил казначей. — А дальше мы все будем ползать на коленях перед деревянным изображением полуголого дикаря, висящего на кресте. Её величество не стыдится прпbsp; — Последую вашему совету, благородный рыцарь, дождусь, когда меня вытолкают в шею.

оделывать подобные вещи даже прилюдно.

— Я тоже так считаю, — заметил канцлер. — Но вправе ли мы предпринимать какие-то действия?

— Для чего же вы тогда нас собрали? — поинтересовался казначей. — Мы здесь все свои. И знаем, что его величество во всём потакает жене, к каким бы последствиям это не привело в дальнейшем.

— Вот именно, — заметила благородная дама Гризельда. — Сколько можно её терпеть? Пора приступать к решительным действиям!

— Например? — спросил канцлер.

— Яду ей подсыпать!

— Вы хотите, чтобы ваша голова красовалась надетой на копьё у ворот замка, благородная дама Гризельда? — вкрадчиво спросил канцлер.

Благородная дама осеклась и побледнела, но тут за неё вступился лекарь:

— Ваши интриги заведут нас туда же, благородный канцлер. Хватит темнить и ходить вокруг да около. Для чего вы нас собрали?

— Чтобы убедиться в том, что мы все хотим одного и того же.

— Смерть ей, — тотчас же прошипела благородная дама Гретхен.

— Пусть идёт к своему Христу, — добавила благородная дама Гризельда.

— Полностью с вами согласен, — сказал казначей.

— Мне жаль королевы, но надо, в конце концов, спасать королевство, — высказался лекарь. — Вы удовлетворены, благородный канцлер?

— Теперь — да. Итак, я могу говорить открыто. Да, нам следует избавиться от её величества. Но яд мы ей подсыпать не будем — подозрение сразу падёт на нас. Есть более верные средства. К примеру, её величество имеет привычку ясными ночами смотреть на звёзды вместе с магом с крепостной стены. Думаю, никого не удивит, если они однажды свалятся оттуда и разобьются насмерть.

— С чего бы им сваливаться? — проворчал лекарь.

— Люди добрые помогут. Есть у меня один на примете.

— Кто? — нетерпеливо спросил казначей.

— Королевский дружинник Гвидо. Он — лучший среди товарищей в том, что касается владения оружием, но редкостный мерзавец. Говорят, сам барон Готвик его опасается.

— А он пойдёт на такое дело? — усомнилась благородная дама Гризельда.

— Ради денег — да. Впрочем, мы сейчас его спросим сами.

Верный слуга канцлера сходил за дружинником и привёл его — рослого, сильного, обросшего рыжей бородой. Заговорщики налили ему вина и принялись осторожно рассказывать о том, какие беды ожидают королевство, если не отыщется смелый и решительный человек…

— Что мне делать? — перебил их Гвидо.

Ему сообщили, тщательно подбирая слова.

— Сколько? — спросил дружинник.

Такого не ожидал даже канцлер. Все аж рты разинули. Гвидо, видя подобную нерешительность своих нанимателей, понял, что железо надо ковать, пока оно горячо, и запросил тысячу золотых. Опомнившийся канцлер предложил ему сто. Гвидо выразил свою уверенность в том, что его принимают за дурака. Канцлер возразил. Гвидо сказал, что сам готов заплатить сто монет тому, кто спихнёт со стены этого жирного гада Готвика. Канцлер попросил дружинника не вмешивать уважаемое собрание в свои личные проблемы. Последующий торг окончился тем, что все, кроме благородной дамы Гретхен, обещали сброситься по сотне. Королевская тётка дала двести. Гвидо получил задаток и ушёл.

Теперь осталось дождаться ясной ночи.

* * *

Я был в недоумении, и, оставаясь в нём, вернулся в себе и сказал:

— Ангел небесный, приди ко мне. Ну? Ангел небесный, я кому говорю?

Тотчас у меня в комнате появилось двое — Винниус и незнакомый мне транспортный ангел.

— В чём дело? — спросил я. — Здесь происходят обычные интрижки. Зачем сюда вызвали специалиста из Отдела по борьбе с нечистой силой?

— Ну, так получилось, — пробормотал Винниус.

— Не темни, Винни. Я ни черта не буду делать. У меня нет никакого желания насаждать здесь христианство.

— Это ещё почему? — возмутился ангел.

Но тут вмешался транспортник:

— Кстати, о христианстве. Пространство просто кишит враждебными богами, нам лучше поскорее отсюда убраться.

— Пусть тогда Винни рассказывает, зачем меня сюда прислали. В конце концов, я имею право это знать.

— Ну, апостола Петра попросили, — неохотно ответил Винниус.

— Кто?

— Какая тебе разница? Можешь считать нечистой силой канцлера, лекаря и этих двух благородных дам.

— Ладно, тогда я кое-что придумал. Ты можешь сделать так, чтобы барон Готвик утром проснулся не в настроении?

— Это тебе зачем?

— Винни, ну если я чего-то прошу, то мне это нужно. И ещё одно. Слушай внимательно…

Утро выдалось ясным и солнечным. Тем страннее было видеть благородного барона Готвика, вставшего, похоже, не с той ноги. Его раздражало всё: звуки, цвета, запахи. А увидев меня, он просто взорвался.

— Проклятие! — рявкнул барон. — Разве я разрешал вам, благородный рыцарь, выряжаться подобно петуху?!

Дело в том, что на мне был надет ярко-красный камзол, такие же штаны (всё это расшито золотом), короткие сапоги с позолоченными шпорами и огромными пряжками, инструктированные ножны меча. Венчала всё это массивная золотая цепь на шее. Вообще-то моему начальнику, вместо того, чтобы ругаться, следовало бы поблагодарить меня за то, что я отказался от первоначальной идеи нацепить берет с павлиньим пером. В любом случае, ему не стоило так со мной обращаться, пусть его одежда и выглядела скромнее.

— Вы, кажется, что-то сказали, благородный барон? — осведомился я.

— Сказал! А теперь извольте сходить переодеться, благородный рыцарь!

— Благородный барон, когда мне понадобится консультация по вопросам одежды, я непременно её у вас попрошу.

— Если вы сейчас же не переоденетесь…

— То что? — перебил я.

— Ваше величество! — проревел барон. — Кажется, у нас сегодня будут похороны!

Король пробурчал что-то неопределённое. Я тоже обратился к нему:

— Ваше величество, мне порядком досаждает тот факт, что все в этом замке, а благородный барон в первую очередь, не принимают меня всерьёз! Я вынужден настаивать на поединке.

— Что?! — заорал барон. — Да я тебя!!!

И он бросился на меня. Я уклонился, шагнул назад; его огромные кулаки просвистели перед моим носом, не зацепив меня.

— Благородный барон, ведите себя прилично! — звонко крикнула королева.

— Ну что ж, поединок, так поединок, — громко сказал король. — Но не лучше ли решить дело мирным путём?

— Ну нет! — высказался барон. — Если этот типчик настаивает на поединке, то я готов дать ему удовлетворение прямо сейчас!

— Ну не здесь же, — ответил король. — И я всё-таки попросил бы вас биться не до смерти.

— Это уж как получится, — обнадёжил его барон.

И мы, сопровождаемые королевской свитой, вышли во двор. Поскольку завтрак так и не состоялся, слуги несли за нами подносы с едой и кувшины с вином.

В замке имелось ристалище, где проводились тренировки и поединки. Бывало, что король со всей свитой наблюдал за ними. Ради таких случаев у ристалища построили навес, под которым стояли кресла для их величеств и лавки для остальных. Пока все рассаживались, королева что-то эмоционально втолковывала барону, а тот лишь упрямо мотал огромной головой. Ко мне пробралась благородная дама Янина и сунула в руку цепочку, на которой болтался талисман в виде ухмыляющейся рожи какого-то местного божества.

— Это вам, — сказала она. — Талисман защити вас в бою.

Похоже, она сама себе не верила.

Я охотно принял дар и повесил его себе не шею. Благородная дама Янина, мило улыбаясь, пожелала мне победы и отправилась под навес.

Эстафету от неё принял маг.

— Её величество желает с вами поговорить, — сообщил он мне.

— С превеликим удовольствием. Сразу же после поединка.

— Не валяйте дурака, благородный рыцарь. Готвик вас убьёт.

— Посмотрим.

Маг удалился с унылым видом. Когда все расселись, а двенадцать лучших дружинников выстроились вдоль ристалища, король подозвал к себе меня и благородного барона.

— У вас ещё есть возможность закончить дело миром, — сказал он.

И я, и барон отрицательно затрясли головами.

— Тогда — к бою! — распорядился монарх.

Мы двинулись, было, к ристалищу, но тут произошло то, над чем Винниус работал по моему дополнительному указанию, а именно: толстая балка навеса вдруг треснула и упала как раз в нужное место, то есть на голову барона Готвика. Получив сокрушительный удар, тот молча повалился на землю.

Под навесом вспыхнула паника, придворные бросились врассыпную, но балки больше не падали.

Я подлетел к благородному барону, убрал лежавшее поперёк него бревно и опустился на одно колено. Вокруг нас сгрудились дружинники и слуги.

Барон, разумеется, был жив, но для боя уже не годился. Он обалдело таращил глаза, никого вокруг не узнавая и что-то невнятно мыча. Прибежал лекарь и беспомощно уставился на него.

— Носилки благородному барону! — заорал я.

Требуемое тотчас было доставлено. Я сам перекатил барона на них, выбрал четверых дружинников, велел им отнести раненого в его покои и добавил, указывая на лекаря:

— Вот этого типа ни в коем случае к благородному барону не подпускать.

— Вы шутите, благородный рыцарь, — проблеял тот.

К нам подошёл король, осторожно коснулся рукой головы барона и дал знак уносить его.

— А вам повезло, — заметил монарх.

— Что вы сказали?

Король несколько изменился в лице.

— Уж не собираетесь ли вы вызвать на поединок ещё и меня? — спросил он.

— Это было бы слишком, ваше величество. И всё же я хочу провести поединок. Барон не в состоянии удовлетворить мой вызов, значит пусть это будет дружинник. Лучший из дружинников.

— Вы сегодня так и напрашиваетесь на драку, благородный рыцарь.

— Я желаю, чтобы меня здесь воспринимали, как подобает, ваше величество.

— Но вы и так заставили себя уважать. Не всякий осмелится задирать благородного барона.

— Ваше величество, заметьте, придворные разочарованы тем, что не увидели поединка.

— И обошлись бы, — проворчал король. — Ну да будь по-вашему. Карл!

На его зов пришёл старший дружинник.

— Не желаешь ли сразиться с благородным рыцарем? — спросил его король.

— Постойте, ваше величество! — запротестовал я. — Эдак вы свою армию без командного состава оставите. И потом, я ведь интересовался положением дел в вашем войске. Лучшего дружинника зовут иначе.

— Значит, вам говорили о Гвидо, благородный рыцарь, — ответил Карл. — В бою ему нет равных, но он не признаёт никакой дисциплины и слишком жаден до денег.

— Пока что от него требуется только умение драться, — заявил король. — Зови его сюда.

Карл отошёл и вскоре вернулся с Гвидо.

— Не хочешь ли подраться? — спросил его король.

— Как будет угодно вашему величеству.

— Благородный рыцарь желает сразиться с тобой, — объяснил король. — Если ты победишь, я пожалую тебе титул. Вас это не оскорбляет, благородный рыцарь?

— Нисколько, ваше величество.

— Как тебе перспектива зваться благородным рыцарем, Гвидо?

— Она мне очень нравится, ваше величество.

— Что ж. К бою!

Начавшие было расходиться придворные снова собрались под навесом. Благородная дама Янина помахала мне рукой, а королева что-то сердито выговаривала магу.

Король взмахнул со своего места платком, что являлось сигналом к началу поединка.

Сразу же стало понятно, что Гвидо драться умеет. Всё-таки хорошо, что меня давно убили.

Гвидо не давал мне роздыху. Он атаковал, а я отступал, отражая его удары. Физиономия дружинника не выражала никаких эмоций — он просто работал. Его меч методично обрушивался на меня со всех сторон, с неправдоподобной быстротой. Я попытался провести контратаку, но Гвидо отбил мой удар, да ещё и кисть чуть не отсёк. Забава начинала затягиваться. И я принял решение.

Со стороны это выглядело так, словно очередной удар Гвидо застал меня врасплох. Я лишь немного отклонил меч врага в сторону и тут же почувствовал, как его остриё ломает мне рёбра и рвёт внутренние органы.

Надо признаться, что ничего приятного в этом нет.

Поразив меня, Гвидо шагнул назад и опустил меч. Это его и погубило. Он ожидал, что я упаду и буду корчиться в конвульсиях. Но не тут-то было. Я сделал резкий выпад и пронзил врага мечом. Дружинник осел на землю, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

— Как ты это сделал? — прохрипел он. — Я же тебя убил.

— Нет, как видишь.

У Гвид кровь хлынула изо рта. Он нащупал рукоять ножа, но извлечь из ножен его уже не успел.

Прибежал местный ангел смерти, вытащил из тела растерянно оглядывающуюся по сторонам душу и потащил с собой, объясняя по дороге, что всё подстроено: и травма барона, и поединок, и сама смерть Гвидо, а он попался, как последний осёл.

Зрители этого, конечно же, не видели. Дружинники двинулись ко мне. Я поплотнее запахнул распоротый камзол и зашагал им навстречу.

— Примите наши поздравления, благородный рыцарь, — сказал Карл. — Далеко не каждый смог бы справиться с Гвидо.

— Ваш коллега, кажется, умер, — заметил я.

— И неудивительно. Любой умрёт, если насадить его на меч. Вас ожидают их величества.

Четверо дружинников подняли Гвидо с земли. При этом особой скорби на их лицах что-то не наблюдалось.

Чертовски приятно было, когда я подошёл к навесу, а придворные устроили мне овацию. Кажется, почти никого не расстроила смерть лучшего бойца в дружине.

Я приблизился к королевской чете и поклонился.

— Браво, благородный рыцарь, — сказал мне король. — Вы, кажется, ранены?

— Ничуть, ваше величество.

— Ну да! Я же видел, как Гвидо ударил вас мечом.

— Он всего лишь распорол мне камзол и разрубил цепь с талисманом, подаренным мне благородной дамой Яниной.

Король с сомнением покачал головой.

— Что-то мне в это не верится. А ну распахните камзол.

— Ваше величество! Здесь же дамы!

— Ничего страшного. Дамы отвернутся.

Я раздвинул рваные края камзола, и король увидел на моём теле тонкую царапину, оставшуюся от страшной раны, нанесённой мечом Гвидо. Если б мне удалось потянуть время ещё немного, то заросла бы и она.

Надо заметить, что ни одна благородная дама не отвернулась — все на меня уставились. Те, кому было плохо видно, становились на цыпочки и вытягивали шеи.

— Стало быть, помощь лекаря вам не нужна, — сделал вывод король. — Можете идти отдыхать.

* * *

Барон уже очухался. Он ответил на мой стук в дверь и позволил мне войти.

— Вот, переоделся, как вы того и хотели.

— Оставьте это, — проскрипел барон. — Похоже, я действительно был неправ, и боги указали мне на это, звезданув бревном по башке.

— Я весьма сожалею об этом происшествии, благородный барон.

— Не знаю, что на меня нашло сегодня. Ну да ладно, через пару дней буду на ногах. Говорят, вы победили Гвидо?

— Мне просто повезло, благородный барон. Можно надеяться, что мы больше не враги?

Барон улыбнулся и жестом подозвал меня к себе. Я подошёл, и он стиснул мою руку так, что аж глаза на лоб полезли.

По выходу от него, меня выловила благородная дама Янина. Мы выпили за победу, и я утащил её в сад. До вечера мы изображали возлюбленных, после чего я распрощался с ней и проник в покои канцлера. Все интересующие меня находились там. Достойное общество попивало винцо, обсуждая происшествия прошедшего дня.

— Хотела бы я, чтобы этот Диего сдох самой мучительной смертью, какую только можно придумать, — высказала пожелание благородная дама Гризельда. — Откуда он взялся? И зачем вы допустили этот поединок, благородный канцлер?

— А что я мог сделать?

— Вы и не пытались, — раздражённо бросила благородная дама Гризельда.

— Одного понять не могу, — заговорил королевский лекарь. — Я сам видел, как меч Гвидо пропорол бок этого Диего. Но никакой раны у благородного рыцаря не осталось — так, царапина. А ведь кольчуги на нём не было.

— Оставьте это, — отмахнулась благородная дама Гризельда. — Какая разница, была ли на этом мерзавце кольчуга?

— Кстати, а что говорит благородная дама Янина? — спросил казначей канцлера.

— Ничего определённого. Наш благородный рыцарь довольно скрытен.

— Значит она его плохо спрашивала! — агрессивно заявила благородная дама Гризельда. — Пусть будет понастойчивей!

— Похоже, благородный рыцарь держит эту дурочку Янину на расстоянии, — сказал канцлер. — А вас, благородная дама Гризельда, я бы попросил вести себя потише. Так нас и услышать могут.

Заговорщики обеспокоено завертели головами по сторонам.

— Сдаётся мне, что в сегодняшнем поединке благородному рыцарю здорово помог маг, — заметил лекарь. — Странно, что Гвидо не смог отразить простого, в общем-то, удара.

— Давайте подумаем, что нам теперь делать, — предложила благородная дама Гретхен.

И тут, на самом интересном месте, меня принялись настойчиво вызывать. Тихо ругаясь сквозь зубы, я пополз к себе, проникая через стены.

В моих покоях находился Винниус. Его вид трудно было назвать цветущим: большие тёмные очки скрывали глаза, нос распух и смотрел на сторону, губы раздулись будто на дрожжах, в крыльях заметно не хватало перьев.

— Что это с тобой? — спросил я, состроив сочувствующий вид.

— С местными божками поцапался, — неохотно ответил ангел. — Не любят они чужаков.

— Так ты будь поосторожнее, — посоветовал я.

— Это ты будь поосторожнее! — окрысился Винниус. — Тоже мне гладиатор выискался!

— А в чём дело? — удивился я.

— Зачем тебе понадобился этот дурацкий поединок с дружинником?!

— Вижу, вы там, наверху, вообще не владеете никакой информацией, — вздохнул я. — Гвидо должен был убить мага с королевой.

— Тебе следует не привлекать к себе итак много внимания.

— Знаешь что! — рассердился я. — Никакого плана действий мне никто не давал! Помощи от вас не дождёшься, зато хаять все здоровы! Я могу взять самоотвод, и ищите другого дурака!

— Тише, тише, — испуганно заговорил ангел. — Услышат же.

— Ладно, не бойся. Ты видел королеву?

— Да. Она с магом стоит на крепостной стене. Смотрят на звёзды. А что?

Я аж содрогнулся, хотя опасность уже миновала.

— Значит так, Винниус. Если моя работа вас не устраивает, то убирайте меня отсюда к чёртовой матери или хотя бы придумайте какой-то план с расписанными по часам мероприятиями. Если моя работа вас устраивает, то не лезьте ко мне с дурацкой критикой. Ясно тебе?

— Ты смотри, уже и не покритикуй его, — проворчал Винниус. — Думаешь, мне какой-то план дали? Иди, говорят, помогай. А как, чем…

— Скажи мне хотя бы, каков должен быть итог моей работы?

Ангел пожал плечами, после чего взмахнул ощипанными крыльями и исчез.

* * *

К завтраку вышел барон Готвик. Передвигался он ещё с трудом, хотя энергии в нём уже было хоть отбавляй. Мы с ним демонстративно обнялись на пороге.

Их величества расположились за столом, за ними расселись и все остальные. Слуги внесли блюда с едой.

— Скажите, благородный канцлер, — заговорил я, наливая вина благородной даме Янине и себе. — Для чего это вы собираетесь вечерами в вашей комнате? Такая тёплая компания: вы, господин казначей, многоуважаемый лекарь, благородные дамы Гретхен и Гризельда. Чем вы там занимаетесь?

Взгляды всех присутствующих обратились на вышеупомянутую пятёрку. Канцлер судорожно глотнул воздуха.

— Я… Мы… — промычал он, растерянно тараща на меня глаза.

Лекарь смертельно побледнел. Казначей отчаянно оглянулся на двух рослых стражников, охранявших вход в зал. Благородная дама Гризельда уронила вилку. Тётка короля замерла подобно изваянию. Маг подозрительно разглядывал их всех.

— Небось, в кости играете и вино пьёте, — продолжал я, выдержав мелодраматическую паузу. — А меня с благородной дамой Яниной ни разу не пригласили.

Канцлер, надо отдать ему должное, моментально пришёл в себя.

— Мы и не думали, что вам скучно, благородный рыцарь, — ответил он, вымученно улыбаясь. — Иначе, конечно же, и вы получили бы приглашение.

— И в самом деле, — пробасил со своего места король. — Иной раз и я охотно бы к вам присоединился.

— Разумеется, ваше величество, — проблеял канцлер. — Просто я считал дерзостью с моей стороны предлагать вам подобное.

— Да будет вам, — отозвался король.

После этого все стали болтать кто во что горазд. Вскоре завтрак окончился; ко мне подошла королева.

— Теперь-то вы от меня не сбежите, благородный рыцарь, — заявила она. — С вами просто невозможно побеседовать по душам.

— Вы это о чём, ваше величество? Когда я от вас бегал?

— Вчера вы проделывали это целый день.

— Понимаете, ваше величество, после тогдашнего нашего разговора мне показалось, что вы меня недолюбливаете. Вот я и стараюсь держаться подальше, чтобы не расстраивать вас своим присутствием.

— Благородный рыцарь, вчера я хотела с вами поговорить.

— Я весь внимание, ваше величество.

— Зачем вы вчера устроили поединок?

— Ваше величество, но ведь на ваших глазах благородный барон оскорбил меня…

— Перестаньте, — вдруг вмешался маг. — Мне кажется, вы хотите нам о чём-то сообщить.

Я осмотрелся по сторонам. Король общался с бароном Готвиком, канцлером и лекарем. Королевская тётка что-то втолковывала у окна благородной даме Янине. Из них никто подслушать нас не мог. Пожалуй, теоретические шансы на это имела благородная дама Гризельда, но она ещё не пришла в себя после моего выступления за завтраком.

И я сказал:

— Ваше величество, вам угрожает опасность.

Королева ничего не ответила, а маг высказал предположение:

— Не иначе, она исходит от пятёрки, перечисленной вами за завтраком. Что-то не понравились мне их физиономии.

— Вы совершенно правы, господин маг.

— И каковы размеры этой опасности? — спросила королева с делано-безразличным видом.

— Вы, ваше величество стоите у них поперёк горла.

— Выражайтесь яснее, — раздражённо бросил маг.

— Прошлой ночью они приговорили вас обоих к смерти.

Королева нервно сжала кулаки.

— Я ждал этого, — спокойно заметил маг. — А кто будет исполнять приговор?

— Исполнитель случайно погиб.

— Это был Гвидо, — догадалась королева.

— Но организаторы-то остались, — продолжал я. — И эта осечка их лишь раззадорит.

— Благородный рыцарь, а почему вы раньше не говорили нам обо всём этом? — поинтересовался маг

— А вы сами как думаете? Кто поверит пришлому, никому не известному рыцарю, обвиняющему старых, испытанных слуг и королевскую родственницу?

— Знаете, благородный рыцарь, мне тоже очень не хочется вам верить, — проговорила королева. — Но к своему ужасу, я инстинктивно чувствую, что правда на вашей стороне.

— Мне кажется, что за вашей спиной стоят определённые силы, — заметил маг. — Я это чувствую.

— Вы совершенно правы.

Маг с королевой испытующе смотрели на меня, но я больше ничего не добавил.

Определённо, нас заметили. Вся пятёрка кидала в нашу сторону нескромные взгляды. Пришла пора заканчивать разговор.

— Избегайте меня, ваше величество, — распорядился я. — Будьте всегда мною недовольны. Говорите, будто я оскорбил ваши религиозные чувства.

— Хорошо, — прошептала королева.

— Мы верим в вас, — заявил маг.

— Надеюсь, у нас всё получится, — бодро сказал я.

* * *

Утро выдалось пасмурным и холодным. Сколько я предпринимал ухищрений: подслушивал, подглядывал, расстраивал чужие планы… Всё оказалось напрасным.

Главный жрец местного культа жил далеко от королевского замка. Это был древний старик, умевший общаться с душами умерших и своими богами; самодур и мракобес. Королева его боялась, король на дух не переносил, но вынужден был с ним считаться. Жрец и сам не питал светлых чувств к королевской чете, однако раз в год он приходил со своей свитой в замок. Там они с королём обговаривали церемонии проведения праздников, а также их финансирование.

Предупредить меня об этом моё начальство, разумеется, забыло.

Когда он вошёл, все застыли в оцепенении. Король шагнул ему навстречу, королева взяла мага за руку.

Колдун вдруг вздрогнул, затем пробежал глазами по всем нам и распорядился, указывая на меня:

— Немедленно схватите этого человека.

Никто и с места не сдвинулся: все были ошеломлены и напуганы. Я ринулся на стражников у входа и с разбегу проломился сквозь них, после чего помчался вниз по лестнице, направляясь во двор.

Погоню организовали не сразу. Через закрытое окно зала до меня донёсся яростный рёв барона Готвика, подгонявшего солдат. Я пересёк двор и ворвался на конюшню. Дорогу мне преградил дружинник Карл.

— Куда-то торопитесь, благородный рыцарь?

— Да. И мне срочно нужен конь.

— В замке, кажется, переполох.

— Карл, я спешу. Приказ его величества.

Дружинник посторонился и дал мне дорогу. И вдруг во дворе замка произошло нечто из ряда вон выходящее, а именно: с балкона в покоях королевы вылетел маг, причём её величество он прихватил с собой.

Мы с Карлом созерцали эту сцену, разинув рты от изумления. Маг тащил королеву безо всякого почтения, за шиворот, а она, бедняжка, крепко зажмурилась и поджала ноги. Они лихо спланировали через весь двор и мягко опустились около меня.

— Жрец приказал схватить и её величество тоже, — лаконично объяснил маг.

— Вот гадина, — отозвался Карл. — И доколе его величество будет терпеть этого сумасшедшего старика? Послушайте, ваше величество, и вы, благородный рыцарь, у нас, дружинников, на случай тревоги всегда есть осёдланные кони. Я вам их сейчас приведу.

— А вы не могли бы улететь с её величеством подальше? — спросил я мага.

— У меня произошёл чертовский перерасход энергии, — печально ответил он. — Мне ведь пришлось блокировать шаровую молнию, пущенную в нас этим старым психом. Я и сюда-то долетел из последних сил.

Карл выволок во двор трёх осёдланных коней. В это же время на порог вылетел барон Готвик, сопровождаемый стражниками. Для нас это было совершенно некстати, но благородный заместитель короля по военным вопросам вдруг упал, споткнувшись на ровном месте, да так, что совершенно преградил солдатам выход во двор. Он страшно ругался, проклиная свою неловкость и нерешительность солдат, не решавшихся через него переступить.

Мы вскочили на коней. Ворота замка были открыты, но около них стояло шестеро младших жрецов. Колдун стоял на балконе и смотрел на нас. Я глянул на него; наши глаза встретились. Колдун был совершенно спокоен, похоже, он припрятал козырного туза в рукаве.

Мы помчались к воротам. Внезапно младшие жрецы сбросили чёрные плащи и оказались в кольчугах, да ещё и оружием до зубов увешанные. Были у них и луки; они молниеносно натянули их и одновременно пустили в нас шесть стрел.

Я вырвался вперёд, поднялся на стременах и раскинул руки в стороны. Все стрелы с радостным чавканьем впились мне в грудь и живот. А в следующий миг я налетел на жрецов с мечом. На помощь мне мчались стражники, возмущённые тем, что какие-то ублюдки осмелились стрелять в их королеву.

Мои попутчики беспрепятственно проехали через ворота, проскочили мост надо рвом и оказались на свободе. Я ринулся за ними и вскоре их догнал.

— Господи! — ужаснулась королева. — Благородный рыцарь, вы ранены?

— Сейчас это не главное, ваше величество, — ответил я, выдирая из себя стрелы и бросая их на дорогу.

— А что же тогда?

— Главное — спрятать вас. А потом отправиться к вашему благоверному и выяснить кто для него дороже: любимая и любящая жена или бешеный старик. Надеюсь всё же, что его выбор окажется в вашу пользу, ведь религию всегда можно сменить, а истинная любовь встречается не столь уж часто.

— Я уже боюсь что-то предполагать, благородный рыцарь, — ответила королева, грустно улыбаясь.

— Кажется, за нами погоня, — заметил маг.

Я оглянулся. И верно: за нами ехали дружинники и стражники, возглавляемые благородным бароном Готвиком.

Последнее обстоятельство поразило меня до глубины души. Я-то думал, что при своей комплекции барон ездит как минимум на слоне, но у него, оказывается, имелся конь. На нём он и трусил следом за нами.

— Поезжайте вперёд, — распорядился я.

— А вы? — спросила королева.

— А я задержу барона.

— Благородный рыцарь, с ним десятка три воинов, — обратила моё внимание королева.

— Где вас потом искать? — полюбопытствовал маг.

— Я сам вас найду. Поезжайте.

Мои спутники что есть духу припустили вперёд, а я развернулся и поехал навстречу погоне.

Благородный барон извлёк из ножен меч; я выхватил свой и рубанул его сверху вниз. Мой противник удар отразил, но клинок всё же зацепил его широкое плечо, разодрав в этом месте кольчугу.

— Послушайте, благородный рыцарь, — сердито сказал барон. — Мы все любим её величество и не очень-то спешим за ней, если вы этого не заметили. Так что поменьше размахивайте руками.

— Простите, благородный барон. Я подумал…

— Вы чересчур много думаете. Лучше прокатитесь с нами.

— Я бы с удовольствием, но её величество будет меня ждать.

— Да вас никто и не держит. Пусть только беглецы скроются с глаз, а тогда я разверну свою банду и поеду докладывать его величеству о том, что погоня оказалась безуспешной.

— Как он настроен? — поинтересовался я.

— В отношении вас — не знаю, — признался барон. — Но её величество в лапы колдуна он отдавать не намерен.

— Зачем же тогда было снаряжать погоню?

— Вы, благородный рыцарь, мало что понимаете. Ну кто, скажите на милость, осмелится открыто противодействовать главному жрецу?

— А разве я не сделал этого?

— Во-первых, у вас не было выбора, во-вторых, вы производите впечатление человека не от мира сего. Послушайте меня, благородный рыцарь…

Но дослушать барона Готвика мне не довелось, ибо в этот момент мимо нас промчался колдун на чёрном коне.

Королева и маг превратились в две маленьких точки у самого горизонта. Догнать их не казалось простым делом, и всё же с уст благородного барона сорвалось бранное выражение.

А далее события развивались и вовсе бесконтрольно. Разговаривая с бароном, я продолжал сжимать меч, а когда колдун пронёсся мимо меня, моя рука сама собой распрямилась, клинок хищно свистнул в воздухе и отсёк колдовскую голову, которая упала на землю, запутавшись в длинных, седых волосах.

— Проклятие, — прошептал барон. — Что вы натворили, благородный рыцарь?

Прежде чем свалиться с коня, мёртвое тело воздело руки. Прямо из воздуха материализовалась тяжёлая стрела с трёхгранным наконечником и тотчас же с устрашающим воем полетела туда, где уже почти скрылись из виду королева и маг. Облако, мирно проплывавшее над нами, вдруг ударило в землю молнией, далеко по округе разнёсся чей-то безумный смех, в небе возникла на миг и тут же исчезла мерзопакостная физиономия покойного Гвидо.

Не дожидаясь команды, королевские дружинники пришпорили коней.

* * *

Королева лежала среди высохших стеблей высокой травы, а около неё сидел совершенно обессиленный маг. Он уже извлёк стрелу из её тела и почти остановил кровотечение, однако более ничего сделать уже не мог. Королева умирала.

— Проклятие, наложенное в момент смерти — самое сильное, — сокрушённо сказал маг, едва ворочая языком от усталости. Этот жрец безумно ненавидел её величество. Вы ведь убили его?

— Да, — ответил я.

Барон Готвик поднял мага на втянутых руках и немилосердно встряхнул.

— Помогите её величеству! — проревел он. — Вы ведь всё можете!

— Не более того, что в моих силах, — ответил маг.

Барон отбросил его в сторону. Дружинники спешились и стали ожидать распоряжений своего командира, стараясь не смотреть на королеву. А у той кровь уже отлила от лица, дышала она с трудом, глаза закатывались.

И вдруг королева сказала слабым голосом:

— Благородный барон.

Готвик подлетел к ней и опустился возле неё на колени.

— Благородный барон, скажите, ведь мой муж не приказывал стрелять в меня?

— Нет, ваше величество! — ответил барон, с трудом сдерживая слёзы. — Он ведь вас любит!

Королева улыбнулась, кривясь от боли.

— Я его тоже, — через силу произнесла она.

И вдруг передо мной появилось самое омерзительное существо, какое только может явить человеческое воображение. На его шее висели бусы из черепов.

— Так, — сказало оно. — С этой всё ясно. А ты кто такой? В моих списках тебя нет.

Я догадался, что это — местное божество смерти, но почему-то свосем не то, которое приходило за Гвидо. Разговаривать с ним мне было не о чем.

— Ты рожу-то не отворачивай, — наседало существо. — Я уже давно за тобой наблюдаю. Ты ведь давно сдох, правильно? А почему тогда ползаешь по земле?

И не дав мне ответить, оно вцепилось когтями мне в плечи. Я тотчас же съездил ему по клыкастой физиономии, но это не принесло видимых результатов. Его хватка была воистину мёртвой. Оно стиснуло мои локти, из-за чего я не мог извлечь меч из ножен. Мы яростно боролись, а дружинники и стражники, открыв рты, наблюдали за моим поединком с невидимым для них противником.

Но тут подлетел Винниус с ангелом из транспортного отдела. Втроём мы быстренько запинали врага, после чего эти двое потащили меня на небо.

— Винни, — спаси королеву, — попросил я.

— Нельзя.

— Но ты же ангел!

— Надо мной тоже начальство есть.

Люди внизу смотрели на нас, задрав головы. В молчании добрались мы до небесной канцелярии, где нас уже поджидал Бебек.

— Что теперь будет с королевой? — спросил я.

— Какая тебе разница? — отмахнулся Винниус. — Лучше поинтересуйся, что будет с тобой.

— Чего интересоваться, и так всё понятно.

— Какой догадливый, — хмыкнул Бебек. — Тогда пойдём. Комиссия по расследованию уже собрана.

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА НОВОБРАНЦА

— Нет, в ад меня, конечно, не отправили, — закончил Священник. — Апостол Пётр не любит понапрасну разбазаривать кадры.

— Это я уже понял. А что потом случилось с королевой?

Священник махнул рукой и стиснул свой стакан.

— Отдел перемещений прохлопал ушами, — ответил за него Философ. — Королеву забрали местные божества. Короче говоря, Отделу потом пришлось вплотную нею заниматься.

Священник встал и, ни слова не сказав, вышел.

— Всегда расстраивается, когда вспоминает эту историю, — сообщил Философ, кивнув на дверь. — Теперь будет пить в одиночестве.

Я мысленно посочувствовал Священнику. Надо же было пережить такое!

— Ладно, молодой, я тоже пойду. Бывай.

Я остался один и решил в конце концов почитать инструкции, а то всё времени нет.

* * *

— Молодой, к Старшине! — крикнул со своего поста дежурный по Отделу.

Я отложил в сторону пачку инструкций и отправился по вызову. Старшина в канцелярии листал моё личное дело.

— Слушай, молодой, а почему у тебя так много чёрных меток?

— Понятия не имею.

— А кто должен иметь? Мне тут говорили, будто бы ты ничего не делаешь, только водку лакаешь. Как это понимать?

— Как поклёп, — объяснил ему я. — Пусть тот, кто это сказал, придёт сюда. И я ему рожу расквашу.

Старшина вытаращил на меня глаза.

— Глянь-ка на него, рожу он расквасит! Ты лучше свои обязанности мне доложи.

Я искоса посмотрел на Старшину. Тот с недоброй ухмылкой поглядывал на меня. Я тоже ухмыльнулся и отбарабанил ему свои обязанности, которые — так уж мне повезло — прочитал пару минут тому назад.

Старшина погрузился в недоумение.

— Вот те на, — озабоченно сказал он. — Ну ладно, иди.

Я отправился к Философу и поведал ему обо всём, что произошло.

— Винниус, — не раздумывая, ответил тот. — Его работа, больше некому.

— Я сейчас пойду к нему.

— Зачем? — удивился Философ. — Мордобой устраивать? Я бы не советовал.

— Там посмотрю.

— Я с тобой, — решил Философ. — А то ещё дров наломаешь.

И мы отправились в отдел кадров.

— Чего надо? — агрессивно спросил Винниус.

— Это я у тебя должен спросить! Какие у тебя ко мне претензии?! Ангел, а стукач! — обрушился я на него.

Бебек, изучавший порнографический журнал за соседним столом, навострил уши.

— Что это ещё за разговоры?! — завизжал Винниус. — Вон отсюда!

— А ты на меня не ори! Я уже изучил инструкции! Меня пора вводить в штат.

— Ты разве не помнишь, что следует ещё сдать зачёты? — ехидненько поинтересовался Винниус.

— Я готов.

— Когда?

— Да хоть сейчас.

— Хорошо, — сказал ангел. — Сейчас так сейчас.

И он вынул из ящика стола пачку инструкций, точно такую же, какая была у меня.

— Минуточку, — заговорил я. — Так не пойдёт. Я хочу сдавать зачёт не тебе, а Бебеку. Ты ко мне предвзято относишься.

Винниус разинул рот, Философ вытаращил глаза. Чёрт же сориентировался быстро.

— Подсаживайся, — пригласил он меня.

— Нет!!! — истерически заверещал Винниус. — Зачёты принимаю только я!

— Это с какой стати?! — встал на дыбы Бебек. — У нас с тобой равные права! А у тебя, как я посмотрю, действительно предвзятое к нему отношение!

Тут между ними разгорелась жаркая словесная перепалка. Мы с Философом только головами крутили то в одну, то в другую сторону, в зависимости от того, кто в данный момент держал речь. Кончилось дело тем, что Винниус схватился за телефон, намереваясь жаловаться на всех и вся апостолу Петру, а Бебек вытолкал меня из кабинета. Я вызвал торговца, взял у него две бутылки приличного коньяка по двадцать богохульств каждая, после чего мы отправились ко мне и мигом покончили с зачётом. Бебек сам сходил к Старшине и велел занести меня в список. Тот так и поступил. Пока что я был записан в одиночки, с обещанием подобрать мне место в чьей-нибудь группе.

С того и началась моя настоящая служба в Отделе по борьбе с нечистой силой.

РАССКАЗ СОТРУДНИКА ОТДЕЛА

Нас было трое: я, Герцог и Клещ; мы бились на мечах с Берсерком. Весь Отдел созерцал это зрелище под стенами спортзала. Берсерк пообещал поставить ящик водки тому, кто проткнёт его или рубанёт мечом, а с каждого из нас в случае своей победы требовал всего лишь по бутылке. Выгода выглядела очевидной, туманной представлялись лишь пути к её достижению.

Мы атаковали грамотно, с трёх сторон, но наш соперник не только отражал все наскоки, но и нам расслабляться не давал.

Первым выбыл Клещ. Берсерк вогнал в него меч по самую рукоятку, отбил булавой удар Герцога, оттолкнул ногой меня. Нас осталось двое. Пока Клещ в углу спортзала торговался с чёртом, мы с Герцогом с удвоенной энергией накинулись на Берсерка, однако наши труды успехом не увенчались. Более того, я получил булавой в ключицу, но это не считалось. И ещё, к нашему конфузу, у окружающих складывалось впечатление, что Берсерк бьётся не в полную силу.

Через некоторое время я, светя сквозным отверстием от меча, тоже отправился вызывать чёрта. Герцог остался против Берсерка один.

— Недолго музыка играла, — заметил Философ.

Герцог, однако же, сдаваться не собирался. Жил он в средние века, с мечом обращаться умел. Как ни гонял его Берсерк по всему спортзалу, а проткнуть так и не смог. Старшине вскоре наскучило смотреть поединок; он распорядился его прекратить.

— Учитесь, салаги, — сказал нам с Клещом Герцог, проходя мимо нас в душевую.

Клеща зачислили в Отдел во второй половине девятнадцатого века, он считался молодым до меня. Мне, кстати, хотели прилепить позывной «Пешеход», но я рассвирепел и пообещал снести башку всякому, кто посмеет произнести это слово. Меня поддержали Философ, Священник, Герцог, Старшина и, как ни странно, Винниус. Так что меня продолжали величать молодым.

Когда я рассчитался с Берсерком, ко мне подошёл Старшина.

— Слышь, орёл, рановато тебе пока в одиночки, это заслужить надо. Пойдёшь в группу Красного. Прошу любить и жаловать.

Своего теперешнего командира я помнил по той попойке, которую закатил в честь своего прибытия в Отдел. Это была высокая душа во френче, перетянутом ремнями, галифе, сапогах, с усами и при сабле.

— Красный, ты за ним присмотри, — предупредил Старшина. — У парня уже полным-полно чёрных меток.

— Учту, — ответил Красный, грозно топорща усы.

— Ну и ладненько, — сказал Старшина, уходя в канцелярию.

Народ неторопливо расходился из спортзала, обсуждая подробности прошедшего боя.

— Пошли знакомиться с личным составом, — пригласил меня Красный.

— Чайку попьём? — предложил я.

— Можно.

— Тогда я возьму у чёрта пару-тройку бутылок.

— Ты это… Сильно-то не разгоняйся. Старшина же меня предупреждал.

— Разве он говорил, что мне нельзя водку у чёрта покупать? — удивился я.

— Нет, не говорил, — вынужден был признать Красный. — Велел только, чтобы всё было под моим присмотром. Ты вот что: возьми лучше самогону. Водкой пусть буржуи недобитые давятся.

— Пусть будет самогон, — не стал спорить я.

Под присмотром Красного чёрт нацедил мне трёхлитровую банку требуемой жидкости, после чего командир отвёл меня в свою комнату, где уже собралась наша группа.

— Товарищи! — сказал им всем Красный. — Вот наш новый боец. Старшина просил любить и жаловать. А это группа: Упырь, Аферист, Учитель, Коготь и Викинг. Знакомьтесь. Ты, молодой, пришёл на место Когтя, а он уходит в одиночки. Такое здесь правило: в каждой пятёрке должно быть шесть душ. Командир и пятеро бойцов.

Коготь тоже принёс самогон. Это был тот самый отстранённый, пострадавший от МТД-1 Чернобога. Апостол Пётр, к удивлению всего Отдела, удовлетворил его апелляцию.

Мы все расселись вокруг стола, выпили по первой.

— Что это у вас рожи такие кислые? — подбадривал нас Коготь. — Я же не совсем ухожу, в Отделе-то останусь.

— Командир, а ты сам как сюда попал? — спросил я.

— Да как и все. Подстрелил меня один недовыявленный буржуй уже после гражданской. Прибыл я на этот свет, а в меня чёрт вцепился и тащит. Я, конечно, башку ему снёс, так набежала целая толпа. Пихают, пинают, хохочут. Ну да не на того они напали. Я их тогда немало положил. Но тут им подмога прибыла. Скрутили они меня, доставили дежурному по аду. А он мне говорит: чего ты, мил человек, гонор свой показываешь, на тебе ведь грехов немеряно. Я ему отвечаю, что война была, а он: ничего не знаю. И черти с бесами вокруг меня в каре строятся. Ну я и пригрозил: погодите, гады, будет вам здесь мировая революция. Тут дежурный призадумался, позвонил куда-то по телефону, а в итоге меня доставили сюда. Как-то так ещё получилось… Клещ уже лет семьдесят здесь числился, а всё считался молодым. Меня же в первый день командиром группы поставили. Но ты не подумай, я за чинами не гонюсь. Надо оно мне!

— Командир, что-то ты с молодым заболтался, — подал голос Коготь.

— Виноват, — ответил Красный, принимая из его рук стакан самогона. — Успехов тебе, Коготь на новом поприще.

— Да какое оно новое, ну сколько можно? Так же, как и вы, буду вампиров гонять. Хватит уже об этом.

Налакавшись самогону, народ принялся вспоминать былое. Меня быстро утомила их похвальба, но тут, к счастью, я был вызван дежурным по Отделу к тётке по её просьбе.

РАССКАЗ О ПОДВЕРНУВШЕЙСЯ ХАЛТУРКЕ

Увидев коробку конфет, тётка нахмурилась.

— Это тебе опять Философ дал?

— Да ладно вам, тётя, скажете тоже. У чёрта купил по дешёвке. Вместе с баночкой кофе всего десять богохульств получилось. Тётя, ну не хмурьтесь, вы же совершенно не умеете сердиться.

— Зайка, я не буду есть этих конфет.

— Тогда я их выброшу. И получится, что мне совершенно напрасно наставят чёрных меток.

Тётка нерешительно взяла конфету, но предупредила:

— Чтобы это было в последний раз, иначе мы поругаемся.

— Как скажете, тётя.

Там сидела ещё одна женщина, выглядевшая очень расстроенной. Тётка налила ей кофе, сунула в руку конфету и обратилась ко мне:

— Зайка, тут такое дело. Не знаю, как и сказать.

— Давайте я за коньячком сбегаю. Тогда и говорить будет легче.

— Зайка, ты меня дразнишь, да? У Елены Дмитриевны, — она кивнула на расстроенную женщину, — случилось несчастье. Её внук нашёл какой-то дурацкий старинный перстень. А теперь его хозяин за ним ходит и житья ему не даёт.

— Понятно, — сказал я. — А почему бы внуку перстень не вернуть?

— Возвращал уже, — со слезами в голосе ответила Елена Дмитриевна. — Не берёт, гадина! Совсем уже извёл моего Лёшеньку!

— Откровенно говоря, не вижу проблемы. Пусть бы Лёшенька в рыло ему дал.

— Зайка, — вмешалась тётка. — Внук Елены Дмитриевны живой, а бывший владелец перстня — мертвец.

— А, ну так бы сразу и сказали. Сейчас я сбегаю за своей группой. Знаете, кто у нас командир? Мы красные кавалеристы, и про нас…

— Зайка, не балуйся. Это дело должно остаться между нами.

— А почему?

— Понимаешь, если человека вот так допекает мертвец, то надо прочитать соответствующую молитву. Ангел её регистрирует…

— Кого? — уточнил я.

— Молитву, зайка, молитву. Потом этот же ангел ставит молящегося на очередь и, когда она подходит, делает вызов в Отдел. И только после этого начинаются красные кавалеристы.

— А мой Лёшенька ни одной молитвы не знает! — прорыдала Елена Дмитриевна. — Он ходил к священнику, а тот деньги взял и ничего не сделал!

— Всё ясно. Я должен пойти и посшибать тому покойнику рога.

— Только без огласки, — добавила тётка.

— О чём речь!

— Спасибо вам, молодой человек, — сказала Елена Дмитриевна.

— Пока не за что.

— Хотя бы за то, что вы согласились. И… за конфеты.

* * *

Я поторопился соскочить с лифта, а потому не попал в комнату клиента. В прихожей молодая женщина открывала дверь другой, постарше.

— Что у тебя случилось? — спросила вторая.

— Ничего, мама, — ответила молодая. — Всего-то и проблем: мой муж с ума сошёл. Я уже не могу, я боюсь его, я от него уйду!

Они прошли на кухню. Та, что помоложе, налила две чашки чаю, прикурила сигарету. Из-за закрытой двери в комнату доносилось слабые отзвуки песни.

— Слышишь? — со злобой в голосе спросила молодая. — Концерт по заявкам радиослушателей. Не жрёт ни фига. Почти не спит. Идиотом становится. Мама, ты просто представить себе не можешь, до чего я с ним издёргалась.

— Ну, — сказала старшая. — Так уж и идиотом.

— А ты послушай.

Они помолчали, прихлёбывая чай. В комнате пели: «Вдоль да по речке».

— Дочка, — тихо сказала старшая. — Ты сама-то внимательно слушала? Тебе не кажется, что ПРИПЕВ ПОЮТ ДВОЕ!

— Да пусть хоть целый хор. У него, наверное, уже раздвоение личности начинается.

Тут старшая принялась объяснять, что так нельзя, что всё ещё наладится и что, когда она сама болела, то муж целыми ночами просиживал у её кровати.

Я оставил их и вошёл в комнату. Там, при свете настольной лампы, на диване лежал измождённый человек, а в кресле сидел гниющий мертвец.

— Привет честной компании, — сказал я. — Оставь в покое этого человека, ты, жлоб.

— От жлоба слышу, — немедленно ответил мертвец. — Ты вообще кто такой? На ангела вроде не похож.

— Ты понимаешь, что тебе говорят, урод? Оставь в покое этого человека!

— А тебя сегодня ещё никуда не посылали? Чего ты вообще сюда припёрся, это моя территория.

— Ну раз слова до тебя не доходят, то пора переходить к действиям, — сказал я и схватил своего собеседника за горло.

Тот ответил чувствительным ударом в живот, после чего залепил мне между ног. Я охнул и сел на пол.

— Шляются тут всякие, — заметил мертвец, потирая шею. — Эй, малый, а давай ещё споём. Знаешь эту: «Выйду на улицу, гляну на село»?

— Ну почему ты не оставишь меня в покое? — простонал измождённый. — Что тебе надо?

— А мне скучно среди мёртвых, — охотно объяснил мертвец. — С тобой куда веселее. И перстень можешь больше мне не предлагать, не возьму, разве что когда ты сдохнешь. Он — мой пропуск в мир живых, понимаешь? Я специально тебе его подсунул, знал, что ты позаришься. Запевай.

Я поднялся на ноги и сказал:

— Ну всё, хана тебе.

— А ты ещё до сих пор здесь? — удивился мертвец. — Ладно, сейчас ещё получишь.

Он бросился на меня, но я успел убрать голову, его кулак улетел в пустоту, а мой врезался ему в подбородок. От удара у супостата отлетела голова и закатилась под шкаф.

— Вот тебе, паскуда! — торжествующе взвыл Лёшенька.

Я выгреб из-под шкафа голову и сунул её себе за пазуху. Остальное тело съёжилось, осело на пол и медленно растаяло в воздухе.

Измождённый с усилием сел и уставился на меня.

— Кто ты? — спросил он. — Я закажу за тебя молитву у попа.

В ответ я ткнул его пальцем в лоб. Лёшенька мягко распластался по дивану и закрыл глаза.

— Спи уже. Молящийся. Лучше водки выпей на эти деньги.

А он улыбался во сне.

* * *

Чёрт-торговец внимательно исследовал голову, поскрёб когтем лоб, потыкал пальцами в уши, подул в глаза, а затем поинтересовался:

— Ну и нафига она мне?

— Отдавай назад, раз не нужна.

— Она, наверное, краденая, — засомневался чёрт. — И в пекле за кем-то числится.

— Да ладно, ты тоже продаёшь водку без сертификатов и акцизных марок.

Чёрт ещё раз осмотрел голову и спросил:

— А тело-то где?

— Тебе может ещё его биографию написать? Гони ящик водки!

— Да ну, ты смеёшься, что ли? Пару литров самогона ещё куда ни шло.

Начался оживлённый торг. Я дважды забирал голову, но чёрт всё же уговорил меня отдать её за три литра спирта.

Конфеты к моему возвращению уже закончились. Когда я вошёл, обе женщины вскочили на ноги.

— Спасибо вам, огромное спасибо, молодой человек, — затараторила Елена Дмитриевна. — Кроме вас, мне никто больше не захотел помочь! Наконец-то Лёшенька спокойно заснул! Этот мерзавец не давал ему ни поспать, ни покушать; я вся извелась на это глядя. Если вам вдруг что-то понадобится, обращайтесь. Я в лепёшку расшибусь, а сделаю!

— Да ладно вам, ничего мне от вас не нужно. Я ещё и подрался с удовольствием.

Потом мы немножко поболтали о всякой всячине и раскланялись.

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА МОЛОДОГО

— И вот в это нелёгкое время, товарищи, когда мировая буржуазия и прочая нечистая сила поднимает свою змеиную голову, у нас встречаются элементы, которые сбиваются с нашей громовой поступи на семенящие шажки! — возмущался Красный. — И других сбивают! Понятно, что нечистой силе это нравится!

— Я не понял, командир, — подал голос Упырь. — К чему митинг? Я, например, на семенящие шажки не сбивался.

— Да не о тебе речь, — объяснил Красный. — Я про молодого говорю. Вот он дрался, а никого из нас не позвал.

— С кем это я дрался?

— Не знаю. Но я — красный командир, и такие вещи чувствую. Запомни, молодой, у нас такой закон: один за всех и все за одного. Идёшь драться — зови остальных. Ты понял?

— Ясно, командир, больше такого не повторится.

— Надеюсь. Там тебя Берсерк обыскался, зовёт на тренировку.

— Всей группой пойдём? — съехидничал я.

— Ну, это же не настоящая драка, — ничуть не смутился Красный.

В спортзале Берсерк немного подрессировал меня в работе с мечом, после чего я подтянул его в отношении рукопашного боя, а то машет своими кулачищами и никакого толку.

Окончив тренировку и выпив пива, мы разошлись. Я отправился к Философу.

Тот сидел у себя и изучал очередной толстый фолиант.

— Привет, — сказал я ему. — Нашёл смысл жизни?

Философ вместо ответа тяжко вздохнул.

— А я тут для тебя кое-что выяснил.

— Да ну! — ответил Философ, не отрываясь от фолианта. — И что же?

— Счастье — не в старинных перстнях, сколь бы дорого они не стоили. И смысл жизни тоже не в них. Запиши это себе где-нибудь.

— Вот ты издеваешься и зубоскалишь, — терпеливо сказал Философ. — А между тем никто — слышишь: НИКТО! — из находящихся здесь не может объяснить смысла хотя бы своей жизни. Не будем далеко ходить за примером. Вот ты прожил целую жизнь. А для чего?

— Не знаю, Философ. Мне и в голову не приходило размышлять над этим.

— И совершенно напрасно.

— Но я об этом ещё подумаю. А вот скажи, Философ, не лучше ли тебе оставить эту затею, которая явно ни к чему хорошему не приведёт, и заняться чем-нибудь более приземлённым, но полезным.

— Например?

— Например, написать историю нашего Отдела.

— Вряд ли что-то получится, — засомневался Философ.

— Почему?

— Слишком много утеряно. И с апостолом придётся часто общаться, чтобы он рассказал, что к чему. А он может многого и сам не помнить. К тому же, история Отдела уходит своими корнями в такую древность, что даже страшно. Возможно, апостола натолкнул на идею его создания один случай, произошедший около тридцати тысяч лет назад.

— Ты это о чём, Философ? Расскажи.

СЛУЧАЙ, О КОТОРОМ ПОВЕДАЛ ФИЛОСОФ

Лет с тридцать тысяч тому назад на одной из территорий, служащих сейчас морским дном, проживало племя первобытных дикарей, более похожих на обезьян, чем на людей, но уже умевших изготовлять примитивные орудия и предметы обихода, а так же приручивших огонь. В ту пору не в ходу были длинные имена, вроде Ивана Петровича, поэтому самого сильного воина племени, а по совместительству его вождя, звали просто А.

Однажды в тех краях появилось какое-то мелкое божество неопределённой ориентации. Но какая разница — доброе оно или злое? Все они одинаково любят, чтобы им поклонялись. Письменности в ту пору не существовало, грамотных людей — тем более, библий и евангелий писать и проповедовать было некому. Вообще, словарный запас дикарей не поражал обширностью. Он включал в себя около сотни слов, обозначавших название предметов, животных и простейших действий. Неизвестно, зачем тому божеству понадобилось поклонение подобных существ, ну да нам их никогда не понять.

Чтобы покорить это племя, для начала следовало его запугать. И божество засучило рукава.

Как-то поздним вечером, пока дикари ещё не легли спать, в их пещеру вошли трое: старец Ых, недавно умерший от болезней и немощей, а также молодая супружеская пара, накануне пытавшаяся экспериментальным путём определить, насколько съедобны грибы, в изобилии найденные ими в лесу. Последние двое были особенно страшны со своими раздувшимися животами и посиневшими физиономиями, но всё же их малолетний ребёнок с радостным воплем бросился к ним.

Мать схватила его, прокусила ему артерию на шее и принялась высасывать кровь из своего орущего от боли и ужаса чада. Все дикари тоже перепугались и с криками подались вглубь пещеры. И только А схватил копьё, представлявшее собой более-менее ровную палку с заострённым концом. Его он воткнул в грудь упырши, а её мужу раскроил голову камнем. Старец Ых, видя такое дело, проворно выскочил из пещеры. А помчался за ним, прихватив каменный топор.

Мужчины племени вытащили трупы наружу и принялись дробить им камнями кости, а женщины занялись ребёнком. Но он потерял много крови и вскоре умер.

Вернулся А, гнавшийся за Ыхом до того места, где племя зарывало своих мертвецов, чтобы их не грызли шакалы. Он растопырил все пальцы на руках и сказал:

— Во!

Это означало, что гулящих мертвецов за пределами пещеры много.

Все приумолкли и обернулись к старцу Гы, который считался самым мудрым в племени. Ему принадлежало окончательное решение в выборе мест стоянок и зимовок. Следил он и за пополнением запасов.

Старец нахмурился и некоторое время думал, после чего махнул рукой и сказал:

— Ух!

Это означало следующее: «Леди и джентльмены, вы сами видите, в сколь непростой ситуации мы очутились. Двоих вождь убил, но их там слишком много. Поэтому, в связи с наличием на нашей территории паранормальных явлений и невозможностью справиться с ними своими силами, я предлагаю сменить место стоянки».

Все обернулись к вождю.

— Ни фига, — ответил А.

Затем он подошёл к каждому из своих воинов и посмотрел им в глаза. Но все отвели взгляд. А ушёл один.

Всю ночь с того места, где зарывали умерших, слышались возня и крики. Но лишь утром, при свете солнца, воины осмелились подойти туда. Они обнаружили целую гору мертвецов с проткнутыми грудьми и откромсанными головами. А тоже был мёртв, искусан и обескровлен.

Племя снялось с места и отправилось на другую стоянку. Люди шли весь день, а когда остановились на ночёвку, их окружили мертвецы. Они мерзко хихикали, кривлялись, вихлялись, делали угрожающие жесты. Люди взяли в руки камни и палки. Но мертвецов было больше, чем живых.

И вдруг появился А. Он хоть и был мёртв, но двигался уверенно, шёл ровно, копьё в посиневшей руке держал крепко.

Началась бойня. Живые отгоняли мёртвых от женщин и детей горящими палками и увесистыми камнями, а А лихо валил упырей направо и налево, запросто отшибая им головы одним ударом.

На другой день племя вернулось в старую пещеру, начало налаживать быт, выбрало другого вождя. Среди них был один человек, калека, который не мог участвовать ни в охоте, ни даже в сборе съедобных корней, а потому питался объедками с общего стола. Всё своё время он малевал на закопченых стенах пещеры фигурки людей и животных, мастерил из дерева игрушки для детей. И однажды этот тип накарябал на большом камне неподалёку от пещеры отвратительную рожу, для контраста замазав царапины сажей.

— Что это такое, Рафаэль ты непризнанный? — спросили его соплеменники.

— А, — ответил им художник.

Все пригляделись и решили, что да, действительно похож. В принципе, на этой карикатуре можно было признать как А, так и Квазимодо или, к примеру, президента США Джорджа Буша-младшего. Но неизбалованные художественными выставками дикари остались вполне довольны.

— Ыхы, — добавил живописец.

Это означало: «Вы сами видели, что он ходил, дрался. Может и ему пожрать хочется, так положите под этот камень кусок мяса и пару яблок. Он увидит своё изображение, поймёт, что это для него и заберёт».

Все признали его мысль правильной. И вплоть до того момента, как племя поглотили более сильные соседи, каждый вечер, даже в самые голодные времена, люди оставляли под камнем какую-нибудь еду. И она исчезала, правда злые языки утверждали, будто художник сам поедает жертву для А, но поймать его на этом не смогли.

Божество, всё это затеявшее, ничего хорошего не добилось. Более того, А, умерев, добрался до него и накостылял ему по первое число, а затем остался наблюдать за тем, чтобы мёртвые не бесились с жиру и не тревожили живых.

Вот так, в сущности, и появился Отдел по борьбе с нечистой силой.

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА МОЛОДОГО

Красный сказал мне:

— Молодой, тут у нас такое дельце наклёвывается… Короче говоря, нам один чёрт девочек обещал подогнать. Ты как?

По физиономиям Упыря, Учителя, Викинга и Афериста было видно, что они-то совсем не против.

— Раз у нас один за всех и все за одного, то зачем спрашиваешь? Только как эти девочки в плане происхождения? Не буржуйки ли они?

Красный хлопнул меня по затылку со словами:

— Ну совершенно же невозможно с тобой общаться, настоящая контра. Пошли все к чёрту.

— Погоди, командир, — сказал я, устремляясь за Красным. — Надо для девочек каких-нибудь буржуазных предрассудков взять, наподобие шампанского.

— Это само собой, — успокоил меня Красный.

— А всё-таки, командир, откуда они? Из пекла?

— Из чистилища.

— Да ну, не может такого быть. Их же за подобные подвиги в рай не возьмут.

— В том-то и дело, молодой. Им, видать, срок в рай подошёл, вот они и набирают чёрных меток. Ну что им в том раю? Раньше, говорят, все, кто там находился, постоянно испытывали неземное блаженство. Кайфовали, то есть. Потом эта лавочка прикрылась.

— Почему?

— Конопля закончилась. Как раз тогда апостолы Пётр и Павел серьёзно взялись за чертей-торговцев, а те, естественно, перестали в рай наркоту поставлять. Там, говорят, целое восстание по этому поводу было. Ну да архангел Михаил со своими войсками его подавил. Теперь в раю блаженствуют, восхваляя Царя Небесного.

— Не думаю, что от этого можно испытать удовольствие.

— Ты не думаешь, а они думают. Там сейчас ангелы-полицейские рыскают, попробуй только не восхвалять. Ладно, молодой, хватит об этом, девочки заждались.

И правда, они уже ждали. Мы расплатились с чёртом-сводником, сбросились торговцу на шампанское и повели девочек к себе. Они, бедняжки, хотели казаться циничными и развязными, но столь страшный грех совершали, по-видимому, впервые. Была среди них одна лапочка с ТАКИМИ глазками…

Я втихаря разбавил шампанское спиртом. Напряжение сразу спало, заблестели глаза, потекла беседа. Под шумок прибежал и Коготь, куда ж его денешь.

Свои грехи девочки получили сполна. Не знаю, сколько им там понаставили чёрных меток, но наша группа старалась изо всех сил.

Покончив с делами, мы провели девочек к вратам чистилища. По возвращению в Отдел я спросил Красного:

— Командир, нам в группу нужна секретарша?

— Нет.

— А в Отдел?

— Молодой, я понимаю, что тебе твоя девушка понравилась. Мне моя, между прочим, тоже. Но это не значит, что мы должны создавать при Отделе женский батальон.

— Нет, командир, а в самом деле, возможно, нам и нужна какая-нибудь работница. Бухгалтер, например. Мы же не знаем.

— Спроси у Старшины.

Он-то хотел от меня просто отделаться, а я действительно взял и пошёл. Но, как выяснилось, Отделу работницы нужны не были. Совсем.

— И вообще, — добавил Старшина. — Ты бы лучше делом занялся, чем дурью маяться.

— Да я только и делаю, что постоянно повышаю уровень своей боевой подготовки!

— Наливаясь водкой? — уточнил Старшина.

— А вот это, по-твоему, что такое?

Я задрал майку и вставил три пальца в отверстие на животе, накануне заботливо проделанное во мне мечом Берсерка.

— Ладно, иди, — проворчал Старшина.

— Влюбился, что ли? — спросил Красный, перехватив меня в коридоре. — А разница в возрасте тебя не смущает? Та девочка постарше тебя будет.

— На сколько?

— Лет на четыреста, не меньше.

— Не смущает.

Красный махнул на меня рукой.

* * *

— Вот скажи мне, молодой, — говорил Старшина некоторое время спустя. — Ты ведь сдох в двадцать первом веке, правильно? А мне вот тут доложили, что ты мечом дерёшься просто как демон. Прямо и не справиться с тобой.

— Берсерк меня научил.

— Вон как! И Берсерк говорил тебе, что эдаким макаром ты должен выводить из стоя ангелов-полицейских?

— Нет, такого я что-то не припоминаю.

— Тогда какого хрена ты это делаешь?! — рявкнул Старшина, хлопая по столу широкой ладонью.

Разговор происходил в комендатуре, куда меня доставили отдохнуть после ратных подвигов.

— Молодой, сотрудники Отдела не должны драться с ангелами-полицейскими. Ты, наверное, об этом не знал?

— Старшина, гадом буду, ни в одной инструкции про полицейских ни слова.

— Слушай, молодой, я ведь тоже умею шутки шутить!

— Молчу, Старшина, молчу. Виноват, каюсь.

— Какого лешего ты попёрся в чистилище?

— Да я просто хотел посмотреть. Согласен, нехорошо получилось…

— Нехорошо?! — взревел Старшина. — Да ты позоришь Отдел, тебе это известно?!

Тут уж пришла моя очередь возмутиться:

— Ничего себе! Кто позорит?! Да я четверых ангелов уложил, прежде чем меня скрутили!

Старшина вскочил на ноги. Похоже было, что ему хочется меня ударить, но он сдержался.

— Вижу, тебе здесь нравится, — ядовито заметил он и выскочил из комендатуры.

Меня снова запихнули в камеру. Но я не особо волновался: наши этого так не оставят. Да ещё и торговцы имели удивительную способность просачиваться со своим товаром сквозь любые стены и запоры. Так что пока бестолковые сторожевые ангелы тешили себя надеждой на то, что я раскаиваюсь и молюсь, мы с чёртом лакали водку и распевали песни из репертуара «Сектора газа».

Ещё через некоторое время за мной пришёл Красный. Комендант выдал ему меня под расписку, а на прощание закатил длинную речь насчёт добродетели и тому подобной чуши.

Но сюрпризы только начинались. Когда мы вернулись, нас вызвал Старшина и сказал:

— Значит так, молодой, по поводу тебя получена телеграмма от апостола Петра. Ты отстранён от работы, твоё личное дело отправлено на пересмотр. Настраивайся на то, что нам придётся прощаться.

У меня разом всё опустилось. Я уже не мыслил себя без Отдела. И куда мне теперь? А самое главное — как сказать об этом тётке?

Тем временем Красный яростно нападал на Старшину, а тот монотонно отсылал его к апостолу Петру.

— Контра ты, буржуй! — орал мой командир, грозно нависая над столом. — Чем он так провинился?! Ты, что ли, никогда ни одного ангела не треснул?!

— Отстань от меня, — вяло отвечал Старшина. — Чем, по-твоему, провинился я? От апостола втык получил, с твоей группой и всеми одиночками переругался. Я ведь решений не принимаю. Сходи к апостолу.

Его слова пробудили меня от забытья.

— А что? И схожу.

— Это тебе не поможет, — обнадёжил меня Красный.

— Пусть идёт, — вступился за меня Старшина. — Хуже-то всё равно уже не будет.

— Я с тобой, — сказал мне Красный.

— Только попрошу вас, — закончил разговор Старшина, прикладывая руку к сердцу. Давайте обойдёмся без драк и дебоша. Будьте людьми.

* * *

В нашей группе все были такими же ненормальными, как и мы с командиром. Никто не пожелал остаться в общежитии. К апостолу отправились все до одного и, вооружившись до зубов, втиснулись в лифт.

Я, правда, оружия не брал, а только накатал рапорт, примостив лист бумаги на спину Упыря. Красный спросил меня на ушко:

— Послушай, молодой, а ты с девушкой-то со своей хоть увиделся?

— Да, командир. За тем и ходил.

— Хоть что-то хорошее за весь день, — вздохнул Красный.

По прибытию я попросил своих не вваливаться к апостолу всей толпой. Красный настаивал на том, что ему-то обязательно идти надо, но не убедил меня в этом. Я категорически отказался брать кого-то с собой.

За спорами мы ворвались в приёмную. Ангелица-секретарша не пришла от этого в восторг, но, не обращая внимания на её визгливые протесты, мы подошли к дверям, отпихнули двух ангелов, дожидавшихся приёма, после чего Красный втолкнул меня внутрь.

Апостол из-за своего стола строго взглянул на меня.

— Чем могу? — спросил он. — Ах, это вы. Я, кажется, вас не вызывал.

— А я сам пришёл. Апостол здесь творится произвол и несправедливость. Я написал рапорт по этому поводу.

Апостол нахмурился.

— Вы бы выбирали выражения, молодой человек. Что значит: «произвол» и «несправедливость»? Это на небесах-то?

— Апостол, я и так выразился очень мягко. Да вы почитайте.

И я подал ему рапорт.

Апостол Пётр прочитал его раз, другой, после чего удивлённо уставился на меня.

— Не обессудьте, но я должен проверить, — пробормотал он.

— Я сам хотел настаивать на этом.

Апостол поднял трубку прямого телефона и заказал на коммутаторе Отдел.

— Будьте добры, позовите Священника, — попросил он, когда ему ответил дежурный.

А через некоторое время продолжал:

— Священник? Вы помните тот день, когда привели в Отдел молодого? Отлично. Что тогда говорил ангел Винниус? Сейчас же прекратите сквернословить! Я понимаю, что вы не можете помнить всего. О процентовке, к примеру, был разговор? Ага! Значит, жаловался, но сути вы не помните. Хорошо, спасибо.

Он положил трубку, ещё раз перечитал мой рапорт и сказал:

— Следовательно, вам запали в душу слова ангела о том, что в Отдел берут кого попало.

— Совершенно верно. У нас должны служить только самые лучшие.

— А в рай вы не собирались сходить со своей агитационной программой?

— Была такая мысль, но не всё же сразу.

— И других целей ваш визит в чистилище не имел?

— Апостол, чтоб меня чёрт забрал. Только об агитации и думал.

Потом мне рассказывали, что в этот самый момент в приёмную ворвался чёрт. Эти твари и так выглядели безобразно, а уж в отдел перемещения душ и вовсе набирали самых-самых. Ангелица моментально упала в обморок, а моя группа стеной встала у двери. Но чёрт рвался за мной, учуяв клятвопреступление. Моим сослуживцам пришлось принимать меры: Викинг и Аферист схватили хама и согнули его вдвое, Красный одним махом отхватил ему шашкой башку, Учитель ногой выбил её из приёмной, а Упырь вытолкал туда же упирающееся обезглавленное тело.

В кабинете мы, разумеется, всего этого не видели. Я смотрел на апостола. А он улыбался.

— Вы, стало быть, болеете за Отдел?

— А как же иначе? Мне бы ещё настоящее дело.

— Успеете, — пообещал апостол. — Раз уж вы такой патриот Отдела, то работу для вас обязательно найдут. Но с ангелами больше не деритесь.

— Не буду, апостол.

— Они ведь тоже при исполнении.

— Я понял, апостол.

— Хорошо. Идите. Я позвоню Старшине и отзову свою телеграмму насчёт вас.

— Спасибо, апостол.

С этими словами я, пятясь задом, выскользнул из кабинета.

— Ну что? — шёпотом спросил Красный.

Я дал знак следовать за мной.

Аферист и Упырь как раз закончили запугивать секретаршу; та в ужасе от обещанных кар дрожащим голосом клялась не говорить кому бы то ни было о появлении чёрта в приёмной апостола Петра. Мы выбежали в коридор, где ходило обезглавленное тело чёрта, слепо натыкаясь на стены, а голова грязно ругалась в самом дальнем углу; помчались дальше, выскочили на порог. Меня распирали эмоции. Это было что-то… Нет, словами такого не скажешь. Как будто идёшь на экзамен, заранее зная о том, что тебе никогда в жизни его не сдать — и сдаёшь. Но и этот пример мало подходил для того, чтобы выразить мои чувства.

Группа догнала меня только у стоянки транспортных ангелов.

— Да скажешь ты, как твои дела?! — злобно прошипел Красный.

— Пора-пора-порадуемся на своём веку! — немузыкально заорал я в ответ.

— Понятно, — сказал Красный. — А что, герои, не покататься ли нам на радостях?

Не дожидаясь нашей реакции на его предложение, он побежал на стоянку. Ну а мы, разумеется, за ним.

На готовых двинуться в путь ангелов наш командир внимания не обратил. Он промчался в дальний угол стоянки и распахнул ворота загона, в котором помещались отборные херувимы.

— Эй, эти только для святых и праведников, — предупредил Красного начальник охраны стоянки.

Полностью его проигнорировав, командир вскочил на самого ухоженного херувима и, выхватив шашку, скомандовал:

— Группа, по коням!

— Слышишь, ты, не лягайся! — возмутился осёдланный им херувим.

Но Красный был настроен именно лягаться. Он так влепил своему скакуну пятками, что они на секунду полностью скрылись в боках херувима. Тот взвыл бесовским голосом и вылетел за пределы стоянки.

— А ну прекратите безобразие! — потребовал начальник охраны.

За его спиной вырос один из подчинённых, готовый к бою. Оба они тоже были херувимами и, в принципе, мало чем отличались от транспортников, поэтому я вскочил на первого, а второго пригнул к полу, чтобы Учитель оседлал его со всеми удобствами. Охранники принялись брыкаться в надежде сбросить нас со своих спин, но тут вернулся Красный и так хлопнул начальника охраны плашмя шашкой пониже спины, что у обоих сразу пропала охота показывать характер. Викинг, Аферист и Упырь уже оседлали более смирных транспортников.

— Вперёд! — распорядился Красный.

И мы помчались за командиром, размахивая оружием и отчаянно матерясь.

— Вы не имеете права ездить на нас! — пыхтел мой рысак.

— Мы будем жаловаться! — вторил ему скакун Красного.

Но даже это не могло испортить нам удовольствия. Мы неслись между редкими облаками в солнечный полдень, где-то в километре от земной поверхности, но живые нас не видели, лишь русалки и лешие долго смотрели нам вслед, да упыри ёжились в своих могилах.

И каждый в нашей группе был за всех, и все были за одного.

* * *

— Красный, — сказал Старшина. — Из транспортного отдела на твою группу поступила жалоба.

— С чего бы это? — удивился я.

— Молодой, до тебя мы ещё дойдём. Красный, что это за скачки на херувимах?

— А разве нельзя?

— Да, нельзя. Херувимы предназначены только для святых и праведников. Неужели они вас об этом не предупреждали?

— Что-то такое говорили, — признался Красный.

— Ага! Всё-таки говорили! И вы, конечно, их послушали.

Красный кивнул мне, и я отбарабанил первый пункт Инструкции по действиям сотрудника Отдела в особых случаях:

— В особых случаях сотрудник Отдела приравнивается к праведнику, а по дополнительному распоряжентю апостолов Петра или Павла — к святому.

Старшина поморщился.

— Да, молодой, с тобой ещё придётся повозиться. А что, Красный, у вас был особый случай?

— Наиособеннейший.

— Ладно, я вам это ещё припомню. А теперь вот что: не будешь ли ты столь добр, молодой, сейчас же заступить в наряд? Или у тебя на этот счёт тоже имеются какие-нибудь цитаты из инструкций?

— Я буду счастлив принести пользу Отделу.

— Отлично. Можете идти. Меня уже тошнит от ваших рож.

* * *

С поста дежурного я позвонил тётке.

— Зайка, да что ж это такое? — запричитала она вместо «здравствуй». — Ну как ты мог драться с ангелами?

— Так получилось, тётя.

— Что значит — получилось?

— Тётя, я вам всё объясню. Мы встречались с одной девушкой у врат чистилища.

— С какой девушкой?

— С хорошей, тётя. Она на четыреста лет старше меня.

— Господи!

— Она бы вам обязательно понравилась, тётя. А уж как мне нравится! Стоим мы с ней, разговариваем. А тут ангел. И говорит: давайте, расходитесь. Девочка его просит, чтобы он ещё хоть немного подождал, а тот поднял крик, что мы и так долго болтаем, и не положено. А потом — хвать её за руку и потащил. Ну я, конечно, влепил ему по роже…

— Зайка, что ты такое говоришь?! — с негодованием перебила меня тётка. — Какая ещё рожа?! У ангелов прекрасные, благородные лица!

— Ой, простите, тётя! Я влепил ему по прекрасному, благородному лицу. Он, понятное дело, скопытился…

— Что сделал?

— Вышел из строя. Тут ещё двое прибежали, с мечами. Представляете, тётя, какие шакалы, я ведь был безоружен!

— Зайка…

— Нет, вы уж меня дослушайте! Первого я свалил ударом на опережение, забрал у него меч и уложил второго. Тогда она навалились на меня вдесятером — вдесятером, тётя! — однако одолеть меня им удалось далеко не сразу.

— А что девочка?

— Она пошла за нами в комендатуру, но внутрь её не пустили. Кстати, надо будет ей позвонить.

— И что теперь, зайка? Я слышала, апостол Пётр очень рассердился.

— Нет, уже всё нормально. Я только что от него. Объяснил ему, как и почему.

— А он?

— А он сказал, что так этим ублюдкам и надо.

— Зайка, ну почему ты в беседе со мной всё время употребляешь грубые слова? Апостол Пётр так сказать не мог, это очень интеллигентный человек.

— Значит, он выразился приблизительно. И вообще, какая разница, тётя? Главное, что всё уже закончилось.

— И то правда.

— А вы как себя чувствуете?

— У меня всё по-старому.

— Про Лёшеньку ничего не слышали?

— Нет, но я думаю, что Елена Дмитриевна обязательно бы позвонила или зашла, если что не так. Ну ладно, зайка, дежурь.

— До свидания, тётя.

Вслед за тем я позвонил в чистилище. Со своей симпатией мне поговорить не удалось — она проходила очищающие процедуры, но ангел-вахтёр заверил меня в том, что всё в порядке.

При всех своих недостатках врать эти существа не умели, поэтому я успокоился.

Тотчас же позвонил ангел Винниус.

— Почему у вас всё время занят телефон?

— Потому что мы по нему разговариваем, — объяснил я. — Он для того и стоит.

— Телефон у вас только для служебных разговоров. Ладно, об этом потом. Какие взыскания наложены на вашу группу за несанкционированное использование транспортных херувимов?

— Никакого.

— То есть как? Раз было зафиксировано нарушение, то и взыскание должно быть, правильно? Вот вы и должны обратиться к своему Старшине…

— Знаешь что, Винни, — перебил я его. — Пошёл бы ты куда подальше.

— Я не понял!

Это он, конечно, сказал зря. Я ему тут же разъяснил подробнее, и Винниус, категорически не терпевший матерщины, бросил трубку.

Старшина прошёл мимо меня в спрортзал.

— Никто не звонил? — поинтересовался он на ходу.

— Так, ничего серьёзного. Старшина, у меня вопрос.

— Давай, — ответил тот, без особого, впрочем, энтузиазма.

— Я не очень-то понимаю одну вещь. Вот мы — Отдел по борьбе с нечистой силой.

— Ну, — промычал Старшина, ожидая от меня подвоха.

— А почему же мы тогда не боремся? За всё время моего здесь пребывания один раз я с Философом, а второй — группа Герцога на вызовы ходили. И всё. Неужто нечистая сила на земле перевелась?

— Ну и любишь же ты, молодой, задавать дурные вопросы. Нет, не перевелась нечистая сила. И если нас вызывают, мы всегда приходим. Ну а если не вызывают, то, соответственно, не приходим. У тебя всё?

— А кто нас вызывает?

— Ангелы из соответствующего отдела. Им приходит молитва об избавлении или просто моление о помощи, они всё это сортируют, регистрируют…

— Во всём должен быть порядок, — перебил я.

— Ну конечно.

— Да только вот нечистая сила не сидит, сложа руки, пока её сортируют и регистрируют!

— Чего ты заводишься, молодой, разве ж это я такие порядки установил?

— Старшина, а не лучше ли нам плюнуть на всех этих ангелов и самим патрулировать на земле? И пусть кто-то из нечистых только попадётся!

— Перестань, молодой. О чём ты говоришь? Возьми пожарную службу у живых. Разве она патрулирует? Их вызывают — они приезжают. Если, конечно, солярка есть. Всё, молодой, ничего больше слышать не хочу. Вот как станешь начальником Отдела, тогда и заводи другие порядки.

* * *

Во время моего дежурства произошло нечто, совершенно из ряда вон выходящее. Но я, как ни странно, оказался к этому почти непричастен.

Вышло так, что не мне одному пришло в голову драться с ангелами. Вспыльчивый, будто порох, Ирокез договаривались с чёртом насчёт огненной воды, когда к ним подошёл патруль из ангелов и потребовал разорвать сделку. Наш индеец, не видевший никакой разницы между ангелами и чертями, разумеется, патрульных послал. Те потащили, было, его в комендатуру, но Ирокез имел другие планы на вечер, а посему ангелам пришлось спасаться бегством, причём один из них не досчитался скальпа. Немедленно за нашим одиночкой прибыл целый взвод полицейских. Они потребовали от меня, как от дежурного по Отделу, вызвать к ним Ирокеза, уже успевшего причаститься.

Я так и поступил, даже немного перевыполнив просьбу ангелов. Нельзя было давать повод для того, чтобы меня потом упрекали в нерадивости. Поэтому перед тем, как свистнуть Ирокеза, я вызвал группу Герцога, группу Скифа, свою, группу Ария, а также одиночек; а проще говоря — весь Отдел, но без Старшины.

Били полицейских долго и с удовольствием. Прекратил забаву Старшина, выскочивший на порог, потрясавший кулаками и изрыгавший проклятия. Мы не без сожаления отпустили ангелов. Те, уходя, ругались и угрожали.

— Что, герои?! — пролаял Старшина. — Развлеклись?! Натешились?!

— Прекрати орать, — оборвал его Священник. — Они сами напросились, у нас выбора не было. Да и теперь уже ничего не вернуть. Что будем делать?

Старшина ещё раз оглядел всех. Увиденное, похоже, его не вдохновило. Но ругаться он больше не стал.

— Отдел, строиться! — скомандовал Старшина. — Молодой и Учитель — в распоряжение Химика!

Тотчас всё пришло в движение. Отдел выстроился клином: на острие Берсерк, за ним — Герцог и Красный, следом Арий, Скиф и Философ. Всего получилось семь рядов.

Ко мне и Учителю подошёл Химик из группы Герцога (Красный как-то говорил мне по секрету, что он — сам Менделеев, но я ему не поверил) и увёл нас в свою комнату. Там он вручил нам маленькую пушку и лёгкую катапульту, а сам вынес на порог объёмистую сумку. Затем мы вчетвером (нам помогал Старшина) привели артиллерию в боевую готовность. Катапульту зарядили закрашенной трёхлитровой банкой с фитилём, в пушку пыжом забили порох и вставили бомбу.

— Готовы? — спросил Старшина. — Эй там, в строю! Не курить и не болтать!

Ангелы свалились нам на головы внезапно и все сразу. С непривычки мне показалось, что их приходится где-то по тысяче на одного нашего. Они выстроились ровными рядами перед нашим клином. От них отделился серафим с полковничьими погонами и подошёл к нам. Старшина шагнул ему навстречу.

Серафим держался заносчиво, говорил дерзко.

— Вы должны сдать оружие и сдаться сами, — объявил он Старшине. — А затем следовать за нами в специально отведённое для вас помещение, где над вами состоится суд.

— Прямо вот так? — подал голос Старшина.

— Не валяй дурака! — грубо сказал серафим. — Вижу, ваша банда уже построена. Командуй им следовать за нами.

— Подожди, — ответил Старшина. — Не всё так просто.

— В чём дело?! Ты отказываешься выполнять приказ?!

— Эх, да чего там, — вздохнул Старшина, после чего так двинул серафима промеж глаз, что командование ангелами пришлось спешно передавать в другие руки.

А наш клин врубился во вражеский строй.

— Готовься! — скомандовал Химик.

Мы развернули катапульту в указанном им направлении.

— Хорошо работают, сволочи, — непонятно кого похвалил Старшина. — Расчёт, пли!

Химик подпалил фитиль, а мы с Учителем отпустили рычаг, выбросивший банку, а та со зловещим свистом долетела до левого от нас фланга ангелов и взорвалась в самой их гуще.

Это оказалось своевременно — враги атаковали наших со всех сторон и направлений. Панорама боя напоминала большой белый клубок с тёмной стрелкой внутри — наш клин не ломался и не сыпался.

От взрыва закрашенной банки во все стороны пополз жёлтый дым. Ангелы принялись разбегаться, теряя оружие, чихая и кашляя.

— Сера, смешанная с какой-то дрянью, — объяснил мне Старшина. — Нашим-то ничего, а эти не любят. Чего стоишь, помогай!

Мы с Учителем оттянул рычаг, Химик зарядил катапульту второй банкой.

— Пли! — скомандовал Старшина.

Вторая банка улетела к месту предназначения, выведя из строя ещё несколько сотен ангелов.

— Заряжай! — азартно рявкнул Старшина.

Но тут ангелы наконец-то сообразили, для чего мы стоим на пороге общежития Отдела. Где-то с пару тысяч этих существ с визгом понеслись на нас. Они летели, подобрав ноги и занеся над головами мечи.

— Ложись! — распорядился Старшина, сам упав ничком на нижнюю ступеньку порога.

Мы с Учителем не заставили себя долго упрашивать. Тотчас же над нашими головами рявкнула пушка, шрапнель посекла первые шеренги ангелов в лапшу, а остальные обрушились на нас. Пока Химик заряжал, Старшина, Учитель и я преградили врагам дорогу. Словно какой-то вихрь подхватил меня, потащил за собой, хотя я изо всех сил работал мечом.

— Держитесь! — орал Химик. — Сейчас я их!

Грохнул взрыв, всё вокруг заволокло жёлтым дымом. Ангелы, чихая и кашляя, побежали кто куда.

— А ты думал — я тебя от драки оберегаю?! — прогрохотал Старшина, появляясь из дыма и разбивая кастетом ангельскую голову. — Тут наоборот самое пекло! Химик, заряжай!

Но в этом уже не было необходимости: ангелы спешно покидали поле боя. С визгом и дудением в трубы они хаотично скрывались в облаках.

— Наука — великая вещь, — сообщил нам Химик, отирая копоть со щёк.

Старшина похлопал его по плечу.

Вернулись наши. Они так и шли — клином, но выглядели довольно потрёпаными. Кое у кого даже конечностей недоставало; все головы, к счастью, торчали на местах.

Химик кивнул мне с Учителем на артиллерию. Мы взяли пушку с катапультой и потащили в общежитие. По дороге Старшина тронул меня за локоть.

— Как ты думаешь, — спросил он, — что преподавал Учитель?

Вышеназванный наш сослуживец был высок, худ, с залысинами на лбу и волосами, падающими на плечи. Более всего он напоминал мне Паганеля без очков.

— Географию, — ответил я.

— Бой на мечах, — поправил меня Старшина. — Он в этом отношении, наверное, лучший в Отделе.

В спортзале устроили лазарет. Один тип из группы Герцога с позывным Коновал пришивал отсечённые руки, а Ирокез, тоже сведущий в целительстве, сращивал раны попроще.

Старшина ходил между ранеными, заботливо оглядывая каждого, разговаривал, хлопал по плечам, рассказывал анекдоты.

Я вернулся на свой пост, а оттуда увидел чертей, полукольцом приближавшихся к общежитию. Мне подумалось, что эти тоже хотят драться, однако они оказались мирными торговцами. Черти несли самогон, спирт и ящики с водкой.

Я вышел на порог и строго спросил:

— Чего надо?

— Вот, — ответил ближайший ко мне чёрт, указывая на лежавшее у него под копытами ангельское перо.

— Старшина!!! — не своим голосом заорал я, опасаясь продешевить.

На мой зов также прибежали некоторые уцелевшие сотрудники Отдела. И пошла торговля! Одна бутылка хорошей водки менялась на три ангельских пера, а за целое крыло давали десять литров самогона.

Мы едва успевали заносить жидкие трофеи в спортзал, к большому воодушевлению раненых и увечных.

Хоть черти и жульничали, но мы натягали в общежитие столько водки, что просто глаза разбегались.

— Отдел, слушай мою команду! — заговорил Старшина. — Объявляю всем благодарность! С каждого стираю по двадцать пять чёрных меток! Не знаю, что с нами будет дальше, возможно нас расформируют! Ну а пока Отдел существует, давайте выпьем за победу!

Руки воинов потянулись к бутылкам и стаканам. А я пробрался к Старшине и тихонько спросил:

— А зачем нам допускать расформирование Отдела?

— Молчи, молодой. Твоего мнения никто не спросит.

— Тогда надо высказать его без спроса. Лучшая защита — нападение.

— Ты на что намекаешь?

— Надо срочно сходить к апостолу.

— Молодой, по-моему, у тебя с головой не всё в порядке. Нам наоборот надо держаться от апостола подальше.

— Старшина, я, кажется, раскусил психологию апостола. У него прав тот, кто первый пожаловался. Так зачем нам давать преимущество ангелам?

Старшина некоторое время ошарашено смотрел на меня, а затем ответил:

— Ну, смотри у меня, психолог. Если что не так, я тебя в порошок сотру. Учитель, подмени молодого на дежурстве, он идёт со мной.

* * *

У апостола находился тот самый серафим-полковник. Левая половина его физиономии превратилась в сплошной кровоподтёк, вместо глаза осталась узкая щёлочка. Старшина, не без удовольствия глянув на дело рук своих, обратился к апостолу.

Он говорил о том, что полчища ангелов напали на ни в чём не повинных сотрудников Отдела, ратующих за правду. Сегодня мы сумели защитить себя в неравном бою, но что будет дальше? И не следует ли расценивать это нападение как потворство нечистой силе?

Серафим пытался возразить, но я отпихнул его в сторону, а апостолу открыть рот не дал сам Старшина.

До каких пор, спрашивал он, будет продолжаться подобное отношение ангелов к его людям? Чем мы провинились? Уж не тем ли, что уничтожили массу упырей, вовкулаков и мертвецов, восставших из могил? Ясное дело, ангелы нам завидуют, ведь они на наших должностях не справлялись.

В этом месте мне опять пришлось отпихивать серафима в сторону.

И какого дьявола, недоумевал Старшина, специалисты Отдела не могут появиться на небесах без того, чтобы к ним тотчас же не прицепился патруль? Не лучше ли в таком случае вовсе нас расформировать?

Голос Старшины гремел негодованием и разносился по всей небесной канцелярии.

Апостол кивком головы выгнал серафима из кабинета и ответил:

— Вы слишком горячитесь.

— А вы бы не горячились на моём месте?

— Вот этот ваш подчинённый обещал мне никогда больше не драться с ангелами.

— Он и не дрался. Молодой защищал меня, своего прямого начальника.

Апостол помолчал, печально глядя на нас со Старшиной и барабаня пальцами по столу, а затем заговорил дальше:

— Допустим, вы правы. Но что это за позорный торг с чертями? Я всё знаю. Вы меняли ангельские перья на водку.

— Апостол…

— Скажете, не было? По всему пеклу черти понавтыкали, прости Господи, в задницы ангельских перьев и расхаживают эдакими павлинами.

— Апостол, это моя вина, — покаялся Старшина. — Я видел, как черти после боя собирали перья, но не обратил на это внимания и не разогнал их. А водкой они нас угостили за победу над ангелами, им такое всегда приятно.

Апостол посидел, подумал, а затем вынес свой вердикт:

— Я знаю, в чём тут дело. Вы чересчур много тренируетесь. От этого у вас растёт агрессия. Я запрещаю вам тренироваться.

— Апостол, но ведь мы должны поддерживать форму, — робко заикнулся Старшина.

— Не прибедняйтесь. Форма у вас что надо. Ну а ангелам я запрещу вас цеплять. Есть вопросы?

Ни у меня, ни у Старшины их не было.

РАССКАЗ ОБ АСОЛЮТНОЙ ИСТИНЕ

— А мы легко отделались, — заметил Старшина, облегчённо вздыхая. — Знаешь, молодой, а ты не такой дурак, каким кажешься. Дуй на место, а я пройдусь ещё по кой-каким делам.

Я вышел из небесной канцелярии и отправился к себе. Дорогу мне перебежал чёрт. Вертясь, корчась и хихикая, он сопровождал меня, а когда мы дошли до общежития, сказал мне:

— Не хотите ли чего, молодой человек? Героям-победителям скидка.

— А что есть? — спросил я.

— Всё, — самоуверенно ответил чёрт, распахивая чемодан.

Там действительно было много чего, но водкой мы и так заставили весь пол в спортзале, а сигареты у меня ещё не кончились, взять разве что-то для души…

В дальнем углу чемодана лежал конверт с пометкой: «Абсолютная истина».

— Что там? — спросил я.

— Понятия не имею, — ответил чёрт, озабоченно почёсывая затылок. — Эта штука у меня лет с тысячу, никак не могу избавиться.

— Сколько стоит?

— Послушай, никто не знает, что внутри конверта. Там, к примеру, может оказаться чистый лист бумаги. На кой ляд оно тебе надо?

— Сколько стоит? — повторил я.

— Миллион богохульств.

— Что??? — опешил я. — Это же совершенно несуразная цена.

— Как сказать, — ответил чёрт, усмехаясь. — Разве можно вообще оценить абсолютную истину?

— Вряд ли. Так что отдай мне конверт просто так.

— Идёт. А ты мне просто так скажи миллион богохульств. Слушай, мой тебе совет: возьми лучше водки на всю сумму. Хоть польза будет.

— Мне нужна абсолютная истина. Ты не устанешь выслушивать миллион богохульств?

— Для меня это лучше любой музыки, — ухмыльнулся чёрт, — Но мы можем сделать так: одно ты говоришь вслух, а на остальные пишешь расписку.

— Ты говорил, что героям-победителям скидка, — напомнил я.

— Ладно, — великодушно сказал чёрт. — Сбрасываю пятьдесят тысяч.

— Лучше бы пятьсот.

— А ещё лучше, если б ты оставил эту затею.

— Спасибо за совет. Конверт давай сюда.

И я прошептал чёрту на ухо богохульство, а на остальные девятьсот сорок девять тысяч девятьсот девяносто девять выписал расписку. Чёрт тотчас же исчез.

Я шёл к общежитию, отягощённый несметным количеством грехов. Что окажется в этом конверте? Будет ли там чистый лист или записка, гласящая о том, что никакой абсолютной истины вообще в природе нет? А может нечто такое, после чего цена, заплаченная мной за этот конверт, покажется мне ничтожно малой?

Учитель томился на посту дежурного по Отделу.

— Будь другом, посиди ещё немного. Я скоро тебя сменю.

Но слова эти оказались излишними. Учитель меня не слышал — он был мертвецки пьян.

Я заскочил к Философу, который сидел на подоконнике и размышлял о высших материях.

— Привет! Угадай, что я тебе принёс?!

Философ тускло посмотрел на меня.

— Танцуй, тебе письмо! Знаешь, что это у меня?

— Понятия не имею.

— Это конверт. А в нём — абсолютная истина. Держи.

Философ, однако, руку за конвертом не протянул.

— Всё издеваешься? — спросил он.

— Философ, чтоб мне сдохнуть! Это действительно абсолютная истина! А ты сидишь с такой кислой рожей! Открывай конверт.

— Где ты его взял?

— Да какая тебе разница?! У чёрта купил! Не всё ли равно, из чьих рук ты её получишь? Она же АБСОЛЮТНАЯ, то есть для всех одинакова.

— Я не могу это взять.

— Да перестань, Философ. Ну чего ты ломаешься? Я же знаю, что в этом смысл твоего существования.

— Тебе этого не понять, молодой. Да, я ищу смысл жизни, абсолютную истину, но мне надо дойти до этого самому, вот в чём сложность. САМОМУ, понимаешь? Вот представь себе: ты всю жизнь, да и после смерти, над чем-то работаешь, чего-то добиваешься. Ошибки, разочарования, находки, победы. И вдруг кто-то приносит тебе на блюдечке готовый ответ. Что ты тогда сделаешь?

— Выпью, наверное, на радостях.

— А после?

— Не знаю.

— Молодой, я очень тебе благодарен за твою заботу обо мне и понимаю, что этот конверт достался тебе недёшево, но взять его не могу.

Разговаривая со мной, он так и не слез с подоконника, только ногой туда-сюда покачивал всё яростней и ожесточённей.

— И вообще, молодой, там может оказаться нечто, разобьющее все наши представления о мире, жизни, морали, ну я не знаю, вообще ВСЁ. Белое окажется чёрным, а чёрное — серым. Тебя это не пугает? А меня — очень. К таким открытиям надо подходить постепенно, хотя бы примерно представляя себе результат.

— Ты слишком заумно говоришь, Философ.

— Иначе не умею.

— Сдаётся мне, что ты просто боишься того, что может оказаться в конверте.

— Очень возможно, молодой, очень возможно. Признаюсь тебе, как родному: побыв на небесах и посмотрев на то, что происходит вокруг, пообщавшись с людьми, я вообще начал сомневаться в существовании каких бы то ни было истин или правд. Ну хорошо: мне боязно открывать этот конверт. Легче тебе стало?

Я молча повернулся и вышел от него. Беда с этими умниками! Всё им не то, всё им не так. Выкобеливается ещё…

Но тут я поймал себя на мысли, что и сам не хочу открывать этот конверт. Действительно, мало ли что. Как говорят живые: меньше знаешь — крепче спишь.

— Чёрт! — позвал я.

Появился торговец, воровато оглянулся по сторонам. В коридоре никого не было, кроме меня, пребывающего в нирване Учителя, да ещё Химика, смешавшего самогон со спиртом и теперь бледной тенью блуждавшего около душевой.

— Никотин, спиртное, наркотики, — предложил чёрт.

— Ничего не надо. На, забери.

Взгляд чёрта потускнел.

— Товар обмену и возврату не подлежит.

— Забирай, сволочуга, пока я тебе рога не посшибал! А плату оставь себе.

Чёрт тотчас же исчез с конвертом. Я подошёл к Учителю и попросил:

— Будь другом, подежурь ещё немного. Я скоро буду.

Безмолвный Учитель был согласен на всё. Я вышел из общежития, перехватил транспортного ангела, сбросил с его спины курьера из отдела покаяний, оседлал скакуна сам и помчался к чистилищу.

Дежуривший там ангел-вахтёр встретил меня без особого восторга. Я пообещал расквасить ему физиономию, если он сейчас же не доставит сюда мою девочку, и мне плевать, на процедурах она или на литургии.

Похоже, мой вид в тот момент располагал к доверию. Без лишних слов вахтёр сбегал куда-то за облака, а через минуту я уже обнимался со своей ненаглядной.

— Почему ты так долго не приходил? — спрашивала она.

— Это уже неважно. Я только что познал абсолютную истину. И вот какие дела получаются: один ишак из отдела воплощений разбросал нас по разным эпохам, а ведь мы должны быть вместе.

— Правда?

— А ты сомневаешься в абсолютной истине? Мы не могли знать друг друга, когда были живыми, но ещё не поздно всё исправить. Пойдём со мной.

— Я не знаю… А нам ничего за это не будет?

— Там и посмотрим. Ты в рай хочешь? Вижу, что не очень. В пекло я тебя не пущу, а здесь тебе делать нечего. Поехали.

Транспортный ангел нетерпеливо перебирал ногами у врат чистилища. Я загрузил на него девушку, залез сам, и мы поехали в общежитие Отдела.

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА МОЛОДОГО

— Где шляешься? — хмуро спросил несколько протрезвевший Учитель, стрельнув глазами в мою страшно смущённую спутницу. — Я тут пашу за тебя. Отправил по вызовам Берсерка с Когтем и группу Ария. С тебя бутылка.

— Возьми в спортзале, — великодушно позволил я. — Побудь ещё минутку здесь, я только отведу даму в апартаменты и сразу же тебя сменю.

Учитель согласно кивнул. Я отвёл девушку в нашу комнату, и там она сделала последнюю попытку сам не знаю к чему:

— А как это будет выглядеть со стороны? Что скажут люди?

— Это кто люди? Это в Отделе люди? Плевал я на них. Мы должны быть вместе, понимаешь?

— Понимаю.

— Вот и договорились. Ты пока осваивайся, а я отпущу Учителя. Вернусь, когда меня сменят.

Но не успел я ещё дойти до двери, как в мою комнату без стука ворвался Старшина.

— Молодой! Это что ещё за…

— Старшина! — оборвал я его. — Пару слов для прессы! Должен предупредить: я её люблю! А теперь говори.

Из Старшины словно разом выпустили воздух.

— Молодой, но ведь так не принято, — проблеял он.

— Но и не запрещено.

— Молодой, не прикидывайся идиотом.

— Не ругайтесь, я ухожу, — сказала моя девочка, но осуществить своё намерение ей не удалось, ибо на пороге она была мной перехвачена.

Старшина смотрел на нас не грозно, а скорее даже жалобно.

— Ведь это не запрещено, — повторил я. — Пожалуйста, Старшина, не разлучай нас. Я буду вечным твоим должником.

— Да не надо мне от тебя ничего, — со вздохом ответил Старшина. — Ладно, на дежурство уже не иди, сейчас найду кого-то. Но ты даже не представляешь себе, какой прецедент создаёшь. ***

Насчёт прецедента он оказался прав на все сто. Уже на следующий день каждый желающий мог наблюдать в комнате Ирокеза маленькую, смуглую скво с длинными, чёрными волосами; у Философа поселилась высокая блондинка, тоже озабоченная поисками смысла жизни; и даже Красный нашёл себе комиссаршу.

А ещё через день Старшина собрал весь Отдел в спортзале.

— Значит так, — сказал он. — Ничего не поделаешь, будем жить по-новому. Девушек никому не обижать. И ещё: наши земные имена тут ничего не значат; некоторые прожили по две-три жизни, каждый раз прозываясь иначе, другие тут больше тысячи лет и ничего о себе там, внизу, не помнят. Во избежание путаницы поступим так: у Ирокеза будет Ирокезка, у Учителя — Учительница, у Философа — Философиня… Философиха… Фило… ладно, там разберёмся. У молодого до принятия им нормального позывного — молодая. А теперь — прошу любить и жаловать.

И тут из его комнаты выплыла такая роскошная дама, что половина Отдела ахнула.

— Старшиниха или Старшининя? — съехидничал Философ.

— Ты мне тут не умничай! — одёрнул его Старшина.

А дама окатила Философа убийственным взглядом.

— Осталась мелочь: с апостолом по этому поводу пообщаться, — закончил Старшина. — Все свободны, молодой со мной.

* * *

На удивление, апостол не возражал. Он знал о том, что все браки совершаются на небесах. Ему понятно было наше желание завести себе спутниц жизни. Он надеялся на то, что это уменьшит нашу агрессивность и повысит моральный уровень — какой женщине понравится, когда её благоверный вечно шляется пьяный и с разбитой мордой? Апостол всего лишь просил нас быть осторожными, хотя мы со Старшиной так и не поняли, что он имел в виду.

— И никаких разводов, — добавил он напоследок. — Раз затеяли такое, то оно должно быть навечно.

— Вечность — понятие растяжимое, — ввернул я.

— Что вы говорите? — переспросил апостол.

— Заткнись, дурень, — прошипел Старшина.

— Если мы будем находиться здесь вечно, то через какое время у нас наступит пенсионный возраст? — не сдавался я.

— Пошёл к чёрту! — рявкнул Старшина, выталкивая меня в приёмную.

* * *

Чёрт снабдил меня бутылкой сладкого вина и коробкой шоколадный конфет. После этого я прихватил свою девочку и отправился с ней к тётке.

Наблюдать за ними обеими было чрезвычайно интересно. Они нервничали, волновались и изо всех сил старались понравиться друг другу. Тётка даже оставила в покое зайку и называла меня племянничком.

Одним словом, я получил большое удовольствие от этой встречи. Тётка и не заикнулась о том, что не станет есть чёртовых конфет.

Когда мы вернулись, Бешеный из группы Ария, дежуривший по Отделу, сказал мне:

— Молодой, в отдел покаяний.

Из чистого любопытства я решил сходить.

Там находился надменного вида ангел, сидевший за канцелярским столом и листавший документацию. Я и себе взял с его стола картонную папку, после чего присел рядом. Ангел, до сих пор никак не отреагировавший на моё появление, разинул рот и вытаращил глаза.

Я-то думал просто подразнить его, но вдруг оказалось, что взятые мной документы напрямую касаются нашей группы. На первой странице кто-то расписал наши боевые и моральные характеристики:

«Красный — командир группы. Хороший организатор и психолог. Отменно владеет шашкой, успешно применяет приёмы кулачного боя.

Викинг — мастерски сражается практически всеми видами холодного оружия за исключением трезубца и двуручного меча. В рукопашном бою слабоват. Крайне агрессивен.

Аферист — умеет всего понемногу. Метит в начальство.

Учитель — мастер боя двуручным мечом. Другими видами оружия практически не владеет. В рукопашном бою — не очень. Неагрессивен, дисциплинирован.

Упырь — вообще не умеет драться, но берёт настырностью. Отлично держит удар.

Молодой — рукопашный бой на добротном среднем уровне, мечом — на среднем уровне, прочими видами оружия не владеет. Недисциплинирован, агрессивен, к начальству относится по-хамски, груб, несдержан».

— Ты не обидишься, если я тебя отвлеку? — поинтересовался ангел крайне ехидным тоном.

— Давай. Просто когда я вошёл, ты был занят.

— Положи документы на место и не имей привычки лапать их на моём столе.

Я швырнул ему папку и спросил:

— Чего ты там хотел?

— У тебя, дружочек, скоро накопится целый миллион чёрных меток. Да, я понимаю вас, людей, вам не так-то просто сразу расстаться с пагубными привычками. Но миллион! Не многовато ли?

— Я заплатил этими богохульствами за абсолютную истину.

— Что?! Да любой христианин откроет её тебе просто так! Тоже мне охотник за смыслом жизни! Неужели ты не знал абсолютной истины?

— Нет, раз уж мне пришлось торговаться из-за неё с чёртом.

— Она в любви к Господу!

— А смысл жизни?

— В ней же!

— Это теорема или одна из гипотез?

— Это истина! Жалкий человечишко, как ты смеешь сомневаться в этом?!

— Философ — мужик умный. Будь всё так просто, он бы уже давно до этого докопался. Хорошо бы тебе за жалкого человечишку в рыло засветить, но чёрных меток у меня действительно много. Что мне теперь делать?

— Покаяться.

— Каюсь, — ответил я и для пущей убедительности стукнулся головой о стол.

Ангел поморщился.

— Ты не каешься, а кривляешься. Совершенно разные вещи.

— Да? А как правильно каяться? Я не умею.

— Так я тебя научу. Ты должен совершать богоугодные дела.

— Например?

— Например, докладывать мне о том, что творится в Отделе вообще и конкретно в твоей группе. О чём говорят, что планируют, общую атмосферу, ну, сам понимаешь. А иначе тебе светит ад. Не жалко будет расставаться с той милой девушкой, что живёт с тобой сейчас?

Дальше я слушать не стал. На визг ангела, сокрушённого моим кулаком, прибежали охранники, кто-то вызвал полицию. Идя в отдел покаяний, меча с собой я, естественно не брал, а потому пришлось расквашивать ангельские рожи голыми руками на добротном среднем уровне. Те тоже со мной не церемонились и порядком мне навешали. Видимо, апостол Пётр уже провёл с ними беседу, потому что после драки они не поволокли меня в комендатуру, а вышвырнули из отдела покаяний вон.

Я поднялся на ноги, порекомендовал им не слишком-то радоваться, пообещал ещё встретиться и поковылял к себе.

Информационная служба на небесах работала хорошо: стоило мне появиться в общежитии Отдела, как меня вызвал Старшина.

— С кем дрался? — сходу спросил он.

— Угадай с трёх раз.

— Молодой, давай не будем развлекать друг друга загадками! Тебе апостол запрещал драться с ангелами?

— Да.

— Не слышу!

— Так точно!

— А почему же ты тогда дрался?

— Виноват, дурак, исправлюсь!

— То, что ты виноват, мне уже доложили, то, что ты дурак, я и сам знаю, а в то, что ты исправишься, извини, не верю.

— Старшина, ну я ничего не могу поделать, так получилось. Как назло! Ведь есть вещи, за которые надо давать в морду, независимо от каких бы то ни было предварительных договорённостей. Ангел из отдела покаяний предлагал мне стать стукачом!

— Ну и что? Думаешь, мне никогда ничего подобного не предлагали? А апостола Петра с битой мордой хоть раз видел? Ну почему я могу сдержаться, а ты — нет?

— Не знаю, Старшина.

— А я вот наблюдал в драке тебя и Учителя. Знаешь, в чём разница? Ты бесишься, орёшь, глаза на лоб вылезают. А Учитель рубает себе мечом, будто на практических занятиях. И ведь ангелов он куда больше твоего положил, прости Господи. Учись, молодой. Тебе ещё расти и расти.

— Я хочу стать настоящим воином.

— Так становись.

— И всё-таки, почему если какое-то паскудство, за которое как минимум надо переломать все кости, делается именем Господа, то оно считается подвигом?

— Иди отсюда, молодой. Хватит, поговорили.

И я ушёл.

ПОВЕСТВОВАНИЕ О СИЛЕ ЛЮБВИ

Просто так нас оставить в покое не могли. Я походил туда-сюда по коридору, нутром чуя какую-то дисгармонию. Всё, казалось, было в норме. В спортзале Химик с Ирокезом играли в нарды, там же жёны Когтя, Упыря и Дракона составляли общий рапорт Старшине по поводу того, чтобы их мужьям дали какие-нибудь более благозвучные позывные.

Я вышел на порог. А там Учитель объяснялся с патрулём из преисподней — бесом и двумя чертями — по поводу Учительницы.

— Апостол Пётр разрешил, так что никаких ваших претензий я не принимаю! — горячился Учитель.

— Бегом тащи её сюда, — отвечал бес. — В котле смола выкипает.

Рядом крутился Аферист, словно и не обращая внимания на разыгрывающуюся около него сцену.

Я помчался к Красному.

— Где ты был? — шёпотом спросила у меня моя девушка.

Все наши были у командира. Бледная, заплаканная Учительница стояла в дальнем углу комнаты, а женская половина группы толпилась вокруг неё. Викинг и Упырь рвались к месту событий, но Красный их пока не пускал.

— Кто ж знал, что так получится, — говорила Учительница, отирая ладошкой слёзы. — Не могла я, как наседка: кухня, церковь, дети. Всё мне надо было знать. А в мои времена алхимия больше походила на колдовство, чем на науку. Меня чуть не сожгли из-за этого, но я успела сбежать. Вся жизнь в скитаниях, здесь — в ад. Думала, что хоть теперь всё будет хорошо. Пустите, девчонки, зачем вам неприятности из-за меня?

— Никуда ты не пойдёшь! — отрезала Комиссарша.

— Пусть только сунутся! Да я им сама им рога поотшибаю и в задницы позапихиваю! — вопила грубая Викингша, потрясая кулаками. — А ты не хнычь! Мы с Берсеркшей ушли из Царства Мёртвых, от самой Хель! Это пострашней твоего Сатаны будет!

В этом месте Красный кивнул мне на выход. Я понял его жест, как распоряжение сходить на разведку.

У входа в общежитие бушевали страсти.

— Предупреждаю, лучше уходите! — говорил Учитель.

— Ладно, не хочешь по-хорошему, будем по инструкции, — заявил бес и переступил порог.

Бешеный вскочил на ноги.

— Попрошу посторонних покинуть помещение! — гаркнул он.

При этом у него был такой вид, что будь я этим самым посторонним, то не замешкался бы ни на секунду.

Бес тоже не стал изображать из себя героя. Он шагнул назад и принялся шептаться с чертями. Я подошёл к ним и посоветовал:

— Вы бы валили отсюда. На вас же весь Отдел выскочит.

— Нас много, — заявил бес в ответ. — Думаешь, вы такие непобедимые? Всё равно мы у вас всех девок позабираем.

— Лапы коротки.

— Это как сказать. Твоя, кстати, первой и уйдёт.

— Моя-то тут при чём? Она из чистилища, а не из пекла.

— А мы на неё документы переделаем.

— Попробуй только.

— Да чего там пробовать? Я сам и займусь.

— Молодой, о чём ты там с ним толкуешь?! — заорал Бешеный. — Дай ему!

Но я не стал драться. После первого же удара выскочит весь Отдел. Нет никакого героизма в том, чтобы тремя десятками умелых бойцов затоптать трёх патрульных.

А те, наконец, поняли, что зашли слишком далеко и ретировались, осыпая всех сотрудников Отдела страшными угрозами.

* * *

Ничего не дал нам поход к апостолу Петру. Он помахал перед носом Старшины списком, где значились наши дамы, все до одной, и требованием Сатаны их вернуть. Доводов апостол слушать не захотел, его не смутил даже тот факт, что многие из поименованных отродясь в аду не были. Пётр хоть и признал список сфальсифицированным, но звонить по этому поводу в пекло Сатане отказался.

— Раз они грешили, то пусть теперь потерпят. Искупят и вернутся к вам, — закончил он.

Я никогда ещё не видел Старшину в такой ярости, как в тот момент, когда он вышел от апостола.

Философ, Герцог и Арий отправились за помощью куда-то по своим каналам. Последнему слегка улыбнулась удача. Рослый красавец Арий, от которого млели все ангелицы, добился где-то там создания комиссии для проверки списка, отправленного Сатаной апостолу Петру.

(Вот только не надо мне указывать на то, что ангелы бесполы, а значит, не может быть и ангелиц, балдеющих от высоких и крепких мужчин арийской наружности. Попадёте на небеса, тогда и узнаете. Бесполый ангел волен вырядиться в военную/полицейскую форму и идти служить или же надеть мини-юбку и вести себя соответственно).

Впрочем, это была ещё не победа, а только отсрочка от разгрома.

* * *

— Вы не подумайте что-то такого, — говорил Старшина. — Но может всё-таки не стоит? Я понимаю, у молодого романтика в одном месте бурлит, Учителя с Учительницей лет триста в соседних котлах кипятили, они уже друг без друга не могут. Ну а, к примеру, Берсерк с Викингом? Они просто пошли в Вальгаллу и привели оттуда первых попавшихся девок. Стоит ли упрямиться из-за них? Ведь врагов придут легионы. Они нас сметут и не заметят.

— Старшина, во-первых, с Вальгаллой ты чересчур упрощаешь, — ответил Герцог. — Берсерку с Викингом там пришлось несладко — они оттуда еле приползли. И взяли из Царства Мёртвых не первых попавшихся, а тех, кто не побоялся с ними уйти. Там тоже порядочки, знаешь ли. И потом, что значит: у молодого романтика бурлит? Я, чтоб ты был в курсе, свою Герцогиню тоже люблю.

— Старшина, я был о тебе лучшего мнения, — печально сказал Скиф. — Отдать своих женщин в ад? И что мы тогда будем за воины? Что за мужчины, в конце концов?

— Да не надо меня агитировать! — с досадой отмахнулся Старшина. — Всё я понимаю. Одного только в толк не возьму: ты чего, молодой, торчишь тут, как бельмо на глазу? Не видишь разве — совещание у нас.

Все командиры групп повернули головы в мою сторону, словно лишь сейчас меня увидели.

— Старшина, я пришёл за распоряжениями.

— Выйди отсюда.

Выбираясь в коридор, я ещё слышал начало фразы Герцога:

— Не так уж всё и мрачно. Вон Химичка какую-то новую заразу изобрела. Она, конечно, не Склодовская-Кюри, но тоже кой-чего соображает…

Я вошёл в спортзал, где располагались все наши, ожидая решения командиров, хотя всем и так всё было ясно. Отдел рвался в драку. И даже моя девочка, такая хрупкая и нерешительная, расхаживала с чьим-то старинным мечом, тронутым ржавчиной. Я подошёл к ней и крепко её обнял.

И вдруг из своего угла Комиссарша запела чистым и сильным голосом:

— Вихри враждебные веют над нами!

— Тёмные силы нас злобно гнетут! — тотчас же подхватил я.

И дальше мы пели дуэтом:

— В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас ещё судьбы безвестные ждут.

Нам не подпевали — умершие ранее слов не знали, но многие записывали слова. Мы все были готовы сразиться с враждебными вихрями, не ожидая за это ни наград, ни признания. ***

— Чтоб ты сдох, молодой, неплохая идея. Иди. Только пусть с тобой кто-то поумней отправится, — заявил Красный. — Пошли, я за тебя словечко замолвлю.

Собственно говоря, идея была не моя, а Афериста, но он, озвучив её, воплощать не собирался.

Старшина выслушал нас безо всякого энтузиазма, но и перечить не стал. Со мной согласились пойти Священник и Философ; мы забрались в лифт и поехали в ад.

Тягостное впечатление создавало это место, что и говорить. Темнота, духота, вонь, нечеловеческие крики истязаемых. Мы медленно брели по рабочему помещению, периодически сталкиваясь с обслуживающим персоналом из чертей. Они подносили и подбрасывали угля, подливали смолы, запихивали в котлы тех, кто пытался выбраться оттуда. Грешники истошно вопили, визжали, кричали, умоляли о пощаде. Из одного котла, мимо которого мы проходили, вдруг выпрыгнула душа, разбросав во все стороны пытавшихся удержать её чертей, и вцепилась в Священника, оставив на его рубашке смоляные отпечатки.

— Скажите им, что я не виноват! — прорыдала она нам.

Чёрт изо всех сил треснул его кочергой по спине, отчего несчастный с воплем упал в котёл.

— Убийца и растлитель, — равнодушно сообщил нам кочегар. — Чего варежки разинули?

— Где дежурный по аду? — спросил его Философ.

— Пошли, покажу.

И мы отправились в долгую экскурсию по аду, мимо дымящихся котлов, в которых мучились души. Стерилизацией в котлах дело не ограничивалось. Чуть поодаль с грешников сдирали кожу, которая тут же отрастала вновь, и пытка начиналась сначала, другим дробили суставы, выдирали ногти, сверлили зубы, выдавливали глаза.

Философ со Священником побледнели, меня всего трясло.

— Не в этом ли смысл жизни? — спросил я совершенно обалдевшего Философа, растерянно озиравшегося по сторонам.

— Пошёл ты! — прошипел он мне в ответ.

— Нет, мы конечно, обо всём этом знали. Но одно дело знать, а другое — видеть самому, — тихо сказал Священник. — Показали бы мне это раньше. И я б бежал от христианства, как от чумы.

Чёрт-проводник строго глянул на него, но ничего не сказал.

В конце концов, мы пришли к дежурному по аду. Дьявол, сидевший в дежурке и смотревший по видео порнуху с извращениями, внимания на нас не обратил.

Чёрт, показавший нам дорогу, покашлял.

— Смолы горячей напейся, — рекомендовал ему дьявол, даже не обернувшись в нашу сторону. — Нечего тут заразу разносить.

Чёрт пожал плечами и выскользнул из дежурки.

Поскольку дежурный дьявол так и не проявил к нам интереса, Философ подошёл к его столу, собрал все инструкции, книгу приёма и сдачи дежурства, журнал заявок, копии приказов по аду, затем поднял всю эту кипу над головой и изо всех сил ахнул нею по столешнице.

Дьявол аж подпрыгнул.

— Мы пришли по делу, урод! — злобно сказал Священник. — И нечего показывать нам свою поганую спину!

— А вы кто такие? — агрессивно спросил дьявол.

— Отдел по борьбе с нечистой силой.

— И чего вы припёрлись? Вас никто не вызывал.

— Пиши заявку, выродок, — потребовал Философ.

— По какому праву вы меня оскорбляете? Я Вельзевулу позвоню.

— Ты заявку пиши, — миролюбиво сказал Священник. — Вельзевулу без тебя позвонят.

Дьявол открыл журнал.

— Шестьдесят котлов чугунных, — продиктовал Священник. — И к ним смолы, сколько там у вас по нормам положено. Но с поправочкой: Старшине надо килограммов на сорок больше, а молодой можно смоляную пайку и урезать, она у нас стройная.

— Ты ещё поучи меня, — проворчал дьявол. — Поменьше, побольше. Как-нибудь без тебя разберёмся. Фамилии тех, для кого котлы.

— Пиши: Старшина, Герцог, Скиф, Красный, Арий… Знаешь, лучше затребуй список Отдела и перекатай один в один.

— Меняете прописку? — полюбопытствовал дьявол. — А почему тогда шестьдесят котлов? Вас же в вашем Отделе всего тридцать рыл.

— А мы с жёнами, — объяснил Философ. — И ещё — побольше мест в своих госпиталях приготовьте.

— Зачем? — удивился дьявол.

— Мы же не намерены сдаваться добровольно, — предупредил его я. — Сначала как следует вас отлупцуем.

— Ладно, уж как-нибудь с вами справимся, — пообещал дьявол.

— Это и дураку понятно, — вздохнул Священник. — Нас слишком мало. Принял заявку? Передавай, куда положено.

И мы откланялись.

* * *

Поскольку телефон мы в Отделе отключили, апостолу Петру, серафиму Высису (начальнику Отдела, я видел его впервые) и ангелу Винниусу пришлось переться к нам самим. Они были потрясены, увидев заколоченные, ощетинившиеся острой арматурой и колючей проволокой окна и двери, баррикады в коридорах, спортзал, почти под потолок заставленный бомбами. Но окончательно их добили наши женщины, принимавшие участие в подготовке к битве наряду с мужчинами. О запрете апостолом тренировок давно забыли: Берсерк с Учителем гоняли всех желающих в плане владения мечом, а Скиф обучал стрельбе из лука.

— Это что ещё такое?! — завизжал апостол, когда его после долгих препирательств всё-таки впустили. — Немедленно прекратить!

— Лучше скажи, что у нас со связью, — бесцеремонно оборвал его Берсерк. — Это же порнография какая-то, а не связь.

— Почему? — растерялся апостол. — Вроде всё нормально.

— Да? А что ж я тогда до Вальгаллы дозвониться не могу?

— Это тебе ещё зачем?

— Своих пригласить. Вдруг нашим богам подраться захочется. Весело будет.

— Ты мне тут не угрожай! — прикрикнул серафим Высис. — Деятель! Зачем вы делали в пекле заказ на котлы и смолу?

— Нам с этими ордами всё равно не справиться, — пояснил Берсерк. — Бой мы, конечно, дадим, но надо реально смотреть на вещи.

И, не дождавшись ответа, он ушёл по своим делам.

— Где Старшина? — спросил апостол.

Требуемый специалист Отдела был тотчас доставлен пред его светлые очи.

— В чём дело?! — зарычал апостол. — В чём дело, я вас спрашиваю?! Чем вы здесь занимаетесь?! Почему отключили телефон?! Кто за вас будет с нечистой силой бороться?!

— Это мне неведомо, — ответил Старшина и, бесцеремонно отстранив апостола, закричал:

— Молодой, ну куда ты бомбы прёшь?! У окон расставляй! Да поживей двигайся!

Ещё пятнадцать минут назад Старшина ни за что не позволил бы себе так обращаться с апостолом Петром. Но за это время произошло следующее: к нам заглянул Бебек. Разумеется, впускать его никто не собирался; он попытался проскочить сквозь стену, но застрял там, потому как буквально накануне Ирокез с помощью колдовских заклинаний сделал её практически непроходимой.

Сопя и ругаясь, Бебек всё-таки пропихнулся внутрь, посмотрел на царящую в общежитии суету и не придумал ничего умнее, чем спросить:

— Кто у вас тут дежурный?

Ему тотчас объяснили, что времени мало, что на счету каждая пара рук, и вообще, зашёл бы он попозже. Причём всё это было высказано всего в двух словах.

— Ишь, как разухарились — начальство своё посылать, — заметил чёрт, укоризненно покачивая рогатой башкой. — Я-то может туда и пойду, но кто потом локотки будет покусывать?

Так уж получилось, что вокруг него собрались исключительно язычники и безбожники: Викинг, Ирокезка, Комиссарша, чуть дальше посмеивались над чёртом Скиф и Арий. Перспектива покусывания локотков их ничуть не пугала.

— А я хотел вам подсказать кое-что! — взвыл взбешенный Бебек. — Ну да теперь не дождётесь!

Видя такое дело, я сгрёб его в охапку и утащил в сторону.

— Пусти! — пыхтел чёрт, отчаянно вырываясь.

Я шепнул ему в ухо два отборных богохульства. Бебек зажмурился от удовольствия, безобразную его рожу ещё более обезобразила блаженная улыбка.

— Ладно, молодой, — сменил он гнев на милость. — Тебе скажу. Сейчас сюда апостол Пётр придёт. Он встревожен. Насчёт вас пришла телеграмма от капитана ван Страатена.

— Это кто такой? — поинтересовался я.

— Ну ты даёшь, молодой! — изумился чёрт. — Кто такой ван Страатен? Про «Летучего голландца» слыхал?

— Да.

— Так вот, ван Страатен — его капитан.

— А мы ему зачем?

— С жиру бесится, абордажная команда «Летучему голландцу», видишь ли, понадобилась. Он даже ваших женщин согласен взять на борт, хоть это и не по правилам. Ну да ван Страатен плевать хотел на всякие там законы; тот ещё тип. И вот что молодой: ваш визит в пекло и заказ на котлы не очень апостола напугал, думает — блефуете, зато заявка «Летучего голландца» его порядком встревожила. Он ещё не в курсе, что вы об этом знаете. Я даю вам козырного туза в рукав, но вы его сразу не вываливайте, а то будет неинтересно. Понял? Иди передай всё это Старшине, а я исчезаю. И постарайтесь всё-таки в пекло не попасть, а то, ещё чего доброго, Отдел закроют, и я останусь без должности.

Апостол о визите к нам чёрта даже не догадывался.

— Да что ж это такое! — завопил он. — Высис! Кто из нас начальник Отдела?! Делай что-нибудь!

Но серафим понимал, что если он разовьёт бурную деятельность, то ему и по физиономии могут съездить. Он повернулся в одну сторону, в другую, не решаясь что-либо сделать или сказать. Но тут у него в кармане запищал мобильник. Серафим вынул его и сказал:

— Слушаю.

Выслушав то, что говорили, он положил мобильник на место и объявил с виноватым видом:

— Вовкулак.

— Ирокез, Коготь, на выход! — распорядился Старшина. — Уточните у Высиса координаты.

Сразу же после этого он собрался уходить, но Пётр придержал его за локоть.

— Послушайте…

— Апостол, мне некогда переливать из пустого в порожнее, — перебил его Старшина. — Надо посмотреть, как там наши тренируются с абордажными крючьями. Сами понимаете, дело для нас новое, контроль нужен.

Апостол изменился в лице.

— Кто вам сказал?

— Да ладно, тоже мне тайна, — отмахнулся Старшина. — У вас есть ещё вопросы?

Апостол, ангел и серафим, закончивший инструктировать Ирокеза с Когтем, сиротливо стояли посреди коридора. Все ходили мимо них, иногда толкая или наступая на ноги.

— Да, чуть не забыл, — добавил Старшина. — Рапорта об увольнении из Отдела лежат у меня на столе. Мы дадим сражение, а там — как повезёт. Постараемся прорваться на «Летучий голландец», если устроимся там, заглядывайте в гости.

— Всё, — сказал апостол. — Ваша взяла. Вы слышите меня? Разбирайте баррикады, ломайте бомбы и оставляйте себе своих женщин. Я обо всём договорюсь.

— И с Сатаной? — спросил кто-то из коридора.

— И с Сатаной. Так что можете возвращаться к своим рабочим будням. И ещё. Чтоб ни слова больше о «Летучем голландце», слышите? А то я вам такую абордажную команду устрою, что вы у меня сами в пекло запроситесь. Всё поняли?

На широкой физиономии Старшины засветилась улыбка.

— Всё, апостол, — уверил он нашего куратора. — А если даже кто-то чего-то недосообразил, то я сам с ним разделаюсь.

Апостол Пётр собрал свою свиту и покинул общежитие Отдела. И своё обещание он выполнил. Нас больше никто не трогал, хотя никто не знает, чего это стоило апостолу.

РАССКАЗ О ПЕРВОМ ДЕЛЕ

— Группа Красного — на выход! — завопил дежурный по Отделу.

Я вскочил с места, схватил меч, чмокнул свою ненаглядную, вылетел в коридор и помчался к посту.

Там собрались все наши, а командир выяснял по телефону, в каком квадрате нам предстоит работать.

— Не боись, молодой, всё будет в ажуре, — подбодрил меня Аферист.

Красный положил трубку и скомандовал:

— Первая революционная группа! За мной!

Если придираться, то по списку личного состава мы были не первой группой, а третьей, но других революционных в Отделе не числилось.

— Бегом! — рявкнул Красный.

Мы впихнулись в лифт и помчались вниз, на землю.

* * *

Стояла ночь, но даже в темноте мы увидели упыря со стекающими изо рта струйками крови.

Заметив нас, он отбросил в сторону безжизненное девичье тело и положил руку на рукоять меча.

— Опоздали, — тихо сказал Учитель.

— Вот паскуда, — прорычал Упырь.

— Когда-нибудь я ворвусь в отдел, где принимают молитвы с молениями, и порубаю там всех к чёртовой бабушке, — высказался Красный.

Наш клиент внимательно осмотрел всех нас и произнёс:

— Ого, да вы осмелели! Не боитесь даже вшестером на одного нападать.

— Окружайте его! — распорядился Красный.

— Командир, можно мне его самому завалить? — спросил я.

— Отставить, молодой! Наша задача — разделаться с вампиром, а не ублажать тебя.

— Что там у вас? — спросил наш враг. — Детсадовский щенок оказался единственным мужчиной из всей вашей шайки?

Уйти он уже не успевал, ему оставалось только драться — так мне думалось тогда. Вот он и подзадоривал себя.

— Командир, отдай его мне.

— Молодой, это князь, один из приближённых самой Лилит. Всё, вопрос исчерпан.

Мы медленно окружали упыря, выставив вперёд мечи. Тот злобно ухмылялся.

— А Берсерк… — начал было я, но тут Красный совершенно взбеленился:

— Да что мне твой Берсерк?! Он при жизни мухоморы жрал! У него ни мозгов, ни нервов не осталось! А мне за тебя голову оторвут! Ещё одно слово — и будешь выведен из состава группы!

Мы продолжали окружать упыря. Он вертелся во все стороны, стараясь держать каждого из нас в поле зрения. Красный почему-то не давал команды к атаке.

И вдруг князь упырей в упор посмотрел на меня.

— Что, щенок? Хочешь сразиться один-на-один?

Я не стал испытывать судьбу и промолчал. С Красного станется устроить мне ещё одну стажировку.

— Внимание! — сказал командир.

И в этот момент упырь сжал в ладони висевший на его груди амулет, рявкнул что-то, а кончиком своего меча коснулся кончика моего. Предостерегающий крик командира запоздал.

В следующий момент мы с вражиной находились в совершенно ином — пустынном и каменистом месте.

— Ну что, щенок, теперь нам никто не помешает. Твои дружки найдут нас далеко не сразу.

— Я не щенок.

— Ну, со стороны-то виднее.

Вместо ответа я нанёс ему рубящий удар в голову. Упырь отразил его, сделал выпад. Я успел отскочить в сторону.

— Насколько я понимаю, ты в этой шайке недолго, — заметил упырь. — Сдох тоже недавно. А следовательно на мечах у тебя шансов нет, ведь я владею этим оружием более тысячи лет.

— Меньше болтай! — оборвал я его.

Упырь набросился на меня, мне пришлось отразить несколько чуть ли не одновременных ударов. В дополнение к мечу он выхватил ещё и кинжал. Но на его попытку вступить в ближний бой я засветил упыряке кулаком в ухо.

Этого князь не ожидал. Он упал на одно колено, вскочил, отпрыгнул назад; мой меч свистнул вхолостую.

Держа меня на расстоянии, противник тревожно кинул взглядом по сторонам и пробормотал:

— Однако, пора с тобой кончать.

С этими словами он ринулся на меня и сильно ударил своим мечом по моему. Оружия я не выронил, но оно ткнулось остриём в камень. Упырь тотчас же наступил на мой клинок ногой, обезоружив меня, после чего вонзил в мою грудь свой меч по самую рукоять, а затем загнал мне под рёбра свои длинные, чёрные и кривые когти. От нестерпимой боли у меня аж в голове помутилось, я дико заверещал, корчась и закатывая глаза.

— Мёртвые не умирают, — прошептал мне в ухо упырь. — Они всего лишь выходят из строя. Но настолько, что потом даже самые злые черти жалеют мучить их в пекле. Скоро здесь будут твои дружки, но от тебя к тому времени останется лишь куча дерьма.

Он выпустил из меня когти и приставил их к моей шее с явным намерением отцарапать мне голову. Но я не был согласен с такой постановкой вопроса, а потому продемонстрировал ему один трюк, позаимствованный мною у Берсерка и состоящий в том, чтобы ударом кулака пробить грудную клетку врага, загнать туда руку и вырвать его сердце.

Упырь был немало озадачен моей выходкой.

— Ты что это сделал, а? — прошептал он, обалдело глядя на меня.

Сердце его не билось и не кровоточило — оно свисало с моей ладони куском холодного мяса. Осиновый кол торчал у меня за поясом сзади. Я проткнул им упырское сердце и швырнул всю эту конструкцию на камни.

Князь начал медленно оседать, цепляясь за меня когтями. Толчком ноги я отбросил его в сторону, подобрал свой меч и одним ударом снёс ему голову, после чего прилёг рядом с ним.

Меня трясло, жгло, выворачивало наизнанку. Сознание пропадало, уходя в непроглядную тьму.

Впоследствии я много раздумывал об этом поединке. Князь вполне мог убежать, но зачем-то предпочёл утянуть с собой меня. Вероятно, упыря взбесил тот факт, что такой молодой и неопытный воин, как я, преследует его, а он вынужден убегать. Взыграла спесь… Короче говоря, сам виноват.

Прискакала конница первой революционной группы. Ехали на херувимах — Красный и тут не упустил случая приравняться к апостолам и праведникам. Группа спешилась и бросилась ко мне.

— Когтями цапнул, — сразу определил Аферист.

— Что теперь со мной будет? — простонал я.

— Ирокез тебя подправит, — ответил Красный. — С недельку отлежишься, а там будешь и дальше мне со Старшиной головную боль обеспечивать.

— Главное — чтобы Ирокез не научил молодую скальпы снимать. А то достанется нам за то, что её благоверного не уберегли, — сострил Упырь.

Красный подобрал амулет, слетевший с перерубленной шеи упырского князя и задумчиво произнёс:

— Вижу, эта штука одноразовая, для самых экстренных случаев. Пригодится. Кстати, молодой, за этого типа с тебя не меньше тысячи чёрных меток спишут.

— Не вздумай доложить, что я с ним один дрался! Группой вышли, с группы пусть и списывают! И амулет дай сюда.

Но Красный сделал вид, будто не расслышал последней фразы.

Тем временем Учитель запаковал упыря в чемодан и налепил на него печать Отдела, а остальные занимались головой: Аферист подбросил её, Упырь пнул ногой, а Викинг поймал в белый мешок с цифрами. Красный подвёл ко мне херувима и сообщил ему:

— Тебе посчастливилось. Ты повезёшь героя.

Херувим пригнулся. Красный тут же влепил ему пинка, объяснив свои действия так:

— Баран! Как он в таком состоянии на тебя полезет?! На руках его неси!

Первая революционная оседлала своих скакунов. Мой херувим осторожно поднял меня с камней.

— С почином, молодой, — сказал Красный. — Так держать!

— С почином, — хором подтвердила вся группа.

— Вперёд! — скомандовал Красный. — Учитель, а ты съезди простерилизуй девчонку, которую эта мразь убила.

Мы выдвинулись. Лёжа на руках херувима, я прошептал:

— Этот упырь посвящается вам, тётя.

— Задолбается твоя тётка такие подарки от тебя принимать, — заметил проезжавший мимо Аферист. — Это ведь только начало.

А первая революционная уходила к своему общежитию, скача на херувимах между ярких звёзд и редких ночных облаков.

Оглавление

ВМЕСТО ЭПИГРАФА

РАССКАЗ СБИТОГО ГРУЗОВИКОМ

РАССКАЗ О ТОМ, КАК СОЗДАВАЛСЯ ОпБсНС

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА СБИТОГО ГРУЗОВИКОМ

РАССКАЗ О ТОМ, КАК РАБОТАЛ ОпБсНС

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА СБИТОГО ГРУЗОВИКОМ

РАССКАЗ ОТСТРАНЁННОГО ОТ ДОЛЖНОСТИ

РАССКАЗ НОВОБРАНЦА

ЛЕГЕНДА О КОСМИЧЕСКОМ ЯЙЦЕ

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА НОВОБРАНЦА

РАССКАЗ ТЁТКИ

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА НОВОБРАНЦА

РАССКАЗ СВЯЩЕННИКА

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА НОВОБРАНЦА

РАССКАЗ СОТРУДНИКА ОТДЕЛА

РАССКАЗ О ПОДВЕРНУВШЕЙСЯ ХАЛТУРКЕ

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА МОЛОДОГО

СЛУЧАЙ, О КОТОРОМ ПОВЕДАЛ ФИЛОСОФ

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА МОЛОДОГО

РАССКАЗ ОБ АСОЛЮТНОЙ ИСТИНЕ

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА МОЛОДОГО

ПОВЕСТВОВАНИЕ О СИЛЕ ЛЮБВИ

РАССКАЗ О ПЕРВОМ ДЕЛЕ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg